Это по-настоящему
Это по-настоящему
Эрин Уатт
TrendLove
Знакомьтесь, Окли Форд – золотой ребенок голливудских звезд, безбашенная рок-звезда, красавчик с миллионным фанклубом и… настоящий возмутитель спокойствия! Со стороны кажется, что у него есть всё, но когда его рейтинг начинает стремительно падать, потому что имя Окли не сходит со страниц желтой прессы, менеджеры решают создать ему имидж хорошего парня, чтобы спасти его музыкальную карьеру.
Знакомьтесь, Вонн Беннетт – заботливая сестра, классическая отличница, идеальная девушка, у которой нет ничего общего с Окли Фордом. Но именно ей предлагают стать фейковой подружкой рок-звезды. Что с того, что Вонн считает Окли самовлюбленным идиотом? Ведь их отношения всего лишь понарошку! Или все же нет?..
Эрин Уатт
Это по-настоящему
Erin Watt
When it’s Real
© 2017 by Timeout LLC
© В. Канухина, перевод на русский язык, 2018
© ООО «Издательство АСТ», 2018
* * *
Марго.
Мы любили тебя еще до того, как ты приобрела права на эту книгу, а теперь, когда ты помогла превратить ее в настоящую жемчужину, любим еще больше. Спасибо за то, что ты стала нашим редактором, нашим вдохновителем, нашим другом.
1
ОН
– Ради бога, скажи, что здесь все девушки – совершеннолетние.
Я послушно повторяю за Джимом Толсоном, своим менеджером:
– Здесь все девушки – совершеннолетние.
Но, честно говоря, понятия не имею, так ли это. Когда я вернулся вечером из студии, вечеринка уже была в полном разгаре. Я, знаете ли, не проверял у всех ID, а просто взял себе стакан пива и принялся болтать с какими-то девчонками, которые утверждали, что им так нравятся мои песни, что они поют их даже во сне. Это звучало немного похоже на приглашение, но мне было не слишком интересно. Потом мой товарищ Люк куда-то их увел, и я принялся просто бесцельно ошиваться вокруг, раздумывая, знако?м ли я хотя бы с четвертью людей, которые веселятся у меня в доме.
В итоге насчитал семерых, которых хотя бы знаю в лицо.
Джим поджимает свои и без того тонкие губы и садится в шезлонг напротив меня. Там уже спит какая-то девчонка, так что ему приходится ютиться на краешке. Джим как-то говорил мне, что самый большой риск в работе с молодыми звездами – это возраст их поклонниц. Так что ему явно некомфортно находиться рядом со спящей красоткой неопределенного возраста в одном бикини.
– Помни об этом, если какой-нибудь папарацци пристанет к тебе на улице, – предупреждает Джим.
– Принято.
И знаете что еще? Пожалуй, сегодня стоит избегать мест скопления знаменитостей. Совершенно не желаю попасть в кадр к какому-нибудь охотнику за сенсациями.
– Как дела в студии?
Я поднимаю глаза к потолку. Как будто Джим не послушал запись сразу после того, как я оттуда вышел.
– Ты прекрасно знаешь, как дела. Фигово. Даже хуже чем фигово. Какой-нибудь чихуа-хуа мог бы спеть лучше, чем я.
Я откидываюсь на спинку и трогаю свое горло. Со связками все в порядке – пару месяцев назад меня обследовали. Но в песне, которую мы вчера записывали, чего-то недостает. Все мои треки в последнее время какие-то плоские.
Со времени последнего альбома я ничего приличного не записал. Не понимаю, в чем проблема. Обычно это либо текст, либо ритм, либо вокал – но сейчас это сразу все и ничего, и никакая обработка не помогает.
Я касаюсь струн своего «Гибсона». Наверняка выражение лица выдает мои мысли.
– Пойдем-ка прогуляемся, – говорит Джим, кивая на девушку. Она кажется спящей, но вполне может притворяться.
Я со вздохом откладываю гитару и поднимаюсь.
– Не знал, что ты любишь прогулки по пляжу, Джим. Сейчас мы будем читать друг другу стихи, а потом ты сделаешь мне предложение?
Я, конечно, издеваюсь. Но он, вполне вероятно, прав, что не захотел продолжать разговор внутри, а мне так уж точно не хочется, чтобы случайная фанатка разболтала журналистам о моих творческих проблемах. Я и без того даю им достаточно поводов для разговоров.
– Ты видел последние цифры по соцсетям? – Он поднимает телефон.
– Ты спрашиваешь или хочешь рассказать?
Мы останавливаемся у перил, которые ограждают террасу вокруг дома. Хорошо бы спуститься на пляж, но он общественный. В последний раз, пытаясь выйти искупаться через черный ход, я еле унес ноги, лишившись плавок и с разбитым носом. Это было три года назад, и таблоиды раздули историю о том, что я подрался со своей бывшей и напугал детишек.
– Ты теряешь по тысяче фолловеров в неделю.
– Какой ужас, – иронизирую я.
На самом деле, звучит просто отлично. Может, наконец, и поплавать иногда можно будет, иначе какой смысл иметь дом на пляже?
Гладкое, без единой морщины лицо Джима – достижение лучших швейцарских пластических хирургов, услуги которых только можно купить за деньги, – искажается от злости.
– Это очень серьезно, Окли.
– Почему? Какая, вообще, разница, сколько у меня фолловеров?
– Ты хочешь, чтобы к тебе как артисту относились серьезно?
Неужели опять эта болтовня? Он сто раз уже читал мне подобную лекцию с тех пор, как подписал меня на лейбл в четырнадцать лет.
– А то ты сам не знаешь.
– Тогда тебе нужно подстраиваться.
– Но зачем?
Как это связано с тем, чтобы писать крутую музыку? Если я что-то и должен делать, то, скорее уж, уйти в отрыв и брать от жизни все.
Но… разве я не делал этого раньше? Я пил, курил, принимал разные вещества, попробовал, кажется, все, что только возможно, за последние пять лет. Неужели моя карьера окончена, хотя мне даже нет двадцати? При мысли об этом по спине пробегают мурашки.
– Лейбл подумывает разорвать твой контракт.
Я чуть было не начинаю хлопать в ладоши, как ребенок, – в последние месяцы отношения были очень напряженные.
– Ну и пускай.
– И как ты тогда собираешься записывать альбом? Два последних трека, как видишь, не приняли. Хочешь экспериментов со звуком? Класть стихи на музыку? Писать о чем-нибудь, кроме разбитого сердца и красивых девушек, которые тебя не любят?
Я мрачно смотрю на воду.
Он хватает меня за руку:
– Слушай сюда, Ок.
Я бросаю на него взгляд, говорящий «какого черта?!», и он отпускает мое запястье. Все знают, что я не люблю, когда меня трогают.
– Они не позволят тебе добиться того, чего ты хочешь, если испортишь отношения с фанатами.
– Вот именно, – нагло говорю я. – Так какая разница, буду я работать с лейблом или нет?
– Лейблы существуют, чтобы зарабатывать деньги, – настаивает он. – Они откажутся продюсировать твой альбом, если не будут уверены, что смогут его продать. Если хочешь получить еще одну «Грэмми», хочешь, чтобы тебя всерьез принимали коллеги по цеху, нужно восстановить свой имидж. Ты ничего не выпускал с семнадцати лет. Это было два года назад, но в музыкальном мире сойдет за все десять.
– Адель выпустила альбом в девятнадцать, а потом – только в двадцать пять.
– Но ты-то не Адель.
– Я лучше, – отвечаю я, и это не хвастовство. Мы оба знаем, что это правда.
Я записал первый альбом в четырнадцать, и он обернулся огромным успехом. С тех пор каждый мой альбом становился дважды платиновым, а «Форд», который я назвал в честь себя самого, даже добрался до бриллиантового. В том году, когда он вышел, я побывал с туром в тридцати городах по всему миру, выступая только на стадионах, и все билеты были распроданы. В мире меньше десяти артистов, которые собирают стадионы. Все остальные довольствуются небольшими площадками, концертными залами и клубами.
– Был лучше, – бесцветным голосом добавляет Джим. – Твоя карьера на грани краха.
Я холодею. Он произносит вслух то, о чем я размышлял парой минут раньше.
– Так что могу тебя поздравить: лет через двадцать, когда тебя пригласят в шоу «Hollywood Squares»[1 - Американское телешоу, в котором знаменитостям задают вопросы, а участники игры должны оценивать честность ответов.], какой-нибудь ребенок спросит у своей матери: «Кто такой Окли Форд?». А мать ответит…
– Я понимаю, – с напряжением говорю я.
– Нет, не понимаешь! Твоя карьера может оказаться настолько мимолетной, что даже та мамаша повернется к ребенку и скажет: «Понятия не имею, кто это такой». – Тон Джима меняется на умоляющий: – Послушай, Ок, я хочу, чтобы ты преуспел с той музыкой, которую хочешь записывать, но для этого мы должны работать вместе! Этой индустрией управляет группа белых привилегированных мужчин, которые сошли с ума от наркотиков и власти. Они просто обожают издеваться над музыкантами, и им все сходит с рук. Не давай им повода сделать себя козлом отпущения! Ты достоин большего. Я верю в тебя, но ты тоже должен в себя поверить.
– Я верю в себя.
Интересно, Джим тоже заметил, как фальшиво это звучит?
– Тогда поступай соответственно.
Что он имеет в виду? «Повзрослей»?
Я протягиваю руку и беру его телефон. Количество фолловеров, тем не менее, составляет восьмизначное число. Миллионы людей читают меня в соцсетях и проглатывают все, что ежедневно им скармливает моя пиар-команда. Мои кеды. Мои руки. Боже, фотография рук набрала больше миллиона лайков! И запустила примерно столько же вымышленных историй. У девушек очень живое воображение.
Очень испорченное живое воображение.
– Ну и что ты предлагаешь? – бормочу я.
Джим с облегчением вздыхает:
– У меня есть план. Ты начнешь встречаться кое с кем.
– Ни за что. Это мы уже пробовали.
После выхода «Форда» менеджеры свели меня с девушкой по имени Пятница. Да-да, это ее настоящее имя, я видел документы. Она была восходящей звездой реалити-шоу, и мы все решили, что уж она-то знает, что к чему. Мы затеяли фальшивый роман, чтобы почаще попадать на обложки журналов и в интернет-таблоиды. Ну конечно, это неизбежно должно было вызвать волну негодования со стороны определенных людей, но разве это может сравниться с постоянным вниманием прессы и сплетнями о нас на каждом углу! Мы знали, что наши имена будут у всех на устах, от Калифорнии до Китая.
Все сработало идеально. Невозможно было даже чихнуть без того, чтобы это немедленно не попало на новостные сайты. Мы полгода были главными героями всех таблоидов и желтой прессы, а тур в поддержку «Форда» обернулся ошеломляющим успехом. Пятница же гордо восседала в первом ряду всевозможных показов мод – я даже не знал, что их столько существует, – а потом подписала двухгодичный контракт с крупным модельным агентством.
В общем, до конца тура все шло прекрасно. Но никто, включая меня, не сообразил, что если свести вместе двух подростков и заставить их изображать любовь, рано или поздно что-нибудь случится. И это случилось. Все бы ничего, но Пятница думала, что оно продолжит случаться и после тура. Когда я сказал ей, что все кончено, она была очень расстроена – и благодаря мне у нее появилась возможность рассказывать подробности всем желающим.
– Нет, мы не будем повторять историю с Пятницей, – уверяет меня Джим. – Мы хотим привлечь тех девушек, которые мечтают сами пройтись по красной дорожке, но не верят, что это возможно. Больше никаких звезд и моделей. Твои фанаты должны думать, что ты досягаем.
Скрепя сердце я спрашиваю:
– И как же мы этого добьемся?
– Найдем обычную девушку. Она начнет писать тебе в социальных сетях, заигрывать с тобой онлайн. Ты будешь ей отвечать, люди увидят, как вы взаимодействуете. Потом пригласишь ее на концерт, вы встретитесь, влюбитесь друг в друга… БУМ! Так ты привлечешь к себе внимание.
– Мои фанаты терпеть не могли Пятницу, – напоминаю я.
– Некоторые да, но миллионы ее обожали. А если ты «влюбишься» в обычную девушку, это с восторгом воспримет гораздо больше людей – каждая фанатка по другую сторону монитора будет считать, что эта девушка воплощает собой их всех.
Я стискиваю зубы:
– Нет.
Если Джим пытался придумать способ заставить меня страдать посильнее, у него отлично получилось. Ненавижу социальные сети. Когда я был маленьким, мать фотографировала каждый мой шаг и продавала снимки любому, кто больше предложит, – ради благотворительности, как она позже утверждала. Я и без того часто появляюсь на публике. Но определенную часть своей жизни хочу хранить в тайне – именно поэтому и плачу целое состояние другим людям, чтобы самому этим не заниматься.
– Если ты сделаешь это, – Джим делает загадочную паузу, – Кинг спродюсирует твой альбом.
Я оборачиваюсь так резко, что Джим даже слегка подается назад:
– Ты серьезно?
Донован Кинг – лучший продюсер в стране. Он работал со всеми жанрами, от рэпа до кантри и рока, он превращал музыкантов в легенду. Я как-то читал интервью, в котором он сказал, что никогда не будет работать с поп-музыкантами и их бездуховной коммерческой музыкой, сколько бы ему ни заплатили. Поработать с Кингом – мечта, но он всегда отвергал мои попытки наладить контакт.
Если он не захотел продюсировать «Форд», то почему готов работать с этим альбомом? Почему сейчас?
Джим ухмыляется. Ну, насколько его обколотое ботоксом лицо это позволяет.
– Да. Он сказал, что если бы ты был более серьезным, он бы с тобой поработал, но ему нужны гарантии.
– Наличие девушки – это что, гарантии? – недоверчиво переспрашиваю я.
– Не девушки как таковой. А того, что символизируют отношения с обычной девушкой не из числа знаменитостей. Того, что ты – трезвомыслящий человек, который занимается музыкой из любви к музыке, а не ради денег или славы.
– Но я и так трезвомыслящий! – возмущаюсь я.
Джим только фыркает и указывает большим пальцем на стеклянную дверь у нас за спиной:
– Скажи-ка мне, как зовут ту девчонку, которая там развалилась?
– Не… не знаю, – бормочу я, стараясь не поморщиться.
– Почему-то я так и подумал, – Джим хмурится. – Хочешь узнать, за чем вчера вечером папарацци застали Ники Новака?
Я перестаю что-либо понимать.
– При чем тут вообще Ники Новак?
Ники Новак – это шестнадцатилетний поп-музыкант, с которым я даже не знаком. Его группа только что выпустила дебютный альбом, который попал на верхушки чартов, и ребята наступают на пятки «One Direction».
– Ну же, спроси меня, что делал Ники Новак.
– Ладно, как скажешь. Что делал Ники Новак?
– Играл в боулинг. – Мой менеджер складывает руки на груди. – Его застали в боулинг-клубе вместе с девушкой – какой-то девчонкой, с которой они вместе еще со средней школы.
– Ну, рад за него. – Я снова закатываю глаза. – Ты хочешь, чтобы я тоже пошел в боулинг, что ли? Думаешь, это поможет убедить Кинга со мной работать, если он увидит, как я катаю какие-то шары? – В моем голосе сквозит сарказм.
– Я сказал тебе, что нужно, – рычит Джим. – Чтобы Кинг спродюсировал твой альбом, нужно убедить его, что ты настроен серьезно, можешь перестать тусоваться с девчонками, имени которых даже не знаешь, и завести отношения с кем-то, кто даст тебе ощущение уверенности.
– А можно ему все это просто сказать?
– Ему нужна демонстрация.
Я снова поворачиваюсь лицом к океану и некоторое время стою, глядя, как волны разбиваются о берег. Мне вдруг начинает казаться, что альбом, над которым я работаю последние два года, – вернее, пытаюсь работать, но ничего не получается, – действительно выйдет. Такой продюсер, как Кинг сможет помочь мне преодолеть кризис и начать писать ту музыку, какую я всегда хотел писать.
И все, что мне нужно ради этого сделать, – начать встречаться с обычной девушкой? Наверное, это не слишком сложно. Каждый музыкант в определенный момент должен чем-то жертвовать ради искусства.
Ведь так?
2
ОНА
– Нет.
– Но я же еще даже ничего не сказала! – возмущается моя сестра.
– А все и так понятно. У тебя то самое выражение лица. – Я достаю бекон из микроволновки и кладу по четыре кусочка на каждую тарелку.
– Какое выражение лица? – Пейсли берет ложку, которой я размешивала яйца, и пытается в нее посмотреться, как в зеркальце.
– Такое, которое означает: мне определенно не понравится то, что ты собираешься сказать, – я на какое-то время замолкаю, продолжая накладывать близнецам завтрак, – или что мне еще рано такое слышать.
– Ха! Все знают, что ты разумнее большинства взрослых. На самом деле, я бы хотела, чтобы ты была более эмоциональной. Это упростило бы задачу.
Я кричу:
– Завтрак готов!
Услышав стук каблуков на лестнице, Пейсли вздыхает. Наши младшие братья чудовищно громкие, очень много едят и обходятся нам все дороже и дороже. Все, что я могу сказать по этому поводу, – слава богу, что у Пейсли теперь новая работа. Мы и так еле сводим концы с концами, хотя сестра буквально сотворила чудо, если иметь в виду ту крошечную сумму, которая осталась после смерти родителей. Я вношу свою долю в семейный бюджет, работая официанткой в «Шаркиз», но мы почти все тратим на жизнь. Спенсер и Шейн говорят, чтобы мы не волновались по поводу оплаты их обучения, потому что они рассчитывают полностью покрыть расходы спортивной стипендией. Но если ее еще не начали выдавать за уничтожение еды на скорость, я бы не стала слишком сильно на это рассчитывать.
Я отпиваю немного кофе, в котором столько молока, что логичнее считать это чашкой молока с небольшим добавлением кофе, и смотрю, как мои двенадцатилетние братья жадно поедают первую из шести порций пищи в день. Они ворчат по поводу того, что рождественские каникулы такие короткие, и я радуюсь, что, в отличие от них, мне больше не нужно ходить на уроки.
– Вонн, – напоминает Пейсли, – мне все-таки нужно с тобой поговорить.
– Я уже сказала тебе: нет.
– Я серьезно.
– Ну ладно, говори.
– Пойдем во двор. – Она кивает в сторону задней двери.
– Мы не подслушиваем, – говорит Спенсер, а Шейн кивает. Это их фирменная штучка. Если Спенсер что-нибудь говорит, Шейн всегда его поддерживает, даже если на самом деле не согласен.
– Ну? Пойдем. – Пейсли снова кивает на дверь, и мне становится ее жалко.
– Ладно, веди.
Дверь захлопывается за нами. Я делаю еще один глоток быстро остывающего напитка, а Пейсли молчит, явно пытаясь подобрать слова. Это заставляет волноваться – обычно она за словом в карман не лезет.
– В общем, давай ты сначала меня выслушаешь и не будешь ничего говорить, пока я не закончу.
– Ты что, сегодня с утра перепила энергетиков?
Мы обе знаем, что Пейсли в некотором роде кофеиновая наркоманка.
– Ну Вонн!
– Ладно, ладно, – я изображаю, что застегиваю рот на молнию, – больше ни слова.
Она закатывает глаза:
– Вообще-то положено так делать после последнего слова, а не перед.
– Какая разница. Давай говори. Обещаю не перебивать.
– Ну, ты уже знаешь, что мне наконец дали отдельное рабочее место и я больше не сижу с той, другой ассистенткой.
Я киваю. Пейсли работает в музыкальном агентстве «Даймонд Талент Менеджмент», и официально ее должность называется «ассистент по информационному покрытию бренда». По факту же она просто девочка на побегушках – приносит кофе, делает миллиарды копий документов и тратит кучу времени на планирование совещаний. Честное слово, в этой конторе совещаний больше, чем в ООН!
– Так вот. У меня там есть пробковая доска, на которую мне разрешили вешать фотографии, и я вчера принесла туда парочку. Ну ту, с мамой и папой, нашу любимую, где они целуются на мостике, и другую, где близнецы в бейсбольном лагере. А, и еще тот снимок у костра на пляже – помнишь, я тебя сфотографировала в твой день рождения?
Я еле сдерживаюсь, чтобы не показать ей жестом, что пора бы уже переходить к делу, – у нее всегда очень длинная предыстория.
– Ну так вот! И тут в мой отсек вошел Джим Толсон…
– А кто это? – спрашиваю я, забыв об обещании не перебивать.
– Брат моего начальника, менеджер крупнейших мировых музыкантов. – Пейсли настолько возбуждена, что даже раскраснелась. – Так вот, он просто проходил мимо, увидел твою фотографию, зашел и спросил, нельзя ли ее на минуточку позаимствовать.
– Хм, что-то мне не нравится развитие этой истории.
Она сердито смотрит на меня:
– Я не закончила. Ты обещала не перебивать.
Я вздыхаю:
– Извини.
– Ну, я говорю: да, конечно, только не забудьте вернуть обратно, это моя любимая фотография младшей сестры. Он берет этот снимок и идет с ним в кабинет моего босса. И там сидят все его ассистенты, и все они смотрят на фото и что-то обсуждают…
Вот теперь мне действительно не нравится, куда все идет.
– Там вообще всю неделю что-то происходило, – добавляет Пейсли. – Я понятия не имела, что, никто мне не рассказывал, но мистер Толсон все время ходил по офису туда-сюда, они с моим боссом что-то обсуждали и постоянно заседали в переговорке…
Честное слово, если она сию минуту не перейдет к делу, я взорвусь.
– Ну вот, а в конце дня Лео, мой начальник, позвал меня в кабинет к мистеру Толсону и они начали про тебя расспрашивать. – Пейсли, судя по всему, замечает мое ошарашенное выражение лица: – Не беспокойся, ничего неприличного. Просто всякие вещи про то, сколько тебе лет, чем ты занимаешься, были ли у тебя проблемы с законом…
– Э-э-э… что?
Пейсли возмущенно вздыхает:
– Да они просто хотели узнать, не сидела ли ты в тюрьме!
К черту мое обещание! Я уже совершенно ничего не понимаю и больше не в силах сдерживаться:
– С чего бы этот агент…
– Менеджер.
– Ладно, менеджер. – Я закатываю глаза. – В общем, с чего бы он всем этим интересовался? Ты говоришь, он занимается музыкантами – он что, хочет, заключить со мной контракт? Ты же ему сказала, что у меня совершенно нет слуха?
– Да, конечно! Это был один из первых вопросов, который он задал. Не мечтаешь ли ты о музыкальной карьере. – Она делает пальцами кавычки. – Он заметно расслабился, когда я сказала, что ты, во-первых, не занимаешься музыкой, а во-вторых, думаешь стать учительницей.
– Он что, хочет пригласить меня на свидание? Просто отвратительно. Сколько ему лет вообще? – с сомнением спрашиваю я.
Она отмахивается:
– За тридцать, наверное. Но дело не в этом.
– А тут вообще есть какое-то дело? Что-то я начинаю в этом сомневаться.
Пейсли на мгновение умолкает, а потом очень быстро говорит:
– Они хотят сделать тебя подставной девушкой Окли Форда.
От неожиданности я фыркаю, и кофе заливает ступеньки.
– Что?
– Честное слово, это вовсе не так отвратительно, как звучит.
Она запускает пальцы в свои идеально уложенные темные волосы, и я впервые замечаю, что по бокам они стоят торчком. Пейсли всегда такая ухоженная – от блестящего затылка до кончиков туфель без каблуков, которые она каждый вечер натирает до блеска.
– Мистер Толсон говорит, что ты идеально подходишь. Симпатичная, но не смазливая. Выглядишь естественно, и у каждого есть такая соседка по лестничной клетке. Я сказала, что ты очень спокойная, и он сказал, что это подойдет Окли, который как раз иногда бывает очень эмоциональным…
– Так, подожди, давай немного вернемся назад, – перебиваю я. – Я правильно поняла, что ты имеешь в виду того Окли Форда, который поп-звезда? У которого на теле столько татуировок с женскими именами, что он мог бы сойти за телефонный справочник бывших моделей Victoria’s Secret? Который попытался раздеть монаха в Ангкор-Вате и чуть было не спровоцировал международный скандал? Тот самый Окли Форд?
– Да, это он. – Она морщит нос. – И у него только одна татуировка с женским именем – его мамы.
– Это он тебе сказал или ты провела инспекцию персонально? – Я приподнимаю бровь.
Окли девятнадцать, а моей сестре двадцать три, так что технически такое могло бы случиться, хотя это и мерзко. Не потому, что он моложе, а потому что Пейсли слишком хороша для того, чтобы быть девушкой на одну ночь для какого-то мерзавца, пусть и знаменитого.
– Фи, Вонн.
– Но если ты и правда серьезно, то мой ответ по-прежнему «нет». Тому есть столько причин, что я даже не знаю, стоит ли все перечислять. Вот, например, одна: мне даже не нравится его музыка!
– Да ладно. У тебя его альбом стоял на повторе месяца три.
– Когда мне было пятнадцать!
Такие вещи бывают периодами. Как кулончики с надписью BFF [2 - Best Friends Forever – «лучшие друзья навсегда».] или сериал «Ханна Монтана» [3 - Подростковый комедийный сериал на канале Disney.]. Кроме того, выходки Форда стали совершенно невыносимыми. После примерно десятой фотографии в объятиях очередной случайной девушки в клубе он окончательно потерял всякую привлекательность в моих глазах.
Пейсли опять запускает руку в волосы.
– Я помню, мы договорились, что в этом году ты отдыхаешь. Но это не будет занимать слишком много времени. Ну, может, час-другой пару раз в неделю. Иногда – вечер. Или выходные. Не больше, чем твоя работа в «Шаркиз».
– Слушай, а ты ни о чем не забыла?
Она смотрит на меня непонимающе:
– В смысле?
– У меня вообще-то есть парень.
– УУ?
– Ну да.
Пейсли почему-то терпеть не может УУ. Говорит, имя у него дурацкое, да и сам он недалеко ушел. Но я все равно его люблю. Конечно, Уильям Уилкерсон – не самое лучшее имя на свете, но он ведь не виноват. Собственно, именно поэтому все и зовут его УУ.
– Наверняка в мире есть сотни девушек, которые с радостью будут притворяться, что встречаются с Окли Фордом. Да и вообще, зачем ему девушка? Он может поселиться в Four Seasons [4 - Международная сеть престижных отелей.] в Беверли-Хиллс, поманить пальцем первую попавшуюся девицу, и она окажется в его номере через пять секунд максимум.
– Вот в этом и проблема! – Пейсли всплескивает руками. – У него однажды уже была подставная девушка, но потом она в него влюбилась на самом деле, а он ее бросил. Мне кажется, примерно половина слухов, которые о нем ходят, – из-за нее.
– Ты что, имеешь в виду Пятницу? – пораженно выдыхаю я. – Это было не по-настоящему? А я в них так верила! Ты разбила мои детские мечты.
Это шутка только наполовину. Тот год был для меня непростым – и не только потому, что именно тогда погибли наши родители.
Пейсли тычет меня в плечо.
– Ты же только что сказала, что он тебе не нравится!
– С тех пор как он изменил Пятнице с той бразильской моделью. – Я закусываю губу. – Серьезно, это было не по-настоящему?
– Абсолютно.
Хм. Возможно, мне стоит улучшить свое мнение о Форде.
Впрочем, это все равно не означает, что я должна стать следующей куклой, которой он будет «не по-настоящему» изменять и «не по-настоящему» бросит.
– Ну, так ты согласна?
Я непонимающе смотрю на нее:
– За вечер в «Шаркиз» я зарабатываю пару сотен. Перед Рождеством ты сказала, что нам хватает, – я прищуриваюсь. – Или ты опять от меня что-то скрываешь?
В прошлом году я увидела, как Пейсли в два часа ночи рыдает, уронив голову на кухонный стол. Тогда она призналась, что мать с отцом оставили нам не так уж много денег. Страховка помогала держаться на плаву первое время, но летом ей пришлось взять еще один кредит под залог недвижимости, чтобы оплатить все счета, и она подумывала бросить университет и пойти работать. Я пришла в ужас и заставила ее еще раз пересчитать всю бухгалтерию вместе со мной – ей оставался всего год до выпуска. Я окончила школу экстерном – ходила на учебу летом, проходила углубленные курсы онлайн и сдавала предметы досрочно, – а потом нашла работу. Тем, чтобы подавать стейки с салатом айсберг, вряд ли стоит гордиться, но это позволяет платить по счетам.
По крайней мере, раньше я так думала.
– Нет. Все в порядке. Ну, то есть… – Она умолкает.
– Тогда – нет.
Я никогда не интересовалась этой стороной жизни в Лос-Анджелесе. В шоу-бизнесе все так искусственно, а я и без этого достаточно притворяюсь. Я уже берусь за ручку двери, когда Пейсли выпаливает:
– Они предлагают двадцать тысяч баксов в месяц.
Я медленно поворачиваюсь, разинув рот:
– Ты что, шутишь? Охренеть можно!
– Не ругайся, – на автомате отвечает Пейсли, но я по глазам вижу, что она довольна моей реакцией. – В том случае, если заключаешь контракт на год.
– Это же…
– Позволит оплатить университет близнецам? Выплатить все наши кредиты? И в целом сделает жизнь проще? Ну, да.
Я отбрасываю с лица слишком длинную челку. Бред какой-то. Зачем вообще платить столько денег просто за то, чтобы кто-то целый год притворялся девушкой знаменитости? Ну, может, в мире шоу-бизнеса так принято, но я-то выросла в обычной семье учителей начальной школы.
Я вдруг задумываюсь, что об этом сказали бы мама с папой. Посоветовали бы мне согласиться или, наоборот, бежать со всех ног? Честно говоря, не знаю. Они любили исследовать новые возможности, выбирать самые малоизвестные маршруты. Это одна из вещей, которые мне в них больше всего нравились. Я очень скучаю по их импульсивности и любви к веселью. И по ним самим.
Но при всем этом честно будет сказать, что их любовь к спонтанности частично и привела к тому, что теперь мы еле сводим концы с концами.
– Такие предложения не каждый день поступают, – говорит Пейсли. – Но ты не обязана соглашаться.
Ее слова говорят об одном, но напряженный тон – совсем о другом.
– Сколько у меня времени на раздумья?
– Джим Толсон хочет услышать ответ завтра утром. И если ты согласишься, тебе нужно будет поехать в офис и встретиться там с ним и Окли.
Окли. Окли чертов Форд!
Безумие какое-то.
– Ладно, я подумаю, – обреченно вздыхаю я. – Скажу тебе завтра утром.
Двадцать тысяч баксов в месяц, Вонн…
Кажется, мы обе знаем, каким будет мой ответ.
3
ОНА
В общем, я согласилась.
Потому что: 1) это прорва денег и 2) это чертова прорва денег.
Наверное, это похоже на авантюру, да? Не уверена, что это слово достаточно точно описывает нашу ситуацию, но именно так я себя и чувствовала, когда мы с Пейсли следующим утром ехали в лифте.
Агентство «Даймонд Талент Менеджмент» занимает целое здание. Не просто пару этажей, а огромное здание из стекла и металла, с лифтом и охранниками. Мрачные, хотя и симпатичные секьюрити пугают меня до дрожи в коленках, но Пейсли просто машет им рукой и проходит мимо. Я повторяю ее жест. И немного сожалею о том, что выпила вторую чашку кофе этим утром – мне кажется, она пытается вырваться из моего желудка.
Лифты сияют как новенькие, и к ним приставлен человек, чья единственная задача, похоже, – постоянно брызгать на них чистящим спреем. Он в костюме, у него подбородок, который мог бы сделать честь какой-нибудь знаменитости, и задница, как у футболиста.
Мы выходим на шестом этаже, где на входе огромными золотыми буквами на подложке из темного дерева написано: «Музыкальный департамент». Девушка на рецепции красивее, чем половина актрис на обложках журналов. Я стараюсь не слишком откровенно рассматривать ее идеально накрашенные губы и смелые стрелки на глазах.
– Прекрати пялиться, – вполголоса говорит Пейсли, когда мы проходим мимо.
– Ничего не могу поделать! Сюда что, нанимают только людей, которые сами могли бы сниматься в кино?
– Дело не только во внешности, – говорит Пейсли, но я ей не верю. Очевидно, здесь к резюме нужно прикладывать фотографию. Судя по всему, чтобы работать в шоу-бизнесе, необходимо быть красивой, даже если на тебя никто не смотрит.
Нас проводят в большую переговорку, и тут я останавливаюсь как вкопанная. Полно народу, как минимум человек десять. Я быстро оглядываю всех сидящих за столом, но их лица мне незнакомы – а единственного человека, которого я могла бы узнать, тут даже нет, хотя все это собрание ради него.
В конце стола поднимается высокий темноволосый мужчина с неестественно гладким лицом.
– Здравствуй, Вонн. Я Джим Толсон, менеджер Окли. Приятно познакомиться.
Я неловко пожимаю протянутую руку.
– Мне тоже, мистер Толсон.
– Зови меня просто Джим. Садись, пожалуйста. Пейсли, ты тоже.
Когда мы с сестрой садимся в соседние кресла, он представляет всех присутствующих, и я еле за ним успеваю.
– Это Клаудиа Гамильтон, специалист по связям с общественностью, и ее команда. – Он указывает на рыжую девушку с огромной грудью и еще на трех человек – двух мужчин и женщину, – которые сидят по бокам от нее. Затем он показывает на трех мужчин с каменными лицами на другой стороне стола. – Найджел Бахри и его коллеги. Это юристы.
Юристы? Я испуганно смотрю на Пейсли, и она сжимает мою руку под столом.
– И, наконец, моя ассистентка Нина, – он кивает на миниатюрную женщину по правую руку от себя, – и ее помощники Грег, – он кивает на афроамериканца по левую руку, – и Макс, – кивок в сторону слегка полноватого парня рядом с Грегом.
С ума сойти. У его ассистентки есть свои ассистенты?
Как только все представлены, Джим с места в карьер переходит к делу:
– Как я понимаю, твоя сестра уже посвятила тебя в суть дела, но, перед тем как мы перейдем к деталям, я должен задать несколько вопросов.
– Хм. Ладно. Давайте.
В этой огромной комнате мой голос отражается от стен и звучит неестественно.
– Расскажи немного о себе, – говорит он.
Я не понимаю, что он хочет услышать. Пересказать ему всю свою жизнь? «Ну, я родилась в Калифорнии. Живу в Эль-Сегундо. Мои родители погибли в автокатастрофе, когда мне было пятнадцать». Или он хочет узнать разные мелочи, как на викторине? «Мой любимый цвет зеленый. Я боюсь бабочек. Терпеть не могу кошек».
Должно быть, недоумение отражается на моем лице, так что он подсказывает:
– Чем ты интересуешься? Чем планируешь заниматься после школы?
– Я уже окончила школу, – сообщаю я.
– Ты разве учишься в университете? – Клаудиа хмурится и смотрит на Пейсли. – Ей, возможно, придется пропускать занятия. Напомни, сколько тебе лет?
– Семнадцать.
– В Калифорнии возраст согласия – восемнадцать, – раздается комментарий с другой половины стола, где восседают юристы.
Клаудиа отмахивается:
– Они просто встречаются, ничего больше. Кроме того, аудитория Окли – в основном молодые девушки, девушка старше не возымеет должного эффекта. – Она поворачивается ко мне. – Чем ты сейчас занимаешься?
– Работаю. Пока не учусь, потому что нужно помогать семье.
Я говорила это уже много раз, но до сих пор чувствую, как внутри все сжимается, когда приходится вспоминать о смерти мамы и папы.
– Родители Вонн и Пейсли погибли несколько лет назад, – поясняет Джим.
Мы с Пейсли морщимся, когда все присутствующие бросают на нас жалостливые взгляды. Кроме Клаудии, которая расцветает.
– Отлично! Талантливая и пробивная сирота! – Ее голос такой высокий и писклявый, что мне тяжело ее слушать. – История становится все лучше и лучше! Это прямо то, что нам нужно!
Нам? Я думала, мне предстоит «встречаться» с Окли Фордом, а тут целая комната каких-то посторонних людей. Разве он тоже не должен хотя бы присутствовать?
– Ты собираешься учиться в университете? – спрашивает Джим.
Я киваю:
– Я уже поступила в университет Южной Калифорнии и университет штата Калифорния, но отложила обучение до следующей осени.
Я вытираю влажные ладони о джинсы и перехожу к заготовленной речи про то, что хотела окунуться в реальную жизнь до того, как начну учиться в университете, а вообще, я хочу быть учительницей.
Краем глаза замечаю, что «команда» Клаудии старательно записывает. Когда я говорю, что люблю рисовать, они бросают на меня заинтересованные взгляды.
– И как, хорошо получается? – напрямик спрашивает Клаудиа.
Я пожимаю плечами:
– Ну, вроде неплохо. Обычно я просто делаю наброски карандашом. Лица, например.
– Она просто скромничает, – подает голос Пейсли. – Вонн потрясающе рисует.
Голубые глаза Клаудии сияют от возбуждения, она поворачивается к своим коллегам, и все они одновременно выдыхают:
– Фан-арт!
– Простите… что? – спрашиваю я в полном недоумении.
– Так будет выглядеть первый контакт. Мы пытались изобрести сценарий первой онлайн-встречи, но все варианты выглядели очень фальшивыми. А теперь представь: ты публикуешь в «Твиттере» портрет Окли, который сама нарисовала, и тот ему настолько нравится, что он тебе отвечает! – Писклявая пиарщица начинает оживленно махать руками, все больше захваченная картиной, которую изображает. – Его фолловеры такое точно заметят, потому что он очень редко отвечает кому-то. И он тебе пишет, что твой рисунок его очень тронул, практически до слез. Вы обмениваетесь несколькими репликами, а потом… – она делает театральную паузу, – он на тебя подписывается!
Все три ассистентки синхронно вздыхают.
– Точно, – одна из них энергично кивает.
– Но, – с сомнением произносит другая, – нужно как-то разобраться с вопросом ее сестры.
– Да, – соглашается Клаудиа, – точно. Хм-м-м…
Мы с Пейсли непонимающе смотрим друг на друга. Такое чувство, как будто все эти люди разговаривают на каком-то другом языке.
Джим замечает наши недоуменные лица и быстро поясняет:
– То, что твоя сестра Пейсли работает в этом агентстве, обязательно всплывет. И как только пресса это откопает, все немедленно примутся строить безумные теории о том, что все это специально подстроено менеджером Окли…
Я, не удержавшись, фыркаю.
Но Джиму, судя по всему, это не кажется смешным:
– …который совершенно случайно оказывается родственником директора этого агентства. Так что нам нужно придумать правдоподобное объяснение тому, как вышло, что сестра сотрудницы «Даймонд» вдруг оказалась связана с одним из клиентов.
– Спишем на совпадение, – без тени сомнения говорит Клаудиа. – Например, один из твитов Вонн может быть таким (она как бы «пишет» пальцами в воздухе): «ОМГ! Я только что поняла, что моя сестра работает в том же агентстве, с которым ты сотрудничаешь! Ничего себе!».
Я делаю над собой усилие, чтобы не закатить глаза.
– А что, это может сработать, – серьезно говорит Джим. – А потом Пейсли, – он бросает взгляд на мою сестру, – даст небольшое интервью о своей роли в этих отношениях.
– Какой роли? – волнуется Пейсли.
Клаудиа, судя по всему, читает его мысли, потому что тут же начинает кивать. Честно говоря, я удивлена, как ее голова вообще держится на шее при такой-то скорости.
– Ты расскажешь, в каком была шоке, когда менеджер Окли пригласил тебя на встречу и сказал, что его клиент хочет узнать номер телефона твоей сестры.
Пейсли тоже начинает кивать, и мне хочется ее пихнуть: зачем она подыгрывает этим сумасшедшим?
– У меня есть еще несколько вопросов к Вонн, – говорит Джим. – Пейсли сказала, что ты с кем-то встречаешься.
Я замечаю, как сестра слегка поджимает губы при упоминании об УУ. Ладно, однажды ей все-таки придется смириться и принять тот факт, что я в него влюблена.
– Да, у меня есть парень, – несколько смущенно отвечаю я. – И, честно говоря, в моем «Твиттере» и «Инстаграме» довольно много наших совместных фотографий.
Джим смотрит на Клаудию, и та умолкает. Я почти вижу, как в ее голове крутятся шестеренки.
– Ты напишешь о разрыве, – наконец выдает она. – И две… нет, три недели будешь описывать свои переживания. Сперва будет первый грустный пост о том, что вы расстались, потом несколько постов о том, как ты переживаешь и…
– Слушаешь альбом Форда на повторе, – жизнерадостно вставляет одна из помощниц.
– Точно! – расплывается в улыбке Клаудиа и хлопает в ладоши. – Музыка Окли помогает тебе выбраться из темной бездны отчаяния.
Я еле удерживаюсь от смеха.
– Это вдохновляет тебя на то, чтобы его нарисовать, и благодаря рисунку происходит ваше удивительное онлайн-знакомство. – Она смотрит на Джима. – Все складывается.
Он выглядит довольным.
– А внешность Вонн? Что вы думаете?
Все поворачиваются в мою сторону. Их взгляды пронзительные и изучающие, они меня оценивают. Я чувствую себя букашкой под микроскопом и краснею, а Пейсли снова сжимает под столом мою руку.
Тут на меня обрушивается критика.
– Челка слишком длинная, – щебечет Клаудиа. – Надо подстричь.
– Да и в целом волосы тоже. И этот оттенок выглядит каким-то неестественным.
– Это мои натуральные волосы! – возмущаюсь я, но меня никто не слушает.
– Глаза красивые, такой медово-карий оттенок. И золотистые искорки. Пожалуй, обойдемся без линз.
– Футболка какая-то мешковатая. Ты всегда такие носишь, Вонн?
– Но разве мы все это затеяли не ради естественности? – возражает кто-то. – Если мы сделаем ее слишком смазливой, фанатки не будут сопереживать.
Это самая унизительная ситуация в моей жизни.
– Ах, да, последний вопрос, Вонн, – вдруг говорит Клаудиа. – Ты девственница?
Нет, вот теперь – самая унизительная. Доносится несколько покашливаний. Джим старательно делает вид, что его очень интересует движение машин за окном конференц-зала, а юристы все как один с каменными лицами смотрят перед собой.
– Мне действительно нужно отвечать? – Я мрачно смотрю на Пейсли, и она мотает головой.
– Я думаю, это неважно. – Она смотрит на Джима, который из всех присутствующих единственный имеет к ней непосредственное отношение. Но он не отвечает и становится ясно, что, на самом деле, он тоже хочет услышать ответ на этот вопрос. Но мне все равно хочется обнять Пейсли за то, что она осмелилась за меня заступиться. Мои щеки пылают так же ярко, как волосы Клаудии.
– Если вы беспокоитесь, что с ней может быть связан какой-нибудь секс-скандал, не беспокойтесь, – говорит Пейсли. – Вонн – мечта всех родителей и учителей.
Не знаю почему, но слова Пейсли меня задевают. Ну да, конечно, я не сорвиголова, но и не паинька тоже!
Клаудиа пожимает плечами:
– Мы все равно будем делать полную проверку биографии.
Проверку биографии? Что, кто-то будет писать отчет по поводу того, девственница я или нет? Я уже готова взорваться от ярости, но тут вступает Джим:
– Ладно, думаю, мы все согласны, что этот вариант выглядит перспективным. – Он складывает ладони вместе и смотрит на юристов в дальнем конце стола: – Найджел, подготовьте черновик контракта и выделите пункты, относительно которых могут возникнуть разногласия. Окли приедет через час, и мы обсудим все в деталях.
Я хмурюсь: мы что, теперь должны сидеть здесь целый час, пока его высочество не изволит явиться? И кстати, может, мне тоже нужен юрист? Я шепотом озвучиваю этот вопрос Пейсли, и она передает его Джиму.
– Контракт будет предельно ясным, – успокаивает он. – В общих чертах там будет сказано, что ты заключаешь с нами договор на оказание услуг, а если ты вдруг лишишься возможности выполнять свои обязанности, договор расторгается. Любые блага и средства, полученные тобой до этого момента, остаются за тобой.
Я закусываю губу. Все это начинает казаться мне довольно запутанным. С другой стороны, если речь идет о двадцати тысячах долларов – в месяц! – этого и стоило ожидать.
– Давайте так, – говорит Джим. – Сперва обсудим детали вместе с Окли, потом ты прочитаешь черновик, который к тому времени набросает Найджел с коллегами, и сможешь решить, куда двигаться дальше.
– Ладно, – говорю я. То, что он сказал, звучит весьма разумно – если не обращать внимания на общее безумие ситуации.
Пейсли, которая сидит рядом со мной, подмигивает и поднимает большие пальцы в знак поддержки. Я неуверенно улыбаюсь в ответ.
Может, если я буду думать о том, зачем я это делаю – ради того, чтобы братья смогли получить образование и чтобы Пейсли могла не бояться, что нам будет нечем платить по счетам… Если сосредоточиться на этом, может, я перестану чувствовать себя так, будто меня сейчас стошнит?
4
ОНА
Я проголодалась, и желудок сообщает мне об этом уже последние полчаса. Тем не менее никто не предлагает сделать перерыв и перекусить, хотя время близится к полудню, а Окли Форд все еще не появился. Прошло два часа. Джим вместе с юристами куда-то ушел, но все остальные сидят, словно приклеенные к стульям.
– Вот тебе батончик мюсли и кола, – говорит Пейсли и кладет все это на стол передо мной.
– Теперь понятно, почему тебе нравится здесь работать, – говорю я. – Бесплатные обеды такие сытные.
Но поскольку я умираю с голоду, то сразу же засовываю себе в рот половину батончика – и в этот момент дверь распахивается и входит Окли Форд.
Вслед за ним идут двое дюжих парней с руками толщиной со ствол дерева. Один остается у двери, а другой тащится следом за Фордом. Я почти не замечаю Джима и юристов, которые тоже входят и закрывают за собой дверь, – все мое внимание без остатка поглощает Окли.
Он выше, чем я ожидала. В Голливуде обычно все коротышки. Зак Эфрон ростом примерно как я – метр семьдесят. Дэниел Рэдклифф тоже. Ансель Элгорт с ростом метр девяносто пять – настоящий гигант. Так вот, Окли Форд больше похож на Элгорта, только гораздо более мускулистый.
В реальности он еще красивее, чем на фотографиях. И дело даже не в светлых волосах, стоящих торчком спереди и коротких сзади. И не в ярко-зеленых глазах. И даже не в точеном подбородке. Просто его как будто окружает особая аура. Про такое часто рассказывают, но пока сама не увидишь – не поверишь.
Так вот, у него она правда есть.
Все присутствующие на это реагируют. Садятся прямее и оправляют одежду. Я краем глаза замечаю, что даже Пейсли поправляет свою и без того безупречную прическу.
Я же не могу отвести от него взгляда.
Его джинсы с достаточно низкой посадкой позволяют разглядеть марку белья, когда он тянется через столик за бутылкой воды. Мышцы на руках довольно рельефные, и я завороженно смотрю, как движется правый бицепс, когда он откручивает крышку. Это напоминает мне о фотографии на развороте в Vogue пару месяцев назад. Тот фотосет разошелся по всему интернету, потому что там был его снимок в одних трусах, который заставил всех рассуждать, не засунул ли он туда носок.
Я забываю о том, что ела батончик. Что сижу в комнате, полной юристов. Я забываю даже собственное имя.
– Прошу прощения. Пробки, – говорит он и садится в дальнем конце стола. Телохранитель пристраивается у него за плечом.
Я киваю – в Лос-Анджелесе действительно ужасные пробки. Ну конечно, этот прекрасный бог не стал бы заставлять нас, простых смертных, ждать только потому, что был чем-то занят. Ой, у него мокрые волосы? Когда он успел сходить в душ? Или тут просто жарко?
Передо мной Окли Форд, и я действительно слушала на повторе его альбом, когда мне было пятнадцать лет. Ладно, он действительно мне нравился, совсем немножечко, и именно поэтому я была так расстроена, когда он изменил своей девушке. Подставной.
А теперь я сама буду его девушкой.
Подставной.
Мне не очень нравится притворяться, но обычно это у меня хорошо получается. Делать вид.
Пейсли пихает меня в бок.
Что? И тут я понимаю, что дурацкий батончик так и торчит у меня изо рта.
Я быстро окидываю взглядом комнату и понимаю, что все это заметили. Клаудиа явно встревожена. Джим сидит с тоскливым видом. На Окли мне смотреть не хочется, но я все равно смотрю. На его лице отражается что-то среднее между ужасом и удивлением. Он бросает на Джима взгляд, совершенно однозначно говорящий: «Да вы шутите!».
Единственное, что остается, – делать вид, что мне совершенно все равно. Я откусываю кусок батончика и начинаю жевать. Такие фитнес-батончики всегда невкусные, но сейчас он вообще как бумага. Все на меня смотрят, и я начинаю жевать еще медленнее. Затем делаю большой глоток колы и вытираю рот салфеткой, которую чудом откуда-то материализует Пейсли. Мои щеки наверняка того же оттенка, что помада у девушки на рецепции, но я притворяюсь, будто это не имеет никакого значения. Видите, как здорово я умею делать вид, что все совершенно замечательно?
– Так, значит, это она? – Окли неопределенно машет рукой в мою сторону. Я, конечно, слышала его голос на интервью, но вживую он намного лучше. Такой глубокий, хриплый, завораживающий.
Джим колеблется, а затем смотрит на экран телефона. И то, что он там видит, укрепляет его решимость. Он кладет телефон на стол.
– Окли Форд – Вонн Беннетт. Вонн – Окли.
Я было начинаю вставать, протягивая руку, но, наполовину поднявшись, останавливаюсь – Окли откидывается на стуле и закладывает руки за голову.
Ну ладно.
Внезапно вся моя нервозность и беспокойство словно куда-то утекают и им на смену приходит полное спокойствие. Я делаю еще глоток колы. Какая неожиданность – суперзнаменитый Окли Форд оказался полнейшим козлом.
На какое-то мгновение я испугалась, что меня поглотит его магнетическая аура. Что я забуду про УУ, про деньги, Пятницу, бразильскую супермодель и, как муха в паутину, попаду в его силовое поле. Но он смеется надо мной из-за дурацкого батончика, который я начала есть, потому что мы все два часа ждали, пока он соизволит явиться. И у него даже недостает воспитания, чтобы пожать мне руку.
Нет никаких шансов, что такой человек может мне понравиться.
Я украдкой бросаю взгляд на Пейсли и вижу, как она исподтишка улыбается. Похоже, ее одолевают те же мысли.
– Так мы собираемся обсуждать условия? Например, мой график? – холодно спрашиваю я, перекатывая в ладонях банку из-под колы.
– График? – непонимающе хмурится Клаудиа.
– Ну да. Раз уж это теперь моя работа.
Она хихикает:
– Ну, не работа, а скорее…
– Роль? – вклинивается кто-то из ее ассистенток.
– Да. Как роль в романтическом фильме. Вы вдвоем – главные герои.
Я в буквальном смысле чувствую, как меня начинает тошнить.
Окли нетерпеливо рычит:
– Давайте тогда приступим.
Клаудиа быстро описывает предполагаемую историю знакомства, с «Твиттером», рисунками и всем прочим. Когда она умолкает, Окли зевает:
– Конечно. Все что угодно. Ты ведь этим займешься, правда?
– Ну, не я, а Эми, но в целом да. – Клаудиа кивает на сидящую справа женщину с волосами цвета воронова крыла. Эми в знак согласия поднимает телефон.
– Отлично, – он опускает ладони на стол, – значит, мы закончили?
– Нет, не закончили, – рычит Джим с другого конца стола. Они сверлят друг друга яростными взглядами, но какую бы власть ни имел над ним Джим, ее достаточно, чтобы молодой певец сел обратно в кресло. – Давай дослушаем. – Он жестом показывает Клаудии, что она может продолжать.
Она берет свой блокнот.
– Понадобится устроить первое свидание. Мы считаем, что вам не следует вступать в какой-либо физический контакт до третьей, – она смотрит на Джима и на своих ассистенток, – или четвертой встречи. Мы ведь собираемся подавать это как романтическую историю, верно?
Все начинают генерировать идеи относительно того, где и как именно должно произойти первое прикосновение. Кто-то говорит, что он должен поцеловать меня в лоб. Кто-то предлагает просто приобнять за талию. Кто-то – взять за руку.
Я все еще пытаюсь примириться с самой мыслью о том, что мне придется его трогать, как предательница Пейсли спрашивает:
– А когда вы с УУ начали держаться за руки?
Я не успеваю ничего ответить, как Окли со смешком чуть не подпрыгивает на месте.
– Ты встречалась с парнем по имени УУ?
– Какая разница?
Ничего себе. Он наконец соизволил со мной заговорить – и только ради того, чтобы поиздеваться над прозвищем моего парня? Он как будто специально старается меня взбесить.
– Чересчур пафосно звучит. – Он откидывается в кожаном кресле и складывает руки на груди. Его бицепс от этого снова напрягается.
Я отвожу взгляд.
– Ну, как скажете, мистер «Назову все альбомы своим именем» Форд.
На другом конце стола кто-то ахает, пораженный моей наглостью, но Окли это, судя по всему, никак не задевает:
– Даже у Мадонны в псевдониме буквы поразнообразнее.
– УУ – это совершенно не пафосно.
– Ладно, ладно, – ухмыляется он.
– Он замечательный. И очень милый.
– Тогда почему ты с ним рассталась?
– Но я не рассталась! – с жаром возражаю я.
Он хмурится:
– Получается, он тебя бросил?
Такое чувство, что он чего-то не понимает.
– Нет, не бросил!
Окли поворачивается к Клаудии:
– То есть моя приземленная, цельная, нормальная девушка изменяет своему парню? Мне кажется, это не слишком хорошая идея.
– А, ты имеешь в виду притворный разрыв! – На какое-то мгновение я совсем об этом забыла.
Он, кажется, хочет закатить глаза, но сдерживается.
– Они расстанутся завтра. Думаю, чем раньше мы это устроим, тем лучше. Потом примерно две недели на переживания, и тогда она отправит тебе рисунок. Потом у вас будет несколько свиданий, но без физического контакта. – Клаудиа поворачивается ко мне: – Когда был твой первый поцелуй?
– Вообще в жизни? – Я понимаю, что это глупый вопрос, но думаю сейчас о предстоящем «расставании» с УУ. Я как-то это упустила. Была настолько сосредоточена на деньгах, на том, как мы выплатим все кредиты, заплатим за образование близнецов и Пейсли сможет спокойно спать по ночам, что совершенно не вникала в детали того, как именно все это будет устроено.
– Да, вообще в жизни, – говорит Окли и на этот раз все-таки закатывает глаза.
Ненавижу такие вопросы.
– А твой? – огрызаюсь я, все еще думая об УУ. В последнее время он как-то от меня отдаляется и говорит, что это моя вина и что я не хочу вести себя как взрослая в наших отношениях. И все потому, что я не готова заниматься с ним сексом.
– Взасос? Думаю, мне было лет одиннадцать. С Донной Фостер, дочкой любовницы моего отца.
Мои глаза округляются. Серьезно, в одиннадцать? Я думала, в таком возрасте у мальчиков еще водятся вши. Окли, пожалуй, согнулся бы от смеха, если бы узнал, что я все еще девственница.
– Ну, теперь ты.
– Э-э-э… – Черт побери, теперь мне еще более неловко, но по другой причине. – В шестнадцать, – бормочу я.
– Как мило. Прямо как в песне [5 - Sweet Sixteen And Never Been Kissed группы The Blue Mountaineers.].
Я сжимаю кулаки. Если бы между мной и им не сидели ассистентки Клаудии, возможно, я дотянулась бы до него и стерла эту гадкую ухмылочку с его гадкого лица.
Пейсли хватает меня за руку, пытаясь намекнуть, чтобы я успокоилась.
Даже Клаудиа, похоже, чует, что мое терпение скоро лопнет. Она торопливо произносит:
– Давайте так: на третьем свидании вы подержитесь за руки, а на четвертом будет поцелуй. Первые два свидания произойдут втайне, но более поздние утекут в прессу.
– Подождите, мы что, будем целоваться? У меня вообще-то есть парень! – напоминаю я. – Вы не говорили, что придется целоваться.
– Мы собираемся встречаться год и ни разу не поцеловаться? – издевательским тоном говорит Окли. – Тогда можно просто сразу на лбу написать: «Фальшивка».
– Но… но…
Да уж, я действительно все это не продумала. Я беспомощно поворачиваюсь к Пейсли. Она корчит гримасу.
– Вообще-то, они правы. Если вы не будете целоваться, никто не поверит. По крайней мере, если предполагается, что это серьезно.
Она говорит извиняющимся тоном, но это меня не утешает.
– Но вы же не ожидаете, что мы… – Я умолкаю, не в силах даже выговорить это вслух.
– Нет, конечно, – легким тоном говорит Джим. – Таким наше агентство не занимается.
Он явно пытается перевести все в шутку, но вообще-то это неправда. Они платят мне за то, чтобы я изображала девушку этого парня, и хотят, чтобы мы целовались.
Как я вообще объясню все это УУ? «Извини, милый, я не готова заниматься с тобой сексом, но буду целоваться с другим парнем. Публично».
Ох, это уж точно добром не кончится.
Клаудиа наклоняется ко мне:
– Представь себе, что ты просто играешь в сериале по телевизору. Ты – героиня разворачивающейся любовной истории.
Ее слова, впрочем, тоже мало помогают. Я, признаться, понятия не имею, кем хочу стать. И мне проще говорить всем, что я хочу быть учительницей, чем признать, что именно поэтому я предпочла бы ближайшие пять лет просто работать официанткой, – чтобы все отстали. Но знаю точно, что индустрия развлечений меня совершенно не интересует.
Пейсли снова сжимает мою ладонь – возможно, чтобы напомнить, для чего нам все это нужно. Если я сыграю роль, то сниму огромную ношу с сестры и обеспечу будущее братьев. И мне даже не нужно жертвовать всей своей жизнью – это только на один год.
– Что мне надо делать? – ровным голосом спрашиваю я.
Клаудиа беззаботно машет рукой:
– Ну, парочка поцелуев, подержаться за руки… Это же такие мелочи. И мы не будем включать это в контракт – напишем что-нибудь обтекаемое про «физический контакт при необходимости».
– А вообще обязательно все прописывать в контракте? – раздраженно говорит Окли.
– Согласен с Окли. Если информация когда-нибудь утечет, ущерб для его имиджа будет невообразимый, – поддерживает его Джим.
– Условия контракта должны быть достаточно конкретными, чтобы в случае чего девушку можно было призвать к ответу, – возражает один из парней в костюме. Они с Джимом начинают яростно перешептываться, и наконец юрист поджимает губы, неохотно соглашаясь: – Ну ладно, тогда просто общий договор найма.
С этим разобрались, и Клаудиа снова обращается к своему списку. Интересно, когда он закончится? Я смотрю на большие белые часы на стене. Время движется к трем, и я совершенно измотана.
– Давайте обсудим стиль и внешний вид.
– Я не буду ничего менять, – бормочу я. – Мне нравится мой стиль.
Меня вполне устраивают мои удобные узкие джинсы, коллекция разноцветных футболок и кеды VANS, которые мы с УУ разрисовали в прошлом году на классном часе. Там изображены детали наших самых запоминающихся свиданий. Вдоль левой подошвы – волшебная палочка, потому что мы обожаем «Гарри Поттера». Еще там есть фонарный столб в честь скульптуры «Урбан Лайт» на бульваре Уилшир, где мы с УУ впервые поцеловались. По крайней мере, с языком. На пятке одного ботинка – мои инициалы, а на другом – его. У него тоже такие есть, но он их не носит. Говорит, что не хочет «убивать».
– А у тебя есть стиль? – Окли округляет глаза.
– Вообрази себе, и получше твоего, – огрызаюсь я, устав от его постоянных нападок. – Что, так сложно носить штаны, которые нормально держатся на талии? Никому не интересно смотреть на твои трусы.
– Детка, вообще-то всем интересно посмотреть на мои трусы. Мне платят по сто тысяч баксов за каждый снимок папарацци.
– Детка? – возмущенно фыркаю я.
Он наклоняется ко мне, сплетая в замок свои на удивление изящные пальцы и ухмыляется.
– Тебе не нравится? Тогда выбери другое обращение. Ты же моя девушка.
– Хочешь сказать, тебе нравятся дети?
– Что? – Он откидывается назад. – Нет. Ну ладно, как насчет… – он притворяется, что задумался, а затем щелкает пальцами: – Старушка?
– Прекрасно. – Я максимально широко улыбаюсь. – А я тебя буду звать… старый хрен.
– Вонн, это отвратительно! – вступает моя сестра.
Окли прикрывает рот рукой. Готова поклясться, что он улыбается. Я жду ответа, и он не разочаровывает:
– Никаких проблем, мочалка.
– Так, ладно, хватит. В контракт все это вносить не обязательно. – Один из юристов перебирает бумаги.
Я опять поворачиваюсь к Клаудии. Ну ладно, я согласилась на поцелуи. На свидания. На публичное расставание со своим парнем. Но свою внешность я менять не буду! Должна же я отстоять хоть что-то.
– Мне казалось, вы хотите увидеть «обычную» девушку. Ну так вот она я. Обычные девушки именно так и выглядят.
Клаудиа и Джим обмениваются взглядами, и я понимаю, что победила. Они смирились с моей внешностью… по крайней мере на время.
– Но когда ты будешь фотографироваться, позволь, хотя бы сделать тебе профессиональный макияж. Честное слово, тебе понравится.
Хм, звучит не так уж плохо.
Переговоры продолжаются. Когда появится первая официальная совместная фотография? Где проводить свидания? Нужно ли мне идти с ним на церемонию награждения? А Неделя моды в Нью-Йорке? Насколько часто нас должны видеть вместе? Каждый день? Через день?
Ах да, и у меня не будет прямого номера Окли. Да как будто мне он нужен!
Хотя мне все равно кажется это странным – что, девятнадцатилетний парень даже не может дать свой номер собственной девушке? А с друзьями он как общается? Подождите, а у него вообще есть друзья? Или все они – фальшивка, как я?
Я незаметно гляжу на него из-под ресниц и чувствую что-то вроде сочувствия. Ну надо же. Мне что, серьезно жалко Окли Форда? Вполне вероятно.
Но тут у меня урчит в животе и я вспоминаю о том, что вообще-то на него зла. И очень голодна.
– Если тебе понадобится связаться с Окли, пиши мне или Эми, – говорит Клаудиа.
– У меня такое ощущение, что мне нужно завести собственных сотрудников, – отвечаю я. – Чтобы мои помощники писали вашим.
Но никто не смеется. Клаудиа на мгновение всерьез над этим задумывается, но говорит:
– Нет, мне кажется, если двое взрослых будут переписываться друг с другом в «Твиттере» под видом подростков, это будет очень заметно. Кроме того, мы хотим сохранить твой индивидуальный голос. А Эми уже два года ведет аккаунт Окли.
У меня есть «индивидуальный голос»?
– Как хотите.
Я очень устала, и мне хочется есть. Одного батончика мюсли явно недостаточно. В животе снова урчит, сообщая об этом всем окружающим.
– Подожди-ка, а ты что-нибудь вообще ела, кроме этого батончика? – говорит Окли.
Меня охватывает крайнее удивление. Серьезно, именно ему пришло в голову поинтересоваться?
– Ну, я завтракала, конечно, но это было довольно давно.
На его губах появляется легкая улыбка.
– Джим, надо раздобыть еды.
– Да, конечно. – Тот поворачивается к Пейсли. – Принеси нам всего и побольше из кафе напротив.
Появляется возможность выйти на свежий воздух и вырваться отсюда хоть ненадолго.
– Я схожу с ней.
Мне совершенно не хочется оставаться здесь в одиночестве.
– Нет, нам нужно твое присутствие, – говорит Джим.
– Извини, – говорю я своей сестре. Неловко, что ей придется меня обслуживать.
Пейсли смеется:
– Глупенькая, это и есть моя работа! Я скоро вернусь.
Она радостно выскакивает за дверь, а я смотрю ей вслед, жалея, что не могу пойти с ней вместе. На противоположной стороне стола Окли откидывается на спинку кресла и складывает руки на груди с таким видом, словно только что избавил от голода всю планету.
– Ну?
– Что «ну»?
– Ты не собираешься меня поблагодарить?
– За что? Пейсли же пошла за едой.
– Но без меня ее бы туда не отправили.
Я показываю на часы.
– Я сижу в этой переговорке уже пять часов. Даже с заключенными в тюрьме строгого режима лучше обращаются. И если бы не ты, я была бы сейчас на пляже и перечитывала «Рассказ служанки», сытая и довольная. Но, конечно, спасибо тебе за то, что побеспокоил своего менеджера, а он в свою очередь послал мою сестру принести мне еды.
Он не оценил остроумности моего ответа:
– Сейчас слишком холодно, чтобы купаться.
– А я и не говорила, что собираюсь купаться, – говорю я ему тем же тоном, каким разговариваю с братьями, когда они не понимают очевидных вещей.
– Тогда зачем вообще идти на пляж?
Я делаю круглые глаза:
– Как это «зачем идти на пляж»? Потому что это круто!
– Ну, как скажешь, – говорит Окли, но самодовольство, которым он лучился перед этим, немного меркнет – словно мои причины идти на пляж заслуживают если не уважения, то хотя бы интереса. Ну, или, может, ему просто непонятно, почему я предпочла бы оказаться там, а не сидеть здесь, созерцая его священную персону.
Но я ничего не собираюсь ему объяснять.
Вместо этого я допиваю колу, ставлю банку на стол с чуть более громким звуком, чем могла бы, и откидываюсь в кресле, всем видом показывая, что разговор окончен.
Глупо? Ребячливо?
Да, безусловно.
Но чертовски приятно.
5
ОН
Джим затаскивает меня в свой кабинет раньше, чем я успеваю скрыться в лифте. Мои охранники Большой Ди и Тайрис остаются снаружи, но им прекрасно видно все происходящее, потому что кабинет представляет собой большой стеклянный куб. Я понятия не имею, как он умудряется здесь хоть чем-то заниматься, при том что любой желающий может спокойно на него пялиться.
Моя жизнь похожа на этот кабинет. Я даже не могу вспомнить, когда вообще в последний раз оставался один.
– Не вздумай ее спугнуть, – резко заявляет мне Джим.
– Кого?
– Вонн Беннетт. Она идеально подходит на роль твоей девушки. Она нам необходима.
– Угу, примерно так же, как мне необходима клизма. Ты что, не заметил, как она остра на язык?
– Я тебя предупредил.
– О чем? – Я закатываю глаза и шумно плюхаюсь в его большое кожаное кресло возле огромного стола. И Джим не говорит ни слова по этому поводу. Потому что я – гребаный Окли Форд.
– Во-первых, – говорит Джим, – не заигрывай с ней…
– А разве не для этого все затеяно? Мы же вроде как встречаемся.
– Все затеяно, чтобы восстановить твой имидж. Вонн, конечно, сыграет в этом ключевую роль, и это подводит меня ко второму пункту: не ругайся с ней.
Я еле сдерживаюсь, чтобы не воскликнуть: «Но она же первая начала!» Но это звучало бы так, будто я пятилетний ребенок. А вообще-то все так и есть – эта девчонка мне все время хамила. А я всего лишь сказал, что никнейм ее парня звучит, как будто он пафосный кретин. Не мои проблемы, что не все люди умеют спокойно реагировать на горькую правду.
– Вот что тебе мешало найти кого-то менее стервозного? – бурчу я.
– Ты хочешь сказать, кого-то более восторженного?
Его снисходительная улыбка действует мне на нервы. Ну ладно, возможно, меня действительно раздражает полное отсутствие у Вонн… уважения? Ну, в конце концов, она могла хотя бы похвалить мою музыку. Или поздравить с получением «Грэмми».
Что она вообще о себе возомнила? Сидела с таким видом, словно оказывает мне честь одним своим появлением. Я – Окли Форд.
– Я правильно понимаю, что ты больше не хочешь работать с Кингом? – говорит Джим.
Я в бешенстве смотрю на него:
– Должен быть какой-то другой способ. Давай позвоним ему еще раз.
– Давай. – Джим достает телефон и толкает его по столу в мою сторону. – Звони. Номер десять в списке избранных.
Это выглядит как вызов. Я хватаю телефон и нажимаю кнопку звонка, но тут понимаю, что на экране – список последних набранных. И примерно каждый пятый звонок – Кингу. Я поднимаю глаза, встречаю взгляд Джима, но то, что я в нем вижу, заставляет меня похолодеть. Смесь сожаления и отчаяния.
Он опускает голову:
– Я много раз звонил. Он не берет трубку. Ты должен показать ему, что ты не очередной маленький нахал, который только и делает, что тусуется с девицами в клубах, вместо того чтобы писать музыку. Если у тебя есть идеи получше, я тебя внимательно слушаю, но если ты не собираешься запереть его в комнате и пытать, он с тобой работать не будет.
Я отвожу глаза, потому что других идей у меня нет. Потираю шею, задумавшись о том, когда успел растерять свое обаяние.
Если для того, чтобы его вернуть, достаточно притвориться парнем девчонки, которую я не знаю и которая меня терпеть не может, я сделаю все, что в моих силах, и буду лучшим ухажером, на которого она может рассчитывать.
Вряд ли это сложно, если учитывать, что ее нынешнего бойфренда зовут УУ.
______
Через час я прихожу домой и обнаруживаю полуодетую парочку на своей кровати. Мгновение стою в дверях, пытаясь сообразить, что вообще происходит, но тут тощая блондинка на огромной кровати замечает меня и издает душераздирающий вопль:
– О! Боже! Это! Же! Сам! Окли! Форд!
И затем, одетая только в короткую юбку и узкий лифчик, слетает с кровати и бросается ко мне. Тайрис появляется словно из ниоткуда и преграждает ей дорогу.
Внутри меня кипят гнев и раздражение, и я внимательно изучаю парня на кровати. Мне кажется, я его знаю – вроде бы это кто-то из друзей Люка. Но тут-то он что делает?
Парень, похоже, то ли пьян, то ли что похуже. Он слезает с кровати и, застегивая штаны, бормочет:
– Окли, бро, ты уже пришел. А Люк сказал, ты вернешься только часа через два.
Как будто это как-то оправдывает то, что он целовался со своей девчонкой на моей кровати!
Мне так противно, что я теряю дар речи. Просто киваю Тайрису, и он одной своей огромной лапищей хватает девчонку за руку, а другую кладет парню на плечо.
– Вам пора, ребята, – рычит он своим низким голосом.
– Нет, подождите! – ноет девчонка. – Я хочу сфотографироваться с Окли! Окли, я обожаю твою музыку! И тебя! Можно мне…
Но ее вопли стихают, когда Тайрис тащит их обоих вниз по огромной мраморной лестнице.
Я слышу, как открывается дверь. Одна из горничных выходит из гостевой комнаты.
– Все в порядке, мистер Форд? – невозмутимо спрашивает она.
– Да, все хорошо. – Я показываю большим пальцем на свою кровать. – Сожгите это белье.
Бросив ей эту фразу, я несусь мимо в западное крыло, где последние несколько дней ночует Люк.
Распахиваю дверь его комнаты без стука:
– Выметайся отсюда.
Люк валяется на кровати и смотрит телик, но при моем появлении вскакивает на ноги и испуганно глядит на меня.
– Окли, – жалким голосом говорит он. – Ты сегодня рано.
– Ага, – огрызаюсь я. – И теперь тебе пора.
– Но… – Он хватает ртом воздух. – Окли, братишка, я же тебе говорил, у меня дома проводят дезинсекцию и мне некуда идти!
– Не мои проблемы.
– Окли…
– Какого черта те ребята делали в моей комнате, Люк? Мы же договорились. Я разрешаю тебе тут жить, а ты не водишь гостей без моего ведома.
– Знаю, знаю. Прости. Просто девчонка Чарли – твоя фанатка, у нее день рождения и он хотел показать ей твою комнату. Ну, знаешь, как подарок, – бормочет он.
Я смотрю на него, раскрыв рот от изумления. Он что, всерьез ожидает, что я поведусь на это?
– Сколько ты с них взял? И как часто так делаешь? – бесцветным голосом спрашиваю я.
Он снова начинает задыхаться:
– Ч-что?
– Сколько они тебе заплатили за возможность позаниматься сексом в комнате Окли Форда? И как часто ты это проделывал?
У него краснеют уши, и я понимаю, что угадал. Теперь все отвращение, которое я чувствовал, я испытываю к себе самому. Можно было догадаться, что рано или поздно Люк меня подставит. Они всегда так делают.
Я познакомился с ним пару лет назад в студии. Репетировал с тамошней группой, а он играл на басу, и мы как-то сразу подружились – слушали одну и ту же музыку, играли в одни и те же игры, ну, и все остальное тоже. Одно время мы вместе выступали в клубах, и с огромным успехом. Потом я пригласил его поехать со мной в тур. Но за последние месяцы он превратился в какого-то паразита. Вечно клянчит деньги, продает в интернете шмотки с моим автографом…
А теперь еще и это. Думаю, наша «дружба» себя исчерпала.
– Ладно, забудь, – бормочу я. – Просто собирай свои вещи и проваливай.
– Ну зачем ты так, брат…
Мое терпение лопается.
– Ди, – зову я.
Из-за моей спины появляется Большой Ди, складывает огромные руки на необъятной груди и яростно сверлит Люка взглядом. Тот, наконец, вздыхает, признавая свое поражение, и начинает собираться.
Раз уж Ди все равно с этим разбирается, я выхожу и поднимаюсь по лестнице, шагая через две ступеньки. Этот день все хуже и хуже. Началось со встречи с моей новой подставной девушкой, которая оказалась острой на язык стервой, а закончилось тем, что очередной человек, которого я считал своим другом, показал свое истинное лицо.
Сочась злобой, я врываюсь в гостиную, напичканную всякой электроникой, и беру из холодильника бутылку пива. Ну да, мне всего девятнадцать – но алкоголь, девушки и другие запрещенные развлечения были к моим услугам, сколько я себя помню.
Я открываю бутылку и плюхаюсь на кожаный диван. Сейчас только пять вечера, но мне совершенно серьезно хочется лечь спать.
В дверях показывается гладко выбритая голова Тайриса.
– Мы обо всем позаботились, Ок.
– Спасибо, Тай. – Я делаю глоток и нажимаю кнопку на пульте.
– Ди идет домой, – говорит он мне.
Днем они оба ходят за мной как приклеенные, но по вечерам, когда я куда-нибудь иду или у меня гости, остается только Тай. У Ди, как ни удивительно, есть жена и ребенок. У Тайриса никого нет.
– Если что-то понадобится, зови.
– Спасибо.
Он исчезает за дверью, я прибавляю звук и некоторое время переключаю каналы, но ничто не привлекает моего интереса. Десять минут смотрю документалку про индонезийских варанов. Пять минут – какой-то дурацкий ситком. Еще пару минут – спортивную передачу. Потом мне попадаются пятичасовые новости, и нескольких секунд хватает, чтобы меня взбесить, так что я снова начинаю переключать каналы.
Я уже было собираюсь выключить телевизор, но тут мое внимание привлекает знакомое лицо: случайно наткнулся на шоу, где два идиота активно комментируют материалы папарацци. На экране высокая стройная блондинка в обтягивающих джинсах и развевающейся голубой блузке выходит из аэропорта Лос-Анджелеса.
Эта блондинка – моя мать.
– …и совершенно не обеспокоена последним скандалом, связанным с ее сыном, – говорит ведущий.
Подождите, какой последний скандал? Я мучительно вспоминаю, что такого делал в последнее время, но ничего не приходит на ум.
На записи звучит хорошо знакомый мне мелодичный смех:
– Ах, ну подумаешь! Мой сын – здоровый молодой человек из плоти и крови. И если с вашей точки зрения поцелуи с красивой и вполне совершеннолетней девушкой возле клуба – это преступление…
А. Этот скандал.
– Тогда вам следует посадить за решетку половину парней в этом городе! – говорит мать. Затем надевает огромные солнцезащитные очки и элегантно садится в ожидающий ее лимузин.
– Возможно, Окли просто следует примеру мамочки, – комментирует ведущая со стоящими торчком розовыми волосами. – Потому что сама Катрина Форд явно не стесняется демонстрировать свои похождения в ночных клубах. Этот снимок был сделан в Лондоне прошлой ночью.
На экране появляется фотография моей матери, которая целуется с каким-то красавчиком средних лет. Я выключаю телевизор, не дожидаясь комментариев. И похождения моей матери в Лондоне беспокоят меня гораздо меньше, чем тот факт, что она приехала в ЛА. И даже не удосужилась мне позвонить!
Хотя погодите-ка…
Вот черт! Я проверяю телефон и обнаруживаю там пропущенный вызов с ее местного номера. Я совсем забыл, что перевел телефон в беззвучный режим ради того собрания в «Даймонд».
Я перезваниваю и затем жду по меньшей мере гудков десять, пока, наконец, жизнерадостный голос матери не раздается у меня в ухе:
– Привет, малыш!
– Привет, мам. Когда ты приехала?
– Сегодня утром.
В трубке фоном слышатся громкий стук и нечто похожее на жужжание инструментов.
– Подожди минутку, котик. Поднимусь наверх, а то здесь ничего не слышно. Я затеяла ремонт.
Опять? Честное слово, эта женщина каждые два месяца делает ремонт в своем пляжном доме в Малибу.
– Так, теперь я тебя слышу. В общем, хотела напомнить про то благотворительное мероприятие, которое студия организует в эти выходные.
Я стискиваю зубы. Ну да, надеяться на то, что она звонила, чтобы со мной поговорить, было довольно наивно.
– А что за мероприятие? – бесцветным голосом спрашиваю я.
– Хм, не помню. Что-то про жестокое обращение с животными? Нет, кажется, про исследование рака… – Она на мгновение умолкает. – Нет, не то. Все-таки там точно было что-то про животных.
Я не совру, если скажу, что моя мать – совершеннейшая пустышка.
При этом она вовсе не глупая. Она может за день выучить сценарий в сотню страниц. А если она чем-то увлечена, то всей душой и сердцем отдается этому делу. Проблема в том, что она увлекается каким-то невероятно тупым дерьмом. Обувью. Бесконечным ремонтом своего дорогущего дома, который получила при разводе. Очередной новомодной диетой.
Катрина Форд с ее ошеломляющей красотой и живым весельем стала королевой романтических комедий. Но дело в том, что в ней нет никакого внутреннего содержания. И она была не самой лучшей матерью, хотя я привык жить на задворках ее эгоцентризма.
Мой отец ничуть не лучше. Она-то хоть иногда вспоминает обо мне и звонит. А Дастин Форд слишком занят получением «Оскаров», чтобы помнить о том, что у него есть сын.
– А, да, и пожалуйста, приходи один, – добавляет мама. – Если ты появишься с какой-нибудь девушкой, то все внимание прессы будет вокруг тебя, а не того фонда, для которого мы пытаемся собрать деньги.
Фонда, название и род занятий которого она даже не помнит.
– Скажу Битси, чтобы она написала тебе подробности. Я рассчитываю минимум на час твоего времени.
– Конечно, как скажешь, мама.
– Вот умница! – Она на мгновение замолкает. – Ты с отцом не разговаривал?
– Последние несколько месяцев нет, – неохотно сообщаю я. – Последнее, что я о нем слышал, – он на Гавайях с Хлоей.
– Хлоя – это которая? С надутыми сиськами или с неудачным ботоксом?
– Честно говоря, не помню.
После развода, который случился два года назад, в жизни отца появилась бесконечная вереница женщин, улучшенных с помощью достижений пластической хирургии. Хотя, впрочем, и раньше все было точно так же.
Отсюда и развод.
– Ну, когда в следующий раз будешь с ним говорить, передай, что коробка с его вещами стоит в шкафу в прихожей уже год. И если он кого-нибудь за ней не пришлет, я сожгу ее на заднем дворе.
– А почему ты сама ему не скажешь? – ворчу я.
– Ну, солнышко, ты же знаешь, что мы общаемся только через наших адвокатов, а мой сейчас в отъезде. – Ее голос на секунду становится приглушенным: – Так что будь хорошим мальчиком и передай Дасти то, что я сказала. – Ни в коем случае! – кричит она явно не мне, а куда-то в сторону. – Эту облицовку нужно сохранить! – Ее снова становится хорошо слышно: – Окли, солнышко, мне пора. Эти рабочие сейчас уничтожат мой дом! Увидимся в выходные.
И она, не прощаясь, вешает трубку.
Просто прекрасно. Теперь я пытаюсь побороть одиночество, включив телевизор на полную громкость. Бездумно смотрю какие-то сериалы один за другим, пока, наконец, не устаю от наигранных эмоций. Видимо, наболело. Я беру телефон и вожу пальцем по экрану. Можно попросить Тайриса позвонить одной из тех девчонок, которые мечтают хотя бы одним пальцем прикоснуться к Окли Форду. На часок-другой это могло бы меня развлечь. Или напиться до бессознательного состояния. Или просто лечь спать. В конце концов, я ведь начинаю новую страницу своей жизни, как обещал Джиму, так что ни один из предыдущих вариантов не подходит.
Я выключаю телевизор. В соседней комнате в огромном кресле сидит Тайрис и что-то листает в своем телефоне.
– Я спать, – говорю я.
– Серьезно? – Он поднимает голову в удивлении. – Сейчас только десять. Один?
– Ну да. Я ведь теперь должен быть хорошим мальчиком. Нельзя же приглашать девиц на ночь, если я планирую влюбиться, верно?
– Не знаю, – пожимает плечами Тайрис. – Это же Ди у нас примерный семьянин, а не я.
Мы оба знаем, где сейчас Большой Ди. Дома с семьей, а вовсе не пытается склеить какую-нибудь красотку в ночном клубе.
– До завтра.
– Спокойной ночи, дружище.
– Спокойной ночи.
6
ОНА
На следующее утро я вскакиваю на рассвете, хотя почти не спала. На кухне сидит Пейсли в своем обычном утреннем зомби-состоянии – не успела выпить кофе. На столе перед ней намазанный маслом бублик, а в руке – полупустой кофейник. Пока Пейсли не выпила кофе, она совершенно не соображает.
После того как умерли наши родители, я тоже пристрастилась к этой пагубной жидкости. Но я всегда разбавляю его молоком. Пейсли зовет мой кофе «серединка на половинку», потому что в нем всегда половина кофе, половина молока.
– Я слышала, в три ты еще не спала, – сонно бормочет она, занимая свое место за стеклянным столом. – Все в порядке?
– Не могла уснуть.
Я выливаю из кофейника воду из-под крана и достаю кувшин с водой из холодильника.
– Слушай, ты правда думаешь, что это хорошая идея? – спрашиваю я, наливая свежей воды в кофеварку и засыпая в нее зерна. – Я всю ночь об этом думала, и меня смущают даже не сами отношения – ты же знаешь, я отлично умею притворяться, – а длительность контракта. Целый год, Пейсли!
Сажусь рядом с ней и отламываю кусочек от ее бублика.
– Я понимаю, это довольно долго. Но нет никакого смысла вообще что-то затевать, не притворяясь, что это серьезно, – говорит она устало. – Ты не обязана, если не хочешь. Обойдемся без этих денег.
Я слышу нотку безнадежности в ее голосе, и меня охватывает чувство вины. Пейсли смогла сохранить нашу семью в целости и сохранности практически на чистой силе воли. Социальные службы хотели отправить близнецов в приемную семью, но Пейсли этого не допустила. Она училась как сумасшедшая – я даже не знала, что разрешено сдавать столько курсов за один семестр, – и закончила университет за три года вместо четырех. Работала на двух работах, пока не нашла эту, в «Даймонд». А я вела хозяйство – готовила, убирала и старалась сделать так, чтобы жизнь братьев была максимально стабильной и предсказуемой.
Но, несмотря на все наши усилия, все висит на волоске.
И один год – ничто по сравнению с тем, чем пришлось пожертвовать Пейсли.
– Я не отступлю, – твердо говорю я. – Поэтому и встала в три – чтобы подписать бумаги.
Ну, и еще чтобы впасть в ужас от того, как собираюсь все это объяснять УУ. Я поворачиваюсь и смотрю, как кофе медленно льется в чашку.
– Ну, то есть от меня же не требуется есть жуков или фекалии или вытворять еще что-нибудь мерзкое. Люди делают за деньги гораздо менее приятные вещи, чем притворяться девушкой Окли Форда, правда?
– Ну да. – Она с облегчением улыбается. – И на самом деле, он не такой уж плохой. Когда хочет, он может быть вполне милым. А еще у тебя будет возможность отлично развлекаться. Я позабочусь, чтобы на свиданиях вы проводили время так, как тебе нравится.
– Супер! – Я изображаю энтузиазм ради Пейсли. Совершенно очевидно, что перспектива получения этих денег снимает с ее плеч огромную ношу, и я была бы очень плохой эгоистичной сестрой, если бы не хотела ей помочь. Но все равно не могу перестать думать о том, как сильно изменится моя жизнь.
– Тебя все еще что-то беспокоит, – отмечает она и отламывает мне еще кусочек бублика.
Я засовываю его в рот и некоторое время жую, прежде чем сказать:
– УУ. Совершенно не представляю, как все это ему объяснить.
Пейсли мотает головой:
– Ему нельзя рассказывать подробности. Это запрещено соглашением о неразглашении.
– Знаю. – Я стираю несуществующее пятнышко со стола. – Насколько вообще строго с этими вещами?
– Очень! – Пейсли смотрит на меня испуганно. – Ты помнишь Сару Хопкинс?
– Проститутка, которая спала с Марком Латтимером и довела его до развода?
Марк Латтимер – фронтмен группы Flight. В прошлом году он со скандалом развелся с женой. Эта история была на каждом сайте со сплетнями, в каждой желтой газетенке, и интерес к ней не угасал до момента, пока не разгорелся следующий крупный скандал.
– У нее, кажется, была зависимость, и она занималась проституцией, чтобы заработать на дозу, так? – говорю я.
– Ну да, а знаешь, откуда у прессы эта информация?
Раньше не знала, но теперь, мне кажется, догадываюсь.
– Она тоже подписала NDA [6 - Соглашение о неразглашении.], но потом решила, что ей надоело нести ответственность за развалившийся брак Марка и Ланы. Все в ближнем окружении знали, что у них открытые отношения. Лана не возражала против Сары до тех пор, пока ее с Марком не застали вместе на публике. После этого Сару рассчитали, но она не захотела уйти молча. Так что Джим раскрыл всю информацию таблоидам. По большому счету он ее уничтожил.
– То есть, если я нарушу соглашение, Джим встанет на тропу войны?
– Он разрушит нашу жизнь, – мрачно сообщает Пейсли. – Окли Форд приносит ему золотые горы. За последний тур они получили двести пятьдесят миллионов баксов.
Я смотрю на нее с открытым ртом: даже не подозревала, что в реальной жизни существуют такие цифры.
– То есть ты хочешь сказать, что мне нужно либо полностью посвятить себя этому, либо вообще не браться?
– Именно так. Ты можешь сказать УУ только то, что позволяет соглашение. Одно лишнее словечко – и Джим уничтожит нас, словно букашек.
Нас. Не только меня, но и всю мою семью.
______
Пейсли везет близнецов в школу, а я прибираю в доме, готовлю продукты к ужину и пытаюсь хотя бы немного поесть, прежде чем сесть в автобус и ехать в университет Южной Калифорнии, чтобы повидаться с УУ. Занятия у него сегодня заканчиваются в два.
Джим Толсон прислал курьера с еще одним экземпляром соглашения – для УУ. Такое чувство, что у него их миллион, этих соглашений, и он готов закидать ими ничего не подозревающих людей.
Семестр начался всего неделю назад, и в студенческом общежитии никто не занят учебой. Некоторые двери открыты, в общий холл льется разнообразная музыка и слышатся другие звуки.
Какая-то часть меня сожалеет, что я не пошла учиться в этом году. УУ хотел, чтобы я поступила, но я видела, как Пейсли из кожи вон лезет, чтобы оплачивать наши счета, и решила тоже внести свой вклад. И самое разумное, что я могла сделать, – это найти работу и постараться заработать немного денег. Но все равно каждый раз, когда я приезжаю к УУ и вижу, сколько красивых девушек ходит по коридорам, меня охватывает беспокойство.
– Тук-тук, – говорю я в открытую дверь.
УУ и его соседи развалились на стареньком диване и играют в Madden. Две незнакомых мне девушки свернулись на диванчике в углу. У них тут постоянно какие-нибудь девушки. Но я, как всегда, притворяюсь, что мне совершенно все равно, потому что не хочу выглядеть ревнивой инфантильной подружкой из школьных времен.
УУ сразу же вскакивает:
– Ви, я не знал, что ты приедешь!
– Я тебе писала.
Он морщится:
– Мы играли, не видел. Ребята, я пошел. Любимая приехала!
– Надень носок на ручку, – кричит ему вслед Марк, и УУ захлопывает дверь в свою комнату. Марк родом с севера штата, и он постоянно меня спрашивает, хорош ли УУ в постели. Похоже, он знает, что мы никогда этим не занимались, и ему нравится подкалывать меня на этот счет.
УУ ухмыляется, уперев руки в бока:
– Ну что, надеть?
– Но там же люди, – говорю я.
Он смеется и роняет меня на кровать.
– И что? Здесь, кроме нас с тобой, никого нет.
Он засовывает руку мне под футболку, и я вздрагиваю.
Мне хорошо с ним, но я пока не готова переходить на следующую ступень. Особенно когда в соседней комнате играют в видеоигры его друзья и сидят две какие-то совершенно незнакомые девчонки.
Я отталкиваю его руку.
– Ну нет, я не собираюсь делать это в первый раз в таких условиях.
Мы уже не раз об этом говорили. Сперва он сопротивляется, но потом вытаскивает ладонь из-под моей футболки и кладет ее мне на бедро. Переворачивается на бок, и каштановые волосы падают ему на лоб. Я отвожу их в сторону, чтобы видеть его темно-карие глаза. Он невероятно красив. Даже красивее, чем Окли Форд.
«Да ладно тебе», – фыркает внутренний голос.
Ну хорошо, УУ не красивее, чем Окли Форд, зато он милый и добрый, я его люблю, а это самое главное.
– Ладно. – Он улыбается, и вокруг его восхитительных глаз появляются морщинки. – Близнецы посмотрели в интернете тот скейт-парк, про который я писал?
– В Бойл-Хейтс? Это же почти в другой стране.
Для жителя Лос-Анджелеса необходимость поездки куда-либо с выездом на автостраду приравнивается к преступлению легкой тяжести, учитывая, какие там пробки. Конечно, для поездки в Бойл-Хейтс не требуется паспорта, зато нужно множество усилий. И я, конечно, люблю своих братьев, но все-таки не настолько.
– Ну да, но если ты привезешь их сюда, можно будет съездить. Было бы здорово, как считаешь? – Он наклоняется и сбоку целует меня в шею.
Мы оба знаем, что близнецы не захотят сюда ехать, но мне приятно, что он пытается собрать нас всех вместе.
– На самом деле, ты прав. Я вижу определенную логику в этом плане. – Я сворачиваюсь клубком в его объятиях и встречаю губами его жадный поцелуй.
– Вот и плюсы того, что твой парень учится в университете, – поддразнивает он меня.
Мы еще какое-то время целуемся, но потом отрываемся друг от друга, чтобы отдышаться, и тогда истинная причина моего приезда вдруг всплывает у меня в голове.
– Слушай, мне нужно тебя кое о чем попросить.
– Заранее согласен. – Он щекочет мой живот.
Я, пока ехала в автобусе, придумала небольшую речь. И хотя мне кажется, что она звучит не слишком хорошо, все равно ее воспроизвожу.
– Ты же помнишь, что я решила пока не поступать в университет, чтобы помочь Пейсли?
– Ага. – Он теребит губами мочку моего уха.
– У меня появилась возможность заработать очень много денег. Это поможет нам поправить дела.
– Здорово. – С моего уха он переключается на шею и оттягивает до плеча ворот моей футболки.
Я начинаю чувствовать себя виноватой: позволяю ему себя спокойно целовать, но при этом собираюсь сообщить, что мне придется «встречаться» с поп-звездой. Так что сползаю с кровати и встаю у окна.
– Мне очень нужно, чтобы ты не сердился и отнесся с пониманием.
УУ хмурится и спускает ноги с кровати. Он откидывается назад на локтях, его стройная фигура так красива, выглядит такой родной и знакомой, что я в очередной раз начинаю сомневаться, стоит ли вообще в это ввязываться.
– Начало звучит примерно как то, что сказал Дэнни Джонс своей девушке Карен, когда уезжал учиться в университет Нью-Йорка и не хотел продолжать отношения на расстоянии.
– Нет, ничего подобного. – Я потираю лоб. – Просто на этой работе мне придется делать кое-что такое, что тебе не понравится.
– Ты что, собираешься сниматься в порно? – Он смотрит на меня, вытаращив глаза.
– Нет, УУ, ты с ума сошел?!
– Тогда просто скажи, в чем дело, Ви.
Я нервно вздыхаю.
– Не могу тебе ничего сказать, пока ты не подпишешь вот это. – Я протягиваю ему одностраничное соглашение, где сказано, что УУ можно раскрыть некоторые детали контракта. Он не обращает на это никакого внимания.
– Не буду я ничего подписывать. Какого хрена происходит, Вонн?
– Не ругайся, – на автомате говорю я.
– Прекрати копировать свою сестру, – рычит он. Они с Пейсли друг друга недолюбливают. Она считает, что он на меня давит, а он – что она слишком строгих нравов.
– Понимаю, это звучит как полный бред, но если ты не подпишешь, я не смогу тебе рассказать никаких деталей. И поверь мне, без деталей это звучит гораздо хуже.
– Тогда поверь мне. – УУ берет контракт и бросает его на кровать себе за спину. – Можешь рассказать мне о чем угодно. Ты же знаешь, я – могила.
Не то чтобы я не доверяла УУ, но на кону – судьба всей моей семьи.
– Если бы дело было только во мне, я бы рассказала, конечно. Но я уже дала обещание агентству, что ничего не скажу, пока ты не подпишешь.
Он щурится:
– Какому еще агентству?
– Где Пейсли работает. «Даймонд Та…»
– «Даймонд Талент Менеджмент»?! – пораженно выдыхает он. – Это на них ты собираешься работать? Так что же ты сразу не сказала? Ну конечно, я подпишу. Где подписать?
Он мчится к своему столу и хватает ручку, излучая восторг.
Не поднимая головы, торопливо вписывает свое имя в свободные строчки – по-моему, даже в те, которые должен подписать Джим от лица Окли, – и ставит росчерки на буквах У.
– Готово. Теперь рассказывай.
Я встаю и затаскиваю УУ обратно на кровать, чтобы держать его за руку, пока буду объяснять весь этот бред.
– В общем, вот то, что я могу тебе сказать. Я должна оказать агентству кое-какие услуги, что-то вроде медиакампании в социальных сетях.
Звучит довольно глупо, но, согласно контракту, это все, что мне разрешено рассказывать.
– Они знают, что мы с тобой встречаемся, и…
– Они про меня знают? – Его глаза сверкают радостью. – Неужели Пейсли рассказала им про канал? Я думал, он ей не нравится! А какой ролик их больше всего зацепил? Тот, где мы оцениваем, как футболисты празднуют тачдаун [7 - В американском футболе есть традиция выполнять всякие нелепые трюки после того, как входишь с мячом в зачетную зону соперника и делаешь тачдаун.]? Или тот, где мы оделись в костюмы и инсценировали картину с собаками, которые играют в покер [8 - «Собаки, играющие в покер» – серия популярных картин Кассиуса Кулиджа.]? У него куча просмотров, хотя он даже не по теме канала.
Я нахмуриваюсь:
– Э-э-э, нет, это никак не связано с каналом.
– Нет? Но ты про него хотя бы рассказала?
– Честно говоря, нет, – морщусь я. Как-то не пришло в голову, что первое, о чем спросит УУ, – его ютуб-канал, и теперь мне совестно, что я не вспомнила о нем, когда общалась с Толсоном.
– Но почему? – говорит он обиженным тоном.
В сентябре УУ с соседями по общежитию завел канал, где они комментируют спортивные новости. Он называется «Суровые бро» и… Ладно, он довольно тупой. Но поскольку я его девушка и должна его поддерживать, я старательно смотрю каждый ролик и пишу подбадривающие комментарии, хотя на самом деле мне совершенно не интересно.
– Не знаю. К слову не пришлось, – бормочу я, жалея, что не сообразила об этом поторговаться.
В конце концов, это было бы не очень сложно, но зато сильно помогло бы УУ примириться с идеей моего соглашения с Окли. Я делаю мысленную пометку поговорить об этом с Джимом в следующий раз.
– В общем, то, что мы встречаемся, – это некоторая проблема и мешает некоторым моим обязанностям. У меня не должно быть «официального» парня, так что они хотят, чтобы мы публично расстались… – УУ хмурится, и я быстро добавляю: – Но не по-настоящему! На самом деле мы так и будем вместе. Просто… – я снова морщусь, – нам нельзя будет появляться вместе на публике.
УУ непонимающе смотрит на меня:
– Ты хочешь, чтобы мы расстались, но не по-настоящему?
– Да.
О господи, это звучит как полный бред.
– Ты хочешь со мной расстаться, Ви? Не думал, что у нас какие-то проблемы. Но если ты больше не хочешь быть вместе, просто скажи, – говорит он таким тоном, словно в этом нет ничего страшного.
Хотя для меня это действительно страшно!
– Ты что, хочешь меня бросить? – в настоящей панике выпаливаю я.
УУ для меня как якорь. Мы начали встречаться еще до того, как умерли мои родители, и все то лето, когда я переживала их гибель, он был рядом, даже несмотря на то, что я могла внезапно расплакаться в самый неподходящий момент. Например, когда мы были в торговом центре и я увидела в витрине магазина Hallmark рекламу ко Дню отца. В тот вечер я вернулась домой и твердо решила снова стать веселой и беззаботной подружкой, и с тех пор никогда больше при нем не плакала.
Когда он начал учиться в университете, а я нет, я ужасно боялась, что он меня бросит, но он не бросил. Сказал, что любит меня и будет со мной, даже если это означает, что ему придется отложить некоторые совместные планы, которые он для нас придумал.
– Нет, конечно, – отвечает он и снова хмурится. – Но как ты себе это представляешь? – Он снова запускает руки мне под футболку. – Предполагалось, что в этом году мы с тобой будем развлекаться.
– Знаю, – расстроенно говорю я. – Но мне обещают очень много денег.
УУ хмурится:
– Вы же с Пейсли нормально справляетесь. Ты говорила, она достаточно зарабатывает, чтобы не работать на двух работах.
– Да, но…
– И ты не стала поступать в университет в этом году, чтобы работать.
– Да, но…
– Ну, значит, эта новая работа тебе не нужна, – говорит УУ с уверенностью человека, которому никогда в жизни не приходилось волноваться, чем платить по счетам.
У родителей УУ есть деньги. Они даже раскошелились на то, чтобы снять для него общежитие в «Де Нев Плаза», на центральной площади кампуса. У него номер из двух комнат и ванная, которой пользуются только он и три его соседа. Когда я посмотрела на сайте, сколько такое жилье обходится в семестр, я чуть жвачку не проглотила.
– Нужна, милый. Очень нужна. И не только мне, а всей моей семье. – Я беру его за руки, которыми он только что пытался снять с меня футболку.
– Это идея Пейсли? Ты же знаешь, она меня терпеть не может.
– Ничего подобного.
УУ фыркает. Его пальцы касаются верхнего края моих джинсов, и я сдерживаюсь, чтобы не отодвинуться. Это же УУ. А я люблю УУ. Следовательно, я должна получать удовольствие от его прикосновений, а не замирать в напряжении.
Пейсли никогда прямым текстом не говорила, что она против того, чтобы я спала с УУ, но я знаю – она считает, мне еще рано. Частично эта позиция – результат ее собственного жизненного опыта, про который она вполне добровольно и вслух говорит, что это было ужасно. После похорон родителей Пейсли было очень одиноко и грустно, она паниковала, не знала, как будет обо всех нас заботиться. В общем, кончилось тем, что она переспала с каким-то парнем, которого не очень хорошо знала, потому что ей хотелось немного тепла. Но все прошло так ужасно, что на следующее утро я обнаружила ее в слезах. Не могу сказать, что это меня смертельно напугало, но торопиться теперь точно не хочется.
– Ладно, допустим, я соглашусь, – медленно произносит УУ. – Кто будет инициатором разрыва?
Его моментальный поворот на сто восемьдесят градусов меня тревожит. Мне, вероятно, стоит радоваться, что он готов согласиться, но его спокойное отношение к ситуации меня, наоборот, неприятно задевает. Один из больших плюсов УУ – его легкий характер. Он никогда не надоедает мне разговорами об отсутствии амбиций или о том, почему я ничего не делаю со своей жизнью. Если у меня не получается с ним встретиться из-за того, что я хочу побыть с семьей или взяла дополнительные смены, он никогда не жалуется. Это здоровый подход. Несколько месяцев после смерти моих родителей его расслабленное отношение ко всему подходило мне как нельзя лучше.
И поскольку мне нужно, чтобы он согласился, не имеет никакого смысла раздражаться по поводу того, что он осведомляется о деталях нашего фальшивого разрыва так же непринужденно, как будто интересуется сводкой погоды.
– А как бы ты предпочел? – спрашиваю я.
Он пожимает плечами.
– Наверное, лучше бы это сделать мне, но я не хочу, чтобы твои подруги думали, будто я тебе изменял. Давай просто скажем, что это было наше совместное решение.
Кстати, об изменах. Стоит ли сейчас сказать ему, что мне придется целоваться с Окли Фордом, или лучше потом? Хотя на самом деле я не могу сделать ни того ни другого, потому что мне запрещено упоминать Окли.
Все так запутанно.
– Я позабочусь, чтобы никто тебя ни в чем не обвинял, – говорю я, сражаясь с чувством беспокойства.
– Хорошо. И… мы ведь сможем видеться втайне?
У меня появляется чувство, что он хотел спросить о чем-то другом – пауза была слишком длинной. Но я киваю.
– Да, только у меня дома. И еще нельзя переписываться. Созваниваться можно, просто нельзя оставлять никаких материальных свидетельств. Так что никакой переписки, «Снэпчата», комментариев в «Инстаграме», ничего такого.
– Просто детектив какой-то! – Он многозначительно двигает бровями. – Я буду тайно встречаться со своей собственной девушкой? Это заводит!
Я чуть не вздыхаю от облегчения. Хороший знак. Он уже может шутить по поводу этой истории, и почему-то ко мне приходит уверенность, что все будет хорошо.
– Скрываться от всех точно будет увлекательно, – с намеком говорю я. УУ лукаво улыбается:
– А что еще нужно делать?
Вот это самая сложная часть.
– Ну, возможно, мне придется фотографироваться кое с какими знаменитостями…
Он оживляется:
– С какими, например?
– Пока не знаю, – говорю я. – Но если ты увидишь какие-нибудь мои фотографии в интернете, имей в виду, что это все подставное, я вбрасываю еще одну фальшивку. На самом деле, они почти все будут сделаны в фотошопе. Честное слово, все, чем я буду заниматься, – не по-настоящему. Это постановка, ну… как будто «Даймонд» снимает реалити-шоу.
Он кивает:
– Кстати, о телевидении…
Я напрягаюсь, но молчу, ожидая продолжения.
– Если я дам тебе, скажем, нарезку из моих роликов, ты ведь сможешь ее передать кому-нибудь в агентстве? – с надеждой спрашивает он. – Я никогда не просил об этом Пейсли, потому что мы оба знаем, что она откажет, но теперь ее связи – твои связи, так ведь?
Эта просьба меня задевает, хотя я и сама уже решила, что надо рассказать о его канале Джиму. Но я заставляю себя проигнорировать раздражение.
– Ну, ты же теперь все равно будешь постоянно вращаться в кругу всех этих парней из индустрии, а ведь мы с ребятами так стараемся. – Теперь выражение его лица становится даже каким-то нагловатым. – Это наш шанс заявить о себе. Ты сама говорила, что мы вполне можем пробиться на телевидение.
Проклинаю тот день, когда написала этот комментарий.
– А ты разве не планируешь получать диплом по медиакоммуникации? – говорю я в надежде, что это собьет его с толку.
Но УУ машет рукой.
– Я пошел туда только чтобы попасть на телевидение. Хочу быть спортивным комментатором, сама знаешь. Так что если у меня есть шанс быстрее продвинуться к цели, почему бы им не воспользоваться?
Я молчу, и он расстроено поджимает губы.
– Так ты не поможешь?
– Нет, я…
– Мне кажется, я не так много прошу, – перебивает он. – Раз уж мне придется на несколько месяцев остаться без своей девушки…
– На год, – еле слышно говорю я.
Он раскрывает рот от удивления:
– Год? Все это продлится целый год? – Он всплескивает руками. – Ну вот видишь! Я приношу огромную жертву. И мне будет гораздо проще с этим примириться, если у меня хотя бы появится возможность улучшить свои карьерные перспективы.
«А просто помочь мне и моей семье для тебя недостаточно?» – чуть было не брякаю я, но сдерживаюсь. В том, что он говорит, есть логика. Год – это действительно много, рано или поздно нам надоест ото всех прятаться. Кроме того, «Даймонд» точно за такое не возьмется, и, может быть, если он получит порцию конструктивной критики от настоящих профессионалов, то наконец поймет, что эта затея – пустая трата времени.
– Ты прав, – говорю я. – Такое нельзя упускать.
Его лицо сияет.
– Пришли мне все, что хочешь, – говорю я, – и я найду, кому это передать.
– Е-е-е, детка! Ты самая лучшая! – Он хватает меня в объятия и начинает целовать, пока у меня не заканчивается воздух и мы оба, хохоча, не отрываемся друг от друга.
Вернее, он действительно хохочет, а я только делаю вид. Кажется, как и всегда.
7
ОНА
Вечером в пятницу, через сорок восемь часов после моей поездки к УУ, мы с ним «расстаемся». В тот день, перед тем как я уехала, он поцеловал меня, сказал, что любит, и пообещал прислать ролик как можно скорее. Я, конечно, чувствую себя довольно неловко от необходимости рекламировать его дурацкий канал Джиму Толсону, но опасаюсь, что, если откажусь, он рассердится на меня за эту историю с Окли и расстанется со мной по-настоящему. А мне сейчас очень нужна его поддержка.
На «Фейсбуке» мы оба бываем не очень часто, так что информация о нашем «разрыве» передается вот каким образом.
УУ убирает ссылки на меня из «Твиттера» и «Инстаграма». Раньше там было написано: «Безумно влюблен в @VeryVaughn». Теперь там пусто.
Я пишу короткое, полное грусти сообщение:
Вонн Беннетт @VeryVaughn
расставаться – ОТСТОЙ #расставание #оченьгрустно
Через несколько минут директ «Твиттера» и «Инстаграма» взрывается сообщениями от друзей. Я сижу на кровати, на коленях у меня ведерко мороженого с шоколадной крошкой, ложка торчит изо рта, и я очень стараюсь не заплакать, глядя на экран ноутбука.
@MandiHunt343 ОМГ, УУ! Что случилось с твоим аккаунтом? Вы что, расстались с Ви?
@CarrieCarebearDawes ВЫ С ВИ РАССТАЛИСЬ?!
@KikiSimpson боже мой вонн. когда это произошло?
@Tracyloves1D Если этот подлец УУ тебе изменил, я ему врежу!
Кэрри, Кики и Трейси – мои школьные подруги. Ближе всего мы общаемся с Кэрри, так что я пишу ей, что мы действительно расстались. Она немедленно отвечает и предлагает прийти меня поддержать с мороженым. Я говорю, что с этой стороны уже все схвачено, и мы договариваемся встретиться в воскресенье и пообедать вместе.
Поскольку пиарщица Окли велела мне отвечать на все твиты, связанные с разрывом, я заставляю себя написать Кики и Трейси тоже, но не рассказываю никаких подробностей. УУ настаивал, что не хочет выглядеть 1) как слабак и 2) как мерзавец. Таким образом, получилось, что разрыв был его идеей, но я не должна намекать, что он как-то провинился.
Официальная версия – что он меня бросил, потому что теперь учится в университете и не хочет продолжать отношения. Я специально говорю Трейси, что он мне не изменял. Потом засовываю еще одну ложку божественной шоколадной субстанции в рот и стараюсь не заплакать.
Конечно, я помню, что расставание ненастоящее, но от этого не легче. Мне очень хочется написать УУ. Нет, хочется ему позвонить, услышать его голос, чтобы он сказал, что все эти сообщения написали люди, которые не знают, что мы притворяемся, и искренне за нас переживают.
Но нельзя. Клаудиа запретила нам общаться как минимум неделю – «чтобы дать новостям о разрыве время распространиться». Она утверждает, что пристально за нами следит. Понятия не имею, что это могло бы означать, но, честно говоря, я немного побаиваюсь ее и Джима, так что не звоню УУ, хотя умираю от тоски.
– Вонн? – Пейсли стучится в дверь.
– Да? – говорю я дрожащим голосом. Ненастоящее расставание ощущается вполне как настоящее.
– Можно войти?
– Конечно, заходи.
Пейсли входит, бросает взгляд на ведерко с мороженым, на мое жалкое выражение лица, садится рядом со мной на кровать, смотрит на экран своими темными глазами, и на ее лице появляется выражение сочувствия.
– Мне ужасно жаль. Я вижу, как тебе тяжело, – говорит она и прикусывает губу. – Знаешь, еще не поздно отказаться.
– Уже поздно, – говорю я. Мне очень хочется получить эти деньги. – Но год пролетит быстро, верно?
Пейсли кивает.
Я съедаю еще ложку мороженого.
– Знаешь, что самое ужасное? Ну ладно, второе по степени ужасности, потому что самое ужасное – это то, что мне нельзя разговаривать с УУ. Но Окли Форд такой противный! Он даже руку не захотел мне пожать при знакомстве. Как, интересно, он собирается себя заставить прилюдно ко мне прикоснуться?
– Но зато он заметил, что ты проголодалась, и велел принести тебе еды, а это уже кое-что. К тому же на него, по крайней мере, приятно смотреть, – замечает Пейсли.
Ну да, хоть что-то.
Пейсли соскальзывает с кровати.
– Мы с близнецами вечером идем в кино. Хочешь с нами?
Я мотаю головой:
– Не-а. Буду сидеть дома и предаваться скорби. Собираюсь потолстеть от мороженого килограмма на три.
– Не толстей слишком сильно, – смеется она. – А то Окли Форд еще передумает с тобой встречаться.
На самом деле, это было бы не так уж плохо. Я задумываюсь, не принести ли второе ведерко.
Пейсли наклоняется и целует меня в щеку.
– Ты молодец. Серьезно. Даже не представляешь, насколько это важно для всех нас.
На самом деле – представляю. Но я ведь не обязана притворяться, что мне это нравится. Я уже очень соскучилась по УУ, хотя в последний раз говорила с ним всего два дня назад.
Когда Пейсли уходит, я полностью отдаюсь терапии мороженым. Поедаю его медленно – настолько медленно, что к тому моменту, когда добираюсь до дна, оно превращается в полужидкую массу. Я мешаю ее ложкой, в сотый раз размышляя о предстоящей мистификации.
Может быть, Пейсли вообще попросила меня об этом потому, что в глубине души знала, что я не готова выходить в реальный мир? Что у меня нет никаких планов на жизнь? Что, в отличие от всех своих одноклассников, я совершенно не представляю, чем заниматься в будущем, и поэтому роль в «реалити-шоу» со случайным медиакрасавчиком будет отличной заменой моему бесцветному существованию?
Растаявшее мороженое не знает ответов на все эти вопросы. Я вздыхаю, закрываю вкладки в браузере и открываю папку с музыкой. Я могу продолжать ныть – а могу и заняться тем, ради чего все это задумано, раз уж все равно на это согласилась. Думаю, второе намного разумнее, так что я пролистываю альбомы, пока не нахожу тот, который нужен, включаю первый трек и ставлю ноутбук на кровати рядом с собой.
Я роюсь в нижнем ящике стола в поисках блокнота и карандашей, и тут из колонок выплывают первые звуки одного из самых популярных синглов Окли Форда – Hold On [9 - «Держись».]. И я, как по волшебству, переношусь в тот год, когда только пошла в старшую школу и просто сходила с ума от этого альбома. Но парадоксальным образом он напоминает мне не об Окли, а об УУ.
Когда диск вышел, мы с ним как раз начали встречаться. Он всегда смеялся надо мной из-за того, что мне нравится этот альбом, но однажды я поймала его за тем, как он напевает одну из песен, и заставила признаться, что ему он на самом деле тоже нравится. И потом нарисовала на своих кедах две сцепленные руки в память об этом моменте.
Я нахожу блокнот и набор карандашей, но пока не начинаю рисовать. Сперва снова захожу в интернет и ищу фотографии Окли – я не уверена, что смогу нарисовать его по памяти.
Ладно, придется это признать. Он действительно очень красив. Прямо-таки до безумия. Эти спутанные светлые волосы, пронзительные зеленые глаза, сильная мускулистая фигура, всегда затянутая в рваные джинсы и узкие футболки. О господи.
Я листаю картинку за картинкой. Фотографии с концертов. Снимки, сделанные папарацци в разных районах Лос-Анджелеса. Совместные фотографии с матерью на премьерах ее фильмов. Кадры со съемок фильмов с участием его отца.
Насколько я могу судить, Окли Форд живет на другой планете. Он – знаменитость с большой буквы «З». Единственный ребенок Катрины и Дастина Форд, звездной четы Голливуда – ну, по крайней мере до развода. Он выигрывал «Грэмми» и призы зрительских симпатий, а слава пришла к нему в четырнадцать, когда он выступил на вручении детской кинопремии Nickelodeon. Его фотографии появлялись на обложках миллиарда журналов – на одну из них из невероятно сексуальной фотосессии для Vogue я сейчас и смотрю.
Я выбираю фотографию из этого сета – ту, где он просто сидит на черном фоне и смотрит в камеру. Взгляд его настолько напряженный, что по моему позвоночнику в буквальном смысле пробегают мурашки.
Слушая красивый хриплый голос, звучащий для меня и в моей спальне, я начинаю рисовать.
______
Через неделю после нашего фальшивого расставания ко мне приходит УУ, и мы проводим время у меня в комнате – часами дурачимся на кровати, пока он, наконец, с неохотой не сообщает, что ему пора.
– Уже поздно, нужно возвращаться, – говорит он около десяти.
Мне хочется возразить, что еще вовсе не поздно, но, в конце концов, это же не у меня с утра занятия.
– Ладно.
Наверное, то, что я расстроилась, отражается у меня на лице, потому что он нежно целует меня в лоб.
– Ну, нам, по крайней мере, разрешено видеться, так что все не так уж плохо.
Не так уж плохо? За эту неделю без него я чуть с ума не сошла! Я несколько раз виделась с Кики и Керри, и они – в лучших традициях дружбы – почти все время убеждали меня, что УУ полный болван и что без него мне будет гораздо лучше. И я им, конечно, подыгрывала, хотя вслух ругать парня, в которого я по-прежнему влюблена, было мучительно. Но, как и обычно, я не хочу выглядеть прилипчивой и недостаточно взрослой, так что улыбаюсь и киваю.
– Как же меня это бесит, – вполголоса говорит УУ, спускаясь по лестнице.
Я чувствую облегчение.
– Меня тоже.
Некоторое время мы просто стоим в прихожей, обнявшись и прижавшись друг к другу лбами. УУ обнимает меня за талию. Я думаю обо всех объятиях за эти два года. Обо всех только нам понятных шутках, о переписке, о том, что ни разу за это время не ложилась спать без того, чтобы УУ не позвонил мне и не пожелал спокойной ночи.
– Мы с Марком выбрали лучшие серии, – говорит он, и его дыхание щекочет мне нос. – На этой неделе он все отредактирует, и я пришлю тебе файл.
Я немного напрягаюсь, надеясь, что он этого не заметит.
– Прямо жду не дождусь узнать, что в агентстве скажут по поводу нашего шоу!
– Я тоже, – говорю я с наигранной радостью. Чтобы отвлечься, вдыхаю знакомый лимонный запах его крема после бритья.
Наконец мы в последний раз целуемся, и я с тоской смотрю, как он идет к своей машине. Это все тот же старенький внедорожник, на котором он ездил еще в школе, и я вспоминаю о том, сколько времени мы провели в этой машине, целуясь и обнимаясь.
Возвращаюсь в свою комнату, падаю на кровать и снова пишу в «Твиттер» о своем разбитом сердце.
Вонн Беннетт @VeryVaughn
Лучшее лекарство от тоски = слушать «Форд» по кругу
В обоих случаях это вранье: во-первых, я не слушаю его, а во-вторых, лекарства от тоски не существует. Даже если повод для нее – придуманный.
______
Я беру из рук Пейсли телефон и читаю сообщение от Клаудии:
«Ты должна опубликовать рисунок сегодня».
Пока еще она не звонит на мой личный номер. Вероятно, когда наши с Окли «отношения» попадут на первые полосы газет, ситуация поменяется.
С момента нашего «расставания» с УУ прошло две недели, и я ожидала ее звонка еще с того дня, когда на счет Пейсли пришел первый платеж. Впрочем, это не означает, что я рада.
Поскольку увольняться мне пока нельзя, я отработала четыре смены в «Шаркиз», демонстрируя перед коллегами умеренно унылый вид. Это было не так уж сложно. Как и обналичить чек на двадцать тысяч долларов – первый из множества. Решено, что чеки будут выписываться на имя Пейсли – если в прессу каким-то образом просочится, что агентство выписывает чеки мне, немедленно слетятся стервятники, а так в агентстве всегда могут сделать вид, что это ее зарплата.
Мне все эти предосторожности кажутся чрезмерными и нелепыми, но я никогда раньше не ввязывалась ни во что подобное, а для Клаудии, похоже, все это – обычное дело.
– Почему сегодня? – ворчу я, в основном просто чтобы поспорить. С технической точки зрения Клаудиа – мой босс, так что, возможно, спорить с ней не стоит, но это самая странная работа в моей жизни, и, возможно, где-то в глубине души я надеюсь, что меня уволят.
– Потому что история должна развиваться. Пости картинку. Окли ее через пару часов посмотрит. Когда он ее лайкнет, приготовься к тому, что тебя завалят сообщениями. Ответь только на некоторые из них.
– Может, вы мне сами скажете, на какие отвечать? – иронично комментирую я.
– Нет-нет, все должно быть органично, – отвечает она, не обращая внимания на мой сарказм. – Их будет очень много, и ты все равно не сможешь ответить на все. К завтрашнему утру ты станешь звездой соцсетей! Главное, помни, что не все комментарии будут позитивными. Фанаты относятся к Окли очень ревностно, так что не обращай внимания на грубости и концентрируйся на положительных сообщениях. Главное вот что: на самом деле, все они мечтают оказаться на твоем месте, кто бы что ни писал!
И после этого сомнительного утешения она вешает трубку. Я достаю рисунок, который все-таки закончила пару дней назад. Любопытно, что Окли о нем подумает. Вышло неплохо, хотя и не идеально – не только потому, что его лицо получилось не совсем таким, как я задумывала. Я очень долго рисовала глаза, но в графике сложно отобразить их выражение. Я провожу по ним пальцем и думаю, что глаза у него красивые.
Нет, дело не в моей технике – но чего-то в этом рисунке не хватает. Какой-то важной информации об Окли Форде, чего-то, что я не могу уловить и отразить на бумаге.
Я в раздумье шевелю губами. Мне не хочется выкладывать свою работу в интернет, где все кому не лень будут на нее пялиться и критиковать. Но, похоже, это именно то, на что я изначально подписалась.
Я беру телефон, делаю фото картинки и пишу в «Твиттер».
Вонн Беннетт @VeryVaughn
Разрыв переживаешь немного легче, если представляешь это лицо рядом с собой.
Всего через три часа Окли лайкает мою картинку, и в моей ленте начинают появляться первые ответы. Почти сразу мне приходит сообщение от Кэрри:
«Ты видела?! Окли Форд лайкнул твой рисунок!»
Я делаю вид, что ничего не понимаю:
«Серьезно?!»
«Да! Зайди в “Твиттер”, у тебя там тонна сообщений! Спроси его аккаунт в “Снэпчат”!»
«Да брось, он же просто лайкнул картинку.»
«Никогда не знаешь! Давай, напиши ему в директ!»
______
Но тут я теряю возможность ей отвечать, потому что каждую секунду – да что там, каждую миллисекунду! – на мой телефон приходят новые уведомления.
@pledo5514 @1doodlebug1 @caryneo @paulyn_N теперь читают @VeryVaughn
Эй, @OakleyFord только что лайкнул какой-то рисунок? @VeryVaughn
@OakleyFord подпишись на меня, плз. люблю тя. @VeryVaughn
@luv_oakley_hands @VeryVaughn Офигенная картинка, я б такую повесила в шкафчик
@VeryVaughn Что это за фигня? Кто-то не умеет рисовать
@OakleyFord_stan№ 1 @VeryVaughn Просмотрела твой твиттер. Ты даже не фанатка! Не примазывайся!
@VeryVaughn ты стремная. @OakleyFord но ты зато красавчик
@selleuni5 @OakFordHeart @unicornio @wammalamma @ magg1e_ han50n и еще 244 теперь читают @VeryVaughn
Ого, ничего себе. Больше двухсот подписчиков меньше чем за десять секунд? С ума сойти!
Пейсли просовывает голову в дверь.
– Клаудиа звонила. Говорит, тебе пора начать отвечать. У тебя сотни комментариев.
– Знаю. – Я поднимаю телефон в легкой прострации. – И по большей части они о том, какая я некрасивая и бесталанная и что он может найти себе кого-нибудь получше.
Пейсли криво ухмыляется:
– Это интернет. Там люди постоянно пишут какую-нибудь чушь. Хочешь, я тебе помогу?
Я мотаю головой. Я подписала контракт, и теперь настала пора его выполнять, так что я провожу следующий час, отвечая на рандомные твиты подходящими к случаю репликами типа «ОМГ!» и «!!!» и не обращая внимания на те, в которых говорится, что я страшная и так далее. У всех хейтеров есть одна общая черта – они не слишком ладят с правописанием, и это заставляет меня чувствовать себя немножечко лучше.
Собираясь ложиться спать, я получаю сообщение от УУ: «Что за хрень, Ви! Позвони мне».
8
ОН
– Почему вы не показали мне этот рисунок, прежде чем выкладывать? – спрашиваю я Джима. На часах начало одиннадцатого, в доме тишина, и я смотрю на собственное лицо на экране телефона Тайриса – тот прячется от меня в гостиной, чтобы я не видел, как он смеется.
– Тебе не нравится? – спрашивает Джим с удивлением, которое отчетливо слышно даже по телефону. – По-моему, очень хорошо вышло. Честно говоря, даже лучше, чем я ожидал. И твои фанаты просто в восторге.
Я выпячиваю губы. Значит, вот таким она меня видит? Капризным и избалованным? Я выгляжу как маленький ребенок, у которого отобрали любимую игрушку. Но если я об этом заговорю, то буду выглядеть еще хуже, так что я цепляюсь к другому:
– Ты видел, что другие присылают? Разве в «Твиттере» нет каких-то правил на этот счет?
Даже не знаю, почему я так шокирован. Мне же постоянно присылают фотографии в обнаженном виде. И некоторые из этих девушек совсем… юные. Это слишком даже для меня.
Когда Джим создал мне аккаунт в «Снэпчате», мне прислали несколько сотен голых фотографий даже раньше, чем я сам что-то загрузил. Я случайно кому-то ответил, и в итоге из-за этого меня начали преследовать. Когда четыре четырнадцатилетние девушки гонятся за тобой по улице на велосипедах, это довольно жутко.
– Забей. На самом деле, ты можешь вообще ни на что не обращать внимания, Клаудиа сама со всем разберется.
Мне надоедает таращиться на себя самого, так что я кладу телефон Тайриса на мраморный кухонный островок.
– Как продвигается с Кингом? – требовательно спрашиваю я. Единственная причина, по которой я вообще всем этим занимаюсь, – желание нормально записывать музыку.
– В ближайшее время ничего нового на этом фронте не будет, так что ты можешь пока выбросить это из головы. Может, лучше за это время напишешь что-нибудь? Твоя новая девушка должна заряжать тебя вдохновением.
– Муа-ха-ха.
Вонн меня терпеть не может, так что все мои новые песни будут об иррационально мыслящих девчонках и их поспешных ошибочных резких суждениях.
Да и вообще, что я такого сделал? В Лос-Анджелесе действительно постоянные пробки, а Джим мог бы не назначать собрания раньше полудня. Он знает, что я ночной житель.
– Но, надеюсь, ты не ожидаешь, что я весь этот год буду торчать дома?
– О, конечно, нет. Я понимаю, что когда тебе скучно, ты опасен. Честно говоря, мне безразлично, чем ты будешь заниматься, – главное, не оставляй следов. Кинг рано или поздно выйдет на связь. Позволь мне об этом позаботиться. А теперь я, пожалуй, отправлюсь домой к своей прекрасной жене.
– Не могу понять, ты подшучиваешь или издеваешься, – говорю я.
– И то и другое, – весело говорит Джим и вешает трубку.
Картинка на экране телефона Тая продолжает меня провоцировать. Хочется написать что-нибудь Вонн, но я понятия не имею, как войти в свой собственный твиттер-аккаунт. Социальные сети пожирают время. Когда я там только зарегистрировался, меня поразило, сколько людей пишут мне вещи, которые никогда бы не осмелились сказать в лицо. С некоторыми из них я принялся спорить.
Именно тогда вмешалась Клаудиа и отобрала у меня контроль над всеми моими аккаунтами. И после того случая с «бандой четырех», как я их называю, я был счастлив предоставить ей этим заниматься.
Телефон Тая жужжит, и я беру его в руки. Какая-то девушка прислала ему неприличное сообщение. Я смахиваю уведомление в сторону.
– Тай, зачем тебе «Твиттер»?
– Футбол, братишка. – Тайрис вальяжно входит в кухню, судя по всему, уже отсмеявшись. – У многих игроков есть аккаунты.
– Серьезно?
– Ага. Вот, смотри. – Он берет из моих рук свой телефон, что-то набирает там и возвращает обратно. – Тут у меня друзья-болельщики и несколько профессиональных спортсменов.
Я просматриваю его ленту, которая полна футбольной статистики, ссылок на видео и статей.
– Ага, так вот почему ты всегда у меня выигрываешь в воображаемый футбол!
– Тебе нужно завести секретный аккаунт.
– Боюсь, Клаудии это не понравится. – Я спрыгиваю с барного стула и роюсь в холодильнике в поисках какой-нибудь еды. Овощи, сыр, безалкогольные напитки… Я оглядываю все это и беру банку пива.
– Хочешь, сыграем в FIFA?
– Конечно. Сейчас я тебе наваляю!
– Давай, попробуй!
Я передаю ему пиво, и мы идем в гостиную. Тай надевает наушники с микрофоном, а я – обычные наушники. Мне не разрешают играть с микрофоном. Однажды я играл, изрыгая ругательства, и кто-то из других игроков сообразил, что мой голос чертовски похож на голос Окли Форда. Они это записали, выложили в интернет, и куча людей была просто в ярости оттого, что я якобы слишком грубо выражаюсь для шестнадцатилетнего.
Интересно, они своих детей-то слышат вообще? Клянусь, девяносто девять процентов выражений в духе «сейчас я твою мамашу натяну!» произносят именно малолетки.
Мы с Таем играем часа два, и он действительно меня разносит. Чтобы немного утешиться, я играю по сети с каким-то ноунеймом и наконец выигрываю.
Когда мы заканчиваем, мой взгляд снова падает на его телефон.
– Ты можешь залогиниться?
– В смысле, в твой аккаунт?
– Ага.
– Не-а. Я твоих данных не знаю. Но можно, впрочем, позвонить Клаудии.
Я качаю его телефон в руках. Насколько я понял, Вонн никак не отреагировала на то, что «я» лайкнул ее рисунок. Ей совершенно на меня плевать. Прямо как моим родителям.
Я хмурюсь:
– Не надо.
И снова рано ложусь спать.
______
Когда я просыпаюсь, на дворе уже утро. Подхожу к окну от пола до потолка и нажимаю переключатель, который делает стекло из затемненного прозрачным. Снаружи весело чирикают птицы, на пляже занимаются пробежкой несколько человек. Когда-нибудь я снова поеду на тот частный остров, который Джим арендовал после тура в поддержку «Форда». Там я бы мог выходить из дома без охраны.
Отхожу от окна. Большой Ди не придет до двенадцати – обычно примерно в это время я выползаю из кровати. Уже две недели здесь не было ни одной живой души, кроме меня, экономки и телохранителей.
Я даже немного скучаю по Люку. Может, не так уж он был и виноват… Может, будь я на его месте, я поступал бы точно так же… Попытался бы воспользоваться успехом своего друга, чтобы получить какую-то выгоду для себя…
Мне никогда не приходилось делать ничего подобного. Не было нужды сыграть тысячу концертов в клубах, чтобы меня заметили. Мама просто отправила видео кому-то из друзей, тот – еще кому-то, и в тринадцать лет меня уже подписали на лейбл. Первый альбом вышел, когда мне еще не было пятнадцати, с большой маркетинговой поддержкой. И потом я выдал еще три успешных альбома, прежде чем наступил нынешний кризис.
Я никогда не был на месте Люка – или, опять же, Вонн, – и мне не приходилось подлизываться к кому-либо ради денег.
Должен признать, я довольно-таки мерзко поступил с Вонн при первой встрече. Но меня оправдывает то, что я в принципе не очень-то хотел всем этим заниматься, потому что однажды мы уже пытались срежиссировать отношения для публики и получилось отвратительно. Я думал, что согласиться на такое может только беспринципный человек – особенно если учесть, что у нее уже есть парень.
Но Вонн вовсе не кажется заносчивой или одержимой славой. Она довольно симпатичная, а ведь на ней не было ни грамма косметики. Одета она была в совершенно обычную одежду и вдобавок принялась яростно возражать, что не хочет менять свою манеру одеваться. Она была вполне уверена в своем внешнем виде – у моей предыдущей подставной девушки никогда не было этой уверенности.
А еще Вонн не пыталась произвести на меня впечатление. Никаких там накручиваний локонов на палец, взглядов искоса, покусываний губ… И картинка, которую она нарисовала, – хорошая, но я на ней выгляжу как кто-то вроде Пятницы. Судя по всему, Вонн считает меня самовлюбленным и неприятным человеком.
Да уж, очевидно, после того собрания она обо мне не лучшего мнения. Ужасно не хочется это признавать, но оно меня волнует. Ну, я, конечно, не ожидаю от каждого встречного вселенской любви, просто она… настроена слишком враждебно.
Я беру телефон и скачиваю «Твиттер». Хочу посмотреть, что она отвечает в комментариях. Вот дерьмо! Не могу это увидеть без логина и пароля.
Мне ужасно не хочется этого делать, но в конце концов я все-таки беру телефон и звоню Джиму.
– Ты видел новости? – ликующе говорит он.
Мир окончательно сошел с ума, если то, что я лайкнул что-то в «Твиттере», считается новостями. Массовые убийства в Африке не привлекают столько внимания, сколько какая-то дурацкая картинка.
– Мне нужно войти в свой аккаунт.
– Зачем? Разве тебе что-то не нравится? Мы с Клаудией говорили сегодня утром. Все в восторге. О тебе месяцами столько не писали. Подожди, сейчас я тебе прочту.
Я слышу в трубке шум машин.
– Ты что, за рулем?
– Конечно. А как, ты думаешь, я хоть что-то успеваю?
– Оставь, я сам посмотрю.
Я вешаю трубку, пока он не попал в аварию в попытке зачитать мне заголовки колонок на желтых сайтах. Открываю первый сайт о знаменитостях, который приходит мне на ум, и сразу вижу собственную смазливую фотографию, где я краем глаза смотрю в камеру.
ОКЛИ ФОРД ИСПОЛНЯЕТ МЕЧТУ ПОКЛОННИЦЫ В ТВИТТЕРЕ
Фанатки Окли Форда, обратите внимание!
Вчера вечером комьюнити поклонников Окли Форда бурлило после того, как музыкант отметил «лайком» свой портрет, сделанный фанаткой. Судя по аккаунту девушки, семнадцатилетняя Вонн Беннетт недавно завершила продолжительные отношения с парнем и пыталась поднять себе настроение, слушая одноименный альбом Окли Форда.
В последнее время Форд почти не подает признаков жизни в «Твиттере», за исключением редких обращений к коллегам-артистам, так что это действие взбудоражило интернет! И это заметили не только мы – фанаты Форда принялись массово ретвитить картинку. Количество подписчиков Вонн Беннетт возросло с 89 до 8000, и главный приток произошел, когда Окли Форд вступил с ней в переписку.
Возможно, у Форда назревает новый роман? Он не был замечен ни в каких любовных связях (дольше чем на одну ночь) со времен разрыва с Пятницей Шауэрс. Мы встретились с ней у ресторана Nice Guy. Девушка была крайне удивлена новостями о новом увлечении Окли. «Вы знаете о нем больше, чем я», – прокомментировала она. От команды Окли Форда никаких комментариев не поступало.
Это происшествие вывело тег #Форд_ответь в тренды «Твиттера». Окли Форд уже два года не выпускал ничего нового – возможно, Вонн Беннетт станет его музой?
Боже правый. Я щелкаю по ссылке, чтобы прочитать, что же такого «я» ответил Вонн.
Oakley Ford Verified @VeryVaughn Спасибо, что выбрала этот ракурс. Левая сторона удачнее.
Дальше я пролистываю чуть ли не тысячу комментариев, прежде чем добираюсь до ее ответа.
Вонн Беннетт @VeryVaughn @OakleyFord Ха-ха! У тебя нет неудачных сторон.
Oakley Ford Verified @VeryVaughn А у тебя есть красный карандаш? Я краснею.
Простите, но меня тошнит. «Я краснею»?! Что, вообще, за тупой ответ? Я никогда не краснею! Чего тут вообще смущаться?
@jelly_bean1984 @ OakleyFord Ок я люблю тебя! Пажалуйста лайкни меня
@cassandra.vega.5 @ OakleyFord ты такой красавчииииик. Я ??? тебя! Ты самый лучший!
@OakleyFord_stan№ 1 @ OakleyFord Люблю тебя, Окли. Жду не дождусь нового альбома.
Господи, это просто читать невозможно. Я перехожу в ленту Вонн и выдыхаю от облегчения. Вот так-то лучше.
Вонн Беннетт @OakleyFord Сомневаюсь, что ты умеешь краснеть. Но красный карандаш у меня есть.
Она запостила еще одну картинку: щека крупным планом и немного румянца на скуле. Ничего себе. Хотя черты и не вполне похожи, я не могу отрицать, что она действительно хорошо рисует.
Я пролистываю пару десятков ответов и нахожу «свой».
Oakley Ford Verified @VeryVaughn Значит, ты принимаешь заказы! Как насчет автопортрета?
Вонн Беннетт @OakleyFord Это подойдет?
Я торопливо листаю. Неужели она… А, это же набросок ее телефона.
Oakley Ford Verified @VeryVaughn Изящно и современно. Мне нравится.
Отвратительно. Если бы я сам отвечал, то написал бы что-то вроде…
Я опять звоню Джиму:
– Дайте мне доступ к твиттер-аккаунту. Если уж я собираюсь встречаться с этой чиксой, я должен иметь возможность хотя бы общаться с ней напрямую.
– Что? Зачем тебе с ней общаться?
– Потому что мне так хочется. Так что, дадите пароль, или мне новый аккаунт завести?
Он вздыхает, и затем я слышу, как он приказывает каким-то ассистентам:
– Свяжитесь с Клаудией. Узнайте у нее, как Окли зайти в «Твиттер».
9
ОНА
– Ты что, должна будешь встречаться с Окли Фордом?!
Мои барабанные перепонки чуть не разрываются от его громкого сердитого голоса, но я ничего не говорю ему по этому поводу. Это наша первая возможность пообщаться по телефону с тех пор, как началась моя переписка с Окли Фордом. И УУ, очевидно, сейчас изливает на меня всю злость и раздражение, накопившиеся за эти сутки.
– Я не могу ответить тебе на этот вопрос, – говорю я со вздохом.
– Чушь! Ты понятия не имеешь, сколько народу написало или позвонило мне, чтобы сказать, что ты заигрываешь в «Твиттере» с Окли Фордом!
Я ощетиниваюсь:
– Надеюсь, ты ничего не сказал им по поводу агентства? Ты подписал соглашение. И если ты нарушишь его, то «Даймонд»…
– Меня уничтожит, – кисло заканчивает УУ. – Да, я знаю.
Вообще-то, это совершенно не имеет отношения к УУ. Но я по опыту знаю, что теперь мне придется слушать, как он ворчит и жалуется, пока наконец его не отпустит.
– И что ты всем сказал?
– Что мы оба расстроены и переживаем из-за расставания, а публичный флирт со знаменитым красавчиком – твой способ с этим справляться.
Я морщусь, когда он произносит эти слова, но говорю:
– Спасибо.
УУ долго молчит.
– Что именно ты должна делать с Окли Фордом? – наконец спрашивает он.
– Да ничего особенного, – неуверенно отвечаю я. – Нам придется пару раз появиться вместе на публике – для журналистов. Ну, может быть, один раз поцеловаться. Чисто для вида. Ты же помнишь, что все это не по-настоящему?
– Да уж надеюсь. – Мое сердце подпрыгивает, когда я улавливаю в его словах ревность, но тут же падает, потому что он говорит: – Мне не нравится выглядеть лузером в этой ситуации.
От двери в мою комнату доносится тонкий голосок:
– Вонн! Отдай наш телефон!
Я жестом показываю Шейну, чтобы он помолчал.
– Честное слово, это все для вида, – утешаю я УУ. – Как реалити-шоу.
– Нам нужно позвонить Кенни! – кричит Спенсер, вставая плечом к плечу с братом.
Они оба сердито на меня смотрят, и их карие глаза с золотыми искорками сверкают. Им всего по двенадцать, но они уже выше меня ростом и легко могли бы отобрать телефон силой.
Я вздыхаю:
– Близнецы пришли за телефоном. Увидимся в выходные, ладно?
– Ладно. – Он снова делает паузу. – Люблю тебя.
– И я тебя люблю, – говорю я, и близнецы одновременно блеют, а потом, тряся светло-русыми волосами, начинают делать вид, будто их тошнит.
Я вешаю трубку и отдаю телефон Спенсеру:
– Вот, держите, спиногрызы. Можете звонить вашему любимому Кенни.
Они пулей вылетают из комнаты, а я падаю на кровать и проклинаю тот день, когда позволила Пейсли притащить меня на ту встречу с Толсоном и его командой.
Клаудиа считает, что кто-нибудь может прослушивать наши телефонные разговоры, поэтому в ближайшие два месяца мне нельзя говорить с УУ по своему телефону и по телефону сестры – то есть мое счастье в руках двух двенадцатилетних мальчишек.
На самом деле, мне пришлось спрашивать разрешения у Клаудии, прежде чем ему позвонить. Она устроила собрание со своей PR-командой, где они обсуждали, насколько естественно выглядит то, что УУ общается с младшими братьями своей бывшей. Я напомнила им, что УУ уже два года часть моей семьи и конечно же общается с моими братьями.
– Телефон. – Голос Пейсли отрывает меня от размышлений. Она входит в комнату и протягивает мне свой мобильник. – Клаудиа.
Внутри у меня зарождается вопль ярости. Как мне надоели ее тупые требования, я не хочу с ней сейчас разговаривать!
– Сегодня ты должна сделать свой аккаунт закрытым, – говорит Клаудиа, не удосужившись даже поздороваться.
– Почему? Из-за новых подписчиков? – Проснувшись сегодня утром, я обнаружила, что на меня подписалось еще двадцать пять тысяч человек, и чуть не умерла от шока.
– Потому что мы хотим раздуть костер еще сильнее. Если аккаунт станет закрытым, фанатки Окли не смогут на тебя подписаться и это будет сводить их с ума. Они начнут это обсуждать в своих собственных аккаунтах, строить разные теории по поводу того, почему ты закрыла аккаунт, а те, что уже успели подписаться, будут делать скриншоты твоих твитов, и так ты станешь еще более ценным ресурсом.
Я не трачу сил на споры. Меня уже утомили попытки постичь логику пиарщика.
– Хорошо, – говорю я. – Что-то еще?
– Да. Эми сейчас пришлет тебе архив твоего твиттера. Ты должна начать удалять фотографии с бывшим парнем.
Я прихожу в ярость:
– Как вы получили архив моего твиттера? И мой адрес электронной почты?
– От Джима. Можешь не спрашивать, как он это сделал, все равно не скажет, – щебечет Клаудиа. – В общем, нужно, чтобы всякое напоминание о твоем бойфренде к завтрашнему утру пропало. Естественно, ты так сделала, потому что хочешь вычеркнуть его из своей жизни.
В горле начинает першить.
– А почему вы тогда сами все не удалите, раз уж у вас есть доступ?
– О, мы бы с удовольствием. Просто мне показалось, что ты предпочтешь заниматься этим сама. Для молодой девушки забыть человека, с которым она провела много времени, – болезненный процесс.
Я представляю себе, как какая-то незнакомка просматривает мои фотографии с УУ и нажимает иконку с урной, и понимаю, что в словах Клаудии есть смысл.
– Ладно, я сама все сделаю. И он все еще мой парень, Клаудиа!
– С точки зрения всего мира уже нет. – В ее тоне появляется раздражение. – И последнее. Сегодня ты должна пойти со своей семьей ужинать.
Я хмурюсь:
– Почему?
– Господи, Вонн, это что, твое любимое слово? Осторожнее с этим, а то я скоро начну отвечать: «Потому что я так сказала».
Я так сильно стискиваю зубы, что челюсть сводит судорогой.
– Так все-таки почему мне нужно идти ужинать со своей семьей?
– Потому что это традиция. С этого момента у вас есть традиция раз в неделю всем вместе ходить куда-нибудь ужинать.
Я опять произношу ее любимое слово:
– Почему?
– Потому что приличные люди так и делают! – На том конце трубки слышится возмущенное фырканье, но затем ее голос смягчается: – Твой инстаграм-аккаунт связан с «Твиттером»?
– Да. По… – начинаю было я, но останавливаюсь раньше, чем успеваю выговорить слово целиком. Пожалуй, она уже достаточно на меня разозлилась сегодня.
– Хорошо. Сегодня за ужином запости фотографию себя и своей семьи. Братья не обязательно должны на ней быть, а вот сестра – да.
– Я думаю, вы понимаете, какой вопрос мне хочется задать.
Она испускает тяжелый вздох:
– Это естественный путь раскрыть информацию о том, что твоя сестра работает в «Даймонд». Окли прокомментирует фотографию, и таким образом эта история выплывет.
– Хорошо, я что-нибудь опубликую.
Я вешаю трубку, не прощаясь, а затем кричу в коридор:
– Пейсли, иди сюда!
Она появляется через две секунды:
– Что такое?
– Скажи близнецам, чтобы оделись поприличнее. – Я отдаю ей телефон. – Мы идем ужинать.
– Почему?
– Потому что это традиция!
Моя сестра непонимающе поднимает бровь:
– Почему?
Ого, а это действительно раздражает.
– Потому что все приличные люди так делают! – громко заявляю я и иду одеваться.
10
ОН
#мыкоманда #времяесть #почемутакдолго
Я смотрю на фотографию Вонн, ее братьев и сестры в «Инстаграме». Они все стараются влезть в кадр в очереди в каком-то ресторане, про который я никогда не слышал. А я даже не помню, когда в последний раз сидел за одним столом с мамой и отцом. Хм. Пожалуй, с мамой мы в последний раз одновременно принимали пищу в одном помещении в прошлом году на вручении «Золотого глобуса».
Черт побери. Я чуть было не начинаю смеяться вслух над абсурдом ситуации. С другой стороны, с отцом я уже несколько лет не сидел за одним столом – старикан обид не прощает.
Я ощущаю в груди странное чувство. Но это же не… Нет, конечно, не зависть. Закрываю приложение и смотрю в окно. Вот что мне нужно. Выйти из дома. Слишком долго сижу тут в четырех стенах и никуда не выхожу – кроме разве что студии, где у меня ничего не получается. Я направляюсь в кухню к Тайрису:
– Давай-ка пойдем перекусим.
Он убирает телефон.
– Какие идеи?
– Не знаю. Как насчет… – Тут мне в голову приходит безумная идея.
– Так-так, – Тайрис покачивается на пятках, – улыбка на твоем лице мне что-то не нравится. Кажется, мы сейчас во что-то влипнем.
– Как насчет фондю? – как ни в чем не бывало спрашиваю я.
Надо подумать, что надеть. Просто шапки и солнечных очков будет явно недостаточно.
– Есть отличное местечко на Ла-Сьенега, – немедленно отвечает Тайрис. Он настоящий гурман и знает все рестораны города, но мне не хочется сейчас идти в дорогой ресторан.
– Я думал сходить в «Фондю Хейвен», это в… – Я открываю «Инстаграм». Ага, Вонн указала геолокацию. – Эль-Сегундо. На Мейн-стрит.
Тайрис выглядит оскорбленным в лучших чувствах и тащится за мной в комнату.
– Сетевое заведение? В Эль-Сегундо? Да это же час пути.
Я, не обращая на него внимания, пулей влетаю в гардеробную. Можно надеть самые свободно сидящие штаны – те, которые аж на заднице болтаются. Интересно, они вообще еще живы? Я роюсь на полках.
– Они уже уйдут оттуда, пока мы доберемся, – говорит Тай у меня за спиной. Он не дурак.
– Можно поехать на мотоцикле, долетим за пятнадцать минут. Еще только принесут закуски.
Я наконец нахожу древние джинсы, которые меня бесят, и пару старых кроссовок. Нюхаю джинсы – вроде чистые. Залежались, но чистые.
Тай скептически поднимает бровь:
– Серьезно?
– Ты про джинсы или про мотоцикл? – Я снимаю домашние спортивные штаны и влезаю в джинсы. Пару лет их не надевал, так что теперь они сидят плотно. Все-таки с шестнадцати моя комплекция изменилась, тогда-то я был кожа да кости.
– И то и другое.
Я надеваю поверх футболки темную толстовку и потираю руки:
– Ну что, поехали?
______
– Ты ведь запомнил, что я не одобряю эту идею, да? – говорит Тайрис, поворачивая на парковку.
– Да, ты уже три раза это повторил.
Я поправляю шапку, глядя в зеркало заднего вида в машине, которую мы арендовали. Это, конечно, не полная маскировка, но я рассчитываю, что никто не ожидает увидеть Окли Форда в сетевом ресторанчике на окраине Лос-Анджелеса.
– Джим довольно влиятельный человек, а у меня есть семья, – говорит Тайрис.
– Какая семья? У тебя что, дети есть?
– Сестры.
Точно. Я же с ними знаком. Но тут уж если кому и стоит бояться, так это Джиму – этим дамочкам палец в рот не клади. Они обожают своего «младшенького» и всегда без обиняков говорят, что думают. Меня они называют «солнышко». Я даже не уверен, что они запомнили мое имя. «Солнышко, подтяни штаны, а то спровоцируешь общественные волнения».
Тогда мне было пятнадцать и я был тупой, как полено, так что сказал Шаноре, старшей сестре Тая, что это такая мода. «Солнышко, не в моде дело. Когда я в последний раз была в «Мейсис» [10 - Macy’s (англ.) – одна из крупнейших и старейших сетей розничной торговли в США. Основана в 1858 году.], что-то я там не видела малолетних хулиганов, – сказала она. – Ты страдаешь недостатком воображения».
Но, следуя ее совету, я все-таки перестал носить мешковатые джинсы, кепку козырьком назад и белую майку в обтяжку и постарался выработать собственный стиль – нечто среднее между рок-звездой и хипстером. Правда, не уверен, что преуспел.
– Джим догадается, что это была моя идея, и не будет тебя винить. Раньше же не винил.
Тайрис недовольно ворчит, заезжая на парковку. В целом здесь довольно оживленно, но людей не так уж много и они не обращают на меня никакого внимания. Прямо мимо меня не останавливаясь проходит парочка. У них за спиной я незаметно показываю Таю большие пальцы.
Он качает головой.
Возбуждение накатывает на меня волнами. Я чувствую себя так, будто нарушаю закон, делаю то, что совершенно точно никому не понравится – хотя на самом деле просто собираюсь поужинать в посредственном сетевом ресторанчике. Прямо-таки вижу свое следующее интервью:
«– Скажите, что самое увлекательное вы сделали со времен мирового тура в поддержку альбома “Форд”?
– О, знаете, недавно я ходил поесть фондю, и никто не обратил на меня внимания! Это событие было самым знаменательным в этом году».
– Давай только я буду общаться с персоналом, – говорит Тай, открывая дверь. – У тебя слишком узнаваемый голос. Хотелось бы все-таки успеть поесть немного, прежде чем придется бежать.
– Договорились.
Да, у меня в голосе есть заметная хрипотца. Как-то раз одна журналистка из Billboard спросила, не потому ли это, что в детстве я много курил. И это была только наполовину шутка. Но нет, хрипотца врожденная.
В фойе ресторана толпа людей, ожидающих своей очереди. Тай протискивается к хостесс, пока я притворяюсь мебелью и разглядываю стены. Мой взгляд притягивает небольшой столик на четверых у самой кухни.
– Вам придется ожидать минут двадцать, – сообщает Тайрису утомленная хостесс.
– Нас кое-кто ожидает. – Я указываю на столик Вонн.
Она удивленно вскидывает брови:
– Странно, что они не предупредили.
– Не беспокойтесь, – говорю я и быстро направляюсь к столику, пока она не успела меня опередить.
– Ну мы же договаривались! – говорит Тай мне на ухо.
Не обращая на него внимания, я падаю на лавку рядом с Вонн, заставляя ее подвинуться ближе к сестре.
– Что ты выбрала?
Она поворачивается, явно собираясь дать отпор, но замолкает на полуслове и ошарашенно на меня смотрит.
Я же смотрю на нее, внезапно понимая, что меня привлекают ее пухлые губы. Хотя она не пользуется помадой, да и вообще, на ней нет ни капли косметики. Темные волосы завязаны в небрежный хвост, отросшая челка падает на глаза, обрамляя лицо. Надо признать, эта девчонка совершенно не выделяется – но при этом она привлекательная. Тонкий просвечивающий свитер и обтягивающие джинсы дают достаточное представление о ее фигуре, и мои штаны разом становятся еще более тесными.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=40496895) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
Американское телешоу, в котором знаменитостям задают вопросы, а участники игры должны оценивать честность ответов.
2
Best Friends Forever – «лучшие друзья навсегда».
3
Подростковый комедийный сериал на канале Disney.
4
Международная сеть престижных отелей.
5
Sweet Sixteen And Never Been Kissed группы The Blue Mountaineers.
6
Соглашение о неразглашении.
7
В американском футболе есть традиция выполнять всякие нелепые трюки после того, как входишь с мячом в зачетную зону соперника и делаешь тачдаун.
8
«Собаки, играющие в покер» – серия популярных картин Кассиуса Кулиджа.
9
«Держись».
10
Macy’s (англ.) – одна из крупнейших и старейших сетей розничной торговли в США. Основана в 1858 году.
Эрин Уатт
TrendLove
Знакомьтесь, Окли Форд – золотой ребенок голливудских звезд, безбашенная рок-звезда, красавчик с миллионным фанклубом и… настоящий возмутитель спокойствия! Со стороны кажется, что у него есть всё, но когда его рейтинг начинает стремительно падать, потому что имя Окли не сходит со страниц желтой прессы, менеджеры решают создать ему имидж хорошего парня, чтобы спасти его музыкальную карьеру.
Знакомьтесь, Вонн Беннетт – заботливая сестра, классическая отличница, идеальная девушка, у которой нет ничего общего с Окли Фордом. Но именно ей предлагают стать фейковой подружкой рок-звезды. Что с того, что Вонн считает Окли самовлюбленным идиотом? Ведь их отношения всего лишь понарошку! Или все же нет?..
Эрин Уатт
Это по-настоящему
Erin Watt
When it’s Real
© 2017 by Timeout LLC
© В. Канухина, перевод на русский язык, 2018
© ООО «Издательство АСТ», 2018
* * *
Марго.
Мы любили тебя еще до того, как ты приобрела права на эту книгу, а теперь, когда ты помогла превратить ее в настоящую жемчужину, любим еще больше. Спасибо за то, что ты стала нашим редактором, нашим вдохновителем, нашим другом.
1
ОН
– Ради бога, скажи, что здесь все девушки – совершеннолетние.
Я послушно повторяю за Джимом Толсоном, своим менеджером:
– Здесь все девушки – совершеннолетние.
Но, честно говоря, понятия не имею, так ли это. Когда я вернулся вечером из студии, вечеринка уже была в полном разгаре. Я, знаете ли, не проверял у всех ID, а просто взял себе стакан пива и принялся болтать с какими-то девчонками, которые утверждали, что им так нравятся мои песни, что они поют их даже во сне. Это звучало немного похоже на приглашение, но мне было не слишком интересно. Потом мой товарищ Люк куда-то их увел, и я принялся просто бесцельно ошиваться вокруг, раздумывая, знако?м ли я хотя бы с четвертью людей, которые веселятся у меня в доме.
В итоге насчитал семерых, которых хотя бы знаю в лицо.
Джим поджимает свои и без того тонкие губы и садится в шезлонг напротив меня. Там уже спит какая-то девчонка, так что ему приходится ютиться на краешке. Джим как-то говорил мне, что самый большой риск в работе с молодыми звездами – это возраст их поклонниц. Так что ему явно некомфортно находиться рядом со спящей красоткой неопределенного возраста в одном бикини.
– Помни об этом, если какой-нибудь папарацци пристанет к тебе на улице, – предупреждает Джим.
– Принято.
И знаете что еще? Пожалуй, сегодня стоит избегать мест скопления знаменитостей. Совершенно не желаю попасть в кадр к какому-нибудь охотнику за сенсациями.
– Как дела в студии?
Я поднимаю глаза к потолку. Как будто Джим не послушал запись сразу после того, как я оттуда вышел.
– Ты прекрасно знаешь, как дела. Фигово. Даже хуже чем фигово. Какой-нибудь чихуа-хуа мог бы спеть лучше, чем я.
Я откидываюсь на спинку и трогаю свое горло. Со связками все в порядке – пару месяцев назад меня обследовали. Но в песне, которую мы вчера записывали, чего-то недостает. Все мои треки в последнее время какие-то плоские.
Со времени последнего альбома я ничего приличного не записал. Не понимаю, в чем проблема. Обычно это либо текст, либо ритм, либо вокал – но сейчас это сразу все и ничего, и никакая обработка не помогает.
Я касаюсь струн своего «Гибсона». Наверняка выражение лица выдает мои мысли.
– Пойдем-ка прогуляемся, – говорит Джим, кивая на девушку. Она кажется спящей, но вполне может притворяться.
Я со вздохом откладываю гитару и поднимаюсь.
– Не знал, что ты любишь прогулки по пляжу, Джим. Сейчас мы будем читать друг другу стихи, а потом ты сделаешь мне предложение?
Я, конечно, издеваюсь. Но он, вполне вероятно, прав, что не захотел продолжать разговор внутри, а мне так уж точно не хочется, чтобы случайная фанатка разболтала журналистам о моих творческих проблемах. Я и без того даю им достаточно поводов для разговоров.
– Ты видел последние цифры по соцсетям? – Он поднимает телефон.
– Ты спрашиваешь или хочешь рассказать?
Мы останавливаемся у перил, которые ограждают террасу вокруг дома. Хорошо бы спуститься на пляж, но он общественный. В последний раз, пытаясь выйти искупаться через черный ход, я еле унес ноги, лишившись плавок и с разбитым носом. Это было три года назад, и таблоиды раздули историю о том, что я подрался со своей бывшей и напугал детишек.
– Ты теряешь по тысяче фолловеров в неделю.
– Какой ужас, – иронизирую я.
На самом деле, звучит просто отлично. Может, наконец, и поплавать иногда можно будет, иначе какой смысл иметь дом на пляже?
Гладкое, без единой морщины лицо Джима – достижение лучших швейцарских пластических хирургов, услуги которых только можно купить за деньги, – искажается от злости.
– Это очень серьезно, Окли.
– Почему? Какая, вообще, разница, сколько у меня фолловеров?
– Ты хочешь, чтобы к тебе как артисту относились серьезно?
Неужели опять эта болтовня? Он сто раз уже читал мне подобную лекцию с тех пор, как подписал меня на лейбл в четырнадцать лет.
– А то ты сам не знаешь.
– Тогда тебе нужно подстраиваться.
– Но зачем?
Как это связано с тем, чтобы писать крутую музыку? Если я что-то и должен делать, то, скорее уж, уйти в отрыв и брать от жизни все.
Но… разве я не делал этого раньше? Я пил, курил, принимал разные вещества, попробовал, кажется, все, что только возможно, за последние пять лет. Неужели моя карьера окончена, хотя мне даже нет двадцати? При мысли об этом по спине пробегают мурашки.
– Лейбл подумывает разорвать твой контракт.
Я чуть было не начинаю хлопать в ладоши, как ребенок, – в последние месяцы отношения были очень напряженные.
– Ну и пускай.
– И как ты тогда собираешься записывать альбом? Два последних трека, как видишь, не приняли. Хочешь экспериментов со звуком? Класть стихи на музыку? Писать о чем-нибудь, кроме разбитого сердца и красивых девушек, которые тебя не любят?
Я мрачно смотрю на воду.
Он хватает меня за руку:
– Слушай сюда, Ок.
Я бросаю на него взгляд, говорящий «какого черта?!», и он отпускает мое запястье. Все знают, что я не люблю, когда меня трогают.
– Они не позволят тебе добиться того, чего ты хочешь, если испортишь отношения с фанатами.
– Вот именно, – нагло говорю я. – Так какая разница, буду я работать с лейблом или нет?
– Лейблы существуют, чтобы зарабатывать деньги, – настаивает он. – Они откажутся продюсировать твой альбом, если не будут уверены, что смогут его продать. Если хочешь получить еще одну «Грэмми», хочешь, чтобы тебя всерьез принимали коллеги по цеху, нужно восстановить свой имидж. Ты ничего не выпускал с семнадцати лет. Это было два года назад, но в музыкальном мире сойдет за все десять.
– Адель выпустила альбом в девятнадцать, а потом – только в двадцать пять.
– Но ты-то не Адель.
– Я лучше, – отвечаю я, и это не хвастовство. Мы оба знаем, что это правда.
Я записал первый альбом в четырнадцать, и он обернулся огромным успехом. С тех пор каждый мой альбом становился дважды платиновым, а «Форд», который я назвал в честь себя самого, даже добрался до бриллиантового. В том году, когда он вышел, я побывал с туром в тридцати городах по всему миру, выступая только на стадионах, и все билеты были распроданы. В мире меньше десяти артистов, которые собирают стадионы. Все остальные довольствуются небольшими площадками, концертными залами и клубами.
– Был лучше, – бесцветным голосом добавляет Джим. – Твоя карьера на грани краха.
Я холодею. Он произносит вслух то, о чем я размышлял парой минут раньше.
– Так что могу тебя поздравить: лет через двадцать, когда тебя пригласят в шоу «Hollywood Squares»[1 - Американское телешоу, в котором знаменитостям задают вопросы, а участники игры должны оценивать честность ответов.], какой-нибудь ребенок спросит у своей матери: «Кто такой Окли Форд?». А мать ответит…
– Я понимаю, – с напряжением говорю я.
– Нет, не понимаешь! Твоя карьера может оказаться настолько мимолетной, что даже та мамаша повернется к ребенку и скажет: «Понятия не имею, кто это такой». – Тон Джима меняется на умоляющий: – Послушай, Ок, я хочу, чтобы ты преуспел с той музыкой, которую хочешь записывать, но для этого мы должны работать вместе! Этой индустрией управляет группа белых привилегированных мужчин, которые сошли с ума от наркотиков и власти. Они просто обожают издеваться над музыкантами, и им все сходит с рук. Не давай им повода сделать себя козлом отпущения! Ты достоин большего. Я верю в тебя, но ты тоже должен в себя поверить.
– Я верю в себя.
Интересно, Джим тоже заметил, как фальшиво это звучит?
– Тогда поступай соответственно.
Что он имеет в виду? «Повзрослей»?
Я протягиваю руку и беру его телефон. Количество фолловеров, тем не менее, составляет восьмизначное число. Миллионы людей читают меня в соцсетях и проглатывают все, что ежедневно им скармливает моя пиар-команда. Мои кеды. Мои руки. Боже, фотография рук набрала больше миллиона лайков! И запустила примерно столько же вымышленных историй. У девушек очень живое воображение.
Очень испорченное живое воображение.
– Ну и что ты предлагаешь? – бормочу я.
Джим с облегчением вздыхает:
– У меня есть план. Ты начнешь встречаться кое с кем.
– Ни за что. Это мы уже пробовали.
После выхода «Форда» менеджеры свели меня с девушкой по имени Пятница. Да-да, это ее настоящее имя, я видел документы. Она была восходящей звездой реалити-шоу, и мы все решили, что уж она-то знает, что к чему. Мы затеяли фальшивый роман, чтобы почаще попадать на обложки журналов и в интернет-таблоиды. Ну конечно, это неизбежно должно было вызвать волну негодования со стороны определенных людей, но разве это может сравниться с постоянным вниманием прессы и сплетнями о нас на каждом углу! Мы знали, что наши имена будут у всех на устах, от Калифорнии до Китая.
Все сработало идеально. Невозможно было даже чихнуть без того, чтобы это немедленно не попало на новостные сайты. Мы полгода были главными героями всех таблоидов и желтой прессы, а тур в поддержку «Форда» обернулся ошеломляющим успехом. Пятница же гордо восседала в первом ряду всевозможных показов мод – я даже не знал, что их столько существует, – а потом подписала двухгодичный контракт с крупным модельным агентством.
В общем, до конца тура все шло прекрасно. Но никто, включая меня, не сообразил, что если свести вместе двух подростков и заставить их изображать любовь, рано или поздно что-нибудь случится. И это случилось. Все бы ничего, но Пятница думала, что оно продолжит случаться и после тура. Когда я сказал ей, что все кончено, она была очень расстроена – и благодаря мне у нее появилась возможность рассказывать подробности всем желающим.
– Нет, мы не будем повторять историю с Пятницей, – уверяет меня Джим. – Мы хотим привлечь тех девушек, которые мечтают сами пройтись по красной дорожке, но не верят, что это возможно. Больше никаких звезд и моделей. Твои фанаты должны думать, что ты досягаем.
Скрепя сердце я спрашиваю:
– И как же мы этого добьемся?
– Найдем обычную девушку. Она начнет писать тебе в социальных сетях, заигрывать с тобой онлайн. Ты будешь ей отвечать, люди увидят, как вы взаимодействуете. Потом пригласишь ее на концерт, вы встретитесь, влюбитесь друг в друга… БУМ! Так ты привлечешь к себе внимание.
– Мои фанаты терпеть не могли Пятницу, – напоминаю я.
– Некоторые да, но миллионы ее обожали. А если ты «влюбишься» в обычную девушку, это с восторгом воспримет гораздо больше людей – каждая фанатка по другую сторону монитора будет считать, что эта девушка воплощает собой их всех.
Я стискиваю зубы:
– Нет.
Если Джим пытался придумать способ заставить меня страдать посильнее, у него отлично получилось. Ненавижу социальные сети. Когда я был маленьким, мать фотографировала каждый мой шаг и продавала снимки любому, кто больше предложит, – ради благотворительности, как она позже утверждала. Я и без того часто появляюсь на публике. Но определенную часть своей жизни хочу хранить в тайне – именно поэтому и плачу целое состояние другим людям, чтобы самому этим не заниматься.
– Если ты сделаешь это, – Джим делает загадочную паузу, – Кинг спродюсирует твой альбом.
Я оборачиваюсь так резко, что Джим даже слегка подается назад:
– Ты серьезно?
Донован Кинг – лучший продюсер в стране. Он работал со всеми жанрами, от рэпа до кантри и рока, он превращал музыкантов в легенду. Я как-то читал интервью, в котором он сказал, что никогда не будет работать с поп-музыкантами и их бездуховной коммерческой музыкой, сколько бы ему ни заплатили. Поработать с Кингом – мечта, но он всегда отвергал мои попытки наладить контакт.
Если он не захотел продюсировать «Форд», то почему готов работать с этим альбомом? Почему сейчас?
Джим ухмыляется. Ну, насколько его обколотое ботоксом лицо это позволяет.
– Да. Он сказал, что если бы ты был более серьезным, он бы с тобой поработал, но ему нужны гарантии.
– Наличие девушки – это что, гарантии? – недоверчиво переспрашиваю я.
– Не девушки как таковой. А того, что символизируют отношения с обычной девушкой не из числа знаменитостей. Того, что ты – трезвомыслящий человек, который занимается музыкой из любви к музыке, а не ради денег или славы.
– Но я и так трезвомыслящий! – возмущаюсь я.
Джим только фыркает и указывает большим пальцем на стеклянную дверь у нас за спиной:
– Скажи-ка мне, как зовут ту девчонку, которая там развалилась?
– Не… не знаю, – бормочу я, стараясь не поморщиться.
– Почему-то я так и подумал, – Джим хмурится. – Хочешь узнать, за чем вчера вечером папарацци застали Ники Новака?
Я перестаю что-либо понимать.
– При чем тут вообще Ники Новак?
Ники Новак – это шестнадцатилетний поп-музыкант, с которым я даже не знаком. Его группа только что выпустила дебютный альбом, который попал на верхушки чартов, и ребята наступают на пятки «One Direction».
– Ну же, спроси меня, что делал Ники Новак.
– Ладно, как скажешь. Что делал Ники Новак?
– Играл в боулинг. – Мой менеджер складывает руки на груди. – Его застали в боулинг-клубе вместе с девушкой – какой-то девчонкой, с которой они вместе еще со средней школы.
– Ну, рад за него. – Я снова закатываю глаза. – Ты хочешь, чтобы я тоже пошел в боулинг, что ли? Думаешь, это поможет убедить Кинга со мной работать, если он увидит, как я катаю какие-то шары? – В моем голосе сквозит сарказм.
– Я сказал тебе, что нужно, – рычит Джим. – Чтобы Кинг спродюсировал твой альбом, нужно убедить его, что ты настроен серьезно, можешь перестать тусоваться с девчонками, имени которых даже не знаешь, и завести отношения с кем-то, кто даст тебе ощущение уверенности.
– А можно ему все это просто сказать?
– Ему нужна демонстрация.
Я снова поворачиваюсь лицом к океану и некоторое время стою, глядя, как волны разбиваются о берег. Мне вдруг начинает казаться, что альбом, над которым я работаю последние два года, – вернее, пытаюсь работать, но ничего не получается, – действительно выйдет. Такой продюсер, как Кинг сможет помочь мне преодолеть кризис и начать писать ту музыку, какую я всегда хотел писать.
И все, что мне нужно ради этого сделать, – начать встречаться с обычной девушкой? Наверное, это не слишком сложно. Каждый музыкант в определенный момент должен чем-то жертвовать ради искусства.
Ведь так?
2
ОНА
– Нет.
– Но я же еще даже ничего не сказала! – возмущается моя сестра.
– А все и так понятно. У тебя то самое выражение лица. – Я достаю бекон из микроволновки и кладу по четыре кусочка на каждую тарелку.
– Какое выражение лица? – Пейсли берет ложку, которой я размешивала яйца, и пытается в нее посмотреться, как в зеркальце.
– Такое, которое означает: мне определенно не понравится то, что ты собираешься сказать, – я на какое-то время замолкаю, продолжая накладывать близнецам завтрак, – или что мне еще рано такое слышать.
– Ха! Все знают, что ты разумнее большинства взрослых. На самом деле, я бы хотела, чтобы ты была более эмоциональной. Это упростило бы задачу.
Я кричу:
– Завтрак готов!
Услышав стук каблуков на лестнице, Пейсли вздыхает. Наши младшие братья чудовищно громкие, очень много едят и обходятся нам все дороже и дороже. Все, что я могу сказать по этому поводу, – слава богу, что у Пейсли теперь новая работа. Мы и так еле сводим концы с концами, хотя сестра буквально сотворила чудо, если иметь в виду ту крошечную сумму, которая осталась после смерти родителей. Я вношу свою долю в семейный бюджет, работая официанткой в «Шаркиз», но мы почти все тратим на жизнь. Спенсер и Шейн говорят, чтобы мы не волновались по поводу оплаты их обучения, потому что они рассчитывают полностью покрыть расходы спортивной стипендией. Но если ее еще не начали выдавать за уничтожение еды на скорость, я бы не стала слишком сильно на это рассчитывать.
Я отпиваю немного кофе, в котором столько молока, что логичнее считать это чашкой молока с небольшим добавлением кофе, и смотрю, как мои двенадцатилетние братья жадно поедают первую из шести порций пищи в день. Они ворчат по поводу того, что рождественские каникулы такие короткие, и я радуюсь, что, в отличие от них, мне больше не нужно ходить на уроки.
– Вонн, – напоминает Пейсли, – мне все-таки нужно с тобой поговорить.
– Я уже сказала тебе: нет.
– Я серьезно.
– Ну ладно, говори.
– Пойдем во двор. – Она кивает в сторону задней двери.
– Мы не подслушиваем, – говорит Спенсер, а Шейн кивает. Это их фирменная штучка. Если Спенсер что-нибудь говорит, Шейн всегда его поддерживает, даже если на самом деле не согласен.
– Ну? Пойдем. – Пейсли снова кивает на дверь, и мне становится ее жалко.
– Ладно, веди.
Дверь захлопывается за нами. Я делаю еще один глоток быстро остывающего напитка, а Пейсли молчит, явно пытаясь подобрать слова. Это заставляет волноваться – обычно она за словом в карман не лезет.
– В общем, давай ты сначала меня выслушаешь и не будешь ничего говорить, пока я не закончу.
– Ты что, сегодня с утра перепила энергетиков?
Мы обе знаем, что Пейсли в некотором роде кофеиновая наркоманка.
– Ну Вонн!
– Ладно, ладно, – я изображаю, что застегиваю рот на молнию, – больше ни слова.
Она закатывает глаза:
– Вообще-то положено так делать после последнего слова, а не перед.
– Какая разница. Давай говори. Обещаю не перебивать.
– Ну, ты уже знаешь, что мне наконец дали отдельное рабочее место и я больше не сижу с той, другой ассистенткой.
Я киваю. Пейсли работает в музыкальном агентстве «Даймонд Талент Менеджмент», и официально ее должность называется «ассистент по информационному покрытию бренда». По факту же она просто девочка на побегушках – приносит кофе, делает миллиарды копий документов и тратит кучу времени на планирование совещаний. Честное слово, в этой конторе совещаний больше, чем в ООН!
– Так вот. У меня там есть пробковая доска, на которую мне разрешили вешать фотографии, и я вчера принесла туда парочку. Ну ту, с мамой и папой, нашу любимую, где они целуются на мостике, и другую, где близнецы в бейсбольном лагере. А, и еще тот снимок у костра на пляже – помнишь, я тебя сфотографировала в твой день рождения?
Я еле сдерживаюсь, чтобы не показать ей жестом, что пора бы уже переходить к делу, – у нее всегда очень длинная предыстория.
– Ну так вот! И тут в мой отсек вошел Джим Толсон…
– А кто это? – спрашиваю я, забыв об обещании не перебивать.
– Брат моего начальника, менеджер крупнейших мировых музыкантов. – Пейсли настолько возбуждена, что даже раскраснелась. – Так вот, он просто проходил мимо, увидел твою фотографию, зашел и спросил, нельзя ли ее на минуточку позаимствовать.
– Хм, что-то мне не нравится развитие этой истории.
Она сердито смотрит на меня:
– Я не закончила. Ты обещала не перебивать.
Я вздыхаю:
– Извини.
– Ну, я говорю: да, конечно, только не забудьте вернуть обратно, это моя любимая фотография младшей сестры. Он берет этот снимок и идет с ним в кабинет моего босса. И там сидят все его ассистенты, и все они смотрят на фото и что-то обсуждают…
Вот теперь мне действительно не нравится, куда все идет.
– Там вообще всю неделю что-то происходило, – добавляет Пейсли. – Я понятия не имела, что, никто мне не рассказывал, но мистер Толсон все время ходил по офису туда-сюда, они с моим боссом что-то обсуждали и постоянно заседали в переговорке…
Честное слово, если она сию минуту не перейдет к делу, я взорвусь.
– Ну вот, а в конце дня Лео, мой начальник, позвал меня в кабинет к мистеру Толсону и они начали про тебя расспрашивать. – Пейсли, судя по всему, замечает мое ошарашенное выражение лица: – Не беспокойся, ничего неприличного. Просто всякие вещи про то, сколько тебе лет, чем ты занимаешься, были ли у тебя проблемы с законом…
– Э-э-э… что?
Пейсли возмущенно вздыхает:
– Да они просто хотели узнать, не сидела ли ты в тюрьме!
К черту мое обещание! Я уже совершенно ничего не понимаю и больше не в силах сдерживаться:
– С чего бы этот агент…
– Менеджер.
– Ладно, менеджер. – Я закатываю глаза. – В общем, с чего бы он всем этим интересовался? Ты говоришь, он занимается музыкантами – он что, хочет, заключить со мной контракт? Ты же ему сказала, что у меня совершенно нет слуха?
– Да, конечно! Это был один из первых вопросов, который он задал. Не мечтаешь ли ты о музыкальной карьере. – Она делает пальцами кавычки. – Он заметно расслабился, когда я сказала, что ты, во-первых, не занимаешься музыкой, а во-вторых, думаешь стать учительницей.
– Он что, хочет пригласить меня на свидание? Просто отвратительно. Сколько ему лет вообще? – с сомнением спрашиваю я.
Она отмахивается:
– За тридцать, наверное. Но дело не в этом.
– А тут вообще есть какое-то дело? Что-то я начинаю в этом сомневаться.
Пейсли на мгновение умолкает, а потом очень быстро говорит:
– Они хотят сделать тебя подставной девушкой Окли Форда.
От неожиданности я фыркаю, и кофе заливает ступеньки.
– Что?
– Честное слово, это вовсе не так отвратительно, как звучит.
Она запускает пальцы в свои идеально уложенные темные волосы, и я впервые замечаю, что по бокам они стоят торчком. Пейсли всегда такая ухоженная – от блестящего затылка до кончиков туфель без каблуков, которые она каждый вечер натирает до блеска.
– Мистер Толсон говорит, что ты идеально подходишь. Симпатичная, но не смазливая. Выглядишь естественно, и у каждого есть такая соседка по лестничной клетке. Я сказала, что ты очень спокойная, и он сказал, что это подойдет Окли, который как раз иногда бывает очень эмоциональным…
– Так, подожди, давай немного вернемся назад, – перебиваю я. – Я правильно поняла, что ты имеешь в виду того Окли Форда, который поп-звезда? У которого на теле столько татуировок с женскими именами, что он мог бы сойти за телефонный справочник бывших моделей Victoria’s Secret? Который попытался раздеть монаха в Ангкор-Вате и чуть было не спровоцировал международный скандал? Тот самый Окли Форд?
– Да, это он. – Она морщит нос. – И у него только одна татуировка с женским именем – его мамы.
– Это он тебе сказал или ты провела инспекцию персонально? – Я приподнимаю бровь.
Окли девятнадцать, а моей сестре двадцать три, так что технически такое могло бы случиться, хотя это и мерзко. Не потому, что он моложе, а потому что Пейсли слишком хороша для того, чтобы быть девушкой на одну ночь для какого-то мерзавца, пусть и знаменитого.
– Фи, Вонн.
– Но если ты и правда серьезно, то мой ответ по-прежнему «нет». Тому есть столько причин, что я даже не знаю, стоит ли все перечислять. Вот, например, одна: мне даже не нравится его музыка!
– Да ладно. У тебя его альбом стоял на повторе месяца три.
– Когда мне было пятнадцать!
Такие вещи бывают периодами. Как кулончики с надписью BFF [2 - Best Friends Forever – «лучшие друзья навсегда».] или сериал «Ханна Монтана» [3 - Подростковый комедийный сериал на канале Disney.]. Кроме того, выходки Форда стали совершенно невыносимыми. После примерно десятой фотографии в объятиях очередной случайной девушки в клубе он окончательно потерял всякую привлекательность в моих глазах.
Пейсли опять запускает руку в волосы.
– Я помню, мы договорились, что в этом году ты отдыхаешь. Но это не будет занимать слишком много времени. Ну, может, час-другой пару раз в неделю. Иногда – вечер. Или выходные. Не больше, чем твоя работа в «Шаркиз».
– Слушай, а ты ни о чем не забыла?
Она смотрит на меня непонимающе:
– В смысле?
– У меня вообще-то есть парень.
– УУ?
– Ну да.
Пейсли почему-то терпеть не может УУ. Говорит, имя у него дурацкое, да и сам он недалеко ушел. Но я все равно его люблю. Конечно, Уильям Уилкерсон – не самое лучшее имя на свете, но он ведь не виноват. Собственно, именно поэтому все и зовут его УУ.
– Наверняка в мире есть сотни девушек, которые с радостью будут притворяться, что встречаются с Окли Фордом. Да и вообще, зачем ему девушка? Он может поселиться в Four Seasons [4 - Международная сеть престижных отелей.] в Беверли-Хиллс, поманить пальцем первую попавшуюся девицу, и она окажется в его номере через пять секунд максимум.
– Вот в этом и проблема! – Пейсли всплескивает руками. – У него однажды уже была подставная девушка, но потом она в него влюбилась на самом деле, а он ее бросил. Мне кажется, примерно половина слухов, которые о нем ходят, – из-за нее.
– Ты что, имеешь в виду Пятницу? – пораженно выдыхаю я. – Это было не по-настоящему? А я в них так верила! Ты разбила мои детские мечты.
Это шутка только наполовину. Тот год был для меня непростым – и не только потому, что именно тогда погибли наши родители.
Пейсли тычет меня в плечо.
– Ты же только что сказала, что он тебе не нравится!
– С тех пор как он изменил Пятнице с той бразильской моделью. – Я закусываю губу. – Серьезно, это было не по-настоящему?
– Абсолютно.
Хм. Возможно, мне стоит улучшить свое мнение о Форде.
Впрочем, это все равно не означает, что я должна стать следующей куклой, которой он будет «не по-настоящему» изменять и «не по-настоящему» бросит.
– Ну, так ты согласна?
Я непонимающе смотрю на нее:
– За вечер в «Шаркиз» я зарабатываю пару сотен. Перед Рождеством ты сказала, что нам хватает, – я прищуриваюсь. – Или ты опять от меня что-то скрываешь?
В прошлом году я увидела, как Пейсли в два часа ночи рыдает, уронив голову на кухонный стол. Тогда она призналась, что мать с отцом оставили нам не так уж много денег. Страховка помогала держаться на плаву первое время, но летом ей пришлось взять еще один кредит под залог недвижимости, чтобы оплатить все счета, и она подумывала бросить университет и пойти работать. Я пришла в ужас и заставила ее еще раз пересчитать всю бухгалтерию вместе со мной – ей оставался всего год до выпуска. Я окончила школу экстерном – ходила на учебу летом, проходила углубленные курсы онлайн и сдавала предметы досрочно, – а потом нашла работу. Тем, чтобы подавать стейки с салатом айсберг, вряд ли стоит гордиться, но это позволяет платить по счетам.
По крайней мере, раньше я так думала.
– Нет. Все в порядке. Ну, то есть… – Она умолкает.
– Тогда – нет.
Я никогда не интересовалась этой стороной жизни в Лос-Анджелесе. В шоу-бизнесе все так искусственно, а я и без этого достаточно притворяюсь. Я уже берусь за ручку двери, когда Пейсли выпаливает:
– Они предлагают двадцать тысяч баксов в месяц.
Я медленно поворачиваюсь, разинув рот:
– Ты что, шутишь? Охренеть можно!
– Не ругайся, – на автомате отвечает Пейсли, но я по глазам вижу, что она довольна моей реакцией. – В том случае, если заключаешь контракт на год.
– Это же…
– Позволит оплатить университет близнецам? Выплатить все наши кредиты? И в целом сделает жизнь проще? Ну, да.
Я отбрасываю с лица слишком длинную челку. Бред какой-то. Зачем вообще платить столько денег просто за то, чтобы кто-то целый год притворялся девушкой знаменитости? Ну, может, в мире шоу-бизнеса так принято, но я-то выросла в обычной семье учителей начальной школы.
Я вдруг задумываюсь, что об этом сказали бы мама с папой. Посоветовали бы мне согласиться или, наоборот, бежать со всех ног? Честно говоря, не знаю. Они любили исследовать новые возможности, выбирать самые малоизвестные маршруты. Это одна из вещей, которые мне в них больше всего нравились. Я очень скучаю по их импульсивности и любви к веселью. И по ним самим.
Но при всем этом честно будет сказать, что их любовь к спонтанности частично и привела к тому, что теперь мы еле сводим концы с концами.
– Такие предложения не каждый день поступают, – говорит Пейсли. – Но ты не обязана соглашаться.
Ее слова говорят об одном, но напряженный тон – совсем о другом.
– Сколько у меня времени на раздумья?
– Джим Толсон хочет услышать ответ завтра утром. И если ты согласишься, тебе нужно будет поехать в офис и встретиться там с ним и Окли.
Окли. Окли чертов Форд!
Безумие какое-то.
– Ладно, я подумаю, – обреченно вздыхаю я. – Скажу тебе завтра утром.
Двадцать тысяч баксов в месяц, Вонн…
Кажется, мы обе знаем, каким будет мой ответ.
3
ОНА
В общем, я согласилась.
Потому что: 1) это прорва денег и 2) это чертова прорва денег.
Наверное, это похоже на авантюру, да? Не уверена, что это слово достаточно точно описывает нашу ситуацию, но именно так я себя и чувствовала, когда мы с Пейсли следующим утром ехали в лифте.
Агентство «Даймонд Талент Менеджмент» занимает целое здание. Не просто пару этажей, а огромное здание из стекла и металла, с лифтом и охранниками. Мрачные, хотя и симпатичные секьюрити пугают меня до дрожи в коленках, но Пейсли просто машет им рукой и проходит мимо. Я повторяю ее жест. И немного сожалею о том, что выпила вторую чашку кофе этим утром – мне кажется, она пытается вырваться из моего желудка.
Лифты сияют как новенькие, и к ним приставлен человек, чья единственная задача, похоже, – постоянно брызгать на них чистящим спреем. Он в костюме, у него подбородок, который мог бы сделать честь какой-нибудь знаменитости, и задница, как у футболиста.
Мы выходим на шестом этаже, где на входе огромными золотыми буквами на подложке из темного дерева написано: «Музыкальный департамент». Девушка на рецепции красивее, чем половина актрис на обложках журналов. Я стараюсь не слишком откровенно рассматривать ее идеально накрашенные губы и смелые стрелки на глазах.
– Прекрати пялиться, – вполголоса говорит Пейсли, когда мы проходим мимо.
– Ничего не могу поделать! Сюда что, нанимают только людей, которые сами могли бы сниматься в кино?
– Дело не только во внешности, – говорит Пейсли, но я ей не верю. Очевидно, здесь к резюме нужно прикладывать фотографию. Судя по всему, чтобы работать в шоу-бизнесе, необходимо быть красивой, даже если на тебя никто не смотрит.
Нас проводят в большую переговорку, и тут я останавливаюсь как вкопанная. Полно народу, как минимум человек десять. Я быстро оглядываю всех сидящих за столом, но их лица мне незнакомы – а единственного человека, которого я могла бы узнать, тут даже нет, хотя все это собрание ради него.
В конце стола поднимается высокий темноволосый мужчина с неестественно гладким лицом.
– Здравствуй, Вонн. Я Джим Толсон, менеджер Окли. Приятно познакомиться.
Я неловко пожимаю протянутую руку.
– Мне тоже, мистер Толсон.
– Зови меня просто Джим. Садись, пожалуйста. Пейсли, ты тоже.
Когда мы с сестрой садимся в соседние кресла, он представляет всех присутствующих, и я еле за ним успеваю.
– Это Клаудиа Гамильтон, специалист по связям с общественностью, и ее команда. – Он указывает на рыжую девушку с огромной грудью и еще на трех человек – двух мужчин и женщину, – которые сидят по бокам от нее. Затем он показывает на трех мужчин с каменными лицами на другой стороне стола. – Найджел Бахри и его коллеги. Это юристы.
Юристы? Я испуганно смотрю на Пейсли, и она сжимает мою руку под столом.
– И, наконец, моя ассистентка Нина, – он кивает на миниатюрную женщину по правую руку от себя, – и ее помощники Грег, – он кивает на афроамериканца по левую руку, – и Макс, – кивок в сторону слегка полноватого парня рядом с Грегом.
С ума сойти. У его ассистентки есть свои ассистенты?
Как только все представлены, Джим с места в карьер переходит к делу:
– Как я понимаю, твоя сестра уже посвятила тебя в суть дела, но, перед тем как мы перейдем к деталям, я должен задать несколько вопросов.
– Хм. Ладно. Давайте.
В этой огромной комнате мой голос отражается от стен и звучит неестественно.
– Расскажи немного о себе, – говорит он.
Я не понимаю, что он хочет услышать. Пересказать ему всю свою жизнь? «Ну, я родилась в Калифорнии. Живу в Эль-Сегундо. Мои родители погибли в автокатастрофе, когда мне было пятнадцать». Или он хочет узнать разные мелочи, как на викторине? «Мой любимый цвет зеленый. Я боюсь бабочек. Терпеть не могу кошек».
Должно быть, недоумение отражается на моем лице, так что он подсказывает:
– Чем ты интересуешься? Чем планируешь заниматься после школы?
– Я уже окончила школу, – сообщаю я.
– Ты разве учишься в университете? – Клаудиа хмурится и смотрит на Пейсли. – Ей, возможно, придется пропускать занятия. Напомни, сколько тебе лет?
– Семнадцать.
– В Калифорнии возраст согласия – восемнадцать, – раздается комментарий с другой половины стола, где восседают юристы.
Клаудиа отмахивается:
– Они просто встречаются, ничего больше. Кроме того, аудитория Окли – в основном молодые девушки, девушка старше не возымеет должного эффекта. – Она поворачивается ко мне. – Чем ты сейчас занимаешься?
– Работаю. Пока не учусь, потому что нужно помогать семье.
Я говорила это уже много раз, но до сих пор чувствую, как внутри все сжимается, когда приходится вспоминать о смерти мамы и папы.
– Родители Вонн и Пейсли погибли несколько лет назад, – поясняет Джим.
Мы с Пейсли морщимся, когда все присутствующие бросают на нас жалостливые взгляды. Кроме Клаудии, которая расцветает.
– Отлично! Талантливая и пробивная сирота! – Ее голос такой высокий и писклявый, что мне тяжело ее слушать. – История становится все лучше и лучше! Это прямо то, что нам нужно!
Нам? Я думала, мне предстоит «встречаться» с Окли Фордом, а тут целая комната каких-то посторонних людей. Разве он тоже не должен хотя бы присутствовать?
– Ты собираешься учиться в университете? – спрашивает Джим.
Я киваю:
– Я уже поступила в университет Южной Калифорнии и университет штата Калифорния, но отложила обучение до следующей осени.
Я вытираю влажные ладони о джинсы и перехожу к заготовленной речи про то, что хотела окунуться в реальную жизнь до того, как начну учиться в университете, а вообще, я хочу быть учительницей.
Краем глаза замечаю, что «команда» Клаудии старательно записывает. Когда я говорю, что люблю рисовать, они бросают на меня заинтересованные взгляды.
– И как, хорошо получается? – напрямик спрашивает Клаудиа.
Я пожимаю плечами:
– Ну, вроде неплохо. Обычно я просто делаю наброски карандашом. Лица, например.
– Она просто скромничает, – подает голос Пейсли. – Вонн потрясающе рисует.
Голубые глаза Клаудии сияют от возбуждения, она поворачивается к своим коллегам, и все они одновременно выдыхают:
– Фан-арт!
– Простите… что? – спрашиваю я в полном недоумении.
– Так будет выглядеть первый контакт. Мы пытались изобрести сценарий первой онлайн-встречи, но все варианты выглядели очень фальшивыми. А теперь представь: ты публикуешь в «Твиттере» портрет Окли, который сама нарисовала, и тот ему настолько нравится, что он тебе отвечает! – Писклявая пиарщица начинает оживленно махать руками, все больше захваченная картиной, которую изображает. – Его фолловеры такое точно заметят, потому что он очень редко отвечает кому-то. И он тебе пишет, что твой рисунок его очень тронул, практически до слез. Вы обмениваетесь несколькими репликами, а потом… – она делает театральную паузу, – он на тебя подписывается!
Все три ассистентки синхронно вздыхают.
– Точно, – одна из них энергично кивает.
– Но, – с сомнением произносит другая, – нужно как-то разобраться с вопросом ее сестры.
– Да, – соглашается Клаудиа, – точно. Хм-м-м…
Мы с Пейсли непонимающе смотрим друг на друга. Такое чувство, как будто все эти люди разговаривают на каком-то другом языке.
Джим замечает наши недоуменные лица и быстро поясняет:
– То, что твоя сестра Пейсли работает в этом агентстве, обязательно всплывет. И как только пресса это откопает, все немедленно примутся строить безумные теории о том, что все это специально подстроено менеджером Окли…
Я, не удержавшись, фыркаю.
Но Джиму, судя по всему, это не кажется смешным:
– …который совершенно случайно оказывается родственником директора этого агентства. Так что нам нужно придумать правдоподобное объяснение тому, как вышло, что сестра сотрудницы «Даймонд» вдруг оказалась связана с одним из клиентов.
– Спишем на совпадение, – без тени сомнения говорит Клаудиа. – Например, один из твитов Вонн может быть таким (она как бы «пишет» пальцами в воздухе): «ОМГ! Я только что поняла, что моя сестра работает в том же агентстве, с которым ты сотрудничаешь! Ничего себе!».
Я делаю над собой усилие, чтобы не закатить глаза.
– А что, это может сработать, – серьезно говорит Джим. – А потом Пейсли, – он бросает взгляд на мою сестру, – даст небольшое интервью о своей роли в этих отношениях.
– Какой роли? – волнуется Пейсли.
Клаудиа, судя по всему, читает его мысли, потому что тут же начинает кивать. Честно говоря, я удивлена, как ее голова вообще держится на шее при такой-то скорости.
– Ты расскажешь, в каком была шоке, когда менеджер Окли пригласил тебя на встречу и сказал, что его клиент хочет узнать номер телефона твоей сестры.
Пейсли тоже начинает кивать, и мне хочется ее пихнуть: зачем она подыгрывает этим сумасшедшим?
– У меня есть еще несколько вопросов к Вонн, – говорит Джим. – Пейсли сказала, что ты с кем-то встречаешься.
Я замечаю, как сестра слегка поджимает губы при упоминании об УУ. Ладно, однажды ей все-таки придется смириться и принять тот факт, что я в него влюблена.
– Да, у меня есть парень, – несколько смущенно отвечаю я. – И, честно говоря, в моем «Твиттере» и «Инстаграме» довольно много наших совместных фотографий.
Джим смотрит на Клаудию, и та умолкает. Я почти вижу, как в ее голове крутятся шестеренки.
– Ты напишешь о разрыве, – наконец выдает она. – И две… нет, три недели будешь описывать свои переживания. Сперва будет первый грустный пост о том, что вы расстались, потом несколько постов о том, как ты переживаешь и…
– Слушаешь альбом Форда на повторе, – жизнерадостно вставляет одна из помощниц.
– Точно! – расплывается в улыбке Клаудиа и хлопает в ладоши. – Музыка Окли помогает тебе выбраться из темной бездны отчаяния.
Я еле удерживаюсь от смеха.
– Это вдохновляет тебя на то, чтобы его нарисовать, и благодаря рисунку происходит ваше удивительное онлайн-знакомство. – Она смотрит на Джима. – Все складывается.
Он выглядит довольным.
– А внешность Вонн? Что вы думаете?
Все поворачиваются в мою сторону. Их взгляды пронзительные и изучающие, они меня оценивают. Я чувствую себя букашкой под микроскопом и краснею, а Пейсли снова сжимает под столом мою руку.
Тут на меня обрушивается критика.
– Челка слишком длинная, – щебечет Клаудиа. – Надо подстричь.
– Да и в целом волосы тоже. И этот оттенок выглядит каким-то неестественным.
– Это мои натуральные волосы! – возмущаюсь я, но меня никто не слушает.
– Глаза красивые, такой медово-карий оттенок. И золотистые искорки. Пожалуй, обойдемся без линз.
– Футболка какая-то мешковатая. Ты всегда такие носишь, Вонн?
– Но разве мы все это затеяли не ради естественности? – возражает кто-то. – Если мы сделаем ее слишком смазливой, фанатки не будут сопереживать.
Это самая унизительная ситуация в моей жизни.
– Ах, да, последний вопрос, Вонн, – вдруг говорит Клаудиа. – Ты девственница?
Нет, вот теперь – самая унизительная. Доносится несколько покашливаний. Джим старательно делает вид, что его очень интересует движение машин за окном конференц-зала, а юристы все как один с каменными лицами смотрят перед собой.
– Мне действительно нужно отвечать? – Я мрачно смотрю на Пейсли, и она мотает головой.
– Я думаю, это неважно. – Она смотрит на Джима, который из всех присутствующих единственный имеет к ней непосредственное отношение. Но он не отвечает и становится ясно, что, на самом деле, он тоже хочет услышать ответ на этот вопрос. Но мне все равно хочется обнять Пейсли за то, что она осмелилась за меня заступиться. Мои щеки пылают так же ярко, как волосы Клаудии.
– Если вы беспокоитесь, что с ней может быть связан какой-нибудь секс-скандал, не беспокойтесь, – говорит Пейсли. – Вонн – мечта всех родителей и учителей.
Не знаю почему, но слова Пейсли меня задевают. Ну да, конечно, я не сорвиголова, но и не паинька тоже!
Клаудиа пожимает плечами:
– Мы все равно будем делать полную проверку биографии.
Проверку биографии? Что, кто-то будет писать отчет по поводу того, девственница я или нет? Я уже готова взорваться от ярости, но тут вступает Джим:
– Ладно, думаю, мы все согласны, что этот вариант выглядит перспективным. – Он складывает ладони вместе и смотрит на юристов в дальнем конце стола: – Найджел, подготовьте черновик контракта и выделите пункты, относительно которых могут возникнуть разногласия. Окли приедет через час, и мы обсудим все в деталях.
Я хмурюсь: мы что, теперь должны сидеть здесь целый час, пока его высочество не изволит явиться? И кстати, может, мне тоже нужен юрист? Я шепотом озвучиваю этот вопрос Пейсли, и она передает его Джиму.
– Контракт будет предельно ясным, – успокаивает он. – В общих чертах там будет сказано, что ты заключаешь с нами договор на оказание услуг, а если ты вдруг лишишься возможности выполнять свои обязанности, договор расторгается. Любые блага и средства, полученные тобой до этого момента, остаются за тобой.
Я закусываю губу. Все это начинает казаться мне довольно запутанным. С другой стороны, если речь идет о двадцати тысячах долларов – в месяц! – этого и стоило ожидать.
– Давайте так, – говорит Джим. – Сперва обсудим детали вместе с Окли, потом ты прочитаешь черновик, который к тому времени набросает Найджел с коллегами, и сможешь решить, куда двигаться дальше.
– Ладно, – говорю я. То, что он сказал, звучит весьма разумно – если не обращать внимания на общее безумие ситуации.
Пейсли, которая сидит рядом со мной, подмигивает и поднимает большие пальцы в знак поддержки. Я неуверенно улыбаюсь в ответ.
Может, если я буду думать о том, зачем я это делаю – ради того, чтобы братья смогли получить образование и чтобы Пейсли могла не бояться, что нам будет нечем платить по счетам… Если сосредоточиться на этом, может, я перестану чувствовать себя так, будто меня сейчас стошнит?
4
ОНА
Я проголодалась, и желудок сообщает мне об этом уже последние полчаса. Тем не менее никто не предлагает сделать перерыв и перекусить, хотя время близится к полудню, а Окли Форд все еще не появился. Прошло два часа. Джим вместе с юристами куда-то ушел, но все остальные сидят, словно приклеенные к стульям.
– Вот тебе батончик мюсли и кола, – говорит Пейсли и кладет все это на стол передо мной.
– Теперь понятно, почему тебе нравится здесь работать, – говорю я. – Бесплатные обеды такие сытные.
Но поскольку я умираю с голоду, то сразу же засовываю себе в рот половину батончика – и в этот момент дверь распахивается и входит Окли Форд.
Вслед за ним идут двое дюжих парней с руками толщиной со ствол дерева. Один остается у двери, а другой тащится следом за Фордом. Я почти не замечаю Джима и юристов, которые тоже входят и закрывают за собой дверь, – все мое внимание без остатка поглощает Окли.
Он выше, чем я ожидала. В Голливуде обычно все коротышки. Зак Эфрон ростом примерно как я – метр семьдесят. Дэниел Рэдклифф тоже. Ансель Элгорт с ростом метр девяносто пять – настоящий гигант. Так вот, Окли Форд больше похож на Элгорта, только гораздо более мускулистый.
В реальности он еще красивее, чем на фотографиях. И дело даже не в светлых волосах, стоящих торчком спереди и коротких сзади. И не в ярко-зеленых глазах. И даже не в точеном подбородке. Просто его как будто окружает особая аура. Про такое часто рассказывают, но пока сама не увидишь – не поверишь.
Так вот, у него она правда есть.
Все присутствующие на это реагируют. Садятся прямее и оправляют одежду. Я краем глаза замечаю, что даже Пейсли поправляет свою и без того безупречную прическу.
Я же не могу отвести от него взгляда.
Его джинсы с достаточно низкой посадкой позволяют разглядеть марку белья, когда он тянется через столик за бутылкой воды. Мышцы на руках довольно рельефные, и я завороженно смотрю, как движется правый бицепс, когда он откручивает крышку. Это напоминает мне о фотографии на развороте в Vogue пару месяцев назад. Тот фотосет разошелся по всему интернету, потому что там был его снимок в одних трусах, который заставил всех рассуждать, не засунул ли он туда носок.
Я забываю о том, что ела батончик. Что сижу в комнате, полной юристов. Я забываю даже собственное имя.
– Прошу прощения. Пробки, – говорит он и садится в дальнем конце стола. Телохранитель пристраивается у него за плечом.
Я киваю – в Лос-Анджелесе действительно ужасные пробки. Ну конечно, этот прекрасный бог не стал бы заставлять нас, простых смертных, ждать только потому, что был чем-то занят. Ой, у него мокрые волосы? Когда он успел сходить в душ? Или тут просто жарко?
Передо мной Окли Форд, и я действительно слушала на повторе его альбом, когда мне было пятнадцать лет. Ладно, он действительно мне нравился, совсем немножечко, и именно поэтому я была так расстроена, когда он изменил своей девушке. Подставной.
А теперь я сама буду его девушкой.
Подставной.
Мне не очень нравится притворяться, но обычно это у меня хорошо получается. Делать вид.
Пейсли пихает меня в бок.
Что? И тут я понимаю, что дурацкий батончик так и торчит у меня изо рта.
Я быстро окидываю взглядом комнату и понимаю, что все это заметили. Клаудиа явно встревожена. Джим сидит с тоскливым видом. На Окли мне смотреть не хочется, но я все равно смотрю. На его лице отражается что-то среднее между ужасом и удивлением. Он бросает на Джима взгляд, совершенно однозначно говорящий: «Да вы шутите!».
Единственное, что остается, – делать вид, что мне совершенно все равно. Я откусываю кусок батончика и начинаю жевать. Такие фитнес-батончики всегда невкусные, но сейчас он вообще как бумага. Все на меня смотрят, и я начинаю жевать еще медленнее. Затем делаю большой глоток колы и вытираю рот салфеткой, которую чудом откуда-то материализует Пейсли. Мои щеки наверняка того же оттенка, что помада у девушки на рецепции, но я притворяюсь, будто это не имеет никакого значения. Видите, как здорово я умею делать вид, что все совершенно замечательно?
– Так, значит, это она? – Окли неопределенно машет рукой в мою сторону. Я, конечно, слышала его голос на интервью, но вживую он намного лучше. Такой глубокий, хриплый, завораживающий.
Джим колеблется, а затем смотрит на экран телефона. И то, что он там видит, укрепляет его решимость. Он кладет телефон на стол.
– Окли Форд – Вонн Беннетт. Вонн – Окли.
Я было начинаю вставать, протягивая руку, но, наполовину поднявшись, останавливаюсь – Окли откидывается на стуле и закладывает руки за голову.
Ну ладно.
Внезапно вся моя нервозность и беспокойство словно куда-то утекают и им на смену приходит полное спокойствие. Я делаю еще глоток колы. Какая неожиданность – суперзнаменитый Окли Форд оказался полнейшим козлом.
На какое-то мгновение я испугалась, что меня поглотит его магнетическая аура. Что я забуду про УУ, про деньги, Пятницу, бразильскую супермодель и, как муха в паутину, попаду в его силовое поле. Но он смеется надо мной из-за дурацкого батончика, который я начала есть, потому что мы все два часа ждали, пока он соизволит явиться. И у него даже недостает воспитания, чтобы пожать мне руку.
Нет никаких шансов, что такой человек может мне понравиться.
Я украдкой бросаю взгляд на Пейсли и вижу, как она исподтишка улыбается. Похоже, ее одолевают те же мысли.
– Так мы собираемся обсуждать условия? Например, мой график? – холодно спрашиваю я, перекатывая в ладонях банку из-под колы.
– График? – непонимающе хмурится Клаудиа.
– Ну да. Раз уж это теперь моя работа.
Она хихикает:
– Ну, не работа, а скорее…
– Роль? – вклинивается кто-то из ее ассистенток.
– Да. Как роль в романтическом фильме. Вы вдвоем – главные герои.
Я в буквальном смысле чувствую, как меня начинает тошнить.
Окли нетерпеливо рычит:
– Давайте тогда приступим.
Клаудиа быстро описывает предполагаемую историю знакомства, с «Твиттером», рисунками и всем прочим. Когда она умолкает, Окли зевает:
– Конечно. Все что угодно. Ты ведь этим займешься, правда?
– Ну, не я, а Эми, но в целом да. – Клаудиа кивает на сидящую справа женщину с волосами цвета воронова крыла. Эми в знак согласия поднимает телефон.
– Отлично, – он опускает ладони на стол, – значит, мы закончили?
– Нет, не закончили, – рычит Джим с другого конца стола. Они сверлят друг друга яростными взглядами, но какую бы власть ни имел над ним Джим, ее достаточно, чтобы молодой певец сел обратно в кресло. – Давай дослушаем. – Он жестом показывает Клаудии, что она может продолжать.
Она берет свой блокнот.
– Понадобится устроить первое свидание. Мы считаем, что вам не следует вступать в какой-либо физический контакт до третьей, – она смотрит на Джима и на своих ассистенток, – или четвертой встречи. Мы ведь собираемся подавать это как романтическую историю, верно?
Все начинают генерировать идеи относительно того, где и как именно должно произойти первое прикосновение. Кто-то говорит, что он должен поцеловать меня в лоб. Кто-то предлагает просто приобнять за талию. Кто-то – взять за руку.
Я все еще пытаюсь примириться с самой мыслью о том, что мне придется его трогать, как предательница Пейсли спрашивает:
– А когда вы с УУ начали держаться за руки?
Я не успеваю ничего ответить, как Окли со смешком чуть не подпрыгивает на месте.
– Ты встречалась с парнем по имени УУ?
– Какая разница?
Ничего себе. Он наконец соизволил со мной заговорить – и только ради того, чтобы поиздеваться над прозвищем моего парня? Он как будто специально старается меня взбесить.
– Чересчур пафосно звучит. – Он откидывается в кожаном кресле и складывает руки на груди. Его бицепс от этого снова напрягается.
Я отвожу взгляд.
– Ну, как скажете, мистер «Назову все альбомы своим именем» Форд.
На другом конце стола кто-то ахает, пораженный моей наглостью, но Окли это, судя по всему, никак не задевает:
– Даже у Мадонны в псевдониме буквы поразнообразнее.
– УУ – это совершенно не пафосно.
– Ладно, ладно, – ухмыляется он.
– Он замечательный. И очень милый.
– Тогда почему ты с ним рассталась?
– Но я не рассталась! – с жаром возражаю я.
Он хмурится:
– Получается, он тебя бросил?
Такое чувство, что он чего-то не понимает.
– Нет, не бросил!
Окли поворачивается к Клаудии:
– То есть моя приземленная, цельная, нормальная девушка изменяет своему парню? Мне кажется, это не слишком хорошая идея.
– А, ты имеешь в виду притворный разрыв! – На какое-то мгновение я совсем об этом забыла.
Он, кажется, хочет закатить глаза, но сдерживается.
– Они расстанутся завтра. Думаю, чем раньше мы это устроим, тем лучше. Потом примерно две недели на переживания, и тогда она отправит тебе рисунок. Потом у вас будет несколько свиданий, но без физического контакта. – Клаудиа поворачивается ко мне: – Когда был твой первый поцелуй?
– Вообще в жизни? – Я понимаю, что это глупый вопрос, но думаю сейчас о предстоящем «расставании» с УУ. Я как-то это упустила. Была настолько сосредоточена на деньгах, на том, как мы выплатим все кредиты, заплатим за образование близнецов и Пейсли сможет спокойно спать по ночам, что совершенно не вникала в детали того, как именно все это будет устроено.
– Да, вообще в жизни, – говорит Окли и на этот раз все-таки закатывает глаза.
Ненавижу такие вопросы.
– А твой? – огрызаюсь я, все еще думая об УУ. В последнее время он как-то от меня отдаляется и говорит, что это моя вина и что я не хочу вести себя как взрослая в наших отношениях. И все потому, что я не готова заниматься с ним сексом.
– Взасос? Думаю, мне было лет одиннадцать. С Донной Фостер, дочкой любовницы моего отца.
Мои глаза округляются. Серьезно, в одиннадцать? Я думала, в таком возрасте у мальчиков еще водятся вши. Окли, пожалуй, согнулся бы от смеха, если бы узнал, что я все еще девственница.
– Ну, теперь ты.
– Э-э-э… – Черт побери, теперь мне еще более неловко, но по другой причине. – В шестнадцать, – бормочу я.
– Как мило. Прямо как в песне [5 - Sweet Sixteen And Never Been Kissed группы The Blue Mountaineers.].
Я сжимаю кулаки. Если бы между мной и им не сидели ассистентки Клаудии, возможно, я дотянулась бы до него и стерла эту гадкую ухмылочку с его гадкого лица.
Пейсли хватает меня за руку, пытаясь намекнуть, чтобы я успокоилась.
Даже Клаудиа, похоже, чует, что мое терпение скоро лопнет. Она торопливо произносит:
– Давайте так: на третьем свидании вы подержитесь за руки, а на четвертом будет поцелуй. Первые два свидания произойдут втайне, но более поздние утекут в прессу.
– Подождите, мы что, будем целоваться? У меня вообще-то есть парень! – напоминаю я. – Вы не говорили, что придется целоваться.
– Мы собираемся встречаться год и ни разу не поцеловаться? – издевательским тоном говорит Окли. – Тогда можно просто сразу на лбу написать: «Фальшивка».
– Но… но…
Да уж, я действительно все это не продумала. Я беспомощно поворачиваюсь к Пейсли. Она корчит гримасу.
– Вообще-то, они правы. Если вы не будете целоваться, никто не поверит. По крайней мере, если предполагается, что это серьезно.
Она говорит извиняющимся тоном, но это меня не утешает.
– Но вы же не ожидаете, что мы… – Я умолкаю, не в силах даже выговорить это вслух.
– Нет, конечно, – легким тоном говорит Джим. – Таким наше агентство не занимается.
Он явно пытается перевести все в шутку, но вообще-то это неправда. Они платят мне за то, чтобы я изображала девушку этого парня, и хотят, чтобы мы целовались.
Как я вообще объясню все это УУ? «Извини, милый, я не готова заниматься с тобой сексом, но буду целоваться с другим парнем. Публично».
Ох, это уж точно добром не кончится.
Клаудиа наклоняется ко мне:
– Представь себе, что ты просто играешь в сериале по телевизору. Ты – героиня разворачивающейся любовной истории.
Ее слова, впрочем, тоже мало помогают. Я, признаться, понятия не имею, кем хочу стать. И мне проще говорить всем, что я хочу быть учительницей, чем признать, что именно поэтому я предпочла бы ближайшие пять лет просто работать официанткой, – чтобы все отстали. Но знаю точно, что индустрия развлечений меня совершенно не интересует.
Пейсли снова сжимает мою ладонь – возможно, чтобы напомнить, для чего нам все это нужно. Если я сыграю роль, то сниму огромную ношу с сестры и обеспечу будущее братьев. И мне даже не нужно жертвовать всей своей жизнью – это только на один год.
– Что мне надо делать? – ровным голосом спрашиваю я.
Клаудиа беззаботно машет рукой:
– Ну, парочка поцелуев, подержаться за руки… Это же такие мелочи. И мы не будем включать это в контракт – напишем что-нибудь обтекаемое про «физический контакт при необходимости».
– А вообще обязательно все прописывать в контракте? – раздраженно говорит Окли.
– Согласен с Окли. Если информация когда-нибудь утечет, ущерб для его имиджа будет невообразимый, – поддерживает его Джим.
– Условия контракта должны быть достаточно конкретными, чтобы в случае чего девушку можно было призвать к ответу, – возражает один из парней в костюме. Они с Джимом начинают яростно перешептываться, и наконец юрист поджимает губы, неохотно соглашаясь: – Ну ладно, тогда просто общий договор найма.
С этим разобрались, и Клаудиа снова обращается к своему списку. Интересно, когда он закончится? Я смотрю на большие белые часы на стене. Время движется к трем, и я совершенно измотана.
– Давайте обсудим стиль и внешний вид.
– Я не буду ничего менять, – бормочу я. – Мне нравится мой стиль.
Меня вполне устраивают мои удобные узкие джинсы, коллекция разноцветных футболок и кеды VANS, которые мы с УУ разрисовали в прошлом году на классном часе. Там изображены детали наших самых запоминающихся свиданий. Вдоль левой подошвы – волшебная палочка, потому что мы обожаем «Гарри Поттера». Еще там есть фонарный столб в честь скульптуры «Урбан Лайт» на бульваре Уилшир, где мы с УУ впервые поцеловались. По крайней мере, с языком. На пятке одного ботинка – мои инициалы, а на другом – его. У него тоже такие есть, но он их не носит. Говорит, что не хочет «убивать».
– А у тебя есть стиль? – Окли округляет глаза.
– Вообрази себе, и получше твоего, – огрызаюсь я, устав от его постоянных нападок. – Что, так сложно носить штаны, которые нормально держатся на талии? Никому не интересно смотреть на твои трусы.
– Детка, вообще-то всем интересно посмотреть на мои трусы. Мне платят по сто тысяч баксов за каждый снимок папарацци.
– Детка? – возмущенно фыркаю я.
Он наклоняется ко мне, сплетая в замок свои на удивление изящные пальцы и ухмыляется.
– Тебе не нравится? Тогда выбери другое обращение. Ты же моя девушка.
– Хочешь сказать, тебе нравятся дети?
– Что? – Он откидывается назад. – Нет. Ну ладно, как насчет… – он притворяется, что задумался, а затем щелкает пальцами: – Старушка?
– Прекрасно. – Я максимально широко улыбаюсь. – А я тебя буду звать… старый хрен.
– Вонн, это отвратительно! – вступает моя сестра.
Окли прикрывает рот рукой. Готова поклясться, что он улыбается. Я жду ответа, и он не разочаровывает:
– Никаких проблем, мочалка.
– Так, ладно, хватит. В контракт все это вносить не обязательно. – Один из юристов перебирает бумаги.
Я опять поворачиваюсь к Клаудии. Ну ладно, я согласилась на поцелуи. На свидания. На публичное расставание со своим парнем. Но свою внешность я менять не буду! Должна же я отстоять хоть что-то.
– Мне казалось, вы хотите увидеть «обычную» девушку. Ну так вот она я. Обычные девушки именно так и выглядят.
Клаудиа и Джим обмениваются взглядами, и я понимаю, что победила. Они смирились с моей внешностью… по крайней мере на время.
– Но когда ты будешь фотографироваться, позволь, хотя бы сделать тебе профессиональный макияж. Честное слово, тебе понравится.
Хм, звучит не так уж плохо.
Переговоры продолжаются. Когда появится первая официальная совместная фотография? Где проводить свидания? Нужно ли мне идти с ним на церемонию награждения? А Неделя моды в Нью-Йорке? Насколько часто нас должны видеть вместе? Каждый день? Через день?
Ах да, и у меня не будет прямого номера Окли. Да как будто мне он нужен!
Хотя мне все равно кажется это странным – что, девятнадцатилетний парень даже не может дать свой номер собственной девушке? А с друзьями он как общается? Подождите, а у него вообще есть друзья? Или все они – фальшивка, как я?
Я незаметно гляжу на него из-под ресниц и чувствую что-то вроде сочувствия. Ну надо же. Мне что, серьезно жалко Окли Форда? Вполне вероятно.
Но тут у меня урчит в животе и я вспоминаю о том, что вообще-то на него зла. И очень голодна.
– Если тебе понадобится связаться с Окли, пиши мне или Эми, – говорит Клаудиа.
– У меня такое ощущение, что мне нужно завести собственных сотрудников, – отвечаю я. – Чтобы мои помощники писали вашим.
Но никто не смеется. Клаудиа на мгновение всерьез над этим задумывается, но говорит:
– Нет, мне кажется, если двое взрослых будут переписываться друг с другом в «Твиттере» под видом подростков, это будет очень заметно. Кроме того, мы хотим сохранить твой индивидуальный голос. А Эми уже два года ведет аккаунт Окли.
У меня есть «индивидуальный голос»?
– Как хотите.
Я очень устала, и мне хочется есть. Одного батончика мюсли явно недостаточно. В животе снова урчит, сообщая об этом всем окружающим.
– Подожди-ка, а ты что-нибудь вообще ела, кроме этого батончика? – говорит Окли.
Меня охватывает крайнее удивление. Серьезно, именно ему пришло в голову поинтересоваться?
– Ну, я завтракала, конечно, но это было довольно давно.
На его губах появляется легкая улыбка.
– Джим, надо раздобыть еды.
– Да, конечно. – Тот поворачивается к Пейсли. – Принеси нам всего и побольше из кафе напротив.
Появляется возможность выйти на свежий воздух и вырваться отсюда хоть ненадолго.
– Я схожу с ней.
Мне совершенно не хочется оставаться здесь в одиночестве.
– Нет, нам нужно твое присутствие, – говорит Джим.
– Извини, – говорю я своей сестре. Неловко, что ей придется меня обслуживать.
Пейсли смеется:
– Глупенькая, это и есть моя работа! Я скоро вернусь.
Она радостно выскакивает за дверь, а я смотрю ей вслед, жалея, что не могу пойти с ней вместе. На противоположной стороне стола Окли откидывается на спинку кресла и складывает руки на груди с таким видом, словно только что избавил от голода всю планету.
– Ну?
– Что «ну»?
– Ты не собираешься меня поблагодарить?
– За что? Пейсли же пошла за едой.
– Но без меня ее бы туда не отправили.
Я показываю на часы.
– Я сижу в этой переговорке уже пять часов. Даже с заключенными в тюрьме строгого режима лучше обращаются. И если бы не ты, я была бы сейчас на пляже и перечитывала «Рассказ служанки», сытая и довольная. Но, конечно, спасибо тебе за то, что побеспокоил своего менеджера, а он в свою очередь послал мою сестру принести мне еды.
Он не оценил остроумности моего ответа:
– Сейчас слишком холодно, чтобы купаться.
– А я и не говорила, что собираюсь купаться, – говорю я ему тем же тоном, каким разговариваю с братьями, когда они не понимают очевидных вещей.
– Тогда зачем вообще идти на пляж?
Я делаю круглые глаза:
– Как это «зачем идти на пляж»? Потому что это круто!
– Ну, как скажешь, – говорит Окли, но самодовольство, которым он лучился перед этим, немного меркнет – словно мои причины идти на пляж заслуживают если не уважения, то хотя бы интереса. Ну, или, может, ему просто непонятно, почему я предпочла бы оказаться там, а не сидеть здесь, созерцая его священную персону.
Но я ничего не собираюсь ему объяснять.
Вместо этого я допиваю колу, ставлю банку на стол с чуть более громким звуком, чем могла бы, и откидываюсь в кресле, всем видом показывая, что разговор окончен.
Глупо? Ребячливо?
Да, безусловно.
Но чертовски приятно.
5
ОН
Джим затаскивает меня в свой кабинет раньше, чем я успеваю скрыться в лифте. Мои охранники Большой Ди и Тайрис остаются снаружи, но им прекрасно видно все происходящее, потому что кабинет представляет собой большой стеклянный куб. Я понятия не имею, как он умудряется здесь хоть чем-то заниматься, при том что любой желающий может спокойно на него пялиться.
Моя жизнь похожа на этот кабинет. Я даже не могу вспомнить, когда вообще в последний раз оставался один.
– Не вздумай ее спугнуть, – резко заявляет мне Джим.
– Кого?
– Вонн Беннетт. Она идеально подходит на роль твоей девушки. Она нам необходима.
– Угу, примерно так же, как мне необходима клизма. Ты что, не заметил, как она остра на язык?
– Я тебя предупредил.
– О чем? – Я закатываю глаза и шумно плюхаюсь в его большое кожаное кресло возле огромного стола. И Джим не говорит ни слова по этому поводу. Потому что я – гребаный Окли Форд.
– Во-первых, – говорит Джим, – не заигрывай с ней…
– А разве не для этого все затеяно? Мы же вроде как встречаемся.
– Все затеяно, чтобы восстановить твой имидж. Вонн, конечно, сыграет в этом ключевую роль, и это подводит меня ко второму пункту: не ругайся с ней.
Я еле сдерживаюсь, чтобы не воскликнуть: «Но она же первая начала!» Но это звучало бы так, будто я пятилетний ребенок. А вообще-то все так и есть – эта девчонка мне все время хамила. А я всего лишь сказал, что никнейм ее парня звучит, как будто он пафосный кретин. Не мои проблемы, что не все люди умеют спокойно реагировать на горькую правду.
– Вот что тебе мешало найти кого-то менее стервозного? – бурчу я.
– Ты хочешь сказать, кого-то более восторженного?
Его снисходительная улыбка действует мне на нервы. Ну ладно, возможно, меня действительно раздражает полное отсутствие у Вонн… уважения? Ну, в конце концов, она могла хотя бы похвалить мою музыку. Или поздравить с получением «Грэмми».
Что она вообще о себе возомнила? Сидела с таким видом, словно оказывает мне честь одним своим появлением. Я – Окли Форд.
– Я правильно понимаю, что ты больше не хочешь работать с Кингом? – говорит Джим.
Я в бешенстве смотрю на него:
– Должен быть какой-то другой способ. Давай позвоним ему еще раз.
– Давай. – Джим достает телефон и толкает его по столу в мою сторону. – Звони. Номер десять в списке избранных.
Это выглядит как вызов. Я хватаю телефон и нажимаю кнопку звонка, но тут понимаю, что на экране – список последних набранных. И примерно каждый пятый звонок – Кингу. Я поднимаю глаза, встречаю взгляд Джима, но то, что я в нем вижу, заставляет меня похолодеть. Смесь сожаления и отчаяния.
Он опускает голову:
– Я много раз звонил. Он не берет трубку. Ты должен показать ему, что ты не очередной маленький нахал, который только и делает, что тусуется с девицами в клубах, вместо того чтобы писать музыку. Если у тебя есть идеи получше, я тебя внимательно слушаю, но если ты не собираешься запереть его в комнате и пытать, он с тобой работать не будет.
Я отвожу глаза, потому что других идей у меня нет. Потираю шею, задумавшись о том, когда успел растерять свое обаяние.
Если для того, чтобы его вернуть, достаточно притвориться парнем девчонки, которую я не знаю и которая меня терпеть не может, я сделаю все, что в моих силах, и буду лучшим ухажером, на которого она может рассчитывать.
Вряд ли это сложно, если учитывать, что ее нынешнего бойфренда зовут УУ.
______
Через час я прихожу домой и обнаруживаю полуодетую парочку на своей кровати. Мгновение стою в дверях, пытаясь сообразить, что вообще происходит, но тут тощая блондинка на огромной кровати замечает меня и издает душераздирающий вопль:
– О! Боже! Это! Же! Сам! Окли! Форд!
И затем, одетая только в короткую юбку и узкий лифчик, слетает с кровати и бросается ко мне. Тайрис появляется словно из ниоткуда и преграждает ей дорогу.
Внутри меня кипят гнев и раздражение, и я внимательно изучаю парня на кровати. Мне кажется, я его знаю – вроде бы это кто-то из друзей Люка. Но тут-то он что делает?
Парень, похоже, то ли пьян, то ли что похуже. Он слезает с кровати и, застегивая штаны, бормочет:
– Окли, бро, ты уже пришел. А Люк сказал, ты вернешься только часа через два.
Как будто это как-то оправдывает то, что он целовался со своей девчонкой на моей кровати!
Мне так противно, что я теряю дар речи. Просто киваю Тайрису, и он одной своей огромной лапищей хватает девчонку за руку, а другую кладет парню на плечо.
– Вам пора, ребята, – рычит он своим низким голосом.
– Нет, подождите! – ноет девчонка. – Я хочу сфотографироваться с Окли! Окли, я обожаю твою музыку! И тебя! Можно мне…
Но ее вопли стихают, когда Тайрис тащит их обоих вниз по огромной мраморной лестнице.
Я слышу, как открывается дверь. Одна из горничных выходит из гостевой комнаты.
– Все в порядке, мистер Форд? – невозмутимо спрашивает она.
– Да, все хорошо. – Я показываю большим пальцем на свою кровать. – Сожгите это белье.
Бросив ей эту фразу, я несусь мимо в западное крыло, где последние несколько дней ночует Люк.
Распахиваю дверь его комнаты без стука:
– Выметайся отсюда.
Люк валяется на кровати и смотрит телик, но при моем появлении вскакивает на ноги и испуганно глядит на меня.
– Окли, – жалким голосом говорит он. – Ты сегодня рано.
– Ага, – огрызаюсь я. – И теперь тебе пора.
– Но… – Он хватает ртом воздух. – Окли, братишка, я же тебе говорил, у меня дома проводят дезинсекцию и мне некуда идти!
– Не мои проблемы.
– Окли…
– Какого черта те ребята делали в моей комнате, Люк? Мы же договорились. Я разрешаю тебе тут жить, а ты не водишь гостей без моего ведома.
– Знаю, знаю. Прости. Просто девчонка Чарли – твоя фанатка, у нее день рождения и он хотел показать ей твою комнату. Ну, знаешь, как подарок, – бормочет он.
Я смотрю на него, раскрыв рот от изумления. Он что, всерьез ожидает, что я поведусь на это?
– Сколько ты с них взял? И как часто так делаешь? – бесцветным голосом спрашиваю я.
Он снова начинает задыхаться:
– Ч-что?
– Сколько они тебе заплатили за возможность позаниматься сексом в комнате Окли Форда? И как часто ты это проделывал?
У него краснеют уши, и я понимаю, что угадал. Теперь все отвращение, которое я чувствовал, я испытываю к себе самому. Можно было догадаться, что рано или поздно Люк меня подставит. Они всегда так делают.
Я познакомился с ним пару лет назад в студии. Репетировал с тамошней группой, а он играл на басу, и мы как-то сразу подружились – слушали одну и ту же музыку, играли в одни и те же игры, ну, и все остальное тоже. Одно время мы вместе выступали в клубах, и с огромным успехом. Потом я пригласил его поехать со мной в тур. Но за последние месяцы он превратился в какого-то паразита. Вечно клянчит деньги, продает в интернете шмотки с моим автографом…
А теперь еще и это. Думаю, наша «дружба» себя исчерпала.
– Ладно, забудь, – бормочу я. – Просто собирай свои вещи и проваливай.
– Ну зачем ты так, брат…
Мое терпение лопается.
– Ди, – зову я.
Из-за моей спины появляется Большой Ди, складывает огромные руки на необъятной груди и яростно сверлит Люка взглядом. Тот, наконец, вздыхает, признавая свое поражение, и начинает собираться.
Раз уж Ди все равно с этим разбирается, я выхожу и поднимаюсь по лестнице, шагая через две ступеньки. Этот день все хуже и хуже. Началось со встречи с моей новой подставной девушкой, которая оказалась острой на язык стервой, а закончилось тем, что очередной человек, которого я считал своим другом, показал свое истинное лицо.
Сочась злобой, я врываюсь в гостиную, напичканную всякой электроникой, и беру из холодильника бутылку пива. Ну да, мне всего девятнадцать – но алкоголь, девушки и другие запрещенные развлечения были к моим услугам, сколько я себя помню.
Я открываю бутылку и плюхаюсь на кожаный диван. Сейчас только пять вечера, но мне совершенно серьезно хочется лечь спать.
В дверях показывается гладко выбритая голова Тайриса.
– Мы обо всем позаботились, Ок.
– Спасибо, Тай. – Я делаю глоток и нажимаю кнопку на пульте.
– Ди идет домой, – говорит он мне.
Днем они оба ходят за мной как приклеенные, но по вечерам, когда я куда-нибудь иду или у меня гости, остается только Тай. У Ди, как ни удивительно, есть жена и ребенок. У Тайриса никого нет.
– Если что-то понадобится, зови.
– Спасибо.
Он исчезает за дверью, я прибавляю звук и некоторое время переключаю каналы, но ничто не привлекает моего интереса. Десять минут смотрю документалку про индонезийских варанов. Пять минут – какой-то дурацкий ситком. Еще пару минут – спортивную передачу. Потом мне попадаются пятичасовые новости, и нескольких секунд хватает, чтобы меня взбесить, так что я снова начинаю переключать каналы.
Я уже было собираюсь выключить телевизор, но тут мое внимание привлекает знакомое лицо: случайно наткнулся на шоу, где два идиота активно комментируют материалы папарацци. На экране высокая стройная блондинка в обтягивающих джинсах и развевающейся голубой блузке выходит из аэропорта Лос-Анджелеса.
Эта блондинка – моя мать.
– …и совершенно не обеспокоена последним скандалом, связанным с ее сыном, – говорит ведущий.
Подождите, какой последний скандал? Я мучительно вспоминаю, что такого делал в последнее время, но ничего не приходит на ум.
На записи звучит хорошо знакомый мне мелодичный смех:
– Ах, ну подумаешь! Мой сын – здоровый молодой человек из плоти и крови. И если с вашей точки зрения поцелуи с красивой и вполне совершеннолетней девушкой возле клуба – это преступление…
А. Этот скандал.
– Тогда вам следует посадить за решетку половину парней в этом городе! – говорит мать. Затем надевает огромные солнцезащитные очки и элегантно садится в ожидающий ее лимузин.
– Возможно, Окли просто следует примеру мамочки, – комментирует ведущая со стоящими торчком розовыми волосами. – Потому что сама Катрина Форд явно не стесняется демонстрировать свои похождения в ночных клубах. Этот снимок был сделан в Лондоне прошлой ночью.
На экране появляется фотография моей матери, которая целуется с каким-то красавчиком средних лет. Я выключаю телевизор, не дожидаясь комментариев. И похождения моей матери в Лондоне беспокоят меня гораздо меньше, чем тот факт, что она приехала в ЛА. И даже не удосужилась мне позвонить!
Хотя погодите-ка…
Вот черт! Я проверяю телефон и обнаруживаю там пропущенный вызов с ее местного номера. Я совсем забыл, что перевел телефон в беззвучный режим ради того собрания в «Даймонд».
Я перезваниваю и затем жду по меньшей мере гудков десять, пока, наконец, жизнерадостный голос матери не раздается у меня в ухе:
– Привет, малыш!
– Привет, мам. Когда ты приехала?
– Сегодня утром.
В трубке фоном слышатся громкий стук и нечто похожее на жужжание инструментов.
– Подожди минутку, котик. Поднимусь наверх, а то здесь ничего не слышно. Я затеяла ремонт.
Опять? Честное слово, эта женщина каждые два месяца делает ремонт в своем пляжном доме в Малибу.
– Так, теперь я тебя слышу. В общем, хотела напомнить про то благотворительное мероприятие, которое студия организует в эти выходные.
Я стискиваю зубы. Ну да, надеяться на то, что она звонила, чтобы со мной поговорить, было довольно наивно.
– А что за мероприятие? – бесцветным голосом спрашиваю я.
– Хм, не помню. Что-то про жестокое обращение с животными? Нет, кажется, про исследование рака… – Она на мгновение умолкает. – Нет, не то. Все-таки там точно было что-то про животных.
Я не совру, если скажу, что моя мать – совершеннейшая пустышка.
При этом она вовсе не глупая. Она может за день выучить сценарий в сотню страниц. А если она чем-то увлечена, то всей душой и сердцем отдается этому делу. Проблема в том, что она увлекается каким-то невероятно тупым дерьмом. Обувью. Бесконечным ремонтом своего дорогущего дома, который получила при разводе. Очередной новомодной диетой.
Катрина Форд с ее ошеломляющей красотой и живым весельем стала королевой романтических комедий. Но дело в том, что в ней нет никакого внутреннего содержания. И она была не самой лучшей матерью, хотя я привык жить на задворках ее эгоцентризма.
Мой отец ничуть не лучше. Она-то хоть иногда вспоминает обо мне и звонит. А Дастин Форд слишком занят получением «Оскаров», чтобы помнить о том, что у него есть сын.
– А, да, и пожалуйста, приходи один, – добавляет мама. – Если ты появишься с какой-нибудь девушкой, то все внимание прессы будет вокруг тебя, а не того фонда, для которого мы пытаемся собрать деньги.
Фонда, название и род занятий которого она даже не помнит.
– Скажу Битси, чтобы она написала тебе подробности. Я рассчитываю минимум на час твоего времени.
– Конечно, как скажешь, мама.
– Вот умница! – Она на мгновение замолкает. – Ты с отцом не разговаривал?
– Последние несколько месяцев нет, – неохотно сообщаю я. – Последнее, что я о нем слышал, – он на Гавайях с Хлоей.
– Хлоя – это которая? С надутыми сиськами или с неудачным ботоксом?
– Честно говоря, не помню.
После развода, который случился два года назад, в жизни отца появилась бесконечная вереница женщин, улучшенных с помощью достижений пластической хирургии. Хотя, впрочем, и раньше все было точно так же.
Отсюда и развод.
– Ну, когда в следующий раз будешь с ним говорить, передай, что коробка с его вещами стоит в шкафу в прихожей уже год. И если он кого-нибудь за ней не пришлет, я сожгу ее на заднем дворе.
– А почему ты сама ему не скажешь? – ворчу я.
– Ну, солнышко, ты же знаешь, что мы общаемся только через наших адвокатов, а мой сейчас в отъезде. – Ее голос на секунду становится приглушенным: – Так что будь хорошим мальчиком и передай Дасти то, что я сказала. – Ни в коем случае! – кричит она явно не мне, а куда-то в сторону. – Эту облицовку нужно сохранить! – Ее снова становится хорошо слышно: – Окли, солнышко, мне пора. Эти рабочие сейчас уничтожат мой дом! Увидимся в выходные.
И она, не прощаясь, вешает трубку.
Просто прекрасно. Теперь я пытаюсь побороть одиночество, включив телевизор на полную громкость. Бездумно смотрю какие-то сериалы один за другим, пока, наконец, не устаю от наигранных эмоций. Видимо, наболело. Я беру телефон и вожу пальцем по экрану. Можно попросить Тайриса позвонить одной из тех девчонок, которые мечтают хотя бы одним пальцем прикоснуться к Окли Форду. На часок-другой это могло бы меня развлечь. Или напиться до бессознательного состояния. Или просто лечь спать. В конце концов, я ведь начинаю новую страницу своей жизни, как обещал Джиму, так что ни один из предыдущих вариантов не подходит.
Я выключаю телевизор. В соседней комнате в огромном кресле сидит Тайрис и что-то листает в своем телефоне.
– Я спать, – говорю я.
– Серьезно? – Он поднимает голову в удивлении. – Сейчас только десять. Один?
– Ну да. Я ведь теперь должен быть хорошим мальчиком. Нельзя же приглашать девиц на ночь, если я планирую влюбиться, верно?
– Не знаю, – пожимает плечами Тайрис. – Это же Ди у нас примерный семьянин, а не я.
Мы оба знаем, где сейчас Большой Ди. Дома с семьей, а вовсе не пытается склеить какую-нибудь красотку в ночном клубе.
– До завтра.
– Спокойной ночи, дружище.
– Спокойной ночи.
6
ОНА
На следующее утро я вскакиваю на рассвете, хотя почти не спала. На кухне сидит Пейсли в своем обычном утреннем зомби-состоянии – не успела выпить кофе. На столе перед ней намазанный маслом бублик, а в руке – полупустой кофейник. Пока Пейсли не выпила кофе, она совершенно не соображает.
После того как умерли наши родители, я тоже пристрастилась к этой пагубной жидкости. Но я всегда разбавляю его молоком. Пейсли зовет мой кофе «серединка на половинку», потому что в нем всегда половина кофе, половина молока.
– Я слышала, в три ты еще не спала, – сонно бормочет она, занимая свое место за стеклянным столом. – Все в порядке?
– Не могла уснуть.
Я выливаю из кофейника воду из-под крана и достаю кувшин с водой из холодильника.
– Слушай, ты правда думаешь, что это хорошая идея? – спрашиваю я, наливая свежей воды в кофеварку и засыпая в нее зерна. – Я всю ночь об этом думала, и меня смущают даже не сами отношения – ты же знаешь, я отлично умею притворяться, – а длительность контракта. Целый год, Пейсли!
Сажусь рядом с ней и отламываю кусочек от ее бублика.
– Я понимаю, это довольно долго. Но нет никакого смысла вообще что-то затевать, не притворяясь, что это серьезно, – говорит она устало. – Ты не обязана, если не хочешь. Обойдемся без этих денег.
Я слышу нотку безнадежности в ее голосе, и меня охватывает чувство вины. Пейсли смогла сохранить нашу семью в целости и сохранности практически на чистой силе воли. Социальные службы хотели отправить близнецов в приемную семью, но Пейсли этого не допустила. Она училась как сумасшедшая – я даже не знала, что разрешено сдавать столько курсов за один семестр, – и закончила университет за три года вместо четырех. Работала на двух работах, пока не нашла эту, в «Даймонд». А я вела хозяйство – готовила, убирала и старалась сделать так, чтобы жизнь братьев была максимально стабильной и предсказуемой.
Но, несмотря на все наши усилия, все висит на волоске.
И один год – ничто по сравнению с тем, чем пришлось пожертвовать Пейсли.
– Я не отступлю, – твердо говорю я. – Поэтому и встала в три – чтобы подписать бумаги.
Ну, и еще чтобы впасть в ужас от того, как собираюсь все это объяснять УУ. Я поворачиваюсь и смотрю, как кофе медленно льется в чашку.
– Ну, то есть от меня же не требуется есть жуков или фекалии или вытворять еще что-нибудь мерзкое. Люди делают за деньги гораздо менее приятные вещи, чем притворяться девушкой Окли Форда, правда?
– Ну да. – Она с облегчением улыбается. – И на самом деле, он не такой уж плохой. Когда хочет, он может быть вполне милым. А еще у тебя будет возможность отлично развлекаться. Я позабочусь, чтобы на свиданиях вы проводили время так, как тебе нравится.
– Супер! – Я изображаю энтузиазм ради Пейсли. Совершенно очевидно, что перспектива получения этих денег снимает с ее плеч огромную ношу, и я была бы очень плохой эгоистичной сестрой, если бы не хотела ей помочь. Но все равно не могу перестать думать о том, как сильно изменится моя жизнь.
– Тебя все еще что-то беспокоит, – отмечает она и отламывает мне еще кусочек бублика.
Я засовываю его в рот и некоторое время жую, прежде чем сказать:
– УУ. Совершенно не представляю, как все это ему объяснить.
Пейсли мотает головой:
– Ему нельзя рассказывать подробности. Это запрещено соглашением о неразглашении.
– Знаю. – Я стираю несуществующее пятнышко со стола. – Насколько вообще строго с этими вещами?
– Очень! – Пейсли смотрит на меня испуганно. – Ты помнишь Сару Хопкинс?
– Проститутка, которая спала с Марком Латтимером и довела его до развода?
Марк Латтимер – фронтмен группы Flight. В прошлом году он со скандалом развелся с женой. Эта история была на каждом сайте со сплетнями, в каждой желтой газетенке, и интерес к ней не угасал до момента, пока не разгорелся следующий крупный скандал.
– У нее, кажется, была зависимость, и она занималась проституцией, чтобы заработать на дозу, так? – говорю я.
– Ну да, а знаешь, откуда у прессы эта информация?
Раньше не знала, но теперь, мне кажется, догадываюсь.
– Она тоже подписала NDA [6 - Соглашение о неразглашении.], но потом решила, что ей надоело нести ответственность за развалившийся брак Марка и Ланы. Все в ближнем окружении знали, что у них открытые отношения. Лана не возражала против Сары до тех пор, пока ее с Марком не застали вместе на публике. После этого Сару рассчитали, но она не захотела уйти молча. Так что Джим раскрыл всю информацию таблоидам. По большому счету он ее уничтожил.
– То есть, если я нарушу соглашение, Джим встанет на тропу войны?
– Он разрушит нашу жизнь, – мрачно сообщает Пейсли. – Окли Форд приносит ему золотые горы. За последний тур они получили двести пятьдесят миллионов баксов.
Я смотрю на нее с открытым ртом: даже не подозревала, что в реальной жизни существуют такие цифры.
– То есть ты хочешь сказать, что мне нужно либо полностью посвятить себя этому, либо вообще не браться?
– Именно так. Ты можешь сказать УУ только то, что позволяет соглашение. Одно лишнее словечко – и Джим уничтожит нас, словно букашек.
Нас. Не только меня, но и всю мою семью.
______
Пейсли везет близнецов в школу, а я прибираю в доме, готовлю продукты к ужину и пытаюсь хотя бы немного поесть, прежде чем сесть в автобус и ехать в университет Южной Калифорнии, чтобы повидаться с УУ. Занятия у него сегодня заканчиваются в два.
Джим Толсон прислал курьера с еще одним экземпляром соглашения – для УУ. Такое чувство, что у него их миллион, этих соглашений, и он готов закидать ими ничего не подозревающих людей.
Семестр начался всего неделю назад, и в студенческом общежитии никто не занят учебой. Некоторые двери открыты, в общий холл льется разнообразная музыка и слышатся другие звуки.
Какая-то часть меня сожалеет, что я не пошла учиться в этом году. УУ хотел, чтобы я поступила, но я видела, как Пейсли из кожи вон лезет, чтобы оплачивать наши счета, и решила тоже внести свой вклад. И самое разумное, что я могла сделать, – это найти работу и постараться заработать немного денег. Но все равно каждый раз, когда я приезжаю к УУ и вижу, сколько красивых девушек ходит по коридорам, меня охватывает беспокойство.
– Тук-тук, – говорю я в открытую дверь.
УУ и его соседи развалились на стареньком диване и играют в Madden. Две незнакомых мне девушки свернулись на диванчике в углу. У них тут постоянно какие-нибудь девушки. Но я, как всегда, притворяюсь, что мне совершенно все равно, потому что не хочу выглядеть ревнивой инфантильной подружкой из школьных времен.
УУ сразу же вскакивает:
– Ви, я не знал, что ты приедешь!
– Я тебе писала.
Он морщится:
– Мы играли, не видел. Ребята, я пошел. Любимая приехала!
– Надень носок на ручку, – кричит ему вслед Марк, и УУ захлопывает дверь в свою комнату. Марк родом с севера штата, и он постоянно меня спрашивает, хорош ли УУ в постели. Похоже, он знает, что мы никогда этим не занимались, и ему нравится подкалывать меня на этот счет.
УУ ухмыляется, уперев руки в бока:
– Ну что, надеть?
– Но там же люди, – говорю я.
Он смеется и роняет меня на кровать.
– И что? Здесь, кроме нас с тобой, никого нет.
Он засовывает руку мне под футболку, и я вздрагиваю.
Мне хорошо с ним, но я пока не готова переходить на следующую ступень. Особенно когда в соседней комнате играют в видеоигры его друзья и сидят две какие-то совершенно незнакомые девчонки.
Я отталкиваю его руку.
– Ну нет, я не собираюсь делать это в первый раз в таких условиях.
Мы уже не раз об этом говорили. Сперва он сопротивляется, но потом вытаскивает ладонь из-под моей футболки и кладет ее мне на бедро. Переворачивается на бок, и каштановые волосы падают ему на лоб. Я отвожу их в сторону, чтобы видеть его темно-карие глаза. Он невероятно красив. Даже красивее, чем Окли Форд.
«Да ладно тебе», – фыркает внутренний голос.
Ну хорошо, УУ не красивее, чем Окли Форд, зато он милый и добрый, я его люблю, а это самое главное.
– Ладно. – Он улыбается, и вокруг его восхитительных глаз появляются морщинки. – Близнецы посмотрели в интернете тот скейт-парк, про который я писал?
– В Бойл-Хейтс? Это же почти в другой стране.
Для жителя Лос-Анджелеса необходимость поездки куда-либо с выездом на автостраду приравнивается к преступлению легкой тяжести, учитывая, какие там пробки. Конечно, для поездки в Бойл-Хейтс не требуется паспорта, зато нужно множество усилий. И я, конечно, люблю своих братьев, но все-таки не настолько.
– Ну да, но если ты привезешь их сюда, можно будет съездить. Было бы здорово, как считаешь? – Он наклоняется и сбоку целует меня в шею.
Мы оба знаем, что близнецы не захотят сюда ехать, но мне приятно, что он пытается собрать нас всех вместе.
– На самом деле, ты прав. Я вижу определенную логику в этом плане. – Я сворачиваюсь клубком в его объятиях и встречаю губами его жадный поцелуй.
– Вот и плюсы того, что твой парень учится в университете, – поддразнивает он меня.
Мы еще какое-то время целуемся, но потом отрываемся друг от друга, чтобы отдышаться, и тогда истинная причина моего приезда вдруг всплывает у меня в голове.
– Слушай, мне нужно тебя кое о чем попросить.
– Заранее согласен. – Он щекочет мой живот.
Я, пока ехала в автобусе, придумала небольшую речь. И хотя мне кажется, что она звучит не слишком хорошо, все равно ее воспроизвожу.
– Ты же помнишь, что я решила пока не поступать в университет, чтобы помочь Пейсли?
– Ага. – Он теребит губами мочку моего уха.
– У меня появилась возможность заработать очень много денег. Это поможет нам поправить дела.
– Здорово. – С моего уха он переключается на шею и оттягивает до плеча ворот моей футболки.
Я начинаю чувствовать себя виноватой: позволяю ему себя спокойно целовать, но при этом собираюсь сообщить, что мне придется «встречаться» с поп-звездой. Так что сползаю с кровати и встаю у окна.
– Мне очень нужно, чтобы ты не сердился и отнесся с пониманием.
УУ хмурится и спускает ноги с кровати. Он откидывается назад на локтях, его стройная фигура так красива, выглядит такой родной и знакомой, что я в очередной раз начинаю сомневаться, стоит ли вообще в это ввязываться.
– Начало звучит примерно как то, что сказал Дэнни Джонс своей девушке Карен, когда уезжал учиться в университет Нью-Йорка и не хотел продолжать отношения на расстоянии.
– Нет, ничего подобного. – Я потираю лоб. – Просто на этой работе мне придется делать кое-что такое, что тебе не понравится.
– Ты что, собираешься сниматься в порно? – Он смотрит на меня, вытаращив глаза.
– Нет, УУ, ты с ума сошел?!
– Тогда просто скажи, в чем дело, Ви.
Я нервно вздыхаю.
– Не могу тебе ничего сказать, пока ты не подпишешь вот это. – Я протягиваю ему одностраничное соглашение, где сказано, что УУ можно раскрыть некоторые детали контракта. Он не обращает на это никакого внимания.
– Не буду я ничего подписывать. Какого хрена происходит, Вонн?
– Не ругайся, – на автомате говорю я.
– Прекрати копировать свою сестру, – рычит он. Они с Пейсли друг друга недолюбливают. Она считает, что он на меня давит, а он – что она слишком строгих нравов.
– Понимаю, это звучит как полный бред, но если ты не подпишешь, я не смогу тебе рассказать никаких деталей. И поверь мне, без деталей это звучит гораздо хуже.
– Тогда поверь мне. – УУ берет контракт и бросает его на кровать себе за спину. – Можешь рассказать мне о чем угодно. Ты же знаешь, я – могила.
Не то чтобы я не доверяла УУ, но на кону – судьба всей моей семьи.
– Если бы дело было только во мне, я бы рассказала, конечно. Но я уже дала обещание агентству, что ничего не скажу, пока ты не подпишешь.
Он щурится:
– Какому еще агентству?
– Где Пейсли работает. «Даймонд Та…»
– «Даймонд Талент Менеджмент»?! – пораженно выдыхает он. – Это на них ты собираешься работать? Так что же ты сразу не сказала? Ну конечно, я подпишу. Где подписать?
Он мчится к своему столу и хватает ручку, излучая восторг.
Не поднимая головы, торопливо вписывает свое имя в свободные строчки – по-моему, даже в те, которые должен подписать Джим от лица Окли, – и ставит росчерки на буквах У.
– Готово. Теперь рассказывай.
Я встаю и затаскиваю УУ обратно на кровать, чтобы держать его за руку, пока буду объяснять весь этот бред.
– В общем, вот то, что я могу тебе сказать. Я должна оказать агентству кое-какие услуги, что-то вроде медиакампании в социальных сетях.
Звучит довольно глупо, но, согласно контракту, это все, что мне разрешено рассказывать.
– Они знают, что мы с тобой встречаемся, и…
– Они про меня знают? – Его глаза сверкают радостью. – Неужели Пейсли рассказала им про канал? Я думал, он ей не нравится! А какой ролик их больше всего зацепил? Тот, где мы оцениваем, как футболисты празднуют тачдаун [7 - В американском футболе есть традиция выполнять всякие нелепые трюки после того, как входишь с мячом в зачетную зону соперника и делаешь тачдаун.]? Или тот, где мы оделись в костюмы и инсценировали картину с собаками, которые играют в покер [8 - «Собаки, играющие в покер» – серия популярных картин Кассиуса Кулиджа.]? У него куча просмотров, хотя он даже не по теме канала.
Я нахмуриваюсь:
– Э-э-э, нет, это никак не связано с каналом.
– Нет? Но ты про него хотя бы рассказала?
– Честно говоря, нет, – морщусь я. Как-то не пришло в голову, что первое, о чем спросит УУ, – его ютуб-канал, и теперь мне совестно, что я не вспомнила о нем, когда общалась с Толсоном.
– Но почему? – говорит он обиженным тоном.
В сентябре УУ с соседями по общежитию завел канал, где они комментируют спортивные новости. Он называется «Суровые бро» и… Ладно, он довольно тупой. Но поскольку я его девушка и должна его поддерживать, я старательно смотрю каждый ролик и пишу подбадривающие комментарии, хотя на самом деле мне совершенно не интересно.
– Не знаю. К слову не пришлось, – бормочу я, жалея, что не сообразила об этом поторговаться.
В конце концов, это было бы не очень сложно, но зато сильно помогло бы УУ примириться с идеей моего соглашения с Окли. Я делаю мысленную пометку поговорить об этом с Джимом в следующий раз.
– В общем, то, что мы встречаемся, – это некоторая проблема и мешает некоторым моим обязанностям. У меня не должно быть «официального» парня, так что они хотят, чтобы мы публично расстались… – УУ хмурится, и я быстро добавляю: – Но не по-настоящему! На самом деле мы так и будем вместе. Просто… – я снова морщусь, – нам нельзя будет появляться вместе на публике.
УУ непонимающе смотрит на меня:
– Ты хочешь, чтобы мы расстались, но не по-настоящему?
– Да.
О господи, это звучит как полный бред.
– Ты хочешь со мной расстаться, Ви? Не думал, что у нас какие-то проблемы. Но если ты больше не хочешь быть вместе, просто скажи, – говорит он таким тоном, словно в этом нет ничего страшного.
Хотя для меня это действительно страшно!
– Ты что, хочешь меня бросить? – в настоящей панике выпаливаю я.
УУ для меня как якорь. Мы начали встречаться еще до того, как умерли мои родители, и все то лето, когда я переживала их гибель, он был рядом, даже несмотря на то, что я могла внезапно расплакаться в самый неподходящий момент. Например, когда мы были в торговом центре и я увидела в витрине магазина Hallmark рекламу ко Дню отца. В тот вечер я вернулась домой и твердо решила снова стать веселой и беззаботной подружкой, и с тех пор никогда больше при нем не плакала.
Когда он начал учиться в университете, а я нет, я ужасно боялась, что он меня бросит, но он не бросил. Сказал, что любит меня и будет со мной, даже если это означает, что ему придется отложить некоторые совместные планы, которые он для нас придумал.
– Нет, конечно, – отвечает он и снова хмурится. – Но как ты себе это представляешь? – Он снова запускает руки мне под футболку. – Предполагалось, что в этом году мы с тобой будем развлекаться.
– Знаю, – расстроенно говорю я. – Но мне обещают очень много денег.
УУ хмурится:
– Вы же с Пейсли нормально справляетесь. Ты говорила, она достаточно зарабатывает, чтобы не работать на двух работах.
– Да, но…
– И ты не стала поступать в университет в этом году, чтобы работать.
– Да, но…
– Ну, значит, эта новая работа тебе не нужна, – говорит УУ с уверенностью человека, которому никогда в жизни не приходилось волноваться, чем платить по счетам.
У родителей УУ есть деньги. Они даже раскошелились на то, чтобы снять для него общежитие в «Де Нев Плаза», на центральной площади кампуса. У него номер из двух комнат и ванная, которой пользуются только он и три его соседа. Когда я посмотрела на сайте, сколько такое жилье обходится в семестр, я чуть жвачку не проглотила.
– Нужна, милый. Очень нужна. И не только мне, а всей моей семье. – Я беру его за руки, которыми он только что пытался снять с меня футболку.
– Это идея Пейсли? Ты же знаешь, она меня терпеть не может.
– Ничего подобного.
УУ фыркает. Его пальцы касаются верхнего края моих джинсов, и я сдерживаюсь, чтобы не отодвинуться. Это же УУ. А я люблю УУ. Следовательно, я должна получать удовольствие от его прикосновений, а не замирать в напряжении.
Пейсли никогда прямым текстом не говорила, что она против того, чтобы я спала с УУ, но я знаю – она считает, мне еще рано. Частично эта позиция – результат ее собственного жизненного опыта, про который она вполне добровольно и вслух говорит, что это было ужасно. После похорон родителей Пейсли было очень одиноко и грустно, она паниковала, не знала, как будет обо всех нас заботиться. В общем, кончилось тем, что она переспала с каким-то парнем, которого не очень хорошо знала, потому что ей хотелось немного тепла. Но все прошло так ужасно, что на следующее утро я обнаружила ее в слезах. Не могу сказать, что это меня смертельно напугало, но торопиться теперь точно не хочется.
– Ладно, допустим, я соглашусь, – медленно произносит УУ. – Кто будет инициатором разрыва?
Его моментальный поворот на сто восемьдесят градусов меня тревожит. Мне, вероятно, стоит радоваться, что он готов согласиться, но его спокойное отношение к ситуации меня, наоборот, неприятно задевает. Один из больших плюсов УУ – его легкий характер. Он никогда не надоедает мне разговорами об отсутствии амбиций или о том, почему я ничего не делаю со своей жизнью. Если у меня не получается с ним встретиться из-за того, что я хочу побыть с семьей или взяла дополнительные смены, он никогда не жалуется. Это здоровый подход. Несколько месяцев после смерти моих родителей его расслабленное отношение ко всему подходило мне как нельзя лучше.
И поскольку мне нужно, чтобы он согласился, не имеет никакого смысла раздражаться по поводу того, что он осведомляется о деталях нашего фальшивого разрыва так же непринужденно, как будто интересуется сводкой погоды.
– А как бы ты предпочел? – спрашиваю я.
Он пожимает плечами.
– Наверное, лучше бы это сделать мне, но я не хочу, чтобы твои подруги думали, будто я тебе изменял. Давай просто скажем, что это было наше совместное решение.
Кстати, об изменах. Стоит ли сейчас сказать ему, что мне придется целоваться с Окли Фордом, или лучше потом? Хотя на самом деле я не могу сделать ни того ни другого, потому что мне запрещено упоминать Окли.
Все так запутанно.
– Я позабочусь, чтобы никто тебя ни в чем не обвинял, – говорю я, сражаясь с чувством беспокойства.
– Хорошо. И… мы ведь сможем видеться втайне?
У меня появляется чувство, что он хотел спросить о чем-то другом – пауза была слишком длинной. Но я киваю.
– Да, только у меня дома. И еще нельзя переписываться. Созваниваться можно, просто нельзя оставлять никаких материальных свидетельств. Так что никакой переписки, «Снэпчата», комментариев в «Инстаграме», ничего такого.
– Просто детектив какой-то! – Он многозначительно двигает бровями. – Я буду тайно встречаться со своей собственной девушкой? Это заводит!
Я чуть не вздыхаю от облегчения. Хороший знак. Он уже может шутить по поводу этой истории, и почему-то ко мне приходит уверенность, что все будет хорошо.
– Скрываться от всех точно будет увлекательно, – с намеком говорю я. УУ лукаво улыбается:
– А что еще нужно делать?
Вот это самая сложная часть.
– Ну, возможно, мне придется фотографироваться кое с какими знаменитостями…
Он оживляется:
– С какими, например?
– Пока не знаю, – говорю я. – Но если ты увидишь какие-нибудь мои фотографии в интернете, имей в виду, что это все подставное, я вбрасываю еще одну фальшивку. На самом деле, они почти все будут сделаны в фотошопе. Честное слово, все, чем я буду заниматься, – не по-настоящему. Это постановка, ну… как будто «Даймонд» снимает реалити-шоу.
Он кивает:
– Кстати, о телевидении…
Я напрягаюсь, но молчу, ожидая продолжения.
– Если я дам тебе, скажем, нарезку из моих роликов, ты ведь сможешь ее передать кому-нибудь в агентстве? – с надеждой спрашивает он. – Я никогда не просил об этом Пейсли, потому что мы оба знаем, что она откажет, но теперь ее связи – твои связи, так ведь?
Эта просьба меня задевает, хотя я и сама уже решила, что надо рассказать о его канале Джиму. Но я заставляю себя проигнорировать раздражение.
– Ну, ты же теперь все равно будешь постоянно вращаться в кругу всех этих парней из индустрии, а ведь мы с ребятами так стараемся. – Теперь выражение его лица становится даже каким-то нагловатым. – Это наш шанс заявить о себе. Ты сама говорила, что мы вполне можем пробиться на телевидение.
Проклинаю тот день, когда написала этот комментарий.
– А ты разве не планируешь получать диплом по медиакоммуникации? – говорю я в надежде, что это собьет его с толку.
Но УУ машет рукой.
– Я пошел туда только чтобы попасть на телевидение. Хочу быть спортивным комментатором, сама знаешь. Так что если у меня есть шанс быстрее продвинуться к цели, почему бы им не воспользоваться?
Я молчу, и он расстроено поджимает губы.
– Так ты не поможешь?
– Нет, я…
– Мне кажется, я не так много прошу, – перебивает он. – Раз уж мне придется на несколько месяцев остаться без своей девушки…
– На год, – еле слышно говорю я.
Он раскрывает рот от удивления:
– Год? Все это продлится целый год? – Он всплескивает руками. – Ну вот видишь! Я приношу огромную жертву. И мне будет гораздо проще с этим примириться, если у меня хотя бы появится возможность улучшить свои карьерные перспективы.
«А просто помочь мне и моей семье для тебя недостаточно?» – чуть было не брякаю я, но сдерживаюсь. В том, что он говорит, есть логика. Год – это действительно много, рано или поздно нам надоест ото всех прятаться. Кроме того, «Даймонд» точно за такое не возьмется, и, может быть, если он получит порцию конструктивной критики от настоящих профессионалов, то наконец поймет, что эта затея – пустая трата времени.
– Ты прав, – говорю я. – Такое нельзя упускать.
Его лицо сияет.
– Пришли мне все, что хочешь, – говорю я, – и я найду, кому это передать.
– Е-е-е, детка! Ты самая лучшая! – Он хватает меня в объятия и начинает целовать, пока у меня не заканчивается воздух и мы оба, хохоча, не отрываемся друг от друга.
Вернее, он действительно хохочет, а я только делаю вид. Кажется, как и всегда.
7
ОНА
Вечером в пятницу, через сорок восемь часов после моей поездки к УУ, мы с ним «расстаемся». В тот день, перед тем как я уехала, он поцеловал меня, сказал, что любит, и пообещал прислать ролик как можно скорее. Я, конечно, чувствую себя довольно неловко от необходимости рекламировать его дурацкий канал Джиму Толсону, но опасаюсь, что, если откажусь, он рассердится на меня за эту историю с Окли и расстанется со мной по-настоящему. А мне сейчас очень нужна его поддержка.
На «Фейсбуке» мы оба бываем не очень часто, так что информация о нашем «разрыве» передается вот каким образом.
УУ убирает ссылки на меня из «Твиттера» и «Инстаграма». Раньше там было написано: «Безумно влюблен в @VeryVaughn». Теперь там пусто.
Я пишу короткое, полное грусти сообщение:
Вонн Беннетт @VeryVaughn
расставаться – ОТСТОЙ #расставание #оченьгрустно
Через несколько минут директ «Твиттера» и «Инстаграма» взрывается сообщениями от друзей. Я сижу на кровати, на коленях у меня ведерко мороженого с шоколадной крошкой, ложка торчит изо рта, и я очень стараюсь не заплакать, глядя на экран ноутбука.
@MandiHunt343 ОМГ, УУ! Что случилось с твоим аккаунтом? Вы что, расстались с Ви?
@CarrieCarebearDawes ВЫ С ВИ РАССТАЛИСЬ?!
@KikiSimpson боже мой вонн. когда это произошло?
@Tracyloves1D Если этот подлец УУ тебе изменил, я ему врежу!
Кэрри, Кики и Трейси – мои школьные подруги. Ближе всего мы общаемся с Кэрри, так что я пишу ей, что мы действительно расстались. Она немедленно отвечает и предлагает прийти меня поддержать с мороженым. Я говорю, что с этой стороны уже все схвачено, и мы договариваемся встретиться в воскресенье и пообедать вместе.
Поскольку пиарщица Окли велела мне отвечать на все твиты, связанные с разрывом, я заставляю себя написать Кики и Трейси тоже, но не рассказываю никаких подробностей. УУ настаивал, что не хочет выглядеть 1) как слабак и 2) как мерзавец. Таким образом, получилось, что разрыв был его идеей, но я не должна намекать, что он как-то провинился.
Официальная версия – что он меня бросил, потому что теперь учится в университете и не хочет продолжать отношения. Я специально говорю Трейси, что он мне не изменял. Потом засовываю еще одну ложку божественной шоколадной субстанции в рот и стараюсь не заплакать.
Конечно, я помню, что расставание ненастоящее, но от этого не легче. Мне очень хочется написать УУ. Нет, хочется ему позвонить, услышать его голос, чтобы он сказал, что все эти сообщения написали люди, которые не знают, что мы притворяемся, и искренне за нас переживают.
Но нельзя. Клаудиа запретила нам общаться как минимум неделю – «чтобы дать новостям о разрыве время распространиться». Она утверждает, что пристально за нами следит. Понятия не имею, что это могло бы означать, но, честно говоря, я немного побаиваюсь ее и Джима, так что не звоню УУ, хотя умираю от тоски.
– Вонн? – Пейсли стучится в дверь.
– Да? – говорю я дрожащим голосом. Ненастоящее расставание ощущается вполне как настоящее.
– Можно войти?
– Конечно, заходи.
Пейсли входит, бросает взгляд на ведерко с мороженым, на мое жалкое выражение лица, садится рядом со мной на кровать, смотрит на экран своими темными глазами, и на ее лице появляется выражение сочувствия.
– Мне ужасно жаль. Я вижу, как тебе тяжело, – говорит она и прикусывает губу. – Знаешь, еще не поздно отказаться.
– Уже поздно, – говорю я. Мне очень хочется получить эти деньги. – Но год пролетит быстро, верно?
Пейсли кивает.
Я съедаю еще ложку мороженого.
– Знаешь, что самое ужасное? Ну ладно, второе по степени ужасности, потому что самое ужасное – это то, что мне нельзя разговаривать с УУ. Но Окли Форд такой противный! Он даже руку не захотел мне пожать при знакомстве. Как, интересно, он собирается себя заставить прилюдно ко мне прикоснуться?
– Но зато он заметил, что ты проголодалась, и велел принести тебе еды, а это уже кое-что. К тому же на него, по крайней мере, приятно смотреть, – замечает Пейсли.
Ну да, хоть что-то.
Пейсли соскальзывает с кровати.
– Мы с близнецами вечером идем в кино. Хочешь с нами?
Я мотаю головой:
– Не-а. Буду сидеть дома и предаваться скорби. Собираюсь потолстеть от мороженого килограмма на три.
– Не толстей слишком сильно, – смеется она. – А то Окли Форд еще передумает с тобой встречаться.
На самом деле, это было бы не так уж плохо. Я задумываюсь, не принести ли второе ведерко.
Пейсли наклоняется и целует меня в щеку.
– Ты молодец. Серьезно. Даже не представляешь, насколько это важно для всех нас.
На самом деле – представляю. Но я ведь не обязана притворяться, что мне это нравится. Я уже очень соскучилась по УУ, хотя в последний раз говорила с ним всего два дня назад.
Когда Пейсли уходит, я полностью отдаюсь терапии мороженым. Поедаю его медленно – настолько медленно, что к тому моменту, когда добираюсь до дна, оно превращается в полужидкую массу. Я мешаю ее ложкой, в сотый раз размышляя о предстоящей мистификации.
Может быть, Пейсли вообще попросила меня об этом потому, что в глубине души знала, что я не готова выходить в реальный мир? Что у меня нет никаких планов на жизнь? Что, в отличие от всех своих одноклассников, я совершенно не представляю, чем заниматься в будущем, и поэтому роль в «реалити-шоу» со случайным медиакрасавчиком будет отличной заменой моему бесцветному существованию?
Растаявшее мороженое не знает ответов на все эти вопросы. Я вздыхаю, закрываю вкладки в браузере и открываю папку с музыкой. Я могу продолжать ныть – а могу и заняться тем, ради чего все это задумано, раз уж все равно на это согласилась. Думаю, второе намного разумнее, так что я пролистываю альбомы, пока не нахожу тот, который нужен, включаю первый трек и ставлю ноутбук на кровати рядом с собой.
Я роюсь в нижнем ящике стола в поисках блокнота и карандашей, и тут из колонок выплывают первые звуки одного из самых популярных синглов Окли Форда – Hold On [9 - «Держись».]. И я, как по волшебству, переношусь в тот год, когда только пошла в старшую школу и просто сходила с ума от этого альбома. Но парадоксальным образом он напоминает мне не об Окли, а об УУ.
Когда диск вышел, мы с ним как раз начали встречаться. Он всегда смеялся надо мной из-за того, что мне нравится этот альбом, но однажды я поймала его за тем, как он напевает одну из песен, и заставила признаться, что ему он на самом деле тоже нравится. И потом нарисовала на своих кедах две сцепленные руки в память об этом моменте.
Я нахожу блокнот и набор карандашей, но пока не начинаю рисовать. Сперва снова захожу в интернет и ищу фотографии Окли – я не уверена, что смогу нарисовать его по памяти.
Ладно, придется это признать. Он действительно очень красив. Прямо-таки до безумия. Эти спутанные светлые волосы, пронзительные зеленые глаза, сильная мускулистая фигура, всегда затянутая в рваные джинсы и узкие футболки. О господи.
Я листаю картинку за картинкой. Фотографии с концертов. Снимки, сделанные папарацци в разных районах Лос-Анджелеса. Совместные фотографии с матерью на премьерах ее фильмов. Кадры со съемок фильмов с участием его отца.
Насколько я могу судить, Окли Форд живет на другой планете. Он – знаменитость с большой буквы «З». Единственный ребенок Катрины и Дастина Форд, звездной четы Голливуда – ну, по крайней мере до развода. Он выигрывал «Грэмми» и призы зрительских симпатий, а слава пришла к нему в четырнадцать, когда он выступил на вручении детской кинопремии Nickelodeon. Его фотографии появлялись на обложках миллиарда журналов – на одну из них из невероятно сексуальной фотосессии для Vogue я сейчас и смотрю.
Я выбираю фотографию из этого сета – ту, где он просто сидит на черном фоне и смотрит в камеру. Взгляд его настолько напряженный, что по моему позвоночнику в буквальном смысле пробегают мурашки.
Слушая красивый хриплый голос, звучащий для меня и в моей спальне, я начинаю рисовать.
______
Через неделю после нашего фальшивого расставания ко мне приходит УУ, и мы проводим время у меня в комнате – часами дурачимся на кровати, пока он, наконец, с неохотой не сообщает, что ему пора.
– Уже поздно, нужно возвращаться, – говорит он около десяти.
Мне хочется возразить, что еще вовсе не поздно, но, в конце концов, это же не у меня с утра занятия.
– Ладно.
Наверное, то, что я расстроилась, отражается у меня на лице, потому что он нежно целует меня в лоб.
– Ну, нам, по крайней мере, разрешено видеться, так что все не так уж плохо.
Не так уж плохо? За эту неделю без него я чуть с ума не сошла! Я несколько раз виделась с Кики и Керри, и они – в лучших традициях дружбы – почти все время убеждали меня, что УУ полный болван и что без него мне будет гораздо лучше. И я им, конечно, подыгрывала, хотя вслух ругать парня, в которого я по-прежнему влюблена, было мучительно. Но, как и обычно, я не хочу выглядеть прилипчивой и недостаточно взрослой, так что улыбаюсь и киваю.
– Как же меня это бесит, – вполголоса говорит УУ, спускаясь по лестнице.
Я чувствую облегчение.
– Меня тоже.
Некоторое время мы просто стоим в прихожей, обнявшись и прижавшись друг к другу лбами. УУ обнимает меня за талию. Я думаю обо всех объятиях за эти два года. Обо всех только нам понятных шутках, о переписке, о том, что ни разу за это время не ложилась спать без того, чтобы УУ не позвонил мне и не пожелал спокойной ночи.
– Мы с Марком выбрали лучшие серии, – говорит он, и его дыхание щекочет мне нос. – На этой неделе он все отредактирует, и я пришлю тебе файл.
Я немного напрягаюсь, надеясь, что он этого не заметит.
– Прямо жду не дождусь узнать, что в агентстве скажут по поводу нашего шоу!
– Я тоже, – говорю я с наигранной радостью. Чтобы отвлечься, вдыхаю знакомый лимонный запах его крема после бритья.
Наконец мы в последний раз целуемся, и я с тоской смотрю, как он идет к своей машине. Это все тот же старенький внедорожник, на котором он ездил еще в школе, и я вспоминаю о том, сколько времени мы провели в этой машине, целуясь и обнимаясь.
Возвращаюсь в свою комнату, падаю на кровать и снова пишу в «Твиттер» о своем разбитом сердце.
Вонн Беннетт @VeryVaughn
Лучшее лекарство от тоски = слушать «Форд» по кругу
В обоих случаях это вранье: во-первых, я не слушаю его, а во-вторых, лекарства от тоски не существует. Даже если повод для нее – придуманный.
______
Я беру из рук Пейсли телефон и читаю сообщение от Клаудии:
«Ты должна опубликовать рисунок сегодня».
Пока еще она не звонит на мой личный номер. Вероятно, когда наши с Окли «отношения» попадут на первые полосы газет, ситуация поменяется.
С момента нашего «расставания» с УУ прошло две недели, и я ожидала ее звонка еще с того дня, когда на счет Пейсли пришел первый платеж. Впрочем, это не означает, что я рада.
Поскольку увольняться мне пока нельзя, я отработала четыре смены в «Шаркиз», демонстрируя перед коллегами умеренно унылый вид. Это было не так уж сложно. Как и обналичить чек на двадцать тысяч долларов – первый из множества. Решено, что чеки будут выписываться на имя Пейсли – если в прессу каким-то образом просочится, что агентство выписывает чеки мне, немедленно слетятся стервятники, а так в агентстве всегда могут сделать вид, что это ее зарплата.
Мне все эти предосторожности кажутся чрезмерными и нелепыми, но я никогда раньше не ввязывалась ни во что подобное, а для Клаудии, похоже, все это – обычное дело.
– Почему сегодня? – ворчу я, в основном просто чтобы поспорить. С технической точки зрения Клаудиа – мой босс, так что, возможно, спорить с ней не стоит, но это самая странная работа в моей жизни, и, возможно, где-то в глубине души я надеюсь, что меня уволят.
– Потому что история должна развиваться. Пости картинку. Окли ее через пару часов посмотрит. Когда он ее лайкнет, приготовься к тому, что тебя завалят сообщениями. Ответь только на некоторые из них.
– Может, вы мне сами скажете, на какие отвечать? – иронично комментирую я.
– Нет-нет, все должно быть органично, – отвечает она, не обращая внимания на мой сарказм. – Их будет очень много, и ты все равно не сможешь ответить на все. К завтрашнему утру ты станешь звездой соцсетей! Главное, помни, что не все комментарии будут позитивными. Фанаты относятся к Окли очень ревностно, так что не обращай внимания на грубости и концентрируйся на положительных сообщениях. Главное вот что: на самом деле, все они мечтают оказаться на твоем месте, кто бы что ни писал!
И после этого сомнительного утешения она вешает трубку. Я достаю рисунок, который все-таки закончила пару дней назад. Любопытно, что Окли о нем подумает. Вышло неплохо, хотя и не идеально – не только потому, что его лицо получилось не совсем таким, как я задумывала. Я очень долго рисовала глаза, но в графике сложно отобразить их выражение. Я провожу по ним пальцем и думаю, что глаза у него красивые.
Нет, дело не в моей технике – но чего-то в этом рисунке не хватает. Какой-то важной информации об Окли Форде, чего-то, что я не могу уловить и отразить на бумаге.
Я в раздумье шевелю губами. Мне не хочется выкладывать свою работу в интернет, где все кому не лень будут на нее пялиться и критиковать. Но, похоже, это именно то, на что я изначально подписалась.
Я беру телефон, делаю фото картинки и пишу в «Твиттер».
Вонн Беннетт @VeryVaughn
Разрыв переживаешь немного легче, если представляешь это лицо рядом с собой.
Всего через три часа Окли лайкает мою картинку, и в моей ленте начинают появляться первые ответы. Почти сразу мне приходит сообщение от Кэрри:
«Ты видела?! Окли Форд лайкнул твой рисунок!»
Я делаю вид, что ничего не понимаю:
«Серьезно?!»
«Да! Зайди в “Твиттер”, у тебя там тонна сообщений! Спроси его аккаунт в “Снэпчат”!»
«Да брось, он же просто лайкнул картинку.»
«Никогда не знаешь! Давай, напиши ему в директ!»
______
Но тут я теряю возможность ей отвечать, потому что каждую секунду – да что там, каждую миллисекунду! – на мой телефон приходят новые уведомления.
@pledo5514 @1doodlebug1 @caryneo @paulyn_N теперь читают @VeryVaughn
Эй, @OakleyFord только что лайкнул какой-то рисунок? @VeryVaughn
@OakleyFord подпишись на меня, плз. люблю тя. @VeryVaughn
@luv_oakley_hands @VeryVaughn Офигенная картинка, я б такую повесила в шкафчик
@VeryVaughn Что это за фигня? Кто-то не умеет рисовать
@OakleyFord_stan№ 1 @VeryVaughn Просмотрела твой твиттер. Ты даже не фанатка! Не примазывайся!
@VeryVaughn ты стремная. @OakleyFord но ты зато красавчик
@selleuni5 @OakFordHeart @unicornio @wammalamma @ magg1e_ han50n и еще 244 теперь читают @VeryVaughn
Ого, ничего себе. Больше двухсот подписчиков меньше чем за десять секунд? С ума сойти!
Пейсли просовывает голову в дверь.
– Клаудиа звонила. Говорит, тебе пора начать отвечать. У тебя сотни комментариев.
– Знаю. – Я поднимаю телефон в легкой прострации. – И по большей части они о том, какая я некрасивая и бесталанная и что он может найти себе кого-нибудь получше.
Пейсли криво ухмыляется:
– Это интернет. Там люди постоянно пишут какую-нибудь чушь. Хочешь, я тебе помогу?
Я мотаю головой. Я подписала контракт, и теперь настала пора его выполнять, так что я провожу следующий час, отвечая на рандомные твиты подходящими к случаю репликами типа «ОМГ!» и «!!!» и не обращая внимания на те, в которых говорится, что я страшная и так далее. У всех хейтеров есть одна общая черта – они не слишком ладят с правописанием, и это заставляет меня чувствовать себя немножечко лучше.
Собираясь ложиться спать, я получаю сообщение от УУ: «Что за хрень, Ви! Позвони мне».
8
ОН
– Почему вы не показали мне этот рисунок, прежде чем выкладывать? – спрашиваю я Джима. На часах начало одиннадцатого, в доме тишина, и я смотрю на собственное лицо на экране телефона Тайриса – тот прячется от меня в гостиной, чтобы я не видел, как он смеется.
– Тебе не нравится? – спрашивает Джим с удивлением, которое отчетливо слышно даже по телефону. – По-моему, очень хорошо вышло. Честно говоря, даже лучше, чем я ожидал. И твои фанаты просто в восторге.
Я выпячиваю губы. Значит, вот таким она меня видит? Капризным и избалованным? Я выгляжу как маленький ребенок, у которого отобрали любимую игрушку. Но если я об этом заговорю, то буду выглядеть еще хуже, так что я цепляюсь к другому:
– Ты видел, что другие присылают? Разве в «Твиттере» нет каких-то правил на этот счет?
Даже не знаю, почему я так шокирован. Мне же постоянно присылают фотографии в обнаженном виде. И некоторые из этих девушек совсем… юные. Это слишком даже для меня.
Когда Джим создал мне аккаунт в «Снэпчате», мне прислали несколько сотен голых фотографий даже раньше, чем я сам что-то загрузил. Я случайно кому-то ответил, и в итоге из-за этого меня начали преследовать. Когда четыре четырнадцатилетние девушки гонятся за тобой по улице на велосипедах, это довольно жутко.
– Забей. На самом деле, ты можешь вообще ни на что не обращать внимания, Клаудиа сама со всем разберется.
Мне надоедает таращиться на себя самого, так что я кладу телефон Тайриса на мраморный кухонный островок.
– Как продвигается с Кингом? – требовательно спрашиваю я. Единственная причина, по которой я вообще всем этим занимаюсь, – желание нормально записывать музыку.
– В ближайшее время ничего нового на этом фронте не будет, так что ты можешь пока выбросить это из головы. Может, лучше за это время напишешь что-нибудь? Твоя новая девушка должна заряжать тебя вдохновением.
– Муа-ха-ха.
Вонн меня терпеть не может, так что все мои новые песни будут об иррационально мыслящих девчонках и их поспешных ошибочных резких суждениях.
Да и вообще, что я такого сделал? В Лос-Анджелесе действительно постоянные пробки, а Джим мог бы не назначать собрания раньше полудня. Он знает, что я ночной житель.
– Но, надеюсь, ты не ожидаешь, что я весь этот год буду торчать дома?
– О, конечно, нет. Я понимаю, что когда тебе скучно, ты опасен. Честно говоря, мне безразлично, чем ты будешь заниматься, – главное, не оставляй следов. Кинг рано или поздно выйдет на связь. Позволь мне об этом позаботиться. А теперь я, пожалуй, отправлюсь домой к своей прекрасной жене.
– Не могу понять, ты подшучиваешь или издеваешься, – говорю я.
– И то и другое, – весело говорит Джим и вешает трубку.
Картинка на экране телефона Тая продолжает меня провоцировать. Хочется написать что-нибудь Вонн, но я понятия не имею, как войти в свой собственный твиттер-аккаунт. Социальные сети пожирают время. Когда я там только зарегистрировался, меня поразило, сколько людей пишут мне вещи, которые никогда бы не осмелились сказать в лицо. С некоторыми из них я принялся спорить.
Именно тогда вмешалась Клаудиа и отобрала у меня контроль над всеми моими аккаунтами. И после того случая с «бандой четырех», как я их называю, я был счастлив предоставить ей этим заниматься.
Телефон Тая жужжит, и я беру его в руки. Какая-то девушка прислала ему неприличное сообщение. Я смахиваю уведомление в сторону.
– Тай, зачем тебе «Твиттер»?
– Футбол, братишка. – Тайрис вальяжно входит в кухню, судя по всему, уже отсмеявшись. – У многих игроков есть аккаунты.
– Серьезно?
– Ага. Вот, смотри. – Он берет из моих рук свой телефон, что-то набирает там и возвращает обратно. – Тут у меня друзья-болельщики и несколько профессиональных спортсменов.
Я просматриваю его ленту, которая полна футбольной статистики, ссылок на видео и статей.
– Ага, так вот почему ты всегда у меня выигрываешь в воображаемый футбол!
– Тебе нужно завести секретный аккаунт.
– Боюсь, Клаудии это не понравится. – Я спрыгиваю с барного стула и роюсь в холодильнике в поисках какой-нибудь еды. Овощи, сыр, безалкогольные напитки… Я оглядываю все это и беру банку пива.
– Хочешь, сыграем в FIFA?
– Конечно. Сейчас я тебе наваляю!
– Давай, попробуй!
Я передаю ему пиво, и мы идем в гостиную. Тай надевает наушники с микрофоном, а я – обычные наушники. Мне не разрешают играть с микрофоном. Однажды я играл, изрыгая ругательства, и кто-то из других игроков сообразил, что мой голос чертовски похож на голос Окли Форда. Они это записали, выложили в интернет, и куча людей была просто в ярости оттого, что я якобы слишком грубо выражаюсь для шестнадцатилетнего.
Интересно, они своих детей-то слышат вообще? Клянусь, девяносто девять процентов выражений в духе «сейчас я твою мамашу натяну!» произносят именно малолетки.
Мы с Таем играем часа два, и он действительно меня разносит. Чтобы немного утешиться, я играю по сети с каким-то ноунеймом и наконец выигрываю.
Когда мы заканчиваем, мой взгляд снова падает на его телефон.
– Ты можешь залогиниться?
– В смысле, в твой аккаунт?
– Ага.
– Не-а. Я твоих данных не знаю. Но можно, впрочем, позвонить Клаудии.
Я качаю его телефон в руках. Насколько я понял, Вонн никак не отреагировала на то, что «я» лайкнул ее рисунок. Ей совершенно на меня плевать. Прямо как моим родителям.
Я хмурюсь:
– Не надо.
И снова рано ложусь спать.
______
Когда я просыпаюсь, на дворе уже утро. Подхожу к окну от пола до потолка и нажимаю переключатель, который делает стекло из затемненного прозрачным. Снаружи весело чирикают птицы, на пляже занимаются пробежкой несколько человек. Когда-нибудь я снова поеду на тот частный остров, который Джим арендовал после тура в поддержку «Форда». Там я бы мог выходить из дома без охраны.
Отхожу от окна. Большой Ди не придет до двенадцати – обычно примерно в это время я выползаю из кровати. Уже две недели здесь не было ни одной живой души, кроме меня, экономки и телохранителей.
Я даже немного скучаю по Люку. Может, не так уж он был и виноват… Может, будь я на его месте, я поступал бы точно так же… Попытался бы воспользоваться успехом своего друга, чтобы получить какую-то выгоду для себя…
Мне никогда не приходилось делать ничего подобного. Не было нужды сыграть тысячу концертов в клубах, чтобы меня заметили. Мама просто отправила видео кому-то из друзей, тот – еще кому-то, и в тринадцать лет меня уже подписали на лейбл. Первый альбом вышел, когда мне еще не было пятнадцати, с большой маркетинговой поддержкой. И потом я выдал еще три успешных альбома, прежде чем наступил нынешний кризис.
Я никогда не был на месте Люка – или, опять же, Вонн, – и мне не приходилось подлизываться к кому-либо ради денег.
Должен признать, я довольно-таки мерзко поступил с Вонн при первой встрече. Но меня оправдывает то, что я в принципе не очень-то хотел всем этим заниматься, потому что однажды мы уже пытались срежиссировать отношения для публики и получилось отвратительно. Я думал, что согласиться на такое может только беспринципный человек – особенно если учесть, что у нее уже есть парень.
Но Вонн вовсе не кажется заносчивой или одержимой славой. Она довольно симпатичная, а ведь на ней не было ни грамма косметики. Одета она была в совершенно обычную одежду и вдобавок принялась яростно возражать, что не хочет менять свою манеру одеваться. Она была вполне уверена в своем внешнем виде – у моей предыдущей подставной девушки никогда не было этой уверенности.
А еще Вонн не пыталась произвести на меня впечатление. Никаких там накручиваний локонов на палец, взглядов искоса, покусываний губ… И картинка, которую она нарисовала, – хорошая, но я на ней выгляжу как кто-то вроде Пятницы. Судя по всему, Вонн считает меня самовлюбленным и неприятным человеком.
Да уж, очевидно, после того собрания она обо мне не лучшего мнения. Ужасно не хочется это признавать, но оно меня волнует. Ну, я, конечно, не ожидаю от каждого встречного вселенской любви, просто она… настроена слишком враждебно.
Я беру телефон и скачиваю «Твиттер». Хочу посмотреть, что она отвечает в комментариях. Вот дерьмо! Не могу это увидеть без логина и пароля.
Мне ужасно не хочется этого делать, но в конце концов я все-таки беру телефон и звоню Джиму.
– Ты видел новости? – ликующе говорит он.
Мир окончательно сошел с ума, если то, что я лайкнул что-то в «Твиттере», считается новостями. Массовые убийства в Африке не привлекают столько внимания, сколько какая-то дурацкая картинка.
– Мне нужно войти в свой аккаунт.
– Зачем? Разве тебе что-то не нравится? Мы с Клаудией говорили сегодня утром. Все в восторге. О тебе месяцами столько не писали. Подожди, сейчас я тебе прочту.
Я слышу в трубке шум машин.
– Ты что, за рулем?
– Конечно. А как, ты думаешь, я хоть что-то успеваю?
– Оставь, я сам посмотрю.
Я вешаю трубку, пока он не попал в аварию в попытке зачитать мне заголовки колонок на желтых сайтах. Открываю первый сайт о знаменитостях, который приходит мне на ум, и сразу вижу собственную смазливую фотографию, где я краем глаза смотрю в камеру.
ОКЛИ ФОРД ИСПОЛНЯЕТ МЕЧТУ ПОКЛОННИЦЫ В ТВИТТЕРЕ
Фанатки Окли Форда, обратите внимание!
Вчера вечером комьюнити поклонников Окли Форда бурлило после того, как музыкант отметил «лайком» свой портрет, сделанный фанаткой. Судя по аккаунту девушки, семнадцатилетняя Вонн Беннетт недавно завершила продолжительные отношения с парнем и пыталась поднять себе настроение, слушая одноименный альбом Окли Форда.
В последнее время Форд почти не подает признаков жизни в «Твиттере», за исключением редких обращений к коллегам-артистам, так что это действие взбудоражило интернет! И это заметили не только мы – фанаты Форда принялись массово ретвитить картинку. Количество подписчиков Вонн Беннетт возросло с 89 до 8000, и главный приток произошел, когда Окли Форд вступил с ней в переписку.
Возможно, у Форда назревает новый роман? Он не был замечен ни в каких любовных связях (дольше чем на одну ночь) со времен разрыва с Пятницей Шауэрс. Мы встретились с ней у ресторана Nice Guy. Девушка была крайне удивлена новостями о новом увлечении Окли. «Вы знаете о нем больше, чем я», – прокомментировала она. От команды Окли Форда никаких комментариев не поступало.
Это происшествие вывело тег #Форд_ответь в тренды «Твиттера». Окли Форд уже два года не выпускал ничего нового – возможно, Вонн Беннетт станет его музой?
Боже правый. Я щелкаю по ссылке, чтобы прочитать, что же такого «я» ответил Вонн.
Oakley Ford Verified @VeryVaughn Спасибо, что выбрала этот ракурс. Левая сторона удачнее.
Дальше я пролистываю чуть ли не тысячу комментариев, прежде чем добираюсь до ее ответа.
Вонн Беннетт @VeryVaughn @OakleyFord Ха-ха! У тебя нет неудачных сторон.
Oakley Ford Verified @VeryVaughn А у тебя есть красный карандаш? Я краснею.
Простите, но меня тошнит. «Я краснею»?! Что, вообще, за тупой ответ? Я никогда не краснею! Чего тут вообще смущаться?
@jelly_bean1984 @ OakleyFord Ок я люблю тебя! Пажалуйста лайкни меня
@cassandra.vega.5 @ OakleyFord ты такой красавчииииик. Я ??? тебя! Ты самый лучший!
@OakleyFord_stan№ 1 @ OakleyFord Люблю тебя, Окли. Жду не дождусь нового альбома.
Господи, это просто читать невозможно. Я перехожу в ленту Вонн и выдыхаю от облегчения. Вот так-то лучше.
Вонн Беннетт @OakleyFord Сомневаюсь, что ты умеешь краснеть. Но красный карандаш у меня есть.
Она запостила еще одну картинку: щека крупным планом и немного румянца на скуле. Ничего себе. Хотя черты и не вполне похожи, я не могу отрицать, что она действительно хорошо рисует.
Я пролистываю пару десятков ответов и нахожу «свой».
Oakley Ford Verified @VeryVaughn Значит, ты принимаешь заказы! Как насчет автопортрета?
Вонн Беннетт @OakleyFord Это подойдет?
Я торопливо листаю. Неужели она… А, это же набросок ее телефона.
Oakley Ford Verified @VeryVaughn Изящно и современно. Мне нравится.
Отвратительно. Если бы я сам отвечал, то написал бы что-то вроде…
Я опять звоню Джиму:
– Дайте мне доступ к твиттер-аккаунту. Если уж я собираюсь встречаться с этой чиксой, я должен иметь возможность хотя бы общаться с ней напрямую.
– Что? Зачем тебе с ней общаться?
– Потому что мне так хочется. Так что, дадите пароль, или мне новый аккаунт завести?
Он вздыхает, и затем я слышу, как он приказывает каким-то ассистентам:
– Свяжитесь с Клаудией. Узнайте у нее, как Окли зайти в «Твиттер».
9
ОНА
– Ты что, должна будешь встречаться с Окли Фордом?!
Мои барабанные перепонки чуть не разрываются от его громкого сердитого голоса, но я ничего не говорю ему по этому поводу. Это наша первая возможность пообщаться по телефону с тех пор, как началась моя переписка с Окли Фордом. И УУ, очевидно, сейчас изливает на меня всю злость и раздражение, накопившиеся за эти сутки.
– Я не могу ответить тебе на этот вопрос, – говорю я со вздохом.
– Чушь! Ты понятия не имеешь, сколько народу написало или позвонило мне, чтобы сказать, что ты заигрываешь в «Твиттере» с Окли Фордом!
Я ощетиниваюсь:
– Надеюсь, ты ничего не сказал им по поводу агентства? Ты подписал соглашение. И если ты нарушишь его, то «Даймонд»…
– Меня уничтожит, – кисло заканчивает УУ. – Да, я знаю.
Вообще-то, это совершенно не имеет отношения к УУ. Но я по опыту знаю, что теперь мне придется слушать, как он ворчит и жалуется, пока наконец его не отпустит.
– И что ты всем сказал?
– Что мы оба расстроены и переживаем из-за расставания, а публичный флирт со знаменитым красавчиком – твой способ с этим справляться.
Я морщусь, когда он произносит эти слова, но говорю:
– Спасибо.
УУ долго молчит.
– Что именно ты должна делать с Окли Фордом? – наконец спрашивает он.
– Да ничего особенного, – неуверенно отвечаю я. – Нам придется пару раз появиться вместе на публике – для журналистов. Ну, может быть, один раз поцеловаться. Чисто для вида. Ты же помнишь, что все это не по-настоящему?
– Да уж надеюсь. – Мое сердце подпрыгивает, когда я улавливаю в его словах ревность, но тут же падает, потому что он говорит: – Мне не нравится выглядеть лузером в этой ситуации.
От двери в мою комнату доносится тонкий голосок:
– Вонн! Отдай наш телефон!
Я жестом показываю Шейну, чтобы он помолчал.
– Честное слово, это все для вида, – утешаю я УУ. – Как реалити-шоу.
– Нам нужно позвонить Кенни! – кричит Спенсер, вставая плечом к плечу с братом.
Они оба сердито на меня смотрят, и их карие глаза с золотыми искорками сверкают. Им всего по двенадцать, но они уже выше меня ростом и легко могли бы отобрать телефон силой.
Я вздыхаю:
– Близнецы пришли за телефоном. Увидимся в выходные, ладно?
– Ладно. – Он снова делает паузу. – Люблю тебя.
– И я тебя люблю, – говорю я, и близнецы одновременно блеют, а потом, тряся светло-русыми волосами, начинают делать вид, будто их тошнит.
Я вешаю трубку и отдаю телефон Спенсеру:
– Вот, держите, спиногрызы. Можете звонить вашему любимому Кенни.
Они пулей вылетают из комнаты, а я падаю на кровать и проклинаю тот день, когда позволила Пейсли притащить меня на ту встречу с Толсоном и его командой.
Клаудиа считает, что кто-нибудь может прослушивать наши телефонные разговоры, поэтому в ближайшие два месяца мне нельзя говорить с УУ по своему телефону и по телефону сестры – то есть мое счастье в руках двух двенадцатилетних мальчишек.
На самом деле, мне пришлось спрашивать разрешения у Клаудии, прежде чем ему позвонить. Она устроила собрание со своей PR-командой, где они обсуждали, насколько естественно выглядит то, что УУ общается с младшими братьями своей бывшей. Я напомнила им, что УУ уже два года часть моей семьи и конечно же общается с моими братьями.
– Телефон. – Голос Пейсли отрывает меня от размышлений. Она входит в комнату и протягивает мне свой мобильник. – Клаудиа.
Внутри у меня зарождается вопль ярости. Как мне надоели ее тупые требования, я не хочу с ней сейчас разговаривать!
– Сегодня ты должна сделать свой аккаунт закрытым, – говорит Клаудиа, не удосужившись даже поздороваться.
– Почему? Из-за новых подписчиков? – Проснувшись сегодня утром, я обнаружила, что на меня подписалось еще двадцать пять тысяч человек, и чуть не умерла от шока.
– Потому что мы хотим раздуть костер еще сильнее. Если аккаунт станет закрытым, фанатки Окли не смогут на тебя подписаться и это будет сводить их с ума. Они начнут это обсуждать в своих собственных аккаунтах, строить разные теории по поводу того, почему ты закрыла аккаунт, а те, что уже успели подписаться, будут делать скриншоты твоих твитов, и так ты станешь еще более ценным ресурсом.
Я не трачу сил на споры. Меня уже утомили попытки постичь логику пиарщика.
– Хорошо, – говорю я. – Что-то еще?
– Да. Эми сейчас пришлет тебе архив твоего твиттера. Ты должна начать удалять фотографии с бывшим парнем.
Я прихожу в ярость:
– Как вы получили архив моего твиттера? И мой адрес электронной почты?
– От Джима. Можешь не спрашивать, как он это сделал, все равно не скажет, – щебечет Клаудиа. – В общем, нужно, чтобы всякое напоминание о твоем бойфренде к завтрашнему утру пропало. Естественно, ты так сделала, потому что хочешь вычеркнуть его из своей жизни.
В горле начинает першить.
– А почему вы тогда сами все не удалите, раз уж у вас есть доступ?
– О, мы бы с удовольствием. Просто мне показалось, что ты предпочтешь заниматься этим сама. Для молодой девушки забыть человека, с которым она провела много времени, – болезненный процесс.
Я представляю себе, как какая-то незнакомка просматривает мои фотографии с УУ и нажимает иконку с урной, и понимаю, что в словах Клаудии есть смысл.
– Ладно, я сама все сделаю. И он все еще мой парень, Клаудиа!
– С точки зрения всего мира уже нет. – В ее тоне появляется раздражение. – И последнее. Сегодня ты должна пойти со своей семьей ужинать.
Я хмурюсь:
– Почему?
– Господи, Вонн, это что, твое любимое слово? Осторожнее с этим, а то я скоро начну отвечать: «Потому что я так сказала».
Я так сильно стискиваю зубы, что челюсть сводит судорогой.
– Так все-таки почему мне нужно идти ужинать со своей семьей?
– Потому что это традиция. С этого момента у вас есть традиция раз в неделю всем вместе ходить куда-нибудь ужинать.
Я опять произношу ее любимое слово:
– Почему?
– Потому что приличные люди так и делают! – На том конце трубки слышится возмущенное фырканье, но затем ее голос смягчается: – Твой инстаграм-аккаунт связан с «Твиттером»?
– Да. По… – начинаю было я, но останавливаюсь раньше, чем успеваю выговорить слово целиком. Пожалуй, она уже достаточно на меня разозлилась сегодня.
– Хорошо. Сегодня за ужином запости фотографию себя и своей семьи. Братья не обязательно должны на ней быть, а вот сестра – да.
– Я думаю, вы понимаете, какой вопрос мне хочется задать.
Она испускает тяжелый вздох:
– Это естественный путь раскрыть информацию о том, что твоя сестра работает в «Даймонд». Окли прокомментирует фотографию, и таким образом эта история выплывет.
– Хорошо, я что-нибудь опубликую.
Я вешаю трубку, не прощаясь, а затем кричу в коридор:
– Пейсли, иди сюда!
Она появляется через две секунды:
– Что такое?
– Скажи близнецам, чтобы оделись поприличнее. – Я отдаю ей телефон. – Мы идем ужинать.
– Почему?
– Потому что это традиция!
Моя сестра непонимающе поднимает бровь:
– Почему?
Ого, а это действительно раздражает.
– Потому что все приличные люди так делают! – громко заявляю я и иду одеваться.
10
ОН
#мыкоманда #времяесть #почемутакдолго
Я смотрю на фотографию Вонн, ее братьев и сестры в «Инстаграме». Они все стараются влезть в кадр в очереди в каком-то ресторане, про который я никогда не слышал. А я даже не помню, когда в последний раз сидел за одним столом с мамой и отцом. Хм. Пожалуй, с мамой мы в последний раз одновременно принимали пищу в одном помещении в прошлом году на вручении «Золотого глобуса».
Черт побери. Я чуть было не начинаю смеяться вслух над абсурдом ситуации. С другой стороны, с отцом я уже несколько лет не сидел за одним столом – старикан обид не прощает.
Я ощущаю в груди странное чувство. Но это же не… Нет, конечно, не зависть. Закрываю приложение и смотрю в окно. Вот что мне нужно. Выйти из дома. Слишком долго сижу тут в четырех стенах и никуда не выхожу – кроме разве что студии, где у меня ничего не получается. Я направляюсь в кухню к Тайрису:
– Давай-ка пойдем перекусим.
Он убирает телефон.
– Какие идеи?
– Не знаю. Как насчет… – Тут мне в голову приходит безумная идея.
– Так-так, – Тайрис покачивается на пятках, – улыбка на твоем лице мне что-то не нравится. Кажется, мы сейчас во что-то влипнем.
– Как насчет фондю? – как ни в чем не бывало спрашиваю я.
Надо подумать, что надеть. Просто шапки и солнечных очков будет явно недостаточно.
– Есть отличное местечко на Ла-Сьенега, – немедленно отвечает Тайрис. Он настоящий гурман и знает все рестораны города, но мне не хочется сейчас идти в дорогой ресторан.
– Я думал сходить в «Фондю Хейвен», это в… – Я открываю «Инстаграм». Ага, Вонн указала геолокацию. – Эль-Сегундо. На Мейн-стрит.
Тайрис выглядит оскорбленным в лучших чувствах и тащится за мной в комнату.
– Сетевое заведение? В Эль-Сегундо? Да это же час пути.
Я, не обращая на него внимания, пулей влетаю в гардеробную. Можно надеть самые свободно сидящие штаны – те, которые аж на заднице болтаются. Интересно, они вообще еще живы? Я роюсь на полках.
– Они уже уйдут оттуда, пока мы доберемся, – говорит Тай у меня за спиной. Он не дурак.
– Можно поехать на мотоцикле, долетим за пятнадцать минут. Еще только принесут закуски.
Я наконец нахожу древние джинсы, которые меня бесят, и пару старых кроссовок. Нюхаю джинсы – вроде чистые. Залежались, но чистые.
Тай скептически поднимает бровь:
– Серьезно?
– Ты про джинсы или про мотоцикл? – Я снимаю домашние спортивные штаны и влезаю в джинсы. Пару лет их не надевал, так что теперь они сидят плотно. Все-таки с шестнадцати моя комплекция изменилась, тогда-то я был кожа да кости.
– И то и другое.
Я надеваю поверх футболки темную толстовку и потираю руки:
– Ну что, поехали?
______
– Ты ведь запомнил, что я не одобряю эту идею, да? – говорит Тайрис, поворачивая на парковку.
– Да, ты уже три раза это повторил.
Я поправляю шапку, глядя в зеркало заднего вида в машине, которую мы арендовали. Это, конечно, не полная маскировка, но я рассчитываю, что никто не ожидает увидеть Окли Форда в сетевом ресторанчике на окраине Лос-Анджелеса.
– Джим довольно влиятельный человек, а у меня есть семья, – говорит Тайрис.
– Какая семья? У тебя что, дети есть?
– Сестры.
Точно. Я же с ними знаком. Но тут уж если кому и стоит бояться, так это Джиму – этим дамочкам палец в рот не клади. Они обожают своего «младшенького» и всегда без обиняков говорят, что думают. Меня они называют «солнышко». Я даже не уверен, что они запомнили мое имя. «Солнышко, подтяни штаны, а то спровоцируешь общественные волнения».
Тогда мне было пятнадцать и я был тупой, как полено, так что сказал Шаноре, старшей сестре Тая, что это такая мода. «Солнышко, не в моде дело. Когда я в последний раз была в «Мейсис» [10 - Macy’s (англ.) – одна из крупнейших и старейших сетей розничной торговли в США. Основана в 1858 году.], что-то я там не видела малолетних хулиганов, – сказала она. – Ты страдаешь недостатком воображения».
Но, следуя ее совету, я все-таки перестал носить мешковатые джинсы, кепку козырьком назад и белую майку в обтяжку и постарался выработать собственный стиль – нечто среднее между рок-звездой и хипстером. Правда, не уверен, что преуспел.
– Джим догадается, что это была моя идея, и не будет тебя винить. Раньше же не винил.
Тайрис недовольно ворчит, заезжая на парковку. В целом здесь довольно оживленно, но людей не так уж много и они не обращают на меня никакого внимания. Прямо мимо меня не останавливаясь проходит парочка. У них за спиной я незаметно показываю Таю большие пальцы.
Он качает головой.
Возбуждение накатывает на меня волнами. Я чувствую себя так, будто нарушаю закон, делаю то, что совершенно точно никому не понравится – хотя на самом деле просто собираюсь поужинать в посредственном сетевом ресторанчике. Прямо-таки вижу свое следующее интервью:
«– Скажите, что самое увлекательное вы сделали со времен мирового тура в поддержку альбома “Форд”?
– О, знаете, недавно я ходил поесть фондю, и никто не обратил на меня внимания! Это событие было самым знаменательным в этом году».
– Давай только я буду общаться с персоналом, – говорит Тай, открывая дверь. – У тебя слишком узнаваемый голос. Хотелось бы все-таки успеть поесть немного, прежде чем придется бежать.
– Договорились.
Да, у меня в голосе есть заметная хрипотца. Как-то раз одна журналистка из Billboard спросила, не потому ли это, что в детстве я много курил. И это была только наполовину шутка. Но нет, хрипотца врожденная.
В фойе ресторана толпа людей, ожидающих своей очереди. Тай протискивается к хостесс, пока я притворяюсь мебелью и разглядываю стены. Мой взгляд притягивает небольшой столик на четверых у самой кухни.
– Вам придется ожидать минут двадцать, – сообщает Тайрису утомленная хостесс.
– Нас кое-кто ожидает. – Я указываю на столик Вонн.
Она удивленно вскидывает брови:
– Странно, что они не предупредили.
– Не беспокойтесь, – говорю я и быстро направляюсь к столику, пока она не успела меня опередить.
– Ну мы же договаривались! – говорит Тай мне на ухо.
Не обращая на него внимания, я падаю на лавку рядом с Вонн, заставляя ее подвинуться ближе к сестре.
– Что ты выбрала?
Она поворачивается, явно собираясь дать отпор, но замолкает на полуслове и ошарашенно на меня смотрит.
Я же смотрю на нее, внезапно понимая, что меня привлекают ее пухлые губы. Хотя она не пользуется помадой, да и вообще, на ней нет ни капли косметики. Темные волосы завязаны в небрежный хвост, отросшая челка падает на глаза, обрамляя лицо. Надо признать, эта девчонка совершенно не выделяется – но при этом она привлекательная. Тонкий просвечивающий свитер и обтягивающие джинсы дают достаточное представление о ее фигуре, и мои штаны разом становятся еще более тесными.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=40496895) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
Американское телешоу, в котором знаменитостям задают вопросы, а участники игры должны оценивать честность ответов.
2
Best Friends Forever – «лучшие друзья навсегда».
3
Подростковый комедийный сериал на канале Disney.
4
Международная сеть престижных отелей.
5
Sweet Sixteen And Never Been Kissed группы The Blue Mountaineers.
6
Соглашение о неразглашении.
7
В американском футболе есть традиция выполнять всякие нелепые трюки после того, как входишь с мячом в зачетную зону соперника и делаешь тачдаун.
8
«Собаки, играющие в покер» – серия популярных картин Кассиуса Кулиджа.
9
«Держись».
10
Macy’s (англ.) – одна из крупнейших и старейших сетей розничной торговли в США. Основана в 1858 году.
Эрин Уатт
Тип: электронная книга
Жанр: Современные любовные романы
Язык: на русском языке
Издательство: АСТ
Дата публикации: 27.09.2024
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: Знакомьтесь, Окли Форд – золотой ребенок голливудских звезд, безбашенная рок-звезда, красавчик с миллионным фанклубом и… настоящий возмутитель спокойствия! Со стороны кажется, что у него есть всё, но когда его рейтинг начинает стремительно падать, потому что имя Окли не сходит со страниц желтой прессы, менеджеры решают создать ему имидж хорошего парня, чтобы спасти его музыкальную карьеру.