Главная страница | Современные любовные романы | Принцип бумеранга

Принцип бумеранга
Алина Аркади
Когда-то Парето избавил меня от "наследства" отца, подарив тихую и размеренную жизнь. Дом в лесу, клиника и редкие встречи с сестрой – всё, чем была наполнена моя жизнь. Но всё изменилось в тот момент, когда Островский оказался в моём доме, положив начало цепочке событий, которая привела к тому, что я считал потерянным.
Прошлое осталось в прошлом, а в настоящем меня ждали переезд и семья. Но переезд оказался ошибкой, а семьи я лишилась, оставшись один на один с сожалениями. Когда я находилась на грани, не понимая, куда идти, случайность свела меня с Парето, чтобы моя жизнь изменилась, наполнившись тем, что я уже и не надеялась обрести.

Алина Аркади
Принцип бумеранга

… а время оно не лечит, даже если дашь ему взятку,
время – такой же хреновый лекарь, как на смертельном ранении бинт.
по-настоящему лечит тот, кто знает все твои недостатки,
но вопреки всему продолжает тебя любить.
Аня Захарова[1 - Группа автора https://vk.com/fatalitystihi]

Глава 1
Герман
После нахождения в доме Ярого, обстановка походит на последствия ядерного взрыва. И если с окнами и воротами проще, то итальянская мебель, сделанная на заказ, не подлежит восстановлению. Мой личный рай вдали от города и людей был варварски разрушен тем, кого я принимать не планировал.
Всё дело в дочери Константина Сергеевича. Ей я отказать не посмел: ни сейчас, ни впредь. Долг, повисший тяжёлым ярмом десять лет назад, не позволяет проигнорировать просьбы детей Островского. И я бы рад послать к чертям собачьим любые поползновения на мою территорию, но действительность выглядит иначе и в ней я – должник.
Напоминаю себе, что пальто и машина, которые Ярый приватизировал без моего согласия, – меньшее из зол. Всё же надеюсь, что транспортное средство будет мне возвращено, пусть и не в идеальном состоянии. Не успеваю уложить мысль, в которой я снова и снова мысленно посылаю Грише всевозможные ругательства, как раздаётся сигнал селектора, свидетельствующий о визитёрах. Рву с места, готовый разразиться бранью и послать любого, кто посмел заявиться в мой дом. Плевать, кого прибило к моему порогу.
– Слушаю, – рычу в динамик, едва сдерживаясь.
– Открывай, – голос Ярого, как чёткий сигнал новых проблем.
– Пошёл на хер, Ярый! Я только отремонтировал дом. Нечего тебе здесь делать.
– Гера, не выёбывайся. У меня раненый.
Нажимаю кнопку, чтобы позволить воротам отъехать, а сам тороплюсь на улицу. И сейчас Ярый узнает о себе много нового и интересного. Открываю рот, но не успев поделиться мыслями, шокировано наблюдаю, как из машины показывается Островский, опираясь на плечо дочери.
– Добрый вечер, Константин Сергеевич, – яростный пыл растворяется в тот самый момент, когда Парето вскидывает взгляд, напоминая о способности подчинять без слов. И о моём долге.
– Он станет добрым, если ты его подлатаешь.
Ярый перехватывает инициативу у Таси, я же становлюсь опорой с другой стороны, помогая Островскому дотащиться до операционной, в которой недавно имел счастье побывать его помощник. Константин Сергеевич скидывает пальто, самостоятельно устроившись на столе и позволяя мне осмотреть повреждения. Показываю Ярому, чтобы валил, оставив меня наедине с пациентом.
– На лице царапины: ушиб на переносице, перелома нет, но пару недель придётся ходить в очках. Пуля вошла неглубоко, но под углом, что увеличило раневой канал, – констатирую, впервые рассматривая уродливые шрамы на его теле. Я слышал о них от отца, но видеть воочию не приходилось. – Обколю место проникновения, чтобы извлечь её и наложить швы. Трёх будет достаточно.
– Не стоит, – перехватывает мою руку, в которой зажат шприц. – В этом месте нарушена чувствительность. Потерплю. – И либо Островский желает казаться в моих глазах непробиваемым, либо не доверяет вводимым препаратам. – Постарайся шить так, чтобы новый шрам скрылся среди старых.
И это несложно, учитывая факт волнообразных дорожек с неровными краями, пересекающих грудь Константина Сергеевича.
– Часть неповреждённой кожи придётся прихватить. – Орудую щипцами в раневом канале, зажав кусок металла, а затем выкладываю на столик и осматриваю повреждение. – Вот здесь. – Чуть надавив, замечаю реакцию раненого. – Могу обезболить.
– Не стоит, Герман. От нескольких стежков не умру.
– Как хотите. – Вздыхаю, не желая более навязывать помощь.
Прокол, ещё один, второй стежок – никакой реакции Островского, словно не через живую ткань сейчас проходит игла, соединяя последствия ранения. Выдержка, которой можно лишь позавидовать. Или посочувствовать.
– Тебя не беспокоят?
– Нет. Ярый не в счёт.
– Спасибо, – произносит с надломом. – За него. Таисия не справилась бы с потерей.
– Вы его примете? Я имею в виду в качестве… – подбираю нужную формулировку, потому как не в курсе, что именно известно Константину Сергеевичу об отношениях дочери.
– Зятя, – констатация факта. – Свидетельство о браке у него на руках.
На секунду замираю, потому что ещё пару дней назад был уверен, что Ярый останется не у дел, а принцесса вернётся в свой замок под надзор строгого отца. Он не ровня Тасе, как и Островскому.
– И вы позволите? – решаюсь спросить. – Пятнадцать лет Ярый контролировал вашу собственность и территорию, являясь, по сути, обыкновенным подчинённым. Пешка, не влияющая на ход игры.
– Этих пятнадцати лет оказалось достаточно, чтобы прощупать его. Знаешь, как определить степень верности?
– Как?
– Способность человека довольствоваться тем, что ты ему даёшь. Ярый никогда не брал больше, чем было дозволено. Хотя мог. И я бы не узнал. Но несмотря на безграничные возможности, всегда оставался тем, кто болел за моё, как за собственное. Потому что выбрал сторону. А теперь выбрал женщину. И она выбрала.
– Факта выбора для вас достаточно? – Последний стежок, вписывающий новый шрам в коллекцию старых.
– Герман, я не прощаю ошибок. Мои дети не исключение.
– Жёстко.
– Справедливо. Каждый из них знает, что выбрать дозволено единожды.
Для меня Островский всегда был загадкой, и даже рассказы отца о редких вечерах с бутылкой виски в компании сильных мира сего, не сделали его для меня человеком с присущими всем слабостями. Словно он не из этого мира, где каждый имеет право на ошибки и сомнения, слабость и сострадание.
– Сделал всё, чтобы новые повреждения скрылись между давними.
– Лена всё равно заметит, – бросает будто в пустоту.
– Боитесь получить от супруги нагоняй? – Позволяю себе улыбнуться, тут же нарвавшись на осуждающий взгляд Островского.
– Не желаю огорчить. Для меня любовь заключается не в громких словах и частых признаниях, а в способности оградить близкого человека от боли. Даже если причиной боли являешься ты сам.
– Рана за сутки не затянется. По крайней мере, у меня нет средства, способного устранить ваши повреждения за такой короткий период.
– Завтра Григорий и Таисия отправятся домой, а я задержусь в Будапеште на несколько дней. И пока Лена будет наслаждаться дочерью и зятем, у меня будет время зализать раны. Остаточные явления я объясню. Тася получит инструкции, что можно говорить маме.
Тон, не терпящий возражений. Человек, которого невозможно ослушаться. Семья, где существуют определённые правила.
– Я закончил. – Удаляю остатки того, что было рубашкой, и очищаю кожу от следов крови. – Могу помочь дойти в дом.
– Не стоит. Здесь я чувствую себя вполне комфортно. Хотел бы, чтобы меня не беспокоили, оставив в компании старых часов, но у Таисии не хватит терпения до утра. Как только ты выйдешь, она примчится, чтобы посмотреть на моё истерзанное тело.
– Её это вряд ли впечатлит. – Вспоминаю, как она выстояла несколько часов рядом, пока я ковырялся в теле Ярого. – Выдержке вашей дочери можно позавидовать. – Губы Островского трогает едва заметная улыбка.
Собираюсь оставить пациента в одиночестве, подхватываю куртку и подношу руку к выключателю, когда за спиной раздаётся:
– Твой отец мечтал, что когда-нибудь у тебя будет семья. Тебе тридцать семь. Осталось не так много времени. – Дыхание перехватывает, и я так и стою спиной к Островскому. – Неужели не нашлось той, кого бы ты боялся огорчить?
– Нет.
– Или дело в другом? Точнее, в другой. – Он бьёт точно в цель, словно читает меня как открытую книгу. – Алиса?
С силой зажмуриваюсь, много лет не позволяя вслух произносить её имя. Но из уст Константина Сергеевича оно звучит мягко, почти нежно, будто он знает, что любое поползновение в её сторону вызовет мой гнев.
– Я не видел её десять лет. Точнее… видел три года назад. Поехал в город, где она живёт. – По какой-то причине признание вырывается независимо от моего желания.
– Что увидел?
– Приехал в её район. Она гуляла с сыном на детской площадке. Через несколько минут появился её муж. Кажется, его зовут Иван.
– Не подошёл?
– Не решился. Да и зачем? Она казалась такой счастливой и умиротворённой, а я как нежеланное прошлое, которое вдруг решило ворваться в её личный рай. Просто стоял и смотрел.
Два часа, стоившие мне полжизни. Алиса была прекрасна. Рыжие волосы спадали по спине. Я и сейчас помню, какие они мягкие. От неё всегда исходил тонкий аромат жасмина, в котором я тонул, забывая себя и теряя контроль. Мне нравилось засыпать, зарывшись носом в густой водопад, а затем чувствовать на шее робкое прикосновение её губ, свидетельствующих о том, что она засыпает. Удивительно, но именно этого момента мне не хватало больше всего, когда моя Алиса перестала быть моей.
– Ни одна женщина, встретившаяся на твоём пути, не смогла затмить Алису?
– Нет.
Только сейчас понимаю, что так и стою к нему спиной, с занесённой над выключателем рукой.
– Герман, идти по жизни в одиночку возможно, но неинтересно. И пусть даже путь тебе видится осмысленным, но спроси себя: что в конце?
– Мне уже давно кажется, что я еду в автобусе, который мчится без остановок хрен знает куда. В моём случае этого самого конца, возможно, не будет вовсе.
– Тогда у тебя только один вариант – выскочить на ходу. И пусть тебе переломает ноги, но появится шанс сменить маршрут. И автобус.
– Спасибо за совет.
Щёлкаю выключатель и спешу оказаться на улице, чтобы вдохнуть морозный воздух, покалывающий лёгкие и позволяющий прийти в себя. Аллегория, брошенная Островским, имеет больше смысла, чем разговор о моём одиночестве и автобусе. Всё глубже. Всё завязано на Алисе. Спустя десять лет я так и не понял, в какую сторону идти, и пошёл прямо. По накатанной. С головой ушёл в дела клиники и обустройство дома, в котором мне суждено жить одному. В какой-то момент даже задумался о продаже, но Чугунов меня отговорил, надавив на память об отце.
Даже маленькая операционная осталась на своём месте, хотя за ней имеется просторное помещение, в котором отец планировал разместить ещё несколько столов. Меня всегда удивляло, как он горел своим делом, принимая незнакомых людей, выезжая в сомнительные места, и сочувствую тем, кого видит в первый и последний раз. Словно в том, что он делал, был скрытый смысл, понятный лишь ему.
Но его наследие разрушило мою жизнь, отобрав Алису. Я помню её: избитую, раздавленную, не понимающую, по какой причине она стала разменной монетой в играх серьёзных людей. Я рассказал, чему отец посвятил несколько десятилетий и увидел в её глазах презрение, приправленное страхом. Она уехала, а я так и не смог заполнить пустоту, оставленную ею.
Островский всколыхнул давно похороненное под толстым слоем пыли и отчаяния, напомнив, что и у меня был шанс топать по дороге жизни не в одиночку. Отец всегда повторял, что Константин Сергеевич не произносит пустого. Каждое слов несёт некий посыл, который человек осознаёт не сразу. Но последний раз мы контактировали после смерти отца, когда я просил избавить меня от «наследства». Не думаю, что за прошедшие десять лет он хотя бы раз вспоминал о Германе Чайковском.
Вдоволь насытившись прохладой ночи, захожу в дом, чтобы отправиться в свою спальню. За дверью комнаты, где расположились Тася и Ярый тихо, что даёт надежду на спокойную ночь.
Не включая свет, устраиваюсь у окна, чтобы окинуть взглядом высокие хвойные деревья, расположившиеся в округе и всегда приносящие спокойствие. Но не сегодня, когда внутрянку взболтали, подняв на поверхность давно осевший осадок.
Уловив движение, замечаю Тасю, которая крадётся к двери операционной. Прав был Островский – утра не дождётся. Неосознанно улыбаюсь, позволяя себе проникнуться теплом к людям, оказавшимся в моём доме. Проходит минут двадцать, когда девушка идёт обратно, задержавшись ненадолго с Самсоном, радостно принимающим её ласку.
Ещё немного, и дом растворяется в тишине, а я, устроившись на кровати, лежу с открытыми глазами, думая об Алисе.

***
Островский на переднем сиденье лишь закатывает глаза, вслушиваясь в шёпот Таси и Ярого, и шипит, когда последний прикасается к его дочери. Реакция обусловлена тем, чего Константин Сергеевич избежать не смог, точнее, не планировал Григория в качестве зятя. Я лишь искоса посматриваю на того, чьё лицо в данный момент далеко от идеала. Вряд ли будет достаточно недели, чтобы появиться перед женой, но, видимо, этот момент был им продуман.
– Спасибо, Гера. – Ярый тянет руку, которую я, не задумываясь, пожимаю. – И прости за машину.
– Пару царапин я переживу. – Тяжело вздыхаю. – А вот пальто действительно жалко. – Окидываю взглядом свою вещь, которая, нужно признать, сидит на нём идеально. – Уезжаешь налегке? – Перед отъездом отметил, что багаж у Ярого отсутствует, тогда как у Таси большой чемодан.
– Всё, что мне нужно, сейчас в моих руках.
Обнимает Тасю, которая льнёт к нему, прикрыв глаза, тем самым вызвав недовольство Островского.
– Спасибо, Герман. – Блондинка оставляет на моей щеке едва ощутимый поцелуй. – За Гришу и папу.
Парочка покидает машину, оставляя меня в компании Константина Сергеевича, который, убедившись, что нас не слышат, ныряет рукой в карман.
– В случае возникновения проблем свяжись с этим человеком. Просто назови своё имя. Он предупреждён.
Беру визитку, на которой выведено «Фриман Б. Р. Адвокат», а затем перевожу на мужчину вопросительный взгляд.
– А они возникнут?
– Мы немного пошумели, – смотрит через стекло на дочь, которая воркует с Ярым. – Ты подлатал Григория, затем меня. Возможно, к тебе возникнут вопросы касательно моего внезапного, но кратковременного возвращения.
И они возникнут, потому как предупреждение Островского меньше всего походит на предостережение, скорее, на констатацию факта.
– А если масштаб проблем выйдет за рамки возможностей этого человека?
– Тогда позвони мне. – Сканирует оценивающим взглядом, который через пару секунд становится отстранённым. – Спасибо, – протягивает ладонь, которую я не сразу пожимаю. – В расчёте. Но мне кажется, ненадолго.
Осмысливаю последние слова, когда Островский оказывается за пределами машины и, рыкнув на Ярого, торопится в здание аэропорта. И только когда троица исчезает из вида, рассматриваю визитку. Лишь имя и телефон, но, перевернув, вижу координаты точки геолокации, написанные от руки. И если это адрес адвоката, то довольно странный. Кто это написал? Вероятно, тот, кто вручил мне карточку.
Перевожу взгляд на стеклянные двери, словно надеюсь пересечься с Константином Сергеевичем, который всё объяснит. Может быть, визитка у него давно, а надпись была предназначена кому-то иному. Кладу её в подлокотник, где, как правило, хранится необходимое, и покидаю территорию аэропорта.
Меня отвлекает входящий звонок, а когда на экране высвечивается «Тётка», мысленно шлю её к херам, не планируя возобновлять общение с человеком, голос которого не слышал пару лет. Я в курсе, по какой причине она звонит, но вестись на провокации, как когда-то отец, не намерен. Экран темнеет, и я выдыхаю, но она звонит снова. Абонент настойчиво насилует мой телефон, и после шестого звонка нехотя принимаю вызов, чтобы услышать то, к чему в данный момент не готов.

Глава 2
– Если ты хочешь…
– Нина с мужем вчера разбились. Похороны двух человек я не потяну. Надеюсь, ты поможешь с деньгами. У тебя всё-таки своя клиника, а у меня только пенсия и небольшое дело. Нужно оплатить ритуальные услуги, кафе, отпевание и что там ещё… Работу сотрудников морга, потому как вид у них, как ты понимаешь, не очень. Я подумала, может, хоронить в закрытых гробах? Но тогда будет дороже. А ещё можно…
И дальше не слушаю, потому как, съехав на обочину, осмысливаю полученную информацию, вываленную на меня равнодушным металлическим голосом той, кто является мне родственницей. Даже смерть дочери не внесла коррективы, и тётка начала разговор с привычной темы – деньги.
А у меня перед глазами стоит лицо Нины – светлой, улыбчивой, кроткой, – так разительно отличающейся от матери, с которой сократила общение, отодвинув от своей семьи. И решение было верным, не позволившим потерять любимого человека и свой кусочек счастья.
И сейчас её мать, продолжающая что-то говорить, сухо оповещает меня о смерти единственного ребёнка, заботясь исключительно о тратах, которые придётся понести. Деньги, как смысл жизни и конечная цель, к которой она стремится: сейчас, завтра, всегда.
– А Рома? – перебиваю тётку, не упомянувшую внука.
– Он был в саду.
– А сейчас?
– У меня. Я сказала, что тебе нужно оплатить похороны. Ты слышал? – Три минуты назад она просила помощи, а сейчас я тот, на кого ложатся все расходы.
– Когда похороны? – спрашиваю, прикрыв глаза и не веря в услышанное.
– Завтра, но оплатить всё нужно сегодня. Сейчас.
– Говори адрес.
Чеканит каждое слово, добавляя к расходам новое платье для себя, а я едва сдерживаюсь, чтобы не рыкнуть. Её чувства задеть не боюсь, потому как, всегда сомневался, что эта женщина способна любить кого-то, кроме себя.
Заканчиваю разговор и невольно захожу в галерею, где открываю фото с Ниной. День рождения Вадима два месяца назад. Небольшая компания в кафе, неторопливые разговоры, негромкий смех и племянник, не слезавший с моих колен. Единственного родного человека больше нет. Именно Нине я позволял себе приоткрыться, поговорить об упущенном, несделанном, о мечтах, стремлениях, боли. Об Алисе. Нечасто, лишь несколько предложений, но она понимала, что внутри меня пропасть, в которую я сам готов спрыгнуть. А теперь у меня не будет и этого.
Один. Окончательно и бесповоротно.
Не знаю, сколько сижу, откинувшись на спинку сиденья и провалившись в воспоминания, но, встряхнувшись, выезжаю на трассу и направляюсь по указанному тёткой адресу. Отбросив предупреждение Островского, сейчас поглощён мыслями о Нине, до конца не веря, что её больше нет.
Могла ли тётка сыграть на моих эмоциях, тем самым выпросив деньги? Но по адресу, который она назвала, находится офис ритуальных услуг, а значит, всё сказанное правда. Мысли нехотя ворочаются, приводя меня к Роме и вопросу: с кем останется ребёнок? Есть сомнения, что бабушка изъявит желание взять опеку над ним в силу невозможности заботится о ком-то, кроме себя любимой. Что тогда?
– Почему так долго? – Тётка возникает из ниоткуда, рявкая над ухом, пока я выползаю из машины. – Час жду. Я всё выбрала и оформила, необходимо только оплатить. Такое горе… такое горе, Герочка… – Показательно шмыгает носом, прикладывая платочек к лицу, хотя сожалений ноль, как и чувств по причине утраты дочери.
Не обращая на неё внимания, спешу внутрь, чтобы оценить» выбор» женщины. Нине и Вадиму уже всё равно, но в память о двоюродной сестре хочу сделать хоть что-то. Отменяю указанные позиции, заменяя другими – спокойными, лаконичными, на мой взгляд, больше подходящие для данного случая. Тётка закатывает глаза и недовольно цокает, но мне уже давно плевать на эмоции женщины.
– И ещё, Гера… нужно на опознание съездить.
– В смысле? – Резко обернувшись, едва не перехожу на крик. – Ты организуешь похороны, не убедившись, что твоя дочь действительно погибла?
– А зачем? Мне позвонили, сказали, что Нина с мужем разбились. Водитель грузовика уснул за рулём и выехал на встречку, или… Там как-то по-другому было… Или они выехали… – Задумчиво прикрывает глаза, а я хочу разорвать «сострадательную» мамашу. – Их машина, документы в бардачке, что ещё выяснять?
– Нет слов, – шиплю и направляюсь к машине, чтобы отправиться в морг.
– Рома теперь будет жить со мной. Ты поможешь материально?.. – кричит мне вслед, но я делаю вид, что не вопрос не достиг и жму на газ.
– Да пошла ты… – произношу в пустоту.
Пока мама была жива, отец терпел Антонину Андреевну. Именно терпел, и никак иначе. Но когда мы остались вдвоём, обрубил контакты, потому что каждый разговор и визит родной сестры матери начинался со слов «ты обязан помогать нуждающимся». А нуждалась тётка всегда в вещах дорогих и эксклюзивных, что в категорию «нуждающаяся» никак не вписывалось.
Добравшись до морга, минут пятнадцать сижу в машине, и лишь потом вхожу в здание, чтобы встретить знакомого. Учились на одном потоке, но затем он выбрал специализацию, и наши пути разошлись. Он приглашает меня в помещение, подведя к камерам для хранения тел. Через минуту выезжает полка, а затем я вижу Нину, точнее, то, что ещё вчера было моей сестрой. Я не раз стоял в операционной, но когда смотришь на тело близкого тебе человека, всё воспринимается иначе.
Наступает очередь Вадима и, окинув взглядом тело, кивком подтверждаю – опознаны. Оказывается, тётка даже не удосужилась уладить документальные моменты, позаботившись лишь об оплате расходов мною.
Оставшееся время занимаюсь улаживанием вопросов, лишь получая от неё сообщения «Ты всё оплатил?». Не отвечаю, успев побывать в полиции и выяснить нюансы аварии. В действительности, у грузового автомобиля отказали тормоза, и он вылетел на встречку, вследствие чего зацепил три машины. Остальные пострадавшие в больнице, а Нине и Вадиму не повезло…
Приползаю домой под вечер, кормлю Самсона, посматривающего на меня исподлобья с укором, и разбираю оповещения из клиники. Я уже пару лет исключительно управляющий, редко появляющийся в операционной. Отсутствие практики влечёт за собой неблагоприятные последствия, но появление Ярого и Константина Сергеевича, напомнили мне о способности применить полученные навыки даже в условиях нежелания оказывать помощь.
Что со мной было бы, согласись я продолжить дело отца? Звонки, ночные гости, вызовы неизвестно куда, отсутствие свободы и жизни как таковой. Бесконечное колесо обязательств перед людьми, которых ты не знаешь. Возможно, всё это продолжилось, но через Алису мне дали ясно понять – это не мой путь. Вот только отказ и помощь Парето не сделали меня счастливее, забрав ту, что являлась смыслом жизни…
Нина видела Алису дважды, но и эти короткие моменты давали ей чёткое понимание – она для меня. О том, чем занимается отец, я не распространялся, а когда Алиса узнала нюансы и плюсом стала рычагом, с помощью которого пытались воздействовать на меня, всё сломалось. Любовь сменилась презрением, а желание держаться от меня как можно дальше перевесило чувство, возникшее между нами.
Щелчок пальцев – и я потерял всё, что мне было дорого. А важность этой потери я осознал много позже, когда даже спустя несколько лет, закрывая глаза, видел Алису. И сейчас, думая о ней, медленно перехожу к мыслям о Нине, а затем и Ромке.
Тётка к внуку глубокой симпатии не испытывала, как и к дочери, которую называла исключительно «донором». Конечно же, финансовым. Вот только Вадим сумел переломить Нину, заставив выстроить приличную дистанцию с матерью, которая способна разрушить чужую жизнь в угоду своим интересам. Я даже интересовался у тётки, присутствуют ли в ней хоть какие-то чувства по отношению к дочери, зятю, внуку. Ответа не получил, потому что, скорее всего, знал, каким он будет.
Мама была другой. Похожей внешне, но совсем другой. Умерла, когда мне пятнадцать, и в моих воспоминаниях она осталась светлой и всегда улыбающейся. От неё исходило столько тепла, что им она могла укрыть весь мир. Нина была такой же. Была… Как больно говорить о близких в прошедшем времени. Ещё больнее осознавать, что с этого момента тебе придётся топать по свету в одиночестве.

***
– Ты зачем его привела? – Рявкаю на тётку, которая притащила Рому на кладбище.
– Он просился к маме. Ныл и ныл, и ныл… – кривится, дёргая племянника за руку, чтобы он не отходил.
– Он ныл, как ты выразилась, потому что не понимает, что мама больше не придёт. И ты, как взрослый человек, должна осознавать, что вот так, – указываю на два стоящих гроба, – ребёнку о таких вещах не говорят.
– Так забрал бы его и сам рассказал. Я в няньки не нанималась.
– Это твой внук. – Подхожу к ней вплотную, оценив яркий макияж и салонную укладку, словно женщина, у которой погибла дочь, явилась не на похороны. – Просто напоминаю.
– Этот факт не делает меня обязанной его воспитывать.
– У него больше никого нет. – Едва сдерживаюсь, чтобы не прервать церемонию прощания криками.
– У Вадика есть тётка в Казахстане.
– Ей девяносто лет. Пожилой человек не в состоянии взять на себя ответственность в воспитании ребёнка. Тем более такого маленького.
– Я тоже пожилой человек.
– Серьёзно? – Наступаю на неё, заставляя увеличить дистанцию с людьми, которые пришли попрощаться с Ниной и Вадимом. – Сколько лет мужику, который ждёт тебя в машине? – Киваю в сторону дороги, где в припаркованном автомобиле сидит парень лет тридцати. – Он хотя бы совершеннолетний?
– Моя личная жизнь тебя не касается, – шипит, проявив истинное лицо.
– Касается, потому что теперь с тобой проживает Рома. Или ты сдашь его в детский дом? Нет, – качаю головой, наиграно улыбаясь, – ты оформишь опеку, потому что в этом случае сможешь получать выплаты. Так? Ещё один способ заработать не работая.
– Там не так много…
– Немного для чего? – Понимаю, что наша эмоциональная беседа привлекает внимание, и понижаю голос, заглушая злость.
– Я всё ещё рассчитываю на твою помощь.
– Я помогу. Роме. То есть, деньги ты не получишь. – Показываю, чтобы она закрыла рот, готовая вывалить на меня недовольство. – Я оплачу расходы, но лично. В тебе, как в посреднике не нуждаюсь.
Она желает сказать что-то ещё, но я разворачиваюсь и направляюсь к мелкому, который всё же вырвался и застыл в стороне, теряясь в происходящем. И пока идёт прощание, да и после, когда церемония окончена и присутствующие отправляются в кафе, держу Ромку на руках. Он молчит, уткнувшись в мою шею и пряча глаза под шапкой, а я признаюсь в своём бессилье, потому что не могу вернуть ему маму и папу.
Я лишился матери в подростковом возрасте, уже понимая и принимая случившееся, Рома же растерян, оставшись без поддержки. Он не плачет, не жалуется и ничего не просит, только прижимается ко мне и беззвучно шевелит губами, словно общается с невидимым собеседником.
И всё же мне приходится отрывать ребёнка, вцепившегося ладошками в воротник пальто. Рома по-прежнему не издаёт ни звука, лишь смотрит так, что самому хочется разрыдаться.
– Пойдём, – тётка озвучивает приказ, утягивая за собой внука.
Не знаю, понимает ли он, что произошло, но теперь его жизнь изменится. А вот в худшую или в лучшую сторону… И пока размышляю о судьбе племянника, упускаю момент, что давно не один, а рядом застыла женщина средних лет, едва дотягивающая макушкой до моего плеча. Она в унисон со мной провожает взглядом тётку и Рому.
– Я могу помочь? – Решаю нарушить странное молчание.
– Меня зовут Татьяна Михайловна. Я представитель службы опеки. – Протягивает визитку, отпечатанную на обычной бумаге. – Кем вы приходитесь мальчику?
– Двоюродный дядя. Моя мать и Антонина Андреевна – родные сёстры.
– Я могу поговорить с вашей мамой?
– Она умерла больше двадцати лет назад. Отец – десять.
– Ваше полное имя?
– Чайковский Герман Аркадьевич.
– Вы женаты?
– Нет.
– Дети?
– Нет.
– Ваше финансовой положение?
– Владею медицинской клиникой.
– Какой средний доход? Годовой.
Она не поднимает голову, делая пометки на листе бумаги, которая чудесным образом появилась из папки.
– Простите, а для чего вам данная информация?
Чуть наклонив голову, придирчиво осматривает меня с головы до ног, возвращая свой взгляд к лицу.
– Герман Аркадьевич, ваш племянник потерял родителей. Как правило, в таких ситуациях опеку оформляют бабушка и дедушка, или же родные тёти и дяди. В случае Романа есть только бабушка по линии матери, родственники по линии отца отсутствуют. Точнее, имеется тётя, но довольно пожилая и являющаяся гражданином другой страны. Я обязана отработать все варианты.
– Для чего? – И пока не совсем понимаю, к чему клонит женщина.
– Я беседовала с ребёнком, а также с воспитателями, которые уточнили, что бабушку в саду ни разу не видели, а мама мальчика ни разу о ней не упоминала. Сам Рома сказал, что с бабушкой общался редко, в гостях не бывал. Исходя из моих наблюдений, – обводит ручкой пространство, и я понимаю, с какой целью Татьяна Михайловна появилась на похоронах, – у неё нет контакта с внуком. Плюсом к стрессу идёт почти чужой человек, хотя и родной по крови. А вот к вам ребёнок тянется.
– И? – Почти понимаю, к чему она ведёт, но такой вариант принять не готов.
– Бабушка начала оформление документов, но… Если она откажется от опеки, вы сможете взять племянника?
– Нет, – отвечаю очень быстро, даже не рассматривая подобный вариант. – Я живу один. Не знаю, как обращаться с детьми и стать родителем не готов.
– В таком случае Рому отправят в детский дом.
– Почему вы вообще предположили, что Антонина Андреевна откажется?
– Потому что ей сообщили размер выплат и, видимо, она рассчитывала на бо?льшую сумму. Энтузиазм угасал по мере озвучивания цифр, по её словам, «неудовлетворительных».
Даже здесь тётка показала себя, не сумев сдержаться. В который раз убеждаюсь, что алчность появилась на свет раньше, чем она сама.
– Повторю: я не знаю, как обращаться с детьми. Да, я неоднократно бывал в гостях у сестры, уделяя внимание племяннику, но заботу о нём взять на себя не готов. Уверен, бабушка свои обязательства исполнит. Всего доброго.
– Подумайте, Герман…
Оставляю без внимания её слова, брошенные в спину, и спешу к машине, чтобы отправиться в кафе, где заказан поминальный обед. И какой бы отвратительной ни была тётка в моих глазах, я отчего-то уверен, что от внука она не откажется. Рома – единственное, что осталось от Нины.
В кафе Рома вновь у меня на руках, вцепившись в свитер, тихонько сидит, а затем засыпает. Я же, не смея пошевелиться, обдумываю слова представителя опеки. Смог бы я взять на себя ответственность за ребёнка? Отец, оставшись со мной один на один, справился. Но мне было пятнадцать, и наши отношения всегда были тесными. Мама угасала два года, и за это время, как мне показалось, мы ещё больше сблизились.
Я осознавал, что в какой-то момент её не станет, но не чувствовал себя брошенным или же одиноким. Папа всегда готов был прийти на помощь, не отмахиваясь от меня и не выказывая равнодушие. Роме же волею судьбы придётся жить с человеком, который никогда не испытывал к нему тёплых чувств. Но и это лучше, чем взрослый мужик, непонимающий, как воспитывать детей. Где гарантия, что я не сделаю ещё хуже, усугубив его эмоциональное состояние?
Глажу его по голове, подстраиваясь под маленькое тельце, согнувшееся на моих коленях. Вспоминаю, как Алиса планировала семью, мечтая о детях. Желательно троих. Три года назад у неё был один ребёнок, возможно, сейчас уже больше. В груди щемит от осознания, что отцом её детей являюсь не я, но жизнь расставила приоритеты за нас, разлучив когда-то навсегда. Думает ли она обо мне хоть иногда? Я о ней постоянно. Её образ врывается в мысли в самые неподходящие моменты, дезориентируя и отключая от реальности. Сколько ещё должно пройти времени, чтобы я перестал вздрагивать, когда рядом произносят «Алиса»?
Тётка, как приглашённая звезда, рассказывает всем о невосполнимой потере и сложном материальном положении, вынуждая людей сочувствовать и вручать ей купюры. Отвратительное зрелище, направленное на то, чтобы вызвать жалость. Не знай я эту женщину, безоговорочно поверил бы в искренность каждой скатившейся слезы. Но сегодня тот самый момент, когда скорбь имеет все шансы окупиться.
– Почти все разошлись. Оплати счёт, – приказ раздаётся над головой. – Нам пора.
Тянет Рому, который спросонья не понимает, что от него требуется. Ребёнок обвивает мою шею, впервые за день всхлипывая.
– Я хочу с тобой. Дядя Гела, я хочу с тобой…
– Ромка, ты теперь живёшь с бабушкой. – Глажу его по волосам, успокаивая и шипя на тётку, которой плевать на жалобы ребёнка. – Я буду к тебе в гости приезжать. Обязательно привезу поезд и пожарную часть, которую ты хотел. Договорились?
– Нет. Не хочу с ней! – переходит на визг, вырываясь из захвата Антонины Андреевны.
– Рома, ты должен пойти с бабушкой, понимаешь?
Что удивительно, тётка молчит, даже не пытаясь применить ласку в качестве успокоительного. Просто дёргает внука на себя, а затем тащит к двери, прихватив куртку с вешалки.
Понимаю, что всё должно быть иначе, и ребёнок, потерявшись самых родных людей, заслуживает сочувствия, но и взять на себя ответственность не могу. Не имею права при наличии живой бабушки. Пусть паршивой, но всё же родной. Возможно, нахождение Ромы рядом пробудит в тётке хоть какие-то чувства, заставив думать о нём, а не о размере выплат и моей помощи.
Ещё несколько минут сижу, наблюдая, как бабушка заталкивает внука в машину, а затем отъезжает, оставив финансовые вопросы мне. Оплачиваю внушительный счёт, и сам отправляюсь домой, чтобы переварить паршивый день, даже не подозревая, что уже завтра слова Островского начнут сбываться, а моя жизнь станет иной.

Глава 3
– Герман Аркадьевич, к вам пришли. – Виктория взбудоражена и растеряна, чем автоматически напрягает и меня.
– Кто? – спрашиваю, не поднимая головы и сосредоточившись на документах.
– Представители правоохранительных органов. – Склоняется над столом, переходя на шёпот. – Они показали удостоверения. Хотят задать вам несколько вопросов. Мне показалось, они настроены враждебно.
– Тебе показалось. Пригласи.
Этих ребят ко мне могла привести лишь одна причина – Парето. Только ленивый не обсуждал смерть мэра, а также появление Константина Сергеевича. Даже я, отгородившийся от новостей криминального мира, подобные разговоры слышал.
– Добрый день. – Три мужика вваливаются в мой кабинет, мгновенно осматриваясь и оценивая обстановку, словно под столом спрятана бомба, а я сам могу воспользоваться оружием.
– Чем могу помочь?
Крепкие ребята, больше похожие на уголовников, чем на представителей закона, плюхаются на диван, сверля меня испытующими взглядами. Самый крупный, и, по моему мнению, обделённый интеллектом, забивается в угол, почти сливаясь со стеной и предоставляя право напарникам вести беседу. Парень в классическом костюме, походящий на вынужденного интеллигента, шарит взглядом по бумагам на столе; второй, лысый мужик средних лет, закидывает ногу на ногу, демонстрируя дорогие ботинки из змеиной кожи.
– Вы знаете Островского Константина Сергеевича?
– Его знают все. – Откидываюсь на спинку офисного стула, принимая расслабленную позу.
– Как близко?
– Как пациентов своей клиники: если видел больше двух раз, лицо запомню.
– Герман Аркадьевич, – меняет позу лысый, придвинувшись к столу, – всем известно, что ваш отец имел множество опасных знакомств, в том числе и с Островским Константином Сергеевичем.
– Я его знакомства в наследство не получил, как и дело.
– И в этом вам помог Островский, – скалится интеллигент, посматривая на здоровяка, отвечающего кивком.
– Информация достоверная. Это было десять лет назад. С тех пор не имел моментов общения с Константином Сергеевичем.
– Ладно, – лысый нервно выдыхает, – к нам поступила информация, что на ваш дом недавно совершено нападение.
– Если бы такой момент имел место, я бы незамедлительно обратился в полицию.
– Вы знаете Ярова Григория Мироновича?
– Знаю, – отвечаю уверенно, вспоминая, что упомянутый персонаж уже за пределами страны. – Давно. Лет пятнадцать. Друзьями в классическом понимании мы не были, но если пересекались, перекидывались парой фраз.
– То есть не вы оказывали ему медицинскую помощь приблизительно дней десять назад?
– Нет. Ко мне он не обращался. Я имею в виду, в клинику. Подпольной деятельностью не занимаюсь, господа, – перемещаюсь, устраиваясь в более выигрышной позе, чем подталкиваю лысого отстраниться. – Всё официально, – указываю на папки, – в чём вы можете убедиться, проверив документацию клиники. Могу предоставить любые интересующие вас сведения и отчётность.
– А осмотреть дом позволите? – Скалится интеллигент.
– Пожалуйста. В любое удобное для вас время, – чуть склоняю голову, взвинчивая злость присутствующих.
Сам же припоминаю, что помощник Ярого скинул трупы в нескольких километрах от дома. Да, заверил, что груз надёжно спрятан, но проверить не помешает.
– Вы что-нибудь слышали о смерти мэра?
– Только то, что он трагически погиб. Подробности мне неинтересны. Соболезную родным.
– И вы не в курсе, что его трагическая гибель была организована Островским и Яровым?
– Впервые слышу, – произнесённое мною является правдой, потому как Островский в свой план меня не посвящал. – Я не вхожу в ближний круг Константина Сергеевича. Да и он довольный скрытный человек.
– То есть, об особенностях его характера вы знаете?
– Как и вы, не так ли? В противном случае сейчас бы не сидели передо мной, а задавали эти вопросы ему.
– Пятнадцать лет назад он посадил вместо себя другого человека, растворившись за границей. И сейчас неожиданно приехал, – лысый неприкрыто нервничает, дёргая ногой. – Поговаривают ради старшей дочери, которая вляпалась в неприятности.
– Вам лучше знать. – Односложные ответы, не имеющие смысла, раздражают посетителей, но в моём случае отстранённость – показатель безразличия к описываемым событиям. – С детьми Островского я не знаком.
– Герман Аркадьевич, – цокает интеллигент, – у нас другие сведения. После ранения именно дочь Парето привезла к вам Ярова.
– У вас имеется свидетель, готовый это подтвердить? Или же фото, а возможно видео, доказывающие факт оказания помощи Григорию?  – Троица обменивается взглядами, свидетельствующими о бессилье и бессмысленности разговора, на который, вероятно, возлагались большие надежды. – В таком случае всё сказанное – исключительно ваши предположения.
– Что ж, конструктивной беседы не получилось, – лысый поднимается, показывая напарникам последовать его примеру. – Мы надеялись, что вы будете более откровенны. – Двое покидают кабинет, предоставляя шанс третьему получить хоть какие-то сведения. – Мы всё-таки заглянем к вам домой. Вы не против?
– Как сказал ранее, в любое время. Только, пожалуйста, с постановлением на обыск. – Переключаю внимание на документы, перекладывая листы и чувствуя прожигающий мою макушку взгляд.
– Вы усугубляете своё положение.
– Чем же? Желанием законности?
– Когда ваш отец спасал жизни тем, кто этого не заслуживал, о законности не думал.
– Верно, – поднимаю голову, чтобы попасть под изучающий взгляд лысого. – Но к нему с обыском никогда не приходили.
– У него был иммунитет.
– Впервые слышу, – удивлённый вид, который, по-моему мнению, должен дать понять мужчине, что отец меня в нюансы не посвящал.
– Выставленное им условие. Что означало: он оказывает помощь всем, кто в ней нуждается, не спрашивая имён, не выясняя принадлежность к той или иной группе, не получая личную информацию. Свой иммунитет вы потеряли, как только Островский объявил о вашем выходе из дела.
– О своём решении не жалею.
– Возможно, в скором времени это изменится.
Провожаю взглядом внушительную фигуру, а после того, как остаюсь один, падаю на стол, обхватив голову руками. Предостережение Константина Сергеевича оказалось кстати, как и контакт адвоката, номер которого я тут же набираю, кратко обрисовав проблемный момент. Борис Робертович, – по голосу молодой мужчина, – монотонно поясняет, что ситуация пустяковая, но требующая вмешательства, если события начнут развиваться по негативному сценарию.
– Как только к вам домой заявятся посетившие вас лица, наберите мой номер. В любое время.
– Я живу за городом.
– Я в курсе, Герман Аркадьевич. Константин Сергеевич снабдил меня необходимой информацией. После звонка я окажусь у вас через двадцать минут.
Слова Фримана вселяют уверенность, что Парето предусмотрел момент возникновения проблем, но мне интересно, имеется ли у адвоката офис.
– У вас есть офис?
– Конечно, – слышу, как он улыбается, – взгляните в окно. – Поднимаюсь, чтобы рассмотреть здание на противоположной стороне улицы: большой бизнес-центр, появившийся здесь не так давно. – Двенадцатый этаж. Видите меня?
Действительно, окно в пол позволяет рассмотреть фигуру мужчины, застывшего с телефоном, а затем он поднимает руку, привлекая моё внимание. Ему около тридцати, и мгновенно возникает вопрос, как он стал работать на Островского?
– Если вы хотите спросить, как судьба свела меня с Константином Сергеевичем, – словно мысли читает на расстоянии, – отвечу: значительная часть клиентов досталась мне от отца. Но в отличии от вас, я наследство принял.
Предполагаю, что о деятельности папы этот человек осведомлён. Тем лучше, если учесть тот факт, что сам я бы распространяться не стал.
– Спасибо за объяснение. Я позвоню, если возникнет необходимость.
Отключаюсь, возвращаясь в кресло. По какой-то причине испытываю дискомфорт, зная, что за мной может наблюдать адвокат, поэтому закрываю жалюзи. И всё-таки нужно проверить тела в озере, чем я планирую заняться по возвращении домой. Операционную я вычистил сразу; избавился от постельного белья, на котором спали Тася и Ярый; последствия обстрела устранил, заменив ворота и часть забора; даже отметины от пуль в дереве замаскировали. Нужно сильно постараться, чтобы найти доказательства нападения на дом.
Проговариваю моменты, способные заинтересовать мужчин, приходивших ко мне, но возвращаюсь мыслями к Фриману, уверенный, что адвокат явится по первому зову.
Взгляд падает на визитку, вручённую Островским. Переворачиваю, вновь осматривая набор цифр. Почему нельзя было указать адрес? К тому же офис адвоката напротив моей клиники. Вбиваю точку геолокации, теряясь в непонимании: трасса М5, 324 километр, третий съезд. Соседняя область и непонятный ориентир, если «третий съезд» вообще таковым можно назвать. Или чистой стороной визитки воспользовались, чтобы записать данные, и ко мне они не имеет никакого отношения? В любом случае ехать четыре часа, чтобы проверить, не намерен.
День проходит спокойно – без посетителей или неожиданных визитёров в погонах. Разбираюсь с документацией клиники, готовлю отчёты и заявки на поставки необходимых материалов. Просматриваю почту, понимая, что не вижу договор от Милы Гуровой. Бывшая жена Ярого, возможно, наведывалась в мой дом для проверки, но работать я с ней начал ещё до того, как это узнал. Набираю её номер, который оказывается недействующим, а затем звоню в компанию, и мне поясняют, что женщина там больше не работает. Мало того, о договорённостях со мной они не слышали.
К уже имеющимся проблемам добавляется необходимость поисков нового поставщика. На миг прикрыв глаза, соглашаюсь с мыслью, что с появлением Островского моя жизнь начала сыпаться. Не знаю, как объяснить, но привычный покой разнесён вдребезги, а гибель сестры, что является случайностью, практически меня добила. Я хочу забиться в свою нору, устроиться перед камином и отгородиться от мира, который давно меня не радует.
В мечтах я всегда представляю рядом Алису: тёплую, с лёгкой улыбкой и переливающимися в отблеске огня огненными волосами, спадающими густым водопадом по плечам. От одной мысли о ней внутри расползаются приятные покалывания.
В реальность меня возвращает звонок. А затем ещё один, и ещё, пока опускающиеся на город сумерки, не дают понять, что пора отправиться в свой лес. Еду с мыслью о расчистке двора и обязательной проверке тел в озере. Как только выезжаю к своему дому, обнаруживаю несколько машин, освещающих пространство яркими фарами и проблесковыми маячками.
Успеваю набрать номер Фримана, а затем открываю ворота пультом и въезжаю, оставив позади полицейских. Но как только заглушаю двигатель, рядом с машиной появляется фигура, в которой я рассматриваю лысого, побывавшего сегодня в моём кабинете.
– И снова здравствуйте, Герман Аркадьевич. – Едва не шоркает ножкой, наслаждается моей растерянностью. – Пожалуйста.
Протягивает бумагу, где написано, что дом, а также имеющиеся постройки подлежат осмотру.
– Вы можете начать, как только появится мой адвокат. Это, – возвращаю лист, – приберегите для него.
– Быстро вы обзавелись юридическим помощником.
– Времена такие, – отмахиваюсь, направляясь к вольеру, где лаем заходится Самсон, не желая мириться с чужими на своей территории.
Я даже удивился, что Тасю он принял сразу, ластился и облизывал. Возможно, ему просто не хватает нежности и ласки, которой она с лихвой его наградила.
– Могу поинтересоваться, кто выступает вашим защитником?
– Фриман Борис Робертович.
– Интересно, – ухмыляется лысый, подходя ко мне вплотную, – один наследник представляет интересы другого.
– Что вы имеете в виду? – Всячески показываю, что не осведомлён о нюансах юридической деятельности своего адвоката.
– Фриман Роберт Валерьянович в своё время был тесно связан с Островским. После его смерти сын продолжил дело, а также сохранил связь с клиентами отца, а точнее, продолжил вести их дела.
– Был не в курсе. – Пожимаю плечами, не отводя взгляда. – Его офис находится в бизнес-центре через дорогу. Номер нашла помощница.
Нужно быть идиотом, чтобы поверить в столь удачное совпадение, но сомнения уже проникли в лысого, который отчаянно не понимает: либо я везунчик, натыкающийся на людей из другого мира, либо так складно лгу.
Адвокат появляется быстро. Борису действительно чуть за тридцать: приятное лицо с тонкими, почти мальчишескими, чертами, модельная стрижка и широкая улыбка. Вид соответствует уровню клиентуры: костюм за несколько тысяч долларов, кашемировое чёрное пальто и золотые часы, на которые он то и дело поглядывает.
Он сразу идёт в атаку, прессуя лысого и тех, кто приготовился осматривать мой дом, и я понимаю, почему Парето поручил меня ему. Не вклиниваюсь, позволяя Фриману выполнять свою работу, стоимость которой пока не знаю. Но Островский, как и сам адвокат, цифры не называл. Осмотр проходит без меня, но с участием человека, представляющим мои интересы. Я же опасаюсь, что полицейские пожелают прочесать местность. Но до озера километра три, и идти туда ночью безрассудно. Если только они уже туда не наведались, пока было светло.
– Герман Аркадьевич, можно вас? – Черёд операционной и, как следствие, вопросы, к которым я готов. – Это кровь? – Лысый указывает на тонкую полоску капель на полу.
– Да. Животного. Точнее, лисы. Зверёк повредил лапу, я нашёл его возле ворот вчера утром. Вколол снотворное, обработал, зашил, вечером выпустил.
– И часто вы трудитесь ветеринаром?
– Часто. Если травмы серьёзные, после первичной помощи отвожу в Центр дикой природы в городе. Можете у них поинтересоваться – я частый гость.
– Поинтересуюсь, – лысый поджимает губы, желая найти нечто большее, чем кровь лисы.
– Кровь животного, – оповещает эксперт, тычет в рожу лысого экспресс-тест. – Других следов я не вижу.
Отчаянье, приправленное злостью, на лице лысого настолько явное, что чувство уверенности, на какое-то время меня покинувшее, медленно возвращается. Спустя три часа безрезультатных поисков, группа собирается покинуть дом, но подъехавшая машина, из которой показываются двое, приводит лысого в состояние эйфории.
– Это кто? – Негромко спрашиваю Фримана, снующего рядом.
– Судя по тому, что один в наручниках, свидетель. Молчите, говорить буду я.
Адвокат вклинивается в беседу, показывая сначала на меня, затем на дом. Не нравится мне победный вид лысого, который почти скачет на одной ноге. Мужика в браслетах вижу впервые, но его рожа просто кричит, что в местах не столь отдалённых он частый гость.
– Тебя в этот дом привезли? – Лысый повышает голос, чтобы я слышал.
– Ну да… – Мужик растерянно шарит взглядом по сторонам. – Вроде да…
– Точно?
– Дом такой же. И крыша, и дверь, даже постройка, – указывает на операционную. – Только… – мнётся, с опаской поглядывая на правоохранителей, нависающих над ним. – Собаки точно не было. И забор другой, – задирает голову, оценивая метраж заграждения. – А дом точь-в-точь.
– Тебя он оперировал? – Внимание переключается на меня.
– Нет. – Мужик трёт хлюпающий нос, выдыхая облачками пара. – Там баба была.
– Тебя оперировала женщина?
И видимо информация озвучена впервые, потому как лысый взвизгивает, не понимая, как реагировать.
– Да. Красивая, с длинными волосами, – машет руками в районе поясницы. – И голос у неё такой приятный, убаюкивающий… Она мне потом даже снилась, – лыбится, умилённо прикрыв глаза.
– Соберись! Как её звали?
– Да хрен её знает. Она не представилась. Меня привезли, скинули на стол, очнулся уже зашитым. Дальше тачка, наша нора, а потом вы.
– Дорогу помнишь?
– Нет. Я после ранения поплыл. Так, моментами. Точно лес и дом вот такой, – указывает на строение. – Один в один.
– Рядом есть похожие дома? – Лысый приближается, надеясь на прояснение момента.
– Есть. Дом Чугунова. Несколько километров от меня, – указываю рукой направление.
– Чугунова? – Лысый передёргивает плечами, прекрасно зная, что связи Всеволода Александровича не позволят им приблизиться даже к забору.
– Наши дома построены по одному проекту. С небольшими различиями.
– А ещё?
– Понятия не имею. Похожих больше не видел. Но проект не уникален, его могли использовать где-то ещё.
– Могли… – лысый разочарованно мычит, понимая, что опознание не принесло желаемого, а похожий дом – не подтверждение. – Сворачиваемся!
Приказ, после которого люди заполняют машины и освобождают территорию перед домом. Я в компании Бориса провожаю взглядом проблесковые маячки, удаляющиеся от нас.
– Вы действительно не знаете, о ком он говорил? Я имею в виду, женщину. – Фриман приступает к той части, где я, как клиент, должен быть с ним откровенным.
– Понятия не имею. Знаю только, что после смерти отца и моего отказа продолжить его дело, в нашей области сомнительным элементам помощь получить негде. Может, в соседней?
Фриман пожимает плечами, видимо, приняв к сведению высказанное предположение. Но я давно не отслеживаю таких, как мой отец, хотя раньше интересовался, даже спрашивал у Ярого.
– Постараюсь выяснить. Кстати, покопаюсь в архиве, возможно, найду тех, кто воспользовалась вашим проектом. – Указывает на дом.
– Возможно, таких десятки.
– В любом случае проверить нужно. Не нравятся мне эти совпадения, – морщит нос, натягивая перчатки и торопясь к машине.
– Сколько я вам должен за работу? – кричу ему в след.
– Всё оплатил Константин Сергеевич.
Что ж, Островский был готов к такому развитию событий в отличие от меня. Что ещё приготовил для меня Парето? И готов ли я к сюрпризам?

Глава 4
Ночь прошла беспокойно. По какой-то причине волнует момент с аналогичным домом и женщиной, занимающейся тем же, чем зарабатывал на жизнь отец. Хотя, можно сказать, что за заработком он не гнался. Удивительно, но дорогих вещей себе не позволял, за границу по несколько раз в год не летал, даже передвигался на уазике, имеющем проходимость по любой дороге. В какой-то момент я задался вопросом: тогда для чего всё это?
После его смерти с удивлением обнаружил банковский счёт, на котором имелась значительная сумма, позволившая впоследствии организовать собственное дело. А перебирая его вещи, отметил, что одежду он носил с десяток лет не меняя, да и вообще обходился малым. Затем, проанализировав последние двадцать лет, осознал: именно после смерти мамы он сменил государственную больницу на незаконную деятельность. Даже несколько раз спрашивал его «почему?», но ответа так и не получил. Он не мог объяснить, или считал, что я не пойму? Возможно, и то и другое.
Иногда к нам наведывались его бывшие коллеги, и я слышал обрывки бесед, в которых его уговаривали вернуться. Получали категоричное «нет». Со временем гости приезжали реже, а затем и вовсе исчезли. Я всех их видел на похоронах: они стояли плечом к плечу с теми, кто побывал в его домашней операционной. Многих я видел, с остальными не встречался, но все они пришли, чтобы проводить отца в последний путь. Никто из них не забыл, кому обязан жизнью. Некоторые не единожды.
После моего «отказа» продолжить дело отца, никто пустующую нишу не занял. По крайней мере, о появлении такого человека я не слышал. Ярый бы сказал. Или не посчитал нужным? Схватив телефон, хочу набрать его номер, но останавливаю себя. Не нужно мне это. Но смартфон в моей руке оживает, являя на экране уже знакомый номер Фримана.
– Утро доброе. Или, можно сказать, обед. – Бодрый голос человека, который спешит поделиться информацией. – Есть информация.
– Добрый, – скомканно отвечаю на приветствие. – Так быстро?
– Было бы желание. – Почему-то уверен, что будь адвокат передо мной, обязательно бы подмигнул. – Итак, проект дома за последние десять лет запрашивали единожды – в позапрошлом году.
– Кто?
– Строительная фирма «Градстрой». Они занимаются возведением частных домов. Есть и крупные заказы, но преимущественно работают с физическими лицами.
– А для кого строили, не уточняется?
– Внутренняя информация фирмы, к сожалению, мне недоступна. Но обворожительная девушка Лика дала мне адрес, по которому был возведён дом. Хотя адресом это назвать сложно. Точка геолокации.
– Можете продиктовать?
Фриман проговаривает каждую цифру, пока я вывожу данные на листке.
– Хотите, я туда съезжу? Разведаю обстановку, выясню, из-за кого у вас проблемы.
– Борис, я сам. – Адвокат замолкает, сопит в трубку. – Островский поручил меня вам, но данный момент хочу прояснить самостоятельно. Если позволите.
– Конечно. Желание клиента для меня закон. Но напоминаю, вы можете мне звонить в любое время.
– Спасибо. Предполагаю, что вчерашняя встреча была не последней.
Завершаю звонок, не отпуская взглядом цифры, которые мне кажутся знакомыми… Вытаскиваю визитку, которую мне вручил Островский, переворачиваю и обнаруживаю, что записанная на ней геолокация совпадает с данными, предоставленными адвокатом.
Несколько минут непонимания и неверия в совпадения. Нет, только не в случае Константина Сергеевича. В каждое его действие вложен смысл, каждое слово имеет обоснование, каждый взгляд скажет больше, чем самый громкий крик.
Визитку он дал мне специально. Он хотел, чтобы я пробил точку и отправился в этот дом. Только так всё сходится. Поэтому не раздумывая хватаю пальто, говорю помощнице, что сегодня в клинику не вернусь и, забив маршрут в навигатор, направляюсь в соседнюю область.
Путь в четыре часа, чтобы понять, почему я должен там оказаться. И если первые полчаса я чувствую себя глупо, то по мере приближения к месту, меня будто в спину кто-то подталкивает, заставляя ускоряться. Внутри всё звенит от неожиданно появившегося напряжения, словно вот-вот свершится нечто важное, способное перевернуть мою скучную жизнь.
Третий съезд и накатанная колея, подобна той, что ведёт к моему дому. Густые ряды деревьев, плотный снег и отсутствие каких-либо построек. Еду, кажется, очень долго, но неожиданно ряды стволов расступаются, являя… мой дом.
Остановившись, осматриваю строение, удивляясь сходству. Да, проект один, но от степени похожести не по себе. Лишь спустя долгие минуты нахожу отличия: отсутствует мансарда, по сути являющаяся третьим этажом, забор однозначно другой и… всё.
Выхожу из машины, прохаживаясь вдоль заграждения, затем вокруг и решаясь войти. А нужно ли? И что я могу предъявить хозяину? Проект не уникален, а его применение не противозаконно.
Почти дохожу до машины, но развернувшись, уверенно направляюсь к калитке, дёргаю ручку и беспрепятственно попадаю во двор. Преодолеваю три ступеньки и жму на звонок. Тишина. Скорее всего, хозяина нет. Заглядываю в длинное, узкое окошко рядом с дверью, не уловив движения. Почти спускаюсь, но слышу шум, а повернувшись, со стоном выдыхаю, потому что на меня смотрит…
Алиса.
Земля уплывает из-под ног, а мир рассыпается миллионом осколков к ногам той, что пожирает меня зеленоватой дымкой бесконечности. Эмоции на её лице сменяют друг друга: шок, удивление, растерянность, сожаление… И последнее настолько явно, что меня бросает в дрожь. Открываю рот, но тут же закрываю в непонимании. Мне столько ей хочется сказать, что не знаю, а нужно ли вообще говорить? Или спустя десять лет наша беседа – молчание?
– Привет, Герман, – шёпотом, словно мы можем быть кем-то услышаны.
Моё имя, сорвавшееся с губ Алисы, звучит так мягко и привычно. Словно и не было десяти лет между нами. Будто мы виделись вчера и увидимся снова завтра. Слишком обыденно. Слишком спокойно. Слишком безразлично.
– Привет… – спустя долгие минуты отвечаю, понимая, что и сам растерялся не меньше. – Я… мимо проезжал.
Звучит глупо и странно, потому как дорога одна – к ней. Хотя может здесь есть ещё дома в паре километров, или ближе.
– Пригласишь? – Смотрю поверх её плеча, выискивая её мужа или сына, но отчаянно хочу задержаться рядом.
Алиса не спешит распахнуть передо мной дверь, сомневаясь, а стоит ли впускать забытое прошлое, неожиданно оказавшееся на пороге её доме. Но, в конце концов, делает шаг в сторону и позволяет оказаться в её мире.
Большая прихожая перетекает в гостиную, точь-в-точь повторяющую мою: камин отделан тёмным камнем, который я планировал сбить, чтобы заменить на светло-серый; антикварный комод начала двадцатого века, который так нравился отцу, но раздражал меня; овальный ковёр с длинным ворсом; кресло-качалка, избавиться от которого после смерти отца я так и не осмелился. Это мой дом и не мой одновременно, потому что всё здесь наполнено Алисой. Медленно поворачиваю голову, заглядывая в кухню, где всё тоже похоже на мою. Только видна женская рука, прикладывающаяся к каждому предмету.
Молча прохожу, занимая один из стульев и наблюдая за той, что готовит кофе, стоя ко мне спиной. Пробегаюсь взглядом, отметив, что она не изменилась. Для меня нет. Это всё та же женщина, которая отключала меня одним прикосновением, заставляя сдаваться в плен и безоговорочно подчиняться. Так близко и далеко одновременно. Чужая. Давно не моя.
Не сразу понимаю, что руки трясутся, отбивая чечётку по столешнице, и убираю их в карманы пальто, которое забыл снять. Прожигаю её взглядом, обвожу каждый сантиметр тела, изучаю, находя новое, незнакомое мне, и привычное, выжженное навечно в моей памяти. Алиса лишь передёргивает плечами, скидывая мой взгляд и сдавленно выдыхая.
– Как твои дела? – Дежурный вопрос, который звучит глупо спустя десять лет. – То есть… ты здесь в гостях?
– Я здесь живу, Герман. – Наконец, повернувшись, ставит передо мной кружку.
– Давно?
– Почти два года.
Два года и четыре часа, – цифры врываются неожиданно, заставляя анализировать: она была рядом, почти под боком. В тот самый момент, когда я засыпал с мыслями о ней, она сидела перед камином в объятиях мужа.
– А где твои? Муж и сын?
Заметно сжимается, но затем сама себя одёргивает, встряхнув головой.
– Их нет.
– Куда-то уехали? – Сухой кивок. – Ты одна не боишься здесь находиться? Чёрт знает где от людей. А если что-то случится? Никто не придёт на помощь.
– Ты живёшь в таком же месте.
– Не совсем. В паре километров Чугуновы. То есть, жизнь неподалёку всё же имеется. И я мужчина. А здесь совсем пусто.
– Всё хорошо. Я не боюсь.
Разговор не клеится, о чём свидетельствует зажатость Алисы и моё непонимание, с какой стороны к ней подобраться. А нужно ли? Мимолётная фантазия, которой я позволил выбраться из-под десятилетнего слоя сожалений, не имеет права на существование. Всё умерло ещё тогда, когда избитая девушка сыпала вопросами, не получая ответов. Презрение, в котором я утонул, поглотило то, что называлось «мы», а затем и вовсе растворилось, когда за ней закрылась дверь.
– Как ты меня нашёл?
– Я… – Не рассказывать же об Островском и визитке, оказавшейся в моих руках, о следователе, мужике, выступившем свидетелем, и Фримане, разыскавшем сведения о фирме, запросившей проект. – Искал одного человека, свернул не туда. А потом увидел дом, похожий на мой. Точнее, его копию.
– Я его купила. То есть мы. Таким. – Отводит взгляд, скрывая правду.
Даже спустя десять лет, я тонко чувствую её ложь: неуверенные фразы, сопровождаемые разминанием шеи. Мы рабы своих привычек, а точнее, сигналов тела.
– Как ты жила всё это время? – Мой вопрос сопровождаемся выскользнувшей из её рук чашкой, разлетевшейся по полу.
Бросаюсь к Алисе, чтобы убедиться, что она не поранилась, и помочь собрать осколки. Присаживаюсь рядом, шаря по полу и не задумываясь о возможности ссадин, впитывая такой родной и почти забытый аромат жасмина. Флешбэки захлёстывают, возвращая меня в прошлое. В счастливое, сладкое, такое желанное. Яркие картинки проносятся бесконечной кинолентой, напоминая, что подобного уже не повторится. Остаётся лишь биться в агонии сожалений и неверных шагов, ставших итогом лжи.
От погружения в воспоминания отвлекает настойчивый писк телефон, схватив который Алиса начинает заметно нервничать.
– Герман, тебе пора.
– Но…
– Я прошу тебя уйти, – произносит увереннее.
Настойчиво подталкивает меня к выходу, будто вот-вот здесь появится тот, кто не должен меня увидеть. Возможно, её муж ревнив, а появление человека из прошлой жизни не придётся мужчине по вкусу.
– Алиса, я хочу поговорить. Просто поговорить, – выворачиваюсь, желая оказаться лицом к ней. – Узнать, как ты жила. Помочь, если нужно. Всё, что потребуется.
– Сейчас тебе нужно уйти. – Открывает дверь, чтобы вытолкать меня, но я перехватываю её ладонь, млея от касания. – Герман, пожалуйста, – стонет, прикрыв глаза. – Я очень тебя прошу.
Её ладонь ложится на мою грудь, подкрепляя просьбу касанием, и я тут же накрываю её своей. Замираем в моменте, оба сорвавшись в прошлых нас и одновременно понимая, что этих самых «нас» уже давно не существует.
– Я могу приехать? – Рваный выдох. – Или пригласить тебя куда-нибудь? В людное место, где тебе будет комфортно. Выбери сама.
– Просто уходи, – глаза блестят от подступающей влаги. – Не надо приезжать.
Не замечаю, как оказываюсь за порогом, а передо мной затворяется дверь, отрезая от Алисы. Насовсем? Она ведь понимает, что внутри меня бушует ураган, который сносит любые рациональные мысли, делая из меня того, кто не в состоянии контролировать эмоции? Или же уверена, что десять лет стёрли всё, что нас когда-то связывало?
После её отъезда я осознал, что лишился всего. Миг – и ты один посреди поля, где на многие километры нет ни души. Закрылся от мира и людей, выезжая лишь в клинику и раз в пару недель в клуб. Сбросить напряжение и, закрыв глаза, представлять Алису. До её появления в моей жизни не предполагал, что можно настолько зациклиться на одном человеке. Встречал красивее и, как мне казалось, лучше, имея все шансы провести жизнь с кем-то, но всегда мыслями возвращался к Алисе.
Ярый даже шутил, называя меня затворником. Я же хотел лишь одного – окунуться в ностальгию, снова и снова прокручивая события минувших дней. Поступи я иначе, скажи ей, предупреди…
С силой втягиваю морозный воздух, ощутив покалывание в лёгких. Отрезвляющее и такое нужное. Делаю шаг, ещё и ещё, заставив себя подойти к машине и забраться внутрь. Поворачиваю ключ, закрываю глаза и жду, когда автомобиль прогреется. На самом же деле меня колотит. Странное ощущение, которого я не испытывал очень давно. Значит ли это, что всё, существовавшее во мне, живо?
Ещё раз взглянув на дом, исполняю желание Алисы и оказываюсь на дороге, ведущей к трассе. Темно, и лишь свет фар ведёт меня по колее.
Неожиданно вдалеке появляется пара огней, а спустя пять минут, я понимаю, что навстречу движется машина, и судя по габаритам, большая. Мы можем разъехаться при условии, что каждый уступит часть дороги, но скорость внедорожника приличная, и я в последний момент успеваю вывернуть руль, чтобы оказаться в сугробе. С удивлением отмечаю, что автомобилей два – словно близнецы, как и наши с Алисой дома.
Лиц водителей не видно, но мельком взглянув на номера, понимаю, что пассажиры не из простых. Ехать они могут только к Алисе. Или же направляются в лес, чтобы скинуть труп. Звучит странно, но если исходить из недавних событий, не так уж удивительно.
Пытаюсь вырулить на дорогу, но колёса прокручиваются в снегу, а машина идёт юзом. Выхожу, чтобы оценить ситуацию, определив, в какую сторону выкручивать руль. Немного грамотных усилий, и я выбираюсь из западни. Даже проезжаю пару сотен метров, но вдруг осеняет мысль: а если эти люди направились к Алисе и ей грозит опасность?
Разворачиваюсь и спешу к её дому, за несколько метров до развилки, выключив фары. Ворота отворены, а одна из машин уже во дворе. Высокий мужчина в шапке стоит спиной ко мне, беседует с Алисой, как мне кажется, вполне мирно. Она не боится. Может, это её муж? Но я наводил справки: по профессии электрик, работает в одной организации уже много лет, к медицине отношения не имеет.
Алиса кивает, а затем мужик отворяет заднюю дверь и что-то вытаскивает. К нему подскакивает второй, и только в этот момент отчётливо вижу, что они кого-то тащат, подхватив подмышки, а затем исчезают в небольшом строении рядом с домом.
И пока троицы нет, а водитель второй машины курит, откидывая снег ногой, подъезжаю ещё на несколько метров, опускаю стекло и фотографию. Ракурс и темнота уничтожают вероятность хороших снимков, но свет фонаря во дворе помогает запечатлеть всё, что возможно, особенно лицо мужика и номера машин. А затем сдаю задом и оказываюсь между деревьев так, что проезжающий мимо, меня не заметит.
Жду. Чего и зачем сам не знаю, но хочу понять: эти люди живут здесь или приехали по делу? Через час замерзаю настолько, что не чувствую ног, но завести двигатель не могу, иначе меня обнаружит водитель и ещё двое парней, которые выползли из второй машины. Спустя ещё час появляются те, что ушли вместе с Алисой. Снова открывается дверь багажника, а затем все прыгают в машины и покидают дом, а заодно и лес.
Алиса, осмотревшись, закрывает ворота, а затем и фонарь на улице тухнет, погружая всё в устрашающую темноту. Врубаю печку на максимум, медленно отогреваясь и анализируя то, что видел. Непонятные гости Алисы, больше похожие на уголовников, настораживают. Я подобный контингент знаю – видел их десятками в «гостях» у отца, но что эти люди забыли здесь?
Когда оказываюсь на трассе, выдыхаю и задаюсь множеством вопросом. Переживаю за Алису и даже за её семью, которая, возможно, оказалась в паршивой ситуации. Могу ли я помочь? Нет, не так – позволит Алиса помочь ей? Она ведь понимает, что я обязательно появляюсь на пороге её дома, и меня вряд ли что-то остановит. Даже если прогонит. Даже если мне не на что рассчитывать. Даже если лично познакомлюсь с мужчиной, которого она обнимает по ночам и называет «любимым».
Сам себя одёргиваю, поражаясь навязчивым мыслям, но затем вспоминаю визитку, которую мне дал Островский и осознаю: если Константин Сергеевич направил меня к Алисе, значит, всё имеет смысл.

Глава 5
– Говорить можешь?
Слышу стон, а затем кашель, свидетельствующий о том, что Ярый спал.
– Чайник, ты время видел?
– Шесть утра.
– Пять. В Австрии на час меньше.
– Гриша, помощь твоя нужна.
Тишина, и лишь спёртое дыхание даёт понять, что Ярый ещё не отключился.
– Гриша? Помощь нужна? Незнакомый мне мужик, отдай телефон вечно недовольному Герману Чайковскому, который пиздит по поводу и без.
– Я серьёзно.
– Ну если ты произнёс несвойственное тебе слово «помощь», тогда весь внимание.
– Посмотри фото, – параллельно скидываю Ярому то, что запечатлел около дома Алисы. – Знаешь кого-то из них? Может, машины знакомы.
Несколько минут тишины и напряжения. Если собеседник не даст ответы, спросить не у кого. Вряд ли Фриман знает все криминальные рожи нашей области.
– Гончие Грача.
– Кого?!
– Гера, – тяжёлый вздох, – что ты знаешь о раскладах по территориям в нашей области? А в соседней? Точнее, соседних.
– Насколько я понял, то, что принадлежало мэру, теперь в руках бывшего сотрудника Островского.
– Дальше.
– А дальше всё. – И мне кажется, что ответ вполне приемлем, вот только Ярый прыскает в трубку. Уверен, даже глаза закатил, удивляясь моей неосведомлённости. – В тот самый момент, когда я вышел из игры, оградил себя от ненужной информации. По этой причине упомянутый тобой Грач мне ни о чём не говорит.
– Ладно, по порядку. – Слышу, как чиркает зажигалка, а затем шумный выдох доказывает, что Ярый делает затяжку. – Землю Звона и имущество Парето забрал Кир – это две трети от суммы. Небольшая часть у Рыкова: сидит тихо, довольствуется тем, что досталось от покойного брата, оказавшего какую-то услугу Звону и получившего в награду кусок. Есть ещё Авахов: импульсивный и со снарядом в голове. Иногда выползает, но получает по рукам либо от Рыкова, либо от Звона, теперь уже Кира. Область на западе в руках Меркулова и Кротова. Оба в годах, иногда сталкиваются лбами, но расходятся мирно. А вот область на востоке – пороховая бочка.
И я понимаю, что территория, о которой упомянул Ярый, близко к дому Алисы. Можно сказать, что он стоит почти на границе областей. Место выбрано намеренно, или же она действительно купила дом в том виде, в котором есть?
– Всё так плохо?
– Там три основных персонажа: Хрустецкий или просто Хруст, Грачёв он же Грач, о котором я упомянул, и Артист.
– А почему Артист?
– Потому что зовут Юлиан.
– И? – Пока не понял, как я должен связать имя с прозвищем.
– Ну помнишь, певец был такой Юлиан? Довольно популярный в девяностые. – Мне кажется, я и имя своё забыл, сосредоточившись на рассказе Ярого. – Проехали. – Понимает, что я завис. – Всё началось с того, что Грач планировал женить сына на дочке Артиста. Так сказать, связать имущество родственными узами. Но в последний момент Хруст девчонку присвоил и женился на ней. У них разница в возрасте лет двадцать, но его это не остановило. Сначала говорили, что он её силой присвоил, затем рассказывали о взаимных чувствах, а потом и вовсе о факте сговора. В общем, я в это дерьмо не вслушивался. Но сынок Грача закусился и начал откровенно провоцировать Хруста.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71300140?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes
Примечания

1
Группа автора https://vk.com/fatalitystihi