Главная страница | Книги про вампиров | Я ловлю домового или мой последний Йоль в кругу семьи

Я ловлю домового или мой последний Йоль в кругу семьи
Irin Joki
Я никогда не видел других времен года, кроме зимы. В такую морозную пору мы и переехали наспех всей семьей, состоящих из вампиров, в наш новый заснеженный домик, что находился на окраине деревушки. В новом домике было уютно, особенно благодаря моим дядям и тетям, которые души во мне не чаяли. Это отвлекало меня от того, что отец умирал… а мама пыталась быть веселой, хотя я прекрасно видел отчаяние в ее глазах. И несмотря на то, что мы бодрились, как могли, а я утопал в уюте и тепле домашнего очага, в доме все же царила необъяснимая тревожная атмосфера. Совсем скоро Йоль, но я не понимал, отчего мы сбежали из нашего родного дома сюда, из-за какой болезни умирал отец и почему мои родные вампиры, а я нет?

Irin Joki
Я ловлю домового или мой последний Йоль в кругу семьи

Отец умер. Он долго болел, в последнее время был такой бледный и слабый, походивший на подобие собственной тени. Я часто слышал его тяжелое дыхание, когда подолгу лежал, прижимаясь к его еле вздымающейся груди. В груди его была целая буря – там бушевали хрипы, будто то были унылые завывания ветра в зимнюю стужу. Его красные глаза тухли с каждым днем более не излучая того притягательного живого блеска, что сиял в те дни, когда папа был здоров. Так он угасал.
Мама с тревогою глядела на меня, оставаясь возле отца все свободное от дел время. Она пыталась напускно бодриться, словно ничего не происходило, а я из-за своей детской наивности принимал ее приподнятость духа, под которой на самом деле скрывалась жгучая боль от приближения утраты родного человека, за чистую монету. Она хотела уберечь меня, огородить от неминуемого, непоправимого горя, что уже подкралось к нашей семье, но все ее усилия были тщетны.

Все казалось тогда тревожным в нашем маленьком заснеженном домике – стояла вечная зима, сколько себя помню, и мы отчего-то притаились здесь, в этом отдаленном местечке, средь леса и сугробов.
Как ни странно я был наполнен счастьем в те деньки – я ощущал чистую любовь во всем, какую только может ощущать ребенок окруженный вниманием и обожанием родных и близких, что без устали заботятся о нем и не чают в нем души. Но сейчас, уже будучи взрослым, я отчего-то с тоскою и грустью в сердце понимаю, что в ту холодную и невыносимо долгую зиму в нашем доме – доме Альдофин, царила на удивление тревожная и мрачная атмосфера. В воздухе так и повисло чувство надвигающейся беды. Оно проскальзывало в каждом слове, в каждом звуке, в каждом движении. Этими скверными чувствами были пропитаны комнаты, и даже заснеженный двор. Но мы продолжали заниматься повседневными делами, делая вид, что ничего не замечаем, и все также гордо называли себя кланом Альдофин. Клан Альдофин, что из века в век отличался стойкостью духа, силой воли и несгибаемостью характера.
Хотя никто из нас более не носил фамилию Альдофин. Но все мы были крови клана Альдофин – внуки и правнуки великой и устрашающей Филиции Альдофин, самой сильной ведьмы и жестокой вампирши.
– От нашего клана ничегошеньки не осталось! – любила всласть причитать тетушка Рита, – и остается нам, бедным-несчастным, прятаться в этой глуши, без защиты, без надежды, вдали от родного крова, пока когда-нибудь не закончиться зима!
– А почему она не кончается? – удивился я, смутно представляя себе, что бывают какие-то другие времена года помимо зимы.
– Это все из-за него! – лишь отвечала взволнованно тетя Рита, и я признаться подолгу морщил лоб, пытаясь понять, кого именно она имеет в виду.
Поначалу я грешным делом подозревал мужа тети Риты, дядю Михаэля, ведь она часто ворчала на него. А до того, как они поженились, дядя Михаэль частенько грабил банки, и, будучи вампиром, ему это удавалось просто блестяще, ведь ни одна пуля полицейских не могла поймать его.
Дядя Михаэль и тетя Рита поженились давно, но выглядели они все еще очень молодо, как и вся наша семья. Тетя Рита была для меня истинным воплощением красоты и элегантности. Она очень любила модничать и наряжаться, всегда знала, что носят в этом сезоне, а что уже давно устарело. У нее, по ее же словам, был воспитан утонченный вкус к красоте, который являлся редкостью в современном мире, полном нелепостей и уродства. Деньги бедного дядюшки Михаэля таяли на глазах, тратясь то на очередные заказы портнихе, то на чеки из шляпных салонов. Дядюшка едва успевал грабить банки, он ни раз жаловался мне, что вскоре в этом скудном городишке совсем не останется денег, и что он даже представить себе не может, что будет делать в таком скверном случае.
Любила тетушка наряжать и меня. Я нередко становился жертвой ее спонтанных приступов моды, и меня частенько облачали в самые нарядные костюмы с рюшами и шляпами, отчего дядя Михаэль хохотал надо мной до упаду, пока тетя Рита, поджав губы, осуждающе цокала языком, делая вид, что выше всех этих насмешек.
– Не слушай его, дорогой, ты как картинка! – сюсюкала тетя Рита, и я таял от ее нежного голоса и милого взгляда. До чего же она была красива.
Хихикать надо мной без должной на то причины вошло у дяди Михаэля в привычку, и он частенько намеренно провоцировал разного рода ситуации, в которых я становился предметом смеха. Но то был не унизительный смех. Нет, вовсе, нет. Он смеялся так, словно умилялся и любовался мной.
Так в одно снежное декабрьское утро дядя решил поучить меня стрельбе из револьвера. Снег шел тихим упоением, почти не дыша, опускаясь белым покрывалом на землю. Пахло морозным и приятным утром, отчего мысли становились яснее, а кровь разогревала тело. Мы закончили свои приготовления – повесили мишень, перезарядили револьвер, и я гордо и важно занял свою позицию. Я прицелился, в точности как меня учил дядя Михаэль, и нажал на курок, с детской восторженностью и трепетом ожидая, что попаду прямо в цель. Но я даже не мог представить, что отдача у револьвера будет столь велика, что я нелепо отлечу на землю и рухну прямо в сугроб.
Как хохотал дядюшка – и смех его был таким добрым и таким заразительным, что я тоже, поначалу вовсе нехотя, начал заливаться. Снег забрался мне за воротник и неприятно лип к коже, обида и конфуз от нелепого падения все еще стояли комом в горле, но я развеселился и вовсе отвлекся, потому что дяде было так радостно. Но после прибежала мама и наругала дядю, и нам вдвоем пришлось спасаться бегством.
У тети Риты и дяди Михаэля не было детей. Они старались не упоминать об этом, но трогательный блеск в глазах тетушки и беглый взгляд дядюшки говорили о том, какую боль причиняет им эта трагедия.
– Мы вампиры, – сказала как-то тетя Рита сама себе, – у нас не может быть детей. Мы вампиры, и мы этим спаслись.
Я с жадным вниманием слушал все, что она говорила, и в который раз приходил в недоумение, отчего тогда я появился у мамы с папой, ведь они тоже вампиры.
А я нет.
Но тяжелые и чересчур серьезные мысли не долго обременяли мой детский мозг, и я тот час забывал об этом, отвлеченный более привлекательными затеями.
Вообще-то тетя Рита была непредсказуема, многое могла ненароком выболтать, однако я был слишком мал и не осведомлен, чтобы хоть что-то понять. На самом деле, если быть откровенным, она мне была вовсе не тетушка, а двоюродная бабушка, и стоило мне однажды так ее назвать, она упала в театральный обморок, чем не на шутку испугала и изумила меня. После того, как ее привели в чувства, она долго всматривалась в зеркало, ища на своем идеальном лице морщины. Несчастному дяде Михаэлю пришлось целый час уверять тетушку, что вовсе она не похожа на бабушку и что «малой» (так он меня называл) не подумав, взболтнул глупость.
Стало быть, как я понял уже во взрослом возрасте, тетя Рита всю свою не расплескавшуюся материнскую любовь во многом тратила на меня. А когда меня не было рядом или я увлеченно играл и поддавался детским забавам, эта любовь, словно водопад, обрушивалась на моего дядю Ара.
Дядя Ар являлся сыном ее горячо любимой сестры-двойняшки, что трагично умерла много лет назад. Эта потеря была невосполнимой для тети Риты, и она нашла, чем залечить душевные раны. Она словно ощущала эту острую необходимость взять главенство над племянником и во всем его опекать, даже будучи взрослым.
У дяди Ара были светлые и прекрасные волосы, его теплый взгляд всегда излучал доброту, но при этом он казался крайне пугливым и неловким. Нервы его были не в порядке – он вздрагивал от малейшего шума, словно что-то едкое тревожило его глубоко в груди. Бывало, он подолгу задумывался, и в этот пугающий миг его карие глаза делались бездонными и невероятно печальными. Подсознательно, уже тогда, мне чудилось в моем детском бурном воображении, что дядя Ар от кого-то скрывался, что он неспроста затаился здесь в нашем маленьком и уютном домике, в котором мы переживали эту долгую зиму и укрывались от внешних невзгод.
Тетя Рита говорила, что дядя Ар такой чудной, потому что всему виной потрясение, что он некогда пережил в детстве, и это оставило неизгладимый отпечаток в его душе. Стоило мне услышать эти слова, я начал сгорать от любопытства – что же эдакого могло стрястись с дядей Аром? Отчего он подолгу смотрит в окно, за которым расстилается непроглядная тьма, и тяжелый взгляд его мрачных глаз отражается немой тенью в стекле? Но меня по обыкновению никто не собирался посвящать в детали, и тем более в тайны происходящего. И мне оставалось лишь подолгу гадать, сидя у огня камина в гостиной, при этом недовольно пыхтя и супясь.
Несмотря на частые приступы отчаяния и безвозвратный уход в себя, дядя Ар был крайне деятельным человеком. Он страстно увлекался медициной, походя этим на свою мать. Он без конца пропадал в подвале нашего домика, обустроив там себе на скорую руку лабораторию.
– Это конечно не та лаборатория, что у меня была, нет-нет, совсем не та… – вздыхал дядя долгими вечерами, сидя в кресле и глядя в задумчивости в свое излюбленное окно, – но за неимением малого…
Мне страсть как хотелось хоть разок сходить с дядей в его таинственную и такую завораживающую лабораторию, но мама меня туда категорически не пускала. Она говорила, что эксперименты, которыми так пылко увлекался дядя Ар, стали когда-то погибелью для его несчастной матери, и они же стали причиной нашего заточения здесь, лишив надежды когда-либо вернуться в родную обитель.
Горячие речи мамы меня не особо трогали, и я пропускал ее наставления мимо ушей, ведь меня слишком занимала лаборатория, она была, словно волшебный тайник в нашем тесном и неинтересном подвале. Она рисовалась в моем воображении прекрасным и мрачным местом с множеством стеклянных колбочек, что блестят в пыльном полумраке, а дядя Ар, словно какой-то ученый, делает невообразимое этому примитивному миру открытие.
Я любил наблюдать за дядей Аром, но он по необъяснимой причине всегда сторонился меня. Он, вероятно, испытывал трудности в общении с детьми. Когда я приставал к нему по прихоти своего собственного каприза или присущей мне избалованности, или же заглядывал в глаза, он всегда что-нибудь неуклюже ронял или неловко гладил меня по голове, словно не зная, что еще можно сделать в столь сложной ситуации.
Но, несмотря на это, как и все обитатели нашего дома, он горячо любил меня. Его особенно заботило мое образование, ведь по каким-то неведомым мне причинам я не посещал школы, и дядя Ар решил, что бремя моего обучения целиком ляжет на его нервные плечи. Он неустанно занимался со мной арифметикой и правописанием, рассказывал мне невероятные истории про сражения элегантных вампирских кланов с хитрющими ковенами ведьм и совершенно удивительные вещи про наш заснеженный мир.
Поначалу я не поверил ему ни капельки, когда он пытался убедить меня, что снег на земле лежал не всегда, и что когда-то морозы сменялись теплом, и наступала весна. Все деревья в ту прекрасную пору покрывались свежей зеленью, птицы пели, от чего сердце начинало радоваться, небо слепило своей синевой, а солнце ласково и высоко-высоко светило с чистого небосвода. Именно тогда на душе становилось так чудесно и так светло. После столь прекрасной поры наступала не менее замечательная пора – жаркого и беззаботного лета, а уже после мир начинал увядать, готовясь принять к себе в гости холода. Эта печальная, но уютная пора называлась осень – листья желтели, за окном часто накрапывал унылый дождик, но именно в это время года можно было пить чай, читать книги и ходить друг к другу в гости вместе погреться у огня.
Я слушал рассказ дяди с открытым от удивления ртом, ведь раньше я читал подобное только в книжках, и думал, будто это все выдумки. И после недолгих сомнений я решительно поверил дяде Ару, ведь он вызывал в моем детском сердце безоговорочное доверие. Вот если бы мне решил что-то подобное поведать дядя Михаэль, я бы тут же заподозрил что-то неладное.
Оба моих дяди были замечательными, и я их одинаково сильно любил, но более всех приводил меня в восторг и вызывал во мне нешуточное любопытство это мой третий дядя – дядя Ян.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71344882?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.