Главная страница | Популярно об истории | Варяги против христианского мира. Настоящая история скандинавских викингов

Варяги против христианского мира. Настоящая история скандинавских викингов
Дмитрий Николаевич Верхотуров
На основе обширных источников, археологических материалов и скрупулезного экономического, военного и политического анализа, Д. Верхотуров создает совершенно нетривиальную картину истории варягов. Автор уверен: это была история грандиозной схватки за существование и господство между язычниками и христианами. Славяне и весь православный люд растили хлеб, заготавливали пушнину, развивались и созидали, а в это время скандинавские викинги снаряжали огромные флоты и армии, чтобы сокрушить христиан, взять и разграбить Рим и Константинополь.
В этой схватке язычники потерпели поражение. Славяне же стали участниками дела истинно исторического масштаба – создания огромного христианского государства Древней Руси, которое стало главным оплотом православия.
Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Дмитрий Николаевич Верхотуров
Варяги против христианского мира. Настоящая история скандинавских викингов
«Я ищу темы с привкусом открытия. Историей варягов я занимаюсь уже почти четверть века, и мне стало очень интересно, как все было на самом деле»
    Дмитрий ВЕРХОТУРОВ

Предисловие
Про викингов написана гора литературы на самых разных языках. Только она не приближает к пониманию самого исторического феномена викингов – сообщества морских воинов, предпринимавших завоевательные походы, которые и сейчас вызывают удивление. В этих книгах в тысячный раз пересказываются практически одни и те же факты, иногда пополняемые недавними археологическими находками, но ответов на основные вопросы в них нет.
Эта книга представляет собой решительный разрыв с подобной историографической «традицией» и представляет собой попытку воссоздать настоящую историю скандинавских викигов. Почему я говорю о настоящей истории? Потому что моя реконструкция этой истории основана главным образом на объективных, археологических источниках и на особой методике их расшифровке.
Моя книга представляет собой своего рода вызов большому сообществу историков и археологов, как в нашей стране, так и за рубежом, которые занимались историей викингов.
Какова задача историка? В общем смысле, историк должен добыть значимую информацию о возникновении и развитии того общества, в котором живет. В зависимости от масштаба исследования, это может быть человечество в целом, цивилизация, национальное государство, нация, народ, местная община. Добытая историком информация имеет значение постольку, поскольку она позволяет понять, прогнозировать и направлять дальнейшее развитие этого общества. Хотя история увлеченно копается в прошлом, тем не менее, ее выводы служат будущему. Для многих исследований требуются особые познания и приемы, историки могут и должны углубляться в детали, но при этом не терять из виду общий результат всего исследования. Все детали и нюансы должны сложиться, в конечном счете, в итоговый вывод, имеющий общественную значимость.
Так вот, нынешняя историческая наука, как в России, так и за рубежом, давно утратила понимание, зачем вообще нужны историки народу. Общественно значимого результата в их работах почти нет, и потому историки и археологи мало кому интересны, и в силу этого они замкнулись сами в себе.
Разрыв с общественной функцией истории и замыкание в своем узком кругу вполне закономерно порождает умственный застой. По-моему, многие его ощущали, но мало кто брался его осмыслить и описать. Я же попробую. Умственный застой возникает оттого, что личное любопытство удовлетворено, а причины для новых интеллектуальных шагов отсутствуют. Прилежный историк лет за 20–25 вполне в состоянии прочитать всю или почти всю литературу по своему профессиональному вопросу. Вот историк дошел до этого уровня, защитил диссертацию, занял какой-нибудь пост в университете или в научном институте. Любопытства уже нет, его самого считают экспертом в своей области, на него смотрят снизу вверх студенты и аспиранты. Если самого историка не распирает от желания найти что-нибудь новое и неизвестное, и нет принуждающего запроса от общества решить ту или иную задачу с исторической составляющей, то вот и возникают все условия для умственного застоя.
Умственный застой может выражаться в разных формах. Однако, по моим наблюдениям, наиболее распространенная форма его состоит в некритическом следовании концепциям, теориям и представлениям, перенятым таким историком от своих преподавателей или почерпнутым в литературе. Эти теории и концепции принимаются на веру, без попыток осмысления, проверки и критики. Большая беда современной науки, исторической в частности, состоит в том, что она фактически отвергла критику, то есть проверку правильности умозаключений, и своих собственных, и взятых из каких-либо публикаций. Без критики наука утрачивает способность отличить правильное умозаключение от неправильного и потому перестает быть наукой, обращаясь в самый замшелый догматизм.
Наконец, в историческом исследовании важное место занимает постановка вопросов. Это самые разнообразные вопросы, касающиеся исторических событий. Как это произошло? Почему это произошло? Почему это произошло именно таким образом, а не другим? Любое историческое событие имеет свои веские причины. Постановка таких вопросов заставляет доискиваться подоплеки событий, в том числе скрытой, то есть не отраженной в известных письменных источниках. Но современная историческая наука таких вопросов практически не ставит. Не ставит, и не решает, не вырабатывая проникновению в сплетение причинно-следственных связей. Раз нет новых методов, то и наука неизбежно деградирует до уровня «прочитал – переписал – пересказал».
Зачем мне эти заявления? Затем, что они мне в значительной степени освобождают руки и дают свободу в исследовании. В нынешней исторической науке не принято и очень не приветствуется высказывание собственных мыслей, если только какие-нибудь коллеги, предельно осторожно и иносказательно, их не высказали ранее. Можно было бы, конечно, найти в необозримой историографии необходимые цитаты и ссылки, однако это я считаю ненужной и бесполезной тратой сил и времени. Я вовсе не считаю, что должен получать на свой труд чье-то предварительное одобрение и согласие.
Но перейдем ближе к делу. Первоначально я собирался написать своего рода продолжение к своему историографическому исследованию спора о варягах: «Три века спора о варягах». Это была единая рукопись, которая по желанию издательства «Вече» была разбита на два тома[1 - Верхотуров Д.Н. Три века спора о варягах. Летопись и варяги. М., «Вече», 2020; Верхотуров Д.Н. Свидетельства мертвых варягов. История трех веков спора о варягах. М., «Вече», 2021]. Меня очень заинтересовал вопрос, как все было на самом деле. Исследование историографии я понимал как первую часть работы, которая без второй части – воссоздания настоящей истории варягов – была бы явно неполной. Историография спора о варягах касалась главным образом деятельности скандинавов на территории будущей Руси, и я намеревался ограничиться лишь этой темой. Однако, довольно быстро стало ясно, что деятельность скандинавов на территории будущей Руси и на пространствах Балтийского региона и Восточной Европы, была теснейшим образом связана с бурной военной активностью викингов в Западной Европе. Поэтому, чтобы разобраться в том, что делали скандинавы на восточных землях, как и почему, пришлось постоянно иметь в виду военные походы викингов на западных землях. Пришлось также эти походы изучать самому, поскольку обзор имеющейся литературы показал, что она весьма недоброкачественная и на многие вопросы никаких ответов не дает.
Вот эта ветка исследования, которая мыслилась как справочно-вспомогательная, превратилась во вполне самостоятельную ветвь исследований, результаты которых изложены в этой книге. Хотя тема мыслилась как вспомогательно-справочная, она получила самостоятельную ценность. Полученные выводы оказались неожиданными.
Мне пришлось полностью отвергнуть целый ряд укоренившихся в исторической литературе, преподносимых как нечто, не требующее доказательств, предвзятых представлений о скандинавских викингах и их деятельности.
Тезис первый: викинги – это лишь грабители. Мнение, широко распространенное в западной историографии и отчасти проникающее в русскую историографию[2 - В русской историографии викингов или варягов все же больше считают некоей организующей силой, создавшей русское государство или его основы. Эту точку зрения разделяют норманнисты. Антинорманнисты с ней совершенно не согласны, но и они считают, что скандинавские викинги, в виде наемников или торговцев, все же приняли некоторое участие в сложении русской государственности. Представление викингов как чистых грабителей для русской историографии в целом нехарактерно.]. Это предвзятое представление, основанное на некритичном восприятии средневековых хроник, оставляет вне поля зрения историков многие стороны жизни и деятельности викингов, без которых успешный набег и грабеж были бы невозможны. Организованный грабеж, особенно в известных нам по хроникам масштабах, вообще дело трудное и требующее хорошей подготовки: построить флот, набрать и обучить экипажи, снабдить оружием, снаряжением и припасами, провести разведку мест нападения и сил противника… Длинный список успешных нападений говорит о том, что викинги вовсе не пренебрегали этой подготовкой и явно не отправлялись в поход наобум, в расчете на везение. Полагать, что викинги просто плыли куда глаза глядят и грабили, что им попадется по дороге, на мой взгляд, означает расставание со здравым смыслом и всем содержанием военной истории.
Из того, что для крупных походов требовалась серьезная подготовка, следует с непреложностью то обстоятельство, что викингам требовалась экономическая, или, лучше сказать, тыловая база. Викинги осуществляли в значительных масштабах некую экономическую деятельность, необходимую для снаряжения флота и войска, то есть не только грабили и разрушали, но и организовывали. Такая деятельность безусловно оставила свои следы, пусть и не в письменных источниках, но в археологических материалах. Однако, историки, полагающие, что викинги были лишь грабителями, этой деятельности не видят и следов ее не ищут. Этот подход, на мой взгляд, стоит на грани фальсификации истории.
Тезис второй: викинги добывали ресурсы силой. Этот тезис скорее подразумевается, чем прямо формулируется. Между тем, археологические материалы вполне убедительно показывают, что сообщество викингов было очень ресурсоемким: флоты в десятки и сотни кораблей, качественное и сделанное на заказ оружие, превосходные украшения и вообще богатая материальная культура. Викингов обслуживало много квалифицированных ремесленников. Профессиональным морякам, воинам и квалифицированным ремесленникам требовалось продовольствие, и, стало быть, развитое крестьянское хозяйство, дающее много товарной продукции[3 - Товарная продукция, применительно к крестьянскому хозяйству, означает долю продукции, которая не потребляется внутри самого крестьянского хозяйства и поступает в торговлю, обмен или налоги.]. Взять эту товарную продукцию можно было только обменом и торговлей, но никак не насилием. Походы викингов продолжались в течение целого столетия, с конца VIII и по конец IX века, с возрастанием масштабов и численности войска, из чего вполне очевидно, что снабжение викингов и обслуживавших их ремесленников не подрывало крестьянского хозяйства, то есть была взаимовыгодная торговля.
Поскольку Скандинавия была и оставалась в течение веков регионом, с довольно скудными продовольственными ресурсами, я сделал предположение, что в снабжение викингов были вовлечены другие территории, в частности, населенный славянами южный берег Балтийского моря. Также в снабжение была вовлечена территория будущей Руси. Весь этот обширный регион я назвал условно и некоторой долей иронии областью «Датского тыла». Викинги с обслуживавшим его населением торговали. Именно эта, торговая по характеру экономика, которую викинги создали для своих нужд, была настоящим фундаментом их военных успехов. Сведения об этой экономике, весьма детальные, дает нам археология. Однако, историки, считающие викингов только грабителями, ничего этого не видят и даже не могут объяснить имеющиеся в их распоряжении археологические материалы.
Тезис третий: общество викингов было примитивным. Это предвзятое мнение есть и в западной литературе, и в русской литературе, в которой оно было атрибутом антинорманнистов. Это мнение вытекает из того, что викинги не создавали государств, которые считались более высокой ступенью общественного развития; государства в Скандинавии появились лишь по завершении эпохи викингов и значительно позднее, чем в Европе.
Между тем богатая литература, саги и скальдическая поэзия, особый изобразительный стиль, собственная руническая письменность, бурная экономическая активность, между прочим, доставлявшая арабское серебро из Булгара на Волге до Дании и Норвегии, то есть через всю Северную Европу, способность к дальним морским походам, вплоть до Гренландии – все это говорит о весьма высоком уровне общественного развития викингов, который был заметно выше, чем у окружавших их народов. Да, викинги развивались необычным способом. Но это не означает, что у них не было прочных общественных институтов. Историки привыкли видеть средневековое общество, основанное на сельской общине и феодальном уделе. На мой взгляд, общество викингов было другим по устройству, и его элементарной единицей была не сельская община, а корабельный экипаж. Экипаж этот плавал вместе, жил на берегу вместе и погибал тоже вместе. Знатью его были не феодалы, а капитаны кораблей, командиры отрядов и командующие флотов. Исследователи почему-то совершенно не замечают этого обстоятельства, которое на мой взгляд играет ключевую роль в понимании викингов как исторического феномена.
В силу господства перечисленных выше предвзятых точек зрения складывается парадоксальное положение в историографии. О викингах известно весьма многое, но историки не могут объяснить ни возникновения этого сообщества, ни его развития, ни причин его феноменальных успехов, ни влияния на окружавшие его народы. Имеющаяся историография определенно зашла в тупик и превратилась лишь в многократное повторение давно известных фактов. Это, конечно, меня не может устроить ни в какой степени, какими бы традициями и авторитетами подобный подход не подкреплялся. Поэтому я и предпринял попытку реконструировать настоящую историю викингов, которую и представляю вниманию читателей.
Викинги тесно связаны с историей Древней Руси. Из моей реконструкции следует, что эта связь была намного сильнее, чем представлялось прежде. Однако, наибольший интерес в контексте древнерусской истории представляет собой завершение варяжской эпохи, которое было связано, по моему мнению, с завоеванием территории будущей Руси русскими князьями, изгнанием отсюда скандинавов и созданием христианского государства.
И здесь свой подход я противопоставляю большой историографической традиции, основывавшейся на летописи, которая, описывая варяжскую эпоху, пересказывала легенды, сложившиеся значительно позднее той эпохи, и добавила изрядную долю вымысла.
У летописца имелись свои причины для внесения в летопись явной выдумки, но я не хочу его за это извинять. Как источник сведений о варяжской эпохе, летопись, увы, совсем неисправна. Самый научный, самый академический, оснащенный тысячами ссылок, анализ летописи оказывается, в сущности, анализом вымысла и к настоящей истории варяжской эпохи не ведет. В историографическом обзоре спора о варягах, который я проделал ранее[4 - Верхотуров Д.Н. Три века спора о варягах. Летопись и варяги. М., «Вече», 2020; Верхотуров Д.Н. Свидетельства мертвых варягов. История трех веков спора о варягах. М., «Вече», 2021], было хорошо заметно, как историки беспомощно бьются в клетке летописного вымысла, будучи не в силах из нее вырваться, получая лишь все более многословный пересказ все той же летописи. С чисто научной точки зрения подавляющая часть работ, в которых затрагивались вопросы истории варяжской эпохи, научно несостоятельна и недоброкачественна.
Мой подход совершенно другой и стоит на следующих основаниях. Первое – это настоящие, точнее подлинные следы интересующей нас эпохи, то есть археологические материалы. Эти следы существуют сами по себе, объективно, вне зависимости от мнений исследователей, и потому ведут к настоящей истории, какой она была. Несмотря на трудности анализа, определенный дефицит материалов, опубликованных далеко не полностью, а также гипотетический характер многих выводов, тем не менее, оказалось, что реконструировать настоящую историю по ее материальным следам вполне возможно.
Второе – это всесторонний учет исторического контекста, событий, которые происходили в других странах и оказывали влияние на события, происходившие на территории будущей Руси. Эти события нам известны лучше, и мы можем в исследовании идти от известного к неизвестному. Этот способ весьма эффективен и позволяет легко достраивать логикой неизвестные, но явно имевшие место события, и даже планы и намерения, отразившиеся в действиях и в результатах исторического процесса.
Третье – это возможно более полный учет условий места и времени, а также экономических реалий того времени. В этой книге много внимания уделено экономическому развитию территории будущей Руси и процессу превращения западных и восточных славян из рассеянных общин крестьян, занятых в основном подсечно-огневым земледелием, в общество, способное содержать собственное государство.
Теперь определения. Древнюю Русь я отсчитываю с князя Владимира, который был первым русским князем, правившим непосредственно в Поднепровье и сделавшим завоеванный Киев своей столицей. Завоеванию Киева князем Владимиром есть археологические подтверждения, которые будут рассмотрены в соответствующем месте. То, что существовало здесь до князя Владимира, Русью определенно не было и потому я использую термин – территория будущей Руси.
На территории будущей Руси управляли скандинавы, что также подтверждается археологическими материалами. Я считаю, что обширная лесная территория между Одером и Волгой, заселенная западными и восточными славянами, была для скандинавов тыловой базой для снаряжения больших флотов и многочисленных отрядов, отправлявшихся на войну с христианами в Западной Европе. После того, как война с христианами закончилась для викингов полным провалом, эта территория некоторое время была предоставлена сама себе и в ней стали формироваться некие образования, по своему устройству аналогичные области «Датского права» в Англии. Вот это правление скандинавов на территории будущей Руси, то есть до князя Владимира, я именую варяжской эпохой, чтобы отличать и разграничивать ее от истории Древней Руси. Эта эпоха резко и почти во всем отличается от последующей древнерусской эпохи, и потому заслуживает выделения.
Конечно, я понимаю, что затеял весьма радикальную перестройку древнейшей русской истории. Это уже прямое вторжение в вопрос, всегда имевший большое политическое значение, в вопрос о происхождении русской государственности, самоназвания страны и народа, а также в очень важный для политической идеологии вопрос о том, способны ли славяне в целом и русские в частности к исторической самодеятельности.
Здесь нужно отметить, что сложились два основных подхода к изучению истории, которые отличаются по своей направленности и по своей методологии. Первый подход состоит в чисто научном изучении объективной истории, такой, какая она была. В рамках этого подхода историки идут от начала к концу, прослеживая причинно-следственные связи между событиями и процессами, которые происходили в определенный исторический период. Это история как таковая.
Но есть и другой подход, который я предпочел бы назвать исторической политологией. В рамках этого подхода исследователь идет от свершившегося, от очевидных и бесспорных достижений современности или недавней истории, в древность, когда отдаленные предки нынешнего народа еще не были ни великими, ни могучими. Этот подход ищет причины, приведшие к великим историческим свершениям, акцентирует внимание на переломных моментах истории, которые меняли положение народа, вели к росту его могущества и славы, и выясняет причины этих изменений. При этом он абстрагируется от множества событий и факторов, которые не имели определяющего значения для настоящего момента. Историческая политология исходит из послезнания, то есть оценивает события с точки зрения того, что произошло потом, тогда как изучение объективной истории должно избегать послезнания. В этом и заключается одно из наиболее значительных различий в методологии.
По моему мнению, эти подходы нужно не только разделять, но и всегда четко понимать и указывать, в какой плоскости идут исследования и делаются выводы. В этой книге я в основном следую первому подходу изучения объективной истории, рассматривая экономические процессы и политические события шаг за шагом, предпосылки и обстоятельства, в которых действовали те или иные исторические деятели. С точки зрения объективной истории такое событие, как учреждение Руси князем Владимиром было лишь одной из возможностью, которое могло бы и не реализоваться, если бы князь Владимир погиб в какой-нибудь стычке, не сумев довести свой грандиозный замысел до конца. Но, поскольку это событие все же произошло, можно отложить методику объективной истории в сторону и рассмотреть его с точки зрения исторической политологии, оценив его роль и значение для всей последующей истории. Свои историко-политические выводы я формулирую в самом конце, после изложения всего материала, который был положен в их основание.

Глава 1. Деньги вместо летописи
В течение всех трех веков спора о варягах существовала незыблемая традиция начинать все исследование с летописи и с рассказа о призвании варягов. Многие историки даже начинали свои труды с цитирования этого места. Я этого делать не стану, поскольку цитата эта общеизвестна, еще одно повторение ничего нового не добавит.
Вторая причина отказа от цитирования летописи в начале исследования состоит в том, что я собираюсь полностью порвать с этой традицией, поскольку русская летопись в изложении событий, по крайней мере, до начала XII века есть настолько неисправный источник, что не только не дает нам надежных сведений о варяжской эпохе, но и дезинформирует нас. Потому в исследовании этой эпохи опираться на летопись не следует.
Отдельно подчеркну, что здесь и далее под летописью имеется в виду начало «Повести временных лет», посвященное возникновению Руси, первым русским князьям, по крайней мере до Ярослава Мудрого или примерно до середины XI века. Летопись вообще является обширным сочинением, охватывающим многие века русской истории. В основном ее содержание находится за пределами нашей темы. Поэтому вопрос достоверности летописи в рамках моей работы тоже касается только этого ее начала, а не всей летописи целиком. Это обстоятельство нужно подчеркнуть и выделить во избежание беспочвенных обвинений и ненужных споров.
Хронология ошибочная и искусственная
Летопись, рассказывая о варягах, путается в датах и вообще имеет хронологию явно искусственного происхождения, рожденную «расчетами» летописца.
Первым это доказал Филипп Иоганн Круг, крупный знаток византийских источников, особо занимавшийся исследованиями византийской хронологии применительно к русским летописям[5 - Krug Ph. Kritischer Versuch zur Aufkl?rung der byzantischen Chronologie, mit besonderer R?cksicht auf die fr?here Geschichte Russlands. St.Petersburg, 1810]. Его изыскания показали, что Нестор ошибся, когда обозначил начало русской истории, отсчитываемой им с правления византийского императора Михаила III, под 852 годом. В хронологической таблице, составленной Кругом, начало правления этого императора, датированное 15-м индиктом 6360 года константинопольской эры, приходится на 842 год.
Филипп Круг попытался разобраться[6 - Филипп Круг написал отдельную статью по этому вопросу: “Beweis, dass der Anfang des russischen Staats nicht erst in das Jahr 862 k?nne gesetzt, sondern in das Jahr 852 m?sse vorgedr?ckt werden”] в причинах произошедшей ошибки и пришел к выводу, что эту дату Нестор вычислил, отталкиваясь от сообщения, что через 24 года после начала правления императора Михаила завершился «большой круг» или «большой пасхальный круг» – полный цикл солнечных и лунных лет. Круг показал, что этот «большой круг» занимает 532 года, а 12 полных циклов от начала константинопольской эры дает 6384 год (или 875/876 год христианской эры). Отняв от этой даты 24 года, Нестор получил дату 6360 год константинопольской эры или 852 год христианской эры[7 - Krug Ph. Forschungen in der ?lteren Geschichte Russlands. Erster Theil. St.Petersburg, 1848, S. 131-132]. От этого он отложил даты появления русского имени и призвания варяжских князей. Нестор вынужден был вычислять нужные ему даты, поскольку использованный им Хронографикон патриарха Никифора прерывался 829 годом, когда Никифор умер[8 - Пиотровская Е.К. Византийские хроники IX века и их отражение в памятниках славяно-русской письменности («Летописец вскоре» константинопольского патриарха Никифора). Православный Палестинский сборник. Вып. 97 (34). Санкт-Петербург, 1998, с. 26]. Круг писал потому: «Важнейший результат отсюда таков: все эти выкладки должны быть отодвинуты на 10 лет назад, имя Руси появляется впервые не в 6362=854 году, а с 844 года, Рюрик и его братья призваны были не в 6370=862 году, а в 852 году; в 852 году русское государство имело свое начало»[9 - Krug Ph. Forschungen in der ?lteren Geschichte Russlands. Erster Theil. St.Petersburg, 1848, S. 139].
Этот вывод Филиппа Круга был отвергнут императором Николаем II в резолюции на докладе министра народного просвещения, князя П.А. Ширинского-Шихматова от 19 августа 1852 года, который повелел руководствоваться в точности летоисчислением Нестора. В некотором роде единственный случай, что историческое открытие было запрещено лично императором.
К вопросу о точности и достоверности летописной хронологии после долгого перерыва вернулись уже в наши дни. Были получены убедительные доказательства того, что летописная хронология имеет искусственный характер. В.Г. Лушин и А.П. Толочко показывают, что хронология в летописи имеет симметрический характер: 852/6360 – 879–912/6420 – 945–972/6480. Первая круглая древнерусская дата это «прозвание Руси» или начальная дата летописи, вторая – договор Олега, третья – смерть Святослава[10 - Толочко А.П. Очерки изначальной руси. Киев – Санкт-Петербург, «Лаурус», 2015, с. 49–50]. А.П. Толочко полагает, что эта хронология была создана на основе трех известных летописцу договоров князей Олега, Игоря и Святослава с Византией, а предшествующую хронологию летописец создал путем симметричной ретроспективной «хронологической разметки»[11 - Толочко А.П. Очерки изначальной руси. Киев – Санкт-Петербург, «Лаурус», 2015, с. 56]. От 912/6420 года летописец отложил вперед два промежутка по 33 и 27 лет, и такие же два промежутка отложил от этой же даты назад. Внутри этих промежутков летописец расставлял другие события, известные из византийских источников, причем даты летописи и византийских хроник не совпали.
Подобную же симметрию А.П. Толочко нашел и в летописных сообщениях за начало XI века, когда летописец описывал исторические события, уже близкие к нему. Оказалось, что даты рождений и смертей десяти представителей княжеского рода оказались симметрично расставлеными вокруг даты закладки Софийского собора в Новгороде (6553/1045 год). Через девять лет после этого события умер князь Ярослав Мудрый, что было известно точно. После него с интервалами через три года умерли еще четыре князя. За девять лет до закладки собора летопись сообщает о смерти Мстислава Владимировича, а перед этим событием с интервалом в те же три года родились три князя и умер один князь[12 - Толочко А.П. Очерки изначальной руси. Киев – Санкт-Петербург, «Лаурус», 2015, с. 64]. А.П. Толочко считает, что летописец знал, в каком порядке все эти князья родились и умерли, но уже не имел точных дат, кроме даты смерти Ярослава Мудрого, и потому создал искусственную хронологию.
Аргументы А.П. Толочко я считаю убедительными, тем более, что в своей работе он проиллюстрировал свои тезисы схемами, которые здесь не приводятся. Он также приводил ряд дополнительных аргументов в пользу искусственности хронологии этой части летописи. Из этого следует, что летописец, наряду с искусственной хронологией, внес в свое творение также и домыслы в биографии князей. Это обстоятельство сильнейшим образом подрывает доверие к летописи, как историческому источнику. Если Нестор придумал обстоятельства смерти князей, то возникает вполне закономерный вопрос: что он еще придумал?
Ситуация выглядит скверно. Историческая точность и достоверность начала «Повести временных лет», в которой излагаются всем известные события начала Руси, таким образом, ставится под сомнение. Мы не можем поручиться, что летописец не выдумал, скажем, призвание варягов, обстоятельства гибели Олега и Игоря, не говоря уже о датах их смерти, месть Ольги и тому подобные моменты изначальной русской истории. Именно поэтому летопись следует отложить в сторону.
По этой причине, значительная часть литературы по истории первых русских князей, в которой для анализа активно и чрезмерно активно использовалась летопись с полным доверием к ее свидетельствам, в сущности, лишена научной ценности. Там, где домыслы принимаются без проверки, ничего кроме домыслов не получится.
Разумеется, вопрос о достоверности русской летописи уже ставился. Более того, он был решен еще в первой половине XIX века, в ходе короткого спора между М.Т. Каченовским и М.П. Погодиным.
Каченовский выдвинул тезис, что все раннее русское летописание определенно недостоверно, и «баснословный период» русской истории простирается до начала XIII века, когда появились первые дошедшие до нас оригинальные рукописи летописей. Погодин атаковал его точку зрения, одной логикой доказав, что в летописи содержатся достоверные сведения.
Во-первых, Погодин перечислил иностранных хронистов, описывавших русов: патриарх Фотий, аль-Масуди, ибн-Фадлан, епископ Лиутпранд, император Константин Багрянородный, император Лев Диакон, Дитман Мерзебургский и Кедрин. Они жили в разных странах и не могли сговориться между собой. Краткое извлечение сведений о русской истории из их сочинений в основном совпадало по содержанию с летописью[13 - Погодин М.П. Нестор. Историко-критическое рассуждение о начале русских летописей. М., 1839, с. 8].
Во-вторых, Погодин указывает, что в последующей летописи упоминаются многочисленые князья, которые друг другу родственники, то есть страна принадлежала одному роду и не была завоевана, поскольку завоеватели обычно делят страну между собой. Среди княжеских имен XII века есть имена славянские и есть имена неславянские, но объяснимые из скандинавских языков; то есть род происходит с севера и вышел из скандинавов. Князья православные, что говорит о тесных связях с Византией[14 - Погодин М.П. Нестор. Историко-критическое рассуждение о начале русских летописей. М., 1839, с. 12–13]. Самые немногие предпосылки из летописей XII века и позднее позволяют логически вывести самый элементарный абрис первоначальной русской истории.
Блестящее логическое доказательство, совершенно бесспорное и полностью сокрушившее скептическую школу Каченовского. Повержение скептиков Погодиным – это украшение русской историографии.
Потому мы не можем обойти аргументы Погодина вниманием. Что ему можно возразить? Погодин блестяще доказывает достоверность лишь некоторых исторических событий и деятелей, упомянутых в летописи, но далеко не всего, о чем в летописи сказано. Он доказывает существование князей Олега, Игоря, Святослава, Владимира, княгини Ольги. Причем Ольга и Святослав были описаны людьми, видевшими их лично. Он также доказывает реальность походов 860, 911 и 941 года на Константинополь, нападения 912 года на побережье Каспийского моря, крещения Ольги в Константинополе, вторжения Святослава в Болгарию и его гибели на днепровских порогах, принятия Владимиром христианства, его женитьбы на сестре византийских императоров.
Важнейшими подлинными частями летописи являются тексты договоров византийцев с русами, внесенные в летопись в русском переводе. Вокруг них также была полемика, но, вскоре после выступления Погодина против Каченовского, было доказано, что тексты договоров подлинные, и византийское влияние в них в первую очередь выражается в синтаксисе[15 - Лавровский Н. О византийском элементе в языке договоров русских с греками. Санкт-Петербург, 1853, с. 15] и в структуре документов[16 - В русском переводе без особого труда выделяется структура исходного греческого документа, состоящего из трех основных частей: протокол, текст и эсхатокол. Поскольку была выработана типология формуляров византийских актов, то С.М. Каштанов сопоставил структуру русских договоров с этой типологией формуляров и установил, что договор 911 года близок к типу IIа (акты, заключенные в 992-1291 годах без предварительных переговоров в другой стране), договор 944 года близок к типу Ia (акты, заключенные в 992-1291 годах после переговоров, проводившихся в другой стране)1. К другим признакам подлинности этих фрагментов летописи относились: упоминание соправителей императоров, что не делалось в хрониках, но делалось в актах, упоминание византийских мер – литр, использование византийской системы счисления лет и датировки в договорах 911 и 944 года, а также индикта в договоре 971 года. Также в перевод договора 911 года проникла формула «равно другаго свещания», соответствующее греческому ???? – аутентичный экземпляр, то есть обозначение дубликата официального акта. Таким образом, в летопись действительно были вставлены переводы греческих документов. Этот вывод не может подвергаться сомнению. Вероятно, документы, использованные летописцем, происходили из княжеского архива, поскольку в Киеве были найдены вислые печати от византийских грамот. – Бибиков М.В. Тексты договоров Руси с греками в свете византийской дипломатической практики. // ????????? к 75-летию академика РАН Геннадия Григорьевича Литаврина. Санкт-Петербург, «Алетейя», 2003, с. 52–55].
Факты, подтвержденные иностранными письменными источниками, вспоследствии подкрепленные идентификацией текстов подлинных договоров, дали Погодину основание полагать, что вся летопись правдива и точна. Больше он не ставил ее свидетельства под сомнение. Однако, с этим заключением знаменитого историка нельзя согласиться.
Во-первых, подверждена только часть событий, упомянутых в летописи. Причем эти факты все относятся к Х веку. Более ранние события, в частности, рассказ о призвании варягов[17 - По поводу призвания варягов есть веская причина считать, что этот сюжет был заимствован из англо-саксонской литературы, видимо, с помощью книжников из свиты Гиты Уэссекской – супруги князя Владимира Мономаха, которая пребывала на Руси между 1073 или 1075 и 1096 годами.], такого подтверждения не находят.
Во-вторых, искусственный характер летописной хронологии говорит о том, что значительная часть сообщений летописи или даже большая часть их являются либо вымыслом летописца, либо отражением устных легенд с очень сомнительной достоверностью.
В-третьих, нетрудно заметить, что сама логика Погодина связана с событиями Х века и более позднего времени. Тогда как события IX века, такие как посольство от «хакана Рус» в 839 году и поход на Константинополь в 860 году, в летописи не отражены.
Отсюда и вывод, что летопись не содержит в себе достоверных и подтверждаемых независимыми источниками сообщений о событиях ранее начала Х века. Между тем, археологические материалы говорят о том, что скандинавы появились на территории будущей Руси намного раньше: в Старой Ладоге около середины VIII века, а на верхней Волге и верхнем Днепре – в первой половине IX века. Около 150 лет скандинавского присутствия на территории будущей Руси в летописи не отразились. Русская летопись, таким образом, повествует о конце варяжской эпохи, но не о ее начале.
Мое заключение таково. Летопись не может считаться достоверным источником, если мы касаемся событий варяжской эпохи. Более того, она нас дезинформирует, вплетая бесспорно достоверные факты в длинную цепь сообщений, которые нельзя подтвердить и доказать. Потому начать исследование варяжской эпохи с летописи означает оказаться в плену у мифа, сконструированного летописцем. По моему мнению, летопись следует считать литературным памятником, созданным с большим талантом и оказавшим огромное влияние на русское самосознание и историческую память. Летопись больше относится к русской литературе, чем к действительной истории.
Деньги не врут
Что же остается в качестве источника? В сущности, только археологические материалы, накопленные более чем за сто лет раскопок и исследований.
К нашему необычайному везению, в тот период в широком обращении находились арабские дирхемы, ввозимые из Булгара. Они обращались на почти всей территории будущей Руси, в восточной и южной Прибалтике, а также в Скандинавии. Дирхемов было много, только из изученных и сохраненных кладов и находок происходит порядка 700 тысяч единиц в Скандинавии и порядка 200 тысяч единиц на территории Руси. Дирхемы отложились во множестве пунктов и многие связаны с археологическими комплексами. На этих монетах выбивался год чеканки, так что мы имеем массовый датирующий материал, который лучше было бы назвать «монетной летописью».
Арабские монеты появились на обозначенной территории Северной и Восточной Европы вместе с началом бурной активности викингов. Обращение арабских монет прекратилось вместе с прекращением активности викингов, и они очень быстро выходят из обращения в начале XI века. В кладах этого времени арабские монеты вытесняются европейскими серебрянными монетами.
Таким образом, дирхемы были тесно связаны с активностью скандинавских викингов, выступая в данном случае одновременно маркирующим и датирующим признаком. Скандинавские викинги оставили после себя хорошо различимый серебрянный след.
Однако, сами по себе монеты мало что могут рассказать. «Монетная летопись» начинает говорить лишь во взаимосвязи с другими археологическими находками и местами обнаружения монет.
Но историки очень нечасто пользовались этими возможностями. Они видели в дирхемах почти исключительно датирующий материал. Их можно понять, это очень удобно: нашел дирхем, прочитал легенду и получил календарную дату. В отношении обстоятельств попадания монет в клад, в слой поселения или в комплекс, они, как правило, придерживалис одной из двух версий: либо военная опасность, заставляющая прятать ценности, либо культовая.
Распространенное мнение о культовом характере кладов, например, обосновывается следующим образом. В Южной Скандинавии множество находок: оружие, инструменты, ключи, ценности и монеты, около половины монетных кладов и большая часть железных изделий были обнаружены в реках и озерах, концентрируясь около устьев рек, мостов, на берегах озер или в прибрежных озерных водах. В некоторых случаях условия находок позволяют говорить, что вещи бросали в озеро с берега. Это считается формализованным действием, которое характеризует ритуал[18 - Lund J. Banks, Borders and Bodies of Water in a Viking Age Mentality. // Journal of Wetland Archaeology. Vol. 8. 2008, p. 56]. Между тем, первейшая возможная причина состоит в том, что эти вещи могли быть потеряны на берегу или с лодок, упали в воду в ходе боя, а также могли быть выброшены, к примеру, во избежание захвата их противником. На мой взгляд, в столь часто посещаемых местах, как устья рек, мосты и озера, бытовые либо военные причины утраты вещей смотрятся более убедительными.
Версия о культовом предназначении кладов применительно к варяжской эпохе легко опровергается тем, что кладов очень много – сотни, а количество монет в них исчисляется сотнями тысяч штук. Они распространены очень широко и повсеместно, от крупных портов до мелких отдаленных деревень, встречаются на дорогах и волоках. Клады чрезвычайно разнообразны по размеру и составу, от нескольких дирхемов до нескольких пудов серебра или 30–40 тысяч монет, для перевозки которых потребовался бы большой сундук или бочка. В кладах также есть вещи, а клады конца варяжской эпохи, со второй половины Х века, еще и смешанные, в них вместе с дирхемами есть монеты других типов.
Если клады были бы культовыми, то они имели бы сходство по составу, по количеству монет и по месту находки. Клады культового назначения были бы очень похожими друг на друга. Культовые клады не оставляли бы где попало[19 - Клады иной раз находят в совершенно неожиданных местах. К таким находкам можно отнести клад у Ванамыйза, в 11 км от Вильянди, в юго-западной Эстонии. 22 сентября 2018 года группа археологов Тартусского университета искала место битвы у Вильянди, которая произошла 21 сентября 1217 года. Поля битвы они не нашли, зато нашли на берегу реки Леммийыги клад варяжского времени. При обследовании поля металлоискателями был обнаружен клад из 157 монет, в том числе 28 дирхемов, датированный временем около 1020 года. Место находки было исследовано очень тщательно. Монеты были обнаружены на распаханном поле, на площади около 25х 25 метров. Под почвой лежал слой глины, и четыре монеты были найдены прямо на нем, на глубине 60 см от поверхности. Клад был закопан именно в этом месте, а потом уже растащен плугами при распашке. Место находки первоначально было заливным лугом. В 260 метрах к югу было средневековое кладбище, а в 1,7 км к юго-востоку было поселение варяжского времени Раттама. Клад был закопан на краю поля без видимых ориентиров, вероятно, в мешочке или матерчатом свертке, который истлел. Думается, что в древности в этом месте был какой-то ориентир, к примеру, большое дерево, не дошедшее до наших дней. Никаких признаков культа или культового сооружения не было ни в месте находки, ни в окрестностях, так что наиболее вероятная причина сокрытия клада – военная опасность. Забрать клад в таком месте мог только хозяин, знавший ориентир, направление и расстояние от него, но он клад не забрал. – Konsa M., Leimus I., Kangert N., M?esalu A. Searching for the battle?eld – ?nding a silver hoard in Vanam?isa village, Viljandi County. Archaeologoical Fieldwork in Estonia 2018, 2019, pp. 79-81], но либо в определенных местах, либо в объектах культового назначения. В нашем случае нет ни того, ни другого, да и вообще очень трудно назвать хотя бы один скандинавский клад определенно культового характера.
Потому версия о культовом предназначении монетных кладов отставляется по причине ее недоказанности и явной надуманности. С первой версией, что часть кладов была оставлена ввиду военной опасности, стоит согласиться, хотя нужно сразу сказать, что местонахождение находки иногда может указать на характер военной опасности, то есть дать сведения исторической важности.
В литературе вроде бы не оспаривается представление об арабских дирхемах как о платежном средстве, а иногда даже прямо утверждается[20 - Например – Михалевский Ф.И. Очерки по истории денег и денежного обращения. Деньги в феодальном обществе. Т. 1. М., 1948, с. 221]. Монет очень много, клады и находки – это лишь небольшая часть монет, находившихся в обороте. По современным оценкам, годовая выручка купцов-русов на пике торговли достигала 1,25 млн дирхемов[21 - Русь в IX–X веках. Археологическая панорама. М.-Вологда, «Древности Севера», 2012, с. 385]. В обороте могли находится десятки, если не сотни миллионов дирхемов. К тому же есть такие свидетельства обращения дирхемов в качестве платежного средства, как находки частей монет или резан[22 - Речь идет о монетах, разрезанных на две, четыре или восемь, иногда на шестнадцать частей. Части монет называют обломками, но я бы не согласился с таким определением. Монеты разрезали специально, чтобы получить размен менее одного дирхема. Лучше использовать древнерусский термин: резана – половина дирхема (1,48 грамм серебра). Соответственно ? дирхема – это полрезаны, ? дирхема – это четверть резаны.], карманные весы и гирьки для взвешивания серебра. Это веские и бесспорные аргументы.
Однако, исследователи почему-то избегают делать вывод, что огромное количество монет и их чрезвычайно широкое распространение определенно говорит о товарно-денежной экономике. Причем эта товарно-денежная экономика возникла именно в варяжскую эпоху и была создана именно скандинавами. На территории будущей Руси, первые признаки товарно-денежной экономики возникают вместе с появлением здесь скандинавов, а после их ухода экономика претерпевает сильную деградацию с резким сокращением монетного оборота[23 - Последние русские монеты домонгольского времени относятся к Владимиру Мономаху или Юрию Долгорукому, то есть чеканка монет продолжалась до середины XII века. Возобновление собственной чеканки монет произошло в конце XIV века – Ильин А.А. Топография кладов древних русских монет X–XI в и монет удельного периода. Труды Нумизматической комиссии. V. Л., 1924, с. 8, 20] и натурализации всего хозяйства.
На мой взгляд, это не ошибка, а умышленное игнорирование одной из важнейших характеристик варяжской эпохи, то есть умышленное искажение исторической действительности. Не сделать вывода о товарно-денежном характере экономики варяжской эпохи можно было лишь очень желая его избежать[24 - Мне встретился прекрасный пример того, как можно было сказать об огромном количестве монетного серебра на территории будущей Руси, признать его платежным средством, даже признать широкое распространение денег во всех слоях общества, но не признать формирование товарно-денежной экономики и особенно связи его со скандинавами. Автор этой работы спорил с представлением о том, что на Руси скот играл роль денег. Изящный уход в полемику от всех неудобных вопросов – Лучинский М.Ф. Деньги на Руси IX–XI вв. Против одного ошибочного представления. Казань, «Издательство Казанского университета», 1958, с. 149–150, 223-225]. Мотив этого желания вполне понятен. Перед появлением скандинавов на территории будущей Руси арабских монет практически нет, да и вообще следы внешней торговли в славянских памятниках VII–VIII веков почти неразличимы. Потому пришлось бы признать, что денежный оборот и товарно-денежную экономику здесь устроили именно скандинавы.
Если исследователи не признают товарно-денежного характера экономики варяжской эпохи, то они не могут прочитать «монетную летопись». Монеты связаны в первую очередь с экономической деятельностью и выражают ее наиболее ярко, а экономическая деятельность тесно взаимосвязана с политическими и военными событями. Но если экономический фактор отрицается или недооценивается, то эти взаимосвязи исследовать оказывается невозможно.
Экономический фактор отрицался не только по политическим мотивам. Исследователи, как историки, так и археологи, не могут проникнуть в тайны древней экономики просто потому, что не имеют для этого необходимой подготовки и методологии. Это не ученый предрассудок, культивируемый вполне сознательно, а неосознаваемая методологическая лакуна.
Методологическая некомпетентность историков и археологов в вопросах экономики древних обществ в значительной мере имеет объективный характер. Во-первых, основа профессиональной подготовки и тех, и других состоит в поиске и интерпретации источников, письменных или археологических. Когда в источниках есть сведения экономического характера, то историки могут их изучить и проанализировать. Но ни варяги, ни составители первых летописей не были настолько любезны, чтобы оставить нам статистические отчеты о состоянии хозяйства; историки же не могут выявить то, чего в источниках нет. Археологические материалы в этом отношении еще сложнее. Хотя находки прямо и непосредственно связаны с древним хозяйством, эти следы крайне скудны, разрушены и перемешаны при археологизации изучаемых комплексов. В основном, в литературе состояние хозяйства: хлебопашества, ремесла, добычи пушнины характеризуется на констатирующем уровне, то есть отмечается, со ссылкой на те или иные находки, существование определенной отрасли хозяйства, ремесла или определенной ремесленной технологии.
Во-вторых, методика изучения хозяйства при острой нехватке статистических данных, или методика выборочных оценок, сложилась и развивалась совсем в другой сфере – в экономической статистике и народнохозяйственном планировании. Исследователи, специализирующиеся на Древней Руси или эпохе викингов, с этой сферой практически никогда не сталкиваются и даже не имеют к ней интереса.
Я же пришел к варяжскому вопросу о специфическим опытом. Поскольку меня интересовала в первую очередь экономическая история, то я изучал весьма многое, что обычно не входит в сферу интересов медиевистов. Среди них история военной экономики, экономическая история мировых войн ХХ века и межвоенного периода, важной частью чего была история народнохозяйственного планирования.
СССР в то время был страной с большим аграрным сектором, многие части которого сохранили, так сказать, первозданный характер крестьянского хозяйства. Достаточно сказать, что сохой в СССР пахали еще в конце 1920-х годов, а производительность вспашки сохой была даже учтена в нормативах трудозатрат при сельхозработах, выработанных Наркомтрудом РСФСР и ВЦСПС в 1920 году. Сельское хозяйство многих уездов, удаленных от городов и дорог, со слабым развитием товарного хозяйства, было весьма близко к сельскому хозяйству крестьян варяжской эпохи. Это хозяйство изучалось и было описано статистически.
В те времена, когда статистический учет был еще далеко не налажен, плановые органы выработали интересную методику оценки общего уровня развития хозяйства и его экономических результатов по выборочным данным. Типичный пример этой методики представляет собой оценка урожая зерновых по выборочным измерениям урожайности с последующей экстраполяцией данных на всю засеянную площадь. При некоторых погрешностях, такая оценка давала вполне удовлетворительный результат, использовавшийся при составлении хлебофуражных балансов и в хлебозаготовительных кампаниях.
Поскольку мы можем получить лишь выборочные данные о состоянии хозяйства варяжской эпохи, то вполне целесообразно применять эту методику из арсенала народнохозяйственного планирования.
Конечно, мне вполне понятно, что применение методов народнохозяйственного планирования к изучению истории варягов вызовет у многих взрыв мозга и острое негодование. Однако, хочу заметить, что подлинный исследователь не только вправе, но и обязан воспользоваться любой возможностью, чтобы получить более детальные и подробные сведения о прошлом. Мы же пользуемся радиоуглеродными и дендрохронологическими датировками, палинологическим анализом, металлографическим анализом, статистическими корреляциями, то есть методами, выработанными в научных сферах, весьма далеких от истории с археологией. Они дают интересные и важные сведения. Почему бы не использовать также планово-статистические методы для изучения экономики отдаленного прошлого?
С точки зрения своего опыта изучения истории экономики и планирования, я смотрю на историю варяжской эпохи прежде всего как на экономическую систему, которая развивалась сама и на основе которой разврачивались определенные военно-политические процессы. Воссоздав и изучив экономику территорий, на которых шла бурная деятельность скандинавских викингов, мы получим возможность понять, какие тут происходили события, как и почему. Также мы сможем, имея экономическую историю варяжской эпохи в качестве своего рода матрицы, расположить известные нам письменные сведения в правильном порядке, а не как захотел летописец, и тем самым их проверить и истолковать.
Выводы, которые я сделаю ниже на основе столь своеобразного подхода, могут показаться экстравагантными и спорными. Можем и поспорить, но в плен обещаю не брать.
Главные товары и методы оценки их производства
Деньги неразрывно связаны с товарами. Когда есть деньги, значит, на них что-то продается и покупается. Денег в виде дирхемов и резан из них было много. Поскольку серебра в этом регионе не добывалось и дирхемов не чеканили, то поступление монет шло через внешний рынок, через торговлю, из чего непреложно следует, что были товары эквивалентной стоимости, продававшиеся за дирхемы, так сказать, на экспорт.
Таким образом, встает вопрос об экспортных товарах, бывших неотъемлемой частью товарно-денежного оборота, существование которого засвидетельствовано кладами и находками монет. Что бы это могло быть?
Подходящих вариантов очень мало. Это должен быть товар, весьма ценный и способный породить столь грандиозный денежный поток. Из арабских сообщений известно, что на рынок в Булгаре вывозилась пушнина. Даже если бы не было этого сообщения, все равно это единственный подходящий вариант, поскольку Древняя Русь до варяжской эпохи и в ее начале была очень бедна, на что указывает почти полное отсутствие инвентаря в погребениях и скудость находок на поселениях. Ни славяне, ни финно-угры, ни балты ничего такого не производили, чтобы можно было выручить миллионы дирхемов от продажи. Природные ресурсы всего региона тоже весьма скудны, и только пушнина являлась естественным богатством этой территории. Так что пушнина – это тот самый экспортный товар, который и создавал весь денежный поток и всю товарно-денежную экономику варяжской эпохи.
Деньги обращались и в Скандинавии, и на территории будущей Руси, что также засвидетельствовано кладами. Значит, был товар и для внутренней товарно-денежной экономики. Внутренний товарно-денежный оборот очевидно был связан преимущественно с хлебом. Крестьянское хозяйство, как хорошо известно по экономико-статистическим материалам конца XIX – начала ХХ века, порождает хлебную торговлю, поскольку зерно является главной ценностью, производимой крестьянами. Даже в районах с полунатуральным хозяйством все равно присутствует хлеботорговля.
Итак, пушнина и хлеб. Но и сами эти товары до нас не дошли, и хозяйство, их производившее, давно разрушено. Распад и тление в процессе археологизации почти стерли его, оставив нам только отдельные фрагменты. Кое-что мы имеем, но можем ли мы это прочитать?
На этот вопрос я отвечу – можно. Для этого нам нужен ключ, с которым мы будем сравнивать имеющиеся в нашем распоряжении жалкие остатки хозяйства варяжской эпохи. Ключ в данном случае, это хозяйство, известное нам в полной, живой форме, детально описанное в письменных источниках и статистических материалах. На наше счастье есть такие ключи. Первый из них – пушной промысел в Сибири в XVII веке, который нашел весьма детальное отражение в разнообразных документах и был неплохо изучен.
Второй из них – русское крестьянское хозяйство образца конца XIX – начала ХХ века. Вообще, у нас есть также материалы и о крестьянском хозяйстве более ранней эпохи, XVI–XVII веков, по той же самой территории. Таким образом, есть возможность выбора. Однако, я предпочитаю образец крестьянского хозяйства и экономики более поздней эпохи. Причины выбора таковы. Во-первых, материалов значительно больше. Во-вторых, в них крестьянское хозяйство отображено со всеми приложениями: животноводство, промыслы, ремесла, торговля. В-третьих, в материалах отображены хозяйства разных типов, от почти натуральных до высокотоварных, и можно проследить основные факторы развития товарности крестьянского хозяйства. В-четвертых, оно было детально изучено А.В. Чаяновым, который построил теорию русского крестьянского хозяйства.
Почему мы можем принять русское крестьянское хозяйство конца XIX – начала ХХ века в качестве образца для сравнения с материалами по хозяйству варяжской эпохи, известного нам в мертвой и разрушенной форме? Потому что русское крестьянское хозяйство велось на той же самой территории. Потому что оно велось примерно теми же методами, пахотными орудиями и приемами обработки земли. Природно-климатические условия также были примерно одинаковы, как и почвы, что в сочетании со схожими приемами землепашества дает примерно одинаковую урожайность – ключевой фактор крестьянской экономики.
Это уже немало. Зная среднюю урожайность крестьянского хозяйства и среднюю площадь крестьянского надела земли при определенном методе обработки земли, а также количество крестьянских хозяйств на поселении или группе поселений, тогда как площадь поселения коррелирует с количеством хозяйств, которые в нем существовали, можно примерно рассчитать валовый урожай.
Из экономико-статистических материалов известны также нормы потребления зерна внутри крестьянских хозяйств, которое складывалось из семенного фонда, продовольственного потребления и фуража для лошадей и скота, а также нормы потребления неземледельческого населения. Имея эти сведения, можно составить хлебо-фуражный баланс отдельного поселения, группы поселений, целого района. К сожалению, археологические исследования пока не предоставляют полных данных по всем поселениям интересующей нас эпохи на территории будущей Руси, хотя по части их площади, но такие расчеты можно сделать позднее.
Вот в этом и состоит особенность плановых методов, позволяющих получить различные оценки из довольно скудных отправных данных. Хотя эти оценки будут грубы и приблизительны, кроме того, в археологических материалах как бы спрессованы результаты хозяйственной деятельности за десятилетия и века, тем не менее, полученные данные позволяют нам судить об экономической базе происходивших в то время военно-политических событий и даже проникнуть в их суть.
У этих событий явно была мощная экономическая подоплека, поскольку для того, чтобы выручить колоссальное количество серебра, скандинавам требовался большой объем товаров, в первую очередь пушнины и зерна. Их интерес к обширным лесным и малообжитым в то время территориям будущей Руси, по моему убеждению, определялся именно тем, что здесь можно было получить нужные товары в потребном количестве.
Уже из этого можно сделать первый и весьма важный вывод исторического характера. Скандинавы, как известно, весьма мало воевали в восточной Прибалтике и в простирающихся к востоку лесных пространствах, если сравнить с их военной активностью в Западной Европе. Почему? Это был вопрос без ответа. Это обстоятельство смущало еще ученых немцев в XVIII веке, в частности Теофила Байера и Герхарда Миллера. Объяснение же таково: эти районы представляли для них интерес не в качестве мест, которые можно разграбить, а в качестве своего рода тыловой базы для организации их морских походов на запад.
Армия без тыла не воююет
Поразительнейший предрассудок длинного ряда историков состоит в том, что они совершенно игнорируют эту элементарную мысль: армия без тыла не воююет. В литературе немало всевозможных примеров того, как историки «отправляли» крупные отряды и армии за сотни и тысячи километров, совершенно не обращая внимания ни на снабжение войск, ни на транспортные возможности. Историки обычно ссылаются на некоторые хроники, где упоминались случаи, когда викинги грабили продовольственные склады монастырей.
Безусловно, викинги захватывали и использовали трофейное продовольствие, если представлялась возможность. Но акцент на этом представляет собой вполне сознательно культивируемый предрассудок[25 - В одной из самых авторитетных работ по истории походов викингов было прямо сказано: «Больших запасов не могли брать с собою, да и не имели в них надобности; если направляли путь далее, нежели на сколько взято продовольствия, то приставали к ближнему берегу и отправлялись на промысел». – Стриннгольм А.М. Походы викингов. М., «АСТ», 2003, с. 34]. Можно сказать даже сильнее: это вполне сознательное научное «закрытие», поскольку оно препятствует обдумыванию вопроса по существу.
Элементарный здравый смысл говорит о том, что для многомесячных морских походов, а в ряде случаев викинги осуществляли походы в Англию с зимовкой, требовался запас продовольствия, который брали с собой. Питание должно быть хорошим вне зависимости от военных успехов. Если понадеяться на трофеи и не суметь их захватить, то это голод. Ослабленные от голода воины станут легкой жертвой врагов. Потому можно выразить уверенность, что викинги без запаса продовольствия на кораблях в походы не ходили.
Помимо воинов, викинги кормили довольно многочисленных ремесленников: металлургов, угольщиков, кузнецов, оружейников, кожевенников, шорников, портных, сапожников, плотников, корабельщиков, канатчиков, ткачей и прочих, которые обслуживали их повседневные нужды и подготовку к походам. Этих людей было гораздо больше, чем воинов, и все вместе они потребляли значительный объем продовольствия, в первую очередь хлеба.
Хлеб, то есть продовольственное зерно, выделявшееся на нужды викингов и тех, кто на них работал, несомненно было товарным зерном, производимым крестьянами на обмен или продажу. Викинги ходили в походы на протяжении более чем 150 лет, причем часто крупными отрядами и целыми флотами. Из чего следует, что продовольственное снабжение было устойчивым, а этого можно было добиться, только если с крестьянами торговать.
На этот довод часто высказывается возражение: крестьян могли и ограбить. Однако, если внутрихозяйственное потребление зерна резко падает, в силу острого дефицита, возникшего в результате неурожая или ограбления, то вскоре падает и производительность хозяйства. Если недокормленная лошадь не в силах вспахать поле, если нечем посеять, то и урожая не будет; крестьянин умрет с голоду и ничего с него больше не возмешь. Поэтому, ограбить крестьян можно было лишь один раз. После этого они либо разоряются, либо сокращают запашку до самого минимального потребительского уровня, чтобы зерна хватило только себе на еду. Поэтому, если походы викингов продолжались столь долго и интенсивно, значит, они с крестьянами торговали к обоюдному удовольствию и выгоде. Я уверен, что у викингов были крестьяне, целые крестьянские регионы и даже крупные хлеботорговые города, которые поставляли им зерно постоянно и в течение длительного времени.
Вот мы и подошли к интересному выводу, что для военно-морских успехов викингам нужны были свои крестьяне, которые бы им выращивали и продавали зерно. Крестьянский регион, постоянно поставляющий хлеб для викингов, я и называю тыловой базой. Этот регион должен быть достаточно большой, поскольку количество потребного викингам хлеба весьма значительно. Викинги его не только не грабили, но и оберегали, и в определенном смысле благоустраивали, поскольку в этом был военно-хозяйственный корень всех их успехов.
Много ли зерна требовалось?
Зерна требовалось порядочно, если говорить кратко. С опорой на методику планово-статистических исследований, можно перевести оценочные суждения в цифры.
Обследование питания различных сословий и социальных групп, которое проводилось с конца XIX века, показало, что питание в целом имеет достаточно устойчивый характер и можно говорить о среднем подушевом потреблении продовольствия как о норме. При построении систем карточного распределения продовольствия во время Первой мировой войны, норма питания стала восприниматься буквально и без оговорок. По российским данным крестьян в среднем расходовал 12 пудов зерна в год на душу (195,6 кг), среднее городское потребление зерна колебалась от 8 до 10 пудов в год (130,4 – 163 кг). Помимо этого было еще мясо (около 20 кг в год на душу), в также овощи, но потребление зерна считалось основной характеристикой продовольственного потребления в крестьянской экономике.
Воин, который всегда должен был быть готов к бою, требовавшему от него отличных физических кондиций, и, как следствие, очень хорошего питания, должен был потреблять хлеба больше крестьяна. Крестьянская норма в 195,6 кг в год соответствует 535 граммам в день. Хлебный рацион для рабочих, занятых на тяжелых работах, был выше, около 800 граммов в день или 292 кг зерна в год. Думаю, что и воины потребляли примерно столько же, когда не находились в походе, а проживали, так скажем, в месте постоянной дислокации.
Военный, в частности, корабельный рацион был еще выше. Несмотря на полное молчание письменных источников о том, чем питались викинги во время морских переходов, тем не менее, есть возможность рассмотреть этот вопрос с помощью ключа. Ключ представляет собой точный список припасов, которые брало немецкое китобойное судно, выходившее из Гамбурга на промысел у берегов Гренландии. Данные относятся к началу XVIII века. Эти данные применимы и к эпохе викингов, поскольку физиология питания моряков в море не менялась, в район плавания был тот же, что и у викингов. В качестве образца взято судно длиной 100 футов (30,4 метра), шириной 26 футов (7,9 метров) с экипажем из 28 человек, то есть наиболее близкое к крупному скандинавскому драккару.
В состав припасов китобойного судна входило: 13 бочек сухарей, 12 мешков печеного хлеба, 16 мешков ячменя, 12 мешков серого гороха и 12 мешков белого гороха, 850 фунтов сыра, 400 фунтов сала, 7 бочек мяса, 20 бочек пива, 2 мешка соли, а также дрова и торф. Количество этих припасов можно выразить в натуральном весе весьма приблизительно. Если принять вместимость бочки в 160 литров, а вместимость мешка в 80 кг, то получается такой подсчет: 830 кг сухарей (плотность сухарей принята 400 граммов на литр), 960 кг хлеба, 1280 кг ячменя, 1920 кг гороха, 340 кг сыра, 160 кг сала, 1200 кг мяса, 3200 кг пива и 160 кг соли. Всего: 10050 кг, или около 10 тонн припасов без учета веса тары. В расчет веса не включены категории грузов и припасов, имевшие небольшой вес, а также топливо, оценить вес которого не представляется возможным[26 - Moubach A. Alte und neue gr?nlandische Fischerei und Wallfischfang mit einer kurzen historischen Beschreibung von Gr?nland, Island, Spitzbergen, Nova Sembla, Jan Mahen Eiland, der Stra?e Davis u.a. Leipzig, bei Peter Conrad Monath, 1723, S. 398]. На члена экипажа на пятимесячное плавание требовалось принять на борт 357 кг припасов. Дневной рацион члена экипажа составлял 2,4 кг.
Более половины припасов составлялась хлебными продуктами. На изготовление 18 бочек сухарей, то есть 1152 кг сухарей, расходовалось 24 мешка ржи и 12 мешков пшеницы, всего 2880 кг зерна. На бочку сухарей в среднем расходовалось 160 кг зерна, то есть для 13 бочек требовалось 2080 кг зерна[27 - Moubach A. Alte und neue gr?nlandische Fischerei und Wallfischfang mit einer kurzen historischen Beschreibung von Gr?nland, Island, Spitzbergen, Nova Sembla, Jan Mahen Eiland, der Stra?e Davis u.a. Leipzig, bei Peter Conrad Monath, 1723, S. 397]. Для выпечки 960 кг хлеба (при 75 %-ном помоле муки) требовалось 654 кг зерна. Всего хлебных продуктов и зерна, к которому относился также горох, в припасах китобойного судна насчитывалось 5934 кг или 59 % от нетто-веса всех продовольственных припасов. Грубо, на члена экипажа корабля требовалось в день 1,4 кг зерна в виде хлебопродуктов. Примерно столько же брали припасов и викинги, поскольку им требовалось еще и воевать[28 - В Уставе Морском, составленным лично императором Петром I, имеется норма продовольственного снабжения экипажей кораблей. На расчетный месяц по 28 дней полагалось на человека: говядины – 5 фунтов (2 кг), свинины – 5 фунтов (2 кг), сухарей – 45 фунтов (18 кг), гороха – 10 фунтов (4 кг), круп – 15 фунтов (6 кг), рыбы – 4 фунта (1,6 кг), а также масло, вино, пиво, уксус и соль. Таким образом, суточный рацион русского моряка составлял 1,2 кг, в том числе хлебопродуктов – 1 кг. Как видим, хлебный рацион был примерно одинаков во всех парусных флотах. – Устав Морской о всем, что касается доброму управлению, в бытность флота на море. Санкт-Петербург, 1780, с. 125].
Поскольку нам известно, какие по численности флоты снаряжались викингами, мы можем прибегнуть к одной из методик плановых расчетов и использовать суточный рацион члена экипажа морского корабля в качестве расчетного коэффициента, что позволяет нам вычислить объем зерна, потребный для снаряжения их продовольственными запасами. Корабль в 30 человек экипажа и автономностью 180 дней требует 7560 кг зерна. Флот из трех кораблей по 30 человек и автономностью 180 дней – 22680 кг зерна. Флот из 30 судов по 30 человек (900 человек суммарно) автономностью 180 дней – 226800 кг зерна.
При всей приблизительности и условности[29 - Приведенный подсчет представляет собой образец экстраполяции, характерной для методики планирования. Экстраполяции позволяют быстро получить общую оценку какой-либо сферы или экономики в целом на основе немногих данных.] эти данные все же впечатляют. Среднее войско из 90 человек на трех кораблях, идущее в подход с середины апреля по середину октября, должно было заготовить более 22 тонн зерна!
В среднем крестьянское хозяйство XVI–XVII веков в Новгородской земле и Московском государстве, то есть весьма близкое к крестьянскому хозяйству варяжской эпохи, могло поставить 15 пудов товарного зерна в год (244,5 кг). Для того, чтобы снарядить три корабля по 30 человек в каждом зерном на один поход, требовалось 101 среднее крестьянское хозяйство. Если добавить еще и расход зерна на то время, пока войско находится в месте дислокации, на что требуется 146 кг зерна на человека, по норме на полгода, из расчета 800 граммов в день, или 13140 кг на 90 человек, то для снабжения этого войска в течение года в походе и на квартирах, потребуется 35820 кг зерна, которое могут поставить 146 средних крестьянских хозяйств.
В более зримом выражении, такое количество крестьянских дворов соответствует примерно 12–15 деревням, а для перевозки почти 36 тонн зерна потребуется 52 телеги. Викинги обычно жили у самого моря, да и корабль снаряжался к походу в бухте, тогда как крестьяне, как правило, не пашут у самой береговой кромки. Зерно к морю, к месту стоянки корабля, должно было подвозиться на приличное расстояние, от нескольких километров до нескольких десятков километров, если не больше.
Таким образом, уже самый элементарный подсчет потребностей корабельной команды в зерне полностью опровергает предрассудок «исторической науки», что будто бы викинги всегда, везде и всюду продовольствовались только грабежом. Нет, это были целые торговые и транспортные операции, причем неплохо организованные и мало в чем уступающие советским хлебозаготовительным кампаниям первой половины ХХ века.
Десятки тонн зерна – это такой груз, который по карманам не разложишь и на спине не унесешь. Для его перевозки требовались телеги, а для хранения требовались склады. Зерно требует для хранения сухого и проветриваемого амбара, и весьма вместительного, если речь идет о столь больших партиях. Другое продовольствие: мясо, пиво, сыр, тоже требовали складов для хранения, даже кратковременного.
Отсюда следует, что у каждого отряда викингов, у которых, по всей видимости, минимальной тактической единицей был корабельный экипаж, который мог колебаться от 12–15 до 30–35 человек, должен был быть пункт базирования: причал, казарма и склады для продовольствия, припасов и вещевого имущества. Судя по тому, что флоты викингов достигали многих сотен кораблей, таких пунктов должно было быть очень много. Возможно, что такие пункты даже исследовались археологами, но не были опознаны как пункты базирования кораблей.
Нужда в деньгах
Викингам требовалось не только продовольствие, но и весьма длинный список товаров и услуг, необходимых им для жизни и войны. К ним относятся одежда и обувь. Одежда – это не только штаны и рубахи, но и теплая одежда для морского перехода[30 - Скандинавские корабли не имели обогреваемых кубриков, хотя часто ходили в приполярных широтах.], а также одежда для боя, включавшая поддоспешники. Воины не могли обходиться, в отличие от крестьян, без хорошей, кожаной обуви. Однако, одежда и обувь довольно быстро изнашиваются: срок носки одежды составляет около года, а срок службы сапог при ежедневной носке составляет около полугода[31 - Имеется в виду армейский яловый сапог, пошитый из хорошо выделанной и дубленой кожи; обувь из кожи более худшего качества, которая производилась в Средние века, должна была снашиваться быстрее; но спорить до проведения детальных исследований не будем, а возьмем норматив снашивания армейских кожаных сапог.]. Практически каждый год викингам требовалось обновлять одежду и дважды обновлять обувь, что на корабль в 30 человек составляло 30 комплектов одежды и 60 пар сапог.
Это все тоже следовало покупать либо на деньги, либо на зерно[32 - В начале 1920-х годов в СССР, когда деньги почти потеряли покупательную способность, вычислялась стоимость различных товаров, таких как сапоги, одежда, сельхозорудия, в зерне, для прямого обмена товаров на хлеб. Для нас этот метод интересен тем, что позволяет оценить взаимосвязи тылового снабжения отрядов викингов с крестьянскими хозяйствами.]. Поскольку цены в дирхемах и резанах на разные товары нам неизвестны, можно оценить их примерную стоимость в зерне. В качестве ключа используем исследование о движении цен в Московском государстве в XVI веке, где есть необходимые сведения.
Стоимость ржи в 1550-1570-х годах составляла 40–50 московских денег за четверть или 0,28-0,35 московских денег за кг[33 - Принято к расчету: объем четверти – 209 литров, вес литра ржи – 680 грамм. Данные о ценах: Маньков А.Г. Цены и их движение в Русском государстве XVI века. М.-Л., «Издательство АН СССР», 1951, с. 104]. Сапоги стоили 10–20 денег за пару[34 - Маньков А.Г. Цены и их движение в Русском государстве XVI века. М.-Л., «Издательство АН СССР», 1951, с. 236], кафтан суконный – 20 денег, кафтан сермяжный – 30 денег[35 - Маньков А.Г. Цены и их движение в Русском государстве XVI века. М.-Л., «Издательство АН СССР», 1951, с. 216], а также вот есть сведения о цене за комплект одежды: овчиная шуба – 41 деньга, сермяга – 21 деньга, свитка – 27 денег, рубаха холщовая – 7 денег, порты холщовые – 5 денег[36 - Маньков А.Г. Цены и их движение в Русском государстве XVI века. М.-Л., «Издательство АН СССР», 1951, с. 208]. Шапка лисья стоила 7 денег. Взяты наиболее простые и дешевые вещи. Исходя из этого можно подсчитать расходы на одежду в натуральном зерновом эквиваленте:
Рубаха 20–25 кг ржи,
Порты 14,2-17,8 кг,
Кафтан или сермяга 57,1-71,4 кг
Шуба овчиная 117,1-146,4 кг,
Шапка лисья 20–25 кг,
Сапоги 42,8-53,5 кг.
Итого, за комплект одежды на год на одного человека надо было отдать от 228,4 до 285,6 кг[37 - Вероятно, одежда в Скандинавии стоила в зерновом эквиваленте дороже, чем в Московском государстве. В XIII веке 16,5 метров шерстяной ткани, то есть, примерно один костюм, стоили около 280 кг зерна. – Skre D. Money and trade in Viking-Age Scandinavia. // Economies, Monetisation and Society in the West Slavic Lands 800-1200 AD. Szczecin, 2013, р. 79], а также за две пары сапог на год – от 85,6 до 107 кг ржи. Вместе: от 314 до 392,6 кг ржи. Чтобы одеть и обуть экипаж корабля из 30 человек, требовалось от 9420 до 11790 кг ржи натурой или в денежном эквиваленте.
Если за все платить зерном, то отряду в 30 человек требовались многие десятки тонн зерна, которое было бы весьма неудобно хранить и перевозить. Однако, непродовольственные расходы можно было заменить серебром. Московская деньга в середине XVI века весила 0,34 грамма, стоимость кг ржи в серебре составляла от 0,09 до 0,11 грамм; расходы на годовой комплект одежды и обуви составляли 121 деньгу или 3630 денег на экипаж корабля из 30 человек. Это составляет 1234,2 грамма серебра или 457 дирхемов. Такое количество монет поместится в небольшой кожаный мешочек или шкатулку. Можно сравнить: или 9,4 – 11,7 тонн зерна, то есть большой амбар объемом около 20 кубометров, высотой 2 метра, шириной 2 метра и длиной 5 метров, или мешочек с монетами, который один человек может унести с собой. Вот именно по этой причине викингам всегда требовалось серебро для закупок, снабжения и снаряжения в походы.
Насколько все эти подсчеты соответствуют реалиям IX–X веков? Например, в каролингском документе Memorandum de exercitu in Gallia occidendali preparando, составленном в 807 году, говорится о подготовке к военным походам. Землевладельцы должны были оснащаться на войну самостоятельно, а для тех, у кого не было земли, устанавливалось правило: пять человек вносят по пять солидов каждый, чтобы шестой человек был экипирован на войну. 25 каролингских солидов равнялось 300 серебряным денариям, при весе денария 1,7 грамм, эта сумма равнялась 510 граммам серебра[38 - Cosentino S., Land and military service in the ninth century: A note on Nicephorus and Charlemagne. // Prosopon Rhomaikon. Erg?nzende Studien zur Prosopographie der mittelbyzantinischen Zeit, Berlin, Boston, 2017, р. 217]. В нашем расчете, продовольствие на полугодовой поход и полгода на квартирах стоило 131,3 грамм серебра на человека, расходы на одежду на человека – 41,1 грамм серебра, всего 172,4 грамма серебра. Если добавить оружие: меч – 125 грамм серебра, копье – 50 грамм серебра, нож – 3 грамма серебра, то уже получается 350 граммов серебра, а между тем остались еще некоторые расходы на доспехи.
Надо учитывать, что в Каролингской империи хлеб стоил гораздо дороже, чем в Московском государстве. В Каролингской империи модиус ржи (8,73 литра) стоил три денария[39 - Kilger Ch. Wholeness and Holiness: Counting, Weighing and Valuing Silver in the Early Viking Period. Aarhus, Aarhus Universitetsforlag, 2008, р. 270]. Плотность ржи составляет от 1,1 до 1,3 кг в литре, таким образом, модиус ржи весит около 10,4 кг. Вес денария от 1,1 до 1,3 грамм серебра[40 - Kilger Ch. Wholeness and Holiness: Counting, Weighing and Valuing Silver in the Early Viking Period. Aarhus, Aarhus Universitetsforlag, 2008, р. 268], таким образом, три денария составляют от 3,3 до 3,9 грамм серебра. Нетрудно вычислить, что килограмм ржи в Каролингской империи стоил от 0,31 до 0,37 грамм серебра, то есть в среднем втрое дороже, чем в Московском государстве. Если бы в нашем подсчете продовольствие стоило столь дорого, или 393 граммов серебра на человека, то с учетом одежды, копья и доспеха получались бы расходы на легковооруженного пешего воина. Меч и хороший доспех был бы ему уже не по карману.
Таким образом, наши подсчеты вполне коррелируют с реалиями эпохи викингов. Стоимость экипировки и содержания одного среднего пешего воина составляла примерно 400–500 граммов серебра.
Есть еще один момент, который поворачивал викингов к деньгам. Расходы только на продовольствие и одежду корабельной команды из 30 человек достигали 23,6 тонн зерна. Для того, чтобы собрать столько, потребовалось бы все товарное зерно с 965 крестьянских хозяйств. Таким образом, совершенно исключено, что сами члены экипажа были крестьянами, которые выращивали хлеб для своего будущего похода. Для этого им пришлось бы трудиться более 30 лет.
Отсюда следует вывод, что походы викингов начались именно в тот момент, когда скандинавы открыли для себя источник монетного серебра и оно стало поступать в Скандинавию. Серебро позволило им снаряжаться в дальние морские походы.
Можно сопоставить древнейшие клады арабского серебра и первые походы викингов. Старейший клад дирхемов, обнаруженный в балтийском регионе, был найден недалеко от Кёнигсберга – 150 монет, датируемых 745/746 годом. Еще один клад, к западу от Кёнигсберга, у Хайде-Вальдбург (Прибрежный) с младшей монетой 775/776 года. Клад с младшей монетой 777/778 года был найден в Хорна, провинции Скона в Швеции, на перешейке между озером Хаммаршён и морским побережьем, к югу от Кристанстада. Наконец, 9 монет, датированных 784/785 годами были найдены в погребении Х в Туне, в Уппланде, Швеция[41 - Bogucki M. The beginning of dirham import to the Baltic Sea zone and the question of early emporia 2010. // Worlds Apart? Contacts across the Baltic Sea in the Iron Age. Network Denmark-Poland 2005–2008. K?benhavn – Warszawa 2010, р. 351]. Это все области, в непосредственной близости от морского побережья. Первые нападения викингов отмечены под 789 годом, когда три корабля напали на Дорсет, на побережье Ла-Манша, а также под 793 годом, когда викинги напали на монастырь св. Кутберта на острове Линдисфарн у побережья Нортумберланда; нападение произошло 8 июня 793 года[42 - Swanton M. The Anglo-Saxon Chronicle. Phoenix Press, 2000, p. 57]. После этого события, которое считается началом эпохи викингов, нападения стали частыми.
Взаимосвязь начала поступления арабских монет в Скандинавию, и первых походов викингов мне представляется вполне очевидной в свете всего, сказанного выше, о затратах на снаряжение в морские походы.
Но отсюда возникает важный и интересный вопрос. Если дальние морские походы быи невозможны без весьма внушительной кассы, то где и как викинги брали необходимое для снаряжения кораблей и экипажей серебро, да еще в специфической арабской чеканке? Ответ на этот вопрос представляет собой следующие шаги моего исследования.

Глава 2. Рыбаки и торговцы
Ответить, где викинги брали серебро, в общих чертах не составляет труда – где-то на лесных просторах будущей Руси. Это, в некотором роде, общепризнанный вывод, как его сформулировал Т.С. Нунан, сказавший, что викинги пришли на Русь за серебром[43 - Нунан Т.С. Зачем викинги в первый раз прибыли в Россию. // Американская русистика: Вехи историографии последних лет. Период Киевской и Московской Руси: Антология. Самара, «Издательство Самарского университета», 2001, с. 56].
Вроде бы все самоочевидно. Но едва ли это так, если посмотреть внимательнее. Скандинавы ради серебра прошли огромное расстояние вглубь континента. По прямой расстояние от юго-восточного побережья Финского залива до Булгара на Волге, исходного пункта поступления арабского серебра в Скандинавию, составляет примерно 1350 км. В Волжской Булгарии скандинавы были, о чем говорит серия находок мечей типов E, H и S, а в особенности погребение в Балымере, южнее Булгара, с согнутым мечом типа Е, которое датируется IX веком[44 - Стальсберг А. Находки скандинавского происхождени IX–XI вв. в Волжско-Камской Булгарии. // Средневековая Казань: возникновение и развитие. Материалы международной научной конференции, Казань, 1–3 июня 1999 года. Казань, 2000, с. 237]. Нигде больше викинги не проникали так далеко вглубь континента, поскольку вообще интересовались главным образом прибрежными районами.
Скандинавы прошли насквозь этот обширный регион, который в то время был крайне малонаселенным, был покрыт густыми и труднопроходимыми лесами. Речная система лесной зоны Европейской части России может быть описана кратко только одним словом – лабиринт. Судя по археологическим памятникам, в VIII–IX веках в этом лесном регионе не было ничего, что представляло бы интерес как объект грабежа; население было очень бедным, со скудной материальной культурой[45 - Т.С. Нунан подчеркивает: «Короче говоря, в сопках нет признаков больших богатств и даже какого-либо намека на хотя бы умеренный достаток» – Нунан Т.С. Зачем викинги в первый раз прибыли в Россию. // Американская русистика: Вехи историографии последних лет. Период Киевской и Московской Руси: Антология. Самара, «Издательство Самарского университета», 2001, с. 26].
Наконец, сам путь скандинавов к арабскому серебру начался с берегов Финского залива и Ладожского озера, на которых они появились примерно в середине VIII века или ранее. Скандинавы вообще ходили в Финский залив издревле; на о. Большой Тютерс была найдена равноплечная фибула, датированная 400–550 годами[46 - Нунан Т.С. Зачем викинги в первый раз прибыли в Россию. // Американская русистика: Вехи историографии последних лет. Период Киевской и Московской Руси: Антология. Самара, «Издательство Самарского университета», 2001, с. 33]. Эти берега расположены довольно далеко от Скандинавии и само по себе морское путешествие на восток требует какой-то веской причины.
Иными словами, вопрос получается не простым до очевидности, а сложным. Чтобы заполучить арабское серебро, скандинавам надо было сначала приплыть к восточному побережью Финского залива, затем проделать путь более чем в тысячу километров через лесные чащобы по извилистым рекам и речкам до Булгара и там обрести серебрянные монеты. Но не грабежом, потому что никаких сведений, ни в письменных источниках, ни в археологических материалах, о том, что скандинавы хотя бы раз грабили Булгар, не имеется.
Как такое могло быть?
Этот вопрос состоит из нескольких компонентов, и сейчас мы рассмотрим первый компонент: причины морских путешествий скандинавов в восточную часть Балтийского моря.
Викинги – изначально рыбаки
Поскольку скандинавы прибыли на побережье Финского залива и Ладожского озера еще до начала притока монетного серебра, судя по материалам, за сотни лет до этого, то, ввиду сказанного выше о затратах на подготовку военных походов, они еще не были воинами. Кем же они были тогда?
В литературе по этому поводу были высказаны разные точки зрения, собранные Дж. Барретом[47 - Barrett J.H. “Few know an earl in fishing clothes”: Fish middens and the economy of the viking age and late norse earldoms of Orkney and Caithness, Northern Scotland. PhD thesis. University of Glasgow, 1995], которые, в основном, сводились к вытеснению лишнего населения в Скандинавии[48 - На удивление популярная это была теория, отраженная во многих работах – Magnusson M. Viking Expansion Westward. New York, “H.Z. Walck”, 1973, p. 21, 86; Logan D.L. The Viking in History. New York, “Routledge”, 1992, p. 24–26; Helle K. History of the Early Viking Age in Norway. // Ireland and Scandinavia in the Early Viking Age. Blackrock, “Four Courts Press”, 1998, p. 246–247], нехватке экономических ресурсов и потеплению климата. Но какого-то одного мнения не сложилось. Разномастность мнений историков, на мой взгляд, говорит о том, что они не смогли ухватить главную, основную причину рассматриваемых событий, и останавливаются на вспомогательных, второстепенных причинах. Их обычно бывает несколько, вот отсюда и плюрализм мнений.
Этого явно недостаточно, и я выдвину такую экстравагантную гипотезу. Основная причина носила хозяйственный характер. Изначально викинги несомненно были рыбаками и занимались рыбным промыслом. Хотя письменные источники об этом ничего не говорят, есть косвенные сведения, на это указывающие.
Первое, на что нужно обратить внимание, это на корабли викингов. Они использовали на протяжении всей своей истории однотипные корабли. Все известные изображения и находки остатков кораблей это подтверждают. Это крупные лодки с килем и высоко выступающими вверх форштевнем и архштевнем. Корпус лодки набран из досок внахлест, скрепленных деревянными гвоздями или железными заклепками, борт по миделю судна низкий. На корме сбоку устанавливался руль. Корабли такого типа имели складную мачту с прямым парусом, а также навес, устанавливаемый на Т-образной распорке. Размеры кораблей варьировали от 11 до 30 метров в длину и от 2,5 до 4,8 метров в ширину. Осадка обычно была неглубокой и составляла 0,5–0,8 метров, что делало судно удобным для мелководных районов. Военный драккар был крупнее – 25–30 метров в длину, до 4 метров в ширину. Форштевень и архштевень, тоже очень высокие, были выполнены в виде скульптур драконов. На нем устанавливался настил для команды, скамьи и весла для гребцов, а также ряды щитов по бортам. Это были небольшие модификации общей для всех скандинавских судов того времени конструкции.
Обращает на себя внимание то, что корабли викингов не очень удобны для морского боя. Фризские корабли – когги – самые ранние археологические находки которых относятся к VII веку, а письменные упоминания к середине Х века, как правило, имели высокие форкасл и архкасл, то есть надстройки на носу и корме, в которых размещались лучники и абордажная команда. Отсутствие форкасла у драккаров сильно затрудняло абордажный бой. Викинги, бесспорно, знали о коггах, и возможно сталкивались с ними в бою, но от своих кораблей не отказались и никаких конструктивных изменений в них не внесли.
Значит, была очень веская причина оставить все, как есть. Корабли такого типа, которые имелись у викингов, очень удобны для рыболовства. Их низкие борта облегчают постановку и выборку рыболовных снастей. Большая ширина и малая осадка предотвращает крен и опрокидывание судна, что важно при выборке тяжелой снасти с рыбой на борт. Довольно высокая мореходность и скорость[49 - Корабль из Гокстада, точно скопированный в XIX веке, показал скорость при попутном ветре в 10,5 узлов] позволяла таким судам выходить на промысел далеко в открытое море и возвращаться с уловом обратно. Таким образом, сам тип корабля вполне ясно указывает на его изначальное приспособление для рыболовного промысла. То, что викинги не внесли никаких изменений в его конструкцию, может объясняться тем, что даже самые крупные военные драккары могли периодически использоваться для рыболовного промысла.
Второе, на что нужно обратить внимание, что в шведском и исландском языках слово vik означает залив. Тогда слово viking семантически должно обозначать население, живущее у заливов и ведущее в заливах некую деятельность, причем постоянно и достаточно долгий срок, чтобы это понятие укрепилось в языке и стало общепринятым названием[50 - В Швеции, на полуострове Викболандет, было обнаружено интересное кладбище из 22 погребений, из которых 10 или 11 погребений было совершено в лодках. Одно из них было раскопано в 2005 году. Лодка длиной около 5 метров и шириной 1,7 метров была помещена в яму, выкопанную в форме лодки, а потом была закрыта каменной закладкой. Впоследствии лодка полностью сгнила, и каменная закладка опустилась вниз, создав характерную впадину на на поверхности могильника. Судя по размеру других могих такой же формы, другие лодки были тех же размеров. Лодка была построена с применением железных заклепок, которые концентрировались в носовой и кормовой части лодки. Исследователей привлекла находка 23 игральных фишек из янтаря – необычная находка, показывающая тесные связи погребенного с местами добычи янтаря, вероятнее всего с Прибалтикой. Но интересно отметить, что в лодке были найдены остатки неполного комплекта упряжи лошади и лишь один железный нож. Не было оружия и доспехов. Совершенно мирные люди.Археологи, видимо, затруднились с интерпретацией этих находок в столь любопытном могильнике, почему в центре их внимания оказались игральные фишки. На мой же взгляд – это кладбище общины викингов-рыбаков. Кладбище располагалось на небольшой плоской возвышенности к югу от современного Скамби, на правом берегу реки, текущей в районе могильника с востока на запад, а потом поворачивающей на юг и впадающей в залив Слотбакен, омывающий полуостров с юга. Долина этой реки, весьма подходящая для хлебопашества, была заселена в начале эпохи викингов, в начале IX века, поскольку анализ находок с распашки не выявил материалов предшествующего вендельского периода. По предположению авторов раскопок, погребение в лодке делалось раз в поколение, и могильник существовал с начала и до конца эпохи викингов, примерно с 800 до 1025 года, когда в силу христианизации, обряд погребений в лодках вышел из употребления. – Rundkvist M., Williams H. A Viking Boat Grave with Amber Gaming Pieces Excavated at Skamby, ?sterg?tland, Sweden. // Medieval Archaeology, Vol. 52, 2008, pp. 69-102Если это был большой род рыбаков, то надо сказать, что они выбрали идеальное место для поселения, рядом с заливом, среди пахотных угодий и довольно густых в те времена лесов. Это место позволяло легко выходить в море на промысел, и в то же время защищало от непогоды и враждебных посягательств. Бирка находилась примерно в 200 км к северу, если считать по воде. То есть копченую или вяленую рыбу можно было при необходимости продать на крупнейшем в этом части Скандинавии торге.]. Постоянная деятельность в заливах – это, конечно, рыболовство. Что, есть какие-то другие варианты?[51 - В связи с этим нужно упомянуть гипотезу Ф. Аскерберга, который считал, что название викинг произошло от глагола vikja – поворачивать, отклоняться. Это он истоковал так, что викинг был человеком, покинувшим родину ради участия в грабительских походах. Однако, это слово явно производное, поскольку так в древнескандинавских источниках называли собственно грабительский поход, а не их участников. То есть, эта этимология ничего не объясняет – Гуревич А.Я. Походы викингов. М., «Наука», 1966, с. 80]
Теперь надо выяснить вопрос о том, где в Балтийском море больше всего ловили рыбу и как это делали. Традиционный рыболовный промысел просуществовал в Прибалтике до начала ХХ века и был подробно описан в работе Б.А. Гейнемана, который использовал и свои личные наблюдения, и сведения Пограничной стражи Российской империи, надзиравшей за рыбаками.
Б.А. Гейнеман писал, что лов велся по всему побережью Балтийского моря от Петербурга до границ с Восточной Пруссией. Рыбаки вели промысел самостоятельно или мелкими артелями, совместно снаряжая лодку, закупая снасти и припасы. Пограничной стражей было учтено 12,2 тысячи рыбацких лодок и еще 602 лодки учтено таможнями городов. Поскольку в среднем на лодку приходилось по 2,5 рыбака, то Гейнеман определял численность рыбаков в 30,7 тысяч человек, не считая семей, обычно помогавших на берегу[52 - Гейнеман Б.А. Рыболовство на Балтийском море у русских берегов. Санкт-Петербург, 1904, с. 7].
Основные промысловые виды рыб. Салака или стремлинг – ловится по всему побережью и островам к западу от устья Нарвы. В апреле-мае, когда стремлинг подходит к берегу на нерест, идет усиленный лов и заготовка салаки на год. В конце мая салака уходит в море, и ее ловят ставными сетями вплоть до начала зимы. Летний лов на глубине около 5 метров ведется в 2–3 км от берега, а осенний на глубине 15 метров уже в 7 км и более, а у отлогих берегов даже в 20–25 км в море. Зимой салака уходит далеко в море и промысел прекращается до весны. Камбала водится у западных берегов Латвии (в прошлом Курляндии), но ее нет в Рижском заливе, где вода пресная. Лов камбалы начинается в апреле после схода льда и достигает пика в мае-июне. Треска водится в соленой воде и ловят ее круглый год, пик промысла приходится на апрель – середину мая и с середины августа по октябрь. Промысел трески летом ведется в открытом море, в 40–50 км от берега. Лосось водится в пресной воде и его промысел ведется в устьях рек Вента, Западной Двины, Нарвы и Луги. Особенно много в начале ХХ века ловили лосося в Нарве.
Промысел велся с помощью сетей, переметов и ярусов. Для нас больше всего интересны переметы и ярусы, поскольку они отложились в археологических материалах. Перемет представляет собой длинную веревку, к которой на длинных поводках привязаны крупные крючки (12–15 см длиной) с наживкой. На одной веревке может быть от 60 до 100 крючков. На ловлю переметом выходят в море от 2 до 4 рыбаков, каждый из которых брал от 200 до 400 крючков, а у юго-западного побережья Литвы рыбаки брали от 1600 до 2200 крючков на каждого. Сначала выбрасывается якорь с буем, потом понемногу спускается за борт сам перемет, к каждой веревке которого привязываются грузила. Затем выбрасывается второй якорь с буем. Ярус – длинная веревка с поплавками, к которой были подвязаны крючья на поводке длиной около 3,6 метров. Концы веревки были привязаны к якорям с буями. В ярусе ставится 300–350 крючков на лодку. Переметы и ярусы ставились надолго, часто на весь промысловый сезон, и рыбаки каждый день выезжали к ним для сбора улова и смены наживки. Эти снасти ставились по прямой линии, на расстоянии от 5 до 25 км от берега, на глубину от 16 до 82 метров[53 - Гейнеман Б.А. Рыболовство на Балтийском море у русских берегов. Санкт-Петербург, 1904, с. 90–96]. Особый интерес к этой снасти вызван тем, что возникает предположение, что переметы оказали серьезное влияние, с одной стороны, на металлургию, и, с другой стороны, на судостроение.
Почему рыбу ловили в основном у восточного и южного побережья Балтийского моря, а не у берегов Швеции? Этот вопрос связан с биологией промысловых рыб, и в качестве ключа можно использовать современные данные по распределению рыбных биоресурсов Балтийского моря.
Треска на нерест приходит к отлогим, песчаным берегам восточной части Балтики, и потому именно в этих подрайонах находится в среднем 83 % нерестового запаса трески. Основной лов, 80–85 % вылова трески в море, производился в подрайонах 25–26 ИКЕС[54 - Имеется в виде деление моря на подрайоны Международным советом по исследованию моря, ICES или ИКЕС], то есть в секторе моря между юго-западной Швецией и побережьем Польши, а также в секторе моря, прилегающем к побережью Калининградской области и Литвы[55 - Карпушевский И.В., Голубкова Т.А., Архипов А.Г. Сырьевые ресурсы Балтийского моря и его заливов. // Вопросы рыболовства, 2015. Т. 16, № 3, с. 284–285]. В водах восточной части Балтийского моря, включая Финский залив, находится 42 % нерестовых запасов салаки[56 - Карпушевский И.В., Голубкова Т.А., Архипов А.Г. Сырьевые ресурсы Балтийского моря и его заливов. // Вопросы рыболовства, 2015. Т. 16, № 3, с. 285]. Поскольку география Балтийского моря и биология промысловых рыб за прошедшую тысячу лет не поменялись, то и в эпоху викингов распределение рыбных биоресурсов Балтийского моря было таким же, как и сейчас. Отсюда следует, что скандинавские рыбаки, ловившие рыбу в Балтийском море, стремились в более богатые рыбой районы моря, расположенные у восточного побережья.
Немаловажная черта рыбного промысла заключалась в необходимости участка на берегу, на котором артель рыбаков проживала, обрабатывала рыбу, сушила и чинила снасти и лодки. Неотложная необходимость в пристани на берегу была вызвана тем, что свежая рыба очень быстро портится. Свежая рыба может храниться до двух дней, копченая горячим или холодным способом рыба – от 3 до 7 дней, соленая рыба в рассоле – от 15 до 30 дней, сушеная рыба – до 4 месяцев. Но многое зависит от погоды, к примеру, копченый стремлинг портится в жару за 2–3 дня[57 - Гейнеман Б.А. Рыболовство на Балтийском море у русских берегов. Санкт-Петербург, 1904, с. 13]. Поэтому для дальней перевозки рыбу нужно или засолить в бочках, или засолить и прокоптить, или засушить. Эти операции можно провести лишь на берегу, сразу после вылова. Кроме того, как следует из описания Б.А. Гейнемана, традиционный промысел велся в полосе не далее 25 км для салаки и 50 км для трески от берега. То есть, рыбный промысел был в основном прибрежным.
Между тем, от юго-восточного побережья Швеции до побережья Польши – 200 км, до побережья Калининградской области – 370 км, до побережья Латвии – около 300 км. Отсюда следует, чтобы скандинавским рыбакам вести промысел в наиболее богатых рыбой районах Балтийского моря, им непременно следовало базироваться на восточном берегу. 200–300 км – это от 107 до 160 морских миль, что при средней скорости лодки под парусом 5–6 узлов дает от 17 до 32 часов на переход, то есть два дня или больше, если ветер неблагоприятный. По подсчетам продолжительности торговых маршрутов в IX–XI веках, выполенных Д. Эльмерсом, отчасти основанных на сведениях из письменных источников, на переход с Готланда в Гробини, на южном берегу Балтики (90 миль), требовалось два дня, на переход из Сконе в Бирку (350 миль) – 5 дней. Путешествие Ансгария из Хедебю в Бирку (580 миль) потребовало 20 дней плавания с ночными перерывами. Самый быстрый переход по этим данным составлял примерно 70 миль в день. Иными словами, было практически невозможно базироваться на юго-восточном побережье Швеции и ловить рыбу у побережья восточной Прибалтики. В таком случае необработанный улов был бы испорчен.
Итак, викинги – изначально рыбаки, постоянно жившие у моря и ходившие на промысел не только у своих берегов, но и далеко на восток и на юг, к восточному и южному побережью Балтики, в воды, наиболее богатые рыбой. Это как раз объясняет интерес скандинавов к этому региону и некоторое количество ранних, еще до эпохи викингов, скандинавских находок в Эстонии и Латвии[58 - Вообще, стоит сказать, что по археологическим находкам прослеживается торговый путь вдоль восточного побережья Швеции на север, через Аландские острова, затем вдоль южного побережья Финляндии до южного побережья Финского залива, по крайней мере до района Таллинна. Этот путь использовался по крайней мере с бронзового века – Custin I. Contacts, Identity, and Hybridity: Objects from South-western Finland in the Birka Graves. // Identity Formation and Diversity in the Early Medieval Baltic and Beyond. The Northern World, Volume: 75, 2017, p. 212].
Среди таких находок можно упомянуть три обширных курганных поля рядом с городищем Гробин в Латвии, примерно в 12 км от Лиепаи, на реке Аланде, в которых суммарно насчитывалось более 2000 курганов. Среди раскопанных курганов, инвентарь которых указывает на Готланд, самые ранние относились к 650 году, а самые поздние – к 800 году. Скандинавы в этот период, очевидно, жили по всему побережью, поскольку скандинавские материалы найдены были также в Саласе, Капсенде и Сауслаукасе; это устье Даугавы, район Риги. Там также были захоронения, относящиеся к VII–IX векам. В 45 км к юго-востоку от Гробина также было укрепление и поселение скандинавов Апуоле на реке Барта, датируемое 650–800 годами[59 - Нунан Т.С. Зачем викинги в первый раз прибыли в Россию. // Американская русистика: Вехи историографии последних лет. Период Киевской и Московской Руси: Антология. Самара, «Издательство Самарского университета», 2001, с. 30–31].
Несколько пунктов на побережье Латвии, где скандинавы долго жили с весьма ранних пор – с середины VII века. Т.С. Нулан пытался истолковать это явление через призму либо возникновения торговых поселений, либо саг о завоевании скандинавами Прибалтики. В действительности это были участки морского побережья, которые использовались скандинавскими рыбаками, и отчасти ими контролировались. Вооруженной силой или по договору – это нам неизвестно; но проживание в этих районах скандинавов в течение около 150 лет говорит, скорее, за договор[60 - В порядке догадки. В Прибалтике найдено некоторое количество скандинавских железных кресал. Это странная находка, поскольку очевидно, что эти вещи проходили через обмен, но при этом очевидно, что кресала не имели ценности в торговом смысле. Можно предположить, что кресала были символическим даром в обмен на право проживания на берегу или в каком-то месте. Возможно, что дарением кресала скреплялся договор об аренде рыбопромыслового участка.]. При городищах были рынки, на которых скандинавские рыбаки могли продавать часть улова, приобретать муку и соль, различные другие припасы. Рыбный промысел не может обойтись без торговли.
Перечисленные районы: побережье близ Лиепаи и устье Даугавы – это районы интенсивного промысла, очень богатые рыбой. Исследователей может смутить, что Гробин, Апуоле и Салас ныне находятся довольно далеко от моря. Но есть обстоятельства, которые нужно принимать во внимание. Во-первых, скорее всего, тысячу лет назад береговая линия находилась ближе к этим пунктам, чем сейчас. Если море отступило на запад, и древняя береговая линия осталась на суше[61 - Археологические исследования в Дании также показывают, что в древности береговая линия проходила в стороне от современной. Например, судоходный канал, сооруженный в 726 году на острове Самсё в самой узкой его части, сегодня находится на 0,5 метра выше уровня моря. Поселения на Изефьорде и Роскильде-фьорде на острове Зеланд также расположены в 1–2 км от современной береговой линии. – Ulriksen J. Inland navigation and trade in a land without rivers – fjords and streams as navigation and trade routes in Viking Age Denmark. // Siedlungs- und K?stenforschung im s?dlichen Nordseegebiet. Vol. 34. Rahden/Westf., 2011. S. 192-193], то есть неслабые шансы найти остатки корабельных стоянок и причалов, которые совершенно не исследованы археологами, вплоть до остатков лодок[62 - У побережья Литвы были обнаружены и исследованы остатки нескольких судов XVII–XIX веков, что позволяет надеяться на обнаружение судов варяжской эпохи, затонувших в этом районе – Ћulkus V. Shipwrecks off the Coast of Lithuania. Underwater Archaeology in the Baltice Region. Archaeologia Baltica 14. Klaipeda, 2010, p. 28–46]. Во-вторых, археологи «зацепили» лишь часть древней хозяйственной инфраструктуры, связанной с рыбным промыслом, а именно – долговременные поселения, которые рыбаки скорее всего использовали для зимовки, если по каким-то причинам не возвращались обратно в Скандинавию. За 150 лет вполне могла сложиться скандинавская община, которая постоянно жила в этих поселках. Остальные элементы рыбопромысловой инфраструктуры нам пока неизвестны. Вероятно вдоль древней береговой линии может быть густая россыпь всевозможных находок.
Гипотеза о том, что скандинавы, поселившиеся еще до эпохи викингов в Прибалтике, в частности в Латвии, были рыбаки, гораздо лучше объясняет наличные факты, чем ссылки на саги, составленные спустя более чем 600 лет и представляющие собой, видимо, позднее переосмысление смутных преданий. Во всяком случае, эту гипотезу можно подтвердить или опровергнуть, если провести археологические работы вдоль древней береговой линии.
Почему же все-таки Ладога?
Находки скандинавских вещей в Эстонии и Финляндии, а также на островах Финского залива приближают нас к разрешению вопроса о том, что все-таки привело скандинавов на берега Ладожского озера.
Экспедиция Г.С. Лебедева «Нево» в 1986 году сделала экстраординарную находку на острове Большой Тютерс. В южной части этой большой гранитной скалы есть прибрежный участок с дюной, на которой были найдены остатки древнего поселения и могильника. Там же была найдена скандинавская равноплечная фибула, датированная 400–550 годами[63 - Лебедев Г.С. Северная часть «Пути из варяг в греки» (Памятники и навигационные ориентиры Финского залива – Волхова – Ильменя – Ловати – Двинско-Днепровского междуречья). // История и археология Новгородской земли. Новгород, 1987, с. 16]. Хотя сейчас Большой Тютерс не имеет населения, поскольку был заминирован во время Второй мировой войны и до сих пор небезопасен, большую часть своей истории он был заселен. Остров очень выгодно расположен: в 40 км к югу побережье Эстонии, в районе Кохтла-Ярве, а к юго-востоку находится Нарвский залив, куда впадает река Нарва, вытекающая из Чудского озера. В устье Нарвы в начале ХХ века был промысел лосося, самый большой на всем побережье Прибалтики.
Лосось представлял собой большой интерес для скандинавских рыбаков. Из лосося готовили gravlax (швед.) или graflax (исланд.) – натертое морской солью филе лосося заворачивали в холст и закапывали в прибрежный песок, а также треска, из которой готовили lutefisk – треску выдерживали в мокрой древесной золе и высушивали. Слабосоленый лосось обладает высокими питательными свойствами (233 ккал на 100 грамм) и ненамного уступает свинине (242 ккал на 100 грамм). Соленая салака имеет всего 128 ккал на 100 грамм, а соленая треска и того меньше – 98 ккал на 100 грамм. К тому же, gravlax в холсте и в прохладном месте пригоден в течение месяца, соленый лосось – также в течение месяца. Вяленый лосось сохраняет в прохладном месте годность в течение года. Отсюда следует вывод, что районы Балтийского моря, где ловили лосося, притягивали скандинавских рыбаков в первую очередь и с давних пор. Находки на острове Большой Тютерс тому прямое подтверждение.
На Тютерсе много рыбаков не поместится, потому скандинавские рыбаки осваивали другие районы. К примеру, в VII веке скандинавы жили в Прооса, близ современного Таллинна, и оставили там четыре могильника VII–IX веков[64 - Нунан Т.С. Зачем викинги в первый раз прибыли в Россию. // Американская русистика: Вехи историографии последних лет. Период Киевской и Московской Руси: Антология. Самара, «Издательство Самарского университета», 2001, с. 31]. Вероятно, их привлекало устье реки Харьяпеа. Сейчас эта река исчезла под застройкой Таллинна, но в древности река, вытекавшая из озера Юлемисте, могла быть богатой лососем. Также отмечался приток скандинавов в южную Финляндию, пик которого пришелся на VII век, но уже в VIII веке резко ослабел и практически прекратился[65 - Nordmann C.A. Germannen un Finnen in der Vorgeschichte Finnlands. Mannus, 1937. Bd. 29, S. 490-501].
Иными словами, скандинавские рыбаки обследовали разные рыбопромысловые районы Финского залива, пока не разведали путь на Ладожское озеро, которое было сказочно богато лососем. Достаточно сказать, что годовой улов в 1920-х годах на Ладоге составлял около 4400 пудов или 71,7 тонн лосося. Для сравнения, весь годовой улов в начале ХХ века в водах эстонского острова Вормси, расположенном между побережьем и островом Хийумаа Моозундского архипелага, составлял 7100 пудов или 115,7 тонн, в основном салаки[66 - Гейнеман Б.А. Рыболовство на Балтийском море у русских берегов. Санкт-Петербург, 1904, с. 10].
Но есть проблема. Между находками на острове Большой Тютерс и находками в Старой Ладоге большой хронологический разрыв, около 400 лет. Свидетельствует ли это о том, что скандинавские рыбаки все это время ограничивались только Финским заливом, а в Неву и Ладогу не заходили? По моему мнению, не свидетельствует.
Во-первых, чтобы обойти на лодке Финский залив, обнаружить устье Невы и подняться вверх по Неве до Ладоги не требуется много времени. От Большого Тютерса до устья Невы 93 мили, при попутном ветре и на 6 узлах это расстояние можно пройти за 16 часов. День или два дня пути, если пристать к берегу на ночь. Поэтому можно считать, что скандинавы знали о Неве с тех пор, как появились в восточной части Финского залива. Результаты экспедиции «Нево» показали, что маршрут: Тютерс – Мощный – Малый – Сескар – Котлин и Васильевский был освоен в VI–VIII веках[67 - Лебедев Г.С. Северная часть «Пути из варяг в греки» (Памятники и навигационные ориентиры Финского залива – Волхова – Ильменя – Ловати – Двинско-Днепровского междуречья). // История и археология Новгородской земли. Новгород, 1987, с. 16].
Во-вторых, лосось – проходная рыба, она заходит в Неву, Ладогу и даже впадающие в озеро реки на нерест. Из этого следует, что в устье Невы в древности был отличный улов лосося, скорее всего, побольше, чем в устье Нарвы или Луги. Первоначально для промысла наиболее выгодным местом было именно устье Невы, а в Ладогу скандинавские рыбаки поднялись позднее.
В-третьих, на Ладоге, традиционно лосося ловили переметами, которые имели по 2100–2400 крючков при длине снасти до 9 км. Лов велся с конца мая по август у юго-восточных берегов озера, близ истока Невы, до 12 км от берега. В сентябре лов усиливался и продолжался до ледостава, а иногда до декабря или до начала января. Из этой особенности следует, что летний лов был вблизи истока Невы, и рыбаки могли иметь временные стоянки в любом месте западного побережья бухты Петрокрепость, а на зиму возвращаться в какое-либо место на берегу устья Невы, Финского залива или в Скандинавию. Но найти следы древних стоянок почти невозможно: южное побережье Ладоги подвержено штормам, береговая линия меняется, а устье Невы плотно застроено. Хотя остатки поселения на Васильевском острове все же были обнаружены. Сейчас имеются лишь признаки рыболовного промысла в Старой Ладоге[68 - А.Н. Кирпичников при раскопках прибрежной части поселения обнаружил прямое подтверждение наличия в Старой Ладоге рыболовного промысла. Рядом с железоплавильным горном, устроенным в склоне коренного берега, кузницей и жилым домом была обнаружена сложенная в несколько слоев кора, на которой разделывали рыбу – Кирпичников А.Н., Назаренко В.А. Археологические открытия в Старой Ладоге. Черты сходства средневековых городов региона Балтики. // Археологические вести. Вып.1 Санкт-Петербург, 1992, с. 142].
В-четвертых, стоит сказать также о длинном споре на тему, могли ли скандинавы подняться вверх по Неве. На сей счет в литературе оформились две точки зрения. Первая состоит в том, что Нева была в древности не рекой, а широкой протокой, которую в летописях называли «оустье». Вторая состоит в том, что течение Невы, особенно быстрое в районе Иваньковских порогов, исключало подъем вверх по реке под парусом или на веслах[69 - Звягин Ю.Ю. Великий путь «из варяг в греки». Тысячелетняя загадка истории. М., «Вече», 2015, с. 204].
На основании геологических данных еще в начале ХХ века А.А. Иностранцев датировал образование Невской дельты не менее чем 2000 лет назад, то есть более чем за тысячу лет до появления скандинавов. В статье А.А. Никонова, и этот прорыв датируется временем около 3 тысяч лет назад[70 - Никонов А.А. Рождение Невы – бурное и потаенное. // Общество. Среда. Развитие (Terra Humana), 2009, с. 223]. По всем признакам, прорыв был внезапным, резким и одномоментным, быстро приведшим к образованию реки. Таким образом, Нева в рассматриваемую эпоху была примерно такой же, как сейчас.
Скорость течения Невы по данным сайта «Все реки» составляет от 0,8 до 1,1 м/с, а в устье падает до 0,2 м/с. На Иваньковских порогах скорость течения возрастает до 4,5 м/с. В военно-инженерном справочнике, составленном под руководством генерал-лейтенанта Д.М. Карбышева, рекомендуется идти на веслах против течения, только если скорость течения не превышает 0,5 м/с; скорость движения лодки против течения с такой скоростью составляет 2–3 км/час[71 - Карбышев Д. Краткий справочник по военно-инженерному делу. Заграждения. М., «Госвоениздат», 1936, с. 44]. Устье Невы было доступно для гребли на веслах. Скорость лодки под парусом при попутном ветре составляет 5–6 узлов, а скандинавские суда развивали до 10 узлов. Таким образом, скорость судов под парусом была в диапазоне от 9,2 до 18,5 км/час, то есть от 2,5 до 5,1 м/с. Парусные суда определенно проходили Неву. Это было практически доказано экспедицией «Хольмгард» в 1994 году, когда корабль «Айфур» поднялся по Неве под парусом, чем и опроверг скептиков[72 - Эдберг Р. От Сигтуны до Черного моря. Экспериментальное путешествие. // Викинги и славяне. Ученые, политики, дипломаты о русско-скандинавских отношениях. Санкт-Петербург, «Совет министров северных стран», 1998, с. 86–89].
Теперь можно ответить на вопрос, поставленный в названии главы. Скандинавы пришли в Восточную Прибалтику и на Ладожское озеро за рыбой. В первую очередь, за лососем. Финский залив и впадающие в него реки интересовали их в первую очередь. Там скандинавские рыбаки появились примерно за 300 лет до начала эпохи викингов и лишь позднее разошлись по другим районам восточной части Балтийского моря. Нужно подчеркнуть, что речь идет не о разовых плаваниях наудачу, а о постоянном промысле, который велся из поколение в поколение.
Из этого момента следует целый ряд обстоятельств, которые позволяют заглянуть в раннюю историю этого морского скандинавского сообщества, еще до того, как они стали преимущественно воинами, и проследить этот процесс в основных его фазах.
Чтобы ловить рыбу, надо торговать
Итак, викингов, как некое морское сообщество, создал рыбный промысел, имевший регулярный характер. Викинги-рыбаки плавали между несколькими пунктами: местом жительства, местом ведения промысла, местом торга, где продавался улов и закупались необходимые для промысла припасы.
Тогда по Балтийскому морю было в некотором роде регулярное морское сообщение. Опытные люди могли без труда сказать, когда рыбаки отправляются на промысел, обычно в середине или конце апреля, и когда возвращаются с уловом, обычно в августе-сентябре. Также было известно, в какой именно район выходят на промысел те или иные рыбацкие артели. Рыбаки очень дорожили богатыми участками и потому плавали в одни и те же районы регулярно в течение многих лет. Возможно, что некоторые артели существовали десятилетиями, и в них сыновья наследовали промысел отцов; так что нахоженные морские маршруты тоже могли существовать десятилетиями. Транспортные коммуникации на Балтийском море и в ту эпоху подчинялись определенному порядку, сложившемуся в связи с рыболовным промыслом. Для торговых отношений это было очень удобно и важно.
Рыболовный промысел тесно связан с рынком, даже в большей степени, чем крестьянское хозяйство. Улов надо быстро продать, иначе он испортится и все труды пропадут зря. Рыбацкие артели не только продавали, но и покупали, поскольку нуждались в приобретении муки для своих нужд, соли для консервации рыбы, тары для упаковки рыбы, в холсте, канатах, пакле, смоле для ремонта и содержания лодок.
Отдельная статья закупок любой рыболовной артели состояла в приобретении снастей: сетей и переметов. Перемет для лова лосося и трески, имевший от 500–600 до 2100–2400 железных крючков, явно был недешевой снастью. Крючок диаметром 4 мм и длиной около 300 мм имел вес 28,8 граммов, и тогда вес железа в перемете колебался от 14,4 – 17,2 кг для снасти в 500–600 крючков до 60,4 – 69,1 кг для снасти в 2100–2400 крючков. Рыбак потреблял железа значительно больше воина. Также требовались запасные крючки, поскольку они иногда обрываются. Разумеется, изготовить перемет самостоятельно рыбаки не могли и приобретали его у мастеров.
Рыбакам были нужны рынки с покупателями и ремесленниками. Вот объяснение существованию так называемых эмпорий, или временных торговых пунктов на побережье моря. Сезонный характер торга объясняется сезонным характером рыбного промысла.
Даже в рамках обслуживания рыбного промысла, торговля по морю уже складывалась в некоторую сеть, поскольку разные товары, необходимые рыбакам, происходили из разных мест. Железо происходило в основном из Швеции. Соль для консервации рыбы, скорее всего, добывали на южнобалтийском берегу недалеко от Колобжега, причем с VII–VIII веков[73 - Leciejewicz L. Poczatki nadmorskich miast na pomorzu zachodnim. Warszawa, “Zaklad narodowy imienia Ossolinskich – Wydawnictwo Polskiej Akademii Nauk”, 1962, s. 71]. Хлеб, видимо, получали тоже с южнобалтийского берега, из района Щецинского залива[74 - На западном побережье Щецинского залива в начале VIII века появилось поселение Менцлин, с выраженным скандинавским присутствием: захоронения в лодках, детали костюма, замощенные камнем улицы. Хотя Менцлин располагался всего в 100 км к западу от Волина, через Щецинский залив, вокруг этого поселения не было обнаружено раннеславянских поселений, что указывает на то, что скандинавы выбрали для своего местопребывания ненаселенную местность. Некоторые скандинавские находки VII века говорят, что скандинавы посещали это место и раньше, в течение десятилетий перед основанием поселения. В Менцлине было найдено множество костей балтийской сельди, что указывает на то, что поселение возникло и существовало как место переработки улова и торговли рыбой. – Wehner D. The hinterland of the early medieval trading places Wolin and Menzlin: A comparison. // Trade and Communication Networks of the First Millennium AD in the northern part of Central Europe: Central Places, Beach Markets, Landing Places and Trading Centres. Hannover, 2010, р. 258, 262-263]. Деревянную тару: бочки или лари, скорее всего, делали в юго-западной Финляндии, в прибрежной области Vakka-Suomi, расположенной немного северо-восточнее Аландских островов[75 - Vakka-Suomi была тесно связана с Биркой, в могильниках которой около 11 % погребений имеют инвентарь, происходящий из культур финского ареала. – Gustin I. Elites, Networks and the Finnish Connection in Birka. // New Aspects on Viking-age Urbanism c. 750-1100. Stockholm, 2016, p. 55].
Вот уже складывается некий треугольник торговых связей, охватывающий центральную часть Балтийского моря. Просто для того, чтобы выловить, засолить и продать рыбу, уже следовало активно торговать по всему Балтийскому морю. Нужда заставляла рыбаков быть отчасти и торговцами. Там, где торговля составляет непременную часть деятельности, там появляются и люди, которым торговля удается лучше, чем другим. В сообществе викингов, несомненно, происходило некоторое расслоение и выделение людей, которые больше интересовались торгом, чем рыбным промыслом; для которых торговать было заметно выгоднее. К тому же, у скандинавов имелся товар, который нужен был всем и каждому – железо.
Избыток железа в Швеции
Железо во всей этой истории представляет собой фактор, недооцененный в наибольшей степени. Фактически, железо исключалось из рассмотрения при изучении социально-экономического развития, вероятно потому, что его производство рассматривалось как обычное, широко распространенное дело.
Например, Б.А. Колчин при рассмотрении технологии производства и обработки железа в Древней Руси, соединил очень широкими мазками несколько фактов обнаружения железоделательных печей разного времени так, что сложилось впечатление, что на Руси железо было всегда, и даже в VII–VIII веках было увеличение выплавки железа[76 - Колчин Б.А. Техника обработки металла в Древней Руси. М., 1953, с. 44]. Еще более интересны были заявления Б.А. Рыбакова: «Важнейшее место в хозяйстве северных племен IV–VIII веков занимало изготовление железа и железных орудий. К сожалению, сама техника выплавки металла из руды известна нам для этого времени плохо, так как почти нет исследованных сыродутных горнов»[77 - Рыбаков Б.А. Ремесло Древней Руси. М., «Издательство АН СССР», 1948, с. 87]. Далее, говоря уже вообще о развитии выплавки металла, Б.А. Рыбаков пишет, что первоначально выплавка железа могла вестись горшках, в обмазанных глиной ямах, а затем, уже в Х веке в Древней Руси произошел переход к сыродутным горнам[78 - Рыбаков Б.А. Ремесло Древней Руси. М., «Издательство АН СССР», 1948, с. 128–129]. Поразительно, насколько уверенно делались широкие обобщения при фактическом отсутствии доказательств.
Б.А. Рыбаков сформулировал вроде бы логичное утверждение. Он привел карту распространения болотной руды почти по всей Европейской части СССР, и подчеркнул, что древнерусские металлургии были повсеместно обеспечены запасами сравнительно легкодоступной железной руды. Но дальше возможность, ссылками на некоторые находки, превратилась в утверждение о повсеместной выплавке железа.
Однако, материалы славянских поселений и погребений VIII–IX веков, исследованные И.И. Ляпушкиным, вовсе не подтверждали такого вывода. Материал этих памятников очень бедный и однообразный, мало железных орудий и изделий. У юго-западных славян Днепровско-Днестровской лесостепи из 138 памятников лишь на трех найдены относительно многочисленные железные изделия[79 - Ляпушкин И.И. Славяне Восточной Европы накануне образования Древнерусского государства (VIII – первая половина IX в.). Историко-археологические очерки. // Материалы и исследования по археологии СССР. № 152. Л., «Наука», 1968, с. 50]. В инвентаре круглых курганов VIII–IX веков в районе Пскова, по рекам Великой, Ловати и Мсте встречаются лишь мелкие железные изделия, типа ножей или шильев[80 - Ляпушкин И.И. Славяне Восточной Европы накануне образования Древнерусского государства (VIII – первая половина IX в.). Историко-археологические очерки. // Материалы и исследования по археологии СССР. № 152. Л., «Наука», 1968, с. 112]. Лишь славяне, жившие в лесостепи к востоку от Днепра и находившиеся под влиянием хазар, имели железа в достатке, в том числе земледельческие и кузнечные орудия. Обзор И.И. Ляпушкина, который, впрочем, тоже весьма далек от исчерпывающей детальности, говорит о том, что у восточных славян в доваряжскую эпоху железо было, во-первых, редкостью, а, во-вторых, было распространено неравномерно.
Советские и российские исследователи определенно тяготели к изучению технологии выплавки и обработки железа[81 - Исследователь черной металлургии Волжской Булгарии Ю.А. Семыкин сосредоточил свое внимание почти исключительно на технологических моментах – Семыкин Ю.А. Черная металлургия и кузнечное производство Волжской Булгарии в VIII – начале XIII веков. Археолоия евразийских степей. Вып. 21. Казань, 2015]. Шведские исследования истории железоделательного производства дали несравненно более богатые результаты для историко-экономического анализа. Было проведено сплошное исследование южной и центральной Швеции на предмет мест выплавки железа. Всего к 2015 году было обнаружено 7070 таких мест[82 - Hj?rthner-Holdar, E., Grandin, L., Sk?ld, K., Svensson, A. By Who, for Whom? Landscape, Process and Economy in the Bloomery Iron Production AD 400-1000. Journal of Archaeology and Ancient history, 21. 2018. р. 36]. Картографирование их показало, что железоделательное производство было сосредоточено в лесных районах вблизи от месторождений железной руды.
Черная металлургия в эпоху викингов использовала в основном печи с выпуском расплавленного шлака. Выплавка железа шла интенсивно, шлака накапливалось много. Для 3670 мест была сделана оценка количества шлака – 70740 кубических метров. Можно было оценить общий объем выплавки. С учетом того, что около 30 % шлака связано с выплавкой до начала Средневековья, было детально изучено лишь около 40 % мест выплавки железа, а также 1 кг шлака соответствует 1 кг полученного железа, то общий объем железа, произведенный с 400 до 1000 года может быть оценен в 185 000 тонн[83 - Hj?rthner-Holdar, E., Grandin, L., Sk?ld, K., Svensson, A. By Who, for Whom? Landscape, Process and Economy in the Bloomery Iron Production AD 400-1000. Journal of Archaeology and Ancient history, 21. 2018. р. 36]. Ежегодный объем выплавки железа в Швеции мог превышать 300 тонн. При том, что около 50 % выплавленного железа переходит в отходы при перековке крицы, объем готового металла достигал примерно 92 500 тонн или примерно 154 тонны в год[84 - По другим подсчетам – как минимум 100 тонн в год – The Cambridge History of Scandinavia. Vol 1. Prehistory to 1520. Cambridge, 2003, р. 281].
Шведы также сделали примерную оценку потребления железа в раннесредневековом хозяйстве Швеции. Крестьянину требовалось порядочно железа. В среднем на хозяйство приходилось 14 кг железных изделий[85 - Karlsson C. F?rlorat j?rn – det medeltida jordbrukets behov och f?rbrukning av j?rn och st?l. Jernkontorets Berghistoriska Skriftserie 49. Stokholm, 2015, s. 58]. Было также текущее потребление железа и весьма значительное. Дело в том, что железные пахотные орудия, такие как железные сошники, сильно стачиваются при пахоте, поскольку в любой почве есть включения твердых частиц песка, которые выступают абразивом. Шведские исследователи провели экспериментальную пахоту со взвешиванием сошника до пахоты и после нее. Результаты были таковы: в среднем на гектар вспашки затрачивается 100 грамм железа[86 - Karlsson C. F?rlorat j?rn – det medeltida jordbrukets behov och f?rbrukning av j?rn och st?l. Jernkontorets Berghistoriska Skriftserie 49. Stokholm, 2015, s. 277]. По примерным оценкам запашки в средневековой Швеции, в год затрачивалось 48 тонн железа в год только на текущие нужды крестьянских хозяйств.
Это крайне необычный, интересный и важный вывод, показывающий средневековое хлебопашество совершенно в другом свете, чем было принято считать до сих пор. Оказывается, что хлебопашество непременно требовало крупномасштабного производства железа, которое должно было стать полностью выделившимся ремеслом. Никакое домашнее или сельское производство железа не могло выйти на объемы многих десятков тонн в год. Скажем, производство 48 тонн железа в год требовало добычи порядка 25,2 тысяч кубометров железной руды и расхода 4800 тонн древесного угля, что потребовало бы примерно 80 тысяч кубометров дров. Столько древесины примерно соответствует 170,2 тысячам средних деревьев или 42,5 гектарам леса. Трудозатраты на выплавку железа были очень значительными, потому совмещение хлебопашества с металлургией вряд ли возможно[87 - Это обстоятельство образно подчеркнул Даниил Заточник: «Лучше ми железо варити, нежели со злою женой быти».].
Металлургический шлак обычно содержит в себе частицы древесного угля, то его возможно датировать радиоуглеродным методом. Шведский исследователь Герт Магнуссон провел датирование шлаков, давшее, в сочетании с оценками объема шлаков, общую динамику производства железа. Масштабное производство железа в Швеции началось около 430 года до н. э., затем оно росло на протяжении первой половины I тысячеления н. э., пока около 500 года не был достигнут пик. Затем был спад, который около 650 года сменился подъемом до пика около 770 года, который почти вдвое превзошел предшествующий пик. Затем был спад, не слишком значительный, до 890 года, сменившийся небольшим подъемом до 920 года. Около 980 года в Швеции произошел резкий подъем, самый большой за все Средневековье, который около 1100 года сменился резким и продолжительным упадком производства железа до 1250 года и примерно до уровня XI века[88 - Zachrisson T. Viking Age Society, its realms and the importance of iron. Reflexion on the historical background and emerging networks. // Iron and the Transformation of Society. Reflexion of Viking Age Metallurgy. Jernkontorets Berghistoriska Skriftserie 51. Stockholm, 2020, s. 11].
Диаграмма Магнуссона дает сведения исключительной важности. Эпохе викингов предшествовал длительный, более ста лет, период роста выплавки железа в Швеции. Именно в этот период Швеция стала производить железа больше, чем требовалось для собственных нужд, и оно в значительных объемах пошло на экспорт. На явный избыток железа указывают, в частности, корабельные заклепки, характерные для скандинавского судостроения эпохи викингов.
Это обстоятельство, кстати, позволяет отвергнуть тезис, что экспансия викингов будто бы началась из-за нехватки земли и ресурсов в Скандинавии. Это было явно не так. Для экспансии нужен известный избыток населения, не занятый сельскохозяйственным трудом, но обеспеченный продовольствием для занятия ремеслами или тем же рыбным промыслом. Отправлявшиеся за море викинги опирались на некоторый избыток ресурсов, создаваемый скандинавской экономикой в то время. В основе производства этого избытка лежало железо, увеличение количества которого дало больше пахотных орудий, позволивших расширить и улучшить запашку, что привело к росту урожайности и увеличению количества производимого зерна. Этого хватило, что создать достаточно многочисленное сообщество, вероятно около 20–30 тысяч человек, викингов, занятых рыбным промыслом. Затем викинги уже сами нашли за морем ресурсы для своих дальнейших социальных преобразований.
Старая Ладога – большой и богатый торг
Скандинавские рыбаки так и торговали бы рыбой на временных торгах, если бы не одно место, которое, очевидно, сыграло большую роль в дальнейшем преобразовании викингов из сообщества рыбаков в сообщество воинов и купцов. Место это – Старая Ладога, недалеко от впадения Волхова в Ладожское озеро. Это единственная удобная якорная стоянка для судов на всем южном побережье Ладоги. Речная гавань надежно закрыта от волнения и штормов, которым подвержено все южное побережье Ладожского озера[89 - Другое удобное место располагалось много восточнее, если войти в реку Свирь, соединяющую Онежское озеро с Ладожским, а потом в реки Оять или Паша. Там есть локальный район, заселенный в варяжскую эпоху скандинавами, очевидно, тесно связанными с рыбным промыслом. Однако, Старая Ладога ближе к озеру и ощутимо удобнее.]. Рыбаки, которые вели промысел лосося на Ладоге, несомненно обратили внимание на это место и стали селиться постоянно. По дендрохронологическим данным, это поселение возникло около 750 года[90 - В самом раннем строительном горизонте Старой Ладоги, когда все поселение занимало прибрежную часть площадки, была возведена кузница, которая просуществовала с середины 750-х годов (наиболее раняя дата – 753 год) до середины 760-х годов. Кузница исчезла, вероятно, в результате нападения; в обводную канавку рядом с ней были брошены и оставлены инструменты, сама кузница была разрушена и на ее месте возведена другая постройка – Кузьмин С.Л. Ярусная стратификация нижних слоев Староладожского городища. // Памятники старины. Концепции. Открытия. Версии. Памяти Василия Дмитриевича Белецкого 1919–1997. Т. 1. Санкт-Петербург – Псков, 1997, с. 354].
Помимо необходимости в безопасной стоянке, у рыбаков были также потребности в зерне и муке, а районы, окружавшие Старую Ладогу, были сельскохозяйственными, причем старопашенными. В Эстонии древнейшая распашка была найдена под слоем поселения Илумяэ позднеримского времени, то есть III–IV веков н. э[91 - Еремеев И.И., Дзюба О.Ф. Очерки исторической географии лесной части пути из варяг в греки. Археологические и палегеографические исследования между Западной Двиной и озером Ильмень. М., «Нестор-история», 2010, с. 636]. Это северная часть Эстонии, вблизи побережья Финского залива. При раскопках городища Любша в устье Волхова под валом также были обнаружены следы распашки, при том, что радиоуглеродная дата остатков дерева из-под каменной вымостки первого вала – тоже III–IV века[92 - Миляев П.А. Городище Любша в Нижнем Поволховье: (по материалам архивов ИИМК РАН и ИА РАН). // Ладога и Ладожская земля в эпоху средневековья. Вып. 5. Санкт-Петербург, 2015, с. 115–116].
Также это было пограничное место, а в пограничных местах часто бывали торги для межплеменной торговли. Волхов разграничивал эстов, живших к западу от реки, и весь, живших к востоку от реки[93 - Raudonikas W.J. Die Normannen der Wikingerzeit und das Ladogagebiet. Stockholm, “P? Akademiens F?rlag”, 1930; хотя, надо указать, что этническая ситуация была несколько сложнее и в Приильменье проживали не только эсты и весь. В Ильменском Поозерье (район между истоком Волхова и рекой Веряжей, очень подходящий для пашенного земледелия) на ряде поселений была найдена керамика, схожая с керамикой культуры лууконсаари Карелии и Восточной Финляндии. Хотя это трудно доказать определенно, поскольку культурный слой поселений сильно поврежден глубокой распашкой, эта керамика показывает присутствие здесь финского населения, культурного связанного с Карелией. Также и на поселении Прость (при впадении реки Прость в протоку Волхова, к югу от Новгорода) была найдена керамика с линейным орнаментом, характерная для поселений в Финляндии, а также украшения поясных наборов, встречающихся в Прикамье, Южной Сибири и Северном Кавказе, очевидно, импортные. Поселение имеет радиоуглеродные датировки в предлах 658–770 годов – Носов Е.Н., Горюнова В.М., Плохов А.В. Городище под Новгородом и поселения Северного Приильменья (Новые материалы и исследования). Санкт-Петербург, 2005, с.123, 142]. У самого устья Волхова была сооружена крепость, городище Любша, которая, очевидно, изначально принадлежала эстам[94 - При раскопках валов городища была обнаружена каменная кладка, аналогичная кладке на других городищах эстов на территории Эстонии. Городище появилось, судя по радиоуглеродным датам Е.А. Рябинина, в III–IV веках; впоследствии, в V–VI веках, вал был усилен бревенчатыми конструкциями и облицован мощной каменной кладкой. На валу были деревянные крепостные сооружения, которые сгорели при штурме, произошедшем в VII–VIII веках, вероятно еще до появления здесь скандинавов. Поверх вала были найдены следы пожара, уничтожившего деревянные укрепления городища Любша, датированного VII–VIII веками, а также россыпь черешковых наконечников стрел, найденных среди камней облицовки вала. Это определенно следы нападения и штурма, но трудно сказать, кто именно был напавшей стороной. Городище существовало как поселение до Х века и потом было заброшено до XIII века – Миляев П.А. Городище Любша в Нижнем Поволховье: (по материалам архивов ИИМК РАН и ИА РАН). // Ладога и Ладожская земля в эпоху средневековья. Вып. 5. Санкт-Петербург, 2015, с. 114, 116-117]. На торговый характер городища указывает присутствие славянских украшений из свинцово-оловянного сплава, а также стеклянного бисера и бус из Восточной Европы[95 - На городище Любша найдена форма для отливки большой круглой подвески с крестом из свинцово-оловянного сплава, происходящей из славянских памятников Дуная; они бытовали до конца VIII века. Также в соседней Старой Ладоге были найдены формы для отливки трапециевидной подвески, характерной для славянских памятников VI–VII веков от Дуная до Западной Двины. Кроме этого, на городище Любша в больших количествах найдены стеклянные бусы из синего стекла VII–IX веков, имеющие аналоги в памятниках Восточной Германии, Польши, Моравии, Болгарии, которые совершенно отсутствуют в Старой Ладоге – Миляев П.А. Городище Любша в Нижнем Поволховье: (по материалам архивов ИИМК РАН и ИА РАН). // Ладога и Ладожская земля в эпоху средневековья. Вып. 5. Санкт-Петербург, 2015, с. 121; Щеглова О.А. Свинцово-оловянные украшения VIII–X вв. из Старой Ладоги и Любшанского городища и их восточноевропейские аналоги. // Ладога и истоки российской государственности и культуры. Санкт-Петербург, «ИПК «Вести», 2003, с. 41].
Находки позволяют очертить основные торговые маршруты, проходившие через Старую Ладогу и Любшу. Торговый маршрут с востока на запад, связывающий Прикамье с Финляндией и Скандинавией, отмечен кожаными поясами неволинского типа. Эти пояса производились на Сылве и через межплеменной обмен достигали Западной Финляндии и Швеции[96 - Пояса неволинского типа датируются VII–VIII веками и в Прикамье составляли элемент женского костюма. Но в захоронениях в Западной Финляндии они найдены в мужских погребениях, с богатым инвентарем и даже мечом. В Финляндии таких поясов было обнаружено 19, с датировкой начала VIII века. Это показатель отсутствия прямых связей с регионом производства поясов и показатель многоступенчатого межплеменного обмена, в ходе которого первоначальное назначение предмета забывалось. Также части пояса неволинского типа найдены в кургане Гульхёген, в Гамла Уппсала в Швеции. Курган был расположен юго-западнее «королевских курганов» в Уппсале. Вместе с поясом в кургане был найден сосуд, происходящий с Готланда. Курган датируется VII веком – Gustin I. Elites, Networks and the Finnish Connection in Birka. // New Aspects on Viking-age Urbanism c. 750-1100. Stockholm, 2016, р. 55–5; Голдина Р.Д., Голдина Е.В. Скандинавия и Верхнее Прикамье: контакты во второй половине I тыс. н. э. // Шведы и Русский Север. Киров, 1997, с. 8–9]. Был еще маршрут, с севера на юг, по которому шло олово. Месторождений олова в Европе не так много: Корнуолл на Британских островах, Рудные горы, Бретань, Иберийский полуостров, а также месторождения на Балканах. Эти месторождения эксплуатировались в разные эпохи; в Средневековье важными источниками олова были Корнуолл и Бретань. Можно назвать еще один источник олова, к сожалению, неисследованный – оловянные и свинцово-цинковые руды на северном побережье Ладожского озера между Сортавала и Питкяранта[97 - Оловянное месторождение Питкяранта известно с XVIII века, руды были доступны с поверхности и к моменту детального геологического исследования выработаны на глубину от 75 до 170 метров. – Данные Министерства по природопользованию и экологии Республики Карелия, 2014 год.]. Есть свидетельства того, что в Старой Ладоге производилась выплавка свинцово-оловянного сплава и отливка слитков для продажи[98 - На городище Выжегша (земли меря, на реке Черной, притоке Колокши, впадающей в Клязьму и далее в Волгу) был найден клад арабских дирхемов и слитков свинцово-оловянного сплава. Клад включал в себя 1274 дирхема (младшая монета чеканена в 841/842 году) и был найден в одном месте, компактно, причем часть монет была сложена в столбики по 5-10 монет. В 1,2 метре от монет были найдены 14 целых слитков и один обрубок слитка свинцово-оловянного сплава, сложенные в три ряда. Городище располагалось на юго-востоке мерянского ареала, на границе незаселенной земли между реками Дубна и Нерль, западнее этой полосы находились памятники позднедьяковской, балтской, культуры. На городище, среди мерянской керамики, были найдены в небольшом количестве обломки позднедьяковской керамики. Вероятнее всего, городище Выжегша было торгом, расположенным на межплеменной границе. Олово было предназначено для перепродажи. Деревянные и глинянные формы для отливки таких же слитков, как на городище Выжегша, были найдены в Старой Ладоге, в слое Е2-3, датируемом 760–840 годами – Леонтьев А.Е. Археология мери. К предыстории Северо-Восточной Руси. М., «Геоэко», 1996, с. 201, 206, 208]. Вряд ли можно предположить, что в Старую Ладогу для переплавки привозили оловянную руду, к примеру, из Корнуолла; более вероятно, что привозили для переплавки оловянную и свинцовую руду, добываемую на северном побережье Ладожского озера.
Получается, что в Старой Ладоге перекрещивались важные торговые пути. Торг в окрестностях Старой Ладоги в те времена, около середины VIII века, должен быть особенно большим, богатым и прибыльным, привлекательным для скандинавских купцов.
Судя по находкам в древнейших слоях Старой Ладоги, жизнь в этом поселении с самого начала была весьма хорошо организована и устроена. В Старой Ладоге изначально присутствовали скандинавы[99 - По мнению Д.А. Мачинского, сопка № 140 по списку Бранбенбурга, в которой были найдены погребения с элементами скандинавской обрядности, может быть датирована концом VI – серединой VIII веков. Более вероятной выглядит датировка ближе к середине VIII века, поскольку для этого времени присутствие скандинавов в Старой Ладоге точно зафиксировано. Но если более ранняя датировка получит подтверждение другими находками, то следует признать, что скандинавы присутствовали на этом поселении еще до основания постоянного торгово-ремесленного поселения – Мачинский Д.А. О скандинавском компоненте в составе волховской Руси. // Новгород и новгородская земля. История и археология. Вып. 1. Новгород, 1988, с. 48]. Хорошо организованная жизнь на поселении также указывает на скандинавское происхождение этой традиции[100 - А.Н. Киирпичников во время раскопок в 1991 году на северо-западной части поселения обнаружил в древнейших слоях следы существования городских усадеб. В раскопе были вскрыты следы трех межевых канав, деливших прибрежное пространство на участки по 6 метров шириной. Такие же канавы были известны в датском городе Рибе (там они разграничивали площадь поселения на участки по 8 метров в широну), где они датированы временем около 800 года. Также среди керамики было обнаружено два сосуда, которые имеют аналоги в Рибе, Хедебю и в Ютландии – Кирпичников А.Н., Назаренко В.А. Археологические открытия в Старой Ладоге. Черты и сходства средневековых городов региона Балтики. // Археологические вести. Вып. 1. Санкт-Петербург, 1992, с. 141–143]. Перенос этих традиций из Дании не вызывает особых сомнений, поскольку в Ютландии торгово-ремесленные поселения сформировались еще до возникновения Старой Ладоги[101 - Первые торгово-ремесленные поселения в Ютландии относятся к бронзовому веку. В IV–VI веках возникают новые торговые центры: Экеторп и Исманторп на острове Эланд, крупный центр по выплавке железа в Данкирке (Рибе), поселение Люннеборг на острове Фюн. В VII–VIII веках на берегу залива Шлее возникает Хедебю – Мельникова Е.А. Балтийская система коммуникаций в I тысячелетии н. э. // Древнейшие государства Восточной Европы. 2009 год. Трансконтинентальные и локальные пути как социокультурный феномен. М., «Индрик», 2010, с. 49–52].
Скандинавы обустраивали свои усадьбы в Старой Ладоге серьезно и капитально. Сооружался большой жилой дом с печью. К примеру, в слое Е преобладают дома площадью от 42 до 120 кв. метров; чаще всего срубы-пятистенки. Судя облику жилых домов, в них жили круглый год, летом и зимой. Рядом с жилым домом сооружались хозяйственные постройки. В них размещались кухни, кладовки, а также кузни, литейные, ювелирные, косторезные мастерские. Дом, в котором в 1950 году была найдена руническая надпись, отличался основательностью постройки и продуманной организацией двора. Жилой дом был большим – около 114 кв. метров. Его кровлю поддерживали столбы. Дом был высоким и под кровлей, видимо, было сооружено чердачное помещение, очевидно для хранения каких-то запасов[102 - К югу от дома был найден брус около 5 метров длиной с зарубками – лестница. Если она использовалась для подъема на чердак, то высота дома превышала 3 метра. Можно предположить, что на чердаке могла храниться пушнина – Равдоникас В.И., Лаушкин К.Д. Об открытии в Старой Ладоге рунической надписи на дереве в 1950 году. // Скандинавский сборник. IV. Таллин, «Эстонское государственное издательство», 1959, с. 38]. Западнее дома стояла хозяйственная постройка: кровля на столбах, на пол были положены подтесанные бревна. За ней находился еще один сруб[103 - В этой хозяйственной постройке были найденные кухонные отбросы, а также многочисленный деревянный кухонный инвентарь: поддоны, ковши, крюки, ложки. Вероятнее всего, навес или легкое сооружение, обшитое досками, с деревянным полом, использовался в качестве кухни, а в срубе за ним хранилось продовольствие.]. Рядом с хозяйственной постройкой была сооружена капитальная деревянная скамейка длиной 3,9 метров, установленная на трех столбах. Она прекрасно сохранилась и всем своим видом указывает на основательность владельца усадьбы[104 - Такая скамейка, помимо основательности владельца усадьбы, явно указывает, что в этой усадьбе находилось довольно много людей; на этой скамейке могли свободно разместиться по крайней мере семь человек. Отдельная кухня, отдельная кладовка для продовольствия – это также говорит о том, что в усадьбе проживали несколько человек. Если принять, что усадьба была построена для целой группы из семи-восьми человек, живших вместе, то можно предположить, что это была усадьба экипажа целого торгового корабля, базировавшегося в Старой Ладоге.]. Владелец или владельцы этой интересной усадьбы, вне всякого сомнения, были скандинавами, поскольку в доме была обнаружена палочка с рунической надписью[105 - В цитируемой публикации были довольно подробно описаны обстоятельства этой интересной находки. Палочка с надписью была найдена внутри дома, в куче хозяйственных отбросов и поломанного, явно негодного, хозяйственного инвентаря. По всей видимости, усадьба была оставлена и заброшена, причем бывшие владельцы при отъезде бросили в ней весь негодный или ненужный им инвентарь. Палочка с надписью также была оставлена, что указывает на довольно невысокую ее ценность и исключает ее магическое или культовое назначение. Ценную вещь, без сомнения, взяли бы с собой. Надпись из 52 знаков была сделана на стержне из ели. Судя по описанию ее и фотографии, это была просто еловая ветка, очень грубо обработанная перед нанесением надписи. Сначала ее надрезали и обломили, потом грубо обстругали, сделали широкий и плоский срез, на котором быстрыми, но очень уверенными резами концом ножа прочертили 52 знака надписи, длиной 12 см. Складывается впечатление, что эту еловую ветку взяли из кучи хвороста, заготовленного в качестве топлива – настолько грубо и небрежно она была обработана. Грубость обработки также указывает на то, что у этой палочки не было иного предназначения, кроме как материала для надписи. По варианту чтения норвежского рунолога Герд Хёст, надпись была цитатой из скальдического стиха: «Шатры Вальрида объяты колдовством. Урожай трупов от копий Нибелунгов будет ужасен». Датировка надписи – первая половина IX века – Равдоникас В.И., Лаушкин К.Д. Об открытии в Старой Ладоге рунической надписи на дереве в 1950 году. // Скандинавский сборник. IV. Таллин, «Эстонское государственное издательство», 1959, с. 25; Балтин-Кольский А.О. О рунической надписи из Старой Ладоги. // Скандинавский сборник. IV. Таллин, «Эстонское государственное издательство», 1959, с. 20–21; По всей видимости, эта находка – редкое свидетельство повседневного бытования рунической письменности, адаптированной к использованию дерева в качестве материала для письма.].
По всей видимости, усадьба, в которой была найдена руническая надпись, принадлежала группе скандинавских купцов, имевших собственный корабль и связанных с западной Скандинавией, скорее всего, с Данией. Они жили в Старой Ладоге подолгу, зимой и летом, поскольку усадьба приспособлена для зимнего и летнего проживания; отдельная кухня и скамейка рядом с ней указывают на летнее пребывание владельцев. Вероятно, они вели какие-то торговые операции в течение довольно продолжительного времени, а потом отправлялись в плавание в Скандинавию[106 - Это лишь предположение, поскольку никаких вещей, способных указать на торговлю, в усадьбе не осталось. Вероятно, все ценные вещи владельцы усадьбы забрали с собой, когда покинули ее навсегда. На это указывает тот факт, что были оставлены лишь негодный или ненужный инвентарь. Они собирались не спеша, тщательно собрали все, что им было нужно. Заброшенная усадьба довольно долгое время потом стояла без присмотра, постепенно разрушаясь. Углы жилого дома совершенно сгнили и не сохранились. Усадьба была покинута задолго до того, как Старая Ладога подверглась нападению и была сожжена. Остатки дома обгорели в этом большом пожаре, но не сгорели совершенно.]. Судя по тому, что в доме не было обнаружено потерянных бус, мелких украшений, в усадьбе не было ремесленной мастерской, можно предположить, что эти купцы занимались торговлей пушниной и вывозили ее в Скандинавию. Это были богатые и состоятельные купцы, на что указывает хорошо налаженный быт, а также то, что среди них был человек, очень хорошо и уверенно владевший руническим письмом[107 - Обращает на себя внимание уверенность, с которой были прочерчены знаки. Автор надписи не только был хорошо знаком с письмом, но и часто его использовал. Это обстоятельство указывает на довольно высокое социальное положение писавшего – чтобы так научиться писать руны, надо было довольно долго учиться письму, что мог сделать только состоятельный человек, не обремененный необходимостью добывать средства к существованию. Скальдическая фраза (на мой взгляд, другие варианты чтения, предполагавшие магический характер надписи, малоубедительны, поскольку такое толкование противоречит контексту находки – это была именно надпись, сделанная на скорую руку, очевидно, для памяти) говорит об интересе автора надписи к культуре и поэзии, что также указывает на принадлежность к состоятельным кругам скандинавского общества.]. Купцы устраивались надолго, но потом они покинули свою усадьбу навсегда, бросив в ней ненужный инвентарь и мусор. Почему это было сделано – сказать трудно.
Старая Ладога также была единственным местом, определенно связанным с Булгаром, через который поступали ранние арабские дирхемы[108 - В Старой Ладоге древнейший арабский дирхем был обнаружен в первом ярусе построек древнейшего горизонта, среди построек, датированных 750–760 годами – Носов Е.Н. Первые скандинавы на Руси. // Викинги и славяне. Ученые, политики, дипломаты о русско-скандинавских отношениях. Санкт-Петербург, «Совет министров северных стран», 1998, с. 60]. Прежде чем скандинавские купцы попали в Булгар, вероятнее всего, приобретали арабское серебро в Старой Ладоге. Именно в Старой Ладоге найдены наиболее ранние арабские дирхемы на территории будущей Руси. Первое достоверное свидетельства присутствия скандинавов в Булгаре относится к середине IX века, может быть, немного ранее[109 - Наиболее ранняя достоверно скандинавская находка в Булгарии – это руническое граффити в виде руны S на монете из состава Альметьевского клада, датируемого 840-860-ми годами. Исследователи считают, что клад попал из Северной Европы, но с этим предположением трудно согласиться. Скорее, руна на монете отражает торговые расчеты между скандинавскими и тюркскими купцами в Поволжье. Монету ведь могли пометить и на месте, на торге, что выглядит наиболее вероятным – Измайлов И. «Русы» в Среднем Поволжье (этапы булгаро-скандинавских этно-социальных контактов и их влияние на становление городов и государств). // Международные связи, торговые пути и города Среднего Поволжья IX–XII веков. Материалы Международного симпозиума, Казань, 8-10 сентября 1998 года. Казань, 1999, с. 96; Измайлов И.Л. Балымерский курганный могильники его историко-культурное значение. // Славяне, финно-угры, скандинавы, волжские булгары. Доклады международного научного симпозиума по вопросам археологии и истории 11–14 мая 1999 года. Пушкинские горы. Санкт-Петербург, «ИПК «Вести», 2000, с. 83].
Торговали скандинавские купцы поначалу, чем придется. Например, янтарем. Самый ранний в Прибалтике клад арабских дирхемов был обнаружен в районе Кёнигсберга: 150 монет, датированных 745/746 годом[110 - Bogucki M. The beginning of dirham import to the Baltic Sea zone and the question of early emporia 2010. // Worlds Apart? Contacts across the Baltic Sea in the Iron Age. Network Denmark-Poland 2005–2008. K?benhavn – Warszawa 2010, р. 351]. Этот район известен древней добычей и обработкой янтаря[111 - По немецким данным, районы добычи янтаря были сосредоточены на побережье северо-западного выступа Земландского полуострова, к западу от Кёнигсберга, от поместья Нодемс (в 7 км от Янтарный) до Нойкурена (Пионерский). В начале ХХ века янтарь добывался уже карьерным способом и добыча достигала 497 тонн в 1925 году. При этом также осуществлялся сбор янтаря на песчаных пляжах и отмелях, такой янтарь подлежал обязательной продаже. В 1913–1925 годах объем сбора янтаря на отмелях и пляжах составил более 400 тонн, то есть в среднем 33 тонны в год. Примерно в таких же объемах янтарь мог добываться и в древности – Wirtschaft und Statistik, 1926, Nr. 6, S. 172]. Другим товаром, который часто встречается при раскопках и даже выступает датирующим признаком, были бусы и бисер, либо в виде заготовок украшений, либо в виде уже украшенной одежды или каких-нибудь предметов одежды[112 - К примеру, на Готланде, в Лирунгсе была обнаружена небольшая мастерская, сооруженная в самом начале варяжской эпохи на развалинах большого здания с мощным каменным фундаментом, построенным в предшествующую эпоху. В этой мастерской была обнаружена стеклянная мозаика, многочисленные глиняные и железные грузила от ткацкого станка, очаг с сильно обожженными камнями и оплавленной глиной, а также обломок дирхема, датированный между 745 и 833 годами. Вероятнее всего, в этой мастерской изготовляли стеклянные бусы или бисер, ткали ткани, возможно, шили одежду и украшали ее. Обломок дирхема весьма наглядно свидетельствует, что мастерская работала на продажу. – Gustafsson B. Beyond Wayland – thoughts on early medieval metal workshops in Scandinavia. // Historical metallurgy, 2012, p. 26].
Однако, украшения, такие как янтарь, бисер или бусы, вовсе не являются товаром, который создает крупномасштабную торговлю с большой выручкой. Скандинавские купцы торговали товаром, который в очень большой степени связывал их с местной экономикой – железом и железными изделиями. Во-первых, в Старой Ладоге, в древнейшем слое были найдены остатки кузницы с инструментами и изделиями скандинавского облика[113 - В нижнем слое Старой Ладоги были найдены остатки кузницы, датированной по дендрохронологии 760-ми годами. Кузница располагалась на четырехугольной площадке, ограниченной ровиками, через который был переброшен мостик из жердей и горбыля. На площадке находилось несколько десятков заготовок, полуфабрикатов и поделок из железа: ладейные заклепки, гвозди, ножи, наконечник стрелы, пластины, стержни, проволока. В ровике были сложены кузнечные и ювелирные инструменты – 26 единиц, в том числе: шесть клещей различной длины, части клещей, два пробойника, железная наковаленка с выступом, три ювелирных молоточка, три зубила, ювелирные ножницы, два сверла, волочильня для гвоздей, волочильня для проволоки, дисковиная железная пластина для чеканки. Все инструменты очень похожи на бытовавшие в Скандинавии. Инструменты, как показывает находка на дне высохшего озера на Готланде, хранились и перевозились в дубовых ларцах. – Рябинин Е.А. Скандинавский производственных комплекс VIII века из Старой Ладоги. // Скандинавский сборник. XXV. Таллин, «Ээсти раамат», 1980, с. 164–165, 174]. Во-вторых, в восточной Швеции, в прибрежных областях, были найдены древнейшие арабские дирхемы, чеканки конца VIII века. Они могли быть получены, пожалуй, только за экспорт железа, которое в то время в Швеции выплавлялось очень активно. В-третьих, железные изделия скандинавского облика, особенно ножи, широко распространились в первой половине IX века во многих поселениях лесной зоны, причем, разных племен, как финских, так и славянских.
В Скандинавии железо выплавляли не только из болотной руды, но из месторождений, в которых железо содержало в себе природные легирующие примеси. Поэтому скандинавские изделия отличались ощутимо более высоким качеством. К примеру, в некоторых районах Швеции переплавлялась руда с довольно высоким содержанием марганца, так что получаемое железо и сталь были более твердыми и износостойкими, чем из обычной болотной руды. Особенно это было важно для изделий, в которых требуется твердость и стойкость к истиранию: ножи, режущий инструмент, а также сошники. Обладая нужными в каждом крестьянском хозяйстве железными изделиями высокого качества, скандинавы быстро оказались вовлечены в торговые связи с местными населением, не только районом Старой Ладоги, но и другими, более отдаленными районами.
Крицу или изделия можно было поменять на другие товары, например, на зерно. Скорее всего, часть железа в крицах и в изделиях менялась скандинавами на зерно для продовольственных нужд[114 - В XIII веке в Скандинавии 120 стандартных железных заготовок общим весом 12,8 кг менялись на 280 кг зерна. То есть килограмм железа стоил 21,8 кг зерна. – Skre D. Money and trade in Viking-Age Scandinavia. // Economies, Monetisation and Society in the West Slavic Lands 800-1200 AD. Szczecin, 2013, р. 79; Скандинавские мастера делали заготовки, приближенные к формам наиболее распространенныз изделий, например, в Норвегии – в форме кос, в Швеции – в форме топоров. Это облегчало сбыт, который мог сопровождаться изготовлением вещи по заказу покупателя.]. Можно было также поменять на шкурки пушных зверей – других ценностей у племен лесной зоны не имелось[115 - Стоит указать, что и скандинавские рыбаки тоже нуждались в кожаных и меховых изделиях, поскольку ыбный промысел требует хорошей обуви и теплой, меховой одежды. В Менцлине, к примеру, были обнаружены многочисленные кости и рога козлов, а также кости лисиц, что указывает на производство кожаной обуви, меховой одежды и изделий из рога. Обмен рыбы или привезенного из Скандинавии железа на кожу и лисий мех имел место и на самой ранней стадии развития меновой торговли, обслуживавшей рыбный промысел. – Wehner D. The hinterland of the early medieval trading places Wolin and Menzlin: A comparison. // Trade and Communication Networks of the First Millennium AD in the northern part of Central Europe: Central Places, Beach Markets, Landing Places and Trading Centres. Hannover, 2010, р. 263]. Вот пушнина была ликвидной ценностью, которую можно было свезти в Булгар и там продать за серебро.
В Старой Ладоге торговали и пушниной. Например, заготовители продавали шкурки скупщикам, которые формировали более крупные партии для вывоза в Булгар, или в Западную Европу[116 - Есть интересная гипотеза французского исследователя Жоэля Супери о том, что скандинавы уже во второй половине VIII века проживали на побережье христианского королевства Астурия, на северо-востоке современной Испании. Они упомянуты в арабских сочинениях в связи с походом Абд аль-Малика-ибн-Мугита на короля Астурии Альфонсо II в 795–796 годах. Король собрал помощь для отражения вторжения, включая басков и «маджусов», живших на побережье моря. Маджусы в арабских источниках – это скандинавы. Исследователь полагает, что скандинавы попали в Астурию в силу того, что Карл Великий, начав войну с саксами-язычниками, ввел жесткие ограничения на морскую торговлю с языческой Скандинавией. По побережью Франкского королевства были устроены посты и таможни для контроля торговли. Скандинавские торговцы проплыли вдоль побережья франков и нашли королевство, которое пожелало с ними торговать. Вероятнее всего, главным товаром для сбыта в Астурии и через нее в Кордовский халифат и другие страны Средиземноморья была как раз пушнина. – Supеry J. First mentions of the Vikings in the West. Academia, July 19, 2021 – https://www.academia.edu/50080878/First_mentions_of_the_Vikings_in_the_West_SL_Critical_Study_1 (https://www.academia.edu/50080878/First_mentions_of_the_Vikings_in_the_West_SL_Critical_Study_1)], или в Скандинавию.
В ответ на известные возражения, что торговать могли, к примеру, медом или рабами, нужно сказать, что количество вырученного арабского серебра очень уж велико. В обороте циркулировали, должно быть, многие десятки миллионов дирхемов[117 - Среди кладов арабских дирхемов, обнаруженных на территории Руси, было несколько очень крупных кладов, общим весом в 7–8 пудов или 40–50 тысяч монет; поскольку они в руки исследователей не попали и не датированы, то обычно исключаются из рассмотрения. Из крупнейших недатированных кладов можно назвать два: клад при устье Волхова – около 50 тысяч монет и клад у Козянки, близ Полоцка – около 11 тысяч монет. Еще три крупных клада получили даты по определению небольшой части монет: клад у Пальцево на реке Торопе – около 50 тысяч монет (младшая из изученных имела дату 913/14 год), клад в Муроме – 11077 монет (младшая – 939/40 год), и клад у Великих Лук на реке Ловать – около 40 тысяч монет (младшая из изученных – 978/79 год). Только в этих пяти кладах содержалось около 162 тысяч монет. – Марков А.К. Топография кладов восточных монет (сасанидских и куфических), Санкт-Петербург, «Типография Императорской академии наук», 1910, № 28, 203, 172; По мнению академика Б.А. Дорна, через руки известного арабиста, академика Императорской академии наук Христиана Френа прошло около 3 млн. арабских дирхемов, поскольку он занимался определением монет по просьбам частных лиц и ученых – Дорн Б. Академик Френ и его ученая деятельность. // Ученые записки Императорской академии наук по первому и третьему отделениям. Т. III. Санкт-Петербург, 1855, с. 430]. Есть лишь один товар, который мог обеспечить такую выручку серебром, и это пушнина. Во-первых, пушнина сама по себе стоила дорого. Во-вторых, пушнина могла добываться в очень больших объемах.
Викинги-рыбаки и выделявшиеся из их среды купцы, вероятнее всего, довольно быстро научились оборачивать товары примерно по такой схеме: рыба – железо и железные изделия – пушнина – серебро. Так товары ограниченной годности или с ограниченным рынком сбыта превращались в универсальное платежное средство. Даже небольшие суммы в дирхемах, вырученные от такой торговли, давали купцу значительные привилегии и возможности. Как только скандинавы научились получать в многоступенчатом товарном обмене серебро, произошло обособление купечества от рыбного промысла.
Вот в это время одному из скандинавских купцов, вошедшему в историю безымянным, пришла в голову идея на миллион арабских дирхемов – организовать крупную, в промышленных масштабах, заготовку пушнины для продажи.
Пушнина
Реки лесной зоны Европейской части России не идут ни в какое сравнение с реками Западной Европы. Гидросистема Русской равнины – это лабиринт. Четыре крупные реки, вытекающие из одного места, известного как Оковский лес[118 - Оковский лес – интересное место. Отсюда вытекает Днепр, Западная Двина, Волга и Ловать с крупным притоком Кунья. Иными словами, из этого района можно плыть в четырех направлениях. Сам по себе Оковский лес на западе доходит до верховьев Торопы (приток Западной Двины) и до Куньи (приток Ловати, впадающей в Ильмень), на севере доходит до озер Селигер, Пено и Стерж, на востоке – до Волги и устья реки Молодой Туд, на юге – до Вазузы (приток Волги), на юго-западе до реки Каспли (приток Западной Двины) – Алексеев Л.В. «Оковский лес» Повести временных лет. // Культура средневековой Руси. Л., «Наука», 1978, с. 6], текущие в разные стороны, а также их многочисленные притоки, неоднократно меняющие направление течения. Речные пути были очень протяженными. Если мы примем площадь лесной зоны Европейской части России в 2,5 млн. кв. км[119 - Завалишин А.А. Почвы лесной зоны, их образование и свойства. М.-Л., «АН СССР», 1939, с. 3], а среднюю густоту речной системы в лесной зоне в 0,35 км на кв. км, то общая протяженность речной системы этой территории составляет 875 тысяч км.
Тем не менее, археологические находки убедительно показывают, что скандинавы знали этот речной лабиринт в лесной зоне вдоль и поперек. Скандинавы несомненно потратили немало сил и времени, возможно, десятилетия, на экспедиции по рекам, пока хорошо их не изучили. У них была веская причина предпринимать такие экспедиции, и этой причиной могла быть только пушнина, или, точнее, места ее обитания.
Большая часть пушных зверей живет невдалеке от воды. В мелких реках устраивает свои гнезда и запруды бобер, ценный мех которого всегда очень ценился. В пойменной темнохвойной тайге, составленной елями и кедрами, обитает белка, для которой кедровые и еловые шишки доставляют корм, а в густых кронах легко обустроить гнездо и укрыться[120 - Русанов Я.С. Основы промысла белки. М., «Лесное хозяйство», 1966, с. 14–17]. В той же темнохвойной тайге, особенно в кедровниках, обитает соболь – животное хищное, питающееся полевками, белками и бурундуками, которые обитают в богатых кормом кедровых и еловых лесах. Там же в основном обитает и куница, которая питается как ягодами и орехами, так и нападает на полевок и белок. В лесах вблизи рек живет горностай, охотящийся в основном на мышевидных грызунов. Природная экосистема, в которой живут пушные звери, тесно связана с темнохвойными лесами, произрастающими поблизости от воды. В сухих и светлых сосновых борах, а также в лиственных лесах, пушного зверя мало. Продуктивность пушных угодий можно приблизительно оценить по количеству белок. Если их много, то, значит, много и другого пушного зверя, особенно соболей и куниц.
Тогда интерес скандинавов к рекам обширной территории будущей Руси становится понятным и легко объяснимым. Знание о богатых пушниной местах становилось очень ценным знанием.
Почему я так считаю? Потому что у меня есть ключ к интерпретации археологических находок варяжской эпохи. Этот ключ – история русского освоения Сибири. Сравнение скандинавского проникновения на территорию будущей Руси и русского проникновения в Сибирь было, своего рода озарением, показавшим очень большое сходство этих двух процессов. Чтобы выручить многие миллионы дирхемов, скандинавы должны были организовать заготовку пушнины в промышленных масштабах, такую… как в Сибири в XVII веке.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71261905?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes
Примечания

1
Верхотуров Д.Н. Три века спора о варягах. Летопись и варяги. М., «Вече», 2020; Верхотуров Д.Н. Свидетельства мертвых варягов. История трех веков спора о варягах. М., «Вече», 2021

2
В русской историографии викингов или варягов все же больше считают некоей организующей силой, создавшей русское государство или его основы. Эту точку зрения разделяют норманнисты. Антинорманнисты с ней совершенно не согласны, но и они считают, что скандинавские викинги, в виде наемников или торговцев, все же приняли некоторое участие в сложении русской государственности. Представление викингов как чистых грабителей для русской историографии в целом нехарактерно.

3
Товарная продукция, применительно к крестьянскому хозяйству, означает долю продукции, которая не потребляется внутри самого крестьянского хозяйства и поступает в торговлю, обмен или налоги.

4
Верхотуров Д.Н. Три века спора о варягах. Летопись и варяги. М., «Вече», 2020; Верхотуров Д.Н. Свидетельства мертвых варягов. История трех веков спора о варягах. М., «Вече», 2021

5
Krug Ph. Kritischer Versuch zur Aufkl?rung der byzantischen Chronologie, mit besonderer R?cksicht auf die fr?here Geschichte Russlands. St.Petersburg, 1810

6
Филипп Круг написал отдельную статью по этому вопросу: “Beweis, dass der Anfang des russischen Staats nicht erst in das Jahr 862 k?nne gesetzt, sondern in das Jahr 852 m?sse vorgedr?ckt werden”

7
Krug Ph. Forschungen in der ?lteren Geschichte Russlands. Erster Theil. St.Petersburg, 1848, S. 131-132

8
Пиотровская Е.К. Византийские хроники IX века и их отражение в памятниках славяно-русской письменности («Летописец вскоре» константинопольского патриарха Никифора). Православный Палестинский сборник. Вып. 97 (34). Санкт-Петербург, 1998, с. 26

9
Krug Ph. Forschungen in der ?lteren Geschichte Russlands. Erster Theil. St.Petersburg, 1848, S. 139

10
Толочко А.П. Очерки изначальной руси. Киев – Санкт-Петербург, «Лаурус», 2015, с. 49–50

11
Толочко А.П. Очерки изначальной руси. Киев – Санкт-Петербург, «Лаурус», 2015, с. 56

12
Толочко А.П. Очерки изначальной руси. Киев – Санкт-Петербург, «Лаурус», 2015, с. 64

13
Погодин М.П. Нестор. Историко-критическое рассуждение о начале русских летописей. М., 1839, с. 8

14
Погодин М.П. Нестор. Историко-критическое рассуждение о начале русских летописей. М., 1839, с. 12–13

15
Лавровский Н. О византийском элементе в языке договоров русских с греками. Санкт-Петербург, 1853, с. 15

16
В русском переводе без особого труда выделяется структура исходного греческого документа, состоящего из трех основных частей: протокол, текст и эсхатокол. Поскольку была выработана типология формуляров византийских актов, то С.М. Каштанов сопоставил структуру русских договоров с этой типологией формуляров и установил, что договор 911 года близок к типу IIа (акты, заключенные в 992-1291 годах без предварительных переговоров в другой стране), договор 944 года близок к типу Ia (акты, заключенные в 992-1291 годах после переговоров, проводившихся в другой стране)1. К другим признакам подлинности этих фрагментов летописи относились: упоминание соправителей императоров, что не делалось в хрониках, но делалось в актах, упоминание византийских мер – литр, использование византийской системы счисления лет и датировки в договорах 911 и 944 года, а также индикта в договоре 971 года. Также в перевод договора 911 года проникла формула «равно другаго свещания», соответствующее греческому ???? – аутентичный экземпляр, то есть обозначение дубликата официального акта. Таким образом, в летопись действительно были вставлены переводы греческих документов. Этот вывод не может подвергаться сомнению. Вероятно, документы, использованные летописцем, происходили из княжеского архива, поскольку в Киеве были найдены вислые печати от византийских грамот. – Бибиков М.В. Тексты договоров Руси с греками в свете византийской дипломатической практики. // ????????? к 75-летию академика РАН Геннадия Григорьевича Литаврина. Санкт-Петербург, «Алетейя», 2003, с. 52–55

17
По поводу призвания варягов есть веская причина считать, что этот сюжет был заимствован из англо-саксонской литературы, видимо, с помощью книжников из свиты Гиты Уэссекской – супруги князя Владимира Мономаха, которая пребывала на Руси между 1073 или 1075 и 1096 годами.

18
Lund J. Banks, Borders and Bodies of Water in a Viking Age Mentality. // Journal of Wetland Archaeology. Vol. 8. 2008, p. 56

19
Клады иной раз находят в совершенно неожиданных местах. К таким находкам можно отнести клад у Ванамыйза, в 11 км от Вильянди, в юго-западной Эстонии. 22 сентября 2018 года группа археологов Тартусского университета искала место битвы у Вильянди, которая произошла 21 сентября 1217 года. Поля битвы они не нашли, зато нашли на берегу реки Леммийыги клад варяжского времени. При обследовании поля металлоискателями был обнаружен клад из 157 монет, в том числе 28 дирхемов, датированный временем около 1020 года. Место находки было исследовано очень тщательно. Монеты были обнаружены на распаханном поле, на площади около 25х 25 метров. Под почвой лежал слой глины, и четыре монеты были найдены прямо на нем, на глубине 60 см от поверхности. Клад был закопан именно в этом месте, а потом уже растащен плугами при распашке. Место находки первоначально было заливным лугом. В 260 метрах к югу было средневековое кладбище, а в 1,7 км к юго-востоку было поселение варяжского времени Раттама. Клад был закопан на краю поля без видимых ориентиров, вероятно, в мешочке или матерчатом свертке, который истлел. Думается, что в древности в этом месте был какой-то ориентир, к примеру, большое дерево, не дошедшее до наших дней. Никаких признаков культа или культового сооружения не было ни в месте находки, ни в окрестностях, так что наиболее вероятная причина сокрытия клада – военная опасность. Забрать клад в таком месте мог только хозяин, знавший ориентир, направление и расстояние от него, но он клад не забрал. – Konsa M., Leimus I., Kangert N., M?esalu A. Searching for the battle?eld – ?nding a silver hoard in Vanam?isa village, Viljandi County. Archaeologoical Fieldwork in Estonia 2018, 2019, pp. 79-81

20
Например – Михалевский Ф.И. Очерки по истории денег и денежного обращения. Деньги в феодальном обществе. Т. 1. М., 1948, с. 221

21
Русь в IX–X веках. Археологическая панорама. М.-Вологда, «Древности Севера», 2012, с. 385

22
Речь идет о монетах, разрезанных на две, четыре или восемь, иногда на шестнадцать частей. Части монет называют обломками, но я бы не согласился с таким определением. Монеты разрезали специально, чтобы получить размен менее одного дирхема. Лучше использовать древнерусский термин: резана – половина дирхема (1,48 грамм серебра). Соответственно ? дирхема – это полрезаны, ? дирхема – это четверть резаны.

23
Последние русские монеты домонгольского времени относятся к Владимиру Мономаху или Юрию Долгорукому, то есть чеканка монет продолжалась до середины XII века. Возобновление собственной чеканки монет произошло в конце XIV века – Ильин А.А. Топография кладов древних русских монет X–XI в и монет удельного периода. Труды Нумизматической комиссии. V. Л., 1924, с. 8, 20

24
Мне встретился прекрасный пример того, как можно было сказать об огромном количестве монетного серебра на территории будущей Руси, признать его платежным средством, даже признать широкое распространение денег во всех слоях общества, но не признать формирование товарно-денежной экономики и особенно связи его со скандинавами. Автор этой работы спорил с представлением о том, что на Руси скот играл роль денег. Изящный уход в полемику от всех неудобных вопросов – Лучинский М.Ф. Деньги на Руси IX–XI вв. Против одного ошибочного представления. Казань, «Издательство Казанского университета», 1958, с. 149–150, 223-225

25
В одной из самых авторитетных работ по истории походов викингов было прямо сказано: «Больших запасов не могли брать с собою, да и не имели в них надобности; если направляли путь далее, нежели на сколько взято продовольствия, то приставали к ближнему берегу и отправлялись на промысел». – Стриннгольм А.М. Походы викингов. М., «АСТ», 2003, с. 34

26
Moubach A. Alte und neue gr?nlandische Fischerei und Wallfischfang mit einer kurzen historischen Beschreibung von Gr?nland, Island, Spitzbergen, Nova Sembla, Jan Mahen Eiland, der Stra?e Davis u.a. Leipzig, bei Peter Conrad Monath, 1723, S. 398

27
Moubach A. Alte und neue gr?nlandische Fischerei und Wallfischfang mit einer kurzen historischen Beschreibung von Gr?nland, Island, Spitzbergen, Nova Sembla, Jan Mahen Eiland, der Stra?e Davis u.a. Leipzig, bei Peter Conrad Monath, 1723, S. 397

28
В Уставе Морском, составленным лично императором Петром I, имеется норма продовольственного снабжения экипажей кораблей. На расчетный месяц по 28 дней полагалось на человека: говядины – 5 фунтов (2 кг), свинины – 5 фунтов (2 кг), сухарей – 45 фунтов (18 кг), гороха – 10 фунтов (4 кг), круп – 15 фунтов (6 кг), рыбы – 4 фунта (1,6 кг), а также масло, вино, пиво, уксус и соль. Таким образом, суточный рацион русского моряка составлял 1,2 кг, в том числе хлебопродуктов – 1 кг. Как видим, хлебный рацион был примерно одинаков во всех парусных флотах. – Устав Морской о всем, что касается доброму управлению, в бытность флота на море. Санкт-Петербург, 1780, с. 125

29
Приведенный подсчет представляет собой образец экстраполяции, характерной для методики планирования. Экстраполяции позволяют быстро получить общую оценку какой-либо сферы или экономики в целом на основе немногих данных.

30
Скандинавские корабли не имели обогреваемых кубриков, хотя часто ходили в приполярных широтах.

31
Имеется в виду армейский яловый сапог, пошитый из хорошо выделанной и дубленой кожи; обувь из кожи более худшего качества, которая производилась в Средние века, должна была снашиваться быстрее; но спорить до проведения детальных исследований не будем, а возьмем норматив снашивания армейских кожаных сапог.

32
В начале 1920-х годов в СССР, когда деньги почти потеряли покупательную способность, вычислялась стоимость различных товаров, таких как сапоги, одежда, сельхозорудия, в зерне, для прямого обмена товаров на хлеб. Для нас этот метод интересен тем, что позволяет оценить взаимосвязи тылового снабжения отрядов викингов с крестьянскими хозяйствами.

33
Принято к расчету: объем четверти – 209 литров, вес литра ржи – 680 грамм. Данные о ценах: Маньков А.Г. Цены и их движение в Русском государстве XVI века. М.-Л., «Издательство АН СССР», 1951, с. 104

34
Маньков А.Г. Цены и их движение в Русском государстве XVI века. М.-Л., «Издательство АН СССР», 1951, с. 236

35
Маньков А.Г. Цены и их движение в Русском государстве XVI века. М.-Л., «Издательство АН СССР», 1951, с. 216

36
Маньков А.Г. Цены и их движение в Русском государстве XVI века. М.-Л., «Издательство АН СССР», 1951, с. 208

37
Вероятно, одежда в Скандинавии стоила в зерновом эквиваленте дороже, чем в Московском государстве. В XIII веке 16,5 метров шерстяной ткани, то есть, примерно один костюм, стоили около 280 кг зерна. – Skre D. Money and trade in Viking-Age Scandinavia. // Economies, Monetisation and Society in the West Slavic Lands 800-1200 AD. Szczecin, 2013, р. 79

38
Cosentino S., Land and military service in the ninth century: A note on Nicephorus and Charlemagne. // Prosopon Rhomaikon. Erg?nzende Studien zur Prosopographie der mittelbyzantinischen Zeit, Berlin, Boston, 2017, р. 217

39
Kilger Ch. Wholeness and Holiness: Counting, Weighing and Valuing Silver in the Early Viking Period. Aarhus, Aarhus Universitetsforlag, 2008, р. 270

40
Kilger Ch. Wholeness and Holiness: Counting, Weighing and Valuing Silver in the Early Viking Period. Aarhus, Aarhus Universitetsforlag, 2008, р. 268

41
Bogucki M. The beginning of dirham import to the Baltic Sea zone and the question of early emporia 2010. // Worlds Apart? Contacts across the Baltic Sea in the Iron Age. Network Denmark-Poland 2005–2008. K?benhavn – Warszawa 2010, р. 351

42
Swanton M. The Anglo-Saxon Chronicle. Phoenix Press, 2000, p. 57

43
Нунан Т.С. Зачем викинги в первый раз прибыли в Россию. // Американская русистика: Вехи историографии последних лет. Период Киевской и Московской Руси: Антология. Самара, «Издательство Самарского университета», 2001, с. 56

44
Стальсберг А. Находки скандинавского происхождени IX–XI вв. в Волжско-Камской Булгарии. // Средневековая Казань: возникновение и развитие. Материалы международной научной конференции, Казань, 1–3 июня 1999 года. Казань, 2000, с. 237

45
Т.С. Нунан подчеркивает: «Короче говоря, в сопках нет признаков больших богатств и даже какого-либо намека на хотя бы умеренный достаток» – Нунан Т.С. Зачем викинги в первый раз прибыли в Россию. // Американская русистика: Вехи историографии последних лет. Период Киевской и Московской Руси: Антология. Самара, «Издательство Самарского университета», 2001, с. 26

46
Нунан Т.С. Зачем викинги в первый раз прибыли в Россию. // Американская русистика: Вехи историографии последних лет. Период Киевской и Московской Руси: Антология. Самара, «Издательство Самарского университета», 2001, с. 33

47
Barrett J.H. “Few know an earl in fishing clothes”: Fish middens and the economy of the viking age and late norse earldoms of Orkney and Caithness, Northern Scotland. PhD thesis. University of Glasgow, 1995

48
На удивление популярная это была теория, отраженная во многих работах – Magnusson M. Viking Expansion Westward. New York, “H.Z. Walck”, 1973, p. 21, 86; Logan D.L. The Viking in History. New York, “Routledge”, 1992, p. 24–26; Helle K. History of the Early Viking Age in Norway. // Ireland and Scandinavia in the Early Viking Age. Blackrock, “Four Courts Press”, 1998, p. 246–247

49
Корабль из Гокстада, точно скопированный в XIX веке, показал скорость при попутном ветре в 10,5 узлов

50
В Швеции, на полуострове Викболандет, было обнаружено интересное кладбище из 22 погребений, из которых 10 или 11 погребений было совершено в лодках. Одно из них было раскопано в 2005 году. Лодка длиной около 5 метров и шириной 1,7 метров была помещена в яму, выкопанную в форме лодки, а потом была закрыта каменной закладкой. Впоследствии лодка полностью сгнила, и каменная закладка опустилась вниз, создав характерную впадину на на поверхности могильника. Судя по размеру других могих такой же формы, другие лодки были тех же размеров. Лодка была построена с применением железных заклепок, которые концентрировались в носовой и кормовой части лодки. Исследователей привлекла находка 23 игральных фишек из янтаря – необычная находка, показывающая тесные связи погребенного с местами добычи янтаря, вероятнее всего с Прибалтикой. Но интересно отметить, что в лодке были найдены остатки неполного комплекта упряжи лошади и лишь один железный нож. Не было оружия и доспехов. Совершенно мирные люди.
Археологи, видимо, затруднились с интерпретацией этих находок в столь любопытном могильнике, почему в центре их внимания оказались игральные фишки. На мой же взгляд – это кладбище общины викингов-рыбаков. Кладбище располагалось на небольшой плоской возвышенности к югу от современного Скамби, на правом берегу реки, текущей в районе могильника с востока на запад, а потом поворачивающей на юг и впадающей в залив Слотбакен, омывающий полуостров с юга. Долина этой реки, весьма подходящая для хлебопашества, была заселена в начале эпохи викингов, в начале IX века, поскольку анализ находок с распашки не выявил материалов предшествующего вендельского периода. По предположению авторов раскопок, погребение в лодке делалось раз в поколение, и могильник существовал с начала и до конца эпохи викингов, примерно с 800 до 1025 года, когда в силу христианизации, обряд погребений в лодках вышел из употребления. – Rundkvist M., Williams H. A Viking Boat Grave with Amber Gaming Pieces Excavated at Skamby, ?sterg?tland, Sweden. // Medieval Archaeology, Vol. 52, 2008, pp. 69-102
Если это был большой род рыбаков, то надо сказать, что они выбрали идеальное место для поселения, рядом с заливом, среди пахотных угодий и довольно густых в те времена лесов. Это место позволяло легко выходить в море на промысел, и в то же время защищало от непогоды и враждебных посягательств. Бирка находилась примерно в 200 км к северу, если считать по воде. То есть копченую или вяленую рыбу можно было при необходимости продать на крупнейшем в этом части Скандинавии торге.

51
В связи с этим нужно упомянуть гипотезу Ф. Аскерберга, который считал, что название викинг произошло от глагола vikja – поворачивать, отклоняться. Это он истоковал так, что викинг был человеком, покинувшим родину ради участия в грабительских походах. Однако, это слово явно производное, поскольку так в древнескандинавских источниках называли собственно грабительский поход, а не их участников. То есть, эта этимология ничего не объясняет – Гуревич А.Я. Походы викингов. М., «Наука», 1966, с. 80

52
Гейнеман Б.А. Рыболовство на Балтийском море у русских берегов. Санкт-Петербург, 1904, с. 7

53
Гейнеман Б.А. Рыболовство на Балтийском море у русских берегов. Санкт-Петербург, 1904, с. 90–96

54
Имеется в виде деление моря на подрайоны Международным советом по исследованию моря, ICES или ИКЕС

55
Карпушевский И.В., Голубкова Т.А., Архипов А.Г. Сырьевые ресурсы Балтийского моря и его заливов. // Вопросы рыболовства, 2015. Т. 16, № 3, с. 284–285

56
Карпушевский И.В., Голубкова Т.А., Архипов А.Г. Сырьевые ресурсы Балтийского моря и его заливов. // Вопросы рыболовства, 2015. Т. 16, № 3, с. 285

57
Гейнеман Б.А. Рыболовство на Балтийском море у русских берегов. Санкт-Петербург, 1904, с. 13

58
Вообще, стоит сказать, что по археологическим находкам прослеживается торговый путь вдоль восточного побережья Швеции на север, через Аландские острова, затем вдоль южного побережья Финляндии до южного побережья Финского залива, по крайней мере до района Таллинна. Этот путь использовался по крайней мере с бронзового века – Custin I. Contacts, Identity, and Hybridity: Objects from South-western Finland in the Birka Graves. // Identity Formation and Diversity in the Early Medieval Baltic and Beyond. The Northern World, Volume: 75, 2017, p. 212

59
Нунан Т.С. Зачем викинги в первый раз прибыли в Россию. // Американская русистика: Вехи историографии последних лет. Период Киевской и Московской Руси: Антология. Самара, «Издательство Самарского университета», 2001, с. 30–31

60
В порядке догадки. В Прибалтике найдено некоторое количество скандинавских железных кресал. Это странная находка, поскольку очевидно, что эти вещи проходили через обмен, но при этом очевидно, что кресала не имели ценности в торговом смысле. Можно предположить, что кресала были символическим даром в обмен на право проживания на берегу или в каком-то месте. Возможно, что дарением кресала скреплялся договор об аренде рыбопромыслового участка.

61
Археологические исследования в Дании также показывают, что в древности береговая линия проходила в стороне от современной. Например, судоходный канал, сооруженный в 726 году на острове Самсё в самой узкой его части, сегодня находится на 0,5 метра выше уровня моря. Поселения на Изефьорде и Роскильде-фьорде на острове Зеланд также расположены в 1–2 км от современной береговой линии. – Ulriksen J. Inland navigation and trade in a land without rivers – fjords and streams as navigation and trade routes in Viking Age Denmark. // Siedlungs- und K?stenforschung im s?dlichen Nordseegebiet. Vol. 34. Rahden/Westf., 2011. S. 192-193

62
У побережья Литвы были обнаружены и исследованы остатки нескольких судов XVII–XIX веков, что позволяет надеяться на обнаружение судов варяжской эпохи, затонувших в этом районе – Ћulkus V. Shipwrecks off the Coast of Lithuania. Underwater Archaeology in the Baltice Region. Archaeologia Baltica 14. Klaipeda, 2010, p. 28–46

63
Лебедев Г.С. Северная часть «Пути из варяг в греки» (Памятники и навигационные ориентиры Финского залива – Волхова – Ильменя – Ловати – Двинско-Днепровского междуречья). // История и археология Новгородской земли. Новгород, 1987, с. 16

64
Нунан Т.С. Зачем викинги в первый раз прибыли в Россию. // Американская русистика: Вехи историографии последних лет. Период Киевской и Московской Руси: Антология. Самара, «Издательство Самарского университета», 2001, с. 31

65
Nordmann C.A. Germannen un Finnen in der Vorgeschichte Finnlands. Mannus, 1937. Bd. 29, S. 490-501

66
Гейнеман Б.А. Рыболовство на Балтийском море у русских берегов. Санкт-Петербург, 1904, с. 10

67
Лебедев Г.С. Северная часть «Пути из варяг в греки» (Памятники и навигационные ориентиры Финского залива – Волхова – Ильменя – Ловати – Двинско-Днепровского междуречья). // История и археология Новгородской земли. Новгород, 1987, с. 16

68
А.Н. Кирпичников при раскопках прибрежной части поселения обнаружил прямое подтверждение наличия в Старой Ладоге рыболовного промысла. Рядом с железоплавильным горном, устроенным в склоне коренного берега, кузницей и жилым домом была обнаружена сложенная в несколько слоев кора, на которой разделывали рыбу – Кирпичников А.Н., Назаренко В.А. Археологические открытия в Старой Ладоге. Черты сходства средневековых городов региона Балтики. // Археологические вести. Вып.1 Санкт-Петербург, 1992, с. 142

69
Звягин Ю.Ю. Великий путь «из варяг в греки». Тысячелетняя загадка истории. М., «Вече», 2015, с. 204

70
Никонов А.А. Рождение Невы – бурное и потаенное. // Общество. Среда. Развитие (Terra Humana), 2009, с. 223

71
Карбышев Д. Краткий справочник по военно-инженерному делу. Заграждения. М., «Госвоениздат», 1936, с. 44

72
Эдберг Р. От Сигтуны до Черного моря. Экспериментальное путешествие. // Викинги и славяне. Ученые, политики, дипломаты о русско-скандинавских отношениях. Санкт-Петербург, «Совет министров северных стран», 1998, с. 86–89

73
Leciejewicz L. Poczatki nadmorskich miast na pomorzu zachodnim. Warszawa, “Zaklad narodowy imienia Ossolinskich – Wydawnictwo Polskiej Akademii Nauk”, 1962, s. 71

74
На западном побережье Щецинского залива в начале VIII века появилось поселение Менцлин, с выраженным скандинавским присутствием: захоронения в лодках, детали костюма, замощенные камнем улицы. Хотя Менцлин располагался всего в 100 км к западу от Волина, через Щецинский залив, вокруг этого поселения не было обнаружено раннеславянских поселений, что указывает на то, что скандинавы выбрали для своего местопребывания ненаселенную местность. Некоторые скандинавские находки VII века говорят, что скандинавы посещали это место и раньше, в течение десятилетий перед основанием поселения. В Менцлине было найдено множество костей балтийской сельди, что указывает на то, что поселение возникло и существовало как место переработки улова и торговли рыбой. – Wehner D. The hinterland of the early medieval trading places Wolin and Menzlin: A comparison. // Trade and Communication Networks of the First Millennium AD in the northern part of Central Europe: Central Places, Beach Markets, Landing Places and Trading Centres. Hannover, 2010, р. 258, 262-263

75
Vakka-Suomi была тесно связана с Биркой, в могильниках которой около 11 % погребений имеют инвентарь, происходящий из культур финского ареала. – Gustin I. Elites, Networks and the Finnish Connection in Birka. // New Aspects on Viking-age Urbanism c. 750-1100. Stockholm, 2016, p. 55

76
Колчин Б.А. Техника обработки металла в Древней Руси. М., 1953, с. 44

77
Рыбаков Б.А. Ремесло Древней Руси. М., «Издательство АН СССР», 1948, с. 87

78
Рыбаков Б.А. Ремесло Древней Руси. М., «Издательство АН СССР», 1948, с. 128–129

79
Ляпушкин И.И. Славяне Восточной Европы накануне образования Древнерусского государства (VIII – первая половина IX в.). Историко-археологические очерки. // Материалы и исследования по археологии СССР. № 152. Л., «Наука», 1968, с. 50

80
Ляпушкин И.И. Славяне Восточной Европы накануне образования Древнерусского государства (VIII – первая половина IX в.). Историко-археологические очерки. // Материалы и исследования по археологии СССР. № 152. Л., «Наука», 1968, с. 112

81
Исследователь черной металлургии Волжской Булгарии Ю.А. Семыкин сосредоточил свое внимание почти исключительно на технологических моментах – Семыкин Ю.А. Черная металлургия и кузнечное производство Волжской Булгарии в VIII – начале XIII веков. Археолоия евразийских степей. Вып. 21. Казань, 2015

82
Hj?rthner-Holdar, E., Grandin, L., Sk?ld, K., Svensson, A. By Who, for Whom? Landscape, Process and Economy in the Bloomery Iron Production AD 400-1000. Journal of Archaeology and Ancient history, 21. 2018. р. 36

83
Hj?rthner-Holdar, E., Grandin, L., Sk?ld, K., Svensson, A. By Who, for Whom? Landscape, Process and Economy in the Bloomery Iron Production AD 400-1000. Journal of Archaeology and Ancient history, 21. 2018. р. 36

84
По другим подсчетам – как минимум 100 тонн в год – The Cambridge History of Scandinavia. Vol 1. Prehistory to 1520. Cambridge, 2003, р. 281

85
Karlsson C. F?rlorat j?rn – det medeltida jordbrukets behov och f?rbrukning av j?rn och st?l. Jernkontorets Berghistoriska Skriftserie 49. Stokholm, 2015, s. 58

86
Karlsson C. F?rlorat j?rn – det medeltida jordbrukets behov och f?rbrukning av j?rn och st?l. Jernkontorets Berghistoriska Skriftserie 49. Stokholm, 2015, s. 277

87
Это обстоятельство образно подчеркнул Даниил Заточник: «Лучше ми железо варити, нежели со злою женой быти».

88
Zachrisson T. Viking Age Society, its realms and the importance of iron. Reflexion on the historical background and emerging networks. // Iron and the Transformation of Society. Reflexion of Viking Age Metallurgy. Jernkontorets Berghistoriska Skriftserie 51. Stockholm, 2020, s. 11

89
Другое удобное место располагалось много восточнее, если войти в реку Свирь, соединяющую Онежское озеро с Ладожским, а потом в реки Оять или Паша. Там есть локальный район, заселенный в варяжскую эпоху скандинавами, очевидно, тесно связанными с рыбным промыслом. Однако, Старая Ладога ближе к озеру и ощутимо удобнее.

90
В самом раннем строительном горизонте Старой Ладоги, когда все поселение занимало прибрежную часть площадки, была возведена кузница, которая просуществовала с середины 750-х годов (наиболее раняя дата – 753 год) до середины 760-х годов. Кузница исчезла, вероятно, в результате нападения; в обводную канавку рядом с ней были брошены и оставлены инструменты, сама кузница была разрушена и на ее месте возведена другая постройка – Кузьмин С.Л. Ярусная стратификация нижних слоев Староладожского городища. // Памятники старины. Концепции. Открытия. Версии. Памяти Василия Дмитриевича Белецкого 1919–1997. Т. 1. Санкт-Петербург – Псков, 1997, с. 354

91
Еремеев И.И., Дзюба О.Ф. Очерки исторической географии лесной части пути из варяг в греки. Археологические и палегеографические исследования между Западной Двиной и озером Ильмень. М., «Нестор-история», 2010, с. 636

92
Миляев П.А. Городище Любша в Нижнем Поволховье: (по материалам архивов ИИМК РАН и ИА РАН). // Ладога и Ладожская земля в эпоху средневековья. Вып. 5. Санкт-Петербург, 2015, с. 115–116

93
Raudonikas W.J. Die Normannen der Wikingerzeit und das Ladogagebiet. Stockholm, “P? Akademiens F?rlag”, 1930; хотя, надо указать, что этническая ситуация была несколько сложнее и в Приильменье проживали не только эсты и весь. В Ильменском Поозерье (район между истоком Волхова и рекой Веряжей, очень подходящий для пашенного земледелия) на ряде поселений была найдена керамика, схожая с керамикой культуры лууконсаари Карелии и Восточной Финляндии. Хотя это трудно доказать определенно, поскольку культурный слой поселений сильно поврежден глубокой распашкой, эта керамика показывает присутствие здесь финского населения, культурного связанного с Карелией. Также и на поселении Прость (при впадении реки Прость в протоку Волхова, к югу от Новгорода) была найдена керамика с линейным орнаментом, характерная для поселений в Финляндии, а также украшения поясных наборов, встречающихся в Прикамье, Южной Сибири и Северном Кавказе, очевидно, импортные. Поселение имеет радиоуглеродные датировки в предлах 658–770 годов – Носов Е.Н., Горюнова В.М., Плохов А.В. Городище под Новгородом и поселения Северного Приильменья (Новые материалы и исследования). Санкт-Петербург, 2005, с.123, 142

94
При раскопках валов городища была обнаружена каменная кладка, аналогичная кладке на других городищах эстов на территории Эстонии. Городище появилось, судя по радиоуглеродным датам Е.А. Рябинина, в III–IV веках; впоследствии, в V–VI веках, вал был усилен бревенчатыми конструкциями и облицован мощной каменной кладкой. На валу были деревянные крепостные сооружения, которые сгорели при штурме, произошедшем в VII–VIII веках, вероятно еще до появления здесь скандинавов. Поверх вала были найдены следы пожара, уничтожившего деревянные укрепления городища Любша, датированного VII–VIII веками, а также россыпь черешковых наконечников стрел, найденных среди камней облицовки вала. Это определенно следы нападения и штурма, но трудно сказать, кто именно был напавшей стороной. Городище существовало как поселение до Х века и потом было заброшено до XIII века – Миляев П.А. Городище Любша в Нижнем Поволховье: (по материалам архивов ИИМК РАН и ИА РАН). // Ладога и Ладожская земля в эпоху средневековья. Вып. 5. Санкт-Петербург, 2015, с. 114, 116-117

95
На городище Любша найдена форма для отливки большой круглой подвески с крестом из свинцово-оловянного сплава, происходящей из славянских памятников Дуная; они бытовали до конца VIII века. Также в соседней Старой Ладоге были найдены формы для отливки трапециевидной подвески, характерной для славянских памятников VI–VII веков от Дуная до Западной Двины. Кроме этого, на городище Любша в больших количествах найдены стеклянные бусы из синего стекла VII–IX веков, имеющие аналоги в памятниках Восточной Германии, Польши, Моравии, Болгарии, которые совершенно отсутствуют в Старой Ладоге – Миляев П.А. Городище Любша в Нижнем Поволховье: (по материалам архивов ИИМК РАН и ИА РАН). // Ладога и Ладожская земля в эпоху средневековья. Вып. 5. Санкт-Петербург, 2015, с. 121; Щеглова О.А. Свинцово-оловянные украшения VIII–X вв. из Старой Ладоги и Любшанского городища и их восточноевропейские аналоги. // Ладога и истоки российской государственности и культуры. Санкт-Петербург, «ИПК «Вести», 2003, с. 41

96
Пояса неволинского типа датируются VII–VIII веками и в Прикамье составляли элемент женского костюма. Но в захоронениях в Западной Финляндии они найдены в мужских погребениях, с богатым инвентарем и даже мечом. В Финляндии таких поясов было обнаружено 19, с датировкой начала VIII века. Это показатель отсутствия прямых связей с регионом производства поясов и показатель многоступенчатого межплеменного обмена, в ходе которого первоначальное назначение предмета забывалось. Также части пояса неволинского типа найдены в кургане Гульхёген, в Гамла Уппсала в Швеции. Курган был расположен юго-западнее «королевских курганов» в Уппсале. Вместе с поясом в кургане был найден сосуд, происходящий с Готланда. Курган датируется VII веком – Gustin I. Elites, Networks and the Finnish Connection in Birka. // New Aspects on Viking-age Urbanism c. 750-1100. Stockholm, 2016, р. 55–5; Голдина Р.Д., Голдина Е.В. Скандинавия и Верхнее Прикамье: контакты во второй половине I тыс. н. э. // Шведы и Русский Север. Киров, 1997, с. 8–9

97
Оловянное месторождение Питкяранта известно с XVIII века, руды были доступны с поверхности и к моменту детального геологического исследования выработаны на глубину от 75 до 170 метров. – Данные Министерства по природопользованию и экологии Республики Карелия, 2014 год.

98
На городище Выжегша (земли меря, на реке Черной, притоке Колокши, впадающей в Клязьму и далее в Волгу) был найден клад арабских дирхемов и слитков свинцово-оловянного сплава. Клад включал в себя 1274 дирхема (младшая монета чеканена в 841/842 году) и был найден в одном месте, компактно, причем часть монет была сложена в столбики по 5-10 монет. В 1,2 метре от монет были найдены 14 целых слитков и один обрубок слитка свинцово-оловянного сплава, сложенные в три ряда. Городище располагалось на юго-востоке мерянского ареала, на границе незаселенной земли между реками Дубна и Нерль, западнее этой полосы находились памятники позднедьяковской, балтской, культуры. На городище, среди мерянской керамики, были найдены в небольшом количестве обломки позднедьяковской керамики. Вероятнее всего, городище Выжегша было торгом, расположенным на межплеменной границе. Олово было предназначено для перепродажи. Деревянные и глинянные формы для отливки таких же слитков, как на городище Выжегша, были найдены в Старой Ладоге, в слое Е2-3, датируемом 760–840 годами – Леонтьев А.Е. Археология мери. К предыстории Северо-Восточной Руси. М., «Геоэко», 1996, с. 201, 206, 208

99
По мнению Д.А. Мачинского, сопка № 140 по списку Бранбенбурга, в которой были найдены погребения с элементами скандинавской обрядности, может быть датирована концом VI – серединой VIII веков. Более вероятной выглядит датировка ближе к середине VIII века, поскольку для этого времени присутствие скандинавов в Старой Ладоге точно зафиксировано. Но если более ранняя датировка получит подтверждение другими находками, то следует признать, что скандинавы присутствовали на этом поселении еще до основания постоянного торгово-ремесленного поселения – Мачинский Д.А. О скандинавском компоненте в составе волховской Руси. // Новгород и новгородская земля. История и археология. Вып. 1. Новгород, 1988, с. 48

100
А.Н. Киирпичников во время раскопок в 1991 году на северо-западной части поселения обнаружил в древнейших слоях следы существования городских усадеб. В раскопе были вскрыты следы трех межевых канав, деливших прибрежное пространство на участки по 6 метров шириной. Такие же канавы были известны в датском городе Рибе (там они разграничивали площадь поселения на участки по 8 метров в широну), где они датированы временем около 800 года. Также среди керамики было обнаружено два сосуда, которые имеют аналоги в Рибе, Хедебю и в Ютландии – Кирпичников А.Н., Назаренко В.А. Археологические открытия в Старой Ладоге. Черты и сходства средневековых городов региона Балтики. // Археологические вести. Вып. 1. Санкт-Петербург, 1992, с. 141–143

101
Первые торгово-ремесленные поселения в Ютландии относятся к бронзовому веку. В IV–VI веках возникают новые торговые центры: Экеторп и Исманторп на острове Эланд, крупный центр по выплавке железа в Данкирке (Рибе), поселение Люннеборг на острове Фюн. В VII–VIII веках на берегу залива Шлее возникает Хедебю – Мельникова Е.А. Балтийская система коммуникаций в I тысячелетии н. э. // Древнейшие государства Восточной Европы. 2009 год. Трансконтинентальные и локальные пути как социокультурный феномен. М., «Индрик», 2010, с. 49–52

102
К югу от дома был найден брус около 5 метров длиной с зарубками – лестница. Если она использовалась для подъема на чердак, то высота дома превышала 3 метра. Можно предположить, что на чердаке могла храниться пушнина – Равдоникас В.И., Лаушкин К.Д. Об открытии в Старой Ладоге рунической надписи на дереве в 1950 году. // Скандинавский сборник. IV. Таллин, «Эстонское государственное издательство», 1959, с. 38

103
В этой хозяйственной постройке были найденные кухонные отбросы, а также многочисленный деревянный кухонный инвентарь: поддоны, ковши, крюки, ложки. Вероятнее всего, навес или легкое сооружение, обшитое досками, с деревянным полом, использовался в качестве кухни, а в срубе за ним хранилось продовольствие.

104
Такая скамейка, помимо основательности владельца усадьбы, явно указывает, что в этой усадьбе находилось довольно много людей; на этой скамейке могли свободно разместиться по крайней мере семь человек. Отдельная кухня, отдельная кладовка для продовольствия – это также говорит о том, что в усадьбе проживали несколько человек. Если принять, что усадьба была построена для целой группы из семи-восьми человек, живших вместе, то можно предположить, что это была усадьба экипажа целого торгового корабля, базировавшегося в Старой Ладоге.

105
В цитируемой публикации были довольно подробно описаны обстоятельства этой интересной находки. Палочка с надписью была найдена внутри дома, в куче хозяйственных отбросов и поломанного, явно негодного, хозяйственного инвентаря. По всей видимости, усадьба была оставлена и заброшена, причем бывшие владельцы при отъезде бросили в ней весь негодный или ненужный им инвентарь. Палочка с надписью также была оставлена, что указывает на довольно невысокую ее ценность и исключает ее магическое или культовое назначение. Ценную вещь, без сомнения, взяли бы с собой. Надпись из 52 знаков была сделана на стержне из ели. Судя по описанию ее и фотографии, это была просто еловая ветка, очень грубо обработанная перед нанесением надписи. Сначала ее надрезали и обломили, потом грубо обстругали, сделали широкий и плоский срез, на котором быстрыми, но очень уверенными резами концом ножа прочертили 52 знака надписи, длиной 12 см. Складывается впечатление, что эту еловую ветку взяли из кучи хвороста, заготовленного в качестве топлива – настолько грубо и небрежно она была обработана. Грубость обработки также указывает на то, что у этой палочки не было иного предназначения, кроме как материала для надписи. По варианту чтения норвежского рунолога Герд Хёст, надпись была цитатой из скальдического стиха: «Шатры Вальрида объяты колдовством. Урожай трупов от копий Нибелунгов будет ужасен». Датировка надписи – первая половина IX века – Равдоникас В.И., Лаушкин К.Д. Об открытии в Старой Ладоге рунической надписи на дереве в 1950 году. // Скандинавский сборник. IV. Таллин, «Эстонское государственное издательство», 1959, с. 25; Балтин-Кольский А.О. О рунической надписи из Старой Ладоги. // Скандинавский сборник. IV. Таллин, «Эстонское государственное издательство», 1959, с. 20–21; По всей видимости, эта находка – редкое свидетельство повседневного бытования рунической письменности, адаптированной к использованию дерева в качестве материала для письма.

106
Это лишь предположение, поскольку никаких вещей, способных указать на торговлю, в усадьбе не осталось. Вероятно, все ценные вещи владельцы усадьбы забрали с собой, когда покинули ее навсегда. На это указывает тот факт, что были оставлены лишь негодный или ненужный инвентарь. Они собирались не спеша, тщательно собрали все, что им было нужно. Заброшенная усадьба довольно долгое время потом стояла без присмотра, постепенно разрушаясь. Углы жилого дома совершенно сгнили и не сохранились. Усадьба была покинута задолго до того, как Старая Ладога подверглась нападению и была сожжена. Остатки дома обгорели в этом большом пожаре, но не сгорели совершенно.

107
Обращает на себя внимание уверенность, с которой были прочерчены знаки. Автор надписи не только был хорошо знаком с письмом, но и часто его использовал. Это обстоятельство указывает на довольно высокое социальное положение писавшего – чтобы так научиться писать руны, надо было довольно долго учиться письму, что мог сделать только состоятельный человек, не обремененный необходимостью добывать средства к существованию. Скальдическая фраза (на мой взгляд, другие варианты чтения, предполагавшие магический характер надписи, малоубедительны, поскольку такое толкование противоречит контексту находки – это была именно надпись, сделанная на скорую руку, очевидно, для памяти) говорит об интересе автора надписи к культуре и поэзии, что также указывает на принадлежность к состоятельным кругам скандинавского общества.

108
В Старой Ладоге древнейший арабский дирхем был обнаружен в первом ярусе построек древнейшего горизонта, среди построек, датированных 750–760 годами – Носов Е.Н. Первые скандинавы на Руси. // Викинги и славяне. Ученые, политики, дипломаты о русско-скандинавских отношениях. Санкт-Петербург, «Совет министров северных стран», 1998, с. 60

109
Наиболее ранняя достоверно скандинавская находка в Булгарии – это руническое граффити в виде руны S на монете из состава Альметьевского клада, датируемого 840-860-ми годами. Исследователи считают, что клад попал из Северной Европы, но с этим предположением трудно согласиться. Скорее, руна на монете отражает торговые расчеты между скандинавскими и тюркскими купцами в Поволжье. Монету ведь могли пометить и на месте, на торге, что выглядит наиболее вероятным – Измайлов И. «Русы» в Среднем Поволжье (этапы булгаро-скандинавских этно-социальных контактов и их влияние на становление городов и государств). // Международные связи, торговые пути и города Среднего Поволжья IX–XII веков. Материалы Международного симпозиума, Казань, 8-10 сентября 1998 года. Казань, 1999, с. 96; Измайлов И.Л. Балымерский курганный могильники его историко-культурное значение. // Славяне, финно-угры, скандинавы, волжские булгары. Доклады международного научного симпозиума по вопросам археологии и истории 11–14 мая 1999 года. Пушкинские горы. Санкт-Петербург, «ИПК «Вести», 2000, с. 83

110
Bogucki M. The beginning of dirham import to the Baltic Sea zone and the question of early emporia 2010. // Worlds Apart? Contacts across the Baltic Sea in the Iron Age. Network Denmark-Poland 2005–2008. K?benhavn – Warszawa 2010, р. 351

111
По немецким данным, районы добычи янтаря были сосредоточены на побережье северо-западного выступа Земландского полуострова, к западу от Кёнигсберга, от поместья Нодемс (в 7 км от Янтарный) до Нойкурена (Пионерский). В начале ХХ века янтарь добывался уже карьерным способом и добыча достигала 497 тонн в 1925 году. При этом также осуществлялся сбор янтаря на песчаных пляжах и отмелях, такой янтарь подлежал обязательной продаже. В 1913–1925 годах объем сбора янтаря на отмелях и пляжах составил более 400 тонн, то есть в среднем 33 тонны в год. Примерно в таких же объемах янтарь мог добываться и в древности – Wirtschaft und Statistik, 1926, Nr. 6, S. 172

112
К примеру, на Готланде, в Лирунгсе была обнаружена небольшая мастерская, сооруженная в самом начале варяжской эпохи на развалинах большого здания с мощным каменным фундаментом, построенным в предшествующую эпоху. В этой мастерской была обнаружена стеклянная мозаика, многочисленные глиняные и железные грузила от ткацкого станка, очаг с сильно обожженными камнями и оплавленной глиной, а также обломок дирхема, датированный между 745 и 833 годами. Вероятнее всего, в этой мастерской изготовляли стеклянные бусы или бисер, ткали ткани, возможно, шили одежду и украшали ее. Обломок дирхема весьма наглядно свидетельствует, что мастерская работала на продажу. – Gustafsson B. Beyond Wayland – thoughts on early medieval metal workshops in Scandinavia. // Historical metallurgy, 2012, p. 26

113
В нижнем слое Старой Ладоги были найдены остатки кузницы, датированной по дендрохронологии 760-ми годами. Кузница располагалась на четырехугольной площадке, ограниченной ровиками, через который был переброшен мостик из жердей и горбыля. На площадке находилось несколько десятков заготовок, полуфабрикатов и поделок из железа: ладейные заклепки, гвозди, ножи, наконечник стрелы, пластины, стержни, проволока. В ровике были сложены кузнечные и ювелирные инструменты – 26 единиц, в том числе: шесть клещей различной длины, части клещей, два пробойника, железная наковаленка с выступом, три ювелирных молоточка, три зубила, ювелирные ножницы, два сверла, волочильня для гвоздей, волочильня для проволоки, дисковиная железная пластина для чеканки. Все инструменты очень похожи на бытовавшие в Скандинавии. Инструменты, как показывает находка на дне высохшего озера на Готланде, хранились и перевозились в дубовых ларцах. – Рябинин Е.А. Скандинавский производственных комплекс VIII века из Старой Ладоги. // Скандинавский сборник. XXV. Таллин, «Ээсти раамат», 1980, с. 164–165, 174

114
В XIII веке в Скандинавии 120 стандартных железных заготовок общим весом 12,8 кг менялись на 280 кг зерна. То есть килограмм железа стоил 21,8 кг зерна. – Skre D. Money and trade in Viking-Age Scandinavia. // Economies, Monetisation and Society in the West Slavic Lands 800-1200 AD. Szczecin, 2013, р. 79; Скандинавские мастера делали заготовки, приближенные к формам наиболее распространенныз изделий, например, в Норвегии – в форме кос, в Швеции – в форме топоров. Это облегчало сбыт, который мог сопровождаться изготовлением вещи по заказу покупателя.

115
Стоит указать, что и скандинавские рыбаки тоже нуждались в кожаных и меховых изделиях, поскольку ыбный промысел требует хорошей обуви и теплой, меховой одежды. В Менцлине, к примеру, были обнаружены многочисленные кости и рога козлов, а также кости лисиц, что указывает на производство кожаной обуви, меховой одежды и изделий из рога. Обмен рыбы или привезенного из Скандинавии железа на кожу и лисий мех имел место и на самой ранней стадии развития меновой торговли, обслуживавшей рыбный промысел. – Wehner D. The hinterland of the early medieval trading places Wolin and Menzlin: A comparison. // Trade and Communication Networks of the First Millennium AD in the northern part of Central Europe: Central Places, Beach Markets, Landing Places and Trading Centres. Hannover, 2010, р. 263

116
Есть интересная гипотеза французского исследователя Жоэля Супери о том, что скандинавы уже во второй половине VIII века проживали на побережье христианского королевства Астурия, на северо-востоке современной Испании. Они упомянуты в арабских сочинениях в связи с походом Абд аль-Малика-ибн-Мугита на короля Астурии Альфонсо II в 795–796 годах. Король собрал помощь для отражения вторжения, включая басков и «маджусов», живших на побережье моря. Маджусы в арабских источниках – это скандинавы. Исследователь полагает, что скандинавы попали в Астурию в силу того, что Карл Великий, начав войну с саксами-язычниками, ввел жесткие ограничения на морскую торговлю с языческой Скандинавией. По побережью Франкского королевства были устроены посты и таможни для контроля торговли. Скандинавские торговцы проплыли вдоль побережья франков и нашли королевство, которое пожелало с ними торговать. Вероятнее всего, главным товаром для сбыта в Астурии и через нее в Кордовский халифат и другие страны Средиземноморья была как раз пушнина. – Supеry J. First mentions of the Vikings in the West. Academia, July 19, 2021 – https://www.academia.edu/50080878/First_mentions_of_the_Vikings_in_the_West_SL_Critical_Study_1 (https://www.academia.edu/50080878/First_mentions_of_the_Vikings_in_the_West_SL_Critical_Study_1)

117
Среди кладов арабских дирхемов, обнаруженных на территории Руси, было несколько очень крупных кладов, общим весом в 7–8 пудов или 40–50 тысяч монет; поскольку они в руки исследователей не попали и не датированы, то обычно исключаются из рассмотрения. Из крупнейших недатированных кладов можно назвать два: клад при устье Волхова – около 50 тысяч монет и клад у Козянки, близ Полоцка – около 11 тысяч монет. Еще три крупных клада получили даты по определению небольшой части монет: клад у Пальцево на реке Торопе – около 50 тысяч монет (младшая из изученных имела дату 913/14 год), клад в Муроме – 11077 монет (младшая – 939/40 год), и клад у Великих Лук на реке Ловать – около 40 тысяч монет (младшая из изученных – 978/79 год). Только в этих пяти кладах содержалось около 162 тысяч монет. – Марков А.К. Топография кладов восточных монет (сасанидских и куфических), Санкт-Петербург, «Типография Императорской академии наук», 1910, № 28, 203, 172; По мнению академика Б.А. Дорна, через руки известного арабиста, академика Императорской академии наук Христиана Френа прошло около 3 млн. арабских дирхемов, поскольку он занимался определением монет по просьбам частных лиц и ученых – Дорн Б. Академик Френ и его ученая деятельность. // Ученые записки Императорской академии наук по первому и третьему отделениям. Т. III. Санкт-Петербург, 1855, с. 430

118
Оковский лес – интересное место. Отсюда вытекает Днепр, Западная Двина, Волга и Ловать с крупным притоком Кунья. Иными словами, из этого района можно плыть в четырех направлениях. Сам по себе Оковский лес на западе доходит до верховьев Торопы (приток Западной Двины) и до Куньи (приток Ловати, впадающей в Ильмень), на севере доходит до озер Селигер, Пено и Стерж, на востоке – до Волги и устья реки Молодой Туд, на юге – до Вазузы (приток Волги), на юго-западе до реки Каспли (приток Западной Двины) – Алексеев Л.В. «Оковский лес» Повести временных лет. // Культура средневековой Руси. Л., «Наука», 1978, с. 6

119
Завалишин А.А. Почвы лесной зоны, их образование и свойства. М.-Л., «АН СССР», 1939, с. 3

120
Русанов Я.С. Основы промысла белки. М., «Лесное хозяйство», 1966, с. 14–17