Главная страница | Современная русская литература | Под всем этим я – человек

Под всем этим я – человек
Элеонора Бостан
Посмотрите внимательно: вы в мире будущего, где солнца больше нет, зато в каждом доме и в каждом общественном месте есть ретрансляторы – ящики с запасом биоматериала, ведь люди распадаются заживо, и единственный способ остаться в живых – пройти ретрансляцию. Иногда она дает побочные эффекты вроде кратковременной потери памяти, иногда – превращает тебя в монстра.
Вы можете стать жертвой преступника с временной пушкой или столкнуться по пути домой со стаей тех, кто когда-то тоже были людьми.
Зато срок пребывания в этом мире не ограничен, можно прожить больше 400 лет… если, конечно, вы сможете назвать это жизнью…

Элеонора Бостан
Под всем этим я – человек

Она не знала это место. Просто не помнила. Как она здесь оказалась? Почему? Ее мозг лихорадочно пытался найти ответы, но их не было, только непонимание и нарастающая паника. Она огляделась, внимательно всматриваясь в окружающую обстановку, пытаясь найти хоть что-то знакомое или зацепиться за что-то, что дало бы хоть приблизительный намек, кто она и что здесь делает.
Обычная комната, не слишком большая, на стенах – ковры, под ногами – тоже. Обычная обстановка обычной квартиры, и это была спальня, прямо посередине комнаты стояла большая кровать. Это ее испугало, совсем чуть-чуть, но все же. Может, ее ударили по голове, или накачали какой-нибудь дрянью и привезли сюда, в комнату с кроватью? От таких мыслей настроение не улучшалось. И почему она лежит на полу? Неужели те, кто привез ее сюда, даже не удосужились положить ее на эту кровать? Ощущая, как страх все больше завладевает ее сердцем, она попыталась встать, но не смогла, ноги были как ватные, а в руках такая слабость, что даже опираться на них было изнуряющим подвигом.
Точно, меня отравили чем-то, решила она, и, видимо, я давно здесь лежу, раз ноги так затекли. Я попала в беду, подумала она, чувствуя, как страх огромным комом сжимает горло, душит ее в самом прямом смысле, и что же мне делать?
Первым делом надо встать, решила она, но новая попытка также не увенчалась успехом, ноги по-прежнему не желали ее слушаться, а руки не выдержали нагрузки, и она снова оказалась на ковре. От страха и бессилия к глазам подступили слезы, но она была слишком испугана, чтобы плакать, сейчас у нее были гораздо более важные занятия.
Итак, она не помнит кто она, где она и почему, а в добавок ко всему, ее чем-то накачали, и теперь она не может встать. Может, крикнуть, подумала она, но поняла, что не сможет. Нет, с голосом у нее все было в порядке, а вот страх плотно закрыл ей рот. Если я начну кричать, думала она, еще неизвестно, кто меня услышит. Уж если ее похитили и привезли сюда, наверное, они позаботились о том, чтобы ее никто не услышал, а если ее услышат они… нет, лучше помолчать и подумать.
Она замерла и прислушалась, вокруг было тихо, совсем тихо, похоже, в этом месте она была одна. Это немного успокоило ее, но страх никуда не исчез. Понимая, что встать сейчас она все равно не сможет, она решила изучить обстановку еще раз, осмотреть все более спокойным взглядом. Комната, ковер с непонятным узором, эта чертова кровать, над ней – замысловатая люстра с плафонами в виде орхидей, на стенах пестрые ковры. Дальше ее взгляд наткнулся на окно и тут ее ударил первый приступ надежды – оно было без решеток, но за ним была ночь. Это даже лучше, решила она, если мне удастся встать и удрать через это окно, темнота мне только поможет.
И тут ее осенило еще одно открытие, разжигающее надежду – она не связана. Из-за странного пробуждения в незнакомом месте и потери памяти она даже не заметила, что на ней нет ни веревок, ни наручников, она свободна, просто обездвижена. Ну, это временно, подумала она, ощущая душевный подъем, я выберусь, мне бы только немного времени и удачи. И тут в голове снова как будто ударила молния: может, она и выберется, но куда пойдет? Она ведь даже себя не помнит. Это снова испортило настроение. А может, эта потеря памяти тоже временная, подумала она, может скоро действие этого яда пройдет? Она цеплялась за соломинку и прекрасно понимала это, но в такой ситуации лучше обмануть себя, но сохранить присутствие духа. Потому что это спасает жизнь. В конце концов, сказал она себе, главное выбраться отсюда, найду первое же отделение полиции, и пусть мной занимаются доктора.
Ее мозг все больше приходил в себя, теперь она поняла, что видит комнату благодаря тому, что свет включен, люстра с орхидеями горит. Страх опять захлестнул ее ледяной волной. Люди не оставляют свет, если их нет дома, значит, несмотря на эту обманчивую тишину, она не одна.
Беги! беги прямо сейчас, пока они не пришли и не сделали с тобой что-то ужасное. Это был голос паники, высокий и слишком громкий, сводящий с ума. Она начла биться на полу, как рыба, выброшенная на берег, и то ли паника придала ей сил, то ли действие этого загадочного яда действительно ослабевало, но она смогла сесть. А потом, поняв, что так передвигаться не сможет, снова легла и попыталась ползти, беззвучно плача от страха. Она глотала слезы, изо всех сил стараясь не всхлипнуть, не проронить ни звука и ползла к кровати, у нее был маленький и самый простейший план – подтянуться и сесть на кровать, а дальше… нет, так далеко она пока не заглядывала. Но иметь хоть какой-то план было приятно, паника не имеет планов, а значит, она справилась и смогла включить рассудок. Сейчас только он и мог помочь ей выжить, она это знала, чувствовала.
Путь до кровати показался ей очень долгим, как будто она ползла в Китай, но все же цель приближалась. Ослабевшие от неизвестного вещества руки вибрировали от напряжения и усталости, но она упорно не обращала на них внимания, в конце концов, что такое боль в руках по сравнению с выживанием всего организма? Когда пальцы уперлись в прохладную древесину, она поняла, что ощущают те, кто много дней голодал, и вдруг нашел удочку. Теперь оставалось наловить рыбки. Слезы высохли, сейчас в эту секунду она одержала первую маленькую победу и была очень довольна собой. Счастье – это возможность осуществлять задуманное. Странно, она не помнила себя, но вдруг вспомнила это изречение, каких только фокусов ни выкидывает человеческий мозг. Мы используем только 10% наших возможностей, опять всплыло в голове, но такие мысли были сейчас очень кстати, потому что ее Великое Ползучее Путешествие совершенно опустошило скромные запасы сил. Она снова лежала на ковре как рыба, выброшенная на берег, только теперь руки болели и дрожали, а вернувшие чувствительность ноги настойчиво давали ей знать, что по пути к кровати, жесткий ворс ковра оставил на них ссадины. И все же она не собиралась сдаваться. За маленькой победой придет большая, опять неизвестный призрак в ее голове, но мысль очень дельная. В квартире по-прежнему было тихо, но эта тишина больше не успокаивала, наоборот, она подгоняла.
– Я смогу, – одними губами прошептала она, – я могу гораздо больше, чем просто сесть на кровать. Раньше-то могла, и сейчас смогу. Смогу.
И у нее опять был план. Опять маленький, но что с того, дома строятся по кирпичику, а океан состоит из капель, главное что-то делать – и будет результат. Собравшись, она ухватилась на спинку и начала отталкиваться ногами, теперь она снова могла ими управлять. Тысячи иголок вонзились в ноги, в глазах потемнело, но она не отпустила спинку, просто дышала и думала: я смогу. Через несколько секунд картинка вернулась, а ноги, пусть и плохо, но слушались. И когда перед глазами возник пестрый рисунок покрывала, она поняла, что действительно сможет и снова не сдержала слез. Вот как чувствуют себя герои, преодолевая себя, подумала она, только они делает это ради других, я – ради себя, поэтому герои – они, а я просто очень хочу выжить.
Она тяжело дышала, но теперь верхняя половина ее тела лежала на этом пестром покрывале, пахнущем свежестью. Запах был немного знакомым, но сейчас ей было не до этого. Позволив себе отдышаться несколько секунд, она снова ухватилась за спинку и, перевернувшись на бок, села. Это была победа, победа в чистом виде. И ее не омрачило даже очередное потемнение в глазах и сводящая с ума боль в руках и ногах. Она смогла это сделать, а значит, сможет и еще больше.
Соблазн откинуться и немного полежать на этой широкой и мягкой кровати был очень велик, но она устояла. Вместо этого начала осторожно разминать ноги, терпеливо ожидая, когда яркие точки перестанут плясать перед глазами, и прислушиваясь. Пока все было тихо, но это ее больше не обманывало. Нет, она улизнет, по-тихому, через окно, а если окажется, что там слишком высоко, она выбросит что-нибудь тяжелое, привлечет внимание и будет держать оборону, пока не приедет полиция. Как бы там ни было, легкой добычей она больше не будет. Она не помнила ничего, она валялась на полу, как мешок с мусором, ее тело болело и не слушалось, от такого поневоле начнешь злиться. Она имела право на эту злость и не собиралась с ней бороться.
Постепенно яркий туман перед глазами рассеивался, и это тоже разжигало ее злость – каким же сильным дерьмом ее накачали, если она так обессилила, что полчаса видит яркие точки только от того, что поднялась с пола и села на кровать?! Однако теперь она все же видела, и это отвлекло ее от злости. Теперь она могла хорошенько все рассмотреть и придумать, как и что использовать.
И первое, что бросилось ей в глаза – странный предмет прямо напротив нее, она лежала спиной к нему, поэтому и не видела. Но сейчас не могла не заметить, он занимал слишком много места, в основном потому, что его как-то странно расположили. Это была высокая, выше человеческого роста железная рамка на ножках, а в ней как будто какой-то ящик или шкаф. Она вполне могла бы подумать, что это такой странный гардероб, может, дизайнерский или еще какой, но на нем была лампочка, на вершине рамки и от него тянулись толстые провода, исчезающие где-то за ковром. Она начала всматриваться, ничего подобного она раньше не видела. Рамка была соединена с ящиком множеством металлических трубочек, а под самим ящиком был еще один, поменьше, тоже соединенный с рамкой и большим ящиком. Вся поверхность рамки и ящиков была занята какими-то дисплеями и кнопками. И что еще более странно, это чудо стояло не вплотную к стене, а между стеной и кроватью, причем, сам ящик был гораздо меньше рамки, и верхней части у него не было. Только дно, стенки и дверцы.
– Это еще что? – прошептала она, полностью захваченная странным предметом. – Ох, во что же я вляпалась?
Теперь она не сомневалась, что ее поймали какие-то психи и ставили на ней опыты. Это версия все объясняла – и потерю памяти, и слабость, и боль в мышцах. Но что они с ней делали и почему? И что это за адский ящик? Она решила, что не хочет знать. Что бы они с ней ни делали, больше делать не будут. Все, конец, подопытные крысы тоже хотят жить, и иногда это желание заставляет их больно кусаться.
Вот этот адский прибор и полетит в окно первым, решила она, испытывая жуткую ненависть к незнакомому предмету, эта ненависть могла бы удивить ее, если бы у нее было время на самоанализ. Злость просто кипела в ней, и это не грозило ничем хорошим. Злость – это тот же яд, в умеренном количестве она – лекарство, в больших дозах – смерть. Она чувствовала, что если будет и дальше смотреть на этот странный ящик в рамке, то полностью потеряет контроль над собой, поэтому собрала волю и отвела глаза.
И тут увидела ее, картину на правой от нее стене. На мгновение у нее перехватило дыхание, просто дух захватило. Она и думать забыла про ящик, про свою злость и боль в мышцах, она даже забыла, что собиралась спастись. Картина была прекрасна, а учитывая тот факт, что она не помнила ничего из прошлого, то с уверенностью могла сказать, что ничего прекраснее она не видела. Выполненная в зеленых и белых тонах, она притягивала взгляд и уже не отпускала. Боже, да здесь же тысячи оттенков зеленого, думала она, с восхищением глядя на картину. Она не знала, что это за стиль и как он называется… вроде бы не знала, но это плавное перетекание линий и мазков просто завораживало. При первом взгляде можно было увидеть лишь лебедя, хрупкого и грациозного, застывшего посреди зеленых разводов, но если присмотреться, то из этих гипнотизирующих перетеканий вырисовывалась девушка, лесная нимфа с венком на голове. Она не имела четко прорисованного тела, все терялось и расплывалось в этом зеленом смешении, но ее лицо было прекрасным. Просто божественно красивым.
И… о Господи, невероятно… этого не могло быть или могло… но она вдруг поняла, что видит эту картину не впервые. Да, точно, она видела ее раньше. Что-то шевельнулось в ее мозгу. Как будто память была рекой, русло которой перекрыло упавшее от бури дерево, где-то в глубинах ее сознания эта река переполнялась и вот теперь на засохшую равнину ее сознания упала первая капля. Целый вихрь эмоций захватил ее, страх, неверие, потрясение и надежда. Она по-прежнему не сводила взгляд с картины, цепляясь за этот призрак воспоминаний, пыталась прорвать ту невидимую плотину и освободить реку. И одновременно боялась того, что может вспомнить. Многие люди мечтают начать жизнь с чистого листа, забыть прошлое, а ей такой шанс выпал, так, может, не стоит жаловаться на судьбу?
Но это было нее ее решение, реку памяти было уже не остановить, упавшее дерево не повернуло русло, тогда она может ничего бы и не вспомнила, а лишь перекрыло его. И теперь, переполненная река, собрав силы, устремилась дальше, затапливая равнину ее сознания. Потрясенная, она смотрела на эти зеленые переплетения и вспоминала. Да, конечно же, она видела эту картину раньше, мало того, она любила ее, очень любила, и эти сильные эмоции и пробудили воспоминания, освободили реку. Вспышки памяти приходили картинами, она точно смотрела на этого лебедя и на эту зеленую девушку под таким углом, и не раз, теперь она это помнила. Она и раньше сидела на этой кровати, в этой комнате и смотрела на картину. Невероятно.
Но почему она совсем не помнила этого еще минуту назад? И что это за место? Может, здесь ей ничего и не грозит, но как она оказалась здесь сейчас и почему бывала раньше? Возможно, я вспомню и это, подумала она и снова оглядела комнату, уже совсем другими глазами.
Да, она знала это покрывало, помнила эти пестрые цветы и этот запах кондиционера для белья, кажется, он продавался в большой голубой бутылке. Ей нравилось лежать и вдыхать этот свежий аромат и смотреть на картину, как же она могла совсем этого не помнить?! Она протянула руку и провела по шелковистой ткани и выпуклым вышитым цветам. Перед глазами тотчас возникла картинка-вспышка: она лежит на этой самой кровати и смеется, а чей-то голос, женский, говорит, что это покрывало – часть ее приданого.
– Боже, – выдохнула она, страха больше не было, по крайней мере, страха за жизнь, но она была крайне потрясена. Просто потеряна. – Кто же я и почему…
Договорить она не смогла, к горлу подступил ком. Почему она не помнит?! Значит, с ней точно что-то совсем не в порядке, раз она страдает таким приступами. И она так испугалась, очнувшись в незнакомом месте, а теперь выясняется, что место очень даже знакомое. Но какое? Этого она все еще не помнила, и от этого ей было стыдно и грустно. Мир был как в тумане, а она брела наугад, по воле случая разглядев в этой мгле знакомые очертания.
Да, теперь она вспомнила и эти ковры, она видела эти узоры тысячу раз. Она точно знала, что сама выбирала эту люстру с орхидеями, но где и когда это было – не помнила. Прежде кристально чистая река после бури стала мутной и грязной, такой теперь была ее память. Что со мной случилось? В сотый раз она задала себе этот вопрос, но ответ так и не всплыл. Может, ее ударили по голове? Она снова насторожилась, но тишина не менялась, похоже, она все же была здесь одна. А может, я просто упала и ударилась головой, предположила она, или на самом деле чем-то больна. Может, она жила здесь, этого она все еще не помнила, как и не помнила, с кем, но одно она знала точно: в этой комнате она бывала раньше и бывала часто. Ее взгляд снова вернулся к ящику в рамке. Его она так и не вспомнила и даже не могла предположить, что это такое и для чего. Ладно, оставим до лучших времен, решила она, сейчас главное вспомнить, кто я и что здесь делаю.
Она попробовала пошевелить ногами, они слушались, и даже иголочки уже не кололи их. Но слабость все еще чувствовалась. Ничего, с этим она справиться могла. Ей не терпелось встать и осмотреть всю квартиру, она намеревалась заглянуть во все ящики и шкафы, там люди обычно хранят память, а свою она временно потеряла.
Осторожно и медленно, опираясь о кровать, она начала вставать, готовая переждать очередную пляску разноцветных точек перед глазами. Но видимо, ее организм приходил в себя, потому что расплатой за подъем стало лишь легкое головокружение, да и оно длилось не больше трех секунд. Как только она подняла голову, ее взгляд тут же поймала картина, она обладала какой-то магией, на нее невозможно было не смотреть. Да, теперь она понимала, почему так любила эту картину – хотя, откуда она взялась, по-прежнему не помнила – она успокаивала, эти плавные перетекания оттенков зеленого как будто медленно кружились, гипнотизируя, внушая, что все будет хорошо. И этот лебедь, эта девушка. Да, картина была прекрасна, как будто кусочек из волшебного мира, где живут сказки, и побеждает добро.
Не думая, она двинулась к ней, завороженная этой красотой. Эта картина определенно приносила ей удачу – благодаря ей она начала вспоминать, прежде чем успела выкинуть что-нибудь из окна или сбежать. Вот был бы позор.
Я могла бы смотреть на нее часами, подумала она, двигаясь к картине мелкими осторожными шагами, не знаю, что это за волшебство, но на меня оно действует. Картина висела над туалетным столиком с высоким зеркалом, это очень помогло – силы снова закончились, все же она восстанавливалась не так быстро, как хотела бы. Но ведь восстанавливалась. Она оперлась о зеркало и придвинулась к картине. Вблизи она была ничуть не хуже, техника написания явно была на высоте. Не отдавая себе отчет, она протянула руку, чтобы коснуться этих зеленоватых мазков и тут заметила что-то черное в нижнем правом углу. Она не помнила, какое зрение у нее было «до», но сейчас она не могла разглядеть написанное, однако не сомневалась, что это имя художника. О, это интересно, подумала она, хоть на один вопрос я смогу ответить. Так кто же создал это прекрасное? Она оперлась на столик и зеркало и буквально воткнулась в картину носом. И только тогда черная ниточка распалась на буквы, и она прочитала: Киана Армада.
Красивое имя подумала она. Киана… и снова в голове произошла вспышка, а потом на сознание обрушился поток картинок, голосов и обрывков чувств. И все эти голоса – одни казались ей знакомыми, других она не знала – произносили одно и то же имя: Киана. Они звали, требовали, спрашивали, произносили с нежностью, снова и снова. Смех и слезы, какие-то люди, дети и взрослые, обрывки каких-то образов и мест, и вот она сама называет это имя. Конечно, ведь это… это ее имя, да! О, великие силы, ведь это ее зовут Киана, ну конечно, как же можно не помнить собственное имя?! Радость вернулась в ее сердце, теперь она хоть знала, как ее зовут.
И неужели, возможно ли это, что картину написала она?? Нет, этого она не помнила… или пока не помнила. Уже немало, решила она, не прошло и часа, а я уже знаю, как меня зовут. Горькая ирония, конечно – она не знала, кем была и что делала, но проснулась она явно с манией величия, если в самом деле верит, даже может допустить саму возможность, что такую картину написала она. Наверное, я купила ее еще и из-за имени художницы, решила она, или мне ее подарили. Но нет, я точно не могла… но как она могла утверждать хоть что-то, если минуту назад даже не знала, как ее зовут.
– Киана Армада, – сказала она вслух, робко надеясь, что это поможет продвинуться дальше в темном туннеле, в котором она вдруг оказалась, – Киана…
– Ки? – голос за спиной.
От неожиданности и испуга она дернулась, инстинктивно попыталась обернуться и чуть снова не оказалась на ковре.
– Осторожно, – обладатель голоса молниеносно пересек комнату и поспешил ей на помощь, именно его руки удержали ее от падения.
– Что с тобой? Ты вся дрожишь? – она лихорадочно пыталась собраться, начать реагировать, да для начала хоть развернуться и посмотреть на этого человека.
Всхлипнув, больше от испуга и неожиданности, она наконец сумела повернуть голову. Ее обнимал высокий молодой человек, красивый, это она сразу отметила, его красота бросалась в глаза. Но она не знала его. По крайней мере, сейчас не знала.
– Ки? – он нахмурился, немного отстранил ее и стал разглядывать, – о, нет.
Она молчала, медленно развернулась и теперь сама с вопросом заглядывала в его темные глаза, он-то ее явно знал. По крайней мере, меня и правда зовут Киана, успела подумать она, а потом он произнес что-то странное.
– Ретрансляция?
– Что? – прошептала она. Теперь она уже совсем ничего не понимала, и ей вдруг очень захотелось плакать.
Он не ответил, вздохнул и мягко подтолкнул ее к кровати. Она не возражала, ноги снова стали чужими, а усталость буквально расплющивала ее.
– Сядь, – с его помощью обратный путь до кровати занял гораздо меньше времени. – Ты что-нибудь помнишь?
– Свое имя, – тихо ответила она, не поднимая глаз, она вдруг сама себе показалась такой жалкой, – и еще это покрывало. И картину.
– Не густо, – он вздохнул и сел рядом.
– Кто вы? И почему я здесь? – и тут она все же не выдержала и заплакала, – и почему я ничего не помню?!
Он обнял ее. В его движениях была такая уверенность, что ей стало еще хуже – похоже, он хорошо ее знал, она явно была ему не чужая. А он для нее – чужой.
– Ничего, – он покачивал ее, как ребенка, и запах его одеколона тоже вдруг показался ей знакомым, – память вернется. Всегда возвращается. Так бывает. Ты сама все вспомнишь и очень скоро.
– Но кто вы? – она подняла заплаканное лицо, это казалось сейчас самым важным, – пожалуйста. Я так хочу вспомнить.
Дверь комнаты снова открылась. Только на этот раз она и увидела, и услышала это. В прошлый раз картина и воспоминания так поглотили ее, что она пропустила появление этого незнакомо красавца, но теперь она видела дверь и слышала гораздо больше.
– Что тут происходит? – еще один молодой человек. И вот радость, его лицо показалось ей смутно знакомым. – Вы что? Ки, ты плачешь?!
– Она ничего не помнит после ретрансляции, – ответил красавчик, все еще прижимая ее к себе, – даже меня не помнит. И тебя, кажется тоже.
– А, ну это бывает, – успокоился новичок, а потом усмехнулся, – иногда это к лучшему. Вот бы Лоле память напрочь отшибло, особенно за последние три года. Или мне, а иначе у нас не получается.
– И не надейся, – улыбнулся красавчик, они как будто забыли про нее, а она все больше тонула в непонимании и страхе. – Даже если тебе повезет, у тебя будет максимум час, а потом она тебе глаза выцарапает, как все вспомнит. В самый пикантный момент, ха-ха.
– Да, ну ее, – махнул рукой новенький, – у меня таких сотни…
– Что такое ретрансляция? – она наконец сумела совладать с голосом, – и почему я ничего не помню?
– Еще вспомнишь, – махнул рукой новенький, – а если вкратце, никто не знает, почему иногда после этого память отшибает. Но есть и хорошая новость: она возвращается.
– Что такое ретрансляция? – она начала злиться, – я хочу знать сейчас. Неужели трудно ответить?
– О, похоже, Киана возвращается, – закатил глаза пришедший.
– Видишь это? – он указал на странный предмет в рамке, – это ретранслятор. Ты прошла сквозь него и стала такой. Если хочешь подробностей – залезь в интернет.
Еще одна вспышка в голове, так что последнюю фразу она не услышала, зато еще немного памяти просочилось через плотину. Она знала этого нахального типа, и этот тон ее всегда бесил, а она его наслушалась, потому что…
– Ты Тимур, мой брат, – она улыбнулась, готова была его убить и расцеловать одновременно, – да, мой придурашный братец.
Он делано улыбнулся и показал ей язык.
– Я помню, – она говорила сама с собой, но оба молодых человека слушали очень внимательно, – помню, как мы играли в детстве на улице с детьми. Ты всегда жаловался маме. Помню, что ты – мой брат. Но больше ничего.
– Значит, я тебе больше ничего не должен, – весело сказал он и начал смеяться.
– Заткнись, – беззлобно оборвал его красавчик, все еще обнимавший ее – а меня ты помнишь, Ки? Постарайся.
Она внимательно посмотрела на его лицо, и что-то шевельнулось внутри, где-то очень глубоко. Она многое не помнила, да почти ничего, и что это за «ретрансляция»? Но сейчас ей вдруг стало так важно вспомнить его.
И снова этот туман, через который она продиралась, напрягаясь изо всех сил, чтобы что-то разглядеть. Цветы, воздушные шары и сладкая вата, парк с каруселями, звездное небо и кто-то держащий ее за руку и голоса, сотни звуков, обрывков песен и фраз. И слезы, она плачет, потому что…
– Саша, – она не сказала, выдохнула это имя, его имя, – я так любила тебя, я помню, как же я могла забыть?! Но… почему ты здесь? Мы ведь… мы расстались, я помню, я плакала.
Она нахмурилась, заглядывая куда-то вглубь себя, а он ждал.
– Я любила, так сильно… – и тут она дернулась, оттолкнула его, ее глаза распахнулись, но на этот раз в них горела злость. – Ты! Ты и та история, я помню! Я так плакала, ты так меня обидел!
Она оттолкнула его, сил не было, но она все равно толкнула.
– Что ты здесь делаешь?! – старые слезы снова подступили к глазам, – что тебе надо?! Зачем ты пришел?!
– О Господи, – тихонько простонал Тимур и ретировался из комнаты.
– Вспоминай, – его голос не дрогнул, – вспоминай все, Киана.
На некоторое время она погрузилась в себя, но густой туман по-прежнему обволакивал ее сознание, и через несколько минут она сдалась.
– Нет, я не помню. – Она покачала головой, не поднимая глаз, сейчас она не хотела его видеть. – Может, ты мне расскажешь? Я ведь могу рассчитывать на правду?
– Ты вспомнишь, – он вздохнул и подошел к ней, – а сейчас, давай выпьем чаю. Иногда это помогает.
Она начала вставать, чувствуя прежнюю боль в мышцах, и она понятие не имела, что такое все же эта ретрансляция и почему от нее ей так плохо. Сейчас она бы не отказалась от его помощи, но просить не хотела, единственное, что она смогла вспомнить, никак не способствовало нормальному диалогу. Как будто чувствуя это, Саша стоял в стороне, внимательно наблюдая. Она смогла встать, и ее глаза снова наткнулись на картину. Похоже, от нее было не скрыться, она преследовала, ловила взгляд в любой точке комнаты и в любом положении.
– Откуда она? – вопрос сам сорвался с ее губ.
– Ты не помнишь. – Это был даже не вопрос. Это было разочарование.
– Нет, не помню! – она взорвалась. Туман не рассеивался, она не знала ничего, не помнила, все было чужим, она потеряла какую-то часть себя и уже, возможно, никогда не станет прежней, а они все твердят «ты вспомнишь» и «вспоминай». Да если бы она могла! Как будто это от нее зависит. – Я ничего не помню! Ни черта! Ни хрена! Вы что, совсем идиоты, я уже час повторяю, что НИЧЕГО НЕ ПОМНЮ!
– Ты написала ее. – Его тон не изменился, и это спокойствие и сама фраза подействовали на нее как ведро ледяной воды. – Там в углу твое имя. Киана Армада.
– Да, если тебе так нужно торопить события, я расскажу. В конце концов, ты всегда была такой.
– Я? – она шептала, голос пропал, – я ее написала? Но я не… я не знаю как, я не умею…
– Сейчас, может, и не умеешь, но умела. И снова сумеешь, когда отойдешь.
– А когда это будет? – тихо сказала она и заплакала.
Он хотела подойти, но она жестом остановила его. Не сейчас, в эту минуту она была одна, совсем одна. Она медленно направилась к окну, просто не хотела, чтобы он видел ее слезы. И тут с ней произошла очередная вспышка. Она знала эту квартиру, вспомнила все комнаты. Она жила здесь, одна или нет, это еще не пришло, но она точно считала эту квартиру домом. А раньше здесь жила ее бабушка, это она тоже смогла вспомнить. Я совсем не могу это контролировать, подумала она, память делает со мной что хочет, а я просто жду. Она добралась до окна, силы снова возвращались, но теперь она не радовалась, потому что не знала, как надолго хватит этого прилива бодрости. Отодвинула знакомые шторы, и эта мелочь была такой приятной, выглянула на улицу со страхом – она не знала, покажется ли пейзаж за окном знакомым или она увидит его в первый раз. Голубой свет фонарей освещал двор и, кажется, она его знала. Лавочка, качели, гаражи, огромное дерево прямо возле ее окна…
И вдруг все это начало кружиться. Киана вцепилась в подоконник, протерла глаза свободной рукой, но зрение не обманывало, ее тело тоже ощущало кружение.
– Саша! – она ничего не могла поделать со страхом, это было сильнее ее, – Саша что это? Что происходит?
– Ки! – он тоже кричал, и она слышала страх в его голосе. Это пугало еще больше. – Ки, держись, закрой глаза!
Но еще секунду она смотрела на этот сошедший с ума мир, в котором она очнулась. И он кружился, как изображение в телевизоре, и это изображение расплывалось. Лавочка, дерево, пол ее комнаты, устланный ковром, все это летело по кругу все быстрее и быстрее. Я, наверное, умираю, подумала она, закрывая глаза, больше не в силах выносить это безумие, или я уже в аду. Мир уплывал, она почувствовала, как пол под ногами куда-то поехал или вовсе исчез, почувствовала, как Саша сжал ей руку и сжала его руку в ответ, услышала, как что-то гневно кричит Тимур… а потом все пропало.
Секунду или вечность не было ничего, ни света, ни звука, ни времени, ни пространства, ее самой как будто не было. И вдруг мир вернулся, обрушился на нее. Она ощущала холод, она стояла на чем-то очень холодном босиком, кто-то по-прежнему держал ее за руку. И еще ветер, он был ледяным, и в нем слышался шум города и голоса людей. Киана рискнула открыть глаза, готовая ко всему и одновременно боящаяся, как никогда. Она стояла посреди улицы, вроде бы знакомой, вокруг горели огни, люди спешили куда-то, где-то гудели машины. И конечно, ей было холодно, она ведь оказалась здесь в чем была – в майке и длинной юбке, под ногами был мокрый асфальт, а вокруг – осень.
– Гребаные козлы! – выругался Тимур, обхватив себя руками, – как же мне это настохренело!
– Ты? – в горле пересохло, но она сумела продолжить, – ты тоже здесь? И ты?
Она повернула голову и увидела, что Саша так и сжимает ее руку, а она – его. Они стояли в той же позе, а Тимур – чуть дальше, ровно на таком расстоянии он был от них дома, и у него в руках дымилась большая чашка с чаем.
– Что вообще происходит? – простонала она, больше ничего не понимая и даже не пытаясь понять. – Пожалуйста, я умерла?
– Не говори ерунды, – раздраженно ответил Тимур, – а этих уродов я бы точно убил.
– Саша? – она с мольбой посмотрела ему в глаза. – Что это?
– Пространственно-временная пушка. – Он наклонился, снял тапочки и подвинул к ней, кивком показывая, чтобы она их надела. – Из-за них когда-то все и началось, а теперь всякие жулики вымогают у людей деньги таким способом. Пару раз окажешься в трусах посреди Главной улицы – сразу станешь сговорчивым и заплатишь, чтобы они отвалили. Это старые модели пушек, таких больше нет.
– Я звоню в полицию, – объявил Тимур, – причем, из первого же автомата.
– Сам знаешь, что толку не будет, – сказал Саша, – пошли лучше домой, мы все раздетые.
– И все же, я позвоню, – гнул сове Тимур.
– Как знаешь. – Саша подхватил ее под руку и повел по улице. Куда им идти, Киана понятия не имела. – Я так понимаю, денег у тебя в карманах не завалялось?
Денег не было ни у кого, это тоже не улучшило настроения. Киана была одета легче всех, но сейчас она даже не думала об этом. Шок – вот чем стала ее реальность. Улица была пешеходной, широкой и залитой светом от витрин и фонарей. Она с любопытством глазела по сторонам, пытаясь вспомнить, пытаясь осознать и принять реальность, в которой она оказалась. На время она даже забыла про слабость и боль в мышцах. Она видела людей, они ничем не отличались от их троицы, разве что были одеты по погоде, магазины, манекены, мокрая плитка, сменившая асфальт – все было абсолютно нормальным, но таким чужим. Людей было много, и, похоже, их появление никого не удивляло. Здесь это норма, подумала она, и отчаяние сжало ей сердце, неужели я здесь жила? Так жила? В этом совершенно ненормальном мире?
Они шли молча, каждый был погружен в свои мысли. Интересно, далеко ли до дома, подумала она, и тут ее взгляд уперся в большие электронные часы на одном из зданий. В них не было ничего необычного, за исключением того, что показывали они 15:50.
– Им бы надо перевести часы, – сказала она. – На такой оживленной улице и идут неправильно.
– Ох, ты совсем, мозги растеряла, – пробурчал Тимур, – пора уже возвращаться на землю, Ки.
– О чем он? – она повернулась к Саше, – что опять не так?
– Время правильное, – ответил он, и на этот раз она явно услышала печаль и тревогу в его голосе, – сейчас почти 4 часа дня, Ки. Только дни теперь темные.
– Как? Почему? – она остановилась, чувствуя, как в груди комом нарастает паника, это уже было слишком. – Где солнце? Что все это значит? Что это за мир?
– Успокойся, – Саша снова повел ее по улице, Тимур ушел немного вперед. – Память должна была уже вернуться. У тебя что-нибудь болит?
– Да, все тело. А теперь ответь, почему день такой? Почему мы такие? – Она оглядела улицу и, невероятно, увидела знакомый металлический ящик-шкаф в рамке. Кажется, ретранслятор, так они его называли.
– Я не узнаю этот мир, – выдохнула она, не скрывая отчаяния, – помоги мне.
– Ки, – он остановился и прижал ее к себе, и на этот раз она не сопротивлялась. В этом незнакомом мире его она помнила, и это стало бесценным. – Ки, мне так жаль. Ты вспомнишь, все мы вспоминаем. Но если хочешь, я расскажу. А если ты не начнешь вспоминать, вызовем доктора.
– И инженера, – добавил вернувшийся за ними Тимур, – не хочу, чтобы и мне вот так память отшибло, нам ведь всем лезть в эту чертову штуковину.
– Зачем? – она чувствовала, как силы снова покидают ее, и на этот раз не только физические. – И зачем посреди улицы это?
– Потому что мы умираем, – ответил Саша, продолжая вести ее по залитой огнями улице, – если не пройти ретрансляцию сразу же как почувствуешь боль в теле, оно начнет распадаться.
– И давно? – в голове кружились тысячи вопросов, но озвучить она смогла только один. – Когда это началось? Я помню прошлое, отрывками, но помню, такого не было.
– Сколько тебе лет? – задал он встречный вопрос. – Ты помнишь свой возраст?
– Ну конечно. Мне 27.
– 400 лет, Ки. – И снова его голос не дрогнул. – Ты живешь уже 400 лет. 378 из них ты ретранслируешься.
Мир снова поплыл и закружился, только на этот раз временная пушка была ни при чем. Просто она потеряла сознание.
***
Очнулась она в вагоне метро, пустом и залитом холодным белым светом ламп под потолком. Она лежала на сиденье, голова на коленях Саши, Тимур сидел напротив, уставившись в никуда. Она подняла руку – это далось с трудом, слабость вернулась и, похоже, даже усилилась – и потерла глаза.
– С добрым утром, принцесса, – недовольно проворчал Тимур, выглядел он как-то не так, она не могла понять, что именно изменилось, но он был другим. Каким-то уставшим или больным. – Мы тут не на прогулке, а еще тебя тащить, тоже мне, госпожа. Может, мне тоже грохнуться в обморок.
– Хватит, – оборвал его Саша. – С ней что-то не так.
– Со всеми нами что-то не так, – пробурчал Тимур и снова уставился на свои тапочки, мокрые и грязные.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71337658?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.