Артефакторы. Осторожно, двери открываются

Артефакторы. Осторожно, двери открываются
Екатерина Соболь
Артефакторы #1Охотники за мирами
Стража Санкт-Петербурга защищает город от призрачных дверей, которые постепенно разрушают его. Никто не знает, куда ведут двери и что происходит с теми, кому угораздило в них зайти. Но есть у дверей и ценное свойство. Через них в наш мир попадают волшебные артефакты: одни опасные, другие глупые и забавные, а третьи бесценны и могут спасти жизнь.
Но что случится, когда тот, кто с детства защищает город, встретит раздражающе удачливую трюкачку? Вдвоем они могут спасти город или уничтожить – но как найти общий путь, если избранником дверей может стать только один из них?
Новинка! Начало трилогии Екатерины Соболь о призрачных дверях и таинственной Страже Санкт-Петербурга.
Вселенная с уникальной магической механикой: таинственные двери разрушают город, и никто не знает, куда они ведут.
Волшебные артефакты с непредсказуемым действием: забавные, опасные, драгоценные.
К каждой главе – эпиграф из стихотворений о Петербурге.
Живые, противоречивые персонажи и хитрый злодей.
Slow-burn романтика.
Сближение противоположностей: дерзкая провинциалка и петербургский сноб на страже города.
Для тех, кто любит Дарителей, Нила Геймана или Майора Грома.

Екатерина Соболь
Артефакторы
Осторожно, двери открываются

© Соболь Е., текст, 2024
© ООО «Вимбо», 2024
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Пролог
За пятнадцать лет до того, как все началось, произошло важное событие, без которого хитрый план моего врага рассыпался бы в прах. Это история открытия, которого не случилось. История злодея, придумавшего для своих соперников наказание хуже, чем смерть.

Это случилось в разгар ночи.

Снег был таким легким, что казалось, будто он идет вверх. Крупные хлопья долго покачивались в воздухе, прежде чем где-нибудь приземлиться, и время шло медленно, как в сказке или во сне. Двор был пуст, и только Антон с мамой смотрели, как снег укрывает каменную девушку в фонтане и балконы дома с колоннами.
– Уже скоро? – шепотом спросил Антон.
– Скоро, – ответила мама и улыбнулась, стряхнув снег с его шапки.
И он терпеливо ждал, не позволяя волшебной зимней ночи себя убаюкать. Когда тебе всего шесть и тебя разбудили ночью, чтобы куда-то идти, трудно не задремать. Но мама совсем недавно начала брать его на дежурства, и вдруг она передумает, если он будет плохо себя вести? Чтобы стать лучшим стражем города, надо быть сильным.
Антон понял, что уснул стоя, только когда мама подхватила его на руки и поцеловала в щеку. Он разлепил глаза – и мгновенно очнулся. Начинается!
Посреди двора появился сияющий прямоугольник ростом с самого высокого взрослого. Он весь был заполнен ровным голубым сиянием, похожим на огонь газовой плиты. Прямоугольник постепенно определился с собственной формой: рама стала четкой, как буква «П», а середина покрылась узорами и обрела ручку. Антон уже в седьмой раз видел, как рождается дверь, но ему все равно было не по себе, и он вцепился в мамин пуховик.
– Не бойся. – Она опустила Антона на землю. – Дверь не злая.
Словно в ответ на ее слова, дверь приоткрылась им навстречу, и Антон сделал слабую попытку забраться вверх по маминой ноге. Мама притворилась, что не заметила. Они смотрели, как снег падает на дверь, но не оседает на ней, а проходит насквозь и плавно опускается на землю. Голубое сияние было слабым, неплотным, Антон по-прежнему видел сквозь него каменную девушку с вазой на голове, стоящую посреди фонтана. В вазу набралось так много снега, что она напоминала рожок с мороженым.
Наконец мелькнул яркий свет, и из-за двери, словно брошенный невидимой рукой, вылетел мерцающий голубой шарик, вроде тех, которыми украшают аквариумы. Он был из того же сияния, но ярче, и упал на снег как предмет, имеющий вес. Антон проследил за его полетом, думая: интересно, кто бросает их сюда? Заглянуть в дверь ему ни разу не разрешили.
– Шаг первый: артефакт. – С этими словами мама вручила Антону прозрачный пакет и подтолкнула в сторону шарика.
Когда мама разговаривала с друзьями на кухне, закрыв дверь, Антон всегда подслушивал и знал: артефакты бывают опасными. Но сейчас мама здесь, а значит, ничего не случится, да? Не снимая толстых варежек, Антон быстро взял с земли шарик, сложил в пакет и впихнул его маме в руки. Уф! Она маркером написала что-то на пакете и убрала его в сумку.
– Шаг второй: закрытие, – объявила мама нарочно веселым голосом.
Все ясно: пытается его подбодрить. От этого стало только страшнее, и Антон снова обхватил маму за ногу. Конечно, стать лучшим стражем очень хочется, но когда дверь начинает шалить…
Мама так это называла: «шалить». То же слово она говорила про Антона, когда он засовывал игрушки под шкаф или отказывался читать стихи вслух. Но шалости двери были гораздо злее.
Освободившись от артефакта, дверь начинала давить на землю, как пятнадцать грузовиков. Вид ее не менялся, все то же полупрозрачное сияние, но в земле сразу ощущалась дрожь и гул, словно под ней едет поезд-убийца и крушит все на своем пути. В этом дворе не было асфальта, который издавал особенно страшные звуки, когда трескался. Голая земля под снегом ломалась мягче, и все равно…
– Понимаешь, она открывается, а закрыться сама не может, – тихо сказала мама. – Ей нужна помощь. Она как раненый бегемот, который от боли все ломает, а ты будешь ее доктором Айболитом.
Под мирно сияющей дверью уже росла трещина, в которую сползал снег, и Антону хотелось заплакать. Как только начинались шалости, мужество его покидало.
– Не бойся. Если у тебя не получится, я сама закрою, смотри. – Мама вытащила из кармана ключ, самый обычный, как от их квартиры, только зубчики другие. Ключ едва заметно сиял голубым. Антон потянулся к нему, но мама убрала ключ обратно. – Не сдавайся сразу, мой хороший. У каждого свой дар, и ты закрываешь двери по-другому. Пробуй.
Последнее она сказала строго, и Антон понял: мама начинает сердиться. Он покорно снял варежку и поднял руку. Надо успокоиться, дышать глубоко, как она учила, и думать о снеге. О том, чтобы направить его на дверь. Представить, что снег растворяет ее, гасит. Снег точно смог бы потушить костер, а может, даже газовую горелку, значит, справится и с дверью.
Но ничего не получалось. Дрожь земли отвлекала, желание впечатлить маму, наоборот, подгоняло, в голове было слишком много мыслей. Антон открыл глаза, понял, что ничего не вышло, и бессильно уронил руку. У него получилось всего однажды, случайно, и с тех пор они с мамой пытались это повторить, но… Ей каждый раз приходилось закрывать двери своими волшебными ключами, а Антон горько плакал, потому что опять не справился.
– У меня есть подарок, – вдруг сказала мама. После прошлых неудач она такого не говорила. – Я сделала много ключей – не для работы, а для тебя. Целая куча ключей, только твои. Они в красивой коробке от печенья, сможешь брать их с собой, когда мы снова пойдем на дежурство. И если не выйдет погасить дверь своим даром, сможешь достать ключ и закрыть ее. Как тебе план?
Антон кивнул. В глазах у него стояли слезы, поэтому мама немного расплывалась, но ее голос был слышен даже поверх неприятного звука разрывающихся глубоко внизу пластов земли.
– Сейчас у тебя все получится, мы пойдем домой, и я отдам тебе подсказку, где искать ключи. Это будет наша игра. Не думай о неудаче, думай о подарке, ладно? Давай, Антош.
Как же он любил игры и загадки, которые мама выдумывала для него! Сразу захотелось покончить с дверью и мчаться домой. Антон снова направил руку на снежинки, пытаясь передать им свою волю, и снег наконец-то заметил существование двери. Сработало! Там, где снежинка – нежная, крупная, как комок птичьего пуха, – касалась голубого сияния, оно гасло. Дрожь под ногами тут же стала слабее, и Антон улыбнулся. Главное – удерживать внимание на двери, пока она не исчезнет совсем, и дело сделано.
– Какой хороший мальчик, – произнес за его спиной мужской голос.
Антон резко обернулся, уронив руку. Зачем так подкрадываться к людям? Рядом стоял мужчина с добрым лицом. Но маме он, похоже, добрым не казался.
– Ты… – начала она, а потом ей как будто стало трудно говорить, и пришлось начать заново: – Гудвин.
– Как в «Волшебнике Изумрудного города», – пролепетал Антон, сам не зная, какое желание заставило его открыть рот: то ли блеснуть знаниями, то ли защитить маму, которая почему-то выглядела испуганной.
Мужчина вежливо наклонил голову, как делали в фильмах джентльмены старых времен.
– Точно, малыш. Но этот город куда лучше Изумрудного, правда? В нем есть волшебные двери, которые дают нам такие ценные вещи.
Вспомнив о своей задаче, Антон обернулся и увидел, что его усилия пропали даром: он не завершил закрытие, и прорехи от снежинок начали затягиваться голубым сиянием. Дверь чинила сама себя. Ее сила возвращалась, и земля опять задрожала.
– Заставлять ребенка делать грязную работу – как это негуманно! – сказал незнакомец. Он был красиво одет: пальто, шарф, а шапки не было. И как он не мерзнет? – Будь у меня дети, я бы с ними так не поступал.
– Чего тебе надо? – спросила мама.
– Сразу хочу прояснить, Лия: ничего личного. У меня нет ненависти ни к тебе, ни к твоим коллегам. И уж тем более к этому милому сопляку.
Мама странно глянула на Антона. Этим взглядом она велела ему что-то сделать. Покончить с дверью? Спрятаться? Заговорить? Молчать? Он ее не понимал.
– Артефакты – большая ценность, – продолжал мужчина, и его голос едва заглушал подземный гул и дрожь, которые уже забрались куда-то под фонтан. – Мне кажется, вы, ребята, не вполне это понимаете. Даром раздавать их – все равно что швырять в толпу алмазы. В бескорыстии всегда есть что-то от глупости.
– Тебя забыли спросить, – невежливо процедила мама и сделала шаг к двери.
Руку она убрала в карман. Антон помнил, что там лежит ключ, и почувствовал малодушное облегчение. Она сейчас сама закроет дверь!
– Понимаю, – вздохнул Гудвин. – Ты веришь в свое дело, любишь свою работу и все такое. Но убеждения – опасная вещь. Они даже могут заставить мать тащить за собой ребенка в зимнюю ночь, где гуляют волки.
Мама больно схватила Антона за руку, дернула поближе к себе и выдохнула:
– Пошел вон. Я тебя видела, и я на тебя заявлю. Поплатишься за все, что сделал.
– Ну, после нашей встречи заявлять на меня будет некому. Жаль твоего малыша, но, как я сказал, ничего личного.
И остатки миролюбия, которые еще оставались в их беседе, исчезли. Гудвин схватил маму за локоть и потащил к двери. Антон, перепуганный до смерти, вцепился в ее пуховик, но Гудвин с невероятной силой тянул маму за собой. Она пыталась его ударить, а он будто не замечал.
Гудвин взялся за ручку и распахнул дверь шире, впуская во двор больше потустороннего голубого сияния. Антон, который так и висел на маме, резко выдохнул. В отличие от артефактов, двери – как призраки, коснуться их невозможно, так как же Гудвин…
Но думать об этом некогда, надо защитить маму. Гудвин попытался вытолкнуть ее за дверь, а она – схватиться за раму, хотя это все равно что держаться за дым. Антон понял: вся надежда на него. Он крепче вцепился в мамин пуховик и тянул к себе, но его ноги вязли в снегу, а тот сползал в трещины под дверью. Гудвин схватил маму за воротник пуховика и со всей силы толкнул в светящийся проем. Руки Антона разжались, и он выпустил край маминого пуховика, а схватиться снова не успел. Он не услышал ни слова, ни вскрика, мама тратила каждый вдох только на спасение, и… Где же она?
Дверь полупрозрачная, и Антон думал, что, упав, мама просто приземлится на снег, но она исчезла, как будто голубое сияние ее проглотило. Антон замер на четвереньках перед распахнутой дверью. Гудвин схватил его за капюшон, и Антон сразу понял: его вытолкнут туда, к маме. Где бы она ни была сейчас, они окажутся там вместе.
Но в последний момент что-то напугало его, как пугает зверька вид распахнутой клетки. Не думая, Антон вытащил руки из рукавов куртки и отполз.
Земля под ними подрагивала. Гудвин отшвырнул куртку и сделал шаг Антону навстречу, тот инстинктивно вскинул руку – и весь снег вокруг них поднялся в воздух. С земли, из чаши фонтана, из вазы, которую держала каменная девушка.
Снегопад, по-прежнему валивший с неба, замер в воздухе. Антон посмотрел на свою дрожащую голую руку с растопыренными пальцами. Потом на Гудвина, который удивленно оглядывал разом почерневший двор. Каждая снежинка, что спала на кустах и скамейках с начала зимы, покинула свое место и замерла, ожидая дальнейших распоряжений. Мама учила передавать руке все свое спокойствие, но в этот раз Антон ее не послушал. Он передал руке весь свой страх и безнадежную ярость.
Снег полетел в Гудвина, свалив его с ног. Там, где снежинки на огромной скорости сталкивались с дверью, ее сияние гасло. Дверь стала дырявой, как сыр, а потом исчезла.
Антон надеялся, что теперь-то мама появится, но… Он уронил руку, и снег рухнул вниз, неряшливо и тяжело: на Гудвина, на фонтан и скамейки, в трещины, которые остались на земле, даже когда дрожь и треск утихли.
– Мама, – выдавил Антон. – Где она?
– Ее нет. – Гудвин смотрел на него, тяжело дыша, весь в снегу. – Оттуда никто не возвращается.
Он подтянул к себе мамину сумку, лежавшую на земле, вытащил из нее пакет с артефактом и убрал в карман. Все это время Гудвин не сводил взгляда с Антона, будто опасался его, но, когда он заговорил, голос его был спокойным:
– Гудвин знает все – так ему положено по роли. – Он криво усмехнулся. – Я знаю, что мать оставила тебе подарок. Знаю, что обращаться со своим даром ты не умеешь и вряд ли научишься, несмотря на это шоу. Знаю, где ты живешь. Поэтому… Тебя, конечно, попросят описать, как я выгляжу. Надеюсь, у тебя плохая память.
Антон с рычанием вытянул руку, и снег снова поднялся в воздух, но в этот раз – медленно, будто весил тонну.
– Впечатляет, – фыркнул Гудвин и с трудом встал. – Стража будет в восторге.
Отряхнув пальто, он пошел к выходу из двора – через желтую арку, украшенную колоннами, туда, где даже ночью тихо шумел проспект. Антон попытался остановить его, сбить снегом на землю, заставить рассказать, куда делась мама. Но снег упрямо висел в воздухе без движения, и, пока Антон умолял его подчиниться, Гудвин толкнул решетку, закрывавшую арку, и скрылся из виду.
Плечо очень устало. Пришлось опустить руку, и снег упал. Антон подполз к тому месту, где была дверь, и лег на развороченной земле тихо, как мышка. Надо просто подождать. Все будет хорошо, так часто говорит мама, и он должен ей верить.
Она сейчас откуда-нибудь появится и заберет его домой. Велит переодеться в теплую сухую одежду, а сама поставит чайник на кухне, разогреет замороженные сырники. Антон почитает ей стихи из своей любимой книжки, а потом они заснут рядом.

Увы, ничего этого не произошло. Счастливые моменты навсегда остались в прошлом, а будущее было холодным и сумрачным. Шли годы, Антон рос, и как бы он ни искал Гудвина, тот больше ему не явился.
Гудвин считает, что мир и все, что в нем есть, принадлежит ему. Но буря близко. Скоро девочка, которая все изменит, сможет сказать: «Да, Тотошка, мы больше не в Канзасе». Пока что она занимается своими делами и не знает: буря подхватит ее и перенесет туда, где тайные сады и фонтаны, где у домов есть колонны и желтые стены.
Тучи уже сгущаются. Скоро пойдет снег.

Глава 1
Ты – никто, и я – никто
Ты, в коричневом пальто,
я, исчадье распродаж.
Ты – никто, и я – никто.
Вместе мы – почти пейзаж.
    Иосиф Бродский
Если хочешь продать вентилятор, объясни клиенту, что к лету стоит готовиться в феврале. Торговля – хитрое, но понятное искусство. Я целое утро говорила по телефону, рука отваливалась, но я только крепче сжала его и страстно продолжила:
– Каждая девочка – маленькая принцесса, достойная самого лучшего. А зубные щетки этого бренда действительно лучшие, посмотрите отзывы! Я купила одну племяннице, и она теперь бегом бежит чистить зубы, а раньше ее было не заставить.
Никаких племянниц у меня не было, но это мелочи, главное – эффект. Я заранее глянула историю заказов клиента: он часто покупал милые девчачьи товары, и я остро позавидовала его дочери. В двадцать лет глупо завидовать тем, кому от силы пять, но…
– Эти щетки у нас есть в разных оттенках: лиловый, мятный, розовый. Какой бы понравился вашей дочери?
Голос в телефоне ответил, что она почему-то любит все зеленое, и я почувствовала: клиент сдается. Он оформил на сайте заказ на простую электрическую щетку для детей, а я пыталась продать ему щетку чуть дороже. Дело, кажется, шло неплохо.
Я отправила клиенту ссылку на оплату суперщетки мятного цвета и болтала с ним, пока он переводил деньги. Потом горячо поблагодарила его, оформила доставку и торжествующе хлопнула ладонью по столу. Я получаю два процента от каждой покупки, на которую уговорила клиентов. Это немного, но еще пара месяцев – и я точно накоплю на новую куртку. Правда, зима уже закончится… Наверное, лучше выбрать кроссовки, мои еще осенью развалились. Я глянула в таблицу заказов и набрала номер следующей клиентки.
– Спасибо, что оформили заказ на наушники. Кстати, у нас акция на роскошное средство для их очистки. Высылаю вам ссылку в мессенджер – посмотрите, какой высокий рейтинг! Это средство выиграло престижную награду, и… Да? Отлично. Тогда к оплате будет…
Готово! Новых заказов не было, и я пошла к древнему электрическому чайнику, примостившемуся на груде документов. Мы торгуем техникой, но весь наш крохотный офис пьет из чайника, который, наверное, еще помнит Ленина. Тогда ведь были электрические чайники? История – не моя сильная сторона.
Я обдумывала, как уломать начальство поменять чайник, и тут босс выглянул из своего уголка.
– Вам заварить? – услужливо спросила я: разговор, в котором будет просьба, лучше начать с чего-то приятного.
– Нет. Шатрова, зайди ко мне в кабинет, – сказал Кирилл и скрылся.
Ну уж, «кабинет» – это громко сказано, но… Неужели он меня все-таки повысит? Во рту пересохло, сердце заколотилось. Меня еще ни разу не повышали, все-таки первая работа, но в фильмах обычно с этого и начинается. Начальник зовет героя в кабинет – правда, в шикарный, а не в угол за шкафом – и делает предложение, от которого невозможно отказаться.
Дальнейший диалог я разыграла в голове, пока огибала шкаф и усаживалась на стул, из которого грустно торчали куски поролона.
«Таня, ты невероятно эффективный менеджер по продажам. Я хочу предложить тебе перейти на полный рабочий день и получать в два раза больше денег».
«Нет, я не могу задерживаться до вечера, у меня учеба, я ведь просто тут подрабатываю. Но если вы будете платить в три раза больше, я готова пойти на жертвы».
А дальше будем торговаться, пока не договоримся. Я почувствовала, как улыбка наполняет меня изнутри, но не позволила ей добраться до лица. У меня был козырь: Кирилл не знал, что учебой на вечернем отделении строительного колледжа я не очень дорожу. Образование ведь и нужно для того, чтобы найти работу, а я, вон, уже нашла. Я сложила руки на коленях, всей своей позой выражая почтение к боссу.
– Перейду сразу к делу. – Кирилл подвинул свой древний монитор так, чтобы он меня не загораживал. – Ты очень энергичная, и это прекрасно, но нам надо расстаться.
– Что?
– Когда ты поступала к нам, вакансия была проще некуда: перезванивать клиентам, чтобы назначить время доставки. Так?
Я кивнула, совершенно выбитая из колеи, а он продолжал:
– Это ведь была твоя идея! Ты предложила во время звонка предлагать клиентам дополнительные услуги. Я согласился платить тебе два процента от цены любого товара, который ты продашь на звонке. Думал, ты будешь предлагать батарейки, салфеточки. И что?
– И я принесла вам столько дополнительных продаж, что вы поражены?
– Да, Татьяна, в этом и проблема! Ты ухитряешься половине из тех, кто оформил заказ на сайте, продать что-то, что они не планировали купить. Да ты мертвого уговоришь самого выбрать себе прощальный венок!
Я с благодарностью кивнула, и Кирилл взвыл:
– Это не комплимент, балда! У нас маленький город, мы – маленькая фирма, нам трудно конкурировать с большими продавцами электроники. Но главное в жизни – это доверие, а нас помнят еще со старых времен. Не надо решать за людей, что им надо, ты не самая умная!
Ну, доверие – это же не синоним замшелой отсталости, а наша фирма даже оплату принимала только наличными курьеру.
– С тех пор, как я работаю, прибыль выросла, – выдохнула я, лихорадочно думая, как обратить дело в свою пользу.
Переживать буду в одиночестве, пока что надо собраться и выиграть эту битву.
– Да ты даже учишься не на маркетолога, а на кого-то там…
– На архитектора.
– Вот!
– Я предлагаю то, что и сама бы с удовольствием купила. И я знаю наш ассортимент лучше всех, кто принимает звонки, я…
– Помолчи. Я вчера был на дне рождения у приятеля. Он сказал, что заказывал у нас простую стиральную машину, а какая-то девица вцепилась в него, как бульдог, и в результате он заказал машину с сушилкой.
О, я помнила этот звонок.
– Но та модель – это же мечта! Он сам согласился, что сушилка – потрясающая вещь! Она ему не понравилась?
– Понравилась. Но слушай… – Кирилл замялся, и я похолодела. Не может же он правда уволить меня? – Мы разговорились, и его дочка сейчас ищет первую работу. Сама знаешь, как в городе с этим обстоят дела. Он просил взять ее, сказал, что с ответами по телефону она отлично справится. Я ее знаю: послушная, вежливая, без этих твоих вечных идей. Уверен, твой дар убеждения пригодится где-нибудь еще. Лишних вакансий у меня нет, надо с кем-нибудь расстаться, а от твоего энтузиазма мне не по себе. Она готова в понедельник приступить, так что положенные две недели я тебе дать не могу, но… – Кирилл вытащил из стола пять тысяч рублей и подвинул ко мне. – Вот, бери.
Ну, нет. Это была лучшая подработка, на которой я оказывалась, тут было чисто, тепло, никто не оскорблял, платили вовремя, и я просто не могла позволить себе ее потерять. Я навалилась на стол, преданно глядя ему в глаза.
– Кирилл, я обещаю ничего больше не продавать по телефону.
– Мне-то что? Я уже все решил, ты уволена.
Похоже, он был настроен серьезно, и я прибегла к проверенному средству: к обещаниям выгоды.
– У меня столько идей, как улучшить наш сайт! Разрешите я покажу?
Я повернула его монитор к себе и защелкала мышкой. Следующие минут десять я расписывала, как много еще могу сделать, – и все это совершенно бесплатно, точнее, за нынешнюю зарплату. И никаких больше продаж по телефону! Кирилл меня не прерывал. Когда я выдохлась, он задумчиво откинулся на спинку стула.
– Зачем тебе это? – Его гнев, кажется, поутих. – Получаешь ты мало. Серьезно, Татьяна, у тебя перебор энтузиазма.
– Значит, вам повезло. – Я умоляюще улыбнулась. – Вы увидите, я буду очень полезной.
Кирилл тяжело вздохнул и убрал со стола пятитысячную купюру. Я постаралась не слишком жадно провожать ее взглядом.
– Ладно, Татьяна, буду за тобой следить. Иди, работай. Нервы у тебя, конечно, железные. Девчонки в твоем возрасте обычно такие очаровательные наивные дурочки, но не ты, да?
Вот бы хоть денек побыть очаровательной дурочкой! Надеть каблуки, мечтательно посидеть в кафе с огромным капучино. Я дошла до угла шкафа, когда Кирилл меня окликнул:
– И позови-ка Васю.
Похоже, Кирилл очень дорожил своим другом: ради его дочки все же придется кого-нибудь уволить. Я едва скрыла торжествующую улыбку. Спаслась с самого дна! Васю жаль, но лучше он, чем я. Жизнь – это джунгли, где каждый сам за себя.
Дома у меня тоже джунгли, хоть и находятся они в обшарпанной квартирке пятиэтажки. Ева подхватила мамино знамя цветовода и водрузила его на новые высоты. Все столы и подоконники теперь уставлены глиняными горшками и замшелыми стаканчиками, где подрастает очередной черенок, а воздух влажный, как в тропиках. Мама разводила цветы, потому что скучала по деревенскому дому, а Ева в «зеленом раю» чувствует гармонию с природой, или женскую энергию, или что-то еще из своих любимых словечек. В общем, ей почему-то нравится ухаживать за растениями, втиснутыми в горшки, как мы втиснуты в эту квартиру.
Стоило мне переступить порог, я услышала музыку бамбуковых колокольчиков. Значит, Ева медитирует, а может, делает расклад Таро. Голова у меня по-прежнему была занята тем, что двух процентов от продаж я лишилась, а значит, надо где-нибудь раздобыть еще денег. Потом я, конечно, уложу Кирилла на лопатки блестящими результатами преобразований на сайте и уломаю поднять мне зарплату. Но на это нужно время, а пока что… Я уныло бросила сумку на пол, пошла на кухню – и остолбенела. Сделала глубокий вдох. И еще один.
– Ева! – позвала я и с трудом сделала голос мягче. – Иди сюда.
Музыка тут же затихла, и пришла Ева: босая, в длинной белой ночнушке, которую не снимала целыми днями.
– Ну, эффектно же? – с надеждой спросила она.
Мы постояли, глядя на пестрый букет посреди стола. Пол и стулья были завалены целлофаном, в который заворачивают цветы, а еще обрезками стеблей и подсохшими листьями.
– Я уберу. – Ева с готовностью начала собирать мусор. – Ты не сердишься? Я же не могу пробовать себя во флористике без цветов. Слушай, я целый курс посмотрела, мне надо практиковаться, я уверена, у меня есть к этому способности! Я купила цветы отдельно, самые дешевые, и собрала их в своем индивидуальном стиле. Правда же получилось лучше, чем букеты из магазинов?
О, мне было что на это сказать! Ева уговорила меня, что полгода после окончания школы будет искать себя, но время шло, а поиски продолжались. В ее списке профессий уже побывали флорист, астролог, парикмахер, мастер маникюра, а вот теперь опять флорист. Я и так из сил выбиваюсь, а уж теперь, без процента от сделок… Только цветочных композиций мне не хватало! Я медленно выдохнула и сказала:
– Кстати, здорово получилось. Вот эти розовые прямо… украшают. – Я ткнула пальцем в цветок с зеленой серединкой. – Что это?
– Ранункулюс, – нежно сказала Ева. – Ты прямо в точку, они тут у меня центр композиции. Заведу сообщество и начну постить там фотки своих работ.
– Ты ведь уже нашла клиентов на маникюр!
– Я тебе сказала, это все-таки не мое.
В каком-то волшебном месте, где души до рождения получают таланты и способности, нашу семью обслуживали несправедливо. Мне, как старшей, выдали все скучное: ответственность, упорство и бережливость. А Еве через два года досталось остальное: эмоции, тонкая душевная организация, творческая жилка. В отделе внешности меня тоже одаривали под конец рабочего дня, зато Ева получила шикарные волосы, за которыми ухаживала не меньше, чем за нашими растениями.
Поэтому, когда Ева посмотрела курс парикмахерского искусства, эксперимент мы поставили на мне. У нас был план: она пострижет меня и покрасит в блонд, а фото «до и после» мы используем для рекламы ее услуг. Получилось так плохо, что фотки не пригодились: я стала ее первой и последней жертвой. Неровное высветленное каре уже отросло сантиметров на десять, но каждый раз, когда Ева предлагала подкрасить мне корни, я сбегала со скоростью кота, которого пытаются искупать.
В общем, я сразу поняла, что продавать ее самодельные букеты по интернету придется мне. С прозой жизни у Евы сложности, зато у меня проблемы с поэзией. Стихи я в школе терпеть не могла – бессмысленная, приторная лабуда.
– Фотографии сделай покрасивее, – сказала я. – И подумаем над стратегией. Может, этот букет тоже кому-нибудь впарим.
– Нет, этот – мой, – страстно ответила Ева и коснулась губами ближайшего цветка.
Я упала на стул, подавив желание выкинуть экономически бесполезный букет в окно. Уверена, что обычных людей младшие сестры частенько бесят, но я не могла позволить себе такой роскоши. Мы много кого потеряли, и Еву каждый раз трудно было привести в чувство. Она рыдала, болела и не спала, так что приятно было видеть ее веселой. Даже если для этого пришлось купить три колоды Таро, несколько интернет-курсов и невероятное количество лака для ногтей.
Если у тебя, например, есть щенок, не жалко купить ему игрушку, да? В семье нет места для двух издерганных, депрессивных щенков. Один должен быть сильным.
– Ладно, еду давай, – буркнула я. – Мне пора к семинару готовиться.
– У вас второй семестр только начался, сколько можно учиться!
Ева вытащила из буфета два стаканчика сухой лапши, и тут я все-таки возмутилась:
– Ты обещала рис сварить!
– Я букет собирала, завтра сварю. Ну не дуйся, а! Тебе надо меньше грузиться и больше расслабляться. Там новый выпуск «Игры в ложь» вышел, посмотрим?
Предложение было соблазнительное, но я прихватила стаканчик с лапшой и скрылась.
– У меня сегодня Виктория Сергеевна, надо готовиться. В маминой комнате поем.
– Какие планы на выходные? – крикнула Ева мне вслед. – Я утром еду с друзьями провожать зиму, вернусь до полуночи.
Я заглянула обратно на кухню.
– Это те, с которыми вы чуть пожар не устроили, когда познавали энергию огня?
– Они хорошие! Умоляю, дай тысячу, а? Электричка, еда и все такое. Я знаю, знаю, что у меня закончился лимит на неделю, но я же купила цветы и…
Как же это не вовремя!
– Пятьсот, – строго сказала я и вытащила купюру из сумки. – И пиши хоть иногда. Я буду валяться и смотреть сериалы.
– Ну, Тань! – Ева спрятала деньги и вернулась ко мне с сочувственными объятиями. – Да проведи ты хоть один день интересно, развлекись!
– Обязательно.
– Ты просто боишься своих желаний! – изрекла Ева и, выпустив меня, прошествовала к себе, как призрак в рубашке до пола.

Эту комнату я по-прежнему называла маминой, хотя мамы уже два года нет. Ева осталась в комнате, где мы раньше жили с ней вместе, а я переселилась в ту, что освободилась. Там все осталось как раньше: продавленный диван, полки со старыми книгами, которые никто не читал. Я положила перед собой конспект, но мысли разбредались, как козы, оставленные без попечения овчарки. Может, продать что-нибудь из вещей? Но кто купит такое старье? Чтобы настроиться на учебу, я прилегла на диван и достала телефон. Я была самым преданным зрителем видео вроде «Пять быстрых закусок из сыра» и «Как нарисовать идеальные стрелки на глазах с помощью картофелины», хотя до стрелок и закусок в реальной жизни у меня доходило редко. Так я и валялась, уткнувшись в телефон, пока не оказалось, что пора выходить.

Днем улицы покрывала февральская каша из снега и воды, которую машины шумно разбрызгивали, проезжая мимо, а к вечеру резко похолодало. Город сковало льдом, и грязь под ногами превратилась в каток.
– Снег пойдет, – сказала женщина, сидевшая рядом со мной в автобусе. Мы вместе посмотрели на тяжелые тучи, от которых сумерки казались особенно безнадежными. – Рано я лопату убрала, опять двор разгребать.
Когда я вышла из автобуса, уже совсем стемнело. Дым из труб теплоцентрали в ночном небе казался белоснежным, на остановке пахло курочкой гриль из ближайшего киоска. После девяти вечера там будет скидка, и я пообещала себе, что сегодня, в награду за все испытания, домой без горячей румяной курочки не уйду. И я помчалась – точнее, заскользила – к тускло сияющим окнам колледжа, которые в этот ледяной вечер казались почти гостеприимными.
Раздевалка встретила меня лужами от снега, таявшего у всех на ботинках, и голосами, которые перекрикивали друг друга. Я повесила свою ярко-желтую куртку на крючок и побрела в аудиторию, хотя слово «класс» подошло бы ей больше. Кому пришло в голову называть аудиториями комнатенки со старыми партами и стенами, покрашенными в зеленый, как в поликлинике?
Я учусь на архитектурном факультете, и это звучит красиво, пока не окажешься на лекции про влияние характера метрического ряда на плотность заполнения пространства. Все детство я грезила папиной профессией и, когда пришло время куда-нибудь поступать, выбрала ее. В этом смысле я была анти-Евой: не искала себя, давая каждой идее «распуститься, как бутону розы», – ее словечки! – а схватилась за первое, что пришло в голову. Архитектурный факультет был самым престижным в городском строительном колледже, я наскребла баллов на бесплатное место, – и моя судьба была решена. Но если подвернется денежная работа на полный день, тут же брошу. Архитектора из меня все равно, скорее всего, не выйдет – Виктория Сергеевна сказала это уже несколько раз.

К семинару по истории архитектуры я кое-как подготовилась за первые две лекции, скрывшись в уголке заднего ряда. Была только одна проблема: когда-то Виктория Сергеевна знала моего отца и всегда сравнивала мои ответы с его светлой памятью – конечно, не в мою пользу.
– Проверим, что вы помните, – сказала Виктория Сергеевна и повесила сумку на стул. – Знания – как кирпичи, должны четко ложиться друг на друга, тогда стена будет прочная. Шатрова, будешь первой, вопреки алфавиту. Расскажи-ка нам про композиционные особенности общественных сооружений эпохи эллинизма.
Я рассказала все так, как она диктовала, но Виктория Сергеевна только прищурилась и спросила:
– А где в России можно увидеть копию величайшего из памятников эллинизма?
– В Москве! – вдохновенно ответила я, потому что в Москве наверняка есть все что угодно.
– Неверно. Я говорю о Пергамском алтаре.
Она со значением посмотрела на меня, будто это должно было о чем-то мне сказать, и я признала поражение.
– В Санкт-Петербурге, в академии Штиглица, – сказала наша отличница Олеся. – Гипсовая копия была сделана в Советском Союзе, когда…
– Да-да, спасибо. Садись, Шатрова, это было не блестяще. Твой папа, кстати, когда-то делал прекрасные наброски Пергамского алтаря. Тебе надо больше читать, расширять кругозор. Вдохновись уже хоть чем-нибудь.
Когда все закончилось и нас отпустили, я пулей вылетела в коридор. Меня гнала вперед мечта о еде, но, добежав до киоска, я обнаружила, что он закрыт. Еще и десяти часов вечера нет, а всех уцененных кур уже продали! И я поплелась домой. Автобуса так поздно ждать бесполезно, легче пешком дойти, всего-то полчасика. Как жаль, что запах курочки из пакета не согреет меня в пути.
Ева уже наверняка спит: она встает в пять утра, чтобы заряжаться энергией солнца, и аргумент, что в феврале можно так не париться, с ней не работает. Дойду, съем еще стаканчик лапши, а потом буду спать всю ночь и полдня – хорошо, что завтра суббота.
Город был скупо освещен фонарями и подсветкой закрытых до утра магазинов, но даже в этой полутьме было видно, как низко нависли тучи. Женщина из автобуса была права: я и полдороги не прошла, когда повалил снег. Ну, отлично, теперь гололед еще и не разглядеть! И ветер такой кусачий, будто сейчас налетит снежная буря, как в документалках про пингвинов.
И буря действительно налетела, только совсем не такая, как я представляла.

До дома оставалось еще минут десять. Я перешла пустую улочку на красный свет, свернула в лабиринт дворов. И там… Фонари не мигали, как в ужастиках, холодок не шел по спине, и все же я почувствовала что-то неуютное. Я живу в городе, где зимой светло становится всего-то часов на семь, так что привыкла пугливо брести в темноте: крадущийся тигр, затаившийся дракон-перестраховщик. И сейчас умение вовремя оглянуться впервые сослужило мне хорошую службу. Я заметила, что за мной кто-то идет.
Остановилась. Человек тоже остановился. Посмотрел на меня. Всегда думаешь, что уж с тобой-то ничего опасного не случится, а потом оно берет и случается. Парень был смутно знакомый, наверное живет в каком-то из соседних домов. Немодная куртка, старая шапка. От тех, кому настолько плевать на свою внешность, жди беды. Я прошла пару шагов, резко обернулась, и он снова остановился, будто издеваясь надо мной. За снегопадом его выражения лица было не разглядеть, но какая разница? Маньяки только в фильмах скалят зубы и мерзко ухмыляются.
Паника захлестнула меня с головой. Дистанцию от «все нормально, это просто прохожий» до «беги, спасайся, ори как резаная!» я пролетела секунды за три. Вокруг никого, и… Может, сделать вид, что я его не замечаю? Я еще раз обернулась. Парень был уже ближе. Ну точно, идет за мной. И тогда я решила плюнуть на неспешную походку и драпать, как заяц. Простая проверка: нормальный человек гнаться за мной не будет.
Но он погнался.

Я услышала сзади ускорившиеся шаги, но не обернулась, слишком страшно было. В голове стучала одна мысль: меня погубит дурацкая ярко-желтая куртка. Этот гигантский пуховик, в котором у меня тонули руки, продавался с огромной скидкой. Наверное, цвет никому не понравился. Уже две зимы я в нем чувствовала себя глупо, но теперь, мчась в сторону дома, думала, что из-за этой глупости мне и придет конец. В черном или белом, наверное, можно было затеряться в снегопаде, но моя одежда была как мишень. Я оступилась на гололеде и чудом не упала. Нет, нет, я не хочу быть как жертвы в сериалах, которые гибнут до конца первой серии, а потом их фотку прилепляют на доску для расследований!
Ко мне домой можно пройти вдоль пятиэтажек, а можно срезать путь через ряды гаражей. Зимой там редко ходят: никто не чистит снег, а сейчас еще и скользко, но я решила, что тропинка между гаражей – мое спасение.
И это была ошибка. Стоило свернуть туда, и ноги у меня разъехались, как у оленя на льду. Впереди был сплошной каток, я остановилась перевести дыхание для финального рывка – и услышала за углом гаража, откуда только что вырулила, осторожные шаги. Ужас бешено сдавил мне горло. Наверное, нужно было кричать, но я молча бросилась вперед – и тут же растянулась на льду. Колени заныли от боли, я проползла несколько шагов и вдруг увидела краем глаза свет, которого только что не было.
За снегопадом деталей не разглядишь, но мой парализованный страхом мозг осознал главное: в одном из гаражей кто-то есть. Он услышал мою возню, включил свет и поможет мне! Я встала, отчаянно цепляясь за гараж, и в двух шагах впереди увидела дверь. Гостеприимно приоткрытая, она сияла ярким голубым светом: ничего себе иллюминация у кого-то! Я передвинулась ближе, не выпуская стену гаража, – только не оглядывайся, не оглядывайся, – нащупала ручку и толкнула дверь. Тут не до вежливости, объясню все хозяину, когда окажусь внутри. Я перешагнула порог, и по глазам ударил такой свет, что на секунду я ослепла и будто даже оглохла, уши заложило, как от нырка на глубину. Под ногами оказалось что-то скользкое, я оступилась и рухнула на… на лед?!
Я заскулила от ужаса. Как я ухитрилась мимо двери промахнуться? Почему вокруг опять лед? Несколько секунд я дрожала, лишившись воли к борьбе, и ждала, когда маньяк рывком поднимет меня на ноги и прикончит. Но ничего не происходило. Голубое сияние по-прежнему было совсем рядом, я резко села и… Новостей было две: хорошая и плохая.
Хорошая: жуткого типа нигде не видно. Плохая: гаражей тоже не видно. И пятиэтажек, которые возвышались за ними. Вокруг был двор, только не тот. Вообще не тот, где я только что была.

Глава 2
Как пловцы
В темной арке, как пловцы,
Исчезают пешеходы.
    Осип Мандельштам
Представьте двор средневековой крепости: стены обступают со всех сторон, тянутся к небу. Там, где я оказалась, все было примерно так же. Дома сходились вокруг, и между ними не было ни единого просвета. Куда ни глянешь – стены грязно-желтого цвета, от крыш до земли тянутся водосточные трубы. Выбраться из этого колодца, созданного домами, можно было только через две полукруглые арки.
А ведь было кое-что еще более странное. Дверь, через которую я собиралась попасть в чей-то гараж, была на месте. Просто… Она была призрачной, неплотной. Сотканная из голубого сияния, как проекция на световом шоу, дверь стояла, словно вокруг нее забыли построить стену. Я подползла ближе, наплевав на то, что колени джинсов промокли насквозь, и заглянула в приоткрытую дверь: все тот же голубоватый свет, сквозь который было видно ближайшую стену. Ну, точно проекция.
Забавно, что логика у этого шоу была безупречной: там, где я зашла в дверь, она открывалась от себя, а тут – на себя. От удара об лед, наверное, и не такое привидится, но, пока я хоть что-то соображаю, надо выбираться. Я встала на дрожащих ногах и потянулась к ручке. Дверь, словно почувствовав мое приближение, сама приоткрылась мне навстречу, будто кто-то толкнул ее с другой стороны.
Только что мне казалось, что перспектива вернуться во двор с маньяком пугает меньше, чем все эти странности, но я ошиблась. Когда дверь начала открываться, в голове у меня снова завыл сигнал тревоги. Никакая это не безобидная проекция, тот парень сейчас зайдет сюда, и мне конец. Сердце совершило прыжок высоко вверх, я в ужасе захлопнула дверь, навалившись на нее всем телом, – и рухнула прямо на лед, провалившись сквозь дверное полотно.
Да сколько можно падать! Я взвыла от боли в плече и подняла голову. Двери не было. Может, проектор выключили? Родных гаражей с пятиэтажкой не было тоже, и я прилегла щекой на лед. Немного отдохну, перестанет мерещиться всякое – и пойду домой. Лоб, плечо и колени ныли. Как же меня за этот вечер отдубасил лед!
Снег по-прежнему шел, только редкий, едва заметный. Я перевернулась на спину и высунула язык, ловя снежинки. Желтые здания окружали меня, будто я крохотная рыбка, а они – щупальца осьминога, который собирается меня проглотить.
Интересно, где у нас в городе такое построили? Ладно, сейчас сориентируюсь. Я вытерла лоб рукавом куртки, стараясь не дрожать. Надо открыть карту и глянуть, куда меня занесло. Но в кармане телефона не оказалось. А, точно, я его положила в сумку, чтобы он не разрядился на морозе, а сумка… Я издала вопль отчаяния. Да не может быть! Она что, упала у меня с плеча, когда я драпала через дворы? Пуховик гладкий, а сумка тяжелая, вечно сползает с плеча.
В окнах домов, хищно обступивших меня со всех сторон, к счастью, горел свет, а в некоторых даже висели гирлянды из лампочек. От этого стало полегче – всегда кажется, что в квартирах, где на окнах гирлянды, живут хорошие люди. Зайду, попрошу у кого-нибудь телефон и гляну на карту. В странных домах были вполне привычные подъезды с кодовыми замками, и я уже шла к ближайшему, когда двор залило ярким светом.
Это был не бледный свет дверной проекции, нет, – обычные автомобильные фары. Машина влетела в низенькую арку со скоростью, которая точно возмутила бы дорожную полицию. Если бы через двор бежал зазевавшийся котик, это стало бы его последней прогулкой.
С визгом шин затормозив посреди двора, водитель выскочил из машины и начал бешено озираться. Это было забавно – он крутил головой с таким возмущением, словно показывал в любительском театре миниатюру «Я что-то потерял». Просить у человека в таком состоянии телефон, чтобы изучить карту, было неловко, но я все же решила подождать. Может, он сейчас найдет пропажу, а спросить его проще, чем звонить по квартирам.
– Где дверь? – рявкнул он так, что у меня сердце опять заколотилось как ненормальное.
Я понадеялась, что в машине есть пассажир, к которому он обращается, но парень двинулся прямо ко мне, и я, издав задушенный писк, бросилась наутек. Еще один маньяк! И ведь не тот же самый – этот очень высокий, мог бы баскетбольную команду возглавлять.
Во дворе было скользко, но я учла ошибки прошлого и решила убегать, почти не отрывая ног от земли, как пингвин, который решил поспешно удалиться. Но парень с его длинными ногами, увы, догнал меня в два счета. Он хамски схватил меня за плечо, и я со всем отчаянием, которое накопилось во мне за вечер, врезала ему по лицу. Ударить человека оказалось сложнее, чем кажется по фильмам, так что я скорее ткнула пальцами ему в нос. Парень взвыл, но хватку не ослабил.
– Вы рехнулись? – прошипел он, зажимая нос свободной рукой. – Я просто хотел опросить вас как свидетеля, а вы…
Я размахнулась снова, чтобы врезать ему по-настоящему – вдруг со второго раза получится? – и освободиться, но он сгреб меня в охапку, больно прижав мои руки.
– Да прекратите вы! – Он почувствовал, что я собираюсь его укусить, и отвел голову. – Пять минут мне уделите и катитесь по своим делам!
Он все-таки решил разжать руки, и я яростно уставилась на него, сжав кулаки. Буду бороться за свою жизнь до последнего, пусть так и знает.
– Я просто спрашиваю, где дверь.
Долговязый вытащил из кармана телефон, и это немного поумерило мой гнев. Пусть в компенсацию морального ущерба проложит для меня маршрут домой.
– У меня отображалось, что она тут. Я приехал, ее нет. На моей памяти такого не бывало! Вы ее видели или это сбой техники?
Он явно старался говорить спокойнее. Видимо, понял, что из-за его проблем с контролем гнева наша беседа началась не с лучшей ноты.
– Дверь была. – Голос у меня дрожал, но ради встречи с картой я решила ответить. – Такая… вроде проекции. Потом исчезла.
Может, он правда световое шоу ставит, а дверь – часть его представления?
– В смысле – исчезла? А кто ее закрыл?
– Не знаю, – промямлила я. Видимо, его драгоценную дверь нельзя было трогать, так что лучше уж не признаваться. – Она… Она просто закрылась. Это не я.
– Ясно, что не вы, – сказал парень так снисходительно, что даже обидно стало. – Но дверь сама исчезнуть не может. Как и… О, надо же. Артефакт на месте.
Он заметил что-то на льду, около колес своей машины, и потерял ко мне интерес. Аккуратно подобрал маленький, слабо сияющий предмет, издали похожий на потерянную кем-то сережку. Я эту штуку и не заметила – но теперь поняла, что она блестит таким же голубоватым светом, как та злосчастная дверь.
Парень вытащил из кармана прозрачный пакетик, осторожно сложил в него сережку и убрал. Я за это время значительно продвинулась в сторону арки, стараясь не привлекать внимания и двигать ногами незаметно, будто я – картонная фигура, которую тихонько выносят из двора.
– Стойте, – сухо и довольно зло сказал парень. – Артефакт вы не взяли, спасибо за сознательность. Но раз он тут, значит, дверь точно была. Опишите в деталях, что с ней случилось, и можете идти.
Как же холодно! Пуховик у меня был хоть и страшненький, но теплый, а вот шапку я где-то потеряла. Лучше уж сменить тактику и рассказать все как есть.
– Ладно, я ее закрыла. – Я отступила еще на пару шагов по скользкому льду, настороженно следя, чтобы парень не приближался. – Не знаю, как вы эту проекцию делаете, но… В общем, я зашла в дверь, думала, это гараж, а вышла почему-то здесь. Хотела так же пойти обратно, и тут он ее начал открывать с другой стороны, я испугалась, захлопнула ее, а она исчезла.
Только сейчас, рассказывая все это вслух, я поняла, как хлипко выглядит моя теория со световым шоу. Как-то ведь я здесь оказалась! Но все это были цветочки по сравнению с тем, какое впечатление произвела моя история на парня. Он смотрел так, будто я уверяла его, что похищена инопланетянами.
– Дайте на карту глянуть, пожалуйста, – закончила я убитым голосом. – Мне надо понять, далеко я от дома или нет.
– Я вам что, Марко Поло, чтобы с картой ходить? Мы работаем по своим округам, в Литейном мне карта не нужна.
Ой, какие мы шутники. Я протянула в его сторону руку ладонью вверх.
– Телефон дайте, меня сестра ждет. Я проложу маршрут домой и отдам.
– Так телефон вам нужен или карта? Телефон можно попросить у кого-нибудь в доме, зайдем и позвоним. Карты у меня в машине нет, только на работе.
– Дайте мне то, что вы положили в карман.
Теряя терпение, я указала пальцем на карман его блестящего черного пуховика, напоминающего мусорный пакет. Парень поколебался, но вытащил телефон и протянул мне. Я взяла его и… Снова неприятный сюрприз. По форме предмет действительно напоминал телефон – плоская коробочка с большим экраном, – но вблизи куда больше походил на советскую ретроигру, которую нам показывали на школьной экскурсии в музее игровых автоматов.

В нашем городе три музея, и этот был самым маленьким и веселым: какой-то мужик просто отвел пару комнат в доме под свою винтажную коллекцию. Он рассказывал нам забавные истории про экспонаты, потом разрешил немного с ними поиграть, а сам ушел на кухню пить чай с нашей учительницей. Из всех экскурсий моей унылой школьной жизни эта была лучшей. Мальчишки тут же облепили стол для настольного футбола, а мне понравилось маленькое устройство, на экране которого волк из старого мультика пытался собирать в корзину падающие на него яйца, чтобы они не разбились. Остальные играли вместе, но я уже тогда считала, что дружба – опасная штука, которая заканчивается разбитым сердцем, поэтому уединилась в старом кресле и ловила яйца в корзину, пока не пришло время уходить.
И вот сейчас, глянув на экран устройства, которое вручил мне странный парень в странном дворе, я ожидала увидеть волка с корзиной, но на экране горела надпись угловатым ретрошрифтом: «улица Чайковского, 22». Я поводила пальцем по экрану. Ничего не изменилось. В таком винтаже интернет искать бесполезно, так что я сунула коробочку обратно парню в руки. У меня появилась новая теория: они тут снимают фильм, а эта штука – реквизит.
– Разрешите ваши документы, – сказал парень, враждебно разглядывая меня с головы до ног.
– Паспорт был в сумке, она потерялась. Вы мне лучше свои покажите, – огрызнулась я, ибо лучшая защита – это нападение.
Я даже удивилась, когда он правда вытащил из кармана что-то похожее на удостоверение и развернул его перед моим лицом. Там было черно-белое фото юной лопоухой версии парня, лет на пять моложе нынешней, в стиле «первое фото на паспорт». У меня самой было такое, и я старалась никому его не показывать. Но куда больше меня повеселил текст – написанный от руки, как на старых библиотечных карточках.
«Цветков Антон Александрович, Санкт-Петербургская Стража им. Л. Н. Журавлева, отдел сбора артефактов». Ну, все понятно. Во-первых, Петербург – это где-то в тысяче километров от нас. Во-вторых, словечки вроде «стража» и «артефакт» используют разве что в настольных играх. От абсурда ситуации страх немного притупился. В нашем городе вряд ли сняли хоть один фильм, но пора же когда-то и начинать.
– Понимаю, у вас все прямо по-настоящему. Классно вжились в образ! – уверила я. – Но мне просто нужно узнать, где я. Можно мне настоящий телефон с интернетом?
Ответить Цветков Антон Александрович не успел. В ту же узкую арку, из которой так лихо появился он сам, въехала другая машина – и тоже с бешеной, совершенно не подходящей для двора скоростью. Разница была лишь в том, что машина номер два была классная, дорогая и будто только что из автомойки, не то что ведро с гайками, на котором прибыл долговязый.
Появление новых лиц Антона Александровича не обрадовало. Он наморщил нос, как злая собака, и бросился к своей машине, хотя новоприбывшие остановились так, чтобы перекрыть выезд через арку.
– А… Ну… До свидания, – пробормотала я ему вслед.
– Да в машину, скорее, а то и к вам привяжутся! – рявкнул он. – Как же они, твари, быстро сегодня! Видимо, рядом были.
Ну, конечно, так я и села к нему. Одни чокнутые этим вечером! Я даже повеселела, хотя веселье было довольно нервное. Долговязый замер на секунду, держась за дверцу, и отошел от машины.
Из второго авто выскочили двое парней – куда все так спешат! – и осмотрели сначала двор, потом заледенелую землю. Я начала улавливать сюжет их съемки, или ролевой игры, или что там у них. Сейчас, наверное, по тексту реплики «Где дверь?» и «Где артефакт?».
Но спрашивать они не стали, один просто подошел и протянул руку.
– Не до вас сегодня, – сказал долговязый. – Валите, лень связываться.
– Понимаю, мы вам помешали, – с ноткой сочувствия ответил парень. – Вот баклан, с подружкой на вызов притащился! Гони артефакт, и можете продолжать, чем вы там занимались.
Антон демонстративно сложил руки на груди. У них тут была мизансцена конфликта, но я-то ни при чем. Так что я подошла ко второму парню, помощнее, и шепотом попросила телефон, чтобы заглянуть в карту. Ответом мне был тот же недоуменный взгляд, что у Антона, и это начало меня раздражать.
– Карта, джи пи эс, интернет, мне просто надо…
Финал моей мысли превратился в тихий хрип, потому что здоровяк вдруг схватил меня и прижал к себе, надавив локтем на горло. Больно, совсем не по-театральному. Я схватилась обеими руками за его предплечье, но оно было как стальная труба.
– Артефакт сюда, или подружке твоей… – Он сильнее нажал мне на горло, и я захрипела.
Парни, одетые в идеально чистые кроссовки и модные пуховики, были совсем не похожи на бандитов. Выглядели они так, будто пришли на съемку для каталога «Зимняя одежда для классных парней», поэтому мозг упорно отказывался верить в серьезность их нападения. Но давление на шею было отвратительно сильным, – видимо, придется поверить.
Антон смотрел на нас скучающе, и я почувствовала к нему неприязнь. Спасать меня он не собирался, и я поняла то, что понимала уже миллион раз за свою жизнь: только я могу себе помочь, остальным наплевать. Возьму-ка я дело в свои руки, а то парни будут долго выяснять, кто кому что должен.
– Подведите меня к нему ближе, – просипела я и грустно повисла, как тряпка. – Ну, давайте. Пусть увидит, как мне плохо.
Тот, что держал меня, – предплечья здоровенные, явно любитель тягать штангу, – нашел в моих словах зерно истины и вместе со мной сделал пару шагов к Антону.
– Ближе, – простонала я. – Хочу в глаза его бесстыжие посмотреть.
Здоровяк покорно толкнул меня еще ближе, не выпуская. Я слабо потянула руку к Антону, сделав вид, что это умоляющий жест. Они играют в какую-то игру, а я, так и быть, сыграю с ними. Здоровяк оказался не таким уж тупым и понял мою задумку. Он чуть ослабил хватку, и я качнулась к Антону, который смотрел только на парней, а меня, похоже, в качестве противника не рассматривал. Зря, зря. Я молниеносно запустила руку в карман его пуховика, вытащила пакетик, швырнула назад и услышала хлопок ладоней. Видимо, парень, отвечавший в этом дуэте за разговоры, ловко поймал подачу.
Здоровяк меня тут же выпустил, на прощание дружески хлопнув по плечу, и я наконец смогла нормально дышать. Вот козел! Мне же больно!
– Все, могу идти? – прохрипела я, игнорируя обиженный и злобный взгляд Антона. – Разобрались?
Потирая шею, я обернулась. Дуэт смотрел на меня с одобрением.
– Не видел тебя раньше. Если ты у нас еще не работаешь, приглашаю, – сказал разговорчивый.
Ага, только клуба ролевиков мне не хватало. Я пошла к арке, осторожно ступая по льду. Не хватало еще раз рухнуть на глазах у всей этой компании.
– Бойкая девчонка, – услышала я за спиной. – Ты с такой не справишься, Антош. Эй, зайка, может, лучше с нами прокатишься?
– Катитесь сами, – сказала я и, не оглядываясь, вышла через арку.
Но оказалась не на улице, как надеялась, а еще в одном дворе, окруженном домами со всех сторон. Да кто так строит! Единственными, кто мне тут встретился, были фигуры героев советских мультиков на детской площадке. В этот мрачный вечер даже Винни Пух с Пятачком выглядели зловеще, и я побыстрее прошла мимо.
Очередная арка наконец-то вывела меня из лабиринта дворов на улицу, пустынную и совершенно незнакомую. Я устало прислонилась к стене дома. Где-то в глубине меня закипала истерика, хотелось то ли треснуть кулаком стену – очень красивую, розовую, – то ли лечь и горько плакать.
Рядом затормозила машина, и из нее высунулся Антон. В моем бреду, похоже, весьма ограниченный набор персонажей.
– Ловко сработано, – холодно сказал он. – Странно, что ты не одна из них. Но вопрос остается открытым: кто закрыл дверь?
– Да я, я закрыла! Слушайте, ну дайте нормальный телефон, хватит мне лапшу на уши вешать, – взмолилась я.
– Ты отдала Клану артефакт. С чего мне помогать?
– А что я должна была делать? Ждать, пока мне шею свернут?
– Я бы придумал, как тебя спасти.
– Ой, ну конечно, верю вам на слово!
Антон о чем-то напряженно размышлял, изучая меня, как сложную головоломку, – в других обстоятельствах мне бы это даже польстило.
– Если ты закрыла дверь, сможешь это еще раз сделать? – спросил он.
И тогда я наконец поняла: это не бред, не галлюцинация. Это просто сон, которого я с утра не вспомню, и в нем есть сюжет: чтобы попасть обратно в свою жизнь и свою кровать, надо снова выйти через дверь. Эффектная идея!
– Я… Я могу, да, – важно сказала я, и Антон распахнул для меня пассажирскую дверцу.
Ну, раз все это ненастоящее, бояться нечего. Я влезла в машину и со стоном наслаждения вытянула ноги. Как же тут тепло!
Машина свернула раз, другой, и за каждым поворотом открывались не привычные улочки с пятиэтажками, а что-то похожее на гигантские декорации к историческому фильму. Дома с башнями, эркерами, балконами, окнами разной формы. Дома с лепниной, статуями и резьбой по камню. А у меня, оказывается, неплохое воображение, зря Виктория Сергеевна на меня наезжала! Мы еще покружили, и Антон припарковался, ловко найдя местечко среди других машин, дремавших без хозяев под рыжим светом фонарей. Я посмотрела на его руки, лежащие на руле. Длинные пальцы, как у пианиста, а костяшки разбитые, с подсохшими ранками. Видимо, этого парня лучше не злить. Я отвернулась и сонно уставилась на шикарное здание с угловой башенкой, около которого мы стояли.
– Красиво как… Это королевский замок?
– Эй, ты! – Антон потряс меня за плечо, и я протестующе замычала. – Может, не будешь тратить мое время и домой пойдешь? Просто скажи, что соврала про дверь. Что с ней случилось? Кто ее закрыл?
Ой, как же у него пластинку-то заело. Отвечать я не стала: сны имеют свойство заканчиваться сами, для этого не нужно прикладывать никаких усилий. Все во мне успокоилось, и я соскользнула в приятное забытье.
Что-то зазвенело, как будильник. Потом звук повторился, но я только заворочалась и уткнулась в жесткую спинку кресла. Мы снова куда-то поехали, остановились, и я с трудом открыла глаза. Так, а вот и финал дверного сна.
Наверное, где-то уже взошло невидимое за серыми тучами солнце, темнота посветлела, будто ее разбавили. Стена дома, рядом с которой мы припарковались, была покрыта мозаикой: выпуклые смешные фигуры людей из разноцветных осколков керамики. А рядом, посреди выложенного брусчаткой двора, мерцала до боли знакомая, чуть-чуть приоткрытая, призрачная дверь.
Я вылезла из машины. Ледяной утренний воздух заставил резко вдохнуть. Земля отчего-то подрагивала, – наверное, так чувствуют себя жители городов, где есть метро, когда у них под ногами едет поезд. Я осторожно пошла вперед, чуть не наступив на сотканный из голубого сияния предмет: на этот раз не сережка, а конфета в фантике.
Антон направился к полупрозрачной конфете, а я взялась за ручку двери. В прошлый раз все произошло так быстро, что я ничего не успела понять, но сейчас было ясно: эта дверь – не проекция, а что-то необъяснимое, как сами сны. На ощупь ручка была как прохладное желе, через которое тихонько пропускают электрические разряды. Странное ощущение… Я потянула дверь на себя, открывая ее шире. За ней по-прежнему было видно только голубое сияние, а сквозь него – сложенную из мозаики стену. Ладно, у снов свои законы. Дверь волшебная, вчера я отлично сквозь нее прошла. Так и быть, закрою ее за собой, когда буду уходить, пусть герой моего сна порадуется. Я сделала шаг, но в этот раз все было по-другому.
Нога мгновенно онемела. Я сжала зубы, заставила себя качнуться вперед и чуть не вскрикнула от неприятного, противоестественно острого холода, охватившего тело. Словно тонешь в ледяной проруби, а вода еще и бьет тебя током.
Меня резко дернуло назад, и я упала на асфальт. Сияние потянулось следом, налипнув на одежду. Я со стоном попыталась осмотреть ногу, которой шагнула за дверь. На ней таяли остатки сияния, я попыталась сбросить их, как слизняка. Боль во всем теле была совершенно настоящей, и я впервые подумала: невозможно испытывать такое во сне. Но если мне это не снится, то… Что тут вообще происходит?!
Рядом, тяжело дыша, лежал Антон. Видимо, он меня и затащил обратно, и я не знала, то ли благодарить его, то ли злиться, что помешал. У него аж лоб взмок, будто он тоже испугался, хотя ему-то что?
– Я на секунду поверил, что ты ее правда закроешь, – прошипел он. – А ты, чокнутая, просто решила с собой покончить?
Под землей по-прежнему гудело, звук отзывался во всем теле, как вибрация стоматологической машины. Руки у меня дрожали, и голос, конечно, задрожал тоже:
– Это радиация? Я умру?
– Странный вопрос от человека, который сам пытался шагнуть за чертову дверь!
Я перепуганно сжала колено, которым вчера ударилась о лед среди гаражей, – оно ныло. Ощупала свое лицо, подергала за волосы, даже куснула себя за палец. Это не сон. Не сон. Я сжала виски, и тут земля под нами с хрустом лопнула. Трещина ползла по брусчатке от полупрозрачной двери, как будто мостовая не выдержала ее веса.
Но Антона – он что, тоже настоящий? – беспокоили другие вопросы.
– Что за фокус, как ты его провернула? Выглядело так, будто ты правда потянула ручку двери на себя. А ну-ка…
Он схватил меня за загривок и подтащил к двери. У меня сердце в пятки ушло. Мы так и не встали на ноги, копошились на земле. Я попыталась упереться в нее ладонями и вздрогнула от боли, когда под руку попался обломок брусчатки.
Да с какой силой должна треснуть земля, чтобы разбить такой толстый кусок камня? Я глянула вниз: трещина была глубокой, внутри проглядывала почва с камешками и спутанными иссохшими корнями.
– Говоришь, можешь закрыть? – сдавленно произнес Антон у меня над ухом. – Как ты притворилась, что коснулась ручки? Повтори!
Мне сейчас хватало проблем и без этого нестабильного психа, так что я потянулась вверх, взялась грязной, скользкой от пота ладонью за ручку двери, – ощущение все то же, прохладное, покалывающее, – и резко ее захлопнула. Дверь исчезла мгновенно, будто где-то нажали на кнопку.
Сразу стало очень тихо. Трещина посреди двора никуда не делась, но дрожь прекратилась в ту же секунду, как погасло сияние двери. Антон меня выпустил, и от неожиданности я шатнулась вперед, чуть не упав лицом на разбитую брусчатку. Ноги слишком дрожали, чтобы встать, и в глазах все расплывалось от слез, которые я пыталась сдержать.
– Тебе лечиться надо, – прошипела я, с ненавистью глядя на Антона, потому что лучший способ победить слабость – это гнев.
Я ждала такого же резкого ответа, но он таращился на меня потрясенно и даже как-то беспомощно.
– Ты ее закрыла…
– И что, козел? Берешь и закрываешь! – заорала я. – Вопрос в том, как мне открыть такую же, чтобы попасть домой! Почему не сработало?
Откуда-то уже набежали зеваки, но близко не подходили, смотрели издали, как на уличную драку. Антон рассеянно вытер рукавом потный лоб, – видимо, все еще размышлял про свою драгоценную дверь, – а потом настороженно вскинул голову. У меня нервы были взбудоражены до предела, и я сразу поняла, на что он среагировал: звук машины, на огромной скорости приближающейся к нам из-за угла дома. Прохожие тоже уловили звук и начали расходиться.
Антон вскочил и за локоть потащил меня к своей машине. Я вяло попыталась освободить руку, не всерьез, просто чтобы показать, что нечего таскать меня с места на место, как предмет. Уехать отсюда вообще-то будет отличной идеей: видимо, к нам сейчас присоединятся давешние парни. Опять будут ругаться с Антоном, опять вцепятся в меня, зачем мне это?
Я упала на переднее сиденье, и Антон стартанул с места, прежде чем я успела закрыть дверцу. Краем глаза я заметила подъехавшую машину, а он уже рванул в другую сторону, проехал несколько дворов и через арку вылетел на набережную замерзшей реки. Какое грубое вождение! Ему возмущенно сигналили, но он ловко вписался в поток машин и полетел дальше, обгоняя всех подряд. Пару минут я его не трогала, завороженная тем, что у дальнего берега реки, прямо у помпезной гранитной набережной, был вмерзший в лед парусник. А когда Антон убедился, что его не преследуют, и сбросил скорость, я сказала:
– Плевать, что у вас тут творится. Объясни, как мне попасть домой. Ты мне должен.
Раз он меня называет на «ты», отплачу ему тем же.
– Ничего я тебе не должен, – огрызнулся Антон.
Я подняла руку, демонстрируя ему кровоточащую царапину, которой обзавелась по его вине.
– А где дом? – нехотя спросил он.
– В Пыреево.
– Село какое-то?
– Город.
– Ну, это же в Ленинградской области?
– В Кировской.
Антон перевел на меня удивленный взгляд и тут же вернул его на дорогу. А я подумала: все это слишком странно. Что, если маньяк пырнул меня ножом, и прекрасный, но бредовый мир вокруг – мое предсмертное видение? Или я лежу в коме, врачи пытаются спасти мою жизнь, а я тем временем вижу галлюцинации.
Над приборной панелью болталась картонная елочка. Я потянулась и понюхала ее, игнорируя очередной непонимающий взгляд Антона. Слабый запах химической хвои настаивал, что елочка настоящая.
Часы показывали девять утра, и время вдруг стало для меня важнее места. Если это не сон и не галлюцинация угасающего рассудка, то, где бы я ни была, наступил следующий день. Ева проснулась, но не заходила ко мне в комнату, она же знает, как я люблю поспать в выходные. Она собиралась куда-то ехать с друзьями и наверняка выдвинулась рано, они же все там веганы и любители йоги, такие с рассвета на ногах. Но Ева точно напишет, я не отвечу, и к вечеру она сойдет с ума от тревоги. Папа ушел от нас давным-давно, два года назад умерла мама, и если Ева потеряет последнего, кто у нее остался… Я сжала зубы. Неважно, как я здесь оказалась, главное – выбраться. Переживать бесполезно, это только почву из-под ног выбивает.
Я покосилась на Антона, который решительно меня куда-то вез. Внешне он был вполне симпатичный, но практика общения с ним показала: он неотесанный, грубый тип. Не стоит даже тратить слова на разговор, этот гоблин мне не поможет. Затаюсь, подожду, где мы окажемся, и буду действовать по ситуации.

Утро за окнами выглядело, как обычное городское утро: пешеходы, машины. Вот только сам город был необычный, хоть я нигде, кроме Пыреево, и не бывала. Мама говорила, мы жили в другом городе, когда я была маленькой, но я все равно его не помнила, и он точно не был таким впечатляющим, как этот.
Мы затормозили около большого здания, при виде которого у меня отвисла челюсть. Да оно потрясающее!
– Приехали, – недружелюбно сказал Антон.
– Куда? Где я вообще? – пролепетала я, пытаясь окончательно осознать, что все это – не плод моего воспаленного воображения.
Антон глянул на меня, как будто я не узнала известного актера, постер с которым висит в каждом доме.
– Добро пожаловать в Санкт-Петербург, – буркнул он и вылез из машины.

Глава 3
Жди чудес
Здесь жди чудес: из тьмы, из соловьев,
из зелени, из вымысла Петрова.
    Белла Ахмадулина
Архитектор, который спроектировал такое здание, мог бы с гордостью вручить самому себе медаль. Даже моих скромных знаний недоучки из колледжа хватало, чтобы сказать: жил он в начале двадцатого века и любил стиль модерн. Здание было огромным, но легким: громада из стекла, железа и гранита казалась невесомой, как воздушный шарик.
Санкт-Петербург… Это что, правда он? Я слышала, что город красивый, видела его на фотографиях, – но сейчас поняла, что, если собрать мои знания в одну кучу, получится немного. Где-то тут есть Зимний дворец, Медный всадник, много каналов и Невский проспект. Пушкин ездил тут на карете, а Петр Первый грозил шведу. В общем-то, все.
– Раньше здесь был Витебский вокзал, теперь управление Стражи, – сказал Антон. – Долгая история.
Вокзал… Кстати, это многое объясняло! В здании было много одинаковых входов, и легко было представить пассажиров, которые валят в них толпой. Но сейчас никого не было: хотя широкая улица была по-утреннему оживленной, к дверям никто не подходил.
Самой красивой постройкой нашего города был торговый центр с супермаркетом и кафешками. Продираясь сквозь учебники по истории архитектуры, я видела много монументальных построек, но никогда не бывала в такой сама и даже не представляла, какое впечатление они производят, когда в них оказываешься. Наверное, так себя чувствовала древнеримская крестьянка, которая пришла в столицу продать скот и увидела Колизей.
Мы направились к самому правому входу – видимо, парадному, судя по невероятному размеру окна над ним. Будто опасаясь, что я сбегу, Антон держался поближе ко мне. Он толкнул серенькую дверь, и мы оказались в вестибюле, который заставил меня окончательно потерять дар речи. Пустое пространство заканчивалось белоснежной мраморной лестницей, на которой можно было снимать сцену какого-нибудь романтического знакомства. Не бывает таких вокзалов.
Через гигантское окно, которое мы видели снаружи, падал свет, растекался по плиточному полу с легкомысленным узором из цветочков. Я подавила желание потрогать его рукой – в основном потому, что не могла согнуться. Все части меня, которые побывали за дверью, онемели и в себя еще не пришли.
Я думала, наши шаги будут разноситься по залу эхом, но тишина этого места была нерушимой. И запах… Я понюхала воздух. На вокзале – даже бывшем – ждешь запаха поездов и шаурмы, но тут пахло так, будто пол и стены вымыли мятным шампунем.
Наверху лестницы мы свернули в высокую арку и подошли к нежно-зеленой двери с резными завитушками. Антон тихо постучал в нее. Такой стук едва расслышишь, но с той стороны сразу раздался мужской голос:
– Прошу!
Кабинет, где мы оказались, впечатлял и размером, и уютом. На правой стене были три окна такого размера, что сквозь них легко мог бы влететь слон, но выходили они не на улицу, а в холл, который мы только что пересекли. Подоконники были уставлены растениями в горшках, удивительно бодрыми для тех, кто никогда не видит прямого солнечного света. Дальний угол занимало раскидистое дерево в кадке, в тени его листьев разместились кресло, торшер и стойка с виниловым проигрывателем. Внутри стойки были аккуратно расставлены пластинки. Вот это я понимаю рабочее место! Я так засмотрелась на обстановку, что человека заметила не сразу. За столом, – конечно, огромным, – сидел мужчина в черной водолазке и бежевом пиджаке. Пространство, которое, видимо, принадлежало ему одному, можно было и в высоту, и в ширину разделить на десять человек. Он поправил стильные очки в темной оправе, и я сразу почувствовала: это не какой-то начальник-самодур, который только раздает приказы. Он смотрел на нас с Антоном так, будто искренне пытался понять, в чем цель нашего прихода, и готов был отложить все дела, чтобы это узнать.
Мало того, он поднялся со стула, как будто специально, чтобы нас поприветствовать. А ведь важные люди никогда не встанут тебе навстречу, наоборот – часто заставляют тебя постоять, а сами сидят, подчеркивая свою власть. Мужчина обошел свой необъятный стол, за которым несколько человек могли бы свободно работать, не пихая друг друга локтями. Оказалось, бежевый пиджак не одинок, и к нему прилагаются бежевые брюки.
Роста мужчина был немалого и, прямо как Антон, очень худой, так что я решила, что они отец и сын. Но моя теория тут же рассыпалась, когда оказалось, что зовут его не Александр.
– Добрый день, я Павел Сергеевич. А вы?..
– Татьяна Максимовна. Здрасьте.
Павел Сергеевич вопросительно глянул на Антона, и тот сказал то, что ему по-прежнему не давало покоя.
– Она закрыла дверь, – сказал он. – Просто рукой. Не предметами. Я сам это видел.
И тут я решила ускорить процесс. Старомодные часы на стене показывали девять двадцать, и мне пора было торопиться. Не дам этой удивительной обстановке отвлечь меня от главного.
– Позвольте я все расскажу, как было, – начала я.
Никогда еще мне не доставалось такой благодарной публики. Я выложила им все: как шла домой из колледжа у себя в Пыреево, за мной пошел подозрительный тип, я бежала, увидела голубую сияющую дверь, которая маскировалась под дверь в гараж, словно приглашала меня зайти. Умолчала я только о двух вещах: о парнях, которым отдала артефакт, и о том, как Антон силой тащил меня к двери. Жаловаться – это мелочно, пусть лучше Антон заметит, как я благородно упустила эту деталь. Чем больше у меня будет союзников, тем выше шансы попасть домой.
– А теперь мне нужны две вещи, – сказала я под занавес своего выступления. – Первое: дайте позвонить сестре. Второе: купите билет домой. У меня ни денег, ни документов, и вы должны мне помочь.
Мы по-прежнему стояли посреди кабинета, и по сравнению с его элегантным хозяином мы с Антоном в пуховиках смотрелись как два пугала.
– Поразительно, – в полной растерянности сказал Павел Сергеевич. – Я был бы рад помочь вам, Татьяна, но, боюсь, это не в моих силах. Вы видели, город у нас не простой, и в связи с этим он несколько… отрезан от мира. От нас нельзя позвонить куда-либо, кроме номеров внутри города. Никто к нам не въезжает и, конечно, не выезжает.
Я уставилась на него. Было видно, что моя история застала Павла Сергеевича врасплох и он не представляет, что теперь со мной делать, хоть и старается сохранить уверенный вид.
– Ладно, могу не звонить, но дайте я ей хоть сообщение напишу!
– Почтовая система также действует только в границах города.
– Да я про… ну… Электронную почту. Мессенджеры.
Оба глянули на меня так, будто впервые слышат эти слова. Следующие минут десять прошли мучительно: я на разные лады твердила про сестру, работу и колледж, которые меня ждут, и пыталась заставить их войти в мое положение. Павел Сергеевич так же убаюкивающе повторял, что я попала к ним в город странным способом, он не знает, как мне его покинуть, и нет, междугородняя связь у них не работает, а слово «интернет» он когда-то слышал, но тут такой штуки нет. Антон хранил гробовое молчание. В конце концов к моему горлу подкатила такая тошнота, что я без приглашения отошла к ближайшему стулу и опустилась на него. Если меня вырвет посреди такого восхитительного кабинета, вряд ли это поможет делу.
Подняв голову, я обнаружила, что Павел Сергеевич смотрит на меня с сочувствием, а Антон – с раздражением. Наверное, думает, я симулирую, чтобы всех разжалобить. Я выпрямилась. Как я могла упустить главное! Если хочешь что-то получить, надо предложить что-то взамен.
Кто бы мог подумать, что элементарное умение закрыть дверь где-то окажется таким ценным. А спрос рождает предложение, верно? Я нацепила на лицо улыбку, хотя удержалась она еле-еле.
– Понимаю, вы в трудном положении. Но просто скажите: в обмен на то, что мне надо, я могу что-то для вас сделать? Ну, скажем… закрыть еще одну дверь?
Павел Сергеевич всерьез задумался.
– То, что вы можете закрывать двери, – это… впечатляет. Давайте так: раз уж с возвращением домой есть сложности, может быть, поработаете у нас?
Ха-ха. «Девчонки в твоем возрасте обычно такие очаровательные наивные дурочки, но не ты», – сказал мне Кирилл. Ну, что же делать, когда все вокруг норовят повесить тебе на уши какую-нибудь лапшу!
– Пока я буду тут торчать, меня выгонят с работы и из колледжа, а моя сестра умрет от горя, – возразила я, в упор глядя на Павла Сергеевича. – Давайте так: раз уж вам так важны эти двери, я закрою две штуки, а вы за это прямо сегодня найдете способ вернуть меня домой?
– Мне нравится ваш энтузиазм. Давайте так: вы закроете… ну, скажем, три двери и принесете нам три артефакта. Тогда я подумаю, чем я могу вам помочь.
Книги я не любила, но сейчас мне вспомнилась сказка, которую нас заставили прочесть в школе. Там мальчика продали в рабство злому колдуну, и тот велел найти для него три монеты, а когда мальчик возвращался ни с чем, колдун бил его плетью. Симпатяга Павел Сергеевич на злого колдуна был не похож, но суть я уловила: либо три артефакта, либо помогать мне никто не станет. Если и можно подергать за какие-то ниточки, чтобы меня отсюда вытащить, делать этого Павлу Сергеевичу не хочется. Скорее всего, он предпочел бы вернуться к прослушиванию виниловых пластинок в тени тропических листьев.
– А три двери возможно закрыть за день? – спросила я, вспомнив слова Евы о том, что она вернется до полуночи.
– Возможно, но…
– Я не умру от того, что трогала эти ваши двери?
– Пока не провалитесь туда целиком, ничего опасного. Боль и онемение от контакта с сиянием скоро пройдут.
Они и правда уже почти прошли.
– А если провалюсь целиком?
– Мы не знаем, оттуда никто не возвращался. Пока обратное не доказано, мы считаем таких людей погибшими.
Павел Сергеевич отвечал так дружелюбно и спокойно, что я не могла не задать еще один вопрос.
– Что вообще такое эти двери?
– Увы, ответа у нас нет. Они начали открываться по всему центру города пятнадцать лет назад. С тех пор исследовательский отдел нашей Стражи занимается этим вопросом, но прояснилось немного. Когда дверь открывается, из нее всегда появляется артефакт, обладающий особым, ценным свойством. У Стражи две задачи: собирать артефакты и закрывать двери. Второе важно, потому что двери разрушают город. Чем быстрее после появления ее закрыли, тем меньше разрушений.
Голос у него был – заслушаешься: низкий, бархатный. Вот бы у меня в колледже был такой лектор! Только рассказывал бы не про всю эту ахинею, а про историю архитектуры.
– И еще кое-что, – продолжил радовать мой слух Павел Сергеевич. – Когда появились двери, появились и люди с особыми… скажем так, возможностями. Мы называем их «трюкачи». У каждого из них разные способности, но все они так или иначе помогают закрывать двери и спасать от них город.
– Закрыть дверь много ума не надо.
– Смотря какую. С этими не справится никто, кроме трюкача. И знаете что? Ни разу за пятнадцать лет не происходило двух вещей. Первое: никто не появлялся через дверь. Второе: ни у кого не было способности захлопнуть такую дверь, как обычную. Поэтому мне нужно сесть и немного обдумать вашу историю.
На его месте я бы сделала это в кресле, окруженном растениями.
– Мне тоже надо кое-что обдумать. – Я постаралась, чтобы голос не дрогнул. – Конечно, я слышала про Санкт-Петербург, но ни разу – про сияющие голубые двери.
– Мы стараемся редко попадать в новости.
Кое-что начало проясняться.
– Поэтому у вас нет интернета и такие проблемы со связью? Вы вроде… закрытого города?
На огромной карте, висящей на стене, зажглась крохотная красная лампочка, и все повернулись к ней.
– Петроградка, – сказал Антон. – Не мое, продолжаем.
За время, что мы провели в этом кабинете, он заговорил всего второй раз.
– У вас что, нет друзей или родственников в других городах, которым надо звонить? – спросила я у обоих.
Они, кажется, не поняли, о чем речь, и я скрепя сердце признала: из этой передряги не так-то просто будет выбраться. Конечно, я справлюсь, но не так быстро и просто, как хотелось бы. Особенно притом что у меня ни денег, ни документов.
Я едва уломала Кирилла меня не увольнять – каково будет, если я после этого сама не приду в понедельник на работу? Сегодня Ева, конечно, встревожится, если я не отвечу на сообщения, но до ее возвращения домой это не так страшно: просто решит, что у меня сломался телефон. А вот если я тут застряну и не появлюсь завтра или тем более в понедельник… Я собиралась уже согласиться на условия Павла Сергеевича, но притормозила. Мне нужно что-нибудь посущественнее, чем туманные обещания помощи.
– Хорошо, – медленно протянула я. – Я закрою три двери и принесу вам три артефакта, а вы поможете мне уехать. Но, помимо этого, мне нужна компенсация морального и материального ущерба. Я хочу премию.
Я твердо смотрела на Павла Сергеевича, стараясь, чтобы его смехотворно прекрасный кабинет не отвлекал меня. Много лет я жила подработками, содержала на них Еву, а когда мама была жива, помогала ей оплачивать лечение, так что привыкла не упускать возможность подзаработать.
– Каждый труд должен оплачиваться. Тем более дома мне придется купить новый телефон! Если вы не хотите мне помогать, я ведь могу пойти в вашу местную полицию. Уверена, они меня выручат, и никакие двери закрывать не придется.
Вообще-то делать этого не хотелось: если у них закрытый город, власти могут решить, что я шпионка, и плохи будут мои дела. Но в этом здании я была ценной, а сделки надо заключать с теми, кому ты нужен.
– Денег просишь? – не поверил Антон. – У тебя уникальный дар, а ты, жадная сте…
– Антон!
Павел Сергеевич возмущенно глянул на него, и Антон умолк. Смотрел он на меня с неприязнью, и я искренне ответила ему тем же. Ему-то не приходилось за все в жизни бороться, как мне, так что пусть заткнется.
– Вы меня еще и оскорблять будете? – склочным голосом спросила я. – Меня ваши местные дела вообще не касаются, и это только справедливо, если мне заплатят!
– Хорошо, – медленно произнес Павел Сергеевич. – Сколько вы хотите?
О, вот это уже деловой разговор. Хоть бы не промахнуться с цифрой!
– По пятьдесят тысяч за каждую закрытую дверь, – брякнула я.
– Ни фига себе! – воскликнул Антон, и Павел Сергеевич даже его не одернул: видимо, в глубине души разделил его мнение. – У нас столько в месяц получают!
– Сочувствую. Ну, так что?
Слова «наглая девчонка» были написаны на лицах у обоих, а я уже была вся красная, но отступать не собиралась.
– В Страже оплачивается только работа постоянных сотрудников, – сказал Павел Сергеевич.
– Можно и исключение сделать. Мне показалось, моя способность довольно ценная.
Сработало!
– По десять тысяч за дверь, – вздохнул Павел Сергеевич, и от радости я чуть его не обняла. Это гораздо лучше, чем ничего! – Если закроете три и принесете три артефакта, заплачу вам тридцать.
– Но мне нужен аванс. Наличными. – Я постаралась сохранить серьезный деловой вид. – Чтобы знать, что вам можно доверять.
Павел Сергеевич подошел к столу и достал из ящика полторы тысячи рублей. Я придирчиво их осмотрела. Если в их городе какие-нибудь свои деньги, как я смогу потратить их дома? Но на вид купюры были самые обычные.
– А те двери, которые я уже закрыла, считаются? – с надеждой спросила я.
Павел Сергеевич покачал головой.
– И еще: обычно у нас люди работают в паре, чтобы прикрывать друг друга. Антон, присмотришь за нашей гостьей и покажешь ей, что к чему.
– Нет! – возмутился Антон, как будто ему предлагалось поцеловать змею. – Ни за что. Вы отлично знаете, я работаю один.
– Да. Но сейчас ситуация особая, так что потерпишь.
– Я не хочу.
– И я не хочу, – сказала я торопливо, ведь неохота быть единственной, кого тут отвергли.
– Прошу обоих меня понять. Во все это не стоит посвящать никого лишнего, а ты, Антон, уже в курсе. И, пока я не разобрался, я запрещаю вам обоим говорить хоть кому-то, какая способность у Татьяны. Это понятно?
Антон нехотя кивнул, а меня такие детали не интересовали. Зачем мне вообще с кем-то тут общаться? Выполню свою часть сделки и скроюсь. Павел Сергеевич добродушно указал нам на дверь, показывая, что встреча окончена и пора приступить к делам.
– И, Антон, – сказал Павел Сергеевич вдогонку. – Отнесись к нашей гостье с уважением и помоги свыкнуться с новой работой. Думаю, она пережила серьезный шок.
Было ощущение, что он сказал это больше для меня, чем для Антона, – чтобы я знала, какая я важная персона. Мой второй начальник нравился мне куда больше Кирилла: хорошо одетый, респектабельный, да и кабинет – совсем не угол за шкафом. Я впервые в жизни понадеялась, что Ева на целый день забудет мне писать. Если вернусь до нее, она ничего и не узнает.

Когда мы с Антоном снова оказались на мраморной лестнице, где так приятно пахло мятой, я спросила:
– Где тут можно поесть?
Он смерил меня взглядом, будто ждал подвоха даже в этом невинном вопросе, но все-таки повел вниз по лестнице, а потом вверх – по другой, столь же белоснежной и пышной.
– В столовую не поведу, – мрачно сказал Антон. – Там сейчас куча народу кофе пьет. Но в буфете есть аппарат со всякими мелочами, рядом с ним обычно никого.
– Я хочу в столовую, – слабо возмутилась я, представив котлеты с пюре и макароны по-флотски.
Сейчас я готова была съесть и то, и то. А еще выпить чаю с пирожным! Увы, Антон привел меня в совершенно пустое пространство, где едой и не пахло. Зато, если бы можно было питаться красотой, этот необъятный зал был бы как торт с кремом.
Алые стены, старинные люстры, потолок расписан листьями. Бывший вокзал оказался как шкатулка с сокровищами. В углу располагалась старинная буфетная стойка: наверное, раньше тут перекусывали пассажиры в шляпах-котелках и их дамы в длинных платьях. Сейчас резные деревянные полки за буфетом пустовали. Зато у стены, оскорбляя пространство своим унылым видом, примостился аппарат по продаже чипсов и шоколадок.
– У меня только полторы тысячи. Вряд ли он дает сдачу… – пробормотала я, решив взять от ситуации все.
Я с виноватым видом показала на свои карманы, намекая, что мне остается только надеяться на щедрость новых знакомых. Антон издал тихое «Гр-р-р», но все же вытащил карточку и, не спрашивая, чего бы мне хотелось, купил сок и шоколадный батончик.
– Мне надо сдать артефакт, – сказал Антон и ушел, по-прежнему не снимая пуховика.
Я села на деревянный диванчик, который мог бы служить троном какому-нибудь князю. На одной из лекций Виктория Сергеевна сказала, что красота – это обещание счастья. И сейчас у меня сильнее забилось сердце, словно я влюбилась, хоть я и не особо знаю, как ощущается любовь. Наверное, когда-то здесь толпились сотни пассажиров, а сейчас, хоть на несколько минут, это великолепие принадлежало только мне. Я сжимала шоколадку и сок в руке, тихо разглядывая узоры из кувшинок, картины об истории железных дорог, зеркала в изогнутых рамах. Круглые старинные часы показывали половину десятого утра. Над часами нежно склонилась женская голова, вырезанная из дерева. У нее было безмятежное лицо, будто она никогда и никуда не спешит.
Руки так и чесались достать телефон и почитать что-нибудь об этом здании. Ладно, город у них сейчас закрытый, но вокзал точно построили давным-давно, про него наверняка миллион статей. А еще хотелось все сфотографировать. Раньше любой особый момент так легко было сохранить, просто вытащив вовремя телефон! С другой стороны, отсутствие такой возможности делало все чувства удивительно острыми. Когда вернусь домой, этот зал останется только в моей памяти. Было в этой мысли что-то особенное.

Я уж думала, Антон не вернется, но он прискакал назад довольно быстро. Подозревал, что в его отсутствие я украду канделябры и напольную плитку? Я тут же воткнула трубочку в пакетик с соком, внезапно застеснявшись того, что сидела тут и романтически вздыхала, вместо того чтобы наконец-то поесть.
– И еще раз ловко сработано, – сказал Антон, усаживаясь на соседний деревянный диван.
На моем было достаточно места, но он словно хотел подчеркнуть, что и близко ко мне не подойдет.
– Что, открытие сока? – спросила я, не выпуская трубочку изо рта.
– Притворство. Ни слову твоему не верю. Да, я видел, у тебя есть дар, но в остальном… Как удобно, что ты потеряла сумку с паспортом! Думаю, тебе по какой-то причине нужно было скрыться. Может, ты кого-то убила. Вид у тебя…
– Какой это у меня вид?!
– Бандитский.
Я подавилась соком.
– В то, что ты за одну секунду перенеслась сюда из Кировской области, я уж точно не верю, – резко продолжал Антон. – Думаю, ты из Питера, просто скрывала, что у тебя есть способность трюкача, а тут понадобилось где-нибудь пересидеть. Конечно, ты знала про двери, просто ваньку валяешь.
Не буду показывать, что он меня задел, – люди не могут на тебя давить, когда ты холодный и бесстрастный, как статуя. Поэтому я просто сделала равнодушный вид и всосала остатки сока. С одной стороны – каков хам! Но с другой… Надо признать, теория стройная, уж точно лучше, чем магическое перемещение на тысячу километров. Его послушать – сама бы поверила.
– И кстати, в то, что ты бедная сиротка, которая присматривает за сестрой, не верю точно, – не унимался Антон. – Выдумала, чтобы тебя пожалели. Я вижу, что ты за человек. Таких, как ты, в Клане полно. Продажные эгоисты, зацикленные на выгоде.
Видимо, Клан – это те парни, с которыми Антон сцепился из-за артефакта.
– C чего же я пришла к вам, а не к ним? – сладким тоном спросила я.
– Этого я пока не пойму, но выясню, не сомневайся. Павла Сергеевича ты обвела вокруг пальца, но он тюфяк, а со мной номер не пройдет. Скажи спасибо, что я спас твою задницу и не рассказал, как ты отдала Клану артефакт.
– Конечно, не рассказал. Иначе пришлось бы упомянуть, что тебя обхитрила девчонка. Не волнуйся, пока вы мне платите, я буду вашим лучшим сотрудником.
– А что, Клан тебе платить отказался?
Спокойно, Таня, спокойно. Это туповатый парень из закрытого города, и он ничего не знает о твоей жизни.
– Когда откроется следующая дверь, твоя игрушка зазвонит? – Я указала на карман, где он держал то, что я изначально приняла за телефон.
Антон нехотя кивнул, и я вгрызлась в шоколадный батончик, нарочно громко чавкая, чтобы его побесить. А потом из кармана черного пуховика раздался пронзительный звон. Пауза, и звон повторился. Мы оба вскочили. Антон, наверное, тоже думал о том, как это вовремя: чем быстрее закроем три двери, тем быстрее расстанемся.
– Идем, – сказала я, словно я тут босс.
Тогда мне казалось, что это будет самая легкая работа в мире. Увы, я ошиблась.

Глава 4
Ленинградцы
Здравствуйте, дорогие мои,
На всю мою жизнь дорогие мои,
Милые ленинградцы!
    Эдуард Асадов
Судя по нервным движениям ноги Антона, который жал на педаль газа и тут же ее отпускал, он хотел бы нестись по городу навстречу своей драгоценной двери, а получалось только ползти. Утро разгорелось в полную силу, на широкой улице, по которой мы ехали, было полно машин. Желание Антона всех обогнать упиралось в простую реальность городских пробок поздним субботним утром. Антон яростно смотрел на дорогу, вцепившись в руль, и я едва сдержала смешок. Он выглядел, как бегун, который пытается бежать спринт в переполненном торговом центре. Зато у меня появился шанс разглядеть помпезные здания вдоль дороги. Бежевые, желтые, розовые, с крышами причудливой формы и окнами разных размеров. На первых этажах – ресторанчики и магазины. За пять минут поездки я увидела больше кафе, чем отыскалось бы во всем нашем городе.
– Литейный, 60, – пробормотал Антон, которого занимали совсем не виды за окном. – Там полно всего, еще и внутренний двор…
– Откуда ваши машинки вообще знают, по какому адресу приезжать?
– Если ты думаешь, что я все тебе выложу, подумай еще.
– Ой, да брось. Не думаю, что ваши ретроаппараты работают на каких-то тайных технологиях. Если у людей нет чатов, в которых можно болтать, уверена, они целыми днями делают это устно, так что ваши секреты и так половина города знает. Ну, так что?
Я упрямо смотрела на него, ожидая ответа, и он сдался:
– Их еще моя мама разрабатывала. Спутник засекает изменение магнитного поля и передает координаты, а система расшифровывает их в адрес.
– У меня в городе, да и во всех нормальных городах, карта есть у каждого в телефоне, – прокомментировала я, развалившись на сиденье. – А у тех ребят есть такие штуки? Вряд ли они приехали в тот двор случайно! Надеюсь, они тоже попадут в пробку.
Какое-то время в машине висела тишина. Потом Антон, видимо, решил, что даже такая напряженная беседа лучше, чем наблюдение за трафиком.
– Нет, это закрытая технология. Клан отнимает у нас почталлионы, но мы просто отключаем тот, который забрали. Они ищут свежие двери с помощью артефактов. К счастью, работают эти артефакты так себе, поэтому нам может и повезти: как только дверь закроется, им ее уже не найти. – Антон бросил на меня снисходительно-торжествующий взгляд. – Но это и правда все знают. Если надеешься продать им какие-нибудь тайны работы почталлионов – обломись.
– Детали работы кого? – Слово «почтальон» он произнес странно, получилось что-то похожее на «миллион».
Вместо ответа Антон вытащил из кармана свою машинку и положил ее на приборную панель, словно хотел похвастаться. С этой штуковиной, несмотря на ее примитивный вид, он обращался бережно, как с дорогущим новым телефоном.
– Почталлион. Как почтальон плюс миллион.
– И при чем тут почта?
– При том, что почтальон всегда звонит дважды.
Я непонимающе нахмурилась, и Антон хмыкнул. Смотрите, как оживился! Похоже, нечасто ему выпадает шанс почувствовать себя умным.
– Был такой старый фильм «Почтальон всегда звонит дважды». И Журавлев, ну, создатель Стражи, когда настраивал эти устройства, сделал так, чтобы они подавали двойной звуковой сигнал. И назвал их почтальонами, потому что любил тот фильм. А потом… – Его лицо вдруг озарилось улыбкой, я и не думала, что он на это способен. – Это мама пошутила. Двери только начали открываться, все вокруг в панике, и Журавлев ее спросил, сколько «почтальонов» нужно сделать. Она сказала: «почталлион».
Действительно, забавно. А еще я подумала, что он весьма трогательно любит маму. Ну, хоть что-то хорошее в нем нашлось.
– Конечно, меня там не было, но у нас часто рассказывают эту историю. Всем так понравилось слово, что оно прилипло к устройствам намертво. Хотя сделать миллион устройств ему, конечно, никто не дал, до сих пор каждое на вес золота.
И Антон включил какую-то занудную аудиокнигу, показывая, что разговор окончен. Я перестала его мучить до самой точки назначения – слишком уж красиво было вокруг. За просмотр такого города стоило бы брать деньги.
– А туристов у вас не бывает? – спросила я, когда мы припарковались прямо на тротуаре, вызвав возмущенные окрики пешеходов.
– Говорят, раньше было полно, – сказал Антон, и мы выбрались из тепла машины на зимнюю улицу.
Антон осмотрел желтое здание с аркой, зажатое между двумя другими так плотно, что и щелочки не оставалось. Сияющих голубых дверей нигде не было, и Антон уже направился к арке, когда ему навстречу бросилась девушка в огромном свитере. Я ее сразу заметила: мороз, а она в тапочках и без куртки.
– Сюда, сюда! – закричала она Антону.
Вид у нее был такой, будто случилось что-то ужасное, и мы ускорили шаг.
– Они сейчас туда полезут, – голосила девушка. – Быстрее!
И потащила Антона за собой, крепко ухватив за локоть. Я успела разглядеть надпись на стеклянной двери, пока мы заходили, и удивленно моргнула. «Котокафе»?!
Внутри оказалось просторное, слегка попахивающее кошками помещение. Дверь, ради которой мы приехали, долго искать не пришлось. Она стояла посреди зала, а вокруг нее бродила стая кошек. Две играли с артефактом в форме сотканных из голубого света очков, остальные вились вокруг двери, трогали ее лапами, и призрачное сияние тянулось следом, как паутинка. Я постаралась не расклеиться при виде такого количества пушистых милашек. Девушка начала лихорадочно пересчитывать своих питомцев, но сбилась со счета и начала заново.
– Одна чуть не зашла, – жалобно сказала она. – Я ее заперла, но не пойму, где Ричи? Не вижу его нигде.
Как приятно быть человеком, спасающим котиков! Я подошла к двери, стараясь ни на кого не наступить. Мимоходом отметила, что пол у меня под ногами в этот раз не дрожит и не трясется.
Антон зорко следил за мной – видимо, боялся, что я опять попытаюсь выйти за дверь, но я учла свою ошибку. Не хотелось снова окунуться в наэлектризованный холод – лучше закрою еще парочку дверей, и Павел Сергеевич вернет меня домой традиционным способом. Из-за странной аномалии я смогла одним шагом преодолеть тысячу километров, но не стоит ждать, что молния ударит в одно дерево дважды. Я взялась за ручку – снова это покалывающее, прохладное ощущение – и закрыла дверь. Она исчезла, коты разочарованно мяукнули. Сияние еще пару секунд блестело у них на лапках, потом растаяло.
Я успела привыкнуть, что моя суперспособность, какой бы дурацкой она ни была, производит на всех впечатление, поэтому тщеславно покосилась на девушку, ожидая восторга. Но она была вся в поисках Ричи, так что пришлось удовлетвориться злобной завистью на лице Антона.
– Почему в этот раз пол не треснул?
– Дверь была свежая, нам ехать недалеко. Плюс они разные по характеру, – нехотя ответил он. – Одни начинают бешено раздирать землю, как только откроются, другие сразу после открытия не шалят, но минут десять не закроешь – и начинается. Была теория, что это зависит от типа грунта под дверью. Нанимали геологов, ничего не выяснили.
И он направился к сияющим очкам. Два кота толкали их по полу, отнимая друг у друга.
– Можно я сама возьму? – спросила я.
Интересно, наощупь очки такие же, как дверь? Антон молча протянул мне пластиковый пакетик с липким краем, вроде тех, в которых продается бижутерия.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71301538?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Артефакторы. Осторожно  двери открываются Екатерина Соболь
Артефакторы. Осторожно, двери открываются

Екатерина Соболь

Тип: электронная книга

Жанр: Городское фэнтези

Язык: на русском языке

Издательство: Эксмо

Дата публикации: 12.11.2024

Отзывы: Пока нет Добавить отзыв

О книге: Стража Санкт-Петербурга защищает город от призрачных дверей, которые постепенно разрушают его. Никто не знает, куда ведут двери и что происходит с теми, кому угораздило в них зайти. Но есть у дверей и ценное свойство. Через них в наш мир попадают волшебные артефакты: одни опасные, другие глупые и забавные, а третьи бесценны и могут спасти жизнь.

  • Добавить отзыв