Честь Императора
Честь Императора
Михаил Андреев
Огромная империя, некогда захватившая в себя десятки народов, распалась на три части – остатки Эдейской Империи на севере, Пустынное Царство на востоке и Болотный Союз на юге. Идёт нешуточное противостояние за владение территориями, богатыми ресурсами.
В столь смутные времена рождается необычный мальчик. Ему приходят видения из загробного мира и вскоре он понимает, что заплатил чем-то важным за новую жизнь. Сможет ли он выяснить цену сделки прежде, чем станет слишком поздно?
Михаил Андреев
Честь Императора
Глава 1
Темнота. Сплошная темнота. Снаружи, будто из медного таза, доносятся приглушённые обрывки фраз.
Кто он, тот, кто это слышит? Никто не знает. Даже он сам. Только мысли – вот что ему дано.
«Кто я? Где я? Что это за странные звуки извне?» – подумал некто. Ухватившись за единственную соломинку, за свои мысли, он сделал вывод: «Вокруг меня темнота, но есть мои мысли, а значит, я существую».
Фраза, которая сама собой всплыла в его мозгу, навела неизвестного на воспоминания о чём-то знакомом. Он переходил от одной ассоциации к другой, словно взбирался по лестнице, ступенька за ступенькой, к осознанию своего места в мире.
«Философ… Так говорил философ Декарт. Откуда я его знаю?»
Он продолжил достраивать ассоциации в своей голове и пришёл к единственно верному выводу:
«Философ, чью фразу я вспомнил, был человеком. И я сам, похоже, человек. Я ведь живой и разумный. Один вопрос закрыт. Остались ещё два».
Размышления прервали протяжные вопли где-то снаружи. Женские вопли. Более чётко слышен женский голос, который прерывается стонами: «Давайте, госпожа! Вы сможете!»
Крики усилились. Они стали настолько истошными, что неизвестному они показались криками умирающей. Где-то совсем рядом зазвучал тихий мужской голос: «Держись, дорогая…»
Невольно на ум пленнику темницы пришла мысль: «Кто-то, похоже, умирает за стеной. Возможно, мне просто снится странный сон? Не мог же я очутиться неизвестно где…»
Он спокойно сидел, слушая стоны и размышляя над тем, кто он такой, как вдруг тьму темницы озарил луч света. Перед пленником разверзлись врата в рай.
«Что за чёрт?» – он испугался и зажмурился из-за яркого света. Ощутив чьи-то прикосновения, неизвестный открыл глаза и увидел, что его маленькое тельце с усилием вытаскивают руки, что ворвались в темницу вместе с лучом света. Пленник машинально попытался схватиться за что-нибудь – за прутья решётки, за крепления для настенных факелов, но ничего подобного в этой темнице не оказалось. Руки без труда выволокли его наружу и ослепительный свет вновь заставил его зажмуриться.
Глазам стало больно и непривычно от многомесячного пребывания в полной темноте, а потому нормально видеть он смог лишь через пару минут.
Руки, что вытащили его, оказались руками темноволосой женщины, которая поднесла его тельце к своему лицу. Вокруг – каменные стены с прибитыми на них деревянными полками, полными глиняной утвари.
Рядом на кровати лежит женщина с длинными тёмно-рыжими волосами, нижняя часть туловища которой накрыта окровавленной тряпкой. У её левой руки на табурете сидит мужчина с короткими тёмными волосами и небольшой бородкой, окаймляющей челюсть.
– Сын! Это прекрасный сын! – радостно крикнула женщина, лёжа на кровати. По её впалым щекам, полузакрытым глазам, искусанным губам было понятно, что она перенесла невероятные муки. От усталости она положила голову на подушку и закрыла глаза.
Мужчина всё это время держал её за руку. Мягким движением большого пальца он потёр ей ладонь и тихо произнёс:
– Спасибо тебе, дорогая. Надеюсь, в этот раз у нас всё получится.
Он встал с табурета и взял новорождённого из рук темноволосой женщины. Неизвестный ощутил панический страх, когда его схватили сильные волосатые руки. Сколько бы ни пытался казаться милым этот мужчина, в его глазах новорождённый видел животную ярость.
– Сын… – мужчина вгляделся в лицо ребёнка. Новорождённый продолжил изучать окружение и подмечать для себя знакомые предметы. Он останавливал на них взгляд и мысленно их называл: стул, стол, табурет, копьё и недоумевал, откуда это всё знает.
«Видимо, темницей было лоно матери, той женщины, которая сейчас закрыла глаза». – догадался он.
Но откуда все эти знания в его голове?
Новорождённый посмотрел в дверной проём, где стоит мальчуган лет десяти. У него чёрные, как смоль волосы и круглое личико, на котором из-под опущенных бровей выглядывают осторожные глаза. Мальчик помотал головой, глядя на младенца, закрыл лицо руками и скрылся за стеной.
Он показался новорождённому отстранённым, нелюдимым, и, возможно, огорчённым появлением на свет неизвестного.
– Как ты назовёшь своего сына, господин? – спросила женщина с короткими волосами, разглядывая малыша. Она была опытна в принятии родов, а потому ей понадобилась всего минута, чтобы осмотреть малыша и убедиться, что он здоров.
– Рилли. В честь славного рыцаря Рилли.
– Пусть богиня Итлира напитает силой его мышцы!
«Богиня?..» – мысленно повторил новорождённый и тут же перед его глазами пронеслось воспоминание.
Он стоит посреди большого каменного зала. Две круглые жаровни освещают трон, на котором сидит могучий мужчина в серой мантии. Его лицо скрыто капюшоном.
– Так кто же ты такой? – спрашивает неизвестный мужчину в капюшоне.
– Люди зовут меня по-разному. Королём Смерти, Владыкой Преисподней… Для людей я Бог, хотя, по сути, им не являюсь. Я лишь вношу некий смысл в хаос, которым полна человеческая жизнь.
***
Вилла Дастана Вельбре, барона Эдейской Империи, стоит чуть выше озера Саррад, на холмистом возвышении, окружённом тропическим лесом. Каменные ступеньки спускаются от этой виллы к самому озеру.
Часто по ступенькам сходят слуги виллы с большими плетёными вёдрами к озеру, чтобы набрать воды. Слугами, а не рабами их называют лишь потому, что слово раб для знатного дома оскорбительно. Кроме того, слуги ночуют под одной крышей со своими хозяевами, пускай и в отдельной закрытой комнате.
Из самого города Крип, что находится в нескольких километрах, рабам приходится идти сюда, ибо, находясь на границе с пустыней, они не имеют других источников воды близ города. Дальше на запад и север идут степи, за много километров там можно найти лишь ягодные кусты и высокую траву. Ещё дальше начинается лесистая тайга с прилегающими к ней зелёными лугами, на которых пастухи выгуливают овец и коров. Близ деревень, что чаще всего раскиданы у подножий холмов, стоят величественные замки, владельцы которых отгородились от мещанской жизни и принимают лишь знать.
Кто же такой Дастан Вельбре? Каким образом он разбогател и стал бароном?
Всё очень просто. Ещё при императоре Гензо Безжалостном он был купцом и торговал шёлком. Но не в этом была его заслуга. Дастан был тем опасным видом людей, которым всегда всего мало и которые ни перед чем не остановятся. Итак, он обладал и смелостью, и хитростью. Он был в одинаковом почёте и у жрецов, и у нищих, и у знати. Нищим он давал милостыню, и они приносили ему слухи, жрецов он подкупал, и они приносили ему сведения, что услышали в храме. Для знати же он устраивал пиры и светские вечера, на которых танцевали особенно прелестные саардинские рабыни. Женщины могут выманить любые сведения у пьяных от вина и похоти мужчин. Дастан прекрасно это знал.
Такие траты приносили купцу огромный приток информации. Этим притоком он делился с императором Гензо Безжалостным и вскоре на полях Эдейской империи выросли кресты. Распинали всех, кто имел глупость сказать что-либо плохое об императоре. Карманы Дастана быстро распухли от кровавых монет.
Когда же Гензо убили, с помощью рабов молодой барон построил виллу на границе с пустыней, чтобы быть подальше от своих врагов, которые долгие годы хранили в памяти его имя.
Рейна, голубоглазая, черноволосая молодая девушка, спускалась по ступенькам к озеру, чтобы набрать воды. На её ладной фигуре прекрасно сидело простое льняное платье, которое уже изрядно износилось. Поверх платья завязан поварской фартук – она только вышла из кухни и закончила нарезать овощи к обеду. На её маленьких ступнях болтались кожаные башмаки на несколько размеров больше. Спереди и сбоку подошва у них отваливалась, но оттого они становились лишь комфортнее в жаркой пустыне, ведь эти дыры не дают ногам запреть.
Ночью Рейна плохо спала. Её одолевали кошмары, она постоянно ёрзала в постели и отбивалась от невидимых врагов. Теперь же, когда с раннего подъёма прошло шесть часов, в глазах у неё начали плыть солнечные блики. Каждодневная морока, приставания, упрёки, плохой сон – всё вкупе добивало её в новом жестоком мире, который она не выбирала.
Как только Рейна вышла на ступеньки, ведущие к озеру, в глазах у неё появилась галлюцинация.
Вокруг разгорелось пожарище. Всё это было настолько реально, что она наяву слышала треск горящей древесины и крики убегающих людей.
Она зажмурилась и медленно шагнула на ступеньку ниже. Когда открыла глаза, ей показалось, что иллюзия рассеялась, но перед ней вдруг представал её отец. Он оттолкнул её рукой назад. Она упала. Из пожарища в этот момент выскочил всадник, занося меч вверх, и снёс ему голову.
Рейна в момент своего падения хорошо разглядела лицо всадника, освещённое огнём пожара. Русые волосы, зачёсанные назад, хитрый взгляд, полный восторга, и, что она особенно запомнила – длинный нос с большой горбинкой.
Она сразу поняла, что это не обычный всадник. К его панцирному блестящему доспеху сзади прикреплён красный плащ, на котором изображена голова рычащего медведя.
Тело её отца падает, скатывается по ступенькам к воде прямиком за головой. Рейна, мгновенно обессилев, падает на землю и теряет сознание.
Она закрыла глаза, тяжело вздохнула и вновь их открыла. Вокруг всё стало, как прежде – песок, огромные тропические кустарники и вилла Вельбре, что находится позади. Видение ушло.
Рейна взяла плетёное ведро, которое уронила, спустилась к воде, стараясь выкинуть из головы тяжелые воспоминания. Она набрала полное ведро, которое неимоверно тяжело тащить по ступенькам и, шаг за шагом, переступая аккуратно, чтобы не разлить воду, поднялась к вилле. И, всё– таки, её дрожащие руки не выдержали – когда Рейна ступила на верхнюю ступеньку, она слишком наклонилась вперёд и через край пролилось несколько капель.
Рейна глянула на серые от воды пятна на ступеньках и тут же на её лбу проступил пот. Она крепко схватила ведро и прошла через вход виллы, украшенный резными колоннами, вновь прошла через большой зал, в котором висят дорогие картины, свернула на кухню.
В момент, когда Рейна опускала ведро рядом со столиком, её тело подалось вперёд, не выдержав нагрузки. Она среагировала быстро: выставила ноги пошире, одну из них поставила вперёд и таким образом смогла удержать равновесие. Ведро оказалось на месте.
Совсем запыхавшаяся Рейна тяжело вздохнула, обернулась и ахнула. В дверях стоял барон Вельбре. Это низкорослый старик с огромной залысиной на макушке. Его седые локоны заплетены в косички и достают до самых плеч. Он носит расписной красный камзол с золотистыми пуговицами, на спине которого вышит герб его дома – коричневый рог. Его чёрные глаза хорька бегают по кухне, пытаясь найти, к чему бы придраться и останавливаются на ведре, что принесла Рейна. Они обладали качеством выявлять недостатки с микроскопической точностью. Такого рода злой талант, который помогает барону измываться над своими же слугами.
Выражение его лица изменилось. Тонкие губы из звериной ухмылки вытянулись вниз, на подбородке образовались бугорки, челюсть выдвинулась вперёд. Глядя на Рейну широко раскрытыми глазами, полными злобы, он без лишних слов схватил половник с крючка на стене и кинулся к ней.
– Не надо, господин! – взмолилась она, прикрываясь руками. Первый удар пришёлся по её левой руке. Потом по правой. Потом барон ударил её коленом в живот.
– Ах ты тварь! Сколько раз я тебе говорил: «Прольёшь хоть каплю – поплатишься!?»
И он начал размахивать половником в разные стороны, стараясь найти места на её теле, по которым его оружие прошлось бы больнее.
После нескольких минут избиения у старика началась одышка, а испуганная Рейна даже не смела заплакать. Она просто бессознательно защищалась, защищалась до тех пор, пока её хозяин не остынет. Но, к её несчастью, он не остыл.
Он отбросил половник в сторону, своими морщинистыми пальцами нащупал края платья Рейны и потянул их вверх, при этом прижимая её бёдра к кухонной тумбе. Вместе с тем он нашёл пуговицу на своих штанах, расстегнул её и в этот миг получил удар коленом между ног.
От боли он свёл колени, зажмурился и истошно завопил, как скотина, которую доверили резать неопытному юнцу. Рейна в это время оттолкнула его и попыталась выбежать из кухни, но старик уцепился своими пальцами за её платье. Она дотянулась до кухонного ножа на полке и, резко развернувшись, порезала ему руку. Старик взвыл, схватившись за окровавленную кисть.
Рейна выбежала из кухни, побежала в комнату для слуг. Первая её мысль: забежать в комнату, закрыть дверь и задвинуть её комодом.
Убежать из виллы она не могла, ведь дальше начинается опасная пустыня, в Крипе её выдадут, а если идти на запад, то можно стать кормом для волков. Да и как скоро её найдут и повесят за то, что она подняла руку на своего господина?
Она надеялась, что, закрывшись в комнате, удастся выждать, пока старик не остынет. В самом-то деле он не был злопамятным и когда его безумные порывы умолкали, можно было снова жить спокойно.
– Нейт! Нейт! – прокричал барон и тут же к нему прибежал чернокожий телохранитель в кожаном доспехе и изогнутым клинком на поясе. – Выбей эту дверь!
Телохранитель толкнул дверь плечом пару раз, но безрезультатно. Тогда он отошёл назад, как следует разогнался и шмякнул ногой по двери, вложив в этот удар все сто килограммов своего веса. Замок вылетел из двери, комод отодвинулся. Между дверью и дверной рамой появился проём.
Рейна бросилась, чтобы пододвинуть комод, но наёмник ударил в дверь второй раз, куда сильнее, и Рейна, получив дверью в лоб, отлетела в сторону вместе с комодом. Лёжа на полу, она пощупала своё лицо руками и поняла, что по нему бежит кровь. Дверь рассекла ей бровь.
Телохранитель зашёл первым, свирепым взглядом осматривая Рейну, затем Дастан. Старик ухмыльнулся, глядя на её рану и произнёс:
– Таких строптивых служанок ещё поискать! Но меня это лишь больше раззадоривает! Кричи, моя дорогая, кричи!
В эту же секунду он припал к девушке, буквально повалился на неё своим одутловатым телом. Ёрзая пальцами по запретным местам девушки, он мерзко облизывался и пытался дотянуться ртом до её рта.
Рейна при этом двигала телом, отползала от старика и пыталась освободиться от его хватки. Когда спина её упёрлась в тумбочку, она вдруг ощутила такой страх, что начала брыкать барона ногами. Один из ударов пришёлся прямо ему в лицо. Нет, это был не удар нежной девушки. Это был удар кожаного сапога, причём удар отчаянный, в полную силу.
Старик повалился на спину, а из его носа хлынула кровь. Рейна тут же вскочила на ноги, и, испытывая страх перед ужасным наказанием, что её ждёт, попыталась выбежать из кухни.
Телохранитель схватил её за волосы. Она закричала от боли, но не прекратила отпираться – своими руками она попыталась разжать его могучие пальцы, что железно вцепились в её волосы. Он без лишних эмоций дёрнул её волосы вниз. Рейна всхлипнула и встала на колени.
Барон поднялся на ноги и, пока наёмник держит рабыню, дал ей звонкую пощёчину, схватил её за платье и тут же его разорвал.
– Нагни её! – приказал он телохранителю.
Верзила повиновался. Он потянул Рейну за волосы ещё ниже. Ей пришлось наклонить всё туловище.
Дастан подошёл к ней сзади и начал лапать Рейну везде, где только можно. Всего через минуту он начал задыхаться от возбуждения. Барон вновь начал расстёгивать свои штаны, но, услышав грохот колёс, что доносится снаружи, застыл и съёжился, как если бы ему скрутило живот.
Он глянул в окно и увидел экипаж своей жены.
– Елисово семя! – ругнулся барон и обратился к телохранителю. – Проследи, чтобы она оделась! Быстрее!
***
Император Йестин Тельтор глянул в окно своего дворца, что стоит на холме, возвышаясь над городом Эдей. За стенами города, в вечерней полутьме, он увидел замотанных в тряпки бедуинов с копьями, некоторые из которых сидят на верблюдах, нагруженных драгоценностями и специами, а некоторые – на гигантских сцинках. Обмотанные в тряпки, эти бедуины носят кожаные доспехи, которые скрываются за тряпками. На их поясах висят изогнутые широкие клинки, которые пустынники называют «рубильщиками».
Йестин прикусил губу. Он ожидал, что его политическая карьера будет выстраиваться куда проще. Кто знал, что довольно крупные части империи после смерти его отца Гензо Безжалостного захотят отделиться и образовать свои царства?
Император корил себя.
«Это можно было предусмотреть». – думал он, припоминая правление своего отца. – «Как только рука тирана слабеет, всё его могущество обращается в прах».
Высокие ворота отворились. В тронный зал вошёл Хариф Цирский вместе с двумя бедуинами, что сняли с себя тряпки. Кожаные доспехи их сделаны из кожи ящеров, а некоторые элементы – пластины, защищающие пальцы, наручи, заклёпки – выполнены из высококачественной стали.
Йестин увидел царя и опустил взгляд.
– Император Йестин!.. – разводя руками в стороны, натянув улыбку, Хариф приблизился к императору и крепко его обнял. Племянник смущённо поднял руки и обнял дядю.
Йестин – мужчина среднего роста и средних лет, на голове которого образовалась залысина, которую, к счастью для него, всё ещё удаётся скрывать отросшими светло-русыми прядями. У него слегка худощавое вытянутое лицо, на котором выделяются скулы. Небольшие карие глаза, которые почти всегда выражают некое смятение, сейчас смотрят на Харифа куда более выразительно, чем обычно. В них чувствуется страх. Клиновидная бородка его дотягивается до воротника церемониальной расписной рубахи, над которой он носит кирасу со знаком своего рода – головой рычащего медведя.
– Мой дорогой племянник… – приняв в объятия императора, мягко, шипя по-змеиному, сказал Хариф. Йестин давно опустил руки, но царь продолжал держать племянника в объятиях и рассматривал его лицо.
– Как ты похорошел. Стал императором. Должно быть, уже чувствуешь бремя власти?..
У Йестина вырвалось:
– Вы и есть моё бремя, дядя.
Хариф улыбнулся. Йестин разглядывал дядю уже с нескрываемой ненавистью. Он совсем превратился в гадкого бедуина – нацепил золотые цацки, круглые серьги, нанёс на руки эту дрянную краску, облачился в бесформенный балахон с красным треугольником на груди, под которым пустынники обычно прячут смазанные ядом кинжалы. Так он ещё и обрился налысо, сбрил даже брови1 Как ему можно доверять?
– Садитесь, Вейрион. Вина? Позвать слуг? – сказал Йестин, усаживаясь за один конец прямоугольного стола.
– Меня зовут Хариф, дорогой племянник. – беззлобно ответил царь, усаживаясь за стол с другого края. – Не надо слуг. Я хочу поговорить лично, сын гостеприимства.
«Сын гостеприимства?» – подумал Тельтор и чуть не вспыхнул. Вейрион даже перенял их замашки.
Йестин сделал жест рукой. Двое его стражников вышли за ворота. Хариф повернулся к воротам и кивнул своим воинам. Они вышли за ними.
Йестин принялся разрезать кусок говядины и класть отрезанные кусочки себе в рот. Он медленно их пережёвывал и это ему помогало справиться с напряжением. Хариф заметил недоумение на лице племянника и поторопился объясниться:
– Я здесь не для того, чтобы убить тебя. Ты ведь сам меня пригласил, Йестин, мой мальчик… А ты ведь когда-то писался у меня на руках. Твой взгляд, полный страха, не изменился с тех пор… – он сделал паузу, улыбаясь.
Йестин подавился. Через секунду он справился – проглотил разжёванный кусок и овладел собой.
– Мы могли бы править вместе, но ты, видно, в этом не заинтересован. Мальчишечья гордость… Она проходит, когда спину тебе ломят несчастья и ошибки прошлого. Ты ещё не вкусил этот горький вкус, сын молодости.
– Если ты не заметил, дядя, мне уже тридцать лет. Не всякий доживает до этих лет.
– Долгих лет тебе, мой мальчик, и быстрого обучения.
Йестин сжал зубы, на его щеках выступили прожилки. Он не выдержал и вскочил так, что стул резко заскрипел, шоркая ножками по полу:
– По закону империи я обязан тебя казнить! Ты мятежник, который захватил власть, отделился от Великой Империи… признал себя Богом!
Хариф наблюдал за ним, положив подбородок на выставленные на столе руки и улыбался.
– Будьте сыном благоразумия… – он поднялся из-за стола и подошёл к металлической стойке, на стенках которой выгравированы медвежьи лапы. На её вершине горит большая свеча. – Послушайте, что я вам скажу. Подойдите.
Йестин повиновался. Он встал из-за стола и подошёл к свече, у которой встал его дядя.
– Вы и сейчас показываете зубы. Захватили мой город Крип. Вы думаете, племянник, что я вас всегда буду любить?
– Что вы имеете в виду? – растерявшись, спросил Йестин, но тут же принял это как угрозу и начал швырять фразами, тыкая пальцем в пол, ибо не было у него смелости тыкать пальцем в дядю. – Вам меня не запугать! Я правосудие империи Эдей, и я истинный наследник своего отца! А вы лишь мятежник, что захватили власть в пустыне!
Улыбка до сих пор не сползала с лица Харифа, но после этих слов он стал серьёзен. Его лицо приблизилось к горящей свече, разделившись на светлую и тёмную стороны.
Сердце Йестина замерло. Он отступил на шаг и оцепенел, глядя дяде в лицо.
Сторона лица Харифа, что была прикрыта тенью, вдруг покрылась зелёной чешуей. Его пасть раздвоилась на человеческую и на пасть зубастого монстра. Глаз с тёмной стороны стал ярко-жёлтым, а зрачок вертикальным. Этот ужасный взгляд проник Йестину в душу.
Хариф отвёл голову назад. Теперь тёплый свет свечи освещал всё его лицо. Обычное, человеческое лицо.
Йестин стоял с отвисшей челюстью. Он хлопал глазами и пытался осознать, видел ли всё взаправду или ему только почудилось.
Глава 2
С событий первой главы прошло пять лет.
В зале за столом сидел отец, а рядом на тюфяке его маленький сын. Рилли узнал, как зовут его родителей: Яндер – отец, мать – Самвилла. Кроме того, он понял, что семья у него неплохая и наслаждался жизнью. Конечно, он задавался вопросом: «Что это за существо было, с которым он разговаривал в своём воспоминании?» Однако больше ничего ему в голову не пришло, и он жил в сладостном неведении.
Отец рассказывал ему разные истории, показывая события на деревянных фигурках, которые выточил сам. Феней, старший брат Рилли, которому недавно исполнилось пятнадцать, стоял, прислонившись к стене зала и наблюдал за отцом и братом. Рилли за все пять лет так и не успел поговорить с ним. Феней был скрытен и молчалив, и даже со своими родителями не выказывал чувств. Самвилла в это время готовила ужин в котле на кухне.
– Я тебе ещё кое-что расскажу… Но тут нам понадобится карта. – сказал Яндер и достал с полки скрученную карту. Он развернул её на столе, положил бокалы на её края и ткнул пальцем в точку на бумаге:
– Седловина Дерра-Мот. Пять лет назад здесь произошла битва с пустынниками, в результате которой мы захватили город Крип. Наш город. – он запнулся и едва заметно улыбнулся. – Город находится в низине меж двух холмов, один из которых стал сокрушительным козырем в той легендарной битве! – отец придвинулся к сыну ближе, обнял его за плечико, и, улыбаясь, продолжил. – Мы закидали пустынников копьями с возвышенности, заставив их, понеся большие потери, броситься в отступление. Таким образом, мы отняли Крип у мятежников. Вот так битва, сын! Я уверен, каждый воин легиона, что здесь сражался, обрёл бессмертную славу!
Отец потрепал Рилли по голове, распушив его каштановые волосы, и продолжил:
– С заполучением седловины мы отодвинули границу и теперь город Крип является точкой сопротивления двух частей одного континента. – Яндер ткнул пальцем на запад, потом на восток. – Империи и мятежников… Но есть и Болотный Союз. – отец ткнул пальцем на юг. – С ними наш император заключил соглашение о перемирии, но, думаю, как только мы разберёмся с пустынниками, так возьмёмся за них. Империя должна быть едина.
Отец продолжил, указав пальцем на голубой круг на карте:
– А это озеро Саррад. Оно находится немного западнее от границы пустынников и южнее от нашего города Крип. Ещё одна важная точка в победе. У нас благодаря озеру есть вода…
– Идите кушать, мужчины! – крикнула мать из кухни. – Сегодня у нас рагу из песчаных жуков!
– Песчаные жуки! – радостно воскликнул отец и посмотрел на своего сына. – Мы съедим пустынников, как песчаных жуков! Никто не смеет нарушать священный закон империи!
Феней при словах отца съёжился, скорчил недовольное лицо и молча прошёл из зала на кухню. Рилли всё ещё раздумывал, как очутился в этом мире, но, тем не менее, уже благодарил судьбу за то, что оказался в приятной семье. Он был здоров – нечто помогало ему понять заранее, что это великая ценность.
И всё же его смущали странности – откуда он знает эдейский язык, на котором тут все говорят и откуда в его памяти возникают предметы, которые он видит вокруг? Ему стало очевидным, что он здесь не просто так.
Отец встал со стула, уже собрался идти на кухню, как вдруг его остановил крик, доносящийся от двери:
– Командующий! Войскам приказано стягиваться на границе!
Яндер повернулся и увидел легионера, что стоит на пороге. Легионеры в пустыне носили овальные открытые шлемы, кольчужные рубахи с коротким рукавом, подвязанные поясом, кожаные наручи с шипами, плетёные сандалии.
Отец тут же схватил своё копьё, за минуту натянул на себя пластинчатые доспехи, к которым сзади крепится чёрный плащ, надел открытый шлем с шипами на голове, поцеловал жену, поцеловал сыновей и вместе с легионером вышел из дома.
***
Рейна собирала за виллой Вельбре высохшее белье с верёвки. Она до сих пор не привыкла к сухому климату пустыни, к пальмам и широколистным кустарникам, которые, как ей рассказывали, ядовиты. Это наименьшее из зол. В настоящей пустыне нет ничего, кроме смерти. Пускай она и живёт под одной крышей с похабным стариком, зато рядом есть озеро Саррад, а значит, она не умрёт. Так она часто себя успокаивала, пытаясь забыть то, что он уже не раз пытался с ней сделать.
Спина её болела, и она невольно вспоминала о госпоже Вельбре, которая целыми днями гоняла её от виллы до озера. Госпожа обычно наполняла один лишь стакан из ведра, что приносила Рейна, выпивала его и, широко улыбаясь, разливала остальную воду из корзины на пол, чтобы та испарилась и наполнила воздух влагой. И потом всё повторялось по кругу. Рейне приходилось таскать тяжеленную корзинку с водой по двадцать раз на дню.
Сложив всё белье в тазик, сотканный из прутьев лозы, Рейна взяла его и уже собралась идти в поместье, как вдруг перед ней появилась фигура госпожи Вельбре. Рейна редко сталкивалась с ней, ибо госпожа, которую, как она узнала от других рабов, зовут Гистемона, обычно сидит в своих покоях, где мужчины-слуги отгоняют от неё жару опахалами.
Госпожа кинула на Рейну презрительный взгляд и прищурилась. Она осматривала её с головы до ног без всякого стеснения, будто выбирала кусок мясо, которым собиралась отужинать.
Рейне же выпал шанс хорошенько рассмотреть госпожу Вельбре. Гистемона носит фиолетовое платьице с полупрозрачными рукавами, сквозь которые видны её дряблые руки. На голове у неё растут или, быть может, отживают свой век редкие рыжие волосы. Поверх них сидит тиара, под которой продета полупрозрачная шаль, защищающая голову от жары.
Что же касается лица госпожи Вельбре, то оно кажется куда старше её возраста. Своё дело делают морщины – госпожа Вельбре смотрит, злобно прищурившись на своих служанок, ибо они часто выступают конкурентками в борьбе за сердце мужа. Ещё одно – чёрные тени, которые Гистемона так любит. Ей кажется, что чем больше теней, тем более серьёзно и внушительно выглядит её незамысловатое лицо. У неё маленькие глазки, маленькие губы, большие скулы, на щеках кожа стянутая, а ближе к челюсти она идёт складками.
Наконец госпожа Вельбре оценила свою конкуренту. Она уже не раз видела, как её муж бросает голодный взгляд на фигуру Рейны, однако, госпожа думала, что это не всерьёз. Два последних года изменили её мнение, а точку поставил недавно произошедший случай.
Дастан Вельбре подошёл к ней тогда и произнёс:
– Быть может, дорогая, тебе развеяться, отдохнуть? Граф Шермотт устраивает у себя пир, выслал нам приглашение. Я-то, конечно, не смогу – император может запросить моей помощи, ведь идёт война. А тебе было бы неплохо отдохнуть от жаркого солнца пустыни…
Всё это он говорил таким жалобным, писклявым, извиняющимся голоском, что Гистемона сразу всё поняла. Её муж никогда не умел врать.
Вспомнив это, госпожа, глядя в глаза Рейны, произнесла:
– Думаешь, ты нравишься моего мужу? Думаешь, достаточно иметь упругую задницу и сиськи, которые пока ещё не свисают до колен? – она приблизилась. – Я вижу тебя насквозь, варварское отродье. Я прикажу отдать тебя псам, если ещё раз увижу тебя с моим мужем! – её щёки задрожали. – С псами ты по крайней мере будешь, как дома. Знай своё место, рабыня!
Она развернулась и, гордо подняв голову, пошла обратно к вилле, черпая сандалиями песок.
Рейна смотрела ей вслед и недоумевала, чем заслужила такое отношение. Порою ей казалось, что лучше быть последней уродиной, чем иметь хоть какую-то красоту. До уродин не домогаются, с ними не воюют, а если не повезло родиться красивой рабыней, то можно с уверенностью сказать, что тебя ждёт судьба симпатичной игрушки – в конце концов, тебя сломают.
Наступил вечер. Рейна за весь день не имела ни минуты отдыха. Вот и сейчас она раскладывала на стол и случайно пересеклась взглядом со своим господином. Старик облизнул губы и прошёл мимо, а через час, когда все собрались на первом этаже за столом – господин и госпожа Вельбре, их дочь и сын, Рейна начала носить с кухни блюда.
Она подошла к столу, поставила жареного цыплёнка на стол и тут же почувствовала чью-то руку на своей ягодице. Рейна постаралась сделать вид, что ничего не заметила, однако госпожа увидела похотливое лицо своего мужа, потом поняла, куда он смотрит, и складки на её подбородке задрожали.
Рейна увидела гневное лицо госпожи. Она поняла, что находится в западне. С одной стороны похабный старик, с другой – ревнивая старуха.
За ужином никто не обмолвился ни словом. Отпрыски семейства Вельбре покорно ели, ожидая, когда наконец закончится этот ужин. Они недоумевали, зачем создана глупая традиция знатных семей, где все собираются за одним столом.
Наконец, ужин закончился. Рейна убрала со стола, вышла из виллы, спустилась к озеру и села за деревянной постройкой, в которой находился туалет для слуг, после чего тихо заплакала. Только здесь она могла находиться наедине с собой.
В этот же миг из виллы вышел и барон Вельбре. Он последовал за Рейной, как голодный волк за добычей. Девушка сидела, закрыв лицо руками, и ничего не подозревала. Барон бесшумно подкрался к ней и присел рядом.
Рейна заметила его, попыталась встать, но он тут же схватил её за руку, заставив сидеть на месте. Он приложил палец к губам, чтобы служанка вела себя тихо, придвинулся к ней ближе и начал стягивать платье с её плеча.
Дастон не знал, что его жена пошла за ним по пятам. И сейчас она, незаметно подкравшись с угла постройки, молча наблюдала за происходящим. Когда же её муж запустил руку под платье Рейны, она закричала:
– Стража!
Господин Вельбре дёрнулся, будто его застали за кражей. Он сглотнул, посмотрел на свою жену снизу-вверх и уже думал о том, чтобы просить прощения на коленях.
Госпожа продолжила:
– Ведите эту шлюху на псарню!
***
Алайна сидела в тренировочном зале, закрыв глаза и читая про себя молитву. Её сердце трепетало – если на экзамене возникнут осложнения, то её ожидает участь хуже смерти.
Лестничные ворота отворились и в тренировочный зал зашёл Мариус. Он огляделся по сторонам и понял, что кроме Алайны здесь больше никого нет. «Значит, бояться нечего». – подумал он и подошёл ближе.
Эта миниатюрная девушка с золотыми пышными волосами встала со скамейки и подошла ближе. Сердце Мариуса забилось чаще при виде её аккуратного носика, небольших губ в форме бантика, правильного лица. Алайна была для него безупречна даже в бесформенной ученической робе.
В свою очередь она смотрела на него, наслаждалась одним только видом Мариуса, и все опасения сами собой улетучивались из её головы.
Она рассматривала его чёрные, как ночь волосы, которые спадают до самых плеч, плечи, из-за худобы кажущиеся острыми, кустистые низкие брови, что делают его лицо более хмурым, широкий лоб, покрывающийся морщинами всякий раз, когда он хмурится.
Наконец, она посмотрела в его рубиновые глаза и обрадовалась, что недоверчивый взгляд его смягчился.
– Алайна…
– Мариус! – воскликнула она и бросилась ему на шею. – Ты пришёл!
– Я пришёл поддержать тебя.
– Поддержать? Тогда скажи, что меня любишь.
– Ты знаешь, что это запрещено…
Алайна отстранилась и строго взглянула на Мариуса.
– Я тебя люблю. – тихо произнёс он, сдавшись под её напором, и щёки его покраснели. Алайна была пламенем, а он – льдом. Всё в их отношениях было на грани пропасти. Порой Мариус был особенно нелюдим, а силы Алайны иссякали. Тогда холод принизывал её и девушке хотелось убежать подальше.
Конечно, чаще Алайне удавалось растопить его льды. Её бессмертный оптимизм заставлял умиляться даже такого ворчуна, как Мариус. Но как только это пламя становилось сильнее, обжигая вечную мерзлоту в его сердце, он пытался отстраниться.
– И я тебя! – она вновь бросилась ему на шею и впилась губами в его губы. После короткого поцелуя Мариус сказал:
– Ты знаешь, что стоит на кону.
– Всё неважно, когда ты рядом!
Впервые за разговор Мариус выдавил неуверенную улыбку. Как только его тонкие губы слегка натянулись, а уголки их приподнялись, на сердце у Алайны потеплело.
– Приготовиться! – эхом пронесся мужской голос по тренировочному залу.
Алайна поцеловала Мариуса и побежала к воротам, ведущим на арену. Экзаменатор-магистр открыл их. Как только Алайна вбежала на арену, магистр пристально оглядел тренировочный зал и, ничего не заметив, пошёл за испытуемой.
Мариус успел спрятаться за ученическим шкафчиком, который стоит напротив ворот. Он вспоминал все жесты и слова Алайны, подмечал её красоту, её искренность и сам себе задавал вопрос: «Неужели я что-то чувствую?..»
Мариус считал самого себя загнанным в клетку зверем, отверженным, у которого нет ни рода, ни племени. Кроме того, он никогда не мог довольствоваться обычными житейскими радостями. Любовь? Любая любовь смертна, а если так, то в ней нет смысла. Если нет смысла, то нужно держаться от любви подальше. Однако за всеми этими мыслями скрывался страх потерять Алайну, которая только что вошла на арену.
От круглых стен поднимаются ряды трибун, на которых восседают ученики. В каменном кармане, выделанном в стене выше трибун, сидит архимаг и почётный магификус Пурион. С потолка, на железных цепях, свисают фонари, которые освещают всю арену.
Экзаменатор-магистр подошёл к груде камней, что лежит на арене, и воздел к ним руки. Среди его тела появилась синяя магическая энергия.
Валуны поднимались с земли, как если бы их поднимала невидимая рука, и соединялись между собой. Вскоре из них образовалась огромная фигура. У неё, подобно человеку, есть туловище, руки, ноги и даже голова. В груди у каменного существа горит круглый синий шар – его сердце.
– Начать экзамен! – крикнул архимаг.
Ученики, каждый из которых был одет в серую ученическую робу, перевязанную на поясе чёрной лентой, сидели смирно, сложив руки на своих коленях. Они не поворачивали голов, смотрели строго на арену. Вольность на экзамене строго карается – не раз учили их маги.
Экзаменатор-магистр отошёл в сторону, чтобы не мешаться. Алайна взглянула на трёхметровую каменную фигуру, что возвышается над ней и крикнула ему:
– Давай, здоровяк! Держу пари, ты не сильно отличаешься от своих неподвижных братьев!
Она сжала посох в руках. Голем двинулся, выставил ногу вперёд и быстро побежал на неё. Когда он приблизился, замахнувшись каменным кулаком, она отпрыгнула в сторону и почувствовала дрожь земли. Голем ударил в место, где только что стояла Алайна и проломил каменную поверхность пола.
– Какое удивительное призванное существо!.. – произнёс магификус Пурион. Это молодой человек с толстыми щеками, налитыми румянцем. На его коричневых волосах, зачёсанных вбок, выделяется забавный хохолок. У него небольшие добрые глаза, толстые губы, уголки которых редко когда опускаются вниз. Он высок и упитан, талия его шире плеч, отчего фигура Пуриона напоминает грушу.
В день экзамена Пурион, как и любой магификус, надел парадную форму: сиреневую мантию с золотистой окантовкой, сиреневый колпак, по бокам которого на золотистых ниточках болтаются изумрудные камни в форме капель, алую рубашку, на которой вышит знак Ордена – фигура человека, руки которого расправлены в стороны. Фигура окружена магическим кругом. Внизу, у ног человека, расправила свои крылья птица феникс, которая является перевоплощением бога Эфраза.
– О, вам ещё предстоит увидеть много всего, магификус. Призыв голема – заклинание довольно сложное, однако имеющее огромный разрушительный потенциал. – заинтересованно ответил архимаг.
Архимаг – мужчина, старость которого выглядит благородно. Его лицо сохранило острые черты ещё с юности, а кожа лишь слегка потеряла свою эластичность. На переносице его сидят небольшие круглые очки. Задумавшись, он почёсывает свою седую бороду и представляет идеальное положение для Ордена – автономию.
У архимага тёмно-карие большие глаза, которые почти всегда смотрят с грустью, за исключением случаев, когда он ухаживает за растениями в саду Ордена. Тогда они смотрят с поистине детским восторгом. Он носит под тёмно-синим парадным плащом, на спине которого вышит знак Ордена, чёрную жилетку. На голове синий колпак, по кругу окаймлённый белой полосой, в которую вставлены красные блестящие камни в форме капель.
Тем временем Алайна встала перед големом. Она закрыла глаза, выставила посох вперёд и сконцентрировалась. Голем пошёл к ней и каждый шаг его ног сопровождался дрожью земли.
Среди рук Алайны появилась едва заметная магическая энергия. Она перешла в посох и на его вершине сформировалась магическая стрела – мерцающий осколок, который едва заметен человеческому глазу.
Стрела полетела в голема. Голем шёл неспешно и вдруг нога его угодила в пролом, оставленный им после удара. Тело его двинулось в сторону, и магическая стрела, летевшая в сердце, попала ему в руку. От неё отлетело несколько камней.
«Промахнулась!» – с досадой подумала Алайна.
Голем побежал вперёд. Казалось, магическая стрела заставила его впасть в бешенство. Он взмахнул рукой и откинул девушку в сторону.
Алайна стукнулась головой о стену арены. Из-за головокружения ей пришлось опуститься на одно колено. Голем медленно пошёл к ней.
– Но что же будет?.. Ещё один удар и он превратит её в мешок с костями! – воскликнул магификус Пурион.
– Терпение. Мы не убиваем учеников. Если она ничего не сможет сделать перед тем, как он дойдет до неё, то её поведут в Зал Очищения. Там её будут готовить в бичеватели.
– Бичеватели?.. Это вы о тех людях в чёрных мантиях, которые всегда смотрят, как умалишённые и ничего не говорят?
– Верно, магификус. Бичевателям не нужны слова. Они карающее орудие Ордена.
Голем в это время шёл к Алайне. Она пыталась собраться с силами и озиралась по сторонам в поисках своего посоха. Обломки его она увидела на другом конце арены. Теперь ученица поняла, что ставки как никогда высоки.
Если голем ещё раз настигнет её, то экзамен она точно провалит. Но что же делать?
Тогда Алайна выставила руки вперёд. Она решилась на отчаянный шаг – освободить магическую энергию через собственные руки. Таким мастерством овладевает далеко не каждый маг, к тому же, подобный фокус смертельно опасен.
«У меня ещё есть шанс!» – подумала она и тут же руки Алайны окутала магическая энергия. Ученица сделала последнее усилие, сконцентрировалась, чтобы сформировать энергию в магическую стрелу и в ту же секунду стрела с невероятной скоростью влетела в голема.
Она попала ему в туловище, отломив несколько камней. Сияющее сердце стало лучше видно меж камней.
– Да этот каменный истукан меня уничтожит! – крикнула Алайна, видя, как голем бежит в её сторону. Она побежала в сторону, но истукан топнул по земле, и ударная волна тут же свалила Алайну с ног.
– А что это за синяя сфера в теле голема? – спросил магификус Пурион, ёрзая на стуле. Он беспокоился об золотоволосой ученице, но боялся открыто выдать это архимагу.
– Магическое сердце. При призыве маг формирует в него ману. Сердце притягивает камни к себе и создаёт тело голема.
– Так значит, нужно уничтожить его?
– Верно. Но до него нужно ещё добраться.
Лёжа на земле, Алайна видела, как голем приближается к ней. Пускай она и выдохлась, обессилела, но сдаваться она собиралась. Она всего-то вспомнила лицо Мариуса и в этом воспоминании оно ожило, и сказало: «Ты сможешь, любимая!»
Алайна напрягла каждую мышцу своего тела, дабы хоть где-то найти силы. Упираясь руками в пол, выставляя сначала одну ногу, а потом другую, она поднялась на ноги. Голем уже возвышался над ней.
В случае, если бы испытуемая осталась лежать на земле, экзамен бы закончился, ведь голем уже настиг её и ему осталось только раздавить её тело. Но испытуемая поднялась на ноги, а значит, она способна продолжать.
Алайна попыталась сконцентрироваться, вновь выставив перед големом руки, но всё тщетно. Её силы иссякли. Она упала на колени и, ощутив глубочайшее отчаяние, вдруг перенеслась в воспоминание своего детства.
Она прибежала к своему дому. На пороге её встречает мама, они обнимаются. Сзади Алайну нагоняют маг и два бичевателя. Маг выходит вперёд и говорит маме:
– У вашего ребёнка проявились магические способности. Сегодня собирайте ей припасы в дорогу. Завтра мы отправимся в Орден.
– Я не хочу уходить! – кричит Алайна, обнимая маму.
– Придётся, моё солнышко. Всё будет хорошо!..
В этот момент рука мага упала на плечо маленькой Алайны. Он развернул её к себе и сказал:
– Забудь о своих чувствах. Забудь о родителях. У тебя нет прошлого, а будущее твоё принадлежит Ордену.
Алайна вернулась к реальности. Судьба, которая заставила её лишиться родителей и пойти в Орден, сейчас решила сделать из неё бездумный механизм – бичевателя. У неё отняли всё, что можно: семью, счастье, любовь и даже нормальную жизнь. На этом экзамене у неё есть единственный шанс, чтобы не потерять саму себя.
Ученица стиснула зубы. Она приподнялась на коленях, подняла руки и в ту же секунду меж её ладоней, окутанных синеватой энергией, сформировалась магическая стрела. Она полетела в голема, проломила его каменную броню и попала прямо в магическое сердце.
Синяя сфера расширилась и тут же взорвалась, испуская волны синего дыма. Вся фигура голема разлетелась камнями по арене. Алайне пришлось прижаться к земле, чтобы её не задели разлетающиеся камни. Ученики на трибунах прикрылись руками, дабы в глаза им не попали мелкие камушки.
– Она справилась!.. – радостно произнёс Пурион, глядя на лежащую без сил Алайну. Архимаг глянул на своего протеже с сомнением. Он встал со своего стула и крикнул:
– Второй этап экзамена!
Сердце Пуриона ёкнуло. Он потратил множество душевных сил, внутри себя прочитал десяток молитв разным богам, чтобы эта милая девушка уцелела. Магификус и не подозревал, что у экзамена есть второй этап.
На арену вышло четыре мага. Экзаменатор-магистр, что призвал голема, их возглавил.
Один из магов поднял Алайну на ноги и отошёл в сторону. Она, стоя, как неуклюжая марионеточная кукла, взглянула на своих противников. Их равнодушные, строгие взгляды так напоминали взгляды мага и бичевателей, что забрали её из родного дома.
В сердце Алайны вспыхнула ненависть. Все эти бездумные, равнодушные маги готовы делать своих братьев и сестёр бичевателями. Они делают это с товарищами, которые были им верны десятки лет. Они сидели за одной партой, испытывали те же трудности от потери родных и свободы, они любили и страдали, ведь были живыми людьми.
И вместо того, чтобы хоть что-то сделать для счастья ближнего, они выжигают им мозг. Потом, сидя в покоях, эти нелюди успокаивают себя, что они лучше, они просто не подставились и сдали все экзамены, с ними-то такого точно никогда не произойдет.
Испытатели-маги встали вокруг Алайны и направили в её сторону руки. Магистр встал по центру.
– А это что значит?.. Что происходит? – спросил Пурион.
– Это называется магическое преломление. Испытатели направляют волны магической энергии в сторону испытуемой. Магические каналы в её теле блокируются, она не может сотворить ни единого заклинания. Однако каналы можно раскрыть. Для этого нужно обладать невероятной концентрацией и силой воли.
– Но для чего нужно это странное испытание?..
– Это проверка на психическую устойчивость. И это необходимо, ведь нашим выпускникам, почти всем, придётся воевать в легионе, на войне, где магам мешает постоянный шум и лязг мечей. Нужно уметь бороться с влиянием извне.
Экзаменатор кивнул испытателям-магам. Они сосредоточились и направили свою магическую энергию в сторону Алайны, которая тут же почувствовала сильное удушье. Из неё словно забрали все силы, которые только и успели восполниться за пару минут, и обездвижили.
Тут магистр, что командует магами, крикнул:
– Приступить к выполнению!
Алайна подняла руки, чтобы сопротивляться, но давление магических волн оказалось настолько сильным, что у неё разболелась голова. Инстинктивно она схватилась за голову, чтобы унять боль и нарастающий шум в ушах.
Наконец, она собралась. У неё не оставалось выбора – либо в жизни сохранится любовь, чувства, то прекрасное, что только в ней есть, либо… вокруг всё окутает вечный туман.
Алайна пересилила боль, лишь бы не стать одной из тех, кого ненавидит. Ученица подняла руки, хотя в голове у неё будто скрежетал металл и этот невыносимый резкий звук разливался болью в затылке. Она сконцентрировалась, магические волны возникли вокруг её рук, но тут же рассеялись.
Девушка почувствовала, как силы опять её покидают, упала на колени и начала рыдать. До этого момента она находилась на грани, но теперь ей стало очевидно, что экзамен провален. Её поведут в зал очищения, и она навсегда забудет о Мариусе.
– Но она не может! – воскликнул Пурион, поднимаясь со стула. – Нельзя ли дать ей второй шанс, но позже?
– Это экзамен. Все находятся в равных условиях. – холодно ответил архимаг.
Магистры приближались к Алайне и чем ближе они находились, тем сильнее было давление магической силы на неё. Ученица свернулась калачиком, плакала, головная боль и шум стали для неё безразличны. Больше ничего не имеет значения. Весь источник её жизнерадостности испили до дна.
Она вновь перенеслась в воспоминание о детстве.
Алайна лежит в своей кровати и плачет. Сегодня ей сообщили, что завтра она отправится в Орден. Тяжелее всего было собирать вещи вместе с мамой и смотреть в её лицо, полное слёз.
Больше ей не удастся увидеть ни маму, ни папу. Орден – путь в один конец. Почему она родилась такой? Почему для таких, как она, счастья не существует?
За приоткрытой дверью, в зале, слышен голос папы:
– Может это и к лучшему. У нас ведь есть ещё один ребёнок. Нормальный ребёнок. Как думаешь, что случится, если мы будем укрывать в своём доме мага? Да нас ведь казнят!
Слышен мамин плач. Она не находит, что ответить, ведь знает, что муж её прав.
Алайна закрывает глаза и пытается мысленно переместить себя в воображаемый мир, где не было бы ни магии, ни войн, ни империи. Только она, её родители и бесконечное счастье.
Но мечтания её разрушил взрыв невероятной силы. Хижина тут же разлетелась, оставляя на своём месте лишь догорающее пепелище.
Алайна открыла глаза, поднялась на ноги, озираясь, и поняла, что её родного дома больше нет. Взгляд её упал на три обуглившихся тела – два больших и одно маленькое. Она тихо заплакала.
Ученица открыла глаза и почувствовала, как нарастающая сила внутри неё вновь открывает магические каналы, заполняет всё её тело. Глаза её загорелись синим пламенем и она, больше не в силах сдерживать силу, тут же взорвалась.
Огненный взрыв прогремел на пять метров, но не задел трибун. Все присутствующие поднялись со своих мест. Среди учеников началось смятение. От испытателей остались обугленные трупы. Вокруг голой Алайны, что потеряла сознание, извиваются языки пламени.
– Схватить её! – крикнул архимаг. – Тащите её в Зал Очищения!
– Но отец! – воспротивился Пурион.
Архимаг тут же повернулся к магификусу и схватил его за руку. Он взглянул широко раскрытыми глазами в его лицо и тихо произнёс:
– Не называй меня отцом!.. Если кто-нибудь узнает, что ты мой сын, то конец и тебе, и мне!
– Она не заслуживает этого! Она просто не может себя контролировать!
Архимаг приблизил своё лицо к лицу Пуриона и тихо прошептал, неотрывно глядя ему в глаза:
– Она убила шестерых членов Ордена, а ты даёшь волю своим чувствам!..
Пурион опустил голову и сел на своё место. Бичеватели выбежали из бокового входа на арену и встали вокруг Алайны, медленно к ней приближаясь. Это люди в чёрных мантиях и с двуручными стальными палицами. Палицы представляют из себя цилиндр с шипами на длинной рукоятке.
Всё это время Мариус сидел в тренировочном зале и наблюдал в щель ворот за ходом испытаний Алайны. Увидев, что вышли бичеватели, он тут же открыл ворота и выбежал на арену, достав из внутреннего кармана ученической робы заточку. Бичеватели продолжили приближаться к ней и тогда Мариус бросился на одного из них, порезал ему руку, крича:
– Оставьте её!
Ученики начали живо обсуждать происходящее. Это выглядело, как представление на рыночной площади – удовольствие, недоступное членам Ордена и потому крайне захватывающее.
Бичеватель свалил тщедушного Мариуса одним ударом своего оружия. Ученик отполз в сторону, поднялся на ноги, наплевав на боль и подбежал к Алайне. Он оттолкнул ногой бичевателя, который попытался схватить её за волосы. Тут же удары палиц накрыли Мариуса. Он упал, укрыв своим телом Алайну.
В это время, когда смятение на трибунах особенно усилилось, со своего места встал мужчина с длинными усами, одетый в синий кафтан, и подняв руку вверх, обратился к архимагу:
– Именем императора я забираю эту ученицу в ряды легиона! Отзовите своих псов!
Глава 3
Император Йестин сидел за столом в дворцовых покоях, пытаясь ужинать. Уже который день он брал в руки вилку, насаживал на неё кусочек какого-нибудь изысканного блюда, и, поднеся его ко рту, тут же клал вилку обратно на тарелку. Аппетит оставил его, как и сон. Под глазами у императора появились синяки. В короткие промежутки сна, когда он не думал о военных планах, его мучал один и тот же кошмар:
Он стоит голый перед народом на городской площади. Крестьяне, рабы, ремесленники – вся чернь смеётся, тыча в него пальцем. Они кричат в один голос: «И это так называемый сын Гензо Безжалостного? Да не смешите нас! Это ведь Йестин Полоумный!»
Император пытается прикрыть свою наготу руками, убегает в переулки, дабы скрыться, но повсюду его настигают смеющиеся лица.
Вскоре Йестин попадает в тупик переулка – большой сияющий дворец преграждает ему путь, а перед ним стоит его дядя Вейрион, сложив руки на груди. Он, как и пять лет назад, стоит в образе пустынника, и, широко улыбаясь, говорит императору:
– Вы думаете, племянник, что я вас всегда буду любить?
С этими словами Вейрион достаёт из ножен изогнутый клинок и замахивается им на своего племянника. Последнее, что видит Йестин – летящее перед его глазами лезвие.
Он неизменно просыпался после этого кошмара в холодном поту, вскрикивая на весь дворец. Тогда, как и обычно, к нему прибегала его жена Ильфинна, целовала его в лоб и дожидалась, пока он снова уснёт.
Император сидел, анализируя свой кошмар и обдумывал мысль: «Во всех моих бедах виноват дядя! Если его не станет, то всё тут же наладится!», как вдруг кто-то постучался в дверь его покоев. Йестин резко дёрнулся, будто на сиденье его стула вспыхнули угли.
– Ваше Величество… – произнёс повар, стоя на пороге.
Император кивнул. Повар поставил широкое блюдо с запечённым поросёнком на стол, встал рядом с императором, и, окинув беглым взглядом стол, разочаровался. Все его кулинарные изыски оказались нетронутыми.
– Ну?.. – спросил император, глядя на повара. – Иди.
Повар поклонился и пошёл к двери. Не успел он дёрнуть за ручку, как перед ним предстал старший хронист Квирр. Кивнув друг другу, они разминулись. Квирр вошёл в покои императора и поклонился.
– Звали, Ваше Величество?
Йестин, увидев его, поднялся со стула и широко улыбнулся. Этот седой, немного сгорбленный старец вызывал в нём тёплые чувства, ведь именно Квирр ухаживал за ним, когда он был малышом. В то время мать императора занималась делами империи.
Йестин оглядел старика с головы до ног, увидел на нём холщовый балахон, подвязанный бечевкой на поясе, и подумал: «Старик себе не изменяет».
– Садись, старый друг. – император указал на стул за своим столом.
Квирр прошёл к столу, как и всегда прихрамывая, сел. Они разглядывали друг друга несколько минут. Йестин гадал, с чего начать разговор, а Квирр пытался понять причину, по которой его оторвали от важной работы. Наконец, Йестин тяжело вздохнул, и, глотнув вина, сказал:
– Скажи честно, что ты думаешь обо мне, как о императоре?
Квирр поднял седые брови, но не отвёл взгляда:
– У вас мало опыта, Ваше Величество. И всё же вы стараетесь.
– Считаешь ли ты, что моя мать справилась бы лучше в такой ситуации?
– Не знаю, Ваше Величество. Однако, советы вашей матери могли бы быть полезны. На мой взгляд, вы зря сослали её в замок Денцер.
Император снова вздохнул:
– Ты ведь знаешь, какая она. Мама никогда не давала мне править. Всегда считала меня маленьким сыночком… – при этих словах Йестин припал губами к бокалу вина.
– И всё же у неё большой опыт, а именно опыта вам не хватает.
Йестин опустил взгляд на запечённого поросёнка и улыбнулся.
– Ты честен со мной. Возможно, ты единственный такой на всю империю. Все эти лизоблюды, казнокрады – вши на императорской голове. – он перевёл взгляд на старшего хрониста. – Нам нужно больше подобных тебе, кто готов терпеть лишения ради идеи, кто идёт до конца! Дай же мне совет, добрый хронист. Как мне поступить на войне?
– Ваше Величество, я не обучен военному…
Йестин перебил его:
– Просто скажи своё мнение. Ты знаешь, какова ситуация. За всю войну мне удалось взять лишь город Крип, а постоянные набеги не принесли никакой выгоды. Мы несём большие потери и теряем в ресурсах. – он помедлил, почёсывая большим пальцем свою бородку. – Я облажался. Мой дядя, будь он проклят, изменник, оказался крепче камня. Он сидит там с золотом, драгоценными камнями, ведёт торговлю с Болотным Союзом и прекрасно обходится без империи. Если начистоту, будь ему нужно, он бы давно и империю захватил. Это сложно признать, но нужно смотреть правде в глаза. Что же мне делать?..
– Я не думаю, что с помощью насилия можно что-то решить. Подумайте о вашем народе. Попробуйте заключить торговую сделку с Болотным Союзом. А если вы готовы оставить обиды в прошлом, то и с Пустынным Царством…
– Благоденствие достигается с помощью жертв. – бегло и решительно произнёс император, встав из-за стола и направившись к окну, за которым на столицу опустились сумерки. – Спасибо за честное мнение, Квирр. Я уже представляю, что могу сделать для народа.
Император отпустил старшего хрониста и, сидя у своего камина, в одиночестве опустошил пару бутылок вина. После он пошёл в дворцовую кладовую, где молодая служанка раскладывала припасы, схватил её сзади за талию, повалил на пол, и, держа за волосы, попытался войти в неё.
Служанка кричала от боли и неожиданности, но никто во дворце её не слышал или, быть может, не хотел слышать. Йестин двигал тазом, пытался помочь себе рукой, и всё-таки через пару минут осознал, что все его попытки бессмысленны. Он слез со служанки, грохнулся на пол, кое-как подполз к стене и сел у неё. Прикрыв лицо руками, император зарыдал. Он не может быть искусным стратегом, смелым лидером, воеводой и умелым государем, как бы ни притворялся. Сыну от отца достались лишь безумные порывы, которые он кое-как научился сдерживать.
Успокоившись, стирая слёзы с красных щёк, Йестин сказал служанке:
– Если кто-нибудь узнает об этом, то ты умрёшь.
***
Архимаг Хиззард сидел за рабочим столом в своём кабинете, изучая древние фолианты и делая из них заметки пером на листок. Рядом, на роскошном диване, сидел магификус Пурион и перебирал бусины деревянных чёток. Это были храмовые чётки, на бусинах которых нанесены знаки девяти божеств.
– Что будет с той девушкой и с тем парнем, который выбежал её спасать?.. – задумавшись, спросил Пурион.
Архимаг продолжил делать заметки, усердно сведя брови. Он ответил, не отрываясь от своего дела:
– Их должны осудить по всей строгости закона Ордена.
Пурион помолчал, раздумывая о том, что это могло бы значить, и с сомнением в голосе произнёс:
– Как это?..
Архимаг тяжело вздохнул, оторвал свой взгляд от бумаги и перевёл его на магификуса:
– Как я и сказал, ученица будет подвержена обряду очищения.
Пурион задержал дыхание. В его голове проносились события прошлого дня: отважная борьба красавицы и попытка незнакомца её спасти.
– Но ведь смотритель мантии…
– Что? – строго спросил его архимаг.
– Он воспользовался императорским слово… А слово императора непоколебимо.
– Плевать я хотел на смотрителя и императора! – лицо архимага в одно мгновение покраснело и напряглось. – Этот император возомнил о себе невесть что! Ты хоть знаешь, какая сила таится в Ордене? Знаешь, что мы можем смять эту империю по щелчку пальца?..
Увидев смятение на лице своего сына, архимаг взял себя в руки, пару раз вдохнул, выдохнул и продолжил делать заметки, говоря уже более спокойным тоном:
– Маги куда сильнее обычных людей. Нас считают прокажёнными и потому держат в башне. Как думаешь, устраивает меня эта участь? Мы должны подчиняться, сын мой, пустоголовым кретинам, детям, которые даже трон не могут удержать в своих руках!
– Но если император…
– Что император? Что? По-твоему, он обладает хоть какой-то реальной силой? Этот сосунок, за которого всё делала его мамаша? Он должен идти нам на уступки, а не мы ему!
– А тот парень?.. Ну, который пытался спасти ученицу?
– Он нарушал порядок экзамена, а не кого-то спасал. Болвана, это порочное семя, надо бы казнить. – архимаг выдохнул, закрыл глаза, снял очки и начал двумя пальцами массировать переносицу. – Только по воле идиота-императора мы держим в Ордене таких отбросов. Когда-то давно Орден был пристанищем знатных людей. От магов низших сословий просто избавлялись, ибо они никогда не смогут принять правила игры высшего общества. – он пронзительно посмотрел Пуриону в глаза. – Нищета развращает, запомни, сын мой! Никогда не привечай бедняков! Только эта болезнь появляется на твоём пороге, как вся твоя семья нищает, становится беспринципной, униженной. И нынче наш Орден, нашу семью таким образом разрушают изнутри!
Пурион привык к постоянным тирадам отца, в которых он забывал суть вопроса. Собственно, не так уж его интересовала судьба того парня. Молодого магификуса больше заботила судьба девушки с прелестным личиком и золотыми волосами.
– Может, стоит подумать о том, чтобы даровать ступень мага ученице? Как-никак, в ней огромная магическая сила.
Архимаг коротко ответил, вновь принимаясь за заметки:
– Закрыли вопрос.
В этот момент в дверь кто-то постучал. Архимаг оторвался от своего дела и не успел произнести:
– Вой…
Как на пороге появился смотритель мантии – императорский советник, что надзирает за Орденом. Это высокий мужчина с блестящими русыми волосами, зачёсанными набок и с широкими кудрявыми баками. У него крупный нос, упругие скулы, которые слегка прижимают нижние веки кверху, отчего его взгляд становится улыбающимся. Он носит синий кафтан, серые штаны, заправленные в чёрные кожаные сапоги.
– Архимаг. – смотритель кивнул Хиззарду и перевёл взгляд на Пуриона. – Почётный магификус.
– Смотритель мантии Эндорф. Что вам нужно?..
– Мы можем поговорить лично?
– По закону Ордена почётному магификусу разрешено знать обо всех делах Ордена.
– Наш разговор выходит за рамки дел Ордена. Магификус должен покинуть помещение, чтобы мы могли обсудить внешние вопросы, касающиеся империи.
Архимаг смутился, но кивнул магификусу и тот вышел за дверь.
Смотритель мантии сел на диван, на место магификуса, и, чувствуя своё превосходство, широко раздвинул ноги. Он величественно произнёс:
– Вы сомневаетесь в силе слова императора?
– Кто вам такое сказал?
– Никто. Я всего лишь спрашиваю.
– Ни в коем случае.
– Тогда приказ будет приведён в исполнение. Ученица отправится служить в легион.
– Я вам этого не советую. Она не подготовлена, обладает неконтролируемой силой…
Смотритель прервал архимага:
– За вас уже всё продумано. Не надо рассуждений.
Архимаг вдруг вспылил, услышав, что его ни во что не ставят:
– Я ведаю делами Ордена, и я решаю, кого оставить в Ордене, а кого отправить в легион! Девчонка неуправляема и если не зарубить корень её силы, то проблемы только усугубятся! Я отправляю её в Зал Очищения!
Смотритель встал с дивана, подошёл к столу, облокотился на него и ухмыльнулся, глядя в глаза архимага:
– Думаю, император не будет так лоялен, когда узнает, что вы считаете его идиотом.
Тут архимаг осознал, что смотритель всё это время подслушивал за дверью. Он заскрипел зубами, вытаращился на смотрителя, желая всей душой его задушить здесь и сейчас. Однако разум взял верх. Нельзя поддаваться эмоциям – взял за правило архимаг. Такое высокопоставленное лицо имело право на истинные чувства лишь с близкими людьми. Слишком многое от него зависело.
Он вдохнул и выдохнул пару раз, а потом сказал абсолютно спокойно:
– Вы злословите на меня без повода, смотритель мантии. Спросите у императора, когда ему будет угодно принять меня, и я с ним обо всём договорюсь.
– Властью, данной мне императором, я смею убрать вас с поста архимага. Так что исполняйте приказ, Хиззард.
Эти слова поразили архимага в самое сердце. Он и не думал о том, что император может даровать какому-то смотрителю мантии такую высокую привилегию. Кроме того, этого никчёмный смотритель отважился назвать его по имени, без обращения по титулу.
Эндорф развернулся, и, улыбаясь во всё лицо, вышел из кабинета архимага. Он встретился взглядом с почётным магификусом, который стоял у двери, и, рассмотрев его поближе, сказал:
– Как вы молоды… Должно быть, пришлось немало постараться, чтобы получить высшую магическую ступень в таком юном возрасте. Мы с вами ещё обязательно побеседуем.
***
Мариус и Алайна лежали в лазарете Ордена на соседних кроватях. Лазарет представлял из себя широкое помещение со множеством кроватей, расставленных напротив друг друга. В соседнем помещении была операционная, где на столах были разложены склянки с разными жидкостями и металлические инструменты.
Мариус проснулся первым. Он смотрел, как рассветные солнечные лучи падают на нежное лицо Алайны. Внезапно она задвигала маленькими ноздрями, как если бы хотела почесать нос, попыталась достать руку из-под одеяла, но запуталась.
Мариус протянул руку и аккуратно почесал кончик её носа. Алайна улыбнулась во сне и продолжила мирно спать. Так он пролежал целый час, глядя на неё, запоминая каждую чёрточку её лица и моля Девятерых, чтобы ни одна из них не вылетела из его памяти.
Спустя пару минут Алайна открыла свои блестящие глаза и увидела, что Мариус разглядывает её лицо. Она удивлённо улыбнулась, тихо произнесла:
– Мне снилось моё детство. Всё было настолько реальным, что я даже сейчас не верю, что нахожусь здесь. Это… лазарет?
– Ты была на экзамене. Произошло нечто странное, но, думаю всё будет хорошо.
– Я помню второй этап. Моё тело оцепенело, а потом налилось силой, а потом… Что было дальше?..
Мариус смотрел на это доброе, по-детски наивное лицо, и раздумывал, рассказать ли ей всё, что случилось.
– С экзаменом не вышло. По крайней мере, тебя не поведут в Зал Очищения. Смотритель мантии использовал императорское слово, чтобы взять тебя в легион.
– В легион?.. – разочарованно спросила Алайна.
– Да. Это означает, что тебя возведут в степень мага.
Алайна улеглась на спину, посмотрела в потолок и вздохнула.
– Я уже и не знаю, что лучше. Быть бичевателем и нести зло внутри Ордена или быть магом легиона и нести зло по всему миру. Наш дар направлен лишь на смерть.
– Алайна… – Мариус вытащил руку из-под одеяла и взял её руку. – Ты останешься собой. И я останусь собой. И продолжу тебя любить…
Алайна посмотрела в его лицо и не смогла сдержать слёз. Как редко он произносил столь дорогие слова.
В этот момент в лазарет вошла женщина в чёрном камзоле, окантованном золотыми нитями. На поясе она носит меч, на эфесе которого блестит бардовая бусина. Длинные чёрные штаны делают её ещё выше, хотя и без того она имеет скорее мужской рост, чем женский.
Мариус сразу узнал её. Это Ортанна Мос – чёрная рука архимага и глава бичевателей. У неё каштановые волосы с проседью, завязанные сзади в пучок, узкий подбородок. На её правильном лице видны несколько шрамов-ожогов. Взгляд её металлических глаз, насколько помнит Мариус, никогда не смягчался.
Ортанна встала перед кроватями Мариуса и Алайны, держа руки за спиной. Оглядев обоих, она холодно произнесла:
– Ученицу направят в Зал Очищения. Ученик подвергнется испытанию воли и недельному заточению в темнице.
– В Зал Очищения? Но смотритель мантии направил её в легион! – Мариус приподнялся на локтях и вступился за Алайну.
Ортанна строго посмотрела на него. По спине Мариуса пробежал холодок. Тут же в лазарете появился смотритель мантии. Суетясь, он даже не заметил Ортанну и встал рядом с ней перед кроватями больных. Через секунду смотритель ощутил на себе тяжёлый взгляд её глаз, посмотрел на неё и спросил:
– Зачем вы здесь?
– Чтобы передать приказ архимага и привести его в исполнение.
– Приказ вынесен императором, а не архимагом.
Ортанна развернулась к смотрителю. Теперь между ними появился прямой зрительный контакт.
– Меня это не волнует. Я исполняю волю Ордена.
Они смотрели друг на друга минуту, после чего смотритель потянул руку к своей шпаге.
– Вы не оставляете мне выбора! – воскликнул он и тут же, вытащив шпагу из металлического кольца на поясе, выронил её из руки.
Смотритель присел, схватил шпагу, но не смог выпрямиться на ногах. По голове ему будто прошлись булавой, всё в его глазах извивалось, плыло. Тело его слабело с каждой секундой, будто кто-то высасывал из него все соки. Он напрягся, использовал последнюю крупицу силы, и, покачнувшись назад, сумел выпрямиться.
Но пальцы его разжались. Шпага вновь оказалась на полу. Он глянул Ортанне в глаза, не понимая, что происходит, и вдруг ощутил реальную тяжесть её взгляда. Смотритель согнулся, упал на колени и распластался на полу, полностью обессилев.
Ортанна вновь повернулась к Мариусу и Алайне:
– Вставайте с кроватей и следуйте приказу архимага.
Глава 4
Рейна лежала на подстилке из сена и рыдала. В других вольерах по обе стороны от неё сидели короткошёрстные охотничьи собаки, которые отличались боевым нравом, но, тем не менее, быстро обучались командам. Они даже не пискнули, когда привели чужачку Рейну.
Псарь же сидел за столом. Ближе к вечеру он зажёг свечу. Старая служка Лукреция, отличающаяся сварливым нравом, но невероятно кроткая перед господами, из виллы принесла ему несколько отварных картофелин, морковь и небольшой кусок свинины в глубокой глиняной тарелке. Он поблагодарил её и спокойно отужинал.
Через минуту служка вернулась обратно, чтобы принести псарю бокал вина.
– От баронессы Вельбре. – сказала она и совершила поклон. Псарь вытаращился на неё, как если бы увидел настоящее чудо природы. Где это видано, чтобы какому-то псарю подносили вино?
Служка ушла. Бокал стоял на столе псаря. Одним глотком он осушил его, так как боялся, что этот широкий жест мог быть ошибкой и вино вскоре у него отберут.
Прошло полчаса. Псарь сидел на своём табурете, перевирая пищу, сдобренную вином. Никто не вернулся. Теперь ему стало ясно, что он чем-то заслужил похвалу знатной дамы.
Псарь встал из-за стола и начал расхаживать взад-вперёд по псарне, заложив руки сзади, бормоча себе под нос:
– Что же я такого сделал?.. Может, барон удачно поохотился с моими собаками?.. Тогда бы я увидел тушки животных. – он продолжил задумчиво расхаживать по псарне. После недолгих размышлений он выпрямился и широко раскрыл глаза. – Неужто баронесса любит меня?
Поражённый своим предположением, он стал расхаживать взад-вперёд ещё быстрее. Вскоре он остановился и тихо произнёс:
– Барон… Педаль.
Псарь тут же огляделся, чтобы убедиться, что его никто не слышал. В этот момент он заметил Рейну и только сейчас вспомнил, что в его вольере сидела служанка.
Рейна смотрела на этого чудаковатого псаря и удивлялась, как госпожа Вельбре всего за один бокал вина смогла заполучить расположение простолюдина. Она знала, что его не раз высекали за то, что собаки не могли сделать на охоте необыкновенных вещей – поймать налету птицу или одолеть в схватке волка, а потому особенно поразилась произошедшим.
– Педаль… – тихо произнесла Рейна. Он вдруг остановился и удивлённо взглянул на служанку, выглядывающую из-за решётки вольера. Педаль и не подозревал, что она знает его имя.
– Госпожа не оставит меня в покое. Освободи меня.
Педаль почесал голову и, осознав значение этих слов, громко рассмеялся. Он не был злой и язвительный по натуре, но столь нелепая просьба рассмешила бы любого.
– Ты что, не знаешь, что со мной за это сделают? Да меня могут избить до смерти или скормить моим же собакам!
– Но ты ведь свободный человек! Ты можешь идти куда хочешь!
– Свободный! – с досадой произнёс Педаль. – Уж поверь, это ничего не меняет. Кто, по-твоему, накажет семейство Вельбре, если псарь Педаль пропадёт? Император? Да он даже не знает о моём существовании! Может, городская стража? Да мы ведь за городом, а значит всем плевать!
В этот момент, когда уже сгустился вечерний мрак, на псарню пришла госпожа Вельбре. Псарь поклонился и тут же принялся зажигать навесные факелы на псарне.
По раскованному виду госпожи, по её довольной улыбке и лёгкому пошатыванию, Рейна поняла, что та много выпила. Госпожа подошла к вольеру, где сидела Рейна и, мерзко улыбнувшись, покосилась на псаря, который уже зажёг все факелы и уселся за свой стол.
Она произнесла, ухмыльнувшись:
– Вы ещё не давали ей костей? Бедняжка совсем проголодалась… Хотя, возможно, ей больше интересны члены женатых мужчин.
– Да не нужен мне ваш господин! Он сам ко мне пристал! – вскрикнула Рейна, вцепившись руками за решётку вольера.
По псарне словно пробежала кошка. Собаки в одну глотку залаяли. Псарь принялся их успокаивать, но собачий лай оказался сильнее его. Госпожа свела свои тонкие, аккуратно подстриженные брови и метнула гневный взгляд на псаря:
– Вы даже своих подчинённых успокоить не можете. Вам нужно преподать урок, Педаль! – тут же она перевела взгляд на Рейну. – Но сперва разберёмся с ней.
Она подозвала псаря к себе пальцем и сказала:
– Заведите самого крупного кобеля в вольер к этой шлюхе. Пусть они наслаждаются.
Педаль пару секунд стоял на месте, пытаясь осознать, правильно ли он всё понял. Своим нелепым, расстроенным видом он заставил свою госпожу засмеяться. Псарь стал похож на ребёнка в ступоре, который не понимает, чего от него хотят.
– Педаль! – злостно крикнула госпожа Вельбре и псарь тут же повиновался. Он зашёл в вольер к самому крупному кобелю, натянул на него ошейник и за поводок повёл его к клетке Рейны.
– А теперь посадите кобеля на суку. Я хочу увидеть, как они сношаются.
Педаль вновь оцепенел. Он бросал взгляд то на госпожу, то на служанку, пытаясь понять, что же ему всё-таки нужно делать. При движении головы мясистые щёки его забавно дёргались.
В этот момент это были уже не раболепные размышления, а метания человека пускай и необразованного, но доброго. Кем он будет, когда совершит подобное? Сможет ли он спокойно спать по ночам? В мягком сердце Педаля закрадывалась надежда, что из-за его придурковатости всё сорвётся, но госпожа была неотступна:
– Быстро, Педаль! Иначе тебя высекут!
Псарь повиновался. Он завёл в вольер Рейны кобеля. Служанка сидела у прутьев решётки и смотрела на госпожу умоляющими глазами:
– Пожалуйста, госпожа, не надо! Я не проявляла никакого интереса к вашему мужу!
– Заткнись, рабыня! Педаль, усади её на четвереньки!
Видя, что положение безвыходное, Рейна сама приняла нужную позу. Педаль дрожащими руками поднял передние лапы собаки и положил их на бёдра Рейны.
– Давай, Гип. Давай. – хлопая кобеля по животу, произнёс Педаль.
Гип сидел на Рейне, нисколько не шевелясь. Он высунул язык и непонятливо глядел, как и сам псарь, то на госпожу, то на служанку.
На лбу Педаля выступил пот. Он начал дёргать собаку, чтобы та наконец приступила к делу.
– Ну?! Заставь свою псину сношаться! – рявкнула госпожа. Её лицо покраснело от вина и злобы. Но вдруг она зашаталась, будто у неё случился солнечный удар, опёрлась рукой о входной проём псарни и промычала:
– Кажется, я перебрала…
Она сделала пару шагов к выходу, чтобы никто не видел этого позора, но не выдержала. Баронесса упала на колени и за несколько заходов отрыгнула содержимое своего желудка на землю, при этом задев и своё дорогостоящее платье.
Собаки молчали. Псарь с удивлением глядел на госпожу. По щекам Рейны текли слёзы, но её взгляд, полный ненависти, был устремлён на изрыгающую рвоту старуху.
С трудом поднявшись на ноги, госпожа вытерла рукавом платья рот и, пошатываясь, побрела к вилле. Она не оборачивалась и в полутьме была похожа на ходячий, кое-как ковыляющий труп.
Педаль проводил её взглядом, выдохнул, отсадил собаку в сторону и помог Рейне подняться. Гип высунул язык и радостно гавкнул, когда госпожа Вельбре удалилась на почтительное расстояние.
Рейна потрепала пса по голове. У него крупная морда, аккуратные лапы, небольшие, но добрые глаза и длинный пушистый хвост, который весело дёргался из стороны в сторону.
Педаль украдкой взглянул на Рейну. Он тут же покраснел, дёрнул за поводок и повёл Гипа в его вольер.
– Постой. – сказала служанка. – Помоги мне сбежать.
Псарь замер, как вкопанный. Гип радостно загавкал, прыгая на месте.
– Ты же знаешь, что утром она примется всех наказывать. И ты первый, кто попадётся под горячую руку. – продолжила Рейна.
Педаль сглотнул, оттянув ворот своей рубахи. Он не мог не признать, что Рейна права, однако страх наказания был сильнее.
– Я не могу. Я ничего не умею, кроме как воспитывать псов.
– А разве этого мало? – удивилась Рейна. – Добротному псарю всегда найдется место. Да и руки у тебя, как вижу, целы. Значит работу всегда найдешь.
Педаль с недоверием взглянул в лицо служанки и тут же угодил в её сети. Рейна в этот момент откинула волосы в сторону и по-особенному взглянула на псаря. У него отвисла челюсть. Воздух перестал поступать в лёгкие. Большие голубые глаза Рейны и длинные чёрные волосы в один миг свели его с ума, поразили его, словно разряд молнии.
Чтобы такая красотка, как она, да так мило с ним заигрывала? Рейна имела нетронутую женскую красоту, которая отдавала благоуханием первых полевых цветов. Всё её упругое тело было свежим, налившимся соками женственности хранилищем девственности.
«Это не кабацкая шлюха, продающаяся за пару монет». – подумал псарь и это невероятно прельстило ему, ведь женщин, подобных Рейне, он встречал крайне редко и никогда не был объектом их внимания или уж тем более желания.
Он имел привычку трезво оценивать свои шансы и потому знал, что в его положении и с его внешностью он никогда не получит себе такую красивую и чистую девушку. Его участь – вечно нести наказания за своих псов, поклоняясь господам и подставляя спину.
И чего стоит такая жизнь? Он мог бы помочь Рейне спастись и построить с ней семью. Он такой несуразный, с пятачком вместо носа и с глазами навыкате, мог бы обрести счастье.
Сделав выводы, Педаль решительно отворил вольер. Рейна вышла из него и мило улыбнулась ему. Он неловко улыбнулся в ответ.
– Тогда решено. – пробормотал Педаль, достал из ящичка своего стола длинный нож и засунул его себе под пояс. Он посмотрел в окно псарни и увидел, что уже наступила ночь. – Держись ближе ко мне и не отставай. Мы побежим в Крип, а там что-нибудь да придумаем.
– Вот так вот сразу? – удивилась Рейна.
– Нам больше нечего ждать. За ночь мы успеем убраться отсюда и найти жилище в Крипе подальше от центра. Нас с тобой никто не должен узнать.
Гип загавкал в вольере. Он схватился зубами за решётку, пытаясь её прогрызть.
– Давай возьмём его с собой! – сказала Рейна, радостно подбегая к его вольеру. За столь короткий период Гип стал для девушки четвероногим другом. Он не поддался животному порыву и, более того, признал Рейну своей хозяйкой, дав себя погладить. Вот и сейчас он порывался, чтобы помочь ей и псарю.
Педаль без упрёков вывел Гипа из вольера, надел на него ошейник, присел к нему и сказал, гладя его ушко:
– Постарайся не болтать по чём зря, дружище.
Пёс весело завилял хвостом и гавкнул в знак согласия. Втроём они выбежали из псарни и побрели в сумерках на северо-восток. Педаль знал короткую дорогу до Крипа, которая, к тому же, проходила за виллой.
Они тихо пробирались виллой. Педаль глянул на окна второго этажа. Они оказались зашторены. Потом глянул в окна первого этажа и увидел на кухне тощую фигуру Лукреции, что стоит с медным подсвечником, в котором горит свеча. Через секунду свеча погасла и на кухне стало темно.
– Она нас видела?.. – оцепенев, спросил Педаль.
– Кто? – спросила Рейна, глядя на виллу. Она ничего не заметила.
– Если нас увидела Лукреция, то пути назад нет. Пойдем.
Псарь ускорил шаг. В быстром темпе они преодолели несколько песчаных холмов и пошли через седловину Дерра-Мот.
На извилистой тропе впереди сидят трое вокруг костра. Первый – темнокожий здоровяк в львиной шкуре, ноги которого обмотаны тряпками. Рядом с ним на пеньке лежит секира. Второй – рыжий, тщедушный прохвост с кривым носом и вечно приоткрытым ртом, откуда выглядывают кривые зубы. Он носит зелёную крестьянскую рубаху и льняные штаны. В руках держит короткий лук. Третий – заросший бродяга, лица которого за чёрными кудрями совсем не видно. Он носит длинное платье, подвязанное шнурком. За поясом у него изогнутый ржавый клинок.
Рыжий, заметив гостей, встал у них на пути и сказал, широко улыбаясь:
– Вот так-на! Путники на большой дороге! – он оглядел Рейну, Педаля и Гипа, присвистнул, засунув два пальца в рот и остановился взглядом на Рейне. – Проход здесь платный, но, я погляжу, даже с пустыми карманами вы найдете, чем расплатиться.
– Я сам с ними справлюсь. – сказал здоровяк, поднялся, схватил секиру и встал перед Педалем. Он обернулся к рыжему, и, не меняя сурового лица, рявкнул: – А женщину оставлю себе.
Рыжий цокнул языком, натягивая тетиву. Гип незаметно проскользнул меж ног здоровяка и подобрался к лучнику. Не успел он выпустить стрелу, как пёс вонзил свои клыки в его руку и начал её трепать, пытаясь вырвать из плеча.
Рыжий завопил, зажмурился и попытался второй рукой разжать челюсти Гипа. Пёс лишь недовольно зарычал и начал двигать головой ещё яростнее, разрывая сухожилия рыжего. Педаль достал из-за пояса нож, воспользовавшись замешательством, и бросился на темнокожего здоровяка. Не был он воином, но отчаянно хотел защитить Рейну, за что и поплатился. Лезвие секиры тут же снесло ему голову.
Рейна спринтом побежала вперёд мимо здоровяка и рыжего, но заросший бродяга преградил ей путь.
– А ну иди сюда, сладкая! – сказал он, показывая ей чёрные зубы.
Рейна испугалась. Пытаясь найти выход с тропы, оба выхода с которой закрыли бандиты, она совсем растерялась. Гип тут же ринулся к ней на помощь, отпустив руку рыжего.
Лучник попытался натянуть тетиву, чтобы убить собаку, но его разорванная кисть безвольно повисла. Из неё сочилась кровь, и лучник не нашёл ничего лучше, как второй рукой оторвать себе рукав и перевязать им культю.
Гип в это время набросился на бродягу. Тот заметил пса раньше и потому начал размахивать во все стороны клинком, дабы не подпустить собаку ближе.
Выждав момент, найдя лазейку меж его атаками, пёс бросился на бродягу и прокусил ему руку, в которой он держал клинок. Бандит завыл от боли и выронил оружие на землю.
Рейна увидела, что четвероногий друг освободил ей дорогу и принялась бежать. Лишь на мгновение она обернулась. В это время темнокожий здоровяк нанёс мощный удар эфесом секиры по голове Гипа. Пёс заскулил и рухнул на землю.
– Нет! – крикнула Рейна, не выдержав страшного зрелища. Её крик привлёк внимание бандитов. Она тут же побежала по тропе вперёд и начала взбираться на песчаный холм, чтобы выбрать из седловины.
– Сторожите псину! – приказал темнокожий здоровяк двоим бандитам-калекам и кинулся в погоню за Рейной. Девушка, чувствуя невероятный страх, все же смогла преодолеть подъём. Она взобралась на холм, но тут же рука здоровяка схватила её ступню. Маленькая ножка Рейны выскользнула из кожаного башмака, оставляя его в подарок здоровяку.
Рейна покатилась кубарем. Песок увлёк её тело, будто поток бурной реки, с холма прямо в песчаную бурю.
Темнокожий здоровяк поднялся на ноги, держа в руке кожаный ботинок с полу оторванной подошвой. Он посмотрел с холма вниз. Буря полностью застлала, создав облако из мечущихся частичек песка.
– Анодова дева! – ругнулся он, плюнул с холма и пошёл к своим бедолагам, мучившимся от боли.
Рейна в это время с трудом поднялась на ноги, и, оторвав кусок ткани от своего платья, прикрыла им рот и нос. Она почти не почувствовала падения – песок смягчил его. Однако этот же песок настырно лез в уши, нос и глаза.
Она сняла второй ботинок и выкинула, чтобы её по нему не нашли. К тому же, под его дырявую подошву забивался песок. Рейна медленно побрела босиком наугад, преодолевая резкие порывы песчаной бури.
Солнце стояло высоко. Рейна чувствовала себя маленьким муравьём, которого какой-то ребятёнок на небе хочет прижечь с помощью лупы. Платье в мгновение налилось тёмные пятнами пота. Она шла, изнывая от жары, по раскалённому песку. Когда ветер особенно сильно задувал, платье её развивалось, а колени подгибались.
По пути она вспоминала Педаля, Гипа, свою семью, которой уже давно нет в живых и уговаривала себя идти дальше и не сдаваться. Псарь и его пёс пожертвовали ради неё собственными жизнями. Нужно сделать так, чтобы эти жертвы не были напрасны.
«Кто же виноват в их смерти? Неужели я?» – задавала она сама себе вопросы и, убеждаясь в своей вине, всё так же продолжала путь. И всё-таки глубоко в душе она свесила всю ответственность на госпожу и господина Вельбре, ведь если бы они не создали скотских условий для псаря, то он бы и не захотел сбежать. А если так, то эти высокородные твари должны расплатиться за смерть тех, кто её спас и за все те унижения, что ей причинили.
«Нет! Я выживу!» – она выбирала жизнь, задыхаясь в гуще песка.
Через несколько часов пути Рейна чуть не упала замертво. Она почувствовала невероятную жажду, и, видя, что буря продолжается, подумала, что это конец. Она встала на колени, сложила руки на груди и начала молиться богу своего народа Кувычару, который управлял всеми стихиями.
– Бог земли и неба, огня и воды, ветра и природы, проведи меня путём истинным по твоей воле и во имя твоё! Я принесу тебе в жертву земную тварь! Я разолью по земле кровь своих и твоих врагов! Я дам духам пищи!
Закончив молитву, Рейна встала на ноги и попыталась пойти дальше, но тут же от бессилия упала на спину. Она подняла глаза к небу, прощаясь с ним, и увидела голубое небо, пробивающееся сквозь облака песка.
Оно становился всё чище и чище и вскоре Рейна смогла увидеть горизонт над холмами седловины. Всего через пару минут небо и солнце не закрывала ни единая частичка песка.
Рейна откашляла горсть песка. Она вдохнула полной грудью и поняла, что наконец-то может дышать. И хотя в глотке её было сухо, как и в самой пустыне, Рейна радовалась уже тому, что пережила песчаную бурю. Значит, путь был не бессмыслен. Кувычар услышал её.
Девушка поднялась на ноги и огляделась. Вокруг предстал непередаваемый пейзаж, контраст природы в самом прямом смысле – граница пустыни и степи, песчаные холмы и плоскогорья.
Она стоит на равнине, где западнее начинаются степи с полумёртвыми, едва живыми кустарниками, а восточнее ещё более жаркая пустыня, где кроме песка совсем ничего не видать.
В ста метрах от себя Рейна заметила высокие стены из камня и городские ворота. Она закрыла глаза и, от переутомления потеряв сознание, упала лицом в песок.
Глава 5
Солнце поднималось над городом Крип, как и песчаные волны, гонимые ветром c пустыни над холмами седловины. Утро было прохладным; воздух ещё не успел напитаться жаркими парами.
Ремесленники, неимущие, рабы, отпущенники, женщины из простонародья, шуты, изувеченные ветераны легионов, танцовщицы и дети-подмастерья – все вставали с первыми лучами солнца, чтобы не затягивать свою работу до вечера и не жечь драгоценные свечи, а потому жизнь в городе кипела с самого рассвета. Эти люди совсем как разные овощи, что варятся в одном котле. Каждый из них даёт свой особенный вкус и аромат городской жизни.
– А ну просыпайся, лежебока! – воскликнул отец. Рилли с трудом разомкнул веки и, не осознавая, что происходит, повернулся на правый бок к стене. Старые привычки, такие как сон до обеда, оставались в нём с прошлой жизни.
Отец не стал терпеть подобного разгильдяйства. Он приблизился к сыну, раскручивая в руке верёвку, на конце которой завязан мощный узел. Между верёвок узла выглядывают длинные зелёные шипы плода пустынного кактуса.
Рилли ни о чём не подозревал, всего лишь мило посапывал, когда внезапный удар узла по ноге заставил его встрепенуться. Его словно кипятком ошпарили. Он вскочил, вскрикнул и, ошарашенный, начал плакать.
– Настало время готовить тебя к взрослой жизни. – холодно произнёс отец. – Тебе скоро шесть, а значит, наступает время отдать тебя в Стальную Академию.
Слова отца возымели на сына мощнейшее действие. Теперь-то жизнь уже не представлялась ему приятной и тёплой сказкой, где дети рождаются в хороших семьях и где весь мир открыт для свободного плавания. Вместе с этим осознанием по его ноге разлилась жгучая боль; он увидел на ней красные пятна, как от крапивницы, которые набухали и превращались в волдыри.
Яндер воспринимал сына, как огромный бесформенный камень, из которого необходимо выточить искусную скульптуру. Дисциплина, строгая нравственность, каждодневные тренировки – вот инструменты, которые заменяли ему долото и молоток.
Он понял, что пора действовать, быстро схватил сына за руку и потащил на улицу. Оказавшись на пороге, отец с силой дёрнул маленького мальчика вперёд, да так, что тот, пролетев метр, упал животом на землю и начал плакать.
Яндер поднял брови, удивляясь тому, что его сын, ребёнок столь успешного воеводы, не смог приземлиться на ноги. Где же его сноровка? Где реакция? Как он будет защищаться от ударов врагов?
Люд вокруг проходил мимо, занимаясь своими делами. Громкий плач Рилли заставил их обратить на происходящее внимание. Они подошли ближе и вскоре образовалась заинтересованная толпа.
Мальчик добился своего. Он плакал не только от обиды, разъедавшей сердце и не только от невозможности дать отпор. Инстинктивно он понимал, что громкий плач привлечёт всеобщее внимание, и воспользовался этим, чтобы спастись.
Но толпа вразрез его ожиданиям и не думала что-то делать. Она стояла, наблюдая за ребёнком, слёзы которого всё сильнее размазывают грязь по лицу, и тихонько посмеивалась. Кое-кто среди них перешёптывался, кое-кто показывал пальцем.
Яндер грозно оглядел толпу и рявкнул так, что стало слышно в половине города:
– Чего уставились? Идите по своим делам!
Толпа притихла и начала расходиться. Каждый в Крипе знал, кто такой Яндер и что бывает, когда он недоволен. С удалением толпы удалялся и настороженный ропот, который вскоре стих под свистящими порывами ветра.
Рилли осознавал, в сколь унизительном положении находится. К этому примешивалось и то, что все его ожидания на лучшую жизнь рассыпались в прах. Отец подошёл к нему, поднял Рилли за руку над землей и поставил на ноги. Он присел так, чтобы его лицо было параллельно лицу сына:
– Жизнь создана не для слабых. Тебе кажется, что я требую от тебя слишком многого, но поверь, выживание потребует от тебя ещё больше.
Рилли слушал, продолжая рыдать. В его маленькой, недавно родившейся душе произошёл раскол, ибо доверие к отцу оказалось неоправданным.
Яндер тяжело вздохнул и отошёл от него на пару метров, раскачивая узел в руке, как маятник. Сделав резкий выпад, он ударил узлом в бедро сына. Рилли вскрикнул, но рыдания его прекратились. Он встал, почёсывая ногу и съеживаясь под взглядом отца. Тогда отец снова стеганул сына, но уже по другому бедру. Рилли согнулся, сжал зубы, пытаясь стерпеть боль.
– Принять позицию для толчков от земли! – скомандовал отец и снова метнул узел в сына. Тот машинально отпрыгнул в сторону, увернувшись.
Яндер прыжком подскочил к Рилли и резким ударом ноги в грудь повалил его на землю. Он продолжил раскручивать в руке узел, и сын, видя его перед лицом, испытал невероятный ужас.
– Переворачивайся на живот, сомкни ноги и поднимайся на руках, толкая своё тело от земли!
В два движения Рилли, детский нрав которого укротили за несколько ударов, перевернулся на живот и покорно встал в нужную позицию. Отец, с хладнокровием, присущим ветерану легионов, скомандовал:
– Раз!
Рилли поднял своё тело на руках. Он заметил странность: каким-то образом его руки помнят подобное положение. Тело будто подстраивается, распределяя вес и усилия. Возможно, когда-то он уже делал подобное?
Колючий узел тут же впился в его поясницу. Рилли всхлипнул и зажмурился, претерпевая жгучую боль.
– Задницу ниже! Два!
Рилли отжался. В этот раз удар прилетел по его левой руке.
– Руки шире!
Время тренировки шло. Отец наказывал сына за каждое неправильное движение, за торопливость или медлительность, и даже за слёзы.
– Пятьдесят три!.. – скомандовал он, но Рилли, обессилев, упал на землю. Из-под его тела поднялись мелкие облака пыли.
– Пятьдесят три! – снова прорычал отец. Сын лежал на земле и, тяжело дыша, смотрел в никуда, словно изнурённое животное.
Яндер начал раскручивать в руке верёвку. С каждым оборотом узла Рилли раздумывал над тем, какой силы будет удар и когда он произойдет. Тело его устало настолько, что отказывалось сопротивляться. И сам Рилли, устав превозмогать, смирился со своей участью. Он закрыл глаза и постарался забыть о боли.
Внезапно послышался хлопок, будто кому-то дали пощёчину. Рилли открыл глаза. Над ним стоял отец, а рядом Феней, что схватил отца за руку, в которой тот раскручивал верёвку. Феней в свои пятнадцать лет был рослым малым с крепкими запястьями. Пускай его рука и дрожала от усилий, но она смогла удержать руку Яндера – командующего легионом.
Узел висел внизу и лишь слабо покачивался на ветру. Ветер бил металлическую вывеску ближайшей таверны о её фасад. Из-за криков Яндера даже пьяницы внутри неё угомонились и стали общаться шепками.
– Чего ты мешаешь, никчёмыш? Из тебя ничего не вышло, так ты решил ещё своего брата запороть? Иди лучше займись своими привычными делами – стоянием на башенной стене или лежанием в кровати!
Феней – караульный на башенной стене. Когда он был в возрасте Рилли, отец точно так же начал его тренировать. Феней справлялся с тренировками сносно, поступил в Стальную Академию и спустя год вернулся с серьёзной травмой ноги. Сутки его оперировали лучшие врачеватели Крипа. От боли Феней потерял сознание, а на утро узнал, что будет хромать на левую ногу всю оставшуюся жизнь. Он смотрел на свою зашитую конечность и не мог понять, что должен чувствовать – радость или печаль. С одной стороны, он не стал тем желанным сыном, которого так хотел отец. С другой, он не будет обречён на жизнь, полную испытаний и войн.
Из-за непригодности в Стальной Академии Феней подался в городскую стражу Крипа. Там он имел свой хлеб, преспокойно жил, охраняя стены города и мог рассчитывать дожить до старости, если Пустынное Царство не предпримет ответных попыток напасть.
– Запороть? – крикнул Феней, глядя в глаза отца. При этом слове его лицо исказилось от гнева и отвращения. – Скажи это пятерым моим братьям, которые погибли от твоих тренировок!
Рилли понял, что если так и останется лежать на земле, то отец-то точно отправит его к остальным пятерым братьям. Притом, намечается семейная ссора и едва ли он от неё подобреет. Использовав оставшиеся силы, Рилли вскочил на ноги и, не оглядываясь, помчался по трущобным переулкам в никуда.
Он не видел перед собой ничего знакомого, не знал, куда бежать, ведь за все пять лет своей жизни ему не позволяли выбираться далеко от дома. Всё, что Рилли видел в жизни: каменные стены своей комнаты, резные деревянные фигурки, с которыми он игрался вместе с Фенеем и мрачный двор, где кроме грязи не на что было смотреть.
На мгновение он обернулся, но не увидел за собой ни отца, ни брата. Рилли продолжил бежать по извилистым мощёным улицам. Вокруг проплывали взрослые лица, казавшиеся ему злыми. Он отпрыгивал из стороны в сторону, натыкаясь то на очередного бородача-торговца, то на какого-нибудь исхудалого раба, рёбра которого возвышаются над его животом.
«Куда мне бежать? Что мне делать? Как спастись?» – вертелись в голове Рилли вопросы, пока он бежал вперёд. Шум города, толкотня – всё будто увлекало его в единый бессмысленный поток, русла которого протекают по тесным улочкам Крипа. В конце концов, поток этот выплюнул малыша на открытую площадь, где стоит высокая каменная статуя, а вокруг неё, словно грибы, растущие на корнях дерева, раскинулись торговые лавки с навесами из соломы.
Рилли, весь покрасневший от ударов отца, совсем забыл о боли. Верх взяло детское любопытство. Он приблизился к примечательной статуе и прочитал у подножия её на дощечке выгравированную надпись: «Император Йестин Тельтор».
Изваяние представляло собой мужчину, с поднятой левой рукой над головой, в которой он будто держит невидимую чашу. На нём роскошные доспехи, сзади развевается каменный плащ.
Рилли обратил внимание на чистоту скульптуры. Она блистала на солнце, поверхность её была гладка и не имела ни одной трещинки. Он догадался, что её поставили недавно.
После он принялся изучать торговые лавки. На них маленький мальчик видел посуду из глины, олова и серебра, столовые приборы, шкатулки, инструктированные разноцветными камнями, статуэтки из камня, выделанные шкуры, засаленное мясо, гобелены с необычными с изображениями и многое другое.
Между лавок на деревянном ящике стоял мужчина с внешностью уличного ловкача. Он носил кучерявые усы и козлиную бородку; обладал живым лицом с подвижной мимикой, добрыми глазами. Возрастом он был не более тридцати лет. Его длинные чёрные локоны, выглядывающие из-под шляпы, спадали до воротника чёрного пальто, застёгивающегося на замысловатые железные застёжки. На голове он носил чёрную широкополую шляпу, которая отбрасывала тень на его и без того тёмные глаза.
Ловкач отбивал каблуками высоких сапог по ящику некий магический ритм, который заставил смолкнуть весь переулок и обратить на него внимание.
– Подходи, честный народ! Спеши увидеть чистую магию, какова она есть! Не поскупись на монеты, ведь больше монет – веселее представление!
Торговцы, уличные зеваки, дети – все враз забыли о своих делах и пошли на поводу у ловкача. Вокруг ящика, на котором он стоял, образовалась толпа. Маленького Рилли затянули туда зеваки и вышло так, что он оказался в первом рядом, прямо перед ловкачом.
Тот заметил Рилли, присел на колено и, глядя с улыбкой на лице малышу в глаза, произнёс:
– Хочешь увидеть фокус?
Не дожидаясь ответа, он щёлкнул пальцами. В его руке заискрилась огненная вспышка, из которой тут же вылетел голубь. Он пролетел над толпами зевак, а потом над статуей императора, не забыв обгадить ей плечо. Голубь пролетел ещё пару метров по направлению к небу, но тут же взорвался, разлетаясь огненным салютом над площадью.
Толпа ахнула.
Тут же из дома, что стоял рядом со статуей, вышел плотный батрак. Ему приплачивали императорские служащие за то, что он поддерживал чистоту статуи, ведь прекрасный император всегда должен оставаться чистым перед народом.
Батрак прихватил с собой тряпку, с трудом взобрался статуе на ногу, но не смог пролезть дальше. Помешал его выпуклый живот.
В процессе с него сползли штаны, оголяя волосатые ягодицы. Батрак захотел их подтянуть, однако чуть не сорвался. Чтобы не упасть, он вцепился руками и ногами за ногу императора и лишь испуганно поглядывал по сторонам, надеясь найти помощь.
Всё это выглядело столь комично, что толпа зевак разразилась громовым хохотом.
– Он сношает императора! – щёлкнув ладонью себя по лбу, крикнула беззубая жрица Евнона, бога оргий и сексуальных утех.
Ловкач снял шляпу и положил её на ящик. В неё посыпались медяки. Люди благодарили его за столь забавное представление.
– А теперь, эдейский народ, скажите мне, видели ли вы когда-нибудь, чтобы не боги посылали на землю молнии, а человек?..
Толпа затихла. Поднялся ропот. Люд начал обсуждать, возможно ли такое чудо. Один из вольноотпущенников крикнул:
– Я видел, как сражается отряд магов в числе легионов империи! Они посылают огненные вспышки на головы врагов, как огнедышащие драконы! Такая сила, если уж она не божественная, так уж точно близкая к ней!
Народ ахнул. Неделю назад известный писарь выпустил книгу о древнейших существах, некогда населявших землю – драконах. Сказания о столь загадочных рептилиях сразу проникли люду, который умел читать и имел средства на дорогостоящую книгу, в подкорку мозга.
– Это, конечно, хорошо. Но умеют ли драконы такое?! – крикнул ловкач и меж его рук, на которые надеты чёрные кожаные перчатки, возник электрический разряд. Искровая извивающаяся энергия замкнулась в обеих его ладонях, как если бы он удерживал взаперти саму стихию молнии.
Народ отринул назад, испугавшись. Каждого из зевак настолько удивило представление, что они замолчали и лишь заворожённо глядели на сияющую вспышку. Их лица освещала белесоватая энергия.
Внезапно на переулок свернула группа людей в красных мантиях, на плечах которых видны чёрно-золотистые наплечники. На спинах у них вышит знак Ордена Магов. В руках они держат стальные палицы, которые при передвижении используются ими, как опорные трости. Возглавляет группу магистр, тоже одетый в красную мантию, но без капюшона. На его голове сидит серебряная тиара, в верхней части которой блистает золотой знак Ордена.
Ловкач, заметив отряд бичевателей, спрыгнул с ящика и принялся бежать.
– Схватить его! – приказал магистр и в ту же секунду достал из своей мантии метательную верёвку, на обеих концах которой видны круглые металлические грузы.
Бичеватели схватили палицы в обе руки и побежали к ловкачу. Тот удирал и почти уже успел добежать до поворота, как вдруг ноги ему скрутила метательная верёвка. Он упал, потеряв равновесие и его тут же настигли бичеватели.
Ловкач протянул к ним руки, чтобы поразить их молнией. На кончиках его пальцев засверкали искры, но тут же погасли.
Бичеватели схватили его под обе руки и понесли к своей группе. Ловкач закричал:
– Не пойду я ни в какой Орден! Отпустите меня, деспоты!
Как только его подвели ближе к группе, магистр зарядил ему звонкую пощёчину. Из его губы пошла кровь; он поднял голову и провопил:
– Никакой я не маг, а всего лишь фокусник! Отпустите и я пойду своей дорогой!
– Маг ты или нет – это мы выясним в Ордене. А пока веди себя спокойно. Ты же не хочешь, чтобы архимаг вынес в отношении тебя решение об очищении?
Ловкач отпустил голову. Он сдался. Многие из простого люда знали, какие обряды проводятся в Ордене. Маги этого и не скрывали, ведь устрашение действует так, что многие родители добровольно выдают своих детей, проявивших магические способности. Это знал и ловкач, а потому неприглядная судьба стать бездумным исполнителем воли Ордена испугала его.
Бичеватели в красных мантиях окружили ловкача со всех сторон и повели к городским воротам. Они надели ему на руки железные наручи, в которые вставлены тёмные камни с сияющими синими рунами на них. Такое устройство использовали, когда нужно было ограничить магическую силу мага.
Толпа разбрелась кто куда. У неё отобрали единственное развлечение в середине трудового дня. Вечером в переполненных тавернах пьяницы будут обсуждать Орден и его звериные порядки. Эти же самые пьяницы совсем недавно возмущались, что магам дано слишком много вольностей и надо бы укротить этих нелюдей.
Рилли подумал о том, что в новом мире будет не так-то просто выжить. Но что же делать дальше? Куда идти? Ведь нет у него другого дома, кроме того, где над ним издевались.
Мальчик продолжил прогуливаться по переулку, задумавшись об этом. По дороге проехала деревянная карета, дощатые стенки которой разукрашены в красно-чёрный цвет. Сверху на ней выделялся золотистый горностай, который стоит на двух лапах.
Дверца кареты отворилась и по ступенькам вниз спустился упитанный, облысевший дворянин в белой тунике, на спине которой выведен золотыми нитями горностай. Пальцы его украшают кольца с самоцветными камнями.
Лицо дворянина Рилли показалось приметным, особенно красные дутые щёки и могучие каштановые усы с проседью. Череп у него маленький, чего нельзя сказать про нижнюю часть лица. Лысина блестит на солнце. Наглые глаза смотрят в упор с немым вызовом.
Бегло осмотрев лавки, дворянин подошёл к одной из них и произнёс:
– Шкуру белого волка.
Смуглый торговец, который носит бурый меховой жилет и зеленую шапочку с продетым в неё пышным красным пером, тут же засуетился: взял шкуру, скрутил её в трубочку и перевязал бечевкой.
– Два империала. – сказал он, сдвигая шапочку на затылок.
– Два империала?!
– Шкура белого волка довольно редка. Мои братья добывают её на заснеженных склонах, рискуя сорваться или примёрзнуть к горе.
Дворянин глянул на торговца угрожающе. Тот улыбнулся, неловко рассмеялся и хлопнул дворянина по плечу. Как только он это сделал, взгляд дворянин стал испепеляющим.
– Да не беспокойтесь, господин! На следующую покупку сделаю вам скидку!
Дворянин заскрежетал зубами, раскрыл холщовый мешочек, отсчитал торговцу два империала. Его слуга, что слез с облучка кареты, где он сидел рядом с кучером, взял шкуру и затащил её в карету.
Дворянин развернулся, сказав вполголоса:
– Грязные берзийцы… И они ещё смеют задирать такие цены в нашей империи.
Убирая мешочек в карман, он наткнулся на маленького Рилли в грязных обмотках, который разглядывал красиво разрисованную карету, разинув рот.
– Ах ты маленькая чернь! Воровать у меня вздумал? – крикнул дворянин и вытащил из крепления повозки кнут. – Шутки со мной вздумал шутить?! В Эдейской империи за воровство выкалывают глаза!
– Шутки?.. – Рилли задумчиво повторил знакомое слово, которое раздалось в его сознании громовым эхом.
Перед ним вновь разверзся подземный зал, где на троне сидит могучий бог.
– И что ты хочешь взамен за мою новую жизнь? – спросил Рилли.
– Всего лишь шутку. Вся жизнь – комедия, где правят бал случайности! – он расхохотался, сжимая пальцами каменные черепа на подлокотниках своего трона. От столь малых усилий бога по черепушкам побежали трещинки. – Заблудшая душа, мы с тобой провернём такую шутку, о котором люди будут вспоминать тысячелетиями! Только вот для начала тебе нужно набраться сил, иначе ты не будешь готов к её исполнению. Делай всё необходимое, чтобы прийти к величию. Таково предназначение твоей жизни.
Тут воспоминание Рилли оборвалось, и он оцепенел, стоя перед дворянином в задумчивости. Теперь его догадки подтвердились – ему дали новую жизнь в новом мире. Но что хотел от него загадочный бог? Что за шутку он задумал? Для чего ему приходить к величию?
– Ты меня вообще слушаешь, упырёнок? А ну я тебе! – и дворянин замахнулся на ничего не понимающего Рилли кнутом. Мальчик успел лишь зажмуриться и отступить на шаг.
Но удара не последовало. Он раскрыл глаза. Перед ним на коленях сидела темноволосая девушка с голубыми, как лёд глазами. Кнут прошёлся по её спине. Она сжала зубы, но не крикнула.
– Чернь сошла с ума! – удивился дворянин и занёс руку для второго удара.
Девушка тут же схватила Рилли на руки и побежала вмести с ним вглубь переулка. Она бежала несколько минут, давно покинув городскую площадь, после чего остановилась в неизвестном месте среди трущоб, поставила мальчика на ноги и, оглянувшись, поняла, что преследования нет.
– Где твои родители, малыш? Почему ты один?
– Я сбежал.
– Зачем? Тебе ведь не выжить одному в этом мире.
Рилли промолчал. Он и сейчас думал о том, что делать дальше.
– Как тебя зовут? – спросила она.
Пускай обычные незнакомцы из этого мира казались ему сущими демонами и потому не заслуживали доверия, эта девушка, появившаяся из ниоткуда, спасла его, подставив свою спину под кнут. Мальчик доверился ей:
– Рилли. А тебя?
Девушка задумалась, с сомнением посмотрела на малыша, после чего ответила:
– Пердитта.
Глава 6
Мариус шёл по тёмным коридорам подземелья башни в сопровождении дюжины бичевателей. Его совершенно не тяготило наказание, которое он должен понести, ибо все мысли он сосредоточил на Алайне. До последнего он верил, что слово императора возьмёт верх; её бы возвели на ступень мага, после чего отправили в легион.
Причём, повернись всё в положительном ключе, Мариус и сам бы в будущем мог встать на ступень мага, отправиться в легион и снова быть рядом с любимой. Но эти мечты рухнули с приходом Ортанны Мос.
Бичеватели провели Мариуса по коридору налево, после чего он увидел Зал Пробуждения. Это довольно широкий каменный зал с купольным сводом, освещаемый настенными факелами. Сверху, на цепях висит огромная чаша с пылающими углями. Несколько таких чаш в подземельях обогревают первые этажи башни магов.
Подземелья имеют куда более долгую историю, чем сама башня. До того, как племена, которые объединил Эдей, заселили Невирр – континент, где нынче расположились три воинствующие державы, люди жили под землей и назывался их не в меру развитый народ глацитами.
Однажды рабы Эдея, занимавшиеся раскопками, обнаружили подземелье, где нынче Мариус проходит испытание. Сеть тоннелей была удачно приспособлена под нужды магов.
Мариус разглядывал высокие своды и стены, и удивлялся необычным руническим знакам на каменных поверхностях. Прежде ему не приходилось здесь бывать – доступ в подземелье запрещен всем кроме тех, кто проходит испытания.
В центре зала стояла круглая чаша с порошком цвета серебра.
«Улион. Вот как называл порошок испытания библиотекарь Олден». – вспомнил Мариус. На ум ему пришло и более народное название: «мозговыжигатель», которое порошку дали маги.
После испытания, как слышал Мариус, мало кто возвращается. Да и те, кто выживал, особой говорливостью не отличались. Когда-то весёлые, хулиганистые юноши становились нелюдимыми затворниками. Многие из них заканчивали жизнь собственными руками. И теперь подобное необходимо было пройти Мариусу.
Бичеватели встали вокруг чаши. Один из них снял с настенного крепления факел, вышел к центру и опустил его огненную голову в каменное углубление чаши. Огонь быстро воспламенил порошок, и в ту же секунду из красного пламени родилось синее, в сердцевине которого сиял белый сгусток энергии.
Это зрелище показалось Мариусу удивительным. Порошок давно истлел, не осталось пищи, что могла бы продлить жизнь пламени, но синие языки упорно продолжали извиваться.
Мариус почувствовал, как чья-то рука опустилась ему на плечо. Он не успел среагировать и развернуться – бичеватель ударил ему под колено, заставив его склониться над чашей испытания.
Немые наблюдали продолжали спокойно стоять. Под их глубокими капюшонами были видны лишь подбородки, освещённые синим пламенем.
Один из них крепко держал Мариуса за плечи. Держал так, что тот не смог даже пошевелиться. Его ладонь легла на затылок Мариуса и начала медленно, но верно, давить его лицо к огню.
Мариус напряг все мышцы шеи, положил руки на края чаши, чтобы ими упереться, но тут же обжёгся – чаша накалилась настолько, что к ней было больно даже притрагиваться.
Бичеватель с каждой секундой усиливал давление. Наконец, Мариус сдался. Перед тем, как нырнуть лицом в огонь, он ещё раз представил себе Алайну, что спит рядом с ним на соседней кровати. Одно это воспоминание стоило всех непрожитых лет, ведь в его короткой жизни было мало что хорошего. Детство в нищете, выживание на холодных улицах Транца – города империи западнее Ведьминых Гор, неприглядная жизнь в Ордене, где за каждую малейшую оплошность по его спине прохаживались плетью. На него все косо смотрели – результат того, что высшие маги быстро прознали о грязном происхождении Мариуса. Учителя и ученики держались от него подальше, втайне называя его порочным семенем. Все, кроме Алайны.
Хотя Мариус и был холоден, но любовь к Алайне была до гроба в его сердце. Так уж устроены горемычные молчуны, подобные ему: они не умеют врать, услаждая женские уши сладостными речами, зато в их характере преданность и верность; они готовы доказать свою любовь на деле, когда появится реальная возможность.
К своему удивлению, опустив голову в чашу синего пламени, Мариус не испытал ни жара, ни боли, ни даже тепла. По его лицу пробегал холодный ветерок, словно бы он стоял на вершине холма в ненастную погоду. Вскоре у него появилось чувство, что его тело находится в невесомости. Синий водоворот пламени закружил его и выбросил в небо, где ему представилась возможность расправить крылья.
Но приятное чувство заменило нервное: в его артериях началась пульсация столь сильная, что он мог отсчитать ритм биения своего сердца. В какой-то момент Мариусу показалось, будто сердце вытащили из груди и, пока оно ещё бьётся, подставили ему под ухо. Беда не приходит одна: по телу его разлилась болезненная судорога, словно Мариуса охватила падучая. Он не мог открыть глаза, однако ясно чувствовал, что сейчас лежит на холодном каменном полу и корчится в муках.
Наконец, и этот ужас оставил его. Всё это происходило в считанные секунды; бичеватели наблюдали за страшным процессом.
Буря в крови Мариуса стихла. Мысли покинули его; он словно провалился в небытие.
Бичеватель подошёл к лежащему на полу телу ученика и пощупал его пульс. Убедившись, что его сердце не бьётся, он кивнул другим наблюдателям. Без слов несколько людей в мантиях подошли к телу, взяли его за руки и за ноги и перенесли на каменный пьедестал в погребальной комнате. В это время Мариус представлял, будто он лежит на тёплой подстилке, сплавляясь по руслу спокойной реки, смотрит на небо и видит там умиротворённое лицо Алайны, которое ещё не пробудилось ото сна.
***
Ортанна Мос вела Алайну по коридорам подземелья в Зал Очищения. Поникшая ученица уже не надеялась на чудо, смотрела себе под ноги, воспроизводя в голове ту странную сцену, когда Ортанна одним лишь взглядом повалила смотрителя мантии – императорского советника на пол. «Видимо, архимаг решил по своему разумению устанавливать порядки в Ордене». – подвела вывод она.
Но потом она подумала о том, что это пустые мысли, ибо её скоро сделают беспрекословным инструментом, бичевателем. Больше всего Алайна боялась, что причинит кому-то боль. В смерти своих родителей она винила себя, своё тело и магическое проклятие, которое и запустило цепочку злосчастных событий. В её голове всё это время жило противоречие: душа её устремлена к высокому, чистому, доброму, она бы хотела, чтобы в мире царила гармония, не было войн, и все жили в достатке, а тело её, в противовес душе, создано разрушать, губить самых близких людей.
Она хотела в первую очередь принести пользу людям, стать лучиком света в тёмные время. Во вторую, когда бы она сделала всё, что смогла, она стала бы верной женой Мариусу. Выбрать уединённую деревушку, возделывать землю и питаться её плодами с любимым человеком – вот о чём мечтала Алайна каждую ночь перед тем, как уснуть; эти же мечты поддерживали теплоту её души. Но случай решил всё иначе.
Чтобы отвлечься от дурных мыслей, она спросила Ортанну, припомнив события в лазарете:
– Как вы это сделали?..
Ортанна, идя спереди, слегка повернула голову и вопросительно взглянула на маленькую девушку.
– Ну… вы просто взглянули, и смотритель мантии тут же оказался на земле!
– Такова моя сила. – немногословно ответила Ортанна. По её раздражённому лицу и тону голоса, не терпящему никаких возражений, любой другой бы понял, что Чёрная Рука не расположена к разговору.
– Ваша сила?..
Ортанна вздохнула. В глубине души она сочувствовала Алайне. Пускай Чёрная Рука и не была бичевателем в полноценном смысле этого слова, она сама сознательно сделала из себя идеальный инструмент. Эмоции были ей не в новинку, но она подавляла их ради службы.
Пытки, допросы, слежки она выполняла беспрекословно, когда приходилось выявлять нарушения законов Ордена. С затаённым торжеством Ортанна обрекала непослушных, строптивых учеников на процедуру очищения. В её голове, где всё было строго разложено по полочкам, свобода являлась низшим пороком, ведь она не верила, что обычный человек может укротить свои страсти.
И всё же эта золотоволосая девушка с добрыми глазами не была преступником. В этой милой, почти детской головке, считала Ортанна, не было даже ростка бунтарства или инакомыслия.
Она ответила со скрытым сожалением в голосе, из-за чего он прозвучал, как натянутая струна:
– Порой рождаются маги с особенностями. Как ты. Как я. Однако твоя сила куда опаснее моей. Она неконтролируема, и потому необходимо тебя её лишить.
– И поэтому я обязана стать бичевателем? Этим безликим монстром, у которого нет никакой радости в жизни? Разве виновата я, что родилась такой?
Произнося эти слова, Алайна чуть не заплакала. Сердце же Ортанны сжалось в маленький комок. Ученица посещала все занятия, вела себя добросовестно. Не будь в ней огненной зверской силы, она бы без проблем сдала экзамен.
Чёрная Рука, овладев собой, остановилась. Она резко развернулась, и глянула на ученицу сверху-вниз так уничижительно, что по телу Алайны пробежали мурашки.
– Знаешь, девочка, порой лучше просто выполнять приказы, чем мучаться вопросами совести.
Ортанна продолжила путь. Алайна последовала за ней.
– Но как же вы овладели собственной силой? Вас этому обучали? – продолжила расспрос ученица. Она хотела почувствовать перед очищением хотя бы немного тепла, пускай и от своего палача. Такова её природа: она считала всех людей хорошими, несмотря на их поступки и взгляды, и всегда искала в них добро, в которое верила.
– Закрыли вопрос. – холодно ответила Ортанна. Она больше не в силах была продолжать столь мучительный разговор.
Девушки прошли очередной каменный коридор и вышли на перекрёсток – каменный крест над пропастью, что соединяет три двери.
Ортанна повела ученицу к передней. Алайна подумала, что, вероятно, это последние мысли, что крутятся в её голове, а значит, нужно припомнить самое важное. Ведь как только её сделают бичевателем, она прекратит быть собой, останется лишь оболочка.
Алайна представила образ Мариуса. Этот смущённый юноша, на подбородке которого только недавно начала расти первая щетина, стал ей настолько родным, что она куда лучше помнила его лицо, чем лица своих родителей. В мельчайших чертах она представляла его лицо, припоминала каждую морщинку, каждую родинку, каждую тёмную чёрточку в его рубиновых, драгоценных зрачках. Если бы она знала наперёд, что потеряет воспоминания, эмоции, мысли, то заранее бы нарисовала портрет любимого. Ради этого Алайна готова была даже научиться рисовать.
Теперь даже призрак надежды в лице Мариуса меркнул с каждым шагом, что она делала в сторону заветной двери.
«Прощай, мой любимый». – мысленно она попрощалась с ним и в ту же секунду Ортанна открыла дверь в Зал Очищения. Алайна увидела просторный зал, в котором нет ничего, кроме каменного ложа, к портикам которого приделаны кандалы, и круглого отверстия в полу, что уходит под землю.
– Для чего это?.. – спросила Алайна, указывая на отверстие. В этот момент она вся задрожала, увидев у ложа несколько бичевателей и магов, которые ждали только её.
– Это… – задумавшись, сказала Ортанна и тут же собралась. – Это понадобится после процедуры. Прошедших очищение учеников выворачивает наизнанку.
Алайна стала белее полотна. Она думала, что уже смирилась со своей участью, но каждая новая деталь обряда была словно новым ударом в сердце.
Бичеватели стояли со снятыми капюшонами. Алайна отчётливо видела их безжизненные, равнодушные ко всему глаза и представила, как на месте одного из них окажется сама. Ей придётся карать учеников, делать из них подобных монстров. Разве заслуживают этого те, кого затащили в Орден насильно?
Люди в мантиях подошли к Алайне с обеих сторон. Она не стала сопротивляться; высоко подняла голову, чтобы сохранить перед страшным наказанием свою честь, прошла к ложу и легла на него. Холод от камня сразу передался её телу. Она задрожала и закрыла глаза, перебирая в голове всё доброе и чистое, что было в её жизни. Пускай никакое чудо её уже не спасёт, Алайна до последнего надеялась сохранить остатки человечности даже после очищения.
Бичеватели пристегнули её тело кандалами настолько туго, что она даже не смогла пошевелиться. Маги в красно-синих мантиях, что стояли по обе стороны от её лежавшего на ложе тела, подошли к её голове. Маленькими острыми лезвиями они обрили виски Алайны, после чего приступили к обряду. Суть его была в том, чтобы магической энергией уничтожить связи в мозгу, отвечающие за память, эмоции и мысли. Для такой работы Орден отбирал настоящих профессионалов, ведь если не уметь контролировать магическую энергию, можно сделать из ученика овоща или даже убить его.
Маги сосредоточились, направив руки к вискам Алайны. На кончиках их пальцев образовалась едва заметная магическая энергия, которая через секунду превратилась в бело-синие разряды, ударяющие в виски ученицы.
Первое время Алайна чувствовала щекотку, но уже через пару секунд начались покалывания. Она ощущала, как энергия проникает в её голову и распространяется по всему мозгу, вызывая резкие боли.
Её лицо скривилось. Бичеватель приготовил деревянный кляп на тот случай, если Алайна начнёт кричать. В залах подземелья, что соседствуют между собой, постоянно проводятся обряды и наказания. Тишина поддерживается там неспроста, ведь даже отсутствие звуков в тёмном помещении может стать наказанием.
На коже Алайны выступили капли пота, лицо её стало красным, вены взбухли на висках и лбу. Казалось, ещё немного усилий магов и её маленькая голова разлетится в щепки.
Ортанна отвернулась. Она принимала обряды очищения в Ордене, как должное, но в этот раз чувства дали о себе знать. Невольно Чёрная Рука подставила себя на место Алайны, ведь и сама Ортанна была и остаётся изгоем. Всё из-за необычной силы, данной ей с рождения. Как и Алайна, она не находила себе места среди обычных людей, которые остерегались и боялись её. Разница между ними лишь в том, что архимаг нашёл применение силе будущей Чёрной Руке, а силе Алайны нет.
Ортанна сделала шаг к ложу и, увидев муки Алайны, прикусила губу. Ей представлялось, что на месте ученицы лежит она сама.
Внезапно в Зал Очищения ворвался запыхавшийся магификус Пурион. На лбу его выступили крупные капли пота, подмышки его мантии налились тёмными пятнами.
– Остановить обряд! – быстро скомандовала Ортанна. Маги ошарашенно переглянулись и отошли от обессиленной Алайны.
Пурион суетливым взглядом оглядел комнату, остановил взгляд на лежащей ученице и подбежал к ней:
– Остановить очищение! Приказ архимага! – крикнул он и тут же дал по руке одному из магов, хотя тот уже ничего не делал.
Бичеватели схватили свои палицы и сделали шаг в сторону Пуриона.
Магификус удивлённо глянул на них и крикнул:
– Вы что, решитесь поднять оружие на почётного магификуса? Вы обязаны выполнять мои команды!
Ортанне не нравился этот молодой выскочка, который непонятно за какие заслуги стал почётным магификусом – вторым магом после самого архимага. Она всегда мечтала поставить его на место и теперь произнесла, едва заметно ухмыльнувшись:
– По магической ступени, почётный магификус, вы, быть может, выше меня, но не по званию. Я являюсь заместителем архимага в управлении Орденом, как Чёрная Рука, а также командую бичевателями. Так почему из-за вас мне пришлось остановить обряд очищения?
Пурион опустил взгляд, осознав, что его прижали к стенке. И действительно, он не всемогущ – ещё есть Ортанна, которая опытна и знает кухню Ордена изнутри.
Однако магификус тут же вспомнил про козырь, находящийся в его руке. Он развернул свиток, что принёс от самих покоев архимага, и прочитал на весь зал:
«Освободить ученицу Алайну Ирбисс от обряда очищения. Отдать её под руководство смотрителя мантии, согласно приказу императора Йестина Тельтора».
Ортанна выхватила свиток из нежных рук Пуриона и вчиталась в написанное. Чуть ниже только что прочитанных слов стояла подпись и красная печать архимага со знаком Ордена.
Чёрная Рука скептически взглянула в одутловатое лицо магификуса, как бы сверяя по нему подлинность написанного, и, немного поразмыслив, приказала отпустить Алайну.
Глава 7
Берг Анберс сидел на деревянном троне, подлокотники которого вырезаны в форме вороньих голов – герба его дома. Он раздумывал, глядя на письмо, скреплённое печатью императора. То, что написано внутри, может быть судьбоносным и для него, и для Хемта – северной части Болотного Союза, которой он правит.
Берг был мужчиной высокого роста с благородным, обаятельным лицом, которое украшают узкие бакенбарды, обрамляющие щёки. Его орлиный нос будто высечен из мрамора – до того он бел и неподвижен. Кроме маленьких ноздрей Берг обладал аристократическими маленькими ушами и маленькими изящными кистями. Вся его высокая, хрустальная, невесомая фигура, по вечерам бродившая в замке, издали напоминала призрака. Длинные седые волосы, завязанные сзади в круглый пучок, лишь дополняли образ.
Лицо его бледное, как у трупа, на котором выделяются красные щёки, будто только там и сосредоточилась вся кровь. Особенно примечательны две широкие морщины, которые очерчивают границы тёмных кругов под прекрасными зелёными глазами.
Граф Берг своей знатной внешностью влюблял в себя сотни женщин. Какое счастье испытали многие из них после соития с ним, когда ещё и узнавали, не выходя из постели, что он начитан и образован. Он часто рассуждал, лёжа рядом с любовницами, что важнее в нашей короткой человеческой жизни: долг или своё собственное счастье?
Он был эдейцем и потому перенял в одежде строгий эдейский стиль, а не трибовый – варварский, что так популярен среди коренного населения Болотного Союза. Берг носил длинную рубаху с открытым воротником, на которой всегда накинут синий короткий плащ по пояс. На шее у него виднелось изумрудное ожерелье. Ноги Берга украшали необычные чёрные штаны с синеватыми узорами, стянутые внутренними швами на коленях. Из-за этого кажется, что они разделены на две части. На ступнях у него были открытые серые туфли с маленьким каблуком.
Наконец решившись, граф открыл письмо и прочёл строки, написанные размашистым почерком. Он ухмыльнулся, обратив внимание на стиль письма:
«Сын перенял привычку деспота-отца – размахивать рукой так, словно пишет на стене, а не на листе бумаги. Собственно, это касается и необдуманных порывистых приказов, в результате которых погибли и ещё будут погибать сотни невинных». – подумал Берг.
Он прочёл обращение на письме: «Бергу Анберсу» и тут же понял, насколько «высоко» его ценит император. Наглец даже не удосужился обозначить его графский титул, признанный в империи во времена правления Гензо Безжалостного.
Далее было написано:
«Добрый человек, не знаю, как вас нынче называть – царём или быть может ещё более изощрённым именем, которое мятежники так любят придумывать себе. Тем не менее, не сочтите мои слова за оскорбление, ведь я просто не знаю, как к вам обратиться.
Несмотря на то, что я прямой наследник своего отца и имею право на ВСЕ территории империи, признаю за собой ошибку – моё правление ознаменовалось чередой неудач, из-за чего, видимо, народ взбунтовался, а восточные и южные территории империи распались. То была вина моя и вина моего отца, ибо он правил крайне жестоко. На выжженой земле, которую он мне оставил, не могут прорасти цветы перемен. Необходимы усилия. Наши с вами общие усилия.
Во всяком случае, Берг, сейчас вы являетесь правителем северной части Болотного Союза – нового государства, состоящего из шайки разбойников, и ваши территории граничат с моими. Мы долгое время держали нейтралитет, однако сейчас, как мне кажется, стоит забыть былые обиды и наладить сотрудничество.
Мне нужно, чтобы вы преклонили колено перед истинным императором Эдейской империи и поклялись мне в верности. Далее, друг мой, вы окажете моей державе содействие в торговле и в войне с грязными мятежниками, что окопались на востоке. Обещаю, что если вы выполните эти малые условия, то я забуду о вашем предательстве.
И вот ещё что… Если вы убедите и других правителей земель Болотного Союза выступить на моей стороне, то после принесённой вами клятвы я признаю ваш титул графа и одарю вас плодородными землями на западе Эфразии.
Также прошу вас обеспечить моего гонца охраной и указать ему путь до двух других провинций Болотного Союза, чтобы он мог передать моё послание их правителям.
С благими намерениями
Император Эдейской Империи Йестин Тельтор».
Первое, что испытал Берг при прочтении – невероятную ненависть к тщеславному сосунку, который настолько ограничен, что не видит всей картины целиком. Очевидно, его дядя куда сильнее. Это понимают все три правителя Болотного Союза и потому никто из них до сих пор не решился поддержать нового императора.
Однако, Берг по своей природе был осторожен. Он знал, что рано или поздно один из правителей захочет подмять под себя весь Болотный Союз.
Да и стоит ли рассчитывать на дядю императора? Что он захочет сделать в будущем?
Берг думал о том, что Харифу не нужны никакие союзники. У пустынного царя есть некая цель и эта цель – точно не победа. Это видно по его действия, по его пассивным ответам на попытки Йестина прорвать границу пустынного царства. Он тянет время, но для чего?
Какое же будущее ждёт Хемт? – думал Берг и на его широком лбу от напряжения появлялись изогнутые морщины. Совсем недавно ему исполнилось тридцать пять, но его мрачный опыт, который он получил в юности, похоронив почти всех своих родственников, сделал из него натуру предусмотрительную и нервную. Он был скорее мыслителем, чем лидером и в своих долгих размышлениях пытался найти ответы на вопросы настоящего, чтобы преуспеть в будущем.
Всё обдумав, он принял решение. Граф подошёл к камину в зале своего замка и бросил письмо императора в огонь. Согрев охладевшие ладони над пламенем, он облегчённо вздохнул. Не так давно Берг стал правителем Хемта, а потому его тяготила необходимость думать за весь народ. Перед глазами у него было множество плохих примеров по части правителей: Гензо Безжалостный, Ольгред Смелый, Реймар Бедный. Он часто вспоминал этих императоров Эдейской империи и анализировал их ошибки.
Реймар до того любил шик и пиры, что истратил всю императорскую казну, в результате чего народ зачах от голода. По всей империи гремели бунты. Однажды Реймар поскакал со своей свитой из замка на охоту. Кучка людей, что из-за бедности подалась в головорезы, растерзала его вместе с его людьми.
Ольгред был решительным и первое время даже завоёвывал территории на континенте. Потом, однако, решился поплыть на восток и обнаружил там королевство Шримонт, которое эдейский народ прозвал недружелюбным.
Король, как говорят, поставил Ольгреду условие – либо его свита сдаёт оружие и выказывает добрые намерения великому королевству, либо их ждёт смерть. Смельчак выбрал второе, вступив в неравный бой со всем королевством. Истинно, честолюбие его было непомерно. Вскоре голова его красовалась на высокой пике, всаженной в песок на берегу, откуда Ольгред и приплыл.
Поначалу Гензо считался хорошим императором. Он был сдержан, справедлив и в меру щедр. Всё изменилось, когда его верный друг, командующий легионами Лэйд, обрюхатил его сестру, а после, чтобы избежать немилости своего императора, убил её и сбросил с обрыва в море.
Клинки Ночи – так назывался тайный императорский орден, двое ассасинов из которого отыскали Лэйда в пещере на востоке, связали его и привели к своему императору. Гензо Безжалостный, пока он ещё обладал некоторыми чувствами и разумом, расплакался и принялся обнимать старого друга. Со слезами на глазах он приказал приковать его к пыточному столу.
Лэйду отрубили все пальцы, потом все конечности. Когда от него остался лишь обрубленный кусок мяса, ещё живого калеку положили на горящие угли. После этого мрачного случая император часто говорил, расправляясь подобным способом со своими врагами: «Животному – животная смерть. Хотя, зверюшки меньше заслуживают того, чтобы из них сделали жареные куски мяса».
Больше император никому не доверял и жестоко наказывал всех, кто вызывал хоть малейшие подозрения в предательстве. Легко представить, на что способен безумный параноик.
Три плохих императора, как их прозвал народ, стали для Берга примером того, как делать не надо. Граф зарёкся делать всё для своей семьи и своего народа, при этом не отступая от собственных принципов. Собственно, похожим образом и звучит девиз его дома: «Верность семье, жертва – державе».
Глядя на огонь камина, он вспомнил о просьбе своей дочери и, задумавшись, вышел из своих покоев. Быстрые шаги его раздавались в коридорах замка. Берг хотел провернуть это дельце тихо, и потому решился обратиться к самому надёжному своему человеку.
Граф отворил деревянную дверь, ведущую в нужную комнату. Здесь, как и в любом месте, где приживался его товарищ, царила лесная, несколько дикая атмосфера. Медвежья шкура на полу, на стенах – львиная и оленья. Над каменным камином, на котором Дайлз ножом уже успел вычертить обнажённую грудастую женщину, висит голова тинистого дракона – повод для гордости в землях Болотного Союза. Голова эта тёмно-зеленоватого цвета, сверху и по бокам видны были засохшие островки тины. Длинные усы дракона Дайлз смазал смолой, которая застыла и усы эти теперь вечно парят в пространстве. У больших глаз тинистого дракона взгляд свирепый и несколько ошарашенный, будто голова его только-только лишилась тела.
Охотник Дайлз сидел за столом в коричневой кожаной рубахе, подвязанной красной лентой, из-за коротких рукавов которой виднелась серая туника. Высокие чёрные сапоги, которые он запрокинул вместе с ногами на стол, были вычищены до блеска. Рядом с ними стояла деревянная чашка с нельским красным вином.
Как и всегда, охотник прилаживал свои чёрные, как смоль волосы деревянным гребешком. Он брился раз в две недели, а потому на его лице уже успела отрасти довольно густая и колючая бородка.
Берг прошёл в комнату и поглядел в лицо Дайлза. Оно выражало сразу несколько чувств; вечно ироничная улыбка его была скривлена, а брови подняты вверх. Граф никогда не понимал, что именно на уме у наёмника. Впрочем, выдавали Дайлза лишь его живые тёмно-сиреневые глаза, которые всегда говорили больше, чем он сам. Охотник имел привычку молчать, словно он всегда находился в засаде.
Дайлз приложился губами к чаше. Нельское потекло по его бороде.
Граф вздохнул, в который раз смирившись с отсутствием манер у охотника. Он не встаёт, когда заходит титулованный господин, более того, всем своим видом Дайлз показывает своё наплевательское отношение к любым знатным особам.
«Благо, этот нахал никогда не встречался с Гензо Безжалостным… Вот он бы ему показал!» – подумал Берг.
– Я тебя никогда не пойму, Дайлз. Ты носишь грязную мохнатку на лице, а твои покои и сапоги вычищены до блеска!
Дайлз покосился на графа, приподняв правую бровь.
– А я никогда не пойму высоких господ. На людях вы такие благородные, а в домах своих храните яд. Вы коварны, точно змеи. А я всего лишь делаю, что хочу.
Берг сел напротив него, положив руки на круглый стол. Конечно, ему не нравилось, что его наёмник столь своеволен. Однако, было в этом молодом человеке, которому недавно исполнилось двадцать восемь, нечто привлекательное, искреннее и сильное.
– Ты знаешь, где сейчас находится недавно прибывший гонец?
Дайлз кивнул и снова приложился к чаше.
– Через час приведи его в нижнюю темницу.
Граф вышел из комнаты Дайлза и пошёл к своей жене. Охотник накинул на рубаху пояс и вставил меч в металлическое кольцо на нём. Он вышел из комнаты, спустился по лестнице и прошёл в комнату для прислуги, которая была простоватой, но имела все необходимые удобства – кровати, тумбочки и даже отдельный туалет. На одной из кроватей Дайлз увидел молодого рыжего парня, что храпит, как огр. Он вымотался за эти три дня от беспрерывной езды на лошадях. Гонец рвался во весь опор, меняя лошадей у каждого трактира и деревни, чтобы успеть в срок передать послание императора.
Дайлз подошёл ближе и дёрнул его за плечо. Тот поморщился, на секунду прекратил храпеть, но вскоре продолжил. Тогда Друппер, забавляясь собственной задумкой, ухмыльнулся, облизнул указательный палец и резво сунул его в ухо гонцу.
– А-а! – вскричал юнец и тут же подорвался. В две секунды он оказался на ногах, непонятливо озираясь и вытирая ухо.
Дайлз согнулся от смеха, держась за живот, притоптывая ногой и повторяя: «Как я его! Ну как я его, балбеса!»
Гонец, испуганно глянув на странного верзилу, спросил:
– Кто вы? Что вам нужно?
Дайлз отдышался, смахнул слёзы с ресниц и сказал, пытаясь сдержать смех от своей проделки:
– Я всего лишь друг графа… Пошли за мной. Дельце есть от него.
Охотник развернулся и вышел из комнаты. Гонец стоял в растерянности, потом бросился за ним, дабы не навлечь на себя гнев его сиятельства. Вместе они прошли по лестнице замка вниз, спустились во двор, после чего Дайлз отворил ключом дверь темницы.
– Темница? Вы что, хотите посадить меня под замок? – отринув назад, спросил гонец.
– Да нет же, приятель! Думаешь, у нас полно харчей, чтобы кормить каждый рот? Просто дело тайное, рыжик, но оче-е-ень прибыльное и почётное.
У юнца отвисла челюсть. Не зря он настойчиво твердил отцу-конюху, который всю жизнь прозябал в нищете, что чтобы возвыситься, нужно знакомиться с нужными людями, а работа гонца самая располагающая к этому.
Они спустились в темницу. Перед гонцом раскинулся просторный зал с решётками, за которыми никто не сидел. Пройдя чуть дальше за охотником, к стене темницы, он увидел лицо графа, освещённое солнечным светом, льющимся из зарешёченного окна, и у него отлегло на душе. Граф был известен, как добрый господин, который придерживается порядка и чести. Значит, верзила не обманул гонца.
– А вот и ты, славный гонец! Пойдем! – сказал Берг, похлопав юношу по плечу. Щёки гонца налились румянцем от такой вольности графа. Возможно, он и вправду станет важным человеком! Нужно серьёзно отнестись к его поручению!
Граф развернулся и нажал на один из камней в стене. Тут же в углу темницы открылся ступенчатый ход вниз. Сердце гонца вновь затрепетало. Голос разума начал пробиваться посреди жажды наживы, что им руководила. Что это за тайное дело, в котором двум взрослым мужчинам понадобился совсем ещё молодой юноша?
Гонец глянул назад, где стоял Дайлз. Охотник улыбнулся и положил руку на эфес своего меча. Тогда юнец всё понял.
Они спустились вниз по каменным ступенькам. Граф шёл впереди, освещая дорогу факелом. Ноги у гонца подкашивались. Он думал, насколько жесток этот мир, раз уж даже безобидного гонца решили обмануть и обесчестить. Есть ли правда в таком мире, справедливость?
Внизу их встретил широкий каменный зал, в дальней части которого, за стенкой, слышны приглушённые рычащие звуки. Вскоре оттуда же стал слышен и тонкий девичий голосок:
– Ну… Всё хорошо, Тео. Скоро придёт папа и ты наконец поешь. Не надо скрести по стенам ногтями. Всё хорошо.
Граф, гонец и охотник пошли на звук. Свернув налево, они оказались перед решёткой. Берг передал факел охотнику, отыскал ключ в кармане своего плаща и отворил её.
Гонец задумывался над тем, стоит ли бежать. Возможно, получится оттолкнуть охотника, а что дальше? Вокруг сплошная темнота, факел есть лишь у графа. Он не найдет лестницы, которая ведёт в наземную темницу, да и едва ли он сумеет открыть потайной люк.
Тогда его посетили ещё более мрачные мысли. Жить обесчещенным или умереть, но не даться развратникам? Он вспомнил о приключениях славных рыцарей, описанных в книгах, поставил себя на их место и понял, что они выбрали бы второе. Однако, жажда жизни взяла верх. Гонец никакой не рыцарь, он из черни, а значит и чести у него нет. Соответственно, незачем губить себя задаром.
Он вздохнул и продолжил следовать за графом. В тупике каменного коридора, в углу, сидели двое. В стене справа отсутствовал кирпич и оттуда пробивались тусклые солнечные лучи. Отверстие это выходило к оврагу, заросшему кустарником. Через ветви кустарника пробивался свет, как и воздух, благодаря чему в сырой темнице возможно было жить.
Гонец удивился, как возможно увидеть здесь солнечный свет, если они всё время спускались вниз. Но тут же послышался шорох в тёмном углу, и он встрепенулся.
В темноте были едва различимы две фигуры – маленькая и большая. Часть маленькой фигуры – край детского платья, освещало солнце. Большая же фигура сидела в полной тьме.
Граф приблизился к ним ближе.
– Папа! – крикнула девочка лет семи, бросилась из темноты на руки к графу. Он взял её и поцеловал в щёку. Большая фигура, что осталась сидеть в углу, радостно захрюкала.
По телу гонца пробежали мурашки. Возможно, там сидит какой-то прокажённый. Но зачем его сиятельство держит больного рядом со своей дочерью в тайной темнице?
– Познакомься. – граф повернулся к гонцу, приобняв девочку. – Это моя дочь Иллана.
– Привет! – лицо девочки озарилось красными лучами солнца.
Гонец кивнул, не отводя глаз от странного человека, что сидит в тени.
Внезапно Дайлз толкнул юношу ногой в спину. Он упал на живот прямо перед существом в тени, что в этот момент зарычало.
Его лысая морщинистая голова с острыми ушами вынырнула из тени. Гонец увидел огромные красные глаза, которые смотрели на него, как на добычу. Существо опёрлось на громадную когтистую лапу, напоминающую птичью, и принюхалось к юноше приплюснутым носом с большими ноздрями. Редкие белые волоски виднелись на его голове, в ушах и ноздрях. Существо чем-то напоминало гремлина из детских сказок, да вот только гремлин, которого встретил гонец, был под два с половиной метра ростом.
Это сгорбленное существо вынырнуло из тени и поднялось на ноги. Оно раскрыло искривлённую то ли ухмылкой, то ли необычным строением челюсти пасть, показывая юноше свой зубастый оскал. Клыки его напоминали длинные острые иглы, плотно вставленные друг к другу.
Гонец зажмурился, чтобы не видеть эту тварь. Он начал быстро и тяжело дышать, стараясь убедить себя, что это всего лишь сон. Только невероятный запах из пасти твари, где застряли меж зубов полусгнившие куски мяса, привёл его чувство.
Юноша резко задрыгал ногами, вскочил, чтобы убежать, но тут же лапа существа ударила по ногам гонца. Он упал на пол и побоялся пошевелиться.
– А теперь познакомься с моим сыном Тео. – сказал граф, протягивая к существу руку. Оно потёрлось о ладонь отца щекой. – Сегодня ему исполнилось семь лет.
«Семь лет?!» – подумал гонец, чувствуя, как сердце в его груди бьётся всё сильнее и вскоре, похоже, выпрыгнет из груди. – «Да эта тварь выглядит так, будто ей лет двести! Надо удирать отсюда!»
Дайлз отвёл лицо в сторону, чтобы не видеть, что сейчас начнётся. Гонец попытался заставить свои ноги работать, чтобы встать. Вдруг он понял, что ничего не происходит, тело его продолжает лежать на земле, хотя в голове своей он явно чувствует свои ноги.
Юноша глянул на нижнюю часть своего тела и вдруг понял, что ноги его заканчиваются в районе колен. Дальше идут кровоточащие куски мяса и сухожилий.
Он закричал не от боли, которой не чувствовал из-за шока, а от страшного зрелища.
– Уверен, ты был отличным подданым своего императора. Он переживёт эту потерю. – ехидным тоном произнёс граф, потирая руку об руку.
Иллина радостно захлопала в ладоши:
– С днём рождения, братик!
Стоны гонца оборвались, когда он потерял сознание. Когда же Тео насытился, Дайлзу пришлось тайно вынести из замка мешок с костями.
Граф Берг, оставив дочь играться с сыном, пошёл в покои своей сестры Афельтины. По дороге, в каменном коридоре замка, граф встретил Явинну, свою жену. Статная леди в длинном зеленоватого цвета платье блуждала повсюду, пытаясь отыскать мужа. Наконец, она нашла его:
– Муж мой, ты не видел нашу дочь?
– Наверное, гуляет где-нибудь в замке. – бегло сказал он, прекрасно зная ответ на этот вопрос. – Уверен, скоро найдется, любимая.
Удовлетворившись таким ответом, Явинна пошла в свои покои, чтобы готовиться ко сну. Она обладала высоким ростом, почти с графа, кроткими нравом и лицом, пышными длинными волосами тёмно-красного цвета. Графиня была красива, но столь смиренна и уныла, что мало у кого вызывала желания на близость с ней.
Берг же вошёл в покои своей сестры. Девушка сидела на кровати, уперев лицо к ногам, и плача. Русые волосы её опали вперёд, прикрыв белые колени. Она сидела в лёгком ночном платье на дорогом красно-золотистом диване, который подарил ей брат.
Перед её диваном было окно, которое выходило на пастбище и откуда сейчас в комнату проникал свежий вечерний воздух. Граф глубоко вдохнул его и подошёл к сестре.
Афельтина плакала каждый раз, когда наступал этот день. Он напоминал ей о фатальной ошибке, которую она когда-то совершила.
Граф обнял её:
– Ну что ты, милая. Пора бы забыть и смириться.
– Как такое можно забыть? Почему ты не можешь понять, что мы совершили ужасный грех? – не поднимая головы, прерываясь на хмыканье носом, ответила Афельтина.
– Наш ребёнок – благо. Далеко не всем боги даруют жизнь. Притом, Тео нравится и моей дочери.
– Лучше бы я тогда умерла. – она повалилась на кровать, закрылась от брата одеялом и повернулась к стене, продолжая рыдать.
Глава 8
– …Так славный сэр Рилли победил ужасного дракона, наводившего страх на всё королевство Улисс. Принцесса Гельда выказала свою признательность рыцарю, подарив ему свой платок и даже позволив его губам прикоснуться к своей нежной руке… Через пару дней король услышал о подвиге сэра Рилли. В благодарность он позволил ему жениться на своей дочери, принцессе Гельде. Сыграли пышную свадьбу, куда со всего королевства съехались знатнейшие из знатных и благороднейшие из благородных. Веселье и пляски не прерывались целую неделю!
– Но что же было дальше?.. – спросил маленький Рилли, лёжа в кровати под одеялом. Ему невероятно нравилось, когда мама читала ему о приключениях рыцаря Рилли.
– Когда свадьба состоялась, рыцарь Рилли и принцесса Гельда жили вместе долго и счастливо. Потом, через долгое время, они вместе стали править королевством справедливо и достойно, как завещал им король. Конец.
Самвилла поцеловала Рилли в лоб и вышла из комнаты. Мальчик ещё некоторое время лежал, раздумывая над тем, были ли приключения рыцаря Рилли настоящими или же это просто выдуманная сказка. Всё-таки, мир вокруг него не так прекрасен и добр, как это написано в книгах, которые читает ему мама.
– Эй, проказник… – рядом послышался женский голос.
Рилли повернул голову и увидел Пердитту, что облокотилась на окно с наружной стороны, скрестив руки на раме. Она улыбалась и её сияющее лицо освещали оранжевые лучи уходящего солнца.
Мальчик, даже несмотря на тяжёлые дневные тренировки, радостно откинул одеяло и выпрыгнул в окно. Вместе с Пердиттой они пошли на задний двор, где у семьи Рилли был огороженный огород, на котором обычно трудились рабы.
Пердитта взяла небольшой кочан капусты с грядки и кинула его в Рилли, крикнув:
– Лови!
Мальчик растерялся, но его руки, среагировав быстрее его мозга, поймали кочан. Рилли тут же понял, какую забаву предлагает Пердитта и кинул кочан ей в ответ.
Они кидали лиственный шар, словно это был мяч для игр, смеясь и прыгая по грядкам, пока окончательно не стемнело.
Самвилла наблюдала за игрой, глядя в заднее окно на втором этаже, выходившее на огород. Ей не нравилось, что порядки в её доме нарушаются, притом, Рилли и Пердитта портят огород.
Однако она решила стерпеть эту шалость. Сын скоро покинет её и, вероятно, уже не вернётся, как и остальные пятеро до него. Так что пусть порадуется, думала Самвилла, пока у него есть время, а как только Рилли покинет отчий дом необходимость в Пердитте отпадёт.
Вдоволь наигравшись, Пердитта и Рилли уселись в деревянной беседке, что была у самой ограды огорода. В ней обычно сидела Самвилла, взяв с собой кувшин лимонного сока, разбавленного водой, и наблюдала за тем, как работают рабы в огороде. Муж её в это время обычно водил легион или был в командном штабе Крипа – отдельном каменном здании для военных совещаний.
Наступила темень. Рилли и Пердитта сидели рядом на деревянной лавке.
– А ты хорош! В свои пять лет отлично ловишь!
– Мне почти шесть! – возмутился Рилли.
– Малыш, да ты ловишь на все десять!
Они рассмеялись. Пердитта удивилась тому, что Рилли не продолжил отстаивать свою детскую позицию и не надул щёки.
– Когда я вспоминаю твоё имя, мне хочется смеяться.
– Действительно, имя смешное! – сказала Пердитта. – Но раз уж боги наградили меня им, то носить мне его до гроба!
Смешки продолжились.
– Странно, я пока не чувствую никакого запаха.
Пердитта вопросительно глянула на Рилли.
– Я думал, что боги неспроста наградили тебя таким именем.
Девушка поняла его шутку, и они вновь рассмеялись.
Два этих человека, малец и юная Пердитта, за столь короткий срок успели проникнуться друг другом. Рилли был благодарен ей за то, что она защитила его от кнута дворянина, а Пердитта ему за то, что он уговорил своих родителей взять её в служанки. Таким образом она нашла крышу над головой и обрела семью.
– Мне кажется, что я могу тебе доверять… – тихо произнесла Пердитта. Хотя раскрытие тайны грозило ей огромной опасностью, девушке необходимо было разделить с кем-нибудь свои беды. Рилли казался ей не по годам умным, а потом она решилась сказать. – На самом деле это странное имя я выдумала. Меня зовут Рейна.
– Но почему же ты не назвалась своим именем?
– Я беглая рабыня из виллы барона на озере Саррад. Меня, вероятно, уже принялись искать.
– И ты не боишься?.. Ведь в любой момент могут нагрянуть те, кто тебя ищет!
– Мне бы только заработать немного денег, чтобы уехать отсюда. Думаю, поеду в Пустынное Царство или в Болотный Союз. Там меня точно не найдут…
Рейна рассказала Рилли всю история. Она говорила о том, как империя уничтожила её деревню, как убили её родителей, как она оказалась в рабстве у похотливого старика и его ревнивой жены.
Рилли слушал и удивлялся тому, как такая хрупкая девушка смогла всё это выдержать. Сейчас она осталась совсем одна в незнакомом ей городе и лишь крыша его родителей спасает её от смерти на улице. И при этом Рейна выглядит совершенно спокойной.
– Знаешь… – сказал Рилли, проникнувшись доверием девушки. – Иногда мне кажется, что я это не я… То есть… Я как будто заново родился. Порой мне приходят видения будто бы из другого мира. У меня такое чувство, что мой прошлый мир отличался от этого.
– Мне тоже порой кажется, что я это не я. Это не моё имя, не моё место и не мой мир. Славно, если бы мы жили в лучшем мире. – ответила Рейна, провожая взглядом уходящее за холмы солнце.
Внезапно посреди огорода послышалось шуршание. У края огорода всколыхнулась высокая трава.
Собеседники замерли. Шорох становился всё сильнее и ближе. Они всматривались в темноту, но едва могли различить хоть что-то.
Тут же из кустов за беседкой выпрыгнула собака, зубами оторвала деревянную обшивку и забралась внутрь. Рилли и Пердитта ринулись в объятия друг друга и закричали.
Спустя секунду они поняли, что это собака, которая весело машет хвостом, и, выдохнув, спокойно сели обратно на лавку. Собака прыгнула на ноги Рейне и девушка, увидев знакомые глаза, знакомый хвост и знакомый нос, радостно воскликнула:
– Гип!
Она почесала его по голове и наткнулась пальцами на репьи, высохшие колоски и засохшую кровь. Раненный пёс долго блуждал среди кустарников и нацеплял себе на шерсть всё, что только возможно.
– Как ты исхудал! Но ты выжил, дружище! – продолжила Пердитта, дёргая Гипа за щёки.
Мальчик удивился, осознав, что это тот самый Гип, который спас Рейну и который раньше принадлежал псарю Педалю. Он принялся гладить пса вместе с Рейной. Девушка сказала:
– Нам нужно почистить его и промыть раны.
– Думаю, найдется и что-нибудь съестное. – отозвался Рилли.
Вместе они пошли в дом.
***
Бездыханное тело Мариуса лежало на пьедестале. Над ним корпели бальзамировщики Ордена, одетые в белые балахоны.
Для начала два старца сбрили с лица Мариуса щетину, затем нанесли белую пудру, сохраняющую цвет лица. Этой же пудрой они смазали его руки. Когда всё было готово, труп одели в ученическую мантию.
Писарь сидел в крипте рядом с бальзамировщиками. Он писал в хронику Ордена – толстенную книгу, описывающую историю Ордена в мельчайших подробностях, основные события из жизни Мариуса, которая так быстро оборвалась в результате испытания воли.
– Магистр Аррен приказал сегодня же выставить тело. Завтра будет урок истории, и он хочет, чтобы жизнь этого юнца стала для учеников назиданием. – сказал один из бальзамировщиков.
– Джек мне сказал, что стеклянный гроб уже готов.
– Надо признать, этот пьянчуга не в меру рукастый.
Тут в разговор вмешался писарь, не отвлекаясь от своего дела:
– Удивительная жизнь. Согласно записям, она у него прямо-таки изобиловала неприятностями!
– Как будто наша жизнь блещет красками радуги! – прогнусавил бальзамировщик.
– Нет, нет, вы послушайте. Он был сыном вора и проститутки. Однако, каким-то образом такой отброс был знаком и со старшим хронистом. В записях сказано, что Квирр заступился за него, когда мальчишке хотели выколоть глаза за воровство.
– Должно быть, старший хронист любит помоложе. – ухмыльнулся второй бальзамировщик. – Понимаю его. Осточертело смотреть на морщинистых бабок.
Вскоре пришёл Джек – пятидесятилетний плотник, который трудится при дворе Ордена. Вместе со своим сыном он затащил в подземелье гроб со стеклянной крышкой.
– Привет, подземные крысы. Как же меня тошнит от колдунов и чародеев. – он плюнул красной винной слюной в угол бальзамировочной.
В широком зале стояло несколько каменных пьедесталов на случай, если погибнет сразу несколько учеников. На столах лежали инструменты, иглы и нитки, разнообразные мази, чтобы приводить в порядок изуродованные тела.
– А вот и наш пропойца! Рад услышать пару добрых слов от собрата по несчастью. Как-никак, а мы в Ордене низшее сословие! – с досадой произнёс один из бальзамировщиков, взяв Мариуса за ноги.
– Даже старый пьяница, который письменности эдейской не знает, живёт на поверхности и наслаждается дарами природы. А мы осуждены вечно прозябать в катакомбах Ордена! – сказал второй, взяв Мариуса за руки.
Они переложили труп в стеклянный гроб и закрыли крышку.
Все пятеро человек, находившихся в бальзамировочной, подошли к гробу, чтобы оценить красоту трупа.
– Недурно вышло. – сказал писарь. – При свете факелов будет выглядеть совсем живым.
– Да уж поживее тебя будет! У тебя столько складок на подбородке, что кажется, будто ты утопленник! – проворчал Джек, харкая на пол.
– Спасибо, старина. – мягко улыбнувшись, сказал писарь. – Я и не ожидал милости от необразованных крестьян.
– Каких ещё крестьян?! А ну повтори! – ущемлённый язвительным высказыванием Грек – сын Джека, поднял кулак к жабьему подбородку писаря.
– Спокойно, паренёк. Иди оприходуй дурнушку в стоге сена или подои корову. Должно быть, так вы снимаете напряжение? – вновь сострил писарь.
Грек ничего не понял и, задумавшись, опустил кулак.
– Пойдем, малый. Нечего тебе делить печали стариков. – сказал Джек, хлопая сыну по плечу. Вместе они ушли восвояси.
Бальзамировщики отнесли гроб в крипту. Факельщик заблаговременно осветил её. На то, чтобы зажечь все факелы, ему понадобилось два часа.
Как только старцы спустились по лестнице, их взору предстал длинный тоннель, где по обе стороны его каменных стен в углублениях стоят стеклянные гробы с трупами. Они нашли заранее подготовленное место для гроба между двумя стариками-магами, мирно лежащими под стеклянными крышками, и осторожно поставили его так, чтобы тело внутри смотрелось более выгодно.
Внизу, у ног трупа на деревянной дощечке было выбито: Мариус Доклиф.
***
Магификус Пурион вёл Алайну, ещё не оклемавшуюся от прерванного обряда, по коридорам подземелья башни. Магическая сила магов не успела наворотить бед в её голове, а потому ученица отделалась испугом и небольшой болью.
Пурион держал её за руку. Он с замиранием сердца то сжимал, то разжимал её белоснежную ручку, перебирал пальцами её пальцы и при этом вздрагивал всем своим естеством. Снаружи лицо Пуриона было сосредоточено; по лбу градом катился пот.
– Куда… куда вы меня ведёте? – спросила Алайна, звон в ушах которой наконец утих. Она оглядела с головы до ног магификуса и удивилась тому, что столь юный парень занимает такой высокий пост. Алайна помнила магификуса Креофага, который заступил на пост в шестьдесят и который скончался всего год назад.
– Тебе надо спрятаться!.. – пробурчал Пурион, быстро обернувшись к ней. Он тут же покраснел, обернулся, и продолжил вести девушку по коридору. – В крипте никого не должно быть. Это самое безопасное место в Ордене.
– Среди мертвецов?.. А зачем мне прятаться? Вы же сказали, достопочтенный магификус, что архимаг приказал передать меня в руки смотрителя мантии.
– Да! Да!.. – судорожно ответил Пурион. – Всё так. Ты подождёшь в крипте, а я пока за ним схожу.
– Постойте… – сказала Алайна, вырвав свою руку из потной лапы Пуриона и остановившись. – Если так, то мне нечего бояться. Я пойду в свои покои и найду Мариуса. Мне нужно поговорить с ним, пока меня не забрали.
– С Мариусом?.. Ах, это тот храбрец, что выбежал на экзамене? Так значит, он тебе не безразличен?
– Да вы что! Он моя душа, моя любовь и надежда. Без него бы я, наверное, умерла. Мариус заставляет меня верить в лучшее!
Пурион глянул на неё так, словно Алайна произнесла ужаснейшие в его жизни слова.
– Но не думаете ли вы, что и я могу быть лучиком света в вашей жизни? Вы мне понравились с первого взгляда и на экзамене я переживал за вашу судьбу не меньше того ученика.
Алайна снисходительно улыбнулась. Её большие, добрые глаза сверкнули, отражая танцующие под порывом ветра языки пламени факела, что держит Пурион в руке. Ветер в подземелье шёл из пропасти, над которой выстроены каменные плиты, соединяющие коридоры.
– Почётный магификус, я вижу, что вы человек добрейшей души. Но поймите, если и есть в этом мире что-то вечное, так это моя любовь к нему. Даже если кровавые реки Тамтала вернутся на землю, если грозный Эфраз поднимет огненную бурю, если братья семи небесных городов пойдут с армией титанов на людей, я всё равно останусь верна Мариусу!
Пурион печально вздохнул.
– Вам нужно знать, почему мы так торопимся. Архимаг не давал приказа передать вас смотрителю. Это я подделал его письмо, чтобы освободить вас.
– Вы?.. – удивлённо вскрикнула Алайна. – Но если так, то…
– Вам угрожает огромная опасность. Идёмте в крипту. Там вы спрячетесь, а я найду смотрителя мантии. Он ещё должен быть здесь.
Молча, раздумывая каждый о своём, они шли к крипте быстрым шагом. Путь их оказался свободным и даже когда они добрались до места, удача была на их стороне – бальзамировщики удалились отсюда ещё полчаса назад. Все факелы уже были погашены и лишь в руках Пуриона остался единственный источник света.
Магификус повёл Алайну глубже в крипту, чтобы её точно никто не нашёл. Ученица шла за ним, из любопытства глядя по сторонам. Она изучала мёртвых членов Ордена. Внезапно она увидела знакомое лицо и прошла мимо, ещё не осознав, кого увидела. Она остановилась и сказала магификусу:
– Стой.
Магификус развернулся и глянул на Алайну. Ученица сделал шаг назад и увидела тело Мариуса, лежащее в стеклянном гробу.
Она приблизилась и положила руку на стекло.
– О, любимый! Как я могла прийти к тебе так поздно! Как так случилось, что ты ушёл раньше меня!
– Он не выдержал испытания воли. – констатировал факт Пурион.
Алайна глянула на него так, что магификус мгновенно остолбенел.
Девушка припала к стеклу лицом и не смогла оторвать взгляд от любимого. Несмотря на то, что Мариуса напудрили, были заметны синяки под глазами, осунувшееся лицо и белёсый цвет лица. Девушка разразилась рыданиями. Она упала на колени и с размаху треснула своей маленькой ручонкой по стеклу гроба Мариуса. Стеклянная крышка мигом разлетелась на маленькие осколки.
– Тише! Нельзя, чтобы нас услышали бальзамировщики!
Окровавленной рукой Алайна провела по щеке Мариуса. На ней остался красный след.
– Милая, поднимись! Он мертвец! Забудь и думай о своей жизни! Мы ведь можем быть счастливы… Я же люблю тебя.
Алайна впала в безумие:
– Заткнись! Заткнись, прихлебатель душегубов! Ты и вся эта свора из Ордена не стоите и одного пальца на его ноге! Вы оскорбляли его, насмехались над ним, а сами топите друг друга и притворяетесь, будто это нормально!
Алайна чуть не упала в обморок. Удержала её лишь надежда, что нужное заклинание вернёт Мариуса к жизни.
– Свет и тьма, солнце и луна, небо и земля. – произнесла она, закрыв глаза и приблизившись к лицу Мариуса. – Пусть сила перетечёт из сосуда в сосуд, пусть боги подарят жизнь этому телу, пусть Эфраз передаст ему мою мощь!
Алайна открыла глаза, приложила свои окровавленные ладони к щекам трупа и поцеловала его в холодные губы.
– Ты лишилась рассудка! – крикнул Пурион.
Ученица, выждав пару секунд, отлипла от губ Мариуса и заплакала. Ритуал воскрешения не сработал.
Она поняла, что обречена. Весь мир рухнул. Если бы её сделали бичевателем, если бы казнили, это не стало бы столь ужасной участью, какую она претерпевала сейчас. Видеть тело Мариуса оказалось для Алайны невыносимым испытанием.
– За что?! За что я так провинилась?! – вырвался животный рёв из её рта. Она схватила крупный осколок стекла. Глаза её в этот момент расширились и загорелись безумным пламенем.
Пурион среагировал быстро: он припал к ученице, разжал её пальцы, которые уже успели покрыться кровоточащими ранами, и откинул осколок стекла в сторону.
Он не знал, что делать. Перед ним на полу сидело прекраснейшее существо, которое, однако, совсем не заинтересовано в его ласках. Она безоговорочно влюблена в труп и оттого Пуриону делалось ещё страшнее.
Девушка напоследок взглянула на Мариуса, ожидая, что он откроет глаза, подойдет к ней и неловко прошепчет: «Алайна…»
Как много было бы в этом слове! Одно оно возродило бы в Алайне желание жить.
Но её мёртвая любовь продолжала безмятежно лежать в гробу, сложив руки на груди. Девушка не выдержала и потеряла сознание. Магификус успел подхватить её на руки.
Глава 9
Император Йестин сидел в покоях своего дворца у стены, выполненной из нефритового стекла. Через неё ему открывался прекрасный вид на город.
День был солнечный. Лучи грели, но не обжигали. Ветер дул с северного Андалийского моря, принося в огромную, задыхающуюся от собственного смрада столицу, свежесть.
Император не слышал хрипения коней и рабов, гула толпы на рыночной площади и бесконечного хлопания рук в величественном цирке. Бил колокол в белой башне, собирая народ в храм девяти божеств. Прихожане, будь то знать или простолюдины, облекались в бесформенные балахоны перед тем, как зайти в храм. Когда же они приходили к статуе божества, которую сами выбирали, то полностью раздевались. Таким образом, они открывали перед богами душу и тело.
Император смотрел, как суетится народ внизу и мысленно сравнивал чернь с копошащимися в высокой траве мелкими жучками.
«Ничего им не нужно». – с тоскою на душе думал он. – «Всем им лишь бы пожрать, напиться, провести ночь в борделе! А почему бы и нет, если потом можно просто зайти в храм, помолиться, принести жертву богам!.. Зачем о чём-то думать, если за тебя уже всё придумали боги?»
Он долго размышлял над тем, почему у него ничего не получается на войне и почему все от него отвернулись. Йестин винил не только пассивный народ, который не рвётся в борьбу с мятежниками, но и знать, не желающую налаживать торговые отношения и плести интриги в стане врага.
«Все они до того глупы, что аж тошно!»
Только один лишь Берг Анберс внял его предложению и согласился пойти на сделку. В его письме император прочёл, что он согласен признать сына Гензо Безжалостного законным императором Эдейской империи и готов выступить на его стороне в войне с Пустынным Царством. Более того, он даже отправлял письма правителям провинций Болотного Союза, но те не вняли его предложению – они до того держатся за власть, что не признают никаких императоров. Граф также написал, что отправил императорского гонца в земли Линдрии. Он приказал ему вернуться, как только тот передаст предложение двум другим правителям – Отто и Асхане, но его нет уже две недели.
«Значит, мятежники решили расправиться с моим гонцом. Гонцом, который являлся гражданином империи…» – подумал Йестин и тут же обрадовался тонкому ходу, который созрел в его голове. Одной смерти гонца достаточно, чтобы развязать войну. К тому же, эдейцы никогда не любили южан-трибов.
«Волнение среди народа возрастает; отсутствие побед империи угнетает умы граждан. Если напасть на Болотный Союз, чего так ждут верные подданые державы, то дела могут пойти на лад…»
Раздумывая об этом, император почёсывал свою бородку и смотрел на столицу. Сзади к нему бесшумно подобрался его близкий советник, глава тайного ордена ассасинов «Клинки Ночи» по имени Искат, которого император вызвал через своего слугу. Должность главы в этом ордене называлась «Лунный Клинок».
Искат был пятидесятилетним мужчиной с поджарым телом, налитым синими венами. Лицо его изрезано шрамами и морщинами. Его правый стеклянный глаз выглядит практически настоящим. У него есть странная и пугающая особенность, которую до сих пор никто не разгадал: стеклянный глаз движется в ту же сторону, куда движется и настоящий. Даже император побаивался спросить об этом Иската.
Лунный Клинок был облачён в длинный плащ, выполненный из тёмного бархата. На плаще вышита синеватая луна. Снизу, в нескольких сантиметрах, вышиты перекрещённые кленки, лезвия которых такие же синие, как и цвет луны. Под плащом глава ассасинов носит кожаный жилет, застёгивающийся на металлические заклёпки. На ногах у него тёмные штаны из плотной ткани, которые не издают звуков при движении, как и сапоги с высоким голенищем, внутри которых сделаны потайные карманы.
Искат любил носит перчатки из тонкой оленьей кожи и в этот день он не изменил своим привычкам. «Ядовитая игла, спрятанная в перчатке, закончит битву ещё до её начала». – так обычно учил Лунный Клинок своих учеников. К императору он по обыкновению явился со снятым с головы капюшоном, хотя за пределами дворца он неизменно скрывал своё лицо.
– Звали, ваша милость?.. – шепнул он императору.
Император дёрнулся на стуле, опомнившись от тяжёлых дум и мечтаний. Слова Иската словно отогнали от него сон.
Йестин покосился на Иската, который стоял, слегка пригнувшись у его правого плеча. Сначала взгляд императора скользнул на лысую голову советника, которую пересекают несколько вертикальных шрамов. Затем – на стеклянный глаз, который выглядит вполне человеческим и, всё же, вызывает в теле императора дрожь.
– Я хочу провернуть одно дельце, которое, как мне кажется, поможет нам расширить владения империи.
– Какое же?.. – спросил Искат, снисходительно улыбаясь. В характере главы ассасинов было знать больше, чем кто-либо другой. Однако он не предпринимал поспешных решений и не перетягивал одеяло на себя. Лунный Клинок был в меру мудр и потому знал, что большинство людей убивают себя своими же руками.
– Мы лишим земли Линдрии правителя, чем вызовем суматоху среди варваров. Воспользовавшись поддержкой правителя Хемта, нам не составит труда раздавить обезглавленное войско южан. А после, другой мой, объединившись с Хемтом и используя ресурсы Линдрии, мы вынудим сдаться земли Квадра, которыми правит девчонка-потаскуха. Таким образом, Болотный Союз падёт и юг вновь воссоединится с империей!
– Прекрасный план, Ваше Величество. Так с чего прикажете начать?
– Правитель Линдрии… Не знаю, как там его кличут…
– Отто.
– Точно! Пусть у этого предателя застрянет кусок хлеба поперёк горла!
Искат с сомнением глянул на разгорячённого собственной идеей императора.
– Ваше Величество, но ведь у нас совсем не осталось доверенных людей в Линдрии… Вы сами знаете, что произошло после смерти вашего отца. Всех, кто ему служил в тех местах, повесили.
– Да… И когда-нибудь я обязательно отплачу этим варварам той же монетой! – император повернулся к советнику, задумчиво глядя в сторону. – Пошли на это дело Ангилла. Его способности… должны помочь в нашем деле.
– Будет исполнено, Ваше Величество. – советник поклонился и вышел из покоев императора.
***
Ангилл – паренёк двадцати пяти лет, помощник хозяина трактира в дыре под названием «Ржавый Якорь». Этим вечером он ходил меж столов, за которыми сидели отбросы всех мастей – отпущенники, ростовщики, контрабандисты и менестрели.
Один из бродячих поэтов стоял на сцене – небольшой деревянной площадке, не занятой столами. Он бренчал на лютне и пел хвалебные оды императору:
«Наш славный владыка всему голова
Годик, два и народ хлебнёт чашу счастья сполна!..»
Публика в таверне насвистывала, бросая в менестреля рыбьими костями и обглоданными куриными ножками.
– Да заткнись ты, лизоблюд!.. – кричали ему.
Ангилл разносил кружки с пивом, как вдруг в проходе его остановил рыцарь в блестящих доспехах. Этим рыцарем был сэр Регис Денский.
Беглым взглядом они осмотрели друг друга. Сэр Регис увидел перед собой паренька небольшого роста и среднего сложения, на круглом лице которого выделяются голубые глаза. Ангилл же увидел рослого мужчину лет тридцати с длинными чёрными волосами, зачёсанными назад. Доспех сидит ладно на его фигуре и не имеет ни единой царапины.
– Я тут ищу, кому бы поведать о своих подвигах. Ты, малец, кажешься мне подходящим по двум причинам: у тебя искренние глаза и ты работаешь в трактире.
Ангилл прошёл мимо него, продолжая раскладывать кружки на столах посетителей. Рыцарь не сказал ничего, а лишь уселся за свободный столик. Когда Ангилл собрал пустые кружки и начал мыть их у барной стойки, сэр Денский подошёл к нему ближе и облокотился локтем на край стойки.
– Представь! – сказал он, приглаживая гребешком свои волосы назад. – Что есть на свете рыцарь, который побывал практически везде! Я объездил на своём верном коне весь Невирр! Я убивал орды гоблинов, что прячутся в пещерах и прячут добро, сворованное у крестьян! Кого только я не убивал, приятель. Вот послушай…
Сэр Регис глянул на парня, который даже не поднимал на него глаза. Ангилл спокойно обмывал деревянные кружки.
– Недавно я сразился с чудищем размером с дом! Удивительно, оно даже выдавало человеческие фразы! Правда, говорило глуповато, прямо как дикари из Митры! Вот так потеха!
Ангилл и бровью не повёл. Сэр Регис не смог стерпеть равнодушия:
– Я увернулся от размашистого удара его лапы, но второй удар меня задел! Мне почудилось, будто он сломал мне рёбра! Но потом я одним махом снёс ему голову!
Парень и здесь промолчал. Он слушал рассказ сэра Региса и сразу понял, что описанное им чудище – горный тролль. Однако создание это настолько сильное, что после встречи с ним мало кто выживает.
Покосившись на доспех сэра Денского, Ангилл не увидел ни вмятин, ни потёртостей. Значит, недавно он не мог получить удар от такого монстра, ибо такие доспехи едва ли найдешь у торговцев. Их надо заказывать у кузнеца. Да и если бы сэр Денский почувствовал на себе, что такое удар лапой тролля, то блестящий доспех его превратился бы в сплюснутое корыто вместе с ним.
– Неужто тебя это не удивляет? Разве ты не читал в детстве о приключениях рыцарей? – удивился сэр Регис.
Ангилл улыбнулся, припоминая рассказ рыцаря. Прорубить толстую шею огра одним ударом? Такие сказки даже детям не рассказывают.
В это время в трактир вошёл мужчина в чёрной мантии, лицо которого скрывал капюшон. Никто не обратил на него внимания. Он был незаметен, словно тень.
– Слушай, паренёк, тебе бы поучиться манерам! С тобой говорит славный сэр Регис Денский, который, к тому же, старше тебя! Если уж тебя не удивляет мой знатный титул, то хотя бы из вежливости ты должен выслушать меня!
– А я разве вас не выслушал? – внезапно ответил Ангилл, закончив с кружками.
– Выслушал… но…
– Но не удивился, не восхитился и не стал всем вокруг рассказывать о ваших подвигах? Вы не к тому обратились, сэр Регис. Хотя бы из вежливости я никому не скажу, что все ваши подвиги – подлые враки.
– Ах ты гад, простолюдин! – голос сэра Региса сорвался и стал писклявым.
Мужчина в чёрной мантии, стоя позади, хлопнул два раза по круглому наплечнику рыцаря.
Сэр Регис повернулся и закричал:
– А тебе чего?!
– Иди-ка ты отсюда. Мне надо поговорить с этим парнем. – путник указал пальцем на Ангилла.
– Как ты смеешь приказывать славному рыцарю Денскому?! У тебя нет ни титула, ни чести, ни меча! И ты ещё смеешь что-то говорить великому борцу с чудовищами?!
– Доставай свой меч. – сказал мужчина в мантии. – Болтать ты умеешь. Посмотрим, как обращаешься с оружием.
Сэр Денский ответил сквозь зубы:
– Я не буду биться с безоружным! Это запрещает закон чести!
Мужчина усмехнулся, глянул на рядом стоящий стул и ударом ноги отломил его ножку. Он взял её в руки и сказал.
– Ну вот. Я с оружием. Готов ты биться, рыцарь?
Сэр Денский вне себя от злости достал полуторный меч из ножен.
– Идите драться на улицу. Не хватало ещё, чтобы мне за вами кровь пришлось оттирать.
Мужчина в мантии улыбнулся.
– Не хочешь ли ты посмотреть на битву, Ангилл?
– Только одним глазком. – усмехнулся помощник трактирщика. Ответом он дал понять путнику, что раскрыл его личность.
Трое вышли из таверны. Ангилл облокотился на деревянные перила у крыльца, сложив руки на груди, а рыцарь встал в переулке напротив мужчины в мантии.
Обхватив рукоять меча обеими руками, сэр Денский побежал на своего противника. Путник легко уворачивался от каждого его удара, а потом, когда сэр Денский запыхался и вложил все силы в широкий взмах, подставил ему подножку и заставил рыцаря упасть на спину.
Путник встал рядом с лежащим на земле рыцарем, который не мог подняться из-за своих доспехов.
– Ну вот. Ты загнал себя сам. Мне и оружия не понадобилось. – сказав это, путник влепил ножкой стула по лбу рыцаря, заставив того опрокинуть голову на землю и потерять сознание.
– Как и всегда, любая схватка с тобой – ценный урок. – улыбнулся Ангилл.
– И тебе привет, молодёжь. – путник и Ангилл взялись за предплечья друг друга в знак приветствия. Путник снял капюшон и наконец показал своё изрезанное шрамами лицо. Стеклянный глаз Иската блестел при свете, исходящем из окна таверны. Он вытащил из кармана мантии холщовый мешочек, подвязанный бечевкой, и незаметно передал его в руку Ангилла. – Отто из Линдрии. Ему надо получше выбирать себе поваров.
Помощник трактирщика кивнул. На этом они и расстались.
На утро Ангилл сказал Томасу – трактирщику, что уезжает на неделю. Тот ответил: «Вечно ты куда-то пропадаешь. Не жалуйся потом, что медяков ты потом получишь на треть меньше!»
На такой исход Ангилл был вполне согласен, ведь на самом-то деле деньги его не волновали. Он достал из комода в своей комнате на втором этаже трактира десять империалов на непредвиденные расходы; из-под кровати вытащил абордажный крюк, вокруг которого скрючена верёвка и положил его в сумку.
Ангилл надел длинную рубаху, что велика ему на пару размеров, широкие льняные штаны и тканевые башками; поверх накинул плащ.
Округу заволок утренний туман. На травинках блестели капли росы, отражая лучи утренней зари. Шумели повозки, бороздящие улицы Эдея – то были торговцы, следующие на рынок и в знатные дома, а также крестьяне, привозящие от своих помещиков съестной налог в казну империи.
Ангилл вышел из трактира и увидел в переулке кучку спящих пьяниц. В их руках видны части блестящих доспехов сэра Региса.
«Должно быть, разобрали нашего рыцаря!» – подумал он, горько усмехнувшись. Любой порок Ангилл списывал на человеческую природу, а потому и не считал сэра Региса плохим человеком. Да, он болтлив, но таковым качеством наградили его боги – считал он.
Ангилл вышел из города к постоялому двору, где заплатил за лошадь, снарядил её и отправился верхом на юг. Солнце поднималось всё выше, а туман понемногу рассеивался. По обе стороны от дороги был густой лес, из которого доносилось пение птиц.
Долго Ангилл брёл, вспоминая о своей прошлой жизни и анализируя жизнь нынешнюю. Бойцовый нрав достался ему отца и едва ли он мог бы долго прозябать в рабстве, в которое его забрали имперцы.
Он горевал о смерти своих родителей, но ещё больше проливал слёзы о судьбе своей маленькой сестры. Её, должно быть, тоже забрали в рабство, ведь красивых девушек просто так не убивают. На тот момент ей было где-то десять или одиннадцать лет… Совсем ещё ребёнок. Где она? Что ей пришлось пережить? Жива ли она?
Оставив мрачные мысли, Ангилл всё же решил вспомнить о своей собственной судьбе. Восемь лет назад произошёл тот ужасный случай, когда реки в его деревне покраснели от крови.
Когда большинство людей изрубили, к Ангиллу подошёл рыцарь в доспехах и с развевающимся сзади красным плащом, на котором была вышита голова рычащего медведя. Рыцарь пощупал бицепсы Ангилла и сказал на эдейском языке, что за этого раба неплохо заплатят. Как переводилась та фраза Ангилл понял много позже.
На шею ему надели железный ошейник. Кони шли вереницей, а на ногах всадников были продеты кольца от цепи, ведущей к ошейникам плетущихся позади рабов. Многие тогда упали замертво. Ангилл же боролся за свою жизнь до конца.
Партию рабов привезли прямо в Эдей. Насчёт судьбы Ангилла никто не сомневался – его отправили долбить камень на руднике близ города. Там он провёл несколько лет, предприняв при этом десять попыток сбежать. За каждую попытку его нещадно секли кнутом и сверх меры нагружали работой.
Здесь Ангилл понял суть выражения «рабская роскошь». Спал он на деревянном настиле, укрывшись столетней тряпкой. Этой роскоши он лишался после каждой попытки побега на месяц. Муки продолжались до тех пор, пока удивительная сила в теле Ангилла не дала о себе знать.
Совсем отчаявшись, раб начал каждый день читать молитву Кувычару. В один из таких дней он лежал внутри хода рудника, где у него была выдолблена отдельная комната. Как и обычно, он укрылся тряпкой и предавался мечтаниям о свободной жизни, чередуя их с молитвами.
В этот момент в комнату зашёл надзиратель. Взглянув по сторонам, он злобно прошипел:
– Опять сбежал, мерзавец! – и тут же выбежал из шахты, чтобы поднять тревогу. Ангилл удивился этому. Он скинул с себя тряпку, встал с настила и посмотрел вниз. Никаких ног! Лишь набедренная повязка висит на поясе. Тогда он поднёс руки к лицу и убедился – и их нет!
В пару секунд раб понял, что боги услышали его молитвы. Некая сила проникла в его тело, а, быть может, и всегда в нём сидела.
Ангилл скинул с себя повязку, оглядел своё тело и понял, что он полностью невидимый.
Его одиннадцатый побег удался. Он без труда убежал с рудника, брёл через лес, потом дошёл до деревни, что была у самых городских ворот Эдея и тут-то его счастью пришёл конец.
Когда Ангилл вошёл в деревню, все начали над ним смеяться и показывать пальцем. Сбежавший раб глянул на своё тело и понял, что стал видимым, а деревенские смеются над его наготой. Он бежал куда подальше, прочь, чтобы его никто не видел и таким образом достиг постоялого двора. Рядом с открытым конским загоном был стог сена, в который и нырнул Ангилл.
Укрывшись, он вдруг почувствовал сильную усталость и сразу уснул. Проснулся Ангилл под вечер. Постоялый двор находился у самых городских ворот. Он подумал, что укрыться в городе – лучшая идея, ибо сбежавшего раба там никогда не будут искать, ведь тот никогда не проберётся незамеченным мимо городской стражи.
Ангилл решил повторить свой фокус. Он воздал мысленную мольбу Кувычару, сконцентрировался и высунул руку из стога сена. Перед ним было лишь невидимое пятно, на котором лежали сухие колосья.
Ангилл вылез из стога, попрыгал на месте, скинув с себя шелуху и спокойно побрёл за проезжающей мимо повозкой, что направлялась в город. Он спокойно прошёл за ней, дождался, пока откроют ворота и вошёл в Эдей.
В городе он довольно быстро разжился одеждой и деньгами – просто зашёл в ближайший дом и забрал оттуда всё, что нужно. Когда же его сила закончилась, он сумел убедить трактирщика «Ржавого Якоря» монетами, чтобы тот позволил ему жить внутри. Со временем Ангилл и трактирщик сдружились, и паренёк стал подрабатывать вместе с ним.
В один из дней в трактире прибывал странного вида господин в чёрной мантии. У него был стеклянный глаз.
Он подошёл к Ангиллу. Странным образом покрытый шрамами одноглазый мужчина заставил Ангилла довериться ему и принять предложение. «Если ты не согласишься». – говорил он. – «На руки тебе наденут антимагические браслеты, которые не позволят становиться невидимым, и отправят обратно на рудники. Глаза твои снова привыкнут ко тьме, ноздри и уши забьются пылью, а кости изо дня в день будут всё сильнее болеть. В какой-нибудь скале ты найдешь свою смерть, так и не познав радостей жизни».
Так сбежавший раб оказался в рядах клинков ночи.
Михаил Андреев
Огромная империя, некогда захватившая в себя десятки народов, распалась на три части – остатки Эдейской Империи на севере, Пустынное Царство на востоке и Болотный Союз на юге. Идёт нешуточное противостояние за владение территориями, богатыми ресурсами.
В столь смутные времена рождается необычный мальчик. Ему приходят видения из загробного мира и вскоре он понимает, что заплатил чем-то важным за новую жизнь. Сможет ли он выяснить цену сделки прежде, чем станет слишком поздно?
Михаил Андреев
Честь Императора
Глава 1
Темнота. Сплошная темнота. Снаружи, будто из медного таза, доносятся приглушённые обрывки фраз.
Кто он, тот, кто это слышит? Никто не знает. Даже он сам. Только мысли – вот что ему дано.
«Кто я? Где я? Что это за странные звуки извне?» – подумал некто. Ухватившись за единственную соломинку, за свои мысли, он сделал вывод: «Вокруг меня темнота, но есть мои мысли, а значит, я существую».
Фраза, которая сама собой всплыла в его мозгу, навела неизвестного на воспоминания о чём-то знакомом. Он переходил от одной ассоциации к другой, словно взбирался по лестнице, ступенька за ступенькой, к осознанию своего места в мире.
«Философ… Так говорил философ Декарт. Откуда я его знаю?»
Он продолжил достраивать ассоциации в своей голове и пришёл к единственно верному выводу:
«Философ, чью фразу я вспомнил, был человеком. И я сам, похоже, человек. Я ведь живой и разумный. Один вопрос закрыт. Остались ещё два».
Размышления прервали протяжные вопли где-то снаружи. Женские вопли. Более чётко слышен женский голос, который прерывается стонами: «Давайте, госпожа! Вы сможете!»
Крики усилились. Они стали настолько истошными, что неизвестному они показались криками умирающей. Где-то совсем рядом зазвучал тихий мужской голос: «Держись, дорогая…»
Невольно на ум пленнику темницы пришла мысль: «Кто-то, похоже, умирает за стеной. Возможно, мне просто снится странный сон? Не мог же я очутиться неизвестно где…»
Он спокойно сидел, слушая стоны и размышляя над тем, кто он такой, как вдруг тьму темницы озарил луч света. Перед пленником разверзлись врата в рай.
«Что за чёрт?» – он испугался и зажмурился из-за яркого света. Ощутив чьи-то прикосновения, неизвестный открыл глаза и увидел, что его маленькое тельце с усилием вытаскивают руки, что ворвались в темницу вместе с лучом света. Пленник машинально попытался схватиться за что-нибудь – за прутья решётки, за крепления для настенных факелов, но ничего подобного в этой темнице не оказалось. Руки без труда выволокли его наружу и ослепительный свет вновь заставил его зажмуриться.
Глазам стало больно и непривычно от многомесячного пребывания в полной темноте, а потому нормально видеть он смог лишь через пару минут.
Руки, что вытащили его, оказались руками темноволосой женщины, которая поднесла его тельце к своему лицу. Вокруг – каменные стены с прибитыми на них деревянными полками, полными глиняной утвари.
Рядом на кровати лежит женщина с длинными тёмно-рыжими волосами, нижняя часть туловища которой накрыта окровавленной тряпкой. У её левой руки на табурете сидит мужчина с короткими тёмными волосами и небольшой бородкой, окаймляющей челюсть.
– Сын! Это прекрасный сын! – радостно крикнула женщина, лёжа на кровати. По её впалым щекам, полузакрытым глазам, искусанным губам было понятно, что она перенесла невероятные муки. От усталости она положила голову на подушку и закрыла глаза.
Мужчина всё это время держал её за руку. Мягким движением большого пальца он потёр ей ладонь и тихо произнёс:
– Спасибо тебе, дорогая. Надеюсь, в этот раз у нас всё получится.
Он встал с табурета и взял новорождённого из рук темноволосой женщины. Неизвестный ощутил панический страх, когда его схватили сильные волосатые руки. Сколько бы ни пытался казаться милым этот мужчина, в его глазах новорождённый видел животную ярость.
– Сын… – мужчина вгляделся в лицо ребёнка. Новорождённый продолжил изучать окружение и подмечать для себя знакомые предметы. Он останавливал на них взгляд и мысленно их называл: стул, стол, табурет, копьё и недоумевал, откуда это всё знает.
«Видимо, темницей было лоно матери, той женщины, которая сейчас закрыла глаза». – догадался он.
Но откуда все эти знания в его голове?
Новорождённый посмотрел в дверной проём, где стоит мальчуган лет десяти. У него чёрные, как смоль волосы и круглое личико, на котором из-под опущенных бровей выглядывают осторожные глаза. Мальчик помотал головой, глядя на младенца, закрыл лицо руками и скрылся за стеной.
Он показался новорождённому отстранённым, нелюдимым, и, возможно, огорчённым появлением на свет неизвестного.
– Как ты назовёшь своего сына, господин? – спросила женщина с короткими волосами, разглядывая малыша. Она была опытна в принятии родов, а потому ей понадобилась всего минута, чтобы осмотреть малыша и убедиться, что он здоров.
– Рилли. В честь славного рыцаря Рилли.
– Пусть богиня Итлира напитает силой его мышцы!
«Богиня?..» – мысленно повторил новорождённый и тут же перед его глазами пронеслось воспоминание.
Он стоит посреди большого каменного зала. Две круглые жаровни освещают трон, на котором сидит могучий мужчина в серой мантии. Его лицо скрыто капюшоном.
– Так кто же ты такой? – спрашивает неизвестный мужчину в капюшоне.
– Люди зовут меня по-разному. Королём Смерти, Владыкой Преисподней… Для людей я Бог, хотя, по сути, им не являюсь. Я лишь вношу некий смысл в хаос, которым полна человеческая жизнь.
***
Вилла Дастана Вельбре, барона Эдейской Империи, стоит чуть выше озера Саррад, на холмистом возвышении, окружённом тропическим лесом. Каменные ступеньки спускаются от этой виллы к самому озеру.
Часто по ступенькам сходят слуги виллы с большими плетёными вёдрами к озеру, чтобы набрать воды. Слугами, а не рабами их называют лишь потому, что слово раб для знатного дома оскорбительно. Кроме того, слуги ночуют под одной крышей со своими хозяевами, пускай и в отдельной закрытой комнате.
Из самого города Крип, что находится в нескольких километрах, рабам приходится идти сюда, ибо, находясь на границе с пустыней, они не имеют других источников воды близ города. Дальше на запад и север идут степи, за много километров там можно найти лишь ягодные кусты и высокую траву. Ещё дальше начинается лесистая тайга с прилегающими к ней зелёными лугами, на которых пастухи выгуливают овец и коров. Близ деревень, что чаще всего раскиданы у подножий холмов, стоят величественные замки, владельцы которых отгородились от мещанской жизни и принимают лишь знать.
Кто же такой Дастан Вельбре? Каким образом он разбогател и стал бароном?
Всё очень просто. Ещё при императоре Гензо Безжалостном он был купцом и торговал шёлком. Но не в этом была его заслуга. Дастан был тем опасным видом людей, которым всегда всего мало и которые ни перед чем не остановятся. Итак, он обладал и смелостью, и хитростью. Он был в одинаковом почёте и у жрецов, и у нищих, и у знати. Нищим он давал милостыню, и они приносили ему слухи, жрецов он подкупал, и они приносили ему сведения, что услышали в храме. Для знати же он устраивал пиры и светские вечера, на которых танцевали особенно прелестные саардинские рабыни. Женщины могут выманить любые сведения у пьяных от вина и похоти мужчин. Дастан прекрасно это знал.
Такие траты приносили купцу огромный приток информации. Этим притоком он делился с императором Гензо Безжалостным и вскоре на полях Эдейской империи выросли кресты. Распинали всех, кто имел глупость сказать что-либо плохое об императоре. Карманы Дастана быстро распухли от кровавых монет.
Когда же Гензо убили, с помощью рабов молодой барон построил виллу на границе с пустыней, чтобы быть подальше от своих врагов, которые долгие годы хранили в памяти его имя.
Рейна, голубоглазая, черноволосая молодая девушка, спускалась по ступенькам к озеру, чтобы набрать воды. На её ладной фигуре прекрасно сидело простое льняное платье, которое уже изрядно износилось. Поверх платья завязан поварской фартук – она только вышла из кухни и закончила нарезать овощи к обеду. На её маленьких ступнях болтались кожаные башмаки на несколько размеров больше. Спереди и сбоку подошва у них отваливалась, но оттого они становились лишь комфортнее в жаркой пустыне, ведь эти дыры не дают ногам запреть.
Ночью Рейна плохо спала. Её одолевали кошмары, она постоянно ёрзала в постели и отбивалась от невидимых врагов. Теперь же, когда с раннего подъёма прошло шесть часов, в глазах у неё начали плыть солнечные блики. Каждодневная морока, приставания, упрёки, плохой сон – всё вкупе добивало её в новом жестоком мире, который она не выбирала.
Как только Рейна вышла на ступеньки, ведущие к озеру, в глазах у неё появилась галлюцинация.
Вокруг разгорелось пожарище. Всё это было настолько реально, что она наяву слышала треск горящей древесины и крики убегающих людей.
Она зажмурилась и медленно шагнула на ступеньку ниже. Когда открыла глаза, ей показалось, что иллюзия рассеялась, но перед ней вдруг представал её отец. Он оттолкнул её рукой назад. Она упала. Из пожарища в этот момент выскочил всадник, занося меч вверх, и снёс ему голову.
Рейна в момент своего падения хорошо разглядела лицо всадника, освещённое огнём пожара. Русые волосы, зачёсанные назад, хитрый взгляд, полный восторга, и, что она особенно запомнила – длинный нос с большой горбинкой.
Она сразу поняла, что это не обычный всадник. К его панцирному блестящему доспеху сзади прикреплён красный плащ, на котором изображена голова рычащего медведя.
Тело её отца падает, скатывается по ступенькам к воде прямиком за головой. Рейна, мгновенно обессилев, падает на землю и теряет сознание.
Она закрыла глаза, тяжело вздохнула и вновь их открыла. Вокруг всё стало, как прежде – песок, огромные тропические кустарники и вилла Вельбре, что находится позади. Видение ушло.
Рейна взяла плетёное ведро, которое уронила, спустилась к воде, стараясь выкинуть из головы тяжелые воспоминания. Она набрала полное ведро, которое неимоверно тяжело тащить по ступенькам и, шаг за шагом, переступая аккуратно, чтобы не разлить воду, поднялась к вилле. И, всё– таки, её дрожащие руки не выдержали – когда Рейна ступила на верхнюю ступеньку, она слишком наклонилась вперёд и через край пролилось несколько капель.
Рейна глянула на серые от воды пятна на ступеньках и тут же на её лбу проступил пот. Она крепко схватила ведро и прошла через вход виллы, украшенный резными колоннами, вновь прошла через большой зал, в котором висят дорогие картины, свернула на кухню.
В момент, когда Рейна опускала ведро рядом со столиком, её тело подалось вперёд, не выдержав нагрузки. Она среагировала быстро: выставила ноги пошире, одну из них поставила вперёд и таким образом смогла удержать равновесие. Ведро оказалось на месте.
Совсем запыхавшаяся Рейна тяжело вздохнула, обернулась и ахнула. В дверях стоял барон Вельбре. Это низкорослый старик с огромной залысиной на макушке. Его седые локоны заплетены в косички и достают до самых плеч. Он носит расписной красный камзол с золотистыми пуговицами, на спине которого вышит герб его дома – коричневый рог. Его чёрные глаза хорька бегают по кухне, пытаясь найти, к чему бы придраться и останавливаются на ведре, что принесла Рейна. Они обладали качеством выявлять недостатки с микроскопической точностью. Такого рода злой талант, который помогает барону измываться над своими же слугами.
Выражение его лица изменилось. Тонкие губы из звериной ухмылки вытянулись вниз, на подбородке образовались бугорки, челюсть выдвинулась вперёд. Глядя на Рейну широко раскрытыми глазами, полными злобы, он без лишних слов схватил половник с крючка на стене и кинулся к ней.
– Не надо, господин! – взмолилась она, прикрываясь руками. Первый удар пришёлся по её левой руке. Потом по правой. Потом барон ударил её коленом в живот.
– Ах ты тварь! Сколько раз я тебе говорил: «Прольёшь хоть каплю – поплатишься!?»
И он начал размахивать половником в разные стороны, стараясь найти места на её теле, по которым его оружие прошлось бы больнее.
После нескольких минут избиения у старика началась одышка, а испуганная Рейна даже не смела заплакать. Она просто бессознательно защищалась, защищалась до тех пор, пока её хозяин не остынет. Но, к её несчастью, он не остыл.
Он отбросил половник в сторону, своими морщинистыми пальцами нащупал края платья Рейны и потянул их вверх, при этом прижимая её бёдра к кухонной тумбе. Вместе с тем он нашёл пуговицу на своих штанах, расстегнул её и в этот миг получил удар коленом между ног.
От боли он свёл колени, зажмурился и истошно завопил, как скотина, которую доверили резать неопытному юнцу. Рейна в это время оттолкнула его и попыталась выбежать из кухни, но старик уцепился своими пальцами за её платье. Она дотянулась до кухонного ножа на полке и, резко развернувшись, порезала ему руку. Старик взвыл, схватившись за окровавленную кисть.
Рейна выбежала из кухни, побежала в комнату для слуг. Первая её мысль: забежать в комнату, закрыть дверь и задвинуть её комодом.
Убежать из виллы она не могла, ведь дальше начинается опасная пустыня, в Крипе её выдадут, а если идти на запад, то можно стать кормом для волков. Да и как скоро её найдут и повесят за то, что она подняла руку на своего господина?
Она надеялась, что, закрывшись в комнате, удастся выждать, пока старик не остынет. В самом-то деле он не был злопамятным и когда его безумные порывы умолкали, можно было снова жить спокойно.
– Нейт! Нейт! – прокричал барон и тут же к нему прибежал чернокожий телохранитель в кожаном доспехе и изогнутым клинком на поясе. – Выбей эту дверь!
Телохранитель толкнул дверь плечом пару раз, но безрезультатно. Тогда он отошёл назад, как следует разогнался и шмякнул ногой по двери, вложив в этот удар все сто килограммов своего веса. Замок вылетел из двери, комод отодвинулся. Между дверью и дверной рамой появился проём.
Рейна бросилась, чтобы пододвинуть комод, но наёмник ударил в дверь второй раз, куда сильнее, и Рейна, получив дверью в лоб, отлетела в сторону вместе с комодом. Лёжа на полу, она пощупала своё лицо руками и поняла, что по нему бежит кровь. Дверь рассекла ей бровь.
Телохранитель зашёл первым, свирепым взглядом осматривая Рейну, затем Дастан. Старик ухмыльнулся, глядя на её рану и произнёс:
– Таких строптивых служанок ещё поискать! Но меня это лишь больше раззадоривает! Кричи, моя дорогая, кричи!
В эту же секунду он припал к девушке, буквально повалился на неё своим одутловатым телом. Ёрзая пальцами по запретным местам девушки, он мерзко облизывался и пытался дотянуться ртом до её рта.
Рейна при этом двигала телом, отползала от старика и пыталась освободиться от его хватки. Когда спина её упёрлась в тумбочку, она вдруг ощутила такой страх, что начала брыкать барона ногами. Один из ударов пришёлся прямо ему в лицо. Нет, это был не удар нежной девушки. Это был удар кожаного сапога, причём удар отчаянный, в полную силу.
Старик повалился на спину, а из его носа хлынула кровь. Рейна тут же вскочила на ноги, и, испытывая страх перед ужасным наказанием, что её ждёт, попыталась выбежать из кухни.
Телохранитель схватил её за волосы. Она закричала от боли, но не прекратила отпираться – своими руками она попыталась разжать его могучие пальцы, что железно вцепились в её волосы. Он без лишних эмоций дёрнул её волосы вниз. Рейна всхлипнула и встала на колени.
Барон поднялся на ноги и, пока наёмник держит рабыню, дал ей звонкую пощёчину, схватил её за платье и тут же его разорвал.
– Нагни её! – приказал он телохранителю.
Верзила повиновался. Он потянул Рейну за волосы ещё ниже. Ей пришлось наклонить всё туловище.
Дастан подошёл к ней сзади и начал лапать Рейну везде, где только можно. Всего через минуту он начал задыхаться от возбуждения. Барон вновь начал расстёгивать свои штаны, но, услышав грохот колёс, что доносится снаружи, застыл и съёжился, как если бы ему скрутило живот.
Он глянул в окно и увидел экипаж своей жены.
– Елисово семя! – ругнулся барон и обратился к телохранителю. – Проследи, чтобы она оделась! Быстрее!
***
Император Йестин Тельтор глянул в окно своего дворца, что стоит на холме, возвышаясь над городом Эдей. За стенами города, в вечерней полутьме, он увидел замотанных в тряпки бедуинов с копьями, некоторые из которых сидят на верблюдах, нагруженных драгоценностями и специами, а некоторые – на гигантских сцинках. Обмотанные в тряпки, эти бедуины носят кожаные доспехи, которые скрываются за тряпками. На их поясах висят изогнутые широкие клинки, которые пустынники называют «рубильщиками».
Йестин прикусил губу. Он ожидал, что его политическая карьера будет выстраиваться куда проще. Кто знал, что довольно крупные части империи после смерти его отца Гензо Безжалостного захотят отделиться и образовать свои царства?
Император корил себя.
«Это можно было предусмотреть». – думал он, припоминая правление своего отца. – «Как только рука тирана слабеет, всё его могущество обращается в прах».
Высокие ворота отворились. В тронный зал вошёл Хариф Цирский вместе с двумя бедуинами, что сняли с себя тряпки. Кожаные доспехи их сделаны из кожи ящеров, а некоторые элементы – пластины, защищающие пальцы, наручи, заклёпки – выполнены из высококачественной стали.
Йестин увидел царя и опустил взгляд.
– Император Йестин!.. – разводя руками в стороны, натянув улыбку, Хариф приблизился к императору и крепко его обнял. Племянник смущённо поднял руки и обнял дядю.
Йестин – мужчина среднего роста и средних лет, на голове которого образовалась залысина, которую, к счастью для него, всё ещё удаётся скрывать отросшими светло-русыми прядями. У него слегка худощавое вытянутое лицо, на котором выделяются скулы. Небольшие карие глаза, которые почти всегда выражают некое смятение, сейчас смотрят на Харифа куда более выразительно, чем обычно. В них чувствуется страх. Клиновидная бородка его дотягивается до воротника церемониальной расписной рубахи, над которой он носит кирасу со знаком своего рода – головой рычащего медведя.
– Мой дорогой племянник… – приняв в объятия императора, мягко, шипя по-змеиному, сказал Хариф. Йестин давно опустил руки, но царь продолжал держать племянника в объятиях и рассматривал его лицо.
– Как ты похорошел. Стал императором. Должно быть, уже чувствуешь бремя власти?..
У Йестина вырвалось:
– Вы и есть моё бремя, дядя.
Хариф улыбнулся. Йестин разглядывал дядю уже с нескрываемой ненавистью. Он совсем превратился в гадкого бедуина – нацепил золотые цацки, круглые серьги, нанёс на руки эту дрянную краску, облачился в бесформенный балахон с красным треугольником на груди, под которым пустынники обычно прячут смазанные ядом кинжалы. Так он ещё и обрился налысо, сбрил даже брови1 Как ему можно доверять?
– Садитесь, Вейрион. Вина? Позвать слуг? – сказал Йестин, усаживаясь за один конец прямоугольного стола.
– Меня зовут Хариф, дорогой племянник. – беззлобно ответил царь, усаживаясь за стол с другого края. – Не надо слуг. Я хочу поговорить лично, сын гостеприимства.
«Сын гостеприимства?» – подумал Тельтор и чуть не вспыхнул. Вейрион даже перенял их замашки.
Йестин сделал жест рукой. Двое его стражников вышли за ворота. Хариф повернулся к воротам и кивнул своим воинам. Они вышли за ними.
Йестин принялся разрезать кусок говядины и класть отрезанные кусочки себе в рот. Он медленно их пережёвывал и это ему помогало справиться с напряжением. Хариф заметил недоумение на лице племянника и поторопился объясниться:
– Я здесь не для того, чтобы убить тебя. Ты ведь сам меня пригласил, Йестин, мой мальчик… А ты ведь когда-то писался у меня на руках. Твой взгляд, полный страха, не изменился с тех пор… – он сделал паузу, улыбаясь.
Йестин подавился. Через секунду он справился – проглотил разжёванный кусок и овладел собой.
– Мы могли бы править вместе, но ты, видно, в этом не заинтересован. Мальчишечья гордость… Она проходит, когда спину тебе ломят несчастья и ошибки прошлого. Ты ещё не вкусил этот горький вкус, сын молодости.
– Если ты не заметил, дядя, мне уже тридцать лет. Не всякий доживает до этих лет.
– Долгих лет тебе, мой мальчик, и быстрого обучения.
Йестин сжал зубы, на его щеках выступили прожилки. Он не выдержал и вскочил так, что стул резко заскрипел, шоркая ножками по полу:
– По закону империи я обязан тебя казнить! Ты мятежник, который захватил власть, отделился от Великой Империи… признал себя Богом!
Хариф наблюдал за ним, положив подбородок на выставленные на столе руки и улыбался.
– Будьте сыном благоразумия… – он поднялся из-за стола и подошёл к металлической стойке, на стенках которой выгравированы медвежьи лапы. На её вершине горит большая свеча. – Послушайте, что я вам скажу. Подойдите.
Йестин повиновался. Он встал из-за стола и подошёл к свече, у которой встал его дядя.
– Вы и сейчас показываете зубы. Захватили мой город Крип. Вы думаете, племянник, что я вас всегда буду любить?
– Что вы имеете в виду? – растерявшись, спросил Йестин, но тут же принял это как угрозу и начал швырять фразами, тыкая пальцем в пол, ибо не было у него смелости тыкать пальцем в дядю. – Вам меня не запугать! Я правосудие империи Эдей, и я истинный наследник своего отца! А вы лишь мятежник, что захватили власть в пустыне!
Улыбка до сих пор не сползала с лица Харифа, но после этих слов он стал серьёзен. Его лицо приблизилось к горящей свече, разделившись на светлую и тёмную стороны.
Сердце Йестина замерло. Он отступил на шаг и оцепенел, глядя дяде в лицо.
Сторона лица Харифа, что была прикрыта тенью, вдруг покрылась зелёной чешуей. Его пасть раздвоилась на человеческую и на пасть зубастого монстра. Глаз с тёмной стороны стал ярко-жёлтым, а зрачок вертикальным. Этот ужасный взгляд проник Йестину в душу.
Хариф отвёл голову назад. Теперь тёплый свет свечи освещал всё его лицо. Обычное, человеческое лицо.
Йестин стоял с отвисшей челюстью. Он хлопал глазами и пытался осознать, видел ли всё взаправду или ему только почудилось.
Глава 2
С событий первой главы прошло пять лет.
В зале за столом сидел отец, а рядом на тюфяке его маленький сын. Рилли узнал, как зовут его родителей: Яндер – отец, мать – Самвилла. Кроме того, он понял, что семья у него неплохая и наслаждался жизнью. Конечно, он задавался вопросом: «Что это за существо было, с которым он разговаривал в своём воспоминании?» Однако больше ничего ему в голову не пришло, и он жил в сладостном неведении.
Отец рассказывал ему разные истории, показывая события на деревянных фигурках, которые выточил сам. Феней, старший брат Рилли, которому недавно исполнилось пятнадцать, стоял, прислонившись к стене зала и наблюдал за отцом и братом. Рилли за все пять лет так и не успел поговорить с ним. Феней был скрытен и молчалив, и даже со своими родителями не выказывал чувств. Самвилла в это время готовила ужин в котле на кухне.
– Я тебе ещё кое-что расскажу… Но тут нам понадобится карта. – сказал Яндер и достал с полки скрученную карту. Он развернул её на столе, положил бокалы на её края и ткнул пальцем в точку на бумаге:
– Седловина Дерра-Мот. Пять лет назад здесь произошла битва с пустынниками, в результате которой мы захватили город Крип. Наш город. – он запнулся и едва заметно улыбнулся. – Город находится в низине меж двух холмов, один из которых стал сокрушительным козырем в той легендарной битве! – отец придвинулся к сыну ближе, обнял его за плечико, и, улыбаясь, продолжил. – Мы закидали пустынников копьями с возвышенности, заставив их, понеся большие потери, броситься в отступление. Таким образом, мы отняли Крип у мятежников. Вот так битва, сын! Я уверен, каждый воин легиона, что здесь сражался, обрёл бессмертную славу!
Отец потрепал Рилли по голове, распушив его каштановые волосы, и продолжил:
– С заполучением седловины мы отодвинули границу и теперь город Крип является точкой сопротивления двух частей одного континента. – Яндер ткнул пальцем на запад, потом на восток. – Империи и мятежников… Но есть и Болотный Союз. – отец ткнул пальцем на юг. – С ними наш император заключил соглашение о перемирии, но, думаю, как только мы разберёмся с пустынниками, так возьмёмся за них. Империя должна быть едина.
Отец продолжил, указав пальцем на голубой круг на карте:
– А это озеро Саррад. Оно находится немного западнее от границы пустынников и южнее от нашего города Крип. Ещё одна важная точка в победе. У нас благодаря озеру есть вода…
– Идите кушать, мужчины! – крикнула мать из кухни. – Сегодня у нас рагу из песчаных жуков!
– Песчаные жуки! – радостно воскликнул отец и посмотрел на своего сына. – Мы съедим пустынников, как песчаных жуков! Никто не смеет нарушать священный закон империи!
Феней при словах отца съёжился, скорчил недовольное лицо и молча прошёл из зала на кухню. Рилли всё ещё раздумывал, как очутился в этом мире, но, тем не менее, уже благодарил судьбу за то, что оказался в приятной семье. Он был здоров – нечто помогало ему понять заранее, что это великая ценность.
И всё же его смущали странности – откуда он знает эдейский язык, на котором тут все говорят и откуда в его памяти возникают предметы, которые он видит вокруг? Ему стало очевидным, что он здесь не просто так.
Отец встал со стула, уже собрался идти на кухню, как вдруг его остановил крик, доносящийся от двери:
– Командующий! Войскам приказано стягиваться на границе!
Яндер повернулся и увидел легионера, что стоит на пороге. Легионеры в пустыне носили овальные открытые шлемы, кольчужные рубахи с коротким рукавом, подвязанные поясом, кожаные наручи с шипами, плетёные сандалии.
Отец тут же схватил своё копьё, за минуту натянул на себя пластинчатые доспехи, к которым сзади крепится чёрный плащ, надел открытый шлем с шипами на голове, поцеловал жену, поцеловал сыновей и вместе с легионером вышел из дома.
***
Рейна собирала за виллой Вельбре высохшее белье с верёвки. Она до сих пор не привыкла к сухому климату пустыни, к пальмам и широколистным кустарникам, которые, как ей рассказывали, ядовиты. Это наименьшее из зол. В настоящей пустыне нет ничего, кроме смерти. Пускай она и живёт под одной крышей с похабным стариком, зато рядом есть озеро Саррад, а значит, она не умрёт. Так она часто себя успокаивала, пытаясь забыть то, что он уже не раз пытался с ней сделать.
Спина её болела, и она невольно вспоминала о госпоже Вельбре, которая целыми днями гоняла её от виллы до озера. Госпожа обычно наполняла один лишь стакан из ведра, что приносила Рейна, выпивала его и, широко улыбаясь, разливала остальную воду из корзины на пол, чтобы та испарилась и наполнила воздух влагой. И потом всё повторялось по кругу. Рейне приходилось таскать тяжеленную корзинку с водой по двадцать раз на дню.
Сложив всё белье в тазик, сотканный из прутьев лозы, Рейна взяла его и уже собралась идти в поместье, как вдруг перед ней появилась фигура госпожи Вельбре. Рейна редко сталкивалась с ней, ибо госпожа, которую, как она узнала от других рабов, зовут Гистемона, обычно сидит в своих покоях, где мужчины-слуги отгоняют от неё жару опахалами.
Госпожа кинула на Рейну презрительный взгляд и прищурилась. Она осматривала её с головы до ног без всякого стеснения, будто выбирала кусок мясо, которым собиралась отужинать.
Рейне же выпал шанс хорошенько рассмотреть госпожу Вельбре. Гистемона носит фиолетовое платьице с полупрозрачными рукавами, сквозь которые видны её дряблые руки. На голове у неё растут или, быть может, отживают свой век редкие рыжие волосы. Поверх них сидит тиара, под которой продета полупрозрачная шаль, защищающая голову от жары.
Что же касается лица госпожи Вельбре, то оно кажется куда старше её возраста. Своё дело делают морщины – госпожа Вельбре смотрит, злобно прищурившись на своих служанок, ибо они часто выступают конкурентками в борьбе за сердце мужа. Ещё одно – чёрные тени, которые Гистемона так любит. Ей кажется, что чем больше теней, тем более серьёзно и внушительно выглядит её незамысловатое лицо. У неё маленькие глазки, маленькие губы, большие скулы, на щеках кожа стянутая, а ближе к челюсти она идёт складками.
Наконец госпожа Вельбре оценила свою конкуренту. Она уже не раз видела, как её муж бросает голодный взгляд на фигуру Рейны, однако, госпожа думала, что это не всерьёз. Два последних года изменили её мнение, а точку поставил недавно произошедший случай.
Дастан Вельбре подошёл к ней тогда и произнёс:
– Быть может, дорогая, тебе развеяться, отдохнуть? Граф Шермотт устраивает у себя пир, выслал нам приглашение. Я-то, конечно, не смогу – император может запросить моей помощи, ведь идёт война. А тебе было бы неплохо отдохнуть от жаркого солнца пустыни…
Всё это он говорил таким жалобным, писклявым, извиняющимся голоском, что Гистемона сразу всё поняла. Её муж никогда не умел врать.
Вспомнив это, госпожа, глядя в глаза Рейны, произнесла:
– Думаешь, ты нравишься моего мужу? Думаешь, достаточно иметь упругую задницу и сиськи, которые пока ещё не свисают до колен? – она приблизилась. – Я вижу тебя насквозь, варварское отродье. Я прикажу отдать тебя псам, если ещё раз увижу тебя с моим мужем! – её щёки задрожали. – С псами ты по крайней мере будешь, как дома. Знай своё место, рабыня!
Она развернулась и, гордо подняв голову, пошла обратно к вилле, черпая сандалиями песок.
Рейна смотрела ей вслед и недоумевала, чем заслужила такое отношение. Порою ей казалось, что лучше быть последней уродиной, чем иметь хоть какую-то красоту. До уродин не домогаются, с ними не воюют, а если не повезло родиться красивой рабыней, то можно с уверенностью сказать, что тебя ждёт судьба симпатичной игрушки – в конце концов, тебя сломают.
Наступил вечер. Рейна за весь день не имела ни минуты отдыха. Вот и сейчас она раскладывала на стол и случайно пересеклась взглядом со своим господином. Старик облизнул губы и прошёл мимо, а через час, когда все собрались на первом этаже за столом – господин и госпожа Вельбре, их дочь и сын, Рейна начала носить с кухни блюда.
Она подошла к столу, поставила жареного цыплёнка на стол и тут же почувствовала чью-то руку на своей ягодице. Рейна постаралась сделать вид, что ничего не заметила, однако госпожа увидела похотливое лицо своего мужа, потом поняла, куда он смотрит, и складки на её подбородке задрожали.
Рейна увидела гневное лицо госпожи. Она поняла, что находится в западне. С одной стороны похабный старик, с другой – ревнивая старуха.
За ужином никто не обмолвился ни словом. Отпрыски семейства Вельбре покорно ели, ожидая, когда наконец закончится этот ужин. Они недоумевали, зачем создана глупая традиция знатных семей, где все собираются за одним столом.
Наконец, ужин закончился. Рейна убрала со стола, вышла из виллы, спустилась к озеру и села за деревянной постройкой, в которой находился туалет для слуг, после чего тихо заплакала. Только здесь она могла находиться наедине с собой.
В этот же миг из виллы вышел и барон Вельбре. Он последовал за Рейной, как голодный волк за добычей. Девушка сидела, закрыв лицо руками, и ничего не подозревала. Барон бесшумно подкрался к ней и присел рядом.
Рейна заметила его, попыталась встать, но он тут же схватил её за руку, заставив сидеть на месте. Он приложил палец к губам, чтобы служанка вела себя тихо, придвинулся к ней ближе и начал стягивать платье с её плеча.
Дастон не знал, что его жена пошла за ним по пятам. И сейчас она, незаметно подкравшись с угла постройки, молча наблюдала за происходящим. Когда же её муж запустил руку под платье Рейны, она закричала:
– Стража!
Господин Вельбре дёрнулся, будто его застали за кражей. Он сглотнул, посмотрел на свою жену снизу-вверх и уже думал о том, чтобы просить прощения на коленях.
Госпожа продолжила:
– Ведите эту шлюху на псарню!
***
Алайна сидела в тренировочном зале, закрыв глаза и читая про себя молитву. Её сердце трепетало – если на экзамене возникнут осложнения, то её ожидает участь хуже смерти.
Лестничные ворота отворились и в тренировочный зал зашёл Мариус. Он огляделся по сторонам и понял, что кроме Алайны здесь больше никого нет. «Значит, бояться нечего». – подумал он и подошёл ближе.
Эта миниатюрная девушка с золотыми пышными волосами встала со скамейки и подошла ближе. Сердце Мариуса забилось чаще при виде её аккуратного носика, небольших губ в форме бантика, правильного лица. Алайна была для него безупречна даже в бесформенной ученической робе.
В свою очередь она смотрела на него, наслаждалась одним только видом Мариуса, и все опасения сами собой улетучивались из её головы.
Она рассматривала его чёрные, как ночь волосы, которые спадают до самых плеч, плечи, из-за худобы кажущиеся острыми, кустистые низкие брови, что делают его лицо более хмурым, широкий лоб, покрывающийся морщинами всякий раз, когда он хмурится.
Наконец, она посмотрела в его рубиновые глаза и обрадовалась, что недоверчивый взгляд его смягчился.
– Алайна…
– Мариус! – воскликнула она и бросилась ему на шею. – Ты пришёл!
– Я пришёл поддержать тебя.
– Поддержать? Тогда скажи, что меня любишь.
– Ты знаешь, что это запрещено…
Алайна отстранилась и строго взглянула на Мариуса.
– Я тебя люблю. – тихо произнёс он, сдавшись под её напором, и щёки его покраснели. Алайна была пламенем, а он – льдом. Всё в их отношениях было на грани пропасти. Порой Мариус был особенно нелюдим, а силы Алайны иссякали. Тогда холод принизывал её и девушке хотелось убежать подальше.
Конечно, чаще Алайне удавалось растопить его льды. Её бессмертный оптимизм заставлял умиляться даже такого ворчуна, как Мариус. Но как только это пламя становилось сильнее, обжигая вечную мерзлоту в его сердце, он пытался отстраниться.
– И я тебя! – она вновь бросилась ему на шею и впилась губами в его губы. После короткого поцелуя Мариус сказал:
– Ты знаешь, что стоит на кону.
– Всё неважно, когда ты рядом!
Впервые за разговор Мариус выдавил неуверенную улыбку. Как только его тонкие губы слегка натянулись, а уголки их приподнялись, на сердце у Алайны потеплело.
– Приготовиться! – эхом пронесся мужской голос по тренировочному залу.
Алайна поцеловала Мариуса и побежала к воротам, ведущим на арену. Экзаменатор-магистр открыл их. Как только Алайна вбежала на арену, магистр пристально оглядел тренировочный зал и, ничего не заметив, пошёл за испытуемой.
Мариус успел спрятаться за ученическим шкафчиком, который стоит напротив ворот. Он вспоминал все жесты и слова Алайны, подмечал её красоту, её искренность и сам себе задавал вопрос: «Неужели я что-то чувствую?..»
Мариус считал самого себя загнанным в клетку зверем, отверженным, у которого нет ни рода, ни племени. Кроме того, он никогда не мог довольствоваться обычными житейскими радостями. Любовь? Любая любовь смертна, а если так, то в ней нет смысла. Если нет смысла, то нужно держаться от любви подальше. Однако за всеми этими мыслями скрывался страх потерять Алайну, которая только что вошла на арену.
От круглых стен поднимаются ряды трибун, на которых восседают ученики. В каменном кармане, выделанном в стене выше трибун, сидит архимаг и почётный магификус Пурион. С потолка, на железных цепях, свисают фонари, которые освещают всю арену.
Экзаменатор-магистр подошёл к груде камней, что лежит на арене, и воздел к ним руки. Среди его тела появилась синяя магическая энергия.
Валуны поднимались с земли, как если бы их поднимала невидимая рука, и соединялись между собой. Вскоре из них образовалась огромная фигура. У неё, подобно человеку, есть туловище, руки, ноги и даже голова. В груди у каменного существа горит круглый синий шар – его сердце.
– Начать экзамен! – крикнул архимаг.
Ученики, каждый из которых был одет в серую ученическую робу, перевязанную на поясе чёрной лентой, сидели смирно, сложив руки на своих коленях. Они не поворачивали голов, смотрели строго на арену. Вольность на экзамене строго карается – не раз учили их маги.
Экзаменатор-магистр отошёл в сторону, чтобы не мешаться. Алайна взглянула на трёхметровую каменную фигуру, что возвышается над ней и крикнула ему:
– Давай, здоровяк! Держу пари, ты не сильно отличаешься от своих неподвижных братьев!
Она сжала посох в руках. Голем двинулся, выставил ногу вперёд и быстро побежал на неё. Когда он приблизился, замахнувшись каменным кулаком, она отпрыгнула в сторону и почувствовала дрожь земли. Голем ударил в место, где только что стояла Алайна и проломил каменную поверхность пола.
– Какое удивительное призванное существо!.. – произнёс магификус Пурион. Это молодой человек с толстыми щеками, налитыми румянцем. На его коричневых волосах, зачёсанных вбок, выделяется забавный хохолок. У него небольшие добрые глаза, толстые губы, уголки которых редко когда опускаются вниз. Он высок и упитан, талия его шире плеч, отчего фигура Пуриона напоминает грушу.
В день экзамена Пурион, как и любой магификус, надел парадную форму: сиреневую мантию с золотистой окантовкой, сиреневый колпак, по бокам которого на золотистых ниточках болтаются изумрудные камни в форме капель, алую рубашку, на которой вышит знак Ордена – фигура человека, руки которого расправлены в стороны. Фигура окружена магическим кругом. Внизу, у ног человека, расправила свои крылья птица феникс, которая является перевоплощением бога Эфраза.
– О, вам ещё предстоит увидеть много всего, магификус. Призыв голема – заклинание довольно сложное, однако имеющее огромный разрушительный потенциал. – заинтересованно ответил архимаг.
Архимаг – мужчина, старость которого выглядит благородно. Его лицо сохранило острые черты ещё с юности, а кожа лишь слегка потеряла свою эластичность. На переносице его сидят небольшие круглые очки. Задумавшись, он почёсывает свою седую бороду и представляет идеальное положение для Ордена – автономию.
У архимага тёмно-карие большие глаза, которые почти всегда смотрят с грустью, за исключением случаев, когда он ухаживает за растениями в саду Ордена. Тогда они смотрят с поистине детским восторгом. Он носит под тёмно-синим парадным плащом, на спине которого вышит знак Ордена, чёрную жилетку. На голове синий колпак, по кругу окаймлённый белой полосой, в которую вставлены красные блестящие камни в форме капель.
Тем временем Алайна встала перед големом. Она закрыла глаза, выставила посох вперёд и сконцентрировалась. Голем пошёл к ней и каждый шаг его ног сопровождался дрожью земли.
Среди рук Алайны появилась едва заметная магическая энергия. Она перешла в посох и на его вершине сформировалась магическая стрела – мерцающий осколок, который едва заметен человеческому глазу.
Стрела полетела в голема. Голем шёл неспешно и вдруг нога его угодила в пролом, оставленный им после удара. Тело его двинулось в сторону, и магическая стрела, летевшая в сердце, попала ему в руку. От неё отлетело несколько камней.
«Промахнулась!» – с досадой подумала Алайна.
Голем побежал вперёд. Казалось, магическая стрела заставила его впасть в бешенство. Он взмахнул рукой и откинул девушку в сторону.
Алайна стукнулась головой о стену арены. Из-за головокружения ей пришлось опуститься на одно колено. Голем медленно пошёл к ней.
– Но что же будет?.. Ещё один удар и он превратит её в мешок с костями! – воскликнул магификус Пурион.
– Терпение. Мы не убиваем учеников. Если она ничего не сможет сделать перед тем, как он дойдет до неё, то её поведут в Зал Очищения. Там её будут готовить в бичеватели.
– Бичеватели?.. Это вы о тех людях в чёрных мантиях, которые всегда смотрят, как умалишённые и ничего не говорят?
– Верно, магификус. Бичевателям не нужны слова. Они карающее орудие Ордена.
Голем в это время шёл к Алайне. Она пыталась собраться с силами и озиралась по сторонам в поисках своего посоха. Обломки его она увидела на другом конце арены. Теперь ученица поняла, что ставки как никогда высоки.
Если голем ещё раз настигнет её, то экзамен она точно провалит. Но что же делать?
Тогда Алайна выставила руки вперёд. Она решилась на отчаянный шаг – освободить магическую энергию через собственные руки. Таким мастерством овладевает далеко не каждый маг, к тому же, подобный фокус смертельно опасен.
«У меня ещё есть шанс!» – подумала она и тут же руки Алайны окутала магическая энергия. Ученица сделала последнее усилие, сконцентрировалась, чтобы сформировать энергию в магическую стрелу и в ту же секунду стрела с невероятной скоростью влетела в голема.
Она попала ему в туловище, отломив несколько камней. Сияющее сердце стало лучше видно меж камней.
– Да этот каменный истукан меня уничтожит! – крикнула Алайна, видя, как голем бежит в её сторону. Она побежала в сторону, но истукан топнул по земле, и ударная волна тут же свалила Алайну с ног.
– А что это за синяя сфера в теле голема? – спросил магификус Пурион, ёрзая на стуле. Он беспокоился об золотоволосой ученице, но боялся открыто выдать это архимагу.
– Магическое сердце. При призыве маг формирует в него ману. Сердце притягивает камни к себе и создаёт тело голема.
– Так значит, нужно уничтожить его?
– Верно. Но до него нужно ещё добраться.
Лёжа на земле, Алайна видела, как голем приближается к ней. Пускай она и выдохлась, обессилела, но сдаваться она собиралась. Она всего-то вспомнила лицо Мариуса и в этом воспоминании оно ожило, и сказало: «Ты сможешь, любимая!»
Алайна напрягла каждую мышцу своего тела, дабы хоть где-то найти силы. Упираясь руками в пол, выставляя сначала одну ногу, а потом другую, она поднялась на ноги. Голем уже возвышался над ней.
В случае, если бы испытуемая осталась лежать на земле, экзамен бы закончился, ведь голем уже настиг её и ему осталось только раздавить её тело. Но испытуемая поднялась на ноги, а значит, она способна продолжать.
Алайна попыталась сконцентрироваться, вновь выставив перед големом руки, но всё тщетно. Её силы иссякли. Она упала на колени и, ощутив глубочайшее отчаяние, вдруг перенеслась в воспоминание своего детства.
Она прибежала к своему дому. На пороге её встречает мама, они обнимаются. Сзади Алайну нагоняют маг и два бичевателя. Маг выходит вперёд и говорит маме:
– У вашего ребёнка проявились магические способности. Сегодня собирайте ей припасы в дорогу. Завтра мы отправимся в Орден.
– Я не хочу уходить! – кричит Алайна, обнимая маму.
– Придётся, моё солнышко. Всё будет хорошо!..
В этот момент рука мага упала на плечо маленькой Алайны. Он развернул её к себе и сказал:
– Забудь о своих чувствах. Забудь о родителях. У тебя нет прошлого, а будущее твоё принадлежит Ордену.
Алайна вернулась к реальности. Судьба, которая заставила её лишиться родителей и пойти в Орден, сейчас решила сделать из неё бездумный механизм – бичевателя. У неё отняли всё, что можно: семью, счастье, любовь и даже нормальную жизнь. На этом экзамене у неё есть единственный шанс, чтобы не потерять саму себя.
Ученица стиснула зубы. Она приподнялась на коленях, подняла руки и в ту же секунду меж её ладоней, окутанных синеватой энергией, сформировалась магическая стрела. Она полетела в голема, проломила его каменную броню и попала прямо в магическое сердце.
Синяя сфера расширилась и тут же взорвалась, испуская волны синего дыма. Вся фигура голема разлетелась камнями по арене. Алайне пришлось прижаться к земле, чтобы её не задели разлетающиеся камни. Ученики на трибунах прикрылись руками, дабы в глаза им не попали мелкие камушки.
– Она справилась!.. – радостно произнёс Пурион, глядя на лежащую без сил Алайну. Архимаг глянул на своего протеже с сомнением. Он встал со своего стула и крикнул:
– Второй этап экзамена!
Сердце Пуриона ёкнуло. Он потратил множество душевных сил, внутри себя прочитал десяток молитв разным богам, чтобы эта милая девушка уцелела. Магификус и не подозревал, что у экзамена есть второй этап.
На арену вышло четыре мага. Экзаменатор-магистр, что призвал голема, их возглавил.
Один из магов поднял Алайну на ноги и отошёл в сторону. Она, стоя, как неуклюжая марионеточная кукла, взглянула на своих противников. Их равнодушные, строгие взгляды так напоминали взгляды мага и бичевателей, что забрали её из родного дома.
В сердце Алайны вспыхнула ненависть. Все эти бездумные, равнодушные маги готовы делать своих братьев и сестёр бичевателями. Они делают это с товарищами, которые были им верны десятки лет. Они сидели за одной партой, испытывали те же трудности от потери родных и свободы, они любили и страдали, ведь были живыми людьми.
И вместо того, чтобы хоть что-то сделать для счастья ближнего, они выжигают им мозг. Потом, сидя в покоях, эти нелюди успокаивают себя, что они лучше, они просто не подставились и сдали все экзамены, с ними-то такого точно никогда не произойдет.
Испытатели-маги встали вокруг Алайны и направили в её сторону руки. Магистр встал по центру.
– А это что значит?.. Что происходит? – спросил Пурион.
– Это называется магическое преломление. Испытатели направляют волны магической энергии в сторону испытуемой. Магические каналы в её теле блокируются, она не может сотворить ни единого заклинания. Однако каналы можно раскрыть. Для этого нужно обладать невероятной концентрацией и силой воли.
– Но для чего нужно это странное испытание?..
– Это проверка на психическую устойчивость. И это необходимо, ведь нашим выпускникам, почти всем, придётся воевать в легионе, на войне, где магам мешает постоянный шум и лязг мечей. Нужно уметь бороться с влиянием извне.
Экзаменатор кивнул испытателям-магам. Они сосредоточились и направили свою магическую энергию в сторону Алайны, которая тут же почувствовала сильное удушье. Из неё словно забрали все силы, которые только и успели восполниться за пару минут, и обездвижили.
Тут магистр, что командует магами, крикнул:
– Приступить к выполнению!
Алайна подняла руки, чтобы сопротивляться, но давление магических волн оказалось настолько сильным, что у неё разболелась голова. Инстинктивно она схватилась за голову, чтобы унять боль и нарастающий шум в ушах.
Наконец, она собралась. У неё не оставалось выбора – либо в жизни сохранится любовь, чувства, то прекрасное, что только в ней есть, либо… вокруг всё окутает вечный туман.
Алайна пересилила боль, лишь бы не стать одной из тех, кого ненавидит. Ученица подняла руки, хотя в голове у неё будто скрежетал металл и этот невыносимый резкий звук разливался болью в затылке. Она сконцентрировалась, магические волны возникли вокруг её рук, но тут же рассеялись.
Девушка почувствовала, как силы опять её покидают, упала на колени и начала рыдать. До этого момента она находилась на грани, но теперь ей стало очевидно, что экзамен провален. Её поведут в зал очищения, и она навсегда забудет о Мариусе.
– Но она не может! – воскликнул Пурион, поднимаясь со стула. – Нельзя ли дать ей второй шанс, но позже?
– Это экзамен. Все находятся в равных условиях. – холодно ответил архимаг.
Магистры приближались к Алайне и чем ближе они находились, тем сильнее было давление магической силы на неё. Ученица свернулась калачиком, плакала, головная боль и шум стали для неё безразличны. Больше ничего не имеет значения. Весь источник её жизнерадостности испили до дна.
Она вновь перенеслась в воспоминание о детстве.
Алайна лежит в своей кровати и плачет. Сегодня ей сообщили, что завтра она отправится в Орден. Тяжелее всего было собирать вещи вместе с мамой и смотреть в её лицо, полное слёз.
Больше ей не удастся увидеть ни маму, ни папу. Орден – путь в один конец. Почему она родилась такой? Почему для таких, как она, счастья не существует?
За приоткрытой дверью, в зале, слышен голос папы:
– Может это и к лучшему. У нас ведь есть ещё один ребёнок. Нормальный ребёнок. Как думаешь, что случится, если мы будем укрывать в своём доме мага? Да нас ведь казнят!
Слышен мамин плач. Она не находит, что ответить, ведь знает, что муж её прав.
Алайна закрывает глаза и пытается мысленно переместить себя в воображаемый мир, где не было бы ни магии, ни войн, ни империи. Только она, её родители и бесконечное счастье.
Но мечтания её разрушил взрыв невероятной силы. Хижина тут же разлетелась, оставляя на своём месте лишь догорающее пепелище.
Алайна открыла глаза, поднялась на ноги, озираясь, и поняла, что её родного дома больше нет. Взгляд её упал на три обуглившихся тела – два больших и одно маленькое. Она тихо заплакала.
Ученица открыла глаза и почувствовала, как нарастающая сила внутри неё вновь открывает магические каналы, заполняет всё её тело. Глаза её загорелись синим пламенем и она, больше не в силах сдерживать силу, тут же взорвалась.
Огненный взрыв прогремел на пять метров, но не задел трибун. Все присутствующие поднялись со своих мест. Среди учеников началось смятение. От испытателей остались обугленные трупы. Вокруг голой Алайны, что потеряла сознание, извиваются языки пламени.
– Схватить её! – крикнул архимаг. – Тащите её в Зал Очищения!
– Но отец! – воспротивился Пурион.
Архимаг тут же повернулся к магификусу и схватил его за руку. Он взглянул широко раскрытыми глазами в его лицо и тихо произнёс:
– Не называй меня отцом!.. Если кто-нибудь узнает, что ты мой сын, то конец и тебе, и мне!
– Она не заслуживает этого! Она просто не может себя контролировать!
Архимаг приблизил своё лицо к лицу Пуриона и тихо прошептал, неотрывно глядя ему в глаза:
– Она убила шестерых членов Ордена, а ты даёшь волю своим чувствам!..
Пурион опустил голову и сел на своё место. Бичеватели выбежали из бокового входа на арену и встали вокруг Алайны, медленно к ней приближаясь. Это люди в чёрных мантиях и с двуручными стальными палицами. Палицы представляют из себя цилиндр с шипами на длинной рукоятке.
Всё это время Мариус сидел в тренировочном зале и наблюдал в щель ворот за ходом испытаний Алайны. Увидев, что вышли бичеватели, он тут же открыл ворота и выбежал на арену, достав из внутреннего кармана ученической робы заточку. Бичеватели продолжили приближаться к ней и тогда Мариус бросился на одного из них, порезал ему руку, крича:
– Оставьте её!
Ученики начали живо обсуждать происходящее. Это выглядело, как представление на рыночной площади – удовольствие, недоступное членам Ордена и потому крайне захватывающее.
Бичеватель свалил тщедушного Мариуса одним ударом своего оружия. Ученик отполз в сторону, поднялся на ноги, наплевав на боль и подбежал к Алайне. Он оттолкнул ногой бичевателя, который попытался схватить её за волосы. Тут же удары палиц накрыли Мариуса. Он упал, укрыв своим телом Алайну.
В это время, когда смятение на трибунах особенно усилилось, со своего места встал мужчина с длинными усами, одетый в синий кафтан, и подняв руку вверх, обратился к архимагу:
– Именем императора я забираю эту ученицу в ряды легиона! Отзовите своих псов!
Глава 3
Император Йестин сидел за столом в дворцовых покоях, пытаясь ужинать. Уже который день он брал в руки вилку, насаживал на неё кусочек какого-нибудь изысканного блюда, и, поднеся его ко рту, тут же клал вилку обратно на тарелку. Аппетит оставил его, как и сон. Под глазами у императора появились синяки. В короткие промежутки сна, когда он не думал о военных планах, его мучал один и тот же кошмар:
Он стоит голый перед народом на городской площади. Крестьяне, рабы, ремесленники – вся чернь смеётся, тыча в него пальцем. Они кричат в один голос: «И это так называемый сын Гензо Безжалостного? Да не смешите нас! Это ведь Йестин Полоумный!»
Император пытается прикрыть свою наготу руками, убегает в переулки, дабы скрыться, но повсюду его настигают смеющиеся лица.
Вскоре Йестин попадает в тупик переулка – большой сияющий дворец преграждает ему путь, а перед ним стоит его дядя Вейрион, сложив руки на груди. Он, как и пять лет назад, стоит в образе пустынника, и, широко улыбаясь, говорит императору:
– Вы думаете, племянник, что я вас всегда буду любить?
С этими словами Вейрион достаёт из ножен изогнутый клинок и замахивается им на своего племянника. Последнее, что видит Йестин – летящее перед его глазами лезвие.
Он неизменно просыпался после этого кошмара в холодном поту, вскрикивая на весь дворец. Тогда, как и обычно, к нему прибегала его жена Ильфинна, целовала его в лоб и дожидалась, пока он снова уснёт.
Император сидел, анализируя свой кошмар и обдумывал мысль: «Во всех моих бедах виноват дядя! Если его не станет, то всё тут же наладится!», как вдруг кто-то постучался в дверь его покоев. Йестин резко дёрнулся, будто на сиденье его стула вспыхнули угли.
– Ваше Величество… – произнёс повар, стоя на пороге.
Император кивнул. Повар поставил широкое блюдо с запечённым поросёнком на стол, встал рядом с императором, и, окинув беглым взглядом стол, разочаровался. Все его кулинарные изыски оказались нетронутыми.
– Ну?.. – спросил император, глядя на повара. – Иди.
Повар поклонился и пошёл к двери. Не успел он дёрнуть за ручку, как перед ним предстал старший хронист Квирр. Кивнув друг другу, они разминулись. Квирр вошёл в покои императора и поклонился.
– Звали, Ваше Величество?
Йестин, увидев его, поднялся со стула и широко улыбнулся. Этот седой, немного сгорбленный старец вызывал в нём тёплые чувства, ведь именно Квирр ухаживал за ним, когда он был малышом. В то время мать императора занималась делами империи.
Йестин оглядел старика с головы до ног, увидел на нём холщовый балахон, подвязанный бечевкой на поясе, и подумал: «Старик себе не изменяет».
– Садись, старый друг. – император указал на стул за своим столом.
Квирр прошёл к столу, как и всегда прихрамывая, сел. Они разглядывали друг друга несколько минут. Йестин гадал, с чего начать разговор, а Квирр пытался понять причину, по которой его оторвали от важной работы. Наконец, Йестин тяжело вздохнул, и, глотнув вина, сказал:
– Скажи честно, что ты думаешь обо мне, как о императоре?
Квирр поднял седые брови, но не отвёл взгляда:
– У вас мало опыта, Ваше Величество. И всё же вы стараетесь.
– Считаешь ли ты, что моя мать справилась бы лучше в такой ситуации?
– Не знаю, Ваше Величество. Однако, советы вашей матери могли бы быть полезны. На мой взгляд, вы зря сослали её в замок Денцер.
Император снова вздохнул:
– Ты ведь знаешь, какая она. Мама никогда не давала мне править. Всегда считала меня маленьким сыночком… – при этих словах Йестин припал губами к бокалу вина.
– И всё же у неё большой опыт, а именно опыта вам не хватает.
Йестин опустил взгляд на запечённого поросёнка и улыбнулся.
– Ты честен со мной. Возможно, ты единственный такой на всю империю. Все эти лизоблюды, казнокрады – вши на императорской голове. – он перевёл взгляд на старшего хрониста. – Нам нужно больше подобных тебе, кто готов терпеть лишения ради идеи, кто идёт до конца! Дай же мне совет, добрый хронист. Как мне поступить на войне?
– Ваше Величество, я не обучен военному…
Йестин перебил его:
– Просто скажи своё мнение. Ты знаешь, какова ситуация. За всю войну мне удалось взять лишь город Крип, а постоянные набеги не принесли никакой выгоды. Мы несём большие потери и теряем в ресурсах. – он помедлил, почёсывая большим пальцем свою бородку. – Я облажался. Мой дядя, будь он проклят, изменник, оказался крепче камня. Он сидит там с золотом, драгоценными камнями, ведёт торговлю с Болотным Союзом и прекрасно обходится без империи. Если начистоту, будь ему нужно, он бы давно и империю захватил. Это сложно признать, но нужно смотреть правде в глаза. Что же мне делать?..
– Я не думаю, что с помощью насилия можно что-то решить. Подумайте о вашем народе. Попробуйте заключить торговую сделку с Болотным Союзом. А если вы готовы оставить обиды в прошлом, то и с Пустынным Царством…
– Благоденствие достигается с помощью жертв. – бегло и решительно произнёс император, встав из-за стола и направившись к окну, за которым на столицу опустились сумерки. – Спасибо за честное мнение, Квирр. Я уже представляю, что могу сделать для народа.
Император отпустил старшего хрониста и, сидя у своего камина, в одиночестве опустошил пару бутылок вина. После он пошёл в дворцовую кладовую, где молодая служанка раскладывала припасы, схватил её сзади за талию, повалил на пол, и, держа за волосы, попытался войти в неё.
Служанка кричала от боли и неожиданности, но никто во дворце её не слышал или, быть может, не хотел слышать. Йестин двигал тазом, пытался помочь себе рукой, и всё-таки через пару минут осознал, что все его попытки бессмысленны. Он слез со служанки, грохнулся на пол, кое-как подполз к стене и сел у неё. Прикрыв лицо руками, император зарыдал. Он не может быть искусным стратегом, смелым лидером, воеводой и умелым государем, как бы ни притворялся. Сыну от отца достались лишь безумные порывы, которые он кое-как научился сдерживать.
Успокоившись, стирая слёзы с красных щёк, Йестин сказал служанке:
– Если кто-нибудь узнает об этом, то ты умрёшь.
***
Архимаг Хиззард сидел за рабочим столом в своём кабинете, изучая древние фолианты и делая из них заметки пером на листок. Рядом, на роскошном диване, сидел магификус Пурион и перебирал бусины деревянных чёток. Это были храмовые чётки, на бусинах которых нанесены знаки девяти божеств.
– Что будет с той девушкой и с тем парнем, который выбежал её спасать?.. – задумавшись, спросил Пурион.
Архимаг продолжил делать заметки, усердно сведя брови. Он ответил, не отрываясь от своего дела:
– Их должны осудить по всей строгости закона Ордена.
Пурион помолчал, раздумывая о том, что это могло бы значить, и с сомнением в голосе произнёс:
– Как это?..
Архимаг тяжело вздохнул, оторвал свой взгляд от бумаги и перевёл его на магификуса:
– Как я и сказал, ученица будет подвержена обряду очищения.
Пурион задержал дыхание. В его голове проносились события прошлого дня: отважная борьба красавицы и попытка незнакомца её спасти.
– Но ведь смотритель мантии…
– Что? – строго спросил его архимаг.
– Он воспользовался императорским слово… А слово императора непоколебимо.
– Плевать я хотел на смотрителя и императора! – лицо архимага в одно мгновение покраснело и напряглось. – Этот император возомнил о себе невесть что! Ты хоть знаешь, какая сила таится в Ордене? Знаешь, что мы можем смять эту империю по щелчку пальца?..
Увидев смятение на лице своего сына, архимаг взял себя в руки, пару раз вдохнул, выдохнул и продолжил делать заметки, говоря уже более спокойным тоном:
– Маги куда сильнее обычных людей. Нас считают прокажёнными и потому держат в башне. Как думаешь, устраивает меня эта участь? Мы должны подчиняться, сын мой, пустоголовым кретинам, детям, которые даже трон не могут удержать в своих руках!
– Но если император…
– Что император? Что? По-твоему, он обладает хоть какой-то реальной силой? Этот сосунок, за которого всё делала его мамаша? Он должен идти нам на уступки, а не мы ему!
– А тот парень?.. Ну, который пытался спасти ученицу?
– Он нарушал порядок экзамена, а не кого-то спасал. Болвана, это порочное семя, надо бы казнить. – архимаг выдохнул, закрыл глаза, снял очки и начал двумя пальцами массировать переносицу. – Только по воле идиота-императора мы держим в Ордене таких отбросов. Когда-то давно Орден был пристанищем знатных людей. От магов низших сословий просто избавлялись, ибо они никогда не смогут принять правила игры высшего общества. – он пронзительно посмотрел Пуриону в глаза. – Нищета развращает, запомни, сын мой! Никогда не привечай бедняков! Только эта болезнь появляется на твоём пороге, как вся твоя семья нищает, становится беспринципной, униженной. И нынче наш Орден, нашу семью таким образом разрушают изнутри!
Пурион привык к постоянным тирадам отца, в которых он забывал суть вопроса. Собственно, не так уж его интересовала судьба того парня. Молодого магификуса больше заботила судьба девушки с прелестным личиком и золотыми волосами.
– Может, стоит подумать о том, чтобы даровать ступень мага ученице? Как-никак, в ней огромная магическая сила.
Архимаг коротко ответил, вновь принимаясь за заметки:
– Закрыли вопрос.
В этот момент в дверь кто-то постучал. Архимаг оторвался от своего дела и не успел произнести:
– Вой…
Как на пороге появился смотритель мантии – императорский советник, что надзирает за Орденом. Это высокий мужчина с блестящими русыми волосами, зачёсанными набок и с широкими кудрявыми баками. У него крупный нос, упругие скулы, которые слегка прижимают нижние веки кверху, отчего его взгляд становится улыбающимся. Он носит синий кафтан, серые штаны, заправленные в чёрные кожаные сапоги.
– Архимаг. – смотритель кивнул Хиззарду и перевёл взгляд на Пуриона. – Почётный магификус.
– Смотритель мантии Эндорф. Что вам нужно?..
– Мы можем поговорить лично?
– По закону Ордена почётному магификусу разрешено знать обо всех делах Ордена.
– Наш разговор выходит за рамки дел Ордена. Магификус должен покинуть помещение, чтобы мы могли обсудить внешние вопросы, касающиеся империи.
Архимаг смутился, но кивнул магификусу и тот вышел за дверь.
Смотритель мантии сел на диван, на место магификуса, и, чувствуя своё превосходство, широко раздвинул ноги. Он величественно произнёс:
– Вы сомневаетесь в силе слова императора?
– Кто вам такое сказал?
– Никто. Я всего лишь спрашиваю.
– Ни в коем случае.
– Тогда приказ будет приведён в исполнение. Ученица отправится служить в легион.
– Я вам этого не советую. Она не подготовлена, обладает неконтролируемой силой…
Смотритель прервал архимага:
– За вас уже всё продумано. Не надо рассуждений.
Архимаг вдруг вспылил, услышав, что его ни во что не ставят:
– Я ведаю делами Ордена, и я решаю, кого оставить в Ордене, а кого отправить в легион! Девчонка неуправляема и если не зарубить корень её силы, то проблемы только усугубятся! Я отправляю её в Зал Очищения!
Смотритель встал с дивана, подошёл к столу, облокотился на него и ухмыльнулся, глядя в глаза архимага:
– Думаю, император не будет так лоялен, когда узнает, что вы считаете его идиотом.
Тут архимаг осознал, что смотритель всё это время подслушивал за дверью. Он заскрипел зубами, вытаращился на смотрителя, желая всей душой его задушить здесь и сейчас. Однако разум взял верх. Нельзя поддаваться эмоциям – взял за правило архимаг. Такое высокопоставленное лицо имело право на истинные чувства лишь с близкими людьми. Слишком многое от него зависело.
Он вдохнул и выдохнул пару раз, а потом сказал абсолютно спокойно:
– Вы злословите на меня без повода, смотритель мантии. Спросите у императора, когда ему будет угодно принять меня, и я с ним обо всём договорюсь.
– Властью, данной мне императором, я смею убрать вас с поста архимага. Так что исполняйте приказ, Хиззард.
Эти слова поразили архимага в самое сердце. Он и не думал о том, что император может даровать какому-то смотрителю мантии такую высокую привилегию. Кроме того, этого никчёмный смотритель отважился назвать его по имени, без обращения по титулу.
Эндорф развернулся, и, улыбаясь во всё лицо, вышел из кабинета архимага. Он встретился взглядом с почётным магификусом, который стоял у двери, и, рассмотрев его поближе, сказал:
– Как вы молоды… Должно быть, пришлось немало постараться, чтобы получить высшую магическую ступень в таком юном возрасте. Мы с вами ещё обязательно побеседуем.
***
Мариус и Алайна лежали в лазарете Ордена на соседних кроватях. Лазарет представлял из себя широкое помещение со множеством кроватей, расставленных напротив друг друга. В соседнем помещении была операционная, где на столах были разложены склянки с разными жидкостями и металлические инструменты.
Мариус проснулся первым. Он смотрел, как рассветные солнечные лучи падают на нежное лицо Алайны. Внезапно она задвигала маленькими ноздрями, как если бы хотела почесать нос, попыталась достать руку из-под одеяла, но запуталась.
Мариус протянул руку и аккуратно почесал кончик её носа. Алайна улыбнулась во сне и продолжила мирно спать. Так он пролежал целый час, глядя на неё, запоминая каждую чёрточку её лица и моля Девятерых, чтобы ни одна из них не вылетела из его памяти.
Спустя пару минут Алайна открыла свои блестящие глаза и увидела, что Мариус разглядывает её лицо. Она удивлённо улыбнулась, тихо произнесла:
– Мне снилось моё детство. Всё было настолько реальным, что я даже сейчас не верю, что нахожусь здесь. Это… лазарет?
– Ты была на экзамене. Произошло нечто странное, но, думаю всё будет хорошо.
– Я помню второй этап. Моё тело оцепенело, а потом налилось силой, а потом… Что было дальше?..
Мариус смотрел на это доброе, по-детски наивное лицо, и раздумывал, рассказать ли ей всё, что случилось.
– С экзаменом не вышло. По крайней мере, тебя не поведут в Зал Очищения. Смотритель мантии использовал императорское слово, чтобы взять тебя в легион.
– В легион?.. – разочарованно спросила Алайна.
– Да. Это означает, что тебя возведут в степень мага.
Алайна улеглась на спину, посмотрела в потолок и вздохнула.
– Я уже и не знаю, что лучше. Быть бичевателем и нести зло внутри Ордена или быть магом легиона и нести зло по всему миру. Наш дар направлен лишь на смерть.
– Алайна… – Мариус вытащил руку из-под одеяла и взял её руку. – Ты останешься собой. И я останусь собой. И продолжу тебя любить…
Алайна посмотрела в его лицо и не смогла сдержать слёз. Как редко он произносил столь дорогие слова.
В этот момент в лазарет вошла женщина в чёрном камзоле, окантованном золотыми нитями. На поясе она носит меч, на эфесе которого блестит бардовая бусина. Длинные чёрные штаны делают её ещё выше, хотя и без того она имеет скорее мужской рост, чем женский.
Мариус сразу узнал её. Это Ортанна Мос – чёрная рука архимага и глава бичевателей. У неё каштановые волосы с проседью, завязанные сзади в пучок, узкий подбородок. На её правильном лице видны несколько шрамов-ожогов. Взгляд её металлических глаз, насколько помнит Мариус, никогда не смягчался.
Ортанна встала перед кроватями Мариуса и Алайны, держа руки за спиной. Оглядев обоих, она холодно произнесла:
– Ученицу направят в Зал Очищения. Ученик подвергнется испытанию воли и недельному заточению в темнице.
– В Зал Очищения? Но смотритель мантии направил её в легион! – Мариус приподнялся на локтях и вступился за Алайну.
Ортанна строго посмотрела на него. По спине Мариуса пробежал холодок. Тут же в лазарете появился смотритель мантии. Суетясь, он даже не заметил Ортанну и встал рядом с ней перед кроватями больных. Через секунду смотритель ощутил на себе тяжёлый взгляд её глаз, посмотрел на неё и спросил:
– Зачем вы здесь?
– Чтобы передать приказ архимага и привести его в исполнение.
– Приказ вынесен императором, а не архимагом.
Ортанна развернулась к смотрителю. Теперь между ними появился прямой зрительный контакт.
– Меня это не волнует. Я исполняю волю Ордена.
Они смотрели друг на друга минуту, после чего смотритель потянул руку к своей шпаге.
– Вы не оставляете мне выбора! – воскликнул он и тут же, вытащив шпагу из металлического кольца на поясе, выронил её из руки.
Смотритель присел, схватил шпагу, но не смог выпрямиться на ногах. По голове ему будто прошлись булавой, всё в его глазах извивалось, плыло. Тело его слабело с каждой секундой, будто кто-то высасывал из него все соки. Он напрягся, использовал последнюю крупицу силы, и, покачнувшись назад, сумел выпрямиться.
Но пальцы его разжались. Шпага вновь оказалась на полу. Он глянул Ортанне в глаза, не понимая, что происходит, и вдруг ощутил реальную тяжесть её взгляда. Смотритель согнулся, упал на колени и распластался на полу, полностью обессилев.
Ортанна вновь повернулась к Мариусу и Алайне:
– Вставайте с кроватей и следуйте приказу архимага.
Глава 4
Рейна лежала на подстилке из сена и рыдала. В других вольерах по обе стороны от неё сидели короткошёрстные охотничьи собаки, которые отличались боевым нравом, но, тем не менее, быстро обучались командам. Они даже не пискнули, когда привели чужачку Рейну.
Псарь же сидел за столом. Ближе к вечеру он зажёг свечу. Старая служка Лукреция, отличающаяся сварливым нравом, но невероятно кроткая перед господами, из виллы принесла ему несколько отварных картофелин, морковь и небольшой кусок свинины в глубокой глиняной тарелке. Он поблагодарил её и спокойно отужинал.
Через минуту служка вернулась обратно, чтобы принести псарю бокал вина.
– От баронессы Вельбре. – сказала она и совершила поклон. Псарь вытаращился на неё, как если бы увидел настоящее чудо природы. Где это видано, чтобы какому-то псарю подносили вино?
Служка ушла. Бокал стоял на столе псаря. Одним глотком он осушил его, так как боялся, что этот широкий жест мог быть ошибкой и вино вскоре у него отберут.
Прошло полчаса. Псарь сидел на своём табурете, перевирая пищу, сдобренную вином. Никто не вернулся. Теперь ему стало ясно, что он чем-то заслужил похвалу знатной дамы.
Псарь встал из-за стола и начал расхаживать взад-вперёд по псарне, заложив руки сзади, бормоча себе под нос:
– Что же я такого сделал?.. Может, барон удачно поохотился с моими собаками?.. Тогда бы я увидел тушки животных. – он продолжил задумчиво расхаживать по псарне. После недолгих размышлений он выпрямился и широко раскрыл глаза. – Неужто баронесса любит меня?
Поражённый своим предположением, он стал расхаживать взад-вперёд ещё быстрее. Вскоре он остановился и тихо произнёс:
– Барон… Педаль.
Псарь тут же огляделся, чтобы убедиться, что его никто не слышал. В этот момент он заметил Рейну и только сейчас вспомнил, что в его вольере сидела служанка.
Рейна смотрела на этого чудаковатого псаря и удивлялась, как госпожа Вельбре всего за один бокал вина смогла заполучить расположение простолюдина. Она знала, что его не раз высекали за то, что собаки не могли сделать на охоте необыкновенных вещей – поймать налету птицу или одолеть в схватке волка, а потому особенно поразилась произошедшим.
– Педаль… – тихо произнесла Рейна. Он вдруг остановился и удивлённо взглянул на служанку, выглядывающую из-за решётки вольера. Педаль и не подозревал, что она знает его имя.
– Госпожа не оставит меня в покое. Освободи меня.
Педаль почесал голову и, осознав значение этих слов, громко рассмеялся. Он не был злой и язвительный по натуре, но столь нелепая просьба рассмешила бы любого.
– Ты что, не знаешь, что со мной за это сделают? Да меня могут избить до смерти или скормить моим же собакам!
– Но ты ведь свободный человек! Ты можешь идти куда хочешь!
– Свободный! – с досадой произнёс Педаль. – Уж поверь, это ничего не меняет. Кто, по-твоему, накажет семейство Вельбре, если псарь Педаль пропадёт? Император? Да он даже не знает о моём существовании! Может, городская стража? Да мы ведь за городом, а значит всем плевать!
В этот момент, когда уже сгустился вечерний мрак, на псарню пришла госпожа Вельбре. Псарь поклонился и тут же принялся зажигать навесные факелы на псарне.
По раскованному виду госпожи, по её довольной улыбке и лёгкому пошатыванию, Рейна поняла, что та много выпила. Госпожа подошла к вольеру, где сидела Рейна и, мерзко улыбнувшись, покосилась на псаря, который уже зажёг все факелы и уселся за свой стол.
Она произнесла, ухмыльнувшись:
– Вы ещё не давали ей костей? Бедняжка совсем проголодалась… Хотя, возможно, ей больше интересны члены женатых мужчин.
– Да не нужен мне ваш господин! Он сам ко мне пристал! – вскрикнула Рейна, вцепившись руками за решётку вольера.
По псарне словно пробежала кошка. Собаки в одну глотку залаяли. Псарь принялся их успокаивать, но собачий лай оказался сильнее его. Госпожа свела свои тонкие, аккуратно подстриженные брови и метнула гневный взгляд на псаря:
– Вы даже своих подчинённых успокоить не можете. Вам нужно преподать урок, Педаль! – тут же она перевела взгляд на Рейну. – Но сперва разберёмся с ней.
Она подозвала псаря к себе пальцем и сказала:
– Заведите самого крупного кобеля в вольер к этой шлюхе. Пусть они наслаждаются.
Педаль пару секунд стоял на месте, пытаясь осознать, правильно ли он всё понял. Своим нелепым, расстроенным видом он заставил свою госпожу засмеяться. Псарь стал похож на ребёнка в ступоре, который не понимает, чего от него хотят.
– Педаль! – злостно крикнула госпожа Вельбре и псарь тут же повиновался. Он зашёл в вольер к самому крупному кобелю, натянул на него ошейник и за поводок повёл его к клетке Рейны.
– А теперь посадите кобеля на суку. Я хочу увидеть, как они сношаются.
Педаль вновь оцепенел. Он бросал взгляд то на госпожу, то на служанку, пытаясь понять, что же ему всё-таки нужно делать. При движении головы мясистые щёки его забавно дёргались.
В этот момент это были уже не раболепные размышления, а метания человека пускай и необразованного, но доброго. Кем он будет, когда совершит подобное? Сможет ли он спокойно спать по ночам? В мягком сердце Педаля закрадывалась надежда, что из-за его придурковатости всё сорвётся, но госпожа была неотступна:
– Быстро, Педаль! Иначе тебя высекут!
Псарь повиновался. Он завёл в вольер Рейны кобеля. Служанка сидела у прутьев решётки и смотрела на госпожу умоляющими глазами:
– Пожалуйста, госпожа, не надо! Я не проявляла никакого интереса к вашему мужу!
– Заткнись, рабыня! Педаль, усади её на четвереньки!
Видя, что положение безвыходное, Рейна сама приняла нужную позу. Педаль дрожащими руками поднял передние лапы собаки и положил их на бёдра Рейны.
– Давай, Гип. Давай. – хлопая кобеля по животу, произнёс Педаль.
Гип сидел на Рейне, нисколько не шевелясь. Он высунул язык и непонятливо глядел, как и сам псарь, то на госпожу, то на служанку.
На лбу Педаля выступил пот. Он начал дёргать собаку, чтобы та наконец приступила к делу.
– Ну?! Заставь свою псину сношаться! – рявкнула госпожа. Её лицо покраснело от вина и злобы. Но вдруг она зашаталась, будто у неё случился солнечный удар, опёрлась рукой о входной проём псарни и промычала:
– Кажется, я перебрала…
Она сделала пару шагов к выходу, чтобы никто не видел этого позора, но не выдержала. Баронесса упала на колени и за несколько заходов отрыгнула содержимое своего желудка на землю, при этом задев и своё дорогостоящее платье.
Собаки молчали. Псарь с удивлением глядел на госпожу. По щекам Рейны текли слёзы, но её взгляд, полный ненависти, был устремлён на изрыгающую рвоту старуху.
С трудом поднявшись на ноги, госпожа вытерла рукавом платья рот и, пошатываясь, побрела к вилле. Она не оборачивалась и в полутьме была похожа на ходячий, кое-как ковыляющий труп.
Педаль проводил её взглядом, выдохнул, отсадил собаку в сторону и помог Рейне подняться. Гип высунул язык и радостно гавкнул, когда госпожа Вельбре удалилась на почтительное расстояние.
Рейна потрепала пса по голове. У него крупная морда, аккуратные лапы, небольшие, но добрые глаза и длинный пушистый хвост, который весело дёргался из стороны в сторону.
Педаль украдкой взглянул на Рейну. Он тут же покраснел, дёрнул за поводок и повёл Гипа в его вольер.
– Постой. – сказала служанка. – Помоги мне сбежать.
Псарь замер, как вкопанный. Гип радостно загавкал, прыгая на месте.
– Ты же знаешь, что утром она примется всех наказывать. И ты первый, кто попадётся под горячую руку. – продолжила Рейна.
Педаль сглотнул, оттянув ворот своей рубахи. Он не мог не признать, что Рейна права, однако страх наказания был сильнее.
– Я не могу. Я ничего не умею, кроме как воспитывать псов.
– А разве этого мало? – удивилась Рейна. – Добротному псарю всегда найдется место. Да и руки у тебя, как вижу, целы. Значит работу всегда найдешь.
Педаль с недоверием взглянул в лицо служанки и тут же угодил в её сети. Рейна в этот момент откинула волосы в сторону и по-особенному взглянула на псаря. У него отвисла челюсть. Воздух перестал поступать в лёгкие. Большие голубые глаза Рейны и длинные чёрные волосы в один миг свели его с ума, поразили его, словно разряд молнии.
Чтобы такая красотка, как она, да так мило с ним заигрывала? Рейна имела нетронутую женскую красоту, которая отдавала благоуханием первых полевых цветов. Всё её упругое тело было свежим, налившимся соками женственности хранилищем девственности.
«Это не кабацкая шлюха, продающаяся за пару монет». – подумал псарь и это невероятно прельстило ему, ведь женщин, подобных Рейне, он встречал крайне редко и никогда не был объектом их внимания или уж тем более желания.
Он имел привычку трезво оценивать свои шансы и потому знал, что в его положении и с его внешностью он никогда не получит себе такую красивую и чистую девушку. Его участь – вечно нести наказания за своих псов, поклоняясь господам и подставляя спину.
И чего стоит такая жизнь? Он мог бы помочь Рейне спастись и построить с ней семью. Он такой несуразный, с пятачком вместо носа и с глазами навыкате, мог бы обрести счастье.
Сделав выводы, Педаль решительно отворил вольер. Рейна вышла из него и мило улыбнулась ему. Он неловко улыбнулся в ответ.
– Тогда решено. – пробормотал Педаль, достал из ящичка своего стола длинный нож и засунул его себе под пояс. Он посмотрел в окно псарни и увидел, что уже наступила ночь. – Держись ближе ко мне и не отставай. Мы побежим в Крип, а там что-нибудь да придумаем.
– Вот так вот сразу? – удивилась Рейна.
– Нам больше нечего ждать. За ночь мы успеем убраться отсюда и найти жилище в Крипе подальше от центра. Нас с тобой никто не должен узнать.
Гип загавкал в вольере. Он схватился зубами за решётку, пытаясь её прогрызть.
– Давай возьмём его с собой! – сказала Рейна, радостно подбегая к его вольеру. За столь короткий период Гип стал для девушки четвероногим другом. Он не поддался животному порыву и, более того, признал Рейну своей хозяйкой, дав себя погладить. Вот и сейчас он порывался, чтобы помочь ей и псарю.
Педаль без упрёков вывел Гипа из вольера, надел на него ошейник, присел к нему и сказал, гладя его ушко:
– Постарайся не болтать по чём зря, дружище.
Пёс весело завилял хвостом и гавкнул в знак согласия. Втроём они выбежали из псарни и побрели в сумерках на северо-восток. Педаль знал короткую дорогу до Крипа, которая, к тому же, проходила за виллой.
Они тихо пробирались виллой. Педаль глянул на окна второго этажа. Они оказались зашторены. Потом глянул в окна первого этажа и увидел на кухне тощую фигуру Лукреции, что стоит с медным подсвечником, в котором горит свеча. Через секунду свеча погасла и на кухне стало темно.
– Она нас видела?.. – оцепенев, спросил Педаль.
– Кто? – спросила Рейна, глядя на виллу. Она ничего не заметила.
– Если нас увидела Лукреция, то пути назад нет. Пойдем.
Псарь ускорил шаг. В быстром темпе они преодолели несколько песчаных холмов и пошли через седловину Дерра-Мот.
На извилистой тропе впереди сидят трое вокруг костра. Первый – темнокожий здоровяк в львиной шкуре, ноги которого обмотаны тряпками. Рядом с ним на пеньке лежит секира. Второй – рыжий, тщедушный прохвост с кривым носом и вечно приоткрытым ртом, откуда выглядывают кривые зубы. Он носит зелёную крестьянскую рубаху и льняные штаны. В руках держит короткий лук. Третий – заросший бродяга, лица которого за чёрными кудрями совсем не видно. Он носит длинное платье, подвязанное шнурком. За поясом у него изогнутый ржавый клинок.
Рыжий, заметив гостей, встал у них на пути и сказал, широко улыбаясь:
– Вот так-на! Путники на большой дороге! – он оглядел Рейну, Педаля и Гипа, присвистнул, засунув два пальца в рот и остановился взглядом на Рейне. – Проход здесь платный, но, я погляжу, даже с пустыми карманами вы найдете, чем расплатиться.
– Я сам с ними справлюсь. – сказал здоровяк, поднялся, схватил секиру и встал перед Педалем. Он обернулся к рыжему, и, не меняя сурового лица, рявкнул: – А женщину оставлю себе.
Рыжий цокнул языком, натягивая тетиву. Гип незаметно проскользнул меж ног здоровяка и подобрался к лучнику. Не успел он выпустить стрелу, как пёс вонзил свои клыки в его руку и начал её трепать, пытаясь вырвать из плеча.
Рыжий завопил, зажмурился и попытался второй рукой разжать челюсти Гипа. Пёс лишь недовольно зарычал и начал двигать головой ещё яростнее, разрывая сухожилия рыжего. Педаль достал из-за пояса нож, воспользовавшись замешательством, и бросился на темнокожего здоровяка. Не был он воином, но отчаянно хотел защитить Рейну, за что и поплатился. Лезвие секиры тут же снесло ему голову.
Рейна спринтом побежала вперёд мимо здоровяка и рыжего, но заросший бродяга преградил ей путь.
– А ну иди сюда, сладкая! – сказал он, показывая ей чёрные зубы.
Рейна испугалась. Пытаясь найти выход с тропы, оба выхода с которой закрыли бандиты, она совсем растерялась. Гип тут же ринулся к ней на помощь, отпустив руку рыжего.
Лучник попытался натянуть тетиву, чтобы убить собаку, но его разорванная кисть безвольно повисла. Из неё сочилась кровь, и лучник не нашёл ничего лучше, как второй рукой оторвать себе рукав и перевязать им культю.
Гип в это время набросился на бродягу. Тот заметил пса раньше и потому начал размахивать во все стороны клинком, дабы не подпустить собаку ближе.
Выждав момент, найдя лазейку меж его атаками, пёс бросился на бродягу и прокусил ему руку, в которой он держал клинок. Бандит завыл от боли и выронил оружие на землю.
Рейна увидела, что четвероногий друг освободил ей дорогу и принялась бежать. Лишь на мгновение она обернулась. В это время темнокожий здоровяк нанёс мощный удар эфесом секиры по голове Гипа. Пёс заскулил и рухнул на землю.
– Нет! – крикнула Рейна, не выдержав страшного зрелища. Её крик привлёк внимание бандитов. Она тут же побежала по тропе вперёд и начала взбираться на песчаный холм, чтобы выбрать из седловины.
– Сторожите псину! – приказал темнокожий здоровяк двоим бандитам-калекам и кинулся в погоню за Рейной. Девушка, чувствуя невероятный страх, все же смогла преодолеть подъём. Она взобралась на холм, но тут же рука здоровяка схватила её ступню. Маленькая ножка Рейны выскользнула из кожаного башмака, оставляя его в подарок здоровяку.
Рейна покатилась кубарем. Песок увлёк её тело, будто поток бурной реки, с холма прямо в песчаную бурю.
Темнокожий здоровяк поднялся на ноги, держа в руке кожаный ботинок с полу оторванной подошвой. Он посмотрел с холма вниз. Буря полностью застлала, создав облако из мечущихся частичек песка.
– Анодова дева! – ругнулся он, плюнул с холма и пошёл к своим бедолагам, мучившимся от боли.
Рейна в это время с трудом поднялась на ноги, и, оторвав кусок ткани от своего платья, прикрыла им рот и нос. Она почти не почувствовала падения – песок смягчил его. Однако этот же песок настырно лез в уши, нос и глаза.
Она сняла второй ботинок и выкинула, чтобы её по нему не нашли. К тому же, под его дырявую подошву забивался песок. Рейна медленно побрела босиком наугад, преодолевая резкие порывы песчаной бури.
Солнце стояло высоко. Рейна чувствовала себя маленьким муравьём, которого какой-то ребятёнок на небе хочет прижечь с помощью лупы. Платье в мгновение налилось тёмные пятнами пота. Она шла, изнывая от жары, по раскалённому песку. Когда ветер особенно сильно задувал, платье её развивалось, а колени подгибались.
По пути она вспоминала Педаля, Гипа, свою семью, которой уже давно нет в живых и уговаривала себя идти дальше и не сдаваться. Псарь и его пёс пожертвовали ради неё собственными жизнями. Нужно сделать так, чтобы эти жертвы не были напрасны.
«Кто же виноват в их смерти? Неужели я?» – задавала она сама себе вопросы и, убеждаясь в своей вине, всё так же продолжала путь. И всё-таки глубоко в душе она свесила всю ответственность на госпожу и господина Вельбре, ведь если бы они не создали скотских условий для псаря, то он бы и не захотел сбежать. А если так, то эти высокородные твари должны расплатиться за смерть тех, кто её спас и за все те унижения, что ей причинили.
«Нет! Я выживу!» – она выбирала жизнь, задыхаясь в гуще песка.
Через несколько часов пути Рейна чуть не упала замертво. Она почувствовала невероятную жажду, и, видя, что буря продолжается, подумала, что это конец. Она встала на колени, сложила руки на груди и начала молиться богу своего народа Кувычару, который управлял всеми стихиями.
– Бог земли и неба, огня и воды, ветра и природы, проведи меня путём истинным по твоей воле и во имя твоё! Я принесу тебе в жертву земную тварь! Я разолью по земле кровь своих и твоих врагов! Я дам духам пищи!
Закончив молитву, Рейна встала на ноги и попыталась пойти дальше, но тут же от бессилия упала на спину. Она подняла глаза к небу, прощаясь с ним, и увидела голубое небо, пробивающееся сквозь облака песка.
Оно становился всё чище и чище и вскоре Рейна смогла увидеть горизонт над холмами седловины. Всего через пару минут небо и солнце не закрывала ни единая частичка песка.
Рейна откашляла горсть песка. Она вдохнула полной грудью и поняла, что наконец-то может дышать. И хотя в глотке её было сухо, как и в самой пустыне, Рейна радовалась уже тому, что пережила песчаную бурю. Значит, путь был не бессмыслен. Кувычар услышал её.
Девушка поднялась на ноги и огляделась. Вокруг предстал непередаваемый пейзаж, контраст природы в самом прямом смысле – граница пустыни и степи, песчаные холмы и плоскогорья.
Она стоит на равнине, где западнее начинаются степи с полумёртвыми, едва живыми кустарниками, а восточнее ещё более жаркая пустыня, где кроме песка совсем ничего не видать.
В ста метрах от себя Рейна заметила высокие стены из камня и городские ворота. Она закрыла глаза и, от переутомления потеряв сознание, упала лицом в песок.
Глава 5
Солнце поднималось над городом Крип, как и песчаные волны, гонимые ветром c пустыни над холмами седловины. Утро было прохладным; воздух ещё не успел напитаться жаркими парами.
Ремесленники, неимущие, рабы, отпущенники, женщины из простонародья, шуты, изувеченные ветераны легионов, танцовщицы и дети-подмастерья – все вставали с первыми лучами солнца, чтобы не затягивать свою работу до вечера и не жечь драгоценные свечи, а потому жизнь в городе кипела с самого рассвета. Эти люди совсем как разные овощи, что варятся в одном котле. Каждый из них даёт свой особенный вкус и аромат городской жизни.
– А ну просыпайся, лежебока! – воскликнул отец. Рилли с трудом разомкнул веки и, не осознавая, что происходит, повернулся на правый бок к стене. Старые привычки, такие как сон до обеда, оставались в нём с прошлой жизни.
Отец не стал терпеть подобного разгильдяйства. Он приблизился к сыну, раскручивая в руке верёвку, на конце которой завязан мощный узел. Между верёвок узла выглядывают длинные зелёные шипы плода пустынного кактуса.
Рилли ни о чём не подозревал, всего лишь мило посапывал, когда внезапный удар узла по ноге заставил его встрепенуться. Его словно кипятком ошпарили. Он вскочил, вскрикнул и, ошарашенный, начал плакать.
– Настало время готовить тебя к взрослой жизни. – холодно произнёс отец. – Тебе скоро шесть, а значит, наступает время отдать тебя в Стальную Академию.
Слова отца возымели на сына мощнейшее действие. Теперь-то жизнь уже не представлялась ему приятной и тёплой сказкой, где дети рождаются в хороших семьях и где весь мир открыт для свободного плавания. Вместе с этим осознанием по его ноге разлилась жгучая боль; он увидел на ней красные пятна, как от крапивницы, которые набухали и превращались в волдыри.
Яндер воспринимал сына, как огромный бесформенный камень, из которого необходимо выточить искусную скульптуру. Дисциплина, строгая нравственность, каждодневные тренировки – вот инструменты, которые заменяли ему долото и молоток.
Он понял, что пора действовать, быстро схватил сына за руку и потащил на улицу. Оказавшись на пороге, отец с силой дёрнул маленького мальчика вперёд, да так, что тот, пролетев метр, упал животом на землю и начал плакать.
Яндер поднял брови, удивляясь тому, что его сын, ребёнок столь успешного воеводы, не смог приземлиться на ноги. Где же его сноровка? Где реакция? Как он будет защищаться от ударов врагов?
Люд вокруг проходил мимо, занимаясь своими делами. Громкий плач Рилли заставил их обратить на происходящее внимание. Они подошли ближе и вскоре образовалась заинтересованная толпа.
Мальчик добился своего. Он плакал не только от обиды, разъедавшей сердце и не только от невозможности дать отпор. Инстинктивно он понимал, что громкий плач привлечёт всеобщее внимание, и воспользовался этим, чтобы спастись.
Но толпа вразрез его ожиданиям и не думала что-то делать. Она стояла, наблюдая за ребёнком, слёзы которого всё сильнее размазывают грязь по лицу, и тихонько посмеивалась. Кое-кто среди них перешёптывался, кое-кто показывал пальцем.
Яндер грозно оглядел толпу и рявкнул так, что стало слышно в половине города:
– Чего уставились? Идите по своим делам!
Толпа притихла и начала расходиться. Каждый в Крипе знал, кто такой Яндер и что бывает, когда он недоволен. С удалением толпы удалялся и настороженный ропот, который вскоре стих под свистящими порывами ветра.
Рилли осознавал, в сколь унизительном положении находится. К этому примешивалось и то, что все его ожидания на лучшую жизнь рассыпались в прах. Отец подошёл к нему, поднял Рилли за руку над землей и поставил на ноги. Он присел так, чтобы его лицо было параллельно лицу сына:
– Жизнь создана не для слабых. Тебе кажется, что я требую от тебя слишком многого, но поверь, выживание потребует от тебя ещё больше.
Рилли слушал, продолжая рыдать. В его маленькой, недавно родившейся душе произошёл раскол, ибо доверие к отцу оказалось неоправданным.
Яндер тяжело вздохнул и отошёл от него на пару метров, раскачивая узел в руке, как маятник. Сделав резкий выпад, он ударил узлом в бедро сына. Рилли вскрикнул, но рыдания его прекратились. Он встал, почёсывая ногу и съеживаясь под взглядом отца. Тогда отец снова стеганул сына, но уже по другому бедру. Рилли согнулся, сжал зубы, пытаясь стерпеть боль.
– Принять позицию для толчков от земли! – скомандовал отец и снова метнул узел в сына. Тот машинально отпрыгнул в сторону, увернувшись.
Яндер прыжком подскочил к Рилли и резким ударом ноги в грудь повалил его на землю. Он продолжил раскручивать в руке узел, и сын, видя его перед лицом, испытал невероятный ужас.
– Переворачивайся на живот, сомкни ноги и поднимайся на руках, толкая своё тело от земли!
В два движения Рилли, детский нрав которого укротили за несколько ударов, перевернулся на живот и покорно встал в нужную позицию. Отец, с хладнокровием, присущим ветерану легионов, скомандовал:
– Раз!
Рилли поднял своё тело на руках. Он заметил странность: каким-то образом его руки помнят подобное положение. Тело будто подстраивается, распределяя вес и усилия. Возможно, когда-то он уже делал подобное?
Колючий узел тут же впился в его поясницу. Рилли всхлипнул и зажмурился, претерпевая жгучую боль.
– Задницу ниже! Два!
Рилли отжался. В этот раз удар прилетел по его левой руке.
– Руки шире!
Время тренировки шло. Отец наказывал сына за каждое неправильное движение, за торопливость или медлительность, и даже за слёзы.
– Пятьдесят три!.. – скомандовал он, но Рилли, обессилев, упал на землю. Из-под его тела поднялись мелкие облака пыли.
– Пятьдесят три! – снова прорычал отец. Сын лежал на земле и, тяжело дыша, смотрел в никуда, словно изнурённое животное.
Яндер начал раскручивать в руке верёвку. С каждым оборотом узла Рилли раздумывал над тем, какой силы будет удар и когда он произойдет. Тело его устало настолько, что отказывалось сопротивляться. И сам Рилли, устав превозмогать, смирился со своей участью. Он закрыл глаза и постарался забыть о боли.
Внезапно послышался хлопок, будто кому-то дали пощёчину. Рилли открыл глаза. Над ним стоял отец, а рядом Феней, что схватил отца за руку, в которой тот раскручивал верёвку. Феней в свои пятнадцать лет был рослым малым с крепкими запястьями. Пускай его рука и дрожала от усилий, но она смогла удержать руку Яндера – командующего легионом.
Узел висел внизу и лишь слабо покачивался на ветру. Ветер бил металлическую вывеску ближайшей таверны о её фасад. Из-за криков Яндера даже пьяницы внутри неё угомонились и стали общаться шепками.
– Чего ты мешаешь, никчёмыш? Из тебя ничего не вышло, так ты решил ещё своего брата запороть? Иди лучше займись своими привычными делами – стоянием на башенной стене или лежанием в кровати!
Феней – караульный на башенной стене. Когда он был в возрасте Рилли, отец точно так же начал его тренировать. Феней справлялся с тренировками сносно, поступил в Стальную Академию и спустя год вернулся с серьёзной травмой ноги. Сутки его оперировали лучшие врачеватели Крипа. От боли Феней потерял сознание, а на утро узнал, что будет хромать на левую ногу всю оставшуюся жизнь. Он смотрел на свою зашитую конечность и не мог понять, что должен чувствовать – радость или печаль. С одной стороны, он не стал тем желанным сыном, которого так хотел отец. С другой, он не будет обречён на жизнь, полную испытаний и войн.
Из-за непригодности в Стальной Академии Феней подался в городскую стражу Крипа. Там он имел свой хлеб, преспокойно жил, охраняя стены города и мог рассчитывать дожить до старости, если Пустынное Царство не предпримет ответных попыток напасть.
– Запороть? – крикнул Феней, глядя в глаза отца. При этом слове его лицо исказилось от гнева и отвращения. – Скажи это пятерым моим братьям, которые погибли от твоих тренировок!
Рилли понял, что если так и останется лежать на земле, то отец-то точно отправит его к остальным пятерым братьям. Притом, намечается семейная ссора и едва ли он от неё подобреет. Использовав оставшиеся силы, Рилли вскочил на ноги и, не оглядываясь, помчался по трущобным переулкам в никуда.
Он не видел перед собой ничего знакомого, не знал, куда бежать, ведь за все пять лет своей жизни ему не позволяли выбираться далеко от дома. Всё, что Рилли видел в жизни: каменные стены своей комнаты, резные деревянные фигурки, с которыми он игрался вместе с Фенеем и мрачный двор, где кроме грязи не на что было смотреть.
На мгновение он обернулся, но не увидел за собой ни отца, ни брата. Рилли продолжил бежать по извилистым мощёным улицам. Вокруг проплывали взрослые лица, казавшиеся ему злыми. Он отпрыгивал из стороны в сторону, натыкаясь то на очередного бородача-торговца, то на какого-нибудь исхудалого раба, рёбра которого возвышаются над его животом.
«Куда мне бежать? Что мне делать? Как спастись?» – вертелись в голове Рилли вопросы, пока он бежал вперёд. Шум города, толкотня – всё будто увлекало его в единый бессмысленный поток, русла которого протекают по тесным улочкам Крипа. В конце концов, поток этот выплюнул малыша на открытую площадь, где стоит высокая каменная статуя, а вокруг неё, словно грибы, растущие на корнях дерева, раскинулись торговые лавки с навесами из соломы.
Рилли, весь покрасневший от ударов отца, совсем забыл о боли. Верх взяло детское любопытство. Он приблизился к примечательной статуе и прочитал у подножия её на дощечке выгравированную надпись: «Император Йестин Тельтор».
Изваяние представляло собой мужчину, с поднятой левой рукой над головой, в которой он будто держит невидимую чашу. На нём роскошные доспехи, сзади развевается каменный плащ.
Рилли обратил внимание на чистоту скульптуры. Она блистала на солнце, поверхность её была гладка и не имела ни одной трещинки. Он догадался, что её поставили недавно.
После он принялся изучать торговые лавки. На них маленький мальчик видел посуду из глины, олова и серебра, столовые приборы, шкатулки, инструктированные разноцветными камнями, статуэтки из камня, выделанные шкуры, засаленное мясо, гобелены с необычными с изображениями и многое другое.
Между лавок на деревянном ящике стоял мужчина с внешностью уличного ловкача. Он носил кучерявые усы и козлиную бородку; обладал живым лицом с подвижной мимикой, добрыми глазами. Возрастом он был не более тридцати лет. Его длинные чёрные локоны, выглядывающие из-под шляпы, спадали до воротника чёрного пальто, застёгивающегося на замысловатые железные застёжки. На голове он носил чёрную широкополую шляпу, которая отбрасывала тень на его и без того тёмные глаза.
Ловкач отбивал каблуками высоких сапог по ящику некий магический ритм, который заставил смолкнуть весь переулок и обратить на него внимание.
– Подходи, честный народ! Спеши увидеть чистую магию, какова она есть! Не поскупись на монеты, ведь больше монет – веселее представление!
Торговцы, уличные зеваки, дети – все враз забыли о своих делах и пошли на поводу у ловкача. Вокруг ящика, на котором он стоял, образовалась толпа. Маленького Рилли затянули туда зеваки и вышло так, что он оказался в первом рядом, прямо перед ловкачом.
Тот заметил Рилли, присел на колено и, глядя с улыбкой на лице малышу в глаза, произнёс:
– Хочешь увидеть фокус?
Не дожидаясь ответа, он щёлкнул пальцами. В его руке заискрилась огненная вспышка, из которой тут же вылетел голубь. Он пролетел над толпами зевак, а потом над статуей императора, не забыв обгадить ей плечо. Голубь пролетел ещё пару метров по направлению к небу, но тут же взорвался, разлетаясь огненным салютом над площадью.
Толпа ахнула.
Тут же из дома, что стоял рядом со статуей, вышел плотный батрак. Ему приплачивали императорские служащие за то, что он поддерживал чистоту статуи, ведь прекрасный император всегда должен оставаться чистым перед народом.
Батрак прихватил с собой тряпку, с трудом взобрался статуе на ногу, но не смог пролезть дальше. Помешал его выпуклый живот.
В процессе с него сползли штаны, оголяя волосатые ягодицы. Батрак захотел их подтянуть, однако чуть не сорвался. Чтобы не упасть, он вцепился руками и ногами за ногу императора и лишь испуганно поглядывал по сторонам, надеясь найти помощь.
Всё это выглядело столь комично, что толпа зевак разразилась громовым хохотом.
– Он сношает императора! – щёлкнув ладонью себя по лбу, крикнула беззубая жрица Евнона, бога оргий и сексуальных утех.
Ловкач снял шляпу и положил её на ящик. В неё посыпались медяки. Люди благодарили его за столь забавное представление.
– А теперь, эдейский народ, скажите мне, видели ли вы когда-нибудь, чтобы не боги посылали на землю молнии, а человек?..
Толпа затихла. Поднялся ропот. Люд начал обсуждать, возможно ли такое чудо. Один из вольноотпущенников крикнул:
– Я видел, как сражается отряд магов в числе легионов империи! Они посылают огненные вспышки на головы врагов, как огнедышащие драконы! Такая сила, если уж она не божественная, так уж точно близкая к ней!
Народ ахнул. Неделю назад известный писарь выпустил книгу о древнейших существах, некогда населявших землю – драконах. Сказания о столь загадочных рептилиях сразу проникли люду, который умел читать и имел средства на дорогостоящую книгу, в подкорку мозга.
– Это, конечно, хорошо. Но умеют ли драконы такое?! – крикнул ловкач и меж его рук, на которые надеты чёрные кожаные перчатки, возник электрический разряд. Искровая извивающаяся энергия замкнулась в обеих его ладонях, как если бы он удерживал взаперти саму стихию молнии.
Народ отринул назад, испугавшись. Каждого из зевак настолько удивило представление, что они замолчали и лишь заворожённо глядели на сияющую вспышку. Их лица освещала белесоватая энергия.
Внезапно на переулок свернула группа людей в красных мантиях, на плечах которых видны чёрно-золотистые наплечники. На спинах у них вышит знак Ордена Магов. В руках они держат стальные палицы, которые при передвижении используются ими, как опорные трости. Возглавляет группу магистр, тоже одетый в красную мантию, но без капюшона. На его голове сидит серебряная тиара, в верхней части которой блистает золотой знак Ордена.
Ловкач, заметив отряд бичевателей, спрыгнул с ящика и принялся бежать.
– Схватить его! – приказал магистр и в ту же секунду достал из своей мантии метательную верёвку, на обеих концах которой видны круглые металлические грузы.
Бичеватели схватили палицы в обе руки и побежали к ловкачу. Тот удирал и почти уже успел добежать до поворота, как вдруг ноги ему скрутила метательная верёвка. Он упал, потеряв равновесие и его тут же настигли бичеватели.
Ловкач протянул к ним руки, чтобы поразить их молнией. На кончиках его пальцев засверкали искры, но тут же погасли.
Бичеватели схватили его под обе руки и понесли к своей группе. Ловкач закричал:
– Не пойду я ни в какой Орден! Отпустите меня, деспоты!
Как только его подвели ближе к группе, магистр зарядил ему звонкую пощёчину. Из его губы пошла кровь; он поднял голову и провопил:
– Никакой я не маг, а всего лишь фокусник! Отпустите и я пойду своей дорогой!
– Маг ты или нет – это мы выясним в Ордене. А пока веди себя спокойно. Ты же не хочешь, чтобы архимаг вынес в отношении тебя решение об очищении?
Ловкач отпустил голову. Он сдался. Многие из простого люда знали, какие обряды проводятся в Ордене. Маги этого и не скрывали, ведь устрашение действует так, что многие родители добровольно выдают своих детей, проявивших магические способности. Это знал и ловкач, а потому неприглядная судьба стать бездумным исполнителем воли Ордена испугала его.
Бичеватели в красных мантиях окружили ловкача со всех сторон и повели к городским воротам. Они надели ему на руки железные наручи, в которые вставлены тёмные камни с сияющими синими рунами на них. Такое устройство использовали, когда нужно было ограничить магическую силу мага.
Толпа разбрелась кто куда. У неё отобрали единственное развлечение в середине трудового дня. Вечером в переполненных тавернах пьяницы будут обсуждать Орден и его звериные порядки. Эти же самые пьяницы совсем недавно возмущались, что магам дано слишком много вольностей и надо бы укротить этих нелюдей.
Рилли подумал о том, что в новом мире будет не так-то просто выжить. Но что же делать дальше? Куда идти? Ведь нет у него другого дома, кроме того, где над ним издевались.
Мальчик продолжил прогуливаться по переулку, задумавшись об этом. По дороге проехала деревянная карета, дощатые стенки которой разукрашены в красно-чёрный цвет. Сверху на ней выделялся золотистый горностай, который стоит на двух лапах.
Дверца кареты отворилась и по ступенькам вниз спустился упитанный, облысевший дворянин в белой тунике, на спине которой выведен золотыми нитями горностай. Пальцы его украшают кольца с самоцветными камнями.
Лицо дворянина Рилли показалось приметным, особенно красные дутые щёки и могучие каштановые усы с проседью. Череп у него маленький, чего нельзя сказать про нижнюю часть лица. Лысина блестит на солнце. Наглые глаза смотрят в упор с немым вызовом.
Бегло осмотрев лавки, дворянин подошёл к одной из них и произнёс:
– Шкуру белого волка.
Смуглый торговец, который носит бурый меховой жилет и зеленую шапочку с продетым в неё пышным красным пером, тут же засуетился: взял шкуру, скрутил её в трубочку и перевязал бечевкой.
– Два империала. – сказал он, сдвигая шапочку на затылок.
– Два империала?!
– Шкура белого волка довольно редка. Мои братья добывают её на заснеженных склонах, рискуя сорваться или примёрзнуть к горе.
Дворянин глянул на торговца угрожающе. Тот улыбнулся, неловко рассмеялся и хлопнул дворянина по плечу. Как только он это сделал, взгляд дворянин стал испепеляющим.
– Да не беспокойтесь, господин! На следующую покупку сделаю вам скидку!
Дворянин заскрежетал зубами, раскрыл холщовый мешочек, отсчитал торговцу два империала. Его слуга, что слез с облучка кареты, где он сидел рядом с кучером, взял шкуру и затащил её в карету.
Дворянин развернулся, сказав вполголоса:
– Грязные берзийцы… И они ещё смеют задирать такие цены в нашей империи.
Убирая мешочек в карман, он наткнулся на маленького Рилли в грязных обмотках, который разглядывал красиво разрисованную карету, разинув рот.
– Ах ты маленькая чернь! Воровать у меня вздумал? – крикнул дворянин и вытащил из крепления повозки кнут. – Шутки со мной вздумал шутить?! В Эдейской империи за воровство выкалывают глаза!
– Шутки?.. – Рилли задумчиво повторил знакомое слово, которое раздалось в его сознании громовым эхом.
Перед ним вновь разверзся подземный зал, где на троне сидит могучий бог.
– И что ты хочешь взамен за мою новую жизнь? – спросил Рилли.
– Всего лишь шутку. Вся жизнь – комедия, где правят бал случайности! – он расхохотался, сжимая пальцами каменные черепа на подлокотниках своего трона. От столь малых усилий бога по черепушкам побежали трещинки. – Заблудшая душа, мы с тобой провернём такую шутку, о котором люди будут вспоминать тысячелетиями! Только вот для начала тебе нужно набраться сил, иначе ты не будешь готов к её исполнению. Делай всё необходимое, чтобы прийти к величию. Таково предназначение твоей жизни.
Тут воспоминание Рилли оборвалось, и он оцепенел, стоя перед дворянином в задумчивости. Теперь его догадки подтвердились – ему дали новую жизнь в новом мире. Но что хотел от него загадочный бог? Что за шутку он задумал? Для чего ему приходить к величию?
– Ты меня вообще слушаешь, упырёнок? А ну я тебе! – и дворянин замахнулся на ничего не понимающего Рилли кнутом. Мальчик успел лишь зажмуриться и отступить на шаг.
Но удара не последовало. Он раскрыл глаза. Перед ним на коленях сидела темноволосая девушка с голубыми, как лёд глазами. Кнут прошёлся по её спине. Она сжала зубы, но не крикнула.
– Чернь сошла с ума! – удивился дворянин и занёс руку для второго удара.
Девушка тут же схватила Рилли на руки и побежала вмести с ним вглубь переулка. Она бежала несколько минут, давно покинув городскую площадь, после чего остановилась в неизвестном месте среди трущоб, поставила мальчика на ноги и, оглянувшись, поняла, что преследования нет.
– Где твои родители, малыш? Почему ты один?
– Я сбежал.
– Зачем? Тебе ведь не выжить одному в этом мире.
Рилли промолчал. Он и сейчас думал о том, что делать дальше.
– Как тебя зовут? – спросила она.
Пускай обычные незнакомцы из этого мира казались ему сущими демонами и потому не заслуживали доверия, эта девушка, появившаяся из ниоткуда, спасла его, подставив свою спину под кнут. Мальчик доверился ей:
– Рилли. А тебя?
Девушка задумалась, с сомнением посмотрела на малыша, после чего ответила:
– Пердитта.
Глава 6
Мариус шёл по тёмным коридорам подземелья башни в сопровождении дюжины бичевателей. Его совершенно не тяготило наказание, которое он должен понести, ибо все мысли он сосредоточил на Алайне. До последнего он верил, что слово императора возьмёт верх; её бы возвели на ступень мага, после чего отправили в легион.
Причём, повернись всё в положительном ключе, Мариус и сам бы в будущем мог встать на ступень мага, отправиться в легион и снова быть рядом с любимой. Но эти мечты рухнули с приходом Ортанны Мос.
Бичеватели провели Мариуса по коридору налево, после чего он увидел Зал Пробуждения. Это довольно широкий каменный зал с купольным сводом, освещаемый настенными факелами. Сверху, на цепях висит огромная чаша с пылающими углями. Несколько таких чаш в подземельях обогревают первые этажи башни магов.
Подземелья имеют куда более долгую историю, чем сама башня. До того, как племена, которые объединил Эдей, заселили Невирр – континент, где нынче расположились три воинствующие державы, люди жили под землей и назывался их не в меру развитый народ глацитами.
Однажды рабы Эдея, занимавшиеся раскопками, обнаружили подземелье, где нынче Мариус проходит испытание. Сеть тоннелей была удачно приспособлена под нужды магов.
Мариус разглядывал высокие своды и стены, и удивлялся необычным руническим знакам на каменных поверхностях. Прежде ему не приходилось здесь бывать – доступ в подземелье запрещен всем кроме тех, кто проходит испытания.
В центре зала стояла круглая чаша с порошком цвета серебра.
«Улион. Вот как называл порошок испытания библиотекарь Олден». – вспомнил Мариус. На ум ему пришло и более народное название: «мозговыжигатель», которое порошку дали маги.
После испытания, как слышал Мариус, мало кто возвращается. Да и те, кто выживал, особой говорливостью не отличались. Когда-то весёлые, хулиганистые юноши становились нелюдимыми затворниками. Многие из них заканчивали жизнь собственными руками. И теперь подобное необходимо было пройти Мариусу.
Бичеватели встали вокруг чаши. Один из них снял с настенного крепления факел, вышел к центру и опустил его огненную голову в каменное углубление чаши. Огонь быстро воспламенил порошок, и в ту же секунду из красного пламени родилось синее, в сердцевине которого сиял белый сгусток энергии.
Это зрелище показалось Мариусу удивительным. Порошок давно истлел, не осталось пищи, что могла бы продлить жизнь пламени, но синие языки упорно продолжали извиваться.
Мариус почувствовал, как чья-то рука опустилась ему на плечо. Он не успел среагировать и развернуться – бичеватель ударил ему под колено, заставив его склониться над чашей испытания.
Немые наблюдали продолжали спокойно стоять. Под их глубокими капюшонами были видны лишь подбородки, освещённые синим пламенем.
Один из них крепко держал Мариуса за плечи. Держал так, что тот не смог даже пошевелиться. Его ладонь легла на затылок Мариуса и начала медленно, но верно, давить его лицо к огню.
Мариус напряг все мышцы шеи, положил руки на края чаши, чтобы ими упереться, но тут же обжёгся – чаша накалилась настолько, что к ней было больно даже притрагиваться.
Бичеватель с каждой секундой усиливал давление. Наконец, Мариус сдался. Перед тем, как нырнуть лицом в огонь, он ещё раз представил себе Алайну, что спит рядом с ним на соседней кровати. Одно это воспоминание стоило всех непрожитых лет, ведь в его короткой жизни было мало что хорошего. Детство в нищете, выживание на холодных улицах Транца – города империи западнее Ведьминых Гор, неприглядная жизнь в Ордене, где за каждую малейшую оплошность по его спине прохаживались плетью. На него все косо смотрели – результат того, что высшие маги быстро прознали о грязном происхождении Мариуса. Учителя и ученики держались от него подальше, втайне называя его порочным семенем. Все, кроме Алайны.
Хотя Мариус и был холоден, но любовь к Алайне была до гроба в его сердце. Так уж устроены горемычные молчуны, подобные ему: они не умеют врать, услаждая женские уши сладостными речами, зато в их характере преданность и верность; они готовы доказать свою любовь на деле, когда появится реальная возможность.
К своему удивлению, опустив голову в чашу синего пламени, Мариус не испытал ни жара, ни боли, ни даже тепла. По его лицу пробегал холодный ветерок, словно бы он стоял на вершине холма в ненастную погоду. Вскоре у него появилось чувство, что его тело находится в невесомости. Синий водоворот пламени закружил его и выбросил в небо, где ему представилась возможность расправить крылья.
Но приятное чувство заменило нервное: в его артериях началась пульсация столь сильная, что он мог отсчитать ритм биения своего сердца. В какой-то момент Мариусу показалось, будто сердце вытащили из груди и, пока оно ещё бьётся, подставили ему под ухо. Беда не приходит одна: по телу его разлилась болезненная судорога, словно Мариуса охватила падучая. Он не мог открыть глаза, однако ясно чувствовал, что сейчас лежит на холодном каменном полу и корчится в муках.
Наконец, и этот ужас оставил его. Всё это происходило в считанные секунды; бичеватели наблюдали за страшным процессом.
Буря в крови Мариуса стихла. Мысли покинули его; он словно провалился в небытие.
Бичеватель подошёл к лежащему на полу телу ученика и пощупал его пульс. Убедившись, что его сердце не бьётся, он кивнул другим наблюдателям. Без слов несколько людей в мантиях подошли к телу, взяли его за руки и за ноги и перенесли на каменный пьедестал в погребальной комнате. В это время Мариус представлял, будто он лежит на тёплой подстилке, сплавляясь по руслу спокойной реки, смотрит на небо и видит там умиротворённое лицо Алайны, которое ещё не пробудилось ото сна.
***
Ортанна Мос вела Алайну по коридорам подземелья в Зал Очищения. Поникшая ученица уже не надеялась на чудо, смотрела себе под ноги, воспроизводя в голове ту странную сцену, когда Ортанна одним лишь взглядом повалила смотрителя мантии – императорского советника на пол. «Видимо, архимаг решил по своему разумению устанавливать порядки в Ордене». – подвела вывод она.
Но потом она подумала о том, что это пустые мысли, ибо её скоро сделают беспрекословным инструментом, бичевателем. Больше всего Алайна боялась, что причинит кому-то боль. В смерти своих родителей она винила себя, своё тело и магическое проклятие, которое и запустило цепочку злосчастных событий. В её голове всё это время жило противоречие: душа её устремлена к высокому, чистому, доброму, она бы хотела, чтобы в мире царила гармония, не было войн, и все жили в достатке, а тело её, в противовес душе, создано разрушать, губить самых близких людей.
Она хотела в первую очередь принести пользу людям, стать лучиком света в тёмные время. Во вторую, когда бы она сделала всё, что смогла, она стала бы верной женой Мариусу. Выбрать уединённую деревушку, возделывать землю и питаться её плодами с любимым человеком – вот о чём мечтала Алайна каждую ночь перед тем, как уснуть; эти же мечты поддерживали теплоту её души. Но случай решил всё иначе.
Чтобы отвлечься от дурных мыслей, она спросила Ортанну, припомнив события в лазарете:
– Как вы это сделали?..
Ортанна, идя спереди, слегка повернула голову и вопросительно взглянула на маленькую девушку.
– Ну… вы просто взглянули, и смотритель мантии тут же оказался на земле!
– Такова моя сила. – немногословно ответила Ортанна. По её раздражённому лицу и тону голоса, не терпящему никаких возражений, любой другой бы понял, что Чёрная Рука не расположена к разговору.
– Ваша сила?..
Ортанна вздохнула. В глубине души она сочувствовала Алайне. Пускай Чёрная Рука и не была бичевателем в полноценном смысле этого слова, она сама сознательно сделала из себя идеальный инструмент. Эмоции были ей не в новинку, но она подавляла их ради службы.
Пытки, допросы, слежки она выполняла беспрекословно, когда приходилось выявлять нарушения законов Ордена. С затаённым торжеством Ортанна обрекала непослушных, строптивых учеников на процедуру очищения. В её голове, где всё было строго разложено по полочкам, свобода являлась низшим пороком, ведь она не верила, что обычный человек может укротить свои страсти.
И всё же эта золотоволосая девушка с добрыми глазами не была преступником. В этой милой, почти детской головке, считала Ортанна, не было даже ростка бунтарства или инакомыслия.
Она ответила со скрытым сожалением в голосе, из-за чего он прозвучал, как натянутая струна:
– Порой рождаются маги с особенностями. Как ты. Как я. Однако твоя сила куда опаснее моей. Она неконтролируема, и потому необходимо тебя её лишить.
– И поэтому я обязана стать бичевателем? Этим безликим монстром, у которого нет никакой радости в жизни? Разве виновата я, что родилась такой?
Произнося эти слова, Алайна чуть не заплакала. Сердце же Ортанны сжалось в маленький комок. Ученица посещала все занятия, вела себя добросовестно. Не будь в ней огненной зверской силы, она бы без проблем сдала экзамен.
Чёрная Рука, овладев собой, остановилась. Она резко развернулась, и глянула на ученицу сверху-вниз так уничижительно, что по телу Алайны пробежали мурашки.
– Знаешь, девочка, порой лучше просто выполнять приказы, чем мучаться вопросами совести.
Ортанна продолжила путь. Алайна последовала за ней.
– Но как же вы овладели собственной силой? Вас этому обучали? – продолжила расспрос ученица. Она хотела почувствовать перед очищением хотя бы немного тепла, пускай и от своего палача. Такова её природа: она считала всех людей хорошими, несмотря на их поступки и взгляды, и всегда искала в них добро, в которое верила.
– Закрыли вопрос. – холодно ответила Ортанна. Она больше не в силах была продолжать столь мучительный разговор.
Девушки прошли очередной каменный коридор и вышли на перекрёсток – каменный крест над пропастью, что соединяет три двери.
Ортанна повела ученицу к передней. Алайна подумала, что, вероятно, это последние мысли, что крутятся в её голове, а значит, нужно припомнить самое важное. Ведь как только её сделают бичевателем, она прекратит быть собой, останется лишь оболочка.
Алайна представила образ Мариуса. Этот смущённый юноша, на подбородке которого только недавно начала расти первая щетина, стал ей настолько родным, что она куда лучше помнила его лицо, чем лица своих родителей. В мельчайших чертах она представляла его лицо, припоминала каждую морщинку, каждую родинку, каждую тёмную чёрточку в его рубиновых, драгоценных зрачках. Если бы она знала наперёд, что потеряет воспоминания, эмоции, мысли, то заранее бы нарисовала портрет любимого. Ради этого Алайна готова была даже научиться рисовать.
Теперь даже призрак надежды в лице Мариуса меркнул с каждым шагом, что она делала в сторону заветной двери.
«Прощай, мой любимый». – мысленно она попрощалась с ним и в ту же секунду Ортанна открыла дверь в Зал Очищения. Алайна увидела просторный зал, в котором нет ничего, кроме каменного ложа, к портикам которого приделаны кандалы, и круглого отверстия в полу, что уходит под землю.
– Для чего это?.. – спросила Алайна, указывая на отверстие. В этот момент она вся задрожала, увидев у ложа несколько бичевателей и магов, которые ждали только её.
– Это… – задумавшись, сказала Ортанна и тут же собралась. – Это понадобится после процедуры. Прошедших очищение учеников выворачивает наизнанку.
Алайна стала белее полотна. Она думала, что уже смирилась со своей участью, но каждая новая деталь обряда была словно новым ударом в сердце.
Бичеватели стояли со снятыми капюшонами. Алайна отчётливо видела их безжизненные, равнодушные ко всему глаза и представила, как на месте одного из них окажется сама. Ей придётся карать учеников, делать из них подобных монстров. Разве заслуживают этого те, кого затащили в Орден насильно?
Люди в мантиях подошли к Алайне с обеих сторон. Она не стала сопротивляться; высоко подняла голову, чтобы сохранить перед страшным наказанием свою честь, прошла к ложу и легла на него. Холод от камня сразу передался её телу. Она задрожала и закрыла глаза, перебирая в голове всё доброе и чистое, что было в её жизни. Пускай никакое чудо её уже не спасёт, Алайна до последнего надеялась сохранить остатки человечности даже после очищения.
Бичеватели пристегнули её тело кандалами настолько туго, что она даже не смогла пошевелиться. Маги в красно-синих мантиях, что стояли по обе стороны от её лежавшего на ложе тела, подошли к её голове. Маленькими острыми лезвиями они обрили виски Алайны, после чего приступили к обряду. Суть его была в том, чтобы магической энергией уничтожить связи в мозгу, отвечающие за память, эмоции и мысли. Для такой работы Орден отбирал настоящих профессионалов, ведь если не уметь контролировать магическую энергию, можно сделать из ученика овоща или даже убить его.
Маги сосредоточились, направив руки к вискам Алайны. На кончиках их пальцев образовалась едва заметная магическая энергия, которая через секунду превратилась в бело-синие разряды, ударяющие в виски ученицы.
Первое время Алайна чувствовала щекотку, но уже через пару секунд начались покалывания. Она ощущала, как энергия проникает в её голову и распространяется по всему мозгу, вызывая резкие боли.
Её лицо скривилось. Бичеватель приготовил деревянный кляп на тот случай, если Алайна начнёт кричать. В залах подземелья, что соседствуют между собой, постоянно проводятся обряды и наказания. Тишина поддерживается там неспроста, ведь даже отсутствие звуков в тёмном помещении может стать наказанием.
На коже Алайны выступили капли пота, лицо её стало красным, вены взбухли на висках и лбу. Казалось, ещё немного усилий магов и её маленькая голова разлетится в щепки.
Ортанна отвернулась. Она принимала обряды очищения в Ордене, как должное, но в этот раз чувства дали о себе знать. Невольно Чёрная Рука подставила себя на место Алайны, ведь и сама Ортанна была и остаётся изгоем. Всё из-за необычной силы, данной ей с рождения. Как и Алайна, она не находила себе места среди обычных людей, которые остерегались и боялись её. Разница между ними лишь в том, что архимаг нашёл применение силе будущей Чёрной Руке, а силе Алайны нет.
Ортанна сделала шаг к ложу и, увидев муки Алайны, прикусила губу. Ей представлялось, что на месте ученицы лежит она сама.
Внезапно в Зал Очищения ворвался запыхавшийся магификус Пурион. На лбу его выступили крупные капли пота, подмышки его мантии налились тёмными пятнами.
– Остановить обряд! – быстро скомандовала Ортанна. Маги ошарашенно переглянулись и отошли от обессиленной Алайны.
Пурион суетливым взглядом оглядел комнату, остановил взгляд на лежащей ученице и подбежал к ней:
– Остановить очищение! Приказ архимага! – крикнул он и тут же дал по руке одному из магов, хотя тот уже ничего не делал.
Бичеватели схватили свои палицы и сделали шаг в сторону Пуриона.
Магификус удивлённо глянул на них и крикнул:
– Вы что, решитесь поднять оружие на почётного магификуса? Вы обязаны выполнять мои команды!
Ортанне не нравился этот молодой выскочка, который непонятно за какие заслуги стал почётным магификусом – вторым магом после самого архимага. Она всегда мечтала поставить его на место и теперь произнесла, едва заметно ухмыльнувшись:
– По магической ступени, почётный магификус, вы, быть может, выше меня, но не по званию. Я являюсь заместителем архимага в управлении Орденом, как Чёрная Рука, а также командую бичевателями. Так почему из-за вас мне пришлось остановить обряд очищения?
Пурион опустил взгляд, осознав, что его прижали к стенке. И действительно, он не всемогущ – ещё есть Ортанна, которая опытна и знает кухню Ордена изнутри.
Однако магификус тут же вспомнил про козырь, находящийся в его руке. Он развернул свиток, что принёс от самих покоев архимага, и прочитал на весь зал:
«Освободить ученицу Алайну Ирбисс от обряда очищения. Отдать её под руководство смотрителя мантии, согласно приказу императора Йестина Тельтора».
Ортанна выхватила свиток из нежных рук Пуриона и вчиталась в написанное. Чуть ниже только что прочитанных слов стояла подпись и красная печать архимага со знаком Ордена.
Чёрная Рука скептически взглянула в одутловатое лицо магификуса, как бы сверяя по нему подлинность написанного, и, немного поразмыслив, приказала отпустить Алайну.
Глава 7
Берг Анберс сидел на деревянном троне, подлокотники которого вырезаны в форме вороньих голов – герба его дома. Он раздумывал, глядя на письмо, скреплённое печатью императора. То, что написано внутри, может быть судьбоносным и для него, и для Хемта – северной части Болотного Союза, которой он правит.
Берг был мужчиной высокого роста с благородным, обаятельным лицом, которое украшают узкие бакенбарды, обрамляющие щёки. Его орлиный нос будто высечен из мрамора – до того он бел и неподвижен. Кроме маленьких ноздрей Берг обладал аристократическими маленькими ушами и маленькими изящными кистями. Вся его высокая, хрустальная, невесомая фигура, по вечерам бродившая в замке, издали напоминала призрака. Длинные седые волосы, завязанные сзади в круглый пучок, лишь дополняли образ.
Лицо его бледное, как у трупа, на котором выделяются красные щёки, будто только там и сосредоточилась вся кровь. Особенно примечательны две широкие морщины, которые очерчивают границы тёмных кругов под прекрасными зелёными глазами.
Граф Берг своей знатной внешностью влюблял в себя сотни женщин. Какое счастье испытали многие из них после соития с ним, когда ещё и узнавали, не выходя из постели, что он начитан и образован. Он часто рассуждал, лёжа рядом с любовницами, что важнее в нашей короткой человеческой жизни: долг или своё собственное счастье?
Он был эдейцем и потому перенял в одежде строгий эдейский стиль, а не трибовый – варварский, что так популярен среди коренного населения Болотного Союза. Берг носил длинную рубаху с открытым воротником, на которой всегда накинут синий короткий плащ по пояс. На шее у него виднелось изумрудное ожерелье. Ноги Берга украшали необычные чёрные штаны с синеватыми узорами, стянутые внутренними швами на коленях. Из-за этого кажется, что они разделены на две части. На ступнях у него были открытые серые туфли с маленьким каблуком.
Наконец решившись, граф открыл письмо и прочёл строки, написанные размашистым почерком. Он ухмыльнулся, обратив внимание на стиль письма:
«Сын перенял привычку деспота-отца – размахивать рукой так, словно пишет на стене, а не на листе бумаги. Собственно, это касается и необдуманных порывистых приказов, в результате которых погибли и ещё будут погибать сотни невинных». – подумал Берг.
Он прочёл обращение на письме: «Бергу Анберсу» и тут же понял, насколько «высоко» его ценит император. Наглец даже не удосужился обозначить его графский титул, признанный в империи во времена правления Гензо Безжалостного.
Далее было написано:
«Добрый человек, не знаю, как вас нынче называть – царём или быть может ещё более изощрённым именем, которое мятежники так любят придумывать себе. Тем не менее, не сочтите мои слова за оскорбление, ведь я просто не знаю, как к вам обратиться.
Несмотря на то, что я прямой наследник своего отца и имею право на ВСЕ территории империи, признаю за собой ошибку – моё правление ознаменовалось чередой неудач, из-за чего, видимо, народ взбунтовался, а восточные и южные территории империи распались. То была вина моя и вина моего отца, ибо он правил крайне жестоко. На выжженой земле, которую он мне оставил, не могут прорасти цветы перемен. Необходимы усилия. Наши с вами общие усилия.
Во всяком случае, Берг, сейчас вы являетесь правителем северной части Болотного Союза – нового государства, состоящего из шайки разбойников, и ваши территории граничат с моими. Мы долгое время держали нейтралитет, однако сейчас, как мне кажется, стоит забыть былые обиды и наладить сотрудничество.
Мне нужно, чтобы вы преклонили колено перед истинным императором Эдейской империи и поклялись мне в верности. Далее, друг мой, вы окажете моей державе содействие в торговле и в войне с грязными мятежниками, что окопались на востоке. Обещаю, что если вы выполните эти малые условия, то я забуду о вашем предательстве.
И вот ещё что… Если вы убедите и других правителей земель Болотного Союза выступить на моей стороне, то после принесённой вами клятвы я признаю ваш титул графа и одарю вас плодородными землями на западе Эфразии.
Также прошу вас обеспечить моего гонца охраной и указать ему путь до двух других провинций Болотного Союза, чтобы он мог передать моё послание их правителям.
С благими намерениями
Император Эдейской Империи Йестин Тельтор».
Первое, что испытал Берг при прочтении – невероятную ненависть к тщеславному сосунку, который настолько ограничен, что не видит всей картины целиком. Очевидно, его дядя куда сильнее. Это понимают все три правителя Болотного Союза и потому никто из них до сих пор не решился поддержать нового императора.
Однако, Берг по своей природе был осторожен. Он знал, что рано или поздно один из правителей захочет подмять под себя весь Болотный Союз.
Да и стоит ли рассчитывать на дядю императора? Что он захочет сделать в будущем?
Берг думал о том, что Харифу не нужны никакие союзники. У пустынного царя есть некая цель и эта цель – точно не победа. Это видно по его действия, по его пассивным ответам на попытки Йестина прорвать границу пустынного царства. Он тянет время, но для чего?
Какое же будущее ждёт Хемт? – думал Берг и на его широком лбу от напряжения появлялись изогнутые морщины. Совсем недавно ему исполнилось тридцать пять, но его мрачный опыт, который он получил в юности, похоронив почти всех своих родственников, сделал из него натуру предусмотрительную и нервную. Он был скорее мыслителем, чем лидером и в своих долгих размышлениях пытался найти ответы на вопросы настоящего, чтобы преуспеть в будущем.
Всё обдумав, он принял решение. Граф подошёл к камину в зале своего замка и бросил письмо императора в огонь. Согрев охладевшие ладони над пламенем, он облегчённо вздохнул. Не так давно Берг стал правителем Хемта, а потому его тяготила необходимость думать за весь народ. Перед глазами у него было множество плохих примеров по части правителей: Гензо Безжалостный, Ольгред Смелый, Реймар Бедный. Он часто вспоминал этих императоров Эдейской империи и анализировал их ошибки.
Реймар до того любил шик и пиры, что истратил всю императорскую казну, в результате чего народ зачах от голода. По всей империи гремели бунты. Однажды Реймар поскакал со своей свитой из замка на охоту. Кучка людей, что из-за бедности подалась в головорезы, растерзала его вместе с его людьми.
Ольгред был решительным и первое время даже завоёвывал территории на континенте. Потом, однако, решился поплыть на восток и обнаружил там королевство Шримонт, которое эдейский народ прозвал недружелюбным.
Король, как говорят, поставил Ольгреду условие – либо его свита сдаёт оружие и выказывает добрые намерения великому королевству, либо их ждёт смерть. Смельчак выбрал второе, вступив в неравный бой со всем королевством. Истинно, честолюбие его было непомерно. Вскоре голова его красовалась на высокой пике, всаженной в песок на берегу, откуда Ольгред и приплыл.
Поначалу Гензо считался хорошим императором. Он был сдержан, справедлив и в меру щедр. Всё изменилось, когда его верный друг, командующий легионами Лэйд, обрюхатил его сестру, а после, чтобы избежать немилости своего императора, убил её и сбросил с обрыва в море.
Клинки Ночи – так назывался тайный императорский орден, двое ассасинов из которого отыскали Лэйда в пещере на востоке, связали его и привели к своему императору. Гензо Безжалостный, пока он ещё обладал некоторыми чувствами и разумом, расплакался и принялся обнимать старого друга. Со слезами на глазах он приказал приковать его к пыточному столу.
Лэйду отрубили все пальцы, потом все конечности. Когда от него остался лишь обрубленный кусок мяса, ещё живого калеку положили на горящие угли. После этого мрачного случая император часто говорил, расправляясь подобным способом со своими врагами: «Животному – животная смерть. Хотя, зверюшки меньше заслуживают того, чтобы из них сделали жареные куски мяса».
Больше император никому не доверял и жестоко наказывал всех, кто вызывал хоть малейшие подозрения в предательстве. Легко представить, на что способен безумный параноик.
Три плохих императора, как их прозвал народ, стали для Берга примером того, как делать не надо. Граф зарёкся делать всё для своей семьи и своего народа, при этом не отступая от собственных принципов. Собственно, похожим образом и звучит девиз его дома: «Верность семье, жертва – державе».
Глядя на огонь камина, он вспомнил о просьбе своей дочери и, задумавшись, вышел из своих покоев. Быстрые шаги его раздавались в коридорах замка. Берг хотел провернуть это дельце тихо, и потому решился обратиться к самому надёжному своему человеку.
Граф отворил деревянную дверь, ведущую в нужную комнату. Здесь, как и в любом месте, где приживался его товарищ, царила лесная, несколько дикая атмосфера. Медвежья шкура на полу, на стенах – львиная и оленья. Над каменным камином, на котором Дайлз ножом уже успел вычертить обнажённую грудастую женщину, висит голова тинистого дракона – повод для гордости в землях Болотного Союза. Голова эта тёмно-зеленоватого цвета, сверху и по бокам видны были засохшие островки тины. Длинные усы дракона Дайлз смазал смолой, которая застыла и усы эти теперь вечно парят в пространстве. У больших глаз тинистого дракона взгляд свирепый и несколько ошарашенный, будто голова его только-только лишилась тела.
Охотник Дайлз сидел за столом в коричневой кожаной рубахе, подвязанной красной лентой, из-за коротких рукавов которой виднелась серая туника. Высокие чёрные сапоги, которые он запрокинул вместе с ногами на стол, были вычищены до блеска. Рядом с ними стояла деревянная чашка с нельским красным вином.
Как и всегда, охотник прилаживал свои чёрные, как смоль волосы деревянным гребешком. Он брился раз в две недели, а потому на его лице уже успела отрасти довольно густая и колючая бородка.
Берг прошёл в комнату и поглядел в лицо Дайлза. Оно выражало сразу несколько чувств; вечно ироничная улыбка его была скривлена, а брови подняты вверх. Граф никогда не понимал, что именно на уме у наёмника. Впрочем, выдавали Дайлза лишь его живые тёмно-сиреневые глаза, которые всегда говорили больше, чем он сам. Охотник имел привычку молчать, словно он всегда находился в засаде.
Дайлз приложился губами к чаше. Нельское потекло по его бороде.
Граф вздохнул, в который раз смирившись с отсутствием манер у охотника. Он не встаёт, когда заходит титулованный господин, более того, всем своим видом Дайлз показывает своё наплевательское отношение к любым знатным особам.
«Благо, этот нахал никогда не встречался с Гензо Безжалостным… Вот он бы ему показал!» – подумал Берг.
– Я тебя никогда не пойму, Дайлз. Ты носишь грязную мохнатку на лице, а твои покои и сапоги вычищены до блеска!
Дайлз покосился на графа, приподняв правую бровь.
– А я никогда не пойму высоких господ. На людях вы такие благородные, а в домах своих храните яд. Вы коварны, точно змеи. А я всего лишь делаю, что хочу.
Берг сел напротив него, положив руки на круглый стол. Конечно, ему не нравилось, что его наёмник столь своеволен. Однако, было в этом молодом человеке, которому недавно исполнилось двадцать восемь, нечто привлекательное, искреннее и сильное.
– Ты знаешь, где сейчас находится недавно прибывший гонец?
Дайлз кивнул и снова приложился к чаше.
– Через час приведи его в нижнюю темницу.
Граф вышел из комнаты Дайлза и пошёл к своей жене. Охотник накинул на рубаху пояс и вставил меч в металлическое кольцо на нём. Он вышел из комнаты, спустился по лестнице и прошёл в комнату для прислуги, которая была простоватой, но имела все необходимые удобства – кровати, тумбочки и даже отдельный туалет. На одной из кроватей Дайлз увидел молодого рыжего парня, что храпит, как огр. Он вымотался за эти три дня от беспрерывной езды на лошадях. Гонец рвался во весь опор, меняя лошадей у каждого трактира и деревни, чтобы успеть в срок передать послание императора.
Дайлз подошёл ближе и дёрнул его за плечо. Тот поморщился, на секунду прекратил храпеть, но вскоре продолжил. Тогда Друппер, забавляясь собственной задумкой, ухмыльнулся, облизнул указательный палец и резво сунул его в ухо гонцу.
– А-а! – вскричал юнец и тут же подорвался. В две секунды он оказался на ногах, непонятливо озираясь и вытирая ухо.
Дайлз согнулся от смеха, держась за живот, притоптывая ногой и повторяя: «Как я его! Ну как я его, балбеса!»
Гонец, испуганно глянув на странного верзилу, спросил:
– Кто вы? Что вам нужно?
Дайлз отдышался, смахнул слёзы с ресниц и сказал, пытаясь сдержать смех от своей проделки:
– Я всего лишь друг графа… Пошли за мной. Дельце есть от него.
Охотник развернулся и вышел из комнаты. Гонец стоял в растерянности, потом бросился за ним, дабы не навлечь на себя гнев его сиятельства. Вместе они прошли по лестнице замка вниз, спустились во двор, после чего Дайлз отворил ключом дверь темницы.
– Темница? Вы что, хотите посадить меня под замок? – отринув назад, спросил гонец.
– Да нет же, приятель! Думаешь, у нас полно харчей, чтобы кормить каждый рот? Просто дело тайное, рыжик, но оче-е-ень прибыльное и почётное.
У юнца отвисла челюсть. Не зря он настойчиво твердил отцу-конюху, который всю жизнь прозябал в нищете, что чтобы возвыситься, нужно знакомиться с нужными людями, а работа гонца самая располагающая к этому.
Они спустились в темницу. Перед гонцом раскинулся просторный зал с решётками, за которыми никто не сидел. Пройдя чуть дальше за охотником, к стене темницы, он увидел лицо графа, освещённое солнечным светом, льющимся из зарешёченного окна, и у него отлегло на душе. Граф был известен, как добрый господин, который придерживается порядка и чести. Значит, верзила не обманул гонца.
– А вот и ты, славный гонец! Пойдем! – сказал Берг, похлопав юношу по плечу. Щёки гонца налились румянцем от такой вольности графа. Возможно, он и вправду станет важным человеком! Нужно серьёзно отнестись к его поручению!
Граф развернулся и нажал на один из камней в стене. Тут же в углу темницы открылся ступенчатый ход вниз. Сердце гонца вновь затрепетало. Голос разума начал пробиваться посреди жажды наживы, что им руководила. Что это за тайное дело, в котором двум взрослым мужчинам понадобился совсем ещё молодой юноша?
Гонец глянул назад, где стоял Дайлз. Охотник улыбнулся и положил руку на эфес своего меча. Тогда юнец всё понял.
Они спустились вниз по каменным ступенькам. Граф шёл впереди, освещая дорогу факелом. Ноги у гонца подкашивались. Он думал, насколько жесток этот мир, раз уж даже безобидного гонца решили обмануть и обесчестить. Есть ли правда в таком мире, справедливость?
Внизу их встретил широкий каменный зал, в дальней части которого, за стенкой, слышны приглушённые рычащие звуки. Вскоре оттуда же стал слышен и тонкий девичий голосок:
– Ну… Всё хорошо, Тео. Скоро придёт папа и ты наконец поешь. Не надо скрести по стенам ногтями. Всё хорошо.
Граф, гонец и охотник пошли на звук. Свернув налево, они оказались перед решёткой. Берг передал факел охотнику, отыскал ключ в кармане своего плаща и отворил её.
Гонец задумывался над тем, стоит ли бежать. Возможно, получится оттолкнуть охотника, а что дальше? Вокруг сплошная темнота, факел есть лишь у графа. Он не найдет лестницы, которая ведёт в наземную темницу, да и едва ли он сумеет открыть потайной люк.
Тогда его посетили ещё более мрачные мысли. Жить обесчещенным или умереть, но не даться развратникам? Он вспомнил о приключениях славных рыцарей, описанных в книгах, поставил себя на их место и понял, что они выбрали бы второе. Однако, жажда жизни взяла верх. Гонец никакой не рыцарь, он из черни, а значит и чести у него нет. Соответственно, незачем губить себя задаром.
Он вздохнул и продолжил следовать за графом. В тупике каменного коридора, в углу, сидели двое. В стене справа отсутствовал кирпич и оттуда пробивались тусклые солнечные лучи. Отверстие это выходило к оврагу, заросшему кустарником. Через ветви кустарника пробивался свет, как и воздух, благодаря чему в сырой темнице возможно было жить.
Гонец удивился, как возможно увидеть здесь солнечный свет, если они всё время спускались вниз. Но тут же послышался шорох в тёмном углу, и он встрепенулся.
В темноте были едва различимы две фигуры – маленькая и большая. Часть маленькой фигуры – край детского платья, освещало солнце. Большая же фигура сидела в полной тьме.
Граф приблизился к ним ближе.
– Папа! – крикнула девочка лет семи, бросилась из темноты на руки к графу. Он взял её и поцеловал в щёку. Большая фигура, что осталась сидеть в углу, радостно захрюкала.
По телу гонца пробежали мурашки. Возможно, там сидит какой-то прокажённый. Но зачем его сиятельство держит больного рядом со своей дочерью в тайной темнице?
– Познакомься. – граф повернулся к гонцу, приобняв девочку. – Это моя дочь Иллана.
– Привет! – лицо девочки озарилось красными лучами солнца.
Гонец кивнул, не отводя глаз от странного человека, что сидит в тени.
Внезапно Дайлз толкнул юношу ногой в спину. Он упал на живот прямо перед существом в тени, что в этот момент зарычало.
Его лысая морщинистая голова с острыми ушами вынырнула из тени. Гонец увидел огромные красные глаза, которые смотрели на него, как на добычу. Существо опёрлось на громадную когтистую лапу, напоминающую птичью, и принюхалось к юноше приплюснутым носом с большими ноздрями. Редкие белые волоски виднелись на его голове, в ушах и ноздрях. Существо чем-то напоминало гремлина из детских сказок, да вот только гремлин, которого встретил гонец, был под два с половиной метра ростом.
Это сгорбленное существо вынырнуло из тени и поднялось на ноги. Оно раскрыло искривлённую то ли ухмылкой, то ли необычным строением челюсти пасть, показывая юноше свой зубастый оскал. Клыки его напоминали длинные острые иглы, плотно вставленные друг к другу.
Гонец зажмурился, чтобы не видеть эту тварь. Он начал быстро и тяжело дышать, стараясь убедить себя, что это всего лишь сон. Только невероятный запах из пасти твари, где застряли меж зубов полусгнившие куски мяса, привёл его чувство.
Юноша резко задрыгал ногами, вскочил, чтобы убежать, но тут же лапа существа ударила по ногам гонца. Он упал на пол и побоялся пошевелиться.
– А теперь познакомься с моим сыном Тео. – сказал граф, протягивая к существу руку. Оно потёрлось о ладонь отца щекой. – Сегодня ему исполнилось семь лет.
«Семь лет?!» – подумал гонец, чувствуя, как сердце в его груди бьётся всё сильнее и вскоре, похоже, выпрыгнет из груди. – «Да эта тварь выглядит так, будто ей лет двести! Надо удирать отсюда!»
Дайлз отвёл лицо в сторону, чтобы не видеть, что сейчас начнётся. Гонец попытался заставить свои ноги работать, чтобы встать. Вдруг он понял, что ничего не происходит, тело его продолжает лежать на земле, хотя в голове своей он явно чувствует свои ноги.
Юноша глянул на нижнюю часть своего тела и вдруг понял, что ноги его заканчиваются в районе колен. Дальше идут кровоточащие куски мяса и сухожилий.
Он закричал не от боли, которой не чувствовал из-за шока, а от страшного зрелища.
– Уверен, ты был отличным подданым своего императора. Он переживёт эту потерю. – ехидным тоном произнёс граф, потирая руку об руку.
Иллина радостно захлопала в ладоши:
– С днём рождения, братик!
Стоны гонца оборвались, когда он потерял сознание. Когда же Тео насытился, Дайлзу пришлось тайно вынести из замка мешок с костями.
Граф Берг, оставив дочь играться с сыном, пошёл в покои своей сестры Афельтины. По дороге, в каменном коридоре замка, граф встретил Явинну, свою жену. Статная леди в длинном зеленоватого цвета платье блуждала повсюду, пытаясь отыскать мужа. Наконец, она нашла его:
– Муж мой, ты не видел нашу дочь?
– Наверное, гуляет где-нибудь в замке. – бегло сказал он, прекрасно зная ответ на этот вопрос. – Уверен, скоро найдется, любимая.
Удовлетворившись таким ответом, Явинна пошла в свои покои, чтобы готовиться ко сну. Она обладала высоким ростом, почти с графа, кроткими нравом и лицом, пышными длинными волосами тёмно-красного цвета. Графиня была красива, но столь смиренна и уныла, что мало у кого вызывала желания на близость с ней.
Берг же вошёл в покои своей сестры. Девушка сидела на кровати, уперев лицо к ногам, и плача. Русые волосы её опали вперёд, прикрыв белые колени. Она сидела в лёгком ночном платье на дорогом красно-золотистом диване, который подарил ей брат.
Перед её диваном было окно, которое выходило на пастбище и откуда сейчас в комнату проникал свежий вечерний воздух. Граф глубоко вдохнул его и подошёл к сестре.
Афельтина плакала каждый раз, когда наступал этот день. Он напоминал ей о фатальной ошибке, которую она когда-то совершила.
Граф обнял её:
– Ну что ты, милая. Пора бы забыть и смириться.
– Как такое можно забыть? Почему ты не можешь понять, что мы совершили ужасный грех? – не поднимая головы, прерываясь на хмыканье носом, ответила Афельтина.
– Наш ребёнок – благо. Далеко не всем боги даруют жизнь. Притом, Тео нравится и моей дочери.
– Лучше бы я тогда умерла. – она повалилась на кровать, закрылась от брата одеялом и повернулась к стене, продолжая рыдать.
Глава 8
– …Так славный сэр Рилли победил ужасного дракона, наводившего страх на всё королевство Улисс. Принцесса Гельда выказала свою признательность рыцарю, подарив ему свой платок и даже позволив его губам прикоснуться к своей нежной руке… Через пару дней король услышал о подвиге сэра Рилли. В благодарность он позволил ему жениться на своей дочери, принцессе Гельде. Сыграли пышную свадьбу, куда со всего королевства съехались знатнейшие из знатных и благороднейшие из благородных. Веселье и пляски не прерывались целую неделю!
– Но что же было дальше?.. – спросил маленький Рилли, лёжа в кровати под одеялом. Ему невероятно нравилось, когда мама читала ему о приключениях рыцаря Рилли.
– Когда свадьба состоялась, рыцарь Рилли и принцесса Гельда жили вместе долго и счастливо. Потом, через долгое время, они вместе стали править королевством справедливо и достойно, как завещал им король. Конец.
Самвилла поцеловала Рилли в лоб и вышла из комнаты. Мальчик ещё некоторое время лежал, раздумывая над тем, были ли приключения рыцаря Рилли настоящими или же это просто выдуманная сказка. Всё-таки, мир вокруг него не так прекрасен и добр, как это написано в книгах, которые читает ему мама.
– Эй, проказник… – рядом послышался женский голос.
Рилли повернул голову и увидел Пердитту, что облокотилась на окно с наружной стороны, скрестив руки на раме. Она улыбалась и её сияющее лицо освещали оранжевые лучи уходящего солнца.
Мальчик, даже несмотря на тяжёлые дневные тренировки, радостно откинул одеяло и выпрыгнул в окно. Вместе с Пердиттой они пошли на задний двор, где у семьи Рилли был огороженный огород, на котором обычно трудились рабы.
Пердитта взяла небольшой кочан капусты с грядки и кинула его в Рилли, крикнув:
– Лови!
Мальчик растерялся, но его руки, среагировав быстрее его мозга, поймали кочан. Рилли тут же понял, какую забаву предлагает Пердитта и кинул кочан ей в ответ.
Они кидали лиственный шар, словно это был мяч для игр, смеясь и прыгая по грядкам, пока окончательно не стемнело.
Самвилла наблюдала за игрой, глядя в заднее окно на втором этаже, выходившее на огород. Ей не нравилось, что порядки в её доме нарушаются, притом, Рилли и Пердитта портят огород.
Однако она решила стерпеть эту шалость. Сын скоро покинет её и, вероятно, уже не вернётся, как и остальные пятеро до него. Так что пусть порадуется, думала Самвилла, пока у него есть время, а как только Рилли покинет отчий дом необходимость в Пердитте отпадёт.
Вдоволь наигравшись, Пердитта и Рилли уселись в деревянной беседке, что была у самой ограды огорода. В ней обычно сидела Самвилла, взяв с собой кувшин лимонного сока, разбавленного водой, и наблюдала за тем, как работают рабы в огороде. Муж её в это время обычно водил легион или был в командном штабе Крипа – отдельном каменном здании для военных совещаний.
Наступила темень. Рилли и Пердитта сидели рядом на деревянной лавке.
– А ты хорош! В свои пять лет отлично ловишь!
– Мне почти шесть! – возмутился Рилли.
– Малыш, да ты ловишь на все десять!
Они рассмеялись. Пердитта удивилась тому, что Рилли не продолжил отстаивать свою детскую позицию и не надул щёки.
– Когда я вспоминаю твоё имя, мне хочется смеяться.
– Действительно, имя смешное! – сказала Пердитта. – Но раз уж боги наградили меня им, то носить мне его до гроба!
Смешки продолжились.
– Странно, я пока не чувствую никакого запаха.
Пердитта вопросительно глянула на Рилли.
– Я думал, что боги неспроста наградили тебя таким именем.
Девушка поняла его шутку, и они вновь рассмеялись.
Два этих человека, малец и юная Пердитта, за столь короткий срок успели проникнуться друг другом. Рилли был благодарен ей за то, что она защитила его от кнута дворянина, а Пердитта ему за то, что он уговорил своих родителей взять её в служанки. Таким образом она нашла крышу над головой и обрела семью.
– Мне кажется, что я могу тебе доверять… – тихо произнесла Пердитта. Хотя раскрытие тайны грозило ей огромной опасностью, девушке необходимо было разделить с кем-нибудь свои беды. Рилли казался ей не по годам умным, а потом она решилась сказать. – На самом деле это странное имя я выдумала. Меня зовут Рейна.
– Но почему же ты не назвалась своим именем?
– Я беглая рабыня из виллы барона на озере Саррад. Меня, вероятно, уже принялись искать.
– И ты не боишься?.. Ведь в любой момент могут нагрянуть те, кто тебя ищет!
– Мне бы только заработать немного денег, чтобы уехать отсюда. Думаю, поеду в Пустынное Царство или в Болотный Союз. Там меня точно не найдут…
Рейна рассказала Рилли всю история. Она говорила о том, как империя уничтожила её деревню, как убили её родителей, как она оказалась в рабстве у похотливого старика и его ревнивой жены.
Рилли слушал и удивлялся тому, как такая хрупкая девушка смогла всё это выдержать. Сейчас она осталась совсем одна в незнакомом ей городе и лишь крыша его родителей спасает её от смерти на улице. И при этом Рейна выглядит совершенно спокойной.
– Знаешь… – сказал Рилли, проникнувшись доверием девушки. – Иногда мне кажется, что я это не я… То есть… Я как будто заново родился. Порой мне приходят видения будто бы из другого мира. У меня такое чувство, что мой прошлый мир отличался от этого.
– Мне тоже порой кажется, что я это не я. Это не моё имя, не моё место и не мой мир. Славно, если бы мы жили в лучшем мире. – ответила Рейна, провожая взглядом уходящее за холмы солнце.
Внезапно посреди огорода послышалось шуршание. У края огорода всколыхнулась высокая трава.
Собеседники замерли. Шорох становился всё сильнее и ближе. Они всматривались в темноту, но едва могли различить хоть что-то.
Тут же из кустов за беседкой выпрыгнула собака, зубами оторвала деревянную обшивку и забралась внутрь. Рилли и Пердитта ринулись в объятия друг друга и закричали.
Спустя секунду они поняли, что это собака, которая весело машет хвостом, и, выдохнув, спокойно сели обратно на лавку. Собака прыгнула на ноги Рейне и девушка, увидев знакомые глаза, знакомый хвост и знакомый нос, радостно воскликнула:
– Гип!
Она почесала его по голове и наткнулась пальцами на репьи, высохшие колоски и засохшую кровь. Раненный пёс долго блуждал среди кустарников и нацеплял себе на шерсть всё, что только возможно.
– Как ты исхудал! Но ты выжил, дружище! – продолжила Пердитта, дёргая Гипа за щёки.
Мальчик удивился, осознав, что это тот самый Гип, который спас Рейну и который раньше принадлежал псарю Педалю. Он принялся гладить пса вместе с Рейной. Девушка сказала:
– Нам нужно почистить его и промыть раны.
– Думаю, найдется и что-нибудь съестное. – отозвался Рилли.
Вместе они пошли в дом.
***
Бездыханное тело Мариуса лежало на пьедестале. Над ним корпели бальзамировщики Ордена, одетые в белые балахоны.
Для начала два старца сбрили с лица Мариуса щетину, затем нанесли белую пудру, сохраняющую цвет лица. Этой же пудрой они смазали его руки. Когда всё было готово, труп одели в ученическую мантию.
Писарь сидел в крипте рядом с бальзамировщиками. Он писал в хронику Ордена – толстенную книгу, описывающую историю Ордена в мельчайших подробностях, основные события из жизни Мариуса, которая так быстро оборвалась в результате испытания воли.
– Магистр Аррен приказал сегодня же выставить тело. Завтра будет урок истории, и он хочет, чтобы жизнь этого юнца стала для учеников назиданием. – сказал один из бальзамировщиков.
– Джек мне сказал, что стеклянный гроб уже готов.
– Надо признать, этот пьянчуга не в меру рукастый.
Тут в разговор вмешался писарь, не отвлекаясь от своего дела:
– Удивительная жизнь. Согласно записям, она у него прямо-таки изобиловала неприятностями!
– Как будто наша жизнь блещет красками радуги! – прогнусавил бальзамировщик.
– Нет, нет, вы послушайте. Он был сыном вора и проститутки. Однако, каким-то образом такой отброс был знаком и со старшим хронистом. В записях сказано, что Квирр заступился за него, когда мальчишке хотели выколоть глаза за воровство.
– Должно быть, старший хронист любит помоложе. – ухмыльнулся второй бальзамировщик. – Понимаю его. Осточертело смотреть на морщинистых бабок.
Вскоре пришёл Джек – пятидесятилетний плотник, который трудится при дворе Ордена. Вместе со своим сыном он затащил в подземелье гроб со стеклянной крышкой.
– Привет, подземные крысы. Как же меня тошнит от колдунов и чародеев. – он плюнул красной винной слюной в угол бальзамировочной.
В широком зале стояло несколько каменных пьедесталов на случай, если погибнет сразу несколько учеников. На столах лежали инструменты, иглы и нитки, разнообразные мази, чтобы приводить в порядок изуродованные тела.
– А вот и наш пропойца! Рад услышать пару добрых слов от собрата по несчастью. Как-никак, а мы в Ордене низшее сословие! – с досадой произнёс один из бальзамировщиков, взяв Мариуса за ноги.
– Даже старый пьяница, который письменности эдейской не знает, живёт на поверхности и наслаждается дарами природы. А мы осуждены вечно прозябать в катакомбах Ордена! – сказал второй, взяв Мариуса за руки.
Они переложили труп в стеклянный гроб и закрыли крышку.
Все пятеро человек, находившихся в бальзамировочной, подошли к гробу, чтобы оценить красоту трупа.
– Недурно вышло. – сказал писарь. – При свете факелов будет выглядеть совсем живым.
– Да уж поживее тебя будет! У тебя столько складок на подбородке, что кажется, будто ты утопленник! – проворчал Джек, харкая на пол.
– Спасибо, старина. – мягко улыбнувшись, сказал писарь. – Я и не ожидал милости от необразованных крестьян.
– Каких ещё крестьян?! А ну повтори! – ущемлённый язвительным высказыванием Грек – сын Джека, поднял кулак к жабьему подбородку писаря.
– Спокойно, паренёк. Иди оприходуй дурнушку в стоге сена или подои корову. Должно быть, так вы снимаете напряжение? – вновь сострил писарь.
Грек ничего не понял и, задумавшись, опустил кулак.
– Пойдем, малый. Нечего тебе делить печали стариков. – сказал Джек, хлопая сыну по плечу. Вместе они ушли восвояси.
Бальзамировщики отнесли гроб в крипту. Факельщик заблаговременно осветил её. На то, чтобы зажечь все факелы, ему понадобилось два часа.
Как только старцы спустились по лестнице, их взору предстал длинный тоннель, где по обе стороны его каменных стен в углублениях стоят стеклянные гробы с трупами. Они нашли заранее подготовленное место для гроба между двумя стариками-магами, мирно лежащими под стеклянными крышками, и осторожно поставили его так, чтобы тело внутри смотрелось более выгодно.
Внизу, у ног трупа на деревянной дощечке было выбито: Мариус Доклиф.
***
Магификус Пурион вёл Алайну, ещё не оклемавшуюся от прерванного обряда, по коридорам подземелья башни. Магическая сила магов не успела наворотить бед в её голове, а потому ученица отделалась испугом и небольшой болью.
Пурион держал её за руку. Он с замиранием сердца то сжимал, то разжимал её белоснежную ручку, перебирал пальцами её пальцы и при этом вздрагивал всем своим естеством. Снаружи лицо Пуриона было сосредоточено; по лбу градом катился пот.
– Куда… куда вы меня ведёте? – спросила Алайна, звон в ушах которой наконец утих. Она оглядела с головы до ног магификуса и удивилась тому, что столь юный парень занимает такой высокий пост. Алайна помнила магификуса Креофага, который заступил на пост в шестьдесят и который скончался всего год назад.
– Тебе надо спрятаться!.. – пробурчал Пурион, быстро обернувшись к ней. Он тут же покраснел, обернулся, и продолжил вести девушку по коридору. – В крипте никого не должно быть. Это самое безопасное место в Ордене.
– Среди мертвецов?.. А зачем мне прятаться? Вы же сказали, достопочтенный магификус, что архимаг приказал передать меня в руки смотрителя мантии.
– Да! Да!.. – судорожно ответил Пурион. – Всё так. Ты подождёшь в крипте, а я пока за ним схожу.
– Постойте… – сказала Алайна, вырвав свою руку из потной лапы Пуриона и остановившись. – Если так, то мне нечего бояться. Я пойду в свои покои и найду Мариуса. Мне нужно поговорить с ним, пока меня не забрали.
– С Мариусом?.. Ах, это тот храбрец, что выбежал на экзамене? Так значит, он тебе не безразличен?
– Да вы что! Он моя душа, моя любовь и надежда. Без него бы я, наверное, умерла. Мариус заставляет меня верить в лучшее!
Пурион глянул на неё так, словно Алайна произнесла ужаснейшие в его жизни слова.
– Но не думаете ли вы, что и я могу быть лучиком света в вашей жизни? Вы мне понравились с первого взгляда и на экзамене я переживал за вашу судьбу не меньше того ученика.
Алайна снисходительно улыбнулась. Её большие, добрые глаза сверкнули, отражая танцующие под порывом ветра языки пламени факела, что держит Пурион в руке. Ветер в подземелье шёл из пропасти, над которой выстроены каменные плиты, соединяющие коридоры.
– Почётный магификус, я вижу, что вы человек добрейшей души. Но поймите, если и есть в этом мире что-то вечное, так это моя любовь к нему. Даже если кровавые реки Тамтала вернутся на землю, если грозный Эфраз поднимет огненную бурю, если братья семи небесных городов пойдут с армией титанов на людей, я всё равно останусь верна Мариусу!
Пурион печально вздохнул.
– Вам нужно знать, почему мы так торопимся. Архимаг не давал приказа передать вас смотрителю. Это я подделал его письмо, чтобы освободить вас.
– Вы?.. – удивлённо вскрикнула Алайна. – Но если так, то…
– Вам угрожает огромная опасность. Идёмте в крипту. Там вы спрячетесь, а я найду смотрителя мантии. Он ещё должен быть здесь.
Молча, раздумывая каждый о своём, они шли к крипте быстрым шагом. Путь их оказался свободным и даже когда они добрались до места, удача была на их стороне – бальзамировщики удалились отсюда ещё полчаса назад. Все факелы уже были погашены и лишь в руках Пуриона остался единственный источник света.
Магификус повёл Алайну глубже в крипту, чтобы её точно никто не нашёл. Ученица шла за ним, из любопытства глядя по сторонам. Она изучала мёртвых членов Ордена. Внезапно она увидела знакомое лицо и прошла мимо, ещё не осознав, кого увидела. Она остановилась и сказала магификусу:
– Стой.
Магификус развернулся и глянул на Алайну. Ученица сделал шаг назад и увидела тело Мариуса, лежащее в стеклянном гробу.
Она приблизилась и положила руку на стекло.
– О, любимый! Как я могла прийти к тебе так поздно! Как так случилось, что ты ушёл раньше меня!
– Он не выдержал испытания воли. – констатировал факт Пурион.
Алайна глянула на него так, что магификус мгновенно остолбенел.
Девушка припала к стеклу лицом и не смогла оторвать взгляд от любимого. Несмотря на то, что Мариуса напудрили, были заметны синяки под глазами, осунувшееся лицо и белёсый цвет лица. Девушка разразилась рыданиями. Она упала на колени и с размаху треснула своей маленькой ручонкой по стеклу гроба Мариуса. Стеклянная крышка мигом разлетелась на маленькие осколки.
– Тише! Нельзя, чтобы нас услышали бальзамировщики!
Окровавленной рукой Алайна провела по щеке Мариуса. На ней остался красный след.
– Милая, поднимись! Он мертвец! Забудь и думай о своей жизни! Мы ведь можем быть счастливы… Я же люблю тебя.
Алайна впала в безумие:
– Заткнись! Заткнись, прихлебатель душегубов! Ты и вся эта свора из Ордена не стоите и одного пальца на его ноге! Вы оскорбляли его, насмехались над ним, а сами топите друг друга и притворяетесь, будто это нормально!
Алайна чуть не упала в обморок. Удержала её лишь надежда, что нужное заклинание вернёт Мариуса к жизни.
– Свет и тьма, солнце и луна, небо и земля. – произнесла она, закрыв глаза и приблизившись к лицу Мариуса. – Пусть сила перетечёт из сосуда в сосуд, пусть боги подарят жизнь этому телу, пусть Эфраз передаст ему мою мощь!
Алайна открыла глаза, приложила свои окровавленные ладони к щекам трупа и поцеловала его в холодные губы.
– Ты лишилась рассудка! – крикнул Пурион.
Ученица, выждав пару секунд, отлипла от губ Мариуса и заплакала. Ритуал воскрешения не сработал.
Она поняла, что обречена. Весь мир рухнул. Если бы её сделали бичевателем, если бы казнили, это не стало бы столь ужасной участью, какую она претерпевала сейчас. Видеть тело Мариуса оказалось для Алайны невыносимым испытанием.
– За что?! За что я так провинилась?! – вырвался животный рёв из её рта. Она схватила крупный осколок стекла. Глаза её в этот момент расширились и загорелись безумным пламенем.
Пурион среагировал быстро: он припал к ученице, разжал её пальцы, которые уже успели покрыться кровоточащими ранами, и откинул осколок стекла в сторону.
Он не знал, что делать. Перед ним на полу сидело прекраснейшее существо, которое, однако, совсем не заинтересовано в его ласках. Она безоговорочно влюблена в труп и оттого Пуриону делалось ещё страшнее.
Девушка напоследок взглянула на Мариуса, ожидая, что он откроет глаза, подойдет к ней и неловко прошепчет: «Алайна…»
Как много было бы в этом слове! Одно оно возродило бы в Алайне желание жить.
Но её мёртвая любовь продолжала безмятежно лежать в гробу, сложив руки на груди. Девушка не выдержала и потеряла сознание. Магификус успел подхватить её на руки.
Глава 9
Император Йестин сидел в покоях своего дворца у стены, выполненной из нефритового стекла. Через неё ему открывался прекрасный вид на город.
День был солнечный. Лучи грели, но не обжигали. Ветер дул с северного Андалийского моря, принося в огромную, задыхающуюся от собственного смрада столицу, свежесть.
Император не слышал хрипения коней и рабов, гула толпы на рыночной площади и бесконечного хлопания рук в величественном цирке. Бил колокол в белой башне, собирая народ в храм девяти божеств. Прихожане, будь то знать или простолюдины, облекались в бесформенные балахоны перед тем, как зайти в храм. Когда же они приходили к статуе божества, которую сами выбирали, то полностью раздевались. Таким образом, они открывали перед богами душу и тело.
Император смотрел, как суетится народ внизу и мысленно сравнивал чернь с копошащимися в высокой траве мелкими жучками.
«Ничего им не нужно». – с тоскою на душе думал он. – «Всем им лишь бы пожрать, напиться, провести ночь в борделе! А почему бы и нет, если потом можно просто зайти в храм, помолиться, принести жертву богам!.. Зачем о чём-то думать, если за тебя уже всё придумали боги?»
Он долго размышлял над тем, почему у него ничего не получается на войне и почему все от него отвернулись. Йестин винил не только пассивный народ, который не рвётся в борьбу с мятежниками, но и знать, не желающую налаживать торговые отношения и плести интриги в стане врага.
«Все они до того глупы, что аж тошно!»
Только один лишь Берг Анберс внял его предложению и согласился пойти на сделку. В его письме император прочёл, что он согласен признать сына Гензо Безжалостного законным императором Эдейской империи и готов выступить на его стороне в войне с Пустынным Царством. Более того, он даже отправлял письма правителям провинций Болотного Союза, но те не вняли его предложению – они до того держатся за власть, что не признают никаких императоров. Граф также написал, что отправил императорского гонца в земли Линдрии. Он приказал ему вернуться, как только тот передаст предложение двум другим правителям – Отто и Асхане, но его нет уже две недели.
«Значит, мятежники решили расправиться с моим гонцом. Гонцом, который являлся гражданином империи…» – подумал Йестин и тут же обрадовался тонкому ходу, который созрел в его голове. Одной смерти гонца достаточно, чтобы развязать войну. К тому же, эдейцы никогда не любили южан-трибов.
«Волнение среди народа возрастает; отсутствие побед империи угнетает умы граждан. Если напасть на Болотный Союз, чего так ждут верные подданые державы, то дела могут пойти на лад…»
Раздумывая об этом, император почёсывал свою бородку и смотрел на столицу. Сзади к нему бесшумно подобрался его близкий советник, глава тайного ордена ассасинов «Клинки Ночи» по имени Искат, которого император вызвал через своего слугу. Должность главы в этом ордене называлась «Лунный Клинок».
Искат был пятидесятилетним мужчиной с поджарым телом, налитым синими венами. Лицо его изрезано шрамами и морщинами. Его правый стеклянный глаз выглядит практически настоящим. У него есть странная и пугающая особенность, которую до сих пор никто не разгадал: стеклянный глаз движется в ту же сторону, куда движется и настоящий. Даже император побаивался спросить об этом Иската.
Лунный Клинок был облачён в длинный плащ, выполненный из тёмного бархата. На плаще вышита синеватая луна. Снизу, в нескольких сантиметрах, вышиты перекрещённые кленки, лезвия которых такие же синие, как и цвет луны. Под плащом глава ассасинов носит кожаный жилет, застёгивающийся на металлические заклёпки. На ногах у него тёмные штаны из плотной ткани, которые не издают звуков при движении, как и сапоги с высоким голенищем, внутри которых сделаны потайные карманы.
Искат любил носит перчатки из тонкой оленьей кожи и в этот день он не изменил своим привычкам. «Ядовитая игла, спрятанная в перчатке, закончит битву ещё до её начала». – так обычно учил Лунный Клинок своих учеников. К императору он по обыкновению явился со снятым с головы капюшоном, хотя за пределами дворца он неизменно скрывал своё лицо.
– Звали, ваша милость?.. – шепнул он императору.
Император дёрнулся на стуле, опомнившись от тяжёлых дум и мечтаний. Слова Иската словно отогнали от него сон.
Йестин покосился на Иската, который стоял, слегка пригнувшись у его правого плеча. Сначала взгляд императора скользнул на лысую голову советника, которую пересекают несколько вертикальных шрамов. Затем – на стеклянный глаз, который выглядит вполне человеческим и, всё же, вызывает в теле императора дрожь.
– Я хочу провернуть одно дельце, которое, как мне кажется, поможет нам расширить владения империи.
– Какое же?.. – спросил Искат, снисходительно улыбаясь. В характере главы ассасинов было знать больше, чем кто-либо другой. Однако он не предпринимал поспешных решений и не перетягивал одеяло на себя. Лунный Клинок был в меру мудр и потому знал, что большинство людей убивают себя своими же руками.
– Мы лишим земли Линдрии правителя, чем вызовем суматоху среди варваров. Воспользовавшись поддержкой правителя Хемта, нам не составит труда раздавить обезглавленное войско южан. А после, другой мой, объединившись с Хемтом и используя ресурсы Линдрии, мы вынудим сдаться земли Квадра, которыми правит девчонка-потаскуха. Таким образом, Болотный Союз падёт и юг вновь воссоединится с империей!
– Прекрасный план, Ваше Величество. Так с чего прикажете начать?
– Правитель Линдрии… Не знаю, как там его кличут…
– Отто.
– Точно! Пусть у этого предателя застрянет кусок хлеба поперёк горла!
Искат с сомнением глянул на разгорячённого собственной идеей императора.
– Ваше Величество, но ведь у нас совсем не осталось доверенных людей в Линдрии… Вы сами знаете, что произошло после смерти вашего отца. Всех, кто ему служил в тех местах, повесили.
– Да… И когда-нибудь я обязательно отплачу этим варварам той же монетой! – император повернулся к советнику, задумчиво глядя в сторону. – Пошли на это дело Ангилла. Его способности… должны помочь в нашем деле.
– Будет исполнено, Ваше Величество. – советник поклонился и вышел из покоев императора.
***
Ангилл – паренёк двадцати пяти лет, помощник хозяина трактира в дыре под названием «Ржавый Якорь». Этим вечером он ходил меж столов, за которыми сидели отбросы всех мастей – отпущенники, ростовщики, контрабандисты и менестрели.
Один из бродячих поэтов стоял на сцене – небольшой деревянной площадке, не занятой столами. Он бренчал на лютне и пел хвалебные оды императору:
«Наш славный владыка всему голова
Годик, два и народ хлебнёт чашу счастья сполна!..»
Публика в таверне насвистывала, бросая в менестреля рыбьими костями и обглоданными куриными ножками.
– Да заткнись ты, лизоблюд!.. – кричали ему.
Ангилл разносил кружки с пивом, как вдруг в проходе его остановил рыцарь в блестящих доспехах. Этим рыцарем был сэр Регис Денский.
Беглым взглядом они осмотрели друг друга. Сэр Регис увидел перед собой паренька небольшого роста и среднего сложения, на круглом лице которого выделяются голубые глаза. Ангилл же увидел рослого мужчину лет тридцати с длинными чёрными волосами, зачёсанными назад. Доспех сидит ладно на его фигуре и не имеет ни единой царапины.
– Я тут ищу, кому бы поведать о своих подвигах. Ты, малец, кажешься мне подходящим по двум причинам: у тебя искренние глаза и ты работаешь в трактире.
Ангилл прошёл мимо него, продолжая раскладывать кружки на столах посетителей. Рыцарь не сказал ничего, а лишь уселся за свободный столик. Когда Ангилл собрал пустые кружки и начал мыть их у барной стойки, сэр Денский подошёл к нему ближе и облокотился локтем на край стойки.
– Представь! – сказал он, приглаживая гребешком свои волосы назад. – Что есть на свете рыцарь, который побывал практически везде! Я объездил на своём верном коне весь Невирр! Я убивал орды гоблинов, что прячутся в пещерах и прячут добро, сворованное у крестьян! Кого только я не убивал, приятель. Вот послушай…
Сэр Регис глянул на парня, который даже не поднимал на него глаза. Ангилл спокойно обмывал деревянные кружки.
– Недавно я сразился с чудищем размером с дом! Удивительно, оно даже выдавало человеческие фразы! Правда, говорило глуповато, прямо как дикари из Митры! Вот так потеха!
Ангилл и бровью не повёл. Сэр Регис не смог стерпеть равнодушия:
– Я увернулся от размашистого удара его лапы, но второй удар меня задел! Мне почудилось, будто он сломал мне рёбра! Но потом я одним махом снёс ему голову!
Парень и здесь промолчал. Он слушал рассказ сэра Региса и сразу понял, что описанное им чудище – горный тролль. Однако создание это настолько сильное, что после встречи с ним мало кто выживает.
Покосившись на доспех сэра Денского, Ангилл не увидел ни вмятин, ни потёртостей. Значит, недавно он не мог получить удар от такого монстра, ибо такие доспехи едва ли найдешь у торговцев. Их надо заказывать у кузнеца. Да и если бы сэр Денский почувствовал на себе, что такое удар лапой тролля, то блестящий доспех его превратился бы в сплюснутое корыто вместе с ним.
– Неужто тебя это не удивляет? Разве ты не читал в детстве о приключениях рыцарей? – удивился сэр Регис.
Ангилл улыбнулся, припоминая рассказ рыцаря. Прорубить толстую шею огра одним ударом? Такие сказки даже детям не рассказывают.
В это время в трактир вошёл мужчина в чёрной мантии, лицо которого скрывал капюшон. Никто не обратил на него внимания. Он был незаметен, словно тень.
– Слушай, паренёк, тебе бы поучиться манерам! С тобой говорит славный сэр Регис Денский, который, к тому же, старше тебя! Если уж тебя не удивляет мой знатный титул, то хотя бы из вежливости ты должен выслушать меня!
– А я разве вас не выслушал? – внезапно ответил Ангилл, закончив с кружками.
– Выслушал… но…
– Но не удивился, не восхитился и не стал всем вокруг рассказывать о ваших подвигах? Вы не к тому обратились, сэр Регис. Хотя бы из вежливости я никому не скажу, что все ваши подвиги – подлые враки.
– Ах ты гад, простолюдин! – голос сэра Региса сорвался и стал писклявым.
Мужчина в чёрной мантии, стоя позади, хлопнул два раза по круглому наплечнику рыцаря.
Сэр Регис повернулся и закричал:
– А тебе чего?!
– Иди-ка ты отсюда. Мне надо поговорить с этим парнем. – путник указал пальцем на Ангилла.
– Как ты смеешь приказывать славному рыцарю Денскому?! У тебя нет ни титула, ни чести, ни меча! И ты ещё смеешь что-то говорить великому борцу с чудовищами?!
– Доставай свой меч. – сказал мужчина в мантии. – Болтать ты умеешь. Посмотрим, как обращаешься с оружием.
Сэр Денский ответил сквозь зубы:
– Я не буду биться с безоружным! Это запрещает закон чести!
Мужчина усмехнулся, глянул на рядом стоящий стул и ударом ноги отломил его ножку. Он взял её в руки и сказал.
– Ну вот. Я с оружием. Готов ты биться, рыцарь?
Сэр Денский вне себя от злости достал полуторный меч из ножен.
– Идите драться на улицу. Не хватало ещё, чтобы мне за вами кровь пришлось оттирать.
Мужчина в мантии улыбнулся.
– Не хочешь ли ты посмотреть на битву, Ангилл?
– Только одним глазком. – усмехнулся помощник трактирщика. Ответом он дал понять путнику, что раскрыл его личность.
Трое вышли из таверны. Ангилл облокотился на деревянные перила у крыльца, сложив руки на груди, а рыцарь встал в переулке напротив мужчины в мантии.
Обхватив рукоять меча обеими руками, сэр Денский побежал на своего противника. Путник легко уворачивался от каждого его удара, а потом, когда сэр Денский запыхался и вложил все силы в широкий взмах, подставил ему подножку и заставил рыцаря упасть на спину.
Путник встал рядом с лежащим на земле рыцарем, который не мог подняться из-за своих доспехов.
– Ну вот. Ты загнал себя сам. Мне и оружия не понадобилось. – сказав это, путник влепил ножкой стула по лбу рыцаря, заставив того опрокинуть голову на землю и потерять сознание.
– Как и всегда, любая схватка с тобой – ценный урок. – улыбнулся Ангилл.
– И тебе привет, молодёжь. – путник и Ангилл взялись за предплечья друг друга в знак приветствия. Путник снял капюшон и наконец показал своё изрезанное шрамами лицо. Стеклянный глаз Иската блестел при свете, исходящем из окна таверны. Он вытащил из кармана мантии холщовый мешочек, подвязанный бечевкой, и незаметно передал его в руку Ангилла. – Отто из Линдрии. Ему надо получше выбирать себе поваров.
Помощник трактирщика кивнул. На этом они и расстались.
На утро Ангилл сказал Томасу – трактирщику, что уезжает на неделю. Тот ответил: «Вечно ты куда-то пропадаешь. Не жалуйся потом, что медяков ты потом получишь на треть меньше!»
На такой исход Ангилл был вполне согласен, ведь на самом-то деле деньги его не волновали. Он достал из комода в своей комнате на втором этаже трактира десять империалов на непредвиденные расходы; из-под кровати вытащил абордажный крюк, вокруг которого скрючена верёвка и положил его в сумку.
Ангилл надел длинную рубаху, что велика ему на пару размеров, широкие льняные штаны и тканевые башками; поверх накинул плащ.
Округу заволок утренний туман. На травинках блестели капли росы, отражая лучи утренней зари. Шумели повозки, бороздящие улицы Эдея – то были торговцы, следующие на рынок и в знатные дома, а также крестьяне, привозящие от своих помещиков съестной налог в казну империи.
Ангилл вышел из трактира и увидел в переулке кучку спящих пьяниц. В их руках видны части блестящих доспехов сэра Региса.
«Должно быть, разобрали нашего рыцаря!» – подумал он, горько усмехнувшись. Любой порок Ангилл списывал на человеческую природу, а потому и не считал сэра Региса плохим человеком. Да, он болтлив, но таковым качеством наградили его боги – считал он.
Ангилл вышел из города к постоялому двору, где заплатил за лошадь, снарядил её и отправился верхом на юг. Солнце поднималось всё выше, а туман понемногу рассеивался. По обе стороны от дороги был густой лес, из которого доносилось пение птиц.
Долго Ангилл брёл, вспоминая о своей прошлой жизни и анализируя жизнь нынешнюю. Бойцовый нрав достался ему отца и едва ли он мог бы долго прозябать в рабстве, в которое его забрали имперцы.
Он горевал о смерти своих родителей, но ещё больше проливал слёзы о судьбе своей маленькой сестры. Её, должно быть, тоже забрали в рабство, ведь красивых девушек просто так не убивают. На тот момент ей было где-то десять или одиннадцать лет… Совсем ещё ребёнок. Где она? Что ей пришлось пережить? Жива ли она?
Оставив мрачные мысли, Ангилл всё же решил вспомнить о своей собственной судьбе. Восемь лет назад произошёл тот ужасный случай, когда реки в его деревне покраснели от крови.
Когда большинство людей изрубили, к Ангиллу подошёл рыцарь в доспехах и с развевающимся сзади красным плащом, на котором была вышита голова рычащего медведя. Рыцарь пощупал бицепсы Ангилла и сказал на эдейском языке, что за этого раба неплохо заплатят. Как переводилась та фраза Ангилл понял много позже.
На шею ему надели железный ошейник. Кони шли вереницей, а на ногах всадников были продеты кольца от цепи, ведущей к ошейникам плетущихся позади рабов. Многие тогда упали замертво. Ангилл же боролся за свою жизнь до конца.
Партию рабов привезли прямо в Эдей. Насчёт судьбы Ангилла никто не сомневался – его отправили долбить камень на руднике близ города. Там он провёл несколько лет, предприняв при этом десять попыток сбежать. За каждую попытку его нещадно секли кнутом и сверх меры нагружали работой.
Здесь Ангилл понял суть выражения «рабская роскошь». Спал он на деревянном настиле, укрывшись столетней тряпкой. Этой роскоши он лишался после каждой попытки побега на месяц. Муки продолжались до тех пор, пока удивительная сила в теле Ангилла не дала о себе знать.
Совсем отчаявшись, раб начал каждый день читать молитву Кувычару. В один из таких дней он лежал внутри хода рудника, где у него была выдолблена отдельная комната. Как и обычно, он укрылся тряпкой и предавался мечтаниям о свободной жизни, чередуя их с молитвами.
В этот момент в комнату зашёл надзиратель. Взглянув по сторонам, он злобно прошипел:
– Опять сбежал, мерзавец! – и тут же выбежал из шахты, чтобы поднять тревогу. Ангилл удивился этому. Он скинул с себя тряпку, встал с настила и посмотрел вниз. Никаких ног! Лишь набедренная повязка висит на поясе. Тогда он поднёс руки к лицу и убедился – и их нет!
В пару секунд раб понял, что боги услышали его молитвы. Некая сила проникла в его тело, а, быть может, и всегда в нём сидела.
Ангилл скинул с себя повязку, оглядел своё тело и понял, что он полностью невидимый.
Его одиннадцатый побег удался. Он без труда убежал с рудника, брёл через лес, потом дошёл до деревни, что была у самых городских ворот Эдея и тут-то его счастью пришёл конец.
Когда Ангилл вошёл в деревню, все начали над ним смеяться и показывать пальцем. Сбежавший раб глянул на своё тело и понял, что стал видимым, а деревенские смеются над его наготой. Он бежал куда подальше, прочь, чтобы его никто не видел и таким образом достиг постоялого двора. Рядом с открытым конским загоном был стог сена, в который и нырнул Ангилл.
Укрывшись, он вдруг почувствовал сильную усталость и сразу уснул. Проснулся Ангилл под вечер. Постоялый двор находился у самых городских ворот. Он подумал, что укрыться в городе – лучшая идея, ибо сбежавшего раба там никогда не будут искать, ведь тот никогда не проберётся незамеченным мимо городской стражи.
Ангилл решил повторить свой фокус. Он воздал мысленную мольбу Кувычару, сконцентрировался и высунул руку из стога сена. Перед ним было лишь невидимое пятно, на котором лежали сухие колосья.
Ангилл вылез из стога, попрыгал на месте, скинув с себя шелуху и спокойно побрёл за проезжающей мимо повозкой, что направлялась в город. Он спокойно прошёл за ней, дождался, пока откроют ворота и вошёл в Эдей.
В городе он довольно быстро разжился одеждой и деньгами – просто зашёл в ближайший дом и забрал оттуда всё, что нужно. Когда же его сила закончилась, он сумел убедить трактирщика «Ржавого Якоря» монетами, чтобы тот позволил ему жить внутри. Со временем Ангилл и трактирщик сдружились, и паренёк стал подрабатывать вместе с ним.
В один из дней в трактире прибывал странного вида господин в чёрной мантии. У него был стеклянный глаз.
Он подошёл к Ангиллу. Странным образом покрытый шрамами одноглазый мужчина заставил Ангилла довериться ему и принять предложение. «Если ты не согласишься». – говорил он. – «На руки тебе наденут антимагические браслеты, которые не позволят становиться невидимым, и отправят обратно на рудники. Глаза твои снова привыкнут ко тьме, ноздри и уши забьются пылью, а кости изо дня в день будут всё сильнее болеть. В какой-нибудь скале ты найдешь свою смерть, так и не познав радостей жизни».
Так сбежавший раб оказался в рядах клинков ночи.
Михаил Андреев
Тип: электронная книга
Жанр: Попаданцы
Язык: на русском языке
Издательство: Автор
Дата публикации: 16.10.2024
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: В мире, где величественная Эдейская Империя распалась на три враждующих части – северные земли эдейцев, роскошное Пустынное Царство и таинственный Болотный Союз – начинается борьба за выживание. На фоне смятения и хаоса рождается необычный мальчик, которого посещают видения из загробной жизни. Ему предстоит разгадать загадку своей жизни и узнать, какую цену он заплатил за второй шанс. Сможет ли он разобраться в хитросплетениях судьбы и предотвратить катастрофу, прежде чем станет слишком поздно?