Моя идеальная
Моя идеальная
Настя Мирная
Я отказалась от своего прошлого, чтобы шагнуть в огромный мир, который для меня однажды открыл Артём Северов. Но проблема в том, что он теперь ненавидит меня, ведь я разбила ему сердце, выбрав замужество с другим.
Одна короткая встреча, всего мгновение и беглый взгляд… Может ли это что-то изменить?
Что же мне делать? Отпустить его или продолжить бороться за своё счастье? Как вернуть его любовь?
Продолжение книги "(Не)идеальная девочка". Читать исключительно по порядку.
Будет очень много страсти, откровенных сцен, неожиданных поворотов, интриг, переживаний, боли, слёз и, конечно же сумасшедшей любви.
Настя Мирная
Моя идеальная
Глава 1
Не убила тогда? Убивает сейчас.
Прохожу мимо неё, глядя прямо перед собой. Нельзя смотреть на неё.
Нельзя!
В последний момент скашиваю взгляд в сторону и захлёбываюсь собственной кровью, когда замечаю её потухший взгляд и чёрные круги под глазами.
Нельзя!
Иду в обратном направлении, ускоряя шаги. Не оставляю себе шанса обернуться. Когда пятно света от фар остаётся далеко позади, шумно выдыхаю.
И какого хрена сейчас произошло? Что Миронова здесь делает?
На шею бросилась, как будто мы пару дней не виделись, и она скучала.
Блядь, я тоже. Каждую грёбаную секунду тоска изнутри жрала.
Сквозь шум дождя и вой ветра слышу топот ног, но шаг не сбавляю.
– Артём! – вопит сзади, но я упорно продолжаю идти.
Нельзя…
– Артём, подожди! – опять доносится такой знакомый голос.
Не реагирую. Если остановлюсь, то сдохну на месте без единого шанса на воскрешение.
Ну почему сейчас? Когда я только решил жить дальше? Почему не вчера? Когда я готов был жизнь положить, лишь бы она рядом была?
За собственными раздирающими мыслями едва улавливаю посторонние звуки. Топот. Глухой удар. Всплеск воды.
– Тёма, пожалуйста!
– Блядь! – торможу так резко, словно кто-то поводок на себя натянул, когда слышу слёзы и мольбу в её крике.
Она и натянула. Всегда, сука, держит.
Стою, всматриваясь в густую темноту, но вижу только её лицо.
Сука! Да что за херня? Почему я не продолжаю двигаться? Какого хера застыл на месте? Надо просто продолжать идти. Или даже бежать. Знаю, что она не догонит.
Стою и молчу, продолжая сканировать тёмную улицу. Шумно дышу, с трудом вынуждая лёгкие продолжать функционировать.
Настя тоже ничего не говорит. И не приближается. По крайней мере, шагов я не слышу.
А что, если с ней что-то случилось? Вдруг голову разбила или ещё что? В этом непроглядном мраке и чёрт ногу сломит.
Нельзя!
Делаю шаг и…
– Иди домой, Настя! – рычу, перекрывая завывающий ветер и дробящиеся об асфальт капли.
Тишина… Долгая…
Напрягаюсь до предела. Все мышцы на грани. Мотор на разрыве.
Надо просто уйти и жить дальше. Меня не должно волновать, что с ней может произойти. Пускай женишок о ней и заботится.
Блядь!
Сжимаю едва сросшиеся пальцы в кулаки. Скриплю зубами.
Нельзя! Нельзя, блядь!
– А у меня больше нет дома! – долетает до меня её крик. И столько отчаяния в нём, что на стену впору лезть. – Ничего у меня больше нет! Ни дома! Ни семьи! Ни денег! Ничего не осталось! Даже телефона нет! Только машина и одежда, что на мне! И ничего больше! Слышишь меня, Артём?! Без тебя у меня ничего не осталось!
Слышу. И слёзы в её дрожащем голосе слышу.
Вот только какого хрена всё это значит? Какого хуя произошло? И что за херня творится сейчас?
Не позволяю себе подойти к ней. Даже обернуться, сука, не позволяю. Тяну броню, пока давить не начинает. Надо как-то выживать. Просто пройти через это.
Просто? Ни черта это не просто.
– Значит, к женишку своему топай! Он всегда примет! Даже после измены не отказался!
Делаю больно нам обоим.
Знаю, что и ей тоже.
Всё ещё глаза её помню, когда сказал, что ненавижу. Это самое ужасное, что мне приходилось видеть в своей жизни. Даже не смотря на собственный разлетевшийся в дребезги мир, простить себя не мог, что сказал ей это. Был уверен, что видел боль в её взгляде до того момента. Как же я ошибался. Это была только вершина айсберга. А потом я окунулся в настоящий океан, который в её зрачках бушевал.
– И жениха у меня больше нет! Сказала же, что мне некуда идти! Ничего не осталось! Никого у меня больше нет!
Сердце разрывается от натуги. Грудную клетку распирает так, что она разорваться готова. Перестаю дышать, когда задаю очередной вопрос, всё так же стоя к ней спиной:
– И куда же он подевался? Неужели бросил, когда запалил, как ты с очередным студентом в лю… – нет, даже произнести не могу. – В чувства играешь?
Сзади раздаётся истеричный смех, играя на моих из без того воспалённых до грани нервах. Те её слова слишком сильно зацепили, хотя и не поверил в них.
– Я ушла от него! Разорвала помолвку! И из дома тоже! Потому что… – самая долгая и тяжёлая пауза в моей жизни. – Потому что я люблю тебя, Артём! Тебя люблю! Слышишь? Всегда любила! И сейчас люблю! И чтобы ни случилось, не перестану любить!
Секунда на вдох. Вся жизнь на выдохе. Снова.
Поворот на сто восемьдесят градусов.
В плотной черноте ночи и пелене дождя различаю только смазанное светлое пятно её волос и футболки. Иду на свет. Точнее бегу. Врезаюсь в неё, не рассчитав скорость. Миронова отлетает назад, но я тут же ловлю её за руки. Не позволяю упасть.
Никогда больше не позволю…
Не то что глаза, черты лица рассмотреть не удаётся.
Даже её призрак в моей квартире определялся чётче. Единственное доказательство, что это не фантом – дрожащие ледяные запястья в моих пальцах.
– Скажи ещё раз!
Но она молчит.
Блядь, я должен увидеть её лицо. Понять, что творится. По глазам прочесть.
– Повтори это, Настя! Скажи снова! Скажи, блядь! – ору, вцепляясь руками в её плечи, и сжимаю до боли. Вдавливаю пальцы, оставляя синяки. Намеренно это делаю. Потому что самого, сука, в очередной раз растаскивает. Раздирает. Рвёт на части. Она коротко вскрикивает. Слегка ослабляю хватку. – Повтори это слово! Не молчи, блядь!
Её ладони мнут и сжимают шелестящую ткань моей куртки, а потом отпускают и медленно ползут вниз.
Не позволяю. Хватаю и прикладываю туда, где колотится взбеленившееся сердце.
– Скажи, малыш. Прошу, повтори это снова. – голос срывается.
Сам себе обещал, что больше никаких нежностей. Вообще ни с кем. Но ведь это ОНА… С ней по-другому не выходит.
– Я люблю тебя, Артём! – кричит мне в морду. Всё ещё ни черта не могу разглядеть, но чувствую её дыхание на подбородке и вибрацию на горле. – Люблю! Люблю! Люблю! Буду повторять, сколько надо, чтобы ты понял! Чтобы услышал! Я люблю тебя, Северов! С первой встречи! С первого взгляда и слова люблю! И до последнего вдоха любить буду!
И…
Вся моя броня осыпается с оглушающим звоном.
Кладу руки на её холодные щёки, давлю на шею, вынуждая поднять голову. На ощупь нахожу губы.
Блядь, они такие же сладкие, как и раньше. И запах тот же. Даже дождь не в силах его смыть.
Целую. Не набрасываюсь, а едва касаюсь одними губами и языком. В рот не проталкиваюсь. Скольжу по мягкой податливой плоти. Облизываю. Втягиваю в себя.
И, сука, воскресаю.
Со всей тоской целую. Всю боль вкладываю. И её ощущаю.
На ментальном уровне разделяем.
Чувствую горьковато-солоноватый вкус слёз и надеюсь, что не моих. Никогда не ревел, как бы погано не было. Даже в детстве всегда держался. Но моя девочка всё из меня выдернула.
Моя же? Всё ещё моя?
– Скажи ещё раз. – хриплю, обжигая её дыханием.
Вместе сгораем. Телом чувствую, как её колотит. Меня не меньше.
– Я люблю тебя, Тёма. – шепчет, но громче внезапно прокатившегося грома её слова звучат.
Вспышка молнии, разрезающая чёрное небо, позволяет, наконец, увидеть родное до одури лицо. И пусть всего на одно грёбанное мгновение, но сейчас мне и этого хватает.
Вот теперь я срываюсь. Набрасываюсь на неё, как изголодавшийся зверь. Не даю времени на сопротивление. Врываюсь внутрь. Проталкиваю язык так глубоко, как позволяет физиология. Никогда раньше так с ней не делал. Сейчас хочу. До дна хочу достать. До самого сердца.
Она любит! Меня любит!
Я и до этого знал, но услышать эти слова от моей маленькой девочки… Это взрыв. Треск молний. Взлёт и падение. Больше, чем космос.
Настя отвечает без раздумий на мою дикость. С неменьшим рвением всасывает в себя. Царапает и прикусывает. Оба стонем, когда то же самое с ней проделываю. Отпускаю наконец лицо и кладу руки на спину. Прижимаю во всех возможных точках, не позволяя даже воздуху пробраться между нами. Втискиваю в себя настолько крепко, что самому больно.
Но похую сейчас.
И ей тоже.
Сама обнимает. Настолько знакомо в волосах пальцами путается, пробираясь ледяными трясущимися руками под капюшон, что мандраж хватает.
Ни на секунду не отпускаю. Крепче жму.
Кажется, даже кислород нам сейчас не нужен. Друг другом дышим.
Вожу ладонями по её спине, рёбрам, рукам. Ниже не спускаюсь.
Не до этого сейчас. Хотя член оживает от одного её присутствия. Забиваю. Не время.
Её дрожь усиливается, когда под мокрую ткань футболки пробираюсь. Хочу тепло её кожи тактильно ощутить. Самого коноёбит, как от озноба, но холода всё ещё не ощущаю. Только какую-то охуенно-мощную волну эйфории. Счастьем топит, когда очередной стон из её горла вырываю.
Моя девочка! Моя! Моя, блядь! И ничья больше! Никогда не отпущу! Никому не отдам!
– Моя! – рычу ей в рот и чувствую вибрацию её тихого смеха на своих губах.
– Всегда была, Тёма. И всегда буду. Теперь только твоя. Прости меня.
Напрягаюсь конкретно так. Нет, я до сих пор помню всё, что она мне сделала. Все слова, что сказала. Всю боль, что причинила. Конечно, помню. Ничего не забыл. И вряд ли смогу. Всё ещё остаётся до хуя вопросов, на которые не получил ответы. И больно до сих пор. Но сейчас глушу всё, что изнутри раздирает.
Что бы ни было завтра, этот миг я заберу себе. Даже если придётся сдохнуть. Не хочу сейчас об этом говорить. Даже думать не хочу. Возможно, я и сбегаю от проблемы, но в данный момент я не готов протаскивать себя через это. Время надо всё обдумать и проанализировать.
Опять целую. Жёстко. Зло. Стискиваю сильнее. Ощущаю вкус её крови у себя во рту.
Не торможу. Похуй. Мне тоже больно.
Настя что-то мычит и упирается мне в грудь. Совсем слабо, но я отрываюсь от неё. И всё равно не отпускаю.
Один раз позволил ей вырваться, а потом двадцать три дня агонизировал без неё.
– Что случилось, Насть? – с трудом выдавливаю несколько слов.
В глотке сжимается тугой узел. Если оттолкнёт снова? Если уже жалеет? Блядь, опять эти "если"!
– Всё нормально, Тём. Просто больно немного.
– Где? – хриплю, реально не понимая.
На всякий случай слегка ослабляю объятия, чтобы боли не причинять. Но готов в любой момент до сломанных костей сжать.
Миронова молча заводит руку за спину и хватает моё запястье. Я всё ещё ничего не вижу, но чувствую, как она тянет вверх и прикладывает пальцы с своей нижней губе.
Ощущаю нашу смешавшуюся слюну и, возможно, кровь.
Блядь, кто-нибудь, врубите свет. Я должен её увидеть.
Выдыхаю. Тяну новую порцию кислорода вместе с её запахом. Обвожу пальцем её губы. Не сдержавшись, слегка давлю на нижнюю и проталкиваюсь внутрь. В момент, когда моя девочка осторожно проходится по нему кончиком языка, по позвоночнику пробегает электрический импульс, вызывая волну дрожи и желания.
Я не для этого к её губам прикоснулся. Совсем не для этого. Но в полном отупении коротко приказываю:
– Соси.
Блядь, да что я несу? Что вытворяю сейчас? Пиздец какой-то. Какого, мать вашу, хрена?!
Малышка слегка дёргается назад, но я быстро перевожу вторую руку на её затылок, не позволяя отстраниться, и сильнее давлю на челюсть.
– Пожалуйста… – скулю, заглядывая туда, где, по моему мнению, должны находиться глаза.
Она делает робкое движение, а потом глубже втягивает палец в рот, принимаясь его посасывать и облизывать.
Полный, сука, аут.
Сам не понимаю, как до этого дошло.
Три недели я подыхал. Сегодня решил начать жизнь сначала. Увидел бегущую ко мне Миронову, и всё полетело к чертям.
Она призналась, что любит меня. Наконец, блядь. Ушла из дома. От зализыша. А теперь мы стоим под проливным дождём и ревущим ветром. У неё во рту мой палец, который она сосёт. А я думаю только о том, чтобы заменить его членом.
Обо всём на хрен забыл. Тупая похоть одолела. Как зеленоглазой ведьме это удаётся? Напрочь отрубать во мне всё. Я даже обо всех дерьмовых днях без неё забыл. И о том, что ей больно. И мне тоже.
Блядь!
Резко выдёргиваю палец и отлетаю на шаг. Молния опять рассекает ночь, и я успеваю увидеть ошарашенное бледное лицо. Перепуганные глаза и дрожащие синие губы. Доля секунды, и я снова прижимаю девушку к себе. Теперь уже сосредотачиваюсь совсем на другом. Веду по её голым рукам. По трясущемуся телу.
Она просто ледяная. И коноёбит её знатно. Особенно учитывая посиневшие от холода губы.
Заебись, блядь! И где мои мозги?
На дворе конец сентября, а она стоит в одной футболке и штанах, промокшая, я уверен, до костей. Ночью, под ледяным дождём и ревущим ветром. Несмотря ни на что, меня топят переживания за неё. И пусть она меня через все девять кругов Ада протащила. Не могу не заботиться о ней.
Срываю с себя куртку и стягиваю через голову толстовку. Холод тут же касается моей разгорячённой кожи.
Похер. Не до этого сейчас.
Хватаю её футболку и тащу вверх.
– Что ты делаешь, Артём? Ты же не собираешься прямо здесь?..
– Вообще-то идея так себе. – улыбаюсь впервые за последние три недели. Ну вот точно блондинка. Реально, что ли подумала, что я собираюсь с ней сейчас сексом заниматься? – Ты промёрзла насквозь.
Напяливаю на неё свою толстовку, которая висит на её хрупком теле мешком, и накидываю сверху плащёвку. Дёргаю молнию вверх до самого подбородка и набрасываю на волосы капюшон. Может, от воды её это уже и не спасёт, но хоть немного согреет.
– Зачем, Тём? – пищит, оглядывая сначала себя, а потом и мою мгновенно промокшую футболку.
– Так надо, маленькая. – отбиваю и, подхватывая на руки, уверенным шагом направляюсь к кругу света, который создают фары её машины.
Глава 2
И снова на "до" и "после"
Опускаю Настю на пассажирское сидение, а сам занимаю место водителя. Не заглушенный двигатель тихо урчит под капотом, создавая лёгкие вибрации.
А может это мы с моей девочкой так дрожим?
Включаю печку на максимум.
Нас всё ещё окутывает тьма. Только отражение фар на мокром асфальте и неоновая подсветка на приборной панели создают рассеянное свечение внутри салона.
Клацаю кнопку на потолке и щурюсь от яркого света. Я уже давно свыкся с темнотой, поэтому глаза режет ощутимо. Едва привыкаю, смотрю на свою девочку.
Она сидит, опустив голову вниз, и перебирает кончиками пальцев, они единственное, что виднеется из длинных рукавов, край моей толстовки.
В моей одежде. Снова… Моя…
– Насть. – зову, привлекая внимание.
Но она всё так же продолжает изучать ткань. Словно вместе с теменью из неё решимость ушла. Как если бы думала, что пока не видит, то это не по-настоящему, а теперь пришлось столкнуться с реальностью. Её руки, как и всё остальное тело, не просто дрожат, её пиздец как трусит.
Поддеваю пальцами её подбородок и поворачиваю лицо на себя. Она старается увернуться, но не позволяю. Кладу вторую руку на щёку, а потом убираю за ухо слипшиеся мокрые волосы. Глажу большим пальцем скулу, пока не расслабляется.
– Посмотри на меня, малыш. – хриплю, голос так и не вернулся в норму после двух суток звериных воплей.
Видимо, теперь это и есть моя норма.
И она смотрит. Тысяча вольт, и я взрываюсь. А потом по кускам стягиваюсь обратно в нечто целое, живое и более сильное и уверенное, нежели раньше.
Из её глаз бесконтрольно текут слёзы, скатываясь по щекам и посиневшим вздрагивающим губам.
– Настя… – блядь, какого хера так сложно говорить? – Почему ты плачешь?
– Я боюсь. – отбивает дрожащим голосом.
– Чего ты боишься, маленькая?
Да, я не забыл, что обещал все эти словечки из лексикона удалить, но с ней не выходит.
– Того, что всё это окажется не по-настоящему. Что это всего лишь сон. А когда проснусь, то снова окажусь дома. И тебя не будет рядом. В моей жизни опять не будет. – сиплый голос срывается, и она начинает рыдать.
Даже сейчас слышу, что и её интонации изменились. Голос стал более хриплым, но сильным. Из него исчезла та самая писклявость, которая всегда меня бесила. Не в ней, нет. Но во всех остальных.
Прижимаю к себе и так же как и раньше просто глажу по спине и волосам. А сам, сука, дышу. Тяжело и громко.
Ей дышу.
– Всё хорошо, родная. – да, всё ещё родная. – Это не сон. Это всё взаправду. Я здесь. И ты тоже. И я больше никогда тебя не отпущу.
– Никогда? – поднимает заплаканную мордаху, а меня на части раздирает, когда замечаю след от зубов на нижней губе.
Какого хрена? Я, конечно, та ещё сволочь, но этого не делал. Не до такой степени отупел от её близости.
Давлю все мысли и вопросы, связанные с отметиной, потому что должен дать ответ. Когда она так смотрит, невозможно молчать.
– Никогда-никогда.
– Обещаешь?
Дааа бля! Уже пообещал один раз и не сдержал. Поэтому отрезаю:
– Не просто обещаю, малыш. Клянусь.
Так знакомо утыкается носом мне в шею. Её горячее неровное дыхание растекается волнами по моему телу, согревая изнутри. Обнимает, прижимаясь ближе. И я обнимаю. Дико и жадно напитываюсь её запахом и теплом.
Ещё долгое время мы так и сидим, обнявшись и не говоря ни слова. И без того достаточно уже сказано. В том числе и лишнего.
Все неприятные мысли отметаю сразу. На них ещё будет время. И на откровенные разговоры тоже. Главное, что Настя снова со мной. Завтра я выясню, почему она тогда так поступила. Узнаю причину ухода из дома и разрыва с этим хладнокровным ублюдком. Завтра я позволю себе вспомнить, как тяжело и больно было все эти дни. Но это всё завтра.
Сегодня я просто буду радоваться тому, что моя идеальная девочка всё ещё принадлежит мне. Наслаждаться тем, что она снова рядом. Её лёгкими касаниями и осторожными поглаживаниями. Её срывающимися вдохами и глухими выдохами. И её томными, снова ставшими робкими и несмелыми поцелуями.
Кстати, о них. Сколько времени прошло с прошлого? Слишком много. Мне нужна доза.
Отодвигаюсь назад и тут же нахожу её губы. Легко и нежно, мягко и осторожно, ласково и с дрожью целую. Кажется, целая вечность проходит, а я всё ещё не могу от неё оторваться.
И да, я всё ещё люблю её. Вот только сказать об этом ещё сложнее, чем раньше.
– Скажи. – бубню ей в рот и сам не даю ответить.
Опять нападаю на её губы.
Они больше не синие, но всё ещё дрожат. Так же, как всё тело Мироновой. Как и моё, когда снова ощущаю её руки под своей футболкой.
– Я люблю тебя, Тёма. – шепчет, разрывая контакт всего на долю секунды.
А потом снова сплетаемся.
Сжимаю крепче. Целую жёстче. Ничего не могу с этим поделать. Эти слова дают такой заряд, что мне просто необходимо выплеснуть энергию.
Я тебя, девочка моя. Я тебя… – говорю мысленно, потому что даже это сейчас тяжело произнести.
И снова ощущаю металлический привкус. Сбавляю напор. Прохожусь языком по внутренней стороне нижней губы и нащупываю несколько глубоких ран. Отрываюсь и всматриваюсь в её лицо. Веду пальцем по неровному, но весьма заметному следу от укуса. Настя кривится и отводит голову в сторону.
Укус совсем свежий.
– Больно? – шиплю, вынуждая смотреть на меня.
– Немного. Ничего страшного. Пройдёт.
– Это же не я сделал?
Блядь, знаю, что не я, но всё же… После того сумасшествия, когда мне башню сорвало и я ей палец в рот засунул… Короче, я должен быть уверен.
– Нет, Тём. – и ничего больше не добавляет.
Почему? Ладно, зайду с другой стороны.
– Я сделал тебе больно?
– Не сейчас. – глухо вдыхает, высоко поднимая грудную клетку. – Но я сама виновата. Я это заслужила.
Пиздец. Нет, нет, нет! Не готов пока это из могилы вытягивать!
– Кто это сделал?! – грозно рычу, но вразрез с интонациями мягко обвожу рану пальцами. – Откуда это, Насть? – добавляю уже тише.
Выпотрошу любую суку, которая мою девочку обидеть посмела. Но одна хреновая мысль в голову всё же долбится: Должанский или кто-то другой? Она была с кем-то ещё? Или в пылу страсти женишок грызанул?
Ревность даже кости плавит и прожигает кожу, застилая глаза красной тряпкой.
– Пожалуйста, Артём, не надо. Я просто хочу об этом забыть и всё.
И она отводит взгляд.
Да твою же мать!
– Кто это сделал, Настя?! – выбиваю сквозь стиснутые зубы. – Уёбок этот? Или ещё кто?
– Хватит, Артём! Я же сказала, что не хочу об этом вспоминать! Это всё осталось там, где ему и место!
– И где же?
– В прошлом! Ни Должанского, ни родителей больше нет в моей жизни! Я не стану вспоминать всё, что они сделали.
– А то, что ты сделала, Настя, тоже? Забудешь, как выбрала его? Как заставила меня два дня загибаться от неизвестности? Как вышвырнула из своей жизни, как использованный гандон, тоже забудешь?
Не собирался я этого всего говорить, но её упрямство вырвало из меня всё, что накипело. Вижу новые слёзы на её лице.
Блядь, да сколько реветь можно?!
И бесит, и желание обнять и успокоить одновременно вызывает.
Сжимаю кулаки. Стискиваю челюсти. Опускаю веки и вентилирую воздух.
Не туда меня занесло. Совсем не туда. Жду, что ударит. Что опять разревётся. Начнёт оправдываться. Чего угодно жду.
Но на то она и моя девочка, чтобы с ног на голову всё переворачивать. Умеет удивлять.
– Открой глаза, Артём.
Вот этого я точно не ожидал. Всегда такая мягкая и нежная. Скромная и нерешительная. Пусть и гордая, но стеснительная Настя не просто говорит, а требует с такой сталью в голосе, что я подчиняюсь и смотрю на неё. Солёные капли срываются с ресниц, что вообще никак не соответствует выражению её лица. В глазах решимость и даже злость. Крылья носа раздуваются от активной работы лёгких. Зубы плотно сжаты.
– Думаешь, я могу это забыть? – выплёвывает металлическим голосом с жёсткими интонациями. – Всё, что наговорила тебе? Всё, что сделала? Думаешь, смогу стереть из памяти твой взгляд, когда уезжала с Должанским? Ты правда считаешь, что это можно забыть? Что можно выбросить из головы любимого человека и ту боль, которую ему причинила? Я никогда не забывала! Каждый день ненавидела себя за это всё больше! Каждую минуту наказывала за всё, что тогда видела в твоих глазах! Каждую грёбанную секунду я подыхала от осознания, что сама всё разрушила. Каждое, блядь, мгновение существовала со всем этим дерьмом, в которое сама себя и окунула. Считаешь, что мне не больно?! Больно, Артём! Ещё как больно! Три недели я прожила в Аду! Хочешь наказать меня ещё больше?! Давай! Валяй! Мне уже ничего не страшно! Я всё выдержу! Все упрёки и всю твою ненависть! Я устала бояться и дрожать! Мне надоело прятаться! Не стану больше сбегать, чтобы зализывать раны! Жить с ними буду! Кровью истекать, но жить! – бьёт сжатым, разбитым в мясо кулаком в место укуса. – Так что давай, добивай меня! Всё равно на ноги встану и продолжу идти!
Замолкает и крепче сжимает челюсти.
Блядь, не думал, что у моей идеальной девочки могут играть желваки на скулах.
Слёзы всё так же текут, но она зло стирает их, размазывая по лицу кровь из раскуроченных костяшек. Хватаю её за руки и дёргаю на себя.
Глаза в глаза. Не просто сцепляемся: сверлим и простреливаем. В её глазах ярость и решимость. В моих бешенство и желание навсегда изгнать из неё эту боль.
– Откуда укус? – выдавливаю, продолжая крепко сжимать её запястья.
Блядь, они всегда такими тонкими были? И вообще, разве моя девочка была такой маленькой и худой?
Огромные чёрные круги под глазами. Впалые щёки. Заострившиеся скулы…
– Жених на память оставил, когда я его на хрен послала. – выплёвывает, всё так же не разжимая зубов.
– Я его разорву на кровавые лоскуты. – рычу с теми же оттенками эмоций, что и Миронова.
Мы оба топим злость, чтобы не сорваться и не вывалить разом больше, чем надо. Не выдержим. Никто из нас.
– Не надо, Артём, пожалуйста. Просто оставь всё как есть. – её голос смягчается, а руки безвольно повисают в моём захвате.
Чувствую, что она опять начинает дрожать.
– Ладно, потом поговорим об этом. – выдыхаю уже спокойнее. Расслабляюсь следом за ней и начинаю осторожно гладить вокруг разодранной кожи. – Что случилось с руками, Насть?
Не хочу даже представлять, что должно было произойти, чтобы до мяса кулаки изорвать. И как больно ей при этом было.
– Вика слышала, как декан говорил, что ты забираешь документы из академии. – закрывает глаза, но я успеваю заметить боль, мелькнувшую в них при этих словах. Выдыхает и продолжает. – Арипов подтвердил, что это из-за меня. И сказал, что я сердце тебе разбила.
– Сука, я ему язык вырву. Хули треплется, как баба на базаре?!
– Тём, благодаря ему я поняла, что натворила. И раньше понимала, но надеялась, что ты сможешь меня возненавидеть и жить дальше. – в интонациях всё ещё слышится сталь, хотя голос и звучит ровно, лишь иногда срываясь.
– И я хотел тебя ненавидеть. Хотел, но не смог. Так и не вышло. – хватаю её лицо и заглядываю прямо в душу.
Впускает. Впервые открывается по-настоящему. Никаких масок. В её зрачках бушует такая буря, что способна захлестнуть с головой и разорвать на части.
– Прости меня, Артём. Знаю, что очень перед тобой виновата. Не знаю, сможешь ли ты однажды это сделать, но я буду ждать, сколько придётся. Целую жизнь. Я люблю тебя, Тём.
Хочу ей ответить. Хочу… Но не могу. Не получается. Слова застревают в горле и никак, сука, не выходит их вытолкнуть. Поэтому просто прижимаю крепче и снова целую. Когда воздух кончается, повторяю вопрос:
– Что с твоими руками, маленькая?
– Колотила грушу, чтобы хоть как-то пережить мысль, что больше никогда тебя не увижу.
Блядь, даже не знаю, что больнее: её предательство или её слова?
– Почему без перчаток или хотя бы бинтов? – выдыхаю устало.
Сил не осталось даже на борьбу с самим собой.
– В своё оправдание могу сказать, что груша это заслужила. – и топит ту самую свою мозговъебательную улыбку с ямочками.
А я смеюсь. Впервые за много дней чувствуя себя живым.
– Поехали домой, малыш. – хриплю, утыкаясь своим лбом в её.
Ловлю каждый её выдох. М-да… Всё ещё маньячина.
– У меня больше нет дома, Тём.
– Я твой дом, Настя. Я. Твой. Дом.
Глава 3
Только умерев, понимаешь, что значит жить
Едва выруливаю от обочины, сцепляю наши пальцы. Даже минута без её прикосновений тяжело даётся.
Блядь, как я всё это время без неё жил?
Сильнее сжимаю её руку, но ненадолго. Ливень стоит стеной и видимость практически нулевая. Мягко высвобождаю ладонь и вцепляюсь в руль. Едва ли не подбородок на него кладу, чтобы хоть что-то рассмотреть. Дворники пашут на износ, разгоняя потоки воды с лобовухи.
– Сука, нихуя не вижу! – рычу, до боли вглядываясь в беспросветную пелену.
Ползём с черепашьей скоростью, иначе рискуем оказаться в кювете или впечататься в фуру. Настя молча опускает мне ладонь на бедро и слегка сжимает.
Отрываю взгляд от дороги всего на долю секунды и смотрю на её лицо. Лёгкая улыбка на губах и напряжение в глазах.
– Всё хорошо, малыш. Доедем. Не волнуйся.
– Я не волнуюсь, Тём. Я тебе верю. – даже в словах её улыбку улавливаю. А следом враз задрожавшим голосом добавляет. – Я прочитала твои сообщения. Все прочитала. И хотела на каждое ответить. Но уже поздно было. Особенно на то, где ты спросил, верю ли я тебе. Верю, Артём. Всегда верила. Поэтому и говорю сейчас. И… – шумно переводит дыхание, а я вспоминаю то самое сообщение. Почему-то именно на него ответа ждал. – На голосовое тоже хотела ответить. Совсем не то, что написала. Я люблю тебя. Прости, что не сказала тогда. Сейчас говорю. И всегда говорить буду. Я больше жизни тебя люблю. Без тебя мне ничего не надо. Когда из дома ушла, даже не думала, что будет дальше. Знала, что ты никогда меня не простишь. Поэтому и пофигу было. А сейчас… Я всё сделаю, Тём, чтобы ты простил. Я очень сильно тебя люблю.
– Всё сделаешь, Насть? – хриплю, всматриваясь в дорогу и охуевая от урагана эмоций, что её слова вызывают.
Никогда не прощу? Не забуду точно. И что значит простить? Разве мало того, что уже произошло? Или того, что я к себе её везу? На постоянку, сука. Никуда не отпущу больше. Разве это не значит, что уже простил? Блядь, сам не понимаю.
– Всё, Артём. И это не просто слова. – опять стальные ноты.
Блядь, как же она изменилась за это время. Смогу ли я привыкнуть к этому?
Короткий взгляд.
Знакомое, хоть и уставшее лицо. Нереальные зелёные глаза. Родные губы. Любимая девушка.
Сука, конечно смогу.
– Тогда расскажи мне, Насть. Всё расскажи. Почему не отвечала тогда? Почему, – пиздец, даже вспоминать тяжело, – ушла. На хрена с ним уехала? Зачем отпустить просила? Если любила всё это время?
– Давай не сейчас, любимый. Дай мне время. Хотя бы до завтра.
Любимый? Блядь, как же охуенно это звучит! Ещё хочу!
– Окей, но при одном условии. – отбиваю с усмешкой. – Скажи это ещё раз.
– Что именно? Дать мне время? – слышу явное удивление в её голосе.
– Назови так ещё раз!
– Любимый?
– А теперь другое повтори.
– Ты невыносимый, Северов! – хохочет в ответку и стукает ладонью по ноге. – Я люблю тебя, любимый!
– Бля, звучит стрёмно. – бурчу себе под нос.
– Сам захотел. – отбивает с явным подколом. – Теперь страдай!
– Эй! Давай как-нибудь по отдельности, ок?
– Я люблю тебя, Тёма. И ты такой же невыносимый, как и раньше, любимый!
Смеёмся вместе. Как, блядь, и не было этих адских недель. Ни для кого из нас.
Пока стоим на светофоре, переплетаю наши пальцы и снова целую. Сказать не могу. Так всё перекачиваю.
Зелёный.
Отпускаю её руку и кладу на самый верх бедра. Как-то на автомате выходит, и только когда её ладонь задевает бугор под тканью джинсов, понимаю, что сделал.
Сука!
Жду, что отпрянет, но моя девочка проводит пальцами по напряжённому до предела члену.
Сука! Сука, блядь! Пиздец! Я сейчас кончу.
Уже больше месяца без траха. Мой предел это четыре дня. С Настей как минимум два раза за сутки в душе спускал. Или в трусы. Или ей на живот.
Какого я об этом думаю? Дорога. Дождь. Надо следить за дорогой.
Втыкаюсь вываливающими из орбит глазами в лобовуху. Но эта ведьма продолжает водить пальцами по всей длине. Чувство такое, что не через одежду касается.
Стоп! Это пальцы. Всего лишь, сука, пальцы.
Сжимаю челюсти. Скриплю зубами.
– Шшшш… – шиплю не сдержавшись.
Моя малышка тут же убирает руку и заглядывает мне в лицо. Вижу боковым зрением.
– Больно? Извини, я… Не знаю, что на меня нашло.
– Вер-ни на мес-то! – цежу по слогам.
– Артём…
– Просто положи руку обратно и не останавливайся, ладно?
– Ладно. Только скажи честно, – вбивает мне в ухо, обжигая дыханием, но всё же кладёт на прежнее место. – если я продолжу, мы не улетим в кювет?
Блядь, шанс вообще-то неплохой такой есть. Мозги отрубает нахуй.
– Лучше убери. – рычу, а моя ведьма смеётся.
С каких пор она такой нескромной стала? А что если?.. Нет, сука, не думаю об этом. Видимо, вообще не думаю, потому что в следующую секунду выписываю то, от чего сам себе пендаля отпускаю. Но обратно слова уже хер заберёшь.
– Ты спала с ним?
Настю тут же сдувает к пассажирской двери. Бросив короткий взгляд, замечаю, как краснеет её лицо. Даже подумать не успеваю о том, что это от смущения, как она начинает орать, звеня яростью:
– Совсем больной, Север?! Ты правда думаешь, что я могла с ним?! После всего?!
И опять меня несёт не в ту степь.
– А как же "он станет моим первым и единственным"?
Отпускаю себе ещё один пинок. И подзатыльник. Ну что я за долбоёб ревнивый?
– Ты совсем что ли долбанулся, Артём? Зачем ты опять это вспоминаешь? Так и не понял, что я сказала это, чтобы ты дал мне уйти? До тебя до сих пор не дошло, что я тебя люблю? Ему бы пришлось меня изнасиловать, чтобы получить! Не могу я с ним! Никогда бы не смогла!
– А со мной? – сипло шепчу, игнорируя все остальные реплики. Не потому, что похуй, а потому что цепляет.
Настя тяжело выдыхает и со свистом втягивает воздух.
Пускай кричит. Сам виноват. И снова охуеваю. Кажется, я совсем свою девочку не знаю.
– Нет, ты точно идиот, Тём. – выдыхает едва слышно. Согласен. Ревнивый идиот. – Я люблю тебя. И в то утро… Я хотела сказать тебе об этом. Но решила сначала объясниться с родителями и порвать с Киром. Я хотела с тобой, Тём… Только с тобой. Первый и единственный. Только ты, Артём.
Глотаю ком в горле и топлю на повышенных.
– Я тебя, Насть. Очень. – всё ещё не выходит сказать это сраное слово.
– И я тебя, Тёма, люблю.
***
Кажется, что до дома добирались целую вечность, хотя по факту прошло не больше получаса.
Ещё тридцать минут жизни…
Глушу мотор, вытаскиваю ключ и выхожу под дождь. Едва Настя выпрыгивает следом, клацаю сигналкой и хватаю её на руки. Игнорируя лифт, поднимаюсь на последний этаж и только там ставлю на ноги. Моя девочка смеётся, бьёт мне по плечу и тут же вскрикивает от боли.
– Ну что ты творишь, маленькая? – шепчу, осторожно касаясь губами её разбитых костяшек.
– Совсем забыла об этом. – пищит, поджимая губы. – И зачем ты меня на руках таскаешь? Я сама ходить умею!
И уходить тоже. – думаю, но вслух не произношу. Если разом вывалим друг на друга всё, что есть, то точно загнёмся.
– Мне нравится это делать, малыш. И вообще, – толкаю дверь и, опять подхватывая малышку на руки, вношу в квартиру, – добро пожаловать домой!
– Вообще-то через порог принято невесту переносить. – смеётся, а потом резко замолкает.
Опускаю на пол и включаю свет в коридоре. Только после этого всматриваюсь в глаза. И тону в них. Захлёбываюсь в том урагане эмоций, что вижу. И ни за одну, сука, уцепиться не выходит.
– О чём ты думаешь, родная? – хриплю, продолжая сканировать её глаза.
– О том, что я счастлива снова вернуться сюда. Не думала, что когда-то опять буду у тебя дома. Здесь была наша последняя встреча, кроме той… – всхлипывает, и я тяну её к себе.
Обнимаю. Зарываюсь лицом во всё ещё мокрые волосы.
– Теперь это твой дом, моя идеальная девочка. – вкладываю свои ключи ей в руку. От Гелика потом сниму. – Тебе больше не надо сбегать от предков. Нам не надо скрываться. Здесь ты можешь быть собой. Тебе не надо прятаться рядом со мной. Больше я никому не дам тебя в обиду. Если придётся, всех раздеру. Ото всех защищу. – выдаю хрипом всё, что так и не сказал тогда. И то, чего не сделал, хотя и должен был.
– Я так тебя люблю, Артём. – всё, что отбивает, но это куда больше, чем я мог себе представить. Особенно в последнее время.
– Сильно замёрзла? – резко сменяю тему, потому что сейчас не могу.
– У тебя очень холодно дома.
– У нас, малыш. У нас дома.
– У нас? Ты уверен, что хочешь этого, Артём? После всего? Сейчас мы оба на эмоциях. Может, не стоит так быстро принимать решение? – разбивается тихим надорванным голосом.
Даже не думаю, когда отвечаю. Я и на большее ради неё готов был. И похую на всё, что было. Всё равно не отпущу больше. И без того её фантом здесь шастает. Да и слишком много было времени на тяжёлые мысли. Не был бы таким долбоёбом, давно бы силой увёз от стариков.
– Уверен, Настя. Давно уверен. Стоило тебя, блядь, у дома высадить, уже был готов забрать.
– Это было до…
В который раз не даю договорить. Понимаю её страхи. Самого трясёт.
– Это. Есть. Сейчас. – отрезаю каждое слово. – Как бы больно ни было всё это время, это никуда не ушло.
Лишнее говорю? Возможно. Похуй. И так дозирую, чтобы смертельный яд по венам не пустить.
– Я услышала тебя, Тём. Но если передумаешь, только скажи. И я уйду. В машине карта с зарплатой. Квартиру сниму.
– Блядь, Настя, тормози херню нести. Я же сказал, что больше не отпущу. Веришь? – по привычке кладу руки ей на лицо, хотя и так в глаза смотрит.
Впервые весь диалог ни разу взгляд не отводит.
– Я всегда тебе верила, Артём. Больше, чем себе. Хоть в этом я не ошиблась.
– Я тебя.
– И я тебя.
Пока моя девочка согревается в душе, привожу хату в более-менее адекватный вид. Собираю остатки мусора. Сгребаю рассыпавшиеся сигаретные бычки. Выбрасываю тухлые продукты из холодильника. Мою залежавшуюся посуду. Закрываю все окна.
Таскает меня сейчас знатно.
Пока из комнаты в комнату хожу, везде призрак её высматриваю и шумно выдыхаю, когда он так и не появляется.
Уверен был, что уже конкретно так долбанулся.
Как какой-то шизик, постоянно подхожу к двери ванной и слушаю шум воды. Всё ещё боюсь, что она исчезнет. Что всё это долбанные глюки или пьяный бред.
Надо в магазин сходить и продуктами затариться. Да и у Насти реально ни хрена кроме мокрых шмоток нет.
Ладно по квартире, а из дома в чём выходить?
На учёбу я собираюсь вернуться. Теперь не то что смысла сваливать нет, дохуя причин остаться.
Вашу мать! До сих пор не верю, что теперь смогу её по всем коридорам зажимать не скрываясь. Никаких больше пряток и игр в шпионов. Моя. Только моя и ничья больше. И похер на боль. Тогда вытянул и сейчас выгребу. Завтра она всё расскажет. Придётся силой выбью. Не позволю больше молчать.
Набираю воду в чайник и ставлю на плиту. Коноёбит до сих пор, несмотря на то, что тряпки мокрые скинул и сухие спортивки натянул. Зависаю, тупо глядя на газовое пламя. Уже и не помню, когда в последний раз пил что-то, кроме бухла и воды. Сука! Я всё ещё учусь с нуля жить.
Вздрагиваю и покрываюсь мурахами, когда горячее тело прикасается ко мне со спины. Даже шагов её не слышал.
Моя девочка обнимает меня, совсем как в тот последний раз. Цепляюсь трясущимися пальцами в её руки и не отпускаю.
– Тём. – расползается дрожью по спине её тихий шёпот.
Мотор колбасит, швыряя из стороны в сторону. Дыхалка срывается. Чувствую полотенце на пояснице и голую кожу выше.
И как мне сейчас хуйни не натворить?
Забив на всё, держу своё слово. Пока сама не попросит. Помню и держу. И не только поэтому. Другие причины есть.
– Что, малыш? – хриплю и тут же давлюсь собственным голосом.
– Я люблю тебя. И… – с шумом выдыхает мне в спину. Обжигает. Срывает кожу, оставляя оголённые нервы. – Я так скучала по тебе. По твоему запаху, губам, глазам и рукам. По твоим поцелуям, объятиям и прикосновениям. И… Блин! По тому, что ты делал той ночью.
Блядь! Сука! Вашу мать! Это же не то, о чём я думаю? Вся кровь опять в паху. Мозги в кашу. Или то?
– Что ты хочешь этим сказать, Насть? – выбиваю сквозь сжатые зубы и, поворачиваясь в кольце её рук, которое она так и не разрывает, смотрю в глаза.
И читаю в них ответ. Но всё ещё жду.
– То, что говорю, Артём. – голос спокойный, несмотря на дрожь. – Сделай так снова.
И только теперь она заливается краской и утыкается мне в грудную клетку.
Вашу ж мать! Это всё ещё моя идеальная девочка. И пусть она стала крепче. Любую люблю. Но как?.. Как, блядь, только на этом и тормознуть? Каждую секунду её хочу.
Похер. Справлюсь. Не впервой. Это же моя девочка. Моя Настя. Моя любимая.
Хватаю в охапку и несу в спальню. Как и тогда. Только теперь на мне одежда, а на ней полотенце. Роли поменялись.
Опускаю на кровать с той самой, сука, нежностью и впиваюсь в рот. Не спешу. Обвожу по контуру языком. Пробираюсь в ротовую полость. Глажу и ласкаю. Пытаю и насилую. Мягко и нежно. Дико и жадно. С голодом и со страстью. С любовью и с жадностью. И всё это в одном поцелуе.
Руки держу по обе стороны от её головы. Даже прижаться к телу себе не позволяю. Сорвусь нахер с катушек. Держусь. Контролирую. Месяц вытерпел и сейчас смогу.
Опускаюсь на локти и перекидываю вес на одну сторону. Развязываю узел на полотенце и в который раз охуеваю от её тела. Смотрю, как, сука, в первый. Только сейчас снизу иду.
Синяка на ноге давно не осталось. Ползу глазами дальше. Замечаю тёмные пятна на бёдрах.
Перестраиваюсь со слепой похоти на холодную голову. На рёбрах тоже синяки.
До зубного скрежета стискиваю челюсти.
Выше.
Тёмные пятна на груди и предплечьях.
Сжимаю кулаки до хруста.
Я убью его! На кровавые ошмётки раздеру! Кровью суку умою!
Срываюсь с кровати и, подлетая к стене, щёлкаю выключатель. Спальню заливает свет.
– Артём, ты чего? Что случилось? – шелестит, натягивая на грудь одеяло.
Так же молча возвращаюсь к постели и сажусь на край. На её плечах красные отпечатки.
Да, это я оставил, когда повторить, что любит требовал. Скотина, знаю.
Но на руках виднеются более крупные и тёмные синяки.
Вырываю одеяло из её пальцев.
Несколько на груди. На бёдрах и талии до хрена.
Это какой тварью надо быть, чтобы такое сделать?
Закрываю глаза. Втягиваю кислород через нос, перерабатываю и со свистом выпускаю. Обвожу каждый кончиками пальцев. Всё ещё ни слова не произношу.
Разорвёт на хрен.
Настя следит за моими движениями и шумно выдыхает.
– Не надо, Артём.
– Это он сделал?! – рычу, крепче сжимая челюсти.
Главное не сорваться сейчас. Знаю, что моя девочка не виновата.
Раздаётся ещё один громкий выдох. Тяжёлый вдох, от которого её грудь раздувается и поднимается выше.
– Не молчи, Насть. Только не молчи сейчас, пожалуйста.
– Да. – одно единственное слово выдыхает, а меня на части растаскивает.
И я взрываюсь.
– Блядь, я урою этого гандона! Всё ебало размозжу! За каждый синяк, сука, ответит. Все рёбра пересчитаю! Тварь! Гнида! Нос в череп впечатаю! В крови утоплю ублюдка! Живьём в землю закопаю и буду ждать, пока сдохнет! – ору, меряя шагами комнату.
Прикладываю кулак к губам, чтобы не завыть.
Как он посмел? Мою девочку!
Подлетаю к шкафу и натягиваю первую попавшуюся кофту.
– Не надо, Тём. Прошу, не уходи сейчас. Ты нужен мне. Рядом нужен.
Миронова обнимает за торс и сжимает так крепко, что рёбра хрустят. Не отпускает.
Тяжело выдыхаю. Затягиваюсь новой порцией кислорода. Прикрываю веки. Дышу, пока более-менее в чувство не прихожу. Её руки с такой силой стискивают, о которой я даже не подозревал. У моей идеальной девочки стальная хватка.
Всегда в ней эта сталь была, или пока порознь были появилась? Кладу свои ладони на её и осторожно сжимаю. Помню, что живого места на её руках нет. Никогда, блядь, не забуду.
– Всё нормально, малыш. Отпускай. – выдыхаю устало. Словно на эту вспышку все силы ушли. Она не отпускает. – Всё в норме, родная. Я спокоен. Всё хорошо.
Захват ослабевает, и я, наконец, поворачиваюсь к ней. Смотрю исключительно в глаза, потому что на ней вообще ни хрена нет. Как была голая, так и подбежала ко мне.
– Я люблю тебя, Тём. Просто знай это. И не надо его трогать. Оставь как есть. Синяки пройдут. Я не хочу возвращаться к прошлому.
– Ты даже сейчас его защищаешь, Насть? – рычу и даже не стараюсь сдержаться.
Она совсем больная, что ли? После всего, что он ей сделал, продолжает на его защиту вставать? Кажется, это называется Стокгольмский синдром.
– Нет, ну ты точно идиот, Северов! – обрубает в ответ. – Срать мне на него с высокой колокольни! Я за тебя боюсь! Если ты изобьёшь его, то он тебя посадит! Он очень хороший адвокат, со связями! Я не отпущу тебя! Слышишь меня? Не отпущу! Я люблю тебя! Люблю! – срывается на повышенные.
Из глаз опять слёзы брызгают. На щеках дорожки оставляют и капают с подбородка.
– Слышу, маленькая. Я тебя тоже. Тоже, блядь… – так и не выходит произнести это долбанное "люблю". Но как могу говорю, ей об этом. – Я покурить выйду. Ладно, малыш? На балкон отпустишь?
Она кивает, но продолжает держать. Даже сильнее жмёт. Губы поджимает.
Вижу, что сама с собой сражается. Сомневается. Что уйду, боится.
– Насть, если ты сейчас не дашь мне выйти, я тебя прямо здесь и сейчас трахну. – рычу, с силой стискивая её ягодицы и вжимая в твёрдый бугор.
Моя девочка не сопротивляется, даже льнёт сильнее на какое-то время, а потом разжимает хватку и краснеет. А в следующую секунду и вовсе запрыгивает на кровать и кутается в одеяло до самого подбородка.
Смеюсь и иду за ней. Быстро прикасаюсь к губам и ухожу на балкон. Делаю тягу. Выдыхаю дым. Держусь из последних. Вроде и без одежды её видел. И не только видел. Но сейчас как никогда цепляет. При свете впервые рассмотрел. И теперь знаю, что мне не показалось тогда. Её талия ещё тоньше стала. Живот к позвоночнику липнет. Сука, чувство такое, что она вообще есть перестала. Придётся откармливать. С самого утра в магазин пойду.
Докуриваю и выхожу. Тру ноющий член скорее на автомате. Знаю, что это не поможет. В комнате опять темно. Настя лежит на кровати, всё так же завернувшись в одеяло.
Что если уснула?
Тихо стаскиваю с себя шмотки и ложусь рядом.
– Ты вернулся. – шелестит из этого кокона.
– Как я мог не вернуться к тебе, малыш?
Миронова откидывает одеяло, открывая голое тело.
Блядь, я точно не переживу эту ночь.
– Тём, обними меня.
И я обнимаю. До боли. До дрожи в руках. До остановки дыхания. До потери пульса.
Моя!
Глава 4
Дом – это не место. Дом – это человек
До самого утра мы лежим в постели. Обнимаемся и целуемся. Утоляем долгий голод и нестерпимую жажду.
Всё ещё не верится, что я снова здесь, с ним. Всего несколько часов назад у меня ничего не было. Сейчас есть всё. Артём – моё всё.
Когда уходила из дома, даже представить не могла, что снова его увижу. Не говоря уже о том, чтобы опять быть вместе. И даже намного больше этого. Кира нет. Нам с Тёмой больше не придётся прятаться и искать возможности для встреч. Я до сих пор не уверена, насколько обдуманное решение Северова оставить меня у себя, но одно я знаю наверняка: я хочу остаться.
Мы без остановки гладим тела друг друга, вспоминая каждый изгиб и шрам. Мы просто не можем не делать этого. Не можем остановиться.
Мне кажется, что если я хоть на секунду перестану ощущать его тепло, то тут же замёрзну. Так же, как замерзала всё это время вдалеке от любимого. Впервые за три недели мне не холодно. Я согреваюсь его телом, теплом, более хриплым, чем раньше, голосом, страстным шёпотом, попеременно то нежными, то яростными поцелуями, жадными ласками и любимыми бирюзовыми глазами. Так знакомо зарываюсь пальцами его волосы и притягиваю ближе груди. Мне уже мало того, что он мне даёт. Хочу намного больше. Хочу всё.
На мне нет ни грамма одежды. На Артёме только боксеры. Мы кутаемся в одеяло и греемся друг об друга.
– Любимый, пожалуйста… – прошу, притягивая его голову ещё ниже.
Хочу, чтобы целовал и ласкал так, как раньше.
– Что "пожалуйста", малыш? – сипит, заглядывая в глаза.
Небо за окном уже посерело. Но свет не смущает меня. Наоборот. Я ем глазами каждый миллиметр его тела.
– Ты знаешь, Тёма! – рычу и выгибаюсь ему на встречу. А потом всё же набираюсь смелости и добавляю. – Сделай, как раньше делал. Грудь и… ниже.
Он хрипло смеётся, а потом опять целует.
– Моя девочка… Родная моя… Маленькая… Блядь, как же мне не хватало тебя. Думал, сдохну. Да и сам хотел этого. – бомбит, скользя языком по моему горлу.
Даже не смотря на его прикосновения, опять чувствую холод. Что ещё сказать, чтобы стереть эти воспоминания? Что сделать, чтобы он больше не думал об этом? Как искупить вину?
Хватаю его лицо, когда он уже почти добирается до груди, и тяну вверх. Когда наши глаза оказываются на одном уровне, касаюсь его губ своими. Ныряю языком внутрь. Встречаюсь с его. Дико и жарко. Парень всасывает мой язык глубже в рот. Стону, выгибаясь навстречу его рукам. Он по очереди сжимает и оттягивает соски. Прокручивает и перекатывает между пальцами. Опускается ниже и накрывает ладонью между бёдер. Упираюсь ногами в матрац и выгибаю спину, давая ему лучший доступ. Он гладит и сжимает, размазывает смазку по моим бёдрам и лобку. Проскальзывает внутрь сразу двумя пальцами.
– Тёма! – кричу, кусая губы.
Ощущение его пальцев внутри стягивает горячий тугой узел внизу живота. Он опускает голову всё ниже, не переставая лизать и кусать. То и дело оставляет засосы везде, куда может достать. На шее, плечах, груди.
Пусть хоть всю меня пометит. Бояться мне больше нечего. Хочу, чтобы все знали, что мы теперь вместе.
Обводит языком тугие пики сосков. Втягивает в рот и прикусывает. Сосёт, пока они не начинают ныть и покалывать. Его рука начинает двигаться быстрее и жёстче, наращивая темп. Но он не просто двигает пальцами туда-сюда. Вращает, растягивает, загоняет глубже. Стону и рычу. Царапаю его плечи и спину. Впиваюсь ногтями в его мускулистое тело повсюду, куда могу дотянуться.
– Давай, маленькая, кончай. – рычит, растирая круговыми движениями большого пальца клитор, и продолжает терзать ртом мою грудь. – Блядь, в этот раз хочу видеть твоё лицо. – хрипит и наваливается сверху, начиная активнее орудовать пальцами.
Слышу, как они с хлюпающими звуками входят в моё тело, а потом он вынимает их и снова врывается.
Ощущение тяжести его голого горячего тела сверху вызывает новый прилив жара и дрожи. Кожа к коже. И настолько интимно это ощущается, что на глаза опять слёзы наворачиваются.
Господи, как же я скучала по нему.
– Давай, Настя. Не сдерживайся, родная. – без конца хрипло шепчет мне в губы, продолжая размашисто водить по ним языком.
Ещё несколько толчков и движений по набухшему клитору, и я взрываюсь. Разлетаюсь на тысячи осколков и не уверена, что смогу собраться обратно.
– Артём! – выкрикиваю его имя, сильнее насаживаясь на пальцы. – Я люблю тебя!
– Блядь, ты такая охуенная, когда кончаешь. – рычит и только после этого падает рядом, тяжело дыша.
Мы оба шумно и рвано гоняем воздух. Наши тела мокрые от пота. Северов перекатывается на бок и смотрит мне в глаза. Его образ расплывается перед моим затуманенным оргазмом взглядом. Он медленно вынимает пальцы и подносит их к своему лицу. Вижу, как они блестят от влаги.
– Что ты делаешь? – пищу, когда он начинает их облизывать.
– Ты такая вкусная, девочка моя. Попробуй.
Прикладывает их к моим губам. Давит на нижнюю и проталкивает в ротовую полость.
Я не то что связную мысль сгенерировать не могу. Я даже зубы сжать не успеваю, когда чувствую во рту вкус своего возбуждения и оргазма. Это не противно. И даже не неприятно. Просто странно.
– Соси, малыш. Как тогда. Сделай это для меня. – бомбит, проводя языком по ушной раковине.
И я сосу и облизываю. Прохожусь между ними языком и чувствую новую волну желания. Покрываюсь мурашками с ног до головы. Тянусь рукой к его паху и накрываю ладонью твёрдую горячую плоть. Тёма рычит, и я тут же убираю.
Боюсь в глаза ему взглянуть.
Он без слов вылезает из-под одеяла и встаёт с постели. Я даже шелохнуться не рискую.
Почему он уходит? Что я сделала не так? Боль причинила? Или ему противны мои прикосновения? Неудивительно после всего, что я натворила.
– Коснись меня снова, малыш. – выбивает хрипло, снимая трусы.
Его сиплый голос и тяжёлое дыхание электрическими разрядами разлетаются по всем нервным окончаниям. Пускают ток по венам. Вызывают мандраж в каждой мышце.
Я не отвожу взгляд. Сначала смотрю в любимые бирюзовые глаза, а потом спускаюсь ниже. Без какого-либо стеснения разглядываю его член. Я видела его лишь однажды, и то на короткое мгновение. Сейчас я позволяю себе изучить каждый его миллиметр. Толстый и длинный. Под тканью он не казался таким большим. Даже не представляю, как он эту штуку будет засовывать в меня. Пурпурная головка и крепкий, увитый сизыми венами ствол. Встаю на колени и подползаю к нему. Обнимаю за шею и скольжу языком ему рот. Второй ладонью накрываю половой орган, провожу пальцами по всей длине. Он горячий и твёрдый. Головка шелковистая, а всё остальное гладкое. Артём издаёт какой-то непонятный горловой звук, похожий на рычание. Едва одёргиваю руку, как он ловит её и кладёт обратно.
– Сожми его, малыш. – бомбит и сам смыкает мои пальцы. – Да! Вот так, девочка… Мммм… Блядь! Сильнее! Да! А теперь двигай вверх-вниз. Умничка… Да, родная… Быстрее. Вот так. Я тебя… Тебя… Блядь!
Выполняю все его указания. Сильнее сжимаю пальцы, не смотря на тупую ноющую боль в разбитых руках. Ускоряю темп. Разрываю поцелуй и смотрю вниз. Как заворожённая слежу за своими движениями. На кончике выступает прозрачная капелька. Даже не анализирую свои действия, когда нагибаюсь и слизываю её языком. А потом обвожу им головку.
– Твою мать, блядь! – вскрикивает Артём и тут же дёргает меня за волосы, оттягивая назад.
Из его члена вырывается струя мутной, белесой и горячей жидкости прямо мне на грудь и живот.
– Сука! Что же ты делаешь, Настя? – рычит сквозь зубы, короткими урывками хватая воздух.
В каком-то ступоре смотрю, как он обхватывает член и ещё несколько раз передёргивает, выдавливая из него остатки спермы. И только когда он переводит взгляд на моё тело, отлетаю на другой край кровати и начинаю дрожать. И не просто дрожать. Меня так колотит, что зубы стучат друг об друга.
Северов обходит постель и берёт меня на руки, размазывая между нашими телами своё семя, несёт в ванную. Ставит на ноги, одной рукой придерживая за талию, а второй настраивая воду. Если он сейчас отпустит меня, то я просто свалюсь на пол.
– Чего ты дрожишь, маленькая? – спрашивает, поднимая ладонями моё лицо.
Даже сквозь колотун ощущаю и его дрожь.
– Я что-то сд-делала не т-так? – отбиваю зубами дробь, но остановиться не могу.
– Блядь, ты точно дурочка! – рычит, и прижимает к себе. Чувствую, как скользят друг об друга наши тела от его спермы. Но и это тоже не противно. Притискиваюсь ближе и обнимаю в ответ, стараясь унять трясучку. – Чего ты так боишься? Я не стану тебя осуждать. Я не судья и не палач. Не хочу, чтобы между нами были какие-то запреты, родная. Хочу делать с тобой всё. Вместе, малыш. Блядь, всё перепробовать хочу! Каждый вид секса. Каждую позу.
Чувствую, как жар приливает к лицу, разрастаясь красными пятнами на щеках. Сердце долбится так, что ещё немного и выпрыгнет из груди.
– Тебе понравилось то, что я делала? – набираюсь смелости и смотрю в глаза.
В них нет насмешки, презрения или отвращения. Только желание и, кажется, восхищение.
– Бля, ты сейчас серьёзно, Насть? Я кончил, едва ты ко мне прикоснулась. Ты не просто охуенная. Ты лучшая, девочка моя. С тобой всё, как в первый раз. Я даже не вошёл в тебя, а как пацан спустил от одного касания твоего язычка. Можешь теперь всем рассказывать, что секс-символ академии Артём Северов – скорострел. Но с тобой не получается иначе. Стараюсь держаться, но не могу. Всё впервые. Каждый поцелуй. Каждое касание. Даже каждый вдох. Понимаешь, что я хочу тебе сказать? – опять цепляет взглядом мои глаза и уже не отпускает.
– Да, любимый, понимаю. Когда любишь, всё впервые. Для нас обоих.
Он опускает голову и утыкается своим лбом в мой. Хотя он и раньше так делал, но как никогда остро его сорвавшееся дыхание впитываю. А он глотает мои короткие выдохи. И пусть он больше не говорит, что любит. Я за двоих сказала. Однажды я снова пробьюсь к нему в сердце. И больше никогда оттуда не уйду.
Северов заносит меня в душевую кабину и сам моет. Мочалку даже не берёт. Наливает на ладони гель для душа и скользит по моим рукам и плечам, осторожно втирая его в места, где виднеются синяки. Проводит по шее и спускается к груди, уделяя ей особое внимание. Он сжимает и мнёт, опять играя с мгновенно ставшими твёрдыми вершинками сосков. Живот, промежность и ягодицы тоже не остаются без внимания. И пусть касания едва ощутимые, я чувствую, насколько трудно ему удаётся держать себя в руках. Опять ставший твёрдым член вдавливается в живот, разжигая пламя.
– Тём, мы моемся или сексом занимаемся? – смеюсь, когда весь этот процесс занимает уже более получаса.
– А ты сама как думаешь? – хрипит, задевая ртом мои губы.
Намёки я понимать умею.
Обхватываю ладонью член и сжимаю пальцы.
Быстрые движения. Глухие стоны. Сбившееся дыхание.
Двусторонне.
Артём просовывает мне руку между бёдер и вставляет пальцы. Сама насаживаюсь на них, когда начинает двигать.
– Тёма, я хочу тебя. Не так. По-настоящему хочу. Всего тебя внутри почувствовать. Не хочу ждать больше! – шиплю, вгрызаясь в его рот.
Да, после того утра в коридоре академии, когда он обернулся, во мне что-то сломалось и с треском разлетелось. Уже тогда не было больше идеальной девочки, хотя я упорно хваталась за её фантом. С Северовым я потеряла значение слов страх и стыд. За три мучительных недели без него я забыла слова скромность и гордость. За несколько часов рядом я разучилась краснеть и стесняться. Никаких больше запретов. Никаких недомолвок. Остались только раскрытое сердце и голая душа. Все чувства наружу. Все эмоции в глаза. Всю боль и страсть на двоих. Идеальная девочка сгорела и из её пепла восстала новая я. Более сильная и уверенная. И пусть неидеальная. Но впервые живая и свободная.
– Не сейчас, родная. – бурчит парень, кусая за шею и ускоряя движения пальцами.
– Почему нет, любимый? Ты же тоже хочешь меня! – отбиваю, оставляя засос на его плече и наращивая темп.
– Потому что ты… Очень… – слова даются ему с трудом. На интуитивном уровне понимаю, что он на грани разрядки. Я тоже. – Ещё не… Готова…
– Я давно… готова… – рычу и взрываюсь, взлетая в облака и держась за его руку.
Мы кончаем одновременно, выкрикивая имена друг друга. Когда дыхание немного приходит в норму, а сердце перестаёт дробить кости, Артём крепко прижимает меня к себе и хрипит в макушку:
– Не готова, маленькая. Ты очень узкая. Я сделаю тебе больно.
– Вообще-то потеря девственности, в принципе, не самая приятная процедура. – бурчу ему в плечо и прикусываю.
– Блядь! Не кусайся, ведьма! – рычит, шлёпнув меня по заднице. – Дело не в плеве. Когда узнал, что ты целка, прошерстил инет. Уже тогда знал, что первым у тебя буду. Никогда бы уёбку этому тебя не отдал. Ещё возле твоего дома, когда впервые в тебя пальцами вошёл, понял, что сложно будет. Это называется "узкий вагинальный канал". А член у меня на порядок больше среднего.
Оказывается, делать все эти интимные вещи куда проще, чем говорить о них. Когда Тёма так просто это озвучивает, у меня не только лицо в помидор превращается. Вся кожа становится цвета варёного рака.
Почему так сложно слышать это? Аж зубы от смущения сводит.
Делаю глубокий вдох, втягивая в себя запах геля для душа и его кожи вместе с воздухом, и поднимаю краснющее лицо. Сама не знаю, откуда смелость на это беру.
– И что же делать? Хочешь сказать, что мы с тобой не сможем? – пищу, как прищемленная мышь, и тут же утыкаюсь глазами в его грудную клетку.
– Блядь, любимая, ну конечно сможем. Просто время надо. Разработать тебе там всё. Растянуть.
Я уже не просто цвет рака перенимаю. Натуральным образом в членистоногого превращаюсь и пячусь назад. Так стыдно это слышать. От смущения под землю провалиться хочется. Северов смотрит на меня, а потом начинает смеяться так, что стёкла дрожат.
– Ты чего ржёшь, как умалишённый? После всего, что наговорил, тебе ещё и смешно? – кричу, лупя его ладонями по груди и плечам.
Парень перехватывает мои запястья и подтаскивает к себе. Вырываюсь в попытке сбежать от него и забиться в какой-нибудь угол, чтобы избавиться от этого долбанного чувства стыда.
– Наговорил, чтобы ты понимала, Насть. Я нихуя не святой. – режет, снова становясь серьёзным. – Просто хочу, чтобы ты знала, что будет больно. Возможно, даже очень. Я никогда не отпущу тебя и не отдам другому. Ты моя и только моя. И я буду твоим первым и единственным мужчиной. Только я, родная. Не знаю, сколько ещё смогу выдержать: неделю или день, но сделаю всё возможное, чтобы причинить тебе как можно меньше боли. Веришь мне, любимая? – поднимает мою голову, вынуждая смотреть в глаза.
Любимая? Несмотря ни на что, он говорит это. Заряжаюсь такой силой, что способна весь мир перевернуть. Я не боюсь физической боли. И готова на всё, чтобы он был рядом. И пусть хоть наизнанку меня вывернет.
– Верю, любимый. Я люблю тебя, Артём. И хочу. Очень хочу. Сама не уверена, что долго продержусь. Поэтому давай начнём работать над этим прямо сейчас. – хриплю ему в рот и обхватываю рукой налившийся кровью член.
– Да, блядь, прямо сейчас! – рычит и в снова берёт в плен мои губы.
Глава 5
Я открываю новые двери.
– Тём, мне на учёбу надо. – бурчу, когда он в очередной раз проводит языком по моим губам и пробирается внутрь, круговыми движениями гладя живот.
– Прогуляешь! – рычит и опускает руку ниже.
Хватаю его за запястье, не позволяя добраться до цели. Мы уже несколько часов к ряду этим занимаемся. От шестого оргазма за одно утро я просто на части рассыплюсь.
– Пожалуйста, любимый, я больше не могу! – умоляю, заглядывая в родные глаза.
Северов тяжело выдыхает и опускает веки. Делает несколько вдохов-выдохов и зарывается лицом мне в шею. Поднимает руку и кладёт на талию, притягивая ближе.
– Прости, малыш. Не могу остановиться. Так не хватало тебя. Знаю, что как маньяк себя веду, но тормоза к чертям сорвало.
– А я и не хочу, чтобы ты останавливался, Тём. Просто перерыв нужен. Иначе я на ноги вообще встать не смогу. – смеюсь, целуя его в макушку и вдыхая любимый аромат.
– Ты правда хочешь на занятия сегодня ехать? У тебя же даже одежды нет, не говоря уже о конспектах и прочем.
Резко выдыхаю, понимая, что он прав. А ещё то, что мне придётся вернуться домой. Я не собираюсь брать ничего лишнего: ни одежду, ни другие вещи, но мне нужны материалы по учёбе. Мне не надо ничего из того, что куплено на деньги родителей. Но я собираюсь забрать телефон, который мне подарил Северов, и его футболку. И ещё свои документы. Паспорт и студенческий в машине, но другие лежат дома. Всё остальное не имеет значения. На зарплатной карте достаточно денег, чтобы купить себе новые шмотки и другие необходимые мелочи.
– О чём ты думаешь, родная? – пробивается в невесёлые мысли голос парня.
– Ты же останешься в академии, Тём? – сменяю тему не только потому, что не хочу говорить, но и из-за того, этот вопрос меня действительно волнует.
– Да, Насть, останусь. Сегодня позвоню в деканат. Не могу же я позволить тебе остаться без моего присмотра. – отбивает и снова целует.
Отвечаю, но дальше мы не заходим. Северов гладит меня по спине, а я перебираю его непослушные белые волосы.
– Боже! Как же я тебя люблю, Артём! Словами не выразить.
– Тогда покажи! – высекает, прикусывая за верхнюю губу.
– Ты невыносимый, Северов!
Хохоча, уворачиваюсь от его лап и спрыгиваю с постели. Я даже не стараюсь прикрыть наготу. Никакой ложной скромности. После тех его слов о всех видах секса и позах… При этом воспоминании всё равно краснею. Мы ещё даже до самого главного не добрались.
Быстро иду в ванную и щёлкаю замок, потому что Север подрывается с кровати и направляется следом. Не могу сейчас. Надо хоть немного голову в порядок привести и решить, как жить дальше. То, что Артём не позволит мне съехать от него, и так понятно. Ни раз ещё повторял, что не отпустит. Да я и сама не хочу.
– Ведьма! – раздаётся из-за двери рычание любимого, когда ручка не поддаётся.
– Я хочу душ принять!
– Мне тоже в душ надо. Вместе помоемся.
– Уже помылись один раз! Знаю я тебя и чем это закончится! – смеюсь, настраивая воду.
– Говорю же – ведьма! Ладно, у тебя десять минут, а потом я сломаю дверь.
– Двадцать!
– Пятнадцать и ни секундой больше!
Спорить с ним бессмысленно, поэтому быстро забираюсь в кабину и становлюсь под тёплые струи.
Сегодня пятница. Впереди ещё как минимум один день, чтобы настроиться на предстоящую поездку домой. Точнее, к родителям. Это больше не мой дом. В понедельник надо появиться на учёбе. К тому же мне ещё предстоит объясниться с Артёмом. Рассказать ему всё как есть и постараться, чтобы он понял, почему я так поступила.
Глубокий вдох.
Понятия не имею, как это сделать. К тому же надо проехаться по магазинам и купить одежду, средства гигиены и прочее. Слишком мало времени, чтобы успеть всё сделать. И Вике стоит позвонить, чтобы не волновалась. Ведь я даже после разрыва с Тёмой ходила на пары. Несмотря ни на что, подруга здорово меня поддерживала, хотя и считала, что я неправильно поступаю.
Быстро моюсь и заворачиваюсь в полотенце. Руки дрожат, ноют и болят. Видимо, адреналин отпустил, и я наконец начала чувствовать боль. Надо их обработать и перевязать. Разорванная до мяса кожа не самая приятная картина.
Смотрю в зеркало и думаю о том, что у меня даже щётки нет, чтобы зубы почистить. Выдавливаю зубную пасту на палец и растираю зубы. Слабая замена, но хоть что-то. Делаю ещё несколько вдохов в попытке уловить дзен. Выходит слабо, но выбора нет. Лучше покончить со всем сразу, чем продолжать растягивать агонию.
Поворачиваю замок и иду на звук. Вхожу на кухню и едва сдерживаю слёзы. Артём, как и в тот последний раз, стоит у плиты с голым торсом и варит кофе. Кроме низко сидящих спортивных штанов на нём больше ничего нет.
Сжимаю кулаки и тут же со свистом выпускаю воздух.
– Что случилось, малыш? – оказывается рядом Север и смотрит в лицо.
– Руки болят. – шиплю, сдерживая непрошенные слёзы.
Мне больше нравилось, когда я не ощущала физической боли.
– Сейчас в больницу съездим. – отрезает с явным беспокойством.
– Не надо, Тём. Просто дай аптечку. Сама справлюсь.
– Справишься ты, ага. Сам обработаю. Переломов вроде нет. Лучше оденься пока. Возьми в шкафу какую-нибудь футболку. Сейчас вернусь.
Выключает плиту и выходит из комнаты.
Плетусь в спальню и достаю из шкафа одежду. Надеваю и смотрю на свои голые ноги. Может, стоит какие-нибудь штаны натянуть? Оглядываю полки в поисках необходимой вещи. Нахожу взглядом те самые шорты, которые Артём вручил мне в прошлый раз и тяну к ним руку.
– Даже не думай об этом. – раздаётся за спиной тихое рычание.
– Почему?
Поворачиваюсь и встречаюсь глазами с расширенными зрачками парня. Он молча выдёргивает у меня шорты и бросает обратно на полку.
– Дома ты будешь только так ходить. – обжигает глазами, скользя по голым ногам и поднимаясь выше. – А ещё лучше вообще без тряпок.
– Артём, ну не буду же я голая расхаживать по квартире.
– Я вот вообще не против. Но, боюсь, тогда расхаживать тебе вообще не придётся, потому что всё время мы будем проводить в постели.
– Ты невыносимый!
– А ты охуенно-сексуальная. Блядь, хочу тебя каждую секунду. – выдыхает сквозь сжатые зубы и прикрывает глаза. – Но сейчас не до этого. Сначала займусь твоими руками, а потом в магаз надо. А то в холодильнике уже целое мышиное кладбище. И тебе шмотки нужны, и… Что тебе там ещё надо?
– Расчёска, зубная щётка, шампунь…
Перечисляю, пока Север занимается моими руками. Но говорю это скорее для того, чтобы составить мысленный список покупок.
– Шшш… – вырывается у меня, когда Тёма прикладывает к ране ватный диск с перекисью.
– Извини, малыш. Так легче? – складывает губы трубочкой и дует на раскуроченные костяшки.
– Да, спасибо, любимый.
Северов заканчивает с перевязкой и по очереди целует каждый пальчик. От прикосновения его губ по коже разбегаются табуны мурашек.
– Насть, я тебя очень. Правда.
Заглядывает в глаза, прикасаясь губами к венке на запястье. Вижу, как трудно ему даются даже эти слова. Слишком много боли я ему причинила. Опускаю ресницы и выравниваю дыхание.
– Артём, я должна объяснить, почему тогда так поступила с тобой.
– А ты готова?
– К этому нельзя быть готовой. Но я должна. Примешь?
– Да. Рассказывай.
Закрываю глаза в попытке унять участившееся сердцебиение и заглушить боль от воспоминаний. Делаю несколько глубоких вдохов через нос и выпускаю воздух тонкой струйкой. Как сказать? С чего начать?
– Начни с того утра, когда я привёз тебя домой.
Видимо, у Артёма дар читать мои мысли. Он накрывает мои пальцы ладонью, а потом переплетает со своими.
– Я сказала родителям, что хочу разорвать помолвку и что люблю другого. Но потом папа… – ещё тяжелый выдох, – у него случился удар. Он схватился за сердце и упал. У него были такие стеклянные пустые глаза. Я думала, что убила его.
Мне не удаётся сдержать слёзы, и они беспрерывно скатываются по щекам и разбиваются он наши сцепленные пальцы.
– Он жив? – подталкивает меня Северов, и я продолжаю рассказ, проглотив вставший в горле ком.
– Да. Но у него было предынфарктное состояние. Любые переживания могли его убить. Я бы не смогла себе этого простить. Как я смогла бы жить дальше, если бы он умер из-за меня? – срываюсь на рыдания и падаю головой на плечо парня.
Он крепко, с силой прижимает меня к себе и без остановки скользит ладонями по спине.
– И чтобы этого не произошло, ты решила порвать со мной и выйти за этого ублюдка! – заканчивает за меня.
– Прости, Тём, но я не могла поступить иначе. Как я смогла бы быть счастлива, если бы папа… У меня не было выбора, понимаешь? Не было! Я хотела, чтобы ты меня ненавидел! Чтобы нашёл другую и жил дальше!
– Блядь, ну что ты за идиотка такая, Настя? Для меня больше нет других. Только ты! Надо было сразу рассказать всё как есть, а не устраивать этот цирк! Я чуть не сдох, когда ты этого урода целовала!
Его голос срывается, и Тёма опускает голову вниз, шумно гоняя воздух. Вижу, как раздуваются крылья его носа. Как тяжело опадает грудная клетка. Как крепко он стискивает кулаки.
Что сказать? Очередное "прости"? Кому от этого станет легче? Как заставить его забыть?
– Если бы ты узнал правду, то не отпустил бы, Артём. И что было бы дальше? Мне бы всё равно пришлось выйти за него. А что потом? Так и продолжать тайно встречаться? Я не хотела заставлять тебя страдать и…
– Ты и так заставила. Три недели в Аду. Я бухал не просыхая, чтобы выбросить тебя из головы. Но нихуя не вышло. Понимаешь, Настя?! Нихуя! Лучше бы я подох в тот день, чем продолжать жить без тебя! – кричит, поднимаясь с кровати, и бьёт кулаком в стену.
До крови кусаю губы, потому что знаю, что что бы я сейчас не сказала, он всё равно не поймёт, почему я приняла такое решение. Оправдывать себя я не собираюсь.
Подхожу и крепко обнимаю Северова, утыкаясь носом в спину. Без слов говорю больше, чем могу с ними. Набираю в лёгкие кислород.
– Тём, я больше не стану просить прощения. Знаю, что это бессмысленно. Мне нет оправданий. Я виновата по всем статьям и заслуживаю твою злость и ненависть. Но хотя бы постарайся понять, почему я так поступила. Какими бы не были мои родители – они семья. Если бы я ушла от Кира и папа умер, то никогда не смогла бы себе этого простить. Мне пришлось бы выйти за него. И что бы мы с тобой делали? Я сбегала бы от мужа и проводила ночи в твоей постели? Сколько бы мы так выдержали, Артём? Было бы только больнее. С каждым днём мне всё сложнее было уходить от тебя. Хотелось остаться навсегда. И я готова была отказаться от всего на свете, лишь бы быть рядом с тобой. Но я бы просто не смогла бы жить с чувством вины за папину смерть. Я люблю тебя. И знаю, что ты тоже. Можешь больше никогда этого не произносить, но твои действия говорят сами за себя. Вчера я была уверена, что больше никогда тебя не увижу. У меня больше не осталось причин жить. С каждым днём я всё больше ненавидела родителей за то, что мне пришлось с тобой расстаться. И себя я тоже ненавидела за ту боль, которую причинила тебе. Когда узнала, что ты отчисляешься из академии, то просто не смогла с этим справиться. Мне уже было всё равно, что будет со мной. Даже если папа… Внутри меня что-то сломалось. Во мне ничего живого не осталось. Все чувства умерли. Даже если бы мы больше никогда не встретились. Если бы вчера ты просто ушёл… Я бы больше никогда не появилась в твоей жизни. Но теперь я готова бороться за нас со всем миром. Я люблю тебя, Артём Северов. Этого у меня никто не смог отнять. И никто не сможет. Люблю тебя, родной. Ты мой мир.
Говорю всё это на одном дыхании. Сердце с такой силой колотит о рёбра, что становится больно. Кислорода катастрофически не хватает. Слёзы продолжают катиться по щекам. Чувствую, как яростно и неровно стучит сердце Артёма под моей щекой. С каким трудом он втягивает воздух. Как напряжено его сильное тело.
Больше ничего не говорю. Я всё сказала, и добавить мне нечего. Пусть или примет, или прогонит. Всё выдержу.
Секунды сменяются минутами, но парень ничего не отвечает и даже не двигается.
– Скажи что-нибудь, Тёма.
Но он продолжает упорно молчать. Мои руки безвольно обвисают вдоль тела. Он никогда не сможет меня простить.
В той же гробовой тишине выхожу из спальни и натягиваю влажную одежду. Не могу сейчас выносить его безмолвие. Лучше бы кричал, проклинал, насмехался, ругал, упрекал и ненавидел, но только не молчал. Обуваю кроссовки и открываю входную дверь. Без него у меня ничего не осталось.
– И куда ты собралась, дурочка? – рычит Север, хватая меня сзади и прижимая спиной к своему телу.
– Не знаю. Но я понимаю, что тебе надо время, чтобы всё обдумать. Если не сможешь простить, то я пойму. Сейчас поеду в академию и попрошу Вику, чтобы пустила к себе на первое время. Если всё же решишь…
– Блядь, да ты совсем, что ли, ебанулась, Миронова?! – кричит, в одно движение поворачивая меня к себе. Глаза в глаза. В его боль. В моих страх. – Ты вообще слышишь, что я тебе говорю?! Твой дом здесь! Я – твой дом! И никогда, блядь, больше не дам тебе уйти! Не отпущу! Твою ж мать, Настя! Я люблю тебя! Я, сука, жить без тебя не могу! После всего я привёз тебя сюда! Не только в свой дом, я тебя в жизнь свою впустил! В самое, блядь, сердце! – бьёт себя кулаком в грудь, туда, где стучит это самое сердце. – Ты здесь! Навсегда здесь! Не смей уходить! Всё равно не отпущу! Ты поняла меня?! Ты, блядь, услышала?!
Открываю рот, но из него вырываются только громкие рыдания. Все силы и решимость разом испаряются, и я падаю на колени. Точнее, упала бы, если бы Артём в этот момент не подхватил меня на руки.
Быстрыми шагами идёт в спальню и опускается на кровать, продолжая прижимать меня к себе всё крепче. Будто боится, что иначе я сбегу. Его трясёт не меньше моего.
– Я никуда не уйду, Тём. – всхлипываю, вцепляясь дрожащими пальцами в его руки.
Северов резко выдыхает и жмёт сильнее.
– Даже если захочешь, всё равно не позволю, Насть. Никуда больше не отпущу. Ты моя! На всю жизнь моя! Слышишь?! Моя!
– Блин, Тёма, ну конечно твоя! Каждый день! Каждую секунду! До последнего вдоха! Я люблю тебя! Люблю! – отвечаю сквозь слёзы.
– И я тебя, маленькая. И я тебя тоже люблю.
Глава 6
Вместе мы построим новый мир.
– Тём, дай телефон. – прошу, отхлебнув глоток крепкого горячего кофе и наслаждаясь напитком. Уже и не помню, когда я с таким удовольствием что-то пила или ела.
– Кому ты собралась звонить?
Его голос звенит от напряжения, а всё тело вытягивается. Раньше я бы начала его дразнить, чтобы немного поиздеваться, но после всего…
– Хочу Вике сказать, что со мной всё в порядке. Она наверняка уже меня похоронила. Надо её успокоить, пока людей на поминки собирать не начала. – смеюсь, глядя на то, как на моё замечание улыбается Артём.
– М-да… Заболоцкая и не на такое способна. – отбивает и со смехом протягивает мне мобильный, на котором уже идёт вызов.
Спустя несколько гудков на том конце слышу удивлённый голос подруги. Только сейчас понимаю, чей номер высветился на её экране. Я не собиралась пока ей говорить, что мы с Тёмой снова вместе, но, видимо, не судьба.
– Северов?! Что случилось?
– Привет, Вик. – отзываюсь сквозь смех.
– А ты кто?
– Что, уже лучшую подругу не узнаёшь? Стоило день на парах не появиться, и ты меня уже забыла?
– Настя?
– А у тебя много лучших подруг?
Бросаю взгляд на Севера и вижу, что и он с трудом сдерживает смех. Его тоже забавляет её замешательство.
– Включи на громкую. – шепчет одними губами, не переставая тянуть лыбу.
Быстро убираю телефон от уха, нажимаю на значок громкой связи и кладу на стол. Парень пересаживается на стул рядом со мной и притягивает ближе, целуя в висок. У меня все мысли разлетаются, когда он так делает. С трудом сосредотачиваюсь на словах подруги.
– Блин, Настя, ты куда опять пропала? Я тебе звоню без конца, но мобилка вне сети! Я уже чего себе только не надумала! Ты в последний раз учёбу пропускала, когда с Северовым рассталась!
Внутри у меня всё обрывается при этих словах. Смотрю на парня, боясь прочитать в его глазах новую порцию боли.
– Всё нормально, малыш. Теперь всё хорошо. Я тебя, родная. – говорит так тихо, чтобы слышала только я.
Накрываю его руку своей и переплетаю пальцы. Касаюсь губами щеки.
– Кто там с тобой, Настя? Я слышала какой-то голос! Где ты и с кем? – продолжает закидывать вопросами. Видимо, она уже и забыла, от кого изначально звонок приняла.
– Вик, не кричи так. – смеюсь, прикрыв рот ладонью, чтобы она не услышала. – Убери телефон от уха и посмотри на экран.
Север прижимает к губам кулак, но я вижу, как дрожит от едва сдерживаемого смеха его грудная клетка.
– В смысле, блин, Северов?! Настя, откуда у тебя его телефон? Что происходит? Где ты?
И тут мы с Тёмой не выдерживаем и начинаем громко хохотать. Ржём так, что животы болеть начинают, пока Заболоцкая что-то вопит в трубку. Как ни стараюсь успокоиться, ничего не выходит. Едва замолкаем, смотрю на любимого, и нас накрывает новый приступ смеха. Напряжение последних недель наконец начало отступать, и я ощущаю себя настолько счастливой, что, кажется, могу взлететь.
– Я её похитил. – рычит в трубку Артём, продолжая посмеиваться. – И если ты хочешь увидеть свою подругу, тебе придётся заплатить выкуп.
Закусываю губы, чтобы снова не расхохотаться.
– Какой ещё выкуп? Что вообще происходит? Объясните уже, в конце концов, с каких пор вы опять вместе!
– Арипову ни слова об этом, иначе Настю ты больше не увидишь. Только по частям. – бомбит голосом серийного убийцы, а я крепче сжимаю зубы и утыкаюсь ему в шею, сдерживая очередной приступ смеха. – И вообще, никому, Заболоцкая.
– Почему?
Блин! Либо до неё плохо доходит, либо она в шоке.
– Я тебе потом всё объясню, Вик. В понедельник встретимся в академии и расскажу. На мобильный не звони. Он дома остался, а я пока не могу туда вернуться. И никому не говори о нас с Артёмом, ок?
– Ок. Но только ответь хотя бы, почему ты домой вернуться не можешь?
Выдыхаю. Видимо, так просто от неё не отделаешься. Знаю, что если отвечу, то она меня вопросами завалит так, что потом не откопаюсь.
– Я разорвала помолвку и ушла из дома. Сейчас живу у Тёмы. И больше ни о чём не спрашивай. В понедельник, Вик.
– Не у Тёмы, Насть, а с Тёмой. Привыкай. – поправляет он.
Киваю головой, давая знать, что поняла, и улыбаюсь.
Как же я его люблю. Самый лучший.
– Ну ты, блин, Настя… Я же до понедельника от любопытства умру.
– Ты выживешь, Заболоцкая. Я в тебя верю. – отрезает Север, сбрасывая вызов.
И опять мы смеёмся до полного изнеможения. Я падаю ему на грудь и медленно дышу в попытке выровнять дыхание. Он тоже долгое время не может успокоиться. Едва немного прихожу в себя, поднимаю голову и заглядываю в бирюзовые глаза. Кладу ладонь ему на щёку, обвожу пальцами скулу, очерчиваю контур губ, заново изучая любимое лицо.
– Я люблю тебя, Тёма. Очень сильно.
– И я тебя, родная… Блядь! Всё ещё сложно. Прости.
– Всё в порядке, любимый. Я понимаю.
Прижимаюсь губами к его рту в лёгком поцелуе. Зарываюсь пальцами в волосы, когда углубляет. Перетаскивает к себе на колени, упираясь возбуждённым членом мне в ягодицы. Всасываю его язык и тихо стону, когда его рука поднимается вверх по бедру.
– Не сейчас, Тём. Нам же в магазин надо. – пищу, продолжая цепляться в его губы.
– Нет, Настя, сейчас – рычит тихо и раздвигает мои ноги, сминая полоску трусов. Одним движением проталкивает внутрь палец. – Ты такая мокрая… Такая горячая, девочка моя. Сама же хочешь… Я чувствую запах твоего желания. Сядь на меня верхом, малыш.
Сталкивает меня с коленей, поворачивает и тут же тащит обратно, вынуждая раздвинуть ноги и "оседлать" его. Горячий подрагивающий член сквозь ткань свободных штанов упирается мне прямо в промежность. Стону и выгибаюсь ему навстречу. Артём рывком стаскивает с меня футболку и прихватывает зубами сосок. До крови вгоняю ногти в его кожу. Он просовывает руку между нашими телами сжимает пальцами набухший клитор.
– Артём… – хрипло рычу, когда снова загоняет в меня пальцы.
– Двигайся, малыш. Давай сама…
И сам кладёт свободную руку мне на задницу и задаёт темп моим движениям. Я цепляюсь в его плечи и начинаю, словно в каком-то забытье, насаживаться на его пальцы. Мои стоны становятся громче. Дыхание сбивается. На коже выступают капли пота.
– Вот так, родная. Не останавливайся, девочка… Быстрее, малыш… Сделай нам обоим хорошо…
Ускоряю темп. Северов и сам начинает двигать рукой навстречу моим сбивчивым движениям. Чувствую, как глубоко входят его фаланги, задевая какие-то чувствительные точки. Вся его рука и штаны мокрые и скользкие от моих соков. Он рычит, прикусывая мочку. Царапает зубами шею и оставляет новый засос. На его коже тоже выступает пот, а дыхание становится рваным.
– Артём… А ты?.. Хочу… Чтобы и тебе… Тоже… Ммм… Так хорошо, Тём… – невпопад выдыхаю набор слов в попытке связать их логическую цепочку.
– Мне тоже, малыш… Только не останавливайся… Не держи себя… Кончай… – хрипит, вынуждая меня откинуться назад, и втягивает в рот твёрдую вершинку соска. – Блядь! Обхвати меня ногами.
Начинаю хныкать, когда вынимает из меня пальцы и тянет мои ноги вверх, пока они не смыкаются на пояснице. Поднимается, поддерживая под ягодицы и, обойдя стол, опускает на твёрдую поверхность. Меня накрывает какое-то чувство неловкости от того, что я лежу на кухонном столе абсолютно голая с раздвинутыми ногами.
Свожу бёдра, но даже не делаю попытки подняться. В каком-то странном предвкушении наблюдаю, как он спускает штаны и кладёт ладони мне на колени, разводя их в стороны.
– Что ты делаешь, Тёма? – пищу, когда он вжимается членом и размазывает смазку по внутренней части моих бёдер и по пунцовой головке.
– Расслабься, Насть. Всё хорошо. Я не сделаю тебе больно. Верь мне.
И я верю. Как и всегда. Несмотря на мандраж в конечностях и электрические заряды под кожей, позволяю ему творить со мной всё, что он захочет. Страха всё так же нет. За рёбрами стучит хоть и быстро, но ровно. Из-под полуопущенных ресниц замечаю, как он делает несколько глубоких вдохов и придвигается ближе. Проводит эрегированным органом по сомкнутым складкам и клитору. Утыкается головкой во вход и слегка давит, пробиваясь внутрь. Стенки влагалища растягиваются, принимая горячую пульсирующую плоть. Цепляюсь пальцами в край стола, когда подаётся вперёд, входя глубже.
– Блядь! Ты такая узкая. Всё хорошо? Не больно?
Выговорить ничего не удаётся, поэтому качаю головой, закусывая до крови губы. Артём подаётся назад, полностью вынимая член, а потом снова входит, прорываясь немного глубже. Мои громкие стоны перерастают в несдержанные крики, когда он начинает пальцами ласкать клитор.
– Ты как, малыш? Боли нет? – сипит, с трудом хватая воздух, и сжимает зубы.
Опять мотаю головой из стороны в сторону, мечтая, чтобы эта сладкая пытка наконец закончилась. Сама подаюсь бёдрами навстречу, когда парень делает очередной выпад.
– Пиздец! Твою мать! – рявкает и, выдёргивая член, кончает мне на живот, лобок и половые губы.
Рвано и громко дышит, придавливая меня своим мокрым от пота телом.
– Что же ты творишь, родная? Я и так, сука, из последних держусь, чтобы тебе больно не сделать. – бомбит мне в ухо, как только дыхание немного выравнивается.
– Я хочу тебя, Тём… Не могу больше ждать… Не хочу, Тём… Пожалуйста, сделай это… – хнычу, делая движение бёдрами.
Даже не смотря на разрядку, его плоть всё ещё в полной боевой готовности. Я так хочу почувствовать его внутри. К тому же я так и не дошла до пика. Возбуждённая до грани, продолжаю тереться об его член, размазывая свои соки и его сперму.
– Блядь, малыш, хватит так делать, пока я не сорвался на хрен! – рычит, делая шаг назад.
Его грудная клетка высоко поднимается и резко опадает, когда он смотрит на меня, лежащую на столе с раздвинутыми ногами, залитую его семенем и возбуждённую до невозможных пределов.
– Пожалуйста, Тём… Мне надо… – хриплю, елозя задницей по деревянной столешнице.
– Блядь, родная, потерпи ещё немного.
Подходит ближе и без предисловий загоняет в моё тело два пальца, начиная не просто двигать ими, а натуральным образом трахать меня. Второй рукой размазывает белую жидкость по моему животу и внутренней части бёдер. Втирает в клитор. Чувствую, как к первым двум пальцам добавляется третий. Движения его рук становятся быстрее и резче. Он вбивает в меня фаланги до самого основания. Щипает и перекатывает между пальцами горошину. Выгибаюсь ему навстречу, не прекращая поднимать и опускать таз. Стону и кричу. Рычу и пропускаю пару матов, когда, наконец, достигаю вершины.
– Посмотри на меня, Настя. Открой глаза. – рубит приказным тоном, и я подчиняюсь.
На короткое мгновение ловлю его почти чёрный взгляд, и веки опадают вниз. До боли сжимаю пальцами столешницу и выгибаюсь всем телом.
– Артём! Да! Тёма!
– Моя ж ты девочка! – хрипит и падает сверху.
Оба дышим так, будто только что марафон пробежали. Наши грудные клетки ударяются друг об друга. Артём разжимает мои пальцы и поднимает руки мне за голову, переплетая со своими. Сердца дробят рёбра, вырываясь на встречу друг другу. Несколько минут мы так и лежим, приходя в себя от этого безумия.
– Я люблю тебя, моя идеальная девочка. Ты лучшая. Самая-самая. Моя, Насть. И, – шумно переводит дыхание, – я не могу больше ждать. Ты с ума меня, блядь, сводишь. То, что ты творишь… Не уверен, что смогу продержаться хотя бы до следующей недели. Сука! Знаю, что ещё рано. Я же не сделал тебе больно, любимая? – всматривается в моё лицо, поднимаясь на локтях.
– Нет, любимый. Совсем немного было больно, когда третий палец добавил. Но недолго. Честно, Тём. А когда член… – замолкаю и утыкаюсь в его плечо.
Понимаю, что для скромности и стеснения не осталось места, но говорить об этом всё ещё сложно.
– Не молчи, Насть. Было больно? – в его интонациях слышится такое беспокойство и страх, что я просто не могу не успокоить его.
Отрываю тяжёлую голову от его груди и смотрю в глаза.
– Нет, Артём. Всё хорошо было. Мне понравилось. И совсем не было больно.
В очередной раз закусываю губу, но взгляд не отвожу.
– Малыш, ты меня без ножа, блядь, режешь. Я даже головку не ввёл до конца. Я не хочу причинять тебе боль.
– Тём, со мной всё хорошо. Я не рассыплюсь. И я не боюсь.
– Когда ты стала такой сильной, моя маленькая? – смеётся хриплым смехом, качая головой.
– Страдания закаляют людей.
– Многих они ломают, малыш. Но в тебе есть сталь. Спасибо.
– За что?
– За то, что не сломалась. А теперь в душ и поехали за продуктами. Иначе, если будем продолжать в том же темпе, то умрём от изнеможения.
Через час я стою у входной двери в огромных спортивных штанах Северова и его футболке. Парень натягивает сверху на меня толстовку. Бросаю быстрый взгляд в зеркало и морщусь. Видок у меня тот ещё. Штанины и рукава закатаны в несколько раз. Вся одежда бесформенным мешком висит. Но спорить даже не начинаю. Артём поставил мне условие: либо я снимаю с себя не досохшую до конца одежду и надеваю его вещи, либо остаюсь дома.
Расставаться с ним я не собираюсь ни на минуту, поэтому и похожа сейчас непонятно на что. Но на самом деле мне пофигу. Пусть все смотрят на меня, как на умалишённую. Знаю, что мой любимый мужчина никогда и никому не даст меня в обиду.
– Готова, Насть?
– Да, Тём.
И шагаю прямо в новую жизнь, держа его за руку.
Глава 7
Я сделаю для неё больше, чем всё
– И какой чёрт меня за язык дёргал, когда я предложил тебе сразу всё необходимое купить? – бурчу, выходя из очередного магазина со шмотками.
Моя девочка смеётся, опуская голову мне плечо. Прижимаю крепче. Мы уже несколько часов таскаемся по торговому центру, а я ни на секунду не перестаю её касаться. Только когда в раздевалки заходит. И то, как помешанный себя веду, не отводя взгляда от примерочной кабинки. Стоит ей оттуда выйти, сразу к себе жму. То пальцами сплетаемся. То по-хозяйски держу лапу на её талии. То и дело зарываюсь лицом в её волосы, точь-в-точь как та маньячина, таскаю по лёгким её аромат. То целую в шею, на которой и без того места живого не осталось после моих голодных ласк. Она у неё и так вся в сине-красных засосах. Оторвался, так оторвался. Везде свои следы оставил. Особенно на груди и шее. Хочу, чтобы каждая сука знала, что эта девочка занята. Мной занята. Моя. Я её не только своим запахом, но и спермой пометил.
Блядь, как вспомню её, разложенную на кухонном столе с раздвинутыми ногами. Как соки вытекали из её дырочки, стекали по бёдрам и ягодицам. Розовые лепестки и блестящую от желания жемчужину её клитора. Сука, откуда во мне эти поэтические настроения? Даже в мыслях не могу вещи своими именами называть. Моя идеальная девочка во всём особенная.
Член дёргается в штанах при этих воспоминаниях. Её стоны и крики. Затуманенные глаза с расширенными зрачками во время оргазма.
– Тём, – шелестит мне в ухо, вставая на носочки, – не знаю, о чём ты там так усиленно думаешь, но твои мысли уже в штанах встали и скоро будут заметны для всех окружающих.
– Твою мать!
Ведьма смеётся и якобы случайно рукой задевает мою эрекцию, проходясь лёгкими касаниями пальцев.
– Настя! – рычу и наступаю на неё, пока не прижимаю к стене, не оставляя путей отхода.
Блядь, я прекрасно помню, где мы находимся, но всё равно набрасываюсь на её рот. Лижу и ласкаю губами. Сжимаю ладонями ягодицы и втискиваю в свои "мысли".
Всё ещё охуеваю от осознания того, что нам больше не придётся прятаться. До сих пор помню, как тогда в суши баре Миронова постоянно боялась, тряслась и оглядываясь по сторонам, опасаясь случайных свидетелей. А сейчас мы спокойно гуляем по самому большому и популярному ТРЦ в нашем городе. И есть нихреновый такой шанс нарваться на знакомых, но нам обоим так-то похую. Друг от друга вообще не отлипаем. Моя девочка тоже постоянно льнёт ко мне и целует при каждом удачном случае. Тащусь и кайфую от этого.
Шарю языком по её ротовой полости, но Настя подгибает и прячет свой от меня.
– Дай сюда язык! – рычу, прикусывая её губы.
– У-у…
Мотает головой и, пользуясь моментом, сжимает зубы.
– Настя! – срываюсь на звериное рычание.
Этот стояк меня убивает.
– Артём, ты вообще помнишь, где мы находимся? Здесь толпы людей ходят.
Вырывается из моего захвата и со смехом залетает в ближайший магазин. Смотрю, куда она вбежала и хищно улыбаюсь. Это, конечно, не секс-шоп, но здесь я тоже планирую оторваться по полной.
Мы уже и так ни один десяток магазов обошли. Четыре раза сумки в тачку относили. Весь багажник и заднее сидение уже забили. Настя вечно рвётся сама за себя заплатить, но не позволяю. Едва карту к терминалу тянет, хватаю на руки и оттаскиваю подальше. Везде сам за неё плачу. Обещал же, что будет у неё больше, чем раньше. Бабла хватает. Да и мне в кайф ей шмотки покупать. Только коробок с обувью штук десять нагребли. Я, блядь, весь мир к её ногам положить готов.
Растягиваю рот в оскале и следом за малышкой вхожу в магазин нижнего белья. Шарю глазами по манекенам и вешалкам, прикидывая, что и как будет смотреться на моей девочке.
Что я там говорил: будет в моих футболках по квартире ходить? Есть идея получше.
Цепляю пару коротких, едва прикрывающих задницу шёлковых халатов и бросаю в корзину. Туда же отправляются четыре полупрозрачные ночнушки, типо той, в которой Миронова тогда перед камерой танцевала. Только эти совсем открытые, оставляющие мало места для воображения. Спать в них я Насте не дам. В нашей постели никаких лишних тряпок не будет. Но вот…
Блядь, как вспомню её танец и как дрочить на неё стал. Член сразу принимает боевую стойку. Хочу, чтобы она снова это сделала. Только теперь в живую. Сука, буду смотреть, как она двигается и…
Снимаю с вешалки красный, почти прозрачный пеньюар и глубоким вырезом. Перед глазами сразу встаёт картина, как моя девочка в этом самом пеньюаре седлает меня и скачет сверху. Как откидывает назад голову, подставляя шею моим жадным поцелуям.
– Северов, хватит уже мечтать! – шипит Настя, вырастая, блядь, из ниоткуда. – Уже все консультантки на твой стояк пялятся!
Хватаю за талию и жму к себе. Накрываю её рот своими голодными губами.
По херу. Пусть смотрят.
– Ревнуешь, малыш? – хриплю, проходясь языком по её шее и оставляя влажную дорожку из своей слюны.
– А тебе это нравится?
– Что именно? Что ты ревнуешь? Или что они смотрят?
Смеюсь, когда её лицо покрывается красными пятнами. Обожаю её дразнить.
– Пошёл ты, Северов! – рычит и вырывается.
Не отпускаю. Никогда больше отпущу. Целую долго и жадно, пока Настя не перестаёт сопротивляться.
– Я ТЕБЯ люблю, маленькая. Слышишь? Похуй на других. Для меня их не существует. Только ты, Насть, и никого больше. Веришь?
– Верю, Тём. Но, может, хватит меня тискать? Мы не одни.
Через неимоверные усилия себя протаскиваю, чтобы объятия разомкнуть. Но всё равно к боку прижимаю. Ни на секунду отойти не даю.
– Артём, пошли уже отсюда. У меня и так трусов уже больше, чем волос на голове. На нас как на идиотов смотрят.
– Ну и хер с ними, малыш. Пусть смотрят. – отбиваю, бросая в корзину очередной комплект белья.
Их и так там уже, наверное, десятка три набралось всех цветов радуги. Настя всего пару скромных лифонов и несколько трусов взяла. А я, как и собирался, отрываюсь от души. Хватаю всё кружевное. Даже представлять себе сейчас боюсь свою идеальную девочку во всём этом. Цепляю пару чулок.
И всё же представляю. Рассыпанные по подушке длинные золотые волосы. Влажные приоткрытые губы. На ней ничего нет, кроме пары чёрных чулок.
Так, стоп, Север, тормози!
– Я серьёзно, хватит уже. – рычит и тащит меня в сторону кассы.
– Всё-всё, маленькая, заканчиваю. Сейчас только ещё тот кожаный с заклёпками возьму. А, и этот, с дыркой на трусах.
– Если ты это возьмёшь, Северов, то тебе самому их носить придётся. Уверена, в коже ты будешь выглядеть ничего. А тот с дыркой… Как раз член туда засовывать будешь для удобства. – шипит и вылетает из магазина.
Слежу за ней глазами, чтобы далеко не ушла. Миронова останавливается возле ограждения и смотрит вниз. Облегчённо выдыхаю и продолжаю пялиться на её задницу, затянутую чёрными кожаными штанами. Выглядит она сейчас просто охуенно. Чувствую, как во рту слюна собирается и, тяжело сглатывая, отвожу взгляд.
Не сейчас, Север, тормозь, иначе до дома мы не доберёмся.
Иду к кассе и вываливаю гору шмоток.
– Это всё? – выпучивает глаза кассирша, оглядывая всё эту кучу.
Рывком смотрю на Настю. Она всё так же стоит, сложив руки на периллах.
– Почти. Пробивайте пока.
Размашистым шагом возвращаюсь к витрине и, найдя нужный размер, цепляю тот самый кожаный комплект. Зачем-то представляю, как Настя заставляет меня натягивать его на себя, и едва сдерживаюсь, чтобы не заржать. Эта зараза зеленоглазая на многое способна.
– Теперь всё. – докидываю бельё во внушительную гору.
Выхожу из магазина и обнимаю любимую за талию, смыкая пальцы на животе. Опускаю подборок ей на плечо и целую в шею.
– Обиделась, малыш?
– Зачем всё это, Тёма? – бросает короткий взгляд на три пакета в моих руках. – Мне жизни не хватит, чтобы всё это переносить. И денег ты и так уже дофига потратил. К тому же, я не стану ходить в том, что ты там нагрёб!
– А если я попрошу? – вбиваю ей в ухо, проходясь языком по раковине. Всасываю в рот мочку и лижу, пока малышка не откидывает голову мне на грудь, заглядывая в глаза. – Ради меня наденешь, Насть?
– Ну что ты за человек такой, Северов?
– По уши влюблённый в свою охуительно-сексуальную девочку? – хриплю и накрываю её рот своим.
Встречает без сопротивления и жадно отвечает.
Пиздец, представляю, как эта картина выглядит со стороны. Мы стоим с Мироновой у стеклянной перегородки на шестом этаже ТРЦ и целуемся в этой откровенной позе. Соприкасаемся во всех возможных местах. Мой член жмётся в затянутую в кожу задницу. Одну руку оставляю на плоском животе, а вторую кладу на её горло, не позволяя разорвать контакт.
Бля, знала бы она, насколько мне сейчас хочется оказаться дома и в таком же виде перейти в горизонтальную плоскость. Только уже без шмотья. Её сердце колотится с такой силой, что отдаётся вибрацией по моим рёбрам. Дыхание срывается двусторонне, когда наконец прекращаю её целовать.
– Ну так наденешь для меня?
Прижимаюсь губами к впадинке за ушком и торчу, когда по её коже разлетаются мурахи, а всё тело будто током прошивает. Чувствительная точка, значит. Понял. Записал.
– Я подумаю над твоим предложением, если ещё поцелуешь.
– Ведьма! – рычу и всё равно беру в плен её губы.
– Тебе ещё что-то из шмоток надо или пойдём перекусим? – спрашиваю спустя ни хреново так времени, когда наконец вынуждаю себя оторваться от неё и сделать пару шагов назад.
Блядь, я точно маньяк.
– Ты и так уже столько всего набрал, что придётся ещё один шкаф покупать. – отбивает и топит ту самую улыбку с ямочками.
Сжимаю руки в кулаки и вынуждаю себя оставаться на месте. Её губы уже и без того краснючие, распухшие и все в мелких царапинах от моих зубов.
– Значит, идём за шкафом?
– Нет, Артём, – смеётся и топает в сторону фудкорта, – мы идём есть! Я скоро с голода умру. Уже и так ноги еле волочу.
Отзываюсь на её замечание хриплым смехом и, подхватив на руки, несу сторону кафех.
– Поставь меня, Север! Я сама могу идти! – рычит и кусает меня за шею.
– Харе кусаться, стерва!
– Так я ещё и стерва?! – пищит от возмущения и тянет брови вверх.
– Ещё какая! – подтверждаю свои слова уверенным кивком.
– Ну, раз так…
– Что?
– Ничего!
– Говори, Настя! – шиплю, опуская её на ноги, достигнув фудкорта.
Моя девочка складывает руки на груди и поджимает губы. А потом растягивает их в какой-то хищной усмешке и выдаёт:
– Я там один пеньюар взяла. Хотела, как тогда перед камерой для тебя станцевать. Но раз уж я стерва…
Чего, блядь? Она мои мысли, что ли, сканирует? Сука, об этом же в магазе думал как раз, а эта ведьма…
Миронова отворачивается и, виляя задницей, идёт к какому-то ларьку с фастфудом. Знаю, что она это сейчас специально делает. Дразнит зараза. Помню же, как она двигаться умеет: плавно и эротично.
До скрежета стискиваю челюсти и на мгновение прикладываю руку к паху. Вот же су… Нет, даже думать так о ней не могу. Ведьма она! Настоящая зеленоглазая ведьма!
Широкими шагами иду за ней, когда она что-то там выбирает на терминале, и дёргаю на себя, с силой вжимаясь членом. Рычу, как дикий зверь, когда она издаёт тихий протяжный стон и закусывает губы.
Тоже хочет…
– Ты же это несерьёзно, малыш? Всё равно ведь станцуешь, да? – бомблю ей в ухо хриплыми интонациями и разворачиваю к себе, глядя в глаза. – Пожалуйста, любимая. Сделай это.
Блядь, скулю и пляшу на задних лапах, как голодный щенок, перед которым куском мяса маячат. Вроде и так знаю, что не откажет, но для чего-то виляю хвостом.
– Ну я же стерва, Артём. Или ты уже забыл?
Проводит кончиком языка по губам и растягивает их в улыбке.
– Блядь, и что я должен тебе сейчас ответить? Ты же сама меня намеренно заводишь!
– Скажи, что любишь, Тём.
– Бля, ну конечно люблю, родная.
С парковки ТРЦ выезжаем уже затемно. Пару часов просидели за столиком, потягивая напитки и ведя ничего не значащие разговоры. И так до хуя уже наружу вытащили, нужен перерыв. Я давно не чувствовал себя настолько охрененно, как сегодня. Даже до нашего расставания.
Сильнее стискиваю кожаную оплётку руля. Всё ещё больно. Знаю, что эта херня никуда не исчезнет. Это, блядь, просто нереально забыть. С этим можно только жить. И мы живём. На полную катушку. Целуемся и обнимаемся при каждом удобном случае. Смеёмся и спорим. Переплетаем пальцы и учимся жить заново. Вместе. Без запретов и рамок. Без Настиных предков и этого ублюдка Должанского. Нам больше не надо прятаться и расставаться. Моя девочка теперь рядом, а остальное я вытяну.
Ещё около часа проводим в супермаркете. Пока Миронова нагребает всякие там шампуни, кремы и прочую женскую белиберду, беру на себя продукты. Помимо стандартного набора из мяса, рыбы, овощей, хлеба, колбасы, сыра и бакалеи, закидываю в тачанку какие-то йогурты, творожки, сладкие сырки, фрукты и несколько видов конфет и пирожных. Раньше в моём доме никогда не было всей этой хренотени, но пора привыкать, что я теперь ни один живу, а с моей девочкой. Ловлю себя на мысли, что даже не знаю, какой кофе она любит. Я-то чёрный пью, но вот Настя… Может, она с молоком предпочитает? Закидываю в тележку его и пачку сливок. Всё для любимой.
Встречаемся с ней уже на кассе. Очередь растягивается едва ли не на десять метров. Подхожу к моей девочке и сразу притягиваю к себе. Зарываюсь лицом в волосы и вдыхаю её аромат. Да, я конченный нарик, и мне срочно нужна доза.
Она теперь иначе пахнет. Мной и чем-то ещё, чем только любимая девушка может.
Разгоняю яд по венам, когда прижимаюсь к губам. Сколько времени я её уже не целовал? Блядь, я не просто маньяк, а стопроцентный шизик, если и часа без неё протянуть не могу. Больной на всю голову.
Проталкиваюсь к ней в ротовую полость и жадно шарю языком. Сплетаемся, но ненадолго. Настя упирается ладонями в плечи, а потом оглядывается по сторонам, краснеет, опускает голову мне на грудь и закрывает глаза. Обвожу глазами пространство и понимаю почему.
На нас весь магазин таращится, как на каких-то дикарей. Видимо, для моей малышки это уже чересчур. И пусть за дверью квартиры у нас нет запретов, но к постоянным зажиманиям на людях она явно ещё не привыкла.
Одной рукой крепче обнимаю свою девочку за плечи, а второй толкаю тележку, медленно продвигаясь по ползущей со скоростью улитки очереди. Раньше все эти ожидания бесили меня до зубного скрежета, но сейчас вообще насрать. Готов хоть всю жизнь так стоять, прижимая её к себе. Наконец, добираемся до ленты и выгружаем покупки.
– Артём, зачем ты столько всего набрал? Мы вдвоём живём или ты где-то десяток любовниц прячешь? – смеётся, оглядывая гору продуктов.
– Не десяток, а всего одну. – рычу в ответ и коротко целую. – Я не знал, что ты любишь, малыш. Поэтому и взял всего понемногу.
– Мог бы у меня спросить.
– И где бы я тебя искал? Позвонить я тебе тоже не могу. Кстати, сейчас заедем за телефоном.
– Не надо, Тёма. Я собираюсь свой из дома забрать. Завтра хочу съездить.
Выдыхаю и медленно тяну кислород через нос, сжимая кулаки. На хрена ей туда возвращаться?
– Насть, оставь его там. Я тебе новый куплю. Если надо, симку восстановим. На остальное по херу.
– Мне не только за телефоном съездить надо. За конспектами, документами и, – закрывает глаза и тяжело вздыхает, – твоей футболкой.
Она точно ненормальная, что ли? Возвращаться к ним ради тряпки и куска железа?
– Малыш, я уже обещал тебе, что все футболки отдам. Мобилу купим. Конспекты у Тохи и Заболоцкой возьмём. Документы новые сделаем. Не надо тебе туда ехать.
– Нет, Артём, я должна. Помимо конспектов у меня все учебные материалы за два года остались. К тому же телефон – это твой подарок. А футболка… Она очень дорога мне. Понимаешь? Я только своё заберу и всё.
– Настя…
Договорить она мне не даёт. Прикладывает пальцы ко рту и заглядывает в глаза.
– Тём, я знаю, о чём ты сейчас думаешь. И понимаю, что тебе это не нравится. Но я должна поехать. Да, мне страшно. Я боюсь, что с папой что-то случилось. Что если он… Но мне придётся вернуться. Эти вещи много для меня значат.
– Блядь, маленькая, что если они не отпустят тебя? Ты же понимаешь, что тебе придётся столкнуться с предками? И что тогда?
Сильнее сжимаю её тело, а самого конкретно так коноёбит. Опускаю веки и с трудом вентилирую воздух. Как я должен её отпускать к ним? Если ей так нужна вся эта фигня, то сам поеду, но свою девочку не пущу.
– Я знаю, Тёма. Но…
– Завтра сам съезжу. Расскажешь, что где лежит, и я всё привезу.
– И как ты себе это представляешь? Постучишь в дверь и скажешь, что за моими вещами пришёл? Да они тебя и на порог не пустят. Или через окно залезешь? А если папино сердце не выдержало? Что если он умер?
Миронова отводит взгляд и тихо всхлипывает. Понимаю, насколько ей тяжело не только эти слова даются, но и осознание, что она может стать причиной его смерти. Если раньше даже думать себе об этом не позволяла, то сейчас вынуждена столкнуться с реальностью, какой бы хреновой та не была.
Сильнее стискиваю любимую в объятиях и касаюсь губами макушки. Не позволю ей протаскивать себя через это дерьмо. На себя всё возьму.
– Значит, вместе поедем, родная. Я рядом буду. Одну всё равно не отпущу. И если с твоим стариком что-то случилось или случится… В этом нет твоей вины. Ты же понимаешь, что ты ни в чём не виновата, маленькая?
Кладу ладони на её лицо и цепляю глазами. На ресницах слёзы. На щеках мокрые дорожки.
– Нет, Артём, виновата, но теперь я смогу с этим жить. С тобой я всё смогу. Со всем справлюсь. Что бы ни случилось, я больше никогда не сдамся.
– Я люблю тебя, девочка моя.
Ещё утром я даже, блядь, силой не мог вырвать из себя эти слова. Но стоило один раз сказать, теперь не могу остановиться.
Долго не мог вдуплить, почему она сразу про отца не сказала, а решила разорвать со мной отношения, но потом дошло. Настя права: я бы не отпустил её. И какие тогда варианты? Заявиться к ней домой и не оставить выбора? Самому её батю прикончить? Чтобы она потом всю жизнь чувствовала вину за его смерть? Или позволить выйти замуж за этого уёбка и продолжать тайно встречаться? Чтобы из его койки в мою скакала? Даже если бы сама ему добровольно не отдавалась…
Крепче стискиваю челюсти и на несколько секунд закрываю глаза, выравнивая дыхание. Даже думать об этом не стану. Нельзя. Иначе я его убью на хрен.
Нет, я бы не смог сделать из неё шлюху. Это же моя идеальная девочка. Моя Настя. Знаю, что нас обоих от этого на куски растаскивало бы. И как бы я её отпускал к нему?
– С вас восемь тысяч четыреста двадцать семь рублей.
Открываю глаза и тянусь за портмоне, но Миронова уже прикладывает карту и расплачивается, а потом поворачивается ко мне и улыбается. На щеках появляются мозговъебательные ямочки, а глаза горят так ярко, что я топлю в себе всю свою грёбанную гордость. Если ей так надо хоть где-то заплатить, то пусть. Главное, чтобы улыбалась.
Грузим пакеты в тележку и идём к Гелику. Покупки приходится натуральным образом впихивать в тачку, потому что весь багажник её шмотками забит. Когда, наконец, нам это удаётся, открываю пассажирскую дверь и подаю Насте руку. Обхожу капот, запрыгиваю на место водителя и выруливаю с парковки.
– Насть…
– Что?
Выдыхаю.
Блядь, мне срочно нужен никотин. За весь день всего пару сигарет удалось перехватить. Никогда при ней не закуриваю, но сейчас ни херово так меня мотает. Как представлю, что она туда вернётся… Выть, сука, охота. Может, я и эгоистичная скотина, но вообще не против, чтобы её старик коньки отбросил. После всего, через что предки заставили пройти мою девочку, я сам их прикончить готов. Только бы ей не пришлось больше никогда с ними разговаривать и выслушивать их упрёки. Никогда снова она не станет из-за них плакать. Не позволю.
– Тём, – шелестит, когда я слишком долго молчу, – что случилось?
Кладёт ладонь на мою руку и всматривается в лицо в попытке считать мои мысли.
– Уверена, что хочешь туда вернуться? Ты же понимаешь, что разговора не избежать? Что они сделают всё возможное, чтобы не отпускать тебя?
– Понимаю. Но ты же будешь рядом, а значит, смогу через это пройти. Я люблю тебя, Тёма.
– Я тоже тебя люблю, родная. Ни на секунду не оставлю. Если придётся, Насть, я тебя силой увезу.
– Не придётся, Артём. Я не останусь там. Даже если с папой случилось непоправимое, не дам себя сломать. Я вернусь домой. К тебе. Ты – мой дом, Северов. Сам говорил. Помнишь? А я всегда буду возвращаться домой.
Глава 8
Теперь только вперёд
– Артём, ну дай я хоть что-то сделаю. Давай мясо пожарю или овощи нарежу.
– Мясо – это мужская работа. И как ты собираешься нож держать, если у тебя все руки в бинтах?
Смотрю на свою девочку и устало потираю переносицу. Она уже минут сорок маячит за спиной и требует, чтобы я дал ей хоть что-то приготовить.
На ней снова моя футболка. Халаты, которые я ей купил, таскать категорически отказалась. Да и вряд ли мне было до готовки, если бы она тут задницей светила.
Кидаю стейки на сковороду и тащу малышку к себе. Лишнего не позволяю, но всё же прохожусь губами по щеке, скуле и подбородку. Лапы исключительно на рёбрах держу. С того момента, как в хату вошли, безостановочно челюсти и кулаки сжимаю, чтобы в спальню её не утащить. Или не усадить на стол. Или в душ отправиться вместе. Для этого у нас впереди ещё целая ночь. А сейчас надо пожрать приготовить.
– Малыш, просто отдыхай, ладно? Последние недели нам обоим дались пиздец как сложно.
– В том-то и дело, Тём, что обоим, а ты всё сам делаешь. Может, готовить я и не умею, но хоть чем-то могу тебе помочь.
– Насть, просто будь рядом и всё. У нас ещё будет достаточно времени. Я помню, что обещал научить тебя готовить, но давай не сегодня, родная. Ок?
– Окей. – качает головой и выдыхает. – Но тогда поцелуй меня. Ты слишком долго этого не делал.
Блядь, реально долго. Уже часа полтора к ней не прикасался. Боюсь сорваться на хрен, если хоть немного самоконтроль ослаблю. Всего один поцелуй. Ну какой от него вред?
Сука, всё же не выходит сдержаться, когда её губ касаюсь. Не собирался я этого делать, но врываюсь в сладкий рот моей малышки. Всасываю нижнюю губу, пока Миронова стонать не начинает. Своим языком по её прохожусь, сплетаемся. Мой глубже всасывает, а пальцами под край футболки пробирается и слегка царапает спину, оставляя длинные красные полосы. По коже мурахи бегут, когда языком по шее скользит, прикусывает, а потом втягивает кожу, оставляя засос.
Свою метку ставит.
Принимаю. Сам хочу, чтобы все знали, что я теперь занят, как и моя девочка.
Впиваюсь пальцами в её тело. Задираю футболку и сжимаю задницу, затянутую в чёрное кружево. Блядь, хочу, чтобы кроме этих трусов на ней вообще ни черта больше не было.
Раз за разом вжимаюсь членом в её плоский живот. Хватаю за ягодицы и тащу вверх, пока не сцепляет ноги на пояснице. Толкаюсь эрекцией между бёдер, даже сквозь штаны ощущая, какая она горячая и мокрая.
Сука, я точно не сдержусь.
Делаю ещё несколько поступательных движений и кусаю за горло. Настя хватается за мои плечи, до крови царапая кожу.
– Тёма…жаренным…пахнет. – хрипит мне в ухо и облизывает ушную раковину.
Новая порция дрожи, когда делает так.
– Ещё как, блядь, пахнет. – рычу и оставляю новый засос на шее.
– Нет… Артём… мясо…горит…
– Ёбаный рот!
В одно движение опускаю малышку на пол и мчу к плите спасать наш ужин. Настя слегка покачивается на ватных ногах и хватается за спинку стула, чтобы не упасть.
– Всё хорошо, малыш? – спрашиваю и переворачиваю стейки, бросив на неё быстрый взгляд.
Слегка подгорели по краям, но не критично. Ещё бы немного и пиздец им настал бы.
Бля, это же всего лишь один поцелуй. Ну какого хрена я не могу тормознуть, стоит только прикоснуться к моей идеальной девочке?
– Относительно. – рычит и мнётся с ноги на ногу.
Замечаю влажные блестящие дорожки на внутренней стороне её бёдер. Как дрожат ресницы. Приоткрытые, мокрые от моей слюны губы, через которые она упорно проталкивает воздух. Тяжело вздымающуюся и резко опадающую грудную клетку. Подрагивающие пальцы.
Пиздец, как я её хочу. Прямо сейчас. Разложить на столе, как утром и довести начатое до конца.
Миронова сама едва держится. Вижу, какое желание в её зрачках отражается. Чувствую терпкий запах её возбуждения.
Рычу и запускаю руку в трусы, сжимая пальцы на напряжённом до боли члене. Несколько раз передёргиваю и снова рычу, когда кончаю.
Какого хрена я вообще творю?
В мокрых боксерах вообще не по кайфу. Да и любимой разрядка нужна. Но сейчас мне, сука, надо дожарить эти долбанные стейки.
– Иди ко мне, родная. – сиплю, прикрыв глаза, и тяну к ней руку.
Она тут же вжимается мне в бок и обнимает.
– Извини, маленькая, снова не смог сдержаться.
Кладу ладонь на её талию и притискиваю ближе, второй рукой переворачивая мясо.
– Всё нормально, Артём. Я сама попросила. – обжигает горячим и до сих пор сбивчивым дыханием.
Опускаю руку ниже и ныряю пальцами под резинку кружева. Обвожу и растираю клитор, пока Настя не начинает тихо постанывать и извиваться. Глаз от сковородки даже не отвожу, сосредотачиваясь на готовке. Если хоть на секунду её увижу, тут же наброшусь. И без того её хриплые стоны и рваные выдохи чердак дробят. Знаю же, что не лучшая идея ей в трусы лезть и мясом заниматься, но не могу, блядь, позволить ей сейчас мучаться от неутолённого желания. Кружу подушечками по её жемчужине, наращивая темп. Малышка цепляется ногтями мне в запястье, когда ползу ниже и подбираюсь ко входу.
– Тише, любимая. Расслабься. Я просто сделаю тебе хорошо. Впусти меня. – хриплю, целуя за ухом.
Настя вся покрывается мурахами и дрожит сильнее от этого касания.
Бля, как я от неё тащусь.
Вхожу в неё двумя пальцами и трахаю, пока не слышу её тихого вскрика, а руку не заливает жар её оргазма. Любимая обмякает в моих руках и сползает вниз как подкошенная. Быстро перехватываю, не позволяя упасть.
– Всё, девочка моя. Всё хорошо. Я тебя люблю, малыш.
Вжимаюсь губами в её макушку и таскаю в себя её запах. Зарываюсь лицом в волосы на несколько секунд и сосредотачиваюсь на ужине, продолжая прижимать мягкое тело к боку.
– Я тоже тебя люблю, Тёма. Но больше не… делай так.
– Как не делать, Насть?
– Так!
Смеюсь и прикасаюсь своей щекой к её. Быстро целую и слегка отталкиваю.
– Сходи пока в душ, а я наконец закончу с едой. Иначе ужина нам сегодня не видать.
Миронова коротко кивает и шаткой походкой выходит из кухни. Только когда слышу шум воды, могу спокойно выдохнуть. Мотор всё ещё долбит по рёбрам. Выровнять дыхание не удаётся ещё какое-то время. Член опять в полной боевой готовности.
Да вашу ж мать! Сколько можно?! Как долго мы с моей девочкой ещё протянем в таком ритме? Что я за животное, если не могу просто поцеловать её без задних мыслей? Хочу её просто, блядь, до безумия. До полной отключки мозгов. Только членом думать и выходит, едва Миронова рядом появляется.
Дожариваю многострадальное мясо и накрываю на стол. Настя уже около получаса в ванне торчит.
– Малыш, ты долго ещё?
Дёргаю дверь, но она заперта. Я этот хренов замок к чертям сорву, чтобы не запиралась больше. Настя ничего не отвечает, и я тут же напрягаюсь.
– Настя! – ору и молочу кулаками по двери. – Блядь, ты там живая вообще?
– Живая! – раздаётся из душа её смех. – Дай мне ещё десять минут!
– И ни секундой больше!
Девушка опять смеётся и соглашается. Иду в спальню и переодеваюсь. Не по кайфу так-то в мокрых трусах и штанах ходить.
Все мышцы вытягиваются, а нервы на разрыв, когда хлопает входная дверь.
Какого хрена? Она ушла, что ли?
Вылетаю в коридор и сталкиваюсь лоб в лоб с Тохой.
Сука, я и забыл о том, что он завёл себе бесящую привычку таскаться ко мне на регулярной основе.
– Ну нихуя ж себе, Север! Свет, жратвой пахнет, и ты не в говно. Наконец забил хер на эту шлю…
– Ебальник завали, Тоха! – рычу, понимая, что если он сейчас назовёт так мою девочку, я его по стене размажу.
Знаю, что держаться надо. Он три недели вместе со мной дерьмо жрал. До кровати таскал, когда я в синие сопли ухуяривался. И не впервой по кускам меня собирает. Нельзя сейчас на него набрасываться, иначе херни конкретной натворю. Кулаки до хруста жму. Челюсти стискиваю так, что зубы сводит. На скулах желваки ходят.
Блядь, не хотел же, чтобы он сейчас о нас узнал. Думал, хоть пару дней урву, пока на учёбу с Настей не вернёмся. Но хер-то там.
– Расслабься, Тёмыч! Ты чего сразу на рога? После всего, через что она тебя протащила, ещё и вступаешься за эту тварь?
– Захлопнись, Арипов. Я серьёзно. – голос не повышаю, но в интонациях сталь.
Нет бы ему меня послушать, но друг не затыкается. Всё это время молчал ведь, а сегодня его вдруг понесло. Видимо, до хера в себе топил, потому что смысла меня вразумлять не было.
– Блядь, Север, ты чего творишь? Она тебя на части разорвала! Сердце, блядь, вырвала! Наизнанку вывернула! Забудь уже о ней и иди дальше! Ты же не дебил и сам понимаешь, что нихуя у вас уже не будет! До её свадьбы меньше недели осталось!
– Пиво будешь? – отбиваю и иду на кухню.
Успокойся, Север. Надо без лишних эмоций перетереть. – говорю мысленно сам с собой.
Открываю холодильник и цепляю две бутылки холодного. Не собирался я сегодня пить, не судьба видать.
Может, стоит Настю предупредить, что Арипов здесь?
Бросаю быстрый взгляд в сторону ванной.
– Долго ты его греть будешь? – режет друг и забирает пиво.
Открывает обе бутылки и одну протягивает мне. Из своей несколько больших глотков делает. Прикладываю горлышко к губам, но только пригубляю. Трезвые мозги сейчас нужны.
Антон падает задницей на стул и с интересом косится на накрытый стол. Паркуюсь напротив и открываю рот.
– Тёмыч, это ты меня так встречаешь или кого другого ждёшь? – рубит и тянет к себе тарелку со стейком.
– Никого не жду. Она уже здесь.
Выдыхаю и медленно тяну новую порцию кислорода, чтобы не выдать лишнего. Миронова и без того сейчас появится, и тогда беды не избежать. Приятель язык за зубами держать не станет. Помнит же, насколько мне хуёво было, когда любимая ушла. Лучше на живую резать.
– Она? – тянет вверх брови и выпучивает глаза. – Кто она, Север? Стоило тебя на пару дней без присмотра оставить, как ты уже цепанул кого-то? Блядь ну наконец ты в себя пришёл. Надеюсь, хоть красотку, а не лишь бы было кого трахать?
– Угу… – всё, что выдавливаю. Прочищаю горло. – Красотка. Ещё какая.
– Вот только пара вопросов, дружище, есть. Ты с каких пор на хату свою баб таскаешь и ужином кормишь? Надеюсь, не совсем головой ёбнулся после того, как Миронова тебя разорвала? Ты же не собираешься с какой-то одноразкой в любовь играть, только чтобы её из башки вытрясти?
– Тох, слушай это…
– Тём, надеюсь ужин готов, а то я сейчас с голоду умру! – смеётся моя девочка, вырастая в дверном проёме.
Рано. Рано, блядь. Вот теперь точно начнётся пиздец.
– Арипов?! – округляет глаза Настя и тянет вниз, сука, голубой шёлковый халат, который я сегодня ей купил.
– Миронова?! – выпучивает глазные яблоки друг. – Какого хуя, Север?! Ты что, блядь, творишь?! Что она здесь делает?! – орёт, поворачиваясь ко мне.
Моя малышка всё так же стоит в дверях в тряпке, которая даже треугольник ярко-синих, почти прозрачных трусов не прикрывает. Антон бомбит вопросами, бегая глазами с меня на неё и обратно. А потом делает то, из-за чего я срываюсь с места, хватаю его за грудки и подрываю со стула.
– Ещё раз станешь на неё пялиться, и я тебе глазницы в мозг впечатаю! – брызжу слюной в лицо приятеля.
Нихуя с собой поделать не могу. Я помешанный на этой девушке маньяк и конченный собственник. Даже смотреть на неё другим не позволю. А тем более лапать глазами. От ничем не прикрытых ног до виднеющейся в вырезе груди и покрытой моими засосами шеи.
– Отпусти, Север, блядь! Тормози на хер!
– Артём, успокойся! – моя девочка подлетает к нам и цепляется в мои пальцы в попытке их разжать. – Тёма, хватит! Прекрати!
– Настя, – рычу сквозь зубы и бросаю на неё короткий взгляд, но футболку Арипова всё же отпускаю, – переоденься. Сейчас же.
Она следит за моим взглядом, потом взвизгивает и молнией вылетает из кухни.
Блядь, вот и надо было ей этот халат прямо сейчас напялить? Да ещё и ужинать в таком виде явиться. Знает же, чем это закончится. Или намеренно меня дразнит?
Делаю несколько глубоких вдохов-выдохов, опустив веки. Душу в себе необоснованную ревность. Да, блядь, и сам знаю, что без причины сорвался. Тут любой глазеть бы на неё стал.
– Извини, Тоха. – выдыхаю и хлопаю его по плечу.
– Какого. Хрена. Здесь. Делает. Миронова? – отрезает каждое слово сквозь сжатые зубы.
– Живёт!
– В смысле, блядь, живёт?! Уже забыл, как она тебе сердце выдрала?! Она меньше чем через неделю замуж выходит! С Должанским её по очереди трахать будете или как?!
– Арипов, лучше заткнись сейчас, иначе я тебя на кровавые ошмётки раздеру. И ни слова об этом уёбке больше. – отбиваю с жёсткими холодными нотами. Знаю, что похлеще ора сейчас действует.
– Северов, ты совсем ебанулся, что ли? Ты чем вообще думаешь? После всего? – его голос тоже садится.
– Настя не выходит замуж. Мы вместе. Официально, блядь, пара, Тоха. И я всё помню: и как подыхал без неё, и как больно было. Но теперь всё иначе. Я люблю её.
– А она тебя, Тёмыч? Если это очередная игра?
– Не игра, Антон. – возвращается Миронова и подходит ко мне, переплетая наши пальцы. – Я люблю Артёма. Всегда любила. Он знает, почему я так поступила тогда. Но больше я никогда не сделаю больно любимому человеку. Кира я бросила. Из дома ушла. Возможно, даже отца этим убила, но мне всё равно. Я на всё готова ради Тёмы.
Опускает голову мне на плечо, а я тут же прижимаю к себе, пока кости хрустеть не начинают. Касаюсь губами виска и оставляю быстрый поцелуй. Поднимаю глаза на друга и жду приговора. Знаю ведь, каким он резким бывает. Уже шесть лет с ним как братья. Порвать любого друг за друга готовы.
– Ну вы пиздец, конечно. – прикладывает кулак ко рту и качает головой. – И ты простил её? – выплёвывает, кивая на мою девочку.
Крепче жму кулаки.
– Тоха, сказал же уже… – рычу, снова срываясь.
– Тём, – крепче стискивает мои пальцы любимая, – не заводись только.
Гоняю по лёгким кислород вместе с её запахом, сдерживая новый приток ярости.
– Простил, брат. Сорри за то, что тебе пришлось со мной всё это время дерьмо разгребать, но теперь всё заебись. Мы любим друг друга и в любом случае вместе будем. Можешь считать меня безвольным слабаком или даже трусом. Но либо продолжай кентоваться с таким, либо уходи.
– Артём! – кричит Настя и поворачивается к Арипову. – Антон, я знаю, что ты переживаешь за друга. И помню всё, что ты мне сказал тогда в коридоре. И о разбитом сердце, и о предательстве. Но клянусь, что жизнь положу, чтобы это исправить.
Приятель как-то странно напрягается, когда Миронова вспоминает об их разговоре. Не нравится мне это. Что он ей там наговорил?
– Блядь, ты точно мазохист, Север. – опять качает башкой и тянет лыбу. – Может, хоть покормишь тогда? Мне сегодня даже пожрать некогда было.
– Я на тебя не готовил. – отбиваю и сам улыбаюсь.
Малышка расслабляется в моих руках, и на её щеках появляются эти самые мозговъебательные ямочки. Даю себе волю и накрываю её рот губами. Обвожу языком и проталкиваюсь внутрь.
– Тёма. – пищит и бросает взгляд на ошарашенного Антона.
– Знаю, родная. Можешь ещё одну тарелку сообразить, пока мы покурим? – кладу ладони на её лицо и глажу пальцами.
– Ага, иди.
Ещё раз коротко целую и направляюсь в сторону балкона. Друг идёт следом. Подкуриваю и наслаждаюсь, когда горький дым оседает в лёгких.
– Бля, ты сейчас выглядишь так, будто год сигарет не видел.
– Заткнись, Тоха. Не до того было.
– Значит, реально простил её?
– Да, брат, простил.
– Ты не просто мазохист, а прям БДСМщик какой-то, Тёмыч.
– Возможно. Но без неё не могу. Теперь всё иначе будет.
– Не боишься снова на те же грабли наступать?
– Пока Настя со мной, я ничего не боюсь.
– Твои б слова, да Богу в уши.
– Уверен, что он их слышит.
Глава 9
Мы вместе, и пусть весь мир подождёт
Едва расправляемся с едой, перетаскиваю Настю к себе на колени и вжимаюсь носом в шею, шумно гоняя воздух. Вроде и рядом постоянно, но мне этого мало. Прохожусь губами вверх и оставляю мокрый след за ушком. Она покрывается мурашками и начинает дрожать, когда дую на это место.
– Может, харе обжиматься уже? – врывается в расплывающиеся от близости моей девочки мозги Тохин голос.
Девушка дёргается в попытке сползти с меня, но не позволяю ей этого. Фиксирую крепче и усаживаю так, чтобы моя эрекция вжималась ей между ягодиц.
– Артём, пожалуйста… – сипло выдыхает и делает ещё одну попытку вернуться на своё место.
Её лицо заливается краской, а за рёбрами лупит так, что по моей грудной клетке вибрирует.
– Не пущу! – рычу и прикусываю мочку.
– Бля, Север, серьёзно! Вы тут не одни вообще-то!
– Ты, если чё, сам припёрся. Вот и наслаждайся.
Ржу, но всё же позволяю любимой занять соседний стул. Она опускает голову и прячется за волосами. Так знакомо, что в груди щемить начинает.
Миронова кладёт руку мне на колено и медленно ползёт вверх, пока не касается подушечками пальцев перекачанного кровью члена. Рычу и сам сжимаю её пальцы на стволе.
– Эй, блядь! Ребят, я, если что, порнуху смотреть предпочитаю в одиночестве. Так-то не любитель на людях дрочить.
– Тоха, блядь! – рублю предупреждающе.
Нашёл, о чём при моей девушке говорить.
Смотрю на Настю. Она всё так же сидит с опущенной головой, а плечи как-то странно вздрагивают. Плачет, что ли? Дёргаю на себя и заглядываю в лицо.
– Что случилось, малыш?
И тут она начинает хохотать. Смеётся так, что за живот хватается и едва со стула не сваливается.
Какого хрена? Что её так рассмешило? Вроде не пила.
– Ты чего смеёшься, Насть? – сиплю, когда немного успокаивается.
– Ничего… – новый приступ смеха. – Просто… Ахаха… Представила эту… Ахаха… Картину.
– Какую, на хрен, картину?
– То, что Антон… Ахаха… Ну ты извращенец, Арипов. – опять смех. – Если тебя заводит, как люди за руки держатся, то я тебе точно не завидую. Ахаха.
Как только доходит, как Миронова только что выкрутилась из этой пикантной ситуации, смотрю на друга и тоже разражаюсь ржачем. Его вытянутое от удивления лицо и выпученные глаза то ещё зрелище. Редко его можно так подъебать, но Насте удалось.
– В смысле, блядь, за руки держались?! – хрипит и подаётся вперёд, заглядывая через стол.
– В прямом, Тох! В прямом!
Продолжаю угорать и нахожу под столом Настину руку. Переплетаю пальцы и тяну вверх, показывая приятелю, чем мы там занимались.
– Ты же не думал, что… Ахаха… Блядь, я сейчас сдохну… Ахаха… Что наша идеальная девочка будет мне член под столом наяривать? Ты сколько лет её знаешь, а, Тох? – выдавливаю этот монолог и опять смеюсь.
Малышка тоже несмотря на то, что залилась краской, едва услышала, как я выдал истину. Крепче сжимаю её руку.
– Антон, ты правда подумал, что мы? Фу, Арипов! Как не стыдно?! Ахахаха! – продолжает троллить моя девочка. – Я была о тебе лучшего мнения!
– Да пошли вы оба! – бубнит и дует губы Антон.
А мы всё продолжаем хохотать и подкалывать его. Через какое-то время и от него начинаются сыпаться подъёбы в мою сторону. Отбиваем их вместе с любимой и снова смеёмся, когда друг бурчит:
– Блядь, Север, тебя я ещё вытянуть могу, но против двоих не попру.
Должен отдать ему должное, но Настю он не цепляет и ни одного херового слова в её сторону не отпускает даже на эмоциях.
Расслабленно выдыхаю, когда понимаю, что он её принял. Не то что его мнение может что-то изменить, но оно мне не по херу. Не хотелось бы, чтобы лучший друг и любимая девушка были в контрах.
– Тоха, может, в следующий раз с Заболоцкой к нам приедете? – бросаю вопрос, когда смех стихает и дыхание немного выравнивается.
– А почему ты у него об этом спрашиваешь? Вика вроде как моя подруга. – сразу вскидывается Миронова.
– Ну они же типа встречаются.
– Север!
– Что? В смысле встречаются?
Раздаётся сразу с двух сторон. Сначала смотрю на свою девочку.
– А ты не знала?
– Нет, не знала! Эта засранка ни словом не обмолвилась! – рычит и выскакивает из-за стола.
– Ты куда? – хватаю за запястье.
– Сейчас вернусь.
– Куда ты, Насть?
Блядь, да что за херня со мной творится? Ни на минуту её отпустить не могу. Пора бы уже вырубать режим маньяка и привыкать, что она никуда не уйдёт от меня.
– В туалет, Тём. Можно? А потом позвоню "подруге" и выну из неё душу!
Разжимаю пальцы и слежу за девушкой, пока не слышу, как хлопает дверь туалета.
– Ты, Тёмыч, совсем на ней повернулся.
– Есть такое, сам в ахуе. Только молчи. – поднимаю руку, когда друг открывает рот. – Сам знаю, что как помешанный себя веду. Понимаю, что борщу, но после того, как потерял Настю, не могу отпустить больше. – обрубаю и перевожу взгляд на приятеля.
Он только качает головой и тащит лыбу.
– М-да, Север, кажись ты совсем потерян для мира. – переводит дыхание. – Нахуя ты ей о нас с Заболоцкой сказал? Вика специально молчала, чтобы твоей девушке херовее не сделать, когда она тебя кинула. Сам её логики не понимаю, но, сука, по всем углам прятались, чтобы Миронова не узнала.
– Значит, все твои слова о том, что Насте похую было – пиздёж? – рычу, сжимая кулаки.
– А что бы это изменило? Она свой выбор сделала и менять его не собиралась. Мы с Викой вас почти не обсуждали, но если бы она хоть словом обмолвилась, что Миронова от уёбка этого ушла, то я бы тебе сказал, брат. Видел же, как хуёво тебе было без неё. Уже тогда знал, что простишь её, если сама придёт. И простил ведь.
Игнорирую все его слова, иначе урою на хрен.
Если бы я знал, что моей идеальной девочке тоже плохо было, то взял бы себя в руки и второй раз прыгнул в пропасть, даже если после этого шансов на воскрешение не осталось бы.
– Что ты Насте наговорил в академке? – шиплю, опустив голову вниз, чтобы Арипов не увидел бешенства в моих глазах.
То, как он напрягся, когда она сказала, что помнит его слова… Нездоровая херня какая-то.
– Бля, Север, ну ты вспомнил! Не помню уже. Я на эмоциях был.
– Тоха, бля! Не выводи меня сейчас! Что ты ей наговорил?
– Да как есть сказал, что сердце тебе разъебала! – обивает и отводит взгляд.
Иногда этот говнюк бывает до хера упёртым.
– Уже за это тебя прикончить стоило бы! Что по поводу предательства?
– Да не помню я! Наверное, ляпнул, что предала тебя! Говорю же, контроль слетел.
– Арипов, сука, я видел, как ты напрягся, едва Насте стоило об этом заговорить! – рычу, стискивая зубы. – Или мне у неё об этом спросить?
– А разгребаться потом не заебёшься?! Я дочерта ей наговорил и да, блядь, лишнего!
Срывается со стула и опирается ладонями на стол. Делаю то же самое. Сверлим друг друга глазами.
– Чего? Именно? Лишнего? – рублю каждое слово.
– Он сказал, что я предала тебя так же, как и все остальные. Я ещё тогда не поняла, что это значит.
Миронова опять появляется бесшумно и будто, блядь, из-под земли вырастает. Стоит между нами и сканирует глазами то меня, то Антона. Срываюсь с места и впечатываю кулак в лицо друга. Но он успевает увернуться, поэтому задеваю только по касательной.
"Как и все остальные…"
Сука! Я это дерьмо даже из могилы не вытаскиваю, а он языком чешет кому не надо.
Заношу руку для второго удара.
– Хватит, Артём! Перестань! Успокойся, блядь! – рычит Настя стальным голосом и перехватывает мою руку, когда она уже почти соприкасается с Тохиным носом. – Тормози уже! Не хочешь говорить об этом, не надо! Я не стану лезть! Даже если раньше тебя уже предавала любимая девушка, меня это не касается! А если будешь бить всех, кто хоть словом о твоём прошлом обмолвится, то ничем хорошим это не закончится! Успокойся, Тём, пожалуйста. – добавляет уже мягче.
Несмотря на то, что ситуация сейчас ни хрена не смешная, всё равно тяну лыбу. Эта девушка никогда не перестанет меня удивлять. Любая другая уже наизнанку вывернула, лишь бы в душу влезть, но не моя идеальная девочка. Особенно после того, как я её пытал вопросами и вынуждал рассказывать то, что она не хотела, Настя всё равно не спрашивает.
– Тоха, я тебя потом пришибу! – отрезаю, поворачиваясь к малышке.
Сбрасываю её руку с локтя и обнимаю до боли. Обоим сейчас больно, знаю. Кладу ладони ей на щёки и смотрю в зелёные, сейчас горящие злостью глаза.
– Я никогда никого не любил до тебя, малыш. Только ты. Веришь мне?
– Тогда кто тебя предал, Артём? – шепчет, опуская ресницы.
Сжимаю челюсти до скрежета, и веки сами падают вниз. Дыхалку выровнять даже не пытаюсь.
– Я научу тебя жизни, зазнавшийся ублюдок – холодный, вызывающий озноб голос.
Удар.
Из губы вытекает горячая струйка.
Удар.
Глаза заливает красной пеленой
Удар. Удар.
Хруст костей.
Похуй. Держусь.
Удар. Удар.
Боль.
Справлюсь. Переживу.
Удар.
Ротовая полость заполняется родниковой водой, а потом я харкаюсь собственной кровью из пробитого сломанным ребром лёгкого.
Больно.
Должен пережить.
Очень больно.
Я не сдохну вот так.
Удар.
Заваливаюсь на бок и захлёбываюсь рвотой и кровью.
Удар.
Слишком больно.
Держись, Север. Ты должен справиться.
Удар.
Боль прорезает позвоночник. Тело немеет. Я, наконец, проваливаюсь в спасительную темноту.
Чувствую, как жжёт глаза за закрытыми веками. Даже сейчас ощущаю физическую боль. Силы покидают моё тело, и я повисаю на Насте, опустив голову ей на плечо.
Понимаю, каких усилий ей стоит держать мою обмякшую тушу. Её ладони с такой силой сжимают рёбра, что кажется, они снова хрустнут и пробьют лёгкие. Вот рту появляется металлический привкус крови.
– Артём, что случилось? Тём, ответь! Артём, пожалуйста, не пугай меня! Тёма! – врывается в затуманенную голову перепуганный голос моей девочки.
Тоха хватает меня сзади и куда-то тащит. Беру себя в руки. Засовываю это дерьмо туда, откуда оно вылезло. Не расклеюсь. Не сломаюсь. Тогда не сломался, а значит и сейчас справлюсь.
– Всё нормально, Тох.
Сбрасываю его руки, когда понимаю, что крепко стою на своих двоих. Подхожу к бледной, как смерть Насте. Её губы дрожат, а в глазах стоят слёзы.
Я должен быть для неё стеной и опорой. У неё никого, кроме меня нет. Я должен защищать свою малышку, а не тащить вместе с собой на дно. Однажды я с него уже поднялся и больше не упаду.
Опять хватаю за лицо и быстро целую. Прижимаю к себе.
– Всё хорошо, Насть. Всё в порядке. Не бойся, малыш. Ну всё, переставай трястись. – шепчу ей в шею, ласково пощипывая губами. – Посмотри на меня, девочка моя. Всё в норме. Я люблю тебя.
– Что это было, Артём? Что случилось?
– Просто не лезь в это, маленькая. Не надо воскрешать призраков. Не ныряй в эту выгребную яму под названием "прошлое Артёма Северова". Прошу, родная, не надо.
– Не буду. – качает головой и опускает ресницы. А когда открывает глаза, то меня на кровавые ошмётки рвёт. Такой страх и боль в её зрачках, что выть охота. – Точно, всё хорошо, Артём? Может, надо в больницу или…
– Только если в дурку, Насть. – смеюсь и снова целую, чтобы стереть из её глаз эти эмоции. Никогда не хочу их там больше видеть. – Выдыхай, любимая. Этого больше не повторится.
– Обещаешь?
– Обещаю!
Едва Тоха сваливает из хаты, облокачиваюсь спиной на дверь и медленно сползаю вниз. Подгибаю колени, свешиваю между них руки и опускаю голову. Даю себе всего минуту на слабость. Больше нельзя, иначе сдохну.
Настя гремит на кухне: убирает со стола. Посуду потом сам помою. Нет, я, конечно, не против, чтобы она этим занималась, но не сейчас.
Закрываю глаза и медленно, глубоко вдыхаю вязкий воздух. В ротовой полости давно забытый вкус отчаяния. Руки трусятся. Да и всего коноёбит, как в припадке. Выталкиваю переработанный кислород через нос. Мотор долбит за грудиной, отдаваясь резкой болью в тех самых сломанных рёбрах. Я давно перестал ощущать боль в треснувших костях. Тогда какого хрена сейчас?
Слышу приближающиеся шаги и тут же напрягаюсь, подскакивая на ноги, но моя девочка так и не появляется.
Глючит, что ли?
Делаю ещё несколько тяжёлых вдохов и иду к ней. Харе уже себя топить.
На кухне Мироновой нет.
– Блядь! – рычу, понимая, что для того, чтобы уйти в другую часть квартиры, она должна была пройти мимо коридора, а значит видела меня таким слабым и расклеенным.
Нельзя было ей это видеть. Я – её сила. Она – моя слабость.
Сука!
Закусываю слизистую и снова сгребаю пальцы в кулаки. Уверенной походкой направляюсь в спальню. Никогда больше не позволю любимой на это смотреть.
Замираю в дверях, когда в бледном свете луны замечаю её силуэт у открытого окна. Малышка вглядывается в темноту улицы. Волосы, сейчас кажущиеся жидким серебром, свободно спадают по спине и плечам. Босые ноги, на которых она подгибает пальцы. Руками обнимает себя за плечи, словно ей холодно. Даже не вздрагивает, когда обнимаю сзади и опускаю подбородок на плечо. В тишине комнаты раздаётся только наше рваное дыхание, шум возобновившегося дождя и завывание ветра. Сцепляю пальцы на её животе и утыкаюсь носом в шею.
– Прости меня, родная. Ты не должна была всего этого видеть. – бомблю хриплым шёпотом. – Извини, Насть. Я люблю тебя, моя идеальная девочка.
Она ничего не отвечает, но тактильно ощущаю не только её дрожь, но и напряжение. Знаю, что у неё вопросов до хуя и больше, но она продолжает молчать и кусать губы. Так ни одного и не задаёт, когда поворачивается и улыбается сквозь слёзы.
Только сейчас замечаю неровные мокрые дорожки. Глаза блестят от влаги. Затормозившиеся на подбородке капли, которые срываются и разбиваются о мои ноги. Каждую ловлю губами. Выпиваю её слёзы, продолжая обнимать с таким, сука, трепетом, что сам в ахере, что способен на это.
– Я люблю тебя, Настя. Люблю, родная. Люблю. – хриплю, покрывая жадными поцелуями всё её лицо: лоб, виски, скулы, щёки, сомкнутые веки, курносый носик, влажный от слёз подбородок и, наконец, дрожащие губы. – Люблю тебя, маленькая. Блядь, Насть, я больше никогда не поддамся слабости. Клянусь, любимая, что со всем справлюсь! За нас двоих сражаться буду, если у тебя не останется сил!
– Тёма, сними одежду. – шепчет, задевая мои губы.
Даже не анализирую эту ситуацию. На всё готов, лишь бы моя девочка не плакала. И похер, что она ничего не ответила. Да и что она может сказать?
Как бы мне ни хотелось сейчас уложить её на простыни и медленно и нежно заняться любовью, торможу этот порыв. Даю себе ещё одну ночь, чтобы подготовить любимую к первому разу, а завтра… Не могу больше ждать. Особенно учитывая то, что эта зеленоглазая откровенно провоцирует меня на действия. Буду действовать осторожно. Если оттолкнёт, то остановлюсь. Сам себе обещаю и в этот раз верю. Знаю, что не смогу сделать ей больно. Но это завтра, а сейчас…
Отступаю на шаг и стягиваю футболку через голову. Поддеваю резинку штанов и спускаю вниз. Смотрю на Настю.
– Всё сними, Тём. – шелестит и краснеет, но взгляд не отводит.
Подчиняюсь просьбе и скидываю боксеры. Сам ничего не предпринимаю, жду её действий. Моя девочка стаскивает свою футболку и шорты, оставаясь в нижнем белье, которое я ей не покупал.
– Нравится? – спрашивает и смотрит в глаза, а потом медленно крутится вокруг своей оси, позволяя рассмотреть со всех сторон. И опять глаза в глаза. Тысяча вольт. Куда крепче прошибает, чем раньше. – Как твои глаза…
– Очень, маленькая, нравится, но… – прикрываю веки и шумно тяну воздух. – И его сними.
Открываю глаза, когда слышу шелест ткани.
Настя заводит руки за спину и щёлкает застёжкой. Медленно спускает бретельки с плеч, придерживая лифон на груди, а потом позволяет ему упасть. Даже, сука, пошевелиться не могу, когда она, виляя бёдрами, охуеть как сексуально стаскивает с себя кружевные трусы. И мы стоим у открытого окна абсолютно, блядь, голые и тупо ласкаем друг друга взглядами. Не жрём и не лапаем, а именно, сука, ласкаем. Миллиметр за миллиметром. Разглядываю её лицо, горящие глаза, приоткрытые губы. Тонкую, покрытую засосами и лёгкими укусами шею. Хрупкие плечи. Тонкие, но такие сильные руки. Высокую заострённую грудь с торчащими и сморщенными от холода и возбуждения сосками. Плоский живот. Небольшой гладковыбритый треугольник между ног. Крутые бёдра и длинные стройные ноги.
Несмотря на то, что в одежде я её за последние сутки видел едва ли не меньше, чем в ней, всё равно, блядь, будто впервые смотрю. Моя идеальная во всех отношениях девочка делает два шага в мою сторону и обнимает за шею, прижимаясь голой кожей во всех возможных точках. По нервным окончаниям мечутся молнии.
Держись, Север!
Обжигает дрожащим дыханием мои губы, легко задевая своими. Путается пальцами в волосах.
– Никаких запретов, Артём? – выбивает хриплым шёпотом, проходясь языком по моим губам.
– Не сегодня, малыш… Сегодня я тебя не трону. Точнее, блядь, трону, но целку не собью. – хриплю срывающимся голосом.
Знаю, что не это сейчас сказать должен, но мой мозг взорван изнутри.
– Никакого осуждения?
Блядь! Блядь! Блядь! Вашу ж мать!
– Никакого, любимая.
Настя прижимается крепче, вставая на носочки, и целует так, сука, интимно, что по всему телу мурахи разбегаются, вгрызаясь в кожу, пока её колоть иголками не начинает.
Держись!
Она обводит кончиком языка контур губ и проскальзывает в рот. Встречаю её как самого желанного, блядь, гостя. Она гладит и ласкает. Обводит мой язык по кругу. Пробегается своим туда-сюда настолько глубоко, насколько может достать. Её ладошки спускаются, разминая шею. Переходят на плечи. Ползут ниже, слегка царапая грудную клетку. Проходятся по животу и накрывают член. Нет, она не сжимает ствол, а просто накрывает головку, обводя её кончиками пальцев, а я уже готов взорваться.
Держись, сука, Северов!
Сам руками по её телу шарю. Глажу спину и лопатки. Слегка сжимаю задницу, но держусь. Даю ей возможность вести. Никогда никому этого не позволял. Всегда главный.
Не сегодня. Не с ней.
Только на силе воли сейчас и выезжаю.
Моя девочка продолжает хозяйничать у меня во рту, то сплетаясь с моим языком, то просто оглаживая своим.
– Никаких, Тёма?
Бля, когда она перестанет об этом спрашивать? Я весь в запретах. Из последних, сука, держусь, чтобы не завалить её на кровать и не войти в неё одним быстрым рывком, разрывая все "нельзя".
– Для тебя никаких, родная. – хриплю и тут же давлюсь неконтролируемо вырабатываемой слюной, когда она проводит языком по подбородку и спускается ниже.
Раньше она никогда этого не делала. Своё тело отдавала под мои голодные ласки, но сама только руками касалась, а сейчас…
Пиздец, Север, держись! Контролируй! Нельзя! Фу, Северов!
Торможу сам себя, когда оставляет влажную дорожку на шее и дует, вызывая грёбанный мандраж во всех конечностях. Оставляет на горле лёгкий укус. Обжигает поцелуями ключицы и плечи. Касается губами грудины. По очереди обводит языком соски, слегка царапая зубами.
Блядь, я мужик, в конце концов, или как? Торчу от такой слабой ласки.
Настя оставляет мокрые следы вокруг каждого кубика пресса.
Я должен остановить её.
Касается губами головки.
Сейчас же!
Опускается на колени и втягивает в рот, обводя языком по кругу и лаская уздечку.
Хватит, Север!
Кладу руку ей на голову и собираю непослушные волосы.
– Пососи мне, малыш.
Она тут же напрягается и даже в темноте вижу, как краснеют её щёки.
– Я не умею… Если больно сделаю… Или неприятно… – пищит и отворачивает голову.
Держись, Север!
Делаю глубокий вдох и через сжатые зубы со свистом выпускаю воздух. Подхватываю её за локти и поднимаю вверх, пока лбами не сталкиваемся.
– Всё будет хорошо, родная. Если что-то сделаешь неправильно, я дам тебе знать.
Опускаю руку вниз и чувствую, что она не просто мокрая. Течёт так, что бёдра уже едва ли не до коленей в её соках. Блядь, совсем башню сорвало, раз я даже и думать забыл, насколько моя девочка легко заводится.
Беру её за руку и ложусь на кровать. Настя смотрит на меня ошарашенными глазами, когда выбиваю:
– Сядь на меня сверху. Повернись спиной. Давай, маленькая, не бойся.
Сам поворачиваю и вынуждаю перекинуть ногу через грудную клетку. Кожа сразу становится скользкой от её смазки.
Бля, держись!
– Опустись ниже и соси, любимая. Не бойся. Ничего, Насть, не бойся.
– Но тогда я… Господи, Тёма… Стыдно…
Вот вообще нихуя не стыдно, а очень даже охуенно.
Резко дёргаю её за бёдра, пока моя девочка не оказывается на локтях, утыкаясь губами в мой член. А её промежность на уровне моего лица. Оставляю быстрый поцелуй на сомкнутых складках.
– Артём, не надо! – визжит, стараясь подняться, но я крепко держу её за задницу. – Не смотри! Не делай так! Артём!
– Я уже всё видел, маленькая. И не только видел. – смеюсь и прохожусь языком по лепесткам.
Любимая стонет и сжимает простыни. Облизываю её бёдра, сменяя смазку слюной. Слегка прикусываю, а она вскрикивает. Блядь, член сейчас разорвёт к чертям, если она ничего не сделает.
– Соси, родная… – едва хриплю. – Как тогда с пальцами… Только зубы убери. – рычу, когда она медленно втягивает в рот головку и спускается ниже. Принимает глубже и тут же начинает давиться. – Не надо глубоко, Насть. Насколько сможешь. Руками помогай… И не стесняйся… Ничего не бойся…
Давлюсь стоном, когда упираюсь эрекцией в стенку её горла, а пальчики смыкаются на стволе, начиная движения.
Держаться!
Сосредотачиваюсь на её удовольствии. Глажу языком лепестки. Обвожу круговыми движениями клитор. Прикусываю основания бёдер. Проталкиваюсь языком так глубоко, как могу. Нарезаю внутри круги. Всё лицо мокрое от её соков. Стекает по щекам и капает с подбородка, но я, сука, как никогда счастлив. Вынимаю язык и проталкиваю сразу три пальца. Сегодня сделаю всё возможное, чтобы завтра ей не было больно. Больше всё равно не вывезу. Малышка вскрикивает, когда прикусываю жемчужину и до основания вгоняю в неё пальцы быстрыми резкими толчками.
– Не останавливайся, малыш… Тебе хорошо?
– Очень! – кричит и стонет, проходясь языком по всей длине ствола, а потом снова накрывая его губами. – А…тебе?
– Как никогда!
Хорошо? Да я, блядь, на грани.
На всякий случай запускаю руку в её волосы и наматываю на кулак. Понимаю же, что вряд ли моя девочка готова сперму глотать. Сменяю пальцы языком и щипаю клитор. Потом снова лижу, вбиваясь в её лоно пальцами, чувствуя, как растягиваются и поддаются под напором тугие стенки.
– Тёма! – простанывает моя любимая девочка и глубоко загоняет в свой горячий рот член, кончая.
Да, что за?..
С силой дёргаю её назад, возможно делаю слишком больно, но сейчас вообще соображать не способен. Выстреливаю сперму себе на живот и натуральным образом рычу. Настя вытягивает ноги и падает мне спиной на грудь, громко и тяжело дыша. Сам вентилирую воздух в каком-то нереальном ритме. Чувствую, как мотор в очередной раз дробит кости. И как с другой стороны колотится её сердце.
– Больно, любимая? – шепчу, проводя пальцами по голове.
– Можно было так и не дёргать. – бурчит, елозя по моему животу и размазывая сперму.
Никакой брезгливости между нами нет. С ней настолько легко и свободно, что я, кажется, способен летать, когда она рядом.
– Извини, родная. Сам не ожидал, что так борщну. – скольжу пальцами по её груди и оттягиваю соски. – Не хотел тебе в рот кончать.
– Артём!
Даже лицо её видеть не надо, чтобы знать, что оно похоже сейчас на помидор.
– А ты хотела, чтобы я сделал это? – вбиваю сиплым срывающимся шёпотом ей в ухо.
– Нет… наверное…не знаю.... Но скорее нет, чем да. Или…да… Я даже…не…Не подумала об этом.
Тихо смеюсь её таким разным эмоциям. Сама решила сделать мне минет, а теперь краснеет и мнётся. Ладно, пусть к большему она ещё не готова, но и этого уже больше, чем я мог себе представить.
Чувствую себя сейчас настолько охуенно, что хочется кричать от переполнивших эмоций. Ещё днём я мечтал оказаться в постели, без одежды, в этой же позе, но даже подумать не мог, что мечты имеют свойство исполняться. Но с моей любимой я всё смогу.
– Я люблю тебя, моя идеальная девочка.
– Уже неидеальная, Тём, – смеётся она, – но точно твоя. Навсегда. И я тоже люблю тебя, Артём. Больше, чем космос, любимый.
– Больше, чем космос, родная. Намного-много больше.
Глава 10
Гораздо выше облаков
Видимо, выработанная за последние три недели привычка спать по три-четыре часа в сутки так просто не исчезнет. Несмотря на то, что весь этот ужас закончился, не могу заставить себя снова уснуть.
Уже около часа просто лежу в постели и смотрю на серый пейзаж за окном. Хотя дождь и закончился, тяжёлые тучи не рассасываются, и хмурое небо готово с минуты на минуту обрушить на землю новые ледяные потоки. Ветер с гулким воем срывает с деревьев пожелтевшие листья, оставляя голые ветки.
Даже во сне Артём крепко прижимает меня к стальному прессу, словно боится отпускать.
Не уйду. Никогда больше не оставлю его.
Но естественные потребности всё же заставляют меня выползти из тёплого кокона, создаваемого тяжёлым одеялом и телом любимого мужчины.
Тихо, чтобы не разбудить Тёму, соскакиваю с кровати и шлёпаю босыми ногами по холодным из-за так и не закрытого окна полам в ванную. Ёжусь от сквозняка, гуляющего по квартире.
Как бы ни хотелось вернуться в манящую теплоту объятий, понимаю, что не смогу просто лежать без дела. Я вообще не привыкла к ничегонеделанию. Всегда стараюсь чем-то занять руки и голову. Вот только вторая, и без того настолько забитая мыслями, что, кажется, вот-вот разорвётся от перегруза.
Залезаю в душ. Какое-то время стою под горячими струями, без конца стучащими по макушке, в надежде выбить их оттуда, но, ожидаемо ничего не выходит.
Тяжело выдыхаю и беру в руки мочалку. Зависаю, глядя на то, как со вчерашнего дня преобразилась душевая кабина. Ещё днём здесь стояло всего пару баночек и тюбиков Артёма, а сейчас всё забито моими шампунями, бальзамами, масками и прочим. Всё ещё не верится, что теперь я живу с ним.
Не раздумывая, хватаю гель для душа Северова.
ИМ хочу пахнуть.
На цыпочках вхожу в спальню и натягиваю футболку. Наконец закрываю окно, изгоняя холод.
Бросаю быстрый взгляд на кровать. Тёма лежит на боку, подогнув колени и подложив обе ладони под щёку. Только сейчас понимаю, что впервые вижу его таким расслабленным и умиротворённым. Вечно нахмуренные брови и поднятые уголки губ сейчас приняли свою естественную форму. Никогда раньше не думала, что сон так меняет лицо человека. Даже резкие черты сглаживаются. Волосы, которые и без того всегда находятся в лёгком беспорядке, сейчас пришли в полный хаос. Через приоткрытые губы вырываются ровные выдохи.
Его губы… Господи… Что он вчера ими вытворял. И языком… И я тоже…
Несмотря на то, что щёки начинают гореть, стыда я не ощущаю. И пусть с Артёмом всё это кажется таким правильным, всё же вызывает лёгкое смущение. Знаю, что сама стала инициатором очередного этапа нашего безумия.
На самом деле я вообще не думала, что буду делать, когда просила его раздеться. Просто не знала, что сказать и как вести себя после всего, что произошло накануне.
Тот приступ на кухне и потом… Когда увидела его сидящим в коридоре, с трудом поборола в себе желание обнять и поддержать. Он из тех людей, кто предпочитает справляться в одиночестве и никогда не примет жалость. Короткой перебежкой миновала пространство, чтобы он не узнал, что я видела его в этот момент. Артём изо всех сил старается не выказывать при мне слабость. Не уверена, что имею право лезть в его прошлое, но хочу хоть что-то для него сделать. Помочь справиться с его призраками. Стереть из его глаз тот страх и отчаяние, которые видела. И не только их. На какое-то мгновение в его зрачках отражались такие паника и ужас, что мне самой хотелось кричать и плакать. Слишком близка и я с этими чувствами.
Тяжёлый вдох, пока грудную клетку не начинает распирать. Гулкий выдох до последней капли кислорода.
Однажды он впустит меня, и я помогу справиться со всеми его демонами. Я не просто знаю, я уверена, что смогу весь мир поставить с ног на уши, лишь бы больше никогда не видеть любимого человека таким уязвимым. Стереть его боль. Разорвать отчаяние. Разнести в хлам страхи. Ради него. С ним.
– Я люблю тебя, Тём. – шепчу, легко касаясь губами уголка рта.
Всё так же тихо, чтобы он не проснулся, иду на кухню, прихватив его телефон. Сегодня суббота, время 8:31, а значит Вика ещё спит. Я так и не позвонила ей вчера. Вроде и понимаю, что у неё были причины не говорить о том, что она крутит с Антоном, но всё равно злюсь. Несмотря на то, что все мои позитивные чувства на тот момент были на нуле, уверена, что смогла бы искренне за неё порадоваться.
Хотя кого я обманываю? Я была настолько погружена в свои переживания, что все вокруг перестали для меня существовать. Это я эгоистичная сволочь, а не подруга. Но это вовсе не значит, что я избавлю её от необходимости всё мне рассказать "от" и "до". Глаз за глаз.
Хищно улыбаюсь при мыслях, как буду вытряхивать из неё душу, пока варю кофе. На самом деле, мне и самой хочется с ней многое обсудить. Она и Северов – самые близкие люди, которые у меня есть. Даже до ссоры с родными они уже ими были. Возможно, удастся обзавестись ещё одним другом в лице Арипова?
Не смотря на ту ненависть, что он выказывал раньше, вчера всё было иначе. После того, как я, переодевшись, вернулась на кухню, встала рядом с Артёмом и сама отбила все нападки, в его глазах загорелось что-то такое, что я пока не могу идентифицировать. Но это что-то оставалось там весь вечер и разгорелось ярче, когда Тёма ушёл в туалет, а я бросилась задавать вопросы Антону.
– Ты знаешь, что случилось с Артёмом? – спрашиваю, оглядываясь за спину.
– Он же сказал тебе не лезть в это! – рычит, делая глоток пива, и отводит взгляд.
– Я не спрашиваю, что было раньше. Но хочу помочь. Я очень сильно его люблю. Понимаешь? Очень люблю! Что мне сделать, чтобы ему стало легче? Помоги мне, Антон, пожалуйста! Никто не знает Тёму лучше, чем ты.
– Будь рядом, Миронова. С тобой ему лучше, чем без тебя. Не знаю, как тебе это удаётся, но ты изменила его до неузнаваемости и в лучшую сторону. Так что просто будь рядом.
– Думаешь, он сможет однажды полностью мне доверять?
– Блядь, ты сейчас шутишь, что ли? – смеётся каким-то мрачным смехом. – Он уже наизнанку перед тобой вывернулся. Куда уж больше?
– Антон, пожалуйста. Если у меня есть хоть малейший шанс помочь ему забыть о прошлом, то я сама наизнанку вывернусь, чтобы это сделать!
– Кажись, я понимаю, что Тёмыча так в тебе зацепило. Если кому он и сможет открыться, то только тебе, Миронова. Только, блядь, тебе.
До сих пор не могу понять, что видела в глазах Арипова, но, думаю, пусть если и не будем друзьями, то хотя бы сможем общаться без негативных эмоций. А с этим я уж точно смогу жить.
Может, сегодня предложить Северу прогуляться и позвать друзей?
Ну не можем же мы, в конце концов, всё время проводить в постели. Хотя я вовсе не против. Те чувства и желания, что во мне вызывает Артём, набирая силу, с каждым разом становятся всё мощнее. И я, как самая настоящая жадина, хочу всё больше, дальше, глубже, ярче. До конца хочу.
Не смотря на все те безумные вещи, что мы не один раз делали этой ночью и за прошлые сутки, знаю, что и ему этого мало. Сколько можно мариноваться? Если он не решит проблему под названием "девственность", то мне придётся применить план под кодом "соблазнение Артёма Северова".
Вчера ведь после душа и бельё, и так называемый халат на ужин надела, чтобы окончательно выбить ему пробки. Но как же не вовремя явился Арипов.
При воспоминании, как он меня разглядывал, щёки мгновенно заливает жаром. Но, слава Богу, так ни разу даже не намекнул на мой внешний вид. Ладно, это я тоже смогу пережить. В конце-то концов, не первый раз полуголую девушку видит.
Тёмная жидкость начинает бурлить, и я переливаю обжигающий кофе в чашку. Знаю, что Тёма купил и молоко, и сливки, но по утрам предпочитаю пить чёрный, крепкий и горький. В последние недели кофе стал едва ли не единственным, что я употребляла с удовольствием.
Артёма решаю пока не будить. Надо слишком многое обдумать. Вике наберу позже. К родителям планирую поехать сразу после завтрака, не оттягивая тяжёлую встречу. Что бы меня там не ждало, отступать я не собираюсь. Любимый будет рядом, а значит, я всё выдержу и со всем справлюсь. Хотя страха и нет, но от лёгкого мандража избавиться всё же не удаётся.
Вспоминаю что где лежит, чтобы потратить в доме, который раньше я называла своим, как можно меньше времени. Варианты разговоров и реакций даже не прокручиваю: всё равно никогда всё не может идти по плану. Поэтому и не заморачиваюсь на этот счёт.
Делаю глоток терпкого напитка и думаю о том, что стоит что-то приготовить. Сама есть не хочу, но Северову нужен завтрак.
Невольно вспоминается моя первая попытка готовки в его квартире, и я начинаю улыбаться.
Нет, так больше облажаться нельзя. К тому же холодильник забит до отказа.
Сделать бутерброды? Слишком просто.
Омлет или яичницу? Тоже не айс.
Надо что-то простое, но необычное. Хочу его удивить и порадовать. Мы, как никак, теперь не просто встречаемся, а вместе живём. И здесь не будет звёздного повара, чтобы подавать мишленовские блюда, как у родителей. Да, даже мысленно я больше не называю место, где прожила почти двадцать один год – домом.
Теперь мой дом здесь.
Цепляю телефон Артёма и тут же натыкаюсь на пароль. И что дальше?
Думала какой-нибудь рецептик подглядеть в интернете, но полностью увлеклась разгадкой этого ребуса.
Его день рождения. Год. Даже свои проверила. Ничего не подходит. Так же, как и ещё десяток возможных, по моему мнению, вариантов.
– Блин! – рычу, глядя, как на экране высвечивается: неверный пароль. – Последняя попытка, и я признаю, что совсем тебя не знаю, Северов.
Набираю дату, которая стоит паролем на собственном мобильном и…
– Серьёзно, Тём? – бубню себе под нос, когда это срабатывает.
Неужели у нас стоят одинаковые коды? Но я ведь и понятия не имела, что этот день для него так много значит. Из-за меня? Девятнадцатое сентября – наша первая встреча.
Внутри поднимается такой ураган, что к горлу подступает счастливый возглас, но я его с трудом сдерживаю, чтобы не разбудить любимого.
Немного покопавшись на кулинарных сайтах, достаю из холодильника продукты и приступаю к готовке, попивая медленно остывающий кофе.
Накрываю на стол и варю двойную порцию кофе, потому что если Северов сейчас не проснётся сам, то я собираюсь его будить. Иначе к предкам отправляться мне придётся самой. С каждой минутой моя решимость по капле утекает, сменяясь паникой.
– Доброе утро, родная. – вбивает мне в ухо Артём, обжигая кожу лёгким выдохом.
Обнимает, пропуская руки под моими, и сцепляет пальцы на животе, вжимаясь эрекцией в ягодицы.
Кожа незамедлительно покрывается горячими мурашками, а по всем нервным окончаниям, точно в цель, выстреливают электрические импульсы. Моё тело всегда так реагирует на его близость. Даже не стараюсь унять взбесившееся сердце.
– Доброе утро, любимый. – шепчу, не отводя глаз от плиты, на которой закипает напиток. – Завтракать будешь? Я приготовила.
Он молча убирает руки и косится на стол, на котором стоят мини-пиццы на хлебе и фаршированные яйца.
– Сама? – тянет вверх одну бровь.
– Ну, как бы да! Как видишь, повара здесь нет.
Северов хватает с края стола телефон и что-то там набирает.
– Кому ты звонишь?
– Заранее скорую вызываю. – смеётся, прикладывая мобильник уху.
До меня не сразу долетает смысл сказанного, но как только доходит, смерчем налетаю на него и начинаю колотить ладонями по плечам и грудине.
– Вот ты сволочь, Артём! Падла бездушная! Я изо всех сил старалась, а ты…
Высказаться до конца мне не дают его губы, которые впечатываются в мой рот. Он ловит мои запястья и заводит мне за спину, перехватив одной рукой. Он мнёт, облизывает и кусает, но внутрь не проникает. А я и от этого забываю обо всём. Просто отдаюсь поцелую, горю в объятиях, тону в бирюзовом омуте и взлетаю до небес, когда он подхватывает меня под ягодицы и усаживает верхом на себя.
– А я, Насть, тебя люблю. Поэтому, как бы стрёмно не было, собираюсь съесть всё, что ты там наготовила. – бомбит мне в рот, не переставая целовать.
– Тёма… – отзываюсь хриплыми интонациями, когда чувствую его член между ног.
Он делает несколько поступательных движений, а потом опускает меня на пол и утыкается лоб в лоб, рвано дыша. Я и сама с трудом хватаю воздух.
– Ну сколько можно нас обоих мучать, Тём? – шиплю, когда мгновенно возникшее возбуждение остаётся неудовлетворённым. – Я готова. Я хочу. Мы оба, любимый, хотим. Давай сегодня. Не надо больше ждать. Ни боли, ни страха, ни сомнений, Тём. Пожалуйста-а-а… – тяну ноющими нотами.
– Блядь, Настя, ты специально это делаешь? – тихим рыком отзывается парень. – Знаешь же, ведьма, как я хочу тебя. У меня уже, блядь, последние перья догорают от желания.
– Какие перья?
Теряясь от непонимания, начинаю часто моргать.
– На ангельских крыльях, малыш. Скоро упадём с тобой в Ад.
Вот теперь я понимаю.
– Сегодня? – томно тяну, опуская ресницы.
План "соблазнение Артёма Северова" приведён в действие.
Провожу пальцами по горячей пульсирующей плоти сквозь ткань спортивок и слегка сжимаю, когда он ничего не отвечает, продолжая шумно гонять воздух.
– Настяяяя! – грозно рычит и наступает, пока не вжимаюсь спиной в столешницу.
Но сдаваться я не намерена. Я обещала и своё слово тоже держать умею.
– Сегодня, Тёма! Сегодня! – победно подвожу итог и выскальзываю у него под рукой.
– Ведьма, твою мать!
– Так, завтракать будем или как?
Откусываю кусочек яйца и офигеваю от того, насколько это вкусно. И пусть я сделала всё как по рецепту и блюдо не сложное, но всё равно боялась, что пересолю, переперчу или вообще всё испоганю. Заталкиваю остаток в рот и тянусь за импровизированной пиццей.
Артём смотрит на меня с каким-то странным прищуром.
– Ты чего так смотришь? – бурчу с набитым ртом.
Видимо, для мира готовки я ещё не совсем потеряна.
– Жду, когда тебе станет плохо, чтобы скорую вызвать.
Обидеться? Разозлиться? Пнуть его по самому интересному месту? Не-а!
Ничего не отвечая, забиваю в рот ещё одно яйцо и, обойдя парня, разливаю кофе по кружкам и падаю обратно на стул, расставив чашки.
– Не хочешь? Не ешь, Тём! Можешь сам себе готовить, если так боишься. – отбиваю, якобы обиженно.
На самом деле я совсем не дуюсь. Помню наш "незабываемый ужин", которым должна была стать стрёмная мешанина из макарон, помидор и майонеза, и у самой неприятный озноб пробегает, отчего я вздрагиваю.
– Замёрзла?
Север подходит ближе и кладёт ладони на голые плечи, ведя вниз по рукам.
– Нет. Просто вспомнила ужин, которым собиралась нас накормить.
Тёма фыркает, а я начинаю смеяться. Он вторит и паркуется на соседний стул. Не напротив, а рядом. Переплетает наши пальцы и опускает мне на колено.
– Жаль, так и не удалось его попробовать, но замена мне тоже понравилась. – хриплым шёпотом выписывает мне в шею, проходясь по всей длине языком.
Не смотря на все заданные установки, всё равно заливаюсь лёгким румянцем при этом напоминании. Сердце снова срывается в галоп, а в животе начинает стягиваться узел.
– Ешь, Артём! – рычу, запихивая ему в рот яйцо.
Спустя всего несколько минут все тарелки остаются почти пустыми, а Северов с видом наевшегося сметаны кота откидывается на спинку стула.
Сама я кроме тех двух яиц и хлеба-пиццы больше ничего не съела. Видимо, двадцати пятидневная почти голодная диета не способствует тому, чтобы много есть. Желудок полный, и я едва проталкиваю в него кофе.
– Насть, съешь ещё хоть что-то. – просит парень, глядя на остатки еды и принимая ровное положение.
– Не хочу, Тём. Не лезет.
– Ты вообще когда последний раз нормально ела? – рычит, поворачивая меня лицом к себе.
– Вчера? – услужливо подсказываю и тяну брови вверх.
– И вчера ты тоже нихрена не пожрала как надо! А до этого?
– Ну не хочу я, Артём! Что тебе не ясно?! – срываюсь на повышенные, когда он тычет мне в рот последний кусок "пиццы".
Отбиваю его руку и отворачиваюсь.
Не хочу лишний раз даже вспоминать, что стало причиной моего плохого аппетита. Боль никуда не ушла. Просто я затолкала её туда же, где прятала всё, связанное с Артёмом, и подогнала ещё сотню бетономешалок, чтобы уж наверняка. Иначе я просто не выгребу. Надо забыть об этом и жить дальше. По-другому никак.
Север опять хватает меня за руки и смотрит в глаза.
– О чём ты думаешь, родная? – смягчается его тон.
– Тебе обязательно лезть мне в голову, Северов? Сам ничего не рассказываешь, а хочешь каждую мою мысль знать?
Жалею о своих словах раньше, чем успеваю договорить. Но слово – не воробей. Поджимаю губы и отвожу взгляд. Он тяжело глухо выдыхает и сильнее сжимает пальцами запястья.
– Что ты хочешь знать, Настя? – бомбит, не опуская глаз, цепляя мои.
Всё! – так хочется закричать, не просто сказать, а именно проорать это слово, но я ничего не отвечаю, продолжая кусать слизистую.
Я обещала ему не лезть. Обещала не спрашивать. И я обещала себе, что буду выполнять свои обещания. Набираю полные лёгкие воздуха, пока рёбра не начинают трещать, и с шумом выпускаю переработанный кислород.
– Извини, Артём. Я помню, что обещала не лезть в это. – слышу, как скрежещут его зубы. – И я не стану. Пока ты сам не расскажешь. Рано или поздно это всё равно случится. Пусть не сегодня, не завтра и даже не через год. Я умею ждать. И я с тобой на всю жизнь, Северов, так что всё равно когда-нибудь сдашься. – заканчиваю с лёгкой улыбкой, чтобы хоть как-то смягчить ситуацию.
– Ты меня, блядь, с ума сведёшь, Миронова! – отбивает с лёгкой усмешкой.
И вдруг мы резко замолкаем, перестав улыбаться. Понятия не имею, о чём думает Артём, но мне внезапно становится не по себе.
Миронова…
С этой фамилией я прожила больше двадцати лет, но сейчас она ощущается какой-то чужеродной, неправильной, не моей.
Вам знакомо это странное чувство безотчётной тревоги? Когда без какой-либо причины ощущаешь себя не в своей тарелке? Вот по неизвестной причине именно это сейчас происходит со мной.
– Насть, – пробивается в запутанные нейронные сети моего мозга голос любимого. Поднимаю глаза и смотрю в его внезапно ставшее очень серьёзным лицо, – после всего, что сделали твои предки, ты хочешь продолжать носить эту фамилию?
Раньше я часто задумывалась над тем, чтобы не быть Мироновой: дочерью известных и успешных адвокатов, наследницей элитной и прибыльной адвокатской конторы. Хотела быть просто Настей. Без статусов и обязанностей, без ограничений и условностей, без фальши и показухи. Но кем я тогда буду?
– И кем я буду, Тём? – шепчу едва слышно, потому что меня вдруг топит волной непонятной паники, и говорить становится чертовски сложно.
Опускаю веки. Делаю несколько глубоких вдохов-выдохов, притормаживая дробящее рёбра сердце. Парень ничего не добавляет, поэтому понимаю, что ждёт продолжения. Открываю глаза. Прячу эмоции и страхи за беззаботной улыбкой и отбиваю. – А если и так? Что мне теперь садиться за интернет и составлять список фамилий, которые мне нравятся?
– В твоём списке будет только одна фамилия. – отрезает на выдохе.
В каком-то заторможенно-отрешённом состоянии смотрю в его бирюзовые глаза. Пушистые светлые ресницы. На красивые, круто очерченные губы, точёные скулы, резковатые черты лица и не понимаю не только сути разговора, но и что вообще сейчас происходит.
Все системы в моём организме внезапно дали сбой.
– Какая? – спрашиваю в полном отупении.
– Моя!
Глава 11
Я больше не боюсь
Открываю и закрываю рот, как вытащенная из воды рыба, когда до меня, наконец, добирается смысл сказанного.
Это же не то, о чём я подумала? Или то? Блин! Да нет же! Не может этого быть. Или может? Вашу мать! Мы же вместе всего пару дней, если взять в расчёт время до нашего расставания, то неделя. Блядь! Так же не бывает! Или бывает? Да твою ж дивизию! Что мне думать? Что делать? Что говорить?
Новая порция паники, приправленная шоком и политая ступором. Ничего не могу из себя выдавить. Даже думать связно не выходит. Чувство такое, что меня с высоты сбросили в воду, и я никак не могу выплыть на поверхность, оглушённая неожиданным ударом.
– Артём, это…? – всё, что удаётся выдрать из стиснутого горла.
– Да… Нет… Не знаю, Насть! Реально, блядь, не знаю. Просто вырвалось само по себе. – высекает и выглядит реально растерянным.
А я… Я даже не знаю, что теперь думать. Я потерялась, заблудилась и просто, блин, в полном ахере! Про фамилию он ведь вполне осознанно говорил? Сама не знаю, что сейчас чувствую.
Если бы это было предложение, то что мне ответить? Я всего пару дней назад вырвалась из нездоровых отношений с Киром. Готова ли я снова стать чьей-то невестой?
Блин, вот на хрена я вообще об этом думаю? Это не то! Не то!!!
– Насть. – тихо зовёт Северов, переплетая наши пальцы.
Этот невесомое касание, но такой многозначительный жест. Всё ещё не открывая глаз, сильнее стискиваю его руки. Даже несмотря на то, что это не является тем, о чём я подумала, я всё ещё в полнейшем шоке и каком-то неадекватном ступоре. Говорить не могу. Сердечная мышца стучит на грани дозволенного. Ещё немного и она просто перегорит от перенапряжения. Дыхание только поверхностно ощущается. Тело и вовсе отрубилось от общей системы и никак не реагирует на любые команды разума. Да и мозг плавится и кипит киселём. Все внутренности будто в адском котле варятся, настолько мне сейчас жарко. Даже в этом состоянии чувствую, как на коже выступает холодный пот. Меня начинает дико трясти, а зубы выстукивают дробь.
Тёма перетаскивает меня к себе на колени, но я едва замечаю это. Прижимает так крепко, что кости издают хрустящие звуки.
Почему я так испугалась? Отчего мне вдруг стало так страшно? По какой причине меня трусит? Даже если бы он только что мне сделал предложение, то что в этом такого? Мне же необязательно сейчас выходить замуж. Мы и так уже вместе живём. К тому же это – Артём Северов – мой любимый мужчина.
Беру себя в руки и приказываю своему телу перестать дрожать. Ещё бы оно меня послушалось…
Напрягаю все мышцы. Натягиваю жилы. Успокаиваю сердце. Проталкиваю через нос кислород и, наконец, поднимаю на Артёма глаза.
Сцепляемся. Уже даже не тысяча вольт. Резче, сильнее, ощутимее. Я хватаю от него такой заряд, что позвоночник сам выпрямляется и дрожь исчезает так же внезапно, как и появилась.
Страха нет. Сомнений нет. Паники нет. Только холодная решимость и спокойная уверенность.
– Тёма…
– Настя…
Говорим одновременно и тут же замолкаем.
– Говори ты! – опять вместе.
– Давай, ты первый, Тём.
Он тяжело выдыхает, на секунду отводит взгляд и тут же добивает:
– Если бы это было ОНО, то что бы ты сказала?
Решимость. Уверенность. Спокойствие. Я уже знаю ответ на этот вопрос.
– Спроси ещё раз, когда это будет ОНО.
Выдыхаем в одночасье.
– А если это и было ОНО, Насть?
Блин, это только я его не понимаю, или он сам в себе разобраться не может?
Никаких сомнений. Никакого страха.
– Я бы сказала, Северов, что мне нравится твоя фамилия.
Опять густой громкий выдох.
– Ты скажешь "да", когда я спрошу? – рубит как-то тихо и задушено, будто у него ещё остались сомнения.
– Я всегда буду говорить тебе "да", Артём.
Запрыгиваю в Мерседес, когда Север подаёт мне руку. До сих пор не могу привыкнуть к этой его манере. За те два с небольшим года, которые я его знаю, ни разу не замечала за ним галантности по отношению к кому-либо.
– Ты чего такая довольная? – толкает, занимая место водителя.
– Просто я самая счастливая на свете.
Улыбаюсь, касаясь губами его гладковыбритой щеки. Я выиграла в лотерею самый главный приз. Сильный и уверенный, страстный и нежный, красивый и крепкий, с лёгкими нотками бесшабашности в растрёпанных волосах и горящих бирюзовых глазах. Насмешливая улыбка одним уголком губ. Только для меня. Мой. И ничей больше.
– Я люблю тебя, Тёма. – обдаю горячим шёпотом его шею и провожу языком.
Вижу, как по его гладкой коже расползаются мурашки. Слышу, как учащается дыхание. Чувствую, как ускоряется сердцебиение, бешено разгоняя кровь, пульсирующую в вене под моими губами.
– И я люблю тебя, Настя. Очень, маленькая.
Как и всегда сплетаем наши пальцы, и просто смотрим друг другу в глаза. Слова не нужны. Сейчас мы говорим куда больше.
Северов заводит мотор и выезжает в сторону трассы, ведущей за город. Всю дорогу к родителям держимся за руки. Даже скорости Артём переключает левой, ни на секунду не разрывая контакт.
С каждым километром моя решимость тает, сменяясь страхом. Я была уверена, что готова ко всему, но сейчас начинаю паниковать. Парень крепче сжимает мои пальцы, замечая моё взвинченное настроение.
– Всё хорошо, родная. Ничего не бойся. Мы со всем справимся. Вместе, маленькая. Если надо, я сам зайду и всё заберу. – выбивает ровным тоном, периодически отрывая взгляд от дороги и переводя его на меня. – Всё будет хорошо, Насть. Успокойся. Веришь мне?
– Верю, Тём. Всегда верю. Я в норме, не переживай. Просто немного страшно, но я справлюсь.
Оставшуюся дорогу перебрасываемся пустыми, ничего незначащими, но сейчас необходимыми фразами. Его поддержка очень важна для меня, поэтому принимаю без лишних слов. Иначе просто сама себя сведу с ума.
Несмотря на все установки, всё же начинаю прокручивать в голове возможные реакции родителей и варианты разговоров.
Гелик останавливается, и я вижу дом, который раньше был моим. Больше нет. Север только однажды тормозил прямо у ворот в тот первый вечер. С тех пор всегда ставил машину через пару домов, чтобы не вызывать подозрений. Сейчас же он даёт всем понять, что больше не намерен прятаться.
Отрываю глаза от ворот и перевожу на любимого.
– Идём? – спрашиваю срывающимся шёпотом.
Дрожь в теле становится ощутимее, но на лице не дрожит ни один мускул. Однажды я уже входила в эти двери с покерфейсом, смогу и сейчас, особенно учитывая то, что Северов теперь со мной.
– Рано, любимая. Подожди немного.
– Зачем? Артём, я просто хочу разобраться с этим как можно скорее, чтобы спокойно жить дальше.
Он ничего не отвечает, но притягивает ближе и прижимает к точёному торсу, водя ладонями по спине. Позволяю себе эту слабость. В нём моя сила, и я, как и в прошлый раз, заряжаюсь его решимостью и уверенностью. Делаю несколько глубоких вдохов, ударяясь грудной клеткой о мужскую грудь, и медленно выпускаю переработанный кислород тонкой струйкой.
– Ну, наконец-то. – выдаёт Тёма и отстраняется, глядя в лобовое стекло.
Слежу за его взглядом и давлюсь воздухом, когда замечаю, как напротив останавливается Лексус.
Кир? Это его машина. Что он здесь делает?
– Артём? – вырывается из сжатого горла одно единственное слово.
– Всё хорошо, родная. Расслабься. Это не он.
– В смысле?
– В коромысле, Насть. В окно посмотри.
Из машины выходит Арипов, а с другой стороны появляется Вика. Антон коротко кивает в знак приветствия и вместе с ней подходит к видеофону. Наблюдаю за этой картиной в полном ступоре, не имея возможности даже проанализировать, что сейчас происходит. В голове образовался вакуум и высосал все мысли и логические цепочки.
– Пошли! – командует Северов, когда видит кивок друга.
– Что происходит, Тём? Почему они здесь?
– Группа поддержки, Насть. А ещё они наша разведка.
– Что это значит?
– Пойдём, малыш.
Парень выпрыгивает из Гелика, обходит капот и открывает мою дверь, подавая руку. Делаю ещё один натужный вдох, на долю секунды опустив ресницы, и вкладываю кисть в его ладонь. Мы отходим в сторону, и Заболоцкая тут же набрасывается на меня с объятиями. На автомате обвиваю её руками, а потом отстраняюсь, вглядываясь в лицо.
– Приветы, Настюха! – выбивает с лёгкой улыбкой.
– Привет, Вик. Зачем вы здесь?
– А Северов тебе не сказал, что ли? – режет, переводя на него взгляд.
– Прости, малыш, но это было спонтанное решение. Решил, что лучше ребята разведают, что да как, прежде чем мы заявимся к старикам. – отвечает, прижимая меня к себе и целуя в висок. Поворачивается к Арипову. – Ну, что там?
– Батя жив и здоров. Куда-то с самого утра укатили твои предки. В доме только прислуга.
– Готова?
Закрываю глаза и утыкаюсь носом в крепкое плечо. Тяну его запах. Краду его силу. И пусть родителей нет дома, всё равно не перестаю нервничать. Они ведь могут вернуться в любой момент. Я могла бы просто дать Артёму ключи и позволить самому всё забрать, но я не должна позволять себе расклеиваться. Дело не только в вещах, но и в том, что я должна пройти через это. Сказать последнее "прощай" и отпустить своё прошлое окончательно. Глубокий вдох. Гулкий выдох. Сжимаю перебинтованной рукой его ладонь.
– Готова, Артём.
Пальцы слегка дрожат, когда отпираю калитку, но я не даю себе времени на страхи. Толкаю металлическую дверь и уверенным шагом направляюсь к дому. Открываю замок и вхожу. И замираю. Воспоминания острыми осколками вонзаются в мой мозг. На ускоренной перемотке прокручиваю своё детство, подростковый возраст, юность.
– Мама, мне не нравится эта одежда. Я хочу те шорты!
– Девочка даже в детстве должна быть леди. А ты уже не маленькая. Привыкай.
И всю жизнь я носила то, что они мне навязывали.
– Я не хочу с ней дружить. Катя противная зазнайка!
– Зато её папа судья, а мама прокурор. И хватит капризы разводить, Анастасия. Научись заводить "правильных" друзей, даже если они тебе не нравятся. Когда вырастешь, ещё спасибо нам скажешь.
Я выросла. Но не чувствую благодарности за вынужденную дружбу.
– Знакомься, Настя, это – Кирилл Должанский. Наш коллега и друг. Надеюсь, вы понравитесь друг другу. – обрубает мама, уже приняв за меня решение.
– Кирилл. – тянет руку высокий красивый молодой человек.
– Настя. – вкладываю в неё ладонь, и он поднимает наши кисти вверх и касается губами.
Дрожь. Страх. Понимание. Принятие. Выбора нет. Я в ловушке и сколько не стараюсь из неё выбраться, она только сильнее стягивается.
– Надеюсь, Настя, ты не откажешься составить мне компанию за ужином?
Хочу отказаться. Должна.
– Не откажется, конечно. – встревает папа, отвечая за меня.
Никаких вариантов. Принимаю. Я же идеальная дочка.
Больше нет. В том же ускоренном режиме проматываю остальные фрагменты: начало отношений с Киром, предложение пожениться, первая ссора с родителями из-за моего внешнего вида, вторая, последняя…
После первого сентября я не просто выросла, а изменилась до неузнаваемости. Не осталось мягкости, покорности и желания угождать. Только штормовой характер и бесконтрольные взрывы. Нет больше идеальной девочки, но они так и не захотели это понять. Так же, как и то, что я могу любить и ради этой любви пойти на всё. Ради одного единственного человека, которого они никогда бы не приняли просто потому, что он "неправильный".
Бросаю короткий взгляд на стоящего рядом парня и осознаю, что меня действительно больше ничего не держит в этом доме. Северов просто ждёт, пока я справлюсь с эмоциями. Не торопит и не подгоняет.
– Пойдём, Артём.
Тяну его за руку наверх, в свою комнату. Там быстро и молча вытаскиваю из шкафа футболку и собираю документы, пока он потрошит мой стол, собирая учебные материалы. Телефона в комнате не нахожу, поэтому, не оборачиваясь, выхожу.
Тёма идёт следом.
– Всё забрала, Насть?
– Мобильный остался. Сейчас у горничных узнаю. И…
Крутанувшись, залетаю обратно в спальню и вытряхиваю из шкатулки все украшения.
Раскидываю их по столу, пока не нахожу тонкую золотую цепочку с Фениксом.
– Ты же не хотела ничего больше брать. – бурчит Артём, вырастая в дверном проёме.
– Это подарок от дедушки, Тём. Благодаря ему я смогла переступить через родительские "правильно" и поступила в полицейскую академию. Он был единственным, кто всегда меня поддерживал и принимал такой, какая я есть.
– Был… – вопрос, который звучит ни как вопрос. Просто констатация факта.
– Он умер три года назад. – опускаю голову и прячусь за волосами, чтобы любимый не увидел моих слёз.
Парень опускает на пол сумку и молча обнимает.
– Сейчас не время плакать, родная. Надо забрать мобилу и уходить, если не хочешь столкнуться со стариками. – хрипит, задевая губами макушку.
– Знаю. Пошли. – отбиваю ровно, хотя голос дрожит от непролитых слёз.
– Ты его очень любила? – спрашивает, пока широкими шагами пересекаем коридор.
– Да, Тём, очень. Больше, чем маму и папу. Он был самым близким и родным человеком.
– Расскажешь мне потом о нём?
– Обязательно. – отпускаю лёгкую улыбку.
Бегом спускаемся вниз. Ошарашенные горничные стоят, открыв рты, и бессовестно разглядывают моего парня. Пускай смотрят, мне не жалко. И родителям пусть докладывают.
– Юля, ты мой телефон не видела? – обращаюсь к застывшей девушке.
– Анастасия Романовна? – сглатывает и переводит на меня загоревшиеся глаза, с трудом оторвавшись от созерцания Северова.
Не смотря на жгучую ревность, тихо смеюсь и обнимаю Артёма, давая понять, что этот самец занят.
– Так телефон кто-нибудь мой видел или как?
Юля всё так же стоит, открыв рот. Ольга первая берёт себя в руки и отвечает:
– Кажется, на кухне был. Ваши родители вчера специалиста вызывали, чтобы пароль подобрал.
Каждая жила в теле натягивается, а все мышцы мгновенно забиваются.
Зачем им это? Что они хотели там найти? Что если видели нашу с Артёмом переписку?
И снова я поддаюсь панике. Крепче сжимаю мужскую ладонь, выдавая свой страх и напряжение.
– Расслабься, малыш. Пусть хоть всю мою подноготную нароют, тебе нечего бояться. – хриплым шёпотом бомбит мне в самое ухо. – Или у тебя есть то, что им не стоило видеть?
Быстро прогоняю по нейронным сетям всё содержимое своего мобильного: фотографии, видео, переписки. Ничего такого, за что можно было бы ухватиться и использовать против меня и Северова.
– Только наша переписка.
– Тогда нечего бояться. Надеюсь, они все сообщения прочитали и прослушали. Пусть знают, что я абсолютно серьёзен и тебя не отдам.
Медленно выдыхаю через нос и улыбаюсь. Тёма прав. Мне не от чего трястись. Всё равно они и так бы рано или поздно узнали о нас, так что пофигу.
– Иди в машину, Тём. Я возьму телефон и сразу приду.
Он молча кивает и уходит, а я иду на кухню.
– Анастасия Романовна, а это кто? – подаёт голос Юля, когда я уже выхожу за дверь.
– Мой любимый человек. – отрезаю спокойным тоном и поднимаю уголки губ, видя, как прислуга выпучивает глаза.
– А как же Кирилл Александрович?
– А мне откуда знать? – поднимаю вверх бровь и, выйдя за дверь, быстро оборачиваюсь.
Смотрю на просторный холл, на крутую резную лестницу, на хрустальные люстры, на мебель с позолотой в викторианском стиле и понимаю, что ничего не чувствую к этому дому. Ни любви, ни тоски, ни привязанности. Наверное, он всегда казался мне каким-то чужим, больше походящим на музей, а не на жилище. Такой большой и холодный, в котором никогда не было настоящего семейного тепла.
– Прощай. – выдыхаю тихо и закрываю дверь.
В этот раз окончательно и навсегда.
Глава 12
Только вперёд
Выхожу из дома и неторопливым шагом направляюсь к машинам. Парни курят и о чём-то переговариваются. Растягиваю рот в улыбке, глядя на профиль Северова. В который раз поражаюсь его красоте. Не в том классическом смысле, который принято считать за эталон, а скорее наоборот. Резкой, чёткой, дикой, жёсткой, чисто мужской красоте.
Уже у ворот улавливаю шум колёс и поворачиваю голову на звук. Родители.
– Поехали! – выкрикиваю на ходу, хватая Артёма за руку и кивая в сторону подъезжающего Рендж Ровера.
Все поворачивают головы в указанном направлении и разбегаются в стороны. Антон с Викой запрыгивают в Лексус, и машина сразу приходит в движение. Мы с Тёмой подлетаем к Гелику. Он занимает водительское сидение и заводит мотор, а я застываю на несколько длинных секунд, глядя на обескураженные лица родителей. Папа тормозит и выскакивает из машины одновременно с мамой. В этот же момент я захлопываю дверь, и Мерс с визгом срывается с места.
– Настя! – доносится крик отца.
Слежу за ним в зеркало заднего вида, пока он не скрывается из виду. Только сейчас делаю глубокий вдох, понимая, что всё это время даже не дышала. Жадно глотаю воздух и сжимаю ладонями плотную ткань куртки. Парень без слов накрывает мою руку своей и слегка стискивает.
Сосредоточиваюсь на этом жесте и тепле, которое разгоняется под кожей от его прикосновения. Сердце нещадно перемалывает кости, а в голове стоит затяжной гул. Несколько минут мы едем в звенящей тишине. Мой телефон начинает вибрировать в кармане, и я достаю его, глядя на имя абонента: Папа.
– Родная. – успокаивающе шепчет Тёма, крепче сжимая пальцы.
– Всё хорошо, любимый. Может, не стоило так сбегать, а переговорить с ними с глазу на глаз?
– Думаешь, они бы поняли? Отпустили бы тебя, Насть? Приняли меня? Нас? – режет так же тихо, упираясь взглядом в лобовое стекло.
Вижу, с какой силой он стискивает руль, как напряжены мышцы под одеждой, как играют на сжатых челюстях желваки. Понимаю его опасения. И сама боюсь того же. Но всё же осознаю, что этого разговора не избежать. Рано или поздно он всё равно состоится. По собственному опыту знаю, что лучше резать на живую, не давая ране загноиться. Бросаю ещё один короткий взгляд на любимого и отвечаю на вызов.
– Что это было, Анастасия?! – разрезает жёсткий голос отца. – С кем ты была?! Куда уехала?! Немедленно возвращайся домой!
Домой…
Опять смотрю на Северова.
– Я дома, пап. Там, где и должна быть. – отбиваю тихо, но со стальными нотами и неумолимыми интонациями.
Артём косится на меня, а потом, щёлкнув поворотником, скатывается на обочину. Двигатель не глушит, но пересаживает меня к себе на колени и прижимается щекой к щеке, выражая поддержку.
– Спасибо. – говорю одними губами, и он коротко кивает.
– Что значит там, где должна быть, Анастасия?! И что это за мужик, с которым ты уехала?!
– Перестань кричать, пап, тебе нельзя волноваться. Этот "мужик" – мой любимый человек. Я не вернусь к вам.
– Какой на хрен любимый человек?! У тебя свадьба с Кириллом через…
Нет, он так и не понял. И вряд ли уже сможет.
Поэтому не позволяю ему закончить фразу. Пора прикрыть этот театр абсурда раз и навсегда.
Собираю всю свою силу, волю, сталь, уверенность и непоколебимость и вспарываю его слова жёстким холодным голосом:
– Хватит, отец! Никакой свадьбы не будет. Я думала, что в прошлый раз ясно дала это понять, но вы так и не захотели меня услышать! Я люблю Артёма! Я буду с ним, несмотря ни на что! Можете не принимать мой выбор, мне плевать!
Резко выдыхаю углекислый газ и сжимаю до скрежета зубы. Я готова бороться. Нахожу и до боли сжимаю пальцы Севера. Он зарывается лицом мне в волосы и сипит:
– Я люблю тебя, моя девочка.
Заряжаюсь его словами. Ради того, чтобы снова их услышать, стоило пройти через весь этот Ад. И сейчас я сознаю, что готова делать это снова и снова, лишь бы он был рядом.
– Если ты сделаешь это, то считай, для нас с мамой ты умерла. – выплёвывает родитель тихим хрипом и замолкает.
Знаю, чего он ждёт, но никогда этого не получит. Всё же у меня их гены, а значит, я тоже могу ничего не слышать и не видеть, когда мне это удобно. Так же, как и они.
Тёма напрягается, когда слышит эти слова. Чувствую, как у него за рёбрами начинает частить мышца.
"Предала так же, как и все остальные…"
"Я никогда никого не любил до тебя…"
Возможно ли, что его семья тоже отказалась от него? Когда-нибудь я это выясню, а пока…
– Тогда поставьте мне памятник и закажите службу! – отрезаю ледяным тоном и сбрасываю вызов.
Только теперь меня начинает мелко потряхивать. Руки дрожат. По щекам катятся слёзы. Сама не понимаю, отчего плачу. Я ведь знала, что так и будет. Если мои родители не могут вылечить воспалившуюся болячку на теле их идеальной и безупречной семьи, то просто вырежут её.
Но почему мне всё равно так больно и обидно от его слов?
– Плачь, любимая. Отпусти себя. Тебе станет легче, маленькая моя. Плачь.
Едва уловимый шёпот любимого мужчины врывается в меня свистящими снарядами и пробивает плотину. И я начинаю рыдать, хватаясь за его руки и плечи. Заливаю слезами и тушью серую ткань футболки. Громко всхлипываю и утыкаюсь носом в шею, вгрызаясь зубами в его загорелое плечо, чтобы не закричать в слух.
Артём не препятствует моей истерике и позволяет делать ему больно. Безостановочно гладит по пояснице, лопаткам, шее, рукам, плечам и голове, нашёптывая нежные слова. Покрывает лёгкими поцелуями мои лицо и шею. Зарывается в волосы и целует в макушку, а потом в висок.
Когда рыдания и крики иссякают, продолжаю тихо всхлипывать и жалостно скулить.
Северов находит мои губы и накрывает своими. Медленно и нежно обводит языком, втягивает в рот и томительно посасывает, пока их не начинает покалывать. Боль и обида уходит на второй план, когда он проскальзывает языком мне в рот и встречается с моим, сменяясь диким голодом и страстным желанием. Отвечаю на поцелуй, жадно всасывая его глубже. Скребу ногтями затылок. Мужская рука нетерпеливо раздвигает мне ноги и ложится на промежность, сжимая. Стону и подаюсь ему навстречу, накрывая ладонью эрекцию и стискивая пальцы на каменном стволе. Начинаю быстро двигать вверх-вниз, даже сквозь плотную ткань джинсов ощущая его опаляющий жар. Между ног становится горячо и мокро. Тёма щёлкает пуговицу и тянет вниз молнию. Просовывает руку под резинку белья и обводит набухший клитор. Без предисловий врывается в меня двумя пальцами и сразу задаёт бешённый темп.
Изо всех сил стараюсь расстегнуть его ремень, но ничего не выходит. Стону и выгибаюсь, подаваясь бёдрами навстречу его руке. Ещё несколько уверенно-умелых движений, и я рассыпаюсь калейдоскопом осколков, выкрикивая имя любимого человека.
На то, чтобы прийти в себя, отдышаться и сфокусировать ускользающий взгляд, уходит достаточно много времени. Артём тоже дышит тяжело и поверхностно. Растрёпанными мозгами понимаю, что и ему необходимо удовлетворение, но пальцы отказываются слушаться, когда снова пытаюсь расправится с пряжкой его ремня.
Парень тихо смеётся и прижимается губами к моему рту, обдавая резкими, короткими и обжигающими выдохами.
– Не сейчас, жадина. – рассыпается волнами его хрипловатый смех.
Он убирает мою кисть и вытаскивает свою руку из моих трусов. Подносит пальцы к губам и облизывает блестящую влагу. Вроде и не в первый раз так делает, но меня всё равно затапливает жаром и расползается румянцем на скулах.
– Эй, вы чего там зависли? – вбивается в наше завакумированное безумие голос Арипова.
Он открывает водительскую дверь, и тут я уже вся заливаюсь краской, пойманная с поличным. Как нашкодивший котёнок, прячу лицо у Артёма на плече. А он…
Боже!
Он засовывает пальцы в рот и сосёт, пока на них не остаётся другой влаги, кроме его слюны.
Даже боюсь представить, какие мысли сейчас вертятся в голове у Антона. Я сижу на Северове с расстёгнутыми штанами и приспущенными трусами, красная как рак, а он облизывается, как переевший котяра, и глухо посмеивается. Весь салон Гелика пропах запахом возбуждения и секса.
– Всё заебись, Тоха. Погнали в кафеху какую-нибудь, а то жрать охота. – как ни в чём не бывало предлагает Артём.
А я от стыда готова под землю провалиться.
Буквально ощущаю, как Арипов проходится по нам взглядом, оценивая обстановку.
– Блядь, если вы и дальше будете ради этого останавливаться, мы с Викой с голоду сдохнем.
– Ради этого, Тох, больше не будем. Погнали! – откровенно отбивает, не переставая посмеиваться.
Антон что-то ещё бурчит себе под нос, захлопывая дверь, но я даже не стараюсь вникнуть в ту похабщину, которую он там озвучивает.
– Всё, малыш, выдыхай! – хрипит мне в волосы и сам приводит в порядок мою одежду.
– Выдыхать, Тёма?! – пищу, едва придя в себя от шока. – Он же понял, чем мы тут занимались! Тебе совсем по херу, что о нас подумают?!
Кажется, меня топит новой волной истерической паники. И колошматит знатно.
– Он подумает, что мы очень любим друг друга и ни на секунду не можем оторваться. – отрезает, не скрывая смеха в голосе. – Всё нормально, Насть. Это же Тоха! Ему так-то по барабану и трепаться он не станет. Расслабься, любимая, всё в норме. Главное, что ты больше не плачешь. – добавляет уже серьёзно и смотрит в глаза. – Тебе легче, родная?
Вот бы и злиться мне сейчас на него, но ничего не выходит.
– Ты сделал это, чтобы отвлечь меня? – спрашиваю, кося на него глаза исподлобья.
– И это, конечно, тоже, но не только из-за этого. Я просто хочу тебя, вот и всё. Не смог сдержаться. И, Настя… Сегодня.
Он больше ничего не добавляет, но я всё понимаю. По телу пробегает дрожь предвкушения, а в груди разворачивается настоящий торнадо.
Сегодня!
За обедом в каком-то запредельно шикарном ресторане рассказываю друзьям всё как есть. Не упускаю и того, что уже не первый год влюблена в Артёма, и того, какие сомнения меня грызли, и объясняю причины своего поступка, когда решила порвать с ним, и по которым сорвалась и ушла из дома. Все лишние подробности, конечно, опускаю, но выкладываю всё с начала и до конца. В том числе и сегодняшний разговор со отцом.
– Поэтому мы и остановились тогда, Тоха. – подбивает итог Северов и косит на друга предупреждающий взгляд.
Даже мы с Викой понимаем этот посыл: начнёшь трепаться, ты труп.
Официант приносит наш заказ и бросает пренебрежительный взгляд на нашу странную компанию.
Ещё бы… Ресторан из раздела "только для элиты", а мы вчетвером выглядим так, словно только что с уличных разборок пришли. Растрёпанные волосы, горящие глаза, футболки и толстовки с глупыми надписям, джинсы и лосины, кроссовки и балетки, мои замотанные бинтами руки. По всем законам нас сюда даже впускать не должны были, но у Арипова здесь какие-то подвязки, поэтому мы теперь и сидим в сверкающем хрусталём, позолотой и светом свечей зале, выделяясь как белые вороны. Но нам так-то по фигу на все кривые взгляды не только официантов, но и редких в это время посетителей.
Судя по спокойствию парней, они уверенно чувствуют себя в этой среде. Да и я давно привыкла к фешенебельным местам. Только Заболоцкая то и дело крутит головой и мечтательно вздыхает. Ну и ещё выкатывает глаза над миниатюрными порциями еды за баснословные деньги.
Я и сама не уверена, что мне теперь по карману такие заведения, но Артём настоял под предлогом, что нам есть что отпраздновать. Он, конечно, даже часть расходов не позволит взять на себя. Не то чтобы меня сильно волнует, откуда у него такие деньги, но всё же… На преподавании вождения, пусть даже и экстремального, столько не заработаешь. Стоит ли спросить? Или это тоже часть его прошлого, в которое мне пока вход заказан?
Шумно выпускаю воздух, и Северов поворачивает ко мне голову.
– Что случилось, маленькая? – спрашивает, обеспокоенно всматриваясь в глаза.
– Тут очень дорого, Тём. – отбиваю так тихо, чтобы слышал только он. – Зачем мы сюда пришли? Здесь один обед стоит как моя зарплата за два месяца в секции. Инструктором столько не заработаешь.
Всё же выдаю то, чего не стоило, но оно само вырывается. Теперь я тоже часть его жизни, а значит, он должен научиться мне верить.
Артём ничего не отвечает, и я отворачиваюсь, принимаясь за еду. Мы выпиваем бутылку шампанского под бесконечные тосты: за свободу, за любовь, за доверие.
Доверие…
Будет ли оно у нас когда-нибудь? Сможет ли Тёма научиться мне доверять настолько, чтобы однажды полностью открыться? После всего, что с нами было, я просто не могу не верить ему, а он?
Остаток дня так и провожу за невесёлыми мыслями, но никому не позволяю этого заметить. Натягиваю на лицо беззаботное выражение и счастливую улыбку, когда внутри всё кипит и взрывается от злости и обиды.
Из ресторана буквально вываливаемся всей толпой, продолжая громко хохотать над реакцией официанта, когда Антон сказал, что у нас нет столько денег, чтобы расплатиться по счёту. Это, конечно же, была шутка, но бедный парень чуть в обморок не грохнулся.
Прощаемся с Викой и Атоном, которые сегодня весь день держатся за руки и постоянно целуются. Так же, как и мы с Артёмом.
Давлю все негативные эмоции и пустые догадки, когда садимся в машину и выезжаем в сторону дома. Отворачиваюсь к боковому окну и изучаю городской пейзаж. Север так и не ответил на мой вопрос, а я больше не стану спрашивать. Не хочет говорить, не надо.
Гелик останавливается возле знакомого подъезда, а я даже не замечаю, что мы уже приехали и всю дорогу провели в гнетущей тишине. Только сейчас понимаю, что и Артём ни словом не обмолвился, погружённый в свои мысли. За всё время мы даже не прикасались друг к другу, как это обычно бывает.
Двигатель глохнет, но никто из нас не спешит покидать замкнутое пространство салона. Делаю глубокий вдох, до отказа забивая лёгкие, и поворачиваюсь к парню. Смотрю в бирюзовые глаза, в которых разворачивается настоящая буря. Без слов ловлю его ладони и переплетаю пальцы. Он прикрывает веки и гулко выдыхает.
– Я уже говорил, что это наследство, Насть, но ты права. Я не зарабатываю столько, чтобы ходить по охуенным ресторанам и покупать брендовые шмотки. Когда получил деньги, то понял, что нельзя просто их разбазаривать. Купил хату и тачку, а остальное вложил в акции. Долго изучал все эти биржевые темы, просчитывал риски, а потом всё же сделал ставку и не проиграл. Когда получил первую прибыль, опять начал сначала всё высчитывать, чтобы не остаться без нихуя. И так каждый раз. За пять лет, которые я этим занимаюсь, прибыль росла и множилась. Сейчас деньги работают сами на себя. К тому же я спонсирую один проект. Рискую сильно, но если выгорит, то ты никогда не в чём не будешь нуждаться.
Северов замолкает и с такой силой вентилирует воздух, будто марафон пробежал. Глаза всё так же не открывает, словно боится осуждения с моей стороны.
А я реально не понимаю, что не так. Почему эти слова ему так тяжело дались? Что страшного в том, что он зарабатывает таким способом? Миллионы людей так делают. А что, если он сейчас врёт? Но зачем? Для чего?
– Тём, посмотри на меня. – прошу хриплым полушёпотом. Он поднимает веки и меня такой дрожью прошибает, что я физически её ощущаю. В его глазах бурлит что-то такое, что меня пугает, но я никак не могу распознать что именно. – Почему ты говоришь это так, словно ждёшь осуждения, Артём? Это же не кровавые деньги, да?
– Нет, малыш, не кровавые. Мне никого за них убивать не пришлось.
– Тогда почему, Тём?
– Потому что я никогда никому этого не рассказывал. Даже Тоха не в курсе.
– Но в этом же нет ничего ужасного. – непонимающе возмущаюсь я.
– Знаю, просто… Не могу объяснить, родная. Просто это… личное, что ли. И никто никогда не просил у меня финансового отсчёта. Это всегда было только моим делом.
Я, правда, стараюсь понять его, но ничего не выходит. Почему он так к этому относится? Чего боится? Я же не собираюсь отбирать у него деньги или лезть в его дела. Просто хотела узнать.
– Ты, Северов, настоящий дурак! – отрезаю со смешком, сглаживая ситуацию.
Вот только в глазах нет и отблеска того веселья и беззаботности. И он это видит.
– Да, Насть, я дурак. И я боюсь, что если хоть немного приоткрою эту дверь, то потом не смогу её закрыть.
Значит, это всё же связано с его туманным прошлым. Но я всё равно не догоняю, как оно и инвестиции связаны.
– Тёма, – шепчу, наклоняясь ближе, и утыкаюсь своим лбом в его, – я стараюсь понять, но не могу. Помоги мне.
– Я сам не понимаю, любимая. Правда не понимаю. Дай мне время самому разобраться со своими чувствами. Ладно?
– Сколько надо, Артём. Я буду ждать, сколько придётся. И что бы не находилось за той дверью, я никогда от тебя не отвернусь. Просто знай это, любимый. С какими ужасами не придётся столкнуться, я всегда буду стоять с тобой плечом к плечу и держать твою руку. Веришь мне?
– Верю, Насть. Я люблю тебя и… спасибо.
– И я тебя. С первого дня, Тём, и до последнего вдоха люблю.
Глава 13
И снова с ним всё впервые
На этаж поднимаемся без единого слова. Артём полностью погружён в свои мысли, а я не уверена, что если задам хоть один вопрос, то смогу потом остановиться. Замечаю, как сходятся на переносице брови, как пролегла на нахмуренном лбу глубокая морщинка, как он поджимает и кусает губы, как играют от напряжения желваки на стиснутых скулах. Только его глаза прочесть не удаётся, как ни стараюсь. Парень вставляет ключ в замок, но так и не поворачивает его. Меня немного пугает его отрешённое состояние, поэтому молча беру его за руку и жду, когда посмотрит на меня.
– Что, Насть? – высекает как-то сухо.
– О чём ты молчишь, Артём?
Всматриваюсь в глубину его зрачков, но они сейчас отражают только моё собственное беспокойство. Сильнее сжимаю его пальцы и кладу голову на плечо. Северов растерянно обнимает и рассеянными движениями водит ладонью по спине. Чувствую, как колотится его сердце и сбивается дыхание. Физически ощущаю его внутреннее напряжение и тремор. Ответа даже не ожидаю, просто крепче прижимаюсь к горячему телу, давая понять, что всё хорошо.
– О многом, Насть. Гораздо о большем, чем говорю.
Ответ, который рождает ещё больше вопросов. И что теперь? Я и сама сплошной комок из сомнений, страхов и нервов.
– Расскажи мне, Тём.
Он глухо выдыхает и набирает в лёгкие воздух, пока его грудную клетку не начинает распирать. А я торможу все процессы в своём организме, в том числе дыхание и сердцебиение, полностью сосредотачиваясь на реакциях любимого человека.
– Любопытство? – спрашивает с какой-то мрачной иронией.
Мускулы под моими руками напрягаются ещё сильнее, становясь едва ли не каменными.
– Не только оно, Артём. Я хочу лучше понять тебя. Но самое главное то, что это важно для тебя, а значит и для меня тоже. Ты уже стал частью меня. Так позволь и мне стать частью твоей жизни, Тёма.
Он крепче прижимает меня к себе и тяжело вентилирует кислород. Давит на моё тело с такой силой, что мне становится больно, но я не обращаю на это внимания, сильнее сжимая руки вокруг его торса.
– Дурочка, – хрипит мне в волосы, – ты не просто часть моей жизни. Ты и есть жизнь, Настя. Моя грёбанная жизнь.
И замолкает. В подъезде не раздаётся ни единого звука, кроме нашего надрывного дыхания. Никто из нас не ослабляет хватку, словно если мы отпустим друг друга, то мир рухнет. Секунды множатся, разрастаясь в минуты. Понимаю, что должна первая разрушить это затянувшееся безмолвие, но не знаю какими словами. Быстро перебираю в голове сотню вариантов, пока не цепляюсь за один.
– Почему ты сказал, что это съёмная квартира? – бурчу ему в плечо.
Северов издаёт короткий смешок и отстраняется, глядя в глаза.
– Я никогда не говорил, что она съёмная, малыш. Ты сама так решила.
Пока копаюсь в воспоминаниях, анализирую и недавно сказанные им слова. А ведь и правда, он никогда не говорил, что снимает жильё. Я сама так почему-то подумала, ещё когда он привёз меня сюда после вечеринки. Такое чувство, что это было в прошлой жизни. Это воспоминание тянет за собой и другие, от которых я коротко хихикаю и краснею.
– И что смешного? – рычит Артём, продолжая сканировать моё лицо.
– Ничего, просто, – качаю головой, не переставая улыбаться, – вспомнила, как ты привёз меня сюда в первый раз и переодел в свою футболку. И тот странный разговор. – фразу не заканчиваю, потому что чувствую себя глупо, но Тёма перехватывает инициативу, как обычно читая мои мысли.
– О том, что я видел твою грудь? – тащит вверх брови и поднимает уголки губ.
– И том, что даже не смотрел. Я и сама тогда не могла понять, что меня больше разозлило.
– А что, если я признаюсь, что всё же смотрел? И даже позволил себе прикоснуться?
– Ты невыносимый, Северов! – бью его ладонью по грудной клетке и, заливаясь краской, смеюсь.
– Идеальная. – выдыхает мне в шею.
– Я или грудь? – начинаю откровенно хохотать от этого странного разговора, и любимый вторит мне.
– Вы обе, родная! – отбивает и находит мои губы. – Зайдём в квартиру или так и будем торчать в подъезде и обсуждать твою грудь? – ржёт парень.
– Домой, Тёма, и без обсуждений!
Даже оказавшись за закрытой дверью, продолжаем смеяться, вспоминая и другие глупые ситуации и смешные моменты. И я ощущаю себя почти счастливой, потому что понимаю, что таких моментов в нашей жизни будет ещё множество. А в том, что мы вместе на всю жизнь, у меня не возникает ни малейших сомнений.
Правда, это понимание омрачает сокрытое за семью печатями прошлое Артёма, в которое он всё ещё отказывается меня впускать, а я, хоть и обещала не лезть, с трудом сдерживаюсь, чтобы не потребовать у него полностью мне открыться.
– Пойдёшь в душ, маленькая? – врывается в запутанные мысли голос Севера.
На автомате киваю и, взяв необходимые вещи, иду в ванную. Долго стою под обжигающе-горячей водой, стараясь хоть немного упорядочить рой вопросов, которые мечутся в моей голове.
Что он скрывает? Почему так боится вспоминать? Почему напрягся, когда мой отец сказал, что я для них умерла? Кто его предал? Что произошло тогда на кухне: этот странный приступ? И это далеко не все вопросы, которые я хочу задать Северову, но не решаюсь. Но самый главный из них: смогу ли я помочь ему забыть? Как можно избавиться от тяжёлых воспоминаний?
Ответ приходит сам по себе: заменить их новыми! И пусть они не исчезнут окончательно, но померкнут на фоне радостных моментов и счастливых мгновений. А значит, нам предстоит долгий и тернистый путь наверх, оставив всё, что заставляет нас страдать, далеко позади.
Наверное, сегодня я перебарщиваю с цитатами, что на меня совсем не похоже, но именно так вижу наше будущее. Я собираюсь наполнить каждый день любимого человека не только радостью, но и смыслом. Чтобы ни один из них не стёрся со временем из памяти. И начну с сегодняшнего.
Выхожу из душевой кабины и заматываюсь в полотенце, не вытираясь. Долго всматриваюсь в своё отражение в поисках внешних изменений, но кроме более глубокого и тяжёлого взгляда ничего не нахожу. Я такая же, как и месяц назад, и как два и три месяца до этого, но внутри от той идеальной девочки ничего не осталось. Я выпустила наружу все свои альтер эго: бунтарку, мальчишку, монстра, и теперь они смотрят на мир моими глазами. Только сейчас понимаю, что на самом деле сама отчленила их от себя и спрятала настолько глубоко, насколько это возможно, оставив только ту часть себя, которой гордились родители, восхищались мужчины, завидовали женщины. Только после того, как приняла свои чувства к Северову, я начала соединяться воедино.
Скидываю махровую ткань и изучаю своё отражение, теперь уже стараясь увидеть себя глазами Артёма. За всеми этими переживаниями и мыслями и думать забыла о том, что должно сегодня произойти. Несмотря на то, что сама толкала его к этому, сейчас отчего-то становится страшновато. И сама не понимаю почему. Просто какой-то странный мандраж разбирает всё тело, сковывает мышцы и парализует конечности. Сердце с такой силой колотит по рёбрам, что, уверена, слышу, как они трещат под его бешенным напором.
Прикрываю веки и делаю несколько дыхательных упражнений, успокаивая сорвавшееся с ритма сердцебиение. Натягиваю Тёмину футболку и красное кружевное бельё. Твёрдым, но слегка неуверенным шагом направляюсь в спальню, но Артёма там нет. Нахожу его в гостиной с ведром попкорна и пультом от телевизора.
– Тёма? – зову тихо, потому что голос неожиданно отказывается работать в полную силу.
Он встаёт с дивана и подходит, внимательно изучая моё лицо, будто ищет там то, что я так и не смогла рассмотреть. А потом без слов прижимает к себе и целует. Медленно, спокойно, без спешки и сексуального желания, как у нас обычно бывает. Когда отрывается, его глаза кажутся темнее ночи.
– Выбери пока фильм, родная, а я в душ схожу.
Вкладывает мне в руки пульт, ещё раз коротко целует и уходит, оставив меня в полном недоумении.
И что это сейчас было? Какой нафиг фильм? Я только настроилась на то, чтобы лишиться, наконец, девственности, а он хочет смотреть кино? Что за херня творится? Неужели передумал?
Севера нет достаточно долго, поэтому, чтобы не накручивать себя, включаю первый попавшийся фильм и полностью погружаюсь в потусторонний мир, отключая не только мозги, но и все пугающие мысли и догадки.
Вздрагиваю, когда жилистые руки ложатся мне на плечи, а потом обнимают за шею.
– Напугал? – сипит Тёма, целуя в щёку. – Прости, малыш, просто ты так увлечённо смотрела в экран, что даже не слышала, как я звал тебя.
Убирает волосы на одно плечо и целует в шею, разгоняя не только сердечную мышцу до предельных скоростей, но и многотысячную армию мурашек по моей коже. Дыхание срывается, когда скользит ниже, оставляя языком влажную дорожку, и касается губами ключицы.
– Б-больше н-не пугай т-так! – как ни стараюсь выровнять голос, всё равно заикаюсь, но отнюдь не от страха.
Неужели это случится?
– Извини, родная. – шепчет и, перемахнув через спинку, садится рядом, притягивая меня в крепкие, надёжные, успокаивающие объятия.
До отказа забиваю лёгкие кислородом и любимым запахом и опускаю голову ему на плечо. На Северове нет ничего, кроме полотенца, обмотанного вокруг бёдер, но меня давно перестала смущать не только его, но и моя собственная нагота, поэтому прижимаюсь сильнее и обвожу кончиками пальцев точёные кубики пресса. Артём шумно вздыхает, когда пробираюсь под край полотенца, и останавливает мою руку.
– Не сейчас, Насть.
Вскидываю голову и приподнимаюсь, опираясь ладонями на его плечи. Цепляю его потемневший взгляд, но всё равно не понимаю, почему останавливает.
– Почему, Артём? – возражаю задушено, пытаясь прочитать ответ на его лице.
– У нас вся ночь впереди, девочка моя. Ещё рано и нам некуда спешить. – берёт ладонями моё лицо прижимается лоб в лоб, обжигая губы горячим дыханием. – Боишься? – выбивает хриплым шёпотом.
И я понимаю, почему он оттягивает этот момент.
– Нет, Тёма, не боюсь. – отбиваю ровно и уверенно. А потом уже тише добавляю. – А ты?
Парень глухо выдыхает, а потом делает глубокий вдох через нос. Отпускает щёки и прижимает мою голову к своему плечу.
– Да, любимая, боюсь. Боюсь больно тебе сделать или что что-то вообще не так пойдёт. – выталкивает сбивчиво. – Блядь, кто бы подумал, что Артём Северов будет бояться трахаться? – смеётся, но смех отдаётся какими-то странными тяжёлыми вибрациями по моему телу и оседает за рёбрами ядерным пеплом и необъяснимой тревогой.
Мгновенно глушу в себе всё лишнее: тревогу, страх, панику и мысли, которые надоедливыми червями перегрызают нейронные соединения в моём мозгу. Сейчас не до них.
Не давая нам обоим времени на раздумья и сомнения, вырываюсь из кольца рук и, перекинув ногу через торс Севера, седлаю его. Артём смотрит на меня с удивлением и даже лёгким шоком. Воспользовавшись его замешательством, прижимаюсь губами к его рту. Язык не задействую, но применяю все знания и опыт, которые получила с ним. Ласково пощипываю его губы, покрываю быстрыми поцелуями всё лицо, шею и плечи. Возвращаюсь ко рту, и обвожу по контуру языком, не давая ему шанса остановить меня. Втягиваю в ротовую полость нижнюю губу и, смачно посасывая, ласкаю кончиком языка, а потом проделываю тоже самое с верхней. Пробираюсь внутрь и неспеша прохожусь по ровным рядам зубов, дёснам, нёбу. Хочу сделать так, чтобы эта ночь стала особенной дня нас обоих.
Я исследую, ласкаю, неторопливо проскальзываю по ротовой полости и, наконец, касаюсь кончика языка своим и замираю. Тёма тихо стонет и кладёт руки мне на ноги, медленно ведя вверх от коленей по бёдрам, слегка сжимает ягодицы, и сантиметр за сантиметром задирая футболку, останавливает ладони на лопатках, сильнее вжимая моё хрупкое тело в своё стальное и сильное, не позволяя отстраниться. От его касаний кожу словно ошпаривает и покалывает. Его язык приходит в движение, но мы не сплетаемся. Он скользит по всей длине и отступает. Делаю то же самое. Обвожу его по кругу. Артём отвечает тем же. И только после нескольких минут мы начинаем целоваться по-настоящему. Танцуем, сражаемся, сцепляемся. Долго, дико, жарко, влажно, жадно, до полной остановки дыхания. Парень рассыпается ещё одним стоном, когда еложу влажной от желания промежностью по его напряжённому раскалённому члену. Вторю ему, когда сильнее вжимается головкой.
– Уверена? – всё, что спрашивает, разрывая поцелуй и отлепляя меня от своего тела.
– Давно уверена, любимый. Я правда ничего не боюсь, и ты не бойся. Мы же вместе, а значит, со всем справимся. – отрезаю, подтверждая свою уверенность авторитарным кивком, а потом добавляю. – Я верю тебе, Тёма. Я без сомнений доверю тебе свою жизнь. Я люблю тебя. Очень-очень сильно люблю. И я хочу быть полностью твоей, не только душой и сердцем, но и телом. Хочу почувствовать тебя внутри. Хочу слиться воедино. Понимаешь? – не знаю, как ещё описать свои чувства, которые горячими волнами топят изнутри, согревая замершее от страха сердце.
– Да, моя идеальная девочка, понимаю.
Артём сдёргивает с меня футболку, и я прижимаюсь налившейся от возбуждения грудью к его горячей коже. Отчего-то именно сейчас это прикосновение кажется острым, как никогда. Соски разбухают и ноют, жаждая его ласк. Между бёдер нарастает нестерпимая пульсация в предвкушении чего-то пока неизвестного, но очень желанного. Мы долго целуемся, останавливаясь лишь для того, чтобы схватить порцию кислорода и опять сплестись в древнем, как сам мир, танце.
Северов кладёт ладонь мне на горло и толкает назад, поддерживая второй рукой в пояснице, пока не выгибаю спину достаточно, чтобы он смог наклонить голову и втянуть в рот сосок. Без конца стону и подаюсь бёдрами навстречу, пока он перебирается от одной вершинки к другой и прикусывает.
– Тёма! – едва хриплю, когда подхватывает под ягодицы и поднимается с дивана, широкими шагами пересекая пространство, отделяющее нас от кровати.
– Я люблю тебя, маленькая. – шепчет, не расплетая губ.
Опускает меня на простыни, как нечто очень хрупкое и, опираясь на локти, накрывает своим шикарным телом и снова целует. Кажется, что проходит целая вечность, пока мы ласкаем друг друга губами и языками, и я уже настолько возбуждена, что чувствую, как смазка просачивается сквозь тонкую ткань белья и стекает по ягодицам, образуя мокрое пятно.
– Артём… пожалуйста… – умоляю вибрирующими нотами, выгибая спину.
Он тихо смеётся и накрывает ладонью промежность, растирая пальцами половые губы и клитор через кружево, которое сейчас кажется наждачкой, но при этом вызывает такие острые ощущения, что стоны перерастают в задушенные всхлипы. Подцепляю пальцами резинку трусов в попытке избавиться от раздражающей преграды, но Северов перехватывает мою кисть и смотрит уже не просто в глаза, а прямо в душу.
– Я… хочу… их снять… – скулю, делая новую попытку.
– Я сам сниму. – сипит Артём, предотвращая её. А потом поднимает один уголок губ и уточняет. – Зубами.
Захлёбываюсь странными полустонами-полувсхлипами, когда оставляет на шее неровную дорожку из поцелуев. Слабых, но ощутимых, вызывающих новый прилив похоти укусов. Каждый из них он зализывает языком. Его рука, наконец, перестаёт мучать меня, и он пробирается в трусы, сразу вставляя в меня палец. После пары движений добавляется второй, а потом и третий. Он не просто двигает ими, а поворачивает во все стороны, растягивает, подготавливает. Упираюсь пятками в матрац и шире развожу бёдра, давая ему лучший доступ.
Его рот терзает мою грудь, он до боли кусает пики сосков, а потом долго водит языком по кругу. Втягивает в ротовую полость попеременно то один, то другой, пока они не начинают не просто покалывать, а создавать ощущение, что все мои нервные окончания сейчас сосредоточились в твёрдых вершинках. Скользит губами ниже, ныряет языком в пупок. Оставляет свою слюну по всему животу. Лижет, кусает, целует и снова лижет.
А я уже не просто на грани, я на пределе. Перестаю сдерживать крики и сама насаживаюсь на его пальцы. Дёргаю полотенце на его бёдрах, но до полового органа добраться никак не удаётся.
– Тём, хватит… я сейчас…я умру… прошу… Тёма… – выдыхаю набор слов, потому что в голове туман, а перед глазами расползается тёмная пелена.
Северов смеётся, подхватывает меня под ягодицы и цепляет зубами красное кружево. Отползает на коленях вниз по матрацу, стаскивая с меня трусы и оставляя по всей длине ног мокрые скользкие следы.
Не успеваю даже облегчённо выдохнуть от того, что он избавляет меня от этого орудия пыток, как он закидывает бёдра себе на плечи и прижимается губами к разбухшим сомкнутым складкам. Размашистыми движениями проходится по ним языком. Прикусывает основание бедра и слизывает каждую каплю моих соков. Сквозь полуопущенные ресницы затуманенным взглядом замечаю, как блестят его щёки и подбородок, как он облизывает губы, а потом проводит языком от лобка до самого ануса. Проделывает это несколько раз, а потом прижимает кончик языка к анальному колечку и слегка давит.
– Артём! Не надо! Зачем?.. – кричу, подрываясь на локтях в попытке оттолкнуть его, но учитывая то, что он крепко фиксирует нижнюю часть тела, сразу падаю обратно на подушку.
– Всё хорошо, любимая, расслабься. Я не сделаю тебе больно. Так же, как и ничего из того, что тебе будет неприятно. Ты сказала, что доверяешь мне, так доверься и сейчас. – отбивает и снова ведёт языком вверх-вниз. – Сладкая… Вкусная… Мммм… Не могу оторваться… Такая вкусная… – бормочет, полируя лепестки и ныряя вглубь.
Стону, сжимая зубы и цепляясь пальцами в простыни. Парень еще несколько раз повторяет движения, а потом накрывает ртом клитор и жёстко втягивает его внутрь, одновременно вставляя пальцы. Учитывая степень моего возбуждения, взрываюсь всего после нескольких секунд грубых ласк, когда он прикусывает и посасывает.
Кричу, взмывая в облака, и разлетаюсь там миллионами ярких огней. Это экстаз на грани фола. Боль, граничащая с удовольствием. Ощущаю, как сжимаются стенки влагалища, плотнее стискивая его пальцы. Слышу его рваное шумное дыхание. Не успеваю даже опомниться, когда он снова втягивает всё ещё пульсирующий клитор и царапает зубами, не просто продлевая моё удовольствие, а накрывая меня новой пламенной волной оргазма. По всему телу пролетают молниеносные электрические разряды, выстреливают под кожей. За закрытыми веками расцветают яркие вспышки. В ушах стоит бешенный рёв крови и громогласный стук собственного сердца. Даже не стараюсь дышать, захлёбываясь пропахшим сексом воздухом. Это не просто нечто новое. Это что-то гораздо больше, шире, глубже, ярче, интимнее. Такого со мной ещё не было. И я уверена, что никто, кроме любимого мужчины, не способен доставить такое удовольствие. Это не обыкновенный оргазм, а просто охуеннейший кайф.
Едва удаётся распахнуть тяжёлые веки, как понимаю, что Артёма нет. Упираюсь в матрац ослабевшими конечностями и в панике подскакиваю на колени. Фокусирую расплывающийся взгляд и, наконец, замечаю любимого.
Он стоит у постели, держа в руках презерватив, и переводит взгляд с него на меня и обратно. Потом снова смотрит на меня, тяжело выдыхает и разрывает зубами упаковку.
В моём закороченном мозгу что-то простреливает, и я, быстро перебирая руками и ногами, подползаю к нему и перехватываю кисть, когда он начинает растягивать латекс по перекачанной кровью пунцовой головке. Северов замирает и ловит своими потемневшими глазами моё лицо. Мы оба молчим, не двигаемся и едва дышим от переизбытка эмоций.
– Не надо, Тём. – прошу сиплым голосом, умоляюще заглядывая в его нереальные бирюзовые глаза.
– Что ты делаешь, Насть? Ты хоть понимаешь, к чему это может привести? – отрезает с хриплыми интонациями, но движения не возобновляет.
Понимаю ли я? Прекрасно понимаю, но готова сейчас рискнуть. Забиваю лёгкие до отказа и гулко выдыхаю.
– Я верю тебе, Артём. Я доверяю тебе больше, чем кому-либо ещё, даже больше, чем самой себе. И я понимаю все риски, но хочу, чтобы между нами не было никаких преград хотя бы в наш первый раз. Знаю, что ты сделаешь всё как надо. Прошу, Тёма, давай без презерватива. Я хочу чувствовать тебя полностью. Кожа к коже. Тело к телу. Только твой член внутри меня, без лишних препятствий. Умоляю, любимый, всего один раз.
Северов шумно гоняет воздух через нос, раздувая крылья до предела, и опускает веки, явно что-то для себя решая. Не мешаю ему, но переплетаю наши пальцы и продолжаю с мольбой всматриваться в любимое лицо с резкими, но такими родными чертами.
Парень усиливает контакт между нашими руками, крепче сжимая кисти, а потом медленно открывает глаза и ставит условие:
– Хорошо, родная. Но только завтра утром ты примешь таблетку экстренной контрацепции, а потом будешь пить противозачаточные.
С первым спорить я не собираюсь, сама не готова пока детей заводить, но вот второе…
– Зачем противозачаточные, Тём? – спрашиваю тихо, опуская ресницы.
– Затем, Настя, что если сейчас я войду в тебя без защиты, то больше никогда не стану ей пользоваться. Потому что тоже не хочу, чтобы между нами был даже грёбанный кусок резины. Кожа к коже и ничего больше. Согласна?
Поджимаю губы и прикусываю уголок, раздумывая, что мне на это ответить. Каковы шансы забеременеть при таком раскладе? И готова ли я согласиться на это и принять риски? Или постоянно заниматься любовью с латексом и так и не узнать, какого это, когда нам ничего не препятствует? Не хочу так. Не с ним.
– Согласна, Артём. – уверенно киваю и обнимаю его за шею.
– Это пиздец, Настя, ты знаешь? – хрипит парень, прижимаясь к моим губам.
– Знаю. – издаю глухой смешок, отвечая на поцелуй.
– Ладно ты, но я же не дебил, чтобы так рисковать.
– Хочешь сказать, что я дебил, что ли? Может, опыта у меня и нет, но я не такая уж тёмная. – возмущённо отталкиваюсь от него, но Северов перехватывает поперёк тела и крепче прижимает к себе.
– Я хочу сказать, что мы с тобой совсем ебанулись, если собираемся трахаться без гандона. Остановиться-то вовремя я смогу, но вот… Блядь, Насть, я никогда этого не делал и не уверен, что смогу продержаться достаточно, чтобы доставить тебе удовольствие. С тобой я становлюсь пятнадцатилетним пиздюком без грамма выдержки. – выдыхает, утыкаясь носом в шею. – Я люблю тебя, маленькая моя, и всё, чего хочу…
Не даю договорить, прикладывая ладонь к его губам.
– Ты каждый раз заставляешь меня парить высоко над землёй, Тёма. Если не получится сейчас, то впереди вся жизнь и у тебя будет шанс реабилитироваться. – улыбаюсь, цепляя его взгляд. – Я люблю тебя, Артём, и хочу в этот раз взлететь вместе.
– Тогда полетели, любимая. – отрезает и, впиваясь в мой рот, опрокидывает на спину, нависая сверху.
Глава 14
Поднимаясь над землёй
Какого, мать вашу, хрена мы сейчас делаем? Не то чтобы я был против детей, но точно не в двадцать четыре. На счёт всей этой ебалы типа СПИДа, ВИЧа и сифилиса вообще не парюсь, в академке дважды в год медосмотры, а я всегда трахаюсь с резиной.
ВСЕГДА!
Но только не сегодня. Не с моей идеальной девочкой. И так на куски растаскивало от того, что придётся эту хренотень в её тело заталкивать, так она ещё масла в огонь подлила.
Я полыхаю, чувствую, как пузырится ожогами кожа и сползает с костей.
Весь вечер топил в себе идею сбить ей целку без гандона, но в итоге решил не рисковать. И тут даже не в возможных последствиях дело, а в том, что мне даже входить в неё не надо, чтобы кончить. Она такая тугая, тесная, горячая, истекающая сладким нектаром, с выносящим мозги запахом возбуждения. Сладкая, вкусная, желанная и срывающая на хрен башню по всем фронтам.
Как я мог ей отказать, когда она с такой мольбой в своих огромных зелёных глазах смотрела? Да, блядь, никак!
До крови вгрызаюсь в нижнюю губу и толкаюсь членом вперёд, размазывая по шляпе смазку. Держусь строго на вытянутых руках, чтобы не слететь с катушек раньше времени. В том, что Настя готова, нет никаких сомнений. Под её задницей уже целая лужа образовалась, хотя всего несколько минут назад я вылизал её досуха и довёл до двух оргазмов, хотя сам уже на грани. В душе спустил дважды, готовясь к этому моменту, но всё равно, сука, оказываюсь не готов. Хватит меня ровно настолько, чтобы войти на пару сантиметров и всё, пиздец. Походу придётся принимать экстренный душ, чтобы не запоганить её первый раз, как сопливый мудак. Либо дрочка, либо…
– Малыш, – хриплю, вынуждая её посмотреть на меня. Крепче сжимаю челюсти. Она с трудом разлепляет веки и смотрит туманным взглядом. – пососи мне.
Стоит только выпалить эти слова, и меня тут же мандражом прогоняет. Не в тему. Ну вот вообще сейчас не туда.
Её зрачки расширяются, по скулам расползается краска, и она закрывает глаза.
Заебись, бля.
Подрываюсь с кровати и на негнущихся ногах шагаю в ванную. Забив на то, для чего пришёл, всё же выкручиваю вентиль до минимума. Несмотря на то, что вода и так ледяная, меня прошибает ознобом от хрен откуда взявшегося сквозняка. Обернуться, чтобы проверить, закрыта ли дверь, не успеваю, как со спины ко мне припечатывается мягкое горячее тело.
– Зачем ты ушёл, Артём? – выбивает обжигающим дыханием мне между лопаток, обнимая руками под грудиной.
С трудом вентилирую воздух, выпуская через нос углекислый газ. Ощущаю её дрожь на своей коже и набалтываю температуру воды до приемлемого максимума. С скрежетом стягиваю челюсти.
– Чтобы не налажать, Настя. Решил вздрочнуть, чтобы не кончить, едва окажусь в тебе.
– Я спросила не почему, а зачем? – обрубает слегка дрожащим голосом.
– А в чём, блядь, разница?! – рычу, упираясь руками в стенку душевой кабины.
– В том, Тёма, что я не сказала "нет".
Резко оборачиваюсь и заглядываю в сейчас тёмно-зелёные глаза любимой девушки. Читаю в них решимость, но так толком и не догоняю.
А Настя…
Блядь!
Она опускается на колени и обводит языком головку, слизывая капли воды и предэякулята. Упираюсь руками по обе стороны от себя и шумно глотаю густой кислород, когда проходится по всей длине и не просто, блядь, а со всех сторон. На моём хере ни осталось и миллиметра, не покрытого её слюной и не обласканного её губами и языком. А потом она сползает ниже и лижет яйца, не так, конечно, как это делают профессионалки, но всё же…
– Сука! – рычу, сжимая кулаки, и откидываю голову назад, когда втягивает в рот мошонку. Моя девочка останавливается, и мне приходится приложить все силы, чтобы посмотреть на неё.
– Больно? Или неприятно? – тянет задушено и краснеет.
Как? Как, блядь, можно краснеть с членом, упирающимся в пухлые губы? Только она так и может.
Моя любимая девочка…
– Всё охуенно, малыш. Не останавливайся. – выбиваю на одном дыхании и закрываю глаза, когда она продолжает ласкать языком поджавшийся мешочек.
Вдоволь наигравшись, поднимается выше и принимает в рот член. Точнее, только головку, но я и так из последних, сука, держусь, чтобы не спустить прямо сейчас. Крепче жму кулаки и зубы. Стараюсь дышать глубоко через нос, но в итоге хватаю воздух урывками и сквозь сжатые челюсти. Настя сосёт шляпу, как долбанный Чупа-чупс, просто втягивает в рот и облизывает, то проходясь по кругу, то размашистыми движениями языка гладит.
Слетевшими с оси мозгами понимаю, что нет смысла и дальше тянуть, но хочу, чтобы она продолжала. Кладу ладони ей на голову и собираю в кулаки волосы на затылке. Подталкиваю её вперёд и сам толкаюсь навстречу. Малышка тут же давится, и я ослабляю напор. Поднимает на меня вопросительный взгляд, и я киваю, чтобы продолжала сама.
– Как тогда, малыш, помогай руками. – хриплю, чувствуя приближение оргазма.
Девушка выполняет все указания.
Моя прилежная ученица.
Несколько раз заглатывает так, что я ощущаю упор.
– Блядь, Настя, хочу кончить тебе в рот. – выбиваю и снова, сука, жалею о своих словах, когда смотрю в её перепуганные глаза.
Походу не зря придумали фразу: язык мой – враг мой.
Это же моя идеальная девочка, а не грязная шлюха. И снова я охуеваю, когда она, глядя на меня снизу вверх с моим хуем во рту, опускает ресницы, сжимает пальцами основание ствола и заглатывает до самого горла. И я, сука, взрываюсь и рычу, утыкаясь в эластичную стенку гортани. Извергаюсь как чёртов Везувий. Будто, блядь, и не дрочил дважды меньше часа назад. Настя начинает давиться и кашлять. Выдёргиваю член и заливаю спермой её губы, щёки, подбородок, шею, волосы и грудь. Обхватываю рукой ствол и выбиваю остальное. Ни на секунду, сука, не могу оторвать глаза от этой картины. Миронова всё ещё кашляет и сплёвывает на керамогранитный пол остатки. По щекам катятся слёзы. Всё лицо красное, как от удушья. Падаю на колени рядом с ней и прижимаю трясущуюся девушку к себе.
– Больно, малыш? – сиплю, всматриваясь в бордовое лицо. Она качает головой, продолжая откашливаться. – Противно? Блядь, Насть, прости. Не должен был, но мне, сука, к хуям крышу сносит, когда я с тобой. Больше никогда так не сделаю, обещаю, родная.
Сам вытираю её лицо от белой густой жидкости и цепляю её взгляд, в котором так боюсь увидеть отвращение.
– Я не, – прочищает горло, снова коротко кашляя, – сказала "нет", Тёма.
Смотрит прямо и без всяких ужимок. И да, снова заливается румянцем. В тысячный раз охуеваю от того, как можно после всего того, что мы с ней вытворяем, краснеть. Между нами сраное бесоёбство происходит, а она до сих пор целка. А я долбанная маньячина, которая маниакально тащится от того, что в ней нет этой заебучей ложной скромности и грёбанных увёрток типа "ну не знаю, возьму в рот, если сначала ты" или "глотать сперму? Фу, какая гадость". А сами уже готовы на всё. Но моя идеальная девочка совсем другая. Если чего-то не хочет или не принимает, то говорит прямо, без всей этой херни.
И сейчас тоже. Знаю, что не только для меня это делала, но и саму распирает любопытство. Каждый раз мы вместе подходим к черте, за которую так стрёмно шагнуть, но, глядя друг другу в глаза, делаем этот маленький, но решительный шаг, который приводит нас в новый, неизведанный, но такой охуительно-захватывающий и потрясающий мир.
С ней всё впервые. Я не врал пару дней назад, когда так же стояли в ванной. Сколько раз я так кончал в глотку одноразкам? До хуя и больше, но ни разу не ощущал того, что чувствую сейчас. Лава по венам. Огонь по нервам. Мурахи по коже. Ток по органам. Чистейший, ничем не разбавленный кайф и затапливающая душу и сердце нежность. И, конечно же, одуряющая любовь к этой девушке. Даже не стараюсь тормозить поток розовых соплей. На всё ради неё…
Прижимаюсь к губам и пробиваюсь языком в рот, ощущая вкус собственной спермы. Впервые. Похуй. Пару дней назад я вынудил её попробовать себя на вкус. Если Настя это сделала, то чем я лучше?
Целую дико и жадно. Глажу скулы большими пальцами. Так говорю "спасибо". И не только за то, что она сейчас сделала, а за то, что она есть не просто в моей жизни, а всегда стоит плечом к плечу, держит за руку и ни в чём мне не уступает.
– Я люблю тебя, моя идеальная девочка. – хриплю ей в рот и снова целую.
Быстро обмываю любимую и ополаскиваюсь сам. Из душа выношу её на руках, даже на кутаясь в полотенце. Опускаю покрытое каплями воды тело на кровать и тупо зависаю на ней. Видимо, я не просто питекантроп и мне уже мало её в свою пещеру притащить. Каждый раз буду на руках в постель таскать.
Миронова дышит тяжело и часто. Грудь с острыми сосками поднимается и опадает. Влажные золотые волосы рассыпаны по подушке и простыни. Пухлые губы приоткрыты и между ними то и дело проскакивает розовый язычок, увлажняя. Длинные ноги согнуты в коленях и сведены вместе. Она рассматривает меня с тем же интересом. Тактильно чувствую, как ощупывает взглядом лицо, проводит по скулам, мышцам на грудине, кубикам пресса и замирает на уже рвущемся в бой члене.
До отказа забиваю лёгкие и коленом развожу её бёдра в стороны. Настя с готовностью раскидывает их и приподнимает таз.
Блядь, я должен сделать всё, чтобы не облажаться.
Пристраиваюсь между её ног и вожу головкой от входа во влагалище до клитора, собирая смазку. Рукой распределяю по всей длине. На протяжении всего процесса мы смотрим друг другу в глаза, разрывая контакт, только чтобы моргнуть и увлажнить слизистую. Толкаюсь вперёд и чувствую, как сопротивляется её тело этому вторжению. Стискиваю челюсти и буквально отвоёвываю каждый миллиметр. Отступаю и усиливаю напор, с каждым толчком пробиваясь всё глубже. Моя девочка закрывает глаза и сжимает в ладонях простынь.
– Больно? – задаю вопрос хриплым голосом, который какого-то хера вообще не желает подчиняться.
– Нет. – мотает головой и снова открывает глаза. – Не останавливайся, Тём.
И не собирался. Точнее собирался, если она начнёт противиться, но теперь…
Полностью выхожу из неё и вбиваюсь, пока на упираюсь в преграду. Вскидываю взгляд на её лицо и расслабляюсь. Знаю, что ещё не всё, но всё равно становится спокойнее. Придерживаю ствол рукой и усиливаю нажим. Настя напрягается, и я ослабляю давление. Наваливаюсь на её тело и тянусь к губам. Отвечает, с готовностью принимая мой язык. Сосредотачиваюсь на поцелуе. Точнее, отвлекаю мою девочку от своих дальнейших действий. Она ждёт боли, а ожидание, как известно, страшнее, чем сама боль. Когда полностью обмякает подо мной, вытаскиваю из неё член и одним резким выпадом разрываю плеву. Настя вскрикивает и вгрызается мне в губу, прокусывая до крови. Ногтями впивается в плечи, оставляя глубокие борозды. Чувствую, как стекает по рукам и спине горячая влага, но это не пот, который покрывает лоб и виски.
Кровь.
Похуй.
Ей больнее.
И мне тоже, сука, от того, что она сейчас плачет. Ловлю губами каждую слезинку, не позволяя ни одной сползти с её лица. Покрываю быстрыми поцелуями. Миронова брыкается в попытке сбросить меня с себя и безостановочно всхлипывает.
– Слезь, Артём! Мне больно! Не надо! Хватит! Отпусти! Больно! Хватит! Пожалуйста, Артём! – визжит, упираясь ладонями мне в плечи.
Переношу вес на левую сторону и прижимаю любимую к груди, водя пальцами по напряжённой спине.
– Всё хорошо, родная. Уже всё… Не плачь… Успокойся, малыш. Скоро всё пройдёт. Я люблю тебя, маленькая. Люблю тебя, девочка моя. Всё хорошо.
Успокаиваю ласковыми словами и нежными интонациями, не прекращая прижимать дрожащую девушку к себе. Целую виски, щёки, губы, подбородок, шею.
Спустя ни хера не маленькое количество времени она, наконец, успокаивается и перестаёт дрожать. Тишину нарушают только единичные всхлипы, шмыганье носом и наше тяжёлое дыхание. В мою поехавшую крышу долбит только одна мысль.
Я в ней. Я, сука, внутри моей Насти. Два года игр и попыток вывернуть её наизнанку. Пять дней бесконечных соблазнов. Двадцать три дня боли и попыток выжить. Два дня охуевертительного счастья. И я, наконец, в ней.
– Я люблю тебя, Настя. – выбиваю хрипло, когда утыкается носом мне в шею и касается губами.
– И я люблю тебя, Тёмочка. – выдыхает и пробегает языком.
На коже одновременно выступают мурахи и холодный пот от этого обращения. Гашу, топлю и давлю в себе всё дерьмо, готовое захлестнуть меня с головой.
– Всё ещё больно? – сиплю, вглядываясь в блестящие от слёз глаза.
– Почти нет. Извини за эту истерику, просто не думала, что будет настолько больно. – отбивает и закусывает губу.
Провожу по ней пальцем и слегка давлю, проскальзывая внутрь. Изо всех сил стараюсь не заржать, потому что ситуация реально зашкварная. Мой член почти до конца в её влагалище, а она извиняется.
Ну пиздец просто.
– Глупая моя девочка. – шепчу ей в ухо и целую за ним. – За что ты просишь прощения, дурочка? Мы же оба знали, что так и будет. – добавляю, когда ловлю ярость в её глазах.
Девушка сжимает зубы и цедит:
– За то, что ты, Северов – козёл! – обрубает, но уголки губ всё равно ползут вверх.
Боюсь даже представить, какая мысль бушует в голове у этой ведьмы.
– С хуя ли я козёл? – рычу, опрокидывая на спину и толкаясь глубже в её тело.
Миронова стонет и подаётся навстречу.
– Потому что просто всунуть член, это не сексом заниматься!
Вытягиваюсь на руках и цепляюсь глазами в её лицо, реально ни хрена не понимая.
– В смысле, блядь?
– В коромысле, Артём! – смеётся зеленоглазая. – Начинай уже двигаться!
И я смеюсь в ответ. Облегчение врывается внутрь ураганным ветром и сносит к херам всю хрень, что до этого не давала дышать. Нападаю на её губы и медленно подаюсь назад, почти полностью выходя, и с силой возвращаюсь в манящие горячие глубины. На третьем толчке дохожу до упора. Яйца со шлепком ударяются об её задницу, и я кайфую от того, что наконец, загнал в неё по самое основание.
Любимая стонет и выгибает поясницу, шкрябая спину. Но мне и этого, сука, мало.
– Закинь ноги мне на спину. – командую, подхватывая под коленом.
Девушка тут же выполняет просьбу, и я с зубным скрежетом начинаю медленно раскачиваться, то выскальзывая из неё, то быстро возвращаясь обратно. Ритм не меняю не только потому, что уже приближаюсь к развязке, но и потому, что хочу доставить своей девушке удовольствие и растянуть этот момент охуенного единения. Проталкиваю руку между нашими телами и, нащупывая клитор, с силой сжимаю его. Кружу по мокрой жемчужине пальцами, не переставая вбиваться в разгорячённое, покрытое бисеринками пота тело.
– Быстрее, Тёма… Быстрее… – хрипит Миронова и крепче сжимает ноги на пояснице, подрывая бёдра навстречу при каждом толчке.
– Насть, – сиплю. Горло сжимает спазмом. – тебе не больно?
– Мне будет больно, если… – разбивается стоном на очередном выпаде. – Если ты и дальше будешь меня мучать. Быстрее, любимый, пожалуйста. Я не рассыплюсь.
Ой, зря она это сказала. Поводок спущен. Цепи разорваны. Контроль на хуй. Мозги в отключку. Самоконтроль к чертям. Пускаюсь в пляс.
Вдалбливаюсь в неё со всей, сука, силой и голодом, желанием и похотью. Вбиваю член по самое не хочу, звонко хлопая поджавшимися яйцами по ягодицам. Настя отвечает с неменьшей жадностью, подмахивая задницей вверх на каждом моём выпаде. Царапает, кусает, скребёт, стонет, кричит и взрывается, когда жёстко оттягиваю пальцами клитор и достаю до самых глубин её естества.
– Артём! – разбивается криком, кончая.
Ощущаю, как сокращаются и пульсируют стенки её влагалища, крепче сжимая и обволакивая эрекцию. Стискиваю челюсти и с трудом делаю ещё несколько резких толчков и, выдёргивая член, заливаю спермой живот и бёдра. Падаю сверху и просто, сука, стараюсь дышать. Хотя эта функция мне, кажется, больше не доступна. Хватаю воздух короткими урывками, но он тут же вылетает обратно, отказываясь усваиваться в лёгких. Моя девочка тоже дышит только поверхностно. Немного приподнимаюсь на локтях, хотя руки так трусятся, что держаться запредельно сложно, и смотрю в лицо любимой девушки.
– Ты как? – выдавливаю сипло и, не выдержав веса собственного тела, падаю головой ей на грудь.
Мотор хуярит на космических скоростях, прошибая рёбра. Всё нутро трясётся. По всем мышцам мандраж. Жилы на разрыв. Кости в вату. В башке пустота. Перед глазами туман, но я собираю все остатки воли и сосредотачиваюсь на реакциях моей девочки.
– Как я, Тём? – шипит, периодически ухватывая кислород. Напрягаюсь до грани, хотя казалось, дальше некуда. Что нет так? Где накосячил? – Охуенно, любимый! – смеясь, добивает зеленоглазая ведьма и скользит ладонями по моей голове, распутывая пальцами слипшиеся от пота волосы.
– Я люблю тебя, родная. – выбиваю, подтягиваясь вверх и целуя её губы.
Самые вкусные. Самые сладкие. Самые любимые. Самые желанные.
– Я тоже люблю тебя, Тёмочка. – обрывается и грызёт губы. Замечаю алую каплю и слизываю языком. Запихиваю все воспоминания и последствия, связанные с этим вариантом имени в выгребную яму своей души. – Извини, Артём. Я помню, что ты ненавидишь, когда тебя так называют, просто вырвалось. Я так сильно тебя люблю что…
– Всё нормально, родная. – хрипло отзываюсь, оставляя несколько коротких поцелуев на её лице. – Я уже говорил, что от тебя приму всё, что угодно. Называй меня как хочешь.
– Но, Тёма…
Закончить фразу не даю, прижимаясь к её рту губами.
– Малыш, я уже говорил и буду повторять снова и снова. С тобой всё иначе. Я никогда никому не позволял называть меня любым вариантом имени, кроме Артёма, но от тебя я хочу слышать их все. Ты и так подняла со дна слишком многое, так что… скажи снова.
– Я люблю тебя, Тёма. Тёмочка. Артём. Мой любимый, мой родной, мой лучший, мой идеальный, мой самый-самый, Тёмочка. – тарабанит, не прекращая копошиться в моих волосах.
Принимаю. Всё принимаю. Никаких негативных эмоций больше нет, только одуряющее счастье.
– Насть, – выбиваю хриплым полушёпотом, – как ты себя чувствуешь?
Моя девочка замолкает, опускает ресницы и словно прислушивается к своим ощущениям. Поднимает веки, смотрит в глаза и толкается бёдрами навстречу члену, который упирается ей в ногу.
– Выше облаков, Тём.
Глава 15
Даже звёзды не горят так ярко, как её глаза
Как бы ни хотелось снова войти в её охеренное тело, закусываю слизистую и перекатываюсь на бок, прижимая к себе любимую девочку. Ещё задолго до этого момента знал, что после первого раза надо как минимум пару дней подождать, чтобы разорванные ткани затянулись. Готовил себя к этому, но сейчас еле выгребаю, чтобы не накрыть её собой, не нырнуть в жаркие глубины и просто не начать её трахать. Уверен был, что после первого перепиха станет легче и я не буду хотеть мою малышку каждую грёбанную секунду, но хер-то там. Желание ещё нестерпимее становится. Познав весь мировой кайф, сосредоточенный в её влагалище, хочу её ещё сильнее прежнего. Член рвётся в бой, даже и не думая падать. Яйца поджимаются и ноют. Похоть с новой силой воспламеняется и поджигает все нервные окончания, настроенные исключительно на то, чтобы ощущать любимую каждой клеткой.
Настя всё ещё мелко трясётся и зарывается лицом в шею. Провожу дрожащими руками и по её вспотевшей спине и ягодицам.
До сих пор не вдупляю от чего меня так коноёбит. Сколько у меня было секса? Скольких я трахал? Даже не делаю попыток сосчитать, ибо и так знаю, что дохуя и больше, но с моей Настей всё, блядь, иначе.
Каждый раз, поднимая руку вверх, чувство такое, будто к ней кирпич привязан. Всё остальное тело в обратку же ощущается расслабленным и обмякшим. Всё, кроме долбанного, неконтролируемого, живущего своей собственной жизнью хера, который продолжает гордо покачиваться и рваться внутрь моей девочки.
Миронова дробно выдыхает и вскидывает голову. Опускаю на неё взгляд и вижу, как горят её глаза. Зелёным пламенем пылают, освещая этим светом всю мою жизнь. Они моя путеводная звезда и за ними я готов шагнуть в любую бездну, зная, что выберусь из самого Ада, лишь бы быть с ней.
– Люблю тебя, маленькая. – выбиваю хриплыми интонациями и целую сладкие губы. – Самая сладкая на свете. Сама вкусная… – сиплю сбитым шёпотом, не отрываясь от мягкой плоти.
Сильнее втискиваю в себя податливое тело. Помню, что нельзя сейчас идти на второй заплыв, но тормозить, сука, не выходит. Опускаю руки ниже, одной сжимая задницу, а другой накрывая промежность. Она вся мокрая, скользкая, липкая и обжигающе-горячая. Настя подаётся навстречу и прижимается крепче. Пробегает губами по плечам, верхней части грудины, шее, прикусывает за подбородок и обводит языком мои губы.
Контроль? Нет, блядь, не слышал о таком.
Нельзя? Кто придумал это долбанное слово?
Тормоза? Они для трусов.
Хочу? Вот это, сука, прям в тему.
Толкаю девушку на спину и заваливаюсь сверху. Целую и целую. Ласкаю губами и языком. Обжигаюсь её рваным дыханием. Пью сладкий нектар её губ, не прекращая движения пальцами у неё между ног. Не напираю, внутрь не проникаю, но размазываю густую ароматную смазку по лепесткам, клитору, лобку, ягодицам и анусу.
Башню срывает конкретно, когда моя родная тихо стонет мне в рот и выгибает поясницу.
Не хочу снова делать ей больно, не хочу видеть её слёзы.
Резко отдёргиваю руку и подрываюсь с кровати, широкими шагами направляясь в ванную. По дороге подхватываю валяющиеся на полу штаны и новую пачку сигарет. Надо срочно, блядь, покурить и остыть, иначе такой хрени натворю, что в жизни себе простить не смогу. Едва в комнате загорается свет, замечаю алые мазки и кровавые капли на члене, мошонке и в паху. Крови слишком до хрена даже на моём теле.
– Блядь!
Срываюсь обратно в спальню, без слов подхватываю любимую на руки и несу в ванную. Она что-то пищит и возмущается в попытках вырваться, но я ни хера не слышу из-за колошматящего в грудине мотора. Усаживаю на стиральную машину и раздвигаю ноги. Опускаю голову и тихо вою, когда вижу, как из дырочки вытекает тонкая струйка крови, смешивающаяся с моей спермой и образующая розово-красное пятно на белоснежной поверхности стиралки.
– Пиздец! Пиздец, блядь! – хриплю от страха, что слишком рано спустил себя с поводка и недостаточно подготовил любимую к первому разу.
Знаю же, что член у меня ни хера не маленький, а она и без того слишком узкая. Надо было ещё подождать.
– Тёма… – доносится до запаянного страхом мозга родной голос. – Всё хорошо, Тём, так и должно быть. Мне не больно. Успокойся, любимый, со мной всё хорошо. – шепчет, проследив за моим взглядом и, обхватив руками лицо, вынуждает выпрямиться в полный рост. Смотрит на меня сверху вниз блестящими глазами и добивает, – Я сама хотела, родной, сама. Но всё в норме. Кровь скоро перестанет идти, так и должно быть. Мы ведь знали, что так и будет. Я люблю тебя, Тёмочка. Люблю. – обрывается шёпотом и, подтягиваясь, обнимает за шею и прижимается к губам.
Издаю какой-то отчаянный стон и обнимаю в ответ, отвечая на её слабые лобзания. Чувствую себя какой-то истеричкой с гемофобией?. У меня реально паническая атака начинается от этих красных подтёков. Коноёбит так, что руки в кулаки сжимать приходится, и Миронова за мной дрожью расходится. Вот только она, в отличии от меня, совсем о другом думает, потому что проталкивает в мою ротовую язык и оглаживает мой. Сползает к краю стиралки и обнимает ногами за торс. Рычу, сильнее вплавляя её в себя. Паника уступает место одуряющему желанию и выбивающей пробки похоти.
Так просто одним движением насадить её на себя, натянуть на член, но хера с два, я это сейчас сделаю. Настя вся течёт, ощущаю, как горячие соки размазываются по прессу. А если это кровь?
С хрипом завожу руки за спину и разрываю замок её ног, снова скидывая взгляд вниз на промежность. Она вся блестит бледно-розовой влагой. Опускаюсь ниже, упираясь руками в её колени, и провожу языком по красным дорожкам. Слизываю каждую каплю не только смазки, но и крови. Двигаю размашистыми движениями по бёдрам, лепесткам, ягодицам.
– Артём, что ты делаешь? – шипит, сжимая пальцами пластик стиральной машины. – Там же кровь… Не надо… Тёма… – разрывает грудную клетку стоном, когда пробиваюсь языком внутрь.
Несмотря на то, что мой член побывал внутри неё меньше получаса назад, стенки всё равно плотно сжимаются вокруг влажной плоти моего языка. Трахаю её так, потому что сейчас даже пальцы всовывать боюсь.
Можно ли так возбудиться, если ей больно? Когда только целку сбил и кровь всё не останавливается?
Утешаю себя тем, что даю ей максимум того, что сейчас могу позволить нам обоим. Посасываю клитор, ныряю внутрь. Закидываю её ноги себе на плечи и прорываюсь глубже, чем раньше.
– Тёма…Мммм… Тёма… Да… Да… Так хорошо, любимый… Мммм… – шелестит моя девочка, когда до самого основания языком вбиваюсь и пальцами жемчужину оттягиваю.
Моя маленькая уже не сидит, а висит между мной и стиральной машиной. Член разрывается от напряжения, но я торможу все свои нездоровые порывы, чтобы не сделать хуже, но при этом доставить любимой удовольствие.
– Ты в норме, малыш? – выбиваю хрипло, не прекращая размашистые мазки по её коже, поднимаю глаза на её лицо.
Она с трудом разлепляет веки и смотрит на меня. Замираем, сцепившись взглядами. Перед глазами сразу всплывает картина, как она так же стояла передо мной на коленях, доставляя удовольствие.
Настя тяжело сглатывает, делает глубокий вдох и выдыхает:
– Дааа… Но не так хочу, любимый. Как до этого. Чтобы ты внутри был… Твой… – задыхается, не договорив, когда кусаю клитор и осторожно толкаюсь пальцами внутрь. – Мммм… Тёма… Тёмочка… Не так… Хочу… Член твой… Хочу… Тёма…
Блядь, это полный пиздец. Вышеупомянутый орган уже настолько перекачанный кровью, что сейчас разорвётся на хрен, если не окажется во влагалище моей любимой девочки. Дожимаю в себе все желания и грязные мысли и довожу дело до конца, чувствуя, как горячие стенки разбиваются пульсацией и сжимают мой язык. Девушка рычит и сжимает в кулаках мои волосы, крепче вдавливая голову между ног. Стону вместе с ней и собираю языком последние капли. Убеждаюсь, что кровотечения больше нет и на покачивающихся ногах поднимаюсь вверх, крепко прижимая к себе любимую. Вся её кожа покрыта мурашками и каплями пота. Тело слегка подрагивает в последних конвульсиях оргазма. Дыхание рваное и сбивчивое. Прислушиваюсь к каждому её вдоху и удару сердца. Всматриваюсь в лицо. Изучаю эмоции, отбрасывающие блики в глубине её глаз и шумно выпускаю переработанный кислород, когда вижу в них только облегчение и наслаждение.
– Люблю тебя, маленькая. – хриплю в макушку и целую влажные волосы.
– Люблю тебя, родной. – отбивает и касается губами плеча.
По телу мурахи. По спине заряд. По нервам ток.
Прижимаю крепче и, снимая со стиралки, несу в душ.
Сам мою любимую, беспрестанно водя скользкими от геля ладонями по её идеальному телу. Осторожно стираю следы нашего безумства между ног. Настя тоже гладит моё тело мыльными ладошками. Круговыми движениями растирает грудную клетку, разминает шею, плечи и руки, втирает гель в закостеневшую от напряжения спину, спускается к заднице и с силой сжимает ягодицы, притискиваясь ближе. Мои руки тоже сейчас на её заднице, поэтому сплавляем наши тела в единое целое. Целуемся, не переставая гладить друг друга. Стонем и вырываем друг из друга рваное дыхание, когда толкаюсь членом в её живот. Моя идеальная девочка поджимает губы, смотрит мне в глаза и выдыхает одно единственное слово, от которого меня мандражом по всем мышцам прошивает:
– Хочу.
Вот так просто, блядь, она выносит мне все пробки и срывает предохранители. Самоконтроль летит в кювет вместе остатками разума и ясного сознания.
– Точно, Насть? Если будет больно или неприятно, то сразу говори, окей? – высекаю, хотя уже не уверен, что смогу выжать тормоз.
Миронова кивает и снова тянется к губам. Разворачиваю её спиной к себе и прижимаю ладони к стене, накрывая своими руками. Наклоняю ниже, пока попка не упирается мне в пах под идеальным углом. Перебрасываю волосы на одно плечо и кусаю за шею, обхватывая рукой ствол, и направляю в горячую тесноту любимой. Собираю смазку, размазываю и короткими толчками пробиваюсь внутрь. Она вся мокрая, горячая и без сопротивления принимает член до самого основания. Настя стонет и сильнее выгибает спину, когда яйца с глухим шлепком ударяются об её лобок. Я рычу в тот же момент.
Замираю. Даю нам обоим время привыкнуть к этому контакту. Сейчас ощущаю её ещё острее, чем в первый раз. Она сжимает, обволакивает, пульсирует вокруг вздыбленной плоти.
– Как ты, маленькая? – вбиваю раздробленным шёпотом ей в ухо и обвожу языком.
Девушка вздрагивает и по коже расползается новая волна мурашек. Двусторонне.
– Отлично, Артём. Я тебя люблю. – высекает, сжимая своими пальцами мои, и толкается ягодицами в пах.
Издаю короткий шипящий стон и начинаю плавно раскачиваться, вырывая из её горла стоны и всхлипы. Спустя несколько минут любимая приловчается к заданному мной темпу и на каждом выпаде подаётся навстречу. Толчки становятся резче. Движения размашистее. Ритм ускоряется. Дыхание сбивается. Душевую кабину заполняют звуки и запахи секса. С хлюпающими звуками вдалбливаюсь в неё до самых яиц, сминая руками сиськи и играя с сосками. Её тело полностью подстраивается под мои размер и форму и без сопротивления принимает каждый рывок, мягко обтекая пульсирующую и напряжённую плоть.
Настя срывается каким-то диким полустоном-полурыком и начинает сжиматься и вибрировать вокруг готового разорваться члена. Быстрыми движениями довожу её до края и высекаю, вжимаясь слюнявым языком в шею:
– Кончай, малыш, а то я уже на грани.
Ещё пара атак, и она с такой силой стискивает сжимающимися стенками эрекцию, что я с трудом вынимаю из неё член и выстреливаю поток семенной жидкости на спину, заливая мокрые волосы.
Её ноги подкашиваются, и она начинает сползать вниз. Быстро перехватываю поперёк живота и прижимаю к себе спиной. Коноёбит нас обоих так, что я начинаю всерьёз волноваться за целостность конструкции душевой кабины. Едва дышим, жадно хватая пересохшими губами кислород. Упираюсь свободной рукой в стену, потому что и самого ноги едва держат. Отталкиваюсь и припадаю спиной к другой стене, скатываясь по ней вместе с любимой. Расставляю ноги и усаживаю её между ними, прижимая во всех точках.
С потолка горячими потоками льётся вода, смывая остатки нашей похоти, а мы всё так же сидим, вдавливаясь и дыша друг другом, тяжело опуская и поднимая грудные клетки. Ничего не говорим, потому что всё и так уже сказано. Куда больше, чем словами выразить можно. Покрываю короткими поцелуями каждый сантиметр её кожи. Глажу ладонями, ласкаю пальцами живот, ноги и грудь.
– Я так сильно тебя люблю, моя НЕидеальная девочка.
– Сильнее, чем раньше? – со смешком задирает голову и ловит глазами.
Тону в нежности к этой девочке. Задыхаюсь от любви. Сгораю от желания обладать. И влюбляюсь с новой силой в её горящие глаза, розовые губы, мозговъебательные ямочки на щеках, хрипловатый голос, сладкий запах.
– С каждым днём всё сильнее, любимая.
Снова на руках несу Настю в спальню и опускаю на кровать.
– Ты куда? – подскакивает с постели, едва дохожу до двери.
– Покурю, малыш. Можно?
Опускаю голову на бок и не сдерживаю счастливой улыбки. Она расползается по лицу от уха до уха.
Да я реально, блядь, счастлив. И не только потому, что наконец трахнул свою девочку, но и потому, что она так же, как и я, ни на секунду отпускать не хочет.
– Поцелуй и иди кури. – бурчит вроде как обиженно, но и я сама лыбится. – Только недолго. – добавляет, когда прижимаюсь к губам.
– Спи, Насть. – отрезаю, снова касаясь.
– Я без тебя не усну, Тёма.
Опять целую и курить в итоге ухожу минут через двадцать, потому что и сам уже начал сомневаться, так уж ли мне необходим никотин, но всё же иду на балкон, чтобы обдумать всё случившееся и решить, как перетерпеть ещё два дня, не занимаясь с Настей сексом. Точнее, без проникновения.
Накидываю на плечи куртку, потому что разгорячённое после душа тело от прикосновения осеннего ветра прошибает ознобом. Тяну капюшон на мокрые волосы. Подкуриваю и, насладившись горьким вкусом, выпускаю в небо тягучий дым.
Всю эту ситуацию мы с малышкой обсудили, ещё сидя в душе, и она согласилась, что пару дней нам стоит подождать, хотя для нас обоих это пиздец как сложно.
– Не знаю, смогу ли, Тём. Мы так долго ждали, и вот опять.
И я ни хрена не знаю, но уверен, что должен это сделать. Беру на себя обязанность держать в руках нас обоих, иначе дел натворим знатных. И так не сдержался в душе, но с утра запру себя в жёсткие рамки. Поцелуи, ласки, оральный секс и ничего больше. В идеале, конечно, вообще к ней не прикасаться, но это уже выше моих сил.
Быстро докуриваю и, ёжась от холода, возвращаюсь в спальню. Настя снова закутана в одеяло, как в какую-то космическую капсулу, только кончик носа и макушка торчит.
Блядь, а дома реально дубак.
Набалтываю отопление на несколько градусов и осторожно забираюсь под одеяло, чтобы не разбудить любимую. В том, что она спит, нет никаких сомнений. Дыхание ровное, лицо спокойное, мышцы расслаблены. Подозреваю, что она отрубилась, едва я за порог ступил. В общем-то, это ни хрена и не удивительно, учитывая то, что последние две ночи мы практически не спали, да и до этого не лучше было.
– Отдыхай, родная. – шепчу, касаясь губами её щеки. – Я люблю тебя.
– И тебя, Тёма. – бубнит себе под нос, даже не открывая глаз.
Прижимаюсь всем телом, и она перебрасывает ногу мне через бедро и жмётся сильнее. Обнимаю и закрываю глаза, вгоняя в лёгкие её запах. С тех пор, как она поселилась у меня, пахнет моим гелем для душа, хотя этот её, кокосово-ванильный, стоит на полке, даже не открытый. Я вот вообще не против, что она мной пахнет.
Закрываю глаза и отрубаюсь. Мне снятся странные сны.
Двое белобрысых мальчишек гоняют машинки по треку. Красивая темноволосая женщина с мягкой улыбкой на губах наблюдает за ними и смеётся, когда младший выигрывает первый круг, а старший второй.
Улыбающаяся зеленоглазая девчушка с золотистыми косичками, босиком бегущая по высокой зелёной траве. Срывает пушистый одуванчик и, сдувая с него пушинки, смеётся, хватая их руками.
Стою рядом, но она не видит меня. Носится по кругу, плетёт венок, а потом поднимает на меня глаза и расходится таким звонким и заливистым смехом, что я сам начинаю смеяться вместе с ней. А следом враз становится серьёзной и будто старше на несколько лет.
– Верь в меня, Тёма. Всегда верь, что бы ни случилось. Я никогда тебя не оставлю. Пока хоть один человек верит, надежда не угаснет.
И она растворяется в обжигающем ветре. Меня накрывает паника. Мечусь по поляне, как раненный зверь, в попытках отыскать её, но понимаю, что её больше нет. На мир вмиг обрушивается темнота, и перед глазами появляется новая картина.
Скала. Обрыв. Ревущее море внизу накатывает чёрными волнами и разбивается о каменный выступ пеной.
Боль, отчаяние, страх, нежелание жить без неё. Стою на самом краю и делаю шаг вперёд. Чувствую невесомость. Готов разбиться, но чья-то горячая ладонь накрывает мою руку и переплетает пальцы. Крепче сжимаю, не открывая глаз. Знаю, кто меня держит, но боюсь посмотреть правде в глаза. Её больше нет.
– Я с тобой, Артём. Всегда буду с тобой, любимый. Стоять плечом к плечу и держать твою руку, только не прекращай верить. Не сдавайся, Тём, никогда. И я не сдамся.
Распахиваю веки и понимаю, что всё ещё стою на краю обрыва, и Настя сжимает мою руку, не давая сделать последний шаг в никуда. Тянусь к ней, чтобы обнять, но опять налетает ураганный ветер, и она исчезает. Только размазанное эхо перекрывает рёв моря и ветра:
– Верь, Тёма. Всегда верь.
Подрываюсь на кровати в холодном поту. Меня колошматит так, что зуб на зуб не попадает. Резко оборачиваюсь и шарю по кровати руками, стараясь найти Настю, но её нет. Слетаю с постели, едва не падая на заплетающихся ногах. Врубаю свет и трясусь ещё сильнее.
Её нет. Нет!
Меня топит нереальной паникой. Все внутренности разрывает в месиво. Мотор то замирает, то с такой силой хуярит по костям, что они трещат.
– Артём? – удивлённо моргает Миронова, замирая в дверном проёме. – Что случилось, Тёма? – выбивает с истеричными нотами и подлетает ко мне, крепко обнимая.
Только сейчас могу дышать, понимая, что она и правда здесь. Что это не мираж и не сон. Дрожать начинаю ещё сильнее, прижимая мягкое тёплое тело.
– Тём, что случилось? – шелестит, отстраняясь и заглядывая мне в лицо. В её глазах испуг не меньше моего читается.
– Кошмар приснился, Насть. – хрипло откликаюсь, стараясь унять её панику. – Но теперь всё хорошо. Всё в порядке, родная. Всё хорошо.
Вожу ладонями по её спине и тяну обратно в кровать. Сажусь на край, потому что ноги отказываются держать вес собственного тела, и пристраиваю девушку на коленях.
– Что тебе приснилось, Артём?
Колошматит нас обоих, и я понятия не имею, как успокоить её, если сам всё ещё не могу справиться с паникой и чувством безвозвратной потери. Молчу достаточно долго, успокаивая внутренний кипиш, срывающееся дыхание и дрожащий голос. Всё это время глажу мою девочку по волосам, спине и рукам. Она не давит и не напирает, просто ждёт, когда приду в себя.
– Что я потерял тебя. – хочу сказать больше, рассказать и о девочке, которую видел, и о том, что случилось на краю обрыва, но голос срывается и глохнет. Сжимаю зубы и трачу все силы на работу лёгких.
– Ты никогда не потеряешь меня, любимый. Я всегда буду с тобой. Верь мне, Тёма.
– И во сне ты так сказала, а потом исчезла, Насть. – опять обрываюсь, не зная, как заглушить это дерьмовое предчувствие полного пиздеца. – Это не просто сон.
Сам не знаю, что хочу этим сказать. Как объяснить ей? Как передать эту уверенность?
– Нет, Артём, – качает головой и опускает ресницы, – может и не просто, но этого никогда не произойдёт. Что бы ни случилось, родной, я всегда вернусь к тебе. Всегда буду рядом. Я обещала и сдержу своё обещание, что бы ни произошло. Веришь мне?
Глухо выдыхаю и ловлю её взгляд. Читаю в нём уверенность и спокойствие. Заражаюсь и заряжаюсь ими. Прикасаюсь ртом к её ледяным губам. Опускаюсь на кровать и накрываю нас обоих одеялом.
– Верю, маленькая. Только ты сдержи своё слово. Что бы ни случилось, возвращайся домой.
– Вернусь, Тёма.
– Обещаешь?
– Обещаю!
-–
Боязнь крови
Глава 16
Так мы любим
Настя засыпает ближе к рассвету, но мне отрубиться больше так и не удаётся. Всё ещё мелко потряхивает и в башке полная каша.
Когда солнце выползает из-за горизонта, поднимаюсь с постели и натягиваю первые попавшиеся шмотки. Смотрю на свою девочку, обдумывая, стоит ли сейчас её оставлять. А если проснётся, а меня нет? Да, мы оба уже давно не дети, но когда однажды теряешь, начинаешь бояться, что это случится снова.
Достаю из комода лист бумаги и ручку и пишу короткую записку, чтобы любимая не волновалась.
Выхожу из дома и с мрачным кайфом тяну прохладный, влажный, осенний воздух, тот самый, который бывает только рано утром, пока город ещё спит. В голове немного проясняется, и я подкуриваю сигарету, наслаждаясь оседающим в лёгких дымом, который слегка расслабляет натянутые до разрыва нервы и мышцы.
Быстрыми шагами направляюсь в место назначения и возвращаюсь в ещё более ускоренном темпе, по пути потаскав ещё несколько сигарет. Забиваюсь никотином на весь день вперёд, потому что не хочу курить при своей девочке. Не знаю, как это работает, но рядом с ней не то чтобы не тянет, но уходит как-то на дальний план, и курю я, только если на то есть жгучая необходимость, хотя организм периодически напоминает об острой нехватке никотина.
Походу, пора завязывать с этим дерьмом и избавляться от дурной привычки. Раньше сигареты помогали расслабиться и успокоиться, сейчас же просто стали частью ежедневного ритуала. Но теперь в моей жизни есть нечто гораздо важнее, и я не хочу гробить себя этой хренью, чтобы провести как можно больше счастливых дней вместе со своей идеальной девочкой.
Выбрасываю в урну недокуренную табачку и поднимаюсь в квартиру. Первым делом иду в спальню и убеждаюсь, что малышка спит. Записка всё так же лежит на соседней подушке. Сминаю лист и переодеваюсь в свободные спортивки и футболку. Несмотря на то, что вчера наболтал отопление, в хате свежо и даже прохладно. Слишком для конца сентября. Подтягиваю одеяло Насте до подбородка и на кухне накручиваю ещё несколько градусов. Варю кофе и оглядываю комнату.
Походу, придётся сегодня делать то, что я, сука, до трясучки терпеть не могу – заняться уборкой. Целый месяц мне как-то не до этого было, поэтому слой пыли весьма ощутимый собрался. К тому же надо прочитать материалы по учёбе и заняться конспектами, потому что завтра на пары, а я даже не думал садиться за это дело. Быстро расправляюсь с кофе, не завтракая, и принимаюсь за работу. Вымываю кухонный гарнитур и всю остальную кухню. Уже после этого захода чувствую, что подзаебался, но надо сегодня разгребстись со всеми месячными завалами.
– Доброе утро, любимый. – шуршит мне в спину тихий голос, а тёплые мягкие ладони обвивают под грудиной.
Настя утыкается лицом между лопаток, и даже сквозь ткань футболки ощущаю прикосновение её горячих губ и обжигающего дыхания. Накрываю её пальцы с особой осторожность, потому что бинты она хоть и сняла ещё вчера, до заживления разбитым костяшкам и разорванной коже ещё пиздец как далеко.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71093119?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Настя Мирная
Я отказалась от своего прошлого, чтобы шагнуть в огромный мир, который для меня однажды открыл Артём Северов. Но проблема в том, что он теперь ненавидит меня, ведь я разбила ему сердце, выбрав замужество с другим.
Одна короткая встреча, всего мгновение и беглый взгляд… Может ли это что-то изменить?
Что же мне делать? Отпустить его или продолжить бороться за своё счастье? Как вернуть его любовь?
Продолжение книги "(Не)идеальная девочка". Читать исключительно по порядку.
Будет очень много страсти, откровенных сцен, неожиданных поворотов, интриг, переживаний, боли, слёз и, конечно же сумасшедшей любви.
Настя Мирная
Моя идеальная
Глава 1
Не убила тогда? Убивает сейчас.
Прохожу мимо неё, глядя прямо перед собой. Нельзя смотреть на неё.
Нельзя!
В последний момент скашиваю взгляд в сторону и захлёбываюсь собственной кровью, когда замечаю её потухший взгляд и чёрные круги под глазами.
Нельзя!
Иду в обратном направлении, ускоряя шаги. Не оставляю себе шанса обернуться. Когда пятно света от фар остаётся далеко позади, шумно выдыхаю.
И какого хрена сейчас произошло? Что Миронова здесь делает?
На шею бросилась, как будто мы пару дней не виделись, и она скучала.
Блядь, я тоже. Каждую грёбаную секунду тоска изнутри жрала.
Сквозь шум дождя и вой ветра слышу топот ног, но шаг не сбавляю.
– Артём! – вопит сзади, но я упорно продолжаю идти.
Нельзя…
– Артём, подожди! – опять доносится такой знакомый голос.
Не реагирую. Если остановлюсь, то сдохну на месте без единого шанса на воскрешение.
Ну почему сейчас? Когда я только решил жить дальше? Почему не вчера? Когда я готов был жизнь положить, лишь бы она рядом была?
За собственными раздирающими мыслями едва улавливаю посторонние звуки. Топот. Глухой удар. Всплеск воды.
– Тёма, пожалуйста!
– Блядь! – торможу так резко, словно кто-то поводок на себя натянул, когда слышу слёзы и мольбу в её крике.
Она и натянула. Всегда, сука, держит.
Стою, всматриваясь в густую темноту, но вижу только её лицо.
Сука! Да что за херня? Почему я не продолжаю двигаться? Какого хера застыл на месте? Надо просто продолжать идти. Или даже бежать. Знаю, что она не догонит.
Стою и молчу, продолжая сканировать тёмную улицу. Шумно дышу, с трудом вынуждая лёгкие продолжать функционировать.
Настя тоже ничего не говорит. И не приближается. По крайней мере, шагов я не слышу.
А что, если с ней что-то случилось? Вдруг голову разбила или ещё что? В этом непроглядном мраке и чёрт ногу сломит.
Нельзя!
Делаю шаг и…
– Иди домой, Настя! – рычу, перекрывая завывающий ветер и дробящиеся об асфальт капли.
Тишина… Долгая…
Напрягаюсь до предела. Все мышцы на грани. Мотор на разрыве.
Надо просто уйти и жить дальше. Меня не должно волновать, что с ней может произойти. Пускай женишок о ней и заботится.
Блядь!
Сжимаю едва сросшиеся пальцы в кулаки. Скриплю зубами.
Нельзя! Нельзя, блядь!
– А у меня больше нет дома! – долетает до меня её крик. И столько отчаяния в нём, что на стену впору лезть. – Ничего у меня больше нет! Ни дома! Ни семьи! Ни денег! Ничего не осталось! Даже телефона нет! Только машина и одежда, что на мне! И ничего больше! Слышишь меня, Артём?! Без тебя у меня ничего не осталось!
Слышу. И слёзы в её дрожащем голосе слышу.
Вот только какого хрена всё это значит? Какого хуя произошло? И что за херня творится сейчас?
Не позволяю себе подойти к ней. Даже обернуться, сука, не позволяю. Тяну броню, пока давить не начинает. Надо как-то выживать. Просто пройти через это.
Просто? Ни черта это не просто.
– Значит, к женишку своему топай! Он всегда примет! Даже после измены не отказался!
Делаю больно нам обоим.
Знаю, что и ей тоже.
Всё ещё глаза её помню, когда сказал, что ненавижу. Это самое ужасное, что мне приходилось видеть в своей жизни. Даже не смотря на собственный разлетевшийся в дребезги мир, простить себя не мог, что сказал ей это. Был уверен, что видел боль в её взгляде до того момента. Как же я ошибался. Это была только вершина айсберга. А потом я окунулся в настоящий океан, который в её зрачках бушевал.
– И жениха у меня больше нет! Сказала же, что мне некуда идти! Ничего не осталось! Никого у меня больше нет!
Сердце разрывается от натуги. Грудную клетку распирает так, что она разорваться готова. Перестаю дышать, когда задаю очередной вопрос, всё так же стоя к ней спиной:
– И куда же он подевался? Неужели бросил, когда запалил, как ты с очередным студентом в лю… – нет, даже произнести не могу. – В чувства играешь?
Сзади раздаётся истеричный смех, играя на моих из без того воспалённых до грани нервах. Те её слова слишком сильно зацепили, хотя и не поверил в них.
– Я ушла от него! Разорвала помолвку! И из дома тоже! Потому что… – самая долгая и тяжёлая пауза в моей жизни. – Потому что я люблю тебя, Артём! Тебя люблю! Слышишь? Всегда любила! И сейчас люблю! И чтобы ни случилось, не перестану любить!
Секунда на вдох. Вся жизнь на выдохе. Снова.
Поворот на сто восемьдесят градусов.
В плотной черноте ночи и пелене дождя различаю только смазанное светлое пятно её волос и футболки. Иду на свет. Точнее бегу. Врезаюсь в неё, не рассчитав скорость. Миронова отлетает назад, но я тут же ловлю её за руки. Не позволяю упасть.
Никогда больше не позволю…
Не то что глаза, черты лица рассмотреть не удаётся.
Даже её призрак в моей квартире определялся чётче. Единственное доказательство, что это не фантом – дрожащие ледяные запястья в моих пальцах.
– Скажи ещё раз!
Но она молчит.
Блядь, я должен увидеть её лицо. Понять, что творится. По глазам прочесть.
– Повтори это, Настя! Скажи снова! Скажи, блядь! – ору, вцепляясь руками в её плечи, и сжимаю до боли. Вдавливаю пальцы, оставляя синяки. Намеренно это делаю. Потому что самого, сука, в очередной раз растаскивает. Раздирает. Рвёт на части. Она коротко вскрикивает. Слегка ослабляю хватку. – Повтори это слово! Не молчи, блядь!
Её ладони мнут и сжимают шелестящую ткань моей куртки, а потом отпускают и медленно ползут вниз.
Не позволяю. Хватаю и прикладываю туда, где колотится взбеленившееся сердце.
– Скажи, малыш. Прошу, повтори это снова. – голос срывается.
Сам себе обещал, что больше никаких нежностей. Вообще ни с кем. Но ведь это ОНА… С ней по-другому не выходит.
– Я люблю тебя, Артём! – кричит мне в морду. Всё ещё ни черта не могу разглядеть, но чувствую её дыхание на подбородке и вибрацию на горле. – Люблю! Люблю! Люблю! Буду повторять, сколько надо, чтобы ты понял! Чтобы услышал! Я люблю тебя, Северов! С первой встречи! С первого взгляда и слова люблю! И до последнего вдоха любить буду!
И…
Вся моя броня осыпается с оглушающим звоном.
Кладу руки на её холодные щёки, давлю на шею, вынуждая поднять голову. На ощупь нахожу губы.
Блядь, они такие же сладкие, как и раньше. И запах тот же. Даже дождь не в силах его смыть.
Целую. Не набрасываюсь, а едва касаюсь одними губами и языком. В рот не проталкиваюсь. Скольжу по мягкой податливой плоти. Облизываю. Втягиваю в себя.
И, сука, воскресаю.
Со всей тоской целую. Всю боль вкладываю. И её ощущаю.
На ментальном уровне разделяем.
Чувствую горьковато-солоноватый вкус слёз и надеюсь, что не моих. Никогда не ревел, как бы погано не было. Даже в детстве всегда держался. Но моя девочка всё из меня выдернула.
Моя же? Всё ещё моя?
– Скажи ещё раз. – хриплю, обжигая её дыханием.
Вместе сгораем. Телом чувствую, как её колотит. Меня не меньше.
– Я люблю тебя, Тёма. – шепчет, но громче внезапно прокатившегося грома её слова звучат.
Вспышка молнии, разрезающая чёрное небо, позволяет, наконец, увидеть родное до одури лицо. И пусть всего на одно грёбанное мгновение, но сейчас мне и этого хватает.
Вот теперь я срываюсь. Набрасываюсь на неё, как изголодавшийся зверь. Не даю времени на сопротивление. Врываюсь внутрь. Проталкиваю язык так глубоко, как позволяет физиология. Никогда раньше так с ней не делал. Сейчас хочу. До дна хочу достать. До самого сердца.
Она любит! Меня любит!
Я и до этого знал, но услышать эти слова от моей маленькой девочки… Это взрыв. Треск молний. Взлёт и падение. Больше, чем космос.
Настя отвечает без раздумий на мою дикость. С неменьшим рвением всасывает в себя. Царапает и прикусывает. Оба стонем, когда то же самое с ней проделываю. Отпускаю наконец лицо и кладу руки на спину. Прижимаю во всех возможных точках, не позволяя даже воздуху пробраться между нами. Втискиваю в себя настолько крепко, что самому больно.
Но похую сейчас.
И ей тоже.
Сама обнимает. Настолько знакомо в волосах пальцами путается, пробираясь ледяными трясущимися руками под капюшон, что мандраж хватает.
Ни на секунду не отпускаю. Крепче жму.
Кажется, даже кислород нам сейчас не нужен. Друг другом дышим.
Вожу ладонями по её спине, рёбрам, рукам. Ниже не спускаюсь.
Не до этого сейчас. Хотя член оживает от одного её присутствия. Забиваю. Не время.
Её дрожь усиливается, когда под мокрую ткань футболки пробираюсь. Хочу тепло её кожи тактильно ощутить. Самого коноёбит, как от озноба, но холода всё ещё не ощущаю. Только какую-то охуенно-мощную волну эйфории. Счастьем топит, когда очередной стон из её горла вырываю.
Моя девочка! Моя! Моя, блядь! И ничья больше! Никогда не отпущу! Никому не отдам!
– Моя! – рычу ей в рот и чувствую вибрацию её тихого смеха на своих губах.
– Всегда была, Тёма. И всегда буду. Теперь только твоя. Прости меня.
Напрягаюсь конкретно так. Нет, я до сих пор помню всё, что она мне сделала. Все слова, что сказала. Всю боль, что причинила. Конечно, помню. Ничего не забыл. И вряд ли смогу. Всё ещё остаётся до хуя вопросов, на которые не получил ответы. И больно до сих пор. Но сейчас глушу всё, что изнутри раздирает.
Что бы ни было завтра, этот миг я заберу себе. Даже если придётся сдохнуть. Не хочу сейчас об этом говорить. Даже думать не хочу. Возможно, я и сбегаю от проблемы, но в данный момент я не готов протаскивать себя через это. Время надо всё обдумать и проанализировать.
Опять целую. Жёстко. Зло. Стискиваю сильнее. Ощущаю вкус её крови у себя во рту.
Не торможу. Похуй. Мне тоже больно.
Настя что-то мычит и упирается мне в грудь. Совсем слабо, но я отрываюсь от неё. И всё равно не отпускаю.
Один раз позволил ей вырваться, а потом двадцать три дня агонизировал без неё.
– Что случилось, Насть? – с трудом выдавливаю несколько слов.
В глотке сжимается тугой узел. Если оттолкнёт снова? Если уже жалеет? Блядь, опять эти "если"!
– Всё нормально, Тём. Просто больно немного.
– Где? – хриплю, реально не понимая.
На всякий случай слегка ослабляю объятия, чтобы боли не причинять. Но готов в любой момент до сломанных костей сжать.
Миронова молча заводит руку за спину и хватает моё запястье. Я всё ещё ничего не вижу, но чувствую, как она тянет вверх и прикладывает пальцы с своей нижней губе.
Ощущаю нашу смешавшуюся слюну и, возможно, кровь.
Блядь, кто-нибудь, врубите свет. Я должен её увидеть.
Выдыхаю. Тяну новую порцию кислорода вместе с её запахом. Обвожу пальцем её губы. Не сдержавшись, слегка давлю на нижнюю и проталкиваюсь внутрь. В момент, когда моя девочка осторожно проходится по нему кончиком языка, по позвоночнику пробегает электрический импульс, вызывая волну дрожи и желания.
Я не для этого к её губам прикоснулся. Совсем не для этого. Но в полном отупении коротко приказываю:
– Соси.
Блядь, да что я несу? Что вытворяю сейчас? Пиздец какой-то. Какого, мать вашу, хрена?!
Малышка слегка дёргается назад, но я быстро перевожу вторую руку на её затылок, не позволяя отстраниться, и сильнее давлю на челюсть.
– Пожалуйста… – скулю, заглядывая туда, где, по моему мнению, должны находиться глаза.
Она делает робкое движение, а потом глубже втягивает палец в рот, принимаясь его посасывать и облизывать.
Полный, сука, аут.
Сам не понимаю, как до этого дошло.
Три недели я подыхал. Сегодня решил начать жизнь сначала. Увидел бегущую ко мне Миронову, и всё полетело к чертям.
Она призналась, что любит меня. Наконец, блядь. Ушла из дома. От зализыша. А теперь мы стоим под проливным дождём и ревущим ветром. У неё во рту мой палец, который она сосёт. А я думаю только о том, чтобы заменить его членом.
Обо всём на хрен забыл. Тупая похоть одолела. Как зеленоглазой ведьме это удаётся? Напрочь отрубать во мне всё. Я даже обо всех дерьмовых днях без неё забыл. И о том, что ей больно. И мне тоже.
Блядь!
Резко выдёргиваю палец и отлетаю на шаг. Молния опять рассекает ночь, и я успеваю увидеть ошарашенное бледное лицо. Перепуганные глаза и дрожащие синие губы. Доля секунды, и я снова прижимаю девушку к себе. Теперь уже сосредотачиваюсь совсем на другом. Веду по её голым рукам. По трясущемуся телу.
Она просто ледяная. И коноёбит её знатно. Особенно учитывая посиневшие от холода губы.
Заебись, блядь! И где мои мозги?
На дворе конец сентября, а она стоит в одной футболке и штанах, промокшая, я уверен, до костей. Ночью, под ледяным дождём и ревущим ветром. Несмотря ни на что, меня топят переживания за неё. И пусть она меня через все девять кругов Ада протащила. Не могу не заботиться о ней.
Срываю с себя куртку и стягиваю через голову толстовку. Холод тут же касается моей разгорячённой кожи.
Похер. Не до этого сейчас.
Хватаю её футболку и тащу вверх.
– Что ты делаешь, Артём? Ты же не собираешься прямо здесь?..
– Вообще-то идея так себе. – улыбаюсь впервые за последние три недели. Ну вот точно блондинка. Реально, что ли подумала, что я собираюсь с ней сейчас сексом заниматься? – Ты промёрзла насквозь.
Напяливаю на неё свою толстовку, которая висит на её хрупком теле мешком, и накидываю сверху плащёвку. Дёргаю молнию вверх до самого подбородка и набрасываю на волосы капюшон. Может, от воды её это уже и не спасёт, но хоть немного согреет.
– Зачем, Тём? – пищит, оглядывая сначала себя, а потом и мою мгновенно промокшую футболку.
– Так надо, маленькая. – отбиваю и, подхватывая на руки, уверенным шагом направляюсь к кругу света, который создают фары её машины.
Глава 2
И снова на "до" и "после"
Опускаю Настю на пассажирское сидение, а сам занимаю место водителя. Не заглушенный двигатель тихо урчит под капотом, создавая лёгкие вибрации.
А может это мы с моей девочкой так дрожим?
Включаю печку на максимум.
Нас всё ещё окутывает тьма. Только отражение фар на мокром асфальте и неоновая подсветка на приборной панели создают рассеянное свечение внутри салона.
Клацаю кнопку на потолке и щурюсь от яркого света. Я уже давно свыкся с темнотой, поэтому глаза режет ощутимо. Едва привыкаю, смотрю на свою девочку.
Она сидит, опустив голову вниз, и перебирает кончиками пальцев, они единственное, что виднеется из длинных рукавов, край моей толстовки.
В моей одежде. Снова… Моя…
– Насть. – зову, привлекая внимание.
Но она всё так же продолжает изучать ткань. Словно вместе с теменью из неё решимость ушла. Как если бы думала, что пока не видит, то это не по-настоящему, а теперь пришлось столкнуться с реальностью. Её руки, как и всё остальное тело, не просто дрожат, её пиздец как трусит.
Поддеваю пальцами её подбородок и поворачиваю лицо на себя. Она старается увернуться, но не позволяю. Кладу вторую руку на щёку, а потом убираю за ухо слипшиеся мокрые волосы. Глажу большим пальцем скулу, пока не расслабляется.
– Посмотри на меня, малыш. – хриплю, голос так и не вернулся в норму после двух суток звериных воплей.
Видимо, теперь это и есть моя норма.
И она смотрит. Тысяча вольт, и я взрываюсь. А потом по кускам стягиваюсь обратно в нечто целое, живое и более сильное и уверенное, нежели раньше.
Из её глаз бесконтрольно текут слёзы, скатываясь по щекам и посиневшим вздрагивающим губам.
– Настя… – блядь, какого хера так сложно говорить? – Почему ты плачешь?
– Я боюсь. – отбивает дрожащим голосом.
– Чего ты боишься, маленькая?
Да, я не забыл, что обещал все эти словечки из лексикона удалить, но с ней не выходит.
– Того, что всё это окажется не по-настоящему. Что это всего лишь сон. А когда проснусь, то снова окажусь дома. И тебя не будет рядом. В моей жизни опять не будет. – сиплый голос срывается, и она начинает рыдать.
Даже сейчас слышу, что и её интонации изменились. Голос стал более хриплым, но сильным. Из него исчезла та самая писклявость, которая всегда меня бесила. Не в ней, нет. Но во всех остальных.
Прижимаю к себе и так же как и раньше просто глажу по спине и волосам. А сам, сука, дышу. Тяжело и громко.
Ей дышу.
– Всё хорошо, родная. – да, всё ещё родная. – Это не сон. Это всё взаправду. Я здесь. И ты тоже. И я больше никогда тебя не отпущу.
– Никогда? – поднимает заплаканную мордаху, а меня на части раздирает, когда замечаю след от зубов на нижней губе.
Какого хрена? Я, конечно, та ещё сволочь, но этого не делал. Не до такой степени отупел от её близости.
Давлю все мысли и вопросы, связанные с отметиной, потому что должен дать ответ. Когда она так смотрит, невозможно молчать.
– Никогда-никогда.
– Обещаешь?
Дааа бля! Уже пообещал один раз и не сдержал. Поэтому отрезаю:
– Не просто обещаю, малыш. Клянусь.
Так знакомо утыкается носом мне в шею. Её горячее неровное дыхание растекается волнами по моему телу, согревая изнутри. Обнимает, прижимаясь ближе. И я обнимаю. Дико и жадно напитываюсь её запахом и теплом.
Ещё долгое время мы так и сидим, обнявшись и не говоря ни слова. И без того достаточно уже сказано. В том числе и лишнего.
Все неприятные мысли отметаю сразу. На них ещё будет время. И на откровенные разговоры тоже. Главное, что Настя снова со мной. Завтра я выясню, почему она тогда так поступила. Узнаю причину ухода из дома и разрыва с этим хладнокровным ублюдком. Завтра я позволю себе вспомнить, как тяжело и больно было все эти дни. Но это всё завтра.
Сегодня я просто буду радоваться тому, что моя идеальная девочка всё ещё принадлежит мне. Наслаждаться тем, что она снова рядом. Её лёгкими касаниями и осторожными поглаживаниями. Её срывающимися вдохами и глухими выдохами. И её томными, снова ставшими робкими и несмелыми поцелуями.
Кстати, о них. Сколько времени прошло с прошлого? Слишком много. Мне нужна доза.
Отодвигаюсь назад и тут же нахожу её губы. Легко и нежно, мягко и осторожно, ласково и с дрожью целую. Кажется, целая вечность проходит, а я всё ещё не могу от неё оторваться.
И да, я всё ещё люблю её. Вот только сказать об этом ещё сложнее, чем раньше.
– Скажи. – бубню ей в рот и сам не даю ответить.
Опять нападаю на её губы.
Они больше не синие, но всё ещё дрожат. Так же, как всё тело Мироновой. Как и моё, когда снова ощущаю её руки под своей футболкой.
– Я люблю тебя, Тёма. – шепчет, разрывая контакт всего на долю секунды.
А потом снова сплетаемся.
Сжимаю крепче. Целую жёстче. Ничего не могу с этим поделать. Эти слова дают такой заряд, что мне просто необходимо выплеснуть энергию.
Я тебя, девочка моя. Я тебя… – говорю мысленно, потому что даже это сейчас тяжело произнести.
И снова ощущаю металлический привкус. Сбавляю напор. Прохожусь языком по внутренней стороне нижней губы и нащупываю несколько глубоких ран. Отрываюсь и всматриваюсь в её лицо. Веду пальцем по неровному, но весьма заметному следу от укуса. Настя кривится и отводит голову в сторону.
Укус совсем свежий.
– Больно? – шиплю, вынуждая смотреть на меня.
– Немного. Ничего страшного. Пройдёт.
– Это же не я сделал?
Блядь, знаю, что не я, но всё же… После того сумасшествия, когда мне башню сорвало и я ей палец в рот засунул… Короче, я должен быть уверен.
– Нет, Тём. – и ничего больше не добавляет.
Почему? Ладно, зайду с другой стороны.
– Я сделал тебе больно?
– Не сейчас. – глухо вдыхает, высоко поднимая грудную клетку. – Но я сама виновата. Я это заслужила.
Пиздец. Нет, нет, нет! Не готов пока это из могилы вытягивать!
– Кто это сделал?! – грозно рычу, но вразрез с интонациями мягко обвожу рану пальцами. – Откуда это, Насть? – добавляю уже тише.
Выпотрошу любую суку, которая мою девочку обидеть посмела. Но одна хреновая мысль в голову всё же долбится: Должанский или кто-то другой? Она была с кем-то ещё? Или в пылу страсти женишок грызанул?
Ревность даже кости плавит и прожигает кожу, застилая глаза красной тряпкой.
– Пожалуйста, Артём, не надо. Я просто хочу об этом забыть и всё.
И она отводит взгляд.
Да твою же мать!
– Кто это сделал, Настя?! – выбиваю сквозь стиснутые зубы. – Уёбок этот? Или ещё кто?
– Хватит, Артём! Я же сказала, что не хочу об этом вспоминать! Это всё осталось там, где ему и место!
– И где же?
– В прошлом! Ни Должанского, ни родителей больше нет в моей жизни! Я не стану вспоминать всё, что они сделали.
– А то, что ты сделала, Настя, тоже? Забудешь, как выбрала его? Как заставила меня два дня загибаться от неизвестности? Как вышвырнула из своей жизни, как использованный гандон, тоже забудешь?
Не собирался я этого всего говорить, но её упрямство вырвало из меня всё, что накипело. Вижу новые слёзы на её лице.
Блядь, да сколько реветь можно?!
И бесит, и желание обнять и успокоить одновременно вызывает.
Сжимаю кулаки. Стискиваю челюсти. Опускаю веки и вентилирую воздух.
Не туда меня занесло. Совсем не туда. Жду, что ударит. Что опять разревётся. Начнёт оправдываться. Чего угодно жду.
Но на то она и моя девочка, чтобы с ног на голову всё переворачивать. Умеет удивлять.
– Открой глаза, Артём.
Вот этого я точно не ожидал. Всегда такая мягкая и нежная. Скромная и нерешительная. Пусть и гордая, но стеснительная Настя не просто говорит, а требует с такой сталью в голосе, что я подчиняюсь и смотрю на неё. Солёные капли срываются с ресниц, что вообще никак не соответствует выражению её лица. В глазах решимость и даже злость. Крылья носа раздуваются от активной работы лёгких. Зубы плотно сжаты.
– Думаешь, я могу это забыть? – выплёвывает металлическим голосом с жёсткими интонациями. – Всё, что наговорила тебе? Всё, что сделала? Думаешь, смогу стереть из памяти твой взгляд, когда уезжала с Должанским? Ты правда считаешь, что это можно забыть? Что можно выбросить из головы любимого человека и ту боль, которую ему причинила? Я никогда не забывала! Каждый день ненавидела себя за это всё больше! Каждую минуту наказывала за всё, что тогда видела в твоих глазах! Каждую грёбанную секунду я подыхала от осознания, что сама всё разрушила. Каждое, блядь, мгновение существовала со всем этим дерьмом, в которое сама себя и окунула. Считаешь, что мне не больно?! Больно, Артём! Ещё как больно! Три недели я прожила в Аду! Хочешь наказать меня ещё больше?! Давай! Валяй! Мне уже ничего не страшно! Я всё выдержу! Все упрёки и всю твою ненависть! Я устала бояться и дрожать! Мне надоело прятаться! Не стану больше сбегать, чтобы зализывать раны! Жить с ними буду! Кровью истекать, но жить! – бьёт сжатым, разбитым в мясо кулаком в место укуса. – Так что давай, добивай меня! Всё равно на ноги встану и продолжу идти!
Замолкает и крепче сжимает челюсти.
Блядь, не думал, что у моей идеальной девочки могут играть желваки на скулах.
Слёзы всё так же текут, но она зло стирает их, размазывая по лицу кровь из раскуроченных костяшек. Хватаю её за руки и дёргаю на себя.
Глаза в глаза. Не просто сцепляемся: сверлим и простреливаем. В её глазах ярость и решимость. В моих бешенство и желание навсегда изгнать из неё эту боль.
– Откуда укус? – выдавливаю, продолжая крепко сжимать её запястья.
Блядь, они всегда такими тонкими были? И вообще, разве моя девочка была такой маленькой и худой?
Огромные чёрные круги под глазами. Впалые щёки. Заострившиеся скулы…
– Жених на память оставил, когда я его на хрен послала. – выплёвывает, всё так же не разжимая зубов.
– Я его разорву на кровавые лоскуты. – рычу с теми же оттенками эмоций, что и Миронова.
Мы оба топим злость, чтобы не сорваться и не вывалить разом больше, чем надо. Не выдержим. Никто из нас.
– Не надо, Артём, пожалуйста. Просто оставь всё как есть. – её голос смягчается, а руки безвольно повисают в моём захвате.
Чувствую, что она опять начинает дрожать.
– Ладно, потом поговорим об этом. – выдыхаю уже спокойнее. Расслабляюсь следом за ней и начинаю осторожно гладить вокруг разодранной кожи. – Что случилось с руками, Насть?
Не хочу даже представлять, что должно было произойти, чтобы до мяса кулаки изорвать. И как больно ей при этом было.
– Вика слышала, как декан говорил, что ты забираешь документы из академии. – закрывает глаза, но я успеваю заметить боль, мелькнувшую в них при этих словах. Выдыхает и продолжает. – Арипов подтвердил, что это из-за меня. И сказал, что я сердце тебе разбила.
– Сука, я ему язык вырву. Хули треплется, как баба на базаре?!
– Тём, благодаря ему я поняла, что натворила. И раньше понимала, но надеялась, что ты сможешь меня возненавидеть и жить дальше. – в интонациях всё ещё слышится сталь, хотя голос и звучит ровно, лишь иногда срываясь.
– И я хотел тебя ненавидеть. Хотел, но не смог. Так и не вышло. – хватаю её лицо и заглядываю прямо в душу.
Впускает. Впервые открывается по-настоящему. Никаких масок. В её зрачках бушует такая буря, что способна захлестнуть с головой и разорвать на части.
– Прости меня, Артём. Знаю, что очень перед тобой виновата. Не знаю, сможешь ли ты однажды это сделать, но я буду ждать, сколько придётся. Целую жизнь. Я люблю тебя, Тём.
Хочу ей ответить. Хочу… Но не могу. Не получается. Слова застревают в горле и никак, сука, не выходит их вытолкнуть. Поэтому просто прижимаю крепче и снова целую. Когда воздух кончается, повторяю вопрос:
– Что с твоими руками, маленькая?
– Колотила грушу, чтобы хоть как-то пережить мысль, что больше никогда тебя не увижу.
Блядь, даже не знаю, что больнее: её предательство или её слова?
– Почему без перчаток или хотя бы бинтов? – выдыхаю устало.
Сил не осталось даже на борьбу с самим собой.
– В своё оправдание могу сказать, что груша это заслужила. – и топит ту самую свою мозговъебательную улыбку с ямочками.
А я смеюсь. Впервые за много дней чувствуя себя живым.
– Поехали домой, малыш. – хриплю, утыкаясь своим лбом в её.
Ловлю каждый её выдох. М-да… Всё ещё маньячина.
– У меня больше нет дома, Тём.
– Я твой дом, Настя. Я. Твой. Дом.
Глава 3
Только умерев, понимаешь, что значит жить
Едва выруливаю от обочины, сцепляю наши пальцы. Даже минута без её прикосновений тяжело даётся.
Блядь, как я всё это время без неё жил?
Сильнее сжимаю её руку, но ненадолго. Ливень стоит стеной и видимость практически нулевая. Мягко высвобождаю ладонь и вцепляюсь в руль. Едва ли не подбородок на него кладу, чтобы хоть что-то рассмотреть. Дворники пашут на износ, разгоняя потоки воды с лобовухи.
– Сука, нихуя не вижу! – рычу, до боли вглядываясь в беспросветную пелену.
Ползём с черепашьей скоростью, иначе рискуем оказаться в кювете или впечататься в фуру. Настя молча опускает мне ладонь на бедро и слегка сжимает.
Отрываю взгляд от дороги всего на долю секунды и смотрю на её лицо. Лёгкая улыбка на губах и напряжение в глазах.
– Всё хорошо, малыш. Доедем. Не волнуйся.
– Я не волнуюсь, Тём. Я тебе верю. – даже в словах её улыбку улавливаю. А следом враз задрожавшим голосом добавляет. – Я прочитала твои сообщения. Все прочитала. И хотела на каждое ответить. Но уже поздно было. Особенно на то, где ты спросил, верю ли я тебе. Верю, Артём. Всегда верила. Поэтому и говорю сейчас. И… – шумно переводит дыхание, а я вспоминаю то самое сообщение. Почему-то именно на него ответа ждал. – На голосовое тоже хотела ответить. Совсем не то, что написала. Я люблю тебя. Прости, что не сказала тогда. Сейчас говорю. И всегда говорить буду. Я больше жизни тебя люблю. Без тебя мне ничего не надо. Когда из дома ушла, даже не думала, что будет дальше. Знала, что ты никогда меня не простишь. Поэтому и пофигу было. А сейчас… Я всё сделаю, Тём, чтобы ты простил. Я очень сильно тебя люблю.
– Всё сделаешь, Насть? – хриплю, всматриваясь в дорогу и охуевая от урагана эмоций, что её слова вызывают.
Никогда не прощу? Не забуду точно. И что значит простить? Разве мало того, что уже произошло? Или того, что я к себе её везу? На постоянку, сука. Никуда не отпущу больше. Разве это не значит, что уже простил? Блядь, сам не понимаю.
– Всё, Артём. И это не просто слова. – опять стальные ноты.
Блядь, как же она изменилась за это время. Смогу ли я привыкнуть к этому?
Короткий взгляд.
Знакомое, хоть и уставшее лицо. Нереальные зелёные глаза. Родные губы. Любимая девушка.
Сука, конечно смогу.
– Тогда расскажи мне, Насть. Всё расскажи. Почему не отвечала тогда? Почему, – пиздец, даже вспоминать тяжело, – ушла. На хрена с ним уехала? Зачем отпустить просила? Если любила всё это время?
– Давай не сейчас, любимый. Дай мне время. Хотя бы до завтра.
Любимый? Блядь, как же охуенно это звучит! Ещё хочу!
– Окей, но при одном условии. – отбиваю с усмешкой. – Скажи это ещё раз.
– Что именно? Дать мне время? – слышу явное удивление в её голосе.
– Назови так ещё раз!
– Любимый?
– А теперь другое повтори.
– Ты невыносимый, Северов! – хохочет в ответку и стукает ладонью по ноге. – Я люблю тебя, любимый!
– Бля, звучит стрёмно. – бурчу себе под нос.
– Сам захотел. – отбивает с явным подколом. – Теперь страдай!
– Эй! Давай как-нибудь по отдельности, ок?
– Я люблю тебя, Тёма. И ты такой же невыносимый, как и раньше, любимый!
Смеёмся вместе. Как, блядь, и не было этих адских недель. Ни для кого из нас.
Пока стоим на светофоре, переплетаю наши пальцы и снова целую. Сказать не могу. Так всё перекачиваю.
Зелёный.
Отпускаю её руку и кладу на самый верх бедра. Как-то на автомате выходит, и только когда её ладонь задевает бугор под тканью джинсов, понимаю, что сделал.
Сука!
Жду, что отпрянет, но моя девочка проводит пальцами по напряжённому до предела члену.
Сука! Сука, блядь! Пиздец! Я сейчас кончу.
Уже больше месяца без траха. Мой предел это четыре дня. С Настей как минимум два раза за сутки в душе спускал. Или в трусы. Или ей на живот.
Какого я об этом думаю? Дорога. Дождь. Надо следить за дорогой.
Втыкаюсь вываливающими из орбит глазами в лобовуху. Но эта ведьма продолжает водить пальцами по всей длине. Чувство такое, что не через одежду касается.
Стоп! Это пальцы. Всего лишь, сука, пальцы.
Сжимаю челюсти. Скриплю зубами.
– Шшшш… – шиплю не сдержавшись.
Моя малышка тут же убирает руку и заглядывает мне в лицо. Вижу боковым зрением.
– Больно? Извини, я… Не знаю, что на меня нашло.
– Вер-ни на мес-то! – цежу по слогам.
– Артём…
– Просто положи руку обратно и не останавливайся, ладно?
– Ладно. Только скажи честно, – вбивает мне в ухо, обжигая дыханием, но всё же кладёт на прежнее место. – если я продолжу, мы не улетим в кювет?
Блядь, шанс вообще-то неплохой такой есть. Мозги отрубает нахуй.
– Лучше убери. – рычу, а моя ведьма смеётся.
С каких пор она такой нескромной стала? А что если?.. Нет, сука, не думаю об этом. Видимо, вообще не думаю, потому что в следующую секунду выписываю то, от чего сам себе пендаля отпускаю. Но обратно слова уже хер заберёшь.
– Ты спала с ним?
Настю тут же сдувает к пассажирской двери. Бросив короткий взгляд, замечаю, как краснеет её лицо. Даже подумать не успеваю о том, что это от смущения, как она начинает орать, звеня яростью:
– Совсем больной, Север?! Ты правда думаешь, что я могла с ним?! После всего?!
И опять меня несёт не в ту степь.
– А как же "он станет моим первым и единственным"?
Отпускаю себе ещё один пинок. И подзатыльник. Ну что я за долбоёб ревнивый?
– Ты совсем что ли долбанулся, Артём? Зачем ты опять это вспоминаешь? Так и не понял, что я сказала это, чтобы ты дал мне уйти? До тебя до сих пор не дошло, что я тебя люблю? Ему бы пришлось меня изнасиловать, чтобы получить! Не могу я с ним! Никогда бы не смогла!
– А со мной? – сипло шепчу, игнорируя все остальные реплики. Не потому, что похуй, а потому что цепляет.
Настя тяжело выдыхает и со свистом втягивает воздух.
Пускай кричит. Сам виноват. И снова охуеваю. Кажется, я совсем свою девочку не знаю.
– Нет, ты точно идиот, Тём. – выдыхает едва слышно. Согласен. Ревнивый идиот. – Я люблю тебя. И в то утро… Я хотела сказать тебе об этом. Но решила сначала объясниться с родителями и порвать с Киром. Я хотела с тобой, Тём… Только с тобой. Первый и единственный. Только ты, Артём.
Глотаю ком в горле и топлю на повышенных.
– Я тебя, Насть. Очень. – всё ещё не выходит сказать это сраное слово.
– И я тебя, Тёма, люблю.
***
Кажется, что до дома добирались целую вечность, хотя по факту прошло не больше получаса.
Ещё тридцать минут жизни…
Глушу мотор, вытаскиваю ключ и выхожу под дождь. Едва Настя выпрыгивает следом, клацаю сигналкой и хватаю её на руки. Игнорируя лифт, поднимаюсь на последний этаж и только там ставлю на ноги. Моя девочка смеётся, бьёт мне по плечу и тут же вскрикивает от боли.
– Ну что ты творишь, маленькая? – шепчу, осторожно касаясь губами её разбитых костяшек.
– Совсем забыла об этом. – пищит, поджимая губы. – И зачем ты меня на руках таскаешь? Я сама ходить умею!
И уходить тоже. – думаю, но вслух не произношу. Если разом вывалим друг на друга всё, что есть, то точно загнёмся.
– Мне нравится это делать, малыш. И вообще, – толкаю дверь и, опять подхватывая малышку на руки, вношу в квартиру, – добро пожаловать домой!
– Вообще-то через порог принято невесту переносить. – смеётся, а потом резко замолкает.
Опускаю на пол и включаю свет в коридоре. Только после этого всматриваюсь в глаза. И тону в них. Захлёбываюсь в том урагане эмоций, что вижу. И ни за одну, сука, уцепиться не выходит.
– О чём ты думаешь, родная? – хриплю, продолжая сканировать её глаза.
– О том, что я счастлива снова вернуться сюда. Не думала, что когда-то опять буду у тебя дома. Здесь была наша последняя встреча, кроме той… – всхлипывает, и я тяну её к себе.
Обнимаю. Зарываюсь лицом во всё ещё мокрые волосы.
– Теперь это твой дом, моя идеальная девочка. – вкладываю свои ключи ей в руку. От Гелика потом сниму. – Тебе больше не надо сбегать от предков. Нам не надо скрываться. Здесь ты можешь быть собой. Тебе не надо прятаться рядом со мной. Больше я никому не дам тебя в обиду. Если придётся, всех раздеру. Ото всех защищу. – выдаю хрипом всё, что так и не сказал тогда. И то, чего не сделал, хотя и должен был.
– Я так тебя люблю, Артём. – всё, что отбивает, но это куда больше, чем я мог себе представить. Особенно в последнее время.
– Сильно замёрзла? – резко сменяю тему, потому что сейчас не могу.
– У тебя очень холодно дома.
– У нас, малыш. У нас дома.
– У нас? Ты уверен, что хочешь этого, Артём? После всего? Сейчас мы оба на эмоциях. Может, не стоит так быстро принимать решение? – разбивается тихим надорванным голосом.
Даже не думаю, когда отвечаю. Я и на большее ради неё готов был. И похую на всё, что было. Всё равно не отпущу больше. И без того её фантом здесь шастает. Да и слишком много было времени на тяжёлые мысли. Не был бы таким долбоёбом, давно бы силой увёз от стариков.
– Уверен, Настя. Давно уверен. Стоило тебя, блядь, у дома высадить, уже был готов забрать.
– Это было до…
В который раз не даю договорить. Понимаю её страхи. Самого трясёт.
– Это. Есть. Сейчас. – отрезаю каждое слово. – Как бы больно ни было всё это время, это никуда не ушло.
Лишнее говорю? Возможно. Похуй. И так дозирую, чтобы смертельный яд по венам не пустить.
– Я услышала тебя, Тём. Но если передумаешь, только скажи. И я уйду. В машине карта с зарплатой. Квартиру сниму.
– Блядь, Настя, тормози херню нести. Я же сказал, что больше не отпущу. Веришь? – по привычке кладу руки ей на лицо, хотя и так в глаза смотрит.
Впервые весь диалог ни разу взгляд не отводит.
– Я всегда тебе верила, Артём. Больше, чем себе. Хоть в этом я не ошиблась.
– Я тебя.
– И я тебя.
Пока моя девочка согревается в душе, привожу хату в более-менее адекватный вид. Собираю остатки мусора. Сгребаю рассыпавшиеся сигаретные бычки. Выбрасываю тухлые продукты из холодильника. Мою залежавшуюся посуду. Закрываю все окна.
Таскает меня сейчас знатно.
Пока из комнаты в комнату хожу, везде призрак её высматриваю и шумно выдыхаю, когда он так и не появляется.
Уверен был, что уже конкретно так долбанулся.
Как какой-то шизик, постоянно подхожу к двери ванной и слушаю шум воды. Всё ещё боюсь, что она исчезнет. Что всё это долбанные глюки или пьяный бред.
Надо в магазин сходить и продуктами затариться. Да и у Насти реально ни хрена кроме мокрых шмоток нет.
Ладно по квартире, а из дома в чём выходить?
На учёбу я собираюсь вернуться. Теперь не то что смысла сваливать нет, дохуя причин остаться.
Вашу мать! До сих пор не верю, что теперь смогу её по всем коридорам зажимать не скрываясь. Никаких больше пряток и игр в шпионов. Моя. Только моя и ничья больше. И похер на боль. Тогда вытянул и сейчас выгребу. Завтра она всё расскажет. Придётся силой выбью. Не позволю больше молчать.
Набираю воду в чайник и ставлю на плиту. Коноёбит до сих пор, несмотря на то, что тряпки мокрые скинул и сухие спортивки натянул. Зависаю, тупо глядя на газовое пламя. Уже и не помню, когда в последний раз пил что-то, кроме бухла и воды. Сука! Я всё ещё учусь с нуля жить.
Вздрагиваю и покрываюсь мурахами, когда горячее тело прикасается ко мне со спины. Даже шагов её не слышал.
Моя девочка обнимает меня, совсем как в тот последний раз. Цепляюсь трясущимися пальцами в её руки и не отпускаю.
– Тём. – расползается дрожью по спине её тихий шёпот.
Мотор колбасит, швыряя из стороны в сторону. Дыхалка срывается. Чувствую полотенце на пояснице и голую кожу выше.
И как мне сейчас хуйни не натворить?
Забив на всё, держу своё слово. Пока сама не попросит. Помню и держу. И не только поэтому. Другие причины есть.
– Что, малыш? – хриплю и тут же давлюсь собственным голосом.
– Я люблю тебя. И… – с шумом выдыхает мне в спину. Обжигает. Срывает кожу, оставляя оголённые нервы. – Я так скучала по тебе. По твоему запаху, губам, глазам и рукам. По твоим поцелуям, объятиям и прикосновениям. И… Блин! По тому, что ты делал той ночью.
Блядь! Сука! Вашу мать! Это же не то, о чём я думаю? Вся кровь опять в паху. Мозги в кашу. Или то?
– Что ты хочешь этим сказать, Насть? – выбиваю сквозь сжатые зубы и, поворачиваясь в кольце её рук, которое она так и не разрывает, смотрю в глаза.
И читаю в них ответ. Но всё ещё жду.
– То, что говорю, Артём. – голос спокойный, несмотря на дрожь. – Сделай так снова.
И только теперь она заливается краской и утыкается мне в грудную клетку.
Вашу ж мать! Это всё ещё моя идеальная девочка. И пусть она стала крепче. Любую люблю. Но как?.. Как, блядь, только на этом и тормознуть? Каждую секунду её хочу.
Похер. Справлюсь. Не впервой. Это же моя девочка. Моя Настя. Моя любимая.
Хватаю в охапку и несу в спальню. Как и тогда. Только теперь на мне одежда, а на ней полотенце. Роли поменялись.
Опускаю на кровать с той самой, сука, нежностью и впиваюсь в рот. Не спешу. Обвожу по контуру языком. Пробираюсь в ротовую полость. Глажу и ласкаю. Пытаю и насилую. Мягко и нежно. Дико и жадно. С голодом и со страстью. С любовью и с жадностью. И всё это в одном поцелуе.
Руки держу по обе стороны от её головы. Даже прижаться к телу себе не позволяю. Сорвусь нахер с катушек. Держусь. Контролирую. Месяц вытерпел и сейчас смогу.
Опускаюсь на локти и перекидываю вес на одну сторону. Развязываю узел на полотенце и в который раз охуеваю от её тела. Смотрю, как, сука, в первый. Только сейчас снизу иду.
Синяка на ноге давно не осталось. Ползу глазами дальше. Замечаю тёмные пятна на бёдрах.
Перестраиваюсь со слепой похоти на холодную голову. На рёбрах тоже синяки.
До зубного скрежета стискиваю челюсти.
Выше.
Тёмные пятна на груди и предплечьях.
Сжимаю кулаки до хруста.
Я убью его! На кровавые ошмётки раздеру! Кровью суку умою!
Срываюсь с кровати и, подлетая к стене, щёлкаю выключатель. Спальню заливает свет.
– Артём, ты чего? Что случилось? – шелестит, натягивая на грудь одеяло.
Так же молча возвращаюсь к постели и сажусь на край. На её плечах красные отпечатки.
Да, это я оставил, когда повторить, что любит требовал. Скотина, знаю.
Но на руках виднеются более крупные и тёмные синяки.
Вырываю одеяло из её пальцев.
Несколько на груди. На бёдрах и талии до хрена.
Это какой тварью надо быть, чтобы такое сделать?
Закрываю глаза. Втягиваю кислород через нос, перерабатываю и со свистом выпускаю. Обвожу каждый кончиками пальцев. Всё ещё ни слова не произношу.
Разорвёт на хрен.
Настя следит за моими движениями и шумно выдыхает.
– Не надо, Артём.
– Это он сделал?! – рычу, крепче сжимая челюсти.
Главное не сорваться сейчас. Знаю, что моя девочка не виновата.
Раздаётся ещё один громкий выдох. Тяжёлый вдох, от которого её грудь раздувается и поднимается выше.
– Не молчи, Насть. Только не молчи сейчас, пожалуйста.
– Да. – одно единственное слово выдыхает, а меня на части растаскивает.
И я взрываюсь.
– Блядь, я урою этого гандона! Всё ебало размозжу! За каждый синяк, сука, ответит. Все рёбра пересчитаю! Тварь! Гнида! Нос в череп впечатаю! В крови утоплю ублюдка! Живьём в землю закопаю и буду ждать, пока сдохнет! – ору, меряя шагами комнату.
Прикладываю кулак к губам, чтобы не завыть.
Как он посмел? Мою девочку!
Подлетаю к шкафу и натягиваю первую попавшуюся кофту.
– Не надо, Тём. Прошу, не уходи сейчас. Ты нужен мне. Рядом нужен.
Миронова обнимает за торс и сжимает так крепко, что рёбра хрустят. Не отпускает.
Тяжело выдыхаю. Затягиваюсь новой порцией кислорода. Прикрываю веки. Дышу, пока более-менее в чувство не прихожу. Её руки с такой силой стискивают, о которой я даже не подозревал. У моей идеальной девочки стальная хватка.
Всегда в ней эта сталь была, или пока порознь были появилась? Кладу свои ладони на её и осторожно сжимаю. Помню, что живого места на её руках нет. Никогда, блядь, не забуду.
– Всё нормально, малыш. Отпускай. – выдыхаю устало. Словно на эту вспышку все силы ушли. Она не отпускает. – Всё в норме, родная. Я спокоен. Всё хорошо.
Захват ослабевает, и я, наконец, поворачиваюсь к ней. Смотрю исключительно в глаза, потому что на ней вообще ни хрена нет. Как была голая, так и подбежала ко мне.
– Я люблю тебя, Тём. Просто знай это. И не надо его трогать. Оставь как есть. Синяки пройдут. Я не хочу возвращаться к прошлому.
– Ты даже сейчас его защищаешь, Насть? – рычу и даже не стараюсь сдержаться.
Она совсем больная, что ли? После всего, что он ей сделал, продолжает на его защиту вставать? Кажется, это называется Стокгольмский синдром.
– Нет, ну ты точно идиот, Северов! – обрубает в ответ. – Срать мне на него с высокой колокольни! Я за тебя боюсь! Если ты изобьёшь его, то он тебя посадит! Он очень хороший адвокат, со связями! Я не отпущу тебя! Слышишь меня? Не отпущу! Я люблю тебя! Люблю! – срывается на повышенные.
Из глаз опять слёзы брызгают. На щеках дорожки оставляют и капают с подбородка.
– Слышу, маленькая. Я тебя тоже. Тоже, блядь… – так и не выходит произнести это долбанное "люблю". Но как могу говорю, ей об этом. – Я покурить выйду. Ладно, малыш? На балкон отпустишь?
Она кивает, но продолжает держать. Даже сильнее жмёт. Губы поджимает.
Вижу, что сама с собой сражается. Сомневается. Что уйду, боится.
– Насть, если ты сейчас не дашь мне выйти, я тебя прямо здесь и сейчас трахну. – рычу, с силой стискивая её ягодицы и вжимая в твёрдый бугор.
Моя девочка не сопротивляется, даже льнёт сильнее на какое-то время, а потом разжимает хватку и краснеет. А в следующую секунду и вовсе запрыгивает на кровать и кутается в одеяло до самого подбородка.
Смеюсь и иду за ней. Быстро прикасаюсь к губам и ухожу на балкон. Делаю тягу. Выдыхаю дым. Держусь из последних. Вроде и без одежды её видел. И не только видел. Но сейчас как никогда цепляет. При свете впервые рассмотрел. И теперь знаю, что мне не показалось тогда. Её талия ещё тоньше стала. Живот к позвоночнику липнет. Сука, чувство такое, что она вообще есть перестала. Придётся откармливать. С самого утра в магазин пойду.
Докуриваю и выхожу. Тру ноющий член скорее на автомате. Знаю, что это не поможет. В комнате опять темно. Настя лежит на кровати, всё так же завернувшись в одеяло.
Что если уснула?
Тихо стаскиваю с себя шмотки и ложусь рядом.
– Ты вернулся. – шелестит из этого кокона.
– Как я мог не вернуться к тебе, малыш?
Миронова откидывает одеяло, открывая голое тело.
Блядь, я точно не переживу эту ночь.
– Тём, обними меня.
И я обнимаю. До боли. До дрожи в руках. До остановки дыхания. До потери пульса.
Моя!
Глава 4
Дом – это не место. Дом – это человек
До самого утра мы лежим в постели. Обнимаемся и целуемся. Утоляем долгий голод и нестерпимую жажду.
Всё ещё не верится, что я снова здесь, с ним. Всего несколько часов назад у меня ничего не было. Сейчас есть всё. Артём – моё всё.
Когда уходила из дома, даже представить не могла, что снова его увижу. Не говоря уже о том, чтобы опять быть вместе. И даже намного больше этого. Кира нет. Нам с Тёмой больше не придётся прятаться и искать возможности для встреч. Я до сих пор не уверена, насколько обдуманное решение Северова оставить меня у себя, но одно я знаю наверняка: я хочу остаться.
Мы без остановки гладим тела друг друга, вспоминая каждый изгиб и шрам. Мы просто не можем не делать этого. Не можем остановиться.
Мне кажется, что если я хоть на секунду перестану ощущать его тепло, то тут же замёрзну. Так же, как замерзала всё это время вдалеке от любимого. Впервые за три недели мне не холодно. Я согреваюсь его телом, теплом, более хриплым, чем раньше, голосом, страстным шёпотом, попеременно то нежными, то яростными поцелуями, жадными ласками и любимыми бирюзовыми глазами. Так знакомо зарываюсь пальцами его волосы и притягиваю ближе груди. Мне уже мало того, что он мне даёт. Хочу намного больше. Хочу всё.
На мне нет ни грамма одежды. На Артёме только боксеры. Мы кутаемся в одеяло и греемся друг об друга.
– Любимый, пожалуйста… – прошу, притягивая его голову ещё ниже.
Хочу, чтобы целовал и ласкал так, как раньше.
– Что "пожалуйста", малыш? – сипит, заглядывая в глаза.
Небо за окном уже посерело. Но свет не смущает меня. Наоборот. Я ем глазами каждый миллиметр его тела.
– Ты знаешь, Тёма! – рычу и выгибаюсь ему на встречу. А потом всё же набираюсь смелости и добавляю. – Сделай, как раньше делал. Грудь и… ниже.
Он хрипло смеётся, а потом опять целует.
– Моя девочка… Родная моя… Маленькая… Блядь, как же мне не хватало тебя. Думал, сдохну. Да и сам хотел этого. – бомбит, скользя языком по моему горлу.
Даже не смотря на его прикосновения, опять чувствую холод. Что ещё сказать, чтобы стереть эти воспоминания? Что сделать, чтобы он больше не думал об этом? Как искупить вину?
Хватаю его лицо, когда он уже почти добирается до груди, и тяну вверх. Когда наши глаза оказываются на одном уровне, касаюсь его губ своими. Ныряю языком внутрь. Встречаюсь с его. Дико и жарко. Парень всасывает мой язык глубже в рот. Стону, выгибаясь навстречу его рукам. Он по очереди сжимает и оттягивает соски. Прокручивает и перекатывает между пальцами. Опускается ниже и накрывает ладонью между бёдер. Упираюсь ногами в матрац и выгибаю спину, давая ему лучший доступ. Он гладит и сжимает, размазывает смазку по моим бёдрам и лобку. Проскальзывает внутрь сразу двумя пальцами.
– Тёма! – кричу, кусая губы.
Ощущение его пальцев внутри стягивает горячий тугой узел внизу живота. Он опускает голову всё ниже, не переставая лизать и кусать. То и дело оставляет засосы везде, куда может достать. На шее, плечах, груди.
Пусть хоть всю меня пометит. Бояться мне больше нечего. Хочу, чтобы все знали, что мы теперь вместе.
Обводит языком тугие пики сосков. Втягивает в рот и прикусывает. Сосёт, пока они не начинают ныть и покалывать. Его рука начинает двигаться быстрее и жёстче, наращивая темп. Но он не просто двигает пальцами туда-сюда. Вращает, растягивает, загоняет глубже. Стону и рычу. Царапаю его плечи и спину. Впиваюсь ногтями в его мускулистое тело повсюду, куда могу дотянуться.
– Давай, маленькая, кончай. – рычит, растирая круговыми движениями большого пальца клитор, и продолжает терзать ртом мою грудь. – Блядь, в этот раз хочу видеть твоё лицо. – хрипит и наваливается сверху, начиная активнее орудовать пальцами.
Слышу, как они с хлюпающими звуками входят в моё тело, а потом он вынимает их и снова врывается.
Ощущение тяжести его голого горячего тела сверху вызывает новый прилив жара и дрожи. Кожа к коже. И настолько интимно это ощущается, что на глаза опять слёзы наворачиваются.
Господи, как же я скучала по нему.
– Давай, Настя. Не сдерживайся, родная. – без конца хрипло шепчет мне в губы, продолжая размашисто водить по ним языком.
Ещё несколько толчков и движений по набухшему клитору, и я взрываюсь. Разлетаюсь на тысячи осколков и не уверена, что смогу собраться обратно.
– Артём! – выкрикиваю его имя, сильнее насаживаясь на пальцы. – Я люблю тебя!
– Блядь, ты такая охуенная, когда кончаешь. – рычит и только после этого падает рядом, тяжело дыша.
Мы оба шумно и рвано гоняем воздух. Наши тела мокрые от пота. Северов перекатывается на бок и смотрит мне в глаза. Его образ расплывается перед моим затуманенным оргазмом взглядом. Он медленно вынимает пальцы и подносит их к своему лицу. Вижу, как они блестят от влаги.
– Что ты делаешь? – пищу, когда он начинает их облизывать.
– Ты такая вкусная, девочка моя. Попробуй.
Прикладывает их к моим губам. Давит на нижнюю и проталкивает в ротовую полость.
Я не то что связную мысль сгенерировать не могу. Я даже зубы сжать не успеваю, когда чувствую во рту вкус своего возбуждения и оргазма. Это не противно. И даже не неприятно. Просто странно.
– Соси, малыш. Как тогда. Сделай это для меня. – бомбит, проводя языком по ушной раковине.
И я сосу и облизываю. Прохожусь между ними языком и чувствую новую волну желания. Покрываюсь мурашками с ног до головы. Тянусь рукой к его паху и накрываю ладонью твёрдую горячую плоть. Тёма рычит, и я тут же убираю.
Боюсь в глаза ему взглянуть.
Он без слов вылезает из-под одеяла и встаёт с постели. Я даже шелохнуться не рискую.
Почему он уходит? Что я сделала не так? Боль причинила? Или ему противны мои прикосновения? Неудивительно после всего, что я натворила.
– Коснись меня снова, малыш. – выбивает хрипло, снимая трусы.
Его сиплый голос и тяжёлое дыхание электрическими разрядами разлетаются по всем нервным окончаниям. Пускают ток по венам. Вызывают мандраж в каждой мышце.
Я не отвожу взгляд. Сначала смотрю в любимые бирюзовые глаза, а потом спускаюсь ниже. Без какого-либо стеснения разглядываю его член. Я видела его лишь однажды, и то на короткое мгновение. Сейчас я позволяю себе изучить каждый его миллиметр. Толстый и длинный. Под тканью он не казался таким большим. Даже не представляю, как он эту штуку будет засовывать в меня. Пурпурная головка и крепкий, увитый сизыми венами ствол. Встаю на колени и подползаю к нему. Обнимаю за шею и скольжу языком ему рот. Второй ладонью накрываю половой орган, провожу пальцами по всей длине. Он горячий и твёрдый. Головка шелковистая, а всё остальное гладкое. Артём издаёт какой-то непонятный горловой звук, похожий на рычание. Едва одёргиваю руку, как он ловит её и кладёт обратно.
– Сожми его, малыш. – бомбит и сам смыкает мои пальцы. – Да! Вот так, девочка… Мммм… Блядь! Сильнее! Да! А теперь двигай вверх-вниз. Умничка… Да, родная… Быстрее. Вот так. Я тебя… Тебя… Блядь!
Выполняю все его указания. Сильнее сжимаю пальцы, не смотря на тупую ноющую боль в разбитых руках. Ускоряю темп. Разрываю поцелуй и смотрю вниз. Как заворожённая слежу за своими движениями. На кончике выступает прозрачная капелька. Даже не анализирую свои действия, когда нагибаюсь и слизываю её языком. А потом обвожу им головку.
– Твою мать, блядь! – вскрикивает Артём и тут же дёргает меня за волосы, оттягивая назад.
Из его члена вырывается струя мутной, белесой и горячей жидкости прямо мне на грудь и живот.
– Сука! Что же ты делаешь, Настя? – рычит сквозь зубы, короткими урывками хватая воздух.
В каком-то ступоре смотрю, как он обхватывает член и ещё несколько раз передёргивает, выдавливая из него остатки спермы. И только когда он переводит взгляд на моё тело, отлетаю на другой край кровати и начинаю дрожать. И не просто дрожать. Меня так колотит, что зубы стучат друг об друга.
Северов обходит постель и берёт меня на руки, размазывая между нашими телами своё семя, несёт в ванную. Ставит на ноги, одной рукой придерживая за талию, а второй настраивая воду. Если он сейчас отпустит меня, то я просто свалюсь на пол.
– Чего ты дрожишь, маленькая? – спрашивает, поднимая ладонями моё лицо.
Даже сквозь колотун ощущаю и его дрожь.
– Я что-то сд-делала не т-так? – отбиваю зубами дробь, но остановиться не могу.
– Блядь, ты точно дурочка! – рычит, и прижимает к себе. Чувствую, как скользят друг об друга наши тела от его спермы. Но и это тоже не противно. Притискиваюсь ближе и обнимаю в ответ, стараясь унять трясучку. – Чего ты так боишься? Я не стану тебя осуждать. Я не судья и не палач. Не хочу, чтобы между нами были какие-то запреты, родная. Хочу делать с тобой всё. Вместе, малыш. Блядь, всё перепробовать хочу! Каждый вид секса. Каждую позу.
Чувствую, как жар приливает к лицу, разрастаясь красными пятнами на щеках. Сердце долбится так, что ещё немного и выпрыгнет из груди.
– Тебе понравилось то, что я делала? – набираюсь смелости и смотрю в глаза.
В них нет насмешки, презрения или отвращения. Только желание и, кажется, восхищение.
– Бля, ты сейчас серьёзно, Насть? Я кончил, едва ты ко мне прикоснулась. Ты не просто охуенная. Ты лучшая, девочка моя. С тобой всё, как в первый раз. Я даже не вошёл в тебя, а как пацан спустил от одного касания твоего язычка. Можешь теперь всем рассказывать, что секс-символ академии Артём Северов – скорострел. Но с тобой не получается иначе. Стараюсь держаться, но не могу. Всё впервые. Каждый поцелуй. Каждое касание. Даже каждый вдох. Понимаешь, что я хочу тебе сказать? – опять цепляет взглядом мои глаза и уже не отпускает.
– Да, любимый, понимаю. Когда любишь, всё впервые. Для нас обоих.
Он опускает голову и утыкается своим лбом в мой. Хотя он и раньше так делал, но как никогда остро его сорвавшееся дыхание впитываю. А он глотает мои короткие выдохи. И пусть он больше не говорит, что любит. Я за двоих сказала. Однажды я снова пробьюсь к нему в сердце. И больше никогда оттуда не уйду.
Северов заносит меня в душевую кабину и сам моет. Мочалку даже не берёт. Наливает на ладони гель для душа и скользит по моим рукам и плечам, осторожно втирая его в места, где виднеются синяки. Проводит по шее и спускается к груди, уделяя ей особое внимание. Он сжимает и мнёт, опять играя с мгновенно ставшими твёрдыми вершинками сосков. Живот, промежность и ягодицы тоже не остаются без внимания. И пусть касания едва ощутимые, я чувствую, насколько трудно ему удаётся держать себя в руках. Опять ставший твёрдым член вдавливается в живот, разжигая пламя.
– Тём, мы моемся или сексом занимаемся? – смеюсь, когда весь этот процесс занимает уже более получаса.
– А ты сама как думаешь? – хрипит, задевая ртом мои губы.
Намёки я понимать умею.
Обхватываю ладонью член и сжимаю пальцы.
Быстрые движения. Глухие стоны. Сбившееся дыхание.
Двусторонне.
Артём просовывает мне руку между бёдер и вставляет пальцы. Сама насаживаюсь на них, когда начинает двигать.
– Тёма, я хочу тебя. Не так. По-настоящему хочу. Всего тебя внутри почувствовать. Не хочу ждать больше! – шиплю, вгрызаясь в его рот.
Да, после того утра в коридоре академии, когда он обернулся, во мне что-то сломалось и с треском разлетелось. Уже тогда не было больше идеальной девочки, хотя я упорно хваталась за её фантом. С Северовым я потеряла значение слов страх и стыд. За три мучительных недели без него я забыла слова скромность и гордость. За несколько часов рядом я разучилась краснеть и стесняться. Никаких больше запретов. Никаких недомолвок. Остались только раскрытое сердце и голая душа. Все чувства наружу. Все эмоции в глаза. Всю боль и страсть на двоих. Идеальная девочка сгорела и из её пепла восстала новая я. Более сильная и уверенная. И пусть неидеальная. Но впервые живая и свободная.
– Не сейчас, родная. – бурчит парень, кусая за шею и ускоряя движения пальцами.
– Почему нет, любимый? Ты же тоже хочешь меня! – отбиваю, оставляя засос на его плече и наращивая темп.
– Потому что ты… Очень… – слова даются ему с трудом. На интуитивном уровне понимаю, что он на грани разрядки. Я тоже. – Ещё не… Готова…
– Я давно… готова… – рычу и взрываюсь, взлетая в облака и держась за его руку.
Мы кончаем одновременно, выкрикивая имена друг друга. Когда дыхание немного приходит в норму, а сердце перестаёт дробить кости, Артём крепко прижимает меня к себе и хрипит в макушку:
– Не готова, маленькая. Ты очень узкая. Я сделаю тебе больно.
– Вообще-то потеря девственности, в принципе, не самая приятная процедура. – бурчу ему в плечо и прикусываю.
– Блядь! Не кусайся, ведьма! – рычит, шлёпнув меня по заднице. – Дело не в плеве. Когда узнал, что ты целка, прошерстил инет. Уже тогда знал, что первым у тебя буду. Никогда бы уёбку этому тебя не отдал. Ещё возле твоего дома, когда впервые в тебя пальцами вошёл, понял, что сложно будет. Это называется "узкий вагинальный канал". А член у меня на порядок больше среднего.
Оказывается, делать все эти интимные вещи куда проще, чем говорить о них. Когда Тёма так просто это озвучивает, у меня не только лицо в помидор превращается. Вся кожа становится цвета варёного рака.
Почему так сложно слышать это? Аж зубы от смущения сводит.
Делаю глубокий вдох, втягивая в себя запах геля для душа и его кожи вместе с воздухом, и поднимаю краснющее лицо. Сама не знаю, откуда смелость на это беру.
– И что же делать? Хочешь сказать, что мы с тобой не сможем? – пищу, как прищемленная мышь, и тут же утыкаюсь глазами в его грудную клетку.
– Блядь, любимая, ну конечно сможем. Просто время надо. Разработать тебе там всё. Растянуть.
Я уже не просто цвет рака перенимаю. Натуральным образом в членистоногого превращаюсь и пячусь назад. Так стыдно это слышать. От смущения под землю провалиться хочется. Северов смотрит на меня, а потом начинает смеяться так, что стёкла дрожат.
– Ты чего ржёшь, как умалишённый? После всего, что наговорил, тебе ещё и смешно? – кричу, лупя его ладонями по груди и плечам.
Парень перехватывает мои запястья и подтаскивает к себе. Вырываюсь в попытке сбежать от него и забиться в какой-нибудь угол, чтобы избавиться от этого долбанного чувства стыда.
– Наговорил, чтобы ты понимала, Насть. Я нихуя не святой. – режет, снова становясь серьёзным. – Просто хочу, чтобы ты знала, что будет больно. Возможно, даже очень. Я никогда не отпущу тебя и не отдам другому. Ты моя и только моя. И я буду твоим первым и единственным мужчиной. Только я, родная. Не знаю, сколько ещё смогу выдержать: неделю или день, но сделаю всё возможное, чтобы причинить тебе как можно меньше боли. Веришь мне, любимая? – поднимает мою голову, вынуждая смотреть в глаза.
Любимая? Несмотря ни на что, он говорит это. Заряжаюсь такой силой, что способна весь мир перевернуть. Я не боюсь физической боли. И готова на всё, чтобы он был рядом. И пусть хоть наизнанку меня вывернет.
– Верю, любимый. Я люблю тебя, Артём. И хочу. Очень хочу. Сама не уверена, что долго продержусь. Поэтому давай начнём работать над этим прямо сейчас. – хриплю ему в рот и обхватываю рукой налившийся кровью член.
– Да, блядь, прямо сейчас! – рычит и в снова берёт в плен мои губы.
Глава 5
Я открываю новые двери.
– Тём, мне на учёбу надо. – бурчу, когда он в очередной раз проводит языком по моим губам и пробирается внутрь, круговыми движениями гладя живот.
– Прогуляешь! – рычит и опускает руку ниже.
Хватаю его за запястье, не позволяя добраться до цели. Мы уже несколько часов к ряду этим занимаемся. От шестого оргазма за одно утро я просто на части рассыплюсь.
– Пожалуйста, любимый, я больше не могу! – умоляю, заглядывая в родные глаза.
Северов тяжело выдыхает и опускает веки. Делает несколько вдохов-выдохов и зарывается лицом мне в шею. Поднимает руку и кладёт на талию, притягивая ближе.
– Прости, малыш. Не могу остановиться. Так не хватало тебя. Знаю, что как маньяк себя веду, но тормоза к чертям сорвало.
– А я и не хочу, чтобы ты останавливался, Тём. Просто перерыв нужен. Иначе я на ноги вообще встать не смогу. – смеюсь, целуя его в макушку и вдыхая любимый аромат.
– Ты правда хочешь на занятия сегодня ехать? У тебя же даже одежды нет, не говоря уже о конспектах и прочем.
Резко выдыхаю, понимая, что он прав. А ещё то, что мне придётся вернуться домой. Я не собираюсь брать ничего лишнего: ни одежду, ни другие вещи, но мне нужны материалы по учёбе. Мне не надо ничего из того, что куплено на деньги родителей. Но я собираюсь забрать телефон, который мне подарил Северов, и его футболку. И ещё свои документы. Паспорт и студенческий в машине, но другие лежат дома. Всё остальное не имеет значения. На зарплатной карте достаточно денег, чтобы купить себе новые шмотки и другие необходимые мелочи.
– О чём ты думаешь, родная? – пробивается в невесёлые мысли голос парня.
– Ты же останешься в академии, Тём? – сменяю тему не только потому, что не хочу говорить, но и из-за того, этот вопрос меня действительно волнует.
– Да, Насть, останусь. Сегодня позвоню в деканат. Не могу же я позволить тебе остаться без моего присмотра. – отбивает и снова целует.
Отвечаю, но дальше мы не заходим. Северов гладит меня по спине, а я перебираю его непослушные белые волосы.
– Боже! Как же я тебя люблю, Артём! Словами не выразить.
– Тогда покажи! – высекает, прикусывая за верхнюю губу.
– Ты невыносимый, Северов!
Хохоча, уворачиваюсь от его лап и спрыгиваю с постели. Я даже не стараюсь прикрыть наготу. Никакой ложной скромности. После тех его слов о всех видах секса и позах… При этом воспоминании всё равно краснею. Мы ещё даже до самого главного не добрались.
Быстро иду в ванную и щёлкаю замок, потому что Север подрывается с кровати и направляется следом. Не могу сейчас. Надо хоть немного голову в порядок привести и решить, как жить дальше. То, что Артём не позволит мне съехать от него, и так понятно. Ни раз ещё повторял, что не отпустит. Да я и сама не хочу.
– Ведьма! – раздаётся из-за двери рычание любимого, когда ручка не поддаётся.
– Я хочу душ принять!
– Мне тоже в душ надо. Вместе помоемся.
– Уже помылись один раз! Знаю я тебя и чем это закончится! – смеюсь, настраивая воду.
– Говорю же – ведьма! Ладно, у тебя десять минут, а потом я сломаю дверь.
– Двадцать!
– Пятнадцать и ни секундой больше!
Спорить с ним бессмысленно, поэтому быстро забираюсь в кабину и становлюсь под тёплые струи.
Сегодня пятница. Впереди ещё как минимум один день, чтобы настроиться на предстоящую поездку домой. Точнее, к родителям. Это больше не мой дом. В понедельник надо появиться на учёбе. К тому же мне ещё предстоит объясниться с Артёмом. Рассказать ему всё как есть и постараться, чтобы он понял, почему я так поступила.
Глубокий вдох.
Понятия не имею, как это сделать. К тому же надо проехаться по магазинам и купить одежду, средства гигиены и прочее. Слишком мало времени, чтобы успеть всё сделать. И Вике стоит позвонить, чтобы не волновалась. Ведь я даже после разрыва с Тёмой ходила на пары. Несмотря ни на что, подруга здорово меня поддерживала, хотя и считала, что я неправильно поступаю.
Быстро моюсь и заворачиваюсь в полотенце. Руки дрожат, ноют и болят. Видимо, адреналин отпустил, и я наконец начала чувствовать боль. Надо их обработать и перевязать. Разорванная до мяса кожа не самая приятная картина.
Смотрю в зеркало и думаю о том, что у меня даже щётки нет, чтобы зубы почистить. Выдавливаю зубную пасту на палец и растираю зубы. Слабая замена, но хоть что-то. Делаю ещё несколько вдохов в попытке уловить дзен. Выходит слабо, но выбора нет. Лучше покончить со всем сразу, чем продолжать растягивать агонию.
Поворачиваю замок и иду на звук. Вхожу на кухню и едва сдерживаю слёзы. Артём, как и в тот последний раз, стоит у плиты с голым торсом и варит кофе. Кроме низко сидящих спортивных штанов на нём больше ничего нет.
Сжимаю кулаки и тут же со свистом выпускаю воздух.
– Что случилось, малыш? – оказывается рядом Север и смотрит в лицо.
– Руки болят. – шиплю, сдерживая непрошенные слёзы.
Мне больше нравилось, когда я не ощущала физической боли.
– Сейчас в больницу съездим. – отрезает с явным беспокойством.
– Не надо, Тём. Просто дай аптечку. Сама справлюсь.
– Справишься ты, ага. Сам обработаю. Переломов вроде нет. Лучше оденься пока. Возьми в шкафу какую-нибудь футболку. Сейчас вернусь.
Выключает плиту и выходит из комнаты.
Плетусь в спальню и достаю из шкафа одежду. Надеваю и смотрю на свои голые ноги. Может, стоит какие-нибудь штаны натянуть? Оглядываю полки в поисках необходимой вещи. Нахожу взглядом те самые шорты, которые Артём вручил мне в прошлый раз и тяну к ним руку.
– Даже не думай об этом. – раздаётся за спиной тихое рычание.
– Почему?
Поворачиваюсь и встречаюсь глазами с расширенными зрачками парня. Он молча выдёргивает у меня шорты и бросает обратно на полку.
– Дома ты будешь только так ходить. – обжигает глазами, скользя по голым ногам и поднимаясь выше. – А ещё лучше вообще без тряпок.
– Артём, ну не буду же я голая расхаживать по квартире.
– Я вот вообще не против. Но, боюсь, тогда расхаживать тебе вообще не придётся, потому что всё время мы будем проводить в постели.
– Ты невыносимый!
– А ты охуенно-сексуальная. Блядь, хочу тебя каждую секунду. – выдыхает сквозь сжатые зубы и прикрывает глаза. – Но сейчас не до этого. Сначала займусь твоими руками, а потом в магаз надо. А то в холодильнике уже целое мышиное кладбище. И тебе шмотки нужны, и… Что тебе там ещё надо?
– Расчёска, зубная щётка, шампунь…
Перечисляю, пока Север занимается моими руками. Но говорю это скорее для того, чтобы составить мысленный список покупок.
– Шшш… – вырывается у меня, когда Тёма прикладывает к ране ватный диск с перекисью.
– Извини, малыш. Так легче? – складывает губы трубочкой и дует на раскуроченные костяшки.
– Да, спасибо, любимый.
Северов заканчивает с перевязкой и по очереди целует каждый пальчик. От прикосновения его губ по коже разбегаются табуны мурашек.
– Насть, я тебя очень. Правда.
Заглядывает в глаза, прикасаясь губами к венке на запястье. Вижу, как трудно ему даются даже эти слова. Слишком много боли я ему причинила. Опускаю ресницы и выравниваю дыхание.
– Артём, я должна объяснить, почему тогда так поступила с тобой.
– А ты готова?
– К этому нельзя быть готовой. Но я должна. Примешь?
– Да. Рассказывай.
Закрываю глаза в попытке унять участившееся сердцебиение и заглушить боль от воспоминаний. Делаю несколько глубоких вдохов через нос и выпускаю воздух тонкой струйкой. Как сказать? С чего начать?
– Начни с того утра, когда я привёз тебя домой.
Видимо, у Артёма дар читать мои мысли. Он накрывает мои пальцы ладонью, а потом переплетает со своими.
– Я сказала родителям, что хочу разорвать помолвку и что люблю другого. Но потом папа… – ещё тяжелый выдох, – у него случился удар. Он схватился за сердце и упал. У него были такие стеклянные пустые глаза. Я думала, что убила его.
Мне не удаётся сдержать слёзы, и они беспрерывно скатываются по щекам и разбиваются он наши сцепленные пальцы.
– Он жив? – подталкивает меня Северов, и я продолжаю рассказ, проглотив вставший в горле ком.
– Да. Но у него было предынфарктное состояние. Любые переживания могли его убить. Я бы не смогла себе этого простить. Как я смогла бы жить дальше, если бы он умер из-за меня? – срываюсь на рыдания и падаю головой на плечо парня.
Он крепко, с силой прижимает меня к себе и без остановки скользит ладонями по спине.
– И чтобы этого не произошло, ты решила порвать со мной и выйти за этого ублюдка! – заканчивает за меня.
– Прости, Тём, но я не могла поступить иначе. Как я смогла бы быть счастлива, если бы папа… У меня не было выбора, понимаешь? Не было! Я хотела, чтобы ты меня ненавидел! Чтобы нашёл другую и жил дальше!
– Блядь, ну что ты за идиотка такая, Настя? Для меня больше нет других. Только ты! Надо было сразу рассказать всё как есть, а не устраивать этот цирк! Я чуть не сдох, когда ты этого урода целовала!
Его голос срывается, и Тёма опускает голову вниз, шумно гоняя воздух. Вижу, как раздуваются крылья его носа. Как тяжело опадает грудная клетка. Как крепко он стискивает кулаки.
Что сказать? Очередное "прости"? Кому от этого станет легче? Как заставить его забыть?
– Если бы ты узнал правду, то не отпустил бы, Артём. И что было бы дальше? Мне бы всё равно пришлось выйти за него. А что потом? Так и продолжать тайно встречаться? Я не хотела заставлять тебя страдать и…
– Ты и так заставила. Три недели в Аду. Я бухал не просыхая, чтобы выбросить тебя из головы. Но нихуя не вышло. Понимаешь, Настя?! Нихуя! Лучше бы я подох в тот день, чем продолжать жить без тебя! – кричит, поднимаясь с кровати, и бьёт кулаком в стену.
До крови кусаю губы, потому что знаю, что что бы я сейчас не сказала, он всё равно не поймёт, почему я приняла такое решение. Оправдывать себя я не собираюсь.
Подхожу и крепко обнимаю Северова, утыкаясь носом в спину. Без слов говорю больше, чем могу с ними. Набираю в лёгкие кислород.
– Тём, я больше не стану просить прощения. Знаю, что это бессмысленно. Мне нет оправданий. Я виновата по всем статьям и заслуживаю твою злость и ненависть. Но хотя бы постарайся понять, почему я так поступила. Какими бы не были мои родители – они семья. Если бы я ушла от Кира и папа умер, то никогда не смогла бы себе этого простить. Мне пришлось бы выйти за него. И что бы мы с тобой делали? Я сбегала бы от мужа и проводила ночи в твоей постели? Сколько бы мы так выдержали, Артём? Было бы только больнее. С каждым днём мне всё сложнее было уходить от тебя. Хотелось остаться навсегда. И я готова была отказаться от всего на свете, лишь бы быть рядом с тобой. Но я бы просто не смогла бы жить с чувством вины за папину смерть. Я люблю тебя. И знаю, что ты тоже. Можешь больше никогда этого не произносить, но твои действия говорят сами за себя. Вчера я была уверена, что больше никогда тебя не увижу. У меня больше не осталось причин жить. С каждым днём я всё больше ненавидела родителей за то, что мне пришлось с тобой расстаться. И себя я тоже ненавидела за ту боль, которую причинила тебе. Когда узнала, что ты отчисляешься из академии, то просто не смогла с этим справиться. Мне уже было всё равно, что будет со мной. Даже если папа… Внутри меня что-то сломалось. Во мне ничего живого не осталось. Все чувства умерли. Даже если бы мы больше никогда не встретились. Если бы вчера ты просто ушёл… Я бы больше никогда не появилась в твоей жизни. Но теперь я готова бороться за нас со всем миром. Я люблю тебя, Артём Северов. Этого у меня никто не смог отнять. И никто не сможет. Люблю тебя, родной. Ты мой мир.
Говорю всё это на одном дыхании. Сердце с такой силой колотит о рёбра, что становится больно. Кислорода катастрофически не хватает. Слёзы продолжают катиться по щекам. Чувствую, как яростно и неровно стучит сердце Артёма под моей щекой. С каким трудом он втягивает воздух. Как напряжено его сильное тело.
Больше ничего не говорю. Я всё сказала, и добавить мне нечего. Пусть или примет, или прогонит. Всё выдержу.
Секунды сменяются минутами, но парень ничего не отвечает и даже не двигается.
– Скажи что-нибудь, Тёма.
Но он продолжает упорно молчать. Мои руки безвольно обвисают вдоль тела. Он никогда не сможет меня простить.
В той же гробовой тишине выхожу из спальни и натягиваю влажную одежду. Не могу сейчас выносить его безмолвие. Лучше бы кричал, проклинал, насмехался, ругал, упрекал и ненавидел, но только не молчал. Обуваю кроссовки и открываю входную дверь. Без него у меня ничего не осталось.
– И куда ты собралась, дурочка? – рычит Север, хватая меня сзади и прижимая спиной к своему телу.
– Не знаю. Но я понимаю, что тебе надо время, чтобы всё обдумать. Если не сможешь простить, то я пойму. Сейчас поеду в академию и попрошу Вику, чтобы пустила к себе на первое время. Если всё же решишь…
– Блядь, да ты совсем, что ли, ебанулась, Миронова?! – кричит, в одно движение поворачивая меня к себе. Глаза в глаза. В его боль. В моих страх. – Ты вообще слышишь, что я тебе говорю?! Твой дом здесь! Я – твой дом! И никогда, блядь, больше не дам тебе уйти! Не отпущу! Твою ж мать, Настя! Я люблю тебя! Я, сука, жить без тебя не могу! После всего я привёз тебя сюда! Не только в свой дом, я тебя в жизнь свою впустил! В самое, блядь, сердце! – бьёт себя кулаком в грудь, туда, где стучит это самое сердце. – Ты здесь! Навсегда здесь! Не смей уходить! Всё равно не отпущу! Ты поняла меня?! Ты, блядь, услышала?!
Открываю рот, но из него вырываются только громкие рыдания. Все силы и решимость разом испаряются, и я падаю на колени. Точнее, упала бы, если бы Артём в этот момент не подхватил меня на руки.
Быстрыми шагами идёт в спальню и опускается на кровать, продолжая прижимать меня к себе всё крепче. Будто боится, что иначе я сбегу. Его трясёт не меньше моего.
– Я никуда не уйду, Тём. – всхлипываю, вцепляясь дрожащими пальцами в его руки.
Северов резко выдыхает и жмёт сильнее.
– Даже если захочешь, всё равно не позволю, Насть. Никуда больше не отпущу. Ты моя! На всю жизнь моя! Слышишь?! Моя!
– Блин, Тёма, ну конечно твоя! Каждый день! Каждую секунду! До последнего вдоха! Я люблю тебя! Люблю! – отвечаю сквозь слёзы.
– И я тебя, маленькая. И я тебя тоже люблю.
Глава 6
Вместе мы построим новый мир.
– Тём, дай телефон. – прошу, отхлебнув глоток крепкого горячего кофе и наслаждаясь напитком. Уже и не помню, когда я с таким удовольствием что-то пила или ела.
– Кому ты собралась звонить?
Его голос звенит от напряжения, а всё тело вытягивается. Раньше я бы начала его дразнить, чтобы немного поиздеваться, но после всего…
– Хочу Вике сказать, что со мной всё в порядке. Она наверняка уже меня похоронила. Надо её успокоить, пока людей на поминки собирать не начала. – смеюсь, глядя на то, как на моё замечание улыбается Артём.
– М-да… Заболоцкая и не на такое способна. – отбивает и со смехом протягивает мне мобильный, на котором уже идёт вызов.
Спустя несколько гудков на том конце слышу удивлённый голос подруги. Только сейчас понимаю, чей номер высветился на её экране. Я не собиралась пока ей говорить, что мы с Тёмой снова вместе, но, видимо, не судьба.
– Северов?! Что случилось?
– Привет, Вик. – отзываюсь сквозь смех.
– А ты кто?
– Что, уже лучшую подругу не узнаёшь? Стоило день на парах не появиться, и ты меня уже забыла?
– Настя?
– А у тебя много лучших подруг?
Бросаю взгляд на Севера и вижу, что и он с трудом сдерживает смех. Его тоже забавляет её замешательство.
– Включи на громкую. – шепчет одними губами, не переставая тянуть лыбу.
Быстро убираю телефон от уха, нажимаю на значок громкой связи и кладу на стол. Парень пересаживается на стул рядом со мной и притягивает ближе, целуя в висок. У меня все мысли разлетаются, когда он так делает. С трудом сосредотачиваюсь на словах подруги.
– Блин, Настя, ты куда опять пропала? Я тебе звоню без конца, но мобилка вне сети! Я уже чего себе только не надумала! Ты в последний раз учёбу пропускала, когда с Северовым рассталась!
Внутри у меня всё обрывается при этих словах. Смотрю на парня, боясь прочитать в его глазах новую порцию боли.
– Всё нормально, малыш. Теперь всё хорошо. Я тебя, родная. – говорит так тихо, чтобы слышала только я.
Накрываю его руку своей и переплетаю пальцы. Касаюсь губами щеки.
– Кто там с тобой, Настя? Я слышала какой-то голос! Где ты и с кем? – продолжает закидывать вопросами. Видимо, она уже и забыла, от кого изначально звонок приняла.
– Вик, не кричи так. – смеюсь, прикрыв рот ладонью, чтобы она не услышала. – Убери телефон от уха и посмотри на экран.
Север прижимает к губам кулак, но я вижу, как дрожит от едва сдерживаемого смеха его грудная клетка.
– В смысле, блин, Северов?! Настя, откуда у тебя его телефон? Что происходит? Где ты?
И тут мы с Тёмой не выдерживаем и начинаем громко хохотать. Ржём так, что животы болеть начинают, пока Заболоцкая что-то вопит в трубку. Как ни стараюсь успокоиться, ничего не выходит. Едва замолкаем, смотрю на любимого, и нас накрывает новый приступ смеха. Напряжение последних недель наконец начало отступать, и я ощущаю себя настолько счастливой, что, кажется, могу взлететь.
– Я её похитил. – рычит в трубку Артём, продолжая посмеиваться. – И если ты хочешь увидеть свою подругу, тебе придётся заплатить выкуп.
Закусываю губы, чтобы снова не расхохотаться.
– Какой ещё выкуп? Что вообще происходит? Объясните уже, в конце концов, с каких пор вы опять вместе!
– Арипову ни слова об этом, иначе Настю ты больше не увидишь. Только по частям. – бомбит голосом серийного убийцы, а я крепче сжимаю зубы и утыкаюсь ему в шею, сдерживая очередной приступ смеха. – И вообще, никому, Заболоцкая.
– Почему?
Блин! Либо до неё плохо доходит, либо она в шоке.
– Я тебе потом всё объясню, Вик. В понедельник встретимся в академии и расскажу. На мобильный не звони. Он дома остался, а я пока не могу туда вернуться. И никому не говори о нас с Артёмом, ок?
– Ок. Но только ответь хотя бы, почему ты домой вернуться не можешь?
Выдыхаю. Видимо, так просто от неё не отделаешься. Знаю, что если отвечу, то она меня вопросами завалит так, что потом не откопаюсь.
– Я разорвала помолвку и ушла из дома. Сейчас живу у Тёмы. И больше ни о чём не спрашивай. В понедельник, Вик.
– Не у Тёмы, Насть, а с Тёмой. Привыкай. – поправляет он.
Киваю головой, давая знать, что поняла, и улыбаюсь.
Как же я его люблю. Самый лучший.
– Ну ты, блин, Настя… Я же до понедельника от любопытства умру.
– Ты выживешь, Заболоцкая. Я в тебя верю. – отрезает Север, сбрасывая вызов.
И опять мы смеёмся до полного изнеможения. Я падаю ему на грудь и медленно дышу в попытке выровнять дыхание. Он тоже долгое время не может успокоиться. Едва немного прихожу в себя, поднимаю голову и заглядываю в бирюзовые глаза. Кладу ладонь ему на щёку, обвожу пальцами скулу, очерчиваю контур губ, заново изучая любимое лицо.
– Я люблю тебя, Тёма. Очень сильно.
– И я тебя, родная… Блядь! Всё ещё сложно. Прости.
– Всё в порядке, любимый. Я понимаю.
Прижимаюсь губами к его рту в лёгком поцелуе. Зарываюсь пальцами в волосы, когда углубляет. Перетаскивает к себе на колени, упираясь возбуждённым членом мне в ягодицы. Всасываю его язык и тихо стону, когда его рука поднимается вверх по бедру.
– Не сейчас, Тём. Нам же в магазин надо. – пищу, продолжая цепляться в его губы.
– Нет, Настя, сейчас – рычит тихо и раздвигает мои ноги, сминая полоску трусов. Одним движением проталкивает внутрь палец. – Ты такая мокрая… Такая горячая, девочка моя. Сама же хочешь… Я чувствую запах твоего желания. Сядь на меня верхом, малыш.
Сталкивает меня с коленей, поворачивает и тут же тащит обратно, вынуждая раздвинуть ноги и "оседлать" его. Горячий подрагивающий член сквозь ткань свободных штанов упирается мне прямо в промежность. Стону и выгибаюсь ему навстречу. Артём рывком стаскивает с меня футболку и прихватывает зубами сосок. До крови вгоняю ногти в его кожу. Он просовывает руку между нашими телами сжимает пальцами набухший клитор.
– Артём… – хрипло рычу, когда снова загоняет в меня пальцы.
– Двигайся, малыш. Давай сама…
И сам кладёт свободную руку мне на задницу и задаёт темп моим движениям. Я цепляюсь в его плечи и начинаю, словно в каком-то забытье, насаживаться на его пальцы. Мои стоны становятся громче. Дыхание сбивается. На коже выступают капли пота.
– Вот так, родная. Не останавливайся, девочка… Быстрее, малыш… Сделай нам обоим хорошо…
Ускоряю темп. Северов и сам начинает двигать рукой навстречу моим сбивчивым движениям. Чувствую, как глубоко входят его фаланги, задевая какие-то чувствительные точки. Вся его рука и штаны мокрые и скользкие от моих соков. Он рычит, прикусывая мочку. Царапает зубами шею и оставляет новый засос. На его коже тоже выступает пот, а дыхание становится рваным.
– Артём… А ты?.. Хочу… Чтобы и тебе… Тоже… Ммм… Так хорошо, Тём… – невпопад выдыхаю набор слов в попытке связать их логическую цепочку.
– Мне тоже, малыш… Только не останавливайся… Не держи себя… Кончай… – хрипит, вынуждая меня откинуться назад, и втягивает в рот твёрдую вершинку соска. – Блядь! Обхвати меня ногами.
Начинаю хныкать, когда вынимает из меня пальцы и тянет мои ноги вверх, пока они не смыкаются на пояснице. Поднимается, поддерживая под ягодицы и, обойдя стол, опускает на твёрдую поверхность. Меня накрывает какое-то чувство неловкости от того, что я лежу на кухонном столе абсолютно голая с раздвинутыми ногами.
Свожу бёдра, но даже не делаю попытки подняться. В каком-то странном предвкушении наблюдаю, как он спускает штаны и кладёт ладони мне на колени, разводя их в стороны.
– Что ты делаешь, Тёма? – пищу, когда он вжимается членом и размазывает смазку по внутренней части моих бёдер и по пунцовой головке.
– Расслабься, Насть. Всё хорошо. Я не сделаю тебе больно. Верь мне.
И я верю. Как и всегда. Несмотря на мандраж в конечностях и электрические заряды под кожей, позволяю ему творить со мной всё, что он захочет. Страха всё так же нет. За рёбрами стучит хоть и быстро, но ровно. Из-под полуопущенных ресниц замечаю, как он делает несколько глубоких вдохов и придвигается ближе. Проводит эрегированным органом по сомкнутым складкам и клитору. Утыкается головкой во вход и слегка давит, пробиваясь внутрь. Стенки влагалища растягиваются, принимая горячую пульсирующую плоть. Цепляюсь пальцами в край стола, когда подаётся вперёд, входя глубже.
– Блядь! Ты такая узкая. Всё хорошо? Не больно?
Выговорить ничего не удаётся, поэтому качаю головой, закусывая до крови губы. Артём подаётся назад, полностью вынимая член, а потом снова входит, прорываясь немного глубже. Мои громкие стоны перерастают в несдержанные крики, когда он начинает пальцами ласкать клитор.
– Ты как, малыш? Боли нет? – сипит, с трудом хватая воздух, и сжимает зубы.
Опять мотаю головой из стороны в сторону, мечтая, чтобы эта сладкая пытка наконец закончилась. Сама подаюсь бёдрами навстречу, когда парень делает очередной выпад.
– Пиздец! Твою мать! – рявкает и, выдёргивая член, кончает мне на живот, лобок и половые губы.
Рвано и громко дышит, придавливая меня своим мокрым от пота телом.
– Что же ты творишь, родная? Я и так, сука, из последних держусь, чтобы тебе больно не сделать. – бомбит мне в ухо, как только дыхание немного выравнивается.
– Я хочу тебя, Тём… Не могу больше ждать… Не хочу, Тём… Пожалуйста, сделай это… – хнычу, делая движение бёдрами.
Даже не смотря на разрядку, его плоть всё ещё в полной боевой готовности. Я так хочу почувствовать его внутри. К тому же я так и не дошла до пика. Возбуждённая до грани, продолжаю тереться об его член, размазывая свои соки и его сперму.
– Блядь, малыш, хватит так делать, пока я не сорвался на хрен! – рычит, делая шаг назад.
Его грудная клетка высоко поднимается и резко опадает, когда он смотрит на меня, лежащую на столе с раздвинутыми ногами, залитую его семенем и возбуждённую до невозможных пределов.
– Пожалуйста, Тём… Мне надо… – хриплю, елозя задницей по деревянной столешнице.
– Блядь, родная, потерпи ещё немного.
Подходит ближе и без предисловий загоняет в моё тело два пальца, начиная не просто двигать ими, а натуральным образом трахать меня. Второй рукой размазывает белую жидкость по моему животу и внутренней части бёдер. Втирает в клитор. Чувствую, как к первым двум пальцам добавляется третий. Движения его рук становятся быстрее и резче. Он вбивает в меня фаланги до самого основания. Щипает и перекатывает между пальцами горошину. Выгибаюсь ему навстречу, не прекращая поднимать и опускать таз. Стону и кричу. Рычу и пропускаю пару матов, когда, наконец, достигаю вершины.
– Посмотри на меня, Настя. Открой глаза. – рубит приказным тоном, и я подчиняюсь.
На короткое мгновение ловлю его почти чёрный взгляд, и веки опадают вниз. До боли сжимаю пальцами столешницу и выгибаюсь всем телом.
– Артём! Да! Тёма!
– Моя ж ты девочка! – хрипит и падает сверху.
Оба дышим так, будто только что марафон пробежали. Наши грудные клетки ударяются друг об друга. Артём разжимает мои пальцы и поднимает руки мне за голову, переплетая со своими. Сердца дробят рёбра, вырываясь на встречу друг другу. Несколько минут мы так и лежим, приходя в себя от этого безумия.
– Я люблю тебя, моя идеальная девочка. Ты лучшая. Самая-самая. Моя, Насть. И, – шумно переводит дыхание, – я не могу больше ждать. Ты с ума меня, блядь, сводишь. То, что ты творишь… Не уверен, что смогу продержаться хотя бы до следующей недели. Сука! Знаю, что ещё рано. Я же не сделал тебе больно, любимая? – всматривается в моё лицо, поднимаясь на локтях.
– Нет, любимый. Совсем немного было больно, когда третий палец добавил. Но недолго. Честно, Тём. А когда член… – замолкаю и утыкаюсь в его плечо.
Понимаю, что для скромности и стеснения не осталось места, но говорить об этом всё ещё сложно.
– Не молчи, Насть. Было больно? – в его интонациях слышится такое беспокойство и страх, что я просто не могу не успокоить его.
Отрываю тяжёлую голову от его груди и смотрю в глаза.
– Нет, Артём. Всё хорошо было. Мне понравилось. И совсем не было больно.
В очередной раз закусываю губу, но взгляд не отвожу.
– Малыш, ты меня без ножа, блядь, режешь. Я даже головку не ввёл до конца. Я не хочу причинять тебе боль.
– Тём, со мной всё хорошо. Я не рассыплюсь. И я не боюсь.
– Когда ты стала такой сильной, моя маленькая? – смеётся хриплым смехом, качая головой.
– Страдания закаляют людей.
– Многих они ломают, малыш. Но в тебе есть сталь. Спасибо.
– За что?
– За то, что не сломалась. А теперь в душ и поехали за продуктами. Иначе, если будем продолжать в том же темпе, то умрём от изнеможения.
Через час я стою у входной двери в огромных спортивных штанах Северова и его футболке. Парень натягивает сверху на меня толстовку. Бросаю быстрый взгляд в зеркало и морщусь. Видок у меня тот ещё. Штанины и рукава закатаны в несколько раз. Вся одежда бесформенным мешком висит. Но спорить даже не начинаю. Артём поставил мне условие: либо я снимаю с себя не досохшую до конца одежду и надеваю его вещи, либо остаюсь дома.
Расставаться с ним я не собираюсь ни на минуту, поэтому и похожа сейчас непонятно на что. Но на самом деле мне пофигу. Пусть все смотрят на меня, как на умалишённую. Знаю, что мой любимый мужчина никогда и никому не даст меня в обиду.
– Готова, Насть?
– Да, Тём.
И шагаю прямо в новую жизнь, держа его за руку.
Глава 7
Я сделаю для неё больше, чем всё
– И какой чёрт меня за язык дёргал, когда я предложил тебе сразу всё необходимое купить? – бурчу, выходя из очередного магазина со шмотками.
Моя девочка смеётся, опуская голову мне плечо. Прижимаю крепче. Мы уже несколько часов таскаемся по торговому центру, а я ни на секунду не перестаю её касаться. Только когда в раздевалки заходит. И то, как помешанный себя веду, не отводя взгляда от примерочной кабинки. Стоит ей оттуда выйти, сразу к себе жму. То пальцами сплетаемся. То по-хозяйски держу лапу на её талии. То и дело зарываюсь лицом в её волосы, точь-в-точь как та маньячина, таскаю по лёгким её аромат. То целую в шею, на которой и без того места живого не осталось после моих голодных ласк. Она у неё и так вся в сине-красных засосах. Оторвался, так оторвался. Везде свои следы оставил. Особенно на груди и шее. Хочу, чтобы каждая сука знала, что эта девочка занята. Мной занята. Моя. Я её не только своим запахом, но и спермой пометил.
Блядь, как вспомню её, разложенную на кухонном столе с раздвинутыми ногами. Как соки вытекали из её дырочки, стекали по бёдрам и ягодицам. Розовые лепестки и блестящую от желания жемчужину её клитора. Сука, откуда во мне эти поэтические настроения? Даже в мыслях не могу вещи своими именами называть. Моя идеальная девочка во всём особенная.
Член дёргается в штанах при этих воспоминаниях. Её стоны и крики. Затуманенные глаза с расширенными зрачками во время оргазма.
– Тём, – шелестит мне в ухо, вставая на носочки, – не знаю, о чём ты там так усиленно думаешь, но твои мысли уже в штанах встали и скоро будут заметны для всех окружающих.
– Твою мать!
Ведьма смеётся и якобы случайно рукой задевает мою эрекцию, проходясь лёгкими касаниями пальцев.
– Настя! – рычу и наступаю на неё, пока не прижимаю к стене, не оставляя путей отхода.
Блядь, я прекрасно помню, где мы находимся, но всё равно набрасываюсь на её рот. Лижу и ласкаю губами. Сжимаю ладонями ягодицы и втискиваю в свои "мысли".
Всё ещё охуеваю от осознания того, что нам больше не придётся прятаться. До сих пор помню, как тогда в суши баре Миронова постоянно боялась, тряслась и оглядываясь по сторонам, опасаясь случайных свидетелей. А сейчас мы спокойно гуляем по самому большому и популярному ТРЦ в нашем городе. И есть нихреновый такой шанс нарваться на знакомых, но нам обоим так-то похую. Друг от друга вообще не отлипаем. Моя девочка тоже постоянно льнёт ко мне и целует при каждом удачном случае. Тащусь и кайфую от этого.
Шарю языком по её ротовой полости, но Настя подгибает и прячет свой от меня.
– Дай сюда язык! – рычу, прикусывая её губы.
– У-у…
Мотает головой и, пользуясь моментом, сжимает зубы.
– Настя! – срываюсь на звериное рычание.
Этот стояк меня убивает.
– Артём, ты вообще помнишь, где мы находимся? Здесь толпы людей ходят.
Вырывается из моего захвата и со смехом залетает в ближайший магазин. Смотрю, куда она вбежала и хищно улыбаюсь. Это, конечно, не секс-шоп, но здесь я тоже планирую оторваться по полной.
Мы уже и так ни один десяток магазов обошли. Четыре раза сумки в тачку относили. Весь багажник и заднее сидение уже забили. Настя вечно рвётся сама за себя заплатить, но не позволяю. Едва карту к терминалу тянет, хватаю на руки и оттаскиваю подальше. Везде сам за неё плачу. Обещал же, что будет у неё больше, чем раньше. Бабла хватает. Да и мне в кайф ей шмотки покупать. Только коробок с обувью штук десять нагребли. Я, блядь, весь мир к её ногам положить готов.
Растягиваю рот в оскале и следом за малышкой вхожу в магазин нижнего белья. Шарю глазами по манекенам и вешалкам, прикидывая, что и как будет смотреться на моей девочке.
Что я там говорил: будет в моих футболках по квартире ходить? Есть идея получше.
Цепляю пару коротких, едва прикрывающих задницу шёлковых халатов и бросаю в корзину. Туда же отправляются четыре полупрозрачные ночнушки, типо той, в которой Миронова тогда перед камерой танцевала. Только эти совсем открытые, оставляющие мало места для воображения. Спать в них я Насте не дам. В нашей постели никаких лишних тряпок не будет. Но вот…
Блядь, как вспомню её танец и как дрочить на неё стал. Член сразу принимает боевую стойку. Хочу, чтобы она снова это сделала. Только теперь в живую. Сука, буду смотреть, как она двигается и…
Снимаю с вешалки красный, почти прозрачный пеньюар и глубоким вырезом. Перед глазами сразу встаёт картина, как моя девочка в этом самом пеньюаре седлает меня и скачет сверху. Как откидывает назад голову, подставляя шею моим жадным поцелуям.
– Северов, хватит уже мечтать! – шипит Настя, вырастая, блядь, из ниоткуда. – Уже все консультантки на твой стояк пялятся!
Хватаю за талию и жму к себе. Накрываю её рот своими голодными губами.
По херу. Пусть смотрят.
– Ревнуешь, малыш? – хриплю, проходясь языком по её шее и оставляя влажную дорожку из своей слюны.
– А тебе это нравится?
– Что именно? Что ты ревнуешь? Или что они смотрят?
Смеюсь, когда её лицо покрывается красными пятнами. Обожаю её дразнить.
– Пошёл ты, Северов! – рычит и вырывается.
Не отпускаю. Никогда больше отпущу. Целую долго и жадно, пока Настя не перестаёт сопротивляться.
– Я ТЕБЯ люблю, маленькая. Слышишь? Похуй на других. Для меня их не существует. Только ты, Насть, и никого больше. Веришь?
– Верю, Тём. Но, может, хватит меня тискать? Мы не одни.
Через неимоверные усилия себя протаскиваю, чтобы объятия разомкнуть. Но всё равно к боку прижимаю. Ни на секунду отойти не даю.
– Артём, пошли уже отсюда. У меня и так трусов уже больше, чем волос на голове. На нас как на идиотов смотрят.
– Ну и хер с ними, малыш. Пусть смотрят. – отбиваю, бросая в корзину очередной комплект белья.
Их и так там уже, наверное, десятка три набралось всех цветов радуги. Настя всего пару скромных лифонов и несколько трусов взяла. А я, как и собирался, отрываюсь от души. Хватаю всё кружевное. Даже представлять себе сейчас боюсь свою идеальную девочку во всём этом. Цепляю пару чулок.
И всё же представляю. Рассыпанные по подушке длинные золотые волосы. Влажные приоткрытые губы. На ней ничего нет, кроме пары чёрных чулок.
Так, стоп, Север, тормози!
– Я серьёзно, хватит уже. – рычит и тащит меня в сторону кассы.
– Всё-всё, маленькая, заканчиваю. Сейчас только ещё тот кожаный с заклёпками возьму. А, и этот, с дыркой на трусах.
– Если ты это возьмёшь, Северов, то тебе самому их носить придётся. Уверена, в коже ты будешь выглядеть ничего. А тот с дыркой… Как раз член туда засовывать будешь для удобства. – шипит и вылетает из магазина.
Слежу за ней глазами, чтобы далеко не ушла. Миронова останавливается возле ограждения и смотрит вниз. Облегчённо выдыхаю и продолжаю пялиться на её задницу, затянутую чёрными кожаными штанами. Выглядит она сейчас просто охуенно. Чувствую, как во рту слюна собирается и, тяжело сглатывая, отвожу взгляд.
Не сейчас, Север, тормозь, иначе до дома мы не доберёмся.
Иду к кассе и вываливаю гору шмоток.
– Это всё? – выпучивает глаза кассирша, оглядывая всё эту кучу.
Рывком смотрю на Настю. Она всё так же стоит, сложив руки на периллах.
– Почти. Пробивайте пока.
Размашистым шагом возвращаюсь к витрине и, найдя нужный размер, цепляю тот самый кожаный комплект. Зачем-то представляю, как Настя заставляет меня натягивать его на себя, и едва сдерживаюсь, чтобы не заржать. Эта зараза зеленоглазая на многое способна.
– Теперь всё. – докидываю бельё во внушительную гору.
Выхожу из магазина и обнимаю любимую за талию, смыкая пальцы на животе. Опускаю подборок ей на плечо и целую в шею.
– Обиделась, малыш?
– Зачем всё это, Тёма? – бросает короткий взгляд на три пакета в моих руках. – Мне жизни не хватит, чтобы всё это переносить. И денег ты и так уже дофига потратил. К тому же, я не стану ходить в том, что ты там нагрёб!
– А если я попрошу? – вбиваю ей в ухо, проходясь языком по раковине. Всасываю в рот мочку и лижу, пока малышка не откидывает голову мне на грудь, заглядывая в глаза. – Ради меня наденешь, Насть?
– Ну что ты за человек такой, Северов?
– По уши влюблённый в свою охуительно-сексуальную девочку? – хриплю и накрываю её рот своим.
Встречает без сопротивления и жадно отвечает.
Пиздец, представляю, как эта картина выглядит со стороны. Мы стоим с Мироновой у стеклянной перегородки на шестом этаже ТРЦ и целуемся в этой откровенной позе. Соприкасаемся во всех возможных местах. Мой член жмётся в затянутую в кожу задницу. Одну руку оставляю на плоском животе, а вторую кладу на её горло, не позволяя разорвать контакт.
Бля, знала бы она, насколько мне сейчас хочется оказаться дома и в таком же виде перейти в горизонтальную плоскость. Только уже без шмотья. Её сердце колотится с такой силой, что отдаётся вибрацией по моим рёбрам. Дыхание срывается двусторонне, когда наконец прекращаю её целовать.
– Ну так наденешь для меня?
Прижимаюсь губами к впадинке за ушком и торчу, когда по её коже разлетаются мурахи, а всё тело будто током прошивает. Чувствительная точка, значит. Понял. Записал.
– Я подумаю над твоим предложением, если ещё поцелуешь.
– Ведьма! – рычу и всё равно беру в плен её губы.
– Тебе ещё что-то из шмоток надо или пойдём перекусим? – спрашиваю спустя ни хреново так времени, когда наконец вынуждаю себя оторваться от неё и сделать пару шагов назад.
Блядь, я точно маньяк.
– Ты и так уже столько всего набрал, что придётся ещё один шкаф покупать. – отбивает и топит ту самую улыбку с ямочками.
Сжимаю руки в кулаки и вынуждаю себя оставаться на месте. Её губы уже и без того краснючие, распухшие и все в мелких царапинах от моих зубов.
– Значит, идём за шкафом?
– Нет, Артём, – смеётся и топает в сторону фудкорта, – мы идём есть! Я скоро с голода умру. Уже и так ноги еле волочу.
Отзываюсь на её замечание хриплым смехом и, подхватив на руки, несу сторону кафех.
– Поставь меня, Север! Я сама могу идти! – рычит и кусает меня за шею.
– Харе кусаться, стерва!
– Так я ещё и стерва?! – пищит от возмущения и тянет брови вверх.
– Ещё какая! – подтверждаю свои слова уверенным кивком.
– Ну, раз так…
– Что?
– Ничего!
– Говори, Настя! – шиплю, опуская её на ноги, достигнув фудкорта.
Моя девочка складывает руки на груди и поджимает губы. А потом растягивает их в какой-то хищной усмешке и выдаёт:
– Я там один пеньюар взяла. Хотела, как тогда перед камерой для тебя станцевать. Но раз уж я стерва…
Чего, блядь? Она мои мысли, что ли, сканирует? Сука, об этом же в магазе думал как раз, а эта ведьма…
Миронова отворачивается и, виляя задницей, идёт к какому-то ларьку с фастфудом. Знаю, что она это сейчас специально делает. Дразнит зараза. Помню же, как она двигаться умеет: плавно и эротично.
До скрежета стискиваю челюсти и на мгновение прикладываю руку к паху. Вот же су… Нет, даже думать так о ней не могу. Ведьма она! Настоящая зеленоглазая ведьма!
Широкими шагами иду за ней, когда она что-то там выбирает на терминале, и дёргаю на себя, с силой вжимаясь членом. Рычу, как дикий зверь, когда она издаёт тихий протяжный стон и закусывает губы.
Тоже хочет…
– Ты же это несерьёзно, малыш? Всё равно ведь станцуешь, да? – бомблю ей в ухо хриплыми интонациями и разворачиваю к себе, глядя в глаза. – Пожалуйста, любимая. Сделай это.
Блядь, скулю и пляшу на задних лапах, как голодный щенок, перед которым куском мяса маячат. Вроде и так знаю, что не откажет, но для чего-то виляю хвостом.
– Ну я же стерва, Артём. Или ты уже забыл?
Проводит кончиком языка по губам и растягивает их в улыбке.
– Блядь, и что я должен тебе сейчас ответить? Ты же сама меня намеренно заводишь!
– Скажи, что любишь, Тём.
– Бля, ну конечно люблю, родная.
С парковки ТРЦ выезжаем уже затемно. Пару часов просидели за столиком, потягивая напитки и ведя ничего не значащие разговоры. И так до хуя уже наружу вытащили, нужен перерыв. Я давно не чувствовал себя настолько охрененно, как сегодня. Даже до нашего расставания.
Сильнее стискиваю кожаную оплётку руля. Всё ещё больно. Знаю, что эта херня никуда не исчезнет. Это, блядь, просто нереально забыть. С этим можно только жить. И мы живём. На полную катушку. Целуемся и обнимаемся при каждом удобном случае. Смеёмся и спорим. Переплетаем пальцы и учимся жить заново. Вместе. Без запретов и рамок. Без Настиных предков и этого ублюдка Должанского. Нам больше не надо прятаться и расставаться. Моя девочка теперь рядом, а остальное я вытяну.
Ещё около часа проводим в супермаркете. Пока Миронова нагребает всякие там шампуни, кремы и прочую женскую белиберду, беру на себя продукты. Помимо стандартного набора из мяса, рыбы, овощей, хлеба, колбасы, сыра и бакалеи, закидываю в тачанку какие-то йогурты, творожки, сладкие сырки, фрукты и несколько видов конфет и пирожных. Раньше в моём доме никогда не было всей этой хренотени, но пора привыкать, что я теперь ни один живу, а с моей девочкой. Ловлю себя на мысли, что даже не знаю, какой кофе она любит. Я-то чёрный пью, но вот Настя… Может, она с молоком предпочитает? Закидываю в тележку его и пачку сливок. Всё для любимой.
Встречаемся с ней уже на кассе. Очередь растягивается едва ли не на десять метров. Подхожу к моей девочке и сразу притягиваю к себе. Зарываюсь лицом в волосы и вдыхаю её аромат. Да, я конченный нарик, и мне срочно нужна доза.
Она теперь иначе пахнет. Мной и чем-то ещё, чем только любимая девушка может.
Разгоняю яд по венам, когда прижимаюсь к губам. Сколько времени я её уже не целовал? Блядь, я не просто маньяк, а стопроцентный шизик, если и часа без неё протянуть не могу. Больной на всю голову.
Проталкиваюсь к ней в ротовую полость и жадно шарю языком. Сплетаемся, но ненадолго. Настя упирается ладонями в плечи, а потом оглядывается по сторонам, краснеет, опускает голову мне на грудь и закрывает глаза. Обвожу глазами пространство и понимаю почему.
На нас весь магазин таращится, как на каких-то дикарей. Видимо, для моей малышки это уже чересчур. И пусть за дверью квартиры у нас нет запретов, но к постоянным зажиманиям на людях она явно ещё не привыкла.
Одной рукой крепче обнимаю свою девочку за плечи, а второй толкаю тележку, медленно продвигаясь по ползущей со скоростью улитки очереди. Раньше все эти ожидания бесили меня до зубного скрежета, но сейчас вообще насрать. Готов хоть всю жизнь так стоять, прижимая её к себе. Наконец, добираемся до ленты и выгружаем покупки.
– Артём, зачем ты столько всего набрал? Мы вдвоём живём или ты где-то десяток любовниц прячешь? – смеётся, оглядывая гору продуктов.
– Не десяток, а всего одну. – рычу в ответ и коротко целую. – Я не знал, что ты любишь, малыш. Поэтому и взял всего понемногу.
– Мог бы у меня спросить.
– И где бы я тебя искал? Позвонить я тебе тоже не могу. Кстати, сейчас заедем за телефоном.
– Не надо, Тёма. Я собираюсь свой из дома забрать. Завтра хочу съездить.
Выдыхаю и медленно тяну кислород через нос, сжимая кулаки. На хрена ей туда возвращаться?
– Насть, оставь его там. Я тебе новый куплю. Если надо, симку восстановим. На остальное по херу.
– Мне не только за телефоном съездить надо. За конспектами, документами и, – закрывает глаза и тяжело вздыхает, – твоей футболкой.
Она точно ненормальная, что ли? Возвращаться к ним ради тряпки и куска железа?
– Малыш, я уже обещал тебе, что все футболки отдам. Мобилу купим. Конспекты у Тохи и Заболоцкой возьмём. Документы новые сделаем. Не надо тебе туда ехать.
– Нет, Артём, я должна. Помимо конспектов у меня все учебные материалы за два года остались. К тому же телефон – это твой подарок. А футболка… Она очень дорога мне. Понимаешь? Я только своё заберу и всё.
– Настя…
Договорить она мне не даёт. Прикладывает пальцы ко рту и заглядывает в глаза.
– Тём, я знаю, о чём ты сейчас думаешь. И понимаю, что тебе это не нравится. Но я должна поехать. Да, мне страшно. Я боюсь, что с папой что-то случилось. Что если он… Но мне придётся вернуться. Эти вещи много для меня значат.
– Блядь, маленькая, что если они не отпустят тебя? Ты же понимаешь, что тебе придётся столкнуться с предками? И что тогда?
Сильнее сжимаю её тело, а самого конкретно так коноёбит. Опускаю веки и с трудом вентилирую воздух. Как я должен её отпускать к ним? Если ей так нужна вся эта фигня, то сам поеду, но свою девочку не пущу.
– Я знаю, Тёма. Но…
– Завтра сам съезжу. Расскажешь, что где лежит, и я всё привезу.
– И как ты себе это представляешь? Постучишь в дверь и скажешь, что за моими вещами пришёл? Да они тебя и на порог не пустят. Или через окно залезешь? А если папино сердце не выдержало? Что если он умер?
Миронова отводит взгляд и тихо всхлипывает. Понимаю, насколько ей тяжело не только эти слова даются, но и осознание, что она может стать причиной его смерти. Если раньше даже думать себе об этом не позволяла, то сейчас вынуждена столкнуться с реальностью, какой бы хреновой та не была.
Сильнее стискиваю любимую в объятиях и касаюсь губами макушки. Не позволю ей протаскивать себя через это дерьмо. На себя всё возьму.
– Значит, вместе поедем, родная. Я рядом буду. Одну всё равно не отпущу. И если с твоим стариком что-то случилось или случится… В этом нет твоей вины. Ты же понимаешь, что ты ни в чём не виновата, маленькая?
Кладу ладони на её лицо и цепляю глазами. На ресницах слёзы. На щеках мокрые дорожки.
– Нет, Артём, виновата, но теперь я смогу с этим жить. С тобой я всё смогу. Со всем справлюсь. Что бы ни случилось, я больше никогда не сдамся.
– Я люблю тебя, девочка моя.
Ещё утром я даже, блядь, силой не мог вырвать из себя эти слова. Но стоило один раз сказать, теперь не могу остановиться.
Долго не мог вдуплить, почему она сразу про отца не сказала, а решила разорвать со мной отношения, но потом дошло. Настя права: я бы не отпустил её. И какие тогда варианты? Заявиться к ней домой и не оставить выбора? Самому её батю прикончить? Чтобы она потом всю жизнь чувствовала вину за его смерть? Или позволить выйти замуж за этого уёбка и продолжать тайно встречаться? Чтобы из его койки в мою скакала? Даже если бы сама ему добровольно не отдавалась…
Крепче стискиваю челюсти и на несколько секунд закрываю глаза, выравнивая дыхание. Даже думать об этом не стану. Нельзя. Иначе я его убью на хрен.
Нет, я бы не смог сделать из неё шлюху. Это же моя идеальная девочка. Моя Настя. Знаю, что нас обоих от этого на куски растаскивало бы. И как бы я её отпускал к нему?
– С вас восемь тысяч четыреста двадцать семь рублей.
Открываю глаза и тянусь за портмоне, но Миронова уже прикладывает карту и расплачивается, а потом поворачивается ко мне и улыбается. На щеках появляются мозговъебательные ямочки, а глаза горят так ярко, что я топлю в себе всю свою грёбанную гордость. Если ей так надо хоть где-то заплатить, то пусть. Главное, чтобы улыбалась.
Грузим пакеты в тележку и идём к Гелику. Покупки приходится натуральным образом впихивать в тачку, потому что весь багажник её шмотками забит. Когда, наконец, нам это удаётся, открываю пассажирскую дверь и подаю Насте руку. Обхожу капот, запрыгиваю на место водителя и выруливаю с парковки.
– Насть…
– Что?
Выдыхаю.
Блядь, мне срочно нужен никотин. За весь день всего пару сигарет удалось перехватить. Никогда при ней не закуриваю, но сейчас ни херово так меня мотает. Как представлю, что она туда вернётся… Выть, сука, охота. Может, я и эгоистичная скотина, но вообще не против, чтобы её старик коньки отбросил. После всего, через что предки заставили пройти мою девочку, я сам их прикончить готов. Только бы ей не пришлось больше никогда с ними разговаривать и выслушивать их упрёки. Никогда снова она не станет из-за них плакать. Не позволю.
– Тём, – шелестит, когда я слишком долго молчу, – что случилось?
Кладёт ладонь на мою руку и всматривается в лицо в попытке считать мои мысли.
– Уверена, что хочешь туда вернуться? Ты же понимаешь, что разговора не избежать? Что они сделают всё возможное, чтобы не отпускать тебя?
– Понимаю. Но ты же будешь рядом, а значит, смогу через это пройти. Я люблю тебя, Тёма.
– Я тоже тебя люблю, родная. Ни на секунду не оставлю. Если придётся, Насть, я тебя силой увезу.
– Не придётся, Артём. Я не останусь там. Даже если с папой случилось непоправимое, не дам себя сломать. Я вернусь домой. К тебе. Ты – мой дом, Северов. Сам говорил. Помнишь? А я всегда буду возвращаться домой.
Глава 8
Теперь только вперёд
– Артём, ну дай я хоть что-то сделаю. Давай мясо пожарю или овощи нарежу.
– Мясо – это мужская работа. И как ты собираешься нож держать, если у тебя все руки в бинтах?
Смотрю на свою девочку и устало потираю переносицу. Она уже минут сорок маячит за спиной и требует, чтобы я дал ей хоть что-то приготовить.
На ней снова моя футболка. Халаты, которые я ей купил, таскать категорически отказалась. Да и вряд ли мне было до готовки, если бы она тут задницей светила.
Кидаю стейки на сковороду и тащу малышку к себе. Лишнего не позволяю, но всё же прохожусь губами по щеке, скуле и подбородку. Лапы исключительно на рёбрах держу. С того момента, как в хату вошли, безостановочно челюсти и кулаки сжимаю, чтобы в спальню её не утащить. Или не усадить на стол. Или в душ отправиться вместе. Для этого у нас впереди ещё целая ночь. А сейчас надо пожрать приготовить.
– Малыш, просто отдыхай, ладно? Последние недели нам обоим дались пиздец как сложно.
– В том-то и дело, Тём, что обоим, а ты всё сам делаешь. Может, готовить я и не умею, но хоть чем-то могу тебе помочь.
– Насть, просто будь рядом и всё. У нас ещё будет достаточно времени. Я помню, что обещал научить тебя готовить, но давай не сегодня, родная. Ок?
– Окей. – качает головой и выдыхает. – Но тогда поцелуй меня. Ты слишком долго этого не делал.
Блядь, реально долго. Уже часа полтора к ней не прикасался. Боюсь сорваться на хрен, если хоть немного самоконтроль ослаблю. Всего один поцелуй. Ну какой от него вред?
Сука, всё же не выходит сдержаться, когда её губ касаюсь. Не собирался я этого делать, но врываюсь в сладкий рот моей малышки. Всасываю нижнюю губу, пока Миронова стонать не начинает. Своим языком по её прохожусь, сплетаемся. Мой глубже всасывает, а пальцами под край футболки пробирается и слегка царапает спину, оставляя длинные красные полосы. По коже мурахи бегут, когда языком по шее скользит, прикусывает, а потом втягивает кожу, оставляя засос.
Свою метку ставит.
Принимаю. Сам хочу, чтобы все знали, что я теперь занят, как и моя девочка.
Впиваюсь пальцами в её тело. Задираю футболку и сжимаю задницу, затянутую в чёрное кружево. Блядь, хочу, чтобы кроме этих трусов на ней вообще ни черта больше не было.
Раз за разом вжимаюсь членом в её плоский живот. Хватаю за ягодицы и тащу вверх, пока не сцепляет ноги на пояснице. Толкаюсь эрекцией между бёдер, даже сквозь штаны ощущая, какая она горячая и мокрая.
Сука, я точно не сдержусь.
Делаю ещё несколько поступательных движений и кусаю за горло. Настя хватается за мои плечи, до крови царапая кожу.
– Тёма…жаренным…пахнет. – хрипит мне в ухо и облизывает ушную раковину.
Новая порция дрожи, когда делает так.
– Ещё как, блядь, пахнет. – рычу и оставляю новый засос на шее.
– Нет… Артём… мясо…горит…
– Ёбаный рот!
В одно движение опускаю малышку на пол и мчу к плите спасать наш ужин. Настя слегка покачивается на ватных ногах и хватается за спинку стула, чтобы не упасть.
– Всё хорошо, малыш? – спрашиваю и переворачиваю стейки, бросив на неё быстрый взгляд.
Слегка подгорели по краям, но не критично. Ещё бы немного и пиздец им настал бы.
Бля, это же всего лишь один поцелуй. Ну какого хрена я не могу тормознуть, стоит только прикоснуться к моей идеальной девочке?
– Относительно. – рычит и мнётся с ноги на ногу.
Замечаю влажные блестящие дорожки на внутренней стороне её бёдер. Как дрожат ресницы. Приоткрытые, мокрые от моей слюны губы, через которые она упорно проталкивает воздух. Тяжело вздымающуюся и резко опадающую грудную клетку. Подрагивающие пальцы.
Пиздец, как я её хочу. Прямо сейчас. Разложить на столе, как утром и довести начатое до конца.
Миронова сама едва держится. Вижу, какое желание в её зрачках отражается. Чувствую терпкий запах её возбуждения.
Рычу и запускаю руку в трусы, сжимая пальцы на напряжённом до боли члене. Несколько раз передёргиваю и снова рычу, когда кончаю.
Какого хрена я вообще творю?
В мокрых боксерах вообще не по кайфу. Да и любимой разрядка нужна. Но сейчас мне, сука, надо дожарить эти долбанные стейки.
– Иди ко мне, родная. – сиплю, прикрыв глаза, и тяну к ней руку.
Она тут же вжимается мне в бок и обнимает.
– Извини, маленькая, снова не смог сдержаться.
Кладу ладонь на её талию и притискиваю ближе, второй рукой переворачивая мясо.
– Всё нормально, Артём. Я сама попросила. – обжигает горячим и до сих пор сбивчивым дыханием.
Опускаю руку ниже и ныряю пальцами под резинку кружева. Обвожу и растираю клитор, пока Настя не начинает тихо постанывать и извиваться. Глаз от сковородки даже не отвожу, сосредотачиваясь на готовке. Если хоть на секунду её увижу, тут же наброшусь. И без того её хриплые стоны и рваные выдохи чердак дробят. Знаю же, что не лучшая идея ей в трусы лезть и мясом заниматься, но не могу, блядь, позволить ей сейчас мучаться от неутолённого желания. Кружу подушечками по её жемчужине, наращивая темп. Малышка цепляется ногтями мне в запястье, когда ползу ниже и подбираюсь ко входу.
– Тише, любимая. Расслабься. Я просто сделаю тебе хорошо. Впусти меня. – хриплю, целуя за ухом.
Настя вся покрывается мурахами и дрожит сильнее от этого касания.
Бля, как я от неё тащусь.
Вхожу в неё двумя пальцами и трахаю, пока не слышу её тихого вскрика, а руку не заливает жар её оргазма. Любимая обмякает в моих руках и сползает вниз как подкошенная. Быстро перехватываю, не позволяя упасть.
– Всё, девочка моя. Всё хорошо. Я тебя люблю, малыш.
Вжимаюсь губами в её макушку и таскаю в себя её запах. Зарываюсь лицом в волосы на несколько секунд и сосредотачиваюсь на ужине, продолжая прижимать мягкое тело к боку.
– Я тоже тебя люблю, Тёма. Но больше не… делай так.
– Как не делать, Насть?
– Так!
Смеюсь и прикасаюсь своей щекой к её. Быстро целую и слегка отталкиваю.
– Сходи пока в душ, а я наконец закончу с едой. Иначе ужина нам сегодня не видать.
Миронова коротко кивает и шаткой походкой выходит из кухни. Только когда слышу шум воды, могу спокойно выдохнуть. Мотор всё ещё долбит по рёбрам. Выровнять дыхание не удаётся ещё какое-то время. Член опять в полной боевой готовности.
Да вашу ж мать! Сколько можно?! Как долго мы с моей девочкой ещё протянем в таком ритме? Что я за животное, если не могу просто поцеловать её без задних мыслей? Хочу её просто, блядь, до безумия. До полной отключки мозгов. Только членом думать и выходит, едва Миронова рядом появляется.
Дожариваю многострадальное мясо и накрываю на стол. Настя уже около получаса в ванне торчит.
– Малыш, ты долго ещё?
Дёргаю дверь, но она заперта. Я этот хренов замок к чертям сорву, чтобы не запиралась больше. Настя ничего не отвечает, и я тут же напрягаюсь.
– Настя! – ору и молочу кулаками по двери. – Блядь, ты там живая вообще?
– Живая! – раздаётся из душа её смех. – Дай мне ещё десять минут!
– И ни секундой больше!
Девушка опять смеётся и соглашается. Иду в спальню и переодеваюсь. Не по кайфу так-то в мокрых трусах и штанах ходить.
Все мышцы вытягиваются, а нервы на разрыв, когда хлопает входная дверь.
Какого хрена? Она ушла, что ли?
Вылетаю в коридор и сталкиваюсь лоб в лоб с Тохой.
Сука, я и забыл о том, что он завёл себе бесящую привычку таскаться ко мне на регулярной основе.
– Ну нихуя ж себе, Север! Свет, жратвой пахнет, и ты не в говно. Наконец забил хер на эту шлю…
– Ебальник завали, Тоха! – рычу, понимая, что если он сейчас назовёт так мою девочку, я его по стене размажу.
Знаю, что держаться надо. Он три недели вместе со мной дерьмо жрал. До кровати таскал, когда я в синие сопли ухуяривался. И не впервой по кускам меня собирает. Нельзя сейчас на него набрасываться, иначе херни конкретной натворю. Кулаки до хруста жму. Челюсти стискиваю так, что зубы сводит. На скулах желваки ходят.
Блядь, не хотел же, чтобы он сейчас о нас узнал. Думал, хоть пару дней урву, пока на учёбу с Настей не вернёмся. Но хер-то там.
– Расслабься, Тёмыч! Ты чего сразу на рога? После всего, через что она тебя протащила, ещё и вступаешься за эту тварь?
– Захлопнись, Арипов. Я серьёзно. – голос не повышаю, но в интонациях сталь.
Нет бы ему меня послушать, но друг не затыкается. Всё это время молчал ведь, а сегодня его вдруг понесло. Видимо, до хера в себе топил, потому что смысла меня вразумлять не было.
– Блядь, Север, ты чего творишь? Она тебя на части разорвала! Сердце, блядь, вырвала! Наизнанку вывернула! Забудь уже о ней и иди дальше! Ты же не дебил и сам понимаешь, что нихуя у вас уже не будет! До её свадьбы меньше недели осталось!
– Пиво будешь? – отбиваю и иду на кухню.
Успокойся, Север. Надо без лишних эмоций перетереть. – говорю мысленно сам с собой.
Открываю холодильник и цепляю две бутылки холодного. Не собирался я сегодня пить, не судьба видать.
Может, стоит Настю предупредить, что Арипов здесь?
Бросаю быстрый взгляд в сторону ванной.
– Долго ты его греть будешь? – режет друг и забирает пиво.
Открывает обе бутылки и одну протягивает мне. Из своей несколько больших глотков делает. Прикладываю горлышко к губам, но только пригубляю. Трезвые мозги сейчас нужны.
Антон падает задницей на стул и с интересом косится на накрытый стол. Паркуюсь напротив и открываю рот.
– Тёмыч, это ты меня так встречаешь или кого другого ждёшь? – рубит и тянет к себе тарелку со стейком.
– Никого не жду. Она уже здесь.
Выдыхаю и медленно тяну новую порцию кислорода, чтобы не выдать лишнего. Миронова и без того сейчас появится, и тогда беды не избежать. Приятель язык за зубами держать не станет. Помнит же, насколько мне хуёво было, когда любимая ушла. Лучше на живую резать.
– Она? – тянет вверх брови и выпучивает глаза. – Кто она, Север? Стоило тебя на пару дней без присмотра оставить, как ты уже цепанул кого-то? Блядь ну наконец ты в себя пришёл. Надеюсь, хоть красотку, а не лишь бы было кого трахать?
– Угу… – всё, что выдавливаю. Прочищаю горло. – Красотка. Ещё какая.
– Вот только пара вопросов, дружище, есть. Ты с каких пор на хату свою баб таскаешь и ужином кормишь? Надеюсь, не совсем головой ёбнулся после того, как Миронова тебя разорвала? Ты же не собираешься с какой-то одноразкой в любовь играть, только чтобы её из башки вытрясти?
– Тох, слушай это…
– Тём, надеюсь ужин готов, а то я сейчас с голоду умру! – смеётся моя девочка, вырастая в дверном проёме.
Рано. Рано, блядь. Вот теперь точно начнётся пиздец.
– Арипов?! – округляет глаза Настя и тянет вниз, сука, голубой шёлковый халат, который я сегодня ей купил.
– Миронова?! – выпучивает глазные яблоки друг. – Какого хуя, Север?! Ты что, блядь, творишь?! Что она здесь делает?! – орёт, поворачиваясь ко мне.
Моя малышка всё так же стоит в дверях в тряпке, которая даже треугольник ярко-синих, почти прозрачных трусов не прикрывает. Антон бомбит вопросами, бегая глазами с меня на неё и обратно. А потом делает то, из-за чего я срываюсь с места, хватаю его за грудки и подрываю со стула.
– Ещё раз станешь на неё пялиться, и я тебе глазницы в мозг впечатаю! – брызжу слюной в лицо приятеля.
Нихуя с собой поделать не могу. Я помешанный на этой девушке маньяк и конченный собственник. Даже смотреть на неё другим не позволю. А тем более лапать глазами. От ничем не прикрытых ног до виднеющейся в вырезе груди и покрытой моими засосами шеи.
– Отпусти, Север, блядь! Тормози на хер!
– Артём, успокойся! – моя девочка подлетает к нам и цепляется в мои пальцы в попытке их разжать. – Тёма, хватит! Прекрати!
– Настя, – рычу сквозь зубы и бросаю на неё короткий взгляд, но футболку Арипова всё же отпускаю, – переоденься. Сейчас же.
Она следит за моим взглядом, потом взвизгивает и молнией вылетает из кухни.
Блядь, вот и надо было ей этот халат прямо сейчас напялить? Да ещё и ужинать в таком виде явиться. Знает же, чем это закончится. Или намеренно меня дразнит?
Делаю несколько глубоких вдохов-выдохов, опустив веки. Душу в себе необоснованную ревность. Да, блядь, и сам знаю, что без причины сорвался. Тут любой глазеть бы на неё стал.
– Извини, Тоха. – выдыхаю и хлопаю его по плечу.
– Какого. Хрена. Здесь. Делает. Миронова? – отрезает каждое слово сквозь сжатые зубы.
– Живёт!
– В смысле, блядь, живёт?! Уже забыл, как она тебе сердце выдрала?! Она меньше чем через неделю замуж выходит! С Должанским её по очереди трахать будете или как?!
– Арипов, лучше заткнись сейчас, иначе я тебя на кровавые ошмётки раздеру. И ни слова об этом уёбке больше. – отбиваю с жёсткими холодными нотами. Знаю, что похлеще ора сейчас действует.
– Северов, ты совсем ебанулся, что ли? Ты чем вообще думаешь? После всего? – его голос тоже садится.
– Настя не выходит замуж. Мы вместе. Официально, блядь, пара, Тоха. И я всё помню: и как подыхал без неё, и как больно было. Но теперь всё иначе. Я люблю её.
– А она тебя, Тёмыч? Если это очередная игра?
– Не игра, Антон. – возвращается Миронова и подходит ко мне, переплетая наши пальцы. – Я люблю Артёма. Всегда любила. Он знает, почему я так поступила тогда. Но больше я никогда не сделаю больно любимому человеку. Кира я бросила. Из дома ушла. Возможно, даже отца этим убила, но мне всё равно. Я на всё готова ради Тёмы.
Опускает голову мне на плечо, а я тут же прижимаю к себе, пока кости хрустеть не начинают. Касаюсь губами виска и оставляю быстрый поцелуй. Поднимаю глаза на друга и жду приговора. Знаю ведь, каким он резким бывает. Уже шесть лет с ним как братья. Порвать любого друг за друга готовы.
– Ну вы пиздец, конечно. – прикладывает кулак ко рту и качает головой. – И ты простил её? – выплёвывает, кивая на мою девочку.
Крепче жму кулаки.
– Тоха, сказал же уже… – рычу, снова срываясь.
– Тём, – крепче стискивает мои пальцы любимая, – не заводись только.
Гоняю по лёгким кислород вместе с её запахом, сдерживая новый приток ярости.
– Простил, брат. Сорри за то, что тебе пришлось со мной всё это время дерьмо разгребать, но теперь всё заебись. Мы любим друг друга и в любом случае вместе будем. Можешь считать меня безвольным слабаком или даже трусом. Но либо продолжай кентоваться с таким, либо уходи.
– Артём! – кричит Настя и поворачивается к Арипову. – Антон, я знаю, что ты переживаешь за друга. И помню всё, что ты мне сказал тогда в коридоре. И о разбитом сердце, и о предательстве. Но клянусь, что жизнь положу, чтобы это исправить.
Приятель как-то странно напрягается, когда Миронова вспоминает об их разговоре. Не нравится мне это. Что он ей там наговорил?
– Блядь, ты точно мазохист, Север. – опять качает башкой и тянет лыбу. – Может, хоть покормишь тогда? Мне сегодня даже пожрать некогда было.
– Я на тебя не готовил. – отбиваю и сам улыбаюсь.
Малышка расслабляется в моих руках, и на её щеках появляются эти самые мозговъебательные ямочки. Даю себе волю и накрываю её рот губами. Обвожу языком и проталкиваюсь внутрь.
– Тёма. – пищит и бросает взгляд на ошарашенного Антона.
– Знаю, родная. Можешь ещё одну тарелку сообразить, пока мы покурим? – кладу ладони на её лицо и глажу пальцами.
– Ага, иди.
Ещё раз коротко целую и направляюсь в сторону балкона. Друг идёт следом. Подкуриваю и наслаждаюсь, когда горький дым оседает в лёгких.
– Бля, ты сейчас выглядишь так, будто год сигарет не видел.
– Заткнись, Тоха. Не до того было.
– Значит, реально простил её?
– Да, брат, простил.
– Ты не просто мазохист, а прям БДСМщик какой-то, Тёмыч.
– Возможно. Но без неё не могу. Теперь всё иначе будет.
– Не боишься снова на те же грабли наступать?
– Пока Настя со мной, я ничего не боюсь.
– Твои б слова, да Богу в уши.
– Уверен, что он их слышит.
Глава 9
Мы вместе, и пусть весь мир подождёт
Едва расправляемся с едой, перетаскиваю Настю к себе на колени и вжимаюсь носом в шею, шумно гоняя воздух. Вроде и рядом постоянно, но мне этого мало. Прохожусь губами вверх и оставляю мокрый след за ушком. Она покрывается мурашками и начинает дрожать, когда дую на это место.
– Может, харе обжиматься уже? – врывается в расплывающиеся от близости моей девочки мозги Тохин голос.
Девушка дёргается в попытке сползти с меня, но не позволяю ей этого. Фиксирую крепче и усаживаю так, чтобы моя эрекция вжималась ей между ягодиц.
– Артём, пожалуйста… – сипло выдыхает и делает ещё одну попытку вернуться на своё место.
Её лицо заливается краской, а за рёбрами лупит так, что по моей грудной клетке вибрирует.
– Не пущу! – рычу и прикусываю мочку.
– Бля, Север, серьёзно! Вы тут не одни вообще-то!
– Ты, если чё, сам припёрся. Вот и наслаждайся.
Ржу, но всё же позволяю любимой занять соседний стул. Она опускает голову и прячется за волосами. Так знакомо, что в груди щемить начинает.
Миронова кладёт руку мне на колено и медленно ползёт вверх, пока не касается подушечками пальцев перекачанного кровью члена. Рычу и сам сжимаю её пальцы на стволе.
– Эй, блядь! Ребят, я, если что, порнуху смотреть предпочитаю в одиночестве. Так-то не любитель на людях дрочить.
– Тоха, блядь! – рублю предупреждающе.
Нашёл, о чём при моей девушке говорить.
Смотрю на Настю. Она всё так же сидит с опущенной головой, а плечи как-то странно вздрагивают. Плачет, что ли? Дёргаю на себя и заглядываю в лицо.
– Что случилось, малыш?
И тут она начинает хохотать. Смеётся так, что за живот хватается и едва со стула не сваливается.
Какого хрена? Что её так рассмешило? Вроде не пила.
– Ты чего смеёшься, Насть? – сиплю, когда немного успокаивается.
– Ничего… – новый приступ смеха. – Просто… Ахаха… Представила эту… Ахаха… Картину.
– Какую, на хрен, картину?
– То, что Антон… Ахаха… Ну ты извращенец, Арипов. – опять смех. – Если тебя заводит, как люди за руки держатся, то я тебе точно не завидую. Ахаха.
Как только доходит, как Миронова только что выкрутилась из этой пикантной ситуации, смотрю на друга и тоже разражаюсь ржачем. Его вытянутое от удивления лицо и выпученные глаза то ещё зрелище. Редко его можно так подъебать, но Насте удалось.
– В смысле, блядь, за руки держались?! – хрипит и подаётся вперёд, заглядывая через стол.
– В прямом, Тох! В прямом!
Продолжаю угорать и нахожу под столом Настину руку. Переплетаю пальцы и тяну вверх, показывая приятелю, чем мы там занимались.
– Ты же не думал, что… Ахаха… Блядь, я сейчас сдохну… Ахаха… Что наша идеальная девочка будет мне член под столом наяривать? Ты сколько лет её знаешь, а, Тох? – выдавливаю этот монолог и опять смеюсь.
Малышка тоже несмотря на то, что залилась краской, едва услышала, как я выдал истину. Крепче сжимаю её руку.
– Антон, ты правда подумал, что мы? Фу, Арипов! Как не стыдно?! Ахахаха! – продолжает троллить моя девочка. – Я была о тебе лучшего мнения!
– Да пошли вы оба! – бубнит и дует губы Антон.
А мы всё продолжаем хохотать и подкалывать его. Через какое-то время и от него начинаются сыпаться подъёбы в мою сторону. Отбиваем их вместе с любимой и снова смеёмся, когда друг бурчит:
– Блядь, Север, тебя я ещё вытянуть могу, но против двоих не попру.
Должен отдать ему должное, но Настю он не цепляет и ни одного херового слова в её сторону не отпускает даже на эмоциях.
Расслабленно выдыхаю, когда понимаю, что он её принял. Не то что его мнение может что-то изменить, но оно мне не по херу. Не хотелось бы, чтобы лучший друг и любимая девушка были в контрах.
– Тоха, может, в следующий раз с Заболоцкой к нам приедете? – бросаю вопрос, когда смех стихает и дыхание немного выравнивается.
– А почему ты у него об этом спрашиваешь? Вика вроде как моя подруга. – сразу вскидывается Миронова.
– Ну они же типа встречаются.
– Север!
– Что? В смысле встречаются?
Раздаётся сразу с двух сторон. Сначала смотрю на свою девочку.
– А ты не знала?
– Нет, не знала! Эта засранка ни словом не обмолвилась! – рычит и выскакивает из-за стола.
– Ты куда? – хватаю за запястье.
– Сейчас вернусь.
– Куда ты, Насть?
Блядь, да что за херня со мной творится? Ни на минуту её отпустить не могу. Пора бы уже вырубать режим маньяка и привыкать, что она никуда не уйдёт от меня.
– В туалет, Тём. Можно? А потом позвоню "подруге" и выну из неё душу!
Разжимаю пальцы и слежу за девушкой, пока не слышу, как хлопает дверь туалета.
– Ты, Тёмыч, совсем на ней повернулся.
– Есть такое, сам в ахуе. Только молчи. – поднимаю руку, когда друг открывает рот. – Сам знаю, что как помешанный себя веду. Понимаю, что борщу, но после того, как потерял Настю, не могу отпустить больше. – обрубаю и перевожу взгляд на приятеля.
Он только качает головой и тащит лыбу.
– М-да, Север, кажись ты совсем потерян для мира. – переводит дыхание. – Нахуя ты ей о нас с Заболоцкой сказал? Вика специально молчала, чтобы твоей девушке херовее не сделать, когда она тебя кинула. Сам её логики не понимаю, но, сука, по всем углам прятались, чтобы Миронова не узнала.
– Значит, все твои слова о том, что Насте похую было – пиздёж? – рычу, сжимая кулаки.
– А что бы это изменило? Она свой выбор сделала и менять его не собиралась. Мы с Викой вас почти не обсуждали, но если бы она хоть словом обмолвилась, что Миронова от уёбка этого ушла, то я бы тебе сказал, брат. Видел же, как хуёво тебе было без неё. Уже тогда знал, что простишь её, если сама придёт. И простил ведь.
Игнорирую все его слова, иначе урою на хрен.
Если бы я знал, что моей идеальной девочке тоже плохо было, то взял бы себя в руки и второй раз прыгнул в пропасть, даже если после этого шансов на воскрешение не осталось бы.
– Что ты Насте наговорил в академке? – шиплю, опустив голову вниз, чтобы Арипов не увидел бешенства в моих глазах.
То, как он напрягся, когда она сказала, что помнит его слова… Нездоровая херня какая-то.
– Бля, Север, ну ты вспомнил! Не помню уже. Я на эмоциях был.
– Тоха, бля! Не выводи меня сейчас! Что ты ей наговорил?
– Да как есть сказал, что сердце тебе разъебала! – обивает и отводит взгляд.
Иногда этот говнюк бывает до хера упёртым.
– Уже за это тебя прикончить стоило бы! Что по поводу предательства?
– Да не помню я! Наверное, ляпнул, что предала тебя! Говорю же, контроль слетел.
– Арипов, сука, я видел, как ты напрягся, едва Насте стоило об этом заговорить! – рычу, стискивая зубы. – Или мне у неё об этом спросить?
– А разгребаться потом не заебёшься?! Я дочерта ей наговорил и да, блядь, лишнего!
Срывается со стула и опирается ладонями на стол. Делаю то же самое. Сверлим друг друга глазами.
– Чего? Именно? Лишнего? – рублю каждое слово.
– Он сказал, что я предала тебя так же, как и все остальные. Я ещё тогда не поняла, что это значит.
Миронова опять появляется бесшумно и будто, блядь, из-под земли вырастает. Стоит между нами и сканирует глазами то меня, то Антона. Срываюсь с места и впечатываю кулак в лицо друга. Но он успевает увернуться, поэтому задеваю только по касательной.
"Как и все остальные…"
Сука! Я это дерьмо даже из могилы не вытаскиваю, а он языком чешет кому не надо.
Заношу руку для второго удара.
– Хватит, Артём! Перестань! Успокойся, блядь! – рычит Настя стальным голосом и перехватывает мою руку, когда она уже почти соприкасается с Тохиным носом. – Тормози уже! Не хочешь говорить об этом, не надо! Я не стану лезть! Даже если раньше тебя уже предавала любимая девушка, меня это не касается! А если будешь бить всех, кто хоть словом о твоём прошлом обмолвится, то ничем хорошим это не закончится! Успокойся, Тём, пожалуйста. – добавляет уже мягче.
Несмотря на то, что ситуация сейчас ни хрена не смешная, всё равно тяну лыбу. Эта девушка никогда не перестанет меня удивлять. Любая другая уже наизнанку вывернула, лишь бы в душу влезть, но не моя идеальная девочка. Особенно после того, как я её пытал вопросами и вынуждал рассказывать то, что она не хотела, Настя всё равно не спрашивает.
– Тоха, я тебя потом пришибу! – отрезаю, поворачиваясь к малышке.
Сбрасываю её руку с локтя и обнимаю до боли. Обоим сейчас больно, знаю. Кладу ладони ей на щёки и смотрю в зелёные, сейчас горящие злостью глаза.
– Я никогда никого не любил до тебя, малыш. Только ты. Веришь мне?
– Тогда кто тебя предал, Артём? – шепчет, опуская ресницы.
Сжимаю челюсти до скрежета, и веки сами падают вниз. Дыхалку выровнять даже не пытаюсь.
– Я научу тебя жизни, зазнавшийся ублюдок – холодный, вызывающий озноб голос.
Удар.
Из губы вытекает горячая струйка.
Удар.
Глаза заливает красной пеленой
Удар. Удар.
Хруст костей.
Похуй. Держусь.
Удар. Удар.
Боль.
Справлюсь. Переживу.
Удар.
Ротовая полость заполняется родниковой водой, а потом я харкаюсь собственной кровью из пробитого сломанным ребром лёгкого.
Больно.
Должен пережить.
Очень больно.
Я не сдохну вот так.
Удар.
Заваливаюсь на бок и захлёбываюсь рвотой и кровью.
Удар.
Слишком больно.
Держись, Север. Ты должен справиться.
Удар.
Боль прорезает позвоночник. Тело немеет. Я, наконец, проваливаюсь в спасительную темноту.
Чувствую, как жжёт глаза за закрытыми веками. Даже сейчас ощущаю физическую боль. Силы покидают моё тело, и я повисаю на Насте, опустив голову ей на плечо.
Понимаю, каких усилий ей стоит держать мою обмякшую тушу. Её ладони с такой силой сжимают рёбра, что кажется, они снова хрустнут и пробьют лёгкие. Вот рту появляется металлический привкус крови.
– Артём, что случилось? Тём, ответь! Артём, пожалуйста, не пугай меня! Тёма! – врывается в затуманенную голову перепуганный голос моей девочки.
Тоха хватает меня сзади и куда-то тащит. Беру себя в руки. Засовываю это дерьмо туда, откуда оно вылезло. Не расклеюсь. Не сломаюсь. Тогда не сломался, а значит и сейчас справлюсь.
– Всё нормально, Тох.
Сбрасываю его руки, когда понимаю, что крепко стою на своих двоих. Подхожу к бледной, как смерть Насте. Её губы дрожат, а в глазах стоят слёзы.
Я должен быть для неё стеной и опорой. У неё никого, кроме меня нет. Я должен защищать свою малышку, а не тащить вместе с собой на дно. Однажды я с него уже поднялся и больше не упаду.
Опять хватаю за лицо и быстро целую. Прижимаю к себе.
– Всё хорошо, Насть. Всё в порядке. Не бойся, малыш. Ну всё, переставай трястись. – шепчу ей в шею, ласково пощипывая губами. – Посмотри на меня, девочка моя. Всё в норме. Я люблю тебя.
– Что это было, Артём? Что случилось?
– Просто не лезь в это, маленькая. Не надо воскрешать призраков. Не ныряй в эту выгребную яму под названием "прошлое Артёма Северова". Прошу, родная, не надо.
– Не буду. – качает головой и опускает ресницы. А когда открывает глаза, то меня на кровавые ошмётки рвёт. Такой страх и боль в её зрачках, что выть охота. – Точно, всё хорошо, Артём? Может, надо в больницу или…
– Только если в дурку, Насть. – смеюсь и снова целую, чтобы стереть из её глаз эти эмоции. Никогда не хочу их там больше видеть. – Выдыхай, любимая. Этого больше не повторится.
– Обещаешь?
– Обещаю!
Едва Тоха сваливает из хаты, облокачиваюсь спиной на дверь и медленно сползаю вниз. Подгибаю колени, свешиваю между них руки и опускаю голову. Даю себе всего минуту на слабость. Больше нельзя, иначе сдохну.
Настя гремит на кухне: убирает со стола. Посуду потом сам помою. Нет, я, конечно, не против, чтобы она этим занималась, но не сейчас.
Закрываю глаза и медленно, глубоко вдыхаю вязкий воздух. В ротовой полости давно забытый вкус отчаяния. Руки трусятся. Да и всего коноёбит, как в припадке. Выталкиваю переработанный кислород через нос. Мотор долбит за грудиной, отдаваясь резкой болью в тех самых сломанных рёбрах. Я давно перестал ощущать боль в треснувших костях. Тогда какого хрена сейчас?
Слышу приближающиеся шаги и тут же напрягаюсь, подскакивая на ноги, но моя девочка так и не появляется.
Глючит, что ли?
Делаю ещё несколько тяжёлых вдохов и иду к ней. Харе уже себя топить.
На кухне Мироновой нет.
– Блядь! – рычу, понимая, что для того, чтобы уйти в другую часть квартиры, она должна была пройти мимо коридора, а значит видела меня таким слабым и расклеенным.
Нельзя было ей это видеть. Я – её сила. Она – моя слабость.
Сука!
Закусываю слизистую и снова сгребаю пальцы в кулаки. Уверенной походкой направляюсь в спальню. Никогда больше не позволю любимой на это смотреть.
Замираю в дверях, когда в бледном свете луны замечаю её силуэт у открытого окна. Малышка вглядывается в темноту улицы. Волосы, сейчас кажущиеся жидким серебром, свободно спадают по спине и плечам. Босые ноги, на которых она подгибает пальцы. Руками обнимает себя за плечи, словно ей холодно. Даже не вздрагивает, когда обнимаю сзади и опускаю подбородок на плечо. В тишине комнаты раздаётся только наше рваное дыхание, шум возобновившегося дождя и завывание ветра. Сцепляю пальцы на её животе и утыкаюсь носом в шею.
– Прости меня, родная. Ты не должна была всего этого видеть. – бомблю хриплым шёпотом. – Извини, Насть. Я люблю тебя, моя идеальная девочка.
Она ничего не отвечает, но тактильно ощущаю не только её дрожь, но и напряжение. Знаю, что у неё вопросов до хуя и больше, но она продолжает молчать и кусать губы. Так ни одного и не задаёт, когда поворачивается и улыбается сквозь слёзы.
Только сейчас замечаю неровные мокрые дорожки. Глаза блестят от влаги. Затормозившиеся на подбородке капли, которые срываются и разбиваются о мои ноги. Каждую ловлю губами. Выпиваю её слёзы, продолжая обнимать с таким, сука, трепетом, что сам в ахере, что способен на это.
– Я люблю тебя, Настя. Люблю, родная. Люблю. – хриплю, покрывая жадными поцелуями всё её лицо: лоб, виски, скулы, щёки, сомкнутые веки, курносый носик, влажный от слёз подбородок и, наконец, дрожащие губы. – Люблю тебя, маленькая. Блядь, Насть, я больше никогда не поддамся слабости. Клянусь, любимая, что со всем справлюсь! За нас двоих сражаться буду, если у тебя не останется сил!
– Тёма, сними одежду. – шепчет, задевая мои губы.
Даже не анализирую эту ситуацию. На всё готов, лишь бы моя девочка не плакала. И похер, что она ничего не ответила. Да и что она может сказать?
Как бы мне ни хотелось сейчас уложить её на простыни и медленно и нежно заняться любовью, торможу этот порыв. Даю себе ещё одну ночь, чтобы подготовить любимую к первому разу, а завтра… Не могу больше ждать. Особенно учитывая то, что эта зеленоглазая откровенно провоцирует меня на действия. Буду действовать осторожно. Если оттолкнёт, то остановлюсь. Сам себе обещаю и в этот раз верю. Знаю, что не смогу сделать ей больно. Но это завтра, а сейчас…
Отступаю на шаг и стягиваю футболку через голову. Поддеваю резинку штанов и спускаю вниз. Смотрю на Настю.
– Всё сними, Тём. – шелестит и краснеет, но взгляд не отводит.
Подчиняюсь просьбе и скидываю боксеры. Сам ничего не предпринимаю, жду её действий. Моя девочка стаскивает свою футболку и шорты, оставаясь в нижнем белье, которое я ей не покупал.
– Нравится? – спрашивает и смотрит в глаза, а потом медленно крутится вокруг своей оси, позволяя рассмотреть со всех сторон. И опять глаза в глаза. Тысяча вольт. Куда крепче прошибает, чем раньше. – Как твои глаза…
– Очень, маленькая, нравится, но… – прикрываю веки и шумно тяну воздух. – И его сними.
Открываю глаза, когда слышу шелест ткани.
Настя заводит руки за спину и щёлкает застёжкой. Медленно спускает бретельки с плеч, придерживая лифон на груди, а потом позволяет ему упасть. Даже, сука, пошевелиться не могу, когда она, виляя бёдрами, охуеть как сексуально стаскивает с себя кружевные трусы. И мы стоим у открытого окна абсолютно, блядь, голые и тупо ласкаем друг друга взглядами. Не жрём и не лапаем, а именно, сука, ласкаем. Миллиметр за миллиметром. Разглядываю её лицо, горящие глаза, приоткрытые губы. Тонкую, покрытую засосами и лёгкими укусами шею. Хрупкие плечи. Тонкие, но такие сильные руки. Высокую заострённую грудь с торчащими и сморщенными от холода и возбуждения сосками. Плоский живот. Небольшой гладковыбритый треугольник между ног. Крутые бёдра и длинные стройные ноги.
Несмотря на то, что в одежде я её за последние сутки видел едва ли не меньше, чем в ней, всё равно, блядь, будто впервые смотрю. Моя идеальная во всех отношениях девочка делает два шага в мою сторону и обнимает за шею, прижимаясь голой кожей во всех возможных точках. По нервным окончаниям мечутся молнии.
Держись, Север!
Обжигает дрожащим дыханием мои губы, легко задевая своими. Путается пальцами в волосах.
– Никаких запретов, Артём? – выбивает хриплым шёпотом, проходясь языком по моим губам.
– Не сегодня, малыш… Сегодня я тебя не трону. Точнее, блядь, трону, но целку не собью. – хриплю срывающимся голосом.
Знаю, что не это сейчас сказать должен, но мой мозг взорван изнутри.
– Никакого осуждения?
Блядь! Блядь! Блядь! Вашу ж мать!
– Никакого, любимая.
Настя прижимается крепче, вставая на носочки, и целует так, сука, интимно, что по всему телу мурахи разбегаются, вгрызаясь в кожу, пока её колоть иголками не начинает.
Держись!
Она обводит кончиком языка контур губ и проскальзывает в рот. Встречаю её как самого желанного, блядь, гостя. Она гладит и ласкает. Обводит мой язык по кругу. Пробегается своим туда-сюда настолько глубоко, насколько может достать. Её ладошки спускаются, разминая шею. Переходят на плечи. Ползут ниже, слегка царапая грудную клетку. Проходятся по животу и накрывают член. Нет, она не сжимает ствол, а просто накрывает головку, обводя её кончиками пальцев, а я уже готов взорваться.
Держись, сука, Северов!
Сам руками по её телу шарю. Глажу спину и лопатки. Слегка сжимаю задницу, но держусь. Даю ей возможность вести. Никогда никому этого не позволял. Всегда главный.
Не сегодня. Не с ней.
Только на силе воли сейчас и выезжаю.
Моя девочка продолжает хозяйничать у меня во рту, то сплетаясь с моим языком, то просто оглаживая своим.
– Никаких, Тёма?
Бля, когда она перестанет об этом спрашивать? Я весь в запретах. Из последних, сука, держусь, чтобы не завалить её на кровать и не войти в неё одним быстрым рывком, разрывая все "нельзя".
– Для тебя никаких, родная. – хриплю и тут же давлюсь неконтролируемо вырабатываемой слюной, когда она проводит языком по подбородку и спускается ниже.
Раньше она никогда этого не делала. Своё тело отдавала под мои голодные ласки, но сама только руками касалась, а сейчас…
Пиздец, Север, держись! Контролируй! Нельзя! Фу, Северов!
Торможу сам себя, когда оставляет влажную дорожку на шее и дует, вызывая грёбанный мандраж во всех конечностях. Оставляет на горле лёгкий укус. Обжигает поцелуями ключицы и плечи. Касается губами грудины. По очереди обводит языком соски, слегка царапая зубами.
Блядь, я мужик, в конце концов, или как? Торчу от такой слабой ласки.
Настя оставляет мокрые следы вокруг каждого кубика пресса.
Я должен остановить её.
Касается губами головки.
Сейчас же!
Опускается на колени и втягивает в рот, обводя языком по кругу и лаская уздечку.
Хватит, Север!
Кладу руку ей на голову и собираю непослушные волосы.
– Пососи мне, малыш.
Она тут же напрягается и даже в темноте вижу, как краснеют её щёки.
– Я не умею… Если больно сделаю… Или неприятно… – пищит и отворачивает голову.
Держись, Север!
Делаю глубокий вдох и через сжатые зубы со свистом выпускаю воздух. Подхватываю её за локти и поднимаю вверх, пока лбами не сталкиваемся.
– Всё будет хорошо, родная. Если что-то сделаешь неправильно, я дам тебе знать.
Опускаю руку вниз и чувствую, что она не просто мокрая. Течёт так, что бёдра уже едва ли не до коленей в её соках. Блядь, совсем башню сорвало, раз я даже и думать забыл, насколько моя девочка легко заводится.
Беру её за руку и ложусь на кровать. Настя смотрит на меня ошарашенными глазами, когда выбиваю:
– Сядь на меня сверху. Повернись спиной. Давай, маленькая, не бойся.
Сам поворачиваю и вынуждаю перекинуть ногу через грудную клетку. Кожа сразу становится скользкой от её смазки.
Бля, держись!
– Опустись ниже и соси, любимая. Не бойся. Ничего, Насть, не бойся.
– Но тогда я… Господи, Тёма… Стыдно…
Вот вообще нихуя не стыдно, а очень даже охуенно.
Резко дёргаю её за бёдра, пока моя девочка не оказывается на локтях, утыкаясь губами в мой член. А её промежность на уровне моего лица. Оставляю быстрый поцелуй на сомкнутых складках.
– Артём, не надо! – визжит, стараясь подняться, но я крепко держу её за задницу. – Не смотри! Не делай так! Артём!
– Я уже всё видел, маленькая. И не только видел. – смеюсь и прохожусь языком по лепесткам.
Любимая стонет и сжимает простыни. Облизываю её бёдра, сменяя смазку слюной. Слегка прикусываю, а она вскрикивает. Блядь, член сейчас разорвёт к чертям, если она ничего не сделает.
– Соси, родная… – едва хриплю. – Как тогда с пальцами… Только зубы убери. – рычу, когда она медленно втягивает в рот головку и спускается ниже. Принимает глубже и тут же начинает давиться. – Не надо глубоко, Насть. Насколько сможешь. Руками помогай… И не стесняйся… Ничего не бойся…
Давлюсь стоном, когда упираюсь эрекцией в стенку её горла, а пальчики смыкаются на стволе, начиная движения.
Держаться!
Сосредотачиваюсь на её удовольствии. Глажу языком лепестки. Обвожу круговыми движениями клитор. Прикусываю основания бёдер. Проталкиваюсь языком так глубоко, как могу. Нарезаю внутри круги. Всё лицо мокрое от её соков. Стекает по щекам и капает с подбородка, но я, сука, как никогда счастлив. Вынимаю язык и проталкиваю сразу три пальца. Сегодня сделаю всё возможное, чтобы завтра ей не было больно. Больше всё равно не вывезу. Малышка вскрикивает, когда прикусываю жемчужину и до основания вгоняю в неё пальцы быстрыми резкими толчками.
– Не останавливайся, малыш… Тебе хорошо?
– Очень! – кричит и стонет, проходясь языком по всей длине ствола, а потом снова накрывая его губами. – А…тебе?
– Как никогда!
Хорошо? Да я, блядь, на грани.
На всякий случай запускаю руку в её волосы и наматываю на кулак. Понимаю же, что вряд ли моя девочка готова сперму глотать. Сменяю пальцы языком и щипаю клитор. Потом снова лижу, вбиваясь в её лоно пальцами, чувствуя, как растягиваются и поддаются под напором тугие стенки.
– Тёма! – простанывает моя любимая девочка и глубоко загоняет в свой горячий рот член, кончая.
Да, что за?..
С силой дёргаю её назад, возможно делаю слишком больно, но сейчас вообще соображать не способен. Выстреливаю сперму себе на живот и натуральным образом рычу. Настя вытягивает ноги и падает мне спиной на грудь, громко и тяжело дыша. Сам вентилирую воздух в каком-то нереальном ритме. Чувствую, как мотор в очередной раз дробит кости. И как с другой стороны колотится её сердце.
– Больно, любимая? – шепчу, проводя пальцами по голове.
– Можно было так и не дёргать. – бурчит, елозя по моему животу и размазывая сперму.
Никакой брезгливости между нами нет. С ней настолько легко и свободно, что я, кажется, способен летать, когда она рядом.
– Извини, родная. Сам не ожидал, что так борщну. – скольжу пальцами по её груди и оттягиваю соски. – Не хотел тебе в рот кончать.
– Артём!
Даже лицо её видеть не надо, чтобы знать, что оно похоже сейчас на помидор.
– А ты хотела, чтобы я сделал это? – вбиваю сиплым срывающимся шёпотом ей в ухо.
– Нет… наверное…не знаю.... Но скорее нет, чем да. Или…да… Я даже…не…Не подумала об этом.
Тихо смеюсь её таким разным эмоциям. Сама решила сделать мне минет, а теперь краснеет и мнётся. Ладно, пусть к большему она ещё не готова, но и этого уже больше, чем я мог себе представить.
Чувствую себя сейчас настолько охуенно, что хочется кричать от переполнивших эмоций. Ещё днём я мечтал оказаться в постели, без одежды, в этой же позе, но даже подумать не мог, что мечты имеют свойство исполняться. Но с моей любимой я всё смогу.
– Я люблю тебя, моя идеальная девочка.
– Уже неидеальная, Тём, – смеётся она, – но точно твоя. Навсегда. И я тоже люблю тебя, Артём. Больше, чем космос, любимый.
– Больше, чем космос, родная. Намного-много больше.
Глава 10
Гораздо выше облаков
Видимо, выработанная за последние три недели привычка спать по три-четыре часа в сутки так просто не исчезнет. Несмотря на то, что весь этот ужас закончился, не могу заставить себя снова уснуть.
Уже около часа просто лежу в постели и смотрю на серый пейзаж за окном. Хотя дождь и закончился, тяжёлые тучи не рассасываются, и хмурое небо готово с минуты на минуту обрушить на землю новые ледяные потоки. Ветер с гулким воем срывает с деревьев пожелтевшие листья, оставляя голые ветки.
Даже во сне Артём крепко прижимает меня к стальному прессу, словно боится отпускать.
Не уйду. Никогда больше не оставлю его.
Но естественные потребности всё же заставляют меня выползти из тёплого кокона, создаваемого тяжёлым одеялом и телом любимого мужчины.
Тихо, чтобы не разбудить Тёму, соскакиваю с кровати и шлёпаю босыми ногами по холодным из-за так и не закрытого окна полам в ванную. Ёжусь от сквозняка, гуляющего по квартире.
Как бы ни хотелось вернуться в манящую теплоту объятий, понимаю, что не смогу просто лежать без дела. Я вообще не привыкла к ничегонеделанию. Всегда стараюсь чем-то занять руки и голову. Вот только вторая, и без того настолько забитая мыслями, что, кажется, вот-вот разорвётся от перегруза.
Залезаю в душ. Какое-то время стою под горячими струями, без конца стучащими по макушке, в надежде выбить их оттуда, но, ожидаемо ничего не выходит.
Тяжело выдыхаю и беру в руки мочалку. Зависаю, глядя на то, как со вчерашнего дня преобразилась душевая кабина. Ещё днём здесь стояло всего пару баночек и тюбиков Артёма, а сейчас всё забито моими шампунями, бальзамами, масками и прочим. Всё ещё не верится, что теперь я живу с ним.
Не раздумывая, хватаю гель для душа Северова.
ИМ хочу пахнуть.
На цыпочках вхожу в спальню и натягиваю футболку. Наконец закрываю окно, изгоняя холод.
Бросаю быстрый взгляд на кровать. Тёма лежит на боку, подогнув колени и подложив обе ладони под щёку. Только сейчас понимаю, что впервые вижу его таким расслабленным и умиротворённым. Вечно нахмуренные брови и поднятые уголки губ сейчас приняли свою естественную форму. Никогда раньше не думала, что сон так меняет лицо человека. Даже резкие черты сглаживаются. Волосы, которые и без того всегда находятся в лёгком беспорядке, сейчас пришли в полный хаос. Через приоткрытые губы вырываются ровные выдохи.
Его губы… Господи… Что он вчера ими вытворял. И языком… И я тоже…
Несмотря на то, что щёки начинают гореть, стыда я не ощущаю. И пусть с Артёмом всё это кажется таким правильным, всё же вызывает лёгкое смущение. Знаю, что сама стала инициатором очередного этапа нашего безумия.
На самом деле я вообще не думала, что буду делать, когда просила его раздеться. Просто не знала, что сказать и как вести себя после всего, что произошло накануне.
Тот приступ на кухне и потом… Когда увидела его сидящим в коридоре, с трудом поборола в себе желание обнять и поддержать. Он из тех людей, кто предпочитает справляться в одиночестве и никогда не примет жалость. Короткой перебежкой миновала пространство, чтобы он не узнал, что я видела его в этот момент. Артём изо всех сил старается не выказывать при мне слабость. Не уверена, что имею право лезть в его прошлое, но хочу хоть что-то для него сделать. Помочь справиться с его призраками. Стереть из его глаз тот страх и отчаяние, которые видела. И не только их. На какое-то мгновение в его зрачках отражались такие паника и ужас, что мне самой хотелось кричать и плакать. Слишком близка и я с этими чувствами.
Тяжёлый вдох, пока грудную клетку не начинает распирать. Гулкий выдох до последней капли кислорода.
Однажды он впустит меня, и я помогу справиться со всеми его демонами. Я не просто знаю, я уверена, что смогу весь мир поставить с ног на уши, лишь бы больше никогда не видеть любимого человека таким уязвимым. Стереть его боль. Разорвать отчаяние. Разнести в хлам страхи. Ради него. С ним.
– Я люблю тебя, Тём. – шепчу, легко касаясь губами уголка рта.
Всё так же тихо, чтобы он не проснулся, иду на кухню, прихватив его телефон. Сегодня суббота, время 8:31, а значит Вика ещё спит. Я так и не позвонила ей вчера. Вроде и понимаю, что у неё были причины не говорить о том, что она крутит с Антоном, но всё равно злюсь. Несмотря на то, что все мои позитивные чувства на тот момент были на нуле, уверена, что смогла бы искренне за неё порадоваться.
Хотя кого я обманываю? Я была настолько погружена в свои переживания, что все вокруг перестали для меня существовать. Это я эгоистичная сволочь, а не подруга. Но это вовсе не значит, что я избавлю её от необходимости всё мне рассказать "от" и "до". Глаз за глаз.
Хищно улыбаюсь при мыслях, как буду вытряхивать из неё душу, пока варю кофе. На самом деле, мне и самой хочется с ней многое обсудить. Она и Северов – самые близкие люди, которые у меня есть. Даже до ссоры с родными они уже ими были. Возможно, удастся обзавестись ещё одним другом в лице Арипова?
Не смотря на ту ненависть, что он выказывал раньше, вчера всё было иначе. После того, как я, переодевшись, вернулась на кухню, встала рядом с Артёмом и сама отбила все нападки, в его глазах загорелось что-то такое, что я пока не могу идентифицировать. Но это что-то оставалось там весь вечер и разгорелось ярче, когда Тёма ушёл в туалет, а я бросилась задавать вопросы Антону.
– Ты знаешь, что случилось с Артёмом? – спрашиваю, оглядываясь за спину.
– Он же сказал тебе не лезть в это! – рычит, делая глоток пива, и отводит взгляд.
– Я не спрашиваю, что было раньше. Но хочу помочь. Я очень сильно его люблю. Понимаешь? Очень люблю! Что мне сделать, чтобы ему стало легче? Помоги мне, Антон, пожалуйста! Никто не знает Тёму лучше, чем ты.
– Будь рядом, Миронова. С тобой ему лучше, чем без тебя. Не знаю, как тебе это удаётся, но ты изменила его до неузнаваемости и в лучшую сторону. Так что просто будь рядом.
– Думаешь, он сможет однажды полностью мне доверять?
– Блядь, ты сейчас шутишь, что ли? – смеётся каким-то мрачным смехом. – Он уже наизнанку перед тобой вывернулся. Куда уж больше?
– Антон, пожалуйста. Если у меня есть хоть малейший шанс помочь ему забыть о прошлом, то я сама наизнанку вывернусь, чтобы это сделать!
– Кажись, я понимаю, что Тёмыча так в тебе зацепило. Если кому он и сможет открыться, то только тебе, Миронова. Только, блядь, тебе.
До сих пор не могу понять, что видела в глазах Арипова, но, думаю, пусть если и не будем друзьями, то хотя бы сможем общаться без негативных эмоций. А с этим я уж точно смогу жить.
Может, сегодня предложить Северу прогуляться и позвать друзей?
Ну не можем же мы, в конце концов, всё время проводить в постели. Хотя я вовсе не против. Те чувства и желания, что во мне вызывает Артём, набирая силу, с каждым разом становятся всё мощнее. И я, как самая настоящая жадина, хочу всё больше, дальше, глубже, ярче. До конца хочу.
Не смотря на все те безумные вещи, что мы не один раз делали этой ночью и за прошлые сутки, знаю, что и ему этого мало. Сколько можно мариноваться? Если он не решит проблему под названием "девственность", то мне придётся применить план под кодом "соблазнение Артёма Северова".
Вчера ведь после душа и бельё, и так называемый халат на ужин надела, чтобы окончательно выбить ему пробки. Но как же не вовремя явился Арипов.
При воспоминании, как он меня разглядывал, щёки мгновенно заливает жаром. Но, слава Богу, так ни разу даже не намекнул на мой внешний вид. Ладно, это я тоже смогу пережить. В конце-то концов, не первый раз полуголую девушку видит.
Тёмная жидкость начинает бурлить, и я переливаю обжигающий кофе в чашку. Знаю, что Тёма купил и молоко, и сливки, но по утрам предпочитаю пить чёрный, крепкий и горький. В последние недели кофе стал едва ли не единственным, что я употребляла с удовольствием.
Артёма решаю пока не будить. Надо слишком многое обдумать. Вике наберу позже. К родителям планирую поехать сразу после завтрака, не оттягивая тяжёлую встречу. Что бы меня там не ждало, отступать я не собираюсь. Любимый будет рядом, а значит, я всё выдержу и со всем справлюсь. Хотя страха и нет, но от лёгкого мандража избавиться всё же не удаётся.
Вспоминаю что где лежит, чтобы потратить в доме, который раньше я называла своим, как можно меньше времени. Варианты разговоров и реакций даже не прокручиваю: всё равно никогда всё не может идти по плану. Поэтому и не заморачиваюсь на этот счёт.
Делаю глоток терпкого напитка и думаю о том, что стоит что-то приготовить. Сама есть не хочу, но Северову нужен завтрак.
Невольно вспоминается моя первая попытка готовки в его квартире, и я начинаю улыбаться.
Нет, так больше облажаться нельзя. К тому же холодильник забит до отказа.
Сделать бутерброды? Слишком просто.
Омлет или яичницу? Тоже не айс.
Надо что-то простое, но необычное. Хочу его удивить и порадовать. Мы, как никак, теперь не просто встречаемся, а вместе живём. И здесь не будет звёздного повара, чтобы подавать мишленовские блюда, как у родителей. Да, даже мысленно я больше не называю место, где прожила почти двадцать один год – домом.
Теперь мой дом здесь.
Цепляю телефон Артёма и тут же натыкаюсь на пароль. И что дальше?
Думала какой-нибудь рецептик подглядеть в интернете, но полностью увлеклась разгадкой этого ребуса.
Его день рождения. Год. Даже свои проверила. Ничего не подходит. Так же, как и ещё десяток возможных, по моему мнению, вариантов.
– Блин! – рычу, глядя, как на экране высвечивается: неверный пароль. – Последняя попытка, и я признаю, что совсем тебя не знаю, Северов.
Набираю дату, которая стоит паролем на собственном мобильном и…
– Серьёзно, Тём? – бубню себе под нос, когда это срабатывает.
Неужели у нас стоят одинаковые коды? Но я ведь и понятия не имела, что этот день для него так много значит. Из-за меня? Девятнадцатое сентября – наша первая встреча.
Внутри поднимается такой ураган, что к горлу подступает счастливый возглас, но я его с трудом сдерживаю, чтобы не разбудить любимого.
Немного покопавшись на кулинарных сайтах, достаю из холодильника продукты и приступаю к готовке, попивая медленно остывающий кофе.
Накрываю на стол и варю двойную порцию кофе, потому что если Северов сейчас не проснётся сам, то я собираюсь его будить. Иначе к предкам отправляться мне придётся самой. С каждой минутой моя решимость по капле утекает, сменяясь паникой.
– Доброе утро, родная. – вбивает мне в ухо Артём, обжигая кожу лёгким выдохом.
Обнимает, пропуская руки под моими, и сцепляет пальцы на животе, вжимаясь эрекцией в ягодицы.
Кожа незамедлительно покрывается горячими мурашками, а по всем нервным окончаниям, точно в цель, выстреливают электрические импульсы. Моё тело всегда так реагирует на его близость. Даже не стараюсь унять взбесившееся сердце.
– Доброе утро, любимый. – шепчу, не отводя глаз от плиты, на которой закипает напиток. – Завтракать будешь? Я приготовила.
Он молча убирает руки и косится на стол, на котором стоят мини-пиццы на хлебе и фаршированные яйца.
– Сама? – тянет вверх одну бровь.
– Ну, как бы да! Как видишь, повара здесь нет.
Северов хватает с края стола телефон и что-то там набирает.
– Кому ты звонишь?
– Заранее скорую вызываю. – смеётся, прикладывая мобильник уху.
До меня не сразу долетает смысл сказанного, но как только доходит, смерчем налетаю на него и начинаю колотить ладонями по плечам и грудине.
– Вот ты сволочь, Артём! Падла бездушная! Я изо всех сил старалась, а ты…
Высказаться до конца мне не дают его губы, которые впечатываются в мой рот. Он ловит мои запястья и заводит мне за спину, перехватив одной рукой. Он мнёт, облизывает и кусает, но внутрь не проникает. А я и от этого забываю обо всём. Просто отдаюсь поцелую, горю в объятиях, тону в бирюзовом омуте и взлетаю до небес, когда он подхватывает меня под ягодицы и усаживает верхом на себя.
– А я, Насть, тебя люблю. Поэтому, как бы стрёмно не было, собираюсь съесть всё, что ты там наготовила. – бомбит мне в рот, не переставая целовать.
– Тёма… – отзываюсь хриплыми интонациями, когда чувствую его член между ног.
Он делает несколько поступательных движений, а потом опускает меня на пол и утыкается лоб в лоб, рвано дыша. Я и сама с трудом хватаю воздух.
– Ну сколько можно нас обоих мучать, Тём? – шиплю, когда мгновенно возникшее возбуждение остаётся неудовлетворённым. – Я готова. Я хочу. Мы оба, любимый, хотим. Давай сегодня. Не надо больше ждать. Ни боли, ни страха, ни сомнений, Тём. Пожалуйста-а-а… – тяну ноющими нотами.
– Блядь, Настя, ты специально это делаешь? – тихим рыком отзывается парень. – Знаешь же, ведьма, как я хочу тебя. У меня уже, блядь, последние перья догорают от желания.
– Какие перья?
Теряясь от непонимания, начинаю часто моргать.
– На ангельских крыльях, малыш. Скоро упадём с тобой в Ад.
Вот теперь я понимаю.
– Сегодня? – томно тяну, опуская ресницы.
План "соблазнение Артёма Северова" приведён в действие.
Провожу пальцами по горячей пульсирующей плоти сквозь ткань спортивок и слегка сжимаю, когда он ничего не отвечает, продолжая шумно гонять воздух.
– Настяяяя! – грозно рычит и наступает, пока не вжимаюсь спиной в столешницу.
Но сдаваться я не намерена. Я обещала и своё слово тоже держать умею.
– Сегодня, Тёма! Сегодня! – победно подвожу итог и выскальзываю у него под рукой.
– Ведьма, твою мать!
– Так, завтракать будем или как?
Откусываю кусочек яйца и офигеваю от того, насколько это вкусно. И пусть я сделала всё как по рецепту и блюдо не сложное, но всё равно боялась, что пересолю, переперчу или вообще всё испоганю. Заталкиваю остаток в рот и тянусь за импровизированной пиццей.
Артём смотрит на меня с каким-то странным прищуром.
– Ты чего так смотришь? – бурчу с набитым ртом.
Видимо, для мира готовки я ещё не совсем потеряна.
– Жду, когда тебе станет плохо, чтобы скорую вызвать.
Обидеться? Разозлиться? Пнуть его по самому интересному месту? Не-а!
Ничего не отвечая, забиваю в рот ещё одно яйцо и, обойдя парня, разливаю кофе по кружкам и падаю обратно на стул, расставив чашки.
– Не хочешь? Не ешь, Тём! Можешь сам себе готовить, если так боишься. – отбиваю, якобы обиженно.
На самом деле я совсем не дуюсь. Помню наш "незабываемый ужин", которым должна была стать стрёмная мешанина из макарон, помидор и майонеза, и у самой неприятный озноб пробегает, отчего я вздрагиваю.
– Замёрзла?
Север подходит ближе и кладёт ладони на голые плечи, ведя вниз по рукам.
– Нет. Просто вспомнила ужин, которым собиралась нас накормить.
Тёма фыркает, а я начинаю смеяться. Он вторит и паркуется на соседний стул. Не напротив, а рядом. Переплетает наши пальцы и опускает мне на колено.
– Жаль, так и не удалось его попробовать, но замена мне тоже понравилась. – хриплым шёпотом выписывает мне в шею, проходясь по всей длине языком.
Не смотря на все заданные установки, всё равно заливаюсь лёгким румянцем при этом напоминании. Сердце снова срывается в галоп, а в животе начинает стягиваться узел.
– Ешь, Артём! – рычу, запихивая ему в рот яйцо.
Спустя всего несколько минут все тарелки остаются почти пустыми, а Северов с видом наевшегося сметаны кота откидывается на спинку стула.
Сама я кроме тех двух яиц и хлеба-пиццы больше ничего не съела. Видимо, двадцати пятидневная почти голодная диета не способствует тому, чтобы много есть. Желудок полный, и я едва проталкиваю в него кофе.
– Насть, съешь ещё хоть что-то. – просит парень, глядя на остатки еды и принимая ровное положение.
– Не хочу, Тём. Не лезет.
– Ты вообще когда последний раз нормально ела? – рычит, поворачивая меня лицом к себе.
– Вчера? – услужливо подсказываю и тяну брови вверх.
– И вчера ты тоже нихрена не пожрала как надо! А до этого?
– Ну не хочу я, Артём! Что тебе не ясно?! – срываюсь на повышенные, когда он тычет мне в рот последний кусок "пиццы".
Отбиваю его руку и отворачиваюсь.
Не хочу лишний раз даже вспоминать, что стало причиной моего плохого аппетита. Боль никуда не ушла. Просто я затолкала её туда же, где прятала всё, связанное с Артёмом, и подогнала ещё сотню бетономешалок, чтобы уж наверняка. Иначе я просто не выгребу. Надо забыть об этом и жить дальше. По-другому никак.
Север опять хватает меня за руки и смотрит в глаза.
– О чём ты думаешь, родная? – смягчается его тон.
– Тебе обязательно лезть мне в голову, Северов? Сам ничего не рассказываешь, а хочешь каждую мою мысль знать?
Жалею о своих словах раньше, чем успеваю договорить. Но слово – не воробей. Поджимаю губы и отвожу взгляд. Он тяжело глухо выдыхает и сильнее сжимает пальцами запястья.
– Что ты хочешь знать, Настя? – бомбит, не опуская глаз, цепляя мои.
Всё! – так хочется закричать, не просто сказать, а именно проорать это слово, но я ничего не отвечаю, продолжая кусать слизистую.
Я обещала ему не лезть. Обещала не спрашивать. И я обещала себе, что буду выполнять свои обещания. Набираю полные лёгкие воздуха, пока рёбра не начинают трещать, и с шумом выпускаю переработанный кислород.
– Извини, Артём. Я помню, что обещала не лезть в это. – слышу, как скрежещут его зубы. – И я не стану. Пока ты сам не расскажешь. Рано или поздно это всё равно случится. Пусть не сегодня, не завтра и даже не через год. Я умею ждать. И я с тобой на всю жизнь, Северов, так что всё равно когда-нибудь сдашься. – заканчиваю с лёгкой улыбкой, чтобы хоть как-то смягчить ситуацию.
– Ты меня, блядь, с ума сведёшь, Миронова! – отбивает с лёгкой усмешкой.
И вдруг мы резко замолкаем, перестав улыбаться. Понятия не имею, о чём думает Артём, но мне внезапно становится не по себе.
Миронова…
С этой фамилией я прожила больше двадцати лет, но сейчас она ощущается какой-то чужеродной, неправильной, не моей.
Вам знакомо это странное чувство безотчётной тревоги? Когда без какой-либо причины ощущаешь себя не в своей тарелке? Вот по неизвестной причине именно это сейчас происходит со мной.
– Насть, – пробивается в запутанные нейронные сети моего мозга голос любимого. Поднимаю глаза и смотрю в его внезапно ставшее очень серьёзным лицо, – после всего, что сделали твои предки, ты хочешь продолжать носить эту фамилию?
Раньше я часто задумывалась над тем, чтобы не быть Мироновой: дочерью известных и успешных адвокатов, наследницей элитной и прибыльной адвокатской конторы. Хотела быть просто Настей. Без статусов и обязанностей, без ограничений и условностей, без фальши и показухи. Но кем я тогда буду?
– И кем я буду, Тём? – шепчу едва слышно, потому что меня вдруг топит волной непонятной паники, и говорить становится чертовски сложно.
Опускаю веки. Делаю несколько глубоких вдохов-выдохов, притормаживая дробящее рёбра сердце. Парень ничего не добавляет, поэтому понимаю, что ждёт продолжения. Открываю глаза. Прячу эмоции и страхи за беззаботной улыбкой и отбиваю. – А если и так? Что мне теперь садиться за интернет и составлять список фамилий, которые мне нравятся?
– В твоём списке будет только одна фамилия. – отрезает на выдохе.
В каком-то заторможенно-отрешённом состоянии смотрю в его бирюзовые глаза. Пушистые светлые ресницы. На красивые, круто очерченные губы, точёные скулы, резковатые черты лица и не понимаю не только сути разговора, но и что вообще сейчас происходит.
Все системы в моём организме внезапно дали сбой.
– Какая? – спрашиваю в полном отупении.
– Моя!
Глава 11
Я больше не боюсь
Открываю и закрываю рот, как вытащенная из воды рыба, когда до меня, наконец, добирается смысл сказанного.
Это же не то, о чём я подумала? Или то? Блин! Да нет же! Не может этого быть. Или может? Вашу мать! Мы же вместе всего пару дней, если взять в расчёт время до нашего расставания, то неделя. Блядь! Так же не бывает! Или бывает? Да твою ж дивизию! Что мне думать? Что делать? Что говорить?
Новая порция паники, приправленная шоком и политая ступором. Ничего не могу из себя выдавить. Даже думать связно не выходит. Чувство такое, что меня с высоты сбросили в воду, и я никак не могу выплыть на поверхность, оглушённая неожиданным ударом.
– Артём, это…? – всё, что удаётся выдрать из стиснутого горла.
– Да… Нет… Не знаю, Насть! Реально, блядь, не знаю. Просто вырвалось само по себе. – высекает и выглядит реально растерянным.
А я… Я даже не знаю, что теперь думать. Я потерялась, заблудилась и просто, блин, в полном ахере! Про фамилию он ведь вполне осознанно говорил? Сама не знаю, что сейчас чувствую.
Если бы это было предложение, то что мне ответить? Я всего пару дней назад вырвалась из нездоровых отношений с Киром. Готова ли я снова стать чьей-то невестой?
Блин, вот на хрена я вообще об этом думаю? Это не то! Не то!!!
– Насть. – тихо зовёт Северов, переплетая наши пальцы.
Этот невесомое касание, но такой многозначительный жест. Всё ещё не открывая глаз, сильнее стискиваю его руки. Даже несмотря на то, что это не является тем, о чём я подумала, я всё ещё в полнейшем шоке и каком-то неадекватном ступоре. Говорить не могу. Сердечная мышца стучит на грани дозволенного. Ещё немного и она просто перегорит от перенапряжения. Дыхание только поверхностно ощущается. Тело и вовсе отрубилось от общей системы и никак не реагирует на любые команды разума. Да и мозг плавится и кипит киселём. Все внутренности будто в адском котле варятся, настолько мне сейчас жарко. Даже в этом состоянии чувствую, как на коже выступает холодный пот. Меня начинает дико трясти, а зубы выстукивают дробь.
Тёма перетаскивает меня к себе на колени, но я едва замечаю это. Прижимает так крепко, что кости издают хрустящие звуки.
Почему я так испугалась? Отчего мне вдруг стало так страшно? По какой причине меня трусит? Даже если бы он только что мне сделал предложение, то что в этом такого? Мне же необязательно сейчас выходить замуж. Мы и так уже вместе живём. К тому же это – Артём Северов – мой любимый мужчина.
Беру себя в руки и приказываю своему телу перестать дрожать. Ещё бы оно меня послушалось…
Напрягаю все мышцы. Натягиваю жилы. Успокаиваю сердце. Проталкиваю через нос кислород и, наконец, поднимаю на Артёма глаза.
Сцепляемся. Уже даже не тысяча вольт. Резче, сильнее, ощутимее. Я хватаю от него такой заряд, что позвоночник сам выпрямляется и дрожь исчезает так же внезапно, как и появилась.
Страха нет. Сомнений нет. Паники нет. Только холодная решимость и спокойная уверенность.
– Тёма…
– Настя…
Говорим одновременно и тут же замолкаем.
– Говори ты! – опять вместе.
– Давай, ты первый, Тём.
Он тяжело выдыхает, на секунду отводит взгляд и тут же добивает:
– Если бы это было ОНО, то что бы ты сказала?
Решимость. Уверенность. Спокойствие. Я уже знаю ответ на этот вопрос.
– Спроси ещё раз, когда это будет ОНО.
Выдыхаем в одночасье.
– А если это и было ОНО, Насть?
Блин, это только я его не понимаю, или он сам в себе разобраться не может?
Никаких сомнений. Никакого страха.
– Я бы сказала, Северов, что мне нравится твоя фамилия.
Опять густой громкий выдох.
– Ты скажешь "да", когда я спрошу? – рубит как-то тихо и задушено, будто у него ещё остались сомнения.
– Я всегда буду говорить тебе "да", Артём.
Запрыгиваю в Мерседес, когда Север подаёт мне руку. До сих пор не могу привыкнуть к этой его манере. За те два с небольшим года, которые я его знаю, ни разу не замечала за ним галантности по отношению к кому-либо.
– Ты чего такая довольная? – толкает, занимая место водителя.
– Просто я самая счастливая на свете.
Улыбаюсь, касаясь губами его гладковыбритой щеки. Я выиграла в лотерею самый главный приз. Сильный и уверенный, страстный и нежный, красивый и крепкий, с лёгкими нотками бесшабашности в растрёпанных волосах и горящих бирюзовых глазах. Насмешливая улыбка одним уголком губ. Только для меня. Мой. И ничей больше.
– Я люблю тебя, Тёма. – обдаю горячим шёпотом его шею и провожу языком.
Вижу, как по его гладкой коже расползаются мурашки. Слышу, как учащается дыхание. Чувствую, как ускоряется сердцебиение, бешено разгоняя кровь, пульсирующую в вене под моими губами.
– И я люблю тебя, Настя. Очень, маленькая.
Как и всегда сплетаем наши пальцы, и просто смотрим друг другу в глаза. Слова не нужны. Сейчас мы говорим куда больше.
Северов заводит мотор и выезжает в сторону трассы, ведущей за город. Всю дорогу к родителям держимся за руки. Даже скорости Артём переключает левой, ни на секунду не разрывая контакт.
С каждым километром моя решимость тает, сменяясь страхом. Я была уверена, что готова ко всему, но сейчас начинаю паниковать. Парень крепче сжимает мои пальцы, замечая моё взвинченное настроение.
– Всё хорошо, родная. Ничего не бойся. Мы со всем справимся. Вместе, маленькая. Если надо, я сам зайду и всё заберу. – выбивает ровным тоном, периодически отрывая взгляд от дороги и переводя его на меня. – Всё будет хорошо, Насть. Успокойся. Веришь мне?
– Верю, Тём. Всегда верю. Я в норме, не переживай. Просто немного страшно, но я справлюсь.
Оставшуюся дорогу перебрасываемся пустыми, ничего незначащими, но сейчас необходимыми фразами. Его поддержка очень важна для меня, поэтому принимаю без лишних слов. Иначе просто сама себя сведу с ума.
Несмотря на все установки, всё же начинаю прокручивать в голове возможные реакции родителей и варианты разговоров.
Гелик останавливается, и я вижу дом, который раньше был моим. Больше нет. Север только однажды тормозил прямо у ворот в тот первый вечер. С тех пор всегда ставил машину через пару домов, чтобы не вызывать подозрений. Сейчас же он даёт всем понять, что больше не намерен прятаться.
Отрываю глаза от ворот и перевожу на любимого.
– Идём? – спрашиваю срывающимся шёпотом.
Дрожь в теле становится ощутимее, но на лице не дрожит ни один мускул. Однажды я уже входила в эти двери с покерфейсом, смогу и сейчас, особенно учитывая то, что Северов теперь со мной.
– Рано, любимая. Подожди немного.
– Зачем? Артём, я просто хочу разобраться с этим как можно скорее, чтобы спокойно жить дальше.
Он ничего не отвечает, но притягивает ближе и прижимает к точёному торсу, водя ладонями по спине. Позволяю себе эту слабость. В нём моя сила, и я, как и в прошлый раз, заряжаюсь его решимостью и уверенностью. Делаю несколько глубоких вдохов, ударяясь грудной клеткой о мужскую грудь, и медленно выпускаю переработанный кислород тонкой струйкой.
– Ну, наконец-то. – выдаёт Тёма и отстраняется, глядя в лобовое стекло.
Слежу за его взглядом и давлюсь воздухом, когда замечаю, как напротив останавливается Лексус.
Кир? Это его машина. Что он здесь делает?
– Артём? – вырывается из сжатого горла одно единственное слово.
– Всё хорошо, родная. Расслабься. Это не он.
– В смысле?
– В коромысле, Насть. В окно посмотри.
Из машины выходит Арипов, а с другой стороны появляется Вика. Антон коротко кивает в знак приветствия и вместе с ней подходит к видеофону. Наблюдаю за этой картиной в полном ступоре, не имея возможности даже проанализировать, что сейчас происходит. В голове образовался вакуум и высосал все мысли и логические цепочки.
– Пошли! – командует Северов, когда видит кивок друга.
– Что происходит, Тём? Почему они здесь?
– Группа поддержки, Насть. А ещё они наша разведка.
– Что это значит?
– Пойдём, малыш.
Парень выпрыгивает из Гелика, обходит капот и открывает мою дверь, подавая руку. Делаю ещё один натужный вдох, на долю секунды опустив ресницы, и вкладываю кисть в его ладонь. Мы отходим в сторону, и Заболоцкая тут же набрасывается на меня с объятиями. На автомате обвиваю её руками, а потом отстраняюсь, вглядываясь в лицо.
– Приветы, Настюха! – выбивает с лёгкой улыбкой.
– Привет, Вик. Зачем вы здесь?
– А Северов тебе не сказал, что ли? – режет, переводя на него взгляд.
– Прости, малыш, но это было спонтанное решение. Решил, что лучше ребята разведают, что да как, прежде чем мы заявимся к старикам. – отвечает, прижимая меня к себе и целуя в висок. Поворачивается к Арипову. – Ну, что там?
– Батя жив и здоров. Куда-то с самого утра укатили твои предки. В доме только прислуга.
– Готова?
Закрываю глаза и утыкаюсь носом в крепкое плечо. Тяну его запах. Краду его силу. И пусть родителей нет дома, всё равно не перестаю нервничать. Они ведь могут вернуться в любой момент. Я могла бы просто дать Артёму ключи и позволить самому всё забрать, но я не должна позволять себе расклеиваться. Дело не только в вещах, но и в том, что я должна пройти через это. Сказать последнее "прощай" и отпустить своё прошлое окончательно. Глубокий вдох. Гулкий выдох. Сжимаю перебинтованной рукой его ладонь.
– Готова, Артём.
Пальцы слегка дрожат, когда отпираю калитку, но я не даю себе времени на страхи. Толкаю металлическую дверь и уверенным шагом направляюсь к дому. Открываю замок и вхожу. И замираю. Воспоминания острыми осколками вонзаются в мой мозг. На ускоренной перемотке прокручиваю своё детство, подростковый возраст, юность.
– Мама, мне не нравится эта одежда. Я хочу те шорты!
– Девочка даже в детстве должна быть леди. А ты уже не маленькая. Привыкай.
И всю жизнь я носила то, что они мне навязывали.
– Я не хочу с ней дружить. Катя противная зазнайка!
– Зато её папа судья, а мама прокурор. И хватит капризы разводить, Анастасия. Научись заводить "правильных" друзей, даже если они тебе не нравятся. Когда вырастешь, ещё спасибо нам скажешь.
Я выросла. Но не чувствую благодарности за вынужденную дружбу.
– Знакомься, Настя, это – Кирилл Должанский. Наш коллега и друг. Надеюсь, вы понравитесь друг другу. – обрубает мама, уже приняв за меня решение.
– Кирилл. – тянет руку высокий красивый молодой человек.
– Настя. – вкладываю в неё ладонь, и он поднимает наши кисти вверх и касается губами.
Дрожь. Страх. Понимание. Принятие. Выбора нет. Я в ловушке и сколько не стараюсь из неё выбраться, она только сильнее стягивается.
– Надеюсь, Настя, ты не откажешься составить мне компанию за ужином?
Хочу отказаться. Должна.
– Не откажется, конечно. – встревает папа, отвечая за меня.
Никаких вариантов. Принимаю. Я же идеальная дочка.
Больше нет. В том же ускоренном режиме проматываю остальные фрагменты: начало отношений с Киром, предложение пожениться, первая ссора с родителями из-за моего внешнего вида, вторая, последняя…
После первого сентября я не просто выросла, а изменилась до неузнаваемости. Не осталось мягкости, покорности и желания угождать. Только штормовой характер и бесконтрольные взрывы. Нет больше идеальной девочки, но они так и не захотели это понять. Так же, как и то, что я могу любить и ради этой любви пойти на всё. Ради одного единственного человека, которого они никогда бы не приняли просто потому, что он "неправильный".
Бросаю короткий взгляд на стоящего рядом парня и осознаю, что меня действительно больше ничего не держит в этом доме. Северов просто ждёт, пока я справлюсь с эмоциями. Не торопит и не подгоняет.
– Пойдём, Артём.
Тяну его за руку наверх, в свою комнату. Там быстро и молча вытаскиваю из шкафа футболку и собираю документы, пока он потрошит мой стол, собирая учебные материалы. Телефона в комнате не нахожу, поэтому, не оборачиваясь, выхожу.
Тёма идёт следом.
– Всё забрала, Насть?
– Мобильный остался. Сейчас у горничных узнаю. И…
Крутанувшись, залетаю обратно в спальню и вытряхиваю из шкатулки все украшения.
Раскидываю их по столу, пока не нахожу тонкую золотую цепочку с Фениксом.
– Ты же не хотела ничего больше брать. – бурчит Артём, вырастая в дверном проёме.
– Это подарок от дедушки, Тём. Благодаря ему я смогла переступить через родительские "правильно" и поступила в полицейскую академию. Он был единственным, кто всегда меня поддерживал и принимал такой, какая я есть.
– Был… – вопрос, который звучит ни как вопрос. Просто констатация факта.
– Он умер три года назад. – опускаю голову и прячусь за волосами, чтобы любимый не увидел моих слёз.
Парень опускает на пол сумку и молча обнимает.
– Сейчас не время плакать, родная. Надо забрать мобилу и уходить, если не хочешь столкнуться со стариками. – хрипит, задевая губами макушку.
– Знаю. Пошли. – отбиваю ровно, хотя голос дрожит от непролитых слёз.
– Ты его очень любила? – спрашивает, пока широкими шагами пересекаем коридор.
– Да, Тём, очень. Больше, чем маму и папу. Он был самым близким и родным человеком.
– Расскажешь мне потом о нём?
– Обязательно. – отпускаю лёгкую улыбку.
Бегом спускаемся вниз. Ошарашенные горничные стоят, открыв рты, и бессовестно разглядывают моего парня. Пускай смотрят, мне не жалко. И родителям пусть докладывают.
– Юля, ты мой телефон не видела? – обращаюсь к застывшей девушке.
– Анастасия Романовна? – сглатывает и переводит на меня загоревшиеся глаза, с трудом оторвавшись от созерцания Северова.
Не смотря на жгучую ревность, тихо смеюсь и обнимаю Артёма, давая понять, что этот самец занят.
– Так телефон кто-нибудь мой видел или как?
Юля всё так же стоит, открыв рот. Ольга первая берёт себя в руки и отвечает:
– Кажется, на кухне был. Ваши родители вчера специалиста вызывали, чтобы пароль подобрал.
Каждая жила в теле натягивается, а все мышцы мгновенно забиваются.
Зачем им это? Что они хотели там найти? Что если видели нашу с Артёмом переписку?
И снова я поддаюсь панике. Крепче сжимаю мужскую ладонь, выдавая свой страх и напряжение.
– Расслабься, малыш. Пусть хоть всю мою подноготную нароют, тебе нечего бояться. – хриплым шёпотом бомбит мне в самое ухо. – Или у тебя есть то, что им не стоило видеть?
Быстро прогоняю по нейронным сетям всё содержимое своего мобильного: фотографии, видео, переписки. Ничего такого, за что можно было бы ухватиться и использовать против меня и Северова.
– Только наша переписка.
– Тогда нечего бояться. Надеюсь, они все сообщения прочитали и прослушали. Пусть знают, что я абсолютно серьёзен и тебя не отдам.
Медленно выдыхаю через нос и улыбаюсь. Тёма прав. Мне не от чего трястись. Всё равно они и так бы рано или поздно узнали о нас, так что пофигу.
– Иди в машину, Тём. Я возьму телефон и сразу приду.
Он молча кивает и уходит, а я иду на кухню.
– Анастасия Романовна, а это кто? – подаёт голос Юля, когда я уже выхожу за дверь.
– Мой любимый человек. – отрезаю спокойным тоном и поднимаю уголки губ, видя, как прислуга выпучивает глаза.
– А как же Кирилл Александрович?
– А мне откуда знать? – поднимаю вверх бровь и, выйдя за дверь, быстро оборачиваюсь.
Смотрю на просторный холл, на крутую резную лестницу, на хрустальные люстры, на мебель с позолотой в викторианском стиле и понимаю, что ничего не чувствую к этому дому. Ни любви, ни тоски, ни привязанности. Наверное, он всегда казался мне каким-то чужим, больше походящим на музей, а не на жилище. Такой большой и холодный, в котором никогда не было настоящего семейного тепла.
– Прощай. – выдыхаю тихо и закрываю дверь.
В этот раз окончательно и навсегда.
Глава 12
Только вперёд
Выхожу из дома и неторопливым шагом направляюсь к машинам. Парни курят и о чём-то переговариваются. Растягиваю рот в улыбке, глядя на профиль Северова. В который раз поражаюсь его красоте. Не в том классическом смысле, который принято считать за эталон, а скорее наоборот. Резкой, чёткой, дикой, жёсткой, чисто мужской красоте.
Уже у ворот улавливаю шум колёс и поворачиваю голову на звук. Родители.
– Поехали! – выкрикиваю на ходу, хватая Артёма за руку и кивая в сторону подъезжающего Рендж Ровера.
Все поворачивают головы в указанном направлении и разбегаются в стороны. Антон с Викой запрыгивают в Лексус, и машина сразу приходит в движение. Мы с Тёмой подлетаем к Гелику. Он занимает водительское сидение и заводит мотор, а я застываю на несколько длинных секунд, глядя на обескураженные лица родителей. Папа тормозит и выскакивает из машины одновременно с мамой. В этот же момент я захлопываю дверь, и Мерс с визгом срывается с места.
– Настя! – доносится крик отца.
Слежу за ним в зеркало заднего вида, пока он не скрывается из виду. Только сейчас делаю глубокий вдох, понимая, что всё это время даже не дышала. Жадно глотаю воздух и сжимаю ладонями плотную ткань куртки. Парень без слов накрывает мою руку своей и слегка стискивает.
Сосредоточиваюсь на этом жесте и тепле, которое разгоняется под кожей от его прикосновения. Сердце нещадно перемалывает кости, а в голове стоит затяжной гул. Несколько минут мы едем в звенящей тишине. Мой телефон начинает вибрировать в кармане, и я достаю его, глядя на имя абонента: Папа.
– Родная. – успокаивающе шепчет Тёма, крепче сжимая пальцы.
– Всё хорошо, любимый. Может, не стоило так сбегать, а переговорить с ними с глазу на глаз?
– Думаешь, они бы поняли? Отпустили бы тебя, Насть? Приняли меня? Нас? – режет так же тихо, упираясь взглядом в лобовое стекло.
Вижу, с какой силой он стискивает руль, как напряжены мышцы под одеждой, как играют на сжатых челюстях желваки. Понимаю его опасения. И сама боюсь того же. Но всё же осознаю, что этого разговора не избежать. Рано или поздно он всё равно состоится. По собственному опыту знаю, что лучше резать на живую, не давая ране загноиться. Бросаю ещё один короткий взгляд на любимого и отвечаю на вызов.
– Что это было, Анастасия?! – разрезает жёсткий голос отца. – С кем ты была?! Куда уехала?! Немедленно возвращайся домой!
Домой…
Опять смотрю на Северова.
– Я дома, пап. Там, где и должна быть. – отбиваю тихо, но со стальными нотами и неумолимыми интонациями.
Артём косится на меня, а потом, щёлкнув поворотником, скатывается на обочину. Двигатель не глушит, но пересаживает меня к себе на колени и прижимается щекой к щеке, выражая поддержку.
– Спасибо. – говорю одними губами, и он коротко кивает.
– Что значит там, где должна быть, Анастасия?! И что это за мужик, с которым ты уехала?!
– Перестань кричать, пап, тебе нельзя волноваться. Этот "мужик" – мой любимый человек. Я не вернусь к вам.
– Какой на хрен любимый человек?! У тебя свадьба с Кириллом через…
Нет, он так и не понял. И вряд ли уже сможет.
Поэтому не позволяю ему закончить фразу. Пора прикрыть этот театр абсурда раз и навсегда.
Собираю всю свою силу, волю, сталь, уверенность и непоколебимость и вспарываю его слова жёстким холодным голосом:
– Хватит, отец! Никакой свадьбы не будет. Я думала, что в прошлый раз ясно дала это понять, но вы так и не захотели меня услышать! Я люблю Артёма! Я буду с ним, несмотря ни на что! Можете не принимать мой выбор, мне плевать!
Резко выдыхаю углекислый газ и сжимаю до скрежета зубы. Я готова бороться. Нахожу и до боли сжимаю пальцы Севера. Он зарывается лицом мне в волосы и сипит:
– Я люблю тебя, моя девочка.
Заряжаюсь его словами. Ради того, чтобы снова их услышать, стоило пройти через весь этот Ад. И сейчас я сознаю, что готова делать это снова и снова, лишь бы он был рядом.
– Если ты сделаешь это, то считай, для нас с мамой ты умерла. – выплёвывает родитель тихим хрипом и замолкает.
Знаю, чего он ждёт, но никогда этого не получит. Всё же у меня их гены, а значит, я тоже могу ничего не слышать и не видеть, когда мне это удобно. Так же, как и они.
Тёма напрягается, когда слышит эти слова. Чувствую, как у него за рёбрами начинает частить мышца.
"Предала так же, как и все остальные…"
"Я никогда никого не любил до тебя…"
Возможно ли, что его семья тоже отказалась от него? Когда-нибудь я это выясню, а пока…
– Тогда поставьте мне памятник и закажите службу! – отрезаю ледяным тоном и сбрасываю вызов.
Только теперь меня начинает мелко потряхивать. Руки дрожат. По щекам катятся слёзы. Сама не понимаю, отчего плачу. Я ведь знала, что так и будет. Если мои родители не могут вылечить воспалившуюся болячку на теле их идеальной и безупречной семьи, то просто вырежут её.
Но почему мне всё равно так больно и обидно от его слов?
– Плачь, любимая. Отпусти себя. Тебе станет легче, маленькая моя. Плачь.
Едва уловимый шёпот любимого мужчины врывается в меня свистящими снарядами и пробивает плотину. И я начинаю рыдать, хватаясь за его руки и плечи. Заливаю слезами и тушью серую ткань футболки. Громко всхлипываю и утыкаюсь носом в шею, вгрызаясь зубами в его загорелое плечо, чтобы не закричать в слух.
Артём не препятствует моей истерике и позволяет делать ему больно. Безостановочно гладит по пояснице, лопаткам, шее, рукам, плечам и голове, нашёптывая нежные слова. Покрывает лёгкими поцелуями мои лицо и шею. Зарывается в волосы и целует в макушку, а потом в висок.
Когда рыдания и крики иссякают, продолжаю тихо всхлипывать и жалостно скулить.
Северов находит мои губы и накрывает своими. Медленно и нежно обводит языком, втягивает в рот и томительно посасывает, пока их не начинает покалывать. Боль и обида уходит на второй план, когда он проскальзывает языком мне в рот и встречается с моим, сменяясь диким голодом и страстным желанием. Отвечаю на поцелуй, жадно всасывая его глубже. Скребу ногтями затылок. Мужская рука нетерпеливо раздвигает мне ноги и ложится на промежность, сжимая. Стону и подаюсь ему навстречу, накрывая ладонью эрекцию и стискивая пальцы на каменном стволе. Начинаю быстро двигать вверх-вниз, даже сквозь плотную ткань джинсов ощущая его опаляющий жар. Между ног становится горячо и мокро. Тёма щёлкает пуговицу и тянет вниз молнию. Просовывает руку под резинку белья и обводит набухший клитор. Без предисловий врывается в меня двумя пальцами и сразу задаёт бешённый темп.
Изо всех сил стараюсь расстегнуть его ремень, но ничего не выходит. Стону и выгибаюсь, подаваясь бёдрами навстречу его руке. Ещё несколько уверенно-умелых движений, и я рассыпаюсь калейдоскопом осколков, выкрикивая имя любимого человека.
На то, чтобы прийти в себя, отдышаться и сфокусировать ускользающий взгляд, уходит достаточно много времени. Артём тоже дышит тяжело и поверхностно. Растрёпанными мозгами понимаю, что и ему необходимо удовлетворение, но пальцы отказываются слушаться, когда снова пытаюсь расправится с пряжкой его ремня.
Парень тихо смеётся и прижимается губами к моему рту, обдавая резкими, короткими и обжигающими выдохами.
– Не сейчас, жадина. – рассыпается волнами его хрипловатый смех.
Он убирает мою кисть и вытаскивает свою руку из моих трусов. Подносит пальцы к губам и облизывает блестящую влагу. Вроде и не в первый раз так делает, но меня всё равно затапливает жаром и расползается румянцем на скулах.
– Эй, вы чего там зависли? – вбивается в наше завакумированное безумие голос Арипова.
Он открывает водительскую дверь, и тут я уже вся заливаюсь краской, пойманная с поличным. Как нашкодивший котёнок, прячу лицо у Артёма на плече. А он…
Боже!
Он засовывает пальцы в рот и сосёт, пока на них не остаётся другой влаги, кроме его слюны.
Даже боюсь представить, какие мысли сейчас вертятся в голове у Антона. Я сижу на Северове с расстёгнутыми штанами и приспущенными трусами, красная как рак, а он облизывается, как переевший котяра, и глухо посмеивается. Весь салон Гелика пропах запахом возбуждения и секса.
– Всё заебись, Тоха. Погнали в кафеху какую-нибудь, а то жрать охота. – как ни в чём не бывало предлагает Артём.
А я от стыда готова под землю провалиться.
Буквально ощущаю, как Арипов проходится по нам взглядом, оценивая обстановку.
– Блядь, если вы и дальше будете ради этого останавливаться, мы с Викой с голоду сдохнем.
– Ради этого, Тох, больше не будем. Погнали! – откровенно отбивает, не переставая посмеиваться.
Антон что-то ещё бурчит себе под нос, захлопывая дверь, но я даже не стараюсь вникнуть в ту похабщину, которую он там озвучивает.
– Всё, малыш, выдыхай! – хрипит мне в волосы и сам приводит в порядок мою одежду.
– Выдыхать, Тёма?! – пищу, едва придя в себя от шока. – Он же понял, чем мы тут занимались! Тебе совсем по херу, что о нас подумают?!
Кажется, меня топит новой волной истерической паники. И колошматит знатно.
– Он подумает, что мы очень любим друг друга и ни на секунду не можем оторваться. – отрезает, не скрывая смеха в голосе. – Всё нормально, Насть. Это же Тоха! Ему так-то по барабану и трепаться он не станет. Расслабься, любимая, всё в норме. Главное, что ты больше не плачешь. – добавляет уже серьёзно и смотрит в глаза. – Тебе легче, родная?
Вот бы и злиться мне сейчас на него, но ничего не выходит.
– Ты сделал это, чтобы отвлечь меня? – спрашиваю, кося на него глаза исподлобья.
– И это, конечно, тоже, но не только из-за этого. Я просто хочу тебя, вот и всё. Не смог сдержаться. И, Настя… Сегодня.
Он больше ничего не добавляет, но я всё понимаю. По телу пробегает дрожь предвкушения, а в груди разворачивается настоящий торнадо.
Сегодня!
За обедом в каком-то запредельно шикарном ресторане рассказываю друзьям всё как есть. Не упускаю и того, что уже не первый год влюблена в Артёма, и того, какие сомнения меня грызли, и объясняю причины своего поступка, когда решила порвать с ним, и по которым сорвалась и ушла из дома. Все лишние подробности, конечно, опускаю, но выкладываю всё с начала и до конца. В том числе и сегодняшний разговор со отцом.
– Поэтому мы и остановились тогда, Тоха. – подбивает итог Северов и косит на друга предупреждающий взгляд.
Даже мы с Викой понимаем этот посыл: начнёшь трепаться, ты труп.
Официант приносит наш заказ и бросает пренебрежительный взгляд на нашу странную компанию.
Ещё бы… Ресторан из раздела "только для элиты", а мы вчетвером выглядим так, словно только что с уличных разборок пришли. Растрёпанные волосы, горящие глаза, футболки и толстовки с глупыми надписям, джинсы и лосины, кроссовки и балетки, мои замотанные бинтами руки. По всем законам нас сюда даже впускать не должны были, но у Арипова здесь какие-то подвязки, поэтому мы теперь и сидим в сверкающем хрусталём, позолотой и светом свечей зале, выделяясь как белые вороны. Но нам так-то по фигу на все кривые взгляды не только официантов, но и редких в это время посетителей.
Судя по спокойствию парней, они уверенно чувствуют себя в этой среде. Да и я давно привыкла к фешенебельным местам. Только Заболоцкая то и дело крутит головой и мечтательно вздыхает. Ну и ещё выкатывает глаза над миниатюрными порциями еды за баснословные деньги.
Я и сама не уверена, что мне теперь по карману такие заведения, но Артём настоял под предлогом, что нам есть что отпраздновать. Он, конечно, даже часть расходов не позволит взять на себя. Не то чтобы меня сильно волнует, откуда у него такие деньги, но всё же… На преподавании вождения, пусть даже и экстремального, столько не заработаешь. Стоит ли спросить? Или это тоже часть его прошлого, в которое мне пока вход заказан?
Шумно выпускаю воздух, и Северов поворачивает ко мне голову.
– Что случилось, маленькая? – спрашивает, обеспокоенно всматриваясь в глаза.
– Тут очень дорого, Тём. – отбиваю так тихо, чтобы слышал только он. – Зачем мы сюда пришли? Здесь один обед стоит как моя зарплата за два месяца в секции. Инструктором столько не заработаешь.
Всё же выдаю то, чего не стоило, но оно само вырывается. Теперь я тоже часть его жизни, а значит, он должен научиться мне верить.
Артём ничего не отвечает, и я отворачиваюсь, принимаясь за еду. Мы выпиваем бутылку шампанского под бесконечные тосты: за свободу, за любовь, за доверие.
Доверие…
Будет ли оно у нас когда-нибудь? Сможет ли Тёма научиться мне доверять настолько, чтобы однажды полностью открыться? После всего, что с нами было, я просто не могу не верить ему, а он?
Остаток дня так и провожу за невесёлыми мыслями, но никому не позволяю этого заметить. Натягиваю на лицо беззаботное выражение и счастливую улыбку, когда внутри всё кипит и взрывается от злости и обиды.
Из ресторана буквально вываливаемся всей толпой, продолжая громко хохотать над реакцией официанта, когда Антон сказал, что у нас нет столько денег, чтобы расплатиться по счёту. Это, конечно же, была шутка, но бедный парень чуть в обморок не грохнулся.
Прощаемся с Викой и Атоном, которые сегодня весь день держатся за руки и постоянно целуются. Так же, как и мы с Артёмом.
Давлю все негативные эмоции и пустые догадки, когда садимся в машину и выезжаем в сторону дома. Отворачиваюсь к боковому окну и изучаю городской пейзаж. Север так и не ответил на мой вопрос, а я больше не стану спрашивать. Не хочет говорить, не надо.
Гелик останавливается возле знакомого подъезда, а я даже не замечаю, что мы уже приехали и всю дорогу провели в гнетущей тишине. Только сейчас понимаю, что и Артём ни словом не обмолвился, погружённый в свои мысли. За всё время мы даже не прикасались друг к другу, как это обычно бывает.
Двигатель глохнет, но никто из нас не спешит покидать замкнутое пространство салона. Делаю глубокий вдох, до отказа забивая лёгкие, и поворачиваюсь к парню. Смотрю в бирюзовые глаза, в которых разворачивается настоящая буря. Без слов ловлю его ладони и переплетаю пальцы. Он прикрывает веки и гулко выдыхает.
– Я уже говорил, что это наследство, Насть, но ты права. Я не зарабатываю столько, чтобы ходить по охуенным ресторанам и покупать брендовые шмотки. Когда получил деньги, то понял, что нельзя просто их разбазаривать. Купил хату и тачку, а остальное вложил в акции. Долго изучал все эти биржевые темы, просчитывал риски, а потом всё же сделал ставку и не проиграл. Когда получил первую прибыль, опять начал сначала всё высчитывать, чтобы не остаться без нихуя. И так каждый раз. За пять лет, которые я этим занимаюсь, прибыль росла и множилась. Сейчас деньги работают сами на себя. К тому же я спонсирую один проект. Рискую сильно, но если выгорит, то ты никогда не в чём не будешь нуждаться.
Северов замолкает и с такой силой вентилирует воздух, будто марафон пробежал. Глаза всё так же не открывает, словно боится осуждения с моей стороны.
А я реально не понимаю, что не так. Почему эти слова ему так тяжело дались? Что страшного в том, что он зарабатывает таким способом? Миллионы людей так делают. А что, если он сейчас врёт? Но зачем? Для чего?
– Тём, посмотри на меня. – прошу хриплым полушёпотом. Он поднимает веки и меня такой дрожью прошибает, что я физически её ощущаю. В его глазах бурлит что-то такое, что меня пугает, но я никак не могу распознать что именно. – Почему ты говоришь это так, словно ждёшь осуждения, Артём? Это же не кровавые деньги, да?
– Нет, малыш, не кровавые. Мне никого за них убивать не пришлось.
– Тогда почему, Тём?
– Потому что я никогда никому этого не рассказывал. Даже Тоха не в курсе.
– Но в этом же нет ничего ужасного. – непонимающе возмущаюсь я.
– Знаю, просто… Не могу объяснить, родная. Просто это… личное, что ли. И никто никогда не просил у меня финансового отсчёта. Это всегда было только моим делом.
Я, правда, стараюсь понять его, но ничего не выходит. Почему он так к этому относится? Чего боится? Я же не собираюсь отбирать у него деньги или лезть в его дела. Просто хотела узнать.
– Ты, Северов, настоящий дурак! – отрезаю со смешком, сглаживая ситуацию.
Вот только в глазах нет и отблеска того веселья и беззаботности. И он это видит.
– Да, Насть, я дурак. И я боюсь, что если хоть немного приоткрою эту дверь, то потом не смогу её закрыть.
Значит, это всё же связано с его туманным прошлым. Но я всё равно не догоняю, как оно и инвестиции связаны.
– Тёма, – шепчу, наклоняясь ближе, и утыкаюсь своим лбом в его, – я стараюсь понять, но не могу. Помоги мне.
– Я сам не понимаю, любимая. Правда не понимаю. Дай мне время самому разобраться со своими чувствами. Ладно?
– Сколько надо, Артём. Я буду ждать, сколько придётся. И что бы не находилось за той дверью, я никогда от тебя не отвернусь. Просто знай это, любимый. С какими ужасами не придётся столкнуться, я всегда буду стоять с тобой плечом к плечу и держать твою руку. Веришь мне?
– Верю, Насть. Я люблю тебя и… спасибо.
– И я тебя. С первого дня, Тём, и до последнего вдоха люблю.
Глава 13
И снова с ним всё впервые
На этаж поднимаемся без единого слова. Артём полностью погружён в свои мысли, а я не уверена, что если задам хоть один вопрос, то смогу потом остановиться. Замечаю, как сходятся на переносице брови, как пролегла на нахмуренном лбу глубокая морщинка, как он поджимает и кусает губы, как играют от напряжения желваки на стиснутых скулах. Только его глаза прочесть не удаётся, как ни стараюсь. Парень вставляет ключ в замок, но так и не поворачивает его. Меня немного пугает его отрешённое состояние, поэтому молча беру его за руку и жду, когда посмотрит на меня.
– Что, Насть? – высекает как-то сухо.
– О чём ты молчишь, Артём?
Всматриваюсь в глубину его зрачков, но они сейчас отражают только моё собственное беспокойство. Сильнее сжимаю его пальцы и кладу голову на плечо. Северов растерянно обнимает и рассеянными движениями водит ладонью по спине. Чувствую, как колотится его сердце и сбивается дыхание. Физически ощущаю его внутреннее напряжение и тремор. Ответа даже не ожидаю, просто крепче прижимаюсь к горячему телу, давая понять, что всё хорошо.
– О многом, Насть. Гораздо о большем, чем говорю.
Ответ, который рождает ещё больше вопросов. И что теперь? Я и сама сплошной комок из сомнений, страхов и нервов.
– Расскажи мне, Тём.
Он глухо выдыхает и набирает в лёгкие воздух, пока его грудную клетку не начинает распирать. А я торможу все процессы в своём организме, в том числе дыхание и сердцебиение, полностью сосредотачиваясь на реакциях любимого человека.
– Любопытство? – спрашивает с какой-то мрачной иронией.
Мускулы под моими руками напрягаются ещё сильнее, становясь едва ли не каменными.
– Не только оно, Артём. Я хочу лучше понять тебя. Но самое главное то, что это важно для тебя, а значит и для меня тоже. Ты уже стал частью меня. Так позволь и мне стать частью твоей жизни, Тёма.
Он крепче прижимает меня к себе и тяжело вентилирует кислород. Давит на моё тело с такой силой, что мне становится больно, но я не обращаю на это внимания, сильнее сжимая руки вокруг его торса.
– Дурочка, – хрипит мне в волосы, – ты не просто часть моей жизни. Ты и есть жизнь, Настя. Моя грёбанная жизнь.
И замолкает. В подъезде не раздаётся ни единого звука, кроме нашего надрывного дыхания. Никто из нас не ослабляет хватку, словно если мы отпустим друг друга, то мир рухнет. Секунды множатся, разрастаясь в минуты. Понимаю, что должна первая разрушить это затянувшееся безмолвие, но не знаю какими словами. Быстро перебираю в голове сотню вариантов, пока не цепляюсь за один.
– Почему ты сказал, что это съёмная квартира? – бурчу ему в плечо.
Северов издаёт короткий смешок и отстраняется, глядя в глаза.
– Я никогда не говорил, что она съёмная, малыш. Ты сама так решила.
Пока копаюсь в воспоминаниях, анализирую и недавно сказанные им слова. А ведь и правда, он никогда не говорил, что снимает жильё. Я сама так почему-то подумала, ещё когда он привёз меня сюда после вечеринки. Такое чувство, что это было в прошлой жизни. Это воспоминание тянет за собой и другие, от которых я коротко хихикаю и краснею.
– И что смешного? – рычит Артём, продолжая сканировать моё лицо.
– Ничего, просто, – качаю головой, не переставая улыбаться, – вспомнила, как ты привёз меня сюда в первый раз и переодел в свою футболку. И тот странный разговор. – фразу не заканчиваю, потому что чувствую себя глупо, но Тёма перехватывает инициативу, как обычно читая мои мысли.
– О том, что я видел твою грудь? – тащит вверх брови и поднимает уголки губ.
– И том, что даже не смотрел. Я и сама тогда не могла понять, что меня больше разозлило.
– А что, если я признаюсь, что всё же смотрел? И даже позволил себе прикоснуться?
– Ты невыносимый, Северов! – бью его ладонью по грудной клетке и, заливаясь краской, смеюсь.
– Идеальная. – выдыхает мне в шею.
– Я или грудь? – начинаю откровенно хохотать от этого странного разговора, и любимый вторит мне.
– Вы обе, родная! – отбивает и находит мои губы. – Зайдём в квартиру или так и будем торчать в подъезде и обсуждать твою грудь? – ржёт парень.
– Домой, Тёма, и без обсуждений!
Даже оказавшись за закрытой дверью, продолжаем смеяться, вспоминая и другие глупые ситуации и смешные моменты. И я ощущаю себя почти счастливой, потому что понимаю, что таких моментов в нашей жизни будет ещё множество. А в том, что мы вместе на всю жизнь, у меня не возникает ни малейших сомнений.
Правда, это понимание омрачает сокрытое за семью печатями прошлое Артёма, в которое он всё ещё отказывается меня впускать, а я, хоть и обещала не лезть, с трудом сдерживаюсь, чтобы не потребовать у него полностью мне открыться.
– Пойдёшь в душ, маленькая? – врывается в запутанные мысли голос Севера.
На автомате киваю и, взяв необходимые вещи, иду в ванную. Долго стою под обжигающе-горячей водой, стараясь хоть немного упорядочить рой вопросов, которые мечутся в моей голове.
Что он скрывает? Почему так боится вспоминать? Почему напрягся, когда мой отец сказал, что я для них умерла? Кто его предал? Что произошло тогда на кухне: этот странный приступ? И это далеко не все вопросы, которые я хочу задать Северову, но не решаюсь. Но самый главный из них: смогу ли я помочь ему забыть? Как можно избавиться от тяжёлых воспоминаний?
Ответ приходит сам по себе: заменить их новыми! И пусть они не исчезнут окончательно, но померкнут на фоне радостных моментов и счастливых мгновений. А значит, нам предстоит долгий и тернистый путь наверх, оставив всё, что заставляет нас страдать, далеко позади.
Наверное, сегодня я перебарщиваю с цитатами, что на меня совсем не похоже, но именно так вижу наше будущее. Я собираюсь наполнить каждый день любимого человека не только радостью, но и смыслом. Чтобы ни один из них не стёрся со временем из памяти. И начну с сегодняшнего.
Выхожу из душевой кабины и заматываюсь в полотенце, не вытираясь. Долго всматриваюсь в своё отражение в поисках внешних изменений, но кроме более глубокого и тяжёлого взгляда ничего не нахожу. Я такая же, как и месяц назад, и как два и три месяца до этого, но внутри от той идеальной девочки ничего не осталось. Я выпустила наружу все свои альтер эго: бунтарку, мальчишку, монстра, и теперь они смотрят на мир моими глазами. Только сейчас понимаю, что на самом деле сама отчленила их от себя и спрятала настолько глубоко, насколько это возможно, оставив только ту часть себя, которой гордились родители, восхищались мужчины, завидовали женщины. Только после того, как приняла свои чувства к Северову, я начала соединяться воедино.
Скидываю махровую ткань и изучаю своё отражение, теперь уже стараясь увидеть себя глазами Артёма. За всеми этими переживаниями и мыслями и думать забыла о том, что должно сегодня произойти. Несмотря на то, что сама толкала его к этому, сейчас отчего-то становится страшновато. И сама не понимаю почему. Просто какой-то странный мандраж разбирает всё тело, сковывает мышцы и парализует конечности. Сердце с такой силой колотит по рёбрам, что, уверена, слышу, как они трещат под его бешенным напором.
Прикрываю веки и делаю несколько дыхательных упражнений, успокаивая сорвавшееся с ритма сердцебиение. Натягиваю Тёмину футболку и красное кружевное бельё. Твёрдым, но слегка неуверенным шагом направляюсь в спальню, но Артёма там нет. Нахожу его в гостиной с ведром попкорна и пультом от телевизора.
– Тёма? – зову тихо, потому что голос неожиданно отказывается работать в полную силу.
Он встаёт с дивана и подходит, внимательно изучая моё лицо, будто ищет там то, что я так и не смогла рассмотреть. А потом без слов прижимает к себе и целует. Медленно, спокойно, без спешки и сексуального желания, как у нас обычно бывает. Когда отрывается, его глаза кажутся темнее ночи.
– Выбери пока фильм, родная, а я в душ схожу.
Вкладывает мне в руки пульт, ещё раз коротко целует и уходит, оставив меня в полном недоумении.
И что это сейчас было? Какой нафиг фильм? Я только настроилась на то, чтобы лишиться, наконец, девственности, а он хочет смотреть кино? Что за херня творится? Неужели передумал?
Севера нет достаточно долго, поэтому, чтобы не накручивать себя, включаю первый попавшийся фильм и полностью погружаюсь в потусторонний мир, отключая не только мозги, но и все пугающие мысли и догадки.
Вздрагиваю, когда жилистые руки ложатся мне на плечи, а потом обнимают за шею.
– Напугал? – сипит Тёма, целуя в щёку. – Прости, малыш, просто ты так увлечённо смотрела в экран, что даже не слышала, как я звал тебя.
Убирает волосы на одно плечо и целует в шею, разгоняя не только сердечную мышцу до предельных скоростей, но и многотысячную армию мурашек по моей коже. Дыхание срывается, когда скользит ниже, оставляя языком влажную дорожку, и касается губами ключицы.
– Б-больше н-не пугай т-так! – как ни стараюсь выровнять голос, всё равно заикаюсь, но отнюдь не от страха.
Неужели это случится?
– Извини, родная. – шепчет и, перемахнув через спинку, садится рядом, притягивая меня в крепкие, надёжные, успокаивающие объятия.
До отказа забиваю лёгкие кислородом и любимым запахом и опускаю голову ему на плечо. На Северове нет ничего, кроме полотенца, обмотанного вокруг бёдер, но меня давно перестала смущать не только его, но и моя собственная нагота, поэтому прижимаюсь сильнее и обвожу кончиками пальцев точёные кубики пресса. Артём шумно вздыхает, когда пробираюсь под край полотенца, и останавливает мою руку.
– Не сейчас, Насть.
Вскидываю голову и приподнимаюсь, опираясь ладонями на его плечи. Цепляю его потемневший взгляд, но всё равно не понимаю, почему останавливает.
– Почему, Артём? – возражаю задушено, пытаясь прочитать ответ на его лице.
– У нас вся ночь впереди, девочка моя. Ещё рано и нам некуда спешить. – берёт ладонями моё лицо прижимается лоб в лоб, обжигая губы горячим дыханием. – Боишься? – выбивает хриплым шёпотом.
И я понимаю, почему он оттягивает этот момент.
– Нет, Тёма, не боюсь. – отбиваю ровно и уверенно. А потом уже тише добавляю. – А ты?
Парень глухо выдыхает, а потом делает глубокий вдох через нос. Отпускает щёки и прижимает мою голову к своему плечу.
– Да, любимая, боюсь. Боюсь больно тебе сделать или что что-то вообще не так пойдёт. – выталкивает сбивчиво. – Блядь, кто бы подумал, что Артём Северов будет бояться трахаться? – смеётся, но смех отдаётся какими-то странными тяжёлыми вибрациями по моему телу и оседает за рёбрами ядерным пеплом и необъяснимой тревогой.
Мгновенно глушу в себе всё лишнее: тревогу, страх, панику и мысли, которые надоедливыми червями перегрызают нейронные соединения в моём мозгу. Сейчас не до них.
Не давая нам обоим времени на раздумья и сомнения, вырываюсь из кольца рук и, перекинув ногу через торс Севера, седлаю его. Артём смотрит на меня с удивлением и даже лёгким шоком. Воспользовавшись его замешательством, прижимаюсь губами к его рту. Язык не задействую, но применяю все знания и опыт, которые получила с ним. Ласково пощипываю его губы, покрываю быстрыми поцелуями всё лицо, шею и плечи. Возвращаюсь ко рту, и обвожу по контуру языком, не давая ему шанса остановить меня. Втягиваю в ротовую полость нижнюю губу и, смачно посасывая, ласкаю кончиком языка, а потом проделываю тоже самое с верхней. Пробираюсь внутрь и неспеша прохожусь по ровным рядам зубов, дёснам, нёбу. Хочу сделать так, чтобы эта ночь стала особенной дня нас обоих.
Я исследую, ласкаю, неторопливо проскальзываю по ротовой полости и, наконец, касаюсь кончика языка своим и замираю. Тёма тихо стонет и кладёт руки мне на ноги, медленно ведя вверх от коленей по бёдрам, слегка сжимает ягодицы, и сантиметр за сантиметром задирая футболку, останавливает ладони на лопатках, сильнее вжимая моё хрупкое тело в своё стальное и сильное, не позволяя отстраниться. От его касаний кожу словно ошпаривает и покалывает. Его язык приходит в движение, но мы не сплетаемся. Он скользит по всей длине и отступает. Делаю то же самое. Обвожу его по кругу. Артём отвечает тем же. И только после нескольких минут мы начинаем целоваться по-настоящему. Танцуем, сражаемся, сцепляемся. Долго, дико, жарко, влажно, жадно, до полной остановки дыхания. Парень рассыпается ещё одним стоном, когда еложу влажной от желания промежностью по его напряжённому раскалённому члену. Вторю ему, когда сильнее вжимается головкой.
– Уверена? – всё, что спрашивает, разрывая поцелуй и отлепляя меня от своего тела.
– Давно уверена, любимый. Я правда ничего не боюсь, и ты не бойся. Мы же вместе, а значит, со всем справимся. – отрезаю, подтверждая свою уверенность авторитарным кивком, а потом добавляю. – Я верю тебе, Тёма. Я без сомнений доверю тебе свою жизнь. Я люблю тебя. Очень-очень сильно люблю. И я хочу быть полностью твоей, не только душой и сердцем, но и телом. Хочу почувствовать тебя внутри. Хочу слиться воедино. Понимаешь? – не знаю, как ещё описать свои чувства, которые горячими волнами топят изнутри, согревая замершее от страха сердце.
– Да, моя идеальная девочка, понимаю.
Артём сдёргивает с меня футболку, и я прижимаюсь налившейся от возбуждения грудью к его горячей коже. Отчего-то именно сейчас это прикосновение кажется острым, как никогда. Соски разбухают и ноют, жаждая его ласк. Между бёдер нарастает нестерпимая пульсация в предвкушении чего-то пока неизвестного, но очень желанного. Мы долго целуемся, останавливаясь лишь для того, чтобы схватить порцию кислорода и опять сплестись в древнем, как сам мир, танце.
Северов кладёт ладонь мне на горло и толкает назад, поддерживая второй рукой в пояснице, пока не выгибаю спину достаточно, чтобы он смог наклонить голову и втянуть в рот сосок. Без конца стону и подаюсь бёдрами навстречу, пока он перебирается от одной вершинки к другой и прикусывает.
– Тёма! – едва хриплю, когда подхватывает под ягодицы и поднимается с дивана, широкими шагами пересекая пространство, отделяющее нас от кровати.
– Я люблю тебя, маленькая. – шепчет, не расплетая губ.
Опускает меня на простыни, как нечто очень хрупкое и, опираясь на локти, накрывает своим шикарным телом и снова целует. Кажется, что проходит целая вечность, пока мы ласкаем друг друга губами и языками, и я уже настолько возбуждена, что чувствую, как смазка просачивается сквозь тонкую ткань белья и стекает по ягодицам, образуя мокрое пятно.
– Артём… пожалуйста… – умоляю вибрирующими нотами, выгибая спину.
Он тихо смеётся и накрывает ладонью промежность, растирая пальцами половые губы и клитор через кружево, которое сейчас кажется наждачкой, но при этом вызывает такие острые ощущения, что стоны перерастают в задушенные всхлипы. Подцепляю пальцами резинку трусов в попытке избавиться от раздражающей преграды, но Северов перехватывает мою кисть и смотрит уже не просто в глаза, а прямо в душу.
– Я… хочу… их снять… – скулю, делая новую попытку.
– Я сам сниму. – сипит Артём, предотвращая её. А потом поднимает один уголок губ и уточняет. – Зубами.
Захлёбываюсь странными полустонами-полувсхлипами, когда оставляет на шее неровную дорожку из поцелуев. Слабых, но ощутимых, вызывающих новый прилив похоти укусов. Каждый из них он зализывает языком. Его рука, наконец, перестаёт мучать меня, и он пробирается в трусы, сразу вставляя в меня палец. После пары движений добавляется второй, а потом и третий. Он не просто двигает ими, а поворачивает во все стороны, растягивает, подготавливает. Упираюсь пятками в матрац и шире развожу бёдра, давая ему лучший доступ.
Его рот терзает мою грудь, он до боли кусает пики сосков, а потом долго водит языком по кругу. Втягивает в ротовую полость попеременно то один, то другой, пока они не начинают не просто покалывать, а создавать ощущение, что все мои нервные окончания сейчас сосредоточились в твёрдых вершинках. Скользит губами ниже, ныряет языком в пупок. Оставляет свою слюну по всему животу. Лижет, кусает, целует и снова лижет.
А я уже не просто на грани, я на пределе. Перестаю сдерживать крики и сама насаживаюсь на его пальцы. Дёргаю полотенце на его бёдрах, но до полового органа добраться никак не удаётся.
– Тём, хватит… я сейчас…я умру… прошу… Тёма… – выдыхаю набор слов, потому что в голове туман, а перед глазами расползается тёмная пелена.
Северов смеётся, подхватывает меня под ягодицы и цепляет зубами красное кружево. Отползает на коленях вниз по матрацу, стаскивая с меня трусы и оставляя по всей длине ног мокрые скользкие следы.
Не успеваю даже облегчённо выдохнуть от того, что он избавляет меня от этого орудия пыток, как он закидывает бёдра себе на плечи и прижимается губами к разбухшим сомкнутым складкам. Размашистыми движениями проходится по ним языком. Прикусывает основание бедра и слизывает каждую каплю моих соков. Сквозь полуопущенные ресницы затуманенным взглядом замечаю, как блестят его щёки и подбородок, как он облизывает губы, а потом проводит языком от лобка до самого ануса. Проделывает это несколько раз, а потом прижимает кончик языка к анальному колечку и слегка давит.
– Артём! Не надо! Зачем?.. – кричу, подрываясь на локтях в попытке оттолкнуть его, но учитывая то, что он крепко фиксирует нижнюю часть тела, сразу падаю обратно на подушку.
– Всё хорошо, любимая, расслабься. Я не сделаю тебе больно. Так же, как и ничего из того, что тебе будет неприятно. Ты сказала, что доверяешь мне, так доверься и сейчас. – отбивает и снова ведёт языком вверх-вниз. – Сладкая… Вкусная… Мммм… Не могу оторваться… Такая вкусная… – бормочет, полируя лепестки и ныряя вглубь.
Стону, сжимая зубы и цепляясь пальцами в простыни. Парень еще несколько раз повторяет движения, а потом накрывает ртом клитор и жёстко втягивает его внутрь, одновременно вставляя пальцы. Учитывая степень моего возбуждения, взрываюсь всего после нескольких секунд грубых ласк, когда он прикусывает и посасывает.
Кричу, взмывая в облака, и разлетаюсь там миллионами ярких огней. Это экстаз на грани фола. Боль, граничащая с удовольствием. Ощущаю, как сжимаются стенки влагалища, плотнее стискивая его пальцы. Слышу его рваное шумное дыхание. Не успеваю даже опомниться, когда он снова втягивает всё ещё пульсирующий клитор и царапает зубами, не просто продлевая моё удовольствие, а накрывая меня новой пламенной волной оргазма. По всему телу пролетают молниеносные электрические разряды, выстреливают под кожей. За закрытыми веками расцветают яркие вспышки. В ушах стоит бешенный рёв крови и громогласный стук собственного сердца. Даже не стараюсь дышать, захлёбываясь пропахшим сексом воздухом. Это не просто нечто новое. Это что-то гораздо больше, шире, глубже, ярче, интимнее. Такого со мной ещё не было. И я уверена, что никто, кроме любимого мужчины, не способен доставить такое удовольствие. Это не обыкновенный оргазм, а просто охуеннейший кайф.
Едва удаётся распахнуть тяжёлые веки, как понимаю, что Артёма нет. Упираюсь в матрац ослабевшими конечностями и в панике подскакиваю на колени. Фокусирую расплывающийся взгляд и, наконец, замечаю любимого.
Он стоит у постели, держа в руках презерватив, и переводит взгляд с него на меня и обратно. Потом снова смотрит на меня, тяжело выдыхает и разрывает зубами упаковку.
В моём закороченном мозгу что-то простреливает, и я, быстро перебирая руками и ногами, подползаю к нему и перехватываю кисть, когда он начинает растягивать латекс по перекачанной кровью пунцовой головке. Северов замирает и ловит своими потемневшими глазами моё лицо. Мы оба молчим, не двигаемся и едва дышим от переизбытка эмоций.
– Не надо, Тём. – прошу сиплым голосом, умоляюще заглядывая в его нереальные бирюзовые глаза.
– Что ты делаешь, Насть? Ты хоть понимаешь, к чему это может привести? – отрезает с хриплыми интонациями, но движения не возобновляет.
Понимаю ли я? Прекрасно понимаю, но готова сейчас рискнуть. Забиваю лёгкие до отказа и гулко выдыхаю.
– Я верю тебе, Артём. Я доверяю тебе больше, чем кому-либо ещё, даже больше, чем самой себе. И я понимаю все риски, но хочу, чтобы между нами не было никаких преград хотя бы в наш первый раз. Знаю, что ты сделаешь всё как надо. Прошу, Тёма, давай без презерватива. Я хочу чувствовать тебя полностью. Кожа к коже. Тело к телу. Только твой член внутри меня, без лишних препятствий. Умоляю, любимый, всего один раз.
Северов шумно гоняет воздух через нос, раздувая крылья до предела, и опускает веки, явно что-то для себя решая. Не мешаю ему, но переплетаю наши пальцы и продолжаю с мольбой всматриваться в любимое лицо с резкими, но такими родными чертами.
Парень усиливает контакт между нашими руками, крепче сжимая кисти, а потом медленно открывает глаза и ставит условие:
– Хорошо, родная. Но только завтра утром ты примешь таблетку экстренной контрацепции, а потом будешь пить противозачаточные.
С первым спорить я не собираюсь, сама не готова пока детей заводить, но вот второе…
– Зачем противозачаточные, Тём? – спрашиваю тихо, опуская ресницы.
– Затем, Настя, что если сейчас я войду в тебя без защиты, то больше никогда не стану ей пользоваться. Потому что тоже не хочу, чтобы между нами был даже грёбанный кусок резины. Кожа к коже и ничего больше. Согласна?
Поджимаю губы и прикусываю уголок, раздумывая, что мне на это ответить. Каковы шансы забеременеть при таком раскладе? И готова ли я согласиться на это и принять риски? Или постоянно заниматься любовью с латексом и так и не узнать, какого это, когда нам ничего не препятствует? Не хочу так. Не с ним.
– Согласна, Артём. – уверенно киваю и обнимаю его за шею.
– Это пиздец, Настя, ты знаешь? – хрипит парень, прижимаясь к моим губам.
– Знаю. – издаю глухой смешок, отвечая на поцелуй.
– Ладно ты, но я же не дебил, чтобы так рисковать.
– Хочешь сказать, что я дебил, что ли? Может, опыта у меня и нет, но я не такая уж тёмная. – возмущённо отталкиваюсь от него, но Северов перехватывает поперёк тела и крепче прижимает к себе.
– Я хочу сказать, что мы с тобой совсем ебанулись, если собираемся трахаться без гандона. Остановиться-то вовремя я смогу, но вот… Блядь, Насть, я никогда этого не делал и не уверен, что смогу продержаться достаточно, чтобы доставить тебе удовольствие. С тобой я становлюсь пятнадцатилетним пиздюком без грамма выдержки. – выдыхает, утыкаясь носом в шею. – Я люблю тебя, маленькая моя, и всё, чего хочу…
Не даю договорить, прикладывая ладонь к его губам.
– Ты каждый раз заставляешь меня парить высоко над землёй, Тёма. Если не получится сейчас, то впереди вся жизнь и у тебя будет шанс реабилитироваться. – улыбаюсь, цепляя его взгляд. – Я люблю тебя, Артём, и хочу в этот раз взлететь вместе.
– Тогда полетели, любимая. – отрезает и, впиваясь в мой рот, опрокидывает на спину, нависая сверху.
Глава 14
Поднимаясь над землёй
Какого, мать вашу, хрена мы сейчас делаем? Не то чтобы я был против детей, но точно не в двадцать четыре. На счёт всей этой ебалы типа СПИДа, ВИЧа и сифилиса вообще не парюсь, в академке дважды в год медосмотры, а я всегда трахаюсь с резиной.
ВСЕГДА!
Но только не сегодня. Не с моей идеальной девочкой. И так на куски растаскивало от того, что придётся эту хренотень в её тело заталкивать, так она ещё масла в огонь подлила.
Я полыхаю, чувствую, как пузырится ожогами кожа и сползает с костей.
Весь вечер топил в себе идею сбить ей целку без гандона, но в итоге решил не рисковать. И тут даже не в возможных последствиях дело, а в том, что мне даже входить в неё не надо, чтобы кончить. Она такая тугая, тесная, горячая, истекающая сладким нектаром, с выносящим мозги запахом возбуждения. Сладкая, вкусная, желанная и срывающая на хрен башню по всем фронтам.
Как я мог ей отказать, когда она с такой мольбой в своих огромных зелёных глазах смотрела? Да, блядь, никак!
До крови вгрызаюсь в нижнюю губу и толкаюсь членом вперёд, размазывая по шляпе смазку. Держусь строго на вытянутых руках, чтобы не слететь с катушек раньше времени. В том, что Настя готова, нет никаких сомнений. Под её задницей уже целая лужа образовалась, хотя всего несколько минут назад я вылизал её досуха и довёл до двух оргазмов, хотя сам уже на грани. В душе спустил дважды, готовясь к этому моменту, но всё равно, сука, оказываюсь не готов. Хватит меня ровно настолько, чтобы войти на пару сантиметров и всё, пиздец. Походу придётся принимать экстренный душ, чтобы не запоганить её первый раз, как сопливый мудак. Либо дрочка, либо…
– Малыш, – хриплю, вынуждая её посмотреть на меня. Крепче сжимаю челюсти. Она с трудом разлепляет веки и смотрит туманным взглядом. – пососи мне.
Стоит только выпалить эти слова, и меня тут же мандражом прогоняет. Не в тему. Ну вот вообще сейчас не туда.
Её зрачки расширяются, по скулам расползается краска, и она закрывает глаза.
Заебись, бля.
Подрываюсь с кровати и на негнущихся ногах шагаю в ванную. Забив на то, для чего пришёл, всё же выкручиваю вентиль до минимума. Несмотря на то, что вода и так ледяная, меня прошибает ознобом от хрен откуда взявшегося сквозняка. Обернуться, чтобы проверить, закрыта ли дверь, не успеваю, как со спины ко мне припечатывается мягкое горячее тело.
– Зачем ты ушёл, Артём? – выбивает обжигающим дыханием мне между лопаток, обнимая руками под грудиной.
С трудом вентилирую воздух, выпуская через нос углекислый газ. Ощущаю её дрожь на своей коже и набалтываю температуру воды до приемлемого максимума. С скрежетом стягиваю челюсти.
– Чтобы не налажать, Настя. Решил вздрочнуть, чтобы не кончить, едва окажусь в тебе.
– Я спросила не почему, а зачем? – обрубает слегка дрожащим голосом.
– А в чём, блядь, разница?! – рычу, упираясь руками в стенку душевой кабины.
– В том, Тёма, что я не сказала "нет".
Резко оборачиваюсь и заглядываю в сейчас тёмно-зелёные глаза любимой девушки. Читаю в них решимость, но так толком и не догоняю.
А Настя…
Блядь!
Она опускается на колени и обводит языком головку, слизывая капли воды и предэякулята. Упираюсь руками по обе стороны от себя и шумно глотаю густой кислород, когда проходится по всей длине и не просто, блядь, а со всех сторон. На моём хере ни осталось и миллиметра, не покрытого её слюной и не обласканного её губами и языком. А потом она сползает ниже и лижет яйца, не так, конечно, как это делают профессионалки, но всё же…
– Сука! – рычу, сжимая кулаки, и откидываю голову назад, когда втягивает в рот мошонку. Моя девочка останавливается, и мне приходится приложить все силы, чтобы посмотреть на неё.
– Больно? Или неприятно? – тянет задушено и краснеет.
Как? Как, блядь, можно краснеть с членом, упирающимся в пухлые губы? Только она так и может.
Моя любимая девочка…
– Всё охуенно, малыш. Не останавливайся. – выбиваю на одном дыхании и закрываю глаза, когда она продолжает ласкать языком поджавшийся мешочек.
Вдоволь наигравшись, поднимается выше и принимает в рот член. Точнее, только головку, но я и так из последних, сука, держусь, чтобы не спустить прямо сейчас. Крепче жму кулаки и зубы. Стараюсь дышать глубоко через нос, но в итоге хватаю воздух урывками и сквозь сжатые челюсти. Настя сосёт шляпу, как долбанный Чупа-чупс, просто втягивает в рот и облизывает, то проходясь по кругу, то размашистыми движениями языка гладит.
Слетевшими с оси мозгами понимаю, что нет смысла и дальше тянуть, но хочу, чтобы она продолжала. Кладу ладони ей на голову и собираю в кулаки волосы на затылке. Подталкиваю её вперёд и сам толкаюсь навстречу. Малышка тут же давится, и я ослабляю напор. Поднимает на меня вопросительный взгляд, и я киваю, чтобы продолжала сама.
– Как тогда, малыш, помогай руками. – хриплю, чувствуя приближение оргазма.
Девушка выполняет все указания.
Моя прилежная ученица.
Несколько раз заглатывает так, что я ощущаю упор.
– Блядь, Настя, хочу кончить тебе в рот. – выбиваю и снова, сука, жалею о своих словах, когда смотрю в её перепуганные глаза.
Походу не зря придумали фразу: язык мой – враг мой.
Это же моя идеальная девочка, а не грязная шлюха. И снова я охуеваю, когда она, глядя на меня снизу вверх с моим хуем во рту, опускает ресницы, сжимает пальцами основание ствола и заглатывает до самого горла. И я, сука, взрываюсь и рычу, утыкаясь в эластичную стенку гортани. Извергаюсь как чёртов Везувий. Будто, блядь, и не дрочил дважды меньше часа назад. Настя начинает давиться и кашлять. Выдёргиваю член и заливаю спермой её губы, щёки, подбородок, шею, волосы и грудь. Обхватываю рукой ствол и выбиваю остальное. Ни на секунду, сука, не могу оторвать глаза от этой картины. Миронова всё ещё кашляет и сплёвывает на керамогранитный пол остатки. По щекам катятся слёзы. Всё лицо красное, как от удушья. Падаю на колени рядом с ней и прижимаю трясущуюся девушку к себе.
– Больно, малыш? – сиплю, всматриваясь в бордовое лицо. Она качает головой, продолжая откашливаться. – Противно? Блядь, Насть, прости. Не должен был, но мне, сука, к хуям крышу сносит, когда я с тобой. Больше никогда так не сделаю, обещаю, родная.
Сам вытираю её лицо от белой густой жидкости и цепляю её взгляд, в котором так боюсь увидеть отвращение.
– Я не, – прочищает горло, снова коротко кашляя, – сказала "нет", Тёма.
Смотрит прямо и без всяких ужимок. И да, снова заливается румянцем. В тысячный раз охуеваю от того, как можно после всего того, что мы с ней вытворяем, краснеть. Между нами сраное бесоёбство происходит, а она до сих пор целка. А я долбанная маньячина, которая маниакально тащится от того, что в ней нет этой заебучей ложной скромности и грёбанных увёрток типа "ну не знаю, возьму в рот, если сначала ты" или "глотать сперму? Фу, какая гадость". А сами уже готовы на всё. Но моя идеальная девочка совсем другая. Если чего-то не хочет или не принимает, то говорит прямо, без всей этой херни.
И сейчас тоже. Знаю, что не только для меня это делала, но и саму распирает любопытство. Каждый раз мы вместе подходим к черте, за которую так стрёмно шагнуть, но, глядя друг другу в глаза, делаем этот маленький, но решительный шаг, который приводит нас в новый, неизведанный, но такой охуительно-захватывающий и потрясающий мир.
С ней всё впервые. Я не врал пару дней назад, когда так же стояли в ванной. Сколько раз я так кончал в глотку одноразкам? До хуя и больше, но ни разу не ощущал того, что чувствую сейчас. Лава по венам. Огонь по нервам. Мурахи по коже. Ток по органам. Чистейший, ничем не разбавленный кайф и затапливающая душу и сердце нежность. И, конечно же, одуряющая любовь к этой девушке. Даже не стараюсь тормозить поток розовых соплей. На всё ради неё…
Прижимаюсь к губам и пробиваюсь языком в рот, ощущая вкус собственной спермы. Впервые. Похуй. Пару дней назад я вынудил её попробовать себя на вкус. Если Настя это сделала, то чем я лучше?
Целую дико и жадно. Глажу скулы большими пальцами. Так говорю "спасибо". И не только за то, что она сейчас сделала, а за то, что она есть не просто в моей жизни, а всегда стоит плечом к плечу, держит за руку и ни в чём мне не уступает.
– Я люблю тебя, моя идеальная девочка. – хриплю ей в рот и снова целую.
Быстро обмываю любимую и ополаскиваюсь сам. Из душа выношу её на руках, даже на кутаясь в полотенце. Опускаю покрытое каплями воды тело на кровать и тупо зависаю на ней. Видимо, я не просто питекантроп и мне уже мало её в свою пещеру притащить. Каждый раз буду на руках в постель таскать.
Миронова дышит тяжело и часто. Грудь с острыми сосками поднимается и опадает. Влажные золотые волосы рассыпаны по подушке и простыни. Пухлые губы приоткрыты и между ними то и дело проскакивает розовый язычок, увлажняя. Длинные ноги согнуты в коленях и сведены вместе. Она рассматривает меня с тем же интересом. Тактильно чувствую, как ощупывает взглядом лицо, проводит по скулам, мышцам на грудине, кубикам пресса и замирает на уже рвущемся в бой члене.
До отказа забиваю лёгкие и коленом развожу её бёдра в стороны. Настя с готовностью раскидывает их и приподнимает таз.
Блядь, я должен сделать всё, чтобы не облажаться.
Пристраиваюсь между её ног и вожу головкой от входа во влагалище до клитора, собирая смазку. Рукой распределяю по всей длине. На протяжении всего процесса мы смотрим друг другу в глаза, разрывая контакт, только чтобы моргнуть и увлажнить слизистую. Толкаюсь вперёд и чувствую, как сопротивляется её тело этому вторжению. Стискиваю челюсти и буквально отвоёвываю каждый миллиметр. Отступаю и усиливаю напор, с каждым толчком пробиваясь всё глубже. Моя девочка закрывает глаза и сжимает в ладонях простынь.
– Больно? – задаю вопрос хриплым голосом, который какого-то хера вообще не желает подчиняться.
– Нет. – мотает головой и снова открывает глаза. – Не останавливайся, Тём.
И не собирался. Точнее собирался, если она начнёт противиться, но теперь…
Полностью выхожу из неё и вбиваюсь, пока на упираюсь в преграду. Вскидываю взгляд на её лицо и расслабляюсь. Знаю, что ещё не всё, но всё равно становится спокойнее. Придерживаю ствол рукой и усиливаю нажим. Настя напрягается, и я ослабляю давление. Наваливаюсь на её тело и тянусь к губам. Отвечает, с готовностью принимая мой язык. Сосредотачиваюсь на поцелуе. Точнее, отвлекаю мою девочку от своих дальнейших действий. Она ждёт боли, а ожидание, как известно, страшнее, чем сама боль. Когда полностью обмякает подо мной, вытаскиваю из неё член и одним резким выпадом разрываю плеву. Настя вскрикивает и вгрызается мне в губу, прокусывая до крови. Ногтями впивается в плечи, оставляя глубокие борозды. Чувствую, как стекает по рукам и спине горячая влага, но это не пот, который покрывает лоб и виски.
Кровь.
Похуй.
Ей больнее.
И мне тоже, сука, от того, что она сейчас плачет. Ловлю губами каждую слезинку, не позволяя ни одной сползти с её лица. Покрываю быстрыми поцелуями. Миронова брыкается в попытке сбросить меня с себя и безостановочно всхлипывает.
– Слезь, Артём! Мне больно! Не надо! Хватит! Отпусти! Больно! Хватит! Пожалуйста, Артём! – визжит, упираясь ладонями мне в плечи.
Переношу вес на левую сторону и прижимаю любимую к груди, водя пальцами по напряжённой спине.
– Всё хорошо, родная. Уже всё… Не плачь… Успокойся, малыш. Скоро всё пройдёт. Я люблю тебя, маленькая. Люблю тебя, девочка моя. Всё хорошо.
Успокаиваю ласковыми словами и нежными интонациями, не прекращая прижимать дрожащую девушку к себе. Целую виски, щёки, губы, подбородок, шею.
Спустя ни хера не маленькое количество времени она, наконец, успокаивается и перестаёт дрожать. Тишину нарушают только единичные всхлипы, шмыганье носом и наше тяжёлое дыхание. В мою поехавшую крышу долбит только одна мысль.
Я в ней. Я, сука, внутри моей Насти. Два года игр и попыток вывернуть её наизнанку. Пять дней бесконечных соблазнов. Двадцать три дня боли и попыток выжить. Два дня охуевертительного счастья. И я, наконец, в ней.
– Я люблю тебя, Настя. – выбиваю хрипло, когда утыкается носом мне в шею и касается губами.
– И я люблю тебя, Тёмочка. – выдыхает и пробегает языком.
На коже одновременно выступают мурахи и холодный пот от этого обращения. Гашу, топлю и давлю в себе всё дерьмо, готовое захлестнуть меня с головой.
– Всё ещё больно? – сиплю, вглядываясь в блестящие от слёз глаза.
– Почти нет. Извини за эту истерику, просто не думала, что будет настолько больно. – отбивает и закусывает губу.
Провожу по ней пальцем и слегка давлю, проскальзывая внутрь. Изо всех сил стараюсь не заржать, потому что ситуация реально зашкварная. Мой член почти до конца в её влагалище, а она извиняется.
Ну пиздец просто.
– Глупая моя девочка. – шепчу ей в ухо и целую за ним. – За что ты просишь прощения, дурочка? Мы же оба знали, что так и будет. – добавляю, когда ловлю ярость в её глазах.
Девушка сжимает зубы и цедит:
– За то, что ты, Северов – козёл! – обрубает, но уголки губ всё равно ползут вверх.
Боюсь даже представить, какая мысль бушует в голове у этой ведьмы.
– С хуя ли я козёл? – рычу, опрокидывая на спину и толкаясь глубже в её тело.
Миронова стонет и подаётся навстречу.
– Потому что просто всунуть член, это не сексом заниматься!
Вытягиваюсь на руках и цепляюсь глазами в её лицо, реально ни хрена не понимая.
– В смысле, блядь?
– В коромысле, Артём! – смеётся зеленоглазая. – Начинай уже двигаться!
И я смеюсь в ответ. Облегчение врывается внутрь ураганным ветром и сносит к херам всю хрень, что до этого не давала дышать. Нападаю на её губы и медленно подаюсь назад, почти полностью выходя, и с силой возвращаюсь в манящие горячие глубины. На третьем толчке дохожу до упора. Яйца со шлепком ударяются об её задницу, и я кайфую от того, что наконец, загнал в неё по самое основание.
Любимая стонет и выгибает поясницу, шкрябая спину. Но мне и этого, сука, мало.
– Закинь ноги мне на спину. – командую, подхватывая под коленом.
Девушка тут же выполняет просьбу, и я с зубным скрежетом начинаю медленно раскачиваться, то выскальзывая из неё, то быстро возвращаясь обратно. Ритм не меняю не только потому, что уже приближаюсь к развязке, но и потому, что хочу доставить своей девушке удовольствие и растянуть этот момент охуенного единения. Проталкиваю руку между нашими телами и, нащупывая клитор, с силой сжимаю его. Кружу по мокрой жемчужине пальцами, не переставая вбиваться в разгорячённое, покрытое бисеринками пота тело.
– Быстрее, Тёма… Быстрее… – хрипит Миронова и крепче сжимает ноги на пояснице, подрывая бёдра навстречу при каждом толчке.
– Насть, – сиплю. Горло сжимает спазмом. – тебе не больно?
– Мне будет больно, если… – разбивается стоном на очередном выпаде. – Если ты и дальше будешь меня мучать. Быстрее, любимый, пожалуйста. Я не рассыплюсь.
Ой, зря она это сказала. Поводок спущен. Цепи разорваны. Контроль на хуй. Мозги в отключку. Самоконтроль к чертям. Пускаюсь в пляс.
Вдалбливаюсь в неё со всей, сука, силой и голодом, желанием и похотью. Вбиваю член по самое не хочу, звонко хлопая поджавшимися яйцами по ягодицам. Настя отвечает с неменьшей жадностью, подмахивая задницей вверх на каждом моём выпаде. Царапает, кусает, скребёт, стонет, кричит и взрывается, когда жёстко оттягиваю пальцами клитор и достаю до самых глубин её естества.
– Артём! – разбивается криком, кончая.
Ощущаю, как сокращаются и пульсируют стенки её влагалища, крепче сжимая и обволакивая эрекцию. Стискиваю челюсти и с трудом делаю ещё несколько резких толчков и, выдёргивая член, заливаю спермой живот и бёдра. Падаю сверху и просто, сука, стараюсь дышать. Хотя эта функция мне, кажется, больше не доступна. Хватаю воздух короткими урывками, но он тут же вылетает обратно, отказываясь усваиваться в лёгких. Моя девочка тоже дышит только поверхностно. Немного приподнимаюсь на локтях, хотя руки так трусятся, что держаться запредельно сложно, и смотрю в лицо любимой девушки.
– Ты как? – выдавливаю сипло и, не выдержав веса собственного тела, падаю головой ей на грудь.
Мотор хуярит на космических скоростях, прошибая рёбра. Всё нутро трясётся. По всем мышцам мандраж. Жилы на разрыв. Кости в вату. В башке пустота. Перед глазами туман, но я собираю все остатки воли и сосредотачиваюсь на реакциях моей девочки.
– Как я, Тём? – шипит, периодически ухватывая кислород. Напрягаюсь до грани, хотя казалось, дальше некуда. Что нет так? Где накосячил? – Охуенно, любимый! – смеясь, добивает зеленоглазая ведьма и скользит ладонями по моей голове, распутывая пальцами слипшиеся от пота волосы.
– Я люблю тебя, родная. – выбиваю, подтягиваясь вверх и целуя её губы.
Самые вкусные. Самые сладкие. Самые любимые. Самые желанные.
– Я тоже люблю тебя, Тёмочка. – обрывается и грызёт губы. Замечаю алую каплю и слизываю языком. Запихиваю все воспоминания и последствия, связанные с этим вариантом имени в выгребную яму своей души. – Извини, Артём. Я помню, что ты ненавидишь, когда тебя так называют, просто вырвалось. Я так сильно тебя люблю что…
– Всё нормально, родная. – хрипло отзываюсь, оставляя несколько коротких поцелуев на её лице. – Я уже говорил, что от тебя приму всё, что угодно. Называй меня как хочешь.
– Но, Тёма…
Закончить фразу не даю, прижимаясь к её рту губами.
– Малыш, я уже говорил и буду повторять снова и снова. С тобой всё иначе. Я никогда никому не позволял называть меня любым вариантом имени, кроме Артёма, но от тебя я хочу слышать их все. Ты и так подняла со дна слишком многое, так что… скажи снова.
– Я люблю тебя, Тёма. Тёмочка. Артём. Мой любимый, мой родной, мой лучший, мой идеальный, мой самый-самый, Тёмочка. – тарабанит, не прекращая копошиться в моих волосах.
Принимаю. Всё принимаю. Никаких негативных эмоций больше нет, только одуряющее счастье.
– Насть, – выбиваю хриплым полушёпотом, – как ты себя чувствуешь?
Моя девочка замолкает, опускает ресницы и словно прислушивается к своим ощущениям. Поднимает веки, смотрит в глаза и толкается бёдрами навстречу члену, который упирается ей в ногу.
– Выше облаков, Тём.
Глава 15
Даже звёзды не горят так ярко, как её глаза
Как бы ни хотелось снова войти в её охеренное тело, закусываю слизистую и перекатываюсь на бок, прижимая к себе любимую девочку. Ещё задолго до этого момента знал, что после первого раза надо как минимум пару дней подождать, чтобы разорванные ткани затянулись. Готовил себя к этому, но сейчас еле выгребаю, чтобы не накрыть её собой, не нырнуть в жаркие глубины и просто не начать её трахать. Уверен был, что после первого перепиха станет легче и я не буду хотеть мою малышку каждую грёбанную секунду, но хер-то там. Желание ещё нестерпимее становится. Познав весь мировой кайф, сосредоточенный в её влагалище, хочу её ещё сильнее прежнего. Член рвётся в бой, даже и не думая падать. Яйца поджимаются и ноют. Похоть с новой силой воспламеняется и поджигает все нервные окончания, настроенные исключительно на то, чтобы ощущать любимую каждой клеткой.
Настя всё ещё мелко трясётся и зарывается лицом в шею. Провожу дрожащими руками и по её вспотевшей спине и ягодицам.
До сих пор не вдупляю от чего меня так коноёбит. Сколько у меня было секса? Скольких я трахал? Даже не делаю попыток сосчитать, ибо и так знаю, что дохуя и больше, но с моей Настей всё, блядь, иначе.
Каждый раз, поднимая руку вверх, чувство такое, будто к ней кирпич привязан. Всё остальное тело в обратку же ощущается расслабленным и обмякшим. Всё, кроме долбанного, неконтролируемого, живущего своей собственной жизнью хера, который продолжает гордо покачиваться и рваться внутрь моей девочки.
Миронова дробно выдыхает и вскидывает голову. Опускаю на неё взгляд и вижу, как горят её глаза. Зелёным пламенем пылают, освещая этим светом всю мою жизнь. Они моя путеводная звезда и за ними я готов шагнуть в любую бездну, зная, что выберусь из самого Ада, лишь бы быть с ней.
– Люблю тебя, маленькая. – выбиваю хриплыми интонациями и целую сладкие губы. – Самая сладкая на свете. Сама вкусная… – сиплю сбитым шёпотом, не отрываясь от мягкой плоти.
Сильнее втискиваю в себя податливое тело. Помню, что нельзя сейчас идти на второй заплыв, но тормозить, сука, не выходит. Опускаю руки ниже, одной сжимая задницу, а другой накрывая промежность. Она вся мокрая, скользкая, липкая и обжигающе-горячая. Настя подаётся навстречу и прижимается крепче. Пробегает губами по плечам, верхней части грудины, шее, прикусывает за подбородок и обводит языком мои губы.
Контроль? Нет, блядь, не слышал о таком.
Нельзя? Кто придумал это долбанное слово?
Тормоза? Они для трусов.
Хочу? Вот это, сука, прям в тему.
Толкаю девушку на спину и заваливаюсь сверху. Целую и целую. Ласкаю губами и языком. Обжигаюсь её рваным дыханием. Пью сладкий нектар её губ, не прекращая движения пальцами у неё между ног. Не напираю, внутрь не проникаю, но размазываю густую ароматную смазку по лепесткам, клитору, лобку, ягодицам и анусу.
Башню срывает конкретно, когда моя родная тихо стонет мне в рот и выгибает поясницу.
Не хочу снова делать ей больно, не хочу видеть её слёзы.
Резко отдёргиваю руку и подрываюсь с кровати, широкими шагами направляясь в ванную. По дороге подхватываю валяющиеся на полу штаны и новую пачку сигарет. Надо срочно, блядь, покурить и остыть, иначе такой хрени натворю, что в жизни себе простить не смогу. Едва в комнате загорается свет, замечаю алые мазки и кровавые капли на члене, мошонке и в паху. Крови слишком до хрена даже на моём теле.
– Блядь!
Срываюсь обратно в спальню, без слов подхватываю любимую на руки и несу в ванную. Она что-то пищит и возмущается в попытках вырваться, но я ни хера не слышу из-за колошматящего в грудине мотора. Усаживаю на стиральную машину и раздвигаю ноги. Опускаю голову и тихо вою, когда вижу, как из дырочки вытекает тонкая струйка крови, смешивающаяся с моей спермой и образующая розово-красное пятно на белоснежной поверхности стиралки.
– Пиздец! Пиздец, блядь! – хриплю от страха, что слишком рано спустил себя с поводка и недостаточно подготовил любимую к первому разу.
Знаю же, что член у меня ни хера не маленький, а она и без того слишком узкая. Надо было ещё подождать.
– Тёма… – доносится до запаянного страхом мозга родной голос. – Всё хорошо, Тём, так и должно быть. Мне не больно. Успокойся, любимый, со мной всё хорошо. – шепчет, проследив за моим взглядом и, обхватив руками лицо, вынуждает выпрямиться в полный рост. Смотрит на меня сверху вниз блестящими глазами и добивает, – Я сама хотела, родной, сама. Но всё в норме. Кровь скоро перестанет идти, так и должно быть. Мы ведь знали, что так и будет. Я люблю тебя, Тёмочка. Люблю. – обрывается шёпотом и, подтягиваясь, обнимает за шею и прижимается к губам.
Издаю какой-то отчаянный стон и обнимаю в ответ, отвечая на её слабые лобзания. Чувствую себя какой-то истеричкой с гемофобией?. У меня реально паническая атака начинается от этих красных подтёков. Коноёбит так, что руки в кулаки сжимать приходится, и Миронова за мной дрожью расходится. Вот только она, в отличии от меня, совсем о другом думает, потому что проталкивает в мою ротовую язык и оглаживает мой. Сползает к краю стиралки и обнимает ногами за торс. Рычу, сильнее вплавляя её в себя. Паника уступает место одуряющему желанию и выбивающей пробки похоти.
Так просто одним движением насадить её на себя, натянуть на член, но хера с два, я это сейчас сделаю. Настя вся течёт, ощущаю, как горячие соки размазываются по прессу. А если это кровь?
С хрипом завожу руки за спину и разрываю замок её ног, снова скидывая взгляд вниз на промежность. Она вся блестит бледно-розовой влагой. Опускаюсь ниже, упираясь руками в её колени, и провожу языком по красным дорожкам. Слизываю каждую каплю не только смазки, но и крови. Двигаю размашистыми движениями по бёдрам, лепесткам, ягодицам.
– Артём, что ты делаешь? – шипит, сжимая пальцами пластик стиральной машины. – Там же кровь… Не надо… Тёма… – разрывает грудную клетку стоном, когда пробиваюсь языком внутрь.
Несмотря на то, что мой член побывал внутри неё меньше получаса назад, стенки всё равно плотно сжимаются вокруг влажной плоти моего языка. Трахаю её так, потому что сейчас даже пальцы всовывать боюсь.
Можно ли так возбудиться, если ей больно? Когда только целку сбил и кровь всё не останавливается?
Утешаю себя тем, что даю ей максимум того, что сейчас могу позволить нам обоим. Посасываю клитор, ныряю внутрь. Закидываю её ноги себе на плечи и прорываюсь глубже, чем раньше.
– Тёма…Мммм… Тёма… Да… Да… Так хорошо, любимый… Мммм… – шелестит моя девочка, когда до самого основания языком вбиваюсь и пальцами жемчужину оттягиваю.
Моя маленькая уже не сидит, а висит между мной и стиральной машиной. Член разрывается от напряжения, но я торможу все свои нездоровые порывы, чтобы не сделать хуже, но при этом доставить любимой удовольствие.
– Ты в норме, малыш? – выбиваю хрипло, не прекращая размашистые мазки по её коже, поднимаю глаза на её лицо.
Она с трудом разлепляет веки и смотрит на меня. Замираем, сцепившись взглядами. Перед глазами сразу всплывает картина, как она так же стояла передо мной на коленях, доставляя удовольствие.
Настя тяжело сглатывает, делает глубокий вдох и выдыхает:
– Дааа… Но не так хочу, любимый. Как до этого. Чтобы ты внутри был… Твой… – задыхается, не договорив, когда кусаю клитор и осторожно толкаюсь пальцами внутрь. – Мммм… Тёма… Тёмочка… Не так… Хочу… Член твой… Хочу… Тёма…
Блядь, это полный пиздец. Вышеупомянутый орган уже настолько перекачанный кровью, что сейчас разорвётся на хрен, если не окажется во влагалище моей любимой девочки. Дожимаю в себе все желания и грязные мысли и довожу дело до конца, чувствуя, как горячие стенки разбиваются пульсацией и сжимают мой язык. Девушка рычит и сжимает в кулаках мои волосы, крепче вдавливая голову между ног. Стону вместе с ней и собираю языком последние капли. Убеждаюсь, что кровотечения больше нет и на покачивающихся ногах поднимаюсь вверх, крепко прижимая к себе любимую. Вся её кожа покрыта мурашками и каплями пота. Тело слегка подрагивает в последних конвульсиях оргазма. Дыхание рваное и сбивчивое. Прислушиваюсь к каждому её вдоху и удару сердца. Всматриваюсь в лицо. Изучаю эмоции, отбрасывающие блики в глубине её глаз и шумно выпускаю переработанный кислород, когда вижу в них только облегчение и наслаждение.
– Люблю тебя, маленькая. – хриплю в макушку и целую влажные волосы.
– Люблю тебя, родной. – отбивает и касается губами плеча.
По телу мурахи. По спине заряд. По нервам ток.
Прижимаю крепче и, снимая со стиралки, несу в душ.
Сам мою любимую, беспрестанно водя скользкими от геля ладонями по её идеальному телу. Осторожно стираю следы нашего безумства между ног. Настя тоже гладит моё тело мыльными ладошками. Круговыми движениями растирает грудную клетку, разминает шею, плечи и руки, втирает гель в закостеневшую от напряжения спину, спускается к заднице и с силой сжимает ягодицы, притискиваясь ближе. Мои руки тоже сейчас на её заднице, поэтому сплавляем наши тела в единое целое. Целуемся, не переставая гладить друг друга. Стонем и вырываем друг из друга рваное дыхание, когда толкаюсь членом в её живот. Моя идеальная девочка поджимает губы, смотрит мне в глаза и выдыхает одно единственное слово, от которого меня мандражом по всем мышцам прошивает:
– Хочу.
Вот так просто, блядь, она выносит мне все пробки и срывает предохранители. Самоконтроль летит в кювет вместе остатками разума и ясного сознания.
– Точно, Насть? Если будет больно или неприятно, то сразу говори, окей? – высекаю, хотя уже не уверен, что смогу выжать тормоз.
Миронова кивает и снова тянется к губам. Разворачиваю её спиной к себе и прижимаю ладони к стене, накрывая своими руками. Наклоняю ниже, пока попка не упирается мне в пах под идеальным углом. Перебрасываю волосы на одно плечо и кусаю за шею, обхватывая рукой ствол, и направляю в горячую тесноту любимой. Собираю смазку, размазываю и короткими толчками пробиваюсь внутрь. Она вся мокрая, горячая и без сопротивления принимает член до самого основания. Настя стонет и сильнее выгибает спину, когда яйца с глухим шлепком ударяются об её лобок. Я рычу в тот же момент.
Замираю. Даю нам обоим время привыкнуть к этому контакту. Сейчас ощущаю её ещё острее, чем в первый раз. Она сжимает, обволакивает, пульсирует вокруг вздыбленной плоти.
– Как ты, маленькая? – вбиваю раздробленным шёпотом ей в ухо и обвожу языком.
Девушка вздрагивает и по коже расползается новая волна мурашек. Двусторонне.
– Отлично, Артём. Я тебя люблю. – высекает, сжимая своими пальцами мои, и толкается ягодицами в пах.
Издаю короткий шипящий стон и начинаю плавно раскачиваться, вырывая из её горла стоны и всхлипы. Спустя несколько минут любимая приловчается к заданному мной темпу и на каждом выпаде подаётся навстречу. Толчки становятся резче. Движения размашистее. Ритм ускоряется. Дыхание сбивается. Душевую кабину заполняют звуки и запахи секса. С хлюпающими звуками вдалбливаюсь в неё до самых яиц, сминая руками сиськи и играя с сосками. Её тело полностью подстраивается под мои размер и форму и без сопротивления принимает каждый рывок, мягко обтекая пульсирующую и напряжённую плоть.
Настя срывается каким-то диким полустоном-полурыком и начинает сжиматься и вибрировать вокруг готового разорваться члена. Быстрыми движениями довожу её до края и высекаю, вжимаясь слюнявым языком в шею:
– Кончай, малыш, а то я уже на грани.
Ещё пара атак, и она с такой силой стискивает сжимающимися стенками эрекцию, что я с трудом вынимаю из неё член и выстреливаю поток семенной жидкости на спину, заливая мокрые волосы.
Её ноги подкашиваются, и она начинает сползать вниз. Быстро перехватываю поперёк живота и прижимаю к себе спиной. Коноёбит нас обоих так, что я начинаю всерьёз волноваться за целостность конструкции душевой кабины. Едва дышим, жадно хватая пересохшими губами кислород. Упираюсь свободной рукой в стену, потому что и самого ноги едва держат. Отталкиваюсь и припадаю спиной к другой стене, скатываясь по ней вместе с любимой. Расставляю ноги и усаживаю её между ними, прижимая во всех точках.
С потолка горячими потоками льётся вода, смывая остатки нашей похоти, а мы всё так же сидим, вдавливаясь и дыша друг другом, тяжело опуская и поднимая грудные клетки. Ничего не говорим, потому что всё и так уже сказано. Куда больше, чем словами выразить можно. Покрываю короткими поцелуями каждый сантиметр её кожи. Глажу ладонями, ласкаю пальцами живот, ноги и грудь.
– Я так сильно тебя люблю, моя НЕидеальная девочка.
– Сильнее, чем раньше? – со смешком задирает голову и ловит глазами.
Тону в нежности к этой девочке. Задыхаюсь от любви. Сгораю от желания обладать. И влюбляюсь с новой силой в её горящие глаза, розовые губы, мозговъебательные ямочки на щеках, хрипловатый голос, сладкий запах.
– С каждым днём всё сильнее, любимая.
Снова на руках несу Настю в спальню и опускаю на кровать.
– Ты куда? – подскакивает с постели, едва дохожу до двери.
– Покурю, малыш. Можно?
Опускаю голову на бок и не сдерживаю счастливой улыбки. Она расползается по лицу от уха до уха.
Да я реально, блядь, счастлив. И не только потому, что наконец трахнул свою девочку, но и потому, что она так же, как и я, ни на секунду отпускать не хочет.
– Поцелуй и иди кури. – бурчит вроде как обиженно, но и я сама лыбится. – Только недолго. – добавляет, когда прижимаюсь к губам.
– Спи, Насть. – отрезаю, снова касаясь.
– Я без тебя не усну, Тёма.
Опять целую и курить в итоге ухожу минут через двадцать, потому что и сам уже начал сомневаться, так уж ли мне необходим никотин, но всё же иду на балкон, чтобы обдумать всё случившееся и решить, как перетерпеть ещё два дня, не занимаясь с Настей сексом. Точнее, без проникновения.
Накидываю на плечи куртку, потому что разгорячённое после душа тело от прикосновения осеннего ветра прошибает ознобом. Тяну капюшон на мокрые волосы. Подкуриваю и, насладившись горьким вкусом, выпускаю в небо тягучий дым.
Всю эту ситуацию мы с малышкой обсудили, ещё сидя в душе, и она согласилась, что пару дней нам стоит подождать, хотя для нас обоих это пиздец как сложно.
– Не знаю, смогу ли, Тём. Мы так долго ждали, и вот опять.
И я ни хрена не знаю, но уверен, что должен это сделать. Беру на себя обязанность держать в руках нас обоих, иначе дел натворим знатных. И так не сдержался в душе, но с утра запру себя в жёсткие рамки. Поцелуи, ласки, оральный секс и ничего больше. В идеале, конечно, вообще к ней не прикасаться, но это уже выше моих сил.
Быстро докуриваю и, ёжась от холода, возвращаюсь в спальню. Настя снова закутана в одеяло, как в какую-то космическую капсулу, только кончик носа и макушка торчит.
Блядь, а дома реально дубак.
Набалтываю отопление на несколько градусов и осторожно забираюсь под одеяло, чтобы не разбудить любимую. В том, что она спит, нет никаких сомнений. Дыхание ровное, лицо спокойное, мышцы расслаблены. Подозреваю, что она отрубилась, едва я за порог ступил. В общем-то, это ни хрена и не удивительно, учитывая то, что последние две ночи мы практически не спали, да и до этого не лучше было.
– Отдыхай, родная. – шепчу, касаясь губами её щеки. – Я люблю тебя.
– И тебя, Тёма. – бубнит себе под нос, даже не открывая глаз.
Прижимаюсь всем телом, и она перебрасывает ногу мне через бедро и жмётся сильнее. Обнимаю и закрываю глаза, вгоняя в лёгкие её запах. С тех пор, как она поселилась у меня, пахнет моим гелем для душа, хотя этот её, кокосово-ванильный, стоит на полке, даже не открытый. Я вот вообще не против, что она мной пахнет.
Закрываю глаза и отрубаюсь. Мне снятся странные сны.
Двое белобрысых мальчишек гоняют машинки по треку. Красивая темноволосая женщина с мягкой улыбкой на губах наблюдает за ними и смеётся, когда младший выигрывает первый круг, а старший второй.
Улыбающаяся зеленоглазая девчушка с золотистыми косичками, босиком бегущая по высокой зелёной траве. Срывает пушистый одуванчик и, сдувая с него пушинки, смеётся, хватая их руками.
Стою рядом, но она не видит меня. Носится по кругу, плетёт венок, а потом поднимает на меня глаза и расходится таким звонким и заливистым смехом, что я сам начинаю смеяться вместе с ней. А следом враз становится серьёзной и будто старше на несколько лет.
– Верь в меня, Тёма. Всегда верь, что бы ни случилось. Я никогда тебя не оставлю. Пока хоть один человек верит, надежда не угаснет.
И она растворяется в обжигающем ветре. Меня накрывает паника. Мечусь по поляне, как раненный зверь, в попытках отыскать её, но понимаю, что её больше нет. На мир вмиг обрушивается темнота, и перед глазами появляется новая картина.
Скала. Обрыв. Ревущее море внизу накатывает чёрными волнами и разбивается о каменный выступ пеной.
Боль, отчаяние, страх, нежелание жить без неё. Стою на самом краю и делаю шаг вперёд. Чувствую невесомость. Готов разбиться, но чья-то горячая ладонь накрывает мою руку и переплетает пальцы. Крепче сжимаю, не открывая глаз. Знаю, кто меня держит, но боюсь посмотреть правде в глаза. Её больше нет.
– Я с тобой, Артём. Всегда буду с тобой, любимый. Стоять плечом к плечу и держать твою руку, только не прекращай верить. Не сдавайся, Тём, никогда. И я не сдамся.
Распахиваю веки и понимаю, что всё ещё стою на краю обрыва, и Настя сжимает мою руку, не давая сделать последний шаг в никуда. Тянусь к ней, чтобы обнять, но опять налетает ураганный ветер, и она исчезает. Только размазанное эхо перекрывает рёв моря и ветра:
– Верь, Тёма. Всегда верь.
Подрываюсь на кровати в холодном поту. Меня колошматит так, что зуб на зуб не попадает. Резко оборачиваюсь и шарю по кровати руками, стараясь найти Настю, но её нет. Слетаю с постели, едва не падая на заплетающихся ногах. Врубаю свет и трясусь ещё сильнее.
Её нет. Нет!
Меня топит нереальной паникой. Все внутренности разрывает в месиво. Мотор то замирает, то с такой силой хуярит по костям, что они трещат.
– Артём? – удивлённо моргает Миронова, замирая в дверном проёме. – Что случилось, Тёма? – выбивает с истеричными нотами и подлетает ко мне, крепко обнимая.
Только сейчас могу дышать, понимая, что она и правда здесь. Что это не мираж и не сон. Дрожать начинаю ещё сильнее, прижимая мягкое тёплое тело.
– Тём, что случилось? – шелестит, отстраняясь и заглядывая мне в лицо. В её глазах испуг не меньше моего читается.
– Кошмар приснился, Насть. – хрипло откликаюсь, стараясь унять её панику. – Но теперь всё хорошо. Всё в порядке, родная. Всё хорошо.
Вожу ладонями по её спине и тяну обратно в кровать. Сажусь на край, потому что ноги отказываются держать вес собственного тела, и пристраиваю девушку на коленях.
– Что тебе приснилось, Артём?
Колошматит нас обоих, и я понятия не имею, как успокоить её, если сам всё ещё не могу справиться с паникой и чувством безвозвратной потери. Молчу достаточно долго, успокаивая внутренний кипиш, срывающееся дыхание и дрожащий голос. Всё это время глажу мою девочку по волосам, спине и рукам. Она не давит и не напирает, просто ждёт, когда приду в себя.
– Что я потерял тебя. – хочу сказать больше, рассказать и о девочке, которую видел, и о том, что случилось на краю обрыва, но голос срывается и глохнет. Сжимаю зубы и трачу все силы на работу лёгких.
– Ты никогда не потеряешь меня, любимый. Я всегда буду с тобой. Верь мне, Тёма.
– И во сне ты так сказала, а потом исчезла, Насть. – опять обрываюсь, не зная, как заглушить это дерьмовое предчувствие полного пиздеца. – Это не просто сон.
Сам не знаю, что хочу этим сказать. Как объяснить ей? Как передать эту уверенность?
– Нет, Артём, – качает головой и опускает ресницы, – может и не просто, но этого никогда не произойдёт. Что бы ни случилось, родной, я всегда вернусь к тебе. Всегда буду рядом. Я обещала и сдержу своё обещание, что бы ни произошло. Веришь мне?
Глухо выдыхаю и ловлю её взгляд. Читаю в нём уверенность и спокойствие. Заражаюсь и заряжаюсь ими. Прикасаюсь ртом к её ледяным губам. Опускаюсь на кровать и накрываю нас обоих одеялом.
– Верю, маленькая. Только ты сдержи своё слово. Что бы ни случилось, возвращайся домой.
– Вернусь, Тёма.
– Обещаешь?
– Обещаю!
-–
Боязнь крови
Глава 16
Так мы любим
Настя засыпает ближе к рассвету, но мне отрубиться больше так и не удаётся. Всё ещё мелко потряхивает и в башке полная каша.
Когда солнце выползает из-за горизонта, поднимаюсь с постели и натягиваю первые попавшиеся шмотки. Смотрю на свою девочку, обдумывая, стоит ли сейчас её оставлять. А если проснётся, а меня нет? Да, мы оба уже давно не дети, но когда однажды теряешь, начинаешь бояться, что это случится снова.
Достаю из комода лист бумаги и ручку и пишу короткую записку, чтобы любимая не волновалась.
Выхожу из дома и с мрачным кайфом тяну прохладный, влажный, осенний воздух, тот самый, который бывает только рано утром, пока город ещё спит. В голове немного проясняется, и я подкуриваю сигарету, наслаждаясь оседающим в лёгких дымом, который слегка расслабляет натянутые до разрыва нервы и мышцы.
Быстрыми шагами направляюсь в место назначения и возвращаюсь в ещё более ускоренном темпе, по пути потаскав ещё несколько сигарет. Забиваюсь никотином на весь день вперёд, потому что не хочу курить при своей девочке. Не знаю, как это работает, но рядом с ней не то чтобы не тянет, но уходит как-то на дальний план, и курю я, только если на то есть жгучая необходимость, хотя организм периодически напоминает об острой нехватке никотина.
Походу, пора завязывать с этим дерьмом и избавляться от дурной привычки. Раньше сигареты помогали расслабиться и успокоиться, сейчас же просто стали частью ежедневного ритуала. Но теперь в моей жизни есть нечто гораздо важнее, и я не хочу гробить себя этой хренью, чтобы провести как можно больше счастливых дней вместе со своей идеальной девочкой.
Выбрасываю в урну недокуренную табачку и поднимаюсь в квартиру. Первым делом иду в спальню и убеждаюсь, что малышка спит. Записка всё так же лежит на соседней подушке. Сминаю лист и переодеваюсь в свободные спортивки и футболку. Несмотря на то, что вчера наболтал отопление, в хате свежо и даже прохладно. Слишком для конца сентября. Подтягиваю одеяло Насте до подбородка и на кухне накручиваю ещё несколько градусов. Варю кофе и оглядываю комнату.
Походу, придётся сегодня делать то, что я, сука, до трясучки терпеть не могу – заняться уборкой. Целый месяц мне как-то не до этого было, поэтому слой пыли весьма ощутимый собрался. К тому же надо прочитать материалы по учёбе и заняться конспектами, потому что завтра на пары, а я даже не думал садиться за это дело. Быстро расправляюсь с кофе, не завтракая, и принимаюсь за работу. Вымываю кухонный гарнитур и всю остальную кухню. Уже после этого захода чувствую, что подзаебался, но надо сегодня разгребстись со всеми месячными завалами.
– Доброе утро, любимый. – шуршит мне в спину тихий голос, а тёплые мягкие ладони обвивают под грудиной.
Настя утыкается лицом между лопаток, и даже сквозь ткань футболки ощущаю прикосновение её горячих губ и обжигающего дыхания. Накрываю её пальцы с особой осторожность, потому что бинты она хоть и сняла ещё вчера, до заживления разбитым костяшкам и разорванной коже ещё пиздец как далеко.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71093119?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Настя Мирная
Тип: электронная книга
Жанр: Эротические романы
Язык: на русском языке
Издательство: Автор
Дата публикации: 13.09.2024
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: Я отказалась от своего прошлого, чтобы шагнуть в огромный мир, который для меня однажды открыл Артём Северов. Но проблема в том, что он теперь ненавидит меня, ведь я разбила ему сердце, выбрав замужество с другим.