Остров гноллей
Остров гноллей
Егор Сергеевич Фетисов
Метавселенные фэнтези
Остров гноллей – не сказочное место, он совершенно точно существует на севере Европы, рядом с Данией. Обитают на этом уединённом острове легендарные существа – гнолли, потомки троллей и гномов. Случайно житель этого далёкого острова гноль Смук оказался в доме двух братьев, Петера и Себа, и теперь ему нужна помощь. Мальчишки отправляются в далёкое и опасное путешествие на таинственный остров, чтобы вернуть Смука домой. Вместе с ними поехала и одноклассница Петера, Изольда (девочка с ледяным именем). Но если бы всё было так просто! Гнолли, как и их далёкие предки, на солнце превращаются в камень! Так что ребятам придётся передвигаться только ночами, переправляться через пролив на сказочном пароме, прятаться от жутких прыгозавров, пробираться через кошмарное болото и непроходимые джунгли, а ещё искать карту острова! Справятся ли друзья с задачей? А если справятся – смогут ли они вырваться из мест, откуда ещё не вернулся ни один смертный?!
Для среднего школьного возраста.
Егор Сергеевич Фетисов
Остров гноллей
© Фетисов Е. С., 2024
© Копченов П. Н., карта на форзацах, 2024
© Оформление серии. АО «Издательство «Детская литература», 2024
1. Скамейка запасных
Петер был не самым высоким мальчиком в классе. По правде говоря, он уступал в росте всем остальным, и некоторые из взрослых, впервые его увидев, даже думали, что он учится не в пятом «Д», а ещё только в третьем. Какое-то время он переживал по этому поводу, потому что, когда ты живёшь в такой стране, как Дания, тебя окружают сплошные верзилы и дылды и тебе не хочется дышать им в пупок, когда вырастешь. Петер перенял это выражение у папы, а папа, наверное, у своего папы, то есть у дедушки Петера. А тот, в свою очередь, у своего папы, то есть прадедушки Петера, и так далее. Никому и никогда не хотелось дышать кому-то в пупок – такой вывод сделал для себя Петер.
Для многих пупок – это не главное, для них основная неприятность при невысоком росте заключается в том, что тебя не пускают на разные аттракционы в парке аттракционов. Но для Петера это совершенно не было проблемой, потому что он терпеть не мог аттракционы, на которых людей переворачивали кверху ногами, болтали, трясли и подкидывали на чудовищную высоту с единственной целью – извлечь из них наружу съеденное за день. Если родители приводили Петера и его младшего брата Себастьяна в парк Тиволи, то Петер просто мирно катался в волшебном чемоданчике, возившем по сказкам Андерсена, или бросал тряпичными мячами по железным банкам.
Там всегда можно было выиграть какой-нибудь приз, и эти призы валялись в семье Шёнебек (я забыл сказать, что фамилия Петера была Шёнебек) по всем комнатам. Больше всего Петеру нравилась большая резиновая змея, потому что мама, наступив на неё, страшно пугалась и довольно истошно и пронзительно кричала. Да и парочка чёрных резиновых пауков была очень даже недурна. Петер иногда брал их в кровать, когда шёл спать. Пауков звали Микки и Маус. Петер любил играть с ними и даже делал им настоящую паутину из ниток. Жаль, что живых пауков родители не разрешали приносить домой, и Петер со своим другом Лукасом ограничились тем, что устроили за школой гостиницу для насекомых, где у них жили разные жуки, жужелицы и муравьи. Было чертовски интересно кормить их и наблюдать за ними. Они всегда куда-то сосредоточенно спешили, семенили своими крошечными лапками без устали, и друзья ни разу не видели, чтобы кто-то из постояльцев их гостиницы отдыхал. «Они вообще спят когда-нибудь?» – спросил Петер Лукаса, но тот только плечами пожал. Кто знает, что в голове у этих букашек!
Но больше всего Петер любил не насекомых, и не парк Тиволи, и уж тем более, как вы и сами уже догадались, не школу, хотя в школе тоже случались удачные дни, когда им давали конфеты или водили в кино. Больше всего Петер Шёнебек любил играть в боулинг.
Если вы ещё не пробовали играть в эту игру, то многое потеряли. Ты берёшь гладкий шар с отверстиями для пальцев и запускаешь его по длинной дорожке с двумя канавами по бокам в сторону выставленных в конце этой дорожки кеглей. Нужно эти кегли сбить. И чем раньше, тем лучше. Лучше всего первым же ударом. Тогда это называется «страйк», и к твоей следующей попытке приплюсовывается куча очков. Петеру ужасно нравилось играть в боулинг, ведь там неважно, какого ты роста. Неважно, сильный ли ты. Быстрый ли. Эта игра не требовала потной спешки и агрессии. Он брал шар в руку, ощущал его приятный вес и целиком сосредотачивался на том, чтобы не дать ему сбиться с намеченного пути и свалиться в канаву. Иногда Петеру снились кошмары: как его шар медленно отклоняется влево или вправо и неминуемо вот-вот окажется в канаве. Ноль очков! Тут Петер всегда просыпался. Раньше, чем бросок был загублен.
Петер играл хорошо, но это его не радовало, потому что хорошо играли очень многие. А некоторые играли замечательно. Потрясающе. Это было круто – то, как они играли. Например, Бертрам из пятого «А». Бертрам был капитаном их школьной команды и всегда держал Петера на скамейке, объясняя это тем, что Петер набирает мало очков. Но Петер терпеливо приезжал на все соревнования, в надежде на то, что рано или поздно Бертрам всё-таки даст ему шанс сыграть, потому что нельзя же говорить, что ты приносишь команде мало очков, если ты не сыграл за неё ни одного матча! Петеру просто не дали ни единого шанса доказать, что он может быть полезен.
В пятницу Петер в очередной раз надел шлем, сел на свой горный велик и, несмотря на дождь, поехал на соревнования. И в очередной раз просидел всю игру на скамейке запасных. В этот раз в полном одиночестве, потому что обычно компанию ему составляли девочки, приходившие поболеть за «Медуз» – так почему-то называлась их команда, – но в этот раз из-за дождя все остались дома.
«Медузы» продули с оглушительным счётом «Тиграм», что, в общем-то, неудивительно, если задуматься о том, кто медузы и кто тигры в реальном мире, и Петер забрался на велосипед с единственной утешительной мыслью в голове: завтра суббота, а это значит – никакой школы, и с утра можно будет поспать подольше, если Себ не вскочит чуть свет и не начнёт крутить музыкальные клипы на планшете. Папа всякий раз с вечера прятал этот гаджет, и всякий раз проснувшийся утром Себ без труда его находил. Такое впечатление, что в прошлой жизни Себ был собакой-ищейкой. Себ – это сокращённый вариант имени Себастьян, ведь никому не придёт в голову ломать себе язык и миллион раз за жизнь называть своего брата Себастьяном только потому, что такое длинное и несуразное имя приглянулось родителям. Вытирая рукавом мокрое от дождя лицо, Петер решил, что сегодня он собственноручно спрячет планшет от брата, и даже если тот в прошлой жизни был доберманом-пинчером, планшет ему не найти.
Петер улыбнулся этой мысли и даже на секунду от удовольствия закрыл глаза, представляя себе, как Себ роется по всей квартире в безуспешных поисках. И за эту предательскую секунду жизнь Петера изменилась самым катастрофическим образом и потекла совсем не в ту сторону, в какую текла раньше. Это всегда происходит с жизнью человека за считаные секунды, иногда даже быстрее, и к этому невозможно привыкнуть или как-то предварительно натренироваться. Ты только что жил одной жизнью, счастливой или не очень, и тут вдруг бац, – и её уже сменила другая. И бессмысленно огорчаться и причитать, что новая жизнь хуже старой. Ведь ты сам всему виной. Это ты не ценил ту старую жизнь, считал, что хуже её нет и быть не может, был уверен, что твои родители самые вредные и строгие, а твои пирожные не такие вкусные, как у приятелей по классу. Ну вот, получи результат. Твоя жизнь изменилась самым крутым образом, а ты уже потерял равновесие и летишь кубарем в канаву вместе с великом. Точнее говоря, не ты, а Петер. Это Петер не справился с мокрой от дождя дорогой и кубарем полетел в канаву. И с этого момента его жизнь стала частью истории. Истории про гноллей и загадочный остров, на который можно попасть только в полночь и только если у тебя есть камень-пропуск. Тогда открывается невидимый коридор во времени и пространстве, и гнолли покидают остров, перебираясь в наш мир. Они делают это, потому что больше всего на свете любят золото. И чтобы добыть его, они готовы на всё.
2. Неожиданная находка
Петеру и раньше приходилось падать с велосипеда, например, когда он пытался ехать без рук, чтобы впечатлить девчонок, делавших вид, что не обращают на него никакого внимания. Точнее говоря, одну девчонку. Её звали… Нет, ещё рано, она появится в этой книге чуть позже. Или когда он катался на велике по площадке, предназначенной для скейтбордов. Хотя там так и было написано: «Только для скейтбордов!» – и ещё были нарисованы самокат и велосипед, перечёркнутые красным крестом. Наверное, для тех, кто не умеет или ленится читать. То есть как раз для Петера. Но он всё равно решил, что особого вреда не будет, если он пару раз прокатится здесь на велике. Он же не собирался ездить тут с утра до вечера и давить скейтбордистов. Просто хотел разогнаться разок-другой, сделать пару трюков, которые в принципе безвредны. «Что может быть безобиднее езды на велосипеде на площадке для скейтбордов?» – так думал Петер до поры до времени, то есть до того момента, когда убедился в обратном.
В общем, упасть с велосипеда – дело нехитрое. Поэтому так важно ездить в шлеме. Голова у человека всё-таки не шар для боулинга, она не такая крепкая, и не стоит ею биться обо что попало, иначе можно заработать сотрясение мозга. Петер не хотел сотрясать свой мозг и всегда ездил в шлеме. И даже когда он в прошлом году потерял свой шлем, он тут же тихонько взял папин, а папа, для которого все шлемы выглядели одинаково, решил, что это он сам где-то оставил свой шлем, и купил себе новый. Так, конечно, делать нехорошо, но уж очень сложно иногда бывает объяснить родителям, что ты не хотел терять ту или иную вещь и сделал это совершенно не нарочно. Разговор быстро заходит в тупик, потому что, когда ты сделал что-то не нарочно, очень трудно ответить на вопрос, зачем ты это сделал. Потому что не нарочно, в общем-то, и означает «низачем». Но родители этого не понимают.
Короче говоря, Петер на секунду закрыл глаза, хотя делать этого никогда не следует, если едешь на машине, скачешь на лошади или, как в данном конкретном случае, гонишь изо всех сил на велосипеде, потому что обещал родителям вернуться к шести, а уже полседьмого, и от папы пришло несколько эсэмэсок. Папа интересовался, куда запропастился его сын Петер.
И в эту самую предательскую секунду, пока глаза Петера были закрыты, он зацепился педалью за поребрик и полетел в канаву. Надо сказать, что канав в Копенгагене не так много, надо ещё поискать такое место, чтобы была канава, а не вполне приличная обочина. Но соревнования по боулингу проходили в припортовой зоне, потому что там дешёвая аренда и всякие компании устраивают в этом месте площадки, лазалки и, например, боулинг. Так что здесь довольно мрачно, и почти нет деревьев, и магазинов никаких нет, и людей. Тут очень пустынно, потому что сюда ходит один-единственный автобус, и то нечасто. Да и что тут делать обычным людям, если они, конечно, не приезжают играть в боулинг? Смотреть на ангары? Иногда, правда, здесь попадаются любопытные штуки. Например, пару месяцев назад Петер обнаружил недалеко от дороги выброшенное кем-то пианино. Оно было совершенно расстроено, но Петер всё равно сыграл начало композиции Кима Ларсена «Посреди ночи». Оно совсем несложно играется, это начало, а Петер всё-таки уже третий год занимался на фортепьяно и даже пару вещей умел играть двумя руками. И ноты уже выучил почти все. Правда, только в скрипичном ключе, а мама утверждала, что есть ещё басовый, и там другие ноты, и их тоже придётся учить.
Слава богу, для того чтобы сыграть начало «Посреди ночи», никакой басовый ключ не нужен. Так что Петер без проблем сыграл его пять или шесть раз, чтобы выброшенное пианино не чувствовало себя одиноко. Это классная песня – «Посреди ночи». Там какие-то ребята залезли в чужую квартиру, наверное, чтобы её обокрасть, а тут приехала полиция, вломилась туда, и один из ребят выпрыгнул из окна и разбился насмерть. Это была очень грустная песня. Грустная, но красивая. Маме Петера она не нравилась, точнее говоря, ей не нравилась не сама песня, а её содержание. Музыка там очень ей даже нравилась. Но мама считала, что Петеру и Себастьяну ещё рано слушать песни про подозрительных ребят, которые занимаются воровством. А папа был другого мнения и сказал, что это очень даже полезно: узнать в этом возрасте, что ничем хорошим воровство не заканчивается. Приходит полиция, ты выпрыгиваешь чёрт знает с какого этажа и разбиваешься насмерть. Узнав такое вовремя, ты навряд ли пойдёшь по этой сомнительной дорожке. Так считал папа. И Петер был с ним согласен.
Так вот, именно здесь, рядом с портом, канавы присутствовали, и в одну из них кубарем покатился Петер и с силой ударился шлемом о здоровый и твёрдый камень. Если бы не шлем, он бы разбил об этот камень голову, а так голова осталась цела, как, впрочем, и руки-ноги. Петер с лёгким стоном ощупал себя, пошевелил руками. Кажется, он ничего не сломал и даже ничего не вывихнул, в отличие от того случая на площадке для скейтбордов, когда он сломал руку, да ещё в двух местах. Правда, левую, она ему не очень-то была и нужна: он пишет правой, и ест правой, и на планшете играет в основном правой. Единственная проблема заключалась в том, что он не мог какое-то время ездить на велосипеде, и папа отвозил его в школу на багажнике, по пути на работу. Со стороны это наверняка выглядело ужасно, и Петеру было невероятно стыдно. Настолько стыдно, что он решил впредь не ломать рук.
И теперь он в первую очередь проверил, всё ли в порядке с руками. Болело плечо, но не критично. Он просто сильно ударился им во время падения. Петер поднялся на ноги и наклонился к этому дурацкому камню, чтобы зашвырнуть его куда подальше. И вдруг застыл в удивлении. Потому что камень вовсе не был камнем. Теперь Петер ясно видел это в свете фонаря. Он только по форме напоминал большой булыжник. А на самом деле, наклонившись над ним, Петер увидел, что для булыжника он слишком круглый и слишком гладкий. И в общем-то, слишком красивый. Булыжники никогда не бывают такими красивыми. Во всяком случае, Петер никогда таких не видел. Он ударился головой не о камень, а о великолепный, чёрный с золотой полосой, шар для боулинга.
3. Ледяное имя
Её звали Изольда. Девочку, которую Петер хотел поразить велосипедными трюками. Она была очень красивая и очень была непохожа на остальных девочек в их классе. У неё были тёмные густые волосы, кожа светло-шоколадного цвета и чёрные как ночь глаза, смотревшие всегда с каким-то вызовом, – во всяком случае, Петеру так казалось. Мальчишки, когда хотели подразнить или позлить Изольду, называли её «пиратка». Всё потому, что мама у неё была из Пуэрто-Рико, а родилась Изольда в городе с экзотическим названием Сан-Хуан. Она как-то рассказывала на уроке про свою семью и сказала, что Сан-Хуан – почти самый старый город в Южной и Северной Америке, основанный европейцами. Старше только Санто-Доминго в Доминиканской республике. Никто не знал, что такое Доминиканская республика, да и где находится эта загадочная страна Пуэрто-Рико, тоже никто себе не представлял, хотя Метте, их учительница, пыталась показать Пуэрто-Рико на карте. В итоге она отчаялась и спросила, смотрел ли кто-то из них фильм «Пираты Карибского моря». Этот вопрос встретил уже больше понимания со стороны учеников, особенно мальчиков. Так вот, продолжила Метте, Пуэрто-Рико находится в этом самом Карибском море. И посмотрела на Изольду. Та важно кивнула. И с того момента получила прозвище «пиратка».
У Петера с Изольдой были натянутые отношения. Она ему нравилась, но он боялся это показать и, наоборот, иногда присоединялся к другим мальчишкам, когда они её дразнили. Он даже проявил некоторое рвение и изобретательность и придумал свою собственную дразнилку. Подходил к Изольде и спрашивал, из чего у неё сделано имя. И когда она вопросительно на него смотрела, заходился неестественным смехом, тыкал в неё пальцем и выговаривал её имя с паузой посередине: Изо… льда. «Изо льда у тебя имя, понятно?» – добавлял Петер и снова натужно смеялся, а Изольда отворачивалась и уходила. И в её взгляде было что-то недоброе. Петер даже подозревал, что это из-за неё Бертрам держит его на скамейке запасных и не даёт играть, потому что Бертрам с Изольдой были закадычными друзьями. Они вместе собирали бутылки и банки, сдавали их и на вырученные деньги покупали пиццу и бабл-ти.
Так вышло, что не только Бертрам и Изольда, но и все остальные ребята в классе, включая самого Петера, покупали этот бабл-ти несколько раз в неделю и просто жить без него не могли. Просто помешались на нём. Бабл-ти – это такой чай. Собственно, слово «ти» и означает по-английски «чай». Только, чтобы было вкуснее, в него добавляют фруктовый сироп и шарики, которые можно раскусывать, и внутри они тоже вкусные. Их делают из тапиоки. А тапиоку получают из корней маниока. А маниок – это такой экзотический овощ, похожий на… Неважно на что. В общем, это был довольно экзотический напиток, и раскусывать шарики всем ужасно нравилось.
Так вот, пару месяцев назад поддразнивание Петера закончилось довольно печально, хотя надо признать, что Петеру и Изольде ещё повезло, потому что всё могло закончиться гораздо трагичнее. А виноват во всём был паук. Точнее говоря, не паук, то есть он, конечно, из семейства пауков, но не такой паучный паук, как большинство пауков. Ну… он не мохнатый, и не сидит на своей паутине, и вообще довольно безвредный. Но лапки у него очень длинные и неприятные на вид, стоит это признать. Называется он «сенокосец». Девчонки его очень боятся и даже визжат от одного его вида, хотя он безобидный и не кусается.
Петер поймал такого сенокосца и погнался с ним за Изольдой, даже не для того, чтобы послушать, как она визжит, потому что она, хоть и была перепугана, удирала молча, а для того, чтобы как-то привлечь к себе её внимание, раз уж она не реагирует на дразнилки про своё имя. Они выскочили из здания школы на улицу, и Изольда, не посмотрев толком по сторонам, бросилась через дорогу.
Водитель синего «пежо» успел затормозить, но всё же поддал Изольду бампером, так что она упала на асфальт и ободрала локоть в кровь. Дальше Петер помнил всё довольно смутно: от испуга его память перестала фиксировать происходящее. Ему казалось, что теперь его непременно посадят в тюрьму, потому что приехали полицейские и Петера с Изольдой и Бертрамом, который выступал в качестве свидетеля, бросая на Петера недобрые взгляды, отвезли в ближайший участок полиции. Там Изольду осмотрел врач и, к счастью, не обнаружил у неё никаких травм или повреждений. Потом им задали несколько вопросов: зачем, дескать, они носятся по проезжей части, вместо того чтобы играть на продлёнке в своём замечательном клубе, где чего только нет, – и отпустили.
На ступеньках полицейского участка Бертрам хлопнул Петера по плечу и сказал: «Ну ты и придурок!»
А Изольда посмотрела на него молча, и в её взгляде было что-то тревожное и неприятное. В нём не было злости, скорее, в нём затаилось решительное желание отомстить. С того дня Петер избегал встречаться с ней взглядами и больше ни разу не смеялся над её именем.
4. Такие разные братья
Вся эта история стремительно пронеслась в голове Петера, когда он склонился над шаром для боулинга и взял его в руки. Он подумал, что теперь, когда у него свой собственный шар, да ещё такой крутой, чёрный с золотой полосой, он наконец попадёт в основной состав и сможет всем, а главное – Изольде, доказать, что играет не хуже остальных. Или он, может быть, подарит ей этот шар, и тогда она простит его за тот случай с сенокосцем…
Хотя расставаться с чудесным образом найденным шаром Петеру не хотелось. Его словно специально сделали для Петера: пальцы идеально помещались в отверстия, и вес был что надо, хотя на шаре и не было написано, сколько в нём килограммов. Это было странно: обычно на всех шарах написан их вес, чтобы можно было быстро выбрать подходящий. «Ну, не написано – и не написано», – рассудил Петер. Так даже лучше, индивидуальнее. Ни у кого не было такого шара, даже у Бертрама.
Петер подумал, что надо будет как можно быстрее его испробовать. Завтра суббота, и папа, наверное, согласится дать Петеру с Себом денег на боулинг. В субботу до обеда это не так дорого, и, скорее всего, папу удастся уломать, если, конечно, Себ поможет. Он не очень-то большой любитель боулинга и может начать канючить, чтобы его отвели на детскую площадку или в кино. Или в книжный магазин.
Вот уж чего Петер никак не мог понять, так это какое удовольствие находит Себ в чтении книг. Брат всё время сидел или лежал с книжкой. Часть из них он приносил из школьной библиотеки, какие-то папа брал ему в библиотеке районной, и в придачу к этому они с папой ещё ходили в книжный магазин, где Себ выбирал себе какую-нибудь новинку. Для Петера это было непостижимо, поскольку сам он чтение воспринимал исключительно как наказание и соглашался что-то прочесть только в обмен на разрешение поиграть в компьютерные игры на планшете.
Из компьютерных игр больше всего он любил «Фифу». Это такой футбольный симулятор, где нужно было собирать команду, покупать и продавать игроков, а потом играть этой командой и выигрывать монеты, на которые можно было купить ещё более дорогих игроков или потренировать уже имевшихся в составе. Петер мог играть в «Фифу» часами, но мама запрещала делать это так долго, и Петер зарабатывал себе минуты игры на планшете чтением. Три прочитанные страницы давали ему пятнадцать минут игры. Так что иногда ему удавалось прочесть даже небольшую книжку. Тоненькую. Толстые он никогда не брал в руки и вообще отбирал книжки только по толщине. Какое в них содержание, его в принципе не интересовало.
По вечерам у них с Себом порой вспыхивал конфликт, потому что брат долго читал перед сном, особенно когда на следующий день не нужно было идти в школу, а Петеру мешал свет настольной лампы, которую включал Себ. Тогда родители купили небольшую лампочку на гибкой ножке: её можно было брать в кровать и направлять свет прямо в книжку. Но мрак в комнате всё равно сменялся полумраком, и Петеру это мешало. Тогда он молча вставал и выключал Себу свет, а тот начинал плакать и, призывая на помощь родителей, бежал в гостиную, где они смотрели очередной скучный фильм, в котором никто ни в кого не стрелял и ничего не взрывалось. Папа приходил и включал свет, объясняя Петеру, что читать – полезно и нельзя лишать брата чтения, если оно доставляет ему такое удовольствие. Потом папа уходил, Петер снова выключал свет, и ревущий Себ опять бежал к родителям, прерывая просмотр фильма, и папа появлялся в их комнате уже более сердитым, и так иногда они выдерживали три-четыре раунда, после чего Петер сдавался, потому что становилось понятно, чем закончится следующий приход оторванного от просмотра фильма папы.
Петер решил, что сегодня он не будет мешать брату читать и даже поинтересуется у него, о чём книжка, которую тот читает. Нужно заручиться его поддержкой на тот случай, если папе придёт в голову, что боулинг – довольно дорогое развлечение. Или что они могут простудиться, вымокнув на велосипедах под дождём, поскольку машины у них не было. Петер и не хотел машину: во-первых, его в машинах мутило, и родителям приходилось давать ему за час до поездки специальную таблеточку, если они брали машину напрокат. Во-вторых, он не хотел никого задавить, а то едешь себе по городу, не нарушаешь никаких правил, а тут какая-нибудь глупая девчонка выскакивает на дорогу только из-за того, что она не в состоянии отличить сенокосца от паука. Так вот собьёшь какую-нибудь дуру и проведёшь остаток жизни в тюрьме. Лучше уж велосипед. На велосипеде вряд ли кого-то задавишь, а если и падаешь с него иногда в канаву, то шлем защищает твою черепушку. Петер ласково похлопал по шлему на своей голове, потом по найденному шару для боулинга и быстрым шагом направился к велосипеду.
5. Потерянный друг
В ноябре темнеет довольно рано, и, отъехав от фонаря, Петер снова погрузился в осенний мрак, который нарушала только узкая скачущая полоска света от его переднего фонарика. Привычно моросил дождь, до Рождества было ещё почти полтора месяца, и, в общем-то, причин для радости было не так много. Но Петер счастливо улыбался, ведь теперь у него был свой собственный шар для боулинга, да ещё какой! Таких ни у кого не было в его школе, да и в других школах наверняка тоже.
Петер ехал медленно и осторожно, внимательно смотря на дорогу перед собой. Дело было не в том, что он только что упал с велосипеда, это была не беда. «Падать надо привыкать с детства, потом поздно будет!» – так любил повторять папа. Просто Петер боялся уронить и повредить свою супернаходку. Сначала он пытался пристроить шар под мышкой, но тот выскальзывал, и в итоге, перепробовав разные варианты, Петер остановился на самом простом из них: он рулил правой рукой, а в левой вёз шар, продев пальцы в отверстия, как перед броском. Шар был довольно тяжёлый, Петер был почти уверен, что он весит девять килограммов: как раз этот вес Петер выбирал, играя в боулинг. Если бы ему дали нести сумку из магазина, которая весила бы девять килограммов, Петер, конечно, был бы недоволен, но шар приятно оттягивал руку. Ведь это был его, Петера, шар, а не чей-то там ещё, а своя ноша не тянет, как сказал папа на прошлой неделе, когда тащил из магазина ящик с пивом, и, хотя он совсем запыхался и шумно отдувался через каждые несколько шагов, вид у него был при этом довольный и счастливый.
Подъехав к дому, Петер припарковал велосипед, снял фонарики, чтобы они не отсырели под дождём, потому что тогда лампочка в них быстро перегорала и нужно было покупать новый фонарик, и поднялся на пятый этаж, где жили они с Себастьяном. Да-да, они с Себастьяном, потому что мама и папа жили этажом ниже – на четвёртом. Так уж вышло, что их квартиру сделали из двух квартир, находившихся одна под другой, и внутри у них была лестница между этажами. У них с Себом было две комнаты: в одной они играли, в другой стояла двухэтажная кровать, в которой они спали, и обычная одноэтажная – для друзей и приятелей из школы, на случай, если они придут поиграть и захотят остаться на ночь. В Дании так часто делают: ночуют у школьных товарищей и завтракают потом в их семьях.
К Себу часто кто-то приходил, он общительный, Себ. Вернувшись из школы, Петер то и дело заставал брата в компании очередного товарища из класса: они сидели на диване бок о бок и играли в «Фортнайт». Петер не любил «Фортнайт», наверное, потому, что ему не с кем было в него играть, или, может быть, наоборот, ему не с кем было играть, потому что все любили «Фортнайт», а он нет. У Петера все эти годы был один друг, Лукас, и Петеру как-то не приходило в голову заводить ещё друзей, ведь ему и с Лукасом было весело. В нулевом классе, и в первом, и во втором, и в третьем, и в четвёртом. А в пятом Лукас уехал, потому что его родители были из Австралии и их семья вернулась обратно к себе. Теперь они болтали и переписывались в снэпчате. Но как-то всё реже. Папа сказал, что Петер не должен расстраиваться, ведь у Лукаса произошли в жизни серьёзные перемены, ему нужно было сейчас сосредоточиться на новом мире, в котором он вдруг оказался, и ему трудно будет дружить с Петером, как прежде. Это нормально, сказал папа. Петер должен это понять, потому что ему уже скоро двенадцать, он достаточно взрослый для того, чтобы понимать такие вещи. И Петер их понимал, но от этого понимания легче почему-то не становилось.
На продлёнке он обычно шёл в мастерскую и мастерил что-нибудь из дерева: ракетки для настольного тенниса, револьвер, похожий на настоящий, хотя из него и нельзя было стрелять, фотоаппарат, тоже как настоящий, только деревянный, поэтому фотографировать им, понятное дело, тоже было никак нельзя. Зато Петеру было в мастерской не скучно. Время летело быстро. Если надоедало мастерить, он приносил из дома мяч и забивал его на футбольной площадке в пустые ворота, представляя себе, что в них стоит легендарный Петер Шмейхель. Шмейхель был его любимым игроком, потому что его тоже звали Петер, как самого Петера. И когда мяч залетал по красивой дуге в верхний угол, Петер даже вскидывал вверх руки и пробегал несколько метров с криками «гол!», так что на него оборачивались ученики и учителя, вышедшие проветриться. Если Петера звали поиграть в настольный теннис или в «Монополию», он чаще отказывался, чем соглашался, и на все призывы родителей пригласить в гости новых приятелей только отрицательно качал головой. Новых друзей он завести ещё не успел, а приглашать просто мальчиков, с которыми он и в школе-то ни во что не играл, было бы странно.
Он уже начал набирать сообщение Лукасу, где описывал своё недавнее падение с велосипеда и удивительную находку, как вдруг услышал шаги на лестнице. Папа поднимался на их с Себом этаж. Не зная, как папа отнесётся к тому, что Петер притащил в дом неизвестно чей шар для боулинга, он на всякий случай поспешно спрятал его в шкаф с одеждой, на полку, где лежали джинсы. А то, не ровён час, папа решит разыскать владельца шара и вернуть ему потерянную вещь. Родители всегда так делали. И Петер был с ними согласен. И даже когда папа нашёл в зоопарке кошелёк, полный денег, и отнёс его девушке, проверяющей билеты на входе, Петер подумал, что папа поступил правильно, хотя одну-единственную денежку можно было бы, конечно, оставить себе на мороженое. Ведь они поступили честно, и владелец кошелька, сам охотно дал бы им сто крон на мороженое, Петер был в этом уверен. Но папа строго на него посмотрел и сказал, что чужое не должно интересовать Петера. Его должно интересовать своё. На этом разговор был закончен. И теперь Петер решил не рисковать лучшим в мире шаром для боулинга, потому что он уже считал его своим.
Петер быстро отправил кое-как дописанное сообщение Лукасу и сделал вид, как будто разбирает школьную сумку. Папа потрепал его по голове и попросил вынести мусор, пока он съездит за Себом. Дело в том, что Себ был в гостях и папе нужно было съездить за ним, потому что Себу ещё не было десяти лет и ему нельзя было возвращаться домой одному на велосипеде, как это делал Петер. Обычно папа забирал Себа после продлёнки от здания школы, но иногда, как сегодня, Себ договаривался с кем-нибудь из товарищей поиграть, и тогда нужно было за ним ехать туда, где он играет. Сегодня Себ играл где-то поблизости, поэтому папа разрешил ему побыть в гостях до семи вечера. И всё-таки папа был недоволен тем, что придётся садиться на велосипед и крутить педали под дождём, поэтому, вместо того чтобы разговаривать своим нормальным жизнерадостным тоном, что-то бурчал себе под нос.
«Ладно!» – согласился Петер, хотя у него не было никакого желания выносить мусор. Он всё ещё держал в уме завтрашний поход в боулинг, и папу лучше было сейчас не сердить. Надо будет ещё придумать версию, откуда у него этот шар, если папа завтра его заметит. А папа непременно заметит, такой уж у него зоркий характер. «Перед сном подумаю», – решил Петер, а вслух сказал: «Здорово!», потому что папа объявил, что на ужин будут мексиканские тако. Это и правда было здорово. Тако Петер очень любил.
6. Неожиданный поворот событий
После ужина папа с Себом сели рисовать слона.
Ни папа, ни Себ рисовать не умеют, но это их обоих ни капельки не смутило: папа нашёл в Интернете сайт, где пошагово объяснялось, как нарисовать то или иное животное, в том числе слона. Сначала нужно было нарисовать окружности, которые должны были в будущем стать частями слона – его головой, телом и ногами. А потом уже понемногу прорисовывать детали. Петер не согласился к ним присоединиться, потому что терпеть не мог рисовать животных и собирать пазлы. Пазлы были даже похуже рисования. Нужно было высыпать в крышку от коробки тысячу кусочков, никак не подходивших друг к другу, и часами пытаться их соединить, чтобы получилась та или иная картинка.
Петер не мог понять, в чём смысл этого занятия, потому что, на его взгляд, гораздо проще было взять уже готовую картинку и полюбоваться ею, потратив на это две минуты, а не три часа. Но Себ обожал собирать пазлы и, надо отдать ему должное, весьма шустро находил недостающие детальки. Такое занятие, наверное, вполне подошло бы и Петеру, ведь он любил делать что-то в одиночестве, а собирание пазла не требует компании, это, как и чтение, занятие для одного человека. Но пазлы и книги Петер терпеть не мог. Так уж вышло. Как говорят французы, «се ля ви», что значит «такова жизнь», и ничего тут не поделаешь.
Мама начала убирать со стола и заполнять посудомоечную машину, и, поскольку она ни словом не обмолвилась, что ей нужна в этом помощь Петера, он с чистой совестью поднялся наверх, открыл шкаф, почти минуту ворошил в нём джинсы и даже поискал на других полках, хотя точно помнил, куда именно положил шар, а куда не клал, но шар удивительным образом исчез. Себ не мог его взять: он даже свой шкаф никогда не открывает, а бросает вещи просто на пол, так что маме приходится собирать их и раскладывать по полкам в его шкафу. А уж в шкаф Петера он и подавно бы не полез. Да его и не было дома, папа привёз его перед самым ужином. Что-то тут было не так… Может, мама заглянула к ним в комнату, пока Петер выносил мусор? Но она никогда не берёт их вещи без спроса. Тем более такие ценные, как шар для боулинга. Она даже их старые рисунки не выбрасывает, какими бы скомканными они ни были. Всегда сначала спрашивает, нужны они Петеру с Себом или нет.
На всякий случай Петер спустился вниз, на кухню, и спросил маму, не брала ли она… тут он на секунду запнулся… такой чёрный… шар. Нет, ничего похожего она не видела и вообще не заходила к ним в комнату. Куда же он мог деться?
Петер, бросив по дороге взгляд на рисунок, над которым пыхтели папа с Себом, и, увидев животное, больше похожее на огромного бурундука, чем на слона, опять побежал вверх по лестнице. Он вошёл в спальню, не включая свет, и подошёл к окну. Дождь неожиданно закончился, как это часто бывает в Копенгагене. Погода здесь переменчива из-за сильных ветров, дующих с Северного и Балтийского морей, поэтому ясный день может внезапно обернуться дождливым, а дождь – так же внезапно прекратиться. Их этаж был последним. Петер стоял у окна и смотрел на крыши соседних домов, над которыми взошла полная луна. Это было красиво: освещённые лунным светом крыши, и звёзды высоко в небе, и редкие машины, проезжавшие внизу в свете фонаря. Всё выглядело, как… в сказке, что ли. Петер, конечно, давно вырос из того возраста, когда верят в сказки, или в Деда Мороза, или в разных там гномов и троллей, но теперь ему приятно было стоять вот так у окна и думать, что в мире всё-таки осталось что-то от сказки. Что-то чудесное и непостижимое. Потом это ощущение прошло, Петер развернулся, пересёк комнату, протянул руку к выключателю, и…
– Не включай свет, – раздался откуда-то негромкий голос. Это не был шёпот, кто-то просто говорил, не повышая голоса, но при этом очень настойчиво.
В тёмном углу за двухэтажной кроватью шевельнулась чья-то тень, и Петер почувствовал, как холодные мурашки побежали у него по коже. Он хотел позвать папу, но не мог издать ни звука. Он чувствовал себя как Нео в первом фильме «Матрицы», когда у него исчез рот, как будто его никогда и не было на лице. Петера парализовал ужас. Он был уверен, что в квартиру проникли воры и одного из них он застал в своей комнате. А преступник, которого застали на месте преступления, иногда оказывается очень жестоким, пытаясь спастись. Петер смотрел фильмы, в которых грабители даже убивали хозяев, если те заставали их врасплох.
Однако тень не совершала никаких угрожающих действий и к тому же оказалась довольно маленькой. Ростом с Петера, нет, даже меньше, скорее, ростом с Себа.
– Ты китаец? – так же негромко спросил Петер.
– Почему китаец? – удивилась тень.
– Китайцы такие маленькие. Они гораздо ниже, чем мы.
– Во-первых, китайцы бывают разные, – задумчиво произнесла тень. – Во-вторых… нет, я не китаец. Можно сказать, что я, как и ты, скандинав.
– Датчанин?
– Не совсем… – Тень сделала несколько шагов по направлению к Петеру. – Но мои предки из этих мест.
Тень старательно избегала попадать в полосу лунного света, но глаза Петера за это время окончательно привыкли к темноте, и он смог разглядеть невысокого мальчика, очень симпатичного. Тот был одет во всё чёрное, а на щеке у него был какой-то след.
Мальчик проследил за взглядом Петера и ответил на вопрос, который тот не успел задать.
– Это золотая дуга, метка смуков.
– Смуков? – удивлённо спросил Петер. – Это такой народ? Как датчане?
– Да, это народ, – кивнул в темноте мальчик, – но не совсем такой, как ты думаешь. Смуки рождаются очень редко. Нас назвали так за красоту, которая вообще-то несвойственна гноллям. Почти все гнолли уродливы. К сожалению, – добавил незнакомец.
– Гнолли? – снова спросил сбитый с толку Петер. Он впервые слышал это слово, хотя что-то оно ему напоминало. Только вот что, он никак не мог понять.
Но уже совсем скоро загадка разъяснилась, как и тайна появления незнакомца в спальне мальчиков, и, что совсем удивительно, загадочное появление в жизни Петера шара для боулинга.
7. Кто такие гнолли
– Может быть, ты хочешь есть? – осторожно спросил Петер Смука.
Он не очень представлял себе, что едят смуки и гнолли. Точнее говоря, совсем не представлял. Не имел ни малейшего понятия. Может быть, они едят маленьких мальчиков, таких, как он, Петер.
Смук кивнул, по-прежнему избегая появляться в лунной дорожке, пересекавшей спальню.
– Только, пожалуйста, не включай свет, – озабоченно сказал он. – Мы от света каменеем.
– Хорошо, – сказал Петер. – Но ты лучше тогда залезь обратно в шкаф, пока я спущусь на кухню за едой. А то мама или Себ могут войти и включить люстру. Себ, так тот вообще все источники света врубает сразу на полную и потом не выключает после себя, когда уходит.
Смук опять кивнул и спросил, кто такой Себ. Услышав, что у Петера есть брат, он сказал со вздохом:
– Здорово, я тебе завидую. У смуков не бывает братьев или сестёр. Если в семье гноллей рождается смук, такой, как я, то он всегда единственный ребёнок в семье.
– А остальных куда девают? Отправляют в детский дом или в приёмную семью? – поинтересовался Петер.
Он пришёл в ужас от мысли, что его, Петера, могли бы отправить в детский дом только потому, что у папы с мамой родился бы смук Себ. Конечно, могло бы быть и наоборот, но это вряд ли, потому что Петеру всегда не везёт, и даже в «Фифе», когда он играет в рулетку, ему всегда достаются самые паршивые игроки, которых потом не продать и в состав не поставить. А в школе ему частенько дают на обед не то блюдо, которое он просил маму заказать накануне. Например, на прошлой неделе во вторник он заказал бургер, а достался ему тыквенный суп, который он терпеть не может. А кто-то, кому родители заказали тыквенный суп, сожрал его бургер и даже не сознался в этом. В общем, на удачу в этой жизни полагаться не приходится – к такому выводу Петер успел прийти и не собирался пока менять своего мировоззрения.
– У нас сегодня тако, – сказал он, обернувшись на пороге спальни. – Правда, соус из авокадо закончился, зелёный такой, остался только фарш с овощами и немного сальсы.
Смук кивнул.
– Мы равнодушны к зелёному. Вообще, есть только один цвет, который мы любим, – сказал он. – Золотой. На худой конец, жёлтый. Но золотой предпочтительнее. У тебя есть что-нибудь золотое или жёлтое? – спросил он. – Например, морковка? Янтарная, сладкая морковочка…
Петер задумался.
– Будешь яйца? – поинтересовался он. – Я их сварю, потом мы их разобьём, скорлупу и белок выкинем, а желток ты съешь.
– Отличная идея! – оживился Смук. – Откуда ты узнал, что я так и делаю, когда возвращаюсь на остров гноллей? Я нахожу птичьи гнёзда и ем яйца именно так, как ты описал. Хотя, когда я особенно голоден, я ем их целиком. Мы вообще-то не очень привередливы в еде, едим, что найдём. У нас же нет магазинов, где товары лежат на полках – пришёл и купил. Нашёл гриб – съел. Поймал рыбу – опять же съел.
Петеру захотелось чем-нибудь порадовать нежданного гостя. Чем-то вкусным. А то он, бедолага, ест с утра до вечера грибы и сырую рыбу.
– Ещё у мамы может оказаться сладкий перец оранжевого цвета, – подумав, сказал он.
– Неси, – отозвался Смук уже из шкафа.
И Петер опять направился на кухню.
Мама уже прибралась и присоединилась к папе и Себу, мучившим бедного слона. Теперь он вообще был непохож на животное, во всяком случае, не был похож ни на одно животное, известное Петеру. А Петер животных любил. Ты же помнишь, они с Лукасом даже делали гостиницу для насекомых, пока Лукас не уехал в Австралию. Вот уж где животных и правда хоть отбавляй. Там есть кенгуру, и коалы, мягкие, как будто сделанные из плюша, и крокодилы, и кайманы, которые тоже почти что крокодилы, но всё-таки не совсем…
Ещё Петер обожал ходить в зоопарк. Папа с мамой охотно соглашались на это развлечение, потому что у них была куплена годовая карта и можно было в любой день пойти туда бесплатно, а в некоторые дни ещё и привести с собой друзей или родственников. И тоже не платить. Поэтому между боулингом, парком аттракционов и зоопарком папа всегда выбирал зоопарк. Или планетарий. В планетарий у них тоже была годовая карта. В общем, папа Петера любил все места, куда можно было ходить если и не бесплатно (поскольку годовая карта стоила очень даже недёшево), но хотя бы не платить за вход каждый раз заново.
В зоопарке Петер больше всего любил смотреть на львов и на белых медведей. Львов иногда кормили зебрами, как в дикой природе. И тогда мама ужасалась и говорила, что детям нельзя смотреть на такие жестокости, а папа, напротив, защищал работников зоопарка, напоминая маме, что именно зебрами и антилопами львы и питаются у себя дома, на свободе.
Ещё Петер любил смотреть на сов, потому что у них голова поворачивается на триста шестьдесят градусов. Это из-за того, что у них глаза не по бокам головы, как у всех птиц, а спереди, на лице, как у человека. Поэтому, чтобы посмотреть, что происходит за спиной, совы вертят головой, как танк – башней.
Петер набрал в ковшик воды, поставил его на плиту и зажёг газ. Потом достал из холодильника яйца. Их было четыре штуки, и Петер решил сварить все, тем более что белок они решили выбросить. Тогда остаётся не так и много еды. Поиски сладкого перца не дали положительного результата. Зато Петер нашёл папино пиво. Янтарный эль! Правда, папа говорил, что детям пиво и вино пить строго запрещается, но Смук же не ребёнок. Он просто выглядит как маленький мальчик, но он взрослый гнолль. И хотя Петер пока что не совсем уяснил, кто такие гнолли, он решил, что пиво Смуку не повредит. Но поскольку он не был уверен, что папа с ним согласится, то, проходя мимо папы с Себом, на всякий случай сунул бутылку под рубашку. Хотя эта мера предосторожности явно была излишней: папа был так увлечён слоном, который теперь из бурундука-переростка превратился в инопланетное растение, что не обратил бы внимания на Петера, даже если бы тот потащил наверх кастрюлю с пивом. Что уж говорить о небольшой бутылке!
8. «Слоновьи сопли»
Выпив папино пиво, Смук наконец рассказал свою историю. Она была настолько захватывающей и удивительной, что Петер слушал Смука не дыша и только один раз попросил его прервать рассказ, чтобы Петер мог сбегать вниз и принести яйца. Смук быстро почистил их, отделил белок, с выражением счастья на лице уплёл желток, потом подумал и съел белок тоже. И наконец, к ужасу Петера, съел скорлупу.
– В ней полно полезных минеральных веществ, – сказал он, заметив удивление на лице Петера. – Вы же едите крабов с панцирем и клешнями. Чем яичная скорлупа хуже?
Петер терпеть не мог морепродукты, особенно мидии. Он ел только креветок, которые уже были очищены и сварены. И тех без особого удовольствия.
Закончив с ужином, Смук вернулся к своей истории, которая начиналась давно-давно, в те времена, когда на планете еще жили динозавры. Сам Смук, правда, динозавров не видел, он был ещё совсем молодым гноллем, но вот его прапрапрабабушки и прапрапрадедушки, как он утверждал, видели. И не только динозавров, но и всяких разных диковинных животных, которые теперь уже вымерли.
– В наших легендах говорится, что раньше на этой территории были тропики, – сказал он.
– Тропики? – удивился Петер. – Но в них же жарко. Там же джунгли, лианы, гигантские растения… А у нас холодно. – И он посмотрел в окно, на росшую у них во дворе берёзу, с которой ветер обрывал последние листья.
– Времена меняются, – философски заметил Смук из шкафа. Он на всякий случай снова туда забрался, но дверцы закрывать не стал, чтобы было удобнее разговаривать.
Так вот, предками Смука были тролли. И гномы. Так удивительно получилось, что из-за гигантского наводнения они оказались на одном острове. Спаслось не так много гномов и троллей, и места хватило на всех. Они поделили остров пополам и предпочитали не попадаться друг другу на глаза.
– И до поры до времени всё шло хорошо. Пока… – Смук сделал паузу и прислушался.
На лестнице раздались шаги, послышались голоса, и в соседней комнате зажёгся свет.
– Ну и куда ты собрался его вешать? – спросил папа весело.
Петер шёпотом объяснил, что это его папа и младший брат пришли вешать слона на стену.
– Слона на стену?! – ужаснулся Смук, не знавший, что речь идёт о рисунке.
– У тебя есть «слоновьи сопли»? – донёсся из соседней комнаты папин голос.
– Где-то тут… на столе были… ещё вчера… – пыхтел Себ, переворачивая вещи, сваленные грудой на их с Петером письменном столе.
– Они хотят повесить слона на его же соплях?! – прошептал потрясённый Смук из шкафа.
Петер тихо хихикнул.
– Не живого, конечно. Живой у нас и в квартиру-то не влезет! Нарисованного. Они нарисовали какое-то животное, которое почему-то называют слоном, хотя оно больше похоже на монстра, жившего на Земле в те времена, о которых ты рассказываешь. И теперь хотят прилепить рисунок на стену. А «слоновьи сопли» – это такая липкая штука, типа пластилина или жвачки… На неё можно что-то прилепить, а потом отодрать, если рисунок тебе надоел. Ну или фотка.
– Дед рассказывал, что они тоже раньше всё прилепляли на слюну тапира. Но это давно было. Теперь на скотч всё прикрепляют, по-модному. А вы, значит, продолжаете на сопли клеить… – сказал Смук задумчиво, или Петеру так показалось, потому что голос Смука шёл из шкафа и звучал приглушённо.
– Да нет же! Я же тебе объясняю: это не сопли, а что-то вроде пластилина, просто называется «соплями слона». Так смешнее.
Он сказал это чересчур громко, и дверь в спальню приоткрылась. В неё просунулись сразу две головы, одна над другой, и та голова, что поменьше, тонким голосом спросила:
– С кем ты тут разговариваешь?
– Ни с кем, – ответил Петер, стараясь не смотреть в сторону шкафа, чтобы папа с Себом не догадались по его взгляду, что со шкафом что-то не так.
– Мы слышали, как ты разговаривал! – продолжал настаивать Себ.
– А-а-а… это… Лукас звонил, – сказал Петер первое, что пришло ему в голову.
– Лукас?! – радостно переспросил папа. – И как там у него дела?
– Дела… ну… это… тепло у них там. Жарко даже, – пробубнил Петер.
– Бедные, – посочувствовал папа. – У них же там даже леса сгорели, и зверей погибло огромное количество. Страшные пожары… Передавай ему привет!
– Ладно, – буркнул Петер.
– У тебя случайно нет «слоновьих соплей»? – спросил папа. – А то Себ найти не может.
– У него такой бардак, что он скоро свои собственные сопли найти не сможет, – огрызнулся Петер, но решил помочь повесить рисунок, чтобы папа наконец перестал заглядывать в спальню.
– Тебе нравится наш слон? – затараторил Себ. – Мы повесим его над кроватью!
Петер бросил взгляд на инопланетное растение. Два больших лопухообразных листа по бокам, видимо, были слоновьими ушами.
– Да, хороший слон, – неискренне сказал Петер. – Только над кроватью мы его вешать не будем.
– Почему? – расстроился Себ. – Я бы на него любовался перед тем, как уснуть.
«Потому что у меня в шкафу гнолль, точнее, смук, и он окаменеет, если вы ввалитесь сейчас в спальню и врубите свет!» – хотел сказать Петер, но вместо этого произнёс:
– В спальне его почти никому не будет видно. Жалко, если такой великолепный слон будет висеть в спальне. Надо повесить его на видное место и показывать гостям! Например, вот тут!
И Петер ловко прилепил слона на стену между окнами.
– Ладно, вы тут разбирайтесь, – сказал папа, – а я пойду выпью пива, у меня припасена бутылочка отличного янтарного эля.
Петер подумал, что придётся признаться Себу, и сейчас, пока папа занят поисками эля, который выпил Смук, самое время это сделать. Главное, объяснить Себу, чтобы держал язык за зубами. И ещё надо незаметно выкинуть пустую бутылку.
Петер на всякий случай огляделся, приобнял брата за плечи и шёпотом сказал:
– Слушай, Себ, тут такое дело…
9. Шар нашёлся
Себ нимало не удивился тому, что в их шкафу прячется гнолль.
– Ему нельзя на свет, – объяснил он Петеру, – они на свету каменеют.
– Ты-то откуда знаешь? – поразился Петер.
Себ напустил на себя умный вид и сказал, что это очевидно и тут любой на его месте догадался бы, что гнолль – это нечто среднее между гномом и троллем, а тролли – духи камней, они превращаются в камни при свете дня, а ночью выходят на охоту… И ещё у них родственники в разных странах, он про них читал в разных книжках, только теперь уже не помнит, как кто называется. В Ирландии живут такие зелёные человечки, – кажется, их зовут лепреконы. Они делают самую крутую обувь и любят выпить. Как папа, всё время пьют эль. А ещё есть кабутеры в Бельгии и тенгу в Японии. А остальных он не помнит, как зовут. Это сложные слова, и их трудно все упомнить.
– Чушь, – отреагировал Петер.
– Да нет, все так и есть. В общих чертах, – раздался из шкафа голос Смука, и дверца приоткрылась. – Лепреконы действительно существуют, причём живут не так далеко от нас и иногда гостят на нашем острове. Что касается нас, гноллей, то мы и правда потомки гномов и троллей. Мы, конечно, не так чувствительны к свету, как тролли, и я могу находиться в полумраке, но при более сильном освещении я превращусь в шар для боулинга, который ты, Петер, нашёл в канаве.
– Так, значит… – Только тут Петер наконец провёл параллель между этими двумя событиями в его жизни: находкой шара и появлением в их спальне Смука. – Значит, у меня не будет классного чёрного шара с золотой полосой?
Едва появившиеся надежды рухнули. А он уже представлял себя лучшим игроком в команде, может быть, даже её новым капитаном, ведь лучший игрок имеет право на капитанскую повязку. И тогда бы он сам решал, кого ставить в состав, а кому сидеть на скамейке запасных. И Изольда сидела бы на этой скамейке регулярно. И почувствовала бы, каково ему, Петеру, было всё это время, когда им пренебрегали.
– Его не берут в команду на соревнованиях, потому что он неважно играет, – объяснил Себ Смуку.
– Ещё чего! Меня не берут в команду, потому что они ослы! – возразил Петер. – Самовлюблённые ослы – вот единственная причина. Других я не вижу.
Он насупился и отвернулся от брата.
– А почему ты валялся в канаве? – спросил Себ Смука. – И почему ты превращаешься в шар для боулинга, а не в поросший мхом валун? И почему ты окаменел, хотя Петер нашёл тебя вечером, а сейчас так рано темнеет? И почему…
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71219710?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Егор Сергеевич Фетисов
Метавселенные фэнтези
Остров гноллей – не сказочное место, он совершенно точно существует на севере Европы, рядом с Данией. Обитают на этом уединённом острове легендарные существа – гнолли, потомки троллей и гномов. Случайно житель этого далёкого острова гноль Смук оказался в доме двух братьев, Петера и Себа, и теперь ему нужна помощь. Мальчишки отправляются в далёкое и опасное путешествие на таинственный остров, чтобы вернуть Смука домой. Вместе с ними поехала и одноклассница Петера, Изольда (девочка с ледяным именем). Но если бы всё было так просто! Гнолли, как и их далёкие предки, на солнце превращаются в камень! Так что ребятам придётся передвигаться только ночами, переправляться через пролив на сказочном пароме, прятаться от жутких прыгозавров, пробираться через кошмарное болото и непроходимые джунгли, а ещё искать карту острова! Справятся ли друзья с задачей? А если справятся – смогут ли они вырваться из мест, откуда ещё не вернулся ни один смертный?!
Для среднего школьного возраста.
Егор Сергеевич Фетисов
Остров гноллей
© Фетисов Е. С., 2024
© Копченов П. Н., карта на форзацах, 2024
© Оформление серии. АО «Издательство «Детская литература», 2024
1. Скамейка запасных
Петер был не самым высоким мальчиком в классе. По правде говоря, он уступал в росте всем остальным, и некоторые из взрослых, впервые его увидев, даже думали, что он учится не в пятом «Д», а ещё только в третьем. Какое-то время он переживал по этому поводу, потому что, когда ты живёшь в такой стране, как Дания, тебя окружают сплошные верзилы и дылды и тебе не хочется дышать им в пупок, когда вырастешь. Петер перенял это выражение у папы, а папа, наверное, у своего папы, то есть у дедушки Петера. А тот, в свою очередь, у своего папы, то есть прадедушки Петера, и так далее. Никому и никогда не хотелось дышать кому-то в пупок – такой вывод сделал для себя Петер.
Для многих пупок – это не главное, для них основная неприятность при невысоком росте заключается в том, что тебя не пускают на разные аттракционы в парке аттракционов. Но для Петера это совершенно не было проблемой, потому что он терпеть не мог аттракционы, на которых людей переворачивали кверху ногами, болтали, трясли и подкидывали на чудовищную высоту с единственной целью – извлечь из них наружу съеденное за день. Если родители приводили Петера и его младшего брата Себастьяна в парк Тиволи, то Петер просто мирно катался в волшебном чемоданчике, возившем по сказкам Андерсена, или бросал тряпичными мячами по железным банкам.
Там всегда можно было выиграть какой-нибудь приз, и эти призы валялись в семье Шёнебек (я забыл сказать, что фамилия Петера была Шёнебек) по всем комнатам. Больше всего Петеру нравилась большая резиновая змея, потому что мама, наступив на неё, страшно пугалась и довольно истошно и пронзительно кричала. Да и парочка чёрных резиновых пауков была очень даже недурна. Петер иногда брал их в кровать, когда шёл спать. Пауков звали Микки и Маус. Петер любил играть с ними и даже делал им настоящую паутину из ниток. Жаль, что живых пауков родители не разрешали приносить домой, и Петер со своим другом Лукасом ограничились тем, что устроили за школой гостиницу для насекомых, где у них жили разные жуки, жужелицы и муравьи. Было чертовски интересно кормить их и наблюдать за ними. Они всегда куда-то сосредоточенно спешили, семенили своими крошечными лапками без устали, и друзья ни разу не видели, чтобы кто-то из постояльцев их гостиницы отдыхал. «Они вообще спят когда-нибудь?» – спросил Петер Лукаса, но тот только плечами пожал. Кто знает, что в голове у этих букашек!
Но больше всего Петер любил не насекомых, и не парк Тиволи, и уж тем более, как вы и сами уже догадались, не школу, хотя в школе тоже случались удачные дни, когда им давали конфеты или водили в кино. Больше всего Петер Шёнебек любил играть в боулинг.
Если вы ещё не пробовали играть в эту игру, то многое потеряли. Ты берёшь гладкий шар с отверстиями для пальцев и запускаешь его по длинной дорожке с двумя канавами по бокам в сторону выставленных в конце этой дорожки кеглей. Нужно эти кегли сбить. И чем раньше, тем лучше. Лучше всего первым же ударом. Тогда это называется «страйк», и к твоей следующей попытке приплюсовывается куча очков. Петеру ужасно нравилось играть в боулинг, ведь там неважно, какого ты роста. Неважно, сильный ли ты. Быстрый ли. Эта игра не требовала потной спешки и агрессии. Он брал шар в руку, ощущал его приятный вес и целиком сосредотачивался на том, чтобы не дать ему сбиться с намеченного пути и свалиться в канаву. Иногда Петеру снились кошмары: как его шар медленно отклоняется влево или вправо и неминуемо вот-вот окажется в канаве. Ноль очков! Тут Петер всегда просыпался. Раньше, чем бросок был загублен.
Петер играл хорошо, но это его не радовало, потому что хорошо играли очень многие. А некоторые играли замечательно. Потрясающе. Это было круто – то, как они играли. Например, Бертрам из пятого «А». Бертрам был капитаном их школьной команды и всегда держал Петера на скамейке, объясняя это тем, что Петер набирает мало очков. Но Петер терпеливо приезжал на все соревнования, в надежде на то, что рано или поздно Бертрам всё-таки даст ему шанс сыграть, потому что нельзя же говорить, что ты приносишь команде мало очков, если ты не сыграл за неё ни одного матча! Петеру просто не дали ни единого шанса доказать, что он может быть полезен.
В пятницу Петер в очередной раз надел шлем, сел на свой горный велик и, несмотря на дождь, поехал на соревнования. И в очередной раз просидел всю игру на скамейке запасных. В этот раз в полном одиночестве, потому что обычно компанию ему составляли девочки, приходившие поболеть за «Медуз» – так почему-то называлась их команда, – но в этот раз из-за дождя все остались дома.
«Медузы» продули с оглушительным счётом «Тиграм», что, в общем-то, неудивительно, если задуматься о том, кто медузы и кто тигры в реальном мире, и Петер забрался на велосипед с единственной утешительной мыслью в голове: завтра суббота, а это значит – никакой школы, и с утра можно будет поспать подольше, если Себ не вскочит чуть свет и не начнёт крутить музыкальные клипы на планшете. Папа всякий раз с вечера прятал этот гаджет, и всякий раз проснувшийся утром Себ без труда его находил. Такое впечатление, что в прошлой жизни Себ был собакой-ищейкой. Себ – это сокращённый вариант имени Себастьян, ведь никому не придёт в голову ломать себе язык и миллион раз за жизнь называть своего брата Себастьяном только потому, что такое длинное и несуразное имя приглянулось родителям. Вытирая рукавом мокрое от дождя лицо, Петер решил, что сегодня он собственноручно спрячет планшет от брата, и даже если тот в прошлой жизни был доберманом-пинчером, планшет ему не найти.
Петер улыбнулся этой мысли и даже на секунду от удовольствия закрыл глаза, представляя себе, как Себ роется по всей квартире в безуспешных поисках. И за эту предательскую секунду жизнь Петера изменилась самым катастрофическим образом и потекла совсем не в ту сторону, в какую текла раньше. Это всегда происходит с жизнью человека за считаные секунды, иногда даже быстрее, и к этому невозможно привыкнуть или как-то предварительно натренироваться. Ты только что жил одной жизнью, счастливой или не очень, и тут вдруг бац, – и её уже сменила другая. И бессмысленно огорчаться и причитать, что новая жизнь хуже старой. Ведь ты сам всему виной. Это ты не ценил ту старую жизнь, считал, что хуже её нет и быть не может, был уверен, что твои родители самые вредные и строгие, а твои пирожные не такие вкусные, как у приятелей по классу. Ну вот, получи результат. Твоя жизнь изменилась самым крутым образом, а ты уже потерял равновесие и летишь кубарем в канаву вместе с великом. Точнее говоря, не ты, а Петер. Это Петер не справился с мокрой от дождя дорогой и кубарем полетел в канаву. И с этого момента его жизнь стала частью истории. Истории про гноллей и загадочный остров, на который можно попасть только в полночь и только если у тебя есть камень-пропуск. Тогда открывается невидимый коридор во времени и пространстве, и гнолли покидают остров, перебираясь в наш мир. Они делают это, потому что больше всего на свете любят золото. И чтобы добыть его, они готовы на всё.
2. Неожиданная находка
Петеру и раньше приходилось падать с велосипеда, например, когда он пытался ехать без рук, чтобы впечатлить девчонок, делавших вид, что не обращают на него никакого внимания. Точнее говоря, одну девчонку. Её звали… Нет, ещё рано, она появится в этой книге чуть позже. Или когда он катался на велике по площадке, предназначенной для скейтбордов. Хотя там так и было написано: «Только для скейтбордов!» – и ещё были нарисованы самокат и велосипед, перечёркнутые красным крестом. Наверное, для тех, кто не умеет или ленится читать. То есть как раз для Петера. Но он всё равно решил, что особого вреда не будет, если он пару раз прокатится здесь на велике. Он же не собирался ездить тут с утра до вечера и давить скейтбордистов. Просто хотел разогнаться разок-другой, сделать пару трюков, которые в принципе безвредны. «Что может быть безобиднее езды на велосипеде на площадке для скейтбордов?» – так думал Петер до поры до времени, то есть до того момента, когда убедился в обратном.
В общем, упасть с велосипеда – дело нехитрое. Поэтому так важно ездить в шлеме. Голова у человека всё-таки не шар для боулинга, она не такая крепкая, и не стоит ею биться обо что попало, иначе можно заработать сотрясение мозга. Петер не хотел сотрясать свой мозг и всегда ездил в шлеме. И даже когда он в прошлом году потерял свой шлем, он тут же тихонько взял папин, а папа, для которого все шлемы выглядели одинаково, решил, что это он сам где-то оставил свой шлем, и купил себе новый. Так, конечно, делать нехорошо, но уж очень сложно иногда бывает объяснить родителям, что ты не хотел терять ту или иную вещь и сделал это совершенно не нарочно. Разговор быстро заходит в тупик, потому что, когда ты сделал что-то не нарочно, очень трудно ответить на вопрос, зачем ты это сделал. Потому что не нарочно, в общем-то, и означает «низачем». Но родители этого не понимают.
Короче говоря, Петер на секунду закрыл глаза, хотя делать этого никогда не следует, если едешь на машине, скачешь на лошади или, как в данном конкретном случае, гонишь изо всех сил на велосипеде, потому что обещал родителям вернуться к шести, а уже полседьмого, и от папы пришло несколько эсэмэсок. Папа интересовался, куда запропастился его сын Петер.
И в эту самую предательскую секунду, пока глаза Петера были закрыты, он зацепился педалью за поребрик и полетел в канаву. Надо сказать, что канав в Копенгагене не так много, надо ещё поискать такое место, чтобы была канава, а не вполне приличная обочина. Но соревнования по боулингу проходили в припортовой зоне, потому что там дешёвая аренда и всякие компании устраивают в этом месте площадки, лазалки и, например, боулинг. Так что здесь довольно мрачно, и почти нет деревьев, и магазинов никаких нет, и людей. Тут очень пустынно, потому что сюда ходит один-единственный автобус, и то нечасто. Да и что тут делать обычным людям, если они, конечно, не приезжают играть в боулинг? Смотреть на ангары? Иногда, правда, здесь попадаются любопытные штуки. Например, пару месяцев назад Петер обнаружил недалеко от дороги выброшенное кем-то пианино. Оно было совершенно расстроено, но Петер всё равно сыграл начало композиции Кима Ларсена «Посреди ночи». Оно совсем несложно играется, это начало, а Петер всё-таки уже третий год занимался на фортепьяно и даже пару вещей умел играть двумя руками. И ноты уже выучил почти все. Правда, только в скрипичном ключе, а мама утверждала, что есть ещё басовый, и там другие ноты, и их тоже придётся учить.
Слава богу, для того чтобы сыграть начало «Посреди ночи», никакой басовый ключ не нужен. Так что Петер без проблем сыграл его пять или шесть раз, чтобы выброшенное пианино не чувствовало себя одиноко. Это классная песня – «Посреди ночи». Там какие-то ребята залезли в чужую квартиру, наверное, чтобы её обокрасть, а тут приехала полиция, вломилась туда, и один из ребят выпрыгнул из окна и разбился насмерть. Это была очень грустная песня. Грустная, но красивая. Маме Петера она не нравилась, точнее говоря, ей не нравилась не сама песня, а её содержание. Музыка там очень ей даже нравилась. Но мама считала, что Петеру и Себастьяну ещё рано слушать песни про подозрительных ребят, которые занимаются воровством. А папа был другого мнения и сказал, что это очень даже полезно: узнать в этом возрасте, что ничем хорошим воровство не заканчивается. Приходит полиция, ты выпрыгиваешь чёрт знает с какого этажа и разбиваешься насмерть. Узнав такое вовремя, ты навряд ли пойдёшь по этой сомнительной дорожке. Так считал папа. И Петер был с ним согласен.
Так вот, именно здесь, рядом с портом, канавы присутствовали, и в одну из них кубарем покатился Петер и с силой ударился шлемом о здоровый и твёрдый камень. Если бы не шлем, он бы разбил об этот камень голову, а так голова осталась цела, как, впрочем, и руки-ноги. Петер с лёгким стоном ощупал себя, пошевелил руками. Кажется, он ничего не сломал и даже ничего не вывихнул, в отличие от того случая на площадке для скейтбордов, когда он сломал руку, да ещё в двух местах. Правда, левую, она ему не очень-то была и нужна: он пишет правой, и ест правой, и на планшете играет в основном правой. Единственная проблема заключалась в том, что он не мог какое-то время ездить на велосипеде, и папа отвозил его в школу на багажнике, по пути на работу. Со стороны это наверняка выглядело ужасно, и Петеру было невероятно стыдно. Настолько стыдно, что он решил впредь не ломать рук.
И теперь он в первую очередь проверил, всё ли в порядке с руками. Болело плечо, но не критично. Он просто сильно ударился им во время падения. Петер поднялся на ноги и наклонился к этому дурацкому камню, чтобы зашвырнуть его куда подальше. И вдруг застыл в удивлении. Потому что камень вовсе не был камнем. Теперь Петер ясно видел это в свете фонаря. Он только по форме напоминал большой булыжник. А на самом деле, наклонившись над ним, Петер увидел, что для булыжника он слишком круглый и слишком гладкий. И в общем-то, слишком красивый. Булыжники никогда не бывают такими красивыми. Во всяком случае, Петер никогда таких не видел. Он ударился головой не о камень, а о великолепный, чёрный с золотой полосой, шар для боулинга.
3. Ледяное имя
Её звали Изольда. Девочку, которую Петер хотел поразить велосипедными трюками. Она была очень красивая и очень была непохожа на остальных девочек в их классе. У неё были тёмные густые волосы, кожа светло-шоколадного цвета и чёрные как ночь глаза, смотревшие всегда с каким-то вызовом, – во всяком случае, Петеру так казалось. Мальчишки, когда хотели подразнить или позлить Изольду, называли её «пиратка». Всё потому, что мама у неё была из Пуэрто-Рико, а родилась Изольда в городе с экзотическим названием Сан-Хуан. Она как-то рассказывала на уроке про свою семью и сказала, что Сан-Хуан – почти самый старый город в Южной и Северной Америке, основанный европейцами. Старше только Санто-Доминго в Доминиканской республике. Никто не знал, что такое Доминиканская республика, да и где находится эта загадочная страна Пуэрто-Рико, тоже никто себе не представлял, хотя Метте, их учительница, пыталась показать Пуэрто-Рико на карте. В итоге она отчаялась и спросила, смотрел ли кто-то из них фильм «Пираты Карибского моря». Этот вопрос встретил уже больше понимания со стороны учеников, особенно мальчиков. Так вот, продолжила Метте, Пуэрто-Рико находится в этом самом Карибском море. И посмотрела на Изольду. Та важно кивнула. И с того момента получила прозвище «пиратка».
У Петера с Изольдой были натянутые отношения. Она ему нравилась, но он боялся это показать и, наоборот, иногда присоединялся к другим мальчишкам, когда они её дразнили. Он даже проявил некоторое рвение и изобретательность и придумал свою собственную дразнилку. Подходил к Изольде и спрашивал, из чего у неё сделано имя. И когда она вопросительно на него смотрела, заходился неестественным смехом, тыкал в неё пальцем и выговаривал её имя с паузой посередине: Изо… льда. «Изо льда у тебя имя, понятно?» – добавлял Петер и снова натужно смеялся, а Изольда отворачивалась и уходила. И в её взгляде было что-то недоброе. Петер даже подозревал, что это из-за неё Бертрам держит его на скамейке запасных и не даёт играть, потому что Бертрам с Изольдой были закадычными друзьями. Они вместе собирали бутылки и банки, сдавали их и на вырученные деньги покупали пиццу и бабл-ти.
Так вышло, что не только Бертрам и Изольда, но и все остальные ребята в классе, включая самого Петера, покупали этот бабл-ти несколько раз в неделю и просто жить без него не могли. Просто помешались на нём. Бабл-ти – это такой чай. Собственно, слово «ти» и означает по-английски «чай». Только, чтобы было вкуснее, в него добавляют фруктовый сироп и шарики, которые можно раскусывать, и внутри они тоже вкусные. Их делают из тапиоки. А тапиоку получают из корней маниока. А маниок – это такой экзотический овощ, похожий на… Неважно на что. В общем, это был довольно экзотический напиток, и раскусывать шарики всем ужасно нравилось.
Так вот, пару месяцев назад поддразнивание Петера закончилось довольно печально, хотя надо признать, что Петеру и Изольде ещё повезло, потому что всё могло закончиться гораздо трагичнее. А виноват во всём был паук. Точнее говоря, не паук, то есть он, конечно, из семейства пауков, но не такой паучный паук, как большинство пауков. Ну… он не мохнатый, и не сидит на своей паутине, и вообще довольно безвредный. Но лапки у него очень длинные и неприятные на вид, стоит это признать. Называется он «сенокосец». Девчонки его очень боятся и даже визжат от одного его вида, хотя он безобидный и не кусается.
Петер поймал такого сенокосца и погнался с ним за Изольдой, даже не для того, чтобы послушать, как она визжит, потому что она, хоть и была перепугана, удирала молча, а для того, чтобы как-то привлечь к себе её внимание, раз уж она не реагирует на дразнилки про своё имя. Они выскочили из здания школы на улицу, и Изольда, не посмотрев толком по сторонам, бросилась через дорогу.
Водитель синего «пежо» успел затормозить, но всё же поддал Изольду бампером, так что она упала на асфальт и ободрала локоть в кровь. Дальше Петер помнил всё довольно смутно: от испуга его память перестала фиксировать происходящее. Ему казалось, что теперь его непременно посадят в тюрьму, потому что приехали полицейские и Петера с Изольдой и Бертрамом, который выступал в качестве свидетеля, бросая на Петера недобрые взгляды, отвезли в ближайший участок полиции. Там Изольду осмотрел врач и, к счастью, не обнаружил у неё никаких травм или повреждений. Потом им задали несколько вопросов: зачем, дескать, они носятся по проезжей части, вместо того чтобы играть на продлёнке в своём замечательном клубе, где чего только нет, – и отпустили.
На ступеньках полицейского участка Бертрам хлопнул Петера по плечу и сказал: «Ну ты и придурок!»
А Изольда посмотрела на него молча, и в её взгляде было что-то тревожное и неприятное. В нём не было злости, скорее, в нём затаилось решительное желание отомстить. С того дня Петер избегал встречаться с ней взглядами и больше ни разу не смеялся над её именем.
4. Такие разные братья
Вся эта история стремительно пронеслась в голове Петера, когда он склонился над шаром для боулинга и взял его в руки. Он подумал, что теперь, когда у него свой собственный шар, да ещё такой крутой, чёрный с золотой полосой, он наконец попадёт в основной состав и сможет всем, а главное – Изольде, доказать, что играет не хуже остальных. Или он, может быть, подарит ей этот шар, и тогда она простит его за тот случай с сенокосцем…
Хотя расставаться с чудесным образом найденным шаром Петеру не хотелось. Его словно специально сделали для Петера: пальцы идеально помещались в отверстия, и вес был что надо, хотя на шаре и не было написано, сколько в нём килограммов. Это было странно: обычно на всех шарах написан их вес, чтобы можно было быстро выбрать подходящий. «Ну, не написано – и не написано», – рассудил Петер. Так даже лучше, индивидуальнее. Ни у кого не было такого шара, даже у Бертрама.
Петер подумал, что надо будет как можно быстрее его испробовать. Завтра суббота, и папа, наверное, согласится дать Петеру с Себом денег на боулинг. В субботу до обеда это не так дорого, и, скорее всего, папу удастся уломать, если, конечно, Себ поможет. Он не очень-то большой любитель боулинга и может начать канючить, чтобы его отвели на детскую площадку или в кино. Или в книжный магазин.
Вот уж чего Петер никак не мог понять, так это какое удовольствие находит Себ в чтении книг. Брат всё время сидел или лежал с книжкой. Часть из них он приносил из школьной библиотеки, какие-то папа брал ему в библиотеке районной, и в придачу к этому они с папой ещё ходили в книжный магазин, где Себ выбирал себе какую-нибудь новинку. Для Петера это было непостижимо, поскольку сам он чтение воспринимал исключительно как наказание и соглашался что-то прочесть только в обмен на разрешение поиграть в компьютерные игры на планшете.
Из компьютерных игр больше всего он любил «Фифу». Это такой футбольный симулятор, где нужно было собирать команду, покупать и продавать игроков, а потом играть этой командой и выигрывать монеты, на которые можно было купить ещё более дорогих игроков или потренировать уже имевшихся в составе. Петер мог играть в «Фифу» часами, но мама запрещала делать это так долго, и Петер зарабатывал себе минуты игры на планшете чтением. Три прочитанные страницы давали ему пятнадцать минут игры. Так что иногда ему удавалось прочесть даже небольшую книжку. Тоненькую. Толстые он никогда не брал в руки и вообще отбирал книжки только по толщине. Какое в них содержание, его в принципе не интересовало.
По вечерам у них с Себом порой вспыхивал конфликт, потому что брат долго читал перед сном, особенно когда на следующий день не нужно было идти в школу, а Петеру мешал свет настольной лампы, которую включал Себ. Тогда родители купили небольшую лампочку на гибкой ножке: её можно было брать в кровать и направлять свет прямо в книжку. Но мрак в комнате всё равно сменялся полумраком, и Петеру это мешало. Тогда он молча вставал и выключал Себу свет, а тот начинал плакать и, призывая на помощь родителей, бежал в гостиную, где они смотрели очередной скучный фильм, в котором никто ни в кого не стрелял и ничего не взрывалось. Папа приходил и включал свет, объясняя Петеру, что читать – полезно и нельзя лишать брата чтения, если оно доставляет ему такое удовольствие. Потом папа уходил, Петер снова выключал свет, и ревущий Себ опять бежал к родителям, прерывая просмотр фильма, и папа появлялся в их комнате уже более сердитым, и так иногда они выдерживали три-четыре раунда, после чего Петер сдавался, потому что становилось понятно, чем закончится следующий приход оторванного от просмотра фильма папы.
Петер решил, что сегодня он не будет мешать брату читать и даже поинтересуется у него, о чём книжка, которую тот читает. Нужно заручиться его поддержкой на тот случай, если папе придёт в голову, что боулинг – довольно дорогое развлечение. Или что они могут простудиться, вымокнув на велосипедах под дождём, поскольку машины у них не было. Петер и не хотел машину: во-первых, его в машинах мутило, и родителям приходилось давать ему за час до поездки специальную таблеточку, если они брали машину напрокат. Во-вторых, он не хотел никого задавить, а то едешь себе по городу, не нарушаешь никаких правил, а тут какая-нибудь глупая девчонка выскакивает на дорогу только из-за того, что она не в состоянии отличить сенокосца от паука. Так вот собьёшь какую-нибудь дуру и проведёшь остаток жизни в тюрьме. Лучше уж велосипед. На велосипеде вряд ли кого-то задавишь, а если и падаешь с него иногда в канаву, то шлем защищает твою черепушку. Петер ласково похлопал по шлему на своей голове, потом по найденному шару для боулинга и быстрым шагом направился к велосипеду.
5. Потерянный друг
В ноябре темнеет довольно рано, и, отъехав от фонаря, Петер снова погрузился в осенний мрак, который нарушала только узкая скачущая полоска света от его переднего фонарика. Привычно моросил дождь, до Рождества было ещё почти полтора месяца, и, в общем-то, причин для радости было не так много. Но Петер счастливо улыбался, ведь теперь у него был свой собственный шар для боулинга, да ещё какой! Таких ни у кого не было в его школе, да и в других школах наверняка тоже.
Петер ехал медленно и осторожно, внимательно смотря на дорогу перед собой. Дело было не в том, что он только что упал с велосипеда, это была не беда. «Падать надо привыкать с детства, потом поздно будет!» – так любил повторять папа. Просто Петер боялся уронить и повредить свою супернаходку. Сначала он пытался пристроить шар под мышкой, но тот выскальзывал, и в итоге, перепробовав разные варианты, Петер остановился на самом простом из них: он рулил правой рукой, а в левой вёз шар, продев пальцы в отверстия, как перед броском. Шар был довольно тяжёлый, Петер был почти уверен, что он весит девять килограммов: как раз этот вес Петер выбирал, играя в боулинг. Если бы ему дали нести сумку из магазина, которая весила бы девять килограммов, Петер, конечно, был бы недоволен, но шар приятно оттягивал руку. Ведь это был его, Петера, шар, а не чей-то там ещё, а своя ноша не тянет, как сказал папа на прошлой неделе, когда тащил из магазина ящик с пивом, и, хотя он совсем запыхался и шумно отдувался через каждые несколько шагов, вид у него был при этом довольный и счастливый.
Подъехав к дому, Петер припарковал велосипед, снял фонарики, чтобы они не отсырели под дождём, потому что тогда лампочка в них быстро перегорала и нужно было покупать новый фонарик, и поднялся на пятый этаж, где жили они с Себастьяном. Да-да, они с Себастьяном, потому что мама и папа жили этажом ниже – на четвёртом. Так уж вышло, что их квартиру сделали из двух квартир, находившихся одна под другой, и внутри у них была лестница между этажами. У них с Себом было две комнаты: в одной они играли, в другой стояла двухэтажная кровать, в которой они спали, и обычная одноэтажная – для друзей и приятелей из школы, на случай, если они придут поиграть и захотят остаться на ночь. В Дании так часто делают: ночуют у школьных товарищей и завтракают потом в их семьях.
К Себу часто кто-то приходил, он общительный, Себ. Вернувшись из школы, Петер то и дело заставал брата в компании очередного товарища из класса: они сидели на диване бок о бок и играли в «Фортнайт». Петер не любил «Фортнайт», наверное, потому, что ему не с кем было в него играть, или, может быть, наоборот, ему не с кем было играть, потому что все любили «Фортнайт», а он нет. У Петера все эти годы был один друг, Лукас, и Петеру как-то не приходило в голову заводить ещё друзей, ведь ему и с Лукасом было весело. В нулевом классе, и в первом, и во втором, и в третьем, и в четвёртом. А в пятом Лукас уехал, потому что его родители были из Австралии и их семья вернулась обратно к себе. Теперь они болтали и переписывались в снэпчате. Но как-то всё реже. Папа сказал, что Петер не должен расстраиваться, ведь у Лукаса произошли в жизни серьёзные перемены, ему нужно было сейчас сосредоточиться на новом мире, в котором он вдруг оказался, и ему трудно будет дружить с Петером, как прежде. Это нормально, сказал папа. Петер должен это понять, потому что ему уже скоро двенадцать, он достаточно взрослый для того, чтобы понимать такие вещи. И Петер их понимал, но от этого понимания легче почему-то не становилось.
На продлёнке он обычно шёл в мастерскую и мастерил что-нибудь из дерева: ракетки для настольного тенниса, револьвер, похожий на настоящий, хотя из него и нельзя было стрелять, фотоаппарат, тоже как настоящий, только деревянный, поэтому фотографировать им, понятное дело, тоже было никак нельзя. Зато Петеру было в мастерской не скучно. Время летело быстро. Если надоедало мастерить, он приносил из дома мяч и забивал его на футбольной площадке в пустые ворота, представляя себе, что в них стоит легендарный Петер Шмейхель. Шмейхель был его любимым игроком, потому что его тоже звали Петер, как самого Петера. И когда мяч залетал по красивой дуге в верхний угол, Петер даже вскидывал вверх руки и пробегал несколько метров с криками «гол!», так что на него оборачивались ученики и учителя, вышедшие проветриться. Если Петера звали поиграть в настольный теннис или в «Монополию», он чаще отказывался, чем соглашался, и на все призывы родителей пригласить в гости новых приятелей только отрицательно качал головой. Новых друзей он завести ещё не успел, а приглашать просто мальчиков, с которыми он и в школе-то ни во что не играл, было бы странно.
Он уже начал набирать сообщение Лукасу, где описывал своё недавнее падение с велосипеда и удивительную находку, как вдруг услышал шаги на лестнице. Папа поднимался на их с Себом этаж. Не зная, как папа отнесётся к тому, что Петер притащил в дом неизвестно чей шар для боулинга, он на всякий случай поспешно спрятал его в шкаф с одеждой, на полку, где лежали джинсы. А то, не ровён час, папа решит разыскать владельца шара и вернуть ему потерянную вещь. Родители всегда так делали. И Петер был с ними согласен. И даже когда папа нашёл в зоопарке кошелёк, полный денег, и отнёс его девушке, проверяющей билеты на входе, Петер подумал, что папа поступил правильно, хотя одну-единственную денежку можно было бы, конечно, оставить себе на мороженое. Ведь они поступили честно, и владелец кошелька, сам охотно дал бы им сто крон на мороженое, Петер был в этом уверен. Но папа строго на него посмотрел и сказал, что чужое не должно интересовать Петера. Его должно интересовать своё. На этом разговор был закончен. И теперь Петер решил не рисковать лучшим в мире шаром для боулинга, потому что он уже считал его своим.
Петер быстро отправил кое-как дописанное сообщение Лукасу и сделал вид, как будто разбирает школьную сумку. Папа потрепал его по голове и попросил вынести мусор, пока он съездит за Себом. Дело в том, что Себ был в гостях и папе нужно было съездить за ним, потому что Себу ещё не было десяти лет и ему нельзя было возвращаться домой одному на велосипеде, как это делал Петер. Обычно папа забирал Себа после продлёнки от здания школы, но иногда, как сегодня, Себ договаривался с кем-нибудь из товарищей поиграть, и тогда нужно было за ним ехать туда, где он играет. Сегодня Себ играл где-то поблизости, поэтому папа разрешил ему побыть в гостях до семи вечера. И всё-таки папа был недоволен тем, что придётся садиться на велосипед и крутить педали под дождём, поэтому, вместо того чтобы разговаривать своим нормальным жизнерадостным тоном, что-то бурчал себе под нос.
«Ладно!» – согласился Петер, хотя у него не было никакого желания выносить мусор. Он всё ещё держал в уме завтрашний поход в боулинг, и папу лучше было сейчас не сердить. Надо будет ещё придумать версию, откуда у него этот шар, если папа завтра его заметит. А папа непременно заметит, такой уж у него зоркий характер. «Перед сном подумаю», – решил Петер, а вслух сказал: «Здорово!», потому что папа объявил, что на ужин будут мексиканские тако. Это и правда было здорово. Тако Петер очень любил.
6. Неожиданный поворот событий
После ужина папа с Себом сели рисовать слона.
Ни папа, ни Себ рисовать не умеют, но это их обоих ни капельки не смутило: папа нашёл в Интернете сайт, где пошагово объяснялось, как нарисовать то или иное животное, в том числе слона. Сначала нужно было нарисовать окружности, которые должны были в будущем стать частями слона – его головой, телом и ногами. А потом уже понемногу прорисовывать детали. Петер не согласился к ним присоединиться, потому что терпеть не мог рисовать животных и собирать пазлы. Пазлы были даже похуже рисования. Нужно было высыпать в крышку от коробки тысячу кусочков, никак не подходивших друг к другу, и часами пытаться их соединить, чтобы получилась та или иная картинка.
Петер не мог понять, в чём смысл этого занятия, потому что, на его взгляд, гораздо проще было взять уже готовую картинку и полюбоваться ею, потратив на это две минуты, а не три часа. Но Себ обожал собирать пазлы и, надо отдать ему должное, весьма шустро находил недостающие детальки. Такое занятие, наверное, вполне подошло бы и Петеру, ведь он любил делать что-то в одиночестве, а собирание пазла не требует компании, это, как и чтение, занятие для одного человека. Но пазлы и книги Петер терпеть не мог. Так уж вышло. Как говорят французы, «се ля ви», что значит «такова жизнь», и ничего тут не поделаешь.
Мама начала убирать со стола и заполнять посудомоечную машину, и, поскольку она ни словом не обмолвилась, что ей нужна в этом помощь Петера, он с чистой совестью поднялся наверх, открыл шкаф, почти минуту ворошил в нём джинсы и даже поискал на других полках, хотя точно помнил, куда именно положил шар, а куда не клал, но шар удивительным образом исчез. Себ не мог его взять: он даже свой шкаф никогда не открывает, а бросает вещи просто на пол, так что маме приходится собирать их и раскладывать по полкам в его шкафу. А уж в шкаф Петера он и подавно бы не полез. Да его и не было дома, папа привёз его перед самым ужином. Что-то тут было не так… Может, мама заглянула к ним в комнату, пока Петер выносил мусор? Но она никогда не берёт их вещи без спроса. Тем более такие ценные, как шар для боулинга. Она даже их старые рисунки не выбрасывает, какими бы скомканными они ни были. Всегда сначала спрашивает, нужны они Петеру с Себом или нет.
На всякий случай Петер спустился вниз, на кухню, и спросил маму, не брала ли она… тут он на секунду запнулся… такой чёрный… шар. Нет, ничего похожего она не видела и вообще не заходила к ним в комнату. Куда же он мог деться?
Петер, бросив по дороге взгляд на рисунок, над которым пыхтели папа с Себом, и, увидев животное, больше похожее на огромного бурундука, чем на слона, опять побежал вверх по лестнице. Он вошёл в спальню, не включая свет, и подошёл к окну. Дождь неожиданно закончился, как это часто бывает в Копенгагене. Погода здесь переменчива из-за сильных ветров, дующих с Северного и Балтийского морей, поэтому ясный день может внезапно обернуться дождливым, а дождь – так же внезапно прекратиться. Их этаж был последним. Петер стоял у окна и смотрел на крыши соседних домов, над которыми взошла полная луна. Это было красиво: освещённые лунным светом крыши, и звёзды высоко в небе, и редкие машины, проезжавшие внизу в свете фонаря. Всё выглядело, как… в сказке, что ли. Петер, конечно, давно вырос из того возраста, когда верят в сказки, или в Деда Мороза, или в разных там гномов и троллей, но теперь ему приятно было стоять вот так у окна и думать, что в мире всё-таки осталось что-то от сказки. Что-то чудесное и непостижимое. Потом это ощущение прошло, Петер развернулся, пересёк комнату, протянул руку к выключателю, и…
– Не включай свет, – раздался откуда-то негромкий голос. Это не был шёпот, кто-то просто говорил, не повышая голоса, но при этом очень настойчиво.
В тёмном углу за двухэтажной кроватью шевельнулась чья-то тень, и Петер почувствовал, как холодные мурашки побежали у него по коже. Он хотел позвать папу, но не мог издать ни звука. Он чувствовал себя как Нео в первом фильме «Матрицы», когда у него исчез рот, как будто его никогда и не было на лице. Петера парализовал ужас. Он был уверен, что в квартиру проникли воры и одного из них он застал в своей комнате. А преступник, которого застали на месте преступления, иногда оказывается очень жестоким, пытаясь спастись. Петер смотрел фильмы, в которых грабители даже убивали хозяев, если те заставали их врасплох.
Однако тень не совершала никаких угрожающих действий и к тому же оказалась довольно маленькой. Ростом с Петера, нет, даже меньше, скорее, ростом с Себа.
– Ты китаец? – так же негромко спросил Петер.
– Почему китаец? – удивилась тень.
– Китайцы такие маленькие. Они гораздо ниже, чем мы.
– Во-первых, китайцы бывают разные, – задумчиво произнесла тень. – Во-вторых… нет, я не китаец. Можно сказать, что я, как и ты, скандинав.
– Датчанин?
– Не совсем… – Тень сделала несколько шагов по направлению к Петеру. – Но мои предки из этих мест.
Тень старательно избегала попадать в полосу лунного света, но глаза Петера за это время окончательно привыкли к темноте, и он смог разглядеть невысокого мальчика, очень симпатичного. Тот был одет во всё чёрное, а на щеке у него был какой-то след.
Мальчик проследил за взглядом Петера и ответил на вопрос, который тот не успел задать.
– Это золотая дуга, метка смуков.
– Смуков? – удивлённо спросил Петер. – Это такой народ? Как датчане?
– Да, это народ, – кивнул в темноте мальчик, – но не совсем такой, как ты думаешь. Смуки рождаются очень редко. Нас назвали так за красоту, которая вообще-то несвойственна гноллям. Почти все гнолли уродливы. К сожалению, – добавил незнакомец.
– Гнолли? – снова спросил сбитый с толку Петер. Он впервые слышал это слово, хотя что-то оно ему напоминало. Только вот что, он никак не мог понять.
Но уже совсем скоро загадка разъяснилась, как и тайна появления незнакомца в спальне мальчиков, и, что совсем удивительно, загадочное появление в жизни Петера шара для боулинга.
7. Кто такие гнолли
– Может быть, ты хочешь есть? – осторожно спросил Петер Смука.
Он не очень представлял себе, что едят смуки и гнолли. Точнее говоря, совсем не представлял. Не имел ни малейшего понятия. Может быть, они едят маленьких мальчиков, таких, как он, Петер.
Смук кивнул, по-прежнему избегая появляться в лунной дорожке, пересекавшей спальню.
– Только, пожалуйста, не включай свет, – озабоченно сказал он. – Мы от света каменеем.
– Хорошо, – сказал Петер. – Но ты лучше тогда залезь обратно в шкаф, пока я спущусь на кухню за едой. А то мама или Себ могут войти и включить люстру. Себ, так тот вообще все источники света врубает сразу на полную и потом не выключает после себя, когда уходит.
Смук опять кивнул и спросил, кто такой Себ. Услышав, что у Петера есть брат, он сказал со вздохом:
– Здорово, я тебе завидую. У смуков не бывает братьев или сестёр. Если в семье гноллей рождается смук, такой, как я, то он всегда единственный ребёнок в семье.
– А остальных куда девают? Отправляют в детский дом или в приёмную семью? – поинтересовался Петер.
Он пришёл в ужас от мысли, что его, Петера, могли бы отправить в детский дом только потому, что у папы с мамой родился бы смук Себ. Конечно, могло бы быть и наоборот, но это вряд ли, потому что Петеру всегда не везёт, и даже в «Фифе», когда он играет в рулетку, ему всегда достаются самые паршивые игроки, которых потом не продать и в состав не поставить. А в школе ему частенько дают на обед не то блюдо, которое он просил маму заказать накануне. Например, на прошлой неделе во вторник он заказал бургер, а достался ему тыквенный суп, который он терпеть не может. А кто-то, кому родители заказали тыквенный суп, сожрал его бургер и даже не сознался в этом. В общем, на удачу в этой жизни полагаться не приходится – к такому выводу Петер успел прийти и не собирался пока менять своего мировоззрения.
– У нас сегодня тако, – сказал он, обернувшись на пороге спальни. – Правда, соус из авокадо закончился, зелёный такой, остался только фарш с овощами и немного сальсы.
Смук кивнул.
– Мы равнодушны к зелёному. Вообще, есть только один цвет, который мы любим, – сказал он. – Золотой. На худой конец, жёлтый. Но золотой предпочтительнее. У тебя есть что-нибудь золотое или жёлтое? – спросил он. – Например, морковка? Янтарная, сладкая морковочка…
Петер задумался.
– Будешь яйца? – поинтересовался он. – Я их сварю, потом мы их разобьём, скорлупу и белок выкинем, а желток ты съешь.
– Отличная идея! – оживился Смук. – Откуда ты узнал, что я так и делаю, когда возвращаюсь на остров гноллей? Я нахожу птичьи гнёзда и ем яйца именно так, как ты описал. Хотя, когда я особенно голоден, я ем их целиком. Мы вообще-то не очень привередливы в еде, едим, что найдём. У нас же нет магазинов, где товары лежат на полках – пришёл и купил. Нашёл гриб – съел. Поймал рыбу – опять же съел.
Петеру захотелось чем-нибудь порадовать нежданного гостя. Чем-то вкусным. А то он, бедолага, ест с утра до вечера грибы и сырую рыбу.
– Ещё у мамы может оказаться сладкий перец оранжевого цвета, – подумав, сказал он.
– Неси, – отозвался Смук уже из шкафа.
И Петер опять направился на кухню.
Мама уже прибралась и присоединилась к папе и Себу, мучившим бедного слона. Теперь он вообще был непохож на животное, во всяком случае, не был похож ни на одно животное, известное Петеру. А Петер животных любил. Ты же помнишь, они с Лукасом даже делали гостиницу для насекомых, пока Лукас не уехал в Австралию. Вот уж где животных и правда хоть отбавляй. Там есть кенгуру, и коалы, мягкие, как будто сделанные из плюша, и крокодилы, и кайманы, которые тоже почти что крокодилы, но всё-таки не совсем…
Ещё Петер обожал ходить в зоопарк. Папа с мамой охотно соглашались на это развлечение, потому что у них была куплена годовая карта и можно было в любой день пойти туда бесплатно, а в некоторые дни ещё и привести с собой друзей или родственников. И тоже не платить. Поэтому между боулингом, парком аттракционов и зоопарком папа всегда выбирал зоопарк. Или планетарий. В планетарий у них тоже была годовая карта. В общем, папа Петера любил все места, куда можно было ходить если и не бесплатно (поскольку годовая карта стоила очень даже недёшево), но хотя бы не платить за вход каждый раз заново.
В зоопарке Петер больше всего любил смотреть на львов и на белых медведей. Львов иногда кормили зебрами, как в дикой природе. И тогда мама ужасалась и говорила, что детям нельзя смотреть на такие жестокости, а папа, напротив, защищал работников зоопарка, напоминая маме, что именно зебрами и антилопами львы и питаются у себя дома, на свободе.
Ещё Петер любил смотреть на сов, потому что у них голова поворачивается на триста шестьдесят градусов. Это из-за того, что у них глаза не по бокам головы, как у всех птиц, а спереди, на лице, как у человека. Поэтому, чтобы посмотреть, что происходит за спиной, совы вертят головой, как танк – башней.
Петер набрал в ковшик воды, поставил его на плиту и зажёг газ. Потом достал из холодильника яйца. Их было четыре штуки, и Петер решил сварить все, тем более что белок они решили выбросить. Тогда остаётся не так и много еды. Поиски сладкого перца не дали положительного результата. Зато Петер нашёл папино пиво. Янтарный эль! Правда, папа говорил, что детям пиво и вино пить строго запрещается, но Смук же не ребёнок. Он просто выглядит как маленький мальчик, но он взрослый гнолль. И хотя Петер пока что не совсем уяснил, кто такие гнолли, он решил, что пиво Смуку не повредит. Но поскольку он не был уверен, что папа с ним согласится, то, проходя мимо папы с Себом, на всякий случай сунул бутылку под рубашку. Хотя эта мера предосторожности явно была излишней: папа был так увлечён слоном, который теперь из бурундука-переростка превратился в инопланетное растение, что не обратил бы внимания на Петера, даже если бы тот потащил наверх кастрюлю с пивом. Что уж говорить о небольшой бутылке!
8. «Слоновьи сопли»
Выпив папино пиво, Смук наконец рассказал свою историю. Она была настолько захватывающей и удивительной, что Петер слушал Смука не дыша и только один раз попросил его прервать рассказ, чтобы Петер мог сбегать вниз и принести яйца. Смук быстро почистил их, отделил белок, с выражением счастья на лице уплёл желток, потом подумал и съел белок тоже. И наконец, к ужасу Петера, съел скорлупу.
– В ней полно полезных минеральных веществ, – сказал он, заметив удивление на лице Петера. – Вы же едите крабов с панцирем и клешнями. Чем яичная скорлупа хуже?
Петер терпеть не мог морепродукты, особенно мидии. Он ел только креветок, которые уже были очищены и сварены. И тех без особого удовольствия.
Закончив с ужином, Смук вернулся к своей истории, которая начиналась давно-давно, в те времена, когда на планете еще жили динозавры. Сам Смук, правда, динозавров не видел, он был ещё совсем молодым гноллем, но вот его прапрапрабабушки и прапрапрадедушки, как он утверждал, видели. И не только динозавров, но и всяких разных диковинных животных, которые теперь уже вымерли.
– В наших легендах говорится, что раньше на этой территории были тропики, – сказал он.
– Тропики? – удивился Петер. – Но в них же жарко. Там же джунгли, лианы, гигантские растения… А у нас холодно. – И он посмотрел в окно, на росшую у них во дворе берёзу, с которой ветер обрывал последние листья.
– Времена меняются, – философски заметил Смук из шкафа. Он на всякий случай снова туда забрался, но дверцы закрывать не стал, чтобы было удобнее разговаривать.
Так вот, предками Смука были тролли. И гномы. Так удивительно получилось, что из-за гигантского наводнения они оказались на одном острове. Спаслось не так много гномов и троллей, и места хватило на всех. Они поделили остров пополам и предпочитали не попадаться друг другу на глаза.
– И до поры до времени всё шло хорошо. Пока… – Смук сделал паузу и прислушался.
На лестнице раздались шаги, послышались голоса, и в соседней комнате зажёгся свет.
– Ну и куда ты собрался его вешать? – спросил папа весело.
Петер шёпотом объяснил, что это его папа и младший брат пришли вешать слона на стену.
– Слона на стену?! – ужаснулся Смук, не знавший, что речь идёт о рисунке.
– У тебя есть «слоновьи сопли»? – донёсся из соседней комнаты папин голос.
– Где-то тут… на столе были… ещё вчера… – пыхтел Себ, переворачивая вещи, сваленные грудой на их с Петером письменном столе.
– Они хотят повесить слона на его же соплях?! – прошептал потрясённый Смук из шкафа.
Петер тихо хихикнул.
– Не живого, конечно. Живой у нас и в квартиру-то не влезет! Нарисованного. Они нарисовали какое-то животное, которое почему-то называют слоном, хотя оно больше похоже на монстра, жившего на Земле в те времена, о которых ты рассказываешь. И теперь хотят прилепить рисунок на стену. А «слоновьи сопли» – это такая липкая штука, типа пластилина или жвачки… На неё можно что-то прилепить, а потом отодрать, если рисунок тебе надоел. Ну или фотка.
– Дед рассказывал, что они тоже раньше всё прилепляли на слюну тапира. Но это давно было. Теперь на скотч всё прикрепляют, по-модному. А вы, значит, продолжаете на сопли клеить… – сказал Смук задумчиво, или Петеру так показалось, потому что голос Смука шёл из шкафа и звучал приглушённо.
– Да нет же! Я же тебе объясняю: это не сопли, а что-то вроде пластилина, просто называется «соплями слона». Так смешнее.
Он сказал это чересчур громко, и дверь в спальню приоткрылась. В неё просунулись сразу две головы, одна над другой, и та голова, что поменьше, тонким голосом спросила:
– С кем ты тут разговариваешь?
– Ни с кем, – ответил Петер, стараясь не смотреть в сторону шкафа, чтобы папа с Себом не догадались по его взгляду, что со шкафом что-то не так.
– Мы слышали, как ты разговаривал! – продолжал настаивать Себ.
– А-а-а… это… Лукас звонил, – сказал Петер первое, что пришло ему в голову.
– Лукас?! – радостно переспросил папа. – И как там у него дела?
– Дела… ну… это… тепло у них там. Жарко даже, – пробубнил Петер.
– Бедные, – посочувствовал папа. – У них же там даже леса сгорели, и зверей погибло огромное количество. Страшные пожары… Передавай ему привет!
– Ладно, – буркнул Петер.
– У тебя случайно нет «слоновьих соплей»? – спросил папа. – А то Себ найти не может.
– У него такой бардак, что он скоро свои собственные сопли найти не сможет, – огрызнулся Петер, но решил помочь повесить рисунок, чтобы папа наконец перестал заглядывать в спальню.
– Тебе нравится наш слон? – затараторил Себ. – Мы повесим его над кроватью!
Петер бросил взгляд на инопланетное растение. Два больших лопухообразных листа по бокам, видимо, были слоновьими ушами.
– Да, хороший слон, – неискренне сказал Петер. – Только над кроватью мы его вешать не будем.
– Почему? – расстроился Себ. – Я бы на него любовался перед тем, как уснуть.
«Потому что у меня в шкафу гнолль, точнее, смук, и он окаменеет, если вы ввалитесь сейчас в спальню и врубите свет!» – хотел сказать Петер, но вместо этого произнёс:
– В спальне его почти никому не будет видно. Жалко, если такой великолепный слон будет висеть в спальне. Надо повесить его на видное место и показывать гостям! Например, вот тут!
И Петер ловко прилепил слона на стену между окнами.
– Ладно, вы тут разбирайтесь, – сказал папа, – а я пойду выпью пива, у меня припасена бутылочка отличного янтарного эля.
Петер подумал, что придётся признаться Себу, и сейчас, пока папа занят поисками эля, который выпил Смук, самое время это сделать. Главное, объяснить Себу, чтобы держал язык за зубами. И ещё надо незаметно выкинуть пустую бутылку.
Петер на всякий случай огляделся, приобнял брата за плечи и шёпотом сказал:
– Слушай, Себ, тут такое дело…
9. Шар нашёлся
Себ нимало не удивился тому, что в их шкафу прячется гнолль.
– Ему нельзя на свет, – объяснил он Петеру, – они на свету каменеют.
– Ты-то откуда знаешь? – поразился Петер.
Себ напустил на себя умный вид и сказал, что это очевидно и тут любой на его месте догадался бы, что гнолль – это нечто среднее между гномом и троллем, а тролли – духи камней, они превращаются в камни при свете дня, а ночью выходят на охоту… И ещё у них родственники в разных странах, он про них читал в разных книжках, только теперь уже не помнит, как кто называется. В Ирландии живут такие зелёные человечки, – кажется, их зовут лепреконы. Они делают самую крутую обувь и любят выпить. Как папа, всё время пьют эль. А ещё есть кабутеры в Бельгии и тенгу в Японии. А остальных он не помнит, как зовут. Это сложные слова, и их трудно все упомнить.
– Чушь, – отреагировал Петер.
– Да нет, все так и есть. В общих чертах, – раздался из шкафа голос Смука, и дверца приоткрылась. – Лепреконы действительно существуют, причём живут не так далеко от нас и иногда гостят на нашем острове. Что касается нас, гноллей, то мы и правда потомки гномов и троллей. Мы, конечно, не так чувствительны к свету, как тролли, и я могу находиться в полумраке, но при более сильном освещении я превращусь в шар для боулинга, который ты, Петер, нашёл в канаве.
– Так, значит… – Только тут Петер наконец провёл параллель между этими двумя событиями в его жизни: находкой шара и появлением в их спальне Смука. – Значит, у меня не будет классного чёрного шара с золотой полосой?
Едва появившиеся надежды рухнули. А он уже представлял себя лучшим игроком в команде, может быть, даже её новым капитаном, ведь лучший игрок имеет право на капитанскую повязку. И тогда бы он сам решал, кого ставить в состав, а кому сидеть на скамейке запасных. И Изольда сидела бы на этой скамейке регулярно. И почувствовала бы, каково ему, Петеру, было всё это время, когда им пренебрегали.
– Его не берут в команду на соревнованиях, потому что он неважно играет, – объяснил Себ Смуку.
– Ещё чего! Меня не берут в команду, потому что они ослы! – возразил Петер. – Самовлюблённые ослы – вот единственная причина. Других я не вижу.
Он насупился и отвернулся от брата.
– А почему ты валялся в канаве? – спросил Себ Смука. – И почему ты превращаешься в шар для боулинга, а не в поросший мхом валун? И почему ты окаменел, хотя Петер нашёл тебя вечером, а сейчас так рано темнеет? И почему…
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71219710?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Егор Фетисов
Тип: электронная книга
Жанр: Книги для подростков
Язык: на русском языке
Издательство: Издательство «Детская литература»
Дата публикации: 16.10.2024
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: Остров гноллей – не сказочное место, он совершенно точно существует на севере Европы, рядом с Данией. Обитают на этом уединённом острове легендарные существа – гнолли, потомки троллей и гномов. Случайно житель этого далёкого острова гноль Смук оказался в доме двух братьев, Петера и Себа, и теперь ему нужна помощь. Мальчишки отправляются в далёкое и опасное путешествие на таинственный остров, чтобы вернуть Смука домой. Вместе с ними поехала и одноклассница Петера, Изольда (девочка с ледяным именем). Но если бы всё было так просто! Гнолли, как и их далёкие предки, на солнце превращаются в камень! Так что ребятам придётся передвигаться только ночами, переправляться через пролив на сказочном пароме, прятаться от жутких прыгозавров, пробираться через кошмарное болото и непроходимые джунгли, а ещё искать карту острова! Справятся ли друзья с задачей? А если справятся – смогут ли они вырваться из мест, откуда ещё не вернулся ни один смертный?!