Главная страница | Попаданцы | Пробоина 1: Магия Вето

Пробоина 1: Магия Вето
Александр Изотов
Мой имплант сгорел, оставив дыру в затылке, и я умер.
Умер? Тогда какого черта меня бьют мордой об пол, а в рёбра втыкаются сапоги? Ладно, встаём, их всего четверо. Только почему они одеты странно?
Как и я…
Жжёную псину, я ещё и дрищ?!

Александр Изотов
Пробоина 1: Магия Вето

Глава 1. Седой
Летний ветерок потряхивал висящие ветки кустарника, где-то над холмами стрекотал сверчок. В эту лунную ночь сидеть бы на веранде, потягивать «бархатное», да тискать Алёну. Я вспомнил её грудь…
Залп с тяжёлых турелей оторвал от размышлений. Белые трассеры плазмы ушли в направлении будто бы наших позиций – капиты всё же клюнули на упавший беспилотник, и думают, мы стянули туда силы.
Я подтянул винтовку. Тяжёлый, но надёжный Шам-Рифл, получивший прозвище «свисток» за звук выстрела. Моя детка! Если умудриться, то можно пробить броню «дестра».
Корпус танка-паука матово блестел в свете яркой луны. Да, жжёный пёс, эта громадина – реально ценная единица. И чутьё подсказывало мне, что в этом «дестроере» сидит псионик.
Псарь псаря чует втихаря.
Два псионика погибли у нас в этом квадрате, но кто-то взял их под контроль, и перед смертью они забрали с собой много своих же ребят. Поэтому и послали меня, разведчика-снайпера, имеющего способность закрываться от пси-атак в мысленный кокон.
Послали с приказом «найти, обезвредить, и, желательно, доставить на базу». Живым или мёртвым.
Вот только ни один умник не сказал – а моя защита выдержит этот «контроль разума»? А я не превращусь в овощ, хладнокровно расстреливающий своих же?
Крадущимся шагом я приближался по низинам холма к «дестроеру», плотные кусты служили мне отличным укрытием.
Трассеры снова рассекли ночное небо – ударные волны уже доставали до меня, заставляя экзоскелет глушить колебания. Фильтры шлема старались, но всё равно прорывался запах гари и озона. Плазма заметно нагрела воздух вокруг, и мне оставалось только наслаждаться ароматами.
Тяжёлая техника всегда приводила меня в восторг. Даже в качестве своего внутреннего «берсерка» я выбрал киборга, хотя наставнику, помнится, это не понравилось.
Вот зашумели пневмоприводы, «дестроер» довольно бодро поднялся и, удаляясь, зашагал под укрытие следующего холма. Затряслась земля – танк менял позицию, и я почуял, что скоро он отступит. Ну нет, паучок, от меня ты не уйдёшь.
Чертыхаясь, я вскочил, побежал следом, и костюм-хамелеон заработал на всю, мерцая от частой смены окружения. Я пока не чувствовал чужой пси-атаки, хотя приготовился к защите – у меня будет всего доля секунды на это.
Отряд капитской пехоты я ощутил гораздо раньше, чем они меня заметили. Их визоры облучали кустарник, в котором я залёг, но мой экзоскелет уже врубил режим маскировки.
Бедолаги так ничего и не учуяли, среди них не было псиоников. Я снял нож с бедра и приготовился повлиять на их разум, чтобы отвлечь…
И в этот момент вражеский псионик ударил.
Я едва не выронил нож, все мышцы свело. Тренированный разум закрылся тем самым коконом, но доли секунды мне хватило ощутить всю мощь врага. Тяжело дыша, я опустился на землю, осторожно положил нож и винтовку. Как же силён этот пёс, сволочь!
Та самая оболочка, в которую я заперся, начала трещать по швам. Пси-щупальца врага просачивались в разум, и моё воображение показывало это, как проблески света в тёмной скорлупе.
Раз трещинка. Вторая.
«Убей…»
Твою псину! Я зажмурился до предела, чувствуя, как заметно потеплел имплант под затылком. Неужели сгорит? Вот тебе и жжёный псарь посреди поля боя…
Атака прекратилась.
Пытаясь прийти в себя, я обнаружил, что моя рука застыла на кнопке аварийного маяка. Это явно было не по моей воле – врубить его, и меня не то, что «дестроер», меня бы с орбиты заметили.
Так, спокойно, ты всё ещё Тимофей Зайцев. И ты…
«Тим, ты слышишь меня?» – голос Андрея возник в голове.
Пси-связью пользовались только в экстренных случаях, потому что она здорово перегружала имплант.
У меня побежали мурашки по спине:
«Командир, что не так? Выполняю директиву».
«Директиву отменили».
«Твою-то псину!» – я не верил ушам, – «Почему?»
«Тим, верхушка получила биометрию с твоего костюма».
Не сводя взгляда с отряда, залёгшего в кустах неподалёку, я переспросил:
«Какую, на хрен, биометрию?»
«Умники считают, что твой щит не справился».
«Но я же в здравом уме!» – заспорил я.
Ну да, мой кокон трещал, и я даже слышал отголоски чужого внушения…
Командир спокойно ответил:
«Орбита сбросит экспериментальную бомбу. Если сможешь, уходи. И это… Прости, Тим».
Андрей отключился. Мы и так долго говорили, имплант заметно нагрелся. Обычная связь уже не работала – орбита заглушила всю связь в округе.
Пехотинцы в кустах напротив вскочили, заорали на своём капитском космо-инглише. Я разобрал слова «орбита» и «удар».
Взыграл адреналин в крови, но я замедлил сердце – не время для истерик. И мне, и Андрею было прекрасно известно, что выбраться отсюда на своих двоих нельзя.
Толчковые псы артиллерии, мы для них – всего лишь «квадрат» на мониторе.
А ведь я так жить хотел, меня повышение ждало. И Алёнка там… Не скажу, что собрался жениться, но я к ней серьёзно присматривался.
Отцу давно не звонил…
Интуиция закричала раненым зверем, я вскинул голову. Всё то же звёздное небо, всё те же всполохи выстрелов «дестроера».
Но вот замерцала синяя звёздочка с голубым маревом – орбитальный снаряд. Звезда стала разгораться.
«Дестроер» перестал палить. Я, повинуясь чутью, вскинул винтовку, прицелился.
С брюха танка отвалилась капсула-глайдер. Вообще-то, она вполне могла поместить в себя пару пехотинцев из отряда, со всех ног бегущего к танку.
Но я знал, что сейчас произойдёт, ведь псарь псаря чует. Псионик, сидящий внутри танка, сейчас спокойно высадится в глайдер и унесётся к горизонту. Пехотинцы столько не стоят.
Палец лёг на курок. Там будет всего секунда, даже меньше, но я успею.
Мы вместе сдохнем, жжёный пёс!
Из «дестроера» выдвинулся манипулятор, и в капсулу действительно спустили груз. Только слишком миниатюрный для человека! Мой мозг успел замедлить время, чтобы рассмотреть серебристую сферу размером с футбольный мяч.
Я не выстрелил, потому что… просто растерялся.
– Твою… псину! – вырвалось у меня.
Всё внутри заледенело, когда я понял, что ощутил от шара чёткий пси-след.
Невозможно! Псионическое поле неподвластно машинам, его нельзя обуздать!
Глайдер, выбив при старте облако пыли, унёсся по долине, а я вскинул голову к небу. Они должны знать! Надо сообщить этим псовым умникам.
Понимая, что сожгу имплант, а следом и мозги, я выбросил всю свою волю на одно единственное послание:
«Машина-псионик! Искусственный менталист!»
И не успел… Округа озарилась вспышкой, и мой имплант разом вскипел, даже боль не успела дойти до мозга.
Псионик чувствует свою смерть за секунду до неё.
***
Я хапанул воздуха, выгибаясь. Ничего не вижу, всё плывёт перед глазами.
– Твою ж мать! – вырвалось у меня.
Сразу перевернувшись, я опёрся на ладони, попал во что-то липкое. Вонь-то какая!
Тут же вернулась память, я едва не закричал, снова чувствуя жжение в затылке. Хотя нет, показалось – болит всё тело, но шея вроде целая.
Что это была за бомба?
Наши умники научились взрывать мозги псионикам? Жечь импланты? Если да, это меняет ход войны в корне.
Как и тот искусственный псионик у капитов. Меня до сих пор потрясало, что пси-поле теперь можно выкрутить на любую мощность поворотом ручки.
Псионики станут историей…
Я подогнул под себя колени, заёрзал пальцами, пытаясь на ощупь понять, где я. Да что за вонь?
Подо мной пол из рифлёных квадратиков, и мне кажется, это кафельная плитка. Кожа скользила по шершавому полу, и я радовался, что могу ощущать.
Живой. Как же наши умники хороши! Долбанули бомбой, но вот он я, живой, почти невредимый. Значит, вытащили меня!
Правда, я словно побитая собака – всё тело отзывалось многочисленными гематомами. Как будто мне повезло свалиться в обрыв, и долго кувыркаться по камням.
Или словно меня хорошенько отделали…
Меня что, капиты захватили в плен? Но как?! После орбитальной бомбардировки они могли захватить только кучку пепла!
– Он здесь!
– Давай, давай!
У меня немного отлегло. Нет, не капиты, это не космо-инглиш. Вроде нашего глобо-руса, но что за диалект?
Липкий страх проник в душу, и я удивился этому. Я ведь не боялся со времён учебки, где учили гасить страх на корню.
Когда от ужаса стопорится каждая частичка тела, и ты стоишь истуканом, словно жжёный псарь. Конечно, все знают истории, как адреналин помогает поднимать автомобили, но ступор – это тоже действие адреналина.
А ведь я не чуял импланта. Он был такой привычной частью, вроде уха или носа, а теперь словно вырвали кусок меня. Будто дыра в затылке. К счастью, наставники требовали от нас умения защищаться и без пси-способностей.
Не чувствую энергии. Может, я в режиме «берсерка» потерял её, и надо теперь восстанавливаться? Но почему я тогда ничего не помню?
– Что, думал убежать, чушка? – прогремело почти над ухом.
Я слушал голос, разглядывая свои ладони сквозь пелену в глазах. Изменённый глобо-рус, но я хорошо его понимаю, как родной язык.
Может, меня перевезли на окраины системы? Я в секретном госпитале?
Мозг выдал логичный вывод: я очнулся, но в бреду свалился с кровати. Ну, судя по ощущениям, много раз свалился…
Я прочистил горло, кашлянув, упёрся ладонями в пол и стал подниматься:
– Сообщите начальству. Код буря ноль десять, экстрен…
Когда мне в рёбра влетел сапог, то сразу включились вбитые в разум многолетние тренировки. Боль заставила согнуться, я перекатился, группируясь. Псина бестолковая, слишком сильно, не успел подставить ладони, и опять свалился…
Видимо, ещё не отошел от препаратов. Но одно я понял сразу – это какие-то неправильные врачи.
– Куда?! – заорали на меня.
Нападающий кинулся следом, чтобы пнуть ещё раз, его нога мелькнула большим пятном перед глазами. Я, завалившись на бок, крутанулся на пятой точке, закрываясь ладонями, и выстрелил ногой… где-то тут его голень.
– А-а-а! Дрянь чухлая! – истошный вопль подтвердил попадание в десятку.
Я на автомате ударил второй раз гораздо выше. Здравствуй, паховая чакра.
– О-о-о! – нападающий упал на колени передо мной.
Зная, что голова у противника должна быть где-то рядом, я приподнялся навстречу, больно шаркнув локтем по кафелю. Вскинул руку, и, едва пальцы почувствовали его шевелюру, дёрнул вниз.
Противник падал, а я добавил скорости… Громкий треск прокатился эхом по помещению. Эх, жаль, не череп. Кажется, у нас в учебке был такой же кафель.
– Ты охренел, Вася?
– Ты чего натворил, бе?злунь?
Я уже откатился, прижимая рукой ребро, вскочил и упёрся спиной в стенку. Под лопатками и вправду поддалась кафельная плитка – клей под ней не выдержал давления.
Рука автоматически потянулась за спину, стараясь нащупать отставший подходящий кусок. Кафелем можно порезать так, что нож позавидует.
– Да ты знаешь, что с тобой сделают?
Тряхнув головой, я быстро протёр глаза чистой, тыльной стороной ладони – мне нужно зрение.
Жжёные псари, где я?!
Три щенка передо мной, едва усики пробиваются. Все в синих жокейских сюртуках, наглаженных брюках, как будто я попал в царские времена, к каким-то гусарам. Это самые странные врачи, которых я когда-либо видел.
За их спинами раковины, а я прижимаюсь к торцу туалетной кабинки. Передо мной лежит без сознания четвёртый гусар – под его лбом бежевый кафель покрылся трещинами, а из-под каштановой шевелюры показалась капля крови.
С одного взгляда ясно – живой. Наверняка лоб разбил, там вен полно, ну и сотрясение у него точно будет.
А вот кафель, кстати, неплох, хотя клали его через псиный хвост. Иначе под моими пальцами не поддался бы кусок, который я сразу стал цеплять ногтями. Другую руку пришлось упереть в дверцу кабинки, чтобы, если что, сильнее оттолкнуться.
– Вы кто? – сипло спросил я, – В чём меня обвиняют?
– Тебя в порошок сотрут, чушка драная, – прошипел со злостью один из парней, черноволосый, с лихим чубом.
Подбородок у него раздваивался, и нижнюю губу он старательно выпячивал, будто хотел сделать челюсть ещё больше. Эдакий пеликан…
Единственное, что я понял из увиденной картины – это явно не база капитов, если только ради меня не разыграли спектакль. Я больше поверю в то, что мой мозг погиб вслед за сгоревшим имплантом, и это остаточные галлюцинации.
Скосившись набок, я увидел зеркало… и снова страх проник в каждую жилку. И не могу подавить уровень гормонов – слишком высок.
Из отражения на меня уставился такой же парень, как и эти, передо мной. Лет двадцати, не больше. Худой, остроносый, с неожиданно седыми волосами с густым серебром, с едва заметным шрамом на щеке.
Карие глаза в зеркале смотрели на меня со страхом…
Этот щуплый, высокий паренёк явно не знает, что такое тренировки. Руки тонковаты, ну хоть бы плечи подкачал.
Да почему я так боюсь-то? Аж зубы стучат…
До меня не сразу дошло, что это его страх, этого пацана в зеркале, седого уже в такие годы.
– Что, коленки трясутся, да, чушка сивая? – пеликан постукивал кулаком в ладонь.
Трое противников нарывались, но подходить не спешили, всё косились на лежащего парня.
– Василий, ублюдыш, лучше сам головой в толчок окунись, – проговорил тот каштановый, заворочавшись на полу.
Ага, всё-таки живой.
Я посмотрел вниз – колени действительно подрагивали. Больше всего бесило, что я не могу привычным усилием успокоить себя.
Да сколько можно? Успокойся уже!
Я покосился на зеркало, пытаясь состроить себе же недовольную рожу.
Так, стоп.
Это же учебная иллюзия! Наставник часто заставлял нас переживать разные ситуации, самые фантастические – машины-то способны любую галлюцинацию создать.
Едва я осознал это, как ощутил прилив уверенности.
– И какая точка выхода? – спросил я.
– Чего?
– В толчок тебе вход, ублюдыш, – каштан всё-таки поднялся, – Башкой войдёшь!
Я выдохнул. Так, не чувствую чакры, как будто отрубили. Ага, была у нас и такая ситуация.
Ладно, успокаиваемся по старинке. Вы-ы-ы-ы-до-ох. Задержим дыхание.
– Блин, он мне нос разбил, – пацан чуть не захныкал.
– Давай поломаем ублюдка, – поддакнул пеликан.
– Я его сейчас убью, а не поломаю, – задрав голову, прогундосил каштан.
Кровь из разбитого носа залила ему весь синий сюртук и рубашку под воротом.
Я наконец вытянул кусок кафеля, и это сопроводилось ужасным скрипом, раздавшимся во всём туалете.
Каштан сразу опустил голову и хрюкнул от удивления.
– Ты чего? – пеликан за его спиной странно посмотрел на меня, – Из дыры свалился?
Я перехватил кусок кафеля и даже улыбнулся, хотя прыгающими губами это было сделать трудно. Плитка откололась как по заказу – длинный треугольник. Если постараться, можно и воткнуть под рёбра.
Мои мысли вызвали удивление у тела, и я перехватил инициативу. Ещё чуть-чуть уверенности в кровь. Охренеть, какой же повышенный гормональный фон, просто жуть.
– Ладно, для протокола, – громко проговорил я, хотя голос срывался, – Иллюзия «гусарский толчок», попытка номер один.
Я оттолкнулся от стены, принял боевую стойку. Самую обычную – руки по-боксёрски на уровне груди, ноги чуть расслаблены, согнуты в коленях. Стойка готовности, как называл её наставник.
Симуляция сегодня странная, конечно, но раз нужно для обучения… Этот, который хлюпает кровью, наверняка главарь. Иначе бы те трое и без него кинулись бы.
А раз так…
– Чего это он?
Парни стали переглядываться, когда я сделал шаг вперёд. А этот, который с носом, вдруг улыбнулся и встал в странную позу – ноги чуть расставлены, ладони раскрыты ко мне на уровне груди. Как будто монах из монастыря боевых искусств.
На его ладонях загорелся слабый свет…
Я замер, не дойдя пару шагов. Псионик!
– Эй, Николас, нас же мастер прибьёт, – вырвалось у пеликана, – Нельзя же…
Сияние разгоралось, и мне понадобилось усилие, чтобы не упустить моё новое тело из ежовых рукавиц – мой седой носитель снова начал дрожать от страха.
– Отец разберётся, – с усмешкой сказал каштановый Николас, не сводя с меня взгляда, – Я тебя научу лунных уваж…
Он не договорил, потому что я метнул плитку ему прямо в кадык! А, нет, чуть смазал, рука дрогнула…
Но Николас ойкнул, схватился за горло, и всё это сияющими руками.
Его ладони вдруг вспыхнули, и в туалете шарахнуло так, что меня аж оглушило. Каштан, выгнувшись назад, рухнул на пол, только в этот раз затылком.
Кафель треснул, будь здоров…
– На хрен!
– Да он же убился!
– Это он убил! – пеликан ткнул в меня пальцем, и остальные затрещали:
– Да, да!
И все трое сбежали из туалета, даже не побеспокоившись за своего друга. Я встал, закрыл глаза:
– Задача выполнена, готов к выходу, – с улыбкой сорвалось с моих губ.
И вообще… Драка в туалете, какая-то гимназия царских времён. Или это академия? Ну, псы толчковые, это же не мой уровень – решается просто, как… как имплант спалить.
Правда, есть у меня вопросы к умникам. Вот зачем другое тело? Ведь вся суть виртотренинга – это улучшить владение своим же организмом в экстремальных ситуациях.
Я вспомнил, как мне запустили иллюзию на обрыве, где внизу бушующее море, в котором торчат скалы. А я без ноги, в крови токсин местной медузы, да ещё по квадрату рыщут капитские боевые дроиды. И в качестве оружия только нож.
Вот это было испытание!
Кап…
Что-то умники не спешат меня вытаскивать.
Кап…
Какой-то кран тут явно протекает.
– Хра-а…
Кажется, хрюкнул этот, на полу. Живучий кабанчик.
Пси-энергия во мне так и не проявилась. Странно, хоть крохи должен был уже набрать.
Так я стоял полминуты… Заснули они там, что ли? Чего не вытаскивают?
Я открыл глаза. Ладно, будем двигаться, псари пехоту не ждут.
Раненый на полу действительно подавал признаки жизни, пытался двигать руками, застывшими возле подбородка. Я бесцеремонно перешагнул через него, задев ему локоть ботинком. Или это был нос?
– Хра…
Я прошёл к раковине, вывинтил один кран, и сунул руки под воду.
– Твою псину! – вырвалось.
Пошёл просто кипяток, я чуть не обжёгся, и, чертыхаясь, быстро разбавил вторым вертушком.
Снял сюртук, оставшись в поношенной, когда-то белой рубашке. Блин, кровь на рукавах. Ох, не люблю я грязь.
Закатав рукава и отмыв руки, я удивлённо стал разглядывать крупные часы на запястье.
В основном обычные, со стрелками. Моё внимание привлёк старый, потёртый циферблат, разделённый на четыре части. В каждой вправлены мутные камни разных цветов: красный, белый, голубой… и пустое гнездо, откуда камень явно выпал.
Ну, судя по общей потёртости часов, это неудивительно. Даже кожаный ремешок побелел от потёртостей, хотя всё ещё надёжно держался.
Я стал отряхивать свой сюртук, подставляя руку под воду. Не люблю грязь…
Все эти обыденные движения, по моему мнению, должны были сбавить страх в крови. Потому что седого Василия, которого я так и продолжал видеть в зеркале вместо себя, опять начало потряхивать.
Кстати, сюртук у меня так себе. Потёртый, в заплатках, цвета былого синего величия. И рубашку уже белой не назовёшь.
В сравнении с этим мажорным каштаном на полу я выглядел не очень. У того тоже часы выглядывали из-под рукава, и там искрились разноцветные камешки гораздо прозрачнее, явно драгоценные.
Я закрыл кран, покрутился, оглядывая себя. Ну, вроде ничего… И не пахнет даже.
Вот даже неинтересно, в чём я измазался, пока валялся тут на полу, но в этой иллюзии умники с запахами перестарались.
А ведь один из верных способов отличить иллюзию от реальности – это запах. Нос всегда дышит, рецепторы в готовности, поэтому даже в наше время нашатырь остался надёжным средством.
– Ох, жжёный пёс! – выругался я, продолжая принюхиваться.
Я прекрасно чувствовал все запахи, присущие этому туалету: плохо смытые унитазы, горелые волосы этого хрюкающего, кровь на треснувшем кафеле.
И ни единой нотки из лаборатории умников. Где тот неуловимый аромат силиконовой смазки сервоприводов в капсуле?
– Там он, там эта безлунь! – в коридоре раздался знакомый уже голос пеликана.
– А вы куда смотрели? – рычал другой, более мощный.
Этот голос мне был не знаком.
– Да он же… он магию!
– Какую, на хрен, ма… – и на входе замер ещё один гимназист.
Этот явно подкачал плечи, вон аж сюртук в швах натягивается. Шире меня в два раза, квадратная челюсть, и лысый череп.
И чёрные глаза… кто-нибудь сказал бы, что глаза тупые, а наличие мускулистого тела дорисовало бы картинку. Но я видел очень много людей, касался псионикой их разума, и кое-что понимал.
Этот крепыш явно не был дураком, уж точно поумнее этого хрюни на полу.
Я покосился на раненого, продолжая хладнокровно отряхивать сюртук, хотя моё новое тело в этот момент выдавало целый букет гормонов. Ну, давай, седой, у нас же коленки не будут дрожать?
– Хра… – подал звук каштан на полу, к облегчению столпившихся в коридоре дружбанов.
– О, Николас живой, – радостно осклабился пеликан за плечом здоровяка, – Гром, он живой!
– Для него классненько, – буркнул тот, расстёгивая пуговки на сюртуке, и не сводя с меня взгляда, – А для тебя хреновастенько…

Глава 2. Лысый
Сняв сюртук, здоровяк передал его за спину пеликану. В выглаженных синеватых брюках и белоснежной рубашке он ещё раз подтвердил мою теорию, что это какая-то академия.
– Василий, объясни хорошенько, – Гром покрутил шеей, раздался гулкий хруст, – А то мне сказки тут рассказывают.
Я сразу покосился на кусок плитки, который ускользнул под раковину. От крепыша мой взгляд не укрылся, и он сделал уверенный шаг в туалет, чуть поводя покатыми плечами.
Дёрнувшись, я попытался нырнуть под раковину, чтоб схватить единственное оружие… И не смог, так и остался стоять истуканом.
Вот же собака сутулая, опять у меня адреналин в крови!
– Хра… – каштан продолжал радовать признаками свинячьей жизни.
– Это он сам себя? – Гром повернулся к троим в двери.
Брови пеликана поднялись возмущённо, но потом он кивнул. И сразу добавил:
– Этот вон виноват, если б стоял, безлунь драная, и не рыпался…
Здоровяк ничего не ответил, только повёл плечами, снова обратив своё внимание на меня.
Так, нужен полный контроль над телом. А ведь гениальная иллюзия, умники тут превзошли сами себя – попробуй выжить, когда не можешь влиять на уровень гормонов в крови.
Медленный вы-ы-ы-ыдох.
– Чего ты? – крепыш усмехнулся, мотнул головой, – В штаны не надо, вон, толчок же рядом. Я подожду.
Я выдавил из себя усмешку. Даже не знал, что бывают задачи такой сложности…
– Парню помощь нужна, – кивнул я на раненого.
– Хра… – подтвердил тот.
– Ничего, целитель справится. Николас – утренний маг, иначе бы вообще без башки валялся.
Утренний маг? Незнакомое слово сдвинуло триггер сомнений ещё дальше. Сначала запахи, теперь непонятная языковая начинка. Один два не в пользу иллюзии.
Внутри стало зарождаться нехорошее предчувствие. Действительно, просто предсмертная галлюцинация?
Так, ладно, любая задача имеет решение. Для начала надо справиться с гормонами в этом теле.
Я сделал усилие, сжал и расслабил кулаки. Надо уже кончать с этим.
– Да, твою псину! – рявкнул я, оглянувшись на зеркало.
Седой смотрел на меня оттуда, округлив от страха глаза. Ну, я тебе, дрищавый, сейчас покажу!
– Руку на кран, – процедил я, стиснув зубы.
Крепыш остановился, чуть склонил голову, с интересом глядя на мой концерт. Блин, а ведь взгляд у него слишком проницательный, это опасный противник.
– Руку на кран! – мой крик заставил вздрогнуть троих в проходе.
Гром повернулся к ним:
– Это он кому?
– Я же говорил, он странный, – выдал пеликан, – Выход искал из толчка.
А у меня как раз получилось, хоть это и стоило усилий. Я положил руку на барашек, открыл горячую, а потом ладонью обхватил раскалённый кран. Крепко сжал…
Комната вспыхнула, словно свет резко прибавили – я даже почувствовал, как зрачки расширились.
– М-м-м! – моё мычание заставило даже крепыша отшагнуть, а троица на выходе вообще отпрыгнула в коридор.
Боль оказала нужное действие, и я сразу опустился, взял плитку. Чуть больше уверенности – седой хозяин моего тела уже знал, на что я способен с ней.
– Что, магии нет, научился метанию? – Гром с недоброй улыбкой кивнул, – Уважаю, это классненько.
Я не ответил, на всякий случай держась рядом с краном.
Магии, говорит, нет? Ещё слово в копилочку сомнений.
Кстати, а как там моя псионика? Да, без импланта поток уже не совсем чистый – в наше время хрен найдёшь человека, согласного сидеть по пятьсот лет в медитации, разгоняя поток энергии до нужного уровня.
Я снова попробовал заглянуть в себя, но тут Гром шагнул ко мне, держа руки в боксёрской стойке. Он переступил через хрюкающего каштана, но сделал это слишком вальяжно…
Когда он резко рванул вперёд, выкидывая кулак, я был готов.
Правда, реакция у моего тела была никудышной – я чуть все жилы не порвал, уходя в сторону, но мощное предплечье всё равно прижгло ухо. Зато мой плиточный нож пошёл в ребро крепышу.
Нет, тот локтем сбил мою руку вниз, чуть не сломал. Но плитку я не выронил, рванул за собой.
Хря-я-ясь…
Белоснежная рубашка здоровяка перестал быть девственно целой. Моё оружие всё-таки нанесло урон – ребристый кусок зацепил нежную белую ткань, да так и протянул за собой, оставив разрыв на животе.
Пара пуговок упала на пол, едва слышно зазвенев.
– Ну, чушка, – крепыш ошарашенно поднял руки, глядя на рваную рубаху, – Я тебя…
Договорить я не дал. Быстро оттолкнувшись, аж икра заныла, я ударил его в подбородок тыльной стороной ладони. В кулаках не был уверен, ещё сломаю – я же совсем дрищ.
Гром всё-таки не ожидал, отшатнулся, уперевшись в раковину, хотя мой удар был ему как слону дробина. Я уже собирался воткнуть кусок ему в живот, но тот выкинул ногу, и тут мне пришлось уворачиваться – у него одна нога, как две моих.
«Какое неуклюжее тело», – подумал я, когда тяжёлый ботинок всё же скользнул мне по ребру, и меня отбросило в сторону.
Я споткнулся о тело каштана, и, падая, едва успел сгруппироваться. Моя же плитка скользнула мне по щеке – выпускать я её не хотел, а боевые навыки чужое тело плохо воспринимало.
– Охренеть, – Гром тронул губу, на пальце осталась капля крови. Видимо, прикусил от моего удара.
– Ой-ой, – выдохнул пеликан.
– Бежим, – крикнули двое за его спиной и исчезли.
– Трусы, – Гром едва не сплюнул, – Хоть бы на стрёме постояли.
– Гром, не надо, – пеликан держался за косяк, глядя вслед убежавшим.
Крепыш, оттолкнувшись от раковины, быстро пошёл ко мне. Я успел встать, и уже пятился к кафельным кабинкам. Пострадавший торец стенки, откуда я до этого вытащил кусок, опять упёрся мне в лопатки.
Тут произошло то, что на миг покоробило мою логику.
Крепыш снова поднял руки в боксёрскую стойку, но его кулаки… стали покрываться какой-то пылью! До меня не сразу дошло, что это каменная поверхность, будто кто-то обмазал ему руки цементом.
– Плохонько, ага? – улыбнулся Гром.
Тут его бицепс вздулся, едва не порвав рубашку, и каменная булава метнулась мне в голову. Я едва успел рвануть в сторону и вниз, как его кулак вошёл прямо в кафель…
БАХ!
Стенка, разделяющая два унитаза, выплюнула гору камней, деревянный лист дверцы пролетел где-то надо мной. Я как раз кувыркался, пытаясь не потерять контроль над телом, и расщепленный край деревяшки прошёлся по моей заднице.
По плечу мне ещё добавило вылетевшим куском кирпича, но я наконец приземлился на корточки, и сразу же этот кусок прихватил. А вот керамический клинок обломался от моего неудачного падения, и пришлось его выкинуть.
– Ты, пустырь, на кого руку поднял? – Гром снова пошёл ко мне.
Вскочив, я не сводил взгляда с его кулаков. Чуть ниже здоровенного локтя, посередине предплечья начиналась зона ороговевшей кожи. Через десяток сантиметров она переходила в самый настоящий камень, напоминающий гранит. Конечно, он сохранял форму руки, ладони и пальцев, но это…
Я метнул кирпич, каменный кулак свистнул – и снаряд взорвался облаком крошева. Мне даже пришлось прикрыть глаза.
– Один удар, и ты труп, – рыкнул крепыш.
– Гром! – пеликан в дверях чуть не трясся от страха, – Стой! Исключат же!
– Ну, значит, хреновастенько будет, – поморщился тот.
Пеликан выругался, и всё же исчез, только звук его ног ещё слышался некоторое время.
– Ты кто такой? – наконец, сипло спросил я.
Моя нога наступила на покорёженную дверцу кабинки. Я прошёлся по ней, ступил на пол, перешагнув выгнутый от удара край.
– Ты издеваешься? – Гром ухмыльнулся и стукнул каменными кулаками друг о друга.
Он тоже ступил на дверцу, дерево жалобно захрустело под его весом. Его мышцы заметно бугрились, когда он поднимал кулаки, а значит, у этих каменных молотов масса внушительная.
Интересно, а как это влияет на его координацию?
– Правильно говорят… – начал было Гром, желая добавить что-то важное.
Тут я рвусь вперёд, и крепыш замахивается. Сразу же приседаю, откинувшись назад, и пяткой со всей силы толкаю торчащий выступ дверцы.
Да, удар слабоват, да и надломанное полотно не выдержало, окончательно согнулось. Но дверь всё же скользнула под крепышом сантиметров на десять, и он клюнул вперёд, подставляя ногу, замахал руками.
– Да чтоб тебя! – вырвалось у него, когда его кулаки свистнули мимо цели.
Новый прыжок, и я намечаю удар ему в сплетение. Опытный Гром решил не терять время на баланс, а просто рванулся на меня – он закрылся руками, собираясь в падении ответить ударом.
А я уже скользнул вбок, отталкиваясь ногой ещё раз и собираясь проскользнуть мимо него. Свободная дверь так и манила…
Я почти разминулся с ним, но каменный кулак всё же достал моё бедро, и, подломившись, я неловко пробежал два шага, чтобы рухнуть сверху на каштана.
– Хра…
Глубокая стреляющая боль в бедре конкретно намекнула, что повреждения серьёзные. Я даже не пытался вскочить на эту ногу, а сразу, опираясь на целые конечности, поскакал к выходу как подбитый пёс.
И упёрся в начищенные ботинки… Да не одни, в коридоре показались ещё ноги.
Мне только и оставалось, что упасть на задницу, перекатиться и нырнуть под раковину.
Где тут шланг горячей воды? Руки судорожно принялись трогать соединения, чтоб сделать себе экстренное кипятковое оружие.
Я уже собирался рвануть горячую трубку, но тут в моё поле зрения попал Гром. Его кулаки медленно возвращались в нормальное состояние, а глаза испуганно смотрели в сторону двери. Нет, злости в его взгляде было достаточно, но что-то мне подсказывало, что в конфликте появилась третья сила.
– Господа студенты, – густой, наделённый властью голос прозвучал в помещении, – Надеюсь, вы понимаете, что это – залёт?
– Ну, Вася, – крепыш подарил мне ненавидящий взгляд.
– Хра…
***
Боль в ноге казалась адской, и каждое сотрясание едва не отправляло в обморок. А коридор с высокими окнами, по которому мне пришлось скакать, опираясь на плечо, казался бесконечным…
Никогда я ещё не был в таких долгих учебных иллюзиях. Продолжительное пребывание в мире, построенном машиной, приводит к атрофии мозга.
Это в коме мозг спит, а в иллюзии он действует, и очень активно. Псионик может выдержать это гораздо дольше обычного человека, но всему есть предел – пси-поле рано или поздно начнёт разрушать тело.
Получалось уже один три в пользу того, что это не иллюзия.
Да, и какое это, к псам, боевое обучение? Нас, как нашкодивших студентов, сопровождал к себе в кабинет какой-то магистр.
Он шёл перед нами в синем пиджаке до колен, с длинными русыми волосами, стянутыми в хвост. Брюки тщательно выглажены, ботинки начищены, в плечах военная выправка, руки сцеплены за спиной. На рукавах выделялись золотые аксельбанты – судя по этим шнуркам, его положение здесь очень высокое.
– В сегодняшнее смутное время, когда государь требует от нас единства и сплочённости… – вещал этот самый магистр с нотками укора, его голос эхом разлетался в широком коридоре.
Это явно представитель местной власти, потому что приказал Грому помочь мне двигаться, и тот безропотно тащил меня. Сам я идти не мог – каменная кувалда крепыша сломала бедро. Тот теперь с недовольной рожей пыхтел мне в ухо, и я едва успевал скакать за ним на одной ноге.
– Безлунь, – с ненавистью шептал Гром мне в ухо, – Я тебе устрою хреновастенько…
Меня он мало интересовал, я пытался понять, почему не чувствую псионику. Так ведь и сдохнуть не долго.
По бокам от нас стучали каблуками по полу хмурые молчаливые конвоиры, судя по всему, охранники в этой академии. Форма у них тоже была синяя, почти чёрная, и тоже вызывала у меня вопросы – слишком старомодная, но уже явно не царских времён.
На поясах у них висели узкие загнутые сабли с позолоченными эфесами, что в который раз поломало моё представление об этом мире. Я не жду плазмомётов, но где хотя бы огнестрелы?
Позади нашей процессии ворчали остальные участники драки. Хотя скорее наблюдатели – тот самый пеликан с чубом шёл за нами с двумя прихвостнями, которых я даже не запомнил.
– Это он, этот Василий всё натворил! – пеликан не выдержал, и всё же повысил голос.
В кого он тыкал там пальцем, можно было не гадать.
– Хочешь сказать, пустой вырубил Плетнёва?
– Да нет, господин магистр, просто эта чушка…
– Чушка?
Мы все резко остановились, я едва не опёрся сломанной ногой, и у меня потемнело в глазах. Жжёный пёс, как больно-то! Там не просто перелом в бедре: явное смещение, да ещё пара осколков попали в мягкие ткани.
Коридор с витражными окнами, по которому нас вели, пульсировал у меня в глазах от светлого к тёмному. Я давно отвык чувствовать боль во всей её гамме чувств, и теперь только очухивался время от времени, чтобы слушать и смотреть.
Пока возникла заминка, я попытался отрезать страдания силой воли. Если нет псионики, хотя бы самовнушением справиться. А дыхательные практики ещё и вспомнить надо.
– Чушка?! – с явным холодом ещё раз переспросил магистр, даже не оборачиваясь.
– То есть, Иван Петрович, я имел в виду… – голос пеликана задрожал.
– Думаю, я потом с вами разберусь.
Топот ног позади сообщил, что пеликан с дружками нас покинули. Мы двинулись дальше, и Гром грубо вздёрнул меня за руку, чтоб подтянуть на плечо.
Я вскинул голову…
Солнечные лучи сквозь окна освещают на стенах картины. На полотнах изображены люди в военных сюртуках, в плащах, в старомодных одеждах. Они застыли в боевых стойках, и художник почему-то нарисовал их со светящимися руками. Один так вообще бьётся с каким-то уродливым гуманоидом…
Я попытался рассмотреть чудовище, но снова потемнело в глазах. По привычке моё внимание полетело к затылку, чтобы получить управление над внутренней энергией… Пусто.
– Вы знаете, в чём ваше великое предназначение? Это один день, от которого зависит судьба всего мира. Маги Первого дня испокон веков, плечом к плечу, сила к силе, стояли на защите…
Тут у меня снова выстрелила боль, только почему-то в рёбрах. Я аж прикусил губу, почувствовав удар исподтишка.
– Хреновастенько, да? – с фальшивой заботой пропыхтел в ухо Гром.
Ах, грёбаный насрать! Лысый уродец воткнул мне кулак в рёбра, пока никто не видел.
Меня на некоторое время выкинуло в омут боли, где я мог только прыгать на здоровой ноге, чтоб окончательно не свалиться. Вот же урод, толчковый пёс!
Гром весело сопел под ухом, пока я приходил в себя, а потом снова попытался ударить в рёбра. Вот только я уже почувствовал движение его плеч, и на пути его кулака оказалась моя ладонь. Хоть удар и смазался, моим тонким пальцам всё равно пришлось несладко.
Твою псину, либо что-то у этих псовых умников пошло не так, либо… Да никакая это на хрен не иллюзия!
Меня отпустило, снова прояснился перед глазами коридор, и я почувствовал, что могу управлять телом. Спустя пару секунд до меня дошло, что скорее всего мой седой Вася просто потерял сознание.
Стало намного легче, и я стал пробовать прислушиваться к телу. Так, импланта нет, значит, надо прощупать чакры самому, по старинке. Мысленный взор на самую макушку…
И опять кулак в рёбра. Я зашипел от боли.
Ни мужчина впереди, ни конвоиры по бокам никак не реагировали на это. Нет, этот лысый хмырь мне сосредоточиться не даст.
– И прошу вас не питать иллюзий, Фёдор, – громко говорил мужчина, идущий перед нами по длинному коридору, – Применение магии в стенах академии, да ещё и против будущего соратника…
– Да, – подал голос мой носильщик.
Фёдор, значит… Я покосился на лысую физиономию под боком – Гром с ненавистью сверлил взглядом спину впереди. Ох, не любит он магистра почему-то.
– Фёдор, вы должны знать, чем это карается, – продолжал сопровождающий, – Я понятно изъясняюсь?
– Понятненько, – заметно сникшим голосом ответил Гром.
– П-с-с… – я привлёк его внимание.
Он повернул слегка удивлённое лицо… и тут я протаранил лбом ему нос. Смачно вошло, мне даже послышался хруст. Надо отдать должное здоровяку, он лишь замычал, не стал орать.
– Всё, на хрен, тебе не жить, – прошипел Гром, схватившись за переносицу.
Магистр повернулся.
Мы так и застыли: Гром с зажатым носом, из которого потекла кровь, и я на одной ноге, опираясь на плечо сопящему здоровяку.
Блёклые, почти прозрачные зрачки, казалось, прожигали нас насквозь. Лицо у мужчины было вытянутым, худым, самое то для чопорного преподавателя, но в глазах читался опыт отнюдь не книжного червя. Этот был воином…
Неожиданно я заметил проблески псионики, исходящие от него. Странные, незнакомые мне. У нас такую энергию называли грязной, неочищенной…
Это уже прогресс. Я почувствовал силу, а значит, с этим телом всё не так безнадёжно.
– Всё в порядке? – прозвучал вопрос, правда, совершенно равнодушный.
Мы непроизвольно переглянулись с Громом и кивнули.
– Всё отличненько, господин… Иван Петрович, – прогундосил лысый, шмыгнув кровью в носу.
***
Наконец, мы добрались до кабинета. Мы все вошли, и двое охранников в чёрной форме остались у двери, поглядывая на нас строгими взглядами.
Внутри помещение было похоже скорее на штаб какого-нибудь полководца, чем обитель преподавателя: глобусы и карта на резном столе, покрытом бархатной тканью, поверх лежат циркули и лупы, у стен забитые книгами и свёрнутыми свитками шкафы.
Я сразу же впился глазами в глобус. Если это Земля, то какая-то она странная: очертания материков похожи, но вот политическое разделение незнакомое. Континенты истыканы красными, синими, жёлтыми и белыми точками, которые соединены сеткой.
Там были и точки поменьше, но больше я разглядеть не успел – нам указали на два резных кресла.
Я тяжело бухнулся, с облегчением откинувшись на спинку. И сразу занялся прощупыванием чакры-приёмника на затылке. Ну же, где вход силы? Не чувствую потока…
Магистр, которого Гром называл Иваном Петровичем, небрежно кинул здоровяку платок, чтобы тот остановил кровь из носа. Меня же он удостоил лишь косым взглядом, затем прошёл за свой стол и тяжело опустился на сиденье.
Положил руки сверху на карту и некоторое время смотрел на нас блёклыми зрачками.
Я знал эту манеру. Он делал всё не спеша, чтобы мы, виновники, больше понервничали.
– Плетнёва определили в лазарет, – наконец сказал Иван Петрович, – Он без сознания. И сразу скажу, Фёдор, что в этой ситуации ты в самой глубокой заднице.
Крепкое словцо было адресовано крепышу, который нервно заёрзал в кресле рядом.
– Но, господин магистр, я же… – попытался оправдаться Гром и заткнулся, бросил на меня злобный взгляд.
А ведь кричать, как его дружбаны, что во всём виноват я, он не стал. Только стискивал зубы, да играл желваками.
– Ну, допустим, у Плетнёва явный след огня, – Иван Петрович покачал головой, усмехнулся, – А самого себя вырубить, это ещё надо постараться.
Его взгляд сместился на меня:
– Василий, ты должен понимать, что для тебя академия – последний шанс сохранить свободу, и такие инциденты тебе не нужны. Уже конец года, а ты никак не пробудишься.
Я, всё это время пытавшийся найти в себе следы пси-энергии, только удивился.
– Пробужусь? –переспросил я, но меня уже не слушали.
Но магистр уже утратил ко мне интерес:
– Фёдор, магическое нападение на ученика академии, да ещё и с тяжкими телесными, – он покачал головой.
– Тяжкими?! – Гром удивлённо переспросил, потом бросил взгляд на мою ногу.
Судя по глазам, здоровяк только начал представлять масштабы проблемы. По законам нашей армии солдату, причинившему вред сослуживцу, грозил трибунал. Тут явно намечалось то же самое.
Форма, законы… так это военная академия?
– Я защищал Плетнёва, – упавшим голосом сказал Гром, – Антон мне сказал, что Ветров напал…
Нас отвлекли – в кабинет без стука вошла высокая блондинка.
Распущенные волосы достают до плеч и чуть собраны узким ободком на лбу. Одета во всё бежевое: короткий фрак с погонами и свисающими сзади фалдами, обтягивающие брюки, и сапожки до середины голени.
Василий внутри меня, кажется, очнулся, и я почувствовал его интерес к этой персоне. Я уж и забыл, как быстро распаляется юный разум при виде прекрасной половины человечества.
Красный крест на погонах девушки, к счастью, в этом мире тоже означал медицинскую помощь, потому что магистр сразу произнёс:
– Добрый день, старший целитель Соболева.
– Магистр Гранный, – она кивнула, но как-то резко, нетерпеливо.
Он чуть удивлённо склонил голову:
– У вас есть что-нибудь для меня?
– В академию прибыла малая когорта оракулов, они направлялись в лазарет, когда я вышла оттуда.
– Оракулов? – до магистра будто не сразу дошло, он откинулся на спинку, – Но мне не доложили…
– Поэтому я и сообщаю. Начальник караула уже встретил их… Странно, что вам ещё не доложили.
– Этот начальник караула, чтоб его Пробоина сожрала. Полозов всё ищет способ мне отомстить, – магистр поморщился, – Зачем тут оракулы, вам известно?
– Говорят, сильный всплеск в Белом Карлике возле академии. В кого-то вселился Иной.
– Этого ещё не хватало, – магистр встал, упёр кулаки в стол, процедил сквозь зубы, – Эти оракулы – чёртовы живодёры. Они же вытряхнут души из студентов.

Глава 3. Нижняя
Боль в бедре и так мешала сосредоточиться, а тут ещё слова целителя о каком-то Ином совсем выбили меня из колеи. Несмотря на полное непонимание, куда я попал, нельзя было забывать о простой логике.
«В кого-то вселился Иной…» На данный момент, когда я ничего не знаю о мире вокруг, мне известны несколько вводных.
Магистр Гранный, целитель Соболева, студенты Громов и Плетнёв, кучка шестёрок.
И я.
В чужом теле…
Как не крути, а в этом омуте беспорядка мне известен только один вселившийся. Жжёный псарь, а ведь это я! Снайпер-псионик с Земли две тысячи двести тридцать первого года, попавший в тело студента-доходяги.
Да, я могу не знать кучу факторов. Быть может, тут каждый день в кого-нибудь вселяются Иные, и оракулы их просто регистрируют.
Найдут меня и скажут: «Черкани подпись, сдай слепок души».
Вероятно, я не знаю, как выглядят те, в кого вселился Иной. Может, там чупакабра отдыхает? Поэтому я и сижу спокойно в этом кабинете, ведь, судя по мрачному лицу магистра, эти самые Иные проблема не меньшая, чем когорта оракулов.
Да, мне неизвестно, зачем и каким образом я попал сюда. Но то, что вокруг не иллюзия, стало окончательно ясно пару минут назад, био-часы меня не подводили ещё. Я должен был умереть – машина остановила бы сердце, ведь непроснувшийся псионик считается потенциально опасным.
Но я жив, и странный мир вокруг не исчезает. И где-то в этом мире меня ищет малая когорта оракулов.
Надо уходить. Чаще всего эта мысль посещала меня в разведке, когда вражеские турели ещё не выстрелили, а задница уже ощущала будущий жар плазмы.
Я покосился на охранников у двери. Если Гром всего лишь студент, то эти должны быть противниками серьёзнее. А ещё у меня нога…
Тем временем Соболева стояла перед столом, вытянувшись по струнке, словно чего-то ожидала.
Магистр, поджав губы, явно не хотел спрашивать, но выдавил из себя:
– Соболева, неужели ещё что-то?
Девушка охотно кивнула, тряхнула распущенными волосами. Даже в этом мире все обожают первыми приносить новость.
– А секретарь Кащеев сказал, что видел среди оракулов мага Второго дня, – выпалила она.
Иван Петрович тяжело опустился обратно в кресло, у него дрогнула жилка на скуле. Бесцветные зрачки изучали привлекательную Соболеву, но во взгляде не было ни грамма мужского интереса.
Через несколько секунд он всё же выдал:
– Это что же за Иной, если за ним послали великого магистра? – он сжал кулаки, – Такая тварь камня на камне тут бы не оставила, а вроде как академия ещё стоит.
– Магистр, я просто посчитала долгом вас предупредить.
– Старший целитель, я благодарен, – он сдержанно улыбнулся ей, а потом спросил, – Осмотрела Плетнёва? Он очнулся?
– Он уже покинул лазарет, – Соболева коротко кивнула, – Ничего серьёзного, только ждать, когда волосяной покров на лице восстановится.
Магистр усмехнулся, а девушка продолжила:
– Утверждает, что ничего не знает об инциденте в туалете. Он тренировался в одиночестве, допустил ошибку в магии и потерял сознание.
Гром рядом со мной до скрипа сжал резные ручки кресла – его дружки явно показали себя не лучшим образом. Потому что здоровяк тут, в кабинете, а тот палёный каштан выходит сухим из воды.
А всё же как легко эти люди говорят слово «магия». «Тренировался, допустил ошибку в магии…»
Довольно странная академия, но мне придётся работать с тем, что есть.
– А Плетнёв сказал что-нибудь… о Фёдоре Громове? – магистр кивнул в сторону нервничающего крепыша.
Тот заметно напрягся рядом, аж испарина вышла на лысом черепе.
Блондинка с готовностью ответила:
– Говорит, что видел, как Громов разговаривал с Ветровым в коридоре на повышенных тонах. Больше ничего не помнит.
– Вот же сссу… – вырвалось у Грома, ручки кресла аж застонали от его бессильной ярости, но студент не решился выругаться.
Я усмехнулся. Эх, Федя, Федя… И ты заступался за того палёного говнюка?
А Ветров – это, значит, я.
Василий Ветров, про которого уже не один раз упомянули, что «пустой». Интересно, а унизительные «чушка» и «безлунь» – это связано с этим определением? Если они тут все помешаны на магии, значит, эта «пустота» как-то связана с этим.
Я непроизвольно потёр затылок, где раньше всегда чувствовал имплант. Теперь там тоже пустота.
Соболева молчала, и по лицу было заметно, что важные новости у неё закончились.
– Ясно, – ответил со вздохом магистр, откинувшись на спинку.
От меня не укрылось, что этот Иван Петрович внутренне всё-таки жалел Громова. Мои же сломанное бедро и ноющие рёбра намекали мне, что некого тут жалеть.
Накосячил, отвечай.
Иван Петрович, бросив короткий взгляд на бледного Грома, широким жестом показал на меня:
– Продолжайте, Арина Бадиевна, вашу работу…
Соболева только коротко кивнула и, красиво развернувшись на каблуках, бодрой походкой направилась ко мне.
Магистр же вернул взгляд на хмурого Фёдора Громова – судя по лицу крепыша, исключение из академии для него было хуже казни.
– Василий Ветров? – Соболева склонилась надо мной и сразу же положила руки на больное бедро.
Жжёный псарь, это же…
Я едва не зашипел, зажмурившись, но неожиданно понял, что боли не ощущаю. От Соболевой полыхнуло волной грязной псионики, и я уставился на неё. Очень сильное воздействие…
– Ну, всё не так страшно, просто трещинка, – мило улыбнулась она, – Хорошо держишься.
Я слегка удивился. На хрен, а по ощущениям у меня там каша. Не каждый день мне перепадает каменным кулаком…
А потом круглыми глазами я стал смотреть, как под ладонями целителя, лежащими на моём бедре, возникло сияние. Покалывание в районе перелома было приятным, и я подозревал, что болевые ощущения блокируются этой же Соболевой. Она явно знала толк в своём деле.
Ну, некоторые ребята в нашем корпусе творили подобные чудеса, но, насколько знаю, это здорово перегревало имплант, и потом ещё приходилось неделю восстанавливать потоки в теле.
Судя по лицу этой блондинки, по её смеющимся голубым глазам, она не испытывала никакого напряжения.
А ещё она очень привлекательна. Яркое пятно в этой мрачной академии.
Мой взгляд непроизвольно скользнул ниже, туда, где шею огибал воротник белоснежной блузки. Верхняя пуговка совсем не по-военному расстёгнута, и, если всмотреться, в полумраке могли почудиться округлости.
Тренированный разум сразу насторожился, как только взыграли гормоны. Неожиданно для себя я понял, что этот мой Василий очень даже заинтересовался этой особой, о чём стало намекать просыпающееся мужское хозяйство.
– Сударь, в любом случае, это способствует исцелению, – негромко сказала Соболева, заметив моё состояние.
Возбуждение – это, конечно, не страх. Но я, привыкший себя контролировать, опустил мысленный взор в нижнюю часть своего тела. Нужно работать с той чакрой, которая отвечает за…
Твою псину, что это?!
Я чётко увидел свою нижнюю чакру, которую у нас ещё называли земной, или грязной.
Чётко. Вижу. Чакру.
Мне стоило огромных усилий скрыть своё удивление и погасить бурю эмоций. Я стиснул зубы, и целитель кивнула:
– В конце всегда больно, – тут она оторвала ладони и выпрямилась, – Не советую сегодня прыгать на этой ноге.
Манящий вырез расстёгнутой блузки уплыл вверх, и мне легко удалось перехватить состояние моего Василия. Спокойней, пацан, нам сейчас о другом думать надо.
– Ну, а в остальном… – Соболева окинула меня взглядом, и мне показалось, она сквозь одежду увидела каждый синяк, – Пусть так заживает, студентам полезно знать, насколько хрупко тело.
Я только кивнул.
Мой внутренний взор снова устремился вниз, в паховую область. Почему я сразу не догадался начать с нижних чакр?!
Вот же она, ясно видна, и даже кажется, её пытались тренировать. Земная чакра, которая отвечает за единение с родной планетой, связь с родом. Хотя обычно потоки, поступающие из земли в эту чакру, мало того, что слабые, так ещё и грязные.
Мы, псионики, всегда работаем с космической энергией, получаем её через верхнюю чакру. Чистую энергию космоса.
– Что-то ко мне не спешат с докладом, – недовольно постучал костяшками по столу магистр, – Соболева, очень вам благодарен. Вы свободны.
– Честь имею, – она грациозно махнула головой и, крутанувшись, бодро застучала каблуками в сторону выхода.
Фалды короткого пиджака едва прикрывали низ спины, её брюки хорошо обтягивали тело, и от меня не укрылось, какими взглядами за ней следили охранники. Значит, в этом мире те же стандарты красоты.
Слова магистра о докладе напомнили мне, что ко мне движется проблема. А нога у меня уже целая.
Едва за целителем закрылась дверь, как Гром подал голос:
– Иван Петрович, я… мы…
– Фёдор, – магистр поморщился, – У меня, как видишь, и так проблемы. Вы оба слышали про оракулов…
– У нас в роду и так уже слишком много подлунных, и этот… Старший… Он же меня… – Гром стиснул кулаки.
– А о чём ты думал, Фёдор, когда поднимал магию на соратника?
Здоровяк бросил на меня мимолётный взгляд.
– Меня исключат? – Гром не сдавался.
– Закон – это то, что помогает нам выживать от апокалипсиса до апокалипсиса, – холодно ответил магистр.
Бедное кресло под Фёдором застонало в который раз, по резной ручке из-под пальцев даже трещина пошла. Шевельнулись охранники у двери, положили руку на эфесы.
Я даже не стал обдумывать новую информацию. Просто отметил про себя, что есть в этом мире какой-то «апокалипсис».
Сейчас меня заботило совсем другое – интуиция уже вовсю кричала: «Пора валить!»
Этот Гром со своими каменными кулаками, и тот каштан, который себе лицо подпалил. Это ведь материальное воплощение псионики!
А Соболева? Моё бедро теперь совершенно целёхонькое, а она уплыла себе бодрой походкой, не свалилась без сил, как ребята в нашем корпусе. А ведь они не кости сращивали – максимум с мягкими тканями работали, и не за две минуты…
Люди вокруг меня владеют псионикой, которую называют магией, на невероятном уровне.
Жжёный псарь!
Это ведь значит, если те неведомые оракулы ищут Иных, то они на них специализируются. И против таких, как я, у них тоже есть приёмы, после которых они бодрой походкой отправятся с докладом к своему командованию.
– Иван Петрович… – слегка сиплым голосом произнёс я.
Василий во мне уже догадался, что я собирался произнести, и каждое слово давалось с напряжением.
– Да? – равнодушно спросил магистр, не отрывающий взгляда от двери.
– Гром… то есть, Фёдор Громов не ломал мне бедро.
Челюсть у здоровяка рядом чуть не отвалилась. Кажется, он чудом не сломал себе шею, когда повернулся ко мне.
– Э, чуш… то есть, Васёк, ты это…
– Как же так получается, Василий? – спросил магистр, но в его голосе проскользнуло явное облегчение.
– А я… тренировался в туалете, и это… сломал себе бедро… сам, – я говорил, пытаясь на ходу придумать хоть что-то.
В любую минуту могла прибыть эта когорта оракулов. Оставалась надежда на этого нерасторопного начальника караула.
– Что же это за тренировка такая? – прищурившись, спросил магистр.
– Иван Петрович, я пытался… пробовал… кхм… я хотел пробудиться! – вырвалось у меня от радости.
Что у них тут подразумевалось под этим самым «пробудиться», я не знал, но старался импровизировать.
Магистр переглянулся с Фёдором. Гром заметно расслабился, уже не был бледным, как моль, но даже он удивился моей версии.
– Пробудиться? – магистр слегка тряхнул головой, словно не доверял ушам, – Сломав себе… бедро?
– Ну да. Надеялся, что острая боль поможет мне… кхм… пробудиться, – я боялся произнести лишние слова, которые выдали бы меня, как Иного, поэтому и повторялся, как болванчик.
– Ну, господин Ветров, знаешь ли… – Иван Петрович поморщился, откинулся на спинку кресла, – А голову чего себе не проломил?
– Я… – вырвалось у меня, но магистр поднял палец, заставляя меня замолчать.
Он посмотрел уже на Фёдора:
– Это правда?
Тот, не веря своему счастью, только медленно кивнул.
– А зачем ты, Фёдор, тогда разнёс туалет?
Гром вздохнул:
– Виноват, господин магистр. Захожу туда, смотрю – странненько всё. Плетень… то есть, Плетнёв лежит, а этот чуш… кхм… то есть, Василий тоже на полу, идти не может. Ну я и думаю, где-то… – в этот момент у Грома на лбу аж вены вздулись, пока он пытался придумать, – А, Иной, вот! Я подумал, где-то Иной наверняка, и давай… это… искать его.
– В одиночку? На Иного?
Фёдор поджал губы, и медленно кивнул.
– Да-а-а, – протянул магистр, глядя на наши лица, – А ты, Ветров, я так понял, обнаружил Плетнёва тоже без сознания. Я уж не спрашиваю, как ты смог себе сломать бедро.
Я сразу кивнул:
– Да, обнаружил. Хотел помочь, но я же… это… пустой, чем я помогу? Вот и подумал, надо пробудиться.
– Хватит! – магистр встал, свёл брови, и мы замерли в креслах.
Мне нужно было выдержать этот концерт, чтобы попасть в коридор и получить свободу перемещения.
– Если вы, недолунки, думаете, что я поверю хоть на грамм, – процедил Иван Петрович, – Ветров, в следующий раз, чтобы пробудиться, лучше сразу голову об раковину разбей. Больше шансов будет.
И он коротко махнул головой в сторону выхода. Жест, понятный даже в моём родном мире.
Мы вскочили. Я сначала с опаской наступил на ногу, но через пару секунд уже бодро шагал вслед за Громовым к выходу. Двое охранников на выходе проводили нас внимательными взглядами, но в глазах одного из них я прочёл одобрение.
***
– Слышь, ты, – шёпот Грома свистящим эхом прокатился по коридору, – Если думаешь, я тебе спасибо скажу, чушка…
Стоя у окна напротив выхода из кабинета, я не обращал на громилу совершенно никакого внимания. Рядом на стене для красоты висели несколько прекрасных экземпляров холодного оружия, и, если что, этому Феде кулаки уже не помогут.
Был это двор академии внизу или нет, я не знал. Ровные газоны, фонтан, прогуливающиеся люди. Все в этих старомодных одеждах – фраки, сюртуки. Женщины в основном в длинных платьях, но некоторые спокойно носят штаны. Странный мир.
Вдали резная ограда, ворот не видно. Вполне может быть, что это задний двор академии.
Никаких оракулов не видно. Вполне может быть, они уже в здании.
– Я не понял, урод, ты меня выбесить решил? – мой игнор явно выводил из себя крепыша, – Это хреновастенько, слышь?
– Хрен у Васеньки, – ответил я и, отпихнув ошалевшего Грома с заметным усилием, пошёл в ту сторону, откуда нас привели.
– Чего? Кого хрен?
Я не ответил, бодро шагая. Нужно искать выход из ситуации. Может, оракулы и не так уж страшны? Может, пришли помочь?
В любом случае, раз это так, то ничего страшного не случится. Легко замнём, если эти оракулы такие душки.
А если не душки, то попасть к ним в руки будет ошибкой. Твою псину, что делать-то?
Мой взгляд заметался по стенам, но эвакуационных планов там не было.
Где здесь выход? Я вообще туда иду? И что потом делать?
Я понимал, что в основном паника исходит от хозяина тела, и пытался его успокоить. Сейчас мне нужно спокойное место, где я смогу поработать с телом, и просканировать весь энергопоток.
Жжёный псарь, почему я раньше не додумался начать с нижних чакр?
Шаги ботинок за спиной мешали думать.
– Э, ты! – Фёдор не отставал, всё пытаясь что-то выяснить, – Ты подумай хорошенько, с кем говоришь…
Я повернулся и упёрся взглядом в пуговицы на воротнике. Ух, как же здоров лосяра.
– Слышь, хрен у Васеньки, – холодно произнёс я, хотя без псионики особо влиять на собеседника не получалось.
Но нас обучали особому взгляду: нужные углы бровей, положение век и зрачков, лёгкая улыбка. Вроде ничего такого, но противник боится, если не обдолбан или пьян.
– Э… – крепыш поджал губы.
Страха от него особого не исходило. Видимо, когда смотришь снизу вверх, не все углы бровей работают.
Я поморщился. Так-то в этом теле у меня больше шансов словить в пятак, чем напугать. Но если буду бояться, точно словлю.
За это время я уже научился потихоньку влиять на тело Василия, и у меня теперь хотя бы коленки не дрожали.
– Тебе чего надо, Федя? – грубо спросил я, – Иди к Плетню своему, он же тебя нормально прикрыл?
– Не понял, – кулаки Грома сжались, но по глазам было видно, что всё он понял.
Я выглянул за его плечо, проверяя коридор. Ещё никого нет.
– Что-то не вижу твоих друзей, – нагло сказал я, – Никто за Феденьку не пришёл даже слова сказать.
Надо признаться, владел Гром собой отлично. Хоть он и сопел, как паровоз, но за пеленой ярости в глазах проглядывала умственная работа.
Второй раз он в кабинет магистра за «тяжкие телесные с применением магии» не хотел. Хотя, может, если мы подерёмся без магии, сильного наказания не будет?
– Нагленько болтаешь, – наконец ответил мне Фёдор.
– «Спасибо» можешь не говорить, – сказал я, – Не для тебя старался.
Гром сразу вспомнил, что минуту назад едва не вылетел из академии, и сбавил обороты.
– Да не исключил бы он, – Фёдор нахмурился, – Земляши сейчас нужны, скоро, говорят, Жёлтая луна будет…
Естественно, я не понял, о чём он говорит.
– Ну, значит, везунчик ты.
– Чуш… Вася, ты другой совсем, – крепыш прищурил глаза, – Странненько.
Я покосился на две сабли, висящие на стене рядом. Гром удивлённо перехватил мой взгляд. Он явно был не прочь помахать кулаками, но мысли о холодном оружии даже не допускал.
– Ты чего? – Фёдор попятился.
– Больно умный, – ответил я, но про себя отметил отношение студента к оружию.
Тут в коридоре застучали каблуки.
Я выглянул из-за плеча здоровяка и сразу же развернулся, пошёл бодрым шагом к ближайшему углу. Всё-таки направление в коридоре я выбрал правильное.
С той стороны к кабинету приближался строй военных. Впереди шёл офицер в синей форме, похожей на форму охранников в кабинете. За собой он вёл хмурых мужчин, одетых в чёрные длинные плащи, и в фуражках с серебристыми кокардами. У одного из них кокарда была золотой.
– …и это в то время, когда южные рубежи родины залиты в крови, – офицер в синем отчаянно жестикулировал, что-то доказывая, – При магистре Гранном, знаете ли, безопасность просто трещит по швам! Я пытаюсь сделать всё, что в моих силах…
Звонкий голос синего разлетался по коридору, а на лицах чёрной когорты была написана явная усталость.
– Сержант Полозов, меня совершенно не интересует ваше мнение о магистре, – недовольно протянул тот, в фуражке с золотой кокардой, явно главный.
Что там было изображено, я не разглядел, потому что уже завернул за угол. К счастью, всё внимание оракулов – а это могли быть только они – было направлено на звонкого сержанта.
Вот только Гром следовал за мной, не отставая. Да чтоб тебя, жжёный псарь!
Я уже повернулся в нему, чтобы снова послать куда подальше, как понял, что в коридоре за углом резко повисла тишина.
– Господин полковник, вы почувствовали? – прилетел оттуда далёкий незнакомый голос.

Глава 4. Проницательный
Дожидаться судьбы я не стал, и максимально быстро пошёл по коридору. Мысленно представив, сколько тем военным потребуется, чтобы дойти до угла, я понял, что до конца коридора не дойду и наугад толкнул боковые двойные двери.
Они поддались, я сразу оказался внутри.
– Быстренько чешешь, Вася, – Гром не отставал.
Я едва не вздрогнул – он тоже забурился вслед за мной. Как же непривычно без пси-чувствительности, раньше бы меня так врасплох не застали.
– Тебе чего надо, Гром? – огрызнулся я.
Тот не ответил, задумчиво двигая нижней челюстью. Но особой угрозы от него не исходило.
Огромная пустая аудитория. Внизу у стены школьная доска за преподавательским столом, а перед ним вверх поднимаются ряды парт со скамьями, закреплёнными на больших ступенях. Раньше и у нас такое было, лет сто-двести назад, хотя сейчас многие в виртуальном обучении стараются сохранять такие традиции.
Мы оказались на самом верху, чуть правее центрального прохода. Моё внимание сразу привлекла дверь внизу аудитории, слева от доски. Наверняка через неё заходит преподаватель.
Уж не знаю, открыта или нет, но надо пробовать.
Я стал спускаться, недовольно слушая топот за спиной. Жжёный псарь, да чего этот лысый привязался?
Огреть его чем-нибудь или подсечь? Как назло, тут всё намертво закреплено.
Я обернулся. Через плечо Грома скользнул взглядом по той двойной двери сверху, через которую мы зашли. В любую секунду её может открыть оракул.
– Странненько это всё, Василий…
Он выше на ступеньке, я ниже. При моей комплекции это не самая выгодная позиция.
Я подёргал доску у ближайшей парты. Да, просто так не оторвёшь.
– Да ты охренел, безлунь! – не удержался крепыш, – Тебе мало разборок было в кабинете?
Он даже не сжал кулаков, всё пытался что-то разглядеть во мне.
– Странно веду себя, да? – я огрызнулся и снова зашагал вниз.
Моё внимание привлекла изрисованная школьная доска. Рисунки и знаки явно имели глубокий смысл – разноцветными мелками накарябаны какие-то круги. Сверху большие, снизу мелкие, одни зачёркнуты, другие нет.
Посередине между ними формулы, отдалённо знакомые мне буквы. Хотя через сознание Василия мне пришло понимание, что я как минимум могу их читать.
Как будто какие-то задачи по физике.
– Теория пробоины, – недовольный голос Грома подтвердил мои догадки, – До сих пор долг по ней…
Я ничего не ответил, прошёл мимо доски и стола. Спустился со ступеньки и дёрнул дверь.
Твою псину, закрыто!
– Вася, ты не можешь быть Иным, – Фёдор вдруг озвучил свои опасения.
Я резко развернулся. Приметил железную линейку на столе преподавателя, вот только теперь она за спиной у крепыша. А кулаки он всё же сжал.
На всякий случай я толкнул спиной дверь посильнее. Мало ли, вдруг смогу выбить её своим весом.
Нет, не смогу, она сюда открывается, только плечо отобью.
– И почему же я не могу им быть? – улыбнулся я.
Мне очень хотелось просто врезать ему, как следует, но это вполне могло перерасти в долгую потасовку и лишний шум. И тогда я точно никуда не уйду.
Он склонил голову:
– Дурачком решил прикинуться?
По его реакции я понял, что задал вопрос на уровне детского сада. Но паника в теле начинала набирать обороты.
Почему-то мой Василий точно знал, что я – Иной.
– Но ты же почему-то спросил? – парировал я выпад Грома.
– Да потому что непонятно, чего так оракулов боишься? – для такого качка у него был слишком проницательный ум, – Ты же безлунь, тебе какое до них дело?
Сказанное им меня слегка успокоило. У «пустых» что, иммунитет? Впрочем, узнать правду я предпочёл бы в другом месте.
С той стороны аудитории были окна. Я снова поднялся на ступеньку, прошёл мимо Фёдора, не спуская с него глаз.
– Стой ты, что ли…
Его рука легла мне на плечо, и дальше я уже среагировал на автомате. Чуть рванулся, чтобы он потянул к себе, и сразу же вошёл в клинч, выстрелив локтем в солнечное сплетение.
Он успел подвинуть удар второй рукой, но всё равно получил ощутимый удар в грудь и отвлёкся. Сражаться в тесном контакте с моей комплекцией было самоубийством, поэтому я отпрыгнул.
Два шага, и длинная линейка в моей руке.
– Ну, чушка, – Фёдор потёр место удара на груди, чуть повёл плечами, – Тебе Пробоина все мозги съела.
– Я тебе сказал, – процедил я сквозь зубы, не сводя взгляда с двери сверху, – Лучше отвали.
Крепыш будто задумался, продолжать конфликт или нет, и забавно шмыгнул носом. А ведь, наверное, его бесит, что сегодня получил несколько синяков, и все от такого дрища, как я.
Скрипнула дверь сверху.
В проходе показалась фигура того военного в чёрном плаще. Лицо с острыми чертами, пронизывающие глаза. Но на фуражке всего лишь серебристая кокарда.
Это явно был не великий магистр.
– Отставить драку, сорванцы, – с холодной улыбкой произнёс незнакомец.
– Здравствуйте, господин офицер, – неуверенно протянул Фёдор.
Видимо, этот человек не был ему знаком, и он ограничился лишь общим званием.
Я, продолжая стискивать линейку, сориентировался и сразу же положил линейку обратно на стол. Надо вести себя, как студент, и быть может, до физического контакта не дойдёт.
Тоже звонко произнёс:
– Здравствуйте, господин офицер.
Ничего не случилось за те несколько секунд, что на меня смотрел оракул, и мне почудилось, что я слегка преувеличил проблему.
– Господа студенты, – глаза пробежались по нам, – Просьба не двигаться.
– Так точно, – Фёдор выпрямился.
Оракул вступил в аудиторию, спустился чуть ниже на ступеньку. Небрежно стянул друг за другом перчатки, бросил на парту рядом.
– Это обычная процедура. Всего пару часов назад была замечена активность у ближайшего к академии портала. К счастью, вам нечего бояться, это лишь Белый Карлик, но мы должны проявить бдительность.
Фёдор рядом со мной сглотнул, ровняясь по струнке. Опять у него испарина на лбу выступила.
– Имя, род, магия? – спросил оракул, спустившись ещё на ступеньку.
– Фёдор Громов, утренний маг стихии земли.
– Земляш, значит… – усмехнулся оракул, спустившись к нам.
– Василий Ветров… – начал было я, понимая, что больше мне ничего не известно.
– Магия? – с лёгким нажимом повторил оракул, когда пауза затянулась.
– Я… магия… – сохраняя спокойствие, я думал, какие слова можно произносить, а какие нет, – Пробудиться…
Вот же привязалось это слово! Хотя, если один раз сработало, то почему ещё раз не поможет?
– Что? – брови незнакомца поднялись.
– Да безлунь он, господин офицер, – весело ощерился Фёдор.
Видимо, таким образом он либо пытался меня ущемить, либо отомстить.
– Безлунный? – офицер явно потерял интерес, что оказалось слегка неожиданно для меня, – Пустой, значит.
Я с готовностью кивнул, но тот уже повернулся к Фёдору, положил ему руку на лоб. Какое-то совсем слабое свечение возникло под пальцами у оракула, а студент вздрогнул.
Моё сознание дёрнулось вместе с ним, и чуть в кокон не свернулось.
Потому что контроль разума я везде узнаю. Да, не такой тонкий, как у наших псиоников, которые на спор брали под контроль солдат и заставляли их перемещаться по базе. Выигрывал тот, кто мог провернуть всё так, чтобы шалость осталась незамеченной.
При контроле разума открывались все внутренние двери чужой души, и неудивительно, что оракулы таким образом искали Иного. Так можно отыскать все грехи, даже в грудничковом возрасте.
Удивился я двум вещам.
Во-первых, кокон работал! Твою-то псину…
А ещё сила этого мага была огромна. Офицер-оракул сработал мощно, без чистки потоков и безо всяких имплантов, поэтому я только посочувствовал Грому.
После такой проверки ему восстанавливаться месяц. Это всё равно, что провести обыск в квартире, перевернув всё вверх дном. Вроде бы не ограбили, не унесли, всё осталось внутри… Но к нормальной жизни в этот же день не вернёшься.
С лица Фёдора убрали ладонь, и тот слегка пошатнулся, облегчённо выдохнул. А потом медленно опустился на пол, будто подслеповато шарясь ладонями, и сел.
– Чист, утренник, – улыбнулся офицер, потом со слегка брезгливым выражением повернулся ко мне, – И всё же приказ проверять всех…
Я замер с глупой улыбкой. Подойдёт ближе, и пинком по колену, локтем в голову. Линейка на расстоянии руки, её можно в глаз воткнуть.
Наверх бежать смысла не имеет, только если в окно.
Но офицер даже не стал подходить, только взглянул, его зрачки мигнули свтеом. И тут же на автомате сработал мой кокон, резко сворачивая сознание в крошечную точку.
Меня нет, я в домике.
Мысленно мне всегда это представлялось, что я внутри яйца, как птенец, который наблюдает за внешним миром через скорлупу. А там движутся тени, маячит какой-то свет.
Давление чужого разума на скорлупу я ощущал прекрасно. Для меня это было своего рода меткой – если воздействие исчезает, можно разворачиваться обратно в псионика-снайпера Тимофея Зайцева.
Нет, теперь только в безлунного Василия Ветрова.
Вот и сейчас я наблюдал, не зная, что там происходит с Василием, с его… с моим новым телом. В этом был страшный минус ментального кокона – мне приходилось полностью отрубиться от связи с организмом.
Василия могли убить. Ранить. Захватить в плен.
Поэтому после вылазки из кокона я мог обрести кучу проблем, или сразу умереть, ведь сознание в мёртвом теле жить не может. Здесь же, в этой скорлупе, наблюдая за движением огромного и сильного существа снаружи, я мог сидеть до тех пор, пока не кончится моя энергия.
А значит, энергия всё же была… Не такой уж я и «пустой».
Сколько раз я тренировал это у себя в корпусе? Тысячу раз? Десять тысяч?
Это всегда начинают сначала со зрительного контакта. Псионик, который лезет тебе в разум, смотрит и предупреждает о том, что начинает пси-атаку. А ты запоминаешь ощущения.
И повторяешь, повторяешь, повторяешь…
Потом он уже не предупреждает.
Потом не смотрит.
Высший пилотаж начался, когда меня стали подлавливать внезапно – в столовке, в парке, да даже на толчке, и разум обрёл колоссальную скорость свёртывания.
Вообще, по правде, любой псионик может поднимать щит от чужого воздействия, и при этом даже сохранять способность самому атаковать и двигаться.
Но наши умники сразу обратили внимание на мою способность. Она превосходила щит по крепости, и их даже не смутила моя беспомощность во время его использования.
Да, силён псарь, ничего не скажешь. Скорлупа начала слегка потрескивать, и я пожалел, что не атаковал оракула сразу. Понадеялся опять на свою способность.
Но нет, кажется, давление исчезло. Заметил он меня, нет? Работает это против их способности?
Выждав ещё пару секунд, я вывернулся обратно. И ощутил себя лежащим на дощатом полу.
Да, жжёный пёс, как хреново-то мне…
Всё та же аудитория, Гром сидит перед ступенями, прислонившись спиной к парте. А я валяюсь, и, судя по гудящей голове, приложился при падении неплохо.
Чёрные сапоги удалялись от меня, стуча каблуками.
– Что делают чушки в академии? Если он даже взгляда выдержать не может, что будет делать перед порталом? – ворчал оракул.
Когда он поравнялся с Фёдором, то потрепал того по плечу.
– Советую чайку крепкого, – совсем по-отечески произнёс он, – Родовая вещица есть?
Фёдор, выглядевший так, будто перетаскал целый состав мешков, только кивнул.
– Правильно. Берёшь её, и к своему вертуну под свою луну, – оракул убрал руку, – Быстро пройдёт.
– Так… точно, господин… офицер.
Больше оракул ничего не сказал, только молча поднялся вверх. Хлопнула дверь.
Я закашлялся, уперевшись лбом в пол. Подтянул ноги, стал вставать. Приложило меня здорово, но я впервые почувствовал, что надо мной больше не висит незримый меч судьбы.
По крайней мере, хоть какая-то свобода действий.
– Да, хреновастенько… – Фёдор упёрся затылком в парту, – Помню, маленький был. У нас в усадьбе тоже Иной… вселился.
Он сжал кулаки.
Дружить я с ним не планировал, поэтому момент такого откровения не оценил.
– В хрен у Васеньки вселился? – зло ответил я и, рыкнув, встал.
На миг потерял равновесие, но, побалансировав немного, всё же устоял.
Фёдор смотрел удивлённо:
– Ни хрена себе, – он явно заревновал к моему успеху, выкинул руку вверх, цепляясь за парту, и с рёвом стал подниматься.
Когда у него это получилось только с третьей попытки, я понял, чему он удивился. Судя по всему, безлунь вообще должен валяться без сознания пару дней, если уж он, утренний маг, не может оправиться.
Впрочем, меня теперь Фёдор меньше всего интересовал. Мне следовало как можно скорее сообразить, что делать дальше.
Для начала, нужно спокойное место…
Кое-как пройдя до парт и, опираясь на них, я стал заволакивать ноги на ступеньки. Твою же псину, вот что бывает, когда работают с грязной псионикой.
Они в этом мире вообще не знают, что такое – чистить потоки. А зачем, если они такие мощные?
Мы в нашем мире набираем псионику, как отмыватели золота в на берегах рек, по крупице вымываем через сито. А в этом мире работают бульдозерами. Загребают, зная, что источник бесконечен, и руда невероятно богатая.
Да, жжёный псарь, мне надо поскорее подключиться к этому источнику.
Надо просканировать чакры в теле. Если нижнюю видно, и до других доберусь, восстановлю потоки. Хотя начинать работать с нижней чакры – то ещё извращение.
Надо узнать, что за мир, и как отсюда выбраться. Я так-то и на своей родной Земле себя неплохо чувствовал. Отец там, наверное, с ума сходит.
А ещё мне надо передать сведения о машине-псионике нашим умникам, и пусть думают. Теперь-то сразу стала понятна та серия нападений капитов на наши позиции в Африке, где мы просто так теряли псиоников.
Ноги подкосились на пятой ступени. Я понял, что сил больше нет, и сел на пол, не поднявшись до двери всего пару ступеней. Твою же псину…
Собрался возвращаться в свой мир, а даже до дверей доползти не могу.
– Стой, чуш… Вася, – Фёдор внизу кое-как поднял ногу на первую ступень, – Как ты туда поднялся?
Я усмехнулся. Это ты в джунглях Пандориума меня не видел, где наш отряд провёл всего два дня, а я запомнил вылазку на всю жизнь. Хотя бы тем, что выжили всего двое – я и часть моего товарища, которую я донёс на себе.
К счастью, он выжил, напичканный транквилизаторами по самое не могу, и потом ещё хвалился новенькими биопротезами.
– Вот они, – сверху хлопнула дверь.
Соболеву я узнал сразу, а вот двоих мужчин рядом с ней до этого не видел. Судя по их белым одеяниям и крестам на карманах, явно из медслужбы. Одежды старомодны, но всё равно они мне очень напоминали санитаров из нашего госпиталя.
– Оракулы были здесь? – строго спросила Соболева, потом показала помощникам на нас, – Или вы опять подрались?
– Да, госпожа целитель, оракулы, – подал голос Фёдор, победоносно поднявшись на одну ступень, – Иного искали…
– Да чтоб их Пробоина сожрала, – выругалась Соболева.
Удивлённый взгляд целительницы тоже подтвердил мои опасения. «Пустой» явно не должен вот так ползать после проверки мозгов, и поэтому я просто лёг на пол.
Не должен, так не должен…
– Совсем оборзели эти оракулы, – проворчал молодой санитар, оглядывающий меня, – По всей академии собираем студентов.
Я только кивал, гадая, как себя дальше вести. Ясно одно – раз я безлунь, то должен страдать больше остальных. Очень слабое существо.
Так, интересно, а память я мог потерять? Ведь был у нас в корпусе случай, когда часовой заработал амнезию после шутки псионика.
– Вы кто? – задал я наводящий вопрос, когда Соболева спускалась мимо меня к Громову.
– Да чтоб тебя, – она всплеснула руками, – Пустых-то зачем проверять, они вообще рехнулись?
Опустилась, схватила меня за седую шевелюру, и стала заглядывать в глаза.
– Так и знала. С телом-то мы поможем, а вот с душой гораздо сложнее, это надо из города духоправа ждать. И угораздило тебя, сударь, за полгода до инициации-то…
Я едва сдержал улыбку. Ну, духоправа я точно ждать не буду, мне одного оракула хватило.
Госпиталь, значит. Или они это лазаретом называют?
В любом случае, прекрасное место для уединения и изучения своих способностей. Под видом амнезии можно узнать подробности, если не о мире, то обо мне самом.
– У нас там и так магов полно, Арина Бадиевна, ещё и пустого брать?
Соболева, которая уже почти спустилась до Фёдора, замерла. Да, наделила же её природа точёной фигурой.
Она повернулась, демонстрируя прекрасное лицо, искажённое гневом.
– В стенах Восточной академии до инициации все равны! – отчеканила она, – Или вы хотите обсудить это с магистром Гранным?
Санитар покачал головой, а потом безропотно подхватил меня под мышки, и поднял, закидывая мою руку себе на плечо.
– Вы кто? – спросил я, внутренне забавляясь удаче.
Судя по всему, этот медик моё веселье не разделял. Я бросил взгляд назад – там Соболева лично осматривала Фёдора, и тот страдальчески морщился, будто его самое малое катком переехали.
– Господин оракул говорил о чае крепеньком, – протянул Фёдор, – И под свою луну надо, к вертуну…
– Он эту луну себе в задницу засунуть может, – выругалась Соболева, – С крепким чаем! Ты сколько её ждать собрался, месяц, два?
– Ну, я… это…
Тут санитар вывел меня в коридор, и больше я уже их не слышал.

Глава 5. Белая
Лазарет здесь представлял собой отдельное здание, и дойти можно было только через улицу. Приличное расстояние, но, к счастью, в этот раз вся моя болезнь была симуляцией, а нога чудесным образом была залечена.
Мощёный аккуратной брусчаткой двор, богатый скамейками и декоративными кустарниками, среди которых шныряли, насколько я теперь понимал, студенты.
Здесь были не только парни, но и девушки. В брюках и такой же форме, правда, более приталенной. Судя по взглядам, которые парни бросали на них, не один я находил женскую форму в академии удачной.
Попадались люди и постарше: в военных кителях, они вели под руку женщин в длинных платьях, и те обмахивали веером лицо, со скукой глядя на нашу процессию. И навряд ли это были студенты, слишком велика была разница в возрасте. Да и на поясах у многих военных висели не только шпаги, у некоторых были даже мечи.
За витиеватой кованной оградой виднелся город, где перемещались самые настоящие кареты, запряжённые в двойки. Правда, среди них передвигались и вполне самостоятельные автомобили очень старомодного вида, но их было очень мало, единицы.
Да что это за место?
– Здорово тебя Пробоина-то шибанула, – усмехнулся санитар, наблюдая за моей реакцией, – Ты как будто впервые всё увидел.
– Действительно, – кивнул я.
Яркое солнце заставляло жмуриться, но глаза всё-таки привыкли к свету, и я недовольно поднял взгляд. Если тут технологии на таком примитивном уровне, то самолётов или спутников я там точно не…
– Твою псину! – вырвалось у меня.
– Чего мою? – не понял санитар.
У меня закралось чувство, что если вокруг всё-таки виртуальная симуляция, то компьютер явно дал сбой. Серьёзный такой сбой…
Голубое небо, редкие облачка. Солнце почти в зените, и сейчас, вероятно день переваливает за вторую половину.
И это нормально…
Чуть ниже, над городом плывёт луна лимонно-жёлтого цвета. Сейчас видно толстый полумесяц, потому как солнце ярко освещает одну её сторону.
И, несмотря на кислотный цвет луны, это тоже нормально…
Пусть я на другой планете, или в другом измерении – я приму такую версию, чтобы сохранить рассудок.
Но, жжёный псарь, что за дыра в небе?! Что, твою-то псину, посреди голубого неба делает чёрное пятно, в которое проглядывают звёзды? Клякса размером с пять-шесть солнечных дисков, не меньше.
Я так и таращился, вывернув голову, на этот феномен. Дыра была справа, висела чуть выше трёхэтажного корпуса академии.
Просто дыра в небе – такую кляксу ребёнок может оставить на бумаге, да накидать блёсток, и сказать, что это звёзды. Да, там были звёзды, и они были видны, несмотря на солнечный день.
Это ведь нарушение оптической физики. Если только это не колоссальный транспарант, запущенный на каком-нибудь дирижабле.
Правда, небольшую часть этой дыры закрывало одинокое облако, и это подсказывало, что странное явление находится гораздо выше.
– Если долго смотреть в Пробоину, – меня чуть толкнул плечом санитар, – то Пробоина начинает смотреть на тебя.
Я повернулся ошарашенный:
– Пробоина?
– Ветров, да что с тобой оракул сделал? – высказалась Соболева, которая шла позади и оглядывала гуляющий народ. Она расслышала моё удивление.
– Я… не помню, – взяв себя в руки, я старался придерживаться новой легенды.
И всё так же ошарашенно смотрел на Пробоину. Она выше облаков, но не может быть в космосе, иначе бы солнечный свет в атмосфере глушил чёрный цвет.
– Белая луна скоро уйдёт, – вздохнув, сказал санитар, – Опять подолгу раны заживать будут.
– Энергию не экономь, и не будут.
– Так, а если надолго уйдёт, Арина Бадиевна? – санитар возмущённо повернулся, – А вдруг вообще…
Соболева догнала нас:
– Ты несёшь полную чушь, – прошептала она, – Опять к чернолунникам ходил?
Парень упрямо замолчал.
– Выкиньте эту ересь из головы. Магия и наука – вот что поднимает наше общество, а не всякие сказки про невидимую луну, – наседала Соболева.
– Вам, вечерникам, хорошо говорить, – вырвалось у него, – Лу?ны на вас не так влияют.
Арина поморщилась:
– Я не так давно была полуденным магом, Егор, что ты мне тут мелешь? Мы так же, как и вы, зависимы от лун.
Парень, названный Егором, теперь замолк, судя по всему, надолго.
Я, поджав губы, слушал их разговоры, так и оглядываясь на Пробоину. Мы прошли достаточное расстояние, обходя главный корпус, и я не сразу понял, что это там показалось на небе из-за края здания, недалеко от Пробоины. Ещё один серп, только кипенно-белый…
– Луна! – вырвалось у меня.
Все обернулись, посмотрели несколько секунд на небо. А потом снова на меня, и, судя по взгляду Егора, мой диагноз для него стал чуть более серьёзным.
– Луна, и что? – Арина тоже смотрела на меня с лёгкой тревогой.
Я задержал дыхание, с трудом подавляя в себе удивление. Мой Василий тут был не при чём, для него всё вокруг было обычным, и поэтому успокоить себя было легко.
Чему ты удивляешься, Тим? Да, ещё один серп ещё одной луны, только белой. Удивительно белой, словно она сама светилась.
Ты уже видел здесь столько чудес: сияющие и каменные руки, исцеление переломов, мощные потоки грязной псионики. То, что на небе торчит дыра, именуемая Пробоиной, и плывут две разноцветные луны, не должно тебя удивлять. Просто успокойся, будь наблюдателем.
Так вот почему они все в разговоре говорят про луну, будто она не одна. Мог бы и догадаться…
Сейчас я должен первым делом быстрее разобраться с новым телом и понять, кто я такой, что это за мир, и какое место я в нём занимаю. Если люди здесь спокойно ходят, беседуют, не тычут в небо пальцами, значит, оно для них нормальное.
Впрочем, мой выкрик не остался без последствий.
– Так, его ко мне в кабинет, осмотрю внимательнее, – кивнув своим мыслям, сказала Соболева.
Я только прищурился. Вот к чему приводят эмоции, Тим. И ладно бы, на седого Василия всё свалил, а тут кроме самого себя никто не виноват.
Надеюсь, целительница, кроме привлекательных форм, не обладает больше никакими способностями лезть в душу?
– А так-то понятно, почему Белый Карлик всплеснул. Луна уходит, вот и бесится, – снова начал разговор санитар, когда мы двинулись дальше, – И нет тут никакого Иного.
На это Соболева ничего не ответила.
Позади нас ещё один санитар вёл Громова, но тот, судя по серому лицу, едва ли успевал следить за моими закидонами. Здоровяку от вмешательства оракула было гораздо хуже, чем мне – он прикрывал рот ладонью, старательно успокаивая рвотные позывы.
Оглянувшись на Фёдора, я приметил, как из главного входа академии вышли те самые оракулы. Вышли не одни, а в сопровождении начальника караула и магистра.
Иван Петрович был хмурым, и тяжко смотрел, как оракулы пошли по площадке мимо скамеек, снимая на ходу перчатки. Они останавливали всех студентов.
– Сгинь его луна, – вырвалось у Соболевой, и она перехватила меня у Егора, – Иди, там сейчас таких немощных толпа будет, а я ещё отправлю из лазарета людей.
Санитар унёсся обратно, мне же ударил в нос тонкий запах мыла от волос Арины. И снова мой Василий стал накачивать нижнюю чакру.
– Вот вроде оракулом пришибленный, – Соболева кинула на меня недоумённый взгляд, – А на такие мысли время есть.
***
Кабинет у Соболевой был небольшим – стол, стулья, да закрытые шкафчики с красными крестами. На миг мне показалось, что я нахожусь на родной Земле, только перенёсся лет так на двести-триста назад.
– Ничего не вижу, – Арина, стоя передо мной, закидывала мне голову, открывала рот, натягивала веки, – Синяков куча, есть потеря энергии, а так Громову явно хуже, чем тебе.
Я думал возмутиться, что мне лезут в рот грязными руками, но целитель перед осмотром вызвала в них свечение. Судя по всему, местный аналог дезинфекции.
Она сняла пиджак, оставшись в белой, кажущейся прозрачной блузке. От этого её фигура, кажется, стала ещё стройнее.
Я сидел перед столом, претерпевая все трудности полного обследования. Мне уже стало ясно, что Арина – целитель чисто физический, и можно не опасаться ментального вмешательства.
Потому что сама Соболева уже несколько раз оговорилась, что «надо ждать духоправа из города», сама она ничего не чувствует.
Каждый мой синяк она щупала, словно именно в нём пряталась причина амнезии.
– Скажу честно – это просто чудо, – она серьёзно кивнула, – Обычно пустые переносят… да никак они не переносят вмешательство оракула. Хорошо, если живы останетесь.
В её глазах был нарисован немой вопрос, как это могло произойти, и я ответил только:
– Я ничего не помню.
– Видимо, основной удар ушёл по мозгам, – она снова притянула мою голову поближе, и я непроизвольно уставился в вырез блузки.
Судя по возбуждению моего Василия, с нижними чакрами у него всё в порядке.
Достался же мне пацан с таким огромным либидо. Или у него в плане общения с прекрасным полом так всё плохо, что любое женское касание вызывало бурю гормонов?
В принципе, Арина была и в моём вкусе, но в данной ситуации я пока крутил в голове только одну мысль: «Где я, на хрен, нахожусь?!»
– Да уж, – вздохнула она, выпрямившись и взглянув на дверь, – Даже неохота выходить, сегодня работы будет полная пробоина.
Я закрыл рот, отвёл взгляд от её фигуры. Что за Пробоина, я уже знал…
Скорей бы со всем этим закончить, и начать осматривать свои потоки.
Впрочем, самое время воспользоваться возбуждением. Проверим нижнюю чакру, которая генерировала сексуальную энергию, и одновременно отвечала за связь с родом и с планетой. Ну, оно и логично – смысл жизни любой популяции связан с размножением.
То ли компания этой Соболевой, то ли общая атмосфера в уютном кабинете повлияла, но я расслабился, опуская мысленный взор.
Вот она, тёмно-серая, почти чёрная чакра. Грязная псионика идёт через нижние чакры, очищаясь к самой верхней, находящейся в темечке.
Человечество не так давно открыло псионику и смогло овладеть ей. Полсотни лет не прошло, и до сих пор в отдалённых уголках Системы к псионикам отношение, как к колдунам. Никого не волнует, что наши способности ненамного превышают способности обычного человека, а пси-энергия усиливается имплантом в голове.
Имплант – это скорее фильтр, и он стоял в затылке специально на пути от нижних чакр к верхней. Чем чище энергия, тем точнее и явнее воздействие на внешний мир.
Конечно, мы пользовались не только чистой космической, но знали и об энергии земли, только очищали её через шесть чакр и имплант. Иначе последствия для здоровья псионика были губительны, тем более, когда ты работал на другой планете в Системе.
Вообще, псионик всегда должен контролировать поток. Превысит опасную планку – и имплант сгорает. Вместе с его мозгом.
Отсюда у нас и пошёл этот «жжёный псарь»…
Ирония судьбы – ребятам послабее легче было контролировать нагрев импланта, чем реальным талантам.
Сколько я видел заносчивых ребят, которые на тренировках с первых же дней демонстрировали крутые результаты. Да что там – я мысленно монетку с трудом по столу двигал, а кто-то хвалился тем, что подбрасывает силой мысли блин от гантели.
Вот только в первой же реальной вылазке оставался у нас на поле боя «жжёный псарь»…
Жалко ребят, но делать импланты более пропускными было опасно.
Я не верю в демонов или дьяволов, но что-то вселялось в этих псиоников, когда грязной энергии становилось слишком много. Умники считали, что они просто сходили с ума, но я… кхм… я предпочитал им верить.
Поэтому здесь, в этом мире, я с ужасом смотрел на магов, которые прогоняют через себя такие потоки первородной псионики, что в пространстве разлетаются отголоски, как круги по воде.
Этого не могло быть… но это было.
Я только-только ощутил чакру, не понимая, почему не вижу следующую. Поток из земли шёл, но не мог пройти дальше – прерывался, будто плотиной, и дальше уходил едва ощутимый ручеёк.
– Ветров, – вырвала меня из размышлений Соболева, – Ты в порядке.
– Ветров – это я? – поинтересовался я, отыгрывая роль.
Арина поджала губы и, стоя рядом, постучала холёными ноготками по столу. Она явно раздумывала, что со мной делать дальше.
– Арина Бадиевна, так ведь? – спросил я.
Она кивнула:
– Ну, кратковременная память есть, это уже хорошо. У меня мало времени, Ветров, я уже слышу отсюда, что проблем в академии полно.
– А можно узнать подробнее, кто я, Арина Бадиевна? – спросил я, – Может, это поможет восстановить память.
– Не поняла.
– Ну, досье почитать?
Её брови подпрыгнули, и я понял, что позволил немного больше, чем было отмеряно студенту.
– А чайку тебе не налить крепкого, как оракул Громову советовал? И к пульсару своему посидеть отправить?
– Пульсару?! – удивился я.
– Давай, давай, Ветров, – Соболева похлопала меня по плечу, – Иначе будешь у меня драить лазарет за провинность.
Удары становились ощутимее, намекая, что надо вставать. Целителя физической слабостью не обманешь.
– Но, Арина Бадиевна, – я встал, цепляясь за последнюю соломинку.
– Я бы и рада, Ветров, но ваших досье у меня не водится, – вздохнула Соболева.
– А у кого водятся? – чуть слаще спросил я и неожиданно приобнял её за талию, слегка улыбнувшись.
В нашем госпитале мне это пару раз помогало получить некоторые поблажки. Ну, тем более, я знал, что девочки там ко мне были неравнодуш…
– А-а-а!!! – меня отнесло от целительницы, и я воткнулся бедром в стол.
Всё тело словно током шарахнуло – обе её ладони сработали, как электроды дефибриллятора. Я упёрся в стол ладонями, ловя круги перед глазами.
– Ты реально память потерял, Ветров, – Соболева грубее вытолкала меня из кабинета, – Надеюсь, эта встряска тебе поможет, сударь.
– До сви…дания, Арина… кха… Бадиевна, – просипел я, прислонившись лопатками к стенке в коридоре.
– А теперь прошу извинить, – она, не обернувшись, исчезла в проёме напротив.
Отсюда я уже видел там ряды кроватей, на которых сидели студенты. Над ними суетились санитары и медсестрички, и, судя по гомону из лазарета, ситуация была напряжённой.
Я постоял некоторое время, приходя в себя. Да, Тимофей, с этим телом надо немного попривыкнуть. Тут нет косой сажени в плечах, и девицы не будут так таять, когда их обнимает тощая рука.
Конечно, ещё и субординация повлияла – я студент, а она… ну, я должен был попробовать. Хотя что тут говорить, ощущения были приятны. Ну, до того момента, когда маг шарахнул меня током.
А мой Василий, кажется, в шоке. Ощущение пришибленности – у него не тряслись коленки, и вообще никаких эмоций.
Вот так, Васёк, с бабами-то надо. Уверенность, и больше ничего.
Видишь, нас отшили. И что? Живы, здоровы.
Ответа не последовало.
Я выпрямился, отодвинувшись от стенки. Нет, конечно, и меня такое ранит, но все эти обиды остались в моём студенческом прошлом. Ну, в том, земном…
Постояв некоторое время и слушая стоны покорёженных оракулами студентов, я пошёл на выход. К счастью, он был тут же, в коридоре.
Выйдя на улицу, я прищурился от солнца, но устремил взгляд сразу на Пробоину. До сих пор не могу воспринять это чёрное пятно в небесной синеве.
Белая луна вроде бы стала чуть поближе к дыре.
– Так, ладно, – произнёс я, оглядываясь.
Похлопал себя по карманам. Пусто, никаких документов.
Посмотрел на часы. Если стрелки показывают время так же, что и у нас, то сейчас примерно половина третьего.
Матовые камешки снова привлекли моё внимание. Украшение или нет? У того мажорного каштана, который шарахнул себя в туалете, были такие же часы, но с более красивыми камнями.
Камни тех же цветов. Стоит поразмыслить.
– Господин студент, позвольте?
Я отодвинулся в сторону. Санитар, бережно придерживая, провёл в дверь бледную девушку-студентку. Она шаталась, постанывала, но всё же шагала на своих ногах.
А не как тот паренёк, которого несли следом на носилках. Тот вообще двигаться не мог.
– На хрена они пустых-то проверяют, а, Андрюх? – выругался санитар, которому я придержал дверь.
– Может, выкарабкается? – спросил второй, позади носилок.
Я проводил взглядом бездыханное лицо парня. Тоже «пустой»? Это что, со мной так же должно быть?
Дела-а-а…
Некоторое время я стоял, раздумывая, двинуться ли к воротам на выход из академии, или вернуться обратно в корпус?
Можно посмотреть город. А можно найти библиотеку и постараться выудить оттуда информацию.
– Эй, Ветров! – меня окликнули.
Да твою псину!
Магистр собственной персоной двигался по аллее к лазарету, за ним шёл начальник караула и бежали несколько студентов.
– Да, Иван Петрович, – отозвался я, и тут же едва не чертыхнулся.
Так-то, у меня амнезия же, не должен помнить. К счастью, поблизости не было ни Соболевой, ни тех санитаров.
– Василий, тебя уже проверили? – судя по дыханию и лицу магистра, он пробежал уже десять кругов вокруг академии.
– Ну… – я замешкался, – Да.
– Иван Петрович, а безлунь зачем в отряд?! – возмутился один из студентов, и я к своему удивлению, узнал в нём каштана.
Только без бровей и с подпаленной чёлкой.
– А ты ещё видишь студентов на ногах, Плетнёв? – магистр повернулся к нему, метая молнии из глаз, – Скольких ты видишь?!
Я и сам к этому времени только заметил, что двор академии был пуст. Только кое-где мелькали фигуры оракулов.
– Всё же, магистр Гранный, я бы не спешил с такой кандидатурой, – проворчал начальник караула, – Государь требует от нас исполнения долга, и лучше, если б отряд состоял из чистокровных…
– Так набери мне отряд, умник! – магистр дёрнулся, едва не схватив того за грудки, но вовремя себя остановил.
Начальник караула смотрел равнодушно, но у него проскальзывала улыбка. Явно ждёт от магистра нарушений, на которые можно будет пожаловаться.
Иван Петрович сжал кулаки:
– Это бардак какой-то, – он помотал головой, словно не веря в происходящее, – По воле государя оракулы перетрясли наших студентов, и теперь по воле же государя мы должны собрать отряд утренников в помощь гарнизону.
– Вы знаете, магистр, что на южных рубежах неспокойно, вся армия там, – холодно ответил начальник караула, – Поэтому городской гарнизон просит помощи в походе к Белому Карлику. Вы не можете отказать. Или вы ставите под сомнение волю государя?
Гранный опять дёрнул руками. Вот если знать его волю, он бы просто придушил этого надменного выскочку – это можно было прочесть по его глазам.
– Воля государя неоспорима, – уже спокойнее сказал магистр, – Полозов, бери всех, кого собрали. Комендант уже ждёт у ворот.
– Но… – тот обвёл глазами нас всех, – Всего семь человек. Да ещё один пустой!
– А вот теперь, – магистр развернулся и ткнул пальцем в грудь начальнику, – вы идёте против моей воли. И я запомню это, Полозов.
Гранный удалился в сторону корпуса, и воцарилась тишина.
Каштан пытался смотреть на меня с какой-то многообещающей угрозой, но без бровей это напоминало мультяшную свинку.
Из его знакомцев тут был только тот пеликан, и больше никого. Остальных парней и девушек я не видел до этого.
– Ну, значит, не избежать позора нашей академии… – начал было начальник караула, глядя вслед магистру.
Но тут сзади раскрылась дверь и вышел бледный Громов.
– А вот и ещё один стойкий, – усмехнулся начальник и поманил всех за собой, – Громов и остальные, за мной. Я долго ждать не буду.

Глава 6. Грохочущий
За воротами академии нас встретил матёрый с виду вояка, одетый во вполне нормальную военную форму. Не в синий академический сюртук, не в чёрный плащ оракула, а в обычный китель болотного цвета. Явно потёртый не на службе, а в боевых действиях.
На поясе сабля в ножнах, сапоги почти до колен, фуражка с потускневшей кокардой сдвинута на затылок. Коменданту было жарковато, и он, поглядывая то на часы, то на Пробоину, утирал время от времени пот, откидывая мокрую чёрную чёлку.
– Почему так долго, сержант?! – комендант явно был не в духе.
– Старший сержант, господин капитан… – пролепетал начальник караула, но, увидев краснеющее лицо коменданта, размашисто кивнул и отчитался, – Отряд магов по вашей просьбе.
Капитан явно спешил:
– Давай, сосунки, пошевеливайтесь, – он кивнул на грузовик, стоящий рядом.
Тот тарахтел так, что коменданта было плохо слышно. С узким высоким капотом, фары как глаза у стрекозы, и потёртый кузов с дощатыми бортами. За рулём там кто-то уже сидел.
Я даже удивился. Вот уж не думал, что сразу же, спустя всего час, как я попал в этот мир, смогу насладиться дарами цивилизации.
Вот только у аппарата не было выхлопной трубы. А при таком грохоте этот рыдван должен чадить похлеще паровоза.
– Задача у вас простая, – кричал комендант, откидывая один замок и открывая борт, – Вперёд не лезете и делаете вид, что полезны. И чтоб ни один вывертыш не сбежал! Всё ясно, недолунки?
Мы кивали, прыгая в кузов и усаживаясь на скамейки по краям. Я ещё на миг задумался, а не стоит ли драпануть в город, но логика восторжествовала – навряд ли студентов будут везти на растерзание. А вот за мной вполне могли погнаться…
В любом случае, от оракулов я буду подальше. Отсюда прекрасно просматривалось, как они шныряют по территории за кованой оградой, разыскивая ещё тех, кого не проверили на наличие подселенца.
А в городе на той стороне улицы тоже мелькали фигуры в чёрных плащах. Судя по всему, оракулы – организация крупная, раз могла провести шмон в таких масштабах. Или Иные действительно опасные существа, и местная власть бросала все силы на поиски.
– Полозов, какие это ранги? Утренники? – поинтересовался комендант у начальника караула.
– Я не занимаюсь учебной частью… – поморщился тот.
– Ну, а кто хоть? Бойцы, спутники, привратники?
– Господин капитан, ну какие привратники? Этих столица сразу забирает.
– Зажрался ты здесь, сержант, ох зажрался, – комендант покачал головой.
– Не имею чести знать, велено было только привести, – начальник караула вытянулся по струнке, – Знаете, в нашей академии сейчас такой бардак, а ведь при прошлом руководстве…
Комендант перебил его:
– Ты на Гранного язык не разевай. Почему не по званию, а в начальниках?
– Так вы сами меня, господин капитан…
– Вот! – комендант ткнул пальцем ему в грудь, совсем, как магистр перед этим, – Не забывай, кто тебя сюда, сержант.
Полозов, явно не ожидавший атаки и с этой стороны, только поджал губы:
– От магистра никаких распоряжений не поступало. Господин капитан, предлагаю дождаться…
Я усмехнулся. Даже мне уже было ясно, что этот комендант вполне симпатизирует магистру. Ну, почему-то же сам командир гарнизона за нами приехал?
Комендант махнул рукой:
– У меня нет времени. Передай ему спасибо, потом разберёмся, – он открыл дверцу, сигая в салон, но застыл на подножке.
Снова посмотрел на Пробоину и на Белую луну, плывущую к ней. Цыкнул, кивая собственным мыслям, а потом нырнул внутрь.
Обескураженный начальник караула долго провожал нас взглядом.
***
Что такое рессоры, думаю, здесь не знали. Каждая кочка больно отдавалась в тощем заду, и, судя по измученным лицам вокруг, эти ощущения были не только у меня.
Какая, жжёный псарь, цивилизация? Да я на дровах и на водяном пару авто комфортнее, чем этот рыдван, могу изобрести.
Пока мы двигались по мощёным дорогам, я каждой клеточкой почувствовал, что такое ад. О том, чтобы успеть рассмотреть город, и речи не шло.
На скамье напротив сидел Фёдор Громов, у заднего борта. Он воткнул глаза в пол, полностью сосредоточившись на мыслях. Его перехватили прямо из дверей лазарета, так что гадать о его состоянии не приходилось.
Рядом с ним девушка. Круглое лицо, желтоватые длинные волосы, и форма почему-то светло-голубая. Она мечтательно таращилась в небо, уперевшись затылком в высокий борт. То, что при этом по черепу долбила каждая кочка, её совершенно не смущало.
Дальше ещё девушка… Кхм, такая же. Близняшки, что ли? Она что-то старательно шептала своей сестре, прижимаясь к ней и время от времени тоже поднимая глаза к небу.
За ними дальше уже сидел Плетнёв – тот безбровый каштан. Он положил локоть на передний борт, вальяжно раскинувшись и окидывая всех высокомерным взглядом.
Я надеялся по дороге продолжить изучение своих потоков энергии, но мой Василий оказался не так крепок, как ожидалось, и вскоре я почувствовал, как накатывает тошнота.
Да, твою псину, он бы хоть зарядку по утрам делал, что ли!
И через борт не перевеситься. Я тоже прислонился затылком к высокому наращенному борту, чувствуя грохот уже всем черепом, и покосился налево.
Рядом, на одной скамье со мной, у заднего борта сидел пеликан с залихвацким чубом, шестёрка Плетнёва из туалета. Как его тогда назвал Громов, в кабинете магистра? Антон?
Пеликан сидел, демонстративно убрав руку, чтоб не касаться меня. Хотя по зелёному лицу было ясно, что парень тоже страдает от тряски, и явно ожидает момента, когда можно будет незаметно свеситься с борта и проблеваться.
По правую руку от меня девушка. Тёмные коричневатые волосы, худое лицо, острый нос. Закрыла глаза, что-то шепчет, покручивая в руках блестящий талисман. Фигурка человечка, насколько я рассмотрел в её пальцах.
И, жжёный псарь, от неё явно веет псионикой… Тоже грязной энергией, но этому я уже перестал удивляться.
За девушкой, у переднего борта, сидит незнакомый мне рыжий парень, как раз напротив Плетнёва.
– Что, чушка, потерял свою родовую вещицу? – каштан перехватил мой взгляд, когда я снова попытался рассмотреть талисман в руках девушки.
Я поморщился, едва Плетнёв заговорил, но накатившее раздражение вдруг отогнало страдания. Стало полегче. Кажется, для истинного владельца моего тела было очень важно то, о чём шутил этот идиот.
– Куда ж я его дел, а? – каштан, смешно прыгая лысыми бровями, похлопал по карманам, – Вот, кажись, здесь.
Он ничего не достал, постукивая ладонью по карману, а я нахмурился. Явно нарывается, и сегодняшнее событие его ничему не научило. Видимо, мой Василий пока ещё не поднял в его глазах статус.
Значит, будем поднимать насильно…
Так, стоп. Получается, у меня тоже есть родовая вещица?
Ну, ладно.
А что это вообще такое?
– Николай, – строго сказала девушка рядом со мной Плетнёву, – Насмехаться над чужим родом – низко!
– А оскорблять высший род своей захудалостью? – небрежно скривился тот.
Я на миг задумался. Что там говорил оракул Громову, когда советовал, как восстановиться? «Бери свою родовую вещицу, дуй к своему вертуну…»
– А вдруг с всплеском Белого Карлика парню предзнаменование пришло? – возмутилась девица, – А из-за тебя он его пропустил?
Слова девушки с трудом до меня доходили, но Василий во мне явно волновался.
– Какое предзнаме… чего?! Кому? Ему?! – каштан ткнул в меня пальцем и засмеялся, – Ха-ха-ха! Гром, Антуан, вы слышите?
Хмурый Фёдор никак не отреагировал, но пеликан рядом со мной старательно засопел от смеха. Так он Антон или Антуан?
– А мы думали, чушка… ох… ты за нами дольше бегать будешь, – подал он голос, мучаясь с дурнотой, – А тебе на свой род… фух… видимо, насрать… ох… раз так быстро сдался.
Я в недоумении посмотрел на пеликана. Его чёрный чуб смешно потряхивался при тряске, а на лице застыла глупая улыбка.
Совершенно новые ощущения прошлись по моему телу. Ого, оказывается, мой Василий может злиться? Вот так но-о-овость! И коленки не трясутся, и кулаки дрожат от нетерпения. Вот только нерешительность останавливает.
Плетнёв так и ржал, картинно закинув голову, и все смотрели на него. А пеликан что-то состроил мне, изображая хныканье и утирание слёз.
Детский сад…
На размышление я потратил ровно одну секунду.
Особо сильная кочка, аж все подпрыгнули… и мой локоть втыкается прямо в прикрытую ладонями рожу.
Пеликан, не издав ни звука, шарахается затылком в борт, я лишь чутка подправляю его плечом… и тот свешивается с борта, покачиваясь от тряски, будто действительно он там блюёт.
Готов, не очухается до конца поездки.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71189152?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.