Главная страница | Иронические детективы | Робинзон по пятницам

Робинзон по пятницам
Анастасия Анатольевна Монастырская
Любимый детектив
Первый иронический роман популярной петербургской писательницы, написанный на спор с мужем, мастером российского детектива Андреем Измайловым, который утверждал, что сочинять книги – не женское дело. Спор Анастасия Анатольевна выиграла. Судите сами… Осторожнее с мечтами: рано или поздно они непременно сбудутся! Если такое случится в пятницу, тринадцатого, жди беды. Стефания Иванова, она же Эфа, не так уж многого и хотела от жизни – всего-то избавиться от двух назойливых поклонников. И дождалась – обоих убили в один день. Причем все улики указывают на Стефанию. Ее многочисленные и очень беспокойные домочадцы бросаются на поиски истинного убийцы, а находят… приключения на собственную голову. Стефании приходится «пасти» неугомонных пинкертонов и заодно виртуозно и с юмором распутывать оба преступления.

Анастасия Анатольевна Монастырская
Робинзон по пятницам

Не борись с собой, все равно проиграешь.
    Станислав Ежи Лец
Мой первый муж любил повторять, что человек соткан из суеверий. Что ж, теория не хуже любой другой, к тому же весьма удобная, так как позволяет в полной мере оправдать собственные промахи и неудачи. Подозреваю, что первыми ее на себе опробовали наши далекие предки в погоне за мамонтом. Как там все было просто и понятно. Промахнулся – семь лет несчастья. Подвернул ногу – обойдешься без мамонтятины. Нарисовал не ту краказябру на скале – уйди, противный, от греха. В общем, что ни действие, то махровое суеверие. В наследство нам от тех славных времен досталось немного. Черные кошки, разбитые зеркала, рассыпанная соль, письма счастья в почтовом ящике – чего еще изволите? Ну, разве что – пятницу, число, скажем, тринадцатое.
И вот тебе, пожалуйста. Пятница, тринадцатое. В такой день приличные люди дома сидят, телевизор смотрят, что-нибудь мистическое для успокоения мятежной души. Шабаш ведьм или, на худой конец, культ вуду на далеком острове Гаити. Поднимающиеся из могилы сине-зеленые мертвецы, чернокожие колдуны, куколки с иголками, анаконды, пожирающие все на своем пути и плюс тридцать в тени. Господи, хорошо-то как!
Не то, что здесь. Холодно, сыро и на работу пора. Впрочем… Гаити, Гаити, не были мы ни на каком Гаити, нас и здесь неплохо кормят всякой чепухой.
Пятница не задалась с утра. В семь не прозвонил единственный в доме будильник. И я его понимаю. Если вас накануне два очаровательных бандита станут швырять об стену, проверяя на прочность, то вряд ли на следующий день вы будете смотреться бодрячком. Швейцарский механизм – случай особый, он нежный и чувствительный, и к такому обращению непривычный. Немудрено, что после подобных ударов шестеренки у будильника от страха вцепились в колесики, а стрелки прочно застыли в позиции полшестого. Ну и где, скажите, здесь мистика? Прослышав о часовом бунте, родственники в унисон завыли: «А-а! Пятница! Сатанинский день!». Какой, к бесу, сатанинский день? Конец рабочей недели, да. Но не более.
Дальше – только хуже. Тетка рассыпала соль. «А-а! Ссора в доме!» Нашла чем удивить. Мы и так из скандалов не вылезаем. С утра до вечера, по заранее установленному расписанию. Сбоев практически не бывает. Начинают бабушка с дедушкой, подхватывают тетка с дядей, заканчивает Ольга с близнецами. Дурдом! Для меня нет большего счастья, чем убраться из дома, пока все спят. Такой праздник иногда случается, но, увы, сегодня будни. Хотя, казалось бы, будильник не прозвонил, спите, дорогие товарищи. Как бы не так! Все семейство собралось на кухне: посмотреть, как я готовлю завтрак.
– Эфа, не взбивай так сильно яйца. Им можно навредить. (Ничего себе заявленьице? В который раз убеждаюсь, что личный опыт – великая вещь.)
– Эфа, завари чай!
– Эфа, порежь ветчинки!
– Эфа, налей кофе!
– Эфа! Сколько можно ждать?
Эфа – это я. По паспорту – Стефания Иванова. Ударение на последнем слоге. Не на первом и даже не на втором, а именно на последнем. Эфой меня зовут все знакомые. От любви, наверное…
Со стороны может показаться, что я – бедная родственница на иждивении милых людей, собравшихся позавтракать в уютной семейной обстановке. Первому впечатлению верить не советую, как правило, оно обманчиво. То есть позавтракать они, конечно, собрались, но вот кто у кого в долгу – вопрос спорный.
Бывает, что одно событие влечет за собой бесконечную череду несчастий и ошибок. Возьмем, к примеру, моего первого мужа. До встречи с ним все шло хорошо. Интересная работа, отдельная квартира, насыщенная личная жизнь, никаких обязанностей, только права и сплошные удовольствия. И какого, спрашивается, черта, шесть лет назад я поперлась на вечеринку лучших друзей? Где и встретила Ивана Иванова. Сказать, что это была любовь с первого взгляда, значит, не сказать ничего. Прошла она к взгляду десятому, на двадцатом мы благополучно развелись. Иванову после развода досталась моя квартира, мне – его бабушка Клара и дедушка Карл. Я сняла комнату в коммуналке, где мы поселились втроем. Старички оказались неугомонными и неутомимыми. Чего только я от них не натерпелась: то они на курсы дайвинга записались, то решили прыгать с парашютом, то устроили скачки в конно-спортивном клубе. Уже после выяснилось, что оба с детства панически боялись лошадей и таким оригинальным образом решили побороть свою фобию. Парнокопытные, естественно, понесли, скинув престарелых кавалеристов в ближайшем водоеме. Я потом месяц навещала стариков в больнице. Ну а после того, как в день города милиция сняла Клару с Медного всадника (дедушка фотографировал), я поняла желание их внука держаться от родственников как можно дальше.
Моим вторым мужем стал сосед по коммуналке – Петр Петров. Карл и Клара постарались отстоять право собственности на внучатую невестку, но Петров закусил удила. В итоге мы тайком посетили ЗАГС и поставили блюстителей нравственности перед фактом. Старикам пришлось смириться. В браке мы прожили два года, после чего тихо мирно развелись. Причина – несходство темпераментов. Я – холодная итальянка. Он – горячий финский парень. Вкупе со свидетельством о расторжении брака Петруша получил мою дачу, я – аквариум с зубастыми рыбками и новую родню: тетю Соню и дядю Фиму. Первая – катаклизм в юбке, второй – цунами в штанах. После нескольких междоусобных войн в нашей комнатушке наступило перемирие. Старшее и среднее поколения выяснили позиции по идеологическим и политическим вопросом и ополчились против беспринципности младшего – то есть меня. Поскольку на тот момент работала только я, на семейном совете было решено выдать непутевую строптивицу замуж, чтобы новый супруг взял на себя растущие расходы всех домочадцев.
По иронии судьбы мой третий суженый носил звучное имя Сидор при фамилии Сидоров. По профессии и призванию он был свободным режиссером. Поэтому выполнял взятые на себя финансовые обязательства ровно три дня. Когда деньги кончились, присоединился к группе малоимущих. Обеспечивать комфорт пятерых слабонервных людей – занятие, доложу вам, не для слабонервных. От помешательства или, не приведи господи, убийства спасло только одно: я стала ночевать на работе. Работаю я в институте культуры, на факультете культурных отношений. Что это такое, по-моему, до сих пор не может понять ни один здравомыслящий человек. В любом случае в нашем учебном заведении пословица «сапожник без сапог» то и дело получает наглядное подтверждение. Отдельные преподаватели, например, искренне удивляются, когда их изысканное «ложить» маргинально окультуренные студенты мягко переправляют на примитивное «класть». Впрочем, и студенческая братия в массе своей не может похвастаться высоким культурным уровнем. Институт у нас частный, поэтому и контингент соответствующий. Во время лекций этот контингент не гнушается есть чипсы из пакета, пить газировку из бутылки и разговаривать по мобильному. На замечание следует немедленная реакция: «Ну, мы же вам платим, какие проблемы?». Я уже привыкла, что вопросительная интонация «чё?» означает высшую степень недоумения, помноженную на слабые зачатки интереса, в этом случае от меня требуется разъяснить вопрос очень медленно и лучше три раза. Тогда, может, и поймут. Фраза «ну, ты гонишь» есть ничто иное, как открытое неодобрение, поэтому надо быстро сворачивать тему и переводить дискуссию в иную плоскость. Если учесть, что я преподаю иностранную литературу, то ситуация порой становится и вовсе анекдотической. Поди-ка объясни этим великовозрастным оболтусам, что, собственно, хотел сказать Кафка в своем романе «Замок»! Или разграничить понятия «экзистенциализма» и «эксгибиционизма». Но я не жалуюсь. Иногда это забавно, хотя по большей части весьма скучно. Когда становится совсем невмоготу, я скрываюсь в факультетском баре, парикмахерской или фитнес-зале. Есть у нас и такие блага цивилизации!
Жить на работе оказалось не так уж плохо. Все под рукой. Я купила спальный мешок, притащила косметику, сменную одежду и стала обживать новое место. Сотрудники кафедры не возражали, видимо, искренне жалея меня. Еще бы: оказаться в таком возрасте без крыши над головой! Я нашла в своем новом положении сплошные плюсы: никто не скандалит, высыпаюсь, да и на работу никогда не опаздываю. Родственники звонками не беспокоят. Зарплату трачу только на себя. В общем, не жизнь, а сказка.
Сказка закончилась ровно через два месяца. Декан потребовал, чтобы я вернулась в лоно семьи. Дескать, своим аморальным поведением я наношу ущерб институту, в котором работаю. При этом он то и дело потирал рассеченную скулу: результат несостоявшегося романтического свидания. А я тут при чем? Встречу ему на кафедре не назначала, честь свою женскую уберегла, даже охрану не вызвала, а ведь могла бы… Все основания для этого были. Начиная с того момента, когда этот гад сладострастно зашептал: «Киска ты моя, докторская!», намекая, что если отдамся порыву незапланированной страсти, то защита моей докторской пройдет без сучка и задоринки.
На следующий день пришлось собрать свои вещички и покинуть тихое пристанище. Свернув спальный мешок и собрав вещички, я потопала домой. Воображение рисовало сладкие картины: вот я поднимаюсь по лестнице, нажимаю кнопку звонка. Мне открывает чисто выбритый Сидоров, благоухающий вкусным парфюмом. Из кухни доносятся не менее упоительные запахи. Родичи плачут от умиления, а затем в моей жизни наступает долгожданная сказка. Хотела сказку? – Получи! По полной программе.
Возвращение блудной внучки, племянницы и жены не забуду до пенсии. Дверь мне тогда открыла дамочка, похожая на упитанную тумбу – метр на метр. Венчал эту композицию нелепый блин с двойным подбородком, обрамленный химическими кудряшками. С двух сторон дамочку подпирали два малолетних, практически одинаковых создания без явных признаков пола – просто детский унисекс какой-то.
– Вы к кому? – грозно спросила тумба.
На мгновение я даже растерялась. Что ж тут такого произошло за два месяца? Неужели мою скандальную родню таки выселили в неизвестном направлении? Усилием воли я отогнала эту соблазнительную мысль и поставила даму в известность:
– Вообще-то я пришла к себе домой. Есть возражения?
Она по-коровьи меня оглядела и задала второй дурацкий вопрос:
– А вы кто?
Видали? Кто я? Фея из сказки, блин! Крестная! Пришла осчастливить своих протеже на всю оставшуюся жизнь. Взмахну волшебной палочкой, и будем им горшочек с кашей и ослиные уши в придачу. Разозлившись, я мастерски отбила подачу:
– А вы?
После этого наш диалог зашел в тупик. Тумба явно вознамерилась не пускать непрошеную визитершу даже на порог. Мне же отчаянно хотелось попасть в родные пенаты (по дороге для храбрости я выпила две баночки пива, и теперь организм требовал срочного уединения). В общем, пришлось в доступных выражениях (все-таки институт культуры за плечами) объяснить, кто здесь главный и какие права имеет. На шум словесной баталии, плавно переходящей в баталию физическую, выкатили мои исхудавшие родственники. Не было только господина Сидорова. Интересно, а этот куда подевался! Ответа на этот вопрос я не получила, поскольку в дело вмешалась тетя Соня. Оценив расстановку сил, она гаркнула:
– Ольга, осади назад: не видишь, это Эфка домой вернулась.
Ольга, она же тумба, назад не осадила. Наоборот, напирала, словно танк отечественного производства. Два маленьких бэтэрчика пристроились по бокам. Тетка привычным движением взяла двух близнят за шкирку и мастерским броском откинула в сторону. То же самое она проделала с женщиной-тумбочкой. Правда, на последнее у нее ушло намного больше времени. Поди-ка отыщи шкирку в складках жира. Остальные хранили ледяное молчание, невозмутимо наблюдая за происходящим.
Как только путь оказался свободным, я рванула к двери, на которой кривилась табличка: «типа сортир». Во мне боролись противоречивые чувства: облегчение и злость. Попробуйте побыть наедине с собой, когда ко всем вашим телодвижениям прислушивается толпа в коридоре. Когда я вышла, Софья обратилась ко мне:
– Ну-ка, поворотись, Эфка, экая ты смешная! Тощая как ручка от швабры. Ее, кстати, ребята вчера сломали. Так что сходишь и купишь новую.
Остальные, словно получив теткино дозволение разговаривать, радостно загалдели:
– Эфка! Вернулась!
Софья по-командирски оборвала эту какофонию:
– Вернулась! Вспомнила про родичей. Ай, молодца! Ты там прохлаждаешься, а мы тут, значит, без тебя с голоду помирай?! За два месяца ни одного звонка, ни одного рубля. Дед с бабкой чуть коньки не отбросили (дед тут же услужливо показал мне пару сломанных конькобежных коньков). Фима едва на работу не устроился (в руках у дядьки мелькнула старая трудовая книжка). У крокодила зуб сломался (в коридоре мелькнул зеленый хвост). У меня радикулит (Софья продемонстрировала свой радикулит, я и не знала, что он выглядит именно так). А Сидоров твой (где мой Сидоров?)… Тот вообще скотиной оказался (открыла Америку!). В общем, заварила ты кашу. Теперь – расхлебывай. Эгоистка! Паразитка! Тварь неблагодарная!
Закончить список лестных эпитетов ей все-таки не удалось. «С меня довольно!» – пробурчал господь бог на седьмой день. И с меня хватит! Пора сказать «стоп» словесной Ниагаре:
– Минуточку внимания, господа-товарищи! Значит, так. Вернулась. Эгоистка. Паразитка. Неблагодарная. А теперь кто-нибудь может объяснить, что эта церберша делает в моем доме?! – и я ткнула пальцем в упитанный бок женщины-тумбы.
– Я по закону. Живу здесь, – церберша перешла на писк и неожиданно разрыдалась. – Право, между прочим, имею. Я жена вашего мужа. Законная. А это его дети. Коля и Толя. Сидоровы мы.
Я медленно сползла по стене на пол и тупо уставилась на новых родственников – семью моего мужа. Остатки разума подсказывали, что за два месяца сотворить шестилетних ребятишек вряд ли кому-нибудь удастся, даже такому половому гиганту, как Сидоров. Чудеса науки у нас до такого вряд ли дошли, значит… Получается, что… Ну, Сидоров, ты и скотина! А я – дура.
Дядя Фима прокашлялся:
– Ну да… Так оно и есть. Ты, Эфка, не переживай. Разное бывает. Ну, оказался твой муж козловатым, с кем не бывает. А детишки хорошие! Только шкодливые. Вчера кошку наголо обрили, лестницу клеем вымазали, Соне платья ножницами изрезали. А так все хорошо. Знакомься! Ведь они как бы и твои дети тоже. От одного мужа. Вот – Коля, вот – Толя. Или наоборот. Похожие чертяки, я их вечно путаю. Так что ты их для простоты зови Сидоров-1 и Сидоров-2. Да не плачь! Какие твои годы! Еще козла себе найдешь!
Так без меня меня и развели. Пока я боролась с деканом, мой третий муж благополучно отбыл в Америку, прихватив с собой двести долларов, накопленные моим же непосильным научным трудом. В качестве компенсации оставил законную жену (одна штука), детей (две штуки) и крокодила Гену (к счастью, одна штука).
Пришлось снять квартиру побольше и устроиться еще на пару работ. Поскольку от Ольги с ее габаритами, астмой и малолетними детьми толку не было. А ели они, скажу прямо, много и часто.
Все изменилось полгода назад.
Первым позвонил Сидоров.
– Слушай, Эфа, я тебе из Калифорнии звоню.
– Ну и как там в Калифорнии? – спросила я, выдирая из пасти Гены любимую скатерть.
– Тепло. Климат хороший. Кормят тоже хорошо.
– Рада за тебя. Сволочь!
– Что?
– Я не тебе. Гене. Эта сволочь сжевала последнюю скатерть в доме.
– Он всегда был зубастым. Как дети?
– Нормально. Вчера доломали мою пишущую машинку.
– Они всегда были любознательными. Как моя жена?
– Которая из двух?
– Не ты.
– Страдает.
– Сильно?
– Сильно. Навернула на ночь глядя сковородку картошки с салом. Теперь у нее расстройство.
– Нервов?
– Желудка.
– Она всегда была впечатлительная. Правда?
– Тебе виднее. Все обсудили? Тогда пока.
– Эфа, погоди. Я, чего, собственно, звоню. Ты потратила на меня лучший год своей жизни. Плюс Ольга, Гена, дети. Знаешь, я тут фильм на досуге снял. О тебе. «Мистическая баба» называется. Не слышала? Тебя там Шарон Стоун играет или Ким Бессинджер. Я их вечно путаю. Обе блондинки.
– Я рыжая.
– Ну да… Правильно. Чувствую что-то не то… Упустил. Но теперь не исправить. Слушай, Эфа, я тебе деньги вчера перевел. На первое время.
– Сколько?
– Пятьсот тысяч.
– Сколько-сколько?!
– Пятьсот тысяч долларов. Понимаю, это мало, но… Я потом пришлю еще. Все-таки год твоей жизни… Лучший год.
Гена флегматично догрызал кисточки на скатерти, я тупо смотрела прямо перед собой. Вот так, живешь, мечтаешь и вдруг, бац, – мечты становятся явью.
А потом зазвонил телефон.
– Кто говорит?
– Не вешай трубку. Это я.
– Какими судьбами, Петров?
– Я тебе из Лондона звоню.
– И как там в Лондоне?
– Туман. Чай в пять часов. И везде англичане.
– М-да… Бывает же такое… Подумать только, везде англичане.
– Эфа, чего звоню… Я на работу устроился.
– Мир сошел с ума!
– Не надо иронии. Я на хорошем счету. Наша фирма борется за чистоту окружающей среды. Зеленые леса, чистые реки, белые горы, искусственные шубы. Искусственные цветы. И правильное распределение отходов.
– Ну и кто спонсирует эту прелесть?
– Между прочим, тут масса желающих. Знаешь, сколько в Англии миллионеров?
– Немного. Согласно последним данным.
– Да? У меня сложилось иное представление. Куда ни плюнь – везде миллионеры. Как там тетя Соня?
– Нормально. Обострение язвы. Как обычно.
– Она всегда была язвительной. А дядя Фима?
– Нормально. Геморрой. Перхоть. Икота. Как обычно.
– Он всегда был многоплановым. А рыбки?
– Ты по-прежнему уверен, что они золотые?
– Конечно.
– А, по-моему, это подвид пираний. Жрут. Кусаются.
– Они всегда были как ты. Эфа, послушай меня. Понимаю, что я поступил с тобой как последняя свинья. Ты потратила на меня два года своей жизни.
– Заметь, два лучших года.
– Правильно, лучших. Знаешь, я только теперь понял, что мир не будет совершенным, пока мы не выплатим долги ближним своим. Так что вчера перевел деньги на твое имя.
– Сколько?
– Немного. Миллион.
– Что, тоже долларов?
– Почему тоже? Фунтов стерлингов. Понимаю, это мало за все горе, которое я тебе причинил, но пока у меня больше нет. Только об одном прошу, не покупай шубу из натурального меха. Пожалуйста…
Ну и кто сошел с ума: они или я? Надо бы завтра навестить свой банк. Вдруг все-таки это они претендуют на лучшую палату в лучшей психиатрической клинике.
А потом зазвонил телефон.
– Хэлло, Долли! Это я, твой больной зуб.
– Больнее некуда. Привет, Иванов. Откуда?
– Из Канады. Воздух тут обалдеть. Жратва – супер. Только бабы подкачали. Страшные и занудливые, чуть что: сразу в 911 звонят. Скучаю по тебе, змеюка подколодная.
– А я нет.
– Так и думал. Как бабушка?
– Нормально. Освоила Интернет. Теперь активно общается с поклонниками садо-мазо.
– Она всегда была коммуникабельной. А дедушка?
– Нормально. Вчера отпустили.
– Откуда? Из больницы?
– Из милиции. Драку устроил в ресторане.
– Он всегда был смелым. Крошка, угадай с трех раз, зачем я тебе звоню?
– Денег хочешь дать.
– Умница! За что ценю. Ты потратила на меня…
– Лучшие годы своей жизни. Знаю-знаю… И во сколько ты их оцениваешь?
– Пока не очень дорого. Понимаешь, устроился работать хакером. Работа сложная, опасная. Короче, три миллиона тебя устроят на первое время?
– На первое – да. В долларах или в евро?
– А ты как предпочитаешь?
– По курсу не понять. Давай пятьдесят на пятьдесят.
– Заметано. Сейчас переведу. И вот еще что…
– Что?
– Купи себе норковую шубу. Как бы от меня в подарок. Лады?
…Теперь мы все вместе проживаем в элитном поселке Колымяги, ни в чем себе не отказывая. Бывшие мужья по мере своих возможностей присылают новые финансовые весточки. Я выгодно вкладываю их деньги в движимое и недвижимое имущество и по-прежнему проклинаю тот день, когда поперлась на вечеринку лучших друзей и встретила Ваньку Иванова.
– Эфа, ты опять заснула?! Хочу кофе! – Ольга капризно протянула чашку.
– Сама и налей. Руки не отвалятся! – рявкнула я уже из коридора. Сунула ногу в новые итальянские сапожки, рванула молнию. Клац! Сапожок приказал долго жить. Золотой замочек остался в пальцах. Ладно, в машине как-нибудь доеду. А там куплю новые и переобуюсь.
– Господь тебя покарал, – удовлетворенно каркнула жена моего третьего мужа, выглянув из кухни. – Как ты с людьми поступаешь, та и они с тобой (при чем тут мои сапоги?).
– Какой господь в сатанинский день? – авторитетно вступила в разговор тетя Соня. – Сегодня вечером все ведьмы слетятся на шабаш.
– Во сколько? – рассеянно пропыхтела я, пытаясь решить проблему с обувью.
– Что? – обе гарпии растерянно уставились на меня.
– В котором часу нам ждать гостей?
– Издеваешься! Фима! Она издевается над твоей женой!
– Дети! Она издевается над вашей матерью!
– Не смей трогать нашу маму!
– Не смей трогать мою жену!
Поистине, когда бог хотел наказать человека, он придумал ему родственников. Причем чужих.
Марафет я наводила уже на ступеньках дома.
– Приветствую прекрасную даму!
От неожиданности я уронила пудреницу. Зеркало разбилось на мраморных ступеньках.
– Теперь семь лет несчастья… – притворно вздохнул наш единственный сосед. – Но я готов их с тобой разделить, Стефания. Согласна?
Этого-то как занесло в наш огород?! Из-за твоей, Эфа, непроходимой глупости. Тупица! Внимательнее надо читать условия договора купли-продажи. Либо в крайнем случае юриста знакомого пригласить. Но нет, постеснялась, решила, что родня заклюет, если узнает. Будто они что-то понимают в сделках с недвижимостью. А ведь, когда покупала этот дом, все казалось идеальным. Район престижный и тихий, именно о таком мечтает каждый второй россиянин, выйдя на пенсию. Вокруг кусты акации, жасмина и шиповника. Зимой, правда, они погоды не делают, зато летом… Цена порадовала бы даже Гобсека, окажись он в нашей стране в столь суетное и непростое время. И, наконец, удобства: два этажа, две телефонные линии, одна джакузи и несколько ванных комнат. Дом просторный, красивый. Архитектура необычная. Гараж рядом. Живи и радуйся. Ну-ну! Надо же такому случиться – хозяин взял и влюбился. Добро бы в Ольгу, я была бы просто счастлива спихнуть этот взбалмошный колобок со своей истертой чужими проблемами шеи. Так нет, втрескался он в меня. Влюбившись, он мигом пересмотрел условия договора. Был там один симпатичный пунктик, дающий хозяину в случае форс-мажорных обстоятельств остаться владельцем половины дома. Любовь этот доморощенный Ромео посчитал как раз тем самым форс-мажорным обстоятельством. Юристы, как это модно сейчас говорить, синхронно развели руками и покачали головами. Мол, раньше, девушка, надо было думать. Плохое зрение – купите очки. Засор в мозгах – закажите интеллектуальный вантуз. Дура – так это не лечится. С последним утверждением согласна. Дура – это не диагноз, а стиль жизни.
Теперь мы с ним совладельцы. Между нами стена. Общее – палисадник, система канализации, плюс электричество, которое он вкупе с водой отключает каждый раз, когда получает отказ поужинать, прогуляться или заняться чем-нибудь иным, не менее приятным. За последние три месяца я ему столько раз отказывала, что давно уже сбилась со счета. Но все же Алекс не теряет надежды сводить меня под венец. Если бы его фамилия была Александров, я бы еще подумала, а так… не судьба. Люблю гармонию во всем, особенно в именах и фамилиях своих мужей. Фамилия у Алекса – Романов. Да и сам он, если признаться, как осетрина второй свежести. На голодный желудок польстишься, после намучаешься. Я же мучаюсь, даже и не попробовав.
Когда Алекс не в духе, родня принимается за меня. Мол, если бы не я, то они были бы сейчас в полном шоколаде. А теперь вынуждены сидеть при свечах, поджав ноги, и ругать мою несговорчивость. Им действительно не позавидуешь: наш крокодил терпеть не может темноту. Не животное, а сплошная аномалия. Как только в доме становится темно, Гена вылезает из джакузи и ползает по дому в поисках новой жертвы. Еще и кусается, зараза.
– Больно же! – я отпрыгнула от Алекса, который попытался меня ущипнуть за щеку. – С ума сошел?
– Да! От любви! Эфа, выходи за меня замуж!
Пятница, 13-е. И за что мне такое наказание?
– Романов, миленький, ну зачем я тебе сдалась, а? Фигура не ахти, личико не первой свежести, а без макияжа и вовсе страшное, волосы – крашеные, ногти и ресницы – накладные, ум и тот не свой, из книжек. Зато амбиций хоть отбавляй. Что ты с такой бабой будешь делать?!
– Любить.
– Меня нельзя любить. Лучше найди себе какую-нибудь хорошую девчушку, молодую, симпатичную, веселую, и женись себе на здоровье, сколько душе угодно.
– Где ж я ее найду?
– Да где угодно: на улице, в музее, в магазине. Там знаешь сколько их? Тьма! Еще они есть в супермаркетах по бросовой цене. Как услышишь «свободная касса», сразу беги на голос: там тебя ждет твое семейное счастье. Или… О! Придумала. Знаешь, что, езжай-ка ты на Канары, там много наших сейчас отдыхают: как говорится, на любой цвет и вкус. Найдешь себе какую-нибудь фотомодель, и будет вам счастье. Договорились? Поедешь?
Он взглянул с какой-то обреченной бесшабашностью: мол, сейчас скажу, и она все поймет. На мгновение Романова стало так жалко, что мне действительно захотелось понять его и, по возможности, принять. Может, и ничего, что он такой… стандартный? Не исключено, что именно в этом и есть секрет типичного женского счастья. Выйду замуж, перееду жить на другую половину дома. Утром – кофе в постель, вечером – секс и телевизор, по праздникам какие-нибудь милые пустячки. А что, подарю-ка я Романову на годовщину нашей свадьбы норковые носки! Оригинально! Тепло! Красиво! И еще норковый галстук – для комплекта. Хочу, чтобы мой муж модным был… Вот только замуж не хочу… Парадокс? Парадокс! Жизнь вообще состоит из одних парадоксов.
От грез умной Эльзы отвлек робкий голос без пяти минут жениха:
– Эфочка, а я вчера завещание написал.
Бумс! – разбились мечты великовозрастной идиотки:
– Час от часу не легче. Романов, ты окончательно сошел с ума. Какое завещание?!
– Если со мной случится…
– Что с тобой может случиться?
– Что-нибудь. Все тебе оставлю.
– Все? И даже дом?
– И дом.
– И канализацию?
– И канализацию.
– Романов, я передумала…
– Да?!
– Не езжай на Канары. Лучше сразу в мир иной. И побыстрее. А то я с ума сойду от теткиных воплей, ее вчера опять Гена укусил.
Романов побагровел:
– Какая ты злая!
– Ага, еще противная и скупая. Не стесняйся, плохих качеств у меня больше, чем хороших. Слава богу, в тебе наконец-то прорезался нормальный мужик. Эпитеты «прекрасная дама» и «само совершенство» окончательно достали. Никогда не подозревай грешника в святости, Романов, это чревато.
– Чем?
– Утраченными иллюзиями. Всего хорошего.
Приволакивая ногу в испорченном сапожке, я направилась к машине. Она не завелась. Чертова пятница!
– Подвезти?
Черный «чероки» притормозил у моей «мазды».
– Благодарю покорно, Романов. Сегодня я пешком.
– Как хочешь.
По его тону я поняла, что сегодня же вечером получу сполна: опять отключит свет и воду. Вот гад! Все-таки правильно, что я опять отказала, невзирая на мимолетную слабость. Иметь мужа с большевистскими замашками – значит пройти все круги российской истории в отдельно взятой семье: после свадьбы гражданская война, потом НЭП, а там и до репрессий недалеко.
Однако жаль, что сосед таки укатил. Даже не уговаривал. Попробовала еще раз завести красное чудо, увы: у «мазды» в этот день явно не транспортное настроение. Так что, Эфа, придется топать на остановку маршрутки. Отвыкла ты, голубушка, ездить общественным транспортом, все тебе личную иномарку подавай. А, значит, на работу я все же опоздаю. То-то мои студенты порадуются.
* * *
От сессии до сессии живут студенты весело. По собственному опыту скажу: и во время сессии особо продвинутые не теряют присутствия духа. Сессия – процесс. Преподаватель – человек. Главное, чтобы человека не переклинило во время процесса. Хорошее настроение экзаменатора – залог положительной оценки. Иначе что получается? Зимой нас отрывают от новогоднего стола лишь затем, чтобы в состоянии жуткого похмелья мы слушали нервный студенческий бред. Летом и того хуже: птички поют, сирень цветет, пиво в испарине, ты же, затянутая в костюм-тройку, изображаешь из себя господа бога, расписываясь в зачетках и ведомостях.
Именно поэтому особо продвинутые студенты стараются хоть как-нибудь компенсировать моральные издержки физически ослабленному педсоставу: хорошим коньяком, душистым табаком, французским парфюмом или галстуком китайского производства. Со мной у ребяток вечно промашка получается. Что еще можно подарить человеку, у которого все есть? Каждый руководствуется собственной фантазией. Было время, когда мне презентовали только предметы, имеющие сексуальную подоплеку. Длинный кактус, имеющие ярко выраженную фаллическую форму. Роскошное издание «Камасутры» с картинками. Набор афродизиаков и шпанских мушек. В последний раз была забавная безделка из ближайшего секс-шопа: дернешь за веревочки, фигурки двигаются. Затаив дыхание, народ ждал моей реакции. За веревочку я, конечно, дернула, а потом устроила допрос относительно трансформации эротических образов в мировой литературе. На «Любовнике леди Чаттерлей» ребятишки сломались. Одно дело читать пикантные сцены наедине с собой, другое – разбирать их в аудитории. К счастью, после того экскурса в литературную историю сексуальных даров мне никто не преподносит. Теперь обходятся банальным набором: шоколадными конфетами, мартини и цветами.
Как преподаватель я случай особый. Прогульщиков в черный список не заношу, тестирования не провожу, лекции читаю без зауми, с юморком. Отпускаю на пятнадцать минут раньше. В профсоюзах не состою, в собраниях не участвую. Что еще? Вспомнила! Терпеть не могу принимать экзамены и зачеты. Пардон за физическую подробность: от глупостей у меня начинается мигрень. Именно поэтому я так и не смогла стать репетитором. Вбивать в чужие головы даты жизни великих писателей или то, о чем думал Лев Толстой, когда писал о Платоне Каратаеве – увольте, я лучше посижу на голодном пайке. Стройнее буду. Впрочем, голод благодаря бывшим мужьям мне теперь, похоже, не грозит. В отличие от поборов…
Поборы – мой крест до того, пока не разорюсь. Как только сотрудникам стало известно о свалившемся на меня богатстве, мгновенно выстроилась очередь.
– Эфа, не одолжишь ста долларов до зарплаты. Сапоги нужны…
– Эфа, хотели купить машину, не хватает пары тысяч… Лучше бы в евро.
– Эфа, мы собираемся всей кафедрой. Встреча Нового года. Сама понимаешь, отказаться смерти подобно, а зарплату задерживают. Не закажешь ресторанчик поприличней, человек на пятнадцать-двадцать?!
И, наконец:
– Стефания Андреевна, факультет находится в плачевном состоянии. Необходим ремонт. Ваш долг как сотрудника помочь нам. Думаю, сто тысяч долларов на первое время хватит. Можно наличными и мне в руки. – Это уже декан.
Я не жадная, я – экономная. Никогда не понимала людей, сорящих деньгами. Сто баксов туда, сто сюда, глядишь – ничего не останется. Если каждому страждущему подавать, то тебе уж точно никто не даст. Нельзя сказать, что я к этой мысли пришла сразу, ничего подобного: сперва, как дура, раздавала столько, сколько просили. Свои люди – сочтемся. Но время идет, а долги никто и не собирается отдавать, более того, вчерашние приятели и подруги перестали со мной общаться. В глаза холодно улыбаются, за спиной перемывают кости, но почему-то не стесняются попросить снова. Однако теперь я ученая: на все просьбы отвечаю, что деньги вложены в ценные бумаги, сама питаюсь капустой и морковкой, зарплату не трачу – коплю на новую шубу. Народ обижается, а толку: у меня и снега зимой не допросишься. Повторяю, я не жадная, я – экономная. Поняли все, за исключением Игоря Трохимовича, декана нашего факультета. Раз в неделю, словно по расписанию, он приходит ко мне просить деньги. Повод всегда один – ремонт альма-матер. Зато запрашиваемая сумма скачет, как давление у гипертоника. То вверх, то вниз. Меж тем альма-матер находится в цветущем состоянии. Мраморные лестницы, удобные аудитории, гардероб, библиотека, компьютерный класс, большой буфет, бар и роскошные туалетные комнаты. Как шутят студенты: если хотите понять уровень образования, загляните в клозет. У нас очень высокий уровень образования. В стиле евро.
Возникает вопрос, а на что, собственно, декану так часто требуются наличные? Вариантов масса: женщины, азартные игры, крупные покупки, долгие путешествия и, пардон, банальный шантаж. Зная своего босса, я бы предположила последнее. Достаточно взглянуть на него, чтобы понять: в личном шкафу Трохимовича скелет на скелете, сразу и не разберешь, какой из них главный. И все-таки очень любопытно, который заинтересовал шантажиста.
Об этом я его, кстати, вчера и спросила. Ближе к вечеру Трохимович заявился на кафедру. К несчастью, я была одна. Потирая едва заметный шрам на щеке, он завел знакомую песню:
– Ваш долг, Стефания Андреевна, помогать родному институту. Все помогают по мере сил, и только вы остаетесь в стороне. Нехорошо! Иначе я буду вынужден поднять вопрос о вашем увольнении.
– На каком, простите, основании… – терпеть не могу подобные заявления, особенно, когда меня при этом раздевают глазами.
– На основании утери связей с родным институтом.
– Игорь Борисович, переведите, пожалуйста, вашу казуистику на нормальный русский язык. Итак, с кем конкретно я потеряла связь?
– Со мной… То есть с институтом… Постоянно опаздываете, являетесь на работу в джинсах, позволяете студентам называть себя на «ты»…
– Американский вариант.
– Мы в России!
– Спасибо, что напомнили!
– Вы пьете пиво!
– И еще красное вино. Предпочитаю сухое.
– Возмутительно! Вы недостойны высокого звания педагога!
– Ну вот, пошла демагогия. Позвольте вопрос, Игорь Борисович. Контрольный. Если я сейчас выпишу чек на предъявителя, я буду достойна столь высокого звания?!
– А сумма?
– Двести тысяч американских долларов.
– Это взятка!
– Это вопрос.
– Да! Нет! Не знаю. – Он раскраснелся от предвкушения. – Стефания Андреевна, я не готов рассматривать данный вопрос сейчас. Вы просто застали меня врасплох. Двести тысяч! Это меняет дело!
Я с интересом наблюдала за деканом: какая бурная мыслительная деятельность, кто бы мог подумать!
– Стефания Андреевна… Стефания… Вы позволите мне вас так называть? Выйдем же из этих отвратительных стен. И встретимся, скажем, через два часа в моем кабинете. Нам есть, что сказать друг другу.
Ему, может, и есть, что сказать. С меня, пожалуй, хватит.
– Стены в вашем кабинете еще более отвратительны. Вам бы о высоком звании педагога подумать, а все туда же. А если я сейчас позвоню вашей жене и приглашу ее на это импровизированное рандеву?! И, кстати, на что вам постоянно требуются деньги? На женщин? Вряд ли. Вы скупы даже на чувства. На казино? Не похоже. Вы слишком интересуетесь женщинами. Азартные игры и секс – несовместимы. Дайте-ка, подумаю! О! Может, ваш шантажист повысил ставки? Инфляция?
Вот ведь ирония судьбы – целилась наугад, а попала точнехонько в яблочко. Вопрос о шантажисте застал Трохимовича врасплох. Он побагровел и неожиданно схватил меня за грудки, причем в прямо смысле слова. Не знаю, как мужчинам, а женщинам эта процедура строго противопоказана: больно и неприятно. Особенно тем, кто не носит лифчиков.
– Дура! Значит, по-хорошему не хочешь? – Я помотала головой. – Будет по-плохому! Я тебе еще устрою здесь дольче виту. Из аудитории вылезать не будешь, пока не охрипнешь, – он снова ущипнул меня за соски. Я охнула от боли:
– Чтоб ты сдох, старый козел!
– Не дождешься! Я вас всех переживу. – И припечатал хорошим матерком.
Нецензурных выражений я физически не выношу. Они на меня действуют как красная тряпка на быка. Знакомые знают, что в моем присутствии мат недопустим: сразу лезу в драку. Со стороны, наверное, смешно. Хрупкая женщина, стиснув кулачки, идет «на вы». Но… Ногти у меня длинные и острые, что-что, а царапаться умею. Да и хук справа также неплох. В этот раз я воспользовалась истинно женским оружием – ногтями. Трохимович с расцарапанным лицом (я с наслаждением прошлась по старому шраму) мгновенно растерял уверенность самца-победителя и попятился к дверям. Пару раз споткнулся, запутался в компьютерных проводах и поймал вдогонку:
– Еще раз ко мне подойдешь, убью!
На том и распрощались. Разговор оставил осадок, грозивший повлечь за собой кардинальные перемены в жизни. Сколько раз меня подмывало написать заявление и положить ему на стол. Останавливало только одно: что я буду делать дальше? Сидеть дома – верный путь в Скворцова-Степанова. Родственники вместе с влюбленным соседом изведут в считанные часы. Искать новую работу? Лень! Может, плюнуть на все и отправиться на какой-нибудь необитаемый остров вместе со съемочной группой «Последнего героя». А что? Это мысль! Что значат скорпионы и змеи в сравнении с людьми?! Полежу на песочке, поплаваю, приму участие в доморощенных интригах участников, в общем, начну жить нормальной и полноценной жизнью. И пропади пропадом лекции, которые никому не нужны, скандальная родня, крокодил Гена и декан Трохимович. Впрочем, Гену жалко. Он еще маленький, зуб опять вчера сломал об теткину ногу. Они у нее жилистые, ну, прямо, лапки советских курей по рупь двадцать пять. Полночи обихаживала зеленую крошку, пока он рыдал. Слезы – как шарики от пинг-понга. И вот парадокс: не верю, а плачу вместе с ним. Такими же крокодиловыми слезами.
Все, решено. Вот сейчас приму экзамен и вперед, на Чапыгина. Там как раз сегодня кастинг начинается, отбирают лучших из лучших. По слухам, в этот раз возьмут только петербуржцев. Наш город по-прежнему в почете. Говорят, что лучше петербургских камикадзе, нет. Мы как Александры Матросовы можем хоть на политическую, хоть на культурную амбразуру. Телевидение для нас – раз плюнуть! В утренних новостях передавали, что сюда даже главный продюсер шоу пожаловал. То ли Пурген, то ли Пургин. Да какая мне-то разница? Главное – стать участником, а там, как любит приговаривать тетка: «уткнемся – разберемся!».
В душе поселились сомнения: а если не возьмут? Я их отмела с ходу: что значит не возьмут?! Стыдитесь, Стефания Андреевна, что за детский сад в ваши-то годы? Не возьмут, предложим взятку. Большую. В пухлом конверте. Правда, я не умею их давать, но когда-то ведь надо начинать. Сначала взятка, потом увлекательное путешествие в теплые края. Тридцать лет на носу, а ничего не видела и нигде не была, кроме Колымяг и кабинета декана Трохимовича. Все! Решено: кладу заявление на стол декану и становлюсь героем нашего времени. То есть героиней. Последней.
Решение, принятое в нужном месте и в нужный час – это нормальная работа собственной нервной системы. Когда не волнуешься, весь организм работает как часы. Стоит занервничать, и все – понеслась. Голова болит, поясница ломит. У меня сейчас – как часы. Раз решение проблемы найдено, зачем переживать по пустякам. Правильно я думаю? Правильно.
Поэтому в аудиторию, где студенты четвертого курса сдавали экзамен по истории литературы, я вошла в отличном настроении. Опоздать – не опоздала. Деньги все-таки – великая вещь. В этом каждый раз убеждаешься, как только выходишь в люди. Стоило поднять руку, как тут же около меня выстроилась вереница машин – от «жигулей» до джипа «чероки». Поколебавшись, выбрала «чероки», во-первых, этим я как бы отомстила Романову; во-вторых, всю жизнь мечтала покататься в танке; в-третьих, за рулем оказалась весьма бойкая дамочка-фотограф, которая спешила по заданию редакции. По счастливому стечению обстоятельств как раз в нужный мне район. Никакого тебе блатняка и ненавистного мне «Радио шансон»: в салоне бередил душу джаз, дамочка тонко благоухала французскими духами и не лезла с разговорами. За считанные минуты меня торжественно доставили к главному входу, и вот я здесь!
Судя по всему, все студенты накануне праздновали начало сессии и Старый Новый год. М-да, похоже, знаний от них вряд ли дождешься.
– Господа, перед тем, как тянуть билет, задаю тест-вопрос на удачу. Может, кому-то из вас повезет.
На физиономиях моих жертв отразилась гамма эмоций: от обреченности до надежды. Потом кто-то аккуратно выдохнул (господи, ну и перегар!):
– Как вас зовут?
Я хищно улыбнулась:
– Уж это, надеюсь, вы все-таки запомнили.
Юноша сделал вторую попытку:
– Какой предмет мы сдаем?
– Нет. Примитивно. Пусть формулировка будет немного сложнее. Итак, тот, кто с ходу расскажет о сквозном лейтмотиве в романе Джойса «Улисс», получает «отлично». Время пошло, господа! Я жду!
Эх, кажется, промахнулась. Картинка, что называется: «Оставь надежду всяк сюда входящий!» Надо было что-нибудь про Мураками или Коэльо завернуть, кто-нибудь бы обязательно клюнул на удочку. Хотя бы узнала мнение литературных критиков насчет мастерства вышеозначенных авторов. Черт, как не хочется торчать здесь, выслушивая глупости! Не хочется, а придется. Экзамен все-таки. Ни они, ни я ни в чем не виноваты.
– Дамы и господа! Мы начинаем!
– В общем, так. Берете билет, начинаете готовиться. Через полчаса начну спрашивать. Огромная просьба – вести себя тихо и достойно.
Я вышла из аудитории и прикрыла дверь. Кто бы сомневался? Тут же раздался специфическое пиканье: отличники шуршали конспектами, двоечники спешно звонили по своим телефонам и своим адресам.
– …Алло, Натаха? Ты можешь пересказать содержание романа Сартра «Тошнота»? Вкратце. Ага, записываю. Его тошнит. Ее тошнит. Не понял? Они чего, все беременные, что ли?
– …Слушай, ну не будь занудой! Вопрос-то легонький. Французский период Скотта Фитцджеральда. Давай с начала. Во-первых, кто такой этот Скотт? Что, значит, не знаешь?! А в энциклопедии посмотреть слабо? Подозреваю, что Скотт – писатель, про других она не спрашивает… Нашел? Здорово! Пишу… Годы жизни… Жаль дядьку, мало пожил. Теперь о французском поцелуе, тьфу, периоде. Что? Вместе с Хэмингуэем? Во, дают! И как там у них все было? Поподробнее, пожалуйста.
– Привет, толкиенутым! Давай излагай эту пургу про хоббитов, а то я, кроме переводов Гоблина, ничего не знаю.
– Мама! Что такое итальянский постмодернизм в современном контексте? Я знаю, что ты не знаешь. Спроси у соседки, она все-таки учитель английского, должна такие слова знать.
Ну что ж, пока мои гаврики заняты хорошим, а главное, полезным делом – собственным просвещением, у меня есть полчаса, которые я полностью могу посвятить себе, любимой.
* * *
О любом экзамене мои коллеги говорят так: «Полгода унижений и три часа удовольствия». По мне, нужно быть проще, и тогда студенты к тебе потянутся. Вот как сейчас, например. Сидят зайчики-гулики за партами и, как минимум, списывают. Другой вопрос, насколько удачно они это сделают. Ведь мало сдуть с учебника и конспекта, нужно еще понимать, думать. Это уже сложнее. Про телефонный ликбез я и вовсе молчу. Впрочем, через полчаса увидим, кто на что горазд. Справедливости надо сказать, что этот курс самый умный из тех, что у меня были.
А пока…
Пока в моей жизни наступило время затишья. Боже мой, как давно я ждала этого момента. Туалет на шестом этаже. Никого. Ни лаборанток, моющих посуду, ни студенток, болтающих по телефону (почему это нужно делать в туалете, до сих пор в толк не возьму), ни уборщицы. Я одна. Сижу в кабинке, курю сигарету, пью кофе из термоса и читаю любовный роман.
Народ безмолвствует? Народ в шоке? Это проблемы народа. Надоело скрывать свое тайное пристрастие. Пришла пора признаться, как на исповеди: кандидат филологических наук, доцент, преподаватель зарубежной литературы, в общем, дама, приятная во всех отношениях, обожает низкопробное любовное чтиво. Да! Обожаю! Дамские романы – моя слабость, которую холю и лелею с юных лет. Под моей кроватью и ванной скрываются книжные завалы. Время от времени я провожу ревизию и отношу романы в книжный обменник: две старых на одну новую. В тайной страсти не вижу ничего плохого, в избитых сюжетах, где обязательно восторжествует хэппи-энд, тоже. Все честно. Мне предлагают условия игры, я их принимаю. Истории страсти пылких англичанок (!), светловолосых француженок (!!) и русских мулаток (!!!) завораживают своей прелестной наивностью. Я глотаю их, как молдавское красное вино, знаю, что есть сорта получше и подороже, но сейчас… и это сойдет. После тяжелого трудового дня имею право расслабиться и получить удовольствие. Что? Выйди замуж и получай удовольствие от общения с мужем. Боже, как народ наивен! Кто сказал, что с мужем можно получить ТАКОЕ ЖЕ удовольствие, как при чтении любовного романа?! Между прочим, в период моей брачной лихорадки, я читала исключительно труды классиков. Каждый из супругов, прерывая чтение газеты «Спорт-экспресс», обязательно инспектировал мой читательский дневник. До сих пор не пойму, почему в семейной жизни Вольтера читать можно, а какую-нибудь Мери Робертсон из штата Небраска – ни-ни! В ответ на это приходилось получать порцию мужского снобизма: «Это дурной тон, Эфа!» Иногда дело доходило до смешного: любовное чтиво пряталось мной как заначка. Порой и сама забывала, где схоронила любимую книжку.
Приключения белокурой Годзиллы – моя любимая серия. Подозреваю, что либо автор, либо переводчик был пьян, когда создавал первую порцию литературного шедевра. Интересно, как имя героини звучит в оригинале? Годзилла уже побывала в объятиях сурового викинга, средневекового рыцаря и мятежного монаха и при этом не утратила ни красоты, ни юности, кроме девственности, разумеется. «Звезда гарема» – новая порция запретного удовольствия. Купила любовное чтиво давно, но дойти сумела только до сто восьмой страницы, все время отвлекают.
Открыв книгу, я забыла обо всем на свете:

«…Отвечай мне, – потребовал Омар Калиф. – Неужели ты посмела изменить мне с моим евнухом?
Годзилла смело посмотрела в прекрасное лицо своего повелителя.
– Нет, мой господин! Он же евнух!
Омар жадно оглядел точеные формы своей строптивой наложницы:
– Но как ты это докажешь?
Годзилла бесстрашно сорвала с себя дорогие одежды.
– Я отдамся тебе, мой повелитель!
Ее грудь напряглась, и соски отвердели… Ноздри Омара раздулись от предвкушения как два паруса флорентийской работы…»
Чертова пятница! Накликала. На самом интересном месте! По мраморному коридору стук каблучков. Я инстинктивно подобрала ноги и застыла в неудобной позе. Некстати вспомнилось: «Мы будем мочить их и в сортире!» К чему бы это?
Каблучки остановились посредине туалетной комнаты. Замерли. Затем послышался писк мобильного телефона. Такой звук бывает, когда тыкают в маленькие кнопочки длинным наманикюренным ногтем.
– Алло, это я. Ничего не получилось… Пусто. Видно, кто-то там побывал до меня. А с ним уже разобрались. Только не психуй! Я что-нибудь придумаю. Обещаю. Ты мне веришь? Правильно делаешь. Верь. Я у тебя одна. Теперь сиди и не высовывайся. А вот этого не надо? С ней пока не встречайся – испортишь дело. Всякая инициатива наказуема, по-моему, ты это давно понял на собственной шкуре. Не так ли, Феллини? То-то же. Когда его найдут, позвоню. Пока.
Каблучки цокнули по направлению к моей кабинке. Но, передумав, устремились к выходу.
Я перевела дух. Ну, прям иронический детектив! Дама в очках и верхом на унитазе. Только в нашем цирке! Билеты по рублю. Торопитесь: количество мест ограничено! Я осторожно открыла дверь и выглянула. Никого. Читать про Годзиллу почему-то расхотелось. Кофе остыл. Ну почему я, свободный человек, не могу спокойно выпить кофе в общественном туалете? Обязательно найдется кто-нибудь, кто испортит мне удовольствие. Кабы знать эту барышню, обязательно бы отомстила. Хотя голос вроде знакомый, но как будто сознательно искаженный. И почему она не среагировала на сигаретный дым? Курить у нас можно только в специально отведенных местах. После двух пожаров декан специально издал приказ. Проштрафившихся с позором изгоняют из стен учебного заведения. Наверное, это правильно. Но я не могу курить там, где разом смолят пятьдесят человек. Какими бы санкциями не грозил малоуважаемый Игорь Борисович Трохимович. Кстати о последнем…
До часа икс осталось десять минут, я вполне могу зайти к декану и положить заявление об уходе на стол. Что там пишут в Трудовом кодексе? За две недели до ухода поставьте администрацию в известность. И ладненько. Заявление, вот оно, еще вчера написала после «грудков». Бросать вуз в середине учебного года, конечно, нехорошо, но… сам напросился. Если не отпустит, его проблемы. С моими деньгами я и без трудовой книжки проживу. Пора наконец заняться собой, сколько можно идти на поводу у других. Решено! Сегодня, в пятницу, 13-го, я начинаю новую жизнь. И первым событием в ней станет мое громкое увольнение.
Я завинтила на термосе пробку и аккуратно поставила его в сумку. Туда же отправились белокурая Годзилла в возбужденном состоянии и Омар Калиф с его удивительными ноздрями. Пудра, помада, расческа: я готова к встрече со своим почти уже бывшим боссом. Не тушуйся, Эфа, смотри на мир проще!
Я спустилась на третий этаж, машинально отвечая на студенческие приветствия. Свернула в левое крыло. И остановилась перед массивной дубовой дверью, не решаясь ее открыть. Забавно, вроде взрослый человек, во всех отношениях уже состоятельный, но перед закрытой дверью по-прежнему робею. Кажется, стоит только войти, как тебя тут же с позором выставят вон. Пусть только попробует, вымогатель! Сейчас все ему выскажу. Все, что накипело. А накипело у меня ой, как много!
В приемной декана никого не было. Странно. Секретарша Катя на работе с девяти. Отлучиться и не закрыть дверь она не могла, Трохимович увольняет и за меньшие преступления, устраивая каждый раз такую гражданскую казнь, что Чернышевский в могиле крутится быстрее пропеллера. Вопрос первый, куда делась Катя? Вопрос второй, как Трохимович смог это прошляпить?
Сейчас узнаем. Я постучалась к декану.
– Игорь Борисович, это Иванова. Можно войти? Мне быстро и срочно.
Нет ответа. Заснул он, что ли…
– Игорь Борисович!
Я нерешительно толкнула дверь и оказалась в кабинете. Мне тут же стало понятно, почему декан Трохимович не ответил ни на один из моих вопросов, а также отпустил секретаршу Катю…
Игорь Борисович лежал на роскошном пушистом ковре и был безнадежно мертв.
* * *
Я впервые видела живой труп так близко. Кино не считается, правда? Детективы тоже. Там героини обычно кричат, падают в обморок или их изысканно тошнит на новые ботинки симпатичного следователя. Я не кричала, пребывала в сознании, а мой токсикоз по жизни впервые за долгое время рассосался сам по себе. Жутковато становилось не оттого, что я стою на коленях перед свеженьким трупом, а оттого, что меня так и тянет до него дотронуться. Некрофилка выискалась! Интересно, отчего он умер? Ни крови, ни, как это называется, странгуляционной полосы на шее не видать… Господи, откуда я про полосу знаю? Не знаю. Если бы не желтоватый цвет лица, я бы решила, что Игорь Борисович прилег отдохнуть, предварительно сняв рубашку и расстегнув штаны. Из-под модных брюк выглядывали красные сердечки на белых пуговках. Я огляделась: на столе два бокала с коньяком и коробка шоколадных конфет. Кажется, господин Трохимович таки подыскал мне амурную замену. Вот сволочь, а я думала, что он до сих пор исходит муками неразделенной страсти. Кто там сегодня утром говорил про утраченные иллюзии? В своем глазу и бревна не углядела.
Я задумалась. Надо бы в милицию позвонить. Как и полагается законопослушной гражданке. Но, с другой стороны, у меня экзамен идет. Студенты, наверное, уже весь учебник переписали, на телефонных счетах по нулям, теперь дурью маются. Но оставлять Трохимовича одного, без помощи и внимания как-то негуманно. Может, позвонить, вызвать милицию и пойти на экзамен? Куда подевалась Катя?!
Эх, годы уже не те, прокряхтела я, поднимаясь с колен. Впрочем, по сравнению с Трохимовичем мое положение намного лучше. Чертовски хотелось выпить. И тут я совершила роковую ошибку. Подошла к столу, положила заявление на гладкую его поверхность и машинально взяла бокал. Машинально же из него и отпила. Хороший коньяк! Глотнула еще раз: не пропадать же добру. И…
– А-а! Убили!
Обернувшись, я лицом к лицу столкнулась с Милочкой, нашей уборщицей. Расширив глаза (как только контактные линзы не выпали), раскрыв аккуратно накрашенный рот, она с ужасом смотрела на бренные останки декана. Я отхлебнула коньячка и нарочито бодро (дабы свести истерику на нет) сказала:
– Мила, успокойтесь! Ничего страшного! Обычный труп.
Она перевела взгляд на меня, растерянно оглядела комнату и снова уставилась на тело Трохимовича. Сделала эффектную паузу, и:
– А! Убийца! Держите ее!
Она картинно рухнула рядом с деканом. Юбка задралась, обнажив неплохие ножки в ажурных чулочках. М-да, растет благосостояние российских уборщиц: я вчера видела точно такие же в магазине женского белья. Made in France. В крайнем случае по качеству они могут претендовать на итальянские. Стоп! Что-то тут не так… Шальная мысль, мелькнув, тут же исчезла, поскольку кабинет наполнился народом. Стало шумно и неинтересно.
* * *
Через два с лишним часа мое любопытство включилось в свой обычный ритм. Вместе с оперуполномоченным мы сидели в приемной декана и беседовали по душам. Вынужденно, надо сказать. Потому как моя душа в данный момент была не расположена к подобным посиделкам. К тому же в данный момент я считалась подозреваемой номер один. Признаться, новый статус не особенно веселил, но и не слишком беспокоил.
– Вы совсем не волнуетесь, – симпатичный опер строго ворошил бумажки на столе. Даже слишком строго. Переигрывал.
– А надо?
– Я бы на вашем месте точно бы волновался, – он резко поднял голову и посмотрел на меня в упор. Так обычно глядит Гена, когда очень голоден. – Вас нашли рядом с телом.
– Не меня – уборщицу. Это она лежала рядом с телом. Я стояла.
– Вы стояли, – задумчиво согласился он. – Что вы делали в кабинете декана?
– Сами же сказали, стояла. Как соляной столп.
– Не надо ерничать. Давайте будем серьезными.
– Давайте. Как вас зовут, простите? Запамятовала.
– Федор Федорович.
– Федоров? – на всякий случай уточнила.
– Федоров.
Сердце сладко забилось. Неужели судьба сжалилась и послала мне очередного суженого? Что ж, он соответствует всем предъявленным ранее критериям: имя, фамилия, отчество, да и сам ничего. Воображение услужливо нарисовало флердоранж, обручальные кольца и пупса на капоте черной «Волги». Кто бы мог подумать, что у меня столь примитивные потребности!
– Ну, так что вы делали в кабинете декана?
Его интонации мне не понравились. Так с будущими женами не говорят. Пупс сказал «упс», обручальные кольца превратились в наручники. Это ряженый, господа! До суженого ему так же далеко, как жизни на Марсе. И я к нему не имею ровным счетом никакого отношения.
Федоров смущенно откашлялся, заметив мой неприязненный взгляд:
– Что вы делали в кабинете декана?
– Принесла заявление о своем увольнении.
– И где оно?
– На столе.
– Его там нет. Ни на столе, ни на полу, ни даже в вашей сумке.
– Вы и в сумочку мою заглянули?
– Сумочку… Это скорее смахивает на чемодан. Или в крайнем случае на гламурную авоську.
Я подумала, что ослышалась:
– Простите, на что смахивает?
– На гламурную авоську. Внешне – полный гламур. О том, что внутри – я лучше помолчу.
– Да вы не стесняйтесь! Я так давно заглядывала в свою авоську, что уже и забыла о ее содержимом. Вот об этом вы мне и напомните, – я улыбнулась. Гламурно, но в меру. Тьфу ты, и откуда наши правоохранительные органы таких слов понабрались?
– Если вы настаиваете, – в его голосе послышался плохо скрытый вызов.
– И?
– И ничего интересного. Так, ерунда. Всегда удивлялся, сколько ненужных предметов женщины носят в своих сумках.
– Например?
– Горы ручек, будильники, документы на квартиру, фены, бигуди, молотки, новые колготки, туфли, ночные рубашки, термосы, зубные щетки, леденцы, различные квитанции, мелочь, просыпавшуюся из кошелька, записки, несколько записных книжек, кучу косметики…
Он остановился, чтобы перевести дыхание. Я флегматично заметила:
– Это только для того, чтобы запутать вора, и, следовательно, облегчить работу доблестной милиции. Пока он найдет искомое в моей сумке, вы найдете его. Впрочем, в приведенном списке нет ничего лишнего.
– А молоток? – почему-то взвился Федор Федорович.
Интересно, какие личные воспоминания связаны у господина Федорова с данным предметом? В детстве ему отбили пальцы? Однако высказывать столь смелые соображения в такой непростой ситуации было бы неразумно. Поэтому я ограничилась банальным замечанием:
– Молоток – вещь полезная, особенно в домашнем хозяйстве. Им удобно гвозди забивать.
– Или убить сожителя. Была у меня одна такая Леди Макбет Центрального района. Носила в гламурной сумочке молоток, а затем взяла и тюкнула им по затылку любовника. Эффект мгновенный, исход летальный.
– Это уже крайности. В любом правиле бывают исключения.
– А в вашем?
– В моем – нет. У меня нет правила убивать знакомых мужчин.
– А незнакомых?
– Тем более. Хотите глухаря повесить?
– Что за жаргон, Стефания Андреевна. И где вы таких слов нахватались?
– Иногда сериалы смотрю. Там всегда так выражаются.
– Ну-ну. А такое слово, как алиби вы знаете?
– Разумеется. От латинского alibi – в другом месте. Иными, словами, нахождение обвиняемого в момент совершения преступления в другом месте как доказательство его невиновности. Правильно?
– Правильно.
– Я и не сомневалась, все-таки работаю на факультете культурных отношений.
– М-да. об этом я как-то не подумал. Итак, где вы находились с 10.30 до 11.00 включительно? Полчаса – вполне достаточно, чтобы выманить секретаршу из приемной, выпить для храбрости коньяка и убить декана. У вас алиби есть?
Алиби у меня не было. Поди-ка признайся этому красавцу в том, что провела полчаса, сидя на унитазе, с сигаретой в одной руке и романом «Звезда гарема» в другой. Да он от гомерических колик тут же загнется. Я молчала, пытаясь придумать себе оправдание. Где там! Но как говаривала одна французская мамзель, вызывающая у меня неизменное уважение: если тебя схватили за руку, продолжай утверждать, что рука не твоя. Что ж, придется товарищу следователю поверить мне на слово. Рука не моя.
– Я была в туалете.
– М-м, все же лучше, чем ничего. И что ж вы делали там полчаса?
– А что обычно делают в туалете?
– То же верно. Хотя полчаса… Но, допустим, вы провели в туалете ровно тридцать минут. На каком, кстати, этаже?
– На шестом.
Федоров кивком отправил своего помощника на шестой этаж, в женский туалет. Молодому человеку я, откровенно говоря, посочувствовала. Сама по крайней мере не люблю бывать в мужских уборных. Помнится, какой-то из моих мужей в период ухаживания решил устроить свидание именно в мужском сортире. Начитался эротических журналов и возмечтал попробовать экстремальный секс. Мол, пока я ее ублажаю под шум льющейся воды, кто-то ублажает свой организм. Вот оно, истинное наслаждение, которое я почему-то предпочитала называть не иначе как сексуальным извращением. Но кто меня тогда слушал? Любовные утехи в мягкой постели его уже не устраивали. Экзотики захотелось! Заметьте, все происходило еще до официальной помолвки. Вот когда надо было задуматься, Эфа! И делать ноги как можно быстрее. Но, с другой стороны, мое финансовое состояние сейчас было бы на парочку миллионов меньше. Выходит, стоило пострадать во имя будущего благополучия. Хотя…
Не трудно догадаться, что из той затеи ничего хорошего не вышло. Какие все нервные, сказал маркиз де Сад, оставшись в одиночестве! Меня затошнило на первой же минуте. До нас там побывал господин с явными проблемами желудочно-кишечного тракта. Будущий муж очень расстроился, назвав меня фригидной, изнеженной и несовременной. Я тоже расстроилась: вместо романтики такая проза жизни. Пришлось потом сексолога посещать, чтобы он меня вылечил. Он и вылечил. Но это уже совсем другая история, хотя, признаться, мне очень понравился сам процесс исцеления. Хм, а который из мужей поволок меня в туалет: номер один, номер два или же номер три – зараза Сидоров, будь он неладен? Кажется, второй. Ольги тогда еще не было. Это я точно помню. Кстати, надо сказать этой заботливой мамаше, что пора бы записать ее детишек в школу. Сама ведь ни за что не догадается. Для меня до сих пор остается загадкой уровень ее мышления: подозреваю, что он сродни размышлениям одноклеточных, хотя… те, наверное, поумнее Ольги будут. Амеба и то быстрее соображает, чем это делает жена моего третьего мужа. И как только Сидорова угораздило жениться на подобной дамочке, ума не приложу. А как меня-то угораздило выйти за него? Может, правы те, кто утверждает, что мужчины выбирают женщин одного типа. Уф! Неприятная картинка получилась: Ольга, амеба и я. Ну да ладно, это лирика. Действительность, вот она, прямо передо мной. Сидит, хмурит брови. От нее, действительности, ничего хорошего не жди:
– И все же обстоятельства складываются не в вашу пользу, Стефания Андреевна. Алиби у вас нет, зато отпечатки пальцев на бокале с коньяком – имеются (ну точно, амеба!). Все вокруг наслышаны о ваших разногласиях с убитым. Есть свидетель, который вчера слышал вашу последнюю ссору с покойным Трохимовичем. По словам этого свидетеля, вы пожелали своему непосредственному начальнику «сдохнуть».
– Пожелала. Что тут греха таить? Однако не думала, что мои желания так быстро исполнятся. Правильно Сократ говорил: когда бог хочет наказать человека, он исполняет все его желания.
– Не Сенека?
– Что?
– По-моему, это сказал Сенека.
– Все равно авторство не установить, так зачем спорить? Лично мне – без разницы! Сократ, Сенека. Хоть Эпикуру припишите цитату, не обижусь.
– И то верно, нам бы убийцу установить, а Сенека с Сократом между собой разберутся.
Я улыбнулась, мол, ценю отличные шутки. Однако через секунду стало не до политеса.
– Так это вы приложили руку к убийству Трохимовича?
– Зачем мне тогда с ним пить коньяк?
– Для отвода глаз. Помните, как в графе Монте-Кристо: ничего не ешь в доме врага.
– Я ничего и не ела. У него на столе конфеты были, а я трюфели не люблю. Мне грильяж нравится.
– Учту, – он сделал вид, что не заметил моей промашки. Приду домой – первым делом отрежу себе язык. – Но вы пили!
– Нервничала! – точно отрежу.
– Сами признались. Открою вам профессиональный секрет, Стефания Андреевна: тайное всегда становится явным, если в дело вмешиваются дилетанты.
Вот это мудрость так мудрость! Ларошфуко бы точно позавидовал. И этот, как его, Балтасар Грасиан. Последний очень любил какую-нибудь банальную мысль в такой философский салат завернуть, что у обывателя слюнки текли. Стоп! Собственно, что за дилетанты вмешиваются в дело? На себя он, что ли, намекает? Хорошо, раз мне предлагают дискуссию, то я, пожалуй, с удовольствием поспорю с дилетантом.
– По-моему, вы не правы, Федор Федорович. Все наоборот. Идеальные преступления совершают как раз дилетанты. Так по крайней мере пишут в детективах.
– Авторы таких детективов обычно лукавят. Каждый из них берется за детектив с одной и той же целью: отвечает на банальные вопросы. А я бы смог совершить идеальное преступление? Если да, то как? Я смогу уйти от правосудия? Как именно я это сделаю?
– Тварь я дрожащая или право имею?
– Примерно, но уже в другом контексте.
– А как же излюбленная литературная идея: я сначала все напишу, а уже потом совершу в жизни. Вот вам расхожий пример – «Основной инстинкт».
– Во-первых, это кино, созданное по шаблонам масскульта. А во-вторых… Зачем же так подставляться, Стефания Андреевна?
– За тем, что именно так и совершаются идеальные преступления.
– Идеального преступления не бывает. Это миф.
– А Джек-Потрошитель?
– Эк, куда вас занесло. Впрочем… По одной из версий, его все-таки осудили.
– По другой – личность Джека-Потрошителя до сих пор не установлена.
– Тогда ему повезло. В отличие от вас. Итак, как вы его убили?
Опять двадцать пять! Надоело. Два часа одно и то же. Не убивала я! Он сам убился. У него и спрашивайте. Середина рабочего дня. На стене в приемной висит жизнеутверждающий плакат: «Работаем по методу Робинзона Крузо: ждем пятницу». Доработались! Дождались! Пятница, вот она… Бери и наслаждайся. Впереди выходные. Симпатичный мужчина в самом расцвете сил, с весьма символичным именем и не менее символичной фамилией расспрашивает приятную во всех отношениях даму о… способах убийства. До чего мир докатился! А, дама, что интересно, еще и отвечает. Мол, не я своего босса отправила в мир иной, я ему только самую короткую дорогу указала.
– Федор Федорович, у вас есть еще вопросы? Мне ведь экзамен нужно принять, – из двух зол я сейчас была готова попробовать то, чей вкус был знаком.
– Не торопитесь, Стефания Андреевна, – он усмехнулся. – Студенты ваши давно по домам разошлись. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Никогда не видел таких воодушевленных лиц.
– Тогда и мне пора. Если отпустите, конечно.
– Отпущу. Подписку о невыезде напишите?
– А у вас есть на это полномочия?
– Полномочия на что?
– Взимать с меня подписку о невыезде.
– Я всегда найду в прокуратуре полномочного товарища, если на то пошло.
– Как это пошло! Вы по-прежнему уверены, что это я его убила?
– Понятия не имею. Но меры предосторожности никогда не помешают. И вот еще что. Очень вас прошу, не играйте в детектива. Если виновны – будете отвечать по всей строгости закона. Если нет – следствие разберется. Вот только не надо лезть туда, куда не просят. А то знаете, начитаются особо экзальтированные дамочки иронических детективов, типа Хмелевской или Донцовой, и ну, играть в следователя. А ты потом подчищай за ними. Где-нибудь в районе морга.
– Я не идиотка!
– Вот и они то же самое говорят.
* * *
Кто там с утра мечтал о шабаше? Я почти готова. Настроение – хуже некуда. Так и тянет совершить что-нибудь противоправное и противозаконное. Впрочем, инициативу на сегодня отобрали. Кое-кто уже совершил и противозаконное и противоправное. Хотя, если вдуматься, это одно и то же. Придется снимать стресс иным способом: пройтись по магазинам и купить какой-нибудь ненужный, но очень приятный пустячок.
Но, видимо, у большинства сограждан в эту пятницу настроение было под стать моему: хорошие пустячки раскупили еще с утра, а тратить время, силы и деньги на китч не хотелось. Помотавшись по сувенирным лавкам, отклонив несколько предложений купить вон того гипсового кота и синего боцмана, я отправилась в Гостиный Двор. Два этажа, множество секций, если ничего не найду, хоть развеюсь. Себя покажу, на людей посмотрю.
Так оно и вышло.
Покупая новые сапоги, я услышала за спиной знакомый голос:
– Девушка, а это точно последний писк моды? По-моему, точно так же она пищала и в прошлом сезоне!
Ну, конечно! Санкт-Петербург – большая деревня, куда ни пойдешь, встретишь знакомых или, что еще хуже, родню. Соня и Фима. Фима, вытирающий пот с морщинистого лба, и раскрасневшаяся Соня в позе буквы «зю». На ноге что-то жуткое – симбиоз узких кроссовок и высокой металлической шпильки. Для наших улиц самое то: ковыляй потихонечку и забудь про комфорт. Подслушать, что ли, диалог в прямом эфире?
– Соня, какая тебе разница, модно это или нет? Обувь должна быть удобной. Понимаешь? У-д-о-б-н-о-й. Ни больше ни меньше. Купи наконец нормальные сапоги, и пойдем отсюда! Жарко, сил нет! Девушка, у вас есть что-нибудь подходящее для этой… дамы?
Мне показалось, или на лице продавщицы действительно мелькнула шкодливая ухмылка: еще немного – и она предложит тетке валенки! А в качестве бонуса от фирмы – лиловые калоши, лишь бы ушла без скандала.
– Фима! Не вмешивайся в женские разговоры. Ты все равно в них ничего не понимаешь!
– И, слава богу! Всегда полагал, что ничего умного женщина не скажет, особенно в магазине! У вас мозги как оголенные проводки – первая покупка, и все – короткое замыкание.
– Не хами жене! Тем более на людях! Девушка, покажите вон те сапожки! Нет, не красные, а фиолетовые, с кисточками! Боже, как медленно здесь обслуживают! И мы еще собираемся вступать в ГТО.
– В ВТО, дорогая, – злобно поправил ее муж. – Зачем тебе эти фиолетовые колодки? У тебя пальто красное!
– Сам дальтоник! Куплю фиолетовое. Это цвет поэтов и мыслителей.
– Это цвет идиотов! – взорвался дядька. – Слушай, это уже двенадцатая пара, которую ты меряешь? Мозоли не натерла?
– Он еще и считает! Подумаешь, дюжина! К тому же я все равно трачу не твои деньги, а Эфкины! – она задохнулась на полуслове:
– И почему это у меня должны быть мозоли?
– Потому что ты берешь обувь на размер меньше.
На этой интимной ноте родственников пришлось оставить. В отличие от тетки я не гналась за шедеврами сомнительных кутюрье, и выбрала классическую модель, на небольшом каблучке. Красиво, удобно. Мягкая кожа облегала ножки, натуральный мех их согревал. Что ж, посильную помощь телу мы оказали, теперь пора подумать и о душе. Отдел приколов? Почему бы и нет?
В отделе приколов шла распродажа. Высокий зазывала в огромных резиновых ушах и с крючковатым красным носом соблазнял покупателей невероятными скидками и выгодными предложениями:
– Только у нас! Только сегодня! Набор веселого самоубийцы! Минус двадцать процентов. Самоклеющиеся черви! Минус пятьдесят процентов! Прыгающие пальцы и прочие части тела! Минус восемьдесят процентов. Палочки для определения погоды! Минус девяносто процентов. Спешите! Порадуйте знакомых вниманием и тонким чувством юмора!
Не знаю, что бы, например, сказал покойный Трохимович, если бы я ему вместе с заявлением подсунула набор веселого самоубийцы: цветную веревку, кусок туалетного мыла и кассету с записями выступлений отечественных сатириков. После них действительно хочется удавиться!
Зубы вампира и прыгающие конфеты особо не удивили, равно как и кудлатые парики с рожками и без оных. Этого в нашем доме и так предостаточно. Домочадцы постоянно развлекаются, подсовывая друг другу пукающие подушки, мыло с чернилами и смеющуюся зубную пасту. Пастой меня близнецы окончательно добили: выжимаешь пасту на щетку, а тюбик корчится от смеха. М-да… Чем бы им ответить? Эх, если бы придумали туалетную бумагу, бьющую током! Вот был прикол! А так и выбрать не из чего. За неимением лучшего, самоклеющиеся черви подойдут. Я дернула зазывалу за фалды короткого фрака:
– А как они клеятся?
– Кто? – не понял он, застряв между скидкой в двадцать и сорок процентов.
– Ну, ваши черви. Как они клеятся?
– К вам мужчины клеятся? – после секундной паузы он задал встречный вопрос.
– Иногда.
– А как?
– По-разному.
– Вот и наши черви также! По-разному! Все зависит от человека! Захочет – приклеются! Не захочет – отлипнут! – И, отвернувшись, продолжил: – Только сегодня! Большая распродажа приколов! До восьмидесяти процентов скидки! Фига в кармане! Неразменный рубль! Набор слепого джентльмена! Три писка мышки! Мозги на тарелке!
Я задумчиво повертела пакетик с двумя дохленькими червячками. Может, взять? Подложу Ольге. То-то визгу будет!
– То-то визгу будет! Помнишь, как Ольга орала в прошлый раз?
– Ага! Мы ей тогда клопа с сюрпризом в постель подложили. Она плюхнулась, а он как лопнет. Ох, и вони было!
Ба, знакомые все лица! Неугомонные старички тут как тут. Похоже, в этом отделе Карл и Клара завсегдатаи. Глупых вопросов не задают, интересуются исключительно новинками. Может, хихикающая зубная паста их рук дело?
Тем временем дедуля с бабулей с упоением обсуждали, кому, какой сюрприз достанется.
– Соньке вот этот крем подложим, – Клара показала пальцем на баночку а-ля фирма «Лореаль». Скажем, что она этого достойна. По инструкции, через минуту после нанесения лицо становится синим, как у покойника. Представляешь, сколько шуму будет!
– Смешно! – одобрил дед. – А Фиме подойдут расстегивающиеся подтяжки. С двумя определились. Теперь Ольга… Что бы нам такого выбрать для гражданки Сидоровой? Может, съедобное белье?
– Нет, такой прикол скорее Эфа оценит. У Ольги кишка тонка.
И на том спасибо, дорогие родственнички! По достоинству оценили мое чувство юмора.
– Слушай, а давай Ольге ручку-секси подарим? – Клара показала мужу симпатичную ручку.
– А что в ней прикольного?
– Смотри!
Она провела ручкой по бумаге. И тут же раздались весьма недвусмысленные звуки. Как страстно, оказывается, умеет любить женщина! Ого! Просто порнофильм в отдельно взятом магазине!
– Берем! – дед пошел было к кассе, но, вспомнив, вернулся:
– А Эфе?
– Я уже подумала об этом. Тут нет ни одного прикола, от которого бы она получила удовольствие.
(Заботливые, ничего не скажешь! При этих словах в душе возникло нечто, отдаленно напоминающее умиление.)
– Давай купим ей парочку любовных романов! – предложил дед. – И подложим вместо ее любимого Кафки. А?
– Супер!
Лексикон Клары внушает мне некоторые опасения. За завтраком она несколько раз сказала «Классно!» Я попросила перевести. Клара выдала: «Классно – это круто!» Круто – это как? Последовал немедленный ответ: круто – значит, клево. Я сдалась: а если по-русски? А по-русски – супер.
Как бы там ни было, но получить в подарок парочку любовных романов – это супер. Заранее спасибо! Родные вы мои! Когда бы вы знали, из какого сора…

Поднимаясь на второй этаж, я уже знала, кого увижу в отделе игрушек: эти два голоса не спутаешь. Сидоров-1 и Сидоров-2 выбирали игрушки. Добро бы плюшевых медведей или собачек, так нет: им монстров подавай. Причем чем страшнее, тем лучше. Да и по телевизору они в основном смотрят жуткие мультфильмы о трансформерах и прочих японских уродцах. Паровозик из Ромашкова или облака – белогривые лошадки воспринимаются ими как пережиток советских времен. Я еще могу понять, почему им не нравится ежик в тумане – лучший отечественный мультфильм для взрослых. Но стоит ли сбрасывать со счетов «Ну, погоди!», «Приключения капитана Врунгеля», «Возвращение блудного попугая», милейшего Винни-Пуха с вечным леоновским речитативом: «Куда идем мы с Пяточком, большой-большой секрет»? Чем они-то провинились? Почему российский телеэфир заполонен трансформерами и внуками покемонов? А ведь именно это наши дети смотрят в перерыве между рекламой гигиенических прокладок и дешевого пива! Понимаю, что говорю банальности, но ничего с собой не могу поделать. Массовая культура всегда была если не на первых, то по крайней мере на вторых ролях. Но то, что происходит сегодня на телевидении, даже массовой культурой нельзя назвать. Это ее сотая производная, увы, не лучшая. Несколько дней назад я попросила объяснить младших Сидоровых, что такого привлекательного они находят в японских монстрах и клонах. Сидоров-2 промолчал. Сидоров-1, подумав, ответил: «Их проще ненавидеть!». Ответ испугал: я сводила детишек к детскому психологу – вдруг в нашей семье растут уголовники?
Врач, усатый усталый дядька, провел полное обследование близнят и сообщил, что особых поводов для беспокойства нет: таким нестандартным образом малыши инстинктивно защищаются от окружающего мира. Чувствуя возрастную беспомощность, они в качестве компенсации примеряют маски ирреальных существ, якобы обладающих недюжинной силой. И ничего страшного в этом нет! Дескать, это намного лучше, чем носить наивные розовые очки, которые исчезнут в подростковом возрасте. Так что не мешайте, Стефания Андреевна, взрослению молодого организма! Дети выбирают только то, в чем нуждаются. Причем делают это бессознательно. Любите их такими, какие они есть. Счастья вам, благополучия – деньги в кассу!
Вот вам и частная медицина! Я купила детям мороженое и сводила в зоологический музей. Клянусь, что на тот момент испытывала только благие намерения. Думала, пускай малыши приобщаться к разумному, доброму, вечному. Дети приобщились.
Сидоров-1 едва не свернул экспозицию северных оленей, а потом попытался отдохнуть на мамонтенке Диме. При этом он голосил похлеще казанской сироты: «Ведь так не бывает на свете, чтобы были покинуты дети!». Стаскивали мы его вчетвером, вместе с дюжим охранником. Вцепившись в Сидорова-1, я обнаружила, что потеряла второго отпрыска своего третьего мужа. Немного истерики, немного скандала («Это ваши дети, вот вы за ними и следите! – а я и слежу, как умею, тем более это не мои дети!») Сидоров-2 был найден. Мальчик горько рыдал рядом с белым медведем. Причина понятна: он понял, что Зоологический музей – всего лишь коллекция старых шкур и стеклянных глаз. Группа корейских туристов также прослезилась, услышав отчаянный детский вопль: «Тетя Эфа, тут плохо пахнет и всюду трупы. Просто морг какой-то! Зверюшек жалко». И ведь действительно жалко. Вот и думаю после этого, какими они растут: жестокими или нет?
В общем, мы быстро собрались и покинули неприветливый приют братьев наших меньших. Забегая вперед, скажу, что в Кунсткамере близнятам понравилось намного больше: по крайней мере на выставленные за стеклом скелеты они смотрели без содрогания. Оба с упоением обсуждали, сколько нужно варить человека, чтобы он достигнул такой кондиции, а также какой температуры должна быть вода в котле. Какая-то истеричная дамочка назвала детишек малолетними извращенцами. Сидоров-1 не моргнул и глазом:
– Вы русские сказки читали?
Дама опешила:
– Да. Русские сказки – это кладезь народной мысли…
Пацаны мгновенно оборвали поток демагогии:
– Героев знаете: Баба-яга, Змей Горыныч, Кащей Бессмертный…
– Да. Герои русских народных сказок – это кладезь…
– Это не кладезь! По ним уголовный кодекс плачет. Почему вы их не называете извращенцами?
И действительно, по жестокости наши сказки могут лишь сравниться с историями, рассказанными братьями Гримм. Что ни история, то очередное преступление с отягчающими обстоятельствами. Так чего мы, собственно, хотим от наших детей?
Вернувшись после Зоологического музея, я собрала всех монстров, но потом призадумалась: выкинуть их на помойку всегда успею. Конечно, в детстве положено быть наивным, петь детские песни, смотреть отечественные мультфильмы, любить маму и плюшевые игрушки. У каждого возраста свои открытия, что бы нам там ни говорили современные светила психологии. Открытия шестилетних – осознание собственного «Я». И если у близнецов это «Я» со звериным оскалом, то необходимо вмешаться, пока не поздно. Все так. Но с другой стороны… А вдруг доктор прав, и эти пострелята просто защищаются от окружающей среды? Их детство счастливым не назовешь: батька сбежал за границу, мамаша вспоминает о них только после троекратного напоминания, да и то по праздникам. Кто из нас целовал их перед сном? Из домашних питомцев – пираньи и крокодил. И после этого я хочу, чтобы они искренне поверили в Деда Мороза и аиста, приносящего детей? Не выйдет! В детей из капусты они давно не верят, что же касается Деда Мороза или Санта-Клауса, то близнецов почему-то интересуют не подарки, а размер заработной платы «нашего» и «ихнего», а также условия труда, отдыха и премиальные. Нашему они давно сочувствуют, «ихнего» почему-то порицают, называя халтурщиком и «сачком».
Сидоровы не плохие и не испорченные дети – они просто дети нового поколение. Выражаясь научным языком, это поколение «post-next». Я не завидую их судьбе: будучи next, они всегда будут post. B любом случае, если вы по-прежнему требуете от них наивности и послушания, то не забудьте выключить телевизор и убрать газеты.
Поразмыслив, я тогда оставила игрушки близнят – покемонов с робокопами – в детской, понадеявшись на здравый смысл подрастающего поколения. Вот сейчас и проверим, насколько он здравый!
Ага! Ольга, амеба этакая, самозабвенно играет с Барби, выбирая для нее модные наряды, а близнята тем временем терроризируют продавцов, бегая по всему залу и сбивая огромные коробки с уродливыми пупсами и наборами, подходящими разве что малолетнему полицейскому. Я пригляделась к игрушкам, которые они выбрали. Уф! Камень с души, он же – с плеч. Мои уроки не прошли даром: у Сидорова-1 в руках конструктор «Лего», у Сидорова-2 – железная дорога. На брелоки в виде скелетиков и графа Дракулы детишки вроде пока и не смотрят. И на том спасибо!
– Чьи это дети? – не выдержал кто-то из продавцов. – Мальчики, вы чьи?
– Мы? – озадачились Сидоровы. – Мы – Эфкины. А вот там наша мама.
Я ушла только после того, как убедилась: после длительных уговоров Ольгу оторвали от созерцания нарядов для Барби и вместе с детьми проводили к кассе. Однако близнецы и здесь устроили небольшой переполох: Сидоров-1 бросил через контрольные воротца большого розового зайца. Видимо, проверяя: зазвенит ушастый или нет. Заяц не зазвенел. Когда же охрана попыталась отнять игрушку, Сидоров-2 с достоинством предъявил чек – аккурат на нужную сумму. Мол, какие проблемы, ребята? (Чек он взял из коробки рядом с кассой.) Ребята растерялись. Малолетние воришки создали прецедент. Багровая от стыда Ольга умоляла детей вернуть игрушку. Те, схватив зайца за длинные уши, невозмутимо зачитывали охране куски из всемирной конвенции по правам ребенка, требуя вызвать милицию и провести расследование. Я ухмыльнулась: эти не пропадут.
Надо же: с момента убийства Трохимовича минуло не так и много времени, а, кажется, что все это случилось не со мной и в прошлой жизни. Был человек, и нет его. Я вспомнила предостережение следователя Федорова: не строить из себя детектива. Нашел дурочку! По его мысли я сейчас должна рыскать по улицам в поисках улик, убийц, а то и их вместе взятых. Кажется, именно так и поступают все героини детективных романов. Если кто-то здесь считает себя мастером дедукции, то, как говорится, флаг ему в руки. Вот он пусть и расследует! А у меня с детства были проблемы с точными науками, особенно логикой и математикой. Когда я складывала два плюс два, ответ всегда был неверным. Вроде знаю, что должно быть четыре, но почему-то всегда получалось пять, шесть, а то и десять. Так что и не ждите, Федор Федорович, не полезу я в это дело ни за какие коврижки. Детектив – не мой жанр.
Словно в знак согласия зазвонил телефон. Номер не определяется. Обычно я не отвечаю на подобные звонки, но здесь решила изменить правилу:
– Слушаю.
– Хорошо, что слушаешь, – приглушенный голос был не похож ни на мужской, ни на женский. Так шуршат змеи в листве. – Значит, сумеем договориться. Отдай то, что тебе не принадлежит, и будем в расчете. И хахалю своему скажи. Поняла?
– Ничего не поняла. Какому хахалю? С кем я говорю?
– Какая разница. Верни то, что взяла, иначе пожалеешь. Срок – неделя. И никаких импровизаций. Все поняла?
В трубке послышались нервные гудки. Любопытный поворот, ничего не скажешь. Что я должна вернуть, и главное – кому?
* * *
Когда в следующий раз тринадцатое число и пятница сольются в календарном экстазе, я обязательно впаду в состояние комы. Ровно на сутки. Буду лежать, закрыв глаза, и никого не видеть и ничего не слышать. Странный звонок выбил меня из колеи. Даже кусок вкусного торта и бокал вина в уютной кофейне на Невском не помогли. Пришлось поставить самой себе психологический диагноз: тяжелый случай. Особенно беспокоило предупреждение насчет хахаля. Чего-чего, а любовников у меня давненько не наблюдалось. После Сидорова я вела настолько унылый образ жизни, что порой самой тошно становилось. И дело не в отсутствии сексуальных желаний, а в том, что перспективных кандидатов на горизонте не наблюдалось. Мне много не нужно, о любви не мечтаю, на кофе в постель не претендую. От романтических бредней избавил Ванька Иванов: после того как он вылил на меня чашку растворимого кофе, загадив не только меня, но и шелковые простыни, я сторонюсь буржуазных стереотипов. На пороге тридцатилетия женские требования должны быть конкретными и минимальными: немного нежности, ласки, иллюзия пылкой страсти. На большее не рассчитываю. От надежды я давно избавилась и теперь твердо стою на земле. Но иногда одиночество выглядывает из темных дыр души, и хочется выть от боли и обиды. Все при мне, а счастья нет. По статистике, процентов семьдесят российских женщин воют точно так же, особенно весной.
Где ж ты бродишь, мужчина? А? Настоящий любовник?
В печальных раздумьях о женском счастье я забрела в маленький зоомагазин. Лениво прошлась, рассматривая игрушки для собак и кошек – резиновых кур, заводных мышей и жуткого вида пищащих свинок. В клетках ворковали неразлучники. В аквариумах – плавали золотые рыбки и усатые сомики. За прилавком скучал долговязый парень:
– Что бы вы хотели, дама? Есть джунгарские хомячки, морские свинки, ужи, удавы, декоративные кролики, жаба…
На последнем слове душа развернулась и быстро свернулась от накатившей судороги восторга.
– Живая?
– У нас все живое, – почему-то обиделся продавец, но потом уточнил: – Почти все. Жаба – живая.
– Покажите! – душа вибрировала, словно на первом свидании с мужчиной своей мечты.
Из террариума достали нечто серо-зеленое в наростах, с морщинистой шеей и выпученными глазами. Жаба квакнула и уставилась на меня тяжелым, изучающим взглядом.
– Это она или он?
– А вам какая разница?
– Ее – не хочу. Хочу жаба.
– Это он, – быстро проговорил продавец, с надеждой уставившись на мой бумажник. – Видите, какой мужественный у него взгляд. Так может смотреть только настоящий мужчина.
– Вижу, – меня захлестнула волна непонятной нежности. Я осторожно взяла пупырчатое сокровище в руки:
– Радость моя! Жаба ты лысая!
– Не знал, что они бывают волосатыми, – пробормотал парень, пробивая чек. – Террариум брать будете?
И тут меня заклинило. Интонации старой девы, сюсюканье и слезы без причины: не иначе как ПМС, помноженный на стресс, дал о себе знать. А ведь еще утром могла здраво рассуждать:
– Ой, молодой человек, какой вы милый! – Он тут же нырнул за кассу. – Это вы хорошо придумали про террариум. Как же он без домика?! А то знаете, у меня дома крокодил живет, и пираньи плавают. И тот, и другие зубастые. Жабулю мою скушают. Ничего от него тогда не останется, только бородавочки. Бедненький, маленький жабеныш! – Я прижала его к себе, слегка укачивая. – Спи, моя радость, усни…
– Ни фига себе! – восхитился парень. – В первый раз такое вижу. Обычно от жаб шарахаются, думают, что от них бородавки растут. А тут любовь с первого взгляда. Да какая! Даже завидки берут!
Я смерила его уничижительным взглядом.
– Молчу! Вы только ее не простудите. Все-таки мороз на улице.
– Точно, – я спрятала свое приобретение за пазуху, почесав зеленую морщинистую шею. Судя по кваканью, малышу понравилось его временное пристанище и неожиданная ласка. – Поедем домой, мой мальчик. Ты, наверное, намаялся за день. Мама тебя вымоет, покормит, спать уложит.
Оглянувшись, я встретила скорбный взгляд продавца. Точно такой же был у главного врача нашей психушки, который в вечерних новостях рассказывал о том, как отличить ненормального человека от здорового. Надеюсь, в данном случае ненормальным был этот парень. Подумать только, держать эту бедную зеленую крошку в столь нечеловеческих условиях.
Как ни странно, но спонтанная покупка помогла обрести эмоциональное равновесие. Про Трохимовича теперь думалось как о мелкой неприятности в жизни, про хамство Федорова примерно также, а про звонок… Да ну их всех! Наверняка, кто-то ошибся номером. Настроение выровнялось, я даже поймала себя на том, что улыбаюсь, предвкушая реакцию домочадцев на это симпатичное земноводное. В метро жабеныш пригрелся и стал выводить свои тихие рулады. Иногда я почесывала его лысую головку, и малыш просто млел от внимания. Зато окружающие явно были не в восторге от нашего тесного общения. Ну и что с того? Может, женщина иметь хотя бы один недостаток – любить жабу. Придет время, я его поцелую, и тогда у меня появится свой личный принц. Искусственно выращенный, причем в домашних условиях. Неплохие перспективы, не так ли? Только сначала мне нужно подготовиться: посетить косметолога, сделать новую прическу, заказать билеты в романтическое путешествие на край света. Мы отправимся с ним в какой-нибудь тропический рай. Будем пить вкусные коктейли, любоваться на закаты, а ночью… Ночью я стану для него прекрасной царевной, знающей все о любовных утехах.
Внезапная тревога сжала сердце. А вдруг он будет лысым? С бородавкой на лбу? С кривыми лапками, тьфу, ногами? Нет! Я с ходу отмела все сомнения: мой принц прекрасен даже в образе жабы. На то он и принц. А уж когда я его поцелую, то все подруги обзавидуются. Правда, у меня нет подруг. Все равно обзавидуются – и точка. Ради такого случая и подругу можно найти.
Поднимаясь по эскалатору, я перебирала в уме мужские имена. Омар Калиф? Филипп? Варфоломей? Бэрримор? Как же назвать моего малыша. Всякие Кваки, Мули, Дули – банальный ход. Тут нужно что-то емкое, оригинальное и красивое.
Жабеныш неуклюже повернулся, на мгновение напомнив пузатый жбан, виденный когда-то на экскурсии в Музее этнографии. О! Вот и найдено имечко.
– Я назову тебя Жбаном. Сокращенное – Жбаней. Согласен?
Судя по всему, возражений у моего питомца не было. Что ж, пора его знакомить с домочадцами. То-то порадуются: полку земноводных прибыло. Встречайте!
* * *
Меня встречали. Да еще как: звуками сирены, каретой скорой помощи, рыданиями и криками. Мелькнула предательская мыслишка: Гена сожрал всех, включая пираний и близнецов, а потом скончался от несварения желудка. И я теперь сирота. Сначала поплачу, потом буду жить поживать и добра наживать вместе с моим принцем.
Увы, надежды не оправдались. Навстречу, прямо в тапочках, выбежала взволнованная тетка:
– Эфа, наконец-то, а мы тебя обыскались.
– Я на работе была, – ложь с языка сорвалась автоматически. – У нас там беда.
– А у нас горе! – она театрально сложила пухлые ручки и кивнула в сторону дома.
– Что случилось?
– Алекса убили! – в ее голосе послышалось скрытое торжество, мол, бог все видит, бог все знает, и кара небесная все-таки нашла нашего соседа. И поделом, нечего строить коммунальные каверзы.
– Кто убил? – более тупого вопроса я придумать просто не смогла.
– А вот об этом я бы хотел у вас спросить, Стефания Андреевна.
– А вы-то здесь откуда, Федор Федорович? – я изумленно уставилась на посиневшее от холода знакомое лицо.
– По долгу службы. Теперь и подписка не спасет: влипли вы, Стефания Андреевна, по самую маковку. Может, сразу проедем в отделение?
– Зачем? – я запихивала за пазуху Жбана, заинтересовавшегося происходящим.
– Затем. Весь дом в ваших пальчиках, Стефания Андреевна.
Я механически посмотрела на свои руки в перчатках. Все пальцы были на месте.
– Вы ошиблись. Мои при мне.
– Опять шутить изволите.
– Какие шутки! Мы что, так и будем на морозе стоять? Замерзаю.
– В дом вы пройдете только тогда, когда скажете мне, зачем вы его убили. – Опер уперся как баран перед первыми воротами в своей жизни.
– Кого?
– Романова.
– Как вы непостоянны, Федор Федорович, с утра в убийстве Трохимовича обвиняли, вечером новые прегрешения нашли.
– А вы, значит, по-прежнему веселитесь?
– Угу. Характер у меня такой, веселый.
– Эфа, да скажи ты ему…
– Лучше признайся, Эфа.
Домочадцы окружили меня как стая воронья, впитывая каждое слово из нашего разговора. Ну и родственничков мне мужья сосватали. Не моргнув глазом, обвинили свою единственную кормилицу сразу в двух убийствах.
– Он еще на нее завещание вчера написал, – услужливо сообщила бабушка Клара.
– Стефания знала об этом? – мгновенно сделал стойку Федоров.
– Разумеется. Он ей об этом как раз сегодня утром и сказал.
– А ты откуда знаешь? – уставилась я на бабулю. – Мы же с ним наедине разговаривали.
Та потупилась:
– Подслушивала. Вы же орали на всю округу.
Мы орали? Вот это новость! Да громче Романова только ангелы в раю поют. Впрочем, теперь у него появился шанс это проверить на личном опыте.
Опер тем временем завоевывал благосклонность старушки. Ну просто змей-искуситель:
– Правильно сделали, что подслушивали. Вот так и надо помогать следствию.
Бабуля расплылась в блаженной улыбке:
– Ой, молодой человек, я еще много чего интересного знаю! Вы даже не поверите…
В голосе Федорова проклюнулись жегловские нотки:
– Верю, вот вам – верю. И ценю за своевременное информирование следственных органов.
Дед аж цокнул от зависти, дескать, Клару оценили, а он, что – не у дел?
– Я тоже кое-что слышал, – Карл Иваныч авторитетно запыхтел трубкой. – Романов Эфу замуж звал.
Тьфу ты! Час от часу не легче. Если так и дальше пойдет, то Ольга моментом выдаст размер моего бюстгальтера, решив, что эта весьма ценная информация также поможет следствию. Пора вмешаться в семейную идиллию и расставить все точки, а заодно и запятые.
– Ну и что? Звал! Будто я уродина какая! Меня теперь и замуж взять нельзя?
Федоров сочувственно взглянул на мою покрасневшую физиономию:
– Как вы такое могли подумать, Стефания Андреевна, вы очень даже не уродина. А так… В общем, можно, если что.
– Можно что, простите? – ледяным тоном я. – С этого места попрошу поподробнее.
Он стушевался на мгновение, но затем перехватил инициативу:
– Нет, это я попрошу вас поподробнее: в каких отношениях вы состояли с потерпевшим Романовым?
– Исключительно в соседских. Он – на своей половине, я – на своей. В гости друг к другу ходили редко. Слушайте, а может, все-таки в дом? – последнюю фразу я уже выбивала на морозе зубами, переминаясь с ноги на ногу от холода.
– И оскорбить наш дом призраком преступления? – выдала контраргумент тетя Соня. В своей телогрейке от кутюр она чем-то напоминала статую Фемиды в провинциальном суде.
– Он и так оскорблен. Вон Алекса выносят. Вперед ногами. – На меня неожиданно навалилась усталость и апатия. Ничего не хочу: только спать, спать, спать. В тепле и комфорте. В конце концов если меня хотят арестовать, то пусть арестовывают дома. По правилам игры я еще узелок должна собрать: зубную щетку, смену белья и сигареты. И сухарики! Как же я без них?
– Вы оставайтесь, а я пошла – замерзла.
И направилась к дому, игнорируя выкрики возмущенных родственников. У порога неожиданно поскользнулась, поддержал Федор Федорович.
– Удивительная у вас выдержка, Стефания Андреевна. Два трупа за день, а вы и слезинки не проронили.
– Послушайте, Федор Федорович, трупы эти не имеют ко мне никакого отношения. Это не мои трупы.
– Охотно верю. И все же вы к ним имеете самое непосредственное отношение. В первом случае вас застали на месте преступления. Во втором – труп нашли в вашем доме.
– Ну и что?
– То самое. Это очень подозрительно, – он уничижительно смерил меня с головы до новых итальянских сапожек.
Мы уже стояли в прихожей. Вокруг Федорова сгрудились мои родичи. И затаив дыхание внимали его словам. У каждого в глазах застыла собственная версия происшедшего. Объединяло родственников одно: виновной считали все-таки меня.
Жбану надоело сидеть у меня за пазухой, и он, недовольно квакнув, высунул бородавчатую голову наружу.
Федоров споткнулся на полуслове.
– Что это?
– Жаб. По-моему, очень хорошенький. Не находите?! Он теперь будет со мной жить и спать в моей постели.
– А-а, мама!
И вдруг стало тихо. О поле, поле, кто тебя усеял?! Теперь я знаю ответ на этот классический вопрос. Федоров, единственный, кто остался в сознании, ошарашенно взирал на домочадцев, находившихся в глубоком и, надеюсь, продолжительном обмороке. Кто бы мог подумать, что меня окружают столь чувствительные люди! Я аккуратно переступила через них, сняла новые сапоги и шубку. И на цыпочках прошла в кухню. Настроение мгновенно улучшилось: ужин в спокойной обстановке с симпатичным мужчиной, об этом можно только мечтать. Если подумать, то пятница, 13-е, не такое уж плохое сочетание. Но в следующий раз, вы слышите, в следующий раз – я обязательно впаду в состоянии комы. Помяните мое слово!
* * *
– Эфа! Ты спишь?
– Кто здесь?
– Это я.
– Кто я?
– Клара…
– Что ж, вам, бабушка, не спится в ночи? Изжога замучила?
Я включила ночник и посмотрела на часы. Полчетвертого. Самое время для тихих задушевных бесед. Клара сидела на кровати и жадно меня разглядывала. В руках у нее был томик Агаты Кристи. «Убийство викария». Очень актуально.
– Эфа, я должна тебе сказать что-то очень важное.
Бабуля драматически понизила голос и сделала паузу. По сценарию мне полагалось сделать заинтересованное лицо. Гримаса интереса не складывалась: очень уж хотелось спать.
– Эфа, ты меня не слушаешь!
– Слушаю, бабушка, слушаю.
– На семейном совете мы решили: что ты виновна.
– Молодцы! Вы показали чудеса дедукции.
Клара обиделась, не расслышав.
– Нечего обвинять дедушку. Мы все так решили.
– И что теперь?
– Теперь мы будем за тобой следить.
– Хорошо, следите. – Я зевнула и зарылась в подушку. – А я пока посплю.
– Эфа!
Господи, этот шепот даже мертвого из могилы поднимет.
– Ну что еще?
– Я тебе верю! Кто-то встал на твоем пути, – Клара обличающе потрясла томиком Кристи. – Но я найду негодяя, и тогда справедливость восторжествует.
– Угу! Ищите.
– Но ты мне должна все рассказать. – Клара достала из кармана халата блокнот, явно приготовившись записывать исповедь несостоявшейся (а то и состоявшейся) убийцы.
– Мне нечего рассказывать. Если нужны подробности, обратитесь к следователю Федорову. – Сквозь дрему я слышала, как Клара ругала меня и Федорова. Похоже, старушка уже подкатывалась к нему, но парень оказался не промах. Настоящий партизан.
– Эфа!
– Господи, ну что на этот раз?!
На этот раз меня посетил дедушка Карл, во рту которого дымилась старая трубка. Под мышкой у старика торчал томик Сименона. Час от часу не легче.
– Дедушка, где вы взяли этот вонючий табак?
– В магазине «24 часа». Стефа, я должен с тобой поговорить.
– Утром нельзя?
– Дело безотлагательное. Над нашим домом нависла тень подозрения. Тебя обвиняют в убийстве!
– В двух.
– Ах, да! В двух убийствах! Это позор для всей семьи. Поэтому я должен вмешаться… Видишь ли, дорогая, никогда тебе не рассказывал, но сейчас пришло время. В молодости я служил в разведке. Однажды нас послали в Китай…
Хочешь, дружок, я расскажу тебе сказку? Дедуля превзошел не только братьев Гримм, но и Ганса Христиана Андерсена. За столь головокружительный сюжет, каждый из классиков, не задумываясь, отдал бы правую руку, да еще зуб мудрости в придачу. Молодой советский новобранец получил задание соблазнить дочку Великого Кормчего. Для чего КГБ устроило в Пекине благотворительный бал. Дедуля враз очаровал китайскую красотку: то ли красными лампасами, то ли черными усами. Девушка не устояла и устремилась за кавалером в машину, где все было готово для воплощения идеи интернациональной любви. Мягкие подушки и записывающие устройства. Однако в самый неподходящий момент у Карла произошел досадный сбой. Он вспомнил бабушку Клару. То есть тогда она еще не была бабушкой, но об ее ревнивом и горячем нраве слагали легенды. В общем, деду не помогла даже энергия «ци», которую в него попыталась влить новая подруга. Весьма оригинальным способом, надо сказать. Тут Карл смущенно закашлялся. Финал сказки печальный. Китаянка прочирикала «пфуй-пфуй», и деда разжаловали в солдаты. Но опыт разведчика остался. Не пройдет и двух дней, как он распутает это заковыристое убийство.
– …Два убийства, Соня. Не забывай.
– Фима, я никогда ничего не забываю. – Отчеканила тетушка и плюхнулась прямо мне на ноги.
– Господи, угомонитесь ли вы сегодня? – простонала я.
Фима осуждающе посмотрел на меня.
– Плохо выглядишь, Эфочка.
– А как я должна выглядеть в пять часов утра?
Родственники проигнорировали мой вопрос, видимо, посчитав его малоактуальным. Фима сосредоточенно перелистывал шестой том собраний сочинений Рекса Стаута. Тетя Соня бережно держала «Дело о светящихся пальцах». До Деллы Стрит она явно не дотягивала. Впрочем, как и дядя до Ниро Вульфа. Похоже, убийство Алекса разбудило в моей родне древний инстинкт охотника. И что-то мне подсказывало, что в качестве жертвы они выбрали меня. Предчувствия не обманули. Супруги вцепились как два голодных энцефалитных клеща. Один слева, другой справа.
– Стефания! Ты должна вспомнить все события с точностью до секунды. Иначе мы ничего не гарантируем.
– Мы ничего не гарантируем, – поддакнул дядька. – Без твоих показаний наше расследование может пойти по ложному пути. – Он перелистнул несколько страниц. – Ты его убила?
– Кого? – сопротивляться не было сил.
– Алекса. И еще этого… Твоего начальника.
– Ага. Обоих. Задушила в объятиях, утопила в вине, сожгла в огне страсти. А потом станцевала над бездыханными телами ритуальную джигу. Родственнички, дорогие, если через пару секунд вы не уберетесь отсюда, я то же самое проделаю и с вами. И любой суд меня оправдает. Состояние аффекта. Понятно?
Я протянула руку к подушке. Тетка с дядей синхронно вскочили с кровати и попятились к двери. Из-под одеяла вылез Жбан и уставился на непрошеных гостей.
– Жбаня! Фас!
Визитеров след простыл.
Или мне показалось? Кровать ходила ходуном. Я не сразу сообразила, что это семейство Сидоровых пыталось примерить на меня наручники.
– Где вы их взяли, изверги?
В ответ послушалось довольное сопение: ну да, зачем задавать столь идиотские вопросы? Ясное дело: позаимствовали на время у представителей правоохранительных органов, пока те несли свою опасную и нелегкую службу. Интересно, а ключиком-то успели разжиться? А то ведь сейчас закуют незаконную жену своего блудного папки в кандалы, и…
Мысль о ключе подбросила меня под самый потолок.
– Отставить! Как дам ремня хорошего!
– На детей кричать нельзя! – нравоучительным тоном объяснила мне Ольга (и эта сюда пожаловала!). – Их нужно холить, лелеять и воспитывать.
– Ну и воспитывала бы себе на здоровье, Песталоцци ты наш доморощенный, вместо того, чтобы мешать покою честных граждан.
– Честных граждан в убийствах не обвиняют, – съязвила Ольга, запахивая розовый халат, от чего она стала похожа на раскормленного дождевого червя. – Меня, например, не обвинили. А у тебя подписку взяли! – И такая зависть у нее в голосе прозвучала, что я даже на минуту пожалела о своем вынужденном участии в трагических событиях. Была бы моя воля, отдала бы криминальные лавры родственнице: и сомнительное алиби, и отпечатки пальцев, даже подписку о невыезде, и ту бы отдала. Только бы они меня все оставили в покое! Но нет: у Ольги оказалась своя версия, которая требовала немедленной проверки.
– Эфа, я на досуге сопоставила отдельные факты и поняла: ты не виновата. Просто ты была в состоянии эффекта.
– Аффекта.
– Ага, я так и говорю. А за это у нас не судят. Ты, главное, не бойся. Признайся, и сразу на душе легче станет. У нас, кстати, самый гуманный суд в мире. Я про это читала.
– И еще смотрела, в «Кавказской пленнице».
Ольга не смутилась:
– Смотрела. У меня широкий культурный кругозор. Правда, дети?
Дети охотно согласились, поскольку умудрились-таки надеть на мамочку украденные накануне наручники. Я оказалась права: ключ они взять не догадались. Засыпала я под злые завывания Ольги и радостное хихиканье младших Сидоровых.
Под утро мне приснился толстый зеленый принц. Светящимися пальцами он прикуривал трубку от огромной орхидеи и требовал от меня подписку о невыезде.
* * *
От ночных игр в детективов был только один плюс. Намаявшиеся родственники спали без задних ног. Поэтому утро прошло в хорошей дружеской обстановке. Рыбки меланхолично слопали кусок сырого мяса. Гена удовольствовался вегетарианской пищей. Жбан устроился прямо на столе и гипнотизировал свое отражение в блестящем кофейнике. Я смотрела новости.
Местное телевидение билось в чернушной истерике: война, забастовки, поджог, убийства. Декан и Алекс оказались в неплохой компании. Помимо них, в иной мир накануне отправились банкир, политик и директор овощной базы. Журналистика – это когда сообщают: «Лорд Джон умер», – людям, которые и не знали, что лорд Джон жил. Так говорил Гилберт Честертон. Российская журналистика – разговор особый. Неважно, что именно сообщить, главное – сообщить. Пытаясь объять необъятное и объяснить необъяснимое, журналисты тянули параллели. Параллели пересекались на удивление плохо, но кто ж отступает перед трудностями? Политика назвали светилом отечественной политики, банкира – финансовой системы, директора – национального овощного хозяйства, декана – солнцем российской науки. Алексу в этом ряду достойного места не нашлось, поэтому его сделали народным представителем. По словам кожаного мальчика-аналитика, наступало очередное затмение. Солнце выбирало себе жертв. Самых лучших. Когда дошло до ацтеков, я переключила телевизор. Ацтеки, зимой? Это слишком.
Мобильная трель поймала в ванной комнате, когда я чистила зубы. Как известно самый неподходящий момент наступает в самое подходящее время.
– Эфа?
– Хто ето? – прошепелявила я, пытаясь завернуть колпачок на хихикающем тюбике с пастой.
– Катя.
– А, Катюша, – мгновенно подобрела я, услышав голос деканской секретарши. – Как ты? Уже пришла в себя после вчерашнего?
– Эфа, мне срочно нужно тебя видеть.
– Кать, сегодня выходной, – осторожно напомнила я и на всякий случай уточнила. – Суббота.
– Пожалуйста, это очень важно.
– Хорошо. Где?
– В Макдональдсе. Около вуза. Через два часа, тебя устроит?
Не особенно, но пришлось согласиться. Впрочем, может, оно и к лучшему? Услышав шорох просыпающихся домочадцев, я мигом оделась и пулей выскочила из дома. Перевела дух уже на крыльце. Рефлекторно оглянулась на соседскую половину. На дубовой двери белела полоска с печатями. Черт, а ведь еще вчера я могла сказать «да», и, возможно, все повернулось бы иначе. Бедный, бедный Романов! «А ведь я мог стать художником», – сказало Кентервильское привидение, смешивая акварельные краски.
И все-таки кому мог насолить безобидный Алекс, директор небольшой фирмы, торгующей дешевыми фильтрами для воды? Конкурентам? Вряд ли. Дела у Романова шли ни шатко ни валко: на жизнь и путешествия хватало, на бизнес нет. Обманутым покупателям? Даже не смешно. Сейчас обманутые покупатели идут в общество защиты потребителей. Если убивать каждого продавца-мошенника, то российский бизнес быстро сойдет на нет. Так что причины следует искать в ином. Из того, что я вчера услышала, убийство Романова больше смахивало на бытовое.
Обнаружила тело тетка. За два часа до этого Романов отключил воду и свет. Гена мгновенно вылез из джакузи и пошел бродить по дому, кусая все, что попадалось ему на зубы. Теткины ноги попались ему третьими по счету. Соня решила действовать. Позвонила к Алексу. В ответ – тишина. Дверь оказалась незапертой. Вошла. Зажгла свет. И завизжала, поскольку увидела тело.
Алекс сидел за накрытым столом. Бокалы с коньяком, легкая закуска, розы в вазе. Все намекало на романтическую обстановку. Как и в случае с деканом, на теле Романова не обнаружили никаких ран. Просто взял и помер. А мне, понимаешь, теперь расхлебывай.
Я сердито топала в сторону метро. Новые сапожки чуть жали, а машина… ну, ее к бесу эту машину. Пока прогреешь, пока в пробках простоишь. Лучше по свежему воздуху пройдусь и подумаю о своей непутевой жизни. Что-то зачастила я думать о своей непутевой жизни. Просто цикл передач какой-то: «Вчера. Сегодня. Завтра». Так недолго и в депрессию впасть. Не зря психологи говорят: «Чтобы быть счастливым, думай только по понедельникам». И это правильно. Суббота и воскресенье отпадают: в эти дни весь российский народ отдыхает. Вторник, среда, четверг, пятница – подготовка к выходным. Остается понедельник. Так зачем нарушать правила?
Ответить на этот вопрос я не смогла. Справедливости ради, думалось на удивление плохо. Итак, что мы имеем в плюсе? Сравнительную молодость, сравнительную привлекательность и сравнительное богатство. Все познается в сравнении, но у других и того нет. Так что же, довольствоваться сравнениями? Вот уж нет! Я тоже хочу счастья.
Пользуясь тем, что в этот ранний час в Колымягах все еще спали, я крикнула во все горло: «Хочу счастья!» Ответило воронье. Но я правда, хочу счастья! Не конкретный набор – мужа, детей, семейные завтраки и воскресные стычки по пустякам. А нечто более абстрактное и неуловимое: ощущения свободы. Постоянной свободы. Самодостаточности. Хочу быть кошкой, которая гуляет сама по себе. Найти бы симпатичного котяру с теми же намерениями, и мы бы составили с ним отличную пару. Захотели – сошлись. Захотели – разбежались бы в разные стороны. Никаких обязательств и требований. Но где ж такого найдешь, если кругом одни ревнивые идиоты? А те, которые не идиоты, проживают не здесь. Вот стану Робинзоном, уеду на какой-нибудь необитаемый остров в Тихом океане, найду себе Пятницу, не обремененного благами цивилизации, и стану жить в свое удовольствие. Утром – кокосы, вечером – бананы, океан у ног, солнце и никаких родственников. Сказка, а не жизнь! Мы рождены, чтобы сказку сделать былью. Что ж, пора приниматься за дело. Будем лепить из серых питерских будней сказочный пельмень.
* * *
До встречи с Катей оставался час с лишним, и я решила заглянуть на телевидение, накануне ведь так и не успела. В конце концов вдруг это мой единственный шанс изменить череду обстоятельств и выйти на принципиально новый судьбоносный уровень. Чем черт не шутит!
Черт не шутил. Он издевался. В холле телецентра наблюдалось столпотворение. С последними героями был явный перебор. Все хотели стать Робинзонами и потому, заполнив анкету, штурмовали хлипкую дверь на первом этаже. Дверь прогибалась и скрипела, словно старая монахиня при взятии монастыря. Здесь мои шансы равнялись нулю. Э, нет. Мы пойдем другим путем.
Я выудила их сумочки темные очки, водрузила их на нос и направилась в противоположную сторону: к охране. Охранник оживился.
– Вы куда?
На идиотские вопросы надо давать столь же идиотские ответы.
– Туда.
– Вы к кому?
– Я к нему.
– А… Так бы сразу и сказали. Проходите.
Я вошла в лифт и только тогда перевела дыхание. Вышла на втором этаже и пошла бродить по телецентру, заглядывая в неплотно прикрытые двери. В одной из студий что-то шинковали, парили и жарили. Все понятно: у каждого телеканала должно быть свое шоу о политике, еде и любви. Меняются ведущие, декорации и герои, но три составляющих оказываются неизменными. Впрочем, как и цель – развлечь. Только уровень этого развлечения по-прежнему низкий. Я не понимаю, на кого рассчитаны эти проекты. На домохозяек, которые устраиваются у телевизора с записной книжкой в руках? «Возьмите три авокадо, добавьте два цуккини и плод страсти, хорошенько перемешайте и заправьте майонезом». Или на влюбленных подростков, изо дня в день наблюдающих жизнь себе подобных за стеклом в темной комнате? Или на политически подкованных дяденек, обсуждающих, почему господин N. выступил против господина X. в Государственной думе. Телевидение – самый легкий путь для того, чтобы прославиться. Достаточно две недели сообщать о ползущем антициклоне, и тебя будут узнавать в лицо.
И почему о нашем телевидении слагают такие легенды? Мол, кругом одни звезды, впору планетарий открывать. Ну и где эти звезды? Покажите мне хотя бы одну! Желание зрителя – закон. О! Вроде бы мелькнула, и вроде бы даже звезда. Обзор газет в полшестого утра. Очень бодрит, знаете ли. Или не она? Поди-ка разберись, когда они еще без грима, не будешь же спрашивать: вы это или не вы? Вдруг возьмет и ответит: «Я!» И что с ней, с такой необыкновенной, делать? Правильно говорят, что в телевизионных коридорах неизменно срабатывает принцип яйца «Киндер-сюрприз»: «В каждом пятом яйце игрушка, раскрашенная вручную». Пока найдешь эту игрушку, столько шоколада съешь, что зубы заболеют. Тут уж не до игрушки. На телевидении также: каждый пятый, наверное, звезда… Планетарий все-таки! Но если честно, пока найдешь…
Ладно, пусть они пока освещают путь другим, жаждущим развлечений и автографов, у нас иные цели в этом заведении.
– Девушка, где здесь редакция «Последнего героя»?
Барышня в драных джинсах и африканских косичках презрительно оглядела меня с ног до головы:
– А вы, собственно, кто?
– А я, собственно, спонсор.
Моментально зверею от хамства. Другая, наверное, всучила бы деточке стольник баксов или настоящие французские духи и тем самым бы купила ее откровенность. Так-то другая. В моем случае и слова оказалось вполне достаточно.
– Ой! А я как раз иду туда. Давайте провожу.
Я милостиво разрешила.
Девица уверенно цокала металлическими набойками, разноцветные веревки подпрыгивали в такт ее чуть угловатой походке. Мы прошли по коридору, свернули налево, потом направо, потом спустились вниз и поднялись наверх. На десятой минуте я перестала замечать топографические особенности телевизионной местности. Игнорировать спутницу, к сожалению, не получалось:
– …А я ему и говорю, возьмите меня в программу. Ну, будто я тоже из народа. Как бы приехала из маленького городка, прошла кастинг и все такое. Ну и что, что я дочка режиссера и на телевидении работаю? Почему я не могу принять участие в каком-нибудь модном проекте? Представляете, месяц на Сейшелах! Солнце, воздух, вода и… Сейшелы. Ну и конкурсы там всякие. Подумаешь! Я в детстве всегда в зарницах побеждала. Дома грамотами весь сортир оклеен. За третье место в беге с препятствиями… За коммуникабельность и трудовой героизм… Грамоты ведь просто так не дают, правда? Возьмите, говорю! Но он же сволочь. Это все знают. А раз сволочь, значит, и не взял. Ему мое лицо не понравилось. И косички. Говорит, афроамериканцы на нас в суд подадут за эксплуатацию живых шимпанзе. При чем тут афроамериканцы? При чем шимпанзе?! Разве я похожа на обезьяну? Вот вы скажите, похожа? – она повернулась ко мне, демонстрируя некрасивое и действительно чуть обезьянье личико.
Я фальшиво ответила:
– Ни капельки.
– Вот и я так думаю. Ни капельки! Но даже если бы так и было, почему меня не взять? Что за дискриминация такая, по внешности? Еще понимаю – по полу. Мы что, телевидение только для красавиц делаем? Красавицы на другом канале, из них супермоделей штампуют. У нас – демократия. Правильно про него говорят – сволочь. Ну, ничего, сейчас у нас другие времена: на каждом канале свое шоу. Так что шансы у меня высокие. Вот увидите, я обязательно прославлюсь, и тогда он очень пожалеет. Очень пожалеет. Потому что народ будет на моей стороне. Так ему и передайте. И еще скажите, что он сволочь.
Девица буквально втолкнула в кабинет, где, похоже, шла летучка. С сизых клубах дыма с трудом угадывались черты присутствовавших.
– Вы кто, кхе-кхе? – недовольно спросил мужчина за столом.
– Я, кхе-кхе, спонсор.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=8165657) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.