Суженые смерти
Суженые смерти
Лилия Гарцева
Испанское общество в начале XX века охвачено ресентиментом и социальной несправедливостью. Слабая демократическая система не в состоянии обеспечить безопасность государственных институтов, а противоборство новых идеологий и религии приводит сначала к красному террору, а потом и к Гражданской войне. Все происходящие политические и социальные изменения показаны глазами героев, один из которых – будущий диктатор Франсиско Франко. Он проходит путь от майора до генералиссимуса. Франко устраняет всех конкурентов и одерживает победу за победой, окончательно теряя человеческое лицо.
Лилия Гарцева
Суженые смерти
Часть первая
Глава первая
Бискайский залив с неукротимой настойчивостью бьется о скалы, выбрасывая клубы разлетающейся пены над чудесным Пиренейским полуостровом. Бескрайняя вода и медное солнце, как два магических звена, неразлучны со времен своего Божественного создания. Разгоряченное за день светило медленно клонится, исчезая в глубине залива, а утром рождается вновь. На тонкой грани заката и рассвета открывается портал для мифических существ, обитающих на полуострове, которые с незапамятных времен продолжают существовать, так или иначе вмешиваясь в судьбы людей.
В конце XIX века по южной части континента пронеслась всепожирающая тля, погубившая превосходные виноградники. Она добралась и до юга Европы к самому началу 90-х годов. В декабре у берегов Бискайского залива ледяной, промозглый воздух пронизывал насквозь людей, спешащих к очагам своих домов. Казалось, что силы природы предупреждали о грядущих переменах. В окрестностях города Эль-Ферроля ветер бичевал штормовыми волнами, как плетью, черные камни. Морские брызги точили поверхность утеса, высекая пророчество о гибели виноградников в момент рождения будущего диктатора, поработившего собственный народ. Только в провинции Риоха выжила последняя лоза надежды, которая разрастется вновь по всей Испании, когда деспотичный режим начнет слабеть и тля будет окончательно побеждена. И никакое темное имя сквозь даль десятилетий не поглотит и не искалечит душу народа, способного переродиться вновь.
4 декабря 1892 года был самым обычным днем, погруженным в хмурую непогоду. Немолодая гадалка из глухого переулка Эль-Ферроля, нечаянно опрокинувшая Таро, не захотела им поверить. Колода впервые показалась ей лукавой и лживой. Она рассыпалась вокруг короля, обнажившего меч, и карты неминуемой жертвы. Гадалка не могла найти связь между пугающим ее предсказанием и последним событием, ведь только что разнеслась радостная весть о рождении ребенка в семье живущего по соседству офицера флота Николаса Франко и его жены Пилар. Новорожденный мальчик был абсолютно здоровым и на удивление спокойным. Он никогда не доставлял особенных хлопот своей многодетной и кроткой матери, в отличие от ее мужа – большого любителя женщин и азартных игр.
Дети растут быстро, даже если они будущие каудильо. За время недолгой, но активной жизни Франсиско хорошо зарекомендовал себя в Марокко. Он был отважным молодым военным. И вот уже в свои двадцать пять лет Франсиско Паулино Эрменехильдо Теодуло Франко Баамонде, или, как его будут называть во всем мире, Франсиско Франко, в чине майора прибыл в Овьедо. Этот город был колыбелью Испанского королевства, а спустя века стал столицей провинции Астурии.
Овьедо стоял у основания горы Наранко, как на пьедестале, вокруг разросшихся фруктовых садов. Их ветви, как природный и драгоценный каст, подчеркивали красоту древней архитектуры. Золотые диагонали солнечного света утопали в бесконечной зелени, а шелковые лепестки распустившихся цветов заполнили воздух стойким и пьянящим ароматом, сливающимся со звоном колоколов центрального собора.
В этот день Франко неторопливо ехал на гнедом коне по старинным улицам Овьедо, мимо средневековых храмов и роскошных особняков местной знати. Он знакомился с сохранившимися образцами древней дороманской архитектуры, с ее четкими пропорциями и геометрически правильными линиями. Франсиско смотрел в чернеющие бойницы каменных стен, словно в провалы зияющих глазниц, которые напоминали тяжелые времена прежней Испании. Более поздняя романская архитектура была великолепна, как органная торжественность воскресной мессы, восхваляющая Господа.
Верховая езда делала Франко более солидным в глазах прохожих, потому что она скрадывала недостаток его небольшого роста. Черные аккуратные усы, очерчивающие верхнюю губу, соответствовали моде того времени. Мундир на нем сидел прекрасно, подчеркивая военную осанку Франсиско, а сапоги были начищены до блеска. Он поднял голову и увидел в окне юную барышню, которая внимательно его разглядывала. Облик молодого офицера вызвал у девушки интерес, как и любое новое лицо в Овьедо.
Она смотрела в окно, как художница на мольберт, к которому был прикреплен плотный ватман с изображением знакомого пейзажа. Но в одночасье картина изменилась, и она услышала какой-то непонятный шум, который становился все сильнее. В конце улицы невесть откуда появились жандармы, бегущие за человеком, одетым в поношенный костюм. Резкий свист блюстителей порядка смешался с криками прохожих. Беглец ловко перепрыгнул через торговый лоток с густо-оранжевыми апельсинами, которые, словно тяжелые шары, быстро покатились под ноги городовым. Мужчина был готов уже скрыться в лабиринте домов, но молодой офицер, которого только что разглядывала девушка, крепко вонзил шпоры сапог в бока коня, и жеребец ринулся во весь опор за беглецом. Всадник достал оружие и выстрелил в воздух, испугав городских зевак. В этот момент у наблюдавшей за погоней сеньориты перехватило дыхание. Наездник скрылся из виду, преследуя свою жертву. Она испугалась произошедшего, словно кто-то выплеснул черную краску на ее полупрозрачную акварель. Сеньорита отпрянула в сторону, и графит тяжелых волос рассыпался по ее плечам. Эту девушку звали Мария де лас Мерседес Манрике.
Мерседес услышала настойчивый голос своей опекунши. Когда девушка осиротела, ее забрала к себе тетя, живущая в Астурии. Злой назвать стареющую женщину было сложно, но вдовствующая графиня Лаура Лемос-дель-Бьерсо из старинного испанского рода так страдала подагрой, что становилась часто просто невыносимой. Сеньорита Мерседес, в отличие от неловкой и грузной увядающей аристократки, была тонкой и изящной. И каждый ее незначительный жест или поворот головы были легкими, как взлет вуали на свежем ветру. Молодая особа после окончания католической школы продолжала получать домашнее образование. Мерседес читала, занималась рукоделием, но ее главной обязанностью в доме оставалось постоянное общение с пожилой женщиной, которая целыми днями скучала в своем продавленном кресле. Этот день не был исключением, и смутная тревога Мерседес быстро рассеялась от голоса недовольной тети. Девушка вышла из своей спальни и направилась по длинному коридору к широкой лестнице, чтобы спуститься в гостиную. Это была полутемная комната с приспущенными шторами, которые сохраняли прохладу от уличной жары. Массивная дубовая мебель, оббитая потерявшим былой цвет бархатом, изредка вздыхала поскрипыванием ослабевших пружин. На огромном висящем гобелене, как на декорации, застыл ветер, пробравшийся в развивающиеся гривы лошадей.
Донья Лаура неподвижно сидела в темном платье из тафты, ворот которого был украшен белым накрахмаленным воротником. Глубокие морщины и восковая желтизна лица были тщательно припудрены. Ее кожа была похожа на белую театральную маску, которая скрывала не только болезни и усталость, но и гордыню. Только в тусклых глазах пожилой женщины различался еще приглушенный свет ее былой жизни. Она возвышалась в своем глубоком мягком кресле и уже с нетерпением ждала свою подопечную. Мерседес внушала ей хоть какую-то надежду в отличие от деверя, к которому она испытывала открытое чувство неприязни.
– Мерче, куда ты пропала? Я уже охрипла, пока тебя дозвалась. Ты слышала выстрелы? – произнесла на повышенных тонах графиня, обращаясь к племяннице, называя ее сокращенным именем.
– Опять ловили какого-то шахтера, – кротко ответила Мерседес. – Я не могу спокойно смотреть, когда охотятся на людей.
– Это не шахтер, а преступник и наверняка анархист. Власти пытаются защитить нас, а в тюрьму посадить их. Ты еще молода и слишком впечатлительна. Мне нужно сообщить тебе одну очень важную вещь.
– Какую, тетя Лаура? – спросила уважительно притихшая девушка.
– Какую, какую, я уже забыла, – раздраженно ответила пожилая женщина, с искренней досадой отмахнувшись от Мерче.
– Ничего, ничего, может быть, еще вспомните, – заверила ее Мерседес.
– Кстати, дорогая, а сколько ты сегодня вышила? Принеси мне свои пяльцы, – потребовала неугомонная графиня, поправляя свою подушку на подлокотнике кресла. Ее старческие руки с возрастом стали значительно толще, и поэтому золотые кольца впивались в ее отекшие фаланги пальцев.
Сеньорита принесла свою вышивку, чтобы показать небольшие и мучительные продвижения в Мальоркской технике. Донья Лаура посмотрела на незаконченную работу, детально исследовала изнанку и назидательным тоном произнесла:
– Мерседес, ты должна была уже давно ее закончить, как и все остальное приданое. Мне скоро придется устроить твою жизнь, и ты заключишь свой брак перед лицом церкви. Правда, я еще окончательно не решила с кем. Когда мы поедем на выходных к сеньору Поло, будь так любезна, обрати внимание на молодых людей, может быть, кто-нибудь из них мне и понравится. Надеюсь, что ты будешь благоразумной сеньоритой, которая смотрит на стабильный доход жениха, а не влюбленной дурой. Только помни: в жизни бывает такая любовь, что лучше сразу отправиться на каталонскую гарроту.
– Боже мой! Донья Лаура, почему у вас все должно заканчиваться обязательно гарротой? – спросила Мерседес и поспешно сменила тему разговора:
– Сегодня я увидела, как приехал новый майор в наш гарнизон. Он верхом на коне объезжал Овьедо и неожиданно ввязался в погоню за этим анархистом. Это ведь он и стрелял.
– Я даже знаю, кто этот сеньор – Франкито. Таким издевательским прозвищем Франсиско окрестили еще в Пехотной академии Толедо из-за его маленького роста и тонкого голоса. В последнее время военные о нем только и говорят, потому что Франко стал самым молодым майором в испанской армии. Я нисколько не удивлена, что стрелял именно он. По городу ходят слухи, что он жесток не только к своим врагам, но и к своим подчиненным. Я считаю, что этот офицер для тебя точно не подходящая партия. А теперь почитай мне что-нибудь до обеда, – потребовала капризная донья.
Тогда сеньорита Мерседес взяла со стола книгу, которая доставляла огромное удовольствие ее тете: «Туман» Мигеля де Унамуно, и продолжила свое чтение вслух:
– Все будничные незначительные события, все приятные беседы, которыми мы продлеваем жизнь, – разве это не сладчайшая скука? – тихим, убаюкивающим голосом почти пропела Мерседес.
С прочитанным Мерче не могла согласиться. Для пытливого ума юной девушки даже незначительные события не были скучны и однообразны, ведь она уже стояла на пороге своей новой жизни, в которой уж точно не будет никакой скуки, даже сладостной. Совсем скоро раздалось раскатистое похрапывание заснувшей графини, и Мерседес, отложив книгу, на цыпочках вышла из комнаты.
Глава вторая
На следующий день, сразу же после завтрака, в гости к донье Лауре нежданно-негаданно приехала подруга Мерседес – сеньорита Кармен Поло – вместе со своей тетей Исабель. Они недавно посетили католический праздник Ромерия в Тарне, и им не терпелось поделиться впечатлениями от увиденного. Кармен была одной из подруг Мерче. Тонкая и высокая, как игла хвои, она источала вокруг себя свежесть и жизнелюбие молодости.
Предки Кармен были «индианос», так назывались семьи, которые смогли заработать свое огромное состояние в Южной Америке. Мать сеньориты Поло была из знатного аристократического рода, но она умерла, когда девочке было тринадцать. Поэтому воспитанием молодой особы, ее сестер и брата занималась тетя Исабель – сестра отца. Сам глава семьи был адвокатом из Паленсии, но сейчас он жил в своем имении неподалеку от Овьедо. Его знали как потомка известных карлистов. Эта монархическая партия Испании выступала за традиционную консервативную политическую систему и католические ценности, но не поддерживала диктатуру. Отец Кармен, в отличие от всех членов своей семьи, слыл человеком еще более либеральных взглядов.
Радушная хозяйка распорядилась подать кофе, а сеньора Исабель начала рассказывать об увлекательном путешествии со своими племянницами в поисках духовного совершенства и истинной веры. Графиня Лаура сожалела, что сама не смогла присутствовать на ежегодном торжестве, так как в последнее время плохо себя чувствует и никакое лечение не облегчает ее земных страданий.
– Так тем более надо было поехать, – возразила ей собеседница. – Возможно, именно там вы и получили бы исцеление благодаря святой Марии.
Выпив неторопливо кофе, Кармен попросила свою подругу показать ей саженец розы, который был привезен из Франции. Мерседес высадила его в большой горшок на балконе и с нетерпением ждала того времени, когда сможет пересадить молодой куст в саду усадьбы своей тети на берегу залива. Кармен нетерпеливо взяла за руку Мерседес и потянула в ее комнату, чтобы рассказать последние новости наедине. Надменные пожилые дамы отпустили девушек, и они быстро поднялись наверх.
Мельком взглянув на абсолютно никому не нужный саженец розы, Кармен села на стул и вытянула ногу, показав тонкий, узкий носок модной туфли. Чопорность гостьи тут же исчезла, и ее эмоциональное состояние вырвалось наружу.
– Мерче, ты даже не представляешь, как благодаря Деве Марии я познакомилась с удивительным человеком. Это недавно прибывший в наш гарнизон майор Франко. Он ревностный католик. Франсиско сказал, что я копия его любимой матери, а моя чистота и вера придают моей внешности особую одухотворенность. Если бы ты только знала, какой он умный и отважный. Франко принимал участие в Марокканской войне, но о своих подвигах говорил так скромно и без украс. Мне сразу стало ясно, что он человек не только слова, но и дела, – с восторгом произнесла сеньорита Поло и добавила:
– Я им абсолютно очарована.
– Кармен, я в этом даже не сомневаюсь. Ты вся просто горишь, как валенсийский огонь во время праздника святого Иосифа. Я никогда не видела тебя такой счастливой, – улыбнувшись, сказала сеньорита Мерседес и, приблизившись, обняла свою подругу.
– Ты знаешь, он невысок ростом, и его трудно назвать красавцем, но в нем сразу чувствуется несгибаемый стержень. Представляешь, мне в Тарне приснился вещий сон, в котором я видела Франсиско. Я взяла его за руку, и мы пошли вверх по мраморной лестнице, где на самом верху во всем белом стояла Дева Мария, излучающая божественный свет! – воскликнула Кармен.
– Лестница наверх – это, конечно, хорошо, однако в рай вам еще рановато. Тем более ты так молода, – съязвила Мерседес, которая была католичкой, но не фанатичкой.
– Ты почему понимаешь все так буквально? Это символ нашего возвышения над остальными. Пресвятая Дева нас благословила, и я знаю наверняка, что этот сон вещий, – начала выходить из себя раздраженная сеньорита Поло.
– Хорошо, хорошо, пусть будет вещим, – поторопилась успокоить Мерседес свою подругу и продолжила:
– Но донья Лаура мне сегодня напомнила о том, что главное достоинство жениха – это хороший доход, а у майора Франко его нет.
– Пожилые родственники с годами становятся бесчувственными и меркантильными. Деньги приходят только к тем, кто идет, не оборачиваясь назад, к своей цели. Сейчас главная задача состоит в том, что нам нужно убедить семью в правильности нашего выбора и искренности чувств, – возразила подруге Кармен.
– Кстати, я видела майора Франко, проезжающего верхом на коне мимо моих окон, но я с ним лично еще не знакома.
– Он к нам приедет на следующей неделе, и отец, разумеется, устроит прием. Я надеюсь, что и вы так же навестите нас, – восторженно продолжала Кармен.
– Разумеется, мы к вам приедем. Я так хочу вырваться из Овьедо, подышать свежим воздухом, пройтись по парку, а то я уже стала безликим интерьером этого дома, – ответила подруга.
На этом разговор был окончен, и сеньориты спустились вниз к своим родственницам, которые даже не заметили их долгого отсутствия. Они продолжали обмениваться городскими новостями и получали огромное удовольствие от общения друг с другом. Через пару часов словоохотливые дамы наконец-то распрощались.
После обеда, во время сиесты, Мерче была страшно возбуждена, поэтому не могла полноценно отдохнуть. Она ворочалась, вставала и ходила по комнате кругами. Сеньорита уже выбирала себе платье к приему в доме сеньора Поло и постоянно мысленно возвращалась к рассказу подруги о постигшей ее внезапной и такой еще непонятной любви. Ей тоже хотелось испытать нечто подобное, но она довольствовалась пока только мечтами о каком-то сказочном гранде. Девушка накинула на плечи халат и решила спуститься на кухню в поисках экономки Пилар, которая ей должна была помочь в очень трудном вопросе: в выборе платья.
Сеньорита еще не успела перешагнуть порог кухни, как остановилась, потеряв на время способность говорить. Затем Мерседес метнулась безотчетно в сторону, прижавшись к стене, с которой ей захотелось слиться и стать невидимой. За это короткое мгновение она успела заметить то, что не укладывалась в ее голове. У большого окна стояла экономка – стройная черноволосая Пилар, в темном платье и белом фартуке. Ее сжимал в объятиях неизвестный мужчина, по своему внешнему виду принадлежавший к рабочему классу. Молодой и сильный парень, с явно крепким здоровьем, лет двадцати пяти, целовал ее лицо, пытаясь остановить упреки растерянной Пилар.
Сеньорита отчетливо услышала низкий мужской голос.
– Ты напрасно переживаешь. Мы отошли от идеологии анархистов окончательно. С ней покончено. Только идеи Маркса смогут спасти человечество и объединить рабочих всего мира. Мы стоим у зачатка новой партии, – воскликнул неизвестный мужчина.
– Господи! Когда же мы поженимся? – спросила, выдохнув, бедная экономка.
– Скоро, Пилар, скоро. Как только победит коммунизм. И ты получишь сразу все самое лучшее, что есть на свете. В том числе и меня, – воодушевленно произнес молодой человек.
Мерседес была в полном замешательстве. Она не знала, что ей делать: то ли подняться по лестнице в свою комнату, то ли войти на кухню и прогнать этого сумасшедшего. Сеньорита все-таки решила пересилить себя и войти в открытую дверь. Как только ее увидел непрошеный гость, он немедленно схватил со стола узелок и в ту же минуту побежал к выходу. Мерседес заметила промелькнувшее волевое лицо с угольно-черными глазами.
Сеньорита чуть успокоилась и достаточно твердо спросила:
– Что здесь происходит?
Руки Пилар нервно перебирали фартук, покрасневшее лицо выдавало ее стыд, а растрепанные волосы еще хранили прикосновения сильных мужских рук.
– Сеньорита, я вас заклинаю. Не рассказывайте ничего донье Лауре. Она меня выгонит на улицу. Я обещаю, что этого больше не повторится, – произнесла дрожащим голосом девушка, и слезы отчаяния брызнули из ее огромных глаз.
– Пилар, – обратилась к своей экономке благородная сеньорита. – Мне очень не хотелось бы с тобой расстаться. Поэтому об этом инциденте я умолчу, но ты мне должна рассказать все об этом мужчине.
Девушка, смахнув краем фартука слезы со своего лица, тихо произнесла:
– Я никогда не знала, что можно так полюбить. У меня нет сил с этим бороться. Переполняющие меня чувства становятся все сильнее с каждым днем, и это абсолютно противоречит здравому смыслу. Я, наверное, виновата перед всеми, но не перед собой. Мы обязательно поженимся, но, пока это не произошло, я не могу лишиться работы в вашем доме.
– Пилар, кто этот человек? – настойчиво спросила Мерседес.
– Его зовут Хорхе Родригес. Это мой жених, который работал на угольной шахте, а сейчас занимается профсоюзом. Он, к моему сожалению, попал в водоворот политических течений. Сначала Хорхе примкнул к анархистам, но не подумайте ничего плохого. Он никогда не был террористом. Мой жених говорил о каком-то синдикализме, а теперь Хорхе, видимо, стал марксистом, и я очень боюсь за него. Но он меня не слушает, и все время повторяет о каком-то счастливом завтра, – совсем огорченным голосом сказала девушка.
– То есть он тебя завтраками кормит, состоящими из новой идеологии, а ты его нашим хамоном? – съязвила сеньорита.
После этих слов экономка закрыла лицо руками и взмолилась:
– Сеньорита, я отдала ему свой обед, но, если вы посчитаете нужным, вы можете вычесть какую-то сумму из моего жалованья, если не верите мне.
– Успокойся, Пилар, – приободрила ее Мерседес и добавила:
– Поешь что-нибудь. Во время сильного голода не бывает черствого хлеба. И давай забудем об этом. Было бы лучше, чтобы он не приходил в наш дом. Вам нужно встречаться в другом месте. Не все такие люди, как я. Другие покрывать тебя не станут.
С этими словами сеньорита поднялась в спальню и, сбросив халат, рухнула на мягкие подушки, отделанные шнуром с золотыми кисточками.
Глава третья
Через несколько дней вдовствующая графиня Лаура и ее воспитанница Мерседес отправились на своем автомобиле-фаэтоне к сеньору Поло. Эта машина была одним из недешевых приобретений пожилой женщины, но она полностью соответствовала ее положению. Шофер Луис, состоящий на службе у графини, был очень приятным молодым человеком. Его внешний вид вводил всех в заблуждение, потому что он не выглядел как прислуга. Водитель был похож на отпрыска из обеспеченной семьи. На нем были надеты щегольская куртка, притянутая поясом, модное кепи, укороченные брюки и гетры. Мягкие кожаные туфли на ногах и перчатки дополняли образ шофера-щеголя. Светлые глаза излучали огоньки радости. Луис уже предвкушал, какое неотразимое впечатление он произведет на горничных и кухарок в особняке семьи Поло, который находится неподалеку от замка Сан Кукао.
Мерседес скользила взглядом по мелькающим мимо нее домам, стоящим вдоль уличных тротуаров. День стремительно переплывал за океан вечера в тихую ночь. Сумерки сгущались в ускоренном времени из-за опускающегося влажного тумана, спешащего объять вершины гор. В это время каждый куст и каждое дерево прощались со своими тенями, которые скатывались в мягкую траву к невидимым корням. Они растворялись в густом мраке тишины, безмятежно засыпая.
И утомленная Мерседес тоже закрыла глаза. Всю дорогу в ее голове вспыхивали яркие картины беспокойного дня, который так рано начался. Время дороги пролетело быстро, и это состояние прервалось, когда автомобиль подъехал к двухэтажному особняку семьи Поло. Его многочисленные окна празднично светились изнутри. Гостьям был оказан самый теплый прием, и они в сопровождении сеньориты Кармен отправились в гостиную, где собирались все приглашенные.
Мерседес охватило волнение, как только она начала приближаться к гостиной. Бесхитростное выражение ее лица благодаря новой прическе сгладилось, и неожиданно женская красота появилась в чертах сеньориты. Драпировка шелковой ткани оживала от ее легких шагов, отливая на свету. Рядом с ней тяжело пыхтела грузная тетушка в неизменном черном платье, которое украшала жемчужная нить, а над волосами монументально возвышался старинный испанский гребень, который относился еще к далеким золотым временам великой Испанской колониальной империи.
Бьющий своей яркостью свет обливал картины и мебель, а серебро зеркал увеличивало пространство гостиной, отражая роскошь, лишенную новомодных эффектов, горящий хрусталь на высоком потолке раскинул застывшие тени. У стены располагались три стола для домашнего фуршета: с вином и холодными закусками. Нарезанные фрукты и открытые бутылки с французским и алжирским винами распространяли сладковатый запах с легкой кислинкой. Сеньорита Мерседес изучающим взглядом окинула уже знакомую ей комнату. Сливающиеся голоса гостей оживили ее, и казалось, что атмосфера торжества присутствовала в каждой детали убранства.
Брат Кармен, Фелипе, был на несколько лет старше Мерседес. Он дружески поздоровался с сеньоритой и старой графиней. Вокруг Фелипе-младшего постоянно крутилась его сестра Исабель, которая была очень похожа на него. Стройный и подтянутый Фелипе какое-то время из вежливости поговорил с Мерседес и присоединился к мужскому обществу. С остальными приглашенными молодыми людьми Мерче знакома не была. Она обратила внимание, что сеньор Поло-старший медленно шаркал по комнате, почти не поднимая ног, и казался не очень здоровым. Сутулый и грузный, он возвышался над головами присутствующих, как гора, вершина которой лоснилась напомаженным блеском зачесанных на пробор волос. Обладая внушительной внешностью, сеньор Поло был безобидным человеком и любящим отцом.
В этот вечер Фелипе-старший давал прием в честь Сантьяго Альбы, который совсем недавно занимал пост министра финансов Испании. Он приехал отдохнуть из Мадрида к сеньору Поло как к давнишнему другу. Сантьяго Альба являлся одним из ключевых либералов Испании. Демократическое движение того времени было разрозненным, но его представители постоянно пытались консолидироваться, чтобы укрепить свое положение среди политической элиты.
Альба, которому перевалило за сорок лет, с возрастом стал массивным и солидным мужчиной, со смеющимися глазами и острым языком. При виде Мерседес он поднял брови и улыбнулся. Эта девушка ему определенно понравилась, поэтому Альба не был скуп на комплименты. Бывший министр взял руку сеньориты и слегка пожал ее.
Сантьяго Альба не входил в круг потенциальных женихов, который уже очертила тетя Исабель, да и донья Лаура тоже была начеку. Они ждали прибытия столичной молодежи: Хосе Кальво Сотело и Фернандо Ортиса, которых пригласил младший Фелипе.
Сеньор Кальво Сотело родился в Галисии, а Фернандо Ортис – в Мадриде. Они познакомились в столице и быстро стали приятелями. К этому времени Хосе Кальво Сотело уже стал известным доктором права в главном университете Мадрида, а его друг только что получил образование юриста. Они оба были безупречно одеты, и лоск большого города говорил об их принадлежности к обеспеченному классу. Красноречивый Кальво Сотело относился к разряду умных и образованных людей. Его интересовали в первую очередь политика и право. Ширококостный Кальво Сотело с большими выпуклыми глазами, которые напоминали черные, перезревшие оливки, зрительно резонировал с худым Фернандо. Тонкие черты лица и длинные пальцы рук молодого человека в совокупности с хорошими манерами притягивали взгляды собравшихся женщин.
Внезапно у дома послышался громкий рев автомобиля. Это был знак прибытия последнего гостя, которого так ждала сеньорита Кармен. Майор Франко примчался на казенной машине, весьма довольный собой. Когда темное небо уже поглотило землю, лишь яркий свет зажженного фонаря освещал его силуэт. От смущения к лицу Кармен прилила кровь, и ее волнение было невозможно скрыть. Она встала со своего кресла, пытаясь заставить себя пройти через гостиную медленно и с достоинством. Но внутри сеньорита еле сдерживала желание помчаться со всех ног навстречу такому желанному гостю. Мерседес заметила возбуждение своей подруги и, бросив мимолетный взгляд на вошедшего военного, не могла понять, что Кармен в нем нашла. Майор никак не мог сравниться с мадридскими кабальеро.
Вскоре вино и обилие закусок немного раскрепостили присутствующих. Дамы улыбались все ласковее, а мужчины становились более словоохотливыми. Почетный гость Альба непринужденно смеялся и жестикулировал руками. Тетя Исабель и графиня Лаура делились друг с другом воспоминаниями о прежнем Мадриде, пока в кругу молодых людей Хосе Кальво Сотело рассказывал о своей недавней помолвке с сеньоритой Энрикесой, которая тоже была из семьи адвокатов. Тетя Исабель искренне огорчилась, услышав мельком разговор молодежи, и тогда она поняла, что один из женихов уже безвозвратно потерян для ее горячо любимой племянницы.
Мерседес посматривала на Фернандо, сердце которого пока было свободно. Она чувствовала легкое головокружение то ли от хорошего красного вина, то ли от присутствия сеньора Ортиса. Неожиданно Фернандо подошел к ней и как бы случайно коснулся ее руки. Он сразу завел разговор о красотах астурийского края и прекрасной прохладной погоде наступившего лета. Фернандо делился планами на будущее, касающимися его адвокатской карьеры. Мерседес ему улыбнулась, и он сразу почувствовал облегчение. Молодой человек изо всех сил старался привлечь внимание юной девушки.
– Послушайте, Мерседес, – обратился будущий адвокат к сеньорите. – Не хотели бы вы пойти с нами в театр?
– С удовольствием, ведь я еще не была в театре «Кампоамор» после реконструкции.
– Вообще-то эта идея принадлежит Кармен, но я думаю, что вам будет приятно в нашей компании, – немного смущенно произнес сеньор Фернандо.
«Театр, наверное, был все-таки его идеей. Не думаю, что это пришло в голову самой Кармен. Моя подруга могла бы пригласить всех только на утреннюю мессу в Кафедральный собор Овьедо», – подумала про себя Мерседес, даже не сомневаясь в том, что она действительно заинтересовала Фернандо.
В это время Кармен беседовала со своим несловоохотливым майором, который попытался блеснуть перед ней какой-то старой шуткой.
Знаменитые севильские сигары исчезали из резной коробки так же быстро, как и вино. Присутствующие вели себя более раскованно, и общение между ними незаметно перешло в политическую плоскость.
Графиня Лаура обратилась к Сантьяго Альбе как к человеку, близкому к королю и хорошо разбирающемуся в политике, впрочем, этим же вопросом она досаждала всех и всегда:
– Я никак не могу смириться с утратой наших колоний и непрерывными нападками марокканцев. Сможем ли мы снова влиять на мировой порядок?
Бывший министр, наполняя комнату сигарным дымом, абсолютно спокойно ей ответил:
– Донья Лаура, мы не можем полномасштабно воевать со всем материком. Тем более что США становятся главным игроком на мировой арене. Понимаете, уход старых империй очевиден, и в новое время нас ждет неизбежное интенсивное развитие политической мысли, – он избавился от сигары и продолжил:
– Не нужно забывать и об экономическом развитии. Война влечет за собой нецелесообразные расходы. Наш король проявил мудрость и дальновидность, не ввязавшись в мясорубку мировой войны. Это позволило нам поднять свое производство на новый уровень, но без дальнейших реформ и выстраивания новых рыночных отношений мы скатимся так же быстро, как и поднялись.
– Простите, но не преждевременно ли говорить о каких-то рисках? Я считаю, что за последнее время нашей экономике могут только позавидовать другие страны, – удивился Кальво Сотело.
– Неурожай и продовольственный кризис неминуемо приведут к росту цен, а следовательно, и всеобщие профсоюзные стачки не за горами. Я ведь пытался провести реформы, но эти «недалекие кортесы» продолжают жить одним днем. Если начнется вторая марокканская кампания, то наш денежный мешок превратится в тряпку, которой нельзя будет заткнуть все экономические дыры. И тогда неизбежно поднимутся низы, как в России. Не будем забывать, что «призрак бродит по Европе, призрак коммунизма», и нам нужно сделать все возможное, чтобы этот дьявольский дух не распространился на испанских землях, – заключил Сантьяго Альба.
– Позвольте, сеньор Сантьяго, может быть, вы говорите и правильные вещи, но патриотические чувства доньи Лауры я тоже разделяю, – вмешался в разговор Фернандо и с присущим ему пафосом добавил:
– Новая военная кампания в Марокко неизбежна. Она нужна не только для повышения престижа нашей страны в Европе, но и для поднятия патриотизма. Франция тоже охотно разделит с нами эту часть Северной Африки, как и раньше.
– Наше государство пришло в упадок именно из-за вторжения «либеральщины» в умы аристократии, интеллигенции и даже короля, впитавшего в себя так называемые демократические свободы. Сколько еще премьер-министров нужно убить этим анархистам, чтобы вы это поняли? Наш народ не должен забывать, что мы носители выдающейся культуры и наследники прославленной империи. Нам нужно воскресить героический дух Дон Кихота и восстановить справедливость. Нет ничего дороже для сердца настоящего испанца, чем Сеута и Мелилья. Вместе мы сможем вернуть былое величие Испании. Поэтому я тоже считаю, что Марокко должно быть отвоевано у дикарей! – воодушевленно произнес Фернандо.
– Я полностью согласен с вами, что это наши города и земли, однако оккупация этой части Марокко может привести к серьезным экономическим последствиям, – вступил в разговор Фелипе Поло – старший и продолжил:
– И, может, лучше ничего не трогать. Я считаю, что это очень дорого обойдется испанской короне.
– Северное Марокко может существовать либо как колония Испании, либо не существовать вообще, – резко заявил взволнованный майор Франко. – Я сражался там, терял своих товарищей. Все военные Испании выступают за полную оккупацию этого недогосударства.
– Сколько человеческих жизней вы собираетесь угробить в песках? – спросил возмущенный Сантьяго Альба.
– Сколько потребуется! – почти прокричал Франко. – Если понадобится, мы соберем свой собственный Испанский легион и закупим в Германии химическое оружие.
– Я смотрю, вашей жестокости нет предела. Говорят, за малейшую провинность вы убиваете не только своих врагов, но и своих солдат, – заявил хозяин поместья.
– Кого вы слушаете? Это не солдаты, а дезертиры и нарушители армейского порядка! – продолжал кричать Франсиско Франко.
Лицо его побагровело. Со стороны казалось, что майор уже не может справиться с охватившим его гневом. Распад империи и проигрыш в войнах для него стали унижением как общенационального, так и личного достоинства. Он искренне считал, что либеральные дискуссии порождают лишь хаос, который никак не вписывается в армейский порядок, который Франсиско уважал безгранично. Франко даже не пытался понять сеньора Поло и таких, как он. Майор в этом вопросе был абсолютно бескомпромиссен. Франсиско открыто обвинил присутствующих в лжепатриотизме:
– Вам нужно поменьше читать Толстого и всяких там французов. Я слышал, что этот русский граф дошел в своих безумных размышлениях до приравнивания патриотизма к рабству. Поэтому я его не читаю и хожу исключительно в синематограф.
Бедная сеньорита Кармен уже не знала, что ей делать. Скандал мог перерасти во все, что угодно. Вместо того чтобы наладить отношения с возлюбленным, ее отец был готов сиюминутно вцепиться в горло Франко, в том числе и из-за Толстого. Она умоляющим взглядом посмотрела на брата, который тут же вклинился в спор:
– Достопочтенные сеньоры, давайте оставим наши разногласия на потом. Сейчас главным является то, что коммунисты, анархисты и сепаратисты захватывают умы не только басков и каталонцев, но и всей Испании.
Тетя Исабель подхватила речь своего племянника и воодушевленно произнесла:
– Неважно, либералы мы, консерваторы или военные, есть только одно, что нас объединяет: преданность нашему королю Альфонсо XIII!
Сеньор Поло-старший поднял свой бокал и воскликнул:
– Да здравствует король!
Все присутствующие последовали его примеру.
Пробыв еще немного, майор Франко попрощался с гостями и направился в свой гарнизон. После его ухода все облегченно выдохнули. Даже молодые консерваторы, разделяющие его взгляды, не хотели, чтобы прием был окончательно испорчен. Услышав шум отъезжающего автомобиля, сеньор Поло подошел к окну и тихо произнес, но так, чтобы это услышали все:
– Майоришко!
Впоследствии именно это прозвище закрепится за Франсиско Франко не только в аристократических кругах Астурии, но и во всей Испании.
Глава четвертая
Через два дня сеньор Ортис собрался навестить графиню Лауру и ее племянницу. Он всю дорогу размышлял, как ему начать разговор, чтобы расположить к себе женщин. Его друг Хосе рано утром уже покинул Овьедо. Этот факт облегчил возможность свиданий Фернандо с сеньоритой Мерседес, иначе бы он точно увязался вместе с ним, а это не входило в планы Фернандо. Пройдя аркообразный тоннель между домами, мужчина быстрым шагом устремился по мощеным улицам к дому графини. Именно в эту минуту его сердце начинало замирать при приближении к заветной двери. Волнения Фернандо были напрасны, ибо хозяйка дома проявила к нему благосклонность, а Мерседес была еще более обаятельна, чем в день знакомства.
Сеньор Ортис пытался вести себя как светский человек и завел непринужденную беседу за чашкой кофе. В конце своего недолгого монолога гость решил пригласить донью Лауру со своей племянницей в театр. Фернандо сообщил, что сеньор Поло будет так же сопровождать свою дочь Кармен вместе с сыном. Ложа на шесть человек была уже забронирована.
Графиня Лаура с удовольствием приняла приглашение. Для Мерседес это уже не было неожиданностью, но чувства радости от предстоящей поездки в театр невозможно было скрыть. Донья Лаура, чтобы развлечь гостя, попросила свою племянницу что-нибудь сыграть на рояле. Она хотела, чтобы сеньорита блеснула своей музыкальной одаренностью, и девушка с удовольствием согласилась исполнить прелюдии к «Испанской сюите» Исаака Альбениса.
После того как тишина снова воцарилась в комнате, графиня предложила молодому сеньору остаться у них пообедать, но мужчина вежливо отказался, сославшись на заранее назначенную встречу. Он вежливо попрощался с дамами и, посмотрев в последний раз на Мерседес, удалился в приподнятом настроении.
Донья Лаура после того, как за гостем захлопнулась входная дверь, завела разговор со своей племянницей. В ее голосе чувствовались уверенность и здравый смысл:
– Мерче, этот Ортис произвел на меня положительное впечатление. Он так пристально следил за твоей игрой на рояле, что мне в голову внезапно пришла одна мысль. Он определенно влюблен или в тебя, или в музыку. Но я не думаю, чтобы юристы были утонченными меломанами. А там кто его знает. Надо бы к нему получше присмотреться.
– Рано делать какие-либо выводы. Мы ведь почти не знакомы, – ответила сеньорита.
Разговор прервала Пилар. Она пригласила хозяйку дома и Мерседес к обеду.
Через несколько дней наступил долгожданный вечер, когда Мерче в приподнятом настроении, предвкушая поездку в оперу, подошла к открытому окну и посмотрела на знакомую улицу. Влажный вечерний воздух навис над городом, накрыв его легкой дымкой. Мимо проезжали коляски, запряженные лошадьми, и редкие автомобили, из-под колес которых поднималась небольшая пыль. А в конце улицы показалось еще одно транспортное средство, прижившееся за последнее время в Овьедо, – вагон, запряженный мулами. Люди набились в него, чтобы как можно скорее добраться до своих домов и съемных квартир. И вот, наконец, она увидела автомобиль своей тети, который припарковал к парадному входу шофер Луис.
Экономка, как и Мерче, тоже была в хорошем настроении. Она поспешила отпроситься у своей хозяйки до завтрашнего дня, после того как они уедут в театр. Естественно, Пилар придумала благовидный предлог, чтобы оправдать свое исчезновение из дома.
Донья Лаура и Мерче направились в относительно новый, но престижный район города, который украшал оперный театр. Здание в неоклассическом стиле совсем недавно после реконструкции открыло свои двери для зрителей. Более вместительный зал с удобными ложами мог конкурировать не то что с театром Мадрида, но и с оперным театром самой Барселоны. Этим вечером давали «Гугенотов». Мерседес и Фернандо оживленно общались, пока не погас свет, в то время как Кармен просверливала театральным биноклем макушку сидевшего в партере Франко. Она ждала с нетерпением антракта, чтобы в фойе пообщаться с предметом своей страсти.
А в это время Пилар спешила на встречу с Хорхе. На высоком небе медленно начала появляться бледная луна, и весь город наполнился мутновато-серебристым светом, тогда сеньорита и увидела на площади Фонтана своего возлюбленного, который ждал ее с нетерпением. На ней было платье в крупный горох с тремя оборками внизу юбки. Он, как обычно, в брюках и светлой рубахе, а на его ногах были все те же туфли со стоптанными подошвами. На площади всегда было многолюдно, еще с тех далеких времен, когда люди приходили сюда за водой. Чистый источник был артерией жизни старинного города. Потом на этом месте появлялись торговые и ремесленнические лавки, жилые дома. И вот уже таверны и магазинчики начали тесниться, как соты улья, вокруг маленького комедийного театра, где каждые выходные шла любимая в народе сарсуэла, которая стала раскрепощенной испанской опереттой.
Молодая экономка ускорила шаг. Лицо Хорхе, такое близкое и хорошо знакомое, преобразилось улыбкой.
– Пилар, пойдем скорее. Сейчас начнется спектакль. Посмотри, сколько собралось сегодня людей, – обратился к девушке Хорхе, притягивая ее к себе.
Они зашли в заполненный до отказа маленький театр и сели быстро на свои места. Рабочие покупали даже самые дешевые билеты, без кресел, и заполняли проходы второго этажа. Поэтому часть публики все представление была вынуждена стоять. Люди громко смеялись, вели оживленные разговоры, и казалось, что этот шум толпы никогда не стихнет. Но вот прозвенел долгожданный третий звонок, медленно погас свет, и спектакль начался.
«Суд фараона» – это нашумевшая на всю Испанию сарсуэла, которая с успехом дошла до всех провинциальных театров. Она сочетала в себе мотивы Ветхого Завета и пародию на «Аиду» Верди. Зрители увлеченно смотрели одноактное зрелище, сюжет которого увлекал и веселил одновременно.
События разворачивались в Древнем Египте, куда с победой вернулся прославленный полководец. Он привез своей жене Лоте в подарок молодого и красивого раба Хосе, который был пастухом. Полуобнаженный, в одной схенти, стоял юноша на сцене, и все сеньориты в зале разом покраснели. Красивый темноволосый молодой человек, как античная скульптура, пел благозвучным голосом. Пилар тоже почувствовала легкое смущение и любопытство. Исполнительница арии Лоты, которая по сюжету была обделена ласками мужа, тоже начала задыхаться, видимо, от нахлынувшего возбуждения. А после ее соблазнительного монолога уже сеньорам стало жарко, и они начали сжимать коленки своих дам.
Прекрасный пастух пытался спастись от соблазнений своей госпожи, но по ее ложному обвинению Хосе попадает на суд к самой царице. Зал затаил дыхание, когда жена фараона, в своем откровенном египетском наряде, который обнажал части ее тела, пыталась произвести впечатление на подсудимого. На ее лицо был нанесен яркий театральный грим, а шею украшало золотое ожерелье. Зрители обливались потом от жары и скрытых желаний. Сатирические диалоги с интимным подтекстом вызывали в зале откровенный смех. Ни царица, ни аристократка не смогли соблазнить еле устоявшего Хосе. Тем временем измученный пастух, наспех прикрытый плащом, прыгнул в окно и попал напрямую к фараону, который в саду после обильной еды и вина уснул прямо за столом. Правитель принимает Хосе за Божьего посланника. Он просит растолковать его сны и нахлынувшие фантазии. В этот момент публика замерла, как и главный герой, который, выждав паузу, начал нести «футуристическую ахинею». Фараон был под таким глубоким впечатлением, что сделал его наместником Египта. Праведный пастух, как верующий пастырь, был вознагражден, а греховные желания высмеяны. В этот момент в зале начались овации и послышались одобрительные выкрики.
Выходя из театра, молодые люди еще долго слышали на улице громкие возгласы толпы и откровенно пошлые шуточки про то, как многие мужчины не пропустили бы мимо себя ни аристократку, ни тем более царицу. Веселые и незатейливые пьесы для народа были в то время таким же популярным развлечением, как и знаменитая коррида. Пилар и Хорхе тоже ничем не отличались от людей своего социального класса. Им было недоступно большое искусство, а следовательно, неинтересно.
В хорошем настроении сеньорита прижималась к своему возлюбленному, когда они шли по ночному городу. Ей хотелось как можно скорее прийти в его небольшую комнату, с одним маленьким окном, чтобы остаться с ним до утра. Но у Хорхе были другие планы. Работая ежедневно более десяти часов в шахте, добывая уголь, молодой человек теперь хотел насладиться всей полнотой жизни. Поэтому мужчина потащил Пилар к своим друзьям в таверну, чтобы плотно поесть, выпить сидра и потанцевать.
Молодые люди прошли вдоль двухэтажных жилых домов, на балконах которых цвела герань в глиняных горшках. Потом они зашли в большое помещение, заставленное простыми деревянными столами и стульями. Это было не кафе для аристократов и буржуа, где в одном зале собирались только богатые люди, а в другом изолированном помещении – их прислуга, в основном кучера, ожидающие своих хозяев. Таверна являлась одним из наиболее демократичных заведений Испании, куда самая разношерстная публика, от мелких чиновников до простых рабочих, приходила отдохнуть. В одном зале могли сидеть либералы, коммунисты и анархисты. Всех этих людей объединяли мечта о хорошей сытой жизни и оппозиционный дух.
Стены таверны уже давно почернели от дыма и впитали в себя едкий запах самокруток, которые, не переставая, курили посетители заведения. Влюбленная пара села за стол. Голая столешница была покрыта жирными пятнами от многочисленных трапез. Единственным украшением таверны были полки с огромным количеством бутылок. Постоянные посетители в большинстве своем заказывали астурийский яблочный сидр.
В центре одной пустой стены на табурете сидел музыкант с гитарой, игравший новомодные мотивы, недавно пришедшие из Аргентины. Танго завоевало сердце не только Испании, но и всего мира. Недавно вошедшие молодые люди, зараженные зажигательной музыкой, начали танцевать танго под аплодисменты присутствующих. Переведя дух, Пилар села за стол, скрестив ноги и аккуратно расправив длинную юбку своего платья. Хорхе вопросительно посмотрел на нее и заказал две кружки сидра и рубец.
Пилар была полна любопытства, потому что никогда не бывала в подобном месте. Выпив немного сидра, она начала слегка краснеть. Сеньорита с интересом разглядывала сидящих за соседними столами студентов и рабочих. Ее молодой человек переговаривался со всеми, и ей стало ясно, что завсегдатаи давно хорошо знакомы. Неожиданно к ним подсели мужчины, которые работали вместе с Хорхе на шахте, и он им с удовольствием представил свою невесту. Мигель и Альваро рассказали ей, что они часто собираются в этой таверне, так как здесь много единомышленников и не нужно ссориться из-за политики. Шахтеры долго говорили о необходимости присоединения ко всеобщей стачке, которую организуют союз рабочих, социалисты и анархисты. Она должна охватить всю Испанию и свергнуть правительство Эдуарда Дато.
– Пилар, а ты каких взглядов придерживаешься? – спросил девушку Мигель.
– Хорхе теперь коммунист, а женщины у нас все равно не голосуют, так что какая разница? Вообще-то для меня главное, чтобы наша будущая семья смогла прожить хотя бы в относительном достатке, – ответила со вздохом сеньорита.
– Верно рассуждаешь, – вмешался Альваро и продолжил:
– Мы за это и боремся. Нам уже не по карману даже товары первой необходимости. Все, что у нас есть, – это нищенские зарплаты и наш каторжный труд. Женщины и дети работают по ночам в шахтах за гроши, в отличие от Британии, где добыча идет только днем и условия труда значительно лучше. Если мы сейчас не выразим свой протест, то все так и будет продолжаться.
– Мы покажем этим толстосумам, что с нами нельзя обращаться, как с рабами! – выкрикнул Хорхе, и вся таверна одобрительно загудела.
Пьяный угар и табачный дым затуманили головы посетителям заведения. Глаза их блестели от возбуждения. Обсуждение стачки заливалось еще большим количеством сидра. В таком шуме Пилар было трудно не то что говорить, а даже слушать. Звенели тарелки и кружки, а гитарист непрерывно перебирал струны, но музыку почти не было слышно. Поэтому девушка робко предложила Хорхе пойти домой.
– Подожди. Еще успеем поговорить спокойно, – ответил ей молодой человек.
Он уже пританцовывал ногами под столом, а кто-то начал громко орать какую-то песню, и толпа дружно подхватила всем знакомый мотив. В эту минуту прорвался настоящий испанский темперамент, пламенный и кипучий.
Когда звуки гитары смолкли, а людские голоса слились в беспорядочный гул, разгоряченный Хорхе встал и громко прокричал на всю таверну:
– За наше здоровье и за наш успех! – и тут же продолжил:
– ?Arriba, Abajo, Al centro, Al dentro![1 - Вверх, Вниз, В центр, До дна! (Вверх, вниз, в центр, в себя – досл. исп.)]
Все дружно поддержали традиционный тост и осушили свои кружки до дна. В зале еще не смолкли шутки и хохот, когда гитарист начал проигрыш к романсу «Влюбленный и смерть». Настроение в таверне менялось, как жизнь. От хмельной радости до пронзительной грусти прошло не так много времени. Музыкант начал петь знаменитую средневековую балладу своим чуть хрипловатым голосом, и публика подпевала ему, отстукивая ритм ногами.
Пилар передалось печальное настроение старой баллады. Она сидела боясь пошевелиться, как будто бы приросла к жесткому деревянному стулу. Пилар всегда думала о своей будущей счастливой жизни с Хорхе, пытаясь ее нарисовать благополучной, с хорошим достатком, который будет зависеть только от их добросовестного труда. Изменения в социальном положении сеньориты и ее жениха должны были принести материальную стабильность и уважение окружающих. Но романс, с его последними трагичными строчками о внезапно закончившейся любви, на некоторое время рассеял ее мечты, и она начала опасаться, что шелковый шнурок может порваться внезапно, как и их жизни. Это чувство возникло у нее в преддверии приближающейся широкомасштабной стачки.
Но вот постепенно наступила относительная тишина. Хорхе подошел к Пилар и прошептал ей несколько слов на ухо. Она поднялась следом за ним, чувствуя так близко его горячее дыхание. Молодые люди вышли из таверны и направились по опустевшим темным улицам в холостяцкое жилье захмелевшего парня. Хорхе открыл скрипучую дверь, и они оказались возле лестницы из грубо отесанного камня, которая вела в цокольный этаж. Они спускались по ступеням, которых было ровно тринадцать. Каждая была для Пилар как очередное падение вниз, но молодость брала верх над всеми предрассудками.
Молодые люди вошли в крохотную комнатушку, больше похожую на подсобное помещение, чем на нормальное жилье, с маленьким окошком наверху, через которое проглядывал лоскут ночной улицы. Он зажег лампу, которая тускло осветила стены с расклеенными картинками обнаженных женщин. Развешанные изображения немного смущали девушку. Убранство этого холостяцкого прибежища состояло из одной кровати, стула и небольшого стола. Прибитая к стене вешалка с убогой одеждой дополняла бедное жилье Хорхе.
Пилар хотела сказать что-то, но мужчина крепко сжал ее в своих объятиях, и ей пришлось на секунду освободиться, чтобы снять без повреждений свое новое платье. Он проводил рукой по ее лицу и плечам. Девушка вся вспыхнула, и ее тело как будто проснулось, узнав именно того единственного и любимого. Она отвечала на его горячие поцелуи и проводила руками по его широкой мускулистой спине…
Ночь покачивалась вместе с белыми простынями на кровати. Такая свободная и откровенная, без рубах. Казалось, никто их не потревожит и не разлучит. Недолгие часы она еще чувствовала его ласки, пока раннее утро тусклым светом не пробралось в небольшой оконный проем. Хорхе устало заснул, откинувшись на подушку, а Пилар медленно поднялась, скрипнув кроватью. Она наскоро оделась, заколола растрепанные волосы, привела себя в порядок и быстро обернулась, увидев свой вдавленный отпечаток на еще не остывшей простыне.
Глава пятая
Пилар, будучи все время рядом с доньей Лаурой или Мерседес, всегда была молчаливым свидетелем всего происходящего. Они не обращали на нее никакого внимания и относились к ней, как к мебели. Старая графиня, постоянно пребывающая в скуке, могла говорить долгое время со своей племянницей, размышляя вслух и жестикулируя относительно здоровой рукой. Она вела продолжительные беседы с Мерседес о молодом юристе, которого Пилар уже имела удовольствие видеть в их доме.
Экономка, поглядев на все со стороны, пришла к выводу, что у Фернандо уже нет пути назад. Если графиня себе что-то вбила в голову, то так оно и будет. Она знала ее непоколебимость и решительность. Пилар была не в восторге от перспективы отъезда сеньориты Мерседес в Мадрид, так как донья Лаура в отсутствие молодой сеньориты совсем замучает Пилар, не давая ей вздохнуть ни минуты. Однако она успокаивала себя мыслью, что покинет этот дом раньше, чем Мерче, и выйдет замуж за Хорхе. Ее размышления прервала графиня, которая велела горничной подать традиционный кофе.
Дальнейшие события складывались чудесным образом для сеньориты Мерседес. После званых обедов, на которых присутствовал сеньор Ортис, и последующих ежедневных прогулок по живописным окрестностям города теплые отношения между Фернандо и Мерче стали еще крепче. Взаимное восхищение друг другом, которое они пытались скрыть первое время, стало теперь заметно даже для окружающих.
Донья Лаура в силу своего возраста и постоянного недомогания не могла сопровождать свою племянницу на прогулках и на просмотрах немых кинофильмов, где популярный в то время Чарли Чаплин смешил публику под звуки играющего тапера. Ее успешно заменяла Пилар или учительница музыки, француженка по происхождению, мадам Морель. Молодых людей присутствие этих особ не смущало, и они в душе были очень рады, что на их месте нет наблюдательной графини.
Одной из последних прогулок было посещение бывшего дворца Рамиро I на южном склоне горы Наранко, который впоследствии стал церковью Святой Марии. Два экипажа быстро довезли молодежь до тихого, безлюдного места, где началось их восхождение на холм, который венчали древние стены храма. Сеньор Ортис и сеньорита Мерседес были в компании Кармен Поло и ее старшего брата Фелипе. Медленным шагом, не касаясь друг друга руками, Фернандо и Мерче поднимались по дорожке, вымощенной камнем. Она, как проекция Млечного Пути на Земле, уводила путешественников все дальше и дальше. Песчинки принесенного ветром песка блестели на солнце, как звездная пыль. Молодые люди направлялись к конечной точке своего романтического путешествия. Фернандо продолжал смотреть прямо перед собой, но периодически в вполоборота бросал взгляд на свою очаровательную спутницу. Руки он сложил за спиной, и полы его расстегнутого пиджака раздувал ветер, как и волан, украшавший ворот голубого платья Мерче, которое ей необыкновенно шло. Сеньорита Мерседес и сеньор Ортис молчали не столько из-за присутствия сопровождающей их Пилар, сколько из-за веселого разговора оживившейся Карменситы.
Раскалившееся над головой солнечное небо, с редкой ватой облаков, щедро освещало окрестности. Все они шли навстречу огромному, застывшему в камне кораблю, где когда-то жили древние короли и звучали католические мессы. Сейчас только по большим церковным праздникам там можно было услышать торжественные литургии. Сквозные окна без стекол заполняли внутреннее пространство сооружения свежим и пряным воздухом. В этот день птицы, залетающие вовнутрь помещения, своими тоненькими голосами, казалось, повторяли: «Аве Мария».
Лужайки и пышные кусты насыщенного гринового цвета окружали гору. Они уходили куда-то далеко-далеко, сливаясь с высоким лесом и небом в отблесках жаркого дня. Фернандо переполняло радостное чувство. Сеньор точно знал, что это была любовь. Она не перекликалась ни с чем, что он переживал ранее в своей жизни. Но в душе почему-то промелькнуло сомнение: «А вдруг я ей совсем не нравлюсь? И ее благосклонные улыбки – это всего лишь дань вежливости. Но они такие очаровательные. А мой отъезд приближается все быстрее и быстрее. Я сегодня обязательно с ней поговорю. Откладывать больше нельзя».
Тем временем веселая компания уже подошла к ступенькам потемневшего от времени здания. Пилар достала из корзинки плед и расстелила его на траве, чтобы не мешать молодым людям. Друзья сначала вместе поднялись по ступенькам на первый этаж, где высокие своды здания были украшены уникальной резьбой по камню. Они проводили руками по высеченным рисункам. Фернандо пригласил Мерседес подняться на второй этаж. За ними хотела последовать и Кармен, но брат одернул ее за руку и прислонил свой указательный палец к губам, давая ей понять, что этим молодым людям нужно побыть наедине хотя бы несколько минут.
Поднявшись на второй этаж, сеньор Ортис взял за руки Мерче. Она попыталась освободиться, но безуспешно. Лицо девушки загорелось от смущения. Фернандо попытался заглянуть в ее глубокие глаза и произнес:
– Сеньорита Мерседес, не знаю, как сказать вам и что вообще говорят в этих случаях, но я абсолютно влюблен.
– В кого же? – шепотом спросила Мерче.
– О Боже! В вас, конечно, – ответил Фернандо.
Внезапно он замолчал. Обычно словоохотливый и красноречивый, будущий адвокат растерял весь свой словарный запас. Ему понадобились невероятные усилия, чтобы закончить свое объяснение с девушкой:
– Я скоро уезжаю в Мадрид. Если вы испытываете ко мне такие же чувства, то я надеюсь на вашу взаимность. Тогда мне завтра нужно будет поговорить с доньей Лаурой о моих серьезных намерениях, чтобы я смог беспрепятственно за вами ухаживать.
Мерседес прижалась к его плечу, опустив голову, и неожиданно для себя самой тихо сказала:
– Разумеется, я буду рада, если вы поговорите с графиней, потому что тоже…
Фернандо наклонился и быстро поцеловал Мерче. Голова ее закружилась, и она еле устояла на своих ногах. Вдруг, разорвав спокойное небо, в окно влетел посланник духа Испании – голубь торкас, и Мерседес, поддавшись инстинкту, сделала шаг назад. Огромный сизый голубь обнажил свои стальные перья, похожие на лезвия бритвы. Увидев это, девушка по-настоящему испугалась. Птица кричала пронзительным голосом беды и одинокой печали. Умирающий в своем последнем полете торкас с потоком воздуха стремительно подлетел к высокому своду. Он ударился своим острым клювом о каменную резьбу, замертво упав вниз, широко распластав свои крылья. В этот момент грань между жизнью и смертью стерлась, и молодые люди еще продолжали слышать эхо последнего крика погибшей птицы.
Суеверный страх охватил все существо Мерседес, и девушка поняла, что это дурное предзнаменование. Она старалась не показывать своего испуга перед Фернандо и поэтому, услышав голоса Фелипе и Кармины, прямиком направилась к ним навстречу. Молодому человеку тоже стало немного не по себе, но он не был настолько суеверным, чтобы придать этому неприятному происшествию серьезное значение.
Веселая болтовня быстро развеяла тревогу влюбленной пары, и возвращение домой было совсем недолгим. Донья Лаура поняла по сияющему лицу своей племянницы, что будущий адвокат все-таки решился на объяснения с Мерче. Она даже сама почувствовала себя здоровее и моложе. С пристрастием допросив Пилар, как страж правопорядка, графиня окончательно убедилась, что наконец-таки отношения между молодыми людьми сдвинулись с мертвой точки. Графине заранее удалось выяснить доподлинные доходы семьи Ортис в Мадриде, и это ее вполне удовлетворило. Фернандо пригласил их в самое ближайшее время посетить столицу, рассчитывая на согласие доньи Лауры, чтобы как можно чаще видеться с сеньоритой Мерседес. После этого Мерче уже без стеснения начала называть своего жениха просто Нандо.
В ближайшее воскресенье, после сиесты, к графине наведалась ее старая подруга Исабель со своей племянницей Кармен. Сеньорита Поло долго не стала рассиживаться с престарелыми дамами, и девушки пошли наверх, чтобы с удовольствием поболтать наедине. Как только Мерче закрыла дверь, Кармина немедленно начала расспрос:
– Послушай, Мерседес, сеньор Ортис с тобой объяснился перед отъездом?
Мерче утвердительно кивнула головой и произнесла:
– Но я убедительно прошу тебя никому об этом не говорить.
– А донья Лаура что на это сказала? – спросила с огромным любопытством сеньорита Поло.
– Они сразу же нашли общий язык и договорились. С ее стороны не было никаких препятствий, но придется подождать около трех лет, пока он не займет должного места в обществе, – ответила Мерче.
При этих слова Кармен от радости за подруг даже подпрыгнула и захлопала в ладоши. Лицо ее светилось и выражало полное одобрение.
– Мерседес, тебе я одной могу сказать, что Франсиско тоже признался мне в любви. Но к моему отцу он еще не ходил. Майор хочет совершить настоящий подвиг, как истинный рыцарь, и посвятить его мне, а может быть, даже и не один. О нем должна заговорить вся Испания, и только тогда, как он считает, мой отец не вышвырнет его за дверь. Ты же знаешь, как он к нему относится? Хотя это уже ни для кого не является секретом, – со вздохом произнесла сеньорита Поло.
– А как же вы с ним общаетесь? – спросила недоуменно Мерче.
При этих словах Кармина немного смутилась, но тут же взяла себя в руки. Она ответила подруге без всякой фальши:
– Да, с этим нелегко. Мы видимся на службах в храме, а иногда он появляется в самых неожиданных местах как из-под земли. К тому же мы наладили тайную переписку. Я понимаю, что это противоречит «некоторым» правилам, но мы оказались в безвыходном положении. Ты меня понимаешь? – спросила Кармен, рассчитывая на поддержку своей подруги.
– Разумеется, я даже почти уверена, что сеньор Поло не устоит перед твоим натиском. Но все равно нам обеим нужно время, чтобы все как-то уладилось.
Немного помолчав, Мерседес продолжила:
– Мы собираемся уехать в наш особняк рядом с морем на три месяца, чтобы донья Лаура смогла лично проконтролировать сбор урожая и завершить все дела в поместье. Поэтому отъезд планируется в самое ближайшее время, – сказала Мерче.
Кармина в ответ утвердительно кивнула головой.
Поговорив еще немного, девушки решили присоединиться к своим болтливым тетушкам.
Их слух уловил уже начавшуюся тираду доньи Лауры:
– То, что надвигается стачка – это далеко не шутки. Правительство ничего не делает, и оно уже давно ни на что не способно. Все будет охвачено этим профсоюзным движением из-за того, что железнодорожники Барселоны не могут добиться восстановления своих рабочих после незаконного увольнения. Волнения прокатятся по всей стране. Наши улицы, площади и, возможно, даже церкви станут ареной для неминуемого кровопролития, и никто не хочет идти на уступки.
– Я надеюсь, что это все не перерастет в революцию, хотя кто его знает? Все беды идут из Каталонии. Некоторые лидеры профсоюзов уже стали фанатиками с неприемлемой для нас марксистской философией. Страшно подумать, но они даже отрицают существование Бога, – сказала пожилая сеньора.
– Не беспокойтесь, тетушка Исабель. Как загорится, так и потухнет. Наш военный гарнизон уже предпринял все меры безопасности для города. Более того, солдат постоянно поднимают ночью по тревоге, чтобы проверить их боевую готовность, таким образом прививая им строгую дисциплину, – вмешалась хорошо осведомленная Кармен.
– Деточка, откуда ты знаешь, что происходит у нас в гарнизоне? – спросила удивленная сеньора Исабель.
Кармина тут же отвернулась от изумленных пожилых дам, прикусив свою нижнюю губу. До нее дошло то, что она сболтнула лишнего. В ее голове быстро прокрутились варианты лжи во спасение. Она молниеносно нашлась, окинув невозмутимым взглядом свою тетю:
– Наверное, об этом многие говорят. Лично я это услышала в магазине, когда мы с вами выбирали ткани себе на платья. Вы так увлеклись разговором с хозяином, что и не заметили, как еще две посетительницы шептались об этом, выбирая для себя батист.
– Кажется, что-то припоминаю, – сказала растерянно тетя Исабель.
– Будем надеяться, что это не продлится слишком долго и мы не будем сидеть в заточении в собственных особняках, – вмешалась в разговор Мерче.
– Донья Лаура, а какого числа вы планируете отъезд? – обратилась к пожилой хозяйке Кармен.
Ни на секунду не задумываясь, графиня Лаура ей ответила:
– Завтра.
Глава шестая
Когда блестящий автомобиль графини просигналил у входа в загородное поместье, как всегда одетый с иголочки шофер Луис открыл дверь для пассажирок, а навстречу ему уже спешила запыхавшаяся Пилар, которая приехала в особняк еще вчера вечером. У нее было не так много времени, чтобы идеально подготовить дом в пригороде Льянеса перед приездом доньи Лауры. Горничные, кухарки и садовник выстроились на лужайку перед домом, приветствуя свою хозяйку. Графиня была в очень неприятном расположении духа, потому что ее сильно растрясло в дороге. Они ехали несколько часов на автомобиле, и донья Лаура сильно устала от этого длительного путешествия. К тому же ее мучила постоянная жажда из-за ярко палящего солнца. Пожилая женщина вместе со своей племянницей поспешила зайти в большой прохладный особняк, а прислуга последовала за ними следом.
Двухэтажный дом из местного природного камня, с близко расположенными друг к другу прямоугольными окнами, находился в центре сада, главная аллея которого вела к обширным фруктовым и оливковым плантациям. Подстриженные газоны и островки с цветами издавали шлейф сладких запахов этого чудесного лета. В это время года природа тяжела созревшими плодами, как будто бы женщина на сносях. Сбор урожая должен был вот-вот начаться. Фрукты уже падали на землю и давно уже просились в корзины. Сердце графини дрогнуло, она прямо сейчас хотела направиться к своим угодьям, но возраст взял верх, и она решила сначала отдохнуть.
После того, как пожилая донья и молодая сеньорита привели себя в порядок после дороги, они еще чувствовали усталость, однако все равно решили спуститься в большую столовую, где горничные накрыли на стол. Деревянные полы были ничем не застланы, а громоздкая мебель на фоне бежевых стен смотрелась немного простовато, хотя и была оббита коричневым бархатом. Натюрморт с винным кувшином и фруктами в корзине красовался рядом с буфетом, где хранились посуда и серебряное фраже. Прислуга немедленно подала салат, гаспачо, паэлью и хамон. Еда была простой и традиционной. На столе даже не стоял молочный поросенок, потому что кухарки просто не успевали приготовить что-нибудь изысканное в день приезда своей хозяйки. Донья Лаура так была измучена, что не сделала никакого замечания по поводу обеда. Мерче все с удовольствием съела, хотя обычно страдала отсутствием аппетита. И вот наконец-таки настало долгожданное время сиесты, когда все обитатели дома погрузились в глубокий и безмятежный сон.
Ближе к вечеру, хорошо выспавшись, Мерче потянулась на своей кровати и заметила, как в ее комнату пробиваются светящиеся искры клонившегося уже к западу солнца. Она поднялась и посмотрела в окно. Девушка увидела цветущий сад, где ветер колыхал ветки деревьев, словно зеленые струны лета. А цветы, как безмолвные танцовщицы, передавали всю красоту, мимику и жесты природы. Мерче с трудом оторвала глаза от цветущего великолепия, когда вошла Пилар. Экономка пригласила юную хозяйку спуститься к заливу, чтобы прогуляться вдоль берега, по которому сеньорита Мерседес так скучала. Не прошло и получаса, как девушки разглядели волнующий воображение залив. Пенистые волны захлестывали каменные глыбы, которые в лучах заходящего солнца, казалось, меняли свое очертание. Мерседес обернулась назад и увидела, как возвышаются горы с их остроконечными вершинами. В них как будто были замурованы мгновения далеких столетий. Сеньорита подумала, что это окаменевшие воины, о которых еще никто не написал в книгах.
В этот момент до слуха Мерче донеслись мужские голоса, и она увидела проходящих мимо рыбаков, которые распевали народные песни. Вдруг один из них повернул голову в сторону Пилар, видимо, узнав ее. Он, не останавливаясь, с улыбкой поприветствовал сеньорит.
– Добрый вечер, – сказал мужчина.
– Добрый вечер, Антонио, – ответила ему экономка и добавила, посмотрев на тяжелый улов, который он тащил своими мозолистыми руками:
– Тяжек твой улов. Видно, много у тебя сегодня кефали.
– Своя ноша не тянет, – ответил ей рыбак.
– Занесите нам рыбу на кухню сегодня, а утром креветок и устриц, – прокричала Пилар ему вдогонку, продолжая улыбаться.
Антонио повернулся к экономке и утвердительно кивнул головой. Видимо, в глубине души он был очень доволен прибытием доньи Лауры в свое поместье. Мужчины продолжали приближаться к городку, а их рубахи, как паруса рыбацких шлюпок, раздувались на ветру.
Льянес в вечереющем свете раскинулся параллельно прибрежной полосе. Его дома были как перетасованная колода, собранная из разных веков. Похожими были только черепичные крыши, словно бордовая рубашка карт. Девушки медленно дошли до скалистого берега и, присев на крупные теплые валуны, зачарованно смотрели на бушующие краски заката.
Ветер развевал концы шелковой ленты на соломенной шляпе Мерседес. Она с упоением вдыхала морской воздух и думала о том, что на смену лета придет осень и она вместе с тетушкой поедет в Мадрид, где встретится с Нандо. Сеньорита уже мечтала о счастливой столичной жизни, и ее история любви должна была обязательно закончиться свадьбой. В это время Пилар занимали совсем другие мысли. Ее сердце наполнилось всепоглощающей женской печалью. Приближение стачки лишь усиливало ее волнение. И этот морской ветер своими порывами только усугублял ее душевное состояние, как и крик прибрежных чаек.
Они помолчали еще немного, а потом Мерче негромко произнесла:
– Пилар, посмотри на эти камни. Море, солнце и ветер, как художники, кажется, разрисовали эти валуны размашистыми темными мазками. А высохшая морская соль придает им живописную рельефность. Они словно хранят монашеский покой.
– Да, действительно. Может быть, вы и правы. Но темные поверхности камней все равно нагоняют на меня какую-то душевную тоску. Скоро стемнеет, и нам пора возвращаться домой, – заметила экономка.
Пилар посмотрела на берег, и от этого ей легче не стало. На влажной гальке вместе с редкими ракушками лежали принесенные прибоем мертвые медузы. Сеньорита Мерче даже не обратила на это внимание. Она продолжала пребывать в своих фантазиях, которые, впрочем, были подпитаны уже свершившимися реальными событиями.
Сгущались сумерки. Подходя к усадьбе, Мерче и Пилар заметили, что в саду уже никого не было. Они не спеша зашли в дом и только тогда поняли, что на кухне прислуга была занята не приготовлением ужина, а болтовней о грядущих волнениях. Здесь также сидели шофер и садовник, которые пили кофе, сосредоточив свои взгляды на молодой кухарке. Пилар незамедлительно надела свой передник и быстро начала командовать распустившейся в ее отсутствие прислугой:
– В стране может произойти все, что угодно, от стачки до революции, но ужин еще никто не отменял. Или донья Лаура давно никого не увольняла? За работу!
Мерче взяла на кухне персик и с удовольствием его съела. Потом она направилась к своей тетушке, чтобы скрасить ее одиночество. Девушка зашла в освещенный ярким светом кабинет. Донья Лаура сидела за столом и разбирала свои бумаги, которых накопилось немало. Ее круглое морщинистое лицо было сосредоточенно, и только приход племянницы смог ее оторвать от дел. Она посмотрела на часы и увидела, что время ужина быстро приближается. И, махнув рукой, раздосадованно сказала:
– Мало толку в этих бумагах, если никто в мое отсутствие ими не занимается и ничего не контролирует на плантациях. В первую очередь мне нужно поднять всем жалованье, чтобы люди чувствовали свою заинтересованность и не примкнули к недовольным бунтовщикам.
– Вы всегда принимаете верные решения как раз во время очередного сбора урожая. Скоро настанет праздник святого Роке, и я думаю, к этому времени уже все забудут о стачке, – пыталась успокоить ее Мерседес.
– Не думаю, что эта надвигающаяся буря пройдет быстро и без последствий. Я сегодня получила письмо от сеньора Поло. Он очень обеспокоен. Не успели мы сегодня приехать, а к вечеру его доверенное лицо уже передало мне конверт. Это говорит о многом, – заметила пожилая женщина.
Как только донья Лаура замолчала, из столовой раздался шум засуетившейся прислуги. Часы пробили девять. Пилар окинула взглядом сервированный стол. Белая фарфоровая посуда уже засияла на накрахмаленной скатерти. Графиня по своему обыкновению села во главе стола, а Мерче расположилась по правую сторону от хозяйки дома, пока горничная расставляла тарелки с приготовленным рисом, запеченной красной кефалью и розмарином. Легкий дымок, струившийся от блюд, разносил аппетитные запахи. Девушка сразу же вспомнила улыбающегося рыбака с богатым уловом. Для Мерседес подали прохладительный напиток гранисадо, а пожилая женщина предпочла бокал красного вина, привезенного из заграницы. Прерванный разговор, начавшийся в кабинете, продолжился во время ужина.
– Так что пишет сеньор Поло? Когда нас навестят Кармен и Фелипе? Они ведь обещали к нам приехать, не так ли? – спросила, не скрывая своего любопытства, Мерче.
– Об этом не может быть и речи, – сказала, немного отпив вина из своего бокала, донья Лаура и продолжила:
– Требования каталонского профсоюза не были выполнены, и общенациональная стачка объявлена на 13 августа. Более того, волнения в Барселоне, Бильбао и Мадриде уже начались. Все протестующие так вдохновлены революцией в России, что отступать не намерены. Я уже не говорю о Стране Басков, которая во все горло кричит о своей независимости. Достаточно одной искры, чтобы полыхнул весь север. Сеньор Поло считает, что нам нужно соблюдать крайнюю осторожность и быть постоянно начеку, не помышляя ни о каких визитах. У реки Каудаль вот-вот соберутся горнорабочие, часть из них отправится в Овьедо, а остальные уже начали строить баррикады непосредственно возле угольных шахт.
Проходя мимо столовой, Пилар оказалась невольной свидетельницей этого разговора. Она замедлила шаг и остановилась. Кровь внезапно прилила к ее голове. Она услышала отчетливый звон в ушах, и все начало расплываться перед ее глазами. Экономка еле удержалась на ногах, схватившись за дверь. Старая графиня метнула свой зоркий взгляд в ее сторону.
– Пилар, в чем дело? Эта бестолковая прислуга совсем измотала тебя за день? – спросила обеспокоенная хозяйка. – Иди, отдыхай, а то не ровен час еще заболеешь.
– Спасибо, донья Лаура. Я выйду сейчас на террасу, подышу немного воздухом, и все пройдет, – ответила экономка тихим голосом.
Сеньорита Пилар вышла из дома и, не торопясь, присела в плетеное кресло. Все, что она могла сделать для Хорхе сегодня, – это искренне молиться за его жизнь. Если что-то пойдет не так и власти применят силу, то о его участи и подумать будет страшно. Девушка смотрела вдаль на убегающую дорогу, ведущую в Овьедо. Больше всего на свете она хотела пройти ее сейчас до конца, не дрогнув перед лицом опасности, чтобы оказаться в маленькой комнате вместе с Хорхе.
Глава седьмая
Солнечный день был прохладный из-за порывов ветра, который разбивался о стены домов и сгибал ветви городских деревьев. Люди стекались со всех направлений к центру. Этот поток напоминал бушующие горные реки, которые прорвали плотины и понеслись по городским улицам. Мужчины были одеты в свои отбеленные рубашки и выглаженные брюки. Они собрались словно на большой праздник. Горожане были взволнованны перед предстоящим митингом. Глаза людей начинали светиться, когда они с воодушевлением выкрикивали призывы из манифеста, опубликованного накануне: «Покончить с коррумпированным и позорным режимом!», «Дато в отставку!».
Протяжный гул толпы начал заполнять весь город. Юбки и блузы женщин поднимал ветер, когда они вместе с детьми начали возводить баррикады. Заграждения должны были парализовать главные транспортные артерии Овьедо. Кипящий азарт захватил даже самых маленьких жителей, которые подражали взрослым и неустанно следовали за ними. Повсюду мелькали их старенькие рубашки и заплатанные короткие штанишки, из которых они уже успели вырасти. В это время мужчины несли транспаранты, по которым, не переставая, хлестал ветер. Он словно подгонял протестующих к площади, ускоряя движение толпы. На белой материи красными кричащими буквами было написано: «Да здравствует Россия!», «Доступная медицина, субсидии, работа!», «Нет коррупции!», «Позор правительству!».
Радикально настроенные лидеры многочисленных движений были так вдохновлены русской революцией, что непременно собирались ее совершить и в Испании, если потребуется. В этом людском скопище, среди многих отчаянных голов, находились и граждане с умеренной позицией, которые хотели лишь проведения честных демократических выборов. Они надеялись на то, что падение Первой Испанской Республики в 1874 году не было ошибкой и действующий монарх сможет совершить ряд необходимых реформ для изменения политической системы страны, чтобы облегчить жизнь своих подданных. Реставрация династия Бурбонов, начавшаяся с Альфонсо XII, по их мнению, не должна была прерваться правлением Альфонсо XIII. В Астурийском княжестве, колыбели первого католического государства, монарх являлся олицетворением объединенных испанских земель в единую страну. Они считали правителя своим главным защитником, ведь именно король в далекие времена возглавил освободительную реконкисту от мавританского господства. Люди, собравшиеся в этот день, были разных возрастов и политических взглядов, но их объединял единый гражданский порыв.
Все столпились единой народной массой на площади Скандала, где еще в 1881 году произошла первая манифестация горожан, несогласных с проектом строительства новой железной дороги. Местные власти несколько раз пытались ей дать более благозвучное название, даже в честь погибших военных в Марокко. Но и сейчас она продолжает оставаться площадью Скандала, причем уже абсолютно официально. Жители близлежащих домов открыли свои окна и с интересом наблюдали за всем происходящим, чувствуя себя немного неловко, потому что были в безопасности и ощущали близость домашнего комфорта. Однако это не мешало им наблюдать за будоражащими событиями.
Во главе манифестации были члены профсоюза. Вместе с ними шли шахтеры-активисты, которых возглавлял близкий друг Хорхе – Мигель. Угольщики громко переговаривались между собой. Со стороны было видно, что именно они были основными вдохновителями толпы. Приблизившись к сколоченному из досок возвышению, члены Всеобщего союза трудящихся решили дать слово своему генеральному секретарю – Мануэлю Льянесе. Он работал когда-то угольщиком, а теперь являлся крупным политическим деятелем и избранным мэром города Мьерес. Это был небольшой шахтерский городок, находящийся неподалеку от столицы Астурии. Волнистые волосы и пышные усы делали Льянесу узнаваемым в толпе. Крепкое тело генерального секретаря профсоюза возвышалось над толпой, как утес. Мануэль взял рупор и уверенно начал свою речь:
– Рабочие, шахтеры, учителя, врачи, деятели искусства и все неравнодушные астурийцы! Мы собрались сегодня здесь, чтобы выразить свою солидарность с каталонскими железнодорожниками. Они были незаконно уволены, и, когда потеряли работу, у них не осталось ни одного сентимо, чтобы накормить свои семьи. Я был простым угольщиком и проводил в шахте по двенадцать часов в день за небольшие деньги с одиннадцати лет. Но прошла почти четверть века, а на шахтах все еще ничего не изменилось. На добыче угля до сих пор работают женщины и маленькие дети, которым почти ничего не платят. Рабочему классу не хватает средств даже на самое необходимое, не говоря уже о медицине. В Великобритании рабочий день уже сокращен, а жалованье увеличено, несмотря на войну. Злые языки будут говорить, что мы пытаемся изнутри разрушить Испанию, но это не так. Мы против коррумпированного правительства Эдуардо Дато и призываем его к отставке. Мы требуем провести честные выборы и сделать избирательное право равным для всех. Наши женщины тоже должны принимать в них участие и иметь возможность быть избранными. Мы требуем экономических реформ, так как наша жизнь становится труднее с каждым днем. И пусть газеты разного толка: консервативные, либеральные или социалистические – опубликуют все наши требования, не искажая смысла.
Не успел Мануэль закончить свою речь, как раздались оглушительные крики одобрения и овации. Затем члены профсоюза решили дать слово непосредственно Хорхе. Накануне забастовки три верных друга: Хорхе, Мигель и Альваро – тянули жребий, и судьба выступающего была уже определена. Итак, Хорхе Родригес должен был произнести речь перед протестующими. Его друзья остались довольны этим, зная, что Хорхе мог повести за собой толпу и со временем возглавить борьбу за права шахтеров в Астурии.
Он легко забрался на самодельную трибуну и решительно взял в руки металлический рупор. Гул толпы постепенно стих, и Хорхе Родригес обратился к собравшимся:
– Астурийцы! Пока в правительстве сидят взяточники и толстосумы, рабочий класс и все простые люди обречены жить в нищете. Образование и медицина – это непозволительная роскошь для простого испанца, в отличие от привилегированных классов. Наши дети растут в шахтах, а не учатся в школах. Инфляция сжирает весь наш и без того скудный заработок. Нам говорят, что с экономикой в стране у нас все в порядке, но мы почему-то стали зарабатывать меньше, а отсутствие политических свобод делает положение рабочих безысходным. Мы должны требовать смены власти! Общенациональная стачка уже сплотила рабочий класс всей страны! Сегодня мы вписали в историю Испании новые строки, которые не должны быть стерты!
Хорхе говорил уверенным голосом зрелого мужчины, не смотря на свой молодой возраст. Он был бескомпромиссен и чувствовал свою ответственность перед своими товарищами. Толпа приветствовала его после пламенной речи одобрительными возгласами и аплодисментами. Затем выступающие активисты продолжали сменять на трибуне друг друга. Рев собравшихся то стихал, то с новой силой возобнавлял людское негодование, поднявшееся против властей.
Противоборствующая сила местной жандармерии не смогла преодолеть баррикады, их попытки были тщетны. Людское море было настолько огромным, что численность стражей порядка была значительно меньше. Не могло быть и речи о силовом разгоне протестующих.
Волны демонстрантов вздымались и шумели, словно поднялся настоящий революционный шторм. Женщины и дети забрасывали жандармов деревянными обломками и камнями. Поэтому блюстители порядка приняли решение не спешить с применением силы и дождаться распоряжения из столицы.
В это время непосредственно на территории шахт рабочие оказали мощное сопротивление национальной гвардии, которая должна была обеспечивать безопасность за пределами города. Крики угольщиков становились более устрашающими от природной акустики гор. Великие планы непоколебимых гвардейцев были сорваны разгневанными шахтерами. Многие солдаты, наверное, в этот момент пожалели, что заблаговременно не сходили в Центральный кафедральный собор Овьедо, чтобы хорошенько помолиться о своем спасении.
Постепенно сгущались сумерки. Прохлада начала действовать отрезвляюще на участников этой стачки. Фигуры гвардейцев и жандармов постепенно размылись в темноте, и шахтеры поняли, что представители власти отступают. Жители Овьедо были окрылены удачным и бескровным началом стачки. Они надеялись на то, что их требования будут удовлетворены и с ними начнут считаться, как с людьми. Простой народ не хотел больше быть безмолвной королевской чернью. Астурийцы расходились по темным улицам с зажженными факелами в руках. Им казалось, что они освещают себе путь не только к своим домам, но и к счастливому будущему. Однако их отброшенные беспокойные тени были печальными и мрачными, несмотря на всеобщее ликование.
Первые дни стачки были относительно спокойными для Овьедо в отличие от Мадрида, Барселоны и Бильбао, куда были брошены основные правительственные силы. Король не хотел повторить участь русского царя Николая II. Он перестал доверять политикам как консервативного, так и либерального толка. Монарх опасался перехода военной хунты на сторону протестующих и поэтому решил заручиться поддержкой генералов и командиров. До этого момента военные не принимали участие в подавлении народных волнений, более того, среди офицеров находились даже сочувствующие рабочим. Однако вся военная элита, не раздумывая, стала на сторону короля. Ее возглавлял генерал Мигель Примо де Ривера, который на тот момент был губернатором Кадиса. Его авторитет в армии был безоговорочным, поэтому Примо де Ривера мог влиять на военных в столице даже с самой южной окраины государства.
Почти по всей стране стачка была жестоко подавлена за неделю, и только Овьедо упорно продолжал сопротивляться. Король по рекомендации преданных генералов решил лично обратиться к самому молодому и бесстрашному майору Испании – Франсиско Франко. Майор незамедлительно заверил короля в своей непоколебимой преданности монархии и предложил отправить в Астурию «Поезд смерти», в вагонах которого должен был ехать репрессивный конвой для подкрепления национальной гвардии Овьедо. Инициатива Франко заключалась в том, чтобы прибывшие военные направились по железной дороге к реке Каудаль, где находились горнодобывающие предприятия, и под его личным командованием смогли как можно жестче расправиться с бунтовщиками, пока жандармерия Овьедо будет заниматься зачисткой города. Стратегия, предложенная Франко, по его словам, должна была надолго демотивировать протестное движение в Астурии. Через несколько дней репрессивный конвой уже прибыл в непосредственное распоряжение майора.
Глава восьмая
«Поезд смерти», как огромная змея, двигался по железной дороге между поселениями Лена и Абланья. В подчинение майора Франко поступило большое количество вооруженных солдат под командованием мадридского лейтенанта. Он стал головой этого Василиска, несущего бунтовщикам жестокую расправу.
Поезд резко затормозил напротив шахт. Внутри вагонов солдаты столкнулись друг с другом от неожиданной остановки. У кого-то упала с грохотом винтовка, а у кого-то свалился вещевой мешок, из которого выкатились фрукты и головка сыра. Растерянный солдат поспешно начал собирать с пола продукты и запихивать их обратно в котомку. В это время раздался возглас предварительной команды лейтенанта, и сразу все пришло в движение. Военные взяли в руки винтовки системы Гра, дула которых они выставили наружу и, дождавшись исполнительного приказа, открыли огонь по угольщикам, столпившимся у входа в шахту. Внезапно раздались крики, и люди побежали прочь. Рабочие начали поспешно укрываться в штольне, наскоро баррикадируя вход. Несколько мужских трупов уже распластались на черной земле, которая впитывала в себя сочившуюся кровь, бесследно исчезающую в угольной пыли.
Солдаты стреляли, не переставая, в бегущих собак, которые взвизгивали и тут же падали замертво, в женщин и детей. Люди ворвались в шахту, как птицы в свое гнездо. Маленький изможденный ребенок лет двенадцати схватил кусок угля, подбежал к краю баррикады и швырнул его по направлению к поезду. Мать с криком ужаса подбежала к нему, когда ее сына уже настигла пуля. Тело мальчика обмякло в руках женщины, и весь этот кошмар навсегда застыл в широко раскрытых глазах ребенка.
Как только началась эта бойня, Хорхе, не обращая внимания на выстрелы, побежал по горной тропе к другим шахтам, чтобы предупредить людей о прибытии беспощадного «Поезда смерти», маршрут которого уже начался.
«Почему все так случилось? Никто не мог даже предположить подобной бесчеловечности. Нужно обязательно добежать до Мануэля Льянесы, чтобы все ему рассказать и предостеречь людей от приближения к железной дороге. Боже! Неужели я смог оторваться?» – спрашивал он себя. Хорхе бежал как заговоренный, пока гвардейские пули пролетали мимо него.
Добравшись до близлежащей шахты, он смог предупредить людей, чтобы они постарались спрятаться до прибытия «Поезда смерти». Он попросил по цепочке передавать это известие в другие шахты. Только так рабочие могли избежать массового расстрела. Хорхе сильно устал, и этот бег по горам он уже никогда не забудет. Пока еще светило солнце, Хорхе Родригес успел добраться до Мьереса, где в это время находился Мануэль Льянеса и штаб Всеобщего союза трудящихся.
Погода внезапно испортилась, и после изнуряющей жары дождь хлынул стеной. Одежда Хорхе вымокла насквозь, но он продолжал идти вдоль горной реки, даже не пытаясь укрыться от ливня. Очертания старых домов рассеивались. Дождевая вода делала противоположную сторону улицы невидимой. Хорхе с трудом нашел администрацию города и быстро вошел в открытую дверь.
Шахтер почти с порога наткнулся на старика с седыми кудрявыми волосами и аккуратно подстриженной бородой, на небольшой горбинке носа которого красовались очки с тонкой оправой. Пожилого человека звали Алехо. Старик был одним из основателей профсоюза Астурии. Он вызвался проводить Хорхе к сеньору Мануэлю в его кабинет. Поднявшись на второй этаж, они вошли в небольшую комнату с письменным столом, заваленным бумагами и книгами. Сеньор Льянеса склонился над документами и делал пометки на полях карандашом. Тот самый узнаваемый человек с пышными усами и густой шевелюрой, который недавно выступал на митинге в Овьедо, поднял свою голову и сразу же понял, что случилось нечто из ряда вон выходящее. Хорхе стоял перед ним, как будто его окатили ведром с водой. Быстро поздоровавшись, шахтер начал сбивчиво рассказывать о случившемся, проглатывая слова от волнения. Мануэль и Алехо внимательно его слушали, и желваки от напряжения начали играть на лице мэра. Сеньор Льянеса поднялся со стула и широким шагом пересек комнату, подойдя к пожилому человеку в очках.
– Сеньор Алехо, нужно немедленно напечатать листовки и распространить их по всем астурийским городам. А еще мы должны непременно как можно скорее провести переговоры, чтобы остановить карателей. Король, по-видимому, неправильно понял миролюбивый характер нашей забастовки, – обратился Мануэль к пожилому человеку.
– Вы правы, листовки будут распечатаны немедленно, а члены профсоюза должны самостоятельно их распространять на улицах городов и маленьких поселков. Мы не можем подвергать опасности мирных граждан, ибо любая агитационная деятельность строго карается нынешним законодательством, даже если ее цель – спасти тысячи жизней. Наш король совершил ошибку, которая будет иметь непоправимые последствия в будущем, ввергая нашу страну в бесконечное колесо репрессии. Вы говорите о переговорах, а с кем? С майором Франко? Он хладнокровно и без колебаний отдал приказ стрелять в безоружных мужчин, женщин и детей. Я даже уверен, что «Поезд смерти» – это была его личная инициатива. С таким еще в Испании не сталкивались! – закончил свою эмоциональную речь Алехо.
– Когда вы сможете напечатать необходимое количество листовок? – спросил Мануэль.
– Я буду работать беспрерывно и сколько потребуется. Уже утром вы сможете забрать первые экземпляры, – ответил старик.
Потом он повернулся в сторону Хорхе и сказал:
– Дайте ему переодеться во что-нибудь сухое. Еще простудится.
– Разумеется, – ответил мэр, подойдя к промокшему парню, и уже непосредственно обратился к нему:
– Хорхе, вы должны быть как можно осторожнее. Ваше лицо хорошо знакомо местной жандармерии. Прилягте на диван и поспите несколько часов, пока будут печататься листовки, а потом отправитесь вместе с нашими товарищами распространять первые экземпляры. Вот еще что я хочу вам сказать. Стачка скоро закончится, и, как я уже понял, далеко не в нашу пользу. Оставаться вам дальше в Овьедо будет опасно. Когда-то сеньор Алехо помог мне попасть во Францию, где я продолжал работать шахтером. Таким образом мне удалось пересидеть в эмиграции опасные для себя времена. Пока в Европе продолжается война, я предлагаю вам уехать в Кантабрию хотя бы на пару месяцев. Там не распространяются полномочия майора Франко, а военные пока достаточно лояльны. А потом отправиться по железной дороге в провинцию Кастилию и Леон. Я обращусь в муниципалитет Паленсии, и вы сможете продолжить работу горняком. Вот вам письмо и деньги. Когда отменят комендантский час, отправляйтесь в Сантандер.
Хорхе молчаливо кивнул в знак согласия, и работа закипела в здании администрации. Наскоро переодевшись в сухую одежду и поев незатейливую пищу, Родригес повалился на диван, согнув колени. Не обращая внимания на посторонний шум, он быстро заснул от нечеловеческой усталости.
На следующий день еще до рассвета Хорхе разбудил сеньор Алехо. Он прижимал к себе большую стопку листовок, перевязанных веревкой. Бумага, на которой напечатали текст, была небольшой, примерно одиннадцать на шестнадцать сантиметров, где жирным шрифтом было выделено обращение к гражданам.
– Вставай, Хорхе, пора, – произнес он.
Шахтер еле продрал глаза и тупо уставился на него.
– У тебя десять минут на сборы. Внизу уже ждут товарищи, – мягко сказал старик, словно ребенку, которого жалко будить.
– Я готов, – пробормотал, потягиваясь, Хорхе. – А можно у вас спросить? Не будут ли мои товарищи считать меня дезертиром, если я уеду в другую провинцию?
– Мальчик мой, твой отъезд – это не предательство профсоюзного движения, а лишь вынужденная мера, чтобы спасти будущее нации. Такие харизматичные и честные люди, как ты, способные повести за собой людей, должны проявить себя в скором будущем. Если тебя покалечат или забьют в камере насмерть, никому от этого лучше не станет. Я стар и поэтому остаюсь здесь, помогая другим. Мы пришлем тебе письмо, когда твое присутствие здесь будет необходимо. Ты там не на всю жизнь останешься. Я думаю, майор Франко скоро нас покинет, получив очередное повышение, – сказал сеньор Алехо.
– Будем считать, что я с вами договорился, но как же моя невеста? Я же на ней обещал жениться, – растерянно поинтересовался Хорхе.
– Так женись, и уезжайте вместе. Это вообще не проблема, если она, конечно, захочет, – ответил с улыбкой пожилой человек.
С этими словами сеньор Алехо вышел, а удивленный Хорхе увидел, что какая-то заботливая рука поставила ему на стол кофе и хлеб с кусочком сыра. Молодой человек бросил взгляд на пахнущий типографской краской текст и быстро прочитал содержание:
«Внимание! Не подходите к железной дороге. По ней курсирует «Поезд смерти». Солдаты стреляют на поражение. Король вместе с правительством приняли решение о силовом подавлении общенациональной стачки. Не выпускайте детей на улицу».
Это было самое подходящее время для распространения листовок. Группа рабочих уже ждала его на улице. К обочине подъехали две коляски. Одна из них вместе с членами профсоюза должна была направиться в Хихон, а другая в Овьедо. По пути активистам профсоюзного движения необходимо будет распространить напечатанную информацию в небольших шахтерских поселках. Хорхе сел в коляску вместе с супругами Льянеса, чтобы отправиться в столицу Астурии. Еще три человека поехали в другом направлении. Остальные товарищи дожидались на улице очередной партии листовок для их распространения на территории города.
Возничий щелкнул кнутом, и коляска тронулась в путь. Вчерашний дождь уже впитала в себя раскаленная земля. Звонкие удары копыт немного затихли, когда лошади побежали по ухабистой дороге. Небо еще светилось звездами, как бестелесными огнями, излучающими бело-серебристый свет. Прохладная и влажная ночь заканчивала свой оборот, устремляясь к раннему восходу. Впереди показались уже трудно различимые постройки небольшого поселка.
Немного проехав по улице, возничий остановился у какого-то дома. Пассажиры выпрыгнули из коляски и разошлись в разные стороны, чтобы через некоторое время вернуться назад. Хорхе выхватил из стопки листовки и быстро направился вдоль улицы. Карман его старого пиджака был оттопырен банкой с клеем и торчащей из него кистью. Сердце у Хорхе выскакивало наружу, и не только от волнения, но и от быстрого бега. Времени было мало. Он пронесся, как ураган, по нескольким кварталам, и только, когда листовки закончились, Хорхе повернул назад. Все нужно было делать молниеносно, от этого зависели жизни многих людей, и он полностью отдавал себе в этом отчет.
Вскоре показалась их коляска. Лошади, не торопясь, щипали мокрую траву. Одним прыжком молодой человек оказался уже внутри экипажа. И только тогда он смог перевести дух. Через несколько минут разгоряченные и запыхавшиеся супруги Льянеса быстрым шагом возвращались к назначенному месту. Так продолжался весь путь до самого Овьедо.
Ранним сереющим утром путники достигли столицы Астурии. Здесь они проехали по центральной улице, расклеивая листовки или просовывая их в зазоры входных дверей. А затем, когда уже солнце осветило город, экипаж остановился у дома, где жил Хорхе. Он положил листовки в мешок и, попрощавшись с соратниками, поспешил в свое убежище. Ему еще предстояло несколько дней вместе со своими приятелями распространять их по городу и близлежащей местности.
Войдя в свою комнату, он отбросил мешок в сторону и, не раздеваясь, упал на кровать. От тепла постепенно согревались конечности, напряжение проходило. Хорхе считал удары собственного сердца. Мужчина хотел спать, но не мог. Трагичная действительность вчерашнего дня не давала ему покоя. Он бы дорого отдал за то, чтобы очнуться от глубокого сна с чувством того, что это ему все привиделось, как ночной кошмар. Хорхе было страшно подумать, к чему в дальнейшем приведут последствия стачки. Он постоянно прокручивал в своей голове слова сеньора Алехо о нескончаемом колесе репрессии, которое скоро прокатится по стране.
«Неужели помилования не будет? Я не могу поверить в то, что на нашей земле будут бродить только призраки страшных видений. А покатившееся колесо никогда не сорвется в черную расщелину бездны», – думал он.
Глава девятая
Медный шар расплавленного солнца посылал на землю свои бегущие знойные лучи. Почти за неделю ситуация в Астурии не изменилась. Шахты опустели, а Овьедо оказался полностью парализован. В городе уже не осталось ни одного человека, лояльного к власти после прошедших событий. Баррикады так никто и не разобрал, и пылающее светило смотрело вниз, разделяя всеобщее негодование.
«Поезд смерти» хоть и завершил свое пребывание в Астурии, но не был заключительной точкой в подавлении всеобщего недовольства. В последний день его пребывания около шахт гвардейцы расчищали территорию, забрасывая в вагон трупы, как мешки, наполненные костями и застывшей кровью. В это жестокое время в Овьедо начали стекаться жители близлежащих поселков, и репрессивная машина подтолкнула людей не просто к стачке, а уже к личному противостоянию с Франко. Жить рядом с железной дорогой стало невозможно, и огромный наплыв рабочих захлестнул город. Прошло больше двух недель с первого митинга в Овьедо, а городские улицы все еще продолжали держать оборону. По всей стране активисты профсоюзов, коммунисты и анархисты уже сидели в тюрьмах, за исключением Астурии. Жандармам больше ничего не оставалось делать, кроме как обратиться за помощью к майору Франко, который был безоговорочно верен королю и правительству. Иначе это грозило перерасти на севере страны в настоящую революцию. Тянуть время стражи порядка больше не могли, потому что пример астурийцев мог вдохновить все испанские провинции.
Майор Франко с нетерпением ждал этого обращения. Его подмывало уже без лишних формальностей разогнать весь этот сброд и очистить город. И вот уже послышались выстрелы, пока что предупредительные. Но, зная уже о первых жертвах, толпа протестующих забурлила в панике, бросаясь во дворы и переулки. Жандармы и солдаты арестовывали всех подряд с применением силы. Франсиско Франко лично командовал разгоном недовольных и зачисткой города. Схваченных людей солдаты конвоировали строем. Майор посмотрел на эту процессию и нетерпеливо закричал:
– Не церемоньтесь с ними! Вы можете ускорить шаг?
Какой-то военный снял с себя ремень и ударил по спине еле ковылявшего мужчину. Вскоре этому примеру последовали и другие. Франко не стал препятствовать происходящему и одобрительно кивнул своим подчиненным. Бунтовщиков гнали, как скотину на забой. Если кто-то в строю падал, то сапог садиста быстро настигал несчастного.
В этот водоворот репрессий попали и близкие друзья Хорхе. Мигеля арестовали, а Альаваро успел затеряться в толпе. Хорхе слился с потоком убегающих протестующих. Молодой человек упорно начал протискиваться сквозь бушующее море людей, как матрос, потерпевший кораблекрушение. Хорхе из последних сил пытался «доплыть» до спасительного берега. Вырвавшись из потока, он побежал без оглядки к дому графини Ла?уры и проскочил в хорошо знакомую ему лазейку. Хорхе постучал в дверь черного хода, и старый слуга, присматривающий за опустевшим особняком, спустился вниз. Пожилой человек, посмотрев в узкое окно, узнал жениха Пилар.
– Почему-то я даже не удивлен, увидев тебя здесь. Дурака учить – что мертвого лечить, – сказал слуга графини, открывая засов.
– Отец, хватит ворчать. Лучше впусти меня, – произнес Хорхе.
– Заходи, коль явился, – пробурчал старик и добавил:
– Вот бросит тебя Пилар еще до твоей неминуемой гарроты. Девка она у нас видная, и получше найдет.
– Ничего она меня не бросит. Меня Пилар любит, а разве может быть иначе? – изумился Хорхе.
– Тебе что, нос разбили? – спросил старый слуга. – Посмотри, у тебя на рубашке кровь.
– Было дело. Еле ноги унес. Я сегодня чудом тюрьмы избежал, – проговорил быстро шахтер.
– Сегодня чудом? А завтра? Кроме неприятностей от тебя ожидать нечего, – отмахнулся дед.
– Ладно тебе. Я тут пару дней посижу, а потом покину город и направлюсь в Льянес.
– Зачем? А как ты мимо гвардейцев пройдешь? – спросил испуганный старик.
– Пойду окольными путями. Меня тут уже каждый жандарм в лицо знает, – ответил Хорхе.
– Только не заблудись, – иронично подметил старый слуга, протягивая ему подрумяненный кусок сырной альмойшавены.
Пожилой мужчина был добрым человеком и оставил Хорхе в безопасности до следующей ночи. Он всецело сочувствовал рабочему движению, но считал, что оно обречено.
«Зачем лезть на рожон? – размышлял старик. – Из этого все равно ничего хорошего не получится. Когда парень доживет до седых волос, то обязательно поумнеет, если, конечно, доживет…».
В этот день политическими заключенными переполнилась тюрьма. Среди них были как простые рабочие, так и профсоюзные активисты. В их числе оказался небезызвестный лидер шахтерского движения Мигель. При задержании он оказал сопротивление, и ему сразу же сломали ребро. Молодой мужчина стонал от боли в сырой, холодной камере. Его ноги подкосились, и он навзничь повалился на спину. Перелом мешал ему дышать. В камере было не меньше десяти человек. Заключенные слышали его короткие вздохи и бормотания. В этом душном помещении всем хотелось почувствовать свежий воздух, а не спертый запах плесени. Вдруг послышалось бряканье ключей, и в эту «клетку», заполненную людьми, вошел надзиратель. Он поднял Мигеля за волосы и вытолкнул его быстро из камеры, чтобы сопроводить в другое помещение.
За столом сидел ефрейтор, заполнявший бумаги. Надзиратель указал Мигелю на стул, и начался допрос. От света задержанный щурил глаза. Налысо побритая голова военного, сидящего за столом, отбрасывала черную тень, на которой пытался сконцентрировать свое внимание узник, чтобы не смотреть в лицо своему мучителю. Ему непрерывно задавали вопросы о его возможных сообщниках, численности организации и местонахождении типографии, на которой печатали листовки. Мигель держался стойко и, превозмогая боль, не выдал своих друзей.
– Я ничего не знаю! – крикнул он, совсем обессилев.
И за этим воплем сразу последовал удар. Мигель свалился со стула, он весь горел, и от соприкосновения с каменным полом его тело даже почувствовало облегчение. Крики узника продолжались, и перед лицом мученика постоянно мелькали огромный кулак и подошва военного сапога. Он закрыл глаза от нечеловеческой боли. Не было больше реальности. События прошедших недель хаотично, отдельными обрывками пульсировали в его голове. В этой бесконечной веренице видений Мигель пытался зацепиться за единственный дорогой ему образ, который, казалось, мог его защитить и спасти.
– Мама! – вскрикнул он отчаянно перед последним ударом.
Из его рта внезапно хлынула горячая, еще живая кровь на каменные плиты пола. И он погрузился в безмятежный сон вечности.
Надзиратель посмотрел на его недвижимое тело и для верности ткнул его носком своего сапога. Затем спокойным голосом произнес:
– Мертв.
Глава десятая
Просидев в особняке графини Лауры пару дней и хорошенько отдохнув, Хорхе понял, что подавление мятежа еще будет продолжаться не один день. Дальше злоупотреблять гостеприимством старого слуги он не мог. Для собственного спасения нужно было как можно скорее покинуть город. Он постоянно вспоминал Пилар, которой, наверное, причинял массу беспокойства. Но уезжать из Астурии без нее Хорхе не хотел. Когда наступила глубокая ночь, он покинул Овьедо и направился в Льянес.
Блеклая луна тускло освещала безлюдные городские переулки. Хорхе перебегал от дерева к дереву, чтобы спрятаться под их кронами, с осторожностью осматривая все вокруг. Предательский лай собак громко раздавался в тишине. Его охватил не то чтобы страх, а скорее беспокойство до тех пор, пока он не миновал ночной патруль. Оказавшись за пределами города, он решил идти не по дороге, а по параллельно пролегающей тропе, которая даже днем была безлюдна из-за своих изломанных холмистых перепадов. Обкатанная проезжая часть основной дороги уже не проглядывалась в темноте, и Хорхе даже начал сомневаться в правильности своего маршрута. Он с легкостью предположил, что эта тропа может его завести к затерянному поселку, о котором мало кто знал. Однако, остановившись и оглядевшись во тьме, Хорхе заметил по правую сторону от себя деревья, служившие для него ранее ориентиром. И с легкостью преодолев очередной подъем, он устремился вперед, вспоминая свою Пилар.
Когда забрезжило утро, молодой человек рассмотрел еле различимые очертания небольшого поселка. Хорхе решил отдохнуть и поискать хоть какую-нибудь повозку, которая могла его отвезти до береговой линии. Он достаточно быстро нашел себе место своего будущего пристанища, и спустя несколько часов, отведенных на отдых, Хорхе уже ехал в повозке, запряженной двумя волами. Крестьянин был неразговорчив, и уставший парень, развалившись на соломе, заснул, прикрыв лицо от палящего солнца своей курткой. Он договорился, что его довезут до городка Кангас-де-Онис за приемлемую плату. Вся дорога была молчаливой. Безлюдные тропы проходили меж ущелий, озер и бегущих внизу рек к первой астурийской столице, которая никогда не была захвачена маврами.
Горы устремляли свои вершины к зарождающемуся звездному венцу. Казалось, что где-то там далеко, внизу, остаются людская суета и житейские мелочи. Кристально чистые ручьи, как вечные души этих мест, своим звучанием успокаивали путников. Хорхе уже открыл глаза, когда волы медленно шли по дороге среди горного массива Пикос-де-Эуропа, мимо пещеры Санта Куева де Ковадонга, где когда-то укрывались испанцы под предводительством первого астурийского короля Пелайо, чтобы одержать победу над маврами. Здесь всегда обитал дух героизма и свободы, начиная с великой Реконкисты. С этой дороги невозможно свернуть даже во тьме, узнавая ее по мистическим приметам. И сердце начинает сжиматься, когда в этих горах слышатся голоса мальчиков, поющих в святой пещере: «Аве Мария!».
На невидимой черте полусна и яви Хорхе объяли воспоминания и погрузили его в безмятежное детство, когда он вместе с матерью приехал сюда. Католики, конечно, могли пройти к святой пещере через тоннель, но Хорхе сам решил подняться по трудной дороге вместе с паломниками. Будучи ребенком, он, как молящийся взрослый, превозмогая себя, на коленях прошел все сто одну ступени вверх, прославляя святую Деву. Это был длинный путь, который мог пройти далеко не каждый, чтобы оказаться в часовне, освещенной лампадами. И сейчас, проезжая мимо этих мест, душа Хорхе стремилась еще раз повторить путь наверх, но тело молодого человека было тяжело и недвижимо, словно его придавили камни, сорвавшиеся с этих гор. Желание угасло, как огонек свечи, и все дальше от святыни его уносили два черных вола к очередному пристанищу вечного странника.
Хорхе Родригес прибыл в Кангас-де-Онис, когда уже стемнело. Он остановился на постоялом дворе, чтобы утром преодолеть последние двадцать километров до заветной цели. Хорхе решил их пройти пешком за день, далеко не отклоняясь от дороги. Всю ночь он проспал безмятежно. Однако утром, завтракая в таверне, он услышал краем уха, что майор Франко с двумя десятками гвардейцев преследует беглых шахтеров, которые прячутся в горах. Их видели уже далеко за пределами Овьедо, и настроение молодого человека тут же испортилось. Поэтому он немедленно собрал свои пожитки и тут же покинул старый городишко.
Теперь, как и в начале своего путешествия, беспокойство подгоняло его вперед. Он преодолевал подъемы и спуски, укрывался за ветками раскидистых деревьев, попадавшихся ему на пути. Приморский городок был уже совсем рядом, и Хорхе, не переводя дух, ринулся вперед, приближая его с каждым шагом. И вот уже показалась окраина Льянеса с ее убогими домиками простых горожан. Молодой человек подошел к небольшому рыбацкому жилищу и договорился с хозяевами о ночлеге. После сиесты он написал записку Пилар, где сообщил ей о месте своего пребывания. Сынишка хозяев дома за пару сентимов пообещал доставить экономке доньи Лауры эту короткую записку и тут же принести ответ. Усталый Хорхе растянулся на тюфяке, дожидаясь весточки от своей любимой женщины.
Оставшись в одиночестве в незнакомом месте, он почувствовал себя спокойно. Мало-помалу молодой человек начал понимать всю опасность своего вынужденного побега из Овьедо. Хорхе осознавал, что это небольшой промежуточный этап, который ему необходимо преодолеть. Впереди его ждет отъезд в Кантабрию, где он обретет временное убежище, а затем работа на угольной шахте в Паленсии. Рискованное путешествие не обещало быть легким, но оставаться в Астурии было еще опаснее. Пока Хорхе предавался этим размышлениям, его маленький почтальон уже принес ему ответ от сеньориты Пилар. Он быстро раскрыл записку и очень обрадовался, когда узнал, что сегодня же вечером к нему должна прийти его невеста. Хорхе оставалось всего пару часов до встречи с ней.
Начало сентября выдалось жарким, но в этот день солнце было хоть и большим, но блеклым, словно на него просыпали муку. Оно почти не накаляло Льянес, его улицы и дома. Погода обещала испортиться, однако до дождя еще было далеко. Морские воды постепенно начали просыпаться, прибивая к берегу коричнево-зеленые водоросли, усиливая в воздухе запах атлантических глубин. Сильный ветер поднимал волны залива, брызги которых долетали до скал, как горсть брошенного жемчуга.
Хорхе смотрел сквозь оконную раму на темную полосу надвигающихся туч, предвещающих дождь. Он начал беспокоиться из-за того, что непогода может помешать его свиданию с Пилар.
«А вдруг старик был прав и она со мной не захочет уехать в неизвестность от привычной и сытой жизни со стабильным заработком?» – размышлял про себя Хорхе, вспоминая свой недавний разговор со старым сторожем в опустевшем доме графини.
Молодой человек старался отогнать все эти мысли прочь. Он продолжал надеяться, что Пилар испытывает искренние чувства к нему. Но сомнения, как короеды, разъедающие стволы деревьев, начали точить его изнутри.
«А вдруг она меня недостаточно любит, чтобы изменить свою привычную жизнь?» – продолжал себя изводить сомнениями парень.
Хорхе закурил папиросу, пытаясь успокоиться.
«Так или иначе, все скоро выяснится», – заключил молодой человек.
Хорхе начал вспоминать, как он совсем недавно встретил ее на площади Фонтана, когда она шла своей упругой и уверенной походкой. В тот вечер он любовался ее глазами, полными нежности, и был уверен в том, что она обязательно станет его женой. Когда-нибудь у них появятся дети, которые непременно будут похожи на него. Эти приятные воспоминания его немного успокоили. Хорхе посмотрел на часы и вышел из комнаты, предупредив хозяйку, что вернется поздно.
– Хорошо, – ответила она. – Но, может быть, вы все-таки останетесь дома? Видите? – показала она рукой на надвигающиеся тучи. – Погода портится, да и ветер будет только усиливаться.
Хорхе посмотрел на исчезающее солнце, а потом уверенно зашагал в сторону залива, не обращая внимания на предостережения женщины.
Постепенно улицы пустели, а ранние сумерки продолжали сгущаться над Льянесом. Молодой человек поспешил к хорошо известному месту этого маленького городка, к средневековой церкви Вознесения Святой Марии, где он должен был встретиться с Пилар. Хорхе охватила безудержная радость, когда молодой человек заметил идущую к нему навстречу женскую фигуру с узелком в руке.
Девушка ускорила шаг, когда увидела своего жениха так близко живым и здоровым.
– Наконец-то мы вместе, – сказала шепотом Пилар, когда подошла к Хорхе.
Морская стихия поднимала штормовые волны, гул которых отчетливо раздавался в ушах. Ликующий ветер хоть был и сильным, но не холодным, так как сентябрь еще только-только начался. Хорхе посмотрел вперед на пустынную площадь Царя-Христа, а потом внезапно обернулся, охваченный неожиданным предчувствием. В двадцати метрах от них он увидел приближающегося Франсиско Франко. Майор был прекрасно узнаваем в своем военном мундире.
– Это майор! – воскликнул Хорхе.
Молодой человек несколько секунд назад был настолько счастлив, что забыл о неожиданных поворотах судьбы, которые могут произойти в любой момент. Хорхе схватил за руку Пилар, выхватил узелок из ее рук, и они побежали изо всех сил через площадь в сторону побережья. Франсиско Франко понял, что эта парочка решила от него скрыться. Он не имел ни малейшего представления, кто они такие, но побежал следом за ними, как охотник за своей добычей.
Поднявшийся шторм заглушал все звуки, и было непонятно, насколько молодые люди смогли оторваться от своего преследователя. Ритм их учащенного дыхания сливался с порывами ветра, который играл натянутыми снастями прибрежных суденышек, как струнами. Он был словно виртуозный музыкант, исполняющий фламенко на разгоряченной гитаре.
Хорхе и Пилар уже увидели обрывистый скалистый берег с его глубокими природными шахтами, которые изобиловали многочисленными буфонами[2 - Bufones исп. образовано от слова bufоn – шут. Имеется в виду природный, шутливый фонтан. Буф – это также звук, который издает бурлящая вода.]. Тысячу лет ветер и океан сверлили отверстия в известняковой породе Льянеса, проделывая бесконечные лабиринты к глубоким подземным дворцам, где по преданию живут древние куэлебрес. Они являются самыми первыми обитателями Иберии. Величественные драконы, укрощаемые своими наездницами айялгас, охраняют подземные сокровища и свои исконные владения. Зеленая чешуя покрывает тела этих ядовитых крылатых рептилий. Их всего семь, как и наездниц, которые грациозно восседают на спинах куэлебрес. Они не просто хрупкие девушки, а нимфы с длинными волосами, ослепительно белой кожей и хрустальными прозрачными крыльями, как у сказочных стрекоз. Издаваемые драконами звуки сливались в единый рев, порождающий стихию, которая пугала влюбленных.
Бежать молодым людям дальше было некуда. С одной стороны был опасный обрыв, а с другой – майор Франко. В этот момент буфоны из-за штормового прилива начали извергать сквозь каменные прорехи грандиозные фонтаны, которые выбрасывали воды Атлантики высоко в небо, пытаясь дотянуться до грозовых облаков. Земля и камни дрожали под ногами, словно дыхание пробудившихся драконов. Пилар предложила Хорхе бежать, не оглядываясь, к старому полуразвалившемуся дому мимо опасного места.
Франко уже потерялся в темноте, но они даже не могли предположить, что в разгар стихии он будет упорно продолжать свое преследование. Достигнув скалистого берега, майор случайно поскользнулся о камень и рухнул на землю под извержением воды и градом мелких камней. Молодые люди слышали, как в темноте волнообразный шум напоминал взмахи огромных крыльев летящих куэлебрес. Однако они упорно продолжали бежать, надеясь на спасение.
В это время недалеко от ревущей бездны пришел в себя Франсиско Франко. Он медленно оторвался от каменистой поверхности и встал на ноги. Майор понял, что остался абсолютно цел, и только ветер продувал его испачканный мундир. Он решил забыть о беглецах и вернуться в Льянес. Франко достал из кармана свой большой носовой платок, чтобы попытаться вытереть им лицо и форму, выпачканные в какой-то тягучей слизи.
Можно по-разному относиться к древним мифам и их трактовкам. Кто-то считал, что наездницы куэлебрес – это плененные ими красавицы, а кто-то говорил, что нимфы являются полноправными властительницами пещер, так как давно стали единым целым вместе со своими драконами. И друг без друга жить они уже не могут. Но все сказания едины в одном: если яд куэлебрес попадет на камень, а не на живое существо, то он становится источником целительной силы. Человек, даже случайно коснувшийся этой скользкой поверхности, обретет неуязвимость, удачу и долгую жизнь.
Франсиско Франко нужно отдать должное. Он был отважным воином и не прятался за чужими спинами. Еще во время своей первой военной кампании в Марокко в 1916 году он был ранен. Однако после своего пребывания в Астурии Франко стал будто неуязвим. С тех пор удача сопутствовала ему во всем, а впереди его ждала долгая успешная жизнь, не обремененная серьезными недомоганиями до старческого возраста. И только последние несколько лет были омрачены болезнями. Как оказалось, у всего есть предел, даже у древней магии.
Глава одиннадцатая
Дорога тянулась под ногами Хорхе и Пилар, как нить бесконечного клубка, который непрерывно разматывался. И вдруг из насыщенной темноты прямо перед ними возник дом. Старые руины, покинутые жизнью, смотрели своими разбитыми окнами прямо на них. Строение перегораживало дорогу, словно точка пересечения времен среди природной стихии. Измученные беглецы, не раздумывая, открыли покосившуюся дверь и только тогда вздохнули с облегчением. Они уже поняли, что оторвались от преследования, и страх постепенно начал отпускать их. Каменные стены дома укрыли их от ветра, а прохудившаяся крыша, хоть и протекла в нескольких местах, но еще была способна защитить от сорвавшегося ливня.
Молодость тем и хороша, что все жизненные невзгоды проходят быстро и менее болезненно, чем в зрелом возрасте. Еще не ощущается тяжелый груз всего пережитого, и кажется, что впереди длинная жизнь, пусть даже не вечная. А если ты еще и влюблен, то чувствуешь неиссякаемый прилив сил, который тебя окрыляет. Все это относилось к Хорхе и Пилар: как только они оказались в относительной безопасности, невзгоды сразу же отошли на второй план. Дом, где укрылись беглецы, оказался не таким уж необитаемым. Молодые люди отыскали свечу в деревянном, оплавленном воском стаканчике, и Хорхе незамедлительно ее зажег. В это время Пилар нашла относительно сухое место, где были кем-то оставлены выделанная овечья шкура и старые одеяла, не один раз прожженные пеплом чьих-то самокруток. Девушка быстро развязала свой узелок, где были припасены еда и вино для Хорхе.
Сеньорита еще продолжала оглядываться в темноту при каждом новом порыве ветра, который ревел и освистывал побережье.
– Пилар, ты чего боишься? – спросил девушку уже успокоившийся Хорхе. – Я всегда думал, что ты не робкого десятка.
– Просто я сейчас испытала почти детский страх, как когда-то давным-давно прислушивалась к шуму ветра и волн, считая, что это летят куэлебрес, – ответила ему тихо сеньорита и продолжила:
– Я всегда любила слушать рассказы своей бабушки, как мифические крылатые змеи не только похищали скот, но и лакомились маврами, разбивая во время шторма их корабли. Они уносили в глубины своих пещер несметные сокровища, чтобы порадовать своих айялгас, которые наслаждались золотом, жемчугом и драгоценными камнями. Мавры приносили много беспокойства древним обитателям наших земель, и поэтому ураганы и кораблекрушения не были редкостью. Это так или иначе ослабляло мавританское господство в Испании.
– Какая же ты маленькая дурочка, – сказал насмешливо Хорхе. – Для меня драконы – это ушедшая в прошлое часть геральдики арагонского короля. В Испании уже давно правят львы, – прозаично заключил молодой человек. – Нашла, о чем думать.
– Я повзрослела, но еще верю в куэлебрес, хотя сейчас меня больше волнуют именно те опасности, которые тебя постоянно окружают, – ответила со вздохом девушка. – Из анархистов – в коммунисты. Я уже молчу про профсоюзную стачку и преследования майора Франко.
– Все преодолимо. Настоящий мужчина лишь порадуется этим трудностям. Только победив их, каждый может стать сильным и несгибаемым человеком. Если светит яркое солнце, а на море штиль и твою жизнь уже ничего не омрачает, то ты начинаешь увядать и засыхать, как дерево без дождя, – произнес воодушевленно молодой человек.
После выпитого вина, произведенного в провинции Логроньо, и съеденного куска баранины, приготовленной в каменной печи на тлеющих дровах, Хорхе пришел в благоприятное расположение духа. Все минувшие события уже перестали быть для него важными.
– Как хорошо, что ты пришла сегодня, Пилар, – тихо сказал он.
У Хорхе перехватило дыхание, когда он притянул к себе девушку. Его рука проникла под ее блузу, и он быстро добрался до кружев рубашки, прикрывающей женскую грудь. Сбросив с себя последнюю одежду, Пилар ощутила прохладу влажного воздуха. У нее закружилась голова от его поцелуев, и она уже ничего не видела вокруг себя. Разъяренный залив продолжал громыхать своими волнами. Ветер не унимался, штурмуя каменные стены временного прибежища влюбленных. В этот миг они как будто сошли с ума под дьявольский, неумолкающий гул. Старый дом весь скрипел, и ветер врывался в каждую щель, но их разгоряченные тела этого уже не ощущали. Они находились в эпицентре любви и стихии. Даже в оконных проемах не было видно ни света далекого маяка, ни приглушенных огней Льянеса. Это безумие продолжалось всю ночь, пока первые лучи солнца не забрезжили на рассвете, и влюбленные беззаботно уснули, не разжимая объятий.
Шторм начал стихать, и по всему побережью постепенно распространился покой, как будто дьявольские силы отступали к началу утренней мессы. Проспав несколько часов, Хорхе лениво потянулся на колючем одеяле. Он окончательно осознал, что главное в жизни – это бутылка вина, вкусная еда и любимая женщина. И чтобы обрести это постоянное счастье, ему нужно было поскорее жениться.
Пилар проснулась раньше Хорхе, но она боялась даже пошевелиться до его пробуждения. Поэтому, как только он открыл глаза, девушка с улыбкой пожелала ему доброго утра. Она поднялась и быстро начала одеваться, чтобы избежать гнева доньи Лауры.
– Ты куда так торопишься? – поинтересовался Хорхе и схватил ее за руку, пытаясь остановить.
– Прости, но мне нужно поспешить на работу, – быстро ответила ему сеньорита.
– Мне кажется, тебе уже никуда торопиться не надо, – самонадеянно произнес молодой человек. – Мы должны через несколько дней пожениться в Кантабрии.
Пилар тут же онемела, но через минуту, придя в себя, растерянным голосом спросила:
– А причем здесь Кантабрия?
– Пилар, ты меня удивляешь. Это же очевидно. В другой провинции меня не будут разыскивать, и вообще там весьма лояльные местные власти. До меня не будет никому никакого дела, ведь Сантандер – это, в первую очередь, знаменитый курорт, где все люди сыты и счастливы. Пересидим пару месяцев, поженимся, а потом поедем в Паленсию, – заключил Хорхе.
– А в Паленсию тоже обязательно? – присела на край одеяла от удивления молодая девушка.
– Какая же ты у меня несообразительная. В Кастилии и Леоне такие же угольные шахты, как и у нас. Я смогу зарабатывать так же, как в Овьедо. А через пару лет вернемся домой, когда все забудется. Майор в наших краях долго не задержится. Франко стремится сделать успешную военную карьеру, а следовательно, он не ограничится командованием гарнизона в Астурии. Майор будет использовать любую возможность, чтобы как можно скорее стать генералом. О деньгах можешь не беспокоиться. У меня есть помимо своих сбережений еще и материальная помощь от профсоюза. Тем более с такими рекомендательными письмами, которые я получил от сеньора Льянесы, меня возьмут на новую работу без промедлений, – сказал довольный собой Хорхе.
Он очень удивился, что слезы бегут по щекам Пилар. Девушка даже не пыталась их сдерживать.
– Что с тобой? Ты разве не рада? – спросил испуганно молодой человек. – Ты уже что? Замуж не хочешь?
– Нет. Может, мы поженимся после твоего возвращения в Овьедо? – тихо спросила сеньорита, отворачивая от него голову.
– Никуда я без тебя не поеду, и хватит ломаться. Мне надо работать, а ты тоже сможешь себе что-то подыскать на новом месте. Или ты меня разлюбила? – прокричал возмущенный парень.
– Что за глупости? Просто у меня хорошая работа здесь, такую даже в Мадриде не найдешь. И как по-твоему мне все это объяснить донье Лауре? – поинтересовалась Пилар.
– Не моргнув глазом, скажешь, что твоя любимая бабушка при смерти. Тебе это не составит большого труда. Я же знаю, что она уже точно умерла. Графиня сама находится в преклонном возрасте, и я думаю, что это обстоятельство должно ее смягчить, – на ходу импровизировал Хорхе.
– Ты всегда рассуждаешь так, словно только мужчина принимает решения, а семейная жизнь – это компромисс, – заключила успокоившаяся Пилар.
– Хорошо, я тебе даю право выбора: или мы уезжаем вместе и женимся, или у каждого отныне своя жизнь, – жестко сказал Хорхе.
После его ультиматума Пилар больше ничего не оставалось, как безропотно согласиться на все условия будущего мужа. Хорхе решил подождать несколько дней, пока она завершит все свои дела в Льянесе. Экономка доньи Лауры медленно побрела в поместье, чтобы просить расчет и помочь хозяйке найти себе добросовестную замену.
Старой графине было жаль расставаться с полюбившейся Пилар, но, как ни странно, она сразу же дала девушке расчет. Возможно, это было связано с тем, что она всегда догадывалась о существовании Хорхе, поэтому противиться решению своей экономки не стала. Донья Лаура не задавала лишних вопросов, считая, что правды от Пилар ей все равно не добиться.
И вот уже через несколько дней, когда волны немного успокоились, Хорхе и Пилар сели на небольшое судно, которое побежало по Бискайскому заливу, раздувая свои белые паруса. Море сияло в лучах бестелесного света. Чайки, кружащие над водой, замедляли свой полет, а потом резко взмывали вверх. Птицы как будто провожали их своим радостным криком, полным надежды. Пришвартовавшись к берегу через пару часов, молодые люди оказались в Сантадере. После венчания в церкви Благовещения молодая супружеская пара весь медовый месяц провела в этом городе, пока вся печатная пресса продолжала пестрить восхвалениями Франсиско Франко, его мужества и настоящего патриотизма. Но мало кто писал о том, что, по официальным данным, за время августовских событий 1917 года в Испании было арестовано около двух тысяч человек, семьдесят один был убит и сто пятьдесят шесть ранено. Хорхе огорчали статьи, в которых участники профсоюзного движения Овьедо были представлены как заговорщики и предатели государства. Он прекрасно знал, что в Астурии проходила самая продолжительная стачка, во время которой применяли невиданные до этого момента репрессии. Но об этом пресса умалчивала. Такого жестокосердия еще не видела страна. Хорхе надеялся на то, что испанскому народу когда-нибудь откроется правда. Однако о количестве погибших и раненых в Овьедо так никто и не узнает. Многие документы, относящиеся к этим событиям, будут уничтожены. И лишь рассказы очевидцев останутся в народной памяти даже спустя несколько поколений.
Глава двенадцатая
Осенние сумерки медленно спускались над Астурией. Немного отчужденные звезды только начали проявляться на холодном небосводе. Свет утраченного дня переходил в огонь зажженных костров, который плясал своими рыжими искрами в память об усопших на испанских землях. В этот день на кладбищах уже зажгли свечи и украсили могилы цветами. Наступил праздник всех святых. Сегодня на открытом огне будут жариться каштаны и всю ночь топиться камины, согревая своим теплом блуждающие души умерших. Прислуга не будет спать до утра, чтобы пламя не погасло в домашних очагах. И все когда-то забытое снова пройдет сквозь дымку костров, оживляя память.
В доме сеньора Поло на этот праздник приехала донья Лаура вместе со своей племянницей. Стол был празднично украшен букетом осенних цветов, и помимо различных гастрономических изысков на нем стояли традиционные колбасы, сладости и вино. Вся многочисленная семья Поло вместе с гостями собралась в столовой после того, как в комнату внесли блюда с жареными горячими каштанами. Почтя память предков, все приступили к праздничной трапезе. Глава семьи долго рассказывал о еще волновавших его трагических событиях, произошедших в Астурии. После расправы над безоружными людьми сеньор Поло окончательно стал либералом. Он прогнозировал в следующем году отставку Эдуарда Дато, обосновывая это тем, что влияние военного блока после стачек усилилось и король больше никогда не будет доверять политикам.
– Ошибка одного консерватора может привести к краху укрепляющейся демократии и становлению военной диктатуры, – сказал Фелипе Поло.
– А есть другой выход? Разве будет лучше, если коммунисты изберутся в парламент и сформируют свое большинство? – поинтересовалась сеньора Исабель.
– Как вы не понимаете, мы все должны подчиняться закону. Наказания за противоправные действия никто не отменял, но устраивать кровавые расправы – это уже слишком. Наше руководство не может вывести страну из политического кризиса, именно из-за этого растет коммунистическое движение. Если бы Испания уже смогла стать демократической страной, основываясь на конституции 1812 года, то коммунизм в нашей стране не распространялся бы, как и в Северной Америке. Благополучное демократическое государство – это и есть основа процветающего общества, – возразил ей сеньор Поло.
Фелипе-младший тут же поспешил задать вопрос отцу:
– Папа, построение демократии, как правило, в Европе проходит при поддержке других стран, где она уже укрепилась. Испания идет своим особым историческим путем, только неизвестно, к чему он приведет. Мы часто в университете спорим по поводу реваншизма. Как ты думаешь, он получит развитие в нынешней политической обстановке?
– Сынок, демократию должны построить мы сами, но, конечно, отсутствие поддержки очень сильно замедлит этот процесс. А военные и приведут нас к реваншизму. Да еще к какому, – ответил со вздохом глава семьи.
– А я считаю, что неупорядоченная демократия не сможет существовать долго. Это станет крушением нашей государственности, и только твердая рука и стабильность помогут вернуть нам утраченное величие, – бесцеремонно вмешалась в разговор Кармен.
Сеньор Поло при этих словах даже поперхнулся. Наступила гробовая тишина на несколько минут. Все чувствовали себя неловко. Только маленькая Рамона, которую в доме все называли Сита, слушала свою старшую сестру с огромным вниманием и одобрительно кивала, подражая взрослым. Первая отошла от шока донья Лаура. Она попыталась переменить тему разговора:
– Кармина, девочка моя. В семнадцать лет увлекаться политикой – весьма вредное занятие. Где ты такого набралась? Это, наверное, влияние современной литературы. Боже, чем они увлекаются? В твоем возрасте мы читали только рыцарские романы, где все герои куртуазны, а дамы утонченны. Как видишь, я прожила свою жизнь достойно и ни о чем не жалею.
– Последнее, что она читала по моему совету, – это «Воскресение» Льва Толстого. Но правильных выводов моя дочь так и не сделала, – высказал свое мнение сеньор Фелипе-старший.
– Главные выводы сделает история, а не я, папа. Посмотрим, к чему приведет революция в России. Отречение царя откроет дорогу коммунистам. Вот увидите, у временного правительства не останется сил сопротивляться Ленину и Троцкому. И тогда вместо России на карте будет лишь одно кровавое пятно, – бескомпромиссно заявила сеньорита Поло.
– Кармен, я не специалист по России, мы тут в Испании разобраться не можем. Я знаю лишь одно: без развития гражданского общества любая власть погрязнет в коррупции и беззаконии. Неужели ты этого не понимаешь? – возразил ей отец.
– Я все понимаю, но если вернуться к литературе, то хочу напомнить, что Толстой писал художественное произведение, а не свод законов. И у каждого может быть свое видение решений политических проблем. Откровенно говоря, я заметила, что сам писатель не очень-то жалует сильных женщин. В свою угоду он очерняет умную, красивую и прагматичную Элен в «Войне и мире». Но в жизни все бывает по-другому, наивная Наташа Ростова вряд ли может рассчитывать на успех и достойную жизнь в нашем обществе. И я не вижу ничего дурного в стремлении Элен завоевать симпатии высшего света и обеспечить свою семью, – заключила Кармен.
– Да, читать книги можно по-разному, – сказала Мерседес.
– А мне, наоборот, нравится Наташа, а гибель князя Андрея я пережила, как собственное горе. Да и граф Безухов очень симпатичен, – произнесла пятнадцатилетняя Исабель Поло, которая была самая молчаливая из трех сестер.
– Пьер Безухов выживает только из-за личных симпатий автора, он не приспособлен к самостоятельной жизни. Я бы никогда не испытывала симпатии, не говоря уже о любви к такому человеку. В моем понимании муж должен быть сильным, целеустремленным и амбициозным, – произнесла уверенно Кармина.
– Я даже не хочу с тобой вступать в дискуссию. У каждого свои предпочтения. Что хорошо для одних, то неприемлемо для других, – ответила ей Мерче.
– А я хочу, чтобы моим мужем был настоящий принц, как в сказках, – сказала маленькая Сита.
Ребенок разрядил обстановку, и после ужина все постарались не думать о своенравном характере Кармен. Отец надеялся, что она еще немного повзрослеет и изменится в лучшую сторону до своего замужества. Остаток вечера прошел спокойно, в приятной обстановке, пока сеньор Поло не удалился в свой кабинет. Вскоре и уставшая донья Лаура отправилась спать в комнату для гостей, а Кармина и Мерче решили ночевать в одной комнате, чтобы болтать до самого утра. Вскоре вся гостиная опустела.
Девушки поднялись на второй этаж в спальню сеньориты Поло. Комната была набита мебелью и всем, что только можно в нее вместить. Огромная кровать, туалетный столик с зеркалом, который был заставлен всякими изящными мелочами, бюро, широкий платяной шкаф и кресла, которые подпирали стену, как сваи, предохраняя ее от раскола перегруженной площади. Кармен в отцовском доме не знала ни в чем отказа. Драгоценности, привезенные из заграницы, маленькие флаконы с духами, пудра, помада, модные платья, десятки пар обуви делали сеньориту Поло недосягаемой для всех остальных модниц не только Астурии, но и всей Испании. Страсть к ювелирным украшениям у нее была с детства, а любящий родитель во всем потакал старшей дочери, подчас даже опережая ее желания. Он всегда считал, что такому бриллианту, как его Кармен, нужна самая роскошная оправа. Младшие девочки в семье Поло смотрели на сестру и мечтали, что когда они подрастут, то этот дождь роскоши прольется и на них.
Мерседес была одета с большим вкусом, но у нее не было такого огромного количества вещей, не говоря уже о драгоценностях. Она с удовольствием, но без зависти рассматривала новые приобретения подруги и понимала, что такого никогда не сможет для нее купить ее будущий муж. В комнате подруги Мерче чувствовала себя, как в музее, где редкие экспонаты вызывают восхищение. Подруги шутили и смеялись. Этот вечер был счастливым для обеих девушек, и пройдет время, когда они будут его вспоминать, как далекое девичье счастье. В ночных рубашках подруги развалились на подушках и продолжили свой оживленный разговор. Мерче не терпелось спросить о Франко, и она обратилась к Кармен ласково и по-домашнему:
– Кармина, ты сегодня говорила так убежденно, как лидер консервативной партии.
Сеньорита Поло искренне рассмеялась после слов Мерче.
– Я лидер партии? Ну что ты такое говоришь. Я просто прониклась убеждениями Франсиско. Он мне постоянно рассказывает о политической обстановке. О чем же нам еще говорить? Франко очень одарен. И даже не смей мне перечить, – произнесла сеньорита Поло.
– Мне как-то и не очень хочется. Лучше скажи, он уже попросил твоей руки? – поинтересовалась Мерседес.
– Конечно, попросил, – быстро ответила Кармен.
– И ты согласилась? – тут же задала вопрос любопытная Мерче.
– Конечно, нет. Тут два варианта: или отец меня выгонит, или убьет. Нельзя проявлять излишнюю самостоятельность в этом вопросе. Я посоветовала Франко приехать к моему отцу и официально просить моей руки. Понимаешь, сейчас для этого самая подходящая обстановка. О нем говорит вся Испания, как о национальном герое, после подавления мятежа в Астурии. Репортеры трубили об этом не меньше месяца, а газеты выходили с восторженными заголовками. Пока героизм Франсиско не забыт, мы должны поступить так, как говорил Сенека: «Куй железо, пока горячо», – с воодушевлением воскликнула потерявшая от любви голову сеньорита Кармен.
Мерседес молча посмотрела на подругу и пришла к выводу, что она находится полностью под влиянием Франко. Однако возражать ей Мерче не стала и лишь подумала про себя:
«Это жизнь Кармен и лезть в нее не стоит».
Расправив белую крахмальную рубашку, Мерче повернулась набок и устало закрыла глаза. Еще какое-то время она слышала сквозь сон голос Кармен, а потом вместе с ним оборвался прожитый день, и сеньорита провалилась в глубокий сон.
После праздника донья Лаура со своей племянницей отправилась в Мадрид, а семья Поло покинула свою загородную резиденцию до следующего лета и отправилась в Овьедо. Городской дом Фелипе Поло был помпезный, как и подобает озолотившимся в колониях набобам. Роскошная темная мебель скульптурно выделялась на фоне светлых стен, застывшая во времени коллекция антиквариата теснилась за выставочными стеклами. Для него это были не просто сокровища, а предметы, воскрешающие воспоминания прошлого.
Сеньор Поло сидел как обычно, просматривая утренние газеты, и не мог понять, какой бес вселился в его старшую дочь. С самого утра Кармен переполошила всю прислугу в ожидании своего майора. Ее отец знал о визите Франко, но ничего не подозревал о его намерениях.
Франсиско Франко уверенной походкой кадрового военного зашел в дом сеньора Поло. Он был в парадном мундире и натертых ваксой сапогах, которые, как два симметричных черных зеркала, отражали световые блики. Франко полностью соответствовал облику командира полка Принца Астурийского. На его груди красовался крест за военные заслуги, полученный им еще в 1913 году за мужество, проявленное в Марокко. Франсиско и в этот раз был полон решимости, он всегда действовал четко по намеченному плану, хотя ему частенько приходилось посткпать по обстоятельствам. То Франко вырывался вперед, форсируя события, то, попадая в непредсказуемые ситуации, старался не перешагнуть красную линию. Поприветствовав Фелипе Поло, майор незамедлительно перешел сразу к делу, попросив руки его дочери Кармен. Этот стремительный напор обезоружил уважаемого и богатого сеньора, который, впрочем, быстро смог овладеть собой.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71068843?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
Вверх, Вниз, В центр, До дна! (Вверх, вниз, в центр, в себя – досл. исп.)
2
Bufones исп. образовано от слова bufоn – шут. Имеется в виду природный, шутливый фонтан. Буф – это также звук, который издает бурлящая вода.
Лилия Гарцева
Испанское общество в начале XX века охвачено ресентиментом и социальной несправедливостью. Слабая демократическая система не в состоянии обеспечить безопасность государственных институтов, а противоборство новых идеологий и религии приводит сначала к красному террору, а потом и к Гражданской войне. Все происходящие политические и социальные изменения показаны глазами героев, один из которых – будущий диктатор Франсиско Франко. Он проходит путь от майора до генералиссимуса. Франко устраняет всех конкурентов и одерживает победу за победой, окончательно теряя человеческое лицо.
Лилия Гарцева
Суженые смерти
Часть первая
Глава первая
Бискайский залив с неукротимой настойчивостью бьется о скалы, выбрасывая клубы разлетающейся пены над чудесным Пиренейским полуостровом. Бескрайняя вода и медное солнце, как два магических звена, неразлучны со времен своего Божественного создания. Разгоряченное за день светило медленно клонится, исчезая в глубине залива, а утром рождается вновь. На тонкой грани заката и рассвета открывается портал для мифических существ, обитающих на полуострове, которые с незапамятных времен продолжают существовать, так или иначе вмешиваясь в судьбы людей.
В конце XIX века по южной части континента пронеслась всепожирающая тля, погубившая превосходные виноградники. Она добралась и до юга Европы к самому началу 90-х годов. В декабре у берегов Бискайского залива ледяной, промозглый воздух пронизывал насквозь людей, спешащих к очагам своих домов. Казалось, что силы природы предупреждали о грядущих переменах. В окрестностях города Эль-Ферроля ветер бичевал штормовыми волнами, как плетью, черные камни. Морские брызги точили поверхность утеса, высекая пророчество о гибели виноградников в момент рождения будущего диктатора, поработившего собственный народ. Только в провинции Риоха выжила последняя лоза надежды, которая разрастется вновь по всей Испании, когда деспотичный режим начнет слабеть и тля будет окончательно побеждена. И никакое темное имя сквозь даль десятилетий не поглотит и не искалечит душу народа, способного переродиться вновь.
4 декабря 1892 года был самым обычным днем, погруженным в хмурую непогоду. Немолодая гадалка из глухого переулка Эль-Ферроля, нечаянно опрокинувшая Таро, не захотела им поверить. Колода впервые показалась ей лукавой и лживой. Она рассыпалась вокруг короля, обнажившего меч, и карты неминуемой жертвы. Гадалка не могла найти связь между пугающим ее предсказанием и последним событием, ведь только что разнеслась радостная весть о рождении ребенка в семье живущего по соседству офицера флота Николаса Франко и его жены Пилар. Новорожденный мальчик был абсолютно здоровым и на удивление спокойным. Он никогда не доставлял особенных хлопот своей многодетной и кроткой матери, в отличие от ее мужа – большого любителя женщин и азартных игр.
Дети растут быстро, даже если они будущие каудильо. За время недолгой, но активной жизни Франсиско хорошо зарекомендовал себя в Марокко. Он был отважным молодым военным. И вот уже в свои двадцать пять лет Франсиско Паулино Эрменехильдо Теодуло Франко Баамонде, или, как его будут называть во всем мире, Франсиско Франко, в чине майора прибыл в Овьедо. Этот город был колыбелью Испанского королевства, а спустя века стал столицей провинции Астурии.
Овьедо стоял у основания горы Наранко, как на пьедестале, вокруг разросшихся фруктовых садов. Их ветви, как природный и драгоценный каст, подчеркивали красоту древней архитектуры. Золотые диагонали солнечного света утопали в бесконечной зелени, а шелковые лепестки распустившихся цветов заполнили воздух стойким и пьянящим ароматом, сливающимся со звоном колоколов центрального собора.
В этот день Франко неторопливо ехал на гнедом коне по старинным улицам Овьедо, мимо средневековых храмов и роскошных особняков местной знати. Он знакомился с сохранившимися образцами древней дороманской архитектуры, с ее четкими пропорциями и геометрически правильными линиями. Франсиско смотрел в чернеющие бойницы каменных стен, словно в провалы зияющих глазниц, которые напоминали тяжелые времена прежней Испании. Более поздняя романская архитектура была великолепна, как органная торжественность воскресной мессы, восхваляющая Господа.
Верховая езда делала Франко более солидным в глазах прохожих, потому что она скрадывала недостаток его небольшого роста. Черные аккуратные усы, очерчивающие верхнюю губу, соответствовали моде того времени. Мундир на нем сидел прекрасно, подчеркивая военную осанку Франсиско, а сапоги были начищены до блеска. Он поднял голову и увидел в окне юную барышню, которая внимательно его разглядывала. Облик молодого офицера вызвал у девушки интерес, как и любое новое лицо в Овьедо.
Она смотрела в окно, как художница на мольберт, к которому был прикреплен плотный ватман с изображением знакомого пейзажа. Но в одночасье картина изменилась, и она услышала какой-то непонятный шум, который становился все сильнее. В конце улицы невесть откуда появились жандармы, бегущие за человеком, одетым в поношенный костюм. Резкий свист блюстителей порядка смешался с криками прохожих. Беглец ловко перепрыгнул через торговый лоток с густо-оранжевыми апельсинами, которые, словно тяжелые шары, быстро покатились под ноги городовым. Мужчина был готов уже скрыться в лабиринте домов, но молодой офицер, которого только что разглядывала девушка, крепко вонзил шпоры сапог в бока коня, и жеребец ринулся во весь опор за беглецом. Всадник достал оружие и выстрелил в воздух, испугав городских зевак. В этот момент у наблюдавшей за погоней сеньориты перехватило дыхание. Наездник скрылся из виду, преследуя свою жертву. Она испугалась произошедшего, словно кто-то выплеснул черную краску на ее полупрозрачную акварель. Сеньорита отпрянула в сторону, и графит тяжелых волос рассыпался по ее плечам. Эту девушку звали Мария де лас Мерседес Манрике.
Мерседес услышала настойчивый голос своей опекунши. Когда девушка осиротела, ее забрала к себе тетя, живущая в Астурии. Злой назвать стареющую женщину было сложно, но вдовствующая графиня Лаура Лемос-дель-Бьерсо из старинного испанского рода так страдала подагрой, что становилась часто просто невыносимой. Сеньорита Мерседес, в отличие от неловкой и грузной увядающей аристократки, была тонкой и изящной. И каждый ее незначительный жест или поворот головы были легкими, как взлет вуали на свежем ветру. Молодая особа после окончания католической школы продолжала получать домашнее образование. Мерседес читала, занималась рукоделием, но ее главной обязанностью в доме оставалось постоянное общение с пожилой женщиной, которая целыми днями скучала в своем продавленном кресле. Этот день не был исключением, и смутная тревога Мерседес быстро рассеялась от голоса недовольной тети. Девушка вышла из своей спальни и направилась по длинному коридору к широкой лестнице, чтобы спуститься в гостиную. Это была полутемная комната с приспущенными шторами, которые сохраняли прохладу от уличной жары. Массивная дубовая мебель, оббитая потерявшим былой цвет бархатом, изредка вздыхала поскрипыванием ослабевших пружин. На огромном висящем гобелене, как на декорации, застыл ветер, пробравшийся в развивающиеся гривы лошадей.
Донья Лаура неподвижно сидела в темном платье из тафты, ворот которого был украшен белым накрахмаленным воротником. Глубокие морщины и восковая желтизна лица были тщательно припудрены. Ее кожа была похожа на белую театральную маску, которая скрывала не только болезни и усталость, но и гордыню. Только в тусклых глазах пожилой женщины различался еще приглушенный свет ее былой жизни. Она возвышалась в своем глубоком мягком кресле и уже с нетерпением ждала свою подопечную. Мерседес внушала ей хоть какую-то надежду в отличие от деверя, к которому она испытывала открытое чувство неприязни.
– Мерче, куда ты пропала? Я уже охрипла, пока тебя дозвалась. Ты слышала выстрелы? – произнесла на повышенных тонах графиня, обращаясь к племяннице, называя ее сокращенным именем.
– Опять ловили какого-то шахтера, – кротко ответила Мерседес. – Я не могу спокойно смотреть, когда охотятся на людей.
– Это не шахтер, а преступник и наверняка анархист. Власти пытаются защитить нас, а в тюрьму посадить их. Ты еще молода и слишком впечатлительна. Мне нужно сообщить тебе одну очень важную вещь.
– Какую, тетя Лаура? – спросила уважительно притихшая девушка.
– Какую, какую, я уже забыла, – раздраженно ответила пожилая женщина, с искренней досадой отмахнувшись от Мерче.
– Ничего, ничего, может быть, еще вспомните, – заверила ее Мерседес.
– Кстати, дорогая, а сколько ты сегодня вышила? Принеси мне свои пяльцы, – потребовала неугомонная графиня, поправляя свою подушку на подлокотнике кресла. Ее старческие руки с возрастом стали значительно толще, и поэтому золотые кольца впивались в ее отекшие фаланги пальцев.
Сеньорита принесла свою вышивку, чтобы показать небольшие и мучительные продвижения в Мальоркской технике. Донья Лаура посмотрела на незаконченную работу, детально исследовала изнанку и назидательным тоном произнесла:
– Мерседес, ты должна была уже давно ее закончить, как и все остальное приданое. Мне скоро придется устроить твою жизнь, и ты заключишь свой брак перед лицом церкви. Правда, я еще окончательно не решила с кем. Когда мы поедем на выходных к сеньору Поло, будь так любезна, обрати внимание на молодых людей, может быть, кто-нибудь из них мне и понравится. Надеюсь, что ты будешь благоразумной сеньоритой, которая смотрит на стабильный доход жениха, а не влюбленной дурой. Только помни: в жизни бывает такая любовь, что лучше сразу отправиться на каталонскую гарроту.
– Боже мой! Донья Лаура, почему у вас все должно заканчиваться обязательно гарротой? – спросила Мерседес и поспешно сменила тему разговора:
– Сегодня я увидела, как приехал новый майор в наш гарнизон. Он верхом на коне объезжал Овьедо и неожиданно ввязался в погоню за этим анархистом. Это ведь он и стрелял.
– Я даже знаю, кто этот сеньор – Франкито. Таким издевательским прозвищем Франсиско окрестили еще в Пехотной академии Толедо из-за его маленького роста и тонкого голоса. В последнее время военные о нем только и говорят, потому что Франко стал самым молодым майором в испанской армии. Я нисколько не удивлена, что стрелял именно он. По городу ходят слухи, что он жесток не только к своим врагам, но и к своим подчиненным. Я считаю, что этот офицер для тебя точно не подходящая партия. А теперь почитай мне что-нибудь до обеда, – потребовала капризная донья.
Тогда сеньорита Мерседес взяла со стола книгу, которая доставляла огромное удовольствие ее тете: «Туман» Мигеля де Унамуно, и продолжила свое чтение вслух:
– Все будничные незначительные события, все приятные беседы, которыми мы продлеваем жизнь, – разве это не сладчайшая скука? – тихим, убаюкивающим голосом почти пропела Мерседес.
С прочитанным Мерче не могла согласиться. Для пытливого ума юной девушки даже незначительные события не были скучны и однообразны, ведь она уже стояла на пороге своей новой жизни, в которой уж точно не будет никакой скуки, даже сладостной. Совсем скоро раздалось раскатистое похрапывание заснувшей графини, и Мерседес, отложив книгу, на цыпочках вышла из комнаты.
Глава вторая
На следующий день, сразу же после завтрака, в гости к донье Лауре нежданно-негаданно приехала подруга Мерседес – сеньорита Кармен Поло – вместе со своей тетей Исабель. Они недавно посетили католический праздник Ромерия в Тарне, и им не терпелось поделиться впечатлениями от увиденного. Кармен была одной из подруг Мерче. Тонкая и высокая, как игла хвои, она источала вокруг себя свежесть и жизнелюбие молодости.
Предки Кармен были «индианос», так назывались семьи, которые смогли заработать свое огромное состояние в Южной Америке. Мать сеньориты Поло была из знатного аристократического рода, но она умерла, когда девочке было тринадцать. Поэтому воспитанием молодой особы, ее сестер и брата занималась тетя Исабель – сестра отца. Сам глава семьи был адвокатом из Паленсии, но сейчас он жил в своем имении неподалеку от Овьедо. Его знали как потомка известных карлистов. Эта монархическая партия Испании выступала за традиционную консервативную политическую систему и католические ценности, но не поддерживала диктатуру. Отец Кармен, в отличие от всех членов своей семьи, слыл человеком еще более либеральных взглядов.
Радушная хозяйка распорядилась подать кофе, а сеньора Исабель начала рассказывать об увлекательном путешествии со своими племянницами в поисках духовного совершенства и истинной веры. Графиня Лаура сожалела, что сама не смогла присутствовать на ежегодном торжестве, так как в последнее время плохо себя чувствует и никакое лечение не облегчает ее земных страданий.
– Так тем более надо было поехать, – возразила ей собеседница. – Возможно, именно там вы и получили бы исцеление благодаря святой Марии.
Выпив неторопливо кофе, Кармен попросила свою подругу показать ей саженец розы, который был привезен из Франции. Мерседес высадила его в большой горшок на балконе и с нетерпением ждала того времени, когда сможет пересадить молодой куст в саду усадьбы своей тети на берегу залива. Кармен нетерпеливо взяла за руку Мерседес и потянула в ее комнату, чтобы рассказать последние новости наедине. Надменные пожилые дамы отпустили девушек, и они быстро поднялись наверх.
Мельком взглянув на абсолютно никому не нужный саженец розы, Кармен села на стул и вытянула ногу, показав тонкий, узкий носок модной туфли. Чопорность гостьи тут же исчезла, и ее эмоциональное состояние вырвалось наружу.
– Мерче, ты даже не представляешь, как благодаря Деве Марии я познакомилась с удивительным человеком. Это недавно прибывший в наш гарнизон майор Франко. Он ревностный католик. Франсиско сказал, что я копия его любимой матери, а моя чистота и вера придают моей внешности особую одухотворенность. Если бы ты только знала, какой он умный и отважный. Франко принимал участие в Марокканской войне, но о своих подвигах говорил так скромно и без украс. Мне сразу стало ясно, что он человек не только слова, но и дела, – с восторгом произнесла сеньорита Поло и добавила:
– Я им абсолютно очарована.
– Кармен, я в этом даже не сомневаюсь. Ты вся просто горишь, как валенсийский огонь во время праздника святого Иосифа. Я никогда не видела тебя такой счастливой, – улыбнувшись, сказала сеньорита Мерседес и, приблизившись, обняла свою подругу.
– Ты знаешь, он невысок ростом, и его трудно назвать красавцем, но в нем сразу чувствуется несгибаемый стержень. Представляешь, мне в Тарне приснился вещий сон, в котором я видела Франсиско. Я взяла его за руку, и мы пошли вверх по мраморной лестнице, где на самом верху во всем белом стояла Дева Мария, излучающая божественный свет! – воскликнула Кармен.
– Лестница наверх – это, конечно, хорошо, однако в рай вам еще рановато. Тем более ты так молода, – съязвила Мерседес, которая была католичкой, но не фанатичкой.
– Ты почему понимаешь все так буквально? Это символ нашего возвышения над остальными. Пресвятая Дева нас благословила, и я знаю наверняка, что этот сон вещий, – начала выходить из себя раздраженная сеньорита Поло.
– Хорошо, хорошо, пусть будет вещим, – поторопилась успокоить Мерседес свою подругу и продолжила:
– Но донья Лаура мне сегодня напомнила о том, что главное достоинство жениха – это хороший доход, а у майора Франко его нет.
– Пожилые родственники с годами становятся бесчувственными и меркантильными. Деньги приходят только к тем, кто идет, не оборачиваясь назад, к своей цели. Сейчас главная задача состоит в том, что нам нужно убедить семью в правильности нашего выбора и искренности чувств, – возразила подруге Кармен.
– Кстати, я видела майора Франко, проезжающего верхом на коне мимо моих окон, но я с ним лично еще не знакома.
– Он к нам приедет на следующей неделе, и отец, разумеется, устроит прием. Я надеюсь, что и вы так же навестите нас, – восторженно продолжала Кармен.
– Разумеется, мы к вам приедем. Я так хочу вырваться из Овьедо, подышать свежим воздухом, пройтись по парку, а то я уже стала безликим интерьером этого дома, – ответила подруга.
На этом разговор был окончен, и сеньориты спустились вниз к своим родственницам, которые даже не заметили их долгого отсутствия. Они продолжали обмениваться городскими новостями и получали огромное удовольствие от общения друг с другом. Через пару часов словоохотливые дамы наконец-то распрощались.
После обеда, во время сиесты, Мерче была страшно возбуждена, поэтому не могла полноценно отдохнуть. Она ворочалась, вставала и ходила по комнате кругами. Сеньорита уже выбирала себе платье к приему в доме сеньора Поло и постоянно мысленно возвращалась к рассказу подруги о постигшей ее внезапной и такой еще непонятной любви. Ей тоже хотелось испытать нечто подобное, но она довольствовалась пока только мечтами о каком-то сказочном гранде. Девушка накинула на плечи халат и решила спуститься на кухню в поисках экономки Пилар, которая ей должна была помочь в очень трудном вопросе: в выборе платья.
Сеньорита еще не успела перешагнуть порог кухни, как остановилась, потеряв на время способность говорить. Затем Мерседес метнулась безотчетно в сторону, прижавшись к стене, с которой ей захотелось слиться и стать невидимой. За это короткое мгновение она успела заметить то, что не укладывалась в ее голове. У большого окна стояла экономка – стройная черноволосая Пилар, в темном платье и белом фартуке. Ее сжимал в объятиях неизвестный мужчина, по своему внешнему виду принадлежавший к рабочему классу. Молодой и сильный парень, с явно крепким здоровьем, лет двадцати пяти, целовал ее лицо, пытаясь остановить упреки растерянной Пилар.
Сеньорита отчетливо услышала низкий мужской голос.
– Ты напрасно переживаешь. Мы отошли от идеологии анархистов окончательно. С ней покончено. Только идеи Маркса смогут спасти человечество и объединить рабочих всего мира. Мы стоим у зачатка новой партии, – воскликнул неизвестный мужчина.
– Господи! Когда же мы поженимся? – спросила, выдохнув, бедная экономка.
– Скоро, Пилар, скоро. Как только победит коммунизм. И ты получишь сразу все самое лучшее, что есть на свете. В том числе и меня, – воодушевленно произнес молодой человек.
Мерседес была в полном замешательстве. Она не знала, что ей делать: то ли подняться по лестнице в свою комнату, то ли войти на кухню и прогнать этого сумасшедшего. Сеньорита все-таки решила пересилить себя и войти в открытую дверь. Как только ее увидел непрошеный гость, он немедленно схватил со стола узелок и в ту же минуту побежал к выходу. Мерседес заметила промелькнувшее волевое лицо с угольно-черными глазами.
Сеньорита чуть успокоилась и достаточно твердо спросила:
– Что здесь происходит?
Руки Пилар нервно перебирали фартук, покрасневшее лицо выдавало ее стыд, а растрепанные волосы еще хранили прикосновения сильных мужских рук.
– Сеньорита, я вас заклинаю. Не рассказывайте ничего донье Лауре. Она меня выгонит на улицу. Я обещаю, что этого больше не повторится, – произнесла дрожащим голосом девушка, и слезы отчаяния брызнули из ее огромных глаз.
– Пилар, – обратилась к своей экономке благородная сеньорита. – Мне очень не хотелось бы с тобой расстаться. Поэтому об этом инциденте я умолчу, но ты мне должна рассказать все об этом мужчине.
Девушка, смахнув краем фартука слезы со своего лица, тихо произнесла:
– Я никогда не знала, что можно так полюбить. У меня нет сил с этим бороться. Переполняющие меня чувства становятся все сильнее с каждым днем, и это абсолютно противоречит здравому смыслу. Я, наверное, виновата перед всеми, но не перед собой. Мы обязательно поженимся, но, пока это не произошло, я не могу лишиться работы в вашем доме.
– Пилар, кто этот человек? – настойчиво спросила Мерседес.
– Его зовут Хорхе Родригес. Это мой жених, который работал на угольной шахте, а сейчас занимается профсоюзом. Он, к моему сожалению, попал в водоворот политических течений. Сначала Хорхе примкнул к анархистам, но не подумайте ничего плохого. Он никогда не был террористом. Мой жених говорил о каком-то синдикализме, а теперь Хорхе, видимо, стал марксистом, и я очень боюсь за него. Но он меня не слушает, и все время повторяет о каком-то счастливом завтра, – совсем огорченным голосом сказала девушка.
– То есть он тебя завтраками кормит, состоящими из новой идеологии, а ты его нашим хамоном? – съязвила сеньорита.
После этих слов экономка закрыла лицо руками и взмолилась:
– Сеньорита, я отдала ему свой обед, но, если вы посчитаете нужным, вы можете вычесть какую-то сумму из моего жалованья, если не верите мне.
– Успокойся, Пилар, – приободрила ее Мерседес и добавила:
– Поешь что-нибудь. Во время сильного голода не бывает черствого хлеба. И давай забудем об этом. Было бы лучше, чтобы он не приходил в наш дом. Вам нужно встречаться в другом месте. Не все такие люди, как я. Другие покрывать тебя не станут.
С этими словами сеньорита поднялась в спальню и, сбросив халат, рухнула на мягкие подушки, отделанные шнуром с золотыми кисточками.
Глава третья
Через несколько дней вдовствующая графиня Лаура и ее воспитанница Мерседес отправились на своем автомобиле-фаэтоне к сеньору Поло. Эта машина была одним из недешевых приобретений пожилой женщины, но она полностью соответствовала ее положению. Шофер Луис, состоящий на службе у графини, был очень приятным молодым человеком. Его внешний вид вводил всех в заблуждение, потому что он не выглядел как прислуга. Водитель был похож на отпрыска из обеспеченной семьи. На нем были надеты щегольская куртка, притянутая поясом, модное кепи, укороченные брюки и гетры. Мягкие кожаные туфли на ногах и перчатки дополняли образ шофера-щеголя. Светлые глаза излучали огоньки радости. Луис уже предвкушал, какое неотразимое впечатление он произведет на горничных и кухарок в особняке семьи Поло, который находится неподалеку от замка Сан Кукао.
Мерседес скользила взглядом по мелькающим мимо нее домам, стоящим вдоль уличных тротуаров. День стремительно переплывал за океан вечера в тихую ночь. Сумерки сгущались в ускоренном времени из-за опускающегося влажного тумана, спешащего объять вершины гор. В это время каждый куст и каждое дерево прощались со своими тенями, которые скатывались в мягкую траву к невидимым корням. Они растворялись в густом мраке тишины, безмятежно засыпая.
И утомленная Мерседес тоже закрыла глаза. Всю дорогу в ее голове вспыхивали яркие картины беспокойного дня, который так рано начался. Время дороги пролетело быстро, и это состояние прервалось, когда автомобиль подъехал к двухэтажному особняку семьи Поло. Его многочисленные окна празднично светились изнутри. Гостьям был оказан самый теплый прием, и они в сопровождении сеньориты Кармен отправились в гостиную, где собирались все приглашенные.
Мерседес охватило волнение, как только она начала приближаться к гостиной. Бесхитростное выражение ее лица благодаря новой прическе сгладилось, и неожиданно женская красота появилась в чертах сеньориты. Драпировка шелковой ткани оживала от ее легких шагов, отливая на свету. Рядом с ней тяжело пыхтела грузная тетушка в неизменном черном платье, которое украшала жемчужная нить, а над волосами монументально возвышался старинный испанский гребень, который относился еще к далеким золотым временам великой Испанской колониальной империи.
Бьющий своей яркостью свет обливал картины и мебель, а серебро зеркал увеличивало пространство гостиной, отражая роскошь, лишенную новомодных эффектов, горящий хрусталь на высоком потолке раскинул застывшие тени. У стены располагались три стола для домашнего фуршета: с вином и холодными закусками. Нарезанные фрукты и открытые бутылки с французским и алжирским винами распространяли сладковатый запах с легкой кислинкой. Сеньорита Мерседес изучающим взглядом окинула уже знакомую ей комнату. Сливающиеся голоса гостей оживили ее, и казалось, что атмосфера торжества присутствовала в каждой детали убранства.
Брат Кармен, Фелипе, был на несколько лет старше Мерседес. Он дружески поздоровался с сеньоритой и старой графиней. Вокруг Фелипе-младшего постоянно крутилась его сестра Исабель, которая была очень похожа на него. Стройный и подтянутый Фелипе какое-то время из вежливости поговорил с Мерседес и присоединился к мужскому обществу. С остальными приглашенными молодыми людьми Мерче знакома не была. Она обратила внимание, что сеньор Поло-старший медленно шаркал по комнате, почти не поднимая ног, и казался не очень здоровым. Сутулый и грузный, он возвышался над головами присутствующих, как гора, вершина которой лоснилась напомаженным блеском зачесанных на пробор волос. Обладая внушительной внешностью, сеньор Поло был безобидным человеком и любящим отцом.
В этот вечер Фелипе-старший давал прием в честь Сантьяго Альбы, который совсем недавно занимал пост министра финансов Испании. Он приехал отдохнуть из Мадрида к сеньору Поло как к давнишнему другу. Сантьяго Альба являлся одним из ключевых либералов Испании. Демократическое движение того времени было разрозненным, но его представители постоянно пытались консолидироваться, чтобы укрепить свое положение среди политической элиты.
Альба, которому перевалило за сорок лет, с возрастом стал массивным и солидным мужчиной, со смеющимися глазами и острым языком. При виде Мерседес он поднял брови и улыбнулся. Эта девушка ему определенно понравилась, поэтому Альба не был скуп на комплименты. Бывший министр взял руку сеньориты и слегка пожал ее.
Сантьяго Альба не входил в круг потенциальных женихов, который уже очертила тетя Исабель, да и донья Лаура тоже была начеку. Они ждали прибытия столичной молодежи: Хосе Кальво Сотело и Фернандо Ортиса, которых пригласил младший Фелипе.
Сеньор Кальво Сотело родился в Галисии, а Фернандо Ортис – в Мадриде. Они познакомились в столице и быстро стали приятелями. К этому времени Хосе Кальво Сотело уже стал известным доктором права в главном университете Мадрида, а его друг только что получил образование юриста. Они оба были безупречно одеты, и лоск большого города говорил об их принадлежности к обеспеченному классу. Красноречивый Кальво Сотело относился к разряду умных и образованных людей. Его интересовали в первую очередь политика и право. Ширококостный Кальво Сотело с большими выпуклыми глазами, которые напоминали черные, перезревшие оливки, зрительно резонировал с худым Фернандо. Тонкие черты лица и длинные пальцы рук молодого человека в совокупности с хорошими манерами притягивали взгляды собравшихся женщин.
Внезапно у дома послышался громкий рев автомобиля. Это был знак прибытия последнего гостя, которого так ждала сеньорита Кармен. Майор Франко примчался на казенной машине, весьма довольный собой. Когда темное небо уже поглотило землю, лишь яркий свет зажженного фонаря освещал его силуэт. От смущения к лицу Кармен прилила кровь, и ее волнение было невозможно скрыть. Она встала со своего кресла, пытаясь заставить себя пройти через гостиную медленно и с достоинством. Но внутри сеньорита еле сдерживала желание помчаться со всех ног навстречу такому желанному гостю. Мерседес заметила возбуждение своей подруги и, бросив мимолетный взгляд на вошедшего военного, не могла понять, что Кармен в нем нашла. Майор никак не мог сравниться с мадридскими кабальеро.
Вскоре вино и обилие закусок немного раскрепостили присутствующих. Дамы улыбались все ласковее, а мужчины становились более словоохотливыми. Почетный гость Альба непринужденно смеялся и жестикулировал руками. Тетя Исабель и графиня Лаура делились друг с другом воспоминаниями о прежнем Мадриде, пока в кругу молодых людей Хосе Кальво Сотело рассказывал о своей недавней помолвке с сеньоритой Энрикесой, которая тоже была из семьи адвокатов. Тетя Исабель искренне огорчилась, услышав мельком разговор молодежи, и тогда она поняла, что один из женихов уже безвозвратно потерян для ее горячо любимой племянницы.
Мерседес посматривала на Фернандо, сердце которого пока было свободно. Она чувствовала легкое головокружение то ли от хорошего красного вина, то ли от присутствия сеньора Ортиса. Неожиданно Фернандо подошел к ней и как бы случайно коснулся ее руки. Он сразу завел разговор о красотах астурийского края и прекрасной прохладной погоде наступившего лета. Фернандо делился планами на будущее, касающимися его адвокатской карьеры. Мерседес ему улыбнулась, и он сразу почувствовал облегчение. Молодой человек изо всех сил старался привлечь внимание юной девушки.
– Послушайте, Мерседес, – обратился будущий адвокат к сеньорите. – Не хотели бы вы пойти с нами в театр?
– С удовольствием, ведь я еще не была в театре «Кампоамор» после реконструкции.
– Вообще-то эта идея принадлежит Кармен, но я думаю, что вам будет приятно в нашей компании, – немного смущенно произнес сеньор Фернандо.
«Театр, наверное, был все-таки его идеей. Не думаю, что это пришло в голову самой Кармен. Моя подруга могла бы пригласить всех только на утреннюю мессу в Кафедральный собор Овьедо», – подумала про себя Мерседес, даже не сомневаясь в том, что она действительно заинтересовала Фернандо.
В это время Кармен беседовала со своим несловоохотливым майором, который попытался блеснуть перед ней какой-то старой шуткой.
Знаменитые севильские сигары исчезали из резной коробки так же быстро, как и вино. Присутствующие вели себя более раскованно, и общение между ними незаметно перешло в политическую плоскость.
Графиня Лаура обратилась к Сантьяго Альбе как к человеку, близкому к королю и хорошо разбирающемуся в политике, впрочем, этим же вопросом она досаждала всех и всегда:
– Я никак не могу смириться с утратой наших колоний и непрерывными нападками марокканцев. Сможем ли мы снова влиять на мировой порядок?
Бывший министр, наполняя комнату сигарным дымом, абсолютно спокойно ей ответил:
– Донья Лаура, мы не можем полномасштабно воевать со всем материком. Тем более что США становятся главным игроком на мировой арене. Понимаете, уход старых империй очевиден, и в новое время нас ждет неизбежное интенсивное развитие политической мысли, – он избавился от сигары и продолжил:
– Не нужно забывать и об экономическом развитии. Война влечет за собой нецелесообразные расходы. Наш король проявил мудрость и дальновидность, не ввязавшись в мясорубку мировой войны. Это позволило нам поднять свое производство на новый уровень, но без дальнейших реформ и выстраивания новых рыночных отношений мы скатимся так же быстро, как и поднялись.
– Простите, но не преждевременно ли говорить о каких-то рисках? Я считаю, что за последнее время нашей экономике могут только позавидовать другие страны, – удивился Кальво Сотело.
– Неурожай и продовольственный кризис неминуемо приведут к росту цен, а следовательно, и всеобщие профсоюзные стачки не за горами. Я ведь пытался провести реформы, но эти «недалекие кортесы» продолжают жить одним днем. Если начнется вторая марокканская кампания, то наш денежный мешок превратится в тряпку, которой нельзя будет заткнуть все экономические дыры. И тогда неизбежно поднимутся низы, как в России. Не будем забывать, что «призрак бродит по Европе, призрак коммунизма», и нам нужно сделать все возможное, чтобы этот дьявольский дух не распространился на испанских землях, – заключил Сантьяго Альба.
– Позвольте, сеньор Сантьяго, может быть, вы говорите и правильные вещи, но патриотические чувства доньи Лауры я тоже разделяю, – вмешался в разговор Фернандо и с присущим ему пафосом добавил:
– Новая военная кампания в Марокко неизбежна. Она нужна не только для повышения престижа нашей страны в Европе, но и для поднятия патриотизма. Франция тоже охотно разделит с нами эту часть Северной Африки, как и раньше.
– Наше государство пришло в упадок именно из-за вторжения «либеральщины» в умы аристократии, интеллигенции и даже короля, впитавшего в себя так называемые демократические свободы. Сколько еще премьер-министров нужно убить этим анархистам, чтобы вы это поняли? Наш народ не должен забывать, что мы носители выдающейся культуры и наследники прославленной империи. Нам нужно воскресить героический дух Дон Кихота и восстановить справедливость. Нет ничего дороже для сердца настоящего испанца, чем Сеута и Мелилья. Вместе мы сможем вернуть былое величие Испании. Поэтому я тоже считаю, что Марокко должно быть отвоевано у дикарей! – воодушевленно произнес Фернандо.
– Я полностью согласен с вами, что это наши города и земли, однако оккупация этой части Марокко может привести к серьезным экономическим последствиям, – вступил в разговор Фелипе Поло – старший и продолжил:
– И, может, лучше ничего не трогать. Я считаю, что это очень дорого обойдется испанской короне.
– Северное Марокко может существовать либо как колония Испании, либо не существовать вообще, – резко заявил взволнованный майор Франко. – Я сражался там, терял своих товарищей. Все военные Испании выступают за полную оккупацию этого недогосударства.
– Сколько человеческих жизней вы собираетесь угробить в песках? – спросил возмущенный Сантьяго Альба.
– Сколько потребуется! – почти прокричал Франко. – Если понадобится, мы соберем свой собственный Испанский легион и закупим в Германии химическое оружие.
– Я смотрю, вашей жестокости нет предела. Говорят, за малейшую провинность вы убиваете не только своих врагов, но и своих солдат, – заявил хозяин поместья.
– Кого вы слушаете? Это не солдаты, а дезертиры и нарушители армейского порядка! – продолжал кричать Франсиско Франко.
Лицо его побагровело. Со стороны казалось, что майор уже не может справиться с охватившим его гневом. Распад империи и проигрыш в войнах для него стали унижением как общенационального, так и личного достоинства. Он искренне считал, что либеральные дискуссии порождают лишь хаос, который никак не вписывается в армейский порядок, который Франсиско уважал безгранично. Франко даже не пытался понять сеньора Поло и таких, как он. Майор в этом вопросе был абсолютно бескомпромиссен. Франсиско открыто обвинил присутствующих в лжепатриотизме:
– Вам нужно поменьше читать Толстого и всяких там французов. Я слышал, что этот русский граф дошел в своих безумных размышлениях до приравнивания патриотизма к рабству. Поэтому я его не читаю и хожу исключительно в синематограф.
Бедная сеньорита Кармен уже не знала, что ей делать. Скандал мог перерасти во все, что угодно. Вместо того чтобы наладить отношения с возлюбленным, ее отец был готов сиюминутно вцепиться в горло Франко, в том числе и из-за Толстого. Она умоляющим взглядом посмотрела на брата, который тут же вклинился в спор:
– Достопочтенные сеньоры, давайте оставим наши разногласия на потом. Сейчас главным является то, что коммунисты, анархисты и сепаратисты захватывают умы не только басков и каталонцев, но и всей Испании.
Тетя Исабель подхватила речь своего племянника и воодушевленно произнесла:
– Неважно, либералы мы, консерваторы или военные, есть только одно, что нас объединяет: преданность нашему королю Альфонсо XIII!
Сеньор Поло-старший поднял свой бокал и воскликнул:
– Да здравствует король!
Все присутствующие последовали его примеру.
Пробыв еще немного, майор Франко попрощался с гостями и направился в свой гарнизон. После его ухода все облегченно выдохнули. Даже молодые консерваторы, разделяющие его взгляды, не хотели, чтобы прием был окончательно испорчен. Услышав шум отъезжающего автомобиля, сеньор Поло подошел к окну и тихо произнес, но так, чтобы это услышали все:
– Майоришко!
Впоследствии именно это прозвище закрепится за Франсиско Франко не только в аристократических кругах Астурии, но и во всей Испании.
Глава четвертая
Через два дня сеньор Ортис собрался навестить графиню Лауру и ее племянницу. Он всю дорогу размышлял, как ему начать разговор, чтобы расположить к себе женщин. Его друг Хосе рано утром уже покинул Овьедо. Этот факт облегчил возможность свиданий Фернандо с сеньоритой Мерседес, иначе бы он точно увязался вместе с ним, а это не входило в планы Фернандо. Пройдя аркообразный тоннель между домами, мужчина быстрым шагом устремился по мощеным улицам к дому графини. Именно в эту минуту его сердце начинало замирать при приближении к заветной двери. Волнения Фернандо были напрасны, ибо хозяйка дома проявила к нему благосклонность, а Мерседес была еще более обаятельна, чем в день знакомства.
Сеньор Ортис пытался вести себя как светский человек и завел непринужденную беседу за чашкой кофе. В конце своего недолгого монолога гость решил пригласить донью Лауру со своей племянницей в театр. Фернандо сообщил, что сеньор Поло будет так же сопровождать свою дочь Кармен вместе с сыном. Ложа на шесть человек была уже забронирована.
Графиня Лаура с удовольствием приняла приглашение. Для Мерседес это уже не было неожиданностью, но чувства радости от предстоящей поездки в театр невозможно было скрыть. Донья Лаура, чтобы развлечь гостя, попросила свою племянницу что-нибудь сыграть на рояле. Она хотела, чтобы сеньорита блеснула своей музыкальной одаренностью, и девушка с удовольствием согласилась исполнить прелюдии к «Испанской сюите» Исаака Альбениса.
После того как тишина снова воцарилась в комнате, графиня предложила молодому сеньору остаться у них пообедать, но мужчина вежливо отказался, сославшись на заранее назначенную встречу. Он вежливо попрощался с дамами и, посмотрев в последний раз на Мерседес, удалился в приподнятом настроении.
Донья Лаура после того, как за гостем захлопнулась входная дверь, завела разговор со своей племянницей. В ее голосе чувствовались уверенность и здравый смысл:
– Мерче, этот Ортис произвел на меня положительное впечатление. Он так пристально следил за твоей игрой на рояле, что мне в голову внезапно пришла одна мысль. Он определенно влюблен или в тебя, или в музыку. Но я не думаю, чтобы юристы были утонченными меломанами. А там кто его знает. Надо бы к нему получше присмотреться.
– Рано делать какие-либо выводы. Мы ведь почти не знакомы, – ответила сеньорита.
Разговор прервала Пилар. Она пригласила хозяйку дома и Мерседес к обеду.
Через несколько дней наступил долгожданный вечер, когда Мерче в приподнятом настроении, предвкушая поездку в оперу, подошла к открытому окну и посмотрела на знакомую улицу. Влажный вечерний воздух навис над городом, накрыв его легкой дымкой. Мимо проезжали коляски, запряженные лошадьми, и редкие автомобили, из-под колес которых поднималась небольшая пыль. А в конце улицы показалось еще одно транспортное средство, прижившееся за последнее время в Овьедо, – вагон, запряженный мулами. Люди набились в него, чтобы как можно скорее добраться до своих домов и съемных квартир. И вот, наконец, она увидела автомобиль своей тети, который припарковал к парадному входу шофер Луис.
Экономка, как и Мерче, тоже была в хорошем настроении. Она поспешила отпроситься у своей хозяйки до завтрашнего дня, после того как они уедут в театр. Естественно, Пилар придумала благовидный предлог, чтобы оправдать свое исчезновение из дома.
Донья Лаура и Мерче направились в относительно новый, но престижный район города, который украшал оперный театр. Здание в неоклассическом стиле совсем недавно после реконструкции открыло свои двери для зрителей. Более вместительный зал с удобными ложами мог конкурировать не то что с театром Мадрида, но и с оперным театром самой Барселоны. Этим вечером давали «Гугенотов». Мерседес и Фернандо оживленно общались, пока не погас свет, в то время как Кармен просверливала театральным биноклем макушку сидевшего в партере Франко. Она ждала с нетерпением антракта, чтобы в фойе пообщаться с предметом своей страсти.
А в это время Пилар спешила на встречу с Хорхе. На высоком небе медленно начала появляться бледная луна, и весь город наполнился мутновато-серебристым светом, тогда сеньорита и увидела на площади Фонтана своего возлюбленного, который ждал ее с нетерпением. На ней было платье в крупный горох с тремя оборками внизу юбки. Он, как обычно, в брюках и светлой рубахе, а на его ногах были все те же туфли со стоптанными подошвами. На площади всегда было многолюдно, еще с тех далеких времен, когда люди приходили сюда за водой. Чистый источник был артерией жизни старинного города. Потом на этом месте появлялись торговые и ремесленнические лавки, жилые дома. И вот уже таверны и магазинчики начали тесниться, как соты улья, вокруг маленького комедийного театра, где каждые выходные шла любимая в народе сарсуэла, которая стала раскрепощенной испанской опереттой.
Молодая экономка ускорила шаг. Лицо Хорхе, такое близкое и хорошо знакомое, преобразилось улыбкой.
– Пилар, пойдем скорее. Сейчас начнется спектакль. Посмотри, сколько собралось сегодня людей, – обратился к девушке Хорхе, притягивая ее к себе.
Они зашли в заполненный до отказа маленький театр и сели быстро на свои места. Рабочие покупали даже самые дешевые билеты, без кресел, и заполняли проходы второго этажа. Поэтому часть публики все представление была вынуждена стоять. Люди громко смеялись, вели оживленные разговоры, и казалось, что этот шум толпы никогда не стихнет. Но вот прозвенел долгожданный третий звонок, медленно погас свет, и спектакль начался.
«Суд фараона» – это нашумевшая на всю Испанию сарсуэла, которая с успехом дошла до всех провинциальных театров. Она сочетала в себе мотивы Ветхого Завета и пародию на «Аиду» Верди. Зрители увлеченно смотрели одноактное зрелище, сюжет которого увлекал и веселил одновременно.
События разворачивались в Древнем Египте, куда с победой вернулся прославленный полководец. Он привез своей жене Лоте в подарок молодого и красивого раба Хосе, который был пастухом. Полуобнаженный, в одной схенти, стоял юноша на сцене, и все сеньориты в зале разом покраснели. Красивый темноволосый молодой человек, как античная скульптура, пел благозвучным голосом. Пилар тоже почувствовала легкое смущение и любопытство. Исполнительница арии Лоты, которая по сюжету была обделена ласками мужа, тоже начала задыхаться, видимо, от нахлынувшего возбуждения. А после ее соблазнительного монолога уже сеньорам стало жарко, и они начали сжимать коленки своих дам.
Прекрасный пастух пытался спастись от соблазнений своей госпожи, но по ее ложному обвинению Хосе попадает на суд к самой царице. Зал затаил дыхание, когда жена фараона, в своем откровенном египетском наряде, который обнажал части ее тела, пыталась произвести впечатление на подсудимого. На ее лицо был нанесен яркий театральный грим, а шею украшало золотое ожерелье. Зрители обливались потом от жары и скрытых желаний. Сатирические диалоги с интимным подтекстом вызывали в зале откровенный смех. Ни царица, ни аристократка не смогли соблазнить еле устоявшего Хосе. Тем временем измученный пастух, наспех прикрытый плащом, прыгнул в окно и попал напрямую к фараону, который в саду после обильной еды и вина уснул прямо за столом. Правитель принимает Хосе за Божьего посланника. Он просит растолковать его сны и нахлынувшие фантазии. В этот момент публика замерла, как и главный герой, который, выждав паузу, начал нести «футуристическую ахинею». Фараон был под таким глубоким впечатлением, что сделал его наместником Египта. Праведный пастух, как верующий пастырь, был вознагражден, а греховные желания высмеяны. В этот момент в зале начались овации и послышались одобрительные выкрики.
Выходя из театра, молодые люди еще долго слышали на улице громкие возгласы толпы и откровенно пошлые шуточки про то, как многие мужчины не пропустили бы мимо себя ни аристократку, ни тем более царицу. Веселые и незатейливые пьесы для народа были в то время таким же популярным развлечением, как и знаменитая коррида. Пилар и Хорхе тоже ничем не отличались от людей своего социального класса. Им было недоступно большое искусство, а следовательно, неинтересно.
В хорошем настроении сеньорита прижималась к своему возлюбленному, когда они шли по ночному городу. Ей хотелось как можно скорее прийти в его небольшую комнату, с одним маленьким окном, чтобы остаться с ним до утра. Но у Хорхе были другие планы. Работая ежедневно более десяти часов в шахте, добывая уголь, молодой человек теперь хотел насладиться всей полнотой жизни. Поэтому мужчина потащил Пилар к своим друзьям в таверну, чтобы плотно поесть, выпить сидра и потанцевать.
Молодые люди прошли вдоль двухэтажных жилых домов, на балконах которых цвела герань в глиняных горшках. Потом они зашли в большое помещение, заставленное простыми деревянными столами и стульями. Это было не кафе для аристократов и буржуа, где в одном зале собирались только богатые люди, а в другом изолированном помещении – их прислуга, в основном кучера, ожидающие своих хозяев. Таверна являлась одним из наиболее демократичных заведений Испании, куда самая разношерстная публика, от мелких чиновников до простых рабочих, приходила отдохнуть. В одном зале могли сидеть либералы, коммунисты и анархисты. Всех этих людей объединяли мечта о хорошей сытой жизни и оппозиционный дух.
Стены таверны уже давно почернели от дыма и впитали в себя едкий запах самокруток, которые, не переставая, курили посетители заведения. Влюбленная пара села за стол. Голая столешница была покрыта жирными пятнами от многочисленных трапез. Единственным украшением таверны были полки с огромным количеством бутылок. Постоянные посетители в большинстве своем заказывали астурийский яблочный сидр.
В центре одной пустой стены на табурете сидел музыкант с гитарой, игравший новомодные мотивы, недавно пришедшие из Аргентины. Танго завоевало сердце не только Испании, но и всего мира. Недавно вошедшие молодые люди, зараженные зажигательной музыкой, начали танцевать танго под аплодисменты присутствующих. Переведя дух, Пилар села за стол, скрестив ноги и аккуратно расправив длинную юбку своего платья. Хорхе вопросительно посмотрел на нее и заказал две кружки сидра и рубец.
Пилар была полна любопытства, потому что никогда не бывала в подобном месте. Выпив немного сидра, она начала слегка краснеть. Сеньорита с интересом разглядывала сидящих за соседними столами студентов и рабочих. Ее молодой человек переговаривался со всеми, и ей стало ясно, что завсегдатаи давно хорошо знакомы. Неожиданно к ним подсели мужчины, которые работали вместе с Хорхе на шахте, и он им с удовольствием представил свою невесту. Мигель и Альваро рассказали ей, что они часто собираются в этой таверне, так как здесь много единомышленников и не нужно ссориться из-за политики. Шахтеры долго говорили о необходимости присоединения ко всеобщей стачке, которую организуют союз рабочих, социалисты и анархисты. Она должна охватить всю Испанию и свергнуть правительство Эдуарда Дато.
– Пилар, а ты каких взглядов придерживаешься? – спросил девушку Мигель.
– Хорхе теперь коммунист, а женщины у нас все равно не голосуют, так что какая разница? Вообще-то для меня главное, чтобы наша будущая семья смогла прожить хотя бы в относительном достатке, – ответила со вздохом сеньорита.
– Верно рассуждаешь, – вмешался Альваро и продолжил:
– Мы за это и боремся. Нам уже не по карману даже товары первой необходимости. Все, что у нас есть, – это нищенские зарплаты и наш каторжный труд. Женщины и дети работают по ночам в шахтах за гроши, в отличие от Британии, где добыча идет только днем и условия труда значительно лучше. Если мы сейчас не выразим свой протест, то все так и будет продолжаться.
– Мы покажем этим толстосумам, что с нами нельзя обращаться, как с рабами! – выкрикнул Хорхе, и вся таверна одобрительно загудела.
Пьяный угар и табачный дым затуманили головы посетителям заведения. Глаза их блестели от возбуждения. Обсуждение стачки заливалось еще большим количеством сидра. В таком шуме Пилар было трудно не то что говорить, а даже слушать. Звенели тарелки и кружки, а гитарист непрерывно перебирал струны, но музыку почти не было слышно. Поэтому девушка робко предложила Хорхе пойти домой.
– Подожди. Еще успеем поговорить спокойно, – ответил ей молодой человек.
Он уже пританцовывал ногами под столом, а кто-то начал громко орать какую-то песню, и толпа дружно подхватила всем знакомый мотив. В эту минуту прорвался настоящий испанский темперамент, пламенный и кипучий.
Когда звуки гитары смолкли, а людские голоса слились в беспорядочный гул, разгоряченный Хорхе встал и громко прокричал на всю таверну:
– За наше здоровье и за наш успех! – и тут же продолжил:
– ?Arriba, Abajo, Al centro, Al dentro![1 - Вверх, Вниз, В центр, До дна! (Вверх, вниз, в центр, в себя – досл. исп.)]
Все дружно поддержали традиционный тост и осушили свои кружки до дна. В зале еще не смолкли шутки и хохот, когда гитарист начал проигрыш к романсу «Влюбленный и смерть». Настроение в таверне менялось, как жизнь. От хмельной радости до пронзительной грусти прошло не так много времени. Музыкант начал петь знаменитую средневековую балладу своим чуть хрипловатым голосом, и публика подпевала ему, отстукивая ритм ногами.
Пилар передалось печальное настроение старой баллады. Она сидела боясь пошевелиться, как будто бы приросла к жесткому деревянному стулу. Пилар всегда думала о своей будущей счастливой жизни с Хорхе, пытаясь ее нарисовать благополучной, с хорошим достатком, который будет зависеть только от их добросовестного труда. Изменения в социальном положении сеньориты и ее жениха должны были принести материальную стабильность и уважение окружающих. Но романс, с его последними трагичными строчками о внезапно закончившейся любви, на некоторое время рассеял ее мечты, и она начала опасаться, что шелковый шнурок может порваться внезапно, как и их жизни. Это чувство возникло у нее в преддверии приближающейся широкомасштабной стачки.
Но вот постепенно наступила относительная тишина. Хорхе подошел к Пилар и прошептал ей несколько слов на ухо. Она поднялась следом за ним, чувствуя так близко его горячее дыхание. Молодые люди вышли из таверны и направились по опустевшим темным улицам в холостяцкое жилье захмелевшего парня. Хорхе открыл скрипучую дверь, и они оказались возле лестницы из грубо отесанного камня, которая вела в цокольный этаж. Они спускались по ступеням, которых было ровно тринадцать. Каждая была для Пилар как очередное падение вниз, но молодость брала верх над всеми предрассудками.
Молодые люди вошли в крохотную комнатушку, больше похожую на подсобное помещение, чем на нормальное жилье, с маленьким окошком наверху, через которое проглядывал лоскут ночной улицы. Он зажег лампу, которая тускло осветила стены с расклеенными картинками обнаженных женщин. Развешанные изображения немного смущали девушку. Убранство этого холостяцкого прибежища состояло из одной кровати, стула и небольшого стола. Прибитая к стене вешалка с убогой одеждой дополняла бедное жилье Хорхе.
Пилар хотела сказать что-то, но мужчина крепко сжал ее в своих объятиях, и ей пришлось на секунду освободиться, чтобы снять без повреждений свое новое платье. Он проводил рукой по ее лицу и плечам. Девушка вся вспыхнула, и ее тело как будто проснулось, узнав именно того единственного и любимого. Она отвечала на его горячие поцелуи и проводила руками по его широкой мускулистой спине…
Ночь покачивалась вместе с белыми простынями на кровати. Такая свободная и откровенная, без рубах. Казалось, никто их не потревожит и не разлучит. Недолгие часы она еще чувствовала его ласки, пока раннее утро тусклым светом не пробралось в небольшой оконный проем. Хорхе устало заснул, откинувшись на подушку, а Пилар медленно поднялась, скрипнув кроватью. Она наскоро оделась, заколола растрепанные волосы, привела себя в порядок и быстро обернулась, увидев свой вдавленный отпечаток на еще не остывшей простыне.
Глава пятая
Пилар, будучи все время рядом с доньей Лаурой или Мерседес, всегда была молчаливым свидетелем всего происходящего. Они не обращали на нее никакого внимания и относились к ней, как к мебели. Старая графиня, постоянно пребывающая в скуке, могла говорить долгое время со своей племянницей, размышляя вслух и жестикулируя относительно здоровой рукой. Она вела продолжительные беседы с Мерседес о молодом юристе, которого Пилар уже имела удовольствие видеть в их доме.
Экономка, поглядев на все со стороны, пришла к выводу, что у Фернандо уже нет пути назад. Если графиня себе что-то вбила в голову, то так оно и будет. Она знала ее непоколебимость и решительность. Пилар была не в восторге от перспективы отъезда сеньориты Мерседес в Мадрид, так как донья Лаура в отсутствие молодой сеньориты совсем замучает Пилар, не давая ей вздохнуть ни минуты. Однако она успокаивала себя мыслью, что покинет этот дом раньше, чем Мерче, и выйдет замуж за Хорхе. Ее размышления прервала графиня, которая велела горничной подать традиционный кофе.
Дальнейшие события складывались чудесным образом для сеньориты Мерседес. После званых обедов, на которых присутствовал сеньор Ортис, и последующих ежедневных прогулок по живописным окрестностям города теплые отношения между Фернандо и Мерче стали еще крепче. Взаимное восхищение друг другом, которое они пытались скрыть первое время, стало теперь заметно даже для окружающих.
Донья Лаура в силу своего возраста и постоянного недомогания не могла сопровождать свою племянницу на прогулках и на просмотрах немых кинофильмов, где популярный в то время Чарли Чаплин смешил публику под звуки играющего тапера. Ее успешно заменяла Пилар или учительница музыки, француженка по происхождению, мадам Морель. Молодых людей присутствие этих особ не смущало, и они в душе были очень рады, что на их месте нет наблюдательной графини.
Одной из последних прогулок было посещение бывшего дворца Рамиро I на южном склоне горы Наранко, который впоследствии стал церковью Святой Марии. Два экипажа быстро довезли молодежь до тихого, безлюдного места, где началось их восхождение на холм, который венчали древние стены храма. Сеньор Ортис и сеньорита Мерседес были в компании Кармен Поло и ее старшего брата Фелипе. Медленным шагом, не касаясь друг друга руками, Фернандо и Мерче поднимались по дорожке, вымощенной камнем. Она, как проекция Млечного Пути на Земле, уводила путешественников все дальше и дальше. Песчинки принесенного ветром песка блестели на солнце, как звездная пыль. Молодые люди направлялись к конечной точке своего романтического путешествия. Фернандо продолжал смотреть прямо перед собой, но периодически в вполоборота бросал взгляд на свою очаровательную спутницу. Руки он сложил за спиной, и полы его расстегнутого пиджака раздувал ветер, как и волан, украшавший ворот голубого платья Мерче, которое ей необыкновенно шло. Сеньорита Мерседес и сеньор Ортис молчали не столько из-за присутствия сопровождающей их Пилар, сколько из-за веселого разговора оживившейся Карменситы.
Раскалившееся над головой солнечное небо, с редкой ватой облаков, щедро освещало окрестности. Все они шли навстречу огромному, застывшему в камне кораблю, где когда-то жили древние короли и звучали католические мессы. Сейчас только по большим церковным праздникам там можно было услышать торжественные литургии. Сквозные окна без стекол заполняли внутреннее пространство сооружения свежим и пряным воздухом. В этот день птицы, залетающие вовнутрь помещения, своими тоненькими голосами, казалось, повторяли: «Аве Мария».
Лужайки и пышные кусты насыщенного гринового цвета окружали гору. Они уходили куда-то далеко-далеко, сливаясь с высоким лесом и небом в отблесках жаркого дня. Фернандо переполняло радостное чувство. Сеньор точно знал, что это была любовь. Она не перекликалась ни с чем, что он переживал ранее в своей жизни. Но в душе почему-то промелькнуло сомнение: «А вдруг я ей совсем не нравлюсь? И ее благосклонные улыбки – это всего лишь дань вежливости. Но они такие очаровательные. А мой отъезд приближается все быстрее и быстрее. Я сегодня обязательно с ней поговорю. Откладывать больше нельзя».
Тем временем веселая компания уже подошла к ступенькам потемневшего от времени здания. Пилар достала из корзинки плед и расстелила его на траве, чтобы не мешать молодым людям. Друзья сначала вместе поднялись по ступенькам на первый этаж, где высокие своды здания были украшены уникальной резьбой по камню. Они проводили руками по высеченным рисункам. Фернандо пригласил Мерседес подняться на второй этаж. За ними хотела последовать и Кармен, но брат одернул ее за руку и прислонил свой указательный палец к губам, давая ей понять, что этим молодым людям нужно побыть наедине хотя бы несколько минут.
Поднявшись на второй этаж, сеньор Ортис взял за руки Мерче. Она попыталась освободиться, но безуспешно. Лицо девушки загорелось от смущения. Фернандо попытался заглянуть в ее глубокие глаза и произнес:
– Сеньорита Мерседес, не знаю, как сказать вам и что вообще говорят в этих случаях, но я абсолютно влюблен.
– В кого же? – шепотом спросила Мерче.
– О Боже! В вас, конечно, – ответил Фернандо.
Внезапно он замолчал. Обычно словоохотливый и красноречивый, будущий адвокат растерял весь свой словарный запас. Ему понадобились невероятные усилия, чтобы закончить свое объяснение с девушкой:
– Я скоро уезжаю в Мадрид. Если вы испытываете ко мне такие же чувства, то я надеюсь на вашу взаимность. Тогда мне завтра нужно будет поговорить с доньей Лаурой о моих серьезных намерениях, чтобы я смог беспрепятственно за вами ухаживать.
Мерседес прижалась к его плечу, опустив голову, и неожиданно для себя самой тихо сказала:
– Разумеется, я буду рада, если вы поговорите с графиней, потому что тоже…
Фернандо наклонился и быстро поцеловал Мерче. Голова ее закружилась, и она еле устояла на своих ногах. Вдруг, разорвав спокойное небо, в окно влетел посланник духа Испании – голубь торкас, и Мерседес, поддавшись инстинкту, сделала шаг назад. Огромный сизый голубь обнажил свои стальные перья, похожие на лезвия бритвы. Увидев это, девушка по-настоящему испугалась. Птица кричала пронзительным голосом беды и одинокой печали. Умирающий в своем последнем полете торкас с потоком воздуха стремительно подлетел к высокому своду. Он ударился своим острым клювом о каменную резьбу, замертво упав вниз, широко распластав свои крылья. В этот момент грань между жизнью и смертью стерлась, и молодые люди еще продолжали слышать эхо последнего крика погибшей птицы.
Суеверный страх охватил все существо Мерседес, и девушка поняла, что это дурное предзнаменование. Она старалась не показывать своего испуга перед Фернандо и поэтому, услышав голоса Фелипе и Кармины, прямиком направилась к ним навстречу. Молодому человеку тоже стало немного не по себе, но он не был настолько суеверным, чтобы придать этому неприятному происшествию серьезное значение.
Веселая болтовня быстро развеяла тревогу влюбленной пары, и возвращение домой было совсем недолгим. Донья Лаура поняла по сияющему лицу своей племянницы, что будущий адвокат все-таки решился на объяснения с Мерче. Она даже сама почувствовала себя здоровее и моложе. С пристрастием допросив Пилар, как страж правопорядка, графиня окончательно убедилась, что наконец-таки отношения между молодыми людьми сдвинулись с мертвой точки. Графине заранее удалось выяснить доподлинные доходы семьи Ортис в Мадриде, и это ее вполне удовлетворило. Фернандо пригласил их в самое ближайшее время посетить столицу, рассчитывая на согласие доньи Лауры, чтобы как можно чаще видеться с сеньоритой Мерседес. После этого Мерче уже без стеснения начала называть своего жениха просто Нандо.
В ближайшее воскресенье, после сиесты, к графине наведалась ее старая подруга Исабель со своей племянницей Кармен. Сеньорита Поло долго не стала рассиживаться с престарелыми дамами, и девушки пошли наверх, чтобы с удовольствием поболтать наедине. Как только Мерче закрыла дверь, Кармина немедленно начала расспрос:
– Послушай, Мерседес, сеньор Ортис с тобой объяснился перед отъездом?
Мерче утвердительно кивнула головой и произнесла:
– Но я убедительно прошу тебя никому об этом не говорить.
– А донья Лаура что на это сказала? – спросила с огромным любопытством сеньорита Поло.
– Они сразу же нашли общий язык и договорились. С ее стороны не было никаких препятствий, но придется подождать около трех лет, пока он не займет должного места в обществе, – ответила Мерче.
При этих слова Кармен от радости за подруг даже подпрыгнула и захлопала в ладоши. Лицо ее светилось и выражало полное одобрение.
– Мерседес, тебе я одной могу сказать, что Франсиско тоже признался мне в любви. Но к моему отцу он еще не ходил. Майор хочет совершить настоящий подвиг, как истинный рыцарь, и посвятить его мне, а может быть, даже и не один. О нем должна заговорить вся Испания, и только тогда, как он считает, мой отец не вышвырнет его за дверь. Ты же знаешь, как он к нему относится? Хотя это уже ни для кого не является секретом, – со вздохом произнесла сеньорита Поло.
– А как же вы с ним общаетесь? – спросила недоуменно Мерче.
При этих словах Кармина немного смутилась, но тут же взяла себя в руки. Она ответила подруге без всякой фальши:
– Да, с этим нелегко. Мы видимся на службах в храме, а иногда он появляется в самых неожиданных местах как из-под земли. К тому же мы наладили тайную переписку. Я понимаю, что это противоречит «некоторым» правилам, но мы оказались в безвыходном положении. Ты меня понимаешь? – спросила Кармен, рассчитывая на поддержку своей подруги.
– Разумеется, я даже почти уверена, что сеньор Поло не устоит перед твоим натиском. Но все равно нам обеим нужно время, чтобы все как-то уладилось.
Немного помолчав, Мерседес продолжила:
– Мы собираемся уехать в наш особняк рядом с морем на три месяца, чтобы донья Лаура смогла лично проконтролировать сбор урожая и завершить все дела в поместье. Поэтому отъезд планируется в самое ближайшее время, – сказала Мерче.
Кармина в ответ утвердительно кивнула головой.
Поговорив еще немного, девушки решили присоединиться к своим болтливым тетушкам.
Их слух уловил уже начавшуюся тираду доньи Лауры:
– То, что надвигается стачка – это далеко не шутки. Правительство ничего не делает, и оно уже давно ни на что не способно. Все будет охвачено этим профсоюзным движением из-за того, что железнодорожники Барселоны не могут добиться восстановления своих рабочих после незаконного увольнения. Волнения прокатятся по всей стране. Наши улицы, площади и, возможно, даже церкви станут ареной для неминуемого кровопролития, и никто не хочет идти на уступки.
– Я надеюсь, что это все не перерастет в революцию, хотя кто его знает? Все беды идут из Каталонии. Некоторые лидеры профсоюзов уже стали фанатиками с неприемлемой для нас марксистской философией. Страшно подумать, но они даже отрицают существование Бога, – сказала пожилая сеньора.
– Не беспокойтесь, тетушка Исабель. Как загорится, так и потухнет. Наш военный гарнизон уже предпринял все меры безопасности для города. Более того, солдат постоянно поднимают ночью по тревоге, чтобы проверить их боевую готовность, таким образом прививая им строгую дисциплину, – вмешалась хорошо осведомленная Кармен.
– Деточка, откуда ты знаешь, что происходит у нас в гарнизоне? – спросила удивленная сеньора Исабель.
Кармина тут же отвернулась от изумленных пожилых дам, прикусив свою нижнюю губу. До нее дошло то, что она сболтнула лишнего. В ее голове быстро прокрутились варианты лжи во спасение. Она молниеносно нашлась, окинув невозмутимым взглядом свою тетю:
– Наверное, об этом многие говорят. Лично я это услышала в магазине, когда мы с вами выбирали ткани себе на платья. Вы так увлеклись разговором с хозяином, что и не заметили, как еще две посетительницы шептались об этом, выбирая для себя батист.
– Кажется, что-то припоминаю, – сказала растерянно тетя Исабель.
– Будем надеяться, что это не продлится слишком долго и мы не будем сидеть в заточении в собственных особняках, – вмешалась в разговор Мерче.
– Донья Лаура, а какого числа вы планируете отъезд? – обратилась к пожилой хозяйке Кармен.
Ни на секунду не задумываясь, графиня Лаура ей ответила:
– Завтра.
Глава шестая
Когда блестящий автомобиль графини просигналил у входа в загородное поместье, как всегда одетый с иголочки шофер Луис открыл дверь для пассажирок, а навстречу ему уже спешила запыхавшаяся Пилар, которая приехала в особняк еще вчера вечером. У нее было не так много времени, чтобы идеально подготовить дом в пригороде Льянеса перед приездом доньи Лауры. Горничные, кухарки и садовник выстроились на лужайку перед домом, приветствуя свою хозяйку. Графиня была в очень неприятном расположении духа, потому что ее сильно растрясло в дороге. Они ехали несколько часов на автомобиле, и донья Лаура сильно устала от этого длительного путешествия. К тому же ее мучила постоянная жажда из-за ярко палящего солнца. Пожилая женщина вместе со своей племянницей поспешила зайти в большой прохладный особняк, а прислуга последовала за ними следом.
Двухэтажный дом из местного природного камня, с близко расположенными друг к другу прямоугольными окнами, находился в центре сада, главная аллея которого вела к обширным фруктовым и оливковым плантациям. Подстриженные газоны и островки с цветами издавали шлейф сладких запахов этого чудесного лета. В это время года природа тяжела созревшими плодами, как будто бы женщина на сносях. Сбор урожая должен был вот-вот начаться. Фрукты уже падали на землю и давно уже просились в корзины. Сердце графини дрогнуло, она прямо сейчас хотела направиться к своим угодьям, но возраст взял верх, и она решила сначала отдохнуть.
После того, как пожилая донья и молодая сеньорита привели себя в порядок после дороги, они еще чувствовали усталость, однако все равно решили спуститься в большую столовую, где горничные накрыли на стол. Деревянные полы были ничем не застланы, а громоздкая мебель на фоне бежевых стен смотрелась немного простовато, хотя и была оббита коричневым бархатом. Натюрморт с винным кувшином и фруктами в корзине красовался рядом с буфетом, где хранились посуда и серебряное фраже. Прислуга немедленно подала салат, гаспачо, паэлью и хамон. Еда была простой и традиционной. На столе даже не стоял молочный поросенок, потому что кухарки просто не успевали приготовить что-нибудь изысканное в день приезда своей хозяйки. Донья Лаура так была измучена, что не сделала никакого замечания по поводу обеда. Мерче все с удовольствием съела, хотя обычно страдала отсутствием аппетита. И вот наконец-таки настало долгожданное время сиесты, когда все обитатели дома погрузились в глубокий и безмятежный сон.
Ближе к вечеру, хорошо выспавшись, Мерче потянулась на своей кровати и заметила, как в ее комнату пробиваются светящиеся искры клонившегося уже к западу солнца. Она поднялась и посмотрела в окно. Девушка увидела цветущий сад, где ветер колыхал ветки деревьев, словно зеленые струны лета. А цветы, как безмолвные танцовщицы, передавали всю красоту, мимику и жесты природы. Мерче с трудом оторвала глаза от цветущего великолепия, когда вошла Пилар. Экономка пригласила юную хозяйку спуститься к заливу, чтобы прогуляться вдоль берега, по которому сеньорита Мерседес так скучала. Не прошло и получаса, как девушки разглядели волнующий воображение залив. Пенистые волны захлестывали каменные глыбы, которые в лучах заходящего солнца, казалось, меняли свое очертание. Мерседес обернулась назад и увидела, как возвышаются горы с их остроконечными вершинами. В них как будто были замурованы мгновения далеких столетий. Сеньорита подумала, что это окаменевшие воины, о которых еще никто не написал в книгах.
В этот момент до слуха Мерче донеслись мужские голоса, и она увидела проходящих мимо рыбаков, которые распевали народные песни. Вдруг один из них повернул голову в сторону Пилар, видимо, узнав ее. Он, не останавливаясь, с улыбкой поприветствовал сеньорит.
– Добрый вечер, – сказал мужчина.
– Добрый вечер, Антонио, – ответила ему экономка и добавила, посмотрев на тяжелый улов, который он тащил своими мозолистыми руками:
– Тяжек твой улов. Видно, много у тебя сегодня кефали.
– Своя ноша не тянет, – ответил ей рыбак.
– Занесите нам рыбу на кухню сегодня, а утром креветок и устриц, – прокричала Пилар ему вдогонку, продолжая улыбаться.
Антонио повернулся к экономке и утвердительно кивнул головой. Видимо, в глубине души он был очень доволен прибытием доньи Лауры в свое поместье. Мужчины продолжали приближаться к городку, а их рубахи, как паруса рыбацких шлюпок, раздувались на ветру.
Льянес в вечереющем свете раскинулся параллельно прибрежной полосе. Его дома были как перетасованная колода, собранная из разных веков. Похожими были только черепичные крыши, словно бордовая рубашка карт. Девушки медленно дошли до скалистого берега и, присев на крупные теплые валуны, зачарованно смотрели на бушующие краски заката.
Ветер развевал концы шелковой ленты на соломенной шляпе Мерседес. Она с упоением вдыхала морской воздух и думала о том, что на смену лета придет осень и она вместе с тетушкой поедет в Мадрид, где встретится с Нандо. Сеньорита уже мечтала о счастливой столичной жизни, и ее история любви должна была обязательно закончиться свадьбой. В это время Пилар занимали совсем другие мысли. Ее сердце наполнилось всепоглощающей женской печалью. Приближение стачки лишь усиливало ее волнение. И этот морской ветер своими порывами только усугублял ее душевное состояние, как и крик прибрежных чаек.
Они помолчали еще немного, а потом Мерче негромко произнесла:
– Пилар, посмотри на эти камни. Море, солнце и ветер, как художники, кажется, разрисовали эти валуны размашистыми темными мазками. А высохшая морская соль придает им живописную рельефность. Они словно хранят монашеский покой.
– Да, действительно. Может быть, вы и правы. Но темные поверхности камней все равно нагоняют на меня какую-то душевную тоску. Скоро стемнеет, и нам пора возвращаться домой, – заметила экономка.
Пилар посмотрела на берег, и от этого ей легче не стало. На влажной гальке вместе с редкими ракушками лежали принесенные прибоем мертвые медузы. Сеньорита Мерче даже не обратила на это внимание. Она продолжала пребывать в своих фантазиях, которые, впрочем, были подпитаны уже свершившимися реальными событиями.
Сгущались сумерки. Подходя к усадьбе, Мерче и Пилар заметили, что в саду уже никого не было. Они не спеша зашли в дом и только тогда поняли, что на кухне прислуга была занята не приготовлением ужина, а болтовней о грядущих волнениях. Здесь также сидели шофер и садовник, которые пили кофе, сосредоточив свои взгляды на молодой кухарке. Пилар незамедлительно надела свой передник и быстро начала командовать распустившейся в ее отсутствие прислугой:
– В стране может произойти все, что угодно, от стачки до революции, но ужин еще никто не отменял. Или донья Лаура давно никого не увольняла? За работу!
Мерче взяла на кухне персик и с удовольствием его съела. Потом она направилась к своей тетушке, чтобы скрасить ее одиночество. Девушка зашла в освещенный ярким светом кабинет. Донья Лаура сидела за столом и разбирала свои бумаги, которых накопилось немало. Ее круглое морщинистое лицо было сосредоточенно, и только приход племянницы смог ее оторвать от дел. Она посмотрела на часы и увидела, что время ужина быстро приближается. И, махнув рукой, раздосадованно сказала:
– Мало толку в этих бумагах, если никто в мое отсутствие ими не занимается и ничего не контролирует на плантациях. В первую очередь мне нужно поднять всем жалованье, чтобы люди чувствовали свою заинтересованность и не примкнули к недовольным бунтовщикам.
– Вы всегда принимаете верные решения как раз во время очередного сбора урожая. Скоро настанет праздник святого Роке, и я думаю, к этому времени уже все забудут о стачке, – пыталась успокоить ее Мерседес.
– Не думаю, что эта надвигающаяся буря пройдет быстро и без последствий. Я сегодня получила письмо от сеньора Поло. Он очень обеспокоен. Не успели мы сегодня приехать, а к вечеру его доверенное лицо уже передало мне конверт. Это говорит о многом, – заметила пожилая женщина.
Как только донья Лаура замолчала, из столовой раздался шум засуетившейся прислуги. Часы пробили девять. Пилар окинула взглядом сервированный стол. Белая фарфоровая посуда уже засияла на накрахмаленной скатерти. Графиня по своему обыкновению села во главе стола, а Мерче расположилась по правую сторону от хозяйки дома, пока горничная расставляла тарелки с приготовленным рисом, запеченной красной кефалью и розмарином. Легкий дымок, струившийся от блюд, разносил аппетитные запахи. Девушка сразу же вспомнила улыбающегося рыбака с богатым уловом. Для Мерседес подали прохладительный напиток гранисадо, а пожилая женщина предпочла бокал красного вина, привезенного из заграницы. Прерванный разговор, начавшийся в кабинете, продолжился во время ужина.
– Так что пишет сеньор Поло? Когда нас навестят Кармен и Фелипе? Они ведь обещали к нам приехать, не так ли? – спросила, не скрывая своего любопытства, Мерче.
– Об этом не может быть и речи, – сказала, немного отпив вина из своего бокала, донья Лаура и продолжила:
– Требования каталонского профсоюза не были выполнены, и общенациональная стачка объявлена на 13 августа. Более того, волнения в Барселоне, Бильбао и Мадриде уже начались. Все протестующие так вдохновлены революцией в России, что отступать не намерены. Я уже не говорю о Стране Басков, которая во все горло кричит о своей независимости. Достаточно одной искры, чтобы полыхнул весь север. Сеньор Поло считает, что нам нужно соблюдать крайнюю осторожность и быть постоянно начеку, не помышляя ни о каких визитах. У реки Каудаль вот-вот соберутся горнорабочие, часть из них отправится в Овьедо, а остальные уже начали строить баррикады непосредственно возле угольных шахт.
Проходя мимо столовой, Пилар оказалась невольной свидетельницей этого разговора. Она замедлила шаг и остановилась. Кровь внезапно прилила к ее голове. Она услышала отчетливый звон в ушах, и все начало расплываться перед ее глазами. Экономка еле удержалась на ногах, схватившись за дверь. Старая графиня метнула свой зоркий взгляд в ее сторону.
– Пилар, в чем дело? Эта бестолковая прислуга совсем измотала тебя за день? – спросила обеспокоенная хозяйка. – Иди, отдыхай, а то не ровен час еще заболеешь.
– Спасибо, донья Лаура. Я выйду сейчас на террасу, подышу немного воздухом, и все пройдет, – ответила экономка тихим голосом.
Сеньорита Пилар вышла из дома и, не торопясь, присела в плетеное кресло. Все, что она могла сделать для Хорхе сегодня, – это искренне молиться за его жизнь. Если что-то пойдет не так и власти применят силу, то о его участи и подумать будет страшно. Девушка смотрела вдаль на убегающую дорогу, ведущую в Овьедо. Больше всего на свете она хотела пройти ее сейчас до конца, не дрогнув перед лицом опасности, чтобы оказаться в маленькой комнате вместе с Хорхе.
Глава седьмая
Солнечный день был прохладный из-за порывов ветра, который разбивался о стены домов и сгибал ветви городских деревьев. Люди стекались со всех направлений к центру. Этот поток напоминал бушующие горные реки, которые прорвали плотины и понеслись по городским улицам. Мужчины были одеты в свои отбеленные рубашки и выглаженные брюки. Они собрались словно на большой праздник. Горожане были взволнованны перед предстоящим митингом. Глаза людей начинали светиться, когда они с воодушевлением выкрикивали призывы из манифеста, опубликованного накануне: «Покончить с коррумпированным и позорным режимом!», «Дато в отставку!».
Протяжный гул толпы начал заполнять весь город. Юбки и блузы женщин поднимал ветер, когда они вместе с детьми начали возводить баррикады. Заграждения должны были парализовать главные транспортные артерии Овьедо. Кипящий азарт захватил даже самых маленьких жителей, которые подражали взрослым и неустанно следовали за ними. Повсюду мелькали их старенькие рубашки и заплатанные короткие штанишки, из которых они уже успели вырасти. В это время мужчины несли транспаранты, по которым, не переставая, хлестал ветер. Он словно подгонял протестующих к площади, ускоряя движение толпы. На белой материи красными кричащими буквами было написано: «Да здравствует Россия!», «Доступная медицина, субсидии, работа!», «Нет коррупции!», «Позор правительству!».
Радикально настроенные лидеры многочисленных движений были так вдохновлены русской революцией, что непременно собирались ее совершить и в Испании, если потребуется. В этом людском скопище, среди многих отчаянных голов, находились и граждане с умеренной позицией, которые хотели лишь проведения честных демократических выборов. Они надеялись на то, что падение Первой Испанской Республики в 1874 году не было ошибкой и действующий монарх сможет совершить ряд необходимых реформ для изменения политической системы страны, чтобы облегчить жизнь своих подданных. Реставрация династия Бурбонов, начавшаяся с Альфонсо XII, по их мнению, не должна была прерваться правлением Альфонсо XIII. В Астурийском княжестве, колыбели первого католического государства, монарх являлся олицетворением объединенных испанских земель в единую страну. Они считали правителя своим главным защитником, ведь именно король в далекие времена возглавил освободительную реконкисту от мавританского господства. Люди, собравшиеся в этот день, были разных возрастов и политических взглядов, но их объединял единый гражданский порыв.
Все столпились единой народной массой на площади Скандала, где еще в 1881 году произошла первая манифестация горожан, несогласных с проектом строительства новой железной дороги. Местные власти несколько раз пытались ей дать более благозвучное название, даже в честь погибших военных в Марокко. Но и сейчас она продолжает оставаться площадью Скандала, причем уже абсолютно официально. Жители близлежащих домов открыли свои окна и с интересом наблюдали за всем происходящим, чувствуя себя немного неловко, потому что были в безопасности и ощущали близость домашнего комфорта. Однако это не мешало им наблюдать за будоражащими событиями.
Во главе манифестации были члены профсоюза. Вместе с ними шли шахтеры-активисты, которых возглавлял близкий друг Хорхе – Мигель. Угольщики громко переговаривались между собой. Со стороны было видно, что именно они были основными вдохновителями толпы. Приблизившись к сколоченному из досок возвышению, члены Всеобщего союза трудящихся решили дать слово своему генеральному секретарю – Мануэлю Льянесе. Он работал когда-то угольщиком, а теперь являлся крупным политическим деятелем и избранным мэром города Мьерес. Это был небольшой шахтерский городок, находящийся неподалеку от столицы Астурии. Волнистые волосы и пышные усы делали Льянесу узнаваемым в толпе. Крепкое тело генерального секретаря профсоюза возвышалось над толпой, как утес. Мануэль взял рупор и уверенно начал свою речь:
– Рабочие, шахтеры, учителя, врачи, деятели искусства и все неравнодушные астурийцы! Мы собрались сегодня здесь, чтобы выразить свою солидарность с каталонскими железнодорожниками. Они были незаконно уволены, и, когда потеряли работу, у них не осталось ни одного сентимо, чтобы накормить свои семьи. Я был простым угольщиком и проводил в шахте по двенадцать часов в день за небольшие деньги с одиннадцати лет. Но прошла почти четверть века, а на шахтах все еще ничего не изменилось. На добыче угля до сих пор работают женщины и маленькие дети, которым почти ничего не платят. Рабочему классу не хватает средств даже на самое необходимое, не говоря уже о медицине. В Великобритании рабочий день уже сокращен, а жалованье увеличено, несмотря на войну. Злые языки будут говорить, что мы пытаемся изнутри разрушить Испанию, но это не так. Мы против коррумпированного правительства Эдуардо Дато и призываем его к отставке. Мы требуем провести честные выборы и сделать избирательное право равным для всех. Наши женщины тоже должны принимать в них участие и иметь возможность быть избранными. Мы требуем экономических реформ, так как наша жизнь становится труднее с каждым днем. И пусть газеты разного толка: консервативные, либеральные или социалистические – опубликуют все наши требования, не искажая смысла.
Не успел Мануэль закончить свою речь, как раздались оглушительные крики одобрения и овации. Затем члены профсоюза решили дать слово непосредственно Хорхе. Накануне забастовки три верных друга: Хорхе, Мигель и Альваро – тянули жребий, и судьба выступающего была уже определена. Итак, Хорхе Родригес должен был произнести речь перед протестующими. Его друзья остались довольны этим, зная, что Хорхе мог повести за собой толпу и со временем возглавить борьбу за права шахтеров в Астурии.
Он легко забрался на самодельную трибуну и решительно взял в руки металлический рупор. Гул толпы постепенно стих, и Хорхе Родригес обратился к собравшимся:
– Астурийцы! Пока в правительстве сидят взяточники и толстосумы, рабочий класс и все простые люди обречены жить в нищете. Образование и медицина – это непозволительная роскошь для простого испанца, в отличие от привилегированных классов. Наши дети растут в шахтах, а не учатся в школах. Инфляция сжирает весь наш и без того скудный заработок. Нам говорят, что с экономикой в стране у нас все в порядке, но мы почему-то стали зарабатывать меньше, а отсутствие политических свобод делает положение рабочих безысходным. Мы должны требовать смены власти! Общенациональная стачка уже сплотила рабочий класс всей страны! Сегодня мы вписали в историю Испании новые строки, которые не должны быть стерты!
Хорхе говорил уверенным голосом зрелого мужчины, не смотря на свой молодой возраст. Он был бескомпромиссен и чувствовал свою ответственность перед своими товарищами. Толпа приветствовала его после пламенной речи одобрительными возгласами и аплодисментами. Затем выступающие активисты продолжали сменять на трибуне друг друга. Рев собравшихся то стихал, то с новой силой возобнавлял людское негодование, поднявшееся против властей.
Противоборствующая сила местной жандармерии не смогла преодолеть баррикады, их попытки были тщетны. Людское море было настолько огромным, что численность стражей порядка была значительно меньше. Не могло быть и речи о силовом разгоне протестующих.
Волны демонстрантов вздымались и шумели, словно поднялся настоящий революционный шторм. Женщины и дети забрасывали жандармов деревянными обломками и камнями. Поэтому блюстители порядка приняли решение не спешить с применением силы и дождаться распоряжения из столицы.
В это время непосредственно на территории шахт рабочие оказали мощное сопротивление национальной гвардии, которая должна была обеспечивать безопасность за пределами города. Крики угольщиков становились более устрашающими от природной акустики гор. Великие планы непоколебимых гвардейцев были сорваны разгневанными шахтерами. Многие солдаты, наверное, в этот момент пожалели, что заблаговременно не сходили в Центральный кафедральный собор Овьедо, чтобы хорошенько помолиться о своем спасении.
Постепенно сгущались сумерки. Прохлада начала действовать отрезвляюще на участников этой стачки. Фигуры гвардейцев и жандармов постепенно размылись в темноте, и шахтеры поняли, что представители власти отступают. Жители Овьедо были окрылены удачным и бескровным началом стачки. Они надеялись на то, что их требования будут удовлетворены и с ними начнут считаться, как с людьми. Простой народ не хотел больше быть безмолвной королевской чернью. Астурийцы расходились по темным улицам с зажженными факелами в руках. Им казалось, что они освещают себе путь не только к своим домам, но и к счастливому будущему. Однако их отброшенные беспокойные тени были печальными и мрачными, несмотря на всеобщее ликование.
Первые дни стачки были относительно спокойными для Овьедо в отличие от Мадрида, Барселоны и Бильбао, куда были брошены основные правительственные силы. Король не хотел повторить участь русского царя Николая II. Он перестал доверять политикам как консервативного, так и либерального толка. Монарх опасался перехода военной хунты на сторону протестующих и поэтому решил заручиться поддержкой генералов и командиров. До этого момента военные не принимали участие в подавлении народных волнений, более того, среди офицеров находились даже сочувствующие рабочим. Однако вся военная элита, не раздумывая, стала на сторону короля. Ее возглавлял генерал Мигель Примо де Ривера, который на тот момент был губернатором Кадиса. Его авторитет в армии был безоговорочным, поэтому Примо де Ривера мог влиять на военных в столице даже с самой южной окраины государства.
Почти по всей стране стачка была жестоко подавлена за неделю, и только Овьедо упорно продолжал сопротивляться. Король по рекомендации преданных генералов решил лично обратиться к самому молодому и бесстрашному майору Испании – Франсиско Франко. Майор незамедлительно заверил короля в своей непоколебимой преданности монархии и предложил отправить в Астурию «Поезд смерти», в вагонах которого должен был ехать репрессивный конвой для подкрепления национальной гвардии Овьедо. Инициатива Франко заключалась в том, чтобы прибывшие военные направились по железной дороге к реке Каудаль, где находились горнодобывающие предприятия, и под его личным командованием смогли как можно жестче расправиться с бунтовщиками, пока жандармерия Овьедо будет заниматься зачисткой города. Стратегия, предложенная Франко, по его словам, должна была надолго демотивировать протестное движение в Астурии. Через несколько дней репрессивный конвой уже прибыл в непосредственное распоряжение майора.
Глава восьмая
«Поезд смерти», как огромная змея, двигался по железной дороге между поселениями Лена и Абланья. В подчинение майора Франко поступило большое количество вооруженных солдат под командованием мадридского лейтенанта. Он стал головой этого Василиска, несущего бунтовщикам жестокую расправу.
Поезд резко затормозил напротив шахт. Внутри вагонов солдаты столкнулись друг с другом от неожиданной остановки. У кого-то упала с грохотом винтовка, а у кого-то свалился вещевой мешок, из которого выкатились фрукты и головка сыра. Растерянный солдат поспешно начал собирать с пола продукты и запихивать их обратно в котомку. В это время раздался возглас предварительной команды лейтенанта, и сразу все пришло в движение. Военные взяли в руки винтовки системы Гра, дула которых они выставили наружу и, дождавшись исполнительного приказа, открыли огонь по угольщикам, столпившимся у входа в шахту. Внезапно раздались крики, и люди побежали прочь. Рабочие начали поспешно укрываться в штольне, наскоро баррикадируя вход. Несколько мужских трупов уже распластались на черной земле, которая впитывала в себя сочившуюся кровь, бесследно исчезающую в угольной пыли.
Солдаты стреляли, не переставая, в бегущих собак, которые взвизгивали и тут же падали замертво, в женщин и детей. Люди ворвались в шахту, как птицы в свое гнездо. Маленький изможденный ребенок лет двенадцати схватил кусок угля, подбежал к краю баррикады и швырнул его по направлению к поезду. Мать с криком ужаса подбежала к нему, когда ее сына уже настигла пуля. Тело мальчика обмякло в руках женщины, и весь этот кошмар навсегда застыл в широко раскрытых глазах ребенка.
Как только началась эта бойня, Хорхе, не обращая внимания на выстрелы, побежал по горной тропе к другим шахтам, чтобы предупредить людей о прибытии беспощадного «Поезда смерти», маршрут которого уже начался.
«Почему все так случилось? Никто не мог даже предположить подобной бесчеловечности. Нужно обязательно добежать до Мануэля Льянесы, чтобы все ему рассказать и предостеречь людей от приближения к железной дороге. Боже! Неужели я смог оторваться?» – спрашивал он себя. Хорхе бежал как заговоренный, пока гвардейские пули пролетали мимо него.
Добравшись до близлежащей шахты, он смог предупредить людей, чтобы они постарались спрятаться до прибытия «Поезда смерти». Он попросил по цепочке передавать это известие в другие шахты. Только так рабочие могли избежать массового расстрела. Хорхе сильно устал, и этот бег по горам он уже никогда не забудет. Пока еще светило солнце, Хорхе Родригес успел добраться до Мьереса, где в это время находился Мануэль Льянеса и штаб Всеобщего союза трудящихся.
Погода внезапно испортилась, и после изнуряющей жары дождь хлынул стеной. Одежда Хорхе вымокла насквозь, но он продолжал идти вдоль горной реки, даже не пытаясь укрыться от ливня. Очертания старых домов рассеивались. Дождевая вода делала противоположную сторону улицы невидимой. Хорхе с трудом нашел администрацию города и быстро вошел в открытую дверь.
Шахтер почти с порога наткнулся на старика с седыми кудрявыми волосами и аккуратно подстриженной бородой, на небольшой горбинке носа которого красовались очки с тонкой оправой. Пожилого человека звали Алехо. Старик был одним из основателей профсоюза Астурии. Он вызвался проводить Хорхе к сеньору Мануэлю в его кабинет. Поднявшись на второй этаж, они вошли в небольшую комнату с письменным столом, заваленным бумагами и книгами. Сеньор Льянеса склонился над документами и делал пометки на полях карандашом. Тот самый узнаваемый человек с пышными усами и густой шевелюрой, который недавно выступал на митинге в Овьедо, поднял свою голову и сразу же понял, что случилось нечто из ряда вон выходящее. Хорхе стоял перед ним, как будто его окатили ведром с водой. Быстро поздоровавшись, шахтер начал сбивчиво рассказывать о случившемся, проглатывая слова от волнения. Мануэль и Алехо внимательно его слушали, и желваки от напряжения начали играть на лице мэра. Сеньор Льянеса поднялся со стула и широким шагом пересек комнату, подойдя к пожилому человеку в очках.
– Сеньор Алехо, нужно немедленно напечатать листовки и распространить их по всем астурийским городам. А еще мы должны непременно как можно скорее провести переговоры, чтобы остановить карателей. Король, по-видимому, неправильно понял миролюбивый характер нашей забастовки, – обратился Мануэль к пожилому человеку.
– Вы правы, листовки будут распечатаны немедленно, а члены профсоюза должны самостоятельно их распространять на улицах городов и маленьких поселков. Мы не можем подвергать опасности мирных граждан, ибо любая агитационная деятельность строго карается нынешним законодательством, даже если ее цель – спасти тысячи жизней. Наш король совершил ошибку, которая будет иметь непоправимые последствия в будущем, ввергая нашу страну в бесконечное колесо репрессии. Вы говорите о переговорах, а с кем? С майором Франко? Он хладнокровно и без колебаний отдал приказ стрелять в безоружных мужчин, женщин и детей. Я даже уверен, что «Поезд смерти» – это была его личная инициатива. С таким еще в Испании не сталкивались! – закончил свою эмоциональную речь Алехо.
– Когда вы сможете напечатать необходимое количество листовок? – спросил Мануэль.
– Я буду работать беспрерывно и сколько потребуется. Уже утром вы сможете забрать первые экземпляры, – ответил старик.
Потом он повернулся в сторону Хорхе и сказал:
– Дайте ему переодеться во что-нибудь сухое. Еще простудится.
– Разумеется, – ответил мэр, подойдя к промокшему парню, и уже непосредственно обратился к нему:
– Хорхе, вы должны быть как можно осторожнее. Ваше лицо хорошо знакомо местной жандармерии. Прилягте на диван и поспите несколько часов, пока будут печататься листовки, а потом отправитесь вместе с нашими товарищами распространять первые экземпляры. Вот еще что я хочу вам сказать. Стачка скоро закончится, и, как я уже понял, далеко не в нашу пользу. Оставаться вам дальше в Овьедо будет опасно. Когда-то сеньор Алехо помог мне попасть во Францию, где я продолжал работать шахтером. Таким образом мне удалось пересидеть в эмиграции опасные для себя времена. Пока в Европе продолжается война, я предлагаю вам уехать в Кантабрию хотя бы на пару месяцев. Там не распространяются полномочия майора Франко, а военные пока достаточно лояльны. А потом отправиться по железной дороге в провинцию Кастилию и Леон. Я обращусь в муниципалитет Паленсии, и вы сможете продолжить работу горняком. Вот вам письмо и деньги. Когда отменят комендантский час, отправляйтесь в Сантандер.
Хорхе молчаливо кивнул в знак согласия, и работа закипела в здании администрации. Наскоро переодевшись в сухую одежду и поев незатейливую пищу, Родригес повалился на диван, согнув колени. Не обращая внимания на посторонний шум, он быстро заснул от нечеловеческой усталости.
На следующий день еще до рассвета Хорхе разбудил сеньор Алехо. Он прижимал к себе большую стопку листовок, перевязанных веревкой. Бумага, на которой напечатали текст, была небольшой, примерно одиннадцать на шестнадцать сантиметров, где жирным шрифтом было выделено обращение к гражданам.
– Вставай, Хорхе, пора, – произнес он.
Шахтер еле продрал глаза и тупо уставился на него.
– У тебя десять минут на сборы. Внизу уже ждут товарищи, – мягко сказал старик, словно ребенку, которого жалко будить.
– Я готов, – пробормотал, потягиваясь, Хорхе. – А можно у вас спросить? Не будут ли мои товарищи считать меня дезертиром, если я уеду в другую провинцию?
– Мальчик мой, твой отъезд – это не предательство профсоюзного движения, а лишь вынужденная мера, чтобы спасти будущее нации. Такие харизматичные и честные люди, как ты, способные повести за собой людей, должны проявить себя в скором будущем. Если тебя покалечат или забьют в камере насмерть, никому от этого лучше не станет. Я стар и поэтому остаюсь здесь, помогая другим. Мы пришлем тебе письмо, когда твое присутствие здесь будет необходимо. Ты там не на всю жизнь останешься. Я думаю, майор Франко скоро нас покинет, получив очередное повышение, – сказал сеньор Алехо.
– Будем считать, что я с вами договорился, но как же моя невеста? Я же на ней обещал жениться, – растерянно поинтересовался Хорхе.
– Так женись, и уезжайте вместе. Это вообще не проблема, если она, конечно, захочет, – ответил с улыбкой пожилой человек.
С этими словами сеньор Алехо вышел, а удивленный Хорхе увидел, что какая-то заботливая рука поставила ему на стол кофе и хлеб с кусочком сыра. Молодой человек бросил взгляд на пахнущий типографской краской текст и быстро прочитал содержание:
«Внимание! Не подходите к железной дороге. По ней курсирует «Поезд смерти». Солдаты стреляют на поражение. Король вместе с правительством приняли решение о силовом подавлении общенациональной стачки. Не выпускайте детей на улицу».
Это было самое подходящее время для распространения листовок. Группа рабочих уже ждала его на улице. К обочине подъехали две коляски. Одна из них вместе с членами профсоюза должна была направиться в Хихон, а другая в Овьедо. По пути активистам профсоюзного движения необходимо будет распространить напечатанную информацию в небольших шахтерских поселках. Хорхе сел в коляску вместе с супругами Льянеса, чтобы отправиться в столицу Астурии. Еще три человека поехали в другом направлении. Остальные товарищи дожидались на улице очередной партии листовок для их распространения на территории города.
Возничий щелкнул кнутом, и коляска тронулась в путь. Вчерашний дождь уже впитала в себя раскаленная земля. Звонкие удары копыт немного затихли, когда лошади побежали по ухабистой дороге. Небо еще светилось звездами, как бестелесными огнями, излучающими бело-серебристый свет. Прохладная и влажная ночь заканчивала свой оборот, устремляясь к раннему восходу. Впереди показались уже трудно различимые постройки небольшого поселка.
Немного проехав по улице, возничий остановился у какого-то дома. Пассажиры выпрыгнули из коляски и разошлись в разные стороны, чтобы через некоторое время вернуться назад. Хорхе выхватил из стопки листовки и быстро направился вдоль улицы. Карман его старого пиджака был оттопырен банкой с клеем и торчащей из него кистью. Сердце у Хорхе выскакивало наружу, и не только от волнения, но и от быстрого бега. Времени было мало. Он пронесся, как ураган, по нескольким кварталам, и только, когда листовки закончились, Хорхе повернул назад. Все нужно было делать молниеносно, от этого зависели жизни многих людей, и он полностью отдавал себе в этом отчет.
Вскоре показалась их коляска. Лошади, не торопясь, щипали мокрую траву. Одним прыжком молодой человек оказался уже внутри экипажа. И только тогда он смог перевести дух. Через несколько минут разгоряченные и запыхавшиеся супруги Льянеса быстрым шагом возвращались к назначенному месту. Так продолжался весь путь до самого Овьедо.
Ранним сереющим утром путники достигли столицы Астурии. Здесь они проехали по центральной улице, расклеивая листовки или просовывая их в зазоры входных дверей. А затем, когда уже солнце осветило город, экипаж остановился у дома, где жил Хорхе. Он положил листовки в мешок и, попрощавшись с соратниками, поспешил в свое убежище. Ему еще предстояло несколько дней вместе со своими приятелями распространять их по городу и близлежащей местности.
Войдя в свою комнату, он отбросил мешок в сторону и, не раздеваясь, упал на кровать. От тепла постепенно согревались конечности, напряжение проходило. Хорхе считал удары собственного сердца. Мужчина хотел спать, но не мог. Трагичная действительность вчерашнего дня не давала ему покоя. Он бы дорого отдал за то, чтобы очнуться от глубокого сна с чувством того, что это ему все привиделось, как ночной кошмар. Хорхе было страшно подумать, к чему в дальнейшем приведут последствия стачки. Он постоянно прокручивал в своей голове слова сеньора Алехо о нескончаемом колесе репрессии, которое скоро прокатится по стране.
«Неужели помилования не будет? Я не могу поверить в то, что на нашей земле будут бродить только призраки страшных видений. А покатившееся колесо никогда не сорвется в черную расщелину бездны», – думал он.
Глава девятая
Медный шар расплавленного солнца посылал на землю свои бегущие знойные лучи. Почти за неделю ситуация в Астурии не изменилась. Шахты опустели, а Овьедо оказался полностью парализован. В городе уже не осталось ни одного человека, лояльного к власти после прошедших событий. Баррикады так никто и не разобрал, и пылающее светило смотрело вниз, разделяя всеобщее негодование.
«Поезд смерти» хоть и завершил свое пребывание в Астурии, но не был заключительной точкой в подавлении всеобщего недовольства. В последний день его пребывания около шахт гвардейцы расчищали территорию, забрасывая в вагон трупы, как мешки, наполненные костями и застывшей кровью. В это жестокое время в Овьедо начали стекаться жители близлежащих поселков, и репрессивная машина подтолкнула людей не просто к стачке, а уже к личному противостоянию с Франко. Жить рядом с железной дорогой стало невозможно, и огромный наплыв рабочих захлестнул город. Прошло больше двух недель с первого митинга в Овьедо, а городские улицы все еще продолжали держать оборону. По всей стране активисты профсоюзов, коммунисты и анархисты уже сидели в тюрьмах, за исключением Астурии. Жандармам больше ничего не оставалось делать, кроме как обратиться за помощью к майору Франко, который был безоговорочно верен королю и правительству. Иначе это грозило перерасти на севере страны в настоящую революцию. Тянуть время стражи порядка больше не могли, потому что пример астурийцев мог вдохновить все испанские провинции.
Майор Франко с нетерпением ждал этого обращения. Его подмывало уже без лишних формальностей разогнать весь этот сброд и очистить город. И вот уже послышались выстрелы, пока что предупредительные. Но, зная уже о первых жертвах, толпа протестующих забурлила в панике, бросаясь во дворы и переулки. Жандармы и солдаты арестовывали всех подряд с применением силы. Франсиско Франко лично командовал разгоном недовольных и зачисткой города. Схваченных людей солдаты конвоировали строем. Майор посмотрел на эту процессию и нетерпеливо закричал:
– Не церемоньтесь с ними! Вы можете ускорить шаг?
Какой-то военный снял с себя ремень и ударил по спине еле ковылявшего мужчину. Вскоре этому примеру последовали и другие. Франко не стал препятствовать происходящему и одобрительно кивнул своим подчиненным. Бунтовщиков гнали, как скотину на забой. Если кто-то в строю падал, то сапог садиста быстро настигал несчастного.
В этот водоворот репрессий попали и близкие друзья Хорхе. Мигеля арестовали, а Альаваро успел затеряться в толпе. Хорхе слился с потоком убегающих протестующих. Молодой человек упорно начал протискиваться сквозь бушующее море людей, как матрос, потерпевший кораблекрушение. Хорхе из последних сил пытался «доплыть» до спасительного берега. Вырвавшись из потока, он побежал без оглядки к дому графини Ла?уры и проскочил в хорошо знакомую ему лазейку. Хорхе постучал в дверь черного хода, и старый слуга, присматривающий за опустевшим особняком, спустился вниз. Пожилой человек, посмотрев в узкое окно, узнал жениха Пилар.
– Почему-то я даже не удивлен, увидев тебя здесь. Дурака учить – что мертвого лечить, – сказал слуга графини, открывая засов.
– Отец, хватит ворчать. Лучше впусти меня, – произнес Хорхе.
– Заходи, коль явился, – пробурчал старик и добавил:
– Вот бросит тебя Пилар еще до твоей неминуемой гарроты. Девка она у нас видная, и получше найдет.
– Ничего она меня не бросит. Меня Пилар любит, а разве может быть иначе? – изумился Хорхе.
– Тебе что, нос разбили? – спросил старый слуга. – Посмотри, у тебя на рубашке кровь.
– Было дело. Еле ноги унес. Я сегодня чудом тюрьмы избежал, – проговорил быстро шахтер.
– Сегодня чудом? А завтра? Кроме неприятностей от тебя ожидать нечего, – отмахнулся дед.
– Ладно тебе. Я тут пару дней посижу, а потом покину город и направлюсь в Льянес.
– Зачем? А как ты мимо гвардейцев пройдешь? – спросил испуганный старик.
– Пойду окольными путями. Меня тут уже каждый жандарм в лицо знает, – ответил Хорхе.
– Только не заблудись, – иронично подметил старый слуга, протягивая ему подрумяненный кусок сырной альмойшавены.
Пожилой мужчина был добрым человеком и оставил Хорхе в безопасности до следующей ночи. Он всецело сочувствовал рабочему движению, но считал, что оно обречено.
«Зачем лезть на рожон? – размышлял старик. – Из этого все равно ничего хорошего не получится. Когда парень доживет до седых волос, то обязательно поумнеет, если, конечно, доживет…».
В этот день политическими заключенными переполнилась тюрьма. Среди них были как простые рабочие, так и профсоюзные активисты. В их числе оказался небезызвестный лидер шахтерского движения Мигель. При задержании он оказал сопротивление, и ему сразу же сломали ребро. Молодой мужчина стонал от боли в сырой, холодной камере. Его ноги подкосились, и он навзничь повалился на спину. Перелом мешал ему дышать. В камере было не меньше десяти человек. Заключенные слышали его короткие вздохи и бормотания. В этом душном помещении всем хотелось почувствовать свежий воздух, а не спертый запах плесени. Вдруг послышалось бряканье ключей, и в эту «клетку», заполненную людьми, вошел надзиратель. Он поднял Мигеля за волосы и вытолкнул его быстро из камеры, чтобы сопроводить в другое помещение.
За столом сидел ефрейтор, заполнявший бумаги. Надзиратель указал Мигелю на стул, и начался допрос. От света задержанный щурил глаза. Налысо побритая голова военного, сидящего за столом, отбрасывала черную тень, на которой пытался сконцентрировать свое внимание узник, чтобы не смотреть в лицо своему мучителю. Ему непрерывно задавали вопросы о его возможных сообщниках, численности организации и местонахождении типографии, на которой печатали листовки. Мигель держался стойко и, превозмогая боль, не выдал своих друзей.
– Я ничего не знаю! – крикнул он, совсем обессилев.
И за этим воплем сразу последовал удар. Мигель свалился со стула, он весь горел, и от соприкосновения с каменным полом его тело даже почувствовало облегчение. Крики узника продолжались, и перед лицом мученика постоянно мелькали огромный кулак и подошва военного сапога. Он закрыл глаза от нечеловеческой боли. Не было больше реальности. События прошедших недель хаотично, отдельными обрывками пульсировали в его голове. В этой бесконечной веренице видений Мигель пытался зацепиться за единственный дорогой ему образ, который, казалось, мог его защитить и спасти.
– Мама! – вскрикнул он отчаянно перед последним ударом.
Из его рта внезапно хлынула горячая, еще живая кровь на каменные плиты пола. И он погрузился в безмятежный сон вечности.
Надзиратель посмотрел на его недвижимое тело и для верности ткнул его носком своего сапога. Затем спокойным голосом произнес:
– Мертв.
Глава десятая
Просидев в особняке графини Лауры пару дней и хорошенько отдохнув, Хорхе понял, что подавление мятежа еще будет продолжаться не один день. Дальше злоупотреблять гостеприимством старого слуги он не мог. Для собственного спасения нужно было как можно скорее покинуть город. Он постоянно вспоминал Пилар, которой, наверное, причинял массу беспокойства. Но уезжать из Астурии без нее Хорхе не хотел. Когда наступила глубокая ночь, он покинул Овьедо и направился в Льянес.
Блеклая луна тускло освещала безлюдные городские переулки. Хорхе перебегал от дерева к дереву, чтобы спрятаться под их кронами, с осторожностью осматривая все вокруг. Предательский лай собак громко раздавался в тишине. Его охватил не то чтобы страх, а скорее беспокойство до тех пор, пока он не миновал ночной патруль. Оказавшись за пределами города, он решил идти не по дороге, а по параллельно пролегающей тропе, которая даже днем была безлюдна из-за своих изломанных холмистых перепадов. Обкатанная проезжая часть основной дороги уже не проглядывалась в темноте, и Хорхе даже начал сомневаться в правильности своего маршрута. Он с легкостью предположил, что эта тропа может его завести к затерянному поселку, о котором мало кто знал. Однако, остановившись и оглядевшись во тьме, Хорхе заметил по правую сторону от себя деревья, служившие для него ранее ориентиром. И с легкостью преодолев очередной подъем, он устремился вперед, вспоминая свою Пилар.
Когда забрезжило утро, молодой человек рассмотрел еле различимые очертания небольшого поселка. Хорхе решил отдохнуть и поискать хоть какую-нибудь повозку, которая могла его отвезти до береговой линии. Он достаточно быстро нашел себе место своего будущего пристанища, и спустя несколько часов, отведенных на отдых, Хорхе уже ехал в повозке, запряженной двумя волами. Крестьянин был неразговорчив, и уставший парень, развалившись на соломе, заснул, прикрыв лицо от палящего солнца своей курткой. Он договорился, что его довезут до городка Кангас-де-Онис за приемлемую плату. Вся дорога была молчаливой. Безлюдные тропы проходили меж ущелий, озер и бегущих внизу рек к первой астурийской столице, которая никогда не была захвачена маврами.
Горы устремляли свои вершины к зарождающемуся звездному венцу. Казалось, что где-то там далеко, внизу, остаются людская суета и житейские мелочи. Кристально чистые ручьи, как вечные души этих мест, своим звучанием успокаивали путников. Хорхе уже открыл глаза, когда волы медленно шли по дороге среди горного массива Пикос-де-Эуропа, мимо пещеры Санта Куева де Ковадонга, где когда-то укрывались испанцы под предводительством первого астурийского короля Пелайо, чтобы одержать победу над маврами. Здесь всегда обитал дух героизма и свободы, начиная с великой Реконкисты. С этой дороги невозможно свернуть даже во тьме, узнавая ее по мистическим приметам. И сердце начинает сжиматься, когда в этих горах слышатся голоса мальчиков, поющих в святой пещере: «Аве Мария!».
На невидимой черте полусна и яви Хорхе объяли воспоминания и погрузили его в безмятежное детство, когда он вместе с матерью приехал сюда. Католики, конечно, могли пройти к святой пещере через тоннель, но Хорхе сам решил подняться по трудной дороге вместе с паломниками. Будучи ребенком, он, как молящийся взрослый, превозмогая себя, на коленях прошел все сто одну ступени вверх, прославляя святую Деву. Это был длинный путь, который мог пройти далеко не каждый, чтобы оказаться в часовне, освещенной лампадами. И сейчас, проезжая мимо этих мест, душа Хорхе стремилась еще раз повторить путь наверх, но тело молодого человека было тяжело и недвижимо, словно его придавили камни, сорвавшиеся с этих гор. Желание угасло, как огонек свечи, и все дальше от святыни его уносили два черных вола к очередному пристанищу вечного странника.
Хорхе Родригес прибыл в Кангас-де-Онис, когда уже стемнело. Он остановился на постоялом дворе, чтобы утром преодолеть последние двадцать километров до заветной цели. Хорхе решил их пройти пешком за день, далеко не отклоняясь от дороги. Всю ночь он проспал безмятежно. Однако утром, завтракая в таверне, он услышал краем уха, что майор Франко с двумя десятками гвардейцев преследует беглых шахтеров, которые прячутся в горах. Их видели уже далеко за пределами Овьедо, и настроение молодого человека тут же испортилось. Поэтому он немедленно собрал свои пожитки и тут же покинул старый городишко.
Теперь, как и в начале своего путешествия, беспокойство подгоняло его вперед. Он преодолевал подъемы и спуски, укрывался за ветками раскидистых деревьев, попадавшихся ему на пути. Приморский городок был уже совсем рядом, и Хорхе, не переводя дух, ринулся вперед, приближая его с каждым шагом. И вот уже показалась окраина Льянеса с ее убогими домиками простых горожан. Молодой человек подошел к небольшому рыбацкому жилищу и договорился с хозяевами о ночлеге. После сиесты он написал записку Пилар, где сообщил ей о месте своего пребывания. Сынишка хозяев дома за пару сентимов пообещал доставить экономке доньи Лауры эту короткую записку и тут же принести ответ. Усталый Хорхе растянулся на тюфяке, дожидаясь весточки от своей любимой женщины.
Оставшись в одиночестве в незнакомом месте, он почувствовал себя спокойно. Мало-помалу молодой человек начал понимать всю опасность своего вынужденного побега из Овьедо. Хорхе осознавал, что это небольшой промежуточный этап, который ему необходимо преодолеть. Впереди его ждет отъезд в Кантабрию, где он обретет временное убежище, а затем работа на угольной шахте в Паленсии. Рискованное путешествие не обещало быть легким, но оставаться в Астурии было еще опаснее. Пока Хорхе предавался этим размышлениям, его маленький почтальон уже принес ему ответ от сеньориты Пилар. Он быстро раскрыл записку и очень обрадовался, когда узнал, что сегодня же вечером к нему должна прийти его невеста. Хорхе оставалось всего пару часов до встречи с ней.
Начало сентября выдалось жарким, но в этот день солнце было хоть и большим, но блеклым, словно на него просыпали муку. Оно почти не накаляло Льянес, его улицы и дома. Погода обещала испортиться, однако до дождя еще было далеко. Морские воды постепенно начали просыпаться, прибивая к берегу коричнево-зеленые водоросли, усиливая в воздухе запах атлантических глубин. Сильный ветер поднимал волны залива, брызги которых долетали до скал, как горсть брошенного жемчуга.
Хорхе смотрел сквозь оконную раму на темную полосу надвигающихся туч, предвещающих дождь. Он начал беспокоиться из-за того, что непогода может помешать его свиданию с Пилар.
«А вдруг старик был прав и она со мной не захочет уехать в неизвестность от привычной и сытой жизни со стабильным заработком?» – размышлял про себя Хорхе, вспоминая свой недавний разговор со старым сторожем в опустевшем доме графини.
Молодой человек старался отогнать все эти мысли прочь. Он продолжал надеяться, что Пилар испытывает искренние чувства к нему. Но сомнения, как короеды, разъедающие стволы деревьев, начали точить его изнутри.
«А вдруг она меня недостаточно любит, чтобы изменить свою привычную жизнь?» – продолжал себя изводить сомнениями парень.
Хорхе закурил папиросу, пытаясь успокоиться.
«Так или иначе, все скоро выяснится», – заключил молодой человек.
Хорхе начал вспоминать, как он совсем недавно встретил ее на площади Фонтана, когда она шла своей упругой и уверенной походкой. В тот вечер он любовался ее глазами, полными нежности, и был уверен в том, что она обязательно станет его женой. Когда-нибудь у них появятся дети, которые непременно будут похожи на него. Эти приятные воспоминания его немного успокоили. Хорхе посмотрел на часы и вышел из комнаты, предупредив хозяйку, что вернется поздно.
– Хорошо, – ответила она. – Но, может быть, вы все-таки останетесь дома? Видите? – показала она рукой на надвигающиеся тучи. – Погода портится, да и ветер будет только усиливаться.
Хорхе посмотрел на исчезающее солнце, а потом уверенно зашагал в сторону залива, не обращая внимания на предостережения женщины.
Постепенно улицы пустели, а ранние сумерки продолжали сгущаться над Льянесом. Молодой человек поспешил к хорошо известному месту этого маленького городка, к средневековой церкви Вознесения Святой Марии, где он должен был встретиться с Пилар. Хорхе охватила безудержная радость, когда молодой человек заметил идущую к нему навстречу женскую фигуру с узелком в руке.
Девушка ускорила шаг, когда увидела своего жениха так близко живым и здоровым.
– Наконец-то мы вместе, – сказала шепотом Пилар, когда подошла к Хорхе.
Морская стихия поднимала штормовые волны, гул которых отчетливо раздавался в ушах. Ликующий ветер хоть был и сильным, но не холодным, так как сентябрь еще только-только начался. Хорхе посмотрел вперед на пустынную площадь Царя-Христа, а потом внезапно обернулся, охваченный неожиданным предчувствием. В двадцати метрах от них он увидел приближающегося Франсиско Франко. Майор был прекрасно узнаваем в своем военном мундире.
– Это майор! – воскликнул Хорхе.
Молодой человек несколько секунд назад был настолько счастлив, что забыл о неожиданных поворотах судьбы, которые могут произойти в любой момент. Хорхе схватил за руку Пилар, выхватил узелок из ее рук, и они побежали изо всех сил через площадь в сторону побережья. Франсиско Франко понял, что эта парочка решила от него скрыться. Он не имел ни малейшего представления, кто они такие, но побежал следом за ними, как охотник за своей добычей.
Поднявшийся шторм заглушал все звуки, и было непонятно, насколько молодые люди смогли оторваться от своего преследователя. Ритм их учащенного дыхания сливался с порывами ветра, который играл натянутыми снастями прибрежных суденышек, как струнами. Он был словно виртуозный музыкант, исполняющий фламенко на разгоряченной гитаре.
Хорхе и Пилар уже увидели обрывистый скалистый берег с его глубокими природными шахтами, которые изобиловали многочисленными буфонами[2 - Bufones исп. образовано от слова bufоn – шут. Имеется в виду природный, шутливый фонтан. Буф – это также звук, который издает бурлящая вода.]. Тысячу лет ветер и океан сверлили отверстия в известняковой породе Льянеса, проделывая бесконечные лабиринты к глубоким подземным дворцам, где по преданию живут древние куэлебрес. Они являются самыми первыми обитателями Иберии. Величественные драконы, укрощаемые своими наездницами айялгас, охраняют подземные сокровища и свои исконные владения. Зеленая чешуя покрывает тела этих ядовитых крылатых рептилий. Их всего семь, как и наездниц, которые грациозно восседают на спинах куэлебрес. Они не просто хрупкие девушки, а нимфы с длинными волосами, ослепительно белой кожей и хрустальными прозрачными крыльями, как у сказочных стрекоз. Издаваемые драконами звуки сливались в единый рев, порождающий стихию, которая пугала влюбленных.
Бежать молодым людям дальше было некуда. С одной стороны был опасный обрыв, а с другой – майор Франко. В этот момент буфоны из-за штормового прилива начали извергать сквозь каменные прорехи грандиозные фонтаны, которые выбрасывали воды Атлантики высоко в небо, пытаясь дотянуться до грозовых облаков. Земля и камни дрожали под ногами, словно дыхание пробудившихся драконов. Пилар предложила Хорхе бежать, не оглядываясь, к старому полуразвалившемуся дому мимо опасного места.
Франко уже потерялся в темноте, но они даже не могли предположить, что в разгар стихии он будет упорно продолжать свое преследование. Достигнув скалистого берега, майор случайно поскользнулся о камень и рухнул на землю под извержением воды и градом мелких камней. Молодые люди слышали, как в темноте волнообразный шум напоминал взмахи огромных крыльев летящих куэлебрес. Однако они упорно продолжали бежать, надеясь на спасение.
В это время недалеко от ревущей бездны пришел в себя Франсиско Франко. Он медленно оторвался от каменистой поверхности и встал на ноги. Майор понял, что остался абсолютно цел, и только ветер продувал его испачканный мундир. Он решил забыть о беглецах и вернуться в Льянес. Франко достал из кармана свой большой носовой платок, чтобы попытаться вытереть им лицо и форму, выпачканные в какой-то тягучей слизи.
Можно по-разному относиться к древним мифам и их трактовкам. Кто-то считал, что наездницы куэлебрес – это плененные ими красавицы, а кто-то говорил, что нимфы являются полноправными властительницами пещер, так как давно стали единым целым вместе со своими драконами. И друг без друга жить они уже не могут. Но все сказания едины в одном: если яд куэлебрес попадет на камень, а не на живое существо, то он становится источником целительной силы. Человек, даже случайно коснувшийся этой скользкой поверхности, обретет неуязвимость, удачу и долгую жизнь.
Франсиско Франко нужно отдать должное. Он был отважным воином и не прятался за чужими спинами. Еще во время своей первой военной кампании в Марокко в 1916 году он был ранен. Однако после своего пребывания в Астурии Франко стал будто неуязвим. С тех пор удача сопутствовала ему во всем, а впереди его ждала долгая успешная жизнь, не обремененная серьезными недомоганиями до старческого возраста. И только последние несколько лет были омрачены болезнями. Как оказалось, у всего есть предел, даже у древней магии.
Глава одиннадцатая
Дорога тянулась под ногами Хорхе и Пилар, как нить бесконечного клубка, который непрерывно разматывался. И вдруг из насыщенной темноты прямо перед ними возник дом. Старые руины, покинутые жизнью, смотрели своими разбитыми окнами прямо на них. Строение перегораживало дорогу, словно точка пересечения времен среди природной стихии. Измученные беглецы, не раздумывая, открыли покосившуюся дверь и только тогда вздохнули с облегчением. Они уже поняли, что оторвались от преследования, и страх постепенно начал отпускать их. Каменные стены дома укрыли их от ветра, а прохудившаяся крыша, хоть и протекла в нескольких местах, но еще была способна защитить от сорвавшегося ливня.
Молодость тем и хороша, что все жизненные невзгоды проходят быстро и менее болезненно, чем в зрелом возрасте. Еще не ощущается тяжелый груз всего пережитого, и кажется, что впереди длинная жизнь, пусть даже не вечная. А если ты еще и влюблен, то чувствуешь неиссякаемый прилив сил, который тебя окрыляет. Все это относилось к Хорхе и Пилар: как только они оказались в относительной безопасности, невзгоды сразу же отошли на второй план. Дом, где укрылись беглецы, оказался не таким уж необитаемым. Молодые люди отыскали свечу в деревянном, оплавленном воском стаканчике, и Хорхе незамедлительно ее зажег. В это время Пилар нашла относительно сухое место, где были кем-то оставлены выделанная овечья шкура и старые одеяла, не один раз прожженные пеплом чьих-то самокруток. Девушка быстро развязала свой узелок, где были припасены еда и вино для Хорхе.
Сеньорита еще продолжала оглядываться в темноту при каждом новом порыве ветра, который ревел и освистывал побережье.
– Пилар, ты чего боишься? – спросил девушку уже успокоившийся Хорхе. – Я всегда думал, что ты не робкого десятка.
– Просто я сейчас испытала почти детский страх, как когда-то давным-давно прислушивалась к шуму ветра и волн, считая, что это летят куэлебрес, – ответила ему тихо сеньорита и продолжила:
– Я всегда любила слушать рассказы своей бабушки, как мифические крылатые змеи не только похищали скот, но и лакомились маврами, разбивая во время шторма их корабли. Они уносили в глубины своих пещер несметные сокровища, чтобы порадовать своих айялгас, которые наслаждались золотом, жемчугом и драгоценными камнями. Мавры приносили много беспокойства древним обитателям наших земель, и поэтому ураганы и кораблекрушения не были редкостью. Это так или иначе ослабляло мавританское господство в Испании.
– Какая же ты маленькая дурочка, – сказал насмешливо Хорхе. – Для меня драконы – это ушедшая в прошлое часть геральдики арагонского короля. В Испании уже давно правят львы, – прозаично заключил молодой человек. – Нашла, о чем думать.
– Я повзрослела, но еще верю в куэлебрес, хотя сейчас меня больше волнуют именно те опасности, которые тебя постоянно окружают, – ответила со вздохом девушка. – Из анархистов – в коммунисты. Я уже молчу про профсоюзную стачку и преследования майора Франко.
– Все преодолимо. Настоящий мужчина лишь порадуется этим трудностям. Только победив их, каждый может стать сильным и несгибаемым человеком. Если светит яркое солнце, а на море штиль и твою жизнь уже ничего не омрачает, то ты начинаешь увядать и засыхать, как дерево без дождя, – произнес воодушевленно молодой человек.
После выпитого вина, произведенного в провинции Логроньо, и съеденного куска баранины, приготовленной в каменной печи на тлеющих дровах, Хорхе пришел в благоприятное расположение духа. Все минувшие события уже перестали быть для него важными.
– Как хорошо, что ты пришла сегодня, Пилар, – тихо сказал он.
У Хорхе перехватило дыхание, когда он притянул к себе девушку. Его рука проникла под ее блузу, и он быстро добрался до кружев рубашки, прикрывающей женскую грудь. Сбросив с себя последнюю одежду, Пилар ощутила прохладу влажного воздуха. У нее закружилась голова от его поцелуев, и она уже ничего не видела вокруг себя. Разъяренный залив продолжал громыхать своими волнами. Ветер не унимался, штурмуя каменные стены временного прибежища влюбленных. В этот миг они как будто сошли с ума под дьявольский, неумолкающий гул. Старый дом весь скрипел, и ветер врывался в каждую щель, но их разгоряченные тела этого уже не ощущали. Они находились в эпицентре любви и стихии. Даже в оконных проемах не было видно ни света далекого маяка, ни приглушенных огней Льянеса. Это безумие продолжалось всю ночь, пока первые лучи солнца не забрезжили на рассвете, и влюбленные беззаботно уснули, не разжимая объятий.
Шторм начал стихать, и по всему побережью постепенно распространился покой, как будто дьявольские силы отступали к началу утренней мессы. Проспав несколько часов, Хорхе лениво потянулся на колючем одеяле. Он окончательно осознал, что главное в жизни – это бутылка вина, вкусная еда и любимая женщина. И чтобы обрести это постоянное счастье, ему нужно было поскорее жениться.
Пилар проснулась раньше Хорхе, но она боялась даже пошевелиться до его пробуждения. Поэтому, как только он открыл глаза, девушка с улыбкой пожелала ему доброго утра. Она поднялась и быстро начала одеваться, чтобы избежать гнева доньи Лауры.
– Ты куда так торопишься? – поинтересовался Хорхе и схватил ее за руку, пытаясь остановить.
– Прости, но мне нужно поспешить на работу, – быстро ответила ему сеньорита.
– Мне кажется, тебе уже никуда торопиться не надо, – самонадеянно произнес молодой человек. – Мы должны через несколько дней пожениться в Кантабрии.
Пилар тут же онемела, но через минуту, придя в себя, растерянным голосом спросила:
– А причем здесь Кантабрия?
– Пилар, ты меня удивляешь. Это же очевидно. В другой провинции меня не будут разыскивать, и вообще там весьма лояльные местные власти. До меня не будет никому никакого дела, ведь Сантандер – это, в первую очередь, знаменитый курорт, где все люди сыты и счастливы. Пересидим пару месяцев, поженимся, а потом поедем в Паленсию, – заключил Хорхе.
– А в Паленсию тоже обязательно? – присела на край одеяла от удивления молодая девушка.
– Какая же ты у меня несообразительная. В Кастилии и Леоне такие же угольные шахты, как и у нас. Я смогу зарабатывать так же, как в Овьедо. А через пару лет вернемся домой, когда все забудется. Майор в наших краях долго не задержится. Франко стремится сделать успешную военную карьеру, а следовательно, он не ограничится командованием гарнизона в Астурии. Майор будет использовать любую возможность, чтобы как можно скорее стать генералом. О деньгах можешь не беспокоиться. У меня есть помимо своих сбережений еще и материальная помощь от профсоюза. Тем более с такими рекомендательными письмами, которые я получил от сеньора Льянесы, меня возьмут на новую работу без промедлений, – сказал довольный собой Хорхе.
Он очень удивился, что слезы бегут по щекам Пилар. Девушка даже не пыталась их сдерживать.
– Что с тобой? Ты разве не рада? – спросил испуганно молодой человек. – Ты уже что? Замуж не хочешь?
– Нет. Может, мы поженимся после твоего возвращения в Овьедо? – тихо спросила сеньорита, отворачивая от него голову.
– Никуда я без тебя не поеду, и хватит ломаться. Мне надо работать, а ты тоже сможешь себе что-то подыскать на новом месте. Или ты меня разлюбила? – прокричал возмущенный парень.
– Что за глупости? Просто у меня хорошая работа здесь, такую даже в Мадриде не найдешь. И как по-твоему мне все это объяснить донье Лауре? – поинтересовалась Пилар.
– Не моргнув глазом, скажешь, что твоя любимая бабушка при смерти. Тебе это не составит большого труда. Я же знаю, что она уже точно умерла. Графиня сама находится в преклонном возрасте, и я думаю, что это обстоятельство должно ее смягчить, – на ходу импровизировал Хорхе.
– Ты всегда рассуждаешь так, словно только мужчина принимает решения, а семейная жизнь – это компромисс, – заключила успокоившаяся Пилар.
– Хорошо, я тебе даю право выбора: или мы уезжаем вместе и женимся, или у каждого отныне своя жизнь, – жестко сказал Хорхе.
После его ультиматума Пилар больше ничего не оставалось, как безропотно согласиться на все условия будущего мужа. Хорхе решил подождать несколько дней, пока она завершит все свои дела в Льянесе. Экономка доньи Лауры медленно побрела в поместье, чтобы просить расчет и помочь хозяйке найти себе добросовестную замену.
Старой графине было жаль расставаться с полюбившейся Пилар, но, как ни странно, она сразу же дала девушке расчет. Возможно, это было связано с тем, что она всегда догадывалась о существовании Хорхе, поэтому противиться решению своей экономки не стала. Донья Лаура не задавала лишних вопросов, считая, что правды от Пилар ей все равно не добиться.
И вот уже через несколько дней, когда волны немного успокоились, Хорхе и Пилар сели на небольшое судно, которое побежало по Бискайскому заливу, раздувая свои белые паруса. Море сияло в лучах бестелесного света. Чайки, кружащие над водой, замедляли свой полет, а потом резко взмывали вверх. Птицы как будто провожали их своим радостным криком, полным надежды. Пришвартовавшись к берегу через пару часов, молодые люди оказались в Сантадере. После венчания в церкви Благовещения молодая супружеская пара весь медовый месяц провела в этом городе, пока вся печатная пресса продолжала пестрить восхвалениями Франсиско Франко, его мужества и настоящего патриотизма. Но мало кто писал о том, что, по официальным данным, за время августовских событий 1917 года в Испании было арестовано около двух тысяч человек, семьдесят один был убит и сто пятьдесят шесть ранено. Хорхе огорчали статьи, в которых участники профсоюзного движения Овьедо были представлены как заговорщики и предатели государства. Он прекрасно знал, что в Астурии проходила самая продолжительная стачка, во время которой применяли невиданные до этого момента репрессии. Но об этом пресса умалчивала. Такого жестокосердия еще не видела страна. Хорхе надеялся на то, что испанскому народу когда-нибудь откроется правда. Однако о количестве погибших и раненых в Овьедо так никто и не узнает. Многие документы, относящиеся к этим событиям, будут уничтожены. И лишь рассказы очевидцев останутся в народной памяти даже спустя несколько поколений.
Глава двенадцатая
Осенние сумерки медленно спускались над Астурией. Немного отчужденные звезды только начали проявляться на холодном небосводе. Свет утраченного дня переходил в огонь зажженных костров, который плясал своими рыжими искрами в память об усопших на испанских землях. В этот день на кладбищах уже зажгли свечи и украсили могилы цветами. Наступил праздник всех святых. Сегодня на открытом огне будут жариться каштаны и всю ночь топиться камины, согревая своим теплом блуждающие души умерших. Прислуга не будет спать до утра, чтобы пламя не погасло в домашних очагах. И все когда-то забытое снова пройдет сквозь дымку костров, оживляя память.
В доме сеньора Поло на этот праздник приехала донья Лаура вместе со своей племянницей. Стол был празднично украшен букетом осенних цветов, и помимо различных гастрономических изысков на нем стояли традиционные колбасы, сладости и вино. Вся многочисленная семья Поло вместе с гостями собралась в столовой после того, как в комнату внесли блюда с жареными горячими каштанами. Почтя память предков, все приступили к праздничной трапезе. Глава семьи долго рассказывал о еще волновавших его трагических событиях, произошедших в Астурии. После расправы над безоружными людьми сеньор Поло окончательно стал либералом. Он прогнозировал в следующем году отставку Эдуарда Дато, обосновывая это тем, что влияние военного блока после стачек усилилось и король больше никогда не будет доверять политикам.
– Ошибка одного консерватора может привести к краху укрепляющейся демократии и становлению военной диктатуры, – сказал Фелипе Поло.
– А есть другой выход? Разве будет лучше, если коммунисты изберутся в парламент и сформируют свое большинство? – поинтересовалась сеньора Исабель.
– Как вы не понимаете, мы все должны подчиняться закону. Наказания за противоправные действия никто не отменял, но устраивать кровавые расправы – это уже слишком. Наше руководство не может вывести страну из политического кризиса, именно из-за этого растет коммунистическое движение. Если бы Испания уже смогла стать демократической страной, основываясь на конституции 1812 года, то коммунизм в нашей стране не распространялся бы, как и в Северной Америке. Благополучное демократическое государство – это и есть основа процветающего общества, – возразил ей сеньор Поло.
Фелипе-младший тут же поспешил задать вопрос отцу:
– Папа, построение демократии, как правило, в Европе проходит при поддержке других стран, где она уже укрепилась. Испания идет своим особым историческим путем, только неизвестно, к чему он приведет. Мы часто в университете спорим по поводу реваншизма. Как ты думаешь, он получит развитие в нынешней политической обстановке?
– Сынок, демократию должны построить мы сами, но, конечно, отсутствие поддержки очень сильно замедлит этот процесс. А военные и приведут нас к реваншизму. Да еще к какому, – ответил со вздохом глава семьи.
– А я считаю, что неупорядоченная демократия не сможет существовать долго. Это станет крушением нашей государственности, и только твердая рука и стабильность помогут вернуть нам утраченное величие, – бесцеремонно вмешалась в разговор Кармен.
Сеньор Поло при этих словах даже поперхнулся. Наступила гробовая тишина на несколько минут. Все чувствовали себя неловко. Только маленькая Рамона, которую в доме все называли Сита, слушала свою старшую сестру с огромным вниманием и одобрительно кивала, подражая взрослым. Первая отошла от шока донья Лаура. Она попыталась переменить тему разговора:
– Кармина, девочка моя. В семнадцать лет увлекаться политикой – весьма вредное занятие. Где ты такого набралась? Это, наверное, влияние современной литературы. Боже, чем они увлекаются? В твоем возрасте мы читали только рыцарские романы, где все герои куртуазны, а дамы утонченны. Как видишь, я прожила свою жизнь достойно и ни о чем не жалею.
– Последнее, что она читала по моему совету, – это «Воскресение» Льва Толстого. Но правильных выводов моя дочь так и не сделала, – высказал свое мнение сеньор Фелипе-старший.
– Главные выводы сделает история, а не я, папа. Посмотрим, к чему приведет революция в России. Отречение царя откроет дорогу коммунистам. Вот увидите, у временного правительства не останется сил сопротивляться Ленину и Троцкому. И тогда вместо России на карте будет лишь одно кровавое пятно, – бескомпромиссно заявила сеньорита Поло.
– Кармен, я не специалист по России, мы тут в Испании разобраться не можем. Я знаю лишь одно: без развития гражданского общества любая власть погрязнет в коррупции и беззаконии. Неужели ты этого не понимаешь? – возразил ей отец.
– Я все понимаю, но если вернуться к литературе, то хочу напомнить, что Толстой писал художественное произведение, а не свод законов. И у каждого может быть свое видение решений политических проблем. Откровенно говоря, я заметила, что сам писатель не очень-то жалует сильных женщин. В свою угоду он очерняет умную, красивую и прагматичную Элен в «Войне и мире». Но в жизни все бывает по-другому, наивная Наташа Ростова вряд ли может рассчитывать на успех и достойную жизнь в нашем обществе. И я не вижу ничего дурного в стремлении Элен завоевать симпатии высшего света и обеспечить свою семью, – заключила Кармен.
– Да, читать книги можно по-разному, – сказала Мерседес.
– А мне, наоборот, нравится Наташа, а гибель князя Андрея я пережила, как собственное горе. Да и граф Безухов очень симпатичен, – произнесла пятнадцатилетняя Исабель Поло, которая была самая молчаливая из трех сестер.
– Пьер Безухов выживает только из-за личных симпатий автора, он не приспособлен к самостоятельной жизни. Я бы никогда не испытывала симпатии, не говоря уже о любви к такому человеку. В моем понимании муж должен быть сильным, целеустремленным и амбициозным, – произнесла уверенно Кармина.
– Я даже не хочу с тобой вступать в дискуссию. У каждого свои предпочтения. Что хорошо для одних, то неприемлемо для других, – ответила ей Мерче.
– А я хочу, чтобы моим мужем был настоящий принц, как в сказках, – сказала маленькая Сита.
Ребенок разрядил обстановку, и после ужина все постарались не думать о своенравном характере Кармен. Отец надеялся, что она еще немного повзрослеет и изменится в лучшую сторону до своего замужества. Остаток вечера прошел спокойно, в приятной обстановке, пока сеньор Поло не удалился в свой кабинет. Вскоре и уставшая донья Лаура отправилась спать в комнату для гостей, а Кармина и Мерче решили ночевать в одной комнате, чтобы болтать до самого утра. Вскоре вся гостиная опустела.
Девушки поднялись на второй этаж в спальню сеньориты Поло. Комната была набита мебелью и всем, что только можно в нее вместить. Огромная кровать, туалетный столик с зеркалом, который был заставлен всякими изящными мелочами, бюро, широкий платяной шкаф и кресла, которые подпирали стену, как сваи, предохраняя ее от раскола перегруженной площади. Кармен в отцовском доме не знала ни в чем отказа. Драгоценности, привезенные из заграницы, маленькие флаконы с духами, пудра, помада, модные платья, десятки пар обуви делали сеньориту Поло недосягаемой для всех остальных модниц не только Астурии, но и всей Испании. Страсть к ювелирным украшениям у нее была с детства, а любящий родитель во всем потакал старшей дочери, подчас даже опережая ее желания. Он всегда считал, что такому бриллианту, как его Кармен, нужна самая роскошная оправа. Младшие девочки в семье Поло смотрели на сестру и мечтали, что когда они подрастут, то этот дождь роскоши прольется и на них.
Мерседес была одета с большим вкусом, но у нее не было такого огромного количества вещей, не говоря уже о драгоценностях. Она с удовольствием, но без зависти рассматривала новые приобретения подруги и понимала, что такого никогда не сможет для нее купить ее будущий муж. В комнате подруги Мерче чувствовала себя, как в музее, где редкие экспонаты вызывают восхищение. Подруги шутили и смеялись. Этот вечер был счастливым для обеих девушек, и пройдет время, когда они будут его вспоминать, как далекое девичье счастье. В ночных рубашках подруги развалились на подушках и продолжили свой оживленный разговор. Мерче не терпелось спросить о Франко, и она обратилась к Кармен ласково и по-домашнему:
– Кармина, ты сегодня говорила так убежденно, как лидер консервативной партии.
Сеньорита Поло искренне рассмеялась после слов Мерче.
– Я лидер партии? Ну что ты такое говоришь. Я просто прониклась убеждениями Франсиско. Он мне постоянно рассказывает о политической обстановке. О чем же нам еще говорить? Франко очень одарен. И даже не смей мне перечить, – произнесла сеньорита Поло.
– Мне как-то и не очень хочется. Лучше скажи, он уже попросил твоей руки? – поинтересовалась Мерседес.
– Конечно, попросил, – быстро ответила Кармен.
– И ты согласилась? – тут же задала вопрос любопытная Мерче.
– Конечно, нет. Тут два варианта: или отец меня выгонит, или убьет. Нельзя проявлять излишнюю самостоятельность в этом вопросе. Я посоветовала Франко приехать к моему отцу и официально просить моей руки. Понимаешь, сейчас для этого самая подходящая обстановка. О нем говорит вся Испания, как о национальном герое, после подавления мятежа в Астурии. Репортеры трубили об этом не меньше месяца, а газеты выходили с восторженными заголовками. Пока героизм Франсиско не забыт, мы должны поступить так, как говорил Сенека: «Куй железо, пока горячо», – с воодушевлением воскликнула потерявшая от любви голову сеньорита Кармен.
Мерседес молча посмотрела на подругу и пришла к выводу, что она находится полностью под влиянием Франко. Однако возражать ей Мерче не стала и лишь подумала про себя:
«Это жизнь Кармен и лезть в нее не стоит».
Расправив белую крахмальную рубашку, Мерче повернулась набок и устало закрыла глаза. Еще какое-то время она слышала сквозь сон голос Кармен, а потом вместе с ним оборвался прожитый день, и сеньорита провалилась в глубокий сон.
После праздника донья Лаура со своей племянницей отправилась в Мадрид, а семья Поло покинула свою загородную резиденцию до следующего лета и отправилась в Овьедо. Городской дом Фелипе Поло был помпезный, как и подобает озолотившимся в колониях набобам. Роскошная темная мебель скульптурно выделялась на фоне светлых стен, застывшая во времени коллекция антиквариата теснилась за выставочными стеклами. Для него это были не просто сокровища, а предметы, воскрешающие воспоминания прошлого.
Сеньор Поло сидел как обычно, просматривая утренние газеты, и не мог понять, какой бес вселился в его старшую дочь. С самого утра Кармен переполошила всю прислугу в ожидании своего майора. Ее отец знал о визите Франко, но ничего не подозревал о его намерениях.
Франсиско Франко уверенной походкой кадрового военного зашел в дом сеньора Поло. Он был в парадном мундире и натертых ваксой сапогах, которые, как два симметричных черных зеркала, отражали световые блики. Франко полностью соответствовал облику командира полка Принца Астурийского. На его груди красовался крест за военные заслуги, полученный им еще в 1913 году за мужество, проявленное в Марокко. Франсиско и в этот раз был полон решимости, он всегда действовал четко по намеченному плану, хотя ему частенько приходилось посткпать по обстоятельствам. То Франко вырывался вперед, форсируя события, то, попадая в непредсказуемые ситуации, старался не перешагнуть красную линию. Поприветствовав Фелипе Поло, майор незамедлительно перешел сразу к делу, попросив руки его дочери Кармен. Этот стремительный напор обезоружил уважаемого и богатого сеньора, который, впрочем, быстро смог овладеть собой.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71068843?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
Вверх, Вниз, В центр, До дна! (Вверх, вниз, в центр, в себя – досл. исп.)
2
Bufones исп. образовано от слова bufоn – шут. Имеется в виду природный, шутливый фонтан. Буф – это также звук, который издает бурлящая вода.
Лилия Гарцева
Тип: электронная книга
Жанр: Современная русская литература
Язык: на русском языке
Издательство: Автор
Дата публикации: 11.09.2024
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: Испанское общество в начале XX века охвачено ресентиментом и социальной несправедливостью. Слабая демократическая система не в состоянии обеспечить безопасность государственных институтов, а противоборство новых идеологий и религии приводит сначала к красному террору, а потом и к Гражданской войне. Исторические события окутаны дымкой магического реализма. А истинная любовь не сгорает в полыхающем мире. Все происходящие политические и социальные изменения показаны глазами героев, один из которых – будущий диктатор Франсиско Франко. Он проходит путь от майора до генералиссимуса. Франко устраняет всех конкурентов и одерживает победу за победой, окончательно теряя человеческое лицо.