Главная страница | Эротические романы | Хочу свести тебя с ума

Хочу свести тебя с ума
Анна Белинская
Ана Сакру
– Паш, там к тебе Паша должна приехать. Ты, будь добр, девочку…
– Ален, повтори?! Я не понял. Кто ко мне должен приехать? – перебиваю сестру.
Смутно-тревожное предчувствие подкатывает к горлу. Интуитивно оборачиваюсь и кошусь на входную дверь, за которой стоит эта наглая стерва.
– Ну Паша. Паулина. Забыл, что ли? Дочка Ванькиного брата. Ой, ну, Паш, серьезно не помнишь?
Перед глазами всплывает образ худой угловатой девчонки с сеном вместо волос на башке, черными жирными стрелками на пол-лица и наглыми серыми глазами.
Не. Может. Быть. Это она???
– Ну помню… Была там какая-то…мелкая…– отвечаю размыто.
– Так это когда было?! Ей уже восемнадцать…
В тексте есть:
• первая любовь
• горячее противостояние
• жгучая ревность
• одна кровать на двоих
Пожар неминуем. Они спалят эту квартиру!

Анна Белинская, Ана Сакру
Хочу свести тебя с ума

Глава 1.
Паулина

– Еще раз повторяю: последний срок для заселения был в понедельник. Нынче уже четверг, завтра первое сентября! О чем вы вообще думали? – театрально взмахнув руками, комендант общаги поворачивается ко мне пышным задом и продолжает как ни в чем не бывало наносить макияж.
Игнорируя меня, она демонстративно смотрит в зеркало над умывальником, пока переминаюсь на пороге ее крохотной каморки.
– И вообще! Я уже собиралась уходить, – женщина выразительно поглядывает на часы на запястье, а затем стреляет в меня взглядом сквозь зеркальное отражение, – у меня танцы. И конец рабочего дня!
– Регина Эдуардовна, ну неужели ничего нельзя сделать? – умоляю ее в сотый раз за эти несчастные пять минут. Нервно сжимаю ручку огромного чемодана, с которым приехала в Москву в свою новую студенческую жизнь. – Меня к вам Валентин Иванович отправил. Проректор по хозчасти. Сказал, что вы решите…
– Вот пусть вам Валентин Иванович и выделяет койко-место, раз такой умный. А у меня уже все забито вашим братом. Скоро общежитие по швам расползется, а он все шлёт и шлёт! Как душ починить на четвертом этаже, так сантехников прислать что-то не торопится ваш Валентин Иванович. Вот, если желаете, вас в душе и поселю, – громко щелкнув крышкой помады, женщина резко разворачивается ко мне и недовольно поджимает бордовые тонкие губы. – И я уже сказала – вы опоздали! Мест нет! Совсем! – разводит руки в стороны.
– Не могла я раньше, Регина Эдуардовна. Я на фестивале была, – чуть ли не хнычу.
Страшно! Куда мне теперь с этим чертовым чемоданом? Седьмой час вечера, я совсем одна в чужом огромном городе.
– Так и живите теперь на вашем фестивале. Я-то тут причем? – отмахивается комендантша, укладывая палетку теней в косметичку.
– Но Валентин Иванович сказал, что вам звонил и…
– Да что ж такое, а!? – фыркает женщина и снова бросает нетерпеливый взгляд на часы. Тяжко вздыхает и, пробормотав что-то себе под нос, идет к своему заваленному бумагами рабочему столу. Шумно листает блокнот с недовольным видом, ведет пальцем по какой-то ведомости. – Фамилия?! – рявкает.
– Зайцева, – отвечаю возбужденно, радуясь не большому, но все же успеху. – Зайцева Паулина. Валентин Иванович…
– Так, Зайцева, еще раз заикнетесь про Валентина Ивановича, и я вас точно отсюда выставлю. Вы меня поняли? – угрожающе хмурится коменда.
– Да, – в ответ энергично киваю я.
– Так… – женщина задумчиво водит взглядом по записям в блокноте. – Вот, да. Звонил он по поводу вас. Ну что ж… Пойдем. Только быстро! Опаздываю уже, – бормочет, захлопнув блокнот. Берет ключи из древней деревянной ячейки и, накинув шаль, выходит со мной из комнатушки.
– Поселю на втором этаже. В сто пятую. Там все девочки тоже новенькие, подружитесь. Переселить смогу только после сессии, когда первые оболтусы отсеются. До этого даже не подходи! У нас с этими ремонтами мест нет! До вашего этажа строители еще не добрались, но это вы благодарите вашего Валентина Ивановича. С душем аккуратней, лейки отлетают. Завтра подойдете и подпишите мне технику пожарной безопасности. Не забудь! Квитанции под роспись тоже у меня, – тараторит коменда, быстро отстукивая квадратными каблуками по потертому паркету.
Киваю на ее каждое слово, делая вид, что все усваиваю и понимаю, и с опаской озираюсь по сторонам, пока Регина Эдуардовна несется впереди меня к пожарной лестнице.
Объективно – здание…старое. И если снаружи оно очаровательно старинное, то внутри…просто мрак. Облупленные стены, обшарпанные полы, бесконечный тусклый коридор, почерневший от копоти времени потолок в пять метров, длинные лампы, вереница крашенных дверей по обе стороны, неработающий лифт.
Еще и пахнет заброшенной психбольницей.
Я, конечно, в психушке в реальности не была, но другие сравнения мой мозг отказывается подбирать.
Нервно сглатываю, чувствуя, как противно влажнеют ладони. Никогда не считала себя принцессой, но… после уютной, обустроенной трешки родителей в самом центре Новосибирска все это похоже на жуткий сон.
Ладно, прорвемся!
Подружусь с девчонками, куплю веселые занавески, расставлю милые вещицы… Глубоко вдохнув, натягиваю на губы улыбку, пытаясь хотя бы так себя взбодрить. И пыхтя тащу тяжеленный чемодан вверх на второй этаж по щербатым ступеням.
Преодолев лестницу, попадаем в точно такой же бесконечный коридор. Только стены здесь не желтые, а бледно-салатовые.
– Вот душ и туалеты – мужской и женский. Кухня в другом конце коридора. Прачечная в подвале, но лучше в химчистку сдавать, если знакомых местных нет. На все пять этажей, понятное дело, места в прачечной не хватает, – продолжает стрелять в меня пулеметной очередью слов Регина Эдуардовна, торопливо вышагивая по гулкому коридору.
– А душ? Тоже мужской и женский? – в легком ужасе уточняю я, сообразив, что все гигиенические удобства тут одни на целый этаж. А череде дверей, мимо которых мы проходим, конца и края не видно.
– А душ тут по четным и нечетным. По нечетным – для девочек, – невозмутимо сообщает мне коменда и резко тормозит около окрашенной коричневой двери с номером «105».
Стучит и сразу открывает, не дождавшись ответа, а я делаю над собой усилие, чтобы прошмыгнуть вслед за ней в комнату, а не развернуться и сбежать.
Переступив порог комнаты, я замираю с открытым ртом. Колесики чемодана глухо стукаются о линолеум, пока я заторможенно моргаю и медленно верчу головой в попытке принять окружающую меня реальность.
Понятно, что в комнате я буду проживать не одна, но к четырем двухъярусным кроватям, занимающим все пространство у заклеенных линялыми обоями стен, все-таки была не готова.
– Девушки, принимайте еще одну соседку! Полина, – звонко хлопает в ладоши Регина Эдуардовна, пока я жмусь на пороге, не желая заходить.
– Паулина, – поправляю женщину севшим голосом, наблюдая, как с узких кроватей лениво приподнимаются незнакомые девочки.
Смотрят враждебно. Как на врага. И я их прекрасно понимаю, ведь и без меня их тут семеро!
Я лихорадочно озираюсь, осматривая комнату: длинная, узкая, старые тяжелые занавески, двухъярусные кровати разделены тумбочками, шкафов нет. Их просто ставить здесь негде. У окна два больших стола по обе стороны с настольными лампами.
Это на всех?! А где расположить комп и другую оргтехнику?
Я веду блог и собираюсь учиться на журналиста, мне нормальный письменный стол жизненно необходим.
С больно бьющимся сердцем заканчиваю досмотр, заметив у входа по левую руку старинный рычащий, как раненый медведь, холодильник, а по правую – кухонный буфет времен моей прабабушки.
Ну не-е-ет… Нет!
– Ну что стоишь!? – поторапливает меня коменда. – Проходи, располагайся, а мне уже пора, – хватает меня за локоть и силком пытается затащить в эту жуткую казарму.
Упираюсь, стрельнув глазами в соседок, которые продолжают молча и без особого интереса за нами наблюдать.
– Регина Эдуардовна, мне не подходит. Может, есть еще какие-то варианты?! Я вас очень прошу! – шиплю тихо, отцепляя ее пальцы от своей руки.
У женщины округляются глаза.
– Девочка моя! Ты глуховата или туповата?! За хорошими местами надо было приезжать хотя бы неделю назад! Хотя бы! – трясет указательным пальцем у моего носа. – А сейчас ничем помочь не могу! Либо здесь, либо на улицу! Так что бери ключи и не выделывайся. Старшая по комнате – Василина, она все тебе покажет-расскажет, а я уже ушла. Жду завтра у себя после линейки, в документах распишешься. Все.
На этой громкой ноте Регина Эдуардовна огибает меня и мой чемодан и, махнув рукой на прощание, исчезает в дверном проеме.
Растерянно смотрю ей вслед. Не верю, что все это происходит со мной.
– Твое место у холодоса на втором ярусе, – говорит лениво одна из девчонок. – И на тумбочку замок купи, чтобы нам потом не предъявляла. Хозтовары тут через два дома.
– Ага, – невнятно бормочу, подхватываю чемодан и разворачиваюсь к выходу из комнаты.
– Что, поплакать сначала пошла? – девчонки за спиной ржут.
– Типа того, да, – захлопываю за собой дверь.
В коридоре, кроме стен и полов, ничего нет, и я не придумываю ничего лучше, как усесться прямо на ступеньки на лестнице. Мимо шныряют студенты вверх и вниз, но всем на меня абсолютно плевать.
Смахиваю блокировку с экрана телефона и зависаю, пытаясь придумать, как поступить.
Мне нужна помощь, но просить ее у родителей совсем не хочется. Они были против моего переезда в Москву. Особенно отец. Он предлагал остаться учиться в Новосибирске. Приехать в столицу – мое личное решение, и на тот момент оно казалось мне очень крутым и взрослым. Я поступила на бюджет сама. Сама подала заявку на общежитие и попросила родителей не присылать мне денег, убедив их в том, что вполне способна прожить на рекламе со своей странички.
И что теперь? Признать поражение в первый же день?
Денег на съемную квартиру у меня нет. Точнее есть, но тогда мне стоит отказаться от еды на ближайший месяц.
Поехать в гостиницу? А потом что? Да и во сколько мне обойдется номер в отеле в Москве?!
Вернуться в комнату и смириться?
Вот черт, я и правда не представляю, как буду жить в таких условиях: без компа, без шкафа, с душем через день и замком от соседок на тумбочке.
Это провал.
Сделав пару глубоких вдохов, решаюсь позвонить предкам, мысленно готовясь выслушать папино «я же говорил».
Повлажневшими пальцами выбираю нужный контакт.
Гудки…
– Пашка, привет! Ну ты как? Уже обустроилась? Всей семьей ждем видео – как там наша юная блогерша! Мать даже пирог испекла.
– Пап… – вздыхаю, жмурясь и растирая лоб от досады, – тут такое дело… Мне комнату дали на восемь человек, даже стола своего нет, туалет один на этаж, я… – всхлипываю от жалости к самой себе. Мысленно съеживаюсь, ожидая от отца моральной порки, которую я, конечно же, заслужила, потому что действительно надо было серьезней подойти к вопросу собственного жилья. Но вместо подробного объяснения, какая я безответственная, папа неожиданно бросает в трубку «понял, сейчас», а через минуту мне смской прилетает адрес моего очень дальнего родственника, которого я видела всего-то один раз лет пять назад, и приписка, что он с радостью готов меня разместить.

Глава 2.

Павел

Бля-я-я…
Отжимаю кнопку на рукоятке перфоратора.
Прислушиваюсь.
Настойчивый звонок в дверь сообщает, что мне не показалось.
Блять. Соседи.
Мне осталось снять всего-то один ряд старого кафеля в санузле.  Думал, прокатит и доделаю сегодня.
Не успел до семи вечера.
Эта плитка еще от застройщика. Ей чуть меньше полувека, потому был уверен, что стоит чихнуть – и отвалится. Хрен там. Перфоратор едва вывозит.
Под трезвонящий дверной звонок опускаю инструмент на бетонный пол, сбрасываю с рук строительные перчатки. Отираю вспотевшие ладони о грязные рабочие спортивки, на жопе которых дыра – неудачно зацепился за саморез, торчащий из дверной коробки.
Вчера снес на хрен дверь в туалет. Теперь как в поле. Сядешь…и видать из всех комнат.
Переступая через кучу строительного мусора и инструмента, матерюсь, когда мизинцем задеваю выставленное у входной двери ведро со сколом.
Бля-ять!
Шиплю, стиснув зубы, и тянусь к дверному замку.
Проворачиваю и толкаю дверь, предупреждая нервных соседей сразу на берегу:
– Я уже заканчиваю. Прошу проще… – не договариваю, глядя сверху вниз на незнакомую тощую девку.
Всех тревожных соседей за время ремонта я знаю, а эту впервые вижу.
Цепляюсь взглядом за огромный розовый чемодан за спиной незнакомки, и этот пластиковый монстр сбивает меня с толку окончательно.
Собираюсь спросить, какого хера ей надо на пороге моей квартиры, но не успеваю.
– Хм… – фыркает она, при этом совершенно не стесняясь ощупывать мой голый грязный торс своими наглыми глазами. Ее взгляд проезжается по моему обнаженному животу, подвисает на пару секунд на резинке трусов, торчащей над спущенными на бедра трениками. Закусив губу, мелкая заметно розовеет, а потом резко вскидывает глаза к моему охреневшему от такой беспардонности лицу, – а ты, смотрю, времени даром не терял. Дрожжами закидывался? Приветик! – лучезарно улыбнувшись, пытается шагнуть в мою хату прямо со своим трехэтажным чемоданом.
– Э-эй! Але, куда намылилась?! – преграждаю путь ей и ее чемодану.
– В смысле – куда? – натурально оскорбляется она.  – Я Паулина! – сообщает так, будто это все объясняет.
– Мм-м…пиздато, рад за тебя, – равнодушно бросаю. Глаза девчонки округляются. Не спорю, сейчас я не самый милый собеседник. Моему состоянию, в котором нахожусь последнюю неделю, есть точное определение – я заебаный. И голодный.  Я хочу жрать. И спать. – Это все? – демонстративно хватаюсь за дверную ручку с целью ее захлопнуть.
– Да что такое-то?! – в этот момент между ребром двери и откосом девчонка умудряется ловко впихнуть свой охрененно огромный чемодан. – Я Паулина, разве тебя не предупреждали обо мне? Папа сказал, что ты меня ждешь!
Она смотрит на меня так, будто мы и правда должны быть знакомы. Но это какой-то бред. Она явно не в себе, а у меня нет сил даже память напрячь, чтобы что-то там вспомнить.
Невежливо вытолкнув ее розовый чемодан обратно в подъезд, тяну дверь на себя и попутно сообщаю:
– Слушай, кажется, ты что-то путаешь. Я тебя не знаю, а разговаривать с незнакомцами мне не разрешают.
– Что? – успеваю услышать, прежде чем захлопнуть дверь.
Ковыляя обратно вглубь квартиры, чувствую, как тянет мизинец.
Меня бесит все. Оттого здоровой ногой пинаю мусорный пакет в тот момент, когда из распотрошенной ванной доносится рев моего телефона.
Отыскиваю его рядом с унитазом – единственное, что функционирует в санузле.
На экране Аленка, сестра*.
– Я звоню тебе уже два часа! Ты почему трубку не берешь? – обрушивается на меня шквал претензий, когда отвечаю на звонок.
– Взял же…– отвожу руку с телефоном от уха, чтобы не оглохнуть от громкого возбужденного дыхания старшей сестры. От нее всегда несет сногсшибающей экспрессией.
– Через два часа, – притыкает она.
– Дай мне, даа-ааай…! – даже на расстоянии от трубки мои перепонки взрываются от душераздирающего визжания крошки Кэт, моей четырехлетней племяшки.
– Тихо ты, – шикает на нее сестра. – Иди спать!
– Даа-ааай! – орет Кэт. – Пася! Пася-яяя!
– Господи, на! Успокойся только! – слышу бурчание сестры и какое-то копошение в трубке. – Поздоровайся и быстро спать!
– Пася, пивет! – ангельский тонкий голосок Кэтти заставляет меня улыбнуться. Будто не она сейчас верещала как сам дьявол.
– Привет, малышка. Почему не спишь?
Разница с Новосибом, где живет сестра с семьей, четыре часа. Там уже первый час ночи.
– Уома не дает, – ябедничает племяшка. – Мама гаваит, у него животик фсе уемя боит. Но он так оёт, так оёт! – жалуется Кэт. – Пася, у нас дом тлясился от его кыика, – доверительно шепчет она.
Голос Кэт приземляет. Успокаивает. Она единственная женщина, кому я добровольно вручил возможность вить из меня веревки.  Четыре месяца назад у Алены и Вани родился пацан. Я больше всех этому радовался. Просто еще одну такую Кэт я не потяну. Своего племяша Романа я видел в июле, когда приезжал в Новосиб в гости к родне. Ему было всего три месяца, но он уже тогда был похож на Ивана. Может, у них с сестрой так задумано, но от нашей, Волковской, породы там ни хрена… Даже обидно.
– Ой, ну начинается. Все, ябеда, иди и ложись спать, – в трубке возникает Алена быстрее, чем успеваю посочувствовать своей любимке-племяшке. – Паш, я че звоню-то. Там к тебе Паша должна приехать. Ты, будь добр, девочку…
– Ален, повтори? – перебиваю сестру. – Я не понял. Кто ко мне должен приехать?
Смутно-тревожное предчувствие подкатывает к горлу. Интуитивно оборачиваюсь и кошусь на входную дверь.
– Ну Паша. Паулина. Забыл, что ли? Дочка Ванькиного брата. Ой, ну Паш, серьезно не помнишь?
Перед глазами всплывает образ худой угловатой девчонки с сеном вместо волос на башке, черными жирными стрелками на пол-лица и наглыми серыми глазами.
– Ну помню…была там какая-то…мелкая…– отвечаю размыто.
– Это когда было?! Ей уже восемнадцать, Паш. Она в Москву поступила. Сама. Умница такая. Хорошая девочка. Так вот, приехала в общежитие, а там какая-то проблема. Я толком сама не поняла. У нас время позднее, сам знаешь, завтра все нормально у Ваньки узнаю. А ты, Паш, приюти девочку, пока с общагой не разберется…
– Ален, ты серьезно? – вскипаю я, снова перебивая сестру.  – У меня ремонт! Я куда ее класть буду? В чугунную ванну?
Которой и того нет. Алкашам косарь дал, чтобы ее вытащили из дома. Они ее на цветмет сдали.
– В смысле ремонт? Ты же мне пару дней назад сказал, что все закончил, – железобетонно аргументирует Алена.
И не поспоришь, блть.
Потому что…говорил, да. Напиздел точнее.
Я бы закончил пару дней назад, если бы не сам его делал, а как планировал – нанял бригаду. А у меня тачка, блять, полетела. Все, что должен был ремонтникам заплатить, вбухал в ремонт своего субарика.
Аленке не сказал. Эта же сразу деньги начнет совать, суетиться. Пришлось врать.
– Ну там…по-мелочи осталось, – откашливаюсь и обвожу хату взглядом.
Ну да. По-мелочи.
Всего-то гостиная и совмещенный санузел. Полквартиры в хлам.
– Тем более, – тут же воодушевляется сестренка, – вот и отдай девочке мою комнату. Родственники как-никак.
Прикусываю себе язык, чтобы не ляпнуть, что в ее комнате сейчас живу я. Она хотя бы четыре года назад после учиненного мною пожара ремонтировалась, а моя комната последний раз ремонт видела в своих снах.
– Ой, Паш, – охает сестра раньше, чем успеваю придумать, как отмазаться, – Ромка плачет. Короче, там к тебе Пашка приехать должна. Ваня дал ей твой адрес. Все, побежала. Давай, – отключается до того, как собираюсь протестовать матом.
Ну спасибо, зятек, удружил.
Пялюсь на погасший экран. А потом на дверь, решая, что теперь делать со свалившейся мне на голову родственницей. И от внезапно промелькнувшей мысли весь покрываюсь холодным потом.
Блять.
Если эта наглая мелочь потеряется вместе со своим чемоданом, сестра за нее мне оба яйца оторвет.

*Алена Волкова – главная героиня романа «Хочу от вас ребенка, доктор Зайцев»

Глава 3.

Павел

Распахиваю входную дверь, искренне надеясь, что нежданная гостья не свалила.
Не свалила.
Сидит. На своем чемодане и пялится в экран телефона, демонстративно игнорируя мое появление.
Страх за родную мошонку немного отпускает, но тут же накатывает глухое раздражение из-за будущих неудобств.
Дядя Вася не мог снять ей квартиру, что ли? Вроде не побираются…
Новоявленная «родственница» молча косится на меня, бросает короткие взгляды исподлобья, обещающие мне плевки в утренний кофе.
Складываю руки на груди и, пока молчит, осматриваю ее, снова убеждаясь в том, что эта версия и та, которую смутно помню, ничего не имеют общего между собой. Кроме карликового роста, серых наглых глаз и ядовитого языка. И… да, сисек как не было, так и не появилось. Но в целом…она ничего такая, даже несмотря на унылую гладь в районе груди. Острый носик, шоколадная густая копна до лопаток, губы капризным бантиком, немного раскосые хитрые глаза, тонкие черты лица… Как хищный зверек.
Зайцева. Ну эта – точно не пугливая зайка, скорее какая-нибудь куница.  Или ласка. Мелкая, интересная, но кусачая, зараза.
– Че? – вскидывает голову она и награждает меня убийственным взглядом.
– Паулина, значит…– хмыкаю я, на что «родственница» картинно закатывает глаза.
– Проехали…– вызывающе-обиженно фыркает.
– А-а, ну если так, то отлично. Я уговаривать тебя не собираюсь. Захочешь, придешь, – раздраженно бросаю, прежде чем зайти в хату и с размаху захлопнуть за собой дверь.
Бесит.
Выделывается еще.
У меня бабские обиды в кишках сидят. Сониных выебонов хватает.
Иду в ванную. Бурча невнятные маты под нос, собираю инвентарь. С ремонтом на сегодня в любом случае покончено. Время позднее, строительные работы уже проводить нельзя, а все мысли – за дверью с мелкой грызуньей.
Если уж не ушла до этого, и сейчас никуда не денется – придет, и мне даже интересно – насколько хватит ее оскорбленной гордости?! Мысленно ставлю на полчаса, покосившись на экран телефона и засекая время.
И все же…нет. Максимум пять минут – и прибежит с поджатым хвостом. Куда она рванет ночью с чемоданом?
Начинаю про себя отсчет, представляя, какую скорбную моську состроит эта бешеная ласка, когда заскребется в мою дверь. Готовлюсь быть великодушным и не сильно ее унижать. Только, чтобы знала, кто в доме хозяин. В мире дикой природы по-другому нельзя.
А она гордая… До сих пор характер показывает – не звонит в дверь. Ну окей, я тоже упертый. И пока сражаемся в упрямстве, я открываю холодильник с мыслью – что бы такого сожрать: майонез, пять яиц и два огромных кабачка, занесенных соседкой. Не густо.
Мой желудок жалобно ворчит, а мозг лихорадочно подсчитывает, есть ли лишние деньги на пиццу.
Интересно, эта гордячка умеет готовить?
Нахожу в морозилке пельмени – отлично! Ставлю воду. Пока смотрю, как закипает, засовываю руки в задние карманы треников и раздраженно матерюсь, нащупав сзади забытую дырку в тот момент, когда раздается дверной звонок.
Бля-я-я…
Растерянно верчу головой, раздумывая куда идти – сразу к входной двери или сначала в спальню, чтобы переодеться. Побеждает желание не выглядеть лохом с дырой на заднице. Стартую в комнату под нескончаемую трель звонка. Будто в общество глухих пытается достучаться.
Стянув треники, я буквально запрыгиваю в валяющиеся на кровати джинсы, хватаю со стула первую попавшуюся футболку. Напяливаю ее, уже подходя к двери.
Выдыхаю. Делаю максимально суровое лицо – не помешает в данных обстоятельствах.
Проворачиваю замок, и трель звонка тут же обрывается. Воцаряется тревожная тишина. Нажимаю на дверную ручку, начинаю открывать дверь и…бля…ширинка.
Я резко дергаю собачку молнии вверх, пока «родственница» не успела показаться в дверном проеме, и сгибаюсь пополам, чувствуя, что только что, похоже, сам себе сделал обрезание.
Твою ма-а-ать! Это не просто больно…Это…Мммм…
Дыхание спирает, лицо багровеет, из глаз брызжут слезы, застилая мир вокруг плотной пеленой, сквозь которую вижу мелкий женский силуэт, шагающий в мою квартиру и тянущий за собой чемодан.
– Э-эй, ты что? Плачешь? – озадаченно охает Паулина. – Из-за меня?! Да не переживай ты так. Я только переночую и завтра свалю, – взмахивает пакетом, из которого тянет чем-то аппетитным.
– Класс, – скуля, показываю девчонке большой палец вверх и с трудом разгибаюсь.
Херовый знак. Я, конечно, не суеверный, но с этой бешеной лаской надо быть поаккуратнее, чтобы в самом деле ничего мне не прищемила при совместном проживании.

Глава 4.
Паулина

Сделав пару шагов внутрь квартиры, я резко останавливаюсь и смотрю вниз. Под ногами скрипит…мусор, какие-то мелкие кирпичи и черт знает что еще.
В нос бьет специфический запах, похожий на бетон и запах краски. Даже аромат пирожков, за которыми сгоняла в пекарню на первом этаже дома, не спасает.
Морщусь.
– Что здесь происходит? – спрашиваю, не оборачиваясь.
Я смотрю вперед. В комнату…без двери, проем которой загораживает стремянка, испачканная краской.
– Ремонт, – неохотно доносится сзади сдавленным голосом.
– Мм-м…круто, – отзываюсь я.
– Ага. Круто, когда сидишь и смотришь, как его делают другие, а не ты сам. Шагай давай, – подталкивает меня в спину хозяин этого разгрома в тот момент, когда собираюсь уточнить о причине ремонта. Не пожар ли? Но все же решаю смолчать. Иначе точно ночевать буду на улице.
Вместо этого спрашиваю:
– Шагать прямо в обуви?
Оборачиваюсь, и мне приходится запрокинуть голову. Волков стоит очень близко ко мне, и он очень высокий. Разница в росте между нами пугающая. Он и четыре года назад не был хлюпиком, а сейчас – он нависает надо мной угрожающей горой.
– А ты у себя дома в уличной обуви ходишь?
– Нет, – отвечаю очевидное я.
– В моем доме такие же правила, – бурчит он и, протиснувшись мимо меня вдоль стены, проходит вперед.
«В моем доме…» – передразниваю в своих мыслях его же тоном.
– У меня нет с собой тапочек. А носки у меня белые! – кричу ему в спину.
– Твои проблемы, – не поворачиваясь ко мне, бросает через плечо и скрывается из вида.
Придурок.
Снимаю балетки. Шарю взглядом по полу, выискивая место, куда можно их пристроить.  Ставлю в обувницу, потеснив что-то совершенно гигантское.  Это мужские кроссовки. Двумя пальцами беру один из них, размером с мою ногу. Не стопу. А именно ногу от начала бедра до щиколотки. Переворачиваю и смотрю на подошву. Сорок шестой. Обалдеть. Такие разве бывают?
Ставлю лыжу на место. Подумав, двигаю свои дюймовочкины башмачки до тех пор, пока обувь великана не выпадает из полки. Так-то лучше!
Аккуратно ступая по грязному полу, внутри себя оплакиваю новую пару носков. С трудом тяну за собой чемодан.
Чурбан! Мог бы и помочь.
Как было туго с мозгами, так и осталось. Хотя…у меня тоже за эти годы грудь не выросла. Видела, как этот безмозговый приглядывался, будто выискивал. Да, под футболкой у меня плоско, но жить с этим можно, а без мозгов? Это же мрак.
– Эй! – кричу оглобле, орудующему в кухне. – А где будет моя комната?
Через пару секунд из-за угла появляется его недовольная физиономия, после все остальное.
Идет на меня с пачкой замороженных пельменей.
Чего это он? Драться будет?
Приосаниваюсь, сжимая в руке пакет с пирожками. Хорошо, что есть чем отбиваться.
Волков подходит близко, встает так, что снова приходится запрокинуть голову.
– Выбирай, – машет рукой с пельменями в сторону кухни, – можешь лечь там. Или здесь, – поворачивается влево, а я прослеживаю за его взглядом, и мое сердце перестает биться.
– Это что, ванная?
– Ага, – усмехается Волков.
– А где дверь? Где сама ванна?
– Вон тот тазик, – кивает на красный пластиковый таз, припорошенный строительной пылью, – типа ванна. А дверь…ну извини, я живу тут один, и у меня ремонт, – разводит руки в стороны он.
Боже…это ведь хуже, чем в общаге. В носу начинает предательски щипать. Шмыгаю им, прогоняя подкатывающую панику. Взгляд зависает на фаянсовом унитазе, расположенном ровно напротив дверного проема. Дверного проема без двери!
Так, об этом я подумаю позже…
– А комната? – с надеждой оборачиваюсь на одно единственное, похожее на жилое помещение.
– А там живу я, – самодовольно пожимает плечами.
Прекрасно. Просто замечательно.
Обреченно падаю задницей на чемодан.
Это провал. Фиаско.
Я преодолела половину Москвы, чтобы умываться из тазика? И ходить в туалет практически в коридоре?
В общаге хоть душ с действующей дверью по нечетным, а здесь… Здесь этот неадекват с пельменями, взирающий на меня с высоты птичьего полета.
– Я завтра утром уйду, – сообщаю, задрав подбородок.
Я бы и сегодня это сделала, если бы не приближающаяся ночь. Ну куда я в самом деле с чемоданом на ночь глядя?
Завтра позвоню папе…Хотя нет.
Никому я звонить не буду. Я сама приняла решение поступить в Москву, сама же и поступила, а значит и решать свои проблемы буду сама.
– А, ну смотри, дело твое, – будто бы с облегчением отзывается Волков, как если бы только этого и ждал – чтобы я поскорее свалила отсюда. – Хавать хочешь? – неожиданно интересуется и косится на мои пирожки.
Спрашивает еще! Уже и не помню, когда последний раз во мне была еда. Кажется, вчера.
Задумываюсь, прежде чем ответить.
С какой целью он спросил?
Посягает на мои пирожки? Предлагает свои пельмени? Или, может, хочет, чтобы я сварганила ему ужин? Да не в жизнь!
– Как там тебя? Паулина, кажется? Что-то туго ты соображаешь. Я. Спросил…– он наклоняется ко мне и с расстановкой чеканит каждое слово по отдельности: – хавать. Хочешь?
Как для слабоумной, прости, Господи.
– Я не тупая, – огрызаюсь в ответ. – И не обязательно называть меня полным именем. Можешь звать меня Пашей.
Ненавижу свое полное имя. Терпеть его не могу! И самое интересное, что в семье никто не признается, кому пришла идея меня так именовать.
– Э-ээ, нет, – Волков выставляет прямо у моего носа свой длинный указательный палец, – в этом доме есть только один Паша. Сечешь кто? – предупреждает высокомерным тоном.
Закатываю глаза.
Домострой на лицо. Ясна-панятна.
Трехэтажное эго.
– Тогда Лина. Или на Лину тоже претендуешь? – прикусив губу, спрашиваю, глядя ему в глаза.
Смерив меня неприязненным прищуром, Волков фыркает, после чего, скрипя резиновыми тапочками по грязному полу и бурча себе под нос что-то нечленораздельное, скрывается в кухне.
Довольно улыбаюсь. Так тебе, несносный грубиян!
– Паша-ааа! – кричу, игриво протягивая последнюю гласную. – Я буду хавать! – и сдерживаю в себе хохот, чтобы не рассмеяться вслух.

Глава 5.

Паулина

Пройдя на кухню, впервые за этот безумный день оказываюсь на островке нормального домашнего уюта. Здесь не снесены стены, не хрустит под ногами битая плитка и мебель не покрыта серым слоем строительной пыли.
Белый кухонный гарнитур со столешницами под дерево, небольшой круглый стол у окна, практичные бежевые жалюзи на окнах, картина с лавандовым полем на стене, обои в мелкий цветочек.
Пялюсь на этот «цветочек» и только сейчас осознаю, что я настолько измотана, что хочется рыдать. Плюхаюсь на ближайший стул как подкошенная, на секунду прикрываю глаза, слушая, как гудят собственные ноги.
Боже, сейчас впихну в себя пару пирожков и вырублюсь прямо тут!
– Эй, Павлентий, не спать, – хмыкает мой жуткий «родственник», который, судя по звукам, закидывает пельмени в кипящую воду. – С меня пельмени, с тебя пирожки, договор?
– Сам жри свои пельмени. И Павлентий тут у нас один. Сечешь кто? – устало бормочу, возвращая грубияну его же реплику.
Нехотя открываю глаза и демонстративно водружаю на стол пакет с еще теплыми пирожками. Их аппетитный аромат сразу плывет по всей кухне, будоража рецепторы. Во рту мгновенно начинает скапливаться слюна, в животе предвкушающе урчит…
И похоже не только у меня.  Потому что Волков мигом занимает стул напротив и сует свое любопытное жало в мой пакет с выпечкой.
– Знаешь, Лина, – с издевкой выделяет интонацией мое имя, – учитывая, что хозяин здесь я, тебе было бы логичней сменить стиль общения, – стреляет в меня наглым взглядом и… выхватывает пирожок! А у меня, между прочим, все подсчитано! На сегодня и на завтрак.  А дальше я отсюда свалю!
– Э-э-й! – Только и успеваю крикнуть, привстав со стула, как этот нахал уже вовсю жует мой строго нормированный ужин!
На автомате тянусь за пирожком, но получаю по рукам. Он совсем офигел, что ли?!
– Это взнос за проживание, – подмигивает мне Волков в ответ на мой бешеный взгляд. – М-м-м, с луком и яйцом…норм! А еще с чем есть?
Снова тычется своей офигевшей мордой в пакет, который я в последний момент успеваю схватить и прижать к себе как родного.
– С люлями еще есть, – шиплю, стараясь не орать от праведного гнева, – любишь такие?
Волков на мое щедрое предложение лениво подпирает щеку кулаком и обводит меня красноречивым взглядом.
С вызовом смотрю в ответ. И невольно замечаю, что цвет глаз у него интересный – не голубой и не зеленый, а скорее… Наверное, он называется цветом морской волны. Необычный. В его глаза хочется смотреть… Если не задумываться, конечно, кому эти глаза принадлежат!
– Не уверен, что тебе, мелочь, хватит сил мне с люлями приготовить, – расплывается в снисходительной улыбке. – У тебя вес сколько? Разрешают уже без бустера ездить?
– Не переживай, до твоего «лука с яйцом» дотянусь! – огрызаюсь, вставая со стула и прижимая к себе пакет с вожделенными пирожками. –  Слушай, Волков, я бы поболтала, честно, но я дико устала и хочу спать. И в туалет тоже хочу. И умыться. Так что покажи, где мне можно лечь, и давай в ванной хотя бы какую-нибудь занавеску повесим. Или плед. У тебя же есть? Только на сегодня. А завтра я свалю, и можешь дальше сидеть на толчке, любуясь коридором, сколько влезет. Ок?
Паша откидывается затылком на стену, обклеенную веселыми обоями в цветочек. Лицо его становится серьезным и даже капельку задумчивым. Пальцы выбивают дробь по столешнице.
– Так и быть, подержу простынку, пока ты будешь делать свои мокрые делишки, – хмыкает с весельем во взгляде.
– Что? – от возмущения мои глаза округляются.
– Да, ладно, шучу я, – лениво поглядывает на меня он.
– Ах, это была шутка? Ну тогда продолжай! – фыркаю, скривив лицо так, будто меня сейчас стошнит. Да уж, его остроумие прямо как два пальца.  Также вызывает рвоту.
Губы парня лениво растягиваются в улыбке. Ну слава яйцам, шутит плохо, но хотя бы юмор понимает.
– Ладно, Павлинка, заново давай. Что-то не с того мы начали, – выразительно кивает на стул, с которого я подскочила. –  Садись уже, не дрейфь. Не буду я твои пирожки хавать. Сади-и-ись! –  тянет.
– Ли-на!  – напоминаю ему. Еще и с памятью беда. Кошмар.
Помедлив, я все же подчиняюсь. С опаской возвращаю пакет с выпечкой на стол. Пашка плотоядно на него косится, сглатывает, заметно дергая кадыком, но не берет. Переводит голодный взгляд на меня.
– Положить мне тебя негде кроме кухни. Давай поедим, и я надувной матрас сюда притащу. Или можешь в спальне моей на полу…
– Нет! Кухня – отлично! Устраивает, – мотаю головой, отказываясь от перспективы ночевать с «родственником» в одной комнате.
– Супер. А занавеску сейчас прибью, только за пельменями последи, ок?
– Ок, – устав препираться, киваю.
Паша уходит вешать в туалет занавеску, а я на ватных ногах плетусь к конфорке. Запах бульона щекочет ноздри, пельмени медленно всплывают. Слышу, как Волков, матерясь, прибивает гвозди, от души колотя молотком.  И становится…немного стыдно. Так накинулась на него. За что?
Меня человек без вопросов ночевать пустил, а я слила на него все накопленное за день раздражение. По сути, ни за что. Со мной часто такое бывает.  Вначале вспылю, наору, поругаюсь, а потом становится мучительно неловко. Мама говорит, это потому, что я огненный знак. Папа утверждает, что дело не в гороскопе, а в отсутствии ремня в моем воспитании. Но в любом случае…
– Па-а-аш! – ору своему «родственнику» в коридор.
– А? – тотчас отзывается он.
– Там еще с ливером есть. Будешь? И с картошкой!

Глава 6.

Паулина
После нашей перепалки на кухне воцаряется давящая атмосфера. Возникшую неловкость можно потрогать рукой, просто сжав в воздухе пальцы, но…похоже, это лишь мои ощущения, потому что Паша лениво разваливается на стуле напротив и устремляет на меня прямой изучающий взгляд.
Я под этим взглядом теряюсь, хоть и хотела пойти на мировую и выдавить из себя что-то типа «извини», но это невозможно сделать, когда на тебя смотрят вот так – со снисходительным предвкушением. Поэтому…обойдется! Моих пирожков будет достаточно в качестве извинения.
Молча нахожу в кухонном шкафу две тарелки и раскладываю на них сварившиеся пельмени.
– И куда поступила? – прилетает вопрос с ленцой от следящего за мной Волкова.
Медлю с ответом, разыскивая в холодильнике сметану. Бесполезно, только майонез. Кидаю его на стол. Называю свой ВУЗ не без гордости, пока достаю вилки.
– Серьезно? И я там учусь, – хмыкает Паша. – Прикольно. И на кого? – уточняет не без удивления. Я тоже крайне удивлена. Надо же, какое совпадение.
– На журналиста. А ты? – сажусь за стол напротив него.
Волков в момент меняется в лице. Кажется, даже матерится себе под нос, откинувшись на спинку стула и сложив руки на груди.
– Понятно. Звездой эфира будешь, я понял, – с плохо скрываемым веселым пренебрежением фыркает Паша, отчего у меня снова медленно начинает идти пар из ушей.
Ненавижу. Когда. Обесценивают. Мои. Мечты!
– Да, буду. Можешь не сомневаться, – вздернув подбородок, тяжело смотрю на него исподлобья, – я уже сейчас блогер с несколькими тысячами подписчиков, – сообщаю.
Волков слегка удивленно выгибает бровь и осматривает меня ощупывающим взглядом, будто до этого не разглядел.
– И что за контент? Титьки? Хотя…не. Не твой вариант. Тогда ПП, наверное, йога, как быть в потоке и вот эта вся мутота? – растягивает губы в улыбке, словно удачно пошутил.
Я багровею. Если я сейчас и в потоке, то в том, который способен снести Волкова мощным напором моего раздражения из этой кухни, да и вообще с планеты Земля.
– А ты, смотрю, у нас слегка дремучий, да? – ласково тяну. – Если и поток, то только после селедки с кефиром.
– Я «рациональный», женщина, – фыркает этот мужлан и берет из моего пакета еще один пирожок. Это при том, что там всего два осталось, а к своим несчастным пельменями он даже не притронулся!
– Ну и на кого же учится наш рациональный? – шиплю, хватая предпоследний пирожок.
– На автоматизации производства.
– И кем будешь? – уточняю, потому что мне это словосочетание ровно ни о чем не говорит.
Пашка беспечно пожимает своими широченными плечами, активно жуя.
– Без понятия. Буду человеком с высшим котирующимся образованием.
– Пфф! – я так довольна его ответом, что даже не думаю скрывать злорадство. – То есть ты смеешься над тем, что я точно знаю, чего хочу и стремлюсь к этому, а сам, заканчивая универ, вообще без понятия на кого учишься?! Шикарно, че! – подмигнув, показываю ему два больших пальца вверх.
Мой укол достигает цели, потому что с Пашиного лица слетает нахальная ухмылка. Он поджимает губы в тонкую недовольную линию, сверкает на меня потемневшими глазами. Горбится, ставя локти на стол и подаваясь ко мне ближе.
– Я прекрасно знаю, чего хочу. Оставь при себе свои выводы, – вкрадчиво сообщает он.
– И чего? – хмыкаю я.
– А не твое мелкое дело, грызунья, – снова лениво улыбается.
– А можно обойтись без этих дурацких прозвищ?! – вспыхиваю я, понимая, что он опять меня вывел и на этот раз уже окончательно! – Я Лина! Ли-и-ина! Всего-то четыре буквы! – растопыриваю пальцы перед его лицом. – Неужели так сложно запомнить? Как ты доучился до последнего курса вообще?!
– Ли-и-на, – тянет вслед за мной Паша, перекатывая каждый звук на языке, – не, херня… – и достает из кармана джинсов телефон. Активно водит пальцем по экрану, увлеченно в нем что-то выискивая.
Придурок…
Наблюдая за ним, отправляю в рот первый пельмень. Пашка склонил голову над дисплеем, при этом у него кудрявый чуб упал на лоб. Мои пальцы зудят от того, как хочется убрать этот непослушный локон. На вид блестящий и мягкий…
Эх, не был бы таким придурком – мог бы с людьми работать, в рекламе сниматься! С такой-то внешностью! Но увы, с коммуникацией у моего «родственничка», очевидно, полный провал! Его только на льдину – медведей считать и еду с вертолета раз в год сбрасывать.
Опускаю глаза в свою тарелку и подцепляю второй пельмень.
– Так! – внезапно вопит Паша, а затем зачитывает нараспев: – Павлинчик, Паули, Паня, Пуша…
Вскидываю глаза и снова смотрю на Волкова, в одной руке которого мой завтрашний завтрак – последний пирожок с картошкой, а во второй – телефон.
– Подыскиваешь себе прозвище? – уточняю у него.
– Смотрю варианты сокращенных имен для Паулины, – отзывается он. – О! Пуня! Как тебе Пуня? – отлипает от дисплея и с хитрецой зыркает на меня.
Я завтра уеду. Завтра уеду!
Мысленно повторяю, как мантру, успокаивая себя.
– Ли-на! Я Лина, – повторяю для особо одаренных, наставляя на Волкова вилку с нанизанным на нее пельменем.
– Тебе не идет. А вот Пуня…– приценивается, – звучит!
– Идиот, – бормочу себе под нос я, но этот…вроде не Зайцев, а слышит отменно.
– Эй! Ты сейчас назвала идиотом того, чьи пельмени схавала практически в одиночку?
Что? Да я всего-то пару штук съела.
– Эй, это говорит тот, кто сожрал все мои пирожки? – перехожу на высокие частоты. Я едва один успела урвать и тот еще не доела. – Спасибо за ужин, – вскакиваю со стула. Все, аппетит напрочь пропал. Сейчас умоюсь, лягу спать и покончу с этим бесконечным днем. А завтра распрощаюсь с хамлом, который сидит напротив и закладывает в рот кончик последнего пирожка. – Приятного аппетита! – желаю сквозь зубы тоном, похожим на «чтоб ты подавился!».
Раздражение на этого осла валит из меня изо всех щелей. Даже подогнанные им Аленкины домашние тапочки не спасают.
Я зла!
Выхожу из-за стола. Гордо вытягиваю ручку чемодана и, скрипя колесиками по строительному мусору, следую в одну единственную жилую комнату. Здесь очень мило. Только пыльно немного. Но в целом порядок и уютно, даже огромный фикус на подоконнике каким-то образом выжил у этого беспамятного.
Достаю из чемодана полотенце, домашние шорты и майку. Все мятое, зато чистое.
Прижав вещи к себе, юркаю в ванную. Задергиваю занавеску.
По бокам до стен огромные щели. Но я надеюсь, у Волкова хватит ума не подглядывать.
Кручу головой по сторонам, подыскивая место, куда можно было бы повесить или положить свои вещи. Но, кроме унитаза, торчащего водяного шланга и таза, тут ничего нет.
Вообще без вариантов.
Брезгливо укладываю вещички на сливной унитазный бачок. Жесть. Просто зашквар.
Быстро сбрасываю с себя несвежие верхние вещи, снимаю нижнее белье и натягиваю на голое тело майку и шорты.
Я хочу в душ. Очень сильно хочу в душ. Мое тело скукоживается под тканью, но все, что я могу сейчас себе позволить – умыть лицо, шею и ступни, которые гудят как товарняк.
Пробую провернуть вентиль.
Ни фига. Наседаю на него двумя руками и тут же взвизгиваю, когда струя ледяной воды из шланга бьет мне прямо в лицо.
Я ору так, что себя оглушаю, пока водяной поток хлещет мне по щекам.
– О, блять! – неожиданно Волков пихает меня в сторону, стараясь выхватить из моих рук шланг. – Сюда дай! Вцепилась, блять!
Я стою в луже. По мне стекает вода. Я вся будто вылезла из бассейна, в который нырнула с головой.
Заторможено хлопаю мокрыми ресницами, когда смотрю на чертыхающегося Волкова:
– Резьбу сорвала. Ты че с ним тут делала? – он поворачивается ко мне и расстреливает меня яростным взглядом.
– Я… просто повернула. Он… он не поддавался…Я надавила и…– развожу руки в стороны. Стараюсь не мямлить, а говорить уверенно. Это не я виновата! И никто не виноват в том, что у Волкова даже кран такой же, как он сам – с придурью!
– Надавила она…– рычит волком. – С ним надо нежно. Как с мужиком.
– С кем?
– С вентилем.
Э… а в чем логика?
– Ну вентиль! Мужской род, але, – уточняет как для слабоумной.
Аа-а… ну да. О такую логику и порезаться можно.
Демонстративно закатываю глаза, складывая руки на мокрой груди, а когда возвращаю взгляд Волкову, замечаю странное молчание. Он молчит и не двигается словно его отключили. Кошусь на него, подмечая непонятное сосредоточенно-мечтательное выражение лица.
Отслеживаю путь застывшего Пашиного взгляда. И захлебываюсь возмущением, понимая, что он в открытую пялится на мои соски, от холода пытающиеся прорвать острыми вершинами насквозь мокрую белую майку.

Глава 7.
Павел

Мои босые ступни стоят в ледяной луже, футболка противно липнет к торсу и с челки капает вода. По всем адекватным параметрам я должен дрожать от холода после такого душа, но горячая волна от вида стоящей напротив девчонки, прокатившаяся по телу, дает противоположный эффект – мне жарко. Воздух в моей раздолбанной ванной мгновенно густеет и парит как в натопленной сибирской бане.
Потому что Грызунья…она…
Бля…
Ей слишком идет быть такой – мокрой насквозь. С облепившей маленькую высокую грудь белой майкой, ставшей настолько прозрачной, что мне не приходится догадываться о цвете ее острых девичьих сосков.  В микроскопических шортах, не скрывающих смуглые стройные ноги с выраженной икроножной мышцей и тонкими щиколотками. С широко распахнутыми серыми глазами, отчего они кажутся загадочно раскосыми. С приоткрытыми капризными губами бантиком, которые выглядят как приглашение.
Она вся выглядит как приглашение, потому что и не думает прикрыть свою чертову почти голую грудь, хотя видит, как я на нее пялюсь. Стоит и ошарашенно смотрит на меня глазами, в которых зрачки медленно становятся шире, словно гипнотизируя. Если это не отклик, то я ни хрена не разбираюсь в женских реакциях, но мои собственные реакции примитивны, когда вижу, как она взглядом ощупывает мое тело. В голову тут же ударяет безбашенная дурь, в крови закипают тупые инстинкты и метеором пронесшаяся мысль о спонтанном сексе с этой врединой сбивает дыхание. В паху болезненно тянет, принуждая к действиям, и я одним широким шагом сокращаю расстояние между нами до ничтожного минимума.
У Лины округляются глаза, когда моя мокрая футболка впечатывается в ее. С губ бантиком срывается сдавленное «О-о-о», что звучит дико многообещающе. Почти так же многообещающее, как чувствовать, как мне в грудь впиваются ее твердые соски, а теплое девчачье дыхание оседает на моей шее в районе кадыка.

На автомате беру Зайцеву в охапку, впечатывая в себя и успев впечатлиться ее тонкостью, и, склонившись, жадно накрываю приоткрытые губы своим ртом.

У девчонки податливые, нежные губы с привкусом ягодной жвачки из детства. «Девочка бабл-гам» – звучит в голове, заставляя внутренне улыбнуться.
Толкаю язык во влажную горячую глубину рта, обхватывая пятерней ее затылок, зарываюсь пальцами в тяжелые намокшие волосы.
В паху настойчиво свербит, и я прижимаюсь к ее мокрым шортам бедрами, чтобы девочка ощутила мой фундаментальный стояк и желательно потрогала.
В башке происходит микровзрыв, от его шума не врубаюсь, что вообще происходит, и не разбираю невразумительного мычания Лины, пока трепыхается в моих руках.
Усиливаю напор, пожирая ее рот так, что она чудом не ломается в пояснице. Отпускаю ее затылок и перехватываю маленькую грудь, так удобно исчезающую в моей пятерне. В центр ладони, щекоча, упирается дерзкий сосок. Сжимаю, тискаю.
Дергаю вверх на девочке мокрую майку и отлипаю от ее губ, собираясь спуститься ниже, как в скулу с размаху прилетает звонкий удар. Отшатываюсь, слегка теряя равновесие. Левая щека горит огнем. Машинально почесываю ее, фокусируя на Лине поплывший взгляд.
– Ты охренела?! – рычу на нее я.
– Я?! – задыхаясь от возмущения, пучит глаза девчонка. – Я?!!! Это я-то охренела?! – тычет пальчиком в свою мокрую грудь, отчего снова привлекает мое внимание к ней. – А может, это ты охренел?! – ее тонкий пальчик больно упирается мне в грудь и ритмично давит в одну точку. – Брати-и-ик… – тянет с издевкой.
– Какой я тебе братик, блять?  – раздраженно отпихиваю от себя ее руку.
Настроение скатывается в минуса, влияя на мое восприятие действительности. Сразу все бесит. Яйца ноют, член не желает ложиться.
На хрен я вообще к ней полез?
Помутнение какое-то…
– Ты…ты бессовестный! – бьет децибелами по моим ушам Грызунья и крепко обнимает себя руками, закрывая от моих глаз свою мокрую грудь, отчего сразу становится проще думать и легче дышать.
– Не психуй. Так орешь, будто я тебя сифилисом заразил. Ниче не случилось, расслабься.
– Ничего не случилось? – Лина округляет глаза. – Да ты… – задыхается, судорожно глотая слова, – да я… Да пошел ты!
– Ага, щас пойду, а ты постарайся больше ничего не сломать! И пол вытри! Если к соседям потечет, сама платить будешь! Справишься? Ничего не разнесешь?!
Встречаюсь с ней глазами, пока все это говорю. Ее взгляд взбешенный и мечет в меня молнии. Так-то и я тоже не взводе, потому что, блять, теперь у меня есть воспоминания о том, какой вкус у ее губ, какой горячий мокрый рот внутри и как офигенно твердый сосок тычется мне в ладонь. И это…мешает, но я уверен, что скоро пройдет.
Получив от нее кивок и приглашение пойти на хер, я ухожу, стараясь вытравить из памяти последние пять минут.

Глава 8.

Паулина

Волков свалил из ванной пару минут назад, а я все также стою, обняв себя руками, и заторможенно пялюсь в одну точку.
Чертов гаденыш меня поцеловал… Не чмокнул по-родственному, а жадно, нагло и с нехилым таким твердым намеком на продолжение, хоть и пытался донести до меня, что лично для него ничего сверхъестественного не произошло. Ничего не случилось…
Ничего не случилось, когда его впечатляющий «намек» красноречиво вжимался мне в живот? Да я до сих пор чувствую его горячую пульсацию, кажется, даже шорты в этом месте высохли и встали колом словно их окунули в гипсовый раствор.
Да этот Волков просто… больной!
Фыркаю, тряхнув головой и пытаясь справиться с лихорадочным волнением, гуляющим под кожей. Пульс шумит в ушах, а кончики пальцев покалывает. Особенно, когда я прикладываю их к губам, словно пытаюсь нащупать оставленные парнем следы.
Это был не первый мой поцелуй в жизни, но точно самый неожиданный и невероятный. Наверное, именно поэтому меня потряхивает как от удара током.
Сглатываю и ощущаю вкус Пашиной слюны – что-то пряное, с кардамоном. Очень мужской, интимный вкус – и это проблема. До этого момента я не смотрела на Волкова как на мужчину, а сейчас переживаю, что не смогу вытравить вкус этого чертового поцелуя из головы.
Хотя… Учитывая, какой Волков придурок, это быстро пройдет. Да.

Достаточно пообщаться с ним пару минут – действует сильнее любого противоядия.

Почему-то уверенная в том, что теперь Паша уж точно ко мне не зайдет и подглядывать не станет, избавляюсь от мокрой насквозь одежды и собираюсь натянуть ту, в которой приехала и пробыла весь день, как занавеска приходит в движение, а следом появляется длинная вытянутая рука парня.
– На. Переоденься, – механически, как робот, чеканит Волков, протягивая мне что-то похожее на махровый халат.
Выделываться и показывать характер в моем случае проигрышный вариант, ведь на самом деле облачаться в несвежие вещи мне не хочется.
Молча, проигнорировав слова благодарности за проявленную Волковым заботу, забираю у него вещь и слышу удаляющиеся от ванной шаги. Расслабленно выдыхаю и расправляю действительно мужской халат, который мне просто огромный! Я успеваю немного вспотеть, пока закатываю рукава до приемлемой длины. Халат тяжелый, старый, темно-синий. Пахнет стиральным порошком и совсем чуть-чуть своим хозяином. И это ужасно, но мне в нем удивительно уютно и тепло.
Найдя в углу развороченной ванной ведро с тряпкой, принимаюсь вытирать лужи на полу, прислушиваясь к тому, как Пашка на кухне ритмично накачивает насосом надувной матрас. Закончив, проходит в свою спальню и там громко копошится в шкафу. Потом возвращается на кухню.
– Постель готова, – орет оттуда через несколько минут.
Подхватив свои мокрые и сухие, но грязные, вещички, выхожу из ванной, кутаясь в его безразмерный халат. Вижу Волкова в дверном проеме кухни. Он поворачивает ко мне голову и хмуро сдвигает брови на переносице, смотря на мое, а, вернее, его, одеяние. Непроизвольно сжимаю пальцами края халата на груди.
– Куда можно повесить мокрые вещи? – едва слышно пищу я, смущаясь его пристального взгляда. Некоторое время Паша просто молчит, и мне кажется, что сейчас он меня пошлет вместе с моим шмотьем, однако спустя пару секунд сообщает ровным тоном:
– В зале есть лоджия. Там сушилка.
– Спасибо, – благодарю я и отправляюсь в гостиную, которая выглядит еще хуже, чем ванная. Зал до потолка набит строительным материалом и сдвинутой к центру и покрытой полиэтиленом мебелью.
На лоджии относительный порядок, и я развешиваю свои мокрые вещи на напольную сушилку для белья.
Когда возвращаюсь, Паша стоит на том же месте, где и стоял. Снова бросив на меня косой взгляд, холодно оповещает:
– Матрас я надул. С постельным справишься сама.
И кивает себе через плечо. Куда-то на пол, где, видимо, и будет мое спальное место. Как у собаки.
С плохим предчувствием подхожу ближе и заглядываю в кухню.
Мда-а-а.
Помещение, до этого казавшееся вполне просторным, сейчас, из-за надутого синего матраса между столом и холодильником, напоминает спичечный коробок, обклеенный цветочными обоями.
Подушка без наволочки валяется под подоконником у самой батареи, а ноги, если их вытянуть, будут торчать в дверном проеме.
Если бы я не видела условия в предложенном мне общежитии, я бы сбежала сейчас от Волкова прямо так, в халате и Аленкиных тапочках. Но теперь я знаю, что бывает и хуже, так что…
– Спасибо. Конечно, сама постелю, – буркаю не очень дружелюбно, поглядывая на Пашу исподлобья и потуже завязывая в поясе его халат, – спокойной ночи.
У парня дергается щека, обозначая холодную улыбку.
– Спокойной…– разворачивается на пятках и, уходя, кидает мне через плечо: – надеюсь, ты не храпишь на всю квартиру?
– А ты, надеюсь, спящих не насилуешь?! – тут же отбиваю.
– Пфф! Много чести, – Пашка тормозит и снова разворачивается ко мне. Окидывает мою фигуру ленивым оценочным взглядом, от которого мои щеки вспыхивают как лампочки на новогодней елке, – и возни…– многозначительно добавляет.
Вот же… Придурок!
– А ты, значит, из ленивых? – щурюсь, наблюдая, как Волков подходит ближе.
Пара шагов, и он оказывается так близко, что мне приходится задрать подбородок, чтобы посмотреть ему в лицо. Он упирается рукой в стену около моей головы, наклоняется, щекоча мою кожу дыханием.
– Не то чтобы… – тянет с интимной хрипотцой, смотря мне прямо в глаза, – но кое-что меня останавливает, Ли-на.
– И что же? – нервно сглатываю, потому что он, твою мать, слишком близко! И этот бархатный тон местного соблазнителя меня до одури нервирует!
Волков страдальчески вздыхает. Взгляд его падает ниже, прямо в район моей груди.
– Сиськи у тебя так и не выросли, – неожиданно выдает он.
От возмущения я на секунду захлебываюсь воздухом.
Охренел?!
– А у тебя мозг! – выпаливаю, багровея.
Хохотнув на это и нахально мне подмигнув, мерзавец разворачивается и направляется в свою комнату, попутно бросая:
– И не разоряй холодильник, все равно не в том месте жир отложится!
– Придурок! – беспомощно рычу ему в спину.
– Приятных обо мне снов! – нараспев отзывается Паша и захлопывает за собой дверь.
– Тогда это будут не сны, а кошмары, – бормочу и показываю мысленный фак.
Идиот.
С постельным бельем справляюсь в два счета.  Гашу свет и укладываюсь на «коврик». Мои пятки упираются в дверь, а голова – в батарею, которая, к счастью, не раскаленная.
«Всего одна ночь. Одна ночь», – убеждаю себя, но мысли без моего разрешения возвращаются к неожиданному поцелую, от которого губы до сих пор горят. Грудь предательски тянет, и я игнорирую эти ощущения, концентрируясь на завтрашнем дне, начать который было бы неплохо выспавшейся и отдохнувшей. Но сон даже поблизости не ходит.
Лежу, натянув простынь на нос, и, болтая стопами, смотрю на обои в цветочек. Прислушиваюсь к звукам урчания воды в стояке, к уличному шуму, залетающему в приоткрытую форточку, и едва слышному лаю собаки из соседней квартиры.
Вот же гад этот Волков! Весь сон распугал, а мне завтра рано вставать!
Чуть ли не хнычу, ощущая, как внезапно бездонный день тяжестью обрушивается на меня, утомляет, а сна ни в одном глазу. Ужасное состояние! Мерзкое! Еще и матрас неудобный!
Рядом с ухом тихо булькает телефон.
Смахиваю блокировку и, щурясь от слепящего яркого свечения экрана, читаю полученное сообщение: как устроилась? а где обещанный стрим?
Мои заиньки…как чувствуют!
Улыбаюсь дисплею.
Нашарив в рюкзаке подаренные дядь Ваней компьютерные очки, напяливаю их на себя. Со зрением у меня все пучком, просто так я выгляжу солиднее и круче. Усаживаюсь на колени, стараясь сохранить равновесие на матрасе. Включаю прямой эфир и смотрю в камеру, где на экране в темноте кухни мое лицо выглядит устрашающе-мрачным и еле различимым.
– Привет-привет, мои дорогие подписчики!  – машу.  – Всем моим зайкам салю-ют!
В окне моментально начинаются сыпаться сердечки и сообщения:
Привет наша любимая Зайка!
Малышка, мы по тебе скучали!
Привет, Москва!
Хай, столичная чика!
Алоха!
До свидос
Привет, солнце, как делишки? Твоя улыбка сделала эту ночь яркой!
Ой-йй…мои крошки!
– Ребята, дорогие, извините, что так поздно выхожу в эфир, – шепчу, обернувшись на дверь, – но я как обычно с приключениями, – удрученно вздыхаю.
Что случилось у нашей Заиньки?
Пашенька, что произошло?
О, Господи!
Мне уже страшно! Тебя похитили в рабство?
Ты че, в Турции? Паспорт с собой???
Почему ты говоришь шепотом?
– Ой, ребят, спасибо, не переживайте. Просто я сейчас нахожусь не в общаге. А дома у родственника, – поджимаю губы и кошусь на дверь. Хоть бы этот родственник не услышал.
У родственника?
Хера се люди живут, мне бы родню в Москве
Уиии, уииии, Паша, как это круто!
Ору, блять
Зайка, ты лучшая!
Овца тупая, иди спи
Алтайский Мед. Своя пасека. Тел +7904…
Красотка, обожаю!
– Зайцы, спокойно. Рассказываю с самого начала. В общагу я не заселилась. Девочки, там такой пипец. Просто разруха. Меня поселили в комнату восьмой! Вы прикиньте!? Восьмой!
Это ту мач
Просто жесть
Ногти Барнаул
Уроды
Как так можно?
Зайке нужна королевская кроватка
Отсаси мэне
Бровист Жанна тел 890634…
Я в шоках, девачки
– Да, да, мои хорошие!  –  поддакиваю я.
Так тебе и надо, дура избалованная!
Эй, долбанный хейтер, свали, пока тебе задницу не надрали
Ты, что ли, мне надерешь, малолетка тупая?
Нас, зайцев, много!
Да вы все тут дебилы
– Так, ребят, не обращайте внимания. Кину его в блок. Так вот: сейчас в сториз фотки этой общаги закину. В общем, естественно я оттуда сбежала, и родители меня отправили жить к родственнику. Он…не прямо родственник…ой ладно! Потом расскажу, – отмахиваюсь. –  В итоге я приехала к нему на квартиру, а здесь ремонт полным ходом. И вот…  –  я отвожу руку с камерой и показываю себя на матрасе, – мне постелили на кухне. Мои пятки упираются в дверь, а голова в батарею, – жалобно надуваю губки.  –  Здесь нет ванны, даже двери в ванную нет.
Бедная наша девочка
Малышка…
Мы тебя любим!
Курица драная
Таро расклад на год от дипломированного колдуна
Капец, просто треш
Покажи сиськи
Зайка, мы с тобой!
– Спасибо, мои хорошие, – благодарно киваю в камеру.  –  Я чувствую вашу поддержку, и мне рил стало легче. Девчули, Зайцы, всем сладких снов. Встретимся завтра! Ваша Зайка, – чмокаю в экран и прекращаю эфир.
Ну вот, и правда полегчало. Все же нет ничего прекраснее женской солидарности! А теперь спать!

Глава 9.
Павел

Шарю рукой по полу, отыскивая телефон, который еще ночью бросил рядом с кроватью. Настойчивая трель сообщает, что с утра достать  меня решил не будильник, а кто-то звонящий.
Когда отыскиваю мобилу, на экране различаю незнакомые цифры, и первый рефлекс спросонья – тупо не брать трубку. Кто бы там ни был.
Однако палец на автомате жмет на «принять», и мне приходится хрипло сказать:
– Да…
– Павел? Добрый…доброе утро… – в трубке басит низкий мужской голос.  – Это Василий Романович. Папа Паши.
Папа Паши…
Какого Паши?
– Здравствуйте, – коротко откашлявшись, здороваюсь я, не совсем догоняя, че за чувак звонит мне в такую рань.
– Во-первых, спасибо тебе, что приютил нашу блогершу, – хохотнув, благодарит мужчина, и меня накрывает осознанием: вечер, звонок в дверь, девчонка с чемоданом, пирожки, мокрая майка, поцелуй, сиськи…
Твою мать.
Папаша грызуньи.
Звонит, чтобы заставить жениться?
– Угум, не за что, – настороженно сиплю я, отрывая башку от подушки. Плохие новости лучше встречать сидя.
– Ну как не за что?  – вспыхивает дядь Вася. Ну точно, эта мелкая нажаловалась, и теперь на меня вся новосибирская родня точит ножи.  – Дочку мою не бросил, помог, – продолжает тем временем он.  – Павел, я понимаю, ты парень молодой, свои интересы, личная жизнь…это все понятно. Но и ты меня пойми правильно. Пашка совсем юная, в большом городе и одна. Мне, конечно, гораздо спокойнее будет, если она поживет у тебя, под твоим контролем. Но и стеснять мы тебя не хотим. Сейчас адаптируется за пару месяцев, привыкнет к мегаполису, а потом мы с матерью ей свое съемное жилье подыщем.
В смысле – пару месяцев? Девчонка же сегодня сваливать собралась. Дядь Вася не в курсе?
Вообще-то, я не собирался ей препятствовать. Она мне за один короткий вечер до хрена увечий нанесла, а жить с этой бешеной оторвой несколько месяцев под одной крышей – самоубийство. Об этом, естественно, я любящему папаше не скажу, но подыскать уже сейчас своей дочурке жилплощадь посоветую.
– Павел, – опережает меня Зайцев, прежде чем я успеваю открыть рот, – вы ребята молодые. Москва – город дорогой, а Пашка у нас девушка самостоятельная и гордая… – пф-фф, нашел кому рассказывать, – поэтому конструктивный разговор мне проще вести с тобой – со взрослым серьезным парнем, нежели с ней. Мы с матерью Паулины решили, что будем вам помогать. Денежно. За коммуналку, на продукты, на бытовую химию и так, в качестве моральной компенсации за временные неудобства. Мне проще тебе эти деньги перечислять, чем непонятно кому. Да и ремонт у тебя в самом разгаре, насколько мы могли с матерью по Пашкиному прямому эфиру судить. Тысяч сорок лишними не будут, верно? А я хоть буду знать, что дочка в безопасности и под контролем.
Хотелось бы мне сказать, кто тут еще в опасности, но прикусываю себе язык, ведь предложение-то очень даже заманчивое.
Офигеть, сорок косарей за грызунью?! Да я ее уже почти люблю. За деньги? Да!
– Василий Романович, спасибо, но я зарабатываю и… – включаю «добропорядочного родственника» для видимости.
– Павел! Даже не вздумай отказываться! Отказа не приму, – требовательно перебивает меня дядь Вася.
Я че, дурак, чтобы отказываться? Мне бабки нужны. Тачку до ума довести и ремонт этот долбанный доделать.
– Ладно, спасибо, – говорю так, будто мне такой расклад не нравится.
– Вот и славно, – радуется мужчина.  – И, Паш, я тебя попросить хотел. Ты Паулинке про наш разговор ничего не говори. По-тихому буду тебе переводить и все. Меньше знает, как говорится, крепче спит.
Ваще, зачет!
– Как скажете.
– Ну давай, сынок. Спасибо тебе еще раз. Если что от нас с матерью потребуется, не стесняйся, звони, говори. Еще добавим.
Да блть, какое доброе утро!
– Хорошо, спасибо.
– Только, Паш, ты там это…– неожиданно мнется дядя Вася, – раскладушку уж ей купи. Что ж она на полу-то, бедная.
– Без проблем! Как раз сегодня собирался, – бессовестно вру я.
Мы прощаемся на приятной обоим ноте.
Буквально через пару секунд на карту мне падают сорок косарей.
Рот разъезжается в довольной улыбке до самых ушей.
Пара месяцев. Одна жилая комната. Несносная соседка. Ежемесячное лавэ.
Нос улавливает что-то аппетитное. Принюхиваюсь. Из кухни тянет жрачкой. Годной жрачкой.
Итак: пара месяцев, одна жилая комната, соседка, бабло и приготовленная жратва. Ну-уу… Допустим.
Осталось уговорить Зайцеву не сваливать от меня со своим розовым чемоданом. Задачка не из простых, но и я не пальцем делан.
Так-то возвращать сорок кэсов рука не поднимается.

Глава 10.
Паулина

Я просыпаюсь рано, в шесть утра. Во-первых, еще не до конца переключилась на новый часовой пояс после Новосибирска. А, во-вторых, хочется спокойно привести себя в порядок перед первым посещением университета, не боясь, что ко мне в ванную вновь ввалится беспардонный хозяин квартиры.
Десять минут ненавистной возни с тазиком, и я, наконец, чувствую себя чистой. Наскоро укладываю волосы, подсушивая предусмотрительно захваченным с собой феном, надеваю высохшие за ночь шорты и майку и иду на кухню, раздумывая, что бы такого съесть.
С тоской вспоминаю вчерашние пирожки, уничтоженные Волковым.

Я бы сбегала и купила еще, но на часах семь утра. Сильно сомневаюсь, что булочная на первом этаже уже работает.
Подвисаю, распахнув Пашин холодильник.
Еще раз оглядываю достаточно специфический набор продуктов. По большому счету кроме яичницы и вариантов нет. Достаю все пять яиц, собираясь приготовить на двоих. Надеюсь, хозяин этих яиц не станет возмущаться.

Хм, хозяйские яйца… В моей голове это звучит так смешно и пошло, что я улыбаюсь, пока от души колочу эти самые несчастные яйца о бортик разогретой сковороды, которую накрываю крышкой, после чего навожу себе кофе.
Делаю первый терпкий глоток, смотря в окно. За ним зеленеет уютный московский дворик, и мое настроение окончательно взмывает вверх. И пусть я без понятия, где буду спать следующей ночью, но сегодня мой первый день в университете! Моя мечта сбылась! Я все смогла! Сама!
– М-м, как аппетитно пахнет, – внезапно урчит Волков за моей спиной.
Резко оборачиваюсь, чуть не расплескав из кружки кофе, и вижу, как Паша, голый по пояс, уже сует свой любопытный нос в сковородку, приподняв крышку. Я мгновенно вспыхиваю и отвожу взгляд, потому что, глядя на обнаженный мужской торс, я невольно вспоминаю вчерашний поцелуй и горячие ладони на своей груди.
– Яйца твои жарю, – буркаю я, ощущая на себе Пашин взгляд.
– Звучит кровожадно, но окей, – тянет Волков, демонстративно поправляя содержимое ширинки, – поделишься?
Кажется, его ничего не смущает и, вероятно, он и не помнит о вчерашнем инциденте. По крайней мере Паша ведет себя непринужденно, когда как я испытываю крайнюю неловкость.
Я, какого-то дьявола, помню его поцелуй, и от этого мне не по себе!
– Конечно, они ж твои, – сглатываю и смотрю в сковороду.
От этой, казалось бы, ничего не значащей беседы мои щеки горят так, что на них самих можно жарить яичницу.
Пашка, хмыкнув, наводит себе растворимый кофе и усаживается за стол, ожидая завтрака, а у меня руки потрясываются, когда раскладываю по тарелкам яйца, потому что чувствую на себе его взгляд. Парень следит за каждым моим движением, при этом его лицо, как и взгляд, не имеет ничего схожего со вчерашним. Может, он просто выспался?
– Приятного аппетита! – весело сверкнув глазами, внезапно произносит Волков, когда, поставив перед ним тарелку, я усаживаюсь напротив него.
Вскидываю на Пашу сощуренный взгляд. Что происходит?
Исследую глазами его довольное, расслабленное лицо, пока он закидывается яйцами. Он слишком доброжелателен. Настолько слишком, что вызывает повышение кислотности у меня во рту.
– Спасибо. И тебе, – с подозрением отзываюсь в ответ.
Может, просто радуется, что сегодня я от него съеду?
– Знаешь, Лина, я тут подумал, и…тебе не обязательно съезжать, – положив вилку рядом с тарелкой, Паша откидывается спиной на спинку стула. Выражение его лица тут же приобретает серьезный вид, а у меня застревает кусок яичницы в горле.
Мать честная. В чем подвох?
– Так понравилась моя яичница? – прищурившись, уточняю я.
Уголки губ Волкова едва заметно ползут вверх.
– Да, неплохо…– проводит указательным пальцем по брови и улыбается. Улыбается! Прямо солнышко лучистое улыбнулось весело… – Просто…знаешь, я вчера дико устал. С ремонтом этим… голова кругом. Да и поначалу я тебя не узнал, а потом усталость сказалась.
– Ты…предлагаешь мне остаться? – уточняю, не веря в то, что происходит.
– Ну реально, начало учебного года. Поживи, адаптируйся к столичному ритму, а там видно будет, – Паша пожимает плечами.
– А ты уверен, что завтра, когда ты снова устанешь, не спустишь меня с лестницы?
Волков снова улыбается. Красиво. Ему бесспорно идет эта улыбка, но сейчас не об этом.
– Я думаю, мы сумеем найти общий язык и договориться, не прибегая к таким крайним методам.
Вздергиваю бровь. Молчу, пытливо всматриваясь в парня, сидящего напротив. Взгляд Паши прямой и чистый, как слеза младенца, и из-за этого я еще больше чувствую, что что-то не так. Он будто другой человек, и я лихорадочно пытаюсь сообразить, что же именно изменилось за эту ночь.
– Да и вариантов у тебя не так много, верно? – продолжает мягко давить Волков.
Медленно киваю. Вариантов у меня правда не много. Точнее, их просто нет!
Мой взгляд соскальзывает с глаз Паши на его губы. Розовею от фантомной вспышки воспоминаний, какие они на вкус. Поспешно переключаюсь на простой серебряный крестик на его груди. Голой, гладкой, загорелой, рельефной груди. И краснею еще больше, снова уставившись Волкову в его честное-пречестное лицо.
У меня только одно логическое объяснение.  Я ему…нравлюсь?! Эта мысль отзывается короткой вспышкой внизу живота, и я инстинктивно свожу колени вместе.
Словно услышав мои мысли, Паша озорно мне подмигивает и косится на дисплей своего телефона.
– Если хочешь успеть к первой паре, то нам уже выдвигаться пора. Иди, собирайся, а я тут все уберу. Вместе поедем, нам же в один универ, – говорит как ни в чем не бывало, будто я уже согласилась. Встает из-за стола, собирая наши грязные тарелки, и несет их в раковину.
– А после надо в мебельный заехать, – рассуждает Волков, включив воду и намыливая губку, – купим тебе хороший ортопедический матрас. Я как раз менять хотел, у меня на кровати уже мертвый.
– Хм-м-м…– тупо тяну, уставившись на обои в цветочек на противоположной стене. Я не знаю, как на все это реагировать. Я еще не придумала.
– Что «хм», Зайцева?! – ворчит Пашка и брызгает мокрыми пальцами мне в лицо. – Встала и убежала одеваться! Пять минут на сборы. Иначе уеду без тебя, – предупреждает.
Вздрогнув от капель воды, я смотрю на часы на своем телефоне и понимаю, что Волков прав. Рассиживаться и думать о метаморфозах в нем уже и времени не осталось. Поэтому, не теряя времени даром, вскакиваю из-за стола и уединяюсь в ванной, плотно задвинув за собой занавеску.
В груди нарастает дребезжащее волнение. Мой первый день первого курса. Сегодня я познакомлюсь с людьми, которые в каком-то смысле станут моей семьей на следующие несколько лет.
Образ я продумала давно – юбка-брюки с завышенной талией, шелковая блузка с американской проймой, высокий конский хвост, нюдовый макияж, акцентом которого стали черные стрелки, сделавшие мои глаза кошачьими.
Мне нравится итог, нравится мое отражение в зеркале – стильное, сдержанное и капельку дерзкое. И это дает мне так необходимую сейчас уверенность в себе. Потому что я начинаю дико волноваться!
Мне срочно нужна поддержка, и я знаю, где ее взять.
Смахиваю блокировку экрана и снимаю пару историй для своих подписчиков, крутясь перед зеркалом под крики Паши в коридоре: «Зайцева, ты там жива?!».
– Я сейча-а-ас! – ору в ответ, не забывая улыбаться в камеру.
На экране сыпятся сообщения.
Ты супер, детка
Это твой мужик там???Покажи!
Удачи, зая
Блузка как у моей бабки
Алтайский Мед. Своя пасека. Тел. +7904…
Что за бомжатник?
Черт, вокруг обстановка и правда так себе. Не для соцсетей.
Желаю всем удачного первого сентября и убираю телефон. Как раз вовремя, потому что в этот момент занавеску резко отдергивает уставший меня звать Волков.
– Зайцева, твою ма…– начинает рычать и осекается, уставившись на меня так, будто видит в первый раз.
Я тоже замираю, потому что он…красивый. Ему невероятно идет эта белая тонкая рубашка, обтягивающая его рельефный торс, узкие темные джинсы, низко сидящие на крепких бедрах, длинная челка, уложенная в художественном беспорядке и оплетающий левое запястье шнурок, кажется, это татуировка.
Он выглядит, как модель из рекламы премиум трусов, которые прямо сейчас начнет снимать передо мной.
Моргаю, сбрасывая дурацкий морок, и вижу, как у Волкова дергается кадык при сглатывании, когда он нагло осматривает меня.
– Кхм… – сипло откашливается в кулак, – ладно… Выглядишь…неплохо, – глухо хрипит. Снова откашливается и говорит уже своим обычным голосом: – все, Зайцева, поехали уже. Я на штрафы за превышение скорости не подписывался.
– Извини, – бормочу, вылетая из ванной.
Пока в прихожей, толкаясь в спешке, обуваемся, Паша косится на свои кроссовки, сброшенные мной с обувницы, но никак не комментирует это событие. Я же стараюсь не пересекаться с ним взглядом, потому что в моей голове так и стучит мысль о том, что я ему нравлюсь, оттого кожу покалывает горячими нервными мурашками.

Глава 11.
Паулина

Оборачиваюсь и смотрю на Волкова, лениво плетущегося позади меня. Судя по его неторопливому движению, выпускной курс не предполагает такой гиперактивности, с которой несусь к главным входным воротам студгородка. Точнее меня несет людским потоком, вероятно, из таких же новичков-первокурсников, как я.
Ладонь Пашиной левой руки спрятана в переднем кармане джинсов, из другого кармана торчат ключи от машины, а в правой руке зажат телефон, в который он периодически бросает короткие взгляды.  Пока добирались до Университета, Волков всю дорогу этим и занимался – отвлекался на телефон, на который ему, как горох, сыпались сообщения.
Я же, стараясь не сильно вытягивать лицо от удивления, озиралась по сторонам, рассматривая салон Пашкиного автомобиля. Кроме шуток, я ожидала чего угодно…К примеру, какой-нибудь Рено Логан… И потому вид явно не нового, но тюнингованного от дисков до крыши, покрытого дерзкой аэрографией субарика поверг меня в легкий шок. Когда я поняла, что в этой тачке мне придется скорее лежать, чем сидеть, впечатлилась еще больше. Я ни разу не ездила на спортивных машинах! Рычащий двигатель и разноцветная кожаная обивка салона лишь добавили впечатлений.
– Ты что? Гоняешь?! – спросила с восторгом в голосе, не моргая уставившись на Волкова в ожидании ответа. Однако тому было явно не до меня. Взглядом он не отлипал от двух гораздо более интересных ему вещей – дороги и экрана телефона.
– Блин, подождать не может как обычно…– раздраженно пробормотал, прочитав очередное сообщение и полностью игнорируя мое любопытство.
Он резко вывернул вправо руль так, что меня бетонной стеной вдавило в сидение. А потом еще и прикрикнул:
– Эй, пристегиваться не учили?!
Я, поджав губы, потянула ремень безопасности через плечо и больше не собиралась ни о чем его спрашивать. Подумаешь…Мне плевать!
Так мы и ехали всю дорогу – молча.
Я понятия не имею, кто ему писал и, вероятно, сейчас тоже пишет, когда мы подходим к универу. Возможно, это его одногруппники. Тем не менее всю дорогу я чувствовала сковывающую движения неловкость, ее же ощущаю и сейчас, торопливо идя впереди Волкова. Такая резкая смена его настроения дезориентирует, выбивает почву из-под ног, ведь за нашим совместным завтраком и там, в ванной, когда Паша так откровенно уставился на меня, увидев готовой к выходу, все было по-другому. Он был другой!

С легкой досадой отворачиваюсь от него и прибавляю в шаге. Если Волкову не о чем беспокоиться, то мне не хотелось бы опоздать на актовую лекцию ректора в свой первый учебный день.
Как только я оказываюсь на территории Университета, замедляю темп, а потом и вовсе останавливаюсь. С обеих сторон меня обходят студенты. Кто-то фыркает, кто-то пихает в спину, в бока, ведь я остановилась посередине аллеи и мешаю общему движению, но я не могу сделать шаг. Мое дыхание сбивается, а в груди поднимается что-то такое волнующее, впечатляющее, грандиозное!
Я смотрю вперед. Передо мной длинная аллея, с двух сторон которой высажены высоченные деревья, начинающие покрываться первой осенней пестряще-огненной листвой. Вдоль центральной дороги располагаются корпуса. И везде…везде молодые люди. Студенты! Такие красивые и необычные. Да! Необычные. Другие! Они бесспорно отличаются от молодежи в моем родном городе, и у меня захватывает дух от того, что теперь я  – часть этого сгустка энергии, которой обладает это грандиозное место.
Не теряя времени и возбуждения, я лезу в сумку за телефоном. Включаю камеру и начинаю крутиться вокруг себя в прямом эфире, делая круговую объемную видеозапись. По мне бегут волнующие мурашки, но ощущения такие волшебные, что я чувствую – впереди меня ждет новая захватывающая жизнь, и я постараюсь сделать все, чтобы эта жизнь стала самой красивой историей. Как будущий журналист пропишу каждый день своей жизни цветными красками и наполню яркими событиями!
Улыбаюсь своим мыслям, улыбаюсь новой жизни и жду, что в ответ она улыбнется мне!
– Че встала, блин?! –  рявкает за спиной незнакомый мужской голос одновременно с грубым тычком в ребра, и я едва не роняю телефон, успев поймать тот на лету.
Оу…ну ладно. Может, у моей новой жизни по утрам бывает паршивое настроение. Все мы не без греха.
Быстро, чтобы не мешать торопящимся студентам, вставляю в видео надпись «мой первый день в институте» и загружаю его в Истории.
– Ты, когда душ принимаешь, тоже ведешь прямую трансляцию? М? – внезапно и будто бы с надеждой бархатно интересуется Волков прямо у моего уха. Резво поворачиваюсь и, вскинув лицо, встречаюсь с его лукавым взглядом.
Мои ноги слабеют. Колени становятся мягкими, потому что Паша снова вторгается в мое личное пространство и, похоже, мое тело не против этого вторжения в отличие от головы.
Среди множества разнокомпонентных запахов я с легкостью концентрируюсь на аромате мужского геля для душа, горького кофе и древесно-табачного его парфюмированной воды. Парню бесконечно идет этот запах. Как и белая рубашка, и беспорядочная челка, свисающая на лоб.
Мне стоит взять себя в руки, чтобы не глазеть на его полные губы, которые вчера меня целовали, а выдать что-то вразумительное.
– Да, – говорю с вызовом. –  И когда принимаю ванну, – понижаю голос до интимного полушепота. –  Но ты можешь не беспокоиться об этом. В твоей ванной все равно душа нет, – пожимаю плечами, прежде чем оказываюсь вжатой в горячее крепкое тело. –  Ты что? –  ошарашенно вскрикиваю и поднимаю лицо к Волкову.
На пояснице чувствую его ладони, которые стискивают меня как любимую мягкую игрушку, а выражение лица парня приобретает серьезный суровый вид, когда смотрит мне поверх плеча. Машинально оборачиваюсь и замечаю компанию высоких крупных парней, которые рассекают толпу как газонокосилка. Их всего четверо, но они растянулись поперек аллеи так, что студентам приходится расступаться перед ними, потому что выглядят эти парни недружелюбно.
Один из парней в зеленой толстовке поворачивает лысую голову к нам и пару секунд прищуром испепеляет Пашу. Смотрит агрессивно.
Я тоже перевожу взгляд на Волкова, подмечая, как желваки на его грозном лице перекатываются, а губы стиснуты в тонкую тугую линию. Взгляды этих двоих как стальные скрещенные мечи, и мне становится не по себе от того, с какой яростью Паша вонзает в лысого свой «меч».
Когда возвращаю внимание парням, они сворачивают на асфальтовую дорожку, ведущую к какому-то корпусу.
– Будь осторожнее, Зайцева, – предупреждает меня Волков, давая почву для размышлений: быть осторожнее вообще или конкретно с этими ребятами?
– Спасибо, – растерянно благодарю Пашу, решая оставить свой вопрос незаданным.
– Ага, не зевай, – он выпускает меня из рук и отходит на несколько метров. –  В самом конце аллеи – главный корпус. Тебе туда. За ним футбольное поле. Рядом увидишь желтое здание, там твой факультет журналистики.
Поспешно и безэмоционально проинструктировав, Волков растворяется в толпе, пока недоуменно пихаю телефон в сумку, отчего-то ощущая капельку огорчения, что он так легко и быстро оставил меня одну.

Глава 12.

Паулина
Главный корпус я нахожу без труда. Во-первых, я помню к нему дорогу – в июле я подавала документы в приемную комиссию, а во-вторых, сегодня в него стекается большинство студентов, догадаться о том, что он – главный, не сложно.
Здание выглядит величественно и торжественно. Напротив широкого входа установлен памятник Ломоносову, я успеваю лишь ему подмигнуть, ведь в мощную входную группу меня стремительно засасывает вместе со всеми как в воронку. Также со всеми я пересекаю просторный холл и следую к лестнице.
Не успеваю ничего разглядеть. Народу полно. Гул стоит такой, что кажется, будто я попала в разворошенный улей.
На втором этаже и вовсе не протолкнуться. Не удивительно, ведь сегодня в Актовом зале собрались все первокурсники со всех факультетов, и искать свою группу в этом океане взволнованных лиц бесполезно.
Я протискиваюсь в дверь и решаю примкнуть к стене. Свободных мест в зале уже нет.
В течение получаса я слушаю торжественную речь ректора вуза, который вещает о том, как всем собравшимся повезло здесь учиться, и какое перспективное будущее нас ожидает впереди. В это время я разглядываю огромную свисающую люстру прямо над партером и почему-то думаю, может ли она упасть. Задаю своим зайцам этот вопрос, сделав фото люстры на телефон, и тут же получаю ответ, что такие светильники называются паникадило и несколько случаев их падения зафиксировано.
Когда все начинают аплодировать ректору, я подхватываю общий настрой, а потом незлобно подхихикиваю над теми, кто пришел намного раньше меня и занял места, ведь теперь они образовали толчею к выходу, к которому просто так не пробиться.
Я же без проблем выбираюсь из душного помещения и несусь к лестнице, чтобы успеть занять место в аудитории своего корпуса, где нас, салаг, будут знакомить с местным порядком.
За главным корпусом действительно нахожу футбольное поле. Огибаю его и правее от него вижу желтое здание. Глупо даже предполагать, откуда Волков знает расположение корпуса факультета журналистики, если он проучился здесь четыре года, и я мысленно благодарю его за подсказанный заранее маршрут, иначе бы сейчас плутала по огромной территории вуза.
Я снова замедляю шаг и делаю пару снимков на телефон. Корпус факультета журналистики невероятно красивый. В стиле позднего ампира. Классика с элементами милого романтизма. Выкрашенный в бледно-желтый фасад с мощными симметричными колоннами, разделяющие широкую входную дверь. Большие окна арочной формы с резными наличниками. Высоко мансардная элегантная крыша. Внутри не менее выразительно: мрамор, гипс и дерево. На первом этаже просторный холл с художественно кованой лестницей, убегающей будто под потолок, увенчанный богатой лепниной.
Просто вау.
Вау-вау!
Бесспорно, это мое место! В нем даже энергетика какая-то созидательная, сильная, грандиозная! И я снова чувствую, как меня распирает изнутри гордостью за себя, приятным волнением и трепетным ожиданием.
Делаю несколько снимков потолка, после чего поднимаюсь по самой красивой лестнице из тех, что когда-либо видела, на второй этаж. Расписание на конец этой недели и на всю следующую нам скинули в чат группы. Общая встреча первокурсников факультета журналистики на сегодня будет последней. А завтра, в субботу, у нас три пары.
Предвкушение встречи с моими одногруппниками оседает в горле комком. Я нервничаю. В чате я рассмотрела все аватарки, но не каждая была фотографией. Как я поняла, в моей группе девочек больше, чем мальчиков. Да и все равно.
С легкостью нахожу двести восьмую аудиторию. Туда аналогично Актовому залу стекается народ, и по гулкому шуму я понимаю, что и сейчас я пришла не самая первая. И действительно, когда захожу в лекционный зал, убеждаюсь, что здесь яблоку негде упасть, не то, что мне.
Поднимаю голову и осматриваю помещение.
Улыбаюсь внутри себя. Это именно то, что я себе представляла: огромная аудитория в виде амфитеатра. Восходящие практически под самый потолок длинные деревянные парты, широкие панорамные окна, скрипучий лакированный паркет и лекторная кафедра по центру всего этого великолепия. В глаза бросается современное мультимедийное оборудование, которое среди архаичного величия выглядит неуместным.
Однако…дух захватывает! И запах будоражит! Ммм… Пахнет моей новой жизнью и старыми стенами, которые за свои годы впитали в себя бесценные знания и великий опыт. Кажется, даже если прикоснуться к деревянной парте, кончиками пальцев можно уловить отголоски минувших событий.
Поправив на плече сумку, взбираюсь наверх. Уверена, на самой последней парте вид на лекторий отменный. Жаль, что вся камчатка занята, но, может, мне удастся кого-нибудь слегка потеснить.
Торможу где-то на середине. Впереди меня образовалась толкучка, позади – огромная очередь. Я зажата с обеих сторон. Встаю на носочки и вытягиваю шею, чтобы найти свободное место, но тщетно, ведь желающих сидеть повыше много.
– Падай!
Я резко опускаю голову и смотрю на пальцы, опутывающие мое запястье. Взглядом веду по длине вытянутой руки и встречаюсь с приветливой улыбкой симпатичного парня. Он отпускает мое запястье и ладонью хлопает по скамье, двигаясь и потеснив соседа.
– Спасибо! – я улыбаюсь ему в ответ и, прижав к груди сумку, сажусь рядом.
– Первый курс? – весело спрашивает парень. Глядя на него, у меня нет желания фыркнуть и закатить глаза на очевидный глупый вопрос, ведь все, кто здесь собрался, по определению первокурсники. Просто этот парень…очень располагающий.
– Ага, – также весело отзываюсь я.
– А группа какая?
– ДМ-12.
– Серьезно? – восторженно округляются его глаза. – Саша! – он протягивает мне руку, представляясь. – И мы с тобой одногруппники!
– Серьезно? – теперь я удивляюсь такому невероятному совпадению. – Паша!
– вкладываю свою ладонь.
Саша вопросительно хмурится, и я спешу уточнить:
– Паулина. Паша – мое краткое имя.
– Прикольно! – хмыкает парень. – Саша и Паша!
После произнесенных слов мы несколько секунд смотрим друг на друга, а затем одновременно начинаем хохотать.
– Это что-то на гендерном, – смеясь, говорю я.
– Да-ааа…– Саша, улыбаясь, растерянно почесывает затылок, – забавно вышло.
Он…милый! Этот Саша. У него светлая челка, голубые глаза и обаятельные ямочки у уголков губ, когда он улыбается. Из-за этого непроизвольно хочется улыбнуться ему в ответ.
Определенно Саша мне нравится. И если дальнейшая учеба в этом вузе будет такой же приятной, как этот парень, то мне крупно повезло!
Внезапно гул в аудитории резко стихает. Мы с моим новым знакомым переводим внимание туда же, куда обращены взгляды остальных студентов, – вниз. Потому что в аудиторию друг за другом входит компания из трех девушек и двух парней. Судя по уверенному виду и расслабленным движениям, они явно из старших курсов и чувствуют себя более чем комфортно в отличие от нас, взбудораженных своим первым днем в универе.
– Прошу тишины. Всем внимание, – громко рапортует блондинка, отделившаяся от группы и вставшая за кафедру.
В ожидании гробового молчания она обводит аудиторию снисходительным взглядом. Студенты мгновенно затихают, интуитивно чувствуя, что перед ними, похоже, царевна местного царства. Красивая, как кукла, и влиятельная, как премьер-министр.
– Спасибо, – дождавшись тишины, блондинка благодарит присутствующих, слегка приподняв тонкий подбородок. На пухлых розовых губах появляется сдержанная улыбка, достойная королевы, машущей своим поданным с балкона дворца. – Меня зовут Рязанцева София, и я возглавляю студенческий совет факультета журналистики. Надеюсь, со многими из вас мы подружимся, и вы сможете называть меня просто Соня.

Глава 13.

Паулина

София, которую нам пока не позволено звать «просто Соней», поставленным мелодичным голосом начинает рассказывать присутствующим первокурсникам о внеучебных возможностях, доступных в стенах университета. Они поистине впечатляют: команда КВН, третий год подряд стоящая на пороге вступления в высшую лигу, собственная газета, радио, ютуб-канал, обязательное участие в студвесне, театр и фестивальная деятельность. Вишенка на торте – практика в «Останкино» и «Комсомольской правде», начиная со второго курса для особо отличившихся.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71357803?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.