Главная страница | Пьесы и драматургия | В рубашке рождённый

В рубашке рождённый
Виктор Алев
По мотивам песни В.С. Высоцкого «Тот, который не стрелял»
Егор Званов – полевой разведчик, бывший участник гражданской войны. Герой соверший немало вылазок за линию фронта, взявший десятки "языков". Теперь он обвинён в моральном разложении личного состава и срыве задания. Приговорён судом Военного трибунала к расстрелу. Так случилось, что восемь свинцовых пуль расстрельного залпа не убили его. Девятая пуля, очевидно, фатальная для него, осталась в ружье того, кто не пожелал стрелять в друга. Кто был этот смельчак, осмелевшийся не выполнить приказ Особого отдела? И какую роль в судьбе Званова сыграл особист Суэтин? Ответы на эти вопросы вы найдёте в рассказе Виктора Алиева " Рожденный в рубашке" Либо прослушав военный трек В. Высоцкого "Тот, который не стрелял".

Виктор Алев
В рубашке рождённый

В РУБАШКЕ РОЖДЕННЫЙ

повесть военных лет
( по мотивам песни В.С. Высоцкого «Тот, который не стрелял»)

Небо, пропитанное леденящей сыростью, придавило черной хмарью тяжёлых туч. Погода безотрадно сопутствовала характеру человеческих поступков, иначе к чему бы в апреле осенняя тоска? Строй выжидающе смотрел на того, кому дышать оставалось всего ничего – считанные минуты. Тот, не глядя на бывших товарищей, изучал темное беспросветное небо, жадно ловя ноздрями сырой воздух.
– Решением Военного Трибунала, согласно закону военного времени, Званов Егор Макарович, за моральное разложение вверенного ему командного состава в количестве одного взвода, за спаивание рядовых бойцов и утрату адекватной оценки фронтовой обстановки приговаривается к расстрелу! Прошлые боевые заслуги бывшего ефрейтора Званова считать недействительными, как не искупающие тяжести вины, в час, когда Родина стонет под тяжестью фашистского сапога! Также Званову вменить вину за провал задания касаемо доставки «языка» в штаб нашей дивизии, случившимся пятью неделями ранее! Решение согласовано с главным штабом НКО и одобрено за подписью зам. нач. Управления ОО НКВД СССР комиссара госбезопасности 3 ранга Мильштейна Дата-октябрь 1942 года. Приговор зачитал старший лейтенант Особого отдела Суэтин, прикомандированный к линейному штабу Юго-Западного фронта. Приговор привести в исполнение незамедлительно, перед строем!
Рыжий с белесыми бровями особист хлопнул папкой, словно закрыл страницу чужой судьбы.
– Капитан Ровконюк! Командуйте!
Ротный вздрогнул, вскинул насупленные брови и, откашлявшись, прокричал в сторону, ставших под исполнение, бойцов:
– Отделение! Слушай мою команду! Ружьё-о в готовность, рраз-два-а! Цельсь…. А-атставить!
Из девяти «расстрельщиков» второй справа то ли зазевался, то ли замечтался, но «трёхлинейку» вовремя не поднял.
– Копылов, твою в качель! – Заорал командир. – О чём мечтаешь, оглобля?! Команду слушай, а не сопли жуй! Ружь-о-о!!! Це-э….
Он поперхнулся, не доорав. «Замечтавшийся» ружья не поднял.
– В чём дело, сынок?! – Командир, подбежав к «замороженному» бойцу, схватил его щепоткой пальцев за подбородок. – Копылов, твою душу! Ты что? Ты меня слышишь, солдат?
– Так точно! – Сдавленно, словно мучаясь зубной болью, выдавил несчастный.
Глаза Копылова отрешенно смотрели мимо командирского лица. Ровконюк проследил за направлением его глаз и наткнулся на неприкаянную фигуру Званова.
– Чёрт…. – Прохрипел Ровконюк. Он всё понял. Какого рожна он вытянул в расстрельную этого….
– Копылов, Копыло-ов…. – Жарко зашептал капитан, тормоша плечо бойца. Он позабыл имя подчиненного, но торопился донести главную мысль. – Надо, брат, надо…. Иначе, и тебя и меня, всех нас….
– В чём дело? – Раздался, справа за спиной, голос особиста. – Малахольный что ли?
Командир виновато улыбнулся, оборачиваясь.
– Да что там…. Контуженный он. В приходе каком-то непонятном летает. Как бы в сумраке, что ли….
– Тогда какого … ставишь под исполнение пришибленных?!
– Виноват, заменю. Копылов! Два шага вперёд….
– Стоять, Копылов! – Особист въедливо вгляделся лицо солдата. – Контуженный, говоришь?
Лицо Копылова было сухой глиняной маской. Потресканные и покусанные в кровь губы, выдающиеся юношеские скулы, пацан ещё…. Однако, глаз червив, опасный глаз…. И не похоже, что умом тронулся….
– Рядовой Копылов! – Резанул резким голосом особист.
– Я!
– Ружьё с пле-э-ча!
Копыловская рука сдёрнула винтовку Мосина и опустила прикладом к сапогам.
– Ружьё па-ад-нять!
Правая рука рядового заученно согнулась в локте, но и только. Выработанной техники вскидывания винтовки не произошло. Локоть разогнулся, и приклад шлёпнул оземь.
– Шта-а?! – Заревел, багровея старлей. – Саботаж?! Неподчинение?! Копылов, ё.. твою …ть! Ты у меня, сучонок, там встанешь!
Палец «особого» ткнулся в, стоящего в зоне выстрела, смертника.
– Ты слышал, контра?! Ты там стоять скоро будешь. Ружьё, говорю, подня-ал!!!
Копылов не шелохнулся.
Особист вырвал из кобуры пистолет.
– На «три» буравлю тебе лоб! Раз….
Тишина неестественно оглушала. Лишь в вышине вороны изредка покаркивали.
– Два-а!
– Гришка…. Не дури! Мне всё один конец…. – Донеслось со стороны Званова.
– Молча-ать!!! – Взъярился белесый особист. – Два с половиной….
На «два с половиной» Копылов приподнял ружьё и в напряженно-тягучей тишине повесил винтовку на плечо. Затем также без эмоций схватил вооруженную кисть особиста и припечатал стволом себе в лоб. Долго не отпускал, пока тот не вырвал оружие силой. Всё произошло настолько быстро, что растерявшийся «старлей» от чересчур усердного рывка назад чуть не запрокинулся наземь. Подогнулся в присядь, в раскоряк, но не упал. Выпрямился в скользкой траве, встал как «ванька-встанька», ошалело вращая глазами. Указательный палец тщетно давил курок.
– Ты что? Ты это как…. – Блеющим дрожащим голосом задолотил офицер. – Нападение на уполномоченного?! Все видели?
Наконец он сообразил снять бой с предохранителя.
– Ладно. Ты сам хотел. – Он вскинул оружие, целясь в голову солдата, но подоспевший Ровконюк ударил его, чуть выше локтя. Пуля с рокотом улетела вверх, всполошив стаю ворон на кронах осин.
– Не поз-волю!– С лютой ненавистью по слогам выжжевал командир.
Глаза офицера выкатились за пределы орбит.
– Да ты охренел, комбат!
– Это ты охренел, Суэтин! – В два тона злее выкрикнул Ровконюк. – Ты на чью шею верёвку сучил, а?! Чью смерть полгода окучивал? Не его ли?!
Он выкинул палец в сторону приговоренного.
– Вот его и забирай, понял?! А Копылова не тронь! И никого не тронь по самосуду! Нет таких прав….
– Шта-а?! – Выгнулся Суэтин. – Да я тебя…. Да я любого тут….
– А патрончиков хватит в пистолетике? – Колюче сузил глаза Ровконюк. – А то попроси, я подкину. А где и ребята пособят, чем богаты….
Капитан насмехался. Суэтин кинул взгляд на строй, но ничего там не увидел, правда, почувствовал…. Тугая, как струна, неприязнь обдавала особиста.
– С кем воевать-то останешься, Суэтин? Коли всех под распыл пустишь? Ни сегодня-завтра немец прорвёт оборону, ты что ли его сдерживать будешь?
– Родина скажет, встану и я в окоп, не сомневайся!
– Не сомневаюсь. – Сказал Ровконюк, то ли искренне, то ли в насмешку. А потом добавил деловито примирительно: – Ты вот что, Пал Кузьмич, позволь я сам со своими раскумекаю. А ты не вмешайся пока, ладно? Хорошо? Вот и хороводно….
Он обратился лицом к расстрельной команде.
– Рядовой Копылов!
– Я!
– Два шага вперёд!
Отделившийся Копылов встал перед командиром. На лбу краснел отпечаток от вороненого ствола Суэтина.
Комбат угрюмо разглядывал его лицо.
– Встать в общий строй! – В злых-презлых глазах Ровконюка краем промелькнуло уважение.
– Есть!
– А-атделение-э!!! – Заорал команду капитан. – Слушай мою команду-у!!! Ружь-ё-о-о!!! Цельсь-сь…. Пли-и-и!!!
Все восемь ружей синхронно грянули залп. В верхних ярусах оголтело заорали перепуганные вороны.
Званов больше не стоял.

Рассказ от лица Егора Званова.

Град пушечных ломовых ударов сотрясает тело, мгновенно вышибая дых из лёгких. Сознание ещё пытается осмыслить и уловить боль, но твердь земли жестко ударяет в лицо, не давая сосредоточиться на ощущениях. Последнее, что успеваю услышать, это запоздалый рокот выстрелов. А дальше – пусто…. Тёмная как чернила топь. Но не совсем. Что-то клубится вокруг: картинки, образы, слова…. Что это? Последний выплеск угасающего сознания? Плёнка крутится в обратную: остервенелый в своей правоте комбат; перекошенная морда Суэтина и между ними бессловесный Копылов, единственный, кто не стрелял в меня. Что ж, братишка, спасибо! Но зря ты так…. Этот тля, нелюдь Суэтин погубит тебя, прожуёт, не подавится. Я то что? Законченная пьеса по всем законам жанра, а вот ты, паря, подставился…. Всё равно твоя пуля никак не решала, хотя конечно спасибо! Большое тебе спасибо! Не ожидал такого…. Своих бывших подчиненных не осуждаю. Солдат – человек без убеждений, категория подневольная. Скажут: загони патрон и выстрели, не думая, кто там впереди: враг ли, друг, брат али отец – выстрелит. На том и держится войсковая дисциплина. И я бы, приказали – выстрелил. Но Копылов…. Кто знал, что в этом тихоне зреет такая сила. Лихая и правая в своем ключе. Ведь не в том штука, что меня пожалел, а в том, что посмел возразить. Там, где возражать нельзя – смерть. Ставлю себя на его место. Не смог бы как он. И в этом мой позор и моё бесчестие. Нам, разменявшим пятый десяток лет, не грех поучиться у молодых зубастости и жертвенности. А вот не можем. Страх ослушаться начальства поселяется в позвоночнике и умирает вместе с телом. Где я?
Огромная пропасть в шаге от меня и не просто пропасть – бездна, где не видно ничего, кроме клубящихся паров тумана. Я прижат неведомой силой к наскальной стене и боже, не могу пошевелить ни рукой, ни ногой. Я закован, только сейчас замечаю: запястья, и лодыжки ног стиснуты железными скобами. Я буквально распят на скале, и пропасть впереди навевает мысли про Ад. Что за колоброд фантазий? Какой Ад, какие мысли и какие фантазии, когда я умер и согласно материалистическим большевистским взглядам, должен пребывать в темном беспросветном небытие? И причём здесь руки, ноги, когда тело моё остывает в неглубокой присыпанной яме? И всё-таки…. я думаю, вижу, наблюдаю…. И чем, спрашивается, я думаю, когда мозг мой мёртв и, скорей всего, пробит добивающей пулей Суэтина. Но если смерть – это вечный сон, тогда что ж…. всё сходится. Сон не бывает без сновидений. Но на хрена мне, скажите, пропасть, да ещё в качестве истязания? Мало ли я претерпел в земной жизни, чтобы ещё здесь мытарства продолжались?! А ну ка Сон, давай-ка, если ты вечный, то будь добр, избавь меня от этих пропастей и сковородок с чертями. Давай-ка, брат, Вечный сон, яви-ка лучше разгулье молодецкое! Чтобы стол горой, самогон рекой и молодица бела кожа! А чего?! Не заслужил разве? Всю жизнь с лаптя на сапог, с сапога на кисет и не видал ни чего как командирские курсы и подъёмы по тревоге. Женился даже на бегу. Думал, приду, детей обниму! Жинку растрогаю по всем мягким местам, присяду, накачу грушёвую, затянусь беломориной и что? Война, здравствуй живёшь, кто бы её просил, с нашим побратимом Гитлером! И ведь не предал я, не убежал и не самострельничал, как есть некоторые, а воевал. Нормально воевал. Рубежи по сантиметру откусывал у фрица. Все приказы исполнял, ну…. не каждый, конечно. С «языком промашка вышла…. Но за это ли командира третьего взвода ефрейтора Званова позорной смерти предавать? Бражничал?! Согласен! Но, то был трофейный шнапс, горилка немецкая, из опилок они её что ли гонят? Ни голове, ни заднице….

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71405020?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.