Главная страница | Современные любовные романы | Поцелуй под облаками

Поцелуй под облаками
Катрин Дюран
Вечная любовь
Любовный треугольник… Что может быть банальнее, мучительнее и тревожнее? Тем более в дни Самайна, когда раскрываются чудесные холмы по всей Ирландии, и древние боги начинаются вмешиваться в жизнь смертных, нарушая их планы, разбивая или, наоборот, осуществляя самые невероятные мечты. Среди князей сумеречного королевства немало могущественных. Но этот самый опасный. Одной рукой он дает, а другой забирает. Главное – вовремя понять, что для тебя важнее, полученный от него дар или принесенная тобой жертва… С этой дилеммой предстоит столкнуться не только Анне, планировавшей всего лишь провести отпуск в Ирландии, но и двоим мужчинам, каждый из которых уже успел занять место в ее сердце…

Катрин Дюран
Поцелуй под облаками

© К. Дюран, 2024
© ООО «Издательство АСТ», 2024

Глава первая
Ее разбудили отчаянные вопли за стеной. Звуки борьбы, топот босых ног, будто кто-то кружит по комнате, сбивая по пути всякие мелкие предметы и натыкаясь на мебель. Женский визг, за которым следуют бурные рыдания… Чёрт, да что там у них происходит? И ведь это, между прочим, отнюдь не в первый раз!
Резким движением Анна села в постели и сонно уставилась на часы. Полтретьего ночи. Славно! Самое время выяснять отношения или гоняться за призраками, как здесь любят и умеют. Сердце колотилось. Дотянувшись до тумбочки, она плеснула в стакан минеральной воды и сделала маленький глоток. Прислушалась, глядя на стену, за которой разворачивалась баталия.
Пять минут было тихо, потом что-то стукнуло. Стук сопровождался очередной серией стонов, жалоб и всхлипываний, столь горестных, что хотелось пойти и огреть, наконец, бедную страдалицу чем-нибудь тяжелым по голове, чтобы прекратить ее мучения. Мужской голос отрывисто произнес какое-то короткое слово. Всего одно. Плач перешел в монотонные причитания. В коридоре захлопали двери, возмущенные постояльцы требовали ответа на вопрос, до каких пор это будет продолжаться, неужели за свои деньги они уже и выспаться спокойно не имеют права, и куда, интересно знать, смотрит администрация отеля.
Строго говоря, это и не отель вовсе, а так называемый country houses, или «гостевой дом», каких в округе немало. Двадцать комфортабельных номеров с видом на пруд с лебедями, превосходная кухня, европейский сервис, интерьеры, выполненные в традиционном ирландском стиле. Традиционном на взгляд европейца или американца. У самих ирландцев несколько иные понятия о традициях.
Бизнес сугубо семейный, отсюда домашний уют и атмосфера нескончаемого уик-энда. Конкретно этот country houses под названием «Сокровенная Роза» принадлежит семейству Гиллан, чьи бесчисленные родственники и соплеменники, если верить толстой Мэделин, проживают в графстве Мит со времен святого Патрика. Странно, что не со времен пришествия сыновей Миля. Толстая Мэделин, хозяйка отеля, отличалась невероятной масштабностью мышления.
А вот и она, легка на помине. Сидя нагишом на краю кровати, Анна прекрасно слышала выступление хора жалобщиков, изредка прерываемое едкими одиночными репликами англичанина из номера напротив. И мягкое журчание гортанного голоса Мэделин Гиллан. Точно бархоткой по пыльному стеклу. Крики? Слезы? Ах, боже мой. Должно быть, нашей дорогой Шэннон снова нездоровится. Ужасные мигрени, это у нее с детства, она говорила моей племяннице Несс…
Уверенные в том, что уж теперь-то их ничто не побеспокоит, добропорядочные граждане начали расползаться по углам. Раз, потом еще раз, с промежутком в десять минут, стукнула дверь соседнего номера, после чего под крышей «Сокровенной Розы» воцарились мир и покой.
Прихватив с тумбочки сигареты, Анна вышла на балкон. В джинсах и свитере на голое тело ветренной сентябрьской ночью было отнюдь не жарко. Впрочем, жарко в Ирландии не бывает никогда, в этом она уже убедилась. Не очень жарко, не очень холодно. Не то чтобы лето, не то чтобы зима. Засуха – это из области фантастики. Но и дожди кратковременны и непредсказуемы, что представляет серьезную проблему для человека с неустойчивой психикой. В течение одного дня небо по многу раз меняет оттенки от лазурного до свинцово-серого, в любой последовательности, безо всякого намека на систему, и, едва сняв куртку, чтобы подставить солнечным лучам озябшие руки и плечи, вы успеваете моментально промокнуть до нитки под внезапно начавшимся проливным дождем.
Спасибо, хоть сейчас дождя нет. Над озером плавает туман. Крошечные фонарики освещают вымощенные плиткой дорожки парка, и сверху, со второго этажа, это выглядит просто волшебно.
Что-то побудило ее обратить взгляд на запад, к долине реки Бойн, где, невзирая на погодные условия, политику и прочие внешние факторы, пребывают в глубоком тысячелетнем трансе гигантские, заросшие крестовником курганы. Один из них – тот, что древнее Стоунхеджа, древнее Египетских пирамид – настолько поразил ее воображение, что это уже можно было назвать легкой формой одержимости. Константин, которому она позвонила сразу после того, как впервые осмотрела курган, сообщил, что, по мнению специалистов, он возведен какой-то чрезвычайно древней, догойдельской, а возможно, и дочеловеческой, расой, заселившей Ирландию после Партолона и Немеда. Сейчас-то он, конечно, уже вычищен, отполирован и покрыт сахарной глазурью специально для иностранных туристов, но этот дух, неистребимый дух седой древности, по-прежнему щекочет ноздри и кружит голову.
– Взгляни на Сид [1 - В ирландской традиции чудесный холм, место обитания одноименных существ, сидов мужского и женского пола,которые послужили прототипами средневековых фей и эльфов.], стоящий на равнине, – тихонько пропела она, продолжая смотреть в том же направлении, – и ты поймешь, что это – царский дом…
Справа от нее послышался шорох, и очень тихий, очень низкий голос произнес с едва заметной иронией:
– Осторожнее, леди. Тот, к кому вы обращаетесь, может услышать вас.
Анна вздрогнула и замолчала. Стараясь побороть внезапную дрожь, медленно обернулась и окинула взглядом соседний балкон. Из тьмы выступила мужская фигура. Фигура ее соседа, который полчаса назад довел до истерики свою подругу, теперь, очевидно, уже лежащую в глубоком обмороке.
Мужчина говорил по-английски, а пела Анна по-русски. Он не мог, ну просто не мог понять ее слов.
– Это не заклинание, – пояснила она, испытывая неловкость, как человек, которого застали не вполне одетым. – Это из Баллимотской книги.
И в качестве доказательства повторила те же строки по-английски.
– Построен в древности могучим Дагдой[2 - В ирландской мифологии Дагда (буквально «добрый бог») является примордиальным богом, покровителем науки и сельского хозяйства. Будучи богом Вечности, он является богом-владыкой хронологического и атмосферного времени, а также господином элементов: воздуха, воды, земли и огня.], – тут же подхватил невидимый в темноте собеседник, – он полон колдовства и волшебства. – Она услышала тихий смешок. – Если не ошибаюсь, эту поэму приписывают ирландскому филиду Мак Ниа.
– Да, – подтвердила Анна бесцветным голосом. – Вы правы.
Она чувствовала, что мужчина пристально разглядывает ее, и нарочно старалась не смотреть в его сторону. К счастью, было темно. Действительно темно. Фонарики в траве в счет не шли, они предназначались для того, чтобы подгулявшие гости не сбились с пути и не свалились в пруд.

– Интересно, сколько человек в этом доме, не считая хозяев, знают о существовании Баллимотской книги, – задумчиво проговорил незнакомец на соседнем балконе.
Анна думала о том же. Четверостишие ирландского филида в их совместном исполнении прозвучало как пароль и отзыв во время явки двух секретных агентов. Борясь с желанием повернуться и встретить его взгляд, она с досадой обнаружила, что в ней пробуждается недопустимый интерес к этому человеку. Что там, кстати, поделывает его супруга, или невеста, или кем уж там она ему доводится, в то время как он декламирует стихотворные саги в обществе посторонних женщин?
Порыв западного ветра принес с собой запах воды и увядающих трав, запах нераскрытых тайн, на протяжении веков, окутывающих эту сказочную землю.
– Вашей жене уже лучше? – спросила Анна, закуривая вторую сигарету.
Знаток древней ирландской поэзии шагнул к парапету и сразу же оказался так близко, что Анна уловила исходящий от него аромат мужской туалетной воды. Армани? Неплохой выбор.
– Ее здесь нет. Ушла с мамашей Гиллан. И она мне не жена.
Исчерпывающий ответ. Однако он породил новые вопросы. Ушла с мамашей Гиллан. Совсем ушла или на ближайшие десять минут? Она ему не жена. А если не жена, то кто? И почему он с такой легкостью отпустил ее, пусть даже они решили расстаться? Мог бы, по крайней мере, убедить ее подождать до утра. И вообще, с какой стати она заголосила вдруг среди ночи? Он бил ее или насиловал в извращенной форме?
– Считаете меня чудовищем? – спросил незнакомый мужчина. – Меня зовут Дэймон, если вам интересно.
– Дэймон… А дальше?
– Дэймон О’Кронин. – Он смущенно хмыкнул, в один момент развенчав образ жестокого и коварного соблазнителя, который успела нарисовать себе Анна. – Строго говоря, это не совсем так. О’Кронин – фамилия моих родственников по материнской линии, которые происходят из округа Фермой, графство Корк. Я много лет прожил в Штатах. Родители привезли меня туда еще ребенком. Так что, наверно, я в большей степени американец, чем ирландец. Я вернулся в Ирландию четыре года назад.
– Вы говорите по-гэльски? – спросила Анна, потому что вопрос казался уместным и в то же время ни к чему не обязывал.
– Говорю? Вам, может быть, покажется, что говорю. На самом же деле только учусь. – Он негромко рассмеялся. – Хотите, скажу что-нибудь?
– Ну… попробуйте.
Он сказал.
Теперь рассмеялась Анна. С таким же успехом он мог говорить с ней на суахили.
– И что же это значит?
– Никогда девушки более прекрасной и более достойной любви не видели глаза мужчины. Казалось, она из тех, кто пришел из волшебных холмов. – Дэймон помолчал, глядя на Анну, вернее, на то место в кромешной тьме, где смутно угадывался ее силуэт. – Это из сказания об Этайн, жене Мидира Гордого, владыки Сид-Бри-Лейт. Вообще, как выяснилось, говорить по-гэльски гораздо проще, чем читать. Когда начинаешь читать древние ирландские тексты в оригинале, сразу же сталкиваешься с проблемой транслитерации. К примеру, написанную букву «m» ирландцы произносят как «v», таким образом, Эмер, имя жены уладского героя Кухулина, следует произносить как Эвер, что, согласитесь, немного непривычно для нашего слуха. Ну и так далее.
– Вы вернулись в Ирландию, чтобы посвятить себя изучению ее литературных памятников?
– О, нет. На это я не способен.
А на что ты способен, хотелось бы знать. Морочить голову молоденьким дурочкам вроде этой Шэннон, а потом вышвыривать их в три часа ночи за дверь?
Девчонке на вид лет девятнадцать или двадцать, в то время как ему никак не меньше тридцати. И хотя Анна никогда особо не разглядывала эту пару, ей все же приходилось время от времени сталкиваться с ними в коридоре, как и с другими соседями.
Мужчина всегда здоровался первым, но как-то вскользь, не глядя. Девушка кивала и улыбалась. Он: высокий, худощавый (даже чересчур худощавый) брюнет с бледным лицом и вечно дурным настроением. Она: фигуристая, предельно декольтированная блондинка с ярко накрашенным ртом и солидным грузом бижутерии, позвякивающей при каждом шаге. Броская внешность девушки заметно контрастировала с внешностью ее мрачноватого, хорошо одетого спутника, тем не менее у обоих почти всегда был такой вид – усталый и в то же время возбужденный – как будто они только что вылезли из постели и им не терпится обратно.
Мужчина, назвавшийся Дэймоном, щелкнул зажигалкой, и маленькое пламя на миг осветило его лицо. Высокие скулы, темные брови, пленительные впадинки щек.
Стоп, стоп! Переключите программу, отмотайте пленку назад… Тебе не следует выходить на балкон, душа моя. Что еще за перекуры среди ночи? И вообще, давно пора завязывать с этой вредной привычкой. Зубы желтеют, легкие закоксовываются. Неужели ты не понимаешь, что если сейчас, вот прямо сейчас, не простишься мило и не пойдешь спать, произойдет нечто ужасное. Давай, давай. Поворачивайся и уходи. Именно так люди и попадают в истории. В грязные истории. Этот парень вообще без башни, ты сама это знаешь, просто чувствуешь спинным мозгом, потому тебя к нему и тянет. Такие есть, хотя их немного. Ни о чем не жалеет, никогда не оглядывается назад. Он ненасытен, неистов. Беги, спасайся, дуреха!..
– Меня зовут Анна, – сказала она, немного нервничая. – Я из России.
– Да? – Он глубоко затянулся, отчего кончик сигареты затрещал и разгорелся еще ярче. – Где же вы научились так здорово говорить по-английски?
– Это моя работа.
– О! – Когда он поворачивал голову или подносил сигарету к губам, глаза его начинали поблескивать в темноте странным слюдяным блеском. – Вы переводчик?
– Можно и так сказать.
– Я давно заметил, что вы говорите не так, как ирландцы, и не так, как американцы. Но что вы русская… хм, это мне в голову не приходило.
Анна молчала. С какой стати ему должно приходить в голову хоть что-то, имеющее отношение к соседке по этажу? Он тут с женщиной, она с мужчиной. Хотя Константин приезжает из Донегала только по выходным, Дэймон наверняка видел их вместе.
– Зато ваша подруга говорит по-английски совсем как ирландка.
– Она ирландка и есть. Мы познакомились в августе на музыкальном фестивале в Шэннон-Сейли. Она подошла ко мне и сказала: привет, ты мне нравишься. А я подумал: господи, этого просто не может быть, совершенно незнакомая девчонка. Потом мы выпили, и я заметил, что она довольно симпатичная. А когда выяснилось, что ее тоже зовут Шэннон…
– Необязательно рассказывать мне об этом, – пробормотала Анна.
– Согласен. Но это получается как-то само собой.
– К тому же я первая начала. – Анна улыбнулась, хотя он не мог этого видеть. – Извините.
Племянница Мэделин Гиллан, очаровательная девушка по имени Несс, однажды упомянула о каких-то родственных связях, существующих между хозяйкой отеля и этим человеком, вернее, сестрой его покойной матери. Не то дочь Мэделин замужем за кем-то из семейства О’Кронин, не то сын женат на какой-то красотке из Корка – подробности Анна благополучно пропустила мимо ушей, о чем теперь жалела. Этим-то, по словам Несс, и объясняется терпимое отношение хозяйки к неприглядным сценам, время от времени происходящим между мужчиной из соседнего номера и его молодой подругой.
– Он всегда останавливается у нас, когда приезжает в Дроэду, – сказала Несс. – И хорошо платит, поэтому Мэделин любит его. Что до шума, который вас так беспокоит, мэм, то тут мне, ей-богу, нечего сказать. Раньше такого не бывало.
– Кто-нибудь пробовал выяснить, что там у них происходит? – поинтересовался Константин, тоже как-то раз поднятый с постели по воздушной тревоге.
– Происходит? Вы хотите сказать, сэр… Боже упаси! Я каждый день убираю у них в комнатах, но ничего такого…
– А что говорит та женщина? Ведь это она кричит по ночам.
– Что говорит? – Несс посмотрела по сторонам и на всякий случай осенила себя крестным знамением. – Говорит, что боится. Боится своего мужчину. Будто бы положил на него глаз кое-кто из знати, и теперь, просыпаясь по ночам, она видит…
Константин тяжело вздохнул, давая понять, что всеми этими ирландскими штучками он уже сыт по горло. Анна же воздержалась от дальнейших расспросов, поскольку мысли ее в тот момент были заняты не личной жизнью соседей, а предстоящей поездкой в аббатство Бойл.
– Это моя вина, – услышала Анна неожиданное признание, и вновь вдохнула аромат туалетной воды от Армани. – Не следовало привозить ее сюда. И вообще начинать все эти игры в любовь.
– Почему нет? – откликнулась Анна. – Мужчине требуется женщина. Женщине требуется мужчина. Это нормально.
С балкона, где стоял Дэймон, донесся вздох притворного отчаяния.
– Судя по всему, мне требуется не женщина, а хороший психиатр.
– По-моему, вы преувеличиваете, – сдержанно возразила Анна. – Для вашего случая, мистер О’Кронин, существует куда более простое и действенное средство.
– Я понял, – расхохотался Дэймон. – Понял. Спасибо, дорогая. Когда я буду лежать совсем один в своей остывшей холостяцкой постели, ваши слова будут греть мне сердце.
* * *
Итак, прелестное ирландское утро со сплошной облачностью и пеленой дождя. Сидя за завтраком, Анна смотрела в окно и мысленно прощалась со своими планами на сегодняшний день: поездка на полуостров Хоут, что в десяти милях от центра Дублина… осмотр замка XVI века, принадлежащего династии Лоуренс, с его знаменитыми парками, полными азалий и рододендронов… В качестве альтернативного варианта можно рассматривать посещение Тринити-колледжа или Национального музея на Килдэр-стрит. До Дублина добраться на такси, а там бродить до вечера по галереям и музейным залам и плевать на погоду.
– Доброе утро, – произнес знакомый голос, и, повернув голову, Анна увидела стоящего рядом Дэймона. – Не возражаете против моего присутствия?
– Нисколько.
Он уселся напротив. Мэгенн, официантка, подала ему завтрак: булочки, жареную корейку, йогурт, сыр. А главное, большой кофейник с горячим черным кофе.
– Что-нибудь еще, сэр?
– Нет, Мэг. Спасибо.
– А вы, мэм? Что-нибудь желаете?
Анна указала на кофейник.
– Можно мне точно такой же?
Девушка умчалась прочь, а Дэймон, улыбаясь, налил из своего кофейника себе и Анне.
– Я знал, что вам понравится. Так пьют кофе только русские и американцы.
– Правда? А вы откуда знаете?
– Простая наблюдательность. В следующий раз попросите Мэг, чтобы она приготовила вам кофе по-американски.
– В следующий раз, – уточнила она, – то есть, когда вас со мной не будет?
Дэймон внимательно посмотрел на нее поверх чашки, которую держал перед собой.
– Увы, я не смогу бывать при вас так часто, как хотелось бы, потому что все ваши уик-энды принадлежат высокому блондину в темно-синем «триумфе».
Мэгенн принесла еще один кофейник.
Сидя за столиком в компании эксцентричного американца, чей голос так взволновал ее ночью под звездами, Анна задумчиво разглядывала его, пробуя отыскать в нем хоть что-то от вчерашнего угрюмого соседа, который без малого четыре недели смотрел на нее как на пустое место и еле-еле бормотал: good morning.
Сегодня он источает обаяние каждой клеточкой тела, от его улыбки можно ослепнуть. Красив, хотя и бледен, как бывает после тяжелой болезни. Возможно, просто не выспался. Чистая кожа, тонкие морщинки подчеркивают общую изможденность. Волосы хорошие, несмотря на то, что дорогу в парикмахерскую их обладатель позабыл давным-давно. Глаза цвета незрелого крыжовника. Глаза, глаза… что-то с ними не так… И опять эта мысль: как странно, еще вчера мы были едва знакомы, а сегодня уже завтракаем вместе.
– Ваша девушка, Шэннон… – заговорила Анна, разрезая булочку пополам и намазывая ее маслом. – Надеюсь, вы помирились?
– Она уехала. Рано утром.
– О! Извините.
– Ничего страшного. – Дэймон окинул ее насмешливым взглядом. – Мы решили, что так будет лучше для нас обоих. – Он поставил чашку на стол и подался вперед, пытаясь заглянуть Анне в глаза. – Признайтесь, задавая свой вопрос, вы расчитывали услышать именно такой ответ, правда?
Она отвернулась.
Оконное стекло омывают струи дождя, в небе ни единого просвета. Что ему сказать? Что его мрачная красота ранила русскую девушку в самое сердце? Он здесь, потому что сбежала Шэннон. Шэннон, чей бюст появлялся в дверях раньше нее самой, чьи браслеты звенели громче, чем под дугой колокольчики, чей постоянно приоткрытый алый рот выглядел как обещание лучшего в мире секса. А Дэймон? Был ли он счастлив? С негодованием Анна обнаружила, что пытается представить его в постели с этой журнальной красоткой, и поспешила сменить тему.
– Вы бывали в графстве Слайго?
– А что вас интересует в Слайго? Вершина Нокнарей? Озеро Харт? Башня замка Бэллайли с музеем Уильяма Батлера Йейтса или его же могила в Драмклиффе? А может быть, зачарованные раты на склонах Бен-Булбена?
– Так вы поклонник Йейтса.
– Да, – признался он таким тоном, каким признаются в постыдном поступке. – Я знаю, это неоригинально, но ведь мужик того стоит.
Когда немолодая крестьянка, стоя на пороге своего дома, смотрит вдаль и думает о благодати Божьей, благодать поистине с нею, ибо иные, языческие боги всегда пребывают возле нее.
Да, он того стоит.
Зал ресторана почти пуст. То ли все прочие обитатели «Сокровенной Розы» уже позавтракали, то ли еще не проснулись. И то и другое заслуживает одобрения. Те, что встают чуть свет и дружно выдвигаются под проливным дождем на осмотр достопримечательностей, безусловно, правы, потому что если откладывать экскурсию по причине плохой погоды, то можно до конца отпуска не увидеть вообще ничего. Те же, что предпочитают оставаться в постели, правы по-своему – проявляя похвальную заботу о своей одежде и обуви.
– Вы здесь с мужем? – спросил Дэймон, закуривая.
– Нет, – ответила Анна, отчаянно жалея о том, что не может ответить «да». – С высоким блондином на темно-синем «триумфе».
– Почему же вы не живете вместе?
– Потому что он приехал сюда работать, а я отдыхать. – Проклиная себя за привычку вечно идти на поводу у чужого праздного любопытства, она вздохнула и пояснила: – Он работает на раскопках с группой, которая входит в Международную ассоциацию археологов, иллюстраторов и топографов. Профессор Ленехан заметил его еще в университете и сразу после защиты пригласил в свой научный отдел.
– Так он окончил университет?
– Да. Отделение археологии и палеоэкологии Королевского университета в Белфасте.
– Хм… – Дэймон на мгновение смешался. Похоже, ей удалось его удивить. – Он тоже русский, да? Не ирландец? Не англичанин? Неужели нельзя было найти учебное заведение поближе к дому?
– Можно, конечно. Но Константин всегда мечтал об Ирландии. Он решил поступать в Королевский университет в Белфасте по совету моего отца. Успешно сдал вступительные экзамены, успешно защитился, и вот… – Анна с улыбкой развела руками. – Вот он в Ирландии.
– Так он друг семьи? Нет? При чем же здесь ваш отец?
– Нет, он не друг семьи, – терпеливо отвечала Анна, внутренне протестуя против столь бесцеремонного вторжения в свою личную жизнь, но опять-таки ничего не предпринимая для самообороны. – Мой отец познакомился с ним десять лет назад, когда работал с подводными археологами на Черноморском побережье Кавказа. Ну, а я… Вообще-то мы встречаемся чуть больше года. – Она невесело рассмеялась, заставив себя посмотреть Дэймону в лицо. – Вот видите, мы разговариваем не больше пяти минут, а я уже посвятила вас во все подробности своей биографии. Определенно, я не из тех женщин, к которым применимо понятие «женщина-загадка».
– По-вашему, мужчины любят загадки?
– А, по-вашему, нет?
Не отвечая, Дэймон смотрит на нее в упор чуть дольше, чем позволяют приличия, затем переводит взгляд на залитое струями дождя оконное стекло.
Люди любят загадки, вот правильный ответ. И мужчины, и женщины. Анна уверена в этом на все сто. Взять, к примеру, сидящего перед нею мужчину. Кто он такой? Зачем вернулся в Ирландию? Чего боялась его сбежавшая подруга? Почему Мэгенн и вторая официантка, Лидан, так странно поглядывают на них, хотя в ресторане уже появились и другие посетители? Перед завтраком Анна успела, с позволения Мэделин Гиллан, заглянуть в гостевую книгу. Ее сосед зарегистрировался как Дэймон Диккенс. Диккенс он по паспорту. О’Кронин – по происхождению. Стоит ли держать это в голове или лучше сразу забыть?
Что-то в его внешности настораживало ее. Она никак не могла понять, что именно, но знала точно, что это не вымысел и не игра воображения. Да-да, особенно сейчас. Когда он вот так поворачивает голову…
– А-а, вы заметили. – Дэймон слегка усмехнулся. – Ничего страшного. Я привык обходиться одним глазом.
– А что случилось со вторым?
– Он не видит.
Анна положила чайную ложку на блюдечко.
– Совсем?
– Абсолютно.
Она не сводила глаз с его лица.
– Это у вас от рождения? Или несчастный случай?
Теперь, когда он сказал, стало совершенно очевидно, что левый глаз, вроде бы ничем не отличающийся от правого, не функционирует должным образом. Зрачок не поворачивался, следуя за направлением взгляда, и не менял размеров в зависимости от освещения.
– Ровно год назад, в конце октября, я потерял друга. – Дэймон на мгновение стиснул зубы. – Человека, с которым приехал в Ирландию из Штатов. После этого зрение у меня начало катастрофически падать, и по прошествии двух месяцев левый глаз уже не видел вообще.
– Только левый? – преодолевая неловкость, рискнула уточнить Анна, потому что это казалось ей важным.
– Да. Правый, как ни странно, не пострадал.
– А что говорят доктора?
– Паралич зрительного нерва. Как правило, такое случается от удара по голове каким-нибудь тяжелым предметом. Но меня никто не бил тяжелым предметом. – Он вяло улыбнулся. – Во всяком случае, по голове.
– То есть восстановить зрение невозможно?
Дэймон пожал плечами.
– Может, я недостаточно этим занимался.
– Но этим надо заниматься! – воскликнула Анна, пожалуй, с излишней горячностью. – Обязательно! Ведь чем больше проходит времени…
– Я знаю, знаю. – Он улыбнулся, глядя на нее через стол. – Я займусь.
Когда он улыбался, становилась заметной легкая ассиметрия его лица. Левый угол рта чуть выше правого, левое веко перечеркнуто тонкой ниткой шрама, побелевшего от времени.
Если никто не бил его по голове, откуда этот шрам? Поразительно, что при наличии всех этих недостатков он умудряется производить впечатление на редкость красивого мужчины.
– Константин, – медленно произнес Дэймон, думая о своем. – Почему он мечтал об Ирландии? Почему не о Новой Гвинее, не о Перу?
– Не знаю. Думаю, об этом лучше спросить его самого.
– Вы представите нас друг другу?
– Если это доставит вам удовольствие. Только у него много работы, поэтому он появится только в пятницу вечером.
– А вы что собираетесь здесь делать?
– Не знаю, – опять сказала она. И, подумав, добавила: – Возможно, напишу книгу.
– А сегодня? Сейчас? Погода на улице отвратительная, но уже через полчаса она может показаться нам превосходной. Зависит от того, как подойти к делу. Итак, чем мы займемся? Есть какие-нибудь предложения или я должен взять все на себя?
Анна смотрела на него, раскрыв рот от удивления. Пять минут назад он с самым серьезным видом расспрашивал ее о Константине, а теперь невинно интересуется, какие у нее планы на сегодняшний день. Допустим, у нее есть планы. Хотя скорее нет, чем есть… Но ведь его это никоим образом не касается!
* * *
Итак, через полчаса они уже катят по трассе номер один строго на юг, и Анна беспомощно спрашивает себя, как же вышло, что совершенно посторонний мужчина, причем мужчина с однозначно скверной репутацией, безо всякого труда уговорил ее на совместную поездку в Дублин и ужин в одном из дублинских ресторанов. Ее заявление о том, что в Дублине у нее дела, ничуть его не смутило. Это очень удачно, моя дорогая, потому что и у меня, представьте себе, в связи с предстоящими праздниками тоже появилось одно неотложное дело. Какими-такими праздниками? Я имею в виду Самайн. Хотя считать эти дни праздничными, согласен, может только сумасшедший. Впереди еще полтора месяца? Хм… пожалуй, вы правы… Так или иначе, я вынужден покинуть вас до восемнадцати тридцати, после чего, machree Анна, расчитываю на ужин в вашем приятном обществе. Есть возражения? Возражений нет.
Вот так же вел себя и Константин. Он не спрашивал, хочет она его любви или не хочет. Он просто втягивал ее в водоворот новых отношений, не давая ей опомниться, не отступая ни на шаг, не допуская даже мысли о возможном отказе. Может, так и надо? Во всяком случае Анне действительно не приходило в голову хоть в чем-то ему отказать. Как любит повторять умница Аленка, ее любимая и, пожалуй, единственная подруга: «Есть паровозы, милая моя, а есть вагоны. Так вот, твой Костик – стопроцентный паровоз. А ты… ты – вагон».
Дэймон везет ее в Дублин на собственной машине, которую с неимоверными трудностями и неизвестно ради чего приволок аж из Калифорнии. Это черный «транс-эм», далеко не новый, но вылизанный до блеска. На дорогах он привлекает внимание, потому что американских машин в Ирландии, можно сказать, нет совсем. Не проще ли было купить что-нибудь прямо здесь? На этот вопрос Дэймон честно ответил: проще, конечно, но мы с этим «понтиаком» вместе пережили столько всего… Боже, он еще и сентиментален. Привыкшая к обществу замкнутых мужчин вроде Константина, Анна безнадежно терялась всякий раз, когда кто-то из знакомых ни с того ни с сего начинал выворачивать перед ней душу.
Однако Дэймон, сделав свое заявление, больше на эту тему не распространяется. Он вообще мало говорит за рулем. Ему приходится с удвоенным вниманием следить за дорогой, ведь у него всего один зрячий глаз. Вспомнив об этом, Анна покрывается холодным потом. Надо было ехать в Дублин на такси.
– Куда вас подбросить? – спрашивает Дэймон, аккуратно вписываясь в поворот.
Левостороннее движение для человека в автомобиле с левым рулем само по себе является испытанием, а тут еще глаз…
Так, чувствительная моя, если ты сейчас же не расслабишься и не перестанешь думать про этот его распроклятый глаз, остаток пути тебе придется пройти пешком, другого выхода нет. А нечего было прыгать в машину к первому попавшемуся пижону только из-за того, что он играет в те же игрушки, что и ты.
– К Дублинскому университету.
– Ого! А что вы собираетесь там делать?
– Немного поработаю в библиотеке. Потом схожу в музей.
– Отличная программа, – кивает одобрительно Дэймон. Ощупью отыскивает в кармане пачку сигарет и протягивает ей. – Угощайтесь. – Сигареты у него дорогие, с пониженным содержанием никотина. – И для меня прикурите, пожалуйста.
Ну, вот. Вот вам и пример того, как потихонечку, шаг за шагом, некоторые умеют сокращать дистанцию между собой и предметом своих вожделений. Игриво, ненавязчиво. Прикурить сигарету – подумаешь, важность!
Она прикуривает, разумеется. Прикуривает для себя и для него. Протягивает ему сигарету со следами губной помады. Он принимает ее с благодарной улыбкой, за которой, однако, проглядывает скрытое лукавство. С наслаждением затягивается, а потом делает едва заметное движение губами, как будто пробует что-то на вкус. Он пробует женщину, сидящую на пассажирском сиденье.
Совершенно неожиданно дождь прекращается. Серые клочья облаков уносит ветер, и вот уже солнце заливает ярким светом зеленые луга, простирающиеся по обе стороны дороги. Как на открытке. Не хватает только овечек и пастуха с дудочкой.
Не может быть. Овцы. В состоянии, близком к панике, Анна крутится на сидении, высматривая необходимого для полного совершенства пастуха, и облегченно вздыхает, убедившись, что его таки нет.
– Это у вас пройдет, – посмеиваясь, говорит Дэймон. – Ирландия прекрасная страна, но в ее красоте нет ничего, вызывающего умиление. Это страна, где по ночам кричат бан-ши, где жители деревень подвешивают над дверным проемом ветви бузины и рябины, а в колыбель с новорожденным непременно кладут предметы, сделанные из железа.
Декорировать ветвями рябины окна и двери «Сокровенной Розы» хозяева, по-видимому, сочли неразумным (престиж и все такое), зато рябина в достаточном количестве произрастает в парке и вокруг дома. Теперь понятно почему. Пусть на дворе двадцать первый век, но вы же в Ирландии, друзья мои. Чтобы понять ирландца, нужно родиться ирландцем. Страна, где по ночам кричат бан-ши…
– А вы их встречали? – спросила Анна, чувствуя, как забилось сердце.
Дэймон глянул на нее краем глаза.
– Кого?
– Сидов. Детей богини Дану.
Он вел машину, не отвечая на вопрос.
– Неужели нет? Ни разу и ни одного?
– Это слишком дорого обходится, – пробормотал он, крепко сжимая руль.
– Но вы верите в их существование? – не отставала Анна.
Охватившее его волнение слишком очевидно. И должно иметь причину.
– А вы верите в Иисуса Христа? – спросил он с неожиданной резкостью.
– Да, верю.
– Но вы же его не видели, правда?
– Правда.
– Так что же заставляет вас верить?
Хрестоматийный вопрос, на который, несомненно, существует такой же хрестоматийный ответ. Только это глупо – говорить на языке Закона Божьего с человеком неизвестного тебе вероисповедания, с которым знакома всего лишь несколько часов. Что ж, придется довольствоваться тем, что имеешь.
А что ты имеешь, безответственная женщина? Стремительно назревающий роман с каким-то местным сумасшедшим – роман, совершенно не нужный ни тебе, ни ему. Ночные крики сбежавшей любовницы. Туманные намеки горничной и хозяйки отеля. Догадки, предположения… Фантазии, будоражащие твой праздный ум.

Глава вторая
Стоя перед зеркалом, Анна вдевает в уши золотые серьги, подаренные Константином, и вспоминает вчерашний ужин с Дэймоном. Его негромкий смех, быстрые внимательные взгляды исподлобья, интимное «slainte!», как будто «люблю!» Что за чушь лезет в голову. Только вчера уехала Шэннон, а до нее наверняка были еще десятки других. Если не сотни. Парень с такими внешними данными и таким банковским счетом (простая наблюдательность – его же собственное выражение) может позволить себе менять подружек так же часто, как женщина меняет колготки.
В то время, как ты, дорогуша… Анна окидывает себя придирчивым взглядом и украдкой вздыхает. Ты не красавица и никогда ею не была. Обыкновенные русые волосы до плеч, обыкновенные карие глаза. Зубки могли бы быть и поровнее, волосы погуще. Единственное, что тебя спасает – это голос. Об этом тебе говорили неоднократно. Медлительный, чересчур низкий для женщины голос, которым ты, сознавая его исключительность, научилась пользоваться еще в школьные годы.
Почему ты молчишь? Почему, Анна? – приставал к ней Дэймон на обратном пути из Дублина. Поговори со мной. Он хотел снова и снова слышать ее голос. Он просил об этом. Так же, как и все остальные.
Несс, пришедшая, чтобы поменять постельное белье и убрать в комнате, терпит изо всех сил, но надолго ее не хватает.
– Вы ездили в Дублин, мэм?
Ей, как и всему персоналу отеля, доподлинно известно, что Анна ездила в Дублин вместе с Дэймоном Диккенсом на его громадной американской машине.
– Да, Несси, ездила.
– Хорошо провели время?
– Да, спасибо. Очень хорошо.
Несс сосредоточенно полирует тряпкой поверхность тумбочки.
– Знаете, мэм, это, конечно, не мое дело, но… – Она запнулась. – Вы с ним поосторожнее, честное слово. Я девушка простая, в июне школу закончила, а в колледж только на будущий год думаю поступать, но есть кое-что, в чем я понимаю лучше вас, потому что я родом из этих мест, а вы – приезжая.
– Быть с ним поосторожнее? – Анна медленно повернулась, не зная, смеяться или сердиться. – О ком ты говоришь?
Несс молча указала пальцем на стену.
Будто бы положил на него глаз кое-кто из знати…
– Тебе не очень нравится мистер Диккенс, правда? – улыбнулась Анна, разглядывая круглое симпатичное личико, усыпанное веснушками.
– Как раз наоборот. – Несс решительно тряхнула головой. – Очень даже нравится. Но вы мне тоже нравитесь, мэм, и я должна вас предупредить.
– О’кей. Считай, что ты меня предупредила.
– Не ходите с ним к Бругу. А в дни Самайна вообще никуда вместе с ним не ходите.
– Ладно, если ты объяснишь почему.
– Он… – Несс хмурилась, кусая губы. – Ну, как бы вам сказать…
Положил на него глаз кое-кто…
Анна решила на время забыть о приличиях.
– А что ты вообще о нем знаешь?
– Не очень много, мэм, если честно. Знаю, что он ирландец только наполовину. Что он в родстве с нашей семьей. Что приехал в Ирландию из Соединенных Штатов, да так здесь и остался.
– А чем он зарабатывает на жизнь?
В самом деле любопытно, какую работу мог найти американец в Ирландии, притом что она не требует ежедневного пребывания на рабочем месте и, судя по всему, хорошо оплачивается.
– Он художник, мэм. – Нэсс понизила голос, как будто разглашая какую-то страшную тайну. – Очень хороший художник. У него есть агент в Калифорнии, который продает его картины. А одну из своих картин он подарил Мэделин на Рождество, и теперь она висит у нее в офисе. Могу показать, если хотите.
– Ты хочешь сказать, он знаменит?
– Знаменит или нет, не знаю, – пожала плечами Несс, встряхивая одеяло. – Только в деньгах он не нуждается.
Что верно, то верно. Часы, болтающиеся на его узком запястье, тянут как минимум на десять тысяч евро. Тонкие рубашки, обувь отличного качества.
– А с чего ты взяла, будто кто-то из старейших… ну, приметил его. – Анна умышленно повторила слова самой Несс. – Положил на него глаз.
Лицо Несс на мгновение сделалось непроницаемым, отчужденным – вспомнилась реакция Константина. К тому же, Анна знала, ирландцы вообще неохотно говорят с чужаками о делах дивного народа, незримо присутствующего в их повседневной жизни, несмотря на всеобщую христианизацию.
– Несси, – окликнула Анна, не переставая наблюдать за девушкой. – Поверь, МНЕ ты можешь сказать.
– Ладно, мэм, – ответила та со вздохом. – Как хотите. – Она тщательно взбила подушки, расправила покрывало. – Он ведь из Корка, вы знаете? Там его родня. Так вот, Селия О’Кронин, она приходится невесткой моей тетке Мэделин, рассказывала, что когда он впервые переступил порог ее дома, большой портрет ее деда, висящий в гостиной, сам собой сорвался со стены и грохнулся об пол. Стекло, правда, не разбилось, но когда она, то есть Селия, увидела сына своей покойной сестры, а после этого опять взглянула на дедов портрет, то сразу же поняла: одна кость, одна кровь. Дед-то ее, царствие небесное, был человек непростой. Ему, говорят, вечно кто-то из знати на ушко нашептывал. Оттого-то была ему удача во всех делах, и будущее он видел, и еще много чего знал и умел, о чем нам с вами лучше не задумываться.
– Значит, внешне Дэймон похож на своего прадеда?
– Похож? Разве я сказала: похож? Я сказала: одно лицо.
– Ладно. Это ясно. Дед был непрост. Но Дэймон-то чем вызвал твои подозрения?
– Это не только мои подозрения, мэм. Мэделин тоже замечает…
– Продолжай, – быстро произнесла Анна.
– Он слеп на левый глаз! – сообщила Несс таким тоном, каким уместно было бы объявить: у него есть хвост.
– Я знаю. Ну и что?
– Он ослеп на один глаз после гибели своего приятеля, тоже ирландца из Штатов, о котором говорят, что будто бы владыка Бруга забрал его с собой. Увидел и пожелал, а благородным никто не отказывает. Для смертного это невозможно. Вот так.
«Они не ведьмы и не демоны, и рассказы о них – не детские выдумки и уж тем более не бредни суеверных обывателей. Сверхъестественное здесь обладает сдержанностью и достоинством», – так сказал отец незадолго до ее отъезда, увидев у нее на столе книгу «Кельтские королевства». О чем у них тогда зашла речь? Ах да, о сверхъестественном. О сверхъестественном и непостижимом.
Глядя на взволнованную ирландскую девушку, Анна чувствовала, что мир вокруг нее необратимо утрачивает привычные формы. Тает и растекается, как шоколад или пластилин. Увидел и пожелал, а благородным никто не отказывает… Неужели следует в это поверить? Одно дело слышать о чем-то таком и снисходительно посмеиваться над чужими суевериями (при условии, что все происходит на приличном от тебя расстоянии) и совсем другое – столкнуться с этим нос к носу. Все равно что прочесть книгу о привидениях, а потом увидеть одно у себя на кухне.
– Но при чем тут Дэймон и его глаз?
– Если в нем сильна кровь его рода, то знайте: он может видеть невидимое. Почти все, кто носит фамилию О’Кронин, могут это. Если, конечно, хотят.
– Видеть невидимое? – задумчиво повторила Анна. – По-твоему, каждый человек с ослабленным зрением способен видеть невидимое? Общаться с духами?
– Не с духами, мэм, – Несс говорила очень тихо, словно боясь, что их услышат. – Народ Сидов – это не духи.
Народ Сидов… Aes Sidhe…
– Кто же это? Боги?
– Может, так, – еще тише ответила Несс. – А может, и нет.
– Но почему ты считаешь, что незрячий глаз Дэймона может служить доказательством его способности видеть сидов?
– Не только глаз.
– Что?
Чтобы расслышать ее шепот, Анне пришлось подойти поближе.
– Он спал на холме, мэм.
Анна остолбенела.
Спал на холме… В спальном мешке или на тростниковой циновке?
– Он спал на холме в канун Самайна. Да еще не на каком-то там первом попавшемся холме, а на самом что ни на есть знатном.
Так. Срочно возьми себя в руки.
– Спал под открытым небом в последнюю ночь октября. Должно быть, у него отменное здоровье… И что же?
– Известно, что, мэм. Можете смеяться надо мной, но я скажу вам то, что слышала от своей матери, а моя мать слышала от своей: если кто уснет на вершине холма, король сидов похитит его душу.
– Король сидов? – вздрогнув, переспросила Анна. – Ты имеешь в виду…
Несс зябко повела плечами и ответила уже совершенно беззвучно:
– Здесь, в долине реки Боанн, только один король.

Давным-давно правил Ирландией славный муж из племени богини Дану по имени Эохайд Оллатар. А еще звался он Дагда, ибо умел творить чудеса и был властен над стихиями и урожаем. Была в то время супругой Элкмара из Бруга женщина по имени Боанн. Пожелал Дагда близости с нею, и отдалась бы ему женщина, если бы не страх перед Элкмаром. Отправил Дагда Элкмара с поручением к Бресу, сыну Элата, в Маг-Инис, а когда тот собрался в дорогу, навел на него великие чары, дабы не смог он воротиться назад раньше срока. Избавил Дагда Элкмара от голода и жажды и дневным светом озарил ночи его. Долгим сделал он путь Элкмара, так что прошли для него девять месяцев как один день, и говорил после Элкмар, что воротился он домой еще до заката. Между тем возлег Дагда с супругой Элкмара, и родила она ему сына по имени Энгус. Излечилась Боанн от недуга прежде возвращения Элкмара, и не заметил он на ней вины от близости с Дагдой.
Отдал Дагда мальчика на воспитание Мидиру в Сид-Бри-Лейт, и оставался там мальчик ровно девять лет. Трижды пятьдесят ирландских юношей и трижды пятьдесят ирландских девушек играли на полях Бри-Лейт, но всех превзошел Энгус благодаря своему прекрасному облику и славному роду. Было у него и другое имя – Мак Ок, ибо сказала его мать: «Воистину молод сын, зачатый перед рассветом и рожденный до заката!»[3 - Здесь и далее по тексту авторское изложение фрагментов сказания «Сватовство к Этайн».]
* * *
Не ходите с ним к Бругу… Но именно к Бругу-то ей и хочется с ним пойти!
– Ты была там уже тысячу раз, – бормочет Дэймон, не вынимая изо рта сигарету, в то время как «понтиак» черной молнией уносит их по пятьдесят первому шоссе на запад, в направлении Моллингара.
– Не тысячу, а всего два!
– Этого вполне достаточно. Что за радость день за днем бродить вокруг доисторических могильников, размышляя о королях и королевах, чьи кости истлели несколько тысяч лет тому назад!
Он прав лишь отчасти, и сам об этом знает.
Курган, стоящий на месте (точнее, поверх) входа в подземные покои одного из самых могущественных, вероломных, неотразимых воинов-магов из клана Туата-Де-Даннан, действительно, долгое время считали гробницей кельтских королей, датируя ее возникновение первыми столетиями нашей эры и приравнивая к шахтовым могилам в Микенах. На самом же деле он много старше Микен.
В 1699 году на него случайно наткнулись какие-то люди, прочесывающие долину реки Бойн в поисках строительного материала. Ну, подумаешь, холм… Всего-навсего холм, каких полно в округе. В 1963 году холм был вскрыт, и под слоем земли обнаружилось странное сооружение из серых и белых камней, представляющее собой правильную полусферу около восьмидесяти пяти метров в диаметре.
Первый раз Анна побывала там одна. Дрожа на холодном ветру, она долго бродила вокруг кургана, сверкающего белой кварцевой галькой, и рассматривала его крутые склоны, не решаясь войти внутрь. Когда-то он был опоясан кольцом огромных, вертикально поставленных глыб, из которых сегодня сохранились лишь две перед входом. Она отдавала себе отчет в том, что видит перед собой не Бруг, самый знаменитый Сид ирландской традиции, а Нью-Грейндж, языческий храм с могильником, где некогда покоились останки пяти человек. Кем были эти люди? Если правителями, то каким народом правили они в те далекие времена? А если нет, то кто и почему похоронил их подобным образом?
Шагнув под темные своды, она увидела тоннель из массивных каменных глыб метровой приблизительно ширины. Высота на входе не превышала полутора метров, так что пришлось идти, согнувшись в три погибели, а непосредственно перед погребальной камерой вдруг увеличилась почти вдвое. Беззвучный смех камней: вот теперь можешь выпрямиться, пришелец… Только теперь, не раньше. Повинуйся.
Анна остановилась, вся дрожа. Ей стал ясен смысл выражения «каменная неподвижность». Неподвижность самих камней, неподвижность воздуха между ними, неподвижность мыслей стоящего среди камней человека. Со всех сторон ее окружали валуны с причудливым спиральным орнаментом. Был ли это просто декор, или чье-то стилизованное изображение, или один из древних сакральных символов?
Через несколько дней она пришла туда снова, уже с Константином. Ее интересовало не столько то, что он скажет, сколько то, что он почувствует. И почувствует ли вообще.
Константин начал с того, что сообщил ей об открытии профессора О’Келли: могильник ориентирован в пространстве таким образом, что в день зимнего солнцестояния свет восходящего солнца падает сперва на боковую стену туннеля, а затем проникает в погребальную камеру и освещает ее в течение семнадцати минут. Причем не всю камеру, а один-единственный украшенный орнаментом камень в самом дальнем ее углу.
– Очень интересно, – кивнула Анна. – Но скажи мне: ты чувствуешь?
– Что?
Она внимательно посмотрела на него. Стройный силуэт на фоне серых камней. Стоит, напряженно приподняв плечи, засунув руки в карманы. Заострившиеся черты лица. Расфокусированный взгляд человека, который прислушивается к музыке внутри собственной головы.
Несомненно, чувствует, но ни за что не признается. Будет сыпать цифрами, датами… Безо всякой причины она припомнила все, что слышала об этом парне еще до того, как состоялось знакомство. Холодный, злопамятный, скрытный, упорный. Может рискнуть, но перед этим продумает все до мелочей. Настоящий карьерист. Холодный как змея. Злопамятный как сиамская кошка.
Кое-что подтвердилось, кое-что нет. Упорный точно. Не паровоз даже, а танк. Холодный? Да, пожалуй. Из тех, что отпускают себя на волю только в постели.
– Здесь кто-то есть, правда? – Анна тронула рукой немой, но не мертвый камень. – Он здесь и разговаривает с нами, но мы его не слышим.
По тому, как вздрогнул Константин, нетрудно было догадаться: он слышит. Если не все, то по крайней мере что-то. Но внятного ответа на свой вопрос она так и не дождалась. Скрытный? О господи, просто могила.
Когда они выбрались наружу, Константин, пытаясь уйти от темы, обратил ее внимание на остальные курганы долины Бойн, благо их было немало (никак не меньше двадцати, так что это грандиозный погребальный комплекс растянулся вдоль берега реки почти на четыре километра), но Анна лишь мельком взглянула на Кноут и Доут и почти не удостоила внимания отдельно стоящие каменные глыбы, для которых у Константина тоже нашлось какое-то мудреное название.
– Кноут и Доут несут на себе явные следы разрушений, тогда как Нью-Грейндж, похоже, сохранился в неприкосновенности. Украшения и монеты IV века нашей эры, обнаруженные вокруг могильника, дают основания полагать, что Нью-Грейндж и в то время имел репутацию священного места…
Прекрасно. Очень поучительно. И незачем протирать штаны в библиотеке, просто спроси своего возлюбленного. Об этом он может говорить часами, даже на голодный желудок. Как-то раз (Анна долго не могла об этом забыть) он принялся рассказывать ей о наименовании ирландских кланов ночью, в постели, после классного секса.
– Ирландские кланы часто носили имена животных. Одни назывались «телятами», другие «грифами», третьи «оленями». Этот клановый тотемизм, возможно, лежит в основе историй о Кормаке Мак Арте, вскормленном волчицей, об Ойсине, матерью которого была олениха и поэтому он отказывался есть оленину…
Первые пять минут она слушала (еще одно слово, и я тебя задушу), потом выдернула из-под его головы подушку и плотно прижала к его лицу.
Ему понравилось, хотя он и не сказал об этом прямо. Не было у него такой привычки – прямо говорить о том, что он чувствовал и чего хотел. Но она догадалась, потому что с тех пор он начал поддразнивать ее, явно напрашиваясь на новые репрессии.
* * *
Но сейчас, напоминает она себе, рядом с тобой совершенно другой мужчина. Мужчина, которому здесь не место. Вернее, тебе не место в его машине. К чему, как ты думаешь, это в конце концов приведет? Поверхностные, необременительные отношения. Сказка без начала и конца. То, чего ты всегда обоснованно опасалась. Ну, и где же твое хваленое благоразумие?
Позади осталась деревня Слейн. Живые изгороди по обочинам дороги радуют глаз новенькой пластмассовой зеленью, отмытой до глянцевого блеска под сильным, но кратковременным утренним дождем.
Ничего особенного, просто мужчина решил покатать тебя в автомобиле. Ты можешь повторять это, пока не устанет язык, но на самом-то деле ты прекрасно знаешь, что ПРОСТО ТАК мужчины никого не катают в автомобилях, а женщины никогда не садятся в автомобиль ПРОСТО ТАК.
– Ты не хочешь спускаться к Бругу или не хочешь, чтобы я спускалась туда? Но разве это может представлять какую-то опасность? Тысячи туристов ежегодно…
– А кто говорит об опасности?
Встречный ветер, врываясь в открытое окно, треплет темные волосы Дэймона. Вот бы узнать, что происходит в этой красивой голове.
– Никто, насколько мне известно. Хотя… Я слышала, что не стоит располагаться на отдых у подножья или на склонах полого холма, потому что он является своеобразной шлюзовой камерой, соединяющей два мира, видимый и невидимый. И если вдруг, боже упаси, тебя одолеет сон…
– Знаю. Я тоже слышал об этом. Опасно приближаться к чудесным холмам в дни Самайна, иначе станешь добычей воинов из клана Туата-Де-Даннан. Опасно спать на холмах, о которых точно известно, что они ведут в подземные покои бессмертных.
Сказано ровно, без эмоций. Человеком, который делится прочитанным, не более того.
– Разве есть холмы, помимо Бруга, о которых можно с уверенностью сказать, что в них обитают сиды?
– Конечно. – Тот же размеренный голос, тот же невозмутимый вид. – К примеру, Сид-Бри-Лейт, холм недалеко от Арды, графство Лонгфорд, считается жилищем Мидира. Бодб Дерг, сын Дагды, является господином Сид-Фемен, нынешний Сливнамон, графство Типперери. Владыкой Сид-Нента на Лох-Ри называют Сигмалла, брата Элкмара, того самого Элкмара, что проживает в Сид-Клеттейх в долине Бойн. Но только в Бруг-на-Бойн деревья круглый год приносят плоды, и гости несравненного Мак Ока пируют вокруг котла с жареной свиньей и чана с вином, от которых не убывает.
– Котел Дагды?
Дэймон кивнул.
– Помимо чудесных холмов, в Ирландии имеются пять bruidne, то есть постоялых дворов, которые тоже представляют собой не совсем обычные жилища, потому что не имеют постоянного места. Говорят, если забредешь туда случайно в непогоду или темной ночью, то позже – при условии, что останешься жив, – никогда не найдешь его снова. В каждом из таких bruidne есть неисчерпаемый котел, подобный котлу Дагды, от которого никто не уходит недовольным.
Интересно, что он говорит обо всех этих вещах в настоящем времени. Не так, как Константин: «были, имели, считались», а по-своему: «есть, имеют, считаются», как будто те времена, когда дети Дану владели ирландской землей наравне с сыновьями Миля, заключали между собой династические браки и объединяли усилия в борьбе с общим врагом – фоморами, еще не прошли.
Чтобы он не заметил ее бесцеремонных взглядов, Анна надевает солнцезащитные очки. Для мужчины это настоящее преступление – иметь такие ресницы, такие волосы, такую кожу. Всё это должно было достаться какой-нибудь женщине!
И тут она кое-что увидела. То, чего раньше не было. Не было ни вчера, ни позавчера. Обручальное кольцо.
– Я не надевал его, потому что Шэннон злилась, – пояснил Дэймон без намека на смущение. – А теперь, когда она уехала…
– Понятно, – пробормотала Анна.
Дэймон дал ей немного помучиться и добавил:
– Это не тот брак, который заключается в церкви, в присутствии свидетелей и родственников, с тем чтобы приговорить несчастных супругов к пожизненному совместному существованию. В богатстве и в бедности, в радости и в печали, покуда смерть не разлучит вас… – Он усмехнулся. – Нам это в голову не приходило. Мы обменялись кольцами на Ламмас, и никаких свидетелей, кроме неба и земли, у нас не было.
– Когда же это случилось?
– Пять лет назад.
– А где она сейчас? Твоя сестричка Ламмас. Твоя жена.
– Дома, в Хоторне. Это в Неваде.
Все это было так неожиданно, что Анна какое-то время чувствовала себя выбитой из колеи. Графство Вестмит – земля озер, болот, равнин, дольменов, земляных укреплений, заброшенных деревень и заросших травой дорог – очаровало ее, но не заставило позабыть о таинственной супруге Дэймона Диккенса, проживающей в Хоторне, штат Невада.
– И вы оба до сих пор считаете свой брак действительным?
Дэймон как раз успел сообщить, что перед ними Гайрех и Илгайрех – местность, где в финале саги «Похищение быка из Куальнге» происходило решающее сражение. Вопрос Анны привел его в недоумение.
– Конечно.
– Тогда при чем здесь Шэннон?
– О! – Он остановился посреди дороги и поднял руки, как будто Анна собралась в него стрелять. – Сдаюсь. На этот вопрос не существует другого ответа, кроме того, который безвозвратно уронит меня в твоих глазах. – Губы его чуть дрогнули, но улыбки не получилось. – Я считаю, что по-прежнему состою в браке с Донной, но это не мешает мне проводить время с другими женщинами. Видимо, я просто не способен хранить верность.
– А она?
– Хранит ли она верность мне? – Дэймон пожал плечами. – Не знаю. Я не спрашивал.
* * *
Прощаясь с Донной у калитки, он достал из внутреннего кармана куртки черную бархатную коробочку, открыл, дал ей взглянуть, а потом без единого слова надел ей на палец кольцо из белого золота с крупным квадратным бриллиантом.
Она ухватилась за руль мотоцикла, чтобы не упасть, и также молча уставилась на него огромными золотыми глазами феи-сиды.
Дэймон почувствовал неловкость.
– Не смотри на меня так. В том, что я сделал, нет ничего противозаконного.
– Это очень дорогая вещь, – промолвила Донна.
– Да. – Он заставил себя улыбнуться. – К счастью, я располагаю кое-какими средствами.
Донна молча разглядывала кольцо.
– Черт с тобой, – разозлился Дэймон. – Если тебе обязательно нужно всё испортить…
Он снова запустил руку в карман и вручил ей кассовый чек из ювелирного салона и сертификат, удостоверяющий подлинность камня.
– Боже, – прошептала Донна, изучив чек. – Он оплачен.
– А ты думала, я его украл?
– Извини. – Она обняла его за шею, пряча лицо. – Извини… Я сама не знаю, что думала.
– Я приехал в Редстоунс не для того, чтобы Крис помог мне завязать. Я не джанки и никогда им не был. В помощи нуждался Лоренс.
– Понятно. – Донна опять посмотрела на кольцо, потом на Дэймона, сидящего на мотоцикле. – Почему именно сегодня?
– Сегодня первое августа – Ламмас. Согласно обычаю древних, предлагаю тебе вступить со мной в брак сроком на один год и один день, и если за это время твоя любовь ко мне не остынет, мы будем вместе до конца наших дней, покуда смерть не разлучит нас.
– Но, Дэймон… Дэй…
– Что?
– Я старше тебя на десять лет. Ты не забыл?
– Забыл. Может, тебе тоже удастся забыть? Попробуй.
Сдерживая слезы, она взяла его руку и медленно поднесла к груди.
– Во славу отца и господина нашего Луга, сына Киана, я, Донна из рода Мак Грейн, беру в мужья Дэймона из рода О’Кронин сроком на один год и один день с тем, чтобы соединиться с ним навеки, если будет на то воля богов.
Не разнимая рук, они смотрели друг другу в глаза еще ровно минуту, после чего Дэймон запустил мотор и рванул с места, оставив за собой небольшое облачко пыли.
На всем белом свете был только один человек, способный их разлучить, и для этого в его распоряжении имелось одно-единственное средство. Его-то в конечном итоге он и пустил в ход.
* * *
Стоя на Высотах Уснеха, Анна смотрела вниз, на аквамариновые кляксы Лох-Эннелл и Лох-Оуэлл, и думала о том, что сказала ей утром миссис Флетчер, проживающая в номере, расположенном дальше по коридору. Кто-то, доложила почтенная дама, совершенно определенно перебрался прошлой ночью через ограждение лоджии и проник в спальню мистера Диккенса, причем мистер Диккенс, судя по отсутствию какого-либо протеста, ничего против этого вторжения не имел. Перебрался через ограждение лоджии? Анна уставилась на нее в полном недоумении. Но… откуда? В этом месте под окнами даже деревья не растут. С крыши? Она представила себе скользкую после дождя, покатую черепичную кровлю и тут же убедилась в несостоятельности подобной версии. Никто не мог проникнуть в спальню мистера Диккенса непосредственно с улицы, минуя входную дверь. Разве что Бэтмен. Или…

Как-то раз поспорил Энгус с Триатом, сыном Фебала из народа Фир-Болг. Вместе с Энгусом растил его Мидир, и немногим Триат уступал сыну Дагды. В ту пору думал Энгус, что приходится Мидиру сыном и в наследство получит королевскую власть над Сид-Бри-Лейт.
И вот, заговорил Энгус с Триатом, а тот ответил:
– Негоже мне разговаривать с подкидышем, который не знает своего отца и своей матери.
В слезах и в печали пошел тогда Энгус к Мидиру.
– Что с тобой? – спросил Мидир.
– Позором покрыл меня Триат, оттого что не знаю я своего отца и своей матери.
– Есть у тебя отец и мать, – ответил Мидир.
– Скажи мне, кто же они?
– Пора сказать, – согласился Мидир. – Отец твой – Эохайд Оллатар, прозываемый Дагда. А мать – Боанн, супруга Элкмара из Бруга. Я, Мидир из Бри-Лейт, вырастил и воспитал тебя вдали от Элкмара, дабы не пал на него позор из-за сына Боанн, зачатого в его отсутствие.
– Пойдем же скорее, – сказал Энгус. – И пусть признает меня отец, ибо негоже сыну Дагды сносить поношения от Фир-Болг.
Отправились они в путь и вскоре прибыли к Уснех Миде в самом центре Ирландии, ибо там было жилище Дагды, от которого на равную меру расстилалась ирландская земля на юг и на север, на запад и на восток.

Полуденное солнце, сделавшись неожиданно жарким, заставило Дэймона скинуть куртку. Анна медленно прошлась взглядом по его фигуре. Белая футболка, джинсы – пожалуй, более раздетым она его еще не видела.
Ну и ну! На правой руке выше локтя чернела татуировка. Толстое суковатое колесо с восемью спицами. Живое, контрастное, выполненное, несомненно, профессионалом. Колесо и загадочная надпись причудливым шрифтом.
Позабыв о приличиях, почти не контролируя своих действий, Анна протянула руку и коснулась смуглого татуированного плеча. Подняла глаза, собираясь задать вопрос, и увидела, что Дэймон смотрит на нее в упор, не мигая.
– Раб Колеса, – произнес он вполголоса.
– Что?
– Ты ведь это хотела узнать? Что означает надпись?
Анна молчит, стараясь не прислушиваться к его дыханию, не считать удары его сердца. Труднее всего не замечать его взгляда. Оба глаза – живой и мертвый – просвечивают ее лучами рентгена, вызывая колючую дрожь в позвоночнике.
– Так вот, она означает: Раб Колеса.
Предплечье также украшено татуировкой. Длинная черная черта от запястья до локтя, перечеркнутая множеством коротких – огамическое письмо.
– А здесь что написано?
– Этого я сказать не могу.
– Не можешь, потому что не знаешь?
Дэймон располагается на травке под деревом и лезет в карман за сигаретами. Вот артист! Он сидит, прислонившись спиной к стволу, вытянув длинные ноги, щурясь на солнце.
– Не могу, потому что знаю слишком хорошо.
Заметив, что Анна нерешительно переступает с ноги на ногу, он расстилает для нее на земле свою куртку.
– Садись. Знаешь, что это за дерево? Ясень. Священное дерево друидов.
– Разве священным деревом друидов был ясень? Мне казалось, что дуб.
– Наверно, ты слишком увлекалась трудами сэра Джеймса Джорджа Фрэзера. К священному дереву – биле – предъявлялись два основных требования: оно должно было иметь почтенный возраст и произрастать поблизости от чудотворного источника. Пять таких биле описаны в сборнике преданий «Старина мест» и среди них упоминаются не только дуб, но также тис и ясень. Во время войны одно племя изо всех сил старалось уничтожить биле другого. Так в десятом веке биле майгхе Адайр было уничтожено Мэлеохленом, что вызвало великие бедствия. И это не единственный случай. О биле Боррисокане говорили, что дом, в котором сожгут хотя бы его щепку, в скором времени сам сгорит дотла.
Ну и ну! Если ты и вправду познакомишь их, как обещала, Константин, наконец, обретет в его лице достойного соперника.
На обратном пути Анна все же решила спуститься в долину Бойн и сообщила об этом Дэймону, но тот сразу же после Слейн нарочно прибавил газу, и «понтиак» промчался мимо нужного поворота со скоростью реактивного истребителя. Анна рассердилась. Несс уговаривала ее не ходить с Дэймоном к Бругу. Сам он, кажется, тоже не в восторге от этой идеи. Но в чем проблема? Просто пойти и осмотреть древний курган… Сговорились они, что ли?
В отместку она рассказала ему о подозрениях миссис Флетчер.
Дэймон реагировал очень бурно.
– Эта старая кошелка? Господи, да у нее совсем… – он поискал слова, – turn one`s head! И кого же я, по ее мнению, принимаю по ночам в своей спальне? Графа Дракулу? Человека-Паука?
Но у Анны на языке вертелось совсем другое имя.
– Поедем завтра в Трим-Кастл? – спросил Дэймон, немного успокоившись.
– Ты что, ухаживаешь за мной?
– Да. Как ты догадалась?
– Я здесь с мужчиной. Это тебя не смущает?
– Смущает, – признался Дэймон. – Но не останавливает.
Остаток пути они молчали, и только в вестибюле отеля Анна сказала ему:
– Ладно. Поедем завтра в Трим-Кастл.

Глава третья
Кконцу недели Анна уже знала о печальном происшествии если не все, то многое. Несс сказала: он ослеп на один глаз после гибели своего приятеля. Гибели. Но, как выяснилось, тела никто не видел. Его попросту не было. Не было тела, не было медицинского освидетельствования, не было похорон. Вообще ничего.
Лоренс Мак Кеннит, в прошлом героиновый наркоман, проживал в одном номере с Дэймоном, вел себя образцово, а из вредных привычек имел только одну: привычку совершать в одиночестве долгие пешие прогулки по окрестностям Дроэды. В любое время суток, при любой погоде, имея при себе лишь блокнот и несколько простых карандашей. Бывало, что Дэймон, потеряв терпение, вставал среди ночи и отправлялся на поиски. Он знал, где искать – в долине Бойн. Ему казалось, что в результате длительного пребывания под открытым небом наедине с самим собой и древними камнями Лоренс либо тронется умом, либо схватит воспаление легких, либо вернется к наркотикам. Дэймон страшно психовал, но запретить ему не мог. Лоренс был уже совершеннолетним.
Вскоре его опасения подтвердились. У Лоренса начались галлюцинации. По ночам он беседовал с кем-то на балконе, средь бела дня впадал в гипнотический транс. Где? Да где угодно: на улице, в пабе, в супермаркете, в музее, в кинотеатре. Однажды Дэймон обнаружил на его руке след укола. Произошла драка. Ослепительный красавец Лоренс, обливаясь кровью и слезами, полз вслед за Дэймоном по коридору отеля, клятвенно заверяя, что больше никогда, никогда, никогда… Правда, в то время никто не понимал, в чем, собственно, дело. У Дэймона было лицо убийцы и он, не слушая, с яростным ожесточением пинал своего лучшего друга ботинком под рёбра, поднимал, ставил к стенке, бил со всего размаху кулаком в лицо, а когда тот снова падал, с удвоенной силой принимался его пинать. Потом они долго лежали рядом на полу. Прямо на синтетическом ковровом покрытии, заляпанном пятнами крови.
От имени администрации отеля Мэделин принесла извинения всем постояльцам, которые стали невольными свидетелями безобразной сцены, пригласила доктора к Лоренсу и провела беседу с Дэймоном в своем офисе за закрытыми дверьми. Ковровое покрытие заменили, пострадавшим оказали медицинскую помощь, нервных успокоили.
Через неделю, в канун Самайна, Дэймон вошел в номер и увидел лежащего поперек кровати Лоренса. Босого, без рубашки, в одних только рваных джинсах. Остекленевший взгляд, волосы, слипшиеся от испарины… Поискав пульс и уловив слабое биение, Дэймон вызвал по телефону наркологическую «скорую» и опрометью кинулся вон – выяснить, что имеется у Мэделин в ее домашней аптечке.
Когда вся компания – Дэймон, Мэделин и приглашенный нарколог – ворвалась в номер, больного и след простыл. Кровать была пуста, дверь на балкон распахнута настежь. И только скомканное покрывало, остатки белой пудры на прикроватной тумбочке, столовая ложка, зажигалка да раздавленный шприц свидетельствовали о том, что здесь действительно произошло НЕЧТО. Произошло совсем недавно, пять-десять минут тому назад.
Лоренс Мак Кеннит исчез бесследно. Исчез из номера, расположенного на втором этаже (спрыгнуть можно, но не в состоянии коллапса, наступившего в результате передозировки). Исчез, не взяв с собой ничего из личных вещей или документов. Ушел, сбежал, никем не замеченный. Исчез, как исчезает дым. Его искали, но не нашли. Нет тела – нет проблемы. Так он и остался: ни жив, ни мертв. Официально: без вести пропавший.
Всё это случилось здесь, в «Сокровенной Розе», и ровно год спустя Дэймон вновь приехал сюда и поселился в том же самом номере.
– Понимаете, что это значит?
– Нет, – честно призналась Анна.
Несс поджала губы.
– Он не теряет надежды.
– Надежды на что? На внезапное возвращение или воскрешение своего друга?
– Нет. На то, что владыка Бруга позволит им повидаться еще раз. Владыка Бруга. Что за дичь? Он что же, действительно верит, что если ему удастся умилостивить какого-то духа, его пропавший год назад и наверняка погибший друг предстанет перед ним как живой? Да он просто сумасшедший, этот ваш Дэймон Диккенс, самый настоящий псих.
– Он из рода О’Кронин, – напомнила Несс, – я же вам говорила. Видеть невидимое… Помоги нам, боже.
* * *
Устроившись перед библиотечным компьютером, Анна открыла поисковик и для начала набрала: IRELAND.
Далее: CORK.
Далее: О’CRONIN.
Официальная история клана была, безусловно, интересной, однако не содержала ничего, что могло бы пролить свет на интересующие ее события. Имена, даты рождений и смертей, браки и разводы… такой-то сделал для родного края то-то и то-то… снес, отстроил заново, основал, заложил… внес свою лепту… прославился как…
Покусывая ноготь большого пальца, Анна уставилась в окно. Требуется какая-то мелочь, какая-то деталь. Не семейные и даже не исторические хроники. Крошечная подсказка. Намек на нужное направление.
Она думает, думает. Мысли бурлят, как вода в кипящем котле. Это здесь, это близко, нужно просто вспомнить. Вспомнить что? Его лицо, его рот… Рот так красив на этом дерзком лице, что хочется разбить его в кровь, а потом зацеловать до смерти. До смерти? Ну-ну, продолжай. Этот метод свободных ассоциаций не так плох, как кажется. Обречь его на смерть, распять, но не на кресте, как это делали римляне, а на колесе… Почему? Почему именно на колесе? Что за странная фантазия?
Ей вспомнился случай из практики доктора Юнга, когда некий малообразованный негр с Юга (дело было в Америке) поведал ему о своем сновидении, в котором фигурировал человек, распятый на колесе, и это показалось ему поразительным. Распятие на колесе является мифологическим сюжетом…
Стоп! Колесо. Колесо, черт возьми!.. Царь Иксион? Смотрим быстро, что у нас есть на царя Иксиона. Нет, нет, классическая Греция – это не совсем то, в чем мы нуждаемся в данный момент. И потом, колесо ли является ключевым словом? Не колесо. Нет.
РАБ КОЛЕСА.
В ответ на ее запрос электронный разум выдал приличный объем информации о рабах, о колесах и о том немногом, что в разное время и при различных обстоятельствах могло их объединять, и вот, из всей этой кучи мусора после часа напряженной работы ей удалось извлечь один бриллиант.
Сын Фергуса, легендарный ирландский друид и вместе с тем историческая личность, по своему масштабу соизмеримая разве что с личностью бритта Мерлина. Собственно, Mogh Ruith и означает «Раб Колеса». В традиции он также назван «Сын Древней Мудрости».
Уже теплее, но пока непонятно, какое отношение все это имеет к ирландскому полукровке по имени Дэймон Диккенс.
В преданиях «Старина мест» говорится: «Мог Руитх – кто носил это имя? Его носил magus rotaram, «жрец колес», ибо с помощью колес он делал свои жреческие предсказания». Из чего были сделаны эти колеса? Доподлинно не известно, но быть может, из тиса. В другом тексте содержится информация, подтверждающая, что колесо Мог Руитха было roth ramhach, то есть «суковатым колесом», которое должно появиться в Европе перед последним судом, в конце времен.
Впечатляет, но сколько воды утекло с тех пор! Если учесть, что «Записки о Галльской войне» появились в I веке нашей эры…
Мог Руитх пережил правление девяти королей, хотя по некоторым источникам, девятнадцати. В те времена друиды были окружены великим почетом и пользовались многочисленными привилегиями. «Друиды, – пишет Цезарь, – обыкновенно не принимают участия в войне, так как свободны от военной службы и вообще от всех повинностей». То есть, по сути, друиды стояли превыше закона и делали все, что им заблагорассудится. Знаменитый друид Дивитиак командовал корпусом кавалерии, а не менее знаменитый Мог Руитх носил оружие, описанное в сказании «Осада Друим-Дамгайре».
* * *
Продолжая думать о доблести древних ирландских вождей, благородстве королей и мудрости друидов, Анна вошла в номер, устало бросила жакет на кровать (верхнюю одежду на кровать! безобразие!) и, уже направляясь в ванную, услышала, как в сумке соловьем заливается телефон. Она надеялась, что это Константин, но нет. Номер был ей незнаком. Незнакомым оказался и голос.
– Думаешь, ты у него одна? – От звука этого голоса она почему-то вся помертвела. – Наивная!
– Простите, но вы, кажется, ошиблись номером.
Трубка издала отрывистый смешок.
– Я-то не ошиблась. Это ты ошиблась, сестренка, когда подбирала себе кавалера. Твой Костик – обычный коллекционер. Ты значишь для него не больше, чем любая другая.
Анна присела на край кровати. Она слышала удары своего сердца. Она чувствовала ползущий по спине пот.
– С кем я говорю?
– Какая разница? Ты у него не одна. Даже здесь. Запомни и сделай выводы.
– Почему я должна в это верить?
– Можешь не верить. – Незнакомая женщина жестко усмехнулась. – Если ты такая дура. Но я слышала о тебе другое. Советую дать ему отставку. Чем быстрее, тем лучше. Этим ты избавишь всех нас от ненужных хлопот.
В наступившей тишине Анна услышала свой собственный голос, произносящий ругательства. Некоторые из них прозвучали довольно неожиданно.
Эта наглая сучка, несомненно, из группы Оуэна Бирна, из той же, что и Константин. Откуда она узнала номер твоего телефона? Прекрати психовать и подумай. Это совсем просто. Откуда? Да от него самого. Точнее, из записной книжки, забитой в память его телефона. Телефона, который он постоянно носит во внутреннем кармане куртки или пиджака. А по ночам? Правильно, по ночам он время от времени ставит свой телефон на подзарядку. Для этого требуется блок питания, электрическая розетка, теплое помещение, в котором почти наверняка есть кровать… Поскольку добраться до его телефона без его ведома и согласия можно только ночью, необходимо в это время оказаться с ним рядом, в той же самой комнате, в той же самой… да-да, в той же самой постели.
Первой мыслью было перезвонить Константину и потребовать объяснений. Но, подумав, она решила, что это преждевременно. Почему-то она ни минуты не сомневалась в том, что звонившая ей девица (русская, конечно, девица, хотя и говорила по-английски, что придавало всему эпизоду несколько комичный оттенок) сказала правду. Как и в том, что она и есть та самая «другая», с упоминания о которой начался этот нелепый разговор. Подозревать своего парня в двуличии… Анна была далека от подобных подозрений, но сейчас, услышав новость, неожиданно поняла, что новость эта ее ничуть не удивила. Правда это или нет, в сущности, не так важно. Главное, что это может быть правдой. И теперь следует не раскапывать грязные подробности, а решить, насколько дорог тебе предполагаемый изменник, и, в случае если факт его измены подтвердится, готова ли ты простить его. Стоит ли он того?
Поглаживая пальцами телефонную трубку, Анна неотрывно смотрела на дисплей, как будто ждала, что вот сейчас трубка сама собой оживет и скажет человеческим голосом: ха-ха! шутка!
Константин, в силу своего характера, никогда не требовал от нее признаний в любви, и сам не произносил таких слов: люблю, любимая. Другая бы обиделась, но Анна была даже рада. Ей казалось, что именно такими и должны быть серьезные отношения. К чему слова, когда и так все ясно? Некоторые слова звучат так глупо… А некоторые вообще невозможно произнести. Выросшая без матери, она никогда не была заласканным ребенком, поэтому «любовь» в ее представлении была не словом, а событием.
Впервые увидев Константина на презентации новой отцовской книги («Сравнительный анализ прикладного искусства Кельтики и Скифии», что-то в этом роде), Анна подумала: ну и лицо, ЭТОТ может сожрать женщину с потрохами. Светловолосый парень в несколько легкомысленной для подобного мероприятия рубашке-поло и мятых бежевых брюках, сам того не подозревая, генерировал вокруг себя МАГ-нитное (от слова МАГИЯ) поле такой мощности, что дамы, оказывающиеся поблизости, вмиг утрачивали все свое достоинство и начинали глупо хихикать, заливаясь румянцем, словно школьницы на деревенской танцплощадке. И это при том, что сам он никаких вольностей себе не позволял. То есть вообще никаких. Просто стоял у стены с бокалом вина и внимательно слушал одного из приглашенных профессоров, который настоятельно рекомендовал ему заняться, наконец, диссертацией.
Анну представили как дочь профессора Терехова, после чего уже не имело смысла доказывать окружающим, что ты вполне способна функционировать как самостоятельная личность. К счастью, Константин в этот момент думал только о том, как бы повежливей отшить собеседника, который совершенно определенно метил на должность его научного руководителя, а потом успокоить свою совесть, клятвенно заверив самого себя, что к диссертации приступит сразу же по возвращении из Ирландии. Как раз появится дополнительный материал… Старая песня. Он заранее сожалел о времени, которое придется потратить на эту нудную бумажную работу.
Они посмотрели друг на друга пустыми глазами, пробормотали дежурное «привет-как-дела», обменялись визитками, а через пару дней он неожиданно позвонил. Анна так удивилась, что порвала колготки, которые как раз собиралась надеть. «Анна, это Константин, – сказал он чуть ли не робко. – Помните? У меня есть два билета в Большой зал консерватории. Партер, второй ряд. Надеюсь, вы любите Дмитрия Хворостовского?»
Анна знала, что билеты на Хворостовского стоят безумных денег, особенно партер. Соблазн был слишком велик. Она приняла приглашение – и не пожалела. Дмитрий Хворостовский был великолепен, Константин Казанцев тоже. По-своему. Потом он придумал поездку в Кижи и на остров Валаам. Потом…
Ну, ладно. Допустим, всё правда. Парень оказался молодцом. Но ведь помимо нравственной стороны вопроса существует еще и гигиеническая. Что, если эта «другая» больна? Не будем сразу про СПИД или гонорею. Элементарная бытовая инфекция – тоже достаточно неприятно. Чего Анна терпеть не могла, так это нечистоплотности. Обман простить можно, но это… Впрочем, поспешила она успокоить сама себя, мало какие заболевания протекают бессимптомно. О господи…
Ее пробрала дрожь. Трясущейся рукой она выскребла из пачки сигарету и вышла на балкон. Западный ветер с силой дунул ей в лицо, остудил вспотевший лоб.
– Что мне делать? – тихо спросила она у ветра.
И почувствовала поцелуй, от которого загорелись губы.

– Чего желает юноша, который пришел сюда вместе с тобой? – спросил Дагда.
– Желает он быть признанным своим отцом, – сказал Мидир, – и получить во владение добрую землю, как подобает сыну правителя всей Ирландии.
– Воистину это мой сын, – ответил Дагда. – Но не свободна еще та земля, которая достойна быть собственностью сына правителя.
– О какой земле ты говоришь?
– О Бруге, что к северу от Боанн.
– Кто ею владеет сейчас? – спросил Мидир.
– Элкмар, – ответил Дагда. – И я больше не желаю чинить ему никакого зла.
– Какой совет ты дашь своему сыну?
– Пусть в дни Самайна придет он к Бругу да захватит с собой оружие. Это время мира среди ирландцев, никто в это время не сражается друг с другом. И Элкмар будет в Кнок-Сиде безо всякого оружия. Пусть тогда подойдет к нему Энгус и пригрозит смертью, если не пообещает Элкмар исполнить любое его желание. А когда Элкмар согласится, пусть попросит он у владыки Бруга королевскую власть на день да ночь и уже не возвращает ее во веки вечные. Скажет пусть Энгус, что стала земля его собственностью взамен жизни Элкмара. Получил он власть над Бругом на день да ночь, но не бывает в мире иного, кроме дней и ночей.
Воротился Мидир со своим приемным сыном в Бри-Лейт. Когда же настали дни Самайна, отправился Энгус к Элкмару и сделал так, как посоветовал Дагда. Остался он в Бруге королем на день да ночь, а когда явился Элкмар и потребовал назад свои владения, ответил, что не вернет Бруг, если только не повелит так Дагда перед благородными мужами Ирландии.
Тогда призвали Дагду, и рассудил он их, и воздал каждому по делам его.
– Что ж, остается земля эта Мак Оку, как он того и желал, – сказал Элкмар.
– Воистину так, – ответил Дагда. – Не ждал ты дурного во времена мира и отдал землю как выкуп за жизнь, ибо цена твоей жизни в твоих глазах превзошла цену твоих владений. Но в знак моей милости получишь ты от меня землю, не менее добрую, чем Бруг.

Глава четвертая
– Так ты ездила с ним в Трим-Кастл? – хмурясь, спросил Константин. – И в аббатство Меллифонт?
Да, и не только туда. Еще в Келлс, где стоит Крест святого Патрика, украшенный резными фигурами, и в Монастербойс с его знаменитым Крестом Муйредаха… Взявшись за руки, они гуляли под древними стенами, и Анна, поглядывая на молчаливого Дэймона, прямо-таки слышала голос Константина: «В первой половине IX века вторжения викингов участились, что привело к широкомасштабному разрушению ирландских монастырей, однако, и это кажется совершенно необъяснимым, некоторые из них были оставлены в неприкосновенности, а промежуточный относительно мирный период конца IX и начала X веков подарил миру ряд прекраснейших крестов – таких, как кресты из Келлса и Монастербойса… Кресты этой группы, по всей видимости, образовывали однородную лейнстерскую традицию с центральной школой скульптуры в Монастербойсе, продолжавшую непрерывное существование вплоть до XII века».
– Знаешь, в пригородах Арды, оказывается, так много интересного.
– В пригородах? А в самом городе?
– Не знаю. Мы были там, где, согласно преданию, происходило сражение, описанное в «Похищении быка из Куальнге».
– А замок Арды? – недоумевал Константин. – Замок, построенный в четырнадцатом веке норманнами? Его вы посчитали недостойным внимания?
– Ну, – проговорила Анна с запинкой, – может быть, в следующий раз.
– Зачем же он вообще тебя туда возил? Постоять на зеленом лугу, который когда-то был полем боя?
Анна посмотрела в окно, за которым блестело зеркало пруда и покачивали отяжелевшими от красных ягод ветвями рябины.
– Он показывал мне Бри-Лейт. Дом Мидира Гордого.
Несколько секунд Константин молчал, глядя на нее во все глаза.
Анна поморщилась.
– Прекрати. На белом свете существуют не только норманнские замки, но и…
– Но и шустрые ирландские парни, которые не понимают другого языка, кроме языка пинков и затрещин. И как он тебе, этот одноглазый фений? Превыше всяких похвал?
– Да, он ничего.
В серых глазах Константина вспыхнули искры. Он смеялся.
– Но ведь не лучше, чем я, правда?
Она обернулась и посмотрела на него, развалившегося в кресле. Язвительная улыбочка, светлые волосы… Он изнывал от любопытства, но не мог позволить себе опуститься до пошлых расспросов и злился, становясь от этого еще привлекательнее.
Анна пожала плечами.
– Пока не знаю.
Он потянулся в кресле – львиная грация – и вскочил на ноги. Улыбнулся, глядя исподлобья.
– Когда узнаешь, не забудь поставить меня в известность. Договорились?
Спускаясь по лестнице в холл, Анна продолжала обдумывать создавшееся положение. Сказать ему о звонке или умолчать? Константин держался очень напряженно, но она понимала, что причиной может быть не только его нечистая совесть, но и беспокойство из-за ее странной дружбы с полуослепшим художником Дэймоном Диккенсом.
Дэймон. Она почти уверена в том, что через минуту увидит его в кресле перед столиком со свежими газетами. Конечно, он там, иначе откуда это предчувствие надвигающейся катастрофы. Сидит с сигаретой, щурясь, перелистывает страницы…
Ничего подобного. Газету он уже прочел, а может, еще не принимался, в любом случае за столиком его нет. Анна разочарованно вздохнула. И тут же прикусила нижнюю губу, почувствовав биение пульса в висках – там, на террасе!
– Вон твой ирландец, – цедит сквозь зубы Константин. – Или правильнее сказать, американец.
Он тоже заметил Дэймона. Может, даже раньше.
Открытая терраса отделена от гостиной высокими раздвижными дверьми, и сквозь стекло хорошо виден стройный силуэт мужчины, стоящего там в полном одиночестве. На нем темные брюки и отлично сшитый твидовый пиджак. Темные волосы развеваются от ветра.
– Я обещала представить вас друг другу, – бормочет Анна в спину уходящего Константина.
Тот оборачивается на ходу.
– Думаю, мы справимся самостоятельно. Подожди здесь.
Некоторая лихорадочность его движений свидетельствует о нарастающем нервном возбуждении. Он хочет увидеть американца вблизи. Приглядеться к нему, обнюхать. Возможно, попробовать на зуб.
Дэймон чувствует приближение соперника задолго до того, как тот оказывается в поле зрения. Медленно поворачивается – подчеркнуто миролюбивая поза, во рту незажженная сигарета – и обезоруживает Константина улыбкой.
Вспотевшими пальцами Анна комкает носовой платок. Конечно, Константин не такой дурак, чтобы затеять тут драку (да и дрался ли он хоть раз в своей жизни, это ей, строго говоря, неизвестно), но испортить настроение всем присутствующим, включая себя самого, он вполне способен. А Дэймон? Кто знает, как он отреагирует на дерзость. Ответной дерзостью или сразу ударом в челюсть? Мужчины порой бывают так примитивны.
– Ты заставляешь себя ждать, – заговорил Дэймон, и Константин наконец-то понял, чем отличается американский английский от всех остальных разновидностей английского. – Я здесь уже целых двадцать минут.
Речь немного неразборчивая, зато какой тембр голоса! Если бы он еще догадался отвернуться и не демонстрировать с такой вызывающей откровенностью свой жуткий парализованный глаз.
Константин не очень-то верил во все эти небылицы, которые плели про него глупые ирландские горничные, да и сама хозяйка отеля. Однако сейчас, стоя так близко, что это уже можно было расценивать как вторжение в личное пространство, он и сам со скрытым трепетом ощущал психическую силу этого человека. Силу, способную вызвать любые парафизические явления: телекинез, левитацию… Силу медиума.
Да, этот харизматичный мерзавец способен очаровать. Но глаз! Эрины, гойделы, круитни, лагены, десси и даже сиды – все они придерживались незыблемого правила: человек с каким-либо физическим изъяном не может быть королем. Королем – никогда. А кем же может? Кем, если не королем?
…И король Мунстера послал за Мог Руитхом, друидом. И когда тот пришел, король пожаловал ему два надела в Феара Муйге, названные землей Ройстиг и землей Кордунайг. После этого Мог Руитх снял заклятье, наложенное на воду, чтобы удерживать ее, и взметнул ввысь свое колдовское копье, и в том месте, куда оно упало, из земли забил родник, и та вода спасла людей Мунстера от великой жажды.[4 - Лики Ирландии. Книга сказаний.]
– Ты ждал меня? – Щурясь, точно от яркого света, Константин старался выдержать его взгляд. – Зачем?
– Кажется, ты хочешь мне что-то сказать. Разве нет?
Неторопливо выговаривая слова, Дэймон смотрел ему в лицо и улыбался, легонько терзая зубами незажженную сигарету.
– Да. Спасибо, что развлекаешь мою подругу, она немного скучает. Но, знаешь что… – Константин сделал весомую паузу. – Постарайся не заходить слишком далеко.
– Не заходить слишком далеко. – Тот понимающе кивнул. – Так это называется. Хм… забавно. Значит, теперь я должен дать тебе слово… как это называется… слово чести, что в один прекрасный день, завалившись к своей подруге без предупреждения, ты не обнаружишь меня в ее постели. Так, что ли? – Вздохнув, он скорбно покачал головой. – Мне очень жаль, старина, но этого я тебе обещать не могу. Не потому, что твоя подруга так необыкновенно хороша (хотя, на мой взгляд, она хороша), что я не в силах устоять перед соблазном. Я могу устоять перед любым соблазном. – Еще один вздох. – Если в этом есть какой-то смысл… А потому, что само это требование абсурдно и непристойно. Никто не вправе требовать любви. Никто не вправе требовать верности. На это можно надеяться, но требовать этого просто смешно.
– Сильно сказано, – заметил Константин, по-прежнему не сдаваясь, по-прежнему отвечая взглядом на взгляд. – Значит ли это, что в один прекрасный день я все же обнаружу тебя в ее постели?
– Разумеется. Стоит ей только захотеть.
Таков был ответ, однако оскорбленным Константин себя не чувствовал. Скорее, завороженным. Внешность стоящего перед ним человека заворожила его, как завораживает порой мелодия или картина. Изящные скулы, придающие лицу нечто азиатское, упавшая на лоб прядь темных волос. Один глаз нормальный, подвижный. Другой вроде бы такой же, без видимых повреждений, но пустой, как замерзший колодец. Безжизненный, бесполезный… Рот практически безупречен. Ноздри и переносица точно изваяны тонким резцом.
Он заставил себя опомниться.
– Дэймон, да? Слушай, Дэймон, а ты умеешь разозлить человека.
– Я много чего умею, Константин.
– Правда?
Художник, мать твою. Его порочная красота пробуждала в душе самые дикие, самые нецивилизованные, самые немыслимые желания. Швырнуть его на асфальт и топтать ногами. Связать по рукам и ногам и… И что?
Константин щелкнул зажигалкой. Ладонью прикрывая огонек от ветра, поднес к сигарете Дэймона. Тот подался вперед. Пальцы его сомкнулись на запястье Константина. Он сощурился от дыма, когда табак встретился с пламенем.
– Послушай, а может, начать всё сначала?
– Что ты имеешь в виду?
– Хороший вопрос. Так ведут себя женщины. Когда они в принципе знают, о чем речь, но стараются выиграть время.
– И всё же.
Дэймон изобразил улыбку. Он закурил, но продолжал удерживать руку Константина. Крепкая хватка. Даже очень крепкая.
– Ты можешь вернуться в гостиную, обойти вокруг стола, снова выйти на террасу и попробовать завязать со мной разговор. О чем? О международном положении, о скачках, о видах на урожай… словом, о чем угодно, только не о том, с чего ты начал в первый раз.
– Да? – усмехнулся Константин. – И что изменится?
Зажигалку он давно уронил на каменный пол и теперь просто стоял без движения, глядя в опасно поблескивающие глаза Дэймона и стараясь не морщиться от боли.
– Что? Мы станем друзьями.
– Тогда как сейчас…
– Тогда как сейчас мы рискуем стать больше… больше, чем друзьями.
Константин молчал. Ему было ясно, что Дэймон провоцирует его, но не ясно, с какой целью. Хочет посмотреть, как он будет реагировать на оскорбительные намеки? Но долго гадать он не собирался, поэтому сделал то, чего хотелось ему самому, а именно: свободной рукой перехватил запястье подлеца и сжал с ответной жестокостью. Стиснул до хруста кости.
– Great, – прошептал Дэймон, даже не пытаясь оказать сопротивление.
– Думаю, ты этого хотел. Вернемся к нашему разговору.
– Чтобы ты снова начал упрекать меня в безнравственности? Ни за что!
Позабыв о своих первоначальных намерениях, Константин уже наслаждался этим фарсом.
– А ты ею гордишься? Своей безнравственностью.
– Right on! Спекулировать личной добродетелью никогда не приходило мне в голову. Что, если врата познания захлопнутся навсегда, чуть только я задумаюсь о своей нравственности или, того не легче, о спасении своей души!..
– Ницше, – удовлетворенно заметил Константин.
– Да, – скромно подтвердил Дэймон. – Я грешу любовью к немецким философам.
Переговариваясь, они мало-помалу отступали вглубь террасы, пока не оказались рядом с кирпичной оштукатуренной стеной здания, так что за ними было уже невозможно наблюдать из гостиной. Там, приложив Дэймона спиной к стене и торжествуя от сознания собственной превосходящей силы, Константин так вывернул ему кисть руки, что сам испугался. Его запястье в обхвате было шире запястья американца как минимум раза в полтора.
Дэймон резко выдохнул сквозь зубы. Рассмеялся, запрокинув голову.
– Вот так, да? Что ж, я не против. Только учти, приятель, это затягивает.
На этот раз Константин понял, что он имеет в виду. Ему стало жарко. Даже веки загорелись, как бывает от подступивших слез. Даже рот пересох. Сердце зачастило от прилива адреналина. Догадливый, подлец. С таким-то лицом еще бы не быть догадливым. Зайти на сайт, если только у него есть собственный сайт, и посмотреть, что он из себя представляет. Анна говорила, его имя упоминается в ряде периодических изданий типа «Modern art». Надо же, не поленилась выяснить, посвятила этому вопросу уйму времени. И вот он – этот одноглазый гений, чье скромное жилище по ночам посещают языческие боги, а смертные женщины, случайные возлюбленные, с визгом разбегаются в разные стороны – вот, стоит тут собственной персоной и смотрит так, как будто видит насквозь. Что у него на уме?
Резким движением Константин отбросил его руку и сделал шаг назад.
– Ладно. Что дальше?
Затаив дыхание, они смотрели друг на друга, точно два боксера перед началом второго раунда. Что продолжение неизбежно, это понимали оба. И оба получали от этого одинаковое удовольствие.
– Дальше? – переспросил Дэймон. – Дальше, наверно, вы с Анной займетесь своими делами, я займусь своими, а вечером, часиков в семь, мы встретимся в пабе «Красный Лис» напротив автобусной остановки, знаешь? Посидим, попьем пивка, поговорим о том о сем.
С бьющимся сердцем Анна следила за тем, как они подходят. Вместе, шаг в шаг, рука об руку – как ходят вместе день и ночь, лицо и изнанка, светлый бог и темный бог, Аполлон и Дионис.
Дэймон кивает ей с мимолетной улыбкой. Здоровается с миссис Флетчер, не забывая справиться о ее здоровье, а заодно о том, не тревожил ли ее кто минувшей ночью. Затем учтиво приветствует супружескую пару из Голландии, с которой имеет обыкновение сыграть под вечер партию-другую в бридж.
– Дэй! – кричит с большого плюшевого дивана молоденькая англичанка Мэг Форрест, о которой известно только то, что она – фотомодель. Фотомодель занята разгадыванием кроссворда. – Греческое божество, ритуалы которого сопровождались выпиванием жертвенной крови!
– Дионис, – отвечает вместо Дэймона Константин.
И решительно направляется к выходу, увлекая за собой растерянную Анну.
* * *
Жарко, шумно и накурено – таково было ее первое впечатление. Но осмотревшись по сторонам и прислушавшись к извергающейся из динамиков музыке, Анна расслабилась. Это же паб, в конце концов. Пивнушка, а не музейный зал.
– Здесь неплохо, – замечает Константин, обращаясь не к ней, а к Дэймону.
– Да, – соглашается тот. – Но это не самый лучший паб в Ирландии.
В клубах табачного дыма они сидят втроем за массивным дубовым столом, болтают, пьют пиво, а за окном опять поливает дождь.
– А какой самый лучший?
– Ну, к примеру, «Меч и Арфа» в деревне Бунратти. Может, не самый лучший, но уж точно самый старый. Он существует с 1620 года.
– Ого!
– Там можно услышать живую музыку, причем не обязательно в исполнении профессиональных музыкантов. Спеть и сыграть может хозяин, сосед хозяина, сын или дочь соседа хозяина.
Потягивая «смитекс» – довольно крепкое, но не такое горькое пиво, как «гиннес», красноватого оттенка – Анна разглядывает прибитые над стойкой бесчисленные шевроны полиции и пожарной охраны, преимущественно из США, и наклеенные на большой фанерный щит денежные купюры всех стран мира.
– Удивлена? – спрашивает Дэймон, проследив за ее взглядом. – Ты же смотришь телевизор, поэтому должна знать, что в «большой Ирландии за океаном» ирландцы чаще всего выбирают профессии полицейских и пожарных. Вспомни «Собственность дьявола» или «Обратную тягу».
Разговор, довольно бессмысленный, продолжается целую вечность. Анна не понимает, что они делают здесь все вместе. Она не прочь побыть наедине либо с Дэймоном, либо с Константином, но поскольку это не представляется возможным, принимает решение оставить наедине этих двоих. Кроме того, у нее есть одно важное дело.
Итак, выбрав подходящий момент, она объявляет о своем решении и встает из-за стола. Мужчины ропщут, но не слишком. Им есть о чем поговорить.
– Господствующие религии, то есть религии завоевателей, всегда клеймили коренных богов и героев как демонов или домовых. Христианство в Ирландии пошло по тому же пути…
– С другой стороны, именно христианским книжникам мы должны сегодня сказать спасибо за все те мифы, которые они умудрились собрать, записать, пусть даже с некоторыми искажениями, и донести до нас…
Таким образом, за них можно не волноваться. Зная Константина, она почти уверена: они выйдут отсюда ровно за минуту до закрытия паба, то есть в двадцать три часа двадцать девять минут.
На улице промозгло и сыро. Дует порывистый ветер. Анна застегивает наглухо куртку, накидывает на голову капюшон и пускается в путь под моросящим дождичком, слушая стук собственных каблуков.
Константин назвал впечатление, которое произвел на него Дэймон, завораживающим. Завораживающее впечатление.
Такого рода впечатление никогда не исходит исключительно от одного человека к другому. Оно является феноменом отношения, в котором участвуют обе стороны, так как завораживаемое лицо должно обнаружить свою предрасположенность. Но эта предрасположенность должна быть бессознательной, иначе никакого завораживания не получится.[5 - К.Г. Юнг. О психологии бессознательного.]
Но сам же сознательно шел на контакт, хотя, если человек раздражает, или пугает, или смущает, разумнее было бы его избегать. Впрочем, не поступает ли точно также она сама? Ей не дает покоя история с ночными воплями Шэннон, история с исчезновением Лоренса, история с летающим портретом деда Селии О’Кронин… И несмотря на все это она, Анна Терехова, образованная женщина тридцати лет, опять и опять бросается очертя голову в бездонный омут слухов, домыслов, фантазий и даже откровенного бреда. Она копается в этом парне, как в сундуке с пиратскими сокровищами. А что, если на дне притаилась ядовитая змея?
Константин отправился в паб в клетчатой ковбойской рубашке и непромокаемой куртке. Пиджак, в котором он приехал из Донегала, остался висеть на спинке стула. Напевая себе под нос, Анна тщательно перетряхнула карманы (по правде говоря, она делала это первый раз и не могла удержаться от глупой улыбки) и наконец нашла то, что искала. Ну, может, не то, что искала, а то, что опасалась найти. Пачку презервативов. Оп-ля! С истерическим смехом она подбросила ее на ладони. Потом аккуратно вернула на прежнее место, присела на подлокотник кресла, посидела немного, глядя на свое отражение в зеркале и шмыгая носом, а потом все-таки разрыдалась.
В презервативах не было надобности, когда Константин ложился с ней, с Анной, и, зная это, он никогда ими не пользовался. Анна не могла забеременеть. Ни сейчас, ни в дальнейшем. Ее доктор с грустью сообщил ей об этом шесть лет тому назад.
* * *
– Жара и холод, дождь и солнце, леса и пустоши, христианство и язычество, – Константин сделал паузу, чтобы глотнуть пива. – В Ирландии есть все.
– Ты куришь какую-то дрянь, парень. – Дэймон перебросил ему через стол пачку сигарет. – Возьми мои. – Глубоко затянулся и выпустил дым колечками. Когда он прищуривал глаза, его бледное лицо с ассиметричным ртом и тонкой нитью шрама на левом веке становилось еще красивее. – Древние камни с огамическими письменами, могилы норманнов, развалины крепостей, построенных викингами, замки английских аристократов… – Он одним глотком прикончил свое пиво и посмотрел на Константина. – За этим ты и приехал?
– Я работаю, – сухо усмехнулся тот. – Делаю карьеру.
– Или хочешь, чтобы так думали окружающие.
Константин уставился на него покрасневшими от дыма глазами.
– Это что еще за подначки?
– Take it easy.
– Ты-то ведь тоже не просто так притащился сюда из своей Америки. Какого черта ты здесь делаешь? Медленно сходишь с ума?
– Тоже способ провести время, – пробормотал Дэймон.
Оба уже порядком нагрузились и отчасти утратили способность контролировать свое поведение. Пора бы уже на воздух, но…
– А может, ты попросту сбежал, парень? – не унимался Константин. – От своей бабы… – Он кивнул на обручальное кольцо на пальце Дэймона. – От назойливых кредиторов…
– Легче, chara, легче… – лениво усмехнулся Дэймон.
Константин подался вперед, не спуская с него налитых кровью глаз.
– Ладно, скажи мне.
Тот изобразил недоумение.
– Что?
– То, что мне следует знать.
– Признаться тебе в любви?
– Ч-черт!.. – Константин резко выпрямился, стиснув пальцами край деревянной столешницы. – Ну-ка, пошли отсюда!
Дэймон не шелохнулся. Его хризолитовые глаза ласкали Константина с нежностью проголодавшегося вампира.
– Ты слишком быстро заводишься, chara. При других обстоятельствах это может стоить тебе сломаных ребер или выбитых зубов.
Константин уже поднимался из-за стола.
– Ты идешь или нет?
– Хочешь моей крови? Ладно, я готов тебя уважить. Только учти: хоть я и выгляжу легкой добычей, на самом деле это не так.
– Предпочитаешь биться без правил?
– Точно. До тех пор, пока один из противников вслух не признает себя побежденным.
– Так я и думал.
Минуту они молча разглядывали друг друга, не обнаруживая никаких признаков взаимной неприязни.
– Сядь на место, – промолвил Дэймон.
Константин стиснул зубы, продолжая смотреть на него сверху вниз.
– Да сядь же, мать твою! – вспылил Дэймон, грохнув кружкой об стол. – Не будь таким примитивным. – Он жестом успокоил бармена и вновь повернулся к Константину. – Сядь и позволь тебе кое-что показать.
Из внутреннего кармана пиджака он извлек коричневый кожаный бумажник, а из бумажника – небольшую фотографию, немного измятую. Положил перед Константином.
– Ты хотел знать, в чем фишка. Смотри сюда.
Тот глянул… и побелел как мел. Вдоль позвоночника молнией прошла волна ледянящей дрожи.
На фотографии был запечатлен Дэймон Диккенс, стоящий в обнимку с высоким светловолосым парнем, стройным как бог. Оба были в джинсах и рубашках нараспашку. Оба безмятежно улыбались в объектив. Дэймон выглядел моложе, чем сейчас – счастливый, самоуверенный юнец. А его приятель… в нем Константин узнал самого себя. Да-да, на этой чертовой фотографии, которую случайно встреченный им в чужой стране человек прилюдно достал из своего бумажника, двадцатипятилетний Константин Казанцев позировал на фоне уходящей в перспективу улицы с витринами магазинов и припаркованными вдоль кромки тротуара автомобилями, где никогда не бывал.
– Это твой пропавший друг? – спросил он после долгого молчания.
Дэймон утвердительно кивнул.
– Лоренс Мак Кеннит. Он пропал ровно год назад.
– Ясно. – Константин вернул ему фотографию. – Извини. Это… несколько неожиданно.
– Для меня тоже.
– Представляю, как ты… Черт! Ладно. Не будем об этом.
Они взяли еще по кружке «гиннеса».
– Давай, брат. – Дэймон улыбнулся, глядя на него поверх шипящей пивной пены. – Счастья, здоровья и смерти в Ирландии!
Константин слегка содрогнулся.
– Ничего себе!
– Расслабься. Это традиционный ирландский тост, ничего более.
– Но я не хочу умирать в Ирландии!
– Неужели? – Дэймон заставил себя отвернуться. – Этого я не учел.

Глава пятая
Она не спала. Лежала в темноте с открытыми глазами и безуспешно боролась с болью. Как там сказал Дэймон? Я не способен хранить верность. Вот и Константин, как видно, не способен. Разумеется, они никогда не обсуждали это в открытую, но ей казалось, что сам характер их взаимоотношений подразумевает некоторые обязательства друг перед другом. А если нет, то с какой стати он так разъярился, когда она упомянула о своей дружбе с Дэймоном?
Константин уехал в семь вечера, хотя до этого всегда уезжал не раньше девяти. Анна не сказала ему ни слова и вообще старалась вести себя как обычно, но все же что-то изменилось. Что-то изменилось! Застонав, она перевернулась с боку на бок и сбросила с себя одеяло. Жарко. Может, температура?
В ночь с субботы на воскресенье она, подавив врожденную порядочность, поступила так же, как, по ее разумению, должна была поступить та, другая. Встала потихоньку, отсоединила телефон Константина от зарядного устройства, уединилась с ним в туалете и там без помех исследовала его записную книжку на предмет незнакомых женских имен.
Женское имя, помимо ее собственного, значилось только одно: Ирина. Анна записала номер ее телефона (другой, не тот, который стал ей известен после анонимного телефонного звонка), и, удовлетворенная, вернулась в постель. Константин спал сном праведника. Кстати говоря, любовью он занимался с прежним, если не с большим, пылом, чем вызвал у нее какое-то гневное восхищение. Вот ведь сукин сын!
Внимание ее привлекли какие-то звуки, похоже, с балкона. Шуршание, поскрипывание… мягкое «бух», как будто большая кошка, прыгнув, приземлилась на лапы. И тишина. Только шепот ветра в листве да изредка далекие крики какой-то одинокой ночной птицы.
Анна, не разделявшая опасений миссис Флетчер, привыкла спать с приоткрытой дверью, несмотря на осеннюю прохладу. Но тут ей стало не по себе. Встать, закрыть дверь? Ох, поздно… Дверь плавно скользнула по стальным направляющим, расширяя проем для убийцы, насильника и грабителя. Тяжелая портьера колыхнулась. На фоне стены обозначился темный силуэт.
Анна до подбородка натянула одеяло и сжалась в комок. Кричать?.. Не кричать?..
О да, конечно, ты можешь закричать, можешь позвать на помощь, мол, я честная девушка и все такое. Закричать, а еще лучше выскочить в одной ночнушке в коридор. Вообрази, какой начнется цирк. Как станут перешептываться в гостиной у камина все эти многоуважаемые дамы и господа, не знающие, чем себя занять дождливыми вечерами. Вы слышали?.. М-м, да. Пикантная ситуация. Увы, в наше время… Кричи, кричи, дорогуша. Ведь ты знаешь, кто это такой. И знаешь, зачем он здесь. Кричи, если хочешь, чтобы он больше никогда не переступил порог твоей спальни.
Затаив дыхание, она следит за тем, как он подходит. Расстегивает рубашку. Скидывает ее движением плеч. Потом осторожно садится на край кровати и наклоняется к ее лицу. Каким-то образом ее руки оказываются у него на плечах. Гладкая кожа, твердые, прямо твердокаменные бугры мускулов. Ух ты! А в одежде кажется хрупким, как семнадцатилетний юноша. И этот аромат от Армани… Боже, что за аромат!
Не говоря ни слова, Дэймон отбрасывает одеяло и принимается ласкать ее со спокойной уверенностью законного супруга или заведомо желанного любовника. От его скользящих поцелуев Анна загорается изнутри, как будто вскипает разом вся ее кровь. Сердце частит, дыхание прерывается. Это безумие… ты ведешь себя как уличная девка… всего несколько часов тому назад Константин…
Сильные руки незнакомого мужчины (незнакомого, потому что автомобильные прогулки не в счет) с головокружительной страстью мнут ее груди, зубы безжалостно теребят соски. Ей хочется крикнуть «хватит!», но еще больше хочется, чтобы он продолжал. Пусть делает все, что ему заблагорассудится. Раз уж явился к ней вот так. Раз посмел проявить такую неслыханную дерзость.

– В добрый час заглянул я к тебе, – сказал Мидир.
– Воистину так, – ответил Мак Ок. – Оставайся же до конца года поглядеть на чудеса моей земли.
– Останусь я, только если получу от тебя богатые подарки.
– Чего же ты хочешь?
– Колесницу, плащ да самую пригожую девушку в Ирландии.
– Есть у меня для тебя и колесница, и плащ, – сказал Мак Ок. – Но нет девушки, что превзошла бы красотой всех жен Ирландии. Где такую найти?
– В Уладе, – ответил Мидир. – Ибо там живет прекрасная Этайн, дочь Айлиля, правителя северо-восточного королевства.

Да, вот сейчас. Сейчас я наконец узнаю, каков ты на самом деле. Но понимаешь ли ты, Раб Колеса, что если это случится, если ты решишься вот так опрометчиво отдаться и овладеть, это будет уже непоправимо. Я не смогу полюбить тебя, все еще любя того, прежнего. А если все-таки полюблю, то что мы будем делать с такой любовью?..
Выведенный из терпения ее колебаниями, Дэймон приостановился, сдернул со спинки стула длинный шелковый шарф и завязал ей глаза. Завязал глаза, как в кино! Анна обессиленно застонала, кусая губы. Что он еще отчудит, этот маньяк?
Все напрасно. Присущий ему сексуальный магнетизм делает сопротивление изначально бесполезным. С каким-то новым чувством, которое можно назвать сладострастием обреченного, Анна раскрывает объятия, смакует, как пьяница долгожданный глоток, ни с чем не сравнимый момент первого проникновения, а затем полностью подчиняется ритму его движений, чтобы переживать с ним вместе эти нескончаемые битвы и примирения, умерщвления и воскрешения, нисхождения и восхождения, которые включает в себя по-настоящему богатый любовный репертуар.
То, что он не произносит ни слова, приятно волнует, подстегивает воображение. Она не видит и не слышит. Остались только ощущения. Она не может даже предположить, что он сделает в следующую минуту: швырнет ли ее на кровать вниз лицом, вопьется ли пальцами в дрожащие ягодицы, чтобы войти в нее еще глубже, до боли, заставить корчиться на повлажневшей простыни с приоткрывшимся в беззвучном крике ртом.
Мысли однообразны и бездарны. Это настоящий триумф плоти. Ее любовник не знает усталости, понятия не имеет о дозволенном и недозволенном, так что в конце концов она перестает понимать, человек ли с ней или воин из Сида.

Отправился Мак Ок в Улад и пришел к дому Айлиля в Маг-Инис. Приветливо встретили там Мак Ока, три ночи провел он в гостях у короля. Наконец назвал свое имя и род и спросил, что он должен королю за Этайн.
– Не отдам я ее, – ответил Айлиль, – ибо не сможешь ты послужить мне из-за благородства твоих предков да великой власти твоей, Энгус Мак Ок. Если опозоришь ты дочь мою, ничего не смогу я сделать против тебя.
– Не желаю я ей позора, – возразил Мак Ок, – и немедля дам тебе за нее выкуп.
– Если так, то она твоя, – согласился Айлиль. – И вот мои условия. Очисти от камней и болот двенадцать долин в моих владениях, чтобы могли там жить люди и пастись скотина.
– Будет исполнено, – сказал Мак Ок.
Вернулся он домой и поделился с отцом своей заботой. И тогда по воле Дагды очистились от камней и болот двенадцать долин за одну ночь во владениях Айлиля.

Чуткая сладкая дрема, в которую оба погрузились незаметно для себя, была прервана назойливо повторяющимися звуками неизвестного происхождения, доносящимися с балкона. Скрип, еле слышное звяканье металла о камень, снова скрип, дыхание явившегося с недобрыми намерениями, невидимого в темноте существа…
Дэймон вздрогнул, приподнялся на локте. Глаза его блеснули зеркальным блеском.
– Что там? – шепотом спросила Анна, со страхом вглядываясь во мрак занавешенного портьерой дверного проема.
Он молча покачал головой. Лег обратно и принялся ласково массировать ее груди под одеялом.
– Я больше не могу, – жалобно прошептала Анна.
И это правда. Выдерживать такой сокрушительный натиск по нескольку раз за ночь…
– Но мне всё понравилось, – добавила она поспешно.
И облегченно вздохнула, почувствовав, что Дэймон беззвучно смеется, лежа рядом. Он тоже доволен – и Анной, и собой.
Пальцы нащупали какое-то неровное уплотнение на его коже. Послеоперационный рубец? Сейчас она сочла себя вправе задать этот вопрос, поскольку этой ночью они стали немного ближе друг другу, чем раньше.
– Ничего страшного, – сонно пробормотал Дэймон. – Это было давно.
– Что именно? Вывих плечевого сустава?
Он беспокойно шевельнулся.
– В общем, да. С разрывом суставной сумки.
– Как же это случилось?
– Какая разница? Это действительно было давно. Шесть лет назад.
Легчайшими прикосновениями Анна ласкала его запрокинутое лицо. Ровные брови, сомкнутые веки. Впадины щек под высокими скулами, придающие облику неповторимый шарм.
– Левый глаз, левое веко, левое плечо. – Она коротко вздохнула. – Твой бог любит тебя, Дэймон О’Кронин.
Он повернул голову и укусил ласкающую его руку. На полном серьезе цапнул зубами.
– Вот только не надо делать из меня мученика.
Аромат его кожи, губ, волос, свойственный ему одному аромат пришельца из Маг-Мелл, заставил ее снова задрожать от желания, хотя полчаса назад это казалось ей невозможным.
– Мог Руитх… – выдохнула она чуть слышно.
И замерла, почти не дыша, чтобы не упустить ничего.
– А, так ты знаешь, – буднично произнес Дэймон.
Анна покачала головой.
– Я выяснила, что смогла, но… я ничего не знаю. Или почти ничего.
– Ладно. – Он придвинулся вплотную и с растущим вожделением провел ладонью по ее бедру, сверху вниз. – Я расскажу тебе, но не сейчас. Позже.
Ушел он тем же путем, что и пришел – через балкон. Анна пробовала разобраться, какие же чувства преобладают в ее душе, восторг или сожаление, но не обнаруживала ни того, ни другого. Было приятное чувство удовлетворения. Была легкая гордость: он мог взять любую, но выбрал меня. Но ни раскаяния, ни сожаления не было и в помине.
Как-то раз, оставшись у нее ночевать, Константин предложил ей сигарету с марихуаной. Она отказалась. Без упреков, без комментариев, просто отказалась и все. Спасибо, не хочу.
– Не будь такой хорошей, Аннушка, – посоветовал Константин, лежа поперек кровати с глазами, фосфоресцирующими от джойнта. – Это тебе не идет.
Что ж, она не нравилась ему хорошей – она перестала быть хорошей. Пошло всё к черту. В самом деле, почему бы не позволить некоторым из своих желаний осуществиться?

Когда же выполнил Мак Ок задание Айлиля, пришел он опять в Маг-Инис и потребовал девушку.
– Ты получишь ее, – сказал Айлиль, – когда проведешь через мою землю к морю двенадцать рек, чтобы доставалась людям рыба и другая морская добыча.
Вернулся Мак Ок домой и поделился с отцом своей заботой. И тогда по воле Дагды двенадцать могучих рек за одну ночь понесли свои воды к морю, а раньше их никто не видел в тех местах.
Когда же и это задание выполнил Мак Ок, снова пришел он к Айлилю и потребовал девушку.
– Ты получишь ее, – сказал Айлиль, – когда дашь мне столько золота и серебра, сколько весит Этайн, ибо это по праву моя доля. Все, что ты делал до сих пор, пошло на пользу лишь людям, живущим на землях Улада.
– Да будет так, – отозвался Мак Ок.
Привели Этайн в покои Айлиля и отмерили ему столько золота и серебра, сколько она весила. И досталось все это Айлилю, а Мак Ок увел с собой Этайн.

Глава шестая
Побродив вдоль берега реки, Анна решила вернуться к Бругу, откуда ушла час назад. Дождь кончился, освещение решительно поменялось, и, пользуясь случаем, она решила сделать несколько фотографий.
Невдалеке маячили две фигуры. Туристы? Все может быть. Хотя здесь, в долине, как правило, или целые экскурсии, или вообще ни одной живой души.
Анна замедлила шаг, потом остановилась. Нет, не туристы. Те ведут себя совсем иначе. Опасности быть не могло, Ирландия тишайшая страна, и все же… все же… Что-то заставило ее обернуться и посмотреть назад – туда, где несла свои темные воды божественная Бойн или, как говорят ирландцы, Боанн. Воздух над поверхностью воды дрожал от беспорядочных бликов, как кривое зеркало. В этом дрожании, в блеске бриллиантовой пыли Анне почудилось что-то зловещее. Улыбка богини?
– Помилуй, госпожа моя Боанн, – прошептала Анна, отчего-то покрываясь мурашками. – Ты знаешь, каким беспощадным бывает иногда твой сын. Но не ты. Пожалуйста, не ты…
Спрятаться было негде, поэтому Анна зашла за кусты бузины и куманики и присела там на корточки, не думая о том, как это выглядит со стороны.
Мужчины шли медленно, нога в ногу. Вот один остановился, протянул руки к своему спутнику и, продолжая что-то с жаром говорить, ухватил его за воротник куртки. Тот не протестовал. Первый – тот, что повыше, посветлее – подтянул его поближе к себе, нагнулся к его лицу. Второй непроизвольно отпрянул. Что за странная сцена? Да еще здесь, среди курганов и мегалитов бронзового века.
Они подошли ближе. Анна сидела, не шевелясь. Теперь она ясно видела темные волосы Дэймона, его коричневый пуловер, солнцезащитные очки в тонкой металлической оправе. Второй мужчина был ей незнаком.
Незнаком, да. Но что-то в его облике заставило Анну насторожиться. Стройный, светлый, подвижный. Одет в темно-зеленые брюки, куртку защитного цвета и тяжелые армейские ботинки. Что же тревожит? Что смущает? Быть может, чересчур высокий рост? Ведь и Дэймон не маленький, и осанка у него правильная, ни малейшей сутулости, но при всем при этом незнакомец кажется выше как минимум на полголовы.
Нет, не рост. Рост удивляет, не более. А вот птицы – четыре птицы, время от времени возникающие из ниоткуда, чтобы покружить над его головой и вновь исчезнуть, растаять в небесной сини – они вызывают беспокойство, даже пугают. Что означает их присутствие? А может, это просто галлюцинация?
Четыре птицы над головой… Есть над чем задуматься.
Внезапно высокий человек, говорящий с Дэймоном, замер. Постоял, внимательно прислушиваясь, а затем начал медленно поворачиваться в ту сторону, где затаилась Анна. Кажется, она ничем себя не выдала. В таком случае, что привлекло внимание незнакомца? Он как будто ПОЧУЯЛ ее.
У себя за спиной Анна услышала щебет, хлопанье крыльев… Так и есть. Одна из чёртовых птиц парила прямо над ее головой. Боже! Сердце учащенно забилось.
Вслед за птичьим щебетом послышался тихий смех. Смех мужчины, который стоял у подножья холма, метрах в пятнадцати от убежища Анны.
Каким образом ему удалось увидеть меня?
Каким образом мне удалось услышать его смех?
Птица-посланник спикировала ей на голову, вырвала несколько волосков и с быстротой молнии умчалась прочь.
Дэймон тоже посмотрел в ее сторону, но, похоже, увидел только кусты. Анна с трудом удерживалась от желания распластаться на земле, прикрыв голову руками. С позиций здравого смысла паника была абсолютно беспричинной. Подумаешь, птицы. Она мышей-то никогда не боялась, а уж птиц… Ладно, подождем. Уйдут же они в конце концов. Не птицы, мужчины.
Но когда мужчины ушли, птицы исчезли тоже.
Подавленная и расстроенная (главным образом, своим поведением), Анна уселась на камень, глядя на бегущую воду. Теперь никакая сила не заставила бы ее приблизиться к кургану. Разве что с Дэймоном или с Константином. Хотя может ли присутствие Дэймона служить гарантией ее безопасности? Скорее, наоборот. Он прямо-таки притягивает всякую чертовщину. Господи, что за ерунда. Нельзя же, в самом деле, приписывать человеку те или иные качества только потому… Почему же? Отвечай быстро, не раздумывая. Потому что из его комнаты женщины выбегают с криками, а мужчины и вовсе исчезают, точно проваливаются сквозь землю? Потому что на плечах его огамические письмена? Потому что он слеп на левый глаз? Потому что он наводит страх на обслуживающий персонал отеля, а местные жители, завсегдатаи пабов, называют его pishogue, «порченый»?
Если человек о ядовитых змеях знает только понаслышке, то он и не вспоминает о них всякий раз, заслышав шуршание ящерицы. Точно так же мы не называем нашего ближнего демоном, если с ним не связано некое деяние, имеющее демонический характер.[6 - К.Г. Юнг. О психологии бессознательного.]
– Скажи мне, добрая госпожа Боанн, я схожу с ума или всё это правда?
Анна опустила в воду кисть руки, пошевелила пальцами. Ничего не произошло.
Ей было известно о том, что ирландцы (истинные эрины, гэлы или гойделы) наделены даром слышать душу всякой вещи. Поскольку они чувствуют ее как свою собственную, им не приходит в голову сомневаться в ее наличии. Эту способность они унаследовали от сидов, с которыми вступали в смешанные браки еще в глубокой древности. Они не строили храмов, храмами служили поляны под открытым небом и священные рощи, и там в присутствии поющих заклинания друидов на алтари проливалась жертвенная кровь. Часто объектами поклонения становились колодцы, реки и священные деревья, имевшие богов или богинь-покровителей. Но некоторые реки были божественны без чьего-либо покровительства. Таковы Боанн (Бойн) и Шинайнн (Шэннон). Источником обеих рек считался Сегайс, находящийся в Земле обетованной. Над ним простирал свои ветви орешник, орехи периодически падали в воду, там их проглатывал Лосось Мудрости, который позже, в свою очередь, попадал на стол к вождям или героям вроде Финна Мак Кумала.
Анна вздохнула, вытащила руку из воды и повернулась, чтобы бросить прощальный взгляд на Сид-Бруг. Внезапно ей почудилось, что под деревом в нескольких метрах от входа стоит, скрестив руки на груди, и пристально смотрит на нее высокий светловолосый мужчина. Светлые волосы, отросшие почти до плеч, неподвижное лицо с правильными чертами. С прямых, горделиво развернутых плеч свисает длинный изумрудно-зеленый плащ, на шее горит червоным золотом торквес. Красота его неописуема, нестерпима. Красота, сила и безмятежность бессмертного. Вот он стоял – и в следующий миг исчез. Остался только ствол дерева, камни да сверкающий кварцевой галькой курган.
Анну прошиб пот. Неужто сам? Но кое-что не вязалось с этим предположением. Она затруднялась сказать, каков из себя хозяин здешних мест, вернее, каковым его представляет местная культурная традиция, но вот у этого, конкретно этого привидения, было лицо Константина.
Она моментально вспомнила свою суеверную бабку: увидеть призрак еще живого человека – не к добру. Был ли это призрак в том смысле, в каком его понимала бабка, Анна не знала, к тому же после всех волнений сегодняшнего дня ей уже до смерти хотелось выпить, поэтому она отложила решение этого вопроса на потом и направилась к автомобильной стоянке.
В пабе «Красный Лис» народу почти не было. Бармен смешивал коктейль для Дэймона, сидящего у стойки.
– Еще один для дамы, – сказал Дэймон, обернувшись на стук двери. И Анне: – Я пью дайкири. Здесь, в Ирландии, никто не может его нормально приготовить. Никто, кроме старины Даррена. Я сам его научил.
– Ой-ой-ой, – насмешливо произнес бармен, ставя перед ним на стойку высокий стеклянный бокал с тяжелым дном, в котором шипел холодный коктейль. – А кто вспомнил про корицу? Может быть, ты, Большой Брат?
Анна подождала, пока он приготовит коктейль и ей тоже, некоторое время следила за таянием кубиков льда и танцем крошечных пузырьков, а потом брякнула ни с того ни с сего:
– Кажется, я видела что-то вроде призрака. Первый раз в жизни. Час назад, в долине Бойн.
– For-don itge Brigte bet! – воскликнул Даррен и торопливо отошел в сторону.
Дэймон глотнул из бокала. Облизнул губы, поставил бокал на стойку. Вытряхнул из пачки сигарету, придвинул к себе пепельницу, закурил и только после этого посмотрел на Анну.
– В долине Бойн?
– Да, – подтвердила она, внезапно ощутив страшную усталость. И добавила: – Ты ведь тоже был там, правда?
Он кивнул. Выпустил дым из ноздрей. Взгляд его рассеянно скользнул по ряду высоких стульев, придвинутых к стойке.
– Ты меня не видел?
– Нет.
Анна собиралась задать пару вопросов про его спутника, кто он, откуда, но подумала, что, пожалуй, и так знает ответ. Незачем заставлять Дэймона лгать.
– Ладно, допустим, – сказал он, докурив сигарету. – Тебе явился призрак. И что, как ты думаешь, он от тебя хотел?
– Не знаю. По-моему, ничего особенного. Он даже не смотрел в мою сторону, просто стоял под деревом.
– Отчего же ты так разволновалась?
Отчего? Анна чуть со стула не свалилась. Хороший вопрос. Отчего женщина разволновалась, повстречав привидение?
– Видишь ли, – пояснила она с безграничным терпением, – это случается не очень часто. Возможно, я просто не привыкла. Такой уж я человек. Мне не снятся вещие сны, у меня не бывает никаких предчувствий. – С виноватой улыбкой она развела руками. – Со мной не происходит никаких чудес!
– Значит, он просто стоял под деревом?
– Да. Высокий мужчина со светлыми волосами, в длинном зеленом плаще. – Анна подробно описала его внешность и завершила свой монолог словами: – Не знаю, кто это был, хотя, если не принимать во внимание длинные волосы и это королевское одеяние… Нет, нет, – перебила она сама себя. – Не знаю.
– Это мог быть владыка Бруга, – небрежно проронил Дэймон. – Великий Энгус Мак Ок. Правда, он позволяет смертным видеть себя лишь тогда, когда сам этого хочет, и лишь тем из них, кто так или иначе заслужил его королевское внимание.
– Как же можно заслужить его внимание?
– Говорят, это удается тем, кто отличается либо необычайной красотой, либо необычайным мужеством. Не забывай, он король-воин.
Красота и мужество… Будь это так, то именно соблюдение упомянутых требований сделало бы невозможным появление перед Анной Тереховой, преподавателем из Москвы, короля сидов. Разве ее можно назвать красивой женщиной? Что касается мужества, про это лучше вообще помалкивать.
– Я слышала, что он и сам очень красив, – сказала Анна, заметив, что недавно подсевший к стойке грузный рыжеволосый ирландец из местных с волнением прислушивается к их разговору. – Так красив, что половина женщин, когда-либо видевших его, потеряла зрение, а другая половина заболела от неразделенной любви.
– В здешних деревнях можно много чего услышать, – отозвался Дэймон. – Или на городских окраинах. Таких, как окраина Дроэды. А знаешь, почему красота имеет даже большее значение, чем доблесть? Принято считать, что люди, отличающиеся необычайной красотой, происходят от брака смертных и сидов. Что родословная их отцов или матерей восходит к детям Дану.
* * *
Лежа на сиденье, Ларри наблюдал за ним с какой-то странной, полубезумной улыбкой, переводя взгляд то на его лицо, то на руки, лежащие на рулевом колесе.
– Ведь твоя мать тоже ирландка, да?
– Что значит «тоже»?
– Как и моя.
– Ну… в общем, да. Была ирландкой.
– Как ее звали?
Дэймон не любил говорить о своих родителях, однако сейчас с удовольствием произнес:
– Бриджит О’Нейлл.
– Чтоб мне провалиться! Это же настоящий эпос! Ей нужно было назвать тебя не Дэймон, а Диармайд.
Сердце стукнуло в нем и забилось часто-часто. А Ларри, как ни в чем не бывало, продолжал:
– По преданию, Диармайд был приемным сыном Энгуса Бругского и, помимо всего прочего, пользовался особым покровительством Мананнана Мак Лира. Его роковая красота сводила с ума всех женщин Ирландии.
Дэймон терпеливо улыбнулся.
– Я знаю, Ларри.
– На щеке этого кельтского Адониса темнела очаровательная родинка, обладающая поистине магическими свойствами. Стоило кому-нибудь из женщин или девушек взглянуть на нее, как ее сердце тотчас воспламенялось от любви. – Протянув руку, Ларри коснулся кончиком пальца маленькой родинки на лице Дэймона. На скуле под правым глазом. – Этим счастьем он был обязан своей матери Дуибне, которая происходила, разумеется, из клана Туата-Де-Даннан.
– Я знаю, знаю. Хватит, мой Фергус. Ты заставляешь меня краснеть.
Ларри откинулся на спинку сиденья и уставился на дорогу. Судить о его истинном состоянии можно было только по легкой испарине, время от времени покрывающей бледное лицо.
– Сколько продержишься? – спросил Дэймон, отчаянно сожалея о том, что пришлось заговорить на эту тему.
– Сколько нужно, столько и продержусь. – Улыбку Ларри трудно было назвать обнадеживающей, но что поделать. – Не думай об этом, старина. Знаешь, что самое поразительное в этой истории? Что мы все-таки сидим с тобой вместе в этой чертовой машине и мчимся быстрее ветра прямо на север.
– Это не чертова машина, – негодующе возразил Дэймон. – Это моя машина. Кстати, не самая плохая.
Они ехали в Редстоунс – поместье в горах Невады, на территории которого располагалась частная реабилитационная клиника доктора Парсонса. К тому времени они были знакомы в общей сложности десять или двенадцать часов.
* * *
– У тебя есть планы на сегодняшний день? – интересуется Дэймон, видя, что она прикончила коктейль и больше заказывать не собирается. – Может, прокатимся до Тары?
– Честно говоря, я собиралась лечь в постель. Что-то меня знобит.
– Лечь в постель? – Улыбка Дэймона красноречивее всяких слов. – Моя постель подойдет, королева? Надеюсь, эта болтушка Несс уже успела сменить белье.
Ну вот, я иду. Иду в твою постель, несчастный псих, помешанный на дикой, ошеломляющей, варварской красоте этой земли и столь же варварской и нечеловечески прекрасной мифологии ее древнего народа.
Портьеры задернуты, но дневной свет просачивается в помещение, позволяя любовникам разглядывать друг друга сколько душе угодно. Поначалу Анна еще делает вид, что взгляд ее совершенно случайно упал на суковатое колесо с восемью спицами, украшающее (или уродующее?) смуглое плечо Дэймона, или на побелевший от времени шрам, но потом расслабляется и, уже не скрывая своего любопытства, водит пальцами по черным линиям, повторяя очертания рисунка. Ей интересна каждая мелочь: проколотая мочка уха, в котором, очевидно, когда-то была серьга; серебристые нити, изредка мелькающие в массе темных волос.
Дэймона всё это ни капли не смущает. Его худощавое гибкое тело ночного хищника простерто на кровати в позе «делай-со-мной-что-захочешь». Ей хочется многого, но пока что она играет в те игры, которые предлагает он.
– Ты красивый, – шепчет Анна губами, уставшими от поцелуев. – Мне нравится твое лицо, твои глаза. Ты даже не очень похож на мужчину, то есть, я хочу сказать, если тебя причесать и накрасить как женщину и нарядить в женские одежды…
– И вычеркнуть из моей жизни лет десять или пятнадцать… – мечтательно подхватывает Дэймон. – И преподать мне урок хороших манер… – Плечи его вздрагивают от смеха.
Упираясь руками в подушку по обе стороны от его головы, Анна склоняется над ним низко-низко, так что ее волосы падают ему на лицо.
– Я думала, ты другой. Ты был совсем другим, когда вы с Шэннон жили вместе.
– У каждого из нас имеется множество масок на все случаи жизни.
– А истинное лицо?
– Истинного лица нельзя показывать никому.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71378014?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes
Примечания

1
В ирландской традиции чудесный холм, место обитания одноименных существ, сидов мужского и женского пола,
которые послужили прототипами средневековых фей и эльфов.

2
В ирландской мифологии Дагда (буквально «добрый бог») является примордиальным богом, покровителем науки и сельского хозяйства. Будучи богом Вечности, он является богом-владыкой хронологического и атмосферного времени, а также господином элементов: воздуха, воды, земли и огня.

3
Здесь и далее по тексту авторское изложение фрагментов сказания «Сватовство к Этайн».

4
Лики Ирландии. Книга сказаний.

5
К.Г. Юнг. О психологии бессознательного.

6
К.Г. Юнг. О психологии бессознательного.