Главная страница | Триллеры | Наследник

Наследник
Алексей Викторович Хапров
Очень добрая, очень трогательная, с очень драматичным финалом история о судьбе угодившего в непростую жизненную ситуацию мальчика, в которую, волею случая, оказался вовлечен и главный герой этого романа. Помогая попавшему в беду ребёнку, он проходит через множество опасных, сопряженных с риском для жизни приключений. Но зловещая тайна, которую скрывали в себе все эти события, становится известной ему лишь спустя несколько лет.

Наследник

Алексей Хапров

© Алексей Хапров, 2023

ISBN 978-5-4483-3014-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Увядшая осенняя листва сонно шуршала под ногами и устилала землю ярким желто-красным ковром.
Я, засунув руки в карманы куртки, опустив козырек фуражки, дабы защитить глаза от мелкого моросящего дождя, и ёжась от прохладного, пробиравшего почти до самых костей, ветра, сидел у склона оврага и задумчиво смотрел вниз.
Вот тут все и началось.
По правде говоря, я всячески старался избегать этого места. Слишком уж явно оно ассоциировалось со всем пережитым. Один его вид разъедал мою давно не заживающую душевную рану и заставлял больно сжиматься сердце. Но, как я ни старался, забыть его мне никак не удавалось.
Каждый раз, приходя сюда, я давал себе слово, что этот визит – последний, и что я больше здесь никогда не появлюсь. Но в конечном итоге я его не сдерживал. Это место, точно магнитом, притягивало меня к себе, ибо связанные с ним события затмили собой все остальные страницы моей жизни. В этих событиях было все: и мистика, и загадочные убийства, и приключения, едва не стоившие мне жизни, венцом которых стала острая душевная драма.
Зачем я все же сюда прихожу? Может, надеюсь на какое-то чудо? Может, рассчитываю повернуть время вспять? А может, для того, чтобы снова погрузиться в воспоминания?..

Часть первая
Голосов овраг

Глава первая
Моя тихая, незатейливая, однообразная провинциальная жизнь закончилась в тот самый момент, когда я вышел из вагона поезда и ступил на перрон Павелецкого вокзала. Именно с этого апрельского дня вокруг меня все завертелось и закружилось: захлопали дверцы машин, застучали двери домов, загудели автомобили, завыли сирены, зажужжали пули.
Я глубоко вдохнул свежий воздух, который после плацкартной духоты показался мне глотком жизни, сощурился от бившего в глаза солнца и влился в суетливый, спешащий к выходу в город, поток гостей столицы.
Метро «Павелецкая», метро «Коломенская», нехитрый лабиринт улиц, и – вот она, цель.
– А-а-а, приехал, – с притворной ворчливостью протянула тетя Клава, невысокая, грузная, пожилая женщина, с маленьким крючковатым носом, из-под которого пробивались тонкие черные усики, и узкими, карими, чуть скошенными вверх глазами. – Ну, заходи, заходи.
Она распахнула дверь и посторонилась. Я изобразил на лице приветливую улыбку, тепло поздоровался и перешагнул через порог, мысленно отмечая, как сильно постарела младшая сестра моей матери за те пять лет, что мы не виделись.
– Как доехал-то?
– Нормально, – ответил я, присев на корточки и развязывая шнурки на ботинках.
– Поездом ехал?
– Поездом.
– Нас быстро нашел? Не плутал?
– А чего там плутать? – пожал плечами я, обувая придвинутые хозяйкой тапки. – Путь не сложный.
– Совсем, видать, в провинции стало плохо, – вздохнула тетя Клава. – Весь бывший Советский Союз в Москву ринулся. Куда ни глянь – одни приезжие.
– А что делать? – ответно вздохнул я, поднимая чемодан. – Заводы стоят. Работать негде. Зарплаты мизерные. Вот и приходится мигрировать.
– Хотели капитализм – вот и получили! Не жилось вам при социализме! Все миллионерами захотели стать! – гневно бросила хозяйка, как будто в «гайдаровских» реформах был повинен именно я.
Меня не обижало ее ворчание. Я понимал, что оно – издержки возраста. Все пожилые люди чуточку брюзгливы. А тете Клаве как-никак шел уже шестой десяток. В душе же она была женщиной доброй и отзывчивой. В ней абсолютно не просматривался тот самый «комплекс москвича», эдакая надменность и заносчивость, что зачастую бывает свойственен столичным жителям по отношению к своим провинциальным родственникам. Наверное, не последнюю роль в этом сыграло и то, что мы ей особо не докучали. Как ни явен был товарный дефицит в нашем Балашове, мы никогда не забрасывали ее просьбами что-то достать. Моя мать обратилась к ней за помощью только тогда, когда в ней действительно появилась острая необходимость. После долгих безуспешных поисков работы, я, по совету знакомых, решил податься на заработки в столицу, где с трудоустройством было значительно проще. Узнав о моем решении, мать вздохнула, позвонила сестре и попросила ее приютить меня на месяц-другой, пока я не «оперюсь». Та не отказала.
– Вы не волнуйтесь, тетя Клава, – виновато пробормотал я, входя вслед за ней в комнату. – Я у вас надолго не задержусь. Как устроюсь, немножко заработаю, сразу же сниму себе отдельный угол. Надоедать не буду.
– Да ладно, – отмахнулась она, – живи пока. Что мы, чужие, что ли? Ты все-таки, мой племянник. Грех родственнику не помочь. Хочешь, в доме живи. А хочешь, занимай «времянку». Все удобства там есть. Вода, газ, санузел. Я раньше туда студентов пускала. Но сейчас перестала. Шуму от них слишком много.
– Идет, – согласился я. – Так и сделаю.
В мои глаза ударил полумрак. Свет в комнате исходил только от старенького черно-белого телевизора, по которому показывали новости.
– Да хватит тебе эту брехню смотреть! – взвилась хозяйка и щелкнула выключателем на стене.
Вспыхнул яркий свет, и я увидел лежавшего на диване дядю Сашу.
– О, кто к нам приехал! – воскликнул он и поднялся с места. – Племяш!
Это был одутловатый тип с массивным лицом и большой круглой головой, главной «достопримечательностью» которой являлась солидная проплешина. Моя мать почему-то его не любила. «Слишком хитер», – отзывалась о нем она, явно считая это пороком. Но я был о дяде Саше совсем другого мнения и находил его очень веселым и остроумным человеком.
Мы обменялись крепким рукопожатием и присели.
– На заработки? – спросил он.
– На заработки, – подтвердил я.
– И кем работать собираешься?
Я пожал плечами.
– Как получится. Куда возьмут. Хотелось бы, конечно, по специальности. Но время сейчас такое, что инженеры нигде не нужны.
– Да, это верно, – кивнул в ответ дядя Саша. – Сейчас время торгашей и охранников.
– Борька Кузьменко от безнадеги тоже в охранники пошел. Слыхал? – крикнула из кухни тетя Клава. – А ведь приличным технологом был. На приборостроительном работал.
– Ты думаешь, он не доволен? – отозвался дядя Саша. – Еще как доволен. Сутки на работе, двое дома. Да и зарплата неплохая.
– А у нас в Балашове даже охранником не устроишься, – горько усмехнулся я. – Найти работу можно только по блату.
– А ты хочешь в охранники? – брови дяди Саши удивленно взметнулись вверх.
– Я хочу зарабатывать, – объяснил я. – Но выбор у меня, увы, небольшой. Московской прописки у меня нет. Так что остается либо строить, либо продавать, либо охранять. Удел нашего брата-гастарбайтера сейчас таков. А в работе охранника я ничего позорного не вижу. По мне это даже лучше, чем кирпичи таскать, или за прилавком стоять.
Тетя Клава выглянула из кухни.
– Ну поговори с Борькой, – обратилась она к мужу. – Может им сотрудники нужны.
– Поговорю, – пообещал дядя Саша. – Только завтра. Сегодня он на службе.
Мы уселись на диван и стали вспоминать общих знакомых, пока тетя Клава не прервала нас своим зычным выкриком:
– Ужин на столе!
Дядя Саша выключил телевизор, и мы пошли на кухню…

Глава вторая
Бивший из окна сквозь приоткрытую занавеску яркий солнечный свет недвусмысленно свидетельствовал, что наступило утро. Я широко зевнул, поднялся с постели, застелил кровать, умылся, почистил зубы, побрился, оделся и вышел наружу.
Вокруг пахло весной. Воздух был чист и свеж. В нем чувствовался аромат росшей в саду черемухи. Приятный теплый ветерок колыхал древесную листву.
Решив немного прогуляться, чтобы осмотреть близлежащие окрестности, я открыл калитку и вышел на улицу. Дойдя до ее конца, я свернул в какой-то проулок и, миновав его, очутился на набережной. Мои глаза удивленно округлились. Берег Москвы-реки смотрелся довольно необычно. Его усеивали огромные гладкие камни, которые никак не вписывались в привычный центрально-российский пейзаж и больше подходили, скорее, морскому побережью. Интересно, откуда они здесь взялись? Завезли для красоты? А может их занесло сюда еще в незапамятные времена каким-нибудь ледником?
Я неторопливо зашагал по вымощенной тротуарной плиткой дорожке.
«Красота! Тишина и покой! Даже не верится, что я в столице. Где свойственные ей суета, спешка, многолюдье? Оказывается, Москва такая не вся, и в ней существуют островки, напоминающие тихую, спокойную провинцию. Какое изумительное место для отдыха! А что это там вдали? Какой-то храм».
Я решил осмотреть его поближе. Пройдя еще немного вперед, я поднялся по лесенке наверх.
«Ба, да это не просто какая-то церквушка. Это целый музейный комплекс».
Ознакомившись с информацией, размещенной на стенде, я уяснил, что нахожусь на территории парка-заповедника «Коломенское», что привлекший мое внимание белоснежный храм носит название церкви Вознесения, и что сооружен он аж в X?V веке по распоряжению великого князя Василия ???.
Полюбовавшись его мощным куполом, я хотел, уже было, продолжить свой путь, как вдруг за моей спиной раздался робкий голос:
– Молодой человек, простите, вы не местный?
Я обернулся. Рядом со мной стояли две скромно одетые пожилые женщины. На голове каждой из них был повязан белый платок.
Мне вдруг дико захотелось прихвастнуть своим столичным статусом. Я придал себе бравый вид и ответил:
– Да. А что?
– Вы не могли бы подсказать, как пройти к Голосовому оврагу?
Я недоуменно нахмурил лоб.
– Какому Голосовому оврагу?
Женщины, переглянувшись, вздохнули.
– Ну вот, а говорите, что местный. Если бы вы были местный, вы бы обязательно это знали.
Мои щеки предательски покраснели. Называется, порисовался! Сам же поставил себя в дурацкое положение. Во мне заговорило чувство вины.
– Я действительно здесь живу, – попробовал оправдаться я. – Но только недавно.
Женщины отмахнулись и отошли в сторонку, выискивая кого-нибудь еще.
Меня наполнило любопытство. Голосов овраг! Что это за диковина, если каждый местный житель обязан о нем знать? Чем он знаменит?
Обойдя заповедник, я вернулся домой. Мои родственники окучивали огород. Я подошел и поздоровался.
– Ну, где ты ходишь? – с укором спросил меня дядя Саша. – Был я у Кузьменко. Он согласен тебе посодействовать, если ты, конечно, не передумал переквалифицироваться в охранники.
– Не передумал, – ответил я.
– Тогда подожди полчасика. Грядку закончу, и сходим.
– Может, помочь?
– А что, помоги, – отозвалась тетя Клава. – Втроем оно быстрее пойдет.
Я сходил в сарай, взял лопату и принялся перекапывать землю.
– Тетя Клава, – спросил я. – А что у вас тут за Голосов овраг?
– Есть здесь такой, – кивнула она. – За яблоневыми садами находится. А где ты уже успел о нем узнать?
Я вкратце поведал о своем недавнем конфузе.
– Это, наверное, лечиться приехали, – предположила тетя Клава. – Их тут целые табуны ходят. Там, в овраге, есть два больших валуна. Говорят, от них исходит какое-то сильное излучение, которое многие болезни излечивает. Вот народ и валит. Правда это или нет – не знаю. Но ты в этот овраг лучше не спускайся. Нехорошее это место.
– Чем же оно нехорошее? – поинтересовался я.
– Тем, что аномальное, – разъяснила тетя Клава. – Нечистое. Слава о нем идет дурная. Люди там время от времени пропадают. Спустился человек в овраг, а обратно не вышел.
– Вот те раз! – изумленно присвистнул я. – И часто такие случаи бывали?
– Не часто, но бывали. За то время, что я здесь живу, там два человека бесследно исчезли. Федеральный розыск объявляли. Так и не нашли. И раньше такое бывало. Ученые говорят, что по этому оврагу проходит какой-то разлом.
– Интересно, – протянул я.
– И особенно держись от него подальше, когда в нем туман. Говорят, что когда туман в овраге приобретает зеленоватый оттенок, там открывается портал в параллельный мир и всякие черти наружу вылезают.
– Да хватит тебе ерунду молоть! – раздраженно бросил супруге дядя Саша, обивая лопату от земли. – Сказок понавыдумывали, а ты в них веришь.
– Никакие это не сказки, – обиженно возразила тетя Клава.
– А ну тебя! – отмахнулся дядя Саша. – Тем, кто это распространяет, пить надо меньше. А то хряпнут в овраге сверх всякой нормы – у них и черти, и зеленый туман, и белая горячка впридачу.
– Э-э-э! Остряк! – с упреком бросила тетя Клава и снова обратилась ко мне. – А в овраг, все-таки, лучше не ходи. Мало ли что там…

Борька Кузьменко оказался невысоким худощавым мужичком, лет сорока пяти, с покатым лбом, близко посаженными глазами, и острым, вытянутым подбородком. Он изучающе оглядел меня с головы до ног и скептически поцокал языком:
– М-да, не впечатляешь.
Я вздохнул и развел руками по сторонам. Мол, какой есть – такой есть.
– К директору я тебя, конечно, подведу. Но возьмет он тебя или нет – того не ведаю. Ручаться ему за тебя не буду. Уж извини. Вижу тебя в первый раз. Кто его знает, что ты за птица. Давай так. Сегодня у меня выходной. А завтра заходи к семи утра. Идти здесь недалеко. От силы полчаса. Я тебя представлю, а там уж все зависит от тебя, как ты покажешься.
– Спасибо, – поблагодарил я.
– Пока еще не за что, – ответил Кузьменко…

Глава третья
Оставшуюся часть дня я решил провести с пользой.
Библиотека встретила меня мертвой тишиной. В читальном зале не было ни души. Я подошел к стойке. Сидевшая за ней пожилая дама с пышной прической и в больших круглых очках оторвалась от толстого журнала и вопросительно посмотрела на меня.
– Здравствуйте, – обратился к ней я. – Вы не могли бы помочь мне с литературой по такому вопросу. Я не здешний, приехал в гости к родственникам и узнал от них об одном загадочном месте, расположенном в ваших краях. Голосов овраг. Рассказы о нем меня очень заинтересовали. Нет ли у вас по нему чего-нибудь серьезного, чтобы поменьше сплетен и побольше фактов?
Библиотекарша нахмурила лоб и задумалась.
– Есть, – оживилась она. – Это, конечно, не научный трактат, но издание, вроде, солидное.
Через несколько минут я сидел за столом и перелистывал пожелтевшие страницы старой потрепанной книги с интригующим названием: «Неразгаданное, непознанное».
Голосову оврагу в ней была посвящена целая глава. Я погрузился в чтение.

1621 год. Времена правления царя Михаила Федоровича. Коломенское.
Теплая летняя ночь. На ясном безоблачном небе мерцают звезды. Тишина. Вокруг раздается только стрекот сверчков, да едва уловимый шелест колышимой ветром листвы.
Внезапно из Голосова оврага вылетает невесть откуда взявшийся небольшой конный отряд и с гиканьем скачет вперед. На их пути возникает царский дворец, охраняемый огромным количеством стрельцов. Всадники резко пришпоривают лошадей, поворачивают обратно и пробуют скрыться. Стрельцы устремляются в погоню и берут их в плен.
Захваченные оказываются крымскими татарами. Им тут же учиняется допрос, на котором звучат невероятные вещи.
Все пленные, как один, утверждают, что являются воинами хана Девлет-Гирея, войско которого штурмовало Москву пятьдесят лет назад, в 1571 году (штурм окончился неудачей; татары оказались разбиты и развеяны на мелкие группы), и что их отряд, уходя от преследования, решил на время скрыться в попавшемся на пути глубоком овраге, который был наполнен густым туманом, имевшим какой-то необычный зеленоватый оттенок.
Спустившись вниз, они постояли там некоторое время, после чего решили продолжить свой путь. И были очень удивлены, наткнувшись на этот дворец. Ведь утром его здесь не было.
Ответы пленных передаются царю. Михаил Федорович впадает в бешенство: «Что за бред? Спуститься в овраг, провести там несколько минут и выйти оттуда через пятьдесят лет?! Врут, сукины дети! За дураков нас принимают! Вытянуть правду любой ценой, любыми способами!».
Татар подвергают страшным, изощренным пыткам: топят в воде, жгут каленым железом, вешают над огнем. Но те упорно стоят на своем: мы – воины хана Девлет-Гирея, штурмовали сегодня Москву, оказались разбиты…
Так и не услышав от пленников ничего нового, дознаватели обращают внимание на их экипировку. Их изумлению нет предела. Все, во что облачены пойманные татары, давным-давно устарело и уже не используется. Неужели те говорят правду? Но как могло произойти, что они проскочили через целых пятьдесят лет? Что за дьявольщина такая?
Михаил Федорович в недоумении. Он приказывает писарям зафиксировать сей факт в летописи. Но о дальнейшей судьбе пленных там, увы, не сообщается.

1832 год. В селе Садовники появляются два человека и утверждают, что они – местные жители. Старожилы с трудом признают в них крестьян Архипа Кузьмина и Ивана Бочкарева, бесследно исчезнувших более двадцати лет назад, в 1810 году. Кузьмин и Бочкарев впадают в глубокий шок, увидев своих жен и детей постаревшими на два десятка лет.
Появляется полиция. Крестьяне растерянно рассказывают, что, возвращаясь ночью домой из соседнего села Дьяково, они решили сократить путь и пройти через Голосов овраг. Погода была сырая, и овраг был наполнен густым, зеленоватым туманом. Миновав огромные валуны, они вдруг словно куда-то провалились и очутились в некоем пространстве, которое было освещено тусклым, бледным светом и наполнено множеством приспособлений непонятного назначения. Среди этих приспособлений расхаживали большие, заросшие шерстью, существа, похожие на людей. Архип и Иван страшно перепугались, решив, что перед ними черти, а сами они каким-то образом угодили в преисподнюю.
Заметив появление чужаков, «черти» стали указывать им куда-то в сторону, знаками призывая идти туда. Не переставая трястись от страха, крестьяне повиновались и вскоре снова очутились на дне оврага. Облегченно переведя дыхание и обильно перекрестившись, они поднялись наверх. Но, вернувшись домой, вдруг обнаружили, что прошло много лет.
Весть об этом странном и загадочном случае мгновенно облетела все окрестности и, благодаря газетам, постепенно распространилась по всей стране. Люди специально приезжали из других городов, чтобы своими глазами увидеть попавших в столь необычную переделку горемык.
В полицейском управлении долго ломали голову в поисках убедительного объяснения случившегося и, наконец, решили провести в Голосовом овраге следственный эксперимент. Дождавшись, когда он снова заполнится туманом, следователи попросили Кузьмина и Бочкарева опять пройти через него. Те скрылись в плотной дымке, а спустя несколько минут, к изумлению полицейских, обратно вышел только Бочкарев. Кузьмин словно растворился и больше уже никогда и нигде не появлялся.

«Вот это да! – мысленно восклицал я, возвращаясь домой. – Мне доводилось слышать о многих чудесах и загадках. Но чтобы неразгаданное и непознанное находилось рядом – с таким я сталкиваюсь впервые».
И я, невзирая на советы тети Клавы, решил при случае обязательно исследовать это таинственное место…

Глава четвертая
Кузьменко вышел из дома ровно в семь. Ни минутой раньше, ни минутой позже. Определить это я смог по радиосигналам точного времени, донесшимся из открытой форточки.
Закрыв калитку и заметив меня, он удивленно вскинул брови:
– Пришел? А чего за забором стоишь? Почему не заходишь? Собак боишься?
– Да нет, – смущенно ответил я. – Просто неудобно как-то.
– Ну вот, тоже удумал, неудобно! Неудобно деньги просить. А просто зайти – чего же тут неудобного?
Мы пошли по улице.
Вопреки моим ожиданиям, Кузьменко не стал любопытничать относительно причин моего появления в здешних краях. То ли ему это было безразлично, то ли дядя Саша уже все ему рассказал. Он сразу заговорил о работе.
– Конторка у нас небольшая. В штате человек десять. И это хорошо. Чем меньше фирма, тем непринужденнее в ней отношения. Объектов три: торговая база, частный дом и автостоянка. Кстати, именно на ней и находится наш офис. Но директор – мужик пробивной. Так что не исключено, что со временем появится что-то еще.
– Как он сам то? – спросил я. – Сработаться с ним можно?
Борис пожал плечами.
– Я сработался. Все остальные тоже сработались. Он, конечно, себе на уме. Но не деспот. Из «ментов». Ушел оттуда не по своей воле: попался на какой-то контрабанде. Никто не прикрыл, ну и попросили написать рапорт об увольнении. Но я не думаю, что он от этого сильно переживает. Устроился, вроде, неплохо. Открыл ЧОП, нашел клиентов и живет – не тужит.
– Контрабанда – это, конечно, серьезно, – вставил я.
Кузьменко иронично усмехнулся.
– Да ты его не демонизируй. Ты думаешь, он один в милиции этим занимался? Отнюдь. Просто, когда дело засветилось, понадобился крайний, и почему-то выбрали его.
– Ну да, никто не прикрыл, – понимающе кивнул я.
– В «ментовке» многие шустрят. На одну зарплату там не прожить. Поэтому каждый ищет, где бы подработать. Практически у всех есть какой-нибудь дополнительный источник, и не всегда законный. Просто кто-то попадается, а кто-то нет. Роману Олеговичу, вот, не повезло.
– Это его имя-отчество? – спросил я.
– Да, – подтвердил Кузьменко. – Баруздин Роман Олегович. Ты его не бойся. Не такой уж он и страшный, каким может показаться вначале. Будешь нормально работать, не опаздывать, не пьянствовать – он тебе слова худого не скажет.
– Постараюсь, – пробормотал я.

Когда мы, миновав шлагбаум, зашли на территорию автостоянки, я сразу увидел небольшой строительный вагончик, окрашенный в синий цвет. На двери красовалась табличка: «ЧОП «Барс». Очевидно, это и был офис.
Шагнув на ступеньку и взявшись за ручку двери, Борис знаком попросил меня остаться снаружи.
– Подожди пока здесь, – сказал он.
Я послушно кивнул, заложил руки за спину и стал медленно прохаживаться взад-вперед.
Стоянка была небольшой. Но машины на ней стояли солидные. В основном это были иномарки: «Тойоты», «Мазды», «Опели», «Хонды». Был даже один «Бентли». К моему удивлению, его хозяином оказался молодой парнишка лет восемнадцати. Смотреть на него было неприятно. Надменный взгляд, властная походка. Явно чувствует себя хозяином жизни. Видимо, «чей-то» сын. «Мальчик-мажор», представитель так называемой «золотой молодежи». Один из тех, кому все дается легко. Я горько вздохнул и повернулся к нему спиной, предпочтя сосредоточить свой взгляд на дремавшей у забора дворняжке. Ну его в баню!
Дверь вагончика открылась, и из него появилось несколько человек в черных камуфляжах. О чем-то переговариваясь, они направились к шлагбауму. Вслед за ними наружу выглянул Кузьменко и махнул мне рукой:
– Заходи.
Я глубоко вдохнул, старясь унять вспыхнувшее волнение, и скакнул на порог.
В «офисе» было сильно накурено. Очевидно, здесь не слишком заботились о здоровье окружающих. В моем горле запершило, и я с трудом удержался, чтобы не кашлянуть. Я ведь был некурящий.
В углу за небольшим столом сидел невысокий, но крепкий человек величавой наружности, с острыми, сверкающими глазами, чем-то напоминавшими пистолетные дула, выпуклым лбом и большой массивной челюстью, которая придавала его лицу некоторую свирепость.
– Здрасьте, – выдавил я.
Баруздин, – а это, несомненно, был он, – пристально посмотрел на меня и кивком указал на стул. Я робко присел. Борис вышел на улицу, оставив нас наедине.
Не говоря ни слова, Баруздин протянул руку к лежавшей на столе пачке «Кэмэл», поднес сигарету к губам и щелкнул зажигалкой, не переставая при этом наблюдать за мной с видом разомлевшего на солнцепеке кота. Мне стало не по себе. Я непроизвольно съежился и опустил глаза. Баруздин еще немного помолчал, разогнал перед собой дым, после чего, наконец, сподобился на первую реплику:
– И что тебя потянуло в охранники? – растягивая слова, хрипло пробасил он.
Я честно обрисовал ему свою ситуацию, ничего не приукрашивая и не притушевывая.
– Да-а-а, – протянул Баруздин, выслушав историю моего появления в Коломенском. – В провинции жить сейчас тяжело. Это хорошо, что ты мыслишь реально и не ищешь журавля в небе. Без московской прописки хорошую работу по специальности в столице найти трудно. Я не говорю, что это невозможно. Глядишь, и получится со временем. Приживешься, заведешь знакомства, может даже женишься. Но начинать, действительно, нужно с малого. Сотрудники мне нужны. Работы хватает. Но вот сможешь ли ты потянуть наше дело? Скажу тебе честно, визуально ты не впечатляешь.
– Да, на Кинг-конга не похож, – смущенно улыбнулся я, ввернув заготовленную заранее шутку.
Но Баруздин на мой юмор не отреагировал.
– На наш основной объект, торговую базу, я тебя однозначно не поставлю. Там нужно глядеть в оба: кто что вносит, кто что выносит, и уметь, в случае необходимости, применить силу.
Я потупил глаза.
– Но у меня, помимо базы, есть еще два объекта: вот эта автостоянка и частный коттедж. По автостоянке все расписано, а вот по коттеджу имеется дыра. Переходить туда никто не хочет. Работать там нелегко.
– Почему? – спросил я.
– Потому, что хозяин тяжелый. Ты его знаешь – Геннадий Карпычев.
– Тот самый актер? – изумленно воскликнул я.
Как можно было не знать Геннадия Карпычева? Он был звездой отечественного кино. Перечень фильмов с его участием достигал уже пятого десятка.
Баруздин утвердительно кивнул головой.
– Да ты не торопись с энтузиазмом, – остудил меня он. – Это он на экране такой добрый и благородный. В жизни он совсем другой. Деньги любит не меньше остальных, но при этом имеет свою философию. Какую – разберешься сам. Не хочу навязывать свое мнение. Да и о клиентах не принято плохо говорить. Платит он хорошо, так что резон терпеть есть.
– Неужели он на самом деле такой сложный? – недоверчиво переспросил я.
– Личность творческая, неуравновешенная, эмоциональная, капризная, – вздохнул Баруздин. – Это не всякому придется по душе. Даже его жена, которая, скажу тебе по секрету, приходится мне родной сестрой, и та время от времени выходит из себя.
«Ага, – отметил я, – теперь понятно, каким образом ты там оказался».
– Сынишка у него тоже не подарок, – продолжал Баруздин. – Слишком много о себе мнит. Избалован до крайности. Кстати, он ему не родной, а приемный.
– Знаю, знаю, – закивал головой я.
Эта история с усыновлением была широко известна. О ней в свое время много писали и говорили.
Пару лет назад в кинотеатрах с большим успехом шел один фильм. Назывался он «Мальчик ищет отца». Это была грустная история о том, как в годы войны десятилетний ребенок разыскивал своих без вести пропавших родителей. Исполнитель главной роли Радислав Сулимов, – смугловатый, черноглазый пацаненок с большими выразительными глазами, симпатичными кудряшками и чарующей широкой, по-детски искренней, белозубой улыбкой, – влюбил в себя всю страну. Сыграл он потрясающе: правдиво и трогательно. В залах проливались реки слез. Всеобщему умилению способствовало и то, что Радик был круглым сиротой. Когда ему было шесть лет, его родители погибли в автомобильной катастрофе, и родственники, не пожелав взваливать на себя дополнительную обузу, отдали его в детский дом. Узнав об этом, Геннадий Карпычев, игравший в том фильме роль отца, принял решение усыновить талантливого ребенка, забрал его к себе и дал ему свою фамилию.
– Так что, ситуация такая. Это единственное, что я могу тебе предложить. Лицензии у тебя нет. Опыта работы в охране – никакого. Решай.
– А зарплата? – спросил я.
– Зарплата должна соответствовать квалификации, – развел руками Баруздин.
Он назвал мне сумму, от которой я разочарованно вздохнул. Честно говоря, я рассчитывал на большее. Первым моим порывом было встать, попрощаться и уйти. Но меня что-то остановило. Когда я найду это самое «большее»? Мое плачевое материальное положение не оставляло много времени на поиски. И найду ли я его вообще? А если и найду, в чем оно будет заключаться?
– Но платите хоть вовремя? – поинтересовался я.
– Вовремя, – ответил Баруздин. – Не позднее пятнадцатого числа каждого месяца. Не веришь – спроси у ребят.
Немного подумав, я решил, что синица в руке все же лучше журавля в небе. Подняв голову, я посмотрел на директора и согласно кивнул головой.
– Тогда давай паспорт, – сказал он и вытащил из стола несколько листков бумаги.
Через полчаса я вышел из вагончика, имея в кармане официальный документ под названием «Трудовой контракт».
«ЧОП „Барс“ в лице директора Баруздина Романа Олеговича, именуемое в дальнейшем „Работодатель“, с одной стороны, и гражданин Чернышев Евгений Николаевич, именуемый в дальнейшем „Работник“, с другой, заключили договор о нижеследующем…».
«Ну что, гражданин Чернышов Евгений Николаевич, – мысленно спросил себя я, – вас можно поздравить? Вы теперь не безработный».
Так-то оно было, конечно, так, но радости на душе я все же не чувствовал. Я, дипломированный инженер, имеющий высшее образование, пошел в охранники!
«Это ведь не на всю жизнь, – успокаивал себя я. – Это только на первое время. Немного поработаю, поднакоплю деньжат, осмотрюсь, а затем найду себе что-нибудь посерьезнее».
Аутотренинг сработал, и вскоре на место горечи заступило любопытство. Подумать только, я своими глазами увижу Геннадия Карпычева! Буду с ним здороваться, разговаривать. Уму непостижимо!
Тогда я даже не предполагал, сколь судьбоносным окажется для меня этот день…

Вернувшись домой, я тут же сообщил своим родственникам, что меня взяли на работу, и не без гордости назвал объект, который мне предстояло охранять с завтрашнего дня.
– Повезло тебе! – изумленно воскликнул дядя Саша.
– В чем ему повезло? – резко возразила тетя Клава. – В том, что он в прислуги попал?
– Ну, почему обязательно в прислуги? – осуждающе взглянул на нее муж. – Он же не кухаркой устроился. Он охранник. Это, все-таки, посолиднее.
– Будет в том числе и кухаркой, – махнула рукой тетя Клава. – Заставят. Ох, не люблю я этих знаменитостей. Сами – все из себя, не подойдешь. Смотрят надменно, свысока. С прислугой не церемонятся, издеваются над ней, как хотят. За людей не считают. Относятся, как к собакам. А уж про этого Карпычева я наслышана!…
И тетя Клава на одном дыхании выложила все, что она знала про известного артиста. Из ее пространного монолога я отметил для себя четыре момента.
Первое. Карпычевы живут очень закрыто, никого к себе не пускают, и ни то, что дружеских, а даже простых соседских отношений ни с кем не поддерживают.
Второе. Геннадий Карпычев женат уже в третий раз.
Третье. Его нынешняя супруга – гусыня и стерва.
Четвертое. Его приемный сын – оболтус из оболтусов. В школе ни с кем не дружит. Дерется с одноклассниками. Обзывается. Грубо реагирует на все замечания в свой адрес и ничем не напоминает того восхитительного, обаятельного мальчугана, которого сыграл в кино.
– Вот так! – красноречиво вскинула палец тетя Клава и поставила передо мной тарелку пельменей…

Глава пятая
На следующее утро мой сладкий сон прервал звонкий, голосистый будильник. Я бодро вскочил с постели, быстро совершил утренний моцион, оделся, позавтракал и отправился на службу.
Рабочий день начался с развода (то бишь, с планерки, если использовать гражданскую терминологию).
Баруздин был немногословен. Сначала он представил меня присутствующим, затем коротко сообщил, что за истекшие сутки никаких ЧП не произошло, напоследок пожурил какого-то Кузнецова за то, что тот выпил в рабочее время бутылку пива и, разомлев от жары, задремал на своем посту, после чего стукнул ладонями по столу и скомандовал:
– Всё! Вперед!
Мои сослуживцы поднялись и направились к выходу. Я тоже встал и в нерешительности замялся. Ведь я совершенно не знал, куда идти и что именно мне следует делать.
– Присядь пока! – бросил мне Баруздин.
Я снова придвинул к себе стул.
Директор заполнил журнал, закрыл его, отложил в сторону, поставил локти на стол, сложил ладони лодочкой, прислонил их к подбородку и обратился ко мне:
– Ну что, волнуешься?
– Есть маленько, – с неохотой признался я.
– Ничего, привыкнешь. Панченко, – это охранник, которого ты сменишь, – подробно введет тебя в курс дела. Такая команда ему уже дана. От себя же хочу дать тебе несколько советов. Рекомендую к ним прислушаться, ибо они родились не на пустом месте, а на определенном опыте. Люди, живущие в доме, который ты будешь охранять, очень богаты. Как ни крути, они господа, а мы холопы. Не мы им, а они нам дают возможность зарабатывать себе на жизнь. Если мы им вдруг разонравимся, они легко найдут себе других охранников. Поэтому, первое, что ты должен зарубить себе на носу, клиент всегда прав. Он прав даже тогда, когда он явно не прав. Ты с этим обязательно столкнешься. Так что будь к этому готов. Что бы ни случилось, что бы тебе ни сказали, как бы тебя ни обидели, с твоей стороны всегда должны следовать железная выдержка и ледяное спокойствие. Если вдруг почувствуешь, что заводишься, позвони мне. Я приеду и разрулю ситуацию. Но сам ни в какие споры, ни в какие конфликты ни с кем не вступай. Имей в виду, если меня вдруг попросят тебя заменить, я буду вынужден с тобой расстаться. Это понятно?
– Понятно, – глухо отозвался я.
– Самое главное, научись себя правильно вести. Не вздумай выказывать Карпычеву восторг и восхищение, типа: «Вы мой самый любимый артист! Встреча с Вами для меня большое событие!», и тому подобное. Он от таких признаний уже устал. Он слышит их каждый день. Они его уже не просто утомляют, а откровенно раздражают. Он прекрасно знает себе цену и не нуждается ни в чьих славословиях. Не демонстрируй ему повышенную услужливость. Его от этого тошнит. Если он попросит тебя что-нибудь сделать – сделай. Только без лишней суеты. Но и в другую крайность, эдакий нигилизм, полное непризнание авторитетов, тоже не впадай. В его глазах это будет выглядеть как откровенное хамство. Не пытайся завести с ним дружбу. Ты не из его круга. Ты ему не ровня. Ты не ровня даже этому тринадцатилетнему сопляку, которому подфартило заиметь такого приемного папашу. Ты просто у них работаешь, и не более того. В твои обязанности входит охранять их дом. Охранять от назойливых поклонников, от «папарацци», от мелких воришек. Правда, сейчас им никто особо уже не докучает. Когда мы там появились, мы быстро навели там порядок. Но время от времени все равно кто-нибудь, да норовит заглянуть через забор…
Во время напутственной речи мои щеки багровели все гуще и гуще, а кулаки сжимались все крепче и крепче. Кому приятно, когда ему вежливо, но откровенно объясняют, что он есть самое настоящее дерьмо.
– Вот пока и все, что я хотел тебе сказать, – резюмировал Баруздин. – Остальное тебе расскажет Панченко. Поехали, отвезу к месту службы. Только сначала переоденься.
Он встал из-за стола, вручил мне форменную одежду и вышел из вагончика. Облачившись в черный камуфляж, я последовал за ним.
У шлагбаума меня ожидал черный «Лэнд Крузер». Двигаясь с небольшой скоростью, мы минут через десять оказались на месте. Дом Карпычева находился почти в самом конце улицы, которая целиком состояла из коттеджей.
Это был двухэтажный особняк из красного кирпича, с черепичной, на скандинавский манер, крышей. Вокруг него возвышался коричневый забор из профлиста с полимерным покрытием. Въездные ворота и расположенная справа от них узкая калитка были обложены «воротничками» из облицовочного камня.
Баруздин нажал на кнопку домофона. В динамике треснуло.
– Сейчас иду, Роман Олегович, – донесся оттуда мягкий баритон.
Мой напарник оказался невысоким, примерно моего возраста мужичком с добродушным, широким лицом и заметно выпиравшим наружу «пивным» животиком. Покрывавшие его голову русые волосы напоминали по форме горшок.
Едва мы вошли во двор, как Панченко вытянулся в постойке «смирно»:
– Товарищ директор, за истекшие сутки никаких происшествий не зафиксировано.
Баруздин угукнул, и мы направились к небольшой будке, стоявшей в самом углу двора. Пока мы шли, я не удержался от соблазна покрутить головой по сторонам. Везде царили чистота и порядок. На дорожках не валялось ни одной бумажки, ни одного камешка, ни одной палки. Тянувшиеся вдоль забора клумбы были аккуратно вскопаны. Окна дома были плотно занавешены шторами. Рядом с самым большим из них красовалась спутниковая тарелка. Возле будки стояла черная, чисто вымытая «Тойота». Очевидно, это была машина хозяина.
– Геннадий Матвеевич дома? – спросил Баруздин.
Панченко утвердительно кивнул.
– Вернулся во втором часу ночи. Отсыпается. Катерина Олеговна уехала полчаса назад. Радик ушел без двадцати восемь.
Внутренняя обстановка будки полностью соответствовала ее целевому назначению. На небольшом столе красовался черно-белый монитор с видами дома со всех сторон. Я удивленно открыл рот. Оказывается, здесь есть камеры видеонаблюдения! Как же я их не заметил? Похоже, они хорошо замаскированы. Помимо монитора, на столе стояли три разноцветных телефонных аппарата, два из которых, судя по всему, относились к внутренней связи: на них не было наборных дисков. Освещение в будке было тусклым. Свет проникал в нее через два небольших оконца. Сквозь первое просматривался дом, сквозь второе – ворота и калитка.
Панченко сел за стол. Баруздин опустился на стоявшую в углу кушетку. Я довольствовался табуреткой.
– Знакомься, – произнес Баруздин, обращаясь к Панченко, и указал на меня, – твой новый напарник.
– Я это уже понял, – улыбнулся тот и протянул мне руку. – Толик.
– Женя, – представился я, и мы обменялись рукопожатием.
– Введи его в курс дела, все объясни, все покажи, поделись нюансами. Ну а я поехал на базу. А то у нас там большие любители пива объявились. Надо им хорошенько вправить мозги.
Директор поднялся с кушетки и вышел. Мы с Панченко остались одни.
– Откуда сам? – спросил меня он.
– Из Балашова, – ответил я.
– О-о-о, – оживился тот. – Почти соседи. Я из Кирсанова. Тамбовская область.
Толик показался мне очень приятным и дружелюбным человеком. Его история оказалась схожей с моей. Отчаявшись найти работу в родном Кирсанове, он подался в столичный мегаполис и после непродолжительных поисков осел в Коломенском, найдя здесь и жилье, – небольшую комнатушку в каком-то частном доме, – и источник доходов.
Узнав об однородности наших несчастий, он как-то сразу проникся ко мне симпатией. Его отношение к моей «профподготовке» оказалось гораздо серьезнее, чем как к простой формальности. Он подробно рассказал мне, что следует делать, куда в каких ситуациях обращаться, провел меня по двору, показал, где что находится, обвел вокруг дома, попутно снабжая полезными житейскими советами. Его столь дружеское участие имело вполне реальное объяснение: во мне он видел самого себя.
– Год назад я сам был в твоей шкуре, – признался он. – Я ведь тоже не профессиональный охранник. Я по профессии слесарь, и так же, как и ты, в охранное дело «въезжал» с нуля. Мне тогда Колька Громов очень помог. Обучил буквально всему. Он здесь уже не работает. Уволился. Не выдержал.
Толик просидел со мной до полудня, посвящая во все тонкости службы, и ушел только тогда, когда убедился, что я более-менее все понял.
– В случае чего звони, спрашивай, не стесняйся, – сказал он на прощание. – Баруздина лучше не беспокой. У него и своих дел хватает. Телефонуй либо мне, либо Мишке Ширяеву. Он тебя завтра будет сменять. Ты с ним утром познакомишься.
После ухода Панченко на столе остался листок бумаги, заполненный моей рукой, который представлял собой конспект всего услышанного. На нем значилось следующее:
«1. Телефоны:
серый – городской.
красный – внутренний (дом).
белый – домофон.
2. При появлении посторонних:
нажать на кнопку домофона, спросить: кто, к кому, зачем? Связаться по внутренней связи с хозяином (хозяйкой) и действовать согласно их распоряжениям.
3. В случае проникновения посторонних принять меры к их задержанию. При необходимости вызвать милицию.
4. Все поступающие на имя хозяина или хозяйки посылки тщательно досматривать на улице и вносить внутрь, только убедившись в их безопасности. В случае сомнений в безопасности передаваемых предметов, обратиться к шефу и действовать согласно его распоряжениям.
5. Фиксировать когда уходит и приходит пацан. Карпычев часто спрашивает…».
Ну, и так далее.
Конечно, это было не все, о чем говорил мне Толик. Его отзывы о царящих здесь нравах, по причине своей откровенности, естественно, остались непомеченными.
– Карпычев еще так себе, ничего, – доверительно делился со мной он. – Мужик, конечно, со странностями, своенравный, но все же более-менее терпимый. Всего добился сам, своим трудом. Знает цену успеха. Я его уважаю. А вот бабу с пацаном не переношу. Слишком много о себе мнят, хотя для всего этого не сделали абсолютно ничего.…
При этих словах Панченко указал на коттедж.
– …Пришли на все готовенькое. Катька удачно подлегла где-то на гастролях. Она костюмершей в театре работала. Пацан на жалость надавил. Как же, сиротинушка! Вот так они здесь и осели. Гонору – выше крыши, а за ним, если разобраться, – ничего. Колька Громов ведь именно из-за этого сопляка ушел. Точнее, не ушел. Будем говорить прямо, уволили его. Поцапался с «мелким». Тот ему постоянно какие-то козни строил. Не знаю уж, за что он его так невзлюбил. То снежком в Кольку швырнет, то ведро с водой сверху опрокинет. А как-то раз, – в феврале дело было, – перед дверью будки малую нужду справил. Кольке в тот момент зачем-то выйти понадобилось. Он дверь открыл, все это увидел, не выдержал, да как отчихвостил его по полной. А на следующий день Баруздин предложил ему написать «по собственному». Мол, Карпычев распорядился. Сынишку обидели. Хоть бы разобрался, что к чему. Колька – человек гордый, оправдываться не стал, написал и ушел. Эх, была бы возможность, я бы этого полунегритенка придушил.
– Полунегритенка? – переспросил я.
– Ну, да. А разве это не заметно? Ты приглядись повнимательней. Он же метис. Мать – негритянка, отец – белый. Наследничек! В кино таким ангелом казался, а в жизни – мразь из мразей. У него даже друзей никаких нет. Придет из школы – и торчит весь день дома, если папа с собой куда не возьмет. А почему? Потому, что пойти не к кому и не с кем.
– Как же с ними лучше себя вести? – озабоченно спросил я.
– А никак, – ответил Толик. – Бери пример с меня. Я здесь уже год работаю. Держи себя спокойно, невозмутимо. Если о чем спросят – отвечай вежливо, но холодно, без эмоций. И старайся не смотреть им в глаза. Ничего, кроме высокомерия, ты там не увидишь. А оно знаешь, как бесит! Смотри мимо них, куда-нибудь в сторону. А вообще, лучше держись от них подальше. Оно спокойнее будет.
– Шеф говорил мне тоже самое, – вздохнул я.

Оставшись один, я уставился на монитор и с рвением новичка стал пристально наблюдать за всем, что происходило вокруг. Но вокруг не происходило абсолютно ничего. Улица сияла пустотой. Мимо забора лишь изредка проходили какие-то люди, но они не обращали на «объект» никакого внимания и были всецело заняты своими мыслями.
Полуденное солнце разогрело стены будки. Внутри стало жарко. Меня потянуло в сон.
Подавив очередной зевок, я вскочил со стула и устроил небольшую разминку, стараясь прогнать охватившую меня дрему. Сделав несколько приседаний и наклонов, я включил электрический чайник, который тут же зашипел, словно змея, и щелкнул клавишей на примостившемся в углу стола стареньком радиоприемнике. В динамике зазвучал Шафутинский. Не будучи поклонником шансона, я принялся крутить рычажок настройки частоты, чтобы поймать какую-нибудь легкую, мелодичную попсу, и вскоре попал на «Русское радио». Притоптывая в ритме звучавшей песни, я достал с полки баночку «Нескафе», открыл крышку, засунул ложку внутрь, и тут краешком глаза уловил за окном чью-то фигуру. Устремив свой взгляд наружу, я замер. На крыльце, возле открытой двери дома, стоял Карпычев. Он был в майке и трико. Но даже в таком простом домашнем наряде известный актер был безошибочно узнаваем. Разве только выглядел гораздо старше, чем на киноэкране. Его лицо было густо испещрено морщинами, а волосы отсвечивали сплошной сединой.
Карпычев зевнул, потянулся, посмотрел на небо, обвел глазами двор, после чего перевел взгляд на охранную будку. Я резко отпрянул от окна, не желая быть застигнутым в своем обывательском любопытстве. Известный актер переобулся, сменив тапки на старые, потрепанные ботинки, и, не спеша, с достоинством, стал спускаться по ступенькам.
«Не иначе, как идет сюда», – пронеслось у меня в голове.
Я выключил закипевший чайник, налил в чашку кипяток, насыпал туда кофе и, не переставая прислушиваться к приближающимся шагам, стал неторопливо размешивать его ложечкой.
Дверь будки отворилась. Стараясь казаться спокойным, я повернул голову. Карпычев стоял на пороге и вопросительно смотрел на меня.
– Здравствуйте, – негромко произнес я.
Карпычев кивнул, и до моих ушей донесся хорошо знакомый по кинофильмам голос:
– Ты что, новенький?
– Ага, – ответил я и, сам не зная зачем, добавил: – За истекшие сутки никаких происшествий не зарегистрировано.
Брови актера поползли вверх. Видимо, в общении с ним такие официальные фразы были не приняты. В его глазах вспыхнула усмешка, которая окончательно ввергла меня в растерянность.
– Это хорошо, – заметил он и сделал шаг назад, намереваясь уйти. Но вдруг передумал и снова подался вперед.
– Радик ушел в школу вовремя?
– Без двадцати восемь, – выпалил я.
Карпычев изучающе окинул меня с головы до ног, угукнул и вышел из будки. Я обессилено опустился на стул и только тут заметил, что на протяжении всего разговора не переставал вращать ложечкой в чашке. Меня грызла досада. Я нисколько не сомневался, что показался хозяину полным идиотом…

Глава шестая
Часа через два Карпычев снова появился из дома. Он спустился с крыльца, подошел к клумбам и стал внимательно их рассматривать. Затем он нагнулся, зачерпнул рукой горсть земли, попробовал ее на ощупь и, чем-то не удовлетворившись, направился в сторону будки.
«Сейчас скомандует что-то сделать», – подумалось мне.
Но Карпычев даже не посмотрел в мою сторону. Миновав «сторожку», он дошел до сарая, вытащил оттуда зеленую лейку, наполнил ее водой из наружного вентиля, вернулся к клумбам и принялся их поливать.
Я смотрел на него, изумленно открыв рот. В моем сознании никак не укладывалось, что такая знаменитость может заниматься столь примитивной хозяйственной работой.
Закончив полив, известный актер отнес лейку обратно в сарай и выкатил оттуда скутер. Закрепив его на подножке, Карпычев разложил на земле инструменты и принялся внимательно осматривать все его составные части. Очевидно, со скутером что-то случилось, и он пытался выяснить причину неполадок.
В этот момент на мониторе появилось какое-то движение. Я перевел взгляд от окна на экран и заметил, что к калитке кто-то подошел. Это был ребенок. Сбросив с плеч школьный рюкзак, он достал что-то из кармана джинсов и просунул в замок. Судя по тому, что калитка открылась, это был ключ. Во двор вошел Радик. Я сразу понял, что это он. По сравнению с кинофильмом, он, конечно, немного подрос, но все же не настолько сильно изменился, чтобы его нельзя было узнать. Однако, что-то в нем, все-таки, было не так.
Радик захлопнул калитку и направился к крыльцу. Но, заметив возле сарая Карпычева, повернул к нему. Когда он проходил мимо будки, я, рассмотрев его поближе, понял, что именно меня в нем смутило. Его глаза. В них не было того блеска и той живости, которыми он так всем запомнился два года назад. Сейчас они отдавали какой-то тусклостью и угрюмостью.
Радик подошел к Карпычеву и что-то у него спросил. Тот недоуменно пожал плечами. Очевидно, речь шла о поломке.
Оставив скутер стоять во дворе, они направились к дому. Когда они приблизились к будке, до меня донесся их разговор:
– Не переживай, – говорил Карпычев. – Я разузнаю, где есть мастерская. Отвезем, починим, и вскоре снова будешь кататься. Ну, а не починим – так купим другой.
– Да я не переживаю, – отозвался Радик.
Спустя некоторое время Карпычев уехал.
Закрыв за ним ворота, я вернулся на охранный пост. Но мне почти сразу же пришлось идти обратно. Снаружи засигналила ярко-красная «Мазда». Это приехала Катерина. Я украдкой бросил на нее свой взгляд. Сестра Баруздина была красива. Удлиненный стройный стан, ровная осанка. Ее фигура, безусловно, привлекала. Но эту привлекательность сводило на нет ее лицо. В его утонченных и изысканных чертах просматривалась такая откровенная стервозность, что не заметить ее не мог даже самый ненаблюдательный человек.
– Помой машину, – надменно бросила хозяйка, удостоив меня лишь поверхностным взглядом, и прошла в дом.
До моих ушей донесся визгливый лай. На крыльцо выскочила маленькая болонка. На ее голове красовался пышный зеленый бант.
– Ах ты, моя дорогая! Ах ты, моя милая! Соскучилась! – засюсюкала Катерина. – Пойдем со мной, Чапушка, пойдем.
Дверь закрылась.
Обреченно вздохнув, я наполнил ведро водой, взял губку и подошел к «Мазде». Но едва я сделал первый «мазок», как в доме раздался страшный взрыв. Я вздрогнул и инстинктивно вжал голову в плечи. Это заиграла группа «Prodigy». Не иначе как Радик решил себя немного развлечь.
Видимо решив совместить приятное с полезным, юная кинозвезда выскочила на улицу и принялась возиться со скутером.
На крыльце с искореженным от злобы лицом появилась Катерина.
– Опять ты поставил этот идиотизм! Немедленно выключи!
Ответ Радика был краток:
– Да пошла ты!
Вслед за хозяйкой наружу выбежала болонка и разразилась злобным заливистым тяфканьем.
– Ну, погоди, доберусь я до тебя, чертово отродье! – в сердцах сплюнула Катерина, взяла собаку на руки и исчезла за дверью.
«Чертово отродье» победоносно усмехнулось:
– Доберись, доберись!
Мне стало неловко. Опустив голову вниз, чтобы не смотреть на находившееся невдалеке карпычевское «чадо», я целиком сосредоточился на мытье машины. Но тут сквозь «металлический» грохот до моих ушей донеслось:
– Эй, ты! Почини мне скутер!
Я не отреагировал.
– Ты что, оглох, что ли? – снова крикнул Радик.
Я придал своему лицу каменное выражение и повернулся к «наследнику». Он сидел на корточках и властно смотрел на меня.
– Почини мне скутер! – снова потребовал он.
– Я занят, – назидательно произнес я.
– Чем ты занят?
– А ты не видишь? Мою машину.
– Машина подождет! – отрезал Радик. – Почини мне скутер и мой ее, хоть до посинения.
Я почувствовал, что вскипаю. Похоже, этот молокосос считает, что вправе мною командовать! Стараясь сохранить невозмутимость, я снова посмотрел на него:
– Я работаю не у тебя, а у твоего папы. Твой папа не давал мне распоряжений выполнять все твои прихоти.
Я опустил губку в воду и продолжил свое занятие.
Хозяйское «чадо» немного помолчало, после чего снова обратилось ко мне. Его тон немного смягчился.
– А когда домоешь – починишь?
– Попробую починить, – выдержав некоторую паузу, ответил я. – Но не обещаю, что смогу это сделать.
«Мазду» я домывал с нарочитой медлительностью. Я тянул время специально. Мне хотелось показать этому птенцу, что мне на него категорически наплевать, и что я не считаю себя от него зависимым.
– Ну, скоро ты там? – нетерпеливо поинтересовался Радик.
Я промолчал, не удостоив его даже поворотом головы.
Когда машина приобрела почти что первозданный блеск, я насухо протер тряпкой руки и краешком глаза покосился на «наследника». Он продолжал сидеть на корточках возле скутера и наблюдал за мной. Я неспеша подошел к нему и снисходительно спросил:
– Ну? В чем проблема?
– Не заводится, – пожаловался Радик.
Я несколько раз нажал на педаль. Мотор не реагировал. Мне еще никогда не доводилось чинить скутеры, но в мотоциклах я разбирался сравнительно неплохо. Во всяком случае, я прекрасно знал, что если в мотоцикле вдруг заглох мотор, дело может быть вовсе не в «движке», а в проводе, который соединяет его с аккумулятором, и который мог попросту отломиться.
Я поднял сиденье и заглянул внутрь. Так оно и есть.
– Неси паяльник, – произнес я, постаравшись придать своему голосу строгие нотки.
«Чадо» сорвалось с места и помчалось в дом.
– И не забудь олово с припоем! – вдогонку крикнул я.
Требуемые мною предметы не заставили себя ждать. Раскручивая шнур паяльника, я огляделся по сторонам.
– А где розетка?
Радик забежал в сарай и с готовностью вытащил оттуда удлинитель.
– Я его уже подключил, – сообщил он.
Подождав, пока паяльник хорошо разогреется, я, с помощью солидной порции олова, восстановил контакт.
Радик бросился к скутеру, намереваясь тут же его завести, но я его остановил:
– Подожди минут десять. Пусть застынет.
Пока я мыл руки с мылом, он нетерпеливо посматривал на свои наручные часы. Когда я закрыл кран и принялся стряхивать с ладоней воду, он спросил:
– Ну, можно?
– Попробуй, – кивнул головой я.
Радик нажал на педаль. Мотор взревел. Мальчик радостно подпрыгнул.
– Работает!
Я направился в свою будку.
– Я скажу папе, чтобы он тебе заплатил! – крикнул Радик.
– Собери инструменты, – ворчливо отозвался я. – И выключи этот психопатический вой. Уже голова от него болит.
«Prodigy» смолк. Радик выкатил скутер на улицу, прыгнул на него и куда-то умчался. Домой он вернулся только вечером. Чумазый, растрепанный и чрезвычайно довольный…

Глава седьмая
Тетю Клаву интересовало буквально все. Пока я завтракал… точнее, пытался завтракать, она обрушила на меня целый град вопросов: как Карпычев живет? что он ест? что он пьет? что он делает дома? о чем он говорит? какие у него взаимоотношения с женой? И так далее, и тому подобное. Разогретое на сковородке рагу совсем остыло, не оказавшись в моем желудке даже и половиной своего содержимого. Я попросту не успевал засовывать его в рот и занимался только тем, что отражал яростные атаки неиссякаемого женского любопытства.
Карпычев жив-здоров. Что он ест и пьет – я не знаю. Что он делает дома – тоже не знаю. Он меня к себе в гости не приглашал. И уж точно не ведаю, есть ли у него с женой «взаимоотношения». Я за ними не подглядывал.
О конфликте Катерины и Радика я тете Клаве, естественно, ничего рассказывать не стал. Я понимал, что если я поведаю ей эту историю, она, сродни испорченному телефону, тут же пойдет гулять по округе и обрастать все новыми и новыми, зачастую самыми невероятными, подробностями.
Кстати, подобные конфликты между Радиком и Катериной были отнюдь не редкостью. Об этом мне поведал Ширяев, мой второй напарник, невысокий крепыш, лет пятидесяти, с расплывчатыми чертами лица, внушительным носом и очень толстыми губами.
– Это он просто ее так донимает, – объяснил он.
– А чего они друг с другом не ладят? – поинтересовался я.
Ширяев усмехнулся.
– Где ты видел, чтобы мачеха ладила с пасынком? К тому же еще и приемным. Впрочем, он и сам не подарок.
– Я в этом уже убедился, – признался я. – А правда, что из-за него одного охранника уволили?
– Кольку Громова? Правда. Но, между нами говоря, Колька сам виноват. Балакал здесь однажды с какой-то бабой по телефону. А он не может без того, чтобы не порисоваться, не прихвастнуть. Ну, его и понесло: «да я их всех… да они у меня все…». А пацан находился неподалеку и все это слышал. Ну, и решил показать, кто в доме хозяин. Так что, если будешь кому-то «заливать», дверь прикрывай поплотнее и разговаривай потише.
«Заливать» по телефону я, конечно, не собирался. Во-первых, было некому. А во-вторых, я не был охотником до продолжительных разговоров. Вот моя мать – это другое дело. Она могла часами занимать линию, не находя в этом ничего предосудительного, а затем бурно возмущаться жадностью телефонной станции, присылавшей нам в конце месяца астрономические счета.
– Кстати, твоя «маман» вчера вечером звонила, – сообщила мне тетя Клава, когда окончательно убедилась, что никаких скандальных подробностей из личной жизни легенды отечественного кинематографа ей вытрясти из меня не удастся. – Я сказала ей, что у тебя все нормально, и что ты устроился на работу.
После этого тетя Клава повернулась и вышла из кухни, дав, наконец, мне возможность доесть уже окончательно остывший завтрак.

Прекрасная весенняя погода никак не располагала к бессмысленному пребыванию в четырех стенах. Это был один из тех дней, о которых особенно грустишь поздней осенью, когда за окном серым-серо, а улицу нещадно полощут дожди. Жарко, но не душно. Тянет сладковатым ароматом травы. Воздух едва колышется и обдает приятной свежестью.
Немного подремав, я отправился на прогулку. Ноги сами собой повели меня к Голосовому оврагу.
Вопреки моим ожиданиям, он оказался совсем не мрачным, каким представлялся в начале, после всех тех историй, что мне довелось о нем слышать. Здесь вовсю кипела жизнь. Вокруг не смолкал разноголосый хор птиц. Склоны оврага устилали густые кустарники, липы, березы, осины. По самому его центру протекал небольшой ручей, русло которого было аккуратно обложено камнями.
«А здесь довольно мило», – отметил про себя я, чувствуя, как в моей душе растворяется весь ассоциировавшийся с этим таинственным местом негатив.
Я неспеша шагал по узкой, вьющейся тропинке и вскоре заметил впереди два огромных валуна, которые лежали на земле неподалеку друг от друга.
«Очевидно, это те самые чудодейственные камни».
У валунов было немноголюдно. Рядом с первым сидели две старухи. Возле второго – какой-то старомодно одетый дед. Его наряд поневоле бросался в глаза. Такие светлые, широкие парусиновые костюмы и фетровые шляпы уже давно не носили. Этот фасон был характерен для тридцатых годов.
Я хотел молча пройти мимо, но едва я поравнялся со стариком, как он меня окликнул:
– Хорошая погода, не правда ли?
– Хорошая, – согласился я, замедлив шаг.
– Вы здесь впервые?
– Впервые, – ответил я.
– Это заметно, – улыбнулся старик. В его маленьких глазах, едва просматривавшихся под густыми бровями, сквозила острая наблюдательность. – Идете не торопясь, осматриваетесь, прислушиваетесь, о чем-то думаете. Вы только не ищите в моих словах ничего дурного. У меня и в мыслях нет причинить вам какое-либо беспокойство. Я обратился к вам лишь для того, чтобы просто поговорить. Скучно, знаете ли, как-то сидеть одному.
– А вон там не собеседники? – тихо спросил я, скосив глаза на старух.
Дед повернул голову и тут же одернул ее обратно
– Боже упаси! – воскликнул он и картинно воздел глаза к небу. – У нас с ними мало общего. Только возраст, и больше ничего. Они здесь для того, чтобы залечить свои болячки. А я по другой причине. У меня, знаете ли, есть такое хобби, посещать аномальные места. Я уже много где побывал. Вот, дошла очередь и до этого оврага. Да вы присядьте. Чего стоять-то?
– Спасибо, – произнес я и примостился на другом краю камня.
– В этом мире еще столько много непознанного, – вздохнул старик. – Человечество, в основной своей массе, двигает научно-технический прогресс по пути объяснимого с точки зрения естественной науки. А для того, чтобы понять сущность явлений, которые в обиходе называют аномальными, нужна совершено другая основа, которую человечество еще не познало. Давным-давно, в стародавние времена, оно сделало несколько уверенных шагов в этом направлении. Но с тех пор больше не продвинулось ни на йоту, потому что вся наука оказалась втиснута в тесные рамки законов физики, химии, математики. Любые же попытки выйти за эти рамки стали приниматься за помешательство. Лишь немногие, очень немногие умы способны понять, что в нашем мире ничего не происходит просто так, как бы само собой. Что все явления обязательно имеют какое-то научное объяснение. Вы никогда не слышали о Хоботовском овраге?
Я покачал головой.
– Честно говоря, нет.
– Жаль. А между тем, он находится сравнительно недалеко отсюда, на сорок седьмом километре Калужского шоссе. Этот овраг знаменит тем, что в нем часто, глубокой ночью, можно увидеть призраков: такие туманные человеческие фигуры, бродящие по его дну. И это не пустые россказни. Это действительно так. Поверьте очевидцу. В прошлые века в этом овраге промышляла банда местных крестьян, которая грабила и убивала проезжих купцов. Ею предводительствовал атаман Степан Хоботов. По его фамилии впоследствии и назвали эту низменность, ибо в народном сознании она ассоциировалась прежде всего именно с ним. Людей там было убито немерено. А призраки – это их души, которые маются, не получив в свое время должного упокоения. Бояться их не надо. Они не причинят вам никакого вреда. Но и приближаться к ним тоже не следует. Контакт с их миром не так уж и безопасен.
– Вы своими глазами видели призраков? – удивленно выдохнул я.
– Видел, – подтвердил старик. – Причем, не один раз. Призрак – это энергетическая субстанция, которая остается после умершего человека. Это соответствует даже общепринятым физическим законам. Энергия не берется из ниоткуда и не исчезает в никуда. Она просто переходит в какое-то другое состояние.
– Вообще-то, да, – согласился я, припоминая институтские лекции.
– Этих призраков вокруг нас – тьма тьмущая. Мы их просто не видим. Наши глаза не приспособлены к их частоте. Они становятся заметны для нас только в тех местах, где существуют разломы земной коры. В таких, как Хоботовский овраг, Голосов овраг, Чёртов овраг. Из разломов земной коры выходит мощное электромагнитное излучение, которое деформирует их частоту, благодаря чему они становятся распознаваемыми.
– Выходит, здесь тоже можно увидеть призраков? – недоверчиво переспросил я.
– Можно, – сказал старик. – Уровень электромагнитного излучения на дне Голосова оврага превышает обычный в двенадцать раз. Этого вполне достаточно для изменения зрительной частоты. Если вы хотите увидеть призраков, придите сюда ночью и захватите с собой фотоаппарат. Если ваши глаза ничего не увидят, сделайте подряд несколько снимков одного и того же объекта. Хотя бы, этого камня, на котором мы с вами сидим. И, уверяю вас, на каком-то из них обязательно будет запечатлена легкая дымка, которую вы не наблюдали. Это попала в кадр чья-то душа.
– Боязно как-то идти сюда ночью, – поежился я.
– Бояться нужно не призраков, а людей, – пояснил старик. – Если вы не будете пытаться вступить с душами в контакт, это абсолютно безопасно. Уверяю вас. Единственное, не ходите сюда в туман.
– Это я знаю, – произнес я. – Уже наслышан. Вы еще упомянули какой-то Чёртов овраг. А чем знаменит он?
– О, это очень нехорошее место, – предостерег старик. – В нем очень сильная отрицательная энергетика. Находится он в Псковской области, близ села Ляды, что в Плюсском районе. Если вы вдруг там окажетесь, обходите этот овраг стороной. Там очень часто исчезают люди. Кое-кого, впоследствии, все же находят, но зачастую в невменяемом состоянии. Местные жители, когда проходят мимо него, даже избегают смотреть в его сторону.…
Под воздействием рассказов старика у меня по спине забегали мурашки, а на душе появился какой-то неприятный осадок. Все, что находилось вокруг, вдруг начало казаться мне каким-то необычным, загадочным и таинственным.
Ох уж эта моя впечатлительность! Я полагал, что с возрастом она из меня навсегда исчезла. А получается, что она лишь притаилась в глубинах моего сознания, и теперь снова дает о себе знать.
В детстве я много натерпелся от силы своего воображения. Когда я читал какую-то книгу, или смотрел какой-то кинофильм, я всегда воспринимал все в них происходящее, как переживаемое лично мною.
Помню, как-то раз, когда мне было еще семь лет, мы всем классом пошли на «Вий». Фильм оказался страшным. Он произвел на меня очень сильное впечатление. Ночью потом я никак не мог заснуть. Мне в темноте мерещилась всякая нечисть. После этого мои родители стали тщательно следить за всем, что я смотрю, и что я читаю. И если в книге или в фильме, ставшими предметами моего внимания, содержалось что-то щекочущее нервы, на них тут же накладывалось решительное «табу»…
По тропинке проскакал черный дрозд. Заметив меня, он остановился и склонил головку. Его темные, круглые «бусинки» выражали немой вопрос. Я топнул ногой. Дрозд испугался и перелетел к другому склону оврага. Я поднял глаза. Макушки произраставших на той стороне деревьев покрылись ярким багрянцем последних лучей спустившегося за горизонт солнца.
Спустившегося за горизонт? Я вздрогнул и словно очнулся от забытья.
Каким образом мог так быстро наступить вечер? Ведь буквально только что было начало третьего. Я это прекрасно помнил. Я взглянул на часы сразу же после того, как уселся рядом со стариком.
Кстати, а почему не слышен его голос?
Я повернул голову и обомлел. Вокруг никого не было. Ни старика, ни сидевших у другого валуна старух. Куда же они подевались?
Что происходит? Что за чертовщина?
Я судорожно сглотнул. Мой лоб стал покрываться тонкой ледяной пленкой.
Случившееся заставило меня резко изменить ракурс восприятия места, в котором я находился. Оно стало представляться мне опасным и зловещим.
Я вскочил на ноги и бросился прочь.
Перед моими глазами вдруг возникли татарские всадники из войска Девлет-Гирея. Они словно гнались за мной. Я как будто слышал топот их коней.
Не хватало еще только переместиться в будущее или прошлое!
Выбравшись из оврага, я, сгорая от волнения, внимательно огляделся по сторонам и направился домой. Все, вроде, осталось таким же, каким и было.
Вроде таким же, а вроде и нет.
Как бы мне уточнить, какой сейчас день?
И тут на мои глаза попался краешек газеты, торчавший из почтового ящика, врезанного в калитку одного из заборов.
Ага! Идея!
Убедившись, что на меня никто не смотрит, я осторожно вытащил пахнувший свежей типографской краской номер «Сельской жизни». Взглянув на дату, я облегченно вздохнул. Дата была сегодняшняя.
В этот момент калитка резко распахнулась, и из нее вылетела разъяренная бабка с клюкой.
– А ну, положи на место! – завопила она. – Люди добрые! Что же это такое делается! Дожили! Газеты стали воровать!
Не дожидаясь, пока на улицу повыскакивают ее соседи, я быстро вернул ей «Сельскую жизнь» и скрылся в близлежащем проулке…

Глава восьмая
Сзади меня раздалось легкое покашливание:
– Кхе, кхе.
Я поднял голову и оглянулся. В будке стоял Карпычев. Будучи полностью погруженным в свои мысли, я даже не заметил, как он вошел.
– Сколько я тебе должен? – спросил он.
Я сосредоточенно наморщил лоб, пытаясь понять, о чем идет речь.
– За ремонт скутера, – пояснил хозяин.
Я в замешательстве пожал плечами. Поломка была настолько примитивной, что материальная благодарность за ее исправление казалась мне излишней.
Но Карпычев был другого мнения. Он подошел к столу и положил передо мной купюру.
– Столько хватит?
– Хватит, – ответил я. – Но, вообще-то, за такую ерунду…
– Что хоть с ним случилось?
– От аккумулятора отошел провод. Его нужно было просто припаять.
– Ах, вот оно в чем дело. А я-то думал, что мотор накрылся.
– Да нет, мотор в порядке.
– Что ж, спасибо. Теперь буду знать.
Хозяин вышел. Я проводил его глазами и растерянно посмотрел на оставленный им «гонорар». Однако, щедро! Мне даже стало как-то неловко. А впрочем, чего комплексовать? Это же не моя, а его инициатива.
Я взял купюру и положил ее в карман. При моем скудном материальном положении она была не лишней.
Бросив дежурный взгляд на монитор, я снова перенесся воспоминаниями в Голосов овраг. Мне никак не давала покоя вчерашняя история. Что же, все-таки, со мной произошло? Как объяснить этот резкий временной скачок? Может я попросту заснул? Да нет, не похоже. Я все время чувствовал себя в сознании.
Явная щекотливость темы, слишком тесное ее соседство с гранью, разделяющей разум и безумие, не давали возможность обсуждать ее открыто. Но одну попытку навести справки я, все же, предпринял. Это произошло за ужином.
– И чего это ты так поздно пришел? – хитро поинтересовалась тетя Клава, когда мы уселись за стол.
– Гулял, – ответил я. – Походил по заповеднику, спустился в овраг, поглядел на валуны, послушал диковинных историй.
– Что за истории? – с любопытством спросил дядя Саша.
– Да так, ерунда всякая, – отмахнулся я. – Был там один дед. И вот он рассказывал, что однажды, гуляя по оврагу, присел отдохнуть. Посидел, посидел, потом глядь – а день вдруг превратился в вечер. Как будто во времени переместился.
– Хе! – ехидно усмехнулся дядя Саша. – А ты, часом, не обратил внимания, на нем не было больничной пижамы? По радио передавали, что из Кащенко один псих сбежал.
– Все тебе шуточки! – прикрикнула на него жена. – А ты помнишь, что Людка Дорохова рассказывала?
– Помню, помню. Прошла через овраг, пришла домой. На наручных часах стрелки показывают три, а на домашних – пять. Сначала думала, что во времени переместилась, а в результате оказалось, что у нее часы сбились.
– Она так специально сказала, чтобы над ней смеяться перестали, – не сдавалась супруга.
– Ну, конечно! – иронично воскликнул дядя Саша. – Эх, жаль, что сейчас не семидесятые годы.
– Почему? – спросил я.
– А тогда с болтунами не церемонились. Объявится какой-нибудь «путешественник во времени» – его тут же, без лишних разговоров, в психушку.
– И много таких было? – осторожно осведомился я.
– Немного, но были, – сказала тетя Клава. – К той же Людке как-то раз один такой заявился. Весь перепуганный, дрожит. «Я, – говорит, – не понимаю, где я оказался». Твердил, что он живет в тридцать каком-то году.
– А она?
– Вызвала милицию.
– И что с ним стало?
– Откуда я знаю? – пожала плечами тетя Клава. – Увезли – и с концами.
– С головой не в порядке у твоей Людки, – пробурчал дядя Саша. – Ей бы мужика найти. Сразу вся дурь из головы вылетит.
– Да ладно тебе! – махнула на него жена…

Мои размышления снова прервал какой-то стук. Я обернулся и увидел Катерину.
– Ты что, оглох? – набросилась она на меня. – Зову, зову, и все без толку. Пойдем со мной.
Я покорно последовал за хозяйкой. Когда мы вышли во двор, передо мной появилась метла.
– Почисти, – скомандовала Катерина, указывая пальцем на асфальтированную дорожку, ведшую от калитки в сад, и удалилась, оставив меня наедине с моим оскорбленным самолюбием.
Похоже, тетя Клава была права. Во мне здесь действительно видят обычную прислугу. А охранник – это так, для прикрытия.
Едва я, скрепя сердце, начал уборку, как вдруг по моей щеке что-то щелкнуло: чпок! Я от неожиданности даже вздрогнул. На асфальт упало крупное черное зерно. Я нагнулся. Это был арахис в шоколаде.
«Так-так, – подумал я. – Кажется, я догадываюсь, откуда прилетел этот снаряд».
Подняв голову, я посмотрел на верхнее окно, где располагалась комната Радика. Оно было открыто, но закрывавшая его тюль не давала возможность рассмотреть, кто возле него стоит. Впрочем, в личности «арахисометателя» я нисколько не сомневался. Это же надо так зажраться, чтобы швыряться такими вещами! Из чего же пуляет этот поганец? Наверное, из рогатки.
Бросив на окно осуждающий взгляд, я опять вернулся к работе.
Следующий выстрел не заставил себя ждать. Мою щеку снова ужалило. Но я счел разумным сделать вид, что ничего не заметил.
«Потешься, потешься. Хоть какое-то будет в жизни развлечение. А то ведь ни друзей, ни знакомых».
Чпок!
«И зачем я только починил тебе скутер? Неблагодарная тварь! Правильно люди говорят, не делай добра – не получишь зла».
Чпок!
«Швыряй, швыряй! Я твои снаряды убирать не буду. Пусть все видят, чем ты занимаешься».
Чпок!
«А нам все равно, а нам все равно…»
Чпок! Чпок!
«Как ты меня уже достал! Может, кинешься чем-нибудь другим для разнообразия? Зефиром, мармеладом, конфетами. Чем там твой звездный папа тебя еще откармливает? Давай, не стесняйся!».
Раздался скрип двери. «Артобстрел» прекратился. На крыльцо вышла Катерина. Вслед за ней показалась болонка.
– Это еще что такое? Откуда у нас тут козий помет?
– Тяф-тяф-тяф! – возмущенно добавила Чапа.
Хозяйка спустилась вниз и внимательно вгляделась в дорожку. Поддев арахис ногой и поняв, что это есть именно он, она выпрямилась, уперла руки в боки и обратилась ко мне:
– Это откуда?
– С неба, – не сдержавшись, огрызнулся я. – Дождик прошел.
– Дождик? – в сердцах переспросила Катерина. – Я этому «дождику» сейчас такую трепку задам!
Она резко развернулась и кинулась обратно в дом. Спустя несколько мгновений оттуда донеслись ее воинственные крики. Радик не остался в долгу и сочно шарахнул в ответ. Мачеха и пасынок препирались до тех пор, пока их перепалку не прервал зычный рык Карпычева.
Не желая все это выслушивать, я быстро довел уборку до конца, поставил метлу у забора, вернулся в будку и наглухо закрыл дверь.
Через некоторое время Карпычев с багровым лицом выскочил во двор. Он взял в сарае лопату и принялся нервно перекапывать цветочную клумбу, хотя она в этом абсолютно не нуждалась. Вышел Радик. Он с виноватым видом приблизился к отцу и стал подле него. Они негромко о чем-то поговорили. После этого Радик сбегал за лейкой и занялся увлажнением разрыхленной земли…

Когда мне ночью потребовалось выйти из будки, я долго не мог открыть дверь. Она оказалась чем-то подперта снаружи. Я тщательно ее тряс, дергал взад-вперед, пока, наконец, подпорка не оказалась сбита. Выглянув на улицу, я увидел железный лом.
До чего невозможный ребенок!..

Глава девятая
Обхватив ствол правой рукой, я расположился на толстой ветке старого клена и стал воровато озираться по сторонам. Вокруг никого не было. Я облегченно вздохнул. Мне категорически не хотелось попадаться кому-нибудь на глаза. Вопрос «А что ты тут делаешь?» неизбежно отправил бы меня в глубокий нокаут. Правду говорить не хотелось, а убедительного вранья я так и не придумал. Я боялся, что мое намерение провести ночь в Голосовом овраге вызовет сомнения в моей адекватности. Может и не у всех. Но то, что у большинства – это точно. И в первую очередь у дяди Саши, у которого я всеми правдами и неправдами выклянчил фотоаппарат.
– А зачем он тебе? – полюбопытствовал он.
– Для работы надо, – уклончиво ответил я.
– Для работы? Хм! Твое руководство, что, не может обеспечить своих сотрудников необходимой шпионской техникой?
Я озабоченно развел руками и тяжело вздохнул. Мол, ну что тут поделать?
– Ладно, бери, – смиловался дядя Саша. – Только сначала научись с ним обращаться. Это ведь не «мыльница». Это «цифровик».
Фототехника последнего поколения, действительно, была для меня в новинку. Но, изучив инструкцию и немного потренировавшись, я убедился, что в обращении она не так уж и сложна. К ней просто нужно было привыкнуть.
«Ну, держитесь духи-привидения! Ночью я устрою вам фотосессию. Старик говорил, что вас тут тьма-тьмущая».
Последовать совету таинственного незнакомца я решился не сразу. Во мне яростно боролись два чувства: любопытство и страх. После долгого и упорного поединка верх взяло первое. Мне страшно хотелось соприкоснуться с чем-нибудь загадочным и необъяснимым. По крайней мере, будет, о чем вспомнить.
Разорвав путы пугавших меня суеверий, я дождался наступления сумерек и покинул «времянку», не забыв прихватить с собой фонарь.
Старый клен показался мне наиболее подходящим местом для дислокации. Во-первых, он произрастал как раз напротив Гусь-Камня. А во-вторых, находясь на нем, можно было не только иметь хороший обзор, но и, благодаря его густой широкой листве, оставаться незамеченным со всех сторон. Правда, забраться на него оказалось не так-то просто. На четвертом десятке не очень-то легко лазить по деревьям. Но, в конечном итоге, с этим испытанием я все же справился.
Солнце полностью скрылось за горизонтом. Закатный багрянец померк. Землю окутала темнота. Вокруг не было видно ни зги. Только где-то вдалеке блестела синюшным светом цепочка неоновых фонарей, тянувшаяся вдоль шоссе.
Я сидел на ветке, изредка меняя позы, и задумчиво смотрел в бездонную высь неба, словно пытаясь отыскать в ней затерянные в космосе звездные миры. В моей голове беспорядочно крутились всякие мысли. Основная их масса, конечно, относилась к моим последним жизненным переменам: ощущения, впечатления, анализ.
Я думал о своей «времянке» (конура-конурой, но зато бесплатная), о тете Клаве с дядей Сашей (хорошие, добрые, отзывчивые люди), о своей работе (двойственное впечатление: с одной стороны – несложная, непыльная, а с другой – для дипломированного инженера, конечно, унизительная), о своих новых знакомых: Панченко, Ширяеве, Баруздине и, разумеется, Карпычеве. Панченко был прав. Сам по себе он мужик довольно неплохой. Но вот его домочадцы!..
Что поделать, придется их терпеть. Даст бог – это продлится недолго.
Издалека донеслись чьи-то голоса. Я прислушался. На призраков не похоже. Кого это угораздило забрести сюда в столь поздний час?
Ответ оказался до примитивности простым. Я не удержался и раздраженно сплюнул. Прийти охотиться за фантомами – и нарваться на трех обычных колдырей!
Пьянчужки расположились вокруг «чудодейственного» валуна, расстелили на нем газетку, поставили две поллитровки, положили закуску, и битых три часа несли всякую чушь. От их дребедени у меня буквально завяли уши.
Какой-то Паша расквасил физиономию какому-то Саше. Какого-то Вовку жена не пустила вечером домой, и он, бедолага, вынужден был ночевать в курятнике, а утром явился на работу с ног до головы облепленный перьями. Какой-то Андрюха тайком переспал с какой-то Зиной. А его жена Варя, тоже тайком, провела время с каким-то Валерой, причем той же ночью. А когда они утром уходили от своих любовников, то столкнулись друг с другом нос к носу, потому что квартиры Зины и Валеры находились по соседству…
«Чтоб вы провалились во времени! Чтоб вас черти утащили в параллельное пространство!», – чертыхался я, раз за разом поглядывая на часы.
Меня беспокоило, что эти алкоголики вознамерятся остаться здесь до утра, и тогда мой замысел потерпит крах. Но, к счастью, этого не произошло. В третьем часу ночи они, наконец, угомонились и побрели домой.
– Что женам скажем? – заплетающимся языком спросил один из них.
– Как всегда, – раздалось в ответ. – Были на профсоюзном собрании.
«Точно подмечено», – подумал я и принялся тщательно разминать затекшие конечности. Ведь в течение всего времени, что продолжался их «сабантуй», мне, дабы не быть замеченным, пришлось просидеть, не шелохнувшись.
Закончив «гимнастику», я принялся спускаться вниз. Большую часть пути я преодолел успешно. Но затем мне не повезло. Нога предательски соскользнула с опоры, и я, не удержавшись, совершил «немягкую посадку». К счастью, обошлось без повреждений. Небольшой ушиб бедра я таковым не счел. Заживет.
Опасливо оглянувшись по сторонам, я поднялся на ноги и, немного прихрамывая, направился к камню.
Подул ветер. Меня окутало сыростью. В носу защекотало, и я несколько раз чихнул.
«Проклятье! Так и простыть недолго».
Я зажег фонарь, положил его на землю так, чтобы он освещал валун, и достал фотоаппарат.
Воздух был прозрачен и чист.
«Что ж, посмотрим», – подумал я и принялся нажимать на спусковой затвор. Сделав это с десяток раз, я переключился на режим просмотра.
Первые кадры меня не порадовали. Ничего сверхъестественного не наблюдалось. Из меня даже вырвался вздох разочарования. Я уже был близок к тому, чтобы признать свою миссию проваленной, а время – напрасно потерянным, как на одном из последних снимков вдруг отчетливо проявилось полупрозрачное белое пятно. Я замер. Что это? Дыма здесь нет. Тумана тоже. Пар изо рта я не выдыхал. Впрочем, на водяное испарение не похоже. Ведь края пара расплывчаты и как бы сливаются с окружающей средой. А здесь края имели четко выраженную границу. Это явно был какой-то сгусток, какая-то сфера, какая-то субстанция. А может, это просто отражение света? Вряд ли. Ведь поверхность камня не гладкая, не блестящая, а значит, к светоотражению не способна.
Я перешел на следующий кадр. Мое волнение усилилось. Пятно переместилось немного влево, словно в процессе съемки пролетало мимо объектива.
У меня к горлу подступил ком. Сердце бешено застучало. Выходит, старик был прав!
Раздавшийся неподалеку шорох заставил меня вздрогнуть и насторожиться. Звук исходил из кустов. Я схватил фонарь и направил свет в их сторону.
Несколько мгновений длилась тишина. Затем шорох повторился. В другое время и при других обстоятельствах он, может быть, пробудил бы во мне любопытство. Там вполне мог оказаться либо заяц, либо еж, либо еще какая-нибудь безобидная тварь. Но в тот момент мое сознание было настолько поглощено кажущейся близостью потустороннего мира, что я всецело проникся убеждением, будто в кустах мается чья-то неприкаянная душа.
Мною овладел ужас. Я сорвался с места и бросился обратно к клену. Взобравшись на него с быстротою кошки, я расположился на уже знакомой ветке и в страхе просидел на ней до самого рассвета…

Глава десятая
– Как там сегодня мой орел? Не опоздал?
– Ушел вовремя, – ответил я. – Без двадцати восемь.
Карпычев кивнул и уже было вознамерился выйти из будки, но тут его взгляд упал на стол.
– Что там у тебя?
Я покраснел. Рядом с монитором лежали снимки, сделанные мною в овраге.
– Да так, небольшое баловство, – махнул рукой я, всем своим видом показывая, что там ничего существенного.
Я быстро сгреб фотографии в кучу, намереваясь убрать их подальше от чужих глаз, но у хозяина взыграло любопытство.
– Погоди, – остановил меня он.
Известный актер подошел ко мне. Я обреченно протянул ему карточки. Карпычев принялся их рассматривать.
– Хм, – хмыкнул он; в его глазах вспыхнул интерес. – Голосов овраг?
– Да-а-а, – удивленно протянул я, не ожидав от него такой осведомленности.
– Кто снимал? Ты?
Я смущенно опустил голову и принялся теребить авторучку. Стоит ли ему в этом признаваться? Что он после этого обо мне подумает? Может, приплести какого-нибудь мнимого знакомого?
Хозяин внимательно посмотрел на меня.
– Ночью снимал? – снова спросил он.
– Ночью, – пробурчал я, поняв, что разоблачен.
Я вздохнул и, чтобы хоть как-то оправдаться, коротко поведал ему о том, как узнал про это таинственное место от своих родственников, как оно меня заинтересовало, как незнакомый дед подбил меня на ночное дежурство, как я на него решился и что в итоге получил.
– Утверждать, что это призрак, я, конечно, не берусь, – осторожно резюмировал я, указывая на снимки. – Но я готов поклясться, что в тот момент, когда я спускал затвор, ничего подобного передо мной не было.
Карпычев, в глазах которого на протяжении всего моего рассказа не проявилось ни капли осуждения, а напротив, светился живой блеск, положил фотографии обратно на стол и утвердительно произнес:
– Призрак. Или, говоря научным языком, энергетический сгусток. Душа. Признаков плотской принадлежности здесь не просматривается. Так что это не обязательно душа человека. Вполне вероятно, что это душа какого-нибудь животного. Подобных явлений я, в свое время, наблюдал достаточно. И на гораздо более профессиональной аппаратуре, чем твой фотоаппарат. Они для меня уже не в диковинку.
Мой рот непроизвольно открылся.
– Что, не ожидал? – усмехнулся известный актер, уловив мое изумление.
– Честно говоря, нет, – растерянно пробормотал я.
Хозяин отступил к кушетке и уселся на нее, закинув ногу на ногу.
– В молодости я довольно серьезно занимался изучением паранормальных явлений, – задумчиво проговорил он. – Нас таких было трое. Мы жили на одной улице, учились в одной школе, дружили. Правда, после получения аттестатов наши пути-дороги разошлись. Я подался в театральный, а мои приятели – в физико-технический. Но связи мы не теряли. Мы основали самодеятельное научное общество и все свое свободное время проводили за изучением различных аномалий. Мы много где побывали, много чего повидали. Если про все рассказывать – это займет слишком много времени. Но по Голосовому оврагу я тебе информацию дам. … Да чего ты стоишь, как солдат на параде? Присядь, расслабься.
Я плюхнулся на стул.
– Исследование любого аномального места следует начинать с замеров электромагнитного излучения. Это аксиома. Если оно в норме, силы лучше не тратить. Вряд ли здесь действительно происходит что-то необычное. А вот если нет, есть смысл покопаться. Результат по Голосовому оврагу нас ошеломил. Уровень электромагнитного излучения, зафиксированный в нем, превысил норму в двенадцать раз. А у камней и того больше – в двадцать семь раз.
Я изумленно присвистнул.
– Вот-вот, – оживился мой собеседник. – Примерно такая же реакция была и у меня. Кстати, во время замеров произошел весьма любопытный случай. Когда один из нас, Ваня Шестаков, работал в овраге со спектрографом, его вдруг что-то подбросило вверх. Он взлетел метра на два. Говорит, почувствовал сильный толчок, который исходил откуда-то из-под земли. Мы так и не смогли объяснить его природу. Как будто что-то невидимое отчаянно не хотело, чтобы мы проникли в здешние тайны. Мы, конечно, испугались, но работу не прекратили. Проанализировав все собранные данные, мы пришли к выводу, что по дну Голосова оврага проходит большой разлом платформы. Практика показывает, что именно в таких местах чаще всего и происходят необъяснимые законами современной науки вещи.
– Ворота в подземное царство? – пробормотал я, вспомнив фразу из прочитанной книги.
– Можно сказать и так, – кивнул Карпычев. – Кстати, а ты обратил внимание на ручей?
– Обратил, – ответил я.
– Вот тебе один интересный факт. Он никогда не замерзает. Даже в самые лютые морозы.
– Совсем не замерзает? Но почему?
Известный актер пожал плечами.
– Сие осталось нам неведомо.
– Может, химический состав воды какой-то особенный?
– Химический состав воды обычный. Единственное, что отличает эту воду от той, которая течет из-под крана – это более высокая плотность. Но это не причина незамерзания. Тут явно что-то другое. И еще один интересный факт. Ее температура стабильна в любое время года: и летом, и зимой, и осенью, и весной – четыре градуса по Цельсию. Не веришь – сходи, померяй.
– Интересно, – удивленно покачал головой я.
– Полностью разобраться во всех этих загадках мы тогда не смогли, – вздохнул хозяин. – Не хватило знаний. Многие неясности так и остались неясностями. Со временем мои друзья в них продвинулись. Но, правда, уже без меня. Мне это дело пришлось бросить.…
Дверь будки распахнулась.
– Ах, вот ты где! – раздался повелительный голос Катерины. Она переступила через порог и осуждающе посмотрела на мужа.
Лицо хозяина посуровело.
– Я занят, – холодно произнес он.
– Мне срочно…
– Я занят! – повысив голос, перебил ее Карпычев. – Выйди отсюда!
Катерина побагровела. Она явно не ожидала от супруга столь враждебного выпада, да еще в моем присутствии. Она растерянно посмотрела на него и открыла рот, видимо собираясь что-то сказать. Но на лице известного актера застыло такое неприкрытое недружелюбие, что она осеклась. Немного помявшись, Катерина вышла из будки, громко захлопнув за собой дверь.
Лицо Карпычева разгладилось.
– На чем я остановился? – как ни в чем не бывало, спросил он.
– На том, что вам это дело пришлось бросить, – подсказал я.
– Ах, да. Так вот. После первых ролей в кино, когда моя физиономия приобрела известность, меня вызвали в партком театра, в котором я тогда работал, и в жесткой форме потребовали прекратить заниматься всякой ерундой. Раньше ведь такие исследования не поощрялись. Все то, что не соответствовало марксистко-ленинскому учению о материализме, считалось откровенной чушью. Кто им только «настучал» – ума не приложу. И пригрозили, что если я не выполню это требование, то дальнейший путь в искусстве мне, как говорится, заказан. Я даже дословно помню гневную тираду секретаря парткома: «Советской культуре не нужны актеры, увлекающиеся всякими лженаучными теориями».
– И вы бросили?
– Бросил. А что мне еще оставалось? Ставить под удар карьеру в угоду сомнительному хобби? Друзья на меня были не в обиде. Я им все объяснил – они меня поняли, поддержали. Но после этого мы, естественно, разошлись. Я очень долго их не видел. И вот, много лет спустя, я случайно встретил их на одном из светских приемов. Мы вспомнили нашу молодость. И они мне рассказали, что по Голосовому оврагу сейчас имеются новые данные. И эти данные заставляют относиться ко всем происходящим в нем явлениям очень и очень серьезно. В частности, в нем обнаружены лептонные поля. Тебе известно, что это такое?
– Нет, – честно признался я.
– Это эдакая своеобразная цепь, состоящая из атомов энергии. И вот по этой цепи, как по конвейеру, движется мысль. Лептонное поле – это проводник телепатического общения, то-есть, общения на уровне мысли.
– Вы хотите сказать, что Голосов овраг – это живое существо? – вытаращил глаза я.
– Нет, – помотал головой Карпычев. – Сам овраг не может излучать лептонную энергию. Но это может делать что-то другое, существующее в нем и невидимое нашему глазу. Например, те же души, одну из которых тебе удалось заснять. Не исключено, что они таким образом общаются между собой. Одним словом, в Голосовом овраге обитает некий неведомый нам разум.
Хозяин пристально посмотрел на меня, словно оценивая эффект, который произвели его слова, и спросил:
– Ну как, сильно я тебя удивил?
– Сильно, – выдохнул я. – Даже очень сильно. Признаться, я не ожидал, что вы так хорошо в этом подкованы. А, если не секрет, что вас подвигло заинтересоваться аномалиями? Простое любопытство, или вам когда-то довелось столкнуться с чем-то необъяснимым?
– Второе, – ответил хозяин. – Я ведь местный. Коренной Коломенец. Я родился в селе Дьяково, которое стояло как раз рядом с оврагом, и до конца семидесятых проживал там. Сейчас этого села уже нет. Во время подготовки к московской Олимпиаде его пустили под бульдозер, а всех жителей переселили в многоэтажки. Так что истории, связанные с Голосовым оврагом, мне известны не понаслышке. Одна из них затронула нашу семью. Это случилось в мае 1936 года, незадолго до моего рождения. Мой дед, которого звали Митрофан Никитович, ушел вечером на работу. Он работал старшим мастером на хлебозаводе, и в тот день у него была ночная смена. Погода выдалась ужасной. Небо заволокло тучами. Землю окутал густой туман. Моросил дождь. Вот он ушел, и с тех пор его больше никто никогда не видел.
– Его путь лежал через овраг? – спросил я.
– Да, – кивнул Карпычев. – Он всегда ходил через него. Это была самая короткая дорога. Поиски результатов не дали. Был человек – и нет человека. Как сквозь землю провалился. Даже фотографии никакой не осталось. Я обращался в различные архивы, но отовсюду получил отказ. Мол, в войну все сгорело.
Известный актер замолк и задумчиво уставился перед собой.
– Да-а-а, – протянул я, чтобы как-то заполнить возникшую паузу.
Карпычев очнулся, поднял глаза, тяжело вздохнул и поднялся с кушетки.
– Ладно, – сказал он, – хватит об этом. Пойду, узнаю, что было надо этой особе.
И он вышел из будки, оставив меня во взбудораженном состоянии.

Ночью мне понадобилось выйти во двор.
Возвращаясь обратно в будку, я взялся за ручку двери и с ужасом почувствовал, что к ней прилип.
Клей!
Моя кровь вскипела. Хоть бы это поганое отродье кто-нибудь придушил!..

Глава одиннадцатая
Судя по повышенному вниманию, которое источал по отношению ко мне Баруздин на следующем разводе, Катерина не преминула сообщить ему о том, что Карпычев удостоил меня личной аудиенции.
– Жень, останься, – попросил он, когда инструктаж был завершен, и все поднялись с мест, чтобы отправиться к месту службы.
Я снова придвинул к себе стул.
– Ну как, освоился? – приветливо улыбнулся шеф.
– Немного освоился, – ответил я.
– Какие впечатления о работе? Нравится? Не жалеешь, что к нам пришел?
Я пожал плечами.
– Работа – это не развлечение. Нравится – не нравится, ее нужно выполнять.
– Золотые слова! – воскликнул Баруздин. – Все бы так рассуждали. Ну что ж, пока я тобой доволен. Будем считать, что испытательный срок ты выдержал. Да и хозяину ты, вроде, приглянулся. Обычно он с охранниками подолгу не беседует. А тебя, видишь, выделил. На чем, интересно, вы с ним сошлись?
– Да мы особо с ним не сходились, – возразил я. – Просто немного поговорили на одну интересующую нас тему, только и всего.
– Какую тему? Если, конечно, не секрет.
Я не посчитал, что наш разговор с Карпычевым содержит в себе тайну, и со спокойной душой передал Баруздину его суть. Впоследствии я неоднократно об этом сожалел. Не прояви я тогда беспечность, глядишь, все сложилось бы и по-другому. Но откуда мне было знать, что у него на уме?
– Ну и ну! – удивленно усмехнулся мой шеф. – Вот уж, никогда бы не подумал. Лично мне Геннадий Матвеевич никогда не говорил, что увлекается потусторонними мирами. Если он тебе в этом открылся, значит, он тебе доверяет. А как отношения с его домочадцами? Все нормально? Не сильно они тебе докучают?
– Все нормально, – сжав зубы, ответил я.
– Ну, давай. Успешного дежурства.
Я поднялся с места и вышел из «офиса».
Мое «все нормально» было, конечно, неправдой. С каждым днем запасов моего терпения становилось все меньше и меньше.
«Какой я, к черту, охранник? – мысленно возмущался я. – Я не охранник, а самая настоящая домработница, гувернантка! Если в Балашове узнают, чем я здесь занимаюсь, меня же засмеют».
Помой машину, почисти двор, полей клумбы, скоси траву, подстриги ветки на деревьях, сходи в магазин, развесь белье – это далеко не полный перечень распоряжений, которые я, волею Катерины, вынужден был исполнять.
Не переставал меня доставать своими идиотскими выходками и Радик. Он постоянно придумывал что-нибудь новое. Это утро было не исключением. Подойдя к калитке, я увидел прикрепленный к забору листок бумаги, на котором крупными буквами значилось: «Осторожно, злой охранник!». Ниже была нарисована карикатурная рожица, в которой без труда угадывались черты моего лица. Я в сердцах сорвал «объявление» и нажал на кнопку звонка.
– Га-га-га! – встретил меня заливистым хохотом Панченко. – Ну, что, видел?
– Видел, – проворчал я, выкидывая смятый листок в урну.
– Я специально его оставил, чтобы тебя позабавить.
– Позабавил, спасибо, – огрызнулся я.
– Ну до чего юморной пацан! Надо же такое придумать! – продолжал веселиться мой напарник. – Ты явно ему чем-то приглянулся. На нас с Мишкой он вообще никакого внимания не обращает.
– Хорошее внимание! – раздраженно воскликнул я. – То арахисом из рогатки запульнет, то дверную ручку клеем обмажет. А хитер – не по возрасту! Хулиганит только тогда, когда этого никто не видит. Как только кто-нибудь появляется – сразу принимает облик невинной зайки. Он меня когда-нибудь выведет. Не посмотрю, что хозяйский сын. Так уши надеру, что новые пришивать придется.
– А вот этого делать не стоит, – посерьезнел Толик. – Какой—никакой, но он, все-таки, ребенок.

Где-то через неделю Баруздин снова задержал меня после развода. Дождавшись, когда все уйдут, он взял свой портфель и стал рыться в его содержимом.
– На, держи, – сказал он, протягивая мне большой конверт. – Передашь Геннадию Матвеевичу. Он в курсе. Я ему уже звонил, сказал, что отправлю с тобой небольшой сюрприз.
В конверте лежала увеличенная фотокопия какой-то анкеты. С левого верхнего угла на меня смотрел человек лет пятидесяти, с немного одутловатым, морщинистым лицом, большим подбородком, круглыми, неглубокими, чем-то напоминающими рыбьи, глазами, широким мясистым носом и толстыми губами.
«Карпычев Митрофан Никитович, – прочел я. – Дата рождения – 27 апреля 1887 года. Место рождения – село Дьяково. Партийность – член ВКП (б) с 1929 года. Социальное положение – крестьянин. Семейное положение – женат, имеет дочь…».
– Откуда это у вас? – изумленно спросил я. – Хозяин говорил, что обыскал все архивы, но так ничего и не нашел.
– Он обыскал все общедоступные архивы, – разъяснил Баруздин. – Но есть еще архивы, в которые вхожи далеко не все. По прошлой работе в милиции у меня остались кое-какие знакомства. Вот, попросил поискать. И, как видишь, нашли.…
Вся зловещая суть этого невинного, на первый взгляд, подарка открылась мне лишь несколько месяцев спустя.

Глава двенадцатая
Голосов овраг продолжал притягивать меня к себе, точно магнит. Прогуливаться по нему вошло у меня в привычку. Он внушал мне благоговение и трепет. Когда я шел по пролегавшей через него узкой, вьющейся тропинке, меня неизменно охватывало чувство тревоги. Я словно чего-то ожидал. Чего-то опасного и нехорошего. Мои глаза не отрывались от земли. Я лелеял надежду обнаружить на ней следы чего-то необычного и таинственного. Но овраг чудесами больше себя не проявлял.
Кстати, температура воды в протекающем по нему ручье действительно оказалась четыре градуса. Я замерял.
«А слабо прогуляться по оврагу в туман? – подначивал себя я. – Да, это чревато. Но зато, какое приключение!».
Такая возможность мне вскоре представилась…

Глава тринадцатая
Глаза Панченко светились ироничным озорством.
– Так-так, – проговорил он, впуская меня во двор. – Так-так.
– Что ты хочешь сказать этим «так-так»? – поинтересовался я, обменявшись с ним рукопожатием.
– Да так, ничего, – уклончиво проговорил мой напарник. – Однако же, резв ты, браток. Дождался, когда хозяина не будет, и «цигель, цигель, ай-лю-лю».
То, что Карпычев накануне уехал на две недели к своей матери, которая проживала где-то в районе Сочи, и взял с собой Радика, мне было известно. Но причем здесь «ай-лю-лю»?
– Катерина Олеговна тобой вчера сильно интересовались, – пояснил Панченко. – Когда ты будешь, и все такое.
– Насчет «все такое» можешь не волноваться, – заявил я, поняв, куда он клонит. – Тут, скорее всего, какой-нибудь хозяйственный вопрос. Что-нибудь покрасить или помыть.
– Конечно, конечно, – с шутливой издевкой воскликнул Панченко.
– Да пошел ты! – беззлобно бросил я, махнув на него рукой. – Ничего остроумнее не придумал?
Но мое возражение тут же оказалось поколебленным раздавшимся из дома восклицанием:
– Женечка, ты пришел? Я сейчас к тебе зайду.
Голос Катерины был кокетлив и игрив. У меня от изумления открылся рот. Панченко прыснул.
– Ухожу, ухожу, – комично засуетился он. – Не смею препятствовать взаимному нетерпению.
Я впал в растерянность. Подобного поворота я не ожидал. С чего бы это?
– Ну ты давай, не теряйся, – хитро подмигнул Панченко, вручил мне сменный журнал и скрылся за калиткой.
Продолжая оставаться в недоумении, я зашел в будку. Буквально сразу же туда впорхнула Катерина.
– Привет, – весело бросила она.
– Здравствуйте, – глухо, без эмоций произнес я.
– Ну, как обстановка?
– Все спокойно. Происшествий нет.
– Вот что значит охрана! Долго я убеждала мужа ее завести. Раньше здесь отбоя не было от зевак. Все так и норовили заглянуть в щелочку. А теперь даже сунуться боятся.
– Стараемся, – буркнул я.
Моя «гостья» уселась на кушетку и стала водить глазами по сторонам.
– А у тебя здесь очень мило, – пропела она.
– Угу, – промычал я.
Катерина приняла полулежащее положение, вздернула носик, закинула руку за голову и вытянула ноги, положив их одну на другую.
Я почувствовал, что начинаю краснеть. Что у нее на уме? Мною овладело беспокойство. Со стороны я, наверное, выглядел довольно смешно. Когда женщина боится стать жертвой насилия находящегося рядом мужчины – это еще куда ни шло. Но когда наоборот!…
Я робко поднял глаза. Катерина оценивающе смотрела на меня. Это смутило меня еще больше. Мое лицо запылало огнем. Я потупил взор, погладил кончик носа, потеребил подбородок, рассмотрел свои ладони, почистил ногти, совершенно не зная, как себя вести.
– Нужно сходить в магазин, – проговорила Катерина.
– Что купить? – выпалил я.
– Да нет, покупки я сделаю сама, – улыбнулась она. – От тебя потребуется лишь быть рядом. Съездим в «Рамстор», наберем все, что нужно, а после вернемся обратно.
– Я не имею права оставить пост, – замотал головой я.
На лице Катерины просияла улыбка.
– Ну, мы же ненадолго. Кроме этого, ты ведь оставишь пост не по своей воле, а по моему распоряжению. Если хочешь, можешь даже зафиксировать это в своем журнале. Я вижу, моя просьба кажется тебе несколько странной. Давай я тебе объясню, с чем она связана.
Катерина поменяла позу и горестно вздохнула.
– Ты даже не представляешь, как это трудно, быть предметом всеобщего внимания. В последнее время я хожу в магазин, как на казнь. Едва я там появляюсь, кругом разносится шепот: «Вон, жена Карпычева пошла». На меня устремляются десятки глаз: любопытных, завистливых, злых. Это жутко нервирует. И тут уже не до выбора товара. Хочется просто взять, что попалось под руку, и как можно быстрее исчезнуть. А когда рядом кто-то есть, можно на него отвлечься, и чужое внимание станет не таким чувствительным. Мне просто будет легче, если я буду не одна. Теперь тебе ясно, зачем мне требуется твое присутствие?
– Ясно, – облегченно вздохнул я. – Когда нужно ехать?
– Прямо сейчас.…
В супермаркете моя спутница щебетала без умолку:
– Смотри, какие восхитительные чашечки! Тебе нравятся? Может, купим? … Какой торт тебе больше хочется, «Прагу» или «Наполеон»? … Ох, что-то мне приелась эта салями. Давай лучше возьмем буженину. … Я знаю, ты любишь форель. Но семга, поверь, ничуть не хуже.…
«Слава богу, что она хоть не называет меня своим котиком, – раздраженно думал я, едва успевая вставлять в ее болтовню короткие «да», «пожалуй» и «конечно».
Народ, находившийся в магазине, не сводил с нас глаз.
Меня не отпускало ощущение, что хозяйка ведет себя так неспроста. И что дело здесь не в болезненном восприятии чужого внимания, а в чем-то другом…

Ближе к концу дня приехал Баруздин. Посчитав его появление обычным контролем работы подчиненных, я уже приготовился было сделать ему доклад. Но мой шеф отмахнулся и проследовал в дом.
«Вот что значит отсутствие хозяина, – мысленно отметил про себя я. – При Карпычеве он такие штуки себе не позволяет».
Проговорив с сестрой более двух часов, Баруздин уехал, так и не задав мне ни одного вопроса…

Глава четырнадцатая
На следующий день после возвращения Карпычева и Радика погода резко испортилась. Небо затянуло серой, непроницаемой пеленой. В воздухе повеяло прохладой и сыростью. А зарядивший с самого утра дождь отбивал всякую охоту появляться на улице.
За окном становилось все темнее и темнее. Вечер постепенно вступал в свои права. Я находился на «боевом посту» и с трудом сдерживал одолевавшую меня зевоту.
Вдруг на мониторе высветились две яркие точки. К забору подъехал автомобиль. Я узнал джип Баруздина.
Я встрепенулся, поднялся с места и отправился открывать калитку.
– Все в порядке? – спросил меня шеф, перешагивая через разлившуюся у самого порога лужу.
– Происшествий не зафиксировано, – отчитался я.
Мы прошли в будку. Баруздин снял трубку внутреннего телефона:
– Алле! Геннадий Матвеевич? Здравствуйте. С приездом вас. Можно вас увидеть? … Ага, иду.
Мой шеф вышел во двор. Его лицо сияло слащавостью. На крыльце появился Карпычев. Они о чем-то немного поговорили, после чего Баруздин махнул мне рукой. Я выглянул наружу.
– Собирайся, – скомандовал шеф. – Поедешь с нами.
– Куда? – спросил я.
– К Голосовому оврагу.
Я удивленно вскинул брови.
– Только что проезжал мимо него. Никогда такого не видел. Мистика из мистик! Матвеича долго уговаривать не пришлось. Он уже одевается. Или тебе не интересно?
– Интересно! – с жаром выдохнул я. – Еще как интересно!
Мы уселись в джип и стали дожидаться Карпычева. Когда он присоединился к нам, «Лэнд Крузер», взревев, тронулся с места.
– Вот погода так погода! – досадовал Баруздин, ловко лавируя между лужами. – Геннадий Матвеевич, это не вы, случайно, ее с югов привезли?
– Нет, – отозвался известный актер. – Когда мы уезжали, там было тепло и ясно. Вини во всем север.
Впереди показались яблоневые сады. Миновав их, Баруздин подъехал к самому склону оврага и заглушил мотор. Мы вышли из машины.
Мой шеф не соврал. То, что предстало нашим глазам, и в самом деле впечатляло.
Над оврагом клубился густой туман. Как будто в нем что-то кипело. Причем, цвет тумана имел какой-то необычный, зеленоватый оттенок. Он исходил откуда-то из глубины и рассеивался по мере удаления.
У меня по спине поползли мурашки. Мне сразу вспомнились истории, о которых я читал в библиотечной книжке.
Я посмотрел на своих спутников. В глазах Карпычева светилось неподдельное изумление.
– Да-а-а, – восхищенно протянул он.
– После таких видений поневоле начинаешь верить во всякую чертовщину, – зачарованно прошептал Баруздин.
– А вы чувствуете, какая вокруг тишина? – спросил известный актер. – Для этого места она не характерна. Здесь всегда звучит какая-то жизнь.
Я прислушался. И точно. Если исключить дуновение ветра и шум дождя, в овраге царило абсолютное безмолвие.
– Ну что, может спустимся вниз? – предложил Баруздин, посветив карманным фонарем.
Мы переглянулись. Карпычев усмехнулся:
– Иди первый. Мы за тобой, – отозвался он.
Но мой шеф так и не решился взвалить на себя бремя лидерства.
Внезапно из оврага донеслись чьи-то торопливые шаги. В тумане проявилась невысокая, плотная, коренастая фигура. Это был человек лет пятидесяти, в потрепанных брюках, изношенных широконосых башмаках, старомодном картузе и потертом пиджаке, под которым просматривалась светлая косоворотка.
– Братцы! – окликнул нас он; голос у него был грубый и прокуренный. – Подскажите, куда это я вышел? Вроде, шел правильно, а очутился где-то не там.
– А куда тебе надо? – спросил Баруздин.
– В Дьяково.
– В Дьяково? – удивленно переспросил мой шеф. – Так его давным-давно уже нет. Лет двадцать как снесли.
– Чего-о-о-о? – удивленно протрубил незнакомец.
Он подошел к нам вплотную, и я смог разглядеть его лицо. Оно было немного одутловатым, морщинистым, с хорошо развитым подбородком, толстыми губами, мясистым носом и неглубокими, круглыми, чем-то напоминающими рыбьи, глазами.
Эти черты были мне хорошо знакомы. Я их определенно где-то видел.
«Где я мог его раньше встречать?», – подумал я.
И тут меня осенило. Лицо незнакомца точь-в-точь походило на фотографию без вести пропавшего карпычевского деда.
У меня перехватило дыхание. Этого не может быть!
Человек в картузе тем временем остановился и стал пристально нас оглядывать.
– А вы, собственно, кто такие? – с подозрением спросил он. – Что-то одеты вы как-то странно. Не по-нашему.
– Это мы-то странно одеты? – засмеялся Баруздин и сделал шаг вперед.
Незнакомец отпрянул и угрожающе поднял кулаки.
– Не подходи. Зашибу. У меня рука тяжелая.
Мой шеф опешил. Возникла пауза.
Взгляд человека в картузе светился враждебностью.
– По-моему, сумасшедший, – тихо, сквозь зубы, прошептал Баруздин.
Он изобразил приветливую улыбку и сделал приглашающий жест.
– Послушай, приятель…
Незнакомец напрягся, словно сапер, обезвреживающий мину, и снова принял боевую стойку.
– Не подходи.
Мой шеф замер.
– Ты хоть скажи, как тебя зовут? – весело воскликнул он.
– А тебе зачем? Ты что, из НКВД?
– Точно, из «Кащенко», – процедил Баруздин и опять обратился к незнакомцу. – Ну не говори, если боишься.
– Чего мне тебя бояться? – парировал человек в картузе. – Мне бояться нечего. Я из потомственных крестьян. В партии с двадцать девятого года. А вот ты – сразу видать, что из «бывших».
Незнакомец немного помолчал, словно раздумывая, стоит ли ему и дальше продолжать с нами разговор, а затем произнес:
– Митрофаном меня кличут. Никитовичем.
Мой рот непроизвольно открылся. Деда Карпычева звали точно так же.
Фантастика!
Я сглотнул слюну и покосился на известного актера. Он был смертельно бледен. Похоже, его мысли работали в том же направлении, что и мои.
– Роман, – негромко проговорил он. – Едь домой.
– А вы? – удивился мой шеф.
– Я доберусь сам.
Баруздин растерянно заморгал глазами.
– Геннадий Матвеевич, я сделал что-то не так?
– Все ты сделал так. Но мне нужно, чтобы ты уехал.
– Но почему?
– Едь домой, – не грубо, но настойчиво повторил Карпычев.
Мой шеф немного помялся.
– Как скажете, – согласился он и направился к своей машине. – Жень, поехали.
– Женя останется со мной, – отрезал известный актер.
Баруздин остановился, посмотрел сначала на него, потом на меня, недоуменно пожал плечами, после чего уселся за руль и скрылся из виду.
Карпычев повернулся к незнакомцу.
– Как ваша фамилия?
– А что ты за птица, чтобы я называл тебе свою фамилию? – встал в позу тот. – По вам видно, что вы буржуи. И машина у вас какая-то буржуйская. Никогда таких не видел.
– Митрофан Никитович, ваша фамилия Карпычев? – не удержался я.
– Допустим, – насторожился он.
– Вы проживаете на улице Розы Люксембург, дом восемнадцать? – спросил известный актер.
– Да. А что?
Мы с Карпычевым переглянулись. Ни он, ни я никак не могли до конца поверить в реальность происходящего.
– Геннадий Матвеевич, – прошептал я, – может это, все-таки, не он?
Известный актер немного подумал, а затем тихонько попросил:
– Дай мне потолковать с ним наедине.
Я угукнул и отошел в сторону. Меня переполняло возбуждение. Мне просто не верилось, что я воочию столкнулся с тем, о чем знал только понаслышке. Перемещение во времени! Неужели это и впрямь дед Карпычева, который исчез в Голосовом овраге более полувека назад? Пока все сходится: лицо, фамилия, имя, отчество, возраст, домашний адрес.
Это просто невероятно!
Во мне все бурлило. Будучи не в силах стоять на месте, я принялся бесцельно бродить туда-сюда, изредка бросая взгляды на собеседников. Говорили они тихо. До меня долетали лишь отдельные слова. Поначалу тон человека в картузе был агрессивным. Но затем его агрессия постепенно спала. С каждой минутой незнакомец становился все растеряннее и растеряннее. Вдруг он сорвался с места и бросился обратно в овраг.
Я поспешил к Карпычеву.
– В это, конечно, трудно поверить, – не дожидаясь моего вопроса, с дрожью в голосе произнес он. – Но, похоже, это действительно мой дед. Он правильно назвал всех моих предков, точно описал домашний быт.
– А куда он убежал? – спросил я.
– Захотел вернуться в свое время.
Мы повернулись к оврагу и обомлели. Обстановка резко изменилась. Зелень исчезла. Туман перестал клубиться и превратился в привычную глазу однородную полупрозрачную массу.
– Я читал, что зеленый цвет может означать открытый временной портал, – неуверенно пробормотал я. – Если он исчез, значит, портал закрылся.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/aleksey-haprov/naslednik-22874328/) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.