Главная страница | Социальная философия | В поле всеобщего зрения

В поле всеобщего зрения
А. Шафи-Ги
Тихая и спокойная жизнь во Фламинго Таун постепенно начинает меняться, когда в пустующую виллу в северной части города заселяется внук покойного друга мэра Грег. Грег нравится всем, однако Астра видит в нём некую угрозу для окружающих. Является ли всё это паранойей? Или же её подозрения верны, и миру предстоит перевернуться с ног на голову?

А. Шафи-Ги
В поле всеобщего зрения

Глава 1

«Алмаз остаётся алмазом, даже если бросить его в грязь» – татарская поговорка.
Маленькие города похожи на мелкие пруды, вода в которых спокойная и неподвижная. Мегаполисы подобны крупным рекам, порой с водоворотами. А иные места не поддаются никакому объяснению – сравнить их ни с чем невозможно, в какие-либо рамки запихнуть трудно. Живописная Долина Солнечного Ливня являлась локацией уникальной, но туристов к себе близко не подпускала. Поэтичный топоним возник неспроста: в хорошую погоду могло показаться, словно там с неба падают крупные иглы из чистого света.

Именно в этой местности находилось небольшое поселение Фламинго Таун: жителей там было ничтожно мало, однако местные упорно называли Фламинго Таун городом, а не деревней. На севере от городка располагались горы, на юге был пляж с соленой водой, на западе мирно дремало тихое озеро, а на востоке громко шумела река, распадавшаяся на десятки ручейков.

Элина была единственным плотником во всём Фламинго Таун, она мастерски управлялась с инструментами, легко делала сложнейший ремонт и в одиночку работала лучше, чем целая бригада строителей, рабочих, маляров, слесарей и столяров. Она была мастером на все руки и могла сутками не спать, выполняя заказ. Забивая гвозди, она не отвлекалась ни на еду, ни на отдых. Сосредоточившись на одной задаче, она буквально не замечала ничего вокруг. Казалось, словно разум её уносился в другое измерение, когда нежные пальцы её касались грубых деревянных досок.

Хрупкое тело Элины таило в себе такую силу, от которой невольно появлялась нервная дрожь. Её выносливость вселяла в окружающих ужас, ведь подобная трудоспособность казалась им сверхъестественной.

В свои сорок пять лет Элина выглядела от силы на тридцать: блестящие рыжие волосы, ровная белая кожа, огромные зеленые глаза, высокий рост, мускулы и полное отсутствие жира. Лет в шестнадцать ей пророчили карьеру модели или актрисы, однако слава вкупе с неплохими гонорарами привлекали её в десятки раз меньше, чем тихая и спокойная жизнь в родном городе. Она не любила перемены и предпочла успеху стабильность. Выдающиеся внешние данные она благополучно передала двоим детям – Себастьяну и Кире.

Увы, другие «дары» генетики были не такими уж и приятными.

Первый муж Элины был редким красавцем, но страдал от недиагностированного аутизма. А потому о нормальном сосуществовании с энергичной женой не могло быть и речи. Мелтдауны нейроотличного супруга воспринимались ею как истерики, а неразговорчивость ошибочно трактовалась как надменность. Элина не могла понять причин его вечной усталости и заторможенности. Брак трещал по швам, розовые очки спадали, в глаза всё больше бросались недостатки партнера: медлительность, моторная неловкость, закрывание глаз и ушей во время ссор, нелюдимость. Порой она не понимала, каким образом её благоверный умудрился дожить до взрослого возраста, будучи столь неприспособленным к миру. Она искренне верила, будто тот просто недостаточно старается – на деле же всё было с точностью до наоборот: бедняга из кожи вон лез, чтобы выполнять заоблачные (по меркам нейроотличного человека) требования дамы сердца. Увы, она этого в упор не видела.

Лютая ненависть ко второй половине молниеносно перенеслась на Себастьяна – её сына, который во всем походил на отца, ибо унаследовал диагноз. Так называемый «высокофункциональный аутизм» вредил своим носителям тем, что его практически невозможно было диагностировать ввиду многочисленных заблуждений и стереотипов о РАС. Простыми словами: носители его кажутся недостаточно слабыми, чтобы им сочувствовать, и недостаточно сильными, чтобы их уважать. Слишком «умными», чтобы получать хоть какие-либо уступки. И слишком «тупыми», чтобы справляться с тяготами мира.
Себастьян изо всех сил пытался угождать матери, однако его попытки терпели крах. Холод, жёсткость, равнодушие и бесцеремонность родительницы преследовали его всегда: ей не нравилось, как он дышит, говорит, двигается. Одним словом, ругали его всегда и за всё, благодаря чему Себастьян ошибочно уверовал в то, что окружающие получают удовольствие от страданий других людей. Он не мог понять, почему абсолютно все его старания остаются незамеченными, а каждая его ошибка припоминается ему десятки тысяч раз. У него сложилось впечатление, словно мать просто чувствует себя счастливой именно в те моменты, когда сам он максимально несчастен. Не складывалось у него и общение со сверстниками, ибо те считали его до боли занудным. Его жизнь была похожа на бесконечный кошмарный сон, от которого никуда невозможно было спрятаться или сбежать.

Брак Элины развалился за пять лет, и энергичная дама мгновенно окольцевала нового ухажера, так же стремительно позабыв об экс-кавалере. Второй супруг был логичным, хладнокровным и более щедрым на слова. Сенека всегда руководствовался разумом, ловко манипулировал людьми и не испытывал каких-либо эмоций. Тёзка древнего философа мнил себя непризнанным гением, оборудовал одну из комнат дома под лабораторию, постоянно проводил там опыты и злился, когда его отвлекали. Внешность у него была столь же скверной, сколь и характер – при взгляде на него хотелось протереть глаза тряпкой или умыться. Единственным достоинством Сенеки был исполинских размеров член, которым он часто и умело пользовался. Темпераментная Элина очень высоко ценила сие, несказанно радуясь тому, что новый кавалер был полной противоположностью старого.

Весь Фламинго Таун лицезрел то, как местный плотник регулярно предается плотским утехам с практичным и расчетливым мужем. Пара не страдала ни от стеснительности, ни от сдержанности. А потому беременность не заставила себя долго ждать: всего через год Элина обзавелась дочерью – точной копией Сенеки. Кира постоянно ковырялась в механизмах, бегала с пробирками, ни разу в жизни не мучилась от наличия эмоций и смотрела на мир хладнокровным взглядом. Унаследовав выносливость матери и амбиции отца, она всегда брала лучшее от жизни: ведь ничто не может морально обременить того, кто не знаком ни с чувствами, ни с усталостью.

Кира была рождена с психологической броней, её невозможно было ничем задеть. Себастьян же с самого появления на свет был наделен сверхчувствительностью: сердце его было раскрыто нараспашку, и исправить он это не мог даже после длительной череды болезненных событий. Специфичный стиль мышления часто ставил его в тупик, мешая ему понимать окружающих. Те, в свою очередь, не могли понять его и с завидной частотой неверно трактовали его слова и действия. Жилось ему крайне тяжело, однако он понятия не имел, что это как-то связано со строением нейронов в его голове. Для выполнения базовых действий он затрачивал титанические усилия, однако со стороны всё выглядело так, словно он просто ленится или работает вполсилы. Себастьян полагал, что абсолютно каждый человек нервничает перед выходом из дома или испытывает небывалое волнение от досадных будничных мелочей. Ему казалось, будто именно так выглядит нормальная жизнь.

С этой верой он прожил до двадцати пяти лет, постоянно выслушивая обвинения в инфантилизме и закрытости. Количество стресса в его жизни било все мыслимые и немыслимые рекорды, и парень с завидной регулярностью переживал болезненные эмоции. Из-за обвинений в излишней обидчивости он выработал в себе привычку прятать чувства и никогда не рассказывать о них. После этого его стали обвинять в холодности и надменности. Все были с ним настолько жестоки и строги, что он чудом не сошёл с ума.

Себастьян пристрастился к табаку. Ему требовалось выкуривать хотя бы одну пачку в день, чтобы как-то справиться с психологическим давлением. Каждый вечер он часами сидел у озера или у реки и молча курил, разглядывая воду. Чтобы избежать общения он работал удалённо и по ночам, а днём предпочитал спать.

Боясь стать затворником, он заставлял себя взаимодействовать с миром: в пятницу он играл с приятелем в бильярд в местном пабе, во вторник посещал репетиции музыкальной группы, а в среду закупался продуктами в супермаркете. Эти три выхода в люди невероятно выматывали его – после них он по четыре часа сидел в собственной спальне и смотрел в одну точку. В такие моменты мимика его лица менялась, а руки навязчиво тряслись в воздухе будто сами по себе. Благо, в таком виде его почти никто не видел. Для жителей Фламинго Таун он был просто закрытым человеком, который порой бывает немного груб в общении.

Смешавшись с окружающими, он благополучно скрывал от всего мира инородную суть своего разума. Тихий городок жил неспешной жизнью, которая играла ему на руку, позволяя маскироваться под обыкновенного человека, не обременённого диагнозами. Но в один прекрасный день его непримечательное бытие перевернулось с ног на голову. Произошло это из-за того, что весь Фламинго Таун встал на уши от небывалой новости: через неделю должен был приехать внук покойного друга мэра. Себастьян узнал об этой вести от своего друга Маркуса, когда тот играл с ним очередную партию в бильярд:

– Лет тридцать назад мэр Людвиг дружил с человеком из Санрайз Сити. Их платоническая связь была настолько сильной, что тот переехал во Фламинго Таун и поселился тут, выкупив огромную виллу на западе. После смерти здание стало пустовать и утратило изначальный вид: потолок облупился, на стенах потрескалась краска, паркет потускнел.

– Откуда ты это знаешь?

– Заходил туда пару раз. Одно из окон так и осталось открытым, и я не удержался.

Музыка в пабе играла громче обычного, мешая прислушиваться к речи собеседника. Парень невольно поморщился и продолжил диалог, стараясь игнорировать раздражающие звуки (он с трудом удерживался от того, чтобы не заткнуть уши):

– Не думаю, что это легально.

– Не будь занудой! Рассказать, что было дальше?

Себастьян молча кивнул головой, и Маркус продолжил:

– Виллу унаследовал внук. Двадцать лет от него не было никаких вестей, но недавно ему отчего-то взбрело в голову заселиться.

Парень усмехнулся, отпив пива из кружки:

– Из всех мест в мире он решил выбрать для жизни именно Фламинго Таун? Занятный тип!

Маркус натер кий мелом, нагнулся над столом и, закрыв один глаз, ударил по белому шару без номера. Бросок был неудачным, и парень чертыхнулся:

– Твою ж мать! Вот что за невезуха?!

Себастьян отстранённо посмотрел в сторону, ему казалось странным то, что кто-то вот так просто отказывается от жизни в Санрайз Сити и переезжает в Долину Солнечного Ливня. Да, название, конечно, красивое. Но разве это повод, чтобы бросать всё и жить здесь?

Парень полагал, что Санрайз Сити явно во сто крат лучше Фламинго Таун. Во многом это было связано с тем, что после развода его биологический отец уехал именно туда. Они регулярно созванивались и периодически виделись, но в какой-то момент связь между ними оборвалась. Отец присылал деньги и коротко рассказывал о своих делах, этим всё ограничивалось. Себастьян частенько думал о том, чтобы переехать и регулярно видеться с родителем. Однако с финансовой точки зрения это казалось ему нецелесообразным – хотя бы из-за безумных цен на жильё.

От раздумий его отвлекло едкое замечание Маркуса:

– Вообще-то «занятный тип» здесь только ты. Весь город только и говорит об этом, а ты, как всегда, не в курсе. Будто в танке живешь, ей-Богу!

Себастьян неловко улыбнулся, нагнулся над столом и ударил по битку (белому шару без номера), после чего биток попал по чёрному шару – тот мигом угодил в лузу соперника. Партию можно было считать оконченной.
Маркус был недоволен проигрышем, однако предпочёл промолчать, так как в зал для бильярда зашла Астра – девушка, которая уже давно была ему интересна не только в дружеском смысле. Увы, его она не заметила: всё её внимание было приковано к Себастьяну. Маркус подавил порыв гнева и сухо поздоровался:

– Здравствуй.

Его голос утонул в окружающем шуме, а потому был проигнорирован. Такое случалось довольно часто, а потому лишь подпитывало бушующую внутри Маркуса злобу. Почему Астра всегда смотрит только на Себастьяна?!
Ответа на этот вопрос он не знал. А потому весь остаток вечера бросал едкие замечания и пил.

Глава 2

“Beauty is the only master to serve.”
– Jack London

Астра довольно часто гуляла по северной части города, в надежде пересечься с Себастьяном. Их разговоры были короткими и односложными, но её это ни капли не смущало. Будучи музыкантом, Астра нашла максимально простой и действенный способ видеть мужчину своей мечты чаще – она вступила в его музыкальную группу в роли барабанщика. Как итог, каждый вторник её можно было увидеть на репетиции вместе с Себастьяном и Маркусом. У девушки было развито чувство ритма, она привносила в композиции ту самую чёткость и фирменность, которой обычно так недостаёт малоизвестным коллективам. Стороннему слушателю их треки показались бы безликими и посредственными, однако в барах и на локальных фестивалях с полупьяными слушателями недостатки звучания никому не бросались в глаза. Ибо они громко включали басы и весьма эффектно смотрелись на сцене: эпатажная девушка в чулках и портупее, улыбчивый блондин c ровным загаром и миловидный брюнет с отрешенным выражением лица.

В группе отсутствовал вокалист, так как Маркус не попадал в ноты, Астра пела слишком визгливо, а Себастьян абсолютно не попадал в ритм и в целом не мог передавать нужные интонации из-за нарушения просодии. Его речь казалась окружающим монотонной, бесчувственной, незаинтересованной, скучной или даже агрессивной. Сам он абсолютно не понимал, что не так с его голосом. Какое-то время он пытался как можно меньше разговаривать, однако даже при таком раскладе у окружающих находились новые претензии.

Иной склад ума доставлял ему немало неудобств, порой его жизнь становилась абсолютно невыносимой. Необходимость постоянно применять социальный камуфляж выматывала его, а взаимодействие с окружающим миром было подобно медленной пытке. Реалии жизни диктовали суровые условия для людей, мозг которых был устроен иначе.

Аутичные люди с завидной частотой страдали от варварского отношения к ним со стороны нейротипичных, то бишь «нормальных» личностей. Впрочем, Себастьян был привычен к их зверствам, а потому воспринимал трудности как норму. Холодный нейротипичный мир даже не подозревал о том, насколько невыполнимые требования предъявлялись к таким, как он.

Подобные условия существования выработали у парня привычку постоянно трудиться, не получая особых результатов. Трудиться просто ради того, чтобы жить обычной жизнью. Трудиться в десятки раз больше других и выслушивать обвинения в лености. Трудиться каждую секунду своего существования, мучительно подбирая необходимые для выживания социальные шаблоны, но при этом абсолютно не понимая их и считая бессмысленными.

Кропотливые усилия по сокрытию аутичных черт не прошли даром, и со стороны его бытие выглядело вполне обыденным. Он и сам понятия не имел о собственном диагнозе. Астра, как и все окружающие, даже не предполагала об особенностях мужчины своей мечты. Она вела с ним разговоры, часто звонила ему, неизменно улыбалась ему на репетициях, часто приходила в паб для того, чтобы понаблюдать за его игрой в бильярд. Гормоны делали своё дело – от глаз девушки ускользала иная природа его разума, а в памяти оставались лишь обрывочные образы. Себастьян был романтизирован ею, и при мыслях о нём она мгновенно вспоминала сосредоточенные глаза, тонкие щиколотки и изящные запястья. Вся её любовь была направлена на его внешнюю оболочку, для его души места в её сердце не находилось.

Астра смотрела на него с улыбкой, красила волосы в яркие цвета и постоянно пыталась привлечь его внимание глубоким декольте или короткой юбкой. Она надеялась на интерес с его стороны, с завидной частотой делая таро расклады на его чувства (ей неизменно выпадала луна в сочетании с иерофантом, жрицей или магом). Девушка была уверена, что только слепой не поймёт всех этих жирных намёков на более тесное общение. Она полагала, что сближается с ним. На деле же её настойчивость лишь отдаляла от него: его аутичный разум впадал в панику от подобного натиска. Вместо ожидаемого эффекта Астра получала лишь недоумение и застывший «пустой» взгляд. Позже ей начали выдавать механическую улыбку или какую-нибудь неуместную реплику.

Находчивая дама решила пойти ва-банк и эпатировать парня необычным местом для свидания – предложив встретиться на кладбище, она вывалила на него весьма длинное и эмоциональное признание в любви:

– Слушай, ты мне очень интересен, и я хотела бы, чтобы мы были вместе. Когда я увидела тебя, мне сразу захотелось узнать тебя поближе. Я подстроила всё от нашего знакомства, до вступления в группу. Когда я играю на барабанах, я разглядываю твою задницу. Эээ… Не в том смысле, что я озабоченная. Просто это именно то, что бросается мне в глаза. Вообще-то я очень скромная, просто как-то само так вышло. А ещё у тебя очень классная шея, и я хочу её покусать.

В воздухе повисла убийственная неловкость, все трупы нервно перевернулись в могилах. У парня от удивления отвисла челюсть, и он стремительно покинул место встречи. Астра подумала, что сморозила глупость, но отказываться от сказанного было поздно. Следующие две недели девушка прогуливала репетиции и старалась нигде не сталкиваться с Себастьяном. Завидев его, она начинала либо краснеть, либо смеяться от смущения. Ей было настолько неловко, что это невозможно было описать никакими словами.

Астра никогда не страдала от скованности, ей было легко поддерживать разговоры с людьми и формулировать мысли. Однако в присутствии любимого человека все её социальные навыки внезапно падали ниже плинтуса, а поведение становилось невменяемым. Она не могла найти этому объяснения.

Как правило, первыми в любви должны признаваться именно мужчины. Однако Астра настолько сильно была помешана на неразговорчивом брюнете, что это переходило все мыслимые и немыслимые рамки. Чувства переполняли её через край, в какой-то момент они просто вылились наружу в виде несуразного бреда.

Сам Себастьян подошёл к решению проблемы просто – предложил сделать вид, будто ничего не было. Подобный вердикт даму не устроил, но она с неохотой согласилась. Астра сочла, что лучше уж остаться друзьями, чем зарубить на корню плоды долгих усилий. Постепенно всё вернулось в прежнее русло, а недавние слова девушки теперь казались лишь неудачной шуткой. Они общались как прежде, ничто не предвещало перемен.

Далее события развились неожиданно, инцидент на кладбище вновь повторился. В своём личном дневнике парень описал его так:

«…Астра всегда улыбалась при виде меня. Вначале я обрадовался, так как подумал, что у меня появился новый друг. Но вскоре выяснилось, что я неправ: она снова заявила о своих чувствах.

Мне всегда было очень сложно говорить «нет», даже если я был решительно против чего-либо. Этим часто пользовались Кира и Сенека, что нередко злило меня. Виной всему была моя уступчивость, которую мне в детстве привила мать. Она испытывала полное равнодушие к моим чувствам, потребностям и желаниям, а потому с легкостью пренебрегала ими.
Её воспитание заставляло меня говорить «да» даже в те моменты, когда я абсолютно не хотел чего-либо. Она была таким существом, у которого лучше было не стоять на пути: если я пытался от чего-то отказаться, она применяла угрозы или заставляла мыть дом в три часа ночи. Подобный способ обращения с живым человеком я бы назвал «Методом кнута и электрошокера», ибо всё мое детство и отрочество меня будто бы дрессировали, заставляя улыбаться и делать вид, словно я получаю удовольствие от того, что мне глубоко противно. Фактически меня воспринимали словно вещь или живую игрушку.

На меня было вылито такое количество зла, что его с лихвой хватило бы на всю оставшуюся жизнь. Я очень любил свою семью, но во время общения с ней, в голову постоянно лезла мысль: «Лучше бы я вообще не рождался или умер в младенчестве». Лет в тринадцать я активно просил Бога о том, чтобы он послал мне неизлечимую болезнь, которая стремительно отправит меня прямиком в могилу. Я с трудом различал быструю речь, а также не распознавал некоторые звуки. Люди всерьёз думали, будто я глухой на одно ухо.

Я никогда не понимал, что происходит и не понимал ни юмора, ни сарказма. Всё моё существование было связано с постоянным нахождением в абсолютно нелогичных, страшных и нелепых ситуациях, а также выполнении непонятных для меня действий. Вся это какофония бытия вдолбила в меня привычку всегда улыбаться и говорить «да».

Поэтому, когда Астра начала говорить мне о том, что я ей интересен, я был близок к тому, чтобы машинально произнести: «Да, ты мне тоже». От неприятного продолжения событий меня спас незнакомец, возникший буквально из ниоткуда. Он влез в наш разговор и сказал, что ему срочно нужны семена и удобрения. Он производил впечатление чрезвычайно настойчивого человека, поэтому нам пришлось лично проводить его до Магазина Руфуса. Благо, он был расположен всего в пяти минутах ходьбы от кладбища. Прежде чем мы успели расспросить его, кто он и откуда, я (чуть ли не в прямом смысле) сбежал домой.

Благодаря возникшей передышке я смог собраться с духом и в тот же день сказать Астре, что она интересна мне лишь как друг. Она вызывала у меня симпатию, но я очень комплексовал из-за того, что при виде меня она начинала смеяться. Это заставляло меня чувствовать себя нелепым и неуместным. Я не смог бы встречаться с человеком, который воспринимает меня как циркового медведя. Поэтому я чётко дал понять, что парой мы точно не будем. Астра не приняла мой отказ, и статус наших отношений стал очень неопределённым. Я не хотел её терять, но её отношение ко мне казалось слегка грубоватым и пренебрежительным.

Я ценил её как личность, но морально не был готов к романтическим или сексуальным взаимоотношениям. Для меня всё это было бы слишком уж хаотичным и утомляющим. Я с трудом мог заботиться даже о самом себе, во мне абсолютно не было энергии, чтобы должным образом обеспечить заботой вторую половину. Какая могла идти речь о тесных узах, если для меня мучительны даже базовые коммуникации? Как вообще общаться с людьми, если порой мне с трудом удаётся разобрать их слова, понять их поступки и увидеть скрытые намёки? Неужели абсолютно каждый регулярно чувствует те же ужас, беспомощность и оторопь, что и я?!

Вопрос решился окончательно, когда я снова столкнулся с тем незнакомцем возле реки. Я будто получил невидимое одобрение на то самое решительное «нет». До этого меня терзало мучительное чувство вины вкупе со страхом. Мне даже показалось, словно мне телепатически говорят: «Молодец! Ты не цирковой мишка!»

Он был немного пугающим, но я счёл его привлекательным и интересным. Его нарочито небрежный стиль одежды за версту кричал о небывалой уверенности в себе. Выяснилось, что он и был тем самым внуком покойного друга мэра Людвига. Звали его Грег. Я был удивлён, так как представлял владельца виллы иначе. По неведомой причине мне казалось, будто им должен быть кто-то пафосный и уродливый. Вместо этого передо мной предстал высокий шатен с идеальной кожей и несколько холодноватой манерой общения. Сильнее всего меня впечатлила его дикция – один в один как у настоящего телеведущего или высококлассного синхронного переводчика.

Я почувствовал бурю странных эмоций, осознать которые времени не было. Я испытывал к нему благодарность за то, что он спас меня от моих же рефлексов. Ведь очевидно, что отношения с Астрой – худшая идея из всех возможных. Готов поспорить, она призналась мне в любви ради забавы. Ведь как иначе объяснить её смех? Я был раздосадован, так как какая-то часть меня всё ещё мечтала о встрече с кем-то особенным. С тем, кому я не буду казаться комичным или каким-то неполноценным.

От волнения захотелось курить. Я вынул из кармана толстовки пачку сигарет, а затем вспомнил, что забыл спички дома. Грег услужливо протянул мне серебристую зажигалку, я поблагодарил его и сделал глубокую затяжку.

Меня несколько тяготило общение с людьми, так как мне было очень сложно понимать их. Всё, что я смог выдавить из себя на момент знакомства:

– Из всех мест в мире вы выбрали именно Фламинго Таун?

Он никак не ответил на мою реплику и просто улыбнулся. У него был очень тяжёлый взгляд, казалось будто его можно осязать, ощущать физически. На секунду я подумал, что незнакомец обладает каким-то магическим даром или не является человеком. Я невольно сравнивал его с рептилоидами и существами из других измерений. Вскоре, это показалось мне нелепым, и я быстро отмёл все нелепые подозрения, списав всё на свою чрезмерную любовь к научной фантастике и фэнтези.

Из короткого разговора с ним я узнал лишь то, что родом он из Санрайз Сити. Мы попрощались. Он ушёл по своим делам, а я вернулся домой, закрылся в своей комнате и целую неделю работал над проектом. Дедлайны не давали мне спать долгих семь дней, но результат превзошёл все ожидания – оплата была чрезвычайно высокой, а заказчик изнывал от безудержной радости. Я отсыпался двое суток, прежде чем взяться за следующее задание.

В третий раз я встретил Грега в собственном доме. Я вышел на кухню, чтобы попить воды, а он в это время болтал с моей матерью о постройке подсобного помещения. Едва завидев меня, он тотчас же подошёл ко мне поздороваться и вручил мне коробку с сашими:

– Еда прокладывает путь к сердцам людей. Нет более надёжного способа обзавестись добрососедскими отношениями, дорогой друг.

Незнакомцев я не любил, но меня ужасно порадовало, что он подарил мне именно то, чего я хотел больше всего. После короткого разговора он ушёл, оставив меня наедине с кучей сырой рыбы.

Через пару дней всё повторилось снова, и я почувствовал себя немного неловко от того, что не подумал заранее об ответном подарке.

Следующие две недели он регулярно приносил мне сашими, пока я курил у реки. Меня это никак не настораживало, так как я не переносил стряпню матери и не умел вкусно готовить.
Говоря другими словами: я был слишком привередлив к еде, а потому часто отказывался от пищи. Играло роль и то, что мне было противно есть в обществе Киры и Сенеки (последний ужасно раздражал меня). Отчима я на дух не переносил, а сестра открыто считала меня умственно неполноценным.

Наверное, любовь к японской кухне была моим слабым местом – я был слишком падок на экзотические блюда. Поэтому, когда Грег начал звать меня к себе домой, чтобы вместе обедать или ужинать, я был не в силах отказаться. Из разговоров с ним я узнал о том, что он уехал из Санрайз Сити по двум причинам: во-первых, чтобы забыть любимую женщину; во-вторых, потому что разочаровался в людях и захотел быть ближе к природе.

Иногда случалось так, что я вовсе не ел дома, предпочитая стряпне матери сашими. Мои трапезы у нового знакомого часто сопровождались употреблением крепких алкогольных напитков. Обычно я выпивал не более одной рюмки. На всякий случай уточню: до того, как он приехал, я пил от силы два раза в год – на свой день рождения и на день рождения Маркуса. Но даже в этих случаях, алкоголь я употреблял в крайне умеренных дозах, ограничиваясь одной банкой пива. Я чётко знал, что особенности моего мышления предписывают всегда быть в трезвом уме.

И всё же, когда меня звали в гости, чтобы поесть сашими, я пил виски или водку. По правде говоря, я сам не знаю, отчего так случилось. Если память мне не изменяет, то самую первую рюмку я выпил после того, как мой новый знакомый сказал: «Если есть сырую рыбу слишком часто, можно отравиться – это скоропортящийся продукт. Я использую свежие ингредиенты и всегда готовлю только на чистой поверхности, соблюдая все меры гигиены. Время от времени я заказываю блюда из ресторана. И всё же, тебе нужно запивать это водкой, ибо это сырая пища, которая не подвергалась термической обработке. Так будет лучше для твоего здоровья».

По необъяснимой причине, я повёлся на этот бред. Однако, когда вместо одной рюмки мне начали предлагать сразу две, я понял, что с этим нужно что-то делать. Возможно, мои слова покажутся многим нелепыми, так как одна рюмка не делает из человека алкоголика. Однако жизнь научила меня в зародыше искоренять любую проблему. Мне с раннего детства с трудом давались даже самые простые задачи, а потому я не мог позволить себе такую роскошь, как отдых или чрезмерное расслабление.

Я начал отказываться от приглашений и постарался всячески избегать своего нового друга. Первое время это давалось мне очень легко, но вскоре мне стало его не хватать. Меня пугало то, насколько сильно я привязался к нему за такой короткий промежуток времени. Вероятно, дело было в том, что Грег имел более широкий кругозор, чем кто-либо из моих друзей или родственников.

Маркус был очень жизнерадостным и улыбчивым, но его круг интересов был очень ограниченным: он гонялся за каждой юбкой и никак не мог завести постоянную девушку. Астра была интересной личностью и довольно привлекательной дамой, но её склонность к эпатажу несколько пугала меня. Кира особо не разговаривала со мной, иногда мы вместе играли в онлайн игры, но дальше наше общение не заходило. По иронии судьбы эмоциональную связь мне удалось выстроить лишь с Грегом – малознакомым и прохладным человеком

Вынужденное отдаление от него было для меня огромным ударом. Чтобы как-то примириться с утратой, я чаще посещал заброшенные шахты, находились они в получасе ходьбы от моего дома. Изредка туда приезжали блогеры, чтобы снимать контент, но чаще всего там было тихо, спокойно и на удивление чисто. Порой в недрах земли находились весьма впечатляющие старинные вещи, как-то раз мне даже посчастливилось обнаружить часы пятидесятилетней давности. Тем не менее, в подземных тоннель было небезопасно: однажды меня сильно укусил пещерный краб, и я вынужден был приостановить свои походы.

Постепенно я вновь вернулся к привычной жизни – той, которой я жил до встречи с этим человеком. В какие-то моменты мне казалось, что мы с ним родственные души или какие-нибудь близнецовые пламёна. Такие мысли я яростно от себя отгонял, списывая всё на свой затворнический образ существования.

Как назло, он появлялся в моей жизни каждый раз, когда мне казалось, словно я вновь привыкаю к одиночеству. Грег стабильно приносил то еду из паба, то какую-нибудь безделушку, то что-нибудь из шахты. Его безразличие сменялось заботой, и мне всё это казалось издевательством. Я предположил, что всё это было методикой горячо-холодно, но его отношение ко мне было слишком уж бережным и уважительным. Выстроив некое подобие личных границ, мы вновь начали ужинать вместе и вести себя так, словно знакомы друг с другом уже несколько лет.

Он был очень странным человеком: порой он вел себя более зрело, чем среднестатистический человек, а порой демонстрировал чудеса инфантилизма. Я никак не мог понять, кем же он является на самом деле. Ясно было лишь одно – рядом с ним я чувствовал себя особенным. Неужели все мы автоматически начинаем считать близкими друзьями тех, кто видит в нас нечто уникальное?».