Главная страница | Современная русская литература | Век чудовищ

Век чудовищ
Светлана Сергеевна Шемена
В детстве чудовища жили повсюду – наблюдали из темноты, скрывались под кроватью, поджидали за каждым углом. Я знал, что они реальны. А затем чудовища вдруг исчезли, а вслед за ними и мама, и мой брат Дэни. Теперь я понимаю: чудовища никуда не уходили, они просто стали лучше маскироваться. Спасаться бегством или сражаться? Смогу ли я остановить чудовищ или стану их следующей жертвой? «Век чудовищ» – история о потерях, страхах и тайнах, что скрываются в тени прошлого.

Светлана Шемена
Век чудовищ

Глава 1
Тем летом нам обоим стукнуло по двенадцать. И почему-то казалось, что важнее этого возраста просто нет. Мы чувствовали себя почти взрослыми, значительными личностями! Надо сказать, мы жутко гордились собой, хотя, казалось бы, нашей заслуги в происходящем и быть не могло. Но это с какой стороны посмотреть… Порой, оглядываясь назад, я вообще поражаюсь, как мы не свернули себе шеи, упав с дуба (прямо на наш девятый день рождения) или не утонули в реке, когда надувная лодка напоролась на камни (десятый день рождения). Еще на пятые именины нас спокойно мог загрызть соседский дог, которого мы дразнили почем зря, а потом он сорвался с цепи и погнался за нами следом. Кстати, ума не приложу, как нашим коротким ножкам удалось от него удрать. В общем, попадать в истории каждого двенадцатого августа стало доброй традицией.
Сначала мама переживала, а затем, наверное, смирилась, что растут сорванцы, и махнула рукой. Но седых волос мы ей добавили, как пить дать!
А тем летом мы задрали носы еще по одной причине – только раз в жизни двенадцатый день рождения может выпасть на двенадцатое августа. Дед сказал, что такое совпадение чисел называют Днем ангела. Тогда мы заворожено присели на коврике у камина, прямо у его ног, а дед своим глубоким зычным голосам продолжил: «В этот день Бог говорит Своим ангелам особенно сильно следить за своими подопечными и охраняет их от всяких бед».
Сперва это известие нас взбудоражило, мы даже подрались, заспорив два у нас ангела-хранителя или один на двоих. Ну, потому что один на двоих – куда такое годится? Мне хотелось иметь своего собственного и ни с кем его не делить. Но к вечеру, накануне дня рождения, мы подуспокоились, посчитав себя уже слишком взрослыми для сказок и тому подобной чепухи.
Утро двенадцатого августа выдалось облачным и пасмурным, небо походило на белый альбомный лист. Но ничто в целом мире не было способно испортить нам настроение – мы наконец-то вырвались из пыльного города, деревня распахнула свои зеленые объятия, а внутри клокотало предвкушение праздника! День обещал быть грандиозным!
Мы слетели по лестнице, словно два торнадо, потеряв по дороге тапочки и шлепая босиком по неровной древесине пола. На кухне уже сидел дед и прихлебывал черный кофе. На плите дымилась турка, запах был терпкий и бодрящий.
Мы в недоумении переглянулись, конечно, мы не ожидали фанфар, но в глубине души надеялись на них, на поздравления, украшения, воздушные шары и подарки в яркой оберточной бумаге. Но легкий ветерок трепал марлевые занавески, молочный свет падал на бледные обои в цветочек, и все было по-старому.
Дед, конечно, сверкнул улыбкой из-под густых усов, пробасил «с Днем Рождения» и потрепал нас по волосам. Мы дружно разделались с подгоревшей яичницей, после чего он сказал, что мама уехала в город и вернется к вечеру. Мы вот-вот собрались приуныть, как дед почти шепотом добавил: «С сюрпризом… И я слышал, что в нем двенадцать слоев… Только никому». Известие о двенадцатислойном сюрпризе прогнало печаль, и мы отправились на улицу – весь день был в нашем распоряжении.
За первые же три часа мы переделали все, о чем мечтали, пока тряслись по проселочной дороге в старом мамином «жуке».
Залезть на вяз посредине поля, не обломав сухих веток. Сделано.
Устроить соревнование по «блинчикам» на реке. Сделано.
Наловить лягушек и закидать ими овчарку соседей (раньше у них жил тот самый злосчастный дог, он умер уже лет пять назад, но отныне мы считали своим долгом отомстить каждой собаке, обитавшей в той будке). Сделано.
Построить шалаш. Развести костер. Наесться диких яблок и груш. Насобирать ежевики. Сделать себе боевой индейский раскрас. Сделано. Сделано. Сделано.
Слишком банально. Слишком заурядно для такого незаурядного дня. Подобные шалости зашли бы в любые другие каникулы, но только не сегодня. И тут нам в головы пришла идея: сегодня же День ангела, так? Ангелы, конечно, ерунда, выдумки и все такое, но… Но почему бы не рискнуть? И мы решили посмотреть на чудовищ.
Раньше чудовища жили повсюду. В болотных зарослях. В темных чуланах. В скрипучих половицах и под кроватью. Они прятались там, под деревянными перекладинами, в уютной черноте и ждали подходящей минуты. Они шуршали, стрекотали и стучали, подражая звукам дома и изобретая свои собственные. Чудовища были коварны, это мы знали наверняка. Они умели мастерски маскироваться, принимать вид даже самых обычных вещей, баскетбольного мяча, к примеру, или сливаться с тенями, пляшущими на стенах. Для них не было преград. Они не боялись музыки, света ночника или настольной лампы и даже приоткрытой двери. Они выходили на охоту ночью, когда громче всего тикали секундные стрелки. Иногда они крались, как кошки, иногда стелились, как змеи, а иногда просто появлялись прямо перед тобой, выглядывали из-за угла, глазели в окна. На своем опыте мы знали, что от них было не спрятаться, не убежать.
А потом чудовища вдруг исчезли.
Мы искали повсюду. Замирали. Прислушивались. Но вой был просто воем ветра, скрежет – веткой, бьющейся в окно, шепот – не выключенным на кухне радио. Мы специально вставали посреди ночи, не зажигая света. Распахивали настежь дверцы шкафов и кладовок. Специально бродили по коридорам и спускались в сад, где было темно, хоть глаз выколи. Но чудовища больше не выходили встречать нас, не клацали челюстями и не забирались под кожу горстью мурашек. Они остались только в воспоминаниях.
И еще в старом альбоме проектов.
Это была толстая потрепанная тетрадь на спиральке. Ее подарила нам мама после того, как мы впервые вломились в ее комнату, оба залитые слезами, наперебой заикаясь о том, что кто-то наблюдал за нами из угла. Мама нас успокоила, напоила теплым молоком, а на следующий день вручила тетрадь. Сказала, что в ней будут жить наши защитники.
Идея захватила нас с головой! Мы тут же достали карандаши и нарисовали на обложке желто-черный знак радиации и размашистую надпись: «Опасно! Посторонним не открывать!». Мы гордились своими проектами и могли часами корпеть над ними, уставшие, сонные, усыпанные цветной пылью от мелков.
«Проект №1»: робот-трансформер, вышиной с небоскреб, тогда под рукой у нас был только жесткий простой карандаш и ластик. И мы так старались сделать первый проект идеальным, что в некоторых местах протерли лист до дыр. Но потом дела пошли в гору. Так на свет появился пес-космонавт, огромный оранжевый тигр, ловец злодеев с супер-сачком и полицейский с черным пистолетом. Все они должны были защищать своих хозяев…
Но с поставленной задачей не справлялись.
Мы из кожи вон лезли, чтобы найти спасение. Но чудовища ушли внезапно, не попрощавшись, не предупредив, ушли вслед за отцом, громко хлопнув дверью.
Как найти чудовищ в мире, где их больше не осталось? О, мы знали ответ на этот вопрос. Старое сгоревшее поместье Бьерков. Табу. Категорическое «нет». Запретная зона. И, как следствие, запретный плод. Если чудовища и ушли, то мы точно знали, куда.
Пять лет назад мы с мамой заключили договор: на улице нам можно делать все, абсолютно все (разумеется, в законных пределах), кроме двух вещей. 1) Уходить куда-либо с незнакомцами; 2) Забираться в поместье Бьерков.
Бьерки не были местными вампирами или знаменитостями – просто обычной пожилой парой. Мы видели их три раза. На похоронах бабушки. В бакалейной лавке. И в церкви, куда нас первый раз взял дедушка. Потом они умерли. Дом по какой-то причине наполовину сгорел и так остался стоять в низине, обугленный, пустой и немного покосившийся (Бьерки, кажется, прожили в нем всю жизнь, так ни разу и не отремонтировав).
Наша мама всегда была удивительно миролюбивой и спокойной женщиной, но по поводу поместья она выразилась вполне однозначно: «Клянусь, я своими же руками поотрываю вам головы, если вы туда залезете». И в правдивости ее угроз мы ни капли не сомневались. Она угрожала крайне редко, но всегда поступала так, как предупреждала. Но если уж ангелы-хранители и следили за нами в этот особенный день, они должны были уберечь нас и от расправы или, по крайней мере, не проболтаться маме. Головы ведь не полетят с плеч, если она ни о чем не узнает.
Из-за обильных дождей поля пуще прежнего заросли травой, она доходила до пояса даже взрослому человеку. Нечего и говорить, что нас она скрывала почти по самый подбородок (мы и среди ровесников не отличались высоким ростом), а при беге больно хлестала по плечам и щекам плоскими зелеными стеблями. Так мы заработали несколько тонких «бумажных» порезов и пару синяков. Земля под ногами чавкала и хлюпала, кое-где засасывая подошвы кроссовок. Рядом разливалось болото, и змей в округе, наверняка, было несметное количество, но мы не наткнулись ни на одну. Похоже, что-то нас действительно оберегало, потому что позднее мы подслушали, как наш сосед (врач местной клиники) жаловался деду на десятки фермеров, ежедневно приходивших на прием со змеиными укусами разной степенью тяжести.
Мы бежали изо всех сил, спотыкаясь, падая и снова поднимаясь, это было одно из тех решений, которое нужно было осуществить как можно скорее, пока здравый смысл не взял верх и не заставил передумать. Мы неслись с такой прытью, что за зарослями не заметили край обрыва и, столкнувшись друг с дружкой, кубарем полетели вниз. Хорошо, что склон был не слишком крутым, иначе переломов было бы не избежать, а так мы отделались только рассеченной бровью и ободранными коленями.
Мы остановились только у самого крыльца дома Бьерков, когда носы кроссовок стукнулись о первую деревянную ступеньку. Сердце билось как сумасшедшее, в груди болело. На более безрассудные поступки мы еще никогда не отваживались.
Вблизи дом напоминал огромную черную головню, такие остаются в костре, когда огонь совсем прогорел. На втором этаже в окнах еще стояли стекла и даже висели занавески, наверное, еще не добрались бездомные и такие как мы. На первом просто сверкали чернотой пустые рамы. В голову запоздало юркнула мысль, что ведь мы не захватили с собой ни фонарика, ни даже спичек. Но ведь мы пришли искать чудовищ, кто же ищет чудовищ с фонариком?
Входная дверь поддалась на удивление легко, хоть проем и был перекошен. Мы оказались внутри. Знаете, говорят, что, если чего-то сильно хотеть, а потом получить – немного разочаровываешься, потому что реальность не оправдала ожиданий? Так вот мы были в полном восторге!
Мы были героями. Шпионами. Первооткрывателями. По пять комнат на этаже. Плюс чердак. Плюс подвал. С верхом мы управились быстро. Путь на чердак был закрыт, часть потолка сгорела, поэтому карабкаться было просто некуда. Пожар, видимо, начался в одной из нижних комнат, а затем пополз вверх. Если честно, мы понятия не имели, что именно здесь начало гореть много лет назад. Поэтому про себя отметили, что нужно так исподволь узнать у деда схемы распространения огня в помещении.
Кое-где на полу еще валялись обрывки газет и журналов. Шурупы. Обломки досок. Но никаких тебе сокровищ или таинственных сейфов, спрятанных в стене за картиной. Тут и картин то не было. Мы снова спустились вниз и решили исследовать первый этаж более обстоятельно. Стандартная планировка, как почти у всех домов в поселке: прихожая, круглая гостиная, столовая, кухня с верандой и кабинет, наверное. У деда на первом этаже всегда располагался кабинет. Мы обменялись кивками, и так секретные агенты, а по совместительству охотники за кладами и привидениями, отправились на сверхзадание. Оно состояло в том, чтобы как можно аккуратнее и незаметнее пробраться от входа к подвалу, при этом не попадаясь на глаза вражескому агенту (в данном случае друг другу). Победит тот, кто соберет больше всего трофеев и лучше всего проявит себя в маскировке.
Вначале это все напоминало игру, мы словно бы стали героями одного из любимых приключенческих шоу по телевизору. Половицы скрипели. Под порывами ветра шелестела черепица на крыше. Стонали стены. Мы крадучись обходили комнаты по периметру, заговорщицки поглядывая друг на друга. Но в них не было ничего кроме отслаивающихся полос обоев и обугленных кусков дерева, которые когда-то были стульями и ножками столов. Наше приключение постепенно теряло свою увлекательность, и становилось больше противно, чем интересно. Мы перепачкали кроссовки плесенью и гарью, и из-за сырости все странно пахло, а волосы с легкостью впитывали любой запах.
Обойдя весь дом, мы зашли на кухню. Неработающий холодильник. Треснувшая столешница гарнитура, а в покосившемся выдвижном ящике лежала разная утварь, кастрюля и пара сковородок. Дальше все завертелось.
– Защищайся! – Я первым пошел в наступление.
Вилка пролетела мимо Дэни и с шумом ударилась о стену.
– Сам защищайся! Индейцы не сдаются! – выкрикнул он и нырнул за тумбу.
С «каской» на голове и половником наперевес мы бросались друг в друга всем, что попадалось под руку, и истошно кричали, прикладывая ладони ко рту.
Стук. Бум. Треск.
Вой ветра через щели.
Стон стен… А, может, и не стен.
– Перестань, страшно. – Дэни резко остановился, рука так и застыла во взмахе над головой.
– Что страшно? Ты просто проигрываешь! Трус! – я попытался продолжить игру, но Дэни никак не отреагировал.
– Не правда, сам послушай. – Мы сложили оружие и прислушались.
Тишина. Черепица. Пол. Стены.
– Да нич… – я осекся на полуслове.
Стон. Совсем не от ветра. Низкий. Протяжный. Настоящий. И из подвала.
Мы оба как вкопанные уставились на небольшую дверь в облупленной зеленой краске.
Стон. По спине молнией пробежал холодок.
– Мы нашли чудовище! – Глаза у меня загорелись, я выпрямился, собрался, готовясь незамедлительно действовать.
– Не шути так! – огрызнулся Дэни. – Мы здесь понарошку искали чудовищ, а не всамделишных. – Ему явно стало страшно.
– Чудовища всегда всамделишные – мы их с тобой сами видели раньше дома. Кучу раз. Ты забыл, что ли? – мне тоже было страшно, но я храбрился и уж точно не хотел показывать свой страх Дэни.
В подвале словно бы лежал магнит – нас тянуло туда, несмотря на подгибающиеся колени. Ладошка вспотела и первый раз соскользнула с металлической ручки. Дверь поддалась, а прямо за дверью на нас смотрела темнота. Чёрная и густая.
В ящике под ложками лежал совсем крошечный фонарик, почти игрушечный, такие обычно вешают на брелок с ключами, чтобы подсвечивать замочную скважину. Мы его взяли. Бледный голубоватый расплывчатый круг выхватывал пространство размером с мячик для пинг-понга.
– Осторожно! – пискнул Дэни.
Под ногами начинались узкие ступеньки, каменные и немного скользкие.
– Пошли, раз мы считаем, что там чудовище – надо убедиться. Сегодня как раз потрясный день для поиска чудовищ. Все обалдеют, когда мы им расскажем. – Я зашагал чуточку быстрее.
– Да кому мы расскажем-то? Нас здесь и быть не должно. – Дэни замер и не спешил следовать за мной.
Чтобы немного успокоиться, мы стали считать ступеньки. Раз. Тишина. Два. Тишина. Три. Четыре. Пять. Тишина. Шесть. Семь. Восемь.
Все. Ступеньки закончились.
Чудовище молчало. Больше не было слышно ни звука. Не трещала черепица, не скрипели половицы. Но казалось, что удары сердца отдавались эхом, оно так сильно стучало, что, по-моему, даже ребра начали болеть.
Гххх…
Хрип не стон. Но это точно хрипело чудовище. Кто же ещё?
Ааа!
Стон стал громче. Мы подпрыгнули на месте, но как завороженные шли вперёд.
Хрип. Стон. Как в фильмах ужасов, которые нам запрещали смотреть, а мы все равно смотрели.
Не знаю, сколько бы мы ещё шли, если бы я внезапно не наступил в лужу чего-то липкого:
– Фу, посвети! Тут какая-то гадость.
Блеклый кружок приземлился на красно-коричневую лужицу.
Закричали мы одновременно. И бросились вверх по лестнице, словно нас несли крылья. Стон за спиной продолжался, громче и настойчивее, будто бы звал именно нас. Но мы бежали. Бежали ещё быстрее, чем неслись сюда через поля с высокой травой.
Мы были сорванцами. И это означало, что мы часто падали и приносили домой ссадины. Но если мы падали, это была наша кровь. Не чужая. Наша собственная, которую можно было всегда промокнуть салфеткой.
Так чудовища вернулись.
Когда мы наступили в кровь одного из них.
***
Мы не разговаривали с самого спуска в подвал дома Бьерков. Из крана лился кипяток. И мы неистово скребли зубными щетками по белым кроссовкам. Мы залили водой все ванную комнату, а зеленые и ржавые разводы все никак не отмывались. Мы так долго провозились, что даже не заметили, как наступил вечер. Мы убрали кроссовки подальше под кровать в надежде, что мама не станет слишком уж приглядываться к нашей старой обуви.
Дедушка сидел на первом этаже в гостиной и читал. На его коленях была раскрыта толстая книга в кожаном переплёте. Мы просто вытащили первые попавшиеся книги из груды на стеллаже и сели рядом. Мы часто читали вместе. Читали и молчали. Но в этот вечер мы просто пялились на страницы.
– Вы там на картинки уставились или читать разучились? – Дедушкин бас заставил нас подпрыгнуть от неожиданности.
– Почему? – хором откликнулись мы.
– Ну, вы книги взяли, а страницы не переворачиваете. Уже сорок минут строчки гипнотизируете. Не переживайте, мама скоро должна приехать. – Дедушка улыбнулся и подкинул еще одно полено в камин.
– Что? – Вопрос прозвучал довольно глупо.
– Я думал, вы из-за мамы переживаете. Она ещё в четыре часа должна была вернуться, а сейчас уже семь. – Дед сверился с часами.
Его слова немного вернули нас в реальность. Мамы действительно не было дольше, чем она планировала. Мы переглянулись, теперь переживания о грязных кроссовках отошли на второй план.
– Я думаю, она просто задержалась по делам. Такое бывает. – Голос дедушки звучал уверенно, и толика его уверенности передалась и нам. – Чай? Какао? Пойдёмте на кухню.
Мы все вместе сели за стол. Дедушка достал из шкафа пачку печенья со словами «не торт, конечно, но почему бы и нет». Так мы хрустели печеньем и отхлёбывали горячий чай из кружек. Часы пробили восемь. Дедушка начинал немного нервничать. Нет, он не показывал этого при нас. Просто постукивал пальцами по столешнице и поглядывал в окно.
– Наверное, мы можем помолиться за маму, да, ребят? Но, когда она приедет, ей об этом не скажем? – Дед заговорщицки подмигнул.
Мы пожали плечами, почему бы и нет? Мы отставили кружки с чаем и помолились за возвращение мамы. Дедушка после «аминь» ещё пару минут сидел с опущенной головой, и мы не стали его тревожить. Просто поднялись к себе и попытались взяться за игрушки.
В десять дедушка отправил нас умываться и чистить зубы. В пол-одиннадцатого разрешил посмотреть передачу по телевизору, где люди путешествовали по земному шару и исследовали редких животных. Мы сели на диван, завернувшись в одеяла, и наблюдали, как на экране неспешно движутся огромные, добродушные, существа, покрытые густым коричневым мехом – капибары. Они бродили по берегу реки, грелись на солнце, и что-то в их медлительности успокаивало.
– Ты когда-нибудь видел капибар? – спросил Дэни, не отрывая взгляда от телевизора.
– Нет, – ответил я, слегка прищурившись. – Но, наверное, хотел бы. Будто хомяка или морскую свинку увеличили с помощью суперлуча! Нужно будет попробовать их тоже нарисовать. – Дэни молча кивнул.
В одиннадцать мы уже лежали в кроватях. Дедушка пожелал нам сладких снов, поцеловал в лоб и снова ушёл в гостиную. Мы слышали, как он снова и снова звонит по телефону. А потом вдруг до нас сквозь сон долетело: «Алло, полиция? Я хочу заявить о пропаже человека… Моя дочь… Последний раз видел сегодня рано утром…».
– Эй, спишь? – прошептал Дэни мне прямо в ухо, я не спал, но глаз не открыл, тогда он пихнул меня локтем под ребра. – Говорю тебе, нашу маму могло похитить чудовище.
– Не гони. – Я зевнул и посмотрел на брата, выглядел он крайне серьезно.
– Я не гоню! Это точно чудовище. Разве еще какие-то варианты есть?
– Совсем дурак? – вспылил я. – Да целая куча еще разных вариантов может быть. Не неси чушь, спи.
Но Дэни не был дураком. И если бы я тогда был поумнее и прислушался, то понял бы, насколько он прав.
***
Начиная с той ночи мне стали сниться одни и те же сны. Будто бы я иду по бескрайней бетонной парковке с тысячами машин. Им не видно конца. Я иду, бегу, но понимаю, что никогда не смогу выйти за ее пределы. А когда я останавливаюсь и поднимаю голову вверх, то вижу темно-синее небо, космос, звезды. Сверху все такое же необъятное, как и внизу. И весь этот космос раскалывается, как зеркало, на острые блестящие пласты и начинает стремительно рушиться и падать вниз. И вся эта бесконечность меня вот-вот раздавит…
И я просыпаюсь.
***
Мы проспали до обеда, я и Дэни. Обычно на каникулах нас будила мама, расталкивала часов в девять, чтобы мы «не отлеживали бока», как она говорила, а больше помогали ей по дому, пока не заняты школой и домашними заданиями. Но сегодня нас никто не разбудил. Электронный будильник показывал 12:00. В животе урчало. Весь наш ужин прошлым вечером состоял только из чая и печенья. Мы наспех умылись и спустились вниз, аккуратно, глядя под ноги, не так, как вчера. На кухне слышались голоса. Хотелось верить, что это беседовали мама с дедушкой, и он по-доброму отчитывал ее за то, что она не привезла нам именинный двенадцатислойный торт на День ангела. Но голоса слышались мужские, один и вправду дедушкин, а другой хрипловатый такой, будто прокуренный.
В нашем доме действовало правило (среди многих прочих), что, когда разговаривают взрослые, нам нельзя вмешиваться, совать свой нос и влезать с комментариями. Но мы нарушили уже несколько более весомых правил вчера, поэтому пошли на звук голосов и открыли кухонные двери.
Дедушка, увидев нас, кивком подозвал к себе, и мы встали рядом. За столом сидел высокий темнокожий мужчина в синей униформе. Полицейский. Он что-то писал мелким убористым почерком на листе бумаги перед собой. Слева от него лежала коричневая папка и черная рация с антенной.
– Проверим факты еще раз, чтобы наверняка, – просипел он и послюнявил кончик карандаша.
Дед кивнул.
– Ваша дочь Александра, тридцати двух лет, проживает в Промышленном округе, приехала к вам с двумя сыновьями, – тут полицейский сделал паузу и покосился на нас, – одиннадцатого августа в шесть часов вечера. Утром следующего дня, а точнее в семь часов тридцать минут, она на личном автомобиле марки Фольксваген Жук уехала в центр, цитирую, «завершить дела по работе», а потом забрать торт для детей из кондитерской на пятой улице. Пока все верно?
Дед кивнул.
– Ваша дочь пообещала вернуться в четыре часа дня, не вернулась.
Дед кивнул.
– Вы звонили на ее рабочее место? – Мужчина следил за движением ручки в собственной кисти, и лишь изредка поднимал взгляд из-под козырька.
– Она сиделка по найму, в больницу приходит запрос, и ее посылают к больному на дом.
– Вы созванивались с больницей?
– Там ее не видели, но они сказали, что не владеют ее точным расписанием. Больные могут менять время посещений.
Голос деда по-прежнему звучал твердо и уверенно, но было едва заметно, как подрагивают его руки в карманах джинс. Вопрос – ответ. Вопрос – ответ. Мы почти синхронно поворачивали головы, чтобы смотреть то на одного, то на другого говорящего, словно бы они словами играли в теннис, а мы были болельщиками на стадионе.
– Вы звонили ее больным?
Дед помотал головой.
– Я не знаю номеров. В больнице мне их не дали – личная информация.
Полицейский вздохнул и снова стал что-то записывать и обводить.
– С кондитерской созванивались?
– Звонил, но вечером было уже закрыто.
Полицейский снял фуражку, почесал затылок и пробормотал себе под нос слово «кондитерская», потом снова что-то записал.
– Мой вопрос может показаться неудобным, сэр, но я обязан спросить, – полицейский прочистил горло. – Почему вы так уверены, что ваша дочь просто не уехала, скажем, к своим друзьям или к мужчине?
Внутри меня все закипело, до этого момента я будто бы и не осознавал реальность происходящего, не воспринимал всерьез. Я больше не мог молча наблюдать за этими взрослыми беседами, слова полицейского пробудили во мне такую злость, что она вылилась наружу криком: «Мама бы никогда…». Фразу я не закончил. Мой порыв, как ушат ледяной воды, остудила дедушкина рука, опустившаяся мне на плечо.
– Послушайте, молодой человек, я хорошо знаю свою дочь. Могу заявить об этом с полнейшей уверенностью и даже поклясться, коль такая нужда возникнет. Если моя дочь не вернулась к обещанному времени, не позвонила, и никак не дала о себе знать, то, помяните мое слово, произошла какая-то беда. Эти двое джентльменов, – дед ласково погладил нас по головам, – которых вы вывели из равновесия вопросами, самое дорогое, что у нее есть. Если она за ними не приехала, то точно не по своей воле.
Полицейский снова надел фуражку, поправил выбившиеся из-под нее волосы и встал. Постояв молча пару секунд, он собрал свои бумаги и повесил рацию обратно на пояс. Мне вдруг стало страшно, что он просто уйдет, обидевшись на дедушкины слова, и маму никто искать не будет. Хотя я понимал, что это глупые мысли. В фильмах полицейские всегда помогают людям и не бросают работу, просто потому что им кто-то нагрубил.
– Думаю, сэр, у меня есть вся необходимая информация. Мы обзвоним точки, которые вы указали, и сообщим, если что-то обнаружится.
– Она была на машине, может, ее засекли дорожные камеры?
– Возможно, сэр. Сначала звонки, потом остальные варианты. Возможно, все разрешится благополучно, когда мы переговорим с кем-то из ее пациентов. Может быть, ей экстренно пришлось сидеть с кем-то всю ночь. Такое возможно? Бывало раньше, чтобы она оставалась с больным на сутки?
Дед кивнул, но словно бы нехотя.
– Хорошо, – полицейский, – застегнул синюю куртку из шуршащей ткани. Вы же понимаете, что запрос на данные дорожных камер будет идти от семи до десяти дней, не молниеносно, как показывают в сериалах. Мы с вами находимся в провинции, у нас на всю округу один шериф и нехватка офицеров. Но мы сделаем все возможное.
Дед кивнул. Велел нам поставить чайник на плиту, и пошел провожать полицейского к выходу. Мы молчали, я и Дэни. Все эти кивки, «возможно», вопросы без ответов – все это было чересчур для первого утра после дня рождения.
***
Мне снился красный цвет. Красная земля, красные уступы, красное небо. Красные горы с острыми пиками, красное солнце, не дающее света, красные тучи и красный ветер. Красный гром и красный грохот, да такой, что все вокруг дрожало и ходило ходуном, готовое вот-вот рассыпаться в красную крошку. Красная пушка стреляла красными ядрами по красному горизонту. Красный страх сковывал движения. Красный липкий пот стекал по спине. И на меня вновь обрушивалось осколками небо. Красное небо.
***
Через два дня округу стали прочесывать добровольческие дружины. Главный пункт их штаба расположился внизу у нас в гостиной. Дед передвинул всю мебель и поставил в центре комнаты круглый обеденный стол, обычный журнальный не подходил – слишком низкий и узкий. На нем вместо скатерти расстелили огромную карту местности. Стоя на лестнице, мы наблюдали, как над ней склоняются люди, перешептываются, раздают поручения и что-то чертят нашими цветными карандашами. Карандашами, которыми мы раньше рисовали супергероев-защитников, теперь рисовали стрелки, по которым реальные герои разыскивали нашу маму.
Дружину организовал дед. Раньше, до пенсии, он работал пожарным в местной спасательной части. Его все знали, его заслуги помнили, и его все уважали. Большинство сослуживцев деда после выхода на пенсию переехало в другую часть страны, где климат был помягче, но кое-кто остался. Так все и получилось: дед позвонил своим друзьям, те – своим, и волна пошла. Через пару часов после его звонка у нашего крыльца стояло 23 человека, к вечеру подошло еще 34, а утром еще 16 добровольцев – итого 73 человека. И если учесть, что население нашего поселка насчитывало всего 517 человек, в возрасте от 35 до 100 лет, то дед собрал неплохую команду.
Во время совещаний дружины мы увидели его совершенно другим, будто бы он сильно помолодел, и старило его только тело. Он держался твердо, высокий, широкоплечий, в клетчатой фланелевой рубашке и высоких кожаных сапогах он был похож на ковбоя, но мы не смели над этим шутить. Мы вообще не смели улыбаться, это стало нашим первым личным правилом в доме: никаких улыбок, никакого смеха и никаких шуток до возвращения мамы.
– Смотри внимательно, – дед поставил на карте желтую точку и обвел ее широким полукругом циркуля, – разобьем площадь на десять секторов. Площадь округа 16,8 км2. Тогда на каждую команду придется почти по два километра, семь человек на команду, – дед замолчал и глубоко вздохнул.
– Ничего, осилим, – подтвердил мужчина с окладистой рыжей бородой, кажется, он ходил с дедушкой в одну церковь, – а троих раскидаем по сложным местам. Одного к реке можно добавить, там заросли, чтобы прошерстить все хорошенько. И двоих еще в заповедник прикрепить, чтобы точно не упустить ничего.
Дед одобрительно кивнул и отхлебнул большой глоток черного кофе. Он почти не спал. В доме постоянно работала кофеварка, казалось, запах кофе пропитал обои.
– Тогда с Богом, надо расходиться, чтобы до темноты успеть, – рыжебородый перенес все обозначения с карты-скатерти на свою карманную и вышел на улицу, за дверями было слышно, как он зычно раздает команды, потом молится, а затем глухо стучат по земле семьдесят три пары ног.
Дед ни разу не ходил на поиски вместе с дружиной. Мы знали, что он хотел, он с огромным трудом ждал их возвращения и вскакивал каждый раз, как звонил телефон. Но он оставался дома ради нас, потому что других родных у нас больше не было. Так мы втроем находились под одной крышей, но как бы не вместе, мы даже не разговаривали. Мы общались кивками, объятиями и прикосновениями, словно бы слова были лишними, словно бы их нужно было беречь, чтобы было чем поприветствовать вернувшихся спасателей, а затем и маму. Мы надеялись.
Мы надеялись. Точнее мы не теряли надежды. Полицейский, пришедший на первое утро после исчезновения мамы, перезвонил через день и сказал, что офицеры обзвонили маминых коллег и пациентов, но ее никто не видел. До кондитерской дозвониться так и не получилось – владелица уехала в отпуск, о чем гласило объявление на центральной витрине. Так мы остались с тем, с чего начали. Дело заглохло. Полицейские не собирались прочесывать местность, сославшись на нехватку персонала и большое количество других бытовых преступлений. Нам сказали ждать, что мол скоро, возможно, она «объявится, когда нагуляется». Возможно, она уехала по собственной воле – машина же не найдена. Опять «возможно». Дедушка тогда, впервые на нашей памяти, накричал на человека. Больше из офиса шерифа нам не звонили.
– Не велика потеря, – сказал дед нарочито спокойным голосом, хотя губы у него дрожали.
И через пару часов у нас под окнами уже стояла толпа его товарищей.
Люди приходили и уходили. Они называли какие-то цифры, производили расчеты. Мы не вникали, точнее мы очень старались, но никак не могли переваривать все эти гектары, километры и квадраты. За обедом дед обронил, что одной команде понадобится примерно 16 часов, чтобы на один раз обойти один сектор. Мы не знали, много это или мало, плохо или хорошо, и просто продолжили ковыряться вилкой в тарелке. Не хотелось доставать дедушку лишними расспросами. Ему и без нас хватало хлопот. Одно мы знали наверняка – наш городишко был совсем невелик, все друг друга знали, а даже, если и не знали лично, то просто регулярно встречались на улицах.
5887 человек. Такую цифру нам назвали в школе на уроке обществознания. По последней переписи населения в округе проживало почти шесть тысяч человек! И первый раз мне казалось, что это очень много. А потом нам с Дэни подарили книгу про разные страны мира, и я понял, что мы даже не точка на карте. Для всего мира нас не существовало. Тогда же я понял принцип относительности: наш городок был слишком мал, чтобы его проблемы волновали кого-то еще, но слишком велик, чтобы организовать полноценные поиски пропавшего человека.
***
На третий день дедушка открыл гараж, завел свой старый пикап, и мы поехали расклеивать по округе листовки. Большие, размером с альбомный лист. Сверху крупными буквами было написано «ПРОПАЛА», а ниже – фотография мамы, портрет как из паспорта, а еще ниже – рост, вес, комплекция, особые приметы и номер телефона. В то утро мама уехала в очках, но она всегда снимала их, когда нужно было фотографироваться. Я немного переживал, что без очков ее никто не узнает. Супермен в комиксах всегда маскировался одними очками.
«Телосложение среднее. Рост 1,70 м. Русые волосы. Темные глаза. Была одета в синие джинсы и белую футболку».
Так выглядела половина женщин города. Мы, я и Дэни, совсем не узнавали в этом описании маму. Но вместо того, чтобы спорить, просто прикусили язык. Мы мазали столбы и доски клеем, а потом лепили на них помявшиеся листы до самого вечера, пока не стало слишком темно, тогда мы отправились назад домой.
Дорога петляла через лес, фары выхватывали куски серого асфальта, желтой разметки и зеленые ветки магнолии, пикап слегка потряхивало на кочках.
– А вы знаете, почему на проселочной дороге в темное время суток лучше всего держаться ближе к середине полосы? – несмотря на явную усталость, тон у дедушка был оптимистичный.
Мы знали. Чтобы было место для маневра, если на проезжую часть вдруг выбежит олень, енот или другой дикий зверь. Но бас деда звучал успокаивающе, и мы спросили: «Почему?».
– Да чтобы было место для маневра, если на проезжую часть вдруг выбежит олень, енот или другой дикий зверь.
Мы снова ответили хором: «Ясно».
– А я ведь прожил здесь, считай, что всю жизнь. Родился, правда, на юге, а как увидел объявление, что землю можно получить на строительство дома, да еще и большой участок, сразу решил переезжать. А потом бригада пожарная, как бросишь, когда на тебя рассчитывают? Хотя, кем я только ни успел поработать… – в конце фразы дед специально оставил интригу и загадочно замолчал.
Мы уже и прежде играли с ним в эту игру и составляли список профессий, которыми он занимался. Но сейчас мы все боялись тишины, поэтому притворились, что этого никогда не было.
– Врачом?
– И врачом.
– И полицейским?
– И полицейским.
– И космонавтом?
– Один ноль в твою пользу, – рассмеялся дед, подмигнул мне и добавил, – считается, если я механиком был на аттракционе «Космический корабль» в луна-парке?
– Думаю, считается, так что по нулям, – заключил я.
Лес остался позади, и мы въехали в нашу деревушку. С горки виднелся каждый домик, каждая пристройка и каждый сарай. Неужели так сложно найти среди всего этого только лишь одного человека?
– А потом я бабушку вашу встретил, поженились мы, тогда ведь быстро женились, не встречались по паре лет, а познакомились да расписались… – Дед продолжил говорить, как радио, которое часто играло фоном на кухне старые мелодии уже никому неизвестных композиторов.
Когда мы вылазили из машины, Дэни наклонился ко мне и прошептал:
– Мы должны рассказать ему про чудовище.
Честно признаться, на тот момент я уже не был ни в чем уверен. Я не был уверен, что мы слышали рычание и стоны. Я не был уверен, что жидкость, в которую мы наступили, на самом деле была кровью. Я ни в чем больше не был уверен. Этот поход в поместье Бьерков казался теперь невероятно глупой и бесполезной затеей. Ведь мы могли бы потратить время на нечто более ценное – на поиски мамы, например.