Времена Гада. Книга 1. Лето Кетцалькоатля

Времена Гада. Книга 1. Лето Кетцалькоатля
Игорь (Паломарес) Голубятников
Три языческих бога и одна богиня, призванные Зевсом со всех концов Ойкумены на курсы просветления разума и повышения квалификации в Древнюю Грецию, шалят с игрой в шары сотворенья. Застигнутые врасплох в момент метания жребия, получают от возмущённого шефа нагоняй. А ещё воспитательное задание отправиться через две тысячи двести двадцать два года в Россию, провести там сто лет и с помощью выбранного ими человека повлиять на развитие страны и общества в целом. Их подопечный Толик начинает свои приключения в детском саду в 60-е, продолжает их на каникулах в приволжской деревне и на уроках в средней школе. Деды и бабки Толика прожили непростые жизни, так что история формирования характера паренька уходит корнями далеко-далеко в прошлое…
Первая из четырёх частей романа-оратории «Времена Гада» – «Лето Кетцалькоатля».
Книга содержит нецензурную брань

Игорь Голубятников (Паломарес)
Времена Гада. Книга 1
Лето Кетцалькоатля

© И. Голубятников (Паломарес), текст, 2024
© Издательство «Четыре», 2024
* * *



Игорь Голубятников (Паломарес) родился июльским утром 1961 года. Школу окончил в 1978-м. Учительницей Людмилой Ивановной Лазаревской была привита на всю жизнь любовь к русскому языку и литературе.
После армии учился в ГМУ им. Гнесиных. Общался много и плодотворно с творческой элитой: Окуджава посоветовал рассердиться на себя, Саульский – настраиваться побыстрее, а Юрский – уносить за собой грязную посуду на мойку.
В 1992 году уехал в Гондурас, работал в Национальном оркестре и университете. Спустя семь лет перебрался в Панаму.
Написал книгу «По банановым республикам без охраны». Отдельные главы опубликованы в альманахе «Парк Белинского». В марте 2021 года выставлял её на ярмарке «Нон-фикшн» в Гостином Дворе.
В апреле 2020-го вступил в ряды ИСП. Издал с ними сборник рассказов «Ваша Раша». В 2022-м написал театральную пьесу-фарс «Банные хроники». Только что закончил работу над первой книгой четырёхчастного романа-оратории «Времена Гада», которая называется «Лето Кетцалькоатля».

Божественный пролог или прелюд
Случилось это в дикие античные времена…
Как-то раз после полуденной трапезы делегаты созванного Зе?усом симпосиона земных богов решили скоротать свободное от заседаний время игрой в шары сотворенья.
Заплатили аванс дряхлеющему, но ещё мощному Гераклу. Дождались, пока тот взял за шкирку трёхглавого Цербера, стража царства Аида и складов фирмы «Олимпия». Стырили из Департамента Упражнений и Развлечений (ДУРы) один маленький деревянный шарик мироздания и четыре больших каменных шара судьбы.
Спустились на фуникулёре с Олимпа на пастбище у его подножия, стали договариваться о правилах…
Трёхликий Бала?м, победитель предыдущих партий в древних Китае, Индии, Междуречье, Египте и секторе Газа, взялся спорить с трёхглазым Шивой о том, кто первым будет кидать шарик мироздания в шары судьбы.
Они бы могли базлать вплоть до Второго пришествия, но пернатый змей Кетцалькоа?тль (он же Кукулька?н) решительно прошипел, что свои отношения богам и демонам пристало выяснять на полях людских сражений.
– О многомудрый Шива, изобретатель шахмат! В твоей игре фигуры носят макуауи?тль войны. И гибнут на поле боя они, а не гроссмейстеры!
– Ладно, проехали! – согласился Балам.
Пошевелил длинными ушами в знак примирения.
Однако буквально через секунду, сменив козлиные копыта и морду на медвежьи лапы и башку, прорычал угрожающе:
– Но заруби себе на носу, Шивик, будешь выпендриваться – я те твой третий глаз на жопу натяну. И моргать заставлю. Клянусь Ваалом!
– Ой, как-ой, страшно! – притворился Шива, отбивая невероятно проворными ногами чечётку. – Ты как смотри бы лучше тебе не первому рога пообломали, сатир!
– Хашшш! – прошипел сквозь стиснутые клыки Кукулькан. – Имейте совесссть, мы тут играть собралисссь, а не панкратион уссстраивать.
– Ба, про совесть шип пустил посланник Юкатана! – саркастически заметила крылатая Лили?т.
Качнула пышноволосой головой.
– Я умоляю, змей, тебя. У них на месте совести мох вырос!
– Ну вырос, и что с того?! – не унимался Балам. – Не всем же брить его, как ты сбриваешь перед каждыми потрахушками!
– Играть мы будем или нет?! – взмолился Кетцалькоатль. – Щас Зеус призовёт на планёрку и – трындец! Кидаю жребий!
Подбросил увесистый золотой статир прямиком к солнцу. Объявил, что если тот упадёт аверсом кверху, то начинает Шива, а если реверсом – Балам.
Подождали пару минут. Монета всё не падала. Игроки начали скучать.
– Ты-бы-бе-бе её ещё к Альфе Центавра запу-пу-лил, птерозавр! – проблеял Балам, возвращаясь в козлиное обличье. – Как гонорар инопа-па-ланетянам, что в гости к твоим расфуфыренным майя залетали давеча на бо-бо-больших сковородах.
– Ага, бугага! – согласился Шива, перешёл с чечётки на брейк-дэнс. – Вроде первого спутника до запуска ещё тысячелетий осталась пара, но ты, как впереди всегда, планеты всей!
– Дааа, сссорвалась монетка с пёрышшшка… – прошелестел Кетцалькоатль, заёрзал длинным языком-жалом под мышкой.
– А может, я подброшу? – спросила Лилит. – Я всё-таки первой женой Адама и царицей Савской побывала когда-то, если не врут ми?фии и пифии. Ласковым обаянием цели добивалась. Не то что некоторые здесь со своей силой немереной и гонором необъятным!
– Дело молвит демоница! – воодушевился Кукулькан, смачно хрустнув выловленной блохой. – Я всей чешшшуёй – за!
Лилит подбросила монету, поймала её на запястье, прихлопнула другой рукой.
– Чур только, по сусалам друг дружке не навешивать и люлей налево-направо не раздавать!
– Да уже ты открывай! – не выдержал Шива и даже перестал танцевать. – Набегут другие сейчас боги с демонами, и придётся шаров вместо каким-нить футболом, прости, развлекаться, Господи!
– Эт ты верно прогнал, брателла! – затряс козлиной бородёнкой Балам. – Бе-бе-будем тут за одним-единственным мячом гоняться по полю на потеху олимпийской гопоте.
В мгновение ока сменил козлиную морду на медвежью. Рыкнул зло:
– Убирррай ррруку, шшшалава!
Лилит убрала. Монеты на запястье не оказалось.
Синий телом Шива от гнева начал белеть и бормотать что-то на непонятном никому, кроме него, санскрите. Балам угрожающе замотал всеми тремя башками, разодрал густую шерсть на груди.
Флегматичный Кетцалькоатль свернулся кольцами, скрестил крылья, вперил взор в начинающие багроветь небеса и выдал загадочную фразу:
– Как учил велемудрый Уэуэко?йотль. Не всссё ссскоту масссленица!
У Балама от эдаких речей отвисла челюсть. Тягучая слюна медленно сползла с подбородка, закапала на отвисший пузень.
Лилит в задумчивости присела по-собачьи, пописала и стала расчёсывать себе гриву правой задней лапой.
А Шива на нелитературном санскрите доболтался аж до угрозы упреждающего ядерного удара по Хараппе и Мохенджо-Даро.
Неизвестно, как стали бы развиваться события, но тут вдруг откуда ни возьмись, а точнее – прямиком от Понта Эвксинского, налетела чёрная и вязкая, как субстанция для устроения «греческого огня», туча.
Следом раздался гром небесный, жидкость ослепительно полыхнула. На облаке среди языков пламени, молний и прочей пиротехники нарисовался сам Зеус собственной персоной в облике гигантского орлана-белохвоста.
– Кто это тут вдруг посмел забавляться игрою в шары сотворенья?! – проклекотал он стих, не вошедший в «Прометея прикованного», в паузах между строфами выковыривая когтем из клюва плоть. – Ни на часок на Кавказ отлучиться за свежей печёнкой!
Горе-игроки не оценили поэтический талант высшего архонта.
Переглядывались в недоумении. Хмурили лбы. Чесали всей пятернёй в паху, у кого тот имелся.
– Я вас, бестолковых, на симпозиум созвал, – перешёл Зеус с гекзаметра на сермяжную прозу. – Билеты первым классом из вашего захолустья до Греции оплатил. Люксовые номера с термальным джакузи и обслуживание all-inclusive предоставил. А вы тут без моего ведома в судьбы играетесь?!
– Со ссскуки мы, о великий вощщщдь! – мягко-покорно шелестя опереньем, как средиземноморская сосна хвоей, попробовал оправдаться Кетцалькоатль.
– Цзюлу?н китайский тебе вождь! – отбрил его Зеус. – Скучно им тут, панимашь!
Немного поостыв, продолжил наставническим тоном:
– Я за каким хреном вас сюда со всей Ойкумены собрал? Ась?! – картинно-театрально приложил распластанное крыло к уху.
Обвёл суровым наставническим взором игроков.
– Вам, простофилям, знаменитейшие профессора, мировые светила, лекции каждый день читают, учат уму-разуму. Сократа с Аристотелем у брата Аида выпросил под честное олимпийское, а вы даже конспекты лекций не можете толком написать. На семинарах – ни бе ни ме ни кукареку!
Балам восхотел что-то проблеять, но Зеус не дал тому и пасть открыть.
– Захлопни варежку, придурок! Ты ведь элементарно языка профессора Эзопа не догоняешь, а туда же – народами править, бесовскими легионами предводительствовать, царей сажать на трон и низводить…
Заходил вразвалку туда-сюда-обратно по облаку.
– Их тут забесплатно учат, как в мир гармонию привнести и человеков – вас, между прочим, своим воображением создавших! – на путь истинный наставить. А от них, недоумков, всё, кроме игрищ и забав, отскакивает, как от стенки горох!
– Ты не прав, о повелитель! – осмелился возразить Кукулькан.
– Я научил ольмеков и майя, как им жить в единении ссс природой. Показал, как выращивать кукурузу, какими спосссобами добывать рыбу и моллюсссков…
– Ну как же, как же! – прервал его с ухмылкой Зеус. – Тебе, сипящее недопернатое, вначале инопланетяне на пальцах объяснили, что такое ноль и как составлять календарь. А вот ты лично научил свои народы ритуальной игре в мяч, после которой вся проигравшая команда прям на поле приносится в жертву. Окровавленные тела волокут по зелёной травке до тех пор, пока не превратят её в красную. Зашибись! И познавательно до опупения!
– Ба, отец, я создала культ любви и плодородия! – молвила пленительная Лилит. – Шумеры, финикийцы и египтяне стали благодаря мне могущественными народами. Письменность изобрели, цифирь и колесо…
– Ага. Фортуны, – согласился Зеус. – И это в твоих храмах все службы заканчиваются оргиями с повальным совокуплением и последующими кровавыми распрями из-за самок. Бляди здоровых мужиков из семей уводят, младенцев прям из колыбели тырят…
– Ну, а вы чего молчите, плясуны? – обратился он к Баламу и Шиве. – Какие полезные навыки, изобретения и законы дали вы человечеству?
– Дак, чо а я? – пожал плечами Шива.
Хотел отмочить один из элементов акробатического рок-н-ролла для пущей наглядности, но вовремя одумался.
– Я открыл людям вот медитацию – универсальный материального познания метод и духовного миров.
– Эт через каннабис, штоль? – насмешливо сощурился Зеус. – То-то я гляжу, у тя речь как у алкаша конченого, а все боги в Индии то трёхглазые, то четырёхрукие, а то и всё вместе в одном флаконе. Видать, художники со скульпторами знатно попыхивают перед началом творческого процесса!
– А теперь ты отчитывайся, копытный! – обратился он к прячущемуся за Кукульканом Баламу. – Есть что сказать или, там, промычать?
– Батюшка Зеус! – взмолился тот. – Я ить доклады делать не мастак. Уж прости ты меня, козлину рогатую. Не дери последнюю шкуру на тимпа?н!
– Да как же вы собирались судьбами играть?! – изумился Зеус. – Вы ж элементарно договориться о правилах не можете! Один – с природой, другая – с любовью, третий – с тараканами, а четвёртый вообще хрен знает чо неудобосказуемое и сбоку бантик! Да вам не то что в шары – в «пристенок» играть противопоказано, потому как не кончится это ничем, окромя раздрая и мордобоя!
Вот что я вам, игрули, скажу… – задумался он на секунду. – Вы ведь монетку свою из космоса так и не дождались обратно? Не дождались. Когда бросали, орбитальную скорость и скорость вращения Земли учитывали? Опять нет.
– А Земля что – вращается?! – усомнилась Лилит. – Разве не стоит она, о благодетель, на трёх слонах, плывущих на гигантской черепахе?
– Во, видали девицу – жрицу адюльтера и плодородия?! Воистину, ученье – свет, а неученье – культпросвет. Кле-ке-ке-ке-ке! – повеселел Зеус. – На лекекекции захаживать надо хоть изредка, а не только в храмы и бордели!
Поклекотав вдоволь, продолжил мысль.
– Значит, улетела та монетка на 3-й космической, и вернётся она… – Зеус что-то посчитал в уме, прищёлкивая клювом, – ровно через две тысячи двести двадцать два года. Вот и ждите её там.
– Где «там», отец роднооой? – жалобно, как испускающий последний дух поверженный дракон, простонал Кетцалькоатль.
– Василиск тебе отец родной! – незлобиво ответил Зеус. – В России ждать будете.
– Не, ну так я и знал! – раздосадованный Балам хотел отвесить пинка копытом Шиве, но тот ловко увернулся в тройном пируэте.
– Нет чтоб на Пу?-кет послать, тайскую кухню посмаковать, по «гоу-гоу» барам потусить, дайвингом побаловаться, так отправляешь за тридевять земель в какую-то Геру?сию. Короче – к чёрту на кулички!
– Ну, во-первых, не в «герусию», скотина ты безграмотная, а в Россию. До геро?нта тебе, как до луны на поросячьей упряжке.
– А геронт – это любитель герани, што ли?! Тогда я согласен!
– А во-вторых… – пропустил мимо ушей его блеяние Зеус, – ты маску аквалангиста хоть раз в жизни себе на морды примерял? Нет?! Как будешь – позови, посмеёмся. А то мне последнее время никак от стресса уйти не удаётся – столько аналитической и организационной работы навалилось, что и наложницы не помогают.
– Значит, не те наложницы, щедрый ты наш папик! – кокетливо пропела Лилит.
Расправила пышную гриву. Выставила напоказ соблазнительную грудь.
Не найдя понимания, полюбопытствовала:
– И где эта самая Россия находится? Там любовью на свежем воздухе можно заниматься? Иль токмо в оленьих шкурах через дырочку?!
– Кто про что, а она про дыру! Йо-хо-хо! – заржал Балам.
Тут же получил от Лилит увесистой лапой по яйцам.
Согнулся в три погибели, заревел обиженно:
– Ууу, сцуко! Хучь бы когти обгрызла!
– А ну-ка цыть, игруны! – громыхнул с облака Зеус. – Ишь, разбаловались без присмотра генсека! Ставлю задачу чисто конкретно: будет через два тысячелетия страна такая во всех смыслах необъятная – Рос-си-я, и поедете вы туда, и проведёте там сто лет. Как раз и на самые большие революции с войнами поспеете, и на первый спутник с первым космонавтом полюбуетесь. Скучно не будет!
– Спутник – это хорошшшо… – заёрзал жалом под крылом Кетцалькоатль, пытаясь поймать беспокоящего его уже который век перьевого клеща. – А кровищи мы и так повидали. Зачем нам это, о великий вошшшдь?
– Вы же мне на скуку жалились? Сотворять, играючи в шары, намеревались? Ну, вот и поиграетесь целый век! Выберете себе человека по родословной его, проживёте с ним жизнь. Как уж вы будете его судьбу меж собой делить и как через неё судьбу страны проецировать – дело ваше. Я ближе к развязке подскочу. Проверю. Но только одно скажу, творцы вы эфемерные, если не добьётесь к финалу оратории катарсиса для главного героя и для страны в целом, то и вас больше на свете не будет! Других люди придумают на потребу себе. Всё понятно, охламоны? Тогда вперёд, на подмостки истории! Академические отпуска вам оформят в заоблачном ареопа?ге. И не забудьте шары в ДУРу вернуть! Занавес!



Стасима первая, читаемая картавым политиком-сифилитиком со сцены Смольного института
– Товагищи афиняне! Геволюция, о необходимости котогой всё вгемя талдычили большевики, слава те, Господи, свегшилась!
Власть – Советам!
Миг – нагодам!
Землю – кгестьянам!
Фабгики – габочим!
Надежду – всем!
Инессу – мне!

Первый шар пошёёёёёёёёл!

Хор им. Рабкрина:
«А что с природой, деда Ленин.
Кудыть её приткнём?!
И про любовь пропой, Инесса.
Под ним?! Или на нём?!»


Лето Кетцалькоатля

Анимато не без мата
Толик обожжжал ездить к бабке с дедом на всё лето!
Хорошо, что есть каникулы,
Летние, зимние…
Мы сегодня про каникулы
Эту песенку поём! —
радостно выводил смешанный детский хор на последней в учебном году «Пионерской зорьке».
Да и как же можно было не обожать ехать куда-то, да ещё на поезде, да через саму Москву. А потом, от Дубны, на «Ракете» или «Метеоре», да вдоль по Волге-матушке!
Иээхх, ма, тру-ля-ля, расписные кренделя!
Стоя на пассажирской палубе, разделяющей носовой и кормовой салоны мчащегося судна, жадно глотая встречный воздух, наполненный пьянящими ароматами сосновых боров и заливных лугов, он ощущал каждый раз неподдельный, ни с чем не сравнимый восторг предвкушения грядущих приключений. Правда, в широко открытые рот и глаза иногда залетали насекомые, но это были сущие пустяки по сравнению с тем, что его ждало.
Позади, да так далеко, словно и не было вовсе, оставался родной город, скучная квартира на третьем этаже сложенной из серого силикатного кирпича пятиэтажки-брежневки, школьная рутина, неизменная, как тиканье настенных часов, и вечно сующий свой нос куда не просят сосед-еврей!
Мама на время поездки тоже преображалась, молодела, хорошела просто-таки до степени нескрываемого обожания отца.
Метаморфоза происходила с ней, видимо, только от осознания факта, что она бросает, хотя бы на время, город с его постылой работой, ежедневную стирку, готовку, уборку, развешанные по всей квартире для просушки простыни с пододеяльниками и выясняющих межличностные и международные отношения алкашей-соседей с верхнего этажа.
Повседневная серость сразу после проверки коричневых картонных билетиков перед посадкой неумолимо растворялась в стоящем без движения вокзале с грустным, отчаянно машущим рукой отцом на перроне и резвым застиланием постелей с последующим молниеносным взятием ложбины верхней койки.
Состав, судорожно вздрогнув всем четырнадцативагонным крупом, трогался, вокзал уходил назад, и толькочтошняя тошная рутина враз исчезала в мерном перестукивании – ти-так, ти-так, не спи, дурак! – колёс бодро бегущего по рельсам поезда дальнего следования.
Расплавлялась в горячем ароматном чае в гладких стаканах с литыми подстаканниками, разносимом по купе добродушными проводницами.
Окончательно забывалась в тихом ходе километрового эскалатора на станции метро «Комсомольская» и адском вое выныривающего из туннеля, как сатана из девятого круга преисподней, состава.
А уж совсем потом, на Волге – в предналётной сирене подплывающего к пристани судна и в зычной, перекрывающей её вой команде с капитанского мостика:
– Принять швартовы!
Матрос кидает линь начальнику дебаркадера дядь Витале, пузатенькому мужичку в мешковатых брюках клёш, чёрно-бело-полосатой тельняшке и заправской капитанской фуражке.
Тот вытягивает за линь петлю-огон швартовых, накидывает на палубный пал, обматывает диагональными кольцами, сломя голову бежит к другому краю повторить операцию.
Капитан подтягивает судно к борту дебаркадера, мягко прижимает к плотно развешанным там и сям автомобильным покрышкам. Матрос откидывает палубную дверь, крепит трап с поручнями для схода пассажиров.
По деревянным стланям в арку дебаркадера, да по танцующим доскам понтонного моста на обрывистый берег, чемодан на плечо, авоську в зубы, и вот оно – начало приключения длиной почти в три месяца!
– Толииик! – звала мама, выглядывая на палубу из носового салона. – Иди уже сюда, вовнутрь, а то ещё простудишься не дай Бог на ветру. Хорошенькие тогда у тебя будут каникулы!
– Да не простужусь я, мам! – недовольно морщился Толик.
Не отрывал взгляда от проносящихся мимо сонных сёл по берегам, грузовых барж, пассажирских теплоходов, лесов с лосями, полей с коровами, палаток одурелых от восторга одиночества походного бытия туристов.
Маму надо слушаться. Толик обречённо вздыхал, но с палубы уходил.
В салоне сквозь гул мотора и плеск бьющей о днище судна волны пробивалась звонкими девичьими голосами под аккомпанемент весёлых деревянных духовых «Песня о встречном» композитора Шостаковича:
Нас утро встречает прохладой!
Нас ветром встречает река!
(тыры-дын, тыры-дын, тыры-дын)
Кудрявая, что ж ты не рада
Весёлому пенью гудка?
(тыры-дын, тыры-дын, тыры-дын)
Не спи, вставай, кудрявая!
В цехах звеня,
Страна встаёт со славою
На встречу дня!
(тыры-дын, тыры-дын-тын-тын).
Была у Толика и другая бабуля, отцова мать. Звали её Таня.
А вот другого деда, Ивана, он никогда так и не увидел. Даже на фотографии. Не было в деревне в тридцатые годы фотографического ателье.
Погиб его дед в августе сорок первого под Смоленском…
О, про?клятые, трижды про?клятые первые месяцы войны, когда молодыми, наскоро вооружёнными и наспех обученными солдатиками отцы-военачальники во главе с верховным главнокомандующим пытались заткнуть фронтовые дыры собственной самонадеянности и трусости!
Сколько таких, как дедушка Иван, осталось лежать во сырой земле от Одессы до Сталинграда, от Каунаса до Гатчины, от Бреста до Москвы? Сколько было взято в плен в «котлах» после панических отступлений, отправлено в концентрационные лагеря, сперва немецкие, а потом и советские?!
Колхозники села Копыре?вщина, где в братской могиле на взгорке похоронили дедовы останки, рассказывали после войны краеведам, что отстреливался отважный пулемётчик на высоте до последнего. И только гусеницы немецкого танка, прилежно и педантично, как на показательном уроке, отутюжив окоп, оборвали стрельбу.
Баба Таня не узнала о смерти мужа даже после освобождения их деревни от оккупации в 1943-м году. Только после взятия Берлина принесли ей на порог страшную, называемую официально «Формой № 4», «похоронку».
Она рассказывала Толику, что несколько дней подряд перед приходом наших на северо-востоке грозовыми огненными сполохами взрывалось обычно ласковое июльское небо. Через пару дней ветер приволок оттуда низко стелящуюся, воняющую тракторной соляркой дымку.
В эти четыре летних дня, километрах в восьмидесяти от села, под станцией Прохоровка, советские люди и танки в беспощадном огненно-стальном месиве сокрушили никем не победимую до сей поры военную машину фашистской Германии.
Бабуля неохотно рассказывала о том времени любопытному внучку. Её можно понять: остаться посреди войны одной, без мужа, с тремя сопливыми детьми на руках, которых надо как-то кормить-поить, поднимать на ноги – хорошего, согласитесь, мало.
А тут ещё, как на грех, привели на постой к ней в хибару трёх немецких зольда?тен!
Про постояльцев-то она вообще Толику никогда не говорила. Это уже отец рассказал, когда они возвращались в поезде домой и ужинали курочкой с варёными картохами, заботливо завёрнутыми бабулей в серый льняной рушник.
Отец после слёзного прощания на перроне белгородского вокзала разговорился тогда в купе… Наверно, сердцем чуял, что недолго уж его матери на свете белом мыкаться. Болела она сильно.
Рассказывал, что была баба Таня смолоду очччень недурна собой. Не зря ж её сосватал вожак сельской бедноты и первый парень на деревне – дедушка Иван!
Волосы у неё сызмальства росли иссиня-чёрные, как оперение у ворона – большая редкость в тех краях.
Русоволосые товарки промеж себя её «турчанкой» нарекли. Смеялись, собираясь в круг на жатве и обмолоте.
– Слышь, турчанка, сыми платок-то, волосы покажь! Хлопцы нам пряников купить на ярманке сулили, коль уступишь!
Бабуля не обижалась. Мыла свои роскошные волосы сывороткой из-под простокваши, гладко зачёсывала на затылок, прятала от мужского соблазну под белый платок. Обвязывала его по горлу, закрывая полностью голову и шею. Оставались на всеобщее обозрение только губы – крупные, сочные, яркие, как спелая вишня.
Ну, и угольно-чёрные брови над карими, всё понимающими глазами, как два крыла у лебёдушки – вразлёт!
– Чоловик должон быть не по-милому хорош, а по-хорошему мил! – часто повторяла бабуля.
Уговаривала внучков:
– Учитесь, пока малы! Не то будет, как гутарят, «живи дёшево да ешь не соля». А куды этак годится?!
Вот вышла она за деда Ивана, народилось у них трое детишков, и жили бы они поживали да добра наживали… ан нет! Ласковым июнем 1941-го недавний мил-друг и союзник СССР – фашист на танках в гости припожаловал.
Отец рассказывал, как уже призванный в армию, дед купил в сельпо на последние медяки те самые засохшие пряники, принёс и дробил их на кусочки молотком прямо на камне, служащем порогом хаты. Ох, и сладкие были куски!
Когда в село вошли немцы (а следом за ними итальянцы, словаки и прочие венгры с румынами), бабуле Тане было всего лишь двадцать пять…


Из громкоговорителя, установленного на передовом офицерском «мерседес-бенце», под аккомпанемент духового оркестра бравурно звенел, заглушая рёв моторов, мощный, сытый, довольный хор.
Весёлые белобрысые танкисты в чёрных куртках с закатанными по локоть рукавами, вылезая по пояс из башен, орали на ходу:
– Матка, млеко, яйко, шнапс! Schnell, schnell!
На постой к бабе Тане определили трёх солдат из интендантской роты танкового корпуса. Они завалились, гогоча, в хату. С ходу повели себя как хозяева, указывая, где постелить на ночь и когда подавать горячее на стол.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71311231?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Времена Гада. Книга 1. Лето Кетцалькоатля Игорь Голубятников
Времена Гада. Книга 1. Лето Кетцалькоатля

Игорь Голубятников

Тип: электронная книга

Жанр: Юмористическая проза

Язык: на русском языке

Издательство: Ларина Татьяна Андреевна

Дата публикации: 14.11.2024

Отзывы: Пока нет Добавить отзыв

О книге: Три языческих бога и одна богиня, призванные Зевсом со всех концов Ойкумены на курсы просветления разума и повышения квалификации в Древнюю Грецию, шалят с игрой в шары сотворенья. Застигнутые врасплох в момент метания жребия, получают от возмущённого шефа нагоняй. А ещё воспитательное задание отправиться через две тысячи двести двадцать два года в Россию, провести там сто лет и с помощью выбранного ими человека повлиять на развитие страны и общества в целом. Их подопечный Толик начинает свои приключения в детском саду в 60-е, продолжает их на каникулах в приволжской деревне и на уроках в средней школе. Деды и бабки Толика прожили непростые жизни, так что история формирования характера паренька уходит корнями далеко-далеко в прошлое…

  • Добавить отзыв