Главная страница | Современные любовные романы | Врач. Жизнь можно подарить по-разному

Врач. Жизнь можно подарить по-разному
Аня Вьёри
-– Позвольте представить, лучший хирург нашего отделения, Захарский Марк Александрович…
В палату пружинящим шагом входит молодой энергичный мужчина. Рукава халата едва прикрывают его дерзкие татуировки, в ухе серьга, виски почти выбриты. Он отрывает цепкий, колючий взгляд от планшета и замирает, глядя на меня.
Мое сердце пропускает удар.
– А… – понимаю, что вместо моего голоса звучит сдавленный хрип, откашливаюсь. – А можно нам другого врача?
Когда-то он подло бросил меня. А теперь от него зависит жизнь нашего сына....

Аня Вьёри
Врач. Жизнь можно подарить по-разному

1 глава
Катя

Стою посреди палаты совершенно потерянная. Смотрю на светлые стены, казенное покрывало, пустую тумбочку. Это какой-то бред! Это ошибка! Нам сюда не надо!
У Мишеньки просто ушиб. Наверное, хватило бы какой-то рассасывающей мази… Но… Нет. Я отказываюсь понимать. Нам не надо в хирургию! Нам нечего делать в детском хирургическом отделении онкоцентра!
– Мамочка, вы уже устроились?
Появляется главврач. Мы только что у него были на приеме.
– Позвольте представить, – раскатисто басит этот слегка старомодный мужчина, – ваш лечащий врач Захарский Марк Александрович!
Кто? Нет! Не может быть! В палату пружинящим шагом входит молодой энергичный мужчина. Рукава халата едва прикрывают его дерзкие татуировки, в ухе серьга, виски почти выбриты. Он отрывает цепкий, колючий взгляд от планшета и замирает, глядя на меня.
Мое сердце пропускает удар. Это не совпадение. Это он. Тот, из-за кого я рыдала ночами. Тот, кто бросил меня. Променял меня на возможность уехать из нашей дыры.
– А… – понимаю, что вместо моего голоса звучит сдавленный хрип, откашливаюсь. – А можно нам другого врача?
– Это у нас вообще-то лучший хирург отделения! – возмущенно вскидывает бровь главврач. – В каком-то смысле, – мужчина откашливается, – вам повезло.
Захарский подходит к нашей с Мишенькой кровати. Оказывается ко мне почти вплотную. Его губы искривляются в ироничной усмешке.
– Ну что, может, хоть сейчас ты порадуешься, что я уехал учиться?

2 глава
За несколько дней до этого 
Катя

– В смысле на неделю? А мне что тут одному делать? – мой муж изогнул брови и смотрит на меня возмущенно и ошарашенно, будто я от него на курорт уезжаю.
Хотя, похоже, он и его мама именно так и считают.

– Кость, ну это же всего семь дней… Я все постираю, наглажу тебе рубашек, еды наготовлю, – пытаюсь оправдаться я.

– И мне что, несвежее себе разогревать? Ты отравить меня хочешь? Чтобы я тоже в больницу попал… – он возмущенно скидывает с себя пиджак.
Тихо подбираю его с дивана, вешаю в гардеробную.

– Костя, ну это же не моя прихоть!

У нашего малыша выскочила шишка на коленке… Просто шишка. Ударился, наверное. Он такой живчик. Весь в отца! Думая об этом, я на мгновенье улыбаюсь, но тут же сжимаю губы и горько хмурюсь.  В отца. Не в моего мужа. Поэтому-то Косте и плевать. Он осознанно взял меня замуж беременной, я никого не обманывала, но… Я не думала, что это будет так.
Вижу, что муж старается, но его хватает только на то, чтобы не высказывать открыто свою неприязнь к ребенку. Он выбрал другую стратегию. Он его игнорирует. Ну что ж… Наверное, даже за это я должна быть благодарна. Мишенькин отец попросту бросил меня. Костя хотя бы рядом.
– Кость, его шишка очень долго не проходит, – в который раз повторяю я. – Врачи настаивают на консультации в Москве.
– Делать больше нечего, как в эту Москву ехать! – фыркает мой муж. – А тебе ребенок, конечно, важнее мужа!
– Костя, не говори так! Ты же взрослый человек! Ты можешь сам о себе позаботиться! – я уже чуть не плачу.
Он вымотал меня этими постоянными уколами. Изо дня в день. Ревность. Дикая ревность к ребенку, переходящая все границы разумного. Дошло до того, что он чуть не запретил кормить мне сына грудью, потому что ему было неприятно, что «из меня что-то сочится»!
– Я что, тебя содержу, чтобы самому о себе заботиться? – муж багровеет и начинает откровенно орать.
– Костя! – я округляю глаза. – Не кричи, разбудишь!
Я еле уложила Мишеньку. Ножка ему не дает покоя. Он стал капризным, плохо ест. Я попробовала уже и бабушкины методы, и мази. Ничего не помогает. Поэтому и пошла к врачу. И вот вердикт. На консультацию в Москву.

– Слушай, ну это же явно просто ушиб! – возмущается мой муж. – Он же ходит! Значит, не перелом и не вывих! Что там еще может быть?
– Костя, – смотрю на него уверенно, – вот для того, чтобы выяснить, что там еще может быть, мы и едем!
Мой муж фыркает, отворачивается. Не хочет этого показывать, но сдается. Я тоже меняю тон.
– Вот, я тебе сварю кастрюлю борща, заполню морозилку… – начинаю рассказывать о своих планах.
– Да не напрягайся уж, – отзывается он с явным презрением в голосе, – пообедаю в столовой.
У Кости важная работа. Он – чиновник городской администрации. На это уходит много сил и нервов. В последнее время его рабочий день сильно увеличился – он стал приходить затемно. Мишу и не видит совсем. А мне приходится через силу полуночничать, чтобы встречать мужа. Но это окупается. По меркам нашего маленького городка муж неплохо зарабатывает.
– Кость, можно я билеты на поезд, а не на автобус возьму?
Поезд ощутимо дороже, но и комфортнее. Особенно с больным ребенком.
– Что значит, ты билеты возьмешь? – удивляется Костя. – Это же направление? Вас разве не больница везет?
– Нет, – тихо качаю головой.
– Ну и бардак! – фыркает мой супруг, уходя на кухню. – Надо поднять этот вопрос на следующем совещании по здравоохранению! А если людям не за что ехать? Больница назначила, больница должна и везти, – продолжает свои рассуждения он, а насчет поезда так и не отвечает.
Ну ладно. У меня остались еще какие-то крохи с декретных. Мама иногда помогает. Думаю, в одну сторону билеты на поезд я вполне потяну. А там же нам деньги ни к чему? Мы будем в отделении, на полном обеспечении.
По спине бегут мурашки. Что покажет эта диагностика? К чему готовиться? О возможных расходах сейчас хочется думать меньше всего. Если честно, выскребла бы все свои копилки до копейки, лишь бы услышать в Москве: «Мамочка, да у вас просто ушиб!»

3 глава

Марк
– Марик, здорово!
Раздражающий своей жизнерадостностью Колян хлопает меня своей лапищей по спине.
– Еще раз меня так назовешь, в морду дам! – ненавижу сокращение своего имени.
– Не дашь! – хмыкает Колян. – Ты же главная ценность нашего отделения! Золотые пальцы! А хирургу руки беречь надо!
– А я ногами, – делаю морду кирпичом, но не могу не заржать, глядя на то, как вытягивается его рожа. – Да ты не боись! – хлопаю его по плечу. – У меня ж золотые пальцы! Потом сам же и зашью! Лучше прежнего!
Тут Колян наконец понимает, что я его троллю, и тоже начинает ржать.
– Туды ж тебя, Захарский, – он даже слезы утирает. – Ты кофе уже пил?
– Пил, – отзываюсь нехотя, – литра два…
– Когда успел? – басит он, отхлебывая кофе из давно не мытой кружки. – Ты чего, ночевал тут?
– Ага, – поддакиваю, – в подсобке.
Это шутка, конечно. Дома я ночую… Почти всегда. Иногда действительно сплю на работе, даже вне дежурства. Особенно когда кто-то сложный есть.
Чего мне дома делать? В звенящей тишине абсолютно пустой квартиры даже уснуть не получается. Но сегодня я просто приехал раньше Кольки. У меня байк. Пробки мне нипочем. Так что в семь утра уже тут как штык! Смотрю на мониторе снимки.
– Что у нас сегодня вкусненького? – склоняется над моим плечом Колян.
– Четыре биопсии и двое с метастазами в легких, – отвечаю монотонно.
День онкохирурга уныл и однообразен. Опухоли, метастазы, снова опухоли… Перевязки, шрамы, заплаканные матери… Безбожно часто меняющиеся заплаканные матери…
– А это у нас кто такой красивый? – Колька присаживается на корточки и смотрит вместе со мной на снимок детской ножки.
В проекции ясно виден отчетливо выраженный опухолевый остеоид в мягкотканном очаге верхней трети бедра.
– Это у нас, – открываю титульный лист карты, хотя хорошо запомнил имя пациента, – Юрочка Потоцкий пяти с половиной лет от роду. Шишка на колене. Будем делать биопсию и ставить катетер.
– Эх, – вся бравада слетает с друга вмиг, – всего пять с половиной.
– Шанс есть, Колян, – закрываю карту, встаю. – Поборемся.
– Да ясен пень! – снова балагурит мой самый близкий друг. – За этим мы сюда и приходим каждое утро!
– Погнали, – выхожу из ординаторской.
Обход.

4 глава
Катя
– Так, Катюха, не реви! Ты нужна ребенку сильная!
Лучшая подруга сжимает меня в крепких объятиях, стараясь скрыть собственную нервозность.
– Да не реву я, чего реветь-то? Обследуемся и через неделю вернемся, – я вздыхаю.
Очень хочу сама верить в то, что говорю, но за прошедшие сутки я полазила по интернету…
– Давай я тебя в поезд хоть посажу. А то ты и с чемоданом, и с ребенком!
Светка перехватывает мою сумку на колесиках, которую она гордо обозвала чемоданом. Я беру поудобнее Мишутку.
– Все-таки Свиридов твой редкостный мудак! – ворчит моя подруга, затягивая мой багаж на ступеньки крыльца. – Понимает, что ты с ребенком на руках, но проводить не приехал!
– Свет! Ну я тебя прошу! Не начинай снова! – молю ее я. – У него важная работа!
– Да у него все, кроме тебя и сына, важное, – психует моя подруга.
– Свет, – поникаю я, – ну ты же знаешь.
Подруга одна из немногих, кто знает. Наверное, поэтому Костик ее и невзлюбил. А она, со свойственным ей размахом, отвечает ему взаимностью.
– Что я знаю, что я знаю? – Светка ставит на попа тяжелую сумку. – Что он взял тебя пузатую? Так ты ж его не обманывала? Чего он сейчас весь в белом и весь в работе? – спрашивает меня она, и тут же сама себе отвечает: – Того, что мудак!
– Свет! – я чуть не плачу, и моя подруга наконец это замечает.
– Прости, – она еще раз прижимает меня к своей могучей груди. – Тебе своих нервов хватает, еще я, – по-матерински гладит меня по волосам. – Так! – хватает за плечи, отстраняет. – Как приедете – звони! У меня в Москве двоюродная тетка живет и Димки моего сестра! Если что нужно будет…
Я улыбаюсь, киваю.
– Конечно, Свет, – быстро целую ее в щеку. – Спасибо тебе.
– Ну давай! – она заталкивает мою сумку в поезд, который сейчас напоминает, скорее, современную электричку.
Всего четыре часа, и мы будем на месте. Ну, точнее, в Москве. Как добираться с вокзала, я еще не придумала.

5 глава
Марк
– Марк Александрович, Марк Александрович! – по коридору за мной бежит бабулька с крючковатым носом.
Надо же, куда-то дела свой темный платок.
– Марк Александрович!
– Да, Зульфия Рахимовна, – склоняюсь над ней. – Что случилось?
– Не ест! – она вскидывает руки в молитвенном жесте, чуть не падает передо мной на колени. – Опять не ест!
– Так, – смотрю время на экране смартфона, – через час зайду!
– Хвала…
Кому хвала, я так и не дослушал… Меня ждет Борисов. Если главврач вызывает вот так, вне летучки, значит, что-то срочное.
– Олег Георгиевич, вызывали? – киваю всем собравшимся.
В кабинете человек пять хирургов.
– Вызывал, Марк, – он коротко мне кивает и снова возвращает взгляд на большой монитор, в который смотрят все собравшиеся. – Что скажешь?
– Ни фига ж себе! – у меня реально глаза полезли на лоб. – Простите, – откашливаюсь. – Вырвалось.
Передо мной на мониторе холангиокарцинома больше двенадцати сантиметров в длину.
– И он еще жив?
– Она! Жива, – хрипло тянет Борисов. – Своими ногами пришла.
– А чего она так тянула-то? – я подхватываю мышку и начинаю крутить все проекции опухоли.
Рак печени. Девочка должна была испытывать почти постоянную боль в спине и тошноту.
– А симптомов вторичных не было! – притворно бодро восклицает Колян. – Девчонке спину лечили! Гоняли на лечебную физкультуру и массаж. В конце концов, отправили к гинекологу, а та назначила УЗИ. Старенькая врач-узист в органах малого таза патологий не нашла и решила посмотреть пошире…
– Слава богу… – выдыхаю я, оглядываю коллег. – Резать надо срочно.
– Что, без химии?
– Она ж на волоске! Нужна эмболизация артерии как можно скорее! Она ела? Ее можно сегодня под наркоз?
– Говорит, на завтрак пила чай, – тихо тянет Колька.
– Я против того, чтобы оперировать без химии! – восклицает стоящий слева от меня Миронов. – Хотя бы один курс!
– Сергей Иванович, – поворачиваюсь к нему, – у нее может не быть недели.
– Марк, ты возьмешься? – главврач не отрывает глаз от монитора, видимо, он для себя все решил.
Тяжело вздыхаю. Вообще-то не мой профиль. Я больше по саркомам, но тут… Она до профильной клиники просто не доживет.
– Возьмусь, – киваю.
– Тогда экстренная госпитализация, быстро все анализы….
Не вслушиваюсь. Это все сделают медсестры. Я смотрю на снимок и уже просчитываю, где поставить зажим, как пойдет скальпель. Артерии. Там очень много сосудов. Печень. Будет непросто.
– Марк! – рявкает рядом Борисов.
– А? Что? – тыкаю пальцем в экран. – Можно это мне?
– Я как раз об этом и говорил, – хмыкает главврач. – Все снимки сложил в твою папку. Сможешь посмотреть у себя в кабинете.
– Да! Спасибо! – разворачиваюсь на выход, тут же понимаю, что еще не отпустили. – Еще что-то?
– Нет! – Борисов улыбается. – Иди готовься.
– Конечно! – киваю.
Мне повезло с начальником.
Я полгода как вернулся из Англии. Выиграл грант, когда был на последнем курсе мединститута. Ординатура в Лондоне. Круче некуда! Только вот дорогого стоила мне та поездка. Но уехал. Чуть не сорвался в первый же день обратно, но… Уехал. Отучился у звездных хирургов. Насмотрелся на уникальные операции. Закончил блестяще. Меня еще оставили на практику.
Если честно, возвращаться не хотел. Зачем? Меня тут никто не ждал. С родителями я всегда был в прохладных отношениях. Девушка бросила меня, узнав об отъезде. Буквально через два месяца выскочила замуж за другого. Так любила…
Кстати, первую татуху я наколол из-за нее. Какая-то нуарная фигня. Ее уже забили. Ну да. Татуировки. Для Лондона это было почти нормой. Никто не обращал внимания на руки, покрытые рисунками.
Зато в Москве я сразу почувствовал себя белой вороной. Сказать, что на меня косо смотрели, ничего не сказать. Серьга в ухе, почти в рукав забитые руки, специфическая стрижка. Но вот Борисов взял меня в штат без лишних вопросов. Даже не настаивал, чтобы я серьгу снял. Просто посмотрел записи моих операций и взял.
Не сказать, что я старался оправдать доверие. Мне просто нравился главврач, я видел, что тут классно подобрана команда и вообще отделение хорошее. Ну и впахивал как мог. Чтобы стало только лучше. Вот уже себе имя заработал. На консилиумы зовут. А татухи… Им я тоже нашел применение.
Распахиваю дверь палаты детского отделения.
– Кто тут есть не хочет?!
На стуле сидит сгорбившаяся сухонькая старушка, а на кровати поразительно напоминающий ее внук.
В семье пять детей. Младшему вроде два месяца. С Вахой в больнице лежит бабушка. Она, кажется, пыталась прогнать шайтана, когда первый раз меня увидела. А сейчас вот сама зовет.
– Марк Александрович, – она вскакивает мне навстречу, с придыханием выговаривая мое имя.
– Да не вставайте вы, Зульфия Рахимовна.
Беру стул, сажусь рядом с кроватью, тянусь за тарелкой.
– Ну рассказывай!
Ваха смотрит на меня волчонком, но на губах коварно играет улыбка.
– Что сегодня рисовать будешь?
– Мотоцикл! – тут же выпаливает он.
Понятно! Он, значит, мои руки уже изучил и рисунок себе подобрал!
– Условие знаешь! – зачерпываю ложкой вполне приличный суп.
Вахе еще нет и четырех. Ему пока не стыдно, когда его кормят. Достаю из нагрудного кармана спиртовые маркеры, рассыпаю перед мальчишкой, а он покорно открывает рот, проглатывая ложку за ложкой.
– Я уж ему и раскраски купила, – причитает рядом его бабушка, вытирая платком слезы. – А он… вот…
Я просто улыбаюсь.
Мне смешно.
Если бы тот синеволосый парень, что набивал мне этот мотоцикл где-то в Эшере, знал, что его будут использовать как раскраску… Уверен, он бы оставил побольше незабитых мест! Рисуй, Ваха, рисуй. Жалко, тех, что постарше, нельзя так же накормить.

6 глава
Катя
– Вот этой справки нужна копия, вот здесь нужно поставить на третьем этаже штамп, сейчас идете занимаете очередь в поликлинике, а пока там ждете, пусть кто-то сходит подпишет вот это в кабинете у заведующей, – женщина в регистратуре перебирает бумаги, не поднимая глаз.
Она даже не смотрит на меня. А я, если честно, готова упасть и умереть прямо тут. Мысленно почти согласилась с Костей, что нам не нужно было сюда ехать.
Началось все еще на вокзале. Я и не подозревала, что на такси могут быть такие цены! Поехала на метро. С сумкой.
Меня еще дома предупредили, что ребенка до больницы лучше не кормить, тогда все анализы сразу возьмут. Мишутка капризничал и просил есть, я тащила его на руках, то и дело спотыкаясь о бордюры. Колесики моей сумки норовили провалиться в сливные решетки! А когда я дошла до спуска в метро, то просто расплакалась. Вместо пандуса – две наваренные рельсы. Под таким углом, что я просто не удержала бы свою поклажу.
Хорошо, что какой-то мужичок совершенно молча подхватил мою сумку, спустился с ней к началу лестницы. Я его даже поблагодарить не успела. Он поставил сумку и побежал дальше. Они все тут бегают.
До нужной больницы добиралась больше часа. Прокляла все на свете. Подумала, что надо было купить коляску. Свою-то мы давно выбросили за ненадобностью. Потом подумала, что с коляской мне было бы еще сложнее. Было бы проще, если бы я была не одна, но…
– Я одна, – еле слышно лепечу я тетке в регистратуре. – Мне некого оставить в очереди. Я с ребенком одна.
– В смысле? – женщина впервые поднимает на меня глаза, удивленно поправляет очки. – Что ж вы? – она вскидывает брови. – Как же вы! – хмурится и выходит из-за своей стойки. – Марь Степанна! – громко кричит в коридор.
Откуда-то выходит старенькая техничка в очаровательном розовом халате.
– Марь Степанна, найдите девушке кресло инвалидное для ребенка, а то она одна! – старушка охает, качает головой. – Да покажите ей, где грузовой лифт!
– Пойдем, милая, – Марь Степанна берет меня за руку. – Одной-то тяжко…
Я молча сглатываю слезы. Выдержу. Мишутке я нужна сильная.
***
– Вы пока без соседей, но это ненадолго, – медсестра средних лет провожает меня в палату, а я следую за ней как оглушенная.
Врач в поликлинике едва взглянул на снимок и сразу же отправил в хирургию. В детскую хирургию онкоцентра.
Я-то думала… Я думала, нас просто обследуют. Ну, может, МРТ какое… Что-то еще. Но биопсия? Онкология? Да вы что?! Нет! Нам сюда не надо!
И тут как гром среди ясного неба голос главврача, к которому я зашла из поликлиники:
– Ваш лечащий врач Захарский Марк Александрович.
О боже! Еще это? Я не выдержу! Коленки дрожат, а рядом звучит такой любимый и такой ненавистный голос:
– Может, хотя бы теперь ты порадуешься, что я уехал учиться?
А я не могу вымолвить ничего, кроме как:
– Здравствуй, Марк. Я не знала, что ты вернулся, – бледнею.
Прижимаю к себе Мишутку.
– Михаил Свиридов, – медленно тянет Марк, глядя в планшет. – Дата рождения…
Он поднимает на меня замутненный взгляд, а у меня подкашиваются ноги. Поймет. Сейчас поймет…

7 глава
Марк
Смотрю на дату рождения мальчика и понимаю, что она забеременела практически сразу после моего отъезда. Если не до…
Черт! Мерзко-то как! Так вот почему они так быстро поженились. А я, идиот, еще не понимал, чего она из мухи слона раздула. Устроила истерику на пустом месте. Ей просто нужен был повод, чтобы типа меня козлом сделать. А я рвался назад. Выяснить, поговорить. Хорошо, что остановили. Угробил бы свою карьеру! Ради кого? Ради чего?
Стискиваю зубы, заставляю себя выдохнуть, но на душе все равно погано. Тяжеленный камень в груди и горечь во рту. Я же думал, что научился жить один, Катька! Нет. Не так. Я думал, что научился жить без тебя! Но вот стоило тебе появиться рядом…
Отворачиваюсь, заставляю себя посмотреть на ребенка. Забавно. Мальчишка мне кажется симпатичным. Может, потому что в нем нет ничего от отца? Светловолосый, сероглазый. Я бы не сказал, что вылитая Катя, но явно не Свиридов.
Присаживаюсь перед ним на корточки.
– Привет, – стараюсь ему улыбнуться. – Тебя как зовут?
Карапуз, насупившись, молчит и с опаской на меня поглядывает.
Еще раз смотрю в карту. Парню неполных три. Может, он еще не говорит? Оборачиваюсь к Кате.
– Он разговаривает?
– Что? – у той даже глаза на пол-лица распахнулись. – Да! Конечно!
Понятно. Значит, ты натерпелся столько, что всех белых халатов боишься.  Ну да. Мало того, что нога болит, так и анализов из тебя еще сегодня выкачали.
Оглядываюсь, беру стул, сажусь напротив него.
– Я – Марк, – закатываю рукава халата, чтобы не быть похожим на типичного доктора.
И взгляд мальчишки тут же падает на мои татухи! Класс! Бинго! У меня тут еще один художник завелся!
– Нравится? – спрашиваю его.
Катин сын по-прежнему молчит, но глаза блестят. И уже уползти от меня не пытается.
– Давай меняться, – прищурившись, предлагаю ему. – Я тебе дам посмотреть свои руки, а ты мне дашь посмотреть свои ноги!
Катя у меня за спиной, кажется, икнула от неожиданности, но ее сын после секунды раздумий резко кивает. А мне только того и надо.
Быстрым движением скидываю халат. Под ним спортивная майка, руки видны почти полностью. Миша тут же принимается выискивать привычные ему образы, а я, не привлекая к себе лишнего внимания, берусь за его коленку.
Отек явный, но не обширный, с четко очерченными границами. Ну да. У малышей чаще всего так. Очень похоже на обычный ушиб колена. Аккуратно проверяю однородность. Оп!
– Ай!
Шишка! Ему больно. Зараза…
– Прости, – убираю руки от коленки малыша, виновато смотрю ему в глаза. – Но чтобы вылечить твою ножку, мне придется ее трогать.
Он шумно сопит и смотрит на меня обиженно.
– Давай как мужчина с мужчиной, – чуть придвигаюсь к нему, понижаю голос до заговорщического шепота. – Приятного будет мало, – я карикатурно морщу нос, а мальчишка мне отвечает вдруг совершенно такой же гримасой.
Так смешно! Только смеяться мне сейчас нельзя. Склоняюсь еще чуть ближе к нему, аккуратно касаюсь коленки.
– Но я обещаю тебе вот эту гадость убрать, – смотрю ему прямо в глаза. – Я обещаю! – а когда на детском личике появляется оживление, добавляю самое противное. – Но тебе надо будет мне помочь! Готов?
И мальчишка кивает. Ну конечно! Ты же классный мальчишка. На секунду даже забываю, что он – Свиридов. Для меня это просто еще один совершенно классный мальчишка. Чья жизнь в моих руках.

Катя
В груди все обрывается, ладони потеют. Как же так вышло? Почему из всех врачей Москвы нам попался именно этот?
Я не смогу с ним, просто не смогу! Врачу надо верить. Доверять. Я должна доверить этому человеку самое дорогое. Человеку, который может просто взять и променять любимую на деньги. Любимую? Любил ли он меня когда-нибудь? Наверное, нет! Еще одно доказательство, что ему верить нельзя!
Нет! Я сегодня же пойду к главному. Нам нужен другой врач. Выдумаю что-то. А не поверит – напрямую расскажу! Моему сыну… Сыну…
Ой, как он с Мишкой-то говорит! Выдыхаю и забываю, как вдохнуть… А ноги становятся ватными. Сидит рядом с ним на корточках, в глаза ему смотрит.
Сынок мой сегодня столько натерпелся. Нет, он у меня стойкий товарищ. Он почти не плачет. Костя ненавидит, когда он плачет. Но тут… Ему дважды кололи пальчик – кровь никак не хотела идти. Он же не пил и не ел ничего. А когда дошли до забора крови из вены…
Стоп! Что происходит? Марк… Александрович… Он скидывает халат и садится перед Мишкой на стул. Очень близко. Ай, какие же у него плечи!
У Кости совсем не такое тело. Он… Он тощий, сутулый. Если честно, когда уехал Марк, я думала, что больше никогда не буду с мужчиной. Мне все были противны. А Костя… Костя не настаивал.
И даже когда мне запретили половую жизнь в беременность, он уверял меня, что потерпит. Подождет. Что не это для него главное. А потом были тяжелые роды и восстановление после них. Потом я поняла, что меня раздражает, а не возбуждает вид моего мужа.
В общем, я решила, что у меня, наверное, гормональный фон изменился и я теперь того… асексуальная. Я серьезно так думала. До этой минуты.
Но вот сейчас я стою и, задержав дыхание, смотрю, как мой сын несмело трогает рисунки на руках своего отца. И понимаю, что готова многое отдать, чтобы вот так же касаться его предплечья, чтобы вести кончиком пальца по вот этой линии, ведущей на плечо, уходящей на шею…
Ах! Марк! Что же ты наделал, Марк? Как же теперь жить?
И тут он что-то шепчет Мишке и морщится. А тот гримасничает в ответ. И у меня все замирает внутри. Боже! Как же вы похожи!
Как же хорошо, Захарский, что ты не видишь сейчас вас со стороны. Хорошо? И тут я впервые думаю… А что было бы, если бы Костя мне не рассказал?

8 глава
Марк
– Так, – поднимаюсь со стула, поворачиваюсь к Катерине.
Черт! Ну что ж ты такая… Стискиваю зубы, отворачиваюсь вроде как за халатом. Не могу ее видеть. Ее расстроенные глаза, ее дрожащие губы, тонкие пальцы, которыми она нервно царапает свою ключицу. Катя! Коза ты…
– Так, – начинаю снова, – вам медсестра рассказала план на завтра?
– Д-да, – она судорожно кивает и тут же отрицательно машет головой. – Нет! Нет, еще не успела. Наверное, – смотрит на меня жалобно и с надеждой.
Что ты хочешь услышать, Катя? У твоего сына рак. Одна из худших его форм. Я уже сейчас могу сказать тебе, что ты сюда приехала месяцев на восемь. Это если тебе повезет, и там нет неоперабельных метастазов.
– Значит, анализы будут готовы сегодня после трех, но там, скорее всего, ничего неожиданного, у вас же из поликлиники свежие, – надеваю халат, убираю руки в карманы.
Так легче бороться с желанием обнять ее, прижать к своей груди и рассказать ей, какая она сволочь. Надо же, как меня кроет… А ведь мы с ней так нормально и не поговорили тогда. Выдыхаю. Продолжаю:
– Если ничего страшного мы не увидим, то завтра берем вас на биопсию и, скорее всего, постановку зонда.
– Постановку чего? – Катя хмурится.
– Зонд, – повторяю ей. – Ты наверняка видела у детей здесь, через подключичную вену выведено.
– А, подключичка, – хмурится Катя.
– Нет, – качаю головой. – Мы ставим зонд напрямую в сердце. Это для химиотерапии. Так эффективнее.
– Что? – Катя медленно оседает на кровать. – Но… – вскакивает. – Марк… Александрович…
Запинается! Твою ж… Я для нее Марк Александрович! Не могу…
– Катерина, – стискиваю руки в кулаки, опускаю взгляд, нет, не буду называть ее по отчеству. – Точный диагноз вашего сына вам назовут завтра, – смотрю куда-то в стену над ее головой, не могу смотреть в глаза. – Но химиотерапия ему понадобится. Не переживайте, – набираюсь сил и перевожу взгляд на ее лицо, – операция по постановке зонда – это несложная отработанная процедура. Лично я их делаю не меньше трех каждый день.
– Но, Марк… Александрович, – опять спотыкается на отчестве, – это же просто ушиб! Почему вы так уверены? Наши врачи нам ничего такого не сказали…
– Я без биопсии не могу вам сказать ничего более конкретного.
Могу на самом деле. Почти все сказать сейчас уже могу. Только политика отделения такова, что объясняться с ней будет завтра Борисов. Думаю, что, наверное, попрошу у него поприсутствовать при разговоре как лечащий врач.
Катя всхлипывает. Смотрю на нее и понимаю, что больше всего на свете хочу сейчас взять ее в охапку и прошептать ей в макушку: «Успокойся. Ты должна быть сильной!» Пообещать, что буду рядом. Черт. Да я и так, и этак буду рядом!
Нет… Не могу. Разворачиваюсь, иду к выходу из палаты.
– Марк Александрович, – кричит мне вслед.
– Катя, – замираю, оборачиваюсь, – не зови меня по отчеству, пожалуйста.

Катя
«Не зови меня по отчеству». Да как же… Как?
Оседаю на кровать рядом с Мишуткой, прижимаю его к себе и мысленно улетаю в те времена, когда вот этот татуированный дядька доктор был для меня просто Марик. Он всегда злился, когда его так называли другие. Разрешал только мне. Наедине. Шепотом.
Грудь больно обжигают воспоминания, желудок завязывается в тугой узел, а из горла сам собой вырывается болезненный вопль. Сын смотрит на меня недоуменно, а я, стараясь скрыть слезы, беру его на колени.
– Все будет хорошо, малыш, – чуть покачиваю моего красавчика, – дядя доктор сказал, что все будет хорошо.
– Дядя холосый, – тянет Миша, а я плотнее прижимаю его к себе, вдыхаю запах его волосиков.
Дядя… «Не зови меня по отчеству…» Он вечно ссорился со своим отцом. Из-за мачехи.
Мама Марка умерла от рака легких, когда тот был подростком. Отец почти сразу привел в дом другую женщину. Марик был уверен, что эта связь началась еще при жизни матери… Винил отца, что именно из-за его измены мама не хотела жить, не хотела бороться с болезнью.
Не знаю, была ли в этом хоть доля истины, но мачеху Марк люто ненавидел. Особенно когда она, как покойная мать, пыталась звать его Мариком.
Озлобленный на весь мир подросток, кажется, все совершал не благодаря, а вопреки. Но как совершал!
Его отец был простым водителем. Вечно отсутствовал дома. Мачехе до него не было никакого дела. Марк был полностью предоставлен сам себе. И он очень специфически пользовался своей вседозволенностью. Кажется, в четырнадцать он заявил, что будет великим ученым и найдет лекарство от рака.
Наверное, так и началась его карьера. Все кружки в школе, все дополнительные занятия, все возможные бесплатные курсы при городском центре образования. Он собрал все. В одном из таких кружков мы, кстати, и познакомились. Мы со Светкой занимались перед областной олимпиадой, Костя просто так вечно терся рядом с нами, а Марик… Марик, кажется, знал ответы на все вопросы. И был так не похож на всех, кто меня окружал.
Уже в девятом классе решил, что будет поступать в медицинский. И действительно же подал документы. Ох, как тогда орал на него отец! Мужчина, накрученный второй женой, кричал, что ни копейки не даст на поступление. И ни дня не будет содержать тунеядца-сына.
Марк просто молча сходил на экзамены. А потом, когда уже стало ясно, что он прошел, поехал, прописался к своей бабке в область и подал заявку на общежитие. Он был настолько ярким студентом, что ему не отказали. Переехал в общагу и больше, насколько я знаю, ни разу не разговаривал с отцом. Никогда.
Хотя… Все ли я о нем знаю? Тогда, в детстве, мне казалось, что вся его жизнь у меня как на ладони. Учились в параллельных классах, гуляли в одной компании, потом вузовская тусовка, зависания на квартире. Сколько я себя помню, рядом всегда были Марк, Светка и Костя. Но того, что потом случилось, я не могла предположить.
В страшном сне не могла себе представить, что Марк променяет меня на деньги. Хотя это же было так очевидно. У него была великая цель, и он рвался к ней изо всех сил. И это был просто очередной этап. Конкурс и ординатура в Лондоне. Ординатура, за которую он заплатил отказом от меня…
Ирония заключалась в том, что он продал два по цене одного. Думал, что бросает меня, а бросил еще и сына, о котором тогда не знала даже я. Но теперь я ему уже не скажу. Теперь Мишенька Свиридов для него просто пациент.
Всхлипываю, утираю со щек слезы.
– Обед! – несется из коридора.
– Мишка, – сжимаю сына с шутливым восторгом, – еду принесли!

Марк
Не могу выкинуть ее из головы. Ну что такое? Ну зачем ты снова в моей жизни? Какой еще урок я не прошел? Что нельзя верить женщинам? Вообще их лучше в свою жизнь не пускать? Пока они там не разгромили все, не растоптали и не испепелили…
В нагрудном кармане вибрирует телефон. Мелодия с личной симки. Кого ж там?.. Достаю, смотрю на дисплей. А-а-а-а… Понятно. Вот он и урок.
Дергаю зеленую трубку на смартфоне:
– Да, Марина?

9 глава
Катя
Сижу в кабинете главврача и пытаюсь заставить себя слушать.
– Самое страшное в этой форме рака, что она развивается стремительно, но вам повезло, – у меня звенит в ушах, все плывет перед глазами, – вы на ранней стадии, – приободряет меня бородатый мужчина с умными добрыми глазами. – Я уверен, что химия даст положительный результат…
Марк тут же, в кабинете. Стоит позади меня, не вижу его, но чувствую. Была бы одна, наверное, уже бы сознание потеряла.
– В ближайшее время вам назначат КТ и радиоизотопное исследование. На него достаточно длинная очередь, скорее всего, придется подождать, но химиотерапию вы начнете получать уже завтра…
Я оглядываюсь на Марка. Он сложил руки на груди, склонил голову, уперся губами в свой же кулак. На меня не смотрит. Но по его виду я совершенно точно понимаю, что это все не шутка. Что мне никто уже не скажет: «Мамочка, да у вас просто ушиб!»
Из кабинета главврача выхожу пошатываясь. Во рту все пересохло, не могу сглотнуть, но при этом к горлу подкатывает тошнота. Откуда? Как? Почему с нами? Опираюсь на стену, поднимаю взгляд на Захарского.
– Марк, – произношу почти шепотом, – а у твоей матери был же рак?
– Кать! – он хватает меня за плечи, встряхивает. – Да, у моей матери был рак, но она могла выжить, если бы лечилась! Она боялась, понимаешь? Испугалась! На химию не пошла, от операции отказалась. Ее никто не поддержал!
Я чувствую, что из моих глаз текут слезы, а Марк вдруг шумно выдыхает и прижимает к себе.
Боже! Только не отпускай! Только держи! Мне безумно страшно. Я без тебя не справлюсь! Тычусь носом в его сильную большую грудь, всхлипываю.
– Кать, – он проводит рукой по моим волосам, кажется, дышит мне в макушку, а мне от этого так хорошо.
Впервые за эти три года я чувствую, что я не одна.
– Кать, это трудно, но надо бороться! Понимаешь, не прятаться от болезни, а бороться! И в нашем случае быстро! Шанс есть! Мы победим!
«Мы»… «Наш случай»… Боже, Марк! Если бы ты только знал…
Он чуть отступает, трет меня ладонью по спине, пытается заглянуть мне в глаза.
– Ну? – чуть улыбается. – Надо быть сильной! Ради сына!
Ничего не стесняясь, приобнимает меня, и мы медленно возвращаемся в отделение. У него под мышкой настолько уютно, что мне, пока он рядом, все кажется возможным. Почему же он тогда так поступил?
Сами собой вспоминаются слова Кости: «Не вини его. Это была его мечта… Ты же понимаешь, мать…» Тогда я ничего не понимала. Тогда я схватила телефон, набрала Марка…
Даже не помню, что орала. Что он бросил меня, что я никогда ему этого не прощу, что пусть подавится своей учебой, только меня он уже не получит! Не помню, говорил ли он что-то в ответ. Кажется, он не понял ничего. Ну да. Он же не был готов к тому, что я узнаю…
В тот же день я занесла его телефон в черный список, и если он звонил с других номеров, то я сразу же бросала трубку. А потом… Потом я узнала, что беременна.
Хотела поделиться со Светой, но… У нее уже был Димка. Ей было не до меня. А вот Костя был рядом. Он всегда был рядом. Тогда… Не сейчас…
– Пойдем, шов посмотрю, – вздрагиваю.
Мы уже около палаты. Оглядываюсь, ловлю удивленные взгляды медсестер, но Марку, кажется, все равно. Он распахивает дверь палаты и подходит к кровати.
Мишка выглядит страшно. Колено все разворочено, выведен дренаж. Когда его только перевели из реанимации, бледного, заплаканного, я думала, сорвусь в истерику. Сейчас чуть лучше. Хотя эта капельница, к которой он подключен… Капельница, по которой без остановки подается обезболивающее. Не могу видеть своего сына, утыканного трубками. Мне хочется все их сорвать и увезти его отсюда. Хочется забыть разговор в кабинете главврача. Хочется убедить саму себя, что это просто ушиб!
Но… рядом Марк. Марк, который говорит, что шанс есть, только если бороться. И у меня больше нет выбора. Я обязана ему доверять.
– Привет, боец, – Марик присаживается на корточки у изголовья кровати, чтобы смотреть Мишутке в глаза. – Как настроение?
Миша молчит и обиженно сопит.
– Тебе больно, я знаю, – Марк усаживается на пол по-турецки, протягивает руку, гладит сына по волосам. – Я знаю, – повторяет чуть тише, и Мишка вдруг рвано всхлипывает.
– Ну, – Марк утирает ему слезы, сжимает его плечо, – придется потерпеть, брат… Деваться некуда.
Мишутка еще раз всхлипывает, но не плачет.
– Можно я посмотрю? – вдруг спрашивает у сына Марк.
Миша напрягается, но, нахмурив бровки, кивает. Марк аккуратно откидывает одеяло и… И точно так же хмурит брови.
Боже ж ты мой! Не могу это видеть. Отворачиваюсь.
– Это ты зря, – совершенно не поняв меня, тихо проговаривает Марк, – тебе за швом следить надо.
Он чуть придавливает место вокруг дренажа, аккуратно пробует опухлость.
– Пока все в порядке. Дренаж в ближайшее время снимем.
– Она не плосла, – лопочет Мишутка.
– Не прошла, – поджав губы, тянет Марк. – Это только начало, – его голос, его взгляд – все полно сочувствия, и Мишка не плачет.
Он лишь тяжело вздыхает.
– А ты вылечишь? – серьезно спрашивает мой сын.
– Вылечу, – уверенно кивает Марк, и даже я ему сейчас верю.
Мишка облегченно вздыхает, наш врач встает.
– К тебе сейчас придут онкологи, – Марк отошел от кровати. – Первую химию мамам пережить тяжелее всего, – он не смотрит мне в глаза. – Но я зайду, – зачем-то обещает он. – А вы пока выздоравливайте! – поворачивается к Мишке. – Тебе сейчас надо набираться сил! – подмигивает ему.
– Он не ест ничего, – поджимаю губы я.
Марк хмурится. Смотрит на моего сына.
– Чего хочешь? – спрашивает его. – Шоколада? Мармелада? Сейчас тебе можно все! Даже мороженое!
– Албус, – несмело произносит Мишутка.
– Что? – Марк удивленно смотрит на меня.
– Арбуз, – я пожимаю плечами, качаю головой. – Миш, ну где я тебе тут возьму арбуз? Нет их сейчас! Да и…
Не хочу говорить при Марке, что у меня совсем нет денег, но ему, кажется, все равно. Он уже направился к выходу из палаты.
– Да, – тянет задумчиво, – арбуз так себе еда, но хоть что-то… Кстати! – оборачивается резко. – У тебя какая группа крови?

10 глава
Марк
Так… Иду по коридору, тру лицо, задумавшись. Я сегодня с суток. Устал как собака.
У Катьки группа крови первая… Значит, у Свиридова третья. Сказал ей, чтобы он кровь мальчишке сдал, а она побледнела. Говорит, что он вряд ли приедет.
Что-то странное. Не так далеко ему сюда ехать… А она и на госпитализации одна была, и вообще… Ну ладно. Это их дела. В это точно не полезу. А вот кровь пойду сдам.
У меня же тоже третья, как у Мишки… И даже тоже отрицательная… Вот уж совпадение так совпадение. Ему препаратов крови понадобится много, так что сдам. Конкретно под него.
Только не сегодня. Вчера жирного наелись. В двенадцатой палате папа приехал маму сменить. Они с Белгородчины, понавезли магарычей домашних. Мы с Коляном ночью сала нажрались! Хорошо пошло с черным хлебом и чесноком! Ржали как кони, что приходится кофе сало запивать.
Значит, сейчас арбуз, потом выспаться, а потом можно и в отделение переливания зайти. Как раз сутки пройдут. Сало мы часа в два ночи наворачивали.
Подъезжаю к модному супермаркету здорового питания, захожу в отдел фруктов. Ну да. Тут, наверное, и зимой арбузы есть. Интересно, они хоть сладкие? Ищу глазами консультанта.
На мой призывный взгляд быстро откликается приятная женщина в униформе.
– А продегустировать можно?
– Конечно, можно. Мы можем даже продать половину или треть…
Ну еще бы. Ягодка по цене крыла самолета. Вы, наверное, и за треть полпоставки отобьете. Но сейчас на это плевать.
– Не, я целый возьму, но мне послаще.
– Возьмите вот этот! Он без косточек! Испанский сорт.
Женщина надрезает арбуз, подает мне треугольник. Серединка сладкая. Пойдет. Мишка все равно много не съест.
– Возьму, спасибо.
Иду к кассе, и тут у меня звонит телефон. Черт! Маринка! Я обещал перезвонить и забыл.
– Да! – стараюсь звучать приветливее. – Ой, Марин, слушай… Я с суток. Чуть живой. Прости, не до пикника.
Вот же… И не обещал ей ничего и никогда. Черт, да даже не намекал. Так, улыбнулся пару раз. Очень надо было. Система нужна была с защитой от ультрафиолета. Семья не могла купить, а Маринка у нас снабженец. У нее есть все. А если чего нет, так она точно знает, где достать.
– Мариш, я вот прям очень извиняюсь, но из меня очень фиговый бойфренд получится. Мне жена не позволит!
Слышу в трубке заикание и чуть не ржу, хотя ситуация скорее грустная.
– В смысле не женат? А работа? – произношу излишне пафосно, и Маринка тоже начинает хохотать.
Ну, может, она хоть сейчас поймет, что ей ни фига не обломится.
– Да, завтра в день, да… Можно будет и кофе выпить, – если ты вдруг застанешь меня в ординаторской, что вряд ли.
Стараюсь проститься с ней по-дружески, но, если честно, уже начинает нарастать раздражение. Надо будет ей как-нибудь намекнуть, что я категорически против служебных романов.
Нет, затворником я не живу, но три года назад дал себе зарок, что никаких отношений! И женщин никогда не обманывал. Всегда был честен. А Маринка вот не понимает.
Расплачиваюсь, пакую драгоценную покупку в кофр мотоцикла и беру курс снова на больницу. Все равно не люблю днем спать.

Катя
– Галина Викторовна, что вы такое говорите?
Я позвонила свекрови. Собралась унижаться, чтобы выпросить у нее денег. Муж отказал.
Я сообщила Косте диагноз, примерный план лечения. Единственный его вопрос был: «Это ты что, до выходных не приедешь?!» Причем мне показалось, что в его тоне была скорее надежда, чем раздражение.
«Нет, Кость, не приеду, – я и не ждала поддержки от мужа, но не такого же однозначного пренебрежения. – Ни на этих выходных, ни на следующих, и, скорее всего, вообще нескоро приеду».
Костя в ответ хмыкнул что-то неопределенное и положил трубку. Я даже не успела спросить его о деньгах.
Попробовала перезвонить, но он звонок отбил. Прислал СМС: «У меня совещание». Ну да. Вот в эту секунду началось.
Также сообщение набрала: «Костя, мне нужны деньги!» Ответ был краток: «У вас все по ОМС». Да что же за издевательство такое! И этот человек обещал поддерживать, быть рядом, говорил, что любит!
Зажимаю на клавиатуре телефона верхний регистр и снова набираю: «КОСТЯ, МНЕ НУЖНЫ ДЕНЬГИ!» А на это он попросту не ответил.
Я покрутилась по палате, прижав телефон к губам, вышла в коридор и решила набрать свекровь.
– Здравствуйте, Галина Викторовна!
Общаться со свекровью я не любила. Она по любому поводу высказывала свое недовольство и презрение. И с Мишей видеться отказывалась. Когда Галина Викторовна поняла, что Костя ведет в ЗАГС меня уже беременную, она чуть не расстроила нашу свадьбу! Во мне тогда играло скрытое злорадство. Что, не видел купец, какой товар берет? Два по цене одного вас не устраивает? Хотя… Костю мне было жаль. И за то, что его мать изначально создала эту идиотскую ситуацию. И за то, что она отказывалась принимать его выбор.
Но как бы я ни относилась к свекрови, понимала, что деньгами в семье, в том числе и в нашей, управляет она. Я вообще никогда не знала, сколько конкретно муж получает. А она знала.
– Галина Викторовна, вам Костя, наверное, говорил… – начинаю несмело. – Мы с Мишей попали в больницу.
– Да, говорил, – нехотя тянет женщина. – Шишка какая-то.
– Галина Викторовна, это рак, – я впервые выговариваю это слово, и мне самой становится страшно. – Остеосаркома, – медленно и четко проговариваю диагноз.
В трубке повисает пауза. Мне кажется, что женщина ошарашена и удручена, но…
– Мне очень жаль, – надменно и почти нехотя произносит та, кого Миша считает бабушкой.
Я рвано выдыхаю, но сейчас не время думать об отношении этой женщины к нам. Мне нужны деньги.
– Галина Викторовна, – быстро начинаю я, – почти все лечение за счет больницы, но тут часто нужны расходники, Мише плохо, он почти не ест, просит что-то вкусненькое, а мне даже купить не за что. Вы не могли бы…
– Послушай, – перебивает меня свекровь, – а не проще ли не мучить ребенка?
– Что? – я не верю своим ушам.
– Я слышала, что с такими диагнозами очень мало выживают, – она явно прочла какую-то статью, и ей этого хватило.
Миша для нее очень быстро превратился просто в циферку в статистической отчетности.
– Так зачем тратить силы, средства? Проще не мучить ребенка…
– Что значит «проще не мучить ребенка»? – почти ору я в телефон, и тут у меня вырывают трубку.

11 глава

Катя
Резко оборачиваюсь. Марк!
– Не смей! – в его глазах полыхает самая настоящая ярость.
– Что?
– Если хочешь у меня лечиться, даже думать об этом не смей! – его грудь вздымается, зубы стиснуты.
– Марик, – меня срывает в рыдания, – я не… Это… – я качаю головой. – Это свекровь, – отзываюсь почти шепотом.
– Не смей больше с ней говорить, – он протягивает мне телефон, но вид у него такой, что забирать аппарат мне страшно. – Ты должна верить! Мишка маленький! Он сам еще не понимает, он твои эмоции считывает! Если дрогнешь ты…
Он не заканчивает, а я качаю головой.
– Нет… Он будет жить! Я верю! Я все для этого отдам, – всхлипываю. – И я найду, за что купить ему этот арбуз, и…
– Пойдем, – Марк вдруг становится миролюбивым, кладет руку мне на спину, тянет в палату. – Арбуз я купил.

Марк
Что за… Как такое вообще можно сказать матери больного ребенка? Что за люди?! Что вообще у нее в семье происходит?
Убить готов! Своими руками. Нет! Руки беречь надо… Зубами глотку перегрыз бы! Скоты… И, значит, я правильно понял… У нее нет денег. Все, что было с собой, кончилось, нового семья не присылает. Что за ерунда? Неужели они не понимают?
Здесь мамашки на детей по полмиллиона тратят…  И даже не на лечение. Тут же каждое желание, считай, каприз умирающего… Черт! Не хочу об этом думать.
Уже подходим к двери палаты, как неожиданно сталкиваемся с медсестрой.
– Ой, Марк Александрович, – широко распахивает глаза жгучая брюнетка.  – А вы же сменились.
– Сменился, Нин. Что-то случилось?
– Нет-нет, – девица опускает глаза в пол, и я вспоминаю, что она вроде как дружит с Маринкой.
Черт! Доложит же! Нет. Надо эту тему радикально закрывать. Никаких служебных романов.
Заходим в палату.
– Мишка, привет.
Здороваюсь с пацаном, который мне почему-то кажется очень прикольным. Есть в нем что-то такое… Будто родное.
– Пливет, – с несмелой улыбкой тянет мальчик.
Я достаю свой складной нож.
– Мишка, я арбуз привез. Будем есть? – подмигиваю ему заговорщически.
– Будем! – мальчишка улыбается еще шире, а я забываю и его идиотку бабку, и навязчивую Маринку.
Классная у тебя улыбка, парень!
– Кать, – оборачиваюсь к его матери, – дай тарелку.
А она замерла в дверях бледная. Блин. Что это с ней? Сама-то ест?
– Кать, ты чего?
– Марк, – подходит несмело, – а если ты не на дежурстве, то что ты тут делаешь?
Черт! Ну и вопросики у тебя. Отворачиваюсь, поджав губы, но… А действительно! Что я здесь делаю?

Катя
Он что, приехал специально накормить Мишу арбузом? То есть он отработал сутки, поехал, нашел в Москве в мае арбуз и вернулся в больницу. И только не говорите мне, что он ко всем пациентам настолько неравнодушен.
Как? Что происходит? Марк? Марик?
Это настолько не вяжется с твоим поступком. Хотя… когда я узнала обо всем, я думала так же… Что этот твой отъезд совершенно не в твоем стиле. Что Марик, которого я знала, никогда бы так не поступил! Мой Марик… Он, скорее бы, отработав сутки, понесся больному ребенку арбуз добывать. Где же ты настоящий? Где же правда?
К горлу подкатывает тошнота, ноги подкашиваются. Так… Стоп…
– Кать?
Он смотрит на меня, нахмурившись.
– Что с тобой?
Подходит, пробует рукой висок.
– Ты сама-то ешь?
Возвращается к столу, отрезает два кусочка красивой красной мякоти, один кладет Мишутке, второй прямо на ноже протягивает мне.
– Кать, я понимаю, страшно, нервно, тяжело, но ты нужна сыну.
Он смотрит мне прямо в глаза, а я медленно, как во сне, беру предложенный кусок.
– Если я правильно понимаю, – Марк понижает голос, – у него же больше никого нет.
И тут я не выдерживаю…

Марк
Какого хрена? Катя?! Подхватываю ее, укладываю на свободную койку, выбегаю в коридор.
– Нин, – кричу постовой медсестре, – дай тонометр!
Нинка тут же влетает с квадратными глазами. Первым делом кидается к койке ребенка.
Молодец, профессионалка. Только…
– Нет! Тут мать в обмороке.
На самом деле Катя в сознании, но ей явно плохо. Надеваю манжету на руку.
Восемьдесят пять на шестьдесят… Ну да, сильно так себе…
– Кать, ты в своем уме?
Злюсь на нее. Дико злюсь. И на себя. Какого черта? Почему мне это все достается? Почему я сейчас не дома? Нет… Не так… Почему я сейчас не хочу быть дома?
– Кать, мне кем заниматься? Твоим ребенком или тобой? – спрашиваю с откровенным наездом.
– Марик, – ей, кажется, стыдно.
– Что Марик? Ты сама-то ешь? Проблемы с давлением? Что?
– Я ем, – кивает она мне несмело.
– Может, чашку кофе? – несмело предлагает Нина.
– Лучше крепкого чая, – поворачиваюсь к ней я. – Сладкого.
Она кивает, поворачивается уходить.
– Спасибо, Нин, – чуть запоздало благодарю ее я, возвращаю тонометр.
– Да я сейчас приду, – отмахивается самая жгучая брюнетка нашего отделения и выбегает в коридор.
Катька пытается сесть.
– Лежи, пожалуйста.
– Мама? – испуганно окликает ее Мишка.
– Миш, мама просто устала, – сажусь рядом с его койкой я. – Сейчас все будет хорошо.
Смотрю на Катю, думаю, уколоть ей кордиамин или обойдемся цитрамоном.
– Я попрошу завтра зайти к тебе кардиолога.
– Не надо, – шепчет она и снова пытается сесть.
– Лежи, я сказал! – почти рычу на нее.
Получается, похоже, грубо. Потому что вошедшая Нинка испуганно замирает.
– Нин, у нас цитрамон есть? И какой-нибудь новопассит? – поднимаю на нее глаза.
– Нет, – пожимает плечами, – откуда? Не наши препараты.
– Ладно, пойду к Михееву метнусь. Посматривай на них через дверь, ладно? А то еще и одни в палате…
– Конечно, – кивает медсестра, аккуратно ставит чашку рядом с Катей.
Хорошая девка. Но Маринке меня сдаст с потрохами. Да и плевать. Этот намек на роман – совершенно неуместный фарс.
Иду по коридору, никого не замечая вокруг. Мне нужно на второй этаж, в кардиологию.
Таблетку цитрамона раздобыть не проблема. И, наверное, побуду с ней в палате еще часок. Она у меня сильно стойкой никогда не была. Не Светка. Та – кровь с молоком. Катька моя всегда была тонкой, как былинка. И такой же хрупкой. К горлу подкатывает комок, подозрительно напоминающий тошноту…
И как Костя мог допустить, чтобы она во всем этом варилась одна? Она же не выдержит! Не моя Катя!
Черт! Останавливаюсь как вкопанный прямо посреди лестничного пролета.

12 глава

Марк
Осознание того, что я сейчас трижды в своих мыслях назвал ее своей, накрывает с головой. И ты еще сам себя спрашиваешь, что ты тут делаешь, Захарский? Не-ет. Ни за что! Я не пойду в это еще раз! Нет!
Какого черта? Что за… Но как я уеду сейчас домой, когда она в таком состоянии и Мишка напуган? Это же… Это же просто бесчеловечно! Ладно…
Я смогу пробыть там еще час. Но только с Мишкой. Не с ней!

Катя
Покорно лежу на койке и смотрю на его спину. Он сидит около Мишутки… Мои эмоции, приглушенные успокоительным, ушли, оставив после себя звенящую пустоту. Я просто безучастно слушаю их тихую болтовню.
Сын уже наелся. От арбуза отказывается, но Марк уговорил его еще выпить чаю с булочкой. С маслом. Раньше это было Мишкино любимое лакомство. А сейчас надо уговаривать. У меня не получается. У Марка вот вышло.
Он о чем-то спрашивает Мишутку. Тот лопочет что-то в ответ. Марк явно не все понимает, но ко мне за переводом не обращается. Переспрашивает, вслушивается. Мишка терпеливо объясняет, а иногда фыркает, и они оба тихо смеются. Но на меня не оборачиваются. Марк просто хороший врач. Он внимателен к своим пациентам. Никакого повышенного внимания ко мне.
Я ошиблась. Мне просто показалось. Мне очень захотелось поверить. Нет. Костя тогда не обманул. Такими вещами не шутят. Марк действительно меня продал.
Я вспоминаю лицо своего мужа. Тогда еще влюбленные глаза. Как он страдал, как он выбирал слова. Он чуть не расплакался, рассказывая мне. И ему от этого было больно и стыдно одновременно.
Тем летом Марк должен был отправиться в Англию на конкурс. Он выиграл межвузовский этап, потом региональный. Его как лучшего студента готовили представлять честь России. Конечно, он не надеялся на премию, но даже сам факт поездки!
У него блестели глаза, и он только о ней и мог говорить. Кажется, весь июнь я слушала, что «там же будет сам Роджер Дэнси! Светило мировой онкологии! А еще Андреа Гросс и Фортуни! И они будут оперировать, и можно будет смотреть и задавать вопросы в реальном времени! А потом конкурс на манекенах…»
Я тогда училась на технолога молочного производства и понимала от силы половину того, что мне рассказывал Марк. Но я видела его восторг и искренне разделяла его. А еще я очень не хотела расставаться.
Мы тогда были вместе уже почти четыре года. И, если честно, я уже ждала от Марка предложения. Но… Он по-прежнему жил в общежитии. Учеба занимала почти все его время и была, как мне казалось, гораздо важнее меня.
Мои родители морщились и явно наш с Марком союз не одобряли. Наверное, мама бы попробовала меня отговорить встречаться с Захарским, только вот ей было уже не до моего романа. Как раз в том году мама с папой решили развестись.
И вот поездка Марка. Он улетел. А я для себя решила, что, как только он вернется, уговорю его жить вместе. Пусть и в общаге.
Марк много писал. Присылал фото. Кампус, университет, аудитории, какие-то ребята… Даже английские клумбы мне фотографировал.
День конкурса! Куча сообщений, состоящих в основном из междометий. А потом вдруг тишина. И… И через день словно гром! «Я выиграл!» Я визжала от восторга ему в трубку! Прыгала, понимая, что он меня не видит, но… Я тогда еще не понимала. Выиграл. Значит, останется на стажировку.
«Кать… Ну… Я найду тут способ подрабатывать, я прилечу на новогодние каникулы. Или потом на пасхальные. Как накоплю. Или пришлю тебе деньги, ты прилетишь ко мне… Кать?»
Я только поддакивала, но… Но внутри все обрывалось. Я понимала, что очень долго его не увижу. Что тут у него нищета, отец с мачехой, общага, а там… Там возможности, карьера, ординатура… Но я-то тут…
Ходила дня два как в воду опущенная, а потом позвонил Костя. Он предложил сходить погулять, развеяться. Я с самого начала видела, что с ним что-то не так.
– Кость, что происходит? – спросила напрямую, глядя ему в глаза.
– Кать… – почти прохныкал и отвел взгляд.
– Говори, Кость.
– Кать, я тебя прошу, прости, я не знал! Это не я!
– Ты сейчас о чем?
– О Марке, – выдохнул Костя.
– Что о Марке…
– Кать, он не вернется.
– Почему ты так говоришь?
– Потому что я знаю… Мама рассказала…
– Что? Какое отношение к этому конкурсу имеет твоя мама?
– К конкурсу никакого, – Костя отвернулся, но продолжал говорить. – Но… К его отъезду самое прямое…
– В смысле.
– Она дала ему денег.
– Денег? Зачем?
– Чтобы он уехал. И остался там.
– Зачем? – я, кажется, уже кричала.
– Из-за меня, – промямлил Костя, но тут же кинулся ко мне, схватил мои руки. – Я не просил, пожалуйста, поверь мне, я не просил! Мама сама! Она решила! Она видела, что я… Что…
– Что ты что?
– Она видела, что я тебя люблю… – выдохнул Костя.
Тогда у меня все оборвалось внутри. Костя? Меня любит? Никогда не замечала этого. А Марк? Чего я еще не замечала?
Костя сказал, что его мать дала Марку денег с условием, чтобы он уехал и расстался со мной. Оформила это все как выплату на участие в конкурсе. Что на самом деле Марк там ничего не выиграл. Куда ж ему? Из нашей деревни и в Лондоне выигрывать. Он просто взял деньги и остался там. Много денег.
– Только, – Костя испуганно раскрыл глаза, – я тебя прошу, не рассказывай никому! А то ты ж понимаешь! Подлог… Мама потеряет должность.
Его мать была чиновницей… и тащила на свое место сына. Костя учился на юридическом. Еле-еле учился, надо сказать. Но тогда эти нюансы меня не интересовали. У него все выходило четко и гладко.
Марк взял деньги. Это была его мечта. Из-за матери. Учеба всегда была для него важнее всего. Да, кивала я. Учеба всегда была для него важнее всего. Марк не вернется. Почему-то тогда это очень хорошо наложилось на мое ощущение покинутости.
Я в слезах набрала Марика. У него вокруг было шумно. Какая-то пирушка.
– Марк, ты вернешься?
– В смысле, Кать? – он, кажется, был нетрезв и не понимал, что я говорю.
– Я спрашиваю, ты вернешься? Сюда, домой?
– Ну… В смысле? Нет. Тут же ординатура. Приеду на каникулы… Постараюсь. Но… Может, еще работать оставят. Тут же деньги, Кать! А у нас там что? Я даже на съем квартиры у нас не заработаю… А что за вопросы? Кать?
Но я уже не слушала. В голове набатом звучало «нет» и «деньги».
Вот тогда я и накричала.
– Будь проклята твоя учеба! Ты просто предатель! Ты променял меня на свой Лондон! Ты не вернешься! И знать я тебя больше не хочу! Строй свою карьеру! Оперируй ультразвуком!
А потом я гордо не отвечала на его звонки. И вообще чувствовала себя почти героиней. Недели три. Ровно до тех пор, пока не поняла, что у меня задержка.

13 глава
Марк
– О! Какие люди! И даже позже меня! – меня встречает радостное жужжание кофемашины.
Колян, как обычно, балагурит. В ординаторской я появляюсь действительно позже него. Но говорить ему о том, что задержался, потому что сдавал кровь, не хочу. Не опоздал же, в конце концов.
Странная вообще тема. Мы же регулярно кровь сдаем у себя. Раз в месяц так точно. А тут я почему-то не хочу это обсуждать.
– Колян, сделай и на меня, – киваю другу на свою чашку.
– Да не вопрос!
Он запускает кофемашину еще раз, отходит, с громким сербанием втягивая в себя обжигающий напиток.
– Чего у нас сегодня вкусного? – включаю свой комп, жду, когда загрузится профиль, чтобы посмотреть назначения.
– Да как обычно! Плановые операции, плановые пункции, – фыркает Колька. – Вот прям сейчас и начинаем, – довольно улыбается один из лучших хирургов нашего центра. – Сегодня плановых семь!
– При-ивет!
В ординаторскую, плавно покачивая бедрами, вплывает Маринка. Красивая она. В этом ей не откажешь. Но в отношения играть не хочу. Вообще ничего сейчас не хочу! Тем более на работе! Хватило мне… Одни только вчерашние откровения и осознания чего стоят.
В висках звонкими молоточками бьются мысли, которые я гонял по кругу всю ночь. Вместо того чтобы спать после суток. Не моя Катя. Не моя! И никого я своей больше называть не желаю!
– Угостишь кофе? – Маринка усаживает свою круглую попу на край моего стола.
– Да всегда пожалуйста, – поджимаю губы, понимаю, как это выглядит со стороны, но встаю и запускаю кофеварку.
– Колян, у нас там сколько до планерки? – вроде как невзначай спрашиваю своего друга.
– Да уже, считай, опаздываем, – подыгрывает мне тот, пряча усмешку в чашке.
– Я ненадолго, – Маринка отталкивается от стола ладошками и садится поудобнее, закинув одну ногу на другую.
Ага. Плавали. Знаем. Спасибо, не хочу! Иди лесом!
– У меня для тебя сюрприз! – очаровательно улыбается мне наша фам фаталь и… протягивает фольгированный пакет.
Красная система. Да твою ж…
– Твоя Свиридова, говорят, – тянет наша богиня снабжения, – ничего себе купить не может, – бесценный пакетик покачивается, зажатый между Маринкиных пальцев. Дразнит, стерва. – Ну вот я решила помочь, – система звонко шлепается на мой стол, – страждущим! – как-то очень жестко заканчивает Маринка и сверкает глазами.
Красная система. Для красной химии. Прикол в том, что этот препарат распадается под действием УФ-лучей. Его нельзя капать на свету. Только по специальным системам, которые у нас в стране не выпускаются и не входят в ОМС.
Мамочки заказывают их в частном порядке за большие деньги. Заранее. Ну, или оборачивают все фольгой. Но это риск. Особенно с малышами.
– Спасибо, Марин, – протягиваю ей стакан с кофе. – Но ты можешь и сама передать на пост. Все в курсе назначений.
– Да, говорят, ты там чаще медсестер бываешь, – язвит девица, заставляя меня скривиться и прикусить губу, чтобы не ляпнуть гадостей.
– Бываю, – смотрю ей прямо в глаза.
– И даже после суток, – Маринка явно заводится.
Ну что ж. Сама начала.
– И даже после суток, – невозмутимо отвечаю я, не пряча взгляд.
– Ну так и передай сам! – фыркает она и вылетает из ординаторской, совершенно неуместно хлопнув дверью.
Вот же! Женщина!
– Кхм, – Колька то ли откашливается, то ли смеется. Ставлю на второе. – Это тебя теперь в снабжение не посылать?
– Колян, иди ты! – чуть не ору на него. – Еще этого мне не хватало, – указываю рукой на закрытую дверь. – Блин, зашел один раз не в дежурство в палату, так устраивают мне тут…
Я реально зол. Но не сливать же это на Кольку.
– Один раз, – он, как назло, хохочет. – Да тут уже легенды ходят о том, как ты Свиридову на руках носишь, Марик, – выделяет Колька обращение, и я понимаю почему.
– Колян, – рычу. – Мы выросли вместе! Учились в параллельных классах. Я с ней и с ее мужем все детство в одной компании гулял!
– Ага, – лыбится этот громила, – я так и подумал!
– Ветлов, Захарский! – прилетает откуда-то из-за двери сердитый голос Сергея Ивановича. – Планерка!
– Я ж говорил, опаздываем, – заливисто ржет Колян и выходит из кабинета.
Я выдыхаю, пытаясь сбросить градус напряжения, ставлю так и нетронутый кофе на стол, разворачиваюсь к двери. Замираю. Медлю секунду. А! Черт с вами! Подхватываю красную систему, убираю в карман халата. На пост передам. Все равно уже принесла.

Катя
Я этого просто не выдержу. Не выдержу.
Мишутка всю ночь плакал от боли. Точнее… вечером плакал, под утро просто стонал. Если вначале нам хватало обезболивания часа на четыре, то за вчерашнюю ночь я сбегала на пост, кажется, раз шесть. Медсестры уже стали отказывать мне в лекарстве.
Их можно понять. Такие сильные препараты. И я просто баюкала моего малыша. Целовала ему лобик, пела песенку, держала за ручку. Всю ночь. Кажется, под утро все-таки уснула. Сидя перед его кроватью, головой на его подушке.
Его боль. Столько боли. Я этого не выдержу. Одна. Я совсем одна. Даже Марк не заходит. Даже в палату никого не подселяют. Ой… Соседка!
Смотрю, как в палату заходит тучная женщина с девочкой лет семи.
– Ох, а кушетка-то какая… – недовольно цокает языком она. – Ой… И тумбочка… – морщится. – Ну ладно, хоть санузел чистый, – кричит она из туалета своей, наверное, дочери.
Девочка молчит. Она прозрачная, с синяками под глазами, и ей явно больно.
– Меня Тамарой зовут, – шумно представляется вошедшая дама. – Это Люсенька.
Девочка пытается кивнуть и вдруг заваливается на бок.
– Ой, деточка! Люда! Люся! – Тамара, чуть не рыдая, подхватывает дочку, аккуратно укладывает. – Доча, ну все, мы попали к Захарскому, попали! Все будет хорошо! Раз у него, то все будет хорошо.
О боже! Это они про Марика? Это на него люди молиться готовы.
– Свиридовы? – к нам подходит медсестра из онкологии. – Это вам!
Она выставляет на окно пять литровых фляг.
– Что это? – округлив глаза, спрашиваю я.
– Это промывка, – спокойно отвечает медсестра. – Я вам ставлю препарат химиотерапии. Когда он заканчивается, вы ставите флягу с промывкой. Когда по назначению нужно, я приду поставлю следующий препарат. Когда он заканчивается, – женщина выделяет голосом местоимение, – ставите следующую флягу с промывкой. И так двое суток, – вздыхает медсестра и начинает устанавливать капельницу. – Ребенка можно не кормить, не поить. Не будет просить, не настаивайте. Да! – оборачивается медсестра. – Обязателен контроль мочи. Собираем, взвешиваем, записываем. Нельзя допустить застоя жидкости. Препарат химиотерапии должен обязательно вымыться из организма.
Женщина продолжает свои манипуляции с системой.
– Когда пойдет красная химия, моча будет красная. Не волнуйтесь. Это нормально.
– А! Да! Красная химия. Я вот… – подхватываю рулон фольги. – Мне передали.
В отделении меня научили, как обойтись… Все ведь уже заметили, что у меня денег нет.
– Зачем? – вскидывает бровь медсестра. – Марк Александрович для вас передал, – на окно рядом с флягами ложится «красная» система.
Я немею, а Тамара, наоборот, встревает в наш разговор:
– Марк Александрович – это Захарский?
– Захарский, – тянет медсестра, настраивая скорость капельницы.
– Он и наш врач тоже! – довольно заявляет вновь прибывшая.
– Ну, значит, вам повезло, – улыбается медсестра онкологии.
– А он зайдет?
– Как из операционной освободится, наверное, зайдет, – пожимает плечами женщина, наблюдая, как по трубочке бежит смертоносное лекарство. – В хирургии сегодня аншлаг.
Я присаживаюсь на стул, беру Мишку за ручку, включаю ему в телефоне мультики.
– Ну что? – улыбаюсь сыну. – Лечимся?
Он тут же залипает в любимый сериал про дракончика, а я могу думать только о том, сколько стоит эта чертова система, где Марк ее достал и почему не зашел сегодня.

14 глава
Катя
Мультики уже не нужны. Миша не может их смотреть. Первый час он переносил капельницу, можно сказать, нормально. Потом начал тихо хныкать. Потом просто лежал и смотрел в потолок.
На третьей фляге он вдруг тяжело вздохнул, повернулся ко мне и тихо прошептал:
– Мамочка, я устал.
Я могла только стиснуть его прохладные тонкие пальчики и быть рядом. Сидела, целовала. Мне показалось, что он уснул, но… Но вдруг его начало рвать. Он же не ел ничего и даже не пил!
Тамара бегает по палате и охает:
– Сестру надо! Сестру!
Забежала Нина, ввела что-то в катетер… Сказала – противорвотное. Но… Ничего не помогло. Моего малыша без остановки скручивает спазмом. Он плачет, а остановиться не может.
– Нина, пожалуйста, – вылетаю на пост я, – можно хоть что-то с этим сделать?
– Терпите! Сейчас промывка пойдет, ему станет легче!
Она не злая. Просто для нее это очень привычная картина. Я жмурюсь, стискиваю зубы, иду в палату.
– Ну неужели ничего нельзя сделать? – причитает рядом Тамара.
А я просто стою на коленях около Мишиной кроватки, глажу его живот, вытираю лицо.
Хлопает дверь. Марк! Кидаюсь к нему на грудь, забыв обо всем:
– Марк, его рвет уже час. Там в желудке уже ничего нет.
– Противорвотное кололи? – он хмурится, смотрит на зеленого Мишку.
– Да, приходила медсестра.
Он достает телефон.
– Нин, – спрашивает требовательно, – что Свиридову колола?
Ответ медсестры не слышу, но Марк повышает голос:
– Что, ондансетрона нет?  Блин, ну ты же знаешь, что я всегда назначаю! В операционной был!
Менее чем через минуту в палату забегает медсестра. У нее поджаты губы, она сверкает в мою сторону глазами, но при враче послушно что-то вводит в катетер.
Марк внимательно наблюдает за Мишей.
– Сейчас на уколе рвота остановится. Я тебе чуть позже занесу таблетки, – он смотрит время на телефоне. – Их давать раз в четыре часа по одной. Завтра весь день.
– Марк, – выдыхаю я и понимаю, что рядом с ним сейчас могу разреветься.
– Так, Кать! – он обхватывает меня за плечи, чуть встряхивает. – Кать, я понимаю, каково тебе сейчас, но это лечение! – он повернул меня так, чтобы Миша меня не видел, и говорит шепотом. – Сейчас ему плохо, но химия убьет опухоль, и уже завтра ему будет лучше! Поверь мне, Катя! Он у тебя завтра бегать будет!
– Бегать? – еле сдерживая слезы, лепечу я.
– Бегать, – уверенно кивает Марк и… притягивает меня к своей груди.
Не выдерживаю, прижимаюсь к нему всем телом. Хоть на секунду почувствовать его силу, хоть на мгновение вдохнуть его запах, хоть на миг поверить, что я не одна.
– Марк Александрович? – разрушает мою маленькую иллюзию Тамара. – А мы у вас новенькие.
– Да, я видел вашу карту, – он отпускает меня, поворачивается к ней. – У меня сегодня еще две операции, но я на сутках. Я подойду к вам. Сегодня в любом случае у вас никаких процедур, просто обустраиваетесь, о режиме дня на завтра вам все сообщит медсестра.
– Ага, – говорит Тамара и поспешно добавляет: – Мы так старались к вам попасть.
– Не переживайте, – Марк ей сдержанно кивает, смотрит на Люсеньку. – У вас хорошие показатели крови, вы очень вовремя приехали. Вы молодцы.
Тамара расплывается в довольной улыбке, а я вдруг понимаю, за что его тут все любят. А еще я очень хорошо вижу, что к новоприбывшим он относится совсем не так, как к Мише и… ко мне.
– Так, я пошел, – Марк обеспокоенно смотрит на часы. – Мыться пора. Я к тебе еще приду, – смотрит на меня, – ондансетрон принесу.
Выходит, не прощаясь, а Тамара смотрит на меня почти осуждающе.
– Мы из одного городка, – зачем-то объясняю ей я. – Дружили в детстве.
– Ну я ж и вижу, – тянет она, – что вы не простая.
– Да простая я, – хмурюсь, но больше объяснять ничего не хочется.
Мишу наконец-то прекратили мучить рвотные спазмы, я подхожу к его кроватке, вытираю влажной салфеткой ему лицо, принимаюсь убирать тазики, думаю, что надо помыть пол… Надо чем-то занять себя, чтобы пережить этот день. Марк сказал, что завтра будет лучше. Я ему верю.

Марк
Иду и в голове собираю все маты, которые помню… На двух языках. Нет! Мишка в порядке настолько, насколько может быть в порядке ребенок на химии. Злюсь я из-за его матери. Точнее… из-за своей реакции на нее!
Какого черта больше всего на свете мне хочется ее обнять, поддержать, защитить? Какого черта я между операциями лечу к ней в палату? Что я творю?! Катя! А как приятно было почувствовать ее на своей груди…
Ну она же просто боится. У нее ребенку плохо. Ей страшно и нужна поддержка. Это ничего не значит. Прошло больше трех лет. Она вышла замуж за другого. Она не любит меня. И неизвестно, любила ли. Но черт возьми! Как она прижималась!
– Марк? – окликает меня Колька. – Мойся, быстро!
– Что такое? У нас же еще двадцать минут.
Я искренне собирался если не пообедать, то хотя бы пирожок проглотить.
– Марк, там такое! Всех хирургов собирают! Третья операционная!
Да что за день-то? Это не моя пациентка!
Моюсь, вхожу в стерильное пространство. Над вскрытой брюшной полостью собралось уже шесть хирургов. Но руки у всех над столом.
– Ух ё! – тяну я, рассматривая опухоль.
– Вросла в перикард, видишь? – Миронов показывает на сердечную оболочку.
– А чья пациентка, степень дифференциации какая? – тихо спрашиваю коллег.
Если опухоль низкодифференцированная, то операция практически не имеет смысла. Она просто возобновит свой рост. Слишком агрессивная зараза.
– Средняя, – произносит Миронов.
– Тогда я бы попробовал убрать, – высказываю свое мнение. – Метастазов много?
– Да по всему телу, даже в голени, – хмыкает Сергей Иванович. – Но хорошо реагируют на химию.
– Кардиологов ждем?
– Ждем.
– Можем снизу начать.
– Там чистой ткани печени почти нет. Радикальную резекцию сделать не выйдет.
– Ну… Можно пойти скальпелем здесь и здесь…
– Тут сосуд.
– Обойдем. Помните съемку операции Ланского?
Миронов морщится, а Колька кивает. Он знает, о чем я, мы вместе смотрели.
– Точно, если попробуем, как он…
***
Выхожу из операционной почти в семь. Получается, что мои плановые перенеслись на завтра и у меня будет шесть операций. Ничего. Если никого вот такого, как эта девочка, то выдержу.
Жутко хочется куда-нибудь спрятаться и посидеть в тишине, но… Лучше уж после обхода. Навожу себе кофе, беру рабочий планшет. У меня там сегодня трое после операции и еще один тяжелый ребенок. И Свиридов. Свиридов не тяжелый, но к нему пойду в последнюю очередь.
***
– Добрый вечер, – захожу в Катину палату почти в девять.
Ее сын спит, и я тут же перехожу на шепот.
Молча протягиваю ей ондасентрон, подхожу к койке ее соседки.
– Итак, – открываю историю болезни, – предварительный диагноз у вас хондрома, – смотрю на маленькую измученную девочку. – Послезавтра берем вас на операцию. По результатам операции делаем биопсию. Если нет злокачественного перерождения, то на этом ваши приключения и будут закончены.
Улыбаюсь им ободряюще, не произнося второе «если». Мать довольно улыбается, девочка настороженно на меня смотрит.
– Завтра диета, послезавтра перед операцией полное голодание, – напоминаю им я.
– Да-да, медсестра говорила, – поспешно соглашается женщина.
Удовлетворенно им киваю, оборачиваюсь к Кате.
– Так, контроль мочи давай!

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71371672?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.