Главная страница | Современная русская литература | Небесный Сапфир

Небесный Сапфир
Тимофей Решетов
К автору повествования случайно попадает рукопись, из которой он узнает о тайном мистическом ордене "Небесный Сапфир". Орден уже сотни лет ведёт свою просветительскую деятельность на планете Земля, однако с наступлением Нового времени все меняется. Что же ждёт Орден в будущем, и как его судьба связана с духовным и физическим преображением нашей планеты?

Тимофей Решетов
Небесный Сапфир

Встреча на Соколе
Однажды в парке возле метро “Сокол”, там, где когда-то было братское кладбище погибших в первую мировую войну, я сидел на лавочке и читал книгу.
Я и сам не заметил, как рядом со мной очутился этот странный человек. Одет он был очень хорошо, но вся одежда его была какой-то мятой и запылённой. Ему, пожалуй, было лет пятьдесят, может чуть больше, но недельная щетина с проседью добавляла несколько лет к его возрасту. Он сел рядом со мной на скамейку. Краем глаза я заметил его, но поднял глаза только дочитав до конца очередной длинный параграф: так я был увлечен своим чтением.
Впрочем, человеку этому до меня не было, казалось, никакого дела. Он некоторое время молча сидел, уставившись вдаль, а потом вдруг принялся что-то бубнить себе под нос. Я как-то сразу подумал, что он малость не в себе, но уходить со скамейки мне из-за него совсем не хотелось. Был теплый осенний день, по парку гуляло много мамочек с колясками и без, разные бабульки шуршали подошвами туда-сюда, в это время в парке не так-то просто найти, где посидеть.
– Смотри, смотри, – вдруг толкнул меня мой случайный сосед по скамейке, – вон: пудель…
Я оторвался от книги и посмотрел в указанном им направлении. В уютном сине-красном комбинезончике мимо нас прогарцевал внушительных размеров пудель. И это был – пудель иноходец. Он явно осознавал свое физиологическое отличие от всех прочих собак и держался гордо и с достоинством.
– Ты смотри, какой иноходчивый! – умилился мой сосед. – Вы видели такое? Смотрите: две правых – две левых, две правых – две левых. Потрясающе!
Зрелище и вправду было потрясающим. Я был вынужден это признать.
– Я вижу, вы любите читать? – осведомился этот странный человек, когда пудель скрылся из виду. – Что читаете, позвольте вас спросить?
Это был Лесков.
– О, да у вас я вижу недурной вкус! – обрадовался человек, и, замолчав, отвернулся в сторону.
Посчитав, что общение наше этим исчерпано, я вернулся было к прерванному чтению, но тот вдруг снова заговорил.
– Меня зовут Антон П. Я сам тоже писатель. Возможно вы слышали, впрочем… неважно… Я вот тут написал один рассказ, давно уже, несколько лет назад. И сегодня решил, наконец, отнести его издателю, но боюсь, не дойду…
– Наверное, рассчитываете по дороге прихватить пивка, – не очень красиво пошутил я. Впрочем, видок этого типа был весьма затрапезный и поверить в то, что он и в самом деле писатель, можно было лишь с существенной натяжкой. А с другой стороны – писатели бывают разные. Тоже ведь, сегодня по внешнему виду сложно судить о человеке с уверенностью…
– Боюсь, что в этот раз мне и до пивка добраться не удастся, – Антон вдруг вскинул голову и внимательно вгляделся в пустоту перед собой. – Послушайте, – обратился он ко мне минуты через полторы, – я могу попросить вас об одном одолжении? Возьмите это, и отдайте потом какому-нибудь издателю, или, знаете что, разместите это в Интернете. Пусть люди читают. Если угодно, вы даже можете на этом заработать, выдать за своё… Впрочем, как вам будет угодно, не обижайтесь… Я в вас верю. Вы… Вы хороший человек, это сразу видно. Мне сейчас нужно уже идти, но мне бы очень хотелось, чтобы то, что здесь написано, стало бы всеобщим достоянием. Это… важно… понимаете?
– Если честно, я бы не хотел таким образом становиться… – я хотел объяснить ему, что меня не очень интересуют чужие рукописи, особенно рукописи всяких незнакомых мне писателей, но не успел. Антон П. вскочил и бросился бежать; и он исчез. Я не успел даже заметить, куда именно и как. Он испарился столь неожиданно и стремительно, что я даже не успел толком заметить, в каком направлении его унесло.
А на скамейке рядом со мной осталась лежать его толстая тетрадь в красивом кожаном переплете.
Поколебавшись немного, я всё же взял её и открыл на первой странице и прочитал название: "Небесный Сапфир". Затем я стал читать дальше, пока не прочел её всю до конца, и вот теперь я не знаю, что же мне со всем этим дальше делать.
Вот, что я там прочел.

Торговец мудрости
Началось всё это сравнительно банально. Ничего подобного я никак не ожидал, но ради связности повествования я постараюсь изложить всю эту историю настолько последовательно, насколько это вообще представляется мне возможным.
Однажды зашел ко мне один мой старый знакомый. Мы познакомились с ним ещё в начале тысячелетия в переходе метро, где он торговал старыми книгами. У него был столик, на котором были выложены несколько десятков книг самого различного калибра и содержания, а рядом стояло еще три больших сумки. Каждый раз, когда у проходящих мимо людей возникал интерес к его столику, он внимательно всматривался в потенциального покупателя и извлекал из одной из сумок какую-другую книжецу. Часто оказывалось, что это было именно то, чего и искал сам тот человек себе почитать.
Именно так и со мной произошло. Он достал откуда-то из-под стола «Рукопись, найденную в Сарагосе», из серии Литературных памятников. Помимо самоценности, как литературное произведение, этот конкретный экземпляр имел и еще одно преимущество. На полях тут и там были сделаны некоторые комментарии, которые, по мере чтения, раскрывали новые грани смыслов, от чего прочитанное представлялось совсем в новом ракурсе, выводило на иной уровень глубины понимания. Я, разумеется, тогда сразу же купил эту книгу, да и обошлась она мне, скажем прямо, недорого.
Через месяц я пришел в это же место за новой порцией знаний, но в этот раз стола с продавцом на месте не оказалось. Переход был пуст, только в углу стояла бабулька с пронзительным взглядом и вязанной кепкой в руках. На дне кепки лежала десятирублевая купюра и несколько монет. Я внес туда монету в пять рублей и, как бы между прочим, поинтересовался:
–Тут раньше один дядечка бородатый стоял, книжки продавал? Не знаете, где он?
– Никого я не знаю, – пробубнила бабка, выпятив нижнюю губу, и отвернулась. – Никого тут нету, всех выгнали давно менты с собаками.
Я положил в кепочку сторублевую.
– Да вон, што ли, не тывой дед сидит на улице, вон тута, за углом, в переулке. Этот што ли, с бородой, в сереньком плашщыке?
Я отправился в указанном бабкой направлении и действительно, буквально в семидесяти метрах от выхода из перехода, в переулке, обнаружил моего торговца. Он тоже сразу меня приметил и глубокомысленно разглядел.
– Чем интересуетесь, молодой человек? – поинтересовался он, когда я в задумчивости остановился перед его букинистическими ценностями. Чего тут только не было!
– Вы из библиотеки эти книги выносите? – попытался пошутить я, но он сразу оборвал.
– Оставьте. Вы знаете, зачем пришли, и не морочьте голову. Вот, лучше посмотрите.
Он дал мне книгу на старославянском языке, и когда я открыл эту книгу, то сразу понял, что это именно то, что мне сейчас нужно. Дело в том, что я некоторое время до того по непонятной мне самому причине просматривал книги на старославянском, но никак не находил среди них нужной мне. Хотя я точно знал, что такие книги, которые я ищу, в принципе существуют, но где и как найти их тогда себе не представлял. И тут – самое то!
Так мы и познакомились.
Его звали Олег Борисович. С тех пор мы стали видеться регулярно, примерно раз в месяц. Как выяснилось, в Москве у него было несколько насиженных торговых мест, которые он периодически менял. Одно из них, на Старом Арбате, было мне особенно удобно. В те годы я работал в Левшинском переулке, и до Арбата мне было 10 минут пешком. Частенько я хаживал туда в обеденный перерыв.
Всякий раз я находил у него нечто прямо-таки из ряда вон. Впрочем, я всегда платил не торгуясь, бывало и так, что приходилось мне выкладывать за очередную книгу кругленькую сумму. Но я ни разу не пожалел об этих тратах.
Однажды Олег Борисович пригласил меня к себе домой. Оказалось, что живет он в шикарном месте, в самом центре города в просторной трёхкомнатной квартире. Все стены до самого потолка были заставлены шкафами с книгами, и только в углу на кухне стоял диванчик, на котором он спал. На этих полках я увидел такое, что повергло меня тогда в полнейшее изумление. Там были такие раритеты, что я даже просто не знаю, как об этом сказать. Там было всё! При этом часто на полках разные книги помещались хитрым образом: из надписей на корешках выстраивались целые фразы. Каждую полку можно было исследовать по несколько часов, чем я очень любил заниматься, хотя и доводилось мне это делать нечасто.
Иными словами, я вдруг нашел то, чего мне всегда так не хватало: подлинный источник мудрости. Во всяком случае, так мне тогда казалось. Хотя я понимал, конечно, что прочесть все эти книги, возможно, мне никогда и не удастся, но уж, по крайней мере, я мог бы взять тут хотя бы то, что смогу. Тяга к Знанию у меня тогда была чрезвычайно сильна, и даже сам процесс постижения нового настолько меня захватывал, что я никак не мог остановиться в своём поиске; в те годы мне хотелось познать всё.
Мой новый знакомый оказался человеком интересным и проницательным. Он читал мне целые лекции о культуре и истории, и через общение с ним я узнал множество потрясающих фактов, которые делали меня значительно мудрее, как мне тогда, по крайней мере, казалось.

История Олега Борисовича
Наши периодические встречи продолжались лет семь или восемь.
И вот как-то раз он появился неожиданно; позвонил, и спросил, удобно ли ему "нанести мне визит" (они использовал именно такую формулировку) минут через десять по одному важному делу. Я удивился, конечно, ибо с его стороны подобная просьба была крайне неожиданной, но, разумеется, пригласил его зайти.
Олег Борисович пришел скоро, и мы сели на кухне пить чай. Он показал мне одну книгу, о которой я давно от него слышал, но никогда даже мельком не видел, не то, чтобы держать её в руках. Это бы перевод одного западногерманского художественного произведения, романа, написанного малоизвестным немецким автором в тридцатых годах прошлого века. Книга эта еще при Сталине была набрана высокой печатью. Сделали 100 сигнальных экземпляров, потом набор весь сняли, и часть сигнальной партии уничтожили. С тех пор об этой книге больше никто и не слышал. Впрочем, всё это — детали.
Выкурив сигарету, Олег Борисович внимательно меня рассмотрел и сказал:
– Знаете, Антон. Однажды в моей жизни произошло некое значительное событие, после которого вся жизнь моя переменилась. Мне кажется, что сейчас моя судьба снова приближает меня к новой поворотной точке, которой, впрочем, я давно уже ожидаю.
– Это интересно, – согласился я. Такого поворота разговора я никак не ожидал. Олег Борисович казался сдержанным и даже слегка расслабленным. Но в глазах его сверкала какая-то странная черная синева, чувствовалось, что он действительно переживает нечто значительное в своей жизни, и при этом всецело осознает, что именно он переживает.
– Я собираюсь рассказать вам одну историю. Все дело в том, что история эта в некотором смысле касается и вас. В силу ряда причин я не мог рассказать вам всего этого прежде, но сегодня время пришло. Вот эта самая книга – это и есть наш знак.
– Все это весьма загадочно звучит, Олег Борисович, – заметил я тогда. – Книга эта – действительно крайне заманчивая, но мне кажется, что вы имеете в виду нечто иное?
– Да. Именно. И дело тут вот в чем. Однажды я был в Азии, в горах в районе Памира. Было это на закате советской власти. Один мой товарищ, художник по имени Сергей П., поехал туда на этюды, и пригласил меня с собой. Я взял свой фотоаппарат (в ту пору я работал фотокорреспондентом в одном уважаемом издании), и мы отправились. Там нас встретили какие-то знакомые Сережи, он называл их “бадахшанцы”, которые куда-то повезли нас на машине, а потом мы перегрузили всю поклажу на мулов и еще несколько дней шли с погонщиками этих мулов по горным тропам. Пару раз мы поднимались на перевалы, спускались вниз, переходили речки и ручейки, жарили мясо на костре, пили воду из родников, восхищаясь дивной красотой местности. Такой красоты с тех пор я не видал нигде… Мда…
Я понимал тогда, конечно, что Сережа имеет здесь какие-то особые связи. Кроме того, я чувствовал, что он имеет некоторое намерение по поводу всего этого путешествия, помимо написания этюдов. Но мы практически не говорили об этом. Я много фотографировал, в уме считая шедевры и предвкушая жадные вздохи главного редактора, когда буду с ним по приезде торговаться за гонорар. Сергей был по большей части молчалив и часто на привалах вглядывался вдаль своим пронзительным взглядом. Он без сомнения всегда был талантливейшим художником, каждая его картина становилась шедевром уже в момент написания. Однако, он никогда не многословил, только улыбался в усы и щурил глаз. Было ему в ту пору лет пятьдесят с небольшим. А мне было 35.
Был один момент тогда. Идём мы, значит, и вот, поднялись высоко на перевал и оказались в таком месте, где уже ничего не растет, одни только камни. И тут нас окутывает облаком, которое прямо-таки поглощает нас, обволакивает, и мы не можем продолжать идти, потому что ничего не видно дальше одного метра, руки вытягиваешь, и пальцы теряются в тумане. Мы сели, и минут на пятнадцать как будто бы заснули. Я закрыл глаза и помню только шум ветра и тишину горы. А потом – облако прошло, мы встали, прошли еще метров пятьсот, повернули за скалу и там, внизу, нам открывается чудеснейший вид. В кольце гор, внизу, пронзительно-синим светом блестит на Солнце маленькое озеро, оттуда, сверху оно показалось прямо крошечным. По небу плывут облака, и тени от них ложатся ровными контурами на склоны гор, видно, как они пробегают. А между облаками — яркими полосами — солнечные лучи. Понимаете?
– Наверное, очень красиво…
– Не то слово! – Олег Борисович достал очередную сигарету, прикурил и подошел к окну, и долго молча смотрел сквозь него наружу. Мой дом окнами выходит прямо в лес, и живу я на очень высоком этаже. Сверху я часто наблюдаю, как над лесом летают ласточки и вороны. В тот раз за лесом как раз садилось Солнце, из настежь распахнутого окна тянуло свежей прохладой. Олег Борисович между тем продолжал свой рассказ.

Продолжение истории Олега Борисовича
– Мы спустились вниз и там, внизу, оказался дом, сложенный из камней и обмазанный глиной, достаточно просторный, три комнаты и большая веранда. Погонщики мулов нас там выгрузили, показали, как разводить огонь, где брать дрова и все такое, и уехали. И потом мы только раз в три-четыре дня находили на условленном месте лепешки, сыр, фрукты, иногда мясо, завёрнутое в кусок холстины. Все остальное у нас было. Да, впрочем, о еде мы тогда практически и не думали. Есть особо не хотелось.
Первое, что сделал Сережа — без лишних слов — раскрыл мольберт и сел рисовать. Я же отправился осматривать окрестности.
Отошел буквально метров на пятьсот, и смотрю, там растёт внушительных размеров лиственное (что, надо заметить, странно для такой высоты) дерево. Причем рядом нет не только других таких же, но и вообще никаких деревьев больше нет. Оно стоит метрах в двухстах от озера, на пологом склоне. Его было невозможно не заметить. Но я как-то не сразу обратил на него внимание, а когда подошёл ближе, меня прям затрясло. И вот я подхожу к нему и, знаешь что? – я не могу подойти. Остановился шагах в двадцати и стою – офигеваю. Как-будто в стену упёрся.
И тут я слышу внутри себя вопрос, совершенно отчетливо, чего, мол, надо, зачем пришёл? А я стою и не могу даже ничего сказать, и даже помысилть, потому что я и сам вдруг отчётливо осознаю, что не понимаю, зачем я сюда пришел, чего мне тут надо.
И тут я чувствую, что что-то по моей ноге ползет. Я хотел смахнуть, но не смахнул, нагнулся, смотрю, а там ползет маленький красненький паучок. Очень красивый, прямо как маленький рубинчик на лапках. Я подставил ему палец, он на него взобрался и сидит. Я стал его рассматривать, и вдруг опять как будто слышу слово: «Проводник, проводник».
Я сразу не понял, к чему бы это. Но тут вижу, этот паучок, прямо у меня на ладони начинает как бы выплясывать некий танец. Причем, надо сказать, что у меня с самого начала почему-то не было никакого страха к этому паучку. Может быть, он и мог бы меня ужалить, но в тот момент я почему-то совершенно об этом не думал. И вот он стал крутиться, крутиться, и как бы подпрыгивать, очень странно, я такого никогда не видел, и не предполагал даже, что такое может быть. И тут я понимаю, что когда он крутится, и я на это смотрю, то из этого места на руке у меня по всему телу разливается странная такая дрожь. Совершенно необычная, но очень даже приятная – в некотором смысле.
И вот меня буквально уже трясет от этого паучка, и он тут остановился, посмотрел на меня и говорит внутри моего сознания: «можешь подойти». Тут меня буквально притягивает к этому дереву. А оно-то всё покрыто цветами, и все они буквально засыпаны пыльцой и каким-то даже нектаром залиты. И все это пахнет так, что от первого вдоха сразу кружится голова, а после уже не можешь остановиться, вдыхаешь, вдыхаешь… И от этого – полная наступает гармония с окружающим миром. И все вокруг как будто кристальное.
Я сорвал один цветочек, и пальцы сразу липкие, и пахнут будто ладаном. Незабываемый запах, невозможно оторваться. Пьёшь его, этот запах, и не можешь насытиться.
А паучок, при этом, заполз мне под воротник, и сидит там, иногда выглядывает, а иногда снова под воротник забирается. И потом “говорит” мне: «Пойдем, пройдемся».
И мы пошли. Прошли вдоль берега озера до места, где из него вытекает горная речка, быстрая, мощная. Потом мы поднялись, походили еще там и тут. И этот паучок, как-то между прочим, все мне рассказывает.
То были даже не слова, но нечто совсем другое. Смысл всего, что там было, начал мне раскрываться и постепенно, наконец, делалось понятно, что тут происходит и почему я здесь. Но это было только первое впечатление, ничего, что произошло вслед за этим я тогда, конечно же, даже и не подозревал.
Всё это тогда было феерически красиво, до сумасшествия, до бесконечности. Это была какая-то сверкающая радуга, и она исходила прямо из моих глаз и наполняла все вокруг каким-то неземным благоговением. Я забыл обо всём, кто я, откуда, я полностью слился с моментом и впитывал, впитывал…
Потом мы с паучком вернулись в дом, а там Сережа сидит под навесом и рисует свою картинку.
И тут паучка как-будто не стало. Что-то переключилось внутри, и я вдруг снова вижу всё как-то обычно, плоско, как раньше. И хотя я и не забыл, что только что происходило, но всё оно вдруг сделалось каким-то настолько невыразимым, настолько непередаваемым, что я и не знаю уже, стоит ли об этом Сергею говорить. Но тут он сам меня спрашивает:
— Ну как, дерево видел?
— А ты знаешь, — спрашиваю я, — про дерево? — я почему-то тогда этому очень удивился.

История художника Сергея
Мы сидим на веранде, пьем чай. Я завариваю и разливаю по маленьким пиалкам, а Сергей рисует. Только иногда встанет, отйдет, взглянет на холст издалека, выпьет чашечку, и снова подойдет к мольберту.
Все пространство звучит какой-то своей собственной жизнью и полное ощущение мягкости, податливости всего окружающего. Мне показалось тогда, что стоит только решиться, и вся пелена вдруг оставит мир, и вся истина обнажится. Но что-то удерживало меня от подобных действий, мне хотелось даже, чтобы некая неизвестность всё время присутствовала, я даже думаю, что тогда мне это было в некотором роде просто необходимо. Не готов я был к тому, что истина вдруг обнажится во все своей полноте.
И тут Сережа, не отрываясь от мольберта, начинает мне рассказывать свою историю.
Начинал он с того, как в далекие шестидесятые годы прошлого века жил он в Москве. Был он тогда молодым художником и приобщился к некоему неформальному сообществу людей искусства. Жизнь его шла не очень ровно. Такие как он в обществе всегда были людьми нежелательными, потому что своей надмирностью как бы разрушают постулат устойчивости всеобщего закона самосохранения. А талантом своим вызывают зависть.
Сережа, безусловно, был со странностями. И вот, так вышло, что однажды он одолжил деньги, крупную сумму денег, одному “Таджику”, как он всегда его потом называл, и тот пообещал их непременно вернуть. Но на следующий же день Таджик этот куда-то исчез насегда. Сережа, впрочем, не удивился, вообще очень мало вещей могли вызвать у него удивление, не говоря уж про возмущение. Человека этого он знал, правда, давно; тот по некоей давнишней договоренности кое-кого кое-с-кем, два-три раза в год привозил Сереже из Средней Азии внушительные порции лучшего в Москве плана. Каждый раз он неизвестно откуда появлялся и неизвестно куда исчезал. Придёт, принесёт, посидит тихо с полчасика, пока Сережа пробует, возьмёт деньги и уйдёт.
А в тот раз он попросил денег в долг. Он попросил в несколько раз больше, чем Сережа должен был ему за товар. Но Сережа подумал, подумал, и одолжил. Тем более что деньги у него тогда были, он только на днях продал очень выгодно одну свою картину. И план, к тому же, был на изумление хорош. Таджик сказал, что деньги ему нужны, чтобы добраться до какого-то места в горах, и обещал привезти Сергею целый большой пакет бесплатно сверх обычного в следующий раз. И – исчез.
Прошло лет пять-шесть. Таджик этот больше не появлялся. Но Сережа человек спокойный, ему хотя и обидно было, что такой удобный поставщик исчез, да еще с такой суммой, но жизнь как-то закрутила, у него завелась подружка, они стали жить вместе. Часто ездили в разные места по Руси, расписывали клубы, увлекались иконами, то да сё. Весело жили, гудели часто, кайфовали.
Подружка его, правда, план не любила, и со временем начала Сережу отговаривать, даже обижалась на него, когда он накуривался, сцены устраивала. При этом её доводы всегда были низкого, социального плана, и для Сережи с его тягой к высоким материям и состояниям казались всегда каким-то плебейством.
Поначалу он мирился со всем этим, всё-таки девушка она была в целом ладная, заботливая, пользы от неё было много. Серёжа даже некоторое время воздерживаться и вовсе не курил, но вино и пиво так никогда и не смогли побороть в нем это его пристрастие. Подружка это понимала, и её это стало бесить. Однажды они сильно поругались на этой почве. Серёжа в сердцах и сказал ей: “Вали отсюда!”
И подружку вдруг — как ветром сдуло. Её больше не стало. Сергей вновь остался один, но горевать не стал, он вообще никогда не имел сожалений. Ну была, а теперь нет, ну и ничтяк. Довольный собой и уверенный с силе своего творчества он занялся своим любимым делом: рисованием. Он рисовал всегда. Казалось, что он даже и не спит никогда. Он часто оставался у меня на несколько дней. Сидит на кухне, рисует. Я спать ложусь, он сидит, встаю, он сидит. Налью чаю ему, он выпьет, “Спасибо, старик!” скажет и рисует. Не налью, он и не спросит.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71107168?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.