Опыт действия и разочарований. Послесловие к книге «Предел как шанс»
Ольга Ключарёва
История заболевшего – в его собственных руках. И в его силе. Сила – самое главное. Но при таком диагнозе и при течении (часто непредсказуемом) этой болезни сила – как раз и есть самое уязвимое. И если она уйдет, то свет померкнет безнадежно. Дверь будет закрываться постепенно, но неотвратимо. Важно, чтобы она, эта дверь, даже не сдвинулась…
Опыт действия и разочарований
Послесловие к книге «Предел как шанс»
Ольга Ключарёва
«Берегитесь, когда приходится бороться за жизнь в самом себе, когда нервы подтянуты, воспалены, берегитесь обнажить свое сердце, свой ум с какой-нибудь неожиданной стороны».
(В. Т. Шаламов. «Серафим»)
«Этот закон, вероятно, имеет и всеобщий характер: всякий делающий всегда порождает и то, и другое – и благо, и зло. Один только – больше блага, другой – больше зла».
(А. И. Солженицын. «Раковый корпус»)
Каждый из нас имеет некий порог быта. Расслабленности. Отложенных задач. У носителя диагноза нет времени на этот порог. У него нет отложенных задач. У него все в последний раз.
(Автор)
Автор иллюстраций Ольга Ключарёва
© Ольга Ключарёва, 2024
ISBN 978-5-0064-5418-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Мы все – существа упущенных возможностей. Абсолютно все. Даже те, кто, обладая способностью улавливать состояние и момент, использует, а не откладывает на потом. Совершает такое действие, какое и есть он сам, а значит, совершаемое дело – протянется во времени и останется навсегда. Он знает: это очень важно. Но даже и таковым людям свойственна апатичность, разочарование, что неизбежно откладывает и затем неизменно убивает, собственно, замысел. Самое драгоценное в человеке – это его замысел и самозамысел. И цель – не в том, чтобы донести здесь, в этом маленьком тексте, что-то принципиально новое и иное для тех, кто «и так все понимает». Цель – не много и не мало – изменение сознания. И даже не столько для тех, кто прошел определенную дорогу – от диагноза к желанию действия, сознательного действия на выходе, но для тех, кто видит и слышит таких людей. Или, возможно, теперь захочет и услышит…
* * *
Разные люди, разные пациенты по-разному возвращаются после операций, облучений и химиотерапевтических действий даже домой, а не то что «в строй».
Автору этой книжки, несмотря на личную установку как можно дальше дистанцироваться от происходящего в клиниках в целом – кроме, разумеется, линий работы со своим диагнозом, методик, действий с таковыми диагнозами вообще и общения с врачами по этим моментам – конечно, приходилось слышать и самих пациентов, и рассказы о них.
По большей части пациенты с тяжелыми формами диагноза возвращаются в жизнь с серьезными психологическими травмами, обусловленными тяжелейшим течением заболевания, а также малощадящими формами работы с ними. Это факт, который, к сожалению, стороной не обойти.
Оглядываясь, осмысливая то, что он оставил до ухода в больницу, человек, будучи теперь, когда вернулся, уже во многом для себя и для окружающих (!) иным, предельно ясно осознает это. И все, к чему он привык раньше в плане действий и, так сказать, «бросков» -поступков в мир – а лучше и яснее всего это выглядит, когда таковые поступки имеют характер личностный и творческий – теперь является либо в критически слабой, либо в критически запредельной форме. Он утратил чувство срединности. Чувство нормы. Чувство согласия с самим собой. Травма, которая с течением времени может сгладиться и стать не слишком заметной для окружающих, которые очень рады, что теперь человек, как кажется, «ведет себя как здоровый и, наконец, победил свою болезнь!», все равно будет теперь уже вместе ходить с человеком по всем его дорогам. Время от времени это станет проявляться в поступках и действиях. К которым окружающие будут, как это ни странно, готовы. Глубоко подсознательно. Люди всегда к этому готовы. В природе как человека, так и группы, общества продолжают быть и действовать законы интуиции, предчувствия. Согласно им, не осознавая этого, люди настороженно и как бы уже заранее зная, что будет, сторонятся. Хотя могут этого не показывать. И даже переубеждать себя и других. Могут даже быть рядом и помогать в чем-то. Внутреннее отстранение от человека уже есть.
И все это отлично знает и чувствует больной.
Отсюда часто – запредельные мысли. Часто – запредельные поступки. Терять вроде бы уже и нечего, а он продолжает работать на свои потери.
У фотографа все хуже выходят снимки. У писателя или журналиста – тексты. Рассогласование с мыслью и словами – даже не то. Происходит рассогласование состояний. Ведь никому и никак не объяснить на словах, что происходит внутри. Таковых слов нет. Но состояние это – черного цвета, а текст (любой) должен быть – цвета белого. Иначе он будет невнятен.
* * *
Помимо того, что носитель диагноза продолжает свою ежедневную (теперь) борьбу за собственную «нормальность»; помимо того, что он каждый вечер ложится и каждое утро встает с болью, иногда непереносимой, но, однако же, усилием воли, возвращает себя в состояние «нормальности» (прежде всего, психологической, затем – физической); помимо того, что он старается жить и действовать сам, – такой человек всегда будет ждать поддержки.
И вот о том, чем на самом деле является таковая поддержка в большинстве случаев и о том, чем бы она должна на самом деле являться, – хотелось бы в этом небольшом тексте отразить.
Это тем более логично, что последняя, а потому самая никогда не читаемая (законы жизни – те же, законы бытия, законы «когда-нибудь потом», законы «сейчас другое занимает» и т. д. – обеспечивают закономерность: последняя глава любой (!!!) книги почти никогда не прочитывается) глава моей первой маленькой книжки «Предел как шанс» – именно о том… О том, что надо бы знать и понимать. Но о том, чего знать и понимать неудобно и некогда.
* * *
Хотя основной корпус этого совсем маленького текста готов был давно, существовали моменты, когда я не хотела заканчивать и пускать его в свободное плавание. Все, что вы прочтете, написано в больнице, во время трудной терапии, и я сознательно не изменяла, не структурировала, не объединяла и не соединяла. Решила, что вот так, отдельными, почти дневниковыми заметками, оставить лучше.
* * *
У каждого, кто имеет отношение, испытал, и у каждого, кто еще не знает, что испытает (но испытает непременно), – опыт совершенно свой. Отношение, соотношение, попытки и непопытки выхода – также свои. Мой текст может раздражать и не удовлетворять. Может показаться, что писал это человек малодушный, капризный, озлобленный. Адресую таковых людей к первой части, к первой, очень короткой, как и эта, – книжке («Предел как шанс. Опыт действия»). Там – про способ уйти от страха и о способах выхода. Здесь – об иллюзиях и обмане, о тоске, которая не уйдет. И о том, что, возвращаясь, такой человек попадает на все ту же тропинку. Почему?
Отчасти – потому, что он остался собой. И будет, волей-неволей, стараться моделировать свою жизнь так же, как до болезни и всех пройденных страданий. Которые (болезнь, больница и страдания) никуда не делись. Человеку, сколько не отмерено ему сил и сроков, все равно придется возвращаться – на несколько дней или на полгода – все туда же, в эти белые стены. Однако он выстраивает свою собственную «драматургию» жизни в соответствии с тем собой, который уже сложился. И делает все те же ошибки, что раньше.
Отчасти возвращение на ту же самую тропинку происходит и по другой причине. По трагической причине. Человека никто не ждал. Это может показаться и не так. Однако… давайте проверим и сами себя. Так ли уж мы все ждем друг друга. Даже близкого. И, самое главное, так ли уж мы хотим и способны сдерживать свое слово по отношению к другому. И так ли уж готовы взять на себя весомую часть жизни другого и реальной, действенной помощи ему, далеко не только словами. Если мы ответим на эти вопросы к себе честно, то удивимся и разочаруемся.
Господи, если ты есть…
«Господи, – говоришь ты почти вслух. – Господи, есть ли ты, нет ли тебя, но если есть, то где же ты есть? И почему, если ты есть, то все, что ни происходит каждый день со мной, – именно происходит и длится, но не заканчивается, и ты не сделаешь так, чтобы это оказалось сном?!»
Так или почти так – осознанно или нет – про себя ли, словами ли, мыслями или тем, что мы именуем некими обрывками, междометиями, буквами мыслей – начинает свой разговор с «Ним» каждый больной. Каждый столкнувшийся. Стадия «Это теперь со мной» уже миновала. Начинается новая: стадия вопроса. Стадия вопрошания. Стадия поиска защиты.
* * *
Я уверена, что даже глубоко верующие люди – сомневаются. Без сомнения человек перестает быть вполне собой. Так или иначе, любой сознает свое собственное движение вперед, и если даже кажется, что долгое время стоишь на месте, – это лишь кажется. Живешь и продвигаешься по своей личной шкале жизни все равно.
Свойство человеческое – в том числе, и изменения. Внутренние, с опытом, с событиями.
Есть и такое свойство как, несмотря на изменения – повторение модели поведения и своего собственного сценария, драматургии бытия. Применение этой собственной «самодраматургии» в относительно новых обстоятельствах. Говорю «относительно новых», потому что, в целом, «мирная» жизнь – это обстоятельства все равно известные. Иное – обстоятельства экстремальные. Среди таковых – болезнь как собственная, индивидуальная война и проверка на прочность. По всему. По отношениям с собой. По отношениям с людьми. И к жизни в каждом дне. И без конца спрашивать себя, делаю ли я то или иное действие верно и правильно, поступаю ли я верно или безвозвратно человека обижаю – бесполезно. На вопросы и ожидание ответов нет уже времени. Сознание и действие в условиях, в общем, постоянного (так и есть, когда что-то случается и уже не отпускает) экстрима жизни – спонтанны.
И вот в том-то и заключается настоящая проблема. Время на паузы, когда ты должен задать себе вопросы, чтобы двигаться дальше, должно быть. Однако в болезни, даже если она затихает на какой-то период, нет ни времени, ни «двигаться», ни «дальше». Все постоянно – здесь, сейчас.
* * *
Можно сколько угодно рассуждать об объективной реальности, а также о том, что жизнь – это то, что мы из нее делаем. События – все, кроме болезни и смерти – действительно, можно принимать как разное. Зависит от того, под каким углом на это смотреть. И все, что ни совершается – кроме болезни и смерти – тоже может быть принято под совершенно разными углами. Любое событие – кроме болезни и смерти – можно оценивать как разнополярное. Но вот у болезни и смерти полюсов нет.
Теперь представьте, что за усилие предпринимает человек, не имеющий ничего, кроме его диагноза и реальности факта неотвратимой смерти, о которых теперь уже абстрактно не порассуждать. И, тем не менее, он старается абстрагироваться. Посмотреть на себя сверху. Найти точку опоры в чем-либо, что позволяет мысли заработать и раскрутиться вновь. И таким образом обрести самодостаточную и прочную самооснову.
Что такое больница?
Армия? Тюрьма?
Армия – хоть и строго ограниченное законами и порядком – но действие.
Тюрьма – безнадежная неволя.
Больница – все-таки что-то среднее.
Плоскостной ее мир для пациента – одновременно и привычная среда, и постоянное напоминание о невозможности бытия в ее пределах.
Больницы бывают разные. Отделения бывают тоже разные. В онкологическом отделении и в хосписах в одинаковой степени среда – разреженная и мертвящая. Что бы ни говорилось и ни делалось, каких бы слов здесь не произносилось, какие бы звуки не раздавались и что бы ни происходило, – как только наступает тишина, она с собою же приносит всегдашнее: безнадежность, конечность. И ужас такой тишины могут оценить лишь те, кто находится здесь более двух-трех дней – когда пообвыкнешься. Но ужас этой тишины ощущают (и сразу же мысленно гонят это от себя) и те, кто только переступает порог.
Здесь не работают обыкновенные люди с «неустойчивой психикой». В особенности это ясно и заметно по людям из среднего звена и еще больше – по тем, кто делает работу неблагодарную и грязную. И здесь – две категории: или закрытые до предела, немногословные и жесткие, или – все те же немногословные, но только взглядом обращенные в сторону больного. Безумная моя человеческая благодарность – к тем и к другим. К тем – кому не «подняться выше», а они и не хотели бы. Не потому, что середняки, не потому что им и так хорошо. Им не хорошо. Но именно люди очень четко знают: они находятся на своем месте.
Но дело не только в этом.
Больница – у меня лично – только пробуждала всегда желание действия и дела. Которых (ни действия, ни дела) не предполагалось. Действовать я очень часто не могла физически. А делать – что? Передвигать предметы? Ходить (когда можешь) из одного до тошноты знакомого угла в другой?
Потому все свои текущие и будущие действия и дела я всегда планировала в больнице. Планировала жестко. До дня и часа. Выходя – старалась искать и находить их. Но очень часто – не находила. Совсем.
Да, у меня были на все это силы. О воле – промолчим. Мы не знаем и не ведаем, на самом деле, что такое истинная воля. И есть ли она.
Мы предаем и продаем. Мы лжем и оправдываем себя. И пациенты, и здоровые. Все люди так именно устроены. И где здесь воля к жизни, а где – просто приспособление, мы не знаем. Не видим четких границ. Они размыты. И что такое будет жизнь, когда/и если мы туда вернемся? Снова тот же круг. Снова те же слова. Снова те же дела, которыми займутся все вокруг, оставив вас, как и раньше, наедине с мыслями о перспективах в связи с вашим диагнозом. Значит, вновь – обвинение, ощущение несостоятельности и несостоявшегося. Значит – зачем и воля к возвращению в жизнь?
Воля должна быть направлена исключительно к возвращению сознания жизни. Ежедневно и ежечасно. К возвращению сокровенных мгновений ощущения жизни. Остальное – абстракция. И это необходимо запомнить и утвердить. Человек, прошедший через операции, лучевые и химиотерапии, необходимо и безальтернативно должен, прежде всего, обрести заново полноту ощущения своей собственной жизни в обстоятельствах жизни как она есть – той части жизни, которая никому ничего не должна. Не жизни людей. Жизни природы, времени, пространства, мира. Но и действовать он должен незамедлительно! Чтобы оставить позади собственную неуверенность и склонность обвинять. Остальноеприложится.
«Обречен!»
Болезнь как предопределенность и продолжение тотального невезения и обреченности? Да, так думает большинство. Кто близко или далеко. Кто рядом или лишь слышит информацию через третьих и четвертых.
Сам ты особенно близок к пониманию собственной предопределенности, когда (как вот сейчас, в эту минуту) испытываешь то, от чего избавиться дал бы дорого. Именно – муки физические. Когда сознание то уплывает, то снова с тобой. И лучше бы не возвращалось.
Подобно человеку, который втянут в события волей каких-то притягивающих неудачу обстоятельств и уже совершенно несвободен в поступках; который уже, сам порой не замечая этого, своими же действиями эту самую предопределенность делает и создает, продолжает ее, – онкобольной продолжает в себе свою собственную болезнь сам. В большинстве случаев. Предполагая (и часто, к великому сожалению, справедливо), что предопределенное уже почти случилось. А раз «почти» – значит, нужно приблизить и ускорить еще.
Волей, сознательными действиями бороться с этим бесполезно.
Но что тогда делать?
Возможно ли вообще в такой ситуации – действие, мысль, движение на преодоление предопределенности?
Психологическое состояние определяется уже почти полностью за счет препаратов. Физическое – также.
Вы хотите спастись через философию? В какой-то момент это не спасение, а лишь все дальше и дальше уходящее от вас нечто, становящееся абстракцией. Это неизбежно. Философия – истинная, через вопросы к бытию, через испытание бытия, устроена для работы сознания бесконечно перспективного, бесконечно глубокого. А значит, сознание не должно быть ничем «отравлено» из составов искусственной химии. Бытие только тогда окажется исключительно вашим, когда ваше не подвержено никаким «поправкам»…
Вы хотите спастись через какое-то занятие? Но и его перспективность, его увлекательность (как в детстве) сейчас для вас под вопросом. А это означает, что оно бессмысленно. А это, в свою очередь, означает, что оно, не начавшись, уже закончилось для вас. Тем более, если нет уже сил. И желания.
Дело – если оно задумано – должно быть сделано. Доведено до конца и до завершающей точки. Всегда. Точка в деле должна быть поставлена там, так, тогда и тем тобою, чтобы не было никаких вопросов: Сделано! Но если нет возможности ни физической, ни душевной сделать и довести до конца дело? О, в своей жизни я таких людей знала. И, слушая, как человек, увлеченно рассказывающий о будущем деле, о будущем проекте, будучи абсолютно уверен в том, что если он говорит, значит, наполовину уже сделано, назавтра об этом уже не говорит ни слова, равно как ни через неделю, ни через месяц, ни через год более к своему плану дела даже не возвращается в мысли, – я каждый раз думала, что это и есть самое страшное, что может произойти в жизни. Нереализация собственного. Внутренняя готовность, но отсутствие старта. Отложенный старт, как кажется человеку. Да нет, стартовая ракета обречена уже стоять и зарастать травой. А потом – этой травой стать.
Значит – что?
Пока вы задаете себе этот вопрос, – не все потеряно.
Но и бесконечное задавание этого вопроса ведет к потерям.
О воле речи уже нет.
О сознании и осознании – почти тоже.
* * *
Больные ломаются далеко не только на диагнозах и неотвратимости диагноза как такового. Слом происходит на сознательном и подсознательном понимании факта и основного закона жизни. Основной закон жизни заключается в ее продолжении. Продолжение имеет непременным условием некий усредненный, «здоровый ген». «Здоровый» индивид, согласно законам продолжения жизни, неизбежно вытесняет все, что, с точки зрения «гена», подпадает под «нездоровое». Вольно или невольно, все «нездоровое» подлежит смерти, его нужно отстранить, чтобы самим продолжать свое дело.
Хотели бы мы того или нет, но мы все, так или иначе, этому закону подвержены, живем в его состоянии. Мы и дела свои повседневные, не замечая того, строим по тому же самому закону. Ограждая себя и самых близких от «нездорового». Не задумываясь или гоня от себя мысль: все это в любую минуту может случиться и с нами. Прийти и к нам. И тогда придется не только менять привычки. Менять нужно будет саму жизнь.
Носитель диагноза, как и все нормальные люди, очень хочет жить. И не просто жить. У него пробуждаются силы, желания, которых он до того за собою не знал и не чувствовал. Если только проблесками. Но другой инстинкт и закон, ведущий жизнь на свете – закон и инстинкт лени – глушил то, что пробуждалось. Поступки и действия, пробужденные активным желанием жить и действовать, ведут человека-носителя диагноза всю его оставшуюся недолгую жизнь. Жизнь, которая, конечно же, подчиняется сознанию и осознанию. Большой или малый (кому из нас как суждено и повезет) отрезок без сознания и осознания – не в счет.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71067157?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.