Щепки летят
Щепки летят
Алексей Филиппов
Зима. Канун 1927 года. Комсомольская ячейка небольшой деревни готовится отметить наступление нового года. Всё как положено решили сделать: стол возле печки с красной скатертью, лекция против религии, а потом танцы. Только не суждено было комсомольцам в ту ночь потанцевать… Кто-то бросил в дом гранату… Взрыв… Пожар…
Алексей Филиппов
Щепки летят
Зима. Морозно. Плотные сугробы – местами человеку по грудь. И ветер не на шутку свирепствует, бросая в лицо мелкий колючий снег. Коля Сумотин повернулся спиной к злому ветру, снял рукавицы и полез в карман за гвоздями. Пальцы слушались плохо, но отступать некуда. Раз взялся за гуж… Коля развернул лист бумаги, локтем руки, той самой где гвозди, прижал бумагу к стене избы, другой рукой достал из кармана молоток. Один гвоздь вбил удачно, а вот со следующим случилась неприятность. Дрогнула рука – и вместо гвоздя угодил Коля по пальцу.
– Ух, ё…, – застонал Сумотин от боли, роняя молоток в снег.
– У-у-у, – будто в насмешку, завыла возле крыши вьюга. – У-у-у…
Проказник ветер хотел ещё и лист бумаги погонять по деревенской улице, но гвоздь удержал его. Коля пошарил рукой в сугробе, нащупал молоток, потом полез в карман за гвоздём, благо не все за один раз вытащил. Второй гвоздь тоже на месте, а дальше всё пошло как по маслу.
И вот уже у избы собрался народ, читая объявление:
«Завтра в десять часов в избе-читальне будет вечер по встрече нового 1927 года. Десятого года пролетарской революции.
Сперва товарищ Гимаев – красный герой из райкома прочтёт лекцию о том, что плевать хотел пролетариат на всякую религию.
Потом силами драмкружка будет показана постановка «Не всё попу масленица». Постановка с частушками. На гармошке поиграет Вася Брыкин.
Ближе двенадцати, будем есть мясо, назло попам, и поздравлять друг друга.
Дальше прочие гуляния до утра, кто хочет.
Ячейка».
Возле объявления быстро собралась толпа – человек двадцать. Читали наперебой и вслух, при этом смеялись, то и дело, перебивая друг друга.
«Пока я мучился и прибивал, – подумал Коля, облизывая окровавленный палец, – ни одна собака не подошла помочь, а теперь ржут».
– А мясо-то где комсомольцы возьмут? – весело обсуждал объявление народ.
– Так, комсомольцы все с ножами ходят: прирежут собаку – вот тебе и мясо. Га-га-га!
– Чего ты врёшь? – мигом бросился на защиту чести своей организации Сумотин. – Ещё на той неделе мы половину телёнка вскладчину вон у Евпалова на этот случай купили.
– Коли так, то надо сходить… У Петра Дмитрича телята упитанные.
– И мы пойдём мясца пожрать! Ха-ха-ха!
– Девки, семечек не забудьте! Полузгаем!
– И не вздумайте прятать! Каждую лично ощупаю с головы до пяток! Всех пощекочу, как Санька Маньку! Ха-ха-ха!
– Председатель на собрании говорит, старается, а его жена за баней с кем-то обнимается! Видят это все помимо недотёпы Клима! Хи-хи-хи!
– Так их, девки! Частушкой крой! Гы-гы-гы!
– Ха-ха-ха!
– Самогонки надо ещё прихватить! Для веселья! Какой праздник без веселья! Как насчёт самогонки, комсомол? Га-га-га!
К объявлению подошла и старуха Лухтина, порасспросила – в чём дело, потом подняла к серому небу морщинистые в коричневых пятнах кулаки и завопила.
– Ироды! Покарает вас Господь! Пост, ведь! Христом Богом прошу вас, люди, не ходите в этот вертеп бесовский! Покарает ослушников Господь! Ждите гиены огненной!
И так противно кричала старуха, что все мигом от объявления разбежались. Последними отступили два степенных мужика.
– Митрич, а ты вправду им мяса продал?
– А куда денешься, Акимыч? В убыток вошёл, но продал. Керосину ещё бидон дал. Они, ведь, чуть что, в райком свой бегут. Я летом заартачился малость, так райком этот мигом фининспектора с милиционером прислал. Еле откупился… С ними лучше не связываться…. Да и сын у меня… Сам знаешь…
– Вот бы всю эту свору завтра единым махом, – Акимыч повернул кулак, словно гусю шею свернул.
– С ума сошёл? – завертел головой Митрич. – Разве можно такое вслух. Меньше говори, больше делай… Чтоб всё было тихо – как договорились…
К назначенному сроку в избе стал собираться народ. Под избу-читальню комсомольцам отдали дом священника. Самого священника с семьёй ещё в октябре в сторожку церковную переселили, а жильё их к нужному делу приспособили. Дом просторный. Есть – где разгуляться. И светло – шесть керосиновых ламп со стен светят.
Коля Сумотин с Иваном Петровым топили печь, первый деревенский силач Сашка Литвинов на улице, сбросив на перила крыльца красноармейскую шинель, мясо рубил, Васька Брыкин точил нож, а девчонки – Лиза Лухтина с Клавой Чепуриной чистили картошку.
– Жарко, – утёрла ладошкой лоб Лиза.
– Это разве жарко? – засмеялся Петров. – Ты ещё жары настоящей не видела. Такая жара бывает, что яйцо в песке можно испечь до крутости.
– Неужто правда? – удивилась Лиза.
– И ты тоже яйца пёк? – засмеялась Клава. – Испёк до крутости?
– Ты, давай, это…, – погрозил девушке пальцем Иван. – Хватит лясы точить, тебе ещё картошки чистить да чистить…
Иван Петров приехал в деревню навестить мать погибшего товарища, хотел, уж было, уезжать, но увидел Клаву Чепурину и влюбился, как говорится, без памяти. Теперь жил Иван в избе-читальне, за порядком здесь следил и всячески подбивал клинья к Клавдии: слова красивые говорил, на подарки не скупился, но та пока даже намёка на обратное чувство не обозначила. Видимо, кто-то другой у неё на уме. Вот и страдал Иван от неразделённой любви, попутно участвуя в комсомольской жизни деревни. Сегодня он помог Литвинову стол для президиума устроить, потом командовал лампами керосиновыми и русской печью, натопил так, что хоть руду в печи плавь. Сосед Илья Акимыч, почуяв, по всей видимости, хорошее угощение, тоже взялся помогать, хотя из комсомольского возраста давно вышел. Он принёс охапку дров и положил её возле печки.
– Вот, длиной поменьше выбирал, – стал объяснять мужик Лизе. – Для подтопка. На плите подтопка мясо жарить сподручнее.
– Да, знаем мы всё, дядя Илья, – засмеялась Лиза. – Знаем. Не первый же раз жарим…
– Ну, знаете, и хорошо, – вздохнул Илья Акимыч. – Я погреюсь у вас тут. Скучно мне дома одному. Не прогоните? Очень хочется товарища из райкома послушать. Давайте я дрова в подтопок положу…
– Не надо, – Клавдия быстро отстранила мужика от печи. – Мы сами, не маленькие уже, а ты вон на табуреточке посиди.
На улице истошно залаяли собаки, и на крыльце занялась суета – председатель сельсовета Клим Сергеев привел товарища из райкома. Девчонки в прихожую выглянули. Лицо у товарища весёлое, красное от мороза, глаза блестят. Одна рука у него на перевязи, а вторую – ладонью к печи приложил.
– Дровишек не жалейте, ребята! – крикнул товарищ истопникам из-за загородки. – Дрова сухие да печь жаркая, вот что главное зимой в наших краях! Лучше топите, приду проверю!
– Нужна ему, больно, печь эта, он тебя придёт проверять, – подмигнула Лизе Клава. – В город, чай, скоро увезёт…
Васька перестал точить нож и протолкался сквозь толпу у дверей на улицу.
Коля хотел выйти да поздороваться с райкомовцем за руку, но, глянул на испачканные сажей ладони, отступил ближе к печке да подальше от прихожей, где городской гость весело ручкался с местной молодёжью.
– Куда прёшь, дубина?! – шепнул Коле Петров, пряча за печку серую коробку. – Патефон раздавишь…
– А откуда он здесь? – Коля удивлённо глянул на диковинный инструмент.
– Благонравов принёс.
– Сенька? Попович?
– Ну, кто ж ещё?
– Чего это вдруг?
– Ты чего, не понимаешь?
– Нет…
– Лизке он угодить хочет. Втюрился в неё по уши… Даже с Брыкиным на днях от любви своей подрался. Крепко ему Вася накостылял…. За милую душу… Думал, не сунется он больше сюда, а он пришёл, помогать стал, потом говорит: хотите я вам патефон на вечер дам. Я говорю – давай, нам музыка не помешает. Вот он и принёс… Пластинки обещал попозже принести, как отец в храм на службу уйдёт… А потом Васька пришёл…
– А я, товарищи, третьего дня из Москвы приехал, – рассказывал деревенской молодёжи райкомовец. – Операцию мне на руке делали в госпитале военном.
– А чего с рукой-то? – поинтересовались сразу несколько голосов.
– От Джунаида подарочек…
– От кого?
– От контры подлой … Мы его там прижали чуток, а он огрызаться стал. Да ещё один гад, из наших, кстати сказать, ему помог… Хороший, вроде, парень, а вот на золото польстился… Позже доложу активу о повышении бдительности… Да, ладно, чего об этой гниде говорить, чести много, давайте я вам лучше расскажу, как товарища Калинина в Москве встретил… Пошёл я, значит, на Красную площадь, к мавзолею вождя нашего… Иду, значит, клювом щёлкаю…
Дальше товарищ Гимаев рассказал такую смешную историю, что большинство слушателей за живот схватились, а кое-кто, чуть было, на пол от смеха не сел. Такой хохот в избе стоял, что даже пара пауков свалилась с паутины на крытый красной скатертью стол президиума.
А вот на кухне было не до смеха.
– На чём жарить будем? – всплеснула руками Лиза. – Сала нет… Вот здесь утром горшочек с топлёным салом стоял… Спёр, поди, кто-то… Не кухня, а проходной двор…
– Кажется, в подполах сало было, – поднял половицу Петров и нырнул в подпол, но скоро выглянул оттуда и развёл руками.
– Чего же делать-то? – захлопала пушистыми ресницами Клава.
– Не боись, Клавонька, – подмигнул девушке Иван. – Будет сало. Для тебя в огонь и в воду! К Евпалову сбегаю, и всё образуется. А вы пока мясо внесите. Порежьте помельче да пусть погреется у печки. Давай, Клавдия, командуй. Колька, помоги девчонкам.
Петров надел тулуп, и, чуть ссутулившись, поспешил к порогу. Клавдия взяла из корзины бересту и подожгла дрова в подтопке.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71266567?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Алексей Филиппов
Зима. Канун 1927 года. Комсомольская ячейка небольшой деревни готовится отметить наступление нового года. Всё как положено решили сделать: стол возле печки с красной скатертью, лекция против религии, а потом танцы. Только не суждено было комсомольцам в ту ночь потанцевать… Кто-то бросил в дом гранату… Взрыв… Пожар…
Алексей Филиппов
Щепки летят
Зима. Морозно. Плотные сугробы – местами человеку по грудь. И ветер не на шутку свирепствует, бросая в лицо мелкий колючий снег. Коля Сумотин повернулся спиной к злому ветру, снял рукавицы и полез в карман за гвоздями. Пальцы слушались плохо, но отступать некуда. Раз взялся за гуж… Коля развернул лист бумаги, локтем руки, той самой где гвозди, прижал бумагу к стене избы, другой рукой достал из кармана молоток. Один гвоздь вбил удачно, а вот со следующим случилась неприятность. Дрогнула рука – и вместо гвоздя угодил Коля по пальцу.
– Ух, ё…, – застонал Сумотин от боли, роняя молоток в снег.
– У-у-у, – будто в насмешку, завыла возле крыши вьюга. – У-у-у…
Проказник ветер хотел ещё и лист бумаги погонять по деревенской улице, но гвоздь удержал его. Коля пошарил рукой в сугробе, нащупал молоток, потом полез в карман за гвоздём, благо не все за один раз вытащил. Второй гвоздь тоже на месте, а дальше всё пошло как по маслу.
И вот уже у избы собрался народ, читая объявление:
«Завтра в десять часов в избе-читальне будет вечер по встрече нового 1927 года. Десятого года пролетарской революции.
Сперва товарищ Гимаев – красный герой из райкома прочтёт лекцию о том, что плевать хотел пролетариат на всякую религию.
Потом силами драмкружка будет показана постановка «Не всё попу масленица». Постановка с частушками. На гармошке поиграет Вася Брыкин.
Ближе двенадцати, будем есть мясо, назло попам, и поздравлять друг друга.
Дальше прочие гуляния до утра, кто хочет.
Ячейка».
Возле объявления быстро собралась толпа – человек двадцать. Читали наперебой и вслух, при этом смеялись, то и дело, перебивая друг друга.
«Пока я мучился и прибивал, – подумал Коля, облизывая окровавленный палец, – ни одна собака не подошла помочь, а теперь ржут».
– А мясо-то где комсомольцы возьмут? – весело обсуждал объявление народ.
– Так, комсомольцы все с ножами ходят: прирежут собаку – вот тебе и мясо. Га-га-га!
– Чего ты врёшь? – мигом бросился на защиту чести своей организации Сумотин. – Ещё на той неделе мы половину телёнка вскладчину вон у Евпалова на этот случай купили.
– Коли так, то надо сходить… У Петра Дмитрича телята упитанные.
– И мы пойдём мясца пожрать! Ха-ха-ха!
– Девки, семечек не забудьте! Полузгаем!
– И не вздумайте прятать! Каждую лично ощупаю с головы до пяток! Всех пощекочу, как Санька Маньку! Ха-ха-ха!
– Председатель на собрании говорит, старается, а его жена за баней с кем-то обнимается! Видят это все помимо недотёпы Клима! Хи-хи-хи!
– Так их, девки! Частушкой крой! Гы-гы-гы!
– Ха-ха-ха!
– Самогонки надо ещё прихватить! Для веселья! Какой праздник без веселья! Как насчёт самогонки, комсомол? Га-га-га!
К объявлению подошла и старуха Лухтина, порасспросила – в чём дело, потом подняла к серому небу морщинистые в коричневых пятнах кулаки и завопила.
– Ироды! Покарает вас Господь! Пост, ведь! Христом Богом прошу вас, люди, не ходите в этот вертеп бесовский! Покарает ослушников Господь! Ждите гиены огненной!
И так противно кричала старуха, что все мигом от объявления разбежались. Последними отступили два степенных мужика.
– Митрич, а ты вправду им мяса продал?
– А куда денешься, Акимыч? В убыток вошёл, но продал. Керосину ещё бидон дал. Они, ведь, чуть что, в райком свой бегут. Я летом заартачился малость, так райком этот мигом фининспектора с милиционером прислал. Еле откупился… С ними лучше не связываться…. Да и сын у меня… Сам знаешь…
– Вот бы всю эту свору завтра единым махом, – Акимыч повернул кулак, словно гусю шею свернул.
– С ума сошёл? – завертел головой Митрич. – Разве можно такое вслух. Меньше говори, больше делай… Чтоб всё было тихо – как договорились…
К назначенному сроку в избе стал собираться народ. Под избу-читальню комсомольцам отдали дом священника. Самого священника с семьёй ещё в октябре в сторожку церковную переселили, а жильё их к нужному делу приспособили. Дом просторный. Есть – где разгуляться. И светло – шесть керосиновых ламп со стен светят.
Коля Сумотин с Иваном Петровым топили печь, первый деревенский силач Сашка Литвинов на улице, сбросив на перила крыльца красноармейскую шинель, мясо рубил, Васька Брыкин точил нож, а девчонки – Лиза Лухтина с Клавой Чепуриной чистили картошку.
– Жарко, – утёрла ладошкой лоб Лиза.
– Это разве жарко? – засмеялся Петров. – Ты ещё жары настоящей не видела. Такая жара бывает, что яйцо в песке можно испечь до крутости.
– Неужто правда? – удивилась Лиза.
– И ты тоже яйца пёк? – засмеялась Клава. – Испёк до крутости?
– Ты, давай, это…, – погрозил девушке пальцем Иван. – Хватит лясы точить, тебе ещё картошки чистить да чистить…
Иван Петров приехал в деревню навестить мать погибшего товарища, хотел, уж было, уезжать, но увидел Клаву Чепурину и влюбился, как говорится, без памяти. Теперь жил Иван в избе-читальне, за порядком здесь следил и всячески подбивал клинья к Клавдии: слова красивые говорил, на подарки не скупился, но та пока даже намёка на обратное чувство не обозначила. Видимо, кто-то другой у неё на уме. Вот и страдал Иван от неразделённой любви, попутно участвуя в комсомольской жизни деревни. Сегодня он помог Литвинову стол для президиума устроить, потом командовал лампами керосиновыми и русской печью, натопил так, что хоть руду в печи плавь. Сосед Илья Акимыч, почуяв, по всей видимости, хорошее угощение, тоже взялся помогать, хотя из комсомольского возраста давно вышел. Он принёс охапку дров и положил её возле печки.
– Вот, длиной поменьше выбирал, – стал объяснять мужик Лизе. – Для подтопка. На плите подтопка мясо жарить сподручнее.
– Да, знаем мы всё, дядя Илья, – засмеялась Лиза. – Знаем. Не первый же раз жарим…
– Ну, знаете, и хорошо, – вздохнул Илья Акимыч. – Я погреюсь у вас тут. Скучно мне дома одному. Не прогоните? Очень хочется товарища из райкома послушать. Давайте я дрова в подтопок положу…
– Не надо, – Клавдия быстро отстранила мужика от печи. – Мы сами, не маленькие уже, а ты вон на табуреточке посиди.
На улице истошно залаяли собаки, и на крыльце занялась суета – председатель сельсовета Клим Сергеев привел товарища из райкома. Девчонки в прихожую выглянули. Лицо у товарища весёлое, красное от мороза, глаза блестят. Одна рука у него на перевязи, а вторую – ладонью к печи приложил.
– Дровишек не жалейте, ребята! – крикнул товарищ истопникам из-за загородки. – Дрова сухие да печь жаркая, вот что главное зимой в наших краях! Лучше топите, приду проверю!
– Нужна ему, больно, печь эта, он тебя придёт проверять, – подмигнула Лизе Клава. – В город, чай, скоро увезёт…
Васька перестал точить нож и протолкался сквозь толпу у дверей на улицу.
Коля хотел выйти да поздороваться с райкомовцем за руку, но, глянул на испачканные сажей ладони, отступил ближе к печке да подальше от прихожей, где городской гость весело ручкался с местной молодёжью.
– Куда прёшь, дубина?! – шепнул Коле Петров, пряча за печку серую коробку. – Патефон раздавишь…
– А откуда он здесь? – Коля удивлённо глянул на диковинный инструмент.
– Благонравов принёс.
– Сенька? Попович?
– Ну, кто ж ещё?
– Чего это вдруг?
– Ты чего, не понимаешь?
– Нет…
– Лизке он угодить хочет. Втюрился в неё по уши… Даже с Брыкиным на днях от любви своей подрался. Крепко ему Вася накостылял…. За милую душу… Думал, не сунется он больше сюда, а он пришёл, помогать стал, потом говорит: хотите я вам патефон на вечер дам. Я говорю – давай, нам музыка не помешает. Вот он и принёс… Пластинки обещал попозже принести, как отец в храм на службу уйдёт… А потом Васька пришёл…
– А я, товарищи, третьего дня из Москвы приехал, – рассказывал деревенской молодёжи райкомовец. – Операцию мне на руке делали в госпитале военном.
– А чего с рукой-то? – поинтересовались сразу несколько голосов.
– От Джунаида подарочек…
– От кого?
– От контры подлой … Мы его там прижали чуток, а он огрызаться стал. Да ещё один гад, из наших, кстати сказать, ему помог… Хороший, вроде, парень, а вот на золото польстился… Позже доложу активу о повышении бдительности… Да, ладно, чего об этой гниде говорить, чести много, давайте я вам лучше расскажу, как товарища Калинина в Москве встретил… Пошёл я, значит, на Красную площадь, к мавзолею вождя нашего… Иду, значит, клювом щёлкаю…
Дальше товарищ Гимаев рассказал такую смешную историю, что большинство слушателей за живот схватились, а кое-кто, чуть было, на пол от смеха не сел. Такой хохот в избе стоял, что даже пара пауков свалилась с паутины на крытый красной скатертью стол президиума.
А вот на кухне было не до смеха.
– На чём жарить будем? – всплеснула руками Лиза. – Сала нет… Вот здесь утром горшочек с топлёным салом стоял… Спёр, поди, кто-то… Не кухня, а проходной двор…
– Кажется, в подполах сало было, – поднял половицу Петров и нырнул в подпол, но скоро выглянул оттуда и развёл руками.
– Чего же делать-то? – захлопала пушистыми ресницами Клава.
– Не боись, Клавонька, – подмигнул девушке Иван. – Будет сало. Для тебя в огонь и в воду! К Евпалову сбегаю, и всё образуется. А вы пока мясо внесите. Порежьте помельче да пусть погреется у печки. Давай, Клавдия, командуй. Колька, помоги девчонкам.
Петров надел тулуп, и, чуть ссутулившись, поспешил к порогу. Клавдия взяла из корзины бересту и подожгла дрова в подтопке.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71266567?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Алексей Филиппов
Тип: электронная книга
Жанр: Исторические детективы
Язык: на русском языке
Издательство: Автор
Дата публикации: 30.10.2024
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: Зима. Канун 1927 года. Комсомольская ячейка небольшой деревни готовится отметить наступление нового года. Всё как положено решили сделать: стол возле печки с красной скатертью, лекция против религии, а потом танцы. Только не суждено было комсомольцам в ту ночь потанцевать… Кто-то бросил в дом гранату… Взрыв… Пожар…