Главная страница | Социальная фантастика | Хромая тень

Хромая тень
Александр Ражев
В мире, где память – это привилегия, а забвение – норма, шевалье Антуан де Лермонт вынужден балансировать между светом и мраком. Убийство графа Салтыкова, оставившее за собой шлейф дворцовых интриг и компромата, втягивает героя в опасный лабиринт Тёмного города. На каждом шагу – ложь, шантаж и тайны, способные перевернуть имперский порядок. Шевалье, человек, осознанно отказавшийся от памяти ради свободы разума, и его напарник, механизированный Судья, вступают в смертельно опасную игру, где каждый ход приближает к правде – и к новому убийству. Кто скрывается за хромой тенью, оставленной на улицах, где царит беззаконие?

Александр Ражев
Хромая тень


1
Каждый кусок ветчины я смаковал, словно это была сама жизнь, ломтик за ломтиком, подчёркивая абсурдность бытия, в котором мы утопаем, а потом всё равно сгораем. И что же нам остаётся? Смех или мука? Возможно, лишь горьковатый вкус горчицы на языке и воспоминание о чём-то, что уже ускользнуло. В этом завтраке был странный контраст – я здесь, в забегаловке, но ведь и я часть этого хаоса, этой зловонной атмосферы, где каждый ищет тень своей свободы.
По правде говоря, в этот утренний час меня волновал только вкус еды, и, казалось, ничто не сможет нарушить моего священнодействия. Но ему это удалось, почти…
Он вошёл в кафе так, будто металлический голем врезался в мирный чайный домик, – тяжёлая поступь, шинель чернее, чем здешний кофе. Субъект едва присел рядом и сразу проворчал, что обыскал весь квартал, пока наконец не наткнулся на меня, – ну что ж, знакомство, как водится, вышло сердечным, если не считать его взгляда, холодного, как рыба в маринаде. Судья Лютовицкий – будем знакомы.
Дверь кафе распахнулась, звякнув колокольчиком, и в зал вошёл худой долговязый господин в сером плаще. В его взгляде промелькнуло что-то цепкое, словно хищная птица, выискивающая добычу. Он направился прямиком к нашему столу, едва склонив голову в знак приветствия.
Всё, что можно было заказать в этом простеньком заведении, я заказал. Передо мной громоздились тарелки: омлет с ветчиной, блинчики со сгущёнкой, ещё какие-то жирные радости. Я вдыхал запах еды, делая вид, что не замечаю, как официантка, подавшая мне третью чашку кофе, отошла в сторону и крестится.
Зубаров Сергей Васильевич, заведующий Особым отделом департамента полиции, – представился высокий человек и, не снимая плаща, сразу перешёл к делу.
– Я без церемоний, господа. Убит граф Платон Салтыков, в гостинице «Магнолия», здесь, в Тёмном городе.
Судья Лютовицкий неподвижно следил за Зубаровым, смеряя его непроницаемым взглядом.
– Граф, помнящий под хромом, состоял в свите Её Императорского Величества и кое-что знал… опасное.
Я в это время тщательно пережёвывал каждый кусочек свежего паштета, раздумывая о его утончённых ароматах и послевкусии – такой момент стоит проживать медленно.
– Старый гуляка, – Зубаров произнёс, будто сплюнул. – Днём при дворе, да по задворкам Тёмного города ночами. Что уж тут удивляться…
Я неспешно подцепил вилкой ломтик ветчины, наслаждаясь густым ароматом.
Судья, по-хозяйски развалившись на стуле, смотрел на Зубарова с тем безмолвным прищуром, что действовал на многих лучше слов.
Зубаров выдержал взгляд, тронул пальцем очки.
– Подозреваемые… Дроздов, тот ещё ловкач, ненавидел жертву всем сердцем, – спокойно продолжил он. – Чекмарёв – имел зуб на убитого. И ещё одна… девица, возможно куртизанка. Имеется пикантный оборотец… Салтыкова нашли привязанным к кровати шёлковыми лентами, на груди пятна воска, а в складках подушек – кожаная плётка и кружевные женские трусики.
Я медленно отрезал кусочек оладушка, упиваясь его тягучей сладостью – сгущённое молоко стекало тонкой струйкой, карамельно-липкой, так что хотелось задержаться на каждом укусе.
Салтыков – не удивлён. Он, щеголь и мот, помню его дерзким юношей со старших курсов Пажеского корпуса. Но что-то в этой истории не сходится – кто знает, кем была эта женщина для него на самом деле? В Тёмном городе никому нельзя доверять, особенно тем, кто скрывает столь разные стороны своей жизни.
– Улики, – продолжил заведующий Особым отделом. – Кулон в виде розы, видимо, с шеи этой девицы. Пустой магнитофон, видимо, велась запись. И клочок листа бумаги с вопросами, найден в зажатой ладони убитого Салтыкова. Это факсимильная копия.
Зубаров вынул из кожаной папки фотокопию и положил на стол.
Я мельком взглянул на Судью, который с любопытством изучал бумагу. Но вряд ли он мог бы что-либо понять.
На листе были остатки трёх вопросов, по всей видимости, располагавшихся в самом конце: «…ближайший к императрице?», «…трица имела тайную аудиенцию 8-го сентября?», «…ещё знает о местонахождении шкатулки?».
Сами вопросы были для меня также непонятны, но, отлично представляя придворные обычаи, я почувствовал – дело приобрело скверный оборот. Похоже, кто-то всерьёз взялся за тайны Её Величества.
– Салтыкову перерезали горло бритвой, – тихо произнёс Зубаров. – А рядом – ампула от хромоферона и какого-то психотропа.
Он выдержал паузу и добавил, глядя мне прямо в глаза:
– Ваше благородие, шевалье, у меня небольшая просьба. Как только найдёте убийцу или хотя бы магнитофонную запись, прошу доложить.
Я хмыкнул, отрезая очередной кусочек оладушка.
– Доложить? – я отложил вилку и взглянул на Зубарова. – Сергей Васильевич, не совсем понимаю, чем могу вам быть полезен в этом деле. Разве его не поручили вашему отделу?
Зубаров нахмурился, но затем слегка улыбнулся, мне показалось, что снисходительно. А вот Судья помрачнел не на шутку.
Тут вбежал мальчишка, запыхавшись, склонился ко мне и прошептал одно-единственное слово – пароль, который я никак не ожидал услышать от простого курьера.
– Ваше благородие, господин де Лермонт, буду ждать вестей, – Зубаров коротко кивнул и вышел.
Я отодвинул чашку с кофе, вглядываясь в чёрную тьму за окном. Пароль снял массу вопросов, но, что хуже, возбуждал новые.
– Господин Лютовицкий, – обратился я к Судье, – вынужден на время покинуть ваше общество. Боюсь, это одна из тех встреч, на которую мне следует явиться одному.
– Ну что же, результат предсказуем, – Судья повёл тяжёлой бровью. – Знал бы ты, из чего готовят эту стряпню. Но, беги, а то не донесёшь…
«Интересно, он всегда так поддразнивает при каждой нашей встрече?», – подумал я, улыбнувшись краем губ, но промолчал, лишь поправив галстук-бабочку.

2
Тьма, как отравленная вуаль, обвивала, скрывая каждый шаг. Здесь не было слышно ни дыхания города, ни шума проезжающих машин – этот угол Петрогора был точно вырезан из мрачного сна, где любая тень таила в себе опасность.
Туман и смог обволакивали переулок мягкой пеленой, отчего пространство сжималось, будто боясь открыть застывшую в глубине фигуру. Мой старый друг стоял неподвижно, сливаясь с этим бесконечным мраком, словно сама тьма породила его. Лицо его терялось в сумерках, как и руки, спрятанные в карманы плаща. Я шагнул к нему – уверенно, но слегка настороженно.
К сожалению, мой дорогой читатель, имя моего друга я назвать не смею. Даже дословно передать его слова не имею права, дабы лингвистическая экспертиза его не вычислила. Поэтому буду называть его просто Тень. Его слова тоже перескажу косвенно, только суть – так безопаснее для всех участников этой истории.
– Империя снова в опасности? – бросил я вполголоса.
Он лишь едва кивнул, сразу к сути – время, как он сказал, не ждёт; на кону репутация Её Величества.
– Дела Её Величества не так часто доходят до глухих переулков Тёмного города, – заметил я.
Лучи фонаря в конце улочки пробивались сквозь туман и ложились резкими тенями на лицо моего друга. Он молча протянул мне тонкую папку. Документы следственной части по делу графа Салтыкова, с виду обычные, но между ними проскользнул листок с перечнем вопросов – вопросов, по одному взгляду на которые насторожился бы любой верноподданный Её Величества. Перелистнув пару страниц, я поднял глаза.
– Во славу Её Величества, конечно… – с некоторым сомнением в голосе сказал я. – Дело ведь не в Салтыкове? Вернее, не только в нём…
Тень, чуть склонив голову, поджал губы, будто соглашаясь, но и намекая, что долг – он такой, не даёт права выбирать. Было понятно, что больше, чем мне следовало знать, он не расскажет.
Я позволил себе короткую усмешку – старая привычка скрывать нервозность под лёгкой маской легкомыслия. Однако, встретившись с его взглядом, отбросил шутливый тон.
– Считай, что я в деле, но правила буду устанавливать сам, особенно если запахнет… фальшью, – бросил я, нарочно не спуская с него глаз.
Тень не дрогнул, он ответил, что выбор у меня такой же, как у любого верного слуги престола, – один. И, будто поблагодарив за понимание, добавил, что время, как всегда, не на нашей стороне.
– Будь любезен, передай Её Величеству моё глубочайшее почтение и заверение, что её свет – единственное, что озаряет мой туманный горизонт. И забери эти вопросы – меньше знаешь, крепче спишь.
Убрав папку под плащ, я шагнул назад, глядя на него с тёплым, почти дружеским прощанием, за которым, впрочем, не укрылись мои сомнения.
Я обернулся и задал вопрос, который не давал мне покоя с самого утра:
– Как так случилось, что я, кто всегда держался ближе к свету, теперь бреду по самому тёмному дну? Неужто где-то оступился и прогневал Её Величество?
Тень, едва заметно улыбнувшись, напомнил мне, что быть непомнящим – это мой собственный выбор, а ответ на этот вопрос я сам запретил давать. Я рассмеялся в ответ – как говорится, советы для храбрецов, а уж искать мне доводилось и то, что проще было бы не находить.

3
Обед – неприкосновенен; пускай даже мир рушится, но свои приятности я вкушу спокойно. Мы присели за плетёный из бамбука столик уличной тайской забегаловки где-то в Тёмном городе, даже не знаю, на какой улочке.
Судья Лютый склонился над папкой от Тени, медленно просматривая каждую бумажку с описанием улики, словно раскладывая по полочкам чужие тайны.
Горячая тарелка «Фо бо» источает богатый аромат – пряный, плотный, пронизывающий, – и я, отпив первый осторожный глоток, чувствую, как согревающая горечь и слегка заметная кислинка лайма мягко отзываются где-то внутри. Лапша тянется, на вкус упругая и гладкая, прекрасно контрастируя с нежными слайсами говядины.
– Шестое октября, вечер. Гостиница «Магнолия», – начал Судья ровным голосом. – Женщина, представившаяся администратору как Крупнова, снимает номер сто тринадцать. Имя и фамилия – наверняка вымышленные.
Он бегло пролистал документы, на секунду задержавшись на одной странице.
– ИНН принадлежит… пожилой женщине из Нижнего Тагила, которая уже четыре года как померла, – с ноткой насмешки бросил он. – Случайная комбинация цифр – скорее всего, наспех выдуманная.
В «Фо бо» есть нечто успокаивающее, почти медитативное: то ли от еле уловимого запаха свежей зелени, то ли от прозрачного, не нагружающего бульона.
– Четыре одиннадцать утра восьмого октября, – произнёс Судья, смакуя каждое слово. – Администратор Мельникова внесла в журнал, что «девка из сто тринадцатого выскочила полуголая». Видимо, Салтыкова она зарезала в аффекте, испугалась содеянного и выбежала в чём мать родила.
– Либо графа Салтыкова зарезал кто-то другой, кто был в том номере, – заметил я, доедая остатки «Фо бо». – Человек не выйдет на улицу полуголым, даже после убийства. Значит, она видела что-то, что видеть не должна была, испугалась и бросилась наутёк.
– Фотоловушки на входе в гостиницу никого постороннего не зафиксировали, – констатировал Лютый.
– А у чёрного входа фотоловушки имеются?
– Нет, – нехотя ответил Судья.
Вторая на очереди миска «Кео ван» с зелёным карри – сама по себе обещание тайского изящества и остроты. Погрузив ложку в густую подливу из кокосового молока и карри, чувствую, как необыкновенный аромат открывается всеми слоями. Пробую – вкрадчиво жгучий, карри медленно раскрывается, покалывая рецепторы, как бы пытаясь оставить след, который не вымоет и целый литр воды. А под ним – бархатистая сладость кокоса, словно ласковый шёпот после звонкого окрика.
Судья извлёк из папки факсимиле письма, держа его двумя пальцами, как вещь, к которой не хочется прикасаться.
– Найдено у графа Салтыкова. Автор – Алексей Дроздов, – произнёс он, не отрывая взгляда от строки. – Бывший гоф-фурьер при дворе.
Курятина пропитана этими нотами насквозь, её мягкость подчёркивается и дополняется кисловатым оттенком лайма, а свежий базилик добавляет остро-сладкую, освежающую ноту. Кусочек баклажана оказывается неожиданно нежным и приятно водянистым, придавая всему блюду завершённость.
Лютовицкий достал фото ключа, пристально разглядывая его.
– Инициалы «В.Ч.»… – он провёл пальцем в перчатке по фотографии. – В номере сто тринадцать найден ключ от квартиры с инициалами и отпечатками пальцев бывшего гласного Городского собрания Петрограда Владимира Чекмарёва.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71348890?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.