Главная страница | Триллеры | Что ты делаешь

Что ты делаешь
Ксения Брюсова
Тихий, словно затерявшийся в зыбучих песках времени, российский военный городок на чужбине. Образцовый офицер Виктор Свиридов, к тридцати годам достойно прошедший путь от курсанта до капитана. Но вдруг одно случайное знакомство, одна внезапная встреча меняют привычный уклад его жизни. Теперь каждый новый день Виктора Свиридова – напряженное ожидание и отчаянная надежда. Ожидание очередного убийства и надежда на чудо.

Что ты делаешь

Ксения Брюсова
Абсолютно все персонажи и события
в этой книге являются вымышленными.
Любое совпадение с реально существующими
или когда-либо существовавшими людьми случайно.

Посвящается в/ч 166**.

© Ксения Брюсова, 2023

ISBN 978-5-4474-9099-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог
Сорок шесть градусов шестьдесят минут двадцать девять секунд северной широты, семьдесят четыре градуса пятьдесят две минуты тридцать шесть секунд восточной долготы.
Закрытый военный городок с населением меньше тысячи человек (примерно пятьсот солдат, около ста пятидесяти офицеров, остальные – гражданский персонал), в котором расквартирована российская войсковая часть, на территории ставшего в начале девяностых – после распада СССР – иностранным государства. С одной стороны городок отрезан от внешнего мира Северной Голодной степью, а с другой – большим соленым озером в форме полумесяца, по размеру почти как пол-Байкала. В какую сторону ни посмотри, кругом на десятки километров либо красновато-желтая степь, либо бирюзово-голубая водная гладь.
И тишина. Звенящая тишина.
Здесь конец марта выдался теплым. Днем солнце, еще недели две назад опасливо пробиравшееся на ощупь сквозь последние зимние тучи, уверенно занимало свое место на небе и с наслаждением играло яркими лучами до самого вечера, постепенно пробуждая после спячки степную природу. Снег с берега сошел, открыв взгляду выброшенные озером по осени ошметки жухлых камышей на серой гальке. Даже лед у берега подтаял, и из-под него робко выглядывала узкая полоска воды.

I
В весенних сумерках напоследок блеснуло и погасло солнце.
Виктор цепким взглядом окинул четырехэтажный жилой дом асимметричной формы, построенный из некогда нового, а теперь посеревшего и щербатого от времени силикатного кирпича. На углу дома висела покосившаяся, насквозь проржавевшая табличка, на которой едва угадывалась цифра 43.
Его машина стояла чуть поодаль, на небольшом каменистом пригорке, боком к озеру. Обычно, начиная с поздней весны и до глубокой осени, по вечерам это место было заставлено подержанными немецкими автомобилями молодых лейтенантов, настроенных на романтический лад. С пригорка открывался хороший вид на бескрайние просторы озера и был слышен шелест волн, плескавшихся у каменных утесов. Сегодня желающих полюбоваться красотами озера не было, но для перестраховки Виктор приехал сюда засветло, едва сдав боевое дежурство. Не привлекая лишнего внимания, он занял именно то место, откуда открывался вид, который ему требовался, и приготовился ждать.
Из-за поднявшегося вдруг к вечеру с озера ветра, забиравшегося во все щели и безжалостно выдувавшего все тепло из его машины, Виктор не глушил двигатель. Из выхлопных труб еще не старой «ауди» черного цвета едва заметно выплывали белесые облачка дыма, тотчас без остатка разгоняемые мощными порывами ветра.
Редкие жители торопливо шагали домой по бугристой асфальтированной дороге, слегка присыпанной пылью. Они спешили в теплые и – у каждого по-своему – уютные квартирки, из окон которых можно было выглядывать на пустынные улочки городка, слушая, как завывает между дыроватых рам беспощадный ветер.
Весна, впрочем, как и всегда в этих местах, резко, с напором охватила городок.
По кривой улочке, отделявшей пригорок от объекта его наблюдений, изредка проезжали машины, рассекая фарами весенние сумерки. Юноши и девушки в основном старшего школьного возраста, группками по несколько человек неспешно прогуливались по одному и тому же маршруту: Парк Победы – набережная – Парк Победы.
Взгляд Виктора переместился на возвращавшуюся неторопливым шагом из местного универсального магазинчика с патриотическим названием «Космос» жену начальника штаба, как всегда разодетую и накрашенную, будто на парад. О ней ходили такие истории по городку, что дух захватывало. Очень уж любила эта дама, давно разменявшая четвертый десяток, общество молоденьких лейтенантиков. Так сильно, что ничего поделать с собой не могла, и без устали очаровывала все новых и новых военнослужащих, преимущественно, младшего офицерского состава. Те же в свою очередь, наивно полагая, что тесные дружеские отношения с женой начальника штаба помогут продвинуться по службе, отзывались, а некоторые – весьма рьяно, на ее «позывные сигналы», не подозревая, что тем самым они, наоборот, все дальше отодвигали вероятность вообще задержаться здесь на службе.
Заметив его машину на пригорке, она сбавила шаг и помахала рукой.
Виктор усмехнулся. Жена начальника штаба и к нему в свое время пробовала найти подход, да ничего не получилось – слишком крепким орешком оказался он для нее.
Не найдя отклика в душе Виктора, жена начальника штаба с еле уловимым оттенком усталой обреченности на лице продолжила свой путь.
Не страшно, что она видела его – он и не таился. Наоборот, чем больше людей могло его заметить, тем лучше. Находясь на самом виду, он не привлекал и десятой доли того внимания, которое уделили бы ему жители городка, сознательно скрывайся он от посторонних глаз.
Темнота сгущалась, а вместе с ней зажигался свет в немногочисленных окнах дома, за которым он вел наблюдение.
С пригорка просматривался вход в подъезд, над которым зажглась лампа накаливания в стеклянном плафоне, и восемь окон небольших однокомнатных квартирок – по четыре слева и справа от расположенных по сравнению с ними в шахматном порядке окон лестничных клеток.
Первый этаж, слева – занавешенное желтыми шторами окно. Второй этаж – окно без штор с большой раскидистой китайской розой. Третий этаж над ним – незанавешенное окно с большой яркой люстрой. Второй этаж, справа – окно, тускло освещенное потолочным светильником с люминесцентной лампой, холодный свет которой отражался на открываемой хозяйкой дверце полированного шкафа. Третий этаж, справа – приглушенный свет бра.
Люди приходили домой, в хаотичном порядке зажигались окна, и за каждым из них была своя жизнь.
В окне комнаты на первом этаже справа от лестницы зажглась настольная лампа – чей-то ребенок сел за уроки. Четвертый этаж, слева. Пока темно…
Виктор потер большим и указательным пальцами правой руки переносицу. Сегодня у него опять очень важное дело, но ничего. Он справится. В этот раз все пойдет так, как он задумал. Он не будет плясать под чужую дудку.
И без того пустынные улочки городка стали еще безлюднее. Все, кто сдал боевое дежурство, пришли домой; те же, кто заступал на боевое дежурство, уже находились на Объекте. Гражданский персонал тоже вернулся с работы. Прогуливавшаяся молодежь стянулась в парк на центральном пятачке городка, где в беседке неизменно по вечерам проводились посиделки.
Виктор прислушался. Метрах в десяти от его машины раздался веселый девчоночий голос. Он повернул голову влево и вгляделся в темноту. По набережной, выстеленной узкими бетонными плитами, прошла одиннадцатиклассница-дочь командира части. Одной рукой она прижимала к уху не по возрасту дорогой мобильный телефон, в другой – сжимала поводок, пристегнутый к ошейнику маленькой черной собачонки. Породы Виктор не знал, но внешне любимая собачонка командира части была больше похожа на уменьшенную копию добермана. Вероятно, пинчер-переросток. Собачонка была настолько любимой, что кроме собачьего ошейника носила на шее еще и настоящий мужской браслет из чистого золота, толстый и весьма увесистый. Эта собачонка с золотым браслетом также была предметом обсуждений в городке, не меньше, чем любвеобильная жена начальника штаба.
Дочь командира части и собачонка прошли вперед и растворились в темноте. Виктор задумчиво посмотрел на мерцавшие вдали на другом берегу озера огни города Б.
Прошло еще полчаса. Наконец в свете лампочки над входом в подъезд показалась одетая во все темное высокая щуплая фигурка. Бесшумно обойдя сбоку вечно гремящую погнутую железную решетку для вытирания обуви, фигурка, украдкой оглядевшись, скользнула в подъезд.
Виктор взглянул на часы – начало десятого. Рановато она сегодня. Рискует. Ну да ладно.
Свет в подъезде этого дома отчего-то не горел. На две минуты, пока она поднималась по лестнице, Виктор потерял ее из виду и смог вновь контролировать ситуацию, лишь когда в окне квартиры на четвертом этаже слева на лестничной клетке неловко блеснул и сразу погас белесый луч карманного фонарика.
Она на месте.
Виктор хорошо знал расположение комнат в однотипных квартирках городка. Он сам жил в такой, только в сорок втором доме. В этих домах в прихожих всех однокомнатных квартир был большой трехстворчатый встроенный шкаф. Наверняка она укрылась в нем. Места для нападения удобнее не найти. Входная дверь открывалась внутрь квартиры, оглушить человека, входящего в прихожую, тупым тяжелым предметом было проще простого. Затем закрыть дверь, и дальше делай что хочешь.
Виктор сконцентрировался на входе в подъезд. Главное, не упустить Римму. Иначе все опять пойдет наперекосяк.
Ближе к десяти часам вечера к дому подъехал старый темно-зеленый «фольксваген». Виктору был очень хорошо знаком этот автомобиль, принадлежавший уже теперь старшему лейтенанту из его отдела.
Передняя дверца со стороны пассажирского сиденья открылась, и из машины вышла Римма в военной форме. Закинув на плечо изящную дамскую сумочку, она, махнув на прощание рукой водителю «фольксвагена», двинулась к подъезду. Коротко гуднув клаксоном, автомобиль круто развернулся и уехал.
Виктор заглушил двигатель, собравшись быстро покинуть свою «ауди», чтобы в несколько шагов преодолеть расстояние от пригорка до подъезда, как вдруг в стекло с его стороны настойчиво постучали. От неожиданности он вздрогнул, но, взяв себя в руки, повернулся и нажал на кнопку, опускавшую стекло.
– Витя, привет! – послышался из-за стекла голос дочери командира части, в котором проскользнули нотки беспокойства.
– Привет, привет, – поспешно пробормотал он в ответ, вытаскивая ключ из замка зажигания.
– Опять медитируешь?
– Типа того, – вылезая из автомобиля, ответил Виктор.
– Мне нужна твоя помощь… – издалека начала дочь командира части.
– Какая? – Он бросил взгляд на подъезд и понял, что Римма уже зашла туда.
– Голди сорвался с поводка и убежал!
– Голди? Какой еще Голди?.. Ах, да! Голди, – сообразил он, что речь идет о собачонке командира части.
– Ну да. Он куда-то убежал… Помоги мне, пожалуйста, его найти.
– Помочь найти? – пытаясь скрыть раздражение, переспросил Виктор.
Какое, к черту, «помочь найти», когда ему нужно срочно бежать на четвертый этаж, пока она не напала из своего укрытия!
– Так он сам наверняка найдется, – предположил Виктор. – Побегает и вернется к тебе домой.
– А вдруг не вернется? Он же такой беззащитный… – всхлипнула дочь командира части.
Виктор помедлил, украдкой взглянув на окно квартиры на четвертом этаже слева на лестничной клетке. Там в прихожей ненадолго зажегся свет и через полминуты погас. Он понял, что вновь опоздал, как и прежде.
– Хорошо, пошли, – нажимая на кнопку закрывания дверей, упавшим голосом сказал Виктор.
Не успели они отойти от машины, как из кустов на набережную выбежал Голди.
«Чертов пес! – выругался про себя Виктор. – Дьявольское отродье!»
Зато счастью дочери командира части не было предела. Крепко прижимая к груди собачонку, она побежала домой.
Виктор, сжав кулаки, медленно вдыхал и выдыхал холодный воздух, пытаясь успокоиться.
Все пошло не так! По чужому плану! Какого черта?!
Усмирив нервы и подавив приступ паники, он посмотрел на циферблат наручных часов. Пора идти. Она наверняка все закончила.
Но надежда умирает последней – а вдруг?..
Ноги сами понесли его вперед, словно сайгака. В непроглядной темноте, заполнившей все свободное пространство городка, он в несколько прыжков преодолел расстояние от машины до подъезда, помня о гремящей решетке на входе, перепрыгнул через нее и скрылся внутри.
Едва он влетел в подъезд, как в нос ему ударил теплый влажный запах старого подвала, просачивавшийся из-за внушительной двери толщиной сантиметров пятнадцать не меньше, с рукояткой-штурвалом, предназначенной для бомбоубежища. Инстинктивно задержав дыхание, Виктор побежал наверх. Стараясь не пыхтеть, как паровоз, и не топать, как слон, он несся наверх по ступеням старых бетонных лестничных пролетов.
С силой рванув на себя металлическую створку, оказавшуюся не запертой, Виктор ворвался в квартиру Риммы и замер.
Но прежде чем замереть, предусмотрительно закрыл за собой дверь.

II
Асем.
В переводе с казахского – «прекрасная».
Она и была прекрасной. Миниатюрная, хрупкая, с маленькими ладошками и ступнями, ростом едва ли выше метра шестидесяти. Каре из черных, как смоль, прямых волос, обрамлявшее молочно-белое лицо с раскосыми глазами. Тонкие губы, неизменно накрашенные помадой ярко-алого цвета.
Мать Асем была казашкой по национальности, а отца в ее жизни никогда не было. Жили они в России, в маленьком поселке на границе с Казахстаном. По всей видимости, недостаток отцовской любви и его участия определил выбор профессии Асем. Закончив с отличием среднюю школу, она уехала в Санкт-Петербург поступать в военно-космическую академию. Асем успешно сдала вступительные экзамены (недаром десятый и одиннадцатый классы усиленно занималась, в том числе физической подготовкой) и была зачислена на курс.
Ее мать приехала на торжественное мероприятие, посвященное приведению к Военной присяге курсантов, поплакала, глядя, как ее единственная дочь в мешковатой зеленой военной форме, сжимая автомат Калашникова в руках, стоя на плацу в кирзовых сапогах, недрогнувшим голосом с выражением приносит присягу:
«Я торжественно присягаю на верность своей Родине – Российской Федерации. Клянусь свято соблюдать ее Конституцию и законы, строго выполнять требования воинских уставов, приказы командиров и начальников. Клянусь достойно выполнять воинский долг, мужественно защищать свободу, независимость и конституционный строй России, народ и Отечество»,
и уехала домой.
Спустя пять лет, после окончания академии Асем по распределению попала в тот же военный городок, где служил приехавший на год раньше лейтенант Виктор Свиридов.
* * *
В памяти по-прежнему было живо воспоминание о том, как он впервые увидел ее.
Двадцать пятого августа старый ПАЗ—3205 белого цвета, с оглушительным скрипом затормозивший на пятачке у магазина «Космос», натужно распахнул заедавшие двери.
Виктор стоял в тени плоского одноэтажного строения магазина, покрашенного известкой, и с интересом наблюдал за происходящим.
Ежегодно именно двадцать пятого августа в городок приезжала «новая кровь» – вчерашние выпускники военной академии, сегодняшние лейтенанты. Он и сам годом ранее приехал двадцать пятого августа. Виктор отчетливо помнил, как два часа трясся в духоте в том автобусе, битком забитым такими же, как и он, молодыми лейтенантами и их багажом. Сначала семьдесят километров от города Б. по шоссе. Потом еще около пятнадцати по разбитой дороге из железобетонных плит с торчащими повсюду прутьями арматуры и выбоинами, проложенной по степи. Помнил, как приехал и остолбенел, когда увидел ряд давно заброшенных многоподъездных крупнопанельных пятиэтажек (больше десяти, точно) – наследие Советского Союза, подчистую разваленное преемниками.
Полвека назад, в далеком шестьдесят четвертом году здесь была расквартирована дивизия численностью около десяти тысяч человек. В девяностые годы после распада СССР количество военнослужащих в городке резко сократилось, потребность в таком количестве благоустроенного жилья отпала. Имущество городка начали в открытую разворовывать. От некогда обжитых многоквартирных домов остались лишь железобетонные «коробки», выцветшие фасады которых еще хранили следы желто-оранжевой краски. Разобрали все, что могли унести и увезти: окна, двери, лестничные и балконные перила и ограждения. Впоследствии оконные и дверные проемы на первом этаже во всех заброшенных домах наглухо заложили разномастным кирпичом. Сделано это было для того, чтобы предотвратить разграбление (правда, чего именно было не совсем понятно, но, видимо, разграбленного) и использование заброшенных домов в качестве помойки, а также общественного туалета.
Вообще весь фонд служебного жилья городка делился на два вида: крупнопанельные пятиэтажки с тесными квартирками-хрущевками и четырехэтажные дома из силикатного кирпича с квартирами улучшенной планировки. Во всех жилых пятиэтажках окна первого этажа были наглухо заложены кирпичом. Мера была вынужденная, так как из дышавших на ладан коммуникаций в подвалах несло сыростью, из-за которой проживание в вымокших квартирах на первом этаже было невозможно. Кирпичные дома, построенные в семидесятых годах прошлого века, несмотря на убогий вид, в городке относили к категории «элитного жилья». Подвалы там были в лучшем состоянии, в подъездах было сухо.
Но и в «элитном жилье» была неразрешимая для этого военного городка проблема – комары. С ранней весны и до поздней осени назойливые насекомые безжалостно атаковали жителей городка. Вывести их было невозможно. Благоприятная среда теплых и сырых подвалов ежесекундно выпускала все новых и новых особей, которые мгновенно разлетались по квартирам.
Отличительной чертой этого затерянного в степи городка были спутниковые тарелки, огромные, метра полтора в диаметре. С телевидением, связью (в особенности мобильной) и интернетом здесь всегда были проблемы. Только в последние лет пять ситуация улучшилась – один из крупных российских операторов мобильной связи поставил неподалеку вышку, благодаря которой у жителей городка появилась возможность хоть и за бешеные деньги, но подключиться к более-менее стабильному каналу доступа к интернету.
А чего стоила бетонная скульптура веселого верблюда через дорогу от магазина «Космос» и Парка Победы…
Виктор хмыкнул.
Шедевр советской архитектуры. Корабль пустыни. Каждую весну перед Первым мая его старательно белили, аккуратно раскрашивали красками отдельные элементы: бетонную траву у ног двугорбого – в темно-зеленый цвет, бетонную уздечку – в охру. За те годы, что этот верблюд стоял там, он наверняка стал гораздо упитаннее от бессчетного количества слоев краски, нанесенных на него.
Да, убогости этому городку было не занимать.
Первое впечатление от увиденного у лейтенанта Свиридова было угнетающее. При распределении он заключил контракт с Министерством обороны на пять лет. Размашисто подписывая оба экземпляра, он с оптимизмом размышлял о прекрасном будущем, которое ждет его вдали от родных краев. Оптимизм сменился унынием, едва перед его глазами показались «достопримечательности» городка. Целых пять лет по контракту в «зоне отчуждения» показались ему тогда пыткой.
* * *
Но на лице Асем, проворно выскочившей первой из автобуса и вытащившей за собой на пыльный асфальт средних размеров чемодан, не было ни намека на уныние. Она с интересом огляделась вокруг, запрокинула голову, на мгновение подставив лицо знойному солнцу, подхватила за прямоугольную выдвижную ручку чемодан на колесиках и уверенно пошагала в сторону общежития.
Виктор завороженно глядел ей вслед и цокот ее каблучков, словно эхом отдавался в его ушах.
* * *
Ему было двадцать три, ей – двадцать два. Прошло почти десять лет. Как, черт возьми, летит время! Да и память уже не та. От воспоминаний об Асем остались лишь обрывки из самого значительного, что происходило с ними. Мелкие бытовые события просто стерлись.
* * *
Вскоре после приезда Асем предложили на выбор несколько квартир. Все они были полузаброшенные, требовали серьезного ремонта и особо друг от друга в лучшую сторону не отличались. В одной, например, раньше жила какая-то женщина с причудами, которая держала в квартире на пятом этаже коз. Самых настоящих коз.
Асем все-таки удалось найти наименее разгромленное жилище для себя, через два дома от Виктора. Новичок в хозяйственных делах городка, она решила навести справки у бывалых жителей и сама сделала первый шаг навстречу Виктору.
* * *
После утреннего собрания в офицерском клубе, проводившегося еженедельно по пятницам, Асем вместе со всеми вышла на крыльцо. Офицеры расходились, некоторые задержались покурить. Виктор быстрым шагом удалялся от офицерского клуба, когда Асем окликнула его со спины:
– Товарищ лейтенант!
Он резко остановился и с замиранием сердца обернулся. Голос у нее был звонкий, словно колокольчик.
– У вас не найдется пяти минут?
«Для вас – хоть вся жизнь!» – как последний идиот, чуть было не выпалил Виктор, но вовремя одумался и чересчур сдержанно ответил едва заметным кивком головы.
– Понимаете, – застенчиво заговорила Асем, – мне выдали квартиру… теперь нужно делать ремонт… хотя бы косметический… а я еще не освоилась здесь до конца…
Ему не требовалось долго объяснять. Виктор с готовностью рассказал, где и как можно купить необходимые строительные материалы, как привезти их в городок и, как бы подытожив сказанное, разумеется, вызвался помочь с ремонтом.
* * *
Это была самая счастливая осень в его жизни. Он до сих пор помнил все в мельчайших подробностях.
За год службы Виктор успел обзавестись автомобилем. Подержанным и повидавшим в этой жизни многое, однако, верой и правдой служившим хозяину, «фольксвагеном» поблекшего темно-зеленого цвета. В академии, когда он жил в казарме, машина была ему ни к чему – его свобода передвижения была ограничена до предела. По большому счету, личную свободу он не обрел и в городке – чтобы выйти за КПП в собственный выходной день, необходимо было заранее написать рапорт на имя командира воинской части, пройти инструктаж у начальника штаба о правилах поведения офицера в общественных местах. И далеко не всегда этот рапорт подписывался командиром.
Да и идти-то за КПП было, по сути, некуда. До ближайшего мало-мальски крупного населенного пункта (города Б.) – почти девяносто километров, из них около пятнадцати – по разбитой бетонке. Но, тем не менее, жажда свободы довлела над военнослужащими. Благо, в заграждении из колючей проволоки, густо намотанной на выкрашенные белой и черной краской невысокие опоры, с годами появлялось все больше дыр. Сквозь эти прорехи офицеры на своих автомобилях прямо по степи покидали пределы городка. Главное, по ухабам и песчаным насыпям добраться до бетонки.
Командование части регулярно вело борьбу с нарушителями контрольно-пропускного режима: проложенные офицерскими автомобилями тропы вручную перекапывались солдатами. После этого в степи появлялись новые пути отступления. Когда перекапывали их, офицеры засыпа?ли предыдущие траншеи.
Так и жили – в постоянном противостоянии.
На этом «фольксвагене» Виктор и Асем привезли все необходимые материалы. Пугая своим шумным появлением пасущихся в степи верблюдов и поднимая за собой столбы пыли, они не раз делали вылазки в город Б. то за шпатлевкой, то за обоями, то за линолеумом.
К зиме ремонт был закончен. Асем успела до наступления холодов утеплить старые окна, затыкав щели ватой, а потом поверх проклеив их лейкопластырем, и к Новому году в ее однокомнатной квартирке стало тепло и по-домашнему уютно.
* * *
Ежеквартально всем офицерам (и членам их семей) в городке выдавали общевойсковой паек. У Асем глаза округлились, когда она впервые увидела количество полагавшегося ей от государства продовольствия. Мука, гречка, перловка, рис, макароны, говяжья тушенка, рыбные консервы, масло растительное, масло сливочное, молоко длительного хранения, сгущенка, куриные яйца, чай, сахар, соль, лавровый лист, молотый черный перец, горчичный порошок, уксус, дрожжи, томатная паста, свежие овощи: картофель, капуста, свекла, морковь, лук… Все это измерялось мешками и коробками. Асем даже выдали килограммовый кусок голландского сыра, жестяную, как из-под тушенки, банку растворимого кофе, пакет изюма и зачем-то огромную оранжевую тыкву килограммов на шесть. С голоду не умрешь.
Виктор веселился от души, глядя, с какой заботой Асем укладывала в багажнике его «фольксвагена» это добро. Он-то, получая паек не первый раз, точно знал, что почти половина выдаваемых продуктов, хоть они и были весьма сносного качества, ему никогда не пригождалась.
Офицеры в городке наловчились за деньги сдавать ненужные им продукты на рынок в городе Б., а Виктор безвозмездно делился своим пайком с одной женщиной из гражданского персонала.
Вере Петровне было за пятьдесят. Она за копейки работала посудомойкой в солдатской столовой. В городе Б. у Веры Петровны жила (практически за чертой бедности) большая семья (дети и внуки). Каждый раз, когда Виктор стучался в фанерную дверь квартиры Веры Петровны, она со слезами на глазах смотрела, как он затаскивает мешки с мукой, крупами и овощами, коробки с консервами и сгущенкой в ее пустую кухоньку с покрашенными мрачной синей краской стенами, где стояли только старая плита-развалюха, колченогий стол и табурет. И всегда он подкладывал к общевойсковому пайку от себя или коробку шоколадных конфет, или пару пачек лучшего, какое только можно было найти в городе Б., печенья, или банку дорогого, более-менее качественного, растворимого кофе. Иногда он приносил ей ставшую ему ненужной или малой одежду и обувь, кое-какой камуфляж (все предварительно тщательно выстиранное и выглаженное). А когда однажды зимой Виктор обнаружил, что из-за разбитого оконного стекла в квартире Веры Петровны было холоднее, чем на улице, он быстро сбегал в один из заброшенных домов, нашел там целое стекло, принес его и заменил. Поэтому для Веры Петровны Виктор был не иначе как ниспосланный небесами ангел. Женщина души не чаяла в нем и всегда неловко улыбалась сквозь слезы, понимая, что отблагодарить его ничем не сможет, хотя Виктору от нее ничего взамен и не требовалось.
Асем была тронута заботой Виктора о Вере Петровне и впоследствии сама стала передавать часть своего пайка женщине.
* * *
Шло время, закончилась зима. Виктор и Асем не спешили съезжаться. Каждый из них жил в своей служебной квартире. Обоих это вполне устраивало.
Боевые дежурства у Виктора и Асем чаще всего не совпадали, вместе им удавалось проводить немного времени. Да и Асем, как иногда казалось Виктору, не торопилась подпускать его близко. Она все равно оставалась для него недочитанной книгой. Вероятно, это небольшое расстояние между ними и делало их отношения крепче.
Асем была немногословна. Даже выпитый ею алкоголь (что случалось крайне редко) не делал ее разговорчивее. Ее взгляд был гораздо красноречивее любых слов.
Но Виктор ни капли не сомневался в Асем. Чтобы чувствовать себя любимым, ему в тот момент не нужно было делить с ней кров – хватало проведенного вместе времени.
* * *
На задворках магазина «Космос» находился заброшенный спортзал. Свободного времени в закрытом городке было хоть отбавляй, и чтобы банально не спиться и не умереть от скуки, приходилось самостоятельно придумывать себе развлечения. Поэтому под предводительством Виктора его однокурсники практически сразу по приезде в городок получили разрешение командира воинской части привести это помещение в относительный порядок, чтобы ходить туда заниматься. На самодельных тренажерах, сделанных из чермета и вручную покрашенных краской, прямо как в начале девяностых, лейтенанты развивали мускулатуру и, безусловно, оздоравливались.
Постепенно о том, что в заброшенный спортзал ходят заниматься молодые лейтенанты-красавчики, узнали школьницы, выпускницы одиннадцатого класса. Это сейчас им уже под тридцать, а тогда этим слишком быстро взрослевшим девчонкам было, максимум, лет по шестнадцать – семнадцать.
В конце зимы несколько таких школьниц, человек пять, стали караулить лейтенантов у спортзала. Они, стараясь привлечь внимание молодых людей, прогуливались возле входа именно в то время, когда лейтенанты шли заниматься. Постреляв глазами, они стайкой продолжали кружить рядом со спортзалом, выжидая, когда же закончится тренировка, и им удастся снова бросить несколько взглядов на приглянувшихся офицеров. Заговорить первыми школьницы по юности лет стеснялись, а потому все их усилия сводились к красноречивым взглядам, которые и должны были, по их мнению, донести нужные сигналы до лейтенантов.
Лейтенанты все замечали, но виду не подавали. Практически каждая из школьниц была дочерью какого-нибудь офицера старше по званию и выше по должности. Учитывая чересчур юный возраст, каждый лейтенант отдавал себе отчет в том, какие последствия может иметь роман с кем-либо из этой стайки, а потому идти на сближение не торопился. Школьницы в свою очередь пытались форсировать события. Они окольными путями, через кого-то узнавали имена и фамилии лейтенантов, адреса, номера телефонов. Наряды их становились все откровеннее, а поведение – раскрепощеннее.
* * *
Однажды совершенно случайно Асем, возвращаясь с покупками из «Космоса», услышала обрывки девчоночьего разговора за магазином. Повинуясь неведомому инстинкту, она, стараясь двигаться бесшумно, прокралась вдоль беленной магазинной стены к разросшимся кустам, больше похожим на ивняк, и осторожно выглянула из своего укрытия.
Как раз в этот момент распахнулась дверь спортзала, и на улицу вышла компания лейтенантов, среди которых был Виктор. Школьницы, секунду назад со скучающим видом подпиравшие железный забор с погнутыми прутьями, встрепенулись.
Даже Асем заметила, как подбоченились лейтенанты, увидев «караул». Когда до нее наконец дошел весь смысл разговоров школьниц и их прогулок у спортзала, она пришла в бешенство.
* * *
Виктор пришел домой буквально через двадцать минут после того как Асем видела его, выходившим из спортзала. Он устало бросил в угол прихожей спортивную сумку, разулся и прошел в кухню.
Картина, представившаяся его взору, впечатляла.
Вся немногочисленная посуда, которой располагал холостяк Виктор, разбитая на мелкие осколки, валялась на полу в куче сахара – стеклянная сахарница вместе с содержимым тоже попалась кому-то под горячую руку. Два больших кухонных ножа были воткнуты в деревянный косяк на уровне глаз.
Виктор метнулся в комнату.
Почти вся его одежда, включая военную форму, была разбросана по комнате. Он схватил рубашку, другую и понял, что они облиты чем-то красно-оранжевым, жидким и липким. Оказалось, кетчупом и малиновым вареньем. Шторы в комнате были изрезаны на мелкие полоски и теперь больше напоминали самодельные жалюзи.
Напоследок Виктор заглянул в ванную.
Зубная паста, пена для бритья, лосьон после бритья, одеколон, шампунь, невесть откуда взявшаяся в его хозяйстве пена для ванны – все было вылито в заткнутую пробкой раковину. Чтобы смыть этот «коктейль», нужно было пальцами влезть в эту мерзкую жижу и поддеть пробку.
Виктор в недоумении посмотрел на свое отражение в помутневшем зеркале. Кому, а главное, зачем, понадобилось устраивать такой кавардак в его квартире? Дверь не выломана, значит, замки открыли ключами, которые были только у Асем.
Ответ был очевиден, но Виктор не мог понять мотив.
Он схватился за телефон.
– Чтобы я больше не видела тебя в окружении этих нимфеток! – не дав ему слова сказать, рявкнула в трубку Асем. – Учти, в следующий раз подожгу твою квартиру!
Виктор, вытаращив глаза, ошарашенно смотрел на свой мобильный телефон. Он не ослышался?!
Тихая и покладистая Асем превратилась в фурию. На пустом месте! Он ни разу не взглянул в сторону ни одной из этих школьниц!
Выйдя из ступора, Виктор посмотрел на часы и подскочил, как ужаленный. Через сорок пять минут ему заступать на боевое дежурство, а у него вся одежда в соусе из кетчупа и варенья. Чертыхаясь, он ломанулся к шкафу, в надежде отыскать хоть что-нибудь чистое. Тщетно, вся форма была испачкана. Он вовремя вспомнил о висевшем во встроенном шкафу в прихожей комплекте, ставшем ему малым. Еле втиснувшись в брюки и с трудом застегнув на вдохе китель, он помчался на боевое дежурство, решив отложить возникшую из ниоткуда проблему беспочвенной ревности до лучших времен.
* * *
Наутро Асем с виноватым видом встречала Виктора с боевого дежурства горячими пирожками и убранной квартирой.
Уставший, он, снимая всю ночь душившую его слишком маленькую рубашку, обреченно приготовился утешать Асем.
Ее слезы не заставили себя долго ждать. Едва Виктор вонзился зубами в пирожок, Асем зашлась в беззвучных рыданиях. Он чувствовал себя последним идиотом, спешно пытаясь разжевать и проглотить кусок злополучного пирожка, и обнимая дрожавшие плечи Асем.
Она проплакала у него на груди больше получаса, что-то бормоча и всхлипывая. Не спавший всю ночь Виктор из последних сил боролся со сном, но уже чувствовал, что скоро отключится.
В этот же день Асем, несмотря на протесты Виктора, принесла ему новые шторы и столовый сервиз. Зубную пасту и шампунь он купил сам. Внезапную вспышку ярости Асем Виктор списал на нервное перенапряжение, присущее всем офицерам, служившим в замкнутом пространстве городка.
Инцидент был исчерпан и забыт.
* * *
Ранней весной участились случаи бегства солдат. Все чаще и чаще то Виктору, то Асем приходилось, когда на военном уазике, когда на своих двоих, прочесывать по ночам непроглядную степь под аккомпанемент завывающих шакалов.
На самом деле бежать из городка солдату было некуда. Добраться до города Б. по озеру вплавь или по льду – исключено. По степи выйти к шоссе, а там поймать попутку – местные жители, увидев человека в солдатской форме, вряд ли захотели бы стать его пособниками.
Из года в год всех беглецов находили и возвращали в часть. Тем не менее всякий раз находились желающие пощекотать себе и офицерскому составу нервы.
Кстати, в этой воинской части не было и увольнительных для солдат. Страна чужая, идти некуда, город Б. далеко. В нескольких километрах от городка, правда, находился поселок Г., но численность населения в нем была в два раза меньше, чем в городке. Вероятно, отсутствие увольнительных усугубляло ситуацию с побегами.
Но Асем такие выходки злили больше, чем офицеров-мужчин. Коль скоро она, женщина, нашла в себе силы закончить пятилетнюю учебу в военной академии и продолжить службу, то почему молодой здоровый мужчина не может вытерпеть всего лишь год срочной службы в армии?!
* * *
Наступило лето. Подошла пора отпусков. Офицеры и их семьи начали разъезжаться по своим родным краям. Городок пустел, автомобилей, припаркованных у подъездов, становилось все меньше.
Виктору присвоили очередное звание – старшего лейтенанта.
Официальная часть, как полагается, прошла на плацу. Командир части (тогда им был адекватный полковник, который, когда это было нужно, горой стоял за своих офицеров) зачитал приказ о присвоении очередного звания, а командир подразделения, суетливый и пузатый армянин, вручил всем, кого касался этот приказ, новые погоны и пожал руку.
Позже, вечером по традиции офицерское собрание с повесткой дня «Присвоение очередного воинского звания» проходило в кафе, кстати, как раз напротив бетонного верблюда, по диагонали от магазина «Космос». Во главе стола сидел начальник штаба, по правую руку от него – командир подразделения. Начальник штаба собственноручно наливал виновникам торжества в граненый стакан водки до краев и опускал в него золотистые звездочки старшего лейтенанта. Виктор и несколько его однокурсников по очереди принимали строевую стойку, поднимали стакан на уровень груди и докладывали:
– Товарищ полковник! Товарищи офицеры! Инженер отдела N лейтенант NN. Представляюсь по случаю присвоения мне очередного воинского звания «старший лейтенант».
После вступительной речи каждый из них выпивал водку до дна, ставил пустой стакан на стол, вынимал изо рта звездочки, вновь принимал строевую стойку и по возможности недрогнувшим голосом докладывал:
– Старший лейтенант NN.
Начальник штаба громогласно объявлял:
– Привести форму одежды в порядок!
Два офицера младше по званию прикручивали новые звездочки на погоны на плечах теперь старшего по званию. После этого шел черед обычного банкета с тостами и поздравлениями.
Практически непьющий Виктор помнил, как тогда напраздновались его сослуживцы. Только что в фонтан в Парке Победы не лезли. Недаром командир воинской части периодически проводил так называемые ревизии в общежитии, куда временно селили вновь прибывших лейтенантов. Целью ревизий был поиск и изъятие любых алкогольных напитков.
В ту пору, когда Виктор приехал в городок (а это была середина «нулевых»), как ни удивительно, главной проблемой вооруженных сил было неконтролируемое пьянство. Хорошим офицером был тот, кто пил мало и приходил на работу без похмелья. А уж тем, кто вообще не пил, все двери были открыты.
И вот после первой же такой ревизии на плацу стояли: командир части, большое пустое ведро и огромный ящик, до краев заставленный элитным алкоголем: французским коньяком, текилой, ромом, виски, бренди, абсентом.
Не стесняясь в выражениях, командир части, пунцовый от злости, показательно выливал все эти дорогостоящие напитки в ведро.
Пьянство в городке командирские меры не искоренили. Молодые лейтенанты на следующий же день съездили в город Б. и привезли еще больше выпивки, чем изъял у них командир.
Это был как раз тот случай, когда тотальные запреты привели к прямо противоположному результату.
* * *
Летом в опустевшем городке, как ни странно, становилось веселее. К немногочисленным развлечениям добавлялась рыбалка, пляжный отдых (для этого вдоль набережной был оборудован галечный Городской пляж, где можно было и искупаться, и позагорать), шашлыки, футбол (на старом корте, служившем зимой катком, а летом – футбольно-баскетбольной площадкой), вечерние прогулки под стрекот кузнечиков и цикад и шелест волн, и даже наблюдения в телескоп за звездами и луной.
Еще в первое лето в городке Виктор купил в городе Б. хорошие рыболовецкие снасти, с которыми частенько ходил на рыбалку. Лучше всего клевало на «Пятерке», каменном утесе возле Объекта. Утес находился за КПП, в сезон на нем было людно, потому что сюда со всей России за тридевять земель ехали за гигантским уловом и диковинной рыбалкой со скал закоренелые рыбаки. Рыбаки-офицеры с удочками на плече обходили КПП и «спотыкач» (противопехотное ограждение, представляющее собой несколько рядов невысоких кольев, метров пять в глубину, с несколькими нитями ненатянутой колючей проволоки, протянутыми так, чтобы получались петли) возле Объекта и выходили на утес.
Когда их выходные дни совпадали, Асем составляла Виктору компанию, и тогда они с ночи ставили в озере кормушки с вареной вперемешку со жмыхом перловкой. Потом рано утром он рыбачил на прикормленном месте, а она сидела неподалеку на берегу и с аппетитом уплетала купленную как наживку для сазана консервированную кукурузу и белый хлеб.
После рыбалки они шли на «партизанский» пляж. По легенде он назывался так потому, что туда водили купаться «партизан» – солдат строительных частей, «стройбатовцев». Там Виктор прямо в озерной воде чистил и потрошил улов, который потом они несли домой и жарили его или варили из него уху.
Асем нравилось ходить на шашлыки. Мясо (баранина, говядина) в этих краях было дешевым. В хорошую погоду, а с этим здесь было, можно сказать, стабильно, Виктор привозил мясо, заранее разделывал, и, прихватив мешок с углем и решетку для гриля, они ехали на машине по накатанным в степи дорогам еще дальше за «партизанский» пляж на песчаную косу. Там они могли целый день купаться, загорать, жарить мясо и наслаждаться обществом друг друга.
Неотъемлемой частью офицерской жизни в городке летом были вечерние прогулки. Как и во многих других военных городках, разбросанных по просторам нашей необъятной родины (в том числе и по странам, входившим когда-то в СНГ), в этом городке сохранились атрибуты социалистического прошлого: деревянные лавочки, беседки с ржавыми металлическими крышами, самодельные, устрашавшего вида, фигуры героев сказок на детских площадках. По вечерам все лавочки и беседки были заняты либо компаниями подростков, либо лейтенантов и их жен или подруг, а может, и прекрасных незнакомок. Неизбежными спутниками таких посиделок, как правило, были сигареты, какие-нибудь алкогольные напитки – вино, шампанское или что покрепче – и музыка, игравшая из динамиков портативных магнитофонов.
Кстати, незнакомок в городке было мало, точнее сказать, совсем не было. Ни прекрасных, ни каких-либо других. Холостые офицеры – в частности, лейтенанты и старшие лейтенанты, реже капитаны – с нетерпением ждали двадцать пятого августа, каждый раз надеясь, что среди молодых выпускников военных академий чудом затешется хотя бы одна девушка.
Прекрасную половину человечества в городке можно было условно поделить на несколько групп: школьницы-подростки, военнослужащие женского пола, гражданский персонал и жены офицеров. Из всех перечисленных группа школьниц-подростков была наиболее перспективной. Они были юны, еще не испорчены и не побиты суровыми реалиями жизни, романтичны, энергичны и веселы.
Военнослужащих женского пола, во-первых, было мало – буквально по пальцам пересчитать. Во-вторых, военная академия – далеко не Смольный институт благородных девиц. Высшее военное образование за пять лет из любой самой воздушной девушки сделает бойца, поэтому «военнослужащие женского пола» кротостью нрава не отличались и иногда были суровее мужчин-офицеров. Тягаться характерами с такими девушками было по зубам не каждому. Но бывали и исключения хотя и редкие.
Гражданский персонал делился на две группы: жены военнослужащих и просто персонал.
Жены военнослужащих – почти что каста неприкасаемых – занимали лучшие из доступных им должности и мало волновали холостых лейтенантов (хотя тут тоже бывали исключения).
«Непривилегированный» гражданский персонал набирался практически из всех желающих (специфическое расположение городка привлекало немногих). Как следствие, контингент попадался соответствующий: одинокие девушки с чересчур взрослыми для их лет детьми без отцов, пьющие и гулящие, но мечтающие о красивой сказке с хорошим концом.
Из-за дефицита противоположного пола и высокого на него спроса личная жизнь в городке больше походила на сценарии бразильских мыльных опер.
Каждое лето в городке открывалась «охота» на молодых, красивых и, главное, перспективных лейтенантов. Под предлогом навестить любимых братьев в городок косяком тянулись их сестры с гражданки. Все исключительно незамужние. Умело вливаясь в компании лейтенантов, подавляющее большинство этих сестер (и других близких (и не очень) родственниц) налаживало свою личную жизнь. Свадьбы в городке были не редкость. Штат гражданского персонала регулярно пополнялся новыми кадрами из молодых (и не очень) офицерских жен.
Излюбленным местом Асем и Виктора, да и всех остальных молодых парочек городка, была беседка на каменистом выступе рядом с Городским пляжем. Выступ венчала башенка из старых кирпичей, среди жителей гордо именуемая «Ласточкино гнездо». Крымское Ласточкино гнездо этот шедевр армейской архитектуры, конечно, напоминал весьма и весьма отдаленно, но данное когда-то при царе Горохе настроенными на романтический лад офицерами название прочно приклеилось к этому местечку.
Еще одна беседка находилась в Парке Победы. В часы отбоя до нее из казарм доносились громогласные солдатские песни, которые в обязательном порядке исполнялись перед сном. На романтические серенады это вовсе похоже не было.
Виктор недоумевал, насколько человек может приспосабливаться к обстоятельствам. Если душа военнослужащего требует романтики, ни противотанковые ежи[1 - Противотанковый еж – простейшее противотанковое заграждение до 1 м в высоту, представляющее собой объемные шестиконечные звезды. Ежи менее эффективны, чем минные заграждения, но зато их можно в больших количествах изготавливать из подручных материалов без применения высоких технологий и легко перебрасывать с одного участка на другой, что особенно ценно в военное время. Устанавливаются на твердом грунте (лучше всего подходит асфальтовое покрытие улиц). Если танкист попытается оттолкнуть еж, тот перекатывается под днище, и танк оказывается поднятым. Гусеницы теряют сцепление с землей, танк начинает буксовать и зачастую оказывается не способен съехать с ежа (здесь и далее прим. автора).], ни прочая суровая военная атрибутика не смогут помешать. С другой стороны, романтике способствовал естественный полумрак (и откровенная темнота). На уличном освещении в городке экономили. Фонари можно было по пальцам пересчитать. Тусклый и холодный синий свет еле-еле брезжил.
Кстати, об экономии!
Горячую воду (и отопление) в городке традиционно отключали ранней весной, едва с озера сходил лед, а включали глубокой осенью, когда уличные температуры стремились к нулю. Теплый, хорошо прогреваемый водоем стал настоящей находкой для городка. Благодаря организованной из озера подаче воды можно было существенно сократить расходы на работу котельной. Конечно, фактические расходы. Расходы же, отражаемые в отчетных документах, оставались неизменными. Сэкономленные средства бесшумно распределялись по карманам начальников.
В самый разгар лета, когда температура воды в озере достигала максимума, а потом под палящим солнцем дополнительно прогревалась в трубах водопровода, жители городка, принимая душ, ощущали себя счастливейшими людьми на свете. Весной и осенью жители, которые по своим соображениям не установили в жилищах электрические водонагреватели, вынужденно моржевали. Всякий раз, принимая водные процедуры в условиях жесткой военной экономии и открывая в себе скрытые таланты оперных исполнителей, жители городка на чем свет стоял костерили городок в целом и его командование в частности.
Не лучше обстояло дело в городке и с питьевой водой. На западном берегу озера в городе Б. еще при большевиках был построен медеплавильный завод. С рудников, расположенных по всей области, туда по проложенной в степи железной дороге целыми составами непрерывно доставлялась богатая медью и другими (в том числе драгоценными) металлами руда. С момента открытия и до середины девяностых в озеро без какой-либо очистки сбрасывались промышленные сточные воды, а в атмосферу по сию пору из семи огромных труб – технологические газы. В некоторые особенно ветреные дни даже городок, находившийся километрах в пятидесяти (по прямой) от города Б., окутывал смог медеплавильного завода. Что говорить, похвастаться богатырским здоровьем в такой обстановке население города Б. не могло.
Зная об экологических проблемах, жители городка были вынуждены пристально следить за качеством питьевой воды. Одни регулярно покупали в магазине втридорога воду в пятилитровых бутылках, другие сами фильтровали воду из-под крана.
Еще одним фактором риска в городке был Объект, излучавший радиоволны. Воздействие таких установок на человека было изучено не до конца (не исключено, что и вовсе не изучено), поэтому утверждать наверняка, оказывают они негативное влияние или нет, не стоило. Но факт, что у лысевших мужчин-военнослужащих, уволившихся из рядов Вооруженных Сил и переехавших в другую местность, подальше от этих установок, лысины уменьшались, а в некоторых случаях и вовсе зарастали, оставался фактом. Связано это было со злосчастными установками или с увольнением с нервной и ответственной работы все-таки доподлинно неизвестно.
Случались в городке и трагические события, и даже ЧП. Несмотря на проводимую командованием «профилактику суицидального поведения военнослужащих, членов их семей и гражданского персонала, включающую меры социального, психологического, медицинского, правового и педагогического характера», Виктор помнил, как минимум, два – три случая попытки суицида, произошедших в городке. Атмосфера замкнутого пространства, оторванности от внешнего мира вкупе с пьянством пагубно влияли на психологическое состояние жителей. К счастью, суицидальные мысли появлялись у военнослужащих спонтанно, времени тщательно обдумать, как свести счеты с жизнью, у них не было, поэтому попытки эти оказывались неудачными, однако из рядов Вооруженных Сил таких увольняли незамедлительно. Зря, что ли, командованием регулярно велось психологическое сопровождение кадров, «находившихся в состоянии острого личностного кризиса»?
Суициденты были разного возраста, имели разные звания и занимали разные должности, но самой распространенной причиной, отчего взрослые мужчины пытались наложить на себя руки, как ни парадоксально оставалась несчастная любовь.
Теме личной жизни уделялось в городке чересчур много времени. Она всегда витала в воздухе. Обсудить новости на личном фронте друг друга были горазды не только женщины, но и мужчины-военнослужащие. Виктора всегда раздражали такие разговоры среди офицеров. Ему, в отличие от всех остальных, было абсолютно наплевать, с кем, где и когда недавно видели женатого капитана, или какую приезжую из города Б. парикмахершу не поделили лейтенант и майор.
Любовные страсти в городке кипели круглый год. Все друг друга знали, незнакомцев в городке не водилось, происходящее в личной жизни сослуживца или соседа по лестничной клетке волновало окружающих больше всего. Зато, если происходило какое-либо ЧП, особо осведомленные авторитетно объясняли всем желающим, из-за кого именно офицер хотел покончить с собой, находясь на боевом дежурстве. В особенности гадко это выглядело, когда чей-нибудь муж (а тем более отец), не первой свежести, спутывался с какой-нибудь молоденькой девицей и терял голову. А потом пытался, к счастью, а может быть, и нет, неудачно свести счеты с жизнью, лежал в лазарете, а весь городок гудел, как улей, на глазах опозоренной жены и несчастных детей, что «седина в бороду – бес в ребро, а еще туда же».
Виктор старался держаться от таких любознательных подальше, чтобы самому однажды не стать предметом их обсуждений.
* * *
Примерно через полтора года службы в городке, незадолго до Нового года, Асем внезапно пришлось срочно уехать.
Она рубила сплеча, сжигала мосты, рвала все ниточки, и без того тонко связывавшие ее с Виктором. Он не понимал, чем провинился перед Асем, и почему все так внезапно закончилось, но интуитивно запрещал себе анализировать прошлое.
Решение покинуть городок ни у кого из его обитателей не могло быть спонтанным. Оттуда так просто не уедешь. Пока соблюдешь все бюрократические проволочки, связанные с оформлением кипы бумаг, сто раз пожалеешь и передумаешь. А Асем по-тихому за его спиной провернула это дельце и поставила Виктора перед фактом – уезжаю, дорогой, боюсь, что навсегда.
После этого Виктор и сам не знал, почему не стал сильно вдаваться в подробности тех «семейных обстоятельств», послуживших причиной ее отъезда. У Асем в России жила мать, этого обстоятельства Виктору было более чем достаточно. Он надеялся, что она жива и здорова. Но тогда, если с матерью Асем все было нормально, должны быть какие-то другие причины для столь внезапного отъезда Асем. С логикой у Виктора всегда было в порядке.
Позже, конечно, его едва не хватил удар, когда совершенно случайно он узнал от кого-то из сослуживцев или из гражданского персонала – он уже точно не помнил, что Асем чуть ли не с самого первого дня службы в городке была любовницей командира воинской части. Что она нашла в нем, спрашивать не стоит. Важно, что он нашел в ней многое, очень интересное и привлекательное для себя. Это, кстати, объясняло многие происходившие события в жизни Асем, непонятные Виктору. Например, почему ей так быстро выдали служебную квартиру (Виктор больше полугода прожил в общежитии, прежде чем начальство квартирно-эксплуатационной части городка вспомнило о нем), и многие другие мелочи.
И внезапно голубков застукала жена командира воинской части, женщина внушительных размеров и сурового нрава. Асем должна была благодарить судьбу, что эта разъяренная женщина не прихлопнула ее на месте. Командир воинской части быстро сообразил, что Асем – не повод для развода, и родная жена, прошедшая с ним все тяготы и лишения военной жизни, пожертвовавшая, можно сказать, собой и, как любят говорить, лучшими годами своей жизни ради карьеры мужа, не заслужила такого предательства. Поэтому он в один момент решил возникшую проблему, сослав Асем подальше, чтобы глаза не мозолила. Благодаря командиру Асем легко удалось оформить перевод из городка на службу в небольшую воинскую часть, расположенную на северо-востоке Республики Коми (а, между прочим, Виктор больше года пытался добиться перевода в любое другое, более цивилизованное, чем этот захолустный городок, место, и так и не добился его).
Уехала Асем, и буквально через несколько месяцев уехал и командир воинской части с женой – его перевели командовать другим аналогичным военным городком в восточной части Закавказья.
* * *
Спустя несколько лет Асем, к удивлению Виктора и других жителей, вернулась в городок. Обычно те, кто переводился в другое место службы, назад не возвращались. Но Асем была исключением из правил.
Она приехала одна. Ни мужем, ни детьми она не обзавелась, только лишь, как и положено по сроку, званием старшего лейтенанта. Новый командир воинской части даже не взглянул в ее сторону, протекцию ей составлять на этот раз было некому. Ей вновь выдали комнату в общежитии, в которой она и жила до самого конца.
Возобновить общение с Виктором Асем не пыталась. Для нее он полностью утратил интерес. Да и он, случайно встретив ее на улице или в магазине, делал вид, будто никогда не был знаком с этой миниатюрной девушкой, когда-то выпорхнувшей из скрипевшего тормозами автобуса на залитый солнцем пыльный асфальт городка.
За время отсутствия Асем Виктор тысячи раз обдумал произошедшее с ним, попытался (и, кажется, успешно) принять факт, что любимая женщина оказалась предательницей и жалкой изменщицей, свыкся с мыслью: все, что ни делается, – к лучшему, и сумел залатать сердечные раны, правда, не без посторонней помощи.

III
Султанова.
Конечно, у нее, как и у любого человека, была не только фамилия, но и имя, и даже, представьте себе, отчество. Однако никто из окружения Султановой, во всяком случае, в городке никогда не утруждал себя звать ее по имени, а тем более отчеству.
А вообще-то ее звали Анной Николаевной. Но, тем не менее, для всех она была исключительно Султановой.
Она окончила государственный медицинский университет города С. и уже четыре с половиной года работала медсестрой в медсанчасти городка.
В ста с небольшим километрах от города С. (с недавних пор, кстати, переименованного) находился испытательный ядерный полигон, созданный Советским Союзом и закрытый в начале девяностых не без влияния местного народного антиядерного движения. За первые пятнадцать лет существования этого полигона было проведено сто с лишним атмосферных ядерных испытаний, радиоактивными выпадениями от которых были загрязнены огромные, населенные людьми, территории, а сам город С. был, пожалуй, по праву отнесен к зоне повышенного радиационного риска. Ходили разговоры, что суммарная мощность испытанных в тот период ядерных зарядов в две с половиной тысячи раз превысила мощность атомной бомбы, сброшенной на Хиросиму в сорок пятом году.
Ближе к середине шестидесятых, после вступления в силу Международного договора о запрещении ядерных испытаний в атмосфере, космическом пространстве и под водой, подписанного в 1963 году в Москве, на полигоне стали проводиться только подземные взрывы (в штольнях и скважинах). Но итоги оказались плачевны. За сорок лет существования полигона из-за вышедших за его пределы «ядерных грибов»[2 - «Ядерный гриб» (или радиоактивное облако) – грибовидное облако, возникающее после ядерного или термоядерного взрыва, скопление клубящегося нагретого воздуха, перемешанного с продуктами ядерного взрыва, окислами азота, частицами грунта и водяными пара?ми. Перемещается по направлению движения воздушных потоков, вызывая радиоактивное заражение.] воздушных и наземных взрывов и газовой фракции подземных испытаний более миллиона человек были официально признаны пострадавшими от ядерных испытаний.
Вопиющим произволом было и то, что опасная территория полигона не охранялась и до середины «нулевых» никак не была обозначена на местности. На полигоне – не от хорошей жизни, конечно, – проживали люди, использовавшие бо?льшую часть его территории в сельскохозяйственных целях (для выпаса скота и посева зерна и овощных культур). Этот шокирующий факт делал его уникальным среди множества ядерных полигонов в мире. Всего несколько лет назад под давлением возмущенной общественности и ученых правительство наконец соизволило начать работы по маркировке границ полигона бетонными столбами и созданию сооружений инженерной защиты наиболее загрязненных участков полигона для предотвращения доступа на них населения и скота.
Но, несмотря на плачевное состояние экологии в городе С., Султанова, к счастью, пыхала здоровьем.
* * *
Рыжеволосая, веснушчатая, небольшого ростика, чуть полная, но ей это шло, веселая, с оптимизмом смотревшая в будущее девушка аппетитно хрустела большим зеленым яблоком, сидя за небольшим столиком, когда Виктор, пунцовый от смущения, заглянул в процедурный кабинет.
Он сам не понимал, как попал в такую нелепую ситуацию. После некстати случившегося с ним пищевого отравления азиатской лапшой быстрого приготовления, вынудившего его обратиться за медицинской помощью, врач прописал ему курс внутримышечных инъекций, десять уколов. Виктор, было, воспротивился, но организм отчаянно продолжал подавать сигналы бедствия, поэтому пришлось согласиться.
Как истинный военный, Виктор несколько раз пытался самостоятельно поставить себе укол, но тщетно. Никакие пошаговые инструкции, почерпнутые им в интернете, не помогли. Едва он подносил наполненный лекарством шприц к своей пятой точке, рука его начинала дрожать, и игла никак не могла достичь цели. Потратив на безрезультатные попытки целый день, Виктор, собрав купленные в аптеке города Б. ампулы с лекарством, поплелся в медсанчасть.
Вообще-то он крайне редко испытывал недомогание. Крепкий иммунитет, лишь изредка дававший сбои, уверенно стоял на страже его здоровья. И тут такой конфуз. Теперь ему, мужчине, офицеру, придется снимать штаны, причем неоднократно – на протяжении нескольких дней, перед какой-то, наверняка чересчур любознательной, медсестрой. Большего позора он не испытывал. Городок крошечный, практически все друг друга знают. Сейчас он, простите, заголит свой зад, а через пять минут все будут обсуждать, как старший лейтенант Свиридов лежал без штанов на кушетке перед медсестрой – хозяйкой положения.
С такими, не дававшими ему покоя, мыслями он вошел в медсанчасть, двухэтажное оштукатуренное здание желтого цвета с покрашенными голубой краской оконными рамами, железной входной дверью и козырьком крыльца, стоявшее на задворках солдатской столовой и бомбоубежища. В коридорах, как назло, было людно.
Виктор, чертыхаясь сквозь зубы, отыскал процедурный кабинет и, с оглушительным скрипом приоткрыв старую, советского образца, дверь, заглянул.
– Здравствуйте! – немедленно подала голос медсестра в белом халате и смешном колпаке, закрепленном на рыжих кучерявых волосах несколькими металлическими заколками-невидимками. – Заходите!
– Здравствуйте! – чуть ли не агрессивно, с вызовом ответил Виктор и, осмотревшись по сторонам, юркнул в кабинет.
Медсестра, уловив его беспокойство, молча смотрела на него.
Он также молча потряс в воздухе перед ней целлофановым пакетом, в котором зазвенели ампулы.
– Давайте направление, – понимающе кивнув, распорядилась медсестра.
Виктор вытащил из нагрудного кармана рубашки сложенный вдвое листок из грубой желтой бумаги – бланк, отпечатанный еще в далеких восьмидесятых. Все рецепты, направления и прочая врачебная писанина оформлялись на таких старых бланках, запасы которых в городке ни в какую не иссякали.
Медсестра пробежала глазами каракули врача, снова кивнула и указала рукой на ширму, стоявшую справа от двери:
– Раздевайтесь ниже пояса, ложитесь.
Виктор, скрежеща зубами от злости, а больше всего – от стыда, скрылся за ширмой.
Медсестра в другом углу кабинета зашуршала упаковкой от шприца, потом с треском отломила горлышко у ампулы.
– Готовы?
Пытаясь хоть как-то прикрыть свою голую пятую точку, Виктор сконфуженно пискнул:
– Готов!
Медсестра, вопреки его ожиданиям, зашла за ширму на считаные доли секунды. Раз – и она, мгновенно поставив укол, вышла, выбросила использованный шприц и села за стол что-то писать.
Одеваясь, Виктор с некоторым облегчением думал, что за секунду она бы не успела рассмотреть его, поэтому вряд ли он станет темой для ее разговоров с подругами.
– Жду вас завтра, желательно, в это же время, – улыбнулась медсестра одевшемуся Виктору, протягивая пакетик с оставшимися ампулами.
* * *
Больше недели Виктор приходил к ней на уколы. Здоровье его нормализовалось, чувствовал он себя превосходно. Придя на последний укол, Виктор обнаружил, что из-под белого халата медсестры выглядывает длинное, до щиколоток темно-синее плиссированное платье.
– У вас день рождения?
Виктор быстро привык к медсестре и мог позволить себе завязать с ней разговор.
– Вы так нарядно одеты…
В ее орехово-зеленых глазах блеснул огонек, и она отрицательно мотнула головой.
– До скольких вы сегодня работаете? – решив ковать железо, пока горячо, спросил Виктор.
– Я заканчиваю в семь, – чуть дрогнувшим от волнения голосом, ответила медсестра.
– Я зайду за вами.
Медсестра два раза энергично кивнула и протянула ладошку:
– Султанова.
– Свиридов. – Он, чувствуя себя идиотом, легонько пожал ее ладонь и повторил: – Ровно в семь я буду ждать вас у выхода.
* * *
И закрутилось.
Спустя больше года, как из жизни Виктора исчезла Асем, его измученное сердце вновь захотело жить.
С Султановой было легко. Она была человеком добрым, отходчивым и легким на подъем. Кроме всего прочего, Султанова умела хорошо готовить и любила это делать.
Так как Султанова относилась к гражданскому персоналу и была одинока, жила она в небольшой комнатке в общежитии на улице Приморской (она же в простонародье «бродвей»), в двух шагах от медсанчасти.
Виктор частенько наведывался к ней в гости, и всякий раз, перешагивая порог старого двухэтажного здания с трехстворчатыми окнами, рамы которых были выкрашены в коричневый цвет, и слыша за спиной треск с силой сжимавшейся огромной дверной пружины, с грохотом захлопывавшей за каждым входившим и выходившим такого же тошнотворного коричневого цвета входную дверь, вспоминал свою жизнь в этом общежитии.
Разваливавшееся от старости общежитие было перевалочным пунктом для вновь прибывших офицеров и гражданского персонала. Служебного жилья в городке хватало на всех, но процесс выдачи квартир занимал некоторое время, поэтому здание общежития регулярно латали, чтобы обеспечить возможность новеньким перекантоваться в нем первое время.
Собственной кухни у Султановой, естественно, не было, и все кулинарные шедевры она создавала на общей кухне. Виктор хорошо помнил, как вечно голодные лейтенанты постоянно приворовывали из чужих кастрюль и сковородок, оставленных соседками на плите.
Вообще в еде он был неприхотлив, но, так как Султанова теперь готовила специально для него, такие набеги посторонних ленивых лейтенантов на ее кастрюли жутко его бесили.
Придя как-то прямиком с боевого дежурства к Султановой (чего никогда раньше не делал – после боевого дежурства Виктор всегда в первую очередь шел к себе домой), он, уставший и голодный, увидел, как двое лейтенантов внаглую ели его недоготовленный ужин прямо со сковородки, стоявшей на огне.
В бешенстве он с шумом разогнал дармоедов, влетел в комнатку к ошарашенной Султановой и принялся вышвыривать прямо на плечиках всю ее одежду из шкафа на кровать.
* * *
Так Султанова переехала к Виктору.
Она отчего-то очень стеснялась этого, поэтому, встречая в подъезде соседей, старалась поскорее скрыться в квартире, а выходя из дому, прежде чем открыть дверь, долго смотрела в глазок и прислушивалась, нет ли кого на лестнице.
Теперь, возвращаясь домой, Виктор знал, что его там ждут. Это было чуждое ему чувство, к которому пришлось привыкать.
Каждый раз, заходя в подъезд после работы, он пытался по просочившимся сквозь щели во входной двери его квартиры ароматам угадать, чем встретит его Султанова. Шансы Виктора составляли примерно один к десяти.
Султанова оказалась мастерицей, постоянно выискивавшей все новые и новые рецепты, да еще и бережливой мастерицей – она старалась по максимуму задействовать бесплатные продукты из общевойскового пайка. Виктору иногда приходилось докупать для Веры Петровны у сослуживцев то мешок муки, то сахара, то чего-нибудь еще.
Кроме того, Виктор никогда не мог подумать, что когда-нибудь будет с удовольствием (!) заниматься лепкой пельменей. Султанова втянула его в это увлекательное занятие, и периодически – примерно раз в два – три месяца – они вдвоем усаживались за кухонный стол и до умопомрачения лепили пельмени или вареники. В Викторе открылся талант к искусным фигурным защипам. Прежде чем позвать Виктора, Султанова замешивала пельменное тесто, готовила начинку (мясной фарш или творог, или капусту с яйцом), подготавливала специальные поддоны и только после этого приглашала Виктора составить ей компанию в лепке. Производительность труда у него была на высшем уровне. За один вечер им удавалось налепить полную морозилку «продукции», а часть – сразу сварить. После нескольких таких вечеров Виктор всерьез забеспокоился, не скажется ли такое количество поглощенных им пельменей на его фигуре. Но к счастью, тревоги его были напрасны.
Еще Султанова была ужасной сладкоежкой. С ее появлением в доме Виктора сгущенное молоко и сахар из пайка стали исчезать с рекордной скоростью. У него аж зубы сводило, глядя, как Султанова консервным ножом ловко вскрывает жестяную банку сгущенки и, отогнув крышку с зазубренными краями, прямо оттуда столовой ложкой уплетает липкую массу, запивая ее чаем, в который только что положила и размешала без остатка три ложки сахарного песку. Она обожала конфеты (любые: шоколадные, ликерные, ириски, карамель, трюфели, пралине, цукаты), лукум и шоколад. Сладости в доме не переводились – Султанова тщательно следила за своевременным пополнением запасов. Она могла питаться одними конфетами, не испытывая никакой потребности в нормальной пище. Иногда дело доходило до скандала – Виктор буквально отбирал у нее, как у маленькой, конфеты и заставлял ее съесть вместе с ним приготовленный ею ужин.
Если говорить о сладостях, то в отличие от Султановой Виктор отдавал предпочтение печенью, но без фанатизма. Если вдруг ночью оказывалось, что печенья в доме нет, Виктор спокойно ложился спать, а на следующий день, может быть, ехал за ним в город Б. в магазин. Султанова же, обнаружив отсутствие конфет, не могла успокоиться до тех пор, пока не исправляла эту досадную оплошность. Она была готова бежать за конфетами и глубокой ночью, и в лютый мороз, и в ливень – ничто не препятствовало ее гастрономическим желаниям.
Несмотря на откровенное злоупотребление сладким, Султанова старалась следить за своим здоровьем (легкая полнота была не в счет) и здоровьем Виктора. По ее настоянию они для профилактики несколько лет подряд летом ездили в военные санатории Ставропольского и Краснодарского краев по путевкам, предоставляемым военнослужащим государством.
До знакомства с Султановой все отпуска Виктор всегда проводил в части и ни разу не съездил даже к родителям. За четыре года службы в городке никогда не покидавший его для поездки куда-либо на отдых Виктор сам себе удивлялся, каким это странным образом мог он оказаться в тысячах километров от городка в санатории на Черном море. Он продолжал задаваться одним и тем же вопросом, сидя каждый день на протяжении трех недель в столовой, ковыряя ложкой в тарелке склизкую геркулесовую кашу, положенную ему в рамках диеты. Как ни хотел Виктор вырваться из резервации городка, оказываясь за его пределами, он, как ни парадоксально, всегда ощущал дискомфорт.
Султановой, наоборот, были по душе прелести санаторно-курортного отдыха. Она с упоением посещала все предписанные врачом процедуры, соблюдала режим сна и отдыха (регулярный послеобеденный сон был совершенно непонятен Виктору, привыкшему к бодрствованию в любое время суток, поэтому пока Султанова спала днем, он, чтобы не мешать, слонялся по территории санатория). И каждый год, когда наступало время уезжать, накануне вечером Султанова непременно бежала к морю и бросала не одну, а целую горсть монеток – чтобы наверняка – в воду, загадывая желание вернуться сюда еще раз. Наблюдавший за этим Виктор каждый раз с ужасом думал, что, если когда-нибудь ее желания начнут сбываться, он до конца жизни останется в санатории.
Вся из себя мастерица Султанова любила вязать. В первую же зиму она связала Виктору около дюжины шерстяных носков разных цветов и фасонов и переключилась на более масштабный проект – вязку джемпера. Вечерами, когда Виктор уходил на боевое дежурство, Султанова садилась в уютное мягкое кресло перед телевизором, ставила у ног большую плетеную корзину, пестревшую мотками пряжи и поблескивавшую разнокалиберными спицами, включала какой-нибудь сериал и вязала, вязала, вязала… Иногда она так увлекалась процессом, что засыпала со спицами в руках, а когда вдруг просыпалась посреди ночи, в первую очередь в панике осматривала вязание, не спустила ли она ненароком во сне петли.
* * *
Когда пелена потихоньку начала спадать с очарованных глаз Виктора, некоторые черты характера Султановой стали раздражать его.
Например, ее неуемное любопытство. Ей всегда до всего было дело и всегда по поводу всего происходящего в городке имелось свое мнение. Она совала нос во все чужие дела без исключения. Как ни пытался Виктор объяснить ей, что это неприлично, и чрезмерное любопытство – явный признак дурного воспитания, – бесполезно. Султанова умудрялась обижаться на весь мир, если какие-то события в городке происходили без ее участия. При этом сплетницей, к счастью, она не была, хотя и была говорлива не в меру. Подруг в городке у нее не водилось, поэтому своим мнением по поводу тех или иных событий она делилась лишь с Виктором, но зато по полной программе, в красках и в лицах. В общем, Султанова была любопытной болтушкой.
Со временем и домовитость Султановой, ее «одомашненность», поначалу было привлекшие Виктора, давно привыкшего к жизни в полевых условиях, наскучили ему. Виктору стало не хватать драйва, всплеска эмоций, острых ощущений. Приходилось признавать – все-таки ему нравился периодически возникавший накал страстей в отношениях.
Почему-то при мыслях об этом в его мозгу появлялись странные кулинарные ассоциации: морковка по-корейски, которую когда-то готовила по великим праздникам Асем, и ежеутренняя пресная каша из санаторной столовой. И уж если говорить языком ассоциаций, с каждым прожитым бок о бок с Султановой годом Виктору все больше хотелось вновь попробовать морковки по-корейски. Объяснение тому, конечно, было, притом элементарное.
Султанова была старше Виктора почти на четыре года. Тогда ей исполнилось тридцать два (как Виктору только сейчас), и она стала всерьез задумываться о рождении ребенка. Взвесив все за и против, Виктор понял, что пока не готов к таким серьезным вещам, о чем, извиняясь, сообщил Султановой. Она приняла это спокойно, без скандала, и, тоже извиняясь, попросила пожить в квартире Виктора некоторое время, не больше месяца, прежде чем уедет из городка на поиски лучшей жизни.
Лучшая жизнь оказалась гораздо ближе, чем предполагала даже сама Султанова – буквально в соседнем доме. Тридцатипятилетний капитан, строевик, когда-то в бытность курсантом удостоенный чести участвовать в параде на Красной площади, бездетный, развелся с женой и не преминул обратить внимание на Султанову.
Вскоре у них родился ребенок. Виктор ни с того ни с сего заподозрил, что отец очаровательного мальчика он, а не капитан-строевик, но, поразмыслив и, чего скрывать, украдкой понаблюдав, решил, что его подозрения беспочвенны.
И Виктор опять остался бобыль бобылем.

IV
Римма.
С самого начала с ней все было очень непросто.
В первую очередь она была не свободна. И Виктору предстояло бороться за нее.
Для него она была почти не свободна, и это «почти» было единственным огоньком надежды, разжигавшим в Викторе бескомпромиссное, а временами отчаянное, упорство.
* * *
Виктор, пешком возвращавшийся мимо магазина «Космос» с боевого дежурства, как обычно оказался в нужное время в нужном месте.
В красно-оранжевых лучах июньского солнца, клонившегося к закату, сверкнул на повороте отполированным белоснежным кузовом – правда, после поездки по степи слегка присыпанным песком, – новехонький «мерседес», не спеша двигавшийся по шишкастому асфальту от КПП к пятачку городка.
«Подвеску бережет», – между прочим подумал Виктор и машинально одернул застегнутый на все пуговицы китель.
Мимо «мерседеса», обгоняя его и поднимая в воздух столб пыли, с шумом пронесся красный доисторический «фольксваген» со спешившими невесть куда лейтенантами.
«Мерседес» затормозил у «Космоса». С приятным уху щелчком открылась передняя дверца со стороны пассажира, из-под нижнего края которой показалась сначала правая ступня, обутая в красный лакированный туфель с заостренным носом, потом левая, и наконец Виктор увидел Ее.
Узкие брюки цвета кофе с молоком, легкая, почти воздушная блузка без рукавов, открывавшая изящные длинные руки. Она была высокой и очень-очень стройной, как фотомодель на парижском или миланском подиуме.
Она с интересом осматривала городок, а теплый сухой ветер трепал Ее белокурые волосы.
Наблюдавший за ней Виктор окаменел. Он попытался стряхнуть с себя оцепенение, сделал пару шагов влево-вправо, но понял, что забыл, куда шел.
Он не знал, как Ее зовут, кто Она, откуда, кем работает, чем интересуется, но уже тогда был точно уверен – этой женщины он добьется во что бы то ни стало.
Из водительской двери вышел среднего роста молодой мужчина, одетый не менее дорого, чем Она. Светлые брюки, ярко-зеленая с белым воротничком рубашка поло, наручные часы на каучуковом браслете с массивным циферблатом – все говорило о том, что он человек весьма респектабельный.
Виктор сразу оценил соперника и был готов к борьбе. А борьба, он был уверен, предстояла нешуточная.
Осмотревшись, парочка села обратно в шикарную машину и направилась в сторону общежития заселяться.
Виктор, не переставая думать об ослепительно-красивой незнакомке, продолжил путь домой. Проходя мимо своего старенького «фольксвагена», он притормозил.
«Неподходящий, совсем неподходящий автомобиль для такой красавицы», – с досадой подумал Виктор.
Много лет эта машина целиком и полностью устраивала его и удовлетворяла все его потребности. Но теперь…
За годы службы у него скопились кое-какие сбережения. Их должно почти хватить на новую машину. Ну и плюс деньги от продажи его «фольксвагена».
– Извини, друг… – Виктор покачал головой, похлопал «фольксваген» ладонью по заднему правому крылу и полез в карман за мобильным телефоном.
* * *
Круговорот легкового транспорта в городке был делом обычным. Офицеры часто покупали друг у друга автомобили. Стоило лишь поставить в известность пару человек о намерении продать машину, как через несколько дней среди жителей городка находился желающий ее купить, и сделка совершалась.
Так получилось и у Виктора. Его «фольксваген» на следующее же утро купил сосед, лейтенант из пятой квартиры. Привлекательная цена и хорошее, несмотря на год выпуска, состояние автомобиля лишили сна молодого лейтенанта-первогодка.
Назойливый звонок в дверь разбудил поздно легшего спать накануне Виктора.
Пятнадцать минут шестого!
Чертыхаясь, он добрел до двери и с силой распахнул ее. На пороге стоял сосед, державший обеими руками конверт, в котором по очертаниям угадывалась пачка денег.
– Здравия желаю, товарищ капитан! – приняв строевую стойку, как положено, по Уставу обратился, правда, чересчур громко для столь раннего времени, к Виктору сосед.
– Вольно, – прохрипел Виктор.
Более комичной ситуации он в своей жизни не видел.
– Товарищ капитан, продайте мне вашу машину! Меня все-все в ней устраивает!
Виктор молча снял с крючка на вешалке в прихожей ключи от «фольксвагена» и протянул их соседу.
– Вот, здесь деньги, та сумма, которую вы называли, – зачастил тот. – Пересчитайте, пожалуйста!
Виктор, все так же без лишних слов, взял протянутый конверт, сунул его под мышку и закрыл дверь. Он считал, что человек, бесцеремонно вломившийся в его дом в шестом часу утра, обойдется без каких-либо комментариев. Но лейтенант оказался иного мнения, и, едва дверь перед ним захлопнулась, вновь нажал на кнопку звонка.
– Приходи в двенадцать! – не собираясь открывать, крикнул Виктор из-за створки и, бросив конверт на полку в прихожей, поспешил обратно в кровать.
* * *
Ровно в полдень, минута в минуту, сосед – счастливый обладатель «фольксвагена», звонил в квартиру Виктора.
Автомобиль требовалось переоформить на нового владельца. Для этого Виктор и сосед должны были вместе съездить в город Б. Договорившись о поездке, лейтенант ушел восвояси, а на следующий день Виктор, взяв отгул дополнительно к двум выходным дням по графику, поехал с ним в город Б., оформил все необходимые при купле-продаже документы на «фольксваген» и, распрощавшись у дверей здания дорожной полиции с лейтенантом, отправился на вокзал города Б.
Перед поездкой Виктор придирчиво осмотрел свой гардероб. Кроме несметного количества военной формы различного предназначения, скопившейся у него за семь лет службы, в его шкафу нашлась пара брюк, джинсы, несколько рубашек, три футболки и две пары туфель. Имеющиеся варианты одежды складывавшейся ситуации явно не соответствовали, и Виктор понял, что похода по магазинам не избежать. Поэтому в городе К. у него было два дела: покупка нового автомобиля и ненавистный ему шопинг.
* * *
Город К. находился в четырехстах километрах от городка. После двух часов ожидания, проведенных Виктором в здании огромного, отталкивающе некрасивого вокзала образца восьмидесятых годов на пассажирской станции, он наконец с комфортом разместился в купе поезда, курсировавшего между городом Б. и городом К., и приготовился ехать. Поезд шел чуть больше десяти часов, и Виктор сразу попросил постельное белье у проводницы и стакан чаю.
* * *
Справочно.
По численности населения город К. в шесть раз превосходил город Б. и, бесспорно, был крупным экономическим, научным, культурным и индустриально-промышленным центром.
Сто с лишним лет назад в городе К. началась активная добыча угля. В СССР город К. гордо называли «третьей кочегаркой страны». К сожалению, распад Советского Союза негативно сказался на шахтерском городе – бо?льшая часть предприятий угольной промышленности сократила и даже приостановила производство. Но, тем не менее, с годами город постепенно возрождался, в нем вновь заработали крупные предприятия по добыче угля (хоть и добывавшие лишь малую часть того угля, что добывался при СССР), предприятия машиностроения, металлообработки и пищевой промышленности, большое количество предприятий транспорта, образования и связи.
Культурную жизнь возрождавшегося города К. представляли три действовавших театра (два драматических и театр музыкальной комедии), несколько кинотеатров, почти пятьдесят памятников истории и культуры и три музея (экологический, историко-краеведческий и музей изобразительного искусства).
Экологический музей, открытый сравнительно недавно, по задумке сохранял и развивал экологическую культуру, а также обеспечивал свободный доступ постоянно обеспокоенного населения к экологической информации и актуальным экологическим проблемам: об истории и последствиях ядерных испытаний на полигоне неподалеку от города С., о тайнах первого и единственного в Евразии полигона для разработки и испытаний противоракетного оружия, о первом и крупнейшем в мире космодроме, о местной тяжелой промышленности.
Противоракетный полигон был хорошо известен Виктору. От городка до него было почти рукой подать – буквально сто километров. Виктор не раз бывал там – рядом находилась железнодорожная станция, с которой отправлялись поезда до города К. Через полигон проходила автомобильная дорога, соединявшая уральский город Екатеринбург и местный крупнейший город, известный в народе как Южная Столица. Помимо этого, на территории полигона имелся действующий военный аэродром первого класса, способный принимать самолеты Ил—76, Ан—22, Ту—154 и все более легкие, а также вертолеты всех типов. На полигоне были испытаны, без преувеличения, все советские и российские противоракетные системы, предназначенные для построения стратегической противоракетной обороны от межконтинентальных баллистических ракет, а также создан испытательный комплекс для разработки и испытания боевых лазеров большой мощности. В последние лет двадцать – с развалом советской оборонной промышленности – испытания на полигоне производились редко, один – два раза в год. С середины девяностых годов часть площади полигона была взята Россией в аренду. Те площади, на которые аренда не распространялась, переходили в пользование стране-арендодателю, однако имущество, находившееся на этой части полигона, по непонятным причинам так и не было принято ею на баланс.
Вы вряд ли удивитесь, узнав, что все это привело к тому, что территория полигона не охранялась, и он был гостеприимно открыт для всех желающих его посетить. Заброшенные площадки полигона не рекультивировались, были захламлены остатками зданий и сооружений и загрязнены отходами жизнедеятельности полигона. Границы полигона обозначены не были, информационных знаков или щитов о том, чем грозит несанкционированное посещение полигона, также не наблюдалось, поэтому местные жители без каких-либо разрешений (и без зазрений совести) абсолютно безнаказанно промышляли сбором металлолома и добычей стройматериалов. Как-то в СМИ сообщалось о нескольких случаях обнаружения населением остатков вооружения (в частности, о брошенных бочках с запрещенным к применению напалмом, или по-советски, огнесмесью – загущенным бензином, применяемым в качестве зажигательных и огнеметных смесей). А еще в шестидесятом году во время испытаний системы противовоздушной обороны на этом полигоне скоропостижно скончался от сердечного приступа генеральный конструктор одного знаменитого опытно-конструкторского бюро…
Что касалось космодрома, то он тоже не был чужд Виктору (на его территории жили и работали родственники Виктора, правда, не настолько близкие, чтобы он их хоть изредка навещал).
За почти шестьдесят лет существования космодрома на нем запустили более полутора тысяч космических аппаратов различного назначения и более ста межконтинентальных баллистических ракет. В начале девяностых космодром пережил кризисный период после распада СССР. Тогда численность населения сократилась вдвое. Многие офицеры и работники промышленности уехали на родину. Нельзя не сказать и о том, что, к сожалению, в обозримом будущем (после окончания строительства нового российского космодрома в Амурской области, что позволит наконец девять из десяти космических запусков производить с собственных космодромов) неизбежна очередная волна массового отъезда российских специалистов с космодрома.
Одной из проблем и полигона, и космодрома было загрязнение территорий, по которым проходили трассы движения ракет, токсическими компонентами ракетного топлива и отделяющимися частями ракет-носителей. Экспериментальными исследованиями было доказано, что из-за токсического действия этих компонентов повысилась заболеваемость населения, проживающего на территориях, прилегавших к районам падения, а так как ракетно-космическая деятельность осуществлялась в нескольких государствах, ученые забили тревогу, как бы выявленные ими проблемы не приобрели глобальный характер.
Виктор, увидев воочию городок и лично побывав на противоракетном полигоне, ужаснулся масштабам разрушительной деятельности человека. В особенности на чужих, временно арендуемых землях. Ничего удивительного не было в том, что местное население так активно выступало против различных действий, загрязнявших экологию. Этот вопрос немало волновал его, потому что ежедневное соседство с оборудованием, установленным на Объекте, а также его непосредственный контакт с окружающей природой, не могли не оказать негативного – пусть пока и неизученного – воздействия на его здоровье. Однако периодически привлекаемые командованием специалисты всякий раз заверяли, что угрозы здоровью военнослужащих и гражданского персонала нет. Приходилось верить им на слово.
* * *
Рано утром поезд прибыл на вокзал города К.
Виктор вышел на перрон, размял затекшее за ночь на жесткой полке тело и отправился на авторынок. Поход по магазинам за обновками он решил оставить на потом.
На Центральном авторынке его ждали, поэтому он управился довольно быстро. Какой-то давний знакомый сослуживца Виктора занимался в городе К. продажей подержанных дорогих иномарок. Сбережений Виктора хватало на почти новый полноразмерный кроссовер[3 - Кроссовер – автомобиль повышенной проходимости, в большей степени объединяющий в себе качества внедорожника, но также имеющий недостатки и преимущества других классов автомобилей (в основном с кузовом «универсал», «хетчбэк» и «минивэн»).] «ауди».
Когда Виктор, следуя четким указаниям сослуживца, отыскал продавца и увидел приготовленную для него машину, у него дух перехватило от восхищения. Огромный пятиметровый в длину автомобиль сиял черным лакированным кузовом в утренних лучах солнца.
Продавец, мужчина лет сорока в дорогом костюме, издалека увидев Виктора и профессионально, на уровне инстинкта, определив своего клиента по внешним признакам, проворно распахнул все двери автомобиля, демонстрируя убранство салона и простор багажного отделения. Потом, посадив Виктора за руль, продавец, дотянувшись рукой с пассажирского сиденья, повернул ключ в замке зажигания. Мощный дизельный двигатель сыто заурчал.
Виктор застеснялся накрывшего его с головой детского восторга. Никогда еще у него не было такого автомобиля! И, как знать, может, если б не Римма, никогда бы и не было.
Показав автомобиль со всех сторон и получив безоговорочное согласие Виктора на его покупку, продавец аккуратно пересчитал наличные деньги, передал Виктору ключи и документы, и, не удержавшись, напоследок спросил:
– Женщина-то красивая?
– Очень, – утвердительно покивал головой Виктор и, пожав продавцу руку, сел в свою новую машину.
Вопрос с автомобилем был решен, и Виктор, предвкушая удовольствие от предстоящей поездки по трассе из города К. до городка, поехал в сторону торгового центра.
Покупка одежды в этой стране, в особенности в магазинчиках города Б., для Виктора всегда была проблемой, и дело было вовсе не в деньгах.
Одежду в город Б. (и не только в город Б., а вообще в любой город мира), преимущественно, привозили из Китая. Каждый раз, когда дело доходило до примерки, Виктора доводили до белого каления попытки продавщиц втиснуть его в маломерные брюки или рубашки, больше подходившие для подростков, чем для взрослого мужчины. При росте под метр девяносто Виктор носил как минимум пятидесятый российский размер одежды, а то и пятьдесят второй. Но периодически под натиском продавщиц, которым нужно было продать товар независимо от того, подходит он покупателю или нет, Виктор приобретал какую-нибудь вещь заведомо маленького размера. Эти вещи складывались им в специально отведенный для них пакет и ни разу в жизни не надевались. Пакет с годами пополнялся все новыми и новыми экземплярами и занимал все больше и больше места в шкафу.
«Нужно отдать его Вере Петровне, как только вернусь», – подумал Виктор, паркуя автомобиль возле трехэтажного торгово-развлекательного центра, на фасаде которого пестрели вывески известных торговых марок.
В городе Б. таких моллов[4 - Молл – крупный торговый комплекс с множеством павильонов, продающих потребительские товары. Среднестатистический покупатель остается в молле около 80 минут и тратит 75 долларов США за визит.] не было, поэтому все надежды Виктор возлагал на этот торгово-развлекательный центр.
«Может, хоть тут найдутся вещи моего размера», – разговаривая сам с собой, вздохнул он и шагнул внутрь.
Спустя полчаса хождений Виктор нашел то, что искал, – просторный магазин мужской одежды различных иностранных марок, в ассортименте которого была и одежда, и обувь, и аксессуары. Едва он переступил порог, как к нему поспешили две продавщицы. Они так круто взяли его в оборот, поднося к примерочной кабинке все новые и новые вещи, что меньше чем через час выжатый как лимон Виктор, оставив на кассе кругленькую сумму, вышел из магазина с горой пакетов, в которых лежали вещи на все случаи жизни.
Теперь у жениха-капитана не было шансов.
Виктор отнес покупки в машину, сложил их в багажник, не упустив при этом возможности опять полюбоваться своим приобретением. Потом он вернулся в торговый центр перекусить в ресторанчике.
После вкусного обеда он, выйдя из ресторана, чуть задержался у стеклянных дверей парикмахерской, но, вспомнив о том, как подобает выглядеть офицеру, прошел мимо и двинулся в обратный путь.
Новый автомобиль превзошел все его ожидания. Мощный, устойчивый на дороге, комфортный. Виктор ехал обратно и наслаждался поездкой.
Из города К. он приехал поздно вечером. Автомобиль следовало поставить на учет в дорожной полиции города Б., поэтому Виктор не поехал в городок, а заночевал в городе Б. Он выбрал гостиницу на окраине города Б. с собственной парковкой, поставил машину и, не чувствуя ног от усталости, поплелся спать.
* * *
В городок Виктор въезжал, словно рыцарь на вороном коне. В дорожной полиции он получил государственные регистрационные знаки на машину, оформил все документы и к одиннадцати часам утра был у выкрашенных белой краской ворот КПП. Миновав их, Виктор на развилке взял левее и с достоинством двигался мимо заброшенного, с годами заболоченного стадиона, действовавшего автопарка, овощехранилищ и холодильных камер военторга, котельной, повернул направо и из-за крутого поворота, заросшего ивами, выехал на пятачок к магазину «Космос».
У магазина было отчего-то людно, и появление Виктора не могло остаться незамеченным.
И тут из дверей «Космоса» вышла Она. В легком пестром платьице, открывавшем стройные ноги, обутые в сандалии. Непривыкшее к палящему солнцу лицо Она скрывала под широкими полями соломенной шляпки, плечи тоже были спрятаны под цветным полупрозрачным палантином. Она старательно следила за тем, чтобы не обгореть на солнце. В левой руке Она сжимала телефон, в правой – вместительную тряпичную сумку, доверху заполненную продуктами.
Из-за изолированности городка и отсутствия поблизости каких-либо других магазинов в «Космосе» все было очень дорого. Экономные жители городка, у которых были свои автомобили, только в самых крайних случаях покупали продукты в «Космосе» – цены по местным меркам кусались. Люди предпочитали съездить раз в неделю на рынок города Б. и там закупить все необходимые продукты, чем платить втридорога местному предпринимателю.
Те, у кого транспорта не имелось, а также неопытные пресловутые молодые лейтенанты, которые только приехали в городок (Виктор в свое время тоже не был исключением), наоборот, были постоянными покупателями в «Космосе» благодаря которым бизнес у хозяина-проныры процветал.
Со временем Виктор, поддавшись настроению окружающих, перестал покупать продукты в «Космосе». Никаких неудобств ему такой вариант не доставлял. Довезти по жаре кусок сливочного масла, чтобы оно не превратилось на заднем сидении в топленое, было единственной проблемой в летнее время.
Увидев Ее, Виктор, не контролируя себя, подъехал к ней и опустил пассажирское стекло.
– Здравствуйте. Подвезти? – поздоровавшись, спросил он, выразительно качнув головой в сторону сумки с продуктами.
– Здравствуйте, спасибо, мне не тяжело, – уголками губ улыбнулась Она.
– Может, все-таки подвезти? – настаивал Виктор.
– Нет-нет, спасибо, я недалеко живу, – пробормотала та, внимательно следя взглядом за чем-то, движущимся за спиной у Виктора. – Мне пора.
С этими словами Она быстро зашагала по ухабистому асфальту Приморской улицы в сторону озера.
Виктор обернулся и увидел проезжавшую мимо него тентованную «газель», к которой было приковано внимание его очаровательной собеседницы.
Подъехать к дому Виктора можно было со стороны бродвея или заброшенных домов, и он, заинтересовавшись «газелью», решил в некотором смысле проследить за ней. То, что Виктор увидел дальше, немало удивило его.
«Газель» с откинутым наверх тентом стояла под разгрузку у второго подъезда дома №43, крайнего слева в ряду одинаковых асимметричных домов из серого кирпича.
Виктор проехал чуть дальше, притормозил у «генеральского домика» (замаскированной под ветхую избушку сауны для VIP-гостей командира части) и, повернувшись вполоборота, посмотрел сквозь стекло задней пассажирской дверцы.
Жених-капитан с важным видом («Как павлин», – хмыкнул про себя Виктор) прогуливался возле «газели», контролируя процесс разгрузки. Как заметил Виктор, разгружали, пожелавшие подхалтурить работяги из гражданского персонала городка, стройматериалы.
Оказалось, за считаные дни, что Виктор был в отъезде, сладкая парочка успела получить служебное жилье и заняться его капитальным, судя по количеству материала в «газели», ремонтом. Такой прыти Виктор, признаться, не ожидал.
«Обживают любовное гнездышко, – подумал он. – Зря».
Тем временем работяги продолжали таскать из «газели» в подъезд пластиковые ведра со шпатлевкой, канистры с грунтовкой, бумажные мешки с сухой смесью для заливки пола, гипсокартонные листы и алюминиевые профили для них.
Виктор засек по часам, сколько времени требовалось работягам, чтобы сделать одну «ходку» с материалом до квартиры и обратно, и с большой долей уверенности предположил, что квартира сладкой парочки находилась на последнем, четвертом этаже. Ему пришлось напрячь память, чтобы вспомнить, что как раз тринадцатая квартира на четвертом этаже пустовала с тех пор как уволился главный балагур и массовик-затейник городка – однокурсник Виктора с женой и маленькой дочкой.
Новость о ремонте не слишком обрадовала Виктора, но придала ему еще большей решимости. Ему бы тоже не помешало обновить интерьер. Ну, это дело поправимое.
Он отъехал от «генеральского домика», припарковал машину возле своего дома и, вспомнив про обновки, по-прежнему лежавшие в пакетах в багажнике, поспешил с ними домой.
Чтобы новая одежда поместилась в платяном шкафу, Виктор основательно проредил свой гардероб. Мешок с ненужными ему вещами, который он приготовил для Веры Петровны, оказался неподъемным. Пришлось разложить его на два поменьше. Наконец он все развесил на плечики и, утомленный этой возней, прилег подремать перед заступлением на боевое дежурство.
* * *
Теперь каждое боевое дежурство, особенно, ночное Виктор проводил в мыслях и мечтах о ней.
Он был начальником боевого расчета. Вместе с ним на боевое дежурство всегда заступали еще три человека: инженер боевого расчета – офицер младше по званию, и два старших оператора – как правило, солдаты срочной службы.
Боевое дежурство (БД) – высшая форма поддержания боевой готовности. Боевое дежурство является выполнением боевой задачи. Личному составу дежурной смены при несении боевого дежурства запрещается (в том числе) отвлекаться, заниматься делами, несвязанными с выполнением обязанностей по несению боевого дежурства.
Несмотря на вышесказанное, весь боевой расчет, несший боевое дежурство по ночам, спал. Особенно, солдаты-срочники. Виктора, конечно, бесило, когда телефонный аппарат разрывался от оглушительных звонков, а солдат, специально посаженный возле него, чтобы не проспать важный звонок от командования, продолжал сладко спать. И чем громче и дольше звонил телефон, тем слаще был солдатский сон. Но поделать с этим ничего было нельзя. Виктор был слишком порядочным человеком и начальником, чтобы спать самому, а солдат заставлять бодрствовать. Поэтому спали всем боевым расчетом.
Но с Ее появлением в городке Виктор потерял сон. И стал отвлекаться. С идиотским выражением лица он сидел теперь ночами на боевом посту над сборником общевоинских уставов и мечтал. Случаев, когда солдаты, заступавшие вместе с ним на боевое дежурство, не могли сдержать смеха при виде романтически настроенного начальника, было не счесть. Но Виктору было наплевать на них. В предстоящей схватке с женихом-капитаном он был сам за себя, и тактик, и стратег одновременно. Для него крайне важно было правильно настроиться.
Виктору понадобилось почти две недели, чтобы от теории перейти к практике – отважиться и приступить к атаке. Эти две недели он постоянно пересекался с ней то на улице, то, как ни странно, на работе.
Вскоре выяснилось, что Она военный психолог. Модная, но, к сожалению, малооплачиваемая специальность. Вообще военная психология обрела самостоятельность как особая дисциплина в начале двадцатого века. Глобально, задачами ее являлись такие на первый взгляд серьезные вещи, как: определение психологических критериев отбора личного состава по родам войск и для специальных заданий и психологическая подготовка личного состава; разработка психологических основ боевой подготовки; изучение взаимоотношений между начальством и подчиненными; изучение поведения человека в специфических условиях и поиск путей повышения эффективности восприятия; исследование особенностей мышления военачальников разных уровней; разработка методов психологической войны (иначе, спецпропаганды – психологического воздействия на войска противника и население с целью их деморализации и склонения к прекращению сопротивления); изучение влияния стресса, вызванного боевой обстановкой, на поведение человека; оказание психологической помощи военнослужащим, членам их семей и гражданскому персоналу; психологическое просвещение военнослужащих; психологическая профилактика нарушений воинской дисциплины.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/kseniya-brusova/chto-ty-delaesh-19148050/chitat-onlayn/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes
Примечания

1
Противотанковый еж – простейшее противотанковое заграждение до 1 м в высоту, представляющее собой объемные шестиконечные звезды. Ежи менее эффективны, чем минные заграждения, но зато их можно в больших количествах изготавливать из подручных материалов без применения высоких технологий и легко перебрасывать с одного участка на другой, что особенно ценно в военное время. Устанавливаются на твердом грунте (лучше всего подходит асфальтовое покрытие улиц). Если танкист попытается оттолкнуть еж, тот перекатывается под днище, и танк оказывается поднятым. Гусеницы теряют сцепление с землей, танк начинает буксовать и зачастую оказывается не способен съехать с ежа (здесь и далее прим. автора).

2
«Ядерный гриб» (или радиоактивное облако) – грибовидное облако, возникающее после ядерного или термоядерного взрыва, скопление клубящегося нагретого воздуха, перемешанного с продуктами ядерного взрыва, окислами азота, частицами грунта и водяными пара?ми. Перемещается по направлению движения воздушных потоков, вызывая радиоактивное заражение.

3
Кроссовер – автомобиль повышенной проходимости, в большей степени объединяющий в себе качества внедорожника, но также имеющий недостатки и преимущества других классов автомобилей (в основном с кузовом «универсал», «хетчбэк» и «минивэн»).

4
Молл – крупный торговый комплекс с множеством павильонов, продающих потребительские товары. Среднестатистический покупатель остается в молле около 80 минут и тратит 75 долларов США за визит.