Главная страница | Юмористическая проза | Шалая зебра

Шалая зебра
Ангелина Кольчугина
Название этого сборника рассказов "ШАЛАЯ ЗЕБРА" не потому, что он про животных, а потому, что он про такую же полосатую и не предсказуемую, как шалая зебра, жизнь. Эта книга для тех, кому скучно в рамках одного жанра, но кто не любит их смешение в одном произведении. Здесь есть рассказы мистические, драматические, юмористические. Их герои могут вызвать у читателя смех, слезы, а иногда, возможно , и страх. Словом, все, как в жизни. Но это не та жизнь, которая окружает читателя каждый день. Это взгляд на обыденность через линзу фантазии писателя, а поэтому она перестала быть обыденной и, возможно, вызовет ваш интерес.

Ангелина Кольчугина
Шалая зебра

О СМЫСЛЕ ЖИЗНИ.
Он лежал на диване в глубокой депрессии. Его мысли путались. Иногда он засыпал, и тогда ему снились кошмары: как будто женщина в белом с огромным шприцем в одной руке и с ножом в другой покушалась на его мужское достоинство. Он хотел кричать, но лишь беззвучно открывал рот. Когда он просыпался, депрессия вновь возвращалась к нему.
А ведь еще вчера он был весел и бодр. Он был очень современным, так сказать, уверенно шагал в ногу со временем. Ему также, как и всем современным и молодым хотелось секса. Ведь секс – это здоровье, успех, счастье, это то, ради чего стоит жить. Так говорили во всех средствах массовой информации, и он был с этим согласен. Но сегодня он не узнавал сам себя.
На экране телевизора появилась великолепная киска, очень сексуальная и очень обаятельная. Еще вчера это видение вызвало бы в нем шквал эмоций, но сегодня ему было все равно. Он лежал и думал: «За что мне это? Почему это случилось именно со мной? Нет, ведь я же альфа-самец и не должен раскисать. Надо заняться аутотренингом, что ли. Как там? Нужно вспомнить, какие плюсы есть в моем положении… Хотя какие там к черту плюсы! … Нет, я должен взять себя в руки. Ну, например, теперь ни к чему следить за фигурой, а значит можно много и вкусно есть. Мысли освободились от секса, и я могу поразмышлять о смысле жизни… А вдруг смысл жизни как раз в сексе? Нет, этого не может быть. Он, конечно же, в чем-то более возвышенном. Вот об этом я и буду теперь размышлять».
«Сенька, Сенька, Сенька, иди скорее кушать!», – послышался с кухни женский голос. «Да, на фиг этот секс вместе со смыслом жизни. Вкусно покушать – вот ради чего стоит жить!» – подумал он и, спрыгнув с дивана, помчался на кухню, подняв хвост трубой.

УБИЙЦА.
В то утро она сидела у окна крохотной кухни в своей маленькой квартирке. Кофе в чашке давно остыл. За окном холодный, осенний ветер гнал листву. Изредка до ее сознания долетали обрывки фраз из телевизора:
– Двадцать первый век – век нанотехнологий… Нанотехнологии открывают огромные перспективы…. Благодаря нанотехнологиям человечество ждет бессмертие…
Непонятное слово «нанотехнология», как назойливая муха гудело в ее голове. На экране появилось большое серое здание. На его фоне молодой хорошо одетый человек стал рассказывать о перспективах развития химического завода, директором которого он является.
И вдруг как будто горячая волна накрыла ее с головой. Это воспоминания пятидесятилетней давности внезапно вырвались с экрана телевизора. Она вспомнила, как почти полвека назад пришла на этот химический завод молоденькой хорошенькой девушкой, как встретила там свою первую любовь – высокого статного парня, веселого балагура и гармониста, как ей завидовали все подружки, когда он повел ее в ЗАГС, а завод выделил им эту маленькую квартирку. Боже, как она была счастлива тогда! Наверное, в тот год судьба одарила ее радостью, отпущенной на всю жизнь, потому что больше ни разу до сегодняшнего дня счастье так и не заглянуло в ее одинокий дом.
Уже через год супружеской жизни до нее стали доходить слухи о похождениях ее любимого. Поначалу она не верила грязным сплетням, которые выливали на нее по доброте душевной верные подруги. Но потом он и сам перестал скрывать свою бурную жизнь на стороне. И все же она молчала, ни в чем его не упрекала, все надеялась, что, может быть, он перебесится, и жизнь пойдет на лад.
В конце концов, в один прекрасный день он собрал свой чемодан, повесил на плечо гармонь и ушел, сказав напоследок, что, живя с ней, он сдохнет от скуки. Но даже тогда она не теряла надежды. Ведь он не развелся с ней и не выписался из квартиры, а значит, может вернуться в любой момент. А уж она-то, конечно, его простит. Да разве вправе она судить его? Ведь он такой талантливый, такой умный и красивый. Конечно, в него все влюблены. Слава Богу, что ей выпали хотя бы несколько месяцев счастья быть с ним.
С тех самых пор у нее появилась привычка по утрам смотреть в окно в надежде, что, может быть, она увидит однажды, как он возвращается в их дом. Но шли годы, а потом и десятилетия, а он все не возвращался. Конечно, она не забыла его, но с годами как-то свыклась со своим одиночеством. И вот теперь так внезапно все вернулось. Но вот что удивило ее: в душе совсем ничего не осталось – ни любви, ни обиды, ни печали. Там было совсем пусто, как в выжженной солнцем пустыне. И если бы не внезапно нахлынувшие воспоминания о безвозвратно ушедшей юности, то она даже не обратила бы внимание на это изображение в телевизоре.
Длинный звонок прервал ее размышления. Шаркающей походкой она подошла к двери и заглянула в глазок. На площадке стоял сутулый седой старик. На плече у него висела большая сумка. «Сантехник, – подумала она, – зачем? Ведь я не вызывала». Но дверь все-таки открыла. На пороге действительно стоял пожилой мужчина, но не сантехник, а на плече у него висела не сумка, а… гармонь. Рядом стоял чемоданчик. «Господи, кто еще играет на гармошке в век нанотехнологий?», – пронеслась в голове дурацкая мысль.
«Ну, привет, – довольно нагло произнес незнакомец – Что так долго не открывала? Не ждала?». Он отодвинул ее от двери и прошел в прихожую. И только теперь она поняла, чей это был голос, чья это была фигура, и чья это была гармонь. Да, это был он когда-то такой близкий и такой любимый, а теперь абсолютно чужой человек. Тем временем гость по-хозяйски снял с плеча гармонь, сбросил плащ и прошел на кухню. Да, он был здесь хозяин, ведь по паспорту до сих пор был ее мужем, да и с пропиской все было в порядке.
Она тяжело опустилась на табурет. Руки плетьми упали на колени. К сердцу подступила смертная тоска. И последнее, что пронеслось в ее голове: «У всех смерть с косой, а моя с гармошкой».

МАЙ, ПОЭТ И ТУАЛЕТ ИЛИ ПЕРВОМАЙСКИЙ БРЕД
Отто Миронович Перепелкин открыл глаза и сталсосредоточенно изучать потолок, надеясь отыскать ответ на вопрос, который нехотя, но назойливо терзал его мозг: «Как прошел вчерашний день?». Понемногу сознание возвращалось, и первое, что он вспомнил, было лицо жены, искаженное злобой, и звон в ушах от хлопнувшей за ней двери. Наконец, он почувствовал, что зов природы заставляет его подняться с кровати. Превозмогая ломоту во всем теле, бедняга вначале спустил босые ноги на приятно прохладный пол, а затем подтащил к ним и все свое грузное тело. Посидев так несколько минут, и собравшись с силами, Отто поплелся в туалет, опираясь то на одну, то на противоположную стену коридора. Наконец, добравшись до унитаза, он со вздохом облегчения уселся на него и задумался.
Вспомнилось, как вчера утром они с жэковским дворником Петровичем выпили по маленькой за 1 Мая – день солидарности всех трудящихся. Потом солидарно решили продолжить и, сбегав в соседний ларек, устроились в ближайшем сквере на лоне природы, где, наслаждаясь пением птиц, видом молодой зелени и высокоинтеллектуальной беседой, говорили о поэзии, отменно провели время. Вспомнилось, что пива оказалось мало, решили повторить, потом еще, и еще, и еще…. Далее следовал провал.
Следующая вспышка сознания была уже вечером в его квартире, где тут же возникало злое лицо жены и звон в ушах от хлопнувшей двери. А потом его щипали, били и орали две разъяренные бабы – теща и соседка по квартире Ксения Георгиевна, старая ведьма, бывший партийный работник, которая на старости лет стала считать себя дворянкой. Он вспомнил, как, придя в прекрасном расположении духа, стал кокетничать и, заигрывая, пощипывать сначала жену, а когда она, обозвав его козлом, ушла, хлопнув дверью, тещу и Ксению Георгиевну. Теперь ему стало ясно, почему они орали и колотили его, и стыд заполнил все его сознание. Да, недаром говорят, чем веселее вечером, тем стыднее утром.
Однако, очень скоро на смену стыду пришла досада и злость на всех баб на свете. Он вспомнил, каким романтиком и поэтом был в юности, как красиво ухаживал за своей Нинон, а точнее Ниной, какие стихи посвящал ей почти каждую неделю. Одно самое любимое он до сих пор иногда цитировал ей:
Я люблю тебя Нинон,
Ты меня обворожила.
Эх! Жестокая мамзель,
Сердце ты мое разбила.
Ты в душе моей заноза,
Но для взора ты елей.
Как мимоза в дни мороза,
Для меня ты всех милей.
Ведь он мог стать Есениным, Блоком, Некрасовым на худой конец, но, чтобы прокормить свою Нинон, выучился на сантехника и всю жизнь возится с трубами и унитазами. А вместо благодарности и уважения он слышит одно и то же – пошел вон козел, отстань ничтожество и алкаш.
«Ну, хватит!», – решил Отто и, поднявшись с унитаза, зашлепал босыми ногами по коридору. Проходя мимо трюмо, стоявшего напротив комнаты соседки, он остановился. Из зеркала на него глядел огромный мужик с босыми волосатыми слегка кривоватыми ногами в зеленых семейных трусах в желтых сердечках и белой майке, из которой торчали волосатые ручищи. Сквозь майку просматривался довольно объемный пивной живот. На широких богатырский плечах сидела наполовину лысая голова, обрамленная венчиком кудрявых рыжих волос. Лицо тоже было довольно милым. Яркие, как у девушки, пухлые губки и голубые абсолютно круглые глаза с густыми рыжими ресницами делали его каким-то по-детски беззащитным. Да, порода матушки, которая была из обрусевших немцев, дала о себе знать. Эта внешность да загадочно-эффектное, как он считал, имя Отто напоминали о его не совсем русском происхождении. Этот факт ему очень нравился, так как он делал Отто Перепелкина исключительным и необыкновенным.
Он тяжело вздохнул и хотел было идти в свою комнату, как вдруг обратил внимание, что за его спиной отразилась обстановка комнаты Ксении Георгиевны, дверь в которую была открыта. Но в этом отражении было нечто очень странное – около старухиного комода лежали… ее ноги.
Заглянув в комнату, Отто оторопел. Партийный работник дворянского происхождения лежала на полу в луже крови. «Ага, подумал он, – вот и справедливость начинает торжествовать».
Вспомнилось, сколько мерзостей успела натворить в своей жизни усопшая, как она плевала в их кастрюли, как подкладывала дохлых мышей к ним под кровати, как заливала клеем замочные скважины в дверях их комнаты. Но самое отвратительное было, по мнению Отто, то, что эта старуха неизменно докладывала теще и Нинон о его общениях с Петровичем, тем самым, вынуждая их прерывать высокоинтеллектуальные беседы на самом интересном месте.
И вот теперь всему пришел конец. Однако для полного удовлетворения самолюбия Отто этого было мало, и в его разгоряченном похмельным синдромом мозгу родился безумный план. «Ну, я вам покажу», – сказал он и отправился в свою комнату. Достав лист бумаги и карандаш, он уселся за стол и задумался. Примерно часа через два после множества скомканных и брошенных на пол вариантов написанного появился, как ему показалось, шедевр поэтического искусства:
Ангел смерти спустился на землю,
Он отмщения ищет всегда.
Наложил роковую эмблему
На висок старой фря, господа,
Вы не думайте, ждать уж недолго,
Всех настигнет той смерти печать,
Всем достанется на орехи,
Но, кто сделал все, вам не узнать.
Затем, одевшись, он вновь пробрался в комнату убитой и, положив записку ей на грудь, на цыпочках выскользнул из квартиры. Оказавшись на свободе, Отто, прыгая через две ступеньки, стремглав помчался на первый этаж и позвонил в квартиру Петровича.
Дверь открыли не сразу, но через какое-то время послышалось лязганье замка, и на пороге появился дворник. Это был пожилой тщедушный лет шестидесяти человек с густой седой шевелюрой, такой же щетиной на лице и очумелыми выцветшими непонятного цвета глазами. В руке он держал початую четвертинку водки. Поняв через несколько секунд, кто перед ним стоит, Петрович заулыбался, обнажив при этом остатки наполовину сгнивших зубов, и произнес, еле выговаривая слова: «О! Мы-ы-р-роныч, заходи». Мироныч зашел, и дверь закрылась.
А в это время теща, выспавшись после бессонной ночи, наконец, вышла из своей комнаты и шаркающей походкой двинулась на кухню. Проходя мимо комнаты Ксении Георгиевны, она заглянула в открытую дверь и, увидев труп, чуть не грохнулась в обморок. Собрав всю свою волю в кулак, она подошла к покойнице и попыталась чисто визуально понять, кого вызывать: скорую или полицию. Заметив лужу крови, старушка присела на стул, не в силах устоять на ногах. Отдышавшись несколько мгновений, она обратила внимание на листок бумаги, лежавший на груди почившей соседки. Прочитав бредятину, написанную на нем, женщина стала лихорадочно соображать, что ей делать. Если отдать листок полиции, то этого «рыжего черта» посадят, но тогда ее дочь останется одна, а это вряд ли хорошо. Значит, листок надо спрятать, а лучше показать Нине. Она подошла к телефону и набрала мобильный номер дочери. Он, как назло, был временно не доступен. Ну, делать не чего, надо вызывать полицию. Дозвонившись и машинально положив трубку рядом с телефоном, старушка решила прилечь.
Ждать пришлось не долго. Примерно через полчаса в дверь позвонили. Это была следственная бригада. После необходимых следственных мероприятий труп несчастной был погружен на носилки и вынесен вон из квартиры. Теща осталась одна полная сомнений. Она не знала, правильно ли поступила, не сказав полиции о вчерашнем скандале, а напротив, заявив, что дочка с зятем со вчерашнего утра в отъезде, и что тут произошло, она понятия не имеет.
А в это время труп выносили из подъезда, и за этим внимательно наблюдали двое закадычных друзей из квартиры на первом этаже. Они опохмелились и находились в прекрасном расположении духа. Вся эта история, а главное остроумная выдумка Отто очень их веселила. Вдруг мобильный телефон известил о том, что пришла СМСка от Нинон: «Здравствуй, алкаш, проспался? Я у Маруси на даче, приеду через два дня. Не могу дозвониться домой, занято. Передай маме, что приеду в понедельник. У меня заканчиваются деньги. Пока. Не напивайся». «Вот зараза, – воскликнул Отто, – нет, чтобы и меня на дачу позвать! Ну, я им еще устрою!».
Тем временем, допив остатки водки, друзья поняли, что денег на продолжение банкета нет. И тут Отто осенила гениальная, как ему тогда показалось, мысль.
– А что, если попросить у тещи выкуп за Нинон.
– Это как? Ведь она же на даче, как мы ее оттуда украдем? – спросил Петрович.
– А чего ее красть? Ведь теща не знает, где она. Вот мы и скажем ей, что держим Нинку в заложниках.
– Гениально! – воскликнул собутыльник.
Отто попросил листок бумаги и карандаш и вновь уселся за стол в задумчивости. На этот раз дело пошло веселее, и примерно через час послание было готово:
Ангел смерти опять посетит ваш дом,
Потеряете дочь в одночасье,
Если водки два литра с закуской притом,
Вы не купите мне на счастье.
Все сложите в пакет, а потом на шнурке
Опустите все в мусоропровод,
А иначе Нинон ждет печать на виске
И загробный смертельный холод.
Прочитав все это Петровичу, Отто с гордостью посмотрел на него, ожидая нужной реакции, и не ошибся. «Ты гениальный поэт!», – воскликнул тот, смахнув украдкой слезу. Затем он взял листок, скрутил его в трубочку и, поднявшись к квартире Перепелкиных, опустил послание в замочную скважину и, позвонив в дверь, быстро удалился.
Все. Дело сделано. Теперь осталось дождаться результата. И результат не заставил себя долго ждать. Не более чем через десять минут они увидели, как из подъезда выскочила взлохмаченная и жутко озабоченная теща и помчалась в сторону магазина. «Ну, вот видишь, как забегала старая хрычовка?», – удовлетворенно сказал Отто.
Но почему-то теща не возвращалась, ни через час, ни через два. Утомленные ожиданием, они чуть было не уснули, как вдруг она появилась с пакетом в руке. Переждав минут десять, собутыльники вышли на улицу и открыли дверь мусороприемника. Увидев огромную кучу мусора, издающую жуткий запах, шантажисты слегка оторопели. Они не учли, что в праздники мусор не вывозили. Но замешательство было не долгим. Взяв в руки лопаты, они дружно стали пытаться расчистить выход из мусороприемника, чтобы гостинец беспрепятственно достиг цели. И им это удалось. Пакет с вожделенной посылкой оказался в их руках. Жутко вымазанные, с диким ароматом отходов всего подъезда, но счастливые они выкатились на улицу и в тот же миг услышали:
– Руки вверх! Вы арестованы!
Оказывается, теща, перепуганная угрозами Отто, отнесла обе записки в полицию и рассказала о безобразиях, учиненных им накануне. Был разработан план захвата особо опасного преступника. Когда его в наручниках с гордо поднятой головой вели до полицейской машины, он выкрикнул, может быть, слишком пафосно, как ему показалось позже: «Россия никогда не ценила своих поэтов!».
К счастью, выпустили их через пятнадцать суток. После того, как было сделано вскрытие усопшей, выяснилось, что умерла она от инфаркта и, падая, ударилась виском об угол комода. Нинон, купив бутылку жутко дорогого коньяка и еще кое-что, ходила к следователю и умоляла его закрыть дело и отпустить «этих двух идиотов», как она называла мужа и его приятеля. После общения с ними следователь и сам это понял и дело закрыл.
Петрович был дико напуган и бросил пить. Теща и Нинон подсчитывали материальные потери. И только Отто был счастлив. Там, в камере он нашел свою аудиторию и истинных почитателей его поэтического гения. А то, что теперь у жены и тещи появилась реальная причина считать его идиотом, так он к этому привык.

ПАШКА
Родился Пашка в восьмидесятые, стало быть, еще при советской власти. Жили они тогда в деревне в Псковской области. Родители работали в совхозе: мать в управлении кассиром, а отец шофером на грузовике. Пашка был счастлив в те годы: сыт, обут, одет, а главное любим. Он до сих пор помнил ласковые руки матери и сильные отца. Помнил, как, придя домой с работы, отец, пахнущий бензином и пивом, сажал его к себе на колени и легонько тряс, приговаривая:
Едем по дорожке, дорожке, дорожке,
Ухабы, ухабы и ямка.
При этом раздвигались колени, и Пашке казалось, что он вот-вот упадет, но сильные отцовские руки подхватывали его и, напротив, подбрасывали вверх.
Летом они с приятелями бегали на речку и купались там до посинения, пока мать не загоняла домой. Пашка помнил, как его босые ноги бежали по раскаленному песку, а потом по мягкой прохладной траве, как, перебегая почти расплавленное от жары шоссе, проходившее через деревню, страстно хотелось вновь ощутить эту спасительную прохладу. Помнил, как было весело со старшими пацанами плавать на плоту, ловить рыбу, а потом на закате, когда жара уходила с земли, гонять мяч до полной темноты. А как часто позднее он вспоминал вкус лесных ягод: земляники, черники, малины, которые они все с теми же пацанами набирали полные бидоны и, придя домой, уплетали с парным молоком. Даже, спустя много лет, представив во рту вкус заячьей капустки, он как будто вновь погружается в прохладу елового леса.
Зимой тоже было не скучно. До одури катались на санках с крутой горы, кувыркались в мягких сугробах, прыгали с крыш сараев, проваливаясь в пушистый снег до самых подмышек. Пашка помнил, как, придя домой после этих забав, его шаровары с валенками впору было ставить в угол у печки, чтобы оттаяли. Да, это было счастье, хотя тогда он об этом не думал.
Но вот пришли девяностые. Перестройка перевернула привычный мир. Совхоз развалился. Мать сократили. Отец первое время еще работал в полуразвалившемся хозяйстве, но потом и он остался на улице. Пашкиному счастью пришел конец. Надо было обрабатывать огород, сад, сажать картошку. Ведь денег не было и только то, что удавалось вырастить самим, помогало не умереть с голоду. Через год такой жизни отец решил податься в Псков в надежде хотя бы там найти работу. Ему повезло, устроившись в фирму по перевозке грузов, он приезжал домой на выходные, привозил небольшие деньги и лежал на диване, ссылаясь на жуткую усталость. А сад и огород полностью легли на материнские и пашкины плечи. Мать не жаловалась, только говорила: «Ну, что ж, сынок, надо жить». Мальчику было десять лет, когда отец и вовсе перестал приезжать. Он просто уехал, не сообщив нового адреса. И наступили совсем уж тяжелые времена. Мать устроилась уборщицей в здание управления, которое было отдано в аренду под придорожное кафе. Зарплата была крохотная, и денег все равно не хватало.
Весной обнаружилось, что запасы дров, которыми отапливался дом, на исходе. А в это время в соседнем лесничестве разрешили бесплатную вырубку сухостоя. Матери выделили небольшой участок километрах в пяти от дома. Взяв с собой Пашку, она отправилась на заготовку дров. Они поставили на полянке старую палатку, соорудили рядом что-то вроде походной кухни и, прихватив топоры и пилы, стали приходить сюда вечером каждой пятницы. Отработав до изнеможения до вечера воскресенья, мать и сын брели домой, еле передвигая ноги. В эти ударные выходные они пилили сухостой, обрубали сучья, а потом складывали все в аккуратные поленницы.
Так прошло лето. Наступил сентябрь. Дни стали холоднее. С утра до вечера лил дождь. И вот как-то раз мать рубила сухую березу, а когда дерево стало падать, она поскользнулась на мокрой траве и угодила прямо под него. В груди что-то хрустнуло, и тело пронзила острая боль. Когда с большим трудом от березы удалось освободиться, мать попыталась подняться, но потеряла сознание. Пашка очень перепугался и поначалу разревелся, как маленький, но потом понял, что делать нечего и надо как-то добраться до деревни. У него была мысль, оставить мать в лесу, а самому отправиться за помощью, но он боялся, что без него она умрет. Мальчик развернул на земле целлофан, которым была укрыта дырявая палатка, положил на него одеяло и, собравшись с силами, перекатил на него бедную женщину. Поначалу по мокрой траве тащить волоком эти импровизированные носилки показалось не так трудно. Но чем дальше он заходил в лес, тем больше было сучков и валежника, которые надо было разбирать, чтобы продолжать путь. Было совсем темно, когда Пашка вдруг осознал, что заблудился. Он сел возле матери и в отчаянии зарыдал.
Наконец, выплакав все слезы, на которые был способен его организм, мальчик в изнеможении уснул.
Проснулся он от холода. Одежда прилипла к его худенькому тельцу, и дрожь колотила так сильно, что было слышно, как стучат зубы. Дождь, однако, перестал. В лесу было светло от вышедшей на небе луны. Стояла оглушительная тишина, которую нарушало лишь шлепанье падающих с листьев капель недавно прошедшего дождя да стук пашкиных зубов. Странно, но мальчику не было страшно, напротив, его охватило какое-то равнодушие. Мать, как ему показалось, мирно спала, и он подумал, что надо постараться тоже уснуть, чтобы как-то протянуть время до утра. Вдруг до его слуха донесся знакомый и такой обнадеживающий сейчас, звук автомобильного гудка. Радость придала мальчишке сил, и он схватил свою ношу и поволок по направлению спасительных звуков. Не прошло и полчаса, как он действительно вышел к небольшой щебеночной дороге, проходившей по опушке леса. Однако машин не было. Уже в предрассветных сумерках вдали показался свет фар. Сердце Пашки бешено забилось. Радости не было предела. Пожалуй, никогда в жизни он не испытывал ничего подобного. Но машина промчалась мимо. Водитель или не заметил, или не захотел заметить мальчика, стоящего у обочины, и бешено размахивающего руками. Дальше было все, примерно, то же. Машины очень редко появлялись на покрытой щебнем дороге, но не останавливались. Никому не было дела до бедного Пашки и его умирающей матери. Почти до вечера он, как щенок, бросался к каждому, мчащемуся мимо, автомобилю, размахивая руками, и кричал тонким, не успевшим еще сломаться, голосом то мольбы о помощи, то проклятья. Пока хватало сил, в перерывах он тащил тело матери вдоль дороги, сам не зная куда.
Пыль стояла столбом после каждой проезжающей мимо машины. И когда, наконец, пашкины силы иссякли, и он измождено опустился на обочину, со стороны можно было подумать, что это сидел маленький, сухонький старичок с седой головой и в серой изношенной одежонке. И даже пашкины глаза, казалось, были подернуты пылью. В них не было подросткового огонька. Это были глаза измученного, избитого, почти уничтоженного жизнью человека. А, между тем, в его голове пролетали воспоминания счастливого детства, как будто его разум, чтобы спастись решил заслониться ими от происходящего кошмара. Вдруг стон матери вновь вдернул Пашку в реальность. Вдали показался автомобиль. И в этот миг мальчик понял, что лишь от него зависит жизнь единственного, любимого, родного и бесконечно близкого для него человека, и, что если он его не спасет, то зачем жить. Он встал и, когда машина подъехала достаточно близко, бросил на щебень свое измученное тельце, как последнюю жертву, которую требовали от него эти бездушные машины в обмен на спасение матери.
Тормоза в иномарке были хорошие, реакция водителя – то же. Автомобиль остановился, как вкопанный, в нескольких сантиметрах от пашкиного тела. Водитель возбужденно выскочил из машины, нецензурно ругаясь и размахивая руками, но когда он развернул ребенка и увидел его отрешенное лицо, то сразу замолчал. «Спасите маму», – прошептал Пашка и закрыл глаза.
Умерла она в приемном покое псковской больницы, куда привез их с Пашкой незнакомец. Мальчика решили не выписывать до тех пор, пока не определят в детский дом.
Он стоял у окна больничной палаты и смотрел на осенний сквер. Бабье лето, золотая листва, последние солнечные лучи – все это было за стеклом, а в пашкиной душе был лютый холод. Все его существо как будто на время заморозилось и даже отчаяние и страх не давали о себе знать. И вдруг ему вспомнилось счастливое детство и руки: ласковые матери и сильные отца и мамин голос, который как будто бы произнес: «Ну, что ж, сынок, надо жить».

ОДИН ДЕНЬ ИЗ ЖИЗНИ СВИСТУНОВА С.П. ИЛИ ЖИЗНЬ ПРЕКРАСНА И УДИВИТЕЛЬНА.
Степан Петрович Свистунов, молодой, крепкий ковбой мчался на гнедом мустанге по диким прериям самого что ни наесть Дикого Запада. Ветер трепал его шляпу, солнце обжигало его лицо, душа наслаждалась скоростью и свободой. Наконец, мустанг оторвался от земли, и от стремительного полета звон раздался в ушах ковбоя.
– Степа, пора вставать, – услышал он голос жены сквозь сон.
Ковбой открыл глаза, увидел белый потолок, серые в розовых цветочках обои и понял, что он не в прериях, а в обычной питерской квартире и пора идти на работу.
Умылся, побрился, позавтракал, вышел из дома, медленно поплелся по утренней улице. Он работал охранником в одной фирме, и это было очень удобно, потому что его отвлекали только утром и вечером, когда надо было проверять пропуска. А в остальное время….
Степан Петрович Свистунов, агент 007, в очередной раз спасал мир. Он мчался в великолепном Остен Мартене и левой рукой обнимал грудастую красавицу с пышными формами. Злодей, которого он побеждал в этот раз, наивно пытался улизнуть от него, остервенело, давя на газ ржавых Жигулей первой модели. А какого черта сажать его в классный автомобиль?
– Степа, пропуск-то будешь проверять? – кто-то опять отвлек агента 007 от архиважных дел.
Но рабочий день закончился. Надо идти домой. Две остановки на метро, две остановки на трамвае, сто пятьдесят два шага до подъезда, ужин, пара слов с женой и на диван, а там….
Степан Петрович Свистунов, молодой красавец корсар, стоит у штурвала великолепного трехмачтового фрегата. Соленые брызги бьют ему в лицо. Морской ветер развевает на мачте «Веселого Роджера». Слева по борту виден корабль, который будет сейчас безжалостно разграблен его удалой командой. Вот они огромными баграми уже зацепили борт обреченного судна, и Степан Петрович Свистунов закричал зычным голосом: «На абордаж!».
– Степа, дети пришли с внуком, – послышался голос жены.
– Ну вот, не дадут уж корабль разграбить, – подумал с досадой молодой корсар, и, открыв глаза, медленно поплелся в гостиную. Дождавшись, когда все ушли, он улегся в постель и ….
Степан Петрович Свистунов сидел на берегу океана, бирюзовые волны набегали на белый песок, в зеленых пальмах щебетали райские птицы, стройная мулатка угощала его кокосовым молоком. Он смотрел вдаль в бескрайние океанские просторы, слушал шум прибоя и наслаждался покоем в своей душе… Он лежал на песке с устремленными ввысь глазами, когда кто-то в белых одеждах склонился над ним.
– Степа, Степа! Умоляю, очнись! Не покидай меня! – рыдала жена Свистунова Степана Петровича, но он ее не услышал.
На поминках все вспоминали усопшего добрыми словами. А как же иначе? Ведь он никого никогда не обижал, а то, что был похож на сонную муху, так это у него манера такая.

ГОЛУБАЯ РОЗА
Кажется, это было вчера, а ведь прошла уйма лет с тех пор, как произошла эта странная мистическая история. В те времена Россия была Советским Союзом, Санкт-Петербург – славным городом Ленинградом, метро стоило пять копеек, килограмм колбасы – два двадцать, бутылка сухого вина – рубль двадцать, каждый гражданин обязан был трудиться, а каждый выпускник высшего учебного заведения должен был отработать три года по распределению.
Провинциальная девушка Галочка Ганина, окончив один из столичных ВУЗов, была направлена на работу в один из ленинградских НИИ. Было начало сентября, когда она приехала в этот славный город на Неве и вышла с Московского вокзала на площадь Восстания.
Ленинград не произвел на нее ожидаемого впечатления. Ведь она так много слышала восторгов в его адрес, а на деле увидела скучный, серый, провинциальный по сравнению с Москвой город.
Был холодный, по-настоящему осенний день, моросил нудный дождь, дул пронизывающий ветер, серое небо плотной вуалью упало на крыши домов.
Она перешла Лиговский проспект и вышла на Невский. Сильный порыв ветра чуть не сбил ее с ног. В ужасном настроении Галочка поплелась в поисках Литейного проспекта, ведь именно там находился научно-исследовательский институт, где она должна была работать. Печальные мысли тревожно роились в ее голове: как же она будет здесь жить одинокая никому не нужная в этом чужом неприветливом городе.
Начальник отдела кадров принял ее довольно доброжелательно. Он сказал, что работать она будет в конструкторском бюро, а вот, что касается жилья, то здесь есть серьезные проблемы. Но так как у Галочки не было в Ленинграде не только родственников и друзей, но и просто знакомых, то он, конечно, что-нибудь придумает. Сделав несколько телефонных звонков, он объявил, что жить будет пока молодая специалистка в оранжерее. Да, да, она не ослышалась, именно в оранжерее. Так как возражать в данной ситуации было бесполезно, Галочка записала адрес и поехала на поиски своего нового дома.
Примерно полчаса она тряслась в переполненном трамвае. Наконец, рядом с ней освободилось место, и грубо отпихнув пожилого гражданина с невзрачным абсолютно не запоминающимся лицом, она плюхнулась на сидение, подумав: «А, пошел ты к черту, старый хрен».
Оранжерея выглядела довольно солидно. Кирпичное здание выходило фасадом на большой проспект, а за ним ровными рядами тянулись огромные застекленные парники. Женщина бригадир цветоводов, приветливо улыбнувшись, сказала, что у них есть что-то вроде маленького общежития, и так как сейчас там никто не живет, то Галочке будет очень удобно. Бригадирша повела ее через парники, где ровными рядами росли великолепные розы.
Боже! Каких только сортов не было в этой оранжерее: и желтые с розовыми ободками, и бардовые почти черные, и белоснежные с едва уловимым кремовым оттенком… А какой аромат стоял в воздухе! Но среди всего этого великолепия внимание Галочки привлекла маленькая розочка голубого цвета, которая странным образом не затерялась в этом разноцветье.
Наконец, ее привели к небольшому домику, расположенному в конце оранжереи. Там была прихожая, кухня, душевая, туалет и одна комната, в которой стояло три кровати, диван, стол, шкаф, три стула. На столе в хрустальной вазе благоухал букет роз. В общем, все было довольно мило. Бригадирша попрощалась с Галочкой и ушла, предупредив, что возвращаться необходимо не позже двенадцати, так как на ночь оранжерея сдается на сигнализацию, и после этого охрана не имеет права никого впускать.
Оставшись одна, измученная девушка не могла уснуть. И вдруг в полночь в окно, выходившее на розовые плантации, она увидела какое-то странное голубое свечение. Вначале Галочка подумала, что это охранники включили люминесцентное освещение, но, посмотрев в окно, обомлела. Все пространство оранжереи было заполнено огромной прозрачной, сияющей изнутри голубым светом, розой. В ужасе она забилась под одеяло, да так и пролежала всю ночь. Утром ей показалось, что это был всего лишь сон, и она не стала никому рассказывать о таинственном происшествии.
Первый день на работе прошел не слишком удачно. Коллектив конструкторского бюро, который состоял из трех мужчин предпенсионного возраста, одной дамы не на много моложе их и девицы прыщавой и мало симпатичной, принял ее не очень доброжелательно. Все, молча, стояли у своих кульманов и сосредоточенно делали вид, что работают. Начальник же оказался довольно примечательной личностью: маленького роста, похожий на злобного карлика, он обладал, однако, замашками спившегося Казановы. Внимание, которое он оказал Галочке с первого дня, было ей очень неприятно.
Так прошла неделя. На работе была смертная тоска, но зато вечером, когда она возвращалась в свой цветущий дом, начиналось чудо. Поначалу Галочка испытывала ужас, но, поняв, что роза ей ничем не угрожает, стала наслаждаться великолепным видением. Она ощущала себя необыкновенной, исключительной, и гордость переполняла ее. Ведь это чудо каждый вечер было только для нее, а, значит, и знать об этом, никто не достоин.
Но вот однажды в конструкторском бюро произошел крайне неприятный инцидент: у начальника исчезло портмоне с крупной суммой денег. И так как все сотрудники были друг с другом почти друзья, и только Галочка еще не успела вписаться в этот дивный круг единомышленников, да к тому же она довольно грубо отвергла ухаживания пострадавшего шефа, то первая, на кого упало подозрение, была именно она. Вызвали милицию, ее отвели в отдельную комнату, произвели обыск и допрос с пристрастием. А потом вдруг выяснилось, что в отсутствии начальника приходила его жена и забрала портмоне, боясь, что он пропьет всю зарплату.
Перед Галочкой извинились, но ей от этого легче не стало. Слезы застилали ее глаза, когда она почти на автопилоте добралась до оранжереи. Подойдя к дверям своей кельи, бедняжка присела на лавочку и горько зарыдала, закрыв руками лицо. «Ненавижу, ненавижу, ненавижу, – причитала она, раскачиваясь из стороны в сторону, – хочу, чтобы они исчезли из моей жизни навсегда». И в это мгновение маленькая голубая роза вдруг как будто взорвалась голубым свечением и заполнила собой все пространство. Галочка, как зачарованная сидела в этом голубом сиянии, так и не заметив, как наступило утро.
А в НИИ ее ждал сюрприз. Оказывается утром, по дороге на работу, все ее коллеги попали в аварию. В трамвай, который вез их от метро, врезался автобус. И теперь все они находятся в больнице в очень тяжелом состоянии. Злорадство засияло на лице милой Галочки. Нет, она понимала, что ужасно дурно радоваться по такому скорбному поводу, но ведь они это заслужили.
Примерно через неделю в бюро стали появляться новые сотрудники. Это были симпатичные девушки и один молодой человек. Теперь Галочка на правах старожила пользовалась большим уважением, и работа стала приносить ей удовольствие. Как весело они проводили время и не только на работе! Олег (так звали молодого человека) очень понравился нашей героине. Но, к сожалению, он обращал большее внимание на другую девушку по имени Катя. И вот как-то раз Галочка пришла к своей розе и попросила у нее любви Олега. На следующий день он действительно стал ухаживать за ней. Но этого было мало, ведь Катя не хотела смириться и стремилась вернуть себе кавалера. И вот по галочкиному хотению по розиному велению Катю уволили по сокращению штатов.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71384626?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.