Рассказы. Мистика
Анна Романова
Рассказы в сборнике – это истории из реальной жизни, наполненной порой мистическими событиями, которые заставляют нас усомниться в их реальности… Но они случаются и это необъяснимо… Рассказы в сборнике – это сплав мистики, случая, жестокой правды и истории.
Рассказы. Мистика
Анна Романова
© Анна Романова, 2024
ISBN 978-5-0064-4383-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Встретимся у Метро
«Молодость ест пряники золоченые, да и думает, что это-то и есть хлеб насущный»…
Тургенев И. С. «Ася»
Ее звали Ася, совсем как тургеневскую героиню. Она жила недалеко от меня.
Когда я утром открывал глаза, то сразу вспоминал ее… Асеньку. Я называл ее (про себя) – Тургеневская девушка.
Осень 1999 года в Москве была оранжевая и прохладная. Везде цвела рябина. Продавали яблоки и свежий хлеб.
Сергей вспомнил, что сегодня они встретятся и пойдут в кино или в кафе. Наконец-то… Они переписывались с Асей уже давно. Два месяца… Они все рассказывали друг другу. Делились радостями и огорчениями. Смеялись и плакали вместе. Всегда вместе.
Она показала свою фотографию в детстве. На море с родителями. Смешная худенькая девчонка стоит с большим надувным дельфином. А он показал, как сидит рядом с бабушкой в деревне. В панаме и шортах. Ест морковку. Бабушка в джинсах сидит рядом и читает книгу. Бабушка у него всю жизнь работала учительницей английского языка.
Сергей учился в пединституте. Изучал иностранные языки. Читал свободно на английском. Любил Хэмингуэя и Тургенева. С родителями общался хорошо. Любил их и уважал. Сергей не пил и не курил – у него было больное сердце. Спортом не занимался. Только теннисом. Друг у него был один. Звали его Макарыч, официально Григорий Петров, но все звали его так… По сокращенному отчеству с 6 класса.
Ася или Асенька была необыкновенной: у нее были синие и большие глаза, русые волосы и ужасно смешные футболки и посты. Она была спортивная и тоже любила читать, особенно Тургенева. Классик дворянской литературы объединял их и они цитировали и вспоминали (эпизоды, фразы, героев). Ася училась в школе, но уже в выпускном классе. Она увлекалась и поэзией и танцами, а еще пекла маленькие булочки с яблоками и мармеладом. И любила разрисовывать футболки смешными картинками. Ася жила в большом доме и называла его Ноев Ковчег. Она хотела стать художницей. Была влюблена в творчество Дали, Моне, Дега, Левитана, Врубеля, Лео Да Винчи, Рафаэля, Глазунова…
В тот день, 8 сентября 1999 года, она погладила свою любимую футболку с изнанки, чтобы не стереть свой рисунок – реплику из «Трех богатырей» и «Симпсонов»… Авторская ее работа уже получила приз. Она хотела нарисовать еще 4 штуки и подарить друзьям.
Она погладила джинсы и даже носовой платок. Приняла душ и стала заниматься прической. В окно светило солнышко и обещало только хорошее.
Ночью ей приснился тревожный Сон: она и Сергей попали в какую-то страшную пургу. Зима. Холод. Темнота. Они, взявшись за руки, бредут по глубокому снегу куда-то. В лицо им ветер бросает пригоршни снега. Он попадает им за воротник, в сапожки. Им холодно и страшно. Ася слышит крики: «Спасайтесь, люди! Бегите!» Она проснулась с тяжелым предчувствием беды: это у нее было с детства. У нее было развито предчувствие… Как у героев Тургенева.
«Я вдруг почувствовал тайное беспокойство на сердце… поднял глаза к небу – но и в небе не было покоя: испещренное звездами, оно все шевелилось, двигалось, содрогалось: я склонился к реке…»
Сережа тоже готовился к встрече. Он искал рубашку, которая понравится Асе. Потом он побежал в книжный магазин – купить для нее книгу. В магазине остро пахло новыми книгами: свежо и приятно. Еще пахло сосновыми ветками. Их подарили покупатели.
Он стоял у полки «Школьная литература» и искал Тургенева, как вдруг увидел свою учительницу литературы Анну Михайловну. Он отметил, что А.М. не изменилась. Даже костюм тот же. Синий. Строгий. Новая сумка и новые туфли.
Он уважал Анну Михайловну за ее прекрасную память: она помнила наизусть огромное количество стихов и басен и знала все даты рождения писателей и поэтов. Она очень интересно рассказывала их биографии.
А у нее самой была очень простая биография. Отличница в школе и отличница в институте. После института – школа. Не замужем. Любимчики. Медалисты. Отпуск – в Сочи. В новогодние праздники – Большой театр или МХАТ. Одинокие вечера у лампы с книжками и тетрадками. Потом – сериал и чай с медом и мятой…
И еще письма… Анна Михайловна переписывалась с однокурсницей, живущей в Сибири и учениками, живущими везде и даже за границей…
Сережа прибежал с новой книгой и цветами.
А в это время Ася выходила гулять с пуделем Гамлетом и когда они выходили гулять, то увидели военного пенсионера Олега Петровича с таксой. Они всегда были неразлучны. Олег Петрович был седовласый и подтянутый в спортивном костюме, а у таксы была перевязана лапа. Их прозвали во дворе «Два брата-акробата». Такса иногда танцевала под музыку и вставала на задние лапы.
На скамейке она увидела сестер-пенсионерок Галину Петровну и Жанну Петровну. Обе были в джинсовых костюмах и с осенними листьями в руках. О чем-то разговаривали и смеялись. Это были очень приятные соседки с первого этажа. Тихие и интеллигентные.
Ася увидела на балконе смешной коврик с тигрятами. Кто-то повесил сушиться. У подьезда две девочки играли в мяч.
Ходил дворник и что-то переносил.
Все было как обычно.
Потом было все как во Сне: свидание с Асей. Радость. Кафе. Потом неожиданно ему стало плохо. Сердце. Ася вызвала Скорую и поехала с ним в больницу. Провела там целую ночь, а показалось, что целую жизнь…
А утром, после завтрака в столовой больницы, она поехала домой.
Когда она приехала на свою любимую улицу Гурьянова, 19, то увидела, что ее Дома и половина Дома 17 – НЕТ…
Ночью был взрыв… Теракт…
Погибли ее родители. Сосед Олег Петрович. Сестры Галина Петровна и Жанна Петровна. Девочки, игравшие вчера в мяч. Такса Олега Петровича чудом выжила…
Это было 8 сентября 1999 года. Ночью. В 23 часа 59 минут 58 секунд…
Посвящается светлой памяти мирных людей, погибших во время взрыва в Москве, на улице Гурьянова, 19 и 17…
В ту ночь погибло 100 человек.
Дочь уборщицы Веры
Драма
«Ни один человек, не вкусивший горечи
Истинного отчаяния, не в состоянии
Схватить истинную сущность жизни, как бы
Прекрасна и радостна ни была его
Собственная».
Серен Кьеркегор
Стоял жуткий мороз. В этом году, в декабре, было по-настоящему холодно, потому что к знаменитым якутским морозам добавился еще и лютый, зимний ветер насквозь пронизывающий деревянный, ветхий домишко, где жила Света с горькой пьяницей-матерью по прозвищу Верка Швабра. Когда-то веселую, черноглазую студентку педучилища друзья и знакомые звали Верунчик, Верочка, а сейчас все больше звали Веркой и еще чаще «Шваброй». Она работала уборщицей в кинотеатре «Лена». Жили они в Якутске, в Заложном районе, Света была сахаляркой, в Якутии так зовут людей у которых родители разных национальностей. У нее были серо-голубые добрые глаза, мягкие щеки, волнистые, слегка вьющиеся, светлые волосы. Одевалась она, обычно, в шерстяную, школьную форму (школа покупала ей одежду) и в подшитые валенки. Дома было очень холодно, опять кончились дрова, а на новые не было денег и топили чем придется, а иногда ночью девочка тайком подходила к поленнице соседей и быстро хватала одно-два полена и убегала.
Отца своего Света не помнила. Из далекого детства особенно (отчетливо) помнила, как когда-то давным-давно ездила с мамой в пионерлагерь, где мама работала воспитательницей, а она отдыхала. Была она тогда толстенькая, ходила в красивых, нарядных платьицах, с огромными бантами в косичках. Сейчас это был худой, даже истощенный ребенок одиннадцати лет, с синими кругами под глазами. Дома она одевалась в ситцевое штопаное платье с васильками (с китайского рынка) и длинную, материнскую кофту неопределенного цвета. Когда-то она была, наверно, серой.
Домик у них стоял у дороги и совсем врос в землю, в окно были видны ноги прохожих, куда-то вечно спешащих. Были у Светы с матерью две комнатки и сени, заваленные рухлядью. В первой комнатке, которая служила им кухней и коридором стоял обеденный стол, покрытый рваной клеенкой, виднелись желтые полки для посуды, будильник, две лавки вместо стульев, на двери было прибито грязное ватное одеяло. Посреди комнаты лежал половик, когда-то новый и яркий, а теперь продранный и изрядно поблекший. Во второй комнате, где часто занималась Света, стоял
полированный стол-книжка у окна. С низенького потолка свисал старинный абажур, покрытый паутиной, виднелся старенький телевизор «Сони» и две кровати: одна современная, со светлой полировкой, была застелена коричневым пледом, с красивой подушкой в цветочек, а другая – была застелена ватным одеялом, без покрывала. Подушка на кровати матери была грязноватая, застиранная. На стене висели железные полки для учебников и книг Светы, на подоконнике росла чахлая герань. В углу приткнулся деревянный, грубо сколоченный шкаф для одежды со страшно скрипящими дверцами, когда-то выкрашенный заботливо в синий цвет.
Приближался самый романтичный и любимый всеми праздник – Новый год и Рождество. В магазинах вовсю продавали елочные игрушки и на рынках, во многих окнах горели разноцветным огнем зеленые красавицы, горожане закупали подарки и продукты. На площадях Якутска, как всегда, зажглись высокие, припорошенные снегом, елки, а рядом с ними Дед Мороз и Снегурочка.
В школе начались каникулы, и для Светы потянулись тяжелые, томительные и тоскливые дни. Она всегда в начале каникул ждала их конца. Мать опять уволили с работы за прогулы и дома опять нечего было есть. Кончился даже хлеб… Света заглянула в ящик, где они хранили продукты, там валялась черствая баранка и лежало одно яйцо.
Девочка размочила баранку в чашке с чаем, поела, подмела полы, причесалась, достала белую салфетку и закрыла им посуду на столе. Принесла зеленую еловую веточку и поставила ее в банку с водой. Полюбовалась, взяла пакет и собрала в него пустые бутылки из-под стола (с надписью «Водка», «Агдам») и побежала пустынной ледяной дорогой в магазин «Туймаада».
Она купила в магазине хлеб, две булочки, пакет с баранками и рыбные консервы.
Девочка бежала по морозной улице и думала совсем не по-детски о том, как ей прожить школьные каникулы и как плохо, что на свете есть каникулы, и как плохо, что на свете есть дни, когда не надо ходить в школу. « А как хорошо и тепло в школе, – думала она, там добрейшая Агнесса Ивановна угощает домашними пирожками, хохотушка Петрова Мила вынимает из многочисленных карманов конфеты и пряники. Там смеются ребята и ходит нарядный физик в зеленом свитере. Там весело и интересно. А дома…»
Она представила себе, как мать опять приведет какого-нибудь собутыльника-гостя, они напьются, будут драться и материться, потом прямо в кухне начнут обниматься, а потом будут долго пыхтеть и стонать, а ей скажут, закрыть глаза и смотреть в книжку и из комнаты не выходить, мать будет жаловаться на судьбу, потом начнет петь хриплым голосом и снова плакать, а утром будет охать и стонать, а потом весь праздник будет лежать и ругаться.
Шла она так шла и вдруг увидела… ЧУДО, а точнее необыкновенное окно. Оно все было освещено изнутри оранжевым светом и в темноте светилось, как апельсин. Света подошла вплотную и заглянула. Она увидела другой мир, из другой сказочной жизни, где нет пьяниц, нет нищеты, нет голода. Стены оранжевой комнаты были оклеены фотообоями, горела ярко хрустальная люстра и стояла настоящая елка, вся сверкающая игрушками, под ней лежали в ярких сверточках новогодние подарки. Для кого-то. Стол был уже накрыт. Чего только на нем не было! Оранжевые марокканские апельсины в хрустальной вазе, шоколадные конфеты в коробках, крупно нарезанная колбаса, лимонад, котлеты, орехи, жареная курица, поджав ножки, лежала на огромном фарфоровом блюде, стояли глиняные красные горшочки с чем-то дымящимся.
В углу комнаты, на огромном пушистом ковре сидела прекраснейшая девочка с огромным бантом в кудрявых волосах и играла не менее прекрасной куклой «Барби» (эту американскую куклу Света видела по телевизору). На полированном столике стояла игрушечная мебель для куклы и красный мерседес, с открывающейся дверцей. В другом углу, сверкая новизной стоял заграничный видеомагнитофон и виднелась массивная «стенка», сверкая позолотой.
Неожиданно открылась стеклянная тяжелая дверь и в комнату вбежал мальчик. Ровесник Светы. Румяный и веселый он держал в руках толстую книгу. Подросток сел за стол и стал есть котлету, не отрываясь от книги. Он не увидел за окном худенькую, замерзшую девочку. Света совсем замерзла и решила погреться так, как она делала обычно, зажигая спички, пока не осталась последняя спичка, но и она вскоре догорела и вместе с ней догорело и ее ОКОННОЕ СЧАСТЬЕ.
Потом она быстро побежала домой по темным заснеженным якутским улицам и хотела только одного – снова когда-нибудь придти сюда и заглянуть в оранжевое окно, в свое сказочное окно, туда, где нет водки, голода, побоев и ругани.
Когда Света прибежала в свой ветхий ледяной домик, то мать ее была уже дома и, конечно, не одна, с ней рядом сидел рыжий мужчина с обрюзгшим красным лицом, в грязном свитере. На столе, прямо на газете, лежала крупно нарезанная колбаса, стояли две бутылки водки, уже распитые. Печка была затоплена и дымила. «А это ты, дочка, бочка, почка», – кривляясь и смеясь сказала мать. «Садись с нами, поешь. Смотри, сколько еды! Валер, а дочка у меня умница и красавица. При ней не матерись! Смотри у меня, а то получишь.» Они засмеялись противным смехом. Мать нарядилась в свое «нарядное» кримпленовое платье красного, ядовитого цвета, накрасила губы. Света присела на краешек скамейки и поела (в это самое время, как раз сварилась картошка «в мундире». Потом она положила на тарелочку две баранки, кусок колбасы и унесла к себе в комнату).
Старенький телевизор показывал плохо, рябил, Света посмотрела немного, потом забралась на кровать, укуталась в одеяло и достала из-под подушки заветную книгу «Хижина дяди Тома». Она читала и ей казалось, что герои книги это ее друзья. Она не заметила, как старенькие часы пробили 12 ночи и вступил в свои права новый год. Она не заметила, как ее мама и рыжий Валера вышли во двор и стали громко ругаться. Потом началась драка. Опьяневший мужчина ударил маму Светы большим украденным, у соседей, поленом и та стала медленно-медленно оседать на скрипящий снег. А кругом стояла новогодняя ночь, светила луна, горели экраны телевизоров, поднимались хрустальные бокалы с шампанским, стеклянные рюмки с белым и красным вином, люди поздравляли друг друга с Новым годом и никто, ни один человек во вселенной не знал, что на улице Дежнева, в почти бросовом доме №7 убили женщину – пьющую, уволенную, битую, не раз калеченую, у которой на свете есть только маленькая девочка, дочь, чудесная девочка Света, которую вчера школа наградила почетной грамотой «За отличную учебу», а вокруг стояла необыкновенная ночь. Новогодняя… И в этой необыкновенной зимней тишине неслышно и медленно ступая, вошла Смерть со свечой в руке. Она была одета в лохмотья, была она седая и страшная. И не стало у Светы единственного родного существа, пусть пьющего, но всем сердцем любившего ее.
А в комнате горел самодельный ночник и спала на книге кудрявая девочка, а на подушке у мамы белел маленький сверток, это был подарок от Светы, единственного родного существа. Это была теплая шерстяная шаль (деньги на эту шаль, девочка копила весь год). А Смерть бесшумно вошла в комнату и дотронулась до теплого девичьего лба и быстро-быстро ушла, задув свечу. Света внезапно проснулась от холода, вскочила и посмотрела на мамину кровать. Она была пуста и только подарок лежал, не развернутый еще на грязноватой плоской подушке.
Света позвала: «Мама, мама, Верочка!» Но все было тихо и никто не откликнулся. Девочка оделась и выглянула в кухню, там было пусто и виднелась приоткрытая дверь. Она накинула пальто и вышла во двор и увидела… свою бедную, маленькую маму, как-то неловко прикорнувшую на затоптанном снегу. «Ну совсем ты, мама, дошла! Околеешь ведь!», – сказала она сердито, со слезами на глазах, подошла, приподняла ее привычно и втащила в дом. Неожиданно ее руки коснулись чего-то липкого, мокрого, да и мама как-то совсем не двигалась, не стонала, не хрипела, как всегда, а наоборот была торжественно-молчаливой и странной в этой своей молчаливости. Когда Света с трудом внесла ее в дом, то она увидела, что ее мама, бедная Верка- Швабра была мертва и была убита, очевидно, этим рыжим Валерой. И в то самое мгновение, когда она поняла, что теперь она на свете совсем одна, совсем-совсем, она повзрослела на много-много лет и… поседела.
И она вспомнила, как ее бабушка, добрейший человек, когда-то давно, в деревне, сказала ей: « Света, если я умру, а твою мамку Веру кто-нибудь убьет ненароком… А я думаю, что все так и будет, то ты не вздумай поступать в интернат, а тем более в наш детдом. Там творятся страшные вещи, о которых тебе не надо знать! Тебе тогда надо или утопиться или повеситься…. Ты, Верунчик, извини, что я говорю тебе и советую страшное, но лучше смерть… Чем наши детдома или интернаты. Наши родные все умерли. Никого не осталось… Помни это».
Часы на кухне стали быстро и страшно отстукивать ее сиротство и безнадежность. Она не поняла, где она, что с ней, она видела только свою бедную, маленькую, несчастную маму на полу, с пробитой головой, в своем «выходном», красном, кримпленовом жалком платье. Девочка перенесла ее на кровать, накрыла ее своим подарком, шерстяной новой шалью.
Потом она достала фотографию (любительский снимок школьников, беззаботно улыбающихся, глядя в фотоаппарат) бережно-бережно погладила и поцеловала снимок. И стала делать какие-то приготовления. Достала серую, толстую веревку, придвинула скамью к самой прочной балке в кухне, перекинула через нее веревку, сделала на конце петлю, привычно, как на уроке труда, надела школьную форму, завязала ленточки в косичках. И опять в окне появилась Смерть со свечой в руке, она заглянула в комнату и улыбнулась. У нее сегодня ночью было много работы.
А наутро, пришедшие за солью соседи увидели, висящую в кухне на серой веревке худенькую девочку с седой прядью в волосах, в школьном платье и ее маленькую маму, лежащую на кровати с пробитой головой, покрытой новой шерстяной шалью. Все стали охать, кричать, плакать. Приехала милиция с недовольными, зевающими милиционерами, стали составлять протокол, завернули трупы и увезли. Дом забили досками. Все стихло.
На другой день, кто-то успел забраться в пустой дом и почти все мало-мальски ценное унес. Унес даже книгу «Хижина дяди Тома», которую Света так и не успела дочитать.
А каникулы тем временем закончились и сказочные дети в сказочном оранжевом окне уже пошли в школу, такие румяные и веселые, так никогда не узнавшие, что в ночь на Новый год, под их окном стояла худенькая, продрогшая девочка в подшитых валенках, в штопаном платьице, с баранками в маленькой сумочке, купленными для новогоднего стола. Девочка, которая никогда больше не пойдет в школу, никогда не побежит в кино, никогда не станет взрослой…
Курьер с желтой сумкой
Случай во время пандемии
Посвящается светлой памяти моей однокурсницы Наташи Копыловой…
Это случилось во время пандемии коронавируса… Москва опустела. Люди сидели по домам. Даже еду развозили по домам. Курьеры в желтых куртках и с желтыми сумками.
Москва. Апрель 2020 года. Виталик ехал по Профсоюзной и думал про дорогое лекарство для мамы. Она была больна, но не короной. Он вспоминал, как в детстве мама называла его «Синеглазик» и целовала в лоб.
Авто у него была новенькая «Лада». Темно-зеленого цвета и сбоку была сделана надпись «Братишка». На память о друзьях, оставшихся навечно в Урус-Мартане и о вертолете «Братишка» летчика Сергея Палагина, спасшего ему жизнь…
Он поднимался на лифте и вдыхал тонкий аромат чужих духов. Потом позвонил в двери, поставил пакеты с едой и собрался уходить, как его окликнули: «Виталька, ты? Не может быть!»
Он увидел в дверях какую-то шикарную незнакомку в ослепительном халате.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71020924?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.