Главная страница | Современная русская литература | Трансляции Лета. Рассказы

Трансляции Лета. Рассказы
Вера Добрецова
Я пишу о людях: настоящих, разных, глубоких. О подростках и стариках. О тех, кто ныряет на дно жизни, и о тех, кто безмятежно качается на воде. О тех, над кем пасмурно, и о тех, над кем ни облака. Я люблю людей, всегда оправдываю их как чудесную задумку Бога. Люблю слушать истории и вспоминать свои.Я пишу о неизбывности любви и тепла, о бесконечном потоке любви всюду, о черных и светлых огнях в груди. Я хочу, чтобы самые обычные люди чувствовали себя маленькими героями, маячками.

Трансляции Лета
Рассказы

Вера Добрецова

© Вера Добрецова, 2024

ISBN 978-5-0064-5966-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ТРАНСЛЯЦИИ ЛЕТА
Рассказы Трансляции Лета – это настройка волны на радио любви. Вы неспеша передвигаете бегунок из убийственного мрака первых чувств, из иллюзий в вечность. Мимо зрелости, еще одной новой весны – дальше, туда, где нет конца. Слушаете сны города, леса, шум колес, ток крови – все, чем счастливы.
Нет ничего важнее жизни. Нет ничего важнее вас.

ЗНАЧЕНИЯ
Вчера, когда она ложилась спать, мама села на кровать и сказала: «Не верь, когда говорят: это все пройдет, это не имеет никакого значения. Оно пройдет, да, как и остальное, но то, что происходит сейчас, очень важно. Все важно. Этого ты не забудешь никогда…»
Вокруг происходил майский, ошеломляющий город. Город сидел на деревянном подоконнике ее старого окна в сердце дома, звонил троллейбусом, выпускал дым в форточки. Город протягивал черемуху возле теплых бревенчатых стен вдоль улицы. Город радовался ее четырнадцатилетию. Он был с ней заодно в эти подернутые мороком дни. И она видела себя со стороны идущей в школу в пыльных удобных кедах. Узкие джинсы, лохматая голова, худенькие запястья. Какая ты красивая, – говорила мама. Она кривила рот.
А порою ей казалось, что внутри нее уже нет ничего живого. Вся тяжесть ее любви наваливалась ночью слезами. Она что-то говорила в темное окно Тому, Кто Слышит Ее, хлюпала носом, капала в него капли, а потом неподвижно лежала, прислушиваясь к тому, как боль в груди превращалась в хрустальный прекрасный шар. Навсегда. Теперь нужно аккуратно носить его.
Она приняла это чувство безусловно, не мучаясь, не спрашивая себя: как можно полюбить кого-то на расстоянии? Ответ на этот вопрос был никому не нужен. Она опустилась внутрь себя, в теплую нежность, в глубину первого желания, в черный колодец спокойной безысходности. Она знала наизусть каждое его слово, образ, каждую прочитанную им книгу и каждую мрачную фантазию. Ее мысли сопровождали и оберегали его. Да, она была совершенно точно уверена, что с ним не может случиться ничего плохого, пока она любит его.
Хотелось метаться по комнате в тоске по осязаемости: прижаться, потрогать, поцеловать ладонь, шею, глаза. Она просыпалась ото сна, держа в руке его тепло. И мама говорила: Пора вставать! А ей было непонятно: зачем пора?..
Одиночество ее души порою казалось настолько велико, что целый мир сжимался до размера комнаты и давил на грудь. Она думала: как человек, у которого есть мама, папа, сестра, подруги, может быть таким паршиво одиноким внутри себя? Дни были теплыми и пасмурными. Она сидела под настольной лампой, положив перед собой дневник – толстую родную тетрадь – и от лампы, и от строк лился пот. Неся внутри этот прекрасный мрак, она балансировала с шестом любви на канате между болью и умопомрачительным счастьем.
Городские, звонкие, душистые вечера делали весомей каждую минуту, которую проживало ее четырнадцатилетнее сердце. Ярко-синее небо на западе, сразу после заката, обводило графитом деревья и крыши. Дети, совершенно ничего не знающие о жизни, гремели мячом во дворе. Тоска по осязаемости металась под потолком черной птицей. «То, что происходит сейчас, очень важно..»
Спустя двадцать лет с этого дня, небо точно так же проявит негатив ветвей на западе. Черная птица больше не вылетит из угла. Она выйдет на балкон в комнате, где спят ее любимые люди – дети и муж – и вдохнет все счастье прекрасной, измученной, мудрой душой. Вселенная будет гордиться ею – ее нежностью, силой, благодарностью. Она подставит худенькое запястье под ночь, и его погладит Бог…

КАТЯ
В Воронеже поезд стоял сорок минут.
Когда вагон лязгнул железным скелетом и дернулся, астматически вздыхая, Катя привычно распахнула дверь на теплый, как бетонная сковорода, перрон и, нетерпеливо окунув лицо в горьковатый, смятый воздух, шагнула на платформу. Пассажиры начали выходить, грохотать чемоданами, весело галдеть «до свидания». Катя тоже повторяла «до свидания», вздрагивая прозрачными ресницами и слегка поднимая смешную большую верхнюю губу. Тёмно-синий форменный пиджак был застегнут до низу, а вот одну пуговицу на юбке Катя выпустила из петли – тесно. Ветер назойливо доносил сигаретный дым. Катя еле заметно махнула ладонью у носа и тронула телефон, чтобы засечь время стоянки.
День, стремительный и светящийся, крутился волчком знакомого вокзального шума. Шум перетекал от одного вагона к другому, двигался вместе с воздухом, гладил пушистый Катин висок, завиток с которого постоянно путался за ухом.
День пахнул рельсами. Это было приятно. Много приятнее кулинарной духоты плацкарта. Осторожный, но четкий толчок маленькой жизни, который Катя почувствовала внутри, поднял тепло до уровня ключиц. Девушка прикоснулась пальцами к нижней пуговице жакета и глубоко вдохнула. Движение, отдающее в пах, повторилось. Каждый раз Кате казалось, что чудо происходит не с ней. Но это оказывалось явью.
Сперва Катя услышала неровный, неприятный стук по асфальту, будто бы сумасшедшая птица с огромным железным клювом слепо клевала зерно и каждый раз промахивалась. Потом она увидела мальчика в ходунках и женщину рядом с ним. Мальчику было, кажется, лет тринадцать. Похоже на то. Он толкал перед собой неуклюжее устройство, припадая на правую ногу так сильно, что неровно остриженные волосы смешно подскакивали на голове, и старательно подволакивая левую в добротном, но некрасивом ботинке. Мальчик увидел Катю, и в его глазах нарисовалась абсолютная радость, беспричинная, чистая, без отсвета всякой мысли. Потом он перевел взгляд на кого-то ещё, неестественно дёрнув плечом, и оттенок радости не перелился ни в какой другой, не колыхнулся. Женщина рядом несла потекшее мороженое в стаканчике и неловко давала откусывать сыну. Весь ее облик являлся страшной противоположностью беспечного мальчика. Глаза, будто бы пыльные, налитые неизмеримой грустью, не смотрели по сторонам, чтобы не видеть прохожих. Лицо было ещё молодым, но усталость смазала его вниз испачканным ластиком.
Внутри у Кати что-то неприятно затянуло. Заволокло необъяснимой тревогой, размазанным холодом. Она опустила голову.
Женщина, придерживая сына за слабую руку, полезла в карман за платком, и вслед за этим платком на перрон посыпались мелочь, какая-то заколка, сломанная таблеточная облатка. Мальчик спокойно продолжал двигать ходунки вперёд.
Катя метнулась, присела и стала собирать с земли эти печальные вещи.
– Вот, возьмите, пожалуйста, – она протянула руки к женщине. Та на секунду остановилась, и глаза ее, обращённые к Кате, вспыхнули таким нежным светом, такой облачной красотой.
– Спасибо, – улыбнулась она прозрачной улыбкой своего восторженного мальчика, и когда тот, грохнув железякой, быстро закивал головой, высекая разовые искры в сознании, мать ласково пригладила его волосы.
Они вдвоем зашли в последний вагон.
Через десять минут поезд тронулся. Катя, стоя в тамбуре, положила теплые ладони на живот, оберегая, молясь, дрожа под грузом невероятной любви – бесстрашной, безусловной, беспощадной.

ФУТЛЯР
Если не оборачиваться к тягучей темноте комнаты, а внимать затылком, макая огонек сигареты в душистую майскую ночь с той стороны подоконника, услышишь, что тихие чёрные звери выходят по одному из каждого угла. Они садятся рядом в центре комнаты и дышат так же медленно, как дышит она. В унисон. Их внимательные глаза блестят черной влагой. Но они не опасны – это-то она знает наверняка, как и то, что, прищурившись во мрак и сдунув волосы со щеки уголком губ, она пыхнет на гостей карающим теплом сигареты, и звери попятятся вглубь своей игрушечной коробки.
Чёрная птица, испуганно шурша крыльями и ударяясь о стены, кружила и кружила позади, пока страх не выбросил ее на свободу. Еще минуту в иссиня-мерцающем небе была видна дрожащая точка, после – ничего, кроме деревьев, вырезанных из рваной бумаги.
Она покачала ногой в белом носке и щелчком отбросила в кусты сигарету, тревожно обратив ухо к звукам квартиры. Мама включила свет в туалете. Выключила. Опять легла спать. Сиди уж дальше себе, придурошная, – улыбнулась она внутри, порывисто вдыхая сиреневый стрекочущий воздух.
Окно было в самом сердце дома. Дом – в сердце города. Город – в совершенном эпицентре огнедышащего мира.
Она сидела на подоконнике. Слева – спутники Земли проезжали по своим орбитам, как затейливые дрезины по рельсам, скрываясь за горизонтом. Справа – весенний водоворот со склонов гор нес в поля обломки деревьев и кораблей. Движением руки она перемещала происходящее с одной стороны на другую, забавлялась, играла своей невиданной властью, дарованной ей любовью, сидя на игрушечном троне, была обожаема всем сущим.
Вглядевшись в тепло фонарей, расчерченное тонкими тенями, она отчетливо видела мужчину, который шел прочь. Он шел медленно, и была в его походке та волнующая разболтанность, сутулость, отвержение. Прекратив шум воды и цветение цветов, она сделала абсолютную тишину, и мир огненной лентой потянулся за прохожим. Раскидывая искры своего шестнадцатилетнего сердца, она спустилась с подоконника и пошла за любимым, преданно и быстро.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71112550?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.