Главная страница | Современная русская литература | Школа. Никому не говори. Том 2

Школа. Никому не говори. Том 2
Руфия Липа
Конец лихих 90-х. Подростки, взрослеющие на развалах перестройки, подражают новым авторитетам, копируют дикие нравы незнакомой свободы.
Никто не хочет общаться с изгоями. Особенно в старшей школе, когда твоя репутация зависит от того, с кем ты водишься.
Люба Поспелова стала изгоем в своём дружном и весёлом 10 «А». Одноклассники избегают её, а лидеры – открыто травят. Одинокая и несчастная девочка хочет дружить с самым популярным парнем в школе, но сталкивается со своими же страхами в лице деспотичных родителей, их узких стереотипов, глупых предубеждений и невежественных предрассудков.
Любе придётся повзрослеть, потому что не каждый, кто улыбается и заискивает, ей друг, но и не каждый, кто груб с ней, ей враг. Хочешь дружить с сильными – научись выть по-волчьи.

Руфия Липа
Школа. Никому не говори. Том 2

Глава 1.
– Уверена, что это хорошая идея?! – прокричала Аня в ухо подруге сквозь рёв музыки.
– Конечно! У меня все идеи хорошие! – насмешливо ответила Камилла, низко наклонившись к Рашель. – Сегодня даже второй пришёл, а я его здесь редко вижу!
Имир и Сэро, окружённые весёлой нетрезвой толпой, не догадывались, что стали предметом волнений для двух закадычных подруг. Парни непринуждённо переговаривались, кайфуя от диско-тусовки в приятный субботний вечер.
Ещё утром старшеклассники подводили итоги первой четверти и убирали классные кабинеты, а вечером уже вовсю гуляли. Зимний закрытый танцпол «Торнадо» был переполнен. Настроение в помещении витало особое: осенние каникулы дарили целую неделю свободы от школы! Чувствовались в ребятах, пришедших покуражиться, жажда удовольствия и радость отдыха.
Анютка бы ни за что не полезла кадрить понравившегося мальчика в большую незнакомую кучу, состоявшую к тому же сплошняком из парней. Но самоуверенную Виноградову было не остановить: девочка, продравшись через танцующие телеса, уверенно нырнула в чужую пацанскую компанию и подскочила вплотную к братьям. Сэро отвлёкся от трёпа и вопросительно уставился на брюнетку.
– Привет, как дела? – Камилла кокетливо улыбнулась ему, не забывая приветливо поглядывать по сторонам.
– Привет, Камилла! – дежурно ответил Ибрагимов. – Отдыхаешь? Одна?
– С подругой Аней! Ты её знаешь.
– С Рашель?.. Ну да, знаю! – кивнул повеса и, потеряв интерес, отвернулся к своей тусовке.
– Я подошла с предложением! – быстро отчеканила сверстница. – За тобой должок, помнишь?
– Ну? – усмехнулся Сэро, лукаво сощурив чёрные глаза. – Говори!
– И ты не должен отказать!
– Ах-ха-ха! Как скажешь! Но первый и последний раз, Камилла! – поставил своё условие старшеклассник.
– Все медляки, которые будут ставить сегодня, – мои! Хочу, чтобы ты танцевал со мной. Только со мной! – уверенно выдала наглая брюнетка, глядя на ровесника в упор.
Сэро, высоко оценив её смелость, одобрительно усмехнулся:
– Как скажешь! Так и быть, сегодня отработаю и учту на будущее!
Камилла, довольная, заулыбалась:
– Буду ждать с нетерпением следующего медляка, Сэро!.. А пока оставлю вас, мальчики! Подруга ждёт.
Наслаждаясь произведённым эффектом, бойкая старшеклассница, не оборачиваясь, ушла прочь, растворившись в скачущей толпе.
– Получилось?! – спросила переживавшая Рашель, когда подружка вернулась.
– Естественно! – самоуверенно заявила она. – Когда Ибрагимовы пойдут на улицу, мы тоже выйдем следом типа по делам, а сами незаметно присоединимся к их компашке! Надо со всеми из их тусы познакомиться! Из какой школы вон те пацанчики?
– Не знаю! Из четвёртой, наверное… Слушай, это не будет слишком навязчиво? – встревожилась осмотрительная Рашель.
Камилла, презрительно фыркнув с неуместной в сердечных делах осторожности, насмешливо уставилась на подружку.
Когда Рашель пришла учиться в их шестой класс, мальчишки на ней помешались. Светловолосая Аня нравилась абсолютно всем и не прилагала для этого никаких усилий. Одноклассники предлагали ей встречаться, а некоторые – по несколько раз. Обаятельный и всеми желанный Тимон вообще провозгласил её самой красивой, постоянно говорил комплименты и заигрывал. За Рашель ухаживали парни из параллельных и одиннадцатых классов, в том числе и самые популярные в школе. Аня никогда не знакомилась первой и никому ничего не предлагала – с ней знакомились и ей предлагали.
Камилла была другой. По-своему обаятельной и харизматичной. Яркой и уверенной. Не менее популярной. Но Виноградова никогда не ждала: она сама брала быка за рога. Сэро ей нравился, и неудивительно: наглый, красивый и азартный – подростки были в чём-то похожи. Устав после спаренной химии ходить загадочными кругами подле повесы и его приятелей, ретивая брюнетка решила впредь не тянуть кота за хвост и сама сделала первый шаг на сближение.
Рашель симпатизировала Ибрагимовым, но преимущество расчётливо отдавала Имиру. Чуткая блондинка видела в умнике опору и перспективу – отличник явно понимал, чего хочет от мира и как к желаемому прийти. Но толковый, подающий большие надежды Имир, к разочарованию местных кокеток, по сторонам не смотрел, а поклонниц держал на дистанции.
Сэро тоже восхищал юную прелестную Аню, но заодно и пугал. Осторожная девочка инстинктивно чуяла в нём охотника за головами и понимала, что битый нахал непременно использует и сломает. Просто пококетничать и поиграть с опасным юношей, держась на расстоянии, не получится. Поэтому Аню смущала пробивная деятельность самоуверенной подруги в сторону безбашенного ровесника.
Близнецы были вкусной изюминкой любой толпы – что в школе, что за её пределами. Можно, конечно, за ними поволочиться заодно с раззадоренной Виноградовой, но Аня не на шутку переживала, что жеманные игры в малознакомой пацанской толкучке могут кончиться нехорошо. Блондинка припомнила, что видела в баре Варю с Дашей и Тимона, и решила непременно с одноклассниками состыковаться ради своей безопасности. Мало ли!
***
– Останешься до закрытия или уйдёшь с Паханом? – Сэро, выйдя с компанией на свежий воздух, затянулся никотином. Фонари заливали жёлтым светом уличную темноту, выхватывая из мрака фигуры гуляк.
– Ещё не решил, – признался Имир, внимательно и аккуратно разглядывая людей по сторонам.
– Девочку не хочешь подцепить? – невинно поинтересовался брат, хитро прищурившись.
– Замечательное предложение! От тебя другого и не ожидал! – рассмеявшись, парировал близнец. – Только та категория дам, которая по вкусу тебе, не по душе мне. Перебьюсь.
– Ну да! – поддакнул рассеянно повеса. – Будут девки время твоё драгоценное тратить!
– Время – деньги. А между девками и девушками разница есть. Тема закрыта! – обрезал Имир, затем оглянулся: – Любина одноклассница вышла за нами следом. Скоро к тебе подойдёт под дурацким предлогом. Медленными танцами не отделаешься, брат. Ещё пойдёшь Камилле навстречу – не заметишь, как женатым окажешься. Эх, люблю свадьбы!
– Не дождёшься, – нахмурился Сэро. – Я, по-твоему, на лоха походить стал?
– Нет, не стал, – спокойно ответил отличник. – Но и цыпа не лыком шита.
К братьям подошли Коробкин с Леной. Парочка буквально прилипла друг к другу, оба сладострастные и довольные. Сэро криво усмехнулся: надолго ли?
– Приветики, красивые! – глупая улыбка натянулась на лице взбалмошной Лены от уха до уха.
– Привет, – вежливо отозвался Имир да пожал руку Денису: – Давно тебя не видел! Как жизнь?
– С маман в тюрягу ездили. Весь день в вонючем автобусе проколбасились, – сурово выдал шатен. – Тюрьма стоит, родня сидит. Живут в клетке потихонечку.
Отличник понимающе кивнул. Денис не был хорошим другом Имира. Парни, скорее, по-приятельски общались и не более. Но чуткий на чужое горе цыган понимал, каково на душе Коробкину. Каково мальчишке с гадкой семейной славой в школе и в городе, среди знакомых и родственников. Ден был сильным человеком и боль свою никому не показывал, но отличник видел, как ему тяжело, и искренне сочувствовал. Шатен в Имире это ценил.
Сэро не разделял сочувствия, что сдержанно проявлял брат к судьбе Дениса. Былого не воротишь. И семью с прошлым из жизни не выкинешь. Надо жить с пятном дальше, без оглядки назад.
Ибрагимов задумчиво отвернулся и неожиданно столкнулся взглядом с Наташей, оказавшейся в паре метров от него в компании нескольких вульгарных подружек. Бывшая любовница, поймав удачный момент, тут же призывно улыбнулась.
«Ядрёна мать! Сегодня вечер преследований?!.. И давно тут торчишь да пялишься?!» – разозлился Сэро, сухо кивнул в ответ и равнодушно отвернулся.
Наташе это совсем не понравилось. Она бросила бычок в сторону и направилась прямиком к нему. Плевать, что рядом стоит этот Денис и его курица.
Девушка подошла к Ибрагимову со спины и, грубо схватив за локоть, силой развернула к себе.
– Не рад меня видеть, смотрю?!
Повеса не успел сообразить, что ответить, как подпрыгнула Ленка.
– Чего надо, шалава?!..
– Отвали! – отмахнулась Наталья.
– Отвали?! – Лена угрожающе двинулась к рыжей. – Ты лапала моего парня, теперь подкатываешь к моему другу?!.. Я тебе мало волос повыдирала?.. Ещё по морде хочешь?!
– Следить за своим парнем надо было! Не особо ему нужна, раз сам к другим клеится! И храбрость свою в жопу себе засунь! Твоими ударами только детишек щекотать!
– Остынь, э?.. И за языком следи! – включился Коробкин.
– Так, стоп! Остыньте обе! – рявкнул Сэро, сообразивший, что вот-вот будет драка, решив взять дело в свои руки. – Наташа подошла ко мне, Лена! Я с ней и должен разговаривать.
– И какого чёрта она к тебе подходит?!
– А какого чёрта тебя это волнует?! – парировал старшеклассник. – Кто ко мне подходит, тебя не касается!
Лена, обиженно закусив губу, замолкла и сдулась. Имир, саркастично поглядывая на происходящее, молча наблюдал.
Сэро повернулся к Наталье.
– Что хотела?
– Поздороваться. – После нападок Лены пыл девушки поутих.
– Тогда привет! – улыбнулся парень. – Пора бы тебе со всеми познакомиться, как считаешь?
Ната, огорошенная предложением, неопределённо пожала плечами.
– Это мой брат Имир.
Рыжая подавила изумление. Мало ей одержимости красивым брюнетом, ещё, оказывается, и второй есть! Гулять с повесой, не страдавшим ни стеснением, ни предрассудками, ни комплексами, Нате понравилось. Равных ему у девушки ещё не было.
Имир поздоровался, холодно и свысока оглядел ровесницу. Наташа смекнула, в чём братья не похожи. Второй – птица гордая, требовательная и разборчивая.
– Это Денис. Вы знакомы. Правда, неудачно! Поэтому дубль два. – Сэро подмигнул.
Коробкин неловко усмехнулся, слегка смутился, но приветствие отвесил.
– Ну и напоследок наша Лена – девушка Дениса! Знакомьтесь…
– Не буду я с шалавой знакомиться! – взвизгнула Ленка. – Лучше уйду домой, чем со шмарой в одной компании тусить буду!
– Уходи, никто тебя здесь не держит, – спокойно среагировал Ибрагимов.
Лена, не веря своим ушам, уставилась на него. Потом – на Дениса.
– А ты чего молчишь?!
– А зачем мне возмущаться?!.. Было и было, – лениво ответил он, а затем обратился к другу: – Значит, Ната – теперь твоя девушка?
– Нет, мы не встречаемся, – отрезал повеса. – Но близко познакомиться уже успели. Можешь считать нас просто приятелями.
Наталья, не успев обрадоваться, махом стухла. Коробкин, видя её реакцию на ответ Ибрагимова, с удовольствием позлорадствовал: «Так тебе и надо! Уверен, спала с ним! Думала, твой теперь?.. Ага, щас! Проще зайца научить курить, чем Сэро обязать».
– Все знакомы, отлично! – оглядывая ребят, весело подытожил цыган. – Идёмте танцевать!
***
Едва все зашли вовнутрь, как диджей объявил медленный танец. Ибрагимов, помня про обещание, пригласил Камиллу.
Девушка прижалась к ровеснику, обвила его шею руками. Он бережно взял её за талию. От Виноградовой несло чём-то фруктово-сладким.
– Хорошие духи! – произнёс похвалу юноша в ушко партнёрше.
– Спасибо! – оценила комплимент она и не осталась в долгу: – Ты тоже вкусно пахнешь!
– Нравится запах сигарет? – пошутил Сэро.
– Нравится запах клёвых, симпатичных парней, – нежно прошептала ему в ухо Камилла, а потом загадочно заглянула в умные чёрные глаза.
«Да-а-а, далеко пойдёшь, крошка!» – усмехнулся брюнет. Настолько пробивных девиц ему встречать ещё не приходилось.
Наталья стояла одна, никем не приглашённая, смотрела на находчивую Камиллу, прильнувшую к Сэро, и злилась: «Я разве дешёвка какая-то? Почему не позвал меня танцевать? Думаешь, один такой на всём свете? Или у меня поклонников мало? Быстро замену найду!» Тщетно пытаясь вернуть себе уверенность, отвергнутая девушка была готова расплакаться.
Рядом топталась недовольная Лена. Денис ни в какую не захотел танцевать и попёрся опять курить на улицу с другими парнями. Только не шатен был причиной её глубокой досады. Ибрагимов после спонтанной близости на обочине игнорировал её напрочь. И это обижало девочку. Да, она обещала ничего взамен не просить. И что, по итогу, вышло? А вышло, что Ленка для повесы – пустое место. Зачем так жестоко?.. Оказывается, Сэро втихомолку тусил с рыжей курвой, а сейчас танцует с какой-то облезлой мочалкой. Девки вешаются на него, а он плевать хотел. Меняет подруг, как носки!
Лена болезненно сжалась, подняла грустный взгляд на Наташу – и увидела похожую гамму чувств на её лице. Нащупав в бывшей сопернице общую проблему, девушка неожиданно решила объединиться.
– Чё мы у стенки трёмся, как целки бракованные?! – толкнула шатенка плечом горемычную соседку. – Пошли покурим?.. Вдвоём, чисто женской компанией!
Наталья, подумав, кивнула, и девчонки пошли к выходу. Бывшая вражда начала превращаться во взаимно выгодную дружбу.
***
– Отлично выглядишь! Впрочем, как всегда. Я от тебя тащусь, – елейно шептал Тимон на ушко Ане, обнимая её нежно за талию.
Застеснявшись, блондинка захихикала и уткнулась напудренным аккуратным носиком в надушенный свитер одноклассника.
– Правда, что тебе Крюков опять встречаться предложил?
– Ага.
– В который уже раз. Снова отказала?
– Да.
– Злючка! – засмеялся Степанченко. – Бедный Крюков!
Рашель горделиво фыркнула.
– Неужели наш пай-мальчик Миша тебе так не нравится?
– Он мне просто друг.
– А я тебе тоже просто друг? – томно произнёс Тимон, пристально посмотрев в её голубые большие глаза. Аня смутилась.
– Чуть больше, чем друг…
– Тогда ты просто обязана со мной встречаться, – мальчик потянулся к Аниным губам и поцеловал. Рашель ответила взаимностью.
– Я подумаю, хорошо? – облизав после поцелуя губы, девушка снова спрятала своё лицо в свитер шатена.
– Хорошо. Буду ждать, – дежурно ответил парень.
Степанченко не был влюблён в Рашель и не собирался с ней вступать в отношения. Ему попросту нравилась игра, которую за ним повторяли, словно одержимые, неуверенные одноклассники: «Предложи встречаться Ане». Если Рашель согласится быть его девушкой, то пацаны как в 10 «А», так и во всей школе удавятся от зависти.
Рашель не собиралась встречаться с Тимофеем, хотя ей льстили его ухаживания. Тимон публично провозгласил её самой красивой, регулярно потчевал комплиментами. Девочке нравилось быть желанной всеми, но ничьей. Аня хотела себе в пары достойную партию – юношу перспективного и надёжного, из порядочной семьи. Такого, как её папа. И Тимон под эти критерии не подходил.
***
Медляк закончился. Тим решил угостить Рашель коктейлем. У стойки бара сидела и развязно хохотала беспечная транжира Илютина, окружённая недолговечными приятелями, скорыми на халяву. Варвара порядком опьянела и не следила ни за манерами, ни за языком.
– Опа, смотрите, кто идёт! Любовная парочка! Потрахались, да?
– Варя!!! – покраснела Рашель, прячась от насмешливых взглядов окружающих. – Прекрати!
– Чё ты мелешь, Илютина?!.. Вали домой протрезвей! – грубо отвесил сдачи Степанченко. – Эй, бармен, налей малолетке кефира!
– Себе налей, придурок! – захохотала распоясавшаяся школьница. – Упустил Виноградову! Она Ибрагимова клеит!
– Или он её, – равнодушно бросил Тимон. – Кто кого. Хоть бы все зубы об него не обломала.
– Бесись молча, Тим! Прошлёпал своё, лох ушастый!.. Красивая пара, пипец! Вся школа на Камилку и Сэро будет пялиться, вздыхать и завидовать!
– Курва облезлая! С чего решила, что эти двое встречаются?
– Тимоша, ты даун или ослеп?! Парочка третий медляк танцует!
– И что?!.. Может, цыган ей проспорил? – спесиво прыснул одноклассник.
– Э-э-э-э, нет!.. Когда выйдем с каникул, нас ждут большие перемены! В школе на одну сладкую «Твикс» станет больше!
Последнюю реплику Варвара театрально проорала, потянувшись на барном стуле, но, не удержав равновесия, грохнулась вниз. Сидевшие рядом люди с насмешкой и презрением глазели на пьяную школьницу, барахтавшуюся на полу.
Степанченко подхватил одноклассницу под руку и помог подняться. Та по-дружески чмокнула его в щёку и, шатаясь, побрела прочь.
***
– Что Сэро в этой мочалке нашёл? – закинула удочку Лена, покосившись на Наталью.
Рыжая, поморщившись, отвернулась. Ровесница усекла, что задела собеседницу за больное.
Девочки сидели на лавочке под фонарём и наблюдали за Сэро и Камиллой, что стояли неподалёку и заливисто хохотали.
– Она красивая, – прервала молчание Ната. – Яркая. И богатая, думаю! Вещи на ней хорошие.
– Да, есть такое. Холёная обезьяна! Сэро овцу с компанией ещё не познакомил. Так что, наверно, чучело с ним ненадолго. Так, на одну ночь. Шлюха, короче!
Хорошо, что задиристая Виноградова не могла услышать оценку из уст Ленки. Иначе бы вцепилась в подружку Коробкина и хорошенько её отделала. Шатенка и представить не могла, насколько Камилла умела за себя постоять.
– Не думаю, что она шлюха, – отозвалась тихо Ната, задетая комментарием. – Просто он ей нравится. Я её понимаю. Сэро такой красивый и обаятельный!
– Влюбилась в него? – вкрадчиво спросила Лена, навострив уши.
– Нет, – увильнула рыжая. – Мы познакомились после потасовки с тобой и провели хорошо время. А потом Сэро стал меня игнорить.
– Обидно, – погрустнела Ленка. Ситуация до оскомины знакомая.
– Тоже в него влюбилась? – мстительно поинтересовалась Наталья.
– Нет, конечно! – поспешила разуверить её сверстница. – Что за глупости?!
– Только о нём и говоришь. Будто твой парень – Сэро, а не Денис.
– Не мели ерунды! Я слежу за составом компании, чтобы чмошные марамойки в наш общак не пролезли! От вида этой мохнатки меня блевать тянет, и я своему чутью доверяю! Лучше ты, чем она! – Лена раздражённо вздрогнула. – И чем та заумная мыша!
– О ком речь?
– Да как-то привёл к нам Сэро одну чучундру… Кикимора редкая! Зубрилка горбатая, короче. Весь вечер умничала, всех пацанов выбесила! – приврала Лена, ей так было намного легче вспоминать о Любе: – Мы от её занудства чуть не сдохли! Надеюсь, страшила больше в тусовке не появится!
Нату посетила смутная догадка, но, не будучи уверенной, девушка решила промолчать.
***
– Тебя поздравить?
– С чем? – хитрая Камилла притворилась дурочкой.
Ученицы 10 «А» столкнулись у большого зеркала в женском туалете «Торнадо». Дамам ведь нужно проверить собственную неотразимость да губки помадой подкрасить.
– Ты и Ибрагимов теперь вместе? – Лыткина Катя подпрыгивала от любопытства.
Довольная собой и произведённым фурором, Виноградова, хмыкнув, интригующе закатила очи.
– Ой, в секретиках держишь, Камилла! Только мы догадались! Он лишь с тобой танцует, офигеть!!!
В глазах тщеславной Кати, жаждавшей попасть в сливки школьного общества, Камилла Виноградова стала настоящим идолом. Рыжая Лыткина в экстазе готова была раструбить всему свету, что за везучей одноклассницей ухаживает Ибрагимов из 10 «Д». Конечно, он влюбился – Камилла богатенькая, красивая и отчаянная! Все крутые пацаны хотят такую королеву!
Катерина от восторга приготовилась из кожи выпрыгнуть, лишь бы подружиться с Виноградовой. Чем крепче – тем лучше. С успешными нужно обязательно быть на короткой ноге.
– Короче, Камилла! – Юлиана Близнюк, улыбнувшись, положила руку ей на плечо и подмигнула: – Поздравления от нас с Катей – ты отхватила большой куш! Вся школа узавидуется!
Виноградова снисходительно улыбнулась и вышла из туалета прочь.
***
Наташа не выдержала душевных мучений, выждала, когда Сэро останется один, и подскочила.
– Надо поговорить!
– О чём? – изобразил непонимание он.
– О нас с тобой. О наших отношениях!
– У «нас с тобой» нет и не было отношений. Говорить не о чем, – отрезал парень и пошёл прочь.
– Сэро, стой!
– Ну?
– Ты меня использовал?!.. Тупо трахнул?! – заорала Ната на весь парк, готовая расплакаться. – Какой же ты козёл и сволочь!!!
– Что-о-о?! – старшеклассник впал в ярость. Красивое насмешливое лицо стало злым и будто окаменело.
Девушка испугалась, но свою линию гнуть не перестала.
– Почему делаешь вид, что между нами ничего не было?.. Избегаешь меня! Не ври, я же вижу!
Потеряв контроль, Наталья говорила громко, и, хоть за стенами «Торнадо» было людно и шумно, её возмущения окружавшие отчётливо слышали. На подростков начали с любопытством таращиться. Сэро это не понравилось. Быть участником публичного спектакля под названием «Выясняю отношения с девушкой» ему не улыбалось.
– Хорошо. Пошли поговорим! – брюнет двинулся искать подходящее место для объяснений с бывшей любовницей.
Наталья, шмыгая носом, послушно засеменила следом. Сэро зашёл в здание клуба и по-над стенкой добрался до туалета. Перед туалетами – мужским и женским – был небольшой тамбур с плохим освещением. Здесь редко толпились люди, а грохот музыки не давал толком услышать чужой разговор. Такое место для воспитательной беседы с Натальей его устраивало.
– Внимательно тебя слушаю.
Назидательный тон сбил ровесницу с мысли и заставил почувствовать себя маленьким провинившимся ребёнком.
– Ты меня игнорируешь? Почему? Если я тебя обидела чем-то, то хочу знать, – пролепетала она.
– Во-первых, давай кое-что проясним! Да, мы спали, потому что хотели друг друга. Нам было хорошо. Обоим! Или, считаешь, только мне?
Наталья жалобно уставилась на него.
– Тебе было в кайф. И мне – в кайф. Верно говорю? – требовательно надавил юноша.
Девушка послушно закивала.
– Тогда объясни, какого хрена орёшь на весь парк, что я тебя использовал?! – Сэро низко наклонился и зло посмотрел ей в глаза. – Что я сволочь и козёл? Я хоть раз тебя оскорблял?
– Нет, не оскорблял… Прости меня! Я очень расстроилась…
– А знаешь, как я расстроился, когда, вернувшись домой, обнаружил в зеркале разукрашенную засосами шею?! Зачем ты их понаставила? Я разрешал себя обсасывать? Когда ты, блин, успела?!
– Думала, тебе понравится! Парни же любят оставлять метки на девичьих шеях!
– Мне плевать, Наташа, кто раньше портил твою кожу синяками и почему тебя это устраивало. Я так не делаю. И не делал. Ты исключением не стала. Зато разукрасила меня! Пришлось две недели жариться в толстом свитере Имира, так как в моём гардеробе нет вещей с высоким воротом! Я потел как проклятый, чтобы народ не ржал! Чтоб предки не заметили! Я разрешал так со мной поступать?!
– Сэро, прости, я не хотела…
– Прощаю, но вторых шансов не даю. Мы знакомы, и не более. Прекрати меня преследовать.
Наташа, не выдержав обиды, разревелась.
– Давай попробуем ещё раз, прошу!!! Я люблю тебя…
– Любишь? После одной ночи?.. Не разбрасывайся словами.
Разговор был окончен. Юноша развернулся и зашёл в туалет. Наташа с минуту постояла одна, утёрла слёзы и подошла к туалетной двери. Приоткрыла, заглянула в щель. Перед кабинками никого не было. Девушка тихонько прошла вовнутрь.
Сэро, застёгивая джинсы на ходу, вышел из кабинки и столкнулся с Натальей лоб в лоб. Она резко толкнула его вовнутрь и закрыла дверь на замок. Парень не успел опомниться – девушка села на корточки, рывком стянула с него штаны. Он попробовал её отпихнуть – не получилось.
– Хрен тебе кто сделает лучше, чем я! Подарок напоследок!
– Как скажешь, только на большее не надейся! – насмешливо бросил Ибрагимов и расслабился.
***
Коробкин был пьян. Отличник догадывался, почему, хоть и не знал подробностей.
Денис злился на несерьёзную Наталью и брата. Видимо, девушка исподтишка променяла Дена на Сэро, и шатен такого расклада не ожидал. Неприятно, конечно, ничего не поделаешь.
Имир не понимал, почему брат и Коробкин избегают открытого разговора друг с другом. Им давно пора расставить точки сначала в дружбе, а затем насчёт девушек. Что за идиотские соревнования?
Умник молча наблюдал за поддатым шатеном, не давая тому ввязаться в драку. А Денису помахать кулаками, чтобы выпустить пар на каком-нибудь козле отпущения, очень хотелось. Имир предотвратил пару разборок и пресёк провокации со стороны Дениса в адрес других отдыхавших пацанов, но в волонтёра ему играть порядком надоело. Ленка занималась только тем, что сплетничала да висла на каждой знакомой, вместо того чтобы следить за своим парнем. Имир недовольно поморщился: лучше быть одному, чем иметь такую подругу.
«Почти полночь. Где Сэро? – нервничал он. – Опять с какой-нибудь дурочкой шуры-муры водит. Он завязал балаган с Натой – пусть распутывает. И успокаивает Коробкина заодно».
Имир устал и засобирался домой, но ключи у ветреного близнеца. Чёрт! Стоило сразу забрать их, но приятная компания и алкоголь порядком расслабили. Отличнику иногда полезно отдыхать.
Юноша обошёл танцпол, посмотрел в парке – брата нигде не было. Кто-то видел его у сортира.
В мужском туалете воняло мочой. На полу – обрывки туалетной бумаги, мусор. Имир брезгливо поморщился. Из последней кабинки приглушённо застонали.
Цыган насмешливо переглянулся с выходившим пареньком, подошёл к кабинке и присел на корточки. Узнав кроссовки брата, Имир встал и настойчиво забарабанил по дверце.
– Занято! – грубо рявкнули из-за двери.
Отличник усмехнулся и постучал снова.
– Занято, япона мать! Пошёл вон!
– Выходи, родственник, или я дверь выбью, – спокойно ответил близнец.
В кабинке засуетились. Дверь распахнулась, и перед Имиром предстала растерянная, смущённая Наташа. Помада размазана, причёска взъерошена и испорчена грубой рукой. Следом вышел Сэро, застёгивая штаны на ходу без капли смущения: «Какого рожна помешал?»
– Ключи дай. Я домой.
– Ну так я с тобой пойду!
– Нет. Ты ведёшь домой Дениса. Он пьян и постоянно хочет подраться.
– Сам доберётся, не маленький!
Имир открыл было рот, но поодаль стояла растрёпанная Ната, смущённо косясь на них.
– Это мужской туалет, – сухо напомнил отличник девушке.
Рыжая не ответила, лишь вопросительно посмотрела на Сэро, ожидая от него каких-то слов.
– Наталья, повторяю: это мужской туалет. Тебе здесь не место. Выйди за дверь.
– Но я хотела…
Девушка с надеждой уставилась на повесу. Он равнодушно кивнул на выход. Видимо, желая получить больше, чем пустой кивок, Ната продолжила глупо топтаться, чем окончательно разозлила Имира.
– Выйди, мать твою, вон! Мне с братом поговорить нужно! Тебе денег за обслуживание дать?!
Глаза девчонки налились слезами, и она быстро выскочила из помещения.
– Зачем так грубо? – обомлел Сэро.
– А ты зачем дурака валяешь? Эта простушка до тебя водилась с Коробкиным?
– Там всё было несерьёзно! – отмахнулся брат.
– А ты, смотрю, серьёзно: шашни в грязном сортире! Баб лапать больше негде? Дура коленками протирала зассанный пол, чтобы тебя ублажить. Получил? Доволен? Оно того стоило, Сэро?! Твой друг напился от обиды и злости, а его девушка непонятно где болтается. Дена надо проводить, и это сделаешь ты!
– Чхал я на всех! – вспыхнул повеса. – Никто не обязывал Дена встречаться с Ленкой! Похрен на его убогие подкаты! Никто не заставлял Нату работать ртом в зассанном толчке! Это их выбор! Сами захотели – сами получили! Какого чёрта ты наезжаешь и строишь из себя святошу?!
Имир подошёл к нему вплотную и холодно процедил:
– Это был и твой выбор тоже. Пора взрослеть. Отдай ключи.
Сэро достал связку из кармана и сердито передал брату.
– Спасибо. Дверь входную закрою, ключи спрячу под оконный отлив. Найдёшь, короче. – Имир цинично подмигнул. – А ты пока побудь настоящим другом, а не как всегда.

Глава 2.
Всю неделю осенних каникул Люба планировала провести в читальном зале. Подальше от дома. Столько часов, сколько удастся. Идти тихоне больше было некуда. Друзей нет, только если к двоюродным сёстрам, жившим неподалёку от автовокзала, забуриться на целый день. Второй вариант являлся не особо удачным, но лучше так, чем находиться на Солнечном 27.
Старший брат временно поселился у родителей. Он завтракал, обедал и ужинал здесь же, и приходилось готовить на привередливого родственника безропотной Любе. Она стояла по несколько часов у плиты, накрывала на стол, а потом, опустив голову, выслушивала критику своих кулинарных способностей и нравоучения от обедавших старших.
Брат позволял себе курить не выходя из гостиной, лишь приоткрыв форточку. Шурик затягивался, медленно и вальяжно выпускал струи горького тяжёлого табачного дыма, задумчиво глядя вдаль, пока на столе стыла еда, только снятая с плиты, и начинал:
– Сестра, запомни! Порядочная девушка, если хочет выйти замуж, обязана быть хорошей хозяйкой. Твоя женская роль в обществе благодаря воспитанию матери должна быть тебе абсолютно понятна. Уборка дома, поливка огорода, готовка, закрутка припасов на зиму. Везде – чистота и порядок! Грязнуль никто не любит.
Александра Григорьевна спешно кивала в знак полного согласия с каждым словом старшего сына.
– Рукоделие важно! Умение вышивать, а лучше – шить. Чтоб семью в трудные годы одеть!
– Да, – согласился, затянувшись, брат. – И это тоже.
– Поэтому Любонька ходит в Дом творчества! Готовиться ко взрослой жизни, доченька, надо с юных лет! Потом поздно будет!
Люба, потупив взгляд, молчала, стоя у стены. Кружки вышивки и шитья в ДДТ были не популярны у подростков. Их посещали лишь Люба да парочка таких же тихих, стеснительных девушек. Другие ровесницы ходили на актёрское мастерство, в клуб моделей, на пение и танцы. Именно они были забиты желающими под завязку. Из помещений слышались ритмичная музыка, хохот, а посетительниц этих кружков вечно ждали у входа поклонники.
Неудивительно – школьницы хотели проявляться, наслаждаться юностью, выступать на публике, привлекать внимание противоположного пола, а не корпеть с нитками да иголкой над куском ткани. Любе в глубине души хотелось того же, но ей было страшно признаться себе в этом. Особенно когда мама бурно и категорически осуждала непрактичность современной молодёжи.
– Никому бездельницы и модницы не нужны, запомни! Пением да танцами сыт не будешь и детей не оденешь! А на сверстниц, вертихвосток и свиристелок, не заглядывайся! Одинокими останутся! Увидишь: жизнь всё на места расставит. Сейчас вокруг них парни прыгают, потому что хлопцам только одно надо! Сама знаешь, что.
Люба покраснела.
– Верно! – кивнул брат, бросил окурок в форточку и подсел к столу. – Женятся на домашних и хозяйственных. По рекомендациям и знакомствам, а не на танцах. Сестра, надо было посильнее лук пожарить! И недосол опять! Зачем зелень в картошку добавила? Нечего траве тут делать!
«Почему тогда ты женился на красивой избалованной генеральской дочке, с которой познакомился на дискотеке? Почему до сих пор приводишь в наш дом всех подряд, а не домашних и хозяйственных?» В юной голове Любы назревала дилемма. Она доверяла семье, но вокруг видела иное и очень страдала от своей отверженности. Упёртая позиция близких относительно её счастливого будущего – единственное, что грело девушку и было последней надеждой на прекрасное далёко.
Утро выходного понедельника не задалось. В воскресенье Люба замочила бельё брата, но забыла постирать. Стиралки в доме не имелось. Александра категорически была против:
– Машинка портит ткань, делает тонкой, рвущейся. Полощет плохо: сам лучше промыть от порошка можешь. Поэтому выгоднее стирать руками – вещи дольше проживут.
Люба и стирала. Набирала на летней кухне воды в огромные железные тазы. Замачивала на пару часов бельё – своё и родителей. Отдельно – брата. Тёрла, месила вещи. Потом полоскала, сливала грязную воду и наливала чистую. Отжимала тяжёлую одежду и несла вешать на огород, вся вспотевшая, обдуваемая ледяным ветром с мелким дождём.
На стирку у школьницы мог уйти весь белый день, но вчера она умудрилась забыть о замоченном белье. Брат заказал пирожков, сестра поставила тесто, провозилась с выпечкой (Поспеловы если пекли, то тазами, как на свадьбу, чтоб сдобы на неделю хватило), а к ночи опомнилась, но стирать не пошла, а уселась за книжку. Утром её ждали пилюли: неудовольствие брата и гнев мамы.
– Курица безмозглая! В чём Шурик ходить будет?! Кто о брате заботиться должен, если не родная сестра?! На кой ляд такая неумная дура, как ты, кому сдалась? Иди стирай, недотёпа, исправляйся! Тебе ещё на базар идти!
Недотёпа, утерев слёзы, потопала стирать, потом сходила на рынок, приволокла несколько тяжёлых авосек.
Люба устала от присутствия старшего сына в доме. Григорьевна эксплуатировала послушную, исполнительную дочь по полной. Брат это видел и на правах дорогого гостя тиранил сестру под видом заботы и покровительства.
Школьница так измучилась от осуждения и попрёков с нравоучениями, что неистово молилась, дабы родственник нашёл новую подругу и оставил Солнечный 27 в покое. Поэтому, придя с рынка, Люба прибегла к спасительному вранью, уже доказавшему ей, что обманывать весьма полезно.
– Мам, я в библиотеку! Столько задали на каникулы – готовиться надо! Надолго – всё, что нужно, в читальном зале.
– Ужас какой! Да когда же ты, дитё моё, отдыхать-то будешь?!
– На том свете отдохну! – подмигнула школьница и поспешно ретировалась из родных пенат.
***
В читальном зале оказалось довольно людно. Люба, недоумевая, оглядела помещение – понедельник, каникулы, какого хрена?
Поспелова уселась рядом с незнакомой девочкой и обложилась кипами чтива.
Уже час перед ней лежал раскрытый журнал, глянцевые картинки кричали и требовали пристального внимания, но старшеклассница ничего не видела. Она, низко склонившись, глубоко утонула в думах. Именно думы, бесплотные и нереальные, помогали отвлекаться и от издевательств в школе, и от вечно недовольной мамы, поддерживали иллюзию покоя и счастья. Так было легче, пока на глаза наворачивались слёзы от накопившихся обид и безысходности.
Лёгкое прикосновение вдоль спины… Почудилось. Книгой, наверно, задели.
Опять! Поспелова вытерла слёзы, обернулась и обомлела от неожиданности, обнаружив Имира.
– Ты как здесь очутился? Давно? Я тебя не видела!
Брюнет приветливо улыбнулся и наклонился ближе.
– С минуту назад прошёл мимо, но ты не заметила! Что так увлечённо читаешь?
Библиотекарь осуждающе посмотрела на подростков и недовольно шикнула.
– Извините! – кивнул работнику юноша, затем похлопал по плечу Любину соседку: – Давайте поменяемся местами!
Парень шустро переместился к ровеснице. Поспелова, не ожидав такой прыти, инстинктивно скукожилась, боясь представить, как выглядит её лицо после слёз, пролитых над журналом.
Имир кинул заинтересованный взгляд в раскрытый глянец.
– Любишь следить за модой?
– Не слежу вообще. Смотрю ради удовольствия, глаз порадовать.
– Понимаю! Я так журналы с техникой и авто изучаю. Про путешествия читать нравится?
Библиотекарь опять раздражённо зашипела, хотя общались ребята шёпотом. Имир наклонился как можно ближе к уху соседки.
– Учиться пришла или развлекаться?
Люба задумалась.
– Скорее, отвлечься.
– Полезное дело! – улыбнулся отличник. Он заметил и подпухшее красное лицо, и шмыгающий нос, но вопросы решил не задавать, чтобы не задеть за больное. Плакала девушка явно не от счастья.
Внимательный и чуткий к состояниям других, Имир, в отличие от брата, давно разобрался, что представляет из себя семья Любы. Потому что часто ходил на ж/д и имел честь общаться с Василием Михайловичем.
Дядя Вася казался подростку неплохим мужиком, если б не одна проблема. Всё в семье: бюджет, дом, хозяйство, круг общения, воспитание детей – полностью контролировала его жена. Женщина противоречивая, упёртая, мнительная, обидчивая и донельзя властная.
Алмаз говорил Имиру, что Григорьевна раньше трудилась старшим ревизором и проверяла объёмную ж/д ветку. Женщина работу выполняла безукоризненно, а проверяющим слыла принципиальным и неподкупным, держа в страхе подконтрольные станции. Кто-то благодаря ей оказался надолго за решёткой.
Когда Поспелова ушла на нижестоящую должность товарного кассира, ветка вздохнула, но напряглась местная станция. Каково было работникам, когда к ним трудиться пришёл человек, наводивший ранее на них священный ужас своими проверками?
Естественно, от Григорьевны коллеги держались на почтительном расстоянии, помня былое. К тому же сменилась должность Поспеловой, но не нрав. Она по старой памяти поучала и отчитывала теперь уже равных ей людей. Грубость, бестактность и агрессивную навязчивость бывшего ревизора станционники терпеть не собирались. В итоге с Александрой на станции никто не дружил и подружиться не старался. А когда пришли 90-е, женщину начали откровенно бояться. В распилах она не участвовала, но вдруг по старой памяти сдаст властям или подставит? Не даст урвать вкусный кусок? Григорьевну пытались слить, но безуспешно. Свою работу она знала.
Василий, по мнению Алмаза, был мужчиной добрым, мягким и неприлично терпеливым. Жену сильно любил, поэтому уступал и многое позволял, даже будучи несогласным.
Имир как-то вместе с Алмазом оказался свидетелем крайне неприятной сцены. Александра зашла в тамбур, чтобы дать поручение Василию на вечер, но у мужа имелись другие планы. Он аккуратно объяснил причину, но жена была настолько взбешена и категорически не уступчива, что тот без боя сдался. Отличнику показалось, что Григорьевна, едва услышав отказ, еле сдержалась при посторонних, чтобы не обругать мужа грязной бранью и не вцепиться в волосы.
Ещё школьник заметил, что товарный кассир весьма странно здоровается в ответ: снисходительно, сквозь зубы. Алмаз пояснил удивлённому сыну, что мнительная Григорьевна сторонится чужих, даже опасается по непонятной причине. Причём всех. Но это были только её трудности и заскоки. Василий предрассудков жены не разделял, но толку? Успокоить женщину и защитить от надуманных страхов он был не в состоянии.
А Люба… Тихая, послушная, миловидная Люба уродилась нравом в отца. Внимательный Имир в прежние годы не раз замечал ровесницу на ж/д: она часто ходила проведать мать в товарную кассу, и никогда – отца.
Тихоня же отличника не замечала. Вечно задумчивая, она разговаривала сама с собой, низко склонив голову и едва шевеля губами. Будто мечтала, будто летала. Ясен пень, ровесница любила мать и доверяла ей безоговорочно. Видимо, урок судьбы таков: вырасти под крылом деспотичной, мнительной, сумасбродной родительницы.
Имир надеялся, что кривые отношения его циничного брата и наивной домоседки не навредят последней. Умник пока не вмешивался и близнеца не трогал. Как и сейчас не собирался лезть с сочувствием к Любе. Захочет – сама расскажет. Не захочет – её право.
Отличник наклонился опять к ушку девочки и тихонько прошептал:
– Хочешь, почитаем «Книгу рекордов Гиннесса»? Я успел её перехватить из рук уходившего пацана. Она вечно нарасхват! Как смотришь?
– Согласна, – стеснительно улыбнулась Поспелова.
Ибрагимов сел полубоком, поближе к соседке, подвинул увесистую книгу аккурат посередине и приобнял спинку Любиного стула.
– Тогда не будем тратить время зря.
***
– Разве не опасно настолько выпячивать глазные яблоки? – Люба пинала сапогами опавшие жухлые листья.
Подростки лениво плелись из закрывшейся библиотеки, останавливаясь иногда, чтобы как следует что-нибудь обсудить. Сумерки постепенно превращались в ночь. Фонари, треща и моргая, зажигались и гудели.
– Думаю, чувак лупетки себе во вред таращить бы не стал, – поразмыслив, ответил Имир. – Возможно, дело в длительных ежедневных тренировках.
– Мужик сутками пучил шары, чтобы попасть в «Книгу»? – прыснула Люба. – Да там половина рекордов нелепые!
– Тем не менее народу читать такое больше заходит, чем про полезные открытия.
– C чего так решил?
– Наполнение «Книги» заценил. О науке – пара страниц. Вся бумажная котлета забита идиотскими поступками, людскими причудами и странными способностями. Как думаешь, о чём это говорит?
– О чём?
– О том, что людям интересно обсуждать людей.
– А ты прав! – удивлённо согласилась тихоня.
– Что тебя в «Рекордах», кроме пучеглазика, ещё впечатлило? – поинтересовался юноша.
– Аномалии тела. Уродство. Зачем люди выставляют напоказ свои недостатки? Нет бы прятать, маскировать. Я бы повесилась!
– Повесилась? Даже не попытавшись жить, подружиться с миром, который захотел, чтобы ты в нём появилась?
– Мир хотел моего появления? – нахмурилась школьница. – Мы просто рождаемся, и всё!
– Не соглашусь. Никто просто так, как ты говоришь, не рождается. Раз родилась, значит, стоит задача, и ты нужна, чтобы её выполнить. Мы не одинаковые. Не все красивые, богатые и счастливые. У каждого – свой путь, его нужно пройти и оставить что-то полезное. Повеситься – значит не уважать дар жизни и проявить слабость к трудностям, что обязаны тебя закалить.
– Не ожидала, что ты философ! – шокированно пробормотала ровесница.
– Не я. Моя мама. Это её слова. Она считает, что каждый человек бесценен. Даже люди злые, жестокие и подлые. Для всех Всевышний припас миссию перед миром. У инвалидов из «Книги» есть разные пути. Один ты озвучила: прятаться или вообще повеситься. Второй: открыться миру, признать себя и своё право на счастье под общим солнцем. Я бы выбрал второй путь.
– Ещё бы! Ты очень смелый и сильный!
– Не в этом дело, Люба. Человечеству постоянно стоит напоминать, что мы все разные. Чтобы общество прогрессировало, а не заблуждалось. Все имеют право на счастье.
Подростки умолкли на некоторое время.
– Но уж ногти по девять метров Вселенная точно не заставляла отращивать! – прервала молчание школьница.
– Кто знает! – пожал плечами Ибрагимов. – Хотели человеки – взяли да отрастили. Ничего криминального, не мне их судить. Знаешь, Люба, всякому, думаю, мечтается, чтобы его жизнь не была пустой, ничтожной. Чтобы в один прекрасный день не осознать, что лишь спишь, ешь да гадишь. Что зря существуешь. Что пуст, как гнилой орех. Все хотят оставить след – хоть какой-нибудь.
– Не зря девочки из моего класса говорят, что ты умный! – рассмеялась собеседница. – Интеллект налицо!
– Я обычный, – равнодушно отрезал подросток. – Как все. Но если твоим одноклассницам нравится считать, что я ходячая энциклопедия, пусть на здоровье продолжают. Мне пофиг.
– Ах да! Можно кое о чём спросить? Я давно хотела…
Брюнет заинтересованно посмотрел на неё. Школьники остановились под фонарём у маленького побеленного домика, спрятавшегося в полуголых деревьях.
– Спрашивай. Не могу отказать, так что пользуйся.
Люба признательно улыбнулась.
– Ситуация с Валентиной Борисовной… Когда ты оценку оспаривал…
– Да, помню, – кивнул старшеклассник. – Я тебя видел.
– Меня очень удивило, как ты спорил! Ты всегда слова для сочинений со словарными статьями выписываешь? Ко всем урокам аргументы в свою защиту подбираешь?
Отличник иронично усмехнулся.
– Наверно, ты хотела спросить, всегда ли я настолько доставучий зануда и вредный сухарь, но постеснялась?
– Ох, ладно! Раскусил! Примерно так.
– Хорошо! Вот мой честный ответ, Любаня: столь погано я себя веду только с Бортник.
– А алгебра с геометрией? Физика? Химия? Там не ругаешься?
– Нет, давно перестал. Кроме ведьмы Борисовны, никто из учителей оценки не занижает.
– Да ну?!.. Говорят, ваша училка по матеше в сто раз противнее моей классухи!
– Кто? Людмила Власовна? Вообще не противная! Строгая и требовательная, да. Уважает трудолюбивых. Слышал, в других классах на неё жалуются, но я не вижу причин для нытья. Власовна не режет оценки, доступно объясняет, не позволяет лишнего и предвзято ни к кому не относится.
– А с Валентиной Борисовной постоянно споришь?
– Есть такое! – задумчиво усмехнулся Имир. – С ней надо держать ухо востро. Только расслабишься – обязательно учудит!
Юноша протяжно вздохнул и спокойно продолжил пояснять.
– Борисовна в седьмом классе – едва увидела меня и Сэро – съязвила, что цыганам в школе места нет. Попрошайничать на вокзале некому будет.
– Вот грубиянка!
– А позже, когда мы не оправдали её надежд свалить с глаз долой, опять нахамила. Типа в нищих кварталах, где, по её мнению, наша прожорливая семейка поселилась, тусуется одно грязное ворьё. Влепила мне двойбан за сочинение, потому что, видите ли, уверена, что у нас в хибаре нет даже подобия стола для уроков, а значит, я списал.
– Ох, ужас! Борисовна может, верю! – сочувственно воскликнула Люба.
– Потом понеслась пурга про нелюбовь к тетрадям с сальными пятнами и предупреждение, чтобы мы такое приносить не смели. Сэро в ответку выдал про старую жирную жопу и измазанный дерьмом рот, вонь из которого золотые коронки не спасут.
– Охренеть!!!.. Твой брат, конечно, отжёг!
– А то! – рассмеялся Ибрагимов. – Короче, как понимаешь, урок был сорван. Русичка жутко разоралась, заявила, что отказывается от класса, в котором учится бессовестный грубиян и бездельник! Типа либо она, либо мы. Родителей к директору на ковёр вызвали. Отец прочитал Борисовне внушительную лекцию о достоинстве педагога. Недовольная Бортник такого не ожидала, соизволила извиниться, но удила закусила.
– Да уж, представляю…
– Не представляешь, поверь. Брат перегнул палку. Сэро отмочить умеет и никогда себе в этом не отказывает. С него как с гуся вода! Лично я понял, что надо быть со злопамятной Бортник внимательным, подбирать слова и отстаивать своё до конца.
– Тебе не нравится такое отношение?
– А кому оно может понравиться, Люба? Грымза допетрила, что мы больно кусаемся, а наши родители не безграмотные простофили и могут окунуть рожей в помои. Чума стала осторожнее, но не добрее. Это её выбор – вести себя с нами гадко. Ни я, ни брат первыми не начинаем – это золотое правило. С тех пор на уроках Валентины я всегда готов к защите и обороне. Больше читаю по теме, тщательнее готовлюсь. Если беру дополнительные материалы, то записываю источник, будь то ссылка на книгу, цитаты известных людей, её собственные слова на уроках, даты… С Борисовной – только так. Иначе её не пробьёшь и свою правоту не докажешь.
– И тебе не в лом с ней тягаться?
– Не в лом. И я не тягаюсь, а защищаю своё. Зачем мне терпеть её высокомерие, предвзятость и грубое пренебрежение фактом, что я, может, и младше, и всего лишь ученик, но такой же человек, как и она?.. Не хочу и не буду. Довольна моим ответом, Люба, или что-то ещё нужно добавить?
– Да, спасибо! Больше вопросов нет. – Тихоня смутилась, поняв, что разговор на эту тему закончен. Зато теперь ей точно нужно о многом подумать.
***
Двухэтажный дом Ибрагимовых стоял почти полностью погружённый в темноту. Имир лишь углядел смутный огонёк светильника в окне своей комнаты – Сэро был дома.
Родители с младшими утром уехали погостить в соседний городок на пару дней. Малышня радовалась перемене мест, особенно Роза. Имир вспомнил, как вчера младшая сестрёнка хотела засунуть в дорожную сумку сразу три большие куклы, и невольно улыбнулся. Там же должна была бы быть и Руслана, но старшая сестра захотела вместо гостевания отдохнуть в станице. Наверно, ушла уже гулять и сейчас где-нибудь веселится с подругами.
Отличник открыл запертую на ключ входную дверь, повесил куртку, и, не включая в коридоре свет, тихо прошёл к своей комнате. В доме было тепло – видимо, Сэро включил на ночь газовый котёл. Половицы, покрытые ковролином, не выдавали шагов – отец неплохо починил подгнивший пол, когда большая семья Ибрагимовых въехала в дом, больше десяти лет пустовавший без хозяев.
Сэро не заметил вошедшего близнеца. Повеса лежал на кровати, в трениках, обнаженный по пояс, и слушал в наушниках музыку, закрыв от удовольствия глаза и припевая вслух. Голова и стопы парнишки подёргивались в такт. На столике лежала раскрытая упаковка от кассеты с песнями Земфиры.
Имир положил на стул у письменного стола рюкзак с библиотечными книгами и кинул взгляд на свою идеально застеленную кровать. Увиденное ему не понравилось: на подушке валялась небрежно скомканная несвежая футболка родного братца.
Сэро подпрыгнул, моментально вылетев из нирваны, когда в лицо резко прилетела подушка, а следом на него запрыгнул Имир и принялся этой самой подушкой колбасить.
– Япона мать, Имир, какого чёрта?!.. Тебя по дороге бешеная бабка поцарапала?!.. Ах ты ж волчара!.. Ща я тебе покажу!
– Будешь знать, как своё вонючее шмотьё на мою постель бросать!
Братья начали беситься. Сначала они боролись на кровати Сэро, превратив постель в несуразную кашу, затем в сцепке свалились на пол.
Отличник ударился о столик, стоявший у окна между кроватями. Столик затрясся, и с него с грохотом полетели светильник, потерявший по пути абажур, кассетная коробка и книги. Сэро, воспользовавшись замешательством брата, шустро вскочил, возбуждённо дыша, и приготовился отражать атаки.
– Ах да, я забыл, занудный ты клещ, как ты бесишься, когда посягают на твои манатки! Не успел я осквернить твою священную шхонку своей потной футболкой, как жаль!
– Чтоб я спал и нюхал всю ночь твою вонь?!.. Ну и подлец!
Имир поднялся, подскочил к брату и хотел как следует треснуть, но Сэро увернулся, схватил соперника за шею. Отличник не тормозил – подставил подножку и вцепился в потерявшего равновесие близнеца.
Оба кубарем полетели на гардероб. Тот, зашатавшись, опасно затрещал и возмущённо громыхнул дверьми. Близнецы в схватке улетели на пол и продолжили беситься на ковре.
– Что гремит?! – влетела в комнату обеспокоенная Руслана. – Блин, придурки, успокойтесь!
Ноль реакции – возня на полу продолжалась. Руслана подошла к братьям и, размахнувшись, залепила хороший пендаль сначала по заднице Сэро, а потом – Имира.
– Эй, чё творишь?! – разыгравшиеся парни тут же подскочили, красные, вспотевшие.
– Ноги при себе держи, дура! Пока их в обратную сторону не вывернули!
– Чё вякнул, малой?!
– Дура ты, говорю! Хоть и красивая!
– А это тебе в ответку! – прибавил второй и играючи залепил сестре безобидного леща.
– Ах ты ж мелкая свинота!..
Старшая взвизгнула и накинулась на Имира, повалив того на его же идеально застеленную кровать, уселась сверху и давай щипать. Отличник схватил драчливую сестру за руки и подмял под себя. Тут же подлетел Сэро, и оба брата начали её щекотать. Руслана, задыхаясь от смеха, верещала дурниной, брыкалась, крутилась изо всех сил, пытаясь сбросить близнецов, но безуспешно. Если бы дома была Лала, то огрела бы троицу веником за визги и бардак.
– Всё, хватит, остановитесь!.. Больше не могу!.. Ой, больно, волосы!.. Волосы!!!
Братья шустро спрыгнули с кровати и озабоченно уставились на сестру. Девушка села, собрала распущенные пряди, нашла слетевшую заколку и заплелась. Шумно дыша, Руслана поправила майку и шорты да весело посмотрела на них.
– Всё в порядке? Сильно больно было?
– Не особо. Это чтоб вы отвалили! – съехидничала она и ловко пнула Сэро в голый живот.
– Ай! Больно, драчунья! Тебе надо было вместо бальных танцев с нами на рукопашку ходить!
– Тогда все ваши награды принадлежали бы мне!
– Мечтай!
– Хватит! – гаркнул остывший Имир. – Всю комнату разворотили! Надо убраться. И я есть хочу. Руслана, ты готовишь!
– Хрен тебе!
– Иди тренируйся, будущий повар-кондитер! Сама виновата, что гулять не упёрлась!
– Значит так, братик! Я ставлю чайник, а ты подогреваешь еду. А ты, Сэро…
– А я отдыхаю, потому что из нас троих только я у мамы с папой уродился и умный, и красивый сразу.
– Ну уж нет! Убирай комнату, хитрожопый чертила! И раз ты самый-пресамый, мою кровать заодно в порядок приведи!
– Идите в баню, олени неблагодарные! – донеслось в спины хохочущим Имиру и Руслане, когда они поспешно выскочили прочь из перевёрнутой вверх дном спальни.
***
– Имир, читал «Оно»?
– Стивена Кинга?
– Наверно. Не помню, кто написал.
– Я «Оно» только Кинга знаю.
– Значит, та самая! Расскажи, о чём она?
– Тебе зачем?
– Интересно. Страшная, говорят.
– Раз интересно, сам прочитай. Свои впечатления от книги ярче будут, чем чужой пересказ, – вклинилась в разговор Руслана, дуя на дымящуюся кружку чая.
– Не хочу читать! – с набитым ртом пробубнил Сэро. – Вкусные печеньки, сестрёнка! Твои кулинарные навыки всё лучше и лучше. Мне уже не кажется, что ты хочешь всех нас отравить.
– Что ты мелешь, ненормальный?! – расхохоталась сестра. – Жуй молча, а то в следующий раз платить за мою готовку будешь!
– Могу заплатить только безграничной благодарностью, а она, как знаешь, дороже любых денег.
– Во пустобрёх! Бедные девки! Представляю, какую лапшу ты им на уши вешаешь!
– Вкусную, поверь. Не хуже той, что ты кормишь несчастных поциков. Как Илья поживает?
– Прекрасно. В техникум приходил ко мне. Похрен на него. Пусть не таскается!
– Так скажи в лицо, и Оглы отвянет. У него гордость есть. Имир, давай-ка, расскажи «Оно»!
– Хрен тебе.
– Ну ты чего, братишка любимый мой?!.. Не будь букой. Давай, не жмоться! Делись знаниями! Щедрость на Земле воздастся тебе на Небесах!
– Нет, сказал. Во-первых, ты бросил опять свои шмотки на мою кровать…
– Ой, ну началось! Один раз бросил – всё, обиделся!.. Я больше не буду.
– Не прокатит. Моё спальное место не твоя территория. Будь добр свой срач на мою кровать, мои полки и рабочий стол, за которым ты никогда не работаешь, не распространять. Когда наконец это усвоишь?
– Когда ты с комнаты в коридор съедешь, – буркнул Сэро, но, увидев проблески гнева на лице отличника, спешно добавил: – Всё, ладно! Я усвоил! Не смотри волком!
Руслана рассмеялась и пролила чай на стол.
– А во-вторых, тебе уже сказано – сам читай. Впечатлишься, ну и поумнеешь. Может быть.
– Много страниц?
– Наверно, пятьсот – семьсот.
– Ни фига ж себе! Знаешь, я тут подумал, читать – всё-таки не моё. Давай ты перескажешь, а я неделю сам за скотиной слежу?
– Нет.
– Две недели?
– Нет.
– Не наглей, Имир!
– Сказал же, сам читай!
– Тогда возьми мне книгу в библиотеке!
– Сам туда топай.
– Имир, имей совесть, у меня абонемента нет! Я туда ни разу не ходил!
– Вот и сходишь наконец. Я не буду на свой формуляр брать книгу такому остолопу, как ты! Потеряешь – мне отвечать. Знаешь, как-то не улыбается!
– Чего ты вообще в эту книжку вцепился? – поинтересовалась сестра.
– Да тут впарили вечерком страстей… Я и захотел подробностей.
– Кто впарил?
– Люба, – ответил сестре Сэро и покосился на близнеца. Тот с интересом уставился в ответ.
– Кто такая? Мы знакомы?
– Нет, Руслана. А может, и знаешь!
– Это дочь Поспеловых, – пояснил Имир.
– Вот те на! У них есть дочь? Сколько ей?
– Наша ровесница. Учится в 10 «А».
– Обалдеть! Я думала, у них внуки в школу ходят, а там дочке – пятнадцать! Поспеловым же лет по пятьдесят, верно?
– Около шестидесяти, – поправил отличник.
– Получается, эта Люба – поздний ребёнок. Она младшая?
– Да.
– И вы с ней дружите оба?
– Общаемся иногда, – сморщив нос, поправил девушку Сэро.
– Так в чём проблема подружиться? В гости к нам её приводите, что ли! Я тоже познакомиться хочу! Хорошая семья же!
Близнецы молча переглянулись и, ничего не ответив сестре, продолжили пить чай.
***
Сэро с глубоким неудовольствием дошёл-таки до библиотеки, открыл формуляр и взял на дом «Оно». Прочитав страниц пятьдесят, брюнет осознал, что подобное чтиво не про него.
Юноша читал запоем с ранних лет. Умудрился в классе шестом перемолоть, не моргнув, многое из прозы русских классиков, которую взрослые с трудом понимают. Одолел труды Дюма-младшего. Но наступил подростковый период, и от книг как отшептало.
Сэро никогда не любил сказки, фантастику и фэнтези. Не привлекали его эти жанры даже в детстве, в том числе и в кино. Уважал боевики, военные фильмы, драму, историческое кино, документальное. А всякие там труды про другие миры, сказочных существ и магию повеса не воспринимал серьёзно, пока не услышал на балконе водонапорки Любин монолог.
Когда тихоня говорила, у Сэро создалось впечатление реальности произнесённого. Будто девочка воистину знала больше, чем другим дано: слишком уж проникновенно, словно в трансе, она рассуждала о нечисти и зле. И ровесница не притворялась – она верила в то, о чём рассказывала.
Сэро это напугало и заинтересовало одновременно, но признавать многослойность Любиной натуры ветреный парень не собирался. Поэтому свалил всё на интерес к роману. Значит, стоит узнать содержание и разобраться.
Лучше б не разбирался. Читалось произведение тяжело. Через пару дней Сэро обнаружил, что напрягается заходить в подвал за консервацией, что сумерки наводят жуть, а болтавшаяся на бельевой верёвке нарядная кофта Русланы кажется издалека гребаным красным шариком.
– Паша, читал «Оно» Кинга? – спросил цыган друга в предпоследний день осенних каникул.
– А то! Неужели ты мистикой увлёкся?
– Не надейся! Говорят, баланда интересная, но мне листать её напряжно. Язык автора не понимаю, – солгал Сэро. Не выдавать же блондину собственную трусость.
– Конечно, не понимаешь! – уверенно заявил Павел. – Ничего не читаешь от лени! Потом как-нибудь перескажу, хорошо?
– Э-э-э, нет, давай сейчас! Пошли в парк, на лавочку. Что мы на танцульках не видали?! – отрезал брюнет и вытащил недоумевающего Овчинникова из «Торнадо» на уличный холод.

Глава 3.
Первые дни второй четверти ознаменовались отвратительной погодой.
Ещё пару суток назад было солнечно и воздух прогревался до + 20, хотя ночи наступали свежие и холодные. А со второй недели ноября началось: собачий сырой холод, промозглый, до костей, ветер, дувший резкими, сбивавшими с ног рывками, мерзкий, ледяной, отвратительный дождь, лившийся колючей моросью. Не спасал зонт – ветер вырывал его из рук, выворачивал наизнанку, а то и ломал.
В воскресную ночь Люба еле уснула. Девочка настолько не хотела в школу, что в кровати не смогла расслабиться. Будильник своими визгами вывел её из тревожной ночной дрёмы, но школьница, открыв глаза, не почувствовала блаженного сонного разочарования – терпеливо встала, привела себя в порядок. Взбила перину, раздвинула занавески.
Из оконных щелей неимоверно дуло. Дуло во всём доме.
Люба оклеивала на каникулах окна бумагой и замазывала щели, но толку было с гулькин нос. Высохшие деревянные каркасы одинарных рам пропускали сквозняки и холод, а на улицу выгоняли тепло, что газовый котёл нарабатывал.
Тревожная мама менять рамы на двойные категорически не хотела – дом дышать не будет, воздух застоится, газом от котла задохнуться можно. У мнительной позиции имелась обратная сторона: под одеялом невозможно согреться, и всем приходилось на ночь наряжаться в тёплые колючие штаны, толстые вязаные носки (а то и несколько пар надевать), длинные шерстяные, с высоким воротом, кофты, а на мёрзнувшую голову наматывать махровый платок. Ну и вдобавок счета за газ «радовали» неприличными суммами.
Сквозняки стали ещё одной причиной глубокого утреннего неудовольствия Любы. Прощай, лёгкая и уютная фланелевая сорочка! Каждую ночь теперь, пока не потеплеет, придётся наряжаться, как многослойная матрёшка, чтоб не околеть.
Есть не хотелось. В школу идти – тем более. Но надо. Школьница поскучала за обеденным столом, поглядывая на настенные часы в ожидании выхода. А потом, плюнув, оделась и выскочила в утреннюю промозглую темноту раньше на полчаса.
Люба понимала – если прийти с запасом времени, пребывание на уроках быстрее не окончится. Однако в раннем приходе имелись плюсы: полупустое здание, в кабинете физики – никого. Девушка, сев на своё место, наблюдала, как постепенно подтягиваются одноклассники.
Большая часть пришла за десять минут до начала урока. Люба сжалась, когда явился Степанченко, но он уселся с Матвеем не позади неё, как повадился в октябре, а на соседнем ряду, за спинами Камиллы и Ани.
Потом притащились Бутенко и Илютина. Даша села с тихоней, а Варя убежала на последнюю парту. Лыткина и Селиверстова, войдя, перецеловали всех в губы, затем попёрлись к закадычным подружкам Близнюк и Уваровой.
– Что с руками? – бесцеремонно спросил Любу Игнат Картавцев, усевшийся впереди. На его горе, места возле Юлианы безвозвратно заняли другие.
– Это от стирального порошка, – ответила, застеснявшись, ровесница, спрятав под парту руки, покрытые маленькими воспалёнными язвочками.
Язвы появлялись после многочасовой возни в мыльной воде. Кожа заживала, пока стирала мама. Но в последнее время работа утроилась из-за брата, менявшего вещи, словно лондонский аристократ, и легла полностью на дочь. Ранки, едва присохнув, воспалялись сильнее, «Детский» крем не спасал. Другой же мама покупать не хотела, считая «Детский» панацеей от всех бед, и укоряла дочку, что она ходит вешать бельё с мокрыми руками.
– Нет, дорогуша, ты больна заразой какой-то!
– Я здоровая, говорю же, Игнат! Это аллергия на стиральный порошок.
– А зачем трогаешь его? Наверно, втихую нюхаешь, глюки ловишь! – Игнат, довольный шуткой, громко заржал, стараясь привлечь внимание.
Обернулись Степанченко и Сысоев.
– Просто стираю руками, – промямлила Поспелова, сгорая от неловкости.
– Никто не стирает вручную! Купите стиральную машину! Придурошное семейство!.. Слыхал? – обратился он к Тиму. – Руками стирает! У старухи-мамаши денег на машинку нет? Или брешешь? Хочешь нас каким-то дерьмом заразить?!
– Заткнись, Картавцев, дебила кусок! – вступилась Бутенко. – Сказано, аллергия на порошок! Или тебе, тупице, повторить, чтоб дошло?
– Никто не стирает вручную, – струхнув, пытаясь удержать ехидную улыбку, возразил Игнат.
– Я стираю руками, тупорылый идиот! Есть ткани, которые нельзя гонять в машинке! Хотя чёрта с два знаешь – за тебя, белоручку, бабушка стирает!
Наблюдавший Тимофей прыснул. Родители Картавцева восемь лет назад уехали на Север на заработки, бросив сына на попечение бабушки, и ни разу с того времени не навестили. Это тема была болезненной для Игната. Мальчик стушевался и отвернулся.
С Дарьей пререкаться – не Поспелову травить. Поспелова одна против всех – нет ни друзей, ни заступников. А у Бутенко полшколы знакомых! Стоило заткнуться, пока Дарьина подружка Илютина, это белобрысое хамло, пасть не раззявила.
– Опаньки, кто пришёл! – завопил Тимон. Сысоев заулюлюкал.
Виноградова и Рашель, румяные да свежие после улицы, спешили к своим местам.
– Девочки и мальчики! – встав посреди кабинета, обратилась Рашель. – У меня племянник на свет появился! Так что проставляюсь: испекла тортик и вафли! После уроков угощаю всех!
Класс оживился. Понеслись поздравления и расспросы. Родила её старшая сестра.
– Эй, Камилла! – Варя присела на край парты Тимофея. – Чего молчишь? Стесняешься?
– Ты о чём?
– Я о черноглазом красавчике из 10 «Д»! – ластилась падкая на чужой успех Варвара, желая посплетничать. —Тимофею изменяешь, а я думала, что из вас будет суперпара!
Люба насторожилась.
– Варя, без обид, но я реально не понимаю, о чём речь! – с улыбкой ушла от ответа Виноградова.
– Об Ибрагимове и тебе. Встречаетесь?
– Ни хрена себе! – подпрыгнул Матвей. – Чувак остепенился и дал себя охомутать?!.. Камилла, да ты страшный человек!
– Нет, дурачок, я просто «самая обаятельная и привлекательная»! – нараспев пошутила брюнетка избитой фразой из советского фильма.
– Так вы пара? – не унималась Варвара. – На дискаче вместе танцевали, я видела!
– И? – юлила Камилла, создавая интригу. – Он меня вчера до дома провожал – беспокоился, чтобы я одна в темноте не шла. Галантный внимательный парень. Не придумывай лишнего!
– Ага! «Не придумывайте»! – вставила со смехом Рашель. – Скромница! Кто в раздевалке хвастался, как взасос целый час с Ибрагимовым целовалась?!
Компания прыснула со смеху.
– Аня, вот зачем?! – возмутилась Камилла для виду, кайфуя от внимания к своему успеху.
– Не обижайся, мы всё поняли! – умиротворяюще произнесла Даша. – Можешь скрывать, но мы всё равно поздравляем! Ты и Сэро – охрененная пара! Жаль, что на одного свободного красавчика в школе стало меньше!
– Я свободен, забыли? – пошутил Тимофей.
– Ой, знаем твою свободу! – возмутилась Илютина. – Вчера с кралей на дискотеку пришёл – я поздороваться подошла, так она меня чуть взглядом не удавила!
– И я не свободен! – вставил, улыбаясь во весь рот, Игнат.
– Да кому ты нужен, Картавцев?!.. Или свою правую руку имеешь в виду?
Толпа залпом заржала, а Игнат, обидевшись, отвернулся.
Поспелова сидела хмурая, словно дождевая туча. Недолго пришлось радоваться общению с близнецами и Пашей. Больше её не пригласят ни прогуляться, ни в компанию. Не видать совместных походов в школу и обратно. Её место заняла Камилла. А если Камилла что-то получает в свои цепкие лапки, возврату оно не подлежит.
***
– Любонька, стой!..
Поспелова притормозила в ожидании, пока её нагонит Аня Рашель.
– Ты вчера не осталась поесть тортика и вафель! А я, между прочим, сама пекла! Уж надеюсь, не брезгуешь?
– Нет, что ты! Мне стало нехорошо! – оправдалась Люба.
Услышав об отношениях Сэро и Виноградовой, она сильно расстроилась. Весьма болезненно. Чувствовала себя разбитой. Поспелова решила, что приглашение Ани на неё не распространяется. И дабы не услышать, подойдя к еде, какую-нибудь гадость, поспешила ретироваться из школы. Оказывается, незаметно смыться не получилось.
Аня остановилась, отдышалась и полезла в сумку. Из недр её была вытащена небольшая коробочка с кусочком торта и двумя вафлями.
– Держи! Тебе!
– Спасибо! – здорово удивившись, поблагодарила ровесница.
– А почему этим путём идёшь?.. Ты же в другой стороне живёшь! Где Тимофей, верно?
– Да. Я маму на ж/д решила проведать. Она сегодня на смене.
– Тогда нам по пути! Я с тобой, хорошо?..
Люба хотела побыть одна, но отказать Рашель неудобно. Тихоня кивнула в знак согласия.
Поспелова второй день не выходила из кабинетов на переменах либо пряталась в самых тёмных углах коридоров, боясь столкнуться с Сэро. Она чувствовала себя квашней, хотелось плакать, заболеть, попасть под машину, провалиться в открытый люк – хоть что-нибудь, дабы не появляться в школе. Желательно, навсегда.
Ибрагимов потерян насовсем, бесспорно. Тихоня испытывала дикую душевную боль, которую всеми силами старалась подавить, иначе пришлось бы сознаться себе, что имелись надежды на отношения с повесой, его братом и друзьями. Наивно, конечно, но разве запрещено мечтать?
Ещё больше она боялась наткнуться на Сэро, обнимающего Камиллу. Должно пройти время, прежде чем ей хватит смелости увидеть сладкую парочку.
Вернуться вчера домой по избитому пути школьница не решилась, опасаясь встречи с близнецами, и потопала в другую сторону. К матери на ж/д. Там она проторчала весь день, выучила уроки, попила чаю. Сегодня подросток решила поступить так же – завтра мама выходная, потусить в кассе не получится. Она рассчитывала в одиночестве хорошенько подумать, но её догнала Рашель.
Анюта трещала без умолку. Обо всём и всех, ничего не скрывая и не стесняясь попутчицы, с которой толком в школе не общалась. О парнях, что за ней ухаживали, о своей семье, о замужестве сестры и недавно родившемся племяннике, о планах на будущее.
– Я стану юристом, как мама и папа! Буду работать в судействе или в милиции. Мне легко даются история и право. Инна Степановна всегда хвалит, заметила? «Моя Рашель лучшая!»
Хвастаться, не моргая глазом, уметь надо! Язык у Рашель без костей. Люба видела, что Аня преувеличивает, но слушала молча добродушную болтунью, что трещала без остановки.
Новоиспечённый город (бывшая станица) на 70% состоял из частного сектора. И по размерам жилища, его ухоженности, материалам постройки, количеству соток местные судили о финансах и статусе хозяев.
Многоквартирных домов было в меньшинстве. Десять – пятнадцать пятиэтажек в центре да двухэтажки на три подъезда по окраинам. Людей, проживавших в квартирах, Александра Поспелова считала чуть ли не второсортной беднотой.
Анюткина семья, переехав четыре года назад на Кубань с Камчатского полуострова, купила не дом, а квартиру в скромной двухэтажке ближе к выезду. Кроме Рашель, в «А» квартирщиков не было.
Блондинка в 10 «А» оказалась будто свежим дыханием: простая, открытая, невероятно жизнерадостная. Общительная кокетка, всегда добродушная и веселая. В Рашель было столько самолюбования! Не наигранного и показушного, а искреннего, что ей и в неё верили.
Тихоня периодически разглядывала Аню и не понимала, что в ней красивого, почему пацаны на ровеснице помешались. По Любиным понятиям, в ней не за что было уцепиться: пепельные волосы (Рашель с девятого класса стала краситься в блонд), жидкие и толком не росшие, заплетаемые в куцый хвост, огромные выпуклые светло-голубые глаза, белёсые брови и ресницы. Эталоном красоты Поспелова считала жгучие, яркие типажи – например, модель Синди Кроуфорд.
Были, на Любин взгляд, в Анютке и достоинства, которые сложно недооценить: ровные белые зубы, чистая кожа, пышная грудь, точёная талия, плавно перетекавшая в округлые бёдра, а затем в стройные ноги. Ну и ещё один секрет успеха, признаваемый Любой, кроме абсолютной уверенности Анны в себе, – приветливость со всеми без исключения. Ни надменности, ни грубости, ни насмешек. Обаятельная улыбка – для мальчиков и для девочек. Сама дипломатичность!
Интеллигентные родители Ани – утончённая ухоженная мама и скромный воспитанный папа – сразу заняли прочное положение в классе, войдя в состав родительского комитета. Со всех сторон образцовая и благополучная семья.
– … Камилла тащится от Сэро (ещё бы, такой зайка!), но лично я бы предпочла его брата. Только, кажется, он отношениями не интересуется. Занятой, серьёзный! Даже если улыбается, то сдержанно. Наверняка планирует в будущем успешную карьеру построить или бизнес открыть! Замечала его поведение в школе?.. Ау! Слышишь?.. Люба!.. О чём задумалась?
Аня остановилась, недовольно глазея на Поспелову, витавшую в своих мыслях.
– Ой, извини! – спохватилась тихоня, отвернувшись, чтобы собеседница не заметила, как её перекосило от упоминания о близнецах. – Я за ними не наблюдаю.
– Вообще мальчиками не интересуешься, смотрю. Скажи, а тебе не тяжело постоянно сидеть дома?
– Нет, у меня много работы.
– Какой?
– По дому. Какой же ещё?
– А, ну да! Камилла рассказывала. Вы раньше дружили.
Любу передёрнуло. Тихоня вспомнила, как летом после седьмого класса она и Камилла друг у друга гостили, вместе гуляли, обсуждали мальчиков, носились на велосипедах как угорелые.
– Если не будешь ходить на дискотеки, как с парнем-то познакомишься?.. Тебя ж никто не видит и не слышит, никто не знает!
Аня задела за больное, и Поспелова разозлилась.
– Сейчас надо не парнями увлекаться, а учиться старательно!
– Можно совмещать и то и другое.
– Аня, не думала, что, может, я не хочу иметь дела с мальчиками на дискотеках?.. Может, хочу познакомиться в вузе или на работе, или через рекомендации, чтобы видеть, какой человек на самом деле?.. Чтобы не обманываться танцами?
– Ну-у-у-у…
– Танцуешь, знакомишься – дальше что?.. Как себя парень потом поведёт?.. Пока разберёшься – время ушло. А в рабочей обстановке или по совету видно, с кем дело имеешь и подходит ли мужчина в мужья. Я хочу выйти замуж вот так!
Рашель огорошенно смотрела на Поспелову, чеканившую слова, как заводской станок металл. Люба говорила отрывисто, жёстко, зло, потому что защищалась, а позицию про замужество высказывала мамину, заученную с детства.
Люба безумно хотела на дискотеки. Особенно мучилась летом, когда музон из «Торнадо» чётко слышался во дворе. Девочка садилась на ступеньки, подпирала рукой голову, слушала музыку, комментарии диджея и мечтала, как окажется там, среди ровесников, будет веселиться и танцевать.
Александра Григорьевна категорически не хотела пускать дочь туда, приводя неприятные и пугающие аргументы: изнасилуют, побьют, убьют, изуродуют. Аргументы имели эффект, потому что Люба вспоминала одноклассников: Степанченко, Жваника, Сысоева и Картавцева.
Что будет, когда она явится на танцпол? Запуганное воображение рисовало жуткие сцены публичного унижения, насмешек, побоев, после которых точно из дома со стыда не сможешь выйти. Хорошо Рашель умничать – она же самая-самая в классе! Все хотят быть рядом, и Тимон – в первых рядах! А у Любы едва появился Сэро, и то его Камилла отобрала!
– Я неудачный собеседник обсуждать парней и замужество, Аня. Это к другим. Давай о книгах поговорим. Что сейчас читаешь?
– Ничего не читаю вообще. Что по литературе задают, и то в кратком содержании. Мне книги зачем? Я на юриста поступать собралась, а не на филолога.
– Ясно. Тогда имей в виду, что Имир очень много читает, если уж он тебе приглянулся.
– Ибрагимов что ли?! – Рашель выпучила глаза.
– Ну да. В школе ещё один Имир есть?
– Нет… Имя редкое! А ты откуда знаешь?
– В библиотеках часто его вижу. И в городской, и в районной. Сидит один, постоянно читает или пишет. Увлекается, поверь, совсем не глянцем! Книг много на дом берёт!
– То есть с ним в библиотеке можно познакомиться? – уцепилась за шанс прыткая Аня.
– Не думаю. Он всегда сидит один. Видела, как к нему пытались подкатить, но он и шанса не дал. Даже сесть рядом не разрешил! Но можешь попытаться… Вдруг понравишься.
Люба лгала, сочиняя на ходу, лишь бы задеть Рашель. Ей нравилось, как у собеседницы вытянулось от удивления лицо. «Так тебе и надо! Нечего было меня гадкими вопросиками про дискотеки цеплять!»
– Ничего себе, сколько ты знаешь! А говорила, что за братьями не наблюдаешь!
– Не наблюдаю! Всего лишь в читальных залах часто сижу! – шустро выкрутилась Люба, поняв, что попалась с поличным.
– А имя откуда знаешь?
– Ну здрасьте, Аня!.. Его химичка на спаренном уроке позвала, и Валентина – когда разбиралась из-за оценки. Я запомнила. А ты с Камиллой всё наблюдаешь, а имя до сих пор не выяснила. С твоими-то знакомствами!
Поспелова не заметила, как стала ехидной и злой. Аня удручённо недоумевала, как тихая неулыбчивая молчаливая Люба умеет превратиться махом в кусачую стерву.
– Кстати, ответь на вопрос! Вас с Камиллой не смущает, что Ибрагимовы – цыгане?
– Нет. Почему должно?
– Они же чужие!
– И?!.. Они хоть раз попрошайничали или по-свински себя вели?.. Братья не хулиганы, не последние двоечники, хорошо одеты, не обижают никого, учатся. Имир на Доске почёта висит сколько лет! Их уважают! Это хорошие люди!
Люба опустила глаза. Если б слышала Александра Григорьевна, и Рашель была б её дочерью, то Аньке без промедления бы прилетела жёсткая пощёчина.
– То есть ты бы вышла замуж за цыгана?
– За перспективного, умного, образованного и воспитанного – да. Вопрос не в нации, Люба! Вопрос в начинке! Что из себя человек представляет. Личность! Репутация, возможности, цели!
– Ясно.
– А ты бы не вышла?
– Нет. Ни за что!
– Не любишь другие национальности?
Опасный вопрос. Если болтливая Рашель растрындит в школе позицию тихони, то Поспеловой могут кости переломать.
– Не хочу масть портить! Все в нашем роду со светлыми волосами и глазами. И у моих детей будет так же! Моя позиция касается мужчин всех, без исключения, национальностей! – ушла от прямого ответа Люба в надежде, что Рашель эти пояснения устроят.
– Намеренно выберешь вместо воспитанного умного щедрого брюнета Максима, что будет любить, на руках носить и семью обеспечивать, бездельника Петьку, с утра до ночи жрущего семечки и зарабатывающего три копейки, лишь потому, что он светловолосый?!..
– Да, – нехотя ответила Поспелова, покраснев до кончиков ушей из-за абсурдности своего положения.
Рашель странно покосилась на собеседницу, но ничего не ответила. Дальше они шли молча.
***
С первых школьных лет Люба с удовольствием после учёбы и в выходные бегала к маме на работу через всю станицу.
Поспеловы жили в нескольких кварталах от центра, неподалёку от реки. Ж/д станция стояла на окраине города, рядом с автовокзалом, элеватором и хлебозаводом.
Девочке не лень было топать пару часов, чтобы насладиться рокотом поездов, понюхать запах мазута, посидеть на громоздких скамьях с изогнутой спинкой в пустом зале ожидания, глазея на своды высокого мрачного потолка.
Местная ж/д станция – одноэтажное старое советское здание, украшенное мозаикой. Вокруг – частные жилые дома. Благодаря им по территории вокзала разгуливали не только хозяйские коты да собаки, но и куры, стаи гусей с индюками да несколько коз.
Зал ожидания и пассажирская касса размещались со стороны ж/д путей. С лицевой стороны вход вёл в помещения начальника, товарную кассу, где трудились Александра Григорьевна и её сменная коллега Антонина (с коллегой Антониной Поспелова замечательно враждовала, как и с большей частью других станционников), и крошечную комнату отдыха.
Любе нравилось гулять по железной дороге. Особенно по путям вглубь, подальше от касс, оставив позади диспетчерскую и другие рабочие помещения.
Через метров сто от ж/д станции вдоль путей ютились домики на два хозяина, в которых преимущественно жили железнодорожники. Низенькие строения утопали в тени тополей и клёнов, сияли побелёнными стенами, прятали в густых высоких кустарниках тайны дворов. Пахло едой, хозяйством, животиной, покоем и устоявшейся стабильностью станичных семей.
Когда жилая зона у путей кончалась, перед девочкой выплывала территория запустения. В колосившейся сорной траве спали брошенные остовы грузовиков, ржавых автобусов, прятались вагоны без колес. Возвышались над деревьями мрачные склады и ангары – тёмные, пугающие, нелюдимые, с огромными ржавыми решётками и увесистыми замками на цепях.
Зайдя за ангары, оказываешься в тупике, накрытом чёрной тенью деревьев и хозпостроек. Скрипели от ветра тяжёлые двери, звякали ржавые массивные цепи. Казалось, это не мир людей, а потустороннее закулисье, где водится любящая темноту да забвение нежить.
Люба, приходя, ощущала здесь себя одинокой странницей, брошенной миром на произвол судьбы. Девочка присаживалась на бетонный блок, размышляла или следила за стаей бродячих собак, гонявшей ворон. Мимо громыхали поезда.
Школьница не догадывалась, не замечала, что место принадлежит не только ей одной, – сколько раз её, разговаривавшую вслух, обнаруживал здесь Имир и внимательно, тихо наблюдал.
Папу на работе можно было поймать только во время обеда. Он всегда находился высоко, в кабине подъёмного крана. Люба встречалась с отцом дома, когда его велосипед, гружённый авоськой с ароматными булочками и свежим хлебом с хлебозавода, стукался о скрипевшую калитку.
Мама трудилась в здании и редко выходила даже по служебным делам. В стене между товарной и пассажирской кассами имелось маленькое слуховое окно, через которое работники по надобности общались и передавали документы. Раньше помещение отапливалось чёрной голландской печкой, но нынче она служила элементом интерьера. Станцию грели чугунные батареи.
Люба заходила к матери в кабинет как в дом родной. Пахло чернилами, стучали счёты, шелестела бумага. Мир цифр, поездов, накладных и мазута. Этому миру принадлежали родители, поэтому девочка любила его безусловно.
***
Когда поздним вечером Александра Григорьевна закрывала кассу, Люба всё ещё переживала из-за слов Ани Рашель. В голове не переставая зудела фраза: «Если не ходишь на дискотеки, как с мальчиком-то познакомишься?.. Тебя ж никто не видит и не слышит, никто не знает!»
В груди болезненно заныло. Ибрагимовы и Паша в «Торнадо» тусовались всем девочкам на радость!
«Неудачница ты, Люба! Стрёмная и неинтересная. Некрасивая! С парнями общаться не умеешь. Никому не нужна! И никогда не будешь нужна. Удавись!» – внутренний голос буквально орал. Зло, безжалостно.
– Вкусные вафли и торт! – заговорила усталая мама. – Рашель – хорошая хозяйка! Тебе надо учиться печь.
– Где, мам?!.. У нас плохая духовка – тесто не поднимает, вся продувается, мыши её насквозь изгрызли! Для вафель нужна вафельница, которой в доме нет!
– Да знаю я! Что, думаешь, мать старая, от людей отстала?!.. Не можешь торты печь, пирожки на сковородке жарь! Прошлый раз Шурик говорил, что тесто не посолила… Тренируйся на брате быть хорошей хозяйкой, на муже потом поздно будет! Никто не станет терпеть в хате неумеху. А Шурик с людьми общается по делам торговым, по бизнесу. В ресторанах да у богатеев много чего ел! И невесты его вкусно кормят! Каждая спит и видит, чтоб замуж взял, но наш Шурик не лыком шит! Принимай его критику с почтением, нечего дуться, как маленький ребёнок! Брат плохого не желает.
– Зачем оно надо?!.. Может, никто замуж не возьмёт! Умру старой девой.
– Чего глупости говоришь?! Нечего переживать! Лучше делом займись, учёбой! О замужестве рано думать! На днях, вон, с тобой «Москва слезам не верит» смотрели. Катерина сначала карьеру построила да жильё заимела, а потом и судьбу встретила!
– Ага, когда полжизни прошло! Ещё чуть-чуть, и стала бы пенсионеркой, кряхтящей на лавочке у подъезда! Все девочки в классе знакомятся в «Торнадо»!
– Пусть! А тебе нельзя ходить в клубы, Люба, ради твоей же безопасности! Вырастешь, матери «спасибо» скажешь! Бандиты кругом, американщина, наркоманов в парке развелось! Люди говорят, шприцов валяется немерено! А драки, разбои, изнасилования?!.. В газетах ужасы всякие пишут!.. Люба, в мои юные годы на танцах дрались, а сейчас, когда бардак в стране, тем более!
– Никого в школе, между прочим, ещё не избили и не изнасиловали!
– Уверена?!.. Если с кем и случилось, девушка со стыда и позора никогда не подаст виду. Сколько я рассказывала, как на меня после танцев нападали?!.. Шла одна, два парня побить и раздеть пытались. А второй раз…
Люба посмотрела на маму – лицо уставшей от работы женщины осунулось и потемнело
– Второй раз одноклассник провожал. Из порядочной семьи. Тихоня, отличник. Завидный жених! Когда подальше от клуба отошли, всё платье изорвал, руки крутил, даже бил, чтобы я уступила… Говорил: никто тебе, нищенке, не поверит, что я приставал… Еле сбежала! Удалось с горем пополам обмануть; сказала, мол, в туалет хочу по-большому. Он отпустил в кусты, сам рядом встал, а я как рванула!.. Домой прибежала, в хату влетела, а у мамы – гости. И тут я – вся грязная, в рваном платье… Мать схватила метлу и давай бить: «Где шлялась?!.. Где?!»
– И никто не заступился?! – Люба не раз слышала эту историю, но вопрос задала впервые.
– Никто. Сидели и смотрели. Тётка с мужем, сватья, дядя с невесткой, соседка. Дядя только раз сказал маме, чтоб не убила на горячую руку.
– Зачем же бабушка била сразу?.. Почему не спросила, что случилось?
– Ей, Люба, деваться было некуда. Люди смотрели. Мама в шоке, не знала, как реагировать. По моему виду было понятно, что случилось. Раз случилось, значит, сама виновата. Какой с парня спрос? Совратила по-любому. Жопой виляла. Да и кто бы поверил? Тот козёл из приличной семьи коренных кубанцев, а моя семья – приезжая голытьба! После Отечественной войны на Кубань много таких переселили! Отец, дед твой, погиб; у матери одиннадцать ртов, но шестерых голод уморил. Я младшая. Четыре года стукнуло, а как сейчас помню: заселили нас зимой в крохотную холодную баню без стёкол и печки! Ни денег, ни еды, ни вещей – ничего. Маму сразу в колхоз забрали работать.
– А кто заселял, не видели, куда женщину с пятью детьми определили? – возмутилась подросток.
– Заброшенная баня моему дяде и его жене Арине принадлежала. Они раньше всех переехали на Кубань, построились, обжились хозяйством. Двум старшим детям дома возвели. А тут власти нас подселили! Арина сказала, хватит с неё нищей родни, кров дадут, а дальше сами, как хотите.
– И тётю Арину совесть не мучила, что родную сестру мужа и племянников в полуразваленную баню выгнала?
– Люба, ты живёшь в совсем другие годы и многого не понимаешь! Война прошла, голод страшный! Тётя с дядей уже помогли нескольким семьям обжиться. У неё – свои дети, поднимать надо. А тут мы на её голову!
– Чёрствая она и бесчеловечная!
– Нет, Люба, время такое! Мы, детвора, баню обмазали, крышу законопатили – до весны и дожили. Банька крошечная, три на три метра. Братья на чердаке спали, а я с сестрой и матерью – внизу на соломе. Ничего, постепенно хозяйством обжились, выросли! В школе, правда, тяжело было.
Люба тихо забрала из рук матери тяжёлую рабочую сумку, сшитую из лоскутков чёрной кожи. Такие сумки в 90-е были модными у провинциального женского населения.
Каждый раз, когда Григорьевна делилась воспоминаниями о тяжёлом послевоенном детстве, девочке хотелось расплакаться и защитить от невзгод мать, уже давно выросшую. Школьница испытывала праведный гнев ко всем, кто в прошлом унизил, оскорбил или поднял руку на когда-то маленькую Шуру. Шагая домой по тёмной улице с битыми фонарями, дочь от всей души сочувствовала. Молчала, гневалась и поддерживала.
– Нищих никто, дочка, не любит! Безотцовщину – тоже. Я была нищей, без отца, да ещё и приезжая. Как кубанские не любят приезжих, ты бы знала! Везде гнали как паршивую собаку! Отца не было, чтоб заступиться, мать в колхозе пахала с утра до ночи, жили в бывшей бане. Чуть у кого что пропало: Шурка – воровка! А если вещь находилась, никто не извинялся, потому что защитить некому! Учителя на уроки не пускали: я в рванье, босая, сопли из носа висят… А в классе дети – то дочка кузнеца, то пекаря, то ещё кого зажиточного. Одни родители учительнице телегу дров привезли, другие – мешки с пшеницей. А что с меня, голодранки, взять было?.. Как-то снег выпал, я босая до школы дошла, а на урок меня не пустили. Мол, когда обуешься, тогда и придёшь. Я пошла назад и в сугроб упала, сознание потеряла. Так бы и замёрзла насмерть, если б мимо мужик один не ехал да не откопал.
– Почему учителя такие жестокие были?! Детей своих будто не имели! Как можно ребёнка, пришедшего босым по снегу, назад отправить?!
– А знаешь, в том и дело! Одна учительница бездетная, и вторая. К классруку Марии Филлиповне я до самой её смерти ходила. Она ослепла рано, муж бросил калеку, жила одна. Раз я уговорила одноклассников проведать, так все исплевались: грязно, еда нечистая… Я ругалась: всех в классе она любила и лелеяла, только меня одну гнала прочь, и вот благодарность!
– Надо было и тебе оставить. Она ведь обижала. Зачем ходила, мама?!..
– Нельзя так с обездоленными, попавшими в беду людьми! Жизнь накажет!
– А родню жизнь наказала? Нет! Сколько ноги вытирали и за человека не считали? Никто не ответил! Тётя Арина дочек замуж удачно выдала, сыновьям дома наворотила. Ты одна поднималась: образование с трудом получила, попала на высокую должность без чьей-то помощи, дом построила! Сильная ты у меня, мама!
Люба остановилась и крепко-крепко обняла родительницу.
– Родню заносчивую ненавижу! Какие прежде сволочи были, с такими рожами и сейчас таскаются! Завистливые, высокомерные! Когда тётки приходят, у них на лбу написано мнение о нас!
– Что ты, доченька?!.. Родных надо любить и держаться рядом! Вместе мы крепче, а поодиночке каждого переломать можно! Какие-никакие, а кровь одна! Да, родственники нас, Поспеловых, не любят, но и не всегда они плохие! Помни это.
Дочь в ответ недовольно хмыкнула.
– Я тебе, Любонька, не просто так говорю постоянно: береги честь, здоровье да хозяйкой учись быть золотой! Чтобы муж не ушёл к другой и детей не бросил. Детям без отца ой как тяжело жить! Уж я-то знаю! Здоровье и образование нужно, чтоб не была обузой и всегда семью обеспечить могла. Никому не нужны, дочка, больные, помни.
Александра Григорьевна поёжилась от порыва промозглого ветра и добавила:
– Замуж выйти не проблема, а вот потом… Хочешь, беги на дискотеку, я не держу. Уши развесишь, какой-нибудь ловелас охмурит, использует, в подоле принесёшь – не помогу, в дом не пущу. Не дочь будешь! Для того и воспитываю, чтоб знала и помнила, как в жизни бывает. Поняла?
Люба скривилась.
– Не охмурит, не переживай! Кому я со своей кривошеей нужна? На меня в школе никто не смотрит. А на дискотеке, думаешь, прям всем сразу понадоблюсь?
– Да, дочь, ты не красавица, и хорошо, что помнишь об этом. Недостаток физический всегда был признаком нездоровья. Вдруг, раз калека, больных детей родишь или захиреешь?.. Дабы злые люди не надеялись, учись хорошо, трудись по дому и не шляйся по клубам. Чтобы видели женихи идеальную хозяйку, которая семью на танцульки не променяет!
Любе нечего было сказать. Аргумент матери в который раз успокоил тосковавшую юную душу и дал надежду на счастливое далёко.
«А может, Рашель не права? Кто опытнее: мама или Аня, в конце концов? Мама знает, что говорит, всё-таки добра желает. Всё будет хорошо!» – успокоила себя девушка и улыбнулась.
Перед внутренним взором предательски выплыл образ задорно улыбавшегося Ибрагимова. Белые ровные зубы, изогнутые губы, насмешливые чёрные глаза с длинными ресницами. Настроение испортилось, сердце заныло.
«Ничего не сделаешь. Нечего было мечтать и на что-то рассчитывать! Знай своё место и живи дальше. Будет и на твоей улице праздник». Школьница вдохнула побольше холодного воздуха и подставила лицо мелким колючим каплям срывавшегося дождя.


Глава 4.
Тоска и разочарование от новости, что Сэро стал встречаться с Виноградовой, к концу недели сменились гневом и ненавистью по отношению к обоим.
Поспелова злилась на Виноградову и осознанно желала ей всяких бед, гневно пялясь во время уроков на тёмно-каштановую копну волос. Когда у Камиллы лопнули на заднице брюки прямо у классной доски, уровень злорадства мог бы донести Любу до Луны – настолько сильно она лютовала.
Сэро и Имира тихоня увидела мельком, когда одна из первых после звонка зашла в столовую. Она рассчитывала, что в помещении никого не будет и у неё есть шанс быстро поесть да незаметно сбежать в густой толкучке. Только 10 «Д» уже был там: учитель английского уволилась, и вместо урока половина класса болталась по школе. Заметив, едва войдя, знакомые черноволосые фигуры, Поспелова пулей вылетела прочь, предпочтя остаться голодной. Девочка решила со злости вычеркнуть из жизни и Сэро, и Имира, считая от обиды второго тоже виноватым в собственных злоключениях и неудачах.
В пятницу после уроков Люба пошла по поручению матери к Таисии Федоровне с двумя тяжёлыми сумками, набитыми мандаринами и халвой (гостинцы от старшего брата). Таисия Фёдоровна как раз заводила тесто на пирожки, и Люба осталась в качестве ученицы. Здесь, в уютной чистенькой кухоньке с низким потолком, школьница за болтовнёй, согревшись от тёплого отношения и доброты хозяйки, проторчала несколько часов.
***
Заброшенный дом смотрел на Любу пустыми чёрными глазницами окон и внушал трепет. Никогда к нему так близко девочка ещё не подходила.
Возвращаясь от Таисии Фёдоровны с пакетом ароматных свежайших пирожков на Солнечный 27, девочка опять застряла у строения, которое приличные люди предпочли бы обойти десятым кругом или вообще не заметить.
Двухэтажный необитаемый дом из белого кирпича был почему-то неприметен для прохожих, хотя стоял на одной из центральных улиц. Его не замечали даже жители соседних домов.
Юная Поспелова была исключением. Она обнаружила пустынный особняк, будучи крохой, когда шла с мамой из районной поликлиники. Маленькая Люба неожиданно открыла мрачное, в зарослях, здание, одиноко и угрюмо смотревшее на мир среди ярких цветастых опрятных домов-соседей.
– Мама, что за дом такой?
– Какой?
– Во-о-он тот, белый, большой!
Александра Григорьевна не сразу обнаружила кирпичного отщепенца, хотя он, не скрываясь, смело глазел на женщину, остановившуюся на тротуаре противоположной стороны. Может быть, дом не особо замечали потому, что на его стороне тротуар отсутствовал напрочь.
– Ох, дочка, это нехорошее место! Как увидела за деревьями-то?..
– Так он же не прячется! Почему нехорошие?
– Молва такая ходит. Давно в нём никто не жил и навряд ли будет! Люди, покупавшие его, всегда быстро, в спешке, съезжали и продавали хату снова. Последний хозяин тоже не стал, но и продать до сих пор не смог – дурная слава стойко закрепилась. Квартиранты за смешную оплату ужиться не смогли: по ночам в стенах постоянно что-то стучало, потом начинался вой и топот. Слышалось, говорили очевидцы, будто кто-то то бегал и дрался, то плакал, то ругался, то стонал… Жуткое место! Пойдём-ка дальше!
Любе стукнуло пятнадцать лет, а интерес к хате с полтергейстом не угас. Проходя мимо, тихоня всегда останавливалась, а то и присаживалась на лавочке напротив и глазела подолгу на строение. Дом-призрак успокаивал и внушал умиротворение. Почти так же она чувствовала себя на кладбище.
Когда Поспелова и Ибрагимов возвращались из заброшенного парка, школьница указала спутнику на беспризорное место. Ровесник изрядно удивился.
– Вот это да! Махина! Не видел никогда его раньше! Ты, однако, внимательная!
Ребята перешли проезжую часть и остановились на краю неухоженной лужайки, примыкавшей к дому.
Большие высокие окна с обрывками грязных занавесок беззастенчиво показывали подросткам очертания пустых комнат с кусками облезших обоев на потемневших стенах. Почти заросшая, мощённая булыжником тропинка, огибая дом, вела от калитки к просторной застеклённой веранде, прятавшейся на тыльной стороне здания. Стёкла её потускнели, позеленели, но даже через эту муть солнечный свет наверняка просачивался в помещение.
– Смотри, Сэро! В фасадных комнатах по четыре окна. Два – на лицевой стене, и по одному окну на примыкающих!
– Вижу. Многовато! Обычно делают одно на комнату, на большие помещения – два. А тут наляпали отверстий, как в барских хоромах!
– Это мода раннего советского периода. Даже досоветского.
– Это забытое Богом место нам в прабабушки годится?!
Люба кивнула.
– В халабуде лет так двадцать никто не живёт! Я со времён детского садика хожу мимо, и он всё стоит запустелый да стоит…
– Столько времени глазеешь, а ни разу не зашла вовнутрь посмотреть?!
– Ты что, нельзя! Чужая собственность!
– Что-то собственник не особо об имуществе печётся, раз огромная хата на глазах разваливается! Там никто всё равно не тусуется, так что полезли давай, посмотрим изнутри! – повеса решительно подошёл было к забору, как Люба остановила его, схватив за руку.
– Нет, не пойдём! Не надо!
– Почему?!
– Темнеет. – Десятиклассница с опаской покосилась на небо, а потом на мрачные окна здания. – И дом не хочет.
Сэро непонимающе, будто ослышался, уставился на приятельницу.
– Хрень какая! Что за чушь?! Бред сивой кобылы!.. Ты просто боишься! Мы не будем заходить в дом, обещаю! Обойдём вокруг, посмотрим веранду и сад.
Поспелова строго взглянула на парня.
– Нет. Разве не чувствуешь, что дом против?.. Он нам не рад. Нехорошо мне… Идти туда нельзя!
– Ничего не чувствую. Я хату вообще не видел раньше и не увидел бы, если б ты пальцем в неё не ткнула! Не хочешь – как хочешь. Пойдём домой. Странная, конечно!
Ибрагимов пошёл прочь, а школьница, на секунду остановившись, глянула на особняк, будто извиняясь за своё неблагоразумие, и потопала следом за приятелем.
Сейчас девочке было стыдно и досадно за слова, ненароком сказанные брюнету.
«Дом не хочет! – язвительно передразнивал внутренний голос хозяйку. – Зачем ему дом показала? Это было твоё место, только твоё! Ты мечтала вырасти и выкупить его, чтобы просыпаться от света из четырёх окон и пить в одиночестве на веранде чай! А теперь Сэро покажет тайную нычку Камилле… Дура!»
На глаза навернулись слёзы. Поспелова, стоя у ржавой, давно не крашенной кованой ограды, посмотрела на дом. Тот приветливо манил зайти внутрь, осмотреть, так сказать, будущее жильё. Школьница, оглядевшись по сторонам и убедившись, что никто не видит, дёрнула калитку.
По пустынной улице стремительно проехал, рокоча, мотоцикл. Люба испуганно отскочила на шаг от забора, подождала, когда шум стального зверя утихнет, и снова толкнула дверь. Та, несмотря на облепленность сорной травой, легко поддалась и отошла в сторону. Замка, оказывается, не было.
Вновь заревел двигатель – видимо, моцик ехал обратно. Блин! Девочка, испугавшись, что её поймают на вторжении в чужую собственность, быстро задвинула калитку и отошла на пару шагов.
Мотоцикл съехал с дороги на лужайку и остановился перед перепуганной Любой. Водитель снял шлем.
– Я думал, что обознался, но нет! Это действительно ты! Здорово, Люба, как делишки?..
– Здравствуй! Всё хорошо! – Поспелова облегчённо выдохнула. Она было подумала, что это владелец дома. Поймал с поличным и сейчас вызовет милицию.
Коробкин посмотрел на здание и напрягся.
– Живёшь тут?
– Нет, – ответила она, махом испугавшись дальнейших расспросов, что тогда здесь делает.
– Слава Богу! Оно и видно – халабуда сто лет как заброшенная! Трещины по стенам пошли! Всё заросло к чертям собачьим. А окна какие жуткие! Впервые вижу это старьё, хотя частенько здесь катаюсь. Ты, наверно, зайти и посмотреть хотела? Не боишься? В заброшках наркоманы обычно ширяются да бомжи с алкашами ночуют. Тропинка почти не заросла – значит, кто-то лазает!
Денис слез с мотоцикла, подошёл к калитке и дёрнул, чтобы открыть.
– Вот чёрт! Проросла насквозь дрянью! – юноша, максимально применив силу, попробовал ещё раз. Калитка не пошевелилась. – Дверь, чтобы пройти, придётся с корнями оторвать! Намертво приржавела!
Шатен тревожно посмотрел на ошарашенную увиденным тихоню.
– Раньше лазила по заброшкам?
– Только с Сэро на водонапорной башне в милицейском лесу. – Воспоминания вернулись, и девочка нахмурилась. – Больше нигде.
– И сама решила зайти вот сюда?!.. Опасно! Во-первых, ходить одной в таких местах: можешь нарваться на торчков или бездомных и не выйти. Во-вторых, дом аварийный точно: провалишься куда-нибудь – и всё. Поминай как звали!
Денис опять глянул на дом.
– Страшна хата, пипец! Поехали отсюда. Садись!
– На мотоцикл?
– Ага. К Паше в гости отвезу. Пообещала ему прийти, а не приходишь. Нехорошо обманывать! – Коробкин приветливо подмигнул. – Хочешь Паху навестить?
– Конечно! – обрадовалась десятиклассница. – Но, Денис, я на мотоцикле не ездила, страшно…
– Зря переживаешь! Я с одиннадцати лет моцик вожу. Извини, шлема второго нет. Обещаю рулить аккуратно. Да, забыл! Мне по пути домой нужно заехать на пять минут. Не против?
Поспелова насторожилась, но отказать не смогла. Желание увидеть Пашу победило. Она опасливо подошла к высокому тяжёлому мотоциклу и нервно начала возиться, не зная, как залезть. Денис без лишних разговоров подхватил девушку за тонкую талию и усадил сверху, затем сам ловко запрыгнул, надел шлем.
– Обнимай покрепче и держись!
Двигатель взревел. Люба зажмурилась от страха, когда мотоцикл, медленно выехав с лужайки, плавно рванул по асфальту. В лицо начал бить поток встречного воздуха. Тело под лёгкой курткой моментально продрогло и замёрзло. Тихоня прижалась крепко к водителю в попытке спрятаться от холода.
Постепенно страх ушёл, и десятиклассница открыла глаза. Мимо проносилась совсем неизвестная станица – огромная территория четвёртой школы. Сколько незнакомых зданий, мест, улиц! Как будто в другой населённый пункт попала. А ведь ни о № 4, ни о прилегающей территории, ни об учащихся Люба ничего не знала! Школьница почувствовала себя невежей.
Она не догадывалась, что Денис поехал не прямым путём, более коротким, а объездным – раза в три длиннее. Коробкин жил намного дальше, чем Паша, и в планах его было покатать стеснительную девочку подольше, чтоб от езды растаяла и была покладистей. Это работает – парнишка проверял. Куй железо, пока горячо.
Моцик заглох возле низенького домика, что спрятался за высоким глухим забором. На рёв двигателя во дворе разгавкалась басом овчарка.
– Фу, сказал! – гаркнул Коробкин. – Подожди, не заходи, собаку привяжу.
Домик Коробкиных построили из красного кирпича. До крыши можно было дотянуться рукой, встав на стремянку. Рамы заменили на пластиковые, недавно появившиеся на строительных рынках.
Двор походил на опрятный склад автозапчастей и металла, на утоптанной земле местами чернели пятна мазута. В открытом нараспашку гараже – видимо-невидимо инструментов и хозинвентаря. Клумбами не пахло в помине – это была мужская территория заядлого автомобилиста. Денис обожал возиться с техникой, в СТО дяди давно зарекомендовал себя как рукастый мастер, и часть клиентов уже приезжала не в мастерскую родственника, а к парню на дом. Это позволяло пацану иметь неплохой дополнительный доход без отдачи комиссии дядьке.
Шатен с опаской открыл входную дверь. К его облегчению, мамашиных ботильонов на пороге не было. Ушла, небось, курва, к новому хахалю или к подружкам-потаскухам бухать. Ну и хорошо! Чтоб её так на недельку – другую от родной хаты подальше унесло!
– Заходи, разувайся. Могу дать свои тапочки, если хочешь. Пол чистый, вчера мыл.
– Нет, не надо, – промолвила Люба, оглядывая жилище изнутри.
На Солнечном 27 комнаты белили извёсткой с добавлением синьки. В каждом помещении на одной из стен висел ковёр, а в зале – целых два. Девочка привыкла к высоким потолкам по три с половиной метра, поэтому низкий потолок Коробкиных был диковинкой (у Дениса он оказался ниже, чем в опрятном домике Кати Лыткиной). На стенах – обои: в коридоре – одни, в зале – другие, на кухне – третьи, с рисунком плюща, свежие (парень летом переклеивал). Мебели мало, зато самая необходимая. Чисто, опрятно. Пахло духами и домашней едой.
Ровесник провёл знакомую на крошечную кухню и поморщился от досады: на обеденном столе, усыпанном крошками, гордо стояла пустая бутылка из-под водки, рядом – тарелка с заветрившимися остатками колбасы. В гостях у матери кто-то был. Раковина захламлена грязной посудой и пустой кастрюлей из-под рассольника. «Чёрт! Вчера приготовил! Всё сожрала вместе с какими-то уродами, тварь ненасытная! И посуду как всегда не помыла, неряха!»
– У мамани были гости. Я сейчас уберусь. Пошли в зал, включу тебе телевизор.
– Не надо, Денис, я помогу! Это можно выбросить? – Сверстница схватила бутылку со стола и отправила в мусорку. – Колбасу вариант пожарить, не обязательно выкидывать! Давай посуду помою. Где тряпка для стола?
– Ну уж нет, Люба! Ты моя гостья. Я уберусь сам. Садись! Чайник пока поставлю. – Коробкин закатал рукава и шустро, по-хозяйски, помыл посуду. – Есть хочешь?.. А то я голоден, с утра не ел, не хочу жевать в одиночку.
– Немного. До тебя в гостях была у бабушки Таси и пирожков поела. У меня, кстати, в пакете они! Знаешь, какие вкусные! Сэро тоже её выпечку ел и хвалил!
– А он когда успел?
– Перед тем, как мы в первый раз к Паше пришли.
– А-а-а, понятно! Зачем на водонапорку с ним ходила?
– Он обещал заброшки показать. Парк был первым. Ещё Сэро говорил про кирпичный завод.
– На кирпичном стрёмно. Ворон много и диких собак. Завод сторожат. Хоть и сквозь пальцы, но дробь соли в булки можно схлопотать! Нечего девчонке там лазить. Опасно.
– А ты что на заводе делал?
– Лом тянул. Вместе с Сэро. Деньги нужны были. – Школьник открыл холодильник и испытал опять неловкость перед гостьей. На полках остались лишь яйца, банка кисляка да квашеные огурцы. Видимо, мать купленные им вчера продукты прихватила с собой, чтобы изобразить в гостях щедрого человека за счёт сына. У шатена появилось нехорошее предчувствие.
– Посиди, я сейчас приду.
Денис быстро прошёл в свою комнату и прикрыл дверь. Залез под кровать, чуть приподнял лист фанеры – деньги были на месте. Не нашла, значит! Интуитивно мальчик засунул купюры ещё глубже в щель между листами, чтобы пронырливая женщина физически не смогла их достать.
«Ей придётся разворошить кровать, скинуть матрас и отодрать прибитую гвоздями фанеру. Силёнок не хватит. Хоть бы не хватило!» – подросток осмотрелся. Точно лазила! Вещи на столе и полке сдвинуты, тетрадь выставилась из общей кучи – он утром не так оставлял.
Парнишка не знал уже, куда прятать заработок. Раньше он сохранял его у дяди, но мать приходила к тому в отсутствие сына на работе и горько плакалась о долгах, тяжкой доле жены уголовника – и дядя уступал, жалел родную сестру, отдавал честную зарплату племянника. Ушли тогда денежки немалые, но урок Денис усвоил. Никому вообще доверять нельзя.
Засвистел чайник. Десятиклассник вернулся на кухню. Люба уже достала из шкафа блюдо и выложила на него пирожки.
– Яйца пожарю, будешь?
– Да, с удовольствием!
– К ним есть только солёный огурец.
– Буду. Твоя мама крутила?
– Ага, щас! Тётка родная вчера угостила несколькими банками с зимними салатами. Салаты сейчас хорошо у кого-то на зубах хрустят вместе с купленными продуктами… Неважно, забудь! Яйца любишь всмятку или глазунью?
– Всё равно. Я чаще всмятку делаю. В глазунье у меня жидкий желток не получается.
– Тогда готовлю глазунью. – Денис улыбнулся Любе и задорно подмигнул: – Полакомлю тебя жидкой серединой!
Тихоня без стеснения, открыто улыбнулась в ответ, и Коробкин решил проверить границы дозволенного.
– Хорошо выглядишь, Люба! Красивая очень! Парень есть?
Поспелова покраснела до корней волос и опустила очи долу.
– Нет у меня парня.
– Это как так?!.. Такая хорошенькая, и без парня! В «Торнадо» не ходишь. Знаю, что предки не пускают. Я б тебя там сразу заметил!
«Ёпрст, и этот знает про родителей! Хоть не смеётся, и на том спасибо!» – поджала губы школьница.
– Ну в школе-то наверняка за тобой толпа бегает? – продолжил заигрывать ровесник.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71299645?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.