Главная страница | Современные любовные романы | И не люби меня

И не люби меня
Анастасия Нуштаева
Я думал, тебе эта история понравится. Ведь она любви.
Но разве я догадывался, что не всякая любовь прекрасна? Что она может быть уродливой и лживой? Моя любовь такая. Ее зовут Лиза, и теперь я мечтаю лишь о том, как уничтожу ее.
Мой смертный грех – гнев. Если меня вывести, то остановить уже не получится. Ненавижу я с той же страстью, что до того люблю.
И как же печально, что вспять этот процесс не обращается.

Анастасия Нуштаева
И не люби меня

Глава 1
Я тебя люблю, но не так, как вчера
За край – Три дня дождя
Мне нравилось иметь ее такую – с потекшей от слез тушью, с растрепанными по подушке волосами, хватающуюся за меня, как за последнюю надежду. Мне нравилось, что она подавлена, что она едва не рыдала, что нуждалась во мне, как я нуждался в ней. Было что-то до щемящего сердца приятное в мысли, что для нее я стал оплотом и спасением. Только глупо было ждать благодарности. И верить в ее безгрешность тоже было глупо.
Надо было дать ей умереть.
И все-таки в ту ночь это казалось самым правильным. Остановить ее, посадить в машину, привезти домой, согреть… До последнего я не думал, что произойдет что-то большее. Что она залезет на меня, начнет раздевать, касаясь моей кожи холодными пальцами. Что эти прикосновения будут приятны, а потом я буду только о них и думать.
Она как-то сразу заставила меня собой восторгаться. Казалось, она совсем не прикладывала для этого усилий. Ей стоило просто держаться со мной отчужденно и настороженно, чтобы мне захотелось заставить ее передумать. Показать, что глупо меня бояться. Меня никто не боялся – меня все любили.
Она не знала, кто я, значит, пошла со мной… просто из-за меня. Конечно, глупо было так думать. А я в это поверил. Она сразу все поняла по моим вещам, по машине, часам, квартире. Она была даже хуже тех фальшивых людей, которые окружали меня всю жизнь. В отличии от них она совершенно не стеснялась и не видела ничего дурного в том, чтобы лестью и неискренней лаской добиться материальной выгоды. Она сумела провернуть все так, что я не заметил в ней эту ужасающую жадность, хотя подсказок она неосознанно дала целую кучу.
Но это было потом. А сперва она словно специально не проявляла ко мне интерес. Все, о чем со мной говорила, и что делала, в первую очередь интересовало ее саму. Я так не привык. Всегда было наоборот. Мне угождают, а я скучаю. А с ней наоборот. Это интриговало. Будоражило. Возбуждало. Вот и все, что потребовалось, чтобы обвести меня вокруг пальца.
На самом деле я себя не винил. Влюбился – с кем не бывало? Ужасно было лишь то, что так это затянул. Что ослеп и слишком долго не мог разглядеть ее истинную сущность. А ведь это было легко сделать еще в то утро…
Хлопнула дверь – я проснулся. Мне казалось, что это дверь в спальню, а не входная. Я никак не ожидал, что она сбежит с утра. Вот и не спешил вставать. Был один из немногих в моей рутине выходных, да еще в такой приятной компании. Несмотря на отлаженный режим, я не хотел подниматься. Давно так не пил. Да и вчера выдалось непростым. Наутро дождь лил – давление упало. Простыни еще хранили ее тепло и запах.
Наверное, я снова ненадолго заснул. А как очнулся, понял, что она слишком долго не возвращается.
Я поднялся и глубоко вздохнул. Комнату стоило проветрить. А открыв окно, я понял, что доселе в квартире было слишком тихо. Теперь ее заполнил шум дождя. А ведь если бы она копошилась на кухне, я бы ее услышал. Тогда ясно стало – она ушла. Не будет перегретого кофе, жареной на масле еды, моей рубашки на чужом теле, и заглядываний в глаза, в которых читается надежда и ожидание.
Это было так удивительно, что я даже расстроился. И правда ушла. Даже не попрощалась. Дверь, наверное, открытой оставила.
Я подошел и проверил замок. И правда открыто. Щелкнув ключом, я развернулся, чтобы пройти к кухне. А потом снова обернулся, потому что понял – чего-то не хватает. Мне не нужно было долго смотреть на полочку перед входом, чтобы все осознать. Вещей у меня было немного, а те, что были, я очень любил. Поэтому не мог не подумать о часах. Их не было там, где я их оставил.
Она украла часы. Не для того, чтобы я ее нашел. Она хотела получить за них деньги. Хорошо, что я не думал о ней сразу так уж хорошо – иначе бы и не нашел ни ее, ни часов. Быстро понял, что она их в ломбард сдаст, значит, нужно попросить своих людей понаблюдать за точками. Блядь, она вообще не представляла, с кем связалась. В Крамольске я могу все. Так что лучше меня не выводить.
И все же мне казалось, что она втайне, сама того не сознавая, забрала частичку меня, чтобы еще раз со мной встретиться.
Так оно было или не так я не понял, даже когда… ну, похитил ее, получается. Честно, мне за это не стыдно. Я считаю, что к людям надо относиться так, как они относятся к тебе. Она украла у меня вещь? Значит, я могу украсть ее.
Уже тогда в машине на трассе я хотела увидеть, что она обрадована моим рвением снова ее увидеть. Но она держалась скованно. И ее губы не были пытливыми. Она сильно сдерживалась, хотя я пыталась ее раззадорить. Это интриговало. Это убедило меня – этого человека я хочу узнать лучше. Наверное, я влюбился уже тогда. Нет, не тогда. Раньше. Еще в нашу первую ночь, когда она лежала на полу в моей гостиной и что-то болтала. Ее волосы ртутью растеклись по ковру. Честно говоря, я ее совсем не слушал. Мне интереснее было скользить взглядом по ее голой коже на ключицах, животе, руках. Она касалась себя там, где мгновение назад ее трогал мой взгляд. Словно могла следить за моими мыслями. Это немного пугало. А еще я думал…
Она не такая как все. Она гораздо хуже. Но последнее я понял слишком поздно.
А потом я предложил ей работу. В «Эмпирее»! Это было словно позвать незнакомца домой, и еще услуживать ему.
– Думаешь, это хорошее решение? – зачем-то спросил я, хотя уже принял его.
Отступаться было не в моем стиле. Хотя мнение папы всегда было мне важно. К тому же он, по сути, мой начальник. Правда, наймом я уже пару лет занимался сам. Так что поднаторел в этом больше папы.
– Я думаю, это ужасное решение, – сказал он.
А ведь он ее совсем не знал! Как, впрочем, и я.
Я даже не вздохнул тяжко. Знал каким будет ответ. Непонятно было, почему я вдруг решил пригласить ее на работу. Она ведь даже не просила. Просто пожаловалась на деньги. Я думал, именно этого она и хочет – лучшего… да хоть какого-нибудь трудоустройства в Крамольске. А одно из немногих мест, где его можно достать – это «Эмпирей».
Я любил своих сотрудников. Правда. Мне нравились даже те, с кем найти общий язык было очень сложно. Разве не интересно наблюдать, как с тобой раскрываются люди, которые со всеми держат дистанцию?
– Сам подумай, – сказал папа. – Вот ты с ней наиграешься. А дальше что? Выкинешь, как котенка на улицу?
Я молчал. Сделал вид, что никак не могу вытащить сигариллу. Пачка была тонкой, у меня часто не получалось вытянуть ее с первого раза. Но сейчас все получилось. Я просто хотел занять чем-то руки и глаза, чтобы был предлог не смотреть на папу.
– Мы в ответе за тех, кого приручили, Андрюш.
Конечно, он прав. Было бы ужасно так поступить. Сперва обнадежить ее, дать возможности, показать, что ею можно восхищаться, полюбить. А потом забыть. Хотя я себя знаю – если полюблю, не забуду.
Папа долго молчал, глядя в окно, и постукивая пальцами по оббивке кожаного кресла. Кое-где кожа потрескалась от жара камина. Папа любил сесть поближе к огню, а потом выглядеть так, словно только из сауны вышел.
Я жар не любил. Поэтому мое кресло стояло ближе к окну. Оттого мне казалось, что папа в меня всматривался. Мне этого не хотелось. Но оказалось, что папа просто смотрел на сумерки приятного летнего вечера. Приятный он был в основном потому, что ни папа, ни я не дежурили в «Эмпирее».
Папа молчал так долго, что я решил, будто наш разговор закончен. Я вытащил сигариллу и чуть покрутил-придавил пальцами ее кончик. Затем сунул этим кончиком в рот и раскурил спичкой. Сделал первую затяжку. В голову уже не било. Это была четвертая сигарилла, или, может, пятая. В комнате стоял сизый дым и пахло неприятным дурманом. Выпустив дым, я наблюдал, как он сливается с воздухом. Затем взял сигариллу пальцами – не умел без рук курить – и бросил спичку в камин.
Она упала в нескольких сантиметрах от решетки. Тогда я поднялся и подобрал ее, а потом кинул в камин, уже не промазав. Негоже, чтобы мусор валялся. Мама расстроится. Она и так расстроится, что мы снова в доме курили. Но я надеялся сбежать до того, как она вернется.
Дым оседал на небе. Я чувствовал его мерзкий привкус. Мне вообще не нравилось курить. Мне нравилось, что это наше с папой таинство. Случалось оно нечасто, около раза в месяц. И оттого было таким притягательным. Думаю, папе тоже не особо нравилось курить. Казалось, он и в легкие дым не пускает, просто показушничает. И я тоже показушничал. И мы оба знали эти секреты друг друга, и не собирались их вскрывать, потому что это бы все испортило.
Я еще думал – остаться на ночь в родительском доме, или поехать к себе, в центр. Завтра в «Эмпирей» на ночную, так что целый день свободен. Завтра придет она, чтобы побывать в казино в первый раз. Мне хотелось, чтобы она увидела казино со стороны гостя. Надеюсь, ее захватит. Но не настолько, чтобы она захотела с той стороны остаться. Пусть просто проникнется его чудом. Уверен, она умная девочка – знает, что, если играть в казино, то лишь на стороне сотрудника.
Честно говоря, я не понимал, как можно не любить это место. И правда, что волшебное. В любое время дня и ночи – праздник, суета, наряды, громкая музыка и выпивка. Я от всего этого был не в восторге. Разве что от нарядов. Но больно сильно мне нравилось наблюдать со стороны, быть частью этого движения, но той, в руках которой контроль.
Сигариллу я успел выкурить и бросить в камин. Лишь потом папа заговорил:
– Нет, ты не подумай. Я не осуждаю тебя за… игры. Не вижу в этом ничего такого. Просто не надо выводить их за пределы спальни. Чтобы не было свидетелей, понимаешь?
Меня такие разговоры уже почти не смущали. Отчего вообще должны? Папа знает, что у него взрослый сын. Будь я как мои одногодки, уже получил бы две ученые степени и пару лет работал на нормальной работе. Может, у меня была бы жена. Может, и ребенок.
Да и я не монах, так что вряд ли в целибате. К тому же папа видел мое лицо – оно красивое. И манеры мои видел, он сам мне их привил. Странно было бы думать, что я не стану пользоваться своими достоинствами. Хотя, что уж, папа этого и не думает, раз говорит такие вещи.
Оказалось, что это были еще цветочки. Папа вдруг посмотрел мне прямо в глаза и сказал ровным, мечтательным тоном:
– Играйся, конечно. Когда-нибудь ты женишься, причем женишься по расчету. Так что развлекайся, пока стоит.
Щеки вспыхнули. Не только от стыда, от злости тоже. Папа не первый раз говорит, что женится по любви – не мой удел. Я ему, конечно, не верю. Не хочу верить.
Сказать мне было нечего, поэтому я молчал. Папа, видно, тоже сказал все, что хотел. Он все еще смотрел в окно. Наверняка там что-то жутко интересное было, раз он не отводил взгляд.
Я тоже повернулся к окну. Думал, единственное красивое, что я там увижу, это закат. Однако я ошибся.
– Как там Даша? – спросил папа.
Мне эти вопросы не нравились. Я Даше просто друг детства. Даже не друг, какие мы друзья? Мы соседи. Уж тем более я ей не личный ассистент, чтобы знать, что она в какое время делает.
– Загорает, – сказал я просто чтобы папа заметил, что я не настроен обсуждать эту тему.
Просто мы и так оба видели, чем Даша занимается. Из окон этой комнаты просматривался участок ее родителей. Странно, что она с ними. Думал, они поссорились. Хотя, зная Дашу, нечему удивляться. Она не может долго быть в ссоре с тем, кто ей выгоден. Например, со мной она мирится мгновенно. Хотя я вижу по глазам, что ей больше было бы по душе, если бы прощение просил первым я. Да вот только мне этого не хочется – мне все равно. Если ей надо – пусть извиняется, поддерживает со мной отношения. Я добрый, я прощу.
– Ну скажи что-нибудь, – попросил папа.
– Что?
– Что-нибудь новенькое.
– Я ничего не знаю.
Я правда ничего не знал. И знать не желал. А папа из-за этого расстроился. Жалобным голосом он сказал:
– Что же вы больше не… дружите?
Меня забавляло, как родители игнорируют слово «встречаться». Не только мои. Это распространено среди старшего поколения. Может, папа этого слова стесняется? Как бы не так. Стеснение – это вообще не про него.
– Мы не дружили, – сказал я.
Папа хмыкнул. Я косо на него глянул.
– Что, просто трахались?
– Папа!
Папа рассмеялся. Наверное, мой румянец уже такой сильный, что делать вид, будто дело только в жаре камина – бессмысленно.
Я мял подол рубашки, желая снять нервозность, пока папа успокаивался. Я знал, о чем дальше речь пойдет. Надо было подняться, сказать, что кто-нибудь меня ждет, и уйти. Но так не хотелось сокращать время, что мы проводили вместе вне работы. Так что я зря понадеялся, что тема сменится. Папа продолжил:
– Нет, ну мне просто интересно.
Я отпустил рубашку, попытался ее вытянуть, но она как стала мятой, так больше не разглаживалась.
Дольше тянуть было невмоготу, так что я брякнул:
– Ты как будто не знаешь.
Папа не ответил. Лучше бы опять какую-то пошлость выдал, чем молчал. Я глянул на него, а он, чуть улыбаясь и чуть щурясь, глядел на меня.
– Что? – не выдержал я.
– Я просто не понимаю, почему ты не хочешь, чтобы она…
– Папа, пожалуйста, – перебил я, хотя старался папу не перебивать.
Как правило, его мысли были мне интересны настолько, что я хотел их дослушать. Но тут я знал, чем все закончится, и конец мне не нравился. Я не любил, когда меня к чему-нибудь склоняют. К тому же тут такое важное дело! Разве я не должен самостоятельно выбирать с кем строить жизнь?
– Я просто не понимаю, что в ней может не нравиться?
Я глянул на папу со вздернутыми бровями.
– Ну, кроме характера, – сказал он.
Усмехнувшись, я откинулся на спинку кресла и забарабанил пальцами по подлокотникам. Не удержавшись, снова глянул в окно, на Дашу. Папе это понравилось.
– Нет, правда, – сказал он. – Знаю, тебе не хочется мне верить. Но сам подумай: разве ты найдешь в Крамольске лучший вариант, чем она?.. Здесь таких больше нет. А уезжать ты не собираешься, и слава богу.
Я молчал, словно задумался. На самом деле я знал, что папа прав. Вопрос в другом: зачем мне лучший вариант? Почему бы не удовлетвориться тем, у кого катышки на кофте и татуировки по всему телу, даже на лобке? Может, именно Лиза для меня лучший вариант. Какая разница из какой она семьи, сколько у нее денег, какое мне дело до ее манер и говора, если она мне нравится? Все так просто. Нравится – не нравится; люблю – не люблю. Зачем папа усложняет?
– Не всегда стоит полагаться на чувства, – сказал папа. – Они могут обмануть.
Я хотел фыркнуть, но сдержался. Из какого голливудского фильма он взял эту фразу? Да и на что же еще полагаться, как не на себя? Чувства редко меня подводили. Я достаточно проницателен, чтобы видеть людей, и потому чаще вовремя замечал, что они заставляют чувства меня обманывать. Не знаю даже, что мне нужно, чтобы перестать чувствам доверять. Наверное, очень крепко влюбиться.
– А как же мама? – спросил я. – Разве с ней у тебя дело было не в чувствах?
Мне всегда было интересно это спросить, но я стеснялся. А сейчас мгновение вроде подходящее.
Папа глянул на меня с удивлением и немного с презрением. Я взгляд выдержал – понимал, что на запретную территорию влезаю. Увидев, что я не догоняю, и что не отступаюсь, папа сказал:
– Конечно, в чувствах.
– Так в чем дело? – усмехнулся я, чуть со злобой, хотя не хотелось вносить в наш разговор такой оттенок. – Почему мне тоже нельзя ими руководствоваться?
– Все очень просто, Андрюш, – сказал папа. – Просто мы с твоей мамой встретились до того, как я разбогател. А тебе…
Папа запнулся. Я подумал, он хочет сказать: «А тебе не повезло родиться в богатой семье». Наверное, так и было, поэтому он умолк. Прозвучит ведь абсурдно. Папа это понял, заулыбался. И я ему улыбнулся, но с поджатыми губами.
– Ты что же думаешь, – сказал я. – Что Даша меня за душу ценит?
Папа повел плечом.
– А ты знал, – продолжил я. – Что из-за танцев родители сказали, что не будут ее обеспечивать, как она диплом получит? Максимум до конца лета. Так что у нее всего два с половиной месяца осталось, чтобы меня охомутать… Я ей нужен, просто чтобы она не теряла свой уровень жизни.
– Ну мало ли что они ей там говорили, – сказал папа, посмотрев на меня с выражением, которое мне очень не нравилось. Словно я глупее, чем на самом деле. – Ей много чего сказать надо, чтобы не выкаблучивалась. И по жопе дать.
Я шумно выдохнул. Пусть папа видит, что я не согласен. Вслух я говорить этого не буду – надоело. Сколько еще раз такой наш разговор повторится?
Чтобы не смотреть на папу, я глянул в окно. Даша со всплеском слезла с матраса и теперь плыла вместе с ним к краю бассейна. Всплеск я не слышал – просто увидел, как на дюжину секунд вода вокруг нее словно вскипела. На ней был черный купальник. Ясно дело – мокрый, словно лоснящийся. V-образный вырез декольте доходил почти до пупа. Вроде не вульгарно, а так притягательно.
– Ты пойми, я тебе лишь добра желаю, – продолжал папа.
Он что-то еще говорил. А я не слушал – смотрел на Дашу. Как она потягивается, как водит руками по своему телу, задерживаясь на груди. Она так двигалась, словно знала, что за ней наблюдают… Вот блядь, она знала, что за ней наблюдают.
Я отвернулся через миг после того, как Даша на меня посмотрела и ухмыльнулась. Попался. Как Даша меня обнаружила? Между нами метров двести. Это же какое зрение надо иметь, чтобы заметить чужой взгляд? Мой взгляд, конечно, пытливый, прожигающий. Но все равно странно.
Вероятно, Даша не знала наверняка. Просто увидела мою машину, догадалась, зачем я приехал, предположила, в какой комнате я буду сидеть, и, вот, пожалуйста, устроила представление, хоть мы и не в «Эмпирее». Нет, конечно, мне понравилось. Просто… Разве не должен я с ней окончательно покончить, прежде чем встретиться завтра с Лизой?
Быстро, чтобы не передумать, я поднялся, оправил рубашку, и подошел к папе.
– Я пойду. Пока.
– Да ладно, не сердись.
– Нет, мне правда пора.
– Тебя кто-то ждет? – удивился папа. – Так поздно?
Я глянул в окно. Даша ждала. Сидела на краешке бассейна и болтала ногами. В мою сторону она больше не смотрела. Можно подумать, не было нашего быстрого переглядывания. Словно она не пыталась меня привлечь. Как бы там ни было, я сейчас думал именно о ней.
– Ладно, иди, – сказал папа.
Наверняка он перехватил мой взгляд. Но мне уже было все равно. Я просто хочу с ней покончить. Сказать правду в глаза, как бы тяжело это ни было. Хотя почему тяжело? Это ведь Даша. Мне на нее плевать. Она все стерпит. Может, решится потом мстить. Но это уже другой вопрос.
Мы с папой быстро поцеловались, и я ушел. Маму я так и не застал. Она миллион раз в неделю ходила на спорт: танцы, теннис, пилатес. Там еще всякие другие слова встречались, типа зумба и стретчинг. Но я все не мог запомнить, что они значат, хотя они вроде были простыми. Просто меня не интересовали. Зато я без труда запомнил, что такое стрит, шафл и анте. Это интересно – а что интересно, то запоминается без усилий.
Я сбежал по лестнице на темный первый этаж. Вечерело, пора свет включать. Но я не зажег ни единого светильника. Вышел из дома и прошел до ворот. Недолго постоял, глядя на свою машину. Перекатывался с носка на пятку, держа руки в карманах. А потом развернулся и пошел к забору.
Даша все еще сидела у бассейна. Даже издалека я видел, что ее кожа стала гусиной, а губы немного посинели. Она ждала. Конечно, я не сомневался, что ждет она меня.
– Привет, – сказал я.
Даша вздрогнула, и чуть снова в бассейн не свалилась. Затем обернулась и с испуганного ее взгляд сделался радостным.
– Андрей! – воскликнула она. – Ты тоже у родителей?
– Не говори, что не видела мою машину.
Продолжая улыбаться, Даша поджала нос и отвернулась. А я стоял, опершись предплечьями на забор, и скользил взглядом по ее спине, от первого позвонка до копчика. Ну и ниже, конечно.
Потом она снова обернулась, но теперь с недоумением.
– Ты еще там? Давай перелазь. Можем поплавать.
Я знал, чем это все закончится. Она подо мной. Стонет. А я крепко зажимаю ей рот ладонью, чтобы нас не услышали с первого этажа родители.
Но сегодня у меня другая цель. Мы расстанемся теперь уже окончательно. Резко порвать я с ней не могу. Во-первых, мы, по сути, никогда не встречались. Во-вторых, не такая уж Даша плохая, не хочется обходиться с ней грубо.
– Я не буду плавать, – сказал я, и отошел от забора, чтобы найти, где его перелезть.
– Почему? – Даша приторно загрустила.
Я как раз ступил на брусок одного из столбиков забора, затем оперся коленом на верх забора и, перекинув другую ногу, спрыгнул со стороны Дашиного участка. Она вяло похлопала.
– Потому что у меня нет плавок, – сказал я, когда подошел к ней.
Даша пожала плечами и, как ни в чем ни бывало, сказала:
– Можешь купаться без плавок.
– Мне бы не хотелось смущать твою маму.
Даша глянула в сторону дома и хихикнула. Я тем временем сел на сырой бортик рядом с ней и опустил на него ладони. Даша сидела ногами в бассейне и спиной к дому, а я наоборот – лицом к дому и ногами на земле.
– Ну тогда оставайся в штанах. Только футболку сними, прошу тебя.
– Даша, я не буду купаться.
– Ты так думаешь? – сказала она.
Конечно, затем она не случайно повела плечом, и не случайно упала лямка ее купальника. Может, она и купальник этот не случайно выбрала – тут лямка как упала, так больше ничего и не нужно было, чтобы его снять.
Я вобрал воздух. Хотел сказать, чтобы она прекращала. Уже через секунду я понял для чего это было. Но до этого Даша успела крепко обнять меня одной рукой за грудь и податься вперед. Я этого не ожидал, поэтому потерял равновесие. Попытался вцепиться руками в бортик, но он оказался скользким.
Наверное, я что-то успел крикнуть. Просто нырнули мы вместе с Дашиным смехом.
Вода оказалась холоднее, чем я думал. Нечего удивляться – всего середина июня, сезон дождей. Но еще она оказалась внезапной, вот что было неприятнее. Я забылся и судорожно вдохнул. Хлорка обожгла. Вода прополоскала голову: в нос попала, изо рта вышла. Может, в другом порядке. Наверное, в этом круговороте воды в моей голове еще и уши задействовались.
Я даже коснулся копчиком дна, хотя бассейн был не мелким. Тут уже я пришел в себя. Оттолкнулся ногами и вынырнул. Прежде, чем я успел убрать волосы с лица и протереть глаза, Даша обвила ноги вокруг моего пояса.
– Приветик, – сказала она.
– Даша, отцепись.
– Какой ты грубый.
Она отцепилась, но мне этого как будто уже не хотелось. Хотя ее тело было холодным, оно меня грело.
Я умылся, не стесняясь шмыгнул носом, и встал на ноги. Воды мне было чуть ниже груди. Одежда колыхалась вокруг меня, как тина. Я подумал, как же неприятно она будет липнуть к телу, когда я выберусь. И что машину придется сушить, а потом еще долго выветривать хлорку.
Стоило выбраться, пока не замерз, но Даша меня отвлекла. Пнула под водой ногой. Может, ненарочно, но я в этом сомневался.
– Даша! – воскликнул я. – Ты плохо… себя ведешь.
Она отправилась в плавание и теперь находилась у противоположного края бассейна. Только ее голова маячила над поверхностью. Короткие волосы облепили лицо, но чуть расходились, когда их подхватывала вода. Она была чистой, прозрачной. Но из-за сумерек плохо просматривалась. Я опустил взгляд, но Дашино тело не увидел – только неясную черноту ее купальника.
– Плохо себя веду? – сказала Даша, подплывая ко мне. – Придется меня наказать?
Я бы застонал, если бы не знал, что этот звук Даше нравится. Пришлось лишь скривиться и сказать:
– Какая банальная шутка.
– Разве шутка?
– Даша, пожалуйста… – сказал я, и оперся руками на бортик.
Не успел я подпрыгнуть, как Даша впилась в меня теперь уже руками. Сквозь ткань футболки я ощутил ее длинные коготки. Они царапнули меня по спине, вызывая ненужные сейчас воспоминания.
Я развернулся – хотел грубо ей ответить, чтобы отстала. Но вряд ли я хоть когда-нибудь ей грубо отвечу. Не могу. Это же Даша.
Она запинкой воспользовалась.
– Раз уж ты мокрый, – сказала она. – Давай проплывем вместе?
Я отмахнулся и вырвался из ее слабенькой хватки. Это считается, что я ей грублю, да?
Замерев всего на миг, я выкарабкался на бортик, а потом спрыгнул с него на жухлую траву. Ругая себя, я, не оборачиваясь, пошел вдоль забора к выходу с участка. Правда, шел я медленно – сам себя обманывал.
Даша догнала меня метров через десять. Бежала в скользких, мокрых шлепках и потому чуть не упала, когда достигла меня. Она бы и упала. Просто я ее подхватил – Даша натолкнулась на меня, уж не знаю специально или нечаянно. Мне пришлось коснуться ее холодного, в мурашках, тела.
– Ой! – взвизгнула она, прижавшись ко мне.
Даже если бы доселе я не искупался в бассейне, стал бы мокрым сейчас. Даша так ко мне жалась, словно знала, как на меня это действует. О, она знала. Меня в жар бросило. Наверное, уши покраснели. А Даша все прижималась к моей груди своей грудью со вставшими сосками и вела бедром по моему бедру, медленно, словно не хотела, чтобы я это заметил.
Первым желанием было оттолкнуть ее. Может, даже так, чтобы она все же упала на колючую траву. Но я, разумеется, сдержался. Ничего такого она мне не сделала, чтобы я обращался с ней плохо.
Я осторожно отнял от себя ее руки, стараясь больше не смотреть ниже глаз.
– В порядке? – сказал я.
Даша кивнула, даже не улыбаясь этой своей вовсе не игривой улыбкой. Что-то в ее лице было не так – и я почти сразу догадался. Обычно Даша рисовала длинные и широкие стрелки. А сегодня их не было. Наверное, стерла их перед купанием. Так что теперь ее глаза были круглее, чем мне помнилось. Чуть менее выразительными, но так ей даже больше шло.
Она вернула ногу в тапочек, и поплелась за мной.
– Слушай, – сказал я ей, понимая, что лучшего мгновения не будет. – Нам с тобой…
Что? Расстаться надо? Опять-таки: мы не встречались. Что у нас вообще за отношения? Мы просто выручаем друг друга, когда очень одиноко. И так последние лет пять. Какой кошмар, она еще в школе училась, когда эта тягомотина началась! Есть у такой «дружбы» какое-то название?
Даша, конечно, поняла, что я хочу сказать. Ее глаза округлились от ужаса. Всего на миг, но я успел это заметить.
– Идем в дом, – сказала она. – Там скажешь, что хочешь. А то мне жутко холодно.
Я видел, что ей холодно. И это чертовски мешало сделать задуманное.
Впрочем, мне тоже жарко не было. Уже почти стемнело. Солнце больше не грело, из-за мокрой одежды тело быстро остывало.
– Нет, Даша, погоди… – начал я.
– Мне холодно! – воскликнула она и, обняв себя руками, побежала в дом.
Шлепали о пятки ее резиновые тапочки. Я старался смотреть на них. Желтенькие, они почти сверкали в наступающей темени. Я очень хорошо их рассмотрел, только бы не поднимать взгляд, и не видеть, как трусится ее попка, пока она пародирует бег.
Ну зачем она это делает?
Я медленно пошел за ней, но остановился у входа в дом. Не буду заходить. Зайду – до утра не выйду. Мне этого не надо, это все усложнит.
Ждал я долго, Даша все не выходила. Что же, она думала, будто я сдамся, если она сильно задержится? Она упрямая – но и я козерог.
Наконец она выглянула из-за двери. На плечах лежало полотенце. Наверное, долго не могла его найти… Нет, конечно, она специально тянула. Глупо думать, что это не так. Она надеялась, что мое терпение лопнет и я зайду.
– Ну? – сказала она, выскользнув за порог.
Теперь Даша была слегка недовольной. Смотрела на меня выжидающе, но и так, будто ей совсем все равно. Чуть поджала губки, уже не такие синие, как когда Даша сидела в воде.
Хотя самые волнительные части ее тела закрывало полотенце, я мог видеть ее ноги, по которым редкими каплями с купальника стекала вода. Какие же у нее красивые ноги! С мощными мышцами, которые перекатывались под кожей, когда Даша переносила вес с одной ноги на другую. Они не были перекаченными. Как раз идеальные. У Даши все тело было идеальным. Она едва ли не с младенчества занималась танцами. Поэтому всегда, сколько я ее помнил, у нее был рельефный живот, который она не стеснялась оголять, тонкие, крепкие руки, и такие вот прекрасные ноги. Нет, ноги с каждым разом все лучше и лучше.
Когда я опустился взглядом на ее крохотные красные ногти на ногах, в голову снова полезли нежеланные воспоминания. Когда-то я целовал эти пальчики – такой трепет они во мне вызывали. Касался их языком, пока Даша смотрела на меня со смесью испуга и вожделения.
– Андрей… – позвала Даша. – Так что ты хотел сказать?
Она уже улыбалась уголком рта. Наверняка прочитала по лицу, о чем я только что думал. Я смутился. Но тут же воспрял – это же Даша. Что у нее получается очень хорошо, кроме как танцевать, так это вгонять людей в краску.
– Потом, – буркнул я. – Пока.
Как же это трудно. Она ведь знает, о чем я заговорю. Конечно, она догадалась, поэтому и оттягивает мгновение, оголяет ноги, смотрит на меня покорно и немного обиженно.
Я резко развернулся и пошел к калитке. Из-за спины тут же послышался перестук шлепок, а потом Даша схватила меня за руку.
– Что еще? – сказал я.
Грубо, да? Надо смягчиться.
Я вздернул брови так, словно мне очень жаль. Даша почти такое же выражение лица состроила, и сказала:
– Ты же не поедешь в таком виде через весь Крамольск?
– Брось, – сказал я. – Я не в общественном транспорте буду ехать.
– Нет! – воскликнула Даша, крепче сжав мою руку.
Ее ногти врезались мне в кожу. Тело пробрала приятная дрожь. Нет, я так больше не могу.
– Идем, переоденешься.
Даша потянула меня за руку, но не преуспела, ведь даже при ее развитых мышцах, она была слабее меня.
– Во что? – спросил я.
– Я дам тебе папину одежду.
Ох, черт, там еще и ее родители. Правда, к такому нам было не привыкать.
Когда Даша перестала меня тянуть, я сказал:
– Ладно, идем, – и сам пошел.
Даша, если и возликовала, то виду не подала. Она выбежала вперед, но около двери остановилась, дожидаясь, пока я ей открою. Что я и сделал. Всегда это делаю, со всеми женщинами. Не могу иначе, так папа научил.
Она скользнула в дом, и крикнула, чтобы я просто захлопнул дверь. Я повиновался. А когда развернулся обратно, увидел, что Даша бросила полотенце на ближайшее кресло и посеменила вверх по лестнице.
Да какого хуя?
Я бессовестно наблюдал за ней, пока она не обернулась. А потом наблюдал, но смущаясь.
– Ты в холле будешь раздеваться?
Почему она не сказала «переодеваться»? Зачем она со мной играется, если видит, что я хочу из игры выйти?
– Даша, прекрати со мной…
– Что? – воскликнула она, выпрямившись. – Заигрывать? Поверь, Андрей, если бы я хотела, чтобы ты меня трахнул, ты бы уже был без штанов.
От прямоты ее слов мне поплохело. Впрочем, чего еще от Даши ждать? Это она сегодня еще очень мягкая. Обычно рубит с плеча… вот, как этой фразой, например.
Чтобы не рассориться, я решил перевести тему на что-то другое.
– А где мама с папой? – спросил я.
– В городе.
Отлично. Просто превосходно.
– Я все же рекомендую тебе переодеваться в другом месте, – сказала Даша, обернувшись, и нежно ведя ладонью по широкому перилу лестницы из темного дерева. – Потому что у нас панорамные окна, так что если ты…
– Я понял.
– Славно, – кивнула Даша, и продолжила подниматься.
Я дождался, пока она окажется на втором этаже, и лишь затем взобрался по лестнице.
Когда я оказался около единственной открытой двери, Даша как раз выходила из другой комнаты.
– Держи, – сказала она, сжимая в руках ворох одежды.
Я потянулся к нему, но Даша проскользнула мимо меня в дверной проем, и бросила вещи на кровать. Мне пришлось зайти.
– Я сейчас вернусь, – сказала Даша и, не дожидаясь ответа, скрылась за дверью.
Тяжко вздохнув, я провел рукой по мокрым волосам. Обычно люди с мокрыми волосами выглядят паршиво, как дворовые псы. Из всех я знал лишь одного человека, кому такое шло. Себя. Стоило зачесать их пальцами назад и вид делался красивым – я был словно с обложки. Мама часто шутила, что мне стоило идти в модели. Я верил, что и на этом поприще достигну успеха, так что ее шутки воспринимал серьезно. Но позже понял, что люблю более активную деятельность, чем стоять и терпеть уколы булавок.
Я подошел к кровати. Уже поднес руки к вороту футболки, чтобы стянуть ее. Но они вдруг опали и закачались.
Это была Дашина комната. Она специально меня сюда завела.
Эту комнату я знал слишком хорошо. И цвет занавесок – не кремовый, не молочный, не жемчужный, а идеально белый; и баночки на туалетном столике, которые менялись, оставаясь лишь в прежнем количестве. И, конечно, огромную двуспальную кровать, особенно то, как ощущались эти простыни под потной спиной.
Мне надо было уйти. Но я уже был здесь и уже раздевался. Только теперь быстро, и чтобы надеть чужую одежду.
Вещи были мне по размеру, разве что штаны чуть коротковаты. И все равно я чувствовал себя в них идиотом. Наверное, из-за ярко-оранжевой футболки.
Я вовремя успел одеться. Едва я бросил на себя взгляд в небольшое зеркало, которое стояло на столике рядом с Дашиной косметикой, сама она зашла в комнату. Ручку двери нажала локтем, а дверь толкнула спиной. Руки у нее были заняты – она несла поднос с чайником и двумя чашками. Несла неуклюже, не привыкла к такому. Это показалось мне забавным, но я не веселился.
Даша поставила поднос на комод, закрыла дверь, и лишь потом посмотрела на меня.
– Я выгляжу смешным в этой одежде, да? – сказал я.
Даша должна была ответить, что я могу ее снять, если мне так не нравится. Это было бы в ее духе. Но вместо этого она осмотрела меня со всей серьезностью. А потом качнула головой и, чуть нахмурившись, сказала:
– Ты никогда не выглядишь смешным.
Затем она склонилась, чтобы налить чай. Она все еще была в купальнике. Жаловалась на холод, а сама так и не переоделась. Хитрила? Разумеется.
Интереснее другое: хитрила ли она в последней фразе? Неужели взаправду думает, что мне все идет? Это подлецу все к лицу – а я человек хороший. По крайней мере с Дашей пытаюсь вести себя учтиво. Вон уже так до учитывался, что вместо того, чтобы расстаться с ней, сижу на ее кровати.
Не отрывая взгляд от чашек, Даша передала мне одну, и спросила:
– У нас завтра премьера новой программы… Ты будешь? Посмотришь?
– Я буду, конечно.
– А посмотришь?
Я не верил, что это хорошая идея, поэтому долго думал, как бы ответить так, чтобы не соврать, но и не обидеть Дашу. Но она прочитала ответ в затянувшейся тишине, и сказала невзрачным голосом:
– Ты же будешь в зале. Просто голову повернешь к сцене и все.
– Я буду занят, – сказал я, обрадовавшись, что не соврал, но и прямо не ответил.
– Чем же? – нахмурилась Даша.
Немного обидно. У меня в «Эмпирее» много дел. И все срочные.
Только вот и Даша не зря хмурилась. Занят я буду Лизой. Я вообще-то из-за нее сейчас сижу в Дашиной комнате, на ее кровати, как бы странно это ни звучало. Хочу явиться Лизе свободным, без всех этих недоотношений.
– У меня будет новый стажер.
На самом деле это было не совсем так. Лиза пока не стажироваться придет, а проникнуться духом казино, как я ей сказал. Мне придется от нее отвлекаться, все-таки это будет мой полноценный рабочий день… вернее ночь. Скорее всего, я смогу уделить ей мало времени. Поэтому на Дашу его совсем не останется.
– Разве у вас кто-то увольнялся? – Даша нахмурилась сильнее.
Как же я не любил врать. Ложь – худшая из пороков. Я многое мог простить. Но вранье – никогда. Вот и себя презирал, когда до него доходило.
– Нет, просто нового взял, – сказал я.
Даша слишком хорошо меня знала. Заметила, как забегал мой взгляд, и как я чуть сжал рукой покрывало. В попытках ее отвлечь я отставил нетронутую чашку чая на поднос, а потом посмотрел на Дашу деланно безразличным взглядом.
– Ты хотел сказать: «новую»?
Врать я не стал. Но и подтверждать Дашины слова не хотелось.
Чем дольше я молчал, тем ниже опускались ее плечи. Даша тоже отставила чашку и тоже нетронутую. Потом посмотрела мне прямо в глаза и сказала:
– Ты об этом хотел сказать, да?
– О чем ты? – сказал я, искренне недоумевая.
– Ты хотел расстаться со мной…
Ну конечно она догадалась. И словом каким это назвала: «расстаться»!
– … потому что нашел себе кого-то нового?
Куда-то делась Дашина игривость, ее чрезмерная уверенность себе. Ее губы задрожали. Как же мне не хотелось видеть ее слезы!
Я накрыл ладонью ее ладонь, но она руку выдернула.
– Ответь! – воскликнула она, и первая слезинка пробежала по ее щеке.
Я уже почти решился. Почти придумал, как рассказать о Лизе без подробностей, но проникновенно, чтобы Даша меня поняла… Хотя что-то подсказывало, что зря я на это надеялся. Она меня не поймет. Она меня возненавидит.
Но мне не пришлось и слова сказать.
– Хотя знаешь, – сказала Даша очень тихо. – Не говори ничего… Потому что…
Мне пришлось чуть наклониться к ней, чтобы расслышать, что она хочет сказать. Но, кажется, Даша не собиралась заканчивать.
Теперь я находился к ней так близко, что она подалась ко мне и коснулась губами моих губ прежде, чем я понял, что происходит. Это длилось мгновение – ее расслабленные губы на моих сжатых. А потом я отстранился. Пространства позади было не много, так что я, по сути, просто запрокинул голову.
Даша уставилась на меня округлившимися от ужаса глазами.
– Андрей! – сказала она, но не с наездом, а с испугом.
Ее руки теперь стояли по бокам от моих бедер, а лицо находилось так близко к моему, что мне нужно было просто опустить подбородок, чтобы поцеловать ее. Конечно, мне этого хотелось. К тому же Даша так смотрела на меня – ее стало жаль. Что же я за человек, раз довожу девочку до такого?
– Не могу, – сказал я, просто чтобы потом говорить себя, что я пытался это прекратить.
– Так это правда, да? – сказала она, глядя на мои губы. – Я права?
Я все еще не собирался ей врать. Поэтому просто молчал, стараясь смотреть в глаза, а не на ее тело. Это было трудно – глаза она прятала. Даша не хотела, чтобы я за них цеплялся, она хотела, чтобы я опустил взгляд, чтобы видел, как выделяются ее ключицы, когда она так наклоняется, как изгибается спина, из твердых жестких мышц переходя в мягкие формы.
Я и посмотрел в конце концов. Меня можно понять. Мы с Дашей были так близки, хоть наши странные отношения никак не назывались.
Я знал ее с пеленок, она меня – с четырех лет. Все семейные праздники мы проводили вместе. А летом, по крайней мере до восьмого класса, нас было друг от друга не отлепить. Мы часто пропадали на участках, за домами, прятались в тени деревьев. Я залазил на деревья, чтобы сорвать для Даши последнюю, мягкую, августовскую грушу. Она откусывала всего пару раз, а остальное отдавала мне. Не потому, что ей не нравилось, наоборот, ей было так вкусно, что она хотела, чтобы я тоже попробовал.
Потом что-то произошло. Наверное, тогда мне стало интереснее зависать с мальчишками. В то время у меня завелся первый лучший друг. До этого лишь фальшивки были. Маленьким, я еще не умел различать, что людей во мне интересует – я сам или мой статус. Поэтому часто ошибался – доверялся не тем. Было больно. Когда ты ребенок, переживать такие вещи труднее, потому что они происходят с тобой впервые.
Только когда Даше исполнилось шестнадцать лет, я снова ею заинтересовался. Это само собой получилось – она все время была рядом. Но тогда наши отношения больше не были такими невинными. Это было ново и странно не только для нее, но и для меня.
– Пожалуйста, Андрей, – продолжала она, едва не водя губами по моей щеке. – Ответь мне… Ты нашел другую?
Меня едва не тошнило от самого себя. Я не должен быть здесь. Вообще не должен был перелазить забор. Наверное, разговор с папой так на меня повлиял – я почувствовал, что должен проведать Дашу. А закончилось это, конечно же, как обычно: я между нею и ее кроватью.
Но я же пообещал Лизе… Нет, у нас не было никаких договоренностей. Но мне казалось нечестным быть сейчас тут, с Дашей, пока она, может, в это самое мгновение, думает о нашей завтрашней встрече.
– Да, – сказал я, надеясь, что Дашу это остановит.
Она и правда отстранилась, и резко втянула воздух. Я не представлял, как больно ей было это слышать. Хотя не могу же я всю жизнь быть с нею просто потому, что нас что-то связывало в прошлом? Я до сих пор не расставался с нею, потому что…
О боже. Ужасно так говорить, но я просто… Я ждал, когда подвернется кто-нибудь получше. И сейчас как будто главная горечь из-за расставания с Дашей в том, что у меня не будет запасного варианта, если с Лизой не выгорит…
Какой кошмар! Конечно, я так не думаю. Я просто… Я хочу порвать с Дашей, потому что ничего к ней не чувствую. Я бы сделал это, даже если бы не повстречался с Лизой… Просто чуть позже. Да, я бы сделал это.
Даша не стала хлестать меня ладонью по щеке, и даже не зарядила коленом между ног. Вместо этого она села на пятки и потянулась ладонями к бретелям. Стянула сначала одну, потом другую. Мокрая ткань не сразу спала с ее тела, Даше пришлось провести по себе руками.
Теперь я видел ее грудь, идеальную маленькую грудь. Загара на Даше еще не было, так что вся ее кожа была одинаково белой. Наверное, сегодняшнее загорание было очередным фарсом, чтобы привлечь меня. Можно было сколько угодно злиться на Дашу за это… Но я здесь. Сработал ее не очень коварный план.
Даша наклонилась ко мне. Я закрыл глаза и сильнее сжал руками покрывало.
– Андрей, – шепнула она где-то очень близко к моей шее.
Я ощутил ее запах – никаких духов или геля для душа. Даша пахла собой, ненавязчиво, но притягательно. Я не мог описать этот запах. Никакие знакомые мне предметы так не пахли. Не было в ней ни пряности специй, ни сладости спелых ягод. Даша пахла свежестью и красотой – это были запахи весны, какими я их ощущал.
Я полулежал, вдавливаясь в подушки, только бы не коснуться ее. Я не открывал глаза – просто знал, что не сдержусь. Видимо, придется мне добираться до машины наощупь.
По тому, как всколыхнулся теплый воздух у моей шеи, я понял, что Даша сейчас что-то скажет. Касаясь губами моей кожи, она выговорила:
– В последний раз… Давай сделаем это в последний раз. – Даша прервалась, чтобы едва ощутимо коснуться кончиком языка моей шеи, а потом выдохнула: – Пожалуйста.
Мне от этого «пожалуйста» сорвало крышу. У меня и до этого с ней не все в порядке было – подтекать начала. От удивления я распахнул глаза. Увидел сперва ее спутанные, еще мокрые волосы, а когда Даша приподняла голову – взгляд ее полуприкрытых глаз. На длинных, черных ресницах застыли слезы. Даша сморгнула их, но слезы не укатились – просто пропали. Поэтому мне почудилось, что их не было никогда.
В последний раз.
Нужно было составить два списка: почему эта идея плохая, и почему она так сильно, безумно, чертовски мне нравится. На это ушло бы около вечности. Но Даша дала мне на размышления всего несколько секунд. Она поцеловала меня, и теперь поцелуй был настоящий. Я чувствовал ее вкус и от сладости сводило скулы.
Покрывало перестало меня интересовать – вместо него я схватился за Дашино тело. Она была ровно такой же, какой я ее помнил. Я провел руками от ее плеч по спине, до самых ягодиц. Я сжал их и это ощущалось как возвращение домой.
Купальник так плотно облеплял ее, что я еле его сорвал. Кажется, треснули нитки, а, может, мне это почудилось. Скорее всего. Я не слышал ничего, кроме ее тяжелого дыхания. Даже своего не слышал – так она меня поглотила.
Дашины руки уже были под моей футболкой. Я поспешил стянуть ее, чтобы не мешалась. Не глядя, бросил ее на пол, и вернулся к рукам Даши. Они скользили по моей груди, нежные, мягкие с незамысловатыми крупными татуировками от запястий до плеч…
Что?
Я резко вскинул голову. Пряча лицо, она перекинула свои волосы за спину, и они ссыпались с другого плеча, касаясь моих ног. Затем она попятилась на коленках так, чтобы нависать лицом над моим ремнем. Она занялась им, и ее движения были рваными, нетерпеливыми.
У Даши нет татуировок. Ее тело чистое, как первый снег. И волосы у нее короткие.
Перебирая пятками по простыням, чтобы подтянуть к себе ноги, я подался назад, и больно стукнулся затылком о спинку кровати. Я зашипел от боли.
Она вскинула голову.
На меня уставились два перепуганных глаза. Карих глаза.
Конечно, это была Даша. Какой ужас, на миг мне почудилось, что… О нет, не может быть.
– Все в порядке?
Это была Даша. Ее голос, ее повадки, ее сводящий с ума запах тела.
Я недолго пялился на нее, силясь осознать, что сейчас произошло. Так ни к чему и не придя, я решил, что озадачусь этим попозже. Чего я, конечно, не сделал.
– Да, – сказал я. – Продолжай. – И помог ей расстегнуть ремень.
Это было так приятно, и так давно. А еще и правда в последний раз.
Теперь же я ехал в темени августовского вечера, желая как можно скорее попасть домой. Глаза слипались. Кажется, я уже и пяти часов в сутках не спал. Днем отдыхать не давала работа, ночью – Лиза. А во время ночных смен все было наоборот. Ночью работа, а днем Лиза. Кажется, лишь их в своей жизни я любил по-настоящему.
Правда, жить с Лизой оказалось гораздо хуже, чем я думал. Она никогда не убиралась и почти не готовила. Я, конечно, не вешал на нее все это. Все-таки я прожил сам с собой не так мало – понимал, сколько времени и сил стоит за бытовыми делами. Честно говоря, я думал, что мы разделим обязанности. Но пока что у нас не получалось. Мы оба уставали на работе. Лиза особенно сильно. Она ведь не привыкла к таким нагрузкам. Так что я пока не утруждал ее уборкой, делал все сам. Мы почти не готовили. Если не успевали поесть в «Эмпирее», заказывали еду на дом. Не понимаю, как я раньше успевал работать, убираться, и сам себе готовить? Сейчас мне казалось, что в сутках стало по двенадцать часов.
Но, конечно, выгонять Лизу я не собирался. Мы в ответе за тех, кого приручили. Я ведь сам предложил со мной жить. Ужас охватывал меня, едва я вспоминал тот наш разговор в ресторане.
Разумеется, я знал, что бывают плохие семьи. Но я никогда не думал, что у настолько прекрасного человека могут быть настолько ужасные родственники. Лизу нужно было спасать, вытаскивать из того гадюшника. Я ведь был у нее дома. Чистота – единственное, что отличало его от свалки. Подранные обои, запах старости и плесени, скрип окон, даже когда сквозняка нет. К тому же жарко, и кондиционер не включишь, потому что его просто нет.
Я ее спас. И она меня благодарила. Почти каждую ночь.
Рано или поздно мы бы все равно съехались. Раньше пройдем этап притирок, раньше все станет хорошо.
Это был последний вечер, когда я так думал. Гордился собой, что выручил девочку, любил ее… Да, я правда успел ее полюбить. И успел сказать об этом так много раз, что уже как будто с перебором. Правда, ответила Лиза лишь на последний раз. Она тоже меня любила.
Я еще не въехал на парковку, как услышал, что меня кто-то окликает. Окна были закрыты, да и музыка играла. Не мог я услышать свое имя – наверняка мне просто почудилось.
Тем не менее я выкрутил музыку на ноль и приоткрыл окно. Мотор работал почти без шума, так что я отчетливо слышал, как переговариваются дрозды в ближайшей посадке тополей, и как за домом кричат дети. Я недолго прислушивался и, решив, что мне показалось, коснулся педали, чтобы заехать на парковку.
– Андрей! – снова услышал я.
Машина покатилась. Я подавил желание остановить ее. Нехорошо, конечно. Меня же позвали… Хотя, может, это мама из окна звала какого-то маленького Андрея, который все не возвращался домой?
Предчувствие возникло нехорошее. В Крамольске мне некого бояться. Разве что Кречета и его людей. Но я их уже давно не видел – наверняка они куда-то умотали. Так что страх и ненависть не заполняли разум, когда я о нем вспоминал. Тем не менее я не терял бдительность.
Закрыв окно, я поддал газу и поехал по парковке. Краем глаза в зеркало заднего виденья я увидел желтое пятно. Присмотревшись, я понял, что мне померещилось.
Заняв свое место на парковке, я заглушил мотор, и уставился в темень перед собой. Солнце уже зашло, а металлический настил не пропускал даже полутень, так что на парковке сгустилась темнота. Недолго я посидел, барабаня пальцами по бедру. Я не боялся выходить – просто очень устал.
Одно дело куда-то идти или что-то делать. На это нужно не так уж много сил. Другое дело – вставать и начинать куда-то идти или что-то делать. Вот на что требуется больше усилий.
Подумав о постели, где я окажусь один, и высплюсь наконец-то – ведь у Лизы ночная смена – я открыл дверь. На меня дохнуло холодным воздухом. Я взял телефон и вышел из машины. Хлопнув дверью и щелкнув замком, я уставился в экран телефона. На работе я выключал звук, а теперь его надо включить, иначе Лиза не попадет домой. Ключ ей мы еще не сделали, так что мне нельзя пропустить ее вызов.
Закончив, я вскинул голову одновременно с новым окликом:
– Андрей!
По парковке ко мне быстро семенила незнакомка. Хотя раз она знала мое имя – не такая уж и незнакомка. Впрочем, мое имя в Крамольске много кто знает. Я не знаменитость, но, как говорится, широко известен в узких кругах. Я ничего для славы не делаю, и не желаю ее. Но сложно прятаться, когда ты такой, как я.
Девушка приближалась и я, как воспитанный мальчик, ждал ее, чуть улыбаясь. У нее были длинные, тонкие, светлые волосы. Издалека они напоминали пух. Или сахарную вату – если пойдет дождь, она облысеет. На девушке был желтый сарафан, симпатичный, но старый, застиранный. Она поджимала тонкие губы и смотрела на меня с благоговением. Она была полной противоположностью Лизы и потому я посчитал ее совсем некрасивой.
– Привет, – сказала она. Оказалось, у нее очень тонкий голос. – Извини, пожалуйста, ты, наверное, не знаешь, кто я… Конечно, не знаешь, вряд ли Лиза рассказывала… Мы просто… Неважно… Я хотела… О, это гораздо труднее, чем я думала…
Я пропустил половину ее невнятной из-за стеснительности речи. Но на имени Лизы встрепенулся.
– Лиза? – нахмурился я.
Девушка приосанилась, но в ее глазах читалась тоска.
– Да, мы подруги детства… Ну, точнее мы дружили когда-то… всю жизнь точнее, а недавно…
Девушка глубоко вдохнула и выдохнула. Она чуть раскраснелась, и я не мог понять, это от бега или от того, что она пытается сказать. Недолго я за ней наблюдал, а потом открыл машину и полез на заднее сидение. Обнаружив полуполную бутылку воды, я вылез и протянул ее девушке.
Она покраснела еще сильнее. Я подумал, что, может, мне стоит просто стоять и молчать, раз она так легко нервничает. Но девушка сказала:
– Спасибо большое! Правду говорят, что ты добрый…
– Добрый? – спросил я.
Она уже пила, поэтому в ответ просто кивнула.
– Кто говорит?
Девушка снова вспыхнула. Сколько можно? Наверное, у нее просто очень тонкая кожа – так заметнее, когда к лицу приливает кровь.
Она допила, закрутила крышечку и протянула бутылку так, чтобы не коснуться моей ладони. Я махнул рукой, мол, оставь себе. От этого она нахмурилась, и я понял, что сделал что-то не так… Да кто это вообще?
– Кто ты? – наконец-то спросил я. – Что тебе от меня нужно?
Я говорил таким тоном, чтобы она больше не считала меня добряком. Я хотел есть и спать, так что вывести меня сейчас было в разы проще. И хотя эта стесняшка вряд ли обладает таким свойством – кого бы то ни было выводить из себя – я чувствовал, что, если мы не управимся за несколько минут, я ее пошлю.
Наверное, девушка снова засмущалась из-за того, что так и не представилась мне. Да только ее лицо уже было таким, что сильнее покраснеть она не смогла бы чисто физически. Махая ладонями на лицо, наверное, чтобы остудить его, девушка робко заговорила:
– Меня зовут Аня. Я… Может, ты помнишь моего мужа… Ваня. Вы учились вместе.
Я в одно мгновение понял, о ком она говорит. Конечно, помню. Как его забыть?
Ваня. Ванек. Мой первый настоящий друг. Мне он всегда нравился. Да незадача была – он не обращал на меня внимания, поэтому моей целью стало привлечь его к себе. Кажется, вот проверенный способ мне понравиться: нужно просто меня игнорировать.
Ванек гордый. У него свои принципы. Мне это ужасно нравится. Только вот оказалось, что мои принципы и его – это разные вещи. Когда мы были маленькими, ему неважно было кто я и чем занимается моя семья. Конечно, он слышал про «Эмпирей». Но, наверное, не сопоставлял фамилию его владельца с моей.
Ванек всю жизнь хотел бороться за справедливость. Знаю, что все мальчики-подростки тащатся от фильмов про супергероев. Но Ванек… Он не просто тащился. Он жил ими. Он хотел сам стать супергероем.
И, как часто оказывалось в фильмах, его лучший друг стал его главным врагом.
Не помню, что точно произошло. Может, ничего и не происходило. Просто мы стали отдаляться – так пожелал Ванек. Я не хотел его терять. У меня до сих пор, бывало, щемило сердце, когда я вспоминал, как мы дружили.
Потерять его было все равно, что потерять родственника. Он не умер. Он понял, чем занимается моя семья – и тогда для него умер я.
Как же это было несправедливо. Может, если бы я сам не выказывал к «Эмпирею», особенно к казино, такого интереса, Ванек не ополчился бы. Но я не мог иначе. Казино – это моя жизнь… О, звучит, как признание лудомана. Но нет, казино на самом деле – мое любимое обстоятельство. Я люблю четкость, системность и контроль. Все это в казино есть, но к тому же украшенное пестрой мишурой.
Ванек терпеть не мог преступность. Его организм таким свойством не отличался. Это было так же естественно для него, как для других ненавидеть пауков и бояться высоты. Хотя «Эмпирей» был лицензированным, Ваня не понимал, как я могу восторгаться этим местом. Может, он пытался меня принять… Не уверен. Но знаю одно: у него не получилось. Он возненавидел меня просто за то, что я любил. Неужели так поступают настоящие друзья?
Не помню от кого, но я узнал, что Ваня стал полицейским. Всего участковым, но это ведь просто нижнее звание, ведь так? Ваня так мечтал о том, чтобы стать стражем порядка, что я им жутко гордился. Послал подарок, но он не ответил. Я долго тешил себя мыслью, что подарок ему просто не понравился. Но… Я тоже больше не малыш: понимаю, что люди делают, если взаправду тебя не любят. Они не мстят, не злятся, не пытаются тебе досадить. Они просто перестают тебя замечать.
Аня увидела в моих глазах узнавание. Не знаю, может, мне показалось, но она как будто тоже опечалилась. Если Ваня ее муж… О боже, Ваня женился!
Я по новой осмотрел Аню и заметил наконец-то, что в ней может нравиться. Она выглядела кроткой и спокойной. У нее были такие тонкие запястья, что я не представлял, как держатся с ней за руки – сломаешь ведь, едва коснешься. Глаза у нее красивые, похожие на мои – узкие и светлые. А еще у Ани руки все в царапинах. Это не добавляло ей очарования – наоборот, видно было, что она много трудится. Или что у них есть кот. Или десять котов. Или все это вместе взятое.
– Рассказ будет долгим. – Сказала она. – Мы можем зайти?
Аня кивнула на дом. Я вскинул брови. Она знает, где я живу? Впрочем, как бы она тогда меня нашла?
– Ты хочешь пойти ко мне в квартиру и остаться там со мной вдвоем? Ваня не будет против?
Аня фыркнула и так нахмурилась, что мне неловко стало, будто я пятиклассник, который орал матом при училке. Потом я понял, что мои слова – флирт, и мне совсем дурно стало. Само собой вышло. Ужас, как неудобно…
– Прости, – быстро сказал я. – Я имел в виду…
Неужели я всегда такой? Жуть. Не заметил бы, если бы не нашлась девчонка, которой бы это не понравилось.
– Не хочешь, не надо, – сказала Аня, сжав кулаки в складках юбки, словно думая, что так я их не замечу. – Можем пройтись.
Вот уж чего мне сейчас не хватало, так это прогулок. Ноги подкашивались от усталости. Я не падал только потому, что опирался на машину. Но отказать Ане в разговоре было все равно, что послать Ванька. Я этого делать не собирался, как бы он на меня ни обижался. Поэтому я оттолкнулся от машины и, все еще держа руки сложенными на груди, сказал:
– Идем.
Аня протянула мне бутылку. Я качнул головой и медленно двинулся вдоль припаркованных машин. Не знаю, что она там делала, но, когда подбежала ко мне, бутылки с ней не было. Любопытство грызло, поэтому я обернулся и увидел, что бутылка теперь стоит на крыше машины. Я улыбнулся.
Сделав вид, что не заметила всего этого, Аня открыла рот. Говорила она, всегда подумав – я уже заметил за ней это качество. Поэтому ее легко было опередить.
– Тут недалеко есть кофейня… Возьмем американо.
– Я не буду, – нахмурилась Аня.
– Ну хорошо, – сказал я. – Лате, так лате.
– Ты не понял. Я не пойду в кофейню.
Я что-то опять делал не так. Заглянув в лицо Ани, я увидел, что она начинает злиться. И хотя у нее здорово получалось сдерживать эмоции, я видел, что она чем-то сильно недовольна.
– Да брось, – сказал я. – Я заплачу.
Это всегда работало. Черт возьми, всегда!
Но – это я понял только сейчас – Аня в плохом смысле не походила на других девушек. Она вдруг шумно втянула носом воздух и глянула на меня остервенело. Я растерялся. Что опять не так сказал?
– Не нужно мне ничего покупать, – отчеканила она.
Я вскинул руки, мол, сдаюсь.
– Как скажешь, – добавил я, чтобы Аня хотя бы по голосу поняла, что я искренне.
Едва заметно кивнув, Аня ускорилась. Я вторил ей, и ноги нехотя, но отозвались на этот приказ.
Мы вышагивали вдоль заднего фасада панельного дома. Дрозды уже так разошлись, что я то и дело задирал голову, чтобы рассмотреть их в кроне. Конечно, я четко их не видел. Только проносившиеся по небу черные вытянутые кляксы.
– Просто чтобы ты знал, – сказала Аня. – Мне ужасно неловко.
– Я вижу, – сказал я.
Аня плотнее обхватила себя руками, а я снова почувствовал, что ляпнул лишнее. Но по Ане и правда было видно, что ей не по себе. Она сутулилась – хотела как можно меньше места в пространстве занимать. Мне от такого тоже делалось неуютно. Я уже понял, что она хочет у меня что-то попросить. Но пока понятия не имел, что же это может быть.
– Как Лиза? – вдруг спросила Аня.
Это было неожиданно.
– Ты же сказала, что вы подруги. Разве не знаешь, как у нее дела?
– Мы… поссорились.
– Вот как, – сказал я, вскинув брови.
Лиза не рассказывала мне, что она недавно поссорилась со своей лучшей подругой. Она вообще мне про своих друзей не рассказывала. Только единожды про семью. Может, конечно, Аня соврала, и на самом деле она не была Лизе близким человеком. Может, она просто хочет втереться ко мне в доверие через нее. Впрочем, по Ане было видно – она не из тех, кто врет. За такое я людей уважаю.
Аня молчала и шла, глядя под ноги. Меня это бесило. Я понял, что должен поддерживать разговор своими силами.
– Тогда почему ты пришла ко мне? Разве ты не должна ненавидеть и меня, раз поссорилась с Лизой?
Аня вскинула голову. Она снова хмурилась. Да что такое! Что нужно, чтобы ей понравиться? Впрочем, зачем мне ради нее стараться?
– Я ее не ненавижу, – сказала она. – Просто…
Аня замолкла и, честно, меня начало это кумарить.
– Аня, – сказал я строго. – Если ты нормально мне сейчас все не скажешь, я просто развернусь и пойду домой. Я жутко хочу спать, а не с тобой нянчиться.
Может, мне показалось, но я услышал, как Аня всхлипнула. Всколыхнулось чувство вины. Но когда я глянул на нее, увидел, что она не плачет, а смотрит на меня спокойно.
– Поверь мне, Андрей, – на моем имени ее голос дрогнул. – Если бы это не было очень срочно, я бы к тебе не пришла. Просто…
Она провела рукой по лбу, зажмурилась на миг, и продолжила:
– Просто нам некуда больше обращаться. Нам не под силу…
– Нам? – спросил я, не переживая, что перебиваю Аню.
Она еле-еле кивнула.
– Нам, – повторила она. – По большей части, конечно, Лизиной бабушке.
От негодования я замер. Аня не заметила – прошла несколько метров, но потом замерла и обернулась. Со смущенного ее взгляд сделался напуганным: увидела, как я щурился и сжимал кулаки.
– Что этой женщине нужно?
Я помнил слезинки, которые катились по щекам Лизы, когда она про нее рассказывала. Кажется, мое сердце до сих пор не разгладилось после того, как оно сжималось, когда Лиза рассказывала про свою бабку. Как она Лизу ненавидела: била по голове, выгоняла из дома, всегда ставила на второе место после старшего брата… Как этого ублюдка зовут? Саша?.. Кажется, так.
Только вот Аня – это было видно – совсем на нее не злилась. Она… Что это в ее глазах? Скорбь?
О нет, только бы она не сказала, что бабка Лизы умерла. Я не хочу быть тем, кто передаст ей такое известие.
– Она умирает, – сказала Аня.
Я выдохнул от облегчение. Не зная моих мыслей, можно было подумать, что я абсолютно мерзкий человек. Кажется, Аня так и сделала. Она сощурилась, как некогда я, и хотела что-то сказать. Но я снова ее опередил:
– Это ужасно. Но просто… Даже не знаю. Я не могу жалеть эту женщину после того, что Лиза мне о ней рассказала.
Прищур Ани со злого перешел в недоумевающий. Но у нее хватило совести не спрашивать, что я имею в виду. Наверняка она лучше меня представляет эту бабку, раз с Лизой они были лучшими подружками.
Аня продолжила говорить, только когда я подошел, и мы снова медленно двинулись по тротуару.
– Бабушке нужна операция. Какое-то там… Не помню… Шунтирование?.. Не важно. И дело в том, что… – Аня шумно вдохнула, потом глянула на меня, и на одном выдохе произнесла: – У нас совсем нет на это денег. Может, если бы Лиза не переехала к тебе, нам бы не пришлось нанимать сиделку, а так потратились больше, чем рассчитывали, да и операция эта внезапная…
Ох блядь. Ей нужны деньги? Аня пришла ко мне, чтобы я дал денег на операцию бабке Лизы, которая ненавидела ее всю жизнь?
– Саша поскреб по сусекам… Уже раз десятый. Но он больше не может ничего прислать.
Увидев недоумение на моем лице, Аня сказала:
– Это ее брат.
– Я не из-за того, – сказал я, но не спешил пояснять.
В тишине мы прошли еще десяток метров. А потом Аня вдруг резко замерла.
– Андрей, – сказала она, и тогда я тоже остановился.
– Что? – буркнул я.
– Ты злишься?
– Надо же, какая проницательность!
Мне показалось, что Аня хочет коснуться моей руки, чтобы приободрить. Но она так и не решилась.
– Извини, пожалуйста, но мы…
– Какого хуя? – воскликнул я, вскинув голову. – Почему эти люди требуют что-то от меня, то есть, по сути, от Лизы?
Аня сильно смутилась. Уставилась на меня округлившимися глазами, а потом сказала:
– Они ее семья.
– Они ужасная семья! – воскликнул я. – Ничего не дали, а взамен требуют!
– Андрей, – сказала Аня таким осуждающим тоном, что я и не признал сперва свое имя. – Ты что вообще о ее семье знаешь?
Я сказал то, что считал сказать наиболее правильным.
– То, что она мне сама про них говорила!
Аня побледнела от ужаса. Она что-то поняла. Я же не догонял. Стало досадно, но я этого не выказывал.
– А ну-ка, – сказала Аня. – Перескажи.
Мне захотелось фыркнуть – что это она мне приказывает? Пришла черт пойми откуда, черт пойми кто, и просит с ней объясняться!
Впрочем, Аня не выглядела, как кто-то, кто хочет меня унизить. Она смотрела на меня с испугом. Только я понимал: боится она не меня. Чего же тогда? Я все еще не понимал.
– О нет, – вдруг сказала она, чуть попятившись. – Зря я это, наверное, да?..
– Что рассказать? – нахмурился я.
Аня остановилась. Она смотрела сквозь меня и что-то судорожно соображала. Я хотел ее поторопить, но казалось, что сделаю только хуже.
Почти сразу взгляд Ани сфокусировался на моих глазах, и она уверенно сказала:
– Расскажи, что Лиза говорила тебе о бабушке и Саше.
Вот тут я начал догадываться, что она имеет в виду. Но сперва не поверил. Не могла же Лиза мне врать. Про такие серьезные вещи не врут.
– Она сказала, что они ее ненавидят…
Аня молчала, просто смотрела на меня с… Что это? Грусть?
– Она говорила, что Саша отнимает у нее деньги, что бабка заставляла ее ночевать на улице, что она била ее и унижала, что Саша уехал, бросив их, когда…
Я запнулся. Что-то не так, да? Аня смотрела на меня так, словно я не про Лизу рассказывал, а про свое детство. Словно это меня надо жалеть, а не ее.
Кажется, я уже тогда все понял. Но признавать этого не хотел. Нет, этого не может быть. Лиза… Она была так подавлена. Она бы не стала так меня обманывать просто чтобы…
Чтобы я предложил переехать ко мне? Чтобы устроил на работу? Чтобы выгораживал перед другими? Чтобы жить так, как она никогда раньше не жила – без необходимости каждый день думать, где взять денег?
Мне не хотелось в это верить, но это так вязалось с образом той Лизы, которая украла мои часы, которая игнорировала задания, не учила правила, плошала с обязанностями, лезла на рожон, злословила про других.
Она всегда была такой. Просто я… Что?
– Ты поверил, да? – сказала Аня с такой грустью, что к глазам подступили слезы.
Но в следующий миг меня обдало жаркой до красноты лица злостью.
– А какого хуя мне верить тебе?
Аня права. Какой кошмар, Аня права. Я просто не могу… не хочу с ней соглашаться.
Кроме той Лизы, была еще и та, которая глядела на меня с благоговением фанатиков, смотрящих на свое божество. Она призналась мне в любви, и я никогда бы не поверил, что в то мгновение она врала. Она обнажилась передо мной, я видел это в ее глазах, в трепете, с которым она меня касалась.
Она не могла врать, что любит меня. А вот во всем остальном…
– Андрей, пожалуйста, – мямлила Аня. – Я не хочу, чтобы ты…
– Расскажи мне, – попросил я, не стесняясь перебить ее. – Расскажи, пожалуйста, как оно было на самом деле… И вот, да…
Я сунул руку в задний карман штанов и выудил пачку купюр. Лизнул палец и принялся отсчитывать.
– Сколько? – спросил я, не поднимая головы.
Аня молчала. Глянув на нее, я увидел, что она со страхом смотрит на деньги в моих руках. Никогда такой суммы не видела? Вполне вероятно. Или, может, ее напугало, что я столько денег ношу с собой просто так в заднем кармане штанов?
– Аня, – повторил я. – Сколько нужно на операцию?.. Я не могу допустить, чтобы из-за меня умер человек.
Она моргнула несколько раз и наконец-то вышла из анабиоза.
– Не из-за тебя… Из-за Лизы.
Я качнул головой и, протянув пачку денег, сказал сквозь зубы:
– Если Лиза бросила ее из-за меня, значит, я тоже виновен.
Тогда Аня в первый раз посмотрела на меня с уважением. Мне ее уважение было до пизды.
Деньги Аня взяла, только когда я втиснул пачку ей в живот.
Через полчаса я уже мчал обратно в «Эмпирей». У Лизы последняя ночная смена перед выходными. Нет, у нее просто последняя смена. Не будет она больше там работать. «Эмпирей» – мой дом, там не должно быть таких людей. О ужас, а ведь я сам ее туда привел…
От ярости я плохо видел и дорогу перед собой, и светофоры, и дорожные знаки. Чем больше Аня рассказывала, тем горячее становился мой гнев. Аня пыталась говорить мягко, видя, как на меня действуют ее слова. А еще ей было ужасно жаль. Она думала, что сдает подругу. Но как вообще этот человек мог с кем-то дружить? У Лизы ни одного положительного качества… Такие люди не должны существовать.
Стоило успокоить Аню, сказать, что она все делает правильно. Но на деле это она меня успокаивала. Впрочем, плохо справлялась. Я несся по пустынной ночной дороге со скоростью за сто километров в час. Я хотел… О, как я мечтал уничтожить эту суку.
Мог ли я остановиться? Мог ли не отвечать на зло? Наверное. Только я не идеален, хотя остальные так обо мне думают. Во мне сидели семена этого смертного греха – гнева. Обычно, когда они вырывались наружу, я жутко стыдился, каялся, и ненавидел себя. А сейчас? Сейчас я бы убил ее, если бы увидел в то мгновение, как все понял.
Больше, чем Лизу, я ненавидел только себя. Как позволил обвести себя вокруг пальца? Я же не глупый. Никогда таким не был – давно научился видеть истину. Но с Лизой… Это было невозможно. Я ведь проникнулся ею, едва увидел. Бедная, сломленная душа. Как приятно было думать, что я ее спасаю.
Полтора месяца назад я думал, что нашел свою любовь. Мне все в ней нравилось. И разрисованное татуировками тело, и его запах осени – меда и прелой листвы. Мне нравился ее голос, грудной, совсем не звонкий, нравилось, как она смотрит на меня, и как мне благоволит.
Сейчас я ее ненавижу. И я все сделаю, чтобы ее уничтожить. А в этом городе я, бля, могу многое.

Глава 2
Между нами война – слезы вместо обойм
Между нами война – перекрестный огонь
Между нами – МУККА
Мне очень не нравилось, когда папа так смотрел на меня, и все же я знал, что заслужил этот взгляд. Так он смотрел, когда застукал меня в своем кабинете на кресле с Дашей, когда поймал меня на неправильном счете в блэк-джек, когда я забыл, сколько выплачивать, если сыграли «сиротки», и когда я в первый раз спросил о Лизе, тогда, в далеком прошлом, когда мы в начале лета курили сигариллы.
Вот и сейчас он так смотрел. Чуть опустив подбородок, чуть вскинув брови. Взгляд смеялся надо мной, но вместе с тем был жалостливым, словно я глупый домашний щенок, который допустил ошибку, из-за чего меня выкинут на улицу.
– Это очень нехорошо, Андрюш.
Обычно мне нравилось, как он произносит «Андрюш». Мягенько так, приятно. Только у него и у мамы так получалось. Но сейчас слово резануло по ушам, словно скальпелем.
Я отвел взгляд, чтобы меньше видеть свой позор в его глазах. Уставился под ноги, благо, там было на что посмотреть.
Спускаться на лифте в казино из холла нужно было дольше, чем высился потолок казино. Раза в два. Дело в том, что над казино находилась сторожка. Так мы называли это место. От обычной сторожки, где пахнет старьем, и где сидят располневшие охранники на пенсии, она отличалась… всем.
Это был почти такой же огромный зал, как игровой. Свет давали по большей части огни игрового зала – пол был прозрачным. Это для удобства. Конечно, в зале повсюду есть камеры, но смотреть на экраны утомительно. То ли дело себе под ноги.
Если в казино запрокинуть голову вверх, то ослепишься огнями потолочных светильников. А если продержишься дольше, и глаза привыкнут к ослеплению, то различишь лишь белый мутный потолок.
Здесь, пафосно выражаясь, творится правосудие. Ряды столов с компьютерами, огромные экраны, люди, чахнущие без солнечного света. Кажется, что жизнь здесь вот-вот остановится. Но это пока в казино не зайдет персона нон-грата. Или пока не обнаружится шулер. Или хитрец, считающий карты. Или еще что угодно… Драка, шмыгающий носом продавец, несдерживаемая похоть, поножовщина или развеселившийся пьянчуга. Тогда сторожка оживет. А еще через семь минут, когда угроза будет устранена, сторожка снова впадет в гибернацию.
Мне здесь неуютно. Кажется, что за тобой все наблюдают, хотя, по сути, это единственное место в «Эмпирее», где наблюдают не за тобой, а ты. В любом случае, атмосфера здесь напряженная. Все ищут подвох. И рано или поздно они его находят.
Зато у папы это любимое место. Он здесь постоянно, если нет срочных дел в других частях «Эмпирея». Я же предпочитаю игровой зал. Мне нравится его суета, его блеск и… Ладно, опустим. Признаваться в любви этому месту я могу бесконечно долго.
Я пялился в пол-потолок, но не видел ничего предосудительного. Разве что Нина не «почистила руки», когда поднимала с пола фишку. Но это мелкий грех – скажу ей раз, и она исправится. А так типичная казиношная суета первой половины выходного дня. Снуют официантки, разносят пока не стопки, а тарелки с мясным и салатами. Я бы тоже поел. Со вчерашнего дня во рту был лишь американо. Но голода я не чувствовал. И энергии было хоть отбавляй. Просто я двигался на злости, необъятной и неутолимой.
– Я предупреждал тебя об этом, – продолжал папа. – Мы…
– Да-да, – сказал я. – Мы в ответе за тех, кого приручили.
Не думал, что мой папа такой преданный фанат «Маленького принца». Мне эта книжка не нравилась. Слишком метафоричная. Я больше люблю, когда говорят четко и по делу. Вот, например, как папа продолжил:
– Предупреждал, что, если возьмешь Лизу, не порядочно будет ее выкинуть, как наиграешься.
Я не наигрался. Это она наигралась. А моя игра только начиналась.
Папе я сказал, что мы расстались. Он лишь хмыкнул. Мне не хотелось ему рассказывать, что какая-то хитроумная телка обвела меня вокруг пальца. Он не должен знать, что его сын такой идиот.
Может, если бы я рассказал правду, если бы показал всю свою ярость, папа смягчился бы, и разрешил мне поступить так, как я хотел. Но это вряд ли – так что я не стал рисковать.
– Ну, – осторожно начал я, не уважая себя за то, что собираюсь сказать, хоть и очень себя понимая. – Конечно, это и правда не порядочно, но, может, иногда стоит немного попуститься и позволить себе лишнего?
Взгляд папы с того, ненавистного мне, стал совсем мрачным. Я понял, что ерунду сказал, едва эти слова выпали из моего рта. Захотел их вернуть, но среди моих талантов не было возвращения времени вспять.
– Андрей, – сказал папа. Не «Андрюш». – Худшее, что ты можешь сейчас сделать, это злоупотребить властью. Никогда так не делай… Меня пугает уже то, что ты об этом подумал.
– Извини, – сказал я. – Я просто… Извини.
Папа кивнул. Не знаю, поверил он мне или нет. Но лицо у меня, кажется, покраснело, а это весомый аргумент.
Я развернулся, хотел уйти из сторожки. Но потом замер лицом ко входной двери и во всеуслышанье заявил:
– А все же как было бы прелестно, если бы этой суке было нечего жрать!
Несколько человек посмеялись. Они якобы не вслушивались в разговор, но в сторожке кроме гудения компьютеров других звуков не было, так что они подслушивали нас, даже если того не желали.
Я обернулся, надеясь, что один из смеющихся – папа. Но он отвернулся, едва почувствовал мой взгляд. Впрочем, я успел увидеть, как поднялся уголок его рта, и как углубились морщины у глаз. Этого мне было достаточно.
Достаточно для того, чтобы понять – папа просто хочет меня проучить. Он не прочь уволить Лизу просто так. Она отвратный работник. Ленивая, невнимательная, ноет, еще и в коллектив никак не впишется. Но уволить ее – значит вмиг выполнить мое желание. А это не в стиле моего папы. Как бы абсурдно это ни звучало с моим-то происхождением, мне ничего не доставалось просто так. Заслужить, заработать… Конечно, на базовые потребности типа еды и крова это не распространялось. Но с детства я знаю: ничего не приходит просто так. Сперва нужно хорошенько попотеть.
Впрочем, ради этой мрази можно было разочек пойти мне на уступок… Хотя что же я не найду, как иначе ее отсюда выкурить? Я все могу. Я могу все.
Лестничный пролет из сторожки в служебный коридор был узким, неуютным. Если бы сюда случайно заглянул кто-то незнающий, то он бы, напугавшись, вышел, так и не достигнув сторожки. Для антуража дома с призраками этой лестнице не хватало лишь искусственной паутины и привидений по углам.
Выскочив с лестницы в коридор, а оттуда в зал, я понесся, желая как можно скорее попасть в ресторан. Не есть – хлебнуть американо. Просто больше ничего не хотелось.
По привычке я глянул на сцену. Но она пустовала. Наверное, Даша с другими танцовщицами тренируется где-то в другом месте, чтобы гости не видели их без макияжа и костюмов. Тренировки на сцене были редкими – лишь перед премьерами, когда танцующим нужно на сцене освоиться, уловить ее габариты.
Или у нее сегодня выходной. Не помню, когда у нее выходной. А ведь раньше я знал ее расписание, как свое. Теперь я так хорошо знаю расписание Лизы. И как же сильно я жду понедельник, когда она выйдет на первую после нашей ссоры смену…
А какой сейчас день недели? Я остановился и полез в карман за телефоном. Уставился в экран, забыв, что хотел. А потом увидел «суббота» и выдохнул от облегчения. Не понедельник. До нашей встречи еще два дня… Если, конечно, Лиза осмелится сюда заявиться.
– Андрей! – услышал я и вздрогнул.
Подняв голову, я увидел знакомое лицо. Странный мужичок, просиживающий в «Эмпирее» если не половину, то уж точно треть своей жизни. Он никогда много не выигрывал, но и почти не проигрывал – был где-то при своих. Персоналом мы любили тех, кто проигрывает много денег и часто приходит. Но этот мужичок выполнял лишь одно из этих условий, так что эмоций у нас почти не вызывал. Разве что он иногда меня бесил, когда уж слишком часто и слишком глупо хихикал. Мне не нравилось, что он выучил мое имя. Но трудно это не сделать, если приходишь в казино столько, сколько я здесь работаю.
Блеснула под светильником его залысина на макушке. Я хотел сделать вид, что не заметил его, хотя было поздно – он перехватил мой взгляд. Но едва я мысленно застонал от необходимости проявить дружелюбие, чтобы не вспугнуть постоянного гостя, как мне в голову залетела одна идея.
Какая же это была гениальная идея!
Рот сам собой растянулся в искренней, широкой улыбке. Я подошел к рулетке, где со своим ворчливым другом сидел этот мужичок… Как его? Валерий? Василий? Вениамин?
– Смена крупье, – шепнул я Нине на ухо.
Она вздрогнула и резко обернулась, едва не хлестнув меня по лицу своими сухими белыми волосами. Мне так нравилось видеть, как все они сначала пугаются, а потом видят, кто я, и растекаются в улыбку.
– Что-то случилось? – шепнула Нина, глядя мне в глаза.
– Иди в «передохную», – сказал я, умышленно избегая ее глаз. – Отдохни немного.
Нина кивнула, хотя я на ее вопрос не ответил. Причем кивнула с улыбкой. Погладила свой хвост, который теперь лежал на плече, и ушла. Я не провожал ее взглядом, хоть и знал, что идет она, показательно качая бедрами, думая, что я все же смотрю на нее.
Я повернулся к мужичкам, поздоровался и запустил спин. Звук, с каким шарик летел по желобку, был моим любимым. Так равномерно, глухо, в тягучем ожидании того, какой номерок выпадет… идеально.
– Делайте ваши ставки! – сказал я, проведя рукой над полем.
– Андрей! – повторил мужичок и в миллиардный раз спросил: – Как дела? Как папа?
Конечно, я знал, что нельзя общаться с гостями на личные темы. Нельзя встречаться с ними за пределами казино. Но на таких, как я, правила не распространяются. Такие, как я, правила устанавливают. И вот сейчас я на этом сыграю.
Пока друг этого мужичка скрупулезно расставлял фишки по клеткам, я наклонился к лысеющему и сказал тихо:
– Прошу прощения, но, кажется, я забыл, как вас зовут.
Разумеется, мужичок захохотал, но его смех, как и всегда, оборвался быстро и резко.
– Ты чего, Андрей? Как забыл?
Мужичок уставился на меня, но уяснив, что даже после этой содержательной фразы я его не опознал, он хохотнул и сказал:
– Я Вадим!
Вадим! Точно!
Я улыбнулся краешком рта и, склонившись над столом еще ниже, заговорщицким шепотом сказал:
– Вадим, у меня есть к вам одна… довольно большая, но щедро вознаграждаемая просьба…
Затем я резко выровнялся и, не глядя на рулетку, сказал:
– Ставок больше нет! – это подсказал мне звук, с каким шарик тормозил по желобку.
***
Я волновался, словно подросток перед первым разом. Даже ладони вспотели, и я то и дело вытирал их о мягкие бордовые подлокотники. От волнения было жарко – хотелось раздеться. Но от мысли, что меня увидят голым, еще сильнее бросало в жар. Да что же со мной?
Нет, я прекрасно знал, что со мной. Я боялся отказа.
После того нашего последнего раза, как Даша выразилась, между нами ничего больше не было. Мы даже не целовались. Мне вообще не до Даши было. Она казалась такой тусклой, такой блеклой, в сравнении с Лизой. Правда, когда в моих глазах померкла и Лиза, Даша не вернула прежнего сияния.
Я очень хотел, я пытался с ней… подружиться? Да, звучит отстойно. Но мне неприятно было от мысли, что в «Эмпирее» есть человек, которому я больше не нравлюсь. Наверное, понравиться Даше снова я мог только если бы прилюдно унизил Лизу, послал ее, а потом в слезах просил прощения, приговаривая, что Даша лучшая женщина в моей жизни. Примерно этим я и собирался сегодня заняться. Только вот цели понравиться Даше у меня больше не было. Была другая, совсем не благородная.
Да и что Даша? Подуется немного и обратно прибежит… Правда, пока что не прибежала. Сколько раз я пытался с ней заговорить, а она все переводила в скандал. То бьет меня, то неприкрыто лезет. Даже неловко с нею перед другими. Хотя когда-то это меня совсем не смущало.
Я смотрел на нее с дальнего ряда кресел перед сценой. Зрение у меня было отличное: я хорошо видел ее лицо. Она улыбалась, но я знал ее достаточно хорошо, чтобы быть уверенным – эта улыбка не искренняя. Сценическая, как и ее неадекватный макияж. С моего место он, конечно, казался милым. Но совсем не подчеркивали красоту ее молодости.
Все лицо Даши как бы натянулось, словно она была пожилой женщиной, которая сделала слишком много операций для возвращения молодости. Но я знал, что там, за этим гримом. Там тревога, боль и тоска.
Меньше, чем через месяц начнется сентябрь. Что бы ни говорил мой папа, Дашины родители слово сдержат. Даша пошла против них, зная, чем это обернется. Ее содержание прекратится. А ведь она уже, как и я, жила сама где-то в центре Крамольска. Квартиру родители у нее, конечно, не заберут. Не изверги они, просто поздновато решили, что пора заняться воспитанием дочери. Но сколько кроме квартиры в этом мире трат! Особенно если ты такая девушка, как Даша. Зарплаты танцовщицы ей не хватит. Она хорошая, как для такой сферы. Но даже ниже, чем у крупье. Просто танцуют они не по двенадцать часов, а несколько раз в неделю, и еще столько же тренируются. В праздничное время чаще. Но даже в декабре Даша вряд ли заработает столько, сколько ей нужно, чтобы кормить себя целый месяц.
Она бы могла обеспечивать себя сама. Даже не используя диплом экономиста, который ей выдали неделю назад. Она могла бы изучить контракты, поехать с выступлениями в другую страну. Но Даше не уедет из Крамольска, она любит этот город так же, как его люблю я.
Тогда Даша могла бы открыть танцевальную школу? Это вряд ли. Во-первых, нет в ней жесткой предпринимательской хватки. Во-вторых, она не тренер, она игрок. Отними у Даши танцы, и она перестанет существовать. Она была единственным творческим человеком, которого я уважал. Просто она была профессионалом своего дела.
Я смотрел на ее идеальные ноги, на то, как напряжено все ее тело, даже кончики пальцев. На сцене Даша ни на миг не забывалась. Или, может, все ее пребывание там было как один самозабвенный миг. Не знаю. Она так выгибалась, что я не понимал, как ее могли принять в танцевальный коллектив «Эмпирея», если на ее фоне остальные девушки кажутся бревнами.
Даша могла бы заниматься танцами хоть всю жизнь. Но с сентября ей придется сменить деятельность, если она хочет что-то кушать. Вот-вот она начнет расхлебывать последствия своего строптивого норова. И тут я, с цветами, в ее любимых белых льняных брюках без заедающего ремня.
Но даже зная, как Даша нуждается во мне, я тревожился. Мы не поладили в наш последний разговор, который состоялся где-то тут, за креслами, перед игровыми автоматами в зале казино. Так что для храбрости я наведался в бар и теперь громыхал льдом в стакане. Но отставил его, когда пришел черед финальных аплодисментов. Затем поднялся и подобрал с соседнего сидения букет красных роз, пахнущих так яростно, что у меня почти слезились глаза.
Уверен, Даша заметила меня, едва я появился в зале. Даже если не с первой секунды, то позже точно заметила. Я не сводил с нее прожигающий взгляд… Да, чего у нее не отнять, так это грации и красоты движений.
Я медленно двинулся вдоль рядов. Совсем медленно – рядов было всего пять. Сцена так расположилась, что хорошо просматривалась почти с любой точки зала. Кто-то смотрел на нее из-за бара, кто-то с игровых столов, а кто-то остановился с бокалом в руке прямо в середине зала и, опустив подбородок, наблюдал за танцовщицами.
Даша тревожно поглядывала на меня все время поклона. А потом, когда девушки стройной вереницей уходили за кулисы, она едва заметно кивнула куда-то вбок. В «передохную» приглашает? Боюсь, мне это место не подойдет. Я хотел что-то более уединенное.
Быстро минув бок сцены, я оказался перед поворотом в узкий коридор, который соединял «передохную» и выходы к кулисам. Я почти натолкнулся на Дашу, когда поворачивал. Испугавшись, она тихо вскрикнула. Но признала меня по букету цветов и заулыбалась.
– Тебе, – сказал я, протянув букет.
Даша молча кивнула. Мы дождались, пока другие танцовщицы пройдут по коридору за сценой. Почти все оборачивались на нас с любопытством.
Даша заговорила, лишь когда услышала, как за последней закрылась дверь в «передохную».
– Спасибо за цветы, но не стоило.
В полумраке за сценой я плохо видел ее лицо, поэтому не понимал, это она жеманничает или правда не хочет принимать от меня подарки.
– Но это же выступление…
– Обычное проходное выступление, – сказала Даша.
Я растерялся, но всего на миг. Просто уловил в голосе Даши такие нотки, что стало ясно, она играется – хочет, чтобы я ее разубедил. Но я не торопился этого делать. Нельзя с Дашей прямо и по-честному.
Она показательно не смотрела на меня, словно ее больше интересовали шторы кулис, из-за которых лился свет, отбрасывая полутени на мое лицо и ее спину. Я тоже терпел, ничего не говорил. Знал, что первой не выдержит Даша.
– Ты что-то хотел?
– Да, – кивнул я.
– Что?
– Пригласить тебя отметить… обычное проходное выступление.
Даша ухмыльнулась, но тут же посерьезнела. Впрочем, зря. Я ведь уже видел ее улыбку, значит, победил.
Даша проигрывать не любила. Она знала, что уже сделала это, и все же сказала:
– Ну не знаю, мне еще надо успеть сегодня много всего сделать…
Что же ей надо успеть? Сварить куриную грудку? Сделать сто приседаний? Она же, насколько я знаю, ничем больше не занимается.
Но раздражение выказывать сейчас было глупо. Я чуть склонил голову набок и, не удержавшись, скользнул взглядом вниз, туда, где начинались пайетки корсета, открывая верх груди. На таком красном фоне Дашина кожа казалась еще белее светлой. Я видел капельки пота в ложбинке между грудей, над ее губой, и на лбу. Даша часто дышала. Не от моего взгляда, скорее всего. Она же только что сошла со сцены.
– Мы далеко не пойдем, – сказала я, посмотрев ей в глаза.
Затем кивнул в бок. Даша лишь мельком глянула на темную стенку, но и так поняла, что я говорю про ресторан «Эмпирея», который находился прямо за этой стеной.
– Ладно, – сказала она словно бы нехотя. – Но мне нужно переодеться…
– И смой заодно свою штукатурку.
Даша фыркнула. Она резко развернулась, так что взметнулись ее волосы. А потом они взметнулись снова, опав на ее плечи, потому что я схватил ее за предплечье и, развернув, потянул к себе. Даша целую секунду пыталась высвободиться, но потом припала ко мне, хотя я ее уже не держал – отпустил, едва она забрыкалась. Мне не нужно брать ее силой. Мне нужно, чтобы она сама захотела. Вот как сейчас.
Думается, Даша первая нашла мои губы. Ее поцелуй был нежным, но и каким-то судорожным. Она больше дышала мне в рот, чем целовала.
– Я так ждала, – говорила она, сжимая мою футболку на груди, когда я на короткие мгновения отпускал ее губы. – Я скучала.
Она так ко мне льнула, что вскоре я приник спиной к стене. Рвение, с каким она меня целовала, приятно будоражило. Продлись это еще дольше, я бы не останавливался на губах и шее. Так что пришлось взять Дашу за плечи и отодвинуть от себя. Она не обиделась, но очень расстроилась. Руки держала по швам, только пальцы то сжимала в кулаки, то растопыривала, словно котенок, который еще не научился контролировать свои когти.
– Иди переодевайся, – сказал я. – Буду ждать в зале.
Я развернул ее и подтолкнул под зад. Даша ойкнула, прошла несколько шагов и, не останавливаясь, обернулась, чтобы улыбнуться мне. Я ей тоже улыбнулся. Она двинулась по коридору, и я смотрел, как растворяется в темноте ее фигурка. Потом развернулся и пошел в зал.
Вечер был в разгаре. Несмотря на будний день, людей было достаточно, чтобы я потребовался где-нибудь, как помощник. Поэтому я очень удивился, когда увидел, что пустует первый покер. Его царь, Данил, махнул мне рукой. Наверное, просто здоровался, а не подзывал. Однако, мне делать было нечего, пока Даша переодевается, поэтому я к нему подошел.
Пожалел я об этом уже через секунду.
– Ты какого хрена делаешь? – спросил Данил, наклонившись ко мне.
Я глянул на него, приподняв одну бровь. Надеюсь, это шутка, которую я пока что не догоняю, иначе Данил потеряет несколько очков в моих глазах. У него их много, но не стоит ими разбрасываться. Заслужить очки моего доверия гораздо труднее, чем их потерять.
– О чем ты?
– Это Даше был тот огромный букет?
Я молча смотрел на него. Какое ему дело, кому я какие букеты ношу?
– Получается, это ее крики были?
Я еще больше нахмурился. Не похоже, что он издевался. Впрочем, от него очень редко можно ждать серьезные речи, поэтому я чувствовал подвох, хотя пока его не понимал.
– Какие крики? – спросил я, вглядываясь в честные, словно младенческие глаза Данила.
– Как какие? – сказал он. – Из-за сцены которые раздавались только что… Что-то типа… Щас… «Да! Андрей! Глубже!»
Я отвернулся, едва не рыкнув, и сложил руки на груди. За моей спиной Данил булькал от смеха, а я невидящим взором смотрел вперед.
– Не смешно? – спросил Данил, чуть успокоившись.
Каким же он бывал идиотом.
Повернувшись, я позволил Данилу насладиться моим злым лицом. Он угрозу не почувствовал – точно идиот. Вместо этого он, уперев руку в бок, заговорил:
– Я бы ничего тебе не сказал, но, кажется, три дня назад примерно такие же крики раздавались из гостевого туалета, но там была не Даша, а Лиза, вот я…
Данил не договорил. Он то ли захрипел, то ли закашлялся. Просто я, резко развернувшись, схватил его за горло и сжал ладонь. Пальцы впивались в его мясистую шею. Данил понемногу пятился, но больше сил он прикладывал к тому, чтобы отодрать мою руку от себя.
Да какое право он имеет говорить о таких вещах? Где его совесть? Разве это адекватно, так просто шутить, особенно учитывая, какое мое положение… особенное.
Во мне вскипела такая злость, что испуганный, молящий взгляд Данила я увидел лишь когда та стала понемногу рассеиваться.
Данил мне ничего не сказал. Он бы не смог, да и не успел бы. Я тут же отпустил его, и шагнул назад, едва не завалившись.
Какого хуя я делаю?
Я тяжело дышал. Прижимая руки к груди, словно пытаясь нащупать свое сердце, я все не мог его отыскать. Разумеется, только бессердечные могут просто взять и начать душить человека в людном зале казино.
Поймав свой тревожный пульс – значит, сердце еще при мне – я выдохнул от облегчения, и поднял взгляд. Данил дышал так же часто, как я. Он весь покрылся бардовыми пятнами, что бывало с ним часто. Однако от удушья – никогда.
Это я сделал.
О боже, это из-за меня он так судорожно дышит, так крепко стискивает край покерного стола, из-за меня походит лицом на перезрелый томат. Я не мог смотреть в глаза Данила, но и оторваться от них не мог. Он был до смерти напуган. Мною.
На нас смотрели люди. Нет, не на нас. На меня. Тут слишком многие меня знают и, если это заметили в сторожке… Будь я на десять лет младше, меня бы так выпороли, что я бы еще неделю не мог сидеть. Но сейчас… Что папа придумает сейчас? Если, конечно, он это заметил.
Но я уже нес наказание. Мне было жутко стыдно. Это не пустые слова. Я себя не узнавал, и я себя боялся. Как это вообще так получилось, что я стал душить Данила? Его слова не так уж меня оскорбили. Хотя… Нет. За такое душить нельзя. Вообще ни за что душить нельзя.
– Прости, – сказал я.
Но горло першило, так что вряд ли Данил разобрал это простое слово. Я прокашлялся и повторил:
– Прости, пожалуйста.
Данил медленно кивнул. К нему возвращался прежний цвет лица, и люди вокруг переставали на нас пялиться. Будь на моем месте кто угодно другой, он бы уже вылетел из «Эмпирея» обратно в геенну мирскую. А я… Мне это сойдет с рук. Я надеюсь. Но лучше я все-таки не буду сегодня попадаться на глаза папе.
– Прости, – говорил кто-то. – Прости, прости, пожалуйста, прости…
– Андрей! – вдруг услышал я.
Подняв голову, я снова наткнулся на глаза Данила.
– Что?
Данил смотрел на меня со страхом. Еще немного с жалостью, но все же по большей части со страхом. Затем он едва слышно произнес:
– Я тебя не узнаю.
Я покачал головой. Сначала мелко, едва заметно. Потом все шире и резче.
– Я не менялся, – сказал я.
И я искренне в это верил. Этот гнев во мне всегда был. Просто он спал.
– Ты изменился за последние…
– Хватит! – воскликнул я.
Чтобы не видеть больше страх в глазах Данила, и чтобы не показывать ему свой, я резко развернулся и пошел в «передохную». Что там эта Даша делает? Неужели переодеваться так сложно?
Я влетел в служебный коридор и замер в середине. А потом привалился спиной к холодной стене. Я запрокинул голову и часто задышал. Резкий белый свет доставал меня даже сквозь закрытые веки. Какое-то странное чувство копошилось где-то между моими ребрами и легкими. Оно разрывало изнутри, оно искало выход, будоража пульс, и делая дыхание рваным, словно я только закончил бежать марафон.
Не помню, как я спустился спиной по стене и сел на пол. Но именно там меня нашла Даша.
– Андрей! – воскликнула она.
Я испугался по большей части ее испуга. Распахнул глаза и увидел ее фигурку, возвышающуюся надо мной. Ее крепкие ноги, лишь немного прикрытые сверху короткой юбкой, ее тонкие запястья, которые колечками обняли браслеты. Они чуть сверкали, шевелясь от того, что Даша от нервов ковыряла ногти.
– Тебе плохо? – спросила она.
Я качнул головой. Мне правда не было плохо. Уже. Я протянул к ней руку и, когда она взяла мою ладонь, потянул ее на себя. Даша садиться не хотела, но и руку не отпускала. Она чуть сопротивлялась, а потом все же села рядом со мной, придерживая другой рукой юбку.
Едва она опустилась, я обнял ее согнутую в колене ногу, так что юбка все же катастрофически задралась, и уткнулся лицом ей в шею. Меня обдал знакомый запах чистоты и свежести. Мне ужасно сильно нужно было почувствовать сейчас что-то хорошее. Что-то, что напоминает о добре, детстве, невинности, свете, и любви. Даша для этого годилась.
Правда, было что-то еще в ее запахе. Что-то неприятное, резкое. Но я пока не мог понять, что именно – не задавался такой целью. Меня переполняла собственная горечь. Наверное, это ее я на самом деле чувствую, и Даша ни при чем.
Она понемногу пыталась меня оттолкнуть. Ворочалась, суетилась, пыталась одернуть юбку. Однако я держал ее крепко, не желая отпускать, пока не восстановится сердцебиение.
Примерно так же я ощущал себя, когда… ударил Лизу. Я ее ударил. Избил. С ее губы текла кровь. Кажется, из носа тоже. Я бы никогда не подумал, что могу кого-то ударить. Именно что от страшной злости. Но… о боже, я сделал это, и, чем больше проходило времени, тем чаще это повторялось.
Лизу я трижды ударил по лицу. Данила раз пытался придушить. Что дальше?
Это пугало до дрожащих ладоней. Я почувствовал, как мокнет лицо, и удивился. Почему Даша плачет? У нее ведь все хорошо.
Только подняв взгляд, я понял, что плачет не Даша. Даша в испуге смотрит на меня. А слезы мои. Я никогда не плакал при женщинах. Я и сам с собой редко плакал. Поэтому сейчас… Это было так… Не знаю. Интимно?
Даша хотела что-то спросить. Но, к счастью, из ее приоткрытого ротика так и не вышло ни единого звука. Она заправила за уши короткие пряди волос. А потом крепче меня обняла.
Я был ей благодарен.
Уже через пятнадцать минут мы зашли в ресторан «Эмпирея». Я знал, кто виноват в моей слабости, и не собирался пускать ее на тормоза. Вместо горячей ненависти в моей душе теперь леденело спокойствие. К счастью, никто, кроме Даши, не застал мгновение перелома. Трезвость и холод – вот чем теперь я собирался руководствоваться. Хотя, конечно, даже мне самому сложно было сказать, как я стану себя вести, когда снова увижу эту женщину, когда посмотрю в ее глаза, когда вдохну ее запах.
Она стояла спиной к нам у семнадцатого стола. Наверняка нумерацию столов я знаю лучше, чем она, хотя лишь пару раз подменял официантов. Она такая никчемная и такая жалкая. Особенно в этой форме, хотя многим она идет. Я наблюдал, как ее разрисованные руки сгребают грязную посуду, как она пытается сдуть прядь челки со лба. Я бы, наверное, до конца ее смены там стоял. Но Даша потянула меня за локоть и сказала:
– Идем?
Пока она не поняла, на кого я пялюсь, я сказал:
– Занимай столик, я сейчас приду.
Даша кивнула и ушла. Я знал, какой стол она займет – свой любимый, в углу, куда меньше всего света достает. Таинственный стол для тех, кому не нужны лишние взгляды.
Тем временем я прошел к хосту.
– Запиши девятый на Лизу.
Маша – статная, высокая администратор подняла строгий взгляд, но, узнав меня, чуть улыбнулась, поздоровалась, и глянула на бумажку, которая лежала на хосте. Она уже занесла карандаш над очередью, но тут ее рука замерла, и она снова посмотрела на меня.
– Но сейчас не ее очередь.
– Запиши на Лизу, – повторил я, стараясь звучать не зло, а строго.
Маша торопливо кивнула и я, легонько хлопнув ее по плечу в знак благодарности, вернулся к Даше.
Она сидела, закинув нога на ногу, и наматывала на палец прядь волос. Она следила за мной.
– Что ты ей говорил? – спросила Даша, когда я садился.
– Здоровался.
– Здоровался? Но уже почти конец дневной смены.
Я глянул на Дашу так, чтобы она замолкла. Но она никогда под этим взглядом не тушевалась. Я забыл с кем имею дело. Однако, когда я посмотрел на нее в следующий раз, чтобы извиниться за грубость, лицо Даши уже ничего не выражало.
– Что ты будешь? – спросил я.
Ни мне, ни ей меню не требовалось. Мы знали его досконально, хотя оно менялось каждый месяц.
– Пить, – сказала Даша.
– Воду? С газом, без газа?
Я говорил, улыбаясь, и пародируя учтивость официантов. Но Даша не то, что не улыбнулась, она даже не посмотрела в мою сторону.
– Кловер клаб, – сказала она.
Я вскинул брови. Даша редко пила алкоголь. Как будто никогда. По крайней мере при мне.
– Серьезно? – сказал я.
Даша глянула не меня, сощурившись.
– А что, похоже, что я веселюсь?
Я качнул головой, не понимая, что на нее нашло. Что еще я должен сделать, чтобы она меня простила? Она так прытко меня целовала совсем недавно, что я думал, будто дело в шляпе. Но, кажется, произошло что-то еще.
Что-то еще наконец-то подошло к хосту, заглянуло в очередь официантов, и с унылым видом побрело в нашу сторону.
В зале ресторана официанты обязаны улыбаться – а она шла со скучающим видом. Официанты должны глядеть по сторонам, чтобы вовремя подойти к гостям – а она смотрела под ноги. К тому же замялся ворот не глаженной рубашки, открывая под ключицей ее счастливое число.
Я разволновался. Сжимал штанину, пока Даша не накрыла ладонью мою руку. Потом Лиза наконец-то подошла к столу.
Полутень скрывала нас с Дашей, поэтому она только сейчас заметила, с кем имеет дело. Исчез скучающий, сонный вид. Глаза Лизы округлились, она шумно втянула воздух и отступила на шаг.
Мы смотрели друг на друга так долго, что Даша под столом наступила мне на ступню. Наступила мне, но заговорила Лиза.
– Добрый день… вечер. Что… – Она шумно вдохнула-выдохнула и продолжила: – Что вы будете?
– Кловер клаб! – сказала Даша раздраженно, кажется, просто чтобы Лиза перестала непрерывно пялиться на меня, и посмотрела на нее.
Для меня выкрутасы этой девочки ничего не значили. Я смотрел на Лизу. Я пришел сюда ради нее. Мне надо было кое-что ей сообщить. Ну и насладиться этим ее видом загнанной овечки я тоже очень хотел.
– Кловер клаб, – проблеяла Лиза. – А вы… ты?
Она, все еще не отрываясь, смотрела на меня. Только вот удовлетворения ее запуганный вид мне больше не приносил. Что-то было за этой пеленой страха. Может, так подружившийся со мной за недавнее время гнев?
– А есть у вас холодные блюда?
Губы Лизы дрогнули. Только вряд ли в улыбке. Она прекрасно понимала, что я знаю меню лучше нее. Значит, хочу сейчас чего-то другого. Тем не менее она не понимала, чего именно.
Лиза кивнула. Я поднял брови. Мы молчали, так долго, что я ее подначил:
– Расскажи какие.
Чуть прищурившись, явно не веря в то, что я правда хочу услышать список блюд, она начала перечислять. Она забыла рулетики с перцем и сырное ассорти, но я не стал делать замечание. Не для этого сюда пришел.
– А месть у вас есть? – спросил я. – Холодной ведь подается.
Даша хохотнула, но как-то нервно. Лизе смешно не было. Вот ради этого я здесь. Ради страха в ее глазах. Ради немого ужаса, рвущегося наружу, но застрявшего где-то в горле.
Я увидел, как Лиза сглотнула, как она попятилась. Я чуть склонил голову, и она, все еще с круглыми от страха глазами, развернулась и быстрым шагом отправилась к базе.
Я смотрел на нее, пока не почувствовал руку на своем бедре. Когда я повернул голову, лицо Даши уже было у моей шеи – обжигало ее дыханием. Я ждал, что она меня как минимум укусит. Просто доселе ее лицо выражало лишь негодование.
Сейчас же Даша сменила тактику. Мурлыкала мне что-то на ухо, думая, что от ее пальцев около моего пояса, я с ума сойду. Но я уже не в себе. Сколько бы Даша ни старалась, я смотрел на Лизу и ждал, когда же она снова подойдет – я еще с ней не закончил.
Минуты тянулись. Прикосновения Даши уже стали меня приятно волновать и отвлекать. Но тут наконец-то пришла Лиза без подноса, но с приплюснутым бокалом на высокой ножке.
– Кловер клаб, – сказала она и, опустив на стол салфетку, поставила на нее бокал.
Я не нашелся, что сказать, хотя слов во мне было немерено. Просто первой нашлась Лиза. Она оперлась ладонями на стол так, чтобы нависать надо мной и сказала:
– Это приличное место. Для того, чем вы занимаетесь, есть комнаты двумя этажами выше.
От возмущения Даша подавилась коктейлем. А я, как и всегда, от несусветной наглости Лизы пришел в восторг. Только теперь этот восторг был больным, как нездоровая одержимость.
– А то что? – сказал я.
Лиза перемигивалась с Дашей, судя по тому, какими жесткими сделались линии ее лица. Но когда я заговорил, она посмотрела на меня. Я видел кое-что большее, чем наглость. Лиза ревновала, да так, что язык за зубами не сумела удержать.
Как же это было приятно.
– Ревнуешь? – так и спросил я, готовый наслаждаться ее ответом.
Лиза лишь дернула плечом и поджала нос.
– Ты не ревнуй, – сказал я и, обняв Дашу за плечи, сказал: – Меня не нужно делить. Ты же знаешь, меня на всех хватит.
Лиза отпрянула и, резко развернувшись, ушла. Я откинулся на спинку кресла, глядя на нее, и чувствуя, как по венам разливается удовлетворение.
– Это что, блин, было? – спросила Даша.
Она спихнула с себя мою руку, только когда Лиза перестала на нас смотреть. Я вздрогнул от звука ее голоса, словно забыл, что она тоже здесь. Хотя ее бедро все это время касалось моего.
Даша крохотными глоточками пила коктейль, глядя на меня из-под ресниц. На ее верхней губе остался белый след пенки.
– Ничего, – сказал я.
– Ты пришел сюда со мной, чтобы перед ней покрасоваться?
«Бля, да».
– Конечно, нет! – воскликнул я. – Даша, я…
Но тут резвость исчезла. Я только что соврал Даше и сам не заметил. Может, прав был Данил, когда говорил, что я изменился. Я сам этого не чувствовал, но ведь окружающим виднее, ведь так?
– Андрей, – сказала Даша. – Если все это просто очередной твой гениальный план мести, скажи мне прямо сейчас. – Затем ее голос стал совсем жалобным. – Я не хочу больше страдать из-за тебя.
Это признание не было таким уж внезапным и неожиданным, но уложило меня на лопатки. Мысли о Лизе испарились, и мне так жарко сделалось, что я почувствовал, как взмокла спина.
– Что? – сказал я, глядя на Дашу.
– Я сказала… – продолжила она, но видно было, что говорить ей трудно. – Я сказала, что не нужно играться мной. – Она то ли шумно втянула воздух, то ли всхлипнула, и снова заговорила: – Я не хочу быть запасным вариантом. Я хочу быть единственной.
– Даша, – сказал я. – Ты никогда не была для меня запасным вариантом…
«… пока я не встретил Лизу». Но это же не ложь, да? Я просто недоговорил.
Даша вглядывалась в мои глаза, пытаясь что-то в них найти. Я ведь и правда ей не врал. Значит, подвох она там не найдет. Просто чтобы перестраховаться, я сократил в ноль расстояние между нашими губами. Даша что-то простонала, но я не разобрал. Да и вряд ли там было что-то важное.
Несмотря на хмурые бровки и на ладонь, которая упиралась в грудь, как бы отталкивая меня, Даша не вырывалась. Она даже потянулась ко мне, когда я отстранялся, и снова захватила мои губы. Но теперь уже ненадолго.
– Андрей, – сказала Даша, опустив голову мне на плечо, и понемногу водя носом по шее. – Так это все правда?
– Что? – сказал я, потому что прослушал.
Я смотрел в зал, искал взглядом Лизу. Она словно бы пряталась. Вышла на перерыв? Вряд ли. Уже конец смены – все перерывы она отгуляла.
– То, что я снова тебе нужна?
Немного оттолкнув Дашу, чтобы видеть ее лицо, я заглянул ей в глаза. Я напрягся. Дашу развезло, хотя коктейль стоял едва тронутый. Отчего это она?
Даша снова приникла ко мне. Терлась о мое плечо то головой, то щекой. Она жмурилась и что-то бормотала. Потом как-то неловко потянулась губами к моим губам. Мне захотелось закрыть ее рот ладонью. И только когда она почти коснулась меня, я понял в чем дело, и в испуге отшатнулся.
Мигом Даша выровнялась и уставилась на меня распахнутыми глазами. Я смотрел на нее точно так же, со страхом, если не сказать, что с ужасом.
– Ты пьяная? – спросил я.
Даша шмыгнула носом и пискнула:
– Нет.
По ее левой щеке покатилась слеза.
Может, я пытался ей не врать, но она врала мне. Это развязало руки.
Наконец-то я понял, что за горечь я унюхал, когда Даша нашла меня в коридоре. Это был, бля, перегар. Даша никогда не пила. Несмотря на все ее недостатки вроде вспыльчивости, мелочности… да просто сучести – она всегда была образцом здорового образа жизни. Вставала рано, питалась листьями салата, пила воды за день больше, чем многие за неделю и, блядь, никогда не пила.
– Даша, – сказал я не с обвинением, а с беспокойством. – Что случилось?
– Это ты у меня спрашиваешь? – сказала она, сощурившись. – Ты бросил меня ради этой шмары, и спрашиваешь, что случилось?
Внутри меня что-то оборвалось. Я почувствовал, как сам весь сорвался и ухнул вниз. Холодок прокрался по позвоночнику.
– Из-за такого не начинают пить, – сказал я совсем неуверенно.
Даша вдохнула, закрыв глаза, и я увидел, как тяжело ей дался этот вдох. Затем она снова посмотрела на меня, и я уловил в ее глазах пьяный блеск.
– Ты нихуя не понимаешь, – пролепетала Даша.
Я снова обомлел. Кроме прочего, Даша не сквернословила. Ее максимумом было «шлюха» и то, когда сильно разозлится.
Мне не верилось, что дело только во мне. Не может этого быть. Даша – сильная. Я всегда так думал, и вряд ли что-то заставит меня разувериться. Хотя она всегда была и будет младше меня, я не ощущал ее как слабую. Будь она такой, она была бы мне совсем не интересна. Так что, ясно дело, случилось что-то совершенно необычное.
Мой уход – вот что совершенно необычное. Даша всю жизнь была со мной. Она не представляет себя без меня. Но… Ну нет, не могу я брать на себя так много. Наверняка к этим глупостям ее кто-то подтолкнул. Кто?.. С алкоголем в крови она вышла из «передохной». Наверное, эти суки, другие девочки из танцевального коллектива, втянули ее в это, ведь так? Но Даша не из тех, кто идет на поводу.
Когда я взглянул на нее новым взглядом, Даша предстала мне совсем маленькой и беспомощной. Я всегда ощущал себя скорее ее старшим братом. И сейчас это чувство обострилось.
– Даш, пожалуйста, прекрати, – заговорил я, пытаясь приобнять ее за плечо.
Она отмахивалась от меня, но безуспешно, и я притянул ее к себе. Пока я гладил ее по волосам, она судорожно вдыхала мой запах.
– Пожалуйста, – протянула она, больше не скрывая того, как заплетается ее язык. – Пожалуйста… Скажи, что больше меня не оставишь… Я брошу. Пить брошу, плакать брошу… все брошу, только не отказывайся от меня.
Что мне было делать? Обрадую ее сейчас – разочарую потом, но во стократ сильнее. Однако, не могу же я сейчас оттолкнуть ее? Раньше мы были так близки. Было бы невежливо отнять у нее последнюю надежду.
Я поцеловал ее в макушку и ее плечи задрожали сильнее.
– Да, Даша, – сказал я. – Я тебя не оставлю.
Она заплакала. Она и до этого плакала, просто пыталась это скрыть. А теперь ее слезы промочили мою футболку, и я кожей ощутил всю ее горечь.
Это было ужасно. Даша, оказывается, так страдала. С одной стороны, кто ей доктор? Разве она не понимала, что наши отношения обречены? Я понимал. Странно, что она не замечала этого в холодности моего взгляда, в сдержанности движений. А, может, замечала и от того терзалась сильнее.
Затем в голову пришла такая мысль, что я забыл перебирать Дашины волосы, забыл спазмы, которые хватали мое сердце с каждым Дашиным всхлипом.
Это она виновата. Лиза. Если бы она не появилась в моей жизни, я бы, может, никогда с Дашей не расстался, несмотря на мое холодное безразличие к ней, которое с каждым годом все крепло. Вполне вероятно, что папа довел бы меня до того, что я женился на ней. Возможно, мы бы даже были счастливы. Мы ведь так похожи – из нас получилась бы неплохая семья.
Но потом пришла она и все испортила. Обманула, заставила себя полюбить. И, вот, вместо одной искалеченной души, их уже две. Моя и Дашина.
Нельзя спускать ей это с рук.
В нашу ссору я пообещал, что убью ее, если еще хоть раз увижу. Теперь я не хотел ее смерти. Теперь я хотел, чтобы она жила как можно дольше, чтобы как можно больше мучилась. Я буду ее мучить. Не остановлюсь даже когда она станет молить меня пощадить, когда встанет на колени, вся в слезах, и будет умолять меня оставить ее. Я буду ее ночным кошмаром до первого луча солнца, а после буду реальной угрозой в настоящем мире. Она сама захочет умереть, и я постараюсь, чтобы она оставалась жива. Ведь чем больше она будет жить, тем больше будет молить меня смилостивиться над ней. То есть наконец-то убить ее.
– Прости, Даша, маленькая моя, – сказал я, с нежностью расплетая вокруг себя ее руки. – Мне нужно ненадолго отлучиться.
Даша поддавалась, хотя ей очень не хотелось. Она всхлипывала, и некрепко цеплялась за мою футболку. Что-то бормотала, но я не вслушивался – рыскал взглядом по залу. Лиза стояла у дальнего стола – наверное, принимала заказ.
– Ты уходишь? – перепугалась Даша, когда поняла, что я поднимаюсь.
– Ненадолго…
– Стой! – попросила Даша, схватив меня за руку.
– Не могу, это срочно, – говорил я, наблюдая за тем, как Лиза с безразличным видом кивает речам какого-то эмоционального мужчины.
Но потом я все же посмотрел на Дашу, потому что она молчала слишком долго. Перехватив мой взгляд, Даша с тревогой заговорила:
– Ты же вернешься?
– Вернусь, маленькая, только пусти мою руку.
Она отпустила. Поверила мне. Впрочем, обманывать ее еще раз я не собирался. И так слишком разошелся.
Когда я полностью выровнялся, Даша потянулась за бокалом. Обещала же больше не пить. Однако, не знаю как, я это предвидел. Тут же схватил бокал всеми пальцами сверху, за ободок, и, не оборачиваясь, чтобы не увидеть разочарование Даши, двинулся к бару.
Сперва думал самому выпить остатки коктейля. Но потом понял, что моя кровь и так уже слишком горячая – не стоит испытывать себя на прочность.
Я поставил бокал на барную стойку и уже через три секунды его там не было. С моим появлением работа в зале делалась быстро и безукоризненно. Всеми, кроме Лизы.
Я влез на один из высоких стульев и уставился на зеркало в стене, шириной во весь бар. Через него зал ресторана виделся полностью. Правда, отвратно, потому что на той же стене, что и зеркало, висели полки с алкоголем. Они закрывали обзор, но мне не нужно было видеть всех. Достаточно одну Лизу.
Она как раз отошла от стола. Развернулась и пошла к базе. Только перед этим бросила взгляд на столик, где осталась Даша. Лиза искала меня. А не обнаружив на прежнем месте, клянусь, вздрогнула и резко вдохнула. На целую секунду она замерла, наверное, стараясь унять бешенный стук сердца. Одно дело видеть свою опасность. Это страшно. Но еще страшнее, когда опасность скрылась из вида, и ты не знаешь, откуда она нападет.
Я перестал на нее смотреть, чтобы она не обожглась о мой взгляд и таким образом не вычислила меня. Я подождал пока она пробьет заказ и пока ее силуэт мелькнет у противоположного конца бара, где она скроется за дверью кухни. Затем поднялся и неспешно прошел за ней.
На кухне было парко. Из-за раздачи доносилась ругань, с которой повара переговаривались в пылу работы. То и дело оттуда выглядывали их лица.
– Утка! – крикнул один из них.
Я был в трех метрах от спины Лизы, и остановился, когда она остановилась, чтобы взять тарелку. Она не замечала меня лишь потому, что здесь слишком многое отвлекало. Крики, высокая влажность, взмыленность к концу смены.
Но вот она подняла тарелку, коснувшись пальцами зоны гостя. Я сильнее сжал кулаки, но ни слова не сказал. Даже когда Лиза повернулась, увидела меня, и со вскриком уронила тарелку.
Последний полет утки был коротким и завершился криком повара, который еще не успел отвернуться:
– Да блядь, Лиза!
Лиза не обратила на него внимания. Она смотрела только на меня, зажав рот руками, потихоньку качая головой, и пятясь на миллиметр в час.
– На два слова, – сказал я, хватая ее под локоть.
Лиза заскулила. Ее никто не услышал – на кухне шумов хватало. Я потащил ее в каморку, где работники кухни оставляли личные вещи. Лиза сопротивлялась, причем с силой. Она щипалась и билась. Наверное, укусила бы меня в конце концов. Но что мне были ее жалкие пинки? Она слабачка, хоть и хочет казаться всесильной, ну или по крайней мере бесстрашной.
Я захлопнул за нами дверь и прижал Лизу к стене. Она зажмурилась и откинула голову. Ударилась затылком, но словно этого не почувствовала – лишь сильнее сжала челюсти.
В нос ударил ее запах. Запах пота, гнилья, страха, и лютой ненависти. Это меня она ненавидит? Разве все не наоборот?
Я чуть плотнее вдавил ее плечи в стену, и приблизился так, что мое дыхание щекотало ее щеку. Сердце защемило от умопомрачительности этого зрелища. Она дрожала от одного моего присутствия и в таком виде была красивее, чем когда-либо. Раскрасневшаяся от беготни, с синяками под глазами от недосыпа, и заживающей, но еще красной раной на щеке, которую подарил ей я. Она хватала воздух губами и ее грудь вздымалась часто и быстро. Она не смотрела на меня, но мне этого и не хотелось. Чего мне хотелось, так это по одной сорвать пуговички на форменной рубашке, потом залезть рукой под нее, и сжать ее грудь, придавливая Лизу еще плотнее к стене. Я бы вдавливал пальцы, чтобы почувствовать, как быстро колотится ее сердце, словно у загнанного в угол кролика, который очень боится умереть. А потом я бы приподнял ее за бедра и трахнул так, что она еще неделю думала бы лишь о том, как я ею владею.
Но я здесь не для того, чтобы доставить ей удовольствие. Я здесь, чтобы предупредить об опасности. О себе.
Лиза вдруг распахнула глаза. Она закричала. Всего на миг – я тут же закрыл ладонью ее рот, чувствуя под пальцами склизкие, раззявленные губы. Глупая. Думала, кто-то побежит ее спасать? Все, кто мог ее услышать, видели, с кем она сюда зашла. Они бы решили, что кричать Лиза может лишь от удовольствия, поэтому сделали бы вид, что ничего не услышали. Впрочем, они скорее всего и правда ничего не услышали.
– Что… – выдохнула Лиза. – Что ты хочешь?
Я почувствовал, как она сжала бедра. От этого я на миг завис. Если она думала о том же, о чем и я, то сдержаться будет сложнее…
Тогда я отогнал эти мысли. Вспомнил свой пламенеющий гнев, вспомнил Дашины пьяные глаза, которые пропитали слезами мою одежду. Вспомнил, как крепко любил, и как так же сильно теперь ненавижу.
– Я хочу, чтобы тебе было настолько же больно, насколько мне, – сказал я ей на ухо неспешно, без злости. – Хочу, чтобы ты мучилась, чтобы рыдала каждый ебаный день, а ночью чтобы трогала себя, думая обо мне, и рыдала еще сильнее. Я тебя уничтожу, Лиза. Но сделаю это медленно и красиво. Ты будешь молить о смерти, но я уже никогда не буду к тебе благосклонен… Лиза, ты слышишь? Никогда.
Я говорил спокойно и с такой проникновенностью, что самому жутко делалось от тембра и сквозящей в голосе угрозы. Казалось, вокруг заклубились тени. Но это просто мое воображение. Я вокруг не смотрел. Я смотрел только на Лизу. На то, как она сжимается подо мной, как медленно моргает, рассматривая мое лицо, но по большей части губы. Я чувствовал ее колотящееся сердце, но, к сожалению, через рубашку. По ее щекам катились слезы, крупные, но одинокие. Я едва сдерживался, чтобы не приникнуть к ее лицу и не собрать их губами.
– Ты!.. – сказала Лиза.
Ее дыхания хватило лишь на одно слово. Тогда я отодвинулся на сантиметр, чтобы она смогла вдохнуть полной грудью, но только один раз. Она поперхнулась воздухом и зашлась кашлем, отвернувшись от меня.
– Что я?
Лиза посмотрела на меня снова, и я увидел размазанные отпечатки туши на ее нижних ветках.
– Ты злой, – просто сказала Лиза, смешав слова со всхлипом.
Это было как пощечина. Я уставился на нее, больше не чувствуя себя королем положения.
Она не права – я добрый. Я всегда был добрым. Но… да, похоже я теперь другой. И если это правда, то моей вины здесь нет.
– Это ты меня изменила, – сказал я, глядя в ее темно-зеленые глаза, напоминающие гниющую тину на дне болота. – Это из-за тебя я такой. Помни об этом, когда будешь меня ненавидеть.
Я отпустил ее. И ровно через мгновение она вскинула руку. Еще мгновение и звонкий шлепок раздался бы в этом крохотном полутемном помещении. Но я ожидал этого – выучил ее повадки – поэтому теперь сжимал ее запястье настолько сильно, что у самого ладонь заболела. Лиза пыталась высвободить руку так усердно, что скалилась и тихо рычала, как хищница, у которой украли добычу.
Зрелище было приятным. Я долго не мог им насытиться. Но потом Лиза вернула себе руку – ровно тогда, когда я ей это позволил. Она глянула на меня и выскочила из каморки.
Дверь захлопнулась, оставив меня один на один с моими демонами и адреналином, который, гоняя по венам, разливал по телу коитальное удовольствие.

Глава 3
Скажи когда?
Никогда
белая полоса
Весна – МУККА и Три дня дождя
Хочешь спрятаться – оставайся на самом видном месте.
Не помню, где я услышала эту мудрость, но очень обрадовалась, что вспомнила ее. Иначе умерла бы в ту ночь.
На деле я лишь отключилась на несколько часов. Когда очнулась, еще не светало. Но тело ломило так, словно я несколько дней корчилась на земле у мотоцикла. Я не помню, как спрятала его за парковкой «Эмпирея», не помню, как проковыляла обратно. Помню боль, которая пронзила меня, когда я оступилась, спускаясь к служебному выходу. Я упала. Так унизительно. Хорошо, что никто не видел. По крайней мере я на это надеялась. Впрочем, все-равно. Главное, чтобы меня не видел он.
Потом я сделала глупость. Но ни на что другое у меня бы просто не хватило сил. Я вернулась в «передохную» и улеглась на диван. Комната пустовала – ночь была в самом разгаре. Мне надо было испугаться и валить оттуда. Я не могла ходить, но… ползти-то я могла? Нет, даже на это мне не хватало сил.
Я лежала на диване, глядя в потолок, но не видя его. Боже, если он догадается, что я вернулась… Нет, он не догадается. Знает: я не настолько глупа. Ровно поэтому я здесь. Андрей не станет искать меня у себя под носом. По крайней мере мне очень хотелось в это верить.
Но мысли одолевали меня не долго. Я заснула моментально, хотя, казалось бы, только проснулась. Потолок, мгновение темноты, которая скрывалась у меня под веками, а потом громкое:
– Лиза! Твою мать!
Я бы дернулась от испуга, я бы подскочила и унеслась отсюда. Но сил хватило лишь на то, чтобы открыть глаза. Их тут же прожгло светом, словно кто-то наставил прожектор прямо на лицо. Я зажмурилась, но тут меня тряхнули за плечо, так что пришлось снова открыть глаза. Страха больше не было. У меня так болела голова, и так саднило все тело, что умереть сейчас я была бы даже рада. Больше не будет мучений и этого ужасного чувства, будто за мной кто-то наблюдает.
Только поморгав несколько секунд, я смогла опознать того, кто меня разбудил.
– Лиза, что с тобой?!
Данил выглядел таким же напуганным, как некогда я. Его еще не пронзило безразличие, которое наступает после ужасного потрясения.
Я ему не отвечала. Сперва еще немного поморгала, пытаясь понять, что делать. Данил ведь в хороших отношениях с Андреем, правильно? Он сдаст меня, едва выйдет отсюда. Хотя Андрей, наверное, уже дома и сладко спит… Сколько времени прошло?
Андрей.
О боже, что он сделал. Что я сделала. Он совсем с катушек съехал. Мне охотно верилось: он и правда убьет меня, как только увидит. И неважно, сколько у этого будет свидетелей. Ему все простят – он же Андрей.
Но как он меня вскрыл? Меня кто-то сдал – это точно. Но кто… Едва узнаю этого человека, лишу его жизни, как он лишил ее меня. Моей хорошей жизни. Я была уже в ней!
Как прекрасно прошли эти три недели! Неважно, что я работала… Это было даже приятно, если призадуматься. Знать, что тебе заплатят. Знать, что можешь потратить деньги на себя, что их никто не отнимет. Они Андрею до лампочки. Он даст мне еще, как только я попрошу… Точнее дал бы. Сейчас уже поздно. Я все испортила.
– Лиза, если ты не ответишь, или хотя бы не пошевелишься, я вызову скорую, чтобы они увозили труп.
Интересно, Данил думал, это меня развеселит? По его голосу не скажешь, что он шутит. Наоборот, кажется, что он до усрачки напуган.
Я снова открыла глаза – какое это, оказывается, сложное занятие. Перехватив мой взгляд, Данил чуть расслабился, но я все еще видела, как напряжены его плечи.
– Что с тобой? – говорил он, помогая мне сесть. – Тебя избили? Лиза, у тебя весь ебальник в крови.
Я хотела сказать, что такими речами он плохо помогает. Но вряд ли Данил поймет. Так что лучше я потрачу силы на то, чтобы подняться.
У меня даже получилось. Но уже через пару секунд я стала заваливаться. Сперва я оперлась о диван руками, а потом почувствовала, как Данил пытается меня подхватить. Он мешал – я отмахнулась.
– Больно, да?
Я не ответила. Хранила силы, и не зря. Мир стал проясняться. Яркий свет «передохной» уже не выжигал радужку, а просто слепил. Я стала слышать приглушенный гул казино, который пробирался сквозь стены, и теперь вызывал один лишь ужас.
Казино – это он. Это место – он. Все здесь – он.
Данил куда-то исчез. Судя по звукам, он рылся в ящиках где-то за моей спиной. Хорошо, что отвлекся. Я совершенно не знала, как себя с ним вести.
Осторожно опустившись на диван, я блаженствовала всего полминуты. Потом рядом сел Данил и стал делать что-то, отчего защипало лицо. Я зашипела, но он хмурился и приговаривал:
– Надо, Федя, надо…
Я пыталась оттолкнуть его руки, но Данил был сильнее. Они все сильнее меня. Я маленькая, слабая и… нет, не глупая. Просто неосторожная, раз где-то просчиталась.
– Кто тебя так? – в который раз спросил Данил.
Он уже не надеялся на ответ. Но я сказала, просто чтобы убедиться – язык при мне, Андрей не вырезал его, пока я без чувств сидела на парковке.
– Андрей.
Данил замер – перестал обрабатывать мое лицо. Ватка в его руках подозрительно краснела. Я уставилась на нее, блаженствуя, потому что лицо щипало все меньше, ведь Данил перестал над ним трудиться.
– Как это? – сказал он.
Я повела плечом. Он не верил, что Андрей мог такое сотворить. Я тоже не верила. О, как я ошибалась на счет этого милого парня. И он на мой счет ошибался. Получается, мы квиты? Он не станет меня убивать, потому что уже отомстил, ведь так?.. Так?
– Лиза, если ты шутишь, то это отвратительная шутка.
Я посмотрела на Данила. Не выразительно, как мне казалось. Но он понял – я не лгу. Могу же я не врать хоть иногда просто ради разнообразия?
Данил продолжил издеваться надо мной, водя смоченной ваткой по лицу. Я уже и не шипела. Стискивала подлокотник дивана и свое бедро. Но на самом деле боль меня страшила сейчас меньше всего. Пугало другое – что мне теперь делать?
– Мы… – сказала я на вдохе и закашлялась.
Данил замер, не опуская руку.
– … поссорились, – закончила я.
Данил сделал неудачную попытку улыбнуться и сказал:
– Это я понял.
– Он чуть меня не убил…
– Это я тоже понял.
Я не знала, что еще сказать, поэтому мы оба молчали. Данил хмурился, оглядывая мое лицо, а я безразлично смотрела вперед. Сознание прояснилось настолько, что я снова забоялась… да что там! Меня охватил просто вселенский ужас.
– Дань, – сказала я, когда он поднялся, закончив с моим лицом. – Что мне теперь делать?
Я не думала, что он ответит. Сложный ведь вопрос.
– Тебе есть куда идти? – спросил он.
Я молчала.
– Семья?
Я снова молчала.
– Друзья?
Не дождавшись ответа и в этот раз, Данил тяжко вздохнул.
– Что же ты такого ему сделала?
Мне не хотелось снова над этим задумываться. Еще и вслух проговаривать.
– А ты? – сказала я, когда в голову залетела прелестная догадка. – Ты мне друг?
Данил уже почти произнес ожидаемое «да», он даже начал улыбаться. Но тут же понял, к чему я веду, и сказал:
– Ко мне нельзя.
– Всего одну ночь! – воскликнула я, подавшись к Данилу, из-за чего головная боль накатила с новой силой.
Правда, я не была уверена, что одной ночи будет достаточно. По сути, ночь уже почти закончилась. Если я окажусь у Данила дома, то успею только поспать. Потом мне придется искать новый дом на ночь глядя. Вряд ли Данил посмеет выгнать меня в темноту – оставит, он добренький. Тогда я задержусь у него. Он осознавал это так же быстро, как и я. Только в отличии от меня он нашел другой вариант решения этой проблемки.
– Ты можешь остаться здесь, – сказал он.
– Андрей вернется, – отрезала я. – Если увидит меня в «передохной» после своих слов «я убью тебя, когда увижу в следующий раз», то… он убьет меня.
Данил покачал головой с улыбкой. Что он лыбится? Я едва держусь, чтобы не визжать от страха, а он лыбится.
– Не, – сказал он. – Ты не поняла. Не в «передохной». А в отеле «Эмпирея»… Деньги у тебя есть?
Идея была настолько же идиотской, насколько гениальной. Андрей не станет искать меня в комнатах собственного отеля. В моем положении решиться на такое мог только настоящий псих. Я псих.
Многие работники знают меня, как девочку Андрея. Они не станут никого обо мне расспрашивать, включая самого Андрея. Чтобы не нарваться. Я в относительной безопасности. Это не значит, что мне можно расслабляться. Но набраться сил здесь все же реально.
Я провела в отеле выходные. Покидала его лишь для того, чтобы купить еды. Здесь было прекрасно. Хотя Данил снял для меня самый дешевый номер, я блаженствовала так, словно занимала королевские хоромы. Номер был лучше, чем моя комната дома. В каком-то смысле он был даже лучше, чем квартира Андрея. Богатое убранство, золотые и бардовые оттенки, обилие фурнитуры – этого не было дома у Андрея. Наверное, поэтому он казался мне таким неуютным.
Данил расщедрился – оплатил мне первую ночь, потому что я не только говорить с администратором не могла, я едва держалась на ногах. Дальше я платила сама. Я проработала официанткой меньше месяца, но получила и аванс, и зарплату. Плюс чаевые. Андрей был прав, когда… он всегда был прав. Но сейчас я про чаевые. Они здесь основная часть заработка. Сперва мне оставляли не так уж много. Я слышала, как другие официантки хвастаются о своих чаевых, и меня брала ненависть. Что в них такого, чего нет во мне? Потом я сообразила: с гостями надо держаться вежливо. Вот тут и пошла денежка. Правда, к концу каждой смены я так уставала, что сил не хватало даже на улыбку.
В «Эмпирее» публика была благодарной. Бывало, оставляли на чай целую ставку. Бывало, сверх того. Мужчины, конечно, оставляли больше женщин, и я радовалась, когда мне доставалась компания парней, и досадовала, когда приходилось обслуживать подружек или парочек.
Я бы могла получать еще больше. Мне об этом не раз намекали, касаясь ладонью бедра или заглядывая в глаза так, что невозможно было ошибиться в подтексте слов. Но я на такое не соглашалась. Даже у меня есть свои границы, которые я не осмеливалась переступать.
Может, и стоило. Еще неделя в отеле «Эмпирея» и еды из ресторанов, как деньги закончатся.
Я понимала, что пошел обратный отсчет до моего краха. Особенно когда увидела Андрея в зале ресторана. На первую смену после нашей ссоры я шла, как на эшафот. На самом деле я старалась не думать о том, что будет. Я бы сошла с ума. Наверное, не стоило идти… Андрей ясно дал понять, что со мной сделает.
Но, во-первых, он остыл за два дня моих выходных, что мы не виделись. Во-вторых, меня никто не увольнял. Ну поссорилась с тем, кто здесь заправляет персоналом, ну с кем не бывает… Хотя, наверное, настолько сильно и правда ни с кем не бывало за все время, что Андрей здесь работал. По крайней мере Данил сказал, что катастрофа такого масштаба случилась лишь со мной.
– Ты у него такая первая, – сказал он.
Я хохотнула. Хохотать – именно то занятие, которое соответствовало этим мягеньким перинам. Я лежала, как и последние часов двенадцать. Смотрела в потолок, пытаясь наслаждаться прекрасным мгновением, пока оно не сменилось на ужасное, где я в нужде чувствую, как голод стягивает желудок.
Стоило пробыть в отеле лишь одну ночь. Ну максимум две. А потом возвращаться домой, к бабке, и молить о прощении. Я знаю, она бы меня не выгнала. Может, даже обрадовалась… Впрочем, не знаю. Я бы себе не обрадовалась.
Живи я все это время дома – не истратила бы все деньги. Но… О, возвращаться так не хотелось. Здесь было хорошо. Я хотела как можно дольше наслаждаться красивым видом на Крамольск, а не тем, что открывается из моей комнаты – на стволы тополей, с которых от старости сходит кора. Я хотела подольше не убираться, а радоваться, что пыль сметает кто-то за меня. Хотела жить в одиночестве и не слушать хриплый бабкин кашель по ночам. И, как бы ужасно это ни звучало, я бы не хотела быть той, кто первой обнаружит, что она умерла.
К тому же здесь, в комнате на последнем этаже комплекса, Данилу было легче меня проведывать.
– Нет, правда, – продолжал он с серьезным лицом. – Он еще никого не учил… искусству крупье.
Мой хохот, уже сходящий на нет, резко оборвался. Если правда то, что говорит Данил, тогда я значила для Андрея гораздо больше, чем мне казалось.
– Да ну, – сказала я, не желая верить Данилу, хоть и понимая, что он прав. – Прям ни одну свою шлюху?
Данилу от этого слова всегда становилось плохо, поэтому я при нем так часто его произносила. Оправившись от культурного шока, Данил нехотя произнес:
– На самом деле, насколько я знаю, у него их и не было… Разве что до «Эмпирея». А здесь только ты и Даша.
Даша. Я видела ее с ним. Сложно не заметить ту, кто смотрит на тебя так, что кажется будто ты под прицелом огнемета. Но сейчас она меня не интересовала. Я понимала: вряд ли я льщу себе, когда думаю, что Андрей вернул ее просто чтобы позлить меня. Это такой жалкий, такой мелочный поступок… Хотя и Андрей уже не тот благородный юноша, с каким я познакомилась век назад.
– Не может такого быть, – сказала я. – Андрей, он… Видный парень.
– И тем не менее… Впрочем, ты же его знаешь, он если любит кого-то так со всей страстью…
– … а если ненавидит, – продолжила я вместо Данила. – Так всем сердцем.
Данил поджал губы. Выглядело так, словно он меня поминает.
Кажется, на всей планете Данил – единственный человек, который меня жалел. Без него я бы, наверное, сошла с ума. Он меня понял, хотя многие не понимали. Я рассказала ему, что происходило за эти месяцы. Все свои мысли, даже самые подлые и грязные. Он слушал со спокойным лицом. Думаю, рассказ его не поразил, потому что Данил и раньше догадывался о моих мотивах.
Я сказала ему, что всего пару дней назад осознала, что люблю Андрея. Так чисто и искренне, что чувства казались чужими, а не моими, что не способна на них моя душа. Данил и это понял. Он чем-то походил на меня, хотя на первый взгляд казалось, что мы полные противоположности. Даже во внешности. У меня длинные темные волосы – у Данила светлые и короткие; у меня тонкие запястье – у него такие, что не обхватишь, сложив указательные палец и большой; у меня к Андрею любовь, граничащая с ненавистью – у него ничего, кроме уважения.
Мы недолго помолчали. Данил пялился в пол, я – в потолок. Потом он сказал:
– Думаю, ты знатно попала.
Он не ошибся.
Если бы не жестокость, которая так внезапно в нем проявилась, я бы называла Андрея лучшим представителем человечества. Все в нем было хорошо: он умен и, когда надо, хитер. Он всегда добивался того, что хотел. А сейчас он хотел уничтожить меня.
Я осознала это ясно, лишь когда заметила его в кухне ресторана. Я уронила едва приготовленное блюдо. Что там было?.. Кажется, утка. Неважно. Мне так все равно на нее было, на гостей, на поваров, которые ее готовили, на штраф за бой посуды, и за долгое ожидание гостем блюда по моей вине.
Андрей был настолько ужасен, насколько красив. Из-за влажности чуть закрутились его волосы. Я хотела заплакать, но сумела лишь заскулить. Я почти не владела собой – конечности отмерли от страха – когда он схватил меня под локоть и поволок в темную подсобку.
Мы уже не один раз в таких местах оказывались лишь вдвоем, прямо во время смены. Но сейчас все пошло не как обычно. Я боялась, но не до ужаса – сразу поняла, что сегодня он не сделает со мной ничего плохого. Разве интересно было бы разделаться со мной просто в один вечер? Я видела: Андрей хочет подольше меня мучить. А потом он открыто об этом заявил. Причем сделал это так, что меня обдало волной какого-то ненормального восторга. Мне было до слез страшно, но вместе с тем его близость будоражила, и я не могла всерьез воспринимать угрозы.
Весь ужас я осознала лишь когда выбралась из подсобки.
Стоило ли мне приходить на следующую смену? Я боялась боли, которую Андрей мог мне доставить. Причем не метафорическую, а самую настоящую, как в ту ночь, когда он меня возненавидел. Чтобы я могла лишь сидеть, скрючившись, и смотреть в темное небо, мечтая туда попасть.
Но и бедности я боялась. Так же сильно, как и боли. Отсутствие работы гарантировало бедность. А вот присутствие на смене еще не значило, что Андрей снова устроит мне взбучку.
Я недоумевала о том, как он до сих пор не понял, где я живу. Впрочем, позже я осознала: Андрей правит лишь казино. В ресторане я его видела редко и, кажется, лишь тогда, когда он сам мне это позволял. В отеле я его не видела ни разу. Здесь были другие работники, другая атмосфера. И хотя Андрея, а, следовательно, и меня многие знали, на их работу он особо не влиял. Мне удавалось прятаться в логове врага – ну что за ловкость. Хотя, конечно, убегать надо было раньше, гораздо раньше. Дело не в Андрее. Дело, как всегда, в деньгах.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71248147?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.