Посёлок двух рек
Посёлок двух рек
Андрей Клыгин
В новый сборник включены очерки о родном поселке автора, в котором прошли его детство и юность – «Поселок двух рек», цикл автобиографических рассказов – «Рассказы разных времен», а также шпионская повесть – «Своих не бросаем».
Посёлок двух рек
Андрей Клыгин
© Андрей Клыгин, 2024
ISBN 978-5-0064-4764-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Посёлок двух рек
Ельшмяки
Решение написать о своём родном посёлке, в котором прошли мои беззаботные и радостные годы, приходило постепенно. Это не будет какое-то историческое исследование, это будут обрывочные мысли, предположения, краткие воспоминания, совершенно не связанные друг с другом, я буду перескакивать с одного на другое, возможно, получится какая-то путаница, но я попробую…
Итак, посёлок Первомайский стоит на слиянии двух рек – Ельшмы и Толшмы, меня иногда удивляет почему жителей Первомайки называют – «Толшмяки», река Толшма протекает только с одной стороны, можно сказать «с торца», а вот Ельшма протекает по всей длине посёлка – от начала до конца. Именно Ельшма должна считаться «рабочей» рекой Первомайки. На Ельшме все женщины стирали бельё, по всему берегу реки стояли плоты, на которых они это делали, я закрываю глаза и пытаюсь вспомнить эти плоты: плот у дома Вторушиных, плот у дома дедушки Лебедева, плот у дома Филимоновых, у первого моста было сразу два плота, далее плот между домами Шестаковых и Скорюковых, ещё один плот был на другом берегу, со стороны «Военкомата» и это только навскидку, наверняка были ещё плоты, о которых я подзабыл, к тому же многие, в том числе и мы, а мы жили отнюдь не на берегу, питьевой водой считали речную, предпочитая её колодезной. Так что по идее жителей Первомайки правильно бы называть «Ельшмяки», вот к такому выводу я пришёл!
Ельшма протекает по всей длине посёлка. Современное фото
Ельшма впадает в Толшму
Плот на Ельшме
Посёлок был основан в середине пятидесятых годов двадцатого века, это опять же по слухам, по разговорам, по историческим меркам совсем молодой, так сказать «продукт» Советского Союза, но как там оказались наши родители? Я сейчас имею ввиду не моих родителей, а родителей моего поколения, они же все откуда-то приехали, ведь не по комсомольской же путёвке. К стыду своему я даже не знал мои родители приехали вместе или познакомились уже в Верх-Толше. Моя мать родилась в деревне Якуниха, там же училась в школе в соседнем селе, отец родился на хуторе Еловец, далее жил в Домажирово, а Якуниха и Домажирово совсем не соседи, они даже по разным сторонам Сухоны. Срочную службу отец проходил в Германии, как-то он хвастал, что на Рейхстаге есть наша фамилия и я всё больше убеждаюсь, что это он сам и написал, а служили тогда, если мне не изменяет память, четыре года, значит в Верх-Толшме он оказался сразу после службы. Некоторые подробности я узнаю из коротких разговоров с матерью.
Школьницы деревни Якуниха. Моя мать (слева)
– Когда мы приехали на Толшму, мы сначали жили на Юренино, – рассказывала мать. «Мы» имеется ввиду её мать и братья, из чего я сделал вывод, что с отцом она познакомилась уже в Верх-Толшме.
– А почему не на посёлке? – спросил я.
– Так посёлка как такового ещё не было. – ответила она. «Вот те раз!» – посёлка ещё не было, стало быть, мать приехала в самом начале пятидесятых. – На праздники за вином мужики ходили в Солигалич! – продолжала мать.
– В Солигалич? – удивился я. Ничего себе, в Солигалич за вином! Это же город в соседней Костромской области! Не близкий свет!
– Вино-то можно было купить только в Солигаличе или в Устье, до Устья-то считалось далеко…
– А до Солигалича близко! – перебил её я. – По-моему до Устья добраться легче чем до Солигалича, Устье – это всё-таки родная сторона, можно сказать та же Толшма!
– До Устья дорога была плохая, а до Солигалича, бывало, и попутка какая попадалась, машина или повозка.
– И когда мужики возвращались? – спросил я.
– Зачастую в тот же день и возвращались!
Вот весело жили раньше в Верх-Толшме! Захотел вина, сбегал по быстренькому в Солигалич и обратно!
Мой отец Клыгин Валентин Фёдорович во время службы в Германии
Просматривая старые фотографии в альбоме, где родители совсем молодые, я спросил: – Мам, а это ты где?
– Это я в Вологде, меня от лесопункта направили учиться на повара.
Моя мать (справа) во время учёбы в Вологде
– А это? – спрашивал я, показывая другую фотографию.
– А это уже на Подоле, я там поваром работала. – Моя мать работала на Подоле?! Оказывается, о молодости своих родителей я, практически, ничего не знал. Конечно, я знал, что моя мать работала на Первомайке и в пекарне, и в магазине, и в столовой, это было при мне, но вот то, что она работала на Подоле я узнаю только сейчас. – Потом, когда Иринкой забеременела, тяжело стало ходить на Подол. – Иринка моя старшая сестра, стало быть, это был конец пятидесятых.
Моя мать (в первом ряду слева) во время работы на Подоле
Обратите внимание – всё это случилось в пятидесятых! Юренино (посёлка ещё нет), учёба в Вологде от лесопункта (значит посёлок уже есть), работа на Подоле (жили уже на Первомайке). Такое ощущение, что посёлок возник молниеносно! Я даже считаю, что родители нашего поколения были основателями посёлка и, как говорится, снимаю перед ними шляпу! Они работали и своей работой прославляли наш посёлок, посёлок Первомайский!
Завидные женихи! Мой отец (слева)
Въезжая в посёлок с моста через реку Ельшма вы сразу попадаете на Центральную улицу, которая прошивает посёлок по всей длине, в середине её пересекает улица Первомайская, образуя тем самым перекрёсток, обозначая этим центр посёлка. Именно на этом перекрёстке находились все важные здания – клуб, магазины, пекарня, столовая, детсад. Это две самые длинные и многолюдные улицы. Жилые дома на этих улицах состояли сплошь из так называемых финских, четырехквартирных домиков, на каждой основной улице было ещё по одному десятиквартирному дому – улица Центральная начиналась с такого дома, такой же дом был на Первомайской, ну и наша Советская улица тоже начиналась с десятиквартирного. Но вот что интересно, краевые улицы, которые были на окраинах посёлка были из частных домов, тогда их так не называли, было употребление – «свои». Возьмём, к примеру улицу Полевую, которая была в конце посёлка у самого поля, вся улица была из «своих» домов, ну и соответственно, параллельная ей улица на другом конце Набережная также состояла из таких домов. То же самое можно сказать и о двух других сторонах – улицы Тракторная и Лесная. Таким образом у нас получалось, все «центра» составляли финские домики, а по краям «свои», образовав тем самым некий бастион.
Вернёмся к финским домикам, каждая квартира состояла из кухни с русской печкой и комнаты – не разгуляешься, печка, кстати отапливала и кухню, и комнату, такая же ситуация была и с десятиквартирными – кухня + комната. Возможно, в пятидесятых годах, когда посёлок строился, такие квартиры всех устраивали – семьи молодые, детей ещё нет или максимум один ребёнок, но к семидесятому году у всех уже по несколько детей, как жить в такой тесноте? Извините, но в таких условиях даже любовью как следует не заняться. Может поэтому люди постепенно покидали посёлок, к середине семидесятых практически все финские домики из четырёхквартирных превратились в двухквартирные, как только кто-то уезжал соседи проделывали дверь в стене и становились обладателями трёхкомнатных квартир с кухней. А люди из посёлка уезжали всегда, ещё учась в начальных классах только с нашей улицы уехали Смирновы, Махины, Шиманские, Скорюковы, Немцевы, Неклюдовы, это всегда грустно, жили-жили люди и вдруг уехали. Особенно я грустил, когда уехали мои одноклассники – Андрей Немцев и Танька Скорюкова, мы дружили, жили в одном десятиквартирном доме, я часто бывал у них в гостях. Танька по секрету мне сказала, что её фамилия Цветкова, я не мог понять – почему Цветкова, ведь на тетради написано Скорюкова и младший братишка Мишка тоже Скорюков, думал, что она это выдумала и не верил. Сейчас я так не думаю, наверное, она говорила правду, скорее всего мать вторично вышла замуж, и новый муж её удочерил. Уехали и мои двоюродные родственники Шестаковы, а это был удар ниже пояса, с Сашкой Шестаковым мы уже в то время были помешаны на футболе, играя на улице мы всегда стремились попасть с ним в одну команду, да мы могли только вдвоём пинать мяч целыми днями…
Я ещё могу понять, кто уезжал из финских домиков, но как понять жителей улицы Полевой из «своих» домов, мне казалось, что посёлок находится в самом расцвете, но уехали Виноградовы, уехали Савицкие, их отъезд для меня ничего не значил, я их, практически, не знал, уехали Лебедевы из крайнего дома – со стороны Подола и хотя Сашка Лебедев был моим одноклассником, дружбу с ним я не водил. В их дом переехали Бороздины и сразу вспомнилась забавная история… Мы с Геркой шли с футбольного поля и проходили мимо дома Бороздиных, где за забором хозяин дома чем-то занимался А Герка парень такой, ему вечно куда-то надо влезть, кого разыграть, кого-то позлить, подразнить и вот проходя мимо дома он тихонько произносит – «Шишкин Пышкин Залупышкин Бороздин Гвоздин Пиз-ин», хозяин не обращает внимания, тогда Герка уже громче -«Шишкин Пышкин Залупышкин Бороздин Гвоздин Пиз-ин», хозяин по-прежнему ноль внимания, Герка пробовал ещё несколько раз и всё без успеха, тогда Герка заорал во весь голос – «Шишкин Пышкин…», я в это время отвлёкся и вдруг Герка крикнул -«Бежим!», хозяин резко открыл калитку и побежал за нами, я не сразу понял в чём дело и со стартом задержался, а у Герки только пятки сверкали, я бежал и слышал сзади приближающие шаги – «Ну вот, сейчас мне ещё и достанется», но хозяин пробежал мимо меня и рванул за Геркой. Я воспользовался этим и свернул в сторону на болотистую траву и сарайками пробрался к своему дому и только там успокоился. «Что же с Геркой? Убежал ли?» Спустя какое-то время мы встретились и по его красным глазам понял – «Нет, не убежал!» А вскоре уехал и Герка, а ещё через пару лет уеду и я. И тут я понял такую вещь – уезжать нужно в детстве, когда ты ещё ничем не оброс, а когда тебе 15—16 лет, когда ты обзавёлся друзьями, когда до беспамятства влюблён в одноклассницу, уезжать очень болезненно.
Мне довелось пожить в нескольких домах, первые мои воспоминания совсем обрывочные, так как относятся к тому времени, когда я только-только начал ходить. По всем понятиям я не должен этого помнить, но по каким-то непонятным причинам вспоминаются моменты из совсем раннего детства. Мы жили в финском домике, помню рядом с домом был небольшой пруд, я спускал туда машинку с горки и она исчезала в мутной воде, а я сидел и ждал, когда она выедет обратно, не дождавшись я бежал за другой, более крупной машинкой и отпускал вслед предыдущей, надеясь, что эта большая машина вытащит маленькую. Интересно, сколько же игрушек я утопил!? Ещё помню момент, когда отец принёс щуку с рыбалки, брат держал её в руках, вдруг закричит, все сбежались, щука висела у брата на майке, брат кричал пытаясь её отцепить, майка закручивалась, я думал, что она вцепилась ему в живот и испугался, на самом деле всё оказалось проще, она просто зацепилась зубами за майку, а брат не мог её оторвать. Вот и все воспоминания об этом доме, потом мы переехали в другой, а в наш дом заехала легендарная жительница Верх-Толшмы Толина Осовская с детьми Веней, Славиком и Ниной и они долгие годы прожили в этом доме, а мы переехали в «Военкомат».
Воспоминания о «Военкомате» более определённые, я там подрастал, отсюда я пошёл в первый класс в Успенье. «Военкомат» – это двухэтажный дом с одним подъездом, на каждом этаже было, если мне не изменяет память, по четыре квартиры, все семьи многодетные – Фетюковы, Куликовы, Поповы, Силинские – поэтому было весело. Во дворе качель, большая площадка, есть где разгуляться детворе! Ещё одна особенность этого дома в том, что он был на левом берегу Ельшмы, возле самого леса, кроме него был ещё один дом – дом Воропановых, больше на этом берегу домов не было. Вдоль леса стояли огороды проживающих, в основном с картошкой. Мы часто бывали в этом лесу. Это был интересный лес! Сразу за огородами подрастали молодые сосенки, ёлочки и сухой серый мох, на котором постоянно росли белые грибы и маслята, но мы ходили совсем не за ними, если углубиться в лес на несколько метров, начиналась болотистая местность и там было много черники и не так много морошки, мы их не собирали, а просто объедались и возвращались все перемазанные. Однажды, возле самого огорода, я обнаружил кусты странных ягод, похожих на чернику, но кусты были больше и листья не зелёные, а серо-голубоватые. Очень хотелось их съесть, но пугала мысль, а вдруг это ядовитые волчьи ягоды, но кто-то из более старших детей сказал, что это голубика и все набросились на эти кусты, мне досталось только несколько ягод и мне они понравились больше, чем черника, во всяком случае они не пачкались.
Как-то, рано утром, отец прихватил меня по грибы-рыжики на Ягодину. Ягодина находилась недалеко от «Военкомата» – это большое поле с молодыми берёзками посреди леса, там пасли коров со всего посёлка. Рыжиков было видимо-невидимо, мы быстро насобирали два ведра с горкой, рыжики просто вываливались из вёдер, складывать их больше некуда. Отец призадумался.
– Ты посиди здесь, никуда не уходи, а я быстро домой сбегаю. – Он схватил наполненные вёдра и ушёл, а я остался один. Первые минуты я бодрствовал, а потом как-то стало жутко, подул ветер, верхушки деревьев грозно зашелестели и мне стало страшно, казалось, что сейчас из леса выскочат волки или того хуже – медведь. Глаза наполнились слезами, у меня задрожали губы, и я вот-вот готов был разреветься, но тут появился отец с большой корзиной, я сразу приободрился, забыл про свой страх, и мы продолжили собирать рыжики.
Отец в то время работал на лесовозе, как-то он взял меня с собой – то ли меня не с кем было оставить, то ли я сам напросился – каждому ребёнку хочется покататься на машине. Мы поехали по лежнёвке в сторону Карицы, лежнёвка та ещё дорога, сидишь как на дробилке, в одном месте мы забуксовали, отец рубил ветки, подбрасывал под колёса, заскакивал в кабину – газовал, ветки проскакивали, он опять рубил, подбрасывал и каждый раз когда заскакивал в кабину от него вкусно пахло бензином, мне этот запах очень нравился! Зато сейчас я запах бензина не переношу, может раньше бензин был другой?
Вот так вкратце я рассказал о жизни в «Военкомате», конечно, можно было написать ещё многое – о первом клеще, о пойманном налиме, о невезухе с горящим пеком, но всё это было описано в «Рассказах из детства», а повторяться не хочется. В самом конце шестидесятых наши родственники Журавлёвы переехали в Вологду, и мы заехали в их квартиру в десятиквартирном доме. В этом доме прошли мои более осознанные годы и именно этот дом я и считаю родным.
На дальнем плане Военкомат
В 1997 году я, после двадцатилетнего перерыва, приехал на Первомайку. Посёлок сильно изменился, исчезли многие дома, но всё ещё стоял – хоть и изрядно «скукошенный» – клуб, стоял детсад, десятиквартирные дома, «Военкомат». Наша улица Советская, хоть и сильно заросшая, но всё же это была жилая улица! Жили Машьяновы, тётя Маруся Красно, даже в нашем десятиквартирном кто-то проживал!
Но прошли годы, и улица опустела, теперь на ней никто не живёт, пустующие дома не пожелали существовать без хозяев, провалившиеся крыши подминали под собой стены и сейчас это пустая улица – без людей, без домов… Нет больше клуба, нет детсада, нет десятиквартирных, нет и «Военкомата»…
Следующие небольшие очерки я хотел бы посвятить культовым домам Первомайки, которых уже нет, но память о них осталась.
Медпункт
Заведующей медпунктом, насколько я себя помню, всегда была тётя Валя Шестакова, мать моего друга Юрки. Медпункт был расположен на необычном месте, он стоял в конце нашей улицы, но сказать, что он находился на нашей улице Советской, было бы неправильно, как раз перед медпунктом наша улица заканчивалась, а за поворотом была уже улица Набережная. Вот на этом промежутке улиц Советской и Набережной находился наш медпункт. Но сейчас это не важно, так как медпункта там больше нет и как будто никогда не было.
– Мам, а ты помнишь наш медпункт? – спросил я.
– Как не помнить! – живо откликнулась она. – Ты же там родился!
– Да нет, мам, я не про больницу говорю, а про медпункт.
– Так и я про медпункт, который у нас на улице был!
– Я думал все рожали в больнице, там же все палаты, все кабинеты, а медпункт он же маленький…
– Ничего он не маленький, там несколько кроватей было, мы втроём там лежали, ещё Риммка и Валька! Сначала я родила, а потом они…
Вот те раз! Оказывается, я родился в нашем медпункте! Да, я родился 12 января, а мои будущие одноклассники Саня Попов и Валя Селуянова 16 января и мы все родились в нашем медпункте! До сих пор при встрече с Саней Поповым я приветствую его словами – «Здорово, салабон!», давая понять, что я старше его на целых четыре дня. Саня не обижается, а наоборот смеётся. Я не люблю поздравлять кого-то с днём рождения, а также получать поздравления, но с Саней мы всегда поздравляем друг друга, от меня это стало уже традицией – «Поздравляю тебя, салабон!»
Коль речь зашла о медицинском учреждении, не могу не отметить про нашу больницу. У нас была большая больница, стояла она напротив почты, между больницей и почтой была вертолётная площадка, тяжелобольных увозили на вертолёте. Когда он прилетал сбегался весь народ, после укуса энцефалитного клеща увозили Сашку Скорюкова, мы ему даже завидовали – «Зато на вертолёте полетает!»
Татьяна Юшкова во время работы в больнице на Первомайке. Конец семидесятых
В этой больнице мне часто приходилось лежать, в детстве у меня часто болел живот, вероятно от того, что я постоянно набивал карманы, а в последствии и живот, сухофруктами, мне нравились изюм, сливы и больше всего груши и, конечно, я никогда их не мыл, мытые они становились липкими и, как мне казалось, теряли вкус. Боли в животе иногда были такими сильными, что я терял сознание. Одно время в больнице работала очень красивая медичка и имя у неё было необычное – Руфина! Руфа! Она была высокая, в белом халате, круглое лицо с раскосыми глазами и я сразу в неё влюбился! В детстве я почему-то постоянно влюблялся во взрослых женщин, то это были учителя, теперь вот медик. В случае чего хочу сказать, сейчас мои взгляды на женский возраст кардинально изменились в противоположную сторону.
Когда Руфа заходила в палату, все взрослые мужики буквально облизывались, раздевая её взглядом, а когда выходила слышались возгласы – «Красивая татарочка!»
Конечно, она не местная, наверное, попала к нам по распределению, я даже не знаю где она проживала в то время – в посёлке или в одной из деревень, так как кроме как в больнице я её нигде не видел. Мне интересно совсем другое – почему, кого бы я не спрашивал – её никто не помнит? Может, потому что они в больнице не лежали. Такую женщину забыть нельзя! Я и сейчас ясно вижу, как она заходит в палату в белом халате, с раскосыми глазами, склоняется надо мной…
Медпункт на Советской улице
В очередной раз я приезжаю в посёлок Первомайский, стою на своей улице, на которой уже ничего нет, не спеша иду по высокой траве, где раньше был сплошной песок, и… что это? Дом? Откуда? Здесь этого дома никогда не было, здесь раньше стоял финский домик, в котором жили Поповы. Сейчас на этом месте совсем другой дом, тоже старый, но не финский, а «свой», но тоже уже не жилой. Я всматриваюсь в этот дом, что-то в нём знакомое, где-то я уже его видел… Ба-а! Да ведь это же медпункт! Его перетащили сюда! Как!? Я не знаю, как его перетащили, возможно разбирали по брёвнышкам или притащили целиком, если такое возможно. Но это был медпункт! Старый, сгнивающий и теперь уже окончательно заброшенный, но это был он! И теперь он точно на Советской улице! Дом, в котором я родился!
Детсад
Детсад находился недалеко от нашего десятиквартирного дома, это было двухэтажное бревенчатое здание. Но в то время, когда мы переехали в десятиквартирный я уже ходил в начальные классы школы. Память – удивительная вещь, я бывает не могу вспомнить, что было вчера, но то, что происходило шестьдесят лет назад вдруг вспоминается яркими отрывками. Я много помню из детсадовского возраста, даже в младшей группе.
Рядом с детсадом находилась столовая, а между ними огород с грядками, я и сейчас не знаю кому принадлежал этот огород – детсаду или столовой. И пока все дети ковырялись в песочницах я проползал в этот огород прямо на грядки и одну за другой выдёргивал редиску, каждую редиску с грядки я совал себе в рот. Однажды во время дневного сна я «наложил» прямо в кровать, возможно в этом как раз редиски и виноваты, «виновника торжества» быстро обнаружили по запаху, и чтобы другие «отдыхающие» не задохнулись меня вместе с кроваткой вынесли из зала в отдельный закуток. До сих пор стыдно за этот момент, успокаивает то, что это было в младшей группе. Со временем этот огород исчез, и площадка для детей значительно увеличилась.
Я (справа, на руках у няни) в младшей группе был проблемным ребёнком
Новый год в детском саду! Я (второй справа в третьем ряду), Нина Скорюкова (слева в первом ряду)
В старших группах всё было по-другому, за драки меня часто ставили в угол, причём, из дерущейся пары в угол ставили только меня, я считал это несправедливым. Мы много рисовали, что-то раскрашивали и даже учились танцевать вальс! Я сейчас не помню, то ли это была подготовка к какому-то празднику, то ли это были такие занятия, но я точно помню, что танцевал вальс с Ниной Скорюковой и нас за это похвалили, сказав, что у нас получается лучше, чем у других. Это тем более странно, я вальс в жизни больше не танцевал и понятия не имею как это делается.
Спустя какое-то время построили новый детсад, рядом с клубом, а в двухэтажный особняк переехала многодетная семья Ждановых, а ещё позднее на первом этаже этого здания появился КБО – комбинат бытового обслуживания, где я заказал свои первые брюки-клёш!
Школа
В посёлке была начальная школа, даже две, но одна из них, находившаяся возле нашего дома, уже пустовала. Мы часто с братом туда залезали через выставленное окно, когда выставляли раму я нашёл там монету с изображением царя Николая II, несколько раз пытался сдать её в магазине вместе с другой мелочью, но мне всегда возвращали её обратно. Вторая школа, в которую мы ходили во втором и в третьем классе, находилась тоже на нашей стороне посёлка, на берегу Ельшмы. Эти школы были такими же финскими домиками, только внутри разделены на две половины, на одной половине наш класс «А», а за стеной наши вечные «соперники» класс «Б», состоящий, в основном, из деревенских детей.
Говорят, что в шестидесятых годах в посёлке было аж три начальных школы, помимо этих двух ещё одна была на другой половине посёлка и в каждой школе по два класса, это ж сколько детей было в посёлке!? Но за правдивость этих слов я не ручаюсь.
Первый класс в Успенье. Классный руководитель Анна Петровна Белякова
Третий класс на Первомайке
Конечно, для всех жителей Первомайки школа, в первую очередь, была связана с Успеньем. Там была не просто школа, там был школьный городок! И это несмотря на то, что у нас была только восьмилетняя школа, девятый и десятый классы все верхтолшменские ребята заканчивали уже в Николе.
Верхтолшменские ребята в Николе. Сашка Юшков, Колька Скорюков, Танька Рябкова, Сашка Клыгин, Сашка Суханов
Помимо основного здания, в которое входили четыре класса, учительская, кабинет директора и библиотека, было ещё несколько зданий. Нашему классу посчастливилось учиться в нескольких зданиях – первый класс, шестой и седьмой мы учились в двухэтажном здании на втором этаже, тут же рядом наши параллельники из «Б», на первом этаже находился буфет – ой, как же вкусна была котлета с обычным кусочком чёрного хлеба! Да даже тот же кусочек с повидлом!
Двухэтажная школа в Успенье, второй этаж наш! В этом здании мы учились в первом классе, в шестом и в седьмом
Четвёртый и восьмой класс мы учились в основном здании, в этом же крыле на другой стороне, возле туалетов (так им и надо!) был параллельный, или как мы их называли «колхозный» класс.
В пятом классе мы учились в отдельном здании, это был единственный год обучения, где за стеной не маячили «колхозники»! Это здание находилось рядом с футбольным полем и мы на переменах «гоняли» в футбол!
Из посёлка в Успенье вело две дороги, одна, более длинная через мосты и вторая, соответственно, более короткая через висячий мостик – лаву, перешёл лаву, и ты уже в Успенье. Естественно, большинство предпочитали короткую дорогу.
Весной, когда вода в реках была большая, настолько, что все прибрежные кусты и деревья находились в воде, группы учеников, в том числе и я, столпились возле лавы. Лава сильно прогнулась и потоки воды хлынули прямо по середине лавы. Мы не знали, что делать, в обход мостами? Это слишком долго, да и далеко, обратно в посёлок – километр, да потом ещё полтора километра мостами, а здесь – перешёл лаву, и ты в Успенье! Но как её перейти? Нашёлся один смельчак и осторожно, шаг за шагом перешёл это опасное место, вода доходила только до половины сапог, в это время в сапогах ходили все – и парни, и девчонки. Также осторожно прошёл ещё один, следующим пошёл я, подходя ближе я увидел, что в том месте, где протекала вода, было выбито несколько досок и эти «чёрные дыры» наводили ужас. Когда я вступил в воду течение воды забурлило, и я через сапоги почувствовал, как вода крепко обжимает мои ноги и тут я совершил ошибку, я посмотрел на реку. Это была не мирная гладь, это были бурлящие водовороты, переходящие в шипящие воронки и стремительно уносящиеся вдаль и мне, показалось, что меня вместе с лавой уносит течение, у меня закружилась голова и я схватился за перила. Через какое-то время я пришёл в себя и посмотрел на берег, головокружение прекратилось, и я прошёл опасный участок, подходя к ребятам я пытался изобразить спокойствие, хотя мне было очень страшно, ведь я никогда не умел плавать, да здесь не помогло бы и плаванье, упади в воду и с таким течением никому бы не справиться – верная погибель. Так или иначе, но парни перешли все, на том берегу остались только девчонки из младших классов, мы махнули им рукой, чтобы они шли в обход через мосты, но вот одна из них стала спускаться по лаве и это… моя младшая сестрёнка.
– Назад! Назад! – закричал я. – Иди в обход…
– На уроки опоздаю. – ответила она.
Я хотел ещё что-то крикнуть, но она уже вступила в воду, а в такие моменты лучше не кричать, не отвлекать. «Только не смотри на воду, только не смотри на воду» – шептал я, но она так же, как и я посмотрела, покачнулась и обхватила перила, в этом момент мне показалось, что все охнули и на том, и на этом берегу. Она схватилась за перила в том месте, где под ногами была вырвана крайняя доска, если сейчас она не глядя сделает шаг, то её нога попадёт в пустоту а там… Сестрёнка подняла голову – сейчас у неё должно пройти головокружение – осторожно перешагнула опасное место и держась одной рукой за перила благополучно перешла на эту сторону. Я хотел накричать на неё, но от переживаний не было сил, а только облегчённо выдохнул. Все остальные ушли в обход. Уроки в тот день задержались, так как учителям тоже пришлось идти через мосты. Было строго-настрого наказано – на лаву никому не соваться и временно ходить только в обход.
Лава весной
Что нас толкнуло на этот, казалось бы, безумный поступок, где один неверный шаг и всё могло закончиться трагедией. Я не могу представить современных школьников, с их планшетами и айфонами, переходящих по шатающей лаве с выбитыми досками, по которой стремительно проносится вода, а внизу метровые глубины.
Может дело в воспитании? Не сказать, что мы хорошо учились, но мы всегда помнили Лёню Голикова и Петю Клыпу, Марата Казея и Зину Портнову… Мы были другими.
Баня
Я ходил в женскую баню! Да-да, ходил в женскую баню! Не понимаю, почему я это помню? Сколько же мне было? Год? Два? Три? Но в подсознании где-то отложилось – вокруг толстые голые тётки, все смеются и смотрят на меня, наверное, увидели у меня что-то лишнее.
Может поэтому, с пятого по восьмой класс, мы с ребятами продолжали ходить в женскую баню, но уже с внешней стороны. Наверное, кто-то может упрекнуть – «Как вам не стыдно было подглядывать?». Конечно, нам было бы стыдно, если бы нас застукали, а так нет! Женская нагота всегда привлекала и будет привлекать мужскую половину, неслучайно многие именитые художники – Матисс, Ренуар, Ван Гог – посвятили этому свои картины. Где мы ещё могли увидеть женское тело? Лишь Светлана Тома в фильме «Табор уходит в небо» слегка побаловала мужское население и возмущение местных женщин. К тому же мы ходили в баню не «абы как» – нет интереса наблюдать за голыми бабушками, у нас был свой человек! Так сказать, «смотрящий» за дорогой в баню, он и сообщал – «Кто, когда», в приоритете были одноклассницы, старшеклассницы, ну а «главный приз» – это, конечно, приезжие учителя!
Баня на Первомайке это знаковое место, она стояла на берегу, где Ельшма впадает в Толшму. Весь берег был из сплошного мелкого песочка, это был местный пляж! В жаркие дни он был полностью заполнен. Мне могут возразить, что на Толшме много таких пляжей, согласен, пляжей таких много, но такого контраста больше нигде нет! Вода в Ельшме значительно холодней толшменской, вы ныряете в воду и попадаете в холодный поток Ельшмы, а когда проплываете его и попадаете в воды Толшмы, то у вас возникает ощущение, что вода в Толшме, просто, подогретая, это своего рода лечебные процедуры, из холодного в горячее и обратно! Некоторые только из-за этого контраста приходят поплавать! К тому же у вас всегда есть выбор – покупаться в тёплой воде или в более прохладной! Выбор за вами! На каком пляже может ещё такое быть!
Холодная Ельшма и тёплая Толшма
Я не мог представить, что на таком рассыпчатом песочке, может вырасти какая-то травиночка-сориночка, но природа берёт своё, сейчас этот пляж полностью зарос, оставив небольшой пятачок песка возле самой воды.
Пляж зарастает…
Но баня продолжает оставаться титульным местом Первомайки, там постоянно собирается молодёжь и порой по ночам оттуда доносятся музыка и смех. Даже мы, в 2007 году, отмечая встречу одноклассников, на второй день собрались у бани, а спустя пять лет, на следующей встрече, после основного «чаепития» мы вновь встретились на этом месте.
Встреча одноклассников через тридцать лет! На второй день у бани!
Самой бани нет уже давно, но и сейчас вы в разговорах можете услышать – «Встречаемся у бани», «Приходи к бане», «Купался у бани».
Электростанция
У нас была своя электростанция, не атомная, конечно, но своя! Казалось бы, этим можно гордиться – в посёлке своя электростанция, но вся беда в том, что работала она не круглосуточно, утром свет включали, а в полночь выключали. В этом была какая-то несправедливость, в стареньких колхозных деревеньках свет горел круглосуточно, а в нашем, по сравнению с деревнями, современном посёлке пользовались керосиновыми лампами, как при царе Горохе.
Особенно все переживали в Новый год – 31 декабря, уже с утра пошли слухи, что в полночь свет выключат, «Да что же это такое? Новый год только начнётся, пусть работающим на станции премию пообещают», – «Они не соглашаются, хотят Новый год встретить со своей семьёй», потом придёт более радостная весть, что уговорили их поработать хотя бы до трёх часов ночи, а под вечер и вовсе сообщат, что в новогоднюю ночь свет будет круглосуточно!
Электростанция была на территории гаражей на Тракторной улице, это была, своего рода, местная «промзона», там было много больших строений, в одно такое здание ставили машины, ещё одно большое строение с эстакадой служило для ремонта машин, ближе к ручью стояла кузница и ещё несколько различных строений, на территории гаражей был даже пруд, который ребята с Тракторной улицы зимой превратили в хоккейную площадку.
Так как мой отец был шофёром я часто бывал в гараже, мы с ребятами таскали из железного мусора какие-то железные сеточки, из которых плавили олово. Один из ребят сообщил, что из расплавленного олова можно делать оловянных солдатиков, нужно только в глине сделать оттиск солдатика, переднюю часть и заднюю, а потом их соединить, мы загорелись этой идеей. Никто из нас и не подумал, а как потом соединить эти части? Да этого и не потребовалось, когда мы расплавленное олово вылили в эти «выемки» оно расплылось у нас во все стороны и даже отдалённо не напоминало о фигурках солдатиков, возможно глина у нас была очень мягкая. Но олово зря не пропало, мы молотком расплющили его в пластину и делали из него грузило для рыбалки.
На электростанции работал дядя Вася Попов, наш сосед по десятиквартирному и отец моего друга Сашки. Я вместе с ним пару раз бывал у него на работе. Как только вы открываете входную дверь электростанции вы попадаете «в преисподнюю». Кругом огромные станки, дизеля, моторы, редукторы от которых стоял такой шум и грохот, что вы можете кричать собеседнику в самое ухо он всё равно ничего не услышит. Дядя Вася встретил нас в специальных наушниках и только проводив в отдельную комнату и плотно прикрыв дверь шум и грохот немного становился тише. Мне было жалко дядю Васю, как можно работать в таком шуме с утра до ночи, так и оглохнуть недолго.
Сейчас на месте «промзоны» растут деревья, кусты и всё покрыто зелёной травой, как будто здесь и не было никогда электростанции и гаражей. С экологической точки зрения это, наверное, даже полезней, но исчезновение «промзоны» значительно сократило территорию пустующего посёлка. И мало кто знает, что на этой большой территории, там, под этой травой, в земле находятся груды металла…
Мало кто, но всё же знает… местный житель Денис обзавёлся «миноискателем» и уже не один год добывает оттуда тяжёлые «полезные ископаемые». Вот уж действительно «земля-кормилица»!
Столовая
Когда я, после двадцатилетнего перерыва, приехал в посёлок, он хоть и выглядел разрушенным, но всё ещё стоял клуб, что-то оставалось от детсада, стояли два десятиквартирных дома, стоял «Военкомат» и во всех этих домах ещё жили люди… а вот столовой уже не было.
Это было большое здание, в которое входили буфет, два параллельных обеденных зала и кухня и, если мне не изменяет память, оно было бревенчатым. Куда она могла деться? Может её перевезли в другое место, в другой населённый пункт? А может просто распилили на дрова?
О столовой у меня только положительные воспоминания! Из детства помню, как в столовой проходила чья-то свадьба, мы с любопытством стояли возле окон и как только слышались крики гостей – «Горько! Горько!», мы подскакивали к разным окнам, подтягивались на подоконник и пытались заглянуть, а потом кто-то счастливый кричал – «А я видел, как целуются!», мы обижались, что именно ему досталось это окно, из которого было видно, я сколько раз не заглядывал, кроме спин гостей ничего не видел.
Позднее, когда мать стала работать в столовой, я часто там обедал, как сейчас помню моё любимое блюдо в меню – «Котлета с гарниром – 20 копеек», как же это было вкусно – поджаренная картошка, котлета и это всё облито подливой! Пробуя уже дома домашнюю котлету, я прямо так и заявил:
– А в столовой котлеты вкуснее!
– Как они могут быть вкуснее? – возразила мать. – Там в них и мяса-то почти нет.
– Не-е-ет, – протянул я, – там вкуснее, там с гарниром!
– Так вот тебе гарнир! – сказала мать, показывая на сковородку с картошкой.
– Какой же это гарнир? – отвечал я. – Это картошка!
– Так картошка и есть гарнир!
Я, да и не только я, считал гарниром именно подливку, никаких кетчупов ещё не было, а оказалось, что такое «ненашенское» слово «гарнир» – это и картошка, и вермишель, и рис, и пюре, а подливка – это всего лишь подливка.
Также хорошо помню в меню – «Блины с маслом – 11 копеек», это порция блинов, поверх которых поливалась ложечка какого масла, то ли растительного, то ли топлёного. Мой одноклассник Паша Силинский, у которого было только десять копеек, протягивая в окно свой «десятунчик» заявил – «Мне блины без масла», думая, что на «без масла» хватит и десяти копеек, это меня тогда сильно рассмешило.
Моя мать Клыгина Нина Михайловна работала в столовых Подола и Первомайки
А уж когда в столовую привозили пиво в бочках – это был праздник для всех местных мужиков! Думаю ни одна женщина в этот вечер не смогла бы удержать дома своего муженька. Мне приходилось быть непосредственным участником таких вечеров. Бочка пива закатывалась в буфет, вынималась пробка и туда вставлялся насос, которым я качал пиво, помогая матери, а у окна толпились мужики, торчали десятки рук с кружками, с банками, с тарками! Когда бочка заканчивалась мужики её выкатывали и лихо закатывали следующую, а потом следующую…
Пиво без водки – деньги на ветер! Верхтолшменские мужики отдыхают! На переднем плане мой отец
Пожарка
Этот внушительный дом был самым крайним к лесу на нашей стороне посёлка. Большую часть времени он пустовал, но в определённый сезон туда заселялись приезжие рабочие и Пожарка превращалась в общежитие. Этих рабочих нызывали по-разному, то вербованные, то молдаване, по этому поводу мы с ребятами часто спорили – вербованные они или всё же молдаване? С этим вопросом я обратился к отцу.
– Вербованные, – ответил отец, но тут же добавил, – молдаване.
Я не знал, что означает слово «вербованные», что это? Национальность? Или может «вербованные» это как арестованные? Может они все преступники? Их сюда прислали в наказание.
– Так вербованные или молдаване? – уточнил я вопрос.
– Я же говорю – вербованные молдаване, будь они не ладны!
– Что значит «вербованные»?
– Завербовались на работу.
– Как понять «завербовались»?
– Так и понимай.
– Это они как сами попросились?
– Ну можно и так сказать. – после некоторого раздумья ответил отец.
– Из Молдавии?
– Да, из Молдавии.
– Не фига себе! – удивился я. – Это ж как нужно хотеть работать чтобы приехать сюда из Молдавии!
– Да какие они работнички! – возразил отец. – Только зарплату и умеют получать!
В лесопункте среди местных мужиков молдаване не были в почёте, в первую очередь, потому что работают они плохо, а зарплата у них значительно больше. Зато у местных девушек молдаване пользовались большой популярностью, это как-то странно, ведь это же не американцы, не итальянцы. Я не раз наблюдал, как на крылечке пустующей школы, находившейся недалеко от пожарки, сидела толпа местных девушек в ожидании молдаван. Думаю, не стоит их за это осуждать, ведь если представить – чисто гипотетически, что вместо парней из Молдавии приехали бы девушки, то…
Иногда на танцах бывали стычки с молдаванами, но в основном жили с ними мирно, были случаи когда местные девушки выходили за них замуж.
Для меня Пожарка в первую очередь связывается со спортом, наша основная хоккейная площадка находилась на пруду, под окнами Пожарки. Часто молдаване смотрели как на льду местные спартаковцы «рубятся» с армейцами. А наше футбольное поле находилось под Подолом и чтобы не делать большой крюк по дороге, мы сразу за Пожаркой, в лесном массиве проделали тропку, пробежал по тропинке и ты уже на поле! Мы так часто бегали по этой тропинке, что со временем она превратилась в асфальтированную.
Наш десятиквартирный дом был самым ближним к Пожарке и молдаване почти ежедневно покупали у нас коровье молоко, поэтому я был знаком со многими молдаванами и даже знал некоторые слова.
– Здравствуйте! – говорили они.
– Буназива! – отвечал я.
– До свидания!
– Ла реведере! – блистал я эрудицией.
Был среди молдаван красавец-парень, звали его Миша Пырву, высокий, стройный, кудрявый, с небольшой бородкой, всегда в чистой рубашке, в светлых наглаженных брюках, мечта многих местных девушек, но он смотрел на них свысока, как в прямом, так и в переносном смысле.
Несколько лет спустя я работал в Воркуте, в большой многонациональной бригаде – русские, украинцы, башкиры, татары, вологодские… да-да, вологодские считались отдельной диаспорой – «Какой же ты русский, ты вологодский!» Был в нашей бригаде один молдаванин, когда я впервые его увидел я не сдержался.
– Мишка Пырву! – воскликнул я от радости. Он с удивлением подошёл и протянул руку для приветствия.
– Жора Мунтяну. – представился он.
«Да не может быть, одно и то же лицо, тот же рост, та же бородка» – я был в недоумении, первое время я так и думал, что это был Мишка, по каким-то причинам сменил фамилию и имя. Лишь спустя какое-то время, когда я ближе познакомился с Жорой я убедился, что это совершенно разные люди. Мишка был надменный, слишком серьёзный, от него веяло каким-то холодком, Жора же был его ярым антиподом – весельчак и балагур!
Наша хоккейная площадка возле Пожарки почти полностью заросла
Пожарки больше нет, как нет ни одного дома по этой улице, идущей от пекарни и на этом месте сплошное болото, даже пруд – наша хоккейная площадка – почти полностью зарос.
Почта
Почта, как и столовая исчезла одной из первых. Я не часто бывал на почте, но это было важное заведение, там работала наша родственница тётя Ира Шестакова и бывая там можно было часто слышать её звонкий голос за коммутатором – Аллё-ё, аллё-ё, аллё-ё…
Тётя Ира с дочкой Риммой
На почте выписывали газеты, мы с братом не раз просили родителей выписать для нас газету, но они то ли забывали, то ли не хотели попусту тратить деньги и постоянно выписывали одни и те же – «Красный север», Сельская жизнь», «Лесная промышленность» и местную газету «Ленинское знамя». Тогда мы с братом сами накопили – откладывали по несколько копеек из школьных денег и высыпав на прилавок всю мелочь, одни из первых на посёлке, выписали «Советский спорт»! Я с нетерпением ждал первого выпуска газеты, а ждать пришлось несколько месяцев, я прочитывал газету «от корки до корки», даже очерки о таком спорте как шахматы, которые меня не так уж интересовали, но в то время шёл поединок между нашим Борисом Спасским и американцем Робертом Фишером, а фотографии футболистов и хоккеистов выстригал и приклеивал в отдельный альбом. Олимпийские игры в Мюнхене! До сих пор в памяти имена наших спортсменов – штангист Василий Алексеев, борец Александр Медведь, боксёр Вячеслав Лемешов, гимнастки Людмила Турищева, Ольга Корбут, бегун Валерий Борзов, метатель копья Янис Лусис, баскетболисты Александр и Сергей Беловы, Иван Едешко, Модестас Паулаускас и многие другие.
Старший брат за прочтением газеты «Советский спорт»
С почтой связана и криминальная история, до нас дошла новость, что из тюрьмы сбежали два опасных преступника и что последний раз их заметили недалеко от наших мест. Я видел фотографии этих преступников, от их вида у меня мурашки по спине пробежали, уж больно они были страшные, их показал мне мой друг Андрей Славский, отец у него был одним из начальников в лесопункте и, по видимому, его попросили ознакомить всех с этими фотографиями, мало ли, а вдруг появятся? И они появились…
Появились они на почте, на них никто не обратил внимания, а вот они обратили внимание на сейф, в который как раз укладывали деньги. Ночью они выставили окно и вытащили сейф, бедолаги не знали, что именно в тот вечер всю выручку сдали и они утащили, практически, пустой сейф. Развороченный сейф нашли в Ельшме за посёлком и судя по следам они ушли вверх по реке. Потом доходили слухи, что их поймали, но верно это или нет никто точно не знал и поэтому мы ещё долго опасались ходить в ту сторону.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71021815?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Андрей Клыгин
В новый сборник включены очерки о родном поселке автора, в котором прошли его детство и юность – «Поселок двух рек», цикл автобиографических рассказов – «Рассказы разных времен», а также шпионская повесть – «Своих не бросаем».
Посёлок двух рек
Андрей Клыгин
© Андрей Клыгин, 2024
ISBN 978-5-0064-4764-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Посёлок двух рек
Ельшмяки
Решение написать о своём родном посёлке, в котором прошли мои беззаботные и радостные годы, приходило постепенно. Это не будет какое-то историческое исследование, это будут обрывочные мысли, предположения, краткие воспоминания, совершенно не связанные друг с другом, я буду перескакивать с одного на другое, возможно, получится какая-то путаница, но я попробую…
Итак, посёлок Первомайский стоит на слиянии двух рек – Ельшмы и Толшмы, меня иногда удивляет почему жителей Первомайки называют – «Толшмяки», река Толшма протекает только с одной стороны, можно сказать «с торца», а вот Ельшма протекает по всей длине посёлка – от начала до конца. Именно Ельшма должна считаться «рабочей» рекой Первомайки. На Ельшме все женщины стирали бельё, по всему берегу реки стояли плоты, на которых они это делали, я закрываю глаза и пытаюсь вспомнить эти плоты: плот у дома Вторушиных, плот у дома дедушки Лебедева, плот у дома Филимоновых, у первого моста было сразу два плота, далее плот между домами Шестаковых и Скорюковых, ещё один плот был на другом берегу, со стороны «Военкомата» и это только навскидку, наверняка были ещё плоты, о которых я подзабыл, к тому же многие, в том числе и мы, а мы жили отнюдь не на берегу, питьевой водой считали речную, предпочитая её колодезной. Так что по идее жителей Первомайки правильно бы называть «Ельшмяки», вот к такому выводу я пришёл!
Ельшма протекает по всей длине посёлка. Современное фото
Ельшма впадает в Толшму
Плот на Ельшме
Посёлок был основан в середине пятидесятых годов двадцатого века, это опять же по слухам, по разговорам, по историческим меркам совсем молодой, так сказать «продукт» Советского Союза, но как там оказались наши родители? Я сейчас имею ввиду не моих родителей, а родителей моего поколения, они же все откуда-то приехали, ведь не по комсомольской же путёвке. К стыду своему я даже не знал мои родители приехали вместе или познакомились уже в Верх-Толше. Моя мать родилась в деревне Якуниха, там же училась в школе в соседнем селе, отец родился на хуторе Еловец, далее жил в Домажирово, а Якуниха и Домажирово совсем не соседи, они даже по разным сторонам Сухоны. Срочную службу отец проходил в Германии, как-то он хвастал, что на Рейхстаге есть наша фамилия и я всё больше убеждаюсь, что это он сам и написал, а служили тогда, если мне не изменяет память, четыре года, значит в Верх-Толшме он оказался сразу после службы. Некоторые подробности я узнаю из коротких разговоров с матерью.
Школьницы деревни Якуниха. Моя мать (слева)
– Когда мы приехали на Толшму, мы сначали жили на Юренино, – рассказывала мать. «Мы» имеется ввиду её мать и братья, из чего я сделал вывод, что с отцом она познакомилась уже в Верх-Толшме.
– А почему не на посёлке? – спросил я.
– Так посёлка как такового ещё не было. – ответила она. «Вот те раз!» – посёлка ещё не было, стало быть, мать приехала в самом начале пятидесятых. – На праздники за вином мужики ходили в Солигалич! – продолжала мать.
– В Солигалич? – удивился я. Ничего себе, в Солигалич за вином! Это же город в соседней Костромской области! Не близкий свет!
– Вино-то можно было купить только в Солигаличе или в Устье, до Устья-то считалось далеко…
– А до Солигалича близко! – перебил её я. – По-моему до Устья добраться легче чем до Солигалича, Устье – это всё-таки родная сторона, можно сказать та же Толшма!
– До Устья дорога была плохая, а до Солигалича, бывало, и попутка какая попадалась, машина или повозка.
– И когда мужики возвращались? – спросил я.
– Зачастую в тот же день и возвращались!
Вот весело жили раньше в Верх-Толшме! Захотел вина, сбегал по быстренькому в Солигалич и обратно!
Мой отец Клыгин Валентин Фёдорович во время службы в Германии
Просматривая старые фотографии в альбоме, где родители совсем молодые, я спросил: – Мам, а это ты где?
– Это я в Вологде, меня от лесопункта направили учиться на повара.
Моя мать (справа) во время учёбы в Вологде
– А это? – спрашивал я, показывая другую фотографию.
– А это уже на Подоле, я там поваром работала. – Моя мать работала на Подоле?! Оказывается, о молодости своих родителей я, практически, ничего не знал. Конечно, я знал, что моя мать работала на Первомайке и в пекарне, и в магазине, и в столовой, это было при мне, но вот то, что она работала на Подоле я узнаю только сейчас. – Потом, когда Иринкой забеременела, тяжело стало ходить на Подол. – Иринка моя старшая сестра, стало быть, это был конец пятидесятых.
Моя мать (в первом ряду слева) во время работы на Подоле
Обратите внимание – всё это случилось в пятидесятых! Юренино (посёлка ещё нет), учёба в Вологде от лесопункта (значит посёлок уже есть), работа на Подоле (жили уже на Первомайке). Такое ощущение, что посёлок возник молниеносно! Я даже считаю, что родители нашего поколения были основателями посёлка и, как говорится, снимаю перед ними шляпу! Они работали и своей работой прославляли наш посёлок, посёлок Первомайский!
Завидные женихи! Мой отец (слева)
Въезжая в посёлок с моста через реку Ельшма вы сразу попадаете на Центральную улицу, которая прошивает посёлок по всей длине, в середине её пересекает улица Первомайская, образуя тем самым перекрёсток, обозначая этим центр посёлка. Именно на этом перекрёстке находились все важные здания – клуб, магазины, пекарня, столовая, детсад. Это две самые длинные и многолюдные улицы. Жилые дома на этих улицах состояли сплошь из так называемых финских, четырехквартирных домиков, на каждой основной улице было ещё по одному десятиквартирному дому – улица Центральная начиналась с такого дома, такой же дом был на Первомайской, ну и наша Советская улица тоже начиналась с десятиквартирного. Но вот что интересно, краевые улицы, которые были на окраинах посёлка были из частных домов, тогда их так не называли, было употребление – «свои». Возьмём, к примеру улицу Полевую, которая была в конце посёлка у самого поля, вся улица была из «своих» домов, ну и соответственно, параллельная ей улица на другом конце Набережная также состояла из таких домов. То же самое можно сказать и о двух других сторонах – улицы Тракторная и Лесная. Таким образом у нас получалось, все «центра» составляли финские домики, а по краям «свои», образовав тем самым некий бастион.
Вернёмся к финским домикам, каждая квартира состояла из кухни с русской печкой и комнаты – не разгуляешься, печка, кстати отапливала и кухню, и комнату, такая же ситуация была и с десятиквартирными – кухня + комната. Возможно, в пятидесятых годах, когда посёлок строился, такие квартиры всех устраивали – семьи молодые, детей ещё нет или максимум один ребёнок, но к семидесятому году у всех уже по несколько детей, как жить в такой тесноте? Извините, но в таких условиях даже любовью как следует не заняться. Может поэтому люди постепенно покидали посёлок, к середине семидесятых практически все финские домики из четырёхквартирных превратились в двухквартирные, как только кто-то уезжал соседи проделывали дверь в стене и становились обладателями трёхкомнатных квартир с кухней. А люди из посёлка уезжали всегда, ещё учась в начальных классах только с нашей улицы уехали Смирновы, Махины, Шиманские, Скорюковы, Немцевы, Неклюдовы, это всегда грустно, жили-жили люди и вдруг уехали. Особенно я грустил, когда уехали мои одноклассники – Андрей Немцев и Танька Скорюкова, мы дружили, жили в одном десятиквартирном доме, я часто бывал у них в гостях. Танька по секрету мне сказала, что её фамилия Цветкова, я не мог понять – почему Цветкова, ведь на тетради написано Скорюкова и младший братишка Мишка тоже Скорюков, думал, что она это выдумала и не верил. Сейчас я так не думаю, наверное, она говорила правду, скорее всего мать вторично вышла замуж, и новый муж её удочерил. Уехали и мои двоюродные родственники Шестаковы, а это был удар ниже пояса, с Сашкой Шестаковым мы уже в то время были помешаны на футболе, играя на улице мы всегда стремились попасть с ним в одну команду, да мы могли только вдвоём пинать мяч целыми днями…
Я ещё могу понять, кто уезжал из финских домиков, но как понять жителей улицы Полевой из «своих» домов, мне казалось, что посёлок находится в самом расцвете, но уехали Виноградовы, уехали Савицкие, их отъезд для меня ничего не значил, я их, практически, не знал, уехали Лебедевы из крайнего дома – со стороны Подола и хотя Сашка Лебедев был моим одноклассником, дружбу с ним я не водил. В их дом переехали Бороздины и сразу вспомнилась забавная история… Мы с Геркой шли с футбольного поля и проходили мимо дома Бороздиных, где за забором хозяин дома чем-то занимался А Герка парень такой, ему вечно куда-то надо влезть, кого разыграть, кого-то позлить, подразнить и вот проходя мимо дома он тихонько произносит – «Шишкин Пышкин Залупышкин Бороздин Гвоздин Пиз-ин», хозяин не обращает внимания, тогда Герка уже громче -«Шишкин Пышкин Залупышкин Бороздин Гвоздин Пиз-ин», хозяин по-прежнему ноль внимания, Герка пробовал ещё несколько раз и всё без успеха, тогда Герка заорал во весь голос – «Шишкин Пышкин…», я в это время отвлёкся и вдруг Герка крикнул -«Бежим!», хозяин резко открыл калитку и побежал за нами, я не сразу понял в чём дело и со стартом задержался, а у Герки только пятки сверкали, я бежал и слышал сзади приближающие шаги – «Ну вот, сейчас мне ещё и достанется», но хозяин пробежал мимо меня и рванул за Геркой. Я воспользовался этим и свернул в сторону на болотистую траву и сарайками пробрался к своему дому и только там успокоился. «Что же с Геркой? Убежал ли?» Спустя какое-то время мы встретились и по его красным глазам понял – «Нет, не убежал!» А вскоре уехал и Герка, а ещё через пару лет уеду и я. И тут я понял такую вещь – уезжать нужно в детстве, когда ты ещё ничем не оброс, а когда тебе 15—16 лет, когда ты обзавёлся друзьями, когда до беспамятства влюблён в одноклассницу, уезжать очень болезненно.
Мне довелось пожить в нескольких домах, первые мои воспоминания совсем обрывочные, так как относятся к тому времени, когда я только-только начал ходить. По всем понятиям я не должен этого помнить, но по каким-то непонятным причинам вспоминаются моменты из совсем раннего детства. Мы жили в финском домике, помню рядом с домом был небольшой пруд, я спускал туда машинку с горки и она исчезала в мутной воде, а я сидел и ждал, когда она выедет обратно, не дождавшись я бежал за другой, более крупной машинкой и отпускал вслед предыдущей, надеясь, что эта большая машина вытащит маленькую. Интересно, сколько же игрушек я утопил!? Ещё помню момент, когда отец принёс щуку с рыбалки, брат держал её в руках, вдруг закричит, все сбежались, щука висела у брата на майке, брат кричал пытаясь её отцепить, майка закручивалась, я думал, что она вцепилась ему в живот и испугался, на самом деле всё оказалось проще, она просто зацепилась зубами за майку, а брат не мог её оторвать. Вот и все воспоминания об этом доме, потом мы переехали в другой, а в наш дом заехала легендарная жительница Верх-Толшмы Толина Осовская с детьми Веней, Славиком и Ниной и они долгие годы прожили в этом доме, а мы переехали в «Военкомат».
Воспоминания о «Военкомате» более определённые, я там подрастал, отсюда я пошёл в первый класс в Успенье. «Военкомат» – это двухэтажный дом с одним подъездом, на каждом этаже было, если мне не изменяет память, по четыре квартиры, все семьи многодетные – Фетюковы, Куликовы, Поповы, Силинские – поэтому было весело. Во дворе качель, большая площадка, есть где разгуляться детворе! Ещё одна особенность этого дома в том, что он был на левом берегу Ельшмы, возле самого леса, кроме него был ещё один дом – дом Воропановых, больше на этом берегу домов не было. Вдоль леса стояли огороды проживающих, в основном с картошкой. Мы часто бывали в этом лесу. Это был интересный лес! Сразу за огородами подрастали молодые сосенки, ёлочки и сухой серый мох, на котором постоянно росли белые грибы и маслята, но мы ходили совсем не за ними, если углубиться в лес на несколько метров, начиналась болотистая местность и там было много черники и не так много морошки, мы их не собирали, а просто объедались и возвращались все перемазанные. Однажды, возле самого огорода, я обнаружил кусты странных ягод, похожих на чернику, но кусты были больше и листья не зелёные, а серо-голубоватые. Очень хотелось их съесть, но пугала мысль, а вдруг это ядовитые волчьи ягоды, но кто-то из более старших детей сказал, что это голубика и все набросились на эти кусты, мне досталось только несколько ягод и мне они понравились больше, чем черника, во всяком случае они не пачкались.
Как-то, рано утром, отец прихватил меня по грибы-рыжики на Ягодину. Ягодина находилась недалеко от «Военкомата» – это большое поле с молодыми берёзками посреди леса, там пасли коров со всего посёлка. Рыжиков было видимо-невидимо, мы быстро насобирали два ведра с горкой, рыжики просто вываливались из вёдер, складывать их больше некуда. Отец призадумался.
– Ты посиди здесь, никуда не уходи, а я быстро домой сбегаю. – Он схватил наполненные вёдра и ушёл, а я остался один. Первые минуты я бодрствовал, а потом как-то стало жутко, подул ветер, верхушки деревьев грозно зашелестели и мне стало страшно, казалось, что сейчас из леса выскочат волки или того хуже – медведь. Глаза наполнились слезами, у меня задрожали губы, и я вот-вот готов был разреветься, но тут появился отец с большой корзиной, я сразу приободрился, забыл про свой страх, и мы продолжили собирать рыжики.
Отец в то время работал на лесовозе, как-то он взял меня с собой – то ли меня не с кем было оставить, то ли я сам напросился – каждому ребёнку хочется покататься на машине. Мы поехали по лежнёвке в сторону Карицы, лежнёвка та ещё дорога, сидишь как на дробилке, в одном месте мы забуксовали, отец рубил ветки, подбрасывал под колёса, заскакивал в кабину – газовал, ветки проскакивали, он опять рубил, подбрасывал и каждый раз когда заскакивал в кабину от него вкусно пахло бензином, мне этот запах очень нравился! Зато сейчас я запах бензина не переношу, может раньше бензин был другой?
Вот так вкратце я рассказал о жизни в «Военкомате», конечно, можно было написать ещё многое – о первом клеще, о пойманном налиме, о невезухе с горящим пеком, но всё это было описано в «Рассказах из детства», а повторяться не хочется. В самом конце шестидесятых наши родственники Журавлёвы переехали в Вологду, и мы заехали в их квартиру в десятиквартирном доме. В этом доме прошли мои более осознанные годы и именно этот дом я и считаю родным.
На дальнем плане Военкомат
В 1997 году я, после двадцатилетнего перерыва, приехал на Первомайку. Посёлок сильно изменился, исчезли многие дома, но всё ещё стоял – хоть и изрядно «скукошенный» – клуб, стоял детсад, десятиквартирные дома, «Военкомат». Наша улица Советская, хоть и сильно заросшая, но всё же это была жилая улица! Жили Машьяновы, тётя Маруся Красно, даже в нашем десятиквартирном кто-то проживал!
Но прошли годы, и улица опустела, теперь на ней никто не живёт, пустующие дома не пожелали существовать без хозяев, провалившиеся крыши подминали под собой стены и сейчас это пустая улица – без людей, без домов… Нет больше клуба, нет детсада, нет десятиквартирных, нет и «Военкомата»…
Следующие небольшие очерки я хотел бы посвятить культовым домам Первомайки, которых уже нет, но память о них осталась.
Медпункт
Заведующей медпунктом, насколько я себя помню, всегда была тётя Валя Шестакова, мать моего друга Юрки. Медпункт был расположен на необычном месте, он стоял в конце нашей улицы, но сказать, что он находился на нашей улице Советской, было бы неправильно, как раз перед медпунктом наша улица заканчивалась, а за поворотом была уже улица Набережная. Вот на этом промежутке улиц Советской и Набережной находился наш медпункт. Но сейчас это не важно, так как медпункта там больше нет и как будто никогда не было.
– Мам, а ты помнишь наш медпункт? – спросил я.
– Как не помнить! – живо откликнулась она. – Ты же там родился!
– Да нет, мам, я не про больницу говорю, а про медпункт.
– Так и я про медпункт, который у нас на улице был!
– Я думал все рожали в больнице, там же все палаты, все кабинеты, а медпункт он же маленький…
– Ничего он не маленький, там несколько кроватей было, мы втроём там лежали, ещё Риммка и Валька! Сначала я родила, а потом они…
Вот те раз! Оказывается, я родился в нашем медпункте! Да, я родился 12 января, а мои будущие одноклассники Саня Попов и Валя Селуянова 16 января и мы все родились в нашем медпункте! До сих пор при встрече с Саней Поповым я приветствую его словами – «Здорово, салабон!», давая понять, что я старше его на целых четыре дня. Саня не обижается, а наоборот смеётся. Я не люблю поздравлять кого-то с днём рождения, а также получать поздравления, но с Саней мы всегда поздравляем друг друга, от меня это стало уже традицией – «Поздравляю тебя, салабон!»
Коль речь зашла о медицинском учреждении, не могу не отметить про нашу больницу. У нас была большая больница, стояла она напротив почты, между больницей и почтой была вертолётная площадка, тяжелобольных увозили на вертолёте. Когда он прилетал сбегался весь народ, после укуса энцефалитного клеща увозили Сашку Скорюкова, мы ему даже завидовали – «Зато на вертолёте полетает!»
Татьяна Юшкова во время работы в больнице на Первомайке. Конец семидесятых
В этой больнице мне часто приходилось лежать, в детстве у меня часто болел живот, вероятно от того, что я постоянно набивал карманы, а в последствии и живот, сухофруктами, мне нравились изюм, сливы и больше всего груши и, конечно, я никогда их не мыл, мытые они становились липкими и, как мне казалось, теряли вкус. Боли в животе иногда были такими сильными, что я терял сознание. Одно время в больнице работала очень красивая медичка и имя у неё было необычное – Руфина! Руфа! Она была высокая, в белом халате, круглое лицо с раскосыми глазами и я сразу в неё влюбился! В детстве я почему-то постоянно влюблялся во взрослых женщин, то это были учителя, теперь вот медик. В случае чего хочу сказать, сейчас мои взгляды на женский возраст кардинально изменились в противоположную сторону.
Когда Руфа заходила в палату, все взрослые мужики буквально облизывались, раздевая её взглядом, а когда выходила слышались возгласы – «Красивая татарочка!»
Конечно, она не местная, наверное, попала к нам по распределению, я даже не знаю где она проживала в то время – в посёлке или в одной из деревень, так как кроме как в больнице я её нигде не видел. Мне интересно совсем другое – почему, кого бы я не спрашивал – её никто не помнит? Может, потому что они в больнице не лежали. Такую женщину забыть нельзя! Я и сейчас ясно вижу, как она заходит в палату в белом халате, с раскосыми глазами, склоняется надо мной…
Медпункт на Советской улице
В очередной раз я приезжаю в посёлок Первомайский, стою на своей улице, на которой уже ничего нет, не спеша иду по высокой траве, где раньше был сплошной песок, и… что это? Дом? Откуда? Здесь этого дома никогда не было, здесь раньше стоял финский домик, в котором жили Поповы. Сейчас на этом месте совсем другой дом, тоже старый, но не финский, а «свой», но тоже уже не жилой. Я всматриваюсь в этот дом, что-то в нём знакомое, где-то я уже его видел… Ба-а! Да ведь это же медпункт! Его перетащили сюда! Как!? Я не знаю, как его перетащили, возможно разбирали по брёвнышкам или притащили целиком, если такое возможно. Но это был медпункт! Старый, сгнивающий и теперь уже окончательно заброшенный, но это был он! И теперь он точно на Советской улице! Дом, в котором я родился!
Детсад
Детсад находился недалеко от нашего десятиквартирного дома, это было двухэтажное бревенчатое здание. Но в то время, когда мы переехали в десятиквартирный я уже ходил в начальные классы школы. Память – удивительная вещь, я бывает не могу вспомнить, что было вчера, но то, что происходило шестьдесят лет назад вдруг вспоминается яркими отрывками. Я много помню из детсадовского возраста, даже в младшей группе.
Рядом с детсадом находилась столовая, а между ними огород с грядками, я и сейчас не знаю кому принадлежал этот огород – детсаду или столовой. И пока все дети ковырялись в песочницах я проползал в этот огород прямо на грядки и одну за другой выдёргивал редиску, каждую редиску с грядки я совал себе в рот. Однажды во время дневного сна я «наложил» прямо в кровать, возможно в этом как раз редиски и виноваты, «виновника торжества» быстро обнаружили по запаху, и чтобы другие «отдыхающие» не задохнулись меня вместе с кроваткой вынесли из зала в отдельный закуток. До сих пор стыдно за этот момент, успокаивает то, что это было в младшей группе. Со временем этот огород исчез, и площадка для детей значительно увеличилась.
Я (справа, на руках у няни) в младшей группе был проблемным ребёнком
Новый год в детском саду! Я (второй справа в третьем ряду), Нина Скорюкова (слева в первом ряду)
В старших группах всё было по-другому, за драки меня часто ставили в угол, причём, из дерущейся пары в угол ставили только меня, я считал это несправедливым. Мы много рисовали, что-то раскрашивали и даже учились танцевать вальс! Я сейчас не помню, то ли это была подготовка к какому-то празднику, то ли это были такие занятия, но я точно помню, что танцевал вальс с Ниной Скорюковой и нас за это похвалили, сказав, что у нас получается лучше, чем у других. Это тем более странно, я вальс в жизни больше не танцевал и понятия не имею как это делается.
Спустя какое-то время построили новый детсад, рядом с клубом, а в двухэтажный особняк переехала многодетная семья Ждановых, а ещё позднее на первом этаже этого здания появился КБО – комбинат бытового обслуживания, где я заказал свои первые брюки-клёш!
Школа
В посёлке была начальная школа, даже две, но одна из них, находившаяся возле нашего дома, уже пустовала. Мы часто с братом туда залезали через выставленное окно, когда выставляли раму я нашёл там монету с изображением царя Николая II, несколько раз пытался сдать её в магазине вместе с другой мелочью, но мне всегда возвращали её обратно. Вторая школа, в которую мы ходили во втором и в третьем классе, находилась тоже на нашей стороне посёлка, на берегу Ельшмы. Эти школы были такими же финскими домиками, только внутри разделены на две половины, на одной половине наш класс «А», а за стеной наши вечные «соперники» класс «Б», состоящий, в основном, из деревенских детей.
Говорят, что в шестидесятых годах в посёлке было аж три начальных школы, помимо этих двух ещё одна была на другой половине посёлка и в каждой школе по два класса, это ж сколько детей было в посёлке!? Но за правдивость этих слов я не ручаюсь.
Первый класс в Успенье. Классный руководитель Анна Петровна Белякова
Третий класс на Первомайке
Конечно, для всех жителей Первомайки школа, в первую очередь, была связана с Успеньем. Там была не просто школа, там был школьный городок! И это несмотря на то, что у нас была только восьмилетняя школа, девятый и десятый классы все верхтолшменские ребята заканчивали уже в Николе.
Верхтолшменские ребята в Николе. Сашка Юшков, Колька Скорюков, Танька Рябкова, Сашка Клыгин, Сашка Суханов
Помимо основного здания, в которое входили четыре класса, учительская, кабинет директора и библиотека, было ещё несколько зданий. Нашему классу посчастливилось учиться в нескольких зданиях – первый класс, шестой и седьмой мы учились в двухэтажном здании на втором этаже, тут же рядом наши параллельники из «Б», на первом этаже находился буфет – ой, как же вкусна была котлета с обычным кусочком чёрного хлеба! Да даже тот же кусочек с повидлом!
Двухэтажная школа в Успенье, второй этаж наш! В этом здании мы учились в первом классе, в шестом и в седьмом
Четвёртый и восьмой класс мы учились в основном здании, в этом же крыле на другой стороне, возле туалетов (так им и надо!) был параллельный, или как мы их называли «колхозный» класс.
В пятом классе мы учились в отдельном здании, это был единственный год обучения, где за стеной не маячили «колхозники»! Это здание находилось рядом с футбольным полем и мы на переменах «гоняли» в футбол!
Из посёлка в Успенье вело две дороги, одна, более длинная через мосты и вторая, соответственно, более короткая через висячий мостик – лаву, перешёл лаву, и ты уже в Успенье. Естественно, большинство предпочитали короткую дорогу.
Весной, когда вода в реках была большая, настолько, что все прибрежные кусты и деревья находились в воде, группы учеников, в том числе и я, столпились возле лавы. Лава сильно прогнулась и потоки воды хлынули прямо по середине лавы. Мы не знали, что делать, в обход мостами? Это слишком долго, да и далеко, обратно в посёлок – километр, да потом ещё полтора километра мостами, а здесь – перешёл лаву, и ты в Успенье! Но как её перейти? Нашёлся один смельчак и осторожно, шаг за шагом перешёл это опасное место, вода доходила только до половины сапог, в это время в сапогах ходили все – и парни, и девчонки. Также осторожно прошёл ещё один, следующим пошёл я, подходя ближе я увидел, что в том месте, где протекала вода, было выбито несколько досок и эти «чёрные дыры» наводили ужас. Когда я вступил в воду течение воды забурлило, и я через сапоги почувствовал, как вода крепко обжимает мои ноги и тут я совершил ошибку, я посмотрел на реку. Это была не мирная гладь, это были бурлящие водовороты, переходящие в шипящие воронки и стремительно уносящиеся вдаль и мне, показалось, что меня вместе с лавой уносит течение, у меня закружилась голова и я схватился за перила. Через какое-то время я пришёл в себя и посмотрел на берег, головокружение прекратилось, и я прошёл опасный участок, подходя к ребятам я пытался изобразить спокойствие, хотя мне было очень страшно, ведь я никогда не умел плавать, да здесь не помогло бы и плаванье, упади в воду и с таким течением никому бы не справиться – верная погибель. Так или иначе, но парни перешли все, на том берегу остались только девчонки из младших классов, мы махнули им рукой, чтобы они шли в обход через мосты, но вот одна из них стала спускаться по лаве и это… моя младшая сестрёнка.
– Назад! Назад! – закричал я. – Иди в обход…
– На уроки опоздаю. – ответила она.
Я хотел ещё что-то крикнуть, но она уже вступила в воду, а в такие моменты лучше не кричать, не отвлекать. «Только не смотри на воду, только не смотри на воду» – шептал я, но она так же, как и я посмотрела, покачнулась и обхватила перила, в этом момент мне показалось, что все охнули и на том, и на этом берегу. Она схватилась за перила в том месте, где под ногами была вырвана крайняя доска, если сейчас она не глядя сделает шаг, то её нога попадёт в пустоту а там… Сестрёнка подняла голову – сейчас у неё должно пройти головокружение – осторожно перешагнула опасное место и держась одной рукой за перила благополучно перешла на эту сторону. Я хотел накричать на неё, но от переживаний не было сил, а только облегчённо выдохнул. Все остальные ушли в обход. Уроки в тот день задержались, так как учителям тоже пришлось идти через мосты. Было строго-настрого наказано – на лаву никому не соваться и временно ходить только в обход.
Лава весной
Что нас толкнуло на этот, казалось бы, безумный поступок, где один неверный шаг и всё могло закончиться трагедией. Я не могу представить современных школьников, с их планшетами и айфонами, переходящих по шатающей лаве с выбитыми досками, по которой стремительно проносится вода, а внизу метровые глубины.
Может дело в воспитании? Не сказать, что мы хорошо учились, но мы всегда помнили Лёню Голикова и Петю Клыпу, Марата Казея и Зину Портнову… Мы были другими.
Баня
Я ходил в женскую баню! Да-да, ходил в женскую баню! Не понимаю, почему я это помню? Сколько же мне было? Год? Два? Три? Но в подсознании где-то отложилось – вокруг толстые голые тётки, все смеются и смотрят на меня, наверное, увидели у меня что-то лишнее.
Может поэтому, с пятого по восьмой класс, мы с ребятами продолжали ходить в женскую баню, но уже с внешней стороны. Наверное, кто-то может упрекнуть – «Как вам не стыдно было подглядывать?». Конечно, нам было бы стыдно, если бы нас застукали, а так нет! Женская нагота всегда привлекала и будет привлекать мужскую половину, неслучайно многие именитые художники – Матисс, Ренуар, Ван Гог – посвятили этому свои картины. Где мы ещё могли увидеть женское тело? Лишь Светлана Тома в фильме «Табор уходит в небо» слегка побаловала мужское население и возмущение местных женщин. К тому же мы ходили в баню не «абы как» – нет интереса наблюдать за голыми бабушками, у нас был свой человек! Так сказать, «смотрящий» за дорогой в баню, он и сообщал – «Кто, когда», в приоритете были одноклассницы, старшеклассницы, ну а «главный приз» – это, конечно, приезжие учителя!
Баня на Первомайке это знаковое место, она стояла на берегу, где Ельшма впадает в Толшму. Весь берег был из сплошного мелкого песочка, это был местный пляж! В жаркие дни он был полностью заполнен. Мне могут возразить, что на Толшме много таких пляжей, согласен, пляжей таких много, но такого контраста больше нигде нет! Вода в Ельшме значительно холодней толшменской, вы ныряете в воду и попадаете в холодный поток Ельшмы, а когда проплываете его и попадаете в воды Толшмы, то у вас возникает ощущение, что вода в Толшме, просто, подогретая, это своего рода лечебные процедуры, из холодного в горячее и обратно! Некоторые только из-за этого контраста приходят поплавать! К тому же у вас всегда есть выбор – покупаться в тёплой воде или в более прохладной! Выбор за вами! На каком пляже может ещё такое быть!
Холодная Ельшма и тёплая Толшма
Я не мог представить, что на таком рассыпчатом песочке, может вырасти какая-то травиночка-сориночка, но природа берёт своё, сейчас этот пляж полностью зарос, оставив небольшой пятачок песка возле самой воды.
Пляж зарастает…
Но баня продолжает оставаться титульным местом Первомайки, там постоянно собирается молодёжь и порой по ночам оттуда доносятся музыка и смех. Даже мы, в 2007 году, отмечая встречу одноклассников, на второй день собрались у бани, а спустя пять лет, на следующей встрече, после основного «чаепития» мы вновь встретились на этом месте.
Встреча одноклассников через тридцать лет! На второй день у бани!
Самой бани нет уже давно, но и сейчас вы в разговорах можете услышать – «Встречаемся у бани», «Приходи к бане», «Купался у бани».
Электростанция
У нас была своя электростанция, не атомная, конечно, но своя! Казалось бы, этим можно гордиться – в посёлке своя электростанция, но вся беда в том, что работала она не круглосуточно, утром свет включали, а в полночь выключали. В этом была какая-то несправедливость, в стареньких колхозных деревеньках свет горел круглосуточно, а в нашем, по сравнению с деревнями, современном посёлке пользовались керосиновыми лампами, как при царе Горохе.
Особенно все переживали в Новый год – 31 декабря, уже с утра пошли слухи, что в полночь свет выключат, «Да что же это такое? Новый год только начнётся, пусть работающим на станции премию пообещают», – «Они не соглашаются, хотят Новый год встретить со своей семьёй», потом придёт более радостная весть, что уговорили их поработать хотя бы до трёх часов ночи, а под вечер и вовсе сообщат, что в новогоднюю ночь свет будет круглосуточно!
Электростанция была на территории гаражей на Тракторной улице, это была, своего рода, местная «промзона», там было много больших строений, в одно такое здание ставили машины, ещё одно большое строение с эстакадой служило для ремонта машин, ближе к ручью стояла кузница и ещё несколько различных строений, на территории гаражей был даже пруд, который ребята с Тракторной улицы зимой превратили в хоккейную площадку.
Так как мой отец был шофёром я часто бывал в гараже, мы с ребятами таскали из железного мусора какие-то железные сеточки, из которых плавили олово. Один из ребят сообщил, что из расплавленного олова можно делать оловянных солдатиков, нужно только в глине сделать оттиск солдатика, переднюю часть и заднюю, а потом их соединить, мы загорелись этой идеей. Никто из нас и не подумал, а как потом соединить эти части? Да этого и не потребовалось, когда мы расплавленное олово вылили в эти «выемки» оно расплылось у нас во все стороны и даже отдалённо не напоминало о фигурках солдатиков, возможно глина у нас была очень мягкая. Но олово зря не пропало, мы молотком расплющили его в пластину и делали из него грузило для рыбалки.
На электростанции работал дядя Вася Попов, наш сосед по десятиквартирному и отец моего друга Сашки. Я вместе с ним пару раз бывал у него на работе. Как только вы открываете входную дверь электростанции вы попадаете «в преисподнюю». Кругом огромные станки, дизеля, моторы, редукторы от которых стоял такой шум и грохот, что вы можете кричать собеседнику в самое ухо он всё равно ничего не услышит. Дядя Вася встретил нас в специальных наушниках и только проводив в отдельную комнату и плотно прикрыв дверь шум и грохот немного становился тише. Мне было жалко дядю Васю, как можно работать в таком шуме с утра до ночи, так и оглохнуть недолго.
Сейчас на месте «промзоны» растут деревья, кусты и всё покрыто зелёной травой, как будто здесь и не было никогда электростанции и гаражей. С экологической точки зрения это, наверное, даже полезней, но исчезновение «промзоны» значительно сократило территорию пустующего посёлка. И мало кто знает, что на этой большой территории, там, под этой травой, в земле находятся груды металла…
Мало кто, но всё же знает… местный житель Денис обзавёлся «миноискателем» и уже не один год добывает оттуда тяжёлые «полезные ископаемые». Вот уж действительно «земля-кормилица»!
Столовая
Когда я, после двадцатилетнего перерыва, приехал в посёлок, он хоть и выглядел разрушенным, но всё ещё стоял клуб, что-то оставалось от детсада, стояли два десятиквартирных дома, стоял «Военкомат» и во всех этих домах ещё жили люди… а вот столовой уже не было.
Это было большое здание, в которое входили буфет, два параллельных обеденных зала и кухня и, если мне не изменяет память, оно было бревенчатым. Куда она могла деться? Может её перевезли в другое место, в другой населённый пункт? А может просто распилили на дрова?
О столовой у меня только положительные воспоминания! Из детства помню, как в столовой проходила чья-то свадьба, мы с любопытством стояли возле окон и как только слышались крики гостей – «Горько! Горько!», мы подскакивали к разным окнам, подтягивались на подоконник и пытались заглянуть, а потом кто-то счастливый кричал – «А я видел, как целуются!», мы обижались, что именно ему досталось это окно, из которого было видно, я сколько раз не заглядывал, кроме спин гостей ничего не видел.
Позднее, когда мать стала работать в столовой, я часто там обедал, как сейчас помню моё любимое блюдо в меню – «Котлета с гарниром – 20 копеек», как же это было вкусно – поджаренная картошка, котлета и это всё облито подливой! Пробуя уже дома домашнюю котлету, я прямо так и заявил:
– А в столовой котлеты вкуснее!
– Как они могут быть вкуснее? – возразила мать. – Там в них и мяса-то почти нет.
– Не-е-ет, – протянул я, – там вкуснее, там с гарниром!
– Так вот тебе гарнир! – сказала мать, показывая на сковородку с картошкой.
– Какой же это гарнир? – отвечал я. – Это картошка!
– Так картошка и есть гарнир!
Я, да и не только я, считал гарниром именно подливку, никаких кетчупов ещё не было, а оказалось, что такое «ненашенское» слово «гарнир» – это и картошка, и вермишель, и рис, и пюре, а подливка – это всего лишь подливка.
Также хорошо помню в меню – «Блины с маслом – 11 копеек», это порция блинов, поверх которых поливалась ложечка какого масла, то ли растительного, то ли топлёного. Мой одноклассник Паша Силинский, у которого было только десять копеек, протягивая в окно свой «десятунчик» заявил – «Мне блины без масла», думая, что на «без масла» хватит и десяти копеек, это меня тогда сильно рассмешило.
Моя мать Клыгина Нина Михайловна работала в столовых Подола и Первомайки
А уж когда в столовую привозили пиво в бочках – это был праздник для всех местных мужиков! Думаю ни одна женщина в этот вечер не смогла бы удержать дома своего муженька. Мне приходилось быть непосредственным участником таких вечеров. Бочка пива закатывалась в буфет, вынималась пробка и туда вставлялся насос, которым я качал пиво, помогая матери, а у окна толпились мужики, торчали десятки рук с кружками, с банками, с тарками! Когда бочка заканчивалась мужики её выкатывали и лихо закатывали следующую, а потом следующую…
Пиво без водки – деньги на ветер! Верхтолшменские мужики отдыхают! На переднем плане мой отец
Пожарка
Этот внушительный дом был самым крайним к лесу на нашей стороне посёлка. Большую часть времени он пустовал, но в определённый сезон туда заселялись приезжие рабочие и Пожарка превращалась в общежитие. Этих рабочих нызывали по-разному, то вербованные, то молдаване, по этому поводу мы с ребятами часто спорили – вербованные они или всё же молдаване? С этим вопросом я обратился к отцу.
– Вербованные, – ответил отец, но тут же добавил, – молдаване.
Я не знал, что означает слово «вербованные», что это? Национальность? Или может «вербованные» это как арестованные? Может они все преступники? Их сюда прислали в наказание.
– Так вербованные или молдаване? – уточнил я вопрос.
– Я же говорю – вербованные молдаване, будь они не ладны!
– Что значит «вербованные»?
– Завербовались на работу.
– Как понять «завербовались»?
– Так и понимай.
– Это они как сами попросились?
– Ну можно и так сказать. – после некоторого раздумья ответил отец.
– Из Молдавии?
– Да, из Молдавии.
– Не фига себе! – удивился я. – Это ж как нужно хотеть работать чтобы приехать сюда из Молдавии!
– Да какие они работнички! – возразил отец. – Только зарплату и умеют получать!
В лесопункте среди местных мужиков молдаване не были в почёте, в первую очередь, потому что работают они плохо, а зарплата у них значительно больше. Зато у местных девушек молдаване пользовались большой популярностью, это как-то странно, ведь это же не американцы, не итальянцы. Я не раз наблюдал, как на крылечке пустующей школы, находившейся недалеко от пожарки, сидела толпа местных девушек в ожидании молдаван. Думаю, не стоит их за это осуждать, ведь если представить – чисто гипотетически, что вместо парней из Молдавии приехали бы девушки, то…
Иногда на танцах бывали стычки с молдаванами, но в основном жили с ними мирно, были случаи когда местные девушки выходили за них замуж.
Для меня Пожарка в первую очередь связывается со спортом, наша основная хоккейная площадка находилась на пруду, под окнами Пожарки. Часто молдаване смотрели как на льду местные спартаковцы «рубятся» с армейцами. А наше футбольное поле находилось под Подолом и чтобы не делать большой крюк по дороге, мы сразу за Пожаркой, в лесном массиве проделали тропку, пробежал по тропинке и ты уже на поле! Мы так часто бегали по этой тропинке, что со временем она превратилась в асфальтированную.
Наш десятиквартирный дом был самым ближним к Пожарке и молдаване почти ежедневно покупали у нас коровье молоко, поэтому я был знаком со многими молдаванами и даже знал некоторые слова.
– Здравствуйте! – говорили они.
– Буназива! – отвечал я.
– До свидания!
– Ла реведере! – блистал я эрудицией.
Был среди молдаван красавец-парень, звали его Миша Пырву, высокий, стройный, кудрявый, с небольшой бородкой, всегда в чистой рубашке, в светлых наглаженных брюках, мечта многих местных девушек, но он смотрел на них свысока, как в прямом, так и в переносном смысле.
Несколько лет спустя я работал в Воркуте, в большой многонациональной бригаде – русские, украинцы, башкиры, татары, вологодские… да-да, вологодские считались отдельной диаспорой – «Какой же ты русский, ты вологодский!» Был в нашей бригаде один молдаванин, когда я впервые его увидел я не сдержался.
– Мишка Пырву! – воскликнул я от радости. Он с удивлением подошёл и протянул руку для приветствия.
– Жора Мунтяну. – представился он.
«Да не может быть, одно и то же лицо, тот же рост, та же бородка» – я был в недоумении, первое время я так и думал, что это был Мишка, по каким-то причинам сменил фамилию и имя. Лишь спустя какое-то время, когда я ближе познакомился с Жорой я убедился, что это совершенно разные люди. Мишка был надменный, слишком серьёзный, от него веяло каким-то холодком, Жора же был его ярым антиподом – весельчак и балагур!
Наша хоккейная площадка возле Пожарки почти полностью заросла
Пожарки больше нет, как нет ни одного дома по этой улице, идущей от пекарни и на этом месте сплошное болото, даже пруд – наша хоккейная площадка – почти полностью зарос.
Почта
Почта, как и столовая исчезла одной из первых. Я не часто бывал на почте, но это было важное заведение, там работала наша родственница тётя Ира Шестакова и бывая там можно было часто слышать её звонкий голос за коммутатором – Аллё-ё, аллё-ё, аллё-ё…
Тётя Ира с дочкой Риммой
На почте выписывали газеты, мы с братом не раз просили родителей выписать для нас газету, но они то ли забывали, то ли не хотели попусту тратить деньги и постоянно выписывали одни и те же – «Красный север», Сельская жизнь», «Лесная промышленность» и местную газету «Ленинское знамя». Тогда мы с братом сами накопили – откладывали по несколько копеек из школьных денег и высыпав на прилавок всю мелочь, одни из первых на посёлке, выписали «Советский спорт»! Я с нетерпением ждал первого выпуска газеты, а ждать пришлось несколько месяцев, я прочитывал газету «от корки до корки», даже очерки о таком спорте как шахматы, которые меня не так уж интересовали, но в то время шёл поединок между нашим Борисом Спасским и американцем Робертом Фишером, а фотографии футболистов и хоккеистов выстригал и приклеивал в отдельный альбом. Олимпийские игры в Мюнхене! До сих пор в памяти имена наших спортсменов – штангист Василий Алексеев, борец Александр Медведь, боксёр Вячеслав Лемешов, гимнастки Людмила Турищева, Ольга Корбут, бегун Валерий Борзов, метатель копья Янис Лусис, баскетболисты Александр и Сергей Беловы, Иван Едешко, Модестас Паулаускас и многие другие.
Старший брат за прочтением газеты «Советский спорт»
С почтой связана и криминальная история, до нас дошла новость, что из тюрьмы сбежали два опасных преступника и что последний раз их заметили недалеко от наших мест. Я видел фотографии этих преступников, от их вида у меня мурашки по спине пробежали, уж больно они были страшные, их показал мне мой друг Андрей Славский, отец у него был одним из начальников в лесопункте и, по видимому, его попросили ознакомить всех с этими фотографиями, мало ли, а вдруг появятся? И они появились…
Появились они на почте, на них никто не обратил внимания, а вот они обратили внимание на сейф, в который как раз укладывали деньги. Ночью они выставили окно и вытащили сейф, бедолаги не знали, что именно в тот вечер всю выручку сдали и они утащили, практически, пустой сейф. Развороченный сейф нашли в Ельшме за посёлком и судя по следам они ушли вверх по реке. Потом доходили слухи, что их поймали, но верно это или нет никто точно не знал и поэтому мы ещё долго опасались ходить в ту сторону.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71021815?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Андрей Клыгин
Тип: электронная книга
Жанр: Современная русская литература
Язык: на русском языке
Издательство: Издательские решения
Дата публикации: 28.08.2024
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: В новый сборник включены очерки о родном поселке автора, в котором прошли его детство и юность – «Поселок двух рек», цикл автобиографических рассказов – «Рассказы разных времен», а также шпионская повесть – «Своих не бросаем».