Катарсис
Катарсис
Андрей Графский
Детективная, мистическая история, которая начинается в готическом Петербурге и заканчивается в далеком провинциальном городе на Востоке страны.
Люди постоянно нарушают старое, доброе правило философа Оккама: "Не следует множить сущности без необходимости!" и от этого только плодят проблемы, смерти, войны.
Весьма запутанная интрига, динамичные сцены драк, секса и убийства чередуются со странными письмами, которые получает следователь по особо важным делам, ведущий дело об убийстве.
Андрей Графский
Катарсис
ПОВЕСТЬ
«Катарсис»
«Делайте, пожалуй, всё, что вы хотите,
но прежде, научитесь хотеть».
Ф. Ницше («Весёлая наука»).
В подъезде пахло подгоревшей кашей. Этот запах был сильнее других. Он главенствовал над запахами мусоропровода, кошачьей мочи и сырой штукатурки, что были особенно сильны, и даже над мощнейшим шлейфом дешевых духов, оставленным недавно прошедшей здесь женщиной. Для человека в длинном сером плаще, что прятался в подъезде, запахи всегда имели огромное значение. Наверное, так чуют их животные, различая по тысячам оттенков и значений.
Человек стоял, плотно прижавшись к холодной, сырой стене, в тесном пространстве за дверью. На улице шел нескончаемый дождь. От этого всё казалось вечной декорацией к фильмам Акиро Куросавы.
Ночь, волнующая и влажная, как девушка только что вышедшая из воды, размахивала гривой зеленых спутанных волос, рассыпая вокруг мелкие, серебристые в свете полной луны, брызги.
По городу метались в поисках пассажиров и топлива потерянные кем-то автомобили. Они изредка вспарывали ровный шум дождя вскриками клаксонов и снова пропадали в мокрой темноте.
Ружьё пахло холодной сталью, немного порохом и смазкой, а ещё – сотнями маленьких утиных смертей. Оно стало совсем неподъёмным, так, что у человека занемела рука. Он скинул жесткий ружейный ремень с плеча и поставил оружие в угол, словно подвергнув его наказанию.
Человеку было очень холодно. Всё его тело сотрясала крупная дрожь. Он снял старомодную шляпу с обвисшими краями. Промокнув платком выступивший на лбу холодный пот, он снова надел шляпу, стараясь засунуть в нее голову поглубже, словно это могло защитить его от начинающейся лихорадки.
«Может быть, сегодня он вообще не придет домой? А я, третий час, торчу здесь зря?» Эта оправдывающая минутную слабость мысль юркнула через его сознание трусливой мышкой и тут же исчезла, изгнанная все возраставшим возбуждением. «Нет! Он обязательно придет, – убеждал себя человек в старой шляпе, -
он и так вчера с трудом обманул жену, когда вернулся домой от любовницы, далеко за полночь. Он должен реабилитироваться, как это обычно делают мужчины. В постели. И просто обязан сегодня быть на высоте, иначе она ему не поверит». Вспоминая подслушанный вчера разговор супругов, человек брезгливо поморщился. Он так много знал про них, что поневоле не мог сдержать чувства гадливости, словно заглянул в яму с нечистотами. Думая о них, он физически ощущал тошнотворный запах, который они источали. Это не следовало понимать буквально. В мироощущении странного человека, спрятавшегося за дверью, существовало понятие внутреннего запаха человека, характеризующего его душевные качества. Поэтому, источаемые обоими супругами запахи чистых, ухоженных тел и благоухание французской парфюмерии, не могли ввести его в заблуждение. Они пахли, как могут пахнуть две прожорливые и наглые крысы. И сегодня вечером, одна из этих крыс должна сдохнуть.
* * *
ГЛАВА ПЕРВАЯ
«Не надо было вчера пить с Романом», – запоздало раскаивался Юрий Андреевич Темнов, массируя, просто на куски разваливающуюся голову. «Почему, каждый раз, как я с ним встречаюсь – мы напиваемся? – недоумевал он, пытаясь оторвать от постели непослушное, тяжелое тело, – надо разобраться в этой закономерности, только уже без Ромки!» Кое-как добрёл он до ванной, и, встав под душ, принялся лечить себя вечно живой водой. С наслаждением, надраив зубы и даже язык крепко пахнущей зубной пастой, и стоя под струями очень горячей воды, он резко перекрыл доступ горячей и открыл на всю мощь холодную. Ледяные струи, окатив распаренное тело, заставили сердце, сначала сжаться и замереть, а потом застучать с удвоенной силой, разгоняя подпорченную алкоголем кровь. «Вот та-а-ак! Вот та-а-ак!» Снова, горячую. Потом ледяную. И так, чередуя резко контрастную по температуре воду, и уже не чувствуя кожными рецепторами разницы, Юрий Андреевич изгонял из себя вчерашнюю муть и грязь. Очищаясь, он с отвращением вспоминал тот прокуренный и весь будто засаленный изнутри ресторанчик, где они кутили с Ромкой, стародавним, ещё по школе, приятелем. Тот жил своей, малопонятной Юрию Андреевичу жизнью, и вот так, раз в год, а то и реже, пересекаясь орбитами, они до чёртиков надирались и творили всякие непотребства. Каждый раз он обещал себе, что следующая встреча с приятелем закончится вполне пристойно, и даже обещая себе это, уже знал, что «фигушки» – они снова надерутся, как свиньи. Это совсем не значило, что Юрий Андреевич был алкоголиком. Пить он умел. Употреблял в меру, и соблюдал четыре золотых правила: «Не пить натощак». «Не смешивать». «Не запивать». «Не опохмеляться». Но вот с Романом почему-то всё это летело к чертям, и всегда умеющий себя сдерживать, он, что называется, перебирал.
Приведя себя в порядок, он надел старенький тренировочный костюм и выбежал на улицу. Недалеко от его дома раскинулся старинный парк, где он собирался побегать среди огромных сосен по засыпанным иголками тропинкам и окончательно выгнать из себя вчерашнюю дурь. В парке было безлюдно. Неожиданно для себя, он разошёлся и носился по дорожкам, удовлетворенно чувствуя, как вместе с обильным потом, выходят из него яд и слабость, и мышцы наливаются привычной силой и выносливостью. Эта радость перерождения полупьяного задохлика в привычное состояние мощного зрелого мужчины, так наполнила его душу, что ему хотелось заорать на весь парк, вспугивая с лавочек одиноких старушек. Он уже с трудом сдерживался. «Ещё пара кругов, и достаточно, а то сердце посадишь», – скомандовал ему внутренний тренер, и он, подчиняясь, сбавил темп, выбегая на длинную, парковую аллею, что вела к его дому.
Предвкушая теплый, успокаивающий душ и обильный завтрак, Юрий Андреевич не мог сдержать довольной улыбки, и всё так же счастливо улыбаясь, смотрел, как хищно прижавший уши, здоровенный пёс несётся прямо на него, явно собираясь, если уж не сожрать целиком, то уж точно, порвать на куски. Спинной мозг сработал, как всегда, быстрее головного и спас его от растерзания. Тело на бегу подобралось, по нему пробежала мгновенная холодная дрожь. Не сбавляя скорости и не перестраиваясь, он бежал навстречу собаке, обнажившей огромные пожелтевшие клыки и глухо рычащей от злобы. Пёс не успел сгруппироваться для прыжка и атаки. Человек повёл себя неправильно, совсем не так, как он ожидал. Обычно, эти двуногие поворачиваются и бегут, или встают столбом, выставив вперед руки и пытаясь защитить себя. Этот все сделал иначе.
Со всего маху врезал с правой ноги, обутой в тяжёлый и крепкий кроссовок «Reebok», прямо в горло растерявшейся псине. Удар был так силён, что собаку подняло на дыбы. Встав во весь свой огромный рост, она нелепо посучила в воздухе передними лапами, и завалилась набок. Жалобно проскулив и поцарапав землю когтями, глупая животина выпустила из пасти струйку алой крови, и в струнку вытянувшись на ковре из сосновых иголок, замерла.
Всё произошло так быстро, что Юрий Андреевич даже разозлиться не успел. Стоя рядом с дохлой немецкой овчаркой, он не сразу заметил двоих, выскочивших из-за кустов – парня и девушку, лет по двадцати. Оба были одеты в яркие спортивные костюмы. Парень бросился к собаке. Схватив пса за голову, и заглядывая в его неподвижные глаза, он растерянно повторял: «Анчар! Анчар! Вставай!» Девушка поняла всё быстрее. Её миловидное лицо исказила маска гнева. «Ты что сделал, урод? Ох…л совсем?!»
Эти слова так не вязались со всем её журнально-рекламным обликом, что Юрий Андреевич слегка опешил и расстроился. Ситуация была нестандартной и весьма неприятной. Парень поднял кверху лицо с успевшими навернуться на глаза слезами и тоже силился что-то сказать, но не находил слов. Остатки адреналина всё ещё поступающие в кровь и неприятный осадок после грязных слов девицы подвигли Юрия Андреевича на агрессивный тон. Наклонясь к парню, в котором он сразу учуял сынка какого-нибудь «Большого Папы», почти ласково спросил: «Неучёная была собачка? Прохожих кушала? Если ещё есть одна – приводи сюда. Поучу!» И круто повернувшись, специально не спеша, потрусил к воротам парка, на ходу поднимая и опуская с выдохом руки, восстанавливая дыхание и заодно – испорченное настроение.
Проработав пятнадцать лет в прокуратуре, он, как законник, понимал, что, уходя с места происшествия, и никак не объяснившись с хозяевами собаки, поступает неправильно и возможно, создаёт себе ненужные проблемы, но ничего не мог с собой поделать. Хамство и неприкрытая ненависть девушки, её уверенность в своём превосходстве вывели его из себя. Он уже не раз сталкивался с «новыми хозяевами жизни» и нельзя сказать, чтобы они вызывали у него чувство симпатии.
Как бы то ни было, ему сейчас следовало поспешить. Необходимо ещё привести себя в порядок и позавтракать. Опаздывать на планёрку к шефу, да ещё в понедельник – было опасно для нервной системы, да и для карьеры.
Яичница у него подгорела. Кофе «убежал». Бреясь, он порезал скулу. Начищая ботинки, испачкал чёрным кремом рукав нового пиджака. С этого происшествия с собакой в парке, всё явно пошло кувырком. А может, это случилось раньше, ещё вчера, со встречи с Романом? Исследуя, как врач рану, надлом в своём настроении, он пришёл к крайне болезненному для себя выводу, что всё испортилось в его жизни в тот проклятый день, когда от него ушла Марина. Вместе с ней из его жизни ушла большая часть смысла, и теперь, он жил, по инерции, в силу привычки. Имея дело с грубыми материями, сталкиваясь каждодневно с жестокостью, грязью, ненавистью, он даже не подозревал в себе романтика. «А может бросить всё к такой то матери, и уехать на родину, в Приморье? Устроиться сторожем на турбазе, у моря? Летом – суета, отдыхающие, а всё остальное время: тишина, покой, тайга и море». Эта идея на время захватила его ум, и он даже не заметил, как быстро добрался до места работы.
Здание прокуратуры – уродливое, казённое, было построено в конце девятнадцатого века. Последний генеральный ремонт в нём делали лет двадцать назад. Каждый раз, входя под его унылые своды, Юрий Андреевич испытывал чувство тоски и внутреннего протеста. Но потом, его захватывала работа, общение с коллегами и разными людьми, которых заносила сюда нелегкая, и он забывался до следующего будничного утра.
На лестнице, его догнал сослуживец – Валентин Генрихович Беленький, сорокалетний живчик с вечным блеском в карих, немного навыкате, глазах и неуёмной жаждой движения. Его невысокая, плотно сбитая фигура перемещалась в пространстве с большой скоростью. Мысли скакали, как кенгуру, а слова, которые он выпускал из своего рта короткими, частыми очередями, часто опережали сами мысли. Вот и сейчас, не успел Юрий Андреевич, погружённый в свои мрачные думы, расслышать за спиной дробный перестук его шагов, как уже получил фамильярный шлепок по спине. Пока он оборачивался, Беленький уже обошёл его слева, и перескакивая через три ступеньки, успел таки выкрикнуть новость:
«Слыхал, Андреич? Сержанта ночью замочили! Теперь пойдёт такой шухер!» В последние годы, общаясь с коллегами, он перешёл на «феню» и не мог избавиться от пагубной для работника прокуратуры привычки, даже получив пару выговоров.
«Какого ещё сержанта? Почему из-за него переполох? Мало ли за последние годы сотрудников милиции поубивали? Многие из них, сами похуже бандитов», – недоумевал Юрий Андреевич, входя в свой кабинет. И не успел он войти, как его окликнула новая, молоденькая секретарша Самого – Люся, уже неделю проверявшая на нём силу своего женского обаяния и усиленно «строившая глазки».
Юрий Андреевич, у вас телефон не отвечал, вот я сама и спустилась к вам. Сироткин просил вас к нему подняться, срочно!
Хорошо, Люсенька! Спасибо. Я только портфель положу.
Позволив себе это «Люсенька», он решил в ближайшие дни обратить на неё более пристальное внимание. Девушка расцвела, и, одарив его на прощанье одной из самых обольстительных своих улыбок, зацокала каблучками по гулкому коридору.
В кабинете он критически оглядел своё отражение в мутном настенном зеркале, осторожно стёр капельку подсохшей крови на скуле, и на всякий случай, разжевав ароматическую таблетку «Рондо» – («Облегчает понимание»), пошёл «на ковёр» к начальству.
* * *
ГЛАВА ВТОРАЯ
(Из криминальных новостей) «В ночь, с девятнадцатого на двадцатое ноября, в нашем городе был убит выстрелом в упор, в подъезде своего дома, депутат Краевой думы, известный предприниматель и общественный деятель Евгений Сержантов. Как нам стало известно, орудием убийства послужило охотничье ружьё. Обычно, киллеры используют более современное оружие. Странно не только это. Установлено, что в качестве пуль, убийца использовал несколько человеческих зубов, микроскопические частицы которых были обнаружены криминалистами на одежде и в черепной коробке убитого. По неподтверждённым данным, Сержантов имел довольно тесные отношения с печально известным Гунном, который отбывает сейчас пятнадцатилетний срок заключения за совершенные и организованные им преступления, а также с несколькими другими лидерами преступных группировок.
Кто и за что убил Евгения Сержантова? И почему убийство совершено столь экзотическим способом? Об этом мы постараемся информировать наших читателей. Следите за следующими номерами газеты».
* * * * * *
«Лучше переесть, чем недоспать». Эту сентенцию Кирилл запомнил крепко, ещё со студенческих времен. Служба в армии после университета только подкрепила её правоту. Поэтому он всегда старался плотно позавтракать, предполагая, что пообедать и может быть даже поужинать, ему сегодня не удастся. День был заполнен до предела. Рабочий график часто и неожиданно менялся. Тем более, что он уже опаздывал. Часовая стрелка подкрадывалась к десяти, а в десять тридцать начиналось его монтажное время. Кирилл зарабатывал себе на «хлеб с маслом» на телевидении, где он числился заместителем директора телеканала, и был автором и ведущим еженедельной, спортивной программы «Без пределов», из-за которой приятели дразнили его, называя «беспредельщиком». Однако, ему название нравилось, тем более придумал он его ещё до того, как этот криминальный термин стали раскручивать СМИ, и категорически отказывался менять его на другой.
Передача выходила в пятницу вечером и повторялась в воскресенье днем. Вторая аппаратная сегодня была на профилактике, поэтому журналисты буквально сидели друг на друге, ожидая своей очереди на монтаж. Несмотря на то, что он все-таки какое-никакое, а начальство, его запросто могли подсидеть коллеги, захватив его монтажное время, если он опоздает. Тогда придется договариваться с монтажерами на ночной аврал, а согласятся они или нет, и во что это ему обойдётся – большой вопрос.
На ходу, дожёвывая кусок копчёной колбасы, он быстро оделся и вышел из дома. «Боливара», так Кирилл называл свой «Опель», он с вечера поленился отогнать на стоянку, да и обстоятельства в виде двух очень сексапильных красоток, которых он еле выпроводил утром, тому не способствовали.
«Богатырская застава», в лице тёти Груни, бабы Даши и Маргариты Семёновны – желчной особы неопределённого возраста, конечно, была на своём неизменном посту – у подъезда, на лавочке, отполированной их задами до блеска.
Казалось, что годы разбиваются, как волны о гранитный утес, об эту монолитную троицу, не оставляя на них никакого следа. Кирилл, давно потерявший всех своих бабушек и дедушек, относился к соседкам, как к родным. На его задорное: «Привет, девчонки!» бабушки дружно фыркнули, а баба Даша съязвила ему вслед: «Ну и жеребец ты здоровый Кирка! Это ж надо, с двумя девками всю ночь безобразил, а утром уже, как огурчик! И морду свою бесстыжую на телевизор едет показывать!» Кирилл засмеялся и уже из окна машины, послал бабулькам воздушный поцелуй. Те опять дружно заквохтали. Эта, вечно бдящая троица, знала всё и вся про каждого жильца их дома, а к Кириллу из-за его бурной жизни, относилась с особым пристрастием. «И когда они только заметили, как я с девчонками вчера приехал? Ведь уже час ночи был?» – как всегда изумляясь бдительности бабулек, думал он, включая зажигание.
Баба Даша, всегда сидела по центру. Она, имевшая в «богатырской заставе» амплуа Ильи Муромца, по своему, даже любила его, как непутевого внука. Смотрела все его передачи, порой делая нелицеприятные, но удивительно точные замечания.
Всё ещё смеясь, он даванул на газ, и помчался на работу. На студии, как всегда, был полный дурдом. Экзальтированная и жеманная ведущая программы для женщин, Алла, не успевала «долепить» свою передачу, выходящую этим вечером. Судя по тому, как она взглянула на Кирилла, едва он показался на пороге, Алла собиралась посягнуть на его монтажное время. Она ругала весь свет, дергала и без того замученных техников, нарушая инструкцию, нервно курила, и разбрасывала по всей комнате свои кассеты и листы со сценарием. В ответ на её умоляющий взгляд, он, конечно, поворчал, но уступил полчаса, решив за это время еще раз отредактировать свой текст и выпить чашку кофе. Алла, во имя спасения своей передачи, была готова на любые жертвы, о чем весьма прозрачно намекнула Кириллу, не стесняясь присутствия посторонних. Вообще, народ на телевидении работал довольно раскованный, без комплексов, и сторонние люди, случайно попадающие в рабочие помещения телеканала, потом рассказывали про телевизионщиков самые невообразимые байки.
Кирилл не стал подниматься в свой кабинет, находящийся на восьмом этаже здания – студии и монтажные располагались на минус первом, и, сделав себе крепкий кофе, примостился в кресле, тут же в «монтажке». Он с удовольствием прихлебывал кофе, и «чистил» текст, а вокруг бурно кипела телевизионная жизнь.
Носились туда-сюда встрепанные, крикливые режиссеры. Наглые операторы, приехав со съемок, свалили кучей съемочное оборудование, прямо в «монтажной», и убежали в буфет. Вечно, слегка «под шафе», главный редактор Стас, меланхолично оглядев весь этот беспорядок, узрел Кирилла. Подойдя на дистанцию ближнего боя и уставясь на него глаз в глаз, он пророкотал сочным басом бывшего оперного певца: «Приветствую усердного жреца культа насилия и жестокости!» Кирилл, с подачи своих друзей – представителей жестких видов спорта, львиную долю своих передач посвящал каратэ, боксу, различным видам борьбы. Он и сам много лет отдал единоборствам. Поэтому, Стас, большой поклонник видов спорта близких к искусству: художественной гимнастики, фигурного катания, спортивных танцев – то в шутку, а то и всерьез критиковал Кирилла за его «мордобойные», как он говорил, пристрастия.
Сегодня с утра, Стас пребывал в состоянии меланхолии. Об этом свидетельствовали его небритость и некоторая небрежность в одежде. Он, с надеждой на понимание, смотрел на Кирилла, но не дождавшись, когда тот отреагирует, спросил: «Будешь?» и слегка засветил из оттопыренного кармана твидового пиджака початую бутылку «Хенесси». Никто бы не смог ответить наверняка, почему он с утра пьет такой дорогой коньяк, и где он его взял? У Стаса были вечные и, неразрешимые проблемы с деньгами. Он содержал двух бывших жен и троих детей, а кроме того, имел сильную тягу к азартным играм и часто просиживал ночи в казино. Главный режиссер вообще был человек – загадка, которую никто уже не собирался разгадывать.
– Ну? – снова вопросил Стас, скалой нависая над Кириллом.
Извини, Стас, не могу. У меня запись скоро и монтаж еще. Да и не пью я, на второй день.
А-а-а! – понимающе – разочарованно протянул Стас, и по звуку это было похоже на гудок отплывающего навеки к чужим берегам эмигрантского парохода – столько в нем заключалось печали.
Стас «выпустил пар», наорав на подвернувшегося ему под руку режиссера за брошенную в «монтажной» аппаратуру, грустно улыбнулся Кириллу и отчалил в неизвестном направлении.
За те шесть лет, что Кирилл проработал на телеканале, он так и не смог привыкнуть к этому странному явлению, именуемому – телевидение. Порой его раздражала суетливая активность и интриги, без которых телевидение, как живое тело без крови, а бывало – восхищало коллективное творчество, которое объединяло всю эту толпу таких разных людей в одну, слаженно действующую команду.
В таких случаях, «на гора» выдавалась отличная телепрограмма, которая радовала телезрителей и привлекала рекламодателей. Кирилл со всеми коллегами был в добрых, приятельских отношениях, но особенно близко ни с кем не сходился – был сам по себе. Да и положение обязывало – всё-таки зам! Никто к нему не лез. Хозяин канала был ему кое-чем обязан, поэтому создал все условия для наибольшего благоприятствования. В своё время, Кирилл спас его сына от тюрьмы. Но это другая история.
В общем, если сравнить работу Кирилла с футболом – он был вратарь-игрок. Хочешь – стой в воротах и лови мячи, а надоело – иди на опережение и играй на поле. Задачи себе он ставил сам. Иногда загружался работой по самую макушку, а мог позволить и отдохнуть. Чтобы уж совсем не расслабляться, он взялся делать еженедельную передачу о спорте. Это его увлекло. Пришлось вспомнить старые связи. Да и сами былые приятели по спорту напомнили о себе. С начала пресловутой перестройки бывшие спортсмены вошли в большую силу и заставили с собой считаться. Они создавали разнообразные спортивные и коммерческие объединения и активно лезли всюду, где пахло деньгами и властью. Кирилл сам брал деньги за рекламу в своей передаче, да и к другим программам привлекал солидных клиентов. Платой за рекламные услуги могло быть что угодно, – в большом ходу были бартерные сделки, не закрепляемые письменными договорами. Устные договоренности хоть и несли в себе определенную долю риска, зато позволяли обходить налоги. Кирилл «делал» на этом не только «черный нал», но и машины, бытовую технику, мебель, продукты, турпоездки, дорогие услуги, даже квартиры. Всем этим он делился с хозяином – своим патроном, владельцем золотодобывающей артели. Тому телеканал нужен был скорее для удельного веса и политических интриг, а не для добычи денег. По его совету – многое отдавалось наиболее ценным сотрудникам, чтобы покрепче привязать их к фирме. При случае, телевизионщикам напоминали о дорогих «подарках», если те забывали и вдруг начинали зарываться. Многое прилипало, конечно, к цепким ручонкам генерального директора – скользкого типа Жени Сержантова, который совмещал свою работу на телевидении с депутатской деятельностью и всякими темными махинациями.
Женя был человеком увлекающимся и несколько раз ставил фирму под угрозу полного разорения, но каждый раз, каким-то чудесным образом выскальзывал почти невредимым. Он умудрялся «подставляться» и бандитам и властям. Телеканал терпел огромный ущерб, и материальный и моральный, но хозяин не выгонял непотопляемого Женю, ограничиваясь нагоняями и временным отлучением шкодливого директора от излишних земных благ. Как-то он заставил его пару месяцев прозябать на одну зарплату. Это было большим наказанием для привыкшего жить на широкую ногу Жени. То, что хозяин терпел его, для всех было загадкой. Ходили неясные слухи о том, что они были чем-то связаны в прошлом. Некоторые остряки намекали даже на их нетрадиционные отношения. Но точно никто ничего сказать не мог. В свое время, хозяин и свел их, почти ровесников, тем не менее, продолжая общаться с каждым из них отдельно. Вероятно, это была для него своего рода страховка.
Поначалу, Кириллу нравился весёлый и общительный директор. Они стали добрыми приятелями, почти друзьями. Но после того, как Женя несколько раз подставил его, причем довольно жестоко, Кирилл изменил своё к нему отношение. Он стал замечать, как подло директор относится к людям, превращая их в свои игрушки. Сержантов неплохо владел прикладной психологией и мог просчитывать поступки людей, заставляя их делать то, что ему было нужно. Власть над человеком опьяняла его – он получал огромное наслаждение, перекраивая чужие судьбы, не обращая внимания на то, что они иногда от этого ломаются. У него были несомненные способности к управлению, сильная интуиция и к тому же – постоянная практика. Он и Кирилла пытался вовлечь в свои сатанинские игры, искушая наркотиком власти. Намекал на их с Кириллом избранность. Ему, как воздух, нужны были зрители, которые бы восхищались им. В Кирилле он видел не просто рядового ценителя его выдающихся способностей, а будущего мэтра созерцания, способного заменить собою весь зрительный зал, на его «моноспектаклях». В конце – концов, болезненный опыт, полученный от общения с начинающим монстром, оттолкнул Кирилла от него так далеко, что иногда ему хотелось даже убить Сержантова.
Однажды, в порыве отчаянной откровенности, он имел глупость сказать ему об этом. Женя не преминул воспользоваться такой полезной информацией, и всем раззвонил о том, что Кирилл сходит с ума и страдает манией убийства. Весьма кстати пришлось и многолетнее увлечение Кирилла восточными единоборствами, и его коллекция холодного оружия, и еженедельные походы в тир УВД. В общем, умело вплетая всякое лыко в строку, Сержантов сумел создать у окружающих довольно стойкое впечатление некоторого отклонения психики Кирилла от норм. Пошли сплетни. Вовремя не вычислив подлой «подножки», Кирилл с опозданием начал контр – игру. Поэтому на восстановление «статус кво» у него ушел почти год. Самым тяжелым испытанием стала потеря любимой. Женя, отлично изучив за эти годы его слабые и сильные стороны, сумел влезть в его отношения с Людмилой и настроить девушку против него. Они расстались. Кирилл переживал разрыв очень болезненно. А Женя, почти в открытую, потешался над ним, маскируя жестокие уколы дружескими подначками. Склонность к изощрённому садизму сочеталась у господина депутата Краевой думы Сержантова с нездоровой тягой к малолеткам, которую он пока ещё сдерживал усилием воли, компенсируя эту страсть оргиями в саунах.
Как говорится «с кем поведёшься», и Кирилл научился играть по правилам Жени. Он вычислил некоторые его слабости и нанёс несколько болезненных ударов. Сержантов страдал манией величия и приходил в бешенство от проигрышей, будь то потеря денег в казино или отказ женщины. Был и ещё один демон, терзающий его душу. Это жестокая, неутолимая зависть ко всем, кто хоть в чем-то превзошёл его, будь то имеющий талант, красавицу жену или более классный автомобиль. В эти его «болевые точки» и нанес Кирилл свои удары. Но это не принесло ему удовлетворения, а начинать войну на полное уничтожение противника он не хотел.
Несколько раз, Кирилл хотел уйти на другую работу, но его удерживала привычка к лёгким деньгам, весёлая и интересная жизнь телевизионщика, сталкивающая с интересными людьми, необычными ситуациями и позволяющая постоянно чувствовать себя в центре событий. А ещё, в этом Кирилл не хотел признаваться даже самому себе, его увлекла болезненная и опасная игра, в которую его вовлёк Сержантов, просто обожающий всякие психологические эксперименты.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Прокурор края, старший советник юстиции генерал Сироткин был человеком, если уж не либеральным, то, по крайней мере, не лишенным передовых взглядов. Поэтому и пробился наверх в начале перестройки, всячески демонстрируя эти свои передовые, «демократические» взгляды. Однако сегодня, он был суров. Причин для этого было несколько. Его мучил застарелый геморрой, заработанный многолетней сидячей работой. Давно надо было решиться на операцию, но он панически боялся боли и под любыми предлогами избегал радикального лечения, опробуя на себе все средства, о каких только узнавал от знакомых – «товарищей по несчастью» и из назойливой рекламы, каждый раз обещающей решение болезненной проблемы очередным чудодейственным препаратом. Второй причиной была жена, достававшая прокурора похуже геморроя. Старая грымза, насмотрелась мыльных опер по телику и теперь разнообразила свою скучную жизнь вечной домохозяйки импортными латиноамериканскими страстями – вздумала ревновать его к молоденькой секретарше. Звонила на работу через каждые полчаса, отслеживала каждый его шаг. Дошло до полного маразма – супруга стала нанимать старушек из их дома, чтобы те следили за Павлом Михайловичем. Естественно, это не могло остаться незамеченным, и весь дом активно обсуждал «бурную личную жизнь прокурора края». Идиотизм, конечно. Но ведь могло дойти и до вышестоящего начальства. Да и враги не дремлют – всегда готовы «подсидеть». У него даже мания преследования началась. В кошмарных снах его преследовали злобные седые бестии, которые превращались то в кровожадных вампиров, жаждущих прокурорской крови, то в группу ведьм, летающих на старой лавочке от подъезда их дома и постоянно грозящих ему сверху бомбёжкой пустыми кефирными бутылками. В последние дни супруга изменила тактику. Стала ходить в косметический и массажный кабинеты и посещать группу здоровья. Кроме того, накупила ярких платьев и начала пользоваться почти забытой ею в последние годы косметикой. Удовлетворенная его встревоженными взглядами, сообщила ему позавчера, перед уходом на службу, что завела себе любовника. С ума сойти! Павел Михайлович не знал, что делать. Не в «психушку» же её сдавать? Хотя, кто знает, может быть, это было бы наименьшим из тех зол, что свалились в последнее время на его голову.
А тут ещё странное убийство этого проходимца Сержантова! Кое-что о «художествах» господина депутата Краевой Думы до прокурора уже доходило. Доносили «добрые люди». И всё же, это ведь ни в какие рамки не лезет! Когда бандюки «мочат» друг дружку, это нормально, издержки их «профессии». А тут все-таки – депутат, представитель власти! А посягать на власть, это уже беспредел, даже если эту власть представлял не самый лучший из людей. Подняли телефонным звонком ни свет ни заря! Губернатор к себе вызывал, даже машину свою прислал к подъезду – будто у него своей нет! Все службы на ушах стоят. Город оцепили. Злые все, как собаки. Ещё бы – даже из «первопрестольной» звонили, интересовались, как они допустили такое! Будто у них в Москве депутатов не отстреливают, причем регулярно. Быстро же кто-то подсуетился – настучал на самый верх. Теперь недели три, а то и весь месяц не дадут покоя, пока что-нибудь другое не стрясётся, и об этом деле благополучно забудут.
Павел Михайлович нажал на селекторе кнопку вызова секретарши и, подождав несколько секунд, вышел из кабинета крайне раздраженный её отсутствием. Люся ему нравилась. От неё веяло молодостью, здоровьем, какой-то утренней свежестью. Он вспомнил, что несколько минут назад сам услал её с заданием, найти следователя по особо важным делам майора Темнова, которому он собирался поручить расследование явного «висяка» по убийству депутата. Он конечно мог, да и обязан был по службе оставить это в компетенции своего зама, начальника следственного отдела, но дело обещало быть очень щекотливым, а Темнов подавал в свое время большие надежды. Одно время, Павел Михайлович даже видел в нём своего возможного преемника, в обход трех своих замов, но потом что-то с Темновым произошло на самом жестоком фронте – фронте личной жизни, и он «сломался». Как-то весь поник, потух в нём огонёк. Темнов стал выпивать, опаздывать на работу, к порученным делам относиться формально.
Решив поручить ему это крайне запутанное дело, Павел Михайлович загадал, если у «важняка» что-то получится, то надо заняться им лично, выяснить причины хандры, и, поговорив по душам, настроить его на карьерный рост, снова проча в дальнейшем на своё место. А если Темнов отнесется к поручению с прохладцей и ничего не накопает, то поставить на нем окончательно крест и «повесить на него всех собак», которые к тому времени накопятся. Он предварительным звонком поставил в известность своего зама по следствию, прямого начальника Темнова. Тот не возражал. Поговорив с замом по телефону, он вышел в приемную, и стал нервно прохаживаться туда-сюда. В приёмную впорхнула Люся, и озадаченно стрельнув в хмурого шефа голубыми глазками, заняла своё рабочее место, за столом у окна. Следом за ней вошёл Темнов. Выглядел он неважно. Лицо бледное, на щеке свежий порез от бритвы, под глазами траурные круги. Наверняка вчера пил, подлец!
Ну, заходи, заходи, дорогой! – приветствовал его прокурор, изрядно подпустив иронии в голос.
Темнов поднял на него изнурённые тайной мукой глаза и молча прошёл в кабинет.
Павел Михайлович открыл сейф и достал оттуда бутылку коньяка и пару хрустальных рюмок. Наполнил их. По селектору скомандовал Люсе, – велел принести лимон и сделать кофе. Сделав приглашающий к столу жест, ободрил:
Садись, Юрий Андреевич, угощайся, лечись.
Спасибо, Павел Михайлович, я никогда не опохмеляюсь, – честно признался тот во вчерашнем.
Зря, – сосуды расширяет, и врачи советуют, – не удержался от банальности прокурор.
Выдержав длительный, изучающий взгляд, Юрий всё же пригубил коньяк, зажевав его терпкий вкус долькой лимона. Стал пить кофе.
Не радуешь ты меня в последнее время, Юра, – по отечески пожурил его Павел Михайлович, – к делам относишься абы как, жалуются на тебя. Выглядишь плохо. С коллегами не общаешься, дичишься. Что случилось?
Да так, это личное. Неважно.
Ну, вот что, дорогой, – слегка повысил голос прокурор, – личное твое не должно влиять на коллективное! Давай, кончай хандрить и жалеть себя! Соберись и делай своё дело! Решили вот поручить тебе ответственное задание. Сегодня ночью убит известный депутат и общественный деятель Сержантов. Звонили даже из Москвы. Губернатор на свой контроль это дело взял. В общем, не подведи! Бери машину и дуй в Центральный РОВД. Всё что будет нужно, получишь без промедления. Твоего начальника я предупредил. Так что он в курсе. Ну, давай!
Не давая ему опомниться, прокурор пожал Юрию Андреевичу руку и похлопывая поощрительно по плечу, выпроводил из кабинета. В приёмной, Темнов поймал на себе в высшей степени сочувствующий взгляд Люси, но никак на него не отреагировав, вышел в коридор.
Идя к себе, пытался выстроить схему своих дальнейших действий на сегодня. Включился механизм профессионала и подчинил себе его мысли. «Ну, вот и всё. Похоже, это твое последнее дело на этой работе, Андреич. «Висяк» явный. Очередное заказное убийство. Ловить здесь нечего. А потом начнётся «разбор полётов» и тебе припомнят всё, что было и чего не было».
Вот с таким безнадёжным настроем он и начал это дело.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Сдав готовую передачу выпускающему режиссёру, Кирилл мог теперь спокойно отдохнуть. Материалов для следующего выпуска у него было достаточно. Кроме того, друзья обещали принести практически готовый, снятый и отмонтированный в Штатах видеоблок про чемпионат мира по «Драке», что проходил в Сан-Диего. Их представители должны были прилететь оттуда в это воскресенье. Так что беспокоиться было не о чем. Оставалось только смонтировать готовые блоки, озвучить и прилепить титры. Сегодня – четверг. Передача в эфире – в пятницу вечером. Впереди заслуженные выходные. Никаких авралов. На пятницу он ничего не планировал и решил вообще на работу не ездить – обойтись простым звонком, предупредив, что его не будет до понедельника. Чем он будет заниматься в эти дни, он ещё не знал – предпочитал импровизации. Так было интереснее.
Выйдя из Дома Радио, где их телеканал арендовал помещения, и набрав полные легкие воздуха свободы, Кирилл улыбнулся своим мыслям и «оседлав» своего «Боливара», покатил в центр города. Для начала он решил побаловать себя хорошим обедом в ресторане, тем более что сегодня это было вполне заслуженно. Припарковался на стоянке, рядом со стильным зданием ресторана, больше похожим на буддийский храм. Его недавно открыло совместное российско-японское предприятие «Ниигата» – и носил он имя этой же фирмы.
Кроме его «Боливара» на стоянке было только два автомобиля. На один, серебристо-синий «Рено Меган», Кирилл сразу обратил внимание. Номера автомобиля были нездешние, приморские. Кирилл сразу же решил обратить внимание на его владелицу. В том, что этим серебристым красавцем владеет женщина, он даже не сомневался. На первом этаже он задерживаться не стал и сразу поднялся на второй. Зал там был меньше и уютней. Вторую часть этажа занимал валютный бар.
Войдя, Кирилл «просканировал» пространство зала и тут же обнаружил парочку симпатичнейших созданий. Усевшись напротив и сделав заказ официантке, одетой на манер японской гейши, он тут же установил контакт глазами с одной из девушек. Она улыбнулась нахалу, блеснув в улыбке идеально ровными жемчужными зубками. Девушки представляли собой рекламную картинку из модного журнала – отличные фигуры, умение «подать себя», неброские, но очень стильные одежды. К тому же, одна была блондинка, а вторая – темная шатенка с удивительно яркими, василькового цвета глазами. Кирилл просто не мог отвести от нее глаз. Девушка ела, ловко орудуя деревянными палочками, и время от времени, насмешливо поглядывала на очередную «жертву» своей красоты. Её товарка что-то ей негромко сказала, и обе засмеялись, негромко, но очень заразительно. Этот смех еще больше заворожил Кирилла. Он поборол свою неуверенность и решил идти напролом. Решительно поднявшись из-за стола, так и не притронувшись к пище, он, под встревоженным взглядом администраторши, восседавшей у входа в зал, быстро вышел. Чтобы не терять время на объяснения, он успокоил «главную гейшу», быстро положив перед ней на столик «зеленую» сотню. Выскочив на улицу, быстрым шагом, срываясь на бег, добрался до цветочного салона, который, к счастью, располагался неподалеку. Буквально ворвавшись в салон, он, молитвенно прижал к груди сложенные ладони и обратился к уже знакомой ему хозяйке:
Инна! Выручай! Вопрос жизни и смерти! Букет, самый огромный и самый лучший, как ты можешь!
Инна, миловидная дама, чуть за тридцать, поняла всё без дальнейших объяснений, и видя, что он просто подпрыгивает на месте от возбуждения, хлопнула в ладоши:
Девочки! Вариант – «Экстра»: орхидеи, корзина, высокая ваза и все остальное. Быстро! Быстро!
Из подсобки выпорхнули две девушки, и на глазах изумленных посетителей произошло чудо. Порханье быстрых рук, короткие, точные команды Инны, быстрые пристрелочные оценки глазами, мельканье цветов, листьев, красиво искривленных сухих веточек, каких-то проволочек и еще массы непонятных непосвященным предметов и вот, из всего этого возникло произведение искусства. Букет и вправду был великолепен. Остальные посетители, на время, забыв о своих букетах, странно посматривали на виновника всей этой суматохи и на огромную, метра полтора высотой, композицию, достойную любой выставки цветов. Хозяйка, с гордостью профессионала, оглядев результат трудов, кивнула на него Кириллу:
Забирай, Дон Жуан! Эх, кто бы в меня так влюбился!
Инна! Я уже тебя люблю!
Кирилл обнял хозяйку и крепко поцеловал в губы. Не ожидавшая такого бурного проявления чувств, она вытаращила на него глаза и вдруг, страшно засмущавшись, замахала на него руками и убежала в подсобку. Кирилл расплатился, и, схватив цветочное чудо, быстро вышел, провожаемый улыбками девушек и посетителей салона.
Он успел вовремя. «Рекламные красавицы» занимались десертом. Своим цветочным чудом Кирилл произвёл фурор. Даже повара вышли из кухни, и качая головами, щурили в восхищении свои и без того узкие японские глаза. Когда Кирилл поставил причудливо оплетенную живой лозой керамическую вазу с букетом на пол, возле столика, за которым сидели девушки, обе они захлопали в ладоши. К аплодисментам присоединился и весь персонал. Даже трое коротко стриженых парней, явно бандитского вида, сидящие за угловым столиком, похлопали в свои «деревянные» ладони. Их хлопки чем-то напоминали пистолетные выстрелы, но это было явным признанием исключительности букета и «крутости» Кирилла.
Васильковоглазая шатенка встала из-за стола и подала пожиравшему ее глазами Кириллу узкую, теплую ладонь. Тот поднес ее к губам, и щелкнув каблуками на манер русского офицера прошлого века, кинул голову на грудь в гордом поклоне:
Позвольте представиться! Гвардии разгильдяй первого телевизионного полка, Кирилл Забродин.
Ксения.
Она, принимая его игру, присела в реверансе.
А это моя кузина, мадмуазель Виктория.
Виктория, встав из-за стола, ограничилась книксеном. Второстепенная роль, отведенная ей Кириллом, ее явно не устраивала. Ксения, с сожалением оглядев букет, дотронулась до него, погладила глянцевитый лист и сказала со вздохом:
Как жалко, что мне нельзя его взять с собой! Я скоро должна ехать, а в машине он помнется, да и не выдержит дороги.
Как?! Вы смерти моей хотите?! Только что я был счастлив, видеть богиню моих грез! Только что я лобызал её ручку, достойную кисти Рафаэля! И вот! Уже всё должно закончиться?
Кирилл продолжал жить в роли, но сердце его и впрямь болезненно ёкнуло, когда Ксения сказала о скорой дороге. Воображение живо нарисовало ему властного и сурового мужа и целый укрепрайон непреодолимых обстоятельств.
Девушки переглянулись в немом, но очень выразительном диалоге. Кирилл его истолковал только на уровне ассоциаций, а означал он примерно следующее:
« – Ну, Викулечка, милая, ну можно мне с ним остаться? Ты
же не обидишься? Ну, разве я виновата, что он на меня
запал? Ну можно, а?! Парень он интересный и сразу вид-
но, что при бабках, и не жмот! Я завтра приеду, на поезде.
Ага, знаю я тебя! Опять попадешь в какую-нибудь историю! У нас показ послезавтра! Надо еще платья подгонять! Что я модельеру скажу? А о женихе своем ты подумала? У вас же свадьба через месяц!
Витя от меня никуда не денется. А на показе Светка меня заменит. У нас и фигуры и типаж одинаковые. Ну, Викуся, ну будь ты человеком!
Черт с тобой, Ксюха! Оставайся. Только сама потом выкручивайся! Я скажу, что ты заболела.
Спасибо тебе, огромное! Вичка, я тебя люблю!..»
Вслух девушки сказали:
Позвони мне, как доедешь. Мой экипаж поставь в каретный сарай.
Непременно, дорогая кузина! Надеюсь, господин гвардии разгильдяй будет и дальше столь же любезен и обеспечит твою безопасность и доставку домой?
Кирилл, в душе которого уже буйствовала неисчислимая соловьиная стая, и распускались благоуханные розы, был согласен сейчас на все, что угодно.
Вазу с цветами пока оставили в ресторане. На улице девушки еще о чем-то оживленно переговорили, и Вика, сев в автомобиль, мастерски вписалась в довольно оживленное уличное движение, на прощанье, продемонстрировав мелодичность звукового сигнала. Ксения, после отъезда подруги, сразу вздохнула свободнее, и грациозно впорхнув на переднее сиденье «Боливара», повернула к Кириллу лицо с азартно заблестевшими глазами:
Ну, чем ты еще меня удивишь?
Кирилл решил следовать ранее выбранной стратегии, раз она оказалась столь успешной, и тоже перешел на «ты»:
Я подарю тебе самое красивое дерево в лесу. Потом мы немного полетаем.
Видя, что девушка заинтригована, объяснил:
Я хочу поехать с тобой за город и распить бутылку настоящего «Клико», стоя на высоченной сопке, под огромным и прекрасным кедром. А потом мы возьмем воздушный шар и поднимемся в небо.
А потом?
Потом не существует. Есть только сейчас!
С этими словами Кирилл привлек ее к себе. Шумно задышав, Ксения ответила на поцелуй и вся затрепетала в его руках. Страсть захватила их обоих. Кириллу пришлось собрать в кулак всю свою волю, чтобы не овладеть ею прямо здесь, в машине, даже не выезжая с ресторанной стоянки. Это было бы слишком вульгарно. Эта девушка стоила большего.
Программа была выполнена даже не на сто, а на все триста процентов. Кирилл превзошел самого себя. Они заехали на автостоянку, где он поменял свой «Опель» на джип «Чероки», одолжив его под честное слово у приятеля. Потом они забрали с бывшей базы «ДОСААФ» настоящий, воздушный шар, который принадлежал телеканалу, на котором он работал. Шар был приобретен в период раскрутки канала, в рекламных целях. Плетеную гондолу они водрузили поверх крыши, на багажнике. «Клико» взяли у Кирилла дома, где он второй год хранил это превосходное «Шампанское», привезенное ему в качестве подарка из Парижа. Все это время Ксения смотрела на него с восхищением и периодически приставала с поцелуями и кое-чем покруче. Кирилл отбивался. Зато, уже в небе над тайгой, плывшей далеко внизу в горячем летнем мареве, он с такой страстью набросился на нее, что они едва не разломали гондолу.
Шар никуда не летел, а просто висел огромной разноцветной игрушкой в синем небе над тайгой, крепко принайтованный канатом к старому разлапистому кедру.
Налетавшись и налюбившись до головокружения от слабости, они заехали на турбазу и продолжили любовный марафон, сначала в сауне, а потом в номере. Утром, они проснулись, крепко обнявшись, с присохшими друг к другу, зацелованными до крови губами. Это было восхитительное, любовное безумие. Кирилл просто голову потерял. Утром, искупавшись голышом в реке, поражая окружающих своим аппетитом, они плотно позавтракали в ресторане, и оставив свернутый воздушный шар и гондолу в помещении склада турбазы, помчались на бешеной скорости в город. Со свистом пролетали мимо встречные машины. Остались оскорбительно незамеченными гаишники на блок-посту при въезде в город. Едва войдя в квартиру, они повалились прямо на ковер в зале, и лихорадочно срывая одежду, пили друг друга снова и снова, сплетаясь на полу, как змеи и крича, как обезьяны в джунглях.
Наконец, силы оставили их и они уснули.
Проснулся Кирилл один. Всё еще не веря своим глазам, он метнулся в ванную, в кухню. Но тщетно. Ксении не было. Она не оставила даже записки. Собственная квартира показалась ему отвратительно неуютной, какой-то грязной и пошлой. Не одеваясь, он бродил по ней, еще не веря, что все кончилось. Кончилось, едва начавшись. На мгновение вспыхнула надежда, что еще можно догнать Ксению, удержать ее. Но «опыт, сын ошибок трудных» подсказал ему, что ее уже нет в городе. Расстроенный, почти до слез, он заставил себя пойти в ванную. Стоя под ледяными струями, постепенно приходил в себя. Одевшись, вышел из дома. Уже вечерело.
Сев в джип, он бездумно повел его по дороге, сам не заметив, когда и как выехал на загородную трассу. Память вела его назад, во вчерашний день, а разум подсказывал, что «машины времени не получится, даже если он воссоздаст вчерашний день в мельчайших подробностях».
Отчаянно грустя, он просидел до четырех утра в баре той же турбазы, потягивая коньяк и не обращая внимания на окружающих. Бармен, мужчина лет сорока, с грустными еврейскими глазами, как видно один понимал, что он чувствует, запомнив его еще с прошлого посещения. Он молча подливал ему коньяк, каждый раз, как тот заканчивался и не лез с разговорами. Устав от своего молчания, и от коньяка, он вышел на улицу и постоял некоторое время во дворе, делая дыхательные упражнения. В голове немного прояснилось. Его потянуло в тайгу. Он долго шел, не разбирая дороги. Потом побежал. Запалено дыша, забирался на высоченные сопки, сбегал с них, рискуя в темноте свернуть себе шею или выколоть глаза. Однако судьба хранила его, подготавливая к другим, более тяжким испытаниям.
Устав до полного, отупляющего все чувства, состояния, Кирилл забрался под поваленную буреломом огромную лиственницу, лёг на сухие ветки и провалился в глубокий, без сновидений, сон.
ГЛАВА ПЯТАЯ
«Беда не приходит одна».
Житейская мудрость.
На душе у Юрия Андреевича Темнова, следователя по особо важным делам было погано. Это чувство не покидало его который день. С того момента, когда ему поручили вести дело об убийстве депутата Сержантова, Юрию Андреевичу стало погано вдвойне. От дела несло такой гнильцой, что тошно стало не только ему. Задерганный до состояния бешенства, старший оперуполномоченный Грошев из второго, «убойного отдела» УУР, тридцатилетний крепыш с фигурой тяжелоатлета и взглядом снайпера, вместе с ним не спал уже вторые сутки. Это бы еще ничего, доводилось и по трое суток быть на ногах, но очень доставали директивы вышестоящего начальства, постоянные понукания и упреки в плохой работе и недостатке служебного рвения. Вышестоящих гнобили из Москвы. Они подгоняли прокуратуру. Прокуратура давила на Темнова, а он в свою очередь вынужден был давить на оперов. Те, взмыленные, как кони на учениях, носились по городу и окрестностям, отрабатывая версии следствия, отлавливая и допрашивая возможных свидетелей и подозреваемых. К исходу вторых суток круг подозреваемых не только не уменьшился, а напротив, значительно увеличился. Желающих видеть славного депутата в гробу и в белых тапочках нашлось немало. И у многих из них были на то весьма серьезные основания. Узнавая с каждым допросом свидетеля или подозреваемого новые подробности о прижизненных деяниях покойного, опера только матерились и курили чаще, чем обычно. Темнов почти не выходил из кабинета, непрерывно изучая материалы допросов и устные отчеты оперов, успевая еще отвечать на непрерывные звонки сверху и от «голосов общественности», неизвестно от кого узнавших номера его служебного телефона и даже сотового. Страшно хотелось спать, а от кофе уже подташнивало. На вопросы начальства, он сдержанно отвечал, что работа ведется и уже есть результаты, а «голоса общественности», требовавшие немедленно «найти и обезвредить», просто посылал куда подальше, а потом и вовсе отключил сотовый.
Наконец, чаша весов одного из подозреваемых, который, кстати, накануне убийства исчез из города и до сих пор не был найден, перетянула все остальные. Да и сам покойник, некоторое время назад всерьез опасался его и многим своим знакомым говорил, что Кирилл Забродин, а это был именно он, хочет его убить. Свидетели утверждали, что они были дружны, а год назад стали вести себя как кошка с собакой. Не то, чтобы они ругались, но отчуждение и даже враждебность в их отношениях не остались незамеченными почти всеми, кто их знал. Один из свидетелей утверждал, что Сержантов соблазнил женщину Забродина, а добившись от нее взаимности, не стал хранить это в тайне, даже напротив, всем об этом хвастался.
Имели место и финансовые претензии Забродина. Пять лет назад, они на пару организовали один бизнес, договорившись делить доходы от него поровну. Забродин настолько доверял партнеру, что не оформил документы на себя, как учредителя. А когда бизнес стал приносить хороший доход, Сержантов, пользуясь его доверием, тратил большую часть денег на себя, а потом и вовсе продал предприятие стороннему лицу, забрав все деньги от продажи себе лично, и позднее, проиграл большую их часть в казино, а остальные, спустил на девочек и иные свои развлечения.
Так что Кирилл Забродин становился подозреваемым номер один.
А кроме того, он был известен своими экстравагантными выходками и загадочным исчезновением в начале девяностых на целых два года. Причем никто не мог в точности сказать, где он был и чем занимался все это время. А слухи ходили один другого чуднее. Поэтому, вполне могло статься, что это он укокошил бывшего приятеля и партнера по бизнесу, всадив ему в череп горсть человеческих зубов и вкладывая в этот акт, только ему одному понятный смысл. Забродина надо было срочно брать. Только вот, где его теперь искать? Опера с ног сбились, рыская по его следам. Причем картина вырисовывалась следующая. Накануне убийства, он заканчивает работу в три часа дня, и, сдав готовую передачу выпускающему режиссеру, отбывает на своей машине 1991 года выпуска марки «Опель Вектра» в неизвестном направлении. Своими планами на вечер и последующие дни он ни с кем не делился. Спустя полчаса его видят очень воодушевленным в цветочном салоне «Мальвина», где он шокирует посетителей и персонал салона и своим заказом и своим поведением. Причем, все свидетели утверждают, что он был радостно возбужден, именно радостно, а не как-либо еще. Сыграть такое состояние, чтобы поверили абсолютно все, практически невозможно. Было бы странно так радоваться, замышляя на этот вечер убийство. Хотя, кто его знает! «Чужая душа – потемки», как говорится.
Далее его видят с огромным букетом в недавно открытом и очень стильном ресторане «Ниигата», откуда он уходит уже без букета, но в сопровождении двух очень красивых девушек, ранее здесь не бывавших. По описанию никто из свидетелей их не узнал. Судя по всему – девушки из другого города. От ресторана одна из них уезжает на серебристо-синем «Рено Меган» с иногородними номерами, хотя приехали девушки вместе, и за рулем была вторая из них, голубоглазая шатенка. Шатенка почему-то рассталась с подругой и уехала с Забродиным на его автомобиле. Далее их видят уже на красном джипе марки «Чероки» на летном поле «ДОСААФ», где они забрали воздушный шар с гондолой и два газовых баллона к нему. Видели приметный автомобиль с гондолой на багажнике на выезде из города. Это отметили сотрудники ГАИ на блок-посту. Они же отметили проезд «Чероки» обратно, утром следующего дня, когда Сержантов уже был убит и его «потрошили» судмедэксперты. Красный «Чероки» пронесся мимо поста ГАИ на огромной скорости, и на приказ сотрудника остановиться никак не отреагировал, даже не сбавил скорость. Разглядеть, кто был в этот момент за рулем было практически невозможно. Об этом есть соответствующая запись в дежурном журнале. Если убийца – Забродин, то он ведет себя глупо. Он не появляется на работе, чтобы вместе с коллегами как-то отреагировать на убийство директора. Все средства массовой информации, кто из корпоративных побуждений, а кто и вполне искренне, очень остро отреагировали на событие и выпустили экстренные сообщения.
Утром следующего дня его видят с той же красивой шатенкой около дома. К вечеру, он выскакивает из своей квартиры уже один и мчится на большой скорости за город, где исчезает в неизвестном направлении. Всё это выглядит, по меньшей мере, странно и требует выяснения. Но для этого нужен сам фигурант.
Темнов с отвращением пригубил давно уже остывший кофе и откинувшись в кресле, закрыл глаза, пытаясь представить себе что делает сейчас этот загадочный Кирилл Забродин. Несколько раз он видел его по телевизору, а пару раз встречал в парке на беговой дорожке, где тот тренировался. Юрий Андреевич еще тогда обратил внимание на этого стремительного в движении подтянутого мужчину, который время от времени делал какие-то странные упражнения или подолгу сидел в траве, весь диковинно перекрученный в йоговской асане.
Однако, как он не пытался проникнуть мыслью сквозь пространство и добраться до предполагаемого места нахождения Забродина, у него ничего не получалось. Все крутились в памяти какие-то дебильные картинки из американских мультиков, и он, забыв, что находится в кабинете не один, нервно хохотнул. Старший опер Грошев посмотрел на Темнова с удивлением и почти до фильтра затянулся сигаретой. Темнов открыл глаза, и некоторое время смотрел на опера непонимающим взглядом. Через минуту взор его прояснился, и он, поставив на стол пустую чашку, выругался:
Вот б…, всякая чушь уже в голову лезет! Где же он может быть, а? Грошев?
Опер сдвинул к поломанной переносице кустистые черные брови и с ненавистью задавил окурок в переполненной пепельнице, так, что часть их высыпалась на стол.
Юрий Андреевич! Где мы только этого придурка не искали! Странный он какой-то, до безобразия! Никакой логики в поступках! Чтобы его просчитать, самому надо таким же психом стать!
Вот именно, Грошев! Вот именно! – воодушевился Темнов, – чтобы найти человека, надо попытаться влезть в его шкуру, понять, что им движет?
Да я пытался…
Пытался он! Ну, вот куда бы ты поехал с красивой девушкой?
Ясен перец – в какое-нибудь злачное место, где можно выпить, закусить и … ну, и все такое. Да мы их прочесали все уже на три раза! Нигде его не видели! Даже катраны на уши поставили, хотя он, говорят – не игрок.
Все такое, говоришь? Все такое, все такое… – Темнов, как заведенный повторял фразу и вдруг стукнул по столу кулаком, так что пепельница подпрыгнула, и окурки разлетелись во все стороны, – Понял я, где он! Недавно новую турбазу Корочников открыл, на Уссури! Не там, где переправа старая и пляж, а намного дальше! Не доезжая заставы пограничной! Она вообще в стороне от трассы. Он даже не рекламировал ее еще! Поэтому про нее мало кто знает! А Забродин же – телевизионщик! Они про такие вещи раньше всех узнают! Давай, бери пару бойцов и дуй туда! Э, черт! Да я сам с тобой поеду!
Темнов открыл сейф и взяв оттуда табельный «макаров», стал убирать со стола разбросанные бумаги, часть их уронил на пол. Плюнул со зла, и запихнув их ногой под стол, решительно вышел из кабинета. Грошев еле успел выскочить следом, чтобы не быть закрытым в кабинете на ключ. Темнов смотрел в одну точку, весь сосредоточенный на своих мыслях. Казалось, что он не в себе. Новая служебная «Волга» с синими мигалками на крыше, быстро домчала до турбазы возбужденных оперативников со следователем – «важняком» во главе. По дороге, опера, вспоминая рассказы свидетелей, сами накручивали себя. Они вспомнили, что фигурант владеет какими-то страшными приемами борьбы, что он отлично стреляет и вполне возможно – имеет при себе оружие. Они, по несколько раз, проверили свои «макаровы» и подтянули бронежилеты, а Грошев нервно поглаживал лежащий у него на коленях короткоствольный автомат.
Но на турбазе их ждало разочарование. Забродин накачивался коньяком до четырех утра, а потом вышел на улицу и исчез. Все его вещи остались в номере, а красный «Чероки» стоял себе на стоянке. Только вот самого виновника всей суеты нигде не было, и никто его не видел. Похоже, что кто-то или что-то так напугало подозреваемого, что он в панике бежал с турбазы, даже не подумав воспользоваться машиной. Разгоряченные, как охотничьи собаки, опера рыскали по всем помещениям, вызывая недовольство немногих постояльцев турбазы, оторвав нескольких из них от увлекательных упражнений в постели. Психовал и управляющий, невысокий, весь какой-то лоснящийся, лысый коротышка с огромными и безвкусными перстнями на пальцах. Он брызгал слюной на и без того злых оперов, и все грозил громкими именами местных властных и блатных авторитетов. В конце-концов, разозлился и Темнов, и сунув коротышке прямо в блестящую от пота и кожного жира физиономию свое удостоверение, заставил его заткнуться и выполнять все их распоряжения, если он только не хочет, чтобы на месте его заведения снова не образовался пустырь. Коротышка еще немного поворчал, и «стреляя» в оперов злобными взглядами, стал содействовать следствию. Однако, ничего обнадеживающего они не обнаружили. Темнов вызвал из города сотрудников со специально обученными собаками и связался с начальником погранзаставы. Бравый, усатый майор через полчаса прикатил сам с десятком бойцов и собаками, надолго опередив городских следопытов. Решили начать поиск немедленно. Собаки быстро взяли след, и погранцы, вслед за натянувшими поводки и повизгивающими от возбуждения овчарками, азартно сыпанули в тайгу.
Через три часа активных поисков фигурант был обнаружен мирно спящим в каком-то подобии берлоги, аж в двадцати двух километрах от турбазы. Правда, захватить его врасплох не удалось. Этот «ниндзя» умудрился голыми руками укокошить одну овчарку и сломать руку ее вожатому – пограничнику «дембелю», имеющему в своем активе пять задержаний нарушителей границы и медаль за отличную службу. Парня отправили в госпиталь, а не на шутку разозлившийся майор пытался избить уже «окольцованного» наручниками задержанного и получил крепкий удар ногой по гениталиям. Когда все еще приседающего и громко охающего от боли майора загрузили в пограничный «Урал» вместе с бойцами и собаками, Темнов решил допросить Забродина прямо здесь, на турбазе. Тот только молча сверлил следователя мрачным взглядом и упорно молчал. И все-таки, Темнов заметил искорку неприкрытого удивления у него в глазах, когда задал вопрос об убитом Сержантове. Именно это слово «убитый», вызвало удивление Забродина, которое он не мог скрыть. Над этим следовало подумать, и подумать крепко.
И еще одно смутное беспокойство звенело надоедливой нотой в душе следователя, неприятно, как комар над ухом. Убитая Забродиным овчарка, в точности повторила ему почти забытую в суматохе следствия сцену в парке с убитой им самим собакой. Это был какой-то знак ему, Юрию Андреевичу Темнову, следователю-важняку, находящемуся при исполнении служебных обязанностей. В последнее время он стал суеверен.
* * * * * * * * * * * *
«(Из криминальных новостей)
Как мы и обещали – продолжаем знакомить вас с расследованием по делу об убийстве известного предпринимателя и депутата Краевой Думы Евгения Сержантова. Вчера задержан подозреваемый номер один. При аресте он оказал активное сопротивление.
Кирилл Забродин работал заместителем Сержантова на коммерческом телеканале и выпускал популярную в нашем крае спортивную передачу с характерным названием «Без пределов». Долгое время убитый и подозреваемый в его убийстве, считались друзьями. По мнению большинства знакомых, Кирилл является человеком неординарным и способен на многое. Однако, часто его поступки были, по меньшей мере, трудно объяснимы, а действия непредсказуемы. Забродин, как бывший мастер спорта по рукопашному бою, имеет широкий круг знакомств среди спортсменов, многие из которых сегодня, что здесь скрывать, являются неформальными авторитетами в крае и даже за его пределами. Большинство из них не всегда в ладах с законом. По неподтвержденным данным, следствие располагает против Кирилла существенными доказательствами его вины. Но было бы рано делать какие-то выводы до окончания следствия, так как кроме Забродина, задержаны еще несколько человек, имевшие веские мотивы для убийства Сержантова.
Конечно, нельзя говорить о покойных плохо, – это аксиома, но редакция располагает сенсационными сведениями о второй, темной стороне жизни господина депутата Краевой Думы. Мы ведем свое, параллельное расследование, и как только эти сведения подтвердятся, мы немедленно ознакомим с ними наших читателей. В следующем номере газеты, мы надеемся опубликовать интервью со следователем по особо важным делам Юрием Андреевичем Темновым, которому поручено это, в высшей степени запутанное и странное дело. Целый ряд заказных убийств потрясших нашу страну в последние годы, а наш край – не исключение в этом вопросе, так и не закончился поимкой и наказанием преступников. Надеемся, что хоть на этот раз, совместные усилия правоохранительных органов приведут к каким-то результатам.
Следите за следующими номерами нашей газеты».
* * * * * *
Генерал Погодаев – начальник краевого УВД нервно скомкал газету и швырнул её в угол своего просторного кабинета. «Расследование они своё ведут! Мудаки! Распустили этих писак на свою голову! Раньше пискнуть лишнего не смели, борзописцы!» Продолжая ругаться, он нажал кнопку селектора и рявкнул: «Дежурный! Кто там у нас делом Сержантова занимается? Чтобы через час был у меня! Выполняйте!»
Придя в сильное нервное возбуждение от прочитанного газетного сообщения, он не мог спокойно сидеть и ждать. Набрал номер Краевой прокуратуры и попросил соединить его с генералом Сироткиным, своим старым приятелем:
Здравствуй Паша! Как жив -здоров? Все воюешь со своим геморроем? Кхе-кхе-кхе…
Это тебе бы всё ржать, жеребцу здоровому! Полгорода, небось, уже огулял! – грубо польстил мужскому самолюбию Погодаева прокурор.
Ну ладно, ладно! Брось прибедняться! Слышали и мы о твоих похождениях. Секретуточку, говорят, себе завел, молоденькую? Аха-ха-ха-ха! Когда же честным пирком, да за свадебку? – продолжал веселиться Погодаев.
Да пошел ты, Вася! И так уже дура моя сплетни по всему краю распустила! А тут ты еще соль на раны…– с напускной обидой сказал Сироткин, но по голосу чувствовалось, что он доволен этим сомнительным комплиментом.
Ну все, все… Не обижайся! Мы же с тобой – старая гвардия. Должны вместе держаться! А твои орлы языки распустили по незакрытому делу!
Это ты кого имеешь в виду, Василий Геннадьич?
Да Темнова твоего, важняка. Вот тут у меня газетка валяется, в которой он обещает интервью дать по делу Сержантова. Ты бы приструнил его! Итак, уже все печенки проели с этим делом. Есть же фигурант! Вот и дожимайте его, пока тепленький! В общем, как друга тебя прошу! Мы же с тобой одно дело делаем.
Какой разговор, Вася! Честно говоря, я сам третий день не сплю толком из-за этого говна. Не дают- все дергают и дергают! А Темнов у меня на испытательном сроке. На нитке висит парень.
Ну, хорошо. Успокоил ты меня. Надо как-нибудь нам с тобой в баньку сходить, попарить старые боевые кости, а?! Ты как?
Да я всегда готов, Вася.
Ну, бывай! Дел невпроворот! Созвонимся!
Генерал Погодаев был типичным милицейским служакой. Знал не понаслышке о том, что такое нелегкий оперской хлеб. Знал и о таких вещах, о которых простой смертный и не догадывался. Случалось ему идти и на большие подлости, и на горло самому себе наступать ради карьеры. А как же иначе? А мог бы, как его честный и неподкупный однокашник, еще по Школе милиции, Егор Абросимов, так и выйти на пенсию простым капитаном. А он, в свои пятьдесят два, сидел и сидел довольно прочно на милицейском троне краевого масштаба, несмотря на происки всяких врагов – интриганов. Несмотря на видимую прочность своего положения, Василий Сергеевич, не расслаблялся и знал, что все может измениться в одночасье. Не всегда же будет фортуна ему благоволить. Поэтому тылы он себе заранее обеспечил. «Тылы» представляли собой солидную сумму в «зеленых», лежащих в одном из заграничных банков, трехэтажный особнячок в тихом и очень красивом городе Пушкине, под Питером, наполовину состоящем из царских дворцов и парков. И детей своих Василий Сергеевич обеспечил и много еще чего заготовил себе на безбедную и сытую старость. Да и не старый он был еще, и хватало его и на ухоженную, постоянно озабоченную своим здоровьем жену, «в сорок пять баба ягодка опять», и на двадцатипятилетнюю любовницу. В общем, и целом – жизнь у него удалась. Теперь только надо было выдержать до конца дистанцию, на этом опасном участке до финиша, где главным призом могло быть назначение в Москву на еще более высокое место, а минимальным – почетные проводы на пенсию, без позорных и опасных хвостов. А внутреннее чутье, которое никогда его не подводило, нашептывало, что это «гнилое» дело с убийством депутата Краевой Думы могло потянуть за собой совсем нежелательные последствия. Поэтому Погодаев немного нервничал.
Капитан Грошев явился ровно через час, минута в минуту. Войдя, отдал честь, доложил. Все, как положено. Рослый, широкий в плечах, с налитыми мускулами рук и развитым торсом атлета, капитан держался с достоинством, без суеты. Как всякого типичного начальника, прошедшего суровую и в известном смысле опасную школу, еще советского чиновного роста, Погодаева очень раздражали люди ведущие себя независимо. Поэтому он не предложил капитану сесть, чтоб знал свое место. Стоя рядом со столом генерала, Грошев доложил:
По делу об убийстве Сержантова задержано трое подозреваемых. Место нахождения еще двух неизвестно, и ведется их розыск. Опрошено сорок девять свидетелей. Главный подозреваемый, некто Кирилл Забродин, в результате оперативно-розыскных мер задержан на третьи сутки после убийства и сейчас находится в следственном изоляторе. При аресте оказал активное сопротивление. Показаний не дает. С ним работает майор Темнов – следователь по особо важным делам. Подследственные и свидетели дали множество сведений по противоправной и преступной деятельности убитого. Опергруппа действует в соответствии с указаниями и в тесном контакте с Прокуратурой.
Капитан говорил размеренно, ровным голосом. Закончив доклад, закрыл папку с бумагами и аккуратно завязал тесемки на бантик. Посмотрел на генерала, опустив по швам свои сильные руки.
Погодаев молчал, выдерживая томительную паузу под громкое тиканье настенных часов. Все это время, он рассматривал Грошева с наигранным любопытством и удивлением, будто диковинное животное. Потом взорвался криком:
– Да ты кто такой, а?! Стоишь тут, такой важный! Действует он, в контакте с Прокуратурой! А то, что у нас уважаемых и достойных людей, представителей власти, среди бела дня убивают, как в какой-нибудь Африке, ёк вашу тать! Ему и дела нет!»
Почему в Африке и почему одиннадцать вечера – время убийства Сержантова – белый день, он и сам не понял, но уже не мог остановиться. Его прорвало. Бранные слова и совершенно необоснованные обвинения в адрес оперативников, «этих ленивых жоп, этих пинкертонов сраных, которые свой член и то не найдут! И вместо того, чтобы искать доказательства и улики преступления по уже задержанному убийце, они копают всякое дерьмо на жертву убийства» – изливались из его глотки минуты три, что соответствует одной странице машинописного текста в два интервала, прочитанного в обычной динамике. Наконец, генерал истощил свою фантазию в поиске эпитетов и замолчал, остывая и тяжело дыша.
Грошев, все это время, стоял не шелохнувшись. Он только сильно побледнел и сжал до побеления костяшек свои пудовые кулаки.
Буря стихла. Погодаев налил себе стакан воды и выпил залпом, как водку. Также быстро успокоившись, как и завелся, сказал почти спокойно и даже миролюбиво: «Ладно, капитан. Не обижайся! Я сам из оперов, и знаю что почем. Иди, работай! И занимайся делом, а не х… знает чем! Ищи доказательства убийства Забродиным. Это и так ясно, как божий день! Всё. Иди! Надеюсь, ты меня правильно понял?» Грошев опустил глаза, чтобы не выдать своей ненависти к начальнику, и подчеркнуто спокойно спросил: «Разрешите идти?» – «Иди. И помни!» – еще раз повысил голос, подпустив в него начальственного металла, генерал.
Громче, чем следовало, хлопнула, закрываясь за Грошевым, тяжелая дубовая дверь. «Ишь ты, – усмехнулся Пономарев, – с характером парень! Далеко пойдет, если не сломается».
Ему вдруг очень захотелось выйти на свежий воздух, прогуляться по цветущему бульвару, посидеть по – стариковски на лавочке, кормя с рук голубей и разглядывая играющих детей и их симпатичных мамаш. «А что, в самом деле? Пойду и прогуляюсь! Али я сам себе не хозяин?» Он решительно вышел из кабинета и направился к лестнице. Еще на втором этаже, он услышал шум перебранки и заспешил вниз, чтобы «спустить всех собак» на нарушителей спокойствия, а самому все же пойти погулять. Это желание так сильно захватило его, что генерала уже раздражали возможные препятствия.
Шум исходил от красного от напряжения вахтенного старшины и майора Синицкого – дежурного сегодня по Управлению внутренних дел, пытающегося грудью прикрыть широкий лестничный пролет от пробивающихся к нему трех растрепанных бабулек. Самая высокая из них, видимо – предводительница, была облачена в темный габардиновый пиджак, прямо-таки облицованный орденами и медалями. Регалии бряцали на ее все еще мощной груди и гипнотизировали вконец растерявшегося Синицкого.
Ты мне тут зубы не заговаривай, сынок! Я две войны прошла! Ты еще в пеленки ссался, когда я Европу от фашистов освобождала!
Да поймите, вы! Нельзя к генералу без записи! Не могу я вас пропустить!
Не можешь? А мы еще могем кое-что! Сами пройдём! Или арестуй нас всех трех!
Подпираемая сзади еще двумя, не менее решительно настроенными бабульками, ветеранша теснила к лестнице испуганного майора, а старшина бегал вокруг и не решался приступить к более решительным действиям.
Погодаев подошел на безопасное расстояние и громко вопросил:
Что за шум? Майор, доложите!
Синицкий, все еще опасливо косясь на боевых старушек, повернулся к начальству:
Товарищ генерал! Группа гражданских лиц, без предварительной записи на прием, пытается пройти в Управление. К Вам, товарищ генерал!
Увидев на близком расстоянии цель своего визита, бабушка решительно отодвинула майора и в сопровождении «адъютанш» подошла к Погодаеву.
Здравствуй, товарищ генерал! Здравия желаем! Ты бы уважил нас, заслужённых, она так и сказала «заслужённых» женщин, и поговорил бы с нами. Мы ведь не себя ради пришли. Дело у нас к тебе, серьёзное.
Видя, что от этой троицы так просто не отделаться, Погодаев решил принять их. Уж очень пробивные старушки – они могут и до губернатора дойти, если их не остановить. А он захочет перед избирателями, накануне выборов, себя показать отцом народа. Ведь такие вот старушонки и есть основной электорат, мать его! Потом проблем не оберешься!
Ну, раз серьезное, то прошу ко мне в кабинет! Майор, пропусти их!
В огромном кабинете, обставленном в суровом стиле еще Сталинской эпохи, старушки слегка заробели. Погодаев предложил им садиться. Переглянувшись, они заняли места согласно «боевому распорядку» – баба Даша, а это была именно она, звеня медалями, уселась напротив генерала, а Маргарита Семеновна и тетя Груня разместились на огромном кожаном диване. От чаю и кофе бабушки скромно отказались. Баба Даша сразу взяла быка за рога:
Меня зовут Дарья Ферапонтовна, а подруг моих неразлучных – Маргарита Семеновна и Груша Викторовна. А тебя, мил-человек, как звать-величать? Ты уж прости, не знаем.
«Мил-человек» ухмыльнулся и отрапортовался полным титулом:
Генерал-полковник, начальник Краевого управления внутренних дел Погодаев Василий Сергеевич.
А мы значит, вот по какому делу, Василий Сергеевич, к тебе пришли. Все мы живем в одном доме много лет. И Кирку Забродина знаем, как внука своего. На наших глазах рос. А с тех пор, как матушка его преставилась, Царствие ей небесное, мы почитай, что за родных ему.
Это кто же такой? – схитрил генерал.
Не виляй, Василий Сергеич, – сразу пресекла его попытку баба Даша, – дело его слишком громкое, чтобы ты не знал. Кажин день по ящику передают про него, и во всех газетках прописано и все врут, кто во что горазд! Кирка, конечно, шелопут и бабник, но на убивство не пойдет! А уж если бы и решился бы на тако погано дело, то не так бы его исделал! А по умному! Никто бы к нему и не придрался. Он ещё совсем малой был, а бывало, натворит что, и не придерешься. Так всё провернет, что и не зацеписся! Я то уж знаю! Матушка его покойная, бывало, все мне рассказывала. Тяжело ей было одной его ростить, как мужа-то ейного убили хулюганы. Да мы ей все помогали, как могли, и мальчонка-то у нас перед глазами рос.
Так в чем, собственно, у вас ко мне дело-то? Не пойму. Забродин задержан по подозрению в убийстве. Алиби у него нет, а вот мотивы имеются во множестве. А кроме того, он следствию помогать не хочет – на вопросы не отвечает, молчит, как партизан, и тем самым роет себе яму! Вот так! Если не убивал – зачем молчишь? Вот то-то и оно, дорогие соседки.
Бабушки на диване качали головами. Тетя Груня расчувствовалась, захлюпала носом, и достав платочек промокнула слезы. А баба Даша посуровела лицом и пристально смотрела на генерала, пытаясь прочесть в его глазах правду о своем любимце. Наконец, решилась, и тяжело поднявшись, поклонилась Погодаеву:
Ладно, Василь Сергеич! Спасибо, что принял, не прогнал старух! Ты уж на нас не серчай! И с Киркой, разберись по правде, не бери грех на душу! Только чует мое сердце – не виноватый он! Он же, как порох – вспыхнет, и отойдет тут же, и зла не помнит! Бывало – пацанятами, сёдни носы друг дружке в кровь расшибут, а завтра – глядь, уж в обнимку, и играют вместе. Это мы бабы, зла долго не забываем! А вы, мужики – другие. Так что, уж разберись с Киркой, по – людски, как мать тебя прошу. Хоть и не сохранила я своих деток. Разберись…
Бабки заторопились к выходу. За дверью их уже поджидал майор Синицкий, – повел к выходу. Старушки опечаленно молчали, изредка тяжело вздыхая.
Визит старушечьей делегации вывел Погодаева из душевного равновесия, сколопнул с его души наросший за долгие годы черепаший панцирь чиновного цинизма. Он вспомнил свою мать, и детство в далеком поволжском селе. Расчувствовавшись, решил отменить прогулку, снова нажал на кнопку селектора и вызвал к себе, на совещание, майора Захарову, возглавлявшую в его Управлении пресс-службу.
Злые языки утверждали, что заработала она свою должность и майорские звезды не своими достижениям в борьбе с преступностью, а кое-чем другим. При этом сплетники многозначительно умолкали и на их физиономиях появлялись сальные ухмылки. Майор Захарова, симпатичная тридцатилетняя женщина, про сплетни, конечно, знала, и, кажется – никакого внимания на них не обращала, но почему-то, наиболее злостные их разносчики либо уходили в скором времени из Управления на худшие должности, или даже увольнялись с формулировкой о служебном несоответствии. Это значительно охлаждало распаленное ее пышными формами воображение милицейских чиновников.
Майор Захарова всегда знала заранее, зачем ее вызвал начальник. Вошла, глядя на генерала широко открытыми зелеными глазами, закрыла на ключ дверь, и стала расстегивать форменную рубашку, выпуская на свободу свою роскошную грудь.
Закрывшись в кабинете, для «секретного совещания», они довольно быстро досовещались до бурного оргазма, и генерал, в восторженном порыве откинувшись на кожаном диване, прижимал к своему паху голову Захаровой, обхватив ее обеими руками в районе трогательно нежной под волосами шеи. Он старался сдерживать свои стоны, но все равно довольно громко поскуливал и иногда, приглушенно рычал. Особенно возбуждала его милицейская форма партнерши…
Сняв, таким образом, стресс, он налил в фужеры свой любимый пятизвездочный «Арарат» многолетней выдержки, и они, чокнувшись тонко зазвеневшими фужерами, выпили. Глядя, как женщина закусывает коньяк бананом, охватывая его своими мягкими, ярко окрашенными губами, он было опять возбудился, но вовремя остановил себя, поглядев на аскетичное лицо «железного» Феликса на огромном портрете над своим столом. «Интересно, а как он стресс снимал?» – подумал далее генерал, отпуская с «совещания» Захарову, и глядя, как соблазнительно перекатываются под серой, форменной юбкой её упругие, круто оттопыренные ягодицы. Забыв за всеми этими приятными хлопотами о недавнем посещении бабулек, чей нафталиновый запах еще витал в кабинете, генерал решил, что на сегодня с него пожалуй хватит, и стал собираться домой.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Идя в СИЗО, на первый допрос Забродина, Юрий Андреевич ломал голову, как ему подступиться к этому странному человеку, пробить брешь в его глухой обороне. Что-то подсказывало ему, что Кирилл не виновен в смерти Сержантова. Крутилась в сознании скользкая мыслишка, как ящерица с намыленным хвостом, и как он ни силился ее ухватить, каждый раз ускользала. Темнову казалось, да нет – он почти был уверен, что эта мысль может ему все объяснить. Весь его опыт профессионала был против этого, но интуиция кричала: «Да! Да! Да! Это разгадка. Ты уже близок к ней!»
С таким вот сумбуром в голове он и вошел в камеру для допросов. Разложил на столе бумаги, ручку, диктофон, сигареты и приказал привести подследственного. Забродина, до поры до времени, по его личному распоряжению, держали в отдельной камере и это несмотря на то, что СИЗО был переполнен.
Кирилл выглядел спокойным, каким-то уж очень погруженным в себя, будто все происходящее его не интересует ни в малейшей мере. Он был небрит, под глазами залегли тени. Войдя, встал у двери, поглядел, прищурив свои серые глаза, в давно немытое окно, чему-то улыбнулся.
Ну, здравствуйте, Кирилл.
Забродин даже не посмотрел в его сторону, продолжал разглядывать свет, едва пробивающийся сквозь грязное окошко. Сопровождающий его мрачноватый сержант, как вышколенный сторожевой пес, угрожающе дернулся в его сторону. Темнов остановил его, подняв предупреждающе руку.
Сержант! Оставьте нас. Если понадобится, – я вас позову. И вот еще – снимите с подследственного наручники!
Товарищ майор, он же буйный!
Выполняйте приказ! – повысил голос Темнов.
Сержант, обиженно косясь на него, освободил руки Забродина, и еще раз, на выходе, обернувшись, вопрошающе посмотрел на Темнова.
Идите, идите. И не беспокойтесь, – уже мягче сказал тот ему вслед.
Дверь за сержантом закрылась с глухим лязгом.
Некоторое время в камере висела тяжелая тишина, как старая, полная пыли паутина.
Садитесь, Забродин.
Кирилл придвинул табурет к столу и сел, растирая затекшие от слишком туго затянутых наручников запястья.
Я распоряжусь, чтобы наручники на вас не надевали. Вы курите? – следователь придвинул сигареты к краю стола.
Забродин еще некоторое время молчал, изучающе глядя на него. Потом, все же нарушил молчание:
Спасибо, я не курю. Вы знаете, лично к вам я ничего не имею, но очень хорошо знаю порядки в вашей системе. Прежде, чем начать говорить, я хотел бы видеть своего, именно своего, а не предоставленного следствием дежурного адвоката, и еще… – он ненадолго задумался, потер пальцем переносицу, – я хочу получить личные вещи: одежду, предметы гигиены и книги. Если вам не трудно – сообщите моим коллегам о моей просьбе и проследите, чтобы это мне передали. А теперь, извините, но я умолкаю.
Темнов с интересом смотрел на подследственного и проникался к нему все большей симпатией. В Забродине было редкое для граждан нашей бедной страны чувство собственного достоинства и очень естественная, ненаигранная интеллигентность. Из бесед со свидетелями, Темнов уже многое знал об этом человеке. Пока, он решил принять предложенный им вариант игры и посмотреть, что будет дальше. Хотя сроки поджимали и на него продолжали со страшной силой давить.
Ну что ж, Кирилл. Пусть будет так. Я прослежу за исполнением вашей просьбы. Вопросов у меня к вам очень много, а времени мало. Может быть, сейчас я совершаю ошибку, но я хочу сказать вам, что не верю в то, что вы убили Сержантова. И поэтому, буду стараться искать настоящего убийцу, а вас оправдать. Но если вы сами себе не поможете, мне будет трудно это сделать. Подумайте над тем, что я сказал.
Он вызвал сержанта и приказал ему увести подозреваемого, не надевая на него наручников. Сержант скорчил злобную рожу, но выполнил приказ.
Уже в камере, лежа на узкой «шконке», и глядя в серый, давно не беленый потолок, Кирилл думал о том, выполнит или нет следователь его просьбу? Или его поведение было только игрой? Оказавшись, первый раз в своей жизни несвободным, он испытал шок. События последних дней – встреча с Ксенией, захватившая их обоих страсть, исчезновение девушки от которой он почти сошел с ума, глухая, грызущая сердце тоска по ней, неожиданное нападение на него вооруженных людей с собаками, известие об убийстве Сержантова – все это с трудом раскладывалась в памяти. Ему требовалось время, чтобы все осмыслить и принять верное решение. Поэтому он и выбрал тактику молчания. Сейчас, после допроса, где он сделал свой первый ход, оставалось только ждать, даст это ожидаемые результаты или нет. Если завтра ничего не произойдет, он должен будет стоять на своем, и упорно молчать.
Еще он думал о том, мог ли он сам убить Сержантова, как собирался год назад? Теперь, зная, что тот мертв, он чувствовал жалость к бывшему приятелю, вспоминая его в лучших проявлениях. Но как бы то ни было – Женя мертв, и ему теперь следовало подумать, как самому отсюда выбраться живым и здоровым.
Пока его держат в отдельной камере. И это хорошо. Надо воспользоваться этим обстоятельством, чтобы выработать в тишине и покое дальнейшую тактику. В общей камере, где подследственных набито раз в десять больше, чем это положено по санитарным нормам, это будет намного труднее. Там теснота такая, что лежат на шконках по очереди, а температура в летние жаркие месяцы поднимается до пятидесяти градусов и выше, о свежем воздухе можно даже и не мечтать, а уж на то, чтобы подхватить туберкулез, начальство СИЗО могло дать стопроцентную гарантию.
Он встал с койки и принялся делать дыхательную гимнастику. Потом хорошо разогрел и размял все группы мышц, и, не зная, чем еще занять себя, стал ходить по камере взад-вперед, напоминая сам себе волка в клетке. Состояние несвободы угнетало его дух, и главной своей задачей сейчас он поставил – не сломаться, не впасть в уныние. Кирилл рассчитывал, что патрон – хозяин телеканала вмешается в его судьбу и «нажмет на кое-какие кнопочки», чтобы вытащить его из этого каменного мешка. Кроме того, он надеялся, что настоящий убийца будет найден. Во всяком случае, следователь Темнов произвел на него впечатление неглупого и честного человека.
Если он выполнит его просьбу насчет адвоката, следует сразу рассказать ему о Ксении, которая может подтвердить его алиби. Конечно, для этого ее надо сначала найти. Но в том, что она найдется очень быстро, Кирилл почти не сомневался. Такой яркой девушке довольно трудно затеряться даже в большом городе. Таких всегда замечают и помнят многие люди. Номера на ее машине были приморские и вероятнее всего – она из Владика. Там у Кирилла было огромное количество знакомых, и если активизировать хотя бы часть их – найти ее будет делом нескольких дней, а то и часов.
Как-то к нему самому пришли знакомые с просьбой разыскать одну женщину, которую они уже отчаялись найти. С помощью тех исходных данных, что они ему дали, он нашел ее, даже не выходя из кабинета, в течение часа с небольшим. Для этого ему понадобились всего лишь телефон и компьютер.
От этих мыслей он пришел в приятное возбуждение, предвкушая радость от новой встречи с Ксенией. Пусть даже эта встреча состоится в такой невеселой обстановке. Если она относится к нему хоть наполовину так, как он к ней, то все это будет воспринято, как глупое и смешное недоразумение. Настроив себя на лучшее, он улегся на койку и вскоре заснул, таким простым способом сократив время ожидания завтрашнего дня.
* * * * * * *
Водка все не кончалась, а настроение все никак не хотело меняться в лучшую сторону. Девушки, обделенные вниманием мужчин, обиделись и ушли, так и не дождавшись от них никаких активных действий. Олег Грошев и его подчиненный, лейтенант милиции Дмитрий Васяткин, в своем отделе и среди приятелей именуемый смешным прозвищем «Васятка», пытались развеяться с помощью водки и случайных девчонок, с которыми они познакомились этим вечером в кафе, куда забрели перекусить. В конце концов, победила водка и разговор по душам. Приятели даже не заметили, как ушли от них разобиженные девчонки. Васятка, так же, как и его начальник, капитан Грошев, увлекался силовым троеборьем и так же, как он, считал себя «правильным ментом». Это означало, что в милицию он пошел по призванию и «перестраиваться» категорически не желал. То есть отказывался брать взятки, превышать свои должностные полномочия, «делать крышу» торговым точкам и получать, таким образом, существенную прибавку к своему окладу, часто превышающую сам оклад в несколько раз. Не гнушались их предприимчивые коллеги и натуральными обменами, беря с продуктовых магазинов продуктами, с вещевых – вещами, а с сутенеров, получая оплату девочками.
«Правильные менты» сидели на кухне уже изрядно пьяные, по случаю жары в одних майках, и как это водится в России с давних времен, искали правду:
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71422324?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Андрей Графский
Детективная, мистическая история, которая начинается в готическом Петербурге и заканчивается в далеком провинциальном городе на Востоке страны.
Люди постоянно нарушают старое, доброе правило философа Оккама: "Не следует множить сущности без необходимости!" и от этого только плодят проблемы, смерти, войны.
Весьма запутанная интрига, динамичные сцены драк, секса и убийства чередуются со странными письмами, которые получает следователь по особо важным делам, ведущий дело об убийстве.
Андрей Графский
Катарсис
ПОВЕСТЬ
«Катарсис»
«Делайте, пожалуй, всё, что вы хотите,
но прежде, научитесь хотеть».
Ф. Ницше («Весёлая наука»).
В подъезде пахло подгоревшей кашей. Этот запах был сильнее других. Он главенствовал над запахами мусоропровода, кошачьей мочи и сырой штукатурки, что были особенно сильны, и даже над мощнейшим шлейфом дешевых духов, оставленным недавно прошедшей здесь женщиной. Для человека в длинном сером плаще, что прятался в подъезде, запахи всегда имели огромное значение. Наверное, так чуют их животные, различая по тысячам оттенков и значений.
Человек стоял, плотно прижавшись к холодной, сырой стене, в тесном пространстве за дверью. На улице шел нескончаемый дождь. От этого всё казалось вечной декорацией к фильмам Акиро Куросавы.
Ночь, волнующая и влажная, как девушка только что вышедшая из воды, размахивала гривой зеленых спутанных волос, рассыпая вокруг мелкие, серебристые в свете полной луны, брызги.
По городу метались в поисках пассажиров и топлива потерянные кем-то автомобили. Они изредка вспарывали ровный шум дождя вскриками клаксонов и снова пропадали в мокрой темноте.
Ружьё пахло холодной сталью, немного порохом и смазкой, а ещё – сотнями маленьких утиных смертей. Оно стало совсем неподъёмным, так, что у человека занемела рука. Он скинул жесткий ружейный ремень с плеча и поставил оружие в угол, словно подвергнув его наказанию.
Человеку было очень холодно. Всё его тело сотрясала крупная дрожь. Он снял старомодную шляпу с обвисшими краями. Промокнув платком выступивший на лбу холодный пот, он снова надел шляпу, стараясь засунуть в нее голову поглубже, словно это могло защитить его от начинающейся лихорадки.
«Может быть, сегодня он вообще не придет домой? А я, третий час, торчу здесь зря?» Эта оправдывающая минутную слабость мысль юркнула через его сознание трусливой мышкой и тут же исчезла, изгнанная все возраставшим возбуждением. «Нет! Он обязательно придет, – убеждал себя человек в старой шляпе, -
он и так вчера с трудом обманул жену, когда вернулся домой от любовницы, далеко за полночь. Он должен реабилитироваться, как это обычно делают мужчины. В постели. И просто обязан сегодня быть на высоте, иначе она ему не поверит». Вспоминая подслушанный вчера разговор супругов, человек брезгливо поморщился. Он так много знал про них, что поневоле не мог сдержать чувства гадливости, словно заглянул в яму с нечистотами. Думая о них, он физически ощущал тошнотворный запах, который они источали. Это не следовало понимать буквально. В мироощущении странного человека, спрятавшегося за дверью, существовало понятие внутреннего запаха человека, характеризующего его душевные качества. Поэтому, источаемые обоими супругами запахи чистых, ухоженных тел и благоухание французской парфюмерии, не могли ввести его в заблуждение. Они пахли, как могут пахнуть две прожорливые и наглые крысы. И сегодня вечером, одна из этих крыс должна сдохнуть.
* * *
ГЛАВА ПЕРВАЯ
«Не надо было вчера пить с Романом», – запоздало раскаивался Юрий Андреевич Темнов, массируя, просто на куски разваливающуюся голову. «Почему, каждый раз, как я с ним встречаюсь – мы напиваемся? – недоумевал он, пытаясь оторвать от постели непослушное, тяжелое тело, – надо разобраться в этой закономерности, только уже без Ромки!» Кое-как добрёл он до ванной, и, встав под душ, принялся лечить себя вечно живой водой. С наслаждением, надраив зубы и даже язык крепко пахнущей зубной пастой, и стоя под струями очень горячей воды, он резко перекрыл доступ горячей и открыл на всю мощь холодную. Ледяные струи, окатив распаренное тело, заставили сердце, сначала сжаться и замереть, а потом застучать с удвоенной силой, разгоняя подпорченную алкоголем кровь. «Вот та-а-ак! Вот та-а-ак!» Снова, горячую. Потом ледяную. И так, чередуя резко контрастную по температуре воду, и уже не чувствуя кожными рецепторами разницы, Юрий Андреевич изгонял из себя вчерашнюю муть и грязь. Очищаясь, он с отвращением вспоминал тот прокуренный и весь будто засаленный изнутри ресторанчик, где они кутили с Ромкой, стародавним, ещё по школе, приятелем. Тот жил своей, малопонятной Юрию Андреевичу жизнью, и вот так, раз в год, а то и реже, пересекаясь орбитами, они до чёртиков надирались и творили всякие непотребства. Каждый раз он обещал себе, что следующая встреча с приятелем закончится вполне пристойно, и даже обещая себе это, уже знал, что «фигушки» – они снова надерутся, как свиньи. Это совсем не значило, что Юрий Андреевич был алкоголиком. Пить он умел. Употреблял в меру, и соблюдал четыре золотых правила: «Не пить натощак». «Не смешивать». «Не запивать». «Не опохмеляться». Но вот с Романом почему-то всё это летело к чертям, и всегда умеющий себя сдерживать, он, что называется, перебирал.
Приведя себя в порядок, он надел старенький тренировочный костюм и выбежал на улицу. Недалеко от его дома раскинулся старинный парк, где он собирался побегать среди огромных сосен по засыпанным иголками тропинкам и окончательно выгнать из себя вчерашнюю дурь. В парке было безлюдно. Неожиданно для себя, он разошёлся и носился по дорожкам, удовлетворенно чувствуя, как вместе с обильным потом, выходят из него яд и слабость, и мышцы наливаются привычной силой и выносливостью. Эта радость перерождения полупьяного задохлика в привычное состояние мощного зрелого мужчины, так наполнила его душу, что ему хотелось заорать на весь парк, вспугивая с лавочек одиноких старушек. Он уже с трудом сдерживался. «Ещё пара кругов, и достаточно, а то сердце посадишь», – скомандовал ему внутренний тренер, и он, подчиняясь, сбавил темп, выбегая на длинную, парковую аллею, что вела к его дому.
Предвкушая теплый, успокаивающий душ и обильный завтрак, Юрий Андреевич не мог сдержать довольной улыбки, и всё так же счастливо улыбаясь, смотрел, как хищно прижавший уши, здоровенный пёс несётся прямо на него, явно собираясь, если уж не сожрать целиком, то уж точно, порвать на куски. Спинной мозг сработал, как всегда, быстрее головного и спас его от растерзания. Тело на бегу подобралось, по нему пробежала мгновенная холодная дрожь. Не сбавляя скорости и не перестраиваясь, он бежал навстречу собаке, обнажившей огромные пожелтевшие клыки и глухо рычащей от злобы. Пёс не успел сгруппироваться для прыжка и атаки. Человек повёл себя неправильно, совсем не так, как он ожидал. Обычно, эти двуногие поворачиваются и бегут, или встают столбом, выставив вперед руки и пытаясь защитить себя. Этот все сделал иначе.
Со всего маху врезал с правой ноги, обутой в тяжёлый и крепкий кроссовок «Reebok», прямо в горло растерявшейся псине. Удар был так силён, что собаку подняло на дыбы. Встав во весь свой огромный рост, она нелепо посучила в воздухе передними лапами, и завалилась набок. Жалобно проскулив и поцарапав землю когтями, глупая животина выпустила из пасти струйку алой крови, и в струнку вытянувшись на ковре из сосновых иголок, замерла.
Всё произошло так быстро, что Юрий Андреевич даже разозлиться не успел. Стоя рядом с дохлой немецкой овчаркой, он не сразу заметил двоих, выскочивших из-за кустов – парня и девушку, лет по двадцати. Оба были одеты в яркие спортивные костюмы. Парень бросился к собаке. Схватив пса за голову, и заглядывая в его неподвижные глаза, он растерянно повторял: «Анчар! Анчар! Вставай!» Девушка поняла всё быстрее. Её миловидное лицо исказила маска гнева. «Ты что сделал, урод? Ох…л совсем?!»
Эти слова так не вязались со всем её журнально-рекламным обликом, что Юрий Андреевич слегка опешил и расстроился. Ситуация была нестандартной и весьма неприятной. Парень поднял кверху лицо с успевшими навернуться на глаза слезами и тоже силился что-то сказать, но не находил слов. Остатки адреналина всё ещё поступающие в кровь и неприятный осадок после грязных слов девицы подвигли Юрия Андреевича на агрессивный тон. Наклонясь к парню, в котором он сразу учуял сынка какого-нибудь «Большого Папы», почти ласково спросил: «Неучёная была собачка? Прохожих кушала? Если ещё есть одна – приводи сюда. Поучу!» И круто повернувшись, специально не спеша, потрусил к воротам парка, на ходу поднимая и опуская с выдохом руки, восстанавливая дыхание и заодно – испорченное настроение.
Проработав пятнадцать лет в прокуратуре, он, как законник, понимал, что, уходя с места происшествия, и никак не объяснившись с хозяевами собаки, поступает неправильно и возможно, создаёт себе ненужные проблемы, но ничего не мог с собой поделать. Хамство и неприкрытая ненависть девушки, её уверенность в своём превосходстве вывели его из себя. Он уже не раз сталкивался с «новыми хозяевами жизни» и нельзя сказать, чтобы они вызывали у него чувство симпатии.
Как бы то ни было, ему сейчас следовало поспешить. Необходимо ещё привести себя в порядок и позавтракать. Опаздывать на планёрку к шефу, да ещё в понедельник – было опасно для нервной системы, да и для карьеры.
Яичница у него подгорела. Кофе «убежал». Бреясь, он порезал скулу. Начищая ботинки, испачкал чёрным кремом рукав нового пиджака. С этого происшествия с собакой в парке, всё явно пошло кувырком. А может, это случилось раньше, ещё вчера, со встречи с Романом? Исследуя, как врач рану, надлом в своём настроении, он пришёл к крайне болезненному для себя выводу, что всё испортилось в его жизни в тот проклятый день, когда от него ушла Марина. Вместе с ней из его жизни ушла большая часть смысла, и теперь, он жил, по инерции, в силу привычки. Имея дело с грубыми материями, сталкиваясь каждодневно с жестокостью, грязью, ненавистью, он даже не подозревал в себе романтика. «А может бросить всё к такой то матери, и уехать на родину, в Приморье? Устроиться сторожем на турбазе, у моря? Летом – суета, отдыхающие, а всё остальное время: тишина, покой, тайга и море». Эта идея на время захватила его ум, и он даже не заметил, как быстро добрался до места работы.
Здание прокуратуры – уродливое, казённое, было построено в конце девятнадцатого века. Последний генеральный ремонт в нём делали лет двадцать назад. Каждый раз, входя под его унылые своды, Юрий Андреевич испытывал чувство тоски и внутреннего протеста. Но потом, его захватывала работа, общение с коллегами и разными людьми, которых заносила сюда нелегкая, и он забывался до следующего будничного утра.
На лестнице, его догнал сослуживец – Валентин Генрихович Беленький, сорокалетний живчик с вечным блеском в карих, немного навыкате, глазах и неуёмной жаждой движения. Его невысокая, плотно сбитая фигура перемещалась в пространстве с большой скоростью. Мысли скакали, как кенгуру, а слова, которые он выпускал из своего рта короткими, частыми очередями, часто опережали сами мысли. Вот и сейчас, не успел Юрий Андреевич, погружённый в свои мрачные думы, расслышать за спиной дробный перестук его шагов, как уже получил фамильярный шлепок по спине. Пока он оборачивался, Беленький уже обошёл его слева, и перескакивая через три ступеньки, успел таки выкрикнуть новость:
«Слыхал, Андреич? Сержанта ночью замочили! Теперь пойдёт такой шухер!» В последние годы, общаясь с коллегами, он перешёл на «феню» и не мог избавиться от пагубной для работника прокуратуры привычки, даже получив пару выговоров.
«Какого ещё сержанта? Почему из-за него переполох? Мало ли за последние годы сотрудников милиции поубивали? Многие из них, сами похуже бандитов», – недоумевал Юрий Андреевич, входя в свой кабинет. И не успел он войти, как его окликнула новая, молоденькая секретарша Самого – Люся, уже неделю проверявшая на нём силу своего женского обаяния и усиленно «строившая глазки».
Юрий Андреевич, у вас телефон не отвечал, вот я сама и спустилась к вам. Сироткин просил вас к нему подняться, срочно!
Хорошо, Люсенька! Спасибо. Я только портфель положу.
Позволив себе это «Люсенька», он решил в ближайшие дни обратить на неё более пристальное внимание. Девушка расцвела, и, одарив его на прощанье одной из самых обольстительных своих улыбок, зацокала каблучками по гулкому коридору.
В кабинете он критически оглядел своё отражение в мутном настенном зеркале, осторожно стёр капельку подсохшей крови на скуле, и на всякий случай, разжевав ароматическую таблетку «Рондо» – («Облегчает понимание»), пошёл «на ковёр» к начальству.
* * *
ГЛАВА ВТОРАЯ
(Из криминальных новостей) «В ночь, с девятнадцатого на двадцатое ноября, в нашем городе был убит выстрелом в упор, в подъезде своего дома, депутат Краевой думы, известный предприниматель и общественный деятель Евгений Сержантов. Как нам стало известно, орудием убийства послужило охотничье ружьё. Обычно, киллеры используют более современное оружие. Странно не только это. Установлено, что в качестве пуль, убийца использовал несколько человеческих зубов, микроскопические частицы которых были обнаружены криминалистами на одежде и в черепной коробке убитого. По неподтверждённым данным, Сержантов имел довольно тесные отношения с печально известным Гунном, который отбывает сейчас пятнадцатилетний срок заключения за совершенные и организованные им преступления, а также с несколькими другими лидерами преступных группировок.
Кто и за что убил Евгения Сержантова? И почему убийство совершено столь экзотическим способом? Об этом мы постараемся информировать наших читателей. Следите за следующими номерами газеты».
* * * * * *
«Лучше переесть, чем недоспать». Эту сентенцию Кирилл запомнил крепко, ещё со студенческих времен. Служба в армии после университета только подкрепила её правоту. Поэтому он всегда старался плотно позавтракать, предполагая, что пообедать и может быть даже поужинать, ему сегодня не удастся. День был заполнен до предела. Рабочий график часто и неожиданно менялся. Тем более, что он уже опаздывал. Часовая стрелка подкрадывалась к десяти, а в десять тридцать начиналось его монтажное время. Кирилл зарабатывал себе на «хлеб с маслом» на телевидении, где он числился заместителем директора телеканала, и был автором и ведущим еженедельной, спортивной программы «Без пределов», из-за которой приятели дразнили его, называя «беспредельщиком». Однако, ему название нравилось, тем более придумал он его ещё до того, как этот криминальный термин стали раскручивать СМИ, и категорически отказывался менять его на другой.
Передача выходила в пятницу вечером и повторялась в воскресенье днем. Вторая аппаратная сегодня была на профилактике, поэтому журналисты буквально сидели друг на друге, ожидая своей очереди на монтаж. Несмотря на то, что он все-таки какое-никакое, а начальство, его запросто могли подсидеть коллеги, захватив его монтажное время, если он опоздает. Тогда придется договариваться с монтажерами на ночной аврал, а согласятся они или нет, и во что это ему обойдётся – большой вопрос.
На ходу, дожёвывая кусок копчёной колбасы, он быстро оделся и вышел из дома. «Боливара», так Кирилл называл свой «Опель», он с вечера поленился отогнать на стоянку, да и обстоятельства в виде двух очень сексапильных красоток, которых он еле выпроводил утром, тому не способствовали.
«Богатырская застава», в лице тёти Груни, бабы Даши и Маргариты Семёновны – желчной особы неопределённого возраста, конечно, была на своём неизменном посту – у подъезда, на лавочке, отполированной их задами до блеска.
Казалось, что годы разбиваются, как волны о гранитный утес, об эту монолитную троицу, не оставляя на них никакого следа. Кирилл, давно потерявший всех своих бабушек и дедушек, относился к соседкам, как к родным. На его задорное: «Привет, девчонки!» бабушки дружно фыркнули, а баба Даша съязвила ему вслед: «Ну и жеребец ты здоровый Кирка! Это ж надо, с двумя девками всю ночь безобразил, а утром уже, как огурчик! И морду свою бесстыжую на телевизор едет показывать!» Кирилл засмеялся и уже из окна машины, послал бабулькам воздушный поцелуй. Те опять дружно заквохтали. Эта, вечно бдящая троица, знала всё и вся про каждого жильца их дома, а к Кириллу из-за его бурной жизни, относилась с особым пристрастием. «И когда они только заметили, как я с девчонками вчера приехал? Ведь уже час ночи был?» – как всегда изумляясь бдительности бабулек, думал он, включая зажигание.
Баба Даша, всегда сидела по центру. Она, имевшая в «богатырской заставе» амплуа Ильи Муромца, по своему, даже любила его, как непутевого внука. Смотрела все его передачи, порой делая нелицеприятные, но удивительно точные замечания.
Всё ещё смеясь, он даванул на газ, и помчался на работу. На студии, как всегда, был полный дурдом. Экзальтированная и жеманная ведущая программы для женщин, Алла, не успевала «долепить» свою передачу, выходящую этим вечером. Судя по тому, как она взглянула на Кирилла, едва он показался на пороге, Алла собиралась посягнуть на его монтажное время. Она ругала весь свет, дергала и без того замученных техников, нарушая инструкцию, нервно курила, и разбрасывала по всей комнате свои кассеты и листы со сценарием. В ответ на её умоляющий взгляд, он, конечно, поворчал, но уступил полчаса, решив за это время еще раз отредактировать свой текст и выпить чашку кофе. Алла, во имя спасения своей передачи, была готова на любые жертвы, о чем весьма прозрачно намекнула Кириллу, не стесняясь присутствия посторонних. Вообще, народ на телевидении работал довольно раскованный, без комплексов, и сторонние люди, случайно попадающие в рабочие помещения телеканала, потом рассказывали про телевизионщиков самые невообразимые байки.
Кирилл не стал подниматься в свой кабинет, находящийся на восьмом этаже здания – студии и монтажные располагались на минус первом, и, сделав себе крепкий кофе, примостился в кресле, тут же в «монтажке». Он с удовольствием прихлебывал кофе, и «чистил» текст, а вокруг бурно кипела телевизионная жизнь.
Носились туда-сюда встрепанные, крикливые режиссеры. Наглые операторы, приехав со съемок, свалили кучей съемочное оборудование, прямо в «монтажной», и убежали в буфет. Вечно, слегка «под шафе», главный редактор Стас, меланхолично оглядев весь этот беспорядок, узрел Кирилла. Подойдя на дистанцию ближнего боя и уставясь на него глаз в глаз, он пророкотал сочным басом бывшего оперного певца: «Приветствую усердного жреца культа насилия и жестокости!» Кирилл, с подачи своих друзей – представителей жестких видов спорта, львиную долю своих передач посвящал каратэ, боксу, различным видам борьбы. Он и сам много лет отдал единоборствам. Поэтому, Стас, большой поклонник видов спорта близких к искусству: художественной гимнастики, фигурного катания, спортивных танцев – то в шутку, а то и всерьез критиковал Кирилла за его «мордобойные», как он говорил, пристрастия.
Сегодня с утра, Стас пребывал в состоянии меланхолии. Об этом свидетельствовали его небритость и некоторая небрежность в одежде. Он, с надеждой на понимание, смотрел на Кирилла, но не дождавшись, когда тот отреагирует, спросил: «Будешь?» и слегка засветил из оттопыренного кармана твидового пиджака початую бутылку «Хенесси». Никто бы не смог ответить наверняка, почему он с утра пьет такой дорогой коньяк, и где он его взял? У Стаса были вечные и, неразрешимые проблемы с деньгами. Он содержал двух бывших жен и троих детей, а кроме того, имел сильную тягу к азартным играм и часто просиживал ночи в казино. Главный режиссер вообще был человек – загадка, которую никто уже не собирался разгадывать.
– Ну? – снова вопросил Стас, скалой нависая над Кириллом.
Извини, Стас, не могу. У меня запись скоро и монтаж еще. Да и не пью я, на второй день.
А-а-а! – понимающе – разочарованно протянул Стас, и по звуку это было похоже на гудок отплывающего навеки к чужим берегам эмигрантского парохода – столько в нем заключалось печали.
Стас «выпустил пар», наорав на подвернувшегося ему под руку режиссера за брошенную в «монтажной» аппаратуру, грустно улыбнулся Кириллу и отчалил в неизвестном направлении.
За те шесть лет, что Кирилл проработал на телеканале, он так и не смог привыкнуть к этому странному явлению, именуемому – телевидение. Порой его раздражала суетливая активность и интриги, без которых телевидение, как живое тело без крови, а бывало – восхищало коллективное творчество, которое объединяло всю эту толпу таких разных людей в одну, слаженно действующую команду.
В таких случаях, «на гора» выдавалась отличная телепрограмма, которая радовала телезрителей и привлекала рекламодателей. Кирилл со всеми коллегами был в добрых, приятельских отношениях, но особенно близко ни с кем не сходился – был сам по себе. Да и положение обязывало – всё-таки зам! Никто к нему не лез. Хозяин канала был ему кое-чем обязан, поэтому создал все условия для наибольшего благоприятствования. В своё время, Кирилл спас его сына от тюрьмы. Но это другая история.
В общем, если сравнить работу Кирилла с футболом – он был вратарь-игрок. Хочешь – стой в воротах и лови мячи, а надоело – иди на опережение и играй на поле. Задачи себе он ставил сам. Иногда загружался работой по самую макушку, а мог позволить и отдохнуть. Чтобы уж совсем не расслабляться, он взялся делать еженедельную передачу о спорте. Это его увлекло. Пришлось вспомнить старые связи. Да и сами былые приятели по спорту напомнили о себе. С начала пресловутой перестройки бывшие спортсмены вошли в большую силу и заставили с собой считаться. Они создавали разнообразные спортивные и коммерческие объединения и активно лезли всюду, где пахло деньгами и властью. Кирилл сам брал деньги за рекламу в своей передаче, да и к другим программам привлекал солидных клиентов. Платой за рекламные услуги могло быть что угодно, – в большом ходу были бартерные сделки, не закрепляемые письменными договорами. Устные договоренности хоть и несли в себе определенную долю риска, зато позволяли обходить налоги. Кирилл «делал» на этом не только «черный нал», но и машины, бытовую технику, мебель, продукты, турпоездки, дорогие услуги, даже квартиры. Всем этим он делился с хозяином – своим патроном, владельцем золотодобывающей артели. Тому телеканал нужен был скорее для удельного веса и политических интриг, а не для добычи денег. По его совету – многое отдавалось наиболее ценным сотрудникам, чтобы покрепче привязать их к фирме. При случае, телевизионщикам напоминали о дорогих «подарках», если те забывали и вдруг начинали зарываться. Многое прилипало, конечно, к цепким ручонкам генерального директора – скользкого типа Жени Сержантова, который совмещал свою работу на телевидении с депутатской деятельностью и всякими темными махинациями.
Женя был человеком увлекающимся и несколько раз ставил фирму под угрозу полного разорения, но каждый раз, каким-то чудесным образом выскальзывал почти невредимым. Он умудрялся «подставляться» и бандитам и властям. Телеканал терпел огромный ущерб, и материальный и моральный, но хозяин не выгонял непотопляемого Женю, ограничиваясь нагоняями и временным отлучением шкодливого директора от излишних земных благ. Как-то он заставил его пару месяцев прозябать на одну зарплату. Это было большим наказанием для привыкшего жить на широкую ногу Жени. То, что хозяин терпел его, для всех было загадкой. Ходили неясные слухи о том, что они были чем-то связаны в прошлом. Некоторые остряки намекали даже на их нетрадиционные отношения. Но точно никто ничего сказать не мог. В свое время, хозяин и свел их, почти ровесников, тем не менее, продолжая общаться с каждым из них отдельно. Вероятно, это была для него своего рода страховка.
Поначалу, Кириллу нравился весёлый и общительный директор. Они стали добрыми приятелями, почти друзьями. Но после того, как Женя несколько раз подставил его, причем довольно жестоко, Кирилл изменил своё к нему отношение. Он стал замечать, как подло директор относится к людям, превращая их в свои игрушки. Сержантов неплохо владел прикладной психологией и мог просчитывать поступки людей, заставляя их делать то, что ему было нужно. Власть над человеком опьяняла его – он получал огромное наслаждение, перекраивая чужие судьбы, не обращая внимания на то, что они иногда от этого ломаются. У него были несомненные способности к управлению, сильная интуиция и к тому же – постоянная практика. Он и Кирилла пытался вовлечь в свои сатанинские игры, искушая наркотиком власти. Намекал на их с Кириллом избранность. Ему, как воздух, нужны были зрители, которые бы восхищались им. В Кирилле он видел не просто рядового ценителя его выдающихся способностей, а будущего мэтра созерцания, способного заменить собою весь зрительный зал, на его «моноспектаклях». В конце – концов, болезненный опыт, полученный от общения с начинающим монстром, оттолкнул Кирилла от него так далеко, что иногда ему хотелось даже убить Сержантова.
Однажды, в порыве отчаянной откровенности, он имел глупость сказать ему об этом. Женя не преминул воспользоваться такой полезной информацией, и всем раззвонил о том, что Кирилл сходит с ума и страдает манией убийства. Весьма кстати пришлось и многолетнее увлечение Кирилла восточными единоборствами, и его коллекция холодного оружия, и еженедельные походы в тир УВД. В общем, умело вплетая всякое лыко в строку, Сержантов сумел создать у окружающих довольно стойкое впечатление некоторого отклонения психики Кирилла от норм. Пошли сплетни. Вовремя не вычислив подлой «подножки», Кирилл с опозданием начал контр – игру. Поэтому на восстановление «статус кво» у него ушел почти год. Самым тяжелым испытанием стала потеря любимой. Женя, отлично изучив за эти годы его слабые и сильные стороны, сумел влезть в его отношения с Людмилой и настроить девушку против него. Они расстались. Кирилл переживал разрыв очень болезненно. А Женя, почти в открытую, потешался над ним, маскируя жестокие уколы дружескими подначками. Склонность к изощрённому садизму сочеталась у господина депутата Краевой думы Сержантова с нездоровой тягой к малолеткам, которую он пока ещё сдерживал усилием воли, компенсируя эту страсть оргиями в саунах.
Как говорится «с кем поведёшься», и Кирилл научился играть по правилам Жени. Он вычислил некоторые его слабости и нанёс несколько болезненных ударов. Сержантов страдал манией величия и приходил в бешенство от проигрышей, будь то потеря денег в казино или отказ женщины. Был и ещё один демон, терзающий его душу. Это жестокая, неутолимая зависть ко всем, кто хоть в чем-то превзошёл его, будь то имеющий талант, красавицу жену или более классный автомобиль. В эти его «болевые точки» и нанес Кирилл свои удары. Но это не принесло ему удовлетворения, а начинать войну на полное уничтожение противника он не хотел.
Несколько раз, Кирилл хотел уйти на другую работу, но его удерживала привычка к лёгким деньгам, весёлая и интересная жизнь телевизионщика, сталкивающая с интересными людьми, необычными ситуациями и позволяющая постоянно чувствовать себя в центре событий. А ещё, в этом Кирилл не хотел признаваться даже самому себе, его увлекла болезненная и опасная игра, в которую его вовлёк Сержантов, просто обожающий всякие психологические эксперименты.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Прокурор края, старший советник юстиции генерал Сироткин был человеком, если уж не либеральным, то, по крайней мере, не лишенным передовых взглядов. Поэтому и пробился наверх в начале перестройки, всячески демонстрируя эти свои передовые, «демократические» взгляды. Однако сегодня, он был суров. Причин для этого было несколько. Его мучил застарелый геморрой, заработанный многолетней сидячей работой. Давно надо было решиться на операцию, но он панически боялся боли и под любыми предлогами избегал радикального лечения, опробуя на себе все средства, о каких только узнавал от знакомых – «товарищей по несчастью» и из назойливой рекламы, каждый раз обещающей решение болезненной проблемы очередным чудодейственным препаратом. Второй причиной была жена, достававшая прокурора похуже геморроя. Старая грымза, насмотрелась мыльных опер по телику и теперь разнообразила свою скучную жизнь вечной домохозяйки импортными латиноамериканскими страстями – вздумала ревновать его к молоденькой секретарше. Звонила на работу через каждые полчаса, отслеживала каждый его шаг. Дошло до полного маразма – супруга стала нанимать старушек из их дома, чтобы те следили за Павлом Михайловичем. Естественно, это не могло остаться незамеченным, и весь дом активно обсуждал «бурную личную жизнь прокурора края». Идиотизм, конечно. Но ведь могло дойти и до вышестоящего начальства. Да и враги не дремлют – всегда готовы «подсидеть». У него даже мания преследования началась. В кошмарных снах его преследовали злобные седые бестии, которые превращались то в кровожадных вампиров, жаждущих прокурорской крови, то в группу ведьм, летающих на старой лавочке от подъезда их дома и постоянно грозящих ему сверху бомбёжкой пустыми кефирными бутылками. В последние дни супруга изменила тактику. Стала ходить в косметический и массажный кабинеты и посещать группу здоровья. Кроме того, накупила ярких платьев и начала пользоваться почти забытой ею в последние годы косметикой. Удовлетворенная его встревоженными взглядами, сообщила ему позавчера, перед уходом на службу, что завела себе любовника. С ума сойти! Павел Михайлович не знал, что делать. Не в «психушку» же её сдавать? Хотя, кто знает, может быть, это было бы наименьшим из тех зол, что свалились в последнее время на его голову.
А тут ещё странное убийство этого проходимца Сержантова! Кое-что о «художествах» господина депутата Краевой Думы до прокурора уже доходило. Доносили «добрые люди». И всё же, это ведь ни в какие рамки не лезет! Когда бандюки «мочат» друг дружку, это нормально, издержки их «профессии». А тут все-таки – депутат, представитель власти! А посягать на власть, это уже беспредел, даже если эту власть представлял не самый лучший из людей. Подняли телефонным звонком ни свет ни заря! Губернатор к себе вызывал, даже машину свою прислал к подъезду – будто у него своей нет! Все службы на ушах стоят. Город оцепили. Злые все, как собаки. Ещё бы – даже из «первопрестольной» звонили, интересовались, как они допустили такое! Будто у них в Москве депутатов не отстреливают, причем регулярно. Быстро же кто-то подсуетился – настучал на самый верх. Теперь недели три, а то и весь месяц не дадут покоя, пока что-нибудь другое не стрясётся, и об этом деле благополучно забудут.
Павел Михайлович нажал на селекторе кнопку вызова секретарши и, подождав несколько секунд, вышел из кабинета крайне раздраженный её отсутствием. Люся ему нравилась. От неё веяло молодостью, здоровьем, какой-то утренней свежестью. Он вспомнил, что несколько минут назад сам услал её с заданием, найти следователя по особо важным делам майора Темнова, которому он собирался поручить расследование явного «висяка» по убийству депутата. Он конечно мог, да и обязан был по службе оставить это в компетенции своего зама, начальника следственного отдела, но дело обещало быть очень щекотливым, а Темнов подавал в свое время большие надежды. Одно время, Павел Михайлович даже видел в нём своего возможного преемника, в обход трех своих замов, но потом что-то с Темновым произошло на самом жестоком фронте – фронте личной жизни, и он «сломался». Как-то весь поник, потух в нём огонёк. Темнов стал выпивать, опаздывать на работу, к порученным делам относиться формально.
Решив поручить ему это крайне запутанное дело, Павел Михайлович загадал, если у «важняка» что-то получится, то надо заняться им лично, выяснить причины хандры, и, поговорив по душам, настроить его на карьерный рост, снова проча в дальнейшем на своё место. А если Темнов отнесется к поручению с прохладцей и ничего не накопает, то поставить на нем окончательно крест и «повесить на него всех собак», которые к тому времени накопятся. Он предварительным звонком поставил в известность своего зама по следствию, прямого начальника Темнова. Тот не возражал. Поговорив с замом по телефону, он вышел в приемную, и стал нервно прохаживаться туда-сюда. В приёмную впорхнула Люся, и озадаченно стрельнув в хмурого шефа голубыми глазками, заняла своё рабочее место, за столом у окна. Следом за ней вошёл Темнов. Выглядел он неважно. Лицо бледное, на щеке свежий порез от бритвы, под глазами траурные круги. Наверняка вчера пил, подлец!
Ну, заходи, заходи, дорогой! – приветствовал его прокурор, изрядно подпустив иронии в голос.
Темнов поднял на него изнурённые тайной мукой глаза и молча прошёл в кабинет.
Павел Михайлович открыл сейф и достал оттуда бутылку коньяка и пару хрустальных рюмок. Наполнил их. По селектору скомандовал Люсе, – велел принести лимон и сделать кофе. Сделав приглашающий к столу жест, ободрил:
Садись, Юрий Андреевич, угощайся, лечись.
Спасибо, Павел Михайлович, я никогда не опохмеляюсь, – честно признался тот во вчерашнем.
Зря, – сосуды расширяет, и врачи советуют, – не удержался от банальности прокурор.
Выдержав длительный, изучающий взгляд, Юрий всё же пригубил коньяк, зажевав его терпкий вкус долькой лимона. Стал пить кофе.
Не радуешь ты меня в последнее время, Юра, – по отечески пожурил его Павел Михайлович, – к делам относишься абы как, жалуются на тебя. Выглядишь плохо. С коллегами не общаешься, дичишься. Что случилось?
Да так, это личное. Неважно.
Ну, вот что, дорогой, – слегка повысил голос прокурор, – личное твое не должно влиять на коллективное! Давай, кончай хандрить и жалеть себя! Соберись и делай своё дело! Решили вот поручить тебе ответственное задание. Сегодня ночью убит известный депутат и общественный деятель Сержантов. Звонили даже из Москвы. Губернатор на свой контроль это дело взял. В общем, не подведи! Бери машину и дуй в Центральный РОВД. Всё что будет нужно, получишь без промедления. Твоего начальника я предупредил. Так что он в курсе. Ну, давай!
Не давая ему опомниться, прокурор пожал Юрию Андреевичу руку и похлопывая поощрительно по плечу, выпроводил из кабинета. В приёмной, Темнов поймал на себе в высшей степени сочувствующий взгляд Люси, но никак на него не отреагировав, вышел в коридор.
Идя к себе, пытался выстроить схему своих дальнейших действий на сегодня. Включился механизм профессионала и подчинил себе его мысли. «Ну, вот и всё. Похоже, это твое последнее дело на этой работе, Андреич. «Висяк» явный. Очередное заказное убийство. Ловить здесь нечего. А потом начнётся «разбор полётов» и тебе припомнят всё, что было и чего не было».
Вот с таким безнадёжным настроем он и начал это дело.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Сдав готовую передачу выпускающему режиссёру, Кирилл мог теперь спокойно отдохнуть. Материалов для следующего выпуска у него было достаточно. Кроме того, друзья обещали принести практически готовый, снятый и отмонтированный в Штатах видеоблок про чемпионат мира по «Драке», что проходил в Сан-Диего. Их представители должны были прилететь оттуда в это воскресенье. Так что беспокоиться было не о чем. Оставалось только смонтировать готовые блоки, озвучить и прилепить титры. Сегодня – четверг. Передача в эфире – в пятницу вечером. Впереди заслуженные выходные. Никаких авралов. На пятницу он ничего не планировал и решил вообще на работу не ездить – обойтись простым звонком, предупредив, что его не будет до понедельника. Чем он будет заниматься в эти дни, он ещё не знал – предпочитал импровизации. Так было интереснее.
Выйдя из Дома Радио, где их телеканал арендовал помещения, и набрав полные легкие воздуха свободы, Кирилл улыбнулся своим мыслям и «оседлав» своего «Боливара», покатил в центр города. Для начала он решил побаловать себя хорошим обедом в ресторане, тем более что сегодня это было вполне заслуженно. Припарковался на стоянке, рядом со стильным зданием ресторана, больше похожим на буддийский храм. Его недавно открыло совместное российско-японское предприятие «Ниигата» – и носил он имя этой же фирмы.
Кроме его «Боливара» на стоянке было только два автомобиля. На один, серебристо-синий «Рено Меган», Кирилл сразу обратил внимание. Номера автомобиля были нездешние, приморские. Кирилл сразу же решил обратить внимание на его владелицу. В том, что этим серебристым красавцем владеет женщина, он даже не сомневался. На первом этаже он задерживаться не стал и сразу поднялся на второй. Зал там был меньше и уютней. Вторую часть этажа занимал валютный бар.
Войдя, Кирилл «просканировал» пространство зала и тут же обнаружил парочку симпатичнейших созданий. Усевшись напротив и сделав заказ официантке, одетой на манер японской гейши, он тут же установил контакт глазами с одной из девушек. Она улыбнулась нахалу, блеснув в улыбке идеально ровными жемчужными зубками. Девушки представляли собой рекламную картинку из модного журнала – отличные фигуры, умение «подать себя», неброские, но очень стильные одежды. К тому же, одна была блондинка, а вторая – темная шатенка с удивительно яркими, василькового цвета глазами. Кирилл просто не мог отвести от нее глаз. Девушка ела, ловко орудуя деревянными палочками, и время от времени, насмешливо поглядывала на очередную «жертву» своей красоты. Её товарка что-то ей негромко сказала, и обе засмеялись, негромко, но очень заразительно. Этот смех еще больше заворожил Кирилла. Он поборол свою неуверенность и решил идти напролом. Решительно поднявшись из-за стола, так и не притронувшись к пище, он, под встревоженным взглядом администраторши, восседавшей у входа в зал, быстро вышел. Чтобы не терять время на объяснения, он успокоил «главную гейшу», быстро положив перед ней на столик «зеленую» сотню. Выскочив на улицу, быстрым шагом, срываясь на бег, добрался до цветочного салона, который, к счастью, располагался неподалеку. Буквально ворвавшись в салон, он, молитвенно прижал к груди сложенные ладони и обратился к уже знакомой ему хозяйке:
Инна! Выручай! Вопрос жизни и смерти! Букет, самый огромный и самый лучший, как ты можешь!
Инна, миловидная дама, чуть за тридцать, поняла всё без дальнейших объяснений, и видя, что он просто подпрыгивает на месте от возбуждения, хлопнула в ладоши:
Девочки! Вариант – «Экстра»: орхидеи, корзина, высокая ваза и все остальное. Быстро! Быстро!
Из подсобки выпорхнули две девушки, и на глазах изумленных посетителей произошло чудо. Порханье быстрых рук, короткие, точные команды Инны, быстрые пристрелочные оценки глазами, мельканье цветов, листьев, красиво искривленных сухих веточек, каких-то проволочек и еще массы непонятных непосвященным предметов и вот, из всего этого возникло произведение искусства. Букет и вправду был великолепен. Остальные посетители, на время, забыв о своих букетах, странно посматривали на виновника всей этой суматохи и на огромную, метра полтора высотой, композицию, достойную любой выставки цветов. Хозяйка, с гордостью профессионала, оглядев результат трудов, кивнула на него Кириллу:
Забирай, Дон Жуан! Эх, кто бы в меня так влюбился!
Инна! Я уже тебя люблю!
Кирилл обнял хозяйку и крепко поцеловал в губы. Не ожидавшая такого бурного проявления чувств, она вытаращила на него глаза и вдруг, страшно засмущавшись, замахала на него руками и убежала в подсобку. Кирилл расплатился, и, схватив цветочное чудо, быстро вышел, провожаемый улыбками девушек и посетителей салона.
Он успел вовремя. «Рекламные красавицы» занимались десертом. Своим цветочным чудом Кирилл произвёл фурор. Даже повара вышли из кухни, и качая головами, щурили в восхищении свои и без того узкие японские глаза. Когда Кирилл поставил причудливо оплетенную живой лозой керамическую вазу с букетом на пол, возле столика, за которым сидели девушки, обе они захлопали в ладоши. К аплодисментам присоединился и весь персонал. Даже трое коротко стриженых парней, явно бандитского вида, сидящие за угловым столиком, похлопали в свои «деревянные» ладони. Их хлопки чем-то напоминали пистолетные выстрелы, но это было явным признанием исключительности букета и «крутости» Кирилла.
Васильковоглазая шатенка встала из-за стола и подала пожиравшему ее глазами Кириллу узкую, теплую ладонь. Тот поднес ее к губам, и щелкнув каблуками на манер русского офицера прошлого века, кинул голову на грудь в гордом поклоне:
Позвольте представиться! Гвардии разгильдяй первого телевизионного полка, Кирилл Забродин.
Ксения.
Она, принимая его игру, присела в реверансе.
А это моя кузина, мадмуазель Виктория.
Виктория, встав из-за стола, ограничилась книксеном. Второстепенная роль, отведенная ей Кириллом, ее явно не устраивала. Ксения, с сожалением оглядев букет, дотронулась до него, погладила глянцевитый лист и сказала со вздохом:
Как жалко, что мне нельзя его взять с собой! Я скоро должна ехать, а в машине он помнется, да и не выдержит дороги.
Как?! Вы смерти моей хотите?! Только что я был счастлив, видеть богиню моих грез! Только что я лобызал её ручку, достойную кисти Рафаэля! И вот! Уже всё должно закончиться?
Кирилл продолжал жить в роли, но сердце его и впрямь болезненно ёкнуло, когда Ксения сказала о скорой дороге. Воображение живо нарисовало ему властного и сурового мужа и целый укрепрайон непреодолимых обстоятельств.
Девушки переглянулись в немом, но очень выразительном диалоге. Кирилл его истолковал только на уровне ассоциаций, а означал он примерно следующее:
« – Ну, Викулечка, милая, ну можно мне с ним остаться? Ты
же не обидишься? Ну, разве я виновата, что он на меня
запал? Ну можно, а?! Парень он интересный и сразу вид-
но, что при бабках, и не жмот! Я завтра приеду, на поезде.
Ага, знаю я тебя! Опять попадешь в какую-нибудь историю! У нас показ послезавтра! Надо еще платья подгонять! Что я модельеру скажу? А о женихе своем ты подумала? У вас же свадьба через месяц!
Витя от меня никуда не денется. А на показе Светка меня заменит. У нас и фигуры и типаж одинаковые. Ну, Викуся, ну будь ты человеком!
Черт с тобой, Ксюха! Оставайся. Только сама потом выкручивайся! Я скажу, что ты заболела.
Спасибо тебе, огромное! Вичка, я тебя люблю!..»
Вслух девушки сказали:
Позвони мне, как доедешь. Мой экипаж поставь в каретный сарай.
Непременно, дорогая кузина! Надеюсь, господин гвардии разгильдяй будет и дальше столь же любезен и обеспечит твою безопасность и доставку домой?
Кирилл, в душе которого уже буйствовала неисчислимая соловьиная стая, и распускались благоуханные розы, был согласен сейчас на все, что угодно.
Вазу с цветами пока оставили в ресторане. На улице девушки еще о чем-то оживленно переговорили, и Вика, сев в автомобиль, мастерски вписалась в довольно оживленное уличное движение, на прощанье, продемонстрировав мелодичность звукового сигнала. Ксения, после отъезда подруги, сразу вздохнула свободнее, и грациозно впорхнув на переднее сиденье «Боливара», повернула к Кириллу лицо с азартно заблестевшими глазами:
Ну, чем ты еще меня удивишь?
Кирилл решил следовать ранее выбранной стратегии, раз она оказалась столь успешной, и тоже перешел на «ты»:
Я подарю тебе самое красивое дерево в лесу. Потом мы немного полетаем.
Видя, что девушка заинтригована, объяснил:
Я хочу поехать с тобой за город и распить бутылку настоящего «Клико», стоя на высоченной сопке, под огромным и прекрасным кедром. А потом мы возьмем воздушный шар и поднимемся в небо.
А потом?
Потом не существует. Есть только сейчас!
С этими словами Кирилл привлек ее к себе. Шумно задышав, Ксения ответила на поцелуй и вся затрепетала в его руках. Страсть захватила их обоих. Кириллу пришлось собрать в кулак всю свою волю, чтобы не овладеть ею прямо здесь, в машине, даже не выезжая с ресторанной стоянки. Это было бы слишком вульгарно. Эта девушка стоила большего.
Программа была выполнена даже не на сто, а на все триста процентов. Кирилл превзошел самого себя. Они заехали на автостоянку, где он поменял свой «Опель» на джип «Чероки», одолжив его под честное слово у приятеля. Потом они забрали с бывшей базы «ДОСААФ» настоящий, воздушный шар, который принадлежал телеканалу, на котором он работал. Шар был приобретен в период раскрутки канала, в рекламных целях. Плетеную гондолу они водрузили поверх крыши, на багажнике. «Клико» взяли у Кирилла дома, где он второй год хранил это превосходное «Шампанское», привезенное ему в качестве подарка из Парижа. Все это время Ксения смотрела на него с восхищением и периодически приставала с поцелуями и кое-чем покруче. Кирилл отбивался. Зато, уже в небе над тайгой, плывшей далеко внизу в горячем летнем мареве, он с такой страстью набросился на нее, что они едва не разломали гондолу.
Шар никуда не летел, а просто висел огромной разноцветной игрушкой в синем небе над тайгой, крепко принайтованный канатом к старому разлапистому кедру.
Налетавшись и налюбившись до головокружения от слабости, они заехали на турбазу и продолжили любовный марафон, сначала в сауне, а потом в номере. Утром, они проснулись, крепко обнявшись, с присохшими друг к другу, зацелованными до крови губами. Это было восхитительное, любовное безумие. Кирилл просто голову потерял. Утром, искупавшись голышом в реке, поражая окружающих своим аппетитом, они плотно позавтракали в ресторане, и оставив свернутый воздушный шар и гондолу в помещении склада турбазы, помчались на бешеной скорости в город. Со свистом пролетали мимо встречные машины. Остались оскорбительно незамеченными гаишники на блок-посту при въезде в город. Едва войдя в квартиру, они повалились прямо на ковер в зале, и лихорадочно срывая одежду, пили друг друга снова и снова, сплетаясь на полу, как змеи и крича, как обезьяны в джунглях.
Наконец, силы оставили их и они уснули.
Проснулся Кирилл один. Всё еще не веря своим глазам, он метнулся в ванную, в кухню. Но тщетно. Ксении не было. Она не оставила даже записки. Собственная квартира показалась ему отвратительно неуютной, какой-то грязной и пошлой. Не одеваясь, он бродил по ней, еще не веря, что все кончилось. Кончилось, едва начавшись. На мгновение вспыхнула надежда, что еще можно догнать Ксению, удержать ее. Но «опыт, сын ошибок трудных» подсказал ему, что ее уже нет в городе. Расстроенный, почти до слез, он заставил себя пойти в ванную. Стоя под ледяными струями, постепенно приходил в себя. Одевшись, вышел из дома. Уже вечерело.
Сев в джип, он бездумно повел его по дороге, сам не заметив, когда и как выехал на загородную трассу. Память вела его назад, во вчерашний день, а разум подсказывал, что «машины времени не получится, даже если он воссоздаст вчерашний день в мельчайших подробностях».
Отчаянно грустя, он просидел до четырех утра в баре той же турбазы, потягивая коньяк и не обращая внимания на окружающих. Бармен, мужчина лет сорока, с грустными еврейскими глазами, как видно один понимал, что он чувствует, запомнив его еще с прошлого посещения. Он молча подливал ему коньяк, каждый раз, как тот заканчивался и не лез с разговорами. Устав от своего молчания, и от коньяка, он вышел на улицу и постоял некоторое время во дворе, делая дыхательные упражнения. В голове немного прояснилось. Его потянуло в тайгу. Он долго шел, не разбирая дороги. Потом побежал. Запалено дыша, забирался на высоченные сопки, сбегал с них, рискуя в темноте свернуть себе шею или выколоть глаза. Однако судьба хранила его, подготавливая к другим, более тяжким испытаниям.
Устав до полного, отупляющего все чувства, состояния, Кирилл забрался под поваленную буреломом огромную лиственницу, лёг на сухие ветки и провалился в глубокий, без сновидений, сон.
ГЛАВА ПЯТАЯ
«Беда не приходит одна».
Житейская мудрость.
На душе у Юрия Андреевича Темнова, следователя по особо важным делам было погано. Это чувство не покидало его который день. С того момента, когда ему поручили вести дело об убийстве депутата Сержантова, Юрию Андреевичу стало погано вдвойне. От дела несло такой гнильцой, что тошно стало не только ему. Задерганный до состояния бешенства, старший оперуполномоченный Грошев из второго, «убойного отдела» УУР, тридцатилетний крепыш с фигурой тяжелоатлета и взглядом снайпера, вместе с ним не спал уже вторые сутки. Это бы еще ничего, доводилось и по трое суток быть на ногах, но очень доставали директивы вышестоящего начальства, постоянные понукания и упреки в плохой работе и недостатке служебного рвения. Вышестоящих гнобили из Москвы. Они подгоняли прокуратуру. Прокуратура давила на Темнова, а он в свою очередь вынужден был давить на оперов. Те, взмыленные, как кони на учениях, носились по городу и окрестностям, отрабатывая версии следствия, отлавливая и допрашивая возможных свидетелей и подозреваемых. К исходу вторых суток круг подозреваемых не только не уменьшился, а напротив, значительно увеличился. Желающих видеть славного депутата в гробу и в белых тапочках нашлось немало. И у многих из них были на то весьма серьезные основания. Узнавая с каждым допросом свидетеля или подозреваемого новые подробности о прижизненных деяниях покойного, опера только матерились и курили чаще, чем обычно. Темнов почти не выходил из кабинета, непрерывно изучая материалы допросов и устные отчеты оперов, успевая еще отвечать на непрерывные звонки сверху и от «голосов общественности», неизвестно от кого узнавших номера его служебного телефона и даже сотового. Страшно хотелось спать, а от кофе уже подташнивало. На вопросы начальства, он сдержанно отвечал, что работа ведется и уже есть результаты, а «голоса общественности», требовавшие немедленно «найти и обезвредить», просто посылал куда подальше, а потом и вовсе отключил сотовый.
Наконец, чаша весов одного из подозреваемых, который, кстати, накануне убийства исчез из города и до сих пор не был найден, перетянула все остальные. Да и сам покойник, некоторое время назад всерьез опасался его и многим своим знакомым говорил, что Кирилл Забродин, а это был именно он, хочет его убить. Свидетели утверждали, что они были дружны, а год назад стали вести себя как кошка с собакой. Не то, чтобы они ругались, но отчуждение и даже враждебность в их отношениях не остались незамеченными почти всеми, кто их знал. Один из свидетелей утверждал, что Сержантов соблазнил женщину Забродина, а добившись от нее взаимности, не стал хранить это в тайне, даже напротив, всем об этом хвастался.
Имели место и финансовые претензии Забродина. Пять лет назад, они на пару организовали один бизнес, договорившись делить доходы от него поровну. Забродин настолько доверял партнеру, что не оформил документы на себя, как учредителя. А когда бизнес стал приносить хороший доход, Сержантов, пользуясь его доверием, тратил большую часть денег на себя, а потом и вовсе продал предприятие стороннему лицу, забрав все деньги от продажи себе лично, и позднее, проиграл большую их часть в казино, а остальные, спустил на девочек и иные свои развлечения.
Так что Кирилл Забродин становился подозреваемым номер один.
А кроме того, он был известен своими экстравагантными выходками и загадочным исчезновением в начале девяностых на целых два года. Причем никто не мог в точности сказать, где он был и чем занимался все это время. А слухи ходили один другого чуднее. Поэтому, вполне могло статься, что это он укокошил бывшего приятеля и партнера по бизнесу, всадив ему в череп горсть человеческих зубов и вкладывая в этот акт, только ему одному понятный смысл. Забродина надо было срочно брать. Только вот, где его теперь искать? Опера с ног сбились, рыская по его следам. Причем картина вырисовывалась следующая. Накануне убийства, он заканчивает работу в три часа дня, и, сдав готовую передачу выпускающему режиссеру, отбывает на своей машине 1991 года выпуска марки «Опель Вектра» в неизвестном направлении. Своими планами на вечер и последующие дни он ни с кем не делился. Спустя полчаса его видят очень воодушевленным в цветочном салоне «Мальвина», где он шокирует посетителей и персонал салона и своим заказом и своим поведением. Причем, все свидетели утверждают, что он был радостно возбужден, именно радостно, а не как-либо еще. Сыграть такое состояние, чтобы поверили абсолютно все, практически невозможно. Было бы странно так радоваться, замышляя на этот вечер убийство. Хотя, кто его знает! «Чужая душа – потемки», как говорится.
Далее его видят с огромным букетом в недавно открытом и очень стильном ресторане «Ниигата», откуда он уходит уже без букета, но в сопровождении двух очень красивых девушек, ранее здесь не бывавших. По описанию никто из свидетелей их не узнал. Судя по всему – девушки из другого города. От ресторана одна из них уезжает на серебристо-синем «Рено Меган» с иногородними номерами, хотя приехали девушки вместе, и за рулем была вторая из них, голубоглазая шатенка. Шатенка почему-то рассталась с подругой и уехала с Забродиным на его автомобиле. Далее их видят уже на красном джипе марки «Чероки» на летном поле «ДОСААФ», где они забрали воздушный шар с гондолой и два газовых баллона к нему. Видели приметный автомобиль с гондолой на багажнике на выезде из города. Это отметили сотрудники ГАИ на блок-посту. Они же отметили проезд «Чероки» обратно, утром следующего дня, когда Сержантов уже был убит и его «потрошили» судмедэксперты. Красный «Чероки» пронесся мимо поста ГАИ на огромной скорости, и на приказ сотрудника остановиться никак не отреагировал, даже не сбавил скорость. Разглядеть, кто был в этот момент за рулем было практически невозможно. Об этом есть соответствующая запись в дежурном журнале. Если убийца – Забродин, то он ведет себя глупо. Он не появляется на работе, чтобы вместе с коллегами как-то отреагировать на убийство директора. Все средства массовой информации, кто из корпоративных побуждений, а кто и вполне искренне, очень остро отреагировали на событие и выпустили экстренные сообщения.
Утром следующего дня его видят с той же красивой шатенкой около дома. К вечеру, он выскакивает из своей квартиры уже один и мчится на большой скорости за город, где исчезает в неизвестном направлении. Всё это выглядит, по меньшей мере, странно и требует выяснения. Но для этого нужен сам фигурант.
Темнов с отвращением пригубил давно уже остывший кофе и откинувшись в кресле, закрыл глаза, пытаясь представить себе что делает сейчас этот загадочный Кирилл Забродин. Несколько раз он видел его по телевизору, а пару раз встречал в парке на беговой дорожке, где тот тренировался. Юрий Андреевич еще тогда обратил внимание на этого стремительного в движении подтянутого мужчину, который время от времени делал какие-то странные упражнения или подолгу сидел в траве, весь диковинно перекрученный в йоговской асане.
Однако, как он не пытался проникнуть мыслью сквозь пространство и добраться до предполагаемого места нахождения Забродина, у него ничего не получалось. Все крутились в памяти какие-то дебильные картинки из американских мультиков, и он, забыв, что находится в кабинете не один, нервно хохотнул. Старший опер Грошев посмотрел на Темнова с удивлением и почти до фильтра затянулся сигаретой. Темнов открыл глаза, и некоторое время смотрел на опера непонимающим взглядом. Через минуту взор его прояснился, и он, поставив на стол пустую чашку, выругался:
Вот б…, всякая чушь уже в голову лезет! Где же он может быть, а? Грошев?
Опер сдвинул к поломанной переносице кустистые черные брови и с ненавистью задавил окурок в переполненной пепельнице, так, что часть их высыпалась на стол.
Юрий Андреевич! Где мы только этого придурка не искали! Странный он какой-то, до безобразия! Никакой логики в поступках! Чтобы его просчитать, самому надо таким же психом стать!
Вот именно, Грошев! Вот именно! – воодушевился Темнов, – чтобы найти человека, надо попытаться влезть в его шкуру, понять, что им движет?
Да я пытался…
Пытался он! Ну, вот куда бы ты поехал с красивой девушкой?
Ясен перец – в какое-нибудь злачное место, где можно выпить, закусить и … ну, и все такое. Да мы их прочесали все уже на три раза! Нигде его не видели! Даже катраны на уши поставили, хотя он, говорят – не игрок.
Все такое, говоришь? Все такое, все такое… – Темнов, как заведенный повторял фразу и вдруг стукнул по столу кулаком, так что пепельница подпрыгнула, и окурки разлетелись во все стороны, – Понял я, где он! Недавно новую турбазу Корочников открыл, на Уссури! Не там, где переправа старая и пляж, а намного дальше! Не доезжая заставы пограничной! Она вообще в стороне от трассы. Он даже не рекламировал ее еще! Поэтому про нее мало кто знает! А Забродин же – телевизионщик! Они про такие вещи раньше всех узнают! Давай, бери пару бойцов и дуй туда! Э, черт! Да я сам с тобой поеду!
Темнов открыл сейф и взяв оттуда табельный «макаров», стал убирать со стола разбросанные бумаги, часть их уронил на пол. Плюнул со зла, и запихнув их ногой под стол, решительно вышел из кабинета. Грошев еле успел выскочить следом, чтобы не быть закрытым в кабинете на ключ. Темнов смотрел в одну точку, весь сосредоточенный на своих мыслях. Казалось, что он не в себе. Новая служебная «Волга» с синими мигалками на крыше, быстро домчала до турбазы возбужденных оперативников со следователем – «важняком» во главе. По дороге, опера, вспоминая рассказы свидетелей, сами накручивали себя. Они вспомнили, что фигурант владеет какими-то страшными приемами борьбы, что он отлично стреляет и вполне возможно – имеет при себе оружие. Они, по несколько раз, проверили свои «макаровы» и подтянули бронежилеты, а Грошев нервно поглаживал лежащий у него на коленях короткоствольный автомат.
Но на турбазе их ждало разочарование. Забродин накачивался коньяком до четырех утра, а потом вышел на улицу и исчез. Все его вещи остались в номере, а красный «Чероки» стоял себе на стоянке. Только вот самого виновника всей суеты нигде не было, и никто его не видел. Похоже, что кто-то или что-то так напугало подозреваемого, что он в панике бежал с турбазы, даже не подумав воспользоваться машиной. Разгоряченные, как охотничьи собаки, опера рыскали по всем помещениям, вызывая недовольство немногих постояльцев турбазы, оторвав нескольких из них от увлекательных упражнений в постели. Психовал и управляющий, невысокий, весь какой-то лоснящийся, лысый коротышка с огромными и безвкусными перстнями на пальцах. Он брызгал слюной на и без того злых оперов, и все грозил громкими именами местных властных и блатных авторитетов. В конце-концов, разозлился и Темнов, и сунув коротышке прямо в блестящую от пота и кожного жира физиономию свое удостоверение, заставил его заткнуться и выполнять все их распоряжения, если он только не хочет, чтобы на месте его заведения снова не образовался пустырь. Коротышка еще немного поворчал, и «стреляя» в оперов злобными взглядами, стал содействовать следствию. Однако, ничего обнадеживающего они не обнаружили. Темнов вызвал из города сотрудников со специально обученными собаками и связался с начальником погранзаставы. Бравый, усатый майор через полчаса прикатил сам с десятком бойцов и собаками, надолго опередив городских следопытов. Решили начать поиск немедленно. Собаки быстро взяли след, и погранцы, вслед за натянувшими поводки и повизгивающими от возбуждения овчарками, азартно сыпанули в тайгу.
Через три часа активных поисков фигурант был обнаружен мирно спящим в каком-то подобии берлоги, аж в двадцати двух километрах от турбазы. Правда, захватить его врасплох не удалось. Этот «ниндзя» умудрился голыми руками укокошить одну овчарку и сломать руку ее вожатому – пограничнику «дембелю», имеющему в своем активе пять задержаний нарушителей границы и медаль за отличную службу. Парня отправили в госпиталь, а не на шутку разозлившийся майор пытался избить уже «окольцованного» наручниками задержанного и получил крепкий удар ногой по гениталиям. Когда все еще приседающего и громко охающего от боли майора загрузили в пограничный «Урал» вместе с бойцами и собаками, Темнов решил допросить Забродина прямо здесь, на турбазе. Тот только молча сверлил следователя мрачным взглядом и упорно молчал. И все-таки, Темнов заметил искорку неприкрытого удивления у него в глазах, когда задал вопрос об убитом Сержантове. Именно это слово «убитый», вызвало удивление Забродина, которое он не мог скрыть. Над этим следовало подумать, и подумать крепко.
И еще одно смутное беспокойство звенело надоедливой нотой в душе следователя, неприятно, как комар над ухом. Убитая Забродиным овчарка, в точности повторила ему почти забытую в суматохе следствия сцену в парке с убитой им самим собакой. Это был какой-то знак ему, Юрию Андреевичу Темнову, следователю-важняку, находящемуся при исполнении служебных обязанностей. В последнее время он стал суеверен.
* * * * * * * * * * * *
«(Из криминальных новостей)
Как мы и обещали – продолжаем знакомить вас с расследованием по делу об убийстве известного предпринимателя и депутата Краевой Думы Евгения Сержантова. Вчера задержан подозреваемый номер один. При аресте он оказал активное сопротивление.
Кирилл Забродин работал заместителем Сержантова на коммерческом телеканале и выпускал популярную в нашем крае спортивную передачу с характерным названием «Без пределов». Долгое время убитый и подозреваемый в его убийстве, считались друзьями. По мнению большинства знакомых, Кирилл является человеком неординарным и способен на многое. Однако, часто его поступки были, по меньшей мере, трудно объяснимы, а действия непредсказуемы. Забродин, как бывший мастер спорта по рукопашному бою, имеет широкий круг знакомств среди спортсменов, многие из которых сегодня, что здесь скрывать, являются неформальными авторитетами в крае и даже за его пределами. Большинство из них не всегда в ладах с законом. По неподтвержденным данным, следствие располагает против Кирилла существенными доказательствами его вины. Но было бы рано делать какие-то выводы до окончания следствия, так как кроме Забродина, задержаны еще несколько человек, имевшие веские мотивы для убийства Сержантова.
Конечно, нельзя говорить о покойных плохо, – это аксиома, но редакция располагает сенсационными сведениями о второй, темной стороне жизни господина депутата Краевой Думы. Мы ведем свое, параллельное расследование, и как только эти сведения подтвердятся, мы немедленно ознакомим с ними наших читателей. В следующем номере газеты, мы надеемся опубликовать интервью со следователем по особо важным делам Юрием Андреевичем Темновым, которому поручено это, в высшей степени запутанное и странное дело. Целый ряд заказных убийств потрясших нашу страну в последние годы, а наш край – не исключение в этом вопросе, так и не закончился поимкой и наказанием преступников. Надеемся, что хоть на этот раз, совместные усилия правоохранительных органов приведут к каким-то результатам.
Следите за следующими номерами нашей газеты».
* * * * * *
Генерал Погодаев – начальник краевого УВД нервно скомкал газету и швырнул её в угол своего просторного кабинета. «Расследование они своё ведут! Мудаки! Распустили этих писак на свою голову! Раньше пискнуть лишнего не смели, борзописцы!» Продолжая ругаться, он нажал кнопку селектора и рявкнул: «Дежурный! Кто там у нас делом Сержантова занимается? Чтобы через час был у меня! Выполняйте!»
Придя в сильное нервное возбуждение от прочитанного газетного сообщения, он не мог спокойно сидеть и ждать. Набрал номер Краевой прокуратуры и попросил соединить его с генералом Сироткиным, своим старым приятелем:
Здравствуй Паша! Как жив -здоров? Все воюешь со своим геморроем? Кхе-кхе-кхе…
Это тебе бы всё ржать, жеребцу здоровому! Полгорода, небось, уже огулял! – грубо польстил мужскому самолюбию Погодаева прокурор.
Ну ладно, ладно! Брось прибедняться! Слышали и мы о твоих похождениях. Секретуточку, говорят, себе завел, молоденькую? Аха-ха-ха-ха! Когда же честным пирком, да за свадебку? – продолжал веселиться Погодаев.
Да пошел ты, Вася! И так уже дура моя сплетни по всему краю распустила! А тут ты еще соль на раны…– с напускной обидой сказал Сироткин, но по голосу чувствовалось, что он доволен этим сомнительным комплиментом.
Ну все, все… Не обижайся! Мы же с тобой – старая гвардия. Должны вместе держаться! А твои орлы языки распустили по незакрытому делу!
Это ты кого имеешь в виду, Василий Геннадьич?
Да Темнова твоего, важняка. Вот тут у меня газетка валяется, в которой он обещает интервью дать по делу Сержантова. Ты бы приструнил его! Итак, уже все печенки проели с этим делом. Есть же фигурант! Вот и дожимайте его, пока тепленький! В общем, как друга тебя прошу! Мы же с тобой одно дело делаем.
Какой разговор, Вася! Честно говоря, я сам третий день не сплю толком из-за этого говна. Не дают- все дергают и дергают! А Темнов у меня на испытательном сроке. На нитке висит парень.
Ну, хорошо. Успокоил ты меня. Надо как-нибудь нам с тобой в баньку сходить, попарить старые боевые кости, а?! Ты как?
Да я всегда готов, Вася.
Ну, бывай! Дел невпроворот! Созвонимся!
Генерал Погодаев был типичным милицейским служакой. Знал не понаслышке о том, что такое нелегкий оперской хлеб. Знал и о таких вещах, о которых простой смертный и не догадывался. Случалось ему идти и на большие подлости, и на горло самому себе наступать ради карьеры. А как же иначе? А мог бы, как его честный и неподкупный однокашник, еще по Школе милиции, Егор Абросимов, так и выйти на пенсию простым капитаном. А он, в свои пятьдесят два, сидел и сидел довольно прочно на милицейском троне краевого масштаба, несмотря на происки всяких врагов – интриганов. Несмотря на видимую прочность своего положения, Василий Сергеевич, не расслаблялся и знал, что все может измениться в одночасье. Не всегда же будет фортуна ему благоволить. Поэтому тылы он себе заранее обеспечил. «Тылы» представляли собой солидную сумму в «зеленых», лежащих в одном из заграничных банков, трехэтажный особнячок в тихом и очень красивом городе Пушкине, под Питером, наполовину состоящем из царских дворцов и парков. И детей своих Василий Сергеевич обеспечил и много еще чего заготовил себе на безбедную и сытую старость. Да и не старый он был еще, и хватало его и на ухоженную, постоянно озабоченную своим здоровьем жену, «в сорок пять баба ягодка опять», и на двадцатипятилетнюю любовницу. В общем, и целом – жизнь у него удалась. Теперь только надо было выдержать до конца дистанцию, на этом опасном участке до финиша, где главным призом могло быть назначение в Москву на еще более высокое место, а минимальным – почетные проводы на пенсию, без позорных и опасных хвостов. А внутреннее чутье, которое никогда его не подводило, нашептывало, что это «гнилое» дело с убийством депутата Краевой Думы могло потянуть за собой совсем нежелательные последствия. Поэтому Погодаев немного нервничал.
Капитан Грошев явился ровно через час, минута в минуту. Войдя, отдал честь, доложил. Все, как положено. Рослый, широкий в плечах, с налитыми мускулами рук и развитым торсом атлета, капитан держался с достоинством, без суеты. Как всякого типичного начальника, прошедшего суровую и в известном смысле опасную школу, еще советского чиновного роста, Погодаева очень раздражали люди ведущие себя независимо. Поэтому он не предложил капитану сесть, чтоб знал свое место. Стоя рядом со столом генерала, Грошев доложил:
По делу об убийстве Сержантова задержано трое подозреваемых. Место нахождения еще двух неизвестно, и ведется их розыск. Опрошено сорок девять свидетелей. Главный подозреваемый, некто Кирилл Забродин, в результате оперативно-розыскных мер задержан на третьи сутки после убийства и сейчас находится в следственном изоляторе. При аресте оказал активное сопротивление. Показаний не дает. С ним работает майор Темнов – следователь по особо важным делам. Подследственные и свидетели дали множество сведений по противоправной и преступной деятельности убитого. Опергруппа действует в соответствии с указаниями и в тесном контакте с Прокуратурой.
Капитан говорил размеренно, ровным голосом. Закончив доклад, закрыл папку с бумагами и аккуратно завязал тесемки на бантик. Посмотрел на генерала, опустив по швам свои сильные руки.
Погодаев молчал, выдерживая томительную паузу под громкое тиканье настенных часов. Все это время, он рассматривал Грошева с наигранным любопытством и удивлением, будто диковинное животное. Потом взорвался криком:
– Да ты кто такой, а?! Стоишь тут, такой важный! Действует он, в контакте с Прокуратурой! А то, что у нас уважаемых и достойных людей, представителей власти, среди бела дня убивают, как в какой-нибудь Африке, ёк вашу тать! Ему и дела нет!»
Почему в Африке и почему одиннадцать вечера – время убийства Сержантова – белый день, он и сам не понял, но уже не мог остановиться. Его прорвало. Бранные слова и совершенно необоснованные обвинения в адрес оперативников, «этих ленивых жоп, этих пинкертонов сраных, которые свой член и то не найдут! И вместо того, чтобы искать доказательства и улики преступления по уже задержанному убийце, они копают всякое дерьмо на жертву убийства» – изливались из его глотки минуты три, что соответствует одной странице машинописного текста в два интервала, прочитанного в обычной динамике. Наконец, генерал истощил свою фантазию в поиске эпитетов и замолчал, остывая и тяжело дыша.
Грошев, все это время, стоял не шелохнувшись. Он только сильно побледнел и сжал до побеления костяшек свои пудовые кулаки.
Буря стихла. Погодаев налил себе стакан воды и выпил залпом, как водку. Также быстро успокоившись, как и завелся, сказал почти спокойно и даже миролюбиво: «Ладно, капитан. Не обижайся! Я сам из оперов, и знаю что почем. Иди, работай! И занимайся делом, а не х… знает чем! Ищи доказательства убийства Забродиным. Это и так ясно, как божий день! Всё. Иди! Надеюсь, ты меня правильно понял?» Грошев опустил глаза, чтобы не выдать своей ненависти к начальнику, и подчеркнуто спокойно спросил: «Разрешите идти?» – «Иди. И помни!» – еще раз повысил голос, подпустив в него начальственного металла, генерал.
Громче, чем следовало, хлопнула, закрываясь за Грошевым, тяжелая дубовая дверь. «Ишь ты, – усмехнулся Пономарев, – с характером парень! Далеко пойдет, если не сломается».
Ему вдруг очень захотелось выйти на свежий воздух, прогуляться по цветущему бульвару, посидеть по – стариковски на лавочке, кормя с рук голубей и разглядывая играющих детей и их симпатичных мамаш. «А что, в самом деле? Пойду и прогуляюсь! Али я сам себе не хозяин?» Он решительно вышел из кабинета и направился к лестнице. Еще на втором этаже, он услышал шум перебранки и заспешил вниз, чтобы «спустить всех собак» на нарушителей спокойствия, а самому все же пойти погулять. Это желание так сильно захватило его, что генерала уже раздражали возможные препятствия.
Шум исходил от красного от напряжения вахтенного старшины и майора Синицкого – дежурного сегодня по Управлению внутренних дел, пытающегося грудью прикрыть широкий лестничный пролет от пробивающихся к нему трех растрепанных бабулек. Самая высокая из них, видимо – предводительница, была облачена в темный габардиновый пиджак, прямо-таки облицованный орденами и медалями. Регалии бряцали на ее все еще мощной груди и гипнотизировали вконец растерявшегося Синицкого.
Ты мне тут зубы не заговаривай, сынок! Я две войны прошла! Ты еще в пеленки ссался, когда я Европу от фашистов освобождала!
Да поймите, вы! Нельзя к генералу без записи! Не могу я вас пропустить!
Не можешь? А мы еще могем кое-что! Сами пройдём! Или арестуй нас всех трех!
Подпираемая сзади еще двумя, не менее решительно настроенными бабульками, ветеранша теснила к лестнице испуганного майора, а старшина бегал вокруг и не решался приступить к более решительным действиям.
Погодаев подошел на безопасное расстояние и громко вопросил:
Что за шум? Майор, доложите!
Синицкий, все еще опасливо косясь на боевых старушек, повернулся к начальству:
Товарищ генерал! Группа гражданских лиц, без предварительной записи на прием, пытается пройти в Управление. К Вам, товарищ генерал!
Увидев на близком расстоянии цель своего визита, бабушка решительно отодвинула майора и в сопровождении «адъютанш» подошла к Погодаеву.
Здравствуй, товарищ генерал! Здравия желаем! Ты бы уважил нас, заслужённых, она так и сказала «заслужённых» женщин, и поговорил бы с нами. Мы ведь не себя ради пришли. Дело у нас к тебе, серьёзное.
Видя, что от этой троицы так просто не отделаться, Погодаев решил принять их. Уж очень пробивные старушки – они могут и до губернатора дойти, если их не остановить. А он захочет перед избирателями, накануне выборов, себя показать отцом народа. Ведь такие вот старушонки и есть основной электорат, мать его! Потом проблем не оберешься!
Ну, раз серьезное, то прошу ко мне в кабинет! Майор, пропусти их!
В огромном кабинете, обставленном в суровом стиле еще Сталинской эпохи, старушки слегка заробели. Погодаев предложил им садиться. Переглянувшись, они заняли места согласно «боевому распорядку» – баба Даша, а это была именно она, звеня медалями, уселась напротив генерала, а Маргарита Семеновна и тетя Груня разместились на огромном кожаном диване. От чаю и кофе бабушки скромно отказались. Баба Даша сразу взяла быка за рога:
Меня зовут Дарья Ферапонтовна, а подруг моих неразлучных – Маргарита Семеновна и Груша Викторовна. А тебя, мил-человек, как звать-величать? Ты уж прости, не знаем.
«Мил-человек» ухмыльнулся и отрапортовался полным титулом:
Генерал-полковник, начальник Краевого управления внутренних дел Погодаев Василий Сергеевич.
А мы значит, вот по какому делу, Василий Сергеевич, к тебе пришли. Все мы живем в одном доме много лет. И Кирку Забродина знаем, как внука своего. На наших глазах рос. А с тех пор, как матушка его преставилась, Царствие ей небесное, мы почитай, что за родных ему.
Это кто же такой? – схитрил генерал.
Не виляй, Василий Сергеич, – сразу пресекла его попытку баба Даша, – дело его слишком громкое, чтобы ты не знал. Кажин день по ящику передают про него, и во всех газетках прописано и все врут, кто во что горазд! Кирка, конечно, шелопут и бабник, но на убивство не пойдет! А уж если бы и решился бы на тако погано дело, то не так бы его исделал! А по умному! Никто бы к нему и не придрался. Он ещё совсем малой был, а бывало, натворит что, и не придерешься. Так всё провернет, что и не зацеписся! Я то уж знаю! Матушка его покойная, бывало, все мне рассказывала. Тяжело ей было одной его ростить, как мужа-то ейного убили хулюганы. Да мы ей все помогали, как могли, и мальчонка-то у нас перед глазами рос.
Так в чем, собственно, у вас ко мне дело-то? Не пойму. Забродин задержан по подозрению в убийстве. Алиби у него нет, а вот мотивы имеются во множестве. А кроме того, он следствию помогать не хочет – на вопросы не отвечает, молчит, как партизан, и тем самым роет себе яму! Вот так! Если не убивал – зачем молчишь? Вот то-то и оно, дорогие соседки.
Бабушки на диване качали головами. Тетя Груня расчувствовалась, захлюпала носом, и достав платочек промокнула слезы. А баба Даша посуровела лицом и пристально смотрела на генерала, пытаясь прочесть в его глазах правду о своем любимце. Наконец, решилась, и тяжело поднявшись, поклонилась Погодаеву:
Ладно, Василь Сергеич! Спасибо, что принял, не прогнал старух! Ты уж на нас не серчай! И с Киркой, разберись по правде, не бери грех на душу! Только чует мое сердце – не виноватый он! Он же, как порох – вспыхнет, и отойдет тут же, и зла не помнит! Бывало – пацанятами, сёдни носы друг дружке в кровь расшибут, а завтра – глядь, уж в обнимку, и играют вместе. Это мы бабы, зла долго не забываем! А вы, мужики – другие. Так что, уж разберись с Киркой, по – людски, как мать тебя прошу. Хоть и не сохранила я своих деток. Разберись…
Бабки заторопились к выходу. За дверью их уже поджидал майор Синицкий, – повел к выходу. Старушки опечаленно молчали, изредка тяжело вздыхая.
Визит старушечьей делегации вывел Погодаева из душевного равновесия, сколопнул с его души наросший за долгие годы черепаший панцирь чиновного цинизма. Он вспомнил свою мать, и детство в далеком поволжском селе. Расчувствовавшись, решил отменить прогулку, снова нажал на кнопку селектора и вызвал к себе, на совещание, майора Захарову, возглавлявшую в его Управлении пресс-службу.
Злые языки утверждали, что заработала она свою должность и майорские звезды не своими достижениям в борьбе с преступностью, а кое-чем другим. При этом сплетники многозначительно умолкали и на их физиономиях появлялись сальные ухмылки. Майор Захарова, симпатичная тридцатилетняя женщина, про сплетни, конечно, знала, и, кажется – никакого внимания на них не обращала, но почему-то, наиболее злостные их разносчики либо уходили в скором времени из Управления на худшие должности, или даже увольнялись с формулировкой о служебном несоответствии. Это значительно охлаждало распаленное ее пышными формами воображение милицейских чиновников.
Майор Захарова всегда знала заранее, зачем ее вызвал начальник. Вошла, глядя на генерала широко открытыми зелеными глазами, закрыла на ключ дверь, и стала расстегивать форменную рубашку, выпуская на свободу свою роскошную грудь.
Закрывшись в кабинете, для «секретного совещания», они довольно быстро досовещались до бурного оргазма, и генерал, в восторженном порыве откинувшись на кожаном диване, прижимал к своему паху голову Захаровой, обхватив ее обеими руками в районе трогательно нежной под волосами шеи. Он старался сдерживать свои стоны, но все равно довольно громко поскуливал и иногда, приглушенно рычал. Особенно возбуждала его милицейская форма партнерши…
Сняв, таким образом, стресс, он налил в фужеры свой любимый пятизвездочный «Арарат» многолетней выдержки, и они, чокнувшись тонко зазвеневшими фужерами, выпили. Глядя, как женщина закусывает коньяк бананом, охватывая его своими мягкими, ярко окрашенными губами, он было опять возбудился, но вовремя остановил себя, поглядев на аскетичное лицо «железного» Феликса на огромном портрете над своим столом. «Интересно, а как он стресс снимал?» – подумал далее генерал, отпуская с «совещания» Захарову, и глядя, как соблазнительно перекатываются под серой, форменной юбкой её упругие, круто оттопыренные ягодицы. Забыв за всеми этими приятными хлопотами о недавнем посещении бабулек, чей нафталиновый запах еще витал в кабинете, генерал решил, что на сегодня с него пожалуй хватит, и стал собираться домой.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Идя в СИЗО, на первый допрос Забродина, Юрий Андреевич ломал голову, как ему подступиться к этому странному человеку, пробить брешь в его глухой обороне. Что-то подсказывало ему, что Кирилл не виновен в смерти Сержантова. Крутилась в сознании скользкая мыслишка, как ящерица с намыленным хвостом, и как он ни силился ее ухватить, каждый раз ускользала. Темнову казалось, да нет – он почти был уверен, что эта мысль может ему все объяснить. Весь его опыт профессионала был против этого, но интуиция кричала: «Да! Да! Да! Это разгадка. Ты уже близок к ней!»
С таким вот сумбуром в голове он и вошел в камеру для допросов. Разложил на столе бумаги, ручку, диктофон, сигареты и приказал привести подследственного. Забродина, до поры до времени, по его личному распоряжению, держали в отдельной камере и это несмотря на то, что СИЗО был переполнен.
Кирилл выглядел спокойным, каким-то уж очень погруженным в себя, будто все происходящее его не интересует ни в малейшей мере. Он был небрит, под глазами залегли тени. Войдя, встал у двери, поглядел, прищурив свои серые глаза, в давно немытое окно, чему-то улыбнулся.
Ну, здравствуйте, Кирилл.
Забродин даже не посмотрел в его сторону, продолжал разглядывать свет, едва пробивающийся сквозь грязное окошко. Сопровождающий его мрачноватый сержант, как вышколенный сторожевой пес, угрожающе дернулся в его сторону. Темнов остановил его, подняв предупреждающе руку.
Сержант! Оставьте нас. Если понадобится, – я вас позову. И вот еще – снимите с подследственного наручники!
Товарищ майор, он же буйный!
Выполняйте приказ! – повысил голос Темнов.
Сержант, обиженно косясь на него, освободил руки Забродина, и еще раз, на выходе, обернувшись, вопрошающе посмотрел на Темнова.
Идите, идите. И не беспокойтесь, – уже мягче сказал тот ему вслед.
Дверь за сержантом закрылась с глухим лязгом.
Некоторое время в камере висела тяжелая тишина, как старая, полная пыли паутина.
Садитесь, Забродин.
Кирилл придвинул табурет к столу и сел, растирая затекшие от слишком туго затянутых наручников запястья.
Я распоряжусь, чтобы наручники на вас не надевали. Вы курите? – следователь придвинул сигареты к краю стола.
Забродин еще некоторое время молчал, изучающе глядя на него. Потом, все же нарушил молчание:
Спасибо, я не курю. Вы знаете, лично к вам я ничего не имею, но очень хорошо знаю порядки в вашей системе. Прежде, чем начать говорить, я хотел бы видеть своего, именно своего, а не предоставленного следствием дежурного адвоката, и еще… – он ненадолго задумался, потер пальцем переносицу, – я хочу получить личные вещи: одежду, предметы гигиены и книги. Если вам не трудно – сообщите моим коллегам о моей просьбе и проследите, чтобы это мне передали. А теперь, извините, но я умолкаю.
Темнов с интересом смотрел на подследственного и проникался к нему все большей симпатией. В Забродине было редкое для граждан нашей бедной страны чувство собственного достоинства и очень естественная, ненаигранная интеллигентность. Из бесед со свидетелями, Темнов уже многое знал об этом человеке. Пока, он решил принять предложенный им вариант игры и посмотреть, что будет дальше. Хотя сроки поджимали и на него продолжали со страшной силой давить.
Ну что ж, Кирилл. Пусть будет так. Я прослежу за исполнением вашей просьбы. Вопросов у меня к вам очень много, а времени мало. Может быть, сейчас я совершаю ошибку, но я хочу сказать вам, что не верю в то, что вы убили Сержантова. И поэтому, буду стараться искать настоящего убийцу, а вас оправдать. Но если вы сами себе не поможете, мне будет трудно это сделать. Подумайте над тем, что я сказал.
Он вызвал сержанта и приказал ему увести подозреваемого, не надевая на него наручников. Сержант скорчил злобную рожу, но выполнил приказ.
Уже в камере, лежа на узкой «шконке», и глядя в серый, давно не беленый потолок, Кирилл думал о том, выполнит или нет следователь его просьбу? Или его поведение было только игрой? Оказавшись, первый раз в своей жизни несвободным, он испытал шок. События последних дней – встреча с Ксенией, захватившая их обоих страсть, исчезновение девушки от которой он почти сошел с ума, глухая, грызущая сердце тоска по ней, неожиданное нападение на него вооруженных людей с собаками, известие об убийстве Сержантова – все это с трудом раскладывалась в памяти. Ему требовалось время, чтобы все осмыслить и принять верное решение. Поэтому он и выбрал тактику молчания. Сейчас, после допроса, где он сделал свой первый ход, оставалось только ждать, даст это ожидаемые результаты или нет. Если завтра ничего не произойдет, он должен будет стоять на своем, и упорно молчать.
Еще он думал о том, мог ли он сам убить Сержантова, как собирался год назад? Теперь, зная, что тот мертв, он чувствовал жалость к бывшему приятелю, вспоминая его в лучших проявлениях. Но как бы то ни было – Женя мертв, и ему теперь следовало подумать, как самому отсюда выбраться живым и здоровым.
Пока его держат в отдельной камере. И это хорошо. Надо воспользоваться этим обстоятельством, чтобы выработать в тишине и покое дальнейшую тактику. В общей камере, где подследственных набито раз в десять больше, чем это положено по санитарным нормам, это будет намного труднее. Там теснота такая, что лежат на шконках по очереди, а температура в летние жаркие месяцы поднимается до пятидесяти градусов и выше, о свежем воздухе можно даже и не мечтать, а уж на то, чтобы подхватить туберкулез, начальство СИЗО могло дать стопроцентную гарантию.
Он встал с койки и принялся делать дыхательную гимнастику. Потом хорошо разогрел и размял все группы мышц, и, не зная, чем еще занять себя, стал ходить по камере взад-вперед, напоминая сам себе волка в клетке. Состояние несвободы угнетало его дух, и главной своей задачей сейчас он поставил – не сломаться, не впасть в уныние. Кирилл рассчитывал, что патрон – хозяин телеканала вмешается в его судьбу и «нажмет на кое-какие кнопочки», чтобы вытащить его из этого каменного мешка. Кроме того, он надеялся, что настоящий убийца будет найден. Во всяком случае, следователь Темнов произвел на него впечатление неглупого и честного человека.
Если он выполнит его просьбу насчет адвоката, следует сразу рассказать ему о Ксении, которая может подтвердить его алиби. Конечно, для этого ее надо сначала найти. Но в том, что она найдется очень быстро, Кирилл почти не сомневался. Такой яркой девушке довольно трудно затеряться даже в большом городе. Таких всегда замечают и помнят многие люди. Номера на ее машине были приморские и вероятнее всего – она из Владика. Там у Кирилла было огромное количество знакомых, и если активизировать хотя бы часть их – найти ее будет делом нескольких дней, а то и часов.
Как-то к нему самому пришли знакомые с просьбой разыскать одну женщину, которую они уже отчаялись найти. С помощью тех исходных данных, что они ему дали, он нашел ее, даже не выходя из кабинета, в течение часа с небольшим. Для этого ему понадобились всего лишь телефон и компьютер.
От этих мыслей он пришел в приятное возбуждение, предвкушая радость от новой встречи с Ксенией. Пусть даже эта встреча состоится в такой невеселой обстановке. Если она относится к нему хоть наполовину так, как он к ней, то все это будет воспринято, как глупое и смешное недоразумение. Настроив себя на лучшее, он улегся на койку и вскоре заснул, таким простым способом сократив время ожидания завтрашнего дня.
* * * * * * *
Водка все не кончалась, а настроение все никак не хотело меняться в лучшую сторону. Девушки, обделенные вниманием мужчин, обиделись и ушли, так и не дождавшись от них никаких активных действий. Олег Грошев и его подчиненный, лейтенант милиции Дмитрий Васяткин, в своем отделе и среди приятелей именуемый смешным прозвищем «Васятка», пытались развеяться с помощью водки и случайных девчонок, с которыми они познакомились этим вечером в кафе, куда забрели перекусить. В конце концов, победила водка и разговор по душам. Приятели даже не заметили, как ушли от них разобиженные девчонки. Васятка, так же, как и его начальник, капитан Грошев, увлекался силовым троеборьем и так же, как он, считал себя «правильным ментом». Это означало, что в милицию он пошел по призванию и «перестраиваться» категорически не желал. То есть отказывался брать взятки, превышать свои должностные полномочия, «делать крышу» торговым точкам и получать, таким образом, существенную прибавку к своему окладу, часто превышающую сам оклад в несколько раз. Не гнушались их предприимчивые коллеги и натуральными обменами, беря с продуктовых магазинов продуктами, с вещевых – вещами, а с сутенеров, получая оплату девочками.
«Правильные менты» сидели на кухне уже изрядно пьяные, по случаю жары в одних майках, и как это водится в России с давних времен, искали правду:
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71422324?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Андрей Графский
Тип: электронная книга
Жанр: Политические детективы
Язык: на русском языке
Издательство: Автор
Дата публикации: 12.12.2024
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: Детективная, мистическая история, которая начинается в готическом Петербурге и заканчивается в далеком провинциальном городе на Востоке страны.