Джунгли Блефуску. Том 2. Джонни Кишки Наружу
Алексей Козлов
Из несвободного, грязного, испорченного Ворвилля главный герой стремится в горы, в мир дикой природы. Он начинает своё путешествие, которое приведёт его неизвестно куда. Здесь, в лесу, основана удивительная колония алкоголиков и философов, не задумывающихся о будущем. Книга содержит нецензурную брань.
Джунгли Блефуску
Том 2. Джонни Кишки Наружу
Алексей Козлов
Дизайнер обложки Алексей Борисович Козлов
© Алексей Козлов, 2017
© Алексей Борисович Козлов, дизайн обложки, 2017
ISBN 978-5-4483-9762-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава 1
Король Джунглей
Чьи голоса слышатся из джунглей?
– Почему он повесился?
– У него карма была такая!
– Умер его любимый Томагочи! Жизнь потеряла смысл!
– Но он любил не только Томагочи!
– И кого ещё?
– Маму!
– Она наверно на Тамагочи похожа была?
– Каким он был?
– Он был признанным ботаником! Он разводил редкие виды растений на просторах родины!
– Каких растений!
– Он спасал один редкий вид – дикорастущую коноплю Сморгонского! Алферум макманус! Но государству в лице жестокого, воистину бессердечного наркоконтроля не понравилась его правозащитная деятельность, сплошные газбгод и шатанипя и его посадили на семь лет!
– Семь – хорошее число!
– Хорошее, но не в данном случае! Пять лучше!
– Я вижу, что жизнь у него теряла смысл очень много раз, но он не сдавался! Почему он сдался в этот раз!
– Красные камикадзе не сдаются!
– Но сдался же! Сдался!
– Но почему сдался! Не потому, что пал духом, или расслабился, а просто стрессанул…
– Ссанул?
– Типа того! Смерть страшна не своим фактом, но своей неожиданностью! А томагочи всегда умирает последним! Так, мысль ушла! А! Вот! Смерть Томагочи потрясла его так, как не может потрясти человека! Он так плакал, так плакал!.. Как будто всех мёртвецов хотел в преисподней пробудить своими неистовыми воплями!
– А кто такой Томагочи?
Все переглянулись, словно перед ними был запредельный глупец. И заулыбались беззубыми ртами. Вот рас….и!
– Ты не знаешь или так, шутло несёшь?
– Всего знать невозможно! Я не БСЭ! С такими вопросами к акадэмику Лихачёву! Или к Сахарову!
– Поздно! Они уже в аду!
– Ещё одно слово, и там будет троица!
– Мели Емеля! Твоя неделя!
– Ладна! Томагочи, да будет тебе известно, добрый Вотлька и Лёлька, а также и Гек Чукович – друг всех одиноких и покинутых пристебаев! Защитник сирых и отверженных тунеядцев! Просто ординарный японский святой! Друг юных Камикадзе! Ответ принят?
– Камикадзе – грузинская фамилия?
– И это тоже! Хотя и не главное!
– Я знал одного грузина, так он был ужасно гордый и глупый…
– А я знаю одного японского городового! Того, который не помню точно в какой годе русского императора Николая Второго шашкой по голове по какому-то там малозначительному и прямо скажу пустяковому поводу приложил в Токио! Чвак! Чвак! Чуть не убил! Ей богу! Он его плашмя шмякнул по голове, а мог бы и как надо! Добрейшей души японец! Тот от него спасся только прыгнув головой в канализационный люк! Тот за ним гнался с дикими воплями, как обезьяна за фургоном! Банзай, типа!
– Не ври! В Японии нет канализации!
– Ну не скажи! Н надо так априорно утверждать! По-моему в Японии такая канализация, какой нам сроду не снилась! Гиперканализация! Клоака святого Петра! Всё по последнему слову техники!
– Брехня всё это!
– Я пр… пр… папвду говорю!
– Да вы обскурантист, Шуля! Я не знал, что вы такой! О родных просторах вы таких слов никогда б не сказали! Всё тут у вас критика! Родина вам не мила! Границу надо откупорить, КГБ распустить! А Японию небось хвалите! Э-эх, незадача! И где же ваш хвалёный патриотизм, батенька? Где? Загулял поди?
– Да уж там, где вас нет, милый Едрос Петрович! Не вам судить меня, не вам!
– Божий суд грядёт! Штаны с грешников сдерёт!
– Ну? Чего там ещё выдающегося в этой Японии было?
– Да, и жахнул он шашкой императора Николая так, что тот чуть не окочурился, ужас просто! Тот упал и стал вращаться, как сомнамбула… Его потом японским орденом Восходящего Солнца наградили!
– кого? Николая?
– Нет! Городового!
– За что?
– За находчивость и творчский гений при задержании беглого императора!
– А где он приложил Николая-то шашкой?
– Я думаю где-то в районе Красных Фонарей!
– Это почему там? Там что, других районов нет? Все только красные фонари?
– Нет, есть, разумеется, но он приложил его там!
– Зачем?
– Наверно порядок в районе красных фонарей император как-то нарушил! Оскорбил честь и достоинство проституток, может быть?
– У проституток нет чести!
– Но достоинства у хорошей б… хоть отбавляй! Я знаю, что говорю!
– Вот вы спрашиваете, что-де император делал в Японии? Хороший вопрос! Ёмкий! А иначе что императору делать в Японии, как не шляться по району красных фонарей! Если бы он занимался дипломатиею, нах, а не шастал в районе красных фонарей, войны бы с Японией не было б!
– Где это было?
– В Сохо!
– Не бреши! Шутник! Сохо в Англии! Сударь мой! Не путайте боб с горохом! Мы не гимназистки!
– Ссахо – я сказал! Ссахо!
– Ссаки? Час от часу не легче! Япония – страшная держава! Лучше нам с ней не воевать! Только мы к ни воевать, как нам уже накостыляли!
– А-а!
– Страшные времена! Как тасовалась колода! Из огня мировой войны в горнило революции! Перец а анусе! Через тернии так сказать к звёздам! Циолковского – в заложники – и шасть на другие планеты! Кругом революции, кражи, дебош и сифилис – а мы пляшем! Петербург весь передох! А нам всё нипочём! И мы, как три тополя на Плющихе! Качаемся и воем в забытьи!
– Смотреть страшно! Знаете у Гойи есть страшная картина…
– У гоев всё есть! Даже эти мерзкие картины! На одной из них изображён человек, который топором отрезает себе ухо!
– Ах, Арбат, мой Арбат!
– Шуля! Не частите! Я зануд не люблю! Я в детстве их давил тесёмкой от детских трусиков!
– Вы либерал-гуманист!
– Ах, Арбат…
– Шуля! Ради бога, не трогайте святынь! Этот прекрасный еврейский район…
– Мне он казался немецким!..
– Да?
– Да!
– Да, он сначала был немецким, но потом как бы… как бы… стал как бы еврейским!
– Встал и пошёл? Как бы!!!
– Кто?
– Район?
– Не знаю! Мне тяжело с вами разговаривать! Вы очень нетолерантный человек! Очень!
– Я не обижаюсь! Когда обижусь, тебя не станет! Мать жива?
– Ну вот, опять!
– Не плещи клешнями!
– Вот опять! Ну человек!
– Как бы или правда?
– Как бы правда! Правда как бы!
– Яснее!
– Куда уж!
– И в чём тут святыня? Подъ… ка в чём?
– Да не, всё честно!
– Томагочи томагочи…
Я тебя разлюбил!
Томагочи томагочи…
Шашкой голову разбил!
– А-а! Так бы сразу и сказал! А то ходит вокруг да около! Клёньтельмань! Клюнюнь! Клюнюнь! Дышать темно! Честное слово! Как ребёнок! Такие всегда ссутся под себя!
– Вот в Америке племя индейцев Чароки заявило в полном составе, что их предки – это какое-то давно потерянное в страшных скитаниях колено народа Израилева…
– Небось хотят под эту дудку получить деньжат у Рокфеллера! Рокфеллер своим иногда подкидывает конфеток!
– Я тоже так думаю!
– Да!
– Да, но Рокфеллер, хоть и прослезился от такой удачи, что славное племя индейцев Чароки, оказывается, не просто живёт в его личной резеврации и там целыми днями водку пьёт, но и находится в прямом родстве с самым богоизбранным народом на земле, тем, который теперь в Ираиле шустрит, но и послал их плевки на генетическую экспертизу в Пентагон! Мол, надо ещё научно подтвердить такое замечательное родство! Проверить надо такое счастие! Мол, еврейскому народу надо ещё попривыкнуть к появлению брата!
– Ну и? Проверил?
– Проверил!
– И как?
– Облом! Не родня, оказывается! Стоп-машина!
– А кто гены у тех, кто в Израиле живёт, проверял! Там ведь тоже всяких навалом! Вот я захочу… обкарнать – тоже стану богоизбранным! Какие тут могут быть гены! Лажа это всё полная, а не генетика!
– Ну не скажи! Я верю в науку!
– Ну верь!
– Верю!
– Вот всегда ты веришь-веришь, а потом с голой жопой ходишь! Не смешно это?
– Ты кому это?
– Так! По делу! Когда человек обкарнывает детородный орган, его гены меняются и меняются сильно!
– Сам видал?
– Учёные сказывали!
– Санчо Сранчо! Учёные ему сказывали! Эйнштейн и Максвелл приползли к нему в каптёрку! И говоярт: «В лучшую ли сторону каковые таковые изменения?»
– Кому как повезёт!
– Иных уж нет, а те далече!
– Не части! Лей ровно! По кантик!
– Лью!
– Вот и лей!
– Лью!
– Мне кажется, больше психика меняется!
– У кого как!
– У тебя как?
– У меня психика меняется больше, когда ты себе больше в стакан наливаешь! Не люблю несправедливости!
– Не родня чоль?
– Вот так, не судьба! Пролетели индейцы Чароки, как фанерка над Парижем! Фьюить! Весь мир насмешили! Ищи- свищи теперь птицу счастья! Ни по одному пункту не прошли! Бицепсы, трицепсы там, всё разное! Херь полная!
– Подкупили лаболаторию! Сионисты подкупили! Нет, честное слово! Чароки – точно из этих! И похожи как! Залюбуешься!
– Ты по перьям судишь?
– По всему!
– А я и не знал, что ты такой махровый сионист! Махра полная!
– Ладно, товарищи! Семь часов пополудни! Бунд начинает работу! Попрошу всех встать! Уши не чистим! Встать! Товарищи! Всем! Всем! Всем! Банки, почта, телеграф! Сдавайтесь! Мотоциклеты с пулемётами! Ко мне! Бойцы невидимого фронта! С ходу забрасывать гранатами гидру империализма! Сдавайтесь, лапоухие твари! Товарки! Идём к Томагочи!
– Может, нальёт! Я видел у него маленький флакончик боярышника! Какими усеян весь Проспект Патриотов!
– Божественное пойло!
– Трансцедентальное!
– Неоценённое Ротшильдами и Бове!
– Чо токе?
– А то! Нальёт вам! Ждите! Свежо предание, а вертится с трудом! Умер он! Умер! И никогда, никогда…
– Свежо пердение, а верится в дурдом!
– Отставить блудливые язычки! Здесь вам не то! Слово имеет товарищ Моммзен!
Моммзена с первого раза не нашлось, никому в таком признаваться не хотелось.
– И чего он там сказал такого вумного?
– Про амбивалентность!
– Ещё?
– Про клепсидру!
– Ещё?
– Про девушек!
– Про девушек?
– И про них тоже!
Эти голоса удаляются и стихают в великошумной аллее Парка Челюскинцев, но другие нарастают.
Что за голоса раздаются в лощине, ведущей к морю?
– Наше ристалище будет называться «Стоянка Древнего Человека «Альков Трёх граций»! У нас будут красивые имена! Мерлипунд! Штафирко! Унчакис! Или Унчаклис! Красивое жильё и красивые девушки!
– Он вообразил себя новым Василием Блаженным и теперь проходя мимо изображения Хориста, ну, ты понимаешь, в духе старых времён козлиным тенорком говорит: «… твою мать!»
– Но это хулибожесть!
– Скорее наоборот!
– Всё будет хорошо! Так как Хориста никогда не было, то и его мать под вопросом!
– А не много ли обещаний для одного светового дня? Козлище вижу бесовское!
– Как жаль! Я хотел вчера разбить наше тусклое зеркало! Не успел!
– Князь Куньлунский Буй Тур КоньОтто! Прекратите столпотворение при котле! Лучшие кусочки – в пасть добродетели!
– Собачачины на всех хватит!
– На вас хватит!
– Индефирентизм не пройдёт!
– Перфекционист Фрич!
– Я!
– Ко мне! Вы поняли направление мысли и политики?
– Внешней?
– Внутренней, дура!
– Я не понял, но уразумел!
– Плохо!
– Есть!
– Так поняли?
– Уже отчасти!
– Поисняю! Христианство – самая великая схема сетевого маркетинга! Да-с! От-такева! Подстава! Продают услугу – утешение и дают бесплатный приз за лояльность – обещание вечной жизни в Раю! Бери – не хочу! Мотивы более чем достаточные, чтобы не отказаться от таких сливочных возможностей. Самом собой разумеется, слабые люди начинают дерзать! Женщины, дети, кошки! Аут Нонстоп! Нам надо перенять передовые методы околпачивания простаков, тем более, что они прекрасно действуют не только в диких странах, но и в Европе!
– Что это значит? – хрипло вопросил чрезвычайно худой тип, одной стороной лица поразительно схожий с Паниковским.
– Это кто? – спросил Ральф, грассируя и театрально ставя нахала в общий строй, – Английский гомсексуалист Бруно? Несёт урну Ким Чен Ира в праздничных носках? Товарищи! Так как нам быть? Пропустим героя?
– Урну в носках несёт?
– В ад у нас все вхожи! Проходи!
– За плохое знание команд военачальников – три наряда на куфню и в сортер! Портвейна не давать! Бе-хом! Солдатик! Пощему не бежищь?
– Я бегу! Внутренне! Бегу очень быстро! Раз! Раз!
– Молоца! Теперь по пластурски! Шасть-шасть!
– Уже ползу!
– Герр официр! Прошу проиндексировать его зарплату!
– Но только ради исключения!
– Локти не протри!
– У меня нет локтей!
– Интеллигенция! Ко мне!
– Все смотрят на бойца Фрича! Все внимательно смотрят на бойца Фрича! Всем учиться у него! А почему остальные не ползают? Почему бойцы сидят, как святоши на унитазе? У вас что, день защитника очечества! Я такого не объявлял! Дристунов – в строй!
– Они ползают! Ползают, но не так сильно, как он. Он ползает, как никто другой! Но виртуально! Амбивалентно, так сказать!
– Заткнуть незаткнутые клапана! Гроб бамсель фак! О Марианна, моя Марианна! Курс на Панаму!
– Есть, сор!
– Курс на Даун-Трейдинг Плаза!
– Есм!
– Включить аутсорсинг!
– Есть, сэр!
– Давление в пульпе?
– На уровне!
– Держать курс на реформы!
– Ту-туууу!
– Это кто за зверь? Или я пьян?
– Фрич-Фрич! Ползун наш давешний! Такая у него карма! Ползать перед всеми, как червяк! Распластываться, как жаба!
– Я видел фильм с Малковичем! Там он ползал, так ползал! А этот ползает как-то не так! Невыразительно! Неамбивалентно! В общем, по-сучьи!
– Знаменитый Малкович ползал по земле?
– Ползал!
– Но ведь он ползал по американской земле?!
– Да!
– Это совсем другое!
– Не то слово, как ползал! Весь Средний Запад помял своим… Так ползают только влюблённые в свою землю!
– Поправляю: так ползают только влюблённые в свою землю Геи! Геи!
– Америка хорошая страна! Ей не управляет такой сброд, как здесь! Там всё-таки люди живут! Поэтому они всегда будут править миром! И сбережений они ни у кого не воруют открыто! А тут одни бандиты! Кром – бандитское гнездо!
– Вот то-то и оно!
– Так и шар-то тебе в лузу!
– Неоспоримо!
– Уф!
– А кто такой Малкович?
– Малкович! Ты что, Малковича не знаешь? Пацан!
– Как-то не привелось!
– Этим не хвалятся! Такого стыдятся!
– А за что он знаменит?
– Почему он знаменит, почему! Никто не знает, за что стал знаменит Малкович! Потому, что там, где он играет, он играет всегда из рук вон плохо! Собственно говоря он не играет, а ходит по экрану и просто хмурит брови! Станиславский с Сахаровым отдыхают от такой игры! Да не в этом дело! Ничего в нём экстраординарного или просто хорошего нет! И между тем он страшно знаменит! Ужасно знаменит!
– Отчего так?
– Такой активный выброс в искусстве не может быть результатом счастливой жизни…
– Где-то я уже это слышал! У Чуковского что ли?
– Не знаю!
– У рапповцев, что ли?
– Вот и хорошо! Счастливым людям не нужно ничего творить! Для этого есть Творец!
– Он тоже ползает?
– Не уверен!
– А другие не ползают?
– Ещё как!
– Вот и иди к нему! Америка полна знаменитыми пустышками и бездарями!
– Дай-то ей бог здоровья!
– Дьявол, храни королеву!
Глава 2
Золотая Крыса
Так было завсегда!
В древности авторы великих романов норовили назвать свои произведения помпезными именами, в которых всегда было слово «Золотой». Этим они подчёркивали своё отличие от всех остальных, криворотых бездарей! Достаточно вспомнить «Золотого Осла» Апулея. За одно название надо медали давать! Или «Золотого Жирафа» Хрунка! Не читали? Ну и хорошо! Живее будете! Наверняка их было много, этих золотых книг, но большинство не сохранилось! Все попалили в кострах братья-христиане! Эти умалишённые борцы со скверной много чего испортили. Это кроме того, что они испортили человеческую породу! Потом, когда власть сменилась и вместо весёлого язычника приковыляли мрачные христовые слуги на костылях с чёрными повязками вместо глаз, костры с книгами двести лет полыхали во всех городах Европы! А до этого сто лет пиздили палками античные статуи! Конечно, жгли там не только книги, но и ведьм, но книги было довольно удобно подпихивать под ведьм. В Блефуску книг всегда было мало, а людишек навалом, поэтому тут всех жгли на простых дровах. Наверняка в это время писали книги типа «Золотые стигматы» или «Золотые Скрижали», «Золотые Кости», да их уже никто не читал, потому что все во-первых в коматозном состоянии были, а во вторых все были безграмотные! Христиане очень поработали над тем, чтобы население в Европе всё безграмотным было! В античности весь народ был грамотным, даже многие рабы писать умели! А тут всё было наоборот! Потом прошло двести лет, в которые буржуи сильно приподнялись и потеснили пузатых капелланов! А потом у нас революция случилась! Слава богу, этих толстопузиков постреляли хорошо, и церковников пожгли тоже нехило! Я люблю, когда воров коцают и ханжей жгут! Ничего поделать с собой не могу, люблю! Только плохо теперь то, что среди кошатниц много жалельщиков появилось, Все глаза проплакали по этому безмозглому Николайшке и его комарилье, на которой пробы негде было ставить!
У меня есть одна знакомая, которая само собой в этого Иисуса вером верит, но ещё и осмеливается говорить, что вот, мол, как жалко, что семейку последнего императора убили. Он был типа просто добрый человек, и ему по… было, а я думаю, император ли он вообще? Правление страной было для него типа хобби! Я его детей, конечно, жалею, но думаю, что он сам виноват. При нём распустили инородцев, а крестьяне – зашитники отечества ходили в рваных лаптях! Государство!
Ильф и Петров назвали свою книгу «Золотой Телёнок». И она, хоть никакого золота к тому времени ни у кого почти уже не было, была оселком веселья рабочее-крестьянской массы, пока умным не стало ясно, что насмехаться над потерявшими всё в этой стране не очень прилично просто потому, что всё здесь потерять может любой человек. Всё, начиная от ржавой булавки, и кончая жизнью! И почти все тут теряли! Если мне не изменяет память, судьба наказала Ильфа и Петрова за их безжалостный смех, одного предав жестокой болезни, и другого наделив испорченным самолётом, который вовремя и поделом врезался в землю. Ведь скорей всего здесь Любой теряет! А не Паниковский или жертвы революции! Жертвами революции в конце концов были все мы, без различий возрастов, чинов и званий, все! Так что над жертвами этой государственности лучше всё-таки не смеяться, или смеяться очень и очень аккуратно! Потому что всё здесь залито по колено слезами скорби оскорблённых и ограбленных, и по пояс залито кровью невинных!
Прошли годы! Сменились поколения, заросли свежей травой и дёрном траншеи и могилы. Тогда «Телёнок» пожух, скукожился, лишился золотого блеска своего непревзойдённого юмора и плавно откочевал на задворки литературы. Осталась «Золотая Свинья» – ненаписанная книга о разбойниках и пиратах! Тот, кто её напишет, должен мне десять процентов гонорара за название! Ну ладно, пять! Три, так три, я не спорю! Берите и так! Ладно! Я не спорю!
Всё золотое в литературе имело благоприятную судьбу, но наша книга к золоту не имеет никакого отношения, ибо называется, кто не помнит, «Мормонские Трусы». Может быть дать ей название «Золотые Мормонские Трусы»? Фрич, как ты думаешь?
Когда Фрич спал, к нему долго не хотели идти сны, а потом словно прорвало – пошли.
Негры с гитарами, глистианские комиссары-конкистадоры в наушниках, зелёные василиски и розовые святые с Колорадских гор, нежные пионерки из его класса и масоны с линейками и кривыми треугольниками – все они, кружась в танце, в конце концов окружили его, склонялись над ним и почти касались его лица.
– Что вам надо? – спросил он.
– Мы посланцы страны счастья! Мы ищем тебя! – ответили они, – Знаешь, как хорошо найти того, кто близок тебе? Это так трудно – собрать вокруг себя тех, кто тебе нужен! Абы кого легко собрать, это нетрудно, но найти в мире своё не так легко! И только светлая душа сможет сделать это!
– Когда я был маленьким мальчиком – вымолвил наконец святой отец Милки, старый католический глист с чётками весом в три пуда. Я видел его в прерии, на белой лошади, в лихо заломленной шляпе, с фляжкой у пояса и улыбкой у губ. Он скакал к закату, пришпоривая коня и шепча молитву. Он должен был успеть к развилке дорог, на которой так легко ограбить почтовый дилижанс.
– Мой отец однажды сказал мне: «Вот нипель! Вот кардан! Вот бутылки! Вот нипель! Если хорошо наденешь его, всё будет хорошо! А не натянешь, тогда пеняй на себя, рви волосы на голове! Всё тогда пропало! Всё будет плохо!
Так он сказал мне!
– И как, ты натянул нипель? Смог? Научи меня, если сам умеешь!! Я тоже хочу петушков!
– Да, отец умер от водянки и оставил мне вот этот волшебный нипель, имение и несколько миллионов швейцарских долларов на развлечения и сладкие петушки! Я сосу их, и каждый раз плачу от печали! Он оставил мне так много петушков, что их все не пересосать и за дюжину жизней!
– Это счастье! Хороший нипель – всегда путь к победе! – дипломатично заметил Фрич, – А плакать не надо! Всё пройдёт! Лучшее впереди! Всё, что надо, мы натянем!
– Так сколько?
– Хорошо!
С тех пор я натягиваю этот нипель неустанно! И нет усталости в моём сердце! Станция «Мир» затонула, страна ёб…, а ниппель всё натягивается и натянивается, и нет ему препон!
А потом появился Великий Велосипедист по имени Педалистрат и стал разгонять конкурентов. Лапы у него были, как клешни у рака, и он ими клацал недурственно. И глаза его как клаксоны! И сердце его, как цепь! Все разбежались, только усы и темляки торчали из-под раскладушек.
Я его, хоть череп ему проломил, в глубине души жалел, как родного, я не держу зла, особенно на мёртвых вампиров.
Бодрствуйте в час печали и веселитесь в час радости! Вот что я знаю!
Ты космонавт, или как? Не бзди! Долетим! Дотянем! Не боги горшки обжигают в конце концов!
Не падай духо, мальчик! Ты много сделал в своей жизни! Что бы ни случилось, где бы ты ни был, твой голос будет долетать до них ещё долго-долго, может быть, Века, пробуждая их фантазию и цинизм! Не знаю уж, что ценнее!
«Образы, явившиеся внезапно, обрадовали меня, как в детстве радовали новые виды и люди, все казавшиеся святыми».
А потом всё растворилось.
Начало своей жизни в лесу я отметил несравненным празднеством. Закусон у меня был мировой – два куска чёрствого чёрного хлеба, полбанки кабачковой икры – пальчики оближешь, большой кусок розового свиного сала, украденного в лавке одного доброго армянина, который тут по уголовным делам шустрит и пару давленых чьими-то жопами конфет. Сало было такое, что я его рубил топором и глотал, не прожёвывая. Да, была ещё бутылка самодельного виноградного вина. Было от чего оттянуться! Пусть, думал я, миллиардеры умрут от зависти! Баб не было, так что затраты на гандоны были минимальны!
Когда я проснулся, вокруг меня было всё хорошо.
День мой начинается с пробуждения в кустах или на столе на полянке, где пикники все устраивают. Днём они пикники устраивают, а ночью уезжают, а я получаю поляну в свою безраздельную собственность. После этих гулянок остаётся много полезного и вкусного, и я уважаю этих хлебосольных людей. Иногда смотря сквозь кусты на их нехитрые развлечения, я начинаю прикидывать, каких они кровей и почти всегда ошибаюсь. Мутные тперь люди пошли, не врубишься, кто из них кто! Но в основном – это мелкие торгаши, менеджеры и продавцы из лавок. Неподалеку от меня тихие дачи, где почти никогда никого нет. До пляжа идти минут двадцать пять по тропирнке, усеянной мелкими камнями. Кругом лианы и чуть было не сказал, обезьяны. Обезьяны тут, конечно, есть, но они живут в домах.
Солнце заливало плавленым золотом черно-зелёные джунгли, овцы и козы мирно паслись на пятнистых склонах между камней, сосны и дубы были умиротворены и спокойны, и даже мшелые камни древнего кладбища излучали лучезарный оптимизм. Ветра не было вовсе. Всё бывшее перед глазами двигалось и было похоже на картину Тёрнера. И чувство восторга и ясности жизни охватило меня. Такое чувство только однажды было в раннем детстве, когда ясня глаза и чувства и человек ещё не испытал длительного груза печали и неприятностей. Наверно есть люди, способные пройти через свою жизнь с лёгким сердцем и наивной дущой, но я не из числа. Итак, о расписании моего дня, да простит меня мой читатель!
В этот день я пришёл на пляж раньше обычного. Наверно хотел погреться побольше, ведь сообщали, что скоро будет шторм, а тут если шторм, так это три-четыре дня коту под хвост – сиди дома, не показывайся. Дождь будет шпарить, пока не прекратится!
В конце пляжа, где я расположился, сначала ровным счётом никого не было, а потом появились трое отдыхающих дам – мать и две дочки. Мать их была настоящая курица, всё какие-то полиэтиленовые пакеты вертела, залезала в воду, как курица, а дочки были ничего, смазливые! Хотя они были смазливые, но какие нервные! У одной было нечто вроде тика! Они все оказались коцаными глистиансками. Пробы негде ставить! Стали связывать свои бедствия и отсуствие женихов с изменой их богу – Иисусу! Дышать темно от смеха! И само собой вместо того, чтобы бёдрами передо мной крутить и облизываться, как все девки умеют, стали нести какую-то подплинтусную ахинею про Гроб Господень, Иеруссалим этот г… ный, бога и всю эту дэвид-копперфильдовскую …ню, какую монашки в монастырях несут старухам между едой и мастурбациями! Я …ел! Я, честно говоря, проявлял несвойственное мне терпение, пару раз с ними беседовал с ними на богоугодные темы, хотел вправить им мозги, да только у меня не получилось! У них уже была неисправимая пуля в голове! Я с ними говорил, честное слово, всё в мирном тоне, а побеседовав, понял, что никакие доводы разума на этих монстров не действуют, и настоящего глистианина может исправить только могила. Они все тупые и принимают тот мусор, какой у них в голове за свои убеждения! Умора! Такие страшные формы сумасшествия, как глистианство, пилюльками не вылечишь! Тут нужен танковый гранатомёт! Их нужно всех засунуть в андронный коллайдер и отправить на загадочную планету Пти-Пу-666!
«Когда Сьябуч изобрел Нанох.., энтузиасты покатили тележку с его трудами к зданию городской Думы, думая таким образом выклянчить у государства деньжат! Новая технология требовала новых подходов! На поветке дня были прыгающие как блохи нанотанки и ушлые в своих желаниях нанодевки».
Они сначала чурались меня, наверно потому что я самец, а потом вошли во вкус, стали хихикать, как дуры, общаться и свои грошовые философские взгляды мне излагать! В общей сложности, прежде чем я утомился и прекратил дозволенные речи, на всё про всё меня хватило минут на сорок их пустопорожней болтовни!
Я всегда удивлялся тому, что есть женщина, но если раньше я удивлялся в хорошем смысле, то теперь – в плохом! Они люди вообще? Совесть, справедливость – для них полные абстракции, вызывающие только улыбку, за слезинку ребёнка готова спалить весь мир, тупые, как пробки!
А последние додумались ещё свою природную тупость прикрывать феминизмом!
«И откуда может быть высокий ум у человеческой обезьяны, если бог не дал ей члена?» —думал я, – Людоеды мне как-то ближе глистианок! В них сильнее природное начало! Сильнейшее! Но кто знает?
А потом, невесть откуда появился и этот белобрысый клоун с собакой, дёрганый пацанчик, ёкалдыбалдонский архимандрит, я его несколько раз видел, то он рыбой, пивом торговал на пляже, а то просто полёживал пьяный. Рыбой такие торгуют от полной безысходности, когда уж край, и денег взять неоткуда! Выглядел он как настоящий хлюст! Ха! История моды на двух ногах! Одет он был в какие-то стоптанные белые тапки, френч типа «пожалейте польских охвицеров» и в коцаной соломенной шляпе на бритой голове. И всё время головой дёргал, как Буратино! Панк!
Этот козёл как-то незаметно подкрался и лёг рядом на камни. Краем глаза я заметил, как из-под майки метнулся быстрый крабёныш. Я его давно заметил, как он за камнем маялся, чтобы у меня пакет …дить! На мой последний кусок хлеба рот разевал, продрыга! А меня уже порядком разморило, я был никакой! Бутылка пива играла в животе. Глупые девки убили мой интеллект и сознание усыпили! Солнце било сквозь очки, и даже бейсболка на глазах не спасала. Лежу и думаю: «Вот солнце, море, вот я, и всё хорошо на свете, и море предо мной весёлое, синее! Жизнь у меня одна, другой не будет, сколько я времени попусту истратил, не видя ничего! И море – это ведь и есть настоящая соль земли, о которой пророки прокаркали в своих книжках. И самое …вое, что этот краб все мои мысли читает! Животные, вон даже о своей смерти заранее знают! У них интуиция развита здорово, не то, что у людей, которые все свои природные качества в этих долбаных городах растеряли.
Блаженны времена купания на море,
Когда волна, с другой волною споря,
За разом раз ласкает низкий брег,
И только этим счастлив человек.
А тот белобрысый, что с собакой поодаль баловался, подкрался ко мне и прямо в ухо говорит:
– Мистер Бултых, если не ошибаюсь!
«Ну и шуточки! Пионеры так щутят! Или пидорынеры!»
Вставать не хотелось.
– Не кощунствуй, отрок! – говорю, – Ибо…
Я поднял голову и обнаружил над собой встревоженное личико перестарка-подростка, с всклокоченной абсолютно белой шевелюрой и голубыми, как море, ясными глазами. В глазах не было никакой мысли, только телячий восторг! Ничего себе подарочек! Послал господь собеседника! Я бы такой образ назвал распутным, если бы не знал, как можно ошибаться в людских достоинствах и пороках, судя только по виду человека. То, что передо мной далеко не ангел, я понял сразу.
– Фрич! – представился он. Ни больше, ни меньше.
– Я Фрицев люблю! А недоношенных фрицев – нет! – говорю.
Тут то фрицы, то шприцы! Не знаю уж, что страшнее! Да уж! Лучше бы ты преставился на худой конец каким-нибудь Ибн Аль Салям Мулла Субхабана Мокенжанат или Аберхаллуддин Дафна Хасбалла Шестнадцатый! Лучше бы прозвучало! Или просто Ганди!»
Я на него посмотрел долгим взглядом, таким, от которого эти закомплексованные козлы смущаются. Шевелюра белая, очочки на глазках, интеллигент недобитый! Кухонная душка!
Он меня заинтересовал. НА Ганди вообще похож! Такой же худой и очки такие же дурацкие на носу – круглы! Интеллигентские очочки такие! Такие очки, которые хочется сразу снять с лица косым хуком и растоптать разношенными кирзовыми сапогами! А потом с мягкой, ласковой улыбочкой отдать хозяину, чтобы так больше не поступал!
– Алекс! – говорю, хотя все меня зовут Ади, – Министр внешних половых сношений Фиглелэнда! Точнее Алекс Моргенштерн! Советник Чаки по чисто военным вопросам! Чисто! У тебя случайно нет лишних очков! Я люблю их топтать!
– Я мэр горрода Нарчо Пукколе Квирру Нарчувайзенн! – говорит он голосом чисто горячих прибальтийских парней.
– Вы мэр города Нарчо Пукколе Квиру Нарчувайзенн? – говорю.
– Я!
– И откуд-да вы?
– Я к вам пряммикком из сттранны оззёрр!
– Из страны озёр-р?
– Из Финнланд-дийи!
– Вы? Сын Севера?
– Йа!
– Зачемм вы к намм?
– Фотка! Дешёвы фотка!
– Фотка?
– Фотка!
– Ви знайт фотографи? – съязвил Фрич, – Гутт принт? Кодак? Ораза пресс?
– Найнт! Фотка! Тишови фотка! Сдес тишови фотка! Я пит!
– Юпит?
– Айпит!
– Он – пед!
– Педагог?
– Видимо, педофил!
– Огорчён?
– Корчун! Карачун!
– Он сам не понимает своего счастья!
– О, как плёх!
– Его зовут Пит!
– Карош! Гут Пит! Пит! Пет!
– Фотка!
– Йа, водка!
– О, фя, фя, фотка! Пед!
– Так бы сразу и сказал! А то гнусишь чего-то непонятное! Стыд и срам! Для того ли тебя мать родила? Вот как!
– Водка! Дешёвая водка!
– Йф-а-йа!! Та, фотка! Тишови фотка! Тринк Унд Дранг! Пит! Ха-ха-ха!
Этот голубоглазый придурок был вежливый, ничего не скажешь! Ну, что, жахнуть его камнем по башке! Привести его в себя? По бедовой головушке? Жах! Или пожалеть на первый раз?
– Я вижу, вы тут отдыхаете? – говорит он, наивно думая, что не шепелявит и прикус у него, как у Йорширского принца..
«Издалека начинает! Чего он хочет? И какая изумительная проницательность! Ни… себе? Нет, это просто граф Калиостро! А он умеет поддержать беседу! „Вы тут отдыхаете“… Халдон! Гы-гы! Товариш! Не поступить ли нам вместе в МГИМО на вечернее отделение? А утром грузчиком брушить?»
Настроение у меня было не очень, хоть я и пыжился. Потом расскажу, почему у меня настроение подгуляло, сейчас не время, чёрт подери! Но причина была, вы уж поверьте! Но я подумал, вежливый чёрт, не буду ему хамить пока попусту, мы ведь все вроде люди! Посмотрю, куда он дальше клонить будет!
– Я тут инкогнито, товариш! – отвечаю ему в его стиле, – С особым предписанием! Из Питера! Я мистер Зашитый! Защита родини и охрана военной тайн – май основни хоббис! Фирма оказывает побочни услюг! Борьба с экстремизмом и петинг на дому! Аутшизинг и хлопперблошинг! Только – никому! Сикрет Сервис! Конспирация нам не помешает, нье так ли?! Мистер Мультик! Я уверен, что люди и рыбы могут вести мирное сосуществование! Ахтунг?
– А-а! Очередной псих на моём пути! – сказал востроглазый и на секунду разочарованно отвернулся, – Тут все почему-то психи! Я думаю, так действуют горы!
– И море!
– Что это за собрание? Члены секты Анонимные Патриоты? Тайный орден Римского Папы?
– И вавилонской мамы!
Он как будто стал припоминать, откуда я взял эту тарабарщину, да, видать, не припомнил. Тут и начала раскрываться его мелочная душонка – он не знал Бусча!
Мимо всё время шлялись полуголые бабы и, спасаясь от жары, то и дело ныряли под свои долбаные клетчатые зонтики. Любят они свои телеса на обозрение выставлять, б…!
Любое человеческое сообщество в начале своего существования задумывается о своей безопасности. Если у тебя что-то есть, а защитить это нечем, рука соседа несомненно потянется к чужому! И когда чья-то рука тянется к чужлму или хватает его, то это самый старый, самый желанный повод для писателя взять перо и бумагу и сотворить шедевр, какого ещё не было под звёздами.
Я только успел подумать об этом, как прихромали мои приятели. Они только что встали и потягивались, вынимая сигареты. Они даже ещё не приступали к обдумыванию, чьи карманы им лучше всего очистить сегодня. И каким образом!
Тухлая рыба была дивно жирна, но вкусной её назвать решился только Яков Саломоныч.
Тут мы надели луки и намазали стрелы ядом кураре!
Глава
Почти ничего не изменилось в мире. Гибралтар верно стоял на своём обычном месте, охраняемый дебилами в пробковых шлемах, верблюды Далай-Ламы степенно шли по Сахаре, влача плотные мешки с героином и издавая беззвучные крики, а ковбой Джимми Дорс Мантенья как и все дни жизни стрелял путешествующих голубей в бескрайней Армериканской степи.
Сифон Подцепилис и Румба Шанкри, звёзды Индовуда, обколесившие Латинскую Америку и Острова Океании с зажигательными танцами, позвали в подтанцовку двух брутальных мужланов, которые не умели танцевать, но зато сверкали синими татуировками по всему телу.
Голуби и воробьи были лучшей пищей в походе, и потому благородные разбойники стреляли их немилосердно, пока не извели всех до одного!
Облака были столь похожи на собрание кривляющихся морд, что полковик-инсектор второй категории Портуарий Бабло, шедший с протазаном и люлей на борьбу с парнокопытным гнусом, посчитал себя настоящим художником.
Учитель рисования рассказывал на уроке, как в трудные военные годы они питались верблюжьими плевками. Мы верили ему и с раскрытыми ртами слушали его россказни. Теперь я рассказывал им нечто подобное, ловя льстивые взгляды слушателей.
Голубые дирижабли, уносившие вдаль голосившего Фредди Меркюри, шли парами, чинно и благородно! Потом на город сигаровидным облаком грянула лазурная саранча! Гнойным колышащимся слоем покрывала она холмы и сады и двигалась, медленно шевелясь и треща крыльями. Это было началом эпохи великих несчастий, названной Малым Обледенением и длившимся без малого триста лет и три месяц а при полной, никогда не уходящей с неба луне.
Приблизительно в это время верный солдат родины Иван Истекаев, навсегда оставив пост у ржавой шахты с останками древней ракеты, из которой началось сочиться грозное химическое повидло, промышлял в Бердичеве тёртым камышовым вареньем и спелой речной ворванью. Он умел считать деньги, и как всегда здесь у тех, кто что-то умеет, у него их никогда не было.
Предки Якова Соломоныча этой ночью плавно переходили вброд вялую польскую границу, влача на трудовых лямках мешок сладкой шведской конопли.
Солнце стояло над счастливой Республикой Зимбабве, как будто его пришпилили божьим гвоздём к плоскому синему небу. Орды глистианских проходимцев из соседней Родезии по-прежнему ели земной хлеб и каждое утро несли бред в Хеллоуейской церкви Всех Святых Первой Оргии Творения. Бак спал на гамаке, сделанном из старого одеяла и проволоки. Его лицо выражало детское спокойствие и крайнюю доверчивость жизни. Королева Бранглии Елизавета читала книгу «Путь паломника».
И только король Испании Хуан Карлос утром сего дня внезапно врезался в дверь! И большой синяк на лбу царственной особы с особой почтительностью засвидетельствовал, что король – тоже человек, хотя и необычный!
Все мы были огорчены ранению короля Хуана Карлоса, ибо событие бросало тень сомнения на дух всеобщего оптимизма и ожидание счастья, вселившееся вдруг в наши сердца.
Испанский король покрылся коростой и потерял товарный вид! И акции Испании в наших глазах должны были неминуемо упасть!
Маленьким мальчиком Бак был упорным, и его то от стены родители отнести не могли после того, как он три часа кряду головкой в ковёр на стене с разбега бил, то откачивали и бинтовали переломанные руки, когда он однажды на Кавказе убежал из детской коляски, на крачках без всякой помощи залез на скалу, там метров сто высоты, и свалился с неё вниз головой. Все думали, что всё, малыша нет больше, там камни такие, что подумать страшно! А он из-за камня выполз и головкой в него тют-тюк! Мол, мама и папа, всё со мной нормалёк! Головка крепенькая! Тогда все поняли, что сынок жив и всё с ним будет всё нормально, и принялись его бинтовать!
Вот откуда у него потом любовь к Кавказу появилась!
Когда он вырос, он на все Кавказские войны, какие были попал, и ожидает следующую, чтобы с пушкой на Кавказе побегать, так любит Кавказ!
И тут послышался первый голос из хаоса. Появился призрак отца Гамлета. Это был Фрич! Без майки и штанов! Помочи украшали его зрелую, неспортивную наготу и были лучшей частью одежды, помимо кастрюльной ладанки и одного носка.
– Кирдык Мантуанский что сказал?
Все замерли. Так хотелось разузнать, что там сказал Кирдык Мантуанский. Я люблю первоисточники! Особенно когда их не существует! Тогда можно сколько угодно говорить о чём угодно!
– Они трахаются, а они пи..ят о погоде, о модах, и никого ничего не волнует! Ты хочешь такой жизни? Хочешь?
– Маньяк!
Поднимать голову и открывать глаза не хотелось. Я представил в воображении хозяина голоса. И ужаснулся! В холода он бегал по снегу и пел «Мама миа что мы будем делать?»! Последователь отца Порфирия! Сектант из секты Муна! Или из тех, кто в семейных трусах по снегу босиком шастает, как они там называются? Снеголюбы, что ли? Спирохеты! Г… топы! Забыл, мать вашу! Склероз!
– Честный человек сейчас не в фаворе! Это такая же редкость, как китаец-гермафродит!
– Ты в гермафродитах лучше меня разбираешься! И в гомофобах! Тебе и карты в руки! А я о другом думаю!
– Да!
– Было так голодно, что зимой ёжика он кормил грудью!
– В самую точку! Это история из фильма о блокадном Ленинграде?
– Да!
– Как страшно жить в лесу под пистолетом!
– Среди друзей и коцаных подруг!
– Да! Та вот! И тут моя избушка в лесу подверглась нападению! Они выслеживали меня почти всю зиму, и хотя, благо я скрывался, петляя и портя следы, они в конце концов застигли выследили меня по следам! Это ж какую хватку надо иметь, чтобы годами выслеживать в лесу бедного человека, чтобы потом отнять у него оловянные ложки, фотоаппарат-мыльницу и кучку мелочи в ящике школьной парты! И решили отыграться за свои былые неудачи!
– На тебе?
– На мне!
– Они что, гномы? Ничего не соображают! Маленьких нельзя трогать! Это грех!
– Им ещё не было известно понятие греха! Это же фараоны!
– Важно! Важно!
– Неважно! Да только огонь и засада с тех пор не покидали моей маленькой усадьбы! И виной тому был полковник Рудаков, злой человек, нехороший человек! Я потом его видел в городском саду, где он отдыхал вместе с женой и сынишкой! Сынишка у него сопляк был и похоже не в себе, всё слюни пускал и какую-то белиберду про барабашек нёс! Страшная трагедия! Инопланетяне, вампиры, чужие! Я торчу! Я чего хочу сказать!..
И тут я услышал разговор, которые не то, что бы заинтересовал меня, напротив, нет, он сначала совсем не заинтересовал меня, ак потом, да, заинтересовал:
– Бак! Добро пожаловать в клуб пятидесятилетних!
– Пятидесятилетних старух? А что дают?
– П..дюлей! Но сколько хочешь! Шведский стол!
– Господа! Да вы – сама Щедрость! Богиня Халява! Хотя пиzдюлeй на сегодня мне хватит! Я только что после драки ушёл от погони копов!
– И чья победа в битве?
– Моя!
– Ой ли? Ты подумал, прежде чем сказать?
– Ой!
– Ничего! Ты же десантник! Привык к пиzдюлям! Хочешь ещё пиздюлинку? Герой родины? Я отвалю!
– Я десантник только для девушек! А так я партнёр!
– Партнёр! Маска! Давайте знакомится! «У него была шведская семья, затем шведский стол, а потом в старости – шведский стул!»
– Киножурнал «Хочу всё знать» идёт в бой!
Потом они о чём-то забубнили, и ничего не было слышно.
– А ты ничего не говори! – сказал первый голос, и я понял, что как будто когда-то слышал его, такое у меня бывает, чего- чего, а пямять у меня, как архив в Самаре, – Помолчи! Ты уже всё сказал на свою голову! А ты сосредоточься! Как страна! Не помню названия! Вон видишь, президент сказал, чтобы страна сосредотачивалась! Пирказал ей соредоточиться! Сами спят до полудни и ничего не делают, а старной обеспокоены! И она по команде сразу стала сосредотачиваться! Приняли позу лотоса! Это он ведь не с бухты-барахты сказал, а по наитию и правде! Сказал, как сказанул! В точку сказал! Как в лужу взднул! Сегодня и Навсегда! Раньше у страны были ноги-раскоряки, и зенки в разные стороны смотрели, и сидела она в грязной луже, вяло поводя плечами и пуская пузыри, а теперь всё не так, раздайся грязь, страна идёт, всё стало само собой сосредотачиваться! …дец врагам! Цвети, Европа! Расцвет Европы! Расцвет Европы неминуем! Они это умеют! За такие зарплаты и преференции можно быть и патриотом! Я бы при их зарплате и не такое нахваливал! И ты так поступай! А то всё правду-матку рубишь где ни попадя! Кому это понравится? Сейчас правда никому не нужна! Не зли никого! Не пей больше, не кури, блядки брось и сосредотачивайся! Мидитируй, как Гоголь в тумане! В церкву поди! Сосредоточься как страна Говносрания, и ничего не говори! Смотри в одну точку и иди к ней! НЕ ходи вокруг да около кругами!
– Да я и не хожу!
– И молчи тихо так! Тс-сссссс! Фараонам это нравится! Полковник твой, когда увидит, что ты вместо того, чтобы пьянствовать и всякие гадости и своей родине говорить, стал проповедовать мир и согласие, и осанну-толерантность петь, знаешь как он обрадуется? Он подумает, что всё хорошо!
– А я?
– Ты? А ты в этот момент бросся на него и откуси ему голову! Раз – и всё!
– А как я потом объясню следователю мотивы своего поведения? Сошёл с ума? Краткое умопомрачение? Сглаз? Партия приказала?
– Ну да, типа да! Он гонялся за твоей женой с топором и поимел её на плите! А ты как муж и защитник святынь, не смог сдержать удивления, гнева и…
– Лучше всказать «изумления»!
– Тоже неплохо!
– Да только закавыка вот в чём! У меня нет жены!
– Эка невидаль! Самое страшное ещё впереди! Будет! Волк с косичкой! Вампир снимает маску! Я тебе подыщу кандидатуру! Будешь по ней скучать!
– И как же он овладевал ею?
– Он овладевал ею так, что джунгли затихли и обратили взор внутрь себя! Амбивалентно овладевал!
– На какой плите? На горячей что ли?
– На кладбищенской!
– Это хуже! Это называется кощунство!
– Нет слов, как херово! И кощунство – это ещё самое слабое слово! Есть и похуже! Виртуальное мегабогохульство! Нет, лучше так: «Виртуальное мегабогохульство как перманентный стык аспектов теории профессора Косточкина-Ряжского»! Класс!
– Да ладно тебе! Он что-нибудь снял с неё?
– Когда?
– Когда-когда! Когда он завалил её на плите?
– Это не обязательно, тем более, что на ней ничего и так не было!
– Я понял!
Это был Фрич! Он торчал среди веток, как… в сортире и копал в носу пальцем. Мне везёт на первоклассников! А говорил он теперь с Баком.
Глава 3
Глава 3
На Масличной Горе
В то время, как Креститель бродил по торфяникам с крестом и флагом, Фрич с копьём не покидал Масличной горы. Он пребывал там отнюдь не для того, чтобы беседовать с богом и прыгать через горящие кусты. Такое ему бы и в голову не пришло! А кусты после визитов любителей шашлыка, в округе горели постоянно! Фричем двигало другое! Им двигало великое, самое великое чувство, какое человек испытывает в горах – чувство голода! Он лазил по пустым дачам и собирал там незрелые фиги для своего учителя и спрятанные в шкафах банки с засахаренным вареньем. Учитель не всегда мог есть его дары, потому что почти всегда лежал пьяный в гамаке у настежь открытой избушки. Иногда искателю приключений удавалось забраться и внутрь богатых строений и тогда Фричу доставалась чёрная кастрюля или старая поломанная бритва.
Копье Фрич сделал сам из двух прутьев от железной ковати и заострённого куска металла! Издали его ружие производило неизгладимое впечатление и учитывая нервный характер владельца копьеца, его и на самом деле следовало побаиваться!
– Всегда так, – сказал Ральф, – Как только всё начинает идти слишком хорошо, как надо ждать беды! Закон какой-то!
– Закон Джунглей! – почтительно сказал Фрич.
– Импатия, то есть… эта… как её…
– Импотенция!
– Может, индульгенция?
– Нежели невозможно всё время идти к совершенству? Кто даёт подножку делу? Почему забастовка буксует? Почему?
– А ты представь себе мир, в котором делается только хорошее! Это всё равно, как если бы во время оперы Вагнера из-за кулис вывалился кордебалет и принялся выбрасывать ножки! Королевская семья была бы в лёгком недоумении!
– Вагнер-Шмагнер! Что мне ваш Вагнер? Кто такой Вагнер? – возопил самонадеянный полусвятой Яков Самуйлыч, – Не знаю я никакого Вагнера! Мне и без Вагнера, точнее говоря, хорошо! В Израиле вон ваш Вагнер вообще запрещён! Его там все игнорируют и Шмуля Крапидзон в середу вообще сидел на его нотах жопою!
– А у меня Израиль запрещён! И я сижу жопой на их библиях! Кто прав? Мне кажется, я!
– Ты считаешь? – сказал Бак, но Якова уже и след простыл. -Я тоже люблю библии, но Я не люблю ветхий и новый заверт! Они меня смущают, напрягают! В них есть что-то непроходимое! Что-то таинственное! Ветхое!
– Ты не думай, что он того! – сказал Ральф, потягиваясь, – У хобитов он – гуру!
– Я люблю библию! Но не люблю ветхого и нового завета! Я не вижу смысла их читать! Эти книги отягощают меня! Они меня смущают! Хотя это великие книги! Это миры, висящие наж нами! Это очень интересно – оживлять мертвецов! В них есть что-то мерзкое! Мерзкое величие вампиризма! Как будто смотришь из мира в щелку и подсматриваешь, как вампиры в сарае шуршат и ищут живую кровь! Величественная и прекрасная кратина! Там много мудрых мыслей! Экклезиаст – мой наставник и друг! Это настоящий кладезь великих обретений человечества! Но мысли эти видно что чужие и никто в них не верил уже тогда! А больше половины из них вообще – ложь! Недаром эти книги всегда были так популярны! Они универсальны! Это универсализм зла! Величие абсолютного зла! Мегатрафик космического гноя! Всем нужны великие вещи! Рабам, проститукам, нищебродии всякой! Только любовь важна!
– А ты что, Рокфеллер?
– Все библии строятся – и за порог,
А которые ветхие – вон в квадрате,
Ваш бог —бог пустых обещаний, неисполненный бог!
Мы верили две тысячи лет! Хватит!
– Понимаешь, Ральф, – говорит тут Фрич, и чего его разобрало на философию, уж не знаю, – Мир не создан для счастья и гармонии, он создан для движения!
– Движения куда?
– Вернее к чему! Для движения к счастью!
– Ну вот все уже построились и готовы двинуть к счастью! Твои действия?
– Уворачиваться от дикой толпы, несущейся к счастью!
– Не мешай! Итак, мир словно по волшебству создан для движения к счастью! Причём не для всех!
– А для кого же?
– А для избранных!
– Кого?
– Избранных! А движение может быть разным: быстрым, лёгким, пёстрым, наглым, перманетным, естественным, розовым или преступным! Оно может быть… ну да ладно! Как вы скучны, серы, нелюбопытны! Природу интересует только то, чтобы движение не прекращалось! А это не гарантирует благородным и добрым лёгкой жизни! Что за шум? Кто там куролесит?
– Муравьи сбиваются в профсоюз!
– Женщина в смарагдах! Кому-то приглянулось наше имение!
И правда какая-то гражданка, слегка пьяненькая, как мне показалось, рвалась сквозь наши заслоны. В прошлом, кажется, она была даже хорошенькой!
– Что с нею?
– Насосалась в утю?
– Вот и подтверждение моих новейших теорий! Женщина насосалась во что?
– И опровержение старых!
– Я одно знаю! – говорит тут Ральф, – У нас будет свой «Фоли-Бержер»!
– Свой «Фоли-Бержер»?
– Да, свой! Свой национал-социалистический «Фоли-Бержер»! И своя большевистская Мекка! И свой Новоиерусалимский погост! Кто придерживается иных взглядов для того это будет другой «Фоли-Бержер». Для Фрича – глистианский «Фоли-Бержер», для Якова Самуйлыча – ветхозаветный «Фоли-Бержер»!
– Якову Самуйлычу Боли Фужер нужен! Зачем ему девушки-заики!
– А кто будет плясать под буги-вуги? Кто будет нашими девочками? Кто?
– Девочками будут Бак и Фрич!
– Я не девочка! – обиженно сказал Бак и сжал кулачары, – Я не буду поднимать ноги! Можете оторвать у меня руку, но ноги я не подниму!
– Если ты не будешь поднимать ноги, отбросишь копыта! В истории было столько случаев провальной пассионарности, что спорить не о чем! Целые народы ушли в небытие из-за их привязанности к замшелым, пошлым представлениям! Викинги-шмикинги! И я помогу тебе в этом! Те, кто не хочет подниматоь ноги, тех государство рано или поздно заставит поднять руки! Это нам не нужно! Бак, выбор у тебя не велик – либо поднимать ноги, либо отбросить копыта! Выбери лучшее!
– Я и не знал, что у меня такой выбор! А другого выбора нет?
– Нет и не предвидится!
– Ну если Фрич вместе со мной…
– Я тоже не вместе!
– Хватит пустой демагогии! Бак! Наши враги изобретательны и находчивы, но и мы не хуже! Они постоянно придумывают новые способы навредить нашей стране и нашему народу, и мы тоже!
– И что?
– Фрич совсем сошёл с ума. Он что-то пишет в большой бухгалтерской книге, которую прячет за домом. Что он может писать в этой толстой мохнатой книге?
– Любовную поэму!
– Держи карман шире! Фрич не станет тратить так много сил на любовные шашни! Нет, он не способен потратить столько времени на описание своей любви к какой-нибудь дурёхе. Я боюсь другого! Я боюсь, что его поглотила церковная тарабарщина, и он канул в схоластические споры Агеластов и Трюгеров. Боюсь, что тут дело политическое или хуже того – террористическое! Архитеррористическое! Что здесь пахнет адюльтером!
Архи террористический акт, который задумывала дружная компания в джунглях, планировался в совершеннейшей тайне, и Ральф обозвал это «конфиденциальностью». Он обзывал такое важное явление другими словами, но радовался только этому.
– Говорить о своих нереализованных планах – означает провоцировать Космос на насмешку над нами! – сказал Ральф, – поэтому мудрый, художник он или невесть кто, помалкивает в дудочку и выносит своё детище только когда его закончил!
– Ральф! Не ссы в коровий след!
– Почему!
– Дурной знак!
Бак не прислушался и на следующем привале навалил в коровий след. Наши бедствия были предрешены!
– А я предлагаю другие способы обогащения!
– Ну-ка!
– Грибы!
– Галлюциногенные, я полагаю?
– Трюфеля! Они тут под дубами растут! Никто не знает!
– А ты откуда знаешь?
– Наитие!
– И ещё?
– Лекции по гигиене для женщин!
– Я разрешаю, но сначала прими душ сам! Женщины не любят грязных гигиенистов! На них растут грибы!
– Фу-у!
– Честность очень тяжела для частного лица и очень выгодна сообществу!
– Он повторяет это каждый раз, когда нас собирается больше трёх человек! Других мыслей нет?
– Не верьте ни одному слову женщины! Её слово – это туман над тающим льдом!
– Человек! Кормил ручную гадюку с рук, пока она не укусила его в пенис!
– Судьба интеллигента в годы перемен! Попав к вам, я стал завидовать мёртвым!
Глава 4
Марчи Блюй Ярче
Дни здесь непохожи один на другой! Хотя можно сказать, что напротив они похожи друг на друга, как агнец и жопа!
Я с удивлением узнал, что при якобы существующей в Фиглеленде конституции или что-то вроде этого, запрещающих гражданам иметь два гражданства, есть государства, пролоббировавшие свои интересы и к примеру, анареи имеют право быть и гражданами Фиглеленда и своей нечестивой страны Исруль. При этом, к примеру гражданам Финляндии отказано в таком же праве, они, чтобы получить гражданство Фиглеленда,, должны отказаться от финского гражданства! Ничего себе равноправие выдумали анареи! Кто такие эти анареи, чтобы им открывались все двери там, где они закрыты для собственных белых граждан? Кто они такие? Зачем Фиглеленду граждане, подчиняющиеся враждебным нам блокам, преданные враждебным партиям, обслуживающим враждебные силы? Институт двойного гражданства – преступный инцидент истории и он должен быть отменён законодательно! Раз и навсегда! И чтобы ни у кого даже мысли не было подвергнуть это решение сомнению! Человек, не живущий на своей территории, рано или поздно утрачивает связь с ней! Должны ли мы считаться с его желанием сохранять статус-кво и извлекать привилегии из того, к чему его нельзя допускать?
– Да нет! Рокфеллеры и Морганы – умные люди!
– Неужели? И в чём их ум? В том что меня и моих земляков ограбили до нитки? Такой ум должен быть в земле! В чём их ум?
– Сам знаешь!
– Не знаю! Обвести вокруг пальца единственный народ, который терпел столетиями этих уродов, ввергнуть в качестве благодарности его в нищету и братоубийство, на это нужен ум, великий ум! Но не просыпаются ли великие умы среди ночи от ужасных видений в своей голове, мучимые духами моих замученных соплеменников, не ужасаются ил они перед неизбежной местью, которая будет неистово кровавой для их детей, не кричат ли их жертвы им в уши?
– Не просыпаются! Не тот случай!
– И ладно! Настанет день, когда многие из них не проснутся! Будет ли это по вине арабов, или Господь пошлёт на них иное, я не знаю, знаю только, что мокренько будет, справедливенько и красненько!
– Твоими бы устами…
– Что?
– Делать мировую революцию!
– Я никогда не ошибался! Может быть я не доживу до счастливых времён воздаяния, но то, что оно придёт, я не сомневаюсь! Так же я знаю, что среди моего народа опять могут найтись дураки, которые будут их спасать, когда они, чужие и обтрюханные, попросят воды и хлеба! Земляк! Не делай этого больше! Прогони их от своих дверей! Не слушай их речей! Не верь ни одному их слову, ибо их слова – желчь гибельная! Лучше спасай кошек!
– Да я тоже прикалываюсь с тобой! Что раскочегарился? Я что, не знаю, с кем имел дело?! Я знаю, какие это умники! Планета земля превратилась из-за их поганого глистианства и его ублюдочного сынка-выблядка Большевизма, из-за их папы Уолл-Стрита в свалку враждующих, ни во что не верящих банд… Разве такими должны быть люди? Создай условия, они сделают из земли рай, сделай по-другому – построят ад! Они несут на своих бредовых теориях насилие и беспорядок и настанет время, когда все их изобретения будут заклеймлены, как преступные. Их книги сгорят в огне великого поколения, которое неминуемо и очень скоро встанет на их пути железной преградой, которую они не смогут перескочить. Это поколение поднимется среди руин безверия, на самом краю существования!..
Мы обратили взоры на Ральфа, который спустя минуту углублённого молчания снова исполнял роль первой скрипки и заскрипел на славу:
– Край беден! Беден интеллектуально и духовно! Нет настоящих искусств! Нет настоящей интеллигенции!!!..
Он прямо надулся, как лягушка, когда про интеллигенцию вспомянул, бродяга! Нашёл о чём распространяться! Болтун!
– …Нет настоящего бодрящего шоу! Мы должны обеспечить родному горному краю такое шоу, какого у него ещё не было и какое он заслуживает всей своей героической судьбой, все своей…
– И какого же шоу заслуживает столь благостный и великолепный край! – спрашиваю, – Какого? Ревю «Зловещие Мертвецы», пип-шоу «Белоснежка и семь гномов»?
– Не кошунствуй, Лихтенвальд! А не то переименую в Шванцерберга! Нет! Не мертвецы! Живее всех живых!
– А что?
– Борьба Сумо!
– Что???
– Борьба Сумо!
– Борьба Сумо????? И кто же будет главным борцом Сумо???????
– Ты, Бак!
– Я? Ты шутишь! Я не умею!
– Научим!
– Я не хачю!
– Заставим! Смотри! – Ральф подъял руку к небу и стал похож на Саваноролу, – Представь себе огромный плакат при въезде в ущелье, и броская надпись на нём большими буквами: «Борец Сумо Иван Борщ против Зловещего Вампира Эка Голдфингера из Старых Нидерландов!» Представил? Это же Мегашоу Века! А также пляшущие девочки и Магда с Причиндалами!» Представил?
– Да!
– Ну?
– Ну!
– Хорошо?
– Хорошо!
– Так вот! Надо каким-то образом загнать этих идиотов на представление, а там разберёмся! На всякий случай подготовим пути отступления! На заднем дворе должна быть калитка или подземный ход к реке. Как у китайских императоров Дзинь Пан и Пук До! На чём мы остановились?
– «Борец Сумо Иван Борщ против Зловещего Голдфингера из Нидерландов»!
– Вот вот! Против! Именно против!
– А кто будет зловещий Голдфингер? – проблеял Фрич, чуя неладное, – Кто?
Все, кроме меня, улыбнулись. Ну, как можно задавать такие вопросы, когда всё и так понятно! На такие должности у этих друзей выдвигались только Фрич и я. Я тоже не всегда хорохорился, но они уже знали, если я упрусь, ничего не выйдет, поэтому Фрич был как пионер – всегда в прорыве.
– Фрич! Да ты и будешь! Не понял, ноготок? – радостно осклабился Ральф, показывая большую дыру между зубами, – Ещё до твоего рождения было ясно, что не избежать тебе борьбы Сумо! Как ты наивен!
По Фричу было видно, что идея борьбы Сумо увлекла его меньше всех. Он даже посерел, бедняга. И поделом!
– Может, Белоснежкой и гомами обойдёмся? – возопил он, – Не тяну я на Зловещего Голдфингера, ну не тяну! Я как скелет! Худой! Сутулый! А тут нужен богатырь! Какой я Голдфингер? Я скорее Минипен, а не Голдфингер! Тут горцы! Они шуток не понимают! И где мы Магду возьмём да ещё с причиндалами? Что за шутки?
– Была бы Белоснежка, а гномов я уж как-нибудь найду! – осклабился Ральф, – А насчёт Минипена, ты прав! Литлпип! С Магдой дествительно туго! Но отступать нам некуда, Фрич! Позади это!
И он сделал неопределённый, но довольно неприличный жест рукой.
– Как бы позора не было? Бить потом будут по-настоящему!
Но Ральф был непреклонен. Он стоял, олицетворяя собой крайнюю степень сосредоточенности.
– Коготки Фредди ступились о решётки тюрьмы! Маньяк Свечкин манкирует летучими мышами! – сказал он, – Он, видите ли, не хочет! Всем хочется есть, пить, сношаться с красавицеами, а он не хочет помочь благому делу и поучаствовать в благотворительной акции! Да у нас чистюля завёлся! Жертва демократии! Забью в пушку! Выстрелю пепел в сторону Греции! В распылллллл пошлю!
– Но Белоснежка лучше! – гомонил Фрич, – Может, всё-таки пип-шоу? Правда, Белоснежка лучше! И причиндалы тут к месту будут! «Рождественские Причиндалы Николая-Угодника»! Хорошо! Может, индейцы и Кортес? А?
– Не! Сумо! Только Сумо! Не волнуйся! К Белоснежке мы ещё вернёмся! Не волнуйся насчёт пидоров!..
Фрич был совершенно нормальный гетерогенный мужичок, и никаких сношений с пидорами не имел…
– …Пидоров для тебя найдём!
Ну, Ральф и шутил! Он всегда шутил отпадно, а тут сам себя превзошёл! Это уж он слишком махнул! Я бы так не стал Фричу говорить! Его душа от малейшего дуновения летает, не то, что от таких ударов! Его словами можно разрубить! Дурацкая шутка, нечего сказать! Борец Сумо! Монтесума тот ещё!
В то время, как я предаюсь философским рассуждениям, с пляжа доносится шабутная частушка:
Мы вчера в прямом эфире
Развлекались вдругорядь:
Пили, пили, пили, пили,
А теперь идём. бать!
«На смерть радиозвезды!» только так можно назвать этот шедевр! О если бы телезвёзды умирали почаще! Только так! Просто панегирик какой-то! Почаще бы они умирали, эти звёзды, было бы прикольнее! Ничто так не любит наблюдать человек, как бедствия врага и неприятности друга! А так скучновато, один умрёт, двух, глядишь, откачали! Два померли, пятеро в себя пришли! В общем, наблюдается кругом неплохой прогресс медицины! Склиф у нас ведь работает неплохо, из кусков может человечка собрать! Привики прививаются! А с душою что делать, а?! Кое-кого и из могилы вон подняли! Подняли! Ну и что? Поют теперь снова свои замогильные песни! А-аааа! А-ааааааааа! В городах всё плоское, а потому люди пьют!?
Всегда у них так – как у сучки течка, так Галилей виноват!
А мы в горах! Никому дела нет до нас! Кроме фараонов, конечно! Вон недавно они Страуса побили до полусмерти и в заключении лейтенант сказал мне и ему: «А я вас, сударики, на цугундерчик отправлю, будете там жижечку месить!»
И нежно так сказал, что Страус даже от неожиданности заплакал. Он рыжий и в детстве ему много раз очки топтали. Я бы тоже, увидев такого рыжего, даже не посмотрел бы нанего, сразу бросился бы очки с носа у него срывать и топтать после! Такие словно созданы для того, чтобы им очки ратоптаь! Просто раскатать очки!
Ну что ж! Неизбежные философские размышления настигают каждого, кто только приближается к этим горам!
После страшного безделья, чтобы снова стать человеком, надо хорошо выспаться!
Миллионеры мелочью под ногами брезговали, и подбирали только вафельные пачки с баксами. Хотелось поближе подобраться к Прохорову и основывать вместе с ним новую партию!
Одно время к нам в лес зачастил любознательный поп, то ли решивший вывести нас из тьмы интеллектуальных блужданий, то ли тоскующий по неформальному общению. Звали его отец Авгий. У него были до того прищуренные глаза, что он казался ослепшим. Его любовь к богу вызывала уважение, но уступала его любви к спиртным напиткам. К тому же он не прочь был нас мистифицировать, или врать.
В первую встречу он гарантировал зубом, что час Страшного Судилища так близок, что присяжные заседатели будут ещё до рассвета.
Поповская утка настолько удачно улеглась в головы моих друзей, что не вызвала ни у кого из них ни малейшего сомнения в правдивости его слов! Кто ж с первого раза не поверит попу? А ведь он мог и соврать! И он наверняка обманывал нас! Я не знаю в чём он мог нас обманывать, но по его хитрющей лисьей физиономии было видно, что да, обмануть может! Даже если никого не обманывал! Это очень диалектично так думать, я бы сказал!
– Ты морской вепрь! Сильный морской вепрь!
– В море вепри не живут!
– А ты живи!
– Зисис май гёл! Зе гёл ис май!
– Чо он сказал! Он не говорит обо мне – спросил Бак.
– Не знаю!
– Сколько же этот конёк-горбунёк будет из себя изображать пикадора? – зычным голосом спрашивал он, указуя на Бушующего престарелого аристократа Павла.
У Павла были не только чрезмерно замедленные движения, как у ленивца, но и ум, как у жирафа.
– Сколько родине надо, столько и буду! – неожиданно уместно отвечал лесной аристократ. И бзднул. Тоже вполне уместно.
– Ох, и сметлив же ты, падла! – сказал ему Патрикеев, наш неверующий килл-гуманист.
– Мал золотник, да вонюч! – подхватывал отец Авгий осуждающе, возмущенно шевеля чёрными жучиными бровями, – В бога он хотя б верует?
– А то б!
И хор завывал ему вслед тысячами голосами и подголосками, то ли ангельскими, то ли ещё какими.
– Хотя б верует! – отвечал богобоязненный Бак, – Да только пока не сильно! Я тоже! Не верю! В детстве у меня был случай… Один мой знакомый веровал в бога и был странный парадокс, у нормального человека, когда он смотрит на тёлку, текут слюни, а у этого сопли текли…
– Зелёные?
– Когдп у влюблённого текут зелёные сопли, значит, его любовь истинна, она вечна!
– Дай-кость я его приобщу! – весело заквохтал отце Авгий, – Фому этого! Неверного! Дай-кость я ему рога наставлю!
И начал засучивать рукава в ципках. Почему-то никакой разницы между божьими слугами и прапорщиками в природе не наблюдается. Вероятно в далёком будущем прапорщики и попы сольются в единое целое и в церквах будут служить Господни Прапопы!
Рыжий рыжий конопатый. Убил дедушку!
– Да как-то так! Верует, но неявно! – подтвердил я, – Вы не волнуйтесь! Это сейчас бывает! Я знаю сексота, который верует в бога и для которого свято всё, что он делает по инструкции. Для такой родины это совершенно святой человек! Заповеди и инструкции для внутреннего пользования для него святы! Но представься случай остаться безнаказанным, он бы не… делать грабанул банк!
– Сейчас с вятость такая! Не придерёшься!
Я всегда лезу в чужие разговоры, меня мёдом не корми, когда вокруг чужие разговоры, я ввинчиваюсь в них с ходу, с полуфразы, как будто всё слышал, о чём там эти козлы говорят! Никто спасибо за это не сказал, но зато пару раз меня побили. Это я так шучу! Попробовали, но с меня слезешь, как заползёшь!
Я знал одного народного мстителя, который отвёрткой замочил Пашу Заречного, десять лет терроризировавшего весь посёлок Таёжный, сказал при этом: «Господи! Я сделал!» А односельчане хором радостно поддакнули: «Слава богу!» Вот это был воистину верующий человек!
Я верующих в этого глиста не уважаю, но иногда завидую им, как можно позавидовать сильно ширнувшемуся во время падения на голову человечества огромной кометы. Ему лучше. Комета летит, подлетает, а ему хорошо. Вот в таком смысле я долбаным глистишкам завидую. А больше им не в чем завидовать!
А потом на седьмой годок отсидки благодарные односельчане поставили ему памятник на главной плащади города, в тоге и сандалиях.
– И ты думаешь, они в рай попадут? – заинтересовался Бак.
– Хотелось бы!
– А если они в раю с этим Пашей встретятся, там такая чехарда начнётся – хоть всех святых выноси! Паша если в рай попадёт, сразу говорящей змее голову отвертит! И ангелам тогда не поздоровится! Нет, ему в аду лучше будет!
– Он и его заморозит!
– Первые всё равно будут последними! – уверенно доканчивал поп и отправлялся восвояси, вращая хитрющими глазами и подмигивая всем встречным.
Эх, Паша!
Сколько пидора не корми, а у слона… всё равно хлеще!
А потом я заснул, и как всегда полезли в голову всякие фантомы. Сначала появился пузан. В руках у него была огромная рейсшина и аптекарский пузырёк. Его звали архитектор Мятликов. Это было на улице, и увидев у Мятликова рейсшину и пузырёк, широкие народные массы метнулись к нему, дабы отнять всё наследство Мятликова. И он само собор бросился в широкую дверь церкви, из которой шёл сильный колеблющийся свет. И толпа за ним протягивала руки и клешни.
Супостат Мятликов метнулся под защатительный полог иконостаса, но там его уже ждали два монгола с саблями. Он прыгнул на штору, и как обезьяна в мгновение очутился в окне церкви, откуда достать его было труднее. Монголы были ошарашены, и на мгновение захлопали глазами.
Они выскочили наружу и принялись бегать под стенами, чертыхаясь на своём языке и посылая стрелы в бойницу.
А потом появился милиционер.
Есть люди, которых можно исправить словом, есть такие, кто, и отсидев в тюрьме сто лет, ничего не уразумеют, а есть такие, которых жги на костре кверх ногами, ничего не поймут! Полуковик милиции Лапочка был из таких, кого и сатана побаивается, я вам так скажу.
Его лексикон был беден. Слова «блин, шмат, мясо и б…» являлись в таких неожиданных, сильных и свежих сочетаниях, что у окружающих кружилась голова. С помошью пяти слов он не только мог выразить всё огромное разнообразие нахлынывавших на него ощущений, но и украсить речь перлами. Иногда подобно бриллианту в субботний день, из его рта вырывалось и интеллигентское слово «ж…».
Как только я заснул, лодка вошла под вязовые заросли и сквозь тихую воду были очень хорошо видны камни на дне и шустрые маленькие рыбки, которые при всяком случае норовили скрыться под огромными валунами. Река была довольно широка и широкие полосы света пронизывали её медленное течение на всю глубину.
Пиратский корабли медленно скользил внутрь увешанного влажными лианами берега.
– Шморкердинский! Ко мне! – неистово кричал бешеный одноглазый, как полагается в таких случаях, пират Марчи Блюй Ярче, натягивая на голову ярый двуухий расхлебай и размахивая зачумлённым пистолетом..
– Врачу, исцелися сам! – сказал тут из кубрика доктор Керосинов таким голосом, таким, кажется, люди и не говорят! Голос из подземелья! Каждое утро ему приходилось вытворять до семи операций аппендицита и до пяти ампутаций. Пираты были импульсивны, и как дети норовили чуть что отыграться друг на друге! Поэтому в радиусе ста миль не было человека, у которого был бы полный набор членов, подобающих человеку. У одного нет коленной чашечки, у другого глаза и пальца на левой ноге, у третьего уха и мениска. Был ещё тут человек, весь состоящий из ушей и носа-рогоносец Гастрофакер, то есть гастербайдер!
По лицу одного из гоменапластов чем-то торговавшему из-за занавески было понятно, что на самом деле он – самая первая жертва пластической хирургии.
«Я палец сломал в колесе о подругу!»
– Кто здесь? Античные педофилы на этом празднике жизни! Готические соглашатели и маньяки? Современные живые механизмы?
– Сударь! Пред вами истинный герой-гаррибалдиец Фиксенков!
– Обдолбанный гаррибальдиец Фиксенков! Ко мне!
– Я здесь! Отдыхаю!
– О чём ты думаешь, Марчелло?
– Я? Об одном и том же! Иная целка и член поломает!
– О как! Ну не скажите монсеньор, в придачу к моим неясным мыслям и сомненьям, мне явлен ваш софизм!
– Здесь не софизм! Банальность! Люди! Масса! Компост!
– Ну! Как хотите! Я знаю твёрдо! Целка – это целка! Целка – это во всяком случае – не верблюд! И ей не подобает спешка, жадность, расплывчатость видений, дребезжанье, отдельные порывы, тренд коварный и многое другое, всё по списку!
– Какая река, такая и стремнина!
– Странно, но утопленники, потонувшие в этой реке были всегда погрызаны раками, в то время как утоплые в других были совсем как новенькие! Это парадокс какой-то! Эта особенность нашей реки столь редко раньше бросалась в глаза, что…
– Что?
– Это тайна!.
– Доходное местечко, нечего сказать!
Глава 5
Гавайская муха
Сейчас, когда я жужжу в эфире, как гавайская муха, многие сидят в Пиплиотеке, откинув чубы и отставив бадики, ха-ха! Я разумеется не буду долбать моих немногочисленных читателей своими философскими перлами, как это делают иные афторы, не в коня корм, как говорится, что мне они, пусть они сами в себя от вида этих гор приходят! Обтекают! Я правду говорю, многие меня циником считают, да какой я на самом деле циник? Это такая брехня, что мне стыдно! Я наоборот за правду, не как некоторые! Циники – это те, кому на всё плевать, кроме собственного желудка и существования! Вот првительство наше —циники! Посмотрите на них – просто столпы цинизма! Попы- циники! Лгуны —циники! А я что? Сижу с примусом, починяю! А горы мозги просветляют очень! Правда, если они есть! А некоторым хоть самые гористые горы поднеси, всё равно толку никакого не будет, потому что у них в головах мозгов нет! Таким и горы не помогут!
Те, кто ушёл из жизни, а я их помню всех, иногда являлись мне какими-то другими, изменёнными что ли, и являлись в какие-то странные моменты. Я не мог вспомнить их просто идущими рядом со мной, просто говорящими что-то, но видел или завязывающими шнурок, или мочащимися на забор, или ещё чего. Что у меня за память, ума не дам! Всё помнит!
С раннего дества я знал, что мне предстоит написать великие книги, великие картины, или даже сделать ещё кое-что, не менее великое!
Никто не мог подсказать мне, в чём проявится впоследствии мой талант, поэтому в юности у меня были проблемы.
Странно, в это трудно поверить, но я вижу суть человека так, как будто он при мне просвечен рентгеном. Особенно просто я вычленяю из толпы разных агентов спецслужб, есть в них что-то такое, что сразу даёт мне знак. Ого!
Это называлось в лучшие времена диалектикой. Итак!
Человек с ружьём.
Женщина с веслом.
Гермафродит с баблом.
Аполлон с козлом.
Зуб с дуплом.
Геморрой с узлом.
Всё! Конец империи! Сюда надо добавить самоотречённость, православие и гомосексуализм – путеводные идеологические звёзды божественного Блефуску – потешного режима, при котором мне пришлось жить.
Можно сказать – повезло! Как бы иначе я побывал в Зазеркалье и увидел такое количество нечисти и подонков? Здесь идёт поистине волшебный эксперимент, сочетающий в себе оболванивание моего народа, его геноцид и полное безоговорочное ограбление. В истории вряд ли были когда такие яркие и запоминающиеся моменты.
Здесь население делится на три неравные группы: странные люди, воры и психбольные разных мастей…
Один из них сразу попадает в поле нашего зрения, это крупный, плоьный, кряжистый парень с пышной шевелюрой и довольно низким лбом.
Большая оса носилась над Баком, как будто он был с ног до головы намазан вареньем. Рядом с ним стоял ещё один персонах, только очень худенький!
– Чур! Это шершень! Три укуса увлекут меня в мир иной! Отвлеки её! Чур! Я не знаю, что ей понравилось во мне!
– Может быть, твой запах?
– Ну, это вряд ли! Хотя есть короли, пахнущие хуже!
– Ладно, я никогда никому не скажу, как ты пахнешь!
– И правильно! Никогда не говори этого никому! Пусть они сами тебя разнюхают и после сломают голову в размышлениях, чем мы пахнем!
– Вот наконец ты сказа слово «Мы». А до этого твоё сердце билось одиноко, в гордыне и смятении! Наконец-то ты сказал «Мы»! Я горжусь тобой! Брат!
– Ладно! Гук вчера спалили дом! Он выпил много белого вина и ошибке поставил бутыль на грелку. Бутыль взорвалась и его великолепный соломенный дворец вспыхнул, как факел!
– Как-как? – спросил странный тип, оказавшийся неподалёку.
Странно, я вроде и не говорил ничего! Где-то я его видел? Не на разгрузке ли ящиков около продуктового магазина?
В это время над авиабазой появилась надувная бацилла филигранной работы. Она сбросила какой-то неизвестный груз и улетела, радостно помахав крыльями.
– У таких бацилл нет крыльев!
– Есть! Виртуальные! Метафизические!
Итак, кто же всё-ьаки населяет это плодородный край?
Первое – воры, неистово растаскивающие бюджеты разных уровней, второе – святые, готовые работать за такие гроши, что воры даже не имеют сил смеяться над ними! Всё! Когда видишь эту разлюли-малину, начинает казаться, что ты попал в ад!
– А ты кто?
– Я второй! Кто-то в этой презренной стране должен делать грязную работу! Пусть я не слышу этих людей, не вижу их, пусть они далеки, никогда не поймут, почему я так делаю, но я буду делать это!
– И где же ты отрабатывал свою методику?
– В одном из вузов! Я ходил на службу в этот вуз, не задаваясь вопросом, сколько мне платят! Ибо, мне казалось, неважно, сколько мне платят, то есть на самом деле это было важно, но не так, чтобы…
– Запутался ты короче!
– Не затем я здесь оказался, чтобы воевать за зарплаты и премии. Мне хотелось поделиться своими знаниями с молодыми! Наверно в душе я такой же, как моя тётушка Евфалия! Та тоже в этой грёбаной стране жизнь положила на деревню и маленьких детей в школе! Всю жизнь была единственной учительницей в долбаной сельской школе, жила одна в большом доме! Не знаю, понятно ли ей было, что с ней сделало это государство!
– И что же было дальше? Такие демарши хорошо никогда не заканчивались. Обычно увидев дурачка-небожителя, ему тут же садятся на шею, начинают валить на него всё, что можно, да ещё и презирают за спиной!
– Да ничего!
– И всё-таки, чем же эта лабуда кончилась?
– Я впал в нирвану и года два купался в сладком кисельном озере педагогики и педагогического процесса! Со стороны наверно это выглядело смешно и нелепо – взрослый мужчина за такие гроши, на какие младенец не позарится, ранними утрами спешит в вуз!!! Ха-ха! Увидев, что я не воюю за деньги, начальство вообще почти перестало платить! Годами шла инфляция, а никто инфляцию не компенсировал! И мне стало противно! Это было какое-то зазеркалье! Нечеловеческое зазеркалье! Я начал терять интерес к процессу! А они не просто содержали бедняков на копейки, а ещё и подъелдыкивали и подыздёвывались над ними – всё время какие-то отчёты вводили, опросы, рейтинги! Это всё министр с противной фамилией и сам противный, как крыфса, старался. Рейтинги!! Ха-ха! Рейтинг нищеты преподавателей!
– Да уж! История! Кто оказался жертвой их преступных реформ? Славяне в первую очередь! Народ, о котором, если он погибнет, никто не вспомнит, потому что он не обладал волей, и не убивал своих обидчиков и притеснителей! Кто расставил картонные будки и вымогал у тевтонов столовое серебро в годы немецкого поражения? Ануреи! Кто стал выселять глупых, наивных, часто не слишком умных славян из их квартир в годы «реформ»? Те же самые ворюги и проходимцы, что ставили будки в Германии! Кто обижал древних ебиптян в годы их бедствий и смуты Древнего Царства? Вы не знаете ответа?! Те же самые людишки! Я знаю! Этот народ – ошмётки дьявола, … земли, зловещие микробы вселенной, проклятие здравого смысла, худшие слова лексикона, и если вселенная не уничтожит их всех, тогда пусть лучше сама взорвётся! Проклятье на них всех! Проклятье моё! Пусть плачут те, кто смел смеяться над нами!
Государственность, которая не самом деле довела славян до ручки, веками вела обратную селекцию, убивая лучших и оставляя худших, формально имеет право даже нагло убрать название «Славяне» и называть их как-нибудь по-другому, например, «государственными рабами». Такое же диво произошло в Друзии, где Друзсих стали нагло обзывать госсиянами! Посмотрев на всё это здраво, понимаешь, что такой цинизм не может не иметь последствий, и славяне и госсияне просто обязаны разорвать такое государство в клочья и проклясть его! Это обязательно случиться ещё в пределах моей жизни! Никакие сексоты и полицаи не смогут помешать народам не терпеть глумления над основами своего существования! Но какими наглыми ублюдками надо быть, чтобы вообще до такого додуматься! Нам надо наконец набраться мужества и взглянуть в лицо правде! Нам надо наконец как следует «отблагодарить» такую «государственность» за всё, что оно нам сделало!
– Это понятно!
– Бедные студенты! Не достичь им нирваны!
– Да уж! Не достичь! Как вообще произошло слово «нирвана»? Оно произошло от трусов, вероятно, мормонских. Господь в раю, узрев муки Адама, с барского плеча бросил ему трусы и радостный Адам схватил их, осмотрел и, увидев, что они целы, радостно возопил: « Не рваные! Не рваные!» Вот так появилась нирвана!
– Как всё запущено! – после долгого молчания рёк Бак, его так звали, – Шутка юмора!
– А знаешь, как появилось слово «Осана»?
– В честь Бен Ладена?
– Типа! -Будет тебе и дудка,
Будет тебе и свисток!
Здравствуй, моя малютка!
Я без тебя изнемог!
– Если я работаю за шесть тысяч, либо я – лох, либо страна – говно! Или всё вместе там! А посмотрите на администрацию вуза. Они все довольны этой несправедливостью! Это не настоящие администраторы, это выживалы и проходимцы! Про мою страну можно сказать лишь то, что здесь правят лишь банды. Какая разница на чём ездят банды – на тачанках или на «Бентли». Мир не стоит на месте. Если раньше пьяные матросы имели возможность ездить на тачанке, не резон, чтобы они долго терпели эти тачанки и решили пересесть на «Бентли». При этом они остались тем же, чем были – пьяными матросами на тачанках!
Мой народ как пчёлы – всё время летает, жужжит, несёт мёд в соты, и тогда он никому не интересен. Однако когда соты полны, они всегда оказываются без попечения и охраны, и тогда лихая рука бандита выгребает тогда вс1 до последней слезинки мёда.
– Летите пчёлы, летите! Ваш удел летать! Вы рождены собирать мёд, а мы воры рождены жрать ваш мёд, разбрасывая ошмётки ваших жилищ! Вы молчите всегда, пчёлы, редко жалите чужую хищную руку, а потому никто никогда не будет знать, кто вы были на самом деле!
Здесь ничего не доводится до конца! Самодержавие, к которому не успели приделать голову, социализм без члена, и вот наконец капитализм без чести и мечты! И ни одного неограбленного поколения в итоге! И никакого смысла для более не менее честного человека вкладывать в такое, нето, чтобы душу – что угодно!
Интересно, чем всё это кончится?
Я как-то на досуге даже небольшую поэмку сочинил. Вот, послушайте:
Глава 6
Судьба таксодермиста
На Родине
Как много пальм! На фоне лесосплава
Прекрасная Мазутная Страна,
Которой, право, грех не крикнуть «Браво!»
И вдаль уйти под звук веретена!
Пускай закат над нами плещет ало,
Иду вперёд упорней глухаря!
Так калики Владимирским Централом
Тревожно шкиндебали от царя,
Влача на чреслах пыльные котомки,
В которых угнездилась пустота,
Пусть ожидают мутные потомки
Земной беды и страшного суда!
Пускай дракон пятнадцатью крылами,
Помашет нам, напившись ревеню,
Я право видеть птицу с головами
Дух ящериц с катарсисом сравню!
При виде бога и мадонн едва ли
Смогу понять, где здесь е… мать,
Недаром наши предки задавали:
«Как быть, что делать и куда совать?»
Пусть залп большой, граница блещет сталью!
Мелькают мимо как бы города!
Болотами иду по «Зазеркалью»
С Алисой и плешивым Твидалда.
Люблю я родину, но тихо, издалёка,
Как гражданин и сын её любой!
Но если «Мессершмитов» нежный клёкот,
Доносится, я чищу «Шмайсер» свой!
Я так люблю рассвет в военкомате,
Где властвует чернявый, мрачный гном
Но всё-таки, так жаль, что честный Ади
Не растоптал всё это сапогом!!!
Я вижу скрытый смысл событий грозных,
И краски неизбежных перемен,
Я не грущу, но всё-таки серьёзно
Я положил на всё здесь толстый член!
Пусть он лежит на армии и флоте,
Парламенте и даже… утаю!
Враги врагов, когда ж вы от… те
Ту родину, которую люблю?
Когда же залп отъявленнейших пушек
В ночь тихо подкативших под Покров,
Сотрёт в песок толпу гнилых изБусчек
И расстреляет миллиард воров?
Когда ж опять пройдут заморским мором
Армериканский дядя и игрок?
Натешившись полночным равзговором,
Отнимут у воров награбленное впрок?
Когда ж под говорок заморских пушек,
Какой-нибудь китайский Литл Мук
Родных воров отгонят от кормушек,
Где слышится веками ладный хрюк?
Фельтфебель, заряди «Большую Дору»
Пошли в подарок грозную чету!
Я своему отъявленному вору
Всё ж импортного вора предпочту!
Нет мне чудесней и родней отрады!
Вселенная должна стране воздать!
Когда ж опять народ пивные склады
Отправится ломами отпирать?
Когда проснётся старый гном от скуки,
В которой завтра хуже, чем вчера,
И потирая сладострастно руки
В динамик дико прокричит «Хура!»?
…………………………………………..
На родине моей одно и тоже,
И даже морды те ж с одной руки,
И только бабки тщетно шепчут «Боже!»
Тревожно прибирая медяки!
– Уволенный из филармонии за пьянку и блуд, он пошёл в троллейбусное депо таксодермистом!
– Может водителем!
– Водителем-не водителем, какая разница?
– Основательная!
– Это для гнилого интеллигентишки типа тебя основательная, а для нормального человека – говно! Никакой!
– Ты так думаешь, или кто подсказал?
– Дерьмосадистом и педоводом! Вот кем надо стремиться стать!
– Есть, сэр!
– Сэр! Идите!
– Пшоль!
В то время я сочинял «АнтиПиплию». Это было жутко интересно. Мне являлись причудливые картины, рядом с которыми Босхоские страшился выглядели детским лепетом.
Так я рассуждал наедине с собой, ещё не понимая, сколь многое меняется с переселением в лес в моей жизни!
Приснопамятные времена богоборчества прошли.
Я понял, что с чувством голода нас теперь сможет разлучить только смерть.
Мне не надо стараться, чтобы что-то сочинить! Оно само из меня прёт! Умные люди помогают, к примеру – Джордж Бусч – гиперАрмериканский перзиден!
Это такая матёрая нечеловеческая, такая матёрая глыбища! Чтоб вам заколбасилось! Московские тусовщики рядом с ним выглядят, как какашки на фоне чистой воды родезийского бриллианта!
Над ним все смеялись да потешались, а потом попритихли, потому как!
Я Вам говорю, глыба!
Он так говорил с трибуны, что Цицероны и Гвиглеры плавно вращались в своих гробах. Я всегда завидовал ему. Достиг человек всего и ещё может рычать:
«Идея о том, что Соединенные Штаты готовятся напасть на Иран, просто смехотворна! К этому могу добавить одно: мы рассматриваем любые возможные варианты! Поход на войну повлиял на уверенность людей! Трудно вкладывать капитал!
Понимаете, вот вы владелец малой фирмы или крупной фирмы, и вы думаете об инвестициях, и когда вы инвестируете, вы должны быть настроены оптимистично!
Только вот если вы идете на войну, это ведь не самая оптимистичная мысль, так? Другими словами, это обратная сторона оптимизма, когда вы думаете, что идете на войну».
Глава 7
Золотой Стеблец
Здесь, в прибрежной лощине, изгибавшейся, как каменная змея вдоль моря я поневоле кинул якорь на долгое время. У самого берега моря, в шучных м влажных зарослях обитала небольшая коммуна тех, кому общественное мнение отказало в праве считаться полноправным членом общества. Коренастый, засмолённый солнцем до черноты Ральф, белокурый, похожий на высохшего в застенке эстета-пифагорийца Фрич, властный спартански воспитанный экзэсовец Бак, герой Лейбштандарта. Его лексикон был беден. Слова «блин, шмат, мясо и б…» являлись в таких неожиданных, сильных и свежих сочетаниях, что у окружающих кружилась голова. С помошью пяти слов он не только мог выразить всё огромное разнообразие нахлынывавших на него ощущений, но и украсить речь новыми перлами. Иногда подобно бриллианту в субботний день, из его широкого рта вырывалось и интеллигентское слово «ж…».
Несколько лет назад Ральф попал в психлечебницу. В психлечебнице он вылечился от нервных потрясений, но приобрёл удибительную привычку пить пиво с таблетками. Открытый им эффект нравственно удивил его и даже вид в зеркале собственной красной рожи с выпученными глазами уже не останавливал и не пугал его на пути самоусовершенствования. Психотронные таблетки вкупе с пивом вызывали улыбчивость и общий мажор. Уходила злоба дня, саморетушировались и шустро пропадали с экрана президент и премьер-министр.
Правда, начинала бесноваться печень, но теперь ей было трудно прорваться в огненную голову.
«Мы не рабы! – твердил тогда ритмично Ральф, – Мы – Рыбы! Робы! Бобы! Бабы! Бубы! Дубы!!!! Директор Йошкар —Йолинского Леспромхоза Облюй Облы Углы Моглы Углы господин Имярёк! Ко мне!»
Они склонились над ним, как жаждущие мщения ангелы.
– Скажи, кто ты, Порги и Бесс в одном лице, или Джекил и Хайд в двух?
Он не знал ни того, ни другого, и потому помалкивал, бросая на меня укоризненные взгляды.
– Опять квашеную капусту Армериканцам хочешь продавать, лузер? – спросил один с бриолиновой причёской и огромным алмазом в пустом глазу.
– Сто блюд из капусты! Великое искусство кулинарного преображения!
– Из свёклы можно сделать двести!
– Но есть их нельзя!
– Искусство по боку? – осведомился рыжий, с палевыми коттоновыми крыльями и усиками по венской моде. Этот был похож на живого.
– Опять нас динамить собираешься? – предположил треший стеклянный человечек.
– Что в планах, Казанова? – закончил опрос ангел в штопанном гандоне поверх оранжево-зелёной майки. Всех Паяльников Начальник и Мочалкин Командир! Все издеваются над маленьким!
На него потихоньку накатывал возраст, в котором бальзаковские женщины начинают, всё больше теряя либидо, со всё возрастающим темпераментом проявлять материнскую теплоту о братьях наших меньших.
Это ему не нравилось. Хотелось темпераменого холодка юности!
И отвечать на праздные вопросы ангелов не хотелось, ибо пошли они все!
Ральф хорошо пел в училище, и лучше всего у него получалась песня «Маленькая Золовка»!
Друг детства много знал, но скрывал ещё больше.
Потом Ральф вылечился и от таблеток с пивом, но приобрёл новые привычки. Всё у него заменялось подобным.
Когда у него украли дом, он подался на улицу.
От канализационной трубы исходил такой сильный дух семейного тепла и ласки, что Ральф заснул в течение нескольких мгновений.
Во сне к нему заявился замороженный Уолт Дисней в клетчатом кепи с тростью и в розовых тапочках. Да, у него и шлафрок был! Лицо у него было синее-пресинее и всё в кристаллической измороси. Могильный холод так и пёр от него в разные стороны. Он вошёл и тут же стал углём рисовать на стенах его квартиры всякие непотребные рисуночки, ничуть не уступавшие по своим художественным качествам фрескам Геркуланума и Помпей. Не обошлось тут, разумеется, и без Микки Мауса, только это был Микки —Маньяк, злой пачкун и убийца! При этом мистер Дисней очень доходчиво рассказывал про любовные позы и иногда цитировал хорошие стихи какой-нибудь Сапфо или сестры доньи Микелины Промахос. Голос у него был какой-то загробный, я сразу отметил, это меня напрягло, я вам скажу.
Он вдруг увидел себя в виде маленького хлебного пёрышка, соскальзывающего в огромную кипящую кастрюлю. Медленно мелькали перед ним стенки алюминиевой кастрюли, исчерченные невидимыми человеческому глазу полосами, рядом летели такие же жёлтые хлопья, как он уже приближался к вспыхивающим пузырям, когда проснулся.
Такие сны не всегда кончаются чем-то плохим, но уж точно не ведут ни к чему хорошему!
Проснулся он через сутки, освежённый долгим сном и кармическим бездельем.
А потом загадочным образом оказался в ущелье.
Помимо Ральфа, который по виду был тут главный, мимо нас всё время шмыгал очень худой, говорливый тип, которого все звали доктор Пилюлькин. Доктор Пилюлькин отношения к медицине не имел за исключением того, что однажды на своём стрёмном пути, а был он когда-то предпринимателем-одиночкой, он торговал медицинскими препаратами и однажды даже их выпускал. Это был необычайно активный человек с длинным носом и пронзительными глазами. Окончив инженерный институт в смутные времена перестройки, он был сразу же брошен в горнило кооперативного движения, а потом и частного предпринимательства, и в бурной и мутной среде первоначального накопления демонстрировал воистину бойцовские качества. Тем для деятельности было мого. В стране почти ничего не было, поэтому афёра с мылом сменялась операцией с солью и завершалась рокировочкой со спичками.
Доктор Пилюлькин был широкой душой, и как только удавалось провернуть очередную успешную аферу, и у него в офисе большой цветочный горшок оказывался полон денег, его сразу тянуло на покупку супердорогих вещей, домов и мебели. Но как только он их покупал, сразу граял новый виток кризиса и оказавшемуся без денег Пилюлькину срочно приходилось продавать автомобили, дома и мебель за сущие гроши. Оказавшись на мели, Пилюлькин не терял веры и каждый раз начинал подъём. Первый раз он потерял два миллиона долларов и дом на Лазурном Берегу.
Он начал снова и с великими трудностями стал торговать специями и прищепками, развозя специи и прищепки на велосипеде. Через месяц он развозил их на грузовом автомобильчике. И снова полился денежный поток, и благостный их хозяин позволял своим сотрудникам брать в долг и помимо опять начавшейся вакханалии покупок, вкладывал в недвижимость в горах и весях нашей родины. Роскошный спортивный автомобиль демонстрировал финансовые успехи доктора Пилюлькина. Завершив основные дела к середине лета и чувствуя незыблемую устойчивость нараставшего как ком дела, доктор Пилюлькин собрал совет директоров своей новой фирмы и выработал новую стратегию – стратегию расширения. В соотвествии с ней было решено взять в кредит большой мешок денег и быстро расширить производство. Отдав распоряжения и вручив деньги в руки своих верных заместителей, доктор Пилюлькин отбыл на побережье Камказа и грелся на солнышке почти два месяца, убаюкиваемый разговорами в верными замами, трубившими о нараставших успехов. Он вернулся и поехал в офис. Дверь офиса была открыта и на пробитом диване сидела кошка и мяукала. Больше в офисе ничего и никого не было. Деньги были украдены.
На следующий день, как по команде на домашний телефон Пилюлькина стало дерзко звонить коллекторское бюро с просьбой о возврате кредитов. Доктор стал скрываться от кредиторов, попутно подумывая о волшебной палочке, при помощи которой было бы возможно снова подняться с колен.
Кредитная история была подмочена раз и навсегда, поэтому для нового похода за богатством пришлось привлекать деньги друзей и родственников, свято веривших в гениальность доктора Пилюлькина.
Теперь доктор посвятил свои планы прорыву на южном фронте и занялся строительством и фармацеей. Строительная деятельность сводилась к чудочейственному препарату, подсказанному ему Сторожем того санатория, в котором он отдыхал. Как всегда сначала всё шло прекрасно, деньги лились потоком, и доктору Пилюлькину удалось зачем-то купить недвижимость в пляжной зоне, но с какими-то мутными оговорками. Когда он заполнл договор, он почему-то не удосмужился обратить внимание на особенно мелкий шрифт, каким были написаны примечания к договору, полагая что таким мелким шрифтом пишут только …ню всякую! И ошибался! Потом оказалось, что эти оговорки – самое главное в договоре, самое сливочное, и получить теперь его законную собственность ну просто невозможно. Мол, за что уже заплачено, то, пацан, – твоё, а плащадь, выходящая за рамки договора, будет стоить уж извините, как богу угодно! И само собой в уже сделанной квартире оказалось эдак десять метров излишков, которые строительная компания решила ценить теперь на вес золота! Дело рухнуло и родсвенники и друзья, дававшие Пилюлькину деньги под честное слово, оказались один на один лицом со свирепыми коллекторскими вампирами. И квартиру, на которую возлагались финансовые надежды, теперь вызволить не представлялось возможным, потому что надо было полмиллиона долларов за излишки! Кредиты рассосались как-то сами собой, как утренний туман над поймой, не вызвав никакого чувства насыщения! И тут правда открылась пред всеми во всей своей отвратительной неприкрытой наготе. Родственники возненавидели Пилюлькина, но только один из них, кому Пилюлькин был дожжен больше всех, стал на него охотиться, и почувствовав угрозу, Пилюлькин убежал через люкарну под крышей своего дома, приехал на товарняке в нашу расселину и стал жить спокойно под сенью наших джунглей. Приняли его хорошо, потому что он принёс целый ворох россказней и анекдотов. К сожаленю, как всегда бывает в таких случаях, он забыл взять из квартиры паспорт, а когда вернулся за ним, квартира уже была подожжена и догорала, извергая в небо ароматный перламутровый дым. Теперь Пилюлькин по-партизански ненавидел власть и готов был ходить на выборы! Будь у него паспорт!
Был ещё один тип, которого звали Гримаско, история которого точь в точь повторла историю Пилюлькина, с тою только разницей, что его быстро убили в пьяной драке и он не успел толком рассказать свою историю.
Был тут и Кирюша – бледный длинноносый, как Буратино парень в белыми курчавыми волосами.
Кирюша был такой самоуверенный бизнесмен, что не понимал, чем отличаются времена. Поэтому дикие сюрреалистические времена, когда одним наскоком можно было захватить целые мешки денег, собственности и вещей, никак не хотели покидать его горячечную голову. А между тем эти времена давно ушли. Кирюша мог бы понять это по многочисленным банкротствам затеваемых им дел, но он не хотел это делать! Его неуёмная натура требовала простора мысли, требовала вольницы, отвергала всякую долгую и скушную созидательню деятельность. Когда умные люди спрашивали у него бизнес-план, он оскорблялся, начинал реветь, как осёл и, укхождя, дико хлопал дверью. В начале бандитского капитализма он занимался перепродажей специй, фенов и подмоченных спичек, купленных вполцены на городской помойке. Его дело тогда выросло до столь феноменального размера, что в день через его руки проходило до сорока тысяч долларов. Единственная проблема состояла в том, что им было там очень трудно удержаться.
Кирюша понял, что рай на земле для него уже настал. И купив впятеро дороже цены роскошную чёрную машину, снял пятикомнатную квартиру в центре Мусеквы. Человек он был добрый, и иог пачками давать деньги своему шофёру, парикмахеру, который крутидся вокруг столь ценной головы. Гордыня Кирюши возростала, как на дрожжах. Он уже брезговал ходить на службу и вверил контроль за делами честным людям, которые очень старались ради процветания и престижа фирмы. Целыми днями в офисе фирмы стоял специфический звук, это шуршали его сотрудники.
Свою ошибку Кирюша понял только тогда, когда ввалившись в офис никого там не застал, кроме кошки, жалобно мяукавшей около настежь открытого и совершенно пустого сейфа. Верные заместители украли даже мини-статую Свободы, стоявшую у него на столе, так же как, впрочем, и сам стол. Кирюша бросился в банки, где под гипер-проценты набрал кредитов. Для получения кредитов ему пришлось заложить в ломбард за пятую часть цены замечательную чёрную машину. По этой же цене через несколько месяцев она была изъята банком. Затем ему с великой горечью пришлось убедиться, сколь преувеличенным было его самомнение по поводу собственных талантов. Он снова накупил специй, мешками покупал, но специи не пошли, спасла соль, которая пошла в деревнях на ура, но ценьги, вырученные от соли были переданы в целлофановом пакете знакомому армянину для передачи коллеге, которому он был должен и который находился в том же здании геологического вуза, только этажом ниже. Почему-то деньги, посланные вместе с верным армянином, и которым нужно было идти двести метров, куда должно не дошли, исчезли бесследно, так же как и сам армянин, и Кирюша в великом бешенстве искрошив ножом бюро девятнадцатого века, нанял киллеров, чтобы искать по всей стране потерянные бумаги и людей.
– Они меня не знают! Я сделаю так, что они и их трупы джигу в гробах будут вытанцовывать! Все их бабушки в могилах будут подняты по тревоге типа Аларм Клок! – грозил он веткам, шумящим в осеннем окне.
– Это как аларм? – спросила его жена.
– С подъелдыкиванием!
Он затеял ещё два три проекта, один другого экзотичнее, но странное дело, все они провалились вчистую. Дела шли всё хуже, а тут ещё навалились банки, тредовавшие возврата кредитов. Все кредиты, несмотря на продажу за полцены двух квартир и цеха консервов в Серпукове, где он точил ножи, вернуть не удалось, и коллекторское агентство «Светочь» терроризировало Кирюшу немилосердно, отвлекая его силы, внимание и иссушая остатки предпринимательского таланта.
В отчаянье он задумывал всё новые проекты – средство от облысения, подсказанное ему дворником в его дворе – великим специалистом волосистости и облысения. Всё проходило в такой спешке, что подумать о таких мелочах, как бизнес-план, упаковка, где реализовывать товар, было вовсе недосуг. Был закуплены три бочки ингредиентов, нанят старый грузовик, он спешно отправил двух своих приятелей Никишу и Саню в пределы Синопской области, где в полуразвалившемся гараже верные набибы на костре варили чудодейственное средство, отравлял атмосферу неописуемыми запахами. Через месяц изготовление средства от облысения было завершено и погрузив цистерны в раздолбанный грузови, они тронулись в обратный путь! Кирюша готов был встречать их с оркестром, но открыв одну из канистр и понюхав сусло, сморщился и от канистры отошёл.
Поставки маринованных мышей для армии и флота не могла продолжаться вечно!
Потребитель для средства от облысения так и не был найден, и канистры потом долго пылились в подвале Кирюшиного дома, котрый теперь находился в пригороде и тербовал постоянного ремонта, а потом были отданы тому самому дворнику, который поделился с Кирюшей своим страшным секретом. Дворник пил, что угодно, и благодарил Кирюшу поклоном в пояс.
Лосьон «Брахмапутра» подействовал почти мгновенно. Активные члены расслабились, крики утихли.
Надежды больше не было, с имуществом Кирюше помогли расстаться хищные заимодавцы, денег теперь почти никто не давал, и он вынужден был вовлекать в свою феерическую деятельность бывших друзей, последний призыв Зигнерюгенда. Верные друзья отчаянно верили в великий удел Кирюши, и надеялись на его таланты беспредельно. Несомненной красноречие привлекало к нему. Но так же беспредельно и всё чаще верных друзей настигало разочарование, потому что выданные ими Кирюше деньги так же бесследно пропадали, а взамен них Кирюша извергал всё больше словесной лавы. А потом и друзья прекратили субсидировать гениального предпринимателя. Жена кинула в него блин и свернула ему нос. В следующий раз в него полетело суфле. Суфле сломало ему челюсть. Он знал, что в холодильнике хранится ещё зефир и баночка красной икры, смерти не миновать, и Кирюша решил не рисковать – ушёл из дому!
В тот день жена бросила баночку икры из окна и убила почтальона.
У меня такой же притель есть!
Он служил тогда в почтовом ведомстве. В офисе, где всё должно было быть чин-чинарём, он подрался с начальником и убил его дыроколом, после чего осознав содеянное, убежал через окно вверх по водосточной трубе. Дома он больше не появлялся, хотя у группы захвата так и не хватило фантазии разыскивать его там! И теперь здесь, на Камказе он проходил реинкарнацию и замаливал свои упущения.
Ни кола, ни двора, а посредине – гвоздик.
А потом Кюрюша расстался с женой и очутился в лесу, где выдавал себя за тибетского монаха Евтимия и строил планы основать коммуну искателей королевских трюфелей. Говорят, они живые и прячутся от тех, кто их ищет, поэтому найти их почти невозможно, поэтому они так дорого стоят! Три тысячи баков – кило! С ума сойти! По его мнению, всё для этого было: свиньи, готовые за плату искать изумительный продукт, его, Кирюшина, организаторский дар и вера в прибыльность дела. Как всегда он не выяснил самую малость, растут ли в горах трюфеля!?
Последним в этом списке был я, его помощник – венец вселенной и центр мироздания, изошедший мыслями о девушке моих грёз, но всё-таки, и это мы должны признать, была ещё Марта – злая, почти девяностолетняя старуха, высохшая как скелет злюка, чей голос целыми днями не давал успокоения округе.
Она снабжала нас палёным спиртным, таким дешёвым, что ангелы удивлялись.
О политических взглядах Магды можно было судить по обрывчатым, единичным высказываниям. В общем, её кредо можно было бы назвать трагическим оптимизмом. Я её слушал так, как некоторые слушают пение Паваротти, только в лучшей положении находился, потому что мне за это незабываемое шоу не надо было денег платить ни копейки! И сидел я каждый день в партере, прямо перед сценой, и видно всё мне было лучше даже, чем звёздам на небе. Мы опустим её высказывания по поводу высших ныне здравствующих высших должностных лиц нашей великой страны, которых она редко жаловала эпитетами без добавления суффикса «Х..плёт» и обратимся к её частным высказываниям в адрес животных. Они разнообразны и не блещут чрезмерной отточесностью лексики, однако любой по здравому размышлению признает, что они живы, как ничто другое.
– Зорька! Зри, блядь! Бастинда! В корень зри, сука! Сучка! Зорька! Паллина корявая! Смотри сюда! Ау! Почему морду от меня воротишь? Пошто зяпло? А? Смотри на меня, падла стоеросовая! Бегает! Знаешь ты кто? Что молчишь? Язык отсох, падла? Ты – фашистка! Все фашисты! Козы – фашисты! Пёс – фашист! Кот – фашист! Эсэсовец! Морда стоеросовая! Обоссал мне подушки! Подкараулил, когда я усну и обоссался! Только фашист способен нассать честному человеку на подушки! А если бы там паспорт был? Эссэсовцы! Куры – фашистки! Предатели! Вы все, все фашисты! Мой котик, мой Рыжик – и тот фашист оказался! Я их холю, нежу, лелею, а они меня в гроб толкают, падлы ….! Грёбаные фашисты! Но-ооо! Тпру-у!
Издали казалось, что она разговаривает с каким-то большим коровообразным существом, а не с безрогой и хромой козой. Может быть воображение рисовало ей её воображаемых собеседников, и они были все из мира фантазии и мечты.
Итак, Марту прежде всего интересовали живые твари из её собственного окружения, а уж потом и в гораздо меньшей степени – все остальные представители животного мира.
Глава 8
Новости о Глисте
Пьянство – всё-таки великое дело!
Но как нас уверял Фрич, бог всё равно спасал нас.
Тот, кто видел крысобелку, тому сразу будет понятно, почему Фрича все зовут так. Он такой же шустрый, как крысобелка. Крысобелка Фрич! Он и вправду был поход на неё! Только без хвоста!
Как он любил петь! Так же, как мы ненавидели его слушать! Африканский йодль Фрича завораживал своей омерзительностью и редким нежеланием попадать хоть в какие-то ноты. Но джаз был налицо!
У Фрича (со слов Бака) был секретный тайник, в котором хранились самые дорогие для него вещи: естественно Пиплия в дешёвом голубеньком ледериновом переплёте, позолоченная дужка от очков, извлечённая из гнезда вороны, сломанные позолоченные часы «Полёт», значок пионерской организации и письмо от какой-то бабёшки, над которым он выплакал не один чан слёз.
Они выследили его и потом долго насмехались. Но ведь у человека должно же быть что-то святое в душе, и если для генерала самым ценным и святым являются ордена из грязных рук государства, то для нормального человека подойдёт и дужка для очков.
В школе человека ведь не учат ничему плохому, скорее наоборот, его учат как вытирать сопли, писать буковки, выражать нехитрые мысли при помощи слов, а закладывать за воротник его не учат. Закладывать за воротник его учит подворотня. Вот когда и школа дойдёт до того, что будет учить закладывать за воротник, я сразу скажу: «Да!»
Одно время Фрича завербовали для разноски газет и он принялся за это дело с энтузиазмом. Он ходил к этим друзьям, выносил от них огромную кипу газет и отправлялся на берег.
Но любил он разносить только одну газету «Новости о Глисте»!
К чему это всё? Здесь надо издавать не газету «Новости Глиста», а «Будни Наркотрафика»!
Газета «Новости о Глисте» выходила не часто – раз в месяц, но называлась для солидности ежедневной. То ли хороших новосей было мало, то ли денег у издателей, но факт есть факт!
Я ржал над его увлечением.
– Посмотрим, какова тайная жизнь интеллектуала? Фрич тут библиотеку завёл!
– «Сказки Матушки Природы»! Вот что читают пресвитеры загадочных церквей! «Сказки Матушки Гусыни»! О… сыся!
– «АнтиПиплион»! О как! «Как избавиться от брюшка», «Правильные похороны». Зачем ему это? Ему бы читать «Как обзавестись», а не как избавится.
– У него лёгкий при… дон!
– Переходящий в тяжёлый депрессон!
Во что только люди не верят! В райские кущи на облаках, в новые формы жизни под землёй, в невиданные формы исцеления при помощи зелёных водорослей и тараканьего хитина!
Чего больше нет – в то человек и верит!
Я думаю, что на небе ничего нет. Природа выдумала универсальное: родился – жил – умер. И всё. Люди иногда не умирают полностью и проходят клиническую смерть, и тогда мозг без кислорода выдаёт такое… коридоры, людей в белом, обязательно – воспоминание детства. Нах! Видимо, клетки погибают от недостатка кислорода похоже! Никакой другой жизни нет, увы! Но не будем о грустном. А то и я сегодня на грустные мысли повернул, не скажу какие!
Недочел! Сказать про такую гадость «…ня» – значит, ничего не сказать!
Воры и Глистиане, вначале редкие и пугливые, к нашему времени составили львиную часть жителей Фиглеленда, и в конце концов подавили всякую мыслительную жизнь в своих сознательных собратьях.
Фрич усердно раскрашивал листки, на которых были изображены неумелой рукой страшные библейские перипетии. Изображения были такие кривые, нелепые и аляповатые, что было трудно поверить, что такое мог нарисовать опытный средневековый мастер, а не пьяный младенец. Поэтому они были страшны вдвойне!
Скоро Фрич предложил проводить спортивные соревновния в честь Глиста и обозвал их Глистиадой. Или Иисуссиадой! Не помню уж! Но его предложение сразу забаллотировал Ральф, который хотя и похвалил креативный понос Фрича, объяснил своё решение тем, что такой скучный персонаж, как Глистос мало того, что не заслуживает такой чести, а был ещё явно человеком слабым, болезненным и неспортивным. Называть спортивные соревнования именами слабаков – дело неспортивное! А человеку поступать неспортивно негоже! Мы сразу согласились. Но ему не надо было приводить столько доводов! Мы бы согласились и так, без доводов! Лучше спасти Норьегу! Пока не поздно!
Я не знал, стоит ли мне пересказать мои воспоминания, или они не имеют никакого значения для приятнейшего во всех отношениях господина Н.
Известная история про австрийского осьминога, угадавшего результаты всех матчей чемпионата мира по футболу, привлекла внимание к теме и толкнула натуралистов искать в животном и растительном мире и иные таланты. Поиски увенчались успехом. Появился ёжик-чревовещатель по кличке Этингон, тритон-короед Баа и бабочка Маша, траекторией полёта выписывавшая название клуба будущего победителя и название венценосной страны на греческом языке.
И их аналоги в человеческом мире тоже не задержались со своим появлением в мир.
Мы ходили у моря, волоча за собой святые хоругви и волхвуя по мере сил. Благостное лицо Фрича сияло. Он мечтал о своём «Хаммере» – сияющей машине с огромными золотыми фарами! Я шучу! Он бы и «Хаммера» Иисусу отдал, если бы у него «Хаммер» был! И Иисус тогда бы с хохотом носился бы по берегу моря, налетая на камни.
В то время, как юный вьюнок обнимал в лопухах молодую картошку, Бак своим толстым членом причащал в кустах юную донью Изабулью, так он её назвал, хотя настоящее имя её было Елена, пышущую энтузиазмом и исходящую горячей слизью девушку. Ни пышущее солнце, ни гудки проходящего поезда не могли отвлечь его от основного призвания мужчины- обслуживания или лучше сказать, служения женщине. Летели самолёты, щли поезда, а он продолжал трудиться, вопрошая господа, за что он дал ему такую охеренную силу? Он сопел и пыхтел, призывал господа и чертыхался, называл её птичкой и всякими гнусностями, какие подобает произносить в таких ситуациях, но всё без толка, вполнакала, пока бог не помог ему, пособил, завершив великие труды приятным сюрпризом. Собственно говоря, столь сложные дела и могут затеваться только из-за того, что упорных за их труды ждёт в итоге воздаяние господне. В ином случае никто бы не полез на такую противную тварь, как женщина, и род людской быстро бы иссяк и прекратился. По окончании дела Елена тут же отвела голову и засобиралась. Бак познакомился с ней на рынке, где собирал в мусорных кучах подвявший укроп в надежде оживить его. И она сказала «да» ещё раньше, чем он успел открыть рот, чтобы попросить её хоть о чём-то.
Бак славил Адольфа, запрокидывая руку к небу и шевеля губами.
– С народным социализмом тут всегда будет худо! -сказал ему Ральф, -Основное население – жлобы и подлизы, подхалимы и рабы! Что ты ждёшь от них! Ну какие они в жопу аристократы? Это сброд, желающий, чтобы его считали добрым! Или лучше сказать – добреньким! Марксизм им ближе! Или глистианство! Бросишь этим рыбам еды, плывую жрать, ударишь палкой, убегут! Свиньи честнее! Глядя на них радуешься как ребёнок!
– Ну не все!
– Все!
– Не все!
– Все!
– Не все! Я не говорю о всех! Но к сожалению многие! А если бы было не так, тут бы жили только белые благородные и умные люди и тут был бы рай на земле! А видишь, что тут на деле? Ад!
– Скажи мне, Ральф, – говорю, – чем полно твоё сердце, чем полно оно сейчас, когда сердца людские пусты, как выеденные орехи?
– Будешь так шутить, отправлю в профилакторий на дно моря! Морской ты конёк долбаный!
– Оно полно пустотой! Я знаю!
«Золотой сотовый телефон, – подумал я, – и унитаз с бриллиантом в смывном бачке долженствовали демонстрировать равнодушному миру материальное благополучие и довольство жизнью. В детстве было ещё философское опьянение, или сильный Чардаш, по другому Отпадный Угар, испытать которые Ральф мог в силу абсолютной невозможности добыть спиртное или в силу природного катаклизма, какого-нибудь нежданного извержения вулкана, шторма, нападения орд свиней наконец!»
А потом мы вернулись в джунгли.
Внебрачные Дети Ярсогумбы шли нестройной толпой, почти сливаясь с подступашим мраком. И слились с ним.
Глава 9
Первые дни в раю!
Толстяк, который к нам приковылял, знал Фрича, и они стали не глядя на меня разговаривать:
– Мегрэ!
– Я! Это вы, доктор Ватсон?
– Мегрэ! Какого… ровно в десять ноль ноль вы оказались на улице Орфевр у дома номер 12 под вывеской цирюльника Бляманже? Босой?
– Я был босой?
– Босой, косой и одноглазый!
– Я?
– С расстёгнутой ширинкой и потерянным взором!
– Я ждал слесаря в арке! Он должен был принести спиз… украденный в яслях унитаз!
– Унитаз ворованный?
– Я эе сказал, спиз…
– Точнее! Вы путаетесь в словах, как подросток в овуляциях! Сопли нам не нужны! Коротко и ясно!
– Стыдно признаться – да! Но мне он был нужен! Война идёт! В семью же!
– Зачем в яслях унитазы? Мучить младенцев! «Пидофилы мучают младенцев» – прекрасное заглавие для программной статейки! Поможешь мне написать?
– Не знаю!
– Не знаете?
– Истинный бог! Не знаю! Еда там плохая! Нянечки!
– «Нянечки мучительницы портят подрастающее поколение»» Каково?
– Я…
– И на улице Орфевр 13 в полудень должна была состояться передача злополучного унитаза?
– Да!
– Сударь! Какой же вы подлец! Шпион-педофил! Я знал, что все педофилы в глубине души – шпионы! Ограбили невинный детишек! Отдайте унитаз! У меня он будет целее! Я с оказией сдам его в милицию!
– Не надо в милицию! Они не поймут!
– Поймут! Сейчас это не та милиция, как раньше! Сейчас они очистились от скверны!
– Всё равно не надо!
– Надо!
– А во-вторых, я не подлец!
– Не подлец, а коллега и партнёр!
Но я бы не стал его обвинять, что он собрался жениться на этой глупой старой барышне, если бы меня читали другие, я бы назвал её по-другому, сказал бы, что он собрался жениться на глупой бурёнке. У каждого в голове до черта всяких чёртиков бывает, откуда мне знать, может, он и вправду до чёртиков полюбил. Как Ромео полюбил Джульетту в те жуткие времена, когда люди и не знали слова «толерантность» и резали друг друга за малейшую провинность, косой взгляд и всё такое.
Как говорят Лемцы – кирхен, казакен, клиторен!
Первые два дня были почти целиком посвящены знакомству с окружающим миром. Удалось даже залезть на очень крутой склон. На высоте я нашёл иссохшую почву среди камней. Лезть вверх было иногда очень трудно. Высоченные деревья и множество раковин виноградного моллюска сопровождали меня всюду. Эти панцири можно было здорово использовать при декорировании моего кухонного стола, и я набрал полные карманы этих раковин. Год был засушливый – лесные яблони и груши, а также кусты лещины были пусты, только изредка попадались чёрная малина, да и то она была зелёная.
Я как увидел эту картину, сразу полумал о том, как здорово было бы снять здесь фильм! И назвать его к примеру «Кетчупильское Ущелье». В духе трейлеров Армериканских, тут не надо ничего выдумывать: по ущелью бродят два отмороженных жирняка, братья с топорами и всех встреченных на своём пути коцают! Тяп – по голове, тяп! По-моему неплохая идея для классного фильма!
– Пантеон богов Индейцев чароки! Цыганский мотоциклетный полк или Тюшке!
– Это всё равно, что римейк «Терминатора» в нашей областной тюрьме снимать! С нашими декорациями и актёрами!
– А что, попытка не пытка! Может, «Оскара» возьмём! Мир грохнем к своим портянам!
– Кто тут?
– Лоренс Ассизский!
– Франциск Аравийский!
– Петя!
– А Меня больше вдохновляет фильм о Гарсиа Лорке!
– Кт о это такой?
– Испанский поэт первой величтины!
– Не знаю такого! Как он мимо меня проскочил?
– Первый кадр – Гарсиа Лорка прибывает на свою квёлую задницу в бурлящую Кастилью и натыкается на засаду фалангистов!
– Так сразу – и в засаду? Наверное, ему сначала нужно родиться, креститься, жениться, и только потом попасть в лапы фалангистов!? Иначе зачем всё это? А то это какой-то невъе… ный вундеркинд! Страшно смотреть!
– Не мешай! Он сочиняет стихотворение, которое нравится его девушке – Марии,
– Сверчки трещат над Кастильей,
Ласточка прёт в небеса,
Спит в горной кроватке Севилья,
Кордова узрит чудеса!
Как я сочинил?
– Так себе! На твёрдую троечку!
– Ладно! И когда он нараспев читает его собравшимся, она плачет у него на руках. В это время…
– Хорошо! Особенно слово «прёт» впечатляет! Если бы засада фалангистов, а они были не сомневаюсь, очень образованные и культурные люди, вовремя узнала слово «прёт», она бы никогда не смогла арестовать Габриэля Гарсиа Лорку! Всё бы валилось у них из рук – и оружие, и кандалы, и ордер на арест! Жаль тебя тогда не было, а то бы ты точно спас Лорку своим длинным языком!
Все заплакали, так жалко всем стало Лорку, так талко, как иным маму не жалко, просто невмоготу, как жалко!
А потом слёзы у всех васохли в одно мгновение и Ральф говорит: «Мне нравится слово „Бенефис“!»
– И к чему же мы приклеем его?
– К кино, которое нам поневоле придётся снимать, если захочется жить хорошо!
– А прожить хорошо более мирным способом нельзя? Нельзя без съёмок?
– Невозможно!
– Только кино снимать?
– Само собой! Это ведь как два пальца! Сцена в кабаке! Спуск с великих вершин с автоматами, борьба против семьи вампиров Аусвитцеров, гонки на гондолах по Венецианскому Заливу, вендетта!
– Что-что?
– Вендетта!
– Это что такое?
– Так, не сейчас! Это долгий разговор!
– Сначала порнография, а потом поезд прибывает!
– Сцена в кабаке требуется любому фильму! Нужен также раскаявшийся горе-революционер и одинокий педик-трансформер. Этого для начала хватит! О них люди будут вспоминать после окончания сеанса! Со слезами на глазах! Они пройдут сквозь призму времени!
– Не пугай меня! И так штаны мокрые!
– И целлулоид целлулоид вызовет у них слёзы умиления! Катарсист! Экзорсист! Мачинг! Это кино, братец! Не хухры-мухры! Кто не знает, что такое катарсист? Встать!
– Это творчество! Не хухры-мыхры!
– Неверно по форме, но суть ухвачена за зебры вполне! Фрич! Ставлю вам твёрдую заслуженную тройку! Оказывается, я живу среди творческих людей!
– Если бы я жил только на то, что я зарабатываю своим творчеством, я бы уже благополучно умер от голода!
– Невелика потеря для мира! Впрочем…
– Ральф! А как выделится среди людей?
– У бомжа спроси! Он уже выделился!
– Я хочу быть богатым!
– Не плачь, Ярославна! Вечность не за горами!
– Я хочу быть богатым!
– Значит ты не творческий человек! Гении никогда не становились знаменитыми при жизни и как правило влачили жалкое существование! Эдгар По, Ван Гог, кто ещё, да воз и тележка им имя! Никто из них не заработал даже на новые трусы своим творчеством! Отец недаром умолял Моцарта не думать, что творчеством можно что-то заработать!
– Но кто-то же пролез?
– Есть такие!
– Кто же?
– Ну, Вуди!
– Вуди Аллен? И всё?
– Всё!
– А остальные?
– А остальные в жопе! И сидят там так крепко, как тебе и не снилось!
– Ничего, на твоём пути ещё появится богатый араб, который так же как ты ненавидит Исруль и Америку! Он даст тебе твой первый миллион баксов!
– Надеюсь и верую в это! Только корреспондентов боюсь! Наглые они!
– Да! Все папарацци сволочи! Убили Леди Диану!
– Кто это такая?
– Ты шутишь? Ты не знаешь леди Диану?
– Не знаю! А меня она знает?
– Тебя держали взаперти как железную маску и ты не знал, что делается в мире? Она знает тебя очень хорошо, но должна скрывать свою любовь!
– Вот как? Как страшно появиться на свет!
– Ладно, друзья мои! Я вам открою тайну, которая стоит миллион баксов! – заговорщиски говорит тут Ральф, поднося палец к губам, – Мы можем сильно сократить наши расходы!
– Как? Как мы можем сократить наши расходы, когда за последний год не истратили ни копейки?
– А вот так! За счёт нашего попа!
– А при чём тут поп?
– Он немножко будет спонсором съёмок нашего фильма!
– Какое поп имеет отношение к великому искусству кино? Будет персонажем римейка «Праздника Святого Иоргена»?
– Хорошая мысль!
– И какое?
– А вот и не не смейтесь не смейтесь – как оказалось, самое прямое! Я вам расскажу! Однажды, когда наш поп спал в гамаке пьяный после обеда и целительной молитвы, из его кармана выпали какие-то бумажки. Он дико храпел, я подошёл к нему, чтобы заткнуть его храпело! Я подкрался и решил, да простит меня Господь за моё любопытство, решил посмотреть, что же за бумажки содержатся в кармане обычного рядового попа! Уж не доносы ли на братьев своех»? Каково же было моё удивление, когда вот на этой бумажке я стал читать вот что:
«КРАСНЫЙ ДРАКОН ПОМПЕЙ
или
ПОСЛЕДНИЙ ЧАС»
(Сценарий фильма)
О-о! Какие таланты на помойке! Да, тут неясно, где-таки порылась кобылка! Вау! Ничего себе! Смотри, чего пишут! «Оригинальная идея Григория Обыльдина и Андрея Шомполова…» Я в шоке! Оригинальная идея! У них бывают оригинальные идеи! Мне казалось, самое оригинальное в их поведении, это то, как ловко они добывают спиртное! Все права… У-у! Что-то там насчёт прав… У-уууу!
– Кто такой Андрей Шомполов?
– Вот вопрос, так вопрос! Сам не знаю!
– Кто это? Маска, откройся!
– Читаю дальше!
– Надеюсь, не все из нас от восторга не покончат жизнь суицидом?
– Надеюсь на тебя!
– Читаю:
«Чёрный экран. Литавры. Волынки. Неистовое сияние. Потрясающая музыка. Крылья над счастливым европейским городом.
+ Этнографический Музей. Сначала Колонны гигантского ордена. Оскаленные грифоны на фронтоне.
+ Статуя Афродиты. Позеленевшее бронзовое лицо. Лампы.
+Внезапно лицо статуи преображается и на мгновение становится живым. Меняется интерьер музея, превращаясь во внутренность виллы. Вилла римского патриция. Старик аристократ с холодным лицом стоит у окна. Он вспоминате далёкие времена. Голос за кадром, тихий, мерный и вкрадчивый, перемежая латынь и современный язык, рассказывает о счастье старых времён. Голос из сна.
– Хорошо! – сказал Фрич, мечтательно улыбаясь, -Хорошо! Голос из сна. Как голос моей мамы!
+ Молодой патриций Страбон, недавно избранный сенатором и возвратившийся из Рима, едет к своей подруге Ольвии в курортный город Помпея. Он хочет отметить свой политический триумф и отдохнуть от римской жизни.
+ Ночь застаёт его в придорожном кабаке, где пляшут ужасные морды и с улицы доносятря неизвестные рыкающие, визжашие звуки, как будто там живут одни гарпии. Он хочет выйти, но пугается и остаётся внутри помещения.
+ Яркий солнечный день. Каменная дорога. Военный пост. Зелёные счастливые холмы. Горы вдали. Простор, от которого жмуришься с улыбкой. Он провожает взглядом большого шмеля и указывает ему рукой, куда лететь.
«Лети к Ольвии!»
+ Навстречу идут преторианцы. Белые грозные лица. Солдатская песня с припевом «Хей-хо! Хей-хо! Хей-хо!» На секунду Страбон, обладающий даром видеть будущее, онемевает – пыльные латы преторианцев вдруг превращаются в чёрные одежды «Лейбштандарта». Он закрывает от неожиданности глаза и открывает их. Лейбштандарт Исчез. Пыльные латы. Неистовый германский марш. Крещендо, когда солдаты всходят на гору, откуда открывается вид на мир.
«Да, никогда я не был таким усталым! Скорей к Ольвии!»
+ Он не замечает, как сзади оказывается странный человек со шрамом на щеке. Чёрный капюшон.
+ Разговор о новой ереси, объявшей Рим. Странный разговор, когда никто не знает, как кто оценивает происходящее. Лица в профиль.
+ Солдаты проходят мимо. Они идут на войну.
+ Сцены кончаются тем, что экран меркнет и вновь загорается.
+ Возок въезжает в тихий, уютный город, сверкающий на солнце.
+ Гора прямо против солнца – чёрная глыба.
+ Портики в центре города, напротив храма Геры. Пузытый вигил с огромными бровями и сандалиями.
+ Страбон на вилле Ольвии. Они обнимаются. Он дарит ей Богиню Огня – китайскую бронзовую статуэтку с перекошенным от злобы лицом. Прикол. Они смеются и подшучивают друг над другом.
+ Сцена любви в спальне Ольвии.
– Поп никак не может обойтись без постельной сцены! – захохотал Бак, – ну никак не может поп без постельных сцен!
– Внимание! На следующий день. Что там у них на следующий день?. А, вот… Слушайте!
+ На следующий день. Форум. Суета. Крики. Звуки, которые трудно описать. Икота фокусника. Паноптикум лиц. Нарядно одетые люди.
+ Развлечения. Игры.
+ Страбон и Ольвия проходят по длинной галерее и входят в большое пустое помещение. Полутьма.
+ Ощущение, что в комнате что-то шевелится.
+ Огромная, идевльно отполированная бронзовая маска. Они идут к оракулу, взявшись за руки. Они стоят около маски. Маска начинает быстро меняться, по ней проносятся облака, они багровеют. Лица. Музыка.
+ Тихим, странным, музыкальным, непонятно, мужским или женским голосом оракул произносит странные слова: «Конец для народа, но не для тебя! Беги от бешеного горящего жирафа! В серой воде найдёшь себя!»
+ Страбон наклоняется к пустому глазу.
+ Повтори, железный горшок! Наверно я мало заплатил? Ты не очень щедр на хорошие прогнозы! Мог бы постараться получше! Все оракулы – лжецы! И ты – тоже! И не думай, что ты – всезнайка!
+ Вот ответ – молчание.
+ Снаружи уже нет солнца. Его закрыла огромная чёрная туча.
+ Нищий в лохмотьях. Он бормочет и смотрит исподлобья. Сухие, высохшие жёлтые руки.
+ Рабы – эфиопы с носилками. Они несут богача к жерлу Везувия.
«Я хочу быть выше их»!
+ Толстый человек. Одышка.
+ Страбон и ольвия в амфитеатре. Камера облетает ряды, как птица. Бои гладиаторов. Толпа кричит всё громче, всё произительнее и постепенно голоса превращаются в голоса птиц. Восторг. Безумие. Рёв.
+ На арене груда сцепившихся тел. Песок в крови.
+ Глухой, краткий и страшный звук. Рёв разбуженного дьявола. Рык земли. Удар.
+ Статуэтка Марса на столике вельможи падает и разбивается. Горшки в лавке срываются с полки на пол и бьютсяю Ряд преторианце в немецких касках одновременно поворачивает голову к Везувию. В глазах – ужас. Красные уголки глаз.
+ Солдат на посту. Двигаются только глаза и ходят жевлаки. Каменное серое лицо в каске.
+ Все люди в растерянности. Гладиаторы опускают мечи. Организатор игр с фальшивой улыбкой, словно приклеенной к лицу, сдабривая речь шутками, гонит на сцену клоунов в ярких одеждах. Они оскальзываются на крови. Головы на пиках. Клоуны кувыркаются. Публика успокаиваться. Разговоры страбона и Ольвии. Гладиаторы.
+ Страшных взрыв. Треск. Обрывается занавес цирка. Паника только начинается. Давка при входе и в рядах. Удивлённое лицо мальчика. Крики.
+ Ревущий Везувий. Гигантские камни проламывают крыши храмов, домов. Рушится Золотой Маяк на мысу.
+ «Это царство Смерти! Это царство смерти!»
+ Везувий ревёт и огрызается. Взрыв. Треск.
+ Лицо солдата бледно и глаза постепенно закатываются. Он медленно стаскивает каску.
+ «О Марк! О Марк!»
+ Ревущий Везувий. Зевс раскалывается на две половины. Одна уходит под землю, другая падает на двор виллы. Пыль и смятение. Радуга в пыли.
+ Смятение на рынке. Толпа опрокидывает арбы с фруктами. Оранжевые шары разбегаются, как красная ртуть под ногами. Люди, бегущие в разные стороны. Крысы под ногами. Толпа затаптывает смеющегося во весь рот киника. Он смеётся даже мёртвый.
+ Банкир-сириец. Дрожащие руки. Ссыпает золотые монеты в холщовые мешки. Бежит за тележкой. Причитание.
+ Свет меркнет медленно. Пепел, как чёрный снег. Страбон растирает первые хлопья, как прошлогодний снег. Он с ужасом смотрит вверх. Ускоряет шаг. Бежит.
+ Лава. Шипящий поток. Дым. Лань на склоне Везувия. Человеческие глаза. Толстяк, покинутый рабами, плачет, и начинает выбираться из паланкина.
+ По улицам мечутся люди. Они бугут, путаются в тогах, падают, кричат. Мать несёт ребёнка. Повозки сцепились на перекрёстке. Клубы пыли. Ритмическая музыка.
+ Кипящая, пузырящаяся лава в мраморных колоннах амфитеатра. Лава ползёт по траве. Жадные кровавые пасти глотают землю.
+ Все бросаются к рпистани. Банкир волочит тележку с большим мешком. Ось тележки ломается. Банкир хватает мешок и с криком взваливает его себе на плечи. Он с трудом идёт. Его мучит одашка и кашель. Он падает под лавку. Он мёртв. Катятся монеты, излучая вспышки последнего солнца.
+ Нистовый бег к пристани. Ритмическое неистовое движение. Рёв толпы. Вырвавшиеся из зоопарка звери, люди, повозки, все они несутся на камеру, давя друг друга. Лани, слон, тысячи крыс, все смешались с людьми.
+ Звучит нежная, грустная и очень мелодична детская песенка про добрую Афродиту, вечно собирающую камешки на берегу солнечного залива.
+ Бег нарастает. Это уже танец. Шея горящего жирафа. Качнув ею, он падает и оказывается огромным. Он падает неподалеку от Страбона и разрушает храм.
+ Страбон понимает, что давно потерял Ольвию. И они ничего не сказали друг другу.
+ Столб пыли. Слон трубит. Лев бежит рядом с девочкой.
+ Нищий в лохмотьях. Он поднял руки и неистово пророчит гибель Риму. Он хрипло смеётся. На глазах слёзы. Германский преторианец со словами «Сам мертвец!» закалывает его мечом в спину.
+ Гавань. Люди прыгают на корабли. Захват чужих лодок. Лодки переворачиваются. Сцены героизма и абсолютной низости. Воры. Насильники. Свет меркнет. Над городом звучит мажорная «Es Klopft Mein Herz Bum-Bum» – очаровательная мелодия 1942 года.
+ Страбон и Ольвия вдруг столкнувшись нос к носу и ударившись лбами в каком-то комическом удивлении смотрят друг на друга. Они пытаются обуздать безумную толпу. Призывы к мужеству и спокойствию. Чиновник смеётся. Матросы в спешке обрубают канаты. Пепел. Дышать всё труднее. Общая картинка размазанная и грязная, кадр трясётся. Статуи рушатся. Лава на площади. Она плавно обволакивает тела, уже покрытые пеплом. Рёв животных сгущается в финальный звук «Одного дня в Жизни».
+ На секунду морок рассеивается. Пустая площадь, заваленная телами. Одинокий преторианец. Каменное лицо мальчика. Пепел на каске. Ему мерещится, что из жерла Везувия вырывается не отненный столб, а красный дракон. Всё гаснет. Солдат гибнет. Его последние слова «Никто не знает, когда… Мама…»
+ Страбон и Ольвия плывут в кромешной темноте, уцепившись за корабельную доску. Это нос корабля – Афродита. Огненный берез в меркнущей дали. Они не верят в спасение.
+ Их поднимают на борт галеры «SATIR»
+ Вид Рима. Голос за кадром вкрадчиво и настойчиво рассказывает жизнь Страбона до этого дня.
Старик встаёт и хмурится. Надо побыстрее уходить.
+ «Всё прошло! Всё прошло! Олвия часто вспоминала наше спасение. Я один дожил до таких времён! Но почему нет радости в моём сердце?».
Лицо, изрезанное морщинами. Лицо становится бронзовым, и преврашается в статую в музее. Издали камере кажется, что Бронзовый страбон смотрит на бронзовую Ольвию.
Мощные звуки. Левиафан. Музыка. Голоса.
+ Весёлая солдатская песенка с припевом «Хей-хо! Хей-хо! Хей-хо!»
Титры
Всё!
Минуту мы помалкивали, как смиренные мышки, а потом Ральф по праву сильнейшего выразил своё восхищение!
– Вот так поп-растрига! Настоящий расстрига! Так воспеть язычников способен только поп!
Я с ним был совершенно согласен. Сам бы взялся снимать такой фильм. Голливуд – в жопу! Слава расстригам-гробокопателям! Но я тоже стал демагогом.
– Такой активный выброс в искусстве не может быть результатом счастливой жизни. Счастливым людям не нужно творить! – говорю.
Глава 10
Китайцы в Синае
Да, я всё время забываю, что нужно быть во всём последовательным! А тут происходили такие важные вещи, про которые мне следовыало расскывать в первую очередь!
В первый же день мы наткнулись на похороны. И не абы кого, а соли земли и света мира. Вдали по дороге двигалась погребальная процессия. Наверно какого-то бедняка хоронили! Плохо, когда ты так беден, что на похороны родственника надо кредит брать! Ужасно как плохо!
«Царь —Сифилитик и Чмо!» – было написано на цветущем гумне.
Маг Кримавекль.
«Провожу сеанс общественного успокоения методом музыки! Ваша голова необыкновенно пуста. Только приятные инстинкты тревожат её! Для полной релаксации вам поможет средство „Отпалдол“, сделанное на основе выжимок из читинских домашних тараканов и индийской ковровой лавровишни!»
– Чесотка на все твои дома! Фуфло и Капулетти! Все на мызу!
– Что там за похороны? – повернул голову на гадкие звуки мужик в старом свитере.
– Хоронят весь муравиннат новоиеруссалимского подворья! У них был съезд и…
– У зообнистов не может быть съезд! Это наверно был слёт!
– И?
– И? Террорист взорвал бомбу?
– И-ииии! Нет! Взорвался Танах и писаная торба!
– Как Танах мог взорваться?
– В нем было столько пыли, что он не мог не взорваться!
– И это богоизбранная нация! Представляешь, сколько было бы трупов, если бы они не были богоизбранны?
– Воз и маленькая тележка!
– Но и так неплохо!
– Да! Хорошо пользовать весь мир себе на благо! Только смерть вам не поддалась!
– Эх, разбилась мечта!
– Как ты думаешь, о чём мечают зообнисты?
– О деньгах!
– Тогда они не такие уж и плохие, как я думал!
Та гора слева, на которую вы тоже обратили внимание из-за того, что большая часть деревьев на ней всегда сухая, зовётся горой Синай. Уж не знаю, кто тут отличился на ниве названий, по мне бы лучше назвать её Бабочка или Мотылёк, да эти козлы всё уже обозвали так, как у них получилось!
Гора Синай, это для справки, названа так была в честь китайцев, которые первыми на ней поселились в начале седьмого-восьмого века до нашей эры. И название происходит от двух слов: «Син» – что значит китаец, и «ай» – знак удивления и восхищения, вырвавшийся из горла прозелита. Иногда знак полного удовлетворения во время полового акта. Тогда на этой горе никаких Мосек в помине не шустрило, и всё было довольно спокойно. Китайцам было не до проповедей, они всё время шустрили – порох выдумывали, бумажные деньги там, водопровод всякий тачали, и пушки и ракеты выдували. Разумеется, у нас в округе тоже был свой Синай, я уже рассказывал про горку с плешью на вершине, это он самый и есть!
Вон ту соседнюю гору я по примеру китайцев тоже так назвал. Пусть думаю, тут хоть что-то красиво будет называться!
В общем, спустился я с горы не солоно хлебавши, ничего там съедобного не было.
Я побрёл вдоль крутого клона, но далеко не ушёл, а нактнулся на источник, который оказался вонючим, как клоака бога Ануса и вернулся вниз.
Сколько их на небе, этих звёзд? Часто и с какими мыслями смотрим мы на них? И вообще что такое жизнь?
Звёзды кружились в хороводе и тихо пели мне, как маленькому мальчику, прекрасную колыбельную. Мне было так хорошо, как давно не было, честное слово!
В ночной тьме, внезапно объявшей горы, неистово орали цикады. Выли шакалы и перешёптывались люди.
Редкая ночь начиналась здесь тихо. Когда, повинуясь велениям всегда полной луны, являлись жёны и начинали петь свои жалобные песни, диким лаем взрывались собаки во дворах, начинали метаться злые бульдоги в будках, и всё живое как по команде подключалось к общей истерике, пока к полуночи не смолкали хрипатые псы, и луна клонила злобные головы аборигенов к подушке. Потом, пробуждённые общим беспокойством, разбегались соседские свиньи, потом выскакивали хозяева, обзывая свиней национальными словами, именами и осыпая ударами палок и сапог, – дикий свиной визг довершал начало ночи, даруя усталому путнику ощущение, что он очутился в аду.
В эти мгновения совсем не слышны голоса сверчков, о которых можно сказать восхищённо: «Несть им числа». Итак, вскоре лай потихоньку стихает, жалобное пение гиен, то удалясь от деревни, то приближаясь так, словно ночные падальщики совсем рядом, становится навязчивым, и уходит вверх по горной реке Турайе. Тихо становится под утро в Сонной лощине, свиньи и их хозяева ничем не заявляют о себе, в общем, наступает мирная тишина, в которой достаточно свободно засыпать до первых петухов.
А вот и они, глашатаи зари и знаменосцы нового дня!
Но заснуть мне не дали, потому что та плотная девица, та, с чёрной чёлкой, которая сверлила меня на пляже своими странными зенками, выследила моё уютное гнёздышко и свесив голову с бетонных блоков, теперь приветствовала меня.
«Ворона видит х…, ворону х… пленил!»
Шутки у неё были те ещё! Ну как может шутить женщина, знаете? Мне ещё её болтовню надо быдо слушать! Я и родине ничего не должен, а ей я что, на Пиплии присягал? Я её решил быстро оприходовать и сказал просто:
– Гретхен! Хватит болтать попусту! Ко мне! Комон!
Я так люблю изображать из себя жлоба, мёдом не корми!
Ей ничего не надо было объяснять, она всё и без слов понимала, высокое созданье! Прекрасный перл мира! Фемина обыкновенная!
Она полезла через бетонные блоки.
Неразумные женщины! Как они напоминают мне пингвинов!
– Вы так похожи на Ив Монтана! – сказал она, видя в сказанном компримент.
– Да, в детстве, когда все тут ходили в юфтевых шаливарах или вообще без штанов, у меня были джинсы «Монтана»!
– Вы счастливый человек!
Через минуту девица, оказавшаяся вольной туристкой из санатория лётчиков, подвинула меня на моём ложе. Ну, конечно, хоть она с лётчиками и браталась подобру-поздорову, но сухопёрые бздуны- лётчики мне в подмётки не годились, вы уже поняли, это я учил её теперь летать по-настоящему. На реактивной тяге! Космические баллоны содрогались от мощи моего корабля, устремлённого вверх и к цели! Это счастье для бабы – встретить на своём пути настоящего асса! Асса на «Штуке» с крестами на крыльях! Она оценила мой «Мессер», весь в отметинах боевых побед! Жаль наколок у меня не было, я этого не люблю! К утру все фигуры высшего пилотажа были ей усвоены, и девка летала у меня как вольтижировщица из цирка Дю Солей!
Глава 11
Ганя и другие
Её звали Ганей. Когда я впервые увидел её, то подумал:
«Обычная девушка! Отними зеркальце – упанет в обморок!»
Она была очень умна и даже знала разницу между опоссумом и енотом!
В детстве она была существом любопытным, если не сказать жостче. Она была так наивна, как не бывают наивны даже дети. Однажды мама взяла её в зоопарк, где был тритон черепашка, и девочка, которая так и не дошли до тритона и черепашки, так забодала болтовнёй старого королевского попугая, что тот сошёл с ума и сдох.
Она была в прошлом из хорошей семьи.
Армия Гермафродитов была остановлена под Можальском силами взвода пожарников.
Во время турецкой войны её дед вынес знамя дивизии, обернув его вокруг ног в качестве портянок и трусов. Иного способа спасти дар господень не было! Две дивизии горных егерей в полной амуниции гнались за ним, пытаясь отобрать бесценное знамя! Егерям больше нечем было себя занять, кроме как бегать по горам за сумасшедшими, обмотавшими чресла красной тряпкой. Иного способа спасти знамя в горах не было! Дедушка Гани спас честь дивизии и прославил героизм защитников Моржанска. «Чресла героя»
– Я вижу, мотоциклов у тебя до …! – сказал генерал Коронов, оглядывая поле, усеянное мёртвыми.
Два героя Майората Отчизны Делапутченко и Майофис остались оплакивать безвозвратные потери родины.
Когда она рассказывала мне эту до слёз трогательную историю, я думал: «О если бы честь спасалась обёртыванием вокруг потных ляжек плебеев, всё было бы в мире крайне просто! Но мир не прост! Совсем не прост!»
– Я смою свою вину кровью! – тогда сказал командир потерянного знамени и полка венерал Августин Плоскостопов, разъяряясь и набирая скорость. Он ещё не знал, что знамя чудесным образом уже спасено и лежит в валенке матроса Кожевника, бежавшего рядышком, а не в заднем проходе Мичмана Хрюкина, как привиделось опечаленному венераллиссимусу, – Я должен претерпеть от партии и народа! Пусть это будет наградой мне за мои прегрешения пред богом!
И горящий куст прошёл пред ним на задних лапах!
Ганя чтила своих героических предков. И рассказывала мне непрерывно байки из фронтовой жизни, да так много, что я иногда запутывался, где тут истинная правда, а где вымысел чистой воды. Она настолько досконально знала фронтовую жизнь, что в лицах разыгрывала героические диалоги напрочь забытых военачальников:
– Поспешите, поручик! Время не ждёт!
– Разрешите ити?
– Прочь!
– Есть, товариш подпоручик! Подсуечусь! Так и быть!
– Приведите генерала! Если он не в мокрых штанишках, вставьте ему подгузник!
«Тяжёлый случай! Без Саблинской клизмы тут не обойтись!» – решил про себя смержевец Ююкин, одновременно сжимая кулаки и сдвигая уцелевший каблук и пятку.
Эти россказни заставляли её трепетать и испытывать чувство приобщённости к тем героическим временам. А там, где царит приобщённость, ума не проси!
– Ганя! – говорил я ей, – Видит бог, в иные времена ты была бы непревзойдённой санитаркой!
У неё был отец, котрый где-то там служил во время войны, и на старости лет просил её помочь облечь его разрозненные листки в некое подобие мемуаров. Всё это писалово, как оказалось, было с ней. Я погрузился в волны народного патриотизма:
« – Когда замачиваешь курицу, уксус вливай через задний проход, а не наоборот! – сказал командарм Тараканов страшным голосом, и всем стало понятно, что за отступление от новой кулинарной веры кара будет жестокой.
В прошлый раз командарм Тараканов за неверный подход к телу снёс шашкой голову орденарцу Иванову, а сегодня повесил капитана Кошкина за несвежий подворотничок и кривые ноги! Он так любил порядок! Жажда к порядку и точности толкала его на поступки, необъяснимые в нормальных условиях, и потому даже поражения от Тараканова воспринимались личным составом, как чудо.
– Но ведь он был прав! – сказал в сердцах бравый капитан второго ранга Ёрш Джешкарулидзе, – В позапрошлый новый год, когда я сделал наоборот, случился смерчь в Таиланде и двести тысяч человек погибли в рассвирипевшей стихии, а три миллиона остались без домов, в прошлый новый год снова слил уксус неправильно, не через задницу, и комета около земли совсем рядом прошла! В двух шагах! А ведь бог любит Троицу! Ещё раз промазать мимо задницы – и всё, …дец земле!
– Да, курица права! Третьего раза не будет!»
– Как ты думаешь, – говорю, – а наши командиры тоже уксус в жопу правильно льют?
– Правильно! В жопу!
Когда я высказал ей свои соображения по поводу наводнения в Таиланде, Ганя сказала:
– Высоким свойственно самоограничение, низким – зависть и эгоизм, ведущие к гибели планеты!
И я понял, что сумасшедший дом расширился до размеров моей маленькой, прекрасной планеты.
У неё в лексиконе было выражение, которое заставляло её трепетать от осознания собственного ума: « На уровне подкорки!» Она разбрасывалась им всюду, как Хорист чудесами. Этими словами начинался любой её рассказ о любом деле и человеке, этим же и заканчивался! Не девица, а чудо в перьях!
Ну и имя ей дали родители! Должно быть, они вовсе её не любили! Ганя, будучи мамой малолетнего Максима, который обойдёт наше повествование стороной, познакомилась с лётчиком в санатории ВВС. Лётчик был в прошлом бравый, но старость не пожалела и его. Она вышла за него замуж в надежде, что престарелые родстенники-пердуны, уже и так засидевшиеся на этом свете, оставят в наследство квартирку, которую он перезавещает ей в силу своей старости и смирения. Так поначалу и шло! А тут жилистый старичок, губа не дура, потребовал секса. Это было так неожиданно, так удивительно, и так в основе своей парадоксально и карикатурно, так не входило в комбинации и планы женщины грезившей о широкой груди Шварценегера, что Ганя засмеялась во весь голос не только широким ртом, но и всем своим всё ещё трепетным телом. Квартирка доставалась уж очень сложным, извращённым способом. Это не могло радовать прямую и честную женщину! Это было нетерпимо и просто смешно! Она стала бегать от настойчивого старичка налево и налево, скитаться в поисках сочувствия по мужчинам и теперь по рельсам прибежала ко мне.
Она сама поведала мне свою удивительную историю.
Я сочувствовал ей, как только мог.
У меня всегда так! Когда опускаются руки, то встаёт член. А когда встаёт член, я как без рук! Так и живу, в сплошном дуализме!
То руки падают, то член встаёт!
Этот рассказ лишний раз убедил меня в непредсказуемости долбаных жизненных коллизий! Да, именно коллизий! Почему-то снова конкистадоры вспомнились, которые бедных индейцев всех извели! Бойню устроили и золото на фрегатах к себе повезли! Грабь награбленное! Иначе это никак не назовёшь! Хорошо, что в школе в меня вбили несколько умных слов! Кем бы я теперь был без этого сокровища? Как бы вас убедил, что не лаптем щи хлебаю?
Я не отрицал её подчёркнутых прелестей и надеялся, что она оценит мои безусловные достоинства. Этого не случилось, ибо прелести женщины всегда ближе ей, чем достоинства тех, кто призван эти прелести попирать. Её эгоизм был беспределен.
Мы разбежались, дав друг другу клятвенное слово встретиться через сорок лет, вдень её золотой свадьбы!. Это одно из немногих обещаний, которые я намерен выполнить полноценно.
Маленький бритый ублюдок пробежал почти под колёсами телеги и шустро скрылся в темнеющих джунглях.
– Солдат, что ль? – изумлённо спросил Бак.
– Фараон, по-моему! – ответил Фрич.
– Чего он тут делает? – спросил Бак, трясясь на виртуальных
козлах.
У него здорово получалось это «Но-о!» и «Пошла!»
– Чаво дачаво! Им везде до всего есть дело! Может быть, нас караулит! Тайно! – ответил Фрич.
– Тайно? – ужаснулся Бак.
– Тайно! Инкогнито, то есть! А в джунглях у него спрятан телефон, чтобы доложить начальству! Дзин-нь! Так, мол, и так! Эти козлы едут на телеге за самогонным апппаратом! Да! Не свожу! А? Как приказано! Есть! Что ваш скородь? А? Так точно! Так точно! Нет, двое или трое! Я не вру! Нет, никак! Да, нет! Есть, Вашскородь!
Вот он и пробежал перед самым нашим носом! А ты думал…
– Ничего я не думал! Значит, мы едем за самогонным аппаратом?
– А ты думал, за чем?
– За чашей Грааля!
– На… она тебе? Приключений на твой зад и так хватит! И без чаши!
– Самогон в ней гнать!
– А копья Хримунда тебе не надобно?
– Аппарата достаточно!
– А почему мне не сказали?
– Чтобы ты не выпил всего!
– Чего всего?
– Самогона!
– Как я могу его выпить, когда его ещё нет?
– Так будет!
– Когда будет, тогда и выпью!
– Вот этого-то мы и боялись! И поэтому-то не сказали тебе! Жена графа Толстого тоже часто Льву Николаевичу кой-чего не говорила, чтобы его не печалить, к примеру, что корова сдохла, или крестьяне именье сожгли! Что ж, ей голову за это отрубить?
– А?
– Два мосла и гвоздь в придачу!
Я понимаю Фрича, понимаю!
Это частое состояние самца – сначала истекать нежностью и слюнями к своей самке, а потом чертыхаться, как это не заметил, что это было чудовище?
Блудное Дитя Голливуда!
– Как только Арнольд Шварценеггер разбил Большую Чашу Чешуйчатого Дракона, америкосы прекратили паломничество к Святому Техасскому Гамбургеру перзидена Линкольна, что напротив Техаса! Это ли не чудо?
– А в Беларуси в Гомеле посреди города я видел фонтан, в котором плавали карпы размером в руку! И никто их не крал!
– Здесь бы они не поплавали бы! Тут их бы бомжи быстро бы плавать научили! Размотали бы в два мгновения! В фонтане одни головы бы плавали! Фонтан Двух Голов! Дали бы им жизни! Здесь бы они до ночи не дотянули! Только бы стало смеркаться, как в кустах послышались бы подозрительные шорохи! Потом кучки каких-то мутных типов стали бы перебегать с места на место! Потом стали бы перешёптываться. Почему-то запахло бы перегаром и потом трёхлетней выдержки! И потом бы всё случилось! Разом бы вместе с Фараонами кинулись бы в фонтан! Только бы после всю ночь из фонтана дикие крики раздавались, как будто там десант из ада высадился, и бомжи бы потом вместе с Фараонами у костров жарили бы рыбу и пели песни! Крики карпов раздавались всю ночь! А люди прятались бы за ставнями!
– И какие бы песни, по-твоему, пели в подобной ситуации бомжи?
– Я думаю, любимая песня у них «С чего начинается родина!»
– Да, по меньшей мере, они бы начали с неё! Хорошая песня! Я пел её в детском саду! А чем бы кончили?
– «Бип-Боп-Алюлей»!
– Как ты, Ральф, не любишь наших людей! За что?
– Не люблю, знаешь ли! Как-то не впились они мне!
– Крики карпов раздавались всю ночь! – мечтательно сказал Фрич, – Крики карпов!
Я тоже решил поддержать тему.
– Как хорошо ты сказал! – говорю, – «Крики карпов раздавались всю ночь!» Как страшно жить!
– Чуть в стороне повизгивали пьяные вологодские пельмени! Да-с! Пьяные пельмени из Вологды! – фантазировал Бак.
– Пьяные меломаны из Вологды – это ещё кошмарнее!
– Пьяные пельмени из Вологды в прапорщецких фуражках, портупеях, кошачьих сапогах! С фингалом под каждым глазиком!
– Не много ли для одного дня?
– И с балалайками! Это само сладострастие! Амбивалентная эманацция сладострастия! Карнавализация, сказал бы мэтр Бахтин!
– Что ты сказал?
– Простые вещи! Амбивалентная эманацция сладострастия!
– Это лишне, товариш! Не надо никаких балалаек! Товариш! Соберись! Не мельчи! И так говорящих карпов нам выше крыши! А не то жизнь будет мстить неблагодарным! Я ухожу! Измучен! Изумлён! Лосины жмут промежность! Власть прогнила! Пропало что-то в царстве королевском! Распались связи! Мыши! Всё пропало!
– Нет, кроме шуток!
– Только шутки!
– Полковник Арчибальд! Дайте мне шанс!
– Как страшно жить!
– Но умереть страшнее
В подагре и с медалькою на шее!
– У меня такое впечатдение, что никто никого не слушает, и каждый беседует сам с собой! – огорчился вдруг Ральф, самый нормальный из нас.
– Но, брзая! Пшла!
Глава 12
Лягушки и Червяки
Утром меня разбудил Фрич. Встал я, судя по солнцу довольно поздно. Солнце уже стояло посредине неба и работало во всю. Как Фрич нашёл меня, я не знаю. Я ему не говорил, где ночую. Я ведь не такой глупец, чтобы приближаясь к пятому десятку лет, доверяться каждому встречному-поперечному? Наверно неистовые крики девицы подсказали. А девицы уже и след простыл, наверно в санатории процедуры начались. Клизмы вские! Я ничего не говорил ведь Фричу, где обретаюсь! А он стал тормошить меня, крича прямо в ухо:
– Лягушка! Лягушка! Вставай! Говно стухло! Ранней пташке – жирный червяк! Подъём! Зарядка! Торо в в это время уже дрова колол, да золото в реке мыл! А ты дрыхнешь тут!
– Торо? Он был пидор! Мне с ним не по пути!
На это ему нечего было сказать! Я уж если отпарирую, так отпарирую!
– Знаешь, я знаю одну историю о Говне и Сальвадоре Дали!
– Поменяй порядок слов!
– Не могу! Мама не велит!
– Так! Мы уже знаем, что твоя истории называется «Говно и Сальвадор Дали»! Пшоль!
– Ну в общем, насчёт говна я знаю, что Сальвадор Дали на первое свидание со своей Галей пошёл, намазавшись говном!
– Весь намазался?
– Нет, подмышками!
– Лучше бы намазался под крысками!
– А каким говном он намазался? Отечественным или импортным?
– А зачем тебе знать?
– Так, может научиться хочу! Заветы Ленина никто не отменял!
– Известно каким! Козлиным! Отечественным козлиным говном! Сальвадор Дали умащался только первоклассным козлиным говном!
– Это древнеиранский обычай – мазаться в пост козлиным говном! Очень красивый обряд!
– И тогда маленькая, маленькая птичка…
– Сначала я думал, что со стороны Дали это был выплеск юношеской закомплексованности, а потом я понял…
– …что говно хорошо само по себе?
– У меня есть для тебя серебряная пуля!
– А кто такой вообще Сальвадор Дали?
– Так, … один!
На реку они шли весело, пересвистываясь на тирольский манер и иногда перекидываяь насмешками, смысл которых был понятен только им.
– Гастройбайкер!
– Я!
– Я открыл его талант!
– А, этот! Так, попсовичок жалконькый!
– А живёт на Рублёвке!
– Не секрет, что педофилы
По виду бывают милы,
А на деле – это ложь,
Нас их видом не проймёшь!
– Дед Иван ходил, однако,
В штыковую блин, атаку,
Он служил в РККА,
И остался без штыка!
– Все мужчины, становясь дедами, лишаются штыка!
– Языка и смысла жизни!
– Ну не скажи! Есть старички что надо! Молодых за пояс заткнут!
– Мальчик Петя дружит с Клавой!
Он хороший мальчик, бравый!
– Ральф! Куда смотрят наши глаза? Где его бонна? Бойскаут описался и плачет! Что за дела на пляже?
– Ура! Море синее! Солнце ясное! Вперёд!
Что мы делали? Да ничего! Сидели на камнях и болтали ногами. И больше ничего!
– Кто вместе со мной будет писать роман?
– Я!
– Нашего героя будут звать Иван Расп..дяев? Он старый бомбист и блудила! Все согласны?
– Свежо, паненка! Имечко, что надо! Первый класс!
– Типа!
– У него в саду павианы летают!
– может, павлины?
– Нет! За павианов я ручаюсь!
– Это донос?
– Реплика!
– Павлины, что ли?
– И павлины тоже!
– Кто здесь в железных латах без штанов?
– Это я, заслуженная кириешка Друзии!
– Засуженная! Поделом значит!
– Нуланс!
– Падре! Доколе?
– Смотрите! Смертельный дрюк!
– Что вы делаете?
– Принимаю спермацетовые ванны!
– В полнолуние? Как вампиры?
– Вж-жжжжж!
– А где диссертация доктора Кукиса?
– Я сжёг поутру!
– Ты, мать кормящая! Отойди от раздачи!
– Wir sind zwei gute Kameraden! Ну что грянули?
– Что случилось с нашей Машей?
Почему голубка плачет?
Накормили Машу кашей
Из берёзы, не иначе!
– Написано для берлинского журнала «Die Neue Rundschau»?
– Как они там в Терпугове без метро?
– На тележках ездят и в тазиках сплавляются!
– Завидно мне!
– Поедатель противотанковых вшей!
– Может, ежей?
– Товарищ! Разжился минетом?
Перед тобой сидит Телец.
Вы знаете его!
И всем понятно, что конец
Огромный у него!
– Юный сочинитель в атаке!
– Его жена пару лет назад Кубиком Рубика убила!
– Когда это было?
– Лет восемь назад!
– Где бы ты хотел жить, Правилка?
– В порту острова Лампедуза!
Потом мы спустились к морю и продолжили вчерашнее безделье, перемежаемое пустыми разговорами и пьяной беготнёй по пляжу. Меня это устраивало. Не люблю около моря серьёзные разговоры вести! Пустое это дело!
Солнце бросилось ко мне на коротких огненных ножках и опрокинуло на камни.
Я свою рубашку под себя подложил и лёг.
На этот раз на пляже публики было много, как никогда. Нас окружили со всех сторон голые тётки с детьми и мужьями. Глядя на них и их великое счастье, я испытал дурноту и думал:
«Вот какое счастье!»
Девочка воспитана
Хорошо была-
Пристыдила пидора
Косу заплела!
В это время Иванко Грэйптфрутов, засланец Сибири нырнул в море так глубоко, словно и выныривать не желалось.
«Я размышлял! Он размышлял! Видите ли! О чём ты размышлял? О том, как ё… тая на весь мозжечок баронесса фон Вишенка вышла из-за кулис истории! Лучше звучит баронесса Ёб… тая Вишенка! Так ли важна нашей цивилизации Римская Мама? Волчица! Прошу доводы за масло против пушек! Они лежат на поверхности! Позвольте мне снять дужки с ушей и василиска с уха! И есть ли что о Римской Маме в книге „Родословных Друзийских Выскочек“! Человек, который за всю жизнь ничего не делал, только ел и с..л, никто, пустое место – размышлял! Скажи кому – засмеют! Ты смеёшься над нами? И между те…»
Слава богу все смертны!
Вы тут не вдавайтесь в течение моих мыслей! Это вам не поможет, потому что я сам иногда не понимаю, откуда у меня в голове выскакивает некоторые вещи! В нынешнее время мысли у меня в голове выскакивают как из лохо, простите – лототрона, случайным образом!
– Спасением нашей цивилизации теперь служит секонд-хэнд!
– Богиня Сэконд Хэнда! Ниспошли нам удачу! О святая переспела! Вдохнови нас! Перетасуй!
– Хватит болтать! Пойдём лучше ловить лещей?
– Где?
– В Кащеевой есть озёра! Ночью их никто не охраняет!
– Комрад! Ну, что «Бомбы на Бранглию!»? Грянем?
– Отчего ж не грянуть? Грянем!
Глава 13
Правильное заглавие романа и что из этого вытекает!
Итак, мой роман о дикой жизни в лесу будет называться «Мормонские Трусы». Решено! Да, теперь решено без возврата!
Написав название, автор на минуту замирает и задумывается – он вспоминает былое!
Здесь, на узких улицах можно встретить высокого человека бесцельно бредущего невесть куда с печальным выражением лица и сворачивающего к складским розвальням, где он видимо живёт на птичьих правах. Из-за спанья под навесами он всегда окутан пыльным облаком, и похож на безумного пекаря, сбежавшего из пекарни. В то время, как где-то разрабатываются быстрые, как ураган нано-танки и способные проникнуть даже в задницу нано-штурмовики, здесь люди, как и миллион лет назад живут преимущественно доброхотными даяниями. В то время, как смертельно больной Стив Джобс какого-то… рвётся в будущее, здесь, в ущелье всё погружается в полное и бесповоротное средневековье.. Хотя вон тот толстенький господин, ныне спящий под забором, считает, что мы недалеко ушли от центров мировой цивилизации и нано-самогон, которым славится наше ущелье, ещё утрёт носы светилам мировой науки. Он, кстати, выпил сейчас его грамм двести! Посмотрите, как меняется его лицо! Глаза его меняются местами. Впечатляет? А вы говорите, нет чудес и свершений!
Кажется, нам готовы помешать вон те двое странных типов, один с дёргающейся половиной лица, а другой – с издёрганной душою.
– Прилетающая каждые тридцать лет Большая Соплевидная комета и на сей раз не заставила себя ждать! Было сообщение, что она пройдёт около земли на расстоянии всего сорок миллионов километров и окажет прошу заметить, сугубое влияние на самочувствие некоторых людей!
– На тебя и Папу Римского!
– Бак всё знает! Ему наврать с три короба – раз плюнуть!
– Я ему тоже врать буду!
– Мне уже поплохело! – говорит тогда Бак, и театрально так лоб рукой закрывает.
– Дайте вина! Люди! Хэлп! Придите и обрящетеся! Я иду к вам с с миром! Дайте немного вина! Литургия без вина невозможна! Литра три на первый раз хватит! Где святой Павлуша? Куда все делись? Почему все покинули меня? Я кажется, умираю! Смерть моя будет ужасна! Я ухожу непонятым! У-хожу инкогнито! По Бранглийски! Не отмстив предателям, не отдав долги! Не успев совершить ни одного чуда и не наделив пойлом младенцев! Люди мира! О, как вы жестоки! Вы не хотите делиться малым, когда я дал вам большое! Рюмочка хереса могла бы спасти хорошего человека! – почти спел Ральф, приподнимая голову над камнем. Его лицо и камень цветом и всем остальным были столь схожи, что я только диву давался, как изобретательна и прихотлива матушка Природа, – Откройте мою шкатулку с моим завещанием!
– В шкатулке была засушенная писюлька английского посла!
– Может пиписка? Может так лучше сказать?
– Один бог знает, что лучше! Я в замешательстве! Не учите меня жить! – сказал Фрич важно, как посол с вверительными грамотами из Республики Того.
– А правда, что писюлька у кита костная?
– Да, есть проблема! Биологические фишки очень сложны! У кита костная, у посла – постная! Я с трёх лет не ел, не пил, в школу не ходил, а только разглядывал китовьи писюльки. Моё призвание открылось мне! Моей учительнице удалось отвлечь меня от писюльки, только когда она дала мне в руки венский порнографический журнал.. Вот просто ничем не интересовался, как мать зовут забыл, только разглядывал писюльки! А теперь круглые сутки готов отвечать на твои пионэрские вопросы!
– Очень похоже! Знаешь! Ты очень похож на человека, который в школу не ходил, а только разглядывал китовьи писюльки!
– Это что, Чехов тут загибается? Не надо нам таких! Мертвец из Баден-Бадена! Шампанского требует! Икры! Вот ещё не хватало такого позора!
– Мартышки трахались на маминой постели! Чего секретничаете? – подозрительно смотря на нас, говорит дергунчик.
– Хорошее начало для поэмы! Мартышки трахались на маминой постели! Фрич! Запиши! Быстро!
– Я таких стихов не пишу! Я хорошие пишу!
– Хорошие? Он пишет хорошие? Кто это такой?
– Отец Люминий! Каково состояние дел в нашем приходе?
– Граф Ошмёткин! Не много ль пессимизма в столь ранний час?
– Представляете, у нас в Дубовке, где куча разных разваленных и сожжённых пионерских лагерей, в покинутых зданиях с выбитыми стёклами, живут убежавшие из зоопарков, цирков и других присутственных мест, мартышки. Раньше там обитали соболя и нутрии из распущенной меховой фабрики имени Толбовича, но они ушли вверх по реке, их слишком били местные охотники, и они испугались. А мартышкам хоть бы что! Они сильно размножились, заняли многие корпуса, забрались на кухню, обжили их, и теперь предъявляют претензии на всю территорию лагеря! Боюсь, что двинутся на столицу!
– После дождичка – в Чимкент!
– Молчать, Филюрин! Вот они попёрли в столицу! И что? Хремель сияет всеми огнями! А там только этот вечно заплаканный младенец с ведёрком манной каши и его хитрый наставник Квазимодо! Некому защитить древний Блефуску! Мартышки всепроникающи! Они представляют из себя про-бле-му! Слышите? Про-бле-му! Нападают на подводы и почтовые кареты! Посягают на государство! Подтираются флагами и растяжками! Девственницам с ними нет сладу! Или им с девственницами, не знаю уж, как сказать! Ещё там много цыган и туркменов! С этим вообще лафа! Тпру-у! Слышите? Слышите? Это они! Идут! Рокот какой! Мама! Мамочка!
– Что это за крики? Нет, правда!
– Тихо! Мартышки принялись размножаться! Они насилуют циркового слона! Теперь никто не может зайти в пионерский лагерь! Они очень ревнивы! Бежим отсюда! Так страшно жить!
– Ничего себе! Хорошее место для отдыха! Тебя это радует?
– Неплохое! По крайне мере, не скучно!
– Мы идём туда?
– Скорее оттуда!
– Куда, шеф! Куда?
– Туда!
– Миляга! Готовь планеры и крючья для нападения на колумбарий!
– Смерть обезьянам!
Вообще эти двое тоже очень похожи на обезьян, но слава богу, они об этом не знают! Они отваливают от нас и теперь можно сосредоточиться. Ей-богу можно!
– Мы пишем летопись современности, куём надёжные контуры будущего!
– Чуть охладись! Охолони! Ты чо, не видишь, у этой страны нет никакого будущего!
– Знаю! Но на всамом деле, может забыться, забыть об этом, идти к концу с высоко поднятой головой, как оркестр «Титаника», который играл весёлые немецкие марши до конца, до тех по, пока вода не стала заливать их до макушки! Никто не знает, что такое жизнь!
– Никто! Кроме меня! Я – знаю!
– Выдохнул! Нах! Ты бог что ли?
– Лучше! Я будетлянин! У-уууу!
– Ты никому этого не говори! Тут могут убить за такое!
– Сынок, Буратино!
– Лулу Марлен!
– Знаешь, когда взаправду тонул корабль «Титаник», там была одна интересная история!
– Там было много историй, и все они плохо кончились!
– Нет, эта история кончилась, как ни странно, очень хорошо. Я бы не о том стал снимать фильм, как все эти пассажиры тонули, а о том, как один из них спасся! Ну, рассказываю!
– Давай!
– Один старый спившийся стюарт, которого за грехи как раз перевели только что на этот корабль с другого, как только услышал краем уха про пробоину в ««Титанике», в отличие от других сразу просёк, чем дело может кончиться, и потому не стал тратить время зря. Он по лестнице, хоть там навало лифтов было, что было сил, бросился на верхний этаж в самый дорогой бар, где стояли двухсотлетние виски и коньяки ценой в целое состояние. Старые коньяки крепкие, выдержанные! Лет по сто в дубовых английских бочках! Схватил он кучу бесценных бутылок в охапку, наверно от счастья у него заиграло тогда, откупорил их всех, выдул из горла сколько мог и сколько вмещалось в его пузе и упал тут же у бара как подкошенный. А тут уж не до него стало. Капитан с белым лицом в матюгальник всякую..ню несёт, кочегаров внизу ужу заливает вместе с котлами, которые вот-вот взорвутся. Мат-перемат кругом, все мечутся, как куропатки по лугу. А там наверху эти нувориши глупые, нацепив бриллианты, все сначала веселились да плясали до упаду, и в шампанском купались, оркестр наяривал вовсю «На сопках Конго», плясали они там от души, а потом, видят, посудина-то нах подвела тонуть стала. И стали они бледный вид иметь потихоньку! Никто такого даже в самых кошмарных снах не ожидал, а тут такое! Мать честная! Это что же такое деется? Где архистратиг с насосом? За билеты уплочено… его знает сколько, а оказывается, не только удобства и наслаждения с женщинами отменяются, но и неизвестно, кто выживет после такого обслуживаания, а кому, простите, кирдык-башка и крышка в мировом океане придёт! Мать честная! Гондвилл полный! Святители, угодники, где вы? Ну и, само собой разумеется, кораблик этот накренился, перекосился и в воду плавненько так и пошёл. Как по маслицу! И пошёл! В то время, когда пассажиры ужасались и шарахались от скрежета в трюме и криков умирающих старух на палубах, и в ужасе толпами бегали от борта к борту по палубе в мокрых штанах, не зная, что делать и только лопоча молитвы своему всесильному Иисусу Глисту, этот стюарт лежал внутри бара раскинув клешни вдупель пьяный, ничего не зная, ничего не ведая.
А потом случилось так, что корабль и вовсе треснул, надвое разломился и погрузился в пучину вод, где его только черти и ждали. Стюарта поволокло и потоком воды вместе с коврами и креслами сквозь разбитый иллюминатор как пробку от шампанского выбросило в синее море. Ничего у него не было, ни спательного жилета, ни круга, ни доски в руках, ничего! Был только высококачественный английский алкоголь в животе! И он плавал в холоднющей воде, опять же ничего не соображая, на автопилоте больше часа. А надо знать, что в такой холодной воде человек отдаёт богу душу за пять-десять минут! Так как он ничего не соображал и был мертвецки пьян, он не чувствовал никакого страха, а находившийся внутри него алкоголь давал ему тепло. Когда все на поверхности отправились к праотцам и качались на поверхности моря, накренив головы, уже мёртвые, он продолжал бултыхаться в ледяной воде, как ни в чём не бывало, а потом забрался в кресло и на нём песни буйные стал петь всё про величие Англии и вредоносность баб. Тут подошли корабли вермахта и его спасли! Вот как полезно иногда бывает быть алкоголиком!
– Хорошая басня! Переложи её на стихи! – сказал я ему, хоть меня рассказ, честно говоря, приколол.
– Это был святой человек, раз он спасся в такой переделке! Ему помогало Провидение и Бог!
Они стали о чём-то долго шушукаться, и у нас есть время чуть-чуть отвлечься от их чрезвычайно интересного разговора.
Примерно на полпути от нашей стоянки у края обочины растёт и множится местная свалка, я знаю, что она будет продолжать неудержимо расти вплоть до новогодних календ, а ровно в двенадцать часов ночи под звон кремлёвских курантов и речугу нашего шефа её торжественно уберут. Это и будет подарком властей местному народонаселению и его незлобивому нраву. Это – знак уважения! Наша компания, нанятая за две бутылки водки, будет принимать в этом активное участие! Так происходит каждый год! Эта черта – медленное, упорное, никогда не прекращающееся, песчинка за песчинкой, капля за каплей, накопление благ, всегда отличало местных жителей. Вы никогда не увидите на дороге или среди камней даже полушки, брошенные деньги можно скорее увидеть в горделивой столице, чем здесь! В столице, скорее не сбирающей камни, но неистово расшвыривающей их!
Рядом был довольно высокий, сутуловатый тип с пристальным взглядом из-под под таких густых бровей, что сам Брежнев изумился бы появлению конкурента. Он ходил из стороны в сторону с какой-то книжкой и декламировал дурацкие стихи, потом изредка шушукаясь с отдыхающими.
Мы не будем далеки от истины, если скажем, что этот печальный измождённый человек с умными глазами —жертва несчастной любви и его зовут Ральф.
Глава 14
Всемирная Энциклопедия Глупости
или
Пингвин Артобульд Паюсный
– Француз француженку поймал
В Бордо или в Марселе,
Француз француженку ….,
А мы? А мы потели! – звенел голос у моря.
Это Ральф распевался, собака! Чистый голосок!
– Это не высокая поэзия! Это эпигарма! – поддел его я, но он почти не заметил. А потом повернул голову и спросил:
– Ну и что?
Я решил с таким не ссориться. Брови его мне понравились.
– Ну здравствуй, добрый Артамульд Паюсный! – говорю, – К тобе мы шли!
– Кто здесь Паюсный? Паюсного на выход! – говорит.
– Тогда разрешите обратиться письменно?
– На веленевой бумаге только! За иное руки отобью!
– Лады, пингвин! Итак! Пишет тебе твой покинутый сын Майкл Пингвинов..! Здесь, в Оптиной я стал настоящим человеком и постигаю науку уединения и кайфа!
– Безграмотные что-то накропали! Не Пиплийку ли снова?
– Нет, ручаюсь! Но Пиплия в твоих руках, Марцелло!
– Пипли-Шмибли!
– Час от часу не клёвей!
– Отчего? Раньше в стране одне Курицыны жили!
– Куриц убила индустриализация!
– …с ними всеми! С курицами и индустриулицами! Здравствуй, племя молодое, незнакомое! Чего надобно?
Его звали Альберт.
Вождь племени Маракешу Ксения Вудул Второй имел семь жён, шесть автомобилей, пять мотоциклов, четыре туалетных комнаты, три умывальника, два стула и один книжный том – Библию!
– Мужчина, если он уходит из семьи, должен всё оставлять! – с выражением, заставлявшим подумать, что его зомбировали в ЦРУ, заявлял он.
Альберт же, живя в новых городах, естественно не мог не встречаться с разными женщинами и не мог не учитывать опыт вождя племени Маракешу Ксения Вудула Второго.
– Это соображение имеет под собой изрядные основания! Есть множество жён при оставлении которых муж рискует не только потерять накопленое, но и расстаться с самой жизнью. Таким образом, лучше потерять всё, но оставить себе жизнь, как приятный сувенир!
А вообще фарисеям не место на земле!
– У него в голове были полипы, и они вызывали у него видения!
– Лемцы, ко мне!
– Эту армию долбали до тех пор, пока не раздолбали и не принялись за другую!
– У нас много армий! Армией больше, армией меньше! Какая разница!
– А неизвестный солдат?
– Тут любой солдат неизвестен! Хотя в нашей истории есть два известных?
– Кто же это?
– Саблин и Жуков!
– Вот и и так же думаю! Жаль такое Лемцы не додолбили! Сейчас бы баварское пили, а не бегали по разваленным городам и не слушали бы разглагольствования о поимке очередного взяточника!
– Тут всегда были взяточники! И при немцах были бы!
– Да, были бы! На кладбище!
– Вот и я думаю, а на… мне такое государство?
– Но ведь иногда мы наступали!
– Да, наступали! Себе на пятки!
– Итак мы наступали! Но потом оказалось, что нас раздолбали! Такое бывает! Нечего печалится!
– Вот и я думаю! Раздолбали и раздолбали! Невпервой! Но самое страшное, когда мы наступаем! Когда нас содят в хвост и в гриву, я спокоен, потому что такое состояние нормально! Содят и содят! А вот когда ныступать наши начинают, тут надо быть на стрёме, дело плохо! Как наши начинают наступать, у меня сразу мурашки вдоль хребта! Не к добру всё это! Наступления эти!
– В общем, ты никак не хочешь участвовать в наших наступлениях!
– Никак!
– А я хочу!
– Да, бегать туда-сюда во все лопатки лучше! Согреешся хотя бы! Не вы… шь, так согреешься!
– Да то! Я больше ни в чём не хочу участвовать! Просто кругом вруны, обманывающие дураков! Вот и всё!
– Тебя заставят! Побежишь с визжащей толпой, как миленький! Толпа —туда! Толпа —сюда! А пока ты бегаешь, они разными способами очищают твои карманы!
– А пока они очищают карманы, я держу фигу в кармане!
– Она уже сгнила, твоя фига! Никому больше не нужна твоя фига!
– Теперь я буду держать фигу в Интернете!
– В Интернете – лучше! В Интернете фига должна быть модернизированной!
– Мне достаточно одной дуры, которой понадобится моя фига!
– Это как история о столяре, который клеил мебель и однажды засунул палец в нос…
– При чём тут столяр?
– Да я о своём гооврю! Каждый подвиг должен иметь своего героя! Ему за это Нобелевскую премию дали?
– Если бы!
– Ну, и что тогда? Что случилось?
– Палец вклеился в нос! Палец был весь в клею! Как муха в камеди!
– Муха в Камеди-Клаб? Неплохо! Это лучше чем космонавт в дерьме!
– Он остался так навсегда! Не смог вынуть палец из носа!
– А нужно это нам? Нужно нам совать палец в нос? Вот ты скажем стоишь у Кремля, и охраняешь его от собственных граждан, и вдруг тебе в голову залазит шальная мысль бросить винтовку и засунуть палец в нос? Твои действия?
– Я подумаю!
– Нет времени думать! Нет времени ни секунды думать, надо принимать решение, а не думать! Так засунешь палец в нос, или нет?
– Если родине надо, чтобы я засунул палец в нос, не… делать – засуну! Ради родины я палец куда угодно засуну!
– Ошибка! Поисняю! Если ты стоешь на посту и охраняешь кремль от своих собственных граждан, у тебя какая задача? Правильно! Разгонять граждан манёвром и бедром! Ломить сусеки! Ты должен лечь костьми, но не пустить граждан в кремль! Для этого он и построен, чтобы всякие там шишки прятались от своего народа за высокими стенами и никто не мог перез вал и канаву перебраться!! В подвалах сидели с бердышами! Для того, чтобы разгонять граждан, нужна свобода маневра! А если ты при этом засунешь палец в нос, да ещё из вредности или тупизма как всегда у тебя, намажешь его супер-клеем, как ты будешь стрелять из лука в граждан? Какая у тебя будет свобода маневра? Ответ – нулевая! Выполнишь ли свой долг?
– Долг перед кем?
– Мы ж говорили, перед кремлём! Ты слухай! Плохого не скажу! Слухай!
– Да за кого ты меня держишь? Перед таким у меня долгов нет и быть не может! Я скорее дьяволу буду прислуживать, чем кремлю! Вообще ты мне открываешь многое! Я думал, он утонул давно! А ты говоришь, он до сих пор цел и там кто-то до сих пор прячется!
– Как пить дать, утонет!
– А где этот кремль находится?
– Поймай обезьяну и спроси, где кремль! Любой мледенец в Сибири знает!
– В аду, что ли?
– Тупизм оказался человеком! Нет не поможет нам никто!
Не бог, ни царь, ни дед Пихто! Это не человек, а Всемирная Энциклопедия Глупости!
– Граф Синайский Вуду Маракешу Второй!
– Я!
– Панамериканская Интеграция Здоровья Интел-лектуальной Америки – сокращённо буду называть тебя так! Помоги ему! Отдери его!
– Когда я работал в вузе, там в отделе кадров был один само собой разумеется зашитый товариш, которому было всё равно, какому государству он служит. Ему платили деньги, он и служил! Ему бы и сатана платил деньги, он служил бы!
– Вот это я понимаю! Вот это патриотизм!
– Слушай, так этот зашитый патриот всё время устраивал террористические учения и терроризировал студентов постоянными тревогами! Только начинаешь лекцию, только во вкус вошёл, как на улице мерзкий его матюгальник начинает чревовешать: «Всем покинуть помещение! Всем покинуть помещение! Газовая атака!» Или что-нибудь в таком духе! И при этом как перданёт бывало! Заслушаешься его трелей! И такой у него был мерзкий голос, что помещение и вправду хотелось покинуть сразу и навсегда! Какие уж тут лекции?
– И вывод?
– Какой тут вывод! Сначала они распустили и разложили всё до такой степени, что все ненавидят их государство, и никто его не уважает за все эти ограбления, за все эти украденные сбережения, гнусную ложь и прочее беззаконие, а потом борются с последствиями разрушительной деятельности своего же государства! Не знаю, понимал ли он, как смешно то, что он делает, или не понимал! Не в этом дело! Патриоты долбанные!
– Но ведь есть люди, живущие в согласии с собой! Я знал одного сторожа, который всю жизнь ходил в валенках, с красным носом и в вечно приподнятом настроении! Иногда он падал прямо на дороге, тоже от радости! Расскажи ты ему о своих сомнениях и печалях, он бы только стыдливо засмеялся! Он знал два слова, и те были матерные! Два блестящих матерных бриллианта! От многих знаний так или иначе бывает много печали! Ему было всё равно, что с ним, где он, он был вполне счастлив и при этом режиме!
– Вот они и хотят, чтобы все тут были патриоты, в валенках и с красными носоми!
– Они тут все с носом! Ходят ли в валенках или ездят в Мерседесах, это ничего не меняет!
Наши взгляды были идентичны.
– Я не могу радоваться этому ограблению, – говорю, -ибо очень отличаюсь от моих родственников, поневоле отдавших жизнь за такую родину! Больше родины, которая не любила нас, а любила наши деньги, я люблю деньги! А родину, лишившей нас денег, я ненавижу! И это божественный и неповторимыймиг, ибо раньше я должен был это скрывать, а теперь обязан озвучить!
– Это софизм?
– Это истина!
– Пшли!
Что он говорит! В прошлый раз, когда фараоны набежали, я сам обосрался, а он говорит, что приказал мне! Я сам себе хозяин!
Мы не успели отойти и десячти метров по тропинке, как заметили грузную фигуру, шедшую нам навстресу.
Увидев Фараона с двухголовой ящерицей на лычке, Ральф вежливо сказал:
– Ваша двуличность! Разрешите обратиться!
Но тот был так пьян, что прошёл сквозь нас, не заметив никаких препятствий.
Глава 15
Бунгала Бангала Била
Вход в бунгало был такой низкий, что голову можно было по три раза на брата разбить. Они наверняка строили не для себя, чтобы тут жить, а для каких-то долбаных гномов из «Белоснежки и Семи Гномов». Или карликов из цирка Шапито «Бэд Бэдли». Знаете, Ворчун, Пачкун, Серун, Драчун, Бздун, Щипун и Пиздун – я их хорошо ещё со школы запомнил! Весёлые драчуны-пачкуны! Или для японских камикадзе, которые завтра отправляются в последний бой и которым поэтому по фигу, где спать в последний раз! Но мне то было это не по игу, я собирался ещё пошестить и на этом свете! Мне и тут неплохо!
Я пригнулся и почти вполз вслед за этими типами. Внутри царила такая кромешная тьма, как у дьявола в заднице, только в углу одиноким угольком коптил эдакий неприметный ленинский ночничок – масляная такая штучка. Самого Ленина почему-то не было, должно быть лыко пошёл чесать! На столе вместо скатерти лежал замызганный треколор, спи… ный с фасада городской ратуши. Больше ничего не было, кроме замусоленной колоды карт.
Большая аллюминиевая кастрюля, такая закопчённая, будто на ней много веков подряд коптили католических святых, была украшением всего домохозяйства.
– Ну, братан Мокроштан, располагайся с комфортом! – сказал длинный.
Я видел только его сутулый профиль. Святая простота!
– Где?
– Вот здесь, под образами!
«И где ж тут твои образа? Тут хоть глаз коли – ничего не видно!» – подумал я.
– Ищи!
– Тут одна дьявольщина! Ничего не видно! – говорю.
Ответа не последовало. А потом все шуршании прекратились и я чую – никого в каптёрке нет, они куда-то подевались! Обиделись что ли? И тут они расхохотались и ощупью придвинулись к невидимому столу, на котором сами собой гремели флорентийские стаканы, и звякала бутыль. У них ещё стаканы были, буржуи чёртовы! Я за белых в армии Юденича колбасил, а они тут попивали пойло из флорентийского стекла! Ну ни …себе?! А изображали из себя утром лохматых псов-бессребреников! Врёте, буржуи! Не выйдет такое позорище! Не случится! Наш рабочий класс ещё возьмёт за вымя владычицу морей! Ужо! Аукнется вам!
– Товарищи! Давайте пошлём телеграмму Чемберлену? Кто за?
Так как работать уже не хотелось никому, то посылать телеграммы Чемберлену хотелось всем! И Машеньке тоже!
Выпили мы, конечно, на славу, и утром у меня, конечно, в голове церковные колокола гремели от их незабываемого пойла, но я не жаловался – дарёному коню в ж… не смотрят!
– Ну и где тут твой иконостас? Я только чью-то мерзкую рожу вижу! Светится передо мной фосфорическим светом, как блин! Кто это?
– Где мой нос?
«Что он там мнётся, как девственница в борделе? И это мой новый друг!
– Новому товаришу надо пообвыкнуться в неизведанной обстановке! – профессорским голосом сказал худышка.
Я их уже узнавать стал. Отличать по фиксам и пиратским повязкам на глазах!
Хорошо мне было. Река журчала, свистели в кронах загадочные зверьки, внебрачные дети Дарвина, должно быть, и где-то в несусветной дали раздавался крик неведомой птицы.
Я узнал, как называются эти откровения Биологии – крысобелками. Красивое название для крысы, которая мечтает стать белкой! Такое и у людей бывает! Вернее, правильно называть их альпийскими сонями, но все по старинке называют их крысобелками. Это вертлявые ночные мыши, по характеру совершеннейшие свиньи! Они маньяки. Ночью они бегают по крышам домов, шуршат, скребутся, гремят чем-то и не дают никому спать. А днём их никогда не видно, как будто они бояться попасться на глаза. Вероятно они созданы природой для того, чтобы никто не дремал в этом опасном мире, полном тайн и опасностей! Я не боюсь тавтологии! Я не литератор! Мне литература по …!
Я долго рисовал трахающуюся синичку и горластого соловья. Рисунок вышел довольно живой, хоть я этим уже несколько лет не занимался.
– Прекрасная пара! —сказал, заглянув мне через плечо какой-то носатый тип, похожий на свирепого янычара в период спаривания.
– Как Марта и Бусч!
– Как Муж и Парта!
– О них можно было бы снять прекрасный фильм. -О чём будет твой фильм?
– Об отношениях между людьми и полами!
Здравствуй,..ёвый, но всегда готовый к услугам родины молодой лейтенант Фрич! С празником тебе! Как у Фрича на менины испекли мы каравай!
«Какашка в золотой луже» Блокбастер. В главной роли Пат Букмейкер. Ты будешь исполнять проходную роль официанта!
– А ты?
– А я буду вышибалой Джимом!
– Неясная у тебя какая-то какашка, невыясненая! Назови просто «Какашка из Кентукки» Или «Катях в Миссури!» Можно «Навалить в Милуоки»! Я не против! Но не переусердствуй! Люди иного не поймут! Люди стремятся к счастью! Им не нужен негатив каждые пять минут!
– Идёт!
– Всуедолб Калюжный! Ты не хочешь выступать в цирке «Гигантские Лилипуты из Люка»?
– Нет, я уже заключил контракт с «Лягушками из Техаса»!
«Панчо Куч из Гамбурга»!
– Наши несчастья – продолжение нас самих! Как и счастье тоже!
«Назаретская Свинья и Сладкие Лепёшки из Кракова» – это будет наша первая программа!
– Он убил её газетой, как муху!
– Галетой! Галетой из советской столовой!
– Да, я видел подобный фильм! Там был тип, очень похожий на Мичурина из старого советского фильма. Такой же непередаваемый педерастический голосок, над которым тогда все местные вожди, я уверен, потешались, смехотворные руки, которые он не знает, куда засунуть, крутит ими, как пропеллером, в общем – страшное зрелище! Не дай господи увидеть! Армериканцы раз десять богаче нас, но недалеко ушли! Правда у них свиноподобные толстяки! Помнишь тот фильм, в котором два брата с топорами за пионерками на острове бегали?
– Ну, пока!
– Фрич! Успокойся! У тебя такой вид, как будто ты хочешь отрезать себе ухо!
– Как Ван Гог?
– Как Ван Гог!
– Почему это ты меня гогом называешь?
– Только ему можно! Он был талант!
– Кто такой Ван Гога и почему ты говоришь об ушах?
– Это был непризнанный великий художник, натуральный голландец, который от отчаянья и тоски отрезал своё ухо и послал его своей любимой!
– Ведьме?
– Хуже! Простой женщине!
– Зачем он послал ей ухо? Он был так беден, что у него ничего кроме своих ушей не было?
– Он был богат духовно!
– Да! Тут не поспоришь! Для того, чтобы у этих сук стать известным, надо сначала сдохнуть! Вот когда художник гарантированно сдох и поэтому безопасен, вот тогда они готовы что-то сказать якобы умное, вот тогда они якобы заплачут, но это всё ….., потому что на самом деле они не заплачут, а просто вид сделают, что заплакали. Вид-то они сделают, что им великого художника жалко, а в душе они скорее всего засмеются, как бараны на новые ворота, соловьиными колокольчиками! Знаю я этих друзей! Палец в рот не клади! Отрежут!
Фрич сидел теперь под фигой и гадил.
Купидонов! Хватит гадить!
– Ты тут чем занимаешься? – спросил я, -Гадишь?
(Сам не знаю иногда, что говорю! Вижу всё, а не спросить не могу! Интеллигентность мешает! И слону понятно, что он тут не исповедуется Римскому Папе!)
– Снимаю фильм о художниках! – ответил он, кряхтя и стеная, – Это призвание! А гадить – это хобби! Твоё!
– Фильм о художниках! В такой позе? Впервые вижу режиссёра, снимающего фильм о художниках раком!
– Ничего удивительного! Ракурс, ракурс и ещё раз ракурс! Ракурс – бог перспективы!
– Подожди, дай записать перл в кондуит! И как фильм называется?
– «Воинственный горбун»!
– Ха-ха-ха! Похож! Не откажешь! Тоже мне человек будущего! Поезд гороху! Фильм снимает! Ха! Напердит, а после обвиняет партию и правительство! Кстати, есть творческая идея, говорят апостол Павел тоже был горбуном! Завидный жених, нечего сказать! Тут везде завидные женихи и невесты! Кривые, косые, глупые, бедные, Глистиане, маргинальные, кошатницы, жертвы наводнений, синие чулки, учительницы! Цвет нации и соль земли! Чистильщиков туалетов забыл!
– Придёт время, когда в целях общественной безопасности и духовного здоровья нации Глистианская агитация будет запрещена, как преступная!
– Что же делать с кучами ненормальных, которые в это не просто верят, но и готовы положить за это твою жизнь?
– Не знаю!
– И я тоже не знаю!
– Один император жил однажды в тринадцатом веке до новой эры! Этот император коллекционирова яды, и надо сказать, что к концу жизни у него была лучшая в Европе коллекция их! Он мог отравить одним махом либо войско в семьсот тысяч человек с конями. Конюшими и подпасками, либо триста слонов во всей сбруе с одалисками и персом! Или полмиллиона девственниц с козочками на руках!
– А сбруя тут причём? Какая разница, как травить слонов, со сбруей или без?
– Вот для Отона разница была! Ты потому такой бедный, что для тебя нет никакой разницы, как кого травить! А умные люди разбирались уже давным давно!
– Нет, я не согласен! – сказал горбун
– Надо быть философом! Я работал в парижскои колумбарии…
– Клоунессой, я полагаю!
– Клоуном! Чёрным клоуном! Клоуном-убийцей! Клоуном-людоедом!
– Каков молодец!
Фрич сидел под фигой и гадил.
– Ты тут чем занимаешься? – спросил я.
(Сам не знаю иногда, что говорю! Вижу всё, а не спросить не могу! Интеллигентность мешает! И слону понятно, что он тут не исповедуется!)
– Снимаю фильм о художниках! – говорит он, кряхтя и стеная.
– В такой позе? Впервые вижу режиссёра, снимающего фильм о художниках раком!
– Ничего удивительного! Ракурс, ракурс и ещё раз ракурс!
– И как называется?
– «Воинственный горбун»
– Ха-ха-ха! Похож! Не откажешь! Тоже мне человек будущего! Поезд гороху! Фильм снимает! Ха! Напердит, а после обвиняет партию и правительство! Кстати, есть творческая идея, говорят апостол Павел тоже был горбуном! Завидный жених, нечего сказать! Тут везде завидные женихи и невесты! Кривые, косые, глупые, бедные, Глистиане, маргинальные, кошатницы, синие чулки, учительницы! Цвет нации и соль земли! Чистильщиков туалетов забыл!
Если бы я писал романы, написал бы один, самый короткий. Он состоял бы из одного слова: «Суки!» И все бы попадали на колени, так я был бы прав!
– Это что? – спрашиваю, – Что ты ешь?
– Печенье!
– Где ты его взял?
– На помойке у магазина!
– Дай попробовать!
Он дал.
– Шоколадное? А я думал, почему дно такое склизкое?
– Говном помазано! Мы о своих гостях заботимся! – говорит он, юморист.
Я ему так и сказал, что, мол, дарёному козлу в задницу не заглядывают, типа, неприлично это, да думаю, он всё равно ничего не понял!
«Они как молекулы в броуновском движении и не найдётся гения, который помешал бы этим людям совершать попытки нарушить здравый смысл и порядок»
Я про художников много знаю! Всю их подноготную могу вывести на чистую воду! Художники все странные, я вам скажу! У них всех полно тараканов в голове! Тициан в старости только руками мазал по холсту, кисти не признавал, Гойя предпочитал аллюминиевую ложку, а Ренуар в истерику впадал, когда за обедом кто-либо начинал хлеб ножом резать, а не ломать на грубые куски, как он прислуге велел. Увидит, что режут, вскочит и, глядь, утюг в личико бросит. Хлеб, по его мнению, можно было только ломать, как это крестьяне делают!
Вот, например, Гоген любил уши у себя резать, его мёдом не надо было мазать, дай только себе уши обкарнать. Слава богу, он только себе уши любил свежевать, а всех остальных в покое оставил! Бывало, придёт к нему священник с Пиплией под мышкой и помелом, чтобы лапшу ему на уши в очередной раз навешать и рассказать очередную новость про Глиста, а он в это время свои уши режет. Сопит, как боров, увлёкся! Священник взывает тогда к его здравому смыслу, чтобы тот свои уши пожалел и перестал их резать. Может, понадобятся когда! Мол, господин Винсент Гоген, что вы делаете? Примите господний вид! Прекратите безобразие!
А Винсент с огромным ножом бегает и перекошенным ртом орёт:
«Уши! Уши! Отхвачу! Вот отхвачу!»
– Сколько же у него было ушей, что ему так часто приходилось их резать? Сто пар что ль?
– Не знаю! Парочка была! Надо было ему и руки обкорнать! Мне нравятся художники без рук!
– И балерины без глаз!
– А уши надо композиторам и музыкантам отрезать! Отчекрыжить! Может быть, хочешь войти с ним в долю? Вместе резать уши веселее!
– Да он начал просто с ума сходить!
– Он никогда туда и не заходил! Да и потом не Гоген это был, а Ван Гог!
– Не велика разница! Они похожи, как две чарки говна!
– Как две горы алмазов!
– Не надо быть идеалистом!
– В одной психушке сидел мужик, который мнил себя женщиной с пятью дюжинами сисек! Гордыня свела его с ума! Он хотел иметь сисек намного больше!
– Да, Ван Гог, когда стрельнул себя в бок, то потом несколько часов с простреленным боком бродил по городу, весь в крови, собрал все краски, сложил в этюдник…
– И что?
– И кренясь, пополз на кладбище!
– Это правда, то, что ты говоришь?
– Аккуратный был! Хорошо! Я бы его не похвалил, если бы он перед смертью всё не сложил, как следует!
– Да? У тебя самого такой вид, как будто ты хочешь отрезать себе ухо!
– Теперь, когда я вижу, как ошибался, я отрежу твоё! Оба!
– Лечиться будем? Ради тебя пойду в психушку сиделкой! Есть чудесное средство – микстура Макропулоса! Два раза в день по ведру! Клизма, подарок от правительства этой долбанной республики!
– Пей сам!
– Как дерзко! Да вы карбонарий, граф!
– А ты Ухти-Тухти!
– Слова, слова! Дураков кормят словами, и им часто кажется, что они сыты!
– В начале было слово, милордик!
– Уши! Уши! Я всегда видел в безухих потенциальных вангогов! Я часто ошибался! На сей раз, я отрежу твоё!
И он театрально поднял долу кривой нож, став внезапно похожим на Карабаса Барабаса.
– Не бойся, Шизофренильо! Мы будем лечиться у лучших лекарей Европы! Мы поедем в Баден-Баден на моём королевском пони! Или по Чеховским местам Сахалина! Мы сделаем тебе все нужные клизмы! Мы выведем эту заразу! Есть чудесное средство – средство Макропулоса! Швингоцклюхтер, великий аптекарь Вены, маг-многостаночник хранил его в тайне сорок лет! Этот как раз тот срок, которых один парень в Иудее в воспитательных целях водил свой народ в трёх соснах! Против саркомы, свинки, коклюша и подагры! Алилюйя! Излечение гарнтировано корпорацией!
– Какой?
– «Дэвил и Парии».
– Пей сам!
– Я готов отдать его другу!
– Пей сам!
– Как дерзко!
– Ухти Тухти! Ухти-Тухти, я лесная прачка…
И он скрылся в зарослях.
Потом Фрич сидел под фигой и срал. Я увидел его с тропинки, когда возвращался с реки.
– Ты чем занимаешься? – спросил я.
– Снимаю фильм о художниках! Эпизод «Этюды». Седьмой дубль!
– О каких художниках?
– О всяких! Кандинском! Лотреке! Рембрандте, если позволишь!
– Рембрандта не позволю! А с Кандинским что хошь делай! Хоть топчи его валенками! Не заступлюсь!
– Ладно!
– Тогда этот фильм можно посвятить и космонавтам!
– Почему?
– Они тоже срут!
– Можно! Но я не буду! Я посвящаю его художникам!
– И как же он будет называться?
– «К звёздам!»
– Ты новатор! Свежее слово в искусстве скоро настигнет нас! Нет, правда, свежий заголовок! Я не шучу! Свежак!
– Знаю без подхалимов!
– Слушай, что там растёт?
– Где?
– Прямо за тобой?
– Бурелом! И мусор!
– Бурелом – это, по-твоему, растение?
– Лучше! Это много растений! Много разных переломанных растений! Разве много разных растений хуже, чем одно единственное?
– И это хорошо?
– Не знаю!
– А я знаю!
– Тогда хуже!
– Ладно, – говорю, не буду мешать съёмкам блокбастера! У Верлена и Рембо болит задница – бобо!
Он остался сидеть и только прошептал:
– Поэт! Цветик! Вергилий Дантович Мандельштамп! Сколько вас, подонков, засерает наши нежные мозги?
Я был возмущён. Экономный Шейлок! Он не желает говорить! Со мной! Графом Клопштоком! Воинственный горбун! Пилипжон, то есть филантроп! Он пишет портреты балерин! Интересно, у всех ли балерин эти штучки маленькие? Фу ты, ну ты! Синей краской, которой накупил на сто лет вперёд! Рожа синяя! Руки как у утопленниц! Пачки! Хочет снимать на плёнку, может быть мечтает о «Кодаке», «Техноколере» из Америки! Синюшных балерин! Этих селёдок без следа жирка на чреслах! Людоед Орды! Инчучун Ледяное Ушко! Завидный жених! Горная ласточка! Тоже мне ещё, человек будущего! Поезд гороху напердит, а после обвиняет партию и правительство! Иди на «Мамбу», а тут чего попусту срать? Там висят завидные женихи и отменные невесты! Кривые, косые, глупые, истеричные, бедные, Глистианки, разведённные по пять раз, синие чулки, вах-вах, учительницы. Жаль, от чумы стали прививать младенцев и стариков! Цвет нации и соль земли! Живучие уроды! Чистильщиков туалетов и професcиoнальных девственниц забыл!
Должно же быть в жизни такое, от чего человек радуется, – думал я, почти не вслушиваясь в словесный блуд Бака, – Все знают, нет тутоти никаких законов, ничего нет. Есть перекати поле и грабёжь зазевавшихся кретинов! Тех, кого они считают слабаками! Крестьяне тут всегда были блеющими козлами отпущения! Народ! И этот мэр, ясно – ворюга ещё тот, но имидж, кепка эта… народу нравилась, де такой, как мы! А на деле переделить нужно нечто, да и свидетельствует, по-моему, о грядущих каких-то событиях. Средневековье здесь всегда! Не будь западных унитазов и одежд, здесь все ходили бы в шкурах! Хотя… что мне до этого? Я, что, в их тусовке участие принимаю? Смешно!
– Я безумный эйнштейн-пингвин! – мкж тем орал Бак, вознося руки к галерке, – Я выдумал формулу воды! Резец из твёрдой воды крепче алмаза! – сказал он прямолинейно примолкшей аудитории, – Я ем маленьких детишек! Бу-уууу! Я выдумал гуманную водородную бомбу для пчёл! Семь раз мерил—один раз вжик! Да-с! Я дал ей имя! Берта! Я ваш поводырь в царство добра и света! Глория! Виктория! Товариши! На родине нас ждёт скорая встреча! Товариши бойцы! Не надо пересудов! За мной! Не так ли?
И он унёсся со сцены, блистая грязноватыми античными пятками и подпрыгивая.
– Взять его за шкибот! – крикнула тут, отважно разевая пасть, Бранглийская королева, до того мирно дремавшая на шаткой табуретке.
– Мне кажется, он питается младенцами! – испуганно сказала старушка в вязаной кофте и кривых очках без стёкол..
А я стоял хорошенький такой!
«С праздником вас! Вот возьмите!»
– А кто такой был Раскольников? – внезапно спросил Бак, как будто ни о чём не осведомлён.
– Такой сомнительный длинный тип, – говорю, – прикидывавшийся петербуржским студентом, а в итоге ненароком зарубивший бабульку! Он был другом Достоевского! Фёдора Михайловича!
– Какую бабульку?
– Ну, бабёнку!
– Он киллером был?
– Нет, киллер – професcиoнал, а Раскольников был идеалист!
– Что, Идеалисты не профессионалы?
– Никогда! Разве может тот, кто витает в облаках, одновременно пахать землю?
– Свою-то бабульку он зарубил или как?
– Нет, чужую!
– Странно! Идеалисту надо было бы на своей сначала потренироваться!
– Тогда он был бы архигиперэрзацмачидеалист! Всё-таки давай отделять мух от котлет!
– Бабулька – муха или котлета?
– Не знаю!
– И как же он её зарубил?
– Да так, топориком-тюк, та брык с копыт – и всё!
– И всё?
– И всё!
– И зачем он бабульку зарубил? Это ж такое грязное дело!
– Не знаю! Во дворе, небось, бельё вешала? Я этих ж… стых тварей каждый день во дворе видел! Кошатницы жирножопые! Развели везде грязь и заразу! То кошек разводят, то собак, то мышей! Всех жалеют, кроме соседей и своих детей! Ненавижу! Небось и эта тоже тоже кошек развела, блюдечки расставила, а Раскольникову пройти места не было! Вот он и стал точить топорик, вжик-вжик, чтобы расчистить свой двор и навести там должный порядок!
– В принципе, я тоже думаю, для удовольствия, кошки у неё были, но мало по нынешним стандартам, штук двадцать, не больше, но он потом себе причину отыскал – якобы из-за денег? Это он так сам себя оправдывал! Это он потом сам себе объяснял причину, чтобы очистить свою слегка запятнанную совесть! А потом запутался и стал путать причину со следствием, тогда-то ему стало понятно, что надо сдаваться, пока его самотёком не затащило в психушку!
– И сколько же он у бабули денег хапнул? Тыщь семьсот? Пожил хоть? Поехал куда-нибудь? Мир увидел?
– Да нет! Рубля три хапнул!
– Три рубля?
– Три! Не больше! Три-четыре! Может быть с мелочью, пять! Но мелочь он искал часа три и нашёл за иконами в ароматной бумажке!
– Так он не только бабульку зарубил, а потом ещё в её квартире мелочь разыскивал, шарил по всем углам? Обычно старухи в матрасах и подушках клады любят зарывать! Или в смывном бачке!
– Но в смывном бачке-прячут образованные!
– Самые образованные!
– Да!
– Пытливый мальчик!
– Вроде того!
– А эти что, необразованные были?
– Не очень! Процентщица и её свекровь! Что ты от них хочешь? Они конечно хитрые были, но сказать, что они были великого ума, я бы не решился! Так себе! Дуры набитые!
– Чего он шарил, я говорю?
– Шарил! Не буду отрицать, шарил! А чего шарил, когда там с самого начала было ясно, что ничего нет, не знаю! Может, какой секрет знал! Но не в этом дело! Может, он шарил от отчаянья и тоски! Может, для него не главное были эти три рубля, а главное – отвлечься, поиграть в какую-нибудь игру! Во! Главное не в том, зачем он шарил, потому что у старухи в её тёмной сиротской фатере было пусто, как не знаю где, как в жопе у индейца, можно сказать, просто шаром покати было, до того тоскливо, что лафа, и нечего там было шарить! В пустой ж… г… не вышаришь! Всё и так было яснее ясного! Главное, как он шарил! Главное там, в этой книге, в принципе – поиски истины, поиски собственного я, поиски своего амбивалентного эго! Все там чего-то ищут! Устремлённость к звёздам! Шараш-монтаж, короче! Шарь-не шарь, такого не вышаришь!
– Чего-чего?
– Поиски своего амбивалентного я! Своего уникума! Эго, нах! Эгонах!
– Ну, если каждый будет своё разыскивать своё эго, и этого уникума, рубая в каждом углу старух, то что же это будет? Кавардак и ж…! Полные-с! Да, полная ж… получиться! Это всякий захочет кого-нибудь кокнуть! Я бы полгорода перевешал! Всех чиновников, а впереди всех – губернатора! Одел бы его в парадный фитель, ордена бы ему нацепил, а если у него не было, наградил бы его сначала! И повесил!
– Ты пи… бол! Ты не видишь квинтессенции, Бак! Ты слеп, как Савл! То есть как Павл! Я их что-то непроходимо путаю! Ибо слеп я, как латук поносный, ибо глаз вытек, аки…!
– Аки поцер паюсный?
– Насме..й! Ты – слеп! Слеп, ибо узки ворота, ведущие в твой бедный ум! Ибо анус твой невелик, а дух сокрушён скорбями! Ибо пенис твой мал, а амбиции тлетворны! Ибо… Там в Иудее тоже была до Царя Гороха одна мутная история похлеще этой, потом расскажу!
– Ты уже месяц обещаешь рассказать мне всё про мормонские трусы, говоришь-говоришь, мол, всё расскажу про мормонские трусы и расскажу, растерзал мой мозг уже, и всё никак не расскажешь! Я тебе не верю! Это ты специально делаешь! Это ведь серьёзный вопрос, можно ли для общего блага уничтожить белку, какого-нибудь таракана или блоху, или бабульку, которая наверняка глупее любого таракана и гаже любого клопа, или слезинка в глазах этой блохи затмевает для тебя солнце! Скажи, затмевает? А… А тем более… можно ли в принципе прикончить мерзкую старуху!? Хорошо ли это?
– Можно! Знаю я этих старух! Мне бы, честно говоря, на многих старух топора было бы жалко тратить! Жалко топор на такое точить! Некоторых дустом травить надо бы! Но видишь, кругом конституция и закон на страже толерантности и заповедей! Нормальному человеку шелохнуться не дадут! У меня во дворе от кошководиц и Глистианок уже и не прошмыгнуть! Напердели так, что за миллениум не выпердить! Дым трубой! Да и сколько их по всей стране! Идеалистов остались считатнные единицы, всех извели и перевоспитали, а эти только размножились! Сколько их? Кошатниц по всех стране, блоховодиц этих, сумасшедших с крестами! Мильярды! Их как будто на конвейере печатают! Всех – давить!
– Мильяры нас нас тьмы и тьмы и тьмы попробуйте сразитесь с нами да арбалеты мы, да кошкодавы мы с расковыми но жадными глазами…
– Хорошо. Откуда это?
– Из школьной программы! Фосенка подарил!
– И зачем мне такая квинтессенция! Зачем? Не знаю! Я в этой стране хуже блохи, и мне не хочется, чтобы из-за ихней мутной фараоновской квинтессенции меня кто-то зарубил! Чем, кстати, этот Раскольников зарубил свою бабульку?
– Это не очень важно!
– Нет, важно!
– Простым топором! Тяп и – хана! Башка побоку! Хип-Хоп-Тяп-Тёп!
– Ну и как, истину-то он в конце концов внутри старушки нашёл, кой-как надыбал квинтессенцию?
– Сложный вопрос! Не знаю, как на него ответить! Понимаешь, когда он зарубил старуху и стал как угорелый бегать по углам в поисках трофеев, в другой комнате позади огромной горы галош и салопов он наткнулся на служанку старухи, Лизавету, которая у ней была типа приживала и теперича, убрав в квартере, дремала под телегой. Согласно плану она глухой была и не расслышала ни диких криков старухи, ни командорских шагов Раскольникова, ни грохота ящиков из буфета, которые он выбрасывал в окно, ни его громкого мата-перемата, ни треска, который раздался, когда он умывальником унитаз снёс! Ну и эта глухая ещё по хозяйству шустрила! В доме вообще почему-то одни глухо-немо-слепые идиоты жили! Насилуй, не хочу! Короче, ему ничего не оставалось, как зарубить и эту приживалку, тяпнуть её топориком по кадычку, чтоб напомнить кое о чём, а так как приживалкя была ещё и беременной, то получается, что он за один день, даже не мечтая о таком, зарубил сразу троих! Так сбываются все мечты!
– Хорошо! – говорит тут Бак, – Бог троицу любит! Семь тоже хорошее число! Слушай, а он раньше не мог сам обрюхатить Лизавету? Сам по-тихому обрюхатил, а потом, когда она стала его за зебры дёргать, так мол и так, плати мол, да плати, ненаглядный, деньги, а не то пожалуюсь старухе, у которой сын в филармонии работает сексотом, и в суде поэтому свой человек, засудят не… делать, он под видом должника и пришёл с топором сначала к старухе, а потом к Лизавете и зарубил их!
– Это мне в голову не приходило! Знаешь, у этих писателей, говночерпателей всё может быть! Такого говна наваляют – чёрт ногу сломит! Во всяком случае, я рад, что ответил на все твои вопросы!
– Я тоже рад! Надо и вправду классиков почитать! Может быть, там есть что хорошее!
– Нет, хорошего ни у одного там нет, но есть много такого ужасного, что лучше их не читать, если спать крепко хочешь! А то они все, эти писатели, от своих химер, бессонницей жуткой стражади, а я не хочу, чтобы ты от них этим заразился! А то сам впадёшь в бессонницу и тоже писать начнёшь! Конец тогда миру!
– Я подумаю! Только это не все вопросы!
– На сегодня – все! А иначе я не жилец!
– Мне сегодня было видение, вернее – сон! Странный сон, о том, как из подворотни на улице Кольцовской, там где союз Писателей, Детская художественная школа и Музучилище, из канализации, увешанные водорослями и мхом, выползли сразу три патриарха: Соломон, Морисей и Авраам, выползли и тут же стали махать метлой, поднимая кромешную пыль по всей улице имени Павла Морозова.
– В этом есть какой-то квант художественности! Ты сам видел, или тебе кто-то рассказал?
– Сам, дурила!
Тут на поляне появился святой отец, запыхавшийся не то от погони, не то от веса мешка, который он с большим трудом скинул со спины на землю. Там были не то рожки, не то кости.
Глава 16
Боги Джунглей
Отец Колумбарий был принят в дружную компанию за свой громовой голос и поношение святынь, которое он затевал, каждый раз напившись. Поп-расстрига, сильно престрадавший от церковной братии и даже изгнанный из её стройных рядов, теперь был не прочь отомстить бывшим коллегам за свои мучения!
Отступные ему сввиду прошлого сана мы сильно скостили.
Когда все сребреники были тщательно пересчитаны, только что выбранный Иуда смахнул их в мешочек, в котором всегда хранилась казна, завязал особым индейским узлом, который знал только он один и удалился играя ягодицами и напевая знаменитую немецкую песню «Янки-Дудль, лети а Ад».
– Ну и ж… же у него! Как у бабы! И это бомж называется!
– Да, таких в Фиглеленде поискать надо!
– Точно! Фурор, а не ж…!
– Антрибуция! Полная антрибуция! Будь я римлянином, за такую жопу я бы не пожалел и сорока серебрянников! —изъяснился латентный пидофил Никиша.
– Друзья! Нам позарез нужно государство! Государство, нормальное государство, а не всякая …рь, которая везде называет себя государством, государство, о котором мы мечтали требовало хирургического и подробного обсуждения. Только в диалоге смелых рождается истина! Занете знаете, сколько великих мозгов мира надорвалось, раздумывая над тем, какое им построить государство, чтобы потом не было стыдно за позорно прожитые годы! Кампанелла! Томас Бэкон! Какие имена нах! Их мечта рассеивала вековой мрак Европы и вела людей к новому, счастливому и весёлому будущему!
– Что-то не очень мрак с тех пор рассеялся!
– В нашем сумасшедшем доме будет свой Сити, Гайд-парк и даже свой Даун-Таун! – сказал Бак.
– Ничего удивительного, что у вас в городе есть свой Даун-Таун! Это я по тебе вижу! Без Даун-Тауна тут не обойтись!
– Сами вы козлы!
– Люди! Задумайтесь! Спать в хомуте веками вам не позволит время!
– И что же делать?
– Проснуться!
– Легко сказать лежебоке!
– Это вы лауреат Броуновского движения!
– Провидение запретит не только их взгляды, но и их самих!
– Герой летаргического сна. Проспал 20 лет в хомуте!
– Не будешь слушаться бабушки, не будешь работать, туалетным утёнком сделаю. Унитазное кря-кря слышал?
– А мама куку даст?
– Мама куку не даст! Я дам тебе куку!
– Твоя не нужна!
– Это что за вице-премьер Таращанского полка?
– Товарищ! «Спаси Норьегу!»
– Нано..й Индийский! Что тут, оркестр спасателей?
– Ты что тут «Вампирленд» решил открыть? Не позволим!
– Поручик Крендельшмонский! Что у вас с подворотничком? Ко мне!
– Ты кому начинаешь затыкать рот? Пророку? Не заткнёшь!
– Кто против Микки Мауса?
– Да моя страна вообще затычка в бочке мировой цивилизации!
– Как дружить с кем, кто не тех друзей выбирает! Это всё равно как если бы девушка выбирала не тех друзей, каких нужно, а потом обижалась, что ей спать не дают и ставят её не в такие так, как хотелось бы архиеписколпу рррррр…
– У тебя мысль уходит!
– Если девушка выбирает не тех друзей, велика вероятность того, что её пропрут немилосердно!
– Немилосердно это как?
– Немилосердно – это значит нетолерантно!
– Как это нетолерантно?
– Ну, как… Наверно со спины! Я так полагаю?
– Со спины? Ты считаешь, что это не-ми-ло-серд-но? А милосерднее как?
– Считаю и готов поспорить! Давайте спогить!
– А по божески как?
– Как в природе!
– А как в природе?
– Как-как и обкакался! Вот как в природе!
– Пустой трёп! О Соле мио! Вернись в Сорренто!
– Может, начать продавать соль земли? – робко обратился Фрич, – Жить по средствам! Стать снова членом сообществ! Влиться в обойму!
– Здесь у нас будет застава! Здесь будет камень заложён и отсель мы будем отбиваться от набегов индейцев!
– У нас одни индейцы – Фараоны!
– У нас будет свой Кром!
– И Масолей!
– И свой Ленни!
– Ленни, а в руках у него будет астролябия, как символ народного счастья!
– Зачем нам Масолей? Нам и крематория хватит! Крематорий имени Бакма Ливеркузена! Или нет, лучше крематорий имени Фрича Лихтенвальда! Ничего! Работы не убудет! Многих тут надо в печку отправить!
– Ты в нём будешь лежать!
– Не буду!
– Я тебе гарантирую! Чем больше слов – тем ближе развязка!
– Нет, без Масолея город не город, горы не в кайф! – сказал Бак, Нечего тут спорить!
– Должна быть своя правящая партия!
Идеей создания политических партий заинтересовался Ральф.
– Какая? – спросил он деловито.
– Национал-ревизионисттская антинародно-педофилическая партия зелёных, голубых и серобуромалиновых «Единство и Кирдык»! —Как-ково?
– Плохо!
– Почему плохо?
– Плохо и всё!
– Как лучше? Научи!
– ЦПШ – не наш выбор!
– Партия «Колобок»! Просто и со вкусом!
– «Тогда «Квадратный колобок»!
– В партии должен быть свой куратор.
– Курва там уже есть!
– Куратор!
– Вот и я говорю! Курва!
– Свой карманный суд и прокуратура на доверии?
– В очко!
– Кино и балет?
– Точняк!
– Гимнгербфлаг?
– Было! Всё это было! И есть!
– Но главное главное, у нас должна быть своя программа развития! Товариши! Не знаю уж, будет ли это программа минимум или максимум? Давайте подключим наш коллективный разум! Надо изрядно поработать над названием! За сколько дней мы хотим проскочить в рай, двести, пятьсот? «Шестьсот Шестьдесят Шесть Дней» – программа реконструкции народного хозяйства Ущелья! «Слово имеет пятилетка!» по-моему звучит неплохо? Каково?
– Фрич, как тебе?
Фрич молчал. Пыхтилетка уже была. Ленин с ведром говна и повешенными на руке партизанами был. Всё было в царстве Обломском! И нет ничего нового на земле! И одежда, и мысли, чёрти знает ещё что!
– Его программа должна называться «Глистовы Пасынки Возрождения Господня»! ХПВГ!
– Гэ тут к месту! Без Гэ у нас никак! Даже к богу без Гэ не пускают!
– Агхиважно, товагищи! Агхиважно! Слово у нас имеет товариш Маузер!
– Это что за большевик к нам залез на броневик? Он большую кепку носит, букву эр не произносит!
– Это Пружанский! Столпник! Друг Тукитукича! Они вместе тут шляются!
– А как у нас будет со средствами доставки?
– Чего?
– Пьяных тел!
– Под этим дубом, где похотливая, как скунс
свин Яков Самуйлыч вырыл нору для хранения желудей, мы устроим метро! Роскошные дворцы под землёй! Будущее принадлежит детям и оно прекрасно!
– Это ты кого тут цитирнул?
– Так Секс Проперций говорил! Половина уже отрыта! Труд не должен быть утрачен! Подвиг не должен пропасть втуне! Яков Семёныч! Благодаря вам! Там будет станция метро «имени Маяковского»! Каково?
Его глаза сияли как угли. Мне так страшно стало, мать вашу, думаю, и удосужился ведь я сюда забраться на свою задницу! Одиссею затеял! Говорила мать, не мечи бисер перед свиньями! Сам свиньёй станешь!
– Мать говорила, чтобы ты не метал бисер перед сильными, а тебя в свиней занесло!
– Красиво-то как! – проснулся пьяненькой фистулкой Сидор Пистоныч Тепликов, озирая окрестность в поисках давешних штанов, – Станция Маяковского! Тпру-у! О-оооо! Я в детстве его очень любил! А он любил Францию! Прованс и Перуджу! Мексику с Тосканой! Как велик мир, как много у него гитик! Особенно на Мальте! Трусоват был Ваня бедный!
– Знаете, а в Гонолулу можно ходить практически голым!
– Ты в самом деле Ваня, Яков Саломоныч! Кто ж не любит Мексику?
– Да, в Мескике Троцкого убили ледорубом! Адепты Саблинизма!
– А если бы он жил не в Мексике, а на северном полюсе, его надо было бы убивать кочергой!
– А я больше Францию люблю! – сказал диссидент Фрич, -Там много сыра! И девушек!
– Ну, извращенец, выкладывай императивы!
– А я хотел бы быть козьмонавтом! – заныл Яков Самуйлыч.
– Будешь живодёром! Родине теперь нужны живодёры! Будешь пятую колонну вешать!
– Неужели нужны? Живодёры нужны?
– Нужны!
– Родине?
– И ей тоже! Ей в первую очередь!
– Вешать?
– Раньше козьмонавты были нужнее!
– «Напичужились, нахиблонились, веру правую парафинили и подставил он караван-плечо, караван-плечо с свечкой тающей. Тут подходит князь Торгунчак-андрей, торгунчак-андрей…»
– Что это?
– Он тупой! Путает донора с пидором!
– Яков Самуйлыч! А вы помните восьмую главу «Книги Судей», Восемь-три, Прим, где Авраам сказал: «Не ссы против ветра ибо брызги их будут твое!»
– Такого не помню! – мгновенно отреагтровал бывший святой, – Не обессудь! Без прим помню, было дело, а воти с прим ни слова не упоминаю!
– Дурак! А я помню! – сказал Бак, – Памятлив ждущий мщения! Ибо истинно то, что говорю вам!
– И если помнит кто, пусть вырвет себе глаз!
– В Пиплии много указаний на сей счёт. Если посмогтрел на женщину – вырви глаз! Потянулась рука к чужому – отрежь руку! Убегает нога от фараона, вырви ногу с корнем!
– Неправда ваша! Нет такого в Завете!!! Там призывают только к хорошему!
– Бак! Заткни этот гнойный свищ!
– Уже занимаюсь! Прости, брат, не люблю зелотов!
– Ой! Ой! Ой!
– Кем ты думал стать, фира?
– Я буду космонаутом!
– Смотри, не опаздывай к старту! Мы ждать долго не будем! На Марсе яблони должны цвести через год! Если яблок на Марсе не будет, голову тебе по плечи оторву!
– Слышу!
– Наша психушка имени товарища Кащенко теперь тихо перемещается в космос! Идёт завоевание глубин вселенной! Фильм «Психи во Вселенной».
– Есть идея!
– Хард рок?
Торговля страусиными яйцами! Это ново, преспективно, необычно прекрасно! Страусиные яйца – питательный и недорогой продукт для средних слоёв населения! Они будут относительно дешевы! Покупайте страусиные яйца «Африканский Рог»! Калиброванные страусиные яйца «Кружок» для среднего класса!
– Юморист! А мясо скунса ещё вкуснее! Может скунсами займёмся! Из них ещё и духи для женщин можно делать!
– Что это?
– Выездной десант Психиатрическй клиники на шахматную спартакиалу!
– Ты будешь там не лишним!
– А полиция у нас будет? Народная полиция, защитница рабочего класса и трудового крестьянства у нас будет?
– Всё у тебя будет, Бак! И… во рту, и кол в заднице!
– Уже есть! Осталось только купить им лапти и посошки! Распашонки уже есть!
– Обязательно! Уже есть! Фрич! Фрич! Поднимай народ! Бей в колокол вечевой! Ваше скородие! Ваше Плоскостопие! Он у нас вылитый стукач! Сверлит по ночам в кладовке! Вы видите? Покажи анфас!
– У нас в стране все порядочные люди похожи на стукачей!
– Ну не преувеличивай! Половина!
– Мощи!
– Что мощи!
– Свежая фишка! Рука Крестителя, глаз Иуды, нос Святого Франциска! Там найдётся святой на любой вкус и мощи – на любой запах! На любой кошелёк!
«МОЩИ НА ЛЮБОЙ КОШЕЛЁК!
Покупая НАС,
помогаешь ДУХОВНОСТИ
Республики Блефуску!»
– Мы будем показывать мощи верующим людям и брать за такую услугу очень небольшие деньги!
– Сто долларов!
– О! Эврика! Мощи! Мощи! Мощи! Недавно возили пояс богородицы! Люди стояди на морозе по двадцать часов! – выразительно сказал Бак, – Мощи! Вот идея фикс! Мы найдём мощи какого-нибудь общеуважаемого восстребованного святого, желательно Иисуса, оформим, что это истинные мощи Иисуса, и будем за деньги показывать их зевакам и позволять лобызать их конечности! Лобызнул – бакс, взасос поцеловал – три! У Иисуса в мире мощей на несколько полных под завязку трейлеров!
– Нет! Мы будем проводить мундиале! Мощи не главное!
– Зачем?
– Затем, чтобы все испытали радость соприкосновения со спортом! Играть в футбол мечтают сейчас все старушки!
– Разборки между футбольными фанатами становятся всё более жестокими!
– Нет, мощи более жизненны! Представляешь, если у нас будет нога Глиста и член Францисска Ассизского? Это же перпетум факин! Вечный движитель счёта в банке! Вечный Мобил и ага!
– Мне сразу страшно стало!
– Крепись, электрик! Бог на подходе! Спасёт! Свет без дела не гаснет!
– Тогда всем надеть шаровары с лампой!
– С лампасом, что ли?
– Фрич! Хватит бить баклуши! Трудись – и материнский капиталец твой!
– Хватит меня трогать! Я не одалиска в саду! О каком материнском капитале ты шутишь?
– Помнишь в прошлом году Бак до умопомрачения напоил свинью и она стала гоняться за ветеринаром. Она загнала его на самое высокое дерево и продержала там полдня, потому что поев желудей, легла спать прямо под деревом.
– Я думаю, что свинья полюбила Бака! Он достоин великой, но чистой любви!
– Ты что буробишь! Свинья меня любит! – оказалось, Бак не спал.
– Любит! Немногие могут похвастать! Тебе подфартило! Тебя полюбили! Представь себе, что тебя наконец полюбили! Одиночества больше нет! Таратат-та-тарара ви форэва…! И ты в раю с арфой, а вокруг райские птицы с опахалами в руках!
– Свинья и с арфой хороша и без арфы не пропадёт!
– Бак, я пойду в горы! Я буду ловить форель в бурной речке, ловить жуков и водомерок ладонями и благослови меня в этом бог в деяниях моих! Видишь, дождь прошёл, воды прибыло, это значит, что рыба спустится с гор!
– Ну иди! Когда я был молод, я тоже мечтал о дикой жизни в лесу со своей любимой, но она любили не дикую жизнь, а деньги, комфорт и гамбургеры в картонных коробках! Я подарил ей Пиплию, и они тут же ушла от меня! Они презрела Пиплию! Ей нужны гамбургеры! Она устроили мне дикую жизнь в квартире! Что делать?
– Молись, дитя моё! Бедная женщина! Сколько ей пришлось выдержать с тобой?! Ты небось, ещё и занудный вегетарианец? Признайся, дружок?
– О как причудливо тасуется колода!
Глава 17
Продолжение красот мировой истории
Родители отдали его в Китайскую школу, где он истратил много времени на всякие причиндалы. Первый год он раскладывал кубики с дюжиной иероглифов, смысла которых так и не постиг, во-втором изучал Тантры и Мантры, обманно выданные за китайские кубики, в третьем усердствовал в искусстве ушу и освоил дикий кармический крик мастера Ху, который должен был напрочь вырубать противника ещё до начала полевой драки. Был он тогда худенький, стройный альбиносик с яркими голубыми глазами. Крик, хоть и был истошен, никого до печали так и не вырубил, но, надо сказать, обеспокоил соседей несказанно. Не зная слов Тантры и Мантры, они жаловались на негодяя властям. В десятом классе им объявили, что всё пойдёт по кругу и он счёл, что прежданаременному образованию следует спешно положить конец.
Учёба закончилась. Началась настоящая жизнь, с вскрытием вагонов на станциях, киданием лассо, побегами от сторожей и Фараонов по крышам сараев и молочных ферм, краткими отсидками в допре и беседы с вежливыми по фене фараонами. Поход за правдой привёл его к предгорьям Камказа, которые он оглядел прищуренным хозяйским глазом.
Солнце катилось по небу. Был особый час пополудни, когда жизнь затихает, и жаркое умировотворение накатывает на всё сущее И вот я о чём подумал:
«Если на секунду стать на точку зрения тех великих поклонников глистианства, что все, кто поднимает руку и голос против глистиан – порождение Антиглиста, то думая, в этом случае я целиком и полностью вместе с Антиглистом. Против такого бреда, как глистианское вероучение, я буду выступать вечно, заодно с кем и где угодно! Даже с Дьяволом!
Ибо нет зла более изощрённого, чем глистинство!
Сказанное изощрённым человеком истинно, то есть верно!
Глистианство состоит не из порядка и чести, а из сплошных допущений. Вся реальность, кеоторая взрастает из этого ядовитого тумана чудовищна, как ребёнок, отец которого – призрак! Именно поэтому оно так по душе всяким распиздяям и внутренним маргиналам. Церкви – огромные воронки, высасывающие, присваивающие или открыто разворовывающие общественный продукт. И ничего более. Этот жульнический карнавал вот уже две тысячи лет организовывается за счёт карманов налогоплательщиков! Финансово-самообеспечивающаяся система! При их испуганном попустительстве и молчаливом соучастии!»
Гривц, с которым мне нет никакой необходимости вас знакомить из-за ничтожности персонажа, к тому времени разпивший вкупе с таким же Арошей поллитруху полу-марочного винца, купленного в супермакете по тридцать рублей за литр, и потому находившийся вне себя от острого прилива чувств, пристал к арабам и что-то дерзко сказал им дрожавшим от гнева голосом и угрожающе крюча указующий перст.
А потом стал заставлять целовать крест, чего уж вполне добродушные арабы ему простить не могли.
Алкоголь всегда помогал дебилам говорить по существу.
Но тот же алкоголь превращал существо в дебила!
Таково таннство божественной диалектики.
Всё сошло бы, если б не палец! Оказалось, что жест, обозначающий здесь крайнее расположение к человеку, у арабов обозначал совершенно другое, связанное с мамой. А всё связанное с мамой вызывало у арабов ярость!
Пальцы торчали сквозь порванные носки, как патроны в матросской ленте на груди.
Пока Гривц ругался и выгибался, как червяк в Сейме или Фермопильская гитана, араб только посмеивался, но как только Грийц стал славить арабскую маму, араб не в шутку вспылил и всеми клешнями наперевес кинулся на обидчика.
Представляете, как надо вывести из себя араба, чтобы он на вас кинулся с перекошенной мордой?
Только показал миру средний палец – и на тебе! Обсрукция и каннибализм! Не о том мечтали лунными ночами большевики! Не о том!
После того, как огромный, заросший кулаками чёрный монстр вспылил и погнался за ним, Гривц что было сил запетлял между прохожими и как заяц пытался ускользнуть от погони, но араб ухитрился несколько раз подряд цепануть его вдоль загривка огромной мягкой клешнёй и пару раз припечатать каблуком по ягодице.
Потом араб наконец прицелился как следует и ловким ударом выбил шахматы и часы из рук Гривца, и уже не обращая внимание на убегавшего, обратил злобу на часы и шахматы, истоптал и разбросал по всей улице фигуры, шурупы и винты. Видно было, что арабу в конце концов понравилось топтать часы, и теперь он топтал их так, как будто всю жизнь, как будто был рождён топтать шахматы, и только тем в Палестине и занимался. Гривц издали наблюдал за уничтожением своей частной собственности, но не возмущался.
Вернее не возмущался внешне. Видимо внутри него не могло не идти бешеное противоборство. А там творились настоящие марсианские бури! А как же иначе в стране советов?
А самое страшное было то, что во время бегства он не сильно садынул рваным целофановым пакетом с бутылью вина прямо в угол памятника этого козла Пидерницкого, какой с видом обосравшегося пингвина стоял посреди сквера позади за эстрадой, заросшей лопухами. Бутыль с предательским звуком раскололась, извергнув внутрь пакета пахучую малиновую жижу. Убегая, Гривц сделал-таки интуитивное движение в сторону поганого пакета, ни… себе событие, чая спасти своё любимое детище, да какое там!
«У меня, играющего тренера такого просто не могло быть! Вот лажа!»
Когда несчастья на чёрных крыльях гонятся за нами, несть им числа и укорота!
– Дорогое вино по сто рублей! Целая бутля! – отчаянно крикнул он обидчику, кривя на бегу почерневшее лицо.
Любой бы понял – беда велика!
Но мавр был в Блефускуе всего несколько дней и местного тарабарского языка не разбирал.
Блефуску! Преступная страна, в которой дозволено худшим из плебеев быть начальниками! Блефуску! Её беды и в результате беды нормальных людей неисчислимы. Всё здесь построено на лжи, и всё будет обрушено во прах.
Почему я не изучал вовремя Бранглийский язык? Ведь всё было понятено и тогда!
Если города Фиглеленда таковы, каковы они есть, то не прав ля был Г….., утверждая, что здесь живут недочеловеки.
Горе Гривса было велико, а гнев силён, но не так, чтобы перевесить страх.
И он продолжил убегать по освещённой слабыми фонарями улице, дико топая старыми колхозными калошиками.
Грийца спасли только престарелые, но по-прежнему быстрые, как у козла опущения ноги. Иначе бы кирдык! И воспоминания на кладбище!
Он на моих глазах рассказал страшную историю товаришам из леса, но те с арабами связываться не хотели. Тогда он сменил тему разговора.
– Видите гору? – спросил он, – Там был великий учёный Иванов, который хотел скрестить человека и обезьяну?
– Неужто?
– Лет двадцать назад!
– Неведомо сие!
– Так ли? Наука умеет много гитик! Нало только иметь глаза! Там был великий учёный Иванов, который хотел скрестить человека и обезьяну!
– А зечем ему?
– Не знаю! Обезьян тогда из Кот Дивуара завозили! Пиратскими тропами! А потом выпустили в лесу!
– Может он циник был?
– Это кто?
– Ладно! Ну что, получилось? Скрестил?
– Судя по населению этого края – да!
– Скрестил, говоришь?
– Скрестил! Получилось!
– Беда какая! Господи! Поймай его, если встретишь!
– Зачем?
– Хочу ему в глаза посмотреть!
– Я бутылку разбил!
– А вот за это по зубам!
– И вправду я не презент! Вот как бывает!
– Откуда ты всё это знаешь?
– Да так, помощь космического эгрегора!
– Чего? Грефа?
– Эгрегора! Слово такое есть! Балдёж! Бастард! Баста!
– Не шути так!
– Я не шутю!
– Вот и лаппа! Смотри, не переборщи с грегором! Ты как к Штрассеру относишься?
Мысли между тем повисли.
«Излишняя искусственно нагнетаемая толерантность по отношению отдельных групп ануреев к примеру является геноцидом для всех остальных, ибо ставит национальные группы в неравные условия. Им за взятки разрешают то, что основное население не может позволить себе по совести. Особено кощунственно это выглядит, когда такого рода политика проводится под видом так называемой „демократии“ – сказало вдруг радио голосом добаного антифальшиста Левистона. Или мне почудилось?»
Глава 18
Вид родины без штанов
Всё проходит в мире! Пока на моей милой родине с такими немыслимыми хлопотами и жертвами создавался неброский шалашный рай, мир успел убежать очень далеко. Появились новые паналуальные технологии, унитазы потеснили сортиры. Ракеты бороздили просторы мироздания, сея надежду на будущий справедливый мир. И отдельные горячие головы уже всматривались в черноту неба на предмет поиметь Марс или даже Юпитер!
Были созданы новые препараты против геморроя и свинского гриппа
Улицы украсились круглыми жестяными вывесками и впервые в истории получили внятные названия! Города обзавелись немудрёными гербами, которые как могли, рисовали сами губернаторы или их пышногрудые розовые жёны. Их дилетанские потуги нравились императорам и генсекам, вызывая поощрительное похлопывание по попке.
Многое изменилось в мире, не изменилось только одно – сам человек. Каким он был, таким и остался. Не будем вспоминать, каким он был, потому что смешно, не будем констатировать, каким остался, потому что грустно!
И наш город – живое свидетельство великих успехов моей страны в геральдике!
Уж в чём в чём успехов не было, да только не в этом!
Герб моей страны удивителен! Это двадцатиголовый дракон, держащий в лапах какие-то серпы и молотки словно просыпающиеся у него из когтей. При взгляде на него возникает чувство, что мы попали в махровое средневековье, где на всех дорогах пираты, в городах жгут ведьм, пилят воров, и совершают подобные вышеназванным поступки.
Это конечно, трогательно, увидеть какого-нибудь орла, прикидываюшегося трудягой и пытающимся попозировать с молотком или лопатой в руках.
Мелкопоместные города, наглядевшийсь н столичные шедевры, экспериментировали с многоловыми медведями, страусамит, пингвинами, колосьями и петлями.
На гербе города Ущелинска, к примеру, выполненном в ярко-оглистом и нежно-голубом цветах, был изображён трахнутый двухголовый медведь, ставший на две лапы и две отвёртки, жоско запелёнутые в удивительных выпусклых колосьях.
Всё шло к катастрофе, но небыстро!
Хотя пока что мандарины остались почти такими же сладкими, как при ГвиглерГвиглере!
Что поделаешь, мой толерантный, мой внимательный читатель! Теперь не время роз!
Что ж, подождём, пока двуглавое чудище лопнет! Недолго осталось! Недолго! Империалисты! Проклятые торгаши!
Какие же времена нас благополучно обогнули?
Сквозь тернии злачного даже вблизи огня древнего вьющегося евроглеуса иудеи продирались к сгоревшей от молнии Гогасине, как Хорист продирался к истине. Нет, хуже, как Бак пробирался к Марте! От Гогасини осталось… что же от неё всё-таки осталось? Что? Тлен и перлы! Ну, в общем оставшееся было бы довольно трудно описать в словах, ибо оставшиеся артефаки уже не являются однозначными предметами. Сломанная по причине пожарников Паркеровская ручка, несколько обгоревших до мяса книжек псалмов и воздыханий, китайский самовар без трубы, дырявые монеты, выкатившиеся из-за плинтуса, средиземный подсвечник-семисвечник, восьмисвечник, девятисвечник, двенадцатисвечник и так далее, Бранглийский дырокол времён Кромвеля, посадский плат с жёлтой звездой да чешский античный протазан с чёрной полированной ручкой. Больше ничего внятного не было. Всё было покрыто огарками и копотью, какая наверно будет в судный день.
Глава 19
Краткий экскурс в Хистори
Прошли времена, когда похожие на танки динозавры попирали вековые стволы, бродя под великошумными папоротниками континента Арики, прошли времена вулканов и гейзеров, прочертившие на теле земли великие разломы и горные кряжи, прошли славные века Римской Империи, всколыхнувшие сознание поколений и подарившие миру величайшие шедевры искусств и стойкие арийские ритуалы и символику, минули времена кромешной тьмы и глистианского безумия по всей земле, и костров ведьм по всей Европе, и времена слепцов, немытых подёнщиков и бесчисленных ловких проходимцев. ГвиглерГвиглер, пытавшийся сохранить Европейскую цивилизацию был низринут и растоптан, а его великие идеи и планы осмеяны и развеяны говорливыми ничтожествами. Вслед за рухнувшим глистианством как карточный домик рухнул марксизм, времеено потерпел ужасное крушение национализм, развалились все великие империи, и идеализм, отовсюду гонимый ушлыми пройдохами, потихоньку испарился и исчез. Мир всё больше атомизировался. Люди с трудом понимали друг друга. Перзиден Бусч изголялся в выдумывании пословиц и путая склонения со спряжениями, дотягивал срок. И только один народец, виновный во всём этом беспределе, и выдумавший все эти отвратительные мульки и штучки, так страшно покорёжившие европейские народы, пребывал теперь в относительном покое и даже превратил Ближний Восток в зону манипулирования и произвола. И странное дело, пройдя через такие весёлые времена, теперь мы присутствуем в мире, когда он совершенно невнятном, сером, довольно-таки даже преступном, точно бездарном и вялом, как сосиска импотента! Человеческая жизнь погрузалась в серую необходимость и человек сравнялся с животным. Даже божественный итнтернет не можете исправить картины! Новые поколения напоминают уже не людей, а некие механизмы, в которых нет почти ничего человеческого, законы создаются не лучшими людьми сообществ, а странными криминальными бандами, органы правосудия и защиты общественных интересов превратились в органы кривоволия и похерастрии. На виду у всех можно проявлять противоестественные склонности, заявлять о своей голубизне, желтизне или ещё о чём-то, совершенно не считаясь с тем, что подумают окружающие люди.
«Что случилось? – говорит себе последний нормальный человек, тревожно оглядываясь по сторонам, – Где я?»
– Ты нигде! – отвечает ему его тень, распахнув крылья.
«Я люблю пошутить с людьми: Овальный кабинет – это такое место, где люди стоят снаружи, готовясь войти и сказать мне зачем, и вот они входят, и атмосфера их поражает. И они говорят: «Парень, ну и видок у тебя!» – отвечал ему капитан Бусч, выглядевший так, как выглядят все посланцы Зазеркалья…
Кэрролл в своей «Алисе» собрал весь маргинальный сброд своего времени- редкую птицу-дронта Додо, обитателя Маврикиевых островов, который был готовым обедом на двадцать пять матросов на двух ножках и потому дни этой птицы были сочтены при приближении первого Бранглийского галиона, отравленного ртутью Шляпника с текущей изо рта слюной, записных циников Твидалди и Твидалда, и самой королевы, Рыжей Бесс Зазеркалья.
А можно я буду называть тебя Аврором, как будто ты не обычный мелкий человечек, а какая-то важная втюря? Персонка! Нон-Гратик!
Наша учительница Друзсого языка кроме лишних людей, которые были у неё в подавляющем большинстве, признавала ещё и так называемые «сократовые лбы». У неё они строго чередовались, то шли зачуханные лишние люди, все эти рахметовы, онегины, печуркины, то сократовские лбы. А я как представил, что может появится лишний человек с сократовским лбом, мне жутко стало. Это было бы надругательство над человеческой природой! Неандертальский зомби! Кроманьонский вампир! Она до этого не додумалась, а я представил как на Галапагосских островах прямо из вод морских появился лишний человек в зелёном шлафроке с сократовским лбом, мне поплохело! В шлафроке, как Белинский, сверху кроет всё сократовский лоб – ужас! Это терминатор какой-то, а не человек! Бомбисты, ко мне!
Тель-Авивский Лепрозорий имени Бенни Гудмена, одно слово!
Мои размышления прервал Бак, явившийся с ходки в лес за дровами.
Человек не может существовать без традиционного знания. Без него мог существовать только монтёр Селивёрнстиков и Бак, в прошлом сын таращанского полка.
Он спросил:
– Что ты знаешь о наших спортсменах? Наши спортсмены как разогнались, как разогнались в своих маленьких красных шаливариках и…
– ..обосрались!
– Угадал!
– Что тут угадывать! И так понятно!
Вечер обозначал начало эпохи Бака Ливеркузена.
Это был первый день, когда мы задумались о будущем!
– Бак! – спросил вдруг Фрич, – Знаешь про девушек? Я знаю, ты любишь, когда они смотрят на свой живот и я понимаю, что они там видят!
– Это секрет! Это их секрет!
– И какой-же? По-моему они ничего не видят!
– Они видят всё!
Большая оса носилась над Баком, так, словно он был с ног до головы намазан вареньем.
– Чур! Отвлеки её! Чур! Я не знаю чего она хочет от меня, что ей понравилось во мне!
– Может быть, твой запах?
– Ну, это вряд ли! Я ведь знаю, чем пахну! Но никогда никому этого не скажу!
– Вот и правильно! Никогда не говори это никому, Бак! Пусть они сами тебя будут нюхать и после сломают голову в размышлениях, чем ты пахнешь!
– Вот наконец ты сказал слово «Мы»! А до этого твоё сердце билось одиноко, в гордыне! И наконец ты сказал слово «Мы»!
– Гук вчера спалил дом! Он выпил много белого вина, потом много самогона и особенно много одеколона, и по ошибке поставил бутыль на грелку. Его великолепный соломенный дворец вспыхнул, как факел и тттттут же сгорел дотла!
– Погорелец похожий на Кота Базилео, явился в неурочный час. Вернее его волокли два рыжих Фараона, и он кричал:
«Я погорелец! Я погорелец, а не дерьмо собачье! Вы слышите, люди? Люди! Я погорелец!» Он размазывал грязные слёзы по огорчённому лицу. Но сопровождавшие его не сочувствовали ему, а волокли. Продолжали волочить!
– Хотя мы тоже недавно стали погорельцами, компенсаций от этого государства нам ждать не приходитсяь. Поэтому официальным погорельцам я не сочувствовую. А к неофициальным себя причисляю!
– Человек, лишившийся всего, часто становится философом!
– Знаешь, великий философ Фридрих Ницше…
– Ты его лично знал?
– Да, отдыхали вместе в Баден-Бадене!
– Ну и что твой друг?
– Он всегда страдал манией величия, с молодых ногтей страдал, и все так привыкли к этому, что считали это за норму, пока…
– Пока что? Что он натворил?
– Пока он не разослал друзьям телеграммы, где благодарил их за признание своего превосходства и объявлял, что первым декретом, который он издаёт, как верховный руководитель Вселенной, будет декрет о расстреле Папы Римского и Бисмарка!
– Сразу обоих?
– Сразу двоих!
Двоих?
– Угу!
– Я надеюсь, он позволил им последнее желание?
– Да, отлить у стены Пер-Лашез! И откушать овсянки ввечеру!
– И это всё?
– Мало?
– И они отлили?
– Нет, только Папа! Папа не стал кобенится! Отлотл! А Бисмарк отказался! Я, говорит, генерал и привык терпеть!
– Твой друг был очень умерен в желаниях! Всего-то двоих! Я бы, честно говоря, их тоже расстрелял!
– Нссли бы вы знали, скольких бы людей может расстрелять обычный средний человек, мирно просиживающей штаны в весовой палатке или конторе, вы были бы удивлены!
– Нет, ты не отвлекайся! Про Ницше говори!
Ты сказал «После чего…»
– После чего его посадили в психушку!
– За что? За то, что он расстрелял Папу и Бисмарка?
– Затрудняюсь сказать, только посадили!
– Папа Римский посадил?
– Друзья! Они стали опасаться за его будущность! Это ведь очень фантазийно: Бисмарт, Папа Римский у стены Пер-Лашез, гвардейцы, последнее желание! Ну и всё такое!
– Хорошие же у него были друзья! Верные! Ха! Это ты его посадил! Я знаю!
– Нет, я был против!
– А Бисмарк что?
– Ничего! Плакал! Жалел, что Кармания потеряла такого чудного философа!
– Он был наверно очень добрым человеком, если посадил твоего друга в психушку, а после плакал!
– Да, очень!
– Внимание! Ахтунг! Ахтунг! Я открыл секрет философского камня! Торговля страусиными яйцами! – поднял указительный палец мой новый приятель, – Господа! Страусиные яйца!
«Золотой Страус Эму снесёт нам Золотые Яички»!
Представьте дирижабль, на борту которого сияет такая надпись! Каково?
Это новое, очень перспективное дело! Это мой самый страшный секрет! Я выдал его вам!
– Наверно, если тебя пытать, ты выдашь и секрет золота инков!
– А? – попытался оторваться от горячих, как тигель камней меж тем слушающий незнакомец.
– Страусиные яйца – питательный и недорогой продукт для средних слоёв населения Блефуску! Граждане! Покупайте страусиные яйца фирмы Беккер! – - говоря свою речь, Бак даже задрыгал от возбуждения ногами, – Калиброванный страусиные яйца фирмы Беккер и справят дефицит белка и принесут в ваши гнёзда мир и согласие!
– А? Ты чо?
– Фирма Беккер ваш лучший друг на пути к истинному Дао!
– К кому? Ты китаец чоль?
– А?
– Не было на нас трепака! Так страусовода принесло!
Страусиные яйца…
– Юморист! Чего едят твои долбанные страусы?
– Страусы…
– Сникерсы и гамбургеры? Икру паюсную они не едят случайно?
Но Бак нёс знамя вернойро
– Страусы – непритязательные и добрые животные! Они едят…
– …человечину!?
– Интересная версия!
– Так это животные, а не птицы? Меня в школе учили, что страусы – птицы! Что вы буробите?
– Какие ж они птицы, коль не летают? А?
– Какая разница, кто яйца несёт! Что лучше: курица или церковь? Лишь бы эти твари яйца несли! Нам всё равно!
– Всё да не всё!
– А?
– Если не будете слушаться меня, я натравлю на вас стаю огромных леопардовых мух, которые были источником самых страшных эпидемий золотого пояса Африки! Попляшете тогда у меня!
– Может, мухи до Бранглии не долетят?
– Долетят! До тебя долетят!
– Ладно, я умру, мир не заметит! Так ж и страусы умрут? Тогда яиц не будет! Чем торговать будем?
– Контрастными перепелиными яичками!
– А…
– Может быть, мы займёмся торговлей слоновыми бивнями? Это проще!
– Торговлишкой, торговлишкой! Я бы так сказал! – ввернул веское слово cиoнский посланец богов Яков, вращая глазами, как античная сомнамбула.
В юности у него была шведская семья, затем шведский стол, а потом в старости – шведский стул!
– Шведский стол! Культурное питание для народа! Вот наш лозунг!
– У него был шведский стул! Он всё время бегает к кутье! – шепнул Фрич, – И потому бесится и проповедует!
– Бегать к кутюрье никому не запрещается!
– Ути! Ути! Ути! – вдали кричала на коз Марта, и эхо разносило её голос по горам.
– Я о нём много знаю! Он недавно чинил стиральную машину Марты! Ему нужно было получить две бутылки самогона и Марта готова была ему их подарить за то, что он починит ей старую стиральную машину, которую разбил её муж, когда бросил её в неё! Яков Соломоныч чинил машину долго и придирчиво, важно протирая ветошью каждую деталь. Видимо он не понимал в этом ничего, потому что долго в его глазах стоял вселенский лёд. Но он починил! С испугу чего не сделаешь! Целый день Яков валандался с машиной и забросал весь двор ненужными деталями…
Фрич на сей раз был видимо не в духе. Он рассказывал долго и нудно. Мне было почти не смешно, хоть то, о чём он рассказывал, было на самом деле очень смешно.
Марта придирчиво осмотрела свою машину, всё качала головой, как всегда всем недовольная, но в качестве гонорара дала Якову две запотевшие изнутри бутыли с мутным пойлом и позволила постирать всё, что ему дали приятели. Тут было несколько пар штанов, три майки нечеловеческого вида и даже чья-то касторовая шляпа, думаю, она по виду была шляпой президента Линкольна или кого-то из его гоп-компании. Шляпа не понравилась пророку и Яков Соломонович тут же брезгливо отбросил её ногтем. Бак так ненавидел эти проявления снобизма, что не отказал себе в удовольствии удирить доброго Якова Соломоныча ногой в тощий зад. Тот завыл.
Сломанная стиральная, видимо не без наущения Якова Соломоновича целиком настроившаяся под младенцев, взамен грязных штанов и маек выдала коллекцию розовых ползунков и распашонок, в которых с трудом узнавались крепкие полковые кальсоны Бака Ливеркузена.
– Это что такое? – удивлённо спросила Марта.
Яков побледнел Он понял, что неудовлетворённый Бак будет мстить и мстить нелицеприятно.
– Не мне вас учить! Последние слоны жили тут тридцать тысяч лет назад! Их звали мамонами!
– Но бивни остались! Нам ведь не слоны нужны, и бивни!
– Я не виноват!
– К тому же бивни внесены в Красную книгу Блефускуда! Отпадает!
– Да, тут полный отпад! П…! Вернее, отстой!
– Если и такое выдающееся предложение никого не взволновало, ответьте мне, чем же мы тогда будем заниматься, добывать хлеб насущный? Что вы молчите, как три потоля на Щиплюхе?
– Мы думаем!
– Они думают! Раньше надо было думать! До исторического При чём тут ваши думы? И о чём ваши думы, господа фригидные ослы?
– Я предлагаю, – говорит тут Фрич, который аж побелел от напряжения мозжечка, – заняться делом элитным и экстатическим! Я предлагаю заняться магией и фокусами! Мало ему кормления рыбой и прогулки по воде?
Этот онанист-очкарик был живой, как малёк на крючке. Ртутный темперамент! Очки были у него роговые, и наверняка он был онанист высшей гильдии! Очкарик! Все очкарикик или гении или онанисты! Иного не дано! Я не думаю, что все, кто в очках – онанисты, но слишком многое говорит за это! Слишком многое говорит за!
А сзади стоял странный козёл в поповской рясе и будто состоял из одних бровей! Одна бровь была сатанински-чёрной, а другая ангельски-седой. Классический попик, как ни поверни, с одной стороны как бы острый глистовый приспешник, но и одновременно истовый сторонник родины. Патриотизм должен быь неотъемлемым свойством попов! На гоношиста такой и пузом пойдёт! Молодчага! Брови у него, конечно, уступали брежневским, но оставляи далеко позади себя Рейгановские! Поп стоял, скрестив руки на груди и придерживая одной рукой бейсбольную биту, которая судя по тому пиететеу, с которым он с ней обращался, была важнейшим элементом глистианскиго ритуала.
Святой с бейсбольной битой и повязкой на глазу!
Ничуть не удивлюсь, если этого… зовут Антон Зимарук!
Секунду длилось торжественное помалкивание, потом все взорвались:
– Нам всем? У нас же не все такие талантливые, чтобы летать по вождуху! Поп как будет летать по воздуху? Он всегда пьяный и ж… у него неаэродинамическая! -Какая-какая?
– Не! А! Э! Ро! Ди! На! Ми! Че! С! Ка! Я! Понятно, Филюрин?
– А пьяный аристократ Двавпсихушкетривтеньке как лётать будет? Ещё врежется в небоскрёб или Марусю жопою задавит! А если с неба ещё и его матерщина литься будет? Это какой-то пиратский случай! Люди не поймут такие фокусы. А?
– Я знал одного типа, который летал по воздуху и строил лестницу на небо!
– И говорят очень неплохо зарабатывал этим…
– Нехитрым ремеслом! – резюмировал злой cиoнист Яков СамуйлычСамуйлычСамуйлычСамуйлыч.
Человек, испорченный скрипкой!
– Хулиган! Помоги дедушке! Яков СамуйлычСамуйлычСамуйлычСамуйлыч, – говорю, – помилуйте! Вы что-то умеете? У вас есть тщательно скрытые таланты? Тогда всё! Идите расточником на завод! Родине нужны расточники! Я помогу с протекцией! У вас вид настоящего расточника!
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/aleksey-kozlov-8794581/dzhungli-blefusku-tom-2-dzhonni-kishki-naruzhu-23577002/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.