Главная страница | Современные любовные романы | Навстречу друг другу

Навстречу друг другу
Аллен Кайруль
Она – молодая девушка с комплексами, которые тянутся за ней с самого детства, проведенного без ласки отца и понимания матери. А он – одинокий волк старше на десять лет, но погрязший в своих юношеских травмах и страхах. С одной стороны, они так непохожи, но с другой – что-то таинственное связывает их души, и каждый шаг в их жизни – это шаг навстречу друг другу, приближая день встречи, которая уже давно предначертана.

Аллен Кайруль
Навстречу друг другу
Дом – это не место, а чувство, где сердце бьется ради любви.

Глава 1

Эмилия
Первое мое детское воспоминание напоминает мне о тех днях, когда, как мне казалось, я была по-настоящему счастлива.
Я видела лучи утреннего солнца, пробивающие густые облака, а затем отражаясь в спокойных теплых водах речки. На дворе стоял июль, возможно, август, но тогда мне было тепло на душе просто оттого, что сейчас – лето.
Моя мама привезла меня в гости к бабушке и деду, и мы все вместе отправились на пляж в компании старых друзей моих родственников. В компании взрослых я всегда чувствовала себя уютно, несмотря на огромную разницу в возрасте, но в тот день все было иначе. Вместе с друзьями моих родителей приехала девочка моего возраста, ей от силы было года три, хотя я сама не так давно отметила свой четвертый день рождения.
Я помню, как гуляя босыми ножками по прохладной воде, я неловко заговорила с девочкой:
– Привет, – с трудом выдала я.
Знакомиться с новыми людьми всегда было для меня сложно, особенно, если было нужно заводить разговор первой.
– Привет! – радостно проговорила она.
Но каждая моя попытка пересилить себя заканчивалась удачно, начиная с этого самого дня. Хелен стала моей самой лучшей подружкой, с которой мы вместе гуляли каждое лето во дворе, когда мы с мамой приезжали в гости к бабушке и деду.
Этот чудесный маленький городок назывался Охар. Он всегда занимал в моем сердце особое место. Я вспоминала его узкие улочки, простилающиеся между крошечными домиками, из-за ворот которых раздавался детских смех и веселый собачий лай. Я любила городской парк, в центре которого возвышалось старинное здание – культурное наследие этого места. Рядом с ним располагалась огромная спортивная арена, даже я в своем детстве умудрялась здесь кататься на трехколесном велосипеде и участвовать в конкурсах за конфеты.
Но больше всего я любила реку. В детстве она казалась мне бесконечной, словно горизонт лишь скрывает ее границы, которые никогда не заканчиваются. И тот день знакомства с Хелен был моим самым первым днем из детства, который я помнила. Это первое воспоминание о зародившейся в моей душе дружбе стало одним из первых моментов, когда я поняла, что у меня есть теперь не только семья.
– Эмилия, нам пора ехать! – послышался голос мамы, и я обнялась с Хелен на прощание, предвкушая уже следующую встречу.
Я надела свои детские красные сандалии и побежала к маме, хватаясь за ее теплую надежную руку. Мама всегда казалась мне такой красивой. Я еще не понимала в четыре года, как я выгляжу и на кого больше похожа, но мама была моим идеалом.
Мои руки касались ее колен, и мне казалось, что своей макушкой она достает до небес. Я смотрела на нее снизу вверх, словно на греческую Богиню, рядом с которой мне посчастливилось очутиться. Ее белая кожа, казалось, искрится в лучах летнего солнца, и мама всегда скрывала ее под большой модной шляпой, боясь получить ожоги.
Мамина фигура была примером совершенства. Она была стройная и притягательная, словно кукла Барби, имея такие же светлые волосы, которые совсем немного пушились от влажности и завивались. Ее глаза всегда ровно и уверенно смотрели вперед, они напоминали далекие зеленые холмы, что засыпали в лучах заходящего солнца. Она была строгим родителем и совершенно не любила церемониться с моими детскими капризами, я часто получала от нее шлепки по попе за непослушание, но продолжала любить так сильно, словно все мое сердце принадлежит ей одной.
Мою маму звали Катрина Бройл, эту фамилию она взяла от моего отца, когда вышла за него замуж в двадцать лет. Мама была еще совсем юной и молодой студенткой технического института, когда встретила на своем жизненном пути папу, тогда их любовь превратилась в яркий вихрь эмоций, который привел меня в этот мир, в эту счастливую семью.
Моя мама была умной и очень талантливой. В детстве она вышивала узоры на домашних скатертях, украшала вазы для цветов разноцветными камнями, пекла пироги, но лучше всего она исполняла Бетховена, сидя за фортепиано.
Я могла часами смотреть, как ее хрупкие тонкие пальцы скользят по клавиатуре, превращая черно-белые ноты в мелодии, что цепляют за самое сердце. Ее игра была не просто набором звуков, это была история, которую она рассказывала заново каждый раз, едва касаясь клавиш. Когда она играла, в ее глазах горел особый свет, свет, который, мне казалось, разливался по всей комнате, заполняя ее уютным теплом. Я всегда знала, что за этими мелодиями скрывается что-то большее, что-то, что было частью ее внутреннего мира. Музыка была ее убежищем, местом, где она могла выразить свои чувства, мечты и надежды. Этот невероятный талант мама унаследовала от бабушки, которая была виртуозом и преподавателем музыки в институте культуры.
Несмотря на все ее творческие увлечения, мама всегда находила время для меня. Она учила меня смотреть на мир с внимательным глазом и открытым сердцем, замечать красоту в самых простых вещах. Наши прогулки по парку превращались в поиски чудес вокруг: скромные цветы, шорох листьев, мягкий свет заката. Она показывала мне, что вдохновение можно найти везде, и этот урок я усвоила на всю жизнь.
Каждое утро, просыпаясь под звуки фортепиано, я думала о том, какой удивительной женщиной была моя мама. Ее страсть к искусству, любовь к жизни и забота обо мне и всей нашей семье делали ее примером для подражания.
– Просыпайся, Эмилия! – будила меня мама рано утром, готовясь к рабочему дню.
Я должна была пойти в детский сад, там меня уже дожидались мои любимые подружки, с которыми мы так весело играли в куклы.
Я следила за тем, как мама бегает из комнаты в кухню, скорее складывая вещи, которые могут ей пригодиться в течение дня. Она всегда была такой энергичной и деятельной, что иногда казалось, ее дни имеют больше часов, чем у остальных. Я с восхищением наблюдала, как она успевала и поработать, и проявить заботу о каждом. В ее глазах горел огонь, который разжигался при любой возможности окунуться в неисследованный мир или узнать что-то новое.
Мама работала инженером, и ее работа не была просто профессией – это было настоящим призванием. Я восхищалась ее мудростью и умением находить для каждой ситуации нужные слова, которые мотивировали и вдохновляли.
Когда я входила в здание детского сада, мама всегда желала мне хорошего дня и обнимала с такой нежностью, что я чувствовала, как ее любовь окружает меня все время моего отсутствия. Ее забота и поддержка стали основой моей уверенности в себе. Она была моим главным наставником и примером следования своей мечте. Я знала, что, как бы ни сложилась жизнь, материнская любовь будет оберегать и направлять меня, где бы я ни была.
Мое детское восприятие действительности дорисовывало идеальный мир, в котором мне так хотелось жить, что иногда я совершенно не понимала, что в моей жизни все не так просто.
Одним из таких дней стало мое позднее возвращение из детского сада. Сегодня меня должен был забрать из сада папа, я с нетерпением ждала этого момента, поскольку он часто пропадал на работе, и мне так не хватало совместного времени с ним. Моего папу звали Пэйс Бройл, он был всего на год старше моей мамы, я родилась, когда ему было двадцать один.
Отправившись после школы в колледж, папа отучился на механика грузовых автомобилей и теперь постоянно пропадал на работе, занимаясь ремонтом газелей и автобетоносмесителей. От постоянной работы руки моего папы были измазаны мазутом, а одежда быстро рвалась и выцветала, но мне было это совершенно не важно, ведь в каждые выходные он надевал свои модные джинсы и рубашку, чтобы отправиться со мной на прогулку в парк аттракционов, и был самым настоящим красавцем.
Его мощная мужская рука держала меня заботливо и нежно, что рядом с ним я ощущала себя принцессой из вымышленных сказок. Мое бело-розовое платье и плетеная детская шляпка в форме корзинки как раз подчеркивали мой идеальный образ самой счастливой папиной дочки в этом мире. Мы катались с ним на электронных машинах, и мой детский смех поднимался до самых верхушек деревьев.
После очередного веселого заезда мы направлялись к киоску с сахарной ватой. Папа всегда говорил, что невозможно посетить парк аттракционов и не порадовать себя этой сладкой мелочью. Я помню, как мои руки, чуть подпачканные розовыми сладкими нитями, липли к его одежде, прежде чем он с улыбкой выровнял мою шляпку, которую ветер снова сдвинул на бок. Каждый наш визит превращался в маленький праздник, наполненный моим беззаботным детским восторгом. Порой мы просто шли по дорожкам, оберегаемые тенями больших деревьев, и папа рассказывал мне смешные истории из своего детства. В его голосе звучала смесь ностальгии и радости, и я могла ясно представить себе, как он, тоже будучи маленьким, с таким же задором носился по парку. Мне казалось, будто я открывала для себя целый новый мир, полный старинных тайн, которые хранят только родители, с любовью раскрывающие их своим детям.
Я чувствовала его поддержку, словно легкий ветерок, который всегда был рядом, независимо от того, на какой я высоте. Каждые выходные были нашим маленьким секретом, а все остальное переставало иметь значение. Это были часы, наполненные смехом, счастьем и безграничной любовью, укрепляющие нашу связь, превращая обычные прогулки в бесценные моменты, хранящиеся в моем сердце как самое дорогое сокровище.
И вот сегодня я ждала, когда мой любимый папа заберет меня из детского сада, и мы вместе, держась за руки, отправимся домой в этот холодный осенний день. Его отцовская рука будет согревать меня от холода, а горячие карие глаза вселять надежду на чудесное будущее рядом с ним.
Но вечер приближался, мои друзья и остальные дети в саду уже начинали расходиться по домам вместе со своими родителями, пока я покорно сидела на детском стульчике с моим именем «Эмилия Бройл». Я всматривалась в нарисованного на стульчике слоника в красной кепке, и мне казалось, что вечер должен был проходить иначе. Я мечтала быть такой же веселой сегодня, как этот слоник, играть и рассказывать истории о прошедшем дне своему папе. Я смотрела на белую входную дверь, с напряжением ожидая, когда она снова откроется. И вдруг…
– Лия! – позвал радостный мужской голос. – Добрый вечер, моя любимая девочка. Идем скорее домой.
Я взглянула, как моя подруга Лия бросилась в объятия к отцу, как он заботливо накинул на нее розовую курточку, обул белые сапожки, и они вместе скрылись за углом, оставив меня в пустой группе в полном одиночестве.
Я осталась сидеть на стульчике, чувствуя, как тишина вскрывает все мои мечты и ожидания. Мне было сложно смириться с тем, что сегодняшний вечер заканчивается без долгожданной встречи с отцом. Время тянулось, словно пряжа, медленно развязывая мои надежды и желания, оставляя лишь горьковатое чувство одиночества.
– Эмилия, где же твои родители? – усиливала мое напряжение воспитательница. – Тебе уже пора домой.
– Я не знаю, – тихо ответила я, чувствуя подкрадывающиеся слезы.
– Придется позвонить твоей маме, – с этими словами она скрылась в другой комнате.
Каждая минута, проведенная в ожидании, казалась вечностью. Эхо удаляющихся шагов Лии и ее папы все еще звучало в моей голове, вызывая прилив завистливых мыслей. В моем воображении рисовались сцены их вечерних бесед за чашкой теплого какао и мягкими улыбками, разделяемыми друг с другом. Я взглянула в окно, становясь возле него совсем маленькой и беспомощной, мечтая раствориться в отголосках чужого счастья.
Неожиданно дверь со скрипом открылась вновь, и я тут же поднялась с надеждой. На пороге стояла моя мама с легкой усталостью в глазах. Я бросилась к ней навстречу, чувствуя, как слезы освобождения и радости текут по щекам.
– Мама! – закричала я, радуясь тому, что моя темница в полном одиночестве завершилась.
– Иди быстро собирайся! – грубо произнесла мама, отталкивая меня от объятий. – Нам пора домой.
Ее слова резали мое детское сердце лезвием. Отвергнутая, я медленно побрела к своему шкафчику за вещами, пытаясь понять, что я сделала не так, за что мама наказала меня своим безразличием.
Собирая вещи, я боялась взглянуть на мамино лицо, не желая видеть там холод и отчуждение. Слезы, которые минутой раньше были слезами радости, теперь медленно превращались в горькие слезы обиды. Каждое мамино резкое движение было как удар, и я только могла гадать, что же случилось, чтобы заставить ее так ко мне относиться.
Внезапно в группе, где я провела столько долгих часов, стало невыносимо тесно. Я бросила последний взгляд на затухающие стены, где мои детские мечты так и остались заперты. С тяжелым сердцем я взяла свой рюкзачок и устремилась к двери. Мамина тень ложилась на порог, как страж, и это был тот самый барьер, который, мне казалось, я никогда больше не смогу пересечь.
На улице было уже темно, когда мы вышли. Ветер носил сухие листья по тротуару, которые щелкали под ногами, как бездушные камни. Я почувствовала, как мама продолжает двигаться вперед, не замедляя шаг, и, не поспевая за ней, я лишь могла шепотом вымолвить: «Мама, что я сделала не так?».
Но в ответ был только холод ночи и ее напряженное молчание. Мы шли домой, и с каждым шагом я пыталась убедить себя, что найду способ вновь вернуть ее любовь.
Осенний бульвар казался страшным монстром в этой мрачной ночи, пока я топталась своими ножками следом за мамой, стараясь изо всех сил ее догнать, но она словно специально лишь увеличивала шаг, не позволяя мне взяться за ее руку.
– Подожди! – кричала я с писком, уже начиная плакать
– Не ной! – грубо ответила она. – Пошевеливайся, я устала после работы.
Дверь нашего дома отворилась, и на пороге нас встретил папа. Я испуганно взглянула на него, переживая, что и он сегодня отвергнет мою радость.
– Добрый вечер, дочка! – улыбнулся он мне.
В этой короткой фразе была вся нужная мне истина. Смыв отголоски одиночества, я прижалась к его плечу, ощущая, как его тепло окутывает меня, словно защищает от всей пустоты и неуверенности. В нашем молчаливом единстве я обрела мир и спокойствие, зная, что завтра снова захочется веселиться, рассказывать истории слонику на стуле и ждать новой встречи с папой.
– Эмилия, иди к себе в комнату, – небрежно сказала мама, снимая с меня куртку резким движением.
– Почему? – захныкала я.
– Быстро иди! – крикнула она, толкая меня в спину, и я лишь успела сделать шаг, как дверь перед моим носом захлопнулась.
Я оглядела свою комнату. Она была в зеленых оттенках, это был любимый цвет моей мамы. Сегодня здесь было неубрано. Постель по-прежнему была не заправлена, а мои вещи остались на полу с самого утра, когда мама сняла их с сушилки. Все это было так непривычно для меня, мама всегда была чистоплотной и заботливой. Она следила за тем, чтобы моя детская комната была в чистоте и порядке, а вещи выглядели ухоженными и чистыми. Что же могло случиться?
Я прошлась к кровати, поднимая с пола край одеяла, стараясь закинуть его обратно на подушку. Я стащила с ног розовые носочки, нашла свою пижаму и аккуратно сняла кофту, сшитую на осень руками моей бабушки.
Мне казалось, что вдруг в этой семье я стала для всех чужой, словно папа улыбался мне лживо, а мама возненавидела без причины. Я подошла к двери, ручка была закрыта с другой стороны, я не могла поверить, что они заперли меня внутри, словно в клетке. Я хотела стукнуть своим детским кулаком, но вдруг крики с другой стороны двери заставили меня остановиться.
– Ты обещал, Пэйс! – кричала мама. – Ты знаешь, как я устаю на работе. Я просила тебя забрать Эми из сада, неужели тебе было так сложно?
– Ты делаешь из мухи слона! – отвечал на повышенных тонах папа. – Ничего страшного не случилось, я всего-навсего забыл!
Мне стало страшно. Я всегда боялась их криков, но, к моему детскому счастью, подобные разборки в нашей семье случались крайне редко. Я прижалась ухом к двери, подслушивая их разговор.
– Через неделю у меня итоговые экзамены в институте! – продолжала кричать мама. – Мне очень тяжело одновременно и учиться, и работать, а ты не можешь даже забрать из сада собственную дочь! Ты ничем не был занят сегодня.
– Я имею право провести свой выходной день так, как сам того пожелаю? – я слышала его грубый голос, раздающийся сквозь стены. – Я был у друзей, я обещал навестить их сегодня.
– Друзья для тебя важнее, чем семья? – я услышала, как голос мамы дрожал в истерике, скрывая слезы за порывами гнева.
Щелчок на замке моей двери заставил меня отскочить в сторону, делая вид, что я непринужденно играю в куклы, не обращая абсолютно никакого внимания на их ссору. Мама зашла в мою комнату и, скатившись спиной по стене, упала на ковер, рыдая сквозь крик прямо перед моим лицом. Отец продолжал ей выкрикивать что-то с той стороны комнаты. В воздухе летали слова, значение которых я не понимала, но очень боялась.
Вмиг я заметила, как мама разозлилась еще сильнее, грубые слова папы очень обидели ее, и она, вскочив на ноги и выбежав за дверь, начала кричать ему оскорбления в ответ. Отец, следуя за ней, не выдержал собственных эмоций. Его лицо перекосилось от отчаяния, которое он уже не мог скрывать.
– Я ненавижу тебя! – последнее, что прокричала моя мама.
Отец схватил ближайший предмет – это был чайник с кипятком, невинно ожидающий своих хозяев за столом. Он швырнул его в направлении двери, через которую только что вышла мама. Чайник взлетел по дуге и врезался в стену, расколовшись на куски. Кипяток, словно раскаленные слезы, покатился по обоям, оставляя за собой темные следы и облако пара, которое заполнило комнату.
Я в страхе жалась к своим куклам, боясь выдать собственное присутствие, но громкий звон и крик заставили мое сердце колотиться еще сильнее. Я смотрела, как пары кипятка медленно испарялись, исчезая в воздухе, оставляя после себя фантом боли и негодования. В доме стало настолько тихо, что я почти слышала собственное дыхание, которое старалось не выдать мой страх.
Мама, перешагнув через черту недавней ярости, обернулась и, увидев последствия гнева отца, бросилась обратно в комнату, где я пряталась. Ее лицо раскраснелось, слезы текли непрерывно, и, прижавшись к коленям, она пыталась говорить слова утешения, которые я совершенно не могла разобрать в это мгновение. Ее шепот должен был обещать безопасность среди хаоса, который окружал нас, но само ее присутствие здесь пугало меня куда больше, чем брошенный в стену чайник с кипятком.
Отец молча смотрел на то, что натворил, он сделал шаг назад, словно боялся сам себя, понимая, что невидимая трещина между ним и мамой становилась лишь больше с каждым его движением. Вечер, вскоре превратившийся в ночь, застыл в зловещей тишине, и только легкий звук капающей на пол воды сохранял связь с реальностью.
В этот момент я поняла, что моя семья дала в своем ядре огромную трещину, заделать которую полностью будет уже сложно. В один миг моя счастливая детская жизнь превратилась в кошмар, где царила не только вражда между моими любимыми родителями, но и их неясное отвержение меня, когда мне так сильно были нужны их поддержка и внимание.

Одним зимним днем очередной печальной новостью меня огорошила моя подруга Лия, сообщив новость, которую я ну никак не ожидала от нее услышать.
– Привет, Эмилия! – радостно крикнула она, встретившись со мной на послеобеденной прогулке в детском саду.
– Привет, – улыбнулась я, стараясь не думать о домашних проблемах, которые продолжались уже несколько месяцев.
Я взглянула на Лию. Ей было всего пять, как и мне, но ее лицо сияло радостью и непосредственностью. Яркие серые глаза казались еще более выразительными на фоне коротких черных кудрявых волос, придавая ей вид маленького эльфа из сказки. В них светилась живость и искренний интерес ко всему, что окружало ее.
Мы с Лией играли рядом с песочницей, строили замки из песка и придумывали истории о страшных драконах. Каждое ее слово сопровождалось заразительным смехом, который заставлял все мои тревоги на время исчезнуть. В такие моменты я чувствовала, как важно быть ребенком, впитывать простые радости и оставаться открытой миру, несмотря ни на что.
Наше воображение рисовало неизведанные страны и дружеские встречи с добрыми существами. В эти минуты ни проблемы, ни заботы не могли нас настигнуть. Казалось, что мир стал ярче и добрее, открывая нам свои бесконечные возможности и обещая, что впереди нас ждет еще много удивительного.
Вдруг Лия наклонилась и с таинственным видом прошептала ту самую новость, которая послужила финалом для нашей дружбы навсегда.
– Мы с семьей переезжаем, – сказала она, и я ощутила, как прямо здесь и сейчас между нами возникло расстояние, через которое невозможно перешагнуть.
– Как же так? – почти заплакала я, хватаясь за ее руку. – В другой дом? Мы сможем видеться на выходных?
– Гораздо дальше, – опустила она свои серые глаза. – Мы навсегда уезжаем из Портвэла.
Я стояла в оцепенении, не в силах подобрать слова. Все, что мы пережили вместе, каждую мелочь, каждую тайну и каждый улыбчивый день – все это внезапно потеряло опору и само по себе стало неимоверно хрупким. В голове мелькали обрывки наших игр и детских танцев, которые теперь казались уже такими бесцветными и далекими. Было особенно тяжело осознавать, что еще чуть-чуть – и все это останется в прошлом, как будто часть меня отрывают силой.
Я судорожно вдохнула, стараясь справиться с накатившим комом в горле. Неизвестный город казался таким далеким, словно другая планета, слой непробиваемого стекла между нашими жизнями. Без Лии все внезапно станет другим: двор, по которому мы бегали, улица, где исследовали каждый кустик, даже детский сад, в котором каждый угол пропитан нашим смехом. Как представить себе обычный день без ее присутствия?
Я крепче сжала ее ладонь и сказала дрожащим голосом:
– Ты для меня всегда будешь лучшей подругой. Обещай, что мы однажды встретимся.
– Обещаю! – со слезами прокричала она.
Это был последний раз, когда я ее видела.

В том же году я подружилась с Кортином и Лойзи. Дружба с ними наполняла меня ощущением нужности, которое напрочь покинуло меня не только после ухода Лии, но и дома, когда между мамой и папой начался разлад. Я часто слышала тайком их разговоры о разводе, споры о дележке нажитого имущества и угрозы друг другу тем, что не дадут общаться со мной. Хотя на самом же деле в их постоянных скандалах и ссорах никому не было до меня дела.
Я не помню день, когда папа ночевал последний раз дома, когда мы вместе ходили с ним в парк аттракционов. Я забыла, когда в последний раз видела на мамином лице улыбку, когда она вновь была добра и ласкова со мной. Мамин голос с того самого дня звучал для меня как угроза, словно я была причиной их с папой скандала, будто я мешала чему-то, что должно было между ними наладиться, но не могло. Мне казалось, что тот брошенный чайник был сломан по моей вине, ведь я находилась там, совсем рядом, но совершенно ничего не сделала.
Мои собственные чувства стали мне чужими. Я все чаще уединялась в своей комнате, погружаясь в мир игр, выдумывая истории, где герои находили спасение и понимание, которых так отчаянно не хватало мне в реальной жизни. Каждый новый день становился испытанием на выдержку, и запах вечно холодного ужина и невнятный ответ на мои вопросы становились привычными, как обои в гостиной, что давно нуждались в замене.
Детский сад был единственным местом, где мне удавалось найти временное укрытие от домашнего хаоса. Здесь меня хотя бы замечали. Однако даже игры с Лойзи и Кортином, предоставляющие возможность забыться, часто прерывались горькими мыслями о том, что ждет меня за стенами сада.
И как бы я ни старалась, мои собственные попытки наладить общение с родителями никогда не приносили плодов. Мое желание привлечь их внимание рисовало на лице мамы лишь новое выражение недовольства, а папа, как привидение, появлялся дома все реже и реже.
– Что ты натворила? – кричала на меня мама, когда я решила приготовить для нее печенье. – Немедленно выброси это в ведро!
– Я готовила для тебя подарок… – пищала я, надеясь, что неудавшееся печенье заменят добрые намерения.
– Я сказала тебе выбросить! – мама вырвала из моих рук продукты, а затем толкнула меня в сторону раковины. – Прибирай то, что испачкала. Я после работы не буду за тобой бегать.
Ее слова ранили меня в самое сердце, ведь еще недавно мы вместе мыли посуду, общаясь и шутя, мы рассказывали друг другу истории и сказки, которые превращали мир вокруг нас в настоящую симфонию эмоций и приключений.
Теперь же мне оставалось только мечтать о том, чтобы однажды проснуться и обнаружить, что все это – страшный сон, и что мама с папой снова могут обнимать меня, как это было однажды давно.
В какой-то момент я даже решила, что надо нарисовать наш общий портрет, где мы все вместе счастливы. Лист за листом я черкала цветными карандашами по бумаге, вырисовывая все новые радостные лица моих родителей рядом друг с другом, и боль становилась хоть чуть-чуть, но легче. Художественный поток обгонял реальность, а слезы, что катились по щекам, словно водой смывали тот груз, который безвозвратно скапливался в душе ребенка, не успевшего научиться справляться с проблемами взрослых.
Я смотрела, как мама рвет на части мои рисунки, выбрасывая их в урну со словами, что я поступаю плохо. Я видела, как она страдает, я замечала, как отец отстраняется все больше, общаясь по телефону ночами с кем-то другим, но в душе продолжала верить, что однажды все еще может измениться.
И вот наступил день, когда облака на горизонте, казалось, сгущались еще сильнее, несомые ветром перемен и неизвестности. Я вовсе не ожидала, что когда мы с мамой вернемся из сада, вновь встретимся с шоком, от которого захолодеет все внутри. Отец, с глубокими, как ночное небо, глазами и сжатым до злости кулаком, выставил наши вещи перед домом, а двери намертво закрыл изнутри. Мои губы дрожали от бессилия и страха, а сознание будто бы притупилось от горечи понимания того, что теперь нам некуда возвращаться, что в то самое мгновение я потеряла не только крышу над головой, но и веру в восстановление прежних безмятежных дней.
Как же я хотела, чтобы это все оказалось просто дурным сном, из которого удастся проснуться с облегчением и радостью. Но реальность била с беспощадной точностью, не позволяя укрыться в теплом коконе иллюзий. Я стояла рядом с мамой, чувствовала, как ее рука, казавшаяся когда-то столь крепкой и уверенной, теперь едва заметно дрожит. Мы медленно отошли от дома, шаг за шагом, как если бы оставляли позади целую жизнь, которую когда-то так беззаветно любили.
Мы нашли убежище у дальних родственников, их гостевая комната стала нашим временным прибежищем. Я видела, как мама старается собраться и продолжить жить дальше, каждый день начиная с поиска жилья и новых перспектив. Я слышала, как она ночами говорила сама с собой, обещая, что как бы ни было сложно, она справится всем вопреки. Ее глаза, полные грусти и злости, казались мне бездушными, словно она навсегда разучилась улыбаться, словно она навсегда разлюбила меня, окуная мою жизнь в самые мрачные дни.
Мы должны были ценить друг друга, стать поддержкой в этот сложный момент, когда папа от нас обеих отказался, но вместо этого помимо отца я потеряла еще и свою мать, которая без причины объявила меня своим врагом. С этой самой минуты я стала преградой на пути к ее новой жизни, когда она перечеркнула меня черным маркером, словно я никогда и не была частью ее семьи.
Я никогда не забуду тот день, когда мама позвонила бабушке и попросила забрать меня, чтобы я больше не мешалась ей под ногами, словно ненужная вещь или обуза.
Да, я слишком быстро повзрослела, потеряв в шесть лет всю свою семью целиком, в которой так нуждалось мое детское невинное сердце. Мне казалось, что мою душу разрубили пополам, но все же я старалась верить, что однажды она сможет вновь стать единым целым, и ее будет уже не разрушить ничьими поступками.

Глава 2

Алан
Семья моего отца была консервативных взглядов, и когда ему вдруг понравилась юная красивая девушка, прежде чем он успел узнать ее имя или просто взять за руку, родственники заставили его сыграть свадьбу.
От неожиданности и бурного водоворота событий отец почувствовал себя окутанным ветром перемен, словно старое дерево, которое внезапно решило зацвести. Девушка, ставшая его женой, оказалась не просто красивой. Она обладала тихой силой и непоколебимым внутренним стержнем, что стало открытием, всколыхнувшим мир отца. На свадьбе он лишь мельком видел ее через фату, но этот мимолетный взгляд заставил его задуматься – зачем жизнь свела их вместе именно так? Казалось, уже тогда их счастливый брак ставился под сомнение.
Вопреки ожиданиям консервативных родственников, которые, возможно, ждали привычного продолжения истории с подчинением и безмолвной покорностью, девушка обрела в семье отца другую роль. Ее мягкий, но в то же время твердый характер изменил уклад дома. Сам отец, хотя и старался соответствовать образу сдержанного мужчины, вскоре перестал скрывать, как сильно в нем разжигает гнев обычный пустяк – хитрый взгляд жены, едва заметная недовольная ухмылка или тонкая ирония в беседе.
Отец считал, что женщина в семье должна следовать за мужчиной, и в молодой жене видел лишь соперника, который мог стать лучше него. Он понимал, что его жизнь была бы совсем иной, если бы он, словно порыв ветра, изменил бы ориентиры и свое восприятия мира. Однако новый союз, рожденный по воле родственников, стал сложнейшим испытанием двух миров, будто отдаляя их не только друг от друга, но и от надежды на светлое будущее.
После женитьбы их с мамой жизнь закипела в семейных заботах и обязанностях, оставляя мало времени и возможностей для истинного познания друг друга. Моя мама, оказавшись в новом доме, ежедневно сталкивалась с незнакомыми обязанностями и совершенно чужими ей традициями. Она старалась соответствовать ожиданиям семьи мужа, но с каждым днем все больше чувствовала одиночество и отчуждение. Им с отцом не хватало простых искренних разговоров, в которых можно было бы раскрыться и поделиться своими мыслями и мечтами.
Отец, в свою очередь, был погружен в работу и обеспечение семьи, предполагая, что так и должно быть в счастливом браке. Он заметил, что жена печальна и задумчива, но не знал, как подойти к ней и понять причины ее молчаливой грусти. Они проводили вместе многие часы, но это время не сближало их. Напротив, казалось, что невидимая стена лишь увеличивалась, разделяя их на просторах одной квартиры. Иногда между ними вспыхивали ссоры, вызванные непониманием и неумением слышать друг друга.
И в этой совершенно неясной суете как-то совсем не вовремя на свет появился я, Алан Ивендарк. Как-то раз меня спросили: какие хорошие воспоминания у меня есть из детства? И, знаете, я сам себе удивился, когда вдруг понял, что мне совершенно нечего вспомнить.
Я не могу утверждать, что мое детство было несчастным, но в памяти всплывали лишь отголоски боли и непонимания, когда мама и папа постоянно были отдельно друг от друга, не желая стать единым целым и принять в свой крепкий мир меня.
Одиночество кружило в моем сердце ураганом, пытаясь понять, почему мои воспоминания о родителях всегда отдельно, словно они – пазлы, которые никогда не могут сложиться в единую картину. И чем больше я думал, тем сильнее понимал, что их нелюбовь друг к другу стала невидимой семечкой, которая прорастала в ненависть ко мне.
Живя в этом водовороте недопонимания, я научился быть наблюдателем, а не участником. Я видел, как родители жили параллельными жизнями, пересекающимися лишь в избегании друг друга. Мне казалось, что они состоят из разных вселенных, где их собственные муки и печали были важнее моего присутствия. Это было как смотреть на картину, где каждый мазок краски нес в себе личную трагедию, очевидную лишь для меня, но не для них.
С годами они оба пришли к осознанию, что их жизни, по сути, проходят мимо друг друга. Они были как две параллельные линии, которые никогда не пересекались. Отсутствие тепла и внимания только усиливало взаимные претензии и разочарования. Возможно, если бы им дали шанс узнать друг друга до свадьбы, они бы поняли, насколько различны их ценности и взгляды на жизнь, и избежали бы этих мучительных лет вместе. Но надежды изменить что-то уже не было.
Однажды я услышал за дверью своей комнаты громкие крики скандала, обидные слова летали в воздухе из уст в уста, значение которых в свои пять лет я, разумеется, не понимал. Я не знал, что отец постоянно кричал моей маме, но на следующий день я не нарочно за ним повторил, надеясь, что это могут быть неизвестные мне слова любви, которые смогут наконец привлечь внимание мамы ко мне.
– Что ты сказал, Алан? – вскрикнула она, глядя пронзительным взглядом на меня.
Время вокруг меня словно остановилось. Я обвел ее облик своими круглыми детскими глазами, и в секунды, что казались мне в тот момент вечностью, я успел насладиться ее чудесной красотой.
Ее кожа сияла первым снегом, контрастируя с черными густыми волосами, что спадали на ее худые плечи. Она была словно Белоснежка из сказки, где я – ее верный гном, стоящий перед ее ногами, ожидая помилования и внимания. Она была для меня всем, и ее большие выразительные карие глаза всегда заставляли меня тонуть в них, словно она была не просто моей мамой, но и королевой моего сердца.
Но вмиг мои мечты прервал сильный хлопок ее женской ладони по моим крошечным детским губам. Я стоял, пытаясь сфокусировать пропавшее на секунду зрение, но искры боли летели из моих глаз быстрее, чем до детского ума доходило осознание происходящего.
Я открыл глаза, на моих руках блестели капли крови от разбитой губы, а во рту ощущался кровавый вкус предательства.
«Что я ей сделал?» – подумал я тогда, продолжая смотреть на мою Белоснежку с такой любовью, которой она, похоже, сама никогда не обладала.
– Попробуй еще хоть раз сказать это слово! – ее голос звучал приговором, в котором мне не было шанса на примирение.
Я смотрел на нее сквозь слезы, пытаясь подобрать слова, чтобы извиниться, чтобы донести о том, как я жалею, ведь я не знал истинного значения слова. Но мои губы меня не слушались, все сильнее наполняясь болью, которую я мог лишь продолжать держать в себе.

Со временем я научился извлекать уроки из тишины. Она стала моим другом и учителем. В тишине можно услышать себя, найти ответы на вопросы, которые, казалось бы, не могут быть разрешены. Она помогала мне примириться с собственными мыслями и чувствами. И хотя сердцу порой было тяжело, я осознал, что именно через испытания и внутреннюю работу я смогу построить собственный мир, не зависящий от разрушительных ссор и разногласий родителей.
На миг мне даже показалось, что мои решения послужили нитью к примирению и между родителями. Они вновь стали спать в одной постели, чего так давно я не замечал. Я надеялся, что моя семья прорвется из кокона тьмы и недопонимания, словно солнечная бабочка, несущая в себе яркие лучи нового дня, и наш дом наполнится счастьем и теплом. Я верил, что должен настать день, когда в кругу своих родственников я больше не буду лишним, когда смогу стать частью чего-то большего.
Мои надежды порхали в воздухе, словно свободные птицы, и однажды их пение переросло в нечто большее, когда мама вдруг сообщила мне, что в нашем доме появится маленькая сестренка.
– У нас будет пополнение! – радостно сообщила мама, показывая детские пинетки.
Мир подо мной провалился, и я повис на грани между мечтами и реальностью, пытаясь понять, неужели это чудо происходит со мной. Невероятно, этот день действительно настанет?
В нашей семье появится еще один ребенок, и я больше не буду теряющейся в пустоте одинокой душой, которая не может найти себе места. Я понимал, что даже если отношения между родителями останутся плохими, я уже никогда не буду одинок, ведь моя родная сестра навсегда станет частью моего сердца, которое так давно желает кого-то любить.
Но счастье, похожее на светлую мечту, оборвалось так внезапно, оставив за собой лишь темные тучи утраты. Радужные надежды растворились в воздухе, словно загадочный мираж.
Трудно было поверить, что тот день, который должен был наполнить наш дом радостью, обернулся холодной волной траура. Мама вернулась из роддома одна, а вместе с ней и ослепительно-болезненная пустота, которая стала нашим новым еще более жутким компаньоном.
Я стоял перед крошечным надгробием сестрички, и мне казалось, что траур вытесняет каждой своей тяжелой частицей все мечты, что зарождались во мне ради новой жизни, и надежды, что теплились в сердце. Иногда, глядя в бездонные глаза матери, я видел свое отражение, размытое слезами и болью. Ее молчание говорило о том, что она сама едва справлялась с тем грузом, что навалила на ее плечи спящая на дне души скорбь. Но, несмотря на всю тяжесть того момента, я чувствовал, что нам нельзя терять последнее, что остается в темноте – веру в жизнь, которая когда-нибудь вновь явится к нам своими нежными лучами утреннего солнца.
Важно было помнить, что даже на самом глубоком дне скорби можно найти силы подняться, вновь учась быть живым. Сестра осталась частью нашей семьи, пусть теперь и в неуловимых снах и надеждах, но память о ней стала тем мостом, что мог обратиться к новому пониманию друг друга. Но, увы, так думал лишь я.
После трагедии, что случилась в нашей и без того потрескавшейся семье, отец превратился в тирана, который искал утешения своей душевной боли в издевательстве над моей несчастной душой.
Когда приходило время вставать рано утром, чтобы отправиться в детский сад, я просыпался с трудом. Вставать рано с детства было для меня непросто. Я делил кровать с родителями, но в это время мамы не было рядом – она была занята на кухне приготовлением завтрака перед началом рабочего дня. Мой отец, не выдерживая долгих попыток меня разбудить, терял терпение. Он доставал тонкий кожаный ремень с полки шкафа и начинал наносить сильные удары по всему моему телу.
Этот звук удара ремня по коже я помню до сих пор. Следы от ударов оставались на теле, оставляя кровавые отметки, а жгучая боль заполняла каждую клеточку моего тела, пока я нежился в уютной родительской постели.
Я знаю, ему было непросто, ему так же больно от потери дочери, как и мне от потери сестры. Но почему его подушкой для битья стал я, когда мы должны были объединиться вместе против общего горя?
После таких утренних сцен я приходил в детский сад с чувством изможденности, и мое детство уже не казалось мне светлым и беззаботным. Воспитатели, их радостные голоса и дружные детские игры словно существовали в другом измерении, к которому я не имел доступа. Я старался скрывать свои обиды и боль за улыбками и участием в играх, но иногда не удавалось избежать подозрительных взглядов и вопросов. Я знал, что никто из них не может понять или помочь, и это чувство беспомощности лишь укрепляло мою внутреннюю изоляцию.
Все это время я даже не пытался обсуждать происходящее с матерью. Ее лицо выражало усталость и скрытое отчаяние, она всегда казалась погруженной в свои мысли и заботы. Иногда ночью, лежа в постели, я слышал, как она тихо плакала на кухне. Мне хотелось обнять ее, сказать, что все будет хорошо, но вместо этого я продолжал прятать свои страхи и беспокойства. Казалось, что в нашем доме царила негласная заповедь не говорить о происходящем, как будто молчание может сохранить остатки разрушенного порядка.
Со временем я научился избегать ярости отца, вставая по часам, стараясь быть незаметным и неприметным. Я стал осторожным и чутким к переменам в его настроении, учась распознавать сигналы надвигающейся бури. Однако он находил все новые причины наказывать меня, словно ему это давалось так легко, что приносило удовольствие.
Каждый раз, когда его гнев захватывал меня обратно в его жестокие объятия, я задавал себе вопрос: почему любовь, которая должна была нас связывать в трагедии, превратилась в пламенный меч, клеймящий мое детство? Из этого вопроса рождалась надежда – надежда, что однажды мы сможем найти путь обратно к свету, преодолеть эту тьму вместе, как семья, которой надлежало бы быть.
Однако мои детские травмы и страхи лишь усиливались, когда вместо его доброты и заботы он вновь становился хищником, атакующим свою жертву.
– Алан, сюда иди! – орал он мне, когда я пытался ускользнуть. – Ты осмелился избежать наказания?
Его глубокий голос гремел по комнате, как гром, готовый ударить мне в спину молнией. Он нагонял меня, его мощная рука сбивала меня на пол, и он с отчаянием начинал колотить меня пластиковой мухобойкой так, что она почти всегда ломалась о мое юное тело.
Я навсегда запомнил его безумный взгляд, когда я, пытаясь уползти, подвергался еще большим ударам.
– Папа, нет! – слезы лились из моих круглых глаз рекой, пока я закрывал худенькие ножки своей детской ручкой. – Я больше не буду, папа, прошу!
Я умолял его остановиться, признавал любую вину, только бы он прекратил, но мои слова и слезы лишь разжигали в нем желание продолжать. Измотанный и разбитый, я лежал на холодном полу, чувствуя, как волны боли переполняют все мое тело. Тишина, воцарившаяся после его ухода, казалась мне одновременно и облегчением, и бездной. В этой тишине я слышал собственное сердце, бьющееся в груди, как барабан, и шепот собственного разума, убеждающий меня, что когда-нибудь это закончится.
Длинные рукава прятали синяки на руках, а шарфы скрывали отпечатки его пальцев на моей шее. Вскоре я пошел в школу и среди сверстников и учителей я носил маску беззаботного ребенка, хотя в душе жил страх перед каждым вечером, когда я возвращался домой.

Однажды отцу предложили работу в другой стране, и это стало поворотным моментом в нашей жизни. Мы жили в одном из больших и шумных городов, где, казалось, каждый угол дробился под тяжестью приближающихся перемен. Отец, полный надежд и мечтаний о светлом будущем, увидел в этом предложении путь к новым возможностям.
Наша семья никогда не была тихой гаванью, и город, как огромный котел, кипящий от энергий и амбиций его обитателей, этим переменам не способствовал.
Услышав об этом предложении, мама не захотела связывать свои мечты с неопределенностью и чужой культурой тем более, когда ее отношения с отцом окончательно расстроились. Вместо дальнейшего совместного пути она выбрала для себя другой, более легкий и независимый маршрут.
Однажды утром, словно растворившись в предрассветном сумраке, мама просто исчезла, оставив лишь короткое и обрезанное прощание в виде записки, встревожившей мой детский разум.
Я коснулся пожелтевшего листка, ощутив на нем высохшие капли слез, и невольно развернул:

«Мой дорогой Алан,
Пишу эти строки с надеждой, что ты подрастешь и однажды поймешь мой поступок. Я покидаю вас с отцом, и, возможно, тебе будет трудно принять это. Но мне кажется, будет честнее сказать правду, вместо того чтобы плести паутину обмана.
Иногда жизнь складывается таким образом, что мы не можем заставить себя чувствовать то, чего нет. Я хочу быть честной с тобой: те чувства, которые я должна была испытывать к тебе, так и не пришли. Прости за это. Быть твоей матерью должно было стать моим счастьем, но все обернулось иначе.
Пожалуйста, пойми, это не твоя вина, а лишь моя слабость. Я оставляю тебя в надежных руках отца, который, я надеюсь, сможет о тебе позаботиться. Я же иду искать ту часть себя, которую давно потеряла. В этом поиске нет места для тебя, а это значит, что мое присутствие рядом принесло бы лишь больше разочарований.
Береги себя и помни, что у тебя всегда где-то есть мама. Надеюсь, однажды ты обретешь ту любовь, которую я не смогла тебе дать.
Прощай, сынок.
Навсегда твоя мама, Эмилия Ивендарк»

Оказавшись на распутье, отец и я остались вдвоем. Он был растерян и, возможно, даже немного сломлен, но никогда этого не показывал. Я понимал, что мы не одни в этом мире перемен, что рядом всегда будут родители отца, мои бабушка и дед, и его младшая сестра, готовые поддержать. Они тогда не раздумывая решили поехать вместе с нами. Но в тот момент мне казалось, что перед нами бесконечный лабиринт будущего.
Мне было сложно смириться с мыслью, что я навсегда покину Тонвейл – мой любимый мегаполис, в котором мне посчастливилось родиться.
Тонвейл всегда был воплощением тепла и солнца. Это был очень жаркий город, наполненный высокими пальмами, белыми песками и шикарными дворцами, что хранили в себе многолетние тайны. Звук прибоя и мягкий шелест пальмовых листьев создавали впечатление, что время здесь замедляется, позволяя каждому гостю насладиться сладким мгновением безмятежности. Узкие улочки города лабиринтом вели к скрытым садикам и фонтанам, которые освежали путников в жаркие полуденные часы. С заходом солнца город оживал звуками уличной музыки и яркими огнями фонарей, отражающих краски заката на морской поверхности.
Здесь каждый день был праздником для души с пестрыми фестивалями и ярмарками, где можно было отведать экзотические блюда и увидеть удивительные традиции местных народов. Тонвейл оставлял в сердце каждого, кто его посетил, незабываемое тепло и желание вернуться снова, чтобы вновь оказаться в этом солнечном раю, будто сотканном из сновидений и звуков дальних морей.
Я был счастлив родиться здесь, и как же тяжело мне было смириться с тем, что настало время уехать.
Собрав необходимое, мы отправились в неизвестность, в страну, название которой тогда послужило едва ли не основным предметом моих детских страхов. Для отца это была земля, где можно было построить нечто новое, для меня же – печальное приключение.
Новый город, в который мы переехали, оказался совершенно иным. Даже его название звучало для меня скучно.
«Добро пожаловать в Комиан!», – прочитал я медленно на вывеске, что приветствовала нас при въезде в город.
Здесь не было южного жара, к которому я привык, и пальмы уступили место соснам, стоящим плотной стеной.
Воздух, свежий и прохладный, наполнял легкие иначе, а серое небо иногда казалось мне угрюмым и мрачным по сравнению с бесконечной синевой Тонвейла. Улица, на которой теперь стоял наш дом, не знала суеты мегаполиса, но имела свое собственное очарование, открывающееся лишь со временем.
Дома в Комиане выглядели точно как на старых фотографиях: с искривленными крышами и оконницами, которые казались готовыми распахнуться в любой момент.
Пока я осматривался, бабушка Мэриан торжественно заметила:
– Ах, как здесь просторно и свежо, – вздохнула она, когда любовалась бесконечным горизонтом. – Представляешь, столько всего нового и интересного можно узнать. Здесь ты будешь как никогда близок к природе.
Отец с улыбкой уставился в небо.
– Именно здесь я смогу реализовать все свои идеи, – задумчиво произнес он. – Этот город полон возможностей, и даже если на первый взгляд он кажется серым, достаточно присмотреться, чтобы понять, насколько он богат своими скрытыми ресурсами.
Тетя Линдита, обернувшись ко мне, весело добавила:
– А новая школа – это целый мир друзей и открытий, верно, Алан? Ты только представь, сколько удивительных людей ты сможешь встретить, сколько нового узнать! – ее голос звучал так уверенно, словно это счастье выпало ей, а не мне.
Я не ответил. Тогда мои детские мечты дрожали перед неизвестностью, а слова родных, полные искреннего предвкушения, ничуть не смягчали мои тревоги.
Я посмотрел вдаль, где солнце уже готовилось отойти за горизонт, и вдруг подумал, что, может быть, это место станет для меня не таким уж и чужим.

В первое время я каждый день думал о возвращении назад.
Улица за улицей в моей памяти оживали картины прежней жизни. Но постепенно под влиянием окружения и незнакомых лиц я начал открываться этому новому для меня миру. Прогулки по лесным тропинкам, где ветер играл нахальными вихрями в листьях, приносили непривычное, но успокаивающее чувство умиротворения.
Иногда, когда скука по прежней жизни становилась особенно невыносимой, я вспоминал слова бабушки о том, что в любой перемене скрыта своя красота, если научишься ее видеть. Эти слова стали для меня наставлением на пути к принятию нового, и со временем я научился смотреть на этот город не только как на вынужденное пристанище, но и как на новый дом, полный загадок и возможностей.
Жизнь без матери учила меня быстрее взрослеть и ценить каждый момент, каждый урок, который преподносила судьба. Однако будучи еще второклассником, я часто скучал по ней, вспоминая ее шикарные черные волосы, которые я унаследовал от нее при рождении, а также огромные карие глаза, которые передались и мне. Я смотрел на себя в школьное зеркало и видел перед собой не Алана, а Эмилию Ивендарк, которая так легко и просто отказалась от меня, и на душе становилось одновременно и тоскливо, и больно.
Перед глазами сразу всплывали наши с ней счастливые моменты, когда мне казалось, что я действительно ей важен. Однажды мама встретила меня после детского сада, это был мой четвертый день рождения, в ее руках была огромная плетеная корзинка, доверху наполненная бананами. Воздух был пропитан сладким ароматом, и я ощущал себя самым счастливым ребенком на свете. Я любил бананы так сильно, что радовался каждому из них, как первому.
– С днем рождения, сынок! – сказала она тогда невероятно добрым голосом.
В тот день мне казалось, что мама подарила мне не просто корзинку с бананами, а целый мир, наполненный мимолетными радостями.
И вот теперь я часто возвращался домой после школы в полном одиночестве, погружаясь в добрые воспоминания. Я медленно переставлял худые ноги через лесную опушку, надеясь, что время здесь идет медленнее, словно в ловушке, и я успею высушить свои длинные ресницы от слез, которые не переставали бежать.
Как-то раз отец, возможно, заметил мой затуманенный взгляд и след падения слез на щеках, но вместо заботы его реакция была резкой и жестокой. Его рука вновь взметнулась, как молния, и ударила. За мгновение страх, который, казалось, исчез к моему папе, вспыхнул во мне с новой силой. Этот внезапный физический контакт, казавшийся несовместимым с ролью отца, наполнил меня старыми переживаниями и холодной дрожью, которая начала распространяться по телу, оставляя только горькое чувство беспомощности.
Пытаясь гнать прочь боль и унижение, я все же нашел ответ в том, что невидимые цепи страха не могут изменить того, что внутри. Несмотря на его жестокость, в школьные дни я находил утешение в своих собственных силах. Иногда засиживаясь в школьном спортзале, я позволял накопившемуся гневу выплеснуться наружу через игры с мячом, ударяя который я воображал противника, которого хотел уничтожить.
Впрочем, возвращение домой все еще было тяжелым и полным страха перед неизбежной встречей с отцом. Я осторожно прокрадывался по дому, предугадывая каждый его шаг, стараясь не выдавать своего присутствия. И каждый вечер, ложась в постель, я клялся себе, что вырасту и стану сильнее, что однажды страх уступит место решимости, и я смогу найти свой путь к свободе, вырваться из тени, которую бросает его облик.
Школа стала моим прибежищем. В окружении сверстников я пытался найти недостающие связи, создавая иллюзию семьи там, где ее не было. Уроки, спорт и учителя стали моими спутниками, которые никогда не выпускали из виду игрока, вышедшего на поле сражения – меня. Я готов был отдать все за одобрение, за признание, за малейший намек на то, что я достоин любви. Это было бегство от одиночества, которое вело меня по лабиринту бесконечных самопожертвований.
В юности я стал мастером перевоплощения, пряча истинные чувства под масками, которые становились все более изощренными. Изучив трудности детства, я решил, что больше никогда не буду зависеть от кого-то, кто не сможет дать мне того, чего я так страстно жаждал. Я стал человеком, дающим чужим людям то, что хотел бы получить сам – дружбу, понимание и тепло. Но даже это не заполнило пустоту, созданную когда-то родительским холодом.
И все же, несмотря на все испытания, я сумел научиться видеть в каждой трещине источник света. Возможно, именно в детстве, полном разбитых надежд и одиночества, я нашел свой голос, который сегодня помогает мне творить и менять жизни других.
Я стал молчаливым наблюдателем, плетущим истории из обрывков собственного опыта, и в этом есть мой кусочек утраченного счастья, которое изначально казалось таким недостижимым.

Глава 3

Эмилия
После выпускного праздника в детском саду я переехала жить к бабушке в мой любимый Охар. Тогда я еще не знала, что такой веселый праздник детства станет моим последним днем в Портвэле на ближайшие несколько лет.
Мама закрутила мои каштановые волосы в кудряшки, забрала их жемчужными заколками, а папа помог одеть самое красивое платье принцессы. Я обожала голубой цвет и все годы, проведенные в детском саду, мечтала о том, как на праздник надену пышное голубое платье. Я просила маму днями и ночами об этом платье, стараясь не замечать ее грубости и ежедневной агрессии, к которой, хоть и печально, я начала привыкать, словно это было нормальным. Но моя настойчивость взяла вверх, и в очередной день, когда мама вернулась с работы, она привезла с собой разноцветный праздничный пакет.
– Эмилия, иди скорее сюда, – позвала она меня, – к тебе приехал подарок.
– Ура! – вскрикнула я, понимая, что там мое долгожданное платье мечты.
Мама исполнила мечту всей моей жизни, и, несмотря на постоянные ссоры и ее недовольства мной, в этот момент я полюбила ее еще больше, словно она подарила мне не просто платье, а целый мир, полный чудес и волшебства.
– Спасибо, мамочка! – прокричала я, обнимая ее крепко за шею.
И вот в тот самый день, когда пришло время надеть праздничное голубое платье на выпускной и шагнуть навстречу школьной жизни, которая ожидает меня с начала осени, я стояла перед папой, который завязывал мои блестящие ленточки на корсете. Я была невероятно счастлива, вновь оказавшись в кругу моих любимых родителей, наконец, они снова возле меня, и мы вместе.
Как жаль, что сказочным это время было так недолго.
Оказавшись на выпускном празднике, я встретила Лойзи, мою дорогую подругу, сегодня она была в розовом платье Барби, а ее светлые волосы идеально сочетались с ее нарядом. Рядом с ней стоял Кортин, родители одели его в белую рубашку с галстуком, и он был похож на настоящего жениха. Признаться, я тайно была влюблена в Кортина, а ему, в свою очередь, нравилась я, я точно это знала. Мы гуляли с ним за ручку вокруг песочницы, когда группа выходила на послеобеденную прогулку, и все девочки в детском саду завидовали мне, ведь Кортин был такой красивый и веселый мальчик, и гулять за ручку с ним мечтала каждая девочка, даже моя подруга Лойзи.
И вот сегодня, в день выпускного, я вновь встретила своих друзей в красивых костюмах, и мне казалось, что наша жизнь всегда будет такой веселой и интересной, особенно, когда мы все вместе отправимся в школу.
Я видела, как мама и папа Кортина нежно обнимают друг друга, сидя в актовом зале перед началом представления. Я заметила, как отец Лойзи катает ее на плечах, а мама весело их фотографирует. Вдруг я взглянула на своих: они сидели отдельно, словно совершенно не были между собой знакомы, мне стало так грустно. Я подошла к маме, нежно касаясь ее рук, она держала в ладошках фоторамку с картинкой, которую перед выпускным мы рисовали на уроках искусства. Я заметила, как ее холодный взгляд недовольно оглянулся на меня, и я поняла, что находиться здесь ей не хотелось.
– Иди к ребятам, – оттолкнула она меня в сторону зала, – поиграй с кем-нибудь.
– Почему ты не сидишь вместе с папой? – пропищала я.
– Эмилия, иди поиграй! – лишь сухо ответила она, даже не взглянув в мою сторону.
Я вновь заметила Лойзи, которая хихикала с мамой на соседнем ряду, и мне стало так обидно. Неужели я не заслуживаю родительского внимания так же, как моя подруга, как Кортин?
Я вернулась на свое место, пытаясь скрыть переполняющие меня чувства. В голове мелькали воспоминания о тех редких моментах, когда мы всей семьей проводили время вместе. Они были настолько далекими и невесомыми, что казались иллюзией. С каждым разом я убеждалась, что нам, возможно, суждено оставаться просто сосуществующими под одной крышей людьми. И все-таки глубоко в душе я завидовала той легкости и радости, что излучали семьи моих друзей. Я жадно пыталась впитать в себя хоть немного тепла, наблюдая за ними.
Концерт в честь моего выпуска из сада вмиг стал для меня совершенно неинтересным. Я сидела возле Лойзи, которая держала в руках подаренный папой набор кукол, и ощущала, как тоскливо мне внутри оттого, что так неожиданно я стала совсем не нужна своим родителям, когда они вдруг оказались не нужны друг другу. Мне всегда казалось, что моя жизнь не связана с их отношениями, но как только они перестали любить друг друга, кажется, они моментально разлюбили и меня.
– Дорогие ребята, вот и подошел к концу наш замечательный день. – Мои мысли перебил голос воспитателя. – Я так рада, что у нас было столько мгновений, полных смеха и радости. Вы – настоящие молодцы, и каждый из вас сделал этот день особенным. Мы с вами многому научились, и я хочу, чтобы вы знали, как я горжусь каждым из вас. Пусть впереди вас ждут только светлые пути, а мечты обязательно сбываются.
– А теперь, дорогие родители, приглашаем вас к заключительному танцу. – Ее слова подхватила наша няня, которая разучивала с нами хореографию к празднику. – Это будет восхитительный момент, когда наши девочки станцуют со своими папами. Давайте создадим еще одну нежную и красивую память, которая запомнится вам на всю жизнь.
Музыка заиграла, и пары начали свое медленное движение по залу. Я наблюдала за тем, как другие девочки кружатся в объятиях своих пап, их лица светились счастьем. Но вдруг я обернулась и с замиранием сердца поняла, что мой папа незаметно ушел с праздника, даже не попрощавшись. Я осталась стоять совершенно одна на сцене.
Вокруг разносились нежные звуки мелодии, а внутри у меня возникло чувство пустоты. Я стояла, пытаясь понять, что же произошло. В этот момент весь мир словно остановился, и я продолжала наблюдать, как яркие огни размывались в моих глазах. Слезы медленно катились по щекам, смешиваясь с блеском мигающих ламп. И я вдруг поняла, что придется быть сильной, ведь впереди еще столько танцев без его поддержки.

На следующий день за мной приехал дедушка, мама уже успела упаковать мои вещи, пока я невинно спала в своей детской кроватке в квартире наших родственников. Весь день перед поездкой прошел в суете и подготовках. Моя мама ходила по комнатам, стараясь не смотреть мне в глаза, и я почувствовала, что что-то изменилось навсегда.
В глазах дедушки искрились доброта и спокойствие, когда он приветствовал меня с порога: его крепкие натруженные руки обняли меня, и я ощутила тепло, которое давно не чувствовала. Он, казалось, понимал, каким трудным будет наше прощание, и пытался смягчить этот момент своей уверенностью и заботой.
– Привет, Эмка! – он с раннего детства называл меня так. – Готова жить с бабушкой и дедом?
Он старался наполнить свой голос радостью и улыбками, но даже в шесть лет я понимала, что это лишь попытки заставить меня страдать чуть меньше.
– Я готова! – кричала я в ответ, стараясь выглядеть веселой.
Мама, напротив, была холодна и излишне безразлична. Она просто стояла, наблюдая, как дедушка аккуратно забирает мои вещи, и я поняла, что в тот момент все слова были лишними.
По мере того как мы покидали квартиру, мне хотелось развернуться и броситься к ней, но вместо этого я ловила случайные взгляды, которые никак не могли встретиться. В ее глазах не было ни слез, ни намека на сожаление – только усталость и облегчение. Казалось, что этот шаг был необходимостью, которую она принимала, но которую я не могла до конца понять.
Дорога в Охар казалась мне долгой и убаюкивающей, автомобиль мчался сквозь пейзажи, которые медленно сменяли друг друга. Дедушка рассказывал мне истории из своего детства, теплые вспоминания, которые помогали отвлечься от тяжести в душе. Он говорил о своих давних мечтах и потерях, и я ловила себя на мысли, что эти рассказы делали его жизнь богаче и полнее.
С каждым его словом я начинала задумываться о том, что ждет меня впереди – больше не будет привычной комнаты, беззаботных игр с друзьями. Теперь мне предстояло научиться жить по-новому, строить жизнь с чистого листа, где на первом месте будет моя собственная воля и понимание.
Вечерело, когда мы, наконец, прибыли на новое место. Уютный домик дедушки и бабушки, окруженный зелеными садами, выглядел таким же приветливым, как и его хозяева. Я впервые за долгое время почувствовала спокойствие, осознав, что именно здесь начнется моя взрослая жизнь.
Впереди были неизведанные дороги, полные новых встреч и событий, и хотя я не знала, каким будет будущее, взгляд дедушки вселял в меня уверенность. В этот момент я ощутила, как тяжесть медленно исчезает, уступая место надежде и радости от возможных перемен.
Ночь опустилась быстро, окутывая домик мягкой темнотой, и мы сидели у старого камина, где потрескивали угли. Бабушка достала свой старый альбом, его страницы были наполнены выцветшими фотографиями, от которых веяло теплом прошлого. Она рассказывала о своем путешествии к морю, о том, как встретила дедушку, и как построили этот дом собственными руками. Для меня это было очередным подтверждением той силы и мудрости, что исходила от их присутствия рядом со мной.
Слушая ее рассказы, я мечтала, чтобы моя жизнь тоже была полна таких богатств – эмоциональных и духовных. Дедушка всегда говорил, что главное – это то, что у нас внутри, и этот вечер, его присутствие подтвердило правдивость этих слов.
Прошло немного времени, и я выключила свет и осталась лежать в темноте, прислушиваясь к шелесту листьев за окном. Впереди была новая жизнь, и теперь, когда напряжение и тревога понемногу отпускали, я начала видеть не только трудности, но и возможности, каждую новую встречу и опыт, как путь к самопознанию.
На следующее утро я проснулась с ощущением свежести и решимости. Солнце светило через распахнутое окно, обещая ясный день. Впереди была целая жизнь, и хотя ее страницы еще только начали заполняться, я знала, что с поддержкой дедушки, бабушки и своей собственной силой я смогла бы преодолеть любые преграды.
Этот новый дом стал для меня началом пути, где я вновь находила себя и чувствовала уверенность, что, какой бы ни была дорога, я готова встретить ее с открытым сердцем и ясным умом.
Меня лишь немного печалила мысль о том, что школа для меня началась не рядом с Лойзи и Кортином. Мои друзья попали в один класс, ожидая и меня, но я начала грызть гранит науки совершенно в другом месте.
Охар был маленьким городком, и все дети в новой школе знали друг друга еще с детского сада. Мне казалось, что я вновь нахожусь не в своей тарелке, когда никто из ребят не хочет со мной знакомиться, дружить или играть. Тем не менее, занятия в школе оказались для меня очень интересными. Школа помогала мне забыться, перестать думать о вечном одиночестве, и я заметила, как новые интересные уроки привлекли мое внимание.
Я училась очень хорошо, можно сказать, отлично. Каждый месяц мое фото висело на доске почета в Охарской школе, а мои бабушка и дедушка получали значки за достойное воспитание. Кроме этого, моя бабушка, педагог по игре на фортепиано, занялась моим обучением в области музыки, и тут я поняла, что отдельное место в моем сердце всегда будет отдано магии нот, которые превращают мою печальную жизнь в мелодию allegro.
– На следующей неделе будет проходить конкурс пианистов, – сообщила мне бабушка, – мы должны подготовить новое произведение для выступления.
– О, нет, я боюсь! – кричала я, испугавшись публики. – Я не хочу играть при людях.
– Эмилия…
Ее голос был такой нежный и заботливый, что одно ее слово начинало успокаивать мою душу.
– Эмилия, – повторила бабушка мягко, обнимая меня и глядя в глаза так, словно видела в них что-то бесконечно важное. – Я понимаю твой страх, он вполне обоснован. Но помни, что сила музыки не в том, чтобы делать нас идеальными, а в том, чтобы выразить свои чувства и эмоции.
Она взяла меня за руку и нежно сжала ее, передавая свою уверенность и спокойствие.
– Каждое твое прикосновение к клавишам – это шаг к тому, чтобы найти свой собственный голос.
– А как же люди? – пищала я. – Они будут смотреть на меня!
– Мы с тобой будем работать вместе, шаг за шагом, пока ты не почувствуешь, что готова. Не думай о зрителях – играй для себя, для нас, играй так, будто у рояля только ты и я.
Несмотря на все волнения, я почувствовала, как страх немного отступает.
Бабушкины слова наполнили меня теплом, и я начала верить, что смогу справиться. В тот вечер мы с бабушкой провели несколько часов за фортепиано, перебирая ноты и сохраняя в сердцах то особое понимание, которое было только между нами. Ее любовь и вера в меня обвивали, как мягкий шерстяной шарф, надежно защищая от холода и сомнений.
В ночь перед конкурсом я все еще не могла уснуть, но слова бабушки нежно пульсировали в моей голове, словно отзвуки далекой колыбельной. Я знала, что, каким бы ни был результат, я бесконечно благодарна ей за то, что она научила меня быть смелой и верить в волшебство музыки, которое делает даже самую темную ночь немного ярче.
Я выступила не идеально, но получила почетное второе место, после чего меня пригласили обучаться в музыкальную школу. Я была так счастлива, что в порыве эмоций не сразу заметила знакомую фигуру. Оказывается, в музыкальной школе училась моя давняя подруга Хелен, которая тоже приехала на конкурс.
Я узнала ее не сразу, она немного подросла и наела щечки, а еще стала веселой и очень активной. Я долго всматривалась на сцену, пытаясь понять, ошиблась я или нет. Но когда Хелен закончила свое чудесное выступление на флейте, я поняла, что это она, моя давняя подруга.
Подойдя к Хелен, я не смогла сдержать эмоции. Ее выступление было волшебным, и я была рада вновь встретить ее после стольких лет. Она смотрела на меня с удивлением, но через мгновение на ее лице появилась широкая улыбка.
– Неужели это ты? – воскликнула она, обнимая меня так крепко, что я почувствовала всю ее искреннюю радость от нашей встречи.
– Ты тоже учишься в музыкальной школе? – в ответ крикнула я.
– Да! Я играю на флейте, – ее смех наполнял меня чувством нужности, словно музыка стала нашей новой связью к возвращению старой дружбы.
Мы сели на деревянную скамейку рядом с музыкальной школой, чтобы поделиться новостями из своей жизни. Хелен рассказала, что после нашего последнего общения она занялась конным спортом и не так давно еще увлеклась музыкой. Флейта стала ее страстью, и это чувствовалось в каждом ее осознанном движении, звуке, который она извлекала из инструмента.
Я поделилась своими историями о том, как неожиданно получила приглашение в эту школу, случайно отправившись на конкурс по желанию моей бабушки.
Мы не могли нарадоваться нашей дружбе, которая крепла с каждым мгновением, проведенным вместе. Оказалось, что мы живем по соседству, и теперь наши дни были связаны каждый день: мы вместе ходили в школу, пусть и учились в разных классах, затем встречались между уроками в музыкальной школе, а однажды она даже пригласила меня на соревнования по конному спорту, где должна была принять участие.
Моя жизнь мало-помалу начала принимать спокойствие, она текла медленно, но размеренно, и я даже заметила, как моя душа начинает расцветать. Я нашла в школе новых друзей и свой следующий день рождения отметила в компании своих веселых одноклассников. Бабушка Лиз сделала все, чтобы мое детское сердце было наполнено радостью, весельем и материнской любовью.
С бабушкой Лиз мы проводили много времени на кухне. Это были волшебные моменты, когда тесто для пирогов лениво разминалось в наших руках, а аромат свежих ягод заполнял весь дом. Бабушка с мудрым прищуром следила за каждым моим движением, наставляя и делясь своими секретами, как сделать выпечку еще более вкусной.
– Осторожнее с мукой! – смеялась она, когда я неуклюже рассыпала ее по всей кухне, заставляя бабушку чихать.
– А можно сделать из теста самолетик? – веселилась я, тыкая тесто пальцами.
– Эмилия! – становилась строгой бабушка, когда я совсем начинала беситься. – Идем, нужно успеть разогреть духовку.
После выпечки пирогов бабушка предлагала отвлечься и отправлялась со мной на велосипедную прогулку к реке. Смех и разговоры, летающие с шелестом ветра в ушах, сопровождали нас по пути, и я чувствовала себя самой счастливой девочкой на свете.
Дорога к реке пролегала через тенистый лес, где солнечные лучи мягко пробивались сквозь листву, создавая игру света и тени на зеленой траве. Мы останавливались, чтобы собирать полевые цветы и строить планы на будущее лето, и я понимала, что эти моменты навсегда останутся в моем сердце.
У реки мы отдыхали, наслаждаясь прохладным бризом, что обдувал наши раскрасневшиеся лица. Я любовалась тем, как спокойные воды несут чьи-то мечты вдаль, и сама мечтала о том, чтобы жизнь всегда была такой же простой и удивительно светлой.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71229868?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.