Главная страница | Полицейские детективы | Идеальная совокупность. Том 2

Идеальная совокупность. Том 2
Михаил Юрьевич Макаров
Роман о неблагодарной профессии #4
Больше года в городе орудует серийный насильник. В чём причина его неуловимости? В редкостном везении или в беспомощности правоохранителей? С каждым разом преступления становятся всё более дерзкими и жестокими. Пик нападений приходится на день образования Следственного комитета. Сможет новый правоохранительный орган оперативно исправить критическую ситуацию? Или реформа следствия ещё больше её усугубит?
Роман продолжает серию произведений, связанных сквозными героями, успевшими понравиться любителям честной полицейской прозы.

Михаил Макаров
Идеальная совокупность. Том 2


© М. Ю. Макаров, 2024
© Оформление ООО «КнигИздат», 2024

Часть 2
Когда дела идут хуже некуда, в самом ближайшем будущем они пойдут ещё хуже

1
Дамоклов меч Клыча Март 2005 года – сентябрь 2007 года
Каждый день после освобождения Клыч проживал, как последний. Человек – скотина выносливая, привыкает ко всему, но даже сейчас, по прошествии двух с половиной лет, авторитета не покидало состояние щемящей тревоги.
Москва, которая, как известно, бьёт с носка, никак не могла определиться с его судьбой. Зашёл в тупик воровской суд.
Предъява законника Дато Боржомского в убийстве столичных мытарей предполагала безальтернативное наказание и обоснована была надлежаще.[1 - Эту криминальную историю можно прочесть в романе М. Макарова «Эффект присутствия».]
За кореша Клыча впрягся Барон, славянский вор с Нижнего. От его веского слова отмахнуться москвичам, как от мухи, было нельзя.
Оправдываясь, Клыч покатил баллон на одного из своих парней, Зингера. Обвинил близкого в подставе. Будто это Гера высвистал из губернии мокрушника, а стрелки на Клыча перевел. Но чтобы так хидромудро обстряпать делюгу, у Зингера масла в тыкве не хватит. Жигана кто-то башковитый настропалил.
Таким продуманом виделся богатый острожский коммерс Катаев: ему живший по понятиям Клыч давно поперёк горла застрял. Но предъявить Катку было нечего.
И на понт его не взять, барыжил он не сам по себе, под крышей Севы Гашёного обретался. Гремевший некогда на полстраны вор Гашёный серьезно хворал, возможности его уварились, но на пенсион он покамест у братвы не просился. С ним считались и Дато, и Барон.
Загвоздка была в Зингере, тот стоял намертво: гадом буду, я не при делах! Правда, серьёзно с ним не базарили.
Разбор поставила на долгую паузу посадка Клыча. Воры ждали звонка, чтоб усадить Клыча с Зингером друг напротив дружки, дать каждому слово. Правилка не в пример ментовскому суду обязана быть равной для всех и справедливой.
Откинувшись, Клыч узнал, что Зингер умотал из Острога в неизвестном направлении. Якобы свинтил за бугор по чужой ксиве. То ли в Болгарию, где купил недвижку. То ли на еще более тёплый Кипр подался, куда вывел в офшор бабло.
Поиски результата не дали. Видать, глубоко забурился Гера.
Бегство оппонента пошло Клычу в актив жирным плюсом. Честные не бегают. Честные являются на толковище своими ногами в назначенный срок.
Пять лет назад Клыч и сам упорол косяк, не поехав на разборку под предлогом болезни. Дато моментально отправил за ним людей, велел приволочь за шкирку. Пиковый[2 - Пиковый – уголовный авторитет кавказской национальности (жарг.)] действовал по понятиям, тут возразить Барону было нечего.
Спесивые москвичи недооценили провинцию. Притащить строптивца на правёж не удалось. На хвост бойцам, повязавшим Клыча, упали фейсы. Оторваться не вышло. Белым днём на посту ГИБДД разгорелась настоящая – с автоматной пальбой – война. Одного хлопца менты завалили, второго задержали и упекли на пожизненное за убитого в перестрелке гаишника.
В связи с этими событиями у Дато обоснованно прорезался вопрос – не сука ли, часом, Клыч, раз за него цветные[3 - Цветной – сотрудник МВД (жарг.)] вписались?
Но Клыча приняли самого и влепили ему семерик строгача, который потом кассация скостила до пятёрки. Со ссученными у ментов обращение иное, деликатное. Пятёрку, её ведь на одной ноге не простоишь.
Вор, пораскинув мозгами, пришёл к выводу, что его посланцы сцапали Клыча, когда тот находился под колпаком фээсбэшников за свои проделки. Повидавшие жизнь люди не верят в совпадения, тем не менее они случаются и по форме иной раз напоминают фантастику.
В пользу Клыча свидетельствовала репутация. На круг у авторитета выходило двадцать три года отсидки. Почти полжизни! И статьи были, как на подбор, – грабёж, убийство, вымогательство, пересылка наркотических средств, хранение огнестрельного оружия. Далеко не каждый бродяга таким послужным списком похвастаться может. Первый срок за хулиганку подтверждал, что духовитым Володя был с малолетства.
Чалился он всегда достойно. Крайний раз его на дальняк загнали, в мордовскую глухомань. Выйти по УДО[4 - УДО – условно-досрочное освобождение.] не срослось. Откинулся звонком. Ладно ещё без надзора.
Вопрос с разбором за старое, за убитых в канун миллениума мытарей, подвис, как острый меч над головой одного древнего грека – на тонюсеньком волоске.
В такой вот, мягко сказать, некомфортной обстановке и пришлось Клычу заново налаживать жизнь на воле. Начинать с нуля. Пока он тянул срок, все его темы утухли. Их прибрал к рукам Зингер на правах партнёра. Менеджером он оказался малоэффективным, зато не обижал себя, любимого.
Станция техобслуживания сдулась до заурядной гаражной шиномонтажки. Перед тем, как податься в бега, Зингер её продал. Претензий новому собственнику не выкатишь, он – добросовестный приобретатель, так сказала адвокат Панкратова, к которой Клыч адреснулся за консультацией. Римме Устиновне доверять можно: кабы не её бойцовский характер, последние три срока Клыча получились бы гораздо длиннее.
«Трапеза» – магазинчик продуктовый на Малеевке – зачах, не выдержав конкуренции с открытым поблизости супермаркетом.
Наливайка «Пани Моника» лишилась лицензии на торговлю крепким спиртным, а с одного пива – какой навар…
Скупка цветмета в мелких масштабах стала невыгодной. Ну, и так далее…
Но главная проблема была в безлюдье. Разумеется, Клыч не мечтал собрать бригаду – в уровень той, что ходила под ним в девяностых. Полтора десятка боксёров! Самый щуплый первый разряд имел! Да и не прокормить ему такую ораву кабанов, каждый из которых за обедом по пять котлет сжирает.
Но несколько верных ребятишек надобно иметь. Без пристяжи грозный некогда авторитет воспринимался в городе как обычный мужичонка. В годах, маленький, плешивый со лба, на висках и затылке – седой курчавый войлок. Свернутый набок шнобель уже не придавал свирепого выражения скуластой физии, а создавал имидж бедолаги, огребшего люлей в пьяной драке.
По старой памяти Клыч скатался на привокзальную площадь, там гужевались бомбилы.
Их бугор Копейкин, в неизменной вытертой кожанке с погончиками, сутулый, цепкий, как репей, оказался на месте.
Клыч зарядил ему в лоб вместо «здрасьте»:
– Ну, чё, Иваныч? По «штуке» с рыла в месяц?! Как раньше?! С меня – защита от любого беспредела!
Таксёр скривил и без того морщинистую мордочку – вылитый хорёк, – проскрипел:
– Володя, не в обиду. Раньше было раньше. Теперича другие времена. Держи по старой дружбе тыщу. Матпомощь, типа. И давай разойдемся краями.
– Давай-давай х*ем подавился! – жутко осклабился Клыч, харкнул под ноги бомбиле, а дружбанам копейкинским, полезшим было из соседних тачек наружу, приветственно помахал рукой. – Ни гвоздя, ни жезла, мужики!
Последним легальным источником дохода семейства Калачёвых остался салон красоты «Локон».
Трудно пришлось Ленке одной, однако ж умница не только сохранила бизнес, но и расшириться умудрилась. В штате салона теперь аж шесть мастеров. Хозяйка «Локона» барыню из себя не строит, выучилась на маникюршу, обзавелась персональной клиентурой из богатеньких дамочек.
Её заработка хватало, чтобы оплачивать коммуналку, заправлять тачку, себя содержать и ребенка.
А самое главное – подруга жизни дождалась сидельца. Клыч надеялся, что не только из-за страха перед его чугунным кулаком. При этом насчёт любови-моркови не обольщался. Жена на двадцать лет моложе, на полголовы выше, ноги от ушей, сиськи торчком, попёц – орехом. Вдобавок – натуральная блонда. Здоровую молодую бабу ублажать надо регулярно. А как это сделать, коли за весь срок ему только три длительных свиданки выпало?
Грязных слухов про благоверную по городу не каталось, и это уже хорошо. Выходит, сплетничать не о чем. При том, что кентов мало, а трепачей всегда – как грязи, и языки у них без костей.
Если и подгуливала Ленка для здоровья бабского, то с умом.
«Узнаю, завалю!» – скрежетнул коренными зубами Клыч, сатанея от плеснувшего в голову кипятка.
И на себя окрысился: «Гуманист херов!»
Много времени он уделял подросшему сыну. Спешил наверстать упущенное. А как не спешить? Из роддома его, в одеялко завёрнутого, не забирал, сидел. Когда мальчонка ходить-говорить начинал, тоже сидел. Какое счастье, оказывается, за руку вести сынка первый раз в первый класс! А потом – во второй класс, в третий…
Отвозил в школу, забирал из школы. Даже уроки с ним делал. Склоняя слова по падежам, добрым словом поминал училку русского из ВТК[5 - ВТК – воспитательно-трудовая колония.], пичкавшую их, приблатнённых шнурков, знаниями.
Свой «крузак» Клыч продал, когда под судом был. Половина «бабок» ушла на оплату адвоката. Прейскурант у Риммы Устиновны конский, но никуда не денешься, её услуги того стоят. Другая часть была отложена на прожитие семьи, надолго остававшейся без добытчика.
Без колёс деловому человеку никак. Плюнув на понты, Клыч взял «Фольксваген Пассат» девяносто седьмого года с изрядным пробегом. И на него-то едва наскрёб деньжат.
В «фольксвагене» Клыч выискивал плюсы. Классика – раз! На дороге в потоке не теряется – два! Салон – практичная «тряпка» чёрного цвета, безо всякой гомосятины, безо всяких там вставок деревянных да алюминиевых. Хотя, конечно, корыто…
Каждодневные заботы отвлекали от тягостных мыслей про зависший над темечком меч.
Тасуя кандидатов для своей шараги, Клыч выбросил из колоды трефового вальта с погремухой Дихлофос. Прищурился оценивающе. Димон Помыкалов был зингеровский кадр, но Гера вроде как не должен был успеть его испортить. Пацан мало под ним ходил по причине того, что скоропалительно угорел. Выслуживаясь перед Катаевым (вот, вот она, связь!), Зингер по кой-то ляд замутил поджог сперва тачки, а потом дачи конкурента Катка по строительному бизнесу – Савелия. На этой заморочке Дихлофос и подсел на полтора года. Разбираться в нюансах Клычу было недосуг: собственных головняков выше крыши.
Две ходки в активе Димона, и он корчит из себя шибко блатного. Стальные фиксы, синие перстни, пальцы веером, сопли пузырём. Ботает по фене, как засиженный, в кармане – выкидуха[6 - Выкидуха, кнопарь – выкидной нож (жарг.)]. Клыч рассудил – нехай под рукой будет отморозок. Занятие по душе ему найдётся. Поощряя пацика, сказал, что тот на верном пути, шаг, другой, третий, и его можно будет назвать стремящимся[7 - Стремящийся – кандидат в блатные, демонстрирующий приверженность уголовным понятиям (жарг.)]. Дурашка растаял…
Дихлофос рекомендовал Белика, подельника по первой делюге, по дерзким уличным гоп-стопам[8 - Гоп-стоп – грабёж (жарг.)]. Они – два брата-акробата, оба с чубчиками по дебильной рэпперской моде, взрослеть не торопятся.
Белик молчалив, как Герасим, который Му-му утопил. Здоровья у него поболе, чем у дрищеватого Дихлофоса. В плечах косая сажень, кулаки, как пивные кружки. Бычара, короче!
Годного паренька в качестве бонуса преподнесла Ленка. Ну что за умница-баба!
Мальчик из богатенькой семьи встал на скользкую дорожку. Институт (а достиг уж третьего курса) бросил, со спортом завязал, набаловался юзать кокс и тусить по ночным клубам. От армии отмазал любящий папа. У чемпиона области по легкой атлетике медкомиссия выявила продольное плоскостопие третьей степени. Кто бы мог подумать?!
Родители чемпиона разбежались, пахан захороводил молодуху и укатил с ней в столицу.
Мамашка ходила к Ленке «на ногти». Копотливая процедура располагает к разговорам по душам, особенно когда по другую сторону стола человек, умеющий выслушать, посочувствовать и дать ценный совет.
Нужный совет клиентка получила.
– Мальчика надо занять полезным делом, Марина Вячеславовна. Права у него есть? Подруге в фирму нужен личный водитель.
Подруга была свободная, бездетная, аппетитная, упакованная, мальчик ожидаемо запал на неё. Через месяц они жили вместе.
В один из приездов подружайки в «Локон» Ленка познакомила её бойфренда с Клычом.
Авторитету по статусу положено иметь подвешенную метлу[9 - Метла – язык (жарг.)]. Не был исключением и Клыч. В нужных случаях он умел обходиться без жаргона.
Разговор о тачках плавно перетёк в другое русло. Мальчика беспокоило несправедливое устройство жизни. Материала по означенной теме у Клыча хватило бы на докторскую диссертацию.
У мальчонки отвалилась нижняя челюсть. Многомудрый собеседник, познавший жизнь не по книжкам, его очаровал.
Парень собою видный, статный, личико, как с глянцевой открытки, волнистая русая шевелюра. Имя-фамилия внешности под стать, будто нарочно придуманные. Марк Ангорский!
Он-то и натолкнул нового знакомого на перспективную тему. Игральные автоматы! Мода на них взошла и заколосилась, когда Клыч строчил телогрейки в учреждении ЖХ-395/7. Зона в Потьме красная, не заблатуешь…
То, что автоматы – прибыльное дело, наглядно доказывал пример одного коммерса из местных, Жоры Сметанюка. На какой тачиле он раскатывает, каких он телок фалует! А ведь до недавних пор чмошник с хлеба на квас перебивался. Кормился с забегаловки «Магнат» на Эстакаде да ещё с парочки гадюшников.
Начали с самых примитивных автоматов-«столбиков».
Аляписто-яркий параллелепипед двухметрового роста с трёх сторон был оборудован лунками для пятирублевок и экранчиками. Процесс игры примитивен – бросишь монету, на экране замельтешат циферки. Имитируется бурная деятельность искусственного интеллекта, в результате которой на экране остановятся три цифры, якобы случайно сгенерированные. Если выпадают счастливые комбинации типа 111 или 777, автомат со звоном высыпает в металлический поддон пригоршню сверкающих пятачков. Удача сопровождается бодренькой музычкой. Просто, наглядно, с ветерком.
Причём «столбик» не жадничал. Восемьдесят процентов денег он возвращал. Иначе людишки быстро разочаруются. Играли работяги в основном да пенсы. Разменяют сотку на пятаки и всё, что сыплется в лоток, закидывают обратно в аппарат, пока не продуют наличность.
Каждый такой аппарат стабильно приносил владельцу по тридцать «штук» в месяц.
Понадобился стартовый капитал. Один «столбик» тянул на полтораста тысяч. Меньше десяти приобретать было неразумно. Пришлось поскрести по сусекам. Крепко помог папанька Ангорского, одолживший кругленькую сумму.
Каждому из компаньонов нашлось занятие по профилю.
Лицензию выправлял Марк, камээсу[10 - Камээс – кандидат в мастера спорта.] сподручней было найти ходы в Минспорте.
Клыч обеспечивал «крышу», попутно решая вопросы с арендой. «Столбики» распихали по магазинам, оккупировав в каждом по квадратному метру полезной площади.
Братва снисходительно отнеслась к затее авторитета.
Дихлофос с Беликом гоняли жульё, пытавшееся опустить новаторство их артели на деньги. Самым невинным финтом у гопников был просверленный пятачок с веревочкой. Фокус-покус не работал, но веревочки отрывались и застревали в механизме, сбивали настройки. Реальный ущерб приносили отморозки, жалившие аппараты электрошокерами. Разряд заставлял монеты ссыпаться в приемник. Одного такого умельца Дихлофос с Беликом отправили на койку в нейротравму.
Марк Ангорский собирал выручку. Клыч дербанил её по справедливости на неравные доли. Ленка вела бухгалтерию. Черновую, разумеется.
Когда поднялись на ступеньку выше, купили «Ромашку», этот автомат принимал монетки с пяти сторон и имел функцию размена денег. В удачный день «Ромашка» зарабатывала больше, чем «столбик» за месяц. Правда, и стоила втрое дороже.
Следующим этапом бизнеса стал игровой салон. В самом деле, сколько можно по чужим углам скитаться? Первый зальчик разместили в полуподвале с «Локоном» по соседству. Забубенили там ремонт силами трудолюбивых таджиков. Из соображений экономии Дихлофосу с Беликом пришлось попахать подсобниками.
Бум игорки в городе пришёлся на лето 2006 года. Залы открывались один за другим. Где-то «однорукие бандиты» вытесняли «лежащие на боку» магазинчики, где-то заведеньице из двух-трёх аппаратов вдруг стремительно разрасталось до нескольких десятков и обзаводилось винным баром.
Автоматы пошли другого поколения. Скучные монохромные экранчики сменились яркими дисплеями, появились кнопки управления ставками, лунки заменил купюроприемник. Пятачками теперь лудоману[11 - Лудоман – человек, страдающий болезненной страстью к азартной игре.] не отделаться. Игра пошла по-крупному.
На день сегодняшний Клыч через подставных лиц владел сетью салонов. Конкуренцию ему составлял Сметанюк. Много выгодных локаций перехватил собака.
Окоротить бы его, но партнёром к жирдяю приклеился Олежка Рожнов, который после переезда Катаева в столицу остался без кормушки.
Рог уже забыл, что когда-то ходил под Клычом. Держал себя, как ровня. И не дашь ему леща, как раньше. Ответит, падла, бойцов у него поболе.
Чередой бежали вольные денёчки, ширилась, росла проталина между посадками. Вот она достигла рекордных размеров… За всю свою сознательную жизнь гр-н Калачев В.Д. не гулял столько без конвоя. Два с половиной года!
Событий множество, язык устанет пересказывать. Из неприятных – проблемы со здоровьем. Замучила изжога, после еды под ложечкой возникала сверлящая боль. То давала о себе знать лагерная баланда. Жена отвела Клыча в больничку. Пройдя через эндоскопию, биопсию и ещё кучу всяких «псий», потратив уйму денег, он узнал, что у него хронический гастрит, грозящий язвой желудка. Дал себя уговорить ехать в санаторий в Кисловодск. Там две недели пил противную, воняющую сероводородом водицу, питался за диетическим столом с ворчливыми стариками. Отдушину нашел в прогулках по огромному живописному парку.
Наслаждаясь красотами, размечтался – переехать бы сюда с семьёй. Жить в своё удовольствие вдали от стрелок, тёрок и разборок. С кривой ухмылкой спохватывался – кому он тут на хрен нужен.
Леченье пошло на пользу. Для закрепления результата эскулапами велено глотать пилюли, избегать жирного и острого, воздерживаться от спиртного.
С первых доходов от игорки Клыч начал засылать доляху Барону в Нижний. Постепенно месячный транш достиг двадцатки зеленью. Вор принимал подгон, как должное.
В сентябре при личной встрече он поднял стрёмную тему. Спрос на оружие оставался высоким.
– Я же, Веня, спалился на железе, – Клыч втянул голову в плечи, без шеи становясь похожим на краба, почуявшего опасность.
– Будь умнее, и не спалишься! – законник взором, как шабером[12 - Шабер – заточка, сделанная из напильника (жарг.)], насквозь проткнул толстый хитиновый панцирь.
Отказ не предполагался, тогда как мысли, куда адреснуться по заданной теме, отсутствовали напрочь.
2
20 сентября 2007 года Четверг
Клыч попросил жену отвезти сегодня ребёнка в школу. Сам он собирался выдать несколько важных звонков, договориться о встречах, и по возможности с утра пораньше пересечься с одним человечком на нейтрале. Созревшему сценарию обязан был бессонной ночи.
Оставшись один, Клыч прошлёпал на кухню, включил навороченную, со стальной отделкой кофемашину. Надежды на чашку крепкого эспрессо возлагались соответственно ее внушительному объему.
Первый звонок предназначался самому проблемному челу из списка, но именно этот разговор и сулил результат. Сто пудов вскочит вопрос о взаимной услуге: о какой – к гадалке ходить не надо. Марафет[13 - Марафет – кокаин (жарг.)], будь он неладен…
Клыч набирался духу. Оттачивал приветственную фразу, она не должна содержать и намёка на то, что у него крупные заморочки. Иначе тариф моменталом взлетит до потолка.
Повод для оттяжки разговора авторитет нашёл в начавшейся по телику «Контрольной закупке». Давно подсел на эту передачу. Импонировал ведущий – пластичный чернявый парень, преждевременно облысевший со лба. Его вкрадчивому голосу, масленому взгляду и природному обаянию позавидовал бы квалифицированный фармазон[14 - Фармазон – мошенник (жарг.)].
На самом интересном запел домофон. Не узнав, каких изготовителей сметаны надобно остерегаться, Клыч поспешил к входной двери. Подумал – Ленка снова забыла зонт или ключи.
В серо-голубой мути экранчика кривлялась какая-то растрёпанная тётка. Видать, ошиблась адресом. С утра глаза налила лахудра…
– Кто? – вопросил недовольно.
– Вовчик! Это я, Вовчик! – рыдающе отозвалась тётка.
Клыч поспешил выжать кнопку открывания замка. Так его называл один человек – сестрёнка.
Дожидаясь, запахнул махровый халат, надетый на голое тело. Потуже затянул пояс. Гадал, что стряслось. Любашка по ерунде блажить не станет.
На весь просторный подъезд «сталинки» летел вой. Так воют по покойнику.
– Ари-инку изнаси-иловали! У-у-у! – шагнув через порог, женщина кулем повалилась на Клыча.
Едва успел её подхватить. Маленькая, а за счет широкой кости и массивного крупа – тяжёлая.
Их, калачёвская порода – скуластая, нос приплюснут, раскосые глаза черны, как уголь-антрацит. «Татарчата!» – дразнили обоих в детдоме.
Ни разу не красавица Любаша. Вдобавок родинка на нижней губе с годами разрослась в коричневую замшевую блямбу, на ней – жёсткие волоски.
Сестренке не везло по жизни. Мужа себе нашла полного мудака. Ни украсть ни покараулить! В тридцатник спился, забомжевал и сдох в канаве.
Много лет Любка валтузила в заводской столовой посудомойкой. Когда сократили, устроилась техничкой в интернат для детей, отстающих в развитии.
Клыч звал её в свой салон на Чехова. Нормальные деньги, от дома – два шага! Отказалась Люба под предлогом, дескать, трудоустройство неофициальное будет. На деле стыдилась обналичить родственную связь с отъявленным рецидивистом, персонажем криминальной хроники. Пеклась о добром имени дочки. Умница Аришка шла на медаль, побеждала на олимпиадах, стихи писала и прозу, мечтала о журфаке МГУ.
Души не чаявший в племяшке Калачев, поднимая тост за её шестнадцать годков, провозгласил: «Учёбу оплачу без «бэ»!»
Летом он пристроил-таки сестру на больничном комплексе лифтёршой. Все почище, чем в «школе дураков» тряпкой вазюкать по половицам.
Минут пять или больше Клыч не мог добиться толков. Любаха истерила.
– Водички?
– Да! Да! – отчаянно затрясла головой, соглашаясь.
Налил в стакан из фильтра-кувшина. Хлебнула, запротестовала.
– Хо…Холодной!
Открыл кран на полную, ждал, когда стечёт.
– Пей!
Люба клацала зубами о тонкое стекло, горько всхлипывала. Для более-менее связной картины уйму наводящих вопросов пришлось задать.
Вкратце, если Клыч, конечно, все правильно понял, стряслось такое.
Накануне вечером Аришка ходила к репетитору. С занятий возвращалась после восьми. Уже стемнело, но район-то свой, все под боком. Репетиторша, училка на пенсии, живёт со школой в соседнем доме. Дорогу перейти – и вот она, обшарпанная двухэтажка, в которой Люба с дочкой обитают. Такими хибарами, как ихняя, целый квартал застроен. По родному колеру старожилы кличут их «жёлтыми домами», хотя многие за полвека существования в другие цвета перекрашены.
За Аришкой увязался незнакомый мужик, она заметила и прибавила шагу. Ускорился и он. Догнал у самого подъезда. Одной рукой за капюшон схватил, а второй зажал рот. На руках у него белые тряпичные перчатки были.
– Ну, почему, почему никого из соседей на улице не оказалося?! – в случившемся Любка готова была винить всех и вся. – Семёныч завсегда свою Берту об эту пору выгуливает… Где он был?!
Мужик пригрозил: «Убью», Аришка испугалась до смерти. А как не испугаться ребёнку? Мужик натянул ей шапку на глаза, чтоб, значит, морду его поганую не разглядела, и за капюшон потащил, поволок к котельной.
– Ну, ты знаешь, во дворах!
Клыч кивнул: знаю. Знал он и укромный куток за «трубой». Очень подходящий для распития напитков, к тому же сквозной, выходит на улицу Летнюю.
Там мужик… В этом месте заревевшую, как белугу, Любу опять пришлось утешать.
Мужик начал издеваться над девочкой. Заставил сосать его «дрын», от которого несло тухлятиной. Аришку затошнило. Потом стащил с неё джинсы и трусы. Лазал ручищей «там»…
У Клыча захолонуло сердце, он обнял сестру, пытаясь облегчить материнские страдания.
На лапанье педрила не остановился. Приказал встать «раком».
Как она, бедняжка, поняла такое слово? Клыч спрессовал виски ладонями.
Мразота взялся насиловать по-взрослому. Аришке было очень больно, она плакала. Продолжалось мучение долго, пока мужик не затрясся, как припадочный…
– Спустил прямо «туда»! – блямба-родинка оттянула нижнюю губу Любашки, открыв зубы – на загляденье (и на удивленье) ровненькие и блестящие.
Завершив своё паскудство, насильник велел девочке одеваться. Отряхнул её одежду от грязи – с понтом заботливый – и отпустил. Сам свалил по-бырому в сторону частного сектора. Аришка похромала домой. Доковыляв, заперлась в квартире на все замки, забилась в угол и сидела там на полу, скулила в потёмках. Ждала, когда мать со смены вернётся.
– Я пришла, а дверь изнутри закры-ытая! Я все кулаки отби-ила…
Узнав, что случилось, ополоумевшая Любка метнулась к соседям. Семёныч, отставной прапорюга, не тратя времени, позвонил по «02» и побежал с овчаркой прочёсывать дворы.
Ищи ветра, покривился Клыч.
Понаехало милиции. Любу с дочкой увезли на Ворошилова. Всю ночь с Аришки там снимали показания. Составляли фоторобот. Раскладывали перед ней карточки «мохнатых воров»[15 - «Мохнатый вор» – человек, осужденный за изнасилование (жарг.)]. Прервались, чтобы свозить на комплекс к медэксперту, которого подняли с постели.
– Сменщица в коридоре насела. Зачем да зачем приехали?! Теперь растрындит… Ославит девчонку…
Уже под утро их повезли в прокуратуру, к главному по фамилии Кораблёв. Этот хотел из первых уст услышать приметы маньяка.
– И какие они?! – Клыч сузил глаза.
Становой приметой была красная куртка с чёрными вставками на груди и рукавах. А ещё насильник вроде бы шепелявил.
Клыч загрузился. На ментов надежды нету. Они мышей не ловят. На простой народ им насрать.
Кораблёва авторитет, разумеется, помнил. Зелёным пацаном тот шил ему дело по «двести двадцать восьмой». Наркобарона из честного бродяги мастрячил по заказу ФСБ. А теперь, по ходу, он прокуратурой рулит? Шустёр! Видать, лапу имеет волосатую.
Заметив, что Любка натоптала в прихожей, хозяин на полуслове прервал разговор, сходил в кладовку за шваброй и тщательно подтёр пол. Затем старательно вымыл руки с антибактериальным мылом. В последнее время пунктик чистоты у Клыча прогрессировал, и он ничего не мог с собой поделать.
Отревевшись, сестра обмякла. Превратилась в тряпичную куклу.
– Тебе в вечернюю, Любаш?
– К двена-адцати, – севшие связки выдали трудное сипенье.
– Отпросись.
– А кто работать будет?
– Найдут. Давай-ка я тебя, малая, домой подкину. Сполоснись, переоденься, поваляйся. Может, уснешь.
План действий вызревал, как всегда, исподволь.
3
20 сентября 2007 года Четверг
Своих ассистентов Клыч дёрнул в игровой салон «Страйк». Там у него было типа офиса.
Салон занимал первый этаж кирпичной «вставки» между грязно-голубенькими панельными девятиэтажками, угол Чехова и Зои Космодемьянской.
Панельки эти на закате советской власти возводил стройбат, «дикая дивизия» по-народному. Альтернативное название в/ч объяснялось доминированием в ней представителей среднеазиатских и закавказских республик.
Качество жилья было на букву «гэ». Въехав, жильцы предъявили множество претензий, от банальных – межкомнатные двери криво повешены и не закрываются, а сквозь щели оконных рам ветер гуляет, до анекдотических – типа стального лома, приваренного к батарее центрального отопления вместо трубы с диаметром «три четверти»[16 - Труба % дюйма, 26,8 мм.].
Вишенкой на торте значилась история про одного работягу, ударника коммунистического труда, получившего после многолетнего стояния в очереди ордер на трёхкомнатную квартиру. Счастливец с женой как на крыльях прилетели в адрес, где обнаружили, что комнат в их новом жилище всего две. На третью никакого намёка. Обескураженный работяга пошел по инстанциям. Его, понятное дело, отфутболивали, но случай был не такой, чтобы утереться, и правдоискатель в итоге пробился в кабинет, хозяин которого был компетентен решать управленческие вопросы. Сообща они принялись ползать с карандашом по плану квартиры. Вот в коридоре обозначен дверной проём, за ним – комната площадью девять квадратов. Но гражданин клялся и божился, что в наличии её нет. Чтобы познать объективную истину, хозяин начальственного кабинета распорядился подать к подъезду служебный автомобиль ГАЗ-24 «Волга». На нём они с комфортом прикатили к новостройке. Соответствующая стена и впрямь оказалась заштукатуренной и поклеенной обоями с унылым растительным орнаментом. Зампредисполкома принял волевое решение. Ломаем! Обои содраны, известковая штукатурка наскоро счищена шпателем. Выясняется, что проём двери заложен красным кирпичом. Разобрали кладку, а там… Мама дорогая! Помещение доверху забито строительным мусором. Его туда натащили смышлёные абреки в расчёте вынести на лицу потом. Но, как известно, синоним к слову «потом» – «никогда». Когда припёр срок сдачи объекта, джигиты не придумали ничего лучше, как замуровать комнатейку. При приёмке дома этот недостаток (как и многие другие) комиссия прошляпила. Так и пришлось бедолаге пять «камазов» мусора вывезти, прежде чем запускать через порог новой квартиры кошку на счастье. Причём вывозить довелось в темпе вальса, потому как из занимаемой однушки семейство ударника комтруда гнал молодой специалист, получивший на неё ордер.
Лоховские страдания Клычу по барабану. У него свои гонки.
Он приехал первым, по дороге забросив домой уревевшуюся до потери голоса сестру.
На улице белый день, солнышко после недели дождей проклюнулось, слепя глаза, засверкало в бескрайних лужах, а в салоне царила таинственная полутьма. Мировой опыт казино учит – окна должны быть задраены наглухо, в зале нет места настенным часам. В идеале игроки должны потерять счёт времени.
Охранник при виде хозяина резво подхватился со стула. Озвучил почтительное «здрасьте», клешню для рукопожатия не протянул. Одет пристойно, штаны, правда, мятые. Зато морда бритая и не заспанная. Бдит! Дрессура дает результаты.
– Руслана, привет. Как жизнь? – с улыбкой Клыч обратился к администратору, миловидной девушке в бордовой юбке по колено и белой блузке с отложным воротником.
– Доброе утро, Владимир Дементьевич. Всё спокойно.
– Умничка.
В «Страйке» строгие порядки. Сюда не пускают со спиртным. Тут запрещено курить. Также не поощряются зеваки. Нет гопников, которые блондятся по залу и докучают игроков премудрыми советами. Правило в салоне простое – продул, иди, работай, заработаешь, придёшь еще, мы тебе рады.
Час ранний, поэтому людей в заведении раз, два и обчелся.
Студент-прогульщик жмёт на кнопки в надежде срубить на пивасик.
Пенсионерка в старомодной кокетливой шляпке исполняет персональную программу. Гладит автомат, нашептывает ему «на ушко» комплименты. Расправляет сотенную купюру, вставляет лицевой стороной вверх. На клавиши нажимает нежно, знает старая секрет, согласно которому автомат аккуратному игроку отвечает взаимностью.
Кабинет невелик, без окна, но удобен и уютен, даже диванчик для отдыха имеется. Важное достоинство помещения, в котором хранится выручка, – усиленная дверь. Также она обеспечивает звукоизоляцию.
Имиджа ради пришлось раскошелиться на стильную офисную мебель. Жена насоветовала заказать её в «ИКЕА».
Постучав (смотри-ка, и этих обалдуев приучил к хорошим манерам), толкаясь локтями, ввалились ассистенты. Со дня знакомства они повзрослели, заматерели.
В жизни обоих состоялись большие изменения. У Димона Дихлофоса весной сын родился. Мать ребёнка настаивает на регистрации брака, но Димон идёт в отказку.
– Масть не позволяет, – мечту выйти в законники чепушила не оставил.
Претендент на воровскую корону, экипированный по рэпперской моде, это что-то с чем-то. Бейсболка посажена на голову козырьком набок. Джинсы мешковаты («трубы», ёпт!), поверх футболки с принтом «50 Cent» – фиолетовая толстовка с капюшоном. Красные кроссовки «adidas Yeezy Boost», стоящие бешеных бабок, – тема отдельная.
Белик прикинут поскромнее – чёрные штаны, кожанка-косуха с блестящими стальными заклёпками. Дань пацанской моде – серебряная серьга в левом ухе.
Похоронив родителей, Белик влез в квартирную тяжбу с сеструхой. Хрущобу с хайлом трудно раздербанить поровну. На этой почве Серёга накернил сунувшемуся в семейный разбор зятю. Если тот проваляется в больничке дольше двадцати одного дня, Белика могут упечь на пару лет. Но скрипучая ментовская колымага ездит медленно, и Серый раньше времени не парится. Будет день – будет пицца…
Клыч изложил суть проблемы.
– Надо, парни, поводить жалом на районе. Красных курток немного на мужиках. Примета зачётная. Где такая п*здобратия обычно вьется? Вокруг бабских толчков, вокруг школ… Где ещё?
– Кентуха, когда мы с тобой по первой ходке шли, помнишь, с нами в «Столыпине»[17 - «Столыпин», вагонзак – специальный вагон для перевозки арестантов.] катался жопник, который в поселке нищих пацанёнка грохнул и трахнул?! – тираду Димона сопровождали размашистые жесты руками с опущенными вниз пальцами, типа он рэп читает.
Белик пожал неохватными плечами. Он не такой памятливый, как кореш.
– На тюрьме его опустили и загнали под шконку[18 - Шконка, шконарь – койка, нары (жарг.)]. До суда его пасли менты. А потом рукой махнули. Так и сгинул пидор на «семёрке» в петушином кутке. А ещё вот…
– Выключись! – поняв, что разглагольствования Дихлофоса не по делу, Клыч увесисто пристукнул по столу кулаком. – Меня послушай.
Терпеливо повторил инструктаж.
– Вкурили?
– Базару нет! – заверил Димон. – Находим, и чё с ним делать? Мочить? Вязать?
– Пропасти. Сфоткать.
– Пахан, я сфоткаю и сразу тебе отправлю, – с недавней поры у Димона, как и у Клыча, крутой «Panasonic Х70с» с камерой и встроенным блютузом.
– Во! Первая умная мысля, которую я от тебя нынче слышу! – одобрил авторитет, попутно зарекаясь вечером побороть лень и освоить, наконец, возможности навороченной мобилы.
Когда тебе за полтос, трудновато угнаться за новомодными примочками. Трудно, но надо, иначе превратишься в никчемную ветошь.
– Блютуз дальше десяти метров не берёт, – хмуро изрёк Белик.
– Ты гонишь, Серый! Я рекламу по телику видел. Там чувак на другой конец города фотку зарядил, а кентуха евонный принял!
– Фуфло, – тональность у Белика одна, гробовая.
– Получается, я – фуфломёт?! – Димон от возмущения подпрыгнул со стулом вместе.
– А ну, засохните! – Клычу пришлось форсировать голос. – Рамсы[19 - Развести рамсы – решить спорную ситуацию (жарг.)] свои без меня разведёте. Сделаете по масти, обоим – премия! – стимул приберёг на конец разговора.
Дихлофос азартно хлопнул в ладоши. На каменной «будке» Белика – ноль эмоций. Клычу он оставался понятным не до конца. С молчунами всегда так.
Вспомнилась пацанская фотка Белика, где тот – соплей перешибёшь. Уникальный случай, когда первоход так закабанел в зоне. Сейчас он из качалки не вылезает. Могуч, в отличие от Дихлофоса, у которого в драке не на кулак – на «перо»[20 - «Перо» – нож (жарг.)] надежда.
4
20 сентября 2007 года Четверг
Чтобы восстановить номер телефона, пришлось тянуть во временное пристанище дополнительную линию.
Делалось всё на скорую руку. Монтёр проложил кабель поверх плинтуса, зачистил провод от оплётки, присоединил жилы к разъёмам розетки, которую посадил на двусторонний скотч, и подключил аппарат. В ту же секунду залилась переливчатая трель.
– Слушаю вас, – Кораблев схватил трубку.
– Ну, сла-ава Богу! – грудной женский голос показался знакомым, но не угадался. – Александр Михайлович, я вам обзвонилась. Всё занято да занято. Прокурор области с вами будет говорить.
Кораблев на автомате поднялся со стула.
– В наряде распишитесь, – сбоку монтёр пихал разграфленный листок.
Государственные заботы рабочему классу до лампады.
– Потом! Пото-ом! – зажав ладонью трубку, Кораблев отчаянно махнул рукой. – Выйдите!
Следующая фраза, облечённая в почтительную форму, адресовалась звонившему:
– Добрый день, Виктор Арнольдович.
– Александр Михайлович, здравствуйте. Как обстановка? – увертюра была стандартной.
– Контролируется! – Кораблев включил бодряка, зная, что начальству импонирует, когда нижестоящие грызут удила.
Прокурор его оптимизма не разделил:
– По сводке у вас опять изнасилование. На сей раз пострадала несовершеннолетняя. Подозреваемый не задержан. Что с перспективой раскрытия?
Кораблёв сокрушённо вздохнул:
– Работаем, Виктор Арнольдович.
– То есть перспектива отсутствует. Я правильно вас понимаю? Сколько всего эпизодов в серии? Мне называют разные данные.
– С новым – шестнадцать похожих по способу. Но не сто процентов, что это один преступник. И в нашем списке не только изнасилования. Есть, например, грабёж…
– Скверно. Надлежит принять экстраординарные меры. Срочно нарастить силы. Сколько сотрудников работает по делу?
– Э-э-э… у меня два следователя… Мы с милицией сегодня собираемся на очередное совещание. Усилим группу…
– Давно пора. Я сейчас же потребую активизации оперативной работы от руководства областного УВД. Ваша структура на стадии становления, тем не менее качество следствия снизиться не должно.
– Я вас понял.
– Александр Михайлович, звоню вам, потому что знаю и ценю ваши профессиональные качества. Не скрою, ваше решение перейти в следственный комитет меня огорчило. Мне кажется, вы поторопились. Но дорога обратно не закрыта. Приложите усилия по скорейшему раскрытию этой затянувшейся серии, и мы вернёмся к разговору о вашем будущем в органах прокуратуры. До свидания.
В динамике зачастили короткие гудки. Кораблев возвращал трубку на базу медленно. Отходил от замешательства, не признаваясь себе, что оробел перед высоким начальством. Звонок застал врасплох, вот и всё. Да и уровень общения был непривычен. Прокурорский генерал счел нужным говорить с ним напрямую, минуя зама, начальника отдела и зональника.
Чтобы переварить услышанное, где ни слова не было сказано в простоте, требовалась экстренная инъекция никотина. Сухо щёлкнула зажигалка. Огонёк лизнул кончик сигареты, рождая вкрадчивое потрескивание брендового табака. Порывистая затяжка вскружила голову.
То, что Бочкарёв – фигура, сомнению Кораблёвым не подвергалось. Три года – срок достаточный, чтобы понять масштаб.
Назначение Виктора Арнольдовича на должность совпало с кампанией Генпрокуратуры по борьбе с укрывательством преступлений. Акция, которая задумывалась как показательная порка МВД, вылилась в затяжную войну на истощение, закончившуюся миром на невыгодных для инициатора условиях.
На старте Бочкарёв зарекомендовал себя безжалостным бюрократом. Он заявил облаппарату, что до его прихода региональная прокуратура находилась в коматозном состоянии, вывести из коего может лишь энергичная встряска. Наказания сыпались как из рога изобилия. Для перевыполнения годовой нормы по дисциплинаркам хватило месяца.
Беспощадность уральского варяга вкупе с эксклюзивным отчеством дали ему псевдо – Терминатор.
Рукотворная буря прошумела, поломала судьбы отдельных людей и улеглась. Преступления как укрывались милицией от регистрации десятки лет, так по сей день и укрываются.
В Остроге прокурорские не махали шашками, под суд загремел всего один опер, получивший условное наказание. Куда более серьёзной потерей для города и района стал преждевременный исход на пенсию Вадима Львовича Птицына. Вернуть себе былую форму после инфаркта, спровоцированного угрозой уголовного преследования, главному сыщику, увы, не удалось.
Упомянутые события – уже история. Подчинённые привыкли к Бочкарёву, и теперь он казался им не самым худшим вариантом. По крайней мере, он не имел привычки орать матом на нижестоящих. Голос повышал в самых крайних случаях.
Статистика осталась фетишем Виктора Арнольдовича. И он всё такой же ревностный исполнитель приказов, поступающих из белокаменной. При этом он знал цену кадрам. Дебильный тезис «Не нравится – валите на гражданку!», у многих руководителей ставший мантрой, в его инструментарии отсутствовал.
Сотрудники постепенно стали признавать – да, сухарь, да, педант, но с понятиями о справедливости. В его поступках усматривалась логика, под которую реально подстроиться.
Наказывая сотрудников, Бочкарёв, похоже, пытался воспитать в них образцовую дисциплину. Воспитывал с помощью кнута, однако на улицу не гнал. Понимал – работать надо с теми людьми, которые есть.
В советское время он уходил из прокуратуры на партийную работу. Вернулся обратно, когда КПСС приказала долго жить.
Кораблёв, в отличие от многих, не считал партийный опыт шефа балластом. Партийные функционеры – управленцы в чистом виде, без управления государственная машина или съедет в кювет, или вообще заглохнет.
Бочкарёв был упорным до упрямства. Это же его качество можно назвать принципиальностью.
Среди вождей силовых органов он держался на особицу. Жил по средствам, в коррупции замечен не был. Жену трудоустроил грамотно, на вокзал, железка территориальной прокуратуре не поднадзорна, посему упрёки в кумовстве исключались. Дочь – взрослая, после окончания института пустила корни в Москве, чем занималась там – неизвестно.
Стиля руководства Виктор Арнольдович придерживался сугубо кабинетного. По первости засиживался на службе до полуночи, того же требовал от несчастных подчиненных. Получив через год заветные погоны с зигзагами, стал намного мягче.
Никнейм Терминатор никуда не делся, из песни слова не выкинешь. Но к прозвищу прибавилась цифра «2». Модификация имела простое объяснение. Ведь во втором фильме Камерона персонаж железного Арни тоже очеловечился.
Разгоняя воспоминания и пресекая мечты, какие «плюшки» сулит благоволение большого человека, Кораблев вернул себя к делам насущным.
Упёрся взглядом в телефон, обдумывая, как преподнести звонок прокурора области Аркадьичу и начмилу Коробову, чтобы максимально их активировать.
– Ну, это… Вы подпишете мне наряд? Или чё мне начальству своему говорить? – в приоткрывшуюся дверь всунулась постная физия монтёра.
5
20 сентября 2007 года Четверг
Эмвэдэшным коллегам накрутил хвост их генерал, благодаря чему дополнительная мотивация не потребовалась.
Совещание выглядело представительным, что уже было неплохо.
«Хорошо бы и обсуждение получилось конструктивным», – загадывал Кораблёв, обводя взглядом собравшихся.
Место во главе длинного стола на правах хозяина занял Коробов. Стреляная птица, острожский начмил тонко чувствовал конъюнктуру межведомственных игрищ. Знал, когда надо пожертвовать шкурными интересами, до которых он был охоч, и навалиться на службу в режиме 24/7.
Ростом и статью Коробов обладал лейб-гвардейскими. Собственно, гвардейцем он и являлся, раз в своё время отслужил срочную в Краснознаменном Кремлевском полку спецназначения.
У него мужественное лицо с правильными чертами. Пожалуй, всё-таки широковато расставлены глаза – пепельно-серые, крупные, чуть навыкате, не умеющие мигать. Коробов подстрижен ежом, колючая причёска ему идёт. Волосы, от природы каштановые, посеребрены ранней сединой и жёстко топорщатся, добавляя лбу сократовского простора.
На широких плечах вольготно погонам с тремя большими звёздами гладкого желтого металла (рифленые – прошлый век). Торс облит форменным кителем с отутюженными лацканами и накладными карманами на груди. Над левым в два уровня – разноцветье наградных планок, к правому карману намертво привинчены знаки отличия, среди них – недавно полученный «Почётный сотрудник МВД». Ни морщинки у нарукавных шевронов с грозной геральдикой.
Товарищ полковник выпестован службой участковых, предыдущая его должность – начальник МОБ. Кресло начмила занято им в результате долгой и упорной аппаратной борьбы, ведя которую он не миндальничал, однако же и к откровенно подлым методам не прибегал. Поэтому Евгений Николаевич Сомов, уходя на заслуженный отдых, бойкот ретивому преемнику не объявил и посещал милицейские праздники с регулярностью.
Ошую от полковника расположился начальник КМ. По иерархии Сан Саныч – первый зам, тем не менее отношение к нему, как к пасынку. Коробов пытается заменить его своей креатурой, пока безуспешно. Соответственно Борзов в присутствии начмила собран, как перед прыжком в воду с пятиметровой вышки. Застёгнут на все пуговицы, сидит с прямой спиной и гиперсерьезным лицом.
Другое почётное место, одесную от Коробова, отведено главе нового правоохранительного органа, чьи полномочия, а также производная от них опасность пока малопонятны.
Пустующий стул рядом с Кораблёвым забронирован для прокуратуры. Уже известно, что сам Аркадьич не пожалует. Слишком занят он, видите ли, для выполнения указаний прямого начальства. Обещал прислать заместителя. Судя по опозданию, заявится Самандаров. Фанат порядка Февралёв примчался бы минуту в минуту. Перспектива вынужденного соседства с Рафаилом не вызывала у Кораблёва энтузиазма, но в гостях, как говорится, воля хозяйская.
Левее Сан Саныча – ещё двое в гражданке, замнач криминальной Муратов и начальник ОУР. За минувшие годы Лёва успел обскакать Калёнова по всем статьям. Когда Борзов поднялся на следующую ступень карьерной лестницы, Муратов перемахнул через голову залётчика Калёнова на освобождённое Сан Санычем место и одновременно получил «подпола». В майорах он переходил.
Шоколадно загорелый Лёва поёрзывал на стуле. Он первый день, как из отпуска, припухал сорок пять суток кряду, в том числе на курорте в Анталье, и ощущения у него в данную минуту диковатые. Костюм, в который ему пришлось влезть после долгой вольницы, сковал его, будто доспехи средневекового рыцаря. Подполковник настороженно зыркал угольками глаз, то и дело без нужды потирая указательным пальцем кончик хрящеватого носа.
Калёнов о сходке узнал пять минут назад, в связи с чем не успел переодеться. Он в джинсах и сиреневой хлопковой футболке с игривым дельфинчиком на груди. Хорошо ещё, у футболки длинный рукав. Назначенный в докладчики Рома наспех вчитывался в справку о проведённых по делу оперативно-розыскных мероприятиях. Попутно прятал за ворот упрямо вылезающую наружу граненую золотую цепь.
Визави оперсостава расселось руководство наружных служб.
Начальник МОБ Зенкин был поразительно похож на Наполеона Бонапарта. Тот же малый рост, та же косая чёрная прядь на выпуклом лбу. Не хватало фирменной шляпы из чёрного войлока и руки, надменно заложенной за борт мундира.
Зенкин – персонаж, рискнувший вторично войти в ту же реку. Впервые он возглавил милицию общественной безопасности десять лет назад. С высокого нашеста его сковырнул Коробов, который посчитал, что вырос из штанов начальника службы участковых. Подобно своему историческому двойнику низвергнутый Зенкин отправился в ссылку, только не на остров Святой Елены, а в штаб. На муторной бумажной работе он потихоньку спивался.
Став главным милиционером города и района, Коробов обнаружил – скамья запасных пуста, и вспомнил об изгнаннике. Нежданно-негаданно тому было предложено вернуться на прежний пост. Ещё большей неожиданностью для всех стало безоговорочное согласие Зенкина.
Он, не единожды «заколдованный», больше года, как в очередной завязке. Очень деятельный и очень злобный. Личный состав изнывает под его гнётом и ждёт не дождется дня, когда подполковник развяжется. Вот тогда запляшут лес и горы, и Владимир свет Бонапартович опять сделается своим в доску.
Хреновато выглядел начальник УУМ Хорев. Налитые мутной кровью слезящиеся глаза – явный симптом нездоровья. В текущем году майор уже не раз побывал на больничном.
Хорев знал службу, землю и людей. Поэтому он – главный добытчик бухла и деликатесов для застолий, устраиваемых в угоду многочисленным проверяльщикам из областного УВД. Его часто видели в компаниях с «хачами», дружбой с главным участковым козырял Муслим – фактический хозяин Первомайского рынка.
А ещё Хорев – любитель пиара, его хлебом не корми, дай похвастать в интервью успехами своей службы – реальными и мнимыми. Однажды он умудрился приписать себе раскрытие особо тяжкого преступления прокурорской подследственности. По данному факту Кораблёв провёл с майором профбеседу, посулив неприятности в случае рецидива.
Отношения с начмилом у Хорева в последнее время натянутые. Причина банальна. Cherchez la femme![21 - Ищите женщину (франц.)] Оба любят женщин, и те отвечают им взаимностью. Майор – высокий светлокожий блондин нордического типа. Сейчас ловеласы кружат хоровод вокруг новой следачки с параметрами 90-60-90.
Исполняющий обязанности комбата ППС Швеллер, рычагастый, долгорукий, голенастый, никак не мог усесться. Стул тягучим скрипом жаловался на егозу. В душном кабинете Борисычу не комильфо. Его стихия – ночные улицы, работа по горячим следам, погони с включённой «люстрой», силовые задержания, кой-когда – гулянки в саунах с весёлыми девчонками. По твердому убеждению Швеллера – протирание штанов на совещаниях – пустая трата времени. Но для того, чтобы отвалилась осточертевшая приставка «и.о.», ему приходится терпеть.
Судя по тому, что комбат перестал сучить обутыми в тяжёлые берцы ногами, удобная поза наконец найдена.
Кому не хватило места за столом, устраивались на стульях, расставленных вдоль стены.
Вечный начальник ОВО Серафимов – червлённо-рыжий губастый сбитень – раздражённо фыркнул. Молодежь не удосужилась уступить местечко аксакалу, в активе которого тридцать календарей чистой выслуги. По барабану соплякам, что из присутствующих лишь двое в полковничьем звании – он да начальник УВД. Вросший корнями в командирское кресло Серафимов во всем видел угрозу своему благополучию. Из вежливости заданный при встрече вопрос «как здоровье» парировал хлёстким «не дождётесь».
Усач Журавлёв на приветствие Кораблёва ответил улыбкой, хотя оснований апельсинничать со следствием у начальника ГИБДД нет. Это ведь Кораблёв арестовал его инспекторов, спровоцировав гнев руководства, впендюрившего Журавлёву строгий выговор.
Но подполковник – византиец, он избегает открытых стычек. К тому же взыскание его позиций не пошатнуло. Он остаётся фаворитом всемогущего начальника областного ГИБДД Побратимова. Не просто же так на участке федеральной трассы М-7, контролируемой острожскими дэпээсниками, процветает торговля контрафактным дизтопливом!
Серафимов надумал пошушукаться с Журавлёвым. С их фланга отчётливо донеслись фразочки: «с подъезда лодкой на вылетку», «из засидки», «с подружейной собакой». «Охотники на привале» прозрачно намекали, что тема предстоящего совещания касается их постольку поскольку. Розыск маньяка – головняк криминальной милиции!
Возле двери бедным родственником притулился Гена Каблуков. Ему, чтобы сойти за умного, велено помалкивать, слушать в оба уха и брать на карандаш каждое мало-мальски ценное слово.
«Эх, не такого следопыта планировал я на это дело», – вздох сожаления Кораблёву удалось подавить в последний момент.
Человек предполагает, а Бог располагает. Медицина запретила Гальцеву выдвигаться дальше туалета ещё неделю. Как минимум! Лечение перелома внутренней лодыжки во избежание осложнений требовало покоя.
Напарник от убойщиков Гене достался подходящий по айкью. На девственном лбу старлея Белобородова ни единой мысли не паслось.
Команда ОРЧ-1 нынче играла в численном меньшинстве. Сутулов лёг в госпиталь на операцию, оказывается, у него серьёзные проблемы с лёгкими. Подполковник тянул до выхода из отпуска Рязанцева, не дотянул. Центрфорвард подразделения вчера должен был нарисоваться, хвать, у него умер тесть. Соответственно, Рязанцев занимался похоронами, и раньше понедельника его не жди.
– Александр Михайлович, может, начнём, – в утвердительной форме справился Коробов.
Кораблёв вскинул взгляд на настенные часы. Да, шесть минут форы – срок более чем достаточный. Сопливых вовремя целуют, такая на сей счёт придумана русским народом поговорка.
И тут в распахнувшуюся дверь, топоча, вкатился Самандаров. Лицо в пунцовых пятнах, на голом темени чёрным гребешком встопорщилась заветная прядь волос.
– Извиняюсь, уф, – зампрокурора перевёл дух. – Многоэпизодное дело направлял в суд. Конец квартала, оф… Раскрываемость тяжких надо подтягивать.
Начальник УВД кивнул с пониманием предмета, но скупо. От упомянутого дела он ждал большего. Надзорный орган одним махом уполовинил количество вменённых эпизодов.
Как будто милиция сотворила что-то из ряда вон! По всей России из года в год такими делами вытягивается за уши статистика. Схема накатанная.
Бомж обвинялся в серии краж из садовых домиков. В апреле месяце опера сцапали его с мешком бэушной кухонной утвари в пункте приёма цветмета. Увезли к себе и практически без колотушек раскололи. Выехав на место преступления, обнаружили еще две хижины, взломанных аналогичным способом. Установили хозяев, тем же вечером навестили их, убедили написать заявления.
Такие кражи её величество статистика равняла с квалифицированными квартирными. Третья часть сто пятьдесят восьмой статьи. Санкция – до шести лет лишака. Что важно, тяжкий состав шел по линии КМ.
Ранее судимому бродяжке было до фени – три эпизода или тридцать три. Полудохлый после зимовки на теплотрассе, он принял арест как избавление от страданий. Оперативники общались с ним по-людски, подогнали кой-какую одежонку, обувку, курёху, чай-сахар, и бомж отплатил им добром. Взял на себя все «глухари» в коллективном саду. По объединённому в одном производстве делу закипела работа. По каждому факту была проведена проверка показаний на месте с участием адвоката, назначенного следствием. Рассказ сопровождался фотофиксацией. На снимках крадун указывал пальцем на окошки, на двери. Здесь разбил, тут сломал, потом влез и скомуниздил.
С признанкой проблем не возникло, проблемы были с объективными доказательствами.
По части эпизодов сыщики подсуетились, охмурили потерпевших, и те, приговаривая «милиция плохому не научит», послушно опознали в чужих ведрах и кастрюлях свои собственные. Такие случаи Самандаров пропустил, хотя и чуял туфту. Позиции, где опера не нашли взаимопонимания у терпил или банально прошланговали, понадеявшись на авось, заместитель прокурора зарубил.
За счёт этого дела раскрываемость тяжких планировали улучшить на полтора процента. Не судьба! Жалкие остатки многоэпизодника погоды не делали. Нависла угроза по итогам третьего квартала оказаться в аутсайдерах. А там и конец года не за горами.
«Обыграю в свою пользу. Лишний довод за профнепригодность начальника криминальной», – генерация интриг в голове полковника милиции Коробова носила перманентный характер.
Плюхаясь на стул, зампрокурора локтем задел Кораблёва. Чувствительно так задел. Извиниться за косолапость не подумал.
– Приветствую, Александр Михайлович! – порывисто сунул руку.
Пожатье у него горячее и липко-шершавое. Трудовые мозоли заработаны на строительстве гаража для верного «Nissan Almera». Нанимать бригаду Рафа пожадничал, подрядил только каменщика, а за подсобника валтузил сам. Замешивал в ржавом корыте раствор, подавал кирпичи.
Кораблёв тайком вытащил из кармана платок, помял в горсти, осушая ладонь.
– Вопрос на повестке один, – объявил начальник УВД. – Александр Михайлович, вы начнёте?
– Да, – формат совещания позволял общаться сидя. – Ещё раз здравствуйте, коллеги! Предлагаю детально обсудить чрезвычайную ситуацию, сложившуюся в городе в связи с серией изнасилований. Ситуация, не побоюсь этого слова, беспрецедентная. Мы имеем шестнадцать эпизодов, сходных по преступному почерку. Первый датируется мартом прошлого года. Список передо мной, в распоряжении оперативников он также имеется. Один-два эпизода из списка можно подвергнуть сомнению, но погрешность непринципиальна. Нападений очень много – это факт. А с учётом высокой латентности изнасилований, совершено их больше, чем нам известно…
В качестве персональной аудитории выступающим был избран Борзов. Сан Саныч сидел насупленный. Один раз горько вздохнул, соглашаясь с тем, что расклад паршивый.
Спич руководителя СО сопровождала почтительная тишина. На бубнёж, донесшийся справа, мгновенная реакция последовала.
– А ну, тихо! – Коробов громыхнул басами. – Дело взято на личный контроль генералом и прокуратурой области! Слушать всем внимательно! Извините, Александр Михайлович.
– Спасибо, Илья Владимирович. Действительно, наверху обеспокоены. Прокурор области лично мне звонил сегодня утром по этому вопросу.
Боковым зрением Кораблёв отметил реакцию Самандарова на последнюю фразу. Заелозил Рафаил, зачесал репу.
– Не люблю высокие слова, но в этом городе живут наши матери, жёны, сёстры, дочери. Никто из них не застрахован. Вчера серийщик совершил нападение на несовершеннолетнюю. Напал прямо около её дома. От раза к разу его агрессия растёт. Он явно вошёл во вкус. Чего ждать от него завтра? Что он искалечит очередную жертву? Или вообще убьёт? Надо сделать всё, чтобы взять его раньше.
Говоря эмоциональнее, чем принято на такого рода собраниях, Кораблёв пытался воспламенить сердца присутствующих.
Трудную задачу он себе поставил. Лица офицеров оставались бесстрастными. На эту публику декларации не работали. Годы службы в милиции выдубили кожу, вытравили сантименты.
Клавиши, на которые можно давить, Кораблёв, естественно, знал. Главные из них – служебный долг и прессинг начальства. Областники сперва будут поучать по телефону, потом слетятся в город под предлогом оказания практической помощи, а сами станут путаться в ногах, пои-корми их, щелкоперов, а когда терпение генерала иссякнет, он даст отмашку кадрам, и те на раз-два навешают выговоров, порежут надбавки, лишат премий.
Стращать не хотелось, народ собрался взрослый, последствия представлял каждый.
Начальник УВД прибегнул к своей привычной риторике:
– Приказываю принять исчерпывающие меры! Срока даю неделю! Не будет задержан преступник, переведу личный состав на усиленный вариант несения службы!
Вот ещё один веский мотив засучить рукава. Пахать по двенадцать часов без выходных и проходных желающих нет. Личное время у каждого и без того в дефиците, а проблем в семье – в широком ассортименте.
Перешли к заслушиванию.
– Начнём с криминальной милиции. Александр Александрович, доложите о проделанной работе.
– Начальник уголовного розыска доложит, – Борзов ловко перепасовал мяч на левый фланг поля.
– М-да? – Коробов нахмурил брови, выказывая недовольство.
Упруго подхватился со стула Калёнов и в лучших ментовских традициях начал зачитывать с листа цифирь:
– …проведено организационных и поисковых мероприятий… в том числе, опрошено лиц… проведено разведбесед… наведено справок… проведено осмотров территории… поквартирных обходов… проверено лиц по оперативно-справочным учетам… ориентирован подсобный аппарат… получено агентурных сообщений… проведено оперативных установок… проверено лиц, ранее судимых…
Зачем перечислять то, что дало нулевой результат, недоумевал Кораблёв.
Если бы совещание проходило в прокуратуре, он обязательно попросил бы розыскника быть более конструктивным. Но игра шла в гостях, хозяев полагается уважать.
Коробов внимал пространному докладу на полном серьёзе, несколько раз одобрительно кивнул.
Результат отсутствует, но никто не сможет упрекнуть его людей в бездействии.
– …Комплекс ОРМ[22 - ОРМ – оперативно-розыскные мероприятия.] проведен в отношении группы особо опасного рецидивиста Железкина, на причастность к преступлениям проверяется гражданин Сальнов, в условиях ИВС отработан ранее судимый Маштаков…
– По Маштакову биологическая экспертиза положительная? – начальник УВД продемонстрировал знание предмета.
– Так точно, товарищ полковник! – Калёнов от рвения только что каблуками не щёлкал.
– Александр Михайлович, может, мы преждевременно снимаем подозрения с Маштакова?
Старые обиды не знают срока давности, подумал Кораблёв, а вслух сказал:
– Вывод экспертизы вероятностный, других доказательств нет, но вопросы остались. Давайте, Илья Владимирович, конкретные версии отдельно обсудим.
– Да, конечно.
Калёнов озвучил мероприятия, запланированные розыском.
– …продолжить отработку судимых за половые преступления… с учетом того, что от подозреваемого пахнет древесной стружкой, отработать рабочих расположенных поблизости лесопилок… проверить ломбарды с целью отыскания похищенного имущества…
– Майор Каленов доклад закончил! – выступление увенчалось полагающейся бойкой фразой.
– Присаживайтесь, Калёнов. Александр Александрович, на следующем совещании доложите лично. И привейте наконец своему подчинённому правила делового дресс-кода. Он – руководитель крупного подразделения, а одет, как гопник с Эстакады.
В лицо Калёнову густо бросилась краска, он опустил глаза, пряча эмоции.
Новый эпизод добавил информации о насильнике. Следствие обзавелось фотороботом, в котором целых три приметы можно было зачесть, как годные. Мощная борцовская шея, массивный подбородок без ямки и выступающие скулы. Остальные части лица на портрете закрывал прямоугольный козырек бейсболки. Ни глаз, ни носа, ни даже губ шестнадцатилетняя Арина Хомякова не разглядела.
Зато она дала хорошее описание одного предмета гардероба. На преступнике была куртка средней длины, красного цвета с чёрными вставками на груди, спине и рукавах.
А ещё насильник, по её словам, немного шепелявил.
– Не целесообразно ли дать фоторобот в СМИ? – внимательно изучив ориентировку, составленную техником-криминалистом, осведомился начмил.
Над этим вопросом Кораблёв размышлял с утра, поэтому ответил сразу:
– Преждевременно. Конкретики в портрете маловато. Граждане завалят пустой информацией, утонем в ней.
– Резонно. Но ориентировку надо размножить для наружных служб. В первую очередь снабдить участковых. Хорев, слышишь меня?! Не просто сунешь бумажки в руки, а вразумительно поставишь задачу. Каждому лично!
– Сделаю, товарищ полковник.
Коробов стал нарезать задачи сотрудникам МОБ помимо их непосредственного начальника. А тот, привыкший к авторитаризму, добавить от себя не пытался. Зенкин другим был занят – брал ценные указания на карандаш, зная, что шеф спросит потом по полной. Память у него – Гай Юлий Цезарь позавидует.
– Швеллер, приблизить маршруты патрулирования к местам нападений!
– Есть, товарищ полковник.
– Вневедомственной охране – аналогичная задача!
– Мои маршруты утверждены областью, – Серафимов не упустил случая подчеркнуть особый статус своего отдела, именовавшегося «при» территориальном УВД. – Потом, в микрорайоне «Хвойный» у меня только один охраняемый объект.
Розыскники с усмешкой переглянулись: ну, понятно – кнопочная милиция, коммерсы!
– Подойдёте ко мне с планом расположения постов, – крайнее слово обязано было остаться за Коробовым.
Хитрюга гибэдэдэшник беспрекословно взял под козырек, предупредив однако, что в южной части города работает единственный экипаж ДПС, который систематически отлучается на ДТП, происходящие на федеральной трассе.
– Задачу понял, товарищ полковник. Можно мне один фоторобот? Размножу у себя и раздам инспекторам. Дело общее, – Журавлёв правдоподобно играл роль идейного мента.
Совещание проходило в абсолютно штатном режиме, но под ложечкой у Кораблёва возникло беспокойное томление. Что-то было не так. Но что?
Причина, похоже, крылась в аномальном поведении Самандарова. Рафаил, всегда говорливый, подозрительно отмалчивался. Не иначе замыслил каверзу.
Едва Кораблёв подумал об этом, как зампрокурора с притворным смирением молвил:
– Разрешите два слова? У меня к следователю вопрос. Как у нас обстоит дело с проверкой похищенных мобильников по сотовым компаниям?
Удар был нанесен расчётливо. С трафиками телефонных переговоров вечная канитель. На их получение требовалось разрешение суда, но это было полбеды. Операторы сотовой связи очень долго исполняли запросы, ответы у них приходилось буквально выцарапывать. Каждый трафик стоил двух поездок в областной центр. По ряду дел сведения были получены, но остались дела, по которым у следователей до этого хода, вне всяких сомнений крайне важного, не дотянулись руки. Оправдание так себе…
Гена Каблуков, забыв про наказ хранить молчание, зашуршал бумагами.
– Тут это, как его… Я звонил вчера в «Мегафон», они велели перезвонить, я не успел с утра, я по Хомяковой работал…
Кораблёв поспешил на выручку:
– Рафаил Ильич, предлагаю также узким кругом обсудить. Не будем грузить руководителей наружных служб лишней информацией. У них своих проблем выше крыши…
Самандаров ехидно заулыбался, предвкушая, какое грозное представление он накатает. Требование о наказании за волокиту будет вполне обоснованным.
Читая его мысли, руководитель СО виртуально возразил: хрен тебе в шляпу, Рафаил! Теперь прокуратура не может влезать в ход расследования. Ни одного дела, находящегося в производстве, я тебе не дам!
6
20 сентября 2007 года Четверг
Сан Саныч – опер по жизни и креативщик по совместительству – к ОРМ подошёл творчески. Прямо с совещания рванул к друзьям-приятелям в дивизию, откуда вернулся с прибором ночного видения.
– Вот! Взял в аренду, – с пристуком водрузил на стол увесистый кейс.
Бонусом шёл футляр аналогичного цвета хаки, но поскромнее габаритами. В нём прятался зарядник для аккумулятора.
– Подберем НП[23 - НП – наблюдательный пункт.], чтоб всё «Поле дураков» как на блюде! – судя по душевному подъёму, в артполку Борзов хватил соточку. – Будем по очереди мониторить. Злодей нарисуется, сразу – звонок другу. Подлетают «пэпсы», отрезают гаду путь отступления. Дальше дело техники. Мы – в парнях, враги Отечества – в окурках! Роман Александрыч, не в службу, а в дружбу. Достань нарзанчика из холодоса. Набегался, аки сайгак!
Открытие сезона было доверено старому погранцу Каленову. Спорить начальник розыска не стал.
Отмантулю и к стороне, подумал. Дождя, вроде, вечером не обещают.
В напарники он взял Сердюка. Тому пришлось тащить прибор от машины, оставленной на Комсомольской, через пустырь. Чапыжник за лето вымахал, где по колено, а где и по пояс, путь торили сквозь заросли, как два ледокола.
Закинутый на плечо футляр перекосил старшего опера на бок.
– Тяжёлая бандура, – пожаловался Сердюк, когда добрели. – А ремешок, зараза, узенький. Чуть до кости не прорезал.
– Ничё, ара, тебе полезно! Поиграй мальца в войнушку, раз от армии откосил. Знаешь, сколько в наряде по охране государственной границы на горбу прёшь? Загибай пальцы! Автомат. Четыре полных рожка. Один присоединён, три в подсумке. На ремне – штык-нож, эспэша[24 - СПШ – сигнальный пистолет Шпагина.], к нему сигнальные ракеты, фонарь следовой, фляга с водой. Это, не считая всякой мелочи типа ипэпэ[25 - ИПП – индивидуальный противохимический пакет.]. А ты с одним бээн-два[26 -
БН-2 «Реликвия» – прибор ночного видения, разработанный в 1984 году.] разнылся.
– Чей-то с одним? Ещё ствол у меня, браслеты, сумка. Минералки вот полторашка.
– О, дай-ка хлебнуть! Сушняк после селёдочки.
Перед вахтой оба заскочили домой поужинать. Война войной, как говорится.
Само собой утеплились, не май месяц. Калёнов – в бушлате, на бритой голове – вязаная шапочка. Сердюк – в чёрной плечистой кожанке, экспроприированной у тестя. Объёмная куртка в сочетании с тонкими конечностями и маленькой головой делала фигуру опера ещё более комичной.
Из островков деревьев облюбовали тот, что расположен на отшибе, вдалеке от народных троп.
Сумрак густел на глазах. Минута, другая, и потёмки в условиях сплошной облачности стали чернильными.
Майор бережно вынул из кейса дорогостоящую «бандуру». Смахивала та на гибрид бинокля и фотоаппарата с телескопическим объективом. Сняв крышку с оптики, Рома включил прибор и приник к окуляру. Резиновый налобник маскировал ядовито-зелёное свечение экрана. Мощная бинокулярная лупа позволяла обнаружить фигуру человека на расстоянии в триста метров.
Калёнов плавно вел объективом слева направо. Неряшливые контуры бурьяна были мультипликационно чёткими. Оп! Наткнулся на соседнюю компашку берёз. Никто не затаился в ней? Нет. Поехали дальше.
Недостатком чудо-прибора был ограниченный обзор. Телевиком надо постоянно водить, как хоботом, туда-сюда. Второй минус – масса, БН-2 – реально не пушинка. Руки отсушишь державши. Треногу бы под него.
Ничего, потерпим, был бы толк, настраивал себя майор. Ну, а если вхолостую сработаем, у нас Саныч есть, виртуоз доклада. В цветах и красках распишет, как мы рвали попу: «С применением спецтехники, товарищ полковник!», «Не считаясь с личным временем, товарищ полковник!»
Оп! Движение на двенадцать часов… Замер Калёнов, напряг зрение. Показалось…
Наигрался майор быстро. Десяти минут не прошло, как он вручил прибор Сердюку.
– Осваивай, ара. В жизни пригодится.
Тугой резиной потянулось ожидание. Для моторного Калёнова сидячка – самая гадская часть оперского ремесла. Хуже писанины даже.
Тишина, зависшая над пустошью, истязала слух, приученный к какофонии промышленного города.
Рома успел застать время, когда в частном секторе люди держали скотину. Тогда на «Поле дураков» паслись флегматичные коровы, суетные овечки блеяли. И немаленькое было стадо, голов двадцать.
Пацаном мать посылала его на улицу Орджоникидзе покупать у одной бабули свойское молоко для сестрёнки.
Мысли сыщиков перетекли в семейное русло. Не сговариваясь, так бывает, заговорили на одну тему.
– Всё равно раньше двенадцати мелкая спать не даст, – Сердюк утешал себя за угробленный вечер. – Верезжит и верезжит, как резаная. Я наладил от неё на кухне прятаться. Дверь закрою и кемарю на диванчике.
– Как ты там помещаешься? – бывавший у приятеля в гостях Калёнов удивился.
– Я же маленький, свернусь калачиком, – с трогательным откровением признался опер.
– До трёх лет такая байда! – поведал с видом знатока Калёнов и в ту же секунду вспомнил, что скоро у него закрутится по новой.
Они с Олеськой решили, как сейчас модно говорить, сходить за вторым. Инициатива исходила от жены.
Ей хорошо! Прилив раздражения заставил перекривиться. Сиди в декрете, качай люльку, а стаж ментовский год за год идёт!
Жена в своей затее видела сплошные плюсы:
– Надо сейчас, Ромик, рожать, пока разница небольшая. Пять лет разница – самое то. Родим девочку, будет мне помощница. И Никитка не вырастет эгоистом. А ещё материнский капитал получим.
Последний довод искушал, как пресловутый змий. Родное государство нежданно-негаданно расщедрилось. С января текущего года при рождении второго ребенка на отдельный счёт падало двести пятьдесят «штук». Деньги большие.
Вот он – шанс улучшить жилищные условия. Свою халупу толкнём, возьмём трёшку в новостройке. Они там дорогущие, конечно, но если подсобят Олеськины старики и мои, потянем, мотивировал себя Каленов.
Локти кусать поздно. Дело сделано – долго ли умеючи. Любимая на втором месяце уже.
Чего я раньше времени паникую? Дожить ещё надо, майор поставил мыслительный процесс на паузу.
Отвлечься помог Серёга, приставший с расспросами на куда более злободневную тему:
– Ром, в натуре Саныча хотят того? Ну, с должности турнуть? Как же мы тогда?
– Как, как? Каком кверху! Меня – в опера, кхм, в старшие… Тебя, ара, участковым на Восход!
– Восход – глухосрань. Дотуда – сорок кэмэ пилить. Я туда не хочу.
– Не все по любви, Серый.
Коварные помыслы Коробова секретом не являлись. Полковник сам запускал мульки, дабы внести сумятицу в стан сотрудников, внесённых им в чёрный список.
Валька Хорев, с которым Калёнов был по корешам, поведал, какие перлы выдал начмил на дне ГИБДД[27 - Отмечается ежегодно 3 июля.].
– Ни одного комиссара Мегрэ в нашем розыске не наблюдаю! – завелся полковник после тоста за профессионалов. – Ни одного Эркюля Пуаро! Да они по большому счёту и не нужны! От вундеркиндов этих один геморрой. На должности первого сыскаря нужен организатор с крепкой хозяйственной жилкой. Эффективный менеджер! И у меня на примете такой имеется. Вы все его хорошо знаете. Анатолий Романович, чего покраснел? Дурака хвалят в глаза, говоришь? Ничего подобного! Страна должна знать своих героев! Тебе есть чем гордиться. Боевой офицер! Орденоносец! Отделал ПОМ за счёт спонсоров под дуб и под ясень. Служебный транспорт содержишь в образцовом порядке. В подразделении – комплект и дисциплина. Показатели выдаёшь стабильные. И с раскрываемостью ажур. Пора расти, Романыч! Давай за тебя!
Слухи в ментуре распространяются с гиперзвуковой скоростью. Оперативники сходились во мнении, что Корбут – сапог, в их деликатной кухне он не рубит ни бельмеса. При этом, однако, утешались доводом, что лучше уж в целом вменяемый, пусть и дубоватый Корбут, чем какой-нибудь залётный карьерист. Большинство готово было принять любые реформы, рабочие лошадки понимали свою незаменимость.
И только присные[28 - Присный – свой, близкий (устар.)] Борзова, такие как Сердюк с Калёновым да ещё пяток перцев, одним местом чуяли засаду.
– Понятно, зачем Толяна наверх тащат! – кипятился Феликс Кобылянский, первый кандидат на выкинштейн в случае смены власти. – Он же крышует всю незаконную рубку леса в районе. А пилорамы самые крупные где? Правильно, в городе. Ему надо под себя ресурс подмять. Займёт кресло начальника КМ, ему и карты в руки! Ясный-красный, Толян – исполнитель. Дёргает за верёвочки, сами знаете кто…
Сан Саныч адреснулся за защитой в УУР. Там ему была обещана поддержка. Но гарантийный талон выписал Болчуков Юрий Фёдорович, а он уходит на пенсию. Кто его сменит? Безбашенный Сапега по кличке Чапаев? Этот, конечно, своей масти, оперской, но с Борзовым он на ножах. Сапега вообще в силу своего скандального характера мало кому на «земле» симпатизирует. Но Чапая особо опасаться не стоит. Его шансы возглавить управление знающие люди расценивают, как маловероятные. Тогда кто? От персоны грядущего начальства напрямую зависело будущее многих.
– Не хочешь участковым, просись в ОДН, – Калёнов подкинул полешко в затухающий разговор и вдруг взвился. – Ты чё на службу забил, ара?! Давай, секи за обстановкой!
Ко всему нужна привычка, в том числе к тишине. Час спустя она уже не казалась кладбищенской.
Улица Комсомольская далече, шум машин не слышен. Вот мотоциклетная хулиганская трескотня долетала. В одном из крайних коттеджей басовито взлаяла псина. И снова безмолвие.
Калёнов без желания закурил, какое-никакое, а – занятие. Сигаретку привычно хоронил в горсти. Задрав голову, разглядывал проясневшее небо. Наверху включили иллюминацию. Интересно, что за созвездие нам подмигивает? Или это спутник?
На заставе пшенарь[29 - Пшенарь – пограничник весеннего призыва (сленг).] Олег Нечуговских офигенно рубил в астрономии, ему бы в планетарии работать. Часами Олежка мог про звезды травить.
Сердце у Калёнова заныло. Эх, родимая высокогорная застава «Чатырташ» Нарынского погранотряда! Пятнадцать лет, как дембельнулся, а память свежа, будто вчера было.
– К нам гости, – тревожным шепотом сообщил Сердюк.
– Рю-умка во-одки на столе-е! – подтверждая, фальшиво заблажил женский голос примерно в сотне метров.
– Гашёная, и по ходу одна, – комментировал Серёга. – Десерт для маньячеллы. Лакомство.
Калёнов отобрал у опера бинокль, навёл на объект. Поклонница творчества Григория Лепса надвигалась со стороны больничного комплекса. Как любая пьяная, она совершала много лишних движений. Бодала свежий воздух кудрявой головой. Взбрыкивала, как норовистая кобылка.
Любую аналитику майор считал заумью, но по части практики сто очков вперёд мог дать любому очкастому профессору.
Наш маньяк ни разу не напал на бухую, констатировал. Бухие ведут себя непредсказуемо. Их труднее запугать. Они плохо реагируют на болевые приемы. Случай не наш, но пропасти голосистую надо. Чтобы её малолетки в кусты не уволокли. Профилактика.
6
21 сентября 2007 года Пятница
Оперативное мероприятие «ловля преступника на живца» – настоящая экзотика. Главная организационная проблема заключается в «приманке».
Это в кино сотрудница МВД радуется возможности пофланировать ночью по Битцевскому парку в мини-юбке. Ау, маньяк! Выходи, подлый трус! Чего отважной барышне бояться? Её надежно страхуют киношные опера-невидимки. Да и сама «подсадная утка» – обладательница чёрного пояса по карате.
А где сюжет не предусматривает «наживки» прекрасного пола, там опер бодренько натянет колготки с лайкрой, намалюет макияж, встанет на шпильки и, виляя бедрами, поцокает на охоту. Так суперменничал герой молоденького Димы Харатьяна в одной из последних комедий Гайдая.
В жизни иначе. Кандидатки на роль «живца» в остром дефиците. Под номером один значилась капитан милиции Сырова.
– Ещё чего?! Нашли дуру! – такой была её реакция на ангажемент.
Встав в позу самовара (сжатые в кулаки руки упёрты в крутые бока), Сырова испепеляла оферента[30 - Оферент – лицо, сделавшее предложение о заключении сделки.] гневным взором.
Лева Муратов знал её повадки. Зря что ли два полных года в одном кабинете отбатрачили?
– Присядь, Ирина Булатовна, – для начала подполковник указал карандашом на стул у стола-приставки.
Сырова хмыкнула, но просьбу выполнила. Вполне обоснованной выглядела просьба.
– Служебное удостоверение при себе?
– А что?
– Просто ответь.
– В сумочке, в кабинете.
– Принеси, пожалуйста.
– Зачем? – Сырова напряглась, гадая, куда коварное начальство клонит.
– Хочу прочитать, кем ты значишься по должности.
– Во-от чего! Оперуполномоченный уголовного розыска. Дальше?
– А я думал, воспитательница детского сада.
– Лев Николаевич, не надо! Я свои должностные обязанности знаю, как таблицу умножения. Я – оперуполномоченный розыскного отделения.
И вновь Муратов проявил ангельское терпение. Знал – нажмёшь покрепче, Ирка свалит на больничный. Когда тетеньке под сороковник, а её милицейская выслуга за пятнашку перевалила, болячки придумывать не надо.
Наездом и вопрос не решишь, и участок оголится. Полноценно заменить Сырову некем. По части запросов, справок и других бумаг, которые по линии потеряшек[31 - Потеряшка – пропавший без вести (сленг).]и неопознанных трупов пишутся в изобилии, она – мастерица. К её делам не придраться. Руку Ирина набила ещё в Томске, откуда перевелась в Острог из-за смены места службы мужем, он – военный. Но как оперу в прямом понимании этого слова цена ей – медный грош в базарный день. Даже объяснения нормального отобрать не может. О квалифицированных ОРМ и говорить нечего.
После того, как Муратов ушёл на повышение, Сырова полгода вваливала в одиночку. Из кожи вон лезла, надеялась, что её утвердят начальником отделения. Опыт, стаж, усердие – все при ней. Карты легли по-другому. На должность назначили молодого оперативника, летёху, выросшего из привилегированных водил. За парня настоятельно просил сам Вадим Львович Птицын. Как не уважить ветерана сыска?
Муратов мог пристыдить подчиненную за то, что она не ценит хорошего отношения. В СОГ её ставят дежурить раз в месяц, вторым резервом, и не на целые сутки – в одиннадцать вечера смена для о/у Сыровой заканчивается. Её крайне редко задействуют в разного рода усилениях.
Но искать кнопку «совесть» у прожжённой ментовки – пустой номер. Нужен экономический стимул.
– Это шанс отличиться, Ирина Булатовна, – произнёс Лёва с доверительной интонацией. – Кто не рискует, тому майорские погоны не светят.
– Они мне и так не светят.
– Почему? Вакансия старшего опера свободна.
– Мне всё равно не дадут.
– За красивые глаза не дадут. А за результат по громкому делу – могут.
– Кто меня, если что, страховать будет? – переход от категорического отказа к принципиальному согласию был по-женски спонтанным.
Эмоций на прогресс в переговорах со стороны Муратова не последовало. Он знал свой маневр. Рыбка клюнула, теперь главное – не дать ей сорваться с крючка.
– Кобылянский подстрахует. Ты поработаешь на «Южной правой».
– Э-э, Феликсу я косметичку из «Фикс Прайса» не доверю, не то что себя любимую! Он меня пропьёт и в карты проиграет.
– У него ребята ответственные. Вася Ермаков с ним будет.
– Который из конвоя перешёл? Ну, этот, вроде, путный.
– Давай детали проговорим.
– Не гони лошадей, Лев Николаевич. Я тут хотела отпроситься на следующую пятницу. Мастера придут лоджию отделывать, в выходные они не могут.
– Следующая пятница в твоём распоряжении! – ответной фразе сопутствовал широкий жест.
Отпрашиваться Сырова любила. То на родительское собрание ей надо бежать, то к стоматологу ребёнка вести, который, на одну минуточку, десятиклассник, то свекровь в стационаре навестить. Причина каждый раз называлась уважительная, и Муратов сперва отпускал сотрудницу без слов. По ходу пьесы он понял, что его добротой злоупотребляют, и начал выбраковывать просьбы, не носившие экстренного характера. Получая отказ, Ирина не сдавалась, донимала начальника уговорами. Не добившись желаемого результата, дулась.
Сейчас овчинка стоила выделки. Чай, не развалится в крайний день недели милиция без о/у Сыровой И.Б.
…Мероприятие решено было проводить в Малеевском парке. Там серийщик отметился в июне месяце.
Выдвинулись в двадцать ноль-ноль, уже по темноте. Парк невелик, по документам он значился сквером. Объект культуры и отдыха был сильно запущен. У муниципалитета традиционно нет денег, а завод металлоконструкций, содержавший парк со дня его основания до передачи на баланс городу, дотировал лишь самые насущные нужды.
Достижением было то, что летом на спонсорские денежки удалось демонтировать ветхие аттракционы, грозившие обрушением. Попутно законсервировали облезлую кирпичную коробку общественного туалета. Источавшая зловония клоака была готовой декорацией для фильма ужасов.
План разработали следующий – Сырова прогуливается по тротуару вдоль ограды. Взад-вперёд. Заходить на территорию парка, в глубине которого чудом уцелел единственный фонарь, Ирина отказалась наотрез. Настаивать Муратов не счёл возможным.
Оперативникам – Кобылянскому с Ермаковым – предстояло страховать «подсадку» на другой стороне улицы. Фонари отсутствовали и там, зато падал свет из окон домов постройки середины прошлого века.
– Прикроемся кустами, – заверил Феликс.
Для самообороны у Сыровой имелся перцовый баллончик «Шок».
Идущий в ногу с прогрессом Кобылянский выложил на стол беспроводную гарнитуру к мобильнику. Тщательно протерев наушник антибактериальной салфеткой, Ирина вставила его в ухо и замаскировала причёской.
Насчет длительности моциона подискутировали. Сырова заявила, что часа на «вашу идиотскую комедию» хватит за глаза. Муратов возразил: час – ни о чём. Два! В итоге сторговались на полутора.
Спровадив шумных подчинённых на оперативный простор, замнач КМ распахнул форточку. Пропитавшаяся негативными эмоциями атмосфера кабинетика срочно нуждалась в притоке свежего воздуха.
Второй день, как из отпуска, а будто и не уходил, Лева с хрустом потянулся.
Выйдя из-за стола, он подпрыгнул. Кончики пальцев коснулись свисавшего с потолка раритетного светильника.
Есть ещё порох! – в юности Муратов играл в баскетбол за школу, потом за техникум.
…Трио заняло исходные позиции. Сырова придирчиво оценила свой участок. Протяжённость около пятисот метров, асфальт – в буграх да рытвинах. Надо под ноги смотреть внимательно.
Одета Ирина в тёмную юбку миди, голубенькую ветровку интересного фасона, полусапожки с низким каблуком. На плече – сумочка на длинном ремне. Смоляную шапку волос ерошил ветер, творя причёску на свой вкус.
На пустынной улице столь поздний променад выглядел странно. Дамочка гуляет в одиночестве, не иначе – ищет приключений.
Создатель, увы, обделил участников ОРМ режиссёрскими талантами, исполнение шло на уровне колхозной самодеятельности.
Транспортное средство – броская «Audi А4» Кобылянского – припарковано было за углом возле аптеки.
Убрав в барсетку брелок сигнализации, Феликс целенаправленно двинул в магазин «24 часа».
Нашествие желающих культурно отдохнуть объяснялось пятницей и погодой без осадков. Последние денёчки тепла! Торговая точка принадлежала местному коммерсу Дениске Великанову. Доморощенный бизнес неуклонно вытеснялся с рынка супермаркетами-гигантами, загнулись уже многие. Ушлому Великану покамест удавалось выживать, окучивая периферию города. Ну, и цены у него были демократические.
Толкаться в очереди Феликс не подумал. Маякнул знакомой продавщице. Любаха без вопросов нажала кнопку под прилавком, разблокировав холодильную витрину. Старший опер открыл стеклянную дверь, с верхней полки снял бутылку «Балтики». В этом сезоне он отдавал предпочтение «семёрке».
На улице Кобылянский поддел зажигалкой пробку, отработанным движением отправив её в короткий полёт, завершившийся на газоне. Крупно глотнул из горлышка.
– Холодненькое! Кайф!
Утолив жажду, Феликс обернулся к напарнику:
– Иди, возьми пива?са!
Белобрысый крепыш Вася Ермаков за счёт крупной головы, посаженной на широкие прямые плечи, коротких мощных рук и скупых резких жестов смахивал на работа. Неудивительно, что в розыске к нему прилипло псевдо «Эр-Два-Дэ-Два»[32 - R2-D2 – робот, персонаж фильма Джорджа Лукаса «Звездные войны».], сокращённо «Эр-Дэ».
– Мы ж на задании, командир!
– Вот именно! Нам надо обставиться. С понтом встретились два одиночества. Пьём пивас, курим, базарим. Еще семечек прихвати, полузгаем. А так чего? Стоят трезвые мужики с протокольными рожами, явно менты, явно кого-то пасут.
Вася согласился: «резонно», занырнул в магазин и там пропал. Феликс устал его ждать, когда дождался, в бутылке оставалось на донышке.
– Ты чего так долго?
– Очередь.
– Какая на хрен очередь? Ты при исполнении, на своей «земле». Погоди, может, быть ты ещё и заплатил?
– Ну, да.
– Эх, святая ты простота! А взял чего? «Нулёвку»? Смотри, Васисуалий, безалкогольное пиво – первый шаг к резиновой женщине!
– Ну, ты скажешь, – стушевался старлей.
К слову, в свои за тридцать «Эр-Дэ» был холост и не замечен в дружбе с девушками.
Кобылянский посетил «24 часа» ещё разок. Смакуя любимую «Балтику», попыхивая ароматизированной сигариллой «Captain Black», он вполголоса возмущался прокурорским беспределом. Такое хорошее дело по кражам из садовых домиков тыловые крысы развалили!
– Сколько мы с тобой, Васенька, пахали. Сутками напролёт! И весь наш скорбный труд – псу под хвост!
Васенька соглашался. Пахал по крадуну-бомжу преимущественно он, участие старшего товарища ограничивалось мудрыми наставлениями. Но на то он и командир, чтобы рулить.
Поддерживая беседу, Ермаков не упускал из виду женскую фигуру, на манер челнока сновавшую вдоль ограды парка.
На перекрестке у пожарной части с монотонной безучастностью, пощёлкивая, моргал жёлтым глазом светофор. Движение было редким, оно здесь в основном каботажное. Малеевка – окраина, прижатая к реке. Выезда из микрорайона всего два: по улице Кирова можно подняться на Комсомольскую, а если ехать прямо, то, минуя лесопилку, уйдёшь на ДСК и дальше на большое село Погост, обитель богатеев.
Войдя в роль, Сырова дефилировала, как по подиуму – модель. Аппетитной фигурой хвасталась. Всё было при ней. Округлый задок, выпуклая грудь, и талия в наличии. Мелькали в полутьме в меру полноватые ножки в колготках телесного света. Мордочка у обладательницы стройных ножек – губастенькая, глазастенькая, с тугими щечками.
Уважающему себя лицу мужского пола не попытаться склеить эдакую грацию – грех.
Ирине свистнули из компашки, пересекавшей проезжую часть в неположенном месте. Затаренный пивом молодняк направлялся в парк.
– Присоединяйся, красота!
– Размечтались! – Сырова презрительно фыркнула.
Посмотрела на часики. Только двадцать одна минута проползла с начала мероприятия. Впереди – страшно подумать сколько.
«Подсадная» сделала «налево кругом» и не спеша двинулась обратно. Коротая время, выстраивала планы на выходные. Как обычно, их было громадьё.
Отвлеклась на постороннее и на опасность отреагировала с опозданием, по факту.
Из дыры в ограде, там, где не хватало прутьев, шумно вывалился здоровенный дядька. В костюме и блестящем галстуке с «огурцами». Он лыбился и протягивал растопыренный пучок зубастых листьев.
– Клено-овый лист! Клено-овый лист! – заблажил, обдавая термоядерным алкогольным выхлопом. – Ты мне среди зимы присни-ись!
Ира взвизгнула, отпрянула.
Дядька в нарядном галстуке навис над ней:
– Куда же вы, сударыня?!
Сырова выбросила вперёд руку с баллончиком. Прыснула мутной струей. Получилось не метко, вскользь пришлось по уху, кажется.
Отвергнутый кавалер взревел, как марал. Позабыв хорошие манеры, всплеснул ручищей. Пьян был в лоскуты, но попал, кулачина шаркнул женщине по щеке, костяшками ей досталось по носу. Сырова заверещала.
По закону подлости именно в эту минуту Кобылянскому приспичило. «Балтика-7» рвалась на волю.
Зато не мешкал Ермаков. Нёсся через дорогу Васька, на пятой передаче летел, только ножки короткие мельтешили. На визг тормозов едва успевшего остановиться «жигуля» – ноль внимания. Тем паче – на матерную тираду, которую выдал перепугавшийся водитель.
С треском опер проломился через заросли акации. Выставив вперёд плечо, протаранил здоровяка. Наземь рухнули на пару.
– Нос сломал! Мамочки… Сломал! – причитала Сырова, шаря в сумочке в поисках платка.
Поверженный дядька не сдавался. Используя превосходство в габаритах, вывернулся, и вот он уже лежит на Ваське, рычит по-собачьи, душит за шею.
Феликс подоспел крайне вовремя. Без прелюдий – с ноги чужому в бочину. Херак! От удара по почкам алкогольный наркоз не спасает, проверено.
Бегемот в двубортном пиджаке обмяк. Ермаков, натужившись, кувырнул его на сторону.
Опера навалились на злодея вдвоём. Ломали, выкручивали руки, щёлкали браслетами. Неугомонный мужик продолжал барахтаться, не сдавался падла.
Пришлось Феликсу ещё один финт исполнить. Классический расслабляющий удар по «шарам». Дядек отчаянно вскрикнул, зажал мотню лапами и размяк окончательно, потёк киселем по асфальту.
Ловя момент, оперативники завернули ему ласты за спину. Щелчок наручников возвестил о чистой победе.
Покряхтывая, Кобылянский вернулся в вертикальное положение. Машинально проверил, на месте ли ствол, застёжка кобуры имела дурную привычку расстёгиваться в такого рода потасовках. Заправил в брюки выехавший подол рубахи в стиле «милитари».
Прихромал к ноющей Сыровой.
– Дай заценю! – отнял от лица растопыренную ладошку.
– Где? Где вы ходите? Га-ады… – тоненько скулила Ира.
Феликс бережно пропальпировал распухший нос.
– Не сломан, – майор знал, что говорил, два года срочной службы фельдшером в медсанбате – хорошая школа.
– Вызывай ПМГ, Васисуалий, – к старшему оперу вернулась обычная уверенность. – Я вас таких гарных в салон к себе не пущу. Эх, ребятушки, вот уволюсь скоро, что вы будете делать без дяди Фели?
Насчёт увольнения Кобылянский не хлестался. Он пребывал в постоянном поиске. Не выгорело с госком-дурью[33 - Госкомдурь – Государственный комитет по противодействию незаконному обороту наркотических средств (жарг.)], теперь он вострил лыжи за льготной выслугой во ФСИН. В кадрах ему предложили должность начальника отряда, но мантулить отрядником Феликс не пожелал. Он претендовал на работу по профилю. Вакансий в оперчасти шестой колонии не было, но все ждали, что в конце года наконец свалит на пенсион динозавр пенитенциарной системы Иван Иванович Кафтанов. Тогда случатся подвижки.
7
21 сентября 2007 года Пятница
Роль «подсадной утки» в другой группе была предложена кинологу Темрюковой.
– Я за любой кипеж, кроме голодовки! – рассыпала хрипловатый смешок Яна. – Вдруг словлю маньячеллу. А то чё-то давно у меня секса не было.
Имидж своей в доску, приправленный налётом цинизма, выполнял защитную функцию. Годы службы в мужском коллективе закалили характер девушки до крепости ферросплава.
При этом прапорщик милиции Темрюкова – бард, она пишет лирические песни, с которыми выступает на самых разных площадках. Ни один эмвэдэшный смотр-конкурс «Щит и лира» без неё не обходится. На сцене голос Яны звучит совершенно по-другому – высокий и звонкий, он чист, как фамильный хрусталь. Творческая жилка даёт возможность подхалтурить без криминала – от приглашений на корпоративы нет отбоя.
– Прикид продумай, – посоветовал по дружбе Комаров, ему предстояло страховать.
Янка озадаченно поскоблила стриженую макушку.
– А ведь реально проблема, Паш.
Стиль гражданской одежды у Темрюковой пацанский. Она забыла, когда ходила в юбке. Не помнила, есть ли вообще в её гардеробе такой нефункциональный предмет.
– Ладно, завернём в одно местечко, там прибарахлюсь.
Темрюкова плотно сотрудничала с самодеятельным театром при ДК «Победа».
Комарову велено поработать на Эстакаде. Поводить жалом в районе гаражного массива и Кукушкиного пруда.
Восьмого марта серийщик напал там на женщину, возвращавшуюся с лыжной прогулки. Ничего святого у отморозка! Испоганил гендерный праздник.
По уму Темрюкову не линейники[34 - Линейник – сотрудник уголовного розыска, специализирующийся на раскрытии определённой категории преступлений, как правило, наиболее квалифицированных (сленг).] должны опекать, а зональные опера с «Южной левой». Эстакада – их «земля». Но у них случился кризис кадров. Просидевший ночь в засаде Сердюк отдыхал. К нему нет вопросов, заслужил. Малов – на сутках, тоже причина уважительная. А где их человек-гора? Где Ефим Загадкин? Снова по синьке забил болт на службу?
Крайний срок нарушителю дисциплины Борзов установил до понедельника.
– Не появится, выгоню на улицу, как ссаного кота! Достал! В мае бухал по-чёрному и опять!
– Ну, выгоним. А кто работать будет, Саныч? – задал риторический вопрос Калёнов, стоически борясь с зевотой, бессонная ночь сказывалась.
Майор в обязательном порядке впрягался за близких, не очень умный, но очень сильный и не менее безбашенный Ефим Загадкин был одним из них.
В напарники Комарову назначен Дима Ломидзе, спец по борьбе с кражами автотранспорта.
Сам Комаров – линейник широкого профиля, «свободная касса», по его собственному выражению. Когда Паша, не вынеся коммерциализации РУБОПа, перевёлся в ОУР простым опером, это было обидное понижение и чувствительная потеря в деньгах. На первых порах ему нашли применение на линии квартирных краж, в город зачастили гастролёры-домушники. Птицын, выйдя с больничного, решил использовать своего выученика по профилю. Львович всерьёз намеревался культивировать на районном уровне линию по борьбе с оргпреступностью. Рассуждал так: РУБОП деградировал, а бандиты в городе остались. Их надо сажать. Кто это будет делать, если не мы? Попутно он планировал готовить Пашу на начальника розыска, чертолом Калёнов его категорически не устраивал.
После инфаркта Птицын проработал до обидного мало, прежние нагрузки ему оказались не по плечу. С его уходом обе темы заглохли.
Комаров волок службу по инерции, не халтурил, но и не пахал глубоко. Считал месяцы до минимальной выслуги. Насчёт незадавшейся карьеры не парился. В начальники он не рвался, не хотел лишней обузы. Довольствовался должностью старшего опера, которую ему вскоре дали.
В «одно местечко» им было по дороге. Пообещав слетать мухой, Яна ускакала вверх по ступенькам.
ДК «Победа», очаг культуры скончавшегося на рубеже веков экскаваторного завода, несмотря на солидный возраст, сохранил товарный вид. Косметика его обветшалому грязновато-жёлтому фасаду не помешала бы однозначно, и тем не менее общая картина благодаря монументальной колоннаде внушала почтение. Породу никуда не денешь. Умели, умели строить при товарище Сталине.
Заполняя паузу, Ломидзе в очень уважительной форме беседовал на родном языке по мобильному с отцом.
Паша со вкусом потягивал сигаретку. Жену он предупредил, что вернётся поздно. Известие было встречено спокойно. Их брак находился в фазе продолжительной ремиссии. Семье Комаров теперь уделял неизмеримо больше времени, чем во время службы в РУБОПе.
Тут в заднее левое окошко «шкоды» постучали. Паша резко обернулся – возле машины тёрлась особь цыганского обличия, умудрившаяся подкрасться незаметно. От церкви что ли притащилась? На паперти ромалы наладили промысел гораздо более безопасный, хотя и менее доходный, чем продажа наркотиков, – попрошайничество.
Комаров собрался шугануть побирушку, но в последний момент осекся:
– Думала, не узнаю?
– Видел бы ты свою моську! – довольная, как слон, заржала Янка.
Она вернулась в экзотическом прикидоне – по плечам рассыпана блестящая грива и не банально чёрная, а с синим, как у воронова крыла, отливом, в ушах – огромные серьги качаются, на шее червонным золотом блестит чешуйчатое монисто, поверх бровей смоляные коромысла нарисованы, цветастая юбка подметает асфальт. Немного не в тему был клетчатый пиджачок, погода вынудила утеплиться.
– На кого-то ты похожа. Не пойму – на кого?
– Вон на кого! – Ломидзе указал на большую афишу на стене ДК.
Там красовалась аналогичная цыганка-сербиянка. Музыкальная постановка «Кармен» по новелле Проспера Мериме, поясняла надпись внизу щита.
Что за кекс этот Проспер, Комаров не знал. Вместе с тем о Кармен примерное представление имел, не совсем дремучий.
– Падай в тачку, артистка, путь в жопу мира неблизкий.
– Паша, ты растёшь в моих глазах. Никак в рифму заговорил?
Кукушкин пруд – самая окраина, дальше – окружная дорога, за ней – лес. Имечко у водоема народное, изначально он назывался Красным. Переименовали его, вероятно, из-за присутствия пернатых, умеющих предсказывать срок человеческой жизни. Прежде тут был сплошь частный сектор, ему пруд полагался по противопожарным нормам.
В восьмидесятые годы, в пору расцвета КБ «Абажур», здесь выросло несколько ведомственных девятиэтажек. Пруд стал любимым местом досуга новосёлов. Тут гуляли с детьми, собирались на пикники, летом купались, загорали, ловили на удочки сорную, но вполне съедобную рыбёшку и просто отдыхали на травянистом бережку, причём не обязательно с бутылочкой.
Тогда же был разработан перспективный проект благоустройства района. Территорию намеревались окультурить, озеленить, высадить цветники, установить фонари. План предусматривал даже детский клуб, аналог «Родничка», гордости орденоносного механического завода.
По известным историческим причинам осуществиться грандиозным планам было не суждено. Пруд зарос осокой и ряской, теперь здесь не купались, а мыли машины. На берег и в кусты тащили хлам из гаражей. Нормальные люди забыли сюда дорогу, а гопота, напротив, проторила. Где пьянки-гулянки, там обязателен уличный криминал.
Комаров выезжал сюда на заре своего милицейства, инспектором ОДН будучи. Не на драку, не на грабеж, на труп. В пруду по недосмотру отца утонул шестилетний мальчик, игравший у воды. Как тогда страшно кричала мать мальчика – растрёпанная, как кикимора, на глазах поседевшая. Босиком пришлёпала, а ведь дело было, если память не изменяет, в октябре.
Остаточное украшение заброшенного водоёма – стайка уток, обитающая тут до заморозков.
Оперативники прикинули оптимальный маршрут «приманки».
– Идёшь повдоль пруда, там тропа к сто второму дому по Матросова, – инструктировал Комаров. – Во дворе стоишь. Под козырьком у подъезда встань, чтоб не отсвечивать. Покуришь, вертайся. По другой уже стороне пруда вертайся. В нашу сторону не гляди.
Они выставились возле строящегося коттеджа по улице Лизы Чайкиной. Позиция была укромной и выгодной. Многоэтажки давали достаточно света, чтобы не терять Янку из вида.
Сама затея, конечно, тупая. Шастает по спальному микрорайону пришлая лахудра в идиотском наряде. Но, по-крайней мере, она не кружит волчком на одном месте. Не сразу будет резать глаза населению.
– Сойду за городскую сумасшедшую, – Темрюкова хорохорилась, при том что нервоз скрыть не могла.
– Травмат держи наготове.
– На месте, – Яна хлопнула ладонью по карману пиджака. – Но сперва я нашего альфа-самца трахну извращённым способом. Не скучайте, мальчики!
Забросили крючок. Уставились на поплавок. И на удивление очень скоро увидели поклёвку.
Подозрение мужик вызвал не сразу. На его первом проходе Комаров дежурно отметил общие приметы, подходившие под портрет серийщика. Пол, возраст, телосложение. Таких совпадений на улице – двенадцать на дюжину. Проход был мотивированным. Работяга поставил в гараж машинёнку и шлёпает домой, ко щам. Наломался за неделю, поэтому шагает медленно. Трезвый. Девицу под фонарём заметил стопудово, но интереса к ней не проявил. Добропорядочный семьянин, бывают такие.
Протикала всего пара минут, и добропорядочный нарисовался вдругорядь. Точняк это был он. Та же куртка, бейсболка та же, и знакомая походка с ленцой. Топал он обратно в гаражи. Объяснение заднему ходу можно было дать простое. Забыл что-то в машине. Или проверить решил, закрыл ли замок.
Паша, разумеется, сделал стойку. Целиком обратился в зрение.
Ещё несколько минуток отсчитали наручные, и тот же самый мужичок возник в следующей линейке гаражей. Чтобы оказаться там так быстро, ему нужно было перейти на бег в тот короткий отрезок времени, на который он выпадал из поля зрения сыщиков. Теперь он стоял в густой тени, спиной подпирал торец гаража. Он явно наблюдал за женщиной, бредущей вдоль пруда к жилмассиву.
– Наш клиент, – шепнул Ломидзе.
Идентичный ход мыслей объяснялся равным стажем оперативной работы.
Разбор ситуации напоминал игру в быстрые шахматы:
– Ему сподручно пройти за кустами.
– Нам бы вперёд продёрнуть.
– Услышит движок, испугается.
– Придётся стометровку рвать.
– Ненавижу спринтерские дистанции.
Мужик у гаража вытянул шею, как гусь. В уме продолжив траекторию его взгляда, Комаров разгадал причину беспокойства фигуранта.
Куда-то пропала наживка. Случилось это скоропалительно. Где наша чернобровая Кармен?! Подсказку дала трель свистка, пронзившая вечернее умиротворение.
Опера вывалились из «шкоды» и, не захлопывая дверей, чесанули на сигнал тревоги. Доносился он от ближней девятиэтажки.
Ломидзе, некурящий, к тому же футболист, лидировал в забеге.
На проезжей части дороги, на повороте к дому кипела тусня.
Паша, добежав, следующую картину застал. Темрюкова держала за руки двух пацанят, оба росточком ей по плечо. Пацанчики извивались ужами, шипели, рвались на волю.
Третьего, такого же мелкого, с налёта сцапал Ломидзе. Сгрёб так, что хрен вырвешься.
Комаров кинулся на помощь Янке. При виде его один малец брызнул в сторону, в темень, с воплем: «Суки черномазые!»
Преследовать его опер не стал. За двумя зайцами погонишься… С наличностью бы разобраться.
Держа за шиворот принятого у Темрюковой шкета, Паша включил на телефоне фонарик. Посветил под ноги. Возле бордюра обнаружил круглую железяку, похожую на здоровенную сковороду без ручки.
Пазл сложился, впрочем, был он незамысловат, дошкольнику по зубам.
Скучая под фонарем, Яна срисовала ребят, тащивших крышку от канализационного люка. В тот же миг она забыла о цели мероприятия, в котором участвовала, и ринулась на защиту муниципальной собственности. Отважные малолетки её не испугались. Завязалась борьба, и неизвестно, кто вышел бы из схватки победителем, не подоспей оперативники.
Воришкам – годков по одиннадцать-двенадцать, то есть они не субъекты преступления. Заведомо отказной материал. Работа на корзину.
На правах старшего группы Комаров решил – повоспитываем и отпустим. Иначе застрянем в отделе до утра.
Ломидзе безоговорочно поддержал товарища.
Профилактика эффективна, лишь когда она адресный характер носит. Когда ты знаешь воспитуемого. А он, в свою очередь, знает, что ты его знаешь как облупленного.
Опера развели пацанву в разные стороны. Выяснять, как кого зовут и кто где живёт, надо по отдельности. Редко попадаются прошаренные настолько, чтобы заранее сговориться насчёт ложных имен-фамилий друг дружки.
Про сбежавшего они, конечно, заявят, будто познакомились с ним пять минут назад.
Ещё нужно обоих сфоткать на долгую и добрую память.
Пацаны нахохлились. Кумекали, кто их повязал. Чего надо больной на голову цыганке и ее нерусским корефанам? Тот, что был ростом повыше, хоть и рыжеватой масти, но с горбатым шнобелем и акцент у него чурбанский. Второй, коренастый, смуглый, с черной бородкой, подстриженной квадратом, вообще, смахивал на латиноса из боевика про мафию.
В следующую минуту их осветили фары лихо вывернувшего из-за угла автомобиля. Комаров, сощурившись, заслонил глаза рукой. Водитель догадался переключить свет на ближний. Экипаж ПМГ[35 - ПМГ – патрульно-маневренная группа.], патрулировавшей Эстакаду, был предупрежден об операции уголовного розыска. Чуть чего, пэпсы должны были подскочить.
Но до «чуть чего» дело, вроде, не дошло. Помощи не запрашивали. Или кто-то инициативно адреснулся к коллегам?
Из «уазика» с автоматом в руке десантировался Игорь Рублёв, суровый плечистый дядя под сорокет. В его активе три командировки на Северный Кавказ, каждая по полгода. При этом серповидный шрам на скуле старшего прапорщика заработан в глубоком тылу. Пьяная девка полоснула опасной бритвой в баре «Лель». Застала врасплох ветерана боевых действий.
У Рублёва стойкая репутация службиста-святоши. Его зрение не различает полутонов.
Если дать малолеткам пенделя, Рублёв накатает рапорт. Не из вредности, а потому что считает – так правильно. Начнётся разбор полетов. Наружные службы сейчас в фаворе, а оперативные – в немилости, соответственно, выводы будут сделаны не пользу последних. Плёвый случай может дать повод для наказания начальника КМ, кресло под которым и без того шатается.
– Вот так значит? – с презрительной ухмылочкой Паша повернулся к Темрюковой.
Янка глаз не спрятала, наоборот, вылупилась, как полярная сова.
– А ты думал? Пускай родители за своих сопляков ответят! Заворовали!
Комаров оглянулся на гаражи, хотя можно было не утруждаться. Стрёмного типа в бейсболке там нет и в помине. Испарился, как только начался шухер. И колесить по округе в надежде его сыскать бесполезняк. Здесь сто путей отхода.
– Чтоб мы ещё раз с вами, с деревянными солдатами Урфина Джюса, связались! – зареклись опера.
8
22 сентября 2007 года Суббота
Весь мозг Клыч сломал в поисках решения. Просьба вора была просьбой лишь по форме. Ответ «извини, брат, не срослось» исключался. Часики тикали неумолимо.
Клыч терзал извилины и злился на упёртого Барона. Никак не разубедишь его в том, что в Остроге так же проблемно купить боевое оружие, как в любой другой точке России. Да, в городе есть военные заводы, однако магазины при них не функционируют и распродажи под Рождество не устраиваются.
К режимным предприятиям не подступиться, на каждом – служба безопасности из бывших ментов. Более того, оборонку теперь обихаживает персональная милиция. Мусарня прямо на территории мехзавода базируется.
На дворе не девяностый год, когда на том же механическом шустрые ребятишки слямзили партию автоматов. Шуму было, гаму. Много кто из братвы попал под раздачу мимоходом. Но и самих крадунов повязали, громкое дело слушалось в большом зале горсуда, оборудованном железной клеткой, которая тогда выглядела зловещей диковинкой. Это сейчас зверинцы в судах в порядке вещей.
Канал в дивизии перекрыт наглухо. Дорога к воякам заказана.
Куда адреснуться? Объявление «куплю стволы» в газетке не тиснешь.
Была надежда на одного деловара. Позавчера пересеклись с ним на «бугорках». Ожидаемо встал вопрос о взаимной услуге, только не за марафет, как предполагал Клыч, а покруче. Делаш попросил вальнуть своего конкурента и даже назвал фамилию, которую у него никто не спрашивал. Клыч оторопел, подумал, что разговор пишется, подумал – мутка[36 - Мутка – провокация (жарг.)] ментовская, сызнова легавые хотят его на строгач законопатить.
Базар оборвал на полуслове. Велел прикусить язык и забыть о разговоре. Прыгнул в тачку и был таков. Чепушила, кинутый на крутом берегу Клязьмы, только руками в изумлении развёл.
Следующие тёрки получились беспонтовыми, и каждая по миллиону нервных клеток убила.
Людишки страдают недержанием речи, это факт. По городу, кровь из зубов, поползут слухи, мол, Клыч ищет железо. Не угомонился старый! Передел затевает! – пойдёт звон. А у ментов и у фейсов везде свои уши. Докатится до них – жди беды…
Отчаявшись, Клыч вызвонил одного из последних могикан, Павлуху Комендантова. Вечером тот заехал в «Страйк».
Пашка всегда был здоровенный, а с возрастом прямо-таки шкафом трёхстворчатым стал. В дверь протиснулся боком.
Постарел заметно чертяка, обрюзг, сутулится. Виски седые, покатый лоб морщинами вспахан. Одышка донимает. Но главная беда – со зрением. Московский профессор прописал Павлухе операцию, а пациент менжуется, предпочитая слепнуть дальше. Очки у него – в пол-лица, в массивной роговой оправе с толстенными стеклами.
Раньше, когда земля покоилась на четырёх слонах, у Комендантова была небольшая, но духовитая бригада, наполовину состоявшая из кавказцев. Паша умел ладить с «пиковыми».
Промышляли они классическим рэкетом. Особо не таились. А чего таиться? Коммерсы были плюшевыми, а менты ещё по совдеповским законам работали.
Пашку и его лепшего кореша Эдика Рамазанова приземлил вновь созданный «шестой отдел»[37 - «Шестой отдел» – одно из названий подразделения по борьбе с организованной преступностью.]. Ввалил ребят кооператор, барыживший сахарным песком.
К слову, Клыч вскорости на том же дефицитном товаре спалился. Стрёмной темкой оказался сахар-рафинад.
Потом нерусские из Пашкиной шараги стали по одному загибаться, видать, климат для них оказался неподходящий.
Эдик – каратист, чёрный пояс, крутизна – расхворался в лагере так, что его актировали[38 - Актировка – процесс медицинского освидетельствования тяжелобольных осужденных, предусматривающий досрочное освобождение из мест лишения свободы (жарг.)] и отпустили помирать в родной Дагестан.
Кручёного Мацо завалил терпила, которого подсевший на герыч ара достал до печёнок.
Еще водился у них Армен, катала и фармазон. Сейчас он чалится в Мордовии за мокруху, якобы за чужую. До конца срока ему, как до Пекина раком.
Откинувшись, Павлуха обнаружил, что остался один-одинёшенек. Долгое время о нем не было слышно. Говорили, будто он продал городскую квартиру, купил дом в деревне и сидит там, как отшельник.
Затем узналось, что Комендантов мутит бизнес по заготовке древесины на корню. Причём под крылышком лесокомбината «Дубрава». В олигархи не выбился, но на ноги встал твердо. Сейчас у него в личной собственности «КамАЗ» с фискарсом[39 - Фискарс – в контексте – манипулятор для загрузки древесины.], тягач и ленточная пилорама. Он – коммерс в чистом виде, но коммерс, уважающий понятия. На общак отстегивает без напоминаний. Посему тереть с ним не западло. При условии, что целуясь в дёсны с Савелием, капитально подментованным хозяином «Дубравы», Паша не заразился любовью к мусорам.
– Ты же шаришь в теме, бродяга! – Клыч пытался растормошить старинного приятеля.
Выпуклые линзы превратили Пашкины глаза в крохотные ртутные шарики, выражение они имели оторопелое. Гигант похож на марсианина, заблудившегося на чужой планете.
– Ну, ты вспомнил, – его улыбка выглядела виноватой.
Клыч знал, что собеседник темнит. Любовь к железу у таких – до гробовой доски. По молодости Павлуха фанател от оружия.
Не зря, помимо вымогалова, в его приговоре фигурировала двести восемнадцатая статья[40 - Статья 218 УК РСФСР предусматривала уголовную ответственность за незаконный оборот огнестрельного оружия.]. При задержании у него изъяли стреляющую ручку, она торчала в нагрудном кармане скрипучего кожаного пиджака, из которого Паша не вылезал зимой и летом.
Тогда мода была на подобные игрушки. Бесполезный сувенир приплюсовал лишний год к сроку. Ни на воле, ни в зоне не слышал Клыч, чтобы такая штуковина пригодилась кому-то в критический момент. Зато на этапе один пассажир сетовал, как отхерачил себе палец из самопального «пен-гана»[41 - Пен-ган, pen gun – стреляющая ручка (англ.)] при случайном выстреле. Ударный механизм по принципу оконного шпингалета был крайне ненадежен.
– Неуж Кулибины перевелись в славном городе оружейников?
– Кулибины теперича шпалеры из газулек переделывают. Вкладыш – в ствол, и гуляй, рванина!
– Слышал. А посерьёзнее если? Нарезное? Автоматическое? Хорошую цену дам.
– Не ко мне.
– Может, поспрашиваешь?
– У кого? Извини, Володя, но с нарезным – голяк. Благодарствую за угощенье, – за разговором Павлуха в одиночку схомячил большую пиццу «карбонара» с пармезаном и беконом.
У самого Клыча кусок не лез в горло.
– Хоть за переделки из газового спроси, – авторитет ухватился за соломинку.
– Без «бэ». Ну, давай, Володя! На звоночке.
Только Паша за порог, в кармане Клыча завибрировал мобильник. Можно было не смотреть, кто напедаливает.
Барон записан в контактах как «Шиномонтаж». Наивная конспирация на случай изъятия телефона. Как будто менты не знают номера их сотовых? Полюбасу знают и вполне вероятно, что прослушивают.
– Часик в радость, братское сердце! – Клыч отозвался с душой.
– Как успехи? – вопрос заменил вору приветствие.
– Так, это… Делаю шаги в нужном направлении.
– Медленно, бл*дь! Долго! – агрессия выдавала, что звонящий хорошо на кочерге.
Когда Веня слетал с нареза, вся его фирменная рассудительность улетучивалась. Он сатанел, по малейшему поводу взрывался, как порох. Неслучайно его первая ходка была за кулак. С другой стороны, без этой особенности характера он оставался бы заурядным мозгоправом. Кто бы тогда считался с ним всерьёз?
– Есть вариантик. Не по телефону. Давай, брат, я подскочу к тебе? Когда удобно?
– Ты задрал! Завтра крайний срок!
Не прощаясь, вор нажал отбой.
Клыч капитально озадачился. Что ему надлежит предпринять завтра? Пообщаться «не по телефону»? Где? Во сколько? Или завтра нужно выставить на кон товар, которого нету? Курочка ещё в гнезде…
«Panasonic» вновь ожил, затрепетал и пополз по столешнице. Клыч успел догнать гаджет на самом краю обрыва.
На секунду от сердца отлегло. По ходу вор решил обосновать свои хотелки. Сменил гнев на милость.
Нет, на экране другое имя высветилось. «Димон». Подручного шифровать смысла не было, каждая собака в городе знала, на кого батрачит Дихлофос.
Этому чего понадобилось, внутри заклокотало раздражение.
– Да! – с угрюмым вызовом полетело в микрофон.
Пяти минут хватило Клычу, чтобы забыть, как безответное хамство унижает собеседника.
– Босс! – Димона распирала гордость. – Мы, короче, нашли жопника…
– Какого?
– Как какого?! Который, ну, это, в красной куртейке…
– А-а, – к Клычу вернулось понимание. – Точно он?
– Гадом буду! Красный, какжопа у макаки… Шарится вокруг школы, в которой учится твоя… ну… ты понял, босс, кто… Дрочит в открытую! Гоняет лысого на маромоек[42 - Маромойка – девушка (жарг.)]! Чё нам делать-то?
Вязкая тревога мгновенно трансформировалась в гнев. Вот кто повинен во всех бедах! Вот кто ответит!
– Чё делать, говоришь? Че ты, как первоход? Не рубишь фишку?!
– К тебе везти, босс?
– На хера он мне сдался? На месте разберись!
– Как?
– Как?! Как?! По-взрослому!
Авторитет оборвал разговор на полуслове, непроизвольно копируя Барона.
С громыханьем он откатился в кресле от стола, в центре которого разинула пасть картонная коробка из-под пиццы. Вокруг нее валялись скомканные бумажные салфетки. Одна разбухла коричнево, напитавшись пролитым кофе.
– Русла-ана! – заорал Клыч через дверь, отделявшую кабинет от игрового зала. – Что за срач тут?! А ну, приберись!
9
22 сентября 2007 года Суббота
С огромного рекламного щита, днями установленного напротив одиннадцатой школы, сурово взирал амбал в чёрной майке с дюралевым «медальоном смерти» на шее. Ручищи здоровяка сжимали карабин «Сайга», для обывателей неотличимый от автомата Калашникова.
Броская надпись на билборде гласила: «За пару секунд из весёлого ГРАБИТЕЛЯ сделаю грустного! Сергей Паршин. Сотрудник ЧОП “Оберег”».
– Вот, Антоныч! Вот орёл! – искренне восхитился Кирьянов.
Реплика вызвала ехидную усмешку Славы Остроухова, развалившегося на заднем сиденье патрульного «уазика».
Третий раз сегодня едем по Чехова, и каждый раз Вован, как попугай, одно и то же талдычит, свои мысли, не желая провоцировать ссору, старшина оставил при себе.
Но отмолчаться не смог, процедил:
– Ну, прямо кинозвезда Антоныч! Ну, прямо на «Оскар» его номинировали.
– То ли ещё будет! – Кирьянов сарказма не уловил.
Смена пока проходила без эксцессов. Суббота традиционно спокойнее пятницы, когда народ празднует конец рабочей недели, но расслабляться не стоит.
В пару адресов скатались по ерунде. Следующий выезд получился забавным.
В супермаркете «Грошик» страждущий тянулся за четвертинкой «Беленькой», качнулся и локтем смахнул с другой полки сразу три пузыря дорогой водки. Вдребезги!
Денег у трюкача было в аккурат на заветную чекушку, о чём он честно сообщил кассирше. Та поспешила нажать тревожную кнопку.
Милиционеров встречала деловитая брюнетка в зелёном стёганом жилете с принтом «ВСЕГДА РЯДОМ» на спине. Несмотря на верный полтинник в анамнезе, мадам отчаянно молодилась.
– Привет, защитники! – протезированная улыбка заменяла ей визитную карточку. – Извините, что потревожили.
– Здравия желаю, Вера Платоновна! – давнее знакомство допускало взаимные необидные колкости. – Это вы его приголубили?
На заросшей щеке незадачливого покупателя багровела ссадина.
– Я после того, как мужа выгнала, слабый пол не обижаю! – ответ прилетел симметричный.
Заводя разговор, Кирьянов, разумеется, видел, что ссадина давняя, под корочкой.
Мужчинка, ростом метр с кепкой, вёл себя тише воды ниже травы. Захмелённый еще до похода за добавкой, ситуацию он оценивал упрощённо.
– Бывает! – ища понимания, разводил чумазыми «клешнями».
Документов при нём не имелось. Данные о личности Остроухов пробил через дежурную часть. Всё было в ёлочку. Прикрыться чужим именем возмутитель спокойствия не пытался.
Трезвея, он начал оценивать свой поступок критически:
– Вандали-изм!
– Красиво ваша новая должность называется. Директор по свежести! – оценил Кирьянов, расписываясь в акте.
– А то! Держите копию документа.
На прощанье Вера Платоновна сунула патрульным по упаковке мятного «Орбита».
– За беспокойство, ребята! Хорошего дня!
– Как она спишет жвачку-то? – Остроухов отправил в рот сразу пару пластинок. – Затем и на охране экономят, чтоб воровать! Видал, они охранников сократили? Куда на пенсии пойдём работать, Вов?
– Рано о пенсии запел, салага! – Кирьянов имел на год больше выслуги, чем напарник.
Гостевая стоянка магазина в честь выходного была забита. Милицейский «уазик» вынужденно приткнулся на тротуаре, сузив его до тропы, пролегавшей, как назло, через грязную лужу. Пешеходы от ноу-хау оказались не в восторге.
– Башкой своей тупой постучи! – посоветовал Вова парню, пнувшему ногой по колесу «бобика».
– Вы куда пропали?! – в форточку высунулся толстый пористый нос водителя. – Дежурка рвёт и мечет!
– Чего-то серьёзное, Батя?
– На, сам говори! – аксакал баранки протянул переговорное устройство.
– Нервный какой, – упрекнул прапорщик, включая тангеиту[43 - Тангеита – кнопка или клавиша переключения с приёма на передачу на переговорном устройстве.] на передачу. – «Клёновка», «Клёновка», я «Сто первый»! Приём.
– Прими…хр… ызов, – голос помдежа заглушали радиопомехи. – Космодемьянская, три дробь один…хр… хр…хр… дворе поджог мусорного бака…хр…
– Пожарных поднимайте! Чего мы-то?
– Им сообщил. Наш выезд…крр… бязателен. Не занимай эфир, «Сто первый». Принял?
– Принял, – вернув манипулятор водиле, Кирьянов проворно обогнул капот автомобиля и плюхнулся на командирское сиденье. – Погнали. Очередное дело века!
Для прикола врубили сирену. Попутный транспорт полосу уступал нехотя. В лобовуху летела мокредь. Стирая её, дворники издавали натужный резиновый скрип.
На повороте Вова прильнул к стеклу:
– Стоять, Зорька!
«УАЗ» встал, как вкопанный, у бордюра. Распахнув дверь, Кирьянов выпрыгнул наружу. Расчётливый маневр преградил путь велосипедисту, катившему по тротуару.
– Уважаемый! – фамильярное, с кавказским душком обращение активно входило в лексикон сотрудников МВД, вытесняя уставное «гражданин».
От резкого торможения велосипедиста занесло юзом.
– В чём дело?!
– Прапорщик милиции Кирьянов, – представился Вова. – Разрешите посмотреть номер вашего транспортного средства?
– Зачем? – мужчина нахмурил брови.
Ему было прилично за сорок, он крепко сложен, одет соответственно занятию – трико с лампасами, толстовка с капюшоном, накинутым на голову. На спине – яркий туристический рюкзачок с множеством карманов.
– У нас ориентировка о краже велосипеда такой же марки, как ваш.
– Бредятина какая-то. Я его в магазине купил, в «Спортмастере».
– Замечательно. Смотрим номер, проверяем по базе, если всё в порядке, расходимся, довольные друг другом.
– Я спешу.
– Пять минут буквально. Дольше пререкаемся. Согласны?
– А если скажу, что не согласен?
– Тогда мы будем вынуждены проследовать в УВД.
Мужчина заиграл желваками. Они выделялись на загорелом лице, словно за каждой щекой по ореху было спрятано.
И чего Вован докопался? Нормальный мужик. Трезвый, опрятный. Едет по велодорожке, ничего не нарушает. «Форвардов», вроде-ка, не было в списке похищенных великов, досадовал Остроухов, пощипывая тоненькие тёмные усики.
В разговор он не вступил, но настежь открыл свою дверь, чем обозначил численный перевес.
– Ну, если вам делать нечего, смотрите, – мужчина сдался.
Присев на корточки, Кирьянов стал выискивать на раме заводской номер.
– Где он тут?
– Без понятия, – содействовать проверке хозяин велотранспорта не собирался.
– Ага. Вот где ты спрятался. Восемьдесят шесть… восемьдесят три… шестьдесят один… Чёрт, дальше замазано…
Последние цифры не читались. Оттереть пальцем пачкотню, их закрывшую, не удалось. Не грязь это оказалась, краска. По уму поскоблить бы ножичком, но клиент попался проблемный, можно нарваться на жалобу.
– Всё?
– Почти. Паспорт у вас при себе?
– Господи, паспорт-то зачем?
Корректно, но настоятельно Вова объяснил причину.
Велосипедист, нервничая, принялся вжикать молниями рюкзака. Документ нашёл в боковом отделении, куда до этого дважды заглядывал.
Переписав данные в служебную книжку, милиционер козырнул:
– Теперь всё. Извините за беспокойство.
– Подождите, – мужчина вынул телефон. – Разрешите знак ваш нагрудный сфотографирую?
Наступила очередь Кирьянова задавать вопрос «зачем».
– Схожу к юристу, проконсультируюсь относительно законности ваших действий, – после того как велосипедист обуздал эмоции, к нему вернулась способность грамотно строить фразы.
Он явно имел за плечами образование, возможно, даже высшее.
– Фотосъёмка сотрудников не предусмотрена, – подобные умники встречались «пэпсам» и раньше, ответ для них в репертуаре имелся. – Если вам невтерпёж, запишите.
– У меня ни ручки, ни бумаги.
– Это ваши проблемы.
– Тогда хотя бы фамилию вашу повторите.
– Кирьянов.
– Запомню. В телефильме «Вечный зов» персонаж был Кирьян Инютин. Помните?
– Не смотрел.
– Ну, да, когда его показывали, вы ещё в ясли ходили.
Вова на провокацию не повелся. Сделал физию кирпичом.
– Ну и на хрена тебе это? – спросил Остроухов, когда они остались одни.
– Он на фоторобот маньяка похож. Скуластый, и шея мощная. Плюс велосипед.
– Скулы – да, как у бурундука, но шея обычная. Вован, я тебе чего хочу сказать? Учёба на тебя фигово влияет. Охрененно делопутным ты стал. Мало нам проблем? Ты новых хочешь? И так нас таскают из-за очкастого, которому ты в лесу накернил.
– Тебя, Славян, прямо затаскали! Подумаешь, сходил один раз.
– Один раз тоже не в кайф.
– Ладно, не ной. Начальство спрашивает работу по маньяку, вот им работа. Пускай опера Голованя этого проверят. Повезло мужику с фамилией…
От вызова в прокуратуру, часть которой теперь называется СК, Кирьянов восторга также не испытывал. Кому понравится, когда спесивый чинуша в дорогом костюме пугает тебя тюрьмой и требует признаться в беспричинном избиении мирного гражданина? С порога на «ты» и чуть ли не матом, как барин – холопу!
Идёт он в баню! Я по закону действовал. А может, он хочет поквитаться за того зампрокурора, которого мы с Антонычем прихватили в парке, когда он писюном перед девочкой тряс[44 - Кирьянов преувеличивает. Объективная версия случившегося изложена в романе М. Макарова «Реверс».]? Сколько прошло? Три что ли года? Или больше? Его, конечно, отмазали тогда. Ворон ворону глаз не выклюет! Отделался увольнением с хлебной должности. Может, новый – дружбан его? Тоже ведь пришелец с Андреевска.
Тут ожила рация.
Предупреждая упрёк в нерасторопности, Кирьянов доложил:
– На подъезде к Зое!
– «Сто первый», поворачивай обратно! – в эфире фонило, но давешний скрежет отсутствовал. – Димитрова, один, гаражи. Труп мужчины.
– Принял! – прапорщик повесил переговорное устройство на панель. – Батя, слышал?
Старое правило: «Не спеши выполнять приказ – его могут отменить» – избавило от лишних покатушек. Разворачиваться не пришлось, как раз удачно поравнялись с поворотом на улицу Димитрова. «УАЗ» круто ушёл влево и понёсся вдоль ограждения парка механического завода, свежий асфальт позволил развить рекордную скорость в 70 км/час без риска развалиться на ходу.
Дорога упиралась в пятиэтажную хрущобу, чьи жильцы загородили въезд во двор крепким штакетником, а калитку оборудовали железной вертушкой. Она была здесь, сколько Вова себя помнил. В детстве прибегали на ней крутиться. «Карусель, карусель! Тра-та-та! Тра-та-та! Прокатись на нашей карусели!»[45 - Строчки из песни к советскому мультипликационному журналу.] Кособокую и скрипучую, при большом усердии её можно было раскрутить, как центрифугу, на которой проверяют вестибулярный аппарат космонавтов. Иногда вертушка исчезала, вероятно, ее выкорчёвывали завистники, но актив дома отыскивал свой оберег и вкапывал обратно.
– Объезжай!
– Без сопливых, – приветливо отозвался Батя.
Во дворе теснились металлические гаражи, всякий на свой лад: узкие – под мопед, и побольше, способные вместить мотоцикл с коляской. Вместилищ для авто не было, когда гаражики произрастали, автомобиль являлся роскошью в чистом виде. Крыши у построек тоже разнились – плоские, покатые и двускатные, последние преобладали. Мэрия сто лет грозила снести уродливые самострои, но дальше угроз дело так и не продвинулось. Часть гаражей была бесхозяйной, такие отличались ржавыми боками, проломленной кровлей и отсутствием запорных устройств. Имелись и вполне себе приличные, заботливо выкрашенные масляной краской на олифе. Навесные замки на их дверях были защищены от осадков колпаками из пластиковых бутылок.
Искать тело не пришлось. Навстречу «уазику» высыпала ребятня.
– Сюда! Сюда!
Они, вездесущие, и нашли.
Водитель сразу развернулся, встав так, чтоб потом не заперли. Уселся поудобнее, вооружился сборником скандинавских сканвордов и насупил переносицу. На энное время его персональное участие в охране правопорядка приостановилось.
– Показывайте, – Кирьянов закинул автомат на плечо.
Мальчишки, гордясь своей миссией, повели милиционеров коротким путем.
Крайний гараж соседствовал с трансформаторной будкой. Патрульные зорко смотрели под ноги. Подобные укромные тупики – идеальная локация для отправления гражданами естественных надобностей в условиях полного отсутствия в городе общественных уборных.
– Брысь! – пацанов, вылезших поперёд батьки, пришлось шугнуть.
Меж гаражом и электроподстанцией, чья стена пропускала шмелиный гул высокого напряжения, имелась брешь. Из неё торчали резиновые подошвы чёрных войлочных ботинок. Шузы были раритетными, в СССР их называли «прощай, молодость». Обувка носила статус «унисекс», тем не менее её сорок пятый размер позволял определить пол владельца, как мужской.
Вова заглянул в зловонную расщелину. Лежавший там ниц мужчина, облачённый в куртку весёлого цвета – оранжевого или морковного – был громоздок. Возраст – не юноша, но и не старик. В его гардеробе присутствовал непорядок. Брюки были спущены до колен и смяты гармошкой.
Картина пока вырисовывалась вразумительная. Пошёл по нужде, присел орлом и крякнул. Сердечко подвело. Эвон какой жирдяй – стены, кирпичная и стальная, зажали бедолагу тисками.
– Не мог до дома донести, – Остроухов гадливо морщился.
Дежурная часть ждала информацию. От её сути зависело, ограничиться отправкой на место происшествия участкового или полноценную СОГ собирать.
Для начала Кирьянов задрал на трупе куртку. Под ней обнаружились трикотажная кофта и хэбэ майка. Их подолы милиционер тоже приподнял. Открылись мучнисто-белые рыхлые ягодицы, испещрённые мелкими розовыми прыщиками и воспалёнными багровыми расчёсами.
– А это что?!
Меж сжатых ляжек краснела мазня, на вид липкая. Кровь – первый признак криминала. Однако ж недостаточный, чтобы сию минуту поднимать кипеж до неба. Может, у мужика геморрой прохудился?
– Вытаскивать надо, – сказал прапорщик.
Его реплика напарника не активировала.
– Один хер нам придётся! – Кирьянов повысил градус агитации.
Остроухов смачно харкнул в сторону, повесил АКС-74У на грудь и засучил рукава.
Сперва тянули за ноги, бурча, «скользкий, с-сука». Судя по тому, как намокла одежда на мертвеце, полежал он под моросью изрядно. Когда смогли ухватиться за куртку, дело пошло веселее. В процессе дрейфа обнаружилось, что кровищи много, и она прибывает, пузырясь и побулькивая. Живая, яркая. Рана, способная произвести такое её количество, должна быть серьёзной.
Вывинченного из западни бугая на «раз-два» катнули на спину.
– Чёй-то во рту у него? – озадачился Вова. – Сарделька что ли?
И, разгадав свою загадку, заплевался с отвращением:
– Тьфу! Тьфу! Гадство, это х*й отрезанный!
Нахождение поблизости граждан не остановило представителя закона от употребления табуированных выражений. Слишком уж экстраординарной оказалась ситуация.
– Ва-ася! – синхронно выпалили «пэпсы» в следующую секунду.
Великовозрастного дурачка, пристававшего к прохожим с вопросом «сколько времени» сотрудники наружных служб знали, как облупленного. Если не считать эпизодических занятий онанизмом на улице, существом он был безвредным.
Кирьянов ринулся докладывать по рации. Убийство! Да ещё какое, на сексуальной почве!
10
17–22 сентября 2007 года Понедельник – суббота
Я закутал кота в старую футболку и предпринял попытку его высушить.
Жалкий, тощий, мокрый, хоть выжимай, сердчишко из костлявой груди выскакивает, фамильярничать с собой он не позволил. Выказывая характер, запищал, зафыркал, зашипел протестующе. Наверняка, сам себе зверёныш казался способным устрашить оппонента, многократно превышавшего его по габаритам и силе.
Я боялся что-нибудь ему сломать, поэтому пеленать не стал. Промокнул, насколько терпения у обоих хватило. По тому, как намокла моя любимая спортивная майка, заключил, что влаги с тельца своенравного пациента убыло достаточно.
Опустил котейку на пол. Шёрстка на нем слиплась сырыми шипами, торчавшими в разные стороны. В окрасе пушного дикообразика преобладал цвет мокрого асфальта. Дрожа, как осиновый лист, он сделал несколько пробных шажков, и его зашатало из стороны в сторону.
Спа-процедуры проходили в совмещённом санузле, места хватало.
Вдвое сложив махровое полотенце, тоже из бэушных, но чистых, я постелил его в углу.
Шлёпнул ладонью:
– Лягай!
– Me, – ответил кот пискляво.
– Ложись, малыш. Тут сухо, мягко.
– Me, – теперь в интонации присутствовал укор.
Я понял, что ему нужно, и отправился на кухню. Молоко в холодильнике водилось, однако за время моего отсутствия оно прокисло. Подвёл хвалёный советский бренд «Саратов». Куда деваться – возраст… А ведь мы с ним, на одну минуточку, ровесники.
Зато колбаска любительская не пропала. Для страховки я срезал заветренный крайний слой. Ножи в моем хозяйстве наточены не как в шлягере Олега Митяева, одного движения хватило, чтобы отмаксать ровненький бледно-розовый кружок с аппетитными вкраплениями шпика.
Дорогой гость при виде хавчика заволновался, распахнул во всю мордочку глаза. На угощенье накинулся хищно, за малым палец мне не откусил.
– Не торопись. Никто не отнимет.
Нехилый такой шматок он смолол за считанные секунды. Пришлось идти за добавкой.
– Не заплохеет тебе? – поинтересовался я, беспокоясь о возможных последствиях.
Ответное «ме» прозвучало, как «не».
– Ну, смотри, я тебя предупредил.
Вторую порцию он поглощал, вдумчиво чавкая. Доел, облизнулся, поднял на меня мордашку.
Я сидел на полу голый. Мокрый вонючий тяжёлый ком моих одежд валялся в углу.
Янтарные глазищи кота до краёв были налиты дрожащей хрустальной слезой. Столько подлинного трагизма было в этом взоре, что меня самого едва не пробило на лирику.
Я перенёс его на махровую лежанку. Осторожно погладил. Он заурчал под ладонью, как живой моторчик, свернулся клубком и умиротворенно прикрыл глаза.
Теперь можно было позаботиться о себе. Воплотить мечту о горячем душе.
Прогревшись до состояния, когда кажется, что размякшее мясо отслаивается от костей, я проковылял к дивану, ткнулся ничком и отрубился.
Разбудила физиология, марафон под холодным дождём не прошёл даром. При посещении туалета я проверил, как поживает новый компаньон. Поживал он хорошо. Дрых без задних лап. Обсох не полностью, но достаточно для того, чтобы вернуть себе природную пушистость и явить миру сложную геометрию палевых, серых и чёрных полос и пятен шубки.
Проспав четыре часа минута в минуту, я подзарядился процентов на пятьдесят. До полного восстановления сил надлежало вернуться в горизонтальное положение. Уже по-человечески – с подушкой и пледом.
Увы, опочить не позволила масса накопившихся дел. Все, как на подбор, неотложные.
Начал с влажной уборки. Казённые люди, бесцеремонно вторгшиеся в моё жилище, вверх дном его перевернувшие, натащили море грязи. Ни один из них не удосужился вытереть ноги о коврик.
Чтобы добраться до каждого укромного уголка, полы я мыл без помощи швабры. Трижды менял воду в ведре.
Оберегая сон соседа снизу, старался не буйствовать. Диккенсовский персонаж, судя по последним событиям, был дядька приличный. Надо с ним познакомиться поближе.
Финишируя, глянул на часы и ахнул. Ничего себе! Полтора часа пролетело единым махом. Без перекуров причём.
Клининговая процедура вознаградила меня эрзац-катарсисом. На душе полегчало, от сердца отлегло. Успех надлежало развить.
Следующему шагу – вылазке за провизией – благоволило время суток. Темнота гарантировала уличное безлюдье, а я как раз никого не хотел видеть. Сказывался передоз общения последних дней.
Возникла заминка с экипировкой. За три года оседлости я обзавелся кой-каким гардеробом, однако форс-мажор выявил его скудость.
С верхом проблем не было – из шкафа вытащена очередная футболка с растянутым воротом, поверх нее – брезентовая штормовка, мечта советского туриста.
Затык вышел с низом. Ухайдаканные джинсы ожидали стирки, сушки и глажки. Спортивный костюм изъял следак. Ждать его скорого возвращения не стоило. Сперва они загонят мой «Адидас» на микрочастицы, потом – на биологию. Судебные экспертизы – песня долгая. С учетом того, что шмотки изъяли влажными, велик был шанс, что их вообще сгноят, не удосужившись своевременно просушить. Раздолбай Каблуков – мастак по таким подлянкам.
Так и пришлось обряжаться в линялые, порванные на заднице шорты, утешаясь тем, что прореху прикроют полы штормовки, а голенища резиновых сапог спрячут волосатые голяшки.
Инфраструктура нашего элитного микрорайона находилась в стадии эмбрионального развития. Ближайший круглосуточный магаз – аж на «Комплексе». То есть меня ждал новый трёхкилометровый марш-бросок.
Суточный ресурс осадков небеса исчерпали, но последствия потопа сулили шоппингу сюрпризы. Глубоководные лужи, вязкая грязь, сырая скользкая глина – представлен был полный джентльменский набор пешехода-экстремала.
Оставалось взбадривать себя в дороге полковой песней (на всякий случай вполголоса):
– За Россию и свободу,
Если в бой зовут,
То корниловцы и в воду,
И в огонь пойдут![46 - Куплет из марша Корниловского ударного полка.]
Подкожную тысячу я истратил до копейки. Отдавая приоритет количеству, бросал в корзину, что подешевле. Пельмени, сосиски, хлеб, консервы, тушёнку, гречку, макароны, сетку картошки… На кассе спросил сигарет, их теперь на витрину запрещено выкладывать, покупаешь, будто из-под прилавка. Кассирша пробила чек, и тут я спохватился, вспомнил про «KiteKat».
К великому неудовольствию служительницы ККМ[47 - ККМ – контроль-кассовая машина.]из покупки пришлось убирать банку «сайры», её стоимостью компенсируя разрекламированную по телику еду для энергичных котов.
Злой на весь мир пузан-охранник в жёваном чёрном прикиде испепелял меня взглядом. Видимо, мой креативный имидж в обрамлении недельной щетины противоречил его понятиям о прекрасном. А я не в гости к ним завалился без приглашения, я бизнес им делаю. В зале-то больше ни одного покупателя.
Тяжеленая сума за малым не оторвала мне руки. Тем более что я поторапливался, ибо начинало светать. Вот-вот подорвутся на смену трудящиеся, потекут чахлыми ручейками к кособоким троллейбусным остановкам.
Отдохнувший за ночь лифт ракетой вознёс меня на шестнадцатый этаж.
Я открыл дверь квартиры. На пороге меня встречала пушная статуэтка. Горделивая поза, прямая спинка, уши торчком, расщеперены на стороны белесые усы. Он был празднично красив и ярок, этот оживший персонаж диснеевского мультика.
Кот явно ждал моего возвращения. Но как он, шельмец, узнал, что я иду? Или он сидел под дверью всё время моего отсутствия?
– Привет! – попытка потрепать найдёныша по загривку закончилась тем, что он гибко изогнулся и бесшумно скользнул на кухню.
Запершись на оба замка и защёлку, я, наконец, почувствовал себя в безопасности. Мой дом – мой Форт Боярд[48 - Форт Боярд – каменный форт, расположенный у атлантического побережья Франции.], и я готов к долгой осаде.
Гарнизон крепости должен быть накормлен досыта. Себе я пельмени поставил вариться, коту сыпанул на газетку жменю лёгких, похожих на керамзит, коричневых камушков «KiteKat». Пахло от них неорганической химией, что, впрочем, на аппетите зверя, обоняние которого не чета нашему, не отразилось.
– Потчевали ли тебя, дружок, такими деликатесами ранее? – поинтересовался я в надежде на благодарность.
Кот прикрыл веки, ответ на его языке был утвердительный.
– Ну-ну, – я притворился, будто поверил.
Пельмени с бульоном, чай с лимоном, лакомая сигаретка. Спустя пять минут – ещё одна, ее потягивал с наслаждением, расслабленно навалившись грудью на ограждение лоджии.
Новый день стартовал без драйва, серенький, ветреный, промозглый. Оттого и в квартире зябко. А до запуска центрального отопления ещё, как до Китая раком.
Часом «Ч» я определил 08:00. В будний день звонок в указанное время не идёт вразрез с правилами хорошего тона. Правда, мой контакт – человек богемной профессии. Он – «сова», предпочитает творить по ночам, а потом до обеда топить на массу. Ничего, один раз – не Гондурас, не облезет.
Мобильник я поставил на зарядку, когда вернулся из милиции. Настала пора его включить.
Не обращая внимания на посыпавшиеся сообщения о непринятых вызовах, я нашёл в телефонной книге нужный номер.
Сделал глубокий вдох-выдох, готовясь к серьёзному разговору.
На третьем гудке из динамика вырвалось ликующее:
– Живо-ой!?
Отрадно, что есть на свете человек, которому моя судьба небезразлична.
Которого можно подколоть вопросом:
– А ты, щусёнок, поди и панихидку по мне справил?[49 - Реплика Сидора Лютого из кинофильма «Неуловимые мстители».]
– Ха-а! Узнаю брата Колю![50 - Реплика Шуры Балаганова из кинофильма «Золотой теленок».] – мы оба – любители цитат из бессмертных советских кинохитов.
Следующий вопрос «брата Васи» был уже индивидуального пошива:
– Мишаня, ты дело пытаешь или от дела латаешь?!
Эта присказка у Ромы в числе коронных. Услышав её впервые, я хотел на автомате поправить: «лытаешь», но воздержался. Подумал – обидится шоураннер. Собственный вариант ему понятен – латать, значит, штопать, зашивать. Смысл архаизма «лытать»[51 - Лытать – избегать, уклоняться от чего-либо (устар.)] ему неведом.
– Латаю, латаю, – подтвердил я кротко, после чего объяснил причину своего исчезновения.
Излагал самую суть, зная, что собеседник нетерпелив.
– Правильно я тебя надоумил приговоришко поломать? – перебил он, когда я добрался до пересказа судебного заседания.
– Как в лужу глядел, – комплимент его прозорливости носил заслуженный характер.
Работа над сценарием шла полным ходом, и вдруг соавтора озаботила моя судимость за неуплату алиментов.
– Она погашена давно, – ворошить старое мне не хотелось.
– Ну, и что?! Смотри вперёд, Михря! Думай о деловой репутации! Я тебя сведу с одним адвокатом. Очень крутой! У него в ваших краях дача, подскочишь к нему на выходных.
– Неудобно как-то.
– Неудобно, когда после шестой кружки пива, ширинку заест! Чай, он не задаром будет работать.
Адвокат и впрямь оказался докой. Подтасовку узрел играючи, в делах моей категории она не редкость. Алиментщик должен быть предупреждён судебным приставом об уголовной ответственности. Что делать, если его местонахождение, как в случае со мной, неизвестно? Простейший выход – сфальсифицировать подпись бегунка. Делается это, как правило, халтурно. Автограф, исполненный от имени неплательщика, ни малейшего сходства не имел с моей закорючкой, зато поразительно смахивал на округлую подпись госпожи Заплаткиной, ведшей исполнительное производство в отношении должника Маштакова М.Н.
С таким аргументом поломать приговор в надзоре оказалось делом техники. Досадно, что сам я при наличии университетского диплома по специальности «правоведение» не дотумкал до этого в урочный час.
– У них к тебе остались вопросы? – Романа интересовало настоящее и производное от него ближайшее будущее.
– Мне кажется, я на все ответил. Раскладка классическая – безвинный чел сидит в камере, а настоящий злодей совершает новое преступление, обеспечивая безвинному стопроцентное алиби.
– Штамп, – согласился Ротмистров.
Рассусоливать, охать и ахать он не стал.
– Ты как? Готов к труду и обороне? В субботу – край надо сдать материал.
– Падаю на шестую серию. Ром, я телефон с домофоном отключу, чтоб меня не доставали. Связь – по электронке. Каждый вечер, это самое, буду отправлять тебе готовый кусок. Читай, черкай, пиши замечания.
– Лады. Надеюсь, Мишаня, ты понимаешь, что другого шанса не выпадет? – он говорил серьёзно, без обычных прибауток.
Последний шанс, надо понимать, для меня, не оправдавшего высокого доверия.
– Понимаю. Ром, я, это, пока у коллег гостил, несколько колоритных деталек подметил. Использую в сюжете?
– Только не уходи в сторону от синопсиса! – сомнения в моём потенциале звучали рефреном.
А кто бы, скажите, не усомнился в дееспособности соавтора, находящегося под следствием по делу о серийных изнасилованиях?
– Надеюсь на тебя.
– До связи, Ром.
И я «упал» на шестую серию. В ней интрига достигала кульминации, тень подозрений падала на главного героя – честного мента. Моя задача – сконструировать сюжет так, чтобы выглядело убедительно и нетривиально. Наш зритель искушённый, насмотренный. Но авторский полёт фантазий ограничен форматом. Например, ГГ не может оказаться главгадом. Политика канала подобных фокусов не терпит.
Как обычно, стартовал я трудно, с пробуксовкой на каждой фразе. До полудня бился с одной страницей. Без конца переделывал и перекраивал. Идея традиционно родилась в процессе. Щёлк – и понеслась арба по кочкам!
Я воодушевился, но вскоре опять сдулся. Тем не менее из-за стола на мягкий диван не перебрался, заставил себя продираться сквозь толщу банальностей, пока не увидел в разбираемом завале лучик света. Боясь сглазить удачу, осторожненько расширил амбразуру. В нее потек свежий воздух. Я глотнул озончика и новый рывок предпринял.
Питался и спал хаотично, в туалет мчался, когда становилось совсем невтерпеж. Увлёкся настолько, что в течение бессонной ночи со вторника на среду не выкурил ни одной сигареты. Забыл, как и зачем это делается.
Первые сорок восемь часов новый сожитель не докучал, отсыпался после уличных скитаний.
Зато в четверг он встряхнул мне нервную систему конкретно. Было светло, стало быть, на улице день, я шарил рассеянным взором по интерьеру моего бастиона, не вполне понимая, где нахожусь. Тупо уставился в окно…
И тут сердце моё оборвалось. По перилам лоджии вышагивал котишка. Момент, когда он на них запрыгнул, остался за кадром. Двигался гадёныш деловито и абсолютно бесстрашно.
А ведь мы вознесены над землёй аж на сорок пять метров. Пропасть внизу! Или он думает, что летать умеет?
На ватных ногах, на цырлах, стараясь не спугнуть отмороженного, я устремился на лоджию. Мой косолапый маневр не остался тайным. Канатоходец замер и оглянулся, выражение мордочки при этом имел удивлённое: чего тебе надобно, старче? – оно означало.
– Завязывай, – попросил я его. – Пойдём лучше похаваем.
– Мяв, – коротенько ответил кот и двинулся дальше.
Настырный, он обязан был преодолеть дистанцию до конца. Мягкому приземлению на пол сопутствовал глухой пристук.
Я сгрёб его в охапку.
– Не пугай так меня, Львёнок!
Имечко родилось само. Царственная порода явственно читалась в манерах зверька. А отвага роднила его с поручиком Борькой Львовым, спасшим мне жизнь ценой своей в страшном бою под Любимовкой. Обливаясь кровью, дивизия безуспешно пыталась вышибить красных с Каховского тет-де-пона[52 - Тет-де-пон – плацдарм (нем.)]…
Я помотал головой, разгоняя наваждение. Надо часик вздремнуть. Пока не вообразил себя Наполеоном или ещё каким-нибудь великим историческим деятелем.
Прежде чем отбиться, закупорил вход на лоджию. Смертельные цирковые трюки моим расшатанным нервам противопоказаны.
…В сюжетную линию я ввинтил историю, которую разархивировал, сидючи в камере. Тему навеяли ароматы пищеблока.
Году в девяносто седьмом в нашем ИВС один блатной объявил голодовку. Отстаивал шкурное, но коллегам преподнёс, будто страдает за общее. Авторитетом, хитростью и угрозами подбил остальных сидельцев поддержать его гнилую затею.
Случай был из ряда вон. Милиции, понятное дело, он пришёлся не в жилу. Работа изолятора не дезорганизована, но напряг в наличии. Ивээсники стали с пеной у рта доказывать начальству и прокурору, что они не верблюды. Что голодовка – воровской ход, а не ответ на ментовский беспредел.
Часики тикали быстро. Разговоры и по-хорошему, и по-плохому не работали. Пойти на уступки зачинщику было нельзя: он хотел слишком многого. И вернуть бузотёра в тюрьму тоже было невозможно. Его дело и без того приняло волокитный характер – область пеняла судье за нарушенные сроки.
И тут замнач ИВС Капустин применил старую лагерную хитрость. Начал жарить на постном масле лук. Дверь кухни распахнул настежь, запахи поползли по подвалу. Вентиляцию майор предусмотрительно отрубил.
Амбре жареного лука защекотало ноздри оголодавшим жуликам. В пустых желудках заурчало, потекли слюнки.
Прошел час, и в «один-два» (она к пищеблоку всех ближе) забарабанили в кормушку:
– Начальник, жрать давай!
Лёд тронулся, одна за другой камеры сняли голодовку. Характер продолжил выказывать лишь содержавшийся в одиночке блатной. Его свозили на суд, выслушали там все его бредовые ходатайства и сразу умчали спец-этапом в СИЗО. В оперчасти Капустин похлопотал, чтобы смутьяна поучили хорошим манерам. Межведомственную просьбу майор подкрепил пузырём трёхзвездочного «Дербента».
Ромке вставка понравилась. Ради неё он пожертвовал одним второстепенным диалогом и уполовинил пару проходных эпизодиков.
Технология соавторства у нас с ним сложилась такая. Сперва мы по скайпу (усилиями шоураннера я стал продвинутым пользователем) вырабатывали стратегию и тактику очередной серии. Разбирали по молекулам каждого героя – внешность, биография, семейное положение, привычки, любимые словечки. Занудно, но очень полезно. Писали развёрнутый план.
Текстовку выдавал я, Ромка ее редактировал. Он отсекал лирику, заумь, повторы, отчего тело повествования становилось мускулистым и стройным, а события приобретали динамику, столь необходимую жанру. Раскадровку делал он же. По спущенному нам нормативу в одной серии должно быть тридцать эпизодов. В бумажном эквиваленте это двадцать пять машинописных стандартных листов.
Наша недельная квота – две серии в чистоте. Норма, без преувеличения, стахановская.
Проявив чудеса героизма по части усердия, я сумел-таки ликвидировать отставание.
В пятницу довольный, как слон, Ротмистров сообщил – материал заказчиком принят. Качество продюсера устроило. Студия запускает пилот. Со сценарной группы, то бишь с нас – финальная серия и кабак.
Мы уговорились перевести дух, прочистить мозги, а в понедельник дружно взяться за самое, пожалуй, трудное – за развязку.
У меня появилась возможность заняться воспитанием квартиранта. Приучить его к туалету, в частности.
Здесь он преподнёс мне сюрприз. Я про таких четвероногих вундеркиндов слышал, но в правдивость рассказов не верил. А тут увидел воочию.
Больше шутки ради, нежели чем из практических соображений, я похлопал ладонью по сиденью унитаза и доходчиво объяснил коту назначенье сантехники.
Он и усом не повёл. Но спустя четверть часа гляжу – вышагивает в направлении туалета, чья дверь у меня теперь постоянно нараспах.
Я за ним. Осторожненько подглядываю из-за угла и вижу, что кот сидит на краешке стульчака, как homo sapiens[53 - Человек разумный (лат.)]. Умудрился устойчивое положение найти, хотя и не по размеру ему устройство. Полосатую спинку выпрямил и напружинил, хвост задрал трубой. Выражение физиомордии сосредоточенное, как у студента на госэкзамене.
Я затаил дыхание. По фаянсу тоненько, но отчетливо зазвенела струйка. Ну как такого умника не похвалить?!
Соответственно, я на позитиве. Трудоёмкую работу выполнил, за нее получу приличную денежку, плохое из памяти если не вычеркнул, то густо заретушировал. Вдобавок у меня появился друг.
Поводы более чем достаточные, чтобы вознаградить себя праздничным ужином. Основное блюдо – жареная картошечка с тушёнкой. Порезал огурчиков, помидорчиков. Хлеб у меня, правда, кисловат, с прошлой недели залежался, но не беда. Не такой употребляли.
Оттрапезничал и чаю покрепче заварил. На десерт в закромах сыскался засохший глазированный пряник. Отмочил его, покусываю, чаёк горячий прихлебываю. Райское наслаждение!
На волне релакса надумал побродить по просторам интернета. Что, к примеру, пишут о писателе Маштакове? Может, новые отзывы о его самобытном творчестве появились?
Я привычно выбил в поисковике город, фамилию, имя, род занятий. По запросу выскочила целая колонка. Растет, однако, моя популярность.
Кликнул на первую ссылку, скорость инета сегодня на удивление высокая, страница загрузилась стремглав.
Что за херь?! Глаза у меня вылезли на лоб, как у рака, брошенного в булькающий кипяток.
Набранный жирными кроваво-красными буквами заголовок вопил: «АВТОР БУЛЬВАРНОГО ЧТИВА – СЕКСУАЛЬНЫЙ МАНЬЯК!»
Под «шапкой» располагался аляповатый коллаж, в центре которого – моя старая фотка в ментовской форме. К ней по бокам, как ставни к окну, прирезаны знакомые обложки книг. Слева – первенец серии «Ностальжи по девяностым», справа – поскрёбыш[54 - Поскрёбыш – последний ребенок в семье (просторен.)] «Киллер-сюрприз». Ещё ниже вмонтирован кадр из какого-то ужастика. На нем – бегущая по тёмной аллее девушка в разорванном платье, волосы растрепаны, лицо перекошено от страха. Её настигает зловещая чёрная фигура с огромным мясницким ножом в руке.
Глаза впились в текст. На нерве вдумчиво читать не смог, выхватывал куски.
«Эксклюзив! Провинциальный автор низкопробных боевиков, вышедших в популярном столичном издательстве «Кошки-мышки», задержан по подозрению в совершении зверского изнасилования… Основания более, чем веские… Объективные доказательства вины налицо… В квартире преступника найден специфический трофей – кружевные трусики женщины, над которой он надругался… Нижнее бельё опознано потерпевшей… Извращенец использовал его, как предмет фетиша… Наш заслуживающий доверия источник в МВД сообщил, что одним эпизодом «подвиги» сексуально озабоченного писаки не ограничиваются…»
В висках бешено застучали молоточки, результат скакнувшего давления. Руками овладел тремор.
«М. Маштаков – бывший сотрудник милиции. Несколько лет назад он уже попадал в поле зрения правоохранителей за совершение умышленного преступления, однако сумел отделаться условным наказанием. По всей видимости, тогда не обошлось без покровителей в погонах с большими звёздами…»
Я спешно закрыл страницу. Накатила дурнота. Замутило. Через не могу сдерживая рвоту, я ринулся в санузел. С разбегу выплеснул в толчок непереваренные деликатесы, после чего в изнеможении стёк по стене на пол, на холодный кафель.
Это же враньё! Голимое враньё! Какие на фиг объективные доказательства?! Какое право они имели личность раскрывать?! Что мне теперь делать?
Раньше при оплеухах судьбы я имел чёткий алгоритм действий. Пункт первый предписывал экстренный приём противоядия. Крепостью – сорок градусов, дозировкой – не менее ста граммов, а лучше – ста пятидесяти!
Чем прикажете купировать психоз абсолютному трезвеннику? Сигареткой? Закури и успокойся, да?! Но «курятина» для такого зубодробительного джеба[55 - Джеб – в боксе удар прямой левой рукой.] – слабый антидот.
Я раскинул руки на стороны. Вялые, они упали ладонями кверху. Чувствую – в правую ткнулось тёплое, меховое. Скосил глаза и не смог сдержать улыбки. Котишка бодал меня лбом. Набодавшись, стал о ладонь тереться. Он меня утешал.
– Ах ты, морда африканская! – я подхватил его, прижал к груди.
Вот кто мой антидепрессант! Львёнок! Купировав приступ нервяка, я пошоркал на лоджию. Всё-таки курнуть лишним не будет.
Сигарета в пачке оказалась последней. Стало быть, надо идти в народ. Заодно котейке подкупить еды, аппетит у него разыгрался.
Карты спутал воскресший мобильник. Звонил Рома. По какому поводу – можно было не гадать, вопрос на повестке дня стоял единственный.
– Читал? – чёрствая интонация царапнула ухо.
Похоже, он начал жалеть, что связался со мной.
– Чита-ал.
– Какая сука слила?! Я по сети полазил, получается – первым инфу выдал питерский сайт «Здесь жёстко, но честно». От него другие ресурсы прикурили. Есть у тебя в культурной столице «доброжелатели»?
– Откуда? Где я и где Питер? Чего мне теперь делать-то, Роман Афанасьич? В суд что ли за защитой чести и достоинства обратиться?
– Сиди ровно! С опровержениями не лезь, хуже будет. Лучше придумай себе псевдоним. Заказчик наш – чистоплюй, как бы не слился. Хорошо ещё за тебя как за сценариста в пасквиле ни слова.
– Так, может, на канале-то и не узнают? А узнают, так со мной не свяжут! Я ж – не медийное лицо.
– Может. Но ты готовься к худшему. Подбирай псевдо, а я мониторить буду. В среду с нами должны рассчитаться. Будем молиться, чтоб проскочить без задева.
Намерения топать в магазин улетучились. Обуяла тревога, подогретая стыдом. Выйдешь на улицу – а там в тебя пальцами начнут тыкать. У-у-у, маньячелло позорный! Труселя у баб отнимает!
Веретеном крутился я на диване, вымышленное имя генерировал. В голову лезла отборная чушь.
– Острожский… Козырный… Кромешный… Хват… Тьфу! Лучше уж тогда – Ухват!
Мое путешествие за край Ойкумены[56 - Ойкумена – обитаемая земля (др. – греч.). Маштаков отсылает к событиям, описанным в романе М. Макарова «Зона комфорта».] соскоблило с меня кожуру декоративной приблатнённости, которой автоматически обрастает каждый опер, проработавший год и больше. Я даже к шансону охладел. Исключение сделал для Александра Новикова, поставив его коронку рингтоном на телефон.
Ночь промелькнула в зыбком полубреду. То ли спал я, то ли нет, то ли глюки ловил. Надежда в неделю раз отдохнуть как белый человек пошла прахом, и от этого мне было до чертиков обидно.
В семь утра под подушкой заелозила поставленная на беззвучный режим мобила. Кому я в эдакую рань понадобился? Судя по высветившейся на дисплее надписи, Татьяне.
Я помял отекшее лицо рукой. Крайний раз бывшая жена звонила мне восемнадцатого февраля. После обезличенного «здравствуй» она попросила прощения. Я опешил, ища подвох.
– У меня сана нет, чтоб отпускать грехи, – реплика получилась неудачной и провокационной.
В ответ я получил горестный вздох. Таня сумела удержаться от резких слов, что с её характером было задачей не из лёгких. Звонок в Прощёное воскресенье требовался ей для самоутверждения. Ты в меня – камнем, я в тебя – хлебом! – декларировала она.
Разговор не завязался. Потом я ругал себя за грубость, набирал её номер, намереваясь извиниться. Мои звонки Татьяна проигнорировала.
А сейчас на вызов не хотелось отвечать мне. Ох, как не хотелось, но я ответил.
– Приве-ет! – имитировал приязнь.
Трудно представить, но ведь было время, когда мы с Танюшкой ворковали часами.
– Когда ты прекратишь нас позорить?! – атака началась без артподготовки.
– А чем я позорю? – о чём речь, я, естественно, понял, и всё равно переспросил, пытаясь сбить темп натиска.
– Ты прекрасно знаешь – чем!
– Таня, послушай, это все неправда…
– Непра-авда?! И тебя не арестовывали?!
– Не арестовывали, а задерживали…
– Это одно и то же!
– Нет! Меня действительно задержали, но разобрались…
– Ничего не хочу слушать! Ты врёшь! Ты постоянно врёшь, Маштаков! Когда ты перестанешь издеваться надо мной?! Когда ты перестанешь позорить девчонок? Хорошо, что Дарья скоро избавится от твоей фамилии! На свадьбу заявляться даже не вздумай!
Таких примерно манифестов я и ждал. Конечно, я мог сказать, что решать не ей, что на свадьбу меня пригласила дочь, но это только подлило бы масла в огонь.
Пытаться достучаться до сознания человека, у которого в ушах бананы, дохлый номер. Я нажал отбой.
11
22 сентября 2007 года Суббота
Паркуясь на отшибе, Батя, шоферюга с тридцатилетним стажем, знал, что делает. Слетевшиеся немного погодя сыщики разных ведомств запрудили своими тачками все выезды из двора.
Надрывный вой сирены оповестил о приближении машины дежурной части.
Калёнов по роли ответственного от руководства был в форменном обмундировании, смотревшемся на нем чужеродно. Подойдя с докладом к застёгнутому на все пуговицы майору, Вова Кирьянов не сразу признал в нем распальцованного начальника розыска.
Эксперт Елин понёс увесистый криминалистический чемодан вглубь гаражей. Шел, констатируя, как безнадёжно затоптаны пути подхода к месту преступления.
С опером подфартило: дежурил Малов, на своей земле ему и карты в руки.
На дребезжащей классике с ветерком примчался комитетский следак Холодков. В открытое окошко выставлен острый локоть, в зубах дымящаяся сигаретка ухарски закушена. Шустрила сподобился прихватить Сердюка, проживавшего с ним по соседству.
Старшего опера «южной левой» противоречивые чувства обуревали. Пахать в выходной после адской недели не в кайф, в то же время выезд на труп освободил Серегу от нянченья «мелкой», у которой начали прорезаться зубки. Ох и задала же она ночью жару папе с мамой!
Из опорника на общественном транспорте добрался старший участковый Муравьев Юрий Анатольевич. Под соусом приоритета профилактики участковых освободили от суточных дежурств. Жизнь им эта преференция не облегчила, так как сотрудников службы обязали выезжать на все значимые происшествия на закреплённых за ними участках. В любое время дня и ночи.
Ювелирно лавируя меж луж, подрулила сверкающая полировкой серебристая «тойота» с блатным номером «777». Звонок дежурного застал Кораблёва на автомойке. Из-за форс-мажора пришлось отказаться от чистки салона.
Просканировав взглядом присутствующих, руководитель СО задался извечным вопросом:
– Судмедэксперт?
– Он в саду, – темой владел Калёнов. – Я «овошников» за ним послал.
– Перфилов дежурит?
– Да.
– В каком он состоянии?
– Адекват. Я сам с ним говорил.
– Поглядим на этот адекват, – события последних недель крепко подмочили репутацию мэтра.
Сан Саныча доставили на передовую с какого-то весёлого празднества. Невзирая на принятый на грудь литр, начальник КМ счёл личное участие в работе по раскрытию убийства обязательным.
Белый костюм дополнительно увеличил его в размерах. Пиджак распахнут, одна пуговка шёлковой гавайской рубахи выскочила из петли, в прорехе виднелся нежно-розовый студень живота.
Старание Борзова выглядеть трезвым обнуляла избыточная говорливость.
За подполковником по пятам ходил привезший его Захаров, хозяин кабачка «Услади друзей» и ещё пары аналогичных заведений. У Захара типаж коммерса, застрявшего в девяностых. Стрижка ежом, наглый прищур, комплект цацек литого золота – цепура с крестом, часы, браслет, перстни. От него явственно наносило свежаком.
Кораблёв поджал губы: не побоялся ведь, гадёныш, сесть за руль. Знает: чуть чего – Сан Саныч от гайцов отмажет.
– Глянем, – бросил начальник СО, двинувшись к эпицентру места происшествия.
Калёнов, Борзов и примкнувший к ним Захар последовали его примеру.
Вытащенный «пэпсами» труп растянулся поперек дороги. Около него сидел на корточках криминалист Елин, особой приметой которого была привезённая из командировки в Чечню седая прядь волос на затылке.
Макс обернулся на звук шагов:
– Ближе не подходите. Тут два посторонних следа. Не убитого, не детские и не от берцев.
Кораблёв встал как вкопанный. Квалификация многоопытного Елина сомнению им не подвергалась.
– Это чё у него там во рту? Болт пролетарский? Реально? – Захар вознамерился зайти с фланга.
Терпение Кораблёва иссякло:
– Уйдите отсюда!
Коммерс только хмыкнул в ответ. Он помнил Кораблёва как завсегдатая своего весёлого кабачка. То, что с тех пор минуло десять наполненных важными событиями лет, Захаров во внимание не брал.
– Александр Александрович, уймите своего…хм… товарища! – главный следователь города был на грани взрыва.
– Костик, в самом деле, – начальник КМ скорчил собутыльнику заговорщическую рожу, означавшую: не тронь – оно и не завоняет.
– Давай недолго, Саныч. Люди ждут! – сунув руки в карманы, Захаров вальяжно пошагал к огромному чёрному джипу с наглухо затонированными стеклами.
Когда он удалился на достаточное расстояние, Кораблёв спросил:
– Личность установлена?
– Личность знаменитая, – начальник ОУР криво усмехнулся. – Это ж моя бывшая зона. Убиенный – Вася-сколько времени, он же Грюков Леонид Викторович, семьдесят седьмого гэрэ, проживает: Димитрова семь, квартира, если память мне не изменяет, двадцать один. Первый этаж, налево…
– Подождите, он Василий или Леонид?
– По паспорту – Леонид, в миру – Вася. Он психбольной. Бродит по району, спрашивает у всех время. – Калёнов по инерции говорил о погибшем в настоящем времени. – Безвредный в общем-то. Но весной-осенью, когда у них, у психов, обострение, поступали жалобы, что он, значит, онанизмом занимается в общественных местах. Тогда его в психушку ло?жили. Поколют его там, выходит тихий. Снова идет гулять, сколько времени спрашивать.
– Отрезанный член во рту – явно какой-то знак, – Кораблёв пытался нащупать мотив. – Но какой?
Его размышления активировали Борзова:
– Александр Михалыч! Помните расчленёнку на Белинского? Ну, где злодей был мясник… Он как сказал? При забое хряку перво-наперво отрезают пипирку, чтобы, значит, мясо не завоняло! Может, Васятку тоже того? На антрекоты собирались пустить? Вон он какой справный!
– Не наш случай, – Кораблёв не поддержал скоморошество подполковника.
Прошлогоднее убийство на улице Белинского было из другой оперы. Там преступник подозревался в каннибализме обоснованно.
– Я Малова отправил на Димитрова семь – у матери узнать, когда Вася ушел из дома, – в разговор вклинился Калёнов.
Ему, похоже, было неловко за поведение своего начальства.
– Правильно, – одобрил Кораблёв, – сузим светлый отрезок времени.
– Сердюка в «Дилижанс» заслал, это наливайка за углом…
– Я знаю.
– Там у нас крепкие позиции. Разнюхаем, какая гопота тут сейчас рулит. Чего ещё? Участковый поквартирный обход делает, – большим пальцем майор ткнул в сторону ближайшей пятиэтажки.
– Мало, мало людей на отработку жилмассива, Роман Александрович…
– О, господа убойщики пожаловали! – звонко хлопнул в пухлые ладоши Сан Саныч и закричал, дурачась. – Опаздываете, господа! Без вас раскроем, и в сводку вас не дадим!
Из затормозившего перед вертушкой «крузака» на разные стороны синхронно высадились Белобрагин и Рязанцев. Явление второго Кораблёва вдохновило: наконец-то ОРЧ активизируется.
Загорелый, экономный в движениях атлет Рязанцев смахивал на героя голливудского блокбастера.
Пасмурный вид острожского «Рассела Кроу» Кораблёв списал на проблемы в семье.
«Он же тестя вчера хоронил. Кладбище настроения не улучшает».
– Андрей Владимирович, подойдите! – руководитель СО призывно взмахнул рукой.
Жестикуляция была излишней. Все дороги и без того вели к трупу.
Чем бы таким серьёзным нагрузить профильное подразделение? – напряг извилины Кораблёв.
Мыслительный процесс нарушило появление нового, весьма и весьма важного действующего лица. Экипаж вневедомственной охраны доставил судебно-медицинского эксперта.
Долговязому и голенастому «аисту» Перфилову пришлось покряхтеть, чтобы выкарабкаться из тесного чрева служебной «шестёрки» с эмблемой ОВО на борту. Оказавшись на свободе, маэстро мило улыбнулся. Его гладенькие щечки имели цвет лесной земляники. На челе – ни морщинки. Взгляд из-за стёклышек очков в стальной оправе – сама невинность. Разве на эдакого пупсика можно обижаться?
Кораблёв долго не мог взять в толк, как Перфилов умудряется столь стремительно восстанавливаться после марафонских запоев. В минуту хмельного откровения Василий Васильевич поделился секретом.
Оказывается, жена на дому ставит ему капельницы.
– Она в любую вену попадет! В самую тонкую, – сообщил Перфилов горделиво.
А сейчас он смущённо улыбался:
– Я малину в саду обрезал. Телефон в домике лежит, не слышу звонка. Сын подбегает, дергает за брюки: «Папа, за тобой полиция приехала!» Полиция! Хм! Насмотрелся по видику американских боевиков.
Перфилов поздно стал отцом, его Ванюшка, тоже очкарик, ещё не ходил в школу.
Вынув из кармана латексные перчатки, эксперт привычно их крутнул, расправляя. Поочередно дунул в каждую, слипшиеся пальцы приобрели объём и смешно растопырились. Принялся сосредоточенно натягивать перчатки на руки, начал с левой.
Итак, игроки уселись за ломберным столом, карты сданы, ставки сделаны.
Если посчастливится раскрыть убийство по горячим следам, то на закрепление доказательств уйдёт остаток субботы и всё воскресенье.
Если оперативно-следственная машина забуксует, придется пахать оба выходных.
По большому счету, что совой об пень, что пнем об сосну, но для профи разница принципиальная.
12
24 сентября 2007 года Понедельник
Рязанцева действительно укатали похороны. Морально, не физически. Организационных хлопот по проводам человека в последний путь при капитализме стало минимум. Все заботы берут на себя ритуальные агентства. Удовольствие это, правда, не из дешёвых. Тем более, что отпуск выжал семейный бюджет насухо. Пришлось экстренно одалживаться, кредитора Андрей нашёл с трудом. Сестра матери тётя Галя, прежде чем откупорить кубышку, взяла с племянника клятвенное обещание вернуть всю сумму через неделю. Ни днем позже! Как будто ей, одинокой и зажиточной, эти деньги требовались позарез. Мысли, где перезанять, у Рязанцева пока отсутствовали. До зарплаты – страшно подумать сколько.
Выйду на работу, сориентируюсь – опер поставил проблему на паузу.
Покойный тестяга был тот ещё жук. Когда после свадьбы жили у Юлькиных родителей, папашины попойки достали. Причём он был не из тех, кто выпьет и ткнётся носом в подушку. Он качал права. Нальёт шары – и ну орать: «Вы здесь никто! Хозяин здесь – я!»
Однажды Андрейка не вытерпел. Отвесил плохишу леща, чтобы тот поутих. Тестяга схватился за стамеску. Она у него, плотника четвёртого разряда, острее бритвы была отточена. Пришлось вполсилы стукнуть баклана по бороде, он слетел с копыт и отрубился.
После того инцидента молодые съехали на съёмную квартиру. Не садиться же за этого хрона! Какие порядки за решёткой, Рязанцев знал не понаслышке[57 - Об уголовном преследовании Рязанцева рассказывается в романах М.Макарова «В понедельник дела не делаются» и «Эффект присутствия».]. Юлька, люто ненавидящая алкашню, была на стороне мужа, но отец есть отец. Родная кровь.
Допившись до цирроза, тесть с водкой вынужденно подвязал. Начав хворать, быстро слёг, медицина диагностировала неоперабельный рак печени. Больной требовал ухода, и Юлька стала после работы через весь город с пересадкой мотаться на Текстильщик. Помогала матери, которая, как назло, тоже расклеилась.
Мало времени оставалось ребёнку. На этой почве в семье пошёл разлад.
И вот Дорофеич преставился. Вроде бы отмучились все, не только он, жизнь продолжается, говорят в таких случаях, но тёща словно ополоумела от горя. Рвала на голове волосы, будто смерть скосила молодого богатыря, а не пьянчугу-камикадзе. Истериками вдова накручивала себе давление, падала в обморок, к ней вызывали «скорую», которую приходилось ждать часами. На кладбище чуть в могилу не бросилась. Выла волчицей, не переставая.
В итоге Юлька опять пропадает на Текстильщике, квохчет там над матерью. Куда деваться? Родная кровь. Хорошо – Мишанчика другая бабушка к себе взяла.
Насмарку весь курортный отдых. Словно приснились жаркое солнце, горячий нежный песочек и солёная волна Средиземного моря…
Аврал по убийству на Димитрова отвлёк Рязанцева от семейных передряг. Мокруху не раскрыли, но продвинулись ощутимо. Оперская чуйка подсказывала – горячо.
В понедельник Андрей пришёл в УВД пораньше. Хотел на свежую голову отписать справки по вчерашним-позавчершним наработкам.
Стирая пыль со стола, обнаружил на перекидном календаре послание. Почерк Сутулова не спутаешь, буковки у него похожи на растопыривших лапки паучков. За счёт разного наклона «насекомые» как бы приплясывали.
«Тебе обзвонилась марьяна[58 - Марьяна – женщина лёгкого поведения (жарг.)] с № 2-33-52».
Ехидство записки зашкаливало. Почему сразу «марьяна»? И прямо-таки обзвонилась? Провода обрывала?
Рязанцев представил, как гаденько ухмылялся Борисыч, сажая своих кривобоких «паучков» на листок с датой «20 августа». Для Андрея это был крайний рабочий день перед уходом в отпуск, на нём календарь стопорнул.
Телефонный номер принадлежал адвокату Стрельниковой.
Инга начала трезвонить на мобильный, когда они в Домодедово проходили погранконтроль. Ответить Рязанцев смог только в Остроге. Состояние тестя ухудшалась стремительно. Он ещё был жив и даже вроде пришёл в себя, но врач уже сказал: готовьтесь.
– У меня архисерьёзный разговор, – наводить тень на плетень Стрельникова обожала.
– Говори, – перелёт и трансфер вымотали собеседника так, что к интриге он остался равнодушным.
– Не телефонный. Заедешь?
– Не могу.
– Когда сможешь?
– В понедельник.
– Долго. Раньше точно никак?
– Стопудово.
– Тогда в понедельник, с утра, – церемонная интонация, оттаяв, плавно перетекла в интимную, медовую, – я соску-училась…
Отношения предполагали симметричное «я тоже», но из-за открытой двери на кухню, где чумная Юлька на скорую руку готовила ужин, Андрей ограничился нейтральным «до связи».
Впрочем, толерантной последняя фраза была для непосвященных. Применительно к Рязанцеву и Стрельниковой её смысл имел самый что ни на есть порочный окрас. Их связи исполнилось два года, её будущее окутывал густой туман, при этом намерений прервать отношения стороны не выказывали.
Адвокатесса положила глаз на брутального оперативника, приняв по дежурству защиту одного из бандитов, напавших на Фонд муниципального строительства. Для бухгалтера организации вооружённый налет закончился летальным исходом, директрисе посчастливилось отделаться тяжёлым ранением[59 - Одна из сюжетных линий романа М. Макарова «Реверс».].
Клиент Стрельниковой, отмороженный на всю башку гангстер, вздумал буйствовать во время опознания. Рязанцев технично укротил рецидивиста.
Имевшая слабость к бравым парням спортивного кроя Инга пустила в ход полный ассортимент «ССС»[60 - «ССС» – скрытые сексуальные сигналы.]. Объект симпатий не принадлежал к семейству ловеласов, и тем желаннее он казался. Пару недель скромняга притворялся, будто не понимает намёков, охотнице пришлось удвоить старания, склонив молодого, здорового мужика к резонной мысли: почему бы и нет? Моральный кодекс спасовал перед натиском тестостерона.
Свой брак Рязанцев считал вполне счастливым. Они с Юлькой были одноклассниками, гуляли в одной компании, за ручку ходили на дискотеки и в кино. После восьмого класса подали документы в ПТУ[61 - ПТУ – профессионально-техническое училище.], Андрей на сварщика выучился, Юля – на кондитера. На выпускном Рязанцев признался подружке в любви, та ответила взаимностью. Осенью суженого призвали в армию, и девушка честно ждала его два года. На заре Андрейкиного милицейства она сражалась за жениха, когда того прессовала прокуратура. Выйдя замуж, стойко переносила тяготы и лишения совместной жизни с опером уголовного розыска.
Время точит больше, чем лечит. Быт, осложнённый скромным достатком и скитаниями по чужим углам, заедает. Рано или поздно хроническое отсутствие мужа выводит из терпения самую кроткую жену. Она начинает вываливать претензии, в ответ слышит взаимные. Хрупкий домашний мирок дает трещину…
А любовница бесконфликтна и щедра на тёплые слова, ставшие редкостью в родной семье. И у неё никогда не болит голова. Секс с ней всякий раз потрясный.
У Рязанцева рабоче-крестьянские корни. С людьми иного склада – с теми, что дома не форсят в трениках и майках, а обедают за круглым столом, застеленным тисненой скатертью, общаться ему не доводилось. А тут – дубовый паркет, столовое серебро, отутюженные салфетки, бронзовый семисвечник на пианино «Steinway». Он словно в кино про дореволюционных господ попал…
– Приятно ощущать себя совратительницей! – плотоядно улыбнулась Инга, фиксируя смятение партнера на предложение поэкспериментировать в позе «шесть-девять»…
Постелью её интересы не ограничивались. Стрельникова много читала, предпочитала историческую прозу, что для женского вкуса в общем и целом нетипично. Из лучших побуждений она попыталась и любовника до своего уровня подтянуть. Для разминки вручила ему толстую книжку про Древний Рим: прочти, обалденная вещь! Андрей с опаской взвесил в руке увесистый «кирпич». Подумал – жизни не хватит, чтобы одолеть тысячу страниц, которую накатал забугорный писака Колин Маккалоу[62 - Колин Маккалоу – она, знаменитая австралийская писательница.].
Ингу отличал прагматизм. Частенько она теребила кавалера просьбами рабочего характера. Начала с пустяковых. Узнать, с кем в камере сидит её подзащитный. В выходной договориться насчёт продуктовой передачи. Уболтать дежурного по ИВС принять сигареты не россыпью, а в пачках.
Часть просьб была на грани допустимого, но Андрея это не смущало. Опер, отпахавший «на земле» девять лет, умеет пробежать босиком по лезвию закона и не порезать пятки.
Местом их блиц-встреч был парк экскаваторного завода. Предприятие, некогда выпускавшее каждый второй экскаватор в стране, благополучно обанкрочено. Без хозяйского призора объект социальной сферы дичает. Взять его на баланс голоштанный муниципалитет не торопится.
Летняя эстрада имела кирпичный приделок, в котором с весны обитали адвокаты, отколовшиеся от центральной консультации. Надоело молодежи довольствоваться крошками со стола аксакалов. В заводилах у возмутителей спокойствия ходила Инга Юрьевна Стрельникова.
Эстрада – локация для офиса не статусная, однако удобная географически, горсуд в шаговой доступности расположен.
Внутрь Рязанцев не пошёл, лишние уши без надобности. Свернул на ближнюю аллею. Многоярусные сорные заросли американских клёнов надёжно скрыли его от любопытных глаз. Передвигаться следовало осторожно. Под ногами чавкала грязная кашица из размокшей палой листвы. Оскользнуться на ней проще простого.
Глядя на адвокатское пристанище, Андрей вспомнил – раньше тут была раздевалка для самодеятельных артистов, по совместительству – сторожка, и в ней обитал Маштаков, когда его из ментуры вышибли.
Про то, как Николаича на прошлой неделе закрывали по подозрению в изнасиловании, добрые люди расписали в цветах и красках.
Не дают, гады, спокойно жить человеку. Только-только у него всё наладилось. Рязанцев догадывался, что к случившемуся причастен Сутулов, не умеющий забывать старые обиды.
Стрельникова, яркая картинка на фоне сезонного увядания флоры, появилась минуту спустя, она всегда приходила второй. Алая курточка «Finn Flare» длиною по пояс, дабы крутизну ягодиц от окружающих ненароком не утаить. Куртка, естественно, расстегнута. Иначе как похвастаться упругой грудью, облитой тонюсенькой белоснежной водолазкой? На женщине голубые джинсы-клеш, косой гульфик которых акцентировал прельстительную выпуклость лобка.
Шелковистые волосы пижонки выпрямлены при помощи специального утюжка. Этой осенью Инга роковая брюнетка.
Красавицей ее не назовёшь. За счёт великоватой нижней челюсти лицо смотрится удлинённым. К сравнениям с Ксенией Собчак адвокатесса привыкла, шуточки отбивала на лету.
– Мне бы еще Ксюшину банковскую карту!
Другой вариант:
– Подала заявку на шоу двойников. Гонорары там не чета нашим!
…На сей раз Стрельниковой понадобился адрес свидетеля по уголовному делу, направленному в суд.
– С ней просто хотят поговорить.
– В обвиниловке же всё написано.
– Там вымышленный адрес. Следак в шпионов играет, – Инга скорчила презрительную гримаску. – Между прочим, это серьезное нарушение УПК, основание для возвращения дела прокурору. Ты, как новоиспечённый правовед, должен это понимать.
Видя замешательство оперативника, она включила дар убеждения:
– Не подставлю, не бойся! Мой клиент – уважаемый человек, гендиректор предприятия, не какой-нибудь бандос.
Прегрешения её протеже квалифицировались статьей о неуплате налогов в особо крупном размере.
Рязанцева просьба насторожила, но отказать в ней не повернулся язык. Свою уступчивость он оправдал аргументом – ну какие преступники из белых воротничков… Вот убийцы, насильники или разбойники – это да! Реальным злодеям потворствовать нельзя.
Меркантильная мысль «а мне что взамен» показалась здравой.
– Ин (буква «гэ» в её имени казалась лишней), займёшь мне денег? На месяц? Лучше на два.
– Цифра? – решив всё-таки закурить, Стрельникова извлекла из плоской пачки, которой небрежно поигрывала, тонкую сигаретку, щелкнула «крикетом».
– Двадцать.
– Ой, Андрюшенька! У меня столько налички нет. Надо в банк идти менять.
– Мне деревянных.
– Да-а? Ну, это меняет дело. Ноу проблем. Когда заглянешь?
– Завтра можно?
– Завтра – вторник? Что у меня после работы во вторник? Фитнес. Но к восьми я освобожусь. Кстати, что-то ты, хороший мой, спорт забросил.
На день рождения Рязанцев получил от любовницы безлимитный абонемент в модный фитнес-центр «Спарта». Оригинальный, уместный в обе стороны подарок быстро завоевывал популярность среди людей с деньгами.
Чтобы легализовать посещение крутого заведения, пришлось врать Юльке. Версия, будто сертификат задарил Кобылянскому подшефный коммерс, а лентяй Феликс толкнул его Андрею за бутылку «Гжелки», то есть даром, вышла убедительной. После знакомства с Ингой убойщику систематически приходилось обманывать жену.
В «Спарту» он действительно не заглядывал давненько. Слишком пафосным казался открытый москвичами клуб в сравнении с тренажеркой политеха, где Рязанцев занимался много лет. Большинство клиентуры фитнес-центра приходило туда, чтобы поколотить друг перед дружкой понты. Вдобавок Андрею не хотелось лишний раз светиться возле Стрельниковой. Удивительно, что Юльке до сих пор не настучали про их шашни.
– Завтра в восемь, – отступать было поздно, да и глупо: «бабки» с неба не свалятся.
Адвокатесса оглянулась, не прилип ли кто из ее коллег к окну, сделала шажок вперед и легонько огладила пах любовника.
– Умира-аю от желания! Мур-мурр…
Рязанцев молниеносно возбудился. Усмиряя зов плоти, он сдавленно прорычал. Эта женщина сводила его с ума. Если поманит пальцем, трудно будет не побежать за ней, виляя хвостиком.
Удерживал долг перед сыном. Андрей знал, что такое расти без отца. Когда ему было двенадцать, батя разбился на мотоцикле. Дальше матушка тащила их с брательником в одиночку.
13
24 сентября 2007 года Понедельник
– Ого! – глянув на часы, убойщик встрепенулся.
Он опаздывал на встречу с ИОИ[63 - ИОИ – источник оперативной информации.].
Без колёс, как без рук. Обзавестись своими – несбыточная мечта. В обозримом будущем по крайней мере.
За подразделением числилась ВАЗ-2107 цвета баклажан с пробегом сто тысяч кэмэ. Водитель был закреплён с ППС.
Пока Рязанцев грел пузо на турецком курорте, у «семёры» полетели разом бензонасос и помпа. Тачку загнали в гараж. Водителя Серёжу отозвали в батальон.
Сутулов на проблему забил. Его вполне устраивала «Toyota Land Cruiser» Олежки Белобрагина.
Ничего не имел против «крузака» и Рязанцев, но молодой нынче в разгоне. По поручению следствия повёз на экспертизы вещдоки с последнего убийства. Кататься Олеже в кайф. Тудым-сюдым в область сгонял, полдня прошло. «Руль» с зарплатой опера управленческой структуры, плохо ли?
Пришлось добираться на троллейбусе. Когда у милиции отбирали бесплатный проезд на общественном транспорте, нечаянные расходы власть гарантировала компенсировать. Громкие обещания, как заведено в державе, остались пустышкой.
Сотрудники начали возбухать, многих служба заставляла мотаться по городу десять раз на дню, никакой зарплаты не напасёшься. Атмосфера накалялась, и начальство вынуждено было на своем уровне решать вопрос с директором УТТ, дядькой упёртым и вздорным. Не сразу, но нашли на перевозчика методы. В итоге теперь к милиционерам в форме кондукторы не пристают. Но, если едешь по гражданке, раскошеливайся, качать права бесполезняк.
Рязанцеву пилить до конечной, а потом еще пешочком. Хорошо, дождя нет.
Впереди завиднелось четырёхэтажное кирпичное здание, обнесённое изгородью. Справа от закрытых ворот торчала будка КПП.
Это специализированный дом-интернат для инвалидов и престарелых. Знаменитый дом призрения. Его жильцы, половина которых засиженные рецидивисты, на казённом языке именовались обеспечиваемыми.
Оставь надежды, всяк сюда входящий[64 - Цитата из «Божественной комедии» Данте Алигьери, заключительная фраза текста над вратами ада.], обязательно говорил Маштаков, когда они наведывались в эту глушь в связи с очередным кровавым происшествием.
Прощаться с надеждами Андрею не пришлось, потому как пункт «посещение социального учреждения» в его планах отсутствовал.
Проверившись, не следует ли кто в кильватере, опер вильнул по тропке к недострою на чётной стороне улицы. Дом имел заброшенный вид, при том что забор вокруг него был высокий, глухой и крепкий. Железная калитка также вызывала уважение. Рязанцев знал, что она должна быть открыта. Так и вышло. Он потянул дверь на себя и боком скользнул в образовавшийся проём.
На лавочке под яблоней сгорбился старик в плаще с капюшоном, накинутым на голову.
– Точность – вежливость королей, Андрюша, – молвил он с укоризной.
– Извини, Виктор Иваныч, – принимая правила игры, убойщик оказал уважение возрасту.
Человек в капюшоне оперся на клюшку и за несколько приёмов поднялся. Трудный маневр сопровождался кряхтеньем и хрустом в коленях.
– Портки драповые, кальсоны, плащишко… Это сколько ж на мне тряпья? А пяти минут хватило, чтоб почки заныли, – посетовал мужчина на контакт с напитавшимся дождевой влагой сиденьем, а заодно и на годы. – Воистину старость не радость, Андрюша.
По паспорту гр-н Сидельников В.И. вовсе не был престарелым. От установленного законом пенсионного возраста его отделяла пропасть в девять лет.
В заслуженные старцы он произвел себя своей властью, из следующей логики исходя: год строгача за три надо считать. А карцеры и шизняки[65 - Шизняк – штрафной изолятор в колонии, ШИЗО (жарг.)] – там день за пять идти должен! С правильной арифметикой на круг полвека трудового стажа…
Задача по устройству Витька в стационар поначалу всем казалась безнадёжной. Но это, без преувеличения, был единственный вариант спасения его многогрешной жизни.
Крайний раз откинувшись, Сидельников вернулся к разбитому корыту. Сожительница отказала ему в крыше над головой, не простив подлянки в отношении брата[66 - История проходит через романы М. Макарова «Эффект присутствия» и «Реверс».]. Мольбы Валюху не разжалобили, угрозы не испугали.
С полгода бедолага мыкался по корешам, таким же золоторотцам. В одном шаге находился от того, чтобы забомжевать и крякнуть под забором.
Выручила настырность. Два, а то и три раза на неделе Витёк соскребал себя с лежанки в узле теплотрассы и ковылял в милицию. Просачивался через кордоны, условным стуком стучался в двери розыскников, ныл о своих прежних заслугах. Челобитье имело резоны. Конфидент официально был «в корках»[67 - «В корках» – официально оформленный агент оперативной службы (проф. сленг).] под звучным псевдонимом «Космонавт».
МВД, однако, плевать на отработанный материал. Кто такой Витёк на текущий момент? Доходяга. Какой от него выхлоп? Нулевой. Ну, и идёт он лесом. Тем паче, что его прежние кураторы, влиятельный барин Птицын Вадим Львович и совестливый выпивоха Миха Маштаков, давно за бортом системы. Титов, лужёная глотка, от оперативной работы отошёл, вопросы не решает.
Витёк усыпил бдительность секретарши и ужом проскользнул в кабинет начальника КМ.
– Сан Саныч, я ведь такое знаю, – отчаяние сподвигло его на шантаж, – ежели чего, мало никому не покажется. Помните, как мы с вами хороводы вокруг мистера прокурора водили? В парке-то?
– Сядь! – начальственный перст указал на стул за приставкой.
– Сесть я всегда успею, – суеверная оговорка объяснялась издержками профессии. – С вашего дозволения я присяду.
Витёк опустился на самый краешек стула. Выпятил трубочкой синеватые губы, заскорузлые от въевшейся грязи руки сложил на коленях, демонстрируя полную лояльность.
Борзов озадачился. В кино попутавших берега горлохватов утилизируют как вторсырьё. Драматургия жизни куда сложнее.
Идея со специнтернатом стала итогом его философских раздумий. Воплотить замысел велено было Рязанцеву, это же он пригрел «воскресшего» агента, подарив тем самым ему надежду.
Начали с оформления инвалидности. Болячек у Витька было, как блох у шелудивого пса, но тянули они лишь на третью группу. Чтобы выправить вторую, пришлось подключать связи в мире эскулапов. Бюрократическая машина ржаво заскрипела. В итоге медико-социальная экспертиза признала артрит, осложненный перенесённым гепатитом, серьёзным нарушением опорно-двигательного аппарата.
Сан Саныч изначально поставил Рязанцеву условие: «Твой человек будет прикрывать объект от и до! На халяву пусть не надеется».
Дом-интернат – прибежище вышедших в тираж лиходеев. Убийства там случались регулярно, преобладали бытовые, примитивные. Гемор был в том, что старичьё – публика, упёртая идейно и хлипкая телесно, колоть «божьих одуванчиков» целая проблема. Резидент в серпентарии на Овражной много проблем мог решить.
В дни пенсий контингент нажирался до отключки. В коридорах, на лестничных маршах, а летом и на улице, начиная от ворот, валялись тела обеспечиваемых. Персонал через них равнодушно перешагивал.
Так и хотелось повторить за пушкинским богатырём Русланом: «О поле, поле, кто тебя усеял мёртвыми костями?»
На полном пансионе Витёк воспрянул духом. Здоровое питание, медобслуживание, режим и гигиена делали свое дело.
Когда он сбривал сивую щетину, вставлял зубные протезы и переставал прикидываться умирающим, то молодел на верных десять лет. Метаморфоза случалась, если того требовал сюжет.
Впервые Сидельников обрел легитимный источник дохода. Скромный размер пенсии он компенсировал игрой в картишки. Кочевал с заветной колодой по комнатам, обезжиривал азартных старичков и доверчивых дурачков.
Криминал в интернате процветал. На мелочёвку Витёк не разменивался, освещал исключительно тяжкие преступления. Восставал против того, чтобы быть слугой двух и более господ.
Поэтому начал он с претензий:
– Ты, Владимирыч, втолкуй «бэхээсам», чтоб крупицу разума включали, когда на встречу идут. А то в давешнюю среду завалились двое модных в дежурку и Паше Афганцу говорят: «Вызови-ка, старшина, нам Сидельникова». Паша, гений конспирации, рад стараться, по громкой как заблажит: «Обеспечиваемый такой-то, незамедлительно явиться в комнату дежурного!» Палево, Владимирыч! Голимое! Вот такие бельма на меня сожитель выпучил! Он хоть и лошара по жизни, но пару ходок за плечами имеет. Я, конечно, на голубом глазу прогнал, будто менты шьют мне внагляк кражу хавчика из столовки, и винтанул из хаты. На чердаке зашкерился. Павлуха побегал по корпусу, иголку в стоге сена не сыскал, куда ему, контуженному… «Бэхээсы» не солоно хлебавши свалили… Перед людьми вроде-ка я отбрехался, но всё до разу, Владимирыч!
– Я им объясню, – Рязанцев на просьбу отреагировал серьёзно, проблематика возникала не впервой.
Молодняк плевать хотел на безопасность агентуры, в особенности чужой.
Макс Горлов, в двадцать семь лет замнач ОБЭП[68 - ОБЭП – отдел борьбы с экономическими преступлениями, его сотрудников Витёк по старинке именует «бэхээсами». ОБХСС – отдел борьбы с хищениями социалистической собственности.], был парнем умным, хватким, но высокомерным и циничным.
Реализация ДОУ[69 - ДОУ – дело оперативного учета.] по коррумпированному директору интерната сулила ему очередную карьерную ступень. Наверх Макса тянула мохнатая лапа из УВД области.
«Космонавт» напрямую контактировал с «бэхами» по распоряжению Борзова. Уходя в отпуск, Рязанцев пытался оспорить указание, но на полуслове был оборван резким «не обсуждается». Сан Саныч имел чёткие инструкции обеспечить «зелёную улицу» перспективному парню.
Подвязки Горлова убойщику были до фени, он знал, что побазарит с мажором без соплей.
Исчерпав первый вопрос, Сидельников с важным видом перешёл к следующему:
– Николаич новую книжку не напечатал? Передавай ему привет! Скажи, Виктор Иваныч повидаться желает. Разбор его литературному наследию пора устроить. В одном месте налажал он конкретно. Вершков нахватался, понимаешь. Консультант ему надобен по «блатной музыке»[70 - «Блатная музыка» – уголовный жаргон.]. Скажи, Виктор Иваныч по дружбе хоро-ошую скидку сделает. Не забудь только!
– Обязательно скажу, – Андрей с трудом сдерживал улыбку.
– Теперь за тебя разговор, Владимирыч. Ты за майора проставляться думаешь?
Приказ о присвоении очередного звания был подписан генералом, когда Рязанцев безмятежно загорал на пляже в Кемере.
Свершившись заочно, событие не прочувствовалось, хотя и было в высшей степени значимым.
Вместо буйной радости (гип-гип, уррра-а, я – старший офицер!) охватило разочарование.
Неужели это всё? Маковкой в потолок упёрся и волоки, товарищ майор, оперскую лямку до самой пенсии… А до неё, родимой, ещё как до Луны. Подполковничьи должности все руководящие, они мне в дрын не стучали.
Осмыслив последний тезис, Андрей возмутился: ну, ты наглец! Неделю, как майор, а уже на подпола губу раскатал!
Большая звезда накладывала дополнительные заботы. Надо менять удостоверение. На кителе, надеваемом дважды в год, надо перешить погоны.
Сделать – и к стороне! Чтоб строевой смотр врасплох не застал.
И обязательно проставиться в коллективе. Святое дело! Опять придется стакан водки, будь она неладна, выпивать. Бр-р-р…
– Молоток, Виктор Иваныч, правильно напомнил. С получки обмоем. В отпуске поиздержался, сам понимаешь.
Аналогичный ответ получат коллеги. Потерпят, финансы – причина уважительная.
Разминка закончена, пора переходить к нагрузочной фазе[71 - Нагрузочная фаза – основная часть тренировки.].
– Как насчёт на выезде поработать, Виктор Иваныч? В «Черёмушках»? Есть там бар «Дилижанс»…
– Зна-атный гадюшник, – ностальгически вздохнул агент.
Выслушав условия задачи, Витёк начал кубатурить над шарадой с отрезанным членом.
– Так за гнилые базары наказывают… Но ты, Владимирыч, говоришь, убиенный – дурачок травоядный… Тогда выходит, он елдак свой пихал, куда не следует…
Рязанцев промолчал. Версия мести за сексуальный проступок в плане ОРМ стояла под цифрой «один».
Основания для неё имелись весомые. Были установлены школьницы, видевшие, как «Сколько времени» онанировал, прячась за деревом.
Хорошие показания дала техничка, она наорала на толстого извращенца в оранжевой куртке, и тот дал деру.
Сегодня зональники получат (или уже получили) у директора школы списки родителей. Сердюку с Маловым поручено пробить их на наличие судимостей. Начнут парни с отцов.
Помощнику знать об этом ни к чему. Пусть роет в автономном направлении. Волну в «Черёмушках» милиция подняла неслабую, круги пошли, самое время снять реакцию с тамошней «синевы». Убийство имело откровенно уголовный почерк, урла просто обязана иметь соображения по поводу случившегося.
– Поработай, Иваныч, в «Дилижансе» и в окрестностях. Приглядись, заведи знакомства…
– Не учи отца! – Витёк гонористо вздел корявый указательный палец. – Гони хрусты на представительские расходы.
Касательно его требования отмазка «поиздержался» не канала, статьи финансирования были разные. Майор полез в карман.
– Всего «штукарь»[72 - «Штукарь», «штука» – тысяча (жарг.)]? Знаешь, какие сейчас цены?
– Это на два дня. Будет нужда, подкину ещё.
В процессе диалога Сидельников распрямился, оказавшись на полголовы выше куратора, ростом необиженного.
Жизнь иссушила бродягу, но не ухайдакала. Кураж в нем остался. Видно было, что соскучился Витёк по «большому спорту». Что ни говори, а дом-интернат – стоячее болото!
Двор недостроя покидали порознь, сперва отвалил Рязанцев. Витёк на оба засова запер за ним калитку и двинул на зады, там имелся хитрый лаз.
На пути к остановке мобила запела ставшее классикой «Прорвёмся, опера».
– Внимательно, – отозвался Рязанцев дежурке.
– Ты где блондишься?! – Титов был на взводе.
– Что стряслось?
– «Износ» очередной! Теперь, если в рабочее время заявляют, велено сразу тащить терпилу к Кораблёву. Мои все на происшествиях. Линия твоя, разруливай!
– Можешь забрать меня с Сомовской дачи?
– Подальше не мог забуриться?! Ладно, «овошники» тебя подхватят. Они на Белинского. О, главное чуть не забыл! Ты когда проставляться будешь, товарищ майор?
14
24 сентября 2007 года Понедельник
Складный сценарий поэтапного ремонта, который не нарушит деятельности прокуратуры и следственного отдела, оказался из жанра фантастики.
Рабочие сокрушили перегородку между кабинетами (один из них прежде занимал Кораблёв), и работа застопорилась. Каких-то там материалов на объект не завезли. Чтобы бригада не простаивала, решено было готовить к ремонту следующее помещение.
Премудрый Аркадьич выбрал кабинет, находящийся в другом крыле здания.
– Скажи своим орлам, пусть к утру освободят апартаменты, – «обрадовал» он Кораблёва.
– Почему шестой?! – руководитель СО ощетинился, как ёж. – По очереди делайте, так грязи будет меньше. Делайте пятый, где судебники сидят.
– А я говорю – шестой!
– Сергей Аркадьич, ты парализуешь работу отдела. В конце месяца тем более. Дай в суд дела направить! У меня в шестом трое сидят, друг у дружки на голове. Куда я их дену?
– А у меня в пердёжнике без окон и дверей народ ютится, если ты не забыл! Мне вообще в областной сказали, что вам нашли жилплощадь. И на этой неделе вы съедете.
– Жилпло-ощадь?! Это катакомбы что ли на Карла Маркса?! В подвале отдела статистики, которые? Я туда не поеду! Там невозможно работать. Сырость, на стенах грибок, электропроводка искрит. Естественного освещения практически нет. Потом это у чёрта на рогах…
– Твои проблемы! Я почему должен страдать?! Определяйся давай. До пятницы, так и быть, я по старой дружбе подожду. Потом не обессудь – буду вынужден доложить, что ты тупишь.
– Бл*дь, вот у вас загорелось!
– Не матерись в общественном месте, – Аркадьичу, похоже, доставляло удовольствие щекотать нервы бывшему заму.
Кораблёв в досаде махнул рукой, крутнулся на каблуках и пошагал прочь. Лицо и шея в пунцовых пятнах, тонкие ноздри раздулись.
В холле он пересёкся с Щеколдиным, тот шёл из туалета, вытирая платком мокрые руки.
– Ну и толчок у вас! В следующий раз противогаз надену. Ты чего такой, Александр Михайлович? Кто обидел?
– Достало всё! Выгоняют, как собак, на улицу…
– Что ты говоришь? Загляни ко мне, обсудим.
Кораблёв по инерции свернул в кабинет, давший временное пристанище варягу. Заместитель успел там обосноваться. Следаков он переместил к двери, оккупировав выгодное место у окна. На его столе распластался свежий номер «Уездного обозрения», страница с объявлениями о сдаче в наём жилья была исчёркана шариковой ручкой. Изобилие пометок свидетельствовало о серьёзной аналитике.
Третий стол создал в тесном помещении лабиринт. По узкому коленчатому проходу пришлось боком протискиваться.
– Разминочка, ха-ха. Полезно, – Щеколдин хлопнул себя по тугому животу. – Тебе, Александр Михайлович, тоже лишним не будет. Любим мы покушать…
Кораблёв уже пожалел, что на автомате зашел к человеку, отношения с которым не назовешь добрыми. Глупый поступок. Но сразу развернуться и уйти будет ещё глупее.
– Такой большой город Острог, и нет подходящих вариантов? – Щеколдин демонстрировал искреннее участие в проблеме. – Быть такого не может. Не хотят уважить – другое дело! А ведь обязаны. По закону обязаны! Не для себя просим. Михалыч, у меня кой-какие подвязки есть в областной администрации. Ну, ты знаешь… Хочешь, скатаюсь, порешаю?
– Почему нет? – отталкивать руку помощи было глупо. – Попытка не пытка. Завтра?
– Чего тянуть? Красные на хвосте![73 - Цитата из кинофильма «Неуловимые мстители».] Ха-ха… Если разрешишь, прямо сейчас и стартую. Сколько натикало? Два без четверти? В три буду на месте.
Закралось подозрение, что инициатива маскирует шкурный интерес. Но раз дал затянуть себя в гости, а потом зачем-то поддакнул, идти на попятную было поздно.
– Поезжайте, – никак Кораблёв не мог заставить себя обращаться к вчерашнему сотруднику облаппарата на «ты». – По результатам обязательно позвоните.
– Ок! Михалыч, я материал по менту, который профессора в лесу отоварил, Ливанову списал. Ты прав, в возбуждении надо отказывать. Профессор этот, Сальнов, – натуральный маньячина! Такую пургу понёс – уши вянут! СМО я провёл. Телесняки на среднюю тяжесть[74 - Средней тяжести вред здоровью не опасен для жизни человека, но вызывает длительное расстройство здоровья (сроком более 21 дня). За его причинение предусмотрена ответственность по статье 112 УК РФ.] не потянули… А ментёнка я для профилактики повоспитывал. В другой раз поостережётся кулаками махать…
Щеколдин старательно изображал «рубаху-парня», при том что фактурно данной роли не соответствовал.
Обвисшие щёки зама густо посечены рябинками. Чуб к сорока пяти годам сохранил пышность, но полинял, не русый он теперь, а пегий. Седина в висках с необычным желтоватым оттенком. По краям губастого рта обвисли реденькие усишки. Для абсолютного сходства с татаро-монгольским захватчиком, сошедшим со страниц учебника истории для пятого класса, стёганого халата не хватало и лисьей шапки с хвостом. Ухмылка желчная, в прозрачных глазах плавало ехидство.
Залежалый товар модно и дорого упакован. Костюм, сорочка, галстук, туфли, часы – сплошь крутые европейские бренды.
«Как стелется, прямо лапочка. Будто и не он концерт устраивал, когда я ему поручил проверку по заявлению Сальнова».
– Я вам не сопливый стажёр! – ровно неделю назад в этом же кабинете взвился на дыбы Щеколдин. – У меня двадцать лет выслуги в январе! В мои должностные обязанности не входит!
Театр одного актёра происходил в присутствии следователя Ливанова. Жадно посверкивая угольками глаз, бородатик фиксировал эксклюзив. По части болтливости он был того же поля ягода, что и Гена Каблуков.
Пришлось Кораблёву включать начальника и ставить задачу с обращением по классному чину.
Отчитанный «товарищ младший советник юстиции» ненавидяще сощурил глаза, брылами тряхнул, но смолчал. Проглотил, покорился, а теперь вот угодничает. Весь вопрос, надолго ли хватит его смиренности.
– Счастливого пути! – Кораблёв попрощался за руку.
Пожатье у гонца осклизлое и горячее, ощущение такое, будто кусок разваренного мяса пожамкал.
Влетев к себе, руководитель отдела выдернул из упаковки спиртовую салфетку и торопливо протер ладони.
Как достали эти интриги! Почему нельзя просто работать? – с учётом служебного и жизненного опыта Кораблёва постановка вопроса выглядела, по меньшей мере, наивно.
Просто работать… На стол из сейфа переместился увесистый том уголовного дела. Наконец-то Петя Бондарь победил торговку суррогатным пойлом Чечевицыну, ранившую ножом участкового. Процессуальную борьбу сильно осложнила полоумная адвокатесса Ранжина.
Кораблёв прошёлся по закладкам, проверяя, все ли огрехи типа неправильной нумерации страниц исправил генеральский сынуля. Глаз да глаз за Петенькой нужен, с внимательностью у парня беда. Вроде всё так.
Подписав обвинительное заключение и сопровод, которым содержащаяся под стражей обвиняемая перечислялась за прокурором, Кораблёв перекрестил дело и отнёс его в канцелярию.
– Второй блин! – сообщил Эле. – Надеюсь, он комом не выйдет.
Эльвира угукнула, не поднимая головы. Сиреневые губки поджаты. Обиделась боевая подруга. Причина известна – её кандидатура на должность специалиста СО забракована. А обижаться тут совершенно нечего. Квалификационные требования, их на кривой козе не объедешь. Надо было девушке заботиться о будущем, для получения образования имелись все возможности. Да чего об одном и том же талдычить!
Вакансию займёт сотрудница военно-учётного стола завода металлоконструкций. Сосед военком отрекомендовал её исключительно с положительной стороны. Взрослая, семейная, серьёзная, имеющая опыт работы с документами, в том числе с секретными.
Делопроизводство в отделе пребывало на нулевом уровне. Заполнялся только КУСП, журналы входящей-исходящей корреспонденции отсутствовали. Заводить их некогда и некому. Бумаги складировались в картонную коробку из-под молдавского вина, заполненную уже наполовину.
Авгиевы конюшни надо срочно очищать. Больной вопрос – где разместить их разгребательницу? Вероятно, придётся к себе подсаживать. По крайней мере, до выхода с больничного Гальцева.
15
24 сентября 2007 года Понедельник
Что бы ни утверждала медицина, но эффективнее лекарства от нервов, чем крепкий кофе, приправленный ядрёной сигареткой, не изобретено. Курс терапии надлежало провести в темпе вальса, пока не потёк в кабинет «крестный ход» первого рабочего дня.
К домашнему борщу Кораблёв сегодня не вырвался, получилось доскочить лишь до «Славянки», чья кухня разочаровала. Выход порций бизнес-ланча был, как в детском саду. Получаса не прошло с обеда, а под ложечкой уже засосало.
Ладно, поговею[75 - Говеть – у православных значит воздерживаться, очищаться и ограничиваться в пище.], полезно. А то вон Щеколда подкалывает. Неужели у меня такой же мамон, как у него? Кораблёв попробовал втянуть живот, достигнутый эффект не превысил минуты.
Добрый глоток «Nescafe» и глубокая затяжка «Винстоном» сгенерировали умный тезис насчет бессовестного поведения прокуратуры. Жаль раньше не допетрил, за счет наглядности пример показался крайне убедительным.
Муж с женой получают муниципальную квартиру по очереди, в ордер вписаны оба. Двухкомнатную!
Вкладываются в её содержание на равных. Потом бац – развод! И жена гонит бывшего взашей. Мотивируя тем, что расторжение брака – инициатива второй половины. Справедливо? Может быть. Однако незаконно, муж ведь в этом адресе зарегистрирован. Без предоставления другого жилья, причём равноценного, выселить его нельзя. Главный законник города и района обязан понимать это как никто другой…
Отточить формулировку помешал стук в дверь, вежливо требовательный. В кабинет заглянул Рязанцев.
– Здравия желаю, Александр Михайлович. Еле нашел вас. Разрешите войти?
– Добрый день, Андрей Владимирович! – Кораблёв привстал для рукопожатия. – Порадуете новостями по убийству Грюкова?
– Александр Михайлович, я, это, заявительницу привел. Изнасилование. Мне дежурный сказал, что сразу к вам надо…
– Правильно сказал. Я так понимаю, у нас семнадцатый эпизод? Когда и где?
– Я не беседовал с ней. Сразу к вам. По дороге пару общих вопросов задал…
– Вчера было нападение?! – Кораблёву не терпелось сориентироваться во времени и пространстве.
– Не вчера. Давно, летом. Вы лучше сами, – смущение оперативника, вероятно, объяснялось тем, что он не мог доложить внятно.
– Приглашайте!
Рязанцев покинул кабинет. Его сменили женщина с мужчиной. Молодые, в пределах двадцати пяти, одинаково невысокого роста. В лицах обоих – ожидание подвоха, насуплены переносицы, нахмурены брови.
– Здравствуйте. Хотите заявить о преступлении? – вопрос адресовался женщине.
– Да.
– А вы, извините, кто? – приоритеты надлежало расставить сразу.
– Муж.
– В коридоре пока подождите, – императив был смягчен уважительной интонацией.
Парень не тронулся с места. Широко расставленные глаза и выпуклый лоб делали его похожим на годовалого бычка мясной породы.
Просьбу пришлось повторить:
– В коридор, пожалуйста.
– Я буду присутствовать. Как муж имею право! – «бычок» выпятил толстую нижнюю губу.
– Нет, не имеете. Супруга ваша совершеннолетняя и, надеюсь, дееспособная. Сфера деликатная, на какие-то вопросы при вас она не захочет отвечать откровенно. О содержании беседы она вам потом расскажет, – гиперопека со стороны родни потерпевших – явление распространенное, поэтому аргументы были наготове.
Муж словно врос в пол. Смотрел при этом не моргая.
– Выйдите, вам говорят! – на подмогу с тыла пришёл Рязанцев.
Его экстерьер внушил упрямцу почтение. Бормоча что-то невнятное, он выпятился за порог. Напоследок боднул жену вертухайским взором.
Вряд ли он опасался оставить её наедине с посторонним мужчиной. Скорее, полного контроля над ситуацией желал достичь.
– Присаживайтесь, – в кабинете печального типа посетителям предназначались стулья, выстроенные вдоль стены напротив стола.
Женщина медленно опустилась на крайний.
Кораблёв представился – должность, фамилия, имя, отчество.
– Я здесь главный. Если захотите на меня пожаловаться, вам придётся ехать в областной центр, – безобидной шуткой прозондировал настроение визави.
Реакцию получил нулевую. Бывает…
– Как вас зовут? – занёс ручку над раскрытым ежедневником.
– Шнуркова Наталья…
– Отчество?
– Алексеевна.
Заявительнице оказалось двадцать три года, жила она в доме 7/3 по улице Зои Космодемьянской с мужем и двумя малолетними детьми, работала переплётчиком в типографии, сейчас находилась в отпуске по уходу за ребёнком.
– Наталья Алексеевна, расскажите, что случилось…
– В июне в нашем дворе на меня напал маньяк. Затащил в подъезд, там связал и изнасиловал. Во-от! – тягостный вздох увенчал лаконичное повествование.
– А подробнее можно…
– Я всё рассказала. Не знаю, что добавить.
– Может, тогда я буду задавать вам вопросы, а вы на них ответите? Так проще будет?
– Ну, дава-айте, – изрекла после напряжённой паузы.
Получасовое интервью, ответы в ходе которого приходилось вытягивать едва ли не клещами, нарисовало следующую картину.
Двадцать второго июня около восьми вечера Наталья Шнуркова возвращалась домой из магазина «Посылторг». Она вела за руку трёхлетнего сына, а в другой руке несла пакет с продуктами. Возле соседнего дома на нее напал незнакомый мужчина. Напал сзади, поэтому застал врасплох. Подхватил на руки и бегом понес в ближний подъезд. Шнуркова закричала от испуга, но рядом никого не оказалось, помочь никто не мог. В подъезде мужчина поставил её на пол под лестницей. Не дав опомниться, заломил за спину руки и сковал их наручниками. Потом вытащил из кармана верёвку, которой крепко связал ей ноги в области щиколоток. Шнуркова продолжала плакать и громко кричать, однако на помощь никто не вышел. Преступник стянул с нее джинсы вместе с трусами, встал к Наталье лицом, расстегнул ширинку и засунул член ей во влагалище. В таком положении совершил половой акт. Насилие продолжалось около пяти минут. Закончив половой акт семяизвержением, он сразу отпустил Шнуркову. Развязал ей ноги и маленьким ключом расстегнул наручники. Сказал, что если она кому-либо расскажет о случившемся, то он найдёт ее и убьёт. Угрозы женщина восприняла реально, так как насильник был похож на «кавказца». Затем он ушел. Выйдя из подъезда, Шнуркова увидела, что мужчина быстрым шагом пересёк проезжую часть улицы Чехова и направился в сторону микрорайона «Эстакада». Она сразу пошла домой. Телесных повреждений у неё не было, одежда также не была повреждена. О случившемся она никому не рассказывала, потому как не хотела огласки.
Кораблёв поскучнел. Мало того, что к их серии эта история не имела никакого отношения, так еще и выглядела она крайне сомнительно, обещая напрасную трату времени, которое и так было в страшнейшем дефиците.
– Сразу не заявили, а сейчас почему решили? – спросил он мягко, важно было не терять контакта.
Шнуркова опустила глаза и ногтем принялась скрести лежавшую на коленях сумочку из кожзама.
– От изнасилования я забеременела. Надо было объяснить мужу. Ну, я и рассказала ему правду.
– Идти в милицию его инициатива?
– Общая!
– Наталья Алексеевна, мы с вами взрослые люди. Сфера, как я уже говорил, очень деликатная, но по своей должности я вправе препарировать ее…
– Это как?! – женщина насторожилась.
– Я могу разбирать ситуацию, выяснять подробности, – Кораблёв мысленно одернул себя: «не умничай». – Вот вы говорите: преступник сковал вам за спиной руки, а ноги крепко связал веревкой. То есть одна нога была вплотную прижата к другой. Я правильно вас понял?
– Ну.
– Разве можно в такой позе, стоя столбиком, вступить в половое сношение? Чисто физилогически?
– У него получилось.
– И под лестницей в панельном доме можно встать в полный рост?
– Да.
– Имейте в виду, следователь проверит ваши слова с выходом на место.
– Пусть.
– Где во время изнасилования находился ваш сын?
Очередная пауза выдалась длиннее и томительнее предыдущих.
– Так Артёмка на улице остался. Где ему ещё быть? Я не сказала? Вы просто про него не спрашивали… Я когда выбежала, его увидела, сразу на руки взяла и успокоила. Да-а…
– А пакет с продуктами? Он как-то выпал из вашего рассказа.
– Почему выпал? Я в руке его держала.
– Кхм… И во время изнасилования тоже?
– Ну, да. Там же десяток яиц был. Они бы разбились, если бы я сумку отпустила. Чего тут непонятного?
– Честно говоря, фантастика какая-то. Вам не кажется? – Кораблёв приглашал женщину порассуждать сообща. – Светлое время суток, лето, хорошая погода, пятница, завтра выходной, самое то трудящимся погулять во дворе, с работы они вернулись, район у вас густонаселённый, вы кричите на улице, кричите в подъезде, и никто не выходит на крик, ни один человек почему-то не реагирует. Вы хорошо всё помните?
– Хорошо.
– Вы трезвая были?
– Что я, по-вашему, алкоголичка?
– Я такого не говорил. Наталья Алексеевна, по закону заявитель предупреждается об уголовной ответственности за заведомо ложный донос. Статья триста шесть УК РФ, в вашем случае вторая часть, так как вы заявляете о тяжком преступлении. Наказание – до трёх лет лишения свободы. Подумайте как следует о последствиях, прежде чем распишетесь в заявлении. Предупреждать по триста шестой вас будет следователь в соседнем кабинете. Мы сейчас просто беседуем. Я работаю давно, знаю, что жизненные ситуации бывают самые разные. Разобраться лучше на ранней стадии нашего… э-э-э… сотрудничества.
– Вы меня запутали, – непроницаемая маска придала смазливому личику Шнурковой туповатое выражение.
– Вы меня тоже. И мне кажется, вы скрываете важное! – настал черёд переходить в наступление. – Рассказывайте! Слушаю!
Молчание, страдальческий вздох.
– О-ох… Я знаю этого мужчину.
– Вот мы уже на шаг ближе к истине. И у вас с ним были отношения? Правильно?
– Какие ещё отношения?! Он меня изнасиловал.
– Но вы говорите, что знаете его.
– Ну, как знаю? В лицо. Он бижутерией торгует на Первомайском рынке. Звать его Илья.
– «Кавказца» Ильей зовут? – сомнение имело целью продолжить разматывать клубок за подцепленный кончик.
– Это по-нашему – Илья. По-ихнему фиг с два выговоришь.
Потеребив заявительницу ещё пару-тройку минут, Кораблёв понял, что упёрся в глухую стену. Большего прогресса в этот заход не достичь.
– Подождите в коридоре.
– Долго ждать?
– Сколько потребуется.
– У меня вообще-то дети с соседкой сидят, а ей на вечер на смену. Покурить хоть можно сходить? – раздражение плескалось через края, словно гражданку сюда на аркане притащили.
– Далеко не уходите.
В кабинет вызваны Рязанцев и Ливанов, в данный момент из следователей он, кажется, был самым свободным.
– Чем занят?
– По Кирьянову отказной пишу. Родион Георгиевич велел сегодня сдать, – стаж два года достаточен для того, чтобы освоить технику отмазок.
Родион Георгиевич – мысленный вопросительный знак в следующую секунду распрямился в восклицательный. Щеколдин! Правильно, он же у нас тезка Раскольникова. Такой же скользкий.
– Успеешь, откажешь. Слушай внимательно.
Задачи следователю были нарезаны такие – терпеливо выслушать версию Шнурковой, потыкать её носом в противоречия и попытаться убедить рассказать правду. При этом во избежание жалоб вести себя корректно. Если вразумить не получится, отобрать заявление на имя руководителя СО.
– Откроешь кодекс, зачитаешь триста шестую. Вслух! Потом умную книжку вручишь ей, пусть сама прочтёт. Объяснение отбери максимально подробное, не торопыжничай, как ты любишь. Разбери её басни на молекулы. Такого бреда я ещё не слышал. Тётеньку насилуют, а она пакет с харчами на весу держит, диетические яички бережёт.
Ливанов хихикнул, Рязанцев оценил юмор сдержанным кивком.
– Андрей Владимирович, вы поезжайте на рынок. Попробуйте установить Илью. Если он не миф, то расклад изменится.
– Разрешите заявительницу взять. Пусть она его покажет, – Рязанцев мыслил прагматически.
– Ты ее увезёшь, а кого я опрашивать буду?! – озаботился Ливанов.
– Сказочницу надо свозить на рынок, – Кораблёв поддержал оперативника. – А ты, Владислав, пока мужа опроси. Андрей Владимирович, только не давайте Шнурковой контактировать с этим Ильей.
– Вас понял.
Соображения, что торговец бижутерией, возможно, ему знаком, Рязанцев озвучивать не стал.
16
24–25 сентября 2007 года Понедельник-вторник
Перед входом в монументальное здание крытого рынка, за который на рубеже веков разразилась настоящая гангстерская война, в три шеренги выстроились ларьки. По периметру они обнесены высоким кирпичным забором. Однотипные «кибитки», сваренные из листового металла, на ночь задраивались ставнями и запирались на увесистые амбарные замки. В результате торговая точка превращалась в надёжный склад. Очень удобно, не надо ежедневно возить товар туда-обратно.
Улочки меж рядами тесные, поперёк их с крыши на крышу перекинуты навесы из полиэтилена, оберегающие товар от дождя. Распахнутые ставни использовались, как витрины, на них гроздьями развешены шмотки, ярусами расставлена обувка. Китайский ассортимент рассчитан на отечественного покупателя со скромным достатком.
Нерусский Илья обитал на своем прежнем месте – в соседях с ларьками «1000 мелочей» и «Видео-аудио». Соседство беспокойное, музыкальное, зато обе точки бойкие, народная тропа к ним не зарастает. Попутно кое-кто из розничных покупателей уделяет внимание и «сокровищам» Ильи.
Рязанцев загородил спутницу широкой спиной.
– Вон он, в шапочке, – пискнула Шнуркова, её колбасило.
– Вижу. Не бойся, ничего он тебе не сделает. Иди в машину, поедешь обратно.
С водителем у Андрея уговор – отвезти женщину на Советскую и вернуться обратно. Палыч для порядка, конечно, побурчал: «Бензина на донышке, помпа течёт» – но из уважения к новоиспеченному товарищу майору взял под козырёк. Знал – без нужды гонять служебный транспорт тот не будет.
Убедившись, что Шнуркова села в преклонных лет белую «ниву», Рязанцев по шаткой досочке форсировал глубоководную лужу, преграждавшую путь к ларькам.
Воздух пропитан сыростью, порывами налетал ветер. Зябко. Погода не благоволила променаду, оттого и малолюдно.
Раньше, помнится, понедельник на рынке был выходным. Сейчас частник трудится семь дней в неделю, мировой финансовый кризис не даёт расслабляться.
Красавец восточных кровей Илья очаровывал потенциальную покупательницу – возрастную грузную рыжуху.
На его прилавке по мудрёной системе разложена бюджетная ювелирка – кольца, перстеньки с цветными камушками, серьги, цепочки, браслеты, кулончики, в том числе в виде знаков зодиака. От изобилия «цыганского золота» глаза разбегались.
Рандоль, сплав меди с бериллием, с виду истый драгметалл. Не зря из неё стоматологи зубные коронки мастерят.
Илья молод, высок и статен, как кипарис, у него графически тонкие черты лица. Переносица высокая, а миндалевидные глаза посажены глубоко, оттого взгляд наполнен проникновенной выразительностью. Чёрная, серебром расшитая тюбетейка закинута на самый затылок. На густой смоляной шевелюре она держится чудом.
– Классическая модель, плетение Бисмарк. Всегда актуальное, – по-русски Илья говорил не только без малейшего акцента, но и с филологической безупречностью. – Не темнеет от пота. Прекрасно чистится. Протирать надлежит тряпочкой со спиртом.
Толстуха сопела, кивала, охотно соглашалась. На блестящую цацку «сорока» запала радикально.
– Смотрите, мадам, как прочно спаяна застёжка.
Рязанцев тормознул у «Видео-аудио», где взял с прилавка первый попавшийся диск. Помешаешь бизнесу, настроишь человека против себя. Пока рыжекудрая расплачивалась за цепочку, убойщик делал вид, будто изучает содержание нового альбома Стаса Михайлова, сиропное творчество которого терпеть не мог.
Илья узнал его сразу.
– Здравствуйте, – склонил голову в почтительном полупоклоне.
Руки не протянул, памятуя о своей второсортности, о том, что для большинства местных он – «чурка», «хач», «урюк».
Держался, тем не менее, уверенно, как и полагается мигранту, у которого с видом на жительство полный ажур.
В прошлом году Илью привлекали в качестве переводчика по делу об убийстве. Его земляк Муминов, конченный отморозок, на почве корысти задушил русскую девушку. Илья помогал органам безвозмездно в расчёте на содействие в трудоустройстве по специальности. Следствие вёл Кирилл Февралёв. Важняк был в восторге от грамотного, дисциплинированного и безотказного переводчика. Многостраничную обвиниловку тот перевел на таджикский в рекордный срок. А почерк у него какой – буковка к буковке!
– Привет, Илья, ты опять занадобился.
– Снова мои земляки что-то натворили? Ай-ай, – торговец сокрушённо всплеснул руками.
Жест был из тех, что невозможно скопировать.
– Есть маленько.
– Рад помочь. Когда прийти? И куда?
– Илья, надо сейчас съездить.
– Сейчас? – продавец напрягся, зная, что спешка представителей власти для граждан чревата проблемами. – Но у меня торговля.
– Илья, надо! – интонация сыщика отказа не допускала. – Собирай золото-бриллианты, да скатаемся по-бырому.
– Я маме позвоню, попрошу меня подменить. Разрешите? Мама быстро придёт. Мы живём в соседнем доме. Вот в этом.
– Давай, только пошустрее.
Рязанцев остался возле киоска. Страховка не бывает лишней, даже когда имеешь дело с людьми, на вид абсолютно плюшевыми.
Трансфер в УВД прошёл гладко. Не считать же происшествием то, что «ласточка» Палыча заглохла на светофоре, в связи с чем удостоилась гневного бибиканья транспорта, двигавшегося позади неё.
– Со мной, – походя бросил Рязанцев милиционеру на КПП.
Посетителей полагается записывать в журнал, однако всякое правило предполагает исключения.
Андрей опережал спутника на полшага. В такой конфигурации клиент не парится, будто его конвоируют. Вместе с тем он остается в поле зрения, и любой его фокус можно пресечь вмиг.
В путаном переходе из нового корпуса в старый имелся аппендикс с парой кабинетов. После выселения оттуда ГИАЗа[76 - ГИАЗ – группа по исполнению административного законодательства.] он стал вотчиной оперов-линейников.
Тогда же стену украсила объява: «Курить разрешается только дебилам и лицам, к ним приравненным!»
Илья белозубо улыбнулся:
– Приколисты!
Знание жаргонного словечка добавило жирный плюс его пятёрке по русскому.
Вот и апартаменты ОРЧ-1. Из-за неплотно закрытой наружной двери доносились голоса. Главную партию исполнял Олег Белобрагин. Парень, похоже, решил проявить чудеса трудового героизма. Примчался из губернии, наскоро перекусил и засучил рукава по самые локти.
Не заболел ли? Аномальное поведение напарника вызвало озабоченность.
Войдя в тамбур, Рязанцев заглянул в кабинет, который они делили с Олежкой. Там по центру раскачивался на стуле глумной после многодневной пьянки волосатик. Морда знакомая, ранее судимая, фамилия морды – куцая, с окончанием на «ин», вертелась на языке. Азин? Мазин?
– Значить, где я был днём двадцать второго сентября? – судя по ошарашенному виду, Азин-Мазин трудно понимал суть происходящего. – Где я был? Ну, ты загадал загадку, брат! Двадцать второе – это какое у нас число?
Результатом вчерашнего рейда стал под завязку набитый спецприёмник. Убойщикам поручено отработать «черёмушкинских» маргиналов на причастность к субботней мокрухе. То есть вонизм в служебном помещении на ближайшие дни гарантирован.
Для беседы с Ильей требовалась более доверительная обстановка.
– Сюда проходи, – Андрей открыл дверь в угловой кабинет, временно сиротствовавший.
Хозяин его находился в госпитале.
Олежка сказал: у Борисыча нынче операция, вспомнил Рязанцев. Надо вечером узнать, как прошло и не надо ли ему лекарств каких или ещё там чего.
– Располагайся. Документ, удостоверяющий личность, при себе?
Очередное требование – новый повод для беспокойства. И весьма серьёзный.
– Конечно, – Илья пальцами огладил нагрудный карман куртки, надёжно застегнутый на молнию.
– Разреши взглянуть, – выбранный оперативником приятельский тон купировал отрицательные эмоции.
Хозяин положения не требовал и не приказывал. Вежливо просил. А просьбу почему не выполнить?
К важному документу отношение у Ильи самое почтительное. Вид на жительство обложен в солидные кожаные корочки с двуглавым гербом и броской надписью «ПАСПОРТ». Шитая белыми нитками хитрость в силу своей наивности извинительна.
«Аусвайс» действителен аж до десятого года. Штампик об адресе регистрации на месте.
Имя-отчество мигранта запоминанию и правильной декламации не поддавались. Илхомджон Зиевуддинович. Фамилия ему досталась попроще – Абдуллоев.
Не спеша перелистывая страницы, Рязанцев украдкой поглядывал на мужчину.
Тот был заметно напряжен. Потуги скрыть волнение давали мизерный результат. В здании Илья расстегнул куртку, под ней оказалась тонкая синяя водолазка, рельефно обтянувшая крепкую грудь. В спортивной фигуре угадывались ловкость и сила. Если что, соперником на ковре продавец бижутерии окажется проблемным.
Блин, может, он и есть наш маньяк? А что? Непьюшка. Физически подготовлен. Чучмек? Так он тюбетейку снимет, и не скажешь, что нерусский. Говорит без акцента. И со стояком у него, к гадалке не ходи, порядок. Бээсник, опять же, пусть и таджикский. Формы и методы оперработы – они везде одинаковые.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71265832?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes
Примечания

1
Эту криминальную историю можно прочесть в романе М. Макарова «Эффект присутствия».

2
Пиковый – уголовный авторитет кавказской национальности (жарг.)

3
Цветной – сотрудник МВД (жарг.)

4
УДО – условно-досрочное освобождение.

5
ВТК – воспитательно-трудовая колония.

6
Выкидуха, кнопарь – выкидной нож (жарг.)

7
Стремящийся – кандидат в блатные, демонстрирующий приверженность уголовным понятиям (жарг.)

8
Гоп-стоп – грабёж (жарг.)

9
Метла – язык (жарг.)

10
Камээс – кандидат в мастера спорта.

11
Лудоман – человек, страдающий болезненной страстью к азартной игре.

12
Шабер – заточка, сделанная из напильника (жарг.)

13
Марафет – кокаин (жарг.)

14
Фармазон – мошенник (жарг.)

15
«Мохнатый вор» – человек, осужденный за изнасилование (жарг.)

16
Труба % дюйма, 26,8 мм.

17
«Столыпин», вагонзак – специальный вагон для перевозки арестантов.

18
Шконка, шконарь – койка, нары (жарг.)

19
Развести рамсы – решить спорную ситуацию (жарг.)

20
«Перо» – нож (жарг.)

21
Ищите женщину (франц.)

22
ОРМ – оперативно-розыскные мероприятия.

23
НП – наблюдательный пункт.

24
СПШ – сигнальный пистолет Шпагина.

25
ИПП – индивидуальный противохимический пакет.

26

БН-2 «Реликвия» – прибор ночного видения, разработанный в 1984 году.

27
Отмечается ежегодно 3 июля.

28
Присный – свой, близкий (устар.)

29
Пшенарь – пограничник весеннего призыва (сленг).

30
Оферент – лицо, сделавшее предложение о заключении сделки.

31
Потеряшка – пропавший без вести (сленг).

32
R2-D2 – робот, персонаж фильма Джорджа Лукаса «Звездные войны».

33
Госкомдурь – Государственный комитет по противодействию незаконному обороту наркотических средств (жарг.)

34
Линейник – сотрудник уголовного розыска, специализирующийся на раскрытии определённой категории преступлений, как правило, наиболее квалифицированных (сленг).

35
ПМГ – патрульно-маневренная группа.

36
Мутка – провокация (жарг.)

37
«Шестой отдел» – одно из названий подразделения по борьбе с организованной преступностью.

38
Актировка – процесс медицинского освидетельствования тяжелобольных осужденных, предусматривающий досрочное освобождение из мест лишения свободы (жарг.)

39
Фискарс – в контексте – манипулятор для загрузки древесины.

40
Статья 218 УК РСФСР предусматривала уголовную ответственность за незаконный оборот огнестрельного оружия.

41
Пен-ган, pen gun – стреляющая ручка (англ.)

42
Маромойка – девушка (жарг.)

43
Тангеита – кнопка или клавиша переключения с приёма на передачу на переговорном устройстве.

44
Кирьянов преувеличивает. Объективная версия случившегося изложена в романе М. Макарова «Реверс».

45
Строчки из песни к советскому мультипликационному журналу.

46
Куплет из марша Корниловского ударного полка.

47
ККМ – контроль-кассовая машина.

48
Форт Боярд – каменный форт, расположенный у атлантического побережья Франции.

49
Реплика Сидора Лютого из кинофильма «Неуловимые мстители».

50
Реплика Шуры Балаганова из кинофильма «Золотой теленок».

51
Лытать – избегать, уклоняться от чего-либо (устар.)

52
Тет-де-пон – плацдарм (нем.)

53
Человек разумный (лат.)

54
Поскрёбыш – последний ребенок в семье (просторен.)

55
Джеб – в боксе удар прямой левой рукой.

56
Ойкумена – обитаемая земля (др. – греч.). Маштаков отсылает к событиям, описанным в романе М. Макарова «Зона комфорта».

57
Об уголовном преследовании Рязанцева рассказывается в романах М.Макарова «В понедельник дела не делаются» и «Эффект присутствия».

58
Марьяна – женщина лёгкого поведения (жарг.)

59
Одна из сюжетных линий романа М. Макарова «Реверс».

60
«ССС» – скрытые сексуальные сигналы.

61
ПТУ – профессионально-техническое училище.

62
Колин Маккалоу – она, знаменитая австралийская писательница.

63
ИОИ – источник оперативной информации.

64
Цитата из «Божественной комедии» Данте Алигьери, заключительная фраза текста над вратами ада.

65
Шизняк – штрафной изолятор в колонии, ШИЗО (жарг.)

66
История проходит через романы М. Макарова «Эффект присутствия» и «Реверс».

67
«В корках» – официально оформленный агент оперативной службы (проф. сленг).

68
ОБЭП – отдел борьбы с экономическими преступлениями, его сотрудников Витёк по старинке именует «бэхээсами». ОБХСС – отдел борьбы с хищениями социалистической собственности.

69
ДОУ – дело оперативного учета.

70
«Блатная музыка» – уголовный жаргон.

71
Нагрузочная фаза – основная часть тренировки.

72
«Штукарь», «штука» – тысяча (жарг.)

73
Цитата из кинофильма «Неуловимые мстители».

74
Средней тяжести вред здоровью не опасен для жизни человека, но вызывает длительное расстройство здоровья (сроком более 21 дня). За его причинение предусмотрена ответственность по статье 112 УК РФ.

75
Говеть – у православных значит воздерживаться, очищаться и ограничиваться в пище.

76
ГИАЗ – группа по исполнению административного законодательства.