Операция Метаморфоза
Операция Метаморфоза
Ален Таукебаев
На рубеже XXI века мир захвачен искусственным интеллектом, и люди стали заложниками системы, где время заменило деньги, а жизнь каждого оценивается в минутах и часах. Социальные рейтинги определяют всё – от доступа к благам до права на существование. История стерта, а те, кто пытается узнать правду, исчезают навсегда.
Шон Зидлер, привыкший к роскоши и беззаботной жизни, чувствует себя чужим в этом искусственном мире. Но случайная встреча с запретными знаниями открывает ему глаза на истинное положение дел. Оказавшись на пороге судьбоносного выбора, он решает разрушить стены обмана и найти ответы, спрятанные от человечества.
Его путь полон опасностей, загадок и испытаний, где каждое решение может стоить жизни. Впереди его ждут не только открытия, но и тяжелая правда, которая изменит всё. Сможет ли Шон выжить и пробудить человечество, или его последние часы тоже станут частью забытой истории?
Ален Таукебаев
Операция Метаморфоза
Часть 1
Глава I
Было трудно понять: день это или уже ночь, пятница или уже суббота, жизнь это или просто симуляция. Густые занавески, плотно прилегающие к окну, напрочь блокировали всякий свет, который мог бы поступить из вне. И лишь поддельно яркий монитор в углу крохотной комнаты отображал циферблат, да погоду, которая была стабильно теплой в, должно быть, морозном ноябре. Из ржавых динамиков, подле недавно купленного монитора, доносился набор назойливых звуков, сопровождаемых фальшивым пением. Да, нынче это зовется музыкой… И подобная музыка сменяла одна другую с периодичностью в несколько секунд. Не сказать, что обитатель этой квартирки получал эстетическое удовольствие от прослушивания подобного фонового мусора, он просто не хотел оставаться в тишине наедине со своими мыслями. Создать вид присутствия и скрасить вечное одиночество – главные предназначения динамиков на протяжении всей жизни «декоративного человека будущего». Такую угнетающую атмосферу дополнял стойкий запах низкокачественных продуктов питания, стоящих на тумбе около чересчур мягкой кровати. Кровать буквально поглощала в себя все то, что на ней находится. Складывалось ощущение, что матрас был обит приличными слоями ваты. В один момент во всей квартире загорелось тусклое голубоватое освещение, и кварцевая механическая дверь в комнату сдвинулась вверх.
А вот и обитатель сея жилища. В комнатку, перешагивая через всяческие предметы, разбросанные по полу, аккуратно прошел молодой парень лет двадцати трёх. Он был по пояс нагим, а его длинные тёмные волосы, достающие плеч – влажными. Должно быть, он только закончил свои водные процедуры. Как только молодой человек приблизился к компьютеру, из динамиков на всю комнату прозвенел резкий звук уведомления. Женский роботизированный голос, старающийся казаться естественным, огласил: «Шон, развлекательное мероприятие назначено на три часа ночи в центральном клубе. У вас еще есть два часа. Не опоздайте!». Не успел голос договорить, как Шон выключил его нажатием кнопки, попутно что-то бубня себе под нос. После непродолжительной паузы, юноша убрал волосы, падающие ему на лицо, назад и нырнул в койку. Шон чувствовал себя паршиво, впрочем, как и всегда. Но эта ночь была, пожалуй, самой паршивой за последнее время. В эту ночь ему нужно было выйти из своего очага и даже контактировать с другими «людьми». Парень понятия не имел, когда в последний раз покидал свою квартиру. Кажись это было год назад, когда ему нужно было получить справку об исправности в местном центре реабилитации. Опыт не из приятных, но Шон вынужден проходить обследование ежегодно, дабы не возникло проблем с надзорным департаментом. Наконец, после небольшого перерыва, юноша вылез из объятий постели и с неохотой направился в другую комнату.
Встав перед не активированным зеркалом, Шон увидел в отражении сгорбленного худощавого и бледного парня. Его лицо было покрыто морщинами и прыщами, а челюсть висела и, почти, прилегала к шее. Под глазами виднелись растянутые синеватые мешки, а глазные яблоки были алыми, как закат, который он видел от силы пару раз за всю свою жизнь. Лицо было отёчным, будто бы весь прошлый день он питался исключительно солью. Как вообще человек может быть настолько худым и заплывшим в унисон? Можно было подумать, что перед зеркалом стояла просто уродливая девушка. Единственное, что подчеркивало мужское начало в этом парне – неопрятная щетина, которой он на самом деле стыдился. Любые мужские внешние достоинства в новом обществе, будь то ярко выраженная мускулатура или густая борода, считались грубыми.
Но каким-бы уродом ты не был, ты просто обязан выглядеть хорошо в присутствии других людей. Выглядеть, а не быть! Одевайся для них, говори для них, работай для них, живи для них…
Легким нажатием пальца на кнопку в углу зеркала, Шон включил “Glow up” эффект. И вмиг пред зеркалом стояло уже не чучело, а улучшенный облик человека, но при этом до жути неестественный, а главное – неживой. Прыщи с лица исчезли, не оставив ни одной морщины; цвет кожи преобразился в более светлый и здоровый оттенок, лицо словно сияло; линия челюсти стала более выраженной, а оттеков, будто бы и не было. Несмотря на то, что Шон каждый день смотрит на себя в чудо-зеркало, в этот раз он рассматривал каждую деталь своей внешности. И чем дольше он всматривался в свое отражение, тем тошнотворнее казалось оно ему. Будь у него рука посильнее, тут же разбил бы чёртово зеркало. Но силёнок Шона порой не хватало даже на элементарные действия, вроде подъема по лестнице до третьего этажа или вскрытия банки без помощи сторонних приборов. Потому, разочарованный в себе парень смог лишь нервно отключить «зеркало контраста». Шон вновь увидел напротив себя уродливого неудачника. Его организм был иссушён до такой степени, что не было сил даже на слёзы. Единственное что осталось в нём – непринятие и ненависть к самому себе.
Пытаясь убежать от себя, Шон собрал волосы в хвост и отворил полку с косметикой, которую он использует лишь для особых случаев. Будто бы с агрессией он достал из полки корректирующий протез челюсти и немедля вставил себе в рот, полный неровных и жёлтых зубов. Благодаря протезу, Шон смог скрыть дефекты полости рта и даже искусственно выдвинуть челюсть вперед. После этого, парень достал косметические пластыри и наклеил их на свои веки. Он держал их на протяжении считанных секунд, и о чудо! Синяки под глазами исчезли. Теперь же, Шон взял чехол с контактными линзами и аккуратно, будто ювелир, одел их. Его зрачки засияли, а глазное яблоко стало идеально белым. Линзы скрыли все лопнувшие капилляры. Поморгав для закрепления результата, Шон взял электронную бритву, которая больше походила на обрезанную маску. Приложив ее к лицу, вся растительность на лице (кроме бровей) юноши исчезла. В окончании процесса ухода за лицом, Шон нанес на лицо специальный крем, который скрывает все изъяны его кожи. А вишенкой на торте, конечно же стала косметика. Как же без нее в таком поверхностном мире? Безусловно, Шон стал выглядеть кратно красивее, чем до всех этих процедур, но при этом казалось, что он лишь напротив изуродовал себя. Ни его зубы, ни его кожа не демонстрировали каких-либо дефектов. Для мужчины он выглядел слишком женственно, а для – человека слишком идеально.
Проведя порядка двадцати минут в, как он называл – «glow up» комнате, Шон вновь вернулся в свою крохотную «нору гика». Парень уселся в мягкое закругленное кресло, стоящее перед его компьютером, на котором была запущена игра в шахматы; достал тарелку с однородной субстанцией, и перелистывая вкладки браузера принялся опустошать пластиковую тарелку, попутно попивая переслащенный газированный напиток, да закуривая все это дело электронной сигаретой, испуская клубы разноцветного пара. Шон был взволнован грядущим мероприятием и, признаться честно, сильно нервничал. За год уединения, он совсем позабыл, как контактировать с «людьми». О чем с ними говорить? Как себя вести? Держать ли зрительный контакт с кем-либо более секунды? Все это было загадкой для Шона, хоть он обязан знать это, как никто другой. Он должен соответствовать статусу «Prope humano» – самому элитному слою общества.
Листая вкладки, Шон суетливо проверял свой рейтинг и баланс, а между тем посещал профили людей, которые также посетят это мероприятие. Так как мероприятие являлось публичным, были приглашены люди из всех слоев декоративного общества будущего, кроме самого низшего – «operarius». Проверив профили приглашенных гостей, Шон понял, что имеет, пожалуй, один из самых высоких рейтингов среди всех, но это никак не успокаивало его, а лишь наоборот заставляло тревожиться еще сильнее. Люди скупы на рейтинг и не заметить доминанта рейтинга среди гостей – трудно, следовательно, все внимание обещает быть приковано к Шону. Интересно, каково это идти в лес, полный зверей в шкуре льва, но будучи тихой мышкой внутри?
Что касается социальных сетей, то там «люди» придерживаются подобной стратегии, которую сохраняют на протяжении всей своей искусственной жизни – создать видимость. Создать видимость, что не одиноки, заводя себе количество подписок и подписчиков, сравнимое с армией какой-нибудь страны. Но при этом, знают ли они их всех вживую? Ценность личности сходит на нет. Теперь люди не личности, а подписки и подписчики, или по крайней мере – пользователи. Каждый старается показать себя с хорошей стороны, все эмоции, которые можно увидеть на их страничках – фальшь. Человек в социальной сети и в реальной жизни – два абсолютно разных человека. Но так уж вышло, что, если раньше люди были просто зависимы от социальных сетей, то в новом мире, люди интегрированы в них. От социальных сетей зависит очень многое: окружение, ментальное состояние, карьера, рейтинг, место в обществе и в целом вся жизнь «декоративного человека будущего». Теперь люди буквально вынуждены достигать своего рейтинга ценой времени.
Но что уж можно еще поделать, постепенно умирая в подобном обществе? Обществе, в котором каждый пытается скрыть свое вечное одиночество, впустую проводя время среди «одноразовых декоративных друзей»; обществе, в котором нет понятия «настоящий друг», «близкий» и даже «семья»; обществе, где всякий озабочен собой, но делает вид, что ему есть дело до тебя; в кастовом обществе, где сначала посмотрят на твой рейтинг, а лишь потом на твою обложку, ну а про внутренний мир, речи даже идти не может… Но так уж и повелось в новом мире: всё вокруг идеальное, одни лишь «люди» – порочны.
Тяжелые времена порождают сильных людей, легкие времена – слабых, а прекрасные времена – вырождение. Таков удел людей – хотеть лучшего и достигать, а не скучать в обилии благ и сиюминутных удовольствий. Быть вечно голодными.
Наконец, Шон набрался сил и встал с кресла с хрустом костей позвоночника, (или по крайней мере, того, что от него осталось) после чего направился к гардеробу. По стандартам красоты, этот юноша имел идеальные пропорции фигуры: узкие плечи, костлявые конечности, минимальная мускулатура, тоненькая шея, небольшие бедра и примерно схожий по размеру обхват груди. Но несмотря на это, Шон скрывал свою форму одеждой на размер больше. В эту ночь, сей эталон красоты решил одеть большую тёмную рубашку с длинными рукавами, а также широкие брюки чёрного цвета. Так как брюки были великоваты для Шона, он затягивал их белым атласным ремнём с миниатюрной блестящей бляшкой. На ногах красовались полуспортивные ботинки, с узкими краями, сковывающими ступни парня. Кстати говоря, именно из-за такой формы обуви, парень имел странноватую походку. Также его образ дополняли всяческие аксессуары в виде «умных часов», которые имели богатое многообразие функций: начиная от указывания количества пройденных шагов, заканчивая давлением, которое никогда не опускалось ниже 120. На указательном пальце правой руки было кольцо, которое отображало количество времени на его балансе. Так сказать – легкодоступный кошелек. Ну и весь этот образ был дополнен недешевым парфюмом со стойким и резким ароматом ванили и цитруса и нотками пряностей.
Оглядев свой внешний вид от и до порядка шести раз, Шон вновь присел в свое кресло и нервно дёргал ногой, будто бы в ожидании второго пришествия Христа. Параллельно, он беспокойно проверял время на мониторе и на своём кольце. Шон тщетно старался выйти из этого состояния взволнованности и пытался глубоко дышать. Пытался, но у Шона не хватало объема легких дышать полной грудью. Его дыхание было прерывистым и нездоровым. Наконец цифра 59 на часах сменилась двумя нулями, и парень подскочил из своего кресла и направился в сторону выхода из квартиры.
Выйдя из многоэтажного жилого комплекса, Шон посмотрел на ночное небо, которое больше походило на сплошной светлый туман, проплывающий над городом. Все здания в округе были освещены и горели словно мириады глаз, наблюдающих за всем и вся. Воздух на улице мало чем отличался от воздуха в квартире, ветра практически не было, а сам кислород ощущался как некий газ, которым был пропитан весь прогрессивный умирающий мир. Температура на улице была подозрительно теплой для ноября месяца, и тем более теплой для Северной Европы. На самой улице стоял гул, проезжающих мимо машин; и назойливых звуковых фекалий в виде непрекращающейся рекламы, исходящих из разных углов. Культура уже давно была потеряна. Посмотрев на город, трудно было сказать, что это именно Лондон. Все культурные и исторические особенности абсолютно перестали выдавать себя. Один город выглядит ровно, как другой. Оглянувшись на свой жилой комплекс, Шон увидел исполински гигантские здания с хаотично горящими окнами. Ранее, он и поверить не мог, что вокруг него живет столько людей, и ни одного из них он никогда не видел, и тем более не знал. В каждом из этих окон протекает по меньшей мере одна забытая жизнь. Как это возможно: нас так много, но при этом каждый так одинок?
Сигнальный звук, приехавшей за Шоном машины, отвлек его от мыслей, и он поспешил сесть в нее, дабы не опоздать.
Глава II
Прибыв на место назначения, Шон взглянул на часы и был приятно удивлен тем фактом, что опоздал всего лишь на 15-20 минут. В новых правилах этикета считается, что, если ты позволил себе опоздать на 20-30 минут от назначенного времени, можно считать, что ты прибыл вовремя. Да, «люди» настолько утратили ценность времени, что опоздание на пол часа – не является опозданием. На смену немецкой точности пришла простительная безответственность.
Оглядев здание, Шон прищурил свой взор от разнообразия цветов, которыми светились всяческие изображения на здании и несуразные рекламные объявления. Да уж, реклама азартных игр и наркотиков на центральном здании города… Казалось бы, полнейший абсурд, но к сожалению, теперь это стало ничем непримечательной обыденностью. Взгляд Шона передавал привычную разочарованность во всем: в мире, в людях, а главное – в себе. Неужели, все так было всегда?
Собрав всю волю в кулак, Шон вдохнул настолько глубоко, насколько позволяли его легкие, и выдохнув, устремился ко входу в клуб. Его походка, дыхание, мимика, осанка транслировали всем окружающим крайнюю неуверенность. Казалось, что все внутренности Шона сжались внутри. Его минимальная мускулатура напряглась и также скорчилась под воздействием мнимых страхов. В моменте, Шон был готов развернуться и убежать оттуда в ужасе, но все же ему хватило смелости войти внутрь.
На входе Шона встретил роботизированный контролер, проверяющий гостей по списку. Он поднял свои стеклянные глаза на Шона и попросил новоиспеченного гостя подтвердить свое имя.
Шон… Шон Зидлер – хриплым голосом подтвердил парень. Робот удостоверился в поступившей информации и после непродолжительной паузы огласил:
Добро пожаловать, Шон Зидлер! Приятно провести вам время! – голос робота казался неестественно веселым и при этом абсолютно без эмоциональным. Это сильно смущало Зидлера.
Даже во время такого короткого разговора, Шону Зидлеру было трудно установить зрительный контакт, несмотря на то, что это всего лишь робот, исполняющий свои элементарные функции. Говоря честно, Зидлер боялся роботов куда больше, чем «людей». Никогда не знаешь, что может выкинуть эта машина. Шон – профессиональный шахматист, который может обыграть очень многих «людей». Но никогда в своей жизни, ему не удавалось одолеть бота. «Люди» играют по заготовленным стратегиям, их ходы можно легко предсказать, и поставить мат человеку – не такая трудная задача. Но бот мыслит совсем иначе. В том-то и сама суть, что бот действительно мыслит в отличии от человека. Аналитические способности компьютера, можно сказать, безграничны. Критическое мышление этого куска железа многократно превосходит людское. А эта цифровая зараза еще и обучается с феноменальной скоростью. Говорят, не стоит сравнивать себя с другими, а нужно сравнивать себя лишь с собой вчерашним… Зидлер не верит в это утверждение. Шон уже долгое время тщетно пытается сравнивать себя с компьютером. Для него высшая стадия удовлетворения – победа над ботом. Казалось бы, что это невозможно… Но явно не для Зидлера.
Как только послевкусие от взаимодействия с роботом прошло в голове парня, на часы пришло уведомление о снятии 12 минут с его счета за вход. Шон проследовал к залу и с особой осторожностью вошел в механически открывающиеся двери. Зайдя в хаотично сверкающее разными неоновыми оттенками помещение, Зидлер услышал что-то отдаленно похожее на музыку. «Музыкой» это можно было назвать с огромной натяжкой. Не более, чем набор раздражающих звуков, который сопровождался ужасным пением. Пред ним предстало множество людей. Каждый из них был чем-то занят: кто-то смаковал мягкую закуску, сравнимую с куском ваты; кто-то упивался напитками, в которых было до жути много газов, сахара и всяческих красителей; некоторые общались между собой; люди класса «operarius» занимались организацией сея мероприятия; ну а особо безучастные личности уставились в смартфоны и проверяли почту по многу раз или листали галерею. Надо же, «декоративный человек будущего» создает видимость даже в таких мелочах. Казалось бы, зачем тогда стоило приходить сюда? Проверять пустую почту можно и дома хоть днями напролет. Но пару вещей объединяла их всех – одиночество и эгоизм. Вероятнее всего среди них нет людей, которые считаются истинными друзьями. Разве что одноразовые приятели или половые партнеры, не более.
В одно мгновенье, Шон почувствовал уверенность в том, что все эти люди точно такие же, как и он сам, и их не стоит бояться. Но все же в его голове коренилась глубочайшая неприязнь к каждому из присутствующих. На подсознательном уровне, он понимал, что кратно превосходит их, но к сожалению, вынужден жить в тех же рамках, что и недалекий люд.
Шон с особым интересом осматривал каждого, кто попадался ему на глаза, но при этом как только он получал ответный взгляд на себя, тут же отводил глаза в другую сторону, словно вовсе не разглядывал этого «человека». На лицах всех людей читался либо чрезмерный пафос, которым каждый оправдывал свое ничтожество; либо поддельная улыбка, которая раскрывает человека, как ничто другое. Знаете, ту самую улыбку на лице, когда кончики губ натянуты до ушей, но глаза хладны и несчастны. Все же некоторым «людям» еще стоит практиковаться в «искусстве создания видимости».
Среди всей толпы, Шону приглянулась одна дама, которая каким-то внутренним духом притягивала его внимание к себе. Ей было лет так 25 на вид, она имела азиатскую наружность и естественно привлекательные черты лица. Черные локоны плавно спускались на хрупкие плечи, закрытые легкой полупрозрачной накидкой. В отличии от подавляющего большинства гостей, она не старалась скрыть свою фигуру, а лишь наоборот точно подчеркивала ее черным облегающим платьем. На ее лице был минимальный макияж. Тонкие длинные ресницы, не слипавшиеся от туши, чуть бледный оттенок пухлых губ, не испорченный ярким блеском и аккуратные скулы, не выделенные тенями, подчеркивали легкость образа. Казалось, что даже у мужчин макияжа было кратно больше, чем у нее. Но при этом она выглядела красивее, пожалуй, всех, кто находился в зале. И стояла она совсем одна у проектора, ни с кем не разговаривала, а как Шон оглядывала всех в округе. Конечно, ей удалось привлечь к себе много внимания, но внимание это было абсолютно разным. Мужчины чувствовали ее превосходство над собой, как внешне, так и социально; а женщины смотря на нее либо испытывали крайнюю степень зависти, либо же вовсе сексуальное влечение к ней. Ни один джентльмен не решался к ней подойти, так как традиционная пара мужчина-женщина, порицалась обществом. Безусловно, если бы вы состояли в отношениях с женщиной, будучи мужчиной, вам бы никто и слова не сказал. Но все же, вы бы поймали на себе тучу косых взглядов. Традиционная пара в новом обществе – дурной тон. Таков уж уклад.
А между тем, необычайной красоты леди маневрировала около проектора с бокалом терпкого, но при этом сладкого алкоголя и каждым своим движением покоряла все больше взглядов. Шону было крайне трудно увести свой взгляд с нее. Это был один из немногих моментов, когда он оглядывал кого-либо так продолжительно и тщательно. Было в ней что-то живое, что-то, что отличало ее от других. Еще более Зидлера удивлял тот факт, что никто не рискнул подойти к ней и завязать разговор. Экстравагантная, выбивающаяся из норм наружность обеспечивает неприкосновенность и неприступность в мире эгоцентричных «декоративных людей будущего». Складывалось некое ощущение, что пока другие существовали, она по-настоящему жила.
А между тем, восхищение Шона, перебил звук из динамиков, на котором все тот же знакомый роботизированный голос огласил: «Дамы, небинарные персоны и господа! Просим обратить внимание на голограмму. Мероприятие объявляется открытым!». В тот же миг, вся суматоха в зале сошла на нет и все повернулись в сторону голограммы, стоящей в середине, в предвкушении «шоу». Фоновые голоса и прочий шум притихли и были слышны лишь звуковые эффекты из динамиков. Освещение также погасло и все вокруг покрыл мрак. Посреди зала всплыли яркие объемный цифры «1 274 093 749». Это число постепенно уменьшалось. Голос из динамиков огласил изображаемую цифру, после чего добавил: «Сейчас вы можете наблюдать численность населения нашей планеты. К нашему всеобщему счастью, это число сокращается и в скором будущем мы достигнем нашей цели в миллиард людей. Мы должны скооперировать все наши усилия для достижения «Золотого миллиарда».» После этих слов, вместо голограммы численности населения, в пространстве образовалась другая голограмма, изображающая половой акт двух мужчин. А затем появилась голограмма полового акта двух женщин. Вся эта мерзость была изображена так красочно и аппетитно, что недалекие умы с удовольствием романтизировали бы сею грязь. Зидлер смотрел на весь этот этюд и не мог скрыть шока со своего лица. Он с величайшим недопониманием стал наблюдать за реакцией других гостей и по-видимому, им это приносило удовольствие. Их лица передавали эстетический, а быть может и сексуальный оргазм. Вдруг снова послышался голос из динамиков: «Система ввела новую опцию бонусов. Бонус в виде 40 дополнительных часов на ваш счет за регистрацию однополого брака!» Зал был завален аплодисментами и овациями.
Стоявший в оцепенении Шон почувствовал прикосновение сзади, затем некто пробормотал шепотом: «Какая мерзость». Парень немедля обернулся, словно только проснулся, и пред ним предстала та самая загадочная леди в черном платье. Глаза Зидлера раскрылись от удивления как никогда ранее. Девушка виновато посмотрела Шону в глаза и добавила уже неуверенно: «Я предположила, что вы один из немногих кто искренне не понимает смысл происходящего здесь… Ваш взгляд. Он передает отвращение.». Буквально одной фразой, девушке удалось покорить сердце Шона, и единственное что он смог из себя выдавить было краткое, но четкое: «Верно». После непродолжительного зрительного контакта, девушка улыбнулась, а Шон протянул ей руку и представился: «Мое имя Шон Зидлер». Сестра по несчастью пожала руку Шона и ответно представилась: «Белла Фамилия». Их кольца столкнулись и передали информацию друг о друге. Белла удивленно посмотрела на Шона и поинтересовалась: «Вы действительно из класса «Prope humano»?». Шон стеснительно кивнул головой, а Белла возразила: «А по вам даже и не скажешь!». Шон искоса взглянул на Беллу, а затем оглядываясь ответил: «Знаете ли, не хочется выделяться из толпы. Я – затворник по жизни». Белла с глубоким пониманием взглянула на Шона и произнесла фразу, которая тронула душу Зидлера: «Вас можно понять». Шон окончательно влюбился.
А между тем голограмма сменилась другой более насыщенной и яркой. На сменившийся голограмме были изображены логотипы ведущих брендов и реклама их новых коллекций одежды. Пусто наблюдая за мерцающими изображениями, Шон не мог прекратить думать о словах его новоиспеченной подруги. Тут же он подметил еще одну важную деталь ее образа: она совсем не носила одежду с ярко выраженным логотипом какого-либо бренда. Посмотрев на всех гостей, стоящих вокруг проектора, складывалось ощущение, что стоят не люди, а просто био-реклама. Личность потеряна, на смену ей пришел бренд. И чем этот самый бренд дороже, тем дороже и ты для социума. И совсем не важно сочетается твоя одежда или нет. Что касается самого Зидлера, то он носил не очень дорогую, но и не самую дешевую одежду. Он выглядел просто, но со вкусом.
В потоке размышлений, Шон заметил, что реклама брендов длится слишком уж долго. Наверное, раза в два дольше, чем сама презентация. Интересно, сколько времени человек проводит, смотря ненужную ему рекламу? И есть ли вообще реклама, которая хоть раз кому-то действительно помогла?
Наконец-таки, реклама закончилась, и презентация получила свое продолжение. Образовалась огромная голограмма транс-гендерного мужчины, который выглядел до крайности женственно. Он был облечен в мешковатый ярко красный полу расстёгнутый плащ, из-за которого было видно его полную избыточную жиром фигуру. Его златые длинные волосы были уложены назад и выглядели словно парик. Искусственный силуэт, более походивший на свинью, чем на человека широко улыбнулся, тем самым невзначай покичился изумрудными пластинами на своих гниющих зубах. Оно развернулось на 360 градусов, оглядело всех гостей в округе, после чего сняло розовые блестящие очки, которые казались зеркальными. В этот момент стало видно подведенные обильными слоями макияжа голубые глаза этого чуда.
После такого эффектного появления, некто начал свою речь:
– Приветствую вас, дамы, небинарные персоны и господа! Я вижу в этом зале самых разных людей: людей из разных сословий, разных гендеров, разных рас, разного возраста. Но самое важное то, что я вижу в каждом из вас личность. Каждый, каждая и каждое из вас – личности, которые способны изменить мир. Вы – люди будущего, рожденные дабы достичь идеала. В каждом из вас заложена та сила, с помощью которой мир катится вверх! Объедините же ваши силы и общий успех будет не за горами! – гнусный голос эхом распространялся по всему залу.
«Разных!» – усмехнулся про себя Шон Зидлер.
После эдакой пламенной речи, зал вновь завалили овации. Почти для каждого «декоративного человека будущего», отображаемая голограмма была неким идеалом человека. Неким отцом, которого каждому так не хватало в новом мире, в котором отсутствуют даже базовые семейные ценности. А между тем, «большой брат» продолжил свою великую речь:
– Итак, какова же главная цель каждого человека в этой жизни? Заработать больше времени? Переспать с большим количеством половых партнеров? Или может провести больше времени в режиме онлайн? Каждый из вас от части прав, но главная великая цель – потребить как можно больше ресурса! Простая истина, которую должен понимать каждый! Мы были рождены на этом свете, чтобы безмерно получать удовольствие от жизни, ни в чем не нуждаясь, и не прикладывая никаких усилий для этого. Мы есть, были и всегда будем хозяевами этого мира. Потому НЕ МЫ должны миру, а мир должен НАМ! – словно какую-то мантру проговорила голограмма. В этой речи было столько эмоциональных красок и полюбившихся людям слов, что не верить в эти слова было невозможно. Эдакая психология влияния на массы. Люди в зале точно на втором дыхании принялись аплодировать и кричать от восторга. Все люди были в восторге, все кроме двух – Шона и Беллы. Они стеклянными глазами сквозь толпу наблюдали за движениями голограммы уродливого свиноподобного «человека». В окончания своей пламенной речи, голограмма добавила: «И помните самое главное: вы – хозяева, вы – потребители!». После этих слов, оратор исчез, неоновые светодиоды вновь осветили зал. Огромная масса «людей» заглушила поток мыслей Зидлера своим докучливым гулом.
У Шона есть одна занятная привычка – резко и беспричинно глубоко задуматься о чем-бы то ни стало. Не важно где, не важно, когда, и как. В этот раз произошло тоже самое. Это состояние можно сравнить со своего рода медитацией. И выход из него сопровождается ощущениями некого пробуждения. Покинув транс, Шон заметил, как люди разбрелись по уже освещенному залу. Стоял привычный фоновый шум. Но вдруг, он почувствовал, на себе пронзительный взгляд. Обернувшись, Зидлер увидел, стоящую позади в нескольких метрах от него, Беллу. Она с особым интересом разглядывала его. Будто бы узрела совершенно новое существо другого вида.
– Шон, все в порядке? – подойдя, поинтересовалась Белла. Ответ Шона был утвердительный – Просто, все то время пока этот урод толкал свою речь, ты стоял, как вкопанный – объяснила девушка.
Шон стеснительно замешкался. Первое, что его удивило было то, что, казалось бы, незнакомая девушка обратилась к нему на «ты». А второе, то, что она разделяет с Шоном его взгляды касательно презентации. Эти два факта лишь усилили его симпатию к Белле. Зидлер почувствовал общность с ней. В ответ, Шон лишь разочарованно ответил: «Все, как всегда». Белла тяжело выдохнула и многозначительно кивнула.
А между тем, мероприятие получило свою кульминацию. Все «люди» в округе принялись страстно ласкать друг друга. Мерзкое зрелище – наблюдать как люди одного пола с особо дикой страстью придаются любви. Порой было трудно разобрать кто из них мужчина, а кто женщина. В новом обществе это было уже не важно. Уже было незачем выделять лишь два гендера из ста, а то и более. Обще привлекательные сексуальные признаки, как: мускулистое тело, женственность, стройная фигура сошли на нет. Теперь же это все выглядело как нетрадиционная оргия человекоподобных уродов. Некоторые представители люда либо выпивали до упаду, либо употребляли что-либо посильнее. Великого разнообразия гормональных таблеток, сладкой выпивки с до ужаса большим содержанием спирта, легализованных психотропных препаратов и прочих прелестей было в избытке. Безграничное дофаминовое море. Все это торжество сопровождалось отвратной музыкой, которая не имела в себе ничего высокого, красивого; и не менее отвратными видеорядами с нескончаемой прямой и косвенной рекламой брендов. Видеоряды и музыка сменялись с быстрой периодичностью, что уже было трудно понять происходящее на экранах.
Самым печальным был тот факт, что «декоративные люди будущего» с охотой тратили валюту в виде времени на пустые бренды, которые ничего толкового в себе не несут. Бренд в новом мире решает очень многое, а личность утратила свою ценность. Если на тебе бренд – ты часть коллектива, если бренда нет – ты никто. Этот зал наполняли не люди, а ходячие бренды.
В моменте, рука Шона была сжата рукой Беллы. Юноша замешкавшись с непреодолимой тревожностью взглянул на девушку. Это был, пожалуй, самый трудный зрительный контакт в его жизни. А взгляд Беллы передавал трепет и одновременную непоколебимую уверенность во всем происходящем. После тяжелой паузы Белла тихо, но четко произнесла:
– Я понимаю тебя, как никто другой. Мы с тобой очень похожи, и я это чувствую… Чувствую все противоречия в твоей голове.
– Ты же знаешь, что пара вроде нашей будет многими замечена. Мы слишком традиционны для этого мира. Косые взгляды в нашу сторону обеспечены! – шепотом твердил Шон. В ответ, Белла по-доброму улыбнулась и сказала лишь легкое: «Ну и пусть».
После непростого разговора, Белла обхватила своими руками тоненькую шею Шона и медленно приблизилась к парню, закрывая свои сияющие от счастья глаза. Их губы соприкоснулись и произошел страстный поцелуй.
Люди в округе начали оглядываться на столь необычную пару. Мало того, что пара состоит из парня и девушки, так еще и далеко не самого низкого класса. Где ж такое видано, чтобы люди из класса «Prope Humano» строили гетеросексуальные отношения?
После поцелуя, Шон и Белла взглянули друг на друга и буквально подумали об одном и том же. Они почувствовали то, что никто из людей никогда бы не почувствовал. Эти чувства были истинны. Не та фальшь о которой все усердно говорят, выдавая за правду. Это была не имитация, а чувства настоящих людей.
Шум в зале потихоньку начал угасать и все больше людей начали обращать свои взоры на Беллу с Шоном. А между тем, Белла смаковала удовольствия от расстёгивания пуговиц на рубашке Шона. Казалось, что музыка в этот момент шла в один ритм с действиями пары. Полуголая уродливая толпа уже начала доставать свои смартфоны, дабы запечатлить подобный перфоманс. Спустя чувственные мгновенья незаурядная пара оказалась по пояс нагой. Все это действо сопровождалось жаркими поцелуями и не менее горячим телесным контактом. Неоновый свет ритмично освещал опьяненных любовью. В один момент Зидлер взял руку Беллы и чуть ли не задыхаясь в удовольствиях произнес: «Чувствую себя памятником абсолютных чувств…». После этой многогранной фразы, пара двинулась к выходу, проходя сквозь коридор из людей, снимающих их. Они выглядели точно древнегреческие боги, идущие через толпу плебеев. Их взгляды были прикованы друг к другу, словно всего остального мира просто не существует.
Глава III
На следующий день, Шон пробудился в незнакомой квартире. Было примерно обеденное время, по крайней мере, на то указывал циферблат, находящийся на стене. Шторы, как и в квартирке Зидлера были плотно закрыты. Придя в себя, парень понял, что весь пропах женским парфюмом, который отдавал ароматами красного вина и лепестков розы. Перевернувшись на другой бок, Шон почувствовал, что в уютной постели лежит кто-то еще. Он притих, и с особой осторожностью убрал одеяло с лица соседки по кровати. Это была Белла. В тот же момент, Зидлер все вспомнил. На его лице нарисовалась легкая улыбка. А между тем, Белла также пришла в чувства. После приятного зрительного контакта последовал не менее сладкий поцелуй.
– Хотела бы я, чтобы этот момент длился вечно, но мне пора идти на службу. – полусонным голосом произнесла Белла.
– Кстати говоря, я так и не узнал кем ты работаешь. – намекнул Зидлер.
– Конечно ты не знаешь этого – с усмешкой сказала девушка. – Многие люди из класса «Prope Humano», наверное, даже не в курсе, что некоторые люди работают. – После эдакой издевки над Шоном, Белла поднялась с кровати и с неизбежной простотой ответила. – Я работаю в департаменте контроля.
В голове Зидлера произошел некий внутренний диссонанс. Буквально вчера ночью они на глазах у всех образовали традиционный союз мужчины и женщины, а сегодня утром она ему заявляет, что работает в департаменте контроля. А между тем Белла, как будто бы, прочитала мысли Шона и продолжила:
– Шон, мы совершили страшное преступление… Нужно, чтобы ты собрал все документы и спрятался как можно дальше от людей! – с особо серьезным взглядом четко проговорила девушка.
Шона охватила паника. Он нервно поднялся с кровати и пытался что-то спросить у нее, но вопросов в его голове было настолько много, что он не мог сформулировать свои мысли. Шон судорожно начал метаться по комнате в поиске своих вещей, как вдруг услышал пронзительный смех Беллы.
– Да я же пошутила! – сквозь смех изрекла она. Шон выдохнул, словно сбросил увесистый камень со своих плеч, а Белла немного успокоившись продолжила свое объяснение. – Мы с тобой не сделали ничего незаконного. Да безусловно, традиционные пары в нашем обществе – табу, но при этом кроме общественного порицания за собой ничего не несут. А то, что мы с тобой переспали – тоже не так страшно. Самое главное, наше совокупление не несло в себе цели деторождения, следовательно, мы ничего не нарушили. Тем более, я бесплодна, как и все.
– Белла! У меня чуть инфаркт не случился! Святой Код! – воскликнул Шон. Белла улыбаясь, поправляла свои волосы и упрекала парня в том, какой он наивный.
После такого удара бодрости Шон и Белла начали свою рутину. Пока спутница Шона принимала душ, парню на смартфон пришло сообщение о явке на ежегодный общий осмотр исправности, который должен состояться сегодня. Также Шон увидел многочисленные отметки его аккаунта на различных видеороликах, снятых во время вчерашнего мероприятия. На видеороликах они с Беллой целовались укутавшись в объятия друг друга. Это событие стало неким инфо-поводом. Рейтинг известности Шона кратно увеличился за одну ночь, но рейтинг порядочности уменьшился на несколько пунктов. Герой этой ночи был взволнован событиями, которые произошли менее, чем за сутки. Шон старался глубоко дышать, дабы успокоиться.
Когда Белла вышла из душа, Шон показал ей ситуацию, произошедшую в медиа пространстве. На что Белла лишь со скукой фыркнула, закатив глаза.
– Неужели, ты правда считаешь это такой трагедией? Каждый день вокруг нас происходят столько событий, которые куда масштабнее этих видеороликов. Люди посмотрят их и тут же позабудут, поэтому можешь не волноваться. – заверила Белла, словно это сущий пустяк. Шон, стараясь расслабиться смотрел на Беллу, он искренне хотел верить в ее слова. Белла не зная, как успокоить парня, начала напевать, попутно настукивая ритм хлопками:
Una mattina mi son svegliato
o bella, ciao! bella, ciao! bella, ciao, ciao, ciao!
Una mattina mi son svegliato
e ho trovato l'invasor.
O partigiano, portami via
o bella, ciao! bella, ciao! bella, ciao, ciao, ciao!
Шон внимательно ее слушал, но не мог понять, на каком языке она поет. Когда Белла закончила петь, Шон вдохновленно поинтересовался у нее:
– Что это за песня? Она не похожа на ту музыку, которую создают сейчас. Да и поется она на каком-то неизвестном языке. Но в ней что-то есть, что-то, чего нет в остальной музыке. Ты сама ее сочинила? Просто в припеве повторяется твое имя…
– Я и сама не знаю. Единственное, что мне известно – эта песня очень старая. Я ее услышала однажды в детстве и с тех пор помню слова песни. Я напеваю ее в моменты, когда мне плохо. И на самом деле, каким-то образом это помогает, мне становится значительно легче. – призналась Белла.
– Знаешь, в этом что-то есть. Мне, как будто, тоже стало легче, от этой чудо-песни. – улыбнувшись поддержал Шон.
После того, как Шону удалось успокоиться, пара отправилась завтракать на кухню, встречая этот новый день. Белла открыла холодильник, изменила в нем температуру нажатием одной кнопки и достала заготовленную емкость с однородной массой. Между тем, Шон подбадривал свое состояние чашкой переслащенного капучино. Девушка налила эту массу, называемую завтраком, в две небольшие тары и подала на стол. Шон не привык завтракать. Он всегда пропускал этот важный прием пищи, так как по сути, был безработным и никогда не вставал с утра и тем более не завтракал. А если ему и приходилось что-то есть с утра, то он просто использовал сервис доставки. По его фигуре было предельно ясно, что он не любитель «поесть». Он осторожно взял тару, оглядел ее, понюхал и принялся аккуратно пить. Белла смотрела на Шона в ожидании вердикта. Шон глотнул этой смеси, словно пытаясь распробовать вкус и поинтересовался:
– Никогда еще не пробовал такое. Из чего это сделано?
– Травы, орехи, миндальное молоко и набор ежедневных таблеток. – рассказала Белла с особой гордостью.
– Странное сочетание, честно говоря. Я не видел таких наборов ни в одном сервисе доставки. – размышлял вслух Шон, из вежливости, пытаясь сделать вид, что ему эдакая стряпня по вкусу.
– Конечно ты нигде ее не видел. Я же сама это приготовила! – с радостью воскликнула Белла. Шон чуть было не подавился смесью, после ее слов.
– Сама?! Интересно, что я еще не знаю про людей из рабочего класса… – удивился Зидлер, вытирая капли смеси со своих губ. Белла добро улыбнувшись взглянула на Шона изрекла:
– Да, понимаю звучит странно. Но, когда я готовлю сама, я чувствую некое удовлетворение. Мне это приносит радость. Я могу отведать плоды, которые сама и посеяла. – с вдохновением рассказала девушка.
Шон внимательно вслушавшись в слова Беллы довольно глубоко задумался. Он нашел в ее тяге готовить определенный смысл. В мире, где, созидание было заменено тотальным потреблением, готовка это, пожалуй, один из немногих процессов, который может дать человеку чувство истинного творения. Шон понял насколько дорог этот завтрак и отведал его полностью. После того, как тара оказалась пуста, парень пообещал себе научиться готовить.
После завтрака, Шон уведомил Беллу о том, что ему нужно идти на осмотр и собрав свои вещи, он отправился в путь.
Глава IV
Проходя по неестественно освещенному коридору, Шон аккуратно оглядывал двери, мимо которых он проходил. Атмосфера больничного центра дополнялась стойким запахом медицинского спирта и через чур ярко горящими светодиодами. Зидлер испытывал фоновую тревогу, когда направлялся на обследование. Он прекрасно понимал, что буквально через пару минут ему предстоит контакт с роботом, который будет осматривать его. «Вот уж докатились! Робот осматривает человека!» – подобные мысли преследовали разум Шона.
Открыв нужную дверь, Зидлер вошел в кабинет приема анализов. В кабинете за столом сидел робот, который выглядел практически, как живой человек. Система и тут пытается создать видимость настоящей жизни. Шона накрыл некий страх, идущий вместе с ненавистью к неодушевлённому, изо всех сил старающемуся выглядеть живым.
– Добрый день! Подтвердите вашу личность пожалуйста. Шон Зидлер, класс «Prope humano» – это вы? – выдал роботизированный голос, который, на удивление, звучал, как настоящий. Шон искоса взглянув на робота, подошел к нему и дал ему свое кольцо с данными. Робот-регистратор пробил кольцо Шона через специальный аппарат и тут же на голограмме отобразились все данные. После этого неодушевленный специалист пригласил Шона в камеру обследования. Сняв с себя одежду, Шон прошел в эту самую камеру, которая более походила на модернизированную душевую кабинку. Регистратор ввел нужные настройки и активировал камеру. Камера вмиг заполнилась дымом и тела Шона уже не было видно. Шон провел в этой камере порядка двух минут и вышел. Регистратор получил все анализы о здоровье Зидлера. Пока Шон одевался, робот докладывал о его состоянии:
– Мистер Зидлер, должен вам сказать, что в общем вы вполне исправны. Видны некоторые успехи по сравнению с прошлым годом. Ваш уровень тестостерона был понижен с 14,3 нмоль/л до 9,2 нмоль/л. Если продолжите в том же духе, то ваш гормональный фон станет полностью здоровым. Единственное над чем еще стоит поработать – дофамин (гормон счастья). – выдал робот-регистратор.
– И как я могу это исправить? – незаинтересованно поинтересовался Шон, поправляя свою рубашку.
– Я выпишу вам амфетамин в таблетках. Будете пропивать их в течение полу года. Если не будете замечать изменений, увеличивайте дозировку на 20 процентов. – ответил регистратор и протянул Зидлеру его кольцо. Шон тут же вспомнил про тот самый набор таблеток, который Белла добавляла в свой завтрак. Вероятно, среди этого набора был и амфетамин. Зидлер утвердительно кивнул и собрался было выходить, как вдруг, регистратор невзначай спросил у Шона:
– Мистер Зидлер, для анализа вашего состояния, также хотел бы узнать у вас одну вещь: вас, случаем, не тянет к противоположному полу?
Шон остановился в недоумении. Неужели регистратор узнал про ту ситуацию с Беллой? Несмотря на скованность внутри, Шон робко и резко ответил – «Иногда», после чего поспешил удалиться из кабинета.
Шагая по светлому коридору, Шон пребывал в умиротворении от того факта, что ближайший год, ему не нужно будет появляться в этом проклятом месте. На радости, Зидлер начал пытаться напевать ту самую песню, которую услышал с утра от Беллы. Получалось у него мягко сказать – так себе. Он помнил лишь ритм и строку из песни – bella ciao. И шел он, да напевал одну и ту же строку. Но вдруг из одной двери, он услышал хриплый голос, должно быть, какого-то старика, который помог ему вспомнить другие строки. Голос продолжил петь:
Una mattina mi son svegliato
e ho trovato l'invasor
Шон замолк и остановился в оцепенении. Он почувствовал некий первобытный неоправданный страх, но любопытство брало верх и Зидлер аккуратно начал продвигаться к источнику звука. Дверь этой палаты была немного приоткрыта. С каждым шагом к двери, Зидлер чувствовал зловонный запах, исходящий оттуда. А между тем, старик продолжал петь, и казалось, что с каждым разом он поет все громче, словно зовет Шона к себе. Подойдя к двери, Шон скорчился от запаха, но при этом старался вести себя тихо, чтобы, не дай Код, его никто не заметил. И вот, Зидлер огляделся и дергающимися от ужаса руками приоткрыл дверцу, проигнорировав камеру видеонаблюдения, стоящую в коридоре. Любопытство парня было сильнее тех последствий, которые могли бы его настичь.
Заглянув в палату, перед ним предстало кошмарное зрелище. На грязной от фекалий и мочевыделения, смешанной с блевотиной койке лежало тело. Именно тело, уже трудно было назвать «это» человеком. Это самое нечто, кажись довольно, длительное время страдало от гангрены. Конечности выглядели так, будто бы их сожгли дотла. Они буквально разлагались на глазах. В заплывшей, но при этом костлявой руке уже были видны сквозные отверстия. Одной ноги не было и вовсе. Это было трудно описать, но в организме, который лежал перед Шоном был явный избыток жира, но при этом в некоторых местах выпирали кости. Складывалось ощущения, что у этого полу усопшего старика был нулевой процент мышц и связок, а лишь кости, да жир. Кожа носила бледно зеленоватый оттенок и практически полностью была покрыта шрамами. На голове вместо волос разрастались омерзительные вены, которые свидетельствовали о постоянном давлении в котором пребывает практически мертвый организм. Мало того, что глаза у несчастного и без того были довольно впалыми, огромные темные мешки на веках придавали ему вид голого черепа. Стоит ли говорить о том, что бровей над очами не было вовсе… Лицо выглядело косым и сплющенным, будто бы бедолагу избивали титановым утюгом, дабы изменить структуру черепа. Сквозь отсохшие губы, виднелась пара гнилых зубов. В некоторых зубах также проглядывались отверстия от кариеса. На самих неровных и обломанных зубах был внушительный слой налета и грязи. Все это выглядело так, будто бы страдающий ни разу в своей жизни не чистил свои зубы и питался лишь скотским навозом. Оно дышало через раз и то с величайшим трудом. Параллельно тяжелому дыханию слышались фоновые всхлипывания. С каждым вдохом его тело надувалось словно воздушный шарик от насоса. Наверняка в этом гниющем организме болезней было кратно больше, чем элементов в периодической таблице. К телу больного были подключены разного рода трубки. То ли для помощи в дыхании, то ли в транспортировке пищи, то ли для всего одновременно. В палате стоял запах тысячи трупов, еще бы чуть-чуть и Зидлера стошнило.
Встав пред беднягой, Зидлер с величайшим ужасом оглядел пострадавшего. В этот наколенный момент ни Шон, ни старик не позволяли себе дышать. Парню казалось, что глядя в глаза практически бездыханного старика, он видит саму смерть. Умирающий говорил с мучительным трудом, но все равно попросил Шона:
– Юнец, будь добр отключи систему сигнализации. Искренне горю желанием побеседовать с тобой без посторонних взоров… – кряхтя и кашляя выдал старец. Шон аккуратно нажал на сенсор отключения сигнализации и осмелился подойти поближе к старику. Он утвердительно кивнул. Дабы разбавить нависающую паузы, Шон поинтересовался:
– Когда я шел по коридору и напевал песню, вы смогли ее продолжить. Откуда она вам известна, если не секрет?
– Ну а кто ж не смог бы ее продолжить? Разве что человек, в жизни не слыхавший итальянского. – улыбнувшись воскликнул старец. – Это же уже классика, если можно так назвать – Bella ciao. Песня итальянских партизан. Один из символов борьбы с фашизмом.
– Итальянский? Фаш… фашмизм? – переспросил Шон в недоумении. Ему это слово не говорило буквально ни о чем. Старец бросил на Шона разочарованный взгляд. Такой взгляд, словно он и не ожидал большего от парня.
– Знаешь юнец, мир изменился до неузнаваемости. Но это даже не самое страшное, что могло произойти… Года сменялись веками, века – эпохами, но никогда люди не забывали своей истории. А сейчас посмотри на людей, которые тебя окружают. Их людьми-то хоть можно величать? Знают ли они то, как мы достигли того мира, в котором мы живем? – риторически спрашивал старец и принимая молчание Шона в качестве ответа продолжал. – Нет! Они даже не в курсе своей национальности! Господь, даже материка, на котором мы существуем! – немного переведя и без того тяжкий дух, бедолага подвел. – Народ забыл свою историю… А те, кому это выгодно – ее пишут. Знаю, ты сейчас мало чего понимаешь. Современники вроде тебя все воспринимают как простую данность.
Шону было трудно вот так просто взять и поверить в эти слова, которые были приправлены какими-то непонятными словами, которые этот помирающий старик, небось, сам и выдумал.
– Он ведь просто душевно болен и вообще у него, видать, крыша поехала. – подумал про себя Шон, но не стал это озвучивать из элементарного уважения.
– Погодите, а с чего это я должен вам верить? Ваши слова ничем не подкреплены. Вы могли это все просто выдумать. – попытался мягко сказать парень.
– А твое мировоззрение чем-то подкреплено? – в ответ подловил больной. Шону было просто трудно поверить в то, что он услышал. Ни сколько потому что это звучало, как та еще фантастика, а потому что ему было трудно принять тот факт, что всю свою жизнь он жил в глухом лесу заблуждений. Зидлер поспешил покинуть кабинет. Как вдруг он услышал из-за спины голос старика:
– Слушай юнец, а тебя случайно не Айнзидлером звать? – во весь больной голос вопросил старец, тем самым остановив Шона у порога в палату. Шон замер в оцепенении. Он не мог понять, как этот душевнобольной старик почти правильно произнес его фамилию. Он аккуратно повернулся в сторону койки, с испугом взглянул в глаза загадочного полутрупа и лишь произнес:
– Почти… Без приставки Айн. Просто Зидлер. Шон Зидлер. – неуверенно промямлил юноша. Услышав такой ответ, старик с большим физическим трудом улыбнулся и продолжил:
– Так послушай меня, Шон Зидлер. В то, что я сейчас тебе расскажу, будет крайне трудно поверить. Ты быть может подумаешь, что у меня не все дома. Поэтому, я начну только при условии, что ты не будешь ставить все мои слова под сомнения. У меня нет никаких причин тебя обманывать или использовать. Все равно, через день, другой помру! – пытаясь убедить Шона твердил старец.
– Вы смогли продолжить старую никому неизвестную песню и даже почти правильно назвали мою фамилию. Я весь во внимании. – заинтересовано ответил Зидлер.
– В первую очередь, пожалуй, отвечу откуда мне известна твоя фамилия, Шон. – после небольшой паузы, старик продолжил – В свое время мы были знакомы с твоим отцом. Мы были довольно близкими друзьями, если это можно так назвать. – повествовал старец, а между тем на лице Зидлера читалось искреннее непонимание и удивление. Ему было трудно поверить в то, что у него был отец. До этого момента, Шон был твердо уверен в том, что он был взращён в лаборатории, как и остальные «люди». Он было хотел перебить безумного старца от того шока, который он испытал, но тут же опомнился, так как пообещал ему не ставить его слова под сомнения. Старик продолжал:
– Твой отец – доктор Роберт Айнзидлер. Ранее он считался великим ученым и был женат на известной актрисе Беллезе Луссо. Именно эти люди – твои родители, а не какая-то химическая реакция. Твоему отцу удалось доказать то, что мир превращается в матрицу. Но людям науки свойственно со временем сходить с ума. Так и произошло с твоим отцом. Из-за его довольно резких высказываний, определенные люди из верхушки старались его «убрать». Он это прекрасно понимал… Также он и понимал, что не может более самостоятельно следить за своим сыном – тобой, Шон. Он не мог оставить тебя с твоей родной матерью, так как у нее и своих проблем было достаточно. И я думаю ты уже догадываешься на чьи плечи свалилось твое воспитание. – траурно рассказывал старец. Шон посмотрел в глаза уже не такого безумного старика и на его глазах чуть было не навернулись слезы от всего осознания. Дрожащим голосом, Зидлер решил спросить:
– Получается, это вы воспитывали меня? – в ответ, старец лишь многозначительно промолчал. – Но кто ж вы тогда такой? И почему я вас совсем не припомню? – в тихой истерике спрашивал Шон.
– Совсем забыл представиться, мое имя – Фрэнк Айнзидлер. Я брат твоего отца, а по совместительству и твой дядя. После того, как твой отец пропал, какое-то время ты рос со мной. Признаться честно, я думал, что воспитав тебя, ты вырастишь и продолжишь дело своего отца. Но все мои планы обрушились буквально в один роковой день. – Фрэнк тяжело вздохнув, продолжил свой рассказ уже с горькими слезами на глазах, словно вновь все это пережил. – До нас дошла новость о твоем отце. Точнее о его гибели… Труп доктора Роберта Айнзидлера был найден на одном из островов вблизи Исландии. Последние года своей жизни он был там. Совсем один. Только он и тяжелое осознание суровой реальности. И примерно тогда же, спец службы «в целях безопасности» отняли тебя у меня. Ты был тогда совсем мал, лет может пятнадцать тебе было. И среди вещей твоего отца, был найден дневник с его записями, которые он вел, пока был на этом забытом всем миром острове. И тогда, я как единственный человек, который еще мог на что-то повлиять пытался донести идеи Роберта в массы. Я опубликовал его дневник. Это было так смело и глупо. Ведь после этого они взялись и за меня. И тогда началась та самая злополучная операция «Метаморфоза». Ее целью был переворот миропорядка, грубо говоря, создание матрицы. Индустриализация и наука шагнули как никогда и люди научились выращивать «людей». Человек нарушил природу. Знаешь, что происходит, когда человек нарушает законы природы? – трагично спросил Фрэнк и тут же ответил – Вырождение! Метаморфоза снижала человеческий фактор до минимума. И тогда основной властью стал Искусственный Интеллект, черт его побери! И операция «Метаморфоза» увенчалась успехом. Оно получило тот мир, в котором мы сейчас существуем… Искусственные люди выращиваются в пробирках; а настоящие либо гниют, как я, либо вынуждены скрываться; а власть принадлежит не человеку вовсе. – разочарованно повествовал Фрэнк. После шоковой паузы, Шон поинтересовался:
– Выходит, что я на самом деле живой человек? Получается моим первичным воспитанием занимались вы, Фрэнк? Вы заменяли мне отца. А после Метаморфозы, они сделали из меня одного из членов этого нового мира. Стерли мне память и подогнали под свои нормы. – размышлял вслух Шон. Фрэнку не оставалось ничего, кроме как утвердительно кивать головой.
– А что тогда на счет вас, Фрэнк? Как вы здесь оказались? Почему они просто не избавились от вас? – Фрэнк на секунду задумался, после чего выдал:
– Других же надо из кого-то лепить. Скульптура не строится без натуры. Настоящие люди использовались лишь как расходный материал. Иногда мне кажется, что они оставили меня в живых только, чтобы я страдал. – вздыхая от принятия своей тяжкой судьбы, сказал Фрэнк.
Шон пронзал своим огорченным взглядом умирающего Фрэнка и лишь пытался как-либо принять для себя все то, что он только что услышал. Между новоиспеченными родственными душами повисла печальная и морально трудная пауза, как вдруг Фрэнк решил ее разбавить:
– Слушай Шон, знаешь почему мы с твоим отцом носим фамилию Айнзидлер, а ты просто Зидлер? – словно задав загадку, спросил Фрэнк.
– Быть может какая-то приставка, которая образовалась в мире прошлого, а сейчас ее не используют? Или что-то в этом духе? – гадал Шон. Фрэнк взглянул на Шона добрым взглядом, тем взглядом, которым отец смотрит на своего сына и принялся объяснять:
– Приставка «Айн» с немецкого языка значит – «один». Мы были совсем одни, в частности твой отец – Роберт. А ты, Шон… Несмотря на то, в каком мире тебе приходиться жить, ты далеко не один. – словно какое-то философское нравоучение изрек Фрэнк. У Шона загорелись глаза после этих слов. Загорелись так, будто все пазлы в его голове наконец сложились. В этот момент он вспомнил про Беллу. Ту единственную девушку, которую он считал истинно живой. Несмотря на то, что он ее знает буквально сутки. А между тем, Фрэнк решил поинтересоваться у своего «крестного сына»:
– Я вижу ты парень не из глупых, видать кое-что от отца ты унаследовал. Чем ты занимаешься в этой жизни? – ожидая достойного ответа, Фрэнк с особым трепетом и интересом глядел на парня.
– Я шахматист. – робко ответил Шон. А на лице Фрэнка натянулась изуродованная, но искренняя улыбка.
– Хоть что-то, действительно стоящее осталось в этом поганом мире. Не желаешь сыграть партийку? – с каким-то странным азартом предложил Фрэнк. В этот момент в голове Шона что-то щелкнуло. Что-что безумное и нездоровое, и он согласился играть при одном довольно странном условии: если выигрывает Фрэнк, то Шон спасет его из сложившейся ситуации; а если выиграет Шон, то он не будет предпринимать каких-либо действий, дабы продолжить дело своего отца, и слова Фрэнка воспримет как какую-то фантазию безумца. Такое необычное условие сильно смутило Фрэнка, и он тут же поинтересовался:
– Что значит ты спасешь меня? Меня уже ничем не спасти, мы же оба это понимаем. – недопонимая спросил старик.
– Доверьтесь мне, дядя Фрэнк. Я знаю, как вас спасти. В конце концов, в этом мире живу я, а вы просто умираете на этой койке. – с непоколебимой уверенностью твердил Шон. Фрэнку вся эта авантюра показалась странной, но все же он согласился, в любом случае он ничего от этого уже не потеряет.
Шон достал мобильный прибор для создания голограмм и вывел на нем шахматную доску. Шон решил, что будет играть черными фигурами, чтобы дать своему дяде фору в игре. Они начали игру, попутно продолжая свой диалог. По ходу игры, Шон невзначай начал разговор про дневник отца:
– Дядя Фрэнк, вы упоминали дневник моего отца. Вы его читали сами? Что он там написал? – с интересом вопросил парень.
– Да практически все, что с ним происходило. Он там описывал всяческие мысли, которые посещали его; теории, которые он подкреплял странными вычислениями, используя непонятную терминологию; да и просто писал про тех, с кем он был знаком; про свой быт, и тому подобные насущные вещи. Этот дневник словно его вторая память. – усмехнулся старик, попутно называя комбинации букв и цифр, чтобы Шон делал ходы за него.
– И где этот дневник сейчас? – Фрэнк задумался посмотрел на доску, потом поднял глаза на Шона и выдал:
– Этот дневник я ношу с собой в правом кармане своего пальто уже как 10 лет. – после непродолжительной паузы, Фрэнк натянул улыбку и усмехнулся, что было сил. – Хотел бы я так сказать, но этот дневник спец службы отняли у меня также, как и тебя. Поэтому рискую предположить, что они хранят этот дневник среди каких-нибудь документов в одном из департаментов. Либо же в архивах, что довольно вероятно. Не избавляться же просто так от такой кладези знаний. Причем довольно запрещенных знаний…. Оставшиеся в живых настоящие люди, должны были бы молиться на этот дневник, как на Библию. – размышлял Фрэнк
– Что такое Библия?
– Главная книга в христианстве, в которой были прописаны заповеди по которым должны жить люди. – объяснил Фрэнк.
А между тем партия затягивалась, и игра становилась все более напряженной. Хоть Шон и поддавался Фрэнку, но при этом он понимал, что Фрэнк игрок далеко не из простых. В один момент, ему показалось, что Фрэнк прекрасно понимает, что Шон поддается.
– Почему ты выбрал именно такие условия игры, Шон? – этот вопрос мучал Фрэнка. Шон жалостно взглянул на Фрэнка и поведал:
– Для меня куда проще спасти вас, чем продолжать дело отца. Если даже ему не удалось воплотить все свои планы в реальность, то с чего их смог бы воплотить я? Да и тем более, вы человек прошлого, а значит вы смертны. А я человек «междувременья», если это можно так назвать, а значит я бессмертен. Ни вы ничего не теряете, ни я. Просто, не более, чем условность для игры. – отчужденно рассказывал парень. Фрэнк слушал Шона и от его слов, ему становилось все тоскливее.
– Знаешь Шон, то, что я сейчас тебе расскажу, тебе будет неприятно слышать. Люди будущего не бессмертны. Хоть они уже мало чем походят на людей, но при этом смертность они не утратили. В этом мире нет ничего вечного. – огорченно раскрыл Фрэнк. – Вечны только шахматы. – с улыбкой добавил Фрэнк.
– С чего вы это взяли? Все люди же перешли на новую валюту времени. И если правильно распоряжаться этим временем, стало быть оно и заканчиваться не будет. – словно оправдывая систему твердил Шон.
– Время-то заканчиваться не будет – твоя правда, но люди будут заканчиваться. Да, может вы уже и не будете умирать естественно, как мы, но просто представь, как ты гниешь на койке и испытываешь адские боли каждую секунду своего существования. У тебя вроде даже есть какое-то время, но ты буквально ничего не можешь с этим сделать. Как тебе такое бессмертие? – риторически спросил Фрэнк, после чего поставил мат Шону.
Шон сострадая посмотрел на Фрэнка. Ему ничего не оставалось сказать ему в ответ и потому он просто принял слова умирающего, как истину.
– Что-ж дядя Фрэнк благодарю вас за эту игру. Вы выиграли меня и потому я должен выполнять условие, которое я вам предложил. – стараясь скрывать все накопившиеся эмоции, сказал Шон. Фрэнку лишь оставалось наблюдать за тем, что Шон предпримет.
Парень выключил голограмму с шахматами и взглянул в глаза Фрэнка. Он словно вглядывался в самую душу умирающего старца. Шон подошел поближе к койке и аккуратно выключал кабели, которые обеспечивали жизнь Фрэнка. Сердце умирающего начинало биться все сильнее и быстрее, его глаза раскрылись до той степени, что казались совсем голыми. Фрэнк просто физически не мог сопротивляться. Он наблюдал как кабели выпадают один за другим. Умирающему становилось труднее дышать, он чувствовал, как его сердце начинало сбавлять темп биения. И без того бледная кожа становилась еще более мертвой.
– Я ваш спаситель Фрэнк… Смерть – единственное, что сейчас может вас спасти. С вами умрет эпоха Айнзидлеров, но дело отца Роберта не умрет…. Я вам обещаю! Вы были правы, Фрэнк. Я не один. – сдерживая слезы, обещал Шон Зидлер. Наконец, глаза Фрэнка закрылись, а сердце перестало биться. Лучи восходящего солнца, бьющие из окна осветили лицо покойника. По лицу Шона покатились слезы. Он плакал ни сколько из-за убийства, совершенного им, сколько от осознания истины и груза, который он взял на себя.
Глава V
Вы никогда не задумывались, почему некоторые люди иногда остаются безнаказанными? Почему одним дозволено больше, а другим меньше? Почему один может нарушить каждую заповедь, совершить все семь смертных грехов, избежав страшного суда; а другого настигнет адская кара всего за мельчайшую оплошность? Почему судья так несправедлив? Кто этот самый судья? И что такое справедливость? Быть может, справедливости нет и вовсе? Или справедливость – что-то неопределённое и неисполненное для всех? А может и наоборот, справедливость есть в каждом, но не каждый ее понимает… Хочется в это верить всем сердцем. Но к сожалению, или к счастью, справедливости в этом мире нет и не будет. Кроме той, что наводишь ты сам…
За 6 лет до текущих событий
Современный город Кёльн было уже не узнать. Шедевры архитектурного искусства, которые отображали опыт многих лет были заменены на однотипные современные многоквартирные «муравейники». Впрочем, как и во многих других городах мира. Но все же была одна важнейшая деталь, по которой можно было отличить Кёльн от сотни других городов Земли. Несмотря на многозначительные изменения в городе и его инфраструктуре, средь искусственных «муравейников» виднелся до сих пор не полностью возведенный Кёльнский собор, оформленный в готических тонах. Он величаво и могущественно стоял уже многие века, словно оазис средь бесконечной пустыни.
То утро было абсолютно ничем непримечательным. Благодатные солнечные лучи пытались пробиться сквозь нависший над городом туман. На улицах города не было ни души, ни плоти. Ни одному безумцу и в голову не взбрело бы выходить на улицу в восемь часов утра. Но всё же, один такой безумец нашелся. К вратам собора подъехала одна довольно необычная для той обстановки машина. Это был черный автомобиль Ford примерно начала 1970-х годов. Мало того, что он ездил с помощью бензина, так еще и на колесах. Казалось бы, прошлый век, но нет – винтаж! Остановившись, из раритетного автомобиля вышел бот-шофёр, и поспешил отворить пассажирскую дверь. Но не успел он этого сделать, как некто сам ее открыл и вдобавок фыркнул: «Сам открою!». Шофёр отошел от двери и из авто возник еще один не менее необычный персонаж. Шофёр незамедлительно извинился перед гостем: «Прошу прощения, Господин Церфаль». Новоиспеченный гость был заметно выше и крупнее шофёра и имел атлетическое телосложение. Он был одет в бордово-кровавый смокинг, под которым проглядывалась пепельного цвета рубашка. Его плотные локоны каштанового цвета продувались легким весенним ветерком. Выйдя из машины, он циничным взглядом сопроводил бота-шофера, и смыкая свои мощные скулы, направился ко входу Кёльнского собора, стуча лакированными туфлями по глянцевой плитке асфальта. Было очевидно, что этому неординарному мужчине было крайне некомфортно носить такой костюм, но для грядущей встречи это было не более, чем формальностью. В нынешнее время мало кого можно увидеть в классическом смокинге. Подойдя ко входу, некий мистер Церфаль остановился и оглядел собор сверху до низу, словно проанализировал каждый элемент сия архитектурного искусства. Несмотря на то, что собор был исполинских размеров, мистер Церфаль глядел на него настолько высокомерно, что складывалось ощущение, что он оглядывает лишь маленький макет этого замка. У этого джентльмена было несколько занятных привычек: он прикусывал то нижнюю, то верхнюю губу, когда задумывался о чем-либо; а также характерно двигал густыми бровями. Иногда, глядя на его мимику, можно было бы предположить, что он съел самый кислый на свете лимон. И вот, расправив свои могучие плечи, мистер Церфаль вошел внутрь.
Внутри его радушно поприветствовал бот-администратор, который сопроводил его к конференц-залу, который находился на самом высоком этаже. Подойдя к титановой двери, администратор вызвал хозяина через панель управления, установленную на стене и доложил о прибытии званного гостя. Дверь автоматически отворилась и бот поспешил оставить Церфаля с хозяином наедине друг с другом. После этого, дверь так же закрылась.
Пройдя чуть далее в зал, мужчина в первую очередь осмотрел громадные полки, которые были забиты всякими разными книжками. Последний раз бумажные книги Мистеру Церфалю доводилось видеть лишь в далекой юности. Но он никак не мог разглядеть названия этих книг из-за темноты в конференц-зале. Плотные шторы полностью закрывали окна из которых утренний свет мог бы проникнуть внутрь. Единственным источником света в этом помещении служил камин, в котором горел самый настоящий огонь. Несмотря на приличное расстояние между камином и Церфалем, тот мог почувствовать доходящее тепло. Потому, мужчина снял свой бордовый пиджак и повесил его на вешалку, стоящую рядом. Около вешалки находился рояль, который также привлек внимание гостя. Церфаль даже попробовал зажать знакомый ему аккорд, но тут же убрал свои руки подальше из-за неожиданно громкого звучания.
Но, внезапно, он услышал строгий мужской голос: «Доброе утро, Тиль Церфаль!». Церфаль немного даже испугался от осознания того, что он в помещении не один и машинально повернулся к источнику звука. Он заметил, что возле камина стояло кресло внушительных размеров, которое плавным движением повернулось в его сторону. Из этого кресла поднялся высокий силуэт. Этот кто-то властными неторопливыми шагами подошел поближе так, что его уже можно было разглядеть. Свет исходящий из камина озарил лицо хозяина. Это был немолодой и нестарый мужчина. Визуально он выглядел как ровесник Тиля, но при этом складывалось яркое ощущение, что этот Господин явно старше. Его лицо выглядело подтянутым и стройным. Но его глаза были пугающе впалыми, из-за чего казалось, что он вечно чем-то недоволен и разочарован. Не было также и каких-либо морщин, с помощью которых, можно было бы хоть примерно представить сколько ему лет. Его кожа казалась стеклянной и не имела никаких изъянов. Единственное, что бросалось в глаза, так это небольшая горбинка на носу. Издали комнаты, этот джентльмен выглядел довольно мрачно. Его уложенные назад черные, как тьма, волосы лишь дополняли весь этот образ.
Церфаль направился к нему навстречу, дабы поздороваться. Подходя, загадочный мужчина закатал рукава своей черной водолазки – то ли из вежливости, то ли из желания подтвердить доверие между ним и его гостем. Пока оба жали друг другу руки, Церфаль заметил насколько венозной и неестественно холодной была рука его спутника. Кроме того, он заметил, что тот носил старинные классические часы, которые сейчас были редкостью. Церфаль словно вернулся в прошлое. Это рукопожатие было неприлично долгим, оно сопровождалось очень тяжелым зрительным контактом. Но вдруг высокий мужчина в черном сжал руку Тиля еще сильнее, немного наклонился к нему и раздраженным голосом выдал:
– Должен вам сказать Herr Церфаль, я не из тех людей, кто говорит «Чувствуйте себя как дома». Вы здесь в первую очередь всего лишь гость и не более того. Потому, не позволяйте себе слишком многого. – высказался хозяин собора и, для обозначения своей мысли, издал низкую ноту на стоящем рядом рояле.
Церфаль не имел понятия, как реагировать на такой упрек в такой ситуации. Он понимал, что хозяин был абсолютно прав, но Тиль чувствовал себя оскорбленным; и во избежание дальнейших проблем, воздержался от, привычных ему, резких изречений. После непродолжительной паузы, хозяин собора предложил Церфалю присесть на кресло, чтобы хоть как-то разбавить неловкость, повисшую в кабинете.
Когда Тиль присел в кожаное черное кресло, он не постеснялся спросить хозяина собора:
– Слушайте, быть может, это у вас считается плохим тоном, но я посмею спросить: кто вы? Я даже не знаю, как к вам обращаться. – с ноткой сарказма вопросил Тиль.
Некий хозяин собора, обернулся на позади сидящего Церфаля, и ухмыльнувшись представился:
– Вы можете величать меня Господин Сейвер. Для вас Я – заказчик проекта. – с особой гордостью сказал Господин Сейвер. Было видно, как он обожает своё имя.
– Приятно познакомиться, Господин Сейвер. Мое имя вам, я так понимаю, известно. – ради соблюдения формальности ответил Тиль.
– Да, должен сказать, я наслышан о вас, Тиль Церфаль. Вы по национальности немец, родом из Кёльна. Вы служили в армии и даже имеете звание сержанта. Похвально! У вас также имеется два высших образования: архитектурное и инженерное. – пересказывал Господин Сейвер, глядя прямо в глаза своему собеседнику, словно читая его историю. Тилю было крайне любопытно, откуда этот мужчина знает столько информации о нем самом. Церфаль тут же воспользовался моментом и ответил:
– Так точно, два высших образования и еще множество неофициальных… Это, конечно, крайне чудно, что вы так подготовились перед встречей со мной; но давайте не будем делать вид, что не видим слона в комнате. Национальности уже не важны, важно то, что мы с вами оба – люди, а не чертовы боты или выращенные в пробирках клоны. – немного изменившись в голосе начал Тиль. Но лицо Сейвера отражало крайнюю степень уныния. Он явно не хотел затрагивать эту тему и потому возразил:
– Национальности не важны? И это я слышу от немца? – улыбнувшись подострил Сейвер. И облокотившись на рояль, продолжил. – Господин Церфаль, я позвал вас сюда, потому что хочу привлечь вас к одному занятному проекту. Кёльнский собор… Как старому жителю Кёльна вам, вероятнее всего, известна легенда о соборе, в котором мы с вами находимся. Его уж который век никто не может достроить…, и я хочу, чтобы этот «чертов» собор был достроен вами, Тиль. – поделился Сейвер, подошел поближе к своему гостю и одержимо повествовал. – Вы правы, людей в нашем мире осталось крайне мало и их число уменьшается с каждым днем. Тиль, для меня принципиально важно, чтобы Кёльнский собор был достроен человеком. – сказал хозяин, практически вплотную наклонившись к Церфалю.
Церфаль пребывал в недоумении от происходящего в этих стенах. Ему было трудно поверить в то, что он только что услышал. Но пока Сейвер говорил ему о своих планах, Тиль тут же вспомнил про своего отца. И перебив своего потенциального заказчика резко, чуть не криком сказал:
– Вернер Швайгер! Мой отец Вернер Швайгер, в свое время, тоже работал над этим собором и умер при загадочных обстоятельствах… Мне нужны объяснения, Господин Сейвер! – потребовал Церфаль.
Господин Сейвер выпрямился и уже своим привычном монотонным взглядом пронзил Тиля и продолжил:
– Тиль, я сочувствую вашей утрате. Да, ваш отец действительно занимался проектировкой собора. Но поверьте мне на слово, его смерть никак с этим не связана. Если вы не знали, а скорее всего, вы не знали; ваш отец – Вернер Швайгер был мало того, отличным архитектором, но еще и оппозиционером. Вступив в оппозиционную группировку, Herr Швайгер был расценен властями экстремистом и, соответственно, репрессирован. Именно по этой причине, собор еще не достроен. Он не успел закончить этот проект… – вспоминал Господин Сейвер, попутно вальяжно разгуливая по кабинету. – Потому, если вы не собираетесь становиться экстремистом, у вас есть шанс довести до конца дело отца. – заманчиво пояснил Сейвер.
Церфаль был знатно раздосадован известиями о своем отце. Но при этом, в его голове появилась пища для размышлений. Выходит, что если, его отец был репрессирован в качестве экстремиста, то он тоже был не согласен с идеями операции «Метаморфоза». А значит и за собор он взялся неспроста. Это было трудно описать, но Тиль чувствовал, что человек, стоящий перед ним как-то связан со смертью отца. Быть может, некий Господин Сейвер как-то связан с операцией «Метаморфоза». Что бы то ни было, Тиль Церфаль был настроен отомстить за отца и за все человечество, которое пострадало из-за этой злополучной операции. В этот же момент, в его голове родилась одна безумная идея, которую он жаждал воплотить в реальность.
– Как-бы печально не звучали ваши слова, но я должен продолжить дело отца Вернера. Я смогу достроить этот собор. – пытаясь скрыть свой гнев ответил Церфаль. – Но всё же, я до сих пор не понимаю – почему именно я? – словно имея некоторые сомнения поинтересовался он.
– Тиль, вы сейчас неприлично явно напрашиваетесь на комплименты. А комплиментами, я одаривать не люблю. Но если вам нужно еще раз убедиться, скажу: вы не глупы, имеете соответствующее образование и не одно, долгое время вы сами проживали здесь, так еще и ваш отец – Вернер Швайгер, а самое главное – вы человек! – то ли раздраженно, то ли вдохновенно описывал Сейвер.
– А тот факт, что я сын Вернера – случайность или вам это уже было известно? – спросил Тиль так, будто бы уже знал ответ на этот вопрос.
– Знаете, у меня и мысли такой не было. Как минимум потому, что вы носите разные фамилии. Хотя визуальная схожесть у вас с ним есть. – подметил Сейвер, оглядывая Тиля оценивающим взглядом.
– Я вас понял, Господин Сейвер. Я готов взяться за проектировку Кёльнского собора. Хотел бы вас поблагодарить за информацию об отце, ну и конечно же за такую возможность. Для меня это – самая настоящая, что ни на есть, рука помощи. – пытаясь изобразить признательность высказал Тиль. Сейвер улыбнувшись своей хитрой ухмылкой, лишь кивнул и ответил: «Это взаимовыгода».
Господин Сейвер подошел к полке и вынул из нее документ, который передал Церфалю и попросил его подписать для заключения договора. Тиль внимательно ознакомился с договором, который был написан на двух языках, включая немецкий – его родной язык, который, как и все другие языки, кроме английского, исчезли после злополучной операции. Архитектор оставил свою подпись на документах и одну из копий отдал обратно Господину Сейверу, а одну оставил себе. Сейвер перепроверил все документы и подписи, после чего убрал документы обратно в полку.
– Я так понимаю, вы не желаете модернизировать собор. Вы хотите, чтобы он был достроен все в тех же готических тонах? – уточнил Тиль.
– Да, вы все правильно понимаете. Полное техническое задание будет скоро вам отправлено. Кстати, меня немного удивил тот факт, что вы ни слова не спросили о выплате за проект. Но будьте уверены, сумма вас ожидает достойная. Также, я создам все условия для вашей работы. Вам будут выделены одни из лучших апартаментов в городе неподалеку от собора. Все дальнейшие детали мы с вами обговорим потом. – подтвердил Господин Сейвер.
Взглянув в глаза Церфаля, Господин Сейвер протянул руку в знак заключения договора. Мужчины пожали друг другу руки и Тиль Церфаль, накинув свой пиджак, направился к выходу. Сейвер отворил дверь и напоследок сказал: «Это будет самый великий архитектурный проект в истории человечества. По сравнению с ним, даже Вавилонская Башня будет казаться песочницей…».
– Лучше и не скажешь. – с ухмылкой добавил Церфаль, оглянувшись на своего заказчика. А между тем, уже представлял в своем сознании, как этот негодяй будет вопить от боли, умирая в разрушающемся соборе.
Текущее время
В тот, казалось бы, ничем непримечательный день, уходящее за горизонт солнце светило ярче обычного. Редкие лучи даже прорывались сквозь нависшую над городом пелену; и отражались алым оттенком на лике города, полного шума и светодиодов. За этим захватывающем пейзажем с террасы своих хором наблюдал Господин Сейвер. А между тем, реконструкция Кёльнского собора шла полным ходом. Властная гримаса никак не сходила с лица мужчины. Его пронзающий взгляд, то и дело, скользил: то на закат, то на собор, то на наручные часы. Но вдруг эта медитация была прервана уведомлением от бота.
Это был генеральный директор – Оливер. Он значительно отличался от других ботов в этом мире неживых людей и почти живых машин. Оливер был, пожалуй, самым живым ботом из всех, что когда-либо были созданы. Этот чудо-бот был собран специально под заказ Господина Сейвера в свое время. Ему были подконтрольны практически все процессы, происходящие где-либо. Если так можно выразиться, Оливер был правой рукой Господина Сейвера.
Сейвер некоторое время отходил от потока мыслей в его голове, а после позволил Оливеру зайти на террасу. Дверь отворилась и бот, одетый в строгий костюм, составил компанию Господину Сейверу.
– Что ж такого интересного произошло, что ты побеспокоил меня именно в этот момент? Собор достроен? Или быть может ты выяснил, как контролировать солнце? – высказывал свое недовольство владыка, даже не поворачиваясь лицом к Оливеру.
– Владыка Сейвер, извиняюсь, что отвлекаю вас. Дело в том, что на наших просторах совсем недавно произошел крайне неординарный случай… Нам необходимо поставить вас в известность и посоветоваться с вами об этом. Иначе это может влечь за собой весьма неприятные последствия. – выкладывал бот виноватым тоном.
Сейвер выдержал раздраженное мгновенье молчания, после чего выдал:
– То-то же, закат сегодня какой-то неординарный… Ну, выкладывай, что там стряслось. – ожидая услышать что-то весьма тривиальное, сказал Сейвер.
– Я думаю, Вы помните дело о Роберте Айнзидлере… Так вот, его родной сын – Шон Зидлер узнал про дневник отца. О дневнике, Шон узнал через своего дядю – Фрэнка Айнзидлера. Мало того, он также и убил его в больничной палате одного из отделений в Лондоне. – выкладывал генеральный директор, а между тем Сейвер заинтересовался этим инцидентом настолько, что даже повернулся лицом к нему.
– И как же, он собственно вышел на своего дядю? Вы ведь не смогли это проконтролировать, так? – упрекал своего подчиненного Господин Сейвер.
– Мне жаль произносить, но их встреча – абсолютная случайность…
Сейвер закрыл глаза и тяжело вздохнув, встал с кресла и возник пред ботом.
– Какая, к черту, случайность? Я построил мир, в котором люди растут в лабораториях; в мире, где каждое действие подконтрольно безошибочному аппарату. И ты мне сейчас говоришь, что встреча двух Айнзидлеров – случайность? Или быть может, вам проще свалить вину за невнимательность на «случайность» … В прочем, поведай мне лучше о том, как они встретились. – спокойным голосом давил владыка.
– Шон Зидлер вчера в обеденное время находился в реабилитационном центре. После процедур, он направился вдоль коридора, напевая песню «Bella ciao». В этот момент, Фрэнк Айнзидлер подловил знакомый мотив и продолжил песню. Любопытство Шона взяло верх, и он вошел в палату к своему ново знакомому дяде. Они решили сыграть партию в шахматы. На кону стояло спасение Фрэнка. Фрэнк одержал победу в партии и был убит своим племянником. Сам Шон воспринял убийство, как спасение… Стоит отметить, что за день до этого, Шон Зидлер познакомился с некой Беллой Фамилье на одном из мероприятий. Возможно от нее он и узнал старую песенку. – поведал Оливер.
Глаза Сейвера в этот миг загорелись так, будто пред ним предстал сам Наполеон. Эта история явно вызвала эмоции в душе непоколебимого владыки. Он был вдохновлен и лишь выдал краткое: «Парень – не промах…».
– Да, Владыка Сейвер. Эта ситуация явно выделяется на фоне предыдущих. Но вопрос остается открытым – что нам делать с этим парнем?
Сейвер, устремив свой вдохновенный взгляд в сторону алого заката, поделился своей безумной на первый взгляд идеей:
– Мы сделаем то, что сделал бы любой здравомыслящий человек и даже безошибочный интеллект… Мы оставим его в живых, и даже не будем мешать исполнению его замыслов… Ведь, лишь только сильнейший человек сможет выбраться из гниющего потока повсеместной слабости. Это будет для него испытание. Видишь ли, Я создал мир, в котором люди утопают в блаженных усладах любых потребностей и не знают горя. И это – самое ужасное проклятие, что я бы мог наслать на род людской. Предоставить человеку все, о чем он только может грезить, но отнять право трудиться – худшее что можно представить. Такова натура людская – человек должен всегда оставаться голодным. Вероятность того, что Шон сможет противостоять потоку, крайне мала, но никак не равна нулю. Если же, он справится – пожелаю лично повстречать героя. – воодушевленно приказал Сейвер, после чего вновь взглянул на своего собеседника и продолжил. – А для системы – грех упускать такую интересную возможность для анализа… В любом случае, искусственный интеллект сможет начерпать достаточное количество информации из этого юноши. Не вижу никакой пользы в его уничтожении.
После этого разговора, Владыка попросил Оливера отправить ему файлы с камер видеонаблюдения и оставить его наедине с собой. Бот лишь подчинился и покинул террасу.
Когда Сейвер остался один, он запустил голограмму, на которой принялся смотреть, как произошел инцидент. Всю запись, владыка пребывал в буре, смешанных эмоций; но при этом, со стороны выглядел абсолютно непоколебимым. Его выражение лица передавало единовременное отвращение и вдохновение поступком Шона. Сейвер находил в случившемся нечто до дрожи прекрасное.
Глава VI
Заходя в свои апартаменты, Шон был сам не свой. Он закрыл дверь на двойную кодировку, и отключил все устройства, которые мог. Он судорожно уселся в мягкую кровать, но тут же подскочил и принялся нарезать круги по небольшой темной комнатке. Его руки тряслись от страха, а лик был бледен, и демонстрировал неподдельный ужас. Он просто не мог осознать тот факт, что собственноручно убил человека. И не какого-то случайного, а своего родного дядю, который, можно сказать, взрастил его. Его сердце колотилось, как мотор; по телу текли капли пота, которые словно стая тараканов раздирали его тело и разум; парня бросало то в холод, то в жар; а голова безостановочно шла кругом. Зидлер пытался успокоиться, но покойный дядя Фрэнк никак не выходил у него из головы. И каждый раз, Зидлер будто бы снова и снова проживал тот самый момент убийства. Рыдая и трясясь, он понял, что не может вытерпеть всего этого наедине с самим собой. Ему было тошно от себя. Еще бы чуть-чуть, и эта стая тараканов разрывной волной вырвалась бы у него изо рта. Шона спасала только кромешная тьма, в которой он не видел ни себя, ничего вокруг.
Трясясь, умокший в слезах и холодном поту, Зидлер еле-еле смог доползти до холодильника. Он начал доставать оттуда мягкие пересахаренные кусочки искусственного хлеба, в котором не было ни грамма зерна. Затем, он вынул кейс с пузырьками гадкого приторного пойла. Положив эдакий «ужин на одного» на стол, он принялся метаться по всей квартире в поисках дозы азгиндола. Найдя ампулы и шприц, Шон вколол в дергающуюся вену непривычно большую дозу для него. Этот наркотик легализован и выдается всем независимо от возраста, поэтому Зидлер, как и многие члены общества был зависим от голубой дряни в небольших ампулах. Азгиндол употребляют практически все без исключения. Даже само правительство позиционирует его, как безвредное, а иногда даже полезное.
Даже такая большая доза азгиндола не смогла остановить тремор, потому Шон вколол еще три ампулы. И наконец это дало свой эффект. Худощавые и бледные скулы парня начало сводить, тряска сменилась непроизвольными импульсами в мышечных волокнах. Зрачки парня расширились, и он вернулся обратно на кухню. Его тело будто бы не слушалось его самого. Он начал запихивать кусочки хлеба в свою пасть и тут же запивать их пойлом. Крошки разлетались в разные стороны, а алкоголь растекался по подбородку Зидлера, оставляя бордовые следы. Всё это дело, он закуривал электронной сигаретой, выпуская изо рта и носа огромные клубы едкого пара.
Парень потреблял не из нужды, а лишь для того, чтобы убежать от суровой реальности… От реальности, в которой он является убийцей. Эскапизм в чистом его проявлении.
Всех этих «ритуалов» было недостаточно, чтобы хоть на миг облегчить ношу на душе Шона. Его голова шла кругом; он еле-еле контролировал свои движения; на протяжении всех этих моментов ужаса и первобытного страха, он слышал в голове голос убитого им Фрэнка. Он вспоминал разговор с дядей и обещание, которое он дал ему. В его разуме с определенной частотой мелькали мысли о самоубийстве. Но разве это выход? Да и тем более, чтобы совершить самоубийство, нужно обладать особой смелостью. Зачастую убить кратно легче, чем умереть самому.
В таком плачевном состоянии, Шон сумел доковылять до душевой кабинки. Зайдя в нее, Зидлер дрожащими руками включил сильный напор обжигающе ледяной воды. Ему хотелось лишь избежать реальности любой ценой. Он уселся под напор воды и принялся ногтями раздирать свою кожу до крови. Он вопил от боли и дергался от струи воды, попадающей на его тело. Его переполняла лишь боль и ненависть к самому себе. По его коже стекали капли воды, смешанные с густой бордовой кровью. Он пытался очистить себя таким странным образом. Эта идея пришла к нему интуитивно. Это не он решил ободрать себя в кровь в ледяной воде, а кто-то, кто сидел внутри него. Тот, кто решал за него, что делать в трудные моменты. Этот кто-то – его животное начало. То самое начало внутри каждого человека, которое пытается заблокировать движущая система. И Шон почувствовал свое животное начало в те секунды отчаяния. Он понял, что он живой. Лишь в такие моменты, когда разум покидает тело человека, он понимает ценность быть живым. Достигнув просветления, измерзший, раненный, абсолютно нетрезвый, но ясно мыслящий Зидлер упал без сознания; в кабинке, по стенам, которой текли капли его крови и жизненной энергии.
Шон оклемался уже не следующий день. Напор воды выключился автоматически, пока он был без сознания. Ему жутко хотелось пить и есть, а голова раскалывалась. Встав на ноги, он обнаружил на себе множество царапин, оставленных им самим же. Каждая рана страшно жгла его кожу и создавала дискомфорт при передвижении. Выйдя из ванной, он осмотрел свои апартаменты. Его жилище выглядело так, словно там прошелся дикий зверь, снося все вокруг на своем пути.
Первым делом, Шон решил проверить уведомления на своем портативном устройстве. Кроме мириад рекламных предложений, Шон заметил пропущенный вызов от Беллы. Его тело покрылось мурашками. К нему пришло осознание того, что за каждым преступлением следует свое наказание. Он вспомнил о том, что Белла работает в одном из департаментов. И информация о том, что Шон убил человека могла очень быстро распространиться. Зидлер начал метаться по квартире словно угорелый. Он пытался понять, было ли замечено его убийство. Он не понимал, почему он еще не был наказан, несмотря на то, что с момента убийства прошли почти целые сутки. При обычных обстоятельствах, он бы уже находился под следствием. Но почему сейчас ничего не происходит? Собрав всю волю в кулак, Шон осмелился позвонить Белле. Он ожидал услышать от нее все, что угодно. Белла вышла на связь и своим обычным звонким и милым голосом ответила:
– Шон, привет! Это Белла. Я заметила, что тебя очень давно не было в сети. Ты ведь, на осмотр исправности ходил, да? Всё в порядке?
– Д-д-да, Белла… Всё хорошо, у меня просто смартфон немного вышел из строя. – судорожно ответил Шон.
– Я хотела предложить тебе встретиться еще раз. Если ты не сильно занят конечно… Хотя кого я спрашиваю? Ты же не работаешь! – с усмешкой предложила девушка.
В этот момент, Шон не понимал, что происходит. Он ожидал чего угодно, но совсем не отвлеченного диалога. Он оцепенел и выдал лишь кроткое:
– Да, конечно! Почему бы и нет. А где и во сколько?
– Нужно будет еще подумать, я тебе все напишу текстовым сообщением.
Белла совсем не подозревала о том, что сотворил Шон. А Шон, тем временем, начал готовить себя к худшему раскладу событий. Его посещали мысли о том, что весь этот разговор простая приманка, созданная только для того, чтобы словить его и наказать. Но стоит отметить тот факт, что после разговора, парню стало кратно спокойнее. Он будто бы сбросил с себя какой-то груз, который тянул его вниз.
Окончательно придя в себя, Зидлер решил навести порядок в своих апартаментах. Параллельно этому, он слушал сводку новостей. К удивлению, ни о чем, кроме как скандальных новостей звёзд и брендов он там не услышал. Складывалось ощущение, что для всей общественности это был обычный день, но явно не для Шона.
После уборки, Зидлер понял, что перед ним стоит серьезный выбор: поделиться с Беллой произошедшим, и предложить ей вести это дело вместе; или просто отмолчаться словно ничего не произошло. Белла работала в департаменте контроля, это играло, как на руку Шону, так и против него. Если она все-таки согласится на такую авантюру, с помощью нее, он сможет раздобыть больше информации. Но при этом, если она узнает о его планах, и будет настроена негативно, то ему конец.
Собрав всю волю в кулак, Зидлер решил, что он должен узнать у Беллы про все это. Но он собирается делать это все осторожно и дозированно, дабы заразить ее идеей революции и мести человеческой. Но первое, что ему нужно было найти – дневник отца. С помощью него, многое станет ясным, или наоборот явиться абсолютной загадкой.
Поток мыслей Шона перебил входящий звонок от Беллы. Он уже уверенно принял звонок и внимательно слушал Беллу. Она хотела предложить ему посетить один из ресторанов в городе, но Зидлер ее резко перебил и назначил встречу за городом на северном берегу реки Темзы, около центра сбора отходов. Белла была сильно удивлена настойчивостью Шона, и даже не успела ничего добавить. Под конец телефонного разговора, Шон сообщил о времени встречи. Это было раннее утро.
Глава VII
В эти ранние часы был слышен поток загрязненной реки и гул центра сбора отходов. Шон стоял у порта в ожидании своей подруги. Ни один луч солнца не мог выглянуть из-за дыма и вечного смога. Зидлер едва успел привести себя в порядок после бурной ночи. Он стоял весь в запекающихся ранах, и выглядел совсем уж не свежим. Оно и ясно, трудно выглядеть свежо после дюжины ампул азгиндола.
А между тем, Белла подъезжала к месту встречи. У нее было много вопросов: почему Шон так давно не был в сети? Почему именно это место? Анализируя действия парня, его можно легко клеймить неадекватным.
И вот подходя к порту, Белла замечает худощавый силуэт. В нем она сразу же узнала Шона. Увидев то в каком состоянии он стоит, девушку охватил шок. Она прильнула к нему, и заботливо схватила его руки. Только она хотела спросить у Шона о том, что с ним произошло, парень ее опередил:
– Белла, за последние несколько дней произошло слишком много шокирующих событий. Я даже не знаю, как и с чего начать… – Белла принялась внимательно слушать его, – В общем, у тебя были родители Белла, и у меня когда-то были.
– А кто тебе сказал об этом? Или где ты об этом узнал? – с недоверием спросила Белла.
– «Bella ciao». Ты ведь ее пела! Так вот, эта песня очень старая. Она была придумана людьми прошлого! – словно одержимый твердил Шон.
– Подожди, что? Люди прошлого? Шон, с тобой все в порядке?
– Да, все именно так, Белла. Со мной не все в порядке… И с тобой не все в порядке… И со всем этим миром! Я хочу, чтобы все вновь было в порядке. – чуть ли не рыдая изливал свою душу Зидлер.
Белле стало очень жаль парня. Единственное, что она могла сделать – крепко обнять его и поддержать, несмотря на то, что Шон говорил о запретных темах.
– Слушай, может ты переборщил с азгиндолом? – предполагала девушка, – Слова, которые ты только что сказал, являются запретными.
– И что теперь? Сдашь меня? – равнодушно спросил Шон.
– Да нет же! Ни в коем случае, но просто старайся не упоминать эти вещи в чьем-либо присутствии. У тебя ведь могут возникнуть проблемы. – словно стараясь его защитить объясняла девушка.
– Именно поэтому я позвал тебя сюда, подальше от посторонних глаз… Знаю, то, что я сейчас тебе рассказываю, возможно, кажется тебе неадекватным. Но послушай, я тебе докажу, что мне можно верить. – уже в уверенном тоне, продолжал Шон.
– И как ты собираешься мне это доказать? – с особым интересом спросила Белла.
– Ты ведь работаешь в департаменте контроля, так? А это значит, что у тебя есть доступ к архиву. Следовательно, ты можешь найти любой файл, который был туда загружен. – говорил Шон, продолжая логическую цепочку, – Мне нужно, чтобы ты кое-что достала оттуда для меня. И тогда все встанет на свои места. Я в долгу не останусь.
– Ну и что же тебе там нужно? – уже с опасением спросила Белла.
– Дневник Роберта Айнзидлера.
Глава VIII
После ста двадцати килограммового жима штанги от груди, Тиль направился к стойке с принтерами, попутно вытирая со своего тела капли пота. Так как помещение было подвальным, ни что не могло побеспокоить Церфаля. Еще в начале проектировки собора, Тиль продумал это помещение. Оно не числится на начальных чертежах, и пока что, о нем знает только он сам. В этом никому неизвестном подвале, построенным под Кёльнским собором, мужчина чувствовал себя в безопасности. Да, у него были в распоряжении комфортные и большие апартаменты в центре Кёльна, но там он бывал довольно редко. Иногда он подумывал сдавать их в аренду, дабы настроить дополнительный источник немалого дохода. Тем более, центральные апартаменты, даже не были обустроены изнутри; что нельзя сказать про основную цитадель Тиля.
Да, этот подвал был не таким комфортным, но всё же, более родным для Церфаля. Здесь не стояли ароматы благовоний и лаванды, но запахи пота и пороха стабильно населяли это помещение. На стенах вместо картин постмодерна, висели разного рода обрывистые карты. Тиль отменно смыслил в инженерии, потому все электронные устройства, стоящие в подвале, были собраны им самим, и больше походили на громоздкие вычислительные аппараты, а не портативные устройства. Уж больно он не доверял нынешней системе цифровой безопасности.
После того, как Тиль установил еще одну горсть бумаги в принтер, на его компьютер пришло еще одно уведомление от администрации Кёльнского собора. Тиль должен был отчитываться о процессе планировки и постройки с определенной периодичностью. Подключив аудиоканал, Церфаль направился к крану, чтобы побриться. Пока он наносил пену для бритья на участки своего лица, Тиль выслушивал однотипные вопросы генерального директора Оливера, которые он задавал из раза в раз. Пока Церфаль брил свою обросшую щетину, он отчитывался:
– Да, Господин Оливер. Стройка идёт полным ходом. Мы уже закончили планировку комнат на семнадцатом этаже. Сейчас мы работаем над фасадом собора. Окончательный вариант будет готов в ближайшие полгода-год. Я буду вас держать в курсе событий. – монотонно проговаривал Тиль, смывая пену для бритья. Только Оливер хотел ему что-то ответить, Тиль резко оборвал аудиоканал, и вытирая лицо жестким полотенцем лишь бубнил про себя: «stumpfe Arschloch».
После этого, Тиль направился к рабочему верстаку, где располагались его инструменты и пара темных кирпичей. А вот и его новая разработка – детонирующий кирпич. Технология до жути проста, но при этом не менее гениальна. Изнутри кирпич забит приличным объемом твердого октогена, но при этом снаружи выглядел, как обыкновенный кирпич. Но была, всё же, одна примечательная деталь. В каждом кирпиче была сквозная щель, через которую проходила прочная проволока. При ее нагревании, октоген дает реакцию и происходит взрыв. А теперь умножьте этот взрыв на количество кирпичей у основания собора… Да, безусловно, провернуть такое на обычной среднестатистической стройке было бы затруднительно. Но не забывайте, что это – самое масштабное строительство из всех, что когда-либо видело человечество. Тиль не был обделен финансами и ресурсами. По его требованию, ему могли предоставить практически все на свете. Да и тем более, эти кирпичи по плану будут располагаться только на нижних этажах собора.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71054089?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Ален Таукебаев
На рубеже XXI века мир захвачен искусственным интеллектом, и люди стали заложниками системы, где время заменило деньги, а жизнь каждого оценивается в минутах и часах. Социальные рейтинги определяют всё – от доступа к благам до права на существование. История стерта, а те, кто пытается узнать правду, исчезают навсегда.
Шон Зидлер, привыкший к роскоши и беззаботной жизни, чувствует себя чужим в этом искусственном мире. Но случайная встреча с запретными знаниями открывает ему глаза на истинное положение дел. Оказавшись на пороге судьбоносного выбора, он решает разрушить стены обмана и найти ответы, спрятанные от человечества.
Его путь полон опасностей, загадок и испытаний, где каждое решение может стоить жизни. Впереди его ждут не только открытия, но и тяжелая правда, которая изменит всё. Сможет ли Шон выжить и пробудить человечество, или его последние часы тоже станут частью забытой истории?
Ален Таукебаев
Операция Метаморфоза
Часть 1
Глава I
Было трудно понять: день это или уже ночь, пятница или уже суббота, жизнь это или просто симуляция. Густые занавески, плотно прилегающие к окну, напрочь блокировали всякий свет, который мог бы поступить из вне. И лишь поддельно яркий монитор в углу крохотной комнаты отображал циферблат, да погоду, которая была стабильно теплой в, должно быть, морозном ноябре. Из ржавых динамиков, подле недавно купленного монитора, доносился набор назойливых звуков, сопровождаемых фальшивым пением. Да, нынче это зовется музыкой… И подобная музыка сменяла одна другую с периодичностью в несколько секунд. Не сказать, что обитатель этой квартирки получал эстетическое удовольствие от прослушивания подобного фонового мусора, он просто не хотел оставаться в тишине наедине со своими мыслями. Создать вид присутствия и скрасить вечное одиночество – главные предназначения динамиков на протяжении всей жизни «декоративного человека будущего». Такую угнетающую атмосферу дополнял стойкий запах низкокачественных продуктов питания, стоящих на тумбе около чересчур мягкой кровати. Кровать буквально поглощала в себя все то, что на ней находится. Складывалось ощущение, что матрас был обит приличными слоями ваты. В один момент во всей квартире загорелось тусклое голубоватое освещение, и кварцевая механическая дверь в комнату сдвинулась вверх.
А вот и обитатель сея жилища. В комнатку, перешагивая через всяческие предметы, разбросанные по полу, аккуратно прошел молодой парень лет двадцати трёх. Он был по пояс нагим, а его длинные тёмные волосы, достающие плеч – влажными. Должно быть, он только закончил свои водные процедуры. Как только молодой человек приблизился к компьютеру, из динамиков на всю комнату прозвенел резкий звук уведомления. Женский роботизированный голос, старающийся казаться естественным, огласил: «Шон, развлекательное мероприятие назначено на три часа ночи в центральном клубе. У вас еще есть два часа. Не опоздайте!». Не успел голос договорить, как Шон выключил его нажатием кнопки, попутно что-то бубня себе под нос. После непродолжительной паузы, юноша убрал волосы, падающие ему на лицо, назад и нырнул в койку. Шон чувствовал себя паршиво, впрочем, как и всегда. Но эта ночь была, пожалуй, самой паршивой за последнее время. В эту ночь ему нужно было выйти из своего очага и даже контактировать с другими «людьми». Парень понятия не имел, когда в последний раз покидал свою квартиру. Кажись это было год назад, когда ему нужно было получить справку об исправности в местном центре реабилитации. Опыт не из приятных, но Шон вынужден проходить обследование ежегодно, дабы не возникло проблем с надзорным департаментом. Наконец, после небольшого перерыва, юноша вылез из объятий постели и с неохотой направился в другую комнату.
Встав перед не активированным зеркалом, Шон увидел в отражении сгорбленного худощавого и бледного парня. Его лицо было покрыто морщинами и прыщами, а челюсть висела и, почти, прилегала к шее. Под глазами виднелись растянутые синеватые мешки, а глазные яблоки были алыми, как закат, который он видел от силы пару раз за всю свою жизнь. Лицо было отёчным, будто бы весь прошлый день он питался исключительно солью. Как вообще человек может быть настолько худым и заплывшим в унисон? Можно было подумать, что перед зеркалом стояла просто уродливая девушка. Единственное, что подчеркивало мужское начало в этом парне – неопрятная щетина, которой он на самом деле стыдился. Любые мужские внешние достоинства в новом обществе, будь то ярко выраженная мускулатура или густая борода, считались грубыми.
Но каким-бы уродом ты не был, ты просто обязан выглядеть хорошо в присутствии других людей. Выглядеть, а не быть! Одевайся для них, говори для них, работай для них, живи для них…
Легким нажатием пальца на кнопку в углу зеркала, Шон включил “Glow up” эффект. И вмиг пред зеркалом стояло уже не чучело, а улучшенный облик человека, но при этом до жути неестественный, а главное – неживой. Прыщи с лица исчезли, не оставив ни одной морщины; цвет кожи преобразился в более светлый и здоровый оттенок, лицо словно сияло; линия челюсти стала более выраженной, а оттеков, будто бы и не было. Несмотря на то, что Шон каждый день смотрит на себя в чудо-зеркало, в этот раз он рассматривал каждую деталь своей внешности. И чем дольше он всматривался в свое отражение, тем тошнотворнее казалось оно ему. Будь у него рука посильнее, тут же разбил бы чёртово зеркало. Но силёнок Шона порой не хватало даже на элементарные действия, вроде подъема по лестнице до третьего этажа или вскрытия банки без помощи сторонних приборов. Потому, разочарованный в себе парень смог лишь нервно отключить «зеркало контраста». Шон вновь увидел напротив себя уродливого неудачника. Его организм был иссушён до такой степени, что не было сил даже на слёзы. Единственное что осталось в нём – непринятие и ненависть к самому себе.
Пытаясь убежать от себя, Шон собрал волосы в хвост и отворил полку с косметикой, которую он использует лишь для особых случаев. Будто бы с агрессией он достал из полки корректирующий протез челюсти и немедля вставил себе в рот, полный неровных и жёлтых зубов. Благодаря протезу, Шон смог скрыть дефекты полости рта и даже искусственно выдвинуть челюсть вперед. После этого, парень достал косметические пластыри и наклеил их на свои веки. Он держал их на протяжении считанных секунд, и о чудо! Синяки под глазами исчезли. Теперь же, Шон взял чехол с контактными линзами и аккуратно, будто ювелир, одел их. Его зрачки засияли, а глазное яблоко стало идеально белым. Линзы скрыли все лопнувшие капилляры. Поморгав для закрепления результата, Шон взял электронную бритву, которая больше походила на обрезанную маску. Приложив ее к лицу, вся растительность на лице (кроме бровей) юноши исчезла. В окончании процесса ухода за лицом, Шон нанес на лицо специальный крем, который скрывает все изъяны его кожи. А вишенкой на торте, конечно же стала косметика. Как же без нее в таком поверхностном мире? Безусловно, Шон стал выглядеть кратно красивее, чем до всех этих процедур, но при этом казалось, что он лишь напротив изуродовал себя. Ни его зубы, ни его кожа не демонстрировали каких-либо дефектов. Для мужчины он выглядел слишком женственно, а для – человека слишком идеально.
Проведя порядка двадцати минут в, как он называл – «glow up» комнате, Шон вновь вернулся в свою крохотную «нору гика». Парень уселся в мягкое закругленное кресло, стоящее перед его компьютером, на котором была запущена игра в шахматы; достал тарелку с однородной субстанцией, и перелистывая вкладки браузера принялся опустошать пластиковую тарелку, попутно попивая переслащенный газированный напиток, да закуривая все это дело электронной сигаретой, испуская клубы разноцветного пара. Шон был взволнован грядущим мероприятием и, признаться честно, сильно нервничал. За год уединения, он совсем позабыл, как контактировать с «людьми». О чем с ними говорить? Как себя вести? Держать ли зрительный контакт с кем-либо более секунды? Все это было загадкой для Шона, хоть он обязан знать это, как никто другой. Он должен соответствовать статусу «Prope humano» – самому элитному слою общества.
Листая вкладки, Шон суетливо проверял свой рейтинг и баланс, а между тем посещал профили людей, которые также посетят это мероприятие. Так как мероприятие являлось публичным, были приглашены люди из всех слоев декоративного общества будущего, кроме самого низшего – «operarius». Проверив профили приглашенных гостей, Шон понял, что имеет, пожалуй, один из самых высоких рейтингов среди всех, но это никак не успокаивало его, а лишь наоборот заставляло тревожиться еще сильнее. Люди скупы на рейтинг и не заметить доминанта рейтинга среди гостей – трудно, следовательно, все внимание обещает быть приковано к Шону. Интересно, каково это идти в лес, полный зверей в шкуре льва, но будучи тихой мышкой внутри?
Что касается социальных сетей, то там «люди» придерживаются подобной стратегии, которую сохраняют на протяжении всей своей искусственной жизни – создать видимость. Создать видимость, что не одиноки, заводя себе количество подписок и подписчиков, сравнимое с армией какой-нибудь страны. Но при этом, знают ли они их всех вживую? Ценность личности сходит на нет. Теперь люди не личности, а подписки и подписчики, или по крайней мере – пользователи. Каждый старается показать себя с хорошей стороны, все эмоции, которые можно увидеть на их страничках – фальшь. Человек в социальной сети и в реальной жизни – два абсолютно разных человека. Но так уж вышло, что, если раньше люди были просто зависимы от социальных сетей, то в новом мире, люди интегрированы в них. От социальных сетей зависит очень многое: окружение, ментальное состояние, карьера, рейтинг, место в обществе и в целом вся жизнь «декоративного человека будущего». Теперь люди буквально вынуждены достигать своего рейтинга ценой времени.
Но что уж можно еще поделать, постепенно умирая в подобном обществе? Обществе, в котором каждый пытается скрыть свое вечное одиночество, впустую проводя время среди «одноразовых декоративных друзей»; обществе, в котором нет понятия «настоящий друг», «близкий» и даже «семья»; обществе, где всякий озабочен собой, но делает вид, что ему есть дело до тебя; в кастовом обществе, где сначала посмотрят на твой рейтинг, а лишь потом на твою обложку, ну а про внутренний мир, речи даже идти не может… Но так уж и повелось в новом мире: всё вокруг идеальное, одни лишь «люди» – порочны.
Тяжелые времена порождают сильных людей, легкие времена – слабых, а прекрасные времена – вырождение. Таков удел людей – хотеть лучшего и достигать, а не скучать в обилии благ и сиюминутных удовольствий. Быть вечно голодными.
Наконец, Шон набрался сил и встал с кресла с хрустом костей позвоночника, (или по крайней мере, того, что от него осталось) после чего направился к гардеробу. По стандартам красоты, этот юноша имел идеальные пропорции фигуры: узкие плечи, костлявые конечности, минимальная мускулатура, тоненькая шея, небольшие бедра и примерно схожий по размеру обхват груди. Но несмотря на это, Шон скрывал свою форму одеждой на размер больше. В эту ночь, сей эталон красоты решил одеть большую тёмную рубашку с длинными рукавами, а также широкие брюки чёрного цвета. Так как брюки были великоваты для Шона, он затягивал их белым атласным ремнём с миниатюрной блестящей бляшкой. На ногах красовались полуспортивные ботинки, с узкими краями, сковывающими ступни парня. Кстати говоря, именно из-за такой формы обуви, парень имел странноватую походку. Также его образ дополняли всяческие аксессуары в виде «умных часов», которые имели богатое многообразие функций: начиная от указывания количества пройденных шагов, заканчивая давлением, которое никогда не опускалось ниже 120. На указательном пальце правой руки было кольцо, которое отображало количество времени на его балансе. Так сказать – легкодоступный кошелек. Ну и весь этот образ был дополнен недешевым парфюмом со стойким и резким ароматом ванили и цитруса и нотками пряностей.
Оглядев свой внешний вид от и до порядка шести раз, Шон вновь присел в свое кресло и нервно дёргал ногой, будто бы в ожидании второго пришествия Христа. Параллельно, он беспокойно проверял время на мониторе и на своём кольце. Шон тщетно старался выйти из этого состояния взволнованности и пытался глубоко дышать. Пытался, но у Шона не хватало объема легких дышать полной грудью. Его дыхание было прерывистым и нездоровым. Наконец цифра 59 на часах сменилась двумя нулями, и парень подскочил из своего кресла и направился в сторону выхода из квартиры.
Выйдя из многоэтажного жилого комплекса, Шон посмотрел на ночное небо, которое больше походило на сплошной светлый туман, проплывающий над городом. Все здания в округе были освещены и горели словно мириады глаз, наблюдающих за всем и вся. Воздух на улице мало чем отличался от воздуха в квартире, ветра практически не было, а сам кислород ощущался как некий газ, которым был пропитан весь прогрессивный умирающий мир. Температура на улице была подозрительно теплой для ноября месяца, и тем более теплой для Северной Европы. На самой улице стоял гул, проезжающих мимо машин; и назойливых звуковых фекалий в виде непрекращающейся рекламы, исходящих из разных углов. Культура уже давно была потеряна. Посмотрев на город, трудно было сказать, что это именно Лондон. Все культурные и исторические особенности абсолютно перестали выдавать себя. Один город выглядит ровно, как другой. Оглянувшись на свой жилой комплекс, Шон увидел исполински гигантские здания с хаотично горящими окнами. Ранее, он и поверить не мог, что вокруг него живет столько людей, и ни одного из них он никогда не видел, и тем более не знал. В каждом из этих окон протекает по меньшей мере одна забытая жизнь. Как это возможно: нас так много, но при этом каждый так одинок?
Сигнальный звук, приехавшей за Шоном машины, отвлек его от мыслей, и он поспешил сесть в нее, дабы не опоздать.
Глава II
Прибыв на место назначения, Шон взглянул на часы и был приятно удивлен тем фактом, что опоздал всего лишь на 15-20 минут. В новых правилах этикета считается, что, если ты позволил себе опоздать на 20-30 минут от назначенного времени, можно считать, что ты прибыл вовремя. Да, «люди» настолько утратили ценность времени, что опоздание на пол часа – не является опозданием. На смену немецкой точности пришла простительная безответственность.
Оглядев здание, Шон прищурил свой взор от разнообразия цветов, которыми светились всяческие изображения на здании и несуразные рекламные объявления. Да уж, реклама азартных игр и наркотиков на центральном здании города… Казалось бы, полнейший абсурд, но к сожалению, теперь это стало ничем непримечательной обыденностью. Взгляд Шона передавал привычную разочарованность во всем: в мире, в людях, а главное – в себе. Неужели, все так было всегда?
Собрав всю волю в кулак, Шон вдохнул настолько глубоко, насколько позволяли его легкие, и выдохнув, устремился ко входу в клуб. Его походка, дыхание, мимика, осанка транслировали всем окружающим крайнюю неуверенность. Казалось, что все внутренности Шона сжались внутри. Его минимальная мускулатура напряглась и также скорчилась под воздействием мнимых страхов. В моменте, Шон был готов развернуться и убежать оттуда в ужасе, но все же ему хватило смелости войти внутрь.
На входе Шона встретил роботизированный контролер, проверяющий гостей по списку. Он поднял свои стеклянные глаза на Шона и попросил новоиспеченного гостя подтвердить свое имя.
Шон… Шон Зидлер – хриплым голосом подтвердил парень. Робот удостоверился в поступившей информации и после непродолжительной паузы огласил:
Добро пожаловать, Шон Зидлер! Приятно провести вам время! – голос робота казался неестественно веселым и при этом абсолютно без эмоциональным. Это сильно смущало Зидлера.
Даже во время такого короткого разговора, Шону Зидлеру было трудно установить зрительный контакт, несмотря на то, что это всего лишь робот, исполняющий свои элементарные функции. Говоря честно, Зидлер боялся роботов куда больше, чем «людей». Никогда не знаешь, что может выкинуть эта машина. Шон – профессиональный шахматист, который может обыграть очень многих «людей». Но никогда в своей жизни, ему не удавалось одолеть бота. «Люди» играют по заготовленным стратегиям, их ходы можно легко предсказать, и поставить мат человеку – не такая трудная задача. Но бот мыслит совсем иначе. В том-то и сама суть, что бот действительно мыслит в отличии от человека. Аналитические способности компьютера, можно сказать, безграничны. Критическое мышление этого куска железа многократно превосходит людское. А эта цифровая зараза еще и обучается с феноменальной скоростью. Говорят, не стоит сравнивать себя с другими, а нужно сравнивать себя лишь с собой вчерашним… Зидлер не верит в это утверждение. Шон уже долгое время тщетно пытается сравнивать себя с компьютером. Для него высшая стадия удовлетворения – победа над ботом. Казалось бы, что это невозможно… Но явно не для Зидлера.
Как только послевкусие от взаимодействия с роботом прошло в голове парня, на часы пришло уведомление о снятии 12 минут с его счета за вход. Шон проследовал к залу и с особой осторожностью вошел в механически открывающиеся двери. Зайдя в хаотично сверкающее разными неоновыми оттенками помещение, Зидлер услышал что-то отдаленно похожее на музыку. «Музыкой» это можно было назвать с огромной натяжкой. Не более, чем набор раздражающих звуков, который сопровождался ужасным пением. Пред ним предстало множество людей. Каждый из них был чем-то занят: кто-то смаковал мягкую закуску, сравнимую с куском ваты; кто-то упивался напитками, в которых было до жути много газов, сахара и всяческих красителей; некоторые общались между собой; люди класса «operarius» занимались организацией сея мероприятия; ну а особо безучастные личности уставились в смартфоны и проверяли почту по многу раз или листали галерею. Надо же, «декоративный человек будущего» создает видимость даже в таких мелочах. Казалось бы, зачем тогда стоило приходить сюда? Проверять пустую почту можно и дома хоть днями напролет. Но пару вещей объединяла их всех – одиночество и эгоизм. Вероятнее всего среди них нет людей, которые считаются истинными друзьями. Разве что одноразовые приятели или половые партнеры, не более.
В одно мгновенье, Шон почувствовал уверенность в том, что все эти люди точно такие же, как и он сам, и их не стоит бояться. Но все же в его голове коренилась глубочайшая неприязнь к каждому из присутствующих. На подсознательном уровне, он понимал, что кратно превосходит их, но к сожалению, вынужден жить в тех же рамках, что и недалекий люд.
Шон с особым интересом осматривал каждого, кто попадался ему на глаза, но при этом как только он получал ответный взгляд на себя, тут же отводил глаза в другую сторону, словно вовсе не разглядывал этого «человека». На лицах всех людей читался либо чрезмерный пафос, которым каждый оправдывал свое ничтожество; либо поддельная улыбка, которая раскрывает человека, как ничто другое. Знаете, ту самую улыбку на лице, когда кончики губ натянуты до ушей, но глаза хладны и несчастны. Все же некоторым «людям» еще стоит практиковаться в «искусстве создания видимости».
Среди всей толпы, Шону приглянулась одна дама, которая каким-то внутренним духом притягивала его внимание к себе. Ей было лет так 25 на вид, она имела азиатскую наружность и естественно привлекательные черты лица. Черные локоны плавно спускались на хрупкие плечи, закрытые легкой полупрозрачной накидкой. В отличии от подавляющего большинства гостей, она не старалась скрыть свою фигуру, а лишь наоборот точно подчеркивала ее черным облегающим платьем. На ее лице был минимальный макияж. Тонкие длинные ресницы, не слипавшиеся от туши, чуть бледный оттенок пухлых губ, не испорченный ярким блеском и аккуратные скулы, не выделенные тенями, подчеркивали легкость образа. Казалось, что даже у мужчин макияжа было кратно больше, чем у нее. Но при этом она выглядела красивее, пожалуй, всех, кто находился в зале. И стояла она совсем одна у проектора, ни с кем не разговаривала, а как Шон оглядывала всех в округе. Конечно, ей удалось привлечь к себе много внимания, но внимание это было абсолютно разным. Мужчины чувствовали ее превосходство над собой, как внешне, так и социально; а женщины смотря на нее либо испытывали крайнюю степень зависти, либо же вовсе сексуальное влечение к ней. Ни один джентльмен не решался к ней подойти, так как традиционная пара мужчина-женщина, порицалась обществом. Безусловно, если бы вы состояли в отношениях с женщиной, будучи мужчиной, вам бы никто и слова не сказал. Но все же, вы бы поймали на себе тучу косых взглядов. Традиционная пара в новом обществе – дурной тон. Таков уж уклад.
А между тем, необычайной красоты леди маневрировала около проектора с бокалом терпкого, но при этом сладкого алкоголя и каждым своим движением покоряла все больше взглядов. Шону было крайне трудно увести свой взгляд с нее. Это был один из немногих моментов, когда он оглядывал кого-либо так продолжительно и тщательно. Было в ней что-то живое, что-то, что отличало ее от других. Еще более Зидлера удивлял тот факт, что никто не рискнул подойти к ней и завязать разговор. Экстравагантная, выбивающаяся из норм наружность обеспечивает неприкосновенность и неприступность в мире эгоцентричных «декоративных людей будущего». Складывалось некое ощущение, что пока другие существовали, она по-настоящему жила.
А между тем, восхищение Шона, перебил звук из динамиков, на котором все тот же знакомый роботизированный голос огласил: «Дамы, небинарные персоны и господа! Просим обратить внимание на голограмму. Мероприятие объявляется открытым!». В тот же миг, вся суматоха в зале сошла на нет и все повернулись в сторону голограммы, стоящей в середине, в предвкушении «шоу». Фоновые голоса и прочий шум притихли и были слышны лишь звуковые эффекты из динамиков. Освещение также погасло и все вокруг покрыл мрак. Посреди зала всплыли яркие объемный цифры «1 274 093 749». Это число постепенно уменьшалось. Голос из динамиков огласил изображаемую цифру, после чего добавил: «Сейчас вы можете наблюдать численность населения нашей планеты. К нашему всеобщему счастью, это число сокращается и в скором будущем мы достигнем нашей цели в миллиард людей. Мы должны скооперировать все наши усилия для достижения «Золотого миллиарда».» После этих слов, вместо голограммы численности населения, в пространстве образовалась другая голограмма, изображающая половой акт двух мужчин. А затем появилась голограмма полового акта двух женщин. Вся эта мерзость была изображена так красочно и аппетитно, что недалекие умы с удовольствием романтизировали бы сею грязь. Зидлер смотрел на весь этот этюд и не мог скрыть шока со своего лица. Он с величайшим недопониманием стал наблюдать за реакцией других гостей и по-видимому, им это приносило удовольствие. Их лица передавали эстетический, а быть может и сексуальный оргазм. Вдруг снова послышался голос из динамиков: «Система ввела новую опцию бонусов. Бонус в виде 40 дополнительных часов на ваш счет за регистрацию однополого брака!» Зал был завален аплодисментами и овациями.
Стоявший в оцепенении Шон почувствовал прикосновение сзади, затем некто пробормотал шепотом: «Какая мерзость». Парень немедля обернулся, словно только проснулся, и пред ним предстала та самая загадочная леди в черном платье. Глаза Зидлера раскрылись от удивления как никогда ранее. Девушка виновато посмотрела Шону в глаза и добавила уже неуверенно: «Я предположила, что вы один из немногих кто искренне не понимает смысл происходящего здесь… Ваш взгляд. Он передает отвращение.». Буквально одной фразой, девушке удалось покорить сердце Шона, и единственное что он смог из себя выдавить было краткое, но четкое: «Верно». После непродолжительного зрительного контакта, девушка улыбнулась, а Шон протянул ей руку и представился: «Мое имя Шон Зидлер». Сестра по несчастью пожала руку Шона и ответно представилась: «Белла Фамилия». Их кольца столкнулись и передали информацию друг о друге. Белла удивленно посмотрела на Шона и поинтересовалась: «Вы действительно из класса «Prope humano»?». Шон стеснительно кивнул головой, а Белла возразила: «А по вам даже и не скажешь!». Шон искоса взглянул на Беллу, а затем оглядываясь ответил: «Знаете ли, не хочется выделяться из толпы. Я – затворник по жизни». Белла с глубоким пониманием взглянула на Шона и произнесла фразу, которая тронула душу Зидлера: «Вас можно понять». Шон окончательно влюбился.
А между тем голограмма сменилась другой более насыщенной и яркой. На сменившийся голограмме были изображены логотипы ведущих брендов и реклама их новых коллекций одежды. Пусто наблюдая за мерцающими изображениями, Шон не мог прекратить думать о словах его новоиспеченной подруги. Тут же он подметил еще одну важную деталь ее образа: она совсем не носила одежду с ярко выраженным логотипом какого-либо бренда. Посмотрев на всех гостей, стоящих вокруг проектора, складывалось ощущение, что стоят не люди, а просто био-реклама. Личность потеряна, на смену ей пришел бренд. И чем этот самый бренд дороже, тем дороже и ты для социума. И совсем не важно сочетается твоя одежда или нет. Что касается самого Зидлера, то он носил не очень дорогую, но и не самую дешевую одежду. Он выглядел просто, но со вкусом.
В потоке размышлений, Шон заметил, что реклама брендов длится слишком уж долго. Наверное, раза в два дольше, чем сама презентация. Интересно, сколько времени человек проводит, смотря ненужную ему рекламу? И есть ли вообще реклама, которая хоть раз кому-то действительно помогла?
Наконец-таки, реклама закончилась, и презентация получила свое продолжение. Образовалась огромная голограмма транс-гендерного мужчины, который выглядел до крайности женственно. Он был облечен в мешковатый ярко красный полу расстёгнутый плащ, из-за которого было видно его полную избыточную жиром фигуру. Его златые длинные волосы были уложены назад и выглядели словно парик. Искусственный силуэт, более походивший на свинью, чем на человека широко улыбнулся, тем самым невзначай покичился изумрудными пластинами на своих гниющих зубах. Оно развернулось на 360 градусов, оглядело всех гостей в округе, после чего сняло розовые блестящие очки, которые казались зеркальными. В этот момент стало видно подведенные обильными слоями макияжа голубые глаза этого чуда.
После такого эффектного появления, некто начал свою речь:
– Приветствую вас, дамы, небинарные персоны и господа! Я вижу в этом зале самых разных людей: людей из разных сословий, разных гендеров, разных рас, разного возраста. Но самое важное то, что я вижу в каждом из вас личность. Каждый, каждая и каждое из вас – личности, которые способны изменить мир. Вы – люди будущего, рожденные дабы достичь идеала. В каждом из вас заложена та сила, с помощью которой мир катится вверх! Объедините же ваши силы и общий успех будет не за горами! – гнусный голос эхом распространялся по всему залу.
«Разных!» – усмехнулся про себя Шон Зидлер.
После эдакой пламенной речи, зал вновь завалили овации. Почти для каждого «декоративного человека будущего», отображаемая голограмма была неким идеалом человека. Неким отцом, которого каждому так не хватало в новом мире, в котором отсутствуют даже базовые семейные ценности. А между тем, «большой брат» продолжил свою великую речь:
– Итак, какова же главная цель каждого человека в этой жизни? Заработать больше времени? Переспать с большим количеством половых партнеров? Или может провести больше времени в режиме онлайн? Каждый из вас от части прав, но главная великая цель – потребить как можно больше ресурса! Простая истина, которую должен понимать каждый! Мы были рождены на этом свете, чтобы безмерно получать удовольствие от жизни, ни в чем не нуждаясь, и не прикладывая никаких усилий для этого. Мы есть, были и всегда будем хозяевами этого мира. Потому НЕ МЫ должны миру, а мир должен НАМ! – словно какую-то мантру проговорила голограмма. В этой речи было столько эмоциональных красок и полюбившихся людям слов, что не верить в эти слова было невозможно. Эдакая психология влияния на массы. Люди в зале точно на втором дыхании принялись аплодировать и кричать от восторга. Все люди были в восторге, все кроме двух – Шона и Беллы. Они стеклянными глазами сквозь толпу наблюдали за движениями голограммы уродливого свиноподобного «человека». В окончания своей пламенной речи, голограмма добавила: «И помните самое главное: вы – хозяева, вы – потребители!». После этих слов, оратор исчез, неоновые светодиоды вновь осветили зал. Огромная масса «людей» заглушила поток мыслей Зидлера своим докучливым гулом.
У Шона есть одна занятная привычка – резко и беспричинно глубоко задуматься о чем-бы то ни стало. Не важно где, не важно, когда, и как. В этот раз произошло тоже самое. Это состояние можно сравнить со своего рода медитацией. И выход из него сопровождается ощущениями некого пробуждения. Покинув транс, Шон заметил, как люди разбрелись по уже освещенному залу. Стоял привычный фоновый шум. Но вдруг, он почувствовал, на себе пронзительный взгляд. Обернувшись, Зидлер увидел, стоящую позади в нескольких метрах от него, Беллу. Она с особым интересом разглядывала его. Будто бы узрела совершенно новое существо другого вида.
– Шон, все в порядке? – подойдя, поинтересовалась Белла. Ответ Шона был утвердительный – Просто, все то время пока этот урод толкал свою речь, ты стоял, как вкопанный – объяснила девушка.
Шон стеснительно замешкался. Первое, что его удивило было то, что, казалось бы, незнакомая девушка обратилась к нему на «ты». А второе, то, что она разделяет с Шоном его взгляды касательно презентации. Эти два факта лишь усилили его симпатию к Белле. Зидлер почувствовал общность с ней. В ответ, Шон лишь разочарованно ответил: «Все, как всегда». Белла тяжело выдохнула и многозначительно кивнула.
А между тем, мероприятие получило свою кульминацию. Все «люди» в округе принялись страстно ласкать друг друга. Мерзкое зрелище – наблюдать как люди одного пола с особо дикой страстью придаются любви. Порой было трудно разобрать кто из них мужчина, а кто женщина. В новом обществе это было уже не важно. Уже было незачем выделять лишь два гендера из ста, а то и более. Обще привлекательные сексуальные признаки, как: мускулистое тело, женственность, стройная фигура сошли на нет. Теперь же это все выглядело как нетрадиционная оргия человекоподобных уродов. Некоторые представители люда либо выпивали до упаду, либо употребляли что-либо посильнее. Великого разнообразия гормональных таблеток, сладкой выпивки с до ужаса большим содержанием спирта, легализованных психотропных препаратов и прочих прелестей было в избытке. Безграничное дофаминовое море. Все это торжество сопровождалось отвратной музыкой, которая не имела в себе ничего высокого, красивого; и не менее отвратными видеорядами с нескончаемой прямой и косвенной рекламой брендов. Видеоряды и музыка сменялись с быстрой периодичностью, что уже было трудно понять происходящее на экранах.
Самым печальным был тот факт, что «декоративные люди будущего» с охотой тратили валюту в виде времени на пустые бренды, которые ничего толкового в себе не несут. Бренд в новом мире решает очень многое, а личность утратила свою ценность. Если на тебе бренд – ты часть коллектива, если бренда нет – ты никто. Этот зал наполняли не люди, а ходячие бренды.
В моменте, рука Шона была сжата рукой Беллы. Юноша замешкавшись с непреодолимой тревожностью взглянул на девушку. Это был, пожалуй, самый трудный зрительный контакт в его жизни. А взгляд Беллы передавал трепет и одновременную непоколебимую уверенность во всем происходящем. После тяжелой паузы Белла тихо, но четко произнесла:
– Я понимаю тебя, как никто другой. Мы с тобой очень похожи, и я это чувствую… Чувствую все противоречия в твоей голове.
– Ты же знаешь, что пара вроде нашей будет многими замечена. Мы слишком традиционны для этого мира. Косые взгляды в нашу сторону обеспечены! – шепотом твердил Шон. В ответ, Белла по-доброму улыбнулась и сказала лишь легкое: «Ну и пусть».
После непростого разговора, Белла обхватила своими руками тоненькую шею Шона и медленно приблизилась к парню, закрывая свои сияющие от счастья глаза. Их губы соприкоснулись и произошел страстный поцелуй.
Люди в округе начали оглядываться на столь необычную пару. Мало того, что пара состоит из парня и девушки, так еще и далеко не самого низкого класса. Где ж такое видано, чтобы люди из класса «Prope Humano» строили гетеросексуальные отношения?
После поцелуя, Шон и Белла взглянули друг на друга и буквально подумали об одном и том же. Они почувствовали то, что никто из людей никогда бы не почувствовал. Эти чувства были истинны. Не та фальшь о которой все усердно говорят, выдавая за правду. Это была не имитация, а чувства настоящих людей.
Шум в зале потихоньку начал угасать и все больше людей начали обращать свои взоры на Беллу с Шоном. А между тем, Белла смаковала удовольствия от расстёгивания пуговиц на рубашке Шона. Казалось, что музыка в этот момент шла в один ритм с действиями пары. Полуголая уродливая толпа уже начала доставать свои смартфоны, дабы запечатлить подобный перфоманс. Спустя чувственные мгновенья незаурядная пара оказалась по пояс нагой. Все это действо сопровождалось жаркими поцелуями и не менее горячим телесным контактом. Неоновый свет ритмично освещал опьяненных любовью. В один момент Зидлер взял руку Беллы и чуть ли не задыхаясь в удовольствиях произнес: «Чувствую себя памятником абсолютных чувств…». После этой многогранной фразы, пара двинулась к выходу, проходя сквозь коридор из людей, снимающих их. Они выглядели точно древнегреческие боги, идущие через толпу плебеев. Их взгляды были прикованы друг к другу, словно всего остального мира просто не существует.
Глава III
На следующий день, Шон пробудился в незнакомой квартире. Было примерно обеденное время, по крайней мере, на то указывал циферблат, находящийся на стене. Шторы, как и в квартирке Зидлера были плотно закрыты. Придя в себя, парень понял, что весь пропах женским парфюмом, который отдавал ароматами красного вина и лепестков розы. Перевернувшись на другой бок, Шон почувствовал, что в уютной постели лежит кто-то еще. Он притих, и с особой осторожностью убрал одеяло с лица соседки по кровати. Это была Белла. В тот же момент, Зидлер все вспомнил. На его лице нарисовалась легкая улыбка. А между тем, Белла также пришла в чувства. После приятного зрительного контакта последовал не менее сладкий поцелуй.
– Хотела бы я, чтобы этот момент длился вечно, но мне пора идти на службу. – полусонным голосом произнесла Белла.
– Кстати говоря, я так и не узнал кем ты работаешь. – намекнул Зидлер.
– Конечно ты не знаешь этого – с усмешкой сказала девушка. – Многие люди из класса «Prope Humano», наверное, даже не в курсе, что некоторые люди работают. – После эдакой издевки над Шоном, Белла поднялась с кровати и с неизбежной простотой ответила. – Я работаю в департаменте контроля.
В голове Зидлера произошел некий внутренний диссонанс. Буквально вчера ночью они на глазах у всех образовали традиционный союз мужчины и женщины, а сегодня утром она ему заявляет, что работает в департаменте контроля. А между тем Белла, как будто бы, прочитала мысли Шона и продолжила:
– Шон, мы совершили страшное преступление… Нужно, чтобы ты собрал все документы и спрятался как можно дальше от людей! – с особо серьезным взглядом четко проговорила девушка.
Шона охватила паника. Он нервно поднялся с кровати и пытался что-то спросить у нее, но вопросов в его голове было настолько много, что он не мог сформулировать свои мысли. Шон судорожно начал метаться по комнате в поиске своих вещей, как вдруг услышал пронзительный смех Беллы.
– Да я же пошутила! – сквозь смех изрекла она. Шон выдохнул, словно сбросил увесистый камень со своих плеч, а Белла немного успокоившись продолжила свое объяснение. – Мы с тобой не сделали ничего незаконного. Да безусловно, традиционные пары в нашем обществе – табу, но при этом кроме общественного порицания за собой ничего не несут. А то, что мы с тобой переспали – тоже не так страшно. Самое главное, наше совокупление не несло в себе цели деторождения, следовательно, мы ничего не нарушили. Тем более, я бесплодна, как и все.
– Белла! У меня чуть инфаркт не случился! Святой Код! – воскликнул Шон. Белла улыбаясь, поправляла свои волосы и упрекала парня в том, какой он наивный.
После такого удара бодрости Шон и Белла начали свою рутину. Пока спутница Шона принимала душ, парню на смартфон пришло сообщение о явке на ежегодный общий осмотр исправности, который должен состояться сегодня. Также Шон увидел многочисленные отметки его аккаунта на различных видеороликах, снятых во время вчерашнего мероприятия. На видеороликах они с Беллой целовались укутавшись в объятия друг друга. Это событие стало неким инфо-поводом. Рейтинг известности Шона кратно увеличился за одну ночь, но рейтинг порядочности уменьшился на несколько пунктов. Герой этой ночи был взволнован событиями, которые произошли менее, чем за сутки. Шон старался глубоко дышать, дабы успокоиться.
Когда Белла вышла из душа, Шон показал ей ситуацию, произошедшую в медиа пространстве. На что Белла лишь со скукой фыркнула, закатив глаза.
– Неужели, ты правда считаешь это такой трагедией? Каждый день вокруг нас происходят столько событий, которые куда масштабнее этих видеороликов. Люди посмотрят их и тут же позабудут, поэтому можешь не волноваться. – заверила Белла, словно это сущий пустяк. Шон, стараясь расслабиться смотрел на Беллу, он искренне хотел верить в ее слова. Белла не зная, как успокоить парня, начала напевать, попутно настукивая ритм хлопками:
Una mattina mi son svegliato
o bella, ciao! bella, ciao! bella, ciao, ciao, ciao!
Una mattina mi son svegliato
e ho trovato l'invasor.
O partigiano, portami via
o bella, ciao! bella, ciao! bella, ciao, ciao, ciao!
Шон внимательно ее слушал, но не мог понять, на каком языке она поет. Когда Белла закончила петь, Шон вдохновленно поинтересовался у нее:
– Что это за песня? Она не похожа на ту музыку, которую создают сейчас. Да и поется она на каком-то неизвестном языке. Но в ней что-то есть, что-то, чего нет в остальной музыке. Ты сама ее сочинила? Просто в припеве повторяется твое имя…
– Я и сама не знаю. Единственное, что мне известно – эта песня очень старая. Я ее услышала однажды в детстве и с тех пор помню слова песни. Я напеваю ее в моменты, когда мне плохо. И на самом деле, каким-то образом это помогает, мне становится значительно легче. – призналась Белла.
– Знаешь, в этом что-то есть. Мне, как будто, тоже стало легче, от этой чудо-песни. – улыбнувшись поддержал Шон.
После того, как Шону удалось успокоиться, пара отправилась завтракать на кухню, встречая этот новый день. Белла открыла холодильник, изменила в нем температуру нажатием одной кнопки и достала заготовленную емкость с однородной массой. Между тем, Шон подбадривал свое состояние чашкой переслащенного капучино. Девушка налила эту массу, называемую завтраком, в две небольшие тары и подала на стол. Шон не привык завтракать. Он всегда пропускал этот важный прием пищи, так как по сути, был безработным и никогда не вставал с утра и тем более не завтракал. А если ему и приходилось что-то есть с утра, то он просто использовал сервис доставки. По его фигуре было предельно ясно, что он не любитель «поесть». Он осторожно взял тару, оглядел ее, понюхал и принялся аккуратно пить. Белла смотрела на Шона в ожидании вердикта. Шон глотнул этой смеси, словно пытаясь распробовать вкус и поинтересовался:
– Никогда еще не пробовал такое. Из чего это сделано?
– Травы, орехи, миндальное молоко и набор ежедневных таблеток. – рассказала Белла с особой гордостью.
– Странное сочетание, честно говоря. Я не видел таких наборов ни в одном сервисе доставки. – размышлял вслух Шон, из вежливости, пытаясь сделать вид, что ему эдакая стряпня по вкусу.
– Конечно ты нигде ее не видел. Я же сама это приготовила! – с радостью воскликнула Белла. Шон чуть было не подавился смесью, после ее слов.
– Сама?! Интересно, что я еще не знаю про людей из рабочего класса… – удивился Зидлер, вытирая капли смеси со своих губ. Белла добро улыбнувшись взглянула на Шона изрекла:
– Да, понимаю звучит странно. Но, когда я готовлю сама, я чувствую некое удовлетворение. Мне это приносит радость. Я могу отведать плоды, которые сама и посеяла. – с вдохновением рассказала девушка.
Шон внимательно вслушавшись в слова Беллы довольно глубоко задумался. Он нашел в ее тяге готовить определенный смысл. В мире, где, созидание было заменено тотальным потреблением, готовка это, пожалуй, один из немногих процессов, который может дать человеку чувство истинного творения. Шон понял насколько дорог этот завтрак и отведал его полностью. После того, как тара оказалась пуста, парень пообещал себе научиться готовить.
После завтрака, Шон уведомил Беллу о том, что ему нужно идти на осмотр и собрав свои вещи, он отправился в путь.
Глава IV
Проходя по неестественно освещенному коридору, Шон аккуратно оглядывал двери, мимо которых он проходил. Атмосфера больничного центра дополнялась стойким запахом медицинского спирта и через чур ярко горящими светодиодами. Зидлер испытывал фоновую тревогу, когда направлялся на обследование. Он прекрасно понимал, что буквально через пару минут ему предстоит контакт с роботом, который будет осматривать его. «Вот уж докатились! Робот осматривает человека!» – подобные мысли преследовали разум Шона.
Открыв нужную дверь, Зидлер вошел в кабинет приема анализов. В кабинете за столом сидел робот, который выглядел практически, как живой человек. Система и тут пытается создать видимость настоящей жизни. Шона накрыл некий страх, идущий вместе с ненавистью к неодушевлённому, изо всех сил старающемуся выглядеть живым.
– Добрый день! Подтвердите вашу личность пожалуйста. Шон Зидлер, класс «Prope humano» – это вы? – выдал роботизированный голос, который, на удивление, звучал, как настоящий. Шон искоса взглянув на робота, подошел к нему и дал ему свое кольцо с данными. Робот-регистратор пробил кольцо Шона через специальный аппарат и тут же на голограмме отобразились все данные. После этого неодушевленный специалист пригласил Шона в камеру обследования. Сняв с себя одежду, Шон прошел в эту самую камеру, которая более походила на модернизированную душевую кабинку. Регистратор ввел нужные настройки и активировал камеру. Камера вмиг заполнилась дымом и тела Шона уже не было видно. Шон провел в этой камере порядка двух минут и вышел. Регистратор получил все анализы о здоровье Зидлера. Пока Шон одевался, робот докладывал о его состоянии:
– Мистер Зидлер, должен вам сказать, что в общем вы вполне исправны. Видны некоторые успехи по сравнению с прошлым годом. Ваш уровень тестостерона был понижен с 14,3 нмоль/л до 9,2 нмоль/л. Если продолжите в том же духе, то ваш гормональный фон станет полностью здоровым. Единственное над чем еще стоит поработать – дофамин (гормон счастья). – выдал робот-регистратор.
– И как я могу это исправить? – незаинтересованно поинтересовался Шон, поправляя свою рубашку.
– Я выпишу вам амфетамин в таблетках. Будете пропивать их в течение полу года. Если не будете замечать изменений, увеличивайте дозировку на 20 процентов. – ответил регистратор и протянул Зидлеру его кольцо. Шон тут же вспомнил про тот самый набор таблеток, который Белла добавляла в свой завтрак. Вероятно, среди этого набора был и амфетамин. Зидлер утвердительно кивнул и собрался было выходить, как вдруг, регистратор невзначай спросил у Шона:
– Мистер Зидлер, для анализа вашего состояния, также хотел бы узнать у вас одну вещь: вас, случаем, не тянет к противоположному полу?
Шон остановился в недоумении. Неужели регистратор узнал про ту ситуацию с Беллой? Несмотря на скованность внутри, Шон робко и резко ответил – «Иногда», после чего поспешил удалиться из кабинета.
Шагая по светлому коридору, Шон пребывал в умиротворении от того факта, что ближайший год, ему не нужно будет появляться в этом проклятом месте. На радости, Зидлер начал пытаться напевать ту самую песню, которую услышал с утра от Беллы. Получалось у него мягко сказать – так себе. Он помнил лишь ритм и строку из песни – bella ciao. И шел он, да напевал одну и ту же строку. Но вдруг из одной двери, он услышал хриплый голос, должно быть, какого-то старика, который помог ему вспомнить другие строки. Голос продолжил петь:
Una mattina mi son svegliato
e ho trovato l'invasor
Шон замолк и остановился в оцепенении. Он почувствовал некий первобытный неоправданный страх, но любопытство брало верх и Зидлер аккуратно начал продвигаться к источнику звука. Дверь этой палаты была немного приоткрыта. С каждым шагом к двери, Зидлер чувствовал зловонный запах, исходящий оттуда. А между тем, старик продолжал петь, и казалось, что с каждым разом он поет все громче, словно зовет Шона к себе. Подойдя к двери, Шон скорчился от запаха, но при этом старался вести себя тихо, чтобы, не дай Код, его никто не заметил. И вот, Зидлер огляделся и дергающимися от ужаса руками приоткрыл дверцу, проигнорировав камеру видеонаблюдения, стоящую в коридоре. Любопытство парня было сильнее тех последствий, которые могли бы его настичь.
Заглянув в палату, перед ним предстало кошмарное зрелище. На грязной от фекалий и мочевыделения, смешанной с блевотиной койке лежало тело. Именно тело, уже трудно было назвать «это» человеком. Это самое нечто, кажись довольно, длительное время страдало от гангрены. Конечности выглядели так, будто бы их сожгли дотла. Они буквально разлагались на глазах. В заплывшей, но при этом костлявой руке уже были видны сквозные отверстия. Одной ноги не было и вовсе. Это было трудно описать, но в организме, который лежал перед Шоном был явный избыток жира, но при этом в некоторых местах выпирали кости. Складывалось ощущения, что у этого полу усопшего старика был нулевой процент мышц и связок, а лишь кости, да жир. Кожа носила бледно зеленоватый оттенок и практически полностью была покрыта шрамами. На голове вместо волос разрастались омерзительные вены, которые свидетельствовали о постоянном давлении в котором пребывает практически мертвый организм. Мало того, что глаза у несчастного и без того были довольно впалыми, огромные темные мешки на веках придавали ему вид голого черепа. Стоит ли говорить о том, что бровей над очами не было вовсе… Лицо выглядело косым и сплющенным, будто бы бедолагу избивали титановым утюгом, дабы изменить структуру черепа. Сквозь отсохшие губы, виднелась пара гнилых зубов. В некоторых зубах также проглядывались отверстия от кариеса. На самих неровных и обломанных зубах был внушительный слой налета и грязи. Все это выглядело так, будто бы страдающий ни разу в своей жизни не чистил свои зубы и питался лишь скотским навозом. Оно дышало через раз и то с величайшим трудом. Параллельно тяжелому дыханию слышались фоновые всхлипывания. С каждым вдохом его тело надувалось словно воздушный шарик от насоса. Наверняка в этом гниющем организме болезней было кратно больше, чем элементов в периодической таблице. К телу больного были подключены разного рода трубки. То ли для помощи в дыхании, то ли в транспортировке пищи, то ли для всего одновременно. В палате стоял запах тысячи трупов, еще бы чуть-чуть и Зидлера стошнило.
Встав пред беднягой, Зидлер с величайшим ужасом оглядел пострадавшего. В этот наколенный момент ни Шон, ни старик не позволяли себе дышать. Парню казалось, что глядя в глаза практически бездыханного старика, он видит саму смерть. Умирающий говорил с мучительным трудом, но все равно попросил Шона:
– Юнец, будь добр отключи систему сигнализации. Искренне горю желанием побеседовать с тобой без посторонних взоров… – кряхтя и кашляя выдал старец. Шон аккуратно нажал на сенсор отключения сигнализации и осмелился подойти поближе к старику. Он утвердительно кивнул. Дабы разбавить нависающую паузы, Шон поинтересовался:
– Когда я шел по коридору и напевал песню, вы смогли ее продолжить. Откуда она вам известна, если не секрет?
– Ну а кто ж не смог бы ее продолжить? Разве что человек, в жизни не слыхавший итальянского. – улыбнувшись воскликнул старец. – Это же уже классика, если можно так назвать – Bella ciao. Песня итальянских партизан. Один из символов борьбы с фашизмом.
– Итальянский? Фаш… фашмизм? – переспросил Шон в недоумении. Ему это слово не говорило буквально ни о чем. Старец бросил на Шона разочарованный взгляд. Такой взгляд, словно он и не ожидал большего от парня.
– Знаешь юнец, мир изменился до неузнаваемости. Но это даже не самое страшное, что могло произойти… Года сменялись веками, века – эпохами, но никогда люди не забывали своей истории. А сейчас посмотри на людей, которые тебя окружают. Их людьми-то хоть можно величать? Знают ли они то, как мы достигли того мира, в котором мы живем? – риторически спрашивал старец и принимая молчание Шона в качестве ответа продолжал. – Нет! Они даже не в курсе своей национальности! Господь, даже материка, на котором мы существуем! – немного переведя и без того тяжкий дух, бедолага подвел. – Народ забыл свою историю… А те, кому это выгодно – ее пишут. Знаю, ты сейчас мало чего понимаешь. Современники вроде тебя все воспринимают как простую данность.
Шону было трудно вот так просто взять и поверить в эти слова, которые были приправлены какими-то непонятными словами, которые этот помирающий старик, небось, сам и выдумал.
– Он ведь просто душевно болен и вообще у него, видать, крыша поехала. – подумал про себя Шон, но не стал это озвучивать из элементарного уважения.
– Погодите, а с чего это я должен вам верить? Ваши слова ничем не подкреплены. Вы могли это все просто выдумать. – попытался мягко сказать парень.
– А твое мировоззрение чем-то подкреплено? – в ответ подловил больной. Шону было просто трудно поверить в то, что он услышал. Ни сколько потому что это звучало, как та еще фантастика, а потому что ему было трудно принять тот факт, что всю свою жизнь он жил в глухом лесу заблуждений. Зидлер поспешил покинуть кабинет. Как вдруг он услышал из-за спины голос старика:
– Слушай юнец, а тебя случайно не Айнзидлером звать? – во весь больной голос вопросил старец, тем самым остановив Шона у порога в палату. Шон замер в оцепенении. Он не мог понять, как этот душевнобольной старик почти правильно произнес его фамилию. Он аккуратно повернулся в сторону койки, с испугом взглянул в глаза загадочного полутрупа и лишь произнес:
– Почти… Без приставки Айн. Просто Зидлер. Шон Зидлер. – неуверенно промямлил юноша. Услышав такой ответ, старик с большим физическим трудом улыбнулся и продолжил:
– Так послушай меня, Шон Зидлер. В то, что я сейчас тебе расскажу, будет крайне трудно поверить. Ты быть может подумаешь, что у меня не все дома. Поэтому, я начну только при условии, что ты не будешь ставить все мои слова под сомнения. У меня нет никаких причин тебя обманывать или использовать. Все равно, через день, другой помру! – пытаясь убедить Шона твердил старец.
– Вы смогли продолжить старую никому неизвестную песню и даже почти правильно назвали мою фамилию. Я весь во внимании. – заинтересовано ответил Зидлер.
– В первую очередь, пожалуй, отвечу откуда мне известна твоя фамилия, Шон. – после небольшой паузы, старик продолжил – В свое время мы были знакомы с твоим отцом. Мы были довольно близкими друзьями, если это можно так назвать. – повествовал старец, а между тем на лице Зидлера читалось искреннее непонимание и удивление. Ему было трудно поверить в то, что у него был отец. До этого момента, Шон был твердо уверен в том, что он был взращён в лаборатории, как и остальные «люди». Он было хотел перебить безумного старца от того шока, который он испытал, но тут же опомнился, так как пообещал ему не ставить его слова под сомнения. Старик продолжал:
– Твой отец – доктор Роберт Айнзидлер. Ранее он считался великим ученым и был женат на известной актрисе Беллезе Луссо. Именно эти люди – твои родители, а не какая-то химическая реакция. Твоему отцу удалось доказать то, что мир превращается в матрицу. Но людям науки свойственно со временем сходить с ума. Так и произошло с твоим отцом. Из-за его довольно резких высказываний, определенные люди из верхушки старались его «убрать». Он это прекрасно понимал… Также он и понимал, что не может более самостоятельно следить за своим сыном – тобой, Шон. Он не мог оставить тебя с твоей родной матерью, так как у нее и своих проблем было достаточно. И я думаю ты уже догадываешься на чьи плечи свалилось твое воспитание. – траурно рассказывал старец. Шон посмотрел в глаза уже не такого безумного старика и на его глазах чуть было не навернулись слезы от всего осознания. Дрожащим голосом, Зидлер решил спросить:
– Получается, это вы воспитывали меня? – в ответ, старец лишь многозначительно промолчал. – Но кто ж вы тогда такой? И почему я вас совсем не припомню? – в тихой истерике спрашивал Шон.
– Совсем забыл представиться, мое имя – Фрэнк Айнзидлер. Я брат твоего отца, а по совместительству и твой дядя. После того, как твой отец пропал, какое-то время ты рос со мной. Признаться честно, я думал, что воспитав тебя, ты вырастишь и продолжишь дело своего отца. Но все мои планы обрушились буквально в один роковой день. – Фрэнк тяжело вздохнув, продолжил свой рассказ уже с горькими слезами на глазах, словно вновь все это пережил. – До нас дошла новость о твоем отце. Точнее о его гибели… Труп доктора Роберта Айнзидлера был найден на одном из островов вблизи Исландии. Последние года своей жизни он был там. Совсем один. Только он и тяжелое осознание суровой реальности. И примерно тогда же, спец службы «в целях безопасности» отняли тебя у меня. Ты был тогда совсем мал, лет может пятнадцать тебе было. И среди вещей твоего отца, был найден дневник с его записями, которые он вел, пока был на этом забытом всем миром острове. И тогда, я как единственный человек, который еще мог на что-то повлиять пытался донести идеи Роберта в массы. Я опубликовал его дневник. Это было так смело и глупо. Ведь после этого они взялись и за меня. И тогда началась та самая злополучная операция «Метаморфоза». Ее целью был переворот миропорядка, грубо говоря, создание матрицы. Индустриализация и наука шагнули как никогда и люди научились выращивать «людей». Человек нарушил природу. Знаешь, что происходит, когда человек нарушает законы природы? – трагично спросил Фрэнк и тут же ответил – Вырождение! Метаморфоза снижала человеческий фактор до минимума. И тогда основной властью стал Искусственный Интеллект, черт его побери! И операция «Метаморфоза» увенчалась успехом. Оно получило тот мир, в котором мы сейчас существуем… Искусственные люди выращиваются в пробирках; а настоящие либо гниют, как я, либо вынуждены скрываться; а власть принадлежит не человеку вовсе. – разочарованно повествовал Фрэнк. После шоковой паузы, Шон поинтересовался:
– Выходит, что я на самом деле живой человек? Получается моим первичным воспитанием занимались вы, Фрэнк? Вы заменяли мне отца. А после Метаморфозы, они сделали из меня одного из членов этого нового мира. Стерли мне память и подогнали под свои нормы. – размышлял вслух Шон. Фрэнку не оставалось ничего, кроме как утвердительно кивать головой.
– А что тогда на счет вас, Фрэнк? Как вы здесь оказались? Почему они просто не избавились от вас? – Фрэнк на секунду задумался, после чего выдал:
– Других же надо из кого-то лепить. Скульптура не строится без натуры. Настоящие люди использовались лишь как расходный материал. Иногда мне кажется, что они оставили меня в живых только, чтобы я страдал. – вздыхая от принятия своей тяжкой судьбы, сказал Фрэнк.
Шон пронзал своим огорченным взглядом умирающего Фрэнка и лишь пытался как-либо принять для себя все то, что он только что услышал. Между новоиспеченными родственными душами повисла печальная и морально трудная пауза, как вдруг Фрэнк решил ее разбавить:
– Слушай Шон, знаешь почему мы с твоим отцом носим фамилию Айнзидлер, а ты просто Зидлер? – словно задав загадку, спросил Фрэнк.
– Быть может какая-то приставка, которая образовалась в мире прошлого, а сейчас ее не используют? Или что-то в этом духе? – гадал Шон. Фрэнк взглянул на Шона добрым взглядом, тем взглядом, которым отец смотрит на своего сына и принялся объяснять:
– Приставка «Айн» с немецкого языка значит – «один». Мы были совсем одни, в частности твой отец – Роберт. А ты, Шон… Несмотря на то, в каком мире тебе приходиться жить, ты далеко не один. – словно какое-то философское нравоучение изрек Фрэнк. У Шона загорелись глаза после этих слов. Загорелись так, будто все пазлы в его голове наконец сложились. В этот момент он вспомнил про Беллу. Ту единственную девушку, которую он считал истинно живой. Несмотря на то, что он ее знает буквально сутки. А между тем, Фрэнк решил поинтересоваться у своего «крестного сына»:
– Я вижу ты парень не из глупых, видать кое-что от отца ты унаследовал. Чем ты занимаешься в этой жизни? – ожидая достойного ответа, Фрэнк с особым трепетом и интересом глядел на парня.
– Я шахматист. – робко ответил Шон. А на лице Фрэнка натянулась изуродованная, но искренняя улыбка.
– Хоть что-то, действительно стоящее осталось в этом поганом мире. Не желаешь сыграть партийку? – с каким-то странным азартом предложил Фрэнк. В этот момент в голове Шона что-то щелкнуло. Что-что безумное и нездоровое, и он согласился играть при одном довольно странном условии: если выигрывает Фрэнк, то Шон спасет его из сложившейся ситуации; а если выиграет Шон, то он не будет предпринимать каких-либо действий, дабы продолжить дело своего отца, и слова Фрэнка воспримет как какую-то фантазию безумца. Такое необычное условие сильно смутило Фрэнка, и он тут же поинтересовался:
– Что значит ты спасешь меня? Меня уже ничем не спасти, мы же оба это понимаем. – недопонимая спросил старик.
– Доверьтесь мне, дядя Фрэнк. Я знаю, как вас спасти. В конце концов, в этом мире живу я, а вы просто умираете на этой койке. – с непоколебимой уверенностью твердил Шон. Фрэнку вся эта авантюра показалась странной, но все же он согласился, в любом случае он ничего от этого уже не потеряет.
Шон достал мобильный прибор для создания голограмм и вывел на нем шахматную доску. Шон решил, что будет играть черными фигурами, чтобы дать своему дяде фору в игре. Они начали игру, попутно продолжая свой диалог. По ходу игры, Шон невзначай начал разговор про дневник отца:
– Дядя Фрэнк, вы упоминали дневник моего отца. Вы его читали сами? Что он там написал? – с интересом вопросил парень.
– Да практически все, что с ним происходило. Он там описывал всяческие мысли, которые посещали его; теории, которые он подкреплял странными вычислениями, используя непонятную терминологию; да и просто писал про тех, с кем он был знаком; про свой быт, и тому подобные насущные вещи. Этот дневник словно его вторая память. – усмехнулся старик, попутно называя комбинации букв и цифр, чтобы Шон делал ходы за него.
– И где этот дневник сейчас? – Фрэнк задумался посмотрел на доску, потом поднял глаза на Шона и выдал:
– Этот дневник я ношу с собой в правом кармане своего пальто уже как 10 лет. – после непродолжительной паузы, Фрэнк натянул улыбку и усмехнулся, что было сил. – Хотел бы я так сказать, но этот дневник спец службы отняли у меня также, как и тебя. Поэтому рискую предположить, что они хранят этот дневник среди каких-нибудь документов в одном из департаментов. Либо же в архивах, что довольно вероятно. Не избавляться же просто так от такой кладези знаний. Причем довольно запрещенных знаний…. Оставшиеся в живых настоящие люди, должны были бы молиться на этот дневник, как на Библию. – размышлял Фрэнк
– Что такое Библия?
– Главная книга в христианстве, в которой были прописаны заповеди по которым должны жить люди. – объяснил Фрэнк.
А между тем партия затягивалась, и игра становилась все более напряженной. Хоть Шон и поддавался Фрэнку, но при этом он понимал, что Фрэнк игрок далеко не из простых. В один момент, ему показалось, что Фрэнк прекрасно понимает, что Шон поддается.
– Почему ты выбрал именно такие условия игры, Шон? – этот вопрос мучал Фрэнка. Шон жалостно взглянул на Фрэнка и поведал:
– Для меня куда проще спасти вас, чем продолжать дело отца. Если даже ему не удалось воплотить все свои планы в реальность, то с чего их смог бы воплотить я? Да и тем более, вы человек прошлого, а значит вы смертны. А я человек «междувременья», если это можно так назвать, а значит я бессмертен. Ни вы ничего не теряете, ни я. Просто, не более, чем условность для игры. – отчужденно рассказывал парень. Фрэнк слушал Шона и от его слов, ему становилось все тоскливее.
– Знаешь Шон, то, что я сейчас тебе расскажу, тебе будет неприятно слышать. Люди будущего не бессмертны. Хоть они уже мало чем походят на людей, но при этом смертность они не утратили. В этом мире нет ничего вечного. – огорченно раскрыл Фрэнк. – Вечны только шахматы. – с улыбкой добавил Фрэнк.
– С чего вы это взяли? Все люди же перешли на новую валюту времени. И если правильно распоряжаться этим временем, стало быть оно и заканчиваться не будет. – словно оправдывая систему твердил Шон.
– Время-то заканчиваться не будет – твоя правда, но люди будут заканчиваться. Да, может вы уже и не будете умирать естественно, как мы, но просто представь, как ты гниешь на койке и испытываешь адские боли каждую секунду своего существования. У тебя вроде даже есть какое-то время, но ты буквально ничего не можешь с этим сделать. Как тебе такое бессмертие? – риторически спросил Фрэнк, после чего поставил мат Шону.
Шон сострадая посмотрел на Фрэнка. Ему ничего не оставалось сказать ему в ответ и потому он просто принял слова умирающего, как истину.
– Что-ж дядя Фрэнк благодарю вас за эту игру. Вы выиграли меня и потому я должен выполнять условие, которое я вам предложил. – стараясь скрывать все накопившиеся эмоции, сказал Шон. Фрэнку лишь оставалось наблюдать за тем, что Шон предпримет.
Парень выключил голограмму с шахматами и взглянул в глаза Фрэнка. Он словно вглядывался в самую душу умирающего старца. Шон подошел поближе к койке и аккуратно выключал кабели, которые обеспечивали жизнь Фрэнка. Сердце умирающего начинало биться все сильнее и быстрее, его глаза раскрылись до той степени, что казались совсем голыми. Фрэнк просто физически не мог сопротивляться. Он наблюдал как кабели выпадают один за другим. Умирающему становилось труднее дышать, он чувствовал, как его сердце начинало сбавлять темп биения. И без того бледная кожа становилась еще более мертвой.
– Я ваш спаситель Фрэнк… Смерть – единственное, что сейчас может вас спасти. С вами умрет эпоха Айнзидлеров, но дело отца Роберта не умрет…. Я вам обещаю! Вы были правы, Фрэнк. Я не один. – сдерживая слезы, обещал Шон Зидлер. Наконец, глаза Фрэнка закрылись, а сердце перестало биться. Лучи восходящего солнца, бьющие из окна осветили лицо покойника. По лицу Шона покатились слезы. Он плакал ни сколько из-за убийства, совершенного им, сколько от осознания истины и груза, который он взял на себя.
Глава V
Вы никогда не задумывались, почему некоторые люди иногда остаются безнаказанными? Почему одним дозволено больше, а другим меньше? Почему один может нарушить каждую заповедь, совершить все семь смертных грехов, избежав страшного суда; а другого настигнет адская кара всего за мельчайшую оплошность? Почему судья так несправедлив? Кто этот самый судья? И что такое справедливость? Быть может, справедливости нет и вовсе? Или справедливость – что-то неопределённое и неисполненное для всех? А может и наоборот, справедливость есть в каждом, но не каждый ее понимает… Хочется в это верить всем сердцем. Но к сожалению, или к счастью, справедливости в этом мире нет и не будет. Кроме той, что наводишь ты сам…
За 6 лет до текущих событий
Современный город Кёльн было уже не узнать. Шедевры архитектурного искусства, которые отображали опыт многих лет были заменены на однотипные современные многоквартирные «муравейники». Впрочем, как и во многих других городах мира. Но все же была одна важнейшая деталь, по которой можно было отличить Кёльн от сотни других городов Земли. Несмотря на многозначительные изменения в городе и его инфраструктуре, средь искусственных «муравейников» виднелся до сих пор не полностью возведенный Кёльнский собор, оформленный в готических тонах. Он величаво и могущественно стоял уже многие века, словно оазис средь бесконечной пустыни.
То утро было абсолютно ничем непримечательным. Благодатные солнечные лучи пытались пробиться сквозь нависший над городом туман. На улицах города не было ни души, ни плоти. Ни одному безумцу и в голову не взбрело бы выходить на улицу в восемь часов утра. Но всё же, один такой безумец нашелся. К вратам собора подъехала одна довольно необычная для той обстановки машина. Это был черный автомобиль Ford примерно начала 1970-х годов. Мало того, что он ездил с помощью бензина, так еще и на колесах. Казалось бы, прошлый век, но нет – винтаж! Остановившись, из раритетного автомобиля вышел бот-шофёр, и поспешил отворить пассажирскую дверь. Но не успел он этого сделать, как некто сам ее открыл и вдобавок фыркнул: «Сам открою!». Шофёр отошел от двери и из авто возник еще один не менее необычный персонаж. Шофёр незамедлительно извинился перед гостем: «Прошу прощения, Господин Церфаль». Новоиспеченный гость был заметно выше и крупнее шофёра и имел атлетическое телосложение. Он был одет в бордово-кровавый смокинг, под которым проглядывалась пепельного цвета рубашка. Его плотные локоны каштанового цвета продувались легким весенним ветерком. Выйдя из машины, он циничным взглядом сопроводил бота-шофера, и смыкая свои мощные скулы, направился ко входу Кёльнского собора, стуча лакированными туфлями по глянцевой плитке асфальта. Было очевидно, что этому неординарному мужчине было крайне некомфортно носить такой костюм, но для грядущей встречи это было не более, чем формальностью. В нынешнее время мало кого можно увидеть в классическом смокинге. Подойдя ко входу, некий мистер Церфаль остановился и оглядел собор сверху до низу, словно проанализировал каждый элемент сия архитектурного искусства. Несмотря на то, что собор был исполинских размеров, мистер Церфаль глядел на него настолько высокомерно, что складывалось ощущение, что он оглядывает лишь маленький макет этого замка. У этого джентльмена было несколько занятных привычек: он прикусывал то нижнюю, то верхнюю губу, когда задумывался о чем-либо; а также характерно двигал густыми бровями. Иногда, глядя на его мимику, можно было бы предположить, что он съел самый кислый на свете лимон. И вот, расправив свои могучие плечи, мистер Церфаль вошел внутрь.
Внутри его радушно поприветствовал бот-администратор, который сопроводил его к конференц-залу, который находился на самом высоком этаже. Подойдя к титановой двери, администратор вызвал хозяина через панель управления, установленную на стене и доложил о прибытии званного гостя. Дверь автоматически отворилась и бот поспешил оставить Церфаля с хозяином наедине друг с другом. После этого, дверь так же закрылась.
Пройдя чуть далее в зал, мужчина в первую очередь осмотрел громадные полки, которые были забиты всякими разными книжками. Последний раз бумажные книги Мистеру Церфалю доводилось видеть лишь в далекой юности. Но он никак не мог разглядеть названия этих книг из-за темноты в конференц-зале. Плотные шторы полностью закрывали окна из которых утренний свет мог бы проникнуть внутрь. Единственным источником света в этом помещении служил камин, в котором горел самый настоящий огонь. Несмотря на приличное расстояние между камином и Церфалем, тот мог почувствовать доходящее тепло. Потому, мужчина снял свой бордовый пиджак и повесил его на вешалку, стоящую рядом. Около вешалки находился рояль, который также привлек внимание гостя. Церфаль даже попробовал зажать знакомый ему аккорд, но тут же убрал свои руки подальше из-за неожиданно громкого звучания.
Но, внезапно, он услышал строгий мужской голос: «Доброе утро, Тиль Церфаль!». Церфаль немного даже испугался от осознания того, что он в помещении не один и машинально повернулся к источнику звука. Он заметил, что возле камина стояло кресло внушительных размеров, которое плавным движением повернулось в его сторону. Из этого кресла поднялся высокий силуэт. Этот кто-то властными неторопливыми шагами подошел поближе так, что его уже можно было разглядеть. Свет исходящий из камина озарил лицо хозяина. Это был немолодой и нестарый мужчина. Визуально он выглядел как ровесник Тиля, но при этом складывалось яркое ощущение, что этот Господин явно старше. Его лицо выглядело подтянутым и стройным. Но его глаза были пугающе впалыми, из-за чего казалось, что он вечно чем-то недоволен и разочарован. Не было также и каких-либо морщин, с помощью которых, можно было бы хоть примерно представить сколько ему лет. Его кожа казалась стеклянной и не имела никаких изъянов. Единственное, что бросалось в глаза, так это небольшая горбинка на носу. Издали комнаты, этот джентльмен выглядел довольно мрачно. Его уложенные назад черные, как тьма, волосы лишь дополняли весь этот образ.
Церфаль направился к нему навстречу, дабы поздороваться. Подходя, загадочный мужчина закатал рукава своей черной водолазки – то ли из вежливости, то ли из желания подтвердить доверие между ним и его гостем. Пока оба жали друг другу руки, Церфаль заметил насколько венозной и неестественно холодной была рука его спутника. Кроме того, он заметил, что тот носил старинные классические часы, которые сейчас были редкостью. Церфаль словно вернулся в прошлое. Это рукопожатие было неприлично долгим, оно сопровождалось очень тяжелым зрительным контактом. Но вдруг высокий мужчина в черном сжал руку Тиля еще сильнее, немного наклонился к нему и раздраженным голосом выдал:
– Должен вам сказать Herr Церфаль, я не из тех людей, кто говорит «Чувствуйте себя как дома». Вы здесь в первую очередь всего лишь гость и не более того. Потому, не позволяйте себе слишком многого. – высказался хозяин собора и, для обозначения своей мысли, издал низкую ноту на стоящем рядом рояле.
Церфаль не имел понятия, как реагировать на такой упрек в такой ситуации. Он понимал, что хозяин был абсолютно прав, но Тиль чувствовал себя оскорбленным; и во избежание дальнейших проблем, воздержался от, привычных ему, резких изречений. После непродолжительной паузы, хозяин собора предложил Церфалю присесть на кресло, чтобы хоть как-то разбавить неловкость, повисшую в кабинете.
Когда Тиль присел в кожаное черное кресло, он не постеснялся спросить хозяина собора:
– Слушайте, быть может, это у вас считается плохим тоном, но я посмею спросить: кто вы? Я даже не знаю, как к вам обращаться. – с ноткой сарказма вопросил Тиль.
Некий хозяин собора, обернулся на позади сидящего Церфаля, и ухмыльнувшись представился:
– Вы можете величать меня Господин Сейвер. Для вас Я – заказчик проекта. – с особой гордостью сказал Господин Сейвер. Было видно, как он обожает своё имя.
– Приятно познакомиться, Господин Сейвер. Мое имя вам, я так понимаю, известно. – ради соблюдения формальности ответил Тиль.
– Да, должен сказать, я наслышан о вас, Тиль Церфаль. Вы по национальности немец, родом из Кёльна. Вы служили в армии и даже имеете звание сержанта. Похвально! У вас также имеется два высших образования: архитектурное и инженерное. – пересказывал Господин Сейвер, глядя прямо в глаза своему собеседнику, словно читая его историю. Тилю было крайне любопытно, откуда этот мужчина знает столько информации о нем самом. Церфаль тут же воспользовался моментом и ответил:
– Так точно, два высших образования и еще множество неофициальных… Это, конечно, крайне чудно, что вы так подготовились перед встречей со мной; но давайте не будем делать вид, что не видим слона в комнате. Национальности уже не важны, важно то, что мы с вами оба – люди, а не чертовы боты или выращенные в пробирках клоны. – немного изменившись в голосе начал Тиль. Но лицо Сейвера отражало крайнюю степень уныния. Он явно не хотел затрагивать эту тему и потому возразил:
– Национальности не важны? И это я слышу от немца? – улыбнувшись подострил Сейвер. И облокотившись на рояль, продолжил. – Господин Церфаль, я позвал вас сюда, потому что хочу привлечь вас к одному занятному проекту. Кёльнский собор… Как старому жителю Кёльна вам, вероятнее всего, известна легенда о соборе, в котором мы с вами находимся. Его уж который век никто не может достроить…, и я хочу, чтобы этот «чертов» собор был достроен вами, Тиль. – поделился Сейвер, подошел поближе к своему гостю и одержимо повествовал. – Вы правы, людей в нашем мире осталось крайне мало и их число уменьшается с каждым днем. Тиль, для меня принципиально важно, чтобы Кёльнский собор был достроен человеком. – сказал хозяин, практически вплотную наклонившись к Церфалю.
Церфаль пребывал в недоумении от происходящего в этих стенах. Ему было трудно поверить в то, что он только что услышал. Но пока Сейвер говорил ему о своих планах, Тиль тут же вспомнил про своего отца. И перебив своего потенциального заказчика резко, чуть не криком сказал:
– Вернер Швайгер! Мой отец Вернер Швайгер, в свое время, тоже работал над этим собором и умер при загадочных обстоятельствах… Мне нужны объяснения, Господин Сейвер! – потребовал Церфаль.
Господин Сейвер выпрямился и уже своим привычном монотонным взглядом пронзил Тиля и продолжил:
– Тиль, я сочувствую вашей утрате. Да, ваш отец действительно занимался проектировкой собора. Но поверьте мне на слово, его смерть никак с этим не связана. Если вы не знали, а скорее всего, вы не знали; ваш отец – Вернер Швайгер был мало того, отличным архитектором, но еще и оппозиционером. Вступив в оппозиционную группировку, Herr Швайгер был расценен властями экстремистом и, соответственно, репрессирован. Именно по этой причине, собор еще не достроен. Он не успел закончить этот проект… – вспоминал Господин Сейвер, попутно вальяжно разгуливая по кабинету. – Потому, если вы не собираетесь становиться экстремистом, у вас есть шанс довести до конца дело отца. – заманчиво пояснил Сейвер.
Церфаль был знатно раздосадован известиями о своем отце. Но при этом, в его голове появилась пища для размышлений. Выходит, что если, его отец был репрессирован в качестве экстремиста, то он тоже был не согласен с идеями операции «Метаморфоза». А значит и за собор он взялся неспроста. Это было трудно описать, но Тиль чувствовал, что человек, стоящий перед ним как-то связан со смертью отца. Быть может, некий Господин Сейвер как-то связан с операцией «Метаморфоза». Что бы то ни было, Тиль Церфаль был настроен отомстить за отца и за все человечество, которое пострадало из-за этой злополучной операции. В этот же момент, в его голове родилась одна безумная идея, которую он жаждал воплотить в реальность.
– Как-бы печально не звучали ваши слова, но я должен продолжить дело отца Вернера. Я смогу достроить этот собор. – пытаясь скрыть свой гнев ответил Церфаль. – Но всё же, я до сих пор не понимаю – почему именно я? – словно имея некоторые сомнения поинтересовался он.
– Тиль, вы сейчас неприлично явно напрашиваетесь на комплименты. А комплиментами, я одаривать не люблю. Но если вам нужно еще раз убедиться, скажу: вы не глупы, имеете соответствующее образование и не одно, долгое время вы сами проживали здесь, так еще и ваш отец – Вернер Швайгер, а самое главное – вы человек! – то ли раздраженно, то ли вдохновенно описывал Сейвер.
– А тот факт, что я сын Вернера – случайность или вам это уже было известно? – спросил Тиль так, будто бы уже знал ответ на этот вопрос.
– Знаете, у меня и мысли такой не было. Как минимум потому, что вы носите разные фамилии. Хотя визуальная схожесть у вас с ним есть. – подметил Сейвер, оглядывая Тиля оценивающим взглядом.
– Я вас понял, Господин Сейвер. Я готов взяться за проектировку Кёльнского собора. Хотел бы вас поблагодарить за информацию об отце, ну и конечно же за такую возможность. Для меня это – самая настоящая, что ни на есть, рука помощи. – пытаясь изобразить признательность высказал Тиль. Сейвер улыбнувшись своей хитрой ухмылкой, лишь кивнул и ответил: «Это взаимовыгода».
Господин Сейвер подошел к полке и вынул из нее документ, который передал Церфалю и попросил его подписать для заключения договора. Тиль внимательно ознакомился с договором, который был написан на двух языках, включая немецкий – его родной язык, который, как и все другие языки, кроме английского, исчезли после злополучной операции. Архитектор оставил свою подпись на документах и одну из копий отдал обратно Господину Сейверу, а одну оставил себе. Сейвер перепроверил все документы и подписи, после чего убрал документы обратно в полку.
– Я так понимаю, вы не желаете модернизировать собор. Вы хотите, чтобы он был достроен все в тех же готических тонах? – уточнил Тиль.
– Да, вы все правильно понимаете. Полное техническое задание будет скоро вам отправлено. Кстати, меня немного удивил тот факт, что вы ни слова не спросили о выплате за проект. Но будьте уверены, сумма вас ожидает достойная. Также, я создам все условия для вашей работы. Вам будут выделены одни из лучших апартаментов в городе неподалеку от собора. Все дальнейшие детали мы с вами обговорим потом. – подтвердил Господин Сейвер.
Взглянув в глаза Церфаля, Господин Сейвер протянул руку в знак заключения договора. Мужчины пожали друг другу руки и Тиль Церфаль, накинув свой пиджак, направился к выходу. Сейвер отворил дверь и напоследок сказал: «Это будет самый великий архитектурный проект в истории человечества. По сравнению с ним, даже Вавилонская Башня будет казаться песочницей…».
– Лучше и не скажешь. – с ухмылкой добавил Церфаль, оглянувшись на своего заказчика. А между тем, уже представлял в своем сознании, как этот негодяй будет вопить от боли, умирая в разрушающемся соборе.
Текущее время
В тот, казалось бы, ничем непримечательный день, уходящее за горизонт солнце светило ярче обычного. Редкие лучи даже прорывались сквозь нависшую над городом пелену; и отражались алым оттенком на лике города, полного шума и светодиодов. За этим захватывающем пейзажем с террасы своих хором наблюдал Господин Сейвер. А между тем, реконструкция Кёльнского собора шла полным ходом. Властная гримаса никак не сходила с лица мужчины. Его пронзающий взгляд, то и дело, скользил: то на закат, то на собор, то на наручные часы. Но вдруг эта медитация была прервана уведомлением от бота.
Это был генеральный директор – Оливер. Он значительно отличался от других ботов в этом мире неживых людей и почти живых машин. Оливер был, пожалуй, самым живым ботом из всех, что когда-либо были созданы. Этот чудо-бот был собран специально под заказ Господина Сейвера в свое время. Ему были подконтрольны практически все процессы, происходящие где-либо. Если так можно выразиться, Оливер был правой рукой Господина Сейвера.
Сейвер некоторое время отходил от потока мыслей в его голове, а после позволил Оливеру зайти на террасу. Дверь отворилась и бот, одетый в строгий костюм, составил компанию Господину Сейверу.
– Что ж такого интересного произошло, что ты побеспокоил меня именно в этот момент? Собор достроен? Или быть может ты выяснил, как контролировать солнце? – высказывал свое недовольство владыка, даже не поворачиваясь лицом к Оливеру.
– Владыка Сейвер, извиняюсь, что отвлекаю вас. Дело в том, что на наших просторах совсем недавно произошел крайне неординарный случай… Нам необходимо поставить вас в известность и посоветоваться с вами об этом. Иначе это может влечь за собой весьма неприятные последствия. – выкладывал бот виноватым тоном.
Сейвер выдержал раздраженное мгновенье молчания, после чего выдал:
– То-то же, закат сегодня какой-то неординарный… Ну, выкладывай, что там стряслось. – ожидая услышать что-то весьма тривиальное, сказал Сейвер.
– Я думаю, Вы помните дело о Роберте Айнзидлере… Так вот, его родной сын – Шон Зидлер узнал про дневник отца. О дневнике, Шон узнал через своего дядю – Фрэнка Айнзидлера. Мало того, он также и убил его в больничной палате одного из отделений в Лондоне. – выкладывал генеральный директор, а между тем Сейвер заинтересовался этим инцидентом настолько, что даже повернулся лицом к нему.
– И как же, он собственно вышел на своего дядю? Вы ведь не смогли это проконтролировать, так? – упрекал своего подчиненного Господин Сейвер.
– Мне жаль произносить, но их встреча – абсолютная случайность…
Сейвер закрыл глаза и тяжело вздохнув, встал с кресла и возник пред ботом.
– Какая, к черту, случайность? Я построил мир, в котором люди растут в лабораториях; в мире, где каждое действие подконтрольно безошибочному аппарату. И ты мне сейчас говоришь, что встреча двух Айнзидлеров – случайность? Или быть может, вам проще свалить вину за невнимательность на «случайность» … В прочем, поведай мне лучше о том, как они встретились. – спокойным голосом давил владыка.
– Шон Зидлер вчера в обеденное время находился в реабилитационном центре. После процедур, он направился вдоль коридора, напевая песню «Bella ciao». В этот момент, Фрэнк Айнзидлер подловил знакомый мотив и продолжил песню. Любопытство Шона взяло верх, и он вошел в палату к своему ново знакомому дяде. Они решили сыграть партию в шахматы. На кону стояло спасение Фрэнка. Фрэнк одержал победу в партии и был убит своим племянником. Сам Шон воспринял убийство, как спасение… Стоит отметить, что за день до этого, Шон Зидлер познакомился с некой Беллой Фамилье на одном из мероприятий. Возможно от нее он и узнал старую песенку. – поведал Оливер.
Глаза Сейвера в этот миг загорелись так, будто пред ним предстал сам Наполеон. Эта история явно вызвала эмоции в душе непоколебимого владыки. Он был вдохновлен и лишь выдал краткое: «Парень – не промах…».
– Да, Владыка Сейвер. Эта ситуация явно выделяется на фоне предыдущих. Но вопрос остается открытым – что нам делать с этим парнем?
Сейвер, устремив свой вдохновенный взгляд в сторону алого заката, поделился своей безумной на первый взгляд идеей:
– Мы сделаем то, что сделал бы любой здравомыслящий человек и даже безошибочный интеллект… Мы оставим его в живых, и даже не будем мешать исполнению его замыслов… Ведь, лишь только сильнейший человек сможет выбраться из гниющего потока повсеместной слабости. Это будет для него испытание. Видишь ли, Я создал мир, в котором люди утопают в блаженных усладах любых потребностей и не знают горя. И это – самое ужасное проклятие, что я бы мог наслать на род людской. Предоставить человеку все, о чем он только может грезить, но отнять право трудиться – худшее что можно представить. Такова натура людская – человек должен всегда оставаться голодным. Вероятность того, что Шон сможет противостоять потоку, крайне мала, но никак не равна нулю. Если же, он справится – пожелаю лично повстречать героя. – воодушевленно приказал Сейвер, после чего вновь взглянул на своего собеседника и продолжил. – А для системы – грех упускать такую интересную возможность для анализа… В любом случае, искусственный интеллект сможет начерпать достаточное количество информации из этого юноши. Не вижу никакой пользы в его уничтожении.
После этого разговора, Владыка попросил Оливера отправить ему файлы с камер видеонаблюдения и оставить его наедине с собой. Бот лишь подчинился и покинул террасу.
Когда Сейвер остался один, он запустил голограмму, на которой принялся смотреть, как произошел инцидент. Всю запись, владыка пребывал в буре, смешанных эмоций; но при этом, со стороны выглядел абсолютно непоколебимым. Его выражение лица передавало единовременное отвращение и вдохновение поступком Шона. Сейвер находил в случившемся нечто до дрожи прекрасное.
Глава VI
Заходя в свои апартаменты, Шон был сам не свой. Он закрыл дверь на двойную кодировку, и отключил все устройства, которые мог. Он судорожно уселся в мягкую кровать, но тут же подскочил и принялся нарезать круги по небольшой темной комнатке. Его руки тряслись от страха, а лик был бледен, и демонстрировал неподдельный ужас. Он просто не мог осознать тот факт, что собственноручно убил человека. И не какого-то случайного, а своего родного дядю, который, можно сказать, взрастил его. Его сердце колотилось, как мотор; по телу текли капли пота, которые словно стая тараканов раздирали его тело и разум; парня бросало то в холод, то в жар; а голова безостановочно шла кругом. Зидлер пытался успокоиться, но покойный дядя Фрэнк никак не выходил у него из головы. И каждый раз, Зидлер будто бы снова и снова проживал тот самый момент убийства. Рыдая и трясясь, он понял, что не может вытерпеть всего этого наедине с самим собой. Ему было тошно от себя. Еще бы чуть-чуть, и эта стая тараканов разрывной волной вырвалась бы у него изо рта. Шона спасала только кромешная тьма, в которой он не видел ни себя, ничего вокруг.
Трясясь, умокший в слезах и холодном поту, Зидлер еле-еле смог доползти до холодильника. Он начал доставать оттуда мягкие пересахаренные кусочки искусственного хлеба, в котором не было ни грамма зерна. Затем, он вынул кейс с пузырьками гадкого приторного пойла. Положив эдакий «ужин на одного» на стол, он принялся метаться по всей квартире в поисках дозы азгиндола. Найдя ампулы и шприц, Шон вколол в дергающуюся вену непривычно большую дозу для него. Этот наркотик легализован и выдается всем независимо от возраста, поэтому Зидлер, как и многие члены общества был зависим от голубой дряни в небольших ампулах. Азгиндол употребляют практически все без исключения. Даже само правительство позиционирует его, как безвредное, а иногда даже полезное.
Даже такая большая доза азгиндола не смогла остановить тремор, потому Шон вколол еще три ампулы. И наконец это дало свой эффект. Худощавые и бледные скулы парня начало сводить, тряска сменилась непроизвольными импульсами в мышечных волокнах. Зрачки парня расширились, и он вернулся обратно на кухню. Его тело будто бы не слушалось его самого. Он начал запихивать кусочки хлеба в свою пасть и тут же запивать их пойлом. Крошки разлетались в разные стороны, а алкоголь растекался по подбородку Зидлера, оставляя бордовые следы. Всё это дело, он закуривал электронной сигаретой, выпуская изо рта и носа огромные клубы едкого пара.
Парень потреблял не из нужды, а лишь для того, чтобы убежать от суровой реальности… От реальности, в которой он является убийцей. Эскапизм в чистом его проявлении.
Всех этих «ритуалов» было недостаточно, чтобы хоть на миг облегчить ношу на душе Шона. Его голова шла кругом; он еле-еле контролировал свои движения; на протяжении всех этих моментов ужаса и первобытного страха, он слышал в голове голос убитого им Фрэнка. Он вспоминал разговор с дядей и обещание, которое он дал ему. В его разуме с определенной частотой мелькали мысли о самоубийстве. Но разве это выход? Да и тем более, чтобы совершить самоубийство, нужно обладать особой смелостью. Зачастую убить кратно легче, чем умереть самому.
В таком плачевном состоянии, Шон сумел доковылять до душевой кабинки. Зайдя в нее, Зидлер дрожащими руками включил сильный напор обжигающе ледяной воды. Ему хотелось лишь избежать реальности любой ценой. Он уселся под напор воды и принялся ногтями раздирать свою кожу до крови. Он вопил от боли и дергался от струи воды, попадающей на его тело. Его переполняла лишь боль и ненависть к самому себе. По его коже стекали капли воды, смешанные с густой бордовой кровью. Он пытался очистить себя таким странным образом. Эта идея пришла к нему интуитивно. Это не он решил ободрать себя в кровь в ледяной воде, а кто-то, кто сидел внутри него. Тот, кто решал за него, что делать в трудные моменты. Этот кто-то – его животное начало. То самое начало внутри каждого человека, которое пытается заблокировать движущая система. И Шон почувствовал свое животное начало в те секунды отчаяния. Он понял, что он живой. Лишь в такие моменты, когда разум покидает тело человека, он понимает ценность быть живым. Достигнув просветления, измерзший, раненный, абсолютно нетрезвый, но ясно мыслящий Зидлер упал без сознания; в кабинке, по стенам, которой текли капли его крови и жизненной энергии.
Шон оклемался уже не следующий день. Напор воды выключился автоматически, пока он был без сознания. Ему жутко хотелось пить и есть, а голова раскалывалась. Встав на ноги, он обнаружил на себе множество царапин, оставленных им самим же. Каждая рана страшно жгла его кожу и создавала дискомфорт при передвижении. Выйдя из ванной, он осмотрел свои апартаменты. Его жилище выглядело так, словно там прошелся дикий зверь, снося все вокруг на своем пути.
Первым делом, Шон решил проверить уведомления на своем портативном устройстве. Кроме мириад рекламных предложений, Шон заметил пропущенный вызов от Беллы. Его тело покрылось мурашками. К нему пришло осознание того, что за каждым преступлением следует свое наказание. Он вспомнил о том, что Белла работает в одном из департаментов. И информация о том, что Шон убил человека могла очень быстро распространиться. Зидлер начал метаться по квартире словно угорелый. Он пытался понять, было ли замечено его убийство. Он не понимал, почему он еще не был наказан, несмотря на то, что с момента убийства прошли почти целые сутки. При обычных обстоятельствах, он бы уже находился под следствием. Но почему сейчас ничего не происходит? Собрав всю волю в кулак, Шон осмелился позвонить Белле. Он ожидал услышать от нее все, что угодно. Белла вышла на связь и своим обычным звонким и милым голосом ответила:
– Шон, привет! Это Белла. Я заметила, что тебя очень давно не было в сети. Ты ведь, на осмотр исправности ходил, да? Всё в порядке?
– Д-д-да, Белла… Всё хорошо, у меня просто смартфон немного вышел из строя. – судорожно ответил Шон.
– Я хотела предложить тебе встретиться еще раз. Если ты не сильно занят конечно… Хотя кого я спрашиваю? Ты же не работаешь! – с усмешкой предложила девушка.
В этот момент, Шон не понимал, что происходит. Он ожидал чего угодно, но совсем не отвлеченного диалога. Он оцепенел и выдал лишь кроткое:
– Да, конечно! Почему бы и нет. А где и во сколько?
– Нужно будет еще подумать, я тебе все напишу текстовым сообщением.
Белла совсем не подозревала о том, что сотворил Шон. А Шон, тем временем, начал готовить себя к худшему раскладу событий. Его посещали мысли о том, что весь этот разговор простая приманка, созданная только для того, чтобы словить его и наказать. Но стоит отметить тот факт, что после разговора, парню стало кратно спокойнее. Он будто бы сбросил с себя какой-то груз, который тянул его вниз.
Окончательно придя в себя, Зидлер решил навести порядок в своих апартаментах. Параллельно этому, он слушал сводку новостей. К удивлению, ни о чем, кроме как скандальных новостей звёзд и брендов он там не услышал. Складывалось ощущение, что для всей общественности это был обычный день, но явно не для Шона.
После уборки, Зидлер понял, что перед ним стоит серьезный выбор: поделиться с Беллой произошедшим, и предложить ей вести это дело вместе; или просто отмолчаться словно ничего не произошло. Белла работала в департаменте контроля, это играло, как на руку Шону, так и против него. Если она все-таки согласится на такую авантюру, с помощью нее, он сможет раздобыть больше информации. Но при этом, если она узнает о его планах, и будет настроена негативно, то ему конец.
Собрав всю волю в кулак, Зидлер решил, что он должен узнать у Беллы про все это. Но он собирается делать это все осторожно и дозированно, дабы заразить ее идеей революции и мести человеческой. Но первое, что ему нужно было найти – дневник отца. С помощью него, многое станет ясным, или наоборот явиться абсолютной загадкой.
Поток мыслей Шона перебил входящий звонок от Беллы. Он уже уверенно принял звонок и внимательно слушал Беллу. Она хотела предложить ему посетить один из ресторанов в городе, но Зидлер ее резко перебил и назначил встречу за городом на северном берегу реки Темзы, около центра сбора отходов. Белла была сильно удивлена настойчивостью Шона, и даже не успела ничего добавить. Под конец телефонного разговора, Шон сообщил о времени встречи. Это было раннее утро.
Глава VII
В эти ранние часы был слышен поток загрязненной реки и гул центра сбора отходов. Шон стоял у порта в ожидании своей подруги. Ни один луч солнца не мог выглянуть из-за дыма и вечного смога. Зидлер едва успел привести себя в порядок после бурной ночи. Он стоял весь в запекающихся ранах, и выглядел совсем уж не свежим. Оно и ясно, трудно выглядеть свежо после дюжины ампул азгиндола.
А между тем, Белла подъезжала к месту встречи. У нее было много вопросов: почему Шон так давно не был в сети? Почему именно это место? Анализируя действия парня, его можно легко клеймить неадекватным.
И вот подходя к порту, Белла замечает худощавый силуэт. В нем она сразу же узнала Шона. Увидев то в каком состоянии он стоит, девушку охватил шок. Она прильнула к нему, и заботливо схватила его руки. Только она хотела спросить у Шона о том, что с ним произошло, парень ее опередил:
– Белла, за последние несколько дней произошло слишком много шокирующих событий. Я даже не знаю, как и с чего начать… – Белла принялась внимательно слушать его, – В общем, у тебя были родители Белла, и у меня когда-то были.
– А кто тебе сказал об этом? Или где ты об этом узнал? – с недоверием спросила Белла.
– «Bella ciao». Ты ведь ее пела! Так вот, эта песня очень старая. Она была придумана людьми прошлого! – словно одержимый твердил Шон.
– Подожди, что? Люди прошлого? Шон, с тобой все в порядке?
– Да, все именно так, Белла. Со мной не все в порядке… И с тобой не все в порядке… И со всем этим миром! Я хочу, чтобы все вновь было в порядке. – чуть ли не рыдая изливал свою душу Зидлер.
Белле стало очень жаль парня. Единственное, что она могла сделать – крепко обнять его и поддержать, несмотря на то, что Шон говорил о запретных темах.
– Слушай, может ты переборщил с азгиндолом? – предполагала девушка, – Слова, которые ты только что сказал, являются запретными.
– И что теперь? Сдашь меня? – равнодушно спросил Шон.
– Да нет же! Ни в коем случае, но просто старайся не упоминать эти вещи в чьем-либо присутствии. У тебя ведь могут возникнуть проблемы. – словно стараясь его защитить объясняла девушка.
– Именно поэтому я позвал тебя сюда, подальше от посторонних глаз… Знаю, то, что я сейчас тебе рассказываю, возможно, кажется тебе неадекватным. Но послушай, я тебе докажу, что мне можно верить. – уже в уверенном тоне, продолжал Шон.
– И как ты собираешься мне это доказать? – с особым интересом спросила Белла.
– Ты ведь работаешь в департаменте контроля, так? А это значит, что у тебя есть доступ к архиву. Следовательно, ты можешь найти любой файл, который был туда загружен. – говорил Шон, продолжая логическую цепочку, – Мне нужно, чтобы ты кое-что достала оттуда для меня. И тогда все встанет на свои места. Я в долгу не останусь.
– Ну и что же тебе там нужно? – уже с опасением спросила Белла.
– Дневник Роберта Айнзидлера.
Глава VIII
После ста двадцати килограммового жима штанги от груди, Тиль направился к стойке с принтерами, попутно вытирая со своего тела капли пота. Так как помещение было подвальным, ни что не могло побеспокоить Церфаля. Еще в начале проектировки собора, Тиль продумал это помещение. Оно не числится на начальных чертежах, и пока что, о нем знает только он сам. В этом никому неизвестном подвале, построенным под Кёльнским собором, мужчина чувствовал себя в безопасности. Да, у него были в распоряжении комфортные и большие апартаменты в центре Кёльна, но там он бывал довольно редко. Иногда он подумывал сдавать их в аренду, дабы настроить дополнительный источник немалого дохода. Тем более, центральные апартаменты, даже не были обустроены изнутри; что нельзя сказать про основную цитадель Тиля.
Да, этот подвал был не таким комфортным, но всё же, более родным для Церфаля. Здесь не стояли ароматы благовоний и лаванды, но запахи пота и пороха стабильно населяли это помещение. На стенах вместо картин постмодерна, висели разного рода обрывистые карты. Тиль отменно смыслил в инженерии, потому все электронные устройства, стоящие в подвале, были собраны им самим, и больше походили на громоздкие вычислительные аппараты, а не портативные устройства. Уж больно он не доверял нынешней системе цифровой безопасности.
После того, как Тиль установил еще одну горсть бумаги в принтер, на его компьютер пришло еще одно уведомление от администрации Кёльнского собора. Тиль должен был отчитываться о процессе планировки и постройки с определенной периодичностью. Подключив аудиоканал, Церфаль направился к крану, чтобы побриться. Пока он наносил пену для бритья на участки своего лица, Тиль выслушивал однотипные вопросы генерального директора Оливера, которые он задавал из раза в раз. Пока Церфаль брил свою обросшую щетину, он отчитывался:
– Да, Господин Оливер. Стройка идёт полным ходом. Мы уже закончили планировку комнат на семнадцатом этаже. Сейчас мы работаем над фасадом собора. Окончательный вариант будет готов в ближайшие полгода-год. Я буду вас держать в курсе событий. – монотонно проговаривал Тиль, смывая пену для бритья. Только Оливер хотел ему что-то ответить, Тиль резко оборвал аудиоканал, и вытирая лицо жестким полотенцем лишь бубнил про себя: «stumpfe Arschloch».
После этого, Тиль направился к рабочему верстаку, где располагались его инструменты и пара темных кирпичей. А вот и его новая разработка – детонирующий кирпич. Технология до жути проста, но при этом не менее гениальна. Изнутри кирпич забит приличным объемом твердого октогена, но при этом снаружи выглядел, как обыкновенный кирпич. Но была, всё же, одна примечательная деталь. В каждом кирпиче была сквозная щель, через которую проходила прочная проволока. При ее нагревании, октоген дает реакцию и происходит взрыв. А теперь умножьте этот взрыв на количество кирпичей у основания собора… Да, безусловно, провернуть такое на обычной среднестатистической стройке было бы затруднительно. Но не забывайте, что это – самое масштабное строительство из всех, что когда-либо видело человечество. Тиль не был обделен финансами и ресурсами. По его требованию, ему могли предоставить практически все на свете. Да и тем более, эти кирпичи по плану будут располагаться только на нижних этажах собора.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71054089?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Ален Таукебаев
Тип: электронная книга
Жанр: Триллеры
Язык: на русском языке
Издательство: Автор
Дата публикации: 09.09.2024
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: На рубеже XXI века мир захвачен искусственным интеллектом, и люди стали заложниками системы, где время заменило деньги, а жизнь каждого оценивается в минутах и часах. Социальные рейтинги определяют всё – от доступа к благам до права на существование. История стерта, а те, кто пытается узнать правду, исчезают навсегда.