Главная страница | Фанфик | Герой Чужой Повести

Герой Чужой Повести
Wolf Steller
Женя – единственный человек, который контактировал с пони на Земле и бывал в Эквестрии. С тех событий прошло два года, и этот опыт не даёт ему покоя, а расставание с подругой из другого мира вовсе сводит его с ума. Неожиданно на него обрушиваются правда о тех роковых событиях… и искорка надежды на воссоединение двух миров. Но готовы ли миры к этому?

Wolf Steller
Герой Чужой Повести


Пролог
Солнце, уже полностью показавшись из-за горизонта, освещало Понивилль ранними лучами. Медленно поднимаемое к зениту магией Принцессы Селестии, оно словно само было большим источником волшебства, вдыхающим энергию в городок. Кто-то уже вышел из своего дома навстречу лучам, чтобы пробудить тело зарядкой, а затем размять язык утренней болтовнёй с соседями. Кто-то просто вышел погулять, чтобы взбодриться от прохладного утреннего ветерка и разогнать аппетит. Кто-то только открыл глаза и решил, что для него утро настанет на пять минуток позже.
Но Твайлайт Спаркл сегодня не относилась ни к одному из этих типов.
Пока город медленно просыпался, его библиотека уже была полна жизни: все окна были открыты настежь, чтобы выветрить пыль с десятков застывших в воздухе в виде спирали книг, между витками которой с книгой в лапках то и дело пролетал филин по кличке Совелий. В центре спирали сидела сиреневая единорожка и с сосредоточенным видом пролистывала каждую подступавшую к ней книгу. Несколько стопок из уже пролистанных книг стояли рядом с опустевшими полками, над которыми с тряпочкой хозяйничал дракончик Спайк.
По неторопливой скорости работы, а также по выражению лица дракончика можно было легко догадаться, что он бы с радостью отложил своё утро не просто на пять минут, а на несколько часов.
– Тва-а-а-а-а-айлайт… – заговорил он, не удержав протяжного зевка. – Почему мы проводим еже… – он снова зевнул, – ежегодный книжный перебор на три месяца раньше? Ты же любишь перебирать книги осенью, перед Забегом Листьев, когда идёт до-а-а-а-а-аждь… – дракончик зевнул снова и протёр выступившие слёзы. – Я не был морально готов…
– Вкусы меняются, Спайк, – продолжая пролистывать книги, ответила Твайлайт. – К тому же, я решила проветривать комнату во время перебора после того, как в прошлый раз мы разбирались с новыми книгами допринцессных времён из библиотеки Кантерлота…
Спайк вздрогнул от воспоминаний годовой давности. Он никогда не забудет, как всю неделю тогда вытирал пыль тысячелетий со всех уголков библиотеки. «Вот это был перебор», – многозначительно подумал он.
– …А воздух осенью влажный, и это не очень хорошо для книг. Теперь мы будем проводить перебор в начале лета. Солнце, прохладный ветерок… Красота! – она отвлеклась от книги и виновато посмотрела на заспанного дракончика. – Извини, что подняла тебя так рано, Спайк. Если хочешь, можешь протереть пыль попозже.
– Да нет, не-е-е-е-е… – дракончик снова зевнул и пошлёпал себя по лицу. – Не думаю, что я усну. Да и надо перестать ложиться так поздно.
Твайлайт как-то остолбенело посмотрела на дракончика, будто тот произнёс несусветную чушь, а потом вспомнила.
– Точно, ты же увлёкся комиксами, – она бросила взгляд на стол рядом с собой, куда откладывались отдельные книги. Там же лежала скромная стопка тоненьких выпусков с красочными обложками, на которых в разных эпичных позах были запечатлены шесть разодетых в костюме пони.
– Да… Я и не думал, что «Могучие Пони» настолько захватывающие! – взбодрился Спайк. – Пока вышло только пять выпусков, и я перечитываю их раз за разом до ночи. Надо наведаться в Кантерлот за новыми, я ещё не бывал в Лавке Очаровательных Комиксов, – Спайк задумался и пробормотал, вспоминая: – Или Зачарованных Комиксов…
– Обязательно съездим. Надеюсь, их начнут издавать в твёрдой обложке, – глаза Твайлайт загорелись при мысли о том, как Спайк самостоятельно покупает себе настоящую увесистую книгу (пусть это и комикс), читает её по вечерам, с любовью смотрит на неё на полке…
Но тут совсем другая мысль, словно молния, пролетела в голове и заставила её сжаться.
– А обязательно надо ехать в Кантерлот? Разве комиксы не продаются в Понивилле? А может, они есть в Мэйнхэттене? Рэрити как раз собиралась туда на неделю мод…
Спайк сощуренно посмотрел на нервозную улыбку на лице Твайлайт, с которой та смотрела на него. Единорожка всеми силами пыталась выглядеть спокойной, но уголки рта подёргивались, а глаза старательно смотрели в глаза дракончику.
– Ага. Всё как я и думал. Ты всё ещё не успокоилась после посвящения в Принцессы?
Натянутые мышцы на лице, наконец, расслабились, и Твайлайт устало вздохнула и погрустнела. Спираль из книг постепенно опустилась на пол, целиком заполнив его стоявшими томиками.
Она обречённо взглянула на совсем недавно обретённые крылья. Они были такие красивые, с идеально чистыми перьями, крепко сидящие на спине и прижатые к бокам, одним своим существованием неотвратимо выводящие её из класса простых единорожек в класс аликорнов, а значит, и в класс Принцесс – высшей элиты Эквестрии, имевшей привилегию власти… Или лучше сказать, бремя?
– Последние несколько дней я снова начала много об этом думать… Селестия сказала, что моему становлению как Принцессы ещё придёт время, но я уже чувствую такой груз ответственности… Все пони в Кантерлоте теперь узнают меня как Принцессу, машут, как Принцессе, некоторые уже просили автограф… Через три недели Праздник Летнего Солнцестояния, на котором мне нужно выступить, а я даже летать не умею!
Она неуклюже попыталась раскрыть свои крылья и задела книгу, стоявшую в спирали на полу по правую сторону от единорожки. Словно домино, книги начали ронять друг друга, поднимая в воздух пыль, пока не устлали пол окончательно – уже в состоянии лёжа. Твайлайт снова вздохнула, и печаль во вздохе была густой-густой, как пылевой туман вокруг единорожки.
– Кхе-кхе… Так вот почему ты позавчера уснула позже меня, – призадумался Спайк, отгоняя от себя облачко пыли.
Твайлайт понуро захлопала крыльями, задевая чуть ли не каждую книгу на полу. Пыль разлетелась по библиотеке и начала уноситься сквозняком. Единорожка рухнула головой на том «Магии Настоящего» Харта Толли, как на подушку.
– Я так переживала… и подумала, может, стоит сейчас перебрать все мои книги? Какие-то из них, наверное, могли бы мне пригодиться, помочь почувствовать себя более уверенной на своей новой роли, – она слегка приобняла книжку, на которой лежала. – По крайней мере, в Школе мне это всегда помогало. Меня так вдохновила эта идея, что я вчера впервые хорошо поспала! Мне удалось забыться, пока ты не напомнил про Кантерлот…
Спайк смотрел на неё с сочувствием.
– Прости, не знал… Если ты думаешь, что книжный перебор тебе поможет, то давай тогда продолжим. Если что, я рядом, Твай. Спать всё равно уже не хочется, – он пожал плечами, а потом добавил: – А комиксы действительно можно поискать в Мэйнхэттене.
– Спасибо, Спайк, – Твайлайт тепло улыбнулась. Затем выпрямилась, издала бодрый резкий выдох, и все книги, лежавшие на полу, охватило фиолетовое свечение. Они живо поднялись в воздух, вернув прежний спиральный строй. – Продолжим!
Спайк с ухмылкой и чувством выполненного дружеского долга продолжил собирать пыль с полок. Спираль зашевелилась, и Твайлайт начала пролистывать следующую книгу: «Песнь хлада и огня» Джуна Марча, бестселлер позапрошлого года.
– Кстати, удивительно, но для будущей Принцессы существуют вполне хорошие книги. Например, «Записки о становлении Принцесс» Старсвирла. В детстве в этой книге мне было больше интересна жизнь Селестии, понимаешь, узнать, какой она была давным-давно, а сейчас я вижу, что в ней очень много полезной информации… Гм, и эта книжка тоже может пригодиться! – восклинула она, отложив «Песнь» в специальную кучку. – Джун Марч великолепно описал политические игры государств пони времён Зимы Виндиго. Так вот, есть ещё относительно свежие «Принцессы Идей» с теорией о том, что Принцессы играют роль исполнителей важных общественных идей и черпают…
Единорожка резко оборвалась, и взгляд её застыл на следующей в очереди книжке. Книжка была необыкновенно маленькая по сравнению со всеми остальными в библиотеке. Её Спайк мог держать одной рукой, покуда остальные не всегда может удержать двумя. На обложке, раскрашенной в бежевый и бордовый цвета, слева приковывало взгляд странное для Эквестрии существо, стоявшее на двух ногах в полный рост, одетое в некое подобие халата, с подвязанными спицами волосами, с длинным листом бумаги в руках. Справа, под ветками неизвестного дерева с красными цветками, были изображены необычные угловатые фигурки, походившие на птиц.
Никто в Эквестрии, кроме неё самой, не мог прочесть эту книгу и понять, что на ней изображено. Только она знала, что фигурки эти были сложены из бумаги и назывались «журавлями». Только ей было известно, что на ветках цвели цветки «сакуры», а существо, одетое в «кимоно», было «человеком». Только Твайлайт знала язык книги и могла прочесть её название: «Оригами своими руками. Коллекция лучших моделей».
И только Твайлайт своими глазами видела мир, из которого она забрала эту книгу.
– Почему я не нашла её на прошлом переборе? – пробормотала она.
– Это из-за меня… – опасливо отозвался Спайк. Издалека он не видел обложки, но уже догадался, что это за книга. – Я заинтересовался книгой, что-то поделал, потом забросил… и забыл про неё. Только пару месяцев назад поставил обратно. А взял я её, кажется, спустя пару месяцев после того… ну, как ты очнулась.
Твайлайт рассеянно открыла книгу и начала пролистывать её, погрузившись в мысли и воспоминания. Почти два года назад появилась у неё эта книга. Оглядываясь назад, Твайлайт не могла не отметить, что это было милое время. Она была всего лишь простой единорожкой, в жизни которой не было ни Сомбры, ни Кризалис, ни Дискорда. Единорожкой, самым большим страхом которой было забыть отправить Селестии письмо. Единорожкой, которая только познавала чудеса дружбы с пятью новыми подругами.
Единорожкой, которая потеряла друга из-за своего бессилия.
Много времени утекло с тех пор. С друзьями она прошла через кучу трудностей и несколько раз спасла Эквестрию от злодеев, много раз она спасала своих друзей и много раз они спасали её. В конце концов, даже её собственная ошибка, едва не испортившая жизнь её друзей, была исправлена благодаря им. И в результате она получила крылья и свой новый титул. Дружба – это действительно чудо.
Что бы сейчас сказал тот её друг? Эта мысль заставила её улыбнуться. У него бы челюсть отпала от её послужного списка. Твайлайт очень не любила хвастаться, поскольку многие пони и раньше завидовали её положению и способностям. Не каждый единорог становится фаворитом и личным учеником самой Принцессы. Но его, видевшего только беспомощную единорожку, которая была едва способнее ребёнка и которой грозила опасность за порогом дома… Его бы она хотела поразить. И начала бы она с крыльев…
Невольно Твайлайт зашевелила крыльями, и волна радости пробежала по её телу. Да, ей бы хотелось многое рассказать этому другу, но и многое ей хотелось бы узнать о его мире – мире людей. Там никто не владеет магией, но чудеса всё равно творятся с помощью разума. Тех нескольких месяцев, которые единорожка была в том мире, ей хватило только чтобы едва прикоснуться к большому объёму знаний, накопленному людьми.
В голове Твайлайт заискрились фейерверки, когда она вспомнила, какие у людей книги. Она внимательно рассмотрела «Оригами» перед своими глазами. Она знала, что книга была относительно дешёвой в мире людей, но таких книг было напечатано целых 5000. Её могла бы купить вся Эквестрия! На обороте книги, рядом с маленькими обложками других книг на разные темы от ухода за человеческими детьми, походившими на обезьянок, до «реальной магии», на которую Твайлайт могла лишь фыркнуть, под чёрными штрихами красовался номер из 13 цифр.
Он был самой любимой частью книг людей для Твайлайт. Это был уникальный номер издания книги, по которому её можно было легко найти. Совершенно неосознанно в личный список дел в памяти единорожки внеслась задача: как только она станет правительницей Эквестрии, то введёт такую же систему для книг. Твайлайт тут же отмахнулась от этой мысли, пробормотав: «Что за глупость… Совсем не факт, что я буду правительницей»
Смотря на длинный номер, Твайлайт поражалась тому, сколько всяких книг существовало на Земле. Кажется, что даже малая их толика могла бы навсегда изменить жизнь в Эквестрии. Было бы у Твайлайт два года назад больше времени и… и…
И чего-то ещё?
С тех пор раны Твайлайт быстро залечились благодаря её близким подругам, не дававшим ей загрустить ни на минуту, сама она стала гораздо взрослей. Теперь она может смело взглянуть в глаза вопросу – чего ей не хватило тогда, два года назад? Сил, чтобы вместо маленькой расщелины открыть между мирами полноценную дверь? Или смелости, чтобы вообще решиться на такой поступок? Быть может, магия дружбы не всесильна, чтобы сохранить связь между существами разных миров? А может, она просто не хотела действовать?
К несчастью, Твайлайт не могла дать твёрдый ответ. Чувство упущенной возможности отравляло её душу… Она хотела сказать что-то, хотя бы что-то Спайку, но его и след простыл.
– Спайк?
– Я здесь, я здесь!
Послышался звук рассыпающихся вещей, бытового разрушения и комнатной энтропии, и дракончик высунулся со второго этажа, где находилась его с Твайлайт спальня. В руках он держал пачку бумаг и бумажных вещей.
– Я вспомнил, что у меня остались мои попытки что-то сделать по книге, – Спайк живенько спустился и рассыпал рядом с единорожкой бумаги.
Тот, кто не имел дела с оригами, вряд ли бы что-то узнал в творениях Спайка. Впрочем, тот, кто имел дело, был бы в той же ситуации, поскольку фигурки не были похожи ни на одну модель из книжки. Проще говоря…
– Мне немного не хватило терпения, – признался Спайк, почёсывая затылок. – Текст же я не могу прочесть, а по картинкам получается не очень.
Твайлайт, смотря на работы Спайка, подсознательно замечала ошибки и неровности, понимала, какие ошибки он совершал, и вдруг почувствовала всполох гордости. Она подтянула к себе лист пергамента, отрезала магией лишнюю бумагу, превратив его в идеальный квадрат, и начала вспоминать.
– Сначала базовая форма «Птица»… – бормотала она, прижав угол квадрата одним копытом и приближая к нему противоположный угол другим. Бумага норовила выскользнуть, уголки всё никак не хотели сойтись, но мышечная память Твайлайт с каждой минутой одерживала победу, вызволяя из прошлого часы практики двухлетней давности. Каждая ровная складочка вызывала у неё неописуемую волну радости.
– Э-э, Твайлайт, что ты делаешь? – странным тоном спросил Спайк.
– Складываю. Когда закончу – узнаешь, что.
– Нет. Почему ты складываешь… копытами?
– Так надо, Спайк, – не отвлекаясь, сказала единорожка. – Люди занимались этим без магии, поэтому я не могу использовать свой рог…
Сжав копытами сложенную бумагу, она аккуратно надела её на рог, чтобы расправить. Спайк прыснул в ладошку от этого зрелища, потом посмотрел на свои драконьи коготки и сказал:
– Но у них же когти, как у меня, а не копыта.
– Во-первых, они называют это «пальцы», во-вторых, да, оригами явно не создано для копыт, но, в-третьих, для меня это не препятствие!
Она приманила магией линейку и использовала её как зажим. Единорожка полностью погрузилась в процесс, и это походило какой-то странный обряд: Твайлайт вертела бумажку копытами так и эдак, подключала рог (исключительно как третью конечность) и под конец добавила в процесс рот. Спайк пытался не засмеяться от этого представления, но не мог не отметить, что бумага складывалась очень ровно, превращаясь потихоньку во что-то похожее из книги. Его даже уколола зависть – он-то со своими когтями не достиг даже такого.
У неё практически получилась «Птица», и дальше нужно было всего пара действий. Спайк уже не смеялся, в нём росло восхищение от проделанной Твайлайт работы. В какой-то момент единорожка застопорилась – у неё не получалось сложить уголок ртом правильно, он всё норовил склониться набок. Спайк хотел помочь и попытался ухватиться за другой конец, но яростное отрицательное мычание Твайлайт дало ему понять, что лучше постоять в сторонке. После ещё пяти минут акробатических трюков, беспощадного мятья бумаги и выпадавших из зубов уголков Твайлайт достигла результата.
На полу, слегка склонившись набок, стояла фигурка, как и на обложке книги – журавль. Он был далёк от совершенства, хвост и голова были изрядно помяты, но Спайку было достаточно и этого.
– Вау! Должен признать – твои копыта тоже способны на волшебство.
Твайлайт, разгорячённая процессом и безумно довольная собой, любовалась журавликом. Процесс так увлёк её, что выветрил все старые мысли, и теперь в опустевшую голову приходили новые – вместе с новыми воспоминаниями. Два года назад она в такой же спешке, но гораздо более неуклюже, делала журавлика, чтобы подарить его на прощание человеку, который научил её оригами и подарил эту книгу. Она вспомнила вечер прощания, и на сердце потяжелело.
У людей нет магии. Им не во что верить и не на что надеяться. Их мир – суровое место, полное трудностей. Она помнила эту давящую атмосферу тревоги и одиночества и желание сжаться в комочек или сбежать куда-нибудь. Но люди борются с трудностями, стараются, превозмогают. Её друг превозмогает, потому что лишён волшебства. Её друг складывает журавликов только своими руками, потому что он не может иначе. И ей нужно складывать своих журавликов копытами, как и ему. Потому что так надо.
«Так надо…» – грустно подытожила Твайлайт. Она взяла журавлика в копыта, и на душе её посветлело. Если её копыта справляются с журавликами – значит, она справится с любыми новыми испытаниями…
Дверь библиотеки, словно нарочно привлекая к себе внимание, громко скрипнула. Спайк и Твайлайт увидели на пороге пегаску.
– Здравствуйте! – поприветствовала она всех жизнерадостным голосом и вошла.
Пегаска была кремового окраса, удивительно светлого – светлее была только белая шкурка Рэрити. В контраст с окрасом шли бордовые с нотками рыжего цвета грива. Твайлайт про себя оценила на твёрдую четвёрку ровный, пусть и не везде, обрез чёлки. Она не знала эту пони лично, но приблизительно узнавала, поскольку видела несколько раз на улицах Кантерлота. И кажется, она один раз заходила к ней за книгами, ещё в первые месяцы жизни Твайлайт в Понивилле.
Вдруг единорожка содрогнулась от мысли – она что, пришла сейчас за книгой?! Ух, как не вовремя…
– Извините, пожалуйста, за этот беспорядок… – Твайлайт не могла понять, что ей делать, и в итоге просто сгребла книги из спирали в кучу и отодвинула их в угол. – Не смотрите, что полки пустые, книги все вон там… Хотите, я вам найду какую-нибудь? Я могу найти книгу в куче за 15 секунд… О, или хотите поиграть в «Случайную книгу»? Я обожала эту игру в детстве, когда мне долго не покупали книг…
Когда воздух в груди закончился, Твайлайт, наконец, вдохнула и, получив немного свежего успокаивающего воздуха, размеренно спросила:
– Извините. Чем могу вам помочь?
– Похоже, я не вовремя, да? – улыбнулась пегаска.
– Перебор, – пожал плечами Спайк, понимая, что пока может отдохнуть от работы.
– Небольшая сортировка, только и всего… Пока библиотекарь на месте, библиотека работает. Без исключений.
Пегаска рассмеялась, и Твайлайт почувствовала облегчение.
– Да уж, жаль, что я редко бываю в Понивилле. К такому энергичному библиотекарю, как вы, Принцесса Тва…
– Можно просто «Твайлайт», – выпалила единорожка.
– Хорошо, Твайлайт, – пегаска кивнула и с шутливой улыбкой слегка поклонилась.
Пегаска источала заразительную уверенность. Вблизи Твайлайт заметила по слегка впалым глазам и жилистым ногам, что пегаска была заметно старше её, хотя и моложе её матери. Тем не менее, светло-зелёные глаза горели энергией и молодостью, словно они и не думали стареть. Либо жизнь у пегаски была как минимум в два раза интереснее, чем у среднестатистического пони. Твайлайт взглянула на кьютимарку, но в карандаше, который вырисовывал контур пони, не было ничего необычного – пегаска, скорее всего, занималась рисованием. Наверное, очень творческая личность…
– В общем, вас бы да в Кантерлот, Твайлайт, – сказала пегаска.
– Я жила там раньше… – призналась Твайлайт. – Но потом…
–…вас сюда отправила Принцесса Селестия, да? – договорила за неё пегаска. – Вы ведь учились в её Школе.
– Да. Откуда вы знаете?
– У меня есть… одна знакомая из Школы.
– А-а-а… – смущенно протянула Твайлайт.
Твайлайт была лучшей ученицей в Школе для одарённых единорогов Селестии, почему и заслужила внимание Принцессы. Она была известна всем, кто имел хоть какое-то дело со Школой. К сожалению, известность не способствовала её популярности.
Пегаска живо обошла Твайлайт и с интересом осматривала библиотеку.
– Расскажите, какие у вас новые книги появились с тех пор, когда я последний раз была здесь?
– А когда вы здесь были? – спросила Твайлайт, понимая, что очень давно.
– Очень давно… Примерно два с половиной года назад, если не больше, – прикинула пегаска.
– Список будет довольно длинный…
Но не успела Твайлайт вспомнить хоть одну книгу, пегаска остановилась возле раскрытой книги про оригами и бодро произнесла:
– О, а эту я не помню.
Она ловко подхватила её крылом и осмотрела. Она не удивилась другому языку на обложке, и это не удивило Твайлайт – в библиотеках пони хранятся книги на множестве языков, собранные исследователями с разных уголков Эквестрии. В библиотеке Твайлайт есть парочка на древнепонийском, а в особой секции (ей очень нравилось, что у неё есть особая секция) есть одна, написанная иероглифами.
Но взгляд пегаски вдруг немного потускнел, пока она смотрела на книгу, словно бы ей вспомнилось нечто неприятное. Положив книгу обратно на пол, она посмотрела на Твайлайт каким-то странным взглядом и сказала голосом, вдруг утратившем весь цвет:
– Вообще-то, Твайлайт, сегодня я пришла не за книгами…
Тут она обратила внимание на журавлика Твайлайт, лежавшего недалеко от книги.
– Можно?
Единорожка кивнула, и пегаска взяла бумажную птичку в копыто, с уважением и теплом рассматривая её.
– Могу я быть на «ты», Твайлайт? Мне кажется, так будет проще.
– Хорошо, без проблем, – ответила Твайлайт. Её беспокоил изменившийся тон пегаски.
– Я пришла… извиниться перед тобой, – пегаска посмотрела прямо в глаза удивившейся единорожки, и та наконец поняла, что странный взгляд пегаски выражал вину. Она прорывалась сквозь жизнерадостность глаз и выглядела такой искренней, будто кремовая пегаска разрушила жизнь Твайлайт.
Но Твайлайт это лишь больше запутало.
– О чём вы? Вы ничего мне не сделали. Мы ведь практически и не знакомы…
Тяжёлый вздох пегаски возразил единорожке.
– Времени, конечно, прошло много, но то, что произошло два года назад, нельзя назвать «ничем».
Твайлайт была взята врасплох этим заявлением. Это какой-то розыгрыш?
– Я ничего не понимаю… Вы имеете в виду мою кому? – спросила она и после лёгкого кивка пегаски продолжила. – Это был результат безответственного отношения к правилам магической безопасности. Моего безответственного отношения. Сейчас со мною всё в порядке…
Пегаска в ответ приподняла копыто с журавликом:
– Копытами сложили?
Твайлайт, уже не задавая вопросов, кивнула.
– Один из кантерлотских классиков как-то очень точно сказал: «Если единорог использует копыта, то либо он не умеет колдовать, либо с этим связана какая-то интересная история». Оригами в Эквестрии – это очень интересная история.
Пегаска очень тяжело посмотрела единорожке в глаза.
– Твайлайт, я знаю твою историю. Я была её главным инициатором… Вернее, это была моя ошибка.
Глаза Твайлайт выглядели как две золотые монеты от множественного удивления и шока, но едва она открыла рот, пегаска продолжила.
– Я всё тебе расскажу, но сначала ответь на вопрос – хотела бы ты продолжения этой истории?
Достигнув, казалось, потолка своей силы удивляться, Твайлайт пробила его. Этот вопрос она никак уж не ожидала… Как не была готова к надежде, которую он в себе скрывает. Вместо попытки понять и проанализировать ситуацию Твайлайт вдруг представила, что это роман. Чутьё опытного читателя знало: вопрос пегаски важный. Это такой вопрос, после которого всегда ставится пауза. Даже для неё всё вокруг встало на паузу, чтобы она могла подумать и выбрать ответ.
Но у Твайлайт, заработавшей крылья на приключениях, ответ был только один.
Она молча кивнула. Пегаска улыбнулась, как гордая мама.
– Я знала, что сделанный копытами журавлик не устроит Элемент Магии. Что ж, теперь мне нужно объясниться.
Она отложила журавлика и села на пол.
– Но сначала я представлюсь. Меня зовут Лорен Фауст…

Глава 1. Высокий и благородный
Я вижу ослепительный свет. Света очень много, его хватает то тут, то там, но меня тянет от него прочь. Я чувствую фрустрацию, я чувствую разочарование. Как будто ты перепутал педали за рулём авто, и уже ничего не поделать. Моя спина ударяется о что-то. Я вижу чёрные стенки короба. Передняя стенка захлопывается, и всё обилие света теперь идёт через решётку. Руки и ноги вялые, я даже встать не могу. По стенкам что-то начинает очень громко долбить, сотрясая мой карцер. Отвратное ощущение.
Отвратное настолько, что хотелось сделать только одно – открыть глаза.
Вместо решётки я увидел потолок своего дома, обитый ДВП и выкрашенный в старческий коричневый. Свет теперь исходил оттуда, откуда и должен был: из окна слева от меня, рядом с входной дверью, и маленького занавешенного оконца прямо перед моими глазами. Карцер испарился. А вот мерзотный стук не ушёл никуда и всё ещё бил по голове, прилетая с улицы.
Я откинул плед и сел на диване, взглянув на часы. Почти семь вечера. Дневная дрёма пошла не по плану – вместо половины часа я вывалился на все три. Головная боль всячески критиковала дневной сон, яростно пытаясь победить в конфронтации с несогласным ленивым телом. Но назойливая долбёжка оказалась гораздо более весомым аргументом, и я сменил сидячее положение в недовольное прямоходящее.
После очередной серии ударов по ограде я крикнул в окно:
– Хорош долбить, ё-моё, я слышу!
Открыв металлическую дверь, я вылез из своей берлоги и по привычке окинул взглядом территорию. Смотреть было на что. Буквально в паре шагов от двери располагалась грядка с густо посаженной смесью травы и полыни, разбавленной вкраплениями поганок. Правее от неё в клумбе рос низкий одуванчик вперемешку с укропом. Пространство между ними перекрывал богатый дуэт крапивы с мелиссой. А дальше, вплоть до дальней стенки забора, был бриллиант моего огорода: сорняковый газон. Стараясь ежемесячно проходить по нему косой, я нечаянно обеспечил возможность роста каждому сорняку, возможному в моей области. Иногда я подумываю начать ставить таблички и водить людей на экскурсии.
Я грустно вздохнул (по привычке) от бардака на поле и порадовался тому, что он хотя бы зелёный. После очередной серии ударов я дёрнулся к калитке, обойдя единственную порядочную клумбу на территории, где между зеленью расцветали фиолетовые цветки фиалок и лаванды.
Кто мог вообще прийти ко мне? У меня посетители бывают едва чаще, чем счета за электричество. Зверевы? Они ж не так давно просили стрижку, кто у них успел так быстро обрасти? Забор был высокий, и даже со своим ростом я не мог увидеть, кто стоит за калиткой. Может, балуются дети? Ещё одна очередь ударов попала мне в голову в самое раздражительное место, и я, ответив гранатой мата, щёлкнул замками и распахнул дверь.
Не успел я подобрать многоэтажное приветствие, как оно уже и не понадобилось. Передо мной стоял невысокий парень, который уже год с лишним как выпал из категории «молодой человек». На нём в обтяжку сидели чёрное поло и чёрные брюки, оканчивавшиеся серыми туфлями, которые, скорее всего, тоже были чёрными до близкого знакомства с местной пылью. Коричневую кожанку он накинул на свои заметно широкие плечи, и из-под неё выглядывали натренированные руки, кисти которых вызывающе ожидали действий на боках. На лице растянулась расслабленная глуповато-обаятельная улыбка.
– Купил бы звонок да не матерился на гостей, – весело сказал он и протянул руку, – Здарова, Жень.
– Привёт, Серёга! – я с душой хлопнул рукой в его ладонь и встряхнул. – Вот уж точно не ожидал! Давай, проходи…
Я пропустил его вперёд, чувствуя мощную радость на душе. Вот это будет вечерок! Наконец-то появилась возможность поболтать с кем-то.
– Как тебя сюда занесло? – спросил я, следуя за ним. – Полгода не заезжал.
– Представь себе, по работе направили. В городе здесь планируется проект, а я одно из управляющих лиц, – он застыл перед верандой и усмехнулся. – Огород-то как у тебя изменился! Крапива, смотрю, богатый урожай даст.
– Думаю вот рассадить её вокруг забора, чтобы мимокрокодилы по нему не долбили. А что за проект?
– Попозже расскажу, – сказал он, двигаясь ко входу в дом. – Дай гостю с дороги отдохнуть!
Гость уже знал, где в доме находится его место, и, разувшись, упал в уголок дивана. Я обогнул диван, подходя к кухонным полочкам, предвкушая беседу.
– Отдыхай, отдыхай, гость. Сейчас я достану специальное ободряющее…
Над одной из полок у меня было особое отделение, которое предыдущий хозяин удачно задумал как мини-бар. Открыв дверцу и закинув туда руку, я со звоном раздвигал стеклянные ёмкости, пока не нашёл ту самую, с красочной этикеткой, которую я оставил на подобные особенные случаи. Я спустил ёмкость и показал заинтересованному Сергею, который эту вещь ещё ни разу не пробовал.
– Смесь травяная чайная «Пёстрая шестёрка», – читал он текст с этикетки. – Шиповник, яблоко, смородина… А как насчёт специального ободряющего покрепче?
– Так уж и быть, заварю покрепче, – ответил я, залив и включив чайник.
– А ещё покрепче?
– Чифир из этого чая тебе не понравится, – отшутился я, уже догадываясь, о чём он. – Нету у меня алкоголя. Да и, на мой взгляд, от хорошего спиртного этот чай отличается только отсутствием спирта. А вот сон после него гораздо лучше.
Я немного помялся и добавил:
– Завязал я.
– Эх… – с показным и совсем не обидным разочарованием Сергей взмахнул руками. – Ну наливай тогда. Три ложки сахара, пожалуйста. И в ту самую кружку.
Я кивнул, приняв заказ гостя. Сергей рассматривал стеклянную банку с чайной смесью.
– Вижу, ты подсел на чай. Насколько… крепко?
– Где-то на полпути к чифиру. Уже близко к зависимости, но вкус ещё остаётся.
– А сон?
– У меня любой чай, как сон.
Я улыбнулся, глядя на дверцу мини-бара и размытое обилие склянок её стеклом.
– Зимой, когда у меня кончился обычный чай, я решил заглянуть в один из этих ларьков с кучей чайных смесей под табличками, ну ты знаешь, и взял себе один. И неожиданно понравилось…
Чайник уже закипел, и я быстро, повинуясь автоматическим действиям, засыпал «Шестёрку» в заварник и залил кипятком. Затем приготовил две кружки, засыпал в каждую сахар и закинул по ложке. Кружка Сергея была большая, пол-литровая. В прошлые его приезды он хлебал из неё пиво. Интересно, потянет ли он чай в таком количестве?
Я перенёс к столику кружки и заварник, в котором кипяток стал приобретать приятный жёлтый оттенок, уселся в свободный угол дивана и продолжил свою исповедь:
– Я тогда ничего подобного не пробовал. Словно зелье какое-то выпил, представь? Или… как будто душу родственную нашёл.
– Влюбился, короче? – Сергей хитро состроил глаза.
Я почувствовал неприятный укол и почувствовал себя школьником.
– Наверное.
– Что за чай это был?
Я молча указал рукой на заварник, где отдавала свой вкус кипятку «Пёстрая шестёрка». Сергей понимающе кивнул.
– Собственно, поэтому этот чай и предназначен для особых случаев. Я хотел сохранить этот момент открытия, эти чувства, эту… влюблённость, если хочешь, поэтому больше его не пил. И вот теперь у меня только травяные чаи, другие больше не беру. В том ларьке много вкусов, до сих пор их все не опробовал. – я сделал паузу, вспоминая свои последние месяцы. – Они всегда умиротворяют. Успокаивают.
Чай дошёл до нужной кондиции, и я налил его себе.
– В общем, в жёны ты решил себе взять чайник: согреет, напоит, душу успокоит и спать уложит, – Сергей принял заварник от меня и опустошил его в свою пивную кружку. – Ну, за встречу, что ли?
Он протянул мне кружку, и я совершенно автоматически чокнулся с ним. Мы посмеялись над ситуацией и хлебнули чая. Сергей громко хмыкнул.
– Очень недурственно. Понимаю твой выбор.
Я закрыл глаза, чтобы проникнуться вкусом. Я не прогадал, отложив чай до хорошего случая. Эмоции того вечера, когда я выпил его в первый раз, медленно пропитали тело и голову. В душе запахло сохнущей свежескошенной травой, спеющими яблоками и пышущей растительностью, а я сам оказался в тени вечерка молодого лета. Жаркий и пыльный май на улице, который подходил к концу в полном июньском обмундировании, не шёл в сравнение с этим летом. Настоящим летом, пусть и нереальным. Летом в отдалённом городке с домами под соломенными крышами…
– Получается, у тебя в том баре склянки… Все с чаем, что ли? – Сергей вывел меня из раздумий, повернувшись к кухне.
– Ага. Сейчас я на чай трачу почти все свободные деньги, – размеренно сказал я, вспоминая с удовольствием каждый вкус. – Люблю разнообразие, понимаешь, чтобы ничего не повторялось. Иногда перемешиваю чаи. Часто какая-то каша получается, чисто чайный хаос…
– Чаос, – улыбнулся Сергей.
– Чаос, да, именно! Дичь какая-то, но не чай… А иногда выходят интересные смеси. Уже две такие получились.
Сергей ухмыльнулся.
– Твой новый брак тебе только на пользу.
Я исподлобья взглянул на него.
– Серёга, если в тебя вселился мой батя, моргни два раза. Ты шутишь прям как он.
– Извиняй, извиняй… Всегда приятно видеть, как кто-то меняет жизнь друга к лучшему. Пусть это и чай.
Сергей отхлебнул, глядя в окно, и тут его словно бы озарила идея.
– А что же ты не начнёшь выращивать травы в своём огороде?
Я поморщился.
– Не. Даже ради чая я в землю не полезу.
– А если крапиву в чай…
– Следующий вопрос.
Сергей весело рассмеялся, и я тоже невольно улыбнулся.
– Ладно, а расскажи-ка, а что у тебя ещё за эти полгода произошло, помимо чайного романа?
– Ничего особенного, – нехотя и с досадой признался я, а потом вспомнил. – Хотя нет, было ещё кое-что. Захватывающее знакомство. Любовь с первого взгляда.
– Ага? – Сергею было явно интересно послушать. Но в его глазах читалось недоверие.
Чертовски верное недоверие.
Я махнул рукой на столик в углу между входной дверью и кухней, служивший мне своего рода рабочим столом. На нём стоял старый, купленный давным-давно ноутбук.
– Ты вспомнил про существование сайта знакомств? – с иронией спросил Сергей.
– Можно и так сказать.
– И как её зовут?
– Не её…
Глаза Сергея округлились. Я всеми силами держал спокойное лицо, хотя это было непросто.
– …его? – с самым искренним недоверием спросил он.
Я покачал головой и объявил:
– Их. The Low Go Guys. Великолепный канал. Такие весёлые видео…
– Тьфу ты, Женя, – Сергей расслабился и отпил чая. – Ты как обычно.
Я засмеялся, не удержав нотку горечи.
– Что поделаешь… Все самые интересные события моей жизни происходят за этим столом.
– Не все, – серьёзно возразил Сергей.
Было нетрудно понять, о чём он. Я удивился, как легко пришли воспоминания. Два года дают о себе знать.
– Да… было одно исключение, – согласился я. – Но я бы предпочёл умалчивать о том, что оно произошло на мусорке.
– Зато какое было событие! Мне до сих пор кажется, что кто-то над тобой решил посмеялся.
– Очень смешно.
Мне не было смешно. Но Сергей продолжал злодейским голосом:
– «Только попробуй, Женя, хоть капельку изменить свою жизнь… Я тебе такое приключение придумаю!»
Он посмотрел в окно.
– И спрятался Женя после своего приключения за высоченную ограду. И больше из неё не выходит.
– Выхожу, – тихо возразил я. – Раз в день, пять дней в неделю. Возвращаюсь домой в романтической темноте. Как и в тот раз, к слову.
– Но ты идёшь по одной и той же дороге. А в тот раз ты шёл домой по совсем другому пути.
– Я всегда могу изменить свой путь, – пробурчал я.
– Прошло два года. Могу поспорить, что ты его так и не изменил. Ну, воля твоя, – с улыбкой он примирительно поднял ладони.
– Мне и так хорошо. Внутри этой ограды, кстати, мир не менее интересен. Хотя… ограда действительно высокая, – признался я.
– Видимо, прошлому хозяину было что прятать.
– Такую уж страшную тайну составляют кролики, гуси и свиньи! – развёл руками я. – Дядя скорее боялся, что они убегут через низкий забор. Но в итоге раньше убежало его желание возиться со всем этим.
– Дядя? – удивился Сергей. – У тебя же нет дяди…
– Он двоюродный. Или троюродный, не помню, – отмахнулся я, и Сергей кивнул, припоминая. – После переезда я для простоты стал называть его «дурачок». Дядя-дурачок, который за пять лет жизни здесь не пришёл ни к чему, кроме пустых клеток и поля сорняков. Очень легко запомнить. Неудивительно, что покупать эту землю и дом никто не хотел.
На душе стало мрачно. Я мог прочесть вопрос на лице Сергея: «А разве ты спустя столько времени не остался с сорняками и одной-единственной клеткой?» Мне не хотелось на него отвечать. Я и себе-то на него до сих пор не ответил. Я знал только одно: возиться с сорняками – не моё.
Но Сергей вдруг сказал совсем другое:
– Может быть, он не был дурачком. Может быть, его всё это время интересовало что-то совсем другое. И спустя пять лет он это понял.
– Возможно… – вздохнул я. – Тогда мне повезло, что он понял это два года назад.
Я представил себе этот момент осознания дяди. Как он сидит, смотрит в окно на свой зоопарк в окружении зелёных лесов и понимает: «Мне это надоело». Убивает остатки живности и съедает в виде шашлыка. Ищет, кому бы всё продать побыстрее. Странная картина, казалось бы…
– Знаешь, если так посмотреть, то я его понимаю. Только мне пяти лет не понадобилось. Мне было достаточно вернуться в квартиру на час, чтобы понять, что там я больше жить не могу. Куда бежать, мне было не важно.
Сергей с понимающим лицом кивнул и спросил:
– Не знаешь, кто сейчас в твоей старой квартире живёт?
Я покачал головой.
– Не у кого спрашивать. Да и не хочется. Теперь это в прошлом. Кроме него, – я усмехнулся и хлопнул рукой по дивану.
Старая синенькая обивка, несмотря на толщу тяжёлых воспоминаний, всё ещё вызывала у меня искреннюю любовь. Что тогда я не побрезговал забрать его с рук, что сейчас я выложился на все сто, чтобы перевезти его сюда со своей старой квартиры. На нём лежало три таких же синих и тугих подушек, одну из которых Сергей использовал как подставку для рук. Четвёртой не доставало – и только мне было известно, почему и из-за кого.
– Воистину никакая сила не заставит мужчину расстаться с его диваном.
Повисла пауза, в которую заползли старые воспоминания и навевали уныние. Я понял, что моя жизнь незаслуженно долго висит в фокусе. Надо перевести тему.
– Хватит обо мне. Лучше расскажи о себе, Серёг. Что за проект, благодаря которому ты сейчас пьёшь мой чай? Как вообще дела?
Сергей явно увлёкся чаем, потому что кружка опустела уже наполовину – при этом будучи пол-литровой. Он поставил её на столик, дабы она не мешала, и потянулся:
– Да-а-а на самом деле по работе не о чем говорить – мы всё продолжаем развивать наш школьный балаган.
– Ты про школьные конкурсы по… – я покрутил рукой, прося подсказки.
– Там много дисциплин. Электроника, робототехника… Всё техническое.
– И что можешь сказать о нынешнем поколении?
Сергей пожал плечами.
– Много интересных штук делают. Я же напрямую с ними не общаюсь, в моей компетенции важные дядечки. Знаю только, что государству инициатива понравилась – и вот я здесь, организовываю новый филиал нашего центра.
– Значит, чаще тебя буду видеть?
– Вполне возможно. По крайней мере, в ближайший месяц я собираюсь быть тут, кататься от человека к человеку.
– Здорово, – искренне ответил я. Общения мне сильно не хватало.
– А так жизнь очень неплохая. Катаюсь по миру по работе и просто, начал увлекаться страйкболом. Я ещё после увольнения в него попробовал играть со знакомыми, но вот сейчас прям-таки проникся.
У кого-то жизнь интересная, а у кого-то жизнь – чай… Я ухмыльнулся слову «увольнение». Значит, теперь это так называется.
– «Работодатель» после «увольнения» с тобой ещё не связался? – я нарочито выделял слова, изобразив пальцами кавычки.
Сергей усмехнулся.
– Я, конечно, ушёл из ФСБ, хлопнув дверью с огоньком, но заявление на увольнение всё-таки написал до этого.
Он говорил удивительно спокойно и громко, тогда как я, думая о теме разговора, чувствовал подступавшую тревожность. Я знал, что вряд ли кто-то нас подслушивает, но всё-таки приложил кружку поближе к губам – чтобы никто не смог прочесть слова по ним.
– Ты бы потише говорил на всякий случай…
Сергей исподлобья взглянул на меня.
– Женя, расслабься. Сто раз ведь уже говорил, что продумал всё до мелочей.
Про «сто раз» он, конечно, нисколько не преувеличивает.
– Тебе легко говорить.
Сергей не стал спорить. Что ни говори, но он хотя бы понимает меня, когда надо.
– Ладно, давай я повторю, и тебе тоже будет легко, лады? – не дожидаясь моего ответа, он начал, разгибая пальцы. – Во-первых, им было бы крайне сложно доказать, что это сделал я, ибо следов я почти не оставил. Во-вторых, мы так и не доказали, что это как-то связано с безопасностью, так что твоё дело было мало кому важно. В-третьих, дело твоё было к тому моменту закрыто и лежало в архиве. Когда там всё сгорело, там только свободно вздохнули. В-четвёртых, – он демонстративно показал мне руку. – Прошло уже два года, и что? Тишь да гладь.
Его слова звучали убедительно, и я немного успокоился. Но тревога уже запустила воспоминания, которые я старательно удерживал в памяти. Блин.
Два года… Эти простые слова мой мозг воспринимал неправильно. Да, действительно прошло два года. Два года с тех пор прошло в конце апреля, месяц назад. Так говорят мне календарь и простая математика. Теперь и Сергей. Но для меня время остановилось давно. Два года назад. Я всё ещё там.
– Если бы эта твоя группа действительно смогла что-то сделать, я бы ей сам сдался прямо сейчас.
От этих слов на сердце стало только больнее. Сергей вздохнул.
– Ты всё ещё об этом думаешь? – мягко спросил он.
– Да.
Бодрость и жизнерадостность, пришедшие ко мне с прибытием Сергея, сгорали, словно бумага, от распалявшегося внутреннего огня, который последние недели тихонько тлел. Из мира, в котором всё хорошо и что-то можно изменить, меня медленно возвращало в мой обычный мир сожалений, застрявший в одной точке времени, мыслей и чувств, словно произведение искусства. Я так иногда и представлял себя, лежащего в доме на диване с окаменевшим от мыслей лицом, на полотне какого-нибудь художника. С каким-нибудь невесёлым двусмысленным названием.
Как же не думать о друге, которого однажды навсегда потерял?
Я осмотрел мой диван с его приятной глазу синей обивкой. От того времени у меня остался только он. На несколько секунд мой дом вокруг исчез, и вместо него возникла гостиная типичной хрущёвки без балкона: прямо был проход в спальню и краешек книжного шкафа, слева – окно на двор, справа – стенка, занятная платяным шкафом древне-бордового цвета, правее которого – выход в узкую прихожую. За моей спиной находится частично разобранная стена и кухня за ней. Обычные обои, которые я так и не переклеил. На месте Сергея обычно сижу я.
А на моём месте сидит милая фиолетовая единорожка по имени Твайлайт Спаркл.
Она читает одну из моих книг, либо над чем-то думает, либо что-то у меня спрашивает. Её большие увлечённые глаза горели энергией любознательности. Даже возвращение памяти не поменяло этого. Её умной голове хотелось задач, и она решала и решала их беспрестанно. И решила самую сложную… К несчастью для меня.
– Хочешь высказаться?
Я уважал Сергея, но иногда он меня раздражал, как сейчас. Потому что он был прав – мне хотелось высказаться. Каждый раз, когда он приезжает, я словно собака, выбравшаяся из трясины с кучей водорослей на спине. Жду, когда с меня соберут грязь, чтобы я ощутил хоть чуточку свободы от груза. Видимо, ничего не поделаешь…
Но ирония в том, что мне всегда трудно начать. Такое вот проклятье у затворника – ты не привык открываться людям. Ты ведёшь одинокую жизнь, но когда тебе жизненно необходимо общение, ты в ловушке. И ты словно истукан, словно оловянный солдатик, когда пытаешься выглядеть живым.
Впрочем, сегодня я готов побыть оловянным.
– Нет. Ничего нового я не скажу. Как и ты. Всё будет так же, как и полгода назад. Легче мне от этого не станет.
Сергей кивнул, смотря тяжёлым сочувственным взглядом.
– Хорошо. В любом случае я понимаю твою боль, Жень…
– У тебя есть жена? – вдруг спросил я. – Девушка? Дочь? Сестра?
– Девушка, – скупо сказал он.
– А у меня было всё это. И всё пропало. Вообрази это – и тогда можешь сказать, что ты меня понимаешь.
Повисла тишина. Сергей думал, слегка переминая губы. Мне было очень плохо от этих слов. От того, что их вызвало и что они делают. И к чему приведут. Я ушёл в свои мысли, которые хоть немного сейчас успокаивали. Сергей выдернул меня из них:
– Знаешь что? Ты прав, что я не скажу ничего нового. Мой диагноз и лечение за полгода не изменились.
– «Общаться»?
– Да, Жень. Болезнь не уйдёт, если её не лечить. Вот тебе ещё лекарство – начни ходить на свидания с девушками.
Эти слова вызвали во мне всплеск эмоций, какой я не ожидал от себя. Я? Девушка? Зачем? Это надо общаться, это надо искать человека… Это надо признавать кого-то рядом с собой. Нет, я не вижу рядом с собой девушки. Может быть, только в том смысле, какой можно понять из истории браузера моего ноутбука, но мне уже далеко не 16, чтобы о таком мечтать.
– Я не хочу.
– Так и думал, что ты это скажешь. Друг с тобой согласен?
– Его мнения не спрашивали.
– Жень, вот в этом твоя проблема. Тебе ещё нет тридцати, а ты уже строишь из себя невесть что. Болтаешься в мыслях, поддерживая свой образ, из раза в раз повторяешь свою историю, чтобы не забыть. Год прошло, два прошло – ничего не поменялось. А время тикает. Тебе не это надо. Тебе надо, чтоб вот на этом самом диване было с кем посидеть. А лучше – полежать. А в идеале разложить диван и прикрыть шторки. Вот какой курс лечения тебе надо пройти, каждый день и каждую ночь, лет пять, десять, да хоть до старости. Нужно двигаться вперёд, навстречу жизни, пока ещё есть время. А потом играй в кого угодно.
Я промолчал. Сергей вздохнул.
– Я прекрасно знаю таких, как ты. Вам не повезло по жизни, вам сложно. Но если за шкирку себя не взять, будет только хуже.
Сергей встал и прошёлся по комнате. Он вспомнил про кружку и стоя отпил пару глотков. Потом сел.
– Если хочешь, я могу помочь. Познакомить там, совет дать, даже ситуацию обеспечить… Ну или дать номера…
Я замотал головой, смотря на Сергея исподлобья.
– Да не надо, Серёга.
В его взгляде явно читалась досада. Если он всеми силами скрывал разочарование во мне, то у него это получалось. Секунду мне казалось, что он ударит меня. Но его лицо успокоилось, он снова вздохнул – в этот раз тяжело – и быстро проверив что-то в своём смартфоне, написал на листочке номер и протянул мне.
– Пообщайся с нею.
– Говорю же, не надо, – я взял листочек и не глядя положил на стол.
– С этой дамой – надо. Она психотерапевт. Поможет тебе больше, чем я.
Я отвёл взгляд. Чувств и эмоций было много, но выражать их не хотелось. Явно не Сергею. Он не поймёт. Никто не поймёт.
– Женя, я говорю всё начистоту, потому что считаю тебя парнем умным. То, что ты ведёшь себя так – временно. Я верю, что ты сможешь пройти через это и найдёшь в жизни что-то поинтереснее, чем жить отшельником их-за прошлого. Без обид?
Я всё ещё не хотел смотреть ему в глаза. Обиды были. Но я не хотел этого говорить. Я боялся. Сергей беспощадно мял меня своим мнением, но мне всё ещё хотелось общения. Я был в ловушке. Да и я не хотел конфронтации – я её не выносил.
В знак примирения я взял листочек и взглянул на номер. В середине номера в глаза бросались три пятёрки как какой-то волшебный знак, который подсказывает герою игры, куда надо идти. Может, и мне надо? В конце концов, её работа – слушать. Мне есть что рассказать. Я положил листочек в карман и аккуратно сказал:
– Спасибо за номер. Думаю, он мне пригодится.
– Я надеюсь, что пригодится, – он искренне улыбнулся, и у меня на сердце отлегло.
Сергей допил свой чай и достойно поставил кружку. Он потёр лицо, остывая. Я решил пока ничего не говорить.
– Надо признать, я погорячился, – заговорил он, явно пытаясь сгладить разговор. – Ты, конечно, увлёкся фантазиями о себе… Но ты действительно особенный. Ты единственный общался с единорогом и был в том мире. Сделал первый шаг туда, где не ступала нога человека.
– И уже не ступит, – мрачно констатировал я.
– Да ладно тебе пессимизма. У нас сейчас такой век, что каждые десять лет мир меняется. Сначала компьютеры, потом смартфоны… Я слышал, что всё больше успеха у биоинженерии… Может, кто-нибудь да попробует попасть в новые миры. Может быть, даже ты? – подмигнул Сергей.
– Да дело ведь в другом. Ты же читал мою рукопись?
Сергей замялся с ответом. По его лицу было видно, что к этому вопросу он не был готов и что он усиленно пытается не выпустить на язык полную рецензию на мой труд. С который я бы, скорее всего, согласился.
– Читал… Скажу сразу, что первые главы я тогда не осилил… Вообще помню всё плохо, короче.
Я многозначительно кашлянул и продолжил:
– Твайлайт… – было так непривычно вновь вслух называть её имя, что я немножко завис. – Твайлайт рассказывала, что границы между мирами слишком плотны. Туда едва что может просочиться… И поэтому я не смог надолго удержаться в Эквестрии.
– Но ведь она сама как-то оказалась здесь и вернулась?
– Верно, – солгал я.
– Причём даже с книгами, если я правильно помню… Может, она ошиблась?
– Не знаю… – честно ответил я. – Я сам так и не понял её объяснений, сколько ни думал. Теперь уже узнать не смогу.
– Я думаю, шанс есть. Было бы желание. Вот насколько сильно твоё желание вернуться в тот мир?
Я посмотрел Сергею в глаза. Он понял, что выбрал ветку диалога с длинным ответом.
– Когда батя был жив, а я был мелочью, он однажды поехал к своему другу и взял меня с собой, – начал рассказывать я. – Так вот, его друг жил в шикарном двухэтажном коттедже. Там у него была комната с телевизором и приставкой, а рядом – красиво так оформленный компьютер. Вообще в каждой комнате было что-то интересное. Мне хотелось исследовать каждый уголок, потрогать всё, посидеть на всём, найти тайные проходы. Для меня это был дворец возможностей. Мечта. Но мы побывали там всего около часа. За компьютер я так и не сел, в комнаты успел заглянуть лишь слегка. На фоне этого дома наша с отцом квартирка казалась тесной, серой и унылой. Я ещё долго фантазировал о нём…
Я замолк, думая, что сказать дальше. Но сказать уже было нечего.
– Сейчас я чувствую такое же желание, как тогда.
Сергей понимающе вздохнул.
– Да уж… Будем надеяться, что при нашей жизни дорога туда откроется. Я бы посмотрел на этот дворец, – он покивал как будто самому себе и встал. – Так! Хватит о грустном, а то мне всё больше хочется налить спирта в чай. Давай ещё твоей ядрёной семёрки или доставай что-нибудь ещё для гостей из коллекции. Я тут вспомнил один случай с работы…

***

Шум в пабе всегда действовал умиротворяюще. Речи в нём не распознал бы ни русский, ни американец, ни канадец, не купив себе универсальный словарь, который здесь продавали во внушительных кружках и различной крепости. Сюда приходили разные люди, настолько разные, что в воздухе висела негласная солидарность с теми, кто пришёл молча спасти себя от мира похожих друг на друга людей.
И за это я был благодарен этому месту. Все эти чужие спины, выглядывающие из-за столов и стоек, были мне роднее любого знакомого лица. На что, возможно, повлияла моя заметно опустевшая кружка. Впрочем, сейчас меня волновало именно лицо – лицо моего нового собеседника, слова которого выветрили из меня несколько градусов алкоголя.
– И зачем ты мне это рассказал, разреши поинтересоваться? – спросил я у него, стараясь говорить чётко. – Предположим, ты не шутишь… Зачем?
– Скажем так, твоя история меня зацепила. И поразила, чего скрывать, – ответил собеседник. – Из группы ещё никто не знает, что я нашёл тебя. И об этом разговоре тоже никто не знает.
– Ну здорово… Серёга, правильно? – уточнил я его имя.
Он кивнул.
– Что ты собираешься делать, Серёга? Ну сказал ты мне, что ты из какой-то там группы под ФСБ, которая следит за мной. Не скажу, что я тебе верю, но глаза у тебя честные. А дальше?
Серёга щурился и жевал губы.
– Я и сам не знаю.
– Давай спрошу иначе – какое у тебя было задание?
Вдруг у меня волосы встали дыбом, когда я подумал над его вариантами ответа, и мне уже не захотелось узнавать. Голова окончательно протрезвела.
– Мне нужно было узнать от тебя всё, что связано с инцидентом. Я узнал от тебя всё, и теперь понимаю, что это слишком много.
– Что за инцидент? – спросил я.
Сергей снова замялся, будто не зная, говорить или нет.
– Наверное, стоит тебе рассказать, с чего всё началось. И как ты попал под наблюдение.
– Расскажи, будь добр.
– В общем, мы в нашей аналитической группе, грубо говоря, занимаемся всякими подозрительными явлениями в стране. Сам понимаешь, когда поезда неожиданно ломаются, техника почему-то выключается и прочие чудеса, которые всегда кому-то на руку, кроме нашей страны. Так вот, нас привлекло то, что сделал твой питомец…
– Какой нахрен «питомец»?! – неожиданно даже для себя сорвался я и повысил голос. Некоторые люди обернулись, но вряд ли кто-то что-то понял в моей речи.
– Хорошо, успокойся. «Друг» сойдёт?
Я, ещё не до конца успокоившись, кивнул.
– Твой друг, мягко говоря, хорошо наследил перед тем, как ты его нашёл. Это же было прямо под Новый год, верно? Моей группе всегда старались докладывать о всяких аномальных отключениях света. Обычно это ерунда всякая, но тут прям первого января докладов прилетело штук тридцать, причём все из разных, но близких друг к другу мест, и по времени отличались где-то на секунды. Подозрительно интересно, короче. Только на третий день мы поняли, куда нам стоит наведаться.
Сергей запустил руку в свою сумку и вынул бумажку. Это оказалась карта России, распечатанная на А4, на которой были расставлены точки. Места тех самых докладов, понял я. Я также понял, о чём говорил Сергей – первая точка стояла недалеко от восточной границы, где-то в Якутии, и все точки выстраивались в почти линейную цепочку, которая оканчивалась… в моём городе.
У меня глаза полезли на лоб от количества точек.
Охренеть.
Тридцать два раза. Столько раз она телепортировалась. Немудрено, что я нашёл её еле живой. Страшно представить, что было бы, если б она устала колдовать на разочек раньше или позже.
– Я с выездными отправился сюда, – Сергей ткнул пальцем на конец цепочки в моём городе. – Отключение происходило в радиусе 50 метров, поэтому эпицентр было найти несложно. Он находился где-то метрах в двадцати над мусоркой…
Я сглотнул от ужаса.
– Мы, конечно, заметили вокруг эпицентра какой-то аномально сильный электромагнитный фон, целый букет из волн, но он нам ничего не дал. Зато следы крови на разбитом стекле и мусорном бачке кое-что нам подсказали. Анализ не нашёл совпадений ни с одним живым существом на Земле. Мы обыскали все свалки вокруг в поисках обладателя крови, но ничего не нашли. Решили оставить камеру на той мусорке на всякий случай. И не прогадали, как ты понимаешь.
Да. Уж я-то понимаю. Я стиснул зубы – надо было замести там следы ещё в январе. Какая-то мальчишеская досада одолела меня, будто я проиграл кому-то в напряжённой игре. Сергей достал из сумки фотографии и швырнул их на стол. Свет в пабе был не слишком ярким, но я без проблем узнал на очень качественных снимках себя и Твайлайт.
– Через четыре месяца от камеры, про которую мы уже и забыли, к нам пришёл сигнал аварийного отключения. Можешь представить наши лица, когда мы взглянули на эти последние кадры? – он ткнул пальцем в единорожку и впервые за весь вечер засмеялся. – Мы рванули как можно быстрее, добрались за сутки, но вас там и след простыл. Однако лицо-то мы твоё уже видели.
Он явно развеселился, рассказывая историю погони за мной. Его веселье передалось мне, и я продолжил историю за него:
– Но вам это не помогло.
– Да. Ты, зараза такая, снова ушёл! – Сергей активно жестикулировал. – Мы нашли тебя, твою квартиру, приехали в гости, а там какие-то люди сказали нам, что хозяина квартиры нет, да и не хозяин он больше. Честное слово, мне тогда показалось, что ты нас как-то вычислил… А ты, оказывается, просто решил пойти во все тяжкие.
– Дальше я примерно догадываюсь, как всё шло, – сказал я. – Вы нашли меня в списках на вылет в Америку… И если бы это вам помогло, то мы с тобой встретились бы месяца на два раньше.
– Если честно, сегодня мне просто повезло. В Торонто живёт мой друг. Я решил заехать к нему, пока был на материке, и увидел тебя по дороге к отелю.
– Мда… Ну здорово! – я настолько расслабился, что даже осушил кружку. – Я рассказал тебе свою историю. Ты – свою. Что дальше? Обнимемся и вместе пойдём, да?
На лице Сергея уже не было следа веселья. Он уже не думал и не мялся, как раньше, он смотрел на меня, словно решая мою собственную судьбу. Впрочем, кого я обманываю, этот товарищ майор (или кто он там по званию) действительно решает мою судьбу.
– Знаешь, наш отдел хоть и состоит в ФСБ, но является побочной структурой. Мы вообще возникли по личной инициативе какого-то древнего полковника, который через год ушёл в отставку. Нас там никто всерьёз не воспринимает. Некоторые вообще смотрят на то, чем мы занимаемся, а потом спрашивают про зарплату и после этого понимающе кивают, мол, отличные деньги за имитацию деятельности получаете…
– Будем изливать друг другу душу за кружкой…
– Цыц, – перебил меня Сергей. – Я это всё к тому, что работу нашу никто не контролирует. Меня сейчас никто не контролирует, и официально я тебя ещё не встречал.
Я начал понимать, к чему он клонит.
– Но не обольщайся, – продолжил Сергей. – Ты уже на мушке, и пусть тебя здесь потеряли, в России тебя быстренько найдут.
Я напрягся.
– Давай ближе к делу. Пугать меня не надо.
– Ты мне сначала скажи, – он сощурился и прямо взглянул на меня. – Что ты дальше собираешься делать? Я так понимаю, постоянного жилья здесь у тебя больше нет.
Да, тут он прав. К матери я больше не вернусь.
– Планируешь дальше кутить, пока социальный лифт не дойдёт до этажа под названием «бомж»? – продолжил Сергей.
– Нет. Не планирую. Если честно… – вздохнул я. – Я подумывал над тем, чтобы вернуться в Россию. Там с жильём шансов будет побольше. Родственников бы обзвонил… Но раз ты говоришь, что я на мушке…
– Не спеши. Возможность есть.
Он задумался, причём так интенсивно, что даже куснул палец. А потом решительно сказал:
– Короче, недельку пока побудешь где-нибудь здесь. Денег, думаю, у тебя хватит. Обзванивай родственников. Когда я звякну – бери билеты в тот город, в который надо.
– Хорошо… но как? – только и произнёс я, ничего не соображая.
– Рифму знаешь? Вот примерно так же. А я тогда сразу возьмусь за дело. До связи.
Он собрал все бумаги и начал укладывать их в сумку. Я не понимал, радоваться мне или включать скепсис от таких внезапных поворотов. Мозг, страдая от критической нехватки информации, кричал, что надо что-то сказать. Как только Сергей махнул рукой, прощаясь, и уже хотел идти к выходу из паба, я подался вперёд и воскликнул:
– Стой! Блин, что ты хочешь сделать? Зачем?
Глаза Сергея были полны решимости, и я впервые за вечер пропитался к нему уважением. Он явно знал, что делает. А я вот не знал, и чувство было крайне некомфортное.
– Женя, – он впервые назвал меня по короткому имени, окончательно закрепив дискомфорт. – Тут не надо быть детективом, чтобы понять, что главный в деле не ты, а твой друг. И твоего друга в доступе больше нет. Дело можно закрывать, а от тебя толку мало. Но инструкция так не считает. А мне кажется, что ты достаточно натерпелся. И я тоже натерпелся… Зацепила меня, в общем, твоя история. Есть у меня мысля, как не дать ей закончиться ещё хуже.
С этими словами он снова махнул рукой и быстрым шагом вышел из паба, оставив меня с пустой кружкой и с застрявшей в голове фразой, которую я так и не сказал:
«Да, я действительно натерпелся».

***

Сергей умел увлекать разговором – за его историями, шутками и болтовнёй мы дошли до сумерек за окном. В доме становилось прохладно, мы остывали и просто молчали в компании друг друга. Забавно, как тревожно поначалу сидеть в тишине даже с самым близким человеком и как потом тебя не волнует молчание даже с самым чужим.
Сергей откинулся на спинку дивана и смотрел на потолок. Потом вдруг засмеялся.
– Чего хихикаешь? – спросил я, развалившись на диване в максимально расслабленной позе.
– Да мысль умная в голову пришла. А потом вспомнил анекдот, и мысль стала смешной.
– Рассказывай, – сказал я.
Анекдотами Сергей сегодня стрелял как пулемёт.
– Короче, раздаёт старшина жалование рядовым, вызывает по ведомости. Раздал всем, и вдруг кричит: «Рядовой Итого!». Никто не отзывается. Он кричит снова «Рядовой Итого!», и снова тишина. Старшина сплёвывает и говорит с завистью: «Вот дурак. Больше всех положено, а он не отзывается…»
После залпа смеха, заметно усталого, Сергей продолжил:
– И я, и ты, Евгений, – он выделил саркастично моё полное имя, – мы оба прям как Итого.
– Это ты на что намекаешь…
Я попытался ответить ему с тем же сарказмом, но не смог исковеркать его имя.
– Знаешь, как с греческого имя твоё переводится? «Евгенис» – благородный. Евгений, где твой дворец? Тебе ж больше всех положено.
Да уж, вот как бывает, когда у человека девушка – филолог. Сергей издевательски смеялся, но как-то так по-доброму, что и обижаться не хотелось – только шутить.
– Наверное, за границей. В другом мире.
– Понимаю. А меня вот, видимо… не заметили, – он засмеялся, осознав какую-то шутку судьбы.
– И как твоё имя переводится?
Вместо ответа Сергей встал и поманил меня рукой. Я тоже встал перед ним. При моих 190 сантиметрах Сергей был ниже меня на голову и смотрел мне в грудь. Он произнёс пафосно:
– «Сергиус» – высокий.
Я хрюкнул. Он тоже усмехнулся, и мы рухнули в диван.
– Над нашими именами можно только посмеяться. А что это значит? – Сергей посмотрел мне прямо в глаза.
Я пожал плечами.
– Имя не предопределяет человека, – продолжил Сергей. – Как бы тебя не назвали, что бы на тебя не повесили, жизнь твоя полна ветвящихся дорожек. Но! – он сделал паузу, – имя может задать направление. И тебе уже выбирать, согласен ты с ним или нет.
Выдержав мудрую паузу, Сергей бодро вздохнул и встал.
– Пожалуй, будем закругляться. Не хочется пропустить последний автобус.
Я согласно кивнул и тоже встал. Мы пошли на улицу. Сумерки потихоньку переходили в настоящую ночь, только закатное зарево не позволяло небу полностью потемнеть.
– Ты, я так понимаю, согласился с именем? – спросил я.
– Можно сказать и так, – Сергей с меланхоличным видом посмотрел на хаотичную зелень в огороде, ещё более смазанную из-за потёмок. – Сначала я согласился с иронией. А остальное как-то само по себе получилось. Имя моё мне нравится.
Он как-то горько усмехнулся и пошёл к калитке.
– Гораздо важнее, согласился ли ты?
Я промолчал. Сергей вышел за ограду и развернулся для прощания. Я с заметным сожалением стоял на своей стороне ограды и понимал, что через минуту начнётся моя обычная жизнь.
– Ну, я уже говорил, что около месяца буду тут. Наверное, через недельку заеду, если дела не загребут.
Ну, что ж… Я протянул руку, и в неё влетела ладонь Сергея.
– Не прощаюсь, – сказал он, пожимая мне руку. Затем подмигнул: – Даме той звякни. До скорого.
– До скорого.
Он по-солдатски развернулся и широкими шагами пошёл по дороге к остановке в паре километров от моего дома. Человек он крепкий, выдержит. Я смотрел с печалью ему в спину. Тоска от приближающегося одиночества давила всё сильней, и мне жутко захотелось, чтобы моя жизнь изменилась прямо сейчас.
Занудный голос, до боли похожий на голос Сергея, ответил, что я сам изменяю свою жизнь. Но мне в это не верилось. Моя жизнь меняется кем угодно, но не мной. Два года назад что я сделал сам? Я лишь позволил случаю захватить меня, как урагану, и унести за собой. Случайности – вот что меняют нашу жизнь. Но кто за них в ответе? Кто тот бог-официант, хаотично роняющий с подноса грандиозные события?
Найдите мне его, я хочу сделать заказ. Что угодно на его вкус, только пусть больше не будет тоски.
Я закрыл калитку и побрёл на веранду.

Глава 2. Сумрачные искорки
Ночь холодела, а я остывал.
Я сидел на веранде под самым краем крыши, моём любимом месте в доме, опёршись головой на стену дома и расслабившись в кресле-мешке. Когда-то я купил его за копейки с рук, и хоть оно заметно просело за время чужого и моего использования и приобрело заметные разводы по бокам от многомесячных прыгучих капель дождя, в нём было комфортно сидеть. Комары только просыпались и выходили на охоту, но я их не боялся – стаж жизни в загородном доме обострял инстинкты.
Со стороны мой дом выглядел мёртвым: свет в нём не горел, двери и окна были распахнуты, лёгкий ветер колыхал занавески. В таком виде он ощущался для меня как-то… проще. Его светодиодная лампочка не горела лицемерно уютным светом под потолком, не смотрела на меня осуждающе и не требовала вынуть из души ночь, чтобы я мог войти. И я не требовал от неё быть чуть потусклее. Но даже так мне не хотелось заходить в дом. Слишком много жизни и тепла во мне пробудил этот вечер.
Нет, дом, не сейчас.
Я словно выключил лишние функции организма и оставил только мозг и глаза, чтобы наблюдать и думать. Из одежды на мне были только шорты. Я снял, убрал, убил всё лишнее с себя и из себя. И теперь лежал. Остывал. Принимал и дальше в себя ночь.
С моего любимого места открывался широкий вид на небо. Небо сегодня было чистое. Я никогда не узнавал на нём созвездий, кроме одного – Большой Медведицы. Остальные звёзды располагались в каком-то беспорядке, постоянно мерцали и то и дело выпрыгивали из темноты, напоминая блёстки на чёрном бархате… Искорки.
Я вспоминал.
Новогодняя ночь. Чистое небо. Ни одной звезды не видно из-за городского освещения. Неожиданно свет гаснет. Световая завеса исчезает. И я увидел сотни искорок на городском небе. Я никогда не видел их так много.
Странный, совершенно иррациональный ветер тянет меня. Почему-то к мусорным ящикам. Собака пытается утащить что-то зубами из ящика. Что-то живое, что-то стонущее. Я отгоняю её. Нахожу едва живое существо. Не могу разглядеть в темноте, что это. Живое приключение на мою задницу. Заматываю в выброшенное одеяло и уношу домой, не понимая даже зачем. Человек – странное существо…

***

Когда дверь квартиры, наконец, поддалась, я пулей влетел в наполненную темнотой гостиную, скинув ногами обувь на лету, запнувшись об угол тумбочки и чуть не упав. Тело в руках неожиданно обмякло. Душа ушла в пятки. В голове было только одно слово – пожалуйста…
Я рухнул на диван со свёртком, быстро его разорвал и припал ухом к тому, что в темноте походило на грудь…
Жизнь едва слышными стуками прошептала мне, что она всё ещё на месте.
Душа вышла из пяток, и я моментально ощутил, как они умотались и изжарились. Расслабление пришло очень сильное. Я хотел только упасть рядом и лежать как можно дольше. Но оставались формальности. Я включил свет, скинул куртку, направился к дивану…
Расслабление как рукой сняло.
Пару секунд мой мозг уверенно говорил мне: «Мужик, это галлюцинации, всё нормально». Но с каждой новой секундой он признавал неумолимый факт:
«Нет, это реально».
На моей постели реально лежит пони. Фиолетовый пони. Со съехавшей грязной сумкой на боках, растрёпанной гривой, кровавыми разводами на теле и совершенно неестественно вывернутой задней ногой. Пони.
За окном взорвался первый новогодний фейерверк.

***

Твайлайт валялась на кровати, уставшая от утренней прогулки по квартире.
Её костыль был приставлен к кровати. Я сделал его своими не до конца прямыми руками почти неделю назад для её сломанной ноги. Опора под понячий таз и ножка костыля были обиты синтепоном и тканью для безопасного и худо-бедно комфортного использования. В этот раз единорожка смогла снять костыль сама, используя телекинез, хоть и не без трудностей. Её тело всем своим видом стонало «я заколебалась», и этот вид меня забавлял.
Я сидел рядом, специально поставив стул так, чтобы видеть единорожку в каждой точке моей квартиры. Сидел я так уже по привычке, сейчас в этой предосторожности не было необходимости – Твайлайт была близка к восстановлению. Поэтому я просто читал книгу, наслаждаясь национальным выходным и лишь иногда приподнимая взгляд. Усмехнувшись над позой единорожки, где-то в голове я поставил галочку напротив задачки «Прогулка» и углубился в…
Женя.
Я оторвался от книги и спокойно перевёл взгляд на Твайлайт. За неделю с лишним я привык к её телепатии и перестал вздрагивать, когда в мои мысли вторгался чужак. Единорожка уже лежала в расслабленной позе, и по множеству складок на простыне было ясно, что кувыркалась она долго. Она смотрела мне прямо в глаза.
Извини, что отвлекла.
– Да всё в порядке, – ответил я, как обычно, вслух. – В чём дело? Что-то с ногой?
Нет, с ногой всё хорошо. Я хотела спросить кое-что по поводу нашей вчерашней ссоры…
Я отложил книгу. Стыд от воспоминаний неприятно сжал горло. Вчера я впервые поспорил с единорожкой. С сильными эмоциями. А всё из-за совершенно дурацкой реакции на её желание выйти на улицу. Я испугался его. Не знаю почему, но…
Вот об этом я и хотела поговорить.
Так. А к этому я до сих пор не привык.
– Твайлайт, ты бы хоть притворилась, что ты не читаешь мои мысли, когда я молчу. Это неэтично. Сейчас я разрешаю, но когда научишься говорить… ну или вспомнишь свой язык, перестанешь так делать, хорошо?
Она кивнула и виновато улыбнулась, прекрасно прочитав, что я не злюсь. Затем скорчила задумчивую мину.
Просто… Вчера я почувствовала, как тебя пугает мысль о том, что я выйду на улицу. Почему?
Вот оно что. Что ж, обдумывать ответ нет смысла.
– Понимаешь… На улице много других людей. Они не такие, как я. Моя цель – поставить тебя на ноги. Их целью может оказаться исследовать тебя…
Я попытался представить все те стрёмные фантазии, которые возникали у меня при мысли, как Твайлайт могут исследовать.
Жуть…
– Кто-то может попросту испугаться тебя и… навредить. В общем, я считаю, что тебе безопаснее остаться дома.
Ты искренне так считаешь. Неужели все люди такие?
– Да нет же, нет, почему… – затараторил я, с тревогой осознав, что прямо сейчас могу запороть контакт цивилизаций. – Люди бывают разные. Прям совсем разные. Есть хуже меня, как я описал, есть лучше… Последних, возможно, даже больше. Просто у каждого своя жизнь и своя работа.
Не понимаю… – покачала головой единорожка. – Что значит «работа»?
– Когда человек занимается каким-то делом и получает деньги. А деньги… то, без чего не выжить. У кого-то такая работа – ловить незнакомых существ, у кого-то – убивать, у кого-то – исследовать… Они могут встать перед выбором: ты или они…
Я увидел по лицу единорожки, что мои слова ни радости, ни энтузиазма не вызывают. Я быстро свернул:
– Но это проблема отдельных людей. Люди в целом те ещё красавцы, на самом деле. Вот когда научишься читать, я тебе дам книги, где ты про это узнаешь… Человеческий ум способен творить чудеса…
Я даже не знал, о чём рассказать единорожке, и в голове проносились картинки самых разных изобретений, близких простому обывателю: смартфон, холодильник, микроволновка. Даже вспомнились сюжеты о технике из Лалилео, которые я видел по телевизору в детстве. Видимо, этого было достаточно – лицо Твайлайт загорелось.
– Здо… ро… во… – протянула неумело она.
Надеюсь, я научусь читать быстрее, чем говорить.
– Я тоже надеюсь, – улыбнулся я. – Но раз уж на то пошло, давай расскажу про то, что лично нравится мне. Например…
Мой взгляд, блуждая, упал на книгу, положенную мной на тумбочку. Точно! Я ткнул в неё пальцем.
– Например, книга! Ведь давным-давно их делали вручную, – я пошевелил пальцами. – Они были большие, толстые – писали их, так сказать, на века. Но такие объёмы текста писать было трудно и долго, и такую книгу могли сделать только в одном экземпляре. Лежал он, как правило, у кого-то главного. А я тут не главный, – я загадочно улыбнулся. – Но потом где-то лет пятьсот назад придумали делать металлические буквы и окунать их в краску…
Совершенно неожиданно в моём интергалактическом портфолио появилась первая страница: исполнение обязанностей посла и защитника Земли перед расой единорогов…

***

Только-только приготовленный суп привлекал меня паром. После работы я, даже будучи сильно голодным, ужинал только дома, чтобы совершенно любая моя стряпня вызывала безразмерное удовольствие. Я схватил ложку, быстро сыпанул перца и принялся хлебать суп. Когда первая волна счастья от желудка прошла по телу, я с блаженством отвлёкся на созерцание интерьера гостиной.
Единорожка внимательно читала какую-то книгу на диване. Её лавандовая шёрстка чудесно гармонировала с синей обивкой дивана. Тёмно-синий цвет её волос делал палитру цветов ещё интереснее. От ран и порезов на ней не осталось и следа, только небольшой, иногда выглядывающий из-под шёрстки шрам на правой щеке.
Её отвлекла моя шумная трапеза. Она с совершенно отрешённым, погружённым в свои мысли лицом посмотрела на меня.
– Прошу прощения. Буду есть тише, – примирительно подняв руку, сказал я и продолжил есть.
Краем глаза, однако, я заметил, что единорожка всё ещё пытливо смотрела на меня. Она оглядывала мои руки, иногда вглядывалась в мой рот и мои глаза. На лице её не было ни капли смущения, когда наши взгляды пересекались. Казалось, она хотела что-то во мне увидеть, прочитать. Разгадать меня. Мне даже показалось, что она опять читает мои мысли, но я откинул эту идею – она давно это не практикует.
В конце концов, когда поток внимания в мою сторону затянулся и стал смущать меня, я шутливо спросил:
– Твай, ты ищешь на мне магические чакры?
– Нет. Не сейчас, – серьёзно ответила она. – В книге рассказывается, что если во время беременности мать испытывала стресс, принимала алкоголь и вещества… то её ребёнок рискует проявлять антисоциальное поведение… иметь избыточный вес… – не привыкши ещё к таким словам и формулировкам, но понимая их смысл, Твайлайт монотонно вычитывала фразы из книги. – Они сильнее подвержены возникновению гипер… тонии, ши… шизо… ши-зо-фре-нии и депрессии.
– О, так это та книга про мозг. А не рано ли тебе такое читать?
– Я всё довольно хорошо понимаю, кроме… некоторых мелочей… – она всё ещё витала в мыслях и обдумывала текст. – Ги-пер-то-ния… Ещё не знаю, что такое ши-зо-фре-ния, но в книге об этом расскажут. Про депрессию тоже пока не всё понятно, но я как будто бы понимаю, что это.
– Каждый познает депрессию, хочет он того или нет.
– У тебя есть депрессия? – она снова начала пытливо на меня смотреть.
Кажется, я догадался, чего она хочет. Знала б единорожка, как сложно отвечать на такой вопрос. Особенно в моей стране. Но лучше б ей не знать.
– Она была… Сейчас её нет.
– От неё можно излечиться? – с удивлением спросила единорожка.
– По-видимому, – сказал я и слегка улыбнулся. Другого ответа у меня не было.
– Хм… – она задумалась. – Значит, депрессия у тебя была… Наверное, избыточный вес тоже имеется…
– Э, – я отодвинулся и поднял футболку. – Это не избыточный вес. Это ещё норма. Ну, с небольшим плюсиком.
– Хм…. – она сощурилась. – А что насчёт шизофрении и анти… ну, ты понял какого поведения?
– Нет. Да. Возможно… – я почесал затылок. – Честно, я сам в этих терминах не разбираюсь…
– Ты не читал эту книгу?
– Читал, но многое подзабыл.
– Может, я найду…
– Шизофрения – это что-то связанное с безумием, – начал вспоминать я. – Вроде как какие-то голоса, галлюцинации… то есть, видения, – исправился я в ответ на непонимающее лицо единорожки. – У меня такого нет.
– Голоса? – единорожка удивилась. – У меня есть голос в голове, когда я думаю.
– Не этот голос. Это… твой голос. Нормальный голос, если так можно сказать.
Впрочем, это большой вопрос. Этот голос никогда не выходит из головы ни одного человека. Трудно сказать, глядя на истории людей, является ли он даром или всё-таки безумием.
– С антисоциальным поведением то же самое. Это злость, агрессия… Ничего нет. Я даже не дрался никогда.
Твайлайт старательно переваривала услышанное, увиденное и познанное. Не представляю даже, насколько сильно поразила её эта книга. Меня она в своё время поразила. Понимает ли она вообще её правильно?
– То есть, можно сказать, что твоя мама ничего не употребляла и не испытывала стресса… Это значит, что она постаралась, чтобы с тобой всё было хорошо?
Совершенно внезапно мне было нечего ответить.
Может быть, она и старалась… Может быть, думала краешком мысли. Может быть, то, что она в итоге сделала, было изощрённой формой заботы. Хотел бы я знать. Да только это не так просто, когда она вот уже с лет пятнадцать живёт на другом конце планеты.
– Хотел бы я знать…

***

Твайлайт снова хандрила.
Поразительно, как легко это можно увидеть на её лице. До сих пор спокойное, сосредоточенное, задумчивое, заинтересованное, радостное или удивлённое лицо начинало источать грусть, словно солнце, целиком состоящее из пасмурных облаков. Как назло, я заметил её хандру лишь в начале рабочей недели, и хоть я мог поговорить с ней и как-то отвлечь её вечерком, днём она оставалась одна. Наедине со своими не особо весёлыми мыслями.
Мне даже не надо было узнавать причину. Какой-то отдалённый уголок моей души входил в резонанс с подавленностью единорожки, которая так и не восстановила свои воспоминания. Не имеет прошлого, будущее размыто и сомнительно, а настоящее – бетонная клетка, за которой сплошная опасность. До нашей с нею встречи на мусорке я сам чувствовал себя не лучше. Мне всегда чего-то не хватало, какой-то детальки, чтобы ощущать жизнь.
Хорошо хоть сегодня суббота, и я могу поработать для неё этой деталькой.
Я подошёл к Твайлайт, которая лежала на кровати с грустным лицом в не менее грустной позе больной собаки. Сел рядом и погладил её по шёрстке, потом по голове, слегка приминая чёлку, которая удивительным образом умудрялась всегда быть ровной, хотя я ни разу не видел, чтобы единорожка за ней как-то старательно ухаживала. Затем, слегка прихлопывая упругую гриву, спросил первое, что было на уме:
– Как дела?
– Никак… – отстранённо ответила она, явно погружённая в свои невесёлые мысли.
– Что будешь делать сегодня?
– Не знаю…
– Я смотрю, библиотека-то подходит к концу.
Я обратил внимание на книжную полку возле кровати. Единорожка, не особо разборчивая в книгах, читала с удивительной регулярностью всё подряд. Первой прочитанной ею книгой был сборник русских народных сказок, который я дал ей с мыслью, что это чтиво идеально для начинающих. Закончив, она поставила сборник на верхнюю полку слева и, недолго думая, начала читать следующую книгу в ряду.
Так она стреляла книгами сначала по одной раз в 3-4 дня, а затем, когда навык чтения подрос, умудрялась справляться с книгой за день. Удивительное создание. Она ставила картонный разделитель там, где брала последнюю книгу. Сейчас разделитель был на финишной прямой, на нижнем ряду от правой стенки его отделяло всего две книжки: подаренный мне ещё в школе первый том какой-то подростковой фантастики и толстенькая и довольно богатая карманная книжка про оригами.
– Угу, – ответила единорожка, даже не взглянув на полку, и вздохнула. – Заканчивается…
– Ты не хочешь завершить этот долгий путь? – сказал я и почувствовал волну странных чувств от двусмысленности этой фразы.
– Хочу. Но потом… Надо ведь после прочтения их рассортировать, – вяло заговорила она о своих наполеоновских планах. – А это время… Так стало лень… Хотя…
Она перевернулась на спину и взглянула в потолок. Мне показалось, что в её глазах мелькнула искорка.
– Я хотела написать свои мысли по поводу всех этих книг. У меня их появилось довольно много. Люди так по-разному пишут рассказы… Но у всех есть что-то общее…
Только мне показалось, что огонь в душе Твайлайт разжёгся, как единорожка снова обмякла и легла на бок, вздохнув. Вид угасания даже хуже вида угасшего…
– Расскажи мне, – ответил я.
Она посмотрела на меня с ленивым сомнением. Я продолжил:
– Мне интересно. Я… немножко увлекаюсь написанием книг, можно сказать. Я бы послушал твои мысли.
Твайлайт немного оживилась и ловко приняла сидячую позу. Каким интересным двигательным привычкам приходится обучаться пони из-за анатомии. Я залип, наблюдая за продуманными, словно бы человеческими движениями в совершенно не человеческом теле. Женственность единорожки, которая проявлялась в мелочах и ощущалась интуитивно, придавала им особую, необычно приятную грацию.
Твайлайт прочистила горло, выведя меня из состояния остолбенелого созерцания, и начала.
– Ну… в общем, я заметила, что у каждого рассказа есть свой главный герой. Обычно о нём рассказывается история, он главный участник, с ним происходят события. Но это не просто персонаж, которому уделяется больше всего внимания. Это… ну… г л а в н ы й персонаж. Не знаю, как сказать лучше… В каких-то книгах автор понимает это, и эти книги кажутся глубже, а в каких-то автор не понимает…
– Дай угадаю – в этих? – я бегло указал рукой на полке на корешки подростковой литературы. Я хранил эти простецкие книжки как воспоминания, иногда как уважение к людям, которые мне их дарили. Но стоит мне начать их читать… В общем, я их не читаю.
Твайлайт сощурилась и неуверенно кивнула.
– Да, в некоторых из них. О, я знаю, как сказать! История напрямую связана с главным героем и не может быть полноценной без него. Без остальных персонажей, если их заменить, история будет другой, но… всё равно будет. А без главного – не будет. Это будет просто последовательность событий, как хроника, совершенно не захватывающая и не интересная…
Её лицо вдруг помрачнело. Она моментально вернулась в позу понячего эмбриона, обхватив копытами голову, спиной ко мне. В этот раз эмбрион был более скрюченный, более маленький, более… уязвимый.
– Как моя жизнь… – услышал я приглушенный надрывный голос и пару всхлипов.
Зараза.
Я не придумал ничего лучше, кроме как погладить Твайлайт. Я вообще не знал, что говорить и что даже думать по этому поводу. Запрос на эмоциональную поддержку вернул ошибку. Критическую ошибку.
– Ты… продолжай. Продолжай рассказывать. Мне всё ещё интересно… Я послушаю, – только и выдавил я.
– Да всё такое… такое скучное, унылое, серое… Словно не жизнь… А хроника какая-то, – она плакала тихо, то и дело разрываясь всхлипами. – Проснулся, поел, почитал, уснул… Зачем это всё и почему… Как представлю, что это будет каждый де-е-е-е…
Она сжалась ещё сильнее и ещё сильнее послышались её рыдания. К моему горлу подступил комок, а к глазам слёзы – настолько сильно резонировала душа, что готова была расколоться.
– Скажи, это будет каждый день? Почему всё так? За что? Я же… я же ничего не сделала плохого… Почему моя история должна быть такой? Если я не главный герой, то где герой? Его нет? Я в чужой истории? Почему всё так… Ну почему-у-у…
Она продолжала рыдать, но уже с меньшей силой. Я с ужасом осознал, что испытывала эта единорожка каждый день, пока меня не было. Мне не надо было представлять, я знал, я прекрасно знал…
Твайлайт вдруг затихла и повернула всё тело ко мне. Сердце выматерилось на своём сердечном языке. Я видел единорожку раненой, испуганной, виноватой. Однажды ссорой я сам довёл её до слёз, хоть и не видел их. Но чёрт возьми, такой я её не видел. Лицо скривилось от гримасы боли, пол-лица было мокрым от размазанных слёз, а покрасневшие глаза блестели… И кричали. Так громко, что последние мысли вылетели из моей головы.
– Извини, пожалуйста… – она заговорила неожиданно ровно, явно прилагая к этому усилия. – Извини, мне стыдно. Ты мне так помогаешь, ты мне столько хорошего сделал… Я просто… Всё такое…
Она завыла, не удержав всплеск слёз, и закрыла лицо. Когда порыв успокоился, она утёрла лицо и продолжила:
– Просто всё теперь такое тяжёлое и неприятное. Вообще всё… Даже читать не могу… Не знаю… Не могу ничего поделать… Мне так плохо… Особенно когда я одна…
Я попытался погладить её, но она вдруг уткнулась мне в бедро и спряталась в нём. Тепло и влага от её разгорячённого лица быстро передались ноге. Ещё пару дней назад всё моё тело встрепенулось бы от такой близости…
Но сейчас мне было паршиво. Паршивее, чем может казаться. Ещё паршивее становилось от того, что я не мог сказать: «Ты должна пройти через это». Мой язык не поворачивался сморозить такую лицемерную и лживую глупость. Чертовски паршиво было от понимания, что виноват ты, виноват вдоль и поперёк. Каждое твоё решение вело к этому. И не из-за ошибки, а из-за умысла – не злого, скорее наивного, мечтательного, но всё же умысла.
Я ведь всё знал. Я знал эти мысли, но отгонял их, как диких животных, огнём работы, занятий и прочих отвлечений. Они отступали, но всегда были рядом. Я спрятался от них в бетонной клетке своей жизни. А потом пришла Твайлайт, и все они чудом разбежались. Но это оказалось иллюзией. Они отступили ещё дальше, но всегда были рядом.
Прости, Твайлайт. Каждый познает депрессию, хочет он того или нет. Я должен был об этом помнить. Я не должен был забирать у тебя прошлое, твоё честно полученное от жизни прошлое. Не должен был менять его на бетонную клетку. И нет, Твайлайт, ты не права. Ты не знаешь мой мир. Здесь каждому очевидно, что твоя настоящая история в миллионы раз более захватывающая, чем эта. Чем моя история. И я не удивлюсь, если ты в своей истории – главный герой.
Пора перестать отворачиваться и наконец узнать её.
– Твай… – тихо сказал я.
Единорожка уже почти не плакала, только всхлипывала, пустым взглядом смотря в пятна от слёз на ткани моих шорт.
– Хочешь, я расскажу, как ты появилась у меня?
Единорожка повернула ко мне своё измученное рыданиями лицо, которое охватило удивление.
– Что?
– Ты всё не спрашивала у меня об этом, а я думал, что само собой станет ясно, когда тебе надо рассказать… Но в итоге стало только очень-очень плохо тебе. Надо было сделать это раньше.
– Я… Я…
Глаза единорожки были по-детски распахнуты. У меня были такие же глаза, когда я узнал, что Деда Мороза не существует.
– Я даже не думала об этом… Я всё пыталась понять, почему я другая… Почему только я не человек. Почему всё для меня опасно… Но не могла. И я подумала: ведь я всегда была здесь, здесь безопасно. Наверное, так и должно быть… почему-то, но должно. Нет другого варианта. Я не думала над другими вариантами…
Естественно, ты не думала.
Даже если раньше Твайлайт имела хорошо развитое критическое и логическое мышление, большой жизненный опыт и знания, то теперь она была лишена практически всего этого из-за амнезии. Она была лишена поддержки ума. Как и у пятилетнего ребёнка, весь её мир – коробка. Ей крайне трудно, как и ребёнку, представить что-то за её границами. Это выглядит забавно и даже мило, но на самом деле это грустно.
Впрочем, это же и прекрасно – видеть, как на твоих глазах чей-то мир становится больше и сложнее, наполняется возможностями. В личности пробуждается энергия, она начинает активно жить и духовно обогащаться. Да, и ты в её глазах становишься меньше. Но без этого развития личность стагнирует и медленно умирает. Держать разум в коробке – преступление. Выпусти его, ибо живой и процветающий разум, ушедший вдаль по своему пути, гораздо лучше увядающего, но прикованного к тебе.
– Ты хочешь сказать, что раньше я была в другом месте? – с надеждой спросила Твайлайт.
– Скорее всего. Я не знаю, в каком. Но мне кажется, что точно не на этой планете.
Её глаза вновь округлились, лицо загорелось, и рот раскрылся от радости и восторженного ожидания. Прямо ребёнок. Господа, я только что стал отцом.
– Расскажи!
Меня обдало такой волной надежды, что я сам улыбнулся… и почувствовал лёгкую горечь от того, что моя помощь, скорее всего, окажется не такой уж и серьёзной.
– Предупреждаю сразу – я расскажу только то, что знаю и видел сам. А знаю и видел я не так много.
Твайлайт словно пропустила это мимо ушей. Да, рано или поздно я пожалею о последствиях этого дня. Но иначе я поступить не могу. Я бросил взгляд на тумбочку, где с самого Нового года покоилась сумка с двумя книгами. Бетонная клетка коробки должна быть разрушена.
– Ладно. В общем, это было 31 декабря, где-то три с половиной месяца назад. Я шёл с работы в не лучшем расположении духа. Вдруг там, где я шёл, резко отключился свет…

***

Мы с Твайлайт, тихонько причмокивая, ужинали супом.
С первых недель её жизни здесь, когда она ещё не умела говорить, у меня сложилась привычка поглядывать на неё во время приёма пищи, чтобы понять, подходит ли ей приготовленная мною еда. Я прямо-таки впивался в выражение её лица в попытках понять, что она чувствует.
С тех пор её меню давно укрепилось и практически не изменяется, Твайлайт научилась чётко и умело говорить, а вот моя привычка осталась. Было что-то удивительно приятное в наблюдении за тем, как она ест, перемещая магией ложку или вилку, тщательно прожёвывая еду травоядными зубами на узкой, почти человеческой челюсти, иногда балдеет от вкуса, а потом смачно проглатывает. Никогда не думал, что кто-то может так интересно есть.
А может, мне просто было приятно напоминать себе, что я ем не один.
Но сегодняшний вечер стал исключением. Мой взгляд уткнулся в тарелку с супом, и мне очень сильно не хотелось поднимать глаза. Казалось, словно произойдёт что-то страшное, взгляни я на единорожку. Мой больной ум решил, что надо всеми силами предотвратить катастрофу, и вместо единорожки я созерцал блеск света в масляных каплях супа.
Но кто я такой, чтобы останавливать естественный процесс?
Единорожка издала настолько громкое и протяжное «Хм-м-м-м-м….», что я всё-таки посмотрел на неё. По отрешённому лицу Твайлайт было видно, что она целиком погрузилась в себя. Только глаза заострённым взглядом быстро скакали от одного предмета к другому, показывая, словно спидометр, скорость пролёта её мыслей, несущихся по автостраде нервной сети. Впрочем, на чём бы они ни летали, топливо у них заканчивалось – лицо Твайлайт напряглось, взгляд застыл, и через секунду она с досадой цокнула.
– Блин! – она отложила ложку и спрятала лицо за копытами. – Не получается вспомнить больше.
– Мы потому и сели ужинать, чтобы отдохнуть, – сказал я и, ощутив прилив аристократичности, по-королевски смакнул очередную ложку супа. – Переключись, Твай. А то твои мозги можно перепутать с супом.
Она нетерпеливо и раздражённо вздохнула.
– Просто ответ как будто маячит перед глазами, а я не могу его ухватить. Вот поэтому я и ношу книги с собой – подобные заклинания так легко забываются, что оригинал постоянно надо иметь под копытом.
– Но сейчас бы книги тебе не помогли.
– Да! Потому что я, дура, прочитала заклинание не с копии, а сразу с оригинала! – она энергично махала копытами, и даже рог как будто сверкнул от злости. – Где он теперь? Ох, дура…
Она снова закрыла голову копытами.
– Да не дура ты, всякое бывает… – мягко сказал я. – Одна книга тебе только может помочь.
Твайлайт вопросительно взглянула на меня.
– Та, где говорится про одно доступное всем чудодейственное средство для возвращения памяти…
Взгляд единорожки посуровел, будто она готова была взорваться, но топливо у неё кончилось и на это. Она уронила голову на стол.
– Пожалуй, да, ты прав – надо просто поспать. У меня и правда с каждым днём заклинание вспоминается всё лучше.
– Вот-вот.
Единорожка продолжила есть, расслабившись, но по её глазам было видно, что она не успокоилась до конца. Снова застыв на пару секунд, она продолжила самобичевание:
– Зачем я только брала те книги? Ладно руководство по выживанию, но трактат по синорологии-то мне чем помог бы? Здорово, конечно, знать теорию границ между мирами, но что толку, если ты не можешь через них никак пройти?
– Хорошо, что мы не стали проводить испытания заклинаний оттуда на себе.
– Потому что это основы магической безопасности: не уверен – испытай на предмете.
– А что там говорится о том, с каких предметов нужно начинать? – я повернулся к ней всем телом и посмеивался. – Где теперь моя подушка, Твайлайт?
– Достал ты со своей подушкой, Женя! – беззлобно ответила она, хотя и неудача вспоминалась ей явно не в приятном свете. – У тебя их осталось ещё три. Я взяла её, чтобы никого случайно не покалечить… Я всё-таки думаю, что она не достигла стратосферы. Её можно найти где-то в пяти километрах к западу.
– Спасибо за наводку.
Закончив хихикать, я добавил:
– А книги тебе всё-таки помогли.
Твайлайт рассеяно угукнула. Крайне смешно видеть, как быстро стало мелочью для неё то, что всего три дня назад было прозрением. Видимо, любовь Твайлайт к чтению была с ней всегда. Иначе и не объяснишь, почему при виде книг из сумки, с которой я нашёл единорожку, у неё заболела голова… и она начала вспоминать. Каждый новый день – новые подробности.
Мне оставалось только сидеть с разинутым ртом и слушать историю о единорожке из страны разноцветных пони, которая жила-была в дереве-библиотеке, между делом овладела могущественным артефактом и решила семейную проблему монарха. Однажды она доигралась с одним заклинанием и попала в мир людей. Заклинанием, которая она так отчаянно сейчас пытается вспомнить.
Заклинанием, которому мой больной ум дал название «катастрофа».
По мне прошли мурашки, когда обнаружил на себе совершенно непривычный взгляд единорожки. Такой взгляд видят только тихие мальчики, когда та самая девочка наконец замечает их спустя года.
– Больше всего помог мне ты.
Сердце забилось сильнее. Суп отошёл на второй план. Не успел я что-то сказать, как единорожка продолжила:
– Ты спас меня. Но когда ко мне начала возвращаться память, я немножко обиделась на тебя. Всё это время ты не выпускал меня из квартиры и держал в неведении до последнего…
– Я… – таких слов, сжавших моё разогнавшееся сердце, я совершенно не ожидал. – Я не знал… Я просто не знал, как мне поступать дальше. Я хотел тебя уберечь.
– Я понимаю, – искренне ответила единорожка. – Я лишь потом поняла, что ты не желал мне зла. И даже подарил мне кое-что этим своим, – она улыбнулась, – проступком.
– Да? – я был взвинчен напряжением и удивлялся с удвоенной силой.
Твайлайт посмотрела куда-то в пустоту, а затем – в окно на улицу.
– Если бы память осталась со мной, то я знала бы, что мой настоящий дом не здесь. У меня была бы только одна цель – вернуться домой. Но без памяти я вновь стала маленькой беспомощной кобылкой в чужом большом мире. И я изучала этот мир с большим интересом, я столько всего узнала. На четыре месяца ты дал мне другую жизнь, другую себя, дал возможность пропитаться этим миром… Жаль, что он оказался враждебен. Но этот опыт я не забуду. Может, это был твой хитрый план? – она подмигнула.
Я нервно усмехнулся.
– Конечно. Каждый молодой человек на досуге придумывает тур для внеземных существ.
Она засмеялась, а потом грустно вздохнула, снова посмотрев на улицу.
– Теперь, когда память вернулась, я не могу медлить. Меня слишком долго не было в Эквестрии. И я… очень сильно скучаю по подругам. Все эти четыре месяца скучала.
Её лицо наполнилось такой печалью, что её рассказы о Магии Дружбы перестали казаться чем-то смешным и несерьёзным. В такие редкие моменты я понимаю, что всё идёт правильно. Так надо. Но я ничего не мог поделать с новой волной сильных эмоций.
– Жаль, что я с ними не познакомлюсь, – выдавил я из себя, подавив волну. – Заклинание может переместить лишь заклинателя. Ты так сказала. Для меня путь заказан.
Твайлайт посмотрела на меня с глазами, полными сожаления. Затем она сощурилась, и зрачки снова забегали туда-сюда в быстром мыслительном процессе. Она пробормотала?
– Да… возможно… возможно…
Она расслабилась, и теперь можно было видеть её усталость. Она уныло посмотрела на тарелку с остатками супа, и тарелка в лиловом облачке оттащилась к центру стола. Вдруг единорожка вскочила со словами «Я кое-что вспомнила!» и скрылась в спальне, затем вернулась с книжкой.
– Я ещё пару дней назад хотела попросить… Хорошо, что вспомнила. Научи, пожалуйста!
Я взял в руки книжку и понял, что это покетбук толщиной с половину указательного пальца про оригами, живущий со мной с далёкого детства. Финал длинного ряда Твайлайт. Я с детства любил книги за то, что они всегда такие маленькие и невзрачные, но несут столько идей, знаний, пользы… Мне они казались артефактами, и я собирал их как можно больше. Слава Богу, эта мания успокоилась быстрее, чем меня завалила гора пустых и безвкусных книг.
Но конкретно эту книжку я обожал с самой покупки. Таскал её с собой, пробовал из неё что-то новое в школе. Стал на пару дней звездой класса, когда обучился нескольким необычным моделям самолётиков. Да и вообще до самого выпускного меня помнили по оригами. Только по оригами.
Я открыл случайный разворот этой изрядно потрёпанной книги и попал на модель под названием «Звезда-1»
– А чего тебя учить? – пожал плечами я, кладя книгу на стол. – Тут вполне понятные инструкции. Дерзай!
– Мне кажется, по книге будет долго. И не так интересно, – она невинно улыбнулась.
– Хорошо. Хочешь, научу журавля делать? – я ткнул пальцем на обложку книги, где как раз их было два.
– Давай!
Я достал древнюю из-за отсутствия у меня принтера пачку А4 и начал волшебство. Хоть я и не занимался этим давно, годы школьной практики меня ещё не покинули. Я моментально получил квадрат, сложив часть листа по диагонали и оторвав лишнее путём размягчения складки. Квадрат получился настолько ровным, что я разгорячился от довольства самим собой и ускорился: вот уже квадрат уменьшился вдвое в базовую форму, вот он похож на некое подобие ромба, вот я уже делаю головку и хвост, расправляю крылья – вуаля.
– Вау… – Твайлайт бережно приняла магией журавля. – Здорово! А учить-то ты меня будешь?
Я засмеялся.
– Извини, увлёкся…
– Хотя погоди, – она притянула к себе лист бумаги. – Я что-то запомнила. Хочу сама попробовать. Какой классный приём ты использовал, чтобы получить квадрат! Это один из секретов оригами?
Мне было сложно понять, серьёзно единорожка говорит или нет, и я просто с улыбкой пожал плечами. Затем открыл книгу, по содержанию нашёл инструкцию к журавлю (который почему-то был «Журавль-2») и необходимой для него базовой формы и протянул единорожке, отметив места. Она угукнула, повесив магией книжку перед глазами.
Минуту-две она внимательно смотрела на инструкцию по сборке, переходя то на один разворот, то на другой. Она бормотала фразы вроде «чёткая геометрия» и «повторные складки». Когда она приготовилась, волшебная пыльца вокруг листка бумаги заискрилась и загорелась ярким фиолетовым свечением, и теперь уже мне приходилось поражаться.
Лист бумаги как по команде рванулся и начал безумно быстро вращаться в воздухе, шелестя своими бумажными краями и постоянно меняя форму. Твайлайт работала молча – а я едва успевал подмечать, на каком она шаге. Она действовала вполне уверенно. Ещё секунда, и пугающе резкие вращения завершились. Готовый журавлик мягко опустился на стол.
Я взял его и осмотрел. Складки были сделаны ровно и точно, словно руками робота. Такую модельку я мог сделать, только аккуратно и не спеша сгибая каждую складочку в течение получаса. Я пощупал их. Мощные. Как будто их по десять раз приглаживали линейкой. Модель выглядела отменно, растянула только Твайлайт этого журавлика слабо – но это была мелочь.
– Сделано замечательно. Для первого раза. Но магией это может сделать каждый, – я, натянув маску снисходительности, положил модельку на стол. Рядом с моей она выглядела особенно идеально – ни единой лишней вмятины.
– Даже ты? – прищурилась Твайлайт.
– Естественно, – ответил улыбкой я. – Меньше чем за полминуты.
– И чем прикажешь работать, если не магией? – произнесла она и, словно уже зная ответ на вопрос, опустила свой взгляд.
Она озадаченно смотрела на копыта.
– Издеваешься? Это же не руки!
На мгновение мне показалось, что это плохая, даже жестокая по отношению к Твайлайт идея. Если она будет работать копытами, ей придётся запастись терпением. Очень большим терпением. Один только журавлик может забрать у неё полчаса и больше. Некоторые люди не способны творить классические модели своими пальчиками, а пони с копытами… Издевательство, ещё как.
Но если уж на то пошло, артикли в немецком и французском тоже то ещё издевательство.
– Но и руки людей – не магия. Что ты чувствовала, когда складывала журавля?
– В смысле? – Твайлайт искренне не поняла вопроса. – Ничего. Я же просто складывала.
– Вот именно. Для твоей магии это задачка на минуту. Тебя нет в этом процессе.
Твайлайт смотрела на лист бумаги перед собой и живо представляла сложности, с которыми она сейчас столкнётся.
– Знаешь, последний раз, когда я в Эквестрии пыталась что-то делать своими копытами, выяснилось, что мне лучше стоять в стороне и заниматься руководством. Ну, без магии так без магии… – горько произнесла Твайлайт и притянула копытом один лист.
Я сразу заметил, что трудности она преувеличивала. Твайлайт достаточно ловко зацепилась за короткий край листа и попыталась пригнуть его к другому, как это обычно нужно делать для создания квадрата. Пони, всю жизнь живущий с копытами, управлял ими гораздо более уверенно, чем человек – рукой, лишённой пальцев.
– А квадрат магией можно сделать? – совсем жалостливо спросила Твайлайт.
– Можно. Но не нужно, – улыбнулся я.
Она издала смесь нервного смеха и рыданий. Затем осмотрела бумагу и попыталась прижать край. Похоже, у неё это получилось – она начала делать складку… И только закончив её, заметила, что она проходит криво.
Единорожка произнесла набор слов, имеющий мало смысла в русском языке, и я со странной гордостью осознал, что моя жизнь с удалась, раз мне довелось услышать от Твайлайт отборный эквестрийский мат.

***

– Вот и всё, – тихо произнесла Твайлайт.
Скамейка была очень низкой, и я как будто сидел на корточках. Ветер гулял по моим оголённым икрам, слегка ворошил ткань шорт и ворот рубашки. Вместе с бархатной, безопасной темнотой это было очень приятно. Здесь мне в принципе было необычайно приятно каждую секунду времени. Больше нигде у меня не было возможности посидеть на скамейке с Твайлайт. Больше нигде мимо нас не будут проходить парочки пони и приветствовать блаженной понимающей улыбкой.
Почему мне, человеку, так хорошо в Эквестрии?
Я с особым удовольствием рассматривал место на горизонте, откуда божественная сила Принцессы Луны поднимала ночной спутник. Он появился за Кантерлотом, и силуэт замка превратился в зловещую когтистую лапу – совсем не те величественные пики башен, которые я видел днём. Луна выглядела очень похоже на земную, только, казалось мне, кратеры на ней располагались в каком-то другом порядке. Но так ли я хорошо помнил их расположение на своей Луне?
Так ли часто я вообще выходил на улицу ночью на Земле? Кажется, я делал это очень и очень давно, когда в моей жизни было полно перекрёстков, и я беззаботно проезжал их, думая, что так будет всегда. Я не думал, что когда-нибудь за перекрёстком начнётся длинная прямая дорога, и никакого выбора не будет ещё очень и очень долго. Получил ли я сейчас своё право выбора?
– О чём думаешь? – спросила меня единорожка.
– О своей жизни, – сказал я, смотря на прикрытый мраком тихо работающий фонтан. – Последние года три-четыре в ней ничего не менялось. И сейчас эти года кажутся такими маленькими… Меньше тех месяцев, что ты пробыла у меня.
– Это… хорошо? Или плохо?
– Откуда мне знать? – пожал плечами я. – Но я всё думаю, станет ли моя жизнь снова такой же маленькой. И более того – снова ли уменьшусь я для неё?
Твайлайт хихикнула.
– Это хороший вопрос, потому что ты довольно-таки большой.
– Да… – рассеянно сказал я. – Я как-то забыл об этом. Только смотря на тебя, я понимаю, какой я большой.
Я положил руку на бедро и почувствовал выпуклость в кармане. Я достал оттуда брелок, сделанный из необычного стекла, словно сплавленного из стёкол разных цветов настолько тонко, что оно казалось радужным с любой стороны. Брелок был оформлен в виде облачка, из которого бьёт молния. Внутри беспорядочно скакал и вспыхивал огонёк, слегка освещая нас с Твайлайт и скамейку. Из-за цвета стекла огонёк походил на беспокойную радугу, пойманную в банку. Я осторожно положил брелок на скамью и старался его не задевать. Брелок имел интересную особенность – стоило тряхнуть его, и пойманная в него молния разразится громом. В натуральную громкость. Да, огонёк такой же яркий, беспокойный и шумный, как и пегаска, которая подарила мне его.
– Жень… ты же понимаешь, что не сможешь забрать их подарки с собой, да?
Брелок был всего одним из пяти подарков. В библиотеке осталась коробка разноцветных кексиков, шёлковый платок-галстук с вышитыми синей нитью тремя кристаллами, бережно связанный шарф в яблочных цветах, а также мешочек с пыльцой, привлекающей бабочек. Простые, скромные, но горящие личностями своих создателей подарки.
– Я знаю.
Я взглянул на Твайлайт – никогда её лицо не было таким отчаянно виноватым.
– Я не знала, что они все принесут подарки… Иначе бы я сказала им… – она страдающе выдохнула. – Это моя вина.
Она говорила не про подарки.
– Твай… – я хотел предотвратить бурю. – Взгляни на это хорошей стороны. Я и представить себе не мог вчера, что окажусь здесь. Ты так ловко всё провернула…
Я увидел в темноте дрожащий блеск в её глазах и замолк. Она старательно не издавала звуков, но я слышал, как прерывалось её дыхание.
– Не надо было рваться на ночь глядя, как только я всё вспомнила. Надо было подумать чуть подольше. Спланировать чуть-чуть подальше… Не откладывать на потом со слепой верой, что всё образуется… Не знаю, что бы я могла придумать. Но если бы я знала, что мне придётся прощаться меньше, чем через сутки…
Она дёргалась, досада так и рвалась из неё, досада по своим ошибкам, которые она уже не может исправить. Досада по тому, что умная Твайлайт не может надоумить глупую Твайлайт. Точно так же досада, как и в предыдущий вечер. Неужели она не видит, как бессмысленна эта досада? Ошибки не исправишь, сколько себя не кори. Впрочем, не мне её учить. Как будто я сам никогда не чувствовал досаду от своего бессилия.
Как будто я прямо сейчас не чувствую досаду.
– Однако… я не хочу портить вечер, – единорожка заговорила вдруг очень спокойно. – Будет ещё хуже, если единственный твой вечер в Эквестрии закончится сожалениями.
Какая же всё-таки ты сильная, Твайлайт.
– Ну… – я принял более расслабленную позу. – Немножко досадно, что мне нечего будет показать другим. Никто ведь не поверит. Даже я сам через десятки лет.
– Я бы не хотела, чтобы ты остался без напоминаний. Ты ведь сам дал мне их…
– О чём ты?
– Вернее, я их взяла. Ты помнишь ту книгу по оригами? Когда я уходила, я забрала её.
Сначала во мне вспыхнуло что-то вроде недовольства, но потом оно успокоилось, словно я вспомнил, что Твайлайт всегда можно доверить книгу. Несмотря на то, что я больше эту книгу никогда не увижу.
– Ай-яй-яй. Книжки без спросу брать нельзя.
– Больше так делать не буду, – улыбнулась она.
После минуты тишины Твайлайт тронула меня копытом и сказала:
– Я ведь так и не сделала тебе подарок.
– Разве? А как же экскурсия по волшебной стране с бесплатным питанием…
Она тепло засмеялась, подарив мне чувство маленького подвига.
– У меня есть ещё подарок. Он остался в библиотеке. Погоди-ка…
Она прищурилась, рог засветился, и темноту вмиг разогнала фиолетовая вспышка, в свете которой я сразу понял, что за подарок единорожка мне приготовила. Горло что-то сдавило.
– Пока ты гулял по Понивиллю, я потратила на него, наверное, почти два часа. Я старалась.
На мою ладонь лёг испещрённый лишними складками, но имевший такие аккуратные и точные уголки бумажный журавлик, и облачко вокруг него с искорками хлопнуло. Он был из эквестрийской бумаги, которую я для простоты называл пергаментом, хотя она была сделана из другого материала и по другой технологии. У журавлика были до упора оттянуты крылья. Моя школа.
– Одними копытами? – спросил я.
– Да.
– Ты молодец. Нет, больше – ты просто чудо, – я поднял журавля выше. – Думаю, ты заслужила мою книгу.
– Какая честь, – Твайлайт сделала наигранно удивлённое лицо. – Какая неожиданность.
– Возможно, ты привнесёшь оригами в Эквестрию.
Наигранность ушла, а удивление осталось.
– Это слишком.
– Я думаю, сложить копытами журавля, будучи знакомым с оригами около суток, достойно того, чтобы было «слишком».
– Наверное, – улыбнулась она.
– Жаль, мне не судьба оставить его себе, – вслух подумал я и умолк, разглядывая журавля. Магическая аура вытянула его из моих рук.
– Не нужно лишний раз думать об этом, – журавлик подлетел к левой части моей груди, почти к сердцу. Он загорелся ярче, и кусочек ткани рядом с ним тоже. Вспышка – и на моей рубашке только что появился новый карман, в который аккуратно вошёл журавлик.
– Вау, – только и сказал я. – Спасибо.
– Спасибо тебе. За всё.
И тебе тоже спасибо за всё, Твайлайт. И даже больше.
Ночь проникала в мою голову. Мне стало по-детски страшно, когда я подумал, что больше не увижу день в Эквестрии. Как будто не я скоро покину этот мир, а мир умрёт вокруг меня и больше никогда не очнётся. А вместе с ним умрёт и Твайлайт. Возникло безумное желание забрать её с собой, туда, где при всём ужасе, боли и несправедливости жизни после самого тёмного часа следует рассвет, а не смерть. В тот настоящий мир, а не мир каких-то глупых сказок о дружбе, магии, где всё кончается хорошо и никто не держит ни на кого зла. В мой мир, где нас только двое, где мы легко погибнем друг без друга, но останемся вместе.
Только кто я вообще такой? Чужой для этого мира человек. Гость. А по существу – призрак, находящийся здесь лишь по чужой воле. Мне просто повезло хотя бы оказаться здесь, чувствовать этот мир, его звуки, цвета и прикосновения, пусть и на какие-то двенадцать-тринадцать часов, из которых у меня осталось совсем немного. А потом я уйду в реальный для меня мир. В мой мир. Там, где я давным-давно уже погиб в одиночестве.
Ночь была в моей голове. Я встал, повинуясь ей, и пошёл в библиотеку. Я чувствовал – Твайлайт идёт за мной. Ветер приятно обнимал нас, то ли радуясь, то ли жалея. И казалось, что двери библиотеки открывали ворота в какой-то лимб. Я узнавал детали, но всё было другим. Это уже была не Эквестрия. Эквестрия умерла. Что со мной?
Остатки сознания вспомнили: Твайлайт предупреждала об этом. За несколько минут до окончания действия заклинания, когда запас его энергии иссякает, аватар – так называлась моя сущность в Эквестрии – может начать распадаться досрочно и по кусочкам-частичкам возвращаться обратно. Это приводит к помутнению рассудка, побочному эффекту, вызванному фрагментацией удерживаемого заклинанием сознания. Процесс начался.
Но разве моя боль, сожаление, страх – это всё одно большое помутнение? То, что я здесь чужой – всего лишь плод моей фантазии? Мир отвергает меня самым отвратным способом, прожёвывает и выплёвывает. Эквестрия, мир удивительных фантазий, избавляется от чужеродного организма, как самое обычное животное.
Я почувствовал, как спина ушла во что-то мягкое, и понял, что это кровать. Вернее, её местный аватар. Теперь для меня весь мир состоял из аватаров: аватар кровати, аватар окна, аватар ночи, аватар потолка и аватар Твайлайт, который смотрел на меня аватаром ужаса.
– Женя, ты как? Уже началось?
Мимо пробежала зелёная тень, напоминавшая о существе по имени Спайк, издала похожие на него звуки и ушла – возможно, за настоящим Спайком. Я почувствовал огромную волну тошноты, утопившую меня, заставившую меня задыхаться. Как-то ослабить её не удалось. Стало не только страшно, но и паршиво. Каждое приятное чувство, испытанное мной, обернулось своей противоположностью: болью, отвращением, неприятием.
И только одно чувство не могло измениться. Фиолетовое, издающее свечение пятно с двумя большими, яркими глазами нависало надо мной. Всегда красивое, всегда желанное, всегда живое, оно казалось сейчас таким в миллионы крат сильнее. Все чувства, вся боль ушла. Ушла форма, осталась истина. Фиолетовый круг и красивые глаза.
Сами собой мои губы зашевелились в единственных словах, которые я считал важными:

Часто говорят среди людей,
Что Бог жесток, что правды нет.
Но не каждый может стать сильней,
Дарить другим тепло и свет.

Пятно стало большим и соприкоснулось со мной. Я чувствовал его тепло, чувствовал его живительную мокроту, воду, исходящую из смерти и жизни и в них же приходящие.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71219860?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.