Красный утес

Name: Красный утес
Author: Дмитрий Морфеев

Красный утес
Дмитрий Морфеев
Всем известно, что не стоит разговаривать с незнакомцами, а заключать с ними сделки и подавно. Ради спасения собственной жизни Констанция все-таки решилась на странный договор. Теперь она бессмертна и стала еще прекраснее, чем прежде, но зло уже посеяло свои ядовитые зернышки в ее сердце… Может ли красавица стать чудовищем?

Дмитрий Морфеев
Красный утес

Пролог
Я не думаю, что это пустая басня.
Если есть жизнь, почему не может быть
средств для бесконечного продления ее?
Г. Р. Хаггард, Она
Однажды прекрасная Констанция Циммерн спустилась в погреб, оступилась на лестнице и уже не смогла подняться обратно.
Напрасно она ждала спасения. Некому было прийти ей на помощь. Ее главный защитник, красавец-муж, отправился в дальние края и уже долго не возвращался.
Благодаря съестным запасам обездвиженную Констанцию не постигла голодная смерть. Медленно и безрадостно плыли дни, вскоре обернувшиеся неделями. И только певчая птичка, запертая в клетке, разделяла ее участь. Чтобы скоротать время и не лишиться рассудка, все свои мысли девушка записывала в дневник, который всегда носила с собой.
Через некоторое время несчастную все-таки нашли. В погреб спустился незнакомец и предложил ей шанс на спасение.
Чистая душой и сильная духом, Констанция долго отказывалась от странного договора. И все же настал день, когда под гнетом боли и отчаяния она решилась: горькое вымученное согласие слетело с ее уст. Один миг, один неверный шаг, перевернувший все.
***
Очнулась Констанция там же, где сознание покинуло ее. В погребе, ставшем ненавистной клеткой.
Где-то вдали пел свою звонкую песенку жаворонок. Белые солнечные лучи пробивались сквозь щели в кладке, а подвальную затхлость чуть-чуть развеяло притоками свежего воздуха.
«Стало быть, уже утро, – подумала Констанция. – Вот бы еще хоть раз увидеть рассвет».
Тут она вспомнила все, что случилось накануне: незнакомца чудаковатой наружности и страшную сделку.
«Верно, я тронулась умом, – задумалась Констанция, пытаясь унять дрожь. Случившееся пугало, хоть и казалось иллюзорным. – Право, все это дурное наваждение. И странный человек, и соглашение. Ведь дверь из дуба и заперта на стальной засов: никто не мог сюда спуститься, не выломав ее. И Рейнер ею так гордился…»
Рейнер… Сейчас воспоминания о муже безжалостно пронзали сердце, словно сталь рапиры.
Отогнав гнетущие мысли, Констанция посмотрела на полки, запасы с которых обеспечивали ей пропитание. На двух нижних, до которых она могла дотянуться, лежа на спине, почти ничего уже не осталось. Констанция удрученно вздохнула. Как назло, она была очень голодна.
На третьей полке стояла вытянутая баночка с джемом. Констанция нащупала дощечку, с помощью которой обычно доставала продукты, и осторожно попыталась дотянуться ею до банки. Деревяшка доставала до стекла, но всякий раз неизбежно соскальзывала, а банка оставалась неподвижной.
– Происки нечистого! – вспылила измучившаяся Констанция, громко хлопнув дощечкой по полу.
Переполняемая яростью, она вдруг чуть приподнялась, достала банку рукой и легла обратно.
Сперва Констанция не поняла, что произошло. Затем испугалась и замерла, ожидая расплаты за резкое телодвижение, однако привычной боли не последовало.
«Что же это?» – подумала она, затаив дыхание, и тихонько приподнялась вновь, не почувствовав никакой боли.
Еще вчера от падения с лестницы у нее была поломана спина, а сегодня утром все вдруг прошло. Не веря своему счастью, она села.
«Неужели ученый не обманул? Неужели все произошло на самом деле?» – подумала потрясенная Констанция, ощупав спину.
И действительно: Констанция встала на ноги. Все ее тело было в полном порядке. Вне себя от радости, она закружилась на месте, затем с небывалой легкостью вспорхнула по лестнице и выбралась из своей темницы.
Здесь ее настигло разочарование.
– Саншайн! – вскрикнула Констанция, бросившись к клетке.
На самом дне, головкой вниз, прижав к себе крылышки, лежала пташка – последний подарок Рейнера. Констанция коснулась любимицы и тут же отдернула руку. Птичка уже застыла навеки.
На душе у Констанции сделалось гадко и тоскливо. За свою недолгую жизнь она уже не раз видела смерть, но никак не могла привыкнуть к этому извечному порядку вещей и не понимала людей, живущих так, словно с ними однажды не случится то же самое… Констанция ненавидела смерть и всякий раз долго горевала о почивших, но не показной скорбью. Это была тоска, сокрытая глубоко внутри.
Чтобы хоть как-то отвлечься, она достала из кармана дневник в кожаном переплете и, быстро пролистав большую часть страниц, будто боясь их содержимого, написала на чистом листе:
«Ученый не обманул – боль ушла. Я смогла подняться и теперь двигаюсь с такой легкостью, как никогда прежде».
Она хотела написать что-то в память о пташке, а может, даже вложить в дневник мягкое красивое перышко, но тут услышала шорох. Кто-то пробирался сквозь кусты сирени перед домом.
Желая остаться незамеченной, Констанция прижалась к стене у окна, что выходило на палисадник.
Некто подошел к самому окну и оставался по ту сторону стекла некоторое время, очевидно заглядывая внутрь дома.
Услышав отдаляющиеся шаги, Констанция тихонько посмотрела вслед непрошеному гостю. Им оказался Нолан Фок, сын лесоруба; он и его сестра Розалин частенько нанимались к чете Циммерн помогать по хозяйству.
«И что ему здесь понадобилось?» – нахмурилась Констанция.
За некоторое время до инцидента в погребе от Констанции отвернулись почти все односельчане: кто-то пустил лживый слух, будто бы она промышляет ведьмовством.
«Жаль, что я и в самом деле не ведьма, – с досадой подумала Констанция, припомнив все невзгоды, что ей пришлось вытерпеть от соседей. – Тогда бы они узнали…»
Помои во дворе, вымазанная навозом дверь и эта тупая злоба в глазах сварливых матрон… Раньше Констанция принимала всю эту соседскую милость с поистине христианским смирением. Но сейчас одни только воспоминания вызывали в ней ярость, и, наверное, впервые в жизни Констанция не стала ее сдерживать.
Ее учили: показывать гнев – недостойно для женщины и просто стыдно. И благочестивая Констанция верила, подчинялась и почти никогда не злилась, а если и случалось рассердиться, то виду не подавала. Со временем скрывать негативные эмоции так вошло у нее в привычку, что это удавалось ей без всякого труда. И все ценили Констанцию за добрый нрав, сдержанность и прекрасные манеры. А Рейнер и вовсе боготворил.
Сейчас же гнев пронизывал Констанцию насквозь. Должно быть, ее прекрасное лицо исказила гримаса ненависти. Констанция чувствовала, как подрагивал на нем каждый мускул, но ее это совсем не волновало. После того, что она пережила, меньше всего хотелось думать о навязанных манерах.
Констанция бросила ядовитый взгляд на конверт, лежавший на столе. То было послание к Рейнеру, написанное незадолго до трагедии. Тогда жизнь в деревне стала настолько невыносимой, что Констанция собиралась уехать к брату на какое-то время.
Констанция хорошо помнила содержание письма, а если бы и не помнила, то все равно не стала бы перечитывать.
«Пусть лежит как есть», – решила она.
Рейнер бросил ее здесь одну в погоне за призраком. А что, если и не было никакого человека, повинного в их бедах, а главное, в гибели их ребенка? Что, если муж действительно сбежал от нее и все это время морочил ей голову редкими письмами, а сам поселился где-нибудь и живет как ни в чем не бывало?
Констанция колебалась. Она не могла однозначно решить, мог ли ее супруг поступить с ней подобным образом или нет.
Но кое-что она знала наверняка. Если бы Рейнер не уехал, на нее бы не обрушились все эти злоключения. Ей бы не пришлось терпеть немилость соседей и домогательства старого болвана старосты. Уже только за это она имела полное право злиться.
И брат тоже хорош. Неужели он совсем не забеспокоился, когда она не явилась в назначенный срок? Почему он сам не приехал проведать ее?
От всех этих мыслей Констанции стало тошно в собственном доме. В доме, на который они с Рейнером возлагали столько надежд. В доме, в котором они были счастливы, пусть и недолго.
Констанция распахнула окно и выбралась из дома. Солнечные лучи ласково коснулись ее кожи. Украдкой преодолев сад, Констанция на мгновение остановилась, вдохнула свежий воздух полной грудью, а затем побежала по раскинувшемуся зеленому лугу. Настолько быстро, насколько могла. Она почти не ощущала земли под ногами. Ей чудилось, что еще немного и она воспарит.
Могучий древний лес. Он звал ее. Или ей так только казалось?
Констанция чувствовала, что только там она сможет прийти в себя, осознать, что с ней произошло, и обрести долгожданное спокойствие.
***
Мудрый лес гостеприимно принял Констанцию под свои своды. Долго гуляла она по мягкому мху, сбросив грубые деревянные башмаки, ела ягоды прямо с кустов и собирала цветы.
Сняв запачканный крылатый чепец и распустив волосы, Констанция склонилась к маленькому лесному болотцу и тут же вздрогнула, увидев свое отражение. Сперва она даже не узнала себя. С водной глади на нее смотрело бледное создание с потускневшим взглядом. На осунувшемся лице выделялись только губы, испачканные ягодным соком. В темно-каштановых волосах поблескивали редкие серебристые прядки.
Констанция больно шлепнула ладонью по воде и отвернулась от своего отражения.
«Какой смысл жить, если ты некрасива?» – промелькнуло у нее в голове.
Вскоре тревожные мысли оставили ее, уступив место внезапно навалившейся усталости и другому странному ощущению. Это был голод. Тупой и опустошающий. И сочные дары леса никак не могли утолить его, хотя раньше Констанция могла насытиться и половинкой черствого хлеба.
В таком состоянии моховой покров показался Констанции мягкой колыбелью. Обессилев, она крепко уснула. И сон ее был глубок и безмятежен.

Часть первая. Перерождение

Глава 1. Ангел милосердия
Констанцию разбудил плач младенца. Истошный и жалобный.
Открыв глаза, она обнаружила, что лежит уже не во мху, а на грубой соломенной подстилке в каменном алькове, вырубленном в скале.
Констанция выглянула из ниши, чтобы осмотреть помещение, в котором очутилась, но перед глазами тут же замелькали лишь огни, которые, казалось, как по волшебству зависли у самых стен в причудливом порядке.
Тут же, освещаемый теплым светом, стоял ее избавитель, держа в руках сверток.
– Вы очнулись как раз вовремя, – сказал ученый, подойдя ближе. – Вот, поглядите. – Он отодвинул край свертка, показав младенца. Того мучила лихорадка.
– Чье это дитя? – слабо спросила Констанция.
– Это неважно. Куда важнее то, что он умирает.
– Умирает?!
– Беспечная мать позабыла его у реки. Вы и без меня знаете, какой там может подняться ветер. Хорошо еще, что корзинку не унесло волнами. Так, вероятно, и случилось бы, если бы я не подоспел.
– Я не понимаю… Зачем вы мне все это рассказываете? Зачем вы принесли его сюда? – растерянно проговорила Констанция, а затем, с трудом оторвав взгляд от ребенка, посмотрела ученому прямо в глаза. Она с изумлением осознала, что сейчас один его глаз был ярко-зеленым, а второй черным. Раньше она этого не замечала.
– Затем, что вы, душенька, можете помочь этому несчастному созданию.
– Я? Но как? Я не знаю, где мы. И здесь нет ни мазей, ни настоек, ни даже котла, чтобы вскипятить воду.
– Я все расскажу, но сначала… – Он хотел передать ребенка Констанции, но та резко поднялась с каменного ложа и отошла в сторону.
Дурное предчувствие сковало ей сердце. Констанции почему-то показалось, что если она прикоснется к малютке, то произойдет что-то ужасное и непоправимое.
– Я не могу… Не просите меня… – пробормотала она.
– Я ничего не прошу. Просто возьмите дитя на руки и утешьте. Бедняжка сорвет себе голос, да и наши уши нуждаются в передышке, – сказал он с прежней мягкостью в голосе, но при этом так строго посмотрел на Констанцию, что она не смогла не подчиниться.
Стоило Констанции взять младенца на руки, как тот тут же затих.
– Вот видите, – улыбнулся ученый, – вы – прирожденная мать.
Эти слова больно задели Констанцию, но она не подала виду. Выйдя замуж за Рейнера, Констанция мечтала стать матерью, но их первенец умер, так и не родившись… Чтобы отвлечься от горьких воспоминаний, она спросила:
– Так что это за место?
Они находились в пещере с низкими сводами. А волшебные огни оказались всего лишь масляными светильниками. Специальные углубления помещались прямо в стенах.
– Древнее святилище. Люди покинули его давным-давно. Еще до Вильгельма Завоевателя.
Отойдя в сторону, ученый принялся задумчиво осматривать место, напоминавшее алтарь. Здесь, на стене, в свете свечей переливался барельеф, изображавший божество с оленьими рогами в окружении различных зверей. В одной руке рогатый держал змея, в другой – торквес, ноги его были скрещены, а над головой красовался полумесяц.
– Когда-то он был хозяином лесов. Люди почитали его, приносили дары и жертвы. Но то былое, и нельзя войти в одну и ту же реку дважды, – неопределенно добавил он.
Помолчав какое-то время, ученый обернулся.
– Полагаю, у вас еще много вопросов. Спрашивайте.
– Кто я теперь? – с опаской спросила Констанция, похолодев от страха. – Что вы со мной сделали?
– О, госпожа моя, я не сделал с вами ничего, о чем вам следовало бы жалеть. Считайте, что я вас вылечил.
– Да, но какова цена? Я слышала о живых мертвецах, что спят в своих гробах и иногда покидают их, чтобы пить кровь живых…
Ученый лишь рассмеялся ее словам и с улыбкой заговорил:
– О нет, дорогая. Не волнуйтесь, вы живее всех живых. Только переродились. Во многих созданиях заложена возможность переходить из одной жизненной стадии в другую, вот только немногие этой возможностью пользуются. Вы же, с моей небольшой помощью, перешагнули на другую ступень. Если говорить о людях, то большинство из них всю жизнь ползают по земле, не в силах даже подняться на ноги, или же просто сидят в коконах. Но вы – другое дело. Вы обрели крылья и вольны воспарить над остальными.
– Как вас зовут? – вдруг спросила Констанция, сев на скалистый выступ в алькове.
Она старательно делала вид, что поглощена укачиванием младенца, но то и дело как бы невзначай поглядывала на собеседника. Чуть подрагивающее тусклое освещение, царящее в пещере, странным образом искажало и без того неправильные черты лица. Эта многоликость, созданная игрой света и тени, отталкивала, но в то же время завораживала.
– А вы разве не знаете? – Он пристально посмотрел на нее, хитро улыбнувшись. – У меня так много имен…
– Знаю, но хочу понимать, как я могу к вам обращаться.
– Зовите меня лорд Кёрн. Кстати об именах. Вам потребуется новое.
– Зачем?
– Затем, что в старом – ваша погибель.
– Какое же имя вы мне дадите, милорд?
– О нет, это только ваш выбор и ваша ответственность! Не я вас создал. Я лишь посредник, что наметил вам путь к вашей истинной сущности. Поэтому имя вам предстоит выбрать самой. Однако мой вам совет: подумайте хорошо. Некоторые даже не подозревают, какая власть заключена в имени. Теперь же я должен покинуть вас на некоторое время. До свидания, блистательная госпожа.
Констанция хотела было сказать что-то еще, но когда она посмотрела на место, где еще секунду назад стоял лорд Кёрн, то там уже никого не было.
– А у тебя есть имя? – ласково спросила она, проведя пальцами по щечке мирно спящего младенца. Казалось, его болезнь отступила сама собой.
Констанция залюбовалась безмятежным сном малыша, и на душе у нее тоже стало тепло и спокойно. Она подумала о своем муже и обо всех их совместных надеждах.
Что, если им взять малютку себе? Рейнер вернется, и они могли бы начать все сначала. Никогда ведь не поздно, верно?
Они уедут из этой проклятой деревни и найдут другое место. А этот ребенок будет их путеводной звездой. А та, что его родила… Наверняка она не будет сильно горевать, раз повела себя столь беспечно.
Чем больше Констанция думала обо всем этом, тем ярче и живее становились ее мечты. Счастливые образы проплывали перед глазами:
Вот Рейнер возвратился. Измучен странствиями, но все еще силен, удачлив и красив. И молит на коленях о прощении. Что ж, она его прощает.
Вот новый дом, а в нем резная колыбель. Игрушки-погремушки. Горит камин. У очага: она, муж и дитя. Все рядом. Благодать. Людей счастливее не сыскать.
Вот праздник урожая. Богат плодами стол. Играет музыка, звенят колокола. И с Рейнером они как прежде весело танцуют. И льется эль рекой.
Завороженная грезами наяву, Констанция сама не заметила, как провалилась в глубокий сладкий сон.
***
Проснулась Констанция так же внезапно, как и уснула. Она почувствовала себя отдохнувшей и полной сил, но на душе повисла неотвратимая тревога.
Констанция опустила взгляд на ребенка в своих руках и обомлела. Малыш застыл, и что-то противоестественное прослеживалось теперь в его облике.
Констанция тупо уставилась на кончики своих пальцев. Ее аккуратные прежде ноготки странно удлинились и заострились, как у зверя.
На младенце не было ни царапины, но Констанцию вдруг поразило страшное осознание.
Безмолвные слезы покатились по ее щекам.
Она долго качала безжизненный сверток, смотрела на младенца и никак не могла поверить в то, что произошло.
Господь послал ей испытание, и она его не прошла. Вместо этого она сговорилась с врагом и теперь… Теперь это невинное дитя угасло.
Констанцию разрывало от чувства вины и презрения к самой себе. Вне себя от горя она поднялась и побрела куда глаза глядят.
Прижав к себе сверток, Констанция с трудом шла по запутанным коридорам, не видя вокруг ничего, кроме огней у стен. Глаза были полны слез, так что огни сливались в одно сияющее пятно и идти приходилось почти на ощупь. Она то и дело касалась ладонью стены, всякий раз боясь обжечься.
Констанция не знала пути и в тот момент совсем не ощущала течения времени. Но наконец в лицо ей подул свежий ветерок. Одолев очередной поворот, она увидела выход и лес, озаренный лунным светом.
«Лучше бы я сразу умерла в погребе», – подумала она, на ватных ногах выбравшись на воздух.
Недалеко от пещеры стояли три молодых кипариса. Под их кроны Констанция и направилась.
Здесь она опустилась на колени, с материнской нежностью положила сверток рядом с собой и в каком-то неистовстве принялась вырывать комья земли голыми руками.
Мелкие камушки, сухие листья и прочий сор ранили нежную кожу, но она ничего не замечала и продолжала копать, пока не посчитала углубление достаточным для того, чтобы вместить почившего.
– Прости, прости меня, – шептала она ребенку, то и дело прижимая сверток к груди.
Ей казалось, что дух малыша еще где-то поблизости. Что он слышит ее.
Когда она опустила сверток в ямку, то ее настигла новая тревожная мысль. Что, если дитя не успели крестить?
Неужели теперь по ее вине он так и останется одиноким неприкаянным духом, застрявшим где-то между миром живых и миром мертвых?!
Сорвав с шеи свой крестик, Констанция подняла его над младенцем.
– Если ты не крещен, то я крещу тебя своими слезами и нарекаю Кристианом! Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь! – с этими словами она надела крестик ребенку.
Обложив малютку растущими поблизости цветами, Констанция принялась горячо молиться, чтобы Господь принял душу Кристиана в свое царство.
***
Когда все было кончено, Констанция услышала голос лорда Кёрна за своей спиной.
– Вы удивительно непоследовательны, – заметил он брезгливо. – К чему все эти церемонии?
Констанция обернулась и со злостью уставилась на него.
«Это все вы! Вы нарочно его принесли! Из-за вас я его погубила!» – подумала Констанция, но не смогла произнести ни слова.
– Вы молчите, – холодно начал Кёрн, – но я чувствую, что вы вините меня. Вы запутались, так что слушайте и запомните мое доброе к вам отношение, ибо я редко объясняю суть своих поступков. Ребенок все равно бы умер. В этом не сомневайтесь. Но свои последние часы он провел в любящих материнских руках. Вы – ангел милосердия, моя госпожа. Вы, и только вы облегчили его страдания. Вам будет намного легче, если вы как можно скорее сломаете все навязанные с детства границы и посмотрите на мир под другим углом.
– Быть ТАКИМ ангелом – это цена моего спасения?! – воскликнула Констанция, чуть не задохнувшись от отчаяния.
– Не цена, скорее новая потребность. Вы еще научитесь себя контролировать. И если вам будет угодно, то сможете жить тихо-мирно, никого не тревожа, незаметно собирая жизненную силу по крупицам. Но такая жизнь ведь слишком скучна, не правда ли?
Констанция не ответила.
– Прежде чем решитесь покончить с собой, может быть, вам захочется узнать, кто повинен в вашем заточении в погребе?
– Что вы имеете в виду? Я оступилась на лестнице. Вот и все.
– Вы в этом так уверены? А за те долгие недели, что вам пришлось пролежать в одном положении, дрожа от страха и холода, мучаясь болью и жаждой, вы не подумали, что это не просто трагическая случайность?

Глава 2. Ведьма
Констанция брела по лесу в сторону деревни, держа в руках свои деревянные башмаки. Опустошенная последними событиями, она размышляла о своей участи и о словах лорда Кёрна.
Если кто-то действительно повинен в ее падении, то Констанция непременно должна воздать этому гнусному существу по заслугам. А умереть она всегда успеет.
Вдалеке показался женский силуэт. Безмолвная фигура подняла руку. Казалось, она зовет к себе, но Констанции не было до того никакого дела.
– Постойте! – воскликнула девушка, когда Констанция попыталась обойти ее.
Констанция сделала вид, что не услышала, и продолжила свой путь. Но тут кто-то коснулся ее плеча. Вздрогнув, Констанция обернулась.
Девушка, окликнувшая ее, теперь стояла совсем рядом. Констанция никак не могла понять, как незнакомка преодолела расстояние в несколько ярдов за пару мгновений, да еще и бесшумно.
– В чем дело? – спросила Констанция.
Молодая особа, представшая перед ней, была примерно того же возраста, что и сама Констанция. Даже английское платье не могло скрыть, что девушка нездешняя: красивый смугловатый оттенок кожи и горящие черные глаза выдавали в ней испанку.
Констанция слышала об испанской знахарке, поселившейся на окраине их селения, но не была знакома с ней лично. Многие ходили к травнице за помощью, однако за глаза ее называли ведьмой. Обычная история.
– Сеньора Циммерн?
Констанция не ответила. Она помнила слова лорда Кёрна о власти имени и не знала, как ей надлежит поступить теперь.
– Вы ведь супруга Рейнера Циммерна?
При упоминании мужа Констанция не смогла сдержать горькой улыбки. «Жена Циммерна» – вот в кого она превратилась для всего мира, переступив порог церкви после венчания. Будто без Рейнера ее и вовсе не существовало.
– Не бойтесь, я вам не враг. Я лишь хочу предостеречь. Вам нельзя возвращаться в деревню.
– Почему?
– Давайте поговорим в другом месте. Даже в лесу множество ушей. Если вы не против, пойдемте ко мне. Тут недалеко.
Ветхий домишко ведьмы, сокрытый деревьями и зеленью, как и полагается, стоял на границе леса, поодаль от деревни.
Они прошли по тропинке сквозь палисадник, густо засаженный неведомыми травами.
– Говорите. – Констанция выжидающе посмотрела на ведьму, как только они вошли в дом.
Здесь повсюду виднелись пучки сухих трав: они свисали с потолка, висели гирляндами на стенах, лежали на всех поверхностях. В остальном обстановка была вполне обычной, кроме того, что в воздухе витал какой-то неведомый, едва уловимый аромат.
«Так вот как пахнет ведьмовство», – отметила про себя Констанция.
Закрыв ставни, ведьма провела Констанцию вглубь комнаты, усадила за грубый деревянный стол, а сама села напротив.
– Тучи сгущаются над вами, сеньора, – сказала она полушепотом. – Не знаю, кому вы перешли дорогу, но этот некто решил изжить вас со свету. И подговорил односельчан собраться у вашего дома после обеда затем, чтобы арестовать вас и передать в руки ведьмоборцев.
– Какой вздор! – хмыкнула Констанция, сохраняя притворное самообладание. – Ведьмоборцы? Мы живем в прогрессивной стране, мадам. Я слышала, что инквизиция иногда пытается протянуть к нам свои когтистые лапы, но пока не очень-то успешно.
– Ох, сеньора, – вздохнула ведьма, – прежде я тоже так думала, потому и бежала сюда из Испании. Но теперь убедилась, что везде есть свои охотники. Они могут называть себя по-разному, но суть у них одна: не давать покоя таким, как мы, а заодно и всем простым людям, что попадутся под руку.
– Таким, как мы?
– Женщинам и мужчинам, наделенным особым даром.
– У меня нет никакого дара, – усмехнулась Констанция.
– Может, вы сами еще не знаете, – улыбнулась девушка. – Я вижу, что вы изменились. Раньше я в вас этого не замечала, но, встретив сегодня в лесу, почувствовала, что вы – одна из нас.
– А что, если люди правы? – спросила Констанция, серьезно посмотрев собеседнице прямо в глаза. – Что, если я стала чудовищем? Вы наверняка слышали, что стали говорить обо мне после отъезда мужа.
– Да, злые языки клевещут, что сеньор Циммерн сбежал от вас, потому что не смог вынести того, что вы обменяли ваше неродившееся дитя на колдовскую силу, – ответила ведьма, ничуть не смутившись.
– И вы не боитесь, что все это правда?
– Нет, сеньора. Не боюсь. Мне слишком хорошо известны такие истории, когда действительность искажают в угоду злому умыслу. Из-за этого погибли мои родные, а я сама лишь чудом уцелела. И чтобы выстоять в этот раз, нам обеим нужно бежать.
– Бежать? – удивилась Констанция. – И куда же?
– Куда угодно.
– Вы же сами сказали, что нас нигде не оставят. Неужели вы хотите бегать всю жизнь?
– А что еще остается, сеньора?
– Проучить их. Вот что.
Еще недавно Констанция сама думала сбежать, но теперь ее поруганная душа требовала правосудия. Кто-то должен ответить за все ее муки и унижения! Она хотела, чтобы ответили все, кто посмел сговориться против нее. А ведьма могла стать полезной союзницей.
– Их слишком много. И вы еще не овладели даром. У нас не хватит сил.
– Я быстро учусь. Кроме дара у нас есть оружие, которое часто недооценивают, хотя оно старо как мир.
– Хитрость?
– Именно.
– Даже если так, это слишком опасно, сеньора.
– Мы должны бороться. И зовите меня Констанция.
– Я – Инес. Здесь, в этой стране, я никому так не представлялась, но полагаю, что вам я могу довериться.
Сейчас Констанция сама себе не доверяла, но, увидев огонек надежды в глазах ведьмы, она мягко взяла ее за руки в знак согласия.
Они зажгли свечи и принялись негромко обсуждать свои планы.
***
Еще на подъезде к дому можно было заметить толпу, гудевшую, как осиный улей. Собравшиеся с трудом умещались на узкой дороге.
Когда телега, в которой ехала Констанция, остановилась, все голоса разом стихли, а глаза напряженно уставились на нее.
Констанция поднялась со стога сена с таким достоинством, будто приехала в золоченом экипаже. Она медленно огляделась по сторонам, строго осмотрев всех присутствовавших, и только потом громко заговорила:
– Господа, что здесь происходит?
Сказано это было так уверенно и гордо, что заговорщики, казалось, стушевались.
– Мадам, – заговорил старик Рид, один из самых уважаемых мужей деревни. – Мы вынуждены просить, чтобы вы пошли с нами.
– Куда же, сэр? И зачем?
– Староста велел отвести вас в безопасное место, где вы сможете дождаться суда.
– Суда? – Констанция картинно закатила глаза и тяжело вздохнула, прикинувшись, будто ей дурно.
Кучер, околдованный Инес, поднялся на козлах.
– Что с вами, люди?! С каких пор у нас так встречают своих?! Я готов поручиться за добропорядочность миссис Циммерн, а если кто не согласен, то пусть выйдет вперед и познакомится с моим кулаком!
– Спасибо, Джон, – сказала Констанция, прижав ладонь к груди и с благодарностью кивнув кучеру. – Кажется, только вы здесь еще помните, как должен вести себя мужчина. Но не нужно рукоприкладства. Я верю, что все это какая-то ошибка и наши добрые люди не причинят мне вреда. Мистер Рид, – она вгляделась в подслеповатые глаза старика, – скажите же, в чем меня обвиняют?
Снова воцарилось молчание. Теперь все ждали, что скажет почтенный старец.
– У моей внучки пропало дитя, – наконец заговорил Рид.
– Это большая трагедия, и я сочувствую вашему горю, сэр. Но я не понимаю, какое имею к этому отношение. Я была в отъезде и только-только вернулась.
– Вот уж кривда! – недовольно раздалось из толпы. – Ее видели накануне!
– Позвольте узнать, мадам, где же вы были? – осторожно спросил мистер Рид.
Казалось, старик уже сам был не рад, что поддержал столь непродуманный заговор.
– Что ж, я отвечу, хоть и не думаю, что вы или кто-либо другой отчитываетесь перед всеми всякий раз, как отлучаетесь из деревни. Я гостила у брата, в Соттерли. Джон может подтвердить, что он подобрал меня по пути оттуда.
– Да, все так, – закивал кучер.
– Если кто-то из присутствующих действительно видел меня накануне этого злоключения, то пусть выйдет и расскажет подробности. Однако я напомню, что путь от Соттерли досюда занимает не меньше половины дня.
По толпе прошелся встревоженный шепот, но никто не двинулся с места и не осмелился заговорить громко и открыто.
– Полагаю, вам больше нечего сказать, – заметила Констанция, скрыв торжествующие нотки в голосе. – И вы не станете просто так арестовывать меня, не имея никаких обвинений и доказательств, а главное, полномочий. Господа, я верю, что наша страна – самая прогрессивная и цивилизованная во всем мире! Разве вы опорочите славную честь Отечества и поведете себя словно варвары?!
– Что вы, миссис Циммерн! – всплеснул руками мистер Рид, будучи ярым патриотом. – Господь с вами! Конечно же, нет!
– Кроме того, – продолжила Констанция, – мой муж совсем скоро вернется. И что же вы скажете ему, когда он узнает, что его жену ни за что заточили под замок?
– Рейнер Циммерн – один из лучших наших людей! – заговорил кто-то из молодых мужчин. – У него сердце воина, и вместе мы выходили живыми из многих передряг. Я за него ручаюсь!
– И я! И я! – подхватили рядом.
Сейчас Констанция как нельзя лучше убедилась, о какой власти имени говорил лорд Кёрн. Восхищение, злоба и зависть – множество чувств перемешались в ней в ту минуту по отношению к мужу.
– Ступайте по домам, господа! Я не держу на вас зла! А к старосте я зайду сама, раз уж неотложные дела не позволили ему явиться сюда вместе со всеми вами.
Констанция не верила своим глазам. Люди виновато кланялись и кивали ей, как бы извиняясь. Они выглядели, словно нашкодившие дети, которых застали врасплох.
Ее слова возымели такую власть. Она сказала им расходиться, и они послушались. Она смогла противостоять толпе. Это чертовски польстило ее самолюбию.
Завороженная этими мыслями, Констанция простилась с Джоном, отворила калитку и направилась к дому по выложенной камушками дорожке.

Глава 3. Подменыш
Спустившись в погреб и осмотрев лестницу, Констанция убедилась, что лорд Кёрн не врал. На одной из ступеней кто-то заменил добротные толстые гвозди на тонкие ржавые, да так, что сама ступень держалась непрочно и ходила ходуном, хотя на первый взгляд ничем не выделялась среди остальных.
В тот же день Констанция вернулась в домик ведьмы, прихватив с собой порченую ступень.
– Умеешь ли ты видеть прошлое, Инес? – спросила Констанция чуть ли не с порога.
– Я – нет, но есть те, кто может, – ответила ведьма, даже не обернувшись.
На печи, в горшочке, закипал какой-то отвар. Инес увлеченно добавляла травы и коренья, постоянно помешивая варево ложкой.
– Отведи меня к ним! Я готова идти куда угодно, лишь бы узнать, кто мой враг.
– Что за спешка? – спросила Инес, накрыв горшочек крышкой и озадаченно посмотрев на нее.
– Вот, – Констанция хлопнула деревяшкой по столу. – Это ступень от лестницы в моем погребе. Знаешь, как проявилось то, что ты называешь даром?
Констанция не решилась бы рассказать Инес о лорде Кёрне и о своем перерождении, так что придумала другое объяснение.
– Ты попала в беду.
– Верно. Я еще не успела рассказать тебе, почему меня давно не видели в деревне. На самом деле я никуда не уезжала. Несколько недель я томилась в собственном погребе и готовилась к смерти. Кто-то испортил лестницу, я упала и ушиблась так сильно, что не могла двигаться. Накануне нашей встречи я увидела во сне луну, ее лучи окутали меня с ног до головы, а потом я очнулась уже здоровой.
Констанция где-то слышала, что некоторые ведьмы черпают энергию от луны и она якобы покровительствует им.
– Хвала небесам, что твой дар пробудился и ты спаслась, сестра, – Инес с теплотой пожала ее руки. – Теперь я понимаю. Что ж, сегодня же сходим к мельнику. Он, конечно, человек корыстный и скверный, просто так помогать не станет, но мы попробуем с ним договориться.
– Да будь он хоть демоном из преисподней! Мне все равно, лишь бы помог. Если ему нужно золото, то у меня есть немного.
– Тогда самое время его достать.
***
Под покровом ночи две фигуры в плащах прошли по хлипкому деревянному мостику через речушку и оказались перед старой водяной мельницей.
Констанция и Инес успели несколько раз постучать в дверь, прежде чем какой-то юнец звонко гаркнул:
– Кто идет?! Чего надо?!
– Откройте, пожалуйста, – попросила Инес. – Нам нужно видеть мельника.
– Нет его! Уехал! Вернется нескоро! Уходите!
– Прошу вас! Это очень важно! Может, вы сами сможете нам подсобить. Мы дорого заплатим…
Дверь медленно отворилась. Из-за проема выглянул растрепанный тощий мальчишка лет пятнадцати и грозно уставился на пришедших. Длинные медные пряди обрамляли тонкое бледное личико, еще не утратившее детских черт. В его облике, а прежде всего в округлых холодных глазах, частично скрываемых волосами, проскальзывало что-то от фейри.
«Словно подменыш из сказок», – невольно подумала Констанция.
– Вы сын мельника? – спросила Инес.
– А кто ж еще? – хмуро отозвался юнец.
– Я… – начала Инес, собираясь представиться.
– Я знаю, кто вы. Знахарка. Сеньора Альварес. Чего вам? Муки? Поди решили напечь заговоренных булочек посреди ночи? – язвительно спросил он.
– Вы всех гостей так долго выдерживаете на пороге? – строго спросила Констанция. – Впустите нас, и мы все расскажем!
– Только непрошеных… Может, и впущу, только выкладывайте прям тут, что у вас за дело, или я закрываю дверь.
– Говорят, отец ваш умеет глядеть на воду и видеть разное: прошлое и грядущее… – проговорила она, пристально посмотрев на подменыша.
– Говорят, что кур доят, – хмыкнул он. – Ничего я об этом не знаю.
– Salve, Luna infans! Rarior corvo albo est[1 - Здравствуй, дитя Луны! Более редкое, чем белая ворона (лат.).], – вмешалась Инес.
– Чего ж сразу не сказали? – чуть смягчился мальчишка. – Ave, sorores. Vivat Luna![2 - Приветствую вас, сестры. Да здравствует Луна! (лат.).]
Констанция догадалась, что это было особое приветствие, чтобы люди, обладающие даром, могли узнать друг друга. Не зная латыни, она все-таки различила и поняла лишь одно слово – «луна» и подивилась, как удачно придумала сон о лунном свете. Наверняка Инес теперь уверена, что Констанция из их племени.
Тем временем мальчишка впустил их внутрь. Когда дверь за ними закрылась, они оказались в полной темноте.
– Ждите здесь. Схожу за светом, а то вы, чего доброго, расшибетесь, – несколько насмешливо отозвался подменыш и ушел куда-то вперед.
– Странный он какой-то, – прошептала Инес, оставшись с Констанцией наедине. – Я даже не знала, что у мельника есть родня…
– Ничего странного. Ты, кажется, упоминала, что у мельника характер не сахар. Каков отец, таков и сын…
Сама Констанция с мельником никогда не пересекалась. Обычно к нему ходил Рейнер, объясняя это тем, что мельник – человек грубый и отчего-то недолюбливает женщин. После отъезда Рейнера Констанция посылала за мукой Нолана Фока, помогавшего по хозяйству.
Вскоре мальчишка вернулся со светильником в руках. При свете Констанция заметила, что одежда была подменышу не по размеру и это только усиливало его инаковость.
Он провел их в зал, в котором горел очаг, и пригласил сесть за стол, но Констанция и Инес отказались. Когда они рассказали мальчишке, что от него требуется, он ответил:
– Я еще недостаточно хорош в этом… Сделаю что могу, но ни за что не ручаюсь.
– Как вас зовут? – вдруг спросила Инес.
– Блэр.
– Я никогда не видела вас в деревне, Блэр.
– А я не видел вас, – как ни в чем не бывало ответил подменыш. – И что же?
– Но, очевидно, слышали…
– Н-да, старый… – он запнулся. – Отец как-то упоминал о вас.
– А вот о вас он никогда не упоминал.
– Вы же знаете, он не слишком разговорчив. Все только по делу.
– Пожалуй, – нехотя согласилась Инес. – Удивительно, как многого мы не знаем о своих соседях…
– Чтобы спокойно спать по ночам, о некоторых вещах лучше не только не знать, но и не задумываться, – мрачно отозвался Блэр. – Ступайте за мной.
***
Тронулось мельничное колесо. Зажурчала вода. Подменыш привел Констанцию и Инес к речушке.
– Дело тут нехитрое, – обратился он к Констанции. – Склонитесь пониже к воде, да смотрите под колесо и думайте о том, что хотите узнать. А я поколдую. Авось получится.
Констанция так и сделала. Опустилась на колени на большом камне, всмотрелась в водную гладь и с удивлением отметила, что странным образом преобразилась: от мертвенной бледности и серебра в волосах не осталось и следа, а на лице проявились новые возвышенные черты и какая-то почти сияющая свежесть.
Блэр распластался на том же камне, что и Констанция, опустил деревяшку в воду и принялся нашептывать что-то невообразимое.
Констанция не различала слов. Разум ее оставался холодным. Она неотрывно смотрела на воду и думала о том, что сотворит с виновником своего заточения.
Некоторое время ничего не происходило, но тут из-за туч появился полумесяц. Стоило лунному лучу коснуться водной глади, как Констанция узрела.
Сперва видение было расплывчатым, но постепенно обрело очертания. Констанция увидела, как ее соседка миссис Джой передала увесистый кошель Нолану Фоку, а тот потом спустился в злополучный погреб.
«Так вот из-за кого все случилось, – подумала Констанция, а с ее губ сорвался приглушенный смешок. – Ничего, я еще поквитаюсь с ними».
Теперь она поняла, почему Нолан Фок ошивался у ее дома. Должно быть, совесть замучила или проверял, насколько хорошо исполнил свою работу.
Видение вдруг сменилось. В воде показался Рейнер с картами в руках, а кто же рядом? Лорд Кёрн в дорожном костюме. Какая ирония! Какое коварство! Сердце Констанции сжалось: она осознала, за кем все это время безуспешно гонялся ее муж.
– Довольно, – холодно сказала она, желая поскорее прервать колдовство.
***
На обратном пути Инес обернулась на мельницу и сказала:
– И все-таки этот мальчик что-то скрывает… Неспроста мельник не упоминал о нем.
– Пусть так, – пожала плечами Констанция. – У кого нынче нет тайн, Инес? Главное, что он помог нам, а остальное не наше дело.

Глава 4. Эликсир правды
Констанция сразу поняла, почему соседка затаила на нее обиду. Причина, как это часто случается, была самая банальная: зависть и ревность.
Элизабет Джой, или Бетти, как последняя просила себя называть, уже много лет была дамой неопределенного возраста, но в последние годы ее красота стремительно увядала. Поэтому женщине все сложнее становилось покорять мужские сердца. А это дело миссис Джой считала чуть ли не своим призванием. Другим ее излюбленным занятием было совать нос в чужие дела.
Муж Бетти рано умер, а дочери вышли замуж и разъехались по соседним деревням, поэтому она жила одна и у нее хватало времени на сплетни и постоянное наблюдение за всеми соседями. Так что обо всем происходящем в Амбер-Клифе, так называлась их деревенька, Бетти узнавала первая и не уставала ходить с докладами к старосте – мистеру Шаду.
Все знали, что миссис Джой и мистер Шад когда-то состояли в амурной связи. Сделавшись вдовой, Бетти мечтала стать миссис Шад, восполнить упущение своей молодости. Все к тому и шло, однако между ними вышла какая-то размолвка. С тех пор Бетти отчаянно пыталась вернуть расположение старосты.
Видимо, до женщины дошли слухи, что Шад теперь увлечен молодой миссис Циммерн, поэтому она и решила отомстить сопернице.
Что до Нолана Фока, то тут все было еще более очевидно. Молодой человек часто упоминал о том, что желает накопить побольше денег и начать новую жизнь в большом городе. Фок не гнушался браться за любую работу и все дела выполнял на совесть. Не было дня, чтобы в деревне кто-нибудь не искал трудолюбивого юношу.
Констанция также предположила, что эти двое, вместе или по отдельности, могли быть замешаны в недавнем происшествии, когда разгневанная толпа собралась возле ее дома в поисках пропавшего младенца. Нолан Фок ошивался у ее окон, а Бетти Джой просто жила рядом.
Констанция решила отплатить этим двоим их же монетой. Бетти выставила ее ведьмой, так почему бы не сделать с ней то же самое? Что до Нолана, то и ему следовало преподать урок за стяжательство. Только вот для полного плана Констанции не хватало информации, но она придумала, где ее раздобыть.
***
– Уверена, что стоит идти? – Инес смотрела на Констанцию встревоженно.
– Я сама не горю желанием видеться с этим похотливым болваном, но мы должны выяснить, что он замышляет. Все эти слухи о ведьмоборцах…
– Может, мне пойти с тобой?
– Нет, никто не должен знать, что мы заодно.
– Ты права, но все это рискованно. Вдруг что-то пойдет не так? А если он снова начнет приставать? Как-то раз он завалился ко мне на порог, пьяный вусмерть. Тоже клялся, что жить без меня не может. Еле выпроводила…
– Я буду осторожна. Кроме того, со мной пойдет Джон. Присутствие третьей стороны защитит меня от посягательств.
– Надеюсь, – вздохнула Инес. – Главное, заставь его попробовать вино.
– Сколько он должен выпить, чтобы оно подействовало?
– Достаточно и крошечного глотка, но, поверь мне, попробовав, он уже не сможет остановиться! – усмехнулась Инес. – Вино не даст ему соврать. Однако есть люди, которые даже под действием эликсира в силах умолчать, так что задавай побольше прямых вопросов и все получится. Когда действие закончится, он забудет все подробности разговора. Но все же спрашивай аккуратно. Вдруг кто-то подслушает вас.
Взяв корзинку с заговоренным вином, Констанция отправилась в путь.
***
Чонси Шад был человеком хитрым и изворотливым. Ему давно перевалило за пятьдесят, и за годы жизни он лучше всего научился пускать пыль в глаза. На первый взгляд он казался добропорядочным и честным, однако на деле был спесив, скуп и до сих пор не прочь поволочиться за любой юбкой.
Разумеется, Констанция, первая красавица деревни, не могла не привлечь его внимания. Стоило Рейнеру уехать, как Чонси поспешил этим воспользоваться и проявить знаки внимания. Однако домогательства, которые сам Шад считал ухаживаниями, обернулись для него звонкой пощечиной и огромной шишкой на голове, образовавшейся от удара Библией.
Глубоко вздохнув, Констанция открыла дверь комнаты, служившей старосте кабинетом. Когда они с Джоном вошли, Шад сидел за своим засаленным громоздким столом, сгорбившись над счетными книгами. Маленькие очки сползли к кончику крупного носа.
– А-а, миссис Циммерн и Джон. – Подняв взгляд от бумаг, Шад улыбнулся своей притворной улыбкой. – Чем обязан?
Констанция серьезно вгляделась в лицо этого ненавистного ей человека. Совсем недавно он повел себя с ней непростительно вольно, а теперь держался как ни в чем не бывало.
– Прежде чем мы начнем разговор, извольте отведать вина, что я привезла специально для вас из Соттерли, – пересилив себя, любезно произнесла Констанция. – В прошлую нашу встречу мы расстались совсем не по-христиански.
– Обычно я не пью во время работы, но как можно вам отказать? – воодушевился Шад.
Констанция передала старосте бутылку, которую тот незамедлительно откупорил. Он предложил им с Джоном тоже отведать напиток, но Констанция холодно покачала головой:
– Это довольно крепкое вино, мистер Шад. Я неважно себя чувствую, а Джону еще управлять телегой.
Околдованный кучер, разумеется, не смел и слова вставить поперек слов Констанции, поэтому лишь кивнул, хотя выпивка никогда не мешала ему гнать лошадей.
– Как скажете. Тогда ваше здоровье! – сказал староста, пригубив из бокала. – Ох! Вино отменное! Премного благодарен, что вы не забыли вашего покорнейшего слугу и одарили меня таким вниманием. Так какое у вас ко мне дело?
– Я пришла, чтобы выслушать ваши обвинения.
– Обвинения? В чем? – Шад изобразил крайнее удивление и залпом опустошил уже второй бокал.
– В колдовстве, я полагаю. И еще Бог знает в чем.
– В колдовстве? – Староста поперхнулся. – Милая Конст… То есть миссис Циммерн, если бы в колдовстве обвиняли женщин только за то, что они красивы, то у нас бы давно не осталось красавиц, подобных вам.
От льстивых комплиментов старого повесы Констанция ощутила приступ тошноты, и ей стоило немалых усилий не выдать своего отвращения.
– Вчера около моего дома собралась толпа, и они утверждали, что вы приказали им арестовать меня. Что вы на это скажете?
– Ну вас же не арестовали, – растерялся Шад, уже немного захмелев.
– Если бы Джон не вступился за меня, это вполне могло бы произойти.
– Это правда, мистер Шад. Они чуть не накинулись на нас, как стая диких собак! – подтвердил кучер.
– Послушайте, здесь, верно, какая-то ошибка, – начал староста, снова наполняя свой бокал. – Я не знал, что вы уезжали, так что забеспокоился и поручил доверенным лицам разыскать вас. Как видите, я забочусь о благополучии каждого жителя Амбер-Клифа. Видимо, из-за пропажи ребенка эти остолопы все перепутали.
– Значит, это все только слухи, что к нам едут ведьмоборцы?
– Этого я не говорил, – ответил Шад и притих, задумчиво уставившись в бокал с вином, будто пытаясь найти там ответ.
От этой картины настроение у Констанции резко улучшилось. Чувство превосходства переполняло ее, и теперь она с трудом сдерживалась, чтобы не выдать своей радости.
– Так едут к нам ведьмоборцы или нет? Скажите честно, мистер Шад, – спросила она, приложив пальцы к губам, чтобы скрыть улыбку.
– Едут, – выпалил староста и поджал губы. – Люди давно жалуются на разные странные дела. То корова захворает, то плоды сгниют, не созрев, а теперь еще и дитя пропало! Так что по совету викария я вызвал особых людей из церковного ордена. Тех, кто отдает свои силы на борьбу с нечистым. Правда, придется выложить за это кругленькую сумму. Кстати, от вас обоих тоже потребуется скромный взнос во имя общего блага.
Будто бы почувствовав подвох, мистер Шад нерешительно отставил бокал в сторону, но затем снова взял его в руки.
– И когда же нам ждать этих добрых господ?
– Думаю, они будут здесь уже к концу этой недели. Главное, не волнуйтесь. Вам, дорогая миссис Циммерн, ничего не грозит.
– Вы кого-нибудь подозреваете?
– Я еще не успел поспрашивать жителей на этот счет.
– Кого подозреваете лично вы? – Констанция строго посмотрела на старосту, жалкий вид которого ее забавлял.
– Ну, эту, – замялся он, опустошив очередной бокал, – эту чужестранку, что живет на краю деревни.
– Вы имеете в виду знахарку, что лечит всю округу?
– Знаю я ее испанское знахарство! – проворчал Шад. – Ведьмовство, да и только! Стойте! Забудьте! Не знаю, зачем я это сказал, – спохватился староста, понимая, что сболтнул лишнего. – Разумеется, никто никого не тронет без предварительного расследования, – промямлил он. – Знаете, кажется, я засиделся в четырех стенах. Пойдемте скорее на воздух!
***
Вернувшись к Инес, Констанция рассказала ей обо всем, что удалось выяснить.
– Слышала я об этих особых людях, – помрачнела Инес. – Никакой они не орден, а шайка бандитов! Прикрываются бумагами, полученными от влиятельных друзей. Если они приедут, жди беды…
– Значит, они не должны доехать. Может, есть какое-нибудь заклятие, чтобы не пустить их?
– Можно навести сумрак, – задумалась Инес. – Люди извне будут плутать и не смогут нас найти, но тогда никто не сможет и выйти.
– Ну так это еще лучше!
– Допустим, у меня получится, но что потом? Рано или поздно односельчане поймут, что что-то не так.
– Потом, дорогая моя Инес, мы расквитаемся со всеми нашими недоброжелателями, да так, что все остальные еще будут нас за это благодарить, – медленно проговорила Констанция с нескрываемым удовольствием.
– У тебя есть план? – настороженно спросила Инес, очевидно заметив недобрый огонек в ее глазах.
– Я еще не все продумала, но считаю, что во имя справедливости мы должны устроить свою охоту на ведьм, только на этот раз настоящими охотниками будем мы сами, – ответила Констанция, расплывшись в недоброй улыбке.
– А что, если пострадает кто-то невинный? – вздрогнула Инес.
– Мы этого не допустим. К примеру, возьмем детей. Ты ведь согласна, что они ни в чем не повинны и не должны страдать из-за деяний родителей?
– Согласна.
– Тогда мы должны вывести их в безопасное место, чтобы уберечь.
– А что потом?
– Когда все закончится, мы их отпустим.
Инес снова задумалась. Констанция поняла, что ее план был подруге не по душе. Вероятно, Инес тщательно взвешивала в уме все за и против.
– Не знаю, Констанция, – тяжело вздохнула она. – Одно дело околдовать кучера, а совсем другое – обвести вокруг пальца всю деревню. Как бы не случилось чего дурного… Охота на ведьм – это всегда страшно, а где страх, там и до безумия недалеко…
Констанция не желала отступать. Помощь ведьмы была ей необходима. Вдохнув в легкие побольше воздуха, она заговорила со всей горячностью и красноречием:
– Разве ты недостаточно выстрадала, чтобы не рискнуть сейчас?! Мы должны сами вырвать себе место в этом мире, Инес! Ты ведь сама понимаешь: либо они, либо мы! Прятаться вечно – не выход! Их больше, рано или поздно нас раскроют! Они будут милы, пока им нужны лекарства, но как только случится какое-нибудь несчастье, то все сразу укажут на таких, как мы! Просто потому что мы другие! Вспомни, что сказал Шад. Он готов обвинить тебя только потому, что ты женщина, да притом чужестранка, а еще разбираешься в травах!
Инес опять погрузилась в тягостные раздумья. Несколько долгих минут она то печально смотрела в сторону, то рассеянно вглядывалась в лицо Констанции. Вспоминала ли она обо всех пережитых потерях и ужасах инквизиции? Или подозревала, что Констанция не до конца с ней честна? А может, и то, и другое?.. Этого Констанция не знала, но она чувствовала мучительную борьбу, развернувшуюся в душе подруги.
– Хорошо, будь по-твоему… – тихо сказала Инес. – Я уповаю на твой светлый ум, сестра. Что до реализации, то я сделаю все, что в моих силах.
***
Срок прибытия ведьмоборцев, обозначенный старостой, был приблизительным, поэтому Инес, не теряя времени, занялась наведением сумрака. Она попросила Констанцию не тревожить ее во время приготовлений, заверив, что как только дело будет сделано, то Констанция сразу это поймет.
Поэтому Констанция вернулась домой, прихватив древнюю книгу, что дала ей Инес для обучения.
Прошло около трех дней. Инес все не появлялась, а Констанция почти не преуспела в самообучении: как бы четко она ни выговаривала простые заклинания, с каким бы усердием ни растирала травы, с какой бы точностью ни следовала колдовским рецептам, в ней самой будто бы не хватало каких-то особых сил, чтобы колдовство сработало.
В глубине души Констанция понимала, отчего терпит неудачу: просто она не была той, кем считала ее Инес. Перерождение не принесло ей тех же способностей, которыми владела ведьма. Но Констанция надеялась, что хоть какие-то крупицы колдовских умений сможет развить в себе и без врожденного таланта. Она всегда стремилась к новым знаниям, а теперь ее стремление только усилилось.
Впрочем, между бесплодными попытками обрести магический дар Констанция с легкостью придумывала все новые и новые детали своей мести, сплетая их в хитроумную паутину плана.
Когда на четвертый день Констанция выглянула в окно, то увидела, что густой туман окутал лес и тянулся по лугу, при этом небо над Амбер-Клифом было лазурно-голубым, без единого облачка, и вовсю светило солнце.
Спешно собравшись, Констанция побежала в ведьмину хижину. Она нашла Инес на полу, бледной и обессилевшей.
– Получилось, – слабо улыбнулась ведьма, когда Констанция перетащила ее на кровать и напоила ключевой водой. – Теперь никто не войдет и никто не выйдет отсюда без моей помощи.

Глава 5. Знак
Смерть призывая, умереть не смею…
У. Шекспир, сонет 66
– Где я? – испуганно спросил шестилетний Генри Риверс, очнувшись в древнем святилище.
– Ты в безопасности, – ответила Констанция, мягко погладив ребенка по волосам.
– Кто вы?! Где моя мама?!
– Твоя мама попросила меня приглядеть за тобой какое-то время.
– Я такого не помню, – торопливо проговорил мальчик, озираясь по сторонам. – Простите, мисс, но мне надо домой!
С этими словами Генри ловко вскочил с каменного ложа и метнулся к арке, ведущей в пещерный коридор, но на его пути будто возникла невидимая преграда, столкнувшись о которую он громко шлепнулся на пол.
– Что это?! – захныкал он, дрожа от страха. – Колдовство?! Вы ведьма?!
– Прошу, успокойся. Это лишь защита. В пещере легко заблудиться, – ответила Констанция, подойдя и протянув ему руку.
– Я хочу домой! – Генри съежился и заплакал. – Пожалуйста, отпустите меня!
Констанция попыталась успокоить мальчика ласковыми словами и угощением, однако все было тщетно. Вместо этого Генри впал в истерику, забившись в угол.
– Перестань плакать! – вдруг вспыхнула Констанция. – Я же сказала, ты вернешься домой, когда придет время!
– Я хочу сейчас! – не унимался он, забарабанив ногами по полу. – Зачем вы держите меня здесь?!
Еще до замужества Констанция присматривала за детьми родных и соседей, и тогда это дело удавалось ей без особых забот; к детским капризам она обычно относилась спокойно. Но сейчас вся эта плаксивая какофония жутко действовала ей на нервы.
– Живо успокойся, иначе останешься без ужина! – злобно прошипела Констанция, схватив ребенка за плечи, чтобы поставить на ноги.
Генри посмотрел Констанции в глаза и тут же лишился чувств. Это был взгляд, полный ужаса и непонимания. Взгляд невинных голубых глаз, затуманенных страхом.
– Генри? – встревоженно позвала Констанция, но ответа не было.
Мальчик обмяк, словно тряпичная кукла.
Заметив проявившиеся когти, Констанция отдернула руки.
«Неужели снова?!» – перепугалась она.
Склонившись к ребенку, Констанция прислушалась. Маленькое сердечко тихонько билось. Генри слабо дышал, но был мертвенно бледен.
Констанцию затрясло. Слезы выступили у нее на глазах.
Взяв одеяло, она осторожно подняла мальчика, не касаясь его голыми руками. Сейчас Генри казался ей слишком хрупким.
Уложив ребенка в каменный альков, Констанция поспешила убраться прочь из святилища, чувствуя небывалую горечь.
***
Нетвердыми шагами Констанция выбралась на воздух.
Шел дождь, громко шелестела листва, а небо время от времени озарялось отблесками молний. Но никакая непогода не могла остановить Констанцию.
В странном забвении брела она по лесу, не замечая ничего вокруг. Ветви цеплялись за ее платье, хлестали по щекам. Ноги мгновенно намокли и заледенели, но она продолжала идти. Констанции казалось, что еще немного – и ей откроются тайные тропы фейри.
Кто-то вел ее. Словно растерзанный ангел-хранитель еще пытался вырвать ее душу из бездны. Констанция вышла к руинам заброшенного монастыря.
Развороченные надгробия, разбросанные поломанные колоны и статуи. Констанции никак не удавалось отделаться от гнетущего чувства, что каменные лики поверженных ангелов и святых обращены на нее. Уж они-то видели ее насквозь и потому смотрели осуждающе.
Как такая, как она, посмела явиться сюда?! Как дерзнула переступить границу места, что все еще хранит остатки божьей благодати?!
Когда Констанция прошла вглубь развалин, гром прогремел с такой силой, что сотряслись остатки ветхих стен. Казалось, они вот-вот обрушатся от небесного гнева.
– Мне тоже нужно искупление, – прошептала она, обняв себя за плечи.
Констанция давно поняла, кто такой лорд Кёрн. Еще при самой первой встрече, когда он спустился в погреб и начал говорить.
Констанция не питала никаких иллюзий и знала, что за принятие отравленного дара ее ждет жестокая расправа. Рано или поздно это неминуемо случится.
Но сколько зла она сумеет совершить, прежде чем кара настигнет ее? Не лучше ли закончить все здесь и сейчас? Было бы намного проще, если бы Господь смиловался и поразил ее молнией или обрушил бы на нее монастырские стены.
Считалось, что обитель разрушили еще во времена войны Алой и Белой розы. Что стало причиной и куда исчезли монахи, уже никто не помнил.
Несколько стен со стрельчатыми окнами – вот и все, что осталось от некогда величественного сооружения во славу Господа.
Побродив среди разрухи и убедившись, что алтаря нет и в помине, Констанция упала на колени около окна, которое когда-то украшал витраж, и возвела глаза к небу.
– Отец! – вскричала она в отчаянии. – Ты же видишь, я сбилась с пути! Неужели ты оставил свою грешную дочь?! Молю, подай мне знак! Как мне должно поступить теперь?! Тьма сгустилась надо мной, и я сама скоро стану ее частью. Неужели меня уже не спасти?!
Она плакала, молилась, кричала, заламывая свои прекрасные белые руки.
Гроза все не утихала, а становилась лишь сильнее. Все чаще небо озарялось вспышками молний.
В изнеможении Констанция пала ниц к земле. Пусть сейчас ее бил озноб, однако она знала, что тело ее полно сил, но душа… Несчастная душа ее изнывала.
Измучившись от давящей безвыходности, Констанция прикрыла глаза. В этот момент луна на мгновение выглянула из-за туч и сквозь стрельчатый проем осветила ее.
Был ли это знак? Кто знает… Но Констанция, разумеется, не могла заметить его.
Констанция не знала, сколько времени пролежала на сырой земле без каких-либо мыслей. Когда она села на колени, то обнаружила, что дождь уже стих, но темное небо было по-прежнему облеплено тучами.
– Я понимаю, – смиренно прошептала она, – ты оставил меня за то, что я сделала. Поэтому, как только я закончу здесь, то уйду, чтобы предстать перед твоим судом. Теперь в моей власти низвергнуть всех тех, кто прямо или косвенно повлиял на мое падение. Эти люди не чтят тебя. Ты и сам это знаешь. Пусть лорд Кёрн тешит себя надеждами, что я орудие в его руках, но свои дела я совершу в твою честь! Все грешники этого захолустья будут наказаны. И я сама буду отомщена.
Мрачные тяжелые мысли сопровождали Констанцию по пути домой. Если она так отреагировала на то, что чуть не убила Генри Риверса своей силой, то что с нею станет, когда она причинит кому-то зло намеренно? Пусть даже во имя справедливости.
Чтобы вершить правосудие, ей нужно было что-то сделать со своей совестью, с остатками своей души. Как-то заглушить или отделить их… Ничего не выйдет, если в ответственный момент рука ее дрогнет. А ведь кинжал, занесенный над виновными, непременно должен достигнуть своей цели.
К кому еще могла обратиться Констанция, как не к Инес? Уж кто-кто, а ведьма должна была знать хоть что-то о разделении добра и зла.
Кроме того, если они с Инес собираются укрыть всех местных ребятишек в святилище, то нужно придумать, как их успокоить, чтобы вновь не вышло так же, как с Генри.
Новые идеи придали Констанции сил. Решив не откладывать, она направилась прямиком к подруге.
***
Констанция постучала в домик ведьмы условным стуком. Она вымокла до нитки и так промерзла, что уже не могла унять дрожь, зубы у нее стучали от холода. Грязь и влага пропитали подол платья и нижние юбки – под этой тяжестью Констанция с трудом стояла на ногах.
Инес открыла почти сразу. Слабый огонек свечи осветил округлившиеся темные глаза испанки.
Ведьма быстро провела Констанцию в дом и только тогда спросила:
– Что стряслось?
– Я боюсь, Инес, – ответила она, опустившись на предложенный стул. – Боюсь, что во мне недостаточно решимости для осуществления нашего плана.
– Это нормально. – Инес накинула ей на плечи чистое покрывало. – Я бы испугалась, если бы ты не испытывала колебаний. Даже с нашими дарами мы все еще остаемся людьми. В этом наше спасение.
– В том-то и дело, дорогая. В нашем теперешнем положении это слабость. Мы должны быть бессердечны к нашим врагам, ведь нас они не пощадят. Но я вовсе не бессердечна! – всхлипнула Констанция. – Вот если бы был способ как-то исправить это. Сделать меня более черствой. Бесчувственной. Это бы очень облегчило наше дело.
– Но разве ты не боишься потерять себя? – задумчиво спросила Инес.
– Я ничего уже не боюсь, кроме того, что не сумею осуществить задуманного!
– Мы все еще можем просто уехать. Тогда не придется преодолевать себя.
– Ты и сама прекрасно понимаешь, что мы не можем. Лучше уж тогда не томиться в страхе и ожидании, а сразу взойти на костер. Но ведь не так страшен костер, как пытки и унижения, что ему предшествуют. Я не позволю им превратить нас в истерзанные безвольные оболочки.
Констанция внимательно следила за реакцией Инес. В общении с ней ведьма всегда держалась открыто, поэтому по выражению лица нетрудно было догадаться, что у нее на уме. Сейчас испанка явно томилась в нерешительности.
– Я вижу, что ты что-то знаешь, но боишься сказать. Умоляю, если есть хоть какая-то возможность, то расскажи!
– Есть один способ, но…
– Что за способ?!
– Нет, – мрачно покачала головой Инес. – Забудь, что я сказала. Забудь ради своего же блага…
– Инес! – Констанция упала перед подругой на колени. – Прошу, не томи! За что ты терзаешь меня?! Кроме тебя, мне никто не поможет…
– Я лишь пытаюсь тебя уберечь. – Ведьма попыталась усадить Констанцию обратно на стул, но у нее не вышло. – Пойми ты, даже если это и возможно, то у меня навряд ли хватит сил. Говорят, такое умели только древние…
– Что умели?
– Не хочу морочить тебе голову бабкиными сказками, Констанция.
– А если это не сказки? – Констанция крепко сжала руки Инес. – Если это то, что поможет нам? Неужели ты даже не попробуешь нас спасти?! Неужели ты хочешь, чтобы нас отдали на растерзание этим собакам-ведьмоборцам?!
Вместо ответа Инес тяжело вздохнула, а затем достала из шкафчика пузатую бутыль и две стопки. Наполнив обе, она поставила одну из них перед Констанцией.
– Пей, сестра. Тебе нужно согреться и успокоиться. Я расскажу, что мне известно.
Констанция наконец поднялась с пола и пригубила из стопки. Напиток обжег ей горло.
– Что это? – с трудом спросила она.
– Это виноградная огненная вода с моей родины. В Испании мы зовем ее «Орухо».
Залпом Констанция допила свою стопку испанской водки. То же сделала и ведьма.
– В каждом есть и свет, и тьма. Древние могли разделять их. Делалось это по разным причинам. К примеру, некоторым жрецам следовало строго блюсти чистоту не только в делах, но и в мыслях, так что для верности от них отделяли их собственную тьму.
– Ты знаешь, как это сделать?
– Приблизительно. Кое-какие описания ритуала сохранились, но это лишь переводы древних текстов. Они могут быть неточными. – Инес помрачнела еще сильнее и снова наполнила стопки. – Нужен сосуд – живое существо как жертва или как проводник. В ходе ритуала приходят Хозяева Лун; сосуд, вероятнее всего, умирает, а из сгустка энергии образуется двойник, несущий в себе ту сторону, от которой оригинал пожелал избавиться.
– Хозяева Лун?
– Так называли их древние. Их почитали и боялись. Я не знаю, кто они на самом деле, но очевидно, что они опасны и могущественны, раз могут помочь в таком деле.
– Никогда не слышала.
– Неудивительно. Эти знания достались мне от бабки, но та заклинала не использовать их без крайней необходимости.
– Сейчас как раз такой случай, Инес. Решайся. Или мы, или все остальные.
Инес долго молчала, по-видимому в очередной раз предавшись сомнениям. Констанция же смотрела на нее умоляющим взглядом, хоть и верила, что подруга пойдет за ней до конца, ведь сумрак уже витал над деревней.
– Ты точно не передумаешь? – наконец спросила ведьма. – Учти, я не знаю, как обратить это колдовство. Кроме того, мы затронем область, в которой мало что понимаем, поэтому у нас куда больше шансов на провал, нежели на успех. А последствия могут быть любыми… Готова ли ты рискнуть всем?
– Я никогда не была так уверена, как сейчас! Вся ответственность на мне. Считай, что ты лишь исполнитель.
– Если бы, – хмыкнула Инес. – Ладно, тогда нам обеим нужно подготовиться.
***
В древних текстах говорилось, что в качестве сосуда следовало использовать существо схожее с разделяемым. Детали схожести не уточнялись, поэтому Инес решила, что речь идет о разновидностях живых существ и, стало быть, при разделении света и тьмы человека сосудом мог стать только другой человек.
Для этих целей они избрали ту, по которой никто не будет горевать. Ее звали Безумная Белла, ей было уже за восемьдесят, и она отличалась болезненной страстью к огню.
Много россказней ходило о старухе по всей округе. Согласно самой известной версии, когда Белла была еще молода, в доме ее семьи случился страшный пожар. Кое-кто из младших детей погиб, а сама Белла с того дня лишилась рассудка.
Говорили, что одно время Белла разгуливала по окрестностям вполне свободно, пока не зачастила поджигать соседские дома. Всякий раз пожар чудом удавалось быстро потушить, однако в конце концов родственники посадили безумную под замок. С тех пор Белла жила в старом амбаре.
Старуха выходила на воздух только раз в месяц. В одно из воскресений ее выводили в церковь. Когда это происходило, Безумную Беллу сопровождала целая процессия из кричащих детей.
– Белла! Безумная Белла идет! Принимай угощение, старуха! – звонко раздавалось в такие дни со всех сторон.
Ребятишки гоготали и улюлюкали, корчили рожицы и кидались в несчастную засушенными мухами и жуками. Почему-то среди детей считалось, что насекомые – излюбленное лакомство Беллы, а того, чье подношение будет съедено, ждет небывалая удача.
Уже никто и не знал, кто однажды пустил эту глупую байку, но она так прочно засела в детских умах, что передавалась из уст в уста: дети постарше рассказывали младшим и издевательскому поверью не было конца.
Взрослые, впрочем, почти никогда не препятствовали этому унизительному шествию.
Сама Белла, по всей видимости, не осознавала, что происходит, поэтому была рада даже такому вниманию. С блаженной улыбкой она ловила засушенных насекомых и швыряла их обратно в детей.
Инес даже не пришлось наводить на Беллу чары. Однако при встрече с безумной случилось кое-что странное.
Когда они с Констанцией открыли дверь старухиной темницы, Белла почему-то сильно испугалась и вжалась в угол, тихо скуля, как раненый зверь.
Инес уже случалось навещать старуху в те дни, когда ее безумие становилось совсем невыносимым для окружающих. Инес приглашали родственники Беллы, чтобы она отпаивала больную успокоительными травами и шептала ей особые слова. Белла могла вести себя по-разному, но никогда прежде Инес не видела ее такой напуганной.
Ведьмовское чутье смутно дало понять: что-то не так. Инес задумчиво посмотрела на Констанцию, но ничего не сказала.
Когда они зажгли перед Беллой по лучине, старуха сразу же переменилась в лице, радостно захлопала в ладоши и охотно пошла вслед за своими освободительницами.

Глава 6. Ритуал
Тишину английской ночи нарушали звонкие постукивания. Это стучали кастаньеты из слоновой кости; ведьма отбивала ими ритм, двигаясь в иноземном танце вокруг большого костра, иногда выкрикивая какие-то слова на неведомом языке. Темная кружевная мантилья[3 - Мантилья – испанский шарф-вуаль.] скрывала лицо Инес.
Вокруг костра стояло двенадцать незажженных факелов, которые ведьма обходила в известном только ей порядке.
Тут же возвышался старый вяз, широко раскинувший ветви в разные стороны. К дереву были привязаны двое: безумная старуха и прекрасная девушка. Обе лишь в тоненьких нижних платьях. Обе неотрывно смотрели на огонь. Белла восторженно бубнила что-то свое, а Констанция молча размышляла над тем, что будет дальше.
Сработает ли ритуал? Кто такие эти Хозяева Лун и согласятся ли они помочь? И самое главное, какой она сама станет после разделения души? Констанцию раздирало от любопытства, взявшего верх над страхом.
Кастаньеты, голоса Инес и Беллы, треск и сияние пламени. Констанция все больше уходила в себя, отстраняясь от реальности. Она совсем потеряла счет времени. Но тут все факелы разом воспылали синим огнем, а кастаньеты стихли.
Констанция вздрогнула. Ей очень хотелось посмотреть по сторонам, но по условиям ритуала она не должна была отрывать взгляд от пламени. Тем не менее боковым зрением Констанция различила, что вокруг ведьмы появились длинные тени, по одной за каждым горящим факелом. Их головы имели странные угловатые очертания: казалось, будто это и не головы вовсе, а звериные черепа. Были ли это всего лишь маски или нет? Констанция никак не могла решить.
– Хозяева Лун, – воскликнула Инес, – внемлите нашей просьбе! Свершите разделение Селены и Феба – тьмы и света! Кто из вас возьмется разделить душу девы у вяза?!
Констанции стало не по себе. Чьи-то тяжелые взгляды устремились на нее. Они просачивались под кожу, прожигали до самой души.
– С чего нам внимать вашим мольбам, чужестранка? – прохрипел один из пришедших. Это был нечеловеческий голос, от которого хотелось бежать без оглядки. – Мы так стары, что вы не помните наших имен. Вы не чтите нас и к тому же посмели потревожить нас до Самайна! Уже за это вы достойны того наказания, что хуже смерти!
– Не гневайтесь, мудрейшие! Пусть мы призвали вас не в то время, но приготовили жертву!
Тени, кажется, засмеялись. Отрывистое хрипение больно впивалось в уши. Констанция с трудом могла дышать. Она не представляла, каково сейчас Инес.
– Та дряхлая старуха? Да-а, она забавная, но не более. Этого слишком мало! Раньше мы получали с десяток жертв за зиму, и те были полны жизни.
– Значит, если жертв будет больше, вы одарите нас своей помощью? – с опаской спросила Инес. – Научите нас, как уважить вас, и мы будем следовать вашим урокам!
Тени зашелестели, словно сухая листва на ветру. Констанция решила, что так они совещаются между собой.
Вдруг со стороны раздался совсем другой голос. Мягкий и бархатный. От него не было страшно и дурно, только почему-то хотелось закрыть глаза и поскорее уснуть.
– Не слушай этих кичливых развалин, прекрасная ведьма! Пусть вы не удостоили меня факелом, но я помогу вам! Я разделю луну и солнце этой девушки, если…
– Как ты смеешь идти наперекор всем?! – прогудел обладатель первого голоса, что, по всей видимости, был предводителем теней.
– Разве вы все забыли, что взяться за дело может любой из нас? И для этого не требуется одобрение большинства, – послышался насмешливый ответ.
Тени зашелестели громче, но быстро утихли. Похоже, им нечего было возразить.
– Чего ты хочешь за свою помощь, гордый олений посланник? – спросила ведьма, голос у нее дрожал.
– Самую малость. Пусть Вечная дева у ильма[4 - Ильм – то же, что и вяз.] приносит мне жертву раз в год. Но как положено. Зимой. В канун поворота колеса года.
– Вечная?! Вечная?! Вечная?! – задребезжали тени неопределенно.
– Я не могу ответить за нее, – сказала Инес. – Пусть решит сама.
Тот, кого испанка назвала оленьим посланником, приблизился к Констанции, перекрыв собой свет пламени.
– Что скажешь, Вечная госпожа? Ты принимаешь мои условия? Можешь взглянуть на меня. Ты другая и не лишишься рассудка.
Констанция медленно подняла взгляд на того, кто стоял перед ней. Он был высок, широк в плечах, одет в мохнатую шкуру, вместо лица – вытянутая костяная маска, на широких оленьих рогах висели облезлые перья и мелкие косточки. Констанция посмотрела в расщелины глаз. Там была только тьма.
– Принимаю, – с трудом прошептала она, ее губы совсем пересохли. – Отдели от меня свет, если можешь.
– Не терпится узнать, что из этого выйдет, – бодро отозвался олений посланник. – На моей памяти отделяли только тьму. Приготовься, госпожа. Будет очень больно.
Не успела Констанция произнести и слова, как невыносимая боль пронзила ее насквозь. В ушах зашумело, а перед глазами стали расплываться темные пятна.
Констанция хотела кричать, но не могла. Она знала, что если хоть немного приоткроет рот, то почти наверняка откусит себе язык. Она с такой силой сжимала зубы, что боялась, как бы они не сломались.
Констанция чувствовала, как слезы текут по щекам и как цепкие когти двигаются под ребрами. Опустив взгляд вниз, к источнику боли, она различила черное запястье оленьего монстра. Мерзавец с бархатным голосом копошился внутри ее тела, будто бы что-то выискивая. Она возненавидела его.
Кроме адской физической боли было кое-что похуже. Непостижимое разуму страдание души. Весь мир Констанции сузился до ее телесной оболочки и до сокрытого внутри бессмертного жизненного начала.
Одно дело заложить душу и дожидаться, когда придет время с нею расстаться, а совсем другое попросить кого-то разделить душу надвое. Констанции бы впору молить о спасении, но она не смела оскорбить Всевышнего своей молитвой. Никто не заставлял ее проходить через это, она поняла, что совершила очередную ошибку, но ее храброе сердце готово было расплачиваться.
Ни в одном человеческом языке не найдется подходящих слов, чтобы полностью описать, что испытала Констанция той ночью. Если свое перерождение Констанция могла сравнить с тревожным запутанным сном, то ритуал разделения обернулся кошмаром наяву.
Сейчас она хотела только одного – чтобы все это закончилось. Тысячу раз пожалев о своем согласии, Констанция мечтала о смерти.
Выбившись из сил, Констанция с трудом подняла голову, чтобы посмотреть вокруг себя. Она смогла различить только глазницы чудовища, в которых теперь горело синее пламя.
– Полоумную старуху оставьте себе. Я буду ждать свое подношение этой зимой, – услышала Констанция, прежде чем лишиться чувств.
***
Очнувшись, Констанция закричала и принялась ощупывать себя дрожащими руками. Тело ее оказалось в полном порядке, только на белом платье зияла небольшая выжженная дыра, прямо на том месте, где коснулся Констанции олений монстр.
– Все хорошо, сестра! – воскликнула Инес, прижав Констанцию к груди. – Ты жива! Жива!
Светало. В воздухе витал неисчезающий колдовской туман, на траве выступила роса.
– П-получилось? – с трудом выдавила из себя Констанция, ее бил озноб.
– Да. – Ведьма выглядела безумно уставшей, словно не спала неделю.
– Где она? – произнеся эти слова, Констанция почувствовала на себе чей-то пронзительный взгляд.
Прямо напротив, у тлеющего костра, сидела девочка лет одиннадцати, закутанная в плащ Инес. Она тоже дрожала, белая кожа ее была перепачкана грязью.
– Я нашла ее в дупле вяза, – заметила Инес.
Взгляды двух половинок одного целого встретились. Как завороженные, они обе медленно протянули друг к другу руки над кострищем.
– Это же я, – восхищенно выдохнула Констанция, – только маленькая… Так и должно быть?
– Не знаю, Констанция. Сомневаюсь, что за последние четыреста лет кто-нибудь проделывал нечто подобное. Хотя вполне логично, что светлая сторона приняла облик ребенка.
– А я?! – вдруг испугалась Констанция, вскочив с места. – Как я теперь выгляжу?!
Прежде Констанция совсем не задумывалась о том, что ритуал мог изменить ее внешность. Сейчас она осознала, как сильно боится потерять красоту.
– Успокойся! Ты все та же. – Инес удержала ее за плечи.
Увидев свое отражение в глазах ведьмы, Констанция стихла.
– Как же обычно выглядит отделенное воплощение тьмы? – тихо спросила она, с тревогой думая о том, какой опасности себя подвергла.
– Остается только догадываться. Древние унесли эту тайну в могилы, и, если честно, я не очень-то хочу ее знать.
– А что Белла? – спохватилась Констанция, обернувшись к вязу.
– Я отпустила ее. Она была очень довольна и все твердила, что Хозяева Лун пообещали забрать ее к себе.
– Несчастная. Лучше и вправду быть принесенной в жертву, чем жить в тех условиях, в которые ее вогнали добрые родственнички.
– Кто знает, – задумалась Инес. – В любом случае о ней можно не беспокоиться, ей все равно никто не поверит.
Во время этого разговора светлая половина Констанции не двинулась с места и не проронила ни слова.
– Ты можешь говорить? – обратилась Констанция к своей маленькой копии.
– Могу.
– Тебе не интересно, что произошло?
– Я и так знаю. Мы же были единым целым.
– Что ж, – хмыкнула Констанция. – Тем лучше. Не придется тратить время на объяснения. Полагаю, нужно дать тебе имя, чтобы не было путаницы.
– Как насчет Кессиди?
Светлая половина выглядела немного подавленной, но держалась спокойно, почти безэмоционально.
– Забавно, – усмехнулась Констанция, – я подумала об этом же имени. Пусть будет так.
Кессиди смиренно кивнула.
– Как ты себя чувствуешь? – Инес встревоженно поглядывала то на Констанцию, то на Кессиди. – Она… Кессиди поначалу долго плакала и просила вернуть все обратно… Не нравится мне, что из этого вышло, сестра. Еще и эта договоренность о жертвах.
Констанция чувствовала себя прескверно. Тело ныло, а на душе разом обострились все старые обиды и неимоверная ярость, подавляемая долгие годы. Однако Констанция ответила:
– Прекрасно. Так хорошо я себя еще не ощущала, а слезы – это все пустое.
Пока все трое собирались в путь, Инес вдруг спросила неопределенным тоном:
– Почему Он назвал тебя Вечной?
– Сама не пойму, – снова соврала Констанция, пожав плечами.
Кессиди посмотрела на нее с укором, но промолчала.
***
Свет, Тьма и ведьма шли по лесной дорожке в сторону Амбер-Клифа.
Констанция бодро шагала впереди, поторапливая остальных, Кессиди медленно плелась позади всех, а Инес не знала, куда деваться, поэтому шла в середине.
Снедаемая страхами и сомнениями, Инес поравнялась с Кессиди.
– Тебе ведь нехорошо. И ей тоже? – тихо заговорила она, кивком указав на Констанцию.
Кессиди ничего не ответила, но по ее тоскливым, измученным глазам Инес поняла, что права.
– Можешь не отвечать, но мне все-таки интересно. Почему вы с ней выбрали для тебя именно это имя?
– Так звали нашу близкую подругу, – слабо отозвалась Кессиди. – Она умерла совсем юной. От чахотки.

Глава 7. Скрытые в тумане
Вернувшись домой, разделенные половинки одного целого безмолвно накрыли на стол и сели завтракать друг напротив друга.
Впервые в жизни Констанция накинулась на еду с каким-то остервенением, словно изголодавшийся лесной зверь. Опомнившись, она подняла взгляд на свою маленькую копию.
– А как же Генри? – грустно спросила Кессиди. Ее порция стояла нетронутой.
При упоминании ребенка, заточенного в святилище, Констанция, к своему удивлению, не испытала ничего, кроме безразличия.
– А что Генри?
– Он наверняка тоже проголодался.
– Если еще жив, – равнодушно хмыкнула Констанция.
– Нужно его проведать.
– Я устала. Если тебе так надо – иди сама, дорогу знаешь.
– Но в чем же я пойду? У меня нет ни платья, ни башмаков.
– Сейчас меня это мало волнует. Позже ты все получишь, а пока найди что-нибудь в доме. И постарайся не попадаться никому на глаза.
Констанция с интересом ждала, что ответит Кессиди, но та лишь смиренно кивнула и наконец взялась за еду.
В глазах Констанции светлая половина сейчас выглядела сущей простушкой. Констанция знала, нет – чувствовала, что Кессиди устала не меньше нее самой, но ради чужого ребенка готова была идти через лес чуть ли не нагишом.
«Сколько лет я жила с ярмом света на шее, – подумала Констанция. – Как хорошо, что теперь меня не терзает эта ненужная сторона моей души».
Только теперь, отделив от себя Кессиди, она ощутила, как возвысилась над прочими людьми. Высота, на которую она сама поднялась, пусть и с небольшой помощью, просто недоступна смертным… А ведь еще недавно, стоя на границе могущества, она наивно помышляла о смерти. Какая нелепица! Отныне ей под силу получить все, чего она только пожелает, так что умирать Констанция больше не собиралась.
– Ты не думала, что будет, если одна из нас пострадает? Например, поранится? – вдруг спросила Кессиди.
Констанция схватила со стола нож и полоснула по своей ладони.
– Ай! – вырвалось у Кессиди от неожиданности. – Зачем ты так?!
Обе сжали ладони от боли.
– Теперь мы знаем наверняка, что если больно одной, то и другой тоже, – усмехнулась Констанция, осматривая свежий порез.
Внутри Констанция ликовала от обретенной решимости. Раньше она бы не смогла поранить саму себя, еще и по такому пустяковому поводу.
Боль теперь тоже ощущалась как-то иначе, более глухо. Спустя несколько минут порез уже не причинял почти никаких неудобств.
***
В святилище Кессиди отправилась в старых деревянных башмаках, которые были ей велики. Из одежды она выбрала рубашку и колет Рейнера. Эти вещи, затянутые на поясе, были достаточной длины, чтобы сойти за платье.
Констанция, увидев этот наряд, лишь хмыкнула. Кессиди же хотелось выть от горя, но она не собиралась ронять слезы перед своей Тьмой, зная, что ее это только позабавит.
Выплакаться Кессиди смогла только в лесу. И то безмолвно. Она медленно брела по тропинке, размышляя о том, что бы сказал Рейнер, если бы увидел, что стало с его женой.
Кессиди утешало лишь то, что в ненастную ночь на руинах старого монастыря Констанция поклялась, что после свершения мести оборвет свою противоестественную жизнь и предстанет перед судом Всевышнего.
«Вполне возможно, мы падем от чьей-нибудь руки во время хаоса, который она собирается учинить в деревне, – думала Кессиди. – Это было бы лучшим исходом. Если же нет, то самоубийство, наверное, единственный способ остановить цепь наших злодеяний, пусть это и тяжелейший из грехов».
***
Кессиди вернулась нескоро. Когда она вошла, Констанция сразу поняла, что по пути что-то произошло.
– Что стряслось? Кто-то из местных тебя видел?
– Нет, – ответила Кессиди, переводя дыхание. – Все в порядке.
– Лгать у тебя получается плохо, а меня ты тем более не обманешь. Или за время прогулки ты забыла, что мы связаны?
– Ладно, – неохотно согласилась светлая половина. – Я встретила кого-то в дубовой роще…
– Ты можешь говорить конкретнее?
– Кажется, это были фейри. Помнишь, Рейнер как-то рассказывал…
– Брось! Хоть ты и стала ребенком, но все-таки должна была сохранить здравомыслие.
– Если есть лорд Кёрн, если есть Хозяева Лун, почему не может быть кого-то еще?
– Это совсем разные вещи, – заметила Констанция скептически, но все-таки задумалась. – Допустим. И чего они хотели?
– Не знаю. Мне показалось, они пытались поговорить.
– И ты убежала, даже не выслушав их?
– Если верить рассказам, обычно они не очень-то разговорчивы с людьми, поэтому очевидно, что им от нас что-то нужно. А мы и так уже заключили достаточно соглашений. К чему нам еще одно?
– Вся наша жизнь состоит из сделок, Кессиди. Нужно только правильно договариваться об условиях.
– Я устала. Если хочешь – сама иди в лес и спроси их, – бросила светлая половина, в точности повторив утреннюю интонацию Констанции.
– Вот еще, – ответила она, пропустив этот выпад мимо ушей. – Уверена, что они еще сами объявятся.
***
Констанция тихо высунулась из-за дерева, под которым сидел Рейнер, и осторожно опустила на голову возлюбленного венок из дубовых листьев.
– Так вот чем ты занималась, – улыбнулся он. – А я уже решил, что тебя похитили фейри. Хотя, может, ты и сама из их племени, раз плетешь венки из дубовых листьев?
– Поздновато ты спохватился, – рассмеялась Констанция.
Она хотела сесть рядом с мужем, но тот потянул ее на себя и усадил к себе на колени.
– Узнай я сейчас, что женился на фейри, – это ничего бы не изменило, – сказал он и, взяв ее руку, нежно прижался к тыльной стороне горячими губами.
– Почему? А как же страшные сказки про их жестокие забавы над людьми?
– Это все стариковские россказни… Я чувствую, мы предназначены друг для друга. Возможно, Господь соединил нас еще задолго до венчания. Поэтому кем бы ты ни была: женщиной, фейри, духом или богиней – мне все равно. Я люблю тебя.
Рейнер говорил серьезно и искренне. Вечернее солнце отражалось в его глазах, делая их еще светлее, чем они были. Констанция могла бы смотреть в них вечно. Ах, как бы она хотела, чтобы этот миг не кончался!
Пригладив густые русые волосы мужа, Констанция прижалась ладонью к его щеке. Сейчас слова были не нужны. Влюбленные одновременно потянулись друг к другу и слились в долгом поцелуе.
– Подожди. – Чувствуя, к чему все идет, Констанция остановила любимого, прижав пальцы к его губам. – Пообещай мне кое-что.
– Вы чрезвычайно умны, миссис Циммерн. – Рейнер, сгорая от нетерпения, покрыл ее ладонь поцелуями. – Сейчас я могу пообещать что угодно.
– Я серьезно. – Констанция чуть отстранилась, поднялась на колени и теперь смотрела на мужа сверху вниз, обхватив ладонями его лицо. – Обещай, что мы всегда отыщем друг друга, где бы ни оказались и что бы ни случилось. Поклянись, что ничто и никто не разрушит нашей связи. Поклянись, что…
– Что наша любовь вечна? Что над ней не властна даже смерть? – он подхватил мысль Констанции. – Если это наша общая клятва – я готов ее принести. Но сперва скажи, почему ты задумалась об этом?
– Не знаю, – вздохнула она, – сложно объяснить. Я посмотрела на все эти дубы, что росли здесь задолго до нашего рождения, – Констанция окинула взглядом дубовую рощу, – и вдруг осознала, насколько наша жизнь скоротечна и непредсказуема.
– Все так, но то, о чем ты просишь… Это ведь не просто красивые слова. Иные часто клянутся и с легкостью нарушают…
– В нас я уверена, мы не нарушим.
И они поклялись, что связаны навеки, а дубовые венки заменили венчальные короны.
Солнце почти скрылось за горизонтом, но молодоженов мало волновало время. Они были молоды, влюблены и счастливы.
Внезапно небо окутало темной дымкой, настолько густой, что света вокруг совсем не осталось. Но куда хуже было другое: Констанция больше не чувствовала прикосновений и горячего дыхания Рейнера. Он исчез, а вместе с ним и все тепло мира.
Дрожа от страха и холода, Констанция принялась суетливо ощупывать землю вокруг. Венок слетел с ее головы. Сочная прежде трава оказалась сухой.
– Рейнер! – выкрикивала она имя любимого снова и снова, а слезы катились по ее щекам. – Рейнер! Рей…
Слабый свет луны все-таки пробился сквозь плотную дымку. Дубовая роща тонула в тумане, а листья с деревьев осыпались.
Констанция огляделась и вскрикнула. Ей показалось, что сама темнота отбрасывает причудливые маленькие тени. Сначала их было около дюжины, затем зашуршала сухая трава с опавшей листвой, и сквозь обманчивую пелену стали проступать новые и новые силуэты. Вскоре их стало так много, что невозможно было подсчитать. Все они, эти тени, размером не больше крысы, столпились вокруг Констанции и глазели на нее.
Не выдержав, она воскликнула:
– Кто вы и где мой муж?!
– То было лишь блаженное воспоминание, – чуть слышно отозвались тени, – а муж твой сейчас далеко отсюда. Мы – дети леса и не желаем тебе зла, Вечная госпожа.
«Вечная».
При упоминании этого слова Констанция вмиг опомнилась от сладкого забвения. Она поняла, что тело ее спит, а душа перенеслась в какое-то особенное место, раз сон здесь так приближен к яви.
«Наверное, – подумала Констанция, – это и есть те фейри, о которых говорила Кессиди».
Внезапно обретя самообладание, она гордо поднялась на ноги и на этот раз спросила строго и спокойно:
– Чего вы хотите?
Страх исчез также стремительно, как и появился.
– Мы знаем, что ты собираешься вывести всех детей из деревни, и хотим помочь.
– Да, я слышала, что вы мастера заманивать людей в свои земли, но при чем тут я и дети, которых я хочу уберечь? Что вам нужно на самом деле?
– Ты настолько убедительна, Вечная госпожа, что обманываешь даже саму себя. Но мы знаем, – захихикали туманные создания, – ты не можешь забыть того экстаза, что испытала, когда чистейшая энергия невинного младенца влилась в тебя.
– Какой вздор! – хмыкнула Констанция, скрыв отвращение в голосе. – Уж не думаете ли вы, что я буду оправдываться перед теми, кто скрывает свое обличье в тумане?
– Мы лишь пытаемся показать, что не так уж и различаемся. У нас схожие цели: тебе и нам нужны дети. И мы можем дать тебе средство, чтобы увести их всех сразу.
– Почему же вы сами им не пользуетесь?
– В наших руках оно бесполезно. Но в твоих – сработает превосходно.
– Давайте проясним: вы предлагаете средство, чтобы я сделала всю работу, а потом хотите получить и плоды?
– Плоды мы разделим поровну.
– Так не пойдет. Я вполне могу обойтись и без вашей помощи. Неужели вы думаете, что такую, как я, прельстит столь безвыгодное предложение?
На несколько долгих мгновений воцарилась тишина. Казалось, тени обдумывают слова Констанции. Она ждала ответ спокойно и невозмутимо.
Наконец дети леса произнесли:
– Ты знаешь себе цену, госпожа. Мы это уважаем, поэтому за твою милость преподнесем тебе величайший из даров – лист с Мирового древа.
– К чему мне какой-то лист? – дерзко усмехнулась Констанция. – Пусть даже его взрастили своими руками древние боги.
– О, не спеши отказываться. Этот лист – символ нашего расположения, и если тебе будет грозить опасность, то с ним ты сможешь призвать нас на помощь.
– Как я пойму, что лист подлинный? И откуда мне знать, что вам вообще можно доверять?
– Этот лист невозможно спутать с другими. Ты поймешь, когда сама увидишь его. И у тебя будет время во всем убедиться. Средство – эльфийскую лиру – мы отдаем тебе в залог. Опробуй и реши: достойны мы доверия или нет.
А потом все исчезло. И тени в тумане, и дубовая роща, и лунный свет. Снова воцарилась тьма и слышался только шелест трав и сухой листвы.
***
Констанция проснулась с первыми лучами солнца. Она с трудом села, усталая и невыспавшаяся, свесила ноги к полу и тут же почувствовала какой-то сор кончиками пальцев.
Листья! Сухие дубовые листья застилали пол спальни!
Констанция рухнула на колени, принявшись разрывать руками самый высокий ворох у кровати.
Фейри не обманули. Из кучи листьев Констанция достала удивительный по красоте музыкальный инструмент – небольшую лиру с вензелями и золотыми струнами.

Часть вторая. Возмездие

Глава 1. Алый терн
Все началось в середине августа 164* года. Сын лесоруба Нолан Фок никак не мог найти свою сестру Розалин.
Накануне он весь день проработал на стройке и лег спать сразу, как возвратился домой. Не застав сестру с утра, он решил, что она ушла раньше него. Однако к обеду Розалин так и не появилась, хотя они заранее условились не брать работы на вторую половину дня, чтобы прогуляться до озера у Янтарной скалы и отдохнуть там.
Тщетно обойдя всех товарок сестры, Нолан принялся обходить дома, где Розалин могла задержаться с поручениями, а так как они оба – и брат, и сестра – никогда не упускали случая подзаработать, то область поисков увеличилась практически до всех домов в округе.
Когда Фок подошел к дому миссис Джой, то невольно поморщился. Последнее поручение матроны пришлось ему не по душе, но ради щедрой награды он все-таки взялся за дело. Однако с того дня в его душе зародилось недоброе предчувствие.
Нолан утешал сам себя, что всего лишь «подправил» ступень и не стоит делать из мухи слона и трагедию из женских дрязг. Тем более ступень он выбрал ту, на которую, по его мнению, реже всего наступают – третью с конца.
Когда же миссис Циммерн, которой касалось поручение, перестала появляться на людях, тревога Фока усилилась. Пару раз он даже рыскал около ее дома в сумерках, поглядывал в окна и прислушивался, но никак не решался позвать хозяйку, постучать в дверь или забраться внутрь. Один раз он тронул входную дверь, но та была заперта.
И пусть миссис Джой однажды показала какое-то запоздавшее письмо, из которого следовало, что миссис Циммерн ожидали в гости родственники, но и это не могло заглушить щемящего чувства в душе Нолана.
Фок мысленно выдохнул, когда наконец увидел миссис Циммерн живой и здоровой. Еще неделя ее отсутствия – и Нолан наверняка бы проговорился обо всем на исповеди.
Миссис Джой он нашел в дурном расположении духа.
– Не видали моей сестры?
– Нет, – ответила она, проворно оглядевшись. – Ты лучше скажи не тая: мое поручение ты исполнил в точности, как я сказала?! Или ты, подлец, решил обобрать бедную одинокую женщину?!
– Господь с вами! Я выполнил все, как вы сказали. Заменил крепкие гвозди на…
– Тихо ты! – Матрона нервно замахнулась на него кулаком. – А вот еще, помнишь, накануне пропажи дитяти, правнука старика Рида, ты мне сказал, что миссис Циммерн вернулась? А оказалось, что она приехала только на следующий день!
– Боюсь, вы меня неправильно поняли, – справедливо заметил Фок. – Я проходил мимо, и мне послышался какой-то шум в ее доме. Я пошел дальше, вы меня окликнули, и я лишь предположил, что она приехала. Саму миссис Циммерн я в тот день не видел.
– Поняла, поняла. Ступай!
В дом миссис Циммерн Нолан решил не заходить. Они с сестрой давно перестали искать у нее подработку: все из-за обвинений в ведьмовстве. Поначалу брат с сестрой мало обращали внимания на слухи, но когда немилость соседей на нанимательницу стала распространяться и на них, то они единогласно решили держаться от миссис Циммерн подальше.
К несчастью, обойти дом стороной не вышло. Как назло, на крыльцо вышла сама хозяйка. Сегодня она выглядела как будто еще прекраснее, чем прежде. В глубине души Нолан был давно покорен ее красотой, несмотря на разницу в возрасте.
– Мистер Фок! – обратилась она к нему почтительно. – Вы мне нужны!
Нолан приподнял шляпу, чувствуя, как щеки его загорелись. Обычно миссис Циммерн всегда звала его по имени, как всякий взрослый ребенка. Поэтому, отбросив сомнения, Нолан прошел по дорожке к дому сквозь палисадник.
– Здравствуйте, миссис Циммерн. Простите, что перебью, вы не видели Розалин?
– Розалин? А что случилось?
– Не хочу вас беспокоить, но я никак не могу ее найти…
– Бросьте, Нолан. Какое беспокойство? Вы с сестрой так часто помогали мне, что я привязалась к вам обоим, и теперь мне совсем небезразличны ваши судьбы, – заверила миссис Циммерн, пожав руку Нолана обеими руками.
Произнесено это было с такой искренностью, с такой чистосердечностью, что Фок даже растерялся и совсем не знал, что ответить.
– Хотя знаете… – Лицо прекрасной женщины озарилось каким-то воспоминанием. – Я вдруг вспомнила, что все-таки видела Розалин, часа два назад. Она шла в сторону леса. Может, стоит поискать ее там?
– Не знаю, как вас благодарить! – воодушевился Нолан, получив хоть какую-то ниточку к поискам. – Так что вы хотели? У вас ко мне какое-то поручение?
– Да, но это подождет. Сейчас вам нужно искать сестру. Я смогу потерпеть еще немного.
– Потерпеть? – встревожился Нолан. – Нет уж, если дело срочное, прошу вас, говорите.
– Раз вы настаиваете… Мне нужны плоды одного дерева. Видите ли, еще перед отъездом я оступилась на лестнице и повредила лодыжку, и она до сих пор болит. Знахарка посоветовала сделать отвар из сока этих плодов, и я собиралась за ними сама, но сегодня нога снова разболелась и…
– Я все понимаю, миссис Циммерн, – нервно прервал ее Фок. – Я соберу для вас эти плоды. Сколько вам нужно?
– Боюсь, что много. Вернее, на день хватит и небольшой корзинки, но свежие плоды нужны каждый день. С одного и того же дерева. Будете ли вы так любезны собирать их для меня всю неделю? Разумеется, я в долгу не останусь.
– Я к вашим услугам. Скажите только, что это за дерево? Как мне его узнать?
– Название мне неизвестно, знахарка просто указала на нужное, и я обернула ствол красной лентой. Вы также узнаете его по терниям и розовато-алым плодам. Вот схема, чтобы вы точно не заплутали, и оплата за полнедели. – Миссис Циммерн передала Нолану пустую корзинку, сложенный лист бумаги и увесистый кошель.
От тяжести кошелька Фоку стало совсем неловко, ведь это он, Нолан, был косвенно виноват в том, что миссис Циммерн повредила ногу. Про себя он поклялся больше никогда не подрабатывать у безобразной Бетти Джой, по сравнению с которой Констанция Циммерн казалась ангелом во плоти.
– Этого слишком много за такую простую работу, – сказал он смущенно.
– Берите. Вы же уже не мальчик, а у мужчины должны водиться деньги, – ответила миссис Циммерн.
Фок не нашел, чем возразить.
– Ну, тогда до скорой встречи, – выдавил он, вновь приподняв шляпу.
– До свидания, мистер Фок! – Миссис Циммерн чарующе улыбнулась. – Ах! Подождите! Вот еще что. Имейте в виду, плоды непригодны в пищу, а их сок, – она вдруг пристально уставилась на него, – довольно специфический по цвету и консистенции.
– Что вы имеете в виду? – не понял Фок.
– Сок на вид словно кровь. Вас же это не напугает? – В глазах Констанции Циммерн мелькнули лукавые искорки.
***
Нолан благополучно прошел по маршруту, который нарисовала ему миссис Циммерн, и с легкостью отыскал нужное дерево, обернутое красной шелковой лентой.
Дерево чем-то отдаленно напоминало терновник, в первую очередь своими шипами и формой плодов, но было намного выше и крупнее.
Собирать алый терн оказалось непростым делом. Острые шипы кололи руки, цеплялись за края одежды. Нолана не покидало гнетущее ощущение, будто он совершает что-то плохое, что-то неправильное…
К тому моменту, как корзинка оказалась наполненной, руки Фока покрылись царапинами и ссадинами.
«Странное дерево, – подумал он. – Неспроста ведьма выбрала его. Как бы отвар вместо лекарства не оказался ядом. Бедная миссис Циммерн… Все женщины, верно, просто завидуют ее красоте, вот и пытаются всячески навредить ей. Еще и мы с Розалин поверили гнусным слухам и бросили ее одну».
В тот день Фок выполнил поручение, но так и не нашел сестру.
Когда Розалин не вернулась ночевать, стало очевидно, что дело принимает серьезный оборот. Нолану не с кем было поделиться опасениями. Отец ушел на заготовки в свою лесную хижину и еще не скоро должен был вернуться. А матери уже много лет не было на этом свете.
Неужели Розалин загуляла где-то в соседней деревне? Нет, это было на нее совсем не похоже. Если бы она сговорилась с каким-нибудь молодцом, то Нолан бы знал об этом. Кроме того, последний кавалер сестры, Гарс Броди, был их односельчанином, да и с ним Розалин недавно рассорилась.
Брат и сестра были довольно близки и обсуждали друг с другом почти все свои дела. Нолан утаил от Розалин только последнее поручение миссис Джой. Боялся, что сестра примется отговаривать или того хуже – упрекать.
«Если к утру не вернется, придется идти к старосте и поднимать людей, – думал Фок, готовясь ко сну. – Может, она просто помирилась с Гарсом и… – Он вдруг больно укололся шипом, застрявшим в рукаве рубашки. – Черт возьми, о чем я? Пусть Роззи временами беспечна, но скорее предпочтет смерть, чем бесчестье».
С тяжелыми размышлениями Нолан Фок уснул.
***
Нолан пробирался сквозь лесную чащу, застланную туманом. Он искал сестру.
– Ро-за-лин! Ро-за-лин! Ро-за-лин! – звал он снова и снова.
– Ро-за-лин! Ро-за-лин! Ро-за-лин! – отвечало ему лесное эхо.
Каждая веточка, каждый листик, каждая травинка – все вокруг шептало родное имя, но среди голосов леса не было голоса самой Розалин.
– Ро-за-лин… – Звуки раскатывались из стороны в сторону, а затем тонули, словно в трясине.
Наконец Нолан разглядел что-то впереди себя. Белую, почти призрачную фигуру.
Приблизившись, он с замиранием сердца узнал сестру. Розалин стояла в одном нижнем платье, с туго затянутым пояском на талии.
– Роззи!
Она заметила его, протянула бледные руки, но не двинулась с места. Ноги Розалин по щиколотку утопали во мху.
Нолан подошел совсем близко и заметил, что из глаз сестры текли слезы, а губы открывались и закрывались, но в воздухе не раздавалось ни звука.
– Что с тобой, Роззи? – с трудом выдохнул Нолан и схватил сестру за руки.
Резкая боль пронзила его ладони. Отшатнувшись, он увидел капельки своей крови на руках сестры.
Тут Нолан проснулся.
***
Наутро Розалин не появилась.
Фок решил сперва собрать плоды для миссис Циммерн, а потом уже пойти к старосте.
Крупные алые ягоды переливались в утренних лучах. Колючие ветви будто нарочно лезли под руку. Один из шипов больно ткнулся в лицо, Нолан потер уколотую щеку, стирая кровь.
Пока Фок собирал плоды, на него вновь свалилось тягостное чувство, словно он посягнул на что-то священное.
«Проклятый терновник, – подумал Нолан, бросив последний взгляд на дерево перед тем, как уйти. – Снова я весь искололся».
Он посмотрел на красную ленту, что плотно связывала ствол дерева. На мгновение к Нолану будто пришло какое-то озарение, но тут вдали закричала сова… Этот беспокойный крик прервал все мысли Фока.
***
– Вы сегодня рано, – удивилась миссис Циммерн, когда Нолан заявился к ней на порог. – Как Розалин?
– Она до сих пор не вернулась, – напряженно проговорил Фок. – Похоже, пора идти к мистеру Шаду.
– Бог ты мой… – Миссис Циммерн взволнованно прикрыла рот рукой. – Сначала правнук мистера Рида, затем Генри Риверс, а теперь Роззи… Послушайте, не поймите меня неправильно, но вы еще не заглядывали в дом семьи Броди? Розалин как-то обмолвилась, что Гарс Броди к ней неравнодушен.
– Насколько мне известно, они поссорились, – неохотно ответил Нолан. – Но вы правы, лучше зайти к ним, прежде чем идти к старосте.
– Вы обязательно отыщете сестру, мистер Фок. – Прекрасная женщина с удивительной нежностью прикоснулась к его плечу. – Не отчаивайтесь.
– Вы очень добры, миссис Циммерн, – смущенно пробормотал Нолан и поспешил удалиться.
Далеко уйти Фок не успел. Его окликнула миссис Джой. Она дождалась, пока Нолан дойдет до ее забора и тогда заговорила:
– Что с Роззи-то приключилось?
Нолана бросило в жар от возмущения. Он решил, что миссис Джой подслушала их разговор с миссис Циммерн. И теперь, верно, хочет выудить побольше деталей этого дела, чтобы потом разнести порочащие сплетни по всей округе.
– Не знаю, – холодно ответил он.
– Ах, не знаешь! – хмыкнула матрона. – Ступай домой, да поговори с ней. Я тебе все это рассказываю, потому что ваша матушка, царство ей небесное, была мне как сестра. Так вот, негоже девице в исподнем бродить посреди ночи! Надеюсь, кроме меня ее никто не видел.
– Как?! Вы ее видели?
– Ну да. Не спалось мне. Глянула в окно – смотрю, Роззи идет! Хотела ее остановить, вышла на улицу, а ее уже и след простыл.
Фок ничего не ответил. Сбитый с толку словами миссис Джой, он помчался домой, но никого там не нашел: ни сестры, ни следов ее присутствия.
Затем Нолан еще раз обошел деревню, заглянув и к Броди. Гарс лишь развел руками и с наглой ухмылкой заявил, что такой несговорчивой девицы, как Розалин, во всем свете не сыщешь, так что Нолану не о чем волноваться, ведь сестра останется при нем старой девой. Тут уж Фок не стерпел, молча дал гадкому Броди в челюсть и ушел прочь.
Старосту Нолан прождал несколько часов, но так и не дождался. Совершенно измученный переживаниями за сестру он вернулся в пустой дом и упал на заправленную постель, не раздеваясь.
***
Нолан сидел у горящего очага. В соседнем кресле сидела прекрасная женщина в домашнем платье. Она расчесывала щеткой длинные каштановые волосы и загадочно улыбалась.
– Нолан, ты не принесешь мне плодов? – ласково произнесла хозяйка дома. – Пора готовить новую порцию отвара. Я оставила банку в погребе.
– Конечно, миссис Циммерн.
– К чему эти формальности? Зови меня Констанция.
Глупо улыбаясь, Фок удалился, чтобы исполнить просьбу.
Как только он приподнял дверцу погреба, его обдало затхлой сыростью. Нолан поежился, уставившись в полумрак. Ему вдруг стало не по себе. Он предпочел бы не спускаться в эту мрачную промозглую дыру. Так хотелось вернуться обратно к огню и к чарующей Констанции, но он не смел возвратиться с пустыми руками.
Банка, наполненная алыми ягодами, стояла на видном месте, но ее невозможно было достать, не спустившись вниз.
Нервно сглотнув и почему-то задержав дыхание, Нолан быстро спустился в погреб, схватил банку и уже стал взбираться обратно, как вдруг…
Все случилось так быстро: невесомость, удар от падения и звук бьющегося стекла. Фок не сразу осознал, что произошло. В одно мгновение он потерял под собой точку опоры, а в следующее – уже больно шлепнулся на пол. Банка разбилась вдребезги, а ее содержимое, вероятно, разлетелось по полу.
Нолан чуть не завыл от боли. Но куда хуже было то, что он не мог пошевелиться. Паническое смятение, чувство вины и только что полученная травма парализовали его.
– Миссис Циммерн, – прохрипел он, почувствовав вкус железа во рту. – Констанция…
Послышался шум размеренных шагов. Констанция медленно спустилась вниз, грациозно, почти торжественно. Она молчала, а ее восхитительные глаза вдруг стали холодными и жестокими.
Миссис Циммерн подняла один из уцелевших плодов, вытащила из него осколки. Первая кроваво-красная капелька сока прокатилась по белоснежной руке и, сорвавшись, упала вниз, на подол кремового платья.
Прежде чем Нолан успел что-либо возразить, Констанция поднесла алый терн к губам и с жадностью вкусила его. Крупные безобразные капли одна за другой потекли по изящному подбородку. Они падали вниз и пятнами расплывались по светлой ткани.
Фок не мог отвести взгляд от этого странного зрелища. С каждым мгновением тревога все сильнее облепляла Нолана липкими щупальцами.
– Это же яд, – только и смог выдавить он еле слышно.
Констанция ничего не ответила, только безумно рассмеялась. От этого смеха Фок пришел в ужас. У него закружилась голова, а сердце так сильно заколотилось, что, казалось, вот-вот разорвется. От перенапряжения Нолан лишился чувств.
***
Нолан очнулся на полу у своей постели. За ночь он весь взмок, а теперь чувствовал себя замерзшим и изможденным.
Вдруг ему показалось, что в воздухе витает аромат свежего пирога. Спросонья он вскочил на ноги и, шатаясь, вывалился из комнаты. В глубине души он надеялся застать сестру за готовкой. Но кухня была тиха и пустынна. Пахло затхлостью. На столе лежали позабытые Ноланом объедки.
Приведя себя в порядок, Нолан снова пошел к старосте и в этот раз застал того у себя.
Мистер Шад выслушал Фока, не отрывая глаз от газеты, а рта от завтрака.
– Мистер Фок, – наконец заговорил Шад, равнодушно взглянув на него поверх очков. – Скажите, у мисс Фок водились собственные средства?
Нолан почувствовал, к чему клонит староста, но ему ничего не оставалось, кроме как подтвердить, что часть заработанных денег сестра оставляла при себе.
– Тогда, мне кажется, вы зря так переживаете. Нынче такое время: вы, молодые, ищете лучшей жизни в городах. Наверняка мисс Фок тоже решила испытать удачу и уже скоро оповестит вас, как устроилась на новом месте. Она девушка работящая.
Фок с трудом удержался, чтобы не высказать Шаду все, что о нем думает. Любые аргументы староста обесценивал и упорно стоял на своем.
– Поймите же, сейчас все ищут мальчишку Риверсов! Его родня места себе не находит. Как в такой момент искать еще и взрослую девушку, которая, скорее всего, просто уехала? Мисс Фок, в отличие от Генри, не шесть лет. Она в состоянии о себе позаботиться. Обождите, мистер Фок, обождите! Вот увидите, не пройдет и недели, как вы получите от нее письмо!
В ходе долгих пустых препираний они все-таки условились, что староста шепнет своим людям, чтобы поиски Розалин велись совместно с поисками Генри, однако Нолана ничуть не обнадежило это призрачное обещание.
Чтобы отделаться от тревожных мыслей, Фок на весь день погрузился в работу. На закате он вновь собирал алый терн. И снова все повторилось: душевная горечь, шипы и раны. Нолан был так подавлен, что даже не пытался увернуться от колючек.
Усталый и совершенно поникший, он постучал в дверь миссис Циммерн.
– Нолан, что с вами? – испуганно спросила она.
– Роззи так и не объявилась. – Нолан растерянно смотрел в пустоту. – Шад только обещает, но, кажется, даже не собирается начинать поиски. Пытался убедить меня, что сестра сбежала в город, но она не уехала бы, не предупредив меня…
– Мне все это знакомо. Мистер Шад уже не в первый раз закрывает глаза на чужую беду. Ничего. Я сейчас возьму плащ. Соберем людей и вместе добьемся, чтобы староста взялся за свои обязанности.
– Что вы, миссис Циммерн. Мне неудобно вас утруждать. Как же ваша травма?
– Мне с каждым днем все лучше, ведь вы любезно приносите ингредиенты для отвара. Так что это меньшее, что я могу сделать.
Фок был восхищен решительностью миссис Циммерн. Благодаря ее пылким речам они заручились поддержкой некоторых односельчан и небольшой группой дошли до дома старосты. Разумеется, Шад уже не смог отвертеться от дела при стольких свидетелях. К наступлению темноты собралось около четырех десятков людей с факелами и фонарями.
Розалин искали до глубокой ночи, но тщетно. В следующие дни поиски продолжились.
Нолан почти не спал, потому что когда он отключался, то неизменно видел во сне то сестру, то миссис Циммерн, и эти пугающие ночные видения совершенно выбивали его из колеи.
Фок продолжал собирать алый терн. Миссис Циммерн попросила приносить еще и сок самого дерева, поэтому теперь Нолан делал небольшие зарубки на стволе, ежедневно наполняя кроваво-красным соком стеклянный сосуд.
Мучительно прошла неделя, а Розалин все не появлялась. О маленьком Генри Риверсе тоже не было никаких вестей. Поиски отягощал туман, что каждый день клубился в лесу, на границах деревни. Из-за тумана никто не мог добраться до соседних селений, чтобы спросить там о пропавших.
На восьмой день Нолан как обычно искал сестру с раннего утра до ночи и, вернувшись домой, задремал прямо за столом.
Снова ему пригрезилась Розалин в туманном лесу. Сестра ушла под землю почти по пояс, мох облепил ее кожу. Она будто слилась с лесом: издалека сложно было отличить ее от дерева, лишь красный поясок выделял ее.
– Нолан, – Фок услышал родной голос, хотя с губ сестры не сорвалось ни звука, – времени почти не осталось. Развяжи меня, пока не поздно…
Нолан тут же пришел в себя, и страшная догадка озарила его разум. Схватив топор, он помчался в лес. К алому терновнику.
Сперва он попытался развязать ленту руками, но узел никак не поддавался. Тогда он с силой рубанул по узлу топором.
Алая лента бесшумно свалилась на мох, а затем произошло нечто невообразимое. Терновое дерево растворилось в тумане, будто его и не было, а вместо него появилась девушка в легком изорванном платье, перепачканном кровью. Нолан в последний момент успел подхватить сестру на руки, не дав ей упасть.
– Роззи?! Кто сотворил это с тобой?!
Сестра с трудом посмотрела на него.
– Ты… Ты рвал мои ягоды, ломал мои ветви. Ты был так слеп, что изранил меня… Но ты прозрел, и я тебя прощаю.
– Меня обманули, – горько ответил Нолан, не сдерживая слез. – Это все гадкое колдовство! Кто превратил тебя в дерево?! Скажи, умоляю!
Тут глаза Розалин расширились от ужаса. Она затрясла Нолана за плечо, затем указала куда-то ему за спину и прошептала:
– Она.
Фок резко обернулся.
Над ними возвышалась Констанция Циммерн. Ее выразительные глаза сверкали зловещим огнем.
– Вы?! – изумленно выдохнул Нолан, закрыв собой сестру. – Так вы все-таки ведьма?!
– Я куда хуже, милый наивный мальчик. – Она опустилась рядом и легонько прикоснулась к его груди. – Вот твоя плата за испорченную ступень.
Он стал падать, но миссис Циммерн придержала его и с какой-то материнской заботой уложила головой к себе на колени. Нолан почувствовал, как жизнь стремительно покидает его. Он все смотрел на холодное непроницаемое лицо и не мог поверить, что эта красивая молодая женщина каким-то неведомым образом губит его без удара и без выстрела.
– Пощадите Розалин, – прошептал Нолан, чувствуя дыхание смерти на своих губах.
– Я оставлю ее в живых.
Нолан уже не видел ничего перед своими глазами, но еще различал голос Констанции.
– Твой прах будет питать ее корни. Покойся, но без мира. И помни, что ради звона монет ты был готов на что угодно, даже изрубить родную сестру.
Нолан хотел бы крикнуть, что это не так, но уже не мог.
***
С тех времен в том лесу растет удивительное дерево с алыми плодами, а у его подножия возвышается небольшой холмик – безымянная могила.
Пусть красная лента давно истлела, но до сих пор всякому случайному путнику в шелесте ветвей и шипов слышится печальный шепот.
«Но-лан, Но-лан», – разносит ветер чьи-то слова.
Кто-то горько плачет, причитает о жестокой судьбе.
И так будет всегда.

Глава 2. Тишина
И как мальчишки ни резвятся,
И как девчонки ни дичатся —
По струнам проведу рукой,
И все они бегут за мной.
И. В. Гете, Крысолов
Лорна О’Шей лежала в кровати рядом со старшей сестрой и никак не могла уснуть. От скуки она крутила в руках пышную прядь своих волос и разглядывала тени ветвей на стене.
Внезапно Эшли проснулась, вскочила на ноги и куда-то засобиралась. Лорна остановила сестру за руку.
«Мелодия, – пояснила Эшли. – Она зовет».
Лорна не слышала ни музыки, ни голоса сестры; она уже несколько лет не могла ничего слышать, зато умела читать по губам.
После затяжной болезни маленькая Лорна превратилась в обузу для семьи. Ее предпочитали не замечать. Одна только Эшли никогда не бросала ее. Когда случилась беда, Эшли отыскала брошюру, по которой они обе выучились языку жестов. С тех пор сестра стала добровольным переводчиком Лорны.
Эшли зажгла свечу и выскользнула за дверь, не обращая внимания на расспросы. Не понимая, что происходит, Лорна влезла в свои изношенные туфельки и поспешила за сестрой.
Они покинули дом, не разбудив никого из взрослых, и застали на улице странное шествие. Дети всех возрастов в одних ночных сорочках толпились на главной дороге. Одни несли в руках свечи или фонари, другие – детей помладше, третьи шли просто так. Некоторых из присутствовавших Лорна знала лично.
Эшли влилась в колонну, и Лорне пришлось последовать за ней. Участников полуночного хода будто заворожили: одни и те же неспешные движения, один и тот же затуманенный взгляд, множество сомкнутых губ.
Пока они продвигались по деревне, колонна только росла. Двери домов открывались, из них выходили дети и присоединялись к шествию.
Происходящее Лорне не нравилось. Она постоянно пыталась поговорить с Эшли и с близстоящими детьми, но ничего не выходило. Ее как обычно не замечали. Устав от бессилия и непонимания, она сошла с дороги. Через некоторое время ей удалось добраться до начала колонны.
Впереди всех шла дама в темной вуали. В ее руках что-то поблескивало в свете свечей.
Лорна подошла еще ближе и разглядела золотые струны, которых касалась изящная рука.
Почему-то вид незнакомки поверг Лорну в ужас. Ей показалось, что это призрак смерти, окутанный газовой тканью, словно саваном.
Растерянная Лорна принялась хватать шествующих за руки, пытаясь остановить, но все только отпихивали ее и продолжали идти за дамой.
Тогда она с опаской постучала в первый попавшийся дом, надеясь своим стуком разбудить кого-то из взрослых. Но никто не откликнулся. Так Лорна начала метаться от дома к дому, барабанить в окна и двери, но тщетно.
Несмотря на то, что некоторые дома стояли открытыми из-за того, что дети забывали затворять двери, Лорна боялась заходить внутрь.
Наконец одна из дверей все-таки приоткрылась. На крыльце показалась приземистая фигура. Лорна с надеждой бросилась вперед, но тут же отпрянула.
Перед ней стояла Безумная Белла, местная сумасшедшая. Старуху Лорна боялась еще сильнее, чем призрака в темной вуали.
Лорна попятилась, но Белла крепко схватила ее за руки и закружила так сильно, что Лорне стало дурно. Тьма, пятна свечей, страшная беззубая улыбка – все перемешалось перед глазами… Старуха отпустила так резко, что Лорна чуть не упала. Белла принялась указывать на уходящую колонну и подталкивать Лорну к дороге.
«Ступай-ступай, дитя. Тебя ждут», – разобрала Лорна обрывки фраз по суховатым старушечьим губам.
Лорна не знала, что делать и куда деваться, но оставаться рядом с Безумной Беллой не хотелось, поэтому она снова побежала по траве вдоль колонны, ища в толпе Эшли.
Чудом ей удалось отыскать сестру и приблизиться к ней. Воск со свечи стекал прямо по рукам Эшли, но она, казалось, этого вовсе не замечала. Лорна изо всех сил потрясла сестру за плечи, и та наконец обратила на нее внимание.
«Идем домой, – жестами взмолилась Лорна. – Это смерть!»
«Не могу, – ответила Эшли. – Музыка такая чудесная. Если бы ты только могла услышать. Пойдем с нами».
Сестра крепко взяла ее за руку, и Лорна решила не сопротивляться.
Они снова шли вместе в общем потоке. Лорна никак не могла понять, что за звуки заставляют всех идти вперед за призрачной дамой, и почему они разбудили только детей, но не взрослых.
Незаметно деревня осталась позади. Теперь дети шли по узкой лесной тропинке.
«Куда мы идем?!» – время от времени спрашивала Лорна, но не получала ответа.
Будь Лорна одна, она бы не задумываясь вернулась домой, но рядом шла Эшли. Лорна боялась бросить единственного близкого человека.
Глаза заслезились от страха и обиды. Если бы только Лорна могла услышать, чтобы понять. Если бы только она могла внятно говорить, чтобы все выяснить и всех остановить.
Внезапно шествие замедлилось. Лорна поднялась на носочки, пытаясь разглядеть, что делается впереди. Ей показалось, что стоящие в первых рядах колонны стали растворяться во тьме.
«Вот и конец, – решила она. – Ангел смерти ведет нас в преисподнюю».
Тут Лорна рассмотрела темные своды пещеры и поняла, что дети заходят внутрь.
В тот момент в Лорне что-то переменилось. Она решилась на время оставить сестру, чтобы привести помощь.
Крепко обняв Эшли, Лорна пообещала вернуться за ней.
Сестра не стала ее удерживать, и Лорна повернула назад.
***
Лорна потеряла счет времени. Обняв себя за плечи, она шла по лесу, озираясь по сторонам. По ее расчетам, она давно уже должна была вернуться в деревню, но лес не кончался.
Иногда Лорна находила в своей тишине спасение, но сейчас глухота делала ее уязвимой. Кто угодно мог подкрасться к ней со спины. Вдруг она не сумеет вовремя заметить неверную тень?
Глаза болели от перенапряжения. Лорну не покидало ощущение, что за ней кто-то следит. Если бы только она могла слышать!
Когда впереди показалась дубовая роща, Лорна обрадовалась. Они уже бывали здесь с сестрой. Лорна надеялась, что теперь-то легко отыщет дорогу домой.
Она ускорила шаг, желая поскорее выйти к нужной тропке. Но вдруг остановилась как вкопанная и чуть не лишилась чувств. В ее тишину вторглись звуки. И не какие-нибудь отдаленные, а четкие и ясные слова.
– Постой, прекрасное дитя. Тебе не нужно возвращаться.
Лорна почти забыла, как могут звучать голоса. Она схватилась за уши, не понимая, как такое может быть.
– Обернись и увидишь, что мы не плод твоего воображения.
Лорна с опаской обернулась и вгляделась в темноту, разбавленную лунным светом. В траве мелькнули маленькие тени.
«Кто вы? И почему я вас слышу?» – жестами спросила она.
– Мы древний народ, волшебство – наш дар, и с его помощью мы можем вернуть тебе слух. Ты ведь хочешь снова услышать не только нас, но и все вокруг?
Лорна замерла в нерешительности. Она давно позабыла большую часть звуков. Вечная тишина быстро поглотила даже воспоминания о них. Сестра часто пыталась описать ей шум воды или ветра, но Лорна никак не могла их припомнить.
С другой стороны, к чему ей сейчас все звуки мира, если она не сможет сразу заговорить? Наверняка ей придется учиться заново.
– Да-а, ты права, – заметили тени, удивительным образом прочитав ее мысли. – Одного слуха недостаточно. Тебе нужен голос, да такой, который бы поняли окружающие. Мы можем дать тебе все необходимое. Только пожелай. Кивни, если хочешь.
Лорна задумалась. С вновь обретенным голосом она сможет позвать родных на помощь, и никто не посмеет отмахнуться от нее.
Она медленно кивнула. И в следующую секунду снова схватилась за уши, вскрикнув. В голову вдруг ударила целая череда звуков леса. Шелест ветвей, шорох травы, стрекотание насекомых, дуновения ветра. Ей казалось, что она слышит даже кротов под землей. С непривычки все было слишком громко.
– Не бойся, – прошептали скрытые в тени помощники, – ты совсем скоро привыкнешь, милая Лорна.
Сейчас голоса звучали совсем иначе. Прежде они казались Лорне более мягкими. Она решила, что тени перешли на шепот, чтобы не раздражать ее громкими звуками.
– Откуда вы знаете мое имя? – тихо спросила она.
Лорна не сразу поверила, что этот красивый голос принадлежит ей. Коснувшись губ кончиками пальцев, она уже готова была плакать от счастья.
– О, мы знаем многое. Знаем, что тебя не очень-то любят дома. Знаем, что Эшли – твой единственный друг.
– Я должна позвать родных! – спохватилась Лорна, услышав имя сестры. – Эшли может быть в беде!
– Нет нужды. Мы поможем ее спасти. Ты ведь уже убедилась, на что способно наше волшебство. Пойдем с нами, и тогда Эшли вернется к тебе.
– С вами? Что это значит?
– В наши земли. Там тебе будет намного лучше. Там никто не посмеет тебя обижать. Ты очень красивая девочка, Лорна. У нас красивые дети становятся принцами и принцессами, и ты станешь.
– Я не пойду без сестры.
– Эшли, конечно, не так красива, но и для нее найдется место… Так что, ты согласна?
– Если вы поможете спасти сестру, то да.
– Хорошо, но не все зависит только от нас. Тебе тоже нужно кое-что сделать.
– Что же?
– Между нашими и вашими землями есть незримая завеса. Переступить ее может только смелый человек. Видишь старый дуб перед собой? Его дупло – дверь в наше королевство. Влезь внутрь, покажи, что не боишься, а после мы вместе отыщем Эшли.
Лорна окинула взглядом широкое чернеющее дупло у земли. Ей не слишком хотелось забираться туда, в темноту. Но еще больше она боялась лишиться сестры и волшебных даров. Что, если она вернется домой и снова потеряет голос и слух? Что, если родные как обычно отмахнутся от нее? Что, если она не сможет отыскать ту злополучную пещеру? И самое главное, как она будет жить без сестры?
Лорна приняла решение. Дрожа от страха, она подошла к большому дубу, сопровождаемая тенями, словно свитой, и, зажмурившись, залезла в дупло.
На мгновение ей стало спокойнее. Но тут что-то потянуло ее вниз, под землю. Распахнув глаза, она увидела уродливые когтистые лапки по краям дупла и закричала.
Красивый голосок Лорны быстро потонул в темноте.
***
На следующее утро Айви О’Шей пошла будить дочерей, но не обнаружила их в постели. Верхние платьишки Лорны и Эшли так и остались висеть на стуле.
Выйдя на улицу, женщина столкнулась с толпой встревоженных соседей. Оказалось, что у всех была та же беда.
Так в деревеньке Амбер-Клиф за ночь исчезли все дети.

Глава 3. Ипекакуана
Никем не замеченная, Констанция благополучно вернулась домой под покровом ускользающей ночи. До рассвета оставалось всего ничего.
Поднявшись на второй этаж, она спрятала эльфийскую лиру в укромное место и переоделась в одно из своих повседневных платьев.
Констанция была в прекрасном расположении духа. Пока ее замыслы сбывались даже лучше, чем она могла вообразить.
Увести всех ребятишек из деревни оказалось проще простого. Фейри не соврали о чудесных свойствах своей лиры. Безграничная власть, льющаяся из волшебных золотых струн, заворожила Констанцию. Когда она шла во главе колонны, когда вела детей к спасению, то вдруг ощутила, как сильно нужна всем этим неокрепшим созданиям.
Пока звучала мелодия, для каждого внимающего нотам ребенка Констанция была важнее всего на свете: важнее родных и друзей, важнее любимых занятий и лакомств. Это чувство всепоглощающей значимости отдаленно походило на счастье.
После того, как детей укрыли в святилище, Инес погрузила их в долгий сон, а Кессиди осталась присматривать за спящими.
Констанция села за стол, достала дневник и перечитала запись, что оставила после разделения с Кессиди:
«Мне омерзительна былая слабость и наивность. Смешна та преданность, с которой я ждала безразличного мужа. Поражает, как легко я прощала обиды от окружающих.
Мой избавитель на многое открыл мне глаза. Пришло время воздать всем по заслугам! Отныне я смогу вершить свое правосудие. И все ничтожества, что были так несправедливы, поплатятся сполна».
Кто знал, что нести справедливость настолько приятно, а месть так сладка? Констанция уже предвкушала, в какой ужас придут односельчане, когда обнаружат, что все дети бесследно исчезли.
Нолан и Розалин, дети Амбер-Клифа – все это было только началом возмездия Констанции. Предстояло сделать следующий ход.
Констанция посмотрела на темную вуаль, лежавшую на столе, и улыбнулась. Прежде она никогда не носила этот бессовестно дорогой подарок Рейнера: он казался ей слишком мрачным и вычурным. Теперь же платок сослужил ей отличную службу и послужит еще.
Лорд Кёрн, к слову, больше не появлялся, и Констанцию это полностью устраивало. Она предпочла бы никогда больше не встречаться с этим существом. Несомненно, человеком он не был. В то же время Констанция понимала, что у самого Кёрна могут быть свои мысли на этот счет, но она надеялась, что сумрак, наведенный Инес, не позволит попасть в деревню даже ему.
Сперва Констанция хотела многое написать о своих чаяниях, но потом передумала. С чего бы доверять бумаге то, что должно оставаться тайной для всех? Раньше она об этом не задумывалась, ведь ей, по сути, нечего было скрывать. Кроме, разве что, гибели ее неродившегося ребенка. Но отныне все было иначе.
Констанции вдруг захотелось избавиться от дневника, ведь его страницы хранили воспоминания о ней прежней. Констанция представила, как языки пламени окутывают кожаный переплет, как сжимаются исписанные ее рукой листы, и передумала предавать тетрадь огню. Вместо этого она спрятала дневник в клетке Саншайн, положив тетрадь под мертвую пташку и присыпав все это древесной стружкой и опилками, а саму клетку спустила в погреб.
Констанция до сих пор не избрала себе новое имя, но чувствовала, что это только вопрос времени. Пусть пока приходилось отзываться на старое, но в действительности Констанции Циммерн уже почти не существовало. Прежняя миссис Циммерн морально умирала уже несколько раз: сначала в погребе, затем когда поглотила невинного младенца и окончательно – у вяза, во время ритуала. Теперь осталась только она и глупышка Кессиди. Как только с Амбер-Клифом будет покончено, как только они с Кессиди пересекут границу ненавистного захолустья, Констанция станет зваться иначе.
***
Бетти Джой разбудил крик петуха. Несносная птица, дав сигнал о наступлении утра, никак не хотела затыкаться и продолжала кукарекать.
С трудом поднявшись с постели, Бетти завернулась в домашний халат и, поминая петуха недобрым словом, кое-как прикрепила шиньон поверх собственных волос. Затем она окунула большой палец в баночку румян и мазанула себя по щекам и губам.
О том, чтобы высунуть нос на улицу, не прибегнув к ежедневному ритуалу красоты, не могло быть и речи. Пусть даже петух сорвет себе голос, а от его крика у нее самой и всех соседей полопаются барабанные перепонки.
Наконец Бетти собралась и вышла из дома. Под вопли птицы она неспешно прошествовала от дома до хлева.
Петух продолжал голосить как резаный и угомонился, только когда Бетти осыпала его ругательствами.
«Что за бес в него вселился?! – размышляла она. – Видно, стареет. Надоел. Зарублю зимой».
Покормив кур, Бетти уже собиралась уходить, как вдруг заметила темную материю, висевшую на деревянной балке. На красивые предметы гардероба у Бетти был нюх. Она подошла ближе и поняла, что не ошиблась. У нее в хлеву висела изящная вуаль из тончайшего темного шелка, по краю расшитая маленькими жемчужинами. Подобную роскошь Бетти видела лишь однажды, лет пятнадцать назад, когда через Амбер-Клиф проезжал какой-то заморский торговец.
Бетти огляделась. Вне сомнения, такой дорогой подарок мог оставить только поклонник. Он-то и потревожил бедного петуха, только чтобы Бетти нашла вуаль. Хотя довольно странно, что тайный воздыхатель избрал хлев местом для сюрприза, но сам по себе поступок был вполне в мужском духе.
Накинув платок себе на голову, довольная собой Бетти отправилась домой.
Поднявшись на крыльцо, она увидела, что мистер Шепард, сосед из дома напротив, тоже не спит.
«А вот и мой кавалер объявился», – решила Бетти.
Старина Шепард разводил овец, а шерсть продавал суконщикам, так что у него могли быть нужные связи, чтобы раздобыть такую редкость. Кроме того, Шепард – вдовец с единственной дочерью. У такого могли скопиться нужные средства.
Прежде Бетти не особо обращала на соседа внимания. Слишком уж тот был молчалив, лишнего слова не вытащишь, а Бетти, напротив, любила поговорить. Однако ей польстило такое внимание.
Кокетливо улыбнувшись, Бетти взялась за уголки платка и приспустила его с головы, красуясь перед соседом, словно юная девушка.
– Прекрасная вещь, мистер Шепард, – воскликнула она. – Не выразить словами, как я тронута! Приятно, что в наших краях хоть кто-то знает, как порадовать женщину.
Бетти скрылась за дверью прежде, чем мистер Шепард успел что-либо ответить. Она считала, что, помимо красоты, мужчины ценят в женщинах загадочность, и потому старалась всячески поддерживать такой образ: часто уходила на полуслове.
***
Констанция шла по главной улице Амбер-Клифа, сдерживая торжествующую улыбку.
В деревне творилось черт-те что. Двери многих домов были распахнуты настежь. Перепуганные мамаши носились туда-сюда, не находя себе места. Кто-то рыдал, кто-то сыпал проклятиями. Отцы ходили понурые и молчаливые, с напряженными посеревшими лицами.
Среди этой массы выделялась Безумная Белла, которая умудрилась улизнуть из своего амбара. Старуха насвистывала веселую песенку и выкрикивала вслед прохожим:
– Ищите, не ищите – не найдете. Они ушли! Все-е-е ушли за ней! За той, что ходит в темной вуали!
Многие проходили мимо и не обращали на безумную внимания, иные осыпали ее бранью, кто-то даже замахивался, но Безумная Белла продолжала подтрунивать над всеми встречными и хохотать, будто желая расквитаться с односельчанами за долгие годы глумлений и оскорбительных процессий до церкви.
Констанция поравнялась с Беллой. На мгновение старуха затихла и почтительно кивнула ей в знак приветствия. С губ Констанции сорвался только тихий смешок. Она пошла дальше, а безумная продолжила напевать и пританцовывать как ни в чем не бывало.
Дом старосты штурмовала толпа встревоженных родителей. Люди стучались в окна и двери. Разгневанные голоса гремели в воздухе:
– Где твои ведьмоборцы, Шад?!
– Выходи! Наши дети пропали!
– Это так ты следишь за порядком?!
Констанция стояла чуть в стороне, на небольшом каменном приступке, устроенном для всадников, и внимательно следила за окнами в доме. По ту сторону мелькали перепуганные слуги и домочадцы.
Главные двери все-таки приоткрылись. На пороге показался Тоби Фентон, бессменный камердинер старосты. Видимо, в большом доме решили, что на старика ни у кого не поднимется рука, поэтому его и отправили отдуваться за всех.
– Где твой хозяин?! – сердито донеслось из толпы. – Неужели он нас не слышит?!
– Фентон, впусти! Ты ведь один из нас!
– Шад должен что-то сделать! Нам нужна помощь!
При появлении камердинера толпа загудела сильнее, чем прежде, и бедный Фентон никак не мог перекричать их в одиночку. Его слова просто тонули в общем шуме.
Наконец случилось то, чего и следовало ожидать. Какая-то женщина, подловив момент, бросилась в дверной проем. За ней следом кинулись все остальные.
Одну из дверей сорвало с петель. Толпа с неимоверной скоростью перетекла с улицы в дом, оставив после себя грязь и вытоптанную траву.
Констанция спокойно дождалась, пока улица опустеет, и только затем зашла в дом.
При входе она нашла потрепанного Фентона, которого чудом не раздавили. Старик растерянно припал к стене и переводил дыхание, обливаясь холодным потом.
– Вы в порядке, сэр? – спросила Констанция, протянув ему платок.
– Благодарю, мадам, – приняв платок, Фентон вытер лоб дрожавшей рукой. – Вы очень добры. Я-то еще поживу, но боюсь, что вот-вот останусь без работы.
– Будьте покойны. Уверена, мистер Шад вас не прогонит. В том, что люди ворвались в дом, нет вашей вины.
– Вы не поняли. Я боюсь, что хозяин может не пережить встречи с ними. Совсем обезумели… Не видел такого даже в голодные годы.
Констанция отвела старика в гостиную и насильно усадила в кресло для гостей.
– Только посмотрите, что они сделали с ковром! – устало вздохнул Фентон. – Теперь его век не очистишь…
– Ковер заменить легче, чем человека. Мистер Фентон, вашего хозяина нужно спасать.
– Да, но как? Вы – женщина, я – дряхлая развалина, увальни, которым хозяин платит за охрану, сбежали с самого утра, а все остальные пугливо попрятались по углам.
– Вы знаете, где он? – тихо спросила Констанция, склонившись к старику.
Камердинер не ответил, но Констанция чувствовала, что он знает, где укрылся Шад.
– Вы правы, я всего лишь слабая женщина и не смогу сдержать толпу. Однако я знаю, как помочь старосте. Но сперва мне нужно поговорить с ним.
– Вы, несомненно, храбры, но как же вы намерены его спасать? – Фентон недоверчиво посмотрел ей в глаза.
– У нас нет времени на обсуждения, сэр. Вам придется довериться мне. Подумайте сами: если бездействовать, они перевернут все вверх дном и рано или поздно отыщут его. Неужели вы даже не попытаетесь его спасти? Представьте, как он будет благодарен вам за содействие его спасению.
Фентон немного помолчал, вероятно раздумывая, стоит ли рисковать, и наконец прошептал ей на ухо:
– Подвал. По лестнице налево. Четвертая дверь.
Поблагодарив старика за доверие, Констанция устремилась в указанном направлении.
Дверь она нашла быстро. На осторожный стук никто не ответил. Тогда Констанция тихонько позвала старосту по имени и пригрозила, что выдаст его толпе, если он сию же минуту не впустит ее. Шад откликнулся и после недолгих пререканий все-таки открыл дверь.
– Зачем вы здесь?! – воскликнул он, нервно заперев за Констанцией дверь. – Неужели тоже будете винить меня, вашего покорного слугу, во всех смертных грехах?!
– Стоило бы, но я здесь не за этим, – чуть слышно проговорила она, подавив смешок.
Потолок гремел и сотрясался от топота людей, сновавших по дому. Поэтому Констанция не беспокоилась о сказанном. Она знала, что староста вряд ли расслышал ее.
– Что вы сказали?
В этот момент наверху грохнулось что-то тяжелое. Вздрогнув, Шад зачем-то пугливо полез под стол.
– Что они там делают, черт возьми?! – проворчал он из-под стола. – Остолопы! Никакого уважения к чужому имуществу!
– Осторожнее, мистер Шад. Как бы они не услышали вас, – заметила Констанция, с трудом сдерживаясь, чтобы не рассмеяться в лицо этому ничтожному человеку.
– Так зачем вы пришли?
Констанция смахнула пыль с табурета и села с таким достоинством, будто то был трон, обитый золотом.
– Затем же, зачем и все. Я ищу правосудия, – спокойно проговорила она, наблюдая, как лицо старосты перекашивается от страха и непонимания.
– Что вы имеете в виду?! – нервно спросил Шад. – Я ни в чем не виноват!
– Конечно, как кто-то вроде вас может быть причастен к исчезновению детей? У всех разумных людей теперь не осталось сомнений, что в Амбер-Клифе орудует ведьма.
Староста ответил не сразу. Было видно, как ошеломили его слова Констанции.
– Я давно об этом толкую! – вдруг оживился Шад, сообразив, что ему представился шанс спасти свою шкуру. – Вы думаете, почему я пригласил ведьмоборцев?
– Вы поистине мудрый предводитель, сэр. Но где же они, эти доблестные господа? Мне казалось, они должны были приехать еще неделю назад, если не раньше.
– Все так. Однако работа у них сложная. Наверняка им пришлось задержаться во имя помощи другим нуждающимся. Но я уверен, что они прибудут со дня на день. А может, они прямо сейчас въезжают в Амбер-Клиф!
– Давайте будем реалистами, мистер Шад. Что вы будете делать, если сегодня они не появятся? От вашего дома камня на камне не оставят, а вас самого разорвут на куски, если вы срочно что-нибудь не предпримите.
– Миссис Циммерн! К чему эти нотации?! – не выдержал староста. – Если у вас есть предложения – говорите!
Констанция прикусила язык. Ей захотелось сейчас же поднять шум и посмотреть, как озверевшие от горя люди набросятся на Шада, но пока он был нужен живым. Во имя своих планов Констанция сделала над собой усилие.
– Вы сегодня же должны вычислить ведьму и объявить об этом.
– Как?! Скажите, ради Бога! Или вы предлагаете всех по очереди сажать на ведьмин стул и опускать в реку? Так эти недоумки утопят меня первым!
– Я говорю о других методах, мистер Шад. Можно собрать всех в храме. Ведьма наверняка себя выдаст. Всем известно, что они не терпят святых мест и обрядов.
– Откуда нам знать, что ведьма все еще в деревне? Может, она уже улизнула в этой суматохе! Или улизнет, как только услышит о церкви!
– Она все еще в Амбер-Клифе. Вы же читали «Молот ведьм»? Вспомните, там сказано, что ведьма любит смотреть на результаты своих козней и наслаждаться страданиями честных христиан.
Констанция была уверена, что Шад не читал упомянутый ею труд. Она и сама знала о нем лишь понаслышке. Но знаменитость книги могла сыграть ей на руку. В те неспокойные времена никто не посмел бы перечить суждениям, якобы описанным в настолько авторитетном издании.
– Все это хорошо, но неосуществимо. Сейчас люди не станут меня слушать. Они сначала наломают дров, а только потом задумаются.
– Так призовите их к порядку! Скажите то, что они хотят услышать: что здесь замешено ведьмовство, что вы уже взяли дело под личный контроль и найдете пропавших, что у вас есть подозреваемый, что правосудие не заставит себя ждать… В общем, вы сами прекрасно знаете, что нужно сказать. Мне ли учить такого мудрого человека, как вы, сэр? Я приведу викария и прочих надежных людей, они вас поддержат. Вместе вы выйдете и объявите всеобщий сбор в храме.
– Признаюсь, в ваших речах есть логика, – неохотно согласился староста. – Хвала Господу за то, что Он наградил вас не только прекрасной женственной внешностью, но и мужским умом, миссис Циммерн. Для представительниц вашего пола – это большая редкость.
«Напыщенный индюк! – со злостью подумала Констанция. – Получил от меня план своего спасения, трусливо скрываясь от людей, и все еще верит в превосходство себе подобных».
***
Констанция, преподобный Оливер Мейтленд и несколько его помощников добрались до дома старосты как раз вовремя. Кое-кто из разгневанных односельчан уже рыскал по подвалу.
Заручившись поддержкой, Чонси Шад все-таки покинул свое укрытие и вышел к людям. Как и рассчитывала Констанция, присутствие духовных лиц уберегло старосту от каких-либо серьезных повреждений. Одна женщина только и успела, что оборвать Шаду воротник и влепить ему звонкую пощечину.
Речь староста произнес на улице, стоя на уцелевшем стуле, лицом к своему разгромленному дому. По совету Констанции, помощники викария и те слуги Шада, которых удалось отыскать, закрыли проходы на лестницы и главный вход. Таким образом, на улице собрались лишь те, кто успел выйти через главные двери, и те, кто вылез из окон первого этажа. Другая часть толпы осталась запертой в доме; эти люди слушали речь, высунувшись из окон.
– Колдовство! Страшное колдовство! – скандировал Шад со своего стула. – В такие моменты мы должны сплотиться, а не рушить дома друг друга! Только вместе мы победим! С Божьей помощью мы найдем наших детей и вернем их домой! Виновные будут наказаны!
Из окон вылетела лишь пара небольших предметов, не причинивших никому вреда. Внутри дома понимали, что, целясь вазой или канделябром в голову старосты, они могут случайно попасть в кого-нибудь другого.
Недовольные выкрики потихоньку сошли на нет. Толпа утихомиривалась, слушая громкие обещания. К концу своей речи старосте уже не было нужды надрываться, чтобы кого-нибудь перекричать.
Все это время Констанция стояла в стороне и ликовала, наблюдая, как Шад диктует ее условия. Мышеловка почти захлопнулась.
«Интересно, не продал ли Шад душу за талант оратора? – задумалась Констанция. – Пудрить людям мозги у него получается лучше, чем исполнять свои обязанности».
***
В дверь постучали. На пороге стояла Констанция Циммерн.
Уж кого-кого, а эту особу Бетти Джой никак не ожидала увидеть. Констанцию она невзлюбила с первого взгляда, с того самого дня, как молодой Циммерн привез эту девицу в Амбер-Клиф.
– Полагаю, вы уже слышали, какая беда нас постигла, – печально произнесла девушка, в глазах у нее стояли слезы.
– Конечно, – хмыкнула Бетти, с трудом сдерживая желчь. – Я с самого утра на ногах, милочка. Стараюсь помочь чем могу. Подумать только! Столько напуганных матерей!
«Небось ходит по соседям с видом скорбящей святой! – со злостью подумала Бетти. – Как это на нее похоже».
Вся округа считала Констанцию красавицей, а Бетти никак не могла понять, что они нашли в бледной тощей набожной девчонке, в образчике средневековых предрассудков.
То ли дело сама Бетти. Ее лучшие годы прошли, но она сохранила свою плодородную красоту: крепкую пышную фигуру, круглое лицо, широкую шею. Одним словом, не вдова фермера, а знатная дама. Все эти прелести унаследовала каждая из пяти ее дочерей. А что Констанция! Бедняжка не смогла выносить и одного ребенка.
– Нам с вами в какой-то мере повезло, миссис Циммерн, – заметила Бетти снисходительным тоном.
– Что вы имеете в виду?
– Мои дети уже выросли, а ваш… – она осеклась. – А ваши еще не родились.
– Вы правы, – спокойно произнесла девушка, вперившись в нее странным колючим взглядом.
Бетти вдруг испугалась, что выдала себя, и Констанция догадалась, что она знает… Знает о преждевременно почившем первенце.
Красавец Рейнер был слишком хорош для такой, как Констанция. Бетти никак не могла смириться, что одной из ее дочерей молодой человек предпочел эту девчонку. Такую хрупкую, еще и из другой деревни!
Неудивительно, что Циммерн сбежал, осознав свою ошибку в выборе жены. Стоило Рейнеру уехать, как бесстыжая девица принялась охмурять Чонси Шада, чье сердце Бетти уже много лет считала своим. Об этом она прослышала от самого Шада и не смогла стерпеть такой наглости.
Обвинить молодую женщину в колдовстве и заставить поверить в это односельчан оказалось не слишком сложно. Слово здесь, два слова там. Вот и готово. В разнесении слухов Бетти была мастерицей.
Она надеялась, что презрение соседей вынудит девушку убраться восвояси, но Констанция оставалась в Амбер-Клифе и переносила все нападки с такой стойкостью и смирением, что некоторые начали ей сочувствовать.
Тогда Бетти решила: если соперница не сможет вести хозяйство, то точно уедет к родственникам. Она заплатила мальчишке Фоку, чтобы тот незаметно подпортил соседке лестницу. И через некоторое время Констанция как в воду канула.
Сперва Бетти радовалась своей победе, но спустя пару недель вдруг всколыхнулась. Ей не давало покоя, что ни она, ни кто-либо другой не заметили отъезда Констанции. А ведь обо всем происходящем в Амбер-Клифе Бетти узнавала раньше прочих. При этом ее волновала не столько судьба девушки, сколько своя собственная участь, если правда выплывет наружу.
Изо дня в день, поутру или поздно вечером, Бетти стала как бы невзначай прохаживаться около дома Циммернов и прислушиваться. Однажды она заметила, что между входной дверью и косяком торчит бумага. То были обеспокоенные письма от родни Констанции, из которых Бетти узнала, что девушку ожидали в Соттерли. Однако дат внутри проставлено не было. Не зная, что и думать, Бетти забрала письма себе.
В те дни Бетти не находила покоя. Она то убеждала себя, что Констанция давно уехала, а письма просто запоздали, то ей вдруг начинало казаться, что по ее вине случилось что-то непоправимое.
Бетти не знала, что делать. Через некоторое время она так измучилась, что собралась подкупить Фока, чтобы тот взломал проклятую дверь. Но в последний момент Бетти объял неимоверный ужас: она представила, как из погреба поднимают полуживую Констанцию, как Нолан в слезах признается во всем, как ее саму заковывают в кандалы, бросают в клетку и увозят под крики толпы. Поэтому она передумала, решив оставить все как есть.
– Так что вы хотели? – спросила Бетти после некоторого молчания.
Она снова вгляделась в лицо и фигуру молодой соседки и опять не смогла себе объяснить, что именно в ней изменилось. Бетти сразу приметила, что в Амбер-Клиф девушка вернулась какой-то другой: она обрела необъяснимый шарм, которого не было прежде.
С момента возвращения Констанции Бетти пыталась как обычно следить за ней, но та стала реже выходить и чаще держать шторы закрытыми, что существенно мешало делу. Тем не менее Бетти ни от кого не слышала, чтобы соседка хоть словом обмолвилась о порченой ступени. Это обстоятельство успокаивало Бетти.
– Купить у вас дюжину яиц. Хочу испечь кекс для потерпевших. Наверняка несчастным матерям сейчас совсем не до того, чтобы готовить.
– Как это мило с вашей стороны. – Бетти через силу улыбнулась. – А знаете, почему бы нам не приготовить его вместе?
Бетти вдруг подумала, что не может позволить девчонке выделиться и снова стать для всех примером благодетели. Если они будут готовить вместе, то потом можно будет выставить все так, будто это идея самой Бетти, а Констанция лишь вызвалась помогать. Или еще лучше, Бетти настояла, чтобы Констанция ей помогла!
– С радостью! Вместе быстрее управимся. У меня как раз с собой остальные ингредиенты, – улыбаясь, девушка указала взглядом на большую корзинку, которую удерживала в руках. – Только-только все купила.
***
Бетти сидела в церкви в окружении односельчан и откровенно скучала. Ей претило, что староста и викарий собрали здесь весь Амбер-Клиф, дабы огласить «нечто важное», касавшееся исчезновения детей. Ко всей этой шумихе Бетти отнеслась безразлично. В глубине души она почему-то была уверена, что с пропавшими все в порядке. Ей казалось, что все это какая-то глупая шутка и вскоре ребятня объявится и разбредется по домам, чтобы получить нагоняй от старших.
Она была расстроена, что выпечку, которую они приготовили вместе с Констанцией, забрали помощники викария, чтобы после службы раздать нуждающимся. Она предпочла бы сама раздать пищу, чтобы все видели ее заслугу.
Бетти то и дело поглядывала в затылок Чонси Шаду, что сидел в первом ряду, и тяжко вздыхала. С одной стороны, она радовалась, что его каким-то чудом не поколотили односельчане. С другой, ее удручало, что за весь день Чонси не удосужился с ней повидаться, несмотря на ее попытки.
Когда наконец-то пришла пора принять тело и кровь Христа, к алтарю выстроилась вереница прихожан. Бетти удалось растолкать многих и втиснуться в самое начало.
Подошла ее очередь. Бетти опустилась на колени и подняла голову к викарию. Все происходящее было так обыденно, так заученно. Бетти не испытывала переживаний духа. Все ее мысли были о том, как бы протиснуться сквозь эту толкотню к Чонси и к некоторым другим лицам, с которыми она хотела бы побеседовать.
Привычным движением обмакнув гостию в кубок с вином, преподобный Оливер Мейтленд вложил ее в рот Бетти.
Проглотив пресный хлеб и отойдя в сторону, Бетти вдруг почувствовала себя дурно. Решив, что все дело в духоте, она с большим трудом добралась до главных дверей храма, однако там ей преградили путь помощники викария.
– Я не понимаю, – возмутилась Бетти. – С каких пор у нас такие строгие порядки, что уставшей прихожанке нельзя выйти глотнуть свежего воздуха?!
Не получив никаких объяснений и заметив, что люди с последних рядов уже поглядывают на нее, Бетти отступила.
Найдя себе место поближе к выходу, она села и принялась ждать.
Время тянулось медленно и мучительно. С каждой минутой ей становилось хуже, жар усиливался. Когда отчетливо проявилось ощущение тошноты, Бетти заволновалась. Не хватало еще, чтобы ее вывернуло на глазах у всей деревни!
– Вам нехорошо, миссис Джой? – спросил сидящий рядом мужчина.
– Нет, что вы, – отозвалась Бетти не глядя. – Здесь просто немножечко душно…
Она обмахивалась надушенным носовым платком, но это мало помогало.
Наконец запели «Gloria in excelsis Deo». Бетти оглушили звуки церковного гимна. Прикрыв глаза, она тяжело дышала, держась из последних сил.
Тут случилось то, чего она так боялась. Очередной приступ все-таки привел к логическому финалу. Бетти скривилась, ее вырвало на новый церковный ковер.
Бетти бил озноб. Она смотрела на запачканный ворс и не могла поверить в то, что это произошло именно с ней. Какой стыд! Что теперь скажут о ней?!
Сперва она понадеялась, что в таком шуме никто ничего не заметит, но с ужасом поняла, что голоса стали стихать один за другим, хотя музыка еще играла. Наконец оборвалась и мелодия.
В большом храме Амбер-Клифа повисла гробовая тишина.
Бетти боялась поднять голову. Ей показалось, что все люди, сидящие поблизости, смотрят на нее.
– Это она! – воскликнула какая-то женщина в другом конце зала.
Пару мгновений все присутствовавшие продолжали хранить молчание. Но потом многие вдруг повскакивали со своих мест, их голоса слились в одну оглушающую волну звуков.
– Это она! Она!
– Богохульство!
– Ведьма! Проклятая ведьма!
– Она украла наших детей!
– Держите ее!
Перепуганная Бетти и моргнуть не успела, как разъяренная толпа подхватила ее и куда-то понесла.
***
В церкви царил хаос. Народ гудел, как разворошенный улей.
Констанция стояла в стороне. Прогремел новый аккорд ее мести.
Иногда она поглядывала на Инес. Только они с ней знали, что произошло на самом деле. Настоящая ведьма держалась спокойно, но несколько понуро. Констанция решила, что происходящее навевает Инес неприятные воспоминания.
Конечно, обезумевшие от горя невежественные селяне не могли даже помыслить, что причина недомогания миссис Джой отнюдь не в ее принадлежности к нечистому, а в простом отравлении.
Во время своего визита Констанция подмешала Бетти рвотный корень. Настойку на ипекакуане дала ей Инес. В этих краях мало кто знал о диковинном заморском растении.
Очевидно, что только нахождение в божьем доме не позволило людям прикончить Элизабет Джой на месте. Поэтому сперва толпа попыталась вынести ее на улицу, чтобы линчевать там, но кто-то выразил обеспокоенность, что на открытом воздухе ведьма сможет легко сбежать, взлетев в небо. Тогда несчастную потащили к алтарю, чтобы ослабить, и грубо швырнули на ступени, на подступах к кресту.
За Бетти вступились лишь староста и викарий. Они в один голос твердили о расследовании. Худо-бедно люди прислушались к их отрезвляющим речам.
Несчастная Бетти, совершенно сбитая с толку происходящим, прижималась к алтарному выступу, будто ища защиты у Бога, и твердила себе под нос:
– Здесь очень душно. Вы разве не чувствуете? Так душно, что нечем дышать. Ради Бога, позвольте мне выйти на воздух.
Но ее никто не слушал.
Подозреваемую заточили под замок в одном из помещений храма.
Дом Элизабет Джой обыскали и нашли там несколько детских вещей, принадлежавших пропавшим, а еще дорогую черную вуаль. Утаить результаты обыска в такой обстановке не вышло.
Тут же кто-то вспомнил россказни Безумной Беллы о женщине в черном, что увела всех детей. Высказался и мистер Шепард, сообщив, что видел миссис Джой рано утром с этой самой вуалью в руках.
План Констанции сработал превосходно. Всеобщая ненависть нависла над Элизабет Джой и вот-вот должна была обрушиться.
***
На Амбер-Клиф опустилась ночь. Жизнь Элизабет Джой повисла на волоске.
Люди с зажженными факелами собрались около храма и ждали, что скажет староста.
– Народ Амбер-Клифа! – прокричал Чонси Шад. – Сегодня днем я обещал, что подозреваемого поймают! Так и случилось. Однако…
– Она виновна! Виновна! – заревела толпа.
– Однако мы все еще не знаем, где наши дети! У нас нет права на ошибку! Здесь помогут только люди сведущие, только доблестные слуги церкви из ордена! Без них мы не можем действовать!
– Сколько еще можно ждать?! Что-то они не торопятся! – не унимались разгневанные родители.
– Я понимаю всех вас, понимаю ваш праведный гнев и страх за детей, но подумайте, ведь терпение – добродетель. Преподобный не даст мне соврать. У нас нет права судить эту женщину, кем бы она ни была! Нам нужно дождаться тех, кто обладает такими полномочиями!
– К черту ведьмоборцев! Повесим ее, да и дело с концом! – гаркнул какой-то юнец.
– Вздор! Ведьму нужно сжечь! – возразили с другого края сборища.
Мнения разделились. Собравшиеся принялись спорить, как следует поступить с ведьмой. Одни соглашались со старостой и викарием, что нужно ждать ведьмоборцев, другие настаивали, что в Англии ведьм издавна казнили через повешение, третьи твердили о костре.
Ситуация начинала выходить из-под контроля, поэтому Констанция решила вмешаться.
Поднявшись на ступени храма, она встала рядом со старостой, викарием и их приближенными.
– Вы хотите вернуть детей?! – яростно воскликнула Констанция, вскинув вверх руку, в которой сжимала факел.
Она сама не поняла, как ей удалось крикнуть так громко и четко. Ее голос странным, почти гипнотическим образом подействовал на толпу. Не только глаза и уши, но и разумы всех присутствовавших внимали ей. Односельчане ответили громогласным согласием и затихли, ожидая ее дальнейших слов.
– Тогда нужно действовать! Нужно решить все здесь и сейчас! Мы не должны ссориться, ведьма только этого и ждет. Пока мы спорим, она может наслать новые беды на Амбер-Клиф!
– Правильно! – выкрикнул кто-то. – Смерть ведьме!
– Смерть ведьме! – подхватили остальные.
– Миссис Циммерн, – прошипел Чонси Шад, пытаясь отвести Констанцию в сторону, – что вы делаете, черт возьми?! Они же сейчас прикончат ее без всякого суда!
– То, чего не можете вы, мистер Шад, – хмыкнула Констанция, отдернув руку. – Спасаю Амбер-Клиф от скверны! – Она повысила голос, чтобы все ее слышали. – Мы не можем больше ждать!
– Дай ей сказать, Шад! – раздалось из скопища. – Пусть говорит!
Старосте ничего не оставалось, как уступить. Поэтому Констанция продолжила:
– Никто из нас не знает, как добиться от ведьмы признания, но ждать ведьмоборцев больше нельзя. Давайте мыслить практично. Если мы повесим ведьму, ей сдавит горло и она не сможет говорить. Более того, умрет она быстро и отправится пировать в геенне огненной со своим повелителем! Поэтому нам остается единственно верный путь – отправить ведьму на костер и молиться Господу, чтобы в последние минуты своей грешной жизни она раскрыла нам правду о детях. Я хочу, чтобы каждый из вас ответил: что важнее – слепое следование обычаю или жизни наших детей?!
Констанция победила. В обстановке, пронизанной лютой яростью, ее волю приняли за чистую монету. В таком состоянии людей уже невозможно было остановить. Староста и викарий оказались бессильны.
Не прошло и получаса, как сколотили помост со столбом и сложили костер.
Бетти вытащили из темницы. Пока несчастную тащили на эшафот, люди осыпали ее бранью, хлестали, щипали, оплевывали. Сама Бетти впала в угнетенное забвение. Пересохшие губы подрагивали: кажется, она шептала о чем-то, но слова поглощались гулом толпы.
Когда Бетти привязали к столбу, вид у нее был, как у грязной оборванки: платье превратилось в лохмотья, с головы стащили чепец, выдернув целые клоки волос, все тело покрылось синяками и ссадинами. Поблекла плодородная красота, испарилось всякое самодовольство, пропала врожденная кокетливость.
На эшафоте стояла постаревшая, обезумевшая от страха и непонимания женщина. А рядом с ней прекрасный палач – молодая, полная сил и уверенности девушка. Та, что когда-то была Констанцией Циммерн.
– Господа! – воскликнула Констанция. – Даже зная о черной душе этой женщины и о ее злодеяниях, мы должны оставаться истинными христианами. Мы наденем на нее крест как символ победы Господа над мраком!
Передав свой факел стоявшему рядом Джону, Констанция подошла к Бетти, надела грубый, наспех сколоченный деревянный крест ей на шею, а затем склонилась к ней и прошептала:
– Однажды вы чуть не убили меня. Теперь я сделаю с вами то же самое, но наверняка. Вы же знали, что причиненное зло всегда возвращается стократно?
Бетти, до этого пребывавшая в апатии, вдруг очнулась. В ее взоре прояснилась страшная догадка. Констанция чуть заметно улыбнулась ей уголком губ.
– Так это все ты… – прохрипела Бетти. – Мерзавка! Я знала! Знала! Всегда знала, что ты – дрянь! – Она плюнула Констанции в лицо. – Гореть тебе в аду!
Достав платок, Констанция равнодушно отерла щеку.
– Боюсь, вы отправитесь туда раньше.
Пока Констанция отдалялась на безопасное расстояние, Бетти вдруг закричала из последних сил:
– Люди! Что же вы творите?! Это все она! Она! Чонси, Чонси! Почему ты стоишь?! Не дай им меня сжечь, Чонси! Это же я! Как ты можешь просто стоять и смотреть?!
Староста, стоявший чуть поодаль, бросил на бывшую возлюбленную последний взгляд и угрюмо отвернулся.
Констанция первой закинула факел в костер. Ее примеру последовали остальные. Солома под ногами Элизабет Джой мгновенно вспыхнула.
Огонь разгорелся быстро. Воздух наполнился дымом и тошнотворным запахом гари. Душераздирающие предсмертные крики пронеслись над ночным Амбер-Клифом.
Высокий столб пламени тянулся вверх, к самому небу. Мелкие искорки разлетались в разные стороны, будто соревнуясь между собой, кто поднимется выше остальных.
Констанция не отворачивалась, не закрывала глаз, не отводила взгляда. Она стояла ровно, с ледяным спокойствием наблюдая, как мучительно умирала та, что своими пакостями обрекла ее на нечеловеческие муки.
Пусть Констанция была довольна собой, но едва ли страшная смерть Бетти заполнила ту странную пустоту, что образовалась в ее сердце после разделения с Кессиди. Возмездие не принесло ей того ощущения освобождения, на которое она надеялась в глубине своей расколотой души.
***
Конец Элизабет Джой был ужасен. Разумеется, перед смертью она не пролила свет на судьбу пропавших детей. И Констанция заранее продумала, как это объяснить.
Костер догорел, а люди еще пребывали в оцепенении от ужасающего зрелища. Воспользовавшись всеобщим затишьем, Констанция скорбно объявила:
– Друзья, мы были слишком наивны! Элизабет Джой была ведьмой, но вряд ли одна ведьма могла увести всех детей за одну ночь. Мне горько это признавать, но теперь очевидно, что у нее были сообщники. Колдовство прочно обосновалось в Амбер-Клифе! Ведьмы среди нас!

Глава 4. Записки викария
Ниже приведен перевод записок приходского священника Амбер-Клифа – преподобного Оливера Мейтленда. Оригинал написан на латыни. Записи сделаны уверенной рукой на небольших пергаментных листах, аккуратно сшитых между собой. В них содержатся свидетельства очевидца охоты на ведьм в Амбер-Клифе – деревеньке, что в XVII веке располагалась где-то в Восточной Англии.
Из материалов, собранных S.W.
I
Боже, спаси Англию! Боже, спаси Амбер-Клиф!
Настали смутные времена: непрекращающаяся междоусобица в стране, а теперь еще и охота на ведьм в Амбер-Клифе.
Я решил вести записи, чтобы засвидетельствовать трагические события, которые происходили и происходят в нашей деревушке.
Только теперь, когда вокруг воцарился хаос, я узрел, что враг орудует в этих землях уже какое-то время, ведь не бывает дыма без огня. Все мы, и я в том числе, были слишком слепы, слишком наивны, слишком заняты собственными суетными делами.
Сперва пропал младенец, потом ребенок постарше, за ними девушка и юноша… Затем за одну ночь куда-то ушли все дети от мала до велика.
Люди напуганы, ослеплены страхом и страданиями. Им всюду мерещатся проявления колдовства, поэтому все беды списываются на ведьм.
Первой жертвой общественной истерии стала несчастная Элизабет Джой. Обезумевшие сожгли ее на костре. Едва ли она была ведьмой. Скорее, склочной одинокой женщиной, нажившей себе недоброжелателей. Миссис Джой стало дурно в храме, и это сочли неопровержимым доказательством связи с нечистым. Дальше – хуже. Я был там, когда в ее доме нашли вещи пропавших, но ведь даже возможная причастность к похищению еще не делала ее ведьмой.
Недолго жители Амбер-Клифа радовались мнимому избавлению от скверны. На другой день после гибели миссис Джой деревню охватила «ведьмина лихорадка» – так окрестили эту напасть.
Теперь не проходит и дня, чтобы кому-нибудь из прихожан не стало дурно в церкви. Зрелище удручающее. Их рвет прямо во время службы. Особенно страшно, когда они бледнеют и зеленеют сразу после причащения телом и кровью Христа, будто по велению злого духа.
С жертвами ведьминой лихорадки собирались поступать так же, как с Элизабет Джой, но, слава Господу, общество удалось вразумить. Несчастных отсаживают от всех остальных до приезда служителей Святейшего ордена.
II
Пока не могу объяснить участившиеся инциденты в церкви.
Для большинства все просто – колдовство. Я же подозреваю эпидемию. Какую-то хворь естественного свойства, а не колдовского. Проявления (лихорадка, тошнота, рвота) возникают внезапно и так же внезапно исчезают. Я навещал пострадавших, большинство из них уже выглядят вполне здоровыми и чувствуют себя сносно.
Как жаль, что мне недостает знаний в этой области. Посоветоваться здесь совершенно не с кем: в Амбер-Клифе отродясь не водилось врачей. Есть только бабки-повитухи да знахарка-чужестранка, сеньора Альварес. Я пытался поговорить с ней с глазу на глаз, но пока безуспешно. Ее либо нет на месте, либо она занята.
Я написал своему давнему знакомому, профессору медицины, в Кембридж. Но о скором ответе нечего и думать. Молюсь, чтобы в нынешней неразберихе письмо достигло адресата.
III
Ситуация ухудшается день ото дня. Все больше людей оказываются заточенными в хлевах и амбарах. Сперва отсаживали только тех, кому становилось дурно в храме, теперь же хватают всех без разбора. Повод может быть самый пустяковый.
Условия содержания больных или, лучше сказать, арестантов довольно плачевные. Немногие соглашаются приносить им еду и питье, а о прогулках не может быть и речи. Те, кто пока на свободе, боятся, как бы ведьмина лихорадка не перекинулась и на них. Страх сковал сердца людей, поэтому уровень родства с пострадавшими уже не имеет никакого значения.
Староста учредил временный совет из доверенных людей. Основная задача совета – поддерживать порядок до приезда служителей ордена. Мы почти не справляемся, но мистер Шад и другие отказываются это признавать.
Когда я попытался указать на наши промахи и слабые стороны, мне мягко намекнули, что мое участие в совете – скорее формальность и что мои обязанности ограничиваются богословскими делами и территорией храма.
IV
Многие пытались бежать из Амбер-Клифа, но возвращались, утверждая, что не смогли найти дорогу. Туман на границах слишком густой. Он стоит словно завеса и никогда не рассеивается.
Что это? Необычное природное явление или козни нечистого? У меня снова нет ответов.
Однако обратно возвращаются не все. Возможно, кому-то все-таки удалось добраться до соседних деревень. Надеюсь, что мой помощник Б. Г., которого я отправил с письмом в Кембридж, в числе тех счастливчиков.
Каждый день я стараюсь строго придерживаться привычного распорядка. Вера и дисциплина – вот что помогает удержаться на плаву, не сойти с ума, не впасть в уныние. По ночам почти не сплю. Не могу спать. Молюсь Отцу Небесному. Post tenebras spero lucem[5 - Надеюсь на свет после мрака (лат.).].
V
Среди прихожанок есть некая Констанция Циммерн. Молодая женщина, проявившая ум, отвагу и удивительное красноречие. Все ею будто очарованы, и это меня настораживает.
Она красива. Возможно, даже слишком. Есть в ней что-то, чего нет в большинстве местных женщин. Какая-то необычайная грация и непоколебимое чувство собственного достоинства. Такие черты я замечал у дам высших сословий, но то последствия воспитания, а черты миссис Циммерн, вероятно, природные.
Незадолго до казни Элизабет Джой, пока все колебались, Констанция Циммерн произнесла речь. В какой-то момент мне показалось, что именно ее слова убедили людей сложить костер. В моих ушах до сих пор звучит ее голос, пронизанный внутренней, почти гипнотической силой. Не могу отделаться от ощущения, что я тоже подвержен странному влиянию, которое она оказывает на других.
Теперь ее считают чуть ли не святой. Она безропотно ухаживает за пострадавшими от ведьминой лихорадки, подбадривает здоровых, жертвует средства и силы на общее благо. Быть может, я предвзят, но мне не дают покоя ее глаза. О, что это за глаза! Они словно два лесных озера с прозрачной водой, но то холодные жестокие воды, скрытые под тонкой корочкой льда. Словом, глаза этой женщины прекрасны и выразительны, но как бы я ни старался, я не могу разглядеть в них искренности.
Как жаль, что никто, кроме меня, этого не замечает.
Говорят, ее муж внезапно уехал на край света, все ее очень жалеют и восхищаются той преданностью, с которой она его ждет. Увы, я не знаком с ним. Рейнер Циммерн, так зовут ее мужа, покинул Амбер-Клиф еще до моего приезда. Примерно тогда же, когда скончался прежний викарий.
VI
Investigabiles viae Domini[6 - Неисповедимы пути Господни (лат.).]. Прежде я безуспешно искал встречи с сеньорой Альварес, теперь же она часто бывает в храме. Раньше я почти никогда не замечал, чтобы она приходила.
Ее появление, как и присутствие, всегда тихое, неприметное. Она всегда садится в самых укромных уголках, подальше от остальных прихожан. Ее голову покрывает кружевная мантилья, ниспадающая на плечи. Легкая ткань скрывает лицо, видны только маленькие губы, шепчущие молитвы, и чуть заостренный подбородок.
Кажется, что-то гнетет ее. Я давно не видел, чтобы кто-то молился столь скромно и проникновенно одновременно.
Я все еще хотел бы поговорить с ней о ведьминой лихорадке, но не смею тревожить ее во время молитвы.
Мне никогда не удается уловить момент, когда она приходит или уходит. Ее темный маленький силуэт будто просто появляется на одной из скамей храма, а через какое-то время бесследно исчезает.
VII
Ведьмина лихорадка все свирепствует, а вместе с ней продолжаются и аресты. Все это почти дошло до абсурда! Такими темпами уже очень скоро количество подозреваемых в колдовстве превысит численность остальных. Но, кажется, никого это особенно не тревожит. Амбары, сараи, сеновалы, хлева и прочие пристройки заполняются людьми с признаками недомогания.
Некоторые забросили хозяйство. Несобранный урожай гниет, скот предоставлен сам себе. На днях стадо овец, выпущенное пастись без присмотра, вытоптало чей-то огород.
Напуганные, озлобленные, потерявшие покой жители слоняются по улочкам Амбер-Клифа по одному маршруту: от дома до церкви, от церкви до дома старосты, где развернули поисковой штаб, от дома старосты до таверны. Иные сидят в таверне сутки напролет. Есть еще те, кто стережет подозреваемых, и те, кто все время ищет пропавших.
Отчаяние, небрежность и запустение прочно обосновались в Амбер-Клифе.
Кажется, некоторые приходят в храм больше по привычке. Во время службы они сидят неподвижно, словно безжизненные истуканы. Изо дня в день я вижу все больше безразличных затуманенных глаз.
Господи, как горько, что многие не внимают моим проповедям, хотя теперь я готовлюсь к ним с особым рвением и тщательностью. Прошу, дай мне сил докричаться до всех потерянных во тьме! Дай мне сил вытащить их души на свет!
VIII
Я решил сам сходить к границе деревни, чтобы на себе испытать действие тумана, о котором ходит столько толков.
Вечерело. Сперва все было тихо. Туман как туман. Один-одинешенек я шел по лесной тропинке в сторону озера у Янтарной скалы.
Не знаю, в какой момент все изменилось. Меня вдруг окутали самые разные опасения. Что, если туман и вправду колдовской? Что будет с прихожанами, если я вдруг собьюсь с пути и не вернусь обратно? Если они решат, что викарий оставил их в тяжелый час, то совсем падут духом, совсем отвернутся от веры.
Между тем туман становился все гуще. Я уже не видел ничего дальше собственного носа и крался почти на ощупь. Дышать стало тяжело, словно я шел не по равнине, а поднялся высоко в горы.
Внезапно я увидел маленький силуэт в нескольких футах от себя. Он появился лишь на мгновение, а затем исчез, но я узнал его обладательницу. То была сеньора Альварес, в этом я убежден. Я так часто видел ее в церкви.
Желая понять, что происходит, я пошел дальше. Не могу сказать, что совсем не испытывал страха или тревоги, однако я знал, что моя вера крепка и, если что, огородит меня от любого колдовства.
Сеньору Альварес я так и не нашел. Однако сквозь туман проступили очертания большого дерева. На одной из могучих ветвей что-то висело. Подойдя чуть ближе, я с ужасом осознал, что это человек. Почему-то я решил, что это Б.Г., что в пути на него напали и, не получив какой-либо существенной наживы, разделались с беднягой столь унизительным образом. Я побежал вперед, чтобы поскорее снять висельника, но споткнулся о корни и упал.
Очнулся я затемно, у подножья того самого дерева, на подушке из корней и мха. Большая ветвь, где висел Б.Г., оказалась пустой. Зато рядом, у потрескивающего костра, сидел незнакомец. По всей видимости, он дожидался, пока я приду в себя.
– Наконец-то вы очнулись. Я уже стал беспокоиться, что вы сильно расшиблись, – бодро отозвался человек, обернувшись.
– Здесь висел человек, – поднявшись на ноги, пробормотал я и принялся осматриваться в поисках тела. – Вы его сняли? Где он? Я должен его увидеть.
– Успокойтесь, преподобный. Кроме вас, здесь никого не было. – Он отхлебнул из фляжки и как-то загадочно добавил: – Никого живого или недавно умершего.
Мой собеседник был невысок и худощав, неопределенного среднего возраста, одет в дорожный костюм. Я спросил его, кто он и куда направляется.
– Я всего лишь странник, заблудившийся в лесу. Ищу деревеньку, которой нет на карте. Амбер-Клиф. Кажется, так она называется.
– Как странно, – горько усмехнулся я. – Вы стремитесь туда, откуда многие мечтают сбежать.
Путник расспросил меня о значении моих слов. Я коротко поведал ему о наших бедах.
– Вот как, – задумчиво проговорил он, внимательно выслушав мой рассказ. – Тогда вы тем более должны отвести меня туда, но для начала хлебните на дорожку. – Он протянул свою фляжку. – Здесь очень тяжелый воздух. Не находите?
– Да, пожалуй, – согласился я, взяв фляжку из его рук.
– Это вам поможет. – Собеседник испытующе уставился на меня. – Вот увидите…
Я совсем позабыл, что на протяжении всей своей прогулки по лесу сжимал в руках четки. Бусины скрипнули по металлу. Фляжка выскользнула у меня из рук и упала на землю. Я похолодел от страха, увидев ее содержимое. Это была кровь.
В годы ученичества я порой заглядывал на занятия других направлений, случалось мне бывать и в анатомическом театре. Так вот, кровь я никогда не спутаю с вином.
Вдруг до меня дошло, что я в мирском одеянии, но это не помешало страннику догадаться о том, кто я.
«Успокойтесь, преподобный. Преподобный-преподобный-преподобный», – недавние слова незнакомца завертелись у меня в голове.
В тот жуткий миг догадался и я. Признаюсь, на мгновение я уже было лишился самообладания, но затем вспомнил о Господе. Вера придала мне решимости.
– Vade retro, Satana![7 - Иди прочь, Сатана (лат.).] – вскричал я в каком-то неистовстве, выставив руку с четками перед собой. – Делай со мной все, что хочешь, но я не покажу тебе дорогу в Амбер-Клиф!
Собеседник дико рассмеялся. Его страшные колючие глаза засияли дьявольским светом. Только тогда я заметил, что они разного цвета: один зеленый, другой черный.
Отсмеявшись, он заговорил:
– Вы умнее, чем я думал, преподобный. Что ж, раз так, я могу говорить прямо. Вы хотите спасти Амбер-Клиф? Хотите спасти своих прихожан? Напрасно ждете вы помощи от небес и своей старой книжонки. Подумайте, ведь помощь нужна незамедлительно. Прямо здесь и сейчас. Еще пару недель – и деревня будет обречена на голодную смерть зимой. А представьте, как оценят вас сановники, когда узнают о ваших заслугах…
– Достаточно! Per Deo[8 - Клянусь Богом (лат.).], тебе не сбить меня с пути! От тебя мне ничего не надо!
– Умерьте пыл, преподобный. Не то как бы вам самому не сгореть вместе с этой вашей жалкой деревушкой. Она ведь вознамерилась сжечь Амбер-Клиф дотла. О, не сомневайтесь, она это сделает!
– Кто «она», бес?!
– Как кто? – усмехнувшись, он пропел мотив песенки, что часто распевала Безумная Белла после исчезновения детей. – Та, что ходит в темной вуали!
IX
Пусть я устоял перед искушением, но слова беса глубоко врезались в мою память. Не могу перестать думать о темной вуали и о ее значении во всей этой истории с исчезновением детей. Одну такую нашли в доме Элизабет Джой. Я сам ее видел. Дорогая вещь, но ничего необычного, а тем более колдовского, я в ней не заметил.
Те, кто отправил миссис Джой на костер, со мною не согласятся, но вряд ли можно считать доказательством россказни Безумной Беллы – старой больной женщины. Должно быть, бес упомянул о вуали, чтобы запутать меня.
Господи, помоги мне не впасть в заблуждения!
X
Проклятая темная вуаль все-таки не идет у меня из головы! Я ничего не могу с собой поделать!
Я так долго размышлял над всем этим, что внезапно меня озарила неутешительная догадка. За последнее время я постоянно видел только одну женщину в темной вуали. Она мелькала у меня под носом в храме. Это сеньора Альварес!
Чем больше я думаю об этом, тем тяжелее становится на душе. Почему так? Я уже не отдаю себе отчета в своих чувствах. Разве может столь кроткое создание оказаться ведьмой?
Нет, этого совершенно не может быть! Видимо, и на меня начинают действовать всеобщие угнетенные настроения. Это ведь такое посредственное заблуждение! Знахарок и травниц постоянно подозревают в ведьмовстве. Я чужд этим предрассудкам.
XI
Я все-таки решился на недостойное дело. Один-единственный раз я прослежу за сеньорой. Лишь раз. Для собственного успокоения.
Конечно, эти отговорки ничуть меня не оправдывают. Но могу ли я поступить иначе?
Я просто хочу убедиться, что она обычная ни в чем не повинная девушка.
…
Рано утром я пришел к домику знахарки и затаился поблизости. Я наблюдал, как она ухаживает за своими посадками и собирает созревшие.
Она была в коричневом льняном платье, ее голову покрывал простой чепец, а не темная кружевная мантилья. О чем я только думал? Мне стало стыдно за свои нелепые подозрения. В тот момент я видел перед собой миловидную молодую женщину. Вовсе не ведьму.
Когда она направилась в сторону леса, я почему-то устремился за ней, хотя уже давно собирался убраться восвояси.
Она спокойно шла впереди, даже не подозревая, что за ней следят. По крайней мере, мне так казалось. Я же тихонько переходил от дерева к дереву, чтобы в случае чего спрятаться.
В какой-то момент я потерял сеньору из виду. Ее силуэт вновь исчез в мутной дымке так же внезапно, как и в предыдущую мою прогулку по лесу.
Тут кто-то коснулся моего плеча. Я решил, что это бес.
Душа ушла в пятки. Я обернулся.
Какого же было мое облегчение, когда я увидел перед собой не гнусного беса, а сеньору Альварес. Кажется, я был так растерян, что слабо улыбнулся, словно какой-то чудак.
Она серьезно смотрела на меня. Впервые я смог разглядеть ее вблизи: аккуратные черты лица и глубокие темные глаза, в которых читалась скрытая печаль.
– Вы следите за мной, преподобный? – холодно спросила она.
Я не нашел, что ответить. Все было слишком очевидно. Меня застали врасплох.
– К-как вы оказались у меня за спиной? – только и сумел выдавить я. – Я ведь шел за вами!
– Это лес, мистер Мейтленд. Тут легко можно сделать крюк и даже не заметить этого.
– Простите меня, сеньора, – сказал я искренне. – Кажется, я совершил большую глупость. Я лишь хотел убедиться, что вы…
– Оставьте свои объяснения. Мне не впервой попадать под подозрения.
– Сеньора…
– А если бы вы решили, что ваши подозрения правдивы? Вы бы рассказали всем? Вы бы обрекли меня на костер?
Она смотрела строго, но я снова различил в ее взгляде подавленную боль от пережитых страданий.
Прости меня грешного, Господи. В тот миг, посмотрев в глаза чужестранке, я был готов отпустить ей любые грехи. Я бы не выдал ее, будь она в самом деле ведьмой! Почему? Не могу объяснить.
– У вас есть прекрасная возможность почти все время проводить в храме, сэр. Не пренебрегайте ею. На вашем месте я бы не покидала этот последний островок спокойствия и благодати, – сказала она на прощание и ушла.
Я не стал ее удерживать.
XII
Положение Амбер-Клифа осложняется с каждой неделей. И я вновь стал сомневаться во всех и во всем. Как ни прискорбно, я уподобился большинству. Мною овладевают те же страхи, что и остальными. В голове не мысли, а каша. Я смешиваю все в одну кучу. И мне все сложнее прислушиваться к голосу разума. Загадочные исчезновения, странный туман, необъяснимая наукой эпидемия, явление беса. Почему все это происходит именно здесь? Почему именно с нами?
Разговор с сеньорой Альварес произвел на меня сильное впечатление. Увы, я чувствую, что это впечатление потихоньку ослабевает, как и вера в ее непричастность. Где она была в ночь, когда пропали дети? Я слышал, что она якобы просидела у постели больного мистера Рида до самого утра. Но что, если ведьма может находиться в двух местах одновременно?
И эти ее слова о пребывании в храме. Что это было? Предупреждение или угроза?
Снова думаю о постриге. Однажды я уже стоял на пороге. Когда все это закончится… Если все это закончится, я бы хотел наконец открыть эту дверь. Пора признать, мирская суета меня истощает. А события, свидетелем которых я стал, только доказывают, что я недостаточно хороший викарий…
Я оказался в Амбер-Клифе по воле Господа и потому буду делать все, чтобы помочь прихожанам, но после хочу уйти на покой, подальше от мирского.
XIII
Порядком измучившись, я решил оставить все мысли о том, что сеньора Альварес может быть в чем-то замешана. Ведь у моих подозрений нет никаких реальных оснований.
«Хватит! Это вообще не мое дело – вынюхивать обо всех правду, словно ищейка!» – вот о чем твердил я сам себе.
Не знаю почему, но я верю в невиновность сеньоры Альварес. Или все дело в том, что мне только хочется видеть ее такой? Обычной девушкой. И все-таки обычной ее не назовешь… Господи Боже! Я ведь не из тех, кто млеет перед хорошенькой женщиной! Как бы там ни было, у меня нет никаких доказательств!
Я решил вернуться к своим обычным обязанностям. А еще начал поститься. Только хлеб и вода. Ничего больше.
Через полчаса проповедь. Нужно подготовиться.
XIV
Глупец! Как я был наивен!
Ведьмина лихорадка подкосила и меня. Кто бы мог подумать!
С момента последней проповеди прошло уже несколько часов. Я до сих пор не знаю всего, но кое-что понял. Увы, слишком поздно! Кто будет слушать обвиненного в колдовстве?
Перед последней службой в мою подсобку постучали. Это была сеньора Альварес в своем мрачном одеянии, в котором она всегда появляется в храме. Темная вуаль покрывала ее голову.
Она принесла мне родниковой воды. Признаюсь, с одной стороны, мне была приятна ее внезапная забота и внимание. С другой, мне почему-то стало не по себе, но я отбросил сомнения, решив довериться симпатичной малознакомой женщине. Я залпом осушил стакан, что она подала мне, и успокоился.
«Такая, как сеньора Альварес, не может умышленно нести вред другим», – решил я.
Сперва все было прекрасно. Я был воодушевлен столь любезным жестом.
Прежде чем начать проповедь, я окинул взглядом зал, полный прихожан, отыскал сеньору Альварес и сдержанно улыбнулся ей. Она потупилась. Тогда меня это ничуть не смутило. Сейчас же, когда я пытаюсь воскресить в памяти этот момент, мне кажется, что лицо ее обрело скорбное выражение.
На сей раз сеньора была не одна. Рядом с ней сидела Констанция Циммерн.
Мне стало плохо во время проповеди. Я был так поглощен собственной речью, что не сразу заметил, как у меня подкосились ноги. Я вцепился в кафедру и продолжал говорить. Я снова искал взглядом прекрасную сеньору, но не успел. Очень быстро все померкло, и я провалился во тьму.
Иногда сознание возвращалось. Я слышал шум голосов, чувствовал, как меня куда-то несут.
Очнулся я в одном из подвальных помещений церкви, в бывшей темнице Элизабет Джой. Предчувствую, темная комнатка эта отныне станет моею кельей. Здесь я пишу эти строки. При мне остался молитвенник и вложенные в него записки с карандашом. Как хорошо, что с Кембриджских времен я не утратил привычку всюду носить с собой эти вещи.
Никто не остался, чтобы поговорить со мной, чтобы хотя бы предъявить обвинения. Меня просто заперли здесь, не удосужившись даже приставить надзирателей. Пусть никого нет поблизости, но, покуда со мной вера, я не одинок.
На полу, рядом с собой, я нашел листок бумаги с печатью старосты, где рукой одного из членов совета выведено, что я признан одним из подозреваемых в деле о ведьмовстве и что мою судьбу, как и судьбу прочих, определят ведьмоборцы.
Incredibile dictu![9 - Невероятно (лат.).]
XV
Я совсем сбит с толку!
Она обрекла меня на заточение, но зачем-то регулярно приходит проведать.
Я знаю, я чувствую, что это она!
Как и прежде, ее появление и уход почти невозможно заметить. Но дважды в день около решетчатого окошка появляется немного еды и питья.
XVI
Всю ночь я провел в молитвах, собравшись не спать столько, сколько потребуется, чтобы наконец-то застать ее утренний визит. Всякий раз я успеваю заметить, как мелькает ее маленький силуэт, и на этом все.
Оконце своей кельи я оставил открытым настежь, чтобы мне было проще заметить ее появление.
Стоило солнцу взойти, как на меня навалилась усталость. Увы, я клюнул носом и снова все проморгал. Меня разбудил сложенный клочок бумаги, свалившийся мне на лицо.
Короткая записка была написана аккуратным почерком на латыни.
Я и не знал, что она столь образована!
Решил переписать сюда содержание этого послания:
«Простите, если сможете. Так было нужно. Здесь, в доме Господнем, вам сейчас безопаснее, чем где-либо.
Если вам дорога жизнь, уничтожьте эту записку и забудьте о том, чтобы докопаться до правды. Молитесь и ждите. Скоро все закончится.
P.S. Не бойтесь ведьмоборцев, они не появятся».

Глава 5. Иллюзии и реальность
Чонси Шад пребывал в наисквернейшем настроении. В Амбер-Клифе царила смута.
Вот уже вышли все сроки, когда должны были приехать ведьмоборцы, а их все не было, и вместе с тем деревню одолевало страшное колдовство. Ни один из посланников, отправленных с гневным письмом в орден, не вернулся.
Шад чувствовал, как вся его власть уподобляется высохшему песку, что легко просыпается между пальцев. С того дня, как Бетти, его старую добрую Бетти, погнали на костер, а он ничего не смог сделать, Чонси вдруг осознал собственное бессилие. Однако он продолжал отрицать свою слабость. Он боялся признаться самому себе, что утратил контроль над другими.
В мирное время легко изображать иллюзию деятельности. Но когда приходит разруха, то громкие обещания могут только отсрочить трагическую развязку.
Шад не был дураком, он знал, что чаша терпения жителей Амбер-Клифа и так переполнена. Вопрос теперь состоял только в том, на кого обрушится народный гнев. Шада несколько обнадеживало то, что пока все винят ведьм и сажают друг друга по амбарам, у него еще оставалось немного времени, чтобы прибегнуть к какой-нибудь уловке.
«Нужно бежать… Но как?» – думал Чонси, почесывая свою лысеющую голову.
Шад нажил достаточно средств, чтобы дожить свой век припеваючи практически в любом месте, куда бы он ни переехал. Но из-за проклятого тумана из деревни невозможно было выехать, а перспектива блуждать по лесу, с риском нарваться на шайку бандитов, ему совсем не улыбалась.
В дверь постучали.
– Войдите, – буркнул Шад.
«Наверняка очередные просители. Они как голодные чайки. Что стало с Фентоном?! Старик совсем сдал: стал пускать ко мне всех без разбору, – нервно подумал Чонси, натянув притворную снисходительную улыбку. – Пожалуй, оставлю его здесь. На новом месте нетрудно будет найти нового камердинера».
В комнату вошла Констанция Циммерн. Прехорошенькая, как и всегда. Шад не мог понять, что на уме у этой женщины, но все еще продолжал питать слабость к ее красоте.
«Было бы забавно увезти ее с собой, – усмехнулся он про себя. – Вывези я ее из этого кошмара, она бы уж стала поласковее».
Чонси опешил, когда Констанция вдруг приветливо заулыбалась и стала щебетать, словно птичка.
– Мистер Шад, я так устала, – томно вздохнула она, приложив руку к груди. – Целыми днями кружусь по деревне как волчок. Люди так страдают, сэр. Но я знаю, вам еще труднее. Уж вы-то постоянно трудитесь, чтобы облегчить нашу участь, чтобы найти путь к спасению. Но, мне кажется, вы заработались, вас совсем не видно в деревне. Знаете, даже в тяжелые времена нужно не забывать об отдыхе. Я бы пригласила вас к себе на ужин, но это не очень удобно. Лучше вы пригласите меня к себе! Сегодня! Я расскажу больше о том, что делается в Амбер-Клифе. Может, вместе мы еще что-нибудь придумаем. Что скажете?
– Пожалуй, вы правы, – задумчиво отозвался он, разглядывая раскрасневшуюся девушку.
Они условились о времени и о том, что к моменту свидания Шад отошлет всех работников и оставит черный ход открытым.
Констанция Циммерн ушла, а в кабинете еще витала какая-то весенняя свежесть и аромат яблони в цвету.
«Неужели до нее все-таки дошло, что я могу ей предложить? – подумал Чонси, самодовольно улыбнувшись. – А что, если она настояла на казни Бетти только затем, чтобы убрать соперницу и приблизиться ко мне? Уж в таких делах бабы друг друга не щадят… Ух, чудна?я женщина, но какая красавица».
Настроение у Шада резко улучшилось. Еда, деньги и женщины – вот в чем всегда был смысл, вот что имело первостепенное значение. Пожалуй, именно ради этих благ Чонси Шад и стал старостой захудалой деревушки, из которой он как-нибудь да выберется.
***
Констанция затворила дверь, за которой остался одураченный староста. Все прошло как по маслу. Шад заглотил наживку.
Тем не менее у Констанции сводило скулы от омерзения и от приветливой улыбки, которую пришлось изображать. Ей хотелось стряхнуть с себя осадок, оставшийся от липкого взгляда старосты.
Во время этой краткой беседы ей постоянно приходилось подавлять в себе приступы тошноты. У Констанции никогда не было привычки лебезить и кокетничать, но сейчас цель оправдывала средства.
«И почему у таких негодяев, как Шад, всегда такое огромное самомнение?! – со злостью думала Констанция. – Моя внезапная любезность его ничуть не насторожила. С другой стороны, тем лучше, именно это его и погубит».
Недавно Констанция заметила, что стала явственнее различать натуру людей, только взглянув на них. Это началось после перерождения, однако проявилось не сразу. Прежде Констанция только подозревала об этой способности, но сейчас убедилась в ее реальности. Встретившись с Шадом с глазу на глаз, она узрела: ей показалось, что вокруг старосты витало что-то вроде темно-бурой вязкой субстанции. В тот миг Констанция поймала себя на мысли, что побрезговала бы применить свою силу по отношению к такому гадкому человеку. Вероятно, это было бы сродни поглощению нечистот.
От дома старосты Констанция направилась к амбару Безумной Беллы. Нынче это ветхое жилище могло считаться вполне комфортным, ведь Белла жила там одна. Большинство подозреваемых в ведьмовстве томились в местах своего заточения чуть свободнее, чем сельди в бочках.
Присмотр за Беллой давно превратился в формальность, а теперь его почти не стало. Однако кто-то все-таки запер хлипкую дверцу амбара на внешний засов, который при желании несложно было отодвинуть изнутри, просунув тонкую палку в одну из дверных щелей. Тяжелые замки, что прежде неизменно висели на петлях, сейчас ржавели в траве.
Констанция легко отодвинула щеколду и проскользнула за дверь. Внутри пахло затхлостью и испражнениями.
Белла как обычно полулежала на своей покосившейся старой кровати. Вместо одной из ножек была небрежно подставлена стопка неровных плоских камней.
Взглянув на Беллу и ее жилище, Констанция даже с расколотой душой ощутила какое-то подобие жалости. Настолько убогой была обстановка и сама узница; на всем лежала печать безразличия и неухоженности.
Казалось, старуха дремлет с открытыми глазами. Констанции пришлось несколько раз позвать Беллу, прежде чем в выцветших подслеповатых глазах появилась осмысленность.
Наконец старуха ее узнала, стеснительно заулыбалась и почтительно кивнула в знак приветствия. Белла хотела встать, но Констанция остановила ее, ласково тронув за плечи, и сама осторожно присела на краешек кровати.
– Моя дорогая, я здесь, чтобы подарить вам шанс на спасение. Вас так долго запирали и так долго ограждали от того, что вы любите.
Белла посмотрела на нее чуть удивленно. Констанция не была уверена, что старуха ее понимает. Тогда она зажгла лучину.
– Огонек! Огонек! Какой махонький! – залепетала старуха, переменившись в лице. – Ты его освободила!
– Вы сможете освободить столько огоньков, сколько захотите. Я помогу вам. Что скажете?
– Это было бы чудесно! – хихикнула Белла, словно ребенок, затевающий шалость. – Так чудесно! Тогда они наконец-то увидят, тогда они все поймут, что я не «Безумная»!
– Конечно, Белла. Я вам верю. Осталось только убедить всех остальных. Но всему свое время. Огоньки особенно красивы, когда вокруг темно. Будьте готовы действовать этой ночью. Когда взойдет луна, мой помощник Джон принесет вам все необходимое и выпустит отсюда.
– Джон не Вечная, – стушевалась старуха. – Пусть придет Вечная, только ей я доверяю!
– Я нужна в другом месте. Не бойтесь, Белла. Не дайте страху помешать вам. Джон – надежный человек, он тоже верит, что вы не безумны.
Констанция позволила Белле самостоятельно зажечь пару лучин, и тогда старуха все-таки согласилась на все ее условия.
***
Ужин начался замечательно. Чонси Шад сделал все, чтобы произвести впечатление на свою гостью.
Малую столовую с красивым витражным окном вычистили и украсили свежими цветами. Вытянутый стол, покрытый зеленой скатертью с золотым орнаментом, ломился от яств. Там были пироги с голубями, рыба и дичь под пряным соусом, сыр, орехи, свежие фрукты и фрукты в сахаре. Таким количеством еды вполне можно было накормить более десятка человек. Даже в час разрухи в доме Шада не перевелось ни простое продовольствие, ни деликатесы.
В обычные дни Чонси носил строгую и скромную одежду, дабы не выдать своего богатства. Сегодня же он принарядился, вытащив из пыльного сундука бархатный костюм, достойный вельможи: с оборками и с белым кружевным воротником.
Шад никогда прежде не видел Констанцию Циммерн такой чарующей и оживленной. Холодную прежде красавицу будто подменили. Она улыбалась и смеялась над его остротами, совсем как Бетти Джой в свое время.
Они выпили за Англию, за короля и за церковь, за здравие всех жителей Амбер-Клифа, за то, чтобы поскорее приехали ведьмоборцы, и, конечно, выпили за красоту.
Уже порядком захмелев, Чонси Шад вдруг припомнил о Рейнере Циммерне и лишь усмехнулся. Еще немного – и он завладеет самым главным сокровищем в жизни этого беспечного человека. Увести хорошенькую женщину у самоуверенного юнца было бы особенно приятно.
– Давайте выпьем за прекрасный ужин и за хозяина дома! – произнесла Констанция, поднимая бокал. – За вас, мистер Шад!
Чонси улыбнулся и отхлебнул из своего бокала. Почему-то сейчас сладкое вино показалось ему горьким. Он глотнул еще и еще, стремясь распробовать, понять, в чем дело.
Серебро приборов, блеск жирной тарелки с рыбными косточками, золото вышивки на скатерти – все поплыло перед глазами. Шад почувствовал, как сползает куда-то вниз, под стол или в самую бездну, и лишился чувств.
Когда сознание вернулось, Чонси обнаружил, что снова сидит за тем же столом, в той же комнате на втором этаже, с той же красивой женщиной. Только вот что-то все-таки ощутимо изменилось, и Шад никак не мог осознать, что же именно.
В глазницы будто вставили матовые стеклышки. Вся комната была наполнена странным ослепляющим сиянием.
Констанция полубоком сидела на своем месте по другую сторону стола. Она просматривала какие-то бумаги. Листы, с которыми она уже ознакомилась, безжалостно летели на пол.
– Сколько преинтереснейших документов, мистер Шад, – проговорила она ледяным тоном. – Все знают, что вы человек состоятельный, но чтоб настолько… Конечно, большая часть этого богатства – заслуга жителей Амбер-Клифа. Жаль, что они не осведомлены о своем благосостоянии.
С большим трудом Чонси разглядел государственные гербы и вензеля. Он смекнул, что хитрая женщина каким-то образом добралась до бумаг, которые хранились под замком в его кабинете. Он хотел нащупать ключи в кармане, но не смог шевельнуть рукой.
– О чем вы говорите? – заплетающимся языком пробормотал Шад, жмурясь от немеркнущего сияния, заполнявшего комнату. – Немедленно верните бумаги туда, откуда взяли! Вы ничего не смыслите в таких делах!
– Куда уж мне, – холодно усмехнулась Констанция. – Действительно, лучше поговорим о том, на что способен женский ум. О готовке. Вы очнулись как раз к главному блюду!
Констанция легко оттолкнула ногой золоченый сервировочный столик, на котором стояла громоздкая белая супница. С неприятным скрипом он медленно подкатился к Шаду.
Давно никто не разговаривал с Чонси таким вызывающим тоном. От злости его сознание прояснилось. Он снова попытался шевельнуться и обнаружил, что крепко привязан к стулу.
– Что вы задумали?! – вспыхнул Шад. – Живо развяжите меня!
Наконец Чонси осознал, что отбрасывало столь яркие блики, бившие по глазам. Монеты, монеты, монеты! Серебряные и золотые. Изобилие, вероломно выцарапанное из сундуков. Это были его деньги! Его накопления! Его собственность!
Монеты были повсюду: лежали на столе, заполняли сервант, неустойчивой грудой ютились на каминной полке, неравномерными кучками валялись на полу.
Шад никогда не задумывался, что его сбережений хватит на то, чтобы заполнить небольшую столовую.
Он оторопел, выпучил глаза и с жадностью глядел вокруг, задыхаясь от возмущения.
– Я этого так не оставлю, миссис Циммерн! Всему есть предел. Я уже сыт по горло вашими выходками! – прорычал Чонси, прожигая Констанцию свирепым взглядом.
– И все-таки я настаиваю, чтобы вы попробовали блюдо, приготовленное специально для вас и из вас.
Констанция поднялась с места и грациозно подошла к нему. Она приподняла крышку супницы. Запахло мясным бульоном.
– О чем вы, черт возьми?! – Шад завертел головой, в поисках выхода, а затем заорал: – Фентон! Фентоон! Поди сюда! Немедленно!
– Мистера Фентона здесь нет, – заметила Констанция, разливая суп серебряным половником. – Вы же сами отослали всех слуг, забыли?
– Прекратите это! Даю вам последний шанс! Если все это шутка, то… – Чонси замолк, увидев то, что плавало в его тарелке вместе с бульоном и крупно нарезанными овощами. – Ч-ч-что это такое?! – пробормотал он, задрожав то ли от страха, то ли от отвращения. – Вы что, отрезали причинное место у козла и сунули это в кастрюлю?!
– Можно сказать и так, – рассмеялась Констанция. – Так что вы теперь тоже ничего не можете смыслить в бумагах, сэр!
Шад резко опустил голову вниз. Штаны из дорогой ткани были пропитаны кровью.
Чонси ахнул. Он не чувствовал физической боли, его тело вмиг утратило всякую чувствительность, но его объял такой лютый ужас, что он чуть не лишился рассудка.
– Нет, нет, нет, – заскулил Шад, – это все какая-то ерунда! Этого не может быть! Что вы со мной сделали?!
Его разум отказывался верить в то, что видели глаза. Все это было похоже на колдовской дурман, на дьявольское наваждение. Ну не могут же, в самом деле, в супе плавать кусочки его собственного достоинства!
– Вы не женщина! – запинаясь, пропищал он, не узнав своего голоса. – Вы… Вы… Вы – дьявол! Лилит! Геенна огненная!
***
Констанцию переполняла злая радость. Глядя на перекошенную от ужаса физиономию Чонси Шада, она наконец-то могла улыбаться искренне.
Особенно ее веселило то, что староста так легко обманулся, так просто поддался на иллюзии, наведенные Инес. В отличие от Чонси, Констанция ясно видела, что в супе только овощи и кусочки вареной баранины, а на брюках старосты всего лишь томатный соус.
Констанции не хотелось даже прикасаться к этому человеку, не говоря уже о том, чтобы увидеть его нагим или запачкать руки его гадкой кровью. На это она бы не пошла даже во имя мести.
В конце концов, реальность – это еще не все; ее легко исказить. Важнее всего то, во что верит сам человек. А если его убеждения ложные, то, что ж, ему же хуже.
Чонси Шад искренне уверовал, что унижен и опозорен. Такой сатисфакции Констанции было достаточно.
От нервного перенапряжения староста то терял сознание, то приходил в себя. Констанция почти перестала обращать на него внимание.
Неспешно поглощая сыр с виноградом, она поглядывала на окно, рассматривала витраж с розами и ждала. Луна вовсю сияла высоко в небе, а значит Безумная Белла уже взялась за свое предназначение.
Главное, чтобы Белла начала пожар, а уж вовремя потушить его не сумеют. Констанция поручила Джону, околдованному кучеру, слить кое-где воду из соседских бочек и заменить ее горючей жидкостью.
Время тянулось медленно. Констанция всеми силами сохраняла стоическое спокойствие. Она уже не та, что прежде, и должна вести себя в соответствии с той высотой, на которую смогла подняться. Какие бы сомнения ни метались в ее расколотой душе, она ровно держала спину и не смела опустить голову.
На фоне о чем-то причитал староста, но она его не слышала. Она вся замерла в ожидании и в своих мыслях. Вот-вот свершится то, что Констанция так тщательно спланировала: Амбер-Клиф канет в лету, а она вместе с Инес и Кессиди уедет подальше отсюда, в новую жизнь.
Констанция так сильно сжала инжир в руках, что разломала его пополам. Большие пальцы впились в нежную мякоть. Сок покатился по ладоням.
Тут одна из белых роз на витражном стекле засветилась медным светом. Затем еще одна, и еще.
К тому моменту, как в столовую вошел Джон, все витражные цветы сияли огнем, а из-за окна доносились крики перепуганных жителей.
– Что там за шум?! – прохрипел вновь пришедший в себя староста.
– Представление уже началось, – хмыкнула Констанция. – Вы очнулись как раз вовремя.
– Джон? И ты здесь? – недоуменно пробормотал Шад, заметив кучера. – Чего же ты стоишь?! Живо развяжи меня и отвези к знахарке! Мне нужна помощь! Миссис Циммерн совсем выжила из ума!
Не тронувшись с места, кучер посмотрел на старосту безразличным взглядом.
– Что ты с ним сделала, ведьма?! – зашипел Шад, выкатив глаза. – Околдовала?! Ох, права была бедняжка Бетти на твой счет!
– Ведьма? Пф… – усмехнулась Констанция. – Я намного могущественнее. Я – ангел возмездия.
В ответ староста от отчаяния начал сыпать настолько грязными ругательствами, каких не слыхали, наверное, бывалые моряки. Это еще раз обнажило все его прогнившее нутро.
Констанцию не задевали эти оскорбления, но из принципа она не захотела мириться с ними. Чонси Шад был полностью в ее руках, и ему не следовало позволять себе грубостей.
Она красноречиво посмотрела на кучера, указав ему взглядом на старосту. Джон понял ее молчаливый приказ и влепил Чонси громкую оплеуху. Воспользовавшись минутой молчания, Констанция произнесла:
– Джон, будьте любезны сделать так, чтобы этот червь не оскорблял наш слух своей грязью.
Она придвинула к кучеру тонкий острый нож, двузубую вилку и пустую тарелку, а затем сладко проговорила, смерив старосту ледяным взглядом:
– Мистер Шад, в нашем меню изменения. Прежде я думала, что мы обойдемся без десерта, но вы просто не оставили мне выбора. Подвешенный язык – вот ваша истинная сила и единственное достоинство. Я сперва отниму его, а затем подам вам на блюде.
– О чем ты толкуешь, женщина?! – взвизгнул некогда самый влиятельный человек в Амбер-Клифе, задергавшись на стуле.
У Джона была привычка всюду носить с собой небольшой отрезок плотной веревки, на случай обрыва вожжей. Он достал веревку, взял приборы, предложенные Констанцией, и направился к старосте.
Констанция не хотела смотреть, как кучер вытаскивает у старосты язык. Ей достаточно было и криков. Поэтому она отвернулась к окну. Там, снаружи, безжалостные языки пламени уже вовсю взялись за Амбер-Клиф.
Констанция невольно залюбовалась игрою света и тени на цветном стекле. Пожалуй, во всем вычурно-пошлом доме старосты ей нравился только этот цветочный витраж.
– Джон! Я – лицо государственное. Покушение на меня – это покушение на страну. Подумай, зачем становиться висельником ради женщины? – затараторил Шад. – Я… Я могу дать тебе все деньги, что есть в этой комнате! Я отдам все, Джон! Стой! Ты не посмеешь! Подожди!..
В столовой раздался душераздирающий крик. А через мгновение язык старого повесы шлепнулся на белоснежную тарелку.
Когда дело было сделано, стул с мычащим и рыдающим Чонси Шадом поставили у самого окна, чтобы он смотрел, как горит Амбер-Клиф.
Констанция достала Библию с каминной полки, обрушив шквал монет. Кажется, это была та самая книга, которой она однажды огрела Шада в ответ на домогательства. Она вложила Священное Писание в руки старосте и прошептала на прощание:
– Капитан должен идти на дно со своим кораблем, а староста гореть вместе со своей деревней. Молитесь, чтобы ваш дом поглотило пламя. Не то с вами наверняка расправятся выжившие.

Глава 6. амьдеВ
Амбер-Клиф обратился одним большим костром.
Ветер разносил едкий дым и поднимал ввысь вереницы искр. Они, словно рои огненных пчел, вылетали из горящих домов и взмывали в небо. Пекло так, что обжигало кожу, а при каждом вдохе царапало нос, обдирало горло и легкие.
Прикрыв нос и рот платком, Констанция пробиралась к домику ведьмы. Там уже была собрана повозка, запряженная лошадьми. На ней Констанция собиралась уехать вместе с Кессиди, Инес и детьми. Ведьма обещала сделать так, чтобы повозка смогла вместить всех. И Констанция не сомневалась в умениях подруги.
На улицах было очень шумно. Крики, перестуки, всплески и шипение воды, треск пламени.
Из всех звуков на общем фоне выделялись жалобные стоны и мольбы о помощи. Несправедливо обвиненные в ведьмовстве оказались в ловушке. Почти так же, как Констанция в своем погребе. Только их участь определяли дым и пламя, и все происходило намного быстрее.
Сил тех, кто был на свободе, не хватало на то, чтобы справиться со стихией и освободить всех пленников.
– Констанция! – звонко раздалось со стороны.
Собственное имя эхом прозвенело в ушах Констанции. Она повернулась в сторону знакомого голоса. Глаза нестерпимо щипало, они слезились, однако в клубах дыма Констанция все-таки разглядела силуэт ведьмы.
– Что ты здесь делаешь? – спросила Констанция, приблизившись. – Ты должна была ждать у дома.
Инес так выпачкалась в саже, будто только что вылезла из дымовой трубы.
– Сидеть сложа руки, когда здесь все полыхает?! Ты хоть понимаешь, что натворила?!
– Успокойся, сестра. Это все Белла. Здесь нет моей вины.
– Сестра? – строго спросила Инес. – Разве сестры мы в самом деле или все эти разговоры о луне фальшь?
Испанка смотрела прямо, с непривычной уверенностью.
Констанция поняла, что лишилась ценного союзника, но не собиралась сдаваться так просто.
– Кесс, – хмыкнула Констанция, переменившись в лице. – Эта дурочка слишком много болтает. Не стоит воспринимать ее слова всерьез. Она ребенок.
– Из вас двоих только она рассуждает здраво. Не знаю, кто ты, Констанция Циммерн, но точно не ведьма!
Констанции не понравилась интонация Инес. Почему-то само звучание настоящего имени обожгло ее сильнее пламени. Ей показалось, что с этим знанием испанка может одолеть ее.
– Я лишь сказала то, что ты, Инес Альварес, хотела услышать, – произнесла она, напоминая ведьме, что они на равных. – Ты нуждалась в подруге, и я ею стала.
– Разве?! А я думаю, ты использовала меня и мои силы!
– Я направила твой потенциал в нужное русло. Сама подумай, если бы не я, ты бы уже могла оказаться на костре!
– И это причина спалить всю деревню дотла?! Что с тобой стало, Констанция? – В голосе ведьмы послышались горькие нотки. – Разделив душу, ты обезумела…
– Это все еще я, – примирительным тоном заметила Констанция. – Давай поговорим в другом месте. Нужно выбираться отсюда. – Она попыталась приобнять подругу, но испанка стряхнула ее ладонь со своего плеча.
– Выбираться?! – ахнула Инес. – Слишком поздно!
– Инес, пожалуйста. – На этот раз Констанция схватила ведьму за плечи. – Ты в самом деле мне дорога! Ты же знаешь, что это правда! Ты же знаешь, что мы нужны друг другу!
Испанка, казалось, сникла. Констанция прижала ее к груди, а затем осторожно вытащила из широкого рукава кинжал Рейнера, который захватила с собой в гости к старосте.
Констанция избрала этот путь, так как не знала наверняка, что произойдет, если она попытается поглотить ведьму своей скрытой силой. Кроме того, в глубине своей расколотой души она не очень-то хотела убивать Инес, скорее просто обезвредить, однако на колебания или придумывание другого маневра попросту не было времени.
– Я доверяла тебе, я полюбила тебя как родную сестру, – обреченно прошептала ведьма, обняв Констанцию. – Ритуал был огромной ошибкой… Этот рогатый мерзавец сломил тебя. – Инес подняла голову, в ее глазах стояли слезы. – Я виновата. Прости меня, Констанция! Но теперь я не могу позволить тебе вот так уйти…
На последних словах Инес Констанция занесла над ней кинжал, собираясь вонзить его со спины. Но тут ее саму резко отбросило в одну сторону, а кинжал в другую.
Констанция больно ударилась о деревянную балку горящего дома и шлепнулась на раскаленную пожаром землю. Перед глазами все поплыло, но взгляд выхватил фигуру Инес.
Разъяренная ведьма медленно воспарила над землей. Вокруг нее струилась энергия, отдавая бледно-алым светом. Длинные черные волосы выбились из прически и рассыпались по плечам. Глаза полностью почернели, налились вязкой смолой, что стала течь по щекам, как слезы.
– Я хотела найти способ вылечить тебя, а ты чуть не вонзила нож мне в спину! Ты – чудовище, что я создала! Я тебя и уничтожу! – прогудела ведьма. Казалось, с ее уст доносятся сплетения голосов других ведьм – ее предков.
Констанция замерла, пораженная и восхищенная силой Инес. Она никогда в жизни не видела ничего подобного.
Ведьма повернула руки ладонями вверх. Над ними дрожало нечто живое, подвижное, с трудом уловимое взглядом – удивительное бледно-алое свечение. Инес легонько взмахнула руками. Нечто слетело с кончиков ее пальцев и яркой вспышкой метнулось в сторону Констанции.
Сгусток энергии пролетел над головой Констанции, угодив в деревянную балку позади нее. Констанция с трудом успела отползти в сторону в тот момент, когда крыша дома обрушилась.
– Сестра! – выкрикнула Констанция, перепугавшись. – Неужели ты и вправду убьешь меня?! Это ведь не ты! В тебе говорит гнев!
– Ты – чудовище! А чудовищ надо уничтожать! – беспощадно прогудела ведьма.
Новый взмах руки – новая вспышка.
На этот раз не повезло трактирной вывеске: пивная бочка разлетелась в щепки, зазвенели ржавые цепи, на которых теперь болтались только обломки.
Констанция вовремя скрылась за углом горящего трактира. Она сообразила, что если бы ведьма всерьез собиралась ее убить, то опасный сияющий сгусток уже достиг бы своей цели.
– Послушай, – выкрикнула Констанция из своего укрытия. – К чему нам сражаться? Давай сделаем все по-твоему.
– Сражаться? – усмехнулась ведьма. – Пока ты только трусливо прячешься! – Еще один сияющий шар сорвался с пальцев Инес и снова пролетел у самой макушки Констанции.
Констанция никогда не участвовала в подобных сражениях и понятия не имела, что делать. Она не была обучена какому-либо искусству физического боя, да и магические уроки Инес почти не принесли никаких плодов. Но в Констанции бурлила великая жажда жизни. После всех тягот она не собиралась погибать в огне, или под завалами, или еще каким-либо образом. Поэтому она пряталась, уворачивалась, перебегала и переползала из одного укрытия в другое. Она решила вымотать ведьму, надеялась, что силы Инес рано или поздно иссякнут.
– Сдайся, сестра! – Громогласный зов ведьмы доносился сквозь клубы дыма. – Тебе не скрыться!
Не только жажда жизни гнала Констанцию вперед. Ее вдруг охватил безумный страх смерти. Она знала, что на той стороне ее не ждет ничего хорошего, поэтому отчаянно цеплялась за жизнь, не обращая внимания на обожженные ладони и содранные в кровь колени.
Инес неистовствовала. По ее воле ломались и отлетали крепкие балки, двери и ставни слетали с петель, горящие бревна и доски разлетались в щепки, оставляя за собой огненный шлейф.
Видимость и так была скверная из-за ночи, огня и дыма, но Инес, похоже, сумела каким-то образом призвать сумрак с границ Амбер-Клифа. Все заполонило непроницаемым туманом.
– Хватит бегать! – прогудела ведьма. – Выйди и покончим с этим!
С каждым мгновением Констанция все явственнее ощущала, что ослепленная яростью Инес все-таки может ее прикончить.
После очередной вспышки ключицу Констанции пронзил острый деревянный осколок. Ее перекосило от боли, но она ползла по маршруту, который впопыхах успела спланировать. Она не была уверена, что двигается в правильном направлении, но оставаться на месте значило сдаться и погибнуть.
Каким-то чудом Констанции удалось добраться до территории храма.
Церковь стояла на некотором отдалении от остальных сооружений, от деревни ее отделяла маленькая речушка. Поэтому пожара здесь пока не было.
Шатаясь меж могил, Констанция совершила последний рывок к церкви. Под древними каменными сводами она собиралась искать защиты. Других идей или вариантов у нее не было. Она не могла не заметить, что с началом охоты на ведьм Инес стала часто бывать здесь.
Констанция сама не знала, на что именно надеялась: на то, что испанка не станет проливать кровь в церкви, или на то, что святая земля как-то ослабит ведьмовскую силу, но ни в чем из этого Констанция не была уверена.
У Констанции остался последний козырь в рукаве. Ее тайное умение перетягивать жизненную энергию других.
С большим трудом она взошла на башню храма. От подъема по винтовой лестнице закружилась голова.
– Я здесь, Инес! Я больше не буду убегать! – вскричала она, разведя руки в разные стороны.
По зубчатому парапету пополз колдовской туман. Сумрачная дымка быстро облепила всю башню.
Затем появился темный силуэт Инес. Она снова воспарила над землей, чтобы забраться на башню к Констанции.
Босые ноги медленно опустились на зубчатую ограду.
– Прости меня, сестра! Да, я – чудовище. Убей меня, чтобы я больше никому не навредила. Я готова. Но сперва позволь обнять тебя в последний раз. – Констанция швырнула кинжал Рейнера, который прежде успела подобрать впопыхах. Металл звякнул о каменный пол. – Видишь, я безоружна!
– Я больше не дам тебе шанса предать меня! – резко ответила ведьма и вся засветилась.
Еле заметная глазом, но звенящая в воздухе ярость заструилась по телу Инес и вокруг нее с новой силой.
В тот же миг Констанция метнулась к подруге и вцепилась ей в ступни. Она не собиралась просто стоять и ждать, пока ведьма нанесет ей последний смертельный удар.
Констанция и Инес вскрикнули одновременно. Констанция отдернула руки. Послышался какой-то грохот.
Энергия ведьмы в тот момент оказалась столь ядовитой и разрушительной, что тело Констанции просто не способно было впитать концентрированный гнев без последствий.
На мгновение Констанция ослепла. В глаза ударил столь яркий болезненный свет, что потекли вязкие слезы. Она отерла глаза руками.
Когда зрение вернулось, она посмотрела на ладони и увидела, что те вымазаны в смоляной гуще, идентичной той, что недавно сочилась из глаз ведьмы.
Констанция посмотрела перед собой. Зубчатое ограждение опустело. Испанки на нем больше не было.
– Инес! – вскричала Констанция, перевалившись через ограду и посмотрев вниз.
Ведьма пока висела, ухватившись за каменный выступ, но положение ее было опасным.
Взгляд Инес прояснился, черная пелена спала. Силы ее были на исходе. Она посмотрела на Констанцию чуть испуганно. Так, словно на нее свалилось какое-то осознание.
Еще чуть-чуть – и тонкие пальцы соскользнут с неровного жесткого камня.
– Дай мне руку! – прокричала Констанция, потянувшись к подруге. – Скорее!
– Вечная… Ты была такой до ритуала, – тревожно пробормотала ведьма. – Что это значит?!
– Руку!
Инес успела схватить ладонь Констанции за мгновение до того, как ее пальцы соскользнули с камня.
– Вот так, держись. – Констанция изо всех сил удерживала ведьму. – Я тебя вытащу…
– Я проклинаю тебя, Констанция Циммерн! – вдруг выпалила Инес, вперившись в Констанцию страшным взглядом, а затем затараторила: – Отныне везде чужестранка, нигде не найдешь ты приюта, не сможешь осесть-задержаться, судьба твоя – вечно скитаться! Земля твоя здесь, в Амбер-Клифе, она будет звать-откликаться, но нету тебе сюда хода, судьба твоя – вечно скитаться!
Произнеся эти слова, Инес сама разжала пальцы, выпустив руку Констанции.
– Нет! – вскричала Констанция, бросившись вслед за подругой.
Черные волосы ведьмы мелькнули в тумане.
Хлопок. Боль. Тьма.
Констанция потеряла сознание и предпочла бы больше в него не возвращаться. Но очень скоро боль вытянула ее обратно в реальность. Эта боль была Констанции хорошо знакома; она уже знала, каково это, когда переломаны кости.
Констанция поняла, что они с Инес лежат на пологих надгробных плитах. Им не повезло: они не приземлились ни на мох, ни на кусты, которые смягчили бы их падение.
Сумрак почти рассеялся, небо как-то резко посветлело, хотя все еще было облеплено тучами.
«Уже рассвет?» – мысленно удивилась Констанция.
Что-то случилось со временем. Ночь пролетела слишком быстро.
Инес была еще жива, но Констанция предчувствовала, что им с ведьмой недолго осталось.
Они обменялись горькими взглядами, полными вины и сожаления, и протянули друг другу руки. В последний момент Констанция отдернула свою, боясь случайно поглотить последние силы подруги.
Сейчас, на пороге смерти, к Констанции будто вернулась былая человечность. Она подумала о другой своей части, о Кессиди, и ей стало жаль, что малютка, скорее всего, проведет последние минуты жизни совсем одна.
Констанция подумала, что не заслужила умирать рядом с Инес. Здесь должна лежать маленькая добрая Кессиди, а не она. Самой Констанции в пору бы сделать последний вздох в одиночестве.
– Как жаль, что мы не познакомились раньше, – прошептала Констанция, посмотрев на небо. – Тогда ты бы наверняка нашла меня в погребе раньше Кёрна…
Она снова посмотрела на подругу, чтобы перехватить ее последний взгляд, но поняла, что опоздала.
Темные глаза ведьмы остекленели навеки.
Констанция завыла, впервые за долгое время заплакав обычными человеческими слезами, а затем лишилась чувств.

Глава 7. С ног на голову
Нет, смерть пришла, но сон мой не прервался.
У. Шекспир, Король Ричард III
Констанция застряла между двух реальностей. Ей никак не удавалось понять: спит она, бредит ли или уже умерла.
Ей чудилось, что она блуждает по туманному лесу в окрестностях Амбер-Клифа в поисках Рейнера, Инес и Кессиди. И если обладатели первых двух имен были ей хорошо знакомы, то о том, кто же такая эта Кессиди, она почти не помнила. Она знала только, что необычайно важно отыскать всех троих.
В то же время Констанция чувствовала, что лежит на земле. Травинки кололи щеку и щекотали нос, а легкий ветерок играл с ее волосами. Замыленный взгляд выхватывал покосившиеся надгробия.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем одна реальность уступила место другой. Земля стала жестче, куда ощутимее сумрачного леса. Констанция моргнула, вырвала с корнем толстый пучок травы, чихнула из-за поднявшегося в воздух облачка земляной пыли и наконец-то пришла в себя.
По кладбищу около храма расползался закат. Небо переливалось всеми оттенками красного: от бледных цветов до насыщенных.
Констанция села и обомлела. Рядом с ней лежали мертвые дети, ссохшиеся до размеров маленьких мумий. Однако одежда на них была относительно новой, совсем не истлевшей.
В голове Констанции словно завертелись огромные шестеренки часового башенного механизма; их оглушительный скрежет болезненно стучал по вискам. Схватившись за волосы, она вскрикнула от страшного осознания.
Эти трое были из тех, кого она вывела из Амбер-Клифа с помощью эльфийской лиры. И если они здесь и в таком состоянии, это значит только то, что…
Констанция содрогнулась от ужаса, обняв себя за плечи. Она думала, что ее сейчас же одолеет приступ тошноты, но этого не случилось.
Ей понадобилось несколько долгих минут, чтобы унять дрожь и немного успокоиться. Глубоко вздохнув, она заставила себя открыть глаза и еще раз взглянуть на останки.
«Несчастные крошки, – подумала Констанция. – Оказались не в том месте, не в то время. Не следовало им выбираться из святилища. Видимо, колдовской сон и запечатывающее вход заклинание развеялись из-за… Инес!»
Констанция резко огляделась по сторонам.
Увидев ведьму все на том же месте, на пологих надгробных плитах, Констанция с поразительной легкостью вскочила на ноги и бросилась к умершей.
Инес изменилась, но смерть не обезобразила ее, а напротив придала какую-то возвышенность ее красоте. Она застыла, словно мраморное изваяние, выточенное умелым мастером.
Какой контраст был между прекрасной окаменевшей ведьмой и невзрачными опустошенными детскими оболочками!
Находясь среди мертвецов в обители скорби, Констанция вдруг почувствовала себя здесь лишней. Она была невредима и полна сил. За то время, что Констанция пролежала без сознания, произошли удивительные изменения: кости срослись, раны, ожоги и ссадины зажили.
Констанция не знала, как реагировать. Свалившись с башни храма, она была уверена, что на этот раз ей точно придет конец, но ей снова удалось не только избежать гибели, но еще и довольно быстро восстановиться.
«Наверняка Кёрн обо всем знал: обо всех моих новых способностях, но не удосужился сразу раскрыть все карты! Впрочем, чего еще ждать от лукавого? – со злостью подумала она. – Интересно, чего я еще не знаю о самой себе?»
С легкостью подняв Инес на руки, Констанция отнесла ее в храм. Она уложила подругу на широкой ступени перед резным деревянным аналоем в форме орла, раскинувшим могучие крылья. Стянув с алтаря белую материю, она накрыла ею Инес, как саваном.
В последний раз взглянув на подругу, Констанция заметила простенький серебряный медальон, которого не видела прежде. Ведьма всегда носила его под одеждой. Вероятно, он выскользнул из-под ворота платья, пока Констанция переносила Инес.
Внутри оказался крупный алый камень, а под ним – засушенный первоцвет.
Констанция задумалась. Она ожидала увидеть портрет или прядь волос, но никак не камень с цветком. Что это значило для ведьмы? Констанция не знала.
Взяв медальон на память и молча простившись с Инес, Констанция поднялась в башню храма, чтобы подобрать брошенный там кинжал Рейнера.
С высоты открывался тоскливый вид на онемевший Амбер-Клиф. Пожар уже стих, но дым еще витал над погоревшими развалинами. Деревушка тлела, ветер разносил пепел.
Констанция вздрогнула, в груди будто что-то кольнуло. Странная боль разносилась по телу маленькими волнами и, кажется, вовсе не думала утихать.
«Проклятие! – припомнила Констанция. – Неужели оно и вправду работает?!»
По границам деревни все еще виднелась плотная завеса колдовского тумана. Это очень не понравилось Констанции. Из уроков ведьмы она помнила, что одни заклятия перестают действовать со смертью заклинателя, а другие столь сильны, что продолжают работать и после.
«И как прикажете пробираться сквозь сумрак, сеньора Альварес?! – хмыкнула она, мысленно обратившись к умершей подруге. – Та еще загвоздка… Сперва надо найти Кесс».
***
Констанция брела по лесу в сторону святилища в поисках Кессиди.
Констанция знала, что раз она невредима, значит жива и Кессиди. Знала она и о том, что не может уехать из Амбер-Клифа без частички себя.
Проклятие Инес время от времени напоминало о себе новыми вспышками боли в районе груди. С каждым новым уколом Констанция все явственнее ощущала, что ей нужно покинуть Амбер-Клиф как можно скорее.
Разделенные Свет и Тьма встретились около озера, у самой Янтарной скалы. Без всякого приветствия они подошли друг к другу и взялись за руки.
– Я надеялась, что мы умерли, – нарушила молчание Кессиди.
– Я тоже, – призналась Констанция.
Они обе посмотрели на зеркальную гладь озера, в котором отражалась скала, перенявшая все оттенки красного заката.
Это место любили все местные и относились к нему со странным трепетом, граничащим с благоговением, ведь Янтарная скала подарила свое славное имя деревушке.
На дне озера били ключи, так что вода в нем всегда была холодна и удивительно прозрачна. В скале не было ничего необычного, кроме того, что она стояла посреди равнины.
Почему скалу когда-то прозвали Янтарной, никто не знал. В округе отродясь не водилось янтарных месторождений. Возможно, дело в оттенке, который принимал камень под полуденными лучами солнца.
– Кажется, я нашла себе новое имя, – проговорила Констанция, мягко отпустив руки Кессиди. – Вернее, фамилию.
– Редклиф?
– Нет, это было бы слишком по-английски.
Кессиди нахмурилась.
– Редфелс, – пояснила Констанция.
– Только не говори, что это из-за немецкой фамилии Рейнера.
– Полагаю, что так. Есть в этом какая-то ирония. Не находишь?
Кессиди не ответила.
– Думаю, больше не стоит афишировать наше замужество. Кто знает, что ждет нас в новой жизни. Так что забудь про «миссис». Отныне я – мисс Редфелс. А ты, Кессиди, – Констанция погладила светлую половину по голове, – будешь моей милой глупенькой младшей сестрой или племянницей, или…
– Сестрой?! – вдруг вспыхнула Кессиди, вывернувшись из-под руки Констанции. – Племянницей?! Может, еще и дочерью?! Какой вздор!
– Будь благодарна, что я вообще беру тебя с собой!
– Будто бы у нас обеих есть выбор, – буркнула Кессиди, сложив руки на груди. – Лучше скажи, где Инес?
– Мертва, – безэмоционально ответила Констанция, отвернувшись и медленно зашагав по тропинке. – Нам пора.
– Что?!
Констанция сделала еще несколько шагов и, поняв, что Кессиди не идет следом, недовольно оглянулась. Она ожидала, что светлая половина может устроить слезливую сцену по поводу гибели ведьмы, и не хотела терять на эти бессмысленные стенания ни минуты.
Побелевшая Кессиди замерла как вкопанная и смотрела в пустоту перед собой.
– Ну хватит! – не выдержала Констанция. – Не стой столбом! Ты разве не чувствуешь боли в груди?! Нам не станет легче, пока мы не выберемся из Амбер-Клифа!
– О чем это ты?
– Она прокляла нас перед смертью, так что пошевеливайся!
– Нас? – хмыкнула Кессиди. – Кажется, она прокляла только тебя, только Констанцию Циммерн, коей ты была еще пару минут назад, а я уже давно Кессиди. Просто Кессиди.
– Даже если ты не блефуешь, то все равно пойдешь со мной. Не то следующим на тот свет отправится Рейнер!
– Мы даже не знаем, где он, – напряженно заметила Кессиди. – И жив ли еще…
– Фейри сказали, что жив. И если это так, я найду его, дорогая, – вытащив кинжал мужа, Констанция схватила светлую половину за плечико. – Только дай мне повод, я найду его и всажу ему в горло его же кинжал! – она указала острием на шейку Кессиди.
– Ты отвратительна! – вскричала Кессиди, выбив кинжал из рук Констанции. – Ты убила ее! Убила Инес! – Из ее глаз брызнули слезы. – И теперь смеешь угрожать еще и Рею?! Нашему Рею?!
– Я ее не убивала, – серьезно ответила Констанция, выпустив Кессиди и спокойно подняв кинжал. – Хотя, наверное, пыталась. Это сложно, – тяжело вздохнула она. – В последний момент Инес сама не пожелала спасаться, сама разжала руку, а потом…
– Вы упали. Вместе.
Воцарилось тягостное молчание. Кессиди больше не плакала.
Они стояли и обреченно смотрели друг на друга.
– Не забывай, – вдруг прошипела Констанция, – в смерти Инес есть и твоя вина. Будет тебе урок, что не следует молоть языком о том, о чем надо молчать! А еще ты упустила троих детишек из святилища. Благодаря им мы сейчас живы.
В глазах Кессиди мелькнуло осознание. Помрачнев, она потупилась.
– Еще до гибели Инес за детьми кое-кто приходил.
– Фейри?
– Не совсем. Скорее, их посланница. Похоже, пока ты выводила детей из Амбер-Клифа, они сразу прибрали одну девочку. А может, это случилось раньше. Не знаю… Лорна, так зовут завороженную, сняла заклятие, запечатывавшее святилище, и разбудила детей. И все с помощью лиры, как две капли воды схожей с той, что дали тебе.
– И что потом?
– Лорна звала детей в волшебное королевство. Утверждала, что добрые фейри ее исцелили: вернули ей голос и слух. Но бедняжка оказалась слепа во всех смыслах. Кажется, она совсем не сознавала, сколь высока цена. Ее глаза полностью побелели. В святилище была ее сестра. Увидев выцветшие глаза Лорны, она зарыдала.
– История глупой заколдованной девчонки и ее сестры меня мало волнует, – холодно проговорила Констанция. – Что случилось с остальными детьми?
– Разбежались кто куда: кто-то ушел с Лорной, кто-то отправился искать дорогу в другие селения, а кто-то на свою беду вернулся в Амбер-Клиф и разбудил тебя. Я не смогла их остановить.
– Значит, туманные мерзавцы из дубовой рощи почуяли, что в Амбер-Клифе запахло жареным, и решили подсуетиться, чтобы не упустить свое, – размышляла Констанция вслух. – А может, и вовсе хотели оставить нас с носом. Ничего, мы сейчас же навестим их. Век бы их не видеть, но нужно как-то пройти сквозь сумрак.
***
Дубовая роща встретила путниц оживленным шелестом сухих трав. Их уже ждали. Создания, таящиеся в тумане, окружили их плотным кольцом.
Они с Кессиди инстинктивно прижались друг к другу. Констанция подавила в себе смешок, когда светлая половина крепко сжала ее руку.
– Мы ждали вас, Вечные, – прошелестели скрытые в тумане. – Но почему вы одни? Где остальные дети, обещанные нам?
– Остальные? – хмыкнула Констанция. – Не вы ли пошли в обход нашего договора?
– Нам пришлось. Ты подвергла себя опасности. Мы пытались помочь, а заодно и забрать свое.
Разумеется, Констанция не верила, что фейри пытались помочь кому-то, кроме себя. Она не сомневалась, что трое детей, оживившие ее, оказались рядом совершенно случайно.
«Даже если их посланница и сняла заклятия Инес, то только затем, чтобы увести всех в их земли, – думала Констанция. – Вряд ли бы они сами направили детишек ко мне».
– Что было, то было, – сказала Констанция снисходительным тоном. – Быть может, я отдам вам всех детей, что по вашей милости теперь разгуливают по округе, если вы снимете сумрак.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71022877?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes
Примечания

1
Здравствуй, дитя Луны! Более редкое, чем белая ворона (лат.).

2
Приветствую вас, сестры. Да здравствует Луна! (лат.).

3
Мантилья – испанский шарф-вуаль.

4
Ильм – то же, что и вяз.

5
Надеюсь на свет после мрака (лат.).

6
Неисповедимы пути Господни (лат.).

7
Иди прочь, Сатана (лат.).

8
Клянусь Богом (лат.).

9
Невероятно (лат.).

Читать книгу

Скачать книгу

Дмитрий Морфеев

Тип: электронная книга

Жанр: Ужасы

Язык: на русском языке

Издательство: Автор

Дата публикации: 28.08.2024

Отзывы: Пока нет Добавить отзыв

О книге: Всем известно, что не стоит разговаривать с незнакомцами, а заключать с ними сделки и подавно. Ради спасения собственной жизни Констанция все-таки решилась на странный договор. Теперь она бессмертна и стала еще прекраснее, чем прежде, но зло уже посеяло свои ядовитые зернышки в ее сердце… Может ли красавица стать чудовищем?