Орхидеи для кукловода
Орхидеи для кукловода
Наталья Юрьевна Царёва
ригорий лежал передо мной с аккуратной дыркой во лбу. Крови не было, она как будто куда-то делась, наверное, осталась в черепе – в той самой голове, что строила грандиозные планы по расширению производства, той, что руководила «Kuklovod Incorporated», той, где родилась однажды мысль сделать меня его женой.
Григорий лежал с аккуратной дыркой во лбу, тяжелым телом примяв шерстяной ворс дорогого ковра (я пыталась убедить его, что такие ковры – это уже не модно, да разве же он слушал, Григорий никого не слушал), а я стояла рядом с револьвером в руках – окаменевшая, беспомощная, потерявшая дар речи и способность соображать.
Самое главное – я не помнила, как сделала роковой выстрел.
Я вообще не знала, как сюда попала.
***
Приводя в дом восемнадцатилетнюю девушку, мужчина в возрасте с большой семьей автоматически обрекает себя на неприятности.
Но уж, конечно, столь радикального решения проблем никто не ждал.
Наталья Царёва
Орхидеи для кукловода
ЭТО НЕ Я
Григорий лежал передо мной с аккуратной дыркой во лбу. Крови не было, она как будто куда-то делась, наверное, осталась в черепе – в той самой голове, что строила грандиозные планы по расширению производства, той, что руководила «Kuklovod Incorporated», той, где родилась однажды мысль сделать меня его женой.
Григорий лежал с аккуратной дыркой во лбу, тяжелым телом примяв шерстяной ворс дорогого ковра (я пыталась убедить его, что такие ковры – это уже не модно, да разве же он слушал, Григорий никого не слушал), а я стояла рядом с револьвером в руках – окаменевшая, беспомощная, потерявшая дар речи и способность соображать.
Самое главное – я не помнила, как сделала роковой выстрел.
Я вообще не знала, как сюда попала.
Последнее, что сохранила моя память – это ужин в «Арене». Мы с Григорием сидели за отдельным столиком на балконе, а внизу, на усыпанном соломой полу сражались механический лев и мантикора. Никакого личного интереса у мужа в этом деле не было, механическими животными он совсем не занимался, но видно было, что происходящее ему интересно.
– Ася, ты совсем ничего не ешь, – сказал он тогда.
Я ела, вернее сказать, вяло ковырялась в тарелке, но с точки зрения Григория это была, разумеется, не еда. И от него ничего не укрывалось – конечно же.
Он всегда говорил, что мелочей не существует. Он стремился предусмотреть все – и ему до поры до времени это удавалось.
До той поры, когда он оказался распростертым на вышедшем из моды ковре с аккуратной дыркой во лбу.
В тот вечер Григорий был особенно внимателен. Вероятно даже, у него закралось подозрение, что отсутствие аппетита объясняется тем, что я снова беременна – не удивлюсь, если так. Но я вовсе не была беременна, а есть не хотела, потому что Мариса была особенно старательна в тот день на кухне. Она тестировала новую программу, включающую блюда южной кулинарной традиции. Все, что подавали на обед в тот день, было остро, пряно – и необычайно питательно. Так что сил на ужин уже не осталось…
Но Григорий мог предположить… боги, какая разница, что там подумал Григорий?
Какая разница, какая мысль влетела ему в голову, если несколько минут назад в эту голову влетела пуля?
И главное – в моих руках револьвер, из которого только что стреляли.
И я абсолютно не помню, как это сделала.
И внезапно, словно айсберг, навалившийся на океанский лайнер, на меня накатывает понимание чудовищности произошедшего.
Понимание всего ужаса случившегося – и неизбежных и жутких последствий.
И тогда я кричу. Визжу изо всей силы и бросаю револьвер себе под ноги.
И топчу его ногами – вот тебе, вот тебе.
Вот тебе за то, что ты сделал.
Потому что это не я.
Не я.
Я не могла.
Это кто-то другой, а я – я маленькая и глупенькая девочка, которая не умеет обращаться с огнестрельным оружием. Совсем.
ЗАЧЕМ ТЫ ЭТО СДЕЛАЛА?
– Да уймите же кто-нибудь эту истеричку!
Громкий голос, который мне слишком хорошо знаком, разрезает тишину, наступившую после того, как я решила перевести дух.
– Невозможно же слушать, как она орет! Просто уши закладывает! Отведите ее куда-нибудь. Желательно в палату с хорошей звукоизоляцией – чтобы она больше никому не мешала.
– Ну а как она может еще себя вести, сама подумай, – возражает другой, более мягкий, но в то же время более снисходительный голос. – Не может же она остаться равнодушна… Орать – это ее задача.
Это разговаривают девочки Григория. Его старшие дочери. Покойный папенька их, видимо, не смущает, да и правда, чего уж там. Григорий не ладил со своими выросшими детьми и не считал нужным это скрывать.
А дети меня дружно ненавидели – и их можно было понять. Кому захочется терпеть рядом с собой мачеху, которая младше самого юного из отпрысков от первого брака? Наверняка они поражались тому, как это Григорий вообще посмел жениться – тем более после стольких лет безбрачия. Все уже привыкли к его вдовству и были уверены, что это навсегда, что ничего не изменится до самой его смерти – в глубоко преклонном возрасте, в окружении постаревших детей и внуков.
Может быть, он и сам так думал. Но он встретил меня – и все эти планы рухнули в одночасье.
А теперь я стояла с брошенным у ног револьвером, из которого, судя по всему, был совершен смертельный выстрел.
Этого, наверное, Григорий не мог предвидеть.
– Отведите ее в спальню, – командует Алиса, старшая из моих падчериц. – Да заприте на засов – вдруг сбежит.
Я мило улыбаюсь. Просто по привычке. Нет, сбежать я никуда не сбегу – по той простой причине, что идти мне совершенно некуда.
Если только в работный дом или просить подаяние на улице, но и то, и другое выглядит как плохая идея.
– Пойдем, Ася, – говорит Александра, младшая из моих падчериц. Она старше меня всего на два года. – Оставь это здесь… Не трогай больше.
«Это» – значит оружие. Я и не трогаю его. Револьвер лежит рядом с телом Григория на полу. Смертельно опасная, холодная игрушка. Мои пинки ей, как и следовало ожидать, нисколько не навредили.
Должно быть, Алиса права, и я действительно истеричка.
Я покорно иду вслед за Александрой, даже не пытаясь возражать. Да и какой смысл – в дверях кабинета толпится ошарашенная челядь. Мариса, Игнат, Аграфена – все они здесь, таращат глаза на свою негодную хозяйку. У меня не было друзей среди слуг, впрочем, наверное, и не должно было быть.
«У тебя вообще плохо с друзьями, верно, Ася?» – шепчет внутри ехидный голосок. Но я мотаю головой – уймись, безжалостное внутреннее «я». Не сейчас.
Мы выходим из кабинета и поднимаемся на лифте на третий этаж. Лифт – гордость Григория и одна из его последних причуд. Его установили всего полгода назад. Реальной необходимости в нем практически не было – члены семьи десятилетиями спускались и поднимались по широкой лестнице, украшенной резными перилами, и всех это вполне устраивало.
Но отец-основатель «Кукловод Ink» любил комфорт. И технические новинки – что было вполне ожидаемо, конечно.
Телефоны в каждой комнате, робот-повар на кухне, электрический самовар и сигнализация последней модели – Григорий ни на чем не экономил. Ему нравилось окружать себя техникой, и у него все работало. А если даже что-то ломалось, практически все он умел починить. Но ломалось редко – Григорий ладил с вещами.
Мы поднимаемся на лифте на третий этаж и проходим в мою спальню. Да, только мою – муж всегда спал отдельно, всегда говорил, что у него чуткий сон, и ему не нравится, когда по ночам кто-то сопит.
Впрочем, наши комнаты разделяла лишь тонкая дверь, которая никогда не закрывалась на ключ.
Моя спальня – небольшое помещение в лилово-розовых тонах. Когда-то здесь жила Виктория, первая жена, великая и ужасная, та, чей парадный портрет до сих пор украшал гостиную. После ее смерти комната была закрыта на долгие годы. Перед свадьбой Григорий сделал здесь ремонт – отделав помещение так, чтобы оно, по его мнению, подходило девушке, только вышедшей из классной комнаты. Розовые с блестками обои, лиловое постельное белье с сердечками, туалетный столик светлого дерева с овальным зеркалом и миниатюрный табурет, обитый розовой кожей.
Григорий не знал, что я ненавидела розовый.
Этот цвет всегда вызывал у меня ассоциации с белокурыми куклами с пустыми глазами в подарочных коробках из картона и целлофана, с ежегодными весенними балами в школе, где розовый был одним из немногих допустимых цветов для нарядов; розовый, белый, голубой – почти все выбирали розовый, лишь немногие были готовы щеголять в платьях цвета незабудок… Я была одной из этих немногих, и мои наряды были на несколько тонов темнее рекомендованного, цвета морской волны, цвета вечернего неба – главное было договориться с кастеляншей, за мзду в несколько хрустящих «красненьких» она готова была творить чудеса. У нее были свои запасы – и свои секреты, проверенные временем способы обойти строгий устав.
Конечно же, Григорий ничего этого не знал и не мог знать, он искренне хотел сделать мне приятно, и не его вина, что стрела пролетела мимо цели. Он промахнулся с дизайном – и будем честны, только ли с ним?
Приводя в дом восемнадцатилетнюю девушку, мужчина в возрасте с большой семьей автоматически обрекает себя на неприятности.
Но уж, конечно, столь радикального решения проблем никто не ждал.
– Посиди пока здесь, – говорит Александра, оглядывая мою комнату. – Может, ты хочешь пить?
Какая забота.
На туалетном столике стоит графин с водой и стакан.
Я отрицательно качаю головой.
– Спасибо, нет.
Я и сама могу о себе позаботиться.
– У меня нет ключей, – нерешительно говорит Александра. – Ты ведь не сбежишь? Скоро приедет полиция. Алиса, наверное, уже сообщила в участок…
– Да куда мне идти.
– Вот и я так думаю. Знаешь, я хочу только одно у тебя спросить… Отец, конечно, был не подарок. Но зачем ты это сделала?
Я смотрю падчерице прямо в глаза и чеканю каждое слово:
– Я. Не делала. Этого. Я. Его. Не. Убивала. Запомни это. Раз и навсегда.
Но губы Александры дергаются в недоверчивой ухмылке, и я понимаю – бесполезно. Что бы я ни говорила, как бы ни отпиралась, мне никто не поверит. Никогда.
НЕ ОГЛЯДЫВАЙСЯ
Александра скрывается за дверью, а я подхожу к окну. Тяжелые шторы до самого пола, чисто вымытые стекла, двойная деревянная рама…
И улица там, внизу.
Из окон моей спальни открывался вид на магазин готового платья напротив. Выставленные в его витринах наряды манили к себе не менее яркой вывески, а вход украшали две чахлые пальмы, не способные приспособиться к местному климату. Я часто думала, зачем их поставили, каким оптимистом надо быть, чтобы предполагать, что южные растения будут комфортно чувствовать себя в наших краях, но быть может, тому, кто это сделал, хотелось просто побыстрее избавиться от надоевшей флоры в громоздких глиняных кадках? Не удивлюсь, если это так.
Направо от модной лавки находилась едальня, где подавали блюда восточной кухни (совсем восточной, настолько, что вилок и ножей там не было вовсе, а вместо них полагалось использовать какие-то непонятные крючочки), а налево – дом госпожи Криппен, про которую говорили, что она сошла с ума после того, как ее бросил у венца жених, и сидит с тех пор целыми днями перед зеркалом, примеряя свадебные украшения и пожелтевшую от времени фату – со дня несостоявшейся свадьбы прошло без малого пятьдесят лет, и свет, наверное, еще не видал столь безобразной невесты.
А по вымощенной булыжником мостовой сновали разносчики, мальчишки-газетчики, домохозяйки с покупками в перевязанных бечевой пакетах и фланирующие франты в пенсне и белоснежных перчатках – уважающий себя человек никогда не выйдет из дома с обнаженными руками, в иных кругах это старинное убеждение еще имело вес… Ездили редкие автомобили и мотоциклы; это была не самая оживленная улица, а кроме того, личный транспорт могли себе позволить немногие.
Я смотрю на булыжник мостовой и думаю о том, что, приземлившись на столь твердую поверхность, непременно сломаешь ногу или руку, или еще что-нибудь, что там можно сломать.
А потом вспоминаю о том, что скоро прибудет полиция, которую вызвала Алиса. И я окажусь в тюрьме, холодной, сырой и страшной. А затем меня повесят – потому что как же иначе? Кто же поверит, что я не стреляла из этого револьвера?
И тогда я решительно открываю окно. Меня обдает холодный ветер. Северное лето сурово. Тут страдают не только пальмы.
Я быстро сдираю с кровати розовые подушки и одеяло. Выкидываю туда, наружу. Прохожие таращат глаза, но мне наплевать.
Я вскарабкиваюсь на подоконник и смотрю вниз.
У меня кружится голова, но этого же так мало… Расстояние до земли совсем не большое…
Ну же, Ася!
– Девушка, что вы задумали?! – кричит какой-то господин в узком черном пальто с другой стороны улицы.
Поздно.
Я делаю шаг.
И лечу вниз.
Короткий миг падения – как будто из сна, такие часто снились мне раньше, в детстве – и жестокий удар о землю… смягченный моими розовыми подушками и одеялом, но все же удар…
Как больно.
Всегда так больно, когда я увлекаюсь и не думаю о последствиях…
Но, кажется, я ничего не сломала.
И я поднимаюсь на ноги, и, пошатываясь, иду. Зрение расфокусировывается, но какими-то пятнами в сознании остаются ошарашенные лица прохожих. Полная дама в шляпе размером с трехэтажный дом, чьи губы складываются в изумленное «о», господин в черном пальто, строго взирающий на происходящее сквозь очки в тонкой серебристой оправе, высохшая старушонка в вылинявшем капоре, нервно прижимающая ладони к лицу. Меня не останавливают, должно быть, мое поведение вышло за рамки допустимого настолько, что с точки зрения общественности корректировать его бесполезно.
Нужно торопиться. У меня мало времени.
Я подхожу к дому госпожи Криппен и решительно стучу дверным молотком. Здесь определенно не доверяют электричеству.
– Кто там? – раздается спустя минуту скрипучий голос.
– Это Ася… Ася Терновая… Откройте, пожалуйста.
Видимо, госпожа Криппен не принадлежит к числу маниакально подозрительных пожилых леди, потому что я слышу звяканье цепочек, и дверь открывается. Передо мной предстает дама в наброшенном на плечи сером платке, с небрежно стянутыми в узел седыми волосами, и горящими от любопытства глазами.
В них нет безумия. Что бы ни говорили соседи. Госпожа Криппен выглядит абсолютно нормальной.
– Раньше вы не радовали меня своими визитами, милочка…
– Я сожалею. Вот решила исправить это досадное упущение.
Я быстро оглядываюсь. Холл выглядит старомодно, но вполне прилично. Заметно, что денег на обновление меблировки у хозяйки нет (или она просто подвержена старческому консерватизму и не желает ничего менять), однако полы натерты до блеска, и коврик у двери аккуратно вычищен.
– Чашечку чая?
– Благодарю. Однако будет лучше, если вы просто…
– Что просто?
– Просто выпустите меня через черный ход. Я хочу уйти.
– Как, уже?
– Да. Обещаю, я еще навещу вас, и мы побеседуем… полноценно. И выпьем столько чая, сколько вы захотите.
– За вами кто-то гонится?
– Еще нет, но думаю, вот-вот начнут.
Помедлив две секунды, госпожа Криппен кивает.
– Хорошо. Не смею вас задерживать.
– Спасибо. Это лучшее, что вы можете для меня сделать.
Я иду к двери на задний двор, но Криппен останавливает меня.
– Одну минуту, милочка. Кажется, я могу сделать для вас еще что-то.
– Что же? – от нетерпения я почти подпрыгиваю.
– У меня есть велосипед… Если для вас важна скорость…
– О, это отличная идея. Я буду вам бесконечно благодарна.
– Мне приятно сделать что-то для столь юной особы. Старики должны помогать молодым, у них все впереди.
Я порывисто обнимаю соседку.
– Пойдемте, дорогая. Не будем терять время.
На заднем дворе у Криппен разбит крошечный огород, а сложенное из серого камня строение, очевидно, используется как сарай. Оттуда она и выводит видавший виды велосипед – с большой корзиной для покупок на заднем сиденье и привязанным к рулю голубым бантом.
– Мой верный конь, Асенька. Надеюсь, он домчит вас, куда захотите.
– О, спасибо, спасибо вам еще раз. Я постараюсь вернуть его, как смогу.
– Не думайте об этом сейчас. Удачи.
Я киваю и сажусь на велосипед. Криппен открывает калитку. Мы больше не тратим время даром. Я выезжаю на соседнюю улицу – вернее, узкий проулок, предназначенный только для пешеходов да любителей велоспорта, что сейчас мне очень на руку.
И кручу педали. Вперед, Ася, вперед. Не оглядывайся.
ДЕЛА СЕМ
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71352277?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Наталья Юрьевна Царёва
ригорий лежал передо мной с аккуратной дыркой во лбу. Крови не было, она как будто куда-то делась, наверное, осталась в черепе – в той самой голове, что строила грандиозные планы по расширению производства, той, что руководила «Kuklovod Incorporated», той, где родилась однажды мысль сделать меня его женой.
Григорий лежал с аккуратной дыркой во лбу, тяжелым телом примяв шерстяной ворс дорогого ковра (я пыталась убедить его, что такие ковры – это уже не модно, да разве же он слушал, Григорий никого не слушал), а я стояла рядом с револьвером в руках – окаменевшая, беспомощная, потерявшая дар речи и способность соображать.
Самое главное – я не помнила, как сделала роковой выстрел.
Я вообще не знала, как сюда попала.
***
Приводя в дом восемнадцатилетнюю девушку, мужчина в возрасте с большой семьей автоматически обрекает себя на неприятности.
Но уж, конечно, столь радикального решения проблем никто не ждал.
Наталья Царёва
Орхидеи для кукловода
ЭТО НЕ Я
Григорий лежал передо мной с аккуратной дыркой во лбу. Крови не было, она как будто куда-то делась, наверное, осталась в черепе – в той самой голове, что строила грандиозные планы по расширению производства, той, что руководила «Kuklovod Incorporated», той, где родилась однажды мысль сделать меня его женой.
Григорий лежал с аккуратной дыркой во лбу, тяжелым телом примяв шерстяной ворс дорогого ковра (я пыталась убедить его, что такие ковры – это уже не модно, да разве же он слушал, Григорий никого не слушал), а я стояла рядом с револьвером в руках – окаменевшая, беспомощная, потерявшая дар речи и способность соображать.
Самое главное – я не помнила, как сделала роковой выстрел.
Я вообще не знала, как сюда попала.
Последнее, что сохранила моя память – это ужин в «Арене». Мы с Григорием сидели за отдельным столиком на балконе, а внизу, на усыпанном соломой полу сражались механический лев и мантикора. Никакого личного интереса у мужа в этом деле не было, механическими животными он совсем не занимался, но видно было, что происходящее ему интересно.
– Ася, ты совсем ничего не ешь, – сказал он тогда.
Я ела, вернее сказать, вяло ковырялась в тарелке, но с точки зрения Григория это была, разумеется, не еда. И от него ничего не укрывалось – конечно же.
Он всегда говорил, что мелочей не существует. Он стремился предусмотреть все – и ему до поры до времени это удавалось.
До той поры, когда он оказался распростертым на вышедшем из моды ковре с аккуратной дыркой во лбу.
В тот вечер Григорий был особенно внимателен. Вероятно даже, у него закралось подозрение, что отсутствие аппетита объясняется тем, что я снова беременна – не удивлюсь, если так. Но я вовсе не была беременна, а есть не хотела, потому что Мариса была особенно старательна в тот день на кухне. Она тестировала новую программу, включающую блюда южной кулинарной традиции. Все, что подавали на обед в тот день, было остро, пряно – и необычайно питательно. Так что сил на ужин уже не осталось…
Но Григорий мог предположить… боги, какая разница, что там подумал Григорий?
Какая разница, какая мысль влетела ему в голову, если несколько минут назад в эту голову влетела пуля?
И главное – в моих руках револьвер, из которого только что стреляли.
И я абсолютно не помню, как это сделала.
И внезапно, словно айсберг, навалившийся на океанский лайнер, на меня накатывает понимание чудовищности произошедшего.
Понимание всего ужаса случившегося – и неизбежных и жутких последствий.
И тогда я кричу. Визжу изо всей силы и бросаю револьвер себе под ноги.
И топчу его ногами – вот тебе, вот тебе.
Вот тебе за то, что ты сделал.
Потому что это не я.
Не я.
Я не могла.
Это кто-то другой, а я – я маленькая и глупенькая девочка, которая не умеет обращаться с огнестрельным оружием. Совсем.
ЗАЧЕМ ТЫ ЭТО СДЕЛАЛА?
– Да уймите же кто-нибудь эту истеричку!
Громкий голос, который мне слишком хорошо знаком, разрезает тишину, наступившую после того, как я решила перевести дух.
– Невозможно же слушать, как она орет! Просто уши закладывает! Отведите ее куда-нибудь. Желательно в палату с хорошей звукоизоляцией – чтобы она больше никому не мешала.
– Ну а как она может еще себя вести, сама подумай, – возражает другой, более мягкий, но в то же время более снисходительный голос. – Не может же она остаться равнодушна… Орать – это ее задача.
Это разговаривают девочки Григория. Его старшие дочери. Покойный папенька их, видимо, не смущает, да и правда, чего уж там. Григорий не ладил со своими выросшими детьми и не считал нужным это скрывать.
А дети меня дружно ненавидели – и их можно было понять. Кому захочется терпеть рядом с собой мачеху, которая младше самого юного из отпрысков от первого брака? Наверняка они поражались тому, как это Григорий вообще посмел жениться – тем более после стольких лет безбрачия. Все уже привыкли к его вдовству и были уверены, что это навсегда, что ничего не изменится до самой его смерти – в глубоко преклонном возрасте, в окружении постаревших детей и внуков.
Может быть, он и сам так думал. Но он встретил меня – и все эти планы рухнули в одночасье.
А теперь я стояла с брошенным у ног револьвером, из которого, судя по всему, был совершен смертельный выстрел.
Этого, наверное, Григорий не мог предвидеть.
– Отведите ее в спальню, – командует Алиса, старшая из моих падчериц. – Да заприте на засов – вдруг сбежит.
Я мило улыбаюсь. Просто по привычке. Нет, сбежать я никуда не сбегу – по той простой причине, что идти мне совершенно некуда.
Если только в работный дом или просить подаяние на улице, но и то, и другое выглядит как плохая идея.
– Пойдем, Ася, – говорит Александра, младшая из моих падчериц. Она старше меня всего на два года. – Оставь это здесь… Не трогай больше.
«Это» – значит оружие. Я и не трогаю его. Револьвер лежит рядом с телом Григория на полу. Смертельно опасная, холодная игрушка. Мои пинки ей, как и следовало ожидать, нисколько не навредили.
Должно быть, Алиса права, и я действительно истеричка.
Я покорно иду вслед за Александрой, даже не пытаясь возражать. Да и какой смысл – в дверях кабинета толпится ошарашенная челядь. Мариса, Игнат, Аграфена – все они здесь, таращат глаза на свою негодную хозяйку. У меня не было друзей среди слуг, впрочем, наверное, и не должно было быть.
«У тебя вообще плохо с друзьями, верно, Ася?» – шепчет внутри ехидный голосок. Но я мотаю головой – уймись, безжалостное внутреннее «я». Не сейчас.
Мы выходим из кабинета и поднимаемся на лифте на третий этаж. Лифт – гордость Григория и одна из его последних причуд. Его установили всего полгода назад. Реальной необходимости в нем практически не было – члены семьи десятилетиями спускались и поднимались по широкой лестнице, украшенной резными перилами, и всех это вполне устраивало.
Но отец-основатель «Кукловод Ink» любил комфорт. И технические новинки – что было вполне ожидаемо, конечно.
Телефоны в каждой комнате, робот-повар на кухне, электрический самовар и сигнализация последней модели – Григорий ни на чем не экономил. Ему нравилось окружать себя техникой, и у него все работало. А если даже что-то ломалось, практически все он умел починить. Но ломалось редко – Григорий ладил с вещами.
Мы поднимаемся на лифте на третий этаж и проходим в мою спальню. Да, только мою – муж всегда спал отдельно, всегда говорил, что у него чуткий сон, и ему не нравится, когда по ночам кто-то сопит.
Впрочем, наши комнаты разделяла лишь тонкая дверь, которая никогда не закрывалась на ключ.
Моя спальня – небольшое помещение в лилово-розовых тонах. Когда-то здесь жила Виктория, первая жена, великая и ужасная, та, чей парадный портрет до сих пор украшал гостиную. После ее смерти комната была закрыта на долгие годы. Перед свадьбой Григорий сделал здесь ремонт – отделав помещение так, чтобы оно, по его мнению, подходило девушке, только вышедшей из классной комнаты. Розовые с блестками обои, лиловое постельное белье с сердечками, туалетный столик светлого дерева с овальным зеркалом и миниатюрный табурет, обитый розовой кожей.
Григорий не знал, что я ненавидела розовый.
Этот цвет всегда вызывал у меня ассоциации с белокурыми куклами с пустыми глазами в подарочных коробках из картона и целлофана, с ежегодными весенними балами в школе, где розовый был одним из немногих допустимых цветов для нарядов; розовый, белый, голубой – почти все выбирали розовый, лишь немногие были готовы щеголять в платьях цвета незабудок… Я была одной из этих немногих, и мои наряды были на несколько тонов темнее рекомендованного, цвета морской волны, цвета вечернего неба – главное было договориться с кастеляншей, за мзду в несколько хрустящих «красненьких» она готова была творить чудеса. У нее были свои запасы – и свои секреты, проверенные временем способы обойти строгий устав.
Конечно же, Григорий ничего этого не знал и не мог знать, он искренне хотел сделать мне приятно, и не его вина, что стрела пролетела мимо цели. Он промахнулся с дизайном – и будем честны, только ли с ним?
Приводя в дом восемнадцатилетнюю девушку, мужчина в возрасте с большой семьей автоматически обрекает себя на неприятности.
Но уж, конечно, столь радикального решения проблем никто не ждал.
– Посиди пока здесь, – говорит Александра, оглядывая мою комнату. – Может, ты хочешь пить?
Какая забота.
На туалетном столике стоит графин с водой и стакан.
Я отрицательно качаю головой.
– Спасибо, нет.
Я и сама могу о себе позаботиться.
– У меня нет ключей, – нерешительно говорит Александра. – Ты ведь не сбежишь? Скоро приедет полиция. Алиса, наверное, уже сообщила в участок…
– Да куда мне идти.
– Вот и я так думаю. Знаешь, я хочу только одно у тебя спросить… Отец, конечно, был не подарок. Но зачем ты это сделала?
Я смотрю падчерице прямо в глаза и чеканю каждое слово:
– Я. Не делала. Этого. Я. Его. Не. Убивала. Запомни это. Раз и навсегда.
Но губы Александры дергаются в недоверчивой ухмылке, и я понимаю – бесполезно. Что бы я ни говорила, как бы ни отпиралась, мне никто не поверит. Никогда.
НЕ ОГЛЯДЫВАЙСЯ
Александра скрывается за дверью, а я подхожу к окну. Тяжелые шторы до самого пола, чисто вымытые стекла, двойная деревянная рама…
И улица там, внизу.
Из окон моей спальни открывался вид на магазин готового платья напротив. Выставленные в его витринах наряды манили к себе не менее яркой вывески, а вход украшали две чахлые пальмы, не способные приспособиться к местному климату. Я часто думала, зачем их поставили, каким оптимистом надо быть, чтобы предполагать, что южные растения будут комфортно чувствовать себя в наших краях, но быть может, тому, кто это сделал, хотелось просто побыстрее избавиться от надоевшей флоры в громоздких глиняных кадках? Не удивлюсь, если это так.
Направо от модной лавки находилась едальня, где подавали блюда восточной кухни (совсем восточной, настолько, что вилок и ножей там не было вовсе, а вместо них полагалось использовать какие-то непонятные крючочки), а налево – дом госпожи Криппен, про которую говорили, что она сошла с ума после того, как ее бросил у венца жених, и сидит с тех пор целыми днями перед зеркалом, примеряя свадебные украшения и пожелтевшую от времени фату – со дня несостоявшейся свадьбы прошло без малого пятьдесят лет, и свет, наверное, еще не видал столь безобразной невесты.
А по вымощенной булыжником мостовой сновали разносчики, мальчишки-газетчики, домохозяйки с покупками в перевязанных бечевой пакетах и фланирующие франты в пенсне и белоснежных перчатках – уважающий себя человек никогда не выйдет из дома с обнаженными руками, в иных кругах это старинное убеждение еще имело вес… Ездили редкие автомобили и мотоциклы; это была не самая оживленная улица, а кроме того, личный транспорт могли себе позволить немногие.
Я смотрю на булыжник мостовой и думаю о том, что, приземлившись на столь твердую поверхность, непременно сломаешь ногу или руку, или еще что-нибудь, что там можно сломать.
А потом вспоминаю о том, что скоро прибудет полиция, которую вызвала Алиса. И я окажусь в тюрьме, холодной, сырой и страшной. А затем меня повесят – потому что как же иначе? Кто же поверит, что я не стреляла из этого револьвера?
И тогда я решительно открываю окно. Меня обдает холодный ветер. Северное лето сурово. Тут страдают не только пальмы.
Я быстро сдираю с кровати розовые подушки и одеяло. Выкидываю туда, наружу. Прохожие таращат глаза, но мне наплевать.
Я вскарабкиваюсь на подоконник и смотрю вниз.
У меня кружится голова, но этого же так мало… Расстояние до земли совсем не большое…
Ну же, Ася!
– Девушка, что вы задумали?! – кричит какой-то господин в узком черном пальто с другой стороны улицы.
Поздно.
Я делаю шаг.
И лечу вниз.
Короткий миг падения – как будто из сна, такие часто снились мне раньше, в детстве – и жестокий удар о землю… смягченный моими розовыми подушками и одеялом, но все же удар…
Как больно.
Всегда так больно, когда я увлекаюсь и не думаю о последствиях…
Но, кажется, я ничего не сломала.
И я поднимаюсь на ноги, и, пошатываясь, иду. Зрение расфокусировывается, но какими-то пятнами в сознании остаются ошарашенные лица прохожих. Полная дама в шляпе размером с трехэтажный дом, чьи губы складываются в изумленное «о», господин в черном пальто, строго взирающий на происходящее сквозь очки в тонкой серебристой оправе, высохшая старушонка в вылинявшем капоре, нервно прижимающая ладони к лицу. Меня не останавливают, должно быть, мое поведение вышло за рамки допустимого настолько, что с точки зрения общественности корректировать его бесполезно.
Нужно торопиться. У меня мало времени.
Я подхожу к дому госпожи Криппен и решительно стучу дверным молотком. Здесь определенно не доверяют электричеству.
– Кто там? – раздается спустя минуту скрипучий голос.
– Это Ася… Ася Терновая… Откройте, пожалуйста.
Видимо, госпожа Криппен не принадлежит к числу маниакально подозрительных пожилых леди, потому что я слышу звяканье цепочек, и дверь открывается. Передо мной предстает дама в наброшенном на плечи сером платке, с небрежно стянутыми в узел седыми волосами, и горящими от любопытства глазами.
В них нет безумия. Что бы ни говорили соседи. Госпожа Криппен выглядит абсолютно нормальной.
– Раньше вы не радовали меня своими визитами, милочка…
– Я сожалею. Вот решила исправить это досадное упущение.
Я быстро оглядываюсь. Холл выглядит старомодно, но вполне прилично. Заметно, что денег на обновление меблировки у хозяйки нет (или она просто подвержена старческому консерватизму и не желает ничего менять), однако полы натерты до блеска, и коврик у двери аккуратно вычищен.
– Чашечку чая?
– Благодарю. Однако будет лучше, если вы просто…
– Что просто?
– Просто выпустите меня через черный ход. Я хочу уйти.
– Как, уже?
– Да. Обещаю, я еще навещу вас, и мы побеседуем… полноценно. И выпьем столько чая, сколько вы захотите.
– За вами кто-то гонится?
– Еще нет, но думаю, вот-вот начнут.
Помедлив две секунды, госпожа Криппен кивает.
– Хорошо. Не смею вас задерживать.
– Спасибо. Это лучшее, что вы можете для меня сделать.
Я иду к двери на задний двор, но Криппен останавливает меня.
– Одну минуту, милочка. Кажется, я могу сделать для вас еще что-то.
– Что же? – от нетерпения я почти подпрыгиваю.
– У меня есть велосипед… Если для вас важна скорость…
– О, это отличная идея. Я буду вам бесконечно благодарна.
– Мне приятно сделать что-то для столь юной особы. Старики должны помогать молодым, у них все впереди.
Я порывисто обнимаю соседку.
– Пойдемте, дорогая. Не будем терять время.
На заднем дворе у Криппен разбит крошечный огород, а сложенное из серого камня строение, очевидно, используется как сарай. Оттуда она и выводит видавший виды велосипед – с большой корзиной для покупок на заднем сиденье и привязанным к рулю голубым бантом.
– Мой верный конь, Асенька. Надеюсь, он домчит вас, куда захотите.
– О, спасибо, спасибо вам еще раз. Я постараюсь вернуть его, как смогу.
– Не думайте об этом сейчас. Удачи.
Я киваю и сажусь на велосипед. Криппен открывает калитку. Мы больше не тратим время даром. Я выезжаю на соседнюю улицу – вернее, узкий проулок, предназначенный только для пешеходов да любителей велоспорта, что сейчас мне очень на руку.
И кручу педали. Вперед, Ася, вперед. Не оглядывайся.
ДЕЛА СЕМ
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71352277?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Наталья Царёва
Тип: электронная книга
Жанр: Книги о приключениях
Язык: на русском языке
Издательство: Автор
Дата публикации: 25.11.2024
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: ригорий лежал передо мной с аккуратной дыркой во лбу. Крови не было, она как будто куда-то делась, наверное, осталась в черепе – в той самой голове, что строила грандиозные планы по расширению производства, той, что руководила «Kuklovod Incorporated», той, где родилась однажды мысль сделать меня его женой.