Главная страница | Любовное фэнтези | Трон падших

Трон падших
Керри Манискалко
Бестселлеры Керри МанискалкоЦарство ГрехаПринцы Греха #1
Грешник. Злодей. Беспощадный. Эти злые прозвища нравятся принцу Зависти. Они напоминают ему о том, кем он не является: святым. И когда загадочная записка предупреждает его о начале смертельной игры, он знает, что к финалу его будут называть гораздо хуже. Загадки, заколдованные предметы, анонимные игроки – для него не будет преград. Имея на кону могущественный артефакт и собственное будущее, Зависть полон решимости победить. Однако ни один из его тщательно продуманных планов не готовит его к встрече с ней – загадочной художницей, которая разжигает в нем дикую страсть…

Керри Манискалко
Трон падших

Kerry Maniscalco
THRONE OF THE FALLEN

Copyright © 2023 by Kerriy Maniscalco
© Киштаева М.Д., перевод, 2024
© ООО «Издательство АСТ», оформление, 2024
* * *
Тем, кто не может устоять перед злодеями и до неприличия страшными сказками, – эта книга для вас.
Благопристойным господам и близко не стоять
С тем, для кого порок и грех есть благодать.
    «Стихи для нечестивцев», том первый
В небольшом городке под названием Уэйверли-Грин, немного, хоть и не слишком-то напоминающем Лондон эпохи Регентства, нескольким смертным довелось столкнуться со странными и необъяснимыми явлениями. Некоторые из них, и сами не без греха, вроде мисс Камиллы Антониус, слышали шепотки о темном подземном царстве, исполненном пороков, где семеро принцев-демонов правят семью тлетворными дворами, погрязшими в скверне. В Уэйверли-Грин не принято высмеивать колдовство, равно как и обсуждать его в открытую. По крайней мере, пока не окажешься на запретном черном рынке: говорят, здесь даже похищенные произведения искусства и артефакты пронизаны мистическими силами, а торговцы на самом деле вовсе не люди…
Без ведома Камиллы и остальных жителей Уэйверли-Грин недавно некое проклятие вторглось в это злокозненное царство и высвободило одного из порочно притягательных принцев.
Вопреки любой сказке принц, который уже спешит за Камиллой, вовсе не прекрасен. Как и все сказочные злодеи, этот темный принц в конце концов завладеет ее сердцем, если Камилла не будет осторожна.
Разве что ей удастся совершить невозможное и похитить его нечестивое сердце первой…

Пролог
Дом Зависти
Несколько десятилетий назад

– Проклятый ублюдок фейри!
Принц Зависть уставился на изумрудное перо, выпавшее из развернутого свитка пергамента. От этой насмешки его сердце забилось быстрее. Внезапно он ощутил жар между лопаток: ему чуть ли не до боли захотелось выпустить крылья.
Этот придурок знал наверняка, куда ударить Зависть побольнее.
Выгравированное на пере заклинание призывно засветилось.

Будь готов.
Л.
Вздохнув, чтобы успокоиться, он поднял глаза и всмотрелся в свое отражение в позолоченном зеркале на другом конце комнаты. Он изучал себя глазами ценителя искусства. В том числе – изящного искусства обмана.
Выражение его лица казалось спокойным, даже скучающим – само воплощение королевской праздности. Темные волосы были идеально уложены, а холодные высокомерные черты лица подчеркивала та самая затейливая, едва заметная ухмылка, благодаря которой он одержал столько легких любовных побед.
Это была всего лишь очередная красивая ложь.
Ярость бушевала внутри него настолько неистово, что его брат Гнев, король демонов, наверняка почувствовал волнение, исходящее от этого круга Ада. Рано или поздно он заявится сюда разнюхивать, в чем дело.
С годами Зависть научился притворяться ради того, чтобы сохранить свой двор.
Он знал, что? видят другие, когда смотрят на него: созданную им маску красивого безрассудного принца, которому нравятся игры и загадки. Он понимал, что безупречная внешность и очаровательные ямочки, которые изредка появлялись на его щеках, были всего лишь оружием в его арсенале. А может, хитроумным способом скрывать за точеным профилем опасного демона, безжалостного принца, давным-давно растерявшего всякое понятие о морали, когда дело доходило до средств достижения того, чего он хотел.
Зависть поднял перо, коснувшись оперения большим пальцем едва ли не с почтением. Вдруг это чувство уступило место другому, куда более мрачному.
Это перо было напоминанием о временах, когда его границы были скорее размытыми, чем жесткими. А сама записка предупреждала о том, что новая игра уже началась.
«Будь готов». Это был вызов, ни больше ни меньше, и на этот раз Зависть собирался одержать победу. Он ждал начала игры уже более полувека, наблюдая, как с каждым годом его двор все больше приходит в упадок. Допустив одну-единственную ошибку в том, что был слишком мягким, Зависть предал проклятию их всех.
Это и была тайна, которую невозможно было долго скрывать от братьев, особенно если бы все так и продолжалось.
Если присмотреться, все признаки были налицо. Зависть замечал это по тому, как затуманивались лица его придворных, и по постоянным мимолетным заминкам во время беседы. Они словно не могли вспомнить, где находились и с кем разговаривали.
Пока что эти помрачения длились лишь мгновение, но дальше будет только хуже. Время покажет.
А еще Зависть знал, что этот ублюдок фейри затянет игру, откладывая ее начало как можно дальше, просто чтобы ослабить его насколько возможно. Как и все братья, он черпал силу в том, что внушал свой грех окружающим. Однако двор на краю гибели ни у кого не вызывал зависти.
Крах его двора повергнет в хаос все королевство и прорвет брешь для других, таких, как этот коварный мастер игры, и они попытаются проникнуть внутрь.
Если бы братья Зависти знали, насколько плачевным было его положение… Ну он уж постарается, чтобы они ничего не проведали. Пусть думают, что он ведет очередную легкомысленную игру и движет им лишь стремление к победе ради того, чтобы разжечь в них свой грех – зависть.
После всех его осторожных маневров ничего другого они и не ожидали.
Зависть в последний раз посмотрел на свое отражение в зеркале. Он убедился, что на его любимой маске нет ни трещинки, ни намека на истинные чувства. Затем он спрятал перо в жилетку и скомкал записку в кулаке.
Когда придет пора, Зависть сыграет в эту игру. Он вернет то, что ему принадлежало, восстановит свой двор и больше ни за что не подвергнет опасности свой круг тем, что снова увлечется кем-либо из смертных.
Зависть бросил пергамент в камин и наблюдал за тем, как пламя уничтожает письмо этого проклятого осла. Он дал себе слово: когда-нибудь он увидит, как мастер игры точно так же превращается в пепел.
Внутри себя Зависть прогорел, совсем как огонь в его кабинете.
* * *
Несколько десятилетий спустя
– Эй! Дорогая, хочешь прокатиться на знаменитом одноглазом монстре, нарисованном на моем потолке?
Лорд Нилар Рейнс поднялся к трону по помосту. Он насмехался над картиной в опочивальне принца Зависти, о которой ходили легенды. И вдруг смутно осознал: с ним было что-то не так. И дело было даже не в очевидном предательстве, которое он совершал.
Впрочем, его собственные неподобающие выходки Рейнса совершенно не заботили.
– Кто хочет выяснить, действительно ли жизнь подражает искусству?
Рейнс указал на пышногрудую брюнетку, которая стояла ближе всех к нему. Хоть убей, он не мог вспомнить ее имени, что тоже показалось ему весьма странным. Где-то глубоко внутри он понимал, что знал ее целую вечность. И никогда раньше не смотрел на нее сладострастно, как какой-нибудь недалекий мерзавец из Дома Похоти – одного из противоборствующих дворов.
Однако и эта странность мгновенно забылась.
– Эй, ты! – зычно крикнул он.
Высоко вскидывая ноги, он скакал перед сверкающим троном, как настоящий шут. Казалось, его конечности двигались сами по себе.
– Садись ко мне на колени, ненаглядная! У меня есть для тебя королевский подарок.
Рейнс потряс своим вялым членом, отчего придворные дамы захихикали.
– Если Его Высочество увидит тебя там, тебе несдобровать! – воззвал к нему лорд… как его там?
Рейнс помотал головой, чтобы она хоть немного прояснилась. Должно быть, он выпил куда больше вина из демон-ягоды, чем мог припомнить. Даже в молодости он ни разу не напивался до такой степени, чтобы забыть имена друзей.
Это же его друзья, так ведь?
Он окинул взглядом едва узнаваемые лица собравшихся лордов и леди – пьяное сборище из двенадцати человек. Тринадцати, считая его самого. Кроме Рейнса, облаченного в красное, все были в темно-зеленых одеяниях. Казалось, и цвета, и числа имели какое-то особое значение с оттенком дурного предзнаменования… И тут он заметил, что время близится к двенадцати.
Полночь.
Перед глазами промелькнули события этого вечера. Он был почти уверен, что не надевал красный наряд – ведь это не цвет Дома Зависти.
Пульс его участился, когда сквозь туман пробились слова:
– Элла и алмазик.
Что за ерунда… Ему было никак не вспомнить, слышал ли он это раньше. Вероятно, да.
В голове все смешалось и перепуталось. Не считая того, что…
При дворе творилось что-то странное. На это указывали шепчущие голоса и тени, которые мгновенно забывались… Однако чего-то не хватало. Чего-то жизненно важного.
Беспокойство Рейнса обо всем этом исчезло так же внезапно, как и появилось. Он был вынужден продолжать кривляться, как марионетка на ниточках, которой управляла некая невидимая сила.
– Иди сюда, маленькая шалунья! – Рейнс задвигал бедрами, притворяясь, что хочет наклонить хихикающую брюнетку. – Забудь об опочивальне! Пусть все полюбуются, как ты отсосешь мне прямо здесь, и обзавидуются!
– Как же ей сосать то, чего не отыскать? – выкрикнул кто-то.
Рейнс прищурился, не понимая, была ли туманная дымка реальной или всего лишь ему привиделась. Высокий блондин с острой, как бритва, улыбкой прошел сквозь толпу.
Не сразу, но все же Рейнс узнал его. Алексей. Правая рука принца.
Раз уж этот вампир здесь, то Его Высочество, скорее всего, тоже где-то неподалеку…
Внутри у Рейнса все затрепетало, но тут его внимание переключилось на внезапный звон колоколов часовой башни. Близился колдовской час.
Вокруг зашелестел шепот сотен голосов. Каждое движение секундной стрелки приближало наступление заветного мига.
Это что, воспоминания? Они наконец-то проясняются?
С чего вдруг ему в голову пришла такая нелепица? Рейнс изо всех сил пытался сообразить, когда пил из этого кубка в последний раз. Возможно, это положило бы всему конец. Чем бы это ни было!
Рейнс заткнул уши и зажмурился, вслушиваясь в нарастающую какофонию. Голоса слились воедино, и та же самая странная фраза вырвалась наружу, громко и ясно.
Элла и алмазик. Элла и алмазик. Элла и алмазик. Элла и алмазик…
– Заткнись! – крикнул он и услышал в ответ еще несколько смешков.
Рейнс прищурился. Черт возьми! Он был в стельку пьян. Никто ничего не говорил.
Шатаясь, он подошел к трону. Он был готов попытать удачу и рискнуть разозлить принца хотя бы ради того, чтобы зал перестал вращаться. Ему нужна была лишь минута тишины, чтобы перевести дух и подумать. Вот бы только вспомнить…
Как только он сел, все вокруг замерло. Лорды и леди рухнули на клетчатый пол, словно сбитые с поля шахматные фигуры.
Какая-то игра… Вот в чем дело. Принц наверняка был в курсе. Должно быть, Алексей его искал.
Рейнс напрягся, разыскивая глазами вампира, но его нигде не было видно.
– Что за…
Колокольный звон прервался. Наконец наступила полночь.
Вдруг вокруг трона взвились клубы темного дыма. Рейнс был вынужден зажать нос рукавом; глаза жгло. Озираясь в поисках источника дыма, он увидел свое отражение в зеркале на другом конце зала. От ужаса у него отвисла челюсть.
Половина трона осталась нетронутой. Другая половина – та, где сидел Рейнс, скованный магией, – была охвачена огнем.
Горел он сам.
Каким бы густым ни был туман у него в голове, он рассеялся. Реальность внезапно и больно ударила Рейнса. Он закричал. Вполне осязаемые языки пламени облизывали его, как любовница-садистка, и плавили его плоть.
Ему хотелось позвать на помощь, вырваться из смертоносного пламени. Однако почему-то он не мог выкрикнуть ничего, кроме «ЭЛЛА И АЛМАЗИК!».
Рейнс медленно погружался в благословенный мрак забытья, но мог поклясться, что принц наконец вышел из тени. Его изумрудные глаза сверкали.
У Рейнса внутри загорелась крошечная искра надежды. Принц был сильнее. Он устоял бы перед этим безумием, прежде чем всех их настигнет проклятье. Он должен!
– Элла и алмазик, – захныкал Рейнс.
Элла и алмазик. Элла и алмазик. Элла… и… алмазик…
Принц стоял над ним и просто смотрел. Он словно запечатлевал эту сцену в памяти.
За пару мгновений до смерти Рейнс наконец собрал оставшиеся силы.
– Что… это… значит?
– Это значит, что игра началась.
Гнев промелькнул на лице принца, и он вышел из зала.
Вскоре Рейнс остался один. А может, и нет…
Он закрыл глаза. Разум его угасал.
Может быть, принц Зависть и вовсе здесь не появлялся. А может, и сам Рейнс не горел на Проклятом троне…

Часть I. Игра началась

Правила Игры
1. Не использовать магическое воздействие на тех, кто не участвует в игре, но напрямую связан с вашими подсказками.
2. Каждому игроку предоставляется три попытки, чтобы перейти к следующей подсказке. Неудача после третьей означает дисквалификацию.
3. За дисквалификацией следует наказание, которое назначает мастер игры. Смерть может стать наказанием, хотя ею виды наказания не ограничиваются.
4. Для каждого победителя предусмотрен определенный приз. Каждый ставит на кон нечто особенное.
5. Участники отбираются лично мастером игры.

Соглашаясь на участие в Игре, тем самым вы обязуетесь подчиняться ее ходу до тех пор, пока не будет выбран победитель.
Капните кровью на обозначенное место, чтобы активировать связующее заклинание.
После его активации Игра будет отслеживать ваше продвижение, уведомляя о нем непосредственно Короля Хаоса.

Удачи.

Раз
Мисс Камилла Антониус с трудом переносила глупцов, даже приятных на вид. А лорд Филип Аттикус Вексли (золотистые волосы, загорелая кожа и плутовская ухмылка) был одним из ярких представителей обеих категорий. К тому же он и впрямь полагал, что она создаст для него очередную подделку.
Именно за этим он и явился. Камилла поняла это сразу, как только он вошел в картинную галерею, залитую лучами закатного солнца. Он был в начищенных сапогах для верховой езды, бордовом фраке и облегающих песочных бриджах.
Время близилось к закрытию. Загадочный блеск в глазах Вексли не предвещал ничего хорошего. Они не были ни друзьями, ни доверенными лицами, ни тем более любовниками. Да что уж там – если бы случилось так, что Камилле никогда больше не пришлось бы его видеть, она закатила бы вечеринку, достойную королевских особ, чтобы отпраздновать такую удачу.
– Работаете над чем-нибудь необычайным, мисс Антониус?
– Над обычным пейзажем, лорд Вексли.
Это было неправдой, но Вексли было ни к чему это знать. Камилла считала творчество глубоко личным делом. Оно основывалось на предостережениях матери Камиллы, рассказах отца и ее собственном одиночестве, благодаря которому она видела мир таким, какой он есть, без прикрас.
В живописи она нередко обнажала душу. Ту ее часть, которую не решалась раскрыть кому попало.
К счастью, мольберт стоял задней стороной к двери. Вексли пришлось бы пройти через комнату, чтобы рассмотреть ее работу. А он редко прилагал столь большие усилия к чему-либо, кроме собственной скандальной репутации.
Камилла отодвинула табурет от мольберта и быстро отошла от картины к старинному дубовому бюро. Оно служило кассой, а заодно и прекрасной перегородкой для того, чтобы держать на расстоянии назойливого лорда.
– Я могу вам чем-нибудь помочь или этим вечером вы просто полюбуетесь картинами?
Лорд засмотрелся на ее рубашку, забрызганную краской. Камилла не успела снять ее до того, как он явился. Едва заметное движение губ выдавало, как он хотел бы, чтобы она это сделала.
– Не стройте из себя скромницу, дорогая. Вам известно, зачем я пришел.
– Как мы уже обсуждали ранее, милорд, долг выплачен. Кроме того, я добыла для вас камень памяти. Все, что вам осталось сделать, – скормить ему то самое воспоминание.
По крайней мере, так сказал Камилле торговец на черном рынке, у которого она купила волшебный, по его утверждениям, артефакт. Сама она не ощутила никаких магических вибраций. Хотя, учитывая все обстоятельства, в этом не было ничего удивительного. И все же Вексли отказался принять от нее вещицу.
Он озадаченно взглянул на Камиллу, словно ее отказ в том, чего он хотел, был прямым оскорблением. Казалось, он даже забыл про сам волшебный камень, способный стереть из его памяти любое воспоминание, какое бы он ни выбрал.
Лорд Вексли не был денди в полном смысле этого слова, но деньги он определенно тратил в похожем стиле. Первенец виконта, он позволял себе только самое лучшее на протяжении всех своих тридцати распутных лет.
Четыре года назад, после весьма скандального инцидента в театре, в который была вовлечена даже не одна, а две актрисы, с публичной демонстрацией пьяных ласк во время того, что с той поры стали называть «позорным антрактом», отец лишил его наследства в пользу младшего брата. Этот случай, бесспорно, должен был шокировать весь высший свет Уэйверли-Грин.
Однако, к огромному удивлению родных лорда Вексли, скабрезные выходки ни в коей мере его не опозорили. Скорее наоборот: среди местных он стал считаться кем-то вроде легендарного пройдохи.
В обществе превыше всего ценились нравственные добродетели, особенно у женщин. Однако они никогда не казались настолько же соблазнительными, как пороки. О добродетелях было совсем не так увлекательно сплетничать за чаем. Каким бы чопорным и порядочным ни считалось высшее общество, все приходили в восторг от хорошего скандала, и чем непристойнее, тем лучше. В Уэйверли-Грин ничто так не любили, чем наблюдать, как кто-то падает с небес прямо в грязь.
С тех пор репортеры сатирических листков обычно следовали за Вексли по пятам. Они были одержимы идеей раньше других сообщить о следующем скандале с его участием. Всем было известно, что лорда лишили наследства. Поэтому источник его доходов стал непостижимой тайной, и раскрыть ее хотелось большинству жителей города.
Вексли лишь отшучивался, то объявляя себя опытным игроком, то упоминая о продуманных вложениях капитала. Однако все продолжали нашептывать друг другу куда менее лестные истории о его растущем состоянии.
Одни были убеждены, что он заключил сделку с дьяволом, другие шушукались о том, будто он ударил по рукам с фейри. Одна лишь Камилла знала правду.
Из-за того, что она называла Величайшей ошибкой, это она невольно стала финансировать его сумасбродный образ жизни, а заодно подвергла себя опасности попасть на передовицы газет.
В последний раз, когда Камилла написала для лорда Вексли подделку, ее обман чуть не раскрылся. Ситуацию спасло лишь то, что тот коллекционер перебрал кларета, а затем тут же облегчился на бесценную скульптуру на глазах у лордов, дам и даже герцога, тем самым учинив настоящий переполох, поскольку герцогиня упала в обморок прямо посреди зловонного кавардака. Иначе репутация Камиллы была бы погублена безвозвратно.
Скандал такого масштаба лишил бы ее статуса самого востребованного торговца произведениями искусства в Уэйверли-Грин, завоеванного с невероятным трудом. Эгоистичный подлец, который стоял перед ней в свежевыглаженном костюме с дьявольски очаровательной улыбкой на лице, знал это, и ему явно было наплевать.
– Честно говоря, Камилла, дорогая…
– Мисс Антониус, – надменно поправила она.
Натянутая улыбка Камиллы промелькнула быстрее взмаха кисти.
Вексли, или Векс-Фекс-Пекс, как она называла его про себя, шантажировал ее из-за роковой ошибки, которую она совершила давным-давно. Они заключили сделку, что он должен будет вложить воспоминание об этой тайне в редкий волшебный камень в обмен на три подделки, которые Камилла напишет и продаст для него.
Вот только недостаток сделок с негодяями и подлецами заключается в том, что у них нет ни капли чести. На очереди была уже шестая подделка, и Камилле было необходимо поставить точку.
Как бы талантлива она ни была, если хоть кто-то узнает, что? она натворила, ей будут грозить арест и виселица и, кроме того, она больше не продаст в Уэйверли-Грин ни одной картины. Как и в любом другом близлежащем городе или деревушке королевства Айронвуд, раз уж на то пошло. Не то чтобы она часто выезжала из Уэйверли-Грин.
Королевство Айронвуд представляло собой небольшое островное государство. Его можно было проехать в карете из одного конца в другой за несколько дней. Однако все, что было знакомо Камилле, находилось в этом городе и в поместье в двух часах езды к северу от него. Если бы ей пришлось покинуть Уэйверли-Грин, всем ее надеждам и мечтам о процветающей галерее, открытой в память об отце, пришел бы конец.
Мужчины вроде Вексли лишь расцветали благодаря скандалам, а сатирические листки лишь прибавляли им известности. Однако женщины, особенно в ее положении, были лишены такой роскоши. Камилла и так ходила по краю. Как куратор выставок она прибегала к довольно эпатажным приемам, однако сама никогда не стремилась оказаться в центре внимания.
Благодаря самой известной картине отца Камилла усвоила важный урок. Она давно поняла, что в высшем обществе ценятся легкий намек на драматизм и зрелищные спектакли. Это подтверждала растущая популярность сатирических листков и карикатур.
К счастью, на тот момент в обществе не утихали разговоры о ее неповторимых выставках. В шаге от того чтобы совершить гнусный акт насилия над лордом Вексли, Камилла была готова почти на все, чтобы уберечь свою галерею и доброе имя от куда более злостных сплетников. Для них не было ничего приятнее, чем унижать других ради мимолетной потехи в гостиных.
Порой Камилла читала бульварные газетенки, чтобы напомнить себе, что стоит на кону. Так она постоянно предупреждала себя о том, насколько осторожной ей нужно быть. Ведь она боролась не только за блестящую репутацию в обществе, но и за статус респектабельного галериста. Ей разрешили взять на себя управление отцовской галереей, потому что все любили Пьера и его неординарную натуру. Но Камилла осознавала, что злые языки, как стервятники-падальщики, только и ждут повода налететь и ее растерзать.
Она искренне надеялась, что когда-нибудь посетители будут приходить в галерею исключительно ради ее собственных картин. Но этому не бывать, если на ее репутацию падет хоть малейшая тень.
Камилла украдкой кинула взгляд за окно и с облегчением отметила, что там не притаились репортеры, жаждущие написать, где и чем Вексли занимается сегодня. Она уже представила себе гнусные заголовки о том, как ангел от искусства и дитя порока резвятся наедине.
– Больше я не смогу помочь вам в этих делах, – тихо сказала Камилла. И тут же добавила, не дав Вексли предпринять жалкие попытки очаровать ее: – Если вам нужна будет работа по индивидуальному заказу, буду более чем счастлива…
– Не смогу и не буду – абсолютно разные вещи, мисс Антониус.
Камиллу возмутил его высокомерный, пренебрежительный тон. Как будто она сама не чувствовала разницу, а он только что поделился с ней потрясающим открытием.
Ледяной взгляд Вексли скользнул по ее лицу и задержался на губах чуть дольше, чем позволяли приличия. Затем его внимание переключилось на ее кудри с серебряным отливом, изящно вздернутый нос и золотистую от природы кожу.
Перед глубокими серебряными глазами Камиллы не мог устоять ни один поклонник, и сейчас они явно заворожили лорда Вексли.
До нее доходили слухи, что призывный взгляд из-под полуопущенных век, которым лорд одарил ее, помог ему соблазнить нескольких вдов и даже замужних женщин, не страдавших от боли утраты.
Лорд Филип Вексли был бессовестным повесой. А еще ходил слушок, что его несносный рот доставлял немало приятных минут тем, кто оказывался на его шелковых простынях. В спальне Камиллы Вексли не бывал, и она не собиралась его туда приглашать.
Как выяснилось, шантаж на корню убивает любые мысли о страсти.
– Поправьте меня, если я ошибаюсь, – протянул он, совсем не обращая внимания на то, что у Камиллы чуть ли не шел пар из ушей каждый раз, как он говорил с ней снисходительным тоном. – Но ведь вы совершенно не в том положении, чтобы отказываться от работы. А как же сведения о той самой известной картине, которую вы мне продали? Вы же ее помните, не так ли? Она все еще у меня.
– Вексли, – предостергла его Камилла, оглядывая безмолвное пространство.
Репортеры так и не появились. Поскольку стояла середина недели, а время близилось к закрытию, к радости Камиллы, галерея уже опустела. Из-за того, что Камилла была ограничена в средствах, этим утром ей пришлось уволить единственного помощника. Это решение далось ей нелегко. Теперь же оно казалось еще и опасным: беспринципный негодяй приблизился к ней вплотную, и некому было ему помешать.
– Вообще-то эта картина настолько прекрасна, что мне пришлось спрятать ее, – продолжил он, прижавшись бедром к бюро. Лорд наклонился к Камилле так, словно собирался поделиться секретом. – Как бы никто не попытался ее у меня похитить…
Эта знаменитая картина была подделкой. Первой и последней, которую ей хотелось бы создать. Два года назад, почти восемь лет спустя после того, как мать Камиллы сбежала, ее отца внезапно одолел загадочный недуг. Он больше не мог работать.
В отчаянных попытках спасти отца Камилла потратила все сбережения, и сейчас поступила бы так же. Она пригласила нескольких врачей и даже отважилась отправиться на запретный черный рынок в поисках волшебного эликсира. Она была убеждена, что болезнь отца имела потустороннее происхождение.
И все-таки бой со смертью она проиграла.
Ясное весеннее утро незадолго до совершеннолетия Камиллы, когда исчезла мать, причинило ей немало боли. Удар, который Камилле нанесла смерть отца, был сокрушительным.
Пьер, ее отец, был бесстрашным. Как художник он нараспашку открывал душу публике. Как отец он воспитывал Камиллу на своих любимых сказках о волшебстве, приключениях и темных королевствах далеко за пределами Айронвуда. Камилла до сих пор переживала, что не следует всему, чему он ее учил.
После смерти отца она написала подделку только ради того, чтобы заработать. Она терпеть не могла обман и перебирала другие способы найти средства. Однако их дом и галерею едва не отобрали за долги. Даже после того, как она отнесла в ломбард все свои драгоценности с серебром и сдала в аренду загородное поместье, ей едва хватило денег на жалование прислуге и садовнику. Камилле больше нечего было продать. Перед ней встал выбор: либо картины, либо ее собственное тело.
Либо единственное, что ей пока не хватило духу заложить. И вот уже сентиментальность вернулась, захватив ее с головой.
Каким-то образом, хотя это и было неудивительно, Вексли оказался достаточно хитер и расчетлив, чтобы уловить едва заметную разницу между подделкой и подлинником. Однако вместо того, чтобы разозлиться на Камиллу за попытку обвести его вокруг пальца, он тут же придумал, как нажиться на ее способностях. Теперь он снова требовал от нее заняться нечестным трудом.
И снова не собирался ей за это платить.
Камилла подавила желание ударить его коленом в пах и снова натянуто улыбнулась.
– Как известно, джентльмен вроде вас держит слово, сэр. Мы заключили сделку, и я заплатила сполна и даже больше. Могу ли я принести камень памяти?
Вексли откинул голову назад и рассмеялся. Прозвучало это искренне, а потому еще более раздражающе. Он считал ее забавной. Прекрасно!
– Дорогая моя, а что, если я сделал бы вам предложение руки и сердца? Тогда вы соблаговолили бы доставить удовольствие супругу? Наверняка вам захотелось бы обеспечить для нас безбедную жизнь, крышу над головой и деликатесы на столе.
На этот раз рассмеялась Камилла. Замуж за Векс-Фекса! То есть служить ему всю жизнь и вечно терпеть его ложь, вереницы любовниц, которых он даже не скрывал, и целую толпу тех, кто посчитал бы ее набитой дурой.
Он задумчиво смотрел на нее, приподняв брови. Камилла поняла, что он не шутил.
Она откашлялась, пытаясь подобрать наиболее уклончивый ответ, чтобы смягчить удар. Привилегированные люди в их мире не умели достойно принимать отказы. И пускай Камилла презирала лорда, ей было необходимо сохранить его благосклонность, пока он не сотрет эти проклятые воспоминания и не освободит ее.
– К сожалению, сейчас я не ищу мужа, милорд. Я чрезвычайно занята своей галереей, и…
– Вы бы по-прежнему занимались галереей, дорогая. С вашим талантом и моими связями мы могли бы зарабатывать в год больше золота, чем король.
– Нас едва не раскрыли! – прошипела она. – А если нас повесят, никакие деньги нам не помогут.
– Вы чрезмерно беспокоитесь.
Вексли отмахнулся от самой важной детали, будто она вообще ничего не значила.
– Больше такой сумятицы не будет. Я не знал, что у Харрингтона уже была эта картина. Его было довольно легко убедить в том, что его подлинник был подделкой, а оригинал находился у Уолтерса, не так ли? Он передал его мне, как я и говорил. И вообще, – продолжал Вексли, – вы всерьез полагаете, что кто-то станет допрашивать мою жену? А если дойдет до этого, все, что от нас потребуется, – обновить гардероб платьями с вырезом поглубже. И тогда точно никому не будет дела до того, что вы говорите или продаете, моя дорогая. Уверяю вас, их внимание будет полностью отвлечено. Для особы такого роста у вас весьма впечатляющая грудь. Разумеется, с этим придется поработать, чтобы дело пошло нам на пользу.
– Я…
Камилла растерялась. Казалось, Вексли был абсолютно уверен в том, что ей приятно, когда ее внутренним миром пренебрегают, а тело выставляют напоказ ради осуществления какого-то там плана.
Плана, в котором она не хотела принимать участие.
Если он проявит бо?льшую настойчивость как жених, это станет настоящей проблемой.
Более того, поскольку они были наедине, и он вторгся в личное пространство Камиллы, они оказались на грани скандала.
Камилла не принадлежала к среднему классу, хоть у нее и было свое дело. Ее отец, каким бы эксцентричным он ни был, происходил из знатного рода и был титулованной особой. Она потратила почти все наследство, пытаясь спасти его. Так что теперь ее заработки имели решающее значение для содержания дома и прислуги. Отец часто говаривал, как гордится тем, что на его попечении находилось несколько поколений домашнего персонала. Камилле не хотелось подвести его, распустив штат.
Вексли было достаточно всего лишь обойти стойку, встать рядом с ней и сделать вид, что происходит что-то неподобающее. Тогда, если бы хоть один репортер увидел их через окно и написал об этом, жизнь Камиллы и все, чего она так упорно добивалась, пошло бы прахом.
Ледяной холодок пробежал у нее по спине.
Перед ней стоял лорд, который без малейших колебаний погубил бы ее. Он вполне мог отчаяться настолько, чтобы заманить Камиллу в узы брака, а затем сделать ее своей пешкой до конца ее дней.
Вексли внезапно схватил обнаженную руку Камиллы и целомудренно поцеловал костяшки пальцев. От прикосновения его прохладных губ ее пробрала мелкая противная дрожь, которую он принял за наслаждение. Его зрачки расширились, губы изогнулись в улыбке. Он был чересчур высокого мнения о своем умении обольщать.
– Понимаю, вам не устоять перед моим обаянием. Давайте продолжим нашу беседу в другой раз. Через два дня я собираюсь устроить роскошный званый ужин, чтобы блеснуть последним приобретенным сокровищем. Ожидайте приглашения в самое ближайшее время.
Не успела Камилла придумать убедительную отговорку, как Вексли развернулся на отполированных каблуках и вышел из галереи.
Если бы не звон колокольчика над головой, можно было подумать, что его здесь не было и все это привиделось ей в кошмаре.
Он хотел, чтобы она стала леди Камиллой Вексли. Боже упаси!
Она выбросила это безобразие из головы и взглянула на часы. К счастью, вот-вот наступит время ее еженедельного ужина с лучшей подругой, леди Кэтрин Эдвардс, и любимой кошечкой Камиллы, Банни. Кэтрин приглядывала за ней, пока Камилла работала в галерее.
Китти поддерживала Камиллу даже в самые худшие времена. Она была для нее путеводной звездой, отстаивала ее место в обществе и делала так, чтобы Камилла посещала все балы и светские мероприятия вне зависимости от финансовых затруднений. Она не только выступала в роли наставницы, когда это было необходимо, но и оставалась Камилле самым верным другом, за что та была ей очень благодарна. Камилла не представляла, что бы с ней стало без подруги.
Чтобы скоротать последние полчаса перед закрытием, она вновь вернулась к своему полотну. Отрешиться от всего в творчестве – вот что ей было нужно, чтобы забыть об абсурдном предложении Вексли.
Она пыталась изобразить мир, который не раз видела во сне. Тот, где царила зима во всей ее суровой, убийственной красе.
Но как только Камилла села к мольберту и взяла кисть, над дверью снова зазвонил колокольчик. На этот раз она чуть не сломала кисть пополам.
Как он посмел вернуться и снова ей докучать!
Она закрыла глаза и взмолилась, чтобы некий источник силы открылся ей и не дал совершить убийство. Двадцать восемь лет – это слишком рано, чтобы сесть в тюрьму или попасть на плаху за то, что она задушит этого коварного высокомерного повесу!
– Я прошу прощения, если я вас обидела, – сказала она, даже не выглянув из-за мольберта. – Но мне не нужен муж, милорд. Не могли бы вы просто уйти?
На мгновение повисла тишина. Если повезет, Вексли оскорбится ее язвительным тоном, развернется и уберется в какой-нибудь дальний город на краю света.
– Что ж, вот это облегчение! Особенно если учесть, что мне нужна картина, а не жена.
Услышав низкий раскатистый голос, Камилла тут же вскочила с табурета, чтобы посмотреть, кто это говорит. Рот ее приоткрылся от удивления.
Мужчина, стоящий в дверном проеме, определенно не был лордом Вексли.
На мгновение Камилла утратила дар речи, засмотревшись на странного незнакомца.
Он был высоким. Черные волосы с легким намеком на каштановый оттенок мерцали в сиянии свечей. Несмотря на то, что мужчина выглядел довольно худощавым, когда он зашагал дальше по галерее, Камилла отметила в нем определенную твердость. Одежда, сшитая на заказ, подчеркивала четкость его движений.
Он не просто двигался, а рыскал.
Камилла подсознательно почувствовала себя так, словно очутилась рядом с ягуаром, изящным высшим хищником. Перед его очарованием невозможно устоять, даже когда он приближается, чтобы напасть.
Глаза необыкновенного, чудесного изумрудного цвета сияли так, словно мужчина знал, где блуждали ее мысли. Похоже, он был бы не против впиться зубами в ее плоть. Только Камилла не сразу поняла, зачем: ради удовольствия или чтобы причинить ей боль. Хотя, судя по вспышкам недоброго блеска в его глазах, скорее, он выбрал бы второе. А это означало, что он был очень опасен. Однако ее сердце не заколотилось от страха, пока он не подкрался ближе, лениво окинув ее взглядом так, будто имел на это полное право.
Каждый сантиметр пространства вокруг этого человека принадлежал ему, как и ее внимание. Камилла обнаружила, что не смогла бы отвести взгляд, даже если бы попыталась. Не то чтобы она очень старалась…
Он был не просто красив, а умопомрачительно прекрасен. Его лицо представляло собой образец изысканных контрастов. При взгляде на него у Камиллы дрожали пальцы. Ей хотелось зарисовать жесткие, точеные черты лица, мягкие изгибы губ и изумрудный оттенок глаз, выделявшихся на фоне бронзовой кожи, чтобы навеки запечатлеть на холсте его дьявольское великолепие.
Его красота представляла собой беспощадный холод с царственным блеском. Отточенным клинком любуешься, даже если он вот-вот тебя сразит. Из него вышла бы прекрасная модель для портрета. Камилла вообразила, какой переполох эта картина вызвала бы среди дворянок.
Она покраснела, осознав, как оконфузилась, говоря о замужестве. Оставалось лишь надеяться, что в галерее уже стемнело, и незнакомец этого не заметил.
Уголок его чувственного рта изогнулся в намеке на усмешку. Выходит, он все же уловил ее смущение.
Будь он джентльменом, то оставил бы это без комментариев.
– Я полагаю, вы – мисс Камилла Элиза Антониус.
То, что он знал ее второе имя, показалось ей странным. Но, когда он снова принялся изучать ее облик, спокойно, но пристально, Камилле удалось собраться с мыслями.
Никто и никогда раньше не смотрел на нее с таким беспредельным вниманием. Словно она была чрезвычайно волнующей загадкой и самым прекрасным ответом, слившимися воедино.
– Верно, сэр. Чем я могу вам помочь? – спросила она, когда сумела взять себя в руки.
– Я пришел обсудить детали работы, которую хотел бы заказать, – начал он. Голос его лился патокой. – Но теперь вы меня заинтриговали, мисс Антониус. Вы приветствуете так всех посетителей или только тех, кого находите невероятно красивыми?
«Только тех, кого я нахожу невыносимыми», – сердито подумала она. Чары, под властью которых она оказалась, внезапно рассеялись.
Камилла прикусила язык, чтобы вслух не высказаться о его высокомерии.
Она ошиблась. Этот мужчина был не ягуаром, а волком. А это означало лишь одно: еще один заносчивый аристократический пес, от которого ей придется избавиться этим вечером.
– Это ваши пожелания? – спросила она, кивнув на темно-зеленый хрусткий листок пергамента, который он держал в руках.
Ее тон был таким же прохладным, как осенний воздух за окном, но джентльмена это ни капли не огорчило. Наоборот, в непроницаемых глазах, напоминающих драгоценные камни, вспыхнул лукавый огонек.
Молча, не двигаясь с места у бюро, он протянул ей пергамент.
Камилла застыла в нерешительности. Он вынуждал ее подойти.
Либо он тонко намекал, что ему можно доверять, либо это был продуманный шаг для того, чтобы подчинить ее своей воле. Угрожающий изгиб губ и холодный расчет во взгляде четко указывали на его властную натуру.
Перед ней стоял человек, который хотел держать все под контролем. Камилла подумывала выгнать его, чтобы поставить на место. Волчий оскал растянулся еще шире. Во взгляде читалась безмолвная насмешка.
– Увидите, это довольно простая просьба, в отличие от предложения руки и сердца.
Все его внимание сосредоточилось на Камилле.
– Подойдите же! Взгляните сами.
Сказал волк, прикинувшись овцой.
Камилла сильно сомневалась, что какое бы то ни было пожелание этого человека окажется простым. И все же она к нему приблизилась. Чем быстрее она поймет что ему нужно, тем быстрее пошлет его куда подальше и навсегда избавится от него и его злобной ухмылки.

Два
Ничто не радовало Принца Зависти больше, чем удачный стратегический ход.
К счастью, сегодня был один из славных дней, когда ему удалось совершить именно такой. Он положил пергамент и осторожно пододвинул его по старой столешнице, чтобы бумага не зацепилась за шероховатую деревянную поверхность. Он стал на шаг ближе к тому, чтобы раскрыть вторую подсказку.
Судя по тому, что он беглым взглядом успел заметить в Уэйверли-Грин, в этом царстве было принято, чтобы женщины угождали мужчинам. Он почти не сомневался, что к концу недели мисс Антониус допишет картину. От него требовалось лишь войти, заполнить собой все пространство, и тогда она сделает все, что он захочет.
Женщина, стоящая напротив него, прочла текст на пергаменте. Серебряные глаза сузились, уголки пухлых губ опустились. Ее смущение быстро прошло, сменившись раздражением.
Он почувствовал это кожей. Это не было похоже на колющее чувство ярости, однако при должных усилиях она наверняка дойдет и до такого. А поскольку этот грех принадлежал его братцу Гневу, Зависть даже не думал распалять негодование Камиллы.
– Все понятно? – Голос его был притворно небрежным, хотя внутри у него все клокотало. Сердце колотилось о ребра тем сильнее, чем дольше художница смотрела на написанное. Ее реакция была совсем иной, чем он предполагал.
Наконец она подняла взгляд, и Зависть одарил ее одной из своих самых обольстительных улыбок.
Она повела бровью, ничуть не впечатлившись.
Что ж… Придется сразу перейти к делу.
– Как я уже говорил, это довольно простая просьба, мисс Антониус. Мне нужна картина с изображением трона. С одной стороны он должен быть идеальным, с другой – гореть огнем. Если вам удастся выполнить эту работу, я закажу следующую.
Миниатюрная художница аккуратно вернула ему листок, а затем вытерла руки о подол рабочего халата, словно пергамент глубоко ее оскорбил.
Уловив краем глаза неожиданный жест, он тут же потянулся к усыпанному изумрудами кинжалу, который всегда находился при нем, на поясе под курткой.
Гнев был боевым генералом, но Зависть владел оружием не хуже него. При любом резком движении его внутренний воин приходил в состояние полной боевой готовности, каким бы невзрачным ни выглядел потенциальный соперник.
Мисс Антониус повторила то же самое движение. Зависть заставил себя расслабиться и по-настоящему принять ее. В конце концов, облик Камиллы, ее мерцающие серебряные волосы и необыкновенный взгляд вовсе нельзя было назвать невзрачными.
Более того, рассмотрев ее повнимательнее, он не мог не отметить, что ее рот напоминал сердце. Если бы Зависть решил ее нарисовать, то использовал бы именно эту форму. Нежные изгибы губ выглядели поразительно гармонично, образуя безупречную форму лука Купидона.
Не обращая внимания на завороженного гостя, Камилла прикусила нижнюю губу, пока возилась со своим халатом. Ее губы были такими пухлыми и соблазнительными, что Зависть не мог отвести от них глаз. В голове у него проносились всевозможные порочные мысли. До сих пор он был так сосредоточен на слабеющем дворе, игре и предшествующем ей проклятии, что ни о чем другом и не думал.
Искушение и грех подпитывали его, но теперь казалось, что он слишком долго пренебрегал ими. Сейчас братец Похоть был бы им доволен.
Зависть тут же пресек все мысли, блуждающие там, куда он старался не заходить. Камилла слегка поежилась в грубой рабочей одежде, затем развязала тесемки на талии, быстро сняла запачканный краской фартук и засунула его под стол.
Он холодно посмотрел на нее.
– Когда вы сможете приступить к работе, мисс Антониус? Это довольно срочно.
– Извините, кажется, я прослушала ваше имя, лорд…
Тонкий намек от умной женщины. По дорогому костюму и безупречной, изысканной манере речи Камилла поняла, что незнакомец был голубых кровей.
Однако она и не подозревала, что это совсем не человек и не обычный лорд. Перед ней стоял один из семи правящих Принцев Ада.
В некоторых царствах смертных их называли Нечестивцами. Они заслужили это прозвище тем, что веками оттачивали мастерство в порочных играх и разврате.
Прямо сейчас он играл в одну из таких игр. Вот только ставки были самыми высокими за всю его жизнь.
– Лорд Эшфорд Синтон. Но те, кто знает меня близко, называют меня Син.
Разумеется, это была ложь. Первая в череде тех, что ему еще предстояло озвучить.
– Что ж, лорд Синтон, – Камилла использовала его полное имя, чтобы подчеркнуть: она не была его близкой знакомой. – Вынуждена отказаться от этого заказа, но с удовольствием рассмотрю любые другие.
– Простите?
Глаза Зависти сузились. Он предвидел разные итоги этой встречи, но даже не предполагал, что Камилла откажется от его покровительства.
Эта картина была нужна ему, чтобы открыть следующую подсказку.
А если верить предыдущей подсказке, которая разыгралась у него в тронном зале, именно Камилла должна была ее создать. В словах «Элла и алмазик» оказалось зашифровано ее полное имя – Камилла Элиза. Он до сих пор не совсем понял, почему выбор пал именно на нее. Но вскоре он получит ответ и на эту отдельно взятую загадку.
Тем временем шпионы Зависти раскапывали все, что можно было выяснить о художнице. Какие бы секреты она ни хранила, надолго их от него не утаить.
К концу недели Зависти будут известны все грехи, пороки и добродетели, которые для нее значимы, и тогда он использует эти сведения по полной. Каждому что-нибудь да нужно, и он охотно рассчитается с мисс Антониус тем, что нужно ей.
Камилла кивнула на бумагу.
– Придется найти кого-нибудь другого, кто напишет это для вас, милорд.
– Так не пойдет. Вы – лучшая, поэтому я и прибыл в это… заведение.
Он оглядел галерею. На деревянной табличке у входа, которая приятно поскрипывала на ветру, значилось «Вистерия-Уэй». Ее расписали вручную, но элегантно и весьма мило.
Снаружи галерея представляла собой простой каменный коттедж. Над входом вились пышные лианы глицинии. Такое причудливое место могло бы находиться в каком-нибудь провинциальном городке. А здесь кусочек деревенского пейзажа словно перенесли в самое сердце оживленного квартала художников и втиснули между двумя более крупными, но куда менее гостеприимными зданиями.
Пространство внутри больше напоминало затемненную комнату, где проводились неофициальные тайные собрания. Широкие половицы были застелены темными коврами, а стены оклеены парчовыми обоями темно-зеленого цвета. Повсюду висели картины и эскизы в позолоченных рамах. На страже темных углов стояли скульптуры и статуэтки.
На крошечном круглом столике в нише, где Камилла работала при свечах, в нескольких чашках красовались использованные кисти всевозможных размеров и форм. Вода, в которой их мыли, приобрела болотный оттенок.
Мольберт располагался задней стороной к двери. Зависть мог лишь гадать, над чем она работала. Все остальное в галерее было оформлено очень тщательно, чтобы продемонстрировать коллекцию в лучшем виде. Все это невероятно интриговало и оказалось не совсем таким, как он ожидал.
Прямо как женщина, которая стояла перед ним и, насколько он понял, изучала его так же внимательно, как он только что разглядывал ее галерею.
– Я не видела вас ни на одном мероприятии и никогда раньше не слышала о вас, лорд Синтон. Вы приехали издалека?
Внутренне он возмутился. Он провел в этом земном городе уже почти две недели, понемногу восстанавливая старое поместье. Наверняка до нее доходили хоть какие-то слухи о его приезде. Он выдавил натужную улыбку.
– Пока что я собираюсь остаться здесь на неопределенный срок, мисс Антониус.
Это было близко к истине. Зависть был готов ко всему. Возможно, мисс Антониус потребовалось бы больше времени, чем он ожидал, чтобы нарисовать Проклятый трон. А может, он задержится здесь из-за следующей подсказки.
Разумеется, ему был нужен штаб, откуда он мог бы вести наблюдение. Раз игра привела его сюда, вскоре за ним последуют и другие игроки. Или, что еще хуже, они уже сюда прибыли.
– Что ж, раз так, добро пожаловать. Буду рада рекомендовать вам кого-нибудь другого, кто сможет помочь.
Зависть отметил, что ее эмоции слегка изменились. Он по-прежнему явственно чувствовал ее раздражение, но также ощутил прилив нетерпения.
Он и представить не мог, чтобы кто-то нашел его отталкивающим. Возможно, ему следовало прислушаться к нелепому плану братца и очаровать Камиллу. Если бы он с ней флиртовал, она не стала бы так небрежно от него отмахиваться.
Зависть тайно закипал. Большинство людей реагировали на него совершенно иначе. Принцы-демоны обладали определенной темной харизмой, которая привлекала любовниц. Кто-то считал, что это происходит благодаря их способности властвовать над грехами. Он был уверен, что Камилла поддастся ему без особых усилий.
Стараясь скрыть презрение в голосе, он спросил:
– Дело в стоимости? Назовите цену.
– Уверяю вас, милорд, к деньгам это не имеет никакого отношения.
Она демонстративно вздернула подбородок. Зависть предельно ясно понимал: она не в том положении, чтобы отказываться от работы, за которую так щедро заплатят. Желая завершить беседу, Камилла спросила:
– Могу ли я чем-нибудь еще вам помочь или вы отправитесь дальше по своим делам? Боюсь, вы пришли в неудачное время, поскольку галерея закрывается.
– Возможно.
Зависть размышлял, не использовать ли ему капельку своего греха, чтобы повлиять на ее чувства, но передумал. Игры фейри были не так просты. Игрокам запрещалось использовать магию ради победы. Это правило позволяло всем играть на равных и низводило бессмертных до простых людей. Зависть сгорел бы, но не признался, насколько захватывающим ему обычно казалось это препятствие. Вот только данные обстоятельства обычными не были.
Для дальнейшего продвижения в игре ему требовалось, чтобы Камилла написала эту картину по своей воле. И ей придется сделать это как можно скорее.
– Могу ли я узнать, почему вы отказались от моего задания? – не хотел уступать он, следя за тем, чтобы его тон оставался учтивым.
– Конечно, – ответила она. Улыбка у нее была такой же острой, как спрятанный у Зависти за поясом кинжал. – Я отказываюсь писать какие бы то ни было заколдованные предметы. И поправьте меня, если я ошибаюсь, милорд, но Проклятый трон – один из самых могущественных.
Зависть увидел ее в новом свете.
– Что женщине вашего положения известно о заколдованных предметах?
– Достаточно, чтобы отказаться иметь дело с любым из них.
Наконец мисс Антониус вышла из-за стойки, пронеслась мимо него к двери и положила руку без перчатки на хрустальную ручку. Брызги краски на ее коже напоминали созвездие из разноцветных веснушек.
– Возможно, вам стоит посетить черный рынок на Сильверторн-лейн. Они гораздо более сведущи в этом конкретном направлении искусства, нежели я.
С этими словами она распахнула дверь, и звон колокольчика подытожил сказанное. Принца Зависти бесцеремонно выставляли за порог.
Он моргнул, глядя на это миниатюрное исчадие ада. В ответ девушка улыбнулась еще приветливее, а затем взглянула на потемневшее небо. Ее серебряные глаза на фоне грозовых облаков были подобны вспышкам молнии. Какое прекрасное предзнаменование гибели…
– Возможно, вам стоит поторопиться, милорд. Похоже, вот-вот пойдет дождь.
Раскат грома подкрепил ее предостережение. Не успев опомниться, Зависть оказался на улице. Причудливая дверь захлопнулась прямо у него перед носом.
Спустя пару секунд свечи погасли, и галерея погрузилась в полную темноту.
Зависть разразился проклятиями. Первые крупные капли дождя упали ему на плечи. Скрип сапог он услышал за мгновение до того, как его спутник вышел из тени, мрачно посмеиваясь.
– Ты сразу войдешь, так ведь? – ухмыльнулся принц Гордыня. Его глаза раздражающе ярко блестели серебром на темном фоне. Спутанные каштановые волосы создавали впечатление, будто любовница взлохматила их рукой. – Проще простого.
Зависть бросил на брата убийственный взгляд.
– Я думал, ты ждешь в пабе.
Гордыня пожал плечами.
– Планы поменялись. Мне захотелось развлечься. Каково это, когда тебе вручают твои собственные яйца?
– Не сейчас.
Зависть направился через дорогу к ближайшему навесу, чтобы укрыться от надвигающейся грозы и проклятого брата. Вся его показная надменность разом исчезла.
– Самое время согласиться, что этот план был обречен, – Гордыня шагал рядом с ним, засунув руки глубоко в карманы. – Даже предложение Похоти было лучше.
– У Похоти одно предложение на любой случай.
– В смысле? Это всегда работает.
Зависть стиснул зубы. Гордость снова забормотал, но теперь его голос стал более резким.
– Итак, лорд Син. Потрудитесь объяснить, неужели, черт возьми, вы способны на ложь?
– Не особенно. – Зависть был не в духе и, меняя тему разговора, спросил: – Разве ты не должен искать подсказки о том, где находится Люсия? Возможно, ты не так уж убит горем, как всем демонстрируешь.
Это был удар ниже пояса, но Зависти было необходимо, чтобы Гордыня оставил его в покое, прежде чем обнаружит трещины в его броне. Если бы Зависть только мог воспользоваться силой и выпустить крылья, он взмыл бы в небеса, оставив брата далеко позади. Однако в нынешнем виде Зависти приходилось оставаться на земле до тех пор, пока он не выиграет эту треклятую игру и полностью не восстановит свои магические способности.
При упоминании о пропавшей супруге с лица брата исчезло всякое легкомыслие. Гордыня стиснул челюсти и обнажил застарелый шрам, рассекавший его нижнюю губу. Большинству Гордыня казался пьяницей и повесой, одержимым блестящими вещицами, – беспечным, эгоистичным, не интересующимся ничем, кроме хорошеньких любовниц, вечеринок и безделушек.
Но Зависть, король масок, знал, что скрывается под личинами брата. Гордыня был куда более расчетливым, чем думали окружающие. У него было столько секретов, что даже лучшие шпионы Зависти до сих пор не раскрыли их до конца.
– Не злись на меня за то, что я оказался прав, – ледяным тоном огрызнулся Гордыня. – Я же говорил: сначала приударь за ней, а потом попроси нарисовать для тебя трон. А иначе зачем ей помогать незнакомцу в таком опасном деле? Поставь себя на ее место. Ты бы стал собой рисковать?
Зависть хмыкнул. Гордыня внимательнее присмотрелся к нему.
– Гнев говорил, что ты совсем не умеешь стратегически мыслить, и ты лишь подтвердил его правоту.
Зависть проглотил эту колкость. Гнев и Эмилия посетили его Дом греха около месяца назад. Ему едва удалось скрыть от них постепенный упадок своего двора. К счастью, худшие признаки скрывало проклятие, снятое совсем недавно.
Приняв его спокойствие за молчаливое согласие, Гордыня продолжил:
– Если Камилла тебе так противна, может, попросить кого-нибудь из наших братьев соблазнить ее вместо тебя? Уверен, Похоть или Чревоугодие охотно тебе помогут. Вероятно, они даже объединят усилия, если она их вежливо попросит.
– Ты же не предложишь… – начал Зависть, внимательно наблюдая за выражением лица брата.
Гордыня посмотрел на него и наконец замолчал.
Зависть оглянулся на галерею, и его охватило раздражение.
Даже в тоскливую грозу было в этом здании нечто неземное, нечто очаровательное. Совсем как в той несносной женщине, которая им владела.
Притвориться влюбленным в нее не составило бы Зависти никакого труда. Но ему и так было на чем сосредоточиться без дополнительных помех, а ухаживания за смертными изобиловали бессмысленными правилами и утомительными бальными танцами. Ему не хватило бы терпения неспешно прогуливаться с ней под ручку и давать другим повод для сплетен.
Ему предстояло одержать победу в игре. И он уже потерял немало времени.
– Для одного вечера с меня хватит твоего эго.
Зависть вытащил из ножен кинжал своего Дома. Изумруд на богато украшенной рукоятке мерцал в надвигающейся темноте. Принцы Ада не могли убить друг друга этими кинжалами, зато с их помощью можно было отправить других принцев обратно в их круги Подземного мира, желали ли они этого или нет.
– Отправляйся домой, Гордыня, если не хочешь получить такой же шрам на другой стороне лица.
Гордыня поднял руки и отступил.
– Упрямый придурок! Почему тебе просто не попросить о помощи?
Зависть поджал губы, храня молчание.
Брат с отвращением взглянул на него.
– После первого отказа Камиллы у тебя осталось две попытки открыть следующую подсказку, так?
А поскольку Зависть по-прежнему молчал, он добавил:
– Надеюсь, ты осознаешь, какого черта ты творишь!

Три
– Признайся, ты ведь не думала продать галерею и переехать за город? – спросила леди Кэтрин Эдвардс, протягивая Камилле бокал шерри. – Вексли со временем наверняка утратит к тебе интерес, особенно если какая-нибудь театральная певица с пышной грудью привлечет его внимание. Снова.
– Хм… Это была бы большая удача!
Камилла потягивала вино и грела ноги в тапочках у потрескивающего огня в камине в изысканно обставленной гостиной леди Эдвардс – рыжеволосой темнокожей красавицы, которая не умела держать язык за зубами, зато определенно могла отстоять свои интересы в обществе, самой близкой подруги Камиллы с тех пор, как они обе дебютировали десять лет назад.
Тогда Кэтрин и сама была новенькой в Уэйверли-Грин. Они с Камиллой сразу же сблизились из-за того, что их обеих почитали за белых ворон. Даже после того, как Кэтрин вышла замуж, они сохранили традицию и раз в неделю ужинали вместе. С годами она стала Камилле как сестра, которой можно было доверить самое сокровенное.
За некоторыми исключениями…
Хотя никого ближе Кэтрин у Камиллы не было, даже она не знала всей правды, скрытой за предложением Вексли.
– Ну, раз он так одержим желанием поухаживать за тобой, почему бы не рассмотреть его предложение? – размышляла Кэтрин, откинувшись на спинку бархатного кресла, пока Камилла отпила добрый глоток шерри, чтобы перебить вкус этой абсурдной идеи. – Он сын виконта. Внук графа.
Дверь со скрипом отворилась, и из-за нее высунула нос большая серо-белая кошка.
– Банни!
Камилла тут же просияла, а Кэтрин фыркнула.
– Я заранее отправила за ней экипаж. Знаю, как ей одиноко, когда ты работаешь.
– Выглядишь царственно, как и всегда, – сделала Камилла комплимент кошке. В ответ та величественно посмотрела на хозяйку, затем уселась и принялась вылизывать длинную роскошную шерсть.
– Так вот, – Китти все не унималась, – вернемся к сути дела. Почему бы не Вексли? Он из хорошей семьи.
– Он отвергнутый сын и отъявленный негодяй. Сатирические листки прозвали его «Златоязыким извращенцем», ради всего святого, Китти! Неужели ты не видела последнюю карикатуру на него? Непристойность – слишком мягко сказано. Эта иллюстрация была настолько откровенна, что, по слухам, у той витрины, где она выставлялась на прошлой неделе, столкнулись три экипажа.
– А я слышала, из-за того самого сатирического листка в его спальню наведались семь новых любовниц, – парировала Кэтрин. – А еще я знаю из достоверных источников, что его прозвище вполне заслуженно. Причем оно не имеет отношения к тому, насколько он хороший оратор.
Начавшийся чуть раньше мелкий дождь превратился в устрашающий ливень. Завывающий ветер сотрясал ветки деревьев, и они бились в окна, словно огромные чудовища, но две женщины уютно устроились у огня с бокалами шерри.
Как по часам, после ужина лорд Эдвардс отправился в клуб для джентльменов, чтобы дать женщинам время выпить и посмеяться как раньше, до того, как они с Кэтрин поженились три года назад. Ходили слухи, что он зачастил в клуб, чтобы отвлечься от разочарований по поводу того, что они до сих пор не произвели на свет наследника.
Это была тема, которую Китти не любила затрагивать. Камилла знала причину и хранила тайну подруги так же, как Китти молчала о множестве секретов Камиллы.
– Даже представить себе не могу, что Вексли всерьез подумывает о женитьбе, – заметила она.
Камилла задумалась.
– Семь новых любовниц за семь ночей – это возмутительно даже для Вексли.
– Дорогая, я ни слова не сказала о семи ночах. Ходят слухи, что он устроил настоящую вакханалию, и ни одна дама не ушла от него разочарованной.
Камилла шумно выдохнула.
– Конечно. Джентльмену следует потворствовать пороку лишь при покупке произведений искусства – то есть тратить на него огромные суммы, особенно в моей галерее, – а в браке быть добропорядочным. Уже из-за одного этого принципа я ни за что не вышла бы замуж за Вексли.
Ее подруга фыркнула.
– О нет, дорогая! Есть причина, по которой считается, что лучшие мужья получаются из исправившихся повес. В спальне бесстыжий мужчина просто необходим. Вообще-то чем распутнее, тем лучше. Во всяком случае, следует поблагодарить Вексли за его недавние выходки. По крайней мере, теперь тебе известно, что он неплохо подготовлен и вынослив.
– Неплохо подготовлен, – повторила Камилла с улыбкой, встряхнув головой. – Трудно понять, о чем ты говоришь: о мужчине или об идеальном куске мяса.
– Некоторые утверждают, что это одно и то же. Если повезет, ты тоже найдешь отличный бифштекс и вонзишься в него зубами!
Кэтрин изобразила, как отгрызает большой кусок. Камилла рассмеялась.
– Китти! Какой ужас!
– Если отбросить шутки, то, как ты помнишь, у Уильяма до нашей свадьбы была та еще репутация, однако жаловаться мне не приходится.
Она отпила шерри, глядя на Камиллу поверх бокала.
Камилла угрюмо молчала.
– Пускай Вексли груб и вульгарен, но я знакома с несколькими женщинами, которые жаловались, что их мужья – эгоистичные любовники. Они не заботятся о том, чтобы их жены тоже получили наслаждение. Разве быть внимательным к своей пассии – не добродетель?
– Кэтрин, – вздохнула Камилла. – Будь посерьезнее. Вексли до добродетели не ближе, чем до луны.
– Просто найди себе мужественного кавалера с сомнительной репутацией и спи с ним, когда у тебя появится настроение.
Как будто для женщины в этом мире нет ничего проще!
– Раз уж Вексли тебе не по душе, – Кэтрин наконец отступилась, – может, тебе попадался другой потенциально перспективный преданный спутник?
Камилла поежилась. Под преданным спутником, на поисках которого настаивала Китти, подразумевался тайный любовник. Камилла искренне не одобряла этой мысли.
Не считая нескольких жарких поцелуев, страстных ласк и тайной встречи с бесчестным охотником, который впервые довел ее до оргазма, Камилле недоставало опыта реальной жизни. Она проживала подробности, рассказанные замужней подругой. Понаблюдав за горем отца после ухода матери, Камилла отвергла саму идею замужества.
Она не воспринимала идею Китти всерьез, хотя ей все же хотелось мужской ласки. Кэтрин знала об этом и частенько пыталась с кем-нибудь свести Камиллу, к ее вящему удовольствию и ужасу. Камилла знала, что, как только она будет готова, Кэтрин ничто не остановит.
Если бы Кэтрин оказалась тем вечером в галерее, она бы сочла лорда Синтона идеально подходящим на роль преданного спутника Камиллы. А все из-за его властной позы – казалось, им было пронизано все пространство вокруг него. Он был человеком, который знал чего хочет, и добивался этого.
Синтон вошел и заявил свои права на галерею всего лишь одним высокомерным взглядом. Он овладел всем, в том числе и благоразумием Камиллы.
Как бы эта его черта ни раздражала при свете дня, Кэтрин заявила бы, что по ночам в спальне лучшего и желать нельзя. Особенно если он поставил бы перед собой задачу овладеть после разума Камиллы еще и ее телом.
– Твое молчание наводит на мысли о том, что ты уже встретила кого-то привлекательного.
– Нет, – солгала Камилла. – Вовсе нет.
Непроизвольно, причем уже не в первый раз за этот вечер, она вернулась мыслями к завораживающим изумрудным глазам и чувственному рту, который мог похвастаться донельзя дьявольской ухмылкой.
Еще по пути к подруге, когда дождь лениво забарабанил по крыше экипажа, Камилла откинула голову на мягкую стенку, закрыла глаза и внезапно обнаружила, что представляет лорда Синтона, сидящего на скамейке рядом с ней. Он медленно притягивает ее к себе и скользит пальцами по ее рукам, изучая небольшие участки обнаженной кожи между перчатками и платьем, словно хочет найти в ней ответы на любую загадку Вселенной…
Он не спускает с нее изумрудных глаз. Камилла наблюдает за тем, как он медленно наклоняется, чтобы дать ей время остановить его порывы, а затем нежно проводит губами по чувствительной шее мягким поцелуем. Когда ее дыхание перехватывает от этого ощущения, он следует вдоль изгиба ее плеча, затем вниз, по декольте…
Его губы становятся все настойчивее с каждым умелым движением языка и нежным покусыванием, отчего все ее тело охватывает жар.
Затем он переключается на корсет, осторожно тянет за шнуровку и развязывает ее со сноровкой, сводящей с ума. Тут-то он и раскрывает один из самых скандальных секретов этой старой девы: слабость к нижнему белью. В шикарном белье Камилла чувствовала себя красивой и втайне покупала у модистки нежные, мягкие и женственные вещицы, облегавшие изгибы ее тела…
Пальцы Камиллы соскользнули со скамьи на колени и приподняли юбки. Шелест шелка звучал запретной музыкой на фоне грохота колес экипажа. Она принялась медленно поглаживать чувствительную кожу над чулком с кружевными краями, все ближе подбираясь к нарастающему жару между ног.
Она ласкала себя в экипаже, представляя его пальцы между бедер, и всем телом предалась этим ощущениям, пока кучер не постучал в дверь. Он привел ее в чувство и, что было куда неприятнее, не дал ей достичь удовлетворения.
Вообще-то этот лорд Синтон просто повеса, так что ей стоило перестать о нем фантазировать. Особенно после того, как он попросил о том, чего она ни за что бы не написала. Каждого, кто интересовался заколдованными предметами, следовало избегать любой ценой. Об этом ее предупреждали и мать, и отец – редкий случай, когда они оба были непреклонны.
Заколдованные предметы не то чтобы обладали разумом, но и не были абсолютно его лишены. Камилла знала, что ведьмы создавали их из ненависти при помощи темной магии, а затем позволяли им с течением времени сеять все больше хаоса и неприятностей.
По рассказам ее отца, это означало, что артефакты могли даже менять внешний вид. То, что изначально было троном, могло превратиться в книгу, кинжал или перо для того, чтобы издеваться, ранить и убивать забавы ради. Такой предмет мог овладеть живым существом и вселиться в него до тех пор, пока ему не наскучит и он не покинет тело хозяина.
В поле ее зрения возникло обеспокоенное лицо Кэтрин.
– Камилла? Милая, может, стоит открыть окно? Ты немного покраснела…
– Нет, прошу тебя. Думаю, это последний глоток шерри.
Про себя Камилла проклинала лорда Эшфорда Синтона и его соблазнительные высокомерные губы за то, что снова на них отвлеклась. Это невероятно выводило из себя – не выносить мужчину и в то же время испытывать к нему влечение. Невозможно было поверить, что она думала о нем вот так.
Этого никогда не случалось с другими мужчинами, которых она презирала. Ей ни разу не доводилось практически достичь оргазма на заднем сиденье экипажа, представляя себе Вексли.
Камилла дала себе слово больше не думать в таком ключе и о Синтоне.
– Вексли упоминал о званом ужине. Ты получила приглашение? – спросила она.
Кэтрин пристально смотрела на нее, но наконец кивнула.
– Его доставили прямо перед твоим приездом. Пожалуйста, скажи, что идешь, – взмолилась она. – Я не вынесу даже мысли о том, что буду там без тебя.
Если бы Вексли прислал приглашение, Камилле пришлось бы принять его, чтобы избежать его гнева, хотя ей этого ох как не хотелось.
Зато у нее возникла одна мысль.
Если она попадет в дом Вексли на званый вечер, который наверняка перейдет в шумную вечеринку, возможно, ей удастся найти там ее первую подделку.
Вексли говорил, что спрятал ее. А значит, она хранилась в его личном кабинете, куда во время праздника не попадет ни один из гостей. Для Камиллы это была отличная отправная точка.
Когда вечеринка будет в самом разгаре, она займется поисками картины. А когда найдет ее, сожжет в первом же камине. Векс-Фекс даже не узнает, что это ее рук дело. Так она защитит себя от дальнейшего шантажа.
План был рискованным. Однако если он сработает, награда будет слишком велика, чтобы не попытаться.
До этого Камилла различила в речах беспутного лорда нотки отчаяния. Она понимала, что вскоре он найдет способ добиться ее руки. Так что она чокнулась с подругой и улыбнулась:
– Разумеется, иду. Разве можно придумать лучший способ скоротать вечер!
Кэтрин рассмеялась и покачала головой.
– Лгунишка! Но я рада, что ты там будешь. Сама знаешь, каким восхитительно неистовым скандалом может обернуться этот вечер, особенно если Вексли напьется…
Камилла знала и молилась, чтобы Векс-Фекс не подвел ее.
Лицо Кэтрин просияло.
– Кстати, о неожиданных поворотах. Слышала про того лорда, который приехал совсем недавно? Лорд Эшфорд как-то там… О нем все говорят.
Камилла сглотнула комок в горле.
– Да? Не слышала. По крайней мере, перестали шептаться о моей матери.
Кэтрин одарила ее грустной улыбкой. Она пыталась уберечь Камиллу от худшей сплетни последнего десятилетия. Особенно от безжалостных мамаш, готовых на все, чтобы их дочери вышли замуж за самых завидных женихов.
– Судя по тому, что ты мне рассказывала, леди Флер была не робкого десятка. Поэтому о ней до сих пор и говорят, даже десять лет спустя, – сказала Китти. Она почувствовала, куда завели Камиллу ее мысли. – И она была права: все эти глупые мамаши просто завидовали твоему таланту. Помнишь, ты сама мне это говорила?
Камилла рассмеялась.
– Они не завидовали моему таланту, Китти. Они считали меня странной и не хотели, чтобы их сыновья ухаживали за мной.
Китти одарила ее улыбкой заговорщика.
– Твоя мама говорила: «Все они дуры, которым нужно лишь отвлечь внимание от своих идиотских наследников и их, вне всякого сомнения, крошечных членов».
– Кажется, ты не совсем так запомнила ее слова, – возразила Камилла.
– Возможно, я немного приукрасила. Но, как по мне, они все боятся, что ты легко могла бы нарисовать нелестные, но ужасно правдивые портреты их благородных обнаженных вялых стручков.
Камилла закрыла лицо руками, пытаясь выбросить из головы этот образ.
До того как уйти, Флер, мать Камиллы, говаривала с лукавой улыбкой, что с радостью наслала бы целую армию блох в спальни самых мерзких дворян. А затем проследила бы за тем, чтобы насекомые искусали их зады, и на следующем балу им постоянно хотелось бы почесать ниже пояса.
Мысль о чопорных благородных лордах и леди, которые изо всех сил пытаются соблюдать правила приличия с зудящими задницами, вызывала у Камиллы некое извращенное ликование. При всех своих недостатках Флер с ее злым чувством юмора умела рассмешить дочь.
– Она не писала? – тихо спросила Кэтрин.
Камилла покачала головой.
– Нет. Думаю, она отправилась исследовать мир, как всегда и мечтала.
Кэтрин отпила шерри, дав Камилле время собраться с мыслями. Она всегда испытывала противоречивые чувства, когда речь заходила о ее матери. Хотя в первую очередь на ум приходили замешательство и одиночество, нахлынувшие на нее, когда Флер ушла.
Однако именно мать рассказывала маленькой Камилле истории, слишком невероятные, чтобы быть правдой. Она повествовала о темных королевствах, кишащих необыкновенными существами: богинями и демонами, вампирами и оборотнями. Были там и семь принцев-демонов, один порочнее другого.
Камилла сворачивалась калачиком на диване рядом с мамой, закрывала глаза и мечтала.
Пьер тоже внимательно слушал эти истории. Камилла подозревала, что именно волшебная манера речи мамы вдохновляла отца-художника писать на холсте сцены из ее фантазий.
Поначалу Флер была в восторге от творчества супруга и поддерживала его в том, чтобы он не переживал о титуле, следовал своей страсти и открыл галерею. Но когда он стал одержим идеей запечатлеть мимолетные небылицы из ее рассказов, то принялся требовать от нее все больше историй и описаний. Флер разозлилась, затем заскучала и замкнулась в себе.
Оглядываясь назад, Камилла понимала, что все было очевидно. Флер стала беспокойной, почти каждый день уходила из дома, а когда наконец возвращалась, все равно не успокаивалась.
Камилла никому об этом не говорила, но мать оставила ей одну вещицу – медальон. Последний секрет, которым она поделилась с дочерью.
Камилла не хотела цепляться за прошлое. Она чувствовала, что одиночество возвращается, а боль никогда не исчезает насовсем, лишь утихает с течением времени.
Она нервно теребила медальон, который носила, не снимая. Кэтрин заметила привычный жест подруги.
– Ты что-то скрываешь.
– Я уже встречалась с ним, – ответила она, уводя беседу в менее эмоциональное русло. – С тем загадочным новым лордом.
Глаза Китти округлились.
– Ах ты старая зануда! Почему же ты сразу не поделилась такой новостью? Он был хорош? А взгляд у него такой, будто он готов прожечь тебя насквозь?
– Ты вообще о чем?
– Поживи с мое, дорогая. Он либо красив, либо невзрачен. Хотя красота весьма субъективна, не так ли?
Камилла небрежно повела плечом, ничего не утверждая.
– Мне особо нечего рассказывать, – отговорилась она.
– Доставь мне удовольствие. Какие у тебя первые впечатления?
– Ты невыносима, – сказала Камилла, дразня ее.
– Любопытна, а не невыносима. Ты же знаешь, я обожаю узнавать секреты раньше всех.
– Ну что ж… Он высокий, надменный, и, вероятно, у него крошечный член. Иначе и представить не могу, почему он себя вел так по-хамски. Ты бы видела, как он вошел, требуя выполнить его прихоти. Мужчины вроде него омерзительны. Не удивлюсь, если он убежден, что солнце всходит и заходит, потому что ему так угодно. Забудь о законах природы! Лорд Синтон – создатель всего сущего, и не смей забывать об этом, челядь!
Глаза Китти сияли от едва сдерживаемого веселья.
– Вижу, что тебе правда совершенно нечего рассказать. Кроме того, что ты вот-вот по уши в него влюбишься. А может, он и станет тем самым преданным спутником!
Камилла не собиралась допускать ничего подобного. Этот лорд не станет ей абсолютно никем. Когда подруга предложила еще выпить, она подняла бокал, держа эти мысли при себе.
Если повезет, беспокойный лорд Синтон больше не переступит ее порог.

Четыре
– Будешь кусать здесь всех, с кем спишь, – процедил Зависть сквозь зубы, – и по городу неминуемо поползут слухи, Алексей. Думаешь запугать весь Уэйверли-Грин, чтобы одержать победу в игре?
– Нет, Ваше Высочество.
Блондин-вампир аккуратно промокнул уголки рта черным шейным платком. Таким образом он убрал последние улики, пока прислуга в поместье, недавно приобретенном Завистью, не заметила кровь. Этот весьма культурный жест резко контрастировал с алыми каплями, стекавшими у него по подбородку.
– Как бы то ни было, я не собирался его кусать. Я всего лишь хотел дать ему то, что он просил. Ночь страсти.
– И все же держи свои клыки и член при себе. Если тебе надо перекусить или покувыркаться – только не в Хэмлок-холле. Вот уж чего нам точно не нужно, чтобы какой-нибудь взвинченный субъект связал наше прибытие с нападениями вампиров. Я ясно выразился?
Его заместитель склонил голову, благоразумно прикрыв рот.
Зависть вернулся в свой особняк, чтобы спланировать следующий поход к мисс Антониус, и обнаружил вампира посреди главного коридора. Его клыки глубоко вонзились в бедренную артерию его любовника, брюки которого были спущены до лодыжек. Он громко стонал, пока Алексей попеременно пил кровь из его ноги и поглаживал его эрегированный член.
Яд вампиров опьянял людей, десятикратно увеличивая наслаждение. Большинство смертных быстро теряло от него рассудок.
Чем могущественнее был вампир, тем более мощным ядом он обладал. Алексей когда-то был смертным. В королевстве вампиров он переродился с царственным морозно-голубым взглядом, и укус у него был невероятно сильным. Но и простое прикосновение его пальцев или языка сводило любовников с ума еще до того, как на них подействует яд.
День выдался кошмарным. Зависть собирался уединиться в студии, чтобы выплеснуть разочарование на новом холсте. Вместо этого он делал выговор помощнику, будто нянька, отчитывающая ребенка.
Если бы они находились в Семи кругах, в этом не было бы ничего особенного. Все их королевство зиждилось на грехопадении. Алексею дозволялось спать с любыми желающими лордами, леди или другими придворными. Этим он и занимался, причем нередко.
Последним увлечением Алексея стала некая богиня. Зависть вынужден был признать, что эта интрижка пошла всем на пользу, как бы сильно его ни раздражала упомянутая особа.
Алексей удалился в другой конец комнаты, чтобы у Зависти появилось время и место для размышлений. Одно было хорошо в вампирах: они обладали способностью молчать и оставаться неподвижными на протяжении нескольких часов, так что об их присутствии было легко забыть.
Зависть выглянул в панорамное окно. Поместье из известняка окутывали густые клубы тумана. Принц задумался, словно зачарованный ненастной погодой. Дождь стучал по стеклам все сильнее. С такой же силой ухудшалось настроение Зависти.
Гордыня и Похоть были правы: самый очевидный способ добиться успеха – это соблазнить Камиллу. Но если бы мисс Антониус оказалась с ним в постели, она наверняка захотела бы большего. Почти все смертные, с которыми он путался, были одержимы его грехом. Они ревновали ко всем, кто был до них и кто будет после. Именно поэтому он придерживался принципа проводить с любовницами не больше одной ночи. Больше никогда. Об этом правиле, как и о жажде его любовниц, ходили легенды.
Нередко это само по себе являлось частью веселья, но затевать такое с Камиллой было бы слишком утомительно. Само собой, Зависть черпал силу, разжигая в других свой грех, и сейчас это стало особенно важным. Ему нужно было накопить как можно больше сил, чтобы выиграть.
Но он не пускал смертных к себе в постель уже несколько десятилетий, с того самого случая, как все пошло не так, и не собирался снова этого делать.
Если бы Камилла возжелала ночь страсти, возможно, он отдал бы это на откуп Алексею. Так вышло бы проще… Но наверняка существовал и какой-нибудь другой способ.
Зависть резко раскрыл лежащий перед ним дневник и пробежался глазами по строчкам. Сюда он записал две подсказки, обнаруженные за последний месяц, и комментарии о том, как он их обнаружил.
От первой подсказки у него снова закипела кровь. Насмешка, скрытая в головоломке, предстала перед ним, когда он гостил в Доме Жадности. Это было месяц назад, неделю спустя после того, как королева Гнева вступила на престол.
Обычно Зависть не играл в азартные игры в доме брата, но в этот раз не стал придираться к мелочам. Когда Зависть раскрыл карты, то понял, что игра началась. Перед ним лежали двенадцать темно-зеленых карт и одна-единственная красная. На них был один только цвет, никаких изображений.
Зависть ждал десятилетиями и почти потерял надежду, что игра вообще состоится. Его пульс участился, все внимание было приковано к часам. Стрелки приближались к тому самому времени.

Полночь.
Темно-зеленый – цвет Дома Зависти.
Красный, по его догадкам, обозначал идеальную мишень.
Он немедленно поспешил к себе, чтобы оказаться в тронном зале незадолго до полуночи. Тут-то все и началось: языки пламени охватили его трон с одной стороны.
Точь-в-точь как на картине, которую должна была написать для него Камилла.
Две недели понадобилось, чтобы по подсказке отыскать нужного мастера. После этого еще почти две недели ушло на обустройство поместья в Уэйверли-Грин. Ему хотелось поскорее перейти к следующей подсказке.
В предыдущих играх давалось от четырех до шести подсказок. Но ни в одной из тех игр ставки не были столь высоки, как в нынешней. А это означало, что Зависть, возможно, уже достиг бы середины пути, если бы Камилла согласилась запечатлеть на полотне этот проклятый трон.
Он снова взглянул на подсказки.

12 зеленых, 1 красный = полночь, Дом Зависти, цель/следующая подсказка
Проклятый Трон
Элла и алмазик. Анаграмма
Анаграмма решена: Камилла Элиза
Зависть заметил ворона, который сел за окном и уставился на него черными глазами-бусинками, а затем взмыл в небо, разразившееся громом. Это могла быть просто птица – или шпион. Зависть не нуждался в напоминаниях о том, что он здесь не единственный игрок, хотя подсказки у всех были разные.
Этот ублюдок фейри, Леннокс, часто выбирал тех, кого в какой-то момент обделил в прошлых играх. Он давал всем им шанс отыграть все, что у них забрал. Подсказки, награда – для каждого все подбиралось индивидуально, хотя подсказки часто пересекались. Например, если в Уэйверли-Грин появится другой игрок, возможно, ему тоже понадобится, чтобы Камилла что-то для него нарисовала.
Зависть захлопнул дневник.
Он оказался в нужном месте. Оставалось всего лишь убедить Камиллу помочь ему. Он выбросил из головы все, кроме того, что его окружало. Так у него сам по себе складывался новый план.
Хэмлок-холл представлял из себя просторный особняк. Он располагался на вершине довольно высокого холма, откуда открывался вид на город, мерцающий огнями внизу. Этим он напоминал Зависти его собственный Дом Греха. Однако на этом же сходство заканчивалось.
Кабинет из темного дерева был заставлен книгами в кожаных переплетах. Кроме того, в нем имелись огромный письменный стол и удобные кресла с высокими спинками. Никаких кричащих картин или изысканных статуэток – только скучные карты смертных, неточные и отвратительные по исполнению.
Во влажном воздухе висел легкий аромат сигарного дыма, впитавшийся в древесину за долгие годы потакания слабости предыдущего владельца. Намек на один из его излюбленных пороков, которых, судя по всему, было не счесть. Более того, недавно лорду пришлось насовсем покинуть Хэмлок-холл, поскольку для него настали трудные времена. Он едва нашел покупателя из-за слухов о том, что его земли прокляты. Зависть очень обрадовался этим дурным известиям.
Или, быть может, Зависть сам распустил эти слухи за несколько недель до того, как сделать владельцу грандиозное предложение.
Не то чтобы он переживал из-за денег. Однако разрушающееся поместье таило в себе гораздо больше возможностей. Он знал, что слухи лишь прибавляли ему загадочности. А это означало, что местные будут рады любому приглашению в его владения.
Если оставить в стороне личную неприязнь, лучшим способом вступить в общество смертных для принца Зависти было устроить бал-маскарад, каких они еще не видывали.
Зависть потянулся через стол, придвинул поближе бутылку темного виски, откупорил ее и плеснул немного в стакан из граненого хрусталя. Медленно закрывая бутылку, он снова задумался об игре.
Повелитель фейри никогда не отступал с намеченного пути. Зная Леннокса, Зависть подозревал, что первые подсказки приведут остальных игроков в Уэйверли-Грин. На маскараде у Зависти будет возможность выяснить, кто оказался среди игроков и сколько их всего. И если им тоже предписано дать задание Камилле, Зависть должен опередить их всех.
Его шпионы день и ночь следили за галереей, но ему хотелось обдумать и другие способы держаться поближе к Камилле.
Наконец он взглянул на Алексея.
– Не поступило ли новых сведений о пороках Камиллы? Может, используем какие-нибудь искушения?
– Нет, ваше высочество.
Их прервал стук в дверь из красного дерева, отполированную совсем недавно.
– Войдите, – приказал Зависть.
В кабинет вошел его дворецкий, Гудфеллоу. Учтиво поклонившись, он обратился к господину:
– Милорд.
На самом деле, было даже немного грустно, как легко смертные верили любой лжи. Всего-то и требовались деньги, дорогая одежда и высокомерие. Одного лишь слова Зависти при поддержке поверенного и по договоренности с Алексеем хватило, чтобы сочинить историю для местных. Так Зависть стал лордом из южного региона королевства Айронвуд. Свое прибытие он объяснил желанием семьи расширить свои владения и увеличить богатство посредством брака.
– Вы чего-то хотели, Гудфеллоу?
Гудфеллоу бросил нервный взгляд на вампира.
– Алексей, – сказал Зависть. – Займись пока тем вопросом.
Его подручный коротко поклонился и вышел.
Как было известно Зависти, даже те смертные, которые не верили в вампиров, чувствовали себя добычей, когда находились рядом с ними.
Страх обострял чувства смертных, приближая их к миру животных. Однако они тут же отгоняли прочь природные инстинкты выживания, приняв их за глупость.
То ли из-за высокомерия, то ли из-за самолюбия человек был единственным живым существом, которое слишком часто пренебрегало главным правилом того, как не быть съеденным: полагайся на инстинкты или поплатись за то, что не доверился им.
– Да? – Зависть переключил внимание Гудфеллоу с вышедшего из кабинета вампира.
– Все приглашения отправлены, милорд. Ни одно благородное семейство в Уэйверли-Грин не захочет пропустить это событие. Повар уже…
– Вы отправили приглашение мисс Антониус?
– Художнице? – уточнил Гудфеллоу.
Зависть слегка кивнул.
– Еще нет, милорд. Но я полагаю, она стала любимицей общества, несмотря на довольно трагическое прошлое, поэтому я добавлю ее в список. Как я уже говорил, повар…
– Объясните.
– Э-э, насчет повара или… – Гудфеллоу осекся, натолкнувшись на суровый взгляд Зависти.
– О, мисс Антониус, бедняжка… Ее мать ушла из дома прямо перед ее дебютом и усложнила жизнь юной мисс всеми этими неприятными слухами. Ни одна матушка не позволила ни одному из своих сыновей ухаживать за ней. А теперь она прямо-таки старая дева, хотя в свете любят ее галерею, благодаря которой она осталась на плаву, как я полагаю.
Зависть на мгновение задумался. Мать Камиллы пропала, никакой перспективы замужества у нее нет… Так почему же она так решительно его отвергла? Зависть ясно дал понять, что он при титуле, и к тому же он красив. Камилле стоило хотя бы попытаться с ним пофлиртовать. Разве что она не ждала, что он ответит тем же…
Почему единственно верным всегда оказывался проклятый план Похоти?
Наверное, в следующий раз Зависти стоит ее соблазнить. Попытка не пытка.
Гудфеллоу счел безмолвные размышления Зависти за поощрение и продолжил доклад.
– Повару выданы указания о покупках на рынке, а лакея я отправил за масками, которые вы просили. Садовник проинструктирован насчет цветочных композиций. В бальном зале прямо сейчас ведутся ремонтные работы, которые должны завершиться не позднее чем через два дня. Так у вашей светлости будет достаточно времени на внесение любых правок.
– А что насчет ежевики и коричневого сахара?
– Об этом уже позаботились, милорд. Как и о лучшем бурбоне во всем Уэйверли-Грин.
Зависть кивнул.
– Что насчет галереи в северном крыле?
– Со всех портретов сняли покрывала, а скульптуры чистят прямо сейчас.
– Полагаю, лабиринт из живой изгороди у вас тоже под контролем.
– Конечно. Садовник получил выданные вами изображения и придерживается вашего замысла.
Напряжение, охватившее Зависть после отказа Камиллы, частично испарилась. По крайней мере, хоть что-то этим вечером шло так, как он и хотел.
Гудфеллоу откашлялся. Зависть подавил вздох.
– Что-то еще?
Гораздо драматичнее, чем оно того стоило, Гудфеллоу достал хрустящий конверт цвета слоновой кости, с виду невзрачный и скучный.
– Вам пришло приглашение, милорд. Из Гретна-хауса.
Зависть непонимающе уставился на дворецкого.
– Прошу прощения, милорд. Гретна-хаус – дом лорда Филипа Вексли. Он любимец общества. Хотя, если говорить начистоту, скорее, он пользуется дурной славой.
Невзирая на всю свою напыщенность, Гудфеллоу слыл еще и жутким сплетником. Ему было в радость помочь Зависти разобраться во всех тонкостях Уэйверли-Грин.
– Что же принесло ему дурную славу? – полюбопытствовал Зависть, потягивая виски.
И без того краснощекое лицо Гудфеллоу вспыхнуло ярким румянцем. А это значило, что тут не обошлось без распутства.
– Ходят слухи, что он устраивает… э-э, развратные вечеринки для круга избранных друзей, милорд.
Зависть изучал черты его лица. «Какой же он предсказуемый и какой все-таки смертный», – подумал он.
И тут же решил немного развлечься, наблюдая за конфузом Гудфеллоу.
– Его гости ведут себя непристойно?
Гудфеллоу резко вздохнул, затем кивнул. Его глаза сверкали от желания поскорее рассказать об этом потрясающем скандале.
– И? – подбодрил его Зависть.
– Ну, я слышал, что некоторые гости ускользают в сады, чтобы… – он огляделся вокруг, словно проверяя, не подкрался ли к ним кто-нибудь. – Целоваться.
– Целоваться?
Зависть считал про себя до тех пор, пока его не отпустило внезапно возникшее желание заколоть себя, причем неоднократно.
– И что, кому-то доводилось стать свидетелем этого… непристойного поведения?
– Ну, я так себе это представляю. Хотя в детали меня не посвящали.
Должно быть, Зависти не удалось скрыть раздражение так хорошо, как ему показалось. Гудфеллоу поспешил продолжить:
– Не говоря уже о собранной им коллекции! Большую ее часть нельзя показывать в приличном обществе. Но разве это волнует лорда Вексли! Ходят слухи, что у него собрана целая частная коллекция инструментов в форме мужских членов. Он их скрывает, а не то дамы за ужином попадают в обморок. До определенного момента общество смотрело на Вексли сквозь пальцы.
– И этим моментом стали инструменты в форме мужских членов, – невозмутимо заявил Зависть.
– Именно так, милорд. Все это голословно, но ходят слухи и о том, что он устраивает… демонстрации… когда леди расходятся после ужина.
Если бы Гудфеллоу попал в Дом Похоти, его хватил бы удар.
Демоны, играющие с инструментами в форме мужских членов, там были ежедневной нормой.
Однако при упоминании частной коллекции у Зависти наконец-то пробудился интерес.
– Этот Вексли – заядлый коллекционер произведений искусства, не так ли? – спросил он.
Гудфеллоу кивнул.
– Его коллекция так же обширна, как в этом особняке?
Гудфеллоу открыл рот, но тут же закрыл, чтобы подумать еще раз.
– Лично я ее не видел, милорд, поэтому не могу сказать с уверенностью. Но я слышал, что он посещает Сильверторн-лейн. Сами знаете, что говорят о черном рынке.
– Просветите меня.
– Что ж, милорд. Почти все в Уэйверли-Грин считают, что тамошние торговцы не совсем… люди.
Зависть приподнял брови. Он об этом не слышал. Но его шпионы обязательно узнают от него об этой упущенной детали.
– Кто же они тогда, скажите на милость?
– Говорят, что тамошние торговцы – изгнанные фейри. Имейте в виду, большинство из тех, кто так считает, – те еще выпивохи. Лично я в такие сказки не верю.
Зависть притих. А вот это и впрямь очень интересное известие.
– А вы уверены, что этот скандально известный лорд посещает тех… фейри?
– Да, милорд. Об этом мне рассказывал его лакей. Раз в неделю, как часы.
– Примите его приглашение, – сказал Зависть и отпустил дворецкого резким кивком. Может, в конце концов он обнаружил другого игрока.
Даже если Гудфеллоу не одобрял решение своего господина, он благоразумно никак этого не показал.
Зависть хотел прощупать повесу, который имел дело с фейри, и проверить, верна ли его теория.
Гудфеллоу поспешил выполнять приказы.
Если и существовала хоть одна общепринятая истина, то заключалась она вот в чем: когда речь шла о грехе, ни один джентльмен ни в этом, ни в каком-либо другом королевстве не мог и надеяться составить конкуренцию демону.
Особенно Принцу Ада.

Пять
Камилла возилась с юбками в карете, грохочущей по мощеной улице. Рядом с ней лорд Эдвардс болтал о петухе по имени Питер. Судя по всему, у Эдвардса возникли очередные трудности с хозяйством.
Камилла взмолилась, чтобы это не оказалось эвфемизмом.
Она встретилась взглядом с подругой, сидевшей напротив. Леди Кэтрин прижала тыльную сторону руки в перчатке к губам, очевидно, сдерживая хихиканье. Это нисколько не удивило Камиллу. Камилла и Китти были сделаны из одного и того же крутого теста. Просто они хорошо это скрывали.
Почти всегда.
– …вот почему, дорогая, – растолковывал Эдвардс жене, – нам следует отправиться в Винтерсет. Чтобы как можно скорее заняться делами поместья. Мы просто не можем позволить Питеру бесчинствовать.
Жаль, что общество не относилось к Вексли точно так же.
– Дорогой, – успокаивала его Кэтрин. В ее голосе, на удивление, не было ни малейшего намека на веселье. – Мы не вернемся в загородный дом еще несколько месяцев. Уверена, до лета с цыплятами все будет в порядке.
После этого она переключилась на Камиллу.
– Ты же присоединишься к нам, хотя бы на какое-то время?
– Конечно.
Благодарность и теплота переполняли Камиллу. Когда прошлым летом ей пришлось сдавать в аренду семейное поместье, Китти приняла все возможные меры, чтобы Камилла провела с ними почти весь сезон. Камилла никогда и никому об этом не говорила, но даже если бы она не сдавала загородный дом отца, после его смерти поездка туда обернулась бы для нее мукой. Она боялась, что столкнется с его призраком, который бродит по коридорам и прихлебывает горячий шоколад. Папа всегда его готовил, и они пили шоколад несмотря на летнюю жару, пока он рисовал и рассказывал истории о людях, которых поцеловали фейри – подданные таинственного короля.
В одних историях этот король был жестоким, в других – всемогущим и великодушным. Когда Камилла подросла, то поняла: все это выдумки. Однако она была в восторге от того, насколько искренне Пьер обожал эти легенды. Даже несмотря на то, что ближе к кончине, почти утратив связь с реальностью, он чересчур отчаянно за них цеплялся.
– Быть может, мисс Антониус нарисует портрет Питера.
Китти тяжело вздохнула.
Карета остановилась, и разговорам о дурно воспитанной птице пришел конец. Внезапно она ощутила комок в горле от волнения, нахлынувшего, когда кучер подошел, чтобы открыть дверь и помочь ей выйти.
Они прибыли в Гретна-хаус, имение Вексли. Его городской особняк находился в Гринбрайер-парке – одном из самых престижных районов в восточной части Уэйверли-Грин.
Как и все остальные особняки на этой улице, его дом содержался в идеальном состоянии. Здание из белого камня окружали террасы с перилами из кованого железа. Вдоль фасада пышно цвели деревья и кусты. Восхитительная каменная ограда отделяла крохотный дворик от мощеной улицы.
Камилла вышла из кареты с высоко поднятой головой и вгляделась в особняк. Оттуда струился теплый свет. Беззаботные завсегдатаи вечеринок даже не ведали, чего ей все это стоило. Ведь именно благодаря их темным делишкам Вексли купил этот дом. Перед Камиллой во плоти предстало доказательство ее преступлений, словно насмехаясь над тем, как низко она пала.
У нее в распоряжении имелось всего несколько часов, но слишком многое было поставлено на карту. Этим вечером она либо вернет себе свободу, либо навсегда застрянет в паутине обмана Векс-Пекс-Фекса.
Троица поднялась по парадной лестнице. С них сняли пальто и палантины и проводили в гостиную, где они могли пообщаться с гостями, приехавшими раньше.
Кто-то подозвал лорда Эдвардса. Камилла так нервничала, что и не заметила, как Кэтрин с мужем отошли от нее, чтобы поздороваться со знакомыми. Пришлось ей разыскивать пунш в одиночестве.
Она оглядела собравшихся в поисках Вексли. В углу недалекие, но богатые лорды Уолтерс и Харрингтон старались развлечь сестер Кэррол, двух хорошеньких дам с медовыми волосами. Ползли слухи о том, что их отец приобрел титул на деньги с прибыли от игрового дома. Она вежливо улыбнулась им и еще нескольким гостям, но даже мельком не заметила Вексли.
Камилла добралась до пунша и взяла бокал. Отпив глоток, она еще раз осмотрела зал. Кэтрин и Уильям разговаривали с лучшим другом Уильяма, лордом Гэрри, мужчиной тридцати лет, который, как и многие из присутствующих, время от времени украшал собой сатирические листки.
Гэрри сезон за сезоном оставался одним из самых завидных женихов, а все благодаря тому, что ему предстояло унаследовать герцогский титул. Но если озорная улыбка и мальчишеское обаяние ничуть его не портили, то вот закрыть глаза на его страсть к азартным играм было не так просто, о чем Камилла регулярно напоминала Китти.
На вечер также прибыли мисс Янг и мисс Лайнус. Камилла сомневалась, что они предупредили об этом родителей, а не просто улизнули в гости к Вексли. Они обе по статусу были близки к старым девам, но еще не окончательно вышли в тираж.
Их компаньонка, вдова Джанель Бадде, подняла бокал, приветствуя Камиллу. Камилла всегда восхищалась Джанель, которая вышла замуж за мужчину в три раза старше нее. Вскоре после свадьбы он умер, и она осталась молодой и счастливой вдовой, которая по полной пользовалась своим положением. Она заводила любовников и при случае добровольно вызывалась играть роль компаньонки для незамужних подруг. Формально общество не одобряло такое поведение, но и порицать ее было не за что.
Только Камилла развернулась, чтобы осмотреть другую половину зала, ее взгляд упал на него – лорда Эшфорда Синтона во всей его властной и раздражающей красе.
Он стоял в одиночестве, рассматривая картину в дальнем конце зала, и пока что не замечал Камиллу. Так что она не спеша изучала его, чувствуя смутное раздражение от того, что этим занималась не только она. Вдова Джанель чуть ли не облизывалась, скользя по нему взглядом.
Камилла разделяла ее эмоции. Силуэт этого мужчины казался мрачным даже из противоположного конца зала. Отблески свечей золотили острые черты его лица. Но больше Камиллу потрясло то, что привлекло его внимание. Он приближался к ее любимой картине из всех, украшавших дом Вексли.
На искусной акварели был изображен сельский амбар среди поля – такой, какими она их представляла на севере или даже в одной из сказок ее отца. Весь пейзаж был выписан в зеленых и кремовых тонах, от темно-зеленых гор на фоне до сочной высокой травы цвета бледной полыни на переднем плане.
От этой картины веяло умиротворением. В ней была скрыта сама суть простой жизни без тайн и давления общества.
Каково это – пробежаться босиком по мягкой траве? Поднять юбки до колен, и наплевать, подобает ли это леди? Камилла мечтала почувствовать под ногами землю и танцевать под звездами в одной ночной рубашке. Жить без чужих правил, которые ее сковывали. Вопреки обстоятельствам и окружающей ее роскоши, она была диким необузданным созданием.
Ей стало интересно, что увидел Синтон, что почувствовал, когда поднял руку и почти с почтением обвел амбар пальцами.
– А он… нечто, не правда ли?
Камилла вздрогнула, когда вдова Джанель заговорила, но та даже не удостоила ее взглядом – ведь она не отрываясь чуть ли не прожигала глазами спину Синтона.
– Знаете, как его зовут? – с жадностью спросила Джанель.
Этот вопрос возмутил Камиллу, хотя и на это вдова не обратила ни малейшего внимания.
– Нет, к сожалению, – ответила она и снова переключилась на других гостей. – В горле пересохло. Не хотите пунша?
Вдова Джанель уклончиво хмыкнула. Камилла отошла к ближайшему столику с закусками, оставив Джанель глазеть дальше. Вексли так и не почтил их своим присутствием. А это означало, что он либо уже пьян, либо готовится к эффектному появлению. В любом случае у Камиллы появилось немного времени для поисков, пока все остальные были заняты.
Слегка взволнованная, она быстро отошла от стола и нечаянно толкнула гостя, подошедшего за бокалом пунша.
– Я…
Взглянув на него, Камилла осеклась. На нее смотрели пронзительные изумрудные глаза.
Спустя мгновение до нее дошло, что крепкие руки лорда Синтона подхватили ее, не дав уронить бокал. Холодный взгляд резко контрастировал с жаром, который исходил от его длинных пальцев, легко, но крепко сжавших ее плечи.
– Как вы так быстро здесь оказались? – спросила она.
Его рот изогнулся в усмешке, но выражение лица начало смягчаться.
– Вы меня видели, но не поздоровались? Как обидно, мисс Антониус.
Голос Синтона прозвучал будто низкий раскат грома. Наконец он выпустил ее из рук, но не отошел.
– Возможно, я прощупывала почву. Леди стоит знать, куда она ступает, – отшутилась она.
– И вы решили наступить на мое самолюбие.
– Прошу прощения, милорд. Я понятия не имела, что вас так легко ранить.
Он медленно оглядел ее, изогнув бровь.
– Вы часто посещаете местные собрания?
– О да.
Выражение лица прекрасного лорда сменилось с безразличного на любопытное, и Камилла поняла сразу две вещи. Во-первых, он правда тот самый искуситель, которого она представляла себе в экипаже, когда на ходу чуть не испытала оргазм. А во-вторых, до Синтона уже дошли слухи об этих вечеринках.
Щеки Камиллы заполыхали огнем.
Как правило, ничего такого не происходило. По крайней мере, на тех вечеринках, которые посещала она. Хотя пары чаще обычного ускользали, чтобы уединиться, а у Вексли имелось несколько статуэток в честь плодородия, которые, по всей видимости, использовались именно для того, о чем все судачили.
Быстрым жестом она указала на натюрморты на стенах, уязвленная сравнением.
– Лорд Вексли – поклонник изящного искусства. Я помогаю курировать его коллекцию.
– Занятно.
Однако прозвучало это так, будто ему было противно.
Синтон снова посмотрел на нее. Взгляд его стал еще проницательнее.
– Что вас сюда привело? – спросила Камилла, чтобы его отвлечь. Раз уж он принял ее за женщину, приехавшую сюда ради тайного свидания, ее заинтриговало, что он рассказал бы о себе самом.
– Значит, вы отвечаете за большую часть его коллекции? Он не… работает с кем-нибудь еще? – сухо спросил Синтон, пропустив ее вопрос мимо ушей. Теперь в его тоне прозвучала резкость, едва уловимая, но ощутимая. Камилла различила в нем намек на зависть, но к чему? К коллекции Вексли?
Камилла скрыла раздражение. Отвечать вопросом на вопрос – прекрасная тактика для отвлечения внимания.
Она задумалась: а не о черном ли рынке спрашивал лорд? Вновь прибывших он частенько интересовал. Однако сейчас было не время и не место обсуждать этот неблаговидный район.
Большинство представителей высшего общества предпочитали делать вид, что Сильверторн-лейна вовсе не существует. Камилла и сама обходила его стороной после того, как интерес ее отца к этому месту в последние месяцы жизни перерос в одержимость.
Она не собиралась давать пищу сплетням, с которыми они столкнулись ближе к кончине Пьера. В обществе судачили о том, что ее отец влюбился в какую-то торговку из числа фейри и пристрастился к темной магии, которая могла подарить ему хоть несколько часов забвения.
Камилла знала, что ни то, ни другое не было правдой. Ее отец был одержим чем-то гораздо более опасным.
– Я довольно часто выступаю посредником, когда Вексли приобретает картины, хотя я всего лишь одна из его дилеров.
Чья-то рука скользнула вокруг ее талии.
– Теперь, дорогая, вы стали для меня гораздо важнее арт-дилера.
– Лорд Вексли!
Камилла напряженно вытянулась, чувствуя на талии в высшей степени неприятную тяжесть руки Вексли, приобнявшей ее.
Только она подумала, что хуже и быть не может, он сдвинул свою граблю еще дальше, схватив Камиллу ниже пояса.
Камилла вскипела как от непрошеного прикосновения, так и от дерзкого намека Векса на то, что между ними что-то есть. Если ей требовались другие доказательства, что этим вечером настала пора действовать и вернуть себе свободу, она только что их получила. На самом деле она молилась, чтобы вообще уже не оказалось слишком поздно.
Она быстро отступила в сторону и выскользнула из объятий Вексли так, чтобы никто, кроме Синтона, не заметил выхода за рамки приличий.
Но Синтон на нее не смотрел. Он хладнокровным взглядом сверлил Вексли. Недовольное выражение его лица стало настолько ледяным, что на секунду Камилле показалось, что у нее изо рта вот-вот пойдет пар, как зимой.
– Вы всегда предъявляете права на то, что вам не принадлежит, так, Вексли?
От удивления губы Камиллы приоткрылись. Казалось, Синтон… ревнует?
К счастью, Вексли фыркнул, будто Синтон остроумно пошутил. Значит, он уже пропустил несколько бокалов.
– Должно быть, вы и есть тот самый недавно прибывший в город лорд Синтон. Слышал, вы тоже коллекционер. Хотя сомневаюсь, что ваша коллекция так же велика, как моя.
Синтон проигнорировал двусмысленность и снова переключил все внимание на Камиллу.
– Мисс Антониус, мне хотелось бы совершить частный осмотр вашей галереи, чтобы оценить ваш вкус. Я ищу несколько вещиц для своей галереи в Хэмлок-холле.
– Хэмлок-холл? – прервал его Вексли, не желая смириться с тем, что им пренебрегли. – Это же развалюха.
– Мисс Антониус? – с нажимом сказал Синтон. Он по-прежнему не соблаговолил признать Вексли хозяином положения.
Камилла сразу поняла, что? Синтон предлагает ей в своей упрямой и высокомерной манере. Она не испытывала желания снова оставаться с ним наедине в «Вистерии-Уэй», однако это было гораздо предпочтительнее, чем оказаться на расстоянии щипка от Векс-Фекса.
– У меня найдется время сегодня вечером, но позже, либо завтра, с первыми лучами солнца.
– Тогда сегодня вечером.
– Прекрасно, милорд.
Камилла сомневалась, стоит ли ей благодарить Синтона за вмешательство. Все это слегка напоминало прыжок из огня да в полымя.
У Синтона явно имелись на нее свои планы. Но, по крайней мере, так у нее был выбор, с каким из дьяволов лечь в постель. Фигурально выражаясь, само собой.
Образ Синтона с сияющей бронзовой кожей, распростертого на темных простынях, со скрещенными за головой руками, промелькнул в ее мыслях, но она тут же его прогнала.
– Брось, Синни! – Вексли то ли не заметил, то ли проигнорировал гнев, сверкнувший в глазах Синтона в ответ на это прозвище. – Камилле не стоит околачиваться в квартале художников в неположенное время.
– Мисс Антониус сама так решила. Не припомню, чтобы она спрашивала вашего некомпетентного и, честно говоря, никому не интересного мнения, Вексли.
Камилла впилась зубами в нижнюю губу, чтобы не привлекать внимания ни вздохом, ни смехом. Синтон в пух и прах разбил несносного лорда в его собственном доме.
Как только до Вексли дошло, что его оскорбили, лицо его покраснело, а кончики ушей приобрели самый яркий оттенок розового, который Камилле доводилось видеть. Как мужчина он был физически привлекательным, но искаженное лицо придало ему демонический вид.
– Как вы смеете…
В дверь постучали, и в гостиную вошел дворецкий.
– Ужин подан, милорд.
Вексли, вернувшийся к обязанностям хозяина дома, снова превратился в невозмутимого повесу, хотя его рот по-прежнему был перекошен в кривой ухмылке.
– Настало время пиршества! – объявил он. Затем развернулся на каблуках и, слегка поколебавшись, подал руку Камилле. – Мисс Антониус! Идемте, друзья!
Камилла почувствовала, как на ней снова замер тяжелый неодобрительный взгляд Синтона. Она не смела ни посмотреть на него, ни отвергнуть показную галантность Вексли у всех на глазах.
Все, что от нее требовалось, – пережить этот ужин. После того, как более приличная публика разойдется, начнется самая настоящая попойка. Тогда-то она и ускользнет, чтобы найти подделку и сжечь ее. А вместе с ней и власть Вексли над Камиллой сгорит раз и навсегда.

Шесть
Принц Зависть наблюдал за тем, как Камилла степенно положила руку на согнутое предплечье Вексли.
То самое, которое Зависть только что мысленно оторвал. Алые брызги на бледных обоях смотрелись бы довольно эффектно, но он подавил свои кровожадные инстинкты.
Вексли обращался с Камиллой как с призом. Только не выигранным, а украденным.
Зависть рассуждал строго по правилам Семи кругов. Когда дело доходило до брачных игр, в них участвовали все желающие.
Вексли же не оставил Камилле выбора. Судя по тому, что Зависть выяснил о нравах смертных, если бы она ему отказала, это привело бы к скандалу.
Однако этим вечером мисс Антониус по какой-то причине не хотела привлекать к себе внимания. Хотя глубокий темно-зеленый цвет ее шелкового платья сочетался с галстуком Зависти, и это определенно привлекало его внимание. Среди моря женских нарядов пастельных тонов, заполонивших все поле зрения, Камилла казалась дерзким всплеском тьмы, ярким и насыщенным.
Несмотря на все усилия, которые Зависть прикладывал, чтобы не смотреть на нее, Камилла поражала красотой. Серебристые волосы, аккуратно завитые и заколотые назад, открывали лицо с острым подбородком и стройную шею. Простой, но эффектный серебряный медальон на груди гармонировал с цветом глаз.
В том, как она держалась, было столько элегантности! Ее силуэт складывался из тонких линий и плавных изгибов, которые так и просились на холст. Каждое ее движение выдавало, как сильно ей хотелось оказаться подальше от хозяина дома.
Зависть так и не понял, был ли Вексли одним из игроков. Однако он в любом случае создавал проблемы, а у Зависти было слишком мало времени, чтобы тратить его на идиотов.
С каждым днем его двор слабел, и в этом был виноват только он сам.
Именно поэтому со второй попытки он решил пойти проверенным путем и вскружить Камилле голову. Это было сугубо практичное решение, и он принял его вовсе не из-за бликов свечей, мерцающих на ее серебряных локонах.
Зависть подал руку женщине с ярко-рыжими волосами, стоявшей к нему ближе всех, и тут же вспомнил, что она прибыла вместе с Камиллой. Они последовали за всеми в столовую.
– Полагаю, вы и есть загадочный лорд Синтон? – тут же промурлыкала рыжеволосая.
– Так вот что обо мне говорят, леди…?
– Леди Кэтрин Эдвардс.
Он чувствовал на себе ее взгляд, но не сводил глаз с процессии дам и господ, которые чинно шествовали по коридору. Зависть представил, как волшебные стрекала подгоняют их тычками в задницы. Ужин еще даже не начался, а он уже был готов бросить все и уйти.
– Вы определенно произвели впечатление, – продолжала она.
Зависть покосился на леди Эдвардс.
– Да, таков мой побочный эффект.
Она глубоко и громко рассмеялась, и темноволосая женщина перед ними обернулась на звук. Зависть поразила нескрываемая похоть, полыхнувшая в ее взгляде.
Внимание брюнетки переключилось на леди Эдвардс, и внутри нее тут же вспыхнула ревность. Он сверкнул пугающей улыбкой, и брюнетка отвернулась снова.
– Теперь я поняла, что имела в виду моя подруга. От вас одни неприятности.
Он снова отыскал глазами светловолосую головку Камиллы в начале колонны. Леди Эдвардс его задирала, причем это доставляло ей безмерное удовольствие.
Хотя, возможно, если они поладят, это расположит к нему Камиллу. Поэтому он надел маску очаровательного, но неприступного аристократа.
– Я сказал бы, что этим вечером я плохой лишь чуть-чуть, леди Эдвардс.
Зависть сам слегка растерялся, когда понял, что так оно и было. Он свел флирт к минимуму и задавал только конкретные вопросы, ответы на которые могли бы помочь ему в игре. Как только Камилла появилась в зале, он полностью сосредоточился на ней. Не желая показаться слишком напористым, он любовался самой завораживающей картиной в зале, чтобы дать ей время освоиться, а затем подойти. «Чертов идеальный джентльмен», – думал он с досадой.
И все же к его неописуемому раздражению он ни капли ее не впечатлил. Даже когда оказался рядом, чтобы поймать бокал и не дать ей испортить платье. И неважно, что это падение подстроил он сам. Принц Чревоугодие уверял, что такой ход всегда помогает добиться расположения смертных. По словам брата, смертные женщины не устоят перед мрачным героем – как будто героизм определяется непролитым стаканом пунша.
Однако Зависть не в первый раз обнаружил, что Чревоугодие ничего не понимает в ухаживаниях. Язык Камиллы разил в самое сердце, как и ее красота, так что Зависть столкнулся с моментальным отказом.
Если уж на этот раз он собирается использовать соблазн, ему придется выяснить, что ее возбуждает. Наверняка у нее есть какая-то фантазия, с которой он мог бы поиграть.
Процессия наконец добралась до столовой. Зависть едва сдержался, чтобы не выказать, как все это ему противно.
Длинный стол, накрытый скатертью, был уставлен канделябрами и безбожным количеством хрустальных ваз с глициниями. Должно быть, их вырастили в теплице, и обошлось это в небольшое состояние. По тому, как Камилла на секунду зажмурилась, Зависть догадался, что она тоже не упустила из виду этой детали и ее не одобрила.
Занятно.
– Откуда происходит ваш род, лорд Синтон? – спросила грудным голосом леди Эдвардс, отвлекая Зависть от его наблюдений. – Синтон – западная фамилия?
– Мы с юга, – уклончиво ответил он.
Она окинула его взглядом и положила на колени салфетку. У него создалось отчетливое впечатление, что женщина мысленно разбирает его по косточкам, чтобы добраться до его сокровенных тайн.
– Видела, что чуть раньше вы беседовали с моей подругой. Как вы познакомились с мисс Антониус?
– Я коллекционирую произведения искусства, а ее галерею мне настоятельно рекомендовали.
– Хм.
Леди Кэтрин отпила воды.
Зависти даже не пригодилась сверхъестественная способность прощупывать эмоции, чтобы понять: она настроена к нему скептически.
– Многие джентльмены весьма заинтригованы ее… коллекцией.
Его грех вспыхнул прежде, чем он успел подавить это ощущение.
Леди Кэтрин обратила проницательный взор на Камиллу и Вексли. Теперь они сидели прямо напротив. Мужчина по имени Харрингтон занял место с другой стороны от Камиллы, отчего она слегка напряглась. Зависть отметил про себя, что к нему тоже стоит присмотреться.
– Она весьма талантлива, но гораздо скромнее своего отца.
Зависть отвел взгляд от художницы и вопросительно взглянул на Кэтрин.
– Ее отец тоже писал картины?
Конечно, он знал, что Пьер рисовал, но скрыл это, чтобы узнать как можно больше.
– Помимо многих других работ, Пьер Антониус прославился благодаря «Соблазнению Эвелин Грей». Наверняка о ней слышали даже в южных областях. Это его самый известное полотно – портрет женщины, на которой из одежды лишь вуаль, скрывающей лицо. А еще, конечно, у нее огромные крылья, как у ворона. Пьер часто писал нечто фантастическое, чаще всего образы тех, кого он называл полукровками.
– Люди необыкновенного происхождения, – уточнил Зависть.
– Можно и так сказать, – согласилась леди Кэтрин со сдержанной улыбкой. – Женщины с крыльями, мужчины с рогами или хвостами, как у чертей. Публика, казалось, разделяла его одержимость. Благодаря его искусству у других появилась возможность выражать собственные фантазии. По сути, Пьер проторил дорогу работам, которые в любом другом случае считались бы нечестивыми.
Зависть выслушал внеплановый, но весьма ценный урок истории искусств от леди Кэтрин, пока наливали вино. Его шпионы выяснили о Пьере немногое сверх того, что двадцатью годами раньше этот человек открыл галерею, а два года назад умер, оставив Камиллу одну на всем белом свете. Насколько он знал, ни по материнской, ни по отцовской линии у нее не было ни бабушек, ни дедушек, равно как и тетушек, дядь, кузин или кузенов.
Странно, подумал он, если учесть, что люди размножаются, как кролики.
– А что насчет его семьи? – осведомился Зависть, потягивая вино.
– Вы про Пьера? С его происхождением связана трагедия. Когда он был ребенком, его родители погибли, разбившись в экипаже, и его воспитывал друг семьи. И мать, и отец Пьера были единственными детьми, и их родителей также постигла насильственная смерть.
– Кто-то сказал бы, что их семья проклята.
Леди Кэтрин очень внимательно посмотрела на него.
– Некоторые так и говорят, но они явно не блещут умом.
Зависть едва заметно улыбнулся. Она весьма деликатно предположила, не таков ли он сам.
– А какова история семьи ее матери?
Лицо леди Кэтрин помрачнело.
– Это деликатная тема, которой я не хотела бы касаться.
Зависть обольстительно улыбнулся, хотя внутри у него все задрожало от любопытства.
– Не стоит выпускать коготки, леди Эдвардс. Я ничего плохого не имел в виду. Что же еще интересует лучших из лучших в Уэйверли-Грин?
Леди Кэтрин рассказала ему о любви Пьера к загадкам и тайнам. Если бы художник до сих пор был жив, Зависть принял бы его за одного из участников игры. Хотя было очевидно, что эту страсть разделяют слишком многие в Уэйверли-Грин. «Как скучны человеческие игры», – размышлял он, кивая.
Снова появился дворецкий. Торжественный звон колокольчика обозначил начало ужина. Его подали а-ля франсез, и гости начали накладывать себе разнообразные закуски и гарниры, которые прислуга расставила по всему столу.
На тарелках красовались жареная говяжья вырезка под розмариновым соусом, картофельное пюре с чесноком и лепестками тающего масла, карамелизованная морковь, фаршированная целиком рыба с мутными глазами, спаржа на пару, королевские креветки с хвостиками и нежная куриная грудка под густым лимонно-сливочным соусом.
Зависти не понравился обвиняющий взгляд рыбы, да и утруждать себя очисткой креветок ему было неохота, но он об этом промолчал. В остальном еда оказалась приличной, а компания леди Эдвардс – на удивление сносной.
Как только гости отведали блюда первой перемены, тут же принесли вторую. Ее основу составляли кушанья по рецептам южных областей соседнего королевства, например, салат из апельсинов, нарезанного кубиками лука и кедровых орешков, перемешанных с пикантной заправкой из соли, перца, орегано, масла и уксуса.
Второе рыбное блюдо вызвало у Зависти искреннюю улыбку. Оно напомнило ему о семейном ресторане его невестки и еде, которую там подавали. Но ни в каком другом смысле этот пир не мог сравниться с роскошными зваными обедами в их королевстве. Хотя ему и не хотелось этого признать, но недавно брат Чревоугодие поразил его свечами из свиного сала. Если их зажечь и растопить на измельченную брюссельскую капусту, получался насыщенный декадентский соус.
Само собой, его брат был весьма заинтересован в том, чтобы устраивать лучшие, самые обсуждаемые вечеринки и даже затеял перепалку с одним репортером, который с воодушевлением игнорировал все его затеи.
К счастью, блюда и вино не иссякали. Зависть выпил один бокал и попросил еще, и никто его в этом не упрекнул. Вообще-то, другие гости тоже не особенно заботились об умеренности.
Судя по всему, высшему обществу Уэйверли-Грин тоже наскучили напыщенность и лицемерие. Пускай по местным меркам Вексли был завзятым бабником и кутилой, этот званый ужин проходил весьма целомудренно и вяло. Маскарад Зависти на следующей неделе, безусловно, задаст им всем жару.
На другом конце стола сидела темноволосая женщина – вдова по имени Джанель. Она не сводила взгляда с Зависти и прижималась грудью к столу, когда наклонялась. Ей наверняка было известно, что такая поза в сочетании с глубоким декольте представляла ее в самом заманчивом свете.
Зависть сосредоточился на ее лице со слегка надутыми губками.
– Прекрасное вино, миледи, не так ли?
Вдова перевела взгляд на его руку. Он рассеянно поглаживал ножку бокала, размышляя, как заговорить с Камиллой и отвлечь ее от Вексли.
– Вы лепите, лорд Синтон?
– К чему такой вопрос, леди Джанель?
На ее щеках заиграл приятный румянец.
– У вас руки мастера, милорд. Так и представляю, как они доводят до совершенства всевозможные предметы. Если вдруг вам понадобится модель, я с радостью вам попозирую.
Он с удивлением ощутил вспышку раздражения со стороны Камиллы. Но когда он украдкой оглянулся, та вообще на него не смотрела. Она сидела, повернувшись к Вексли, а тот склонился к ней с глазами, мутными после пятого бокала вина подряд.
– Лорд Синтон?
Леди Джанель рисковала: одно неловкое движение – и ее груди вывалились бы наружу.
Зависть был избавлен от необходимости отвечать. Мужчина слева от нее наконец-то вынул голову из задницы и проявил интерес к этой женщине и ее роскошным формам.
К счастью, Джанель казалась весьма довольной таким поворотом, словно она этого и добивалась. Игра в игре.
Вскоре гости начали забывать о приличиях. Наряду с вином стали подавать крепкий алкоголь. Слуги позаботились о том, чтобы все гости – и дамы, и господа – достигли желаемой степени опьянения.
– Дар богов, – прошептал Зависть, взяв с подноса коктейль с виски. Впервые в жизни он сожалел, что кровь демона не даст ему напиться так же, как смертным вокруг него.
Несколько часов спустя, после того, как последний десерт унесли и все убрали, хозяин схватил со стола бокал и высоко его поднял. Половина содержимого пролилась на рукав его пиджака. Остатки выпивки разбрызгались по скатерти, сделав ее похожей на место преступления.
Зависть сохранял бесстрастный вид, хотя внутри у него бушевало негодование. Он презирал показную развязность – свидетельство об отсутствии контроля.
Безусловно, этот пьяный болван ему не соперник.
– Дамы, попрошу вас пройти в гостиную, пока джентльмены выкурят по сигаре. Нам всем нужно перевести дух, а затем я представлю вам свое новое сокровище. А после – как насчет того, чтобы нам всем сыграть в какие-нибудь… игры? Если осмелитесь.
Даже не глядя в сторону Камиллы, Зависть ощутил мощный всплеск тревоги. Вексли говорил, а ее душевный дискомфорт обволакивал Зависть, словно ее нарастающее волнение было его собственным.
Либо мисс Камилла Антониус задумала нечто нехорошее, либо нервничала из-за того, что Вексли собирался всем показать. А может, ее волновала перспектива его «игр».
Зависть вспомнил слова Гудфеллоу. Он боролся с желанием посмотреть на Камиллу.
Вполне возможно, что до этого Зависть неправильно истолковал эмоции Камиллы. Возможно, ей не понравилось не само прикосновение Вексли, а то, что он проявил чувства прилюдно.
Предвкушение и беспокойство по сути своей почти одинаковы, так что невозможно было разобрать, какая из эмоций охватила художницу в данный момент. Сверхъестественное чутье не срабатывало лишь в редких случаях, но Зависть не слишком заботила эта неопределенность.
А вдруг это была еще одна возможность? Если бы он понял, что замышляла Камилла этим вечером, то нашел бы способ оказать ей неоценимую услугу. И тем самым заручился бы ее ответной поддержкой. Без всяких соблазнений.
– Что ж, – подытожил Вексли, – тогда пройдемте!
Краем глаза Зависть заметил, что Камилла скользнула к двери. Не привлекая к себе внимания, он быстро встал. Но как только он отодвинул стул, его остановила леди Кэтрин.
– Будьте любезны, проводите меня в гостиную, милорд, – попросила она, преградив ему путь.
Он перевел взгляд с назойливой женщины на дверь, раздумывая, не навредит ли самому себе, если использует магические способности. Риск был невелик, но Зависть не мог позволить себе нарушить правила приличия.
– Это займет всего одну минутку, – добавила Кэтрин.
Камилле хватило этой минутки, чтобы ускользнуть. Похоже, ее подруга либо была в курсе происходящего, либо обо всем догадывалась, как и он.
Скованный этикетом, Зависть натянул чарующую улыбку и подал женщине руку.
– Конечно, леди Кэтрин. Покажите, куда идти.

Семь
Камилла окинула быстрым взглядом коридор, чтобы убедиться, что там никого нет, и почти бегом бросилась к лестнице, ведущей на второй этаж. Отголоски вечеринки становились все громче: гости направились к двери, из которой она только что вышла.
Она надеялась, что большая часть гостей уже достаточно опьянела, чтобы ее внезапное исчезновение прошло мимо них, и их внимание сосредоточилось на развратных играх, на которые Вексли не слишком тонко намекал.
Ее всегда поражало, как даже самые рассудительные мужчины забывают об осмотрительности в предвкушении порока. Первые несколько сезонов после дебюта она тайком наблюдала за тем, как пары ускользали с бала и спешили в сады, чтобы предаться похоти. Если это открывалось, мужчин хлопали по спине, называя повесами и проходимцами. А вот женщин осуждали как блудниц только за то, что они следовали естественным потребностям обоих полов. Это было несправедливо и раздражало Камиллу сильнее, чем можно себе представить.
Мужчины могли позволить себе роскошь оставаться завидными холостяками, не умеряя сексуальных аппетитов. В то же время женщинам полагалось оставаться безгрешными, а иначе не видать им брачного благополучия. Камилла тоже играла по этим правилам, хоть и терпеть их не могла. Репутация была ее главным козырем, она не могла позволить себе ее лишиться.
Размышляя о желании, она снова подумала о лорде Синтоне, но тут же отмахнулась от этого образа. Если повезет, он увлечется одной из множества дам, которые неприкрыто восхищались им во время ужина.
На секунду ревность взяла верх над тревогой, хотя Камилла была не в том положении, чтобы заявлять на Синтона права. Ее выводила из себя сама мысль, что он предпочел ее компании интрижку с кем-нибудь из других женщин. В ее фантазиях он был поглощен только ею и сосредоточен на ее удовольствии так же всецело, как она на тех предметах, которые рисовала.
Это был тот самый накал, который она так любила: ощущение того, как она полностью растворяется в ком-то другом.
Лишь однажды ей хотелось, чтобы кто-то возжелал ее. Не ее картины. Не ее талант. Ее саму.
Временами ей было так одиноко. Ее отца не стало, как и матери. Фантазии о Синтоне напомнили Камилле обо всем, чего она была лишена, но в чем так нуждалась. Однако в действительности во время ужина Синтон не смотрел в сторону Камиллы и даже не пытался с ней заговорить.
Вот поэтому она больше не собирается мешать фантазии с реальностью.
Отбросив посторонние мысли, Камилла полностью сосредоточилась на главной задаче: найти подделку и уничтожить ее.
Широкие дубовые доски громко скрипели под ее туфельками, от чего сердце заколотилось еще быстрее. Она подобрала юбки, запрыгнула на первую ступеньку и скрылась из поля зрения толпы гостей как раз в тот момент, когда дверь столовой грохнула о стену, а звуки голосов разлились по коридору, словно вино из откупоренных бутылок.
– Ха! – воскликнул Вексли. – Берегись, Уолтерс! А не то устроишь еще больший скандал, чем Харрингтон, нассавший на эту статую!
Камилле не стоило медлить: неистовый гогот приближался. Почти все произведения искусства в доме Вексли были развешены и расставлены под ее присмотром, так что она хорошо знала планировку здания. За первой дверью слева от Камиллы располагался читальный зал с несколькими книжными полками, двумя удобными креслами и добротным камином. Зал этот был намного меньше главной библиотеки на первом этаже, и лорд сюда практически не заглядывал.
Камилла на цыпочках прокралась внутрь, закрыла дверь практически без щелчка и с облегчением обнаружила, что в камине разведен огонь. Да, Вексли не так уж часто брал в руки книгу, в отличие от карманного зеркальца. Зато он был достаточно тщеславен, чтобы создать видимость начитанности, если бы кто-нибудь уединился для поцелуев в этом зале.
– Итак, картина.
Камилла, не мешкая, приступила к делу.
Она бросилась обшаривать книжные полки в поисках потайных замков. Обыскав все, она принялась поочередно наступать на половицы, прислушиваясь к малейшему скрипу, который указал бы на тайник под полом.
Она простукивала обшитую панелями стену, с каждой минутой отчаиваясь все больше. Тут не было ни шкафа, ни двери, ни канделябра, отпирающего тайную комнату. Как и другого тайника, где можно было бы спрятать картину.
Но прежде чем развернуться и уйти, Камилла заглянула за портрет, который висел над камином, чтобы проверить, не спрятано ли что-нибудь за холстом.
Хотя портретом это можно было назвать лишь с натяжкой. На нем был изображен обнаженный мужчина, поразительно похожий на Векс-Фекса, который распростерся на облаке. В ладони он сжимал свой набухший член, словно его прервали в самый жаркий момент, а взгляд его был устремлен, по-видимому, на кого-то, кто ему приглянулся.
По меркам приличного общества это выглядело весьма непристойно. Однако Камиллу как человека, который изучал искусство, не смущали мужские прелести.
Поборов желание щелкнуть его по чертовым яйцам и удостоверившись, что подделки в зале нет, Камилла открыла дверь. Перед тем, как выйти, она пару секунд прислушивалась.
Снизу доносились голоса, напоминавшие хор призраков бывших возлюбленных. В остальном на втором этаже не было ни души. Ни одна пара сюда не добралась, по крайней мере, на этот момент. Но, поскольку вечеринку устраивал Вексли, это был лишь вопрос времени.
Камилла прокралась по коридору и быстро проскользнула в следующую комнату – купальную. Она точно так же обшарила ее: обстучала стены, нажала на половицы и заглянула за картины. Камилла опустилась на пол и засунула голову под ванну на ножках в виде лап, на всякий случай ощупав снизу ее дно и пол под ней.
Ничего.
Камилла встала на колени, осматривая комнату с другого ракурса. Отец всегда советовал ей обращать внимание на детали. Ведь иногда созерцание пустого пространства подсказывало больше, чем вид самих предметов.
Этот прием творил чудеса, когда они бывали в лесу в своем загородном поместье. Однажды Камилла выследила цаплю, замершую среди деревьев, приметив ее ноги между стволами.
К сожалению, здесь ничего необычного увидеть не удалось.
Камилла осмотрела бельевой шкаф, молясь, чтобы ее спасение оказалось внутри, однако нашла лишь аккуратно сложенные полотенца, шелковый халат и куски мыла.
Итоги поисков в двух гостевых комнатах оказазлись столь же неутешительны. Более того: у Камиллы вдруг появилось до дрожи сильное чувство, что за ней следят.
В тени, прижавшись спиной к стене, с выскакивающим из груди сердцем, она ожидала. Кто бы это ни был, он бы выдал себя. Но, разумеется, никто не появился.
Наконец, Камилла остановилась возле покоев Вексли. Она была уверена: он ни за что не стал бы прятать подделку там. Вексли говорил, что хранит ее не на виду. Будучи в курсе его ночных забав, Камилла понимала, что в спальне у него побывало больше гостей, чем в приемной.
И все же она решила осмотреть каждый укромный уголок.
Молясь о том, чтобы ей улыбнулась удача, Камилла открыла дверь в комнату, в которую поклялась никогда не заходить. Одурманивающий аромат одеколона Вексли едва не вынудил ее сбежать, но, если только из гостиной в спальню не вел какой-нибудь секретный туннель, Вексли не мог подстерегать ее в своих покоях.
Что ж, вот и все. Она вошла в просторную спальню, оставив дверь приоткрытой, чтобы было слышно, если кто-нибудь вдруг заявится сюда.
Камилла гадала, что ее ждет внутри. Огромная постель с помятыми простынями, обнаженные женщины, ублажающие себя или друг друга в ожидании хозяина… Однако на деле она увидела кровать стандартного размера, застеленную покрывалом, красивую, но простую меблировку и аккуратный камин в дальнем углу. Над изголовьем кровати красовалась та самая картина, которую она искала.
– Вексли, ну ты и болван!
Конечно, он не смог удержаться и хвастался подделкой перед любовницами.
Камилла тут же приподняла юбки и забралась на постель.
Но как только ее пальцы коснулись позолоченной рамы, она услышала звук, от которого кровь застыла в жилах. Прямо у нее за спиной заскрипели половицы.
Камилла замерла, обдумывая следующий шаг. Одно было несомненно: картина теперь в ее полном распоряжении, и поворачивать назад поздно.
Камин находился в противоположном конце комнаты. Если действовать без промедления, ей удастся бросить туда картину прежде, чем Вексли успеет ее отобрать. Даже если та не сгорит дотла, все равно будет испорчена настолько, что использовать ее против Камиллы станет уже невозможно.
Она ждала, что Вексли прикажет ей немедленно бросить подделку, но он молчал.
Быть может, в спальне и не было никого, кроме Камиллы. Все были уже в стельку пьяны – вряд ли хоть кто-то из гостей смог бы подняться по лестнице, не говоря уже о том, чтобы проскользнуть сюда незамеченным. Возможно, это просто скрипел старый дом.
Но Камилла знала, что это не так. Жар, разлившийся по шее, подсказывал, что в комнате и впрямь кто-то есть. Она собралась с духом и медленно повернулась, готовясь выбросить картину в окно или придушить Вексли, если ей не останется ничего другого…
– Прошу вас, не обращайте на меня внимания.

Восемь
Синтон небрежно прислонился к стене, скрестив руки на груди. На его губах играла улыбка. Каким-то неведомым образом он зашел в комнату и закрыл за собой дверь, не издав ни звука. Такой трюк для человека его комплекции был практически невыполним.
– Мне так интересно посмотреть, что будет дальше, мисс Антониус.
Вместо того, чтобы уступить контроль над ситуацией ему, Камилла решила все перевернуть с ног на голову. Фальшивая бравада творила чудеса.
Она отпустила картину настолько, уперла руки в бедра и устремила на Синтона самый высокомерный взгляд, на который была способна.
– Что вы здесь делаете?
– У нас была договоренность, помните? – Синтон перевел взгляд с нее на картину. – Я пришел перехватить вас до того, как вы скинете платье в пылу свидания.
– Свидание? С Вексли?
Ее голос стал выше на октаву. Синтон приподнял бровь.
– Уверяю вас, я скорее пошла бы на королевский бал нагишом, чем стала бы игрушкой Вексли.
Взгляд Синтона потемнел. Он кивком указал на картину.
– Я не ожидал застигнуть вас за кражей знаменитого «Соблазнения Эвелин Грей». Художнику это не пристало.
– Я ничего не краду, милорд.
Обычно Камилла не одобряла ложь, но сейчас ей нужно было избавиться от Синтона, прежде чем тот все испортит.
Между ними повисло молчание. Он ей не верил.
Правильно делал, но все же.
– Вексли попросил меня привести ее в порядок в начале этой недели. Я просто ее заберу, и мы пойдем в галерею.
Однако на этом Камилла не остановилась и прибавила:
– Мне показалось, вы были в восторге, когда Вексли упомянул об играх. Вот я и решила, что некоторое время вы будете заняты.
Синтона это изрядно развеселило.
– И поэтому вы шныряли из комнаты в комнату по всему этажу? Вы пришли за картиной, но в то же время беспокоились о том, чтобы я сегодня добился какой-нибудь женщины? Как великодушно!
Глаза Камиллы сузились.
– И давно у вас привычка шпионить за дамами, милорд?
– Только за теми, кто заявляет, что никогда не выйдет за меня, даже не поприветствовав как следует, а потом ревнует при мысли о том, что я отправился на свидание с другой.
– Я не ревную. Если вам будет угодно, в тот день я приняла вас за другого, – сказала она. – А сейчас я искала туалет. Будь вы джентльменом, то не стали бы скрываться в тени, а вышли бы и предложили мне помощь.
Ироничная улыбка исчезла с лица лорда. Он склонил голову набок и принялся скользить томным взглядом по каждому сантиметру ее тела, словно ее изгибы были созданы лишь для услаждения его взора.
А когда он снова посмотрел Камилле в лицо, ошибки быть уже не могло: в его изумрудных глазах пылал необузданный голод. Она была бы рада, если бы его пламенный взгляд стал ей противен. Однако вместо этого у нее перехватило дыхание, словно внутри вспыхнуло пламя.
– Считаете меня джентльменом, мисс Антониус? Готов поспорить, ваше сердце бьется так сильно, потому что в глубине души вы надеетесь, что это не так.
Камилла не поняла, откуда он узнал, что сердце у нее внезапно забилось сильнее. Но она не собиралась признавать, что это его вина.
– Вы заблуждаетесь. Я вообще о вас не думаю, лорд Синтон.
Его насмешливая ухмылка сменилась широкой улыбкой с ямочками на щеках, которых она раньше не замечала.
– Еще одна занятная наглая ложь.
Он приблизился к кровати, как охотник, заметивший добычу. Пульс Камиллы участился от одного лишь предвкушения того, как он мог бы ее схватить.
Синтон непринужденно забрался на кровать и лениво оперся рукой о стену. Теперь он оказался совсем рядом с Камиллой.
Когда он взглянул на нее, Камилла на мгновение забыла о поддельной картине.
На нее никто и никогда смотрел так беззастенчиво и так пристально. Он словно пробился сквозь все тщательно возведенные ею стены к самой сути.
А может, он смотрел на нее так потому, что осознал силу ее желания, и оно, в свою очередь, повлияло на него. Больше, чем хотелось им обоим.
Камилла надеялась и дальше жить своей размеренной жизнью. Она приложила столько усилий, чтобы добиться того, чего от нее все ожидали. Но теперь, пускай всего на миг, она признала, что желала чего-то другого. Того, что было скрыто в потаенных уголках ее души.
– А еще, мисс Антониус, к вашему сведению, если бы я выбрал здесь любовницу, мне понадобилось бы гораздо больше времени.
Бросив взгляд на шею Камиллы, он протянул к ней руку и медленно провел по пульсирующей жилке.
От этого краткого прикосновения ее пронзила волна тепла. Лорд отдернул руку, словно тоже почувствовал жар.
Камилла думала, что он сделает шаг назад. Но вместо этого лорд посмотрел на нее с любопытством. А затем, к ее удивлению, провел большим пальцем по кромке ее губ, надавливая до тех пор, пока они не разомкнулись и не впустили его.
Когда же она подчинилась его безмолвному приказу, обхватив губами палец, во взгляде, прикованному к ней, вспыхнули искорки желания.
Он явно вкусил греха и декаданса. И эта гремучая смесь распалила ее до глубины души.
– Пускай язык лжет, зато другие части тела всегда честны, мисс Антониус. Достаточно присмотреться повнимательнее.
С огромным сожалением он вытащил у нее изо рта большой палец и снова опустил руку, хотя и не отошел.
Камилла не понимала, что в нем было такого особенного. Возможно, дело было в том, что она не знала его и вполовину так хорошо, как множество здешних мужчин. А может быть, секрет в молчаливой напряженности, с которой он изучал все вокруг… Так или иначе, ей не хватало духу отойти. Охваченная любопытством, она гадала, как он поступит дальше.
Синтон стоял и слишком близко, и достаточно далеко. От него исходил пьянящий аромат, который вытеснил запах Вексли. В нем было нечто темное и исконно мужское, вроде бурбона и специй, но с оттенком спелых ягод.
Внезапно Камилле захотелось провести языком по его губам и ощутить их греховную сладость.
Вместо этого соблазнительные губы приблизились к ее уху, слегка коснувшись мочки. Камилла в упоении прикрыла веки.
– Зачем вам эта картина, мисс Антониус? Вексли украл ее у вас?
Подделка.
Вексли.
Синтон будто окатил ее ведром ледяной воды и привел в чувство. Этот подлец даже не собирался ее целовать, а просто хотел что-то выяснить. Вероятно, тоже ради шантажа.
Камилла хотела оттолкнуть лорда-искусителя, но он внезапно отступил в сторону. Девушка тут же потеряла равновесие на приподнявшемся матрасе и скатилась с кровати.
Она напряглась всем телом в ожидании болезненного удара о твердую древесину. Однако Синтон молниеносно подскочил, поймал ее и смягчил падение своим телом, тяжело рухнув на пол.
От удара он со свистом выдохнул. Они стукнулись друг о друга коленями, бедрами и грудью под треск рвущегося шелка. С секунду оба лежали неподвижно, оглушенные падением. Затем Камилла пошевелилась.
– Черт, – вырвалось у нее.
Она вскочила на ноги и быстро огляделась по сторонам. Синтон выглядел прекрасно: из прически не выбилось ни волоска, а на костюме не появилось ни складки. Пышные юбки Камиллы перекрутились, но в целом остались невредимыми. А вот шву с левой стороны платья не так повезло.
Она окинула взглядом обнаженные места и выругалась так, как не бранились даже бывалые матросы, которых когда-либо заносило в Уэйверли-Грин. Ее тайная слабость, черный кружевной корсаж, треснул, и грудь оказалась у всех на виду.
Снизу раздался глухой смешок, а за ним рокот, который отозвался дрожью в очень чувствительной области ее тела. Теперь Камилла оказалась перед куда более насущной проблемой: она сидела верхом на Синтоне, в спальне другого мужчины, в наполовину разорванном платье, словно в порыве страсти, и упиралась руками ему в грудь. Стоит отметить, весьма мускулистую.
Боже, помоги! На ощупь Синтон был как мраморная статуя, созданная истинным гением.
Камилла четко уяснила, насколько он был мощным. Особенно когда он зашевелился у нее между бедер, такой упругий и могучий…
А еще она поняла, что ей нравилось чувствовать его под собой – будто она одолела огромного зверя, и хотя бы на мгновение он принадлежал только ей.
По крайней мере, пока он не набросится на нее.
Синтон лениво ей улыбнулся.
– Если вы в порядке, мисс Антониус, возможно, вас не затруднит встать? И поскорее.
– Вы ранены?
Камилла тщательно осмотрела его, затем сдвинулась вниз по его бедрам раньше, чем он успел ее остановить.
– Может, мне… О! Ой…
Что-то твердое прижалось к ней сзади. И тут до нее дошло, о чем Синтон постыдился ей сказать. Ни о каких ранениях и речи не было.
Во рту у нее пересохло, пульс участился.
Оба на мгновение замерли, глядя друг другу в глаза.
Камилла не понимала, почему он остановился, но внезапно внутри нее разыгралась ожесточенная борьба. Ей следовало немедленно встать и, возможно, закатить небольшую сцену… Вот только тело ее трепетало там, где они соприкасались, а сердце стучало все призывнее… Любую разумную мысль тут же вытесняло желание близости.
И даже лорд не мог никоим образом обратить это в шутку: его тело отвечало на ее призыв.
Камилла посмотрела на его руки, сжавшие ей бедра. Крепкие пальцы погрузились в шелк запутавшихся юбок. Она подняла голову и снова встретилась с ним взглядом. Вдруг он резко подвинулся, поставил ее на ноги, а затем медленно встал сам.
– Мои извинения, мисс Антониус. Уверяю вас, я не собирался…
– Нет-нет, – перебила Камилла, отведя глаза, чтобы не смотреть на лорда и свидетельства его возбуждения. – Не стоит просить прощения. Я должна была…
– Эй! Кто там, наверху?
Вексли. Его голос раздавался с лестницы на втором этаже.
От ужаса Камилла забыла о чувстве неловкости.
– О Боже, нет! Прячьтесь! Нас не должны увидеть вместе. Особенно в таком виде!
Она тщетно попыталась стянуть остатки платья, но оно больше не в силах было прикрыть округлости ее груди.
Судя по голосу, Вексли был настолько пьян, что закатил бы сцену. Он ковылял по коридору, ругаясь и роняя вещи, но все же медленно приближался к спальне.
Синтон снова принял невозмутимый вид. Он вовсе не казался обеспокоенным, просто поправил пиджак и изогнул бровь.
– Почему?
– Потому что тогда мне конец!
Камилла привела в порядок прическу и пригладила юбки, но скрыть зияющую по шву дыру было невозможно.
– Черт, черт, черт… Какой кошмар!
Она взглянула на Синтона, которого, напротив, все больше забавляла ее ругань.
– Почему, во имя Короны, вы торчите здесь, милорд? Хотите, чтобы нас обнаружили?
– Мне плевать, даже если этот выродок нас увидит.
– Ну еще бы! – Камилла не смогла выдержать его взгляд. – Если вы не способны взять эту ситуацию под контроль, мы точно будем выглядеть виноватыми, милорд.
– Эта ситуация, мисс Антониус? – весело ответил Синтон. – Вы что, никогда не попадали в ситуации? Полагаю, приличия требуют, чтобы я немедленно сделал вам предложение?
Камилла одарила его испепеляющим взглядом. Девственница она или нет – не его чертово дело!
– Я не собираюсь замуж.
– Эй! – невнятно прокричал из соседней комнаты Вексли. – Давайте, покажитесь, кто бы вы ни были! Здесь не блудят! По крайней мере, без моего участия!
– Мы могли бы притвориться, – задумчиво продолжал Синтон, словно Вексли не собирался вот-вот разрушить все, над чем Камилла так усердно трудилась последние два года.
– Притвориться? – должно быть, ей снился кошмар. – Вы с ума сошли?
– Не понимаю, что в этом ужасного, – спокойно сказал Синтон. – Он прекратит на вас пялиться, если узнает, что у вас отношения с кем-то другим. Или, может, вам по душе его ухаживания?
Камилла бросила на него скептический взгляд.
– Дело не только в том, что нас обнаружит Вексли, – прошипела она. – Если меня застанут в компрометирующем положении, общество потребует, чтобы мы поженились – не притворялись, милорд, а действительно поженились, – а иначе моей репутации конец. Моя галерея, моя жизнь – меня больше не примут в обществе. Разве можно этого не понимать!
– Правила созданы для того, чтобы их нарушать.
– Для вас – возможно. Но здешним женщинам отказано в такой роскоши. Вы обязаны проявить благородство!
Камилла подбежала к окну и посмотрела вниз, в темный сад. По крайней мере, там она не увидела ни гостей, ни, что было бы куда хуже, притаившихся репортеров.
Если бы не высота второго этажа, она выбросилась бы. Она обвела взглядом все темные уголки комнаты, но, где бы Вексли ни хранил свой гардероб, ни одного шкафа здесь не было и в помине.
– Подделка! – воскликнула она, когда ее взгляд снова упал на изголовье кровати.
– Подделка…
Но не успел Синтон договорить, как она промчалась мимо него и запрыгнула обратно на кровать, чтобы сорвать картину со стены.
Однако рама не сдвинулась ни на миллиметр. Это застигло Камиллу врасплох. Как, черт возьми, Вексли закрепил эту штуковину? Что изменилось?
Камилла засунула пальцы под раму и попробовала отодвинуть ее от стены, изо всех сил стараясь поддеть картину. Но подделке не хватило такта хотя бы притвориться, что она сдвинулась с места.
Камилла уставилась на проклятую картину, гадая, как же ей удалось сдвинуть полотно десятью минутами ранее.
– Эге-гей!
Дверная ручка задергалась с обратной стороны, отчего у Камиллы кровь застыла в жилах. Вексли мог в любой момент ворваться в комнату и обнаружить их наедине, в помятой и разорванной одежде. Камилла слишком хорошо знала Вексли – он приукрасил бы историю так, будто застал Камиллу и Синтона обнаженными, на пике страсти. Или еще хуже – заявил бы, что это он испортил ей платье, а Синтон прервал их уединение. Его слово было бы против слова Синтона, а тот был в городе новичком.
Камилла дернула картину в последний раз, но та была намертво прикреплена к стене. Она снова выругалась. Вексли яростно стучал в дверь.
– Мне уже не смешно! Откройте чертову дверь!
Ручка снова задребезжала, но держалась стойко.
Отпустив картину, Камилла обернулась на Синтона. Сверкнув коварной ухмылкой, он показал ей богато украшенный мастер-ключ. По всей видимости, им можно было открывать и запирать любые двери.
– Это должно задержать его на минутку. Может, даже на две, – прошептал он соблазнительно нежным голосом. – Но нам лучше поторопиться.
Он положил в карман свой чудо-ключ и подошел к окну, чтобы осмотреть сад. Довольный увиденным, он распахнул окно, а затем протянул руку Камилле.
– Ну что, устроим большой побег?
Камилла переводила взгляд с лорда на картину. Свобода была так близка, что она почти ощущала ее вкус. Разве она могла по собственной воле отказаться от единственного шанса? Синтон раздраженно хмыкнул, напоминая, что все еще ждет ответа.
Стиснув зубы, она спустилась с кровати и тихо спросила его:
– Милорд, вы можете просто выйти за дверь, и вам ничего не будет. Почему вы мне помогаете?
Синтон сверкнул зубами в улыбке.
– Поверьте, я настолько далек от святош, насколько это вообще возможно. Я – тот, кому совершенно безразличны правила поведения в обществе, и мне неинтересно строить из себя шута, мисс Антониус. Я лишь хочу избежать осложнений. Если ваша репутация пострадает, это разрушит мой план. Если вас привяжет к себе этот забулдыга, опять же, все усложнится для меня. Прежде всего я забочусь о себе, но в данный момент для этого мне нужно позаботиться и о вас.
– Какое благородство, – пробормотала она. Почему из всех мужчин в Уэйверли-Грин она оказалась здесь именно с ним?
Не говоря больше ни слова, Синтон проворно вылез из окна, встал на козырек железной кровли, а затем просунул голову обратно в спальню. Тени изрезали его лицо опасными линиями, и на мгновение его глаза показались Камилле бездонно-черными. Но тут он моргнул, и скрытые глубины, которые ей померещились, исчезли.
Да кто же он такой? Камилла замерла на полпути к окну, пытаясь справиться с нерешительностью. Подобраться к цели так близко и потерпеть неудачу было невыносимо. Вылезать из окна с этим незнакомцем казалось безумием. Однако если бы она осталась, обстоятельства сложились бы еще хуже.
– Камилла! – прозвучал властный голос Синтона. – В дверь вот-вот вломится Вексли. Если вы не желаете стать его невестой, я бы поспешил.
Бросив прощальный взгляд на подделку, Камилла сделала выбор. Она знала, что позже пожалеет о своем решении, но для того, чтобы жалеть, до этого «позже» нужно было дожить.

Девять
Зависть помог Камилле выбраться на козырек. Громкий стук в дверь спальни беспокоил его не так сильно, как то, что она зажмурилась и побрела по крутому скату с закрытыми глазами.
Он собирался спуститься в сад, к ожидавшему их экипажу, прежде чем Вексли их обнаружит. Если только до этого у Камиллы не случится удар.
– Откройте глаза, – спокойно потребовал он.
Если она свернет шею, будет, мягко говоря, неудобно. Зависть понятия не имел, как ее смерть отразится на игре, но едва ли благоприятно, тут уж к гадалке не ходи.
Камилла с побледневшим в лунном свете лицом покачала головой.
Впервые после падения с кровати Зависть настроился на ее эмоции.
Он ощутил, как ее ледяной страх расползается по его спине. Будь он смертным, он задрожал бы от этого холода.
Камилла не просто испугалась – она была в ужасе.
– Это страх высоты или того, что нас застанут врасплох?
– И то, и другое, – процедила она, крепко зажмурив глаза.
Магическим чутьем он ощутил ложь, но сейчас было совсем не до того. Камилла громко стучала зубами. Вскоре все ее тело затряслось, а нога чуть не соскользнула с крыши вниз.
Зависть не хотел выдавать ни малейшего намека на то, что он не человек. Однако Камилле нужно было твердо держаться на ногах, пока она не совершила что-то, что сейчас было бы совсем некстати, например, не хлопнулась в обморок.
Он подхватил ее на руки, крепко прижал к себе.
На удивление, Камилла не стала сопротивляться, а прильнула к нему, дрожа так, будто ее вытащили из ледяной воды. Даже для человеческого страха такая реакция была слишком сильной, но сейчас у Зависти не было времени с этим разбираться.
– Расслабьтесь, – скомандовал он. – Одна секунда – и все закончится.
– Что вы…
– Тише!
Камилла заерзала, но он уже шагнул с крыши вниз и легко, с тихим шорохом приземлился на траву, покрытую росой, так быстро, что она и вскрикнуть не успела.
Однако облегчения Камилла не почувствовала. Она прижалась к нему еще крепче, уткнулась лицом в его грудь. Ее дыхание было частым и прерывистым.
Зависть провел рукой по ее лбу. На нем и на задней части шеи проступил пот. Он взглянул на крышу, нахмурив брови.
– Камилла. Дышите. Под нами твердая почва.
– Мы… мы же могли умереть.
– Смерть не входит в мои планы, зверушка.
На мгновение они замолчали.
– Не называйте меня зверушкой.
– Принято к сведению, котенок.
Камилла грязно выругалась себе под нос. Зато когда страх сменился гневом, она перестала дрожать.
Зависть улыбнулся. Вот и славно. Она снова почувствовала себя достаточно дерзкой, чтобы справиться со всеми стадиями потрясения.
А может, он улыбнулся еще и потому, что понял: ему нравилось ее раздражать. Несмотря на строгие правила их общества, которое всеми способами приручало женщин, она огрызалась. И ему нравился ее оскал.
Зависть так сосредоточился на Камилле, что упустил из виду того, кто следовал за ними. Из кустов появилась рука; что-то острое рассекло ночную темноту и вонзилось ему между лопаток.
Он зашипел, скорее от удивления, чем от боли, и развернулся, чтобы защитить от опасности Камиллу.
– Что…
– Немедленно отпусти мою подругу, негодяй!
Леди Кэтрин выскочила из-за ближайшего куста, вновь занесла свое оружие – туфлю на каблуке – и принялась угрожающе ею размахивать.
Зависть закрыл глаза, раздумывая, стоит ли игра свеч. Видели бы сейчас братья, как на него напала женщина с туфлей…
– Клянусь, если вы ее погубите…
– Разве это похоже на то, что я ее соблазняю? – прорычал он, понизив голос.
Леди Кэтрин вытянула шею и неловко проковыляла в одной туфле поближе к Камилле, чтобы хорошенько ее рассмотреть.
В ту же секунду сверху раздался голос Вексли. Они обернулись к открытому окну и видневшейся в нем фигуре, нетвердо стоящей на ногах. Если повезет, этот идиот выпадет и убьется.
Зависть снова повернулся к леди Кэтрин. Его терпение было на исходе.
– Не желаете уничтожить ее репутацию – уйдите с дороги! Сейчас же!
Леди Кэтрин не сводила с Зависти ледяного взгляда.
– У нее платье порвалось.
– Вы так проницательны, – невозмутимо ответил он, чем заслужил очередной свирепый взгляд.
– Оставьте ее здесь, со мной, и уходите, милорд. Так мы избежим скандала.
Голос Камиллы напугал их обоих.
– Прошу, Китти. Уйдем отсюда сейчас же…
– Уверена, что этот джентльмен к тебе не приставал? – уточнила она, не спуская глаз с Зависти с таким выражением, словно тот был низшим существом. Туфлю она по-прежнему держала так, словно собиралась еще раз его ударить. Слово джентльмен в ее устах прозвучало как мерзкий извращенец. Кстати, вполне уместный упрек.
– Да, пожалуйста. Пора уходить, пока нас никто не выследил. Сама знаешь, тут вечно шныряют репортеры.
Выражение лица Кэтрин внезапно изменилось.
– Ой! Это же не твой возможный преданный спутник?
– Китти!
К Камилле наконец вернулись силы. Она оттолкнула Зависть и встала на ноги, слегка покачиваясь.
Такая реакция, разумеется, его раззадорила, но не успел он понять, что к чему, как послышались чьи-то шаги.
Леди Кэтрин, воительница, вооруженная каблуком, поджала губы, но сделала шаг назад и наконец позволила им беспрепятственно пройти.
Проходя мимо, Камилла сжала руку подруги.
Зависть не терял времени даром. Он направился к боковому подъезду, где должен был ждать кучер, и с удовлетворением отметил, что Камилла спешила следом за ним без лишних понуканий.
По саду разносились приглушенные голоса и смех, подозрительно напоминавший вдову Джанель. За ним последовал тихий стон, подстегнувший Зависть. Он схватил Камиллу за руку, чтобы как можно скорее отвести ее к экипажу. Этот злодей намеревался играть роль джентльмена лишь до тех пор, пока не придет пора нанести ответный удар. Следующая подсказка была почти у Зависти в руках, и он будет проклят даже больше, чем весь его двор, если позволит кому бы то ни было встать у него на пути. Он заполучит эту картину, прежде чем выйдет время.

Десять
Все, чего хотела Камилла, – это залезть в горячую ванну и забыть о событиях этой проклятой ночи. Подделка была у нее в руках, но Камилле не удалось уничтожить картину. Это было жестоко и несправедливо. Если бы ей дали еще несколько минут, если бы пьяный Вексли не пришел и не начал колотить в дверь, возможно, она бы уже высоко парила на крыльях вновь обретенной свободы.
Вместо этого отчаяние камнем тянуло ее вниз.
Камилла не только упустила свой шанс, но и чуть не погибла на этой чертовой крыше. И теперь ей придется отвечать на вопросы Китти о Синтоне, а ведь, к сожалению, ничего неподобающего между ними так и не произошло.
Она гадала, всегда ли Синтон излучал это странное очарование. Самой ей точно еще никогда не доводилось испытывать такой восторг от физического желания. Быть может, за исключением случая с тем охотником. Но даже тогда все было иначе.
Камилла хотела Волка. Она наслаждалась ночью страсти и абсолютной свободой действовать как ей заблагорассудится. Он был неутомимым любовником и во многом ей подходил. Хотя и напоминал ей о том, как она одинока, как сильно ей хотелось найти близкого по духу, и соблазнял ее жить так, как жил сам.
Пока их связь продолжалась, все шло чудесно, но ее влечение к Синтону было совсем другим. Из-за него она была готова забыть о приличиях и потворствовать своим страстям.
В их краях вести себя так было крайне неосмотрительно.
– Фантазируете об удушении, мисс Антониус?
Глубокий приятный голос Синтона заставил ее вздрогнуть. Лорд сидел в экипаже напротив нее. Его лицо наполовину скрывала тень. Экипаж следовал по мощеной улице к особняку Камиллы.
– Простите? – переспросила она.
Синтон наклонился вперед, и Камилла отметила, что он смотрит на ее колени.
Она подняла руки в угрожающем жесте.
– Звучит так, будто вам даже нравится эта идея, лорд Синтон. Наводит на мысль, что вы скрытый извращенец.
– Звучит так, будто вам даже нравится этот факт, мисс Антониус.
Ее губы дрогнули в улыбке.
С тех пор как они сели в экипаж, они заговорили всего дважды. В первый раз Камилла сообщила свой адрес, а во второй лорд Синтон настоял на том, чтобы накинуть на нее свое пальто.
Оказаться окутанной его опьяняющим ароматом было чем-то вроде медленной пытки. Он сбросил пальто и тут же накинул ей на плечи. Дорогой материал до сих пор хранил тепло его тела.
Он не стал вновь заговаривать о том, чтобы посетить галерею, и Камилла почувствовала облегчение. Этим вечером она слишком утомилась, чтобы показывать картины в столь поздний час.
Кроме того, Камилла хотела показать лорду, что даже после неловкого происшествия в спальне Вексли она все еще намеревалась держать дистанцию.
Во многом потому, что сама не понимала своих чувств от того, что Синтон не хотел к ней прикасаться. Облегчение или смущение? Очевидно, его физически влекло к ней – его возбуждение было не скрыть. Так что Камилла задумалась, не было ли у него кого-нибудь еще. Или, может, его отталкивала сама мысль о телесной связи?
Он говорил, что не хочет оказаться заложником брачных уз. Возможно, в этом и заключалась главная причина того, что он ее даже не поцеловал.
По крайней мере, он ничего не сказал о поддельной картине. Больше всего Камилла расстроилась из-за того, что Синтон застал ее за кражей. Он не был похож на того, кто распространяет слухи, но ведь она его совсем не знала. А ведь это могло стать весьма скабрезной сплетней на следующей вечеринке или очередном балу: галеристка и художница ведет двойную жизнь, выдает копии полотен за оригиналы и обманывает высший свет.
Синтон словно прочитал ее тревожные мысли и небрежно проронил:
– Я никому не скажу о подделке.
Чувство благодарности захлестнуло Камиллу, однако тут он закончил фразу:
– Но вы честно ответите мне на два вопроса.
Камилла снова почувствовала нарастающее волнение, но никак этого не показала. Он продолжил:
– Если вы солжете, я об этом узнаю. Договорились?
Он не спускал с нее изумрудных глаз, и она неохотно кивнула, поглядев на него с нескрываемым вызовом.
– Вексли использует эту подделку против вас?
Удивленная его догадливостью, Камилла моргнула. По неведомой причине она сразу поверила, что Синтон узнает, если она солжет.
– Да.
– Он просил вас нарисовать что-нибудь еще?
– Да.
Камилла напряглась в ожидании того, что Синтон потребует дополнительных объяснений.
Воцарилась тишина. Синтон изучал черты ее лица, хотя его собственное выражение было непроницаемым. Теперь он знает одну из ее самых темных тайн. Как будто одной угрозы скандала ей было недостаточно. Теперь он обладал над ней той же властью, что и Вексли.
– Я совсем на него не похож, мисс Антониус.
В его взгляде вспыхнуло нечто угрожающее.
Он что, прочитал мои мысли?
– Конечно нет. Следите за своей мимикой. Она выдает ваши мысли яснее слов.
Замолчав, Синтон откинулся на спинку сиденья, наполовину скрыв от нее лицо. Он отвернулся и устремил взгляд в окно.
Камилла поняла, что он сделал это не случайно. Он не хотел, чтобы она получила от него что-нибудь взамен. Учитывая все обстоятельства, это было похоже на маленькую победу.
Остаток пути они проделали молча. Камилле было трудно сидеть спокойно. Когда вдали наконец показался ее дом, она задрожала от волнения.
Гринбрайар-парк, где жил Вексли, находился всего в двух улицах отсюда. Но это были длинные улицы, и идти по ним ночью приходилось очень долго из-за скрипучих рыночных тележек и уборщиков, которые тоже возвращались домой.
Она мысленно вздохнула, когда экипаж остановился чуть дальше от ее особняка, как она и просила. Дом. Ванна. Кровать. Приемлемая дистанция от этого человека, который выведал у нее слишком много. Она подозревала, что его прошлое было весьма насыщенным.
– Спасибо за…
Но как только Камилла взялась за дверную ручку, Синтон рывком усадил ее себе на колени. Железная рука обвила ее талию, не давая вырваться. Занавески на окне были задернуты.
– Что…
– Возле вашего дома стоит мужчина, мисс Антониус.
Синтон отодвинул край занавески ровно настолько, чтобы она могла выглянуть и осмотреть улицу. Но Камилла ничего не увидела.
– Вон там, на западной стороне. Он наблюдает за входом и очень взволнован. Нам нужно выяснить, из-за чего.
– Откуда вам известно, что он волнуется из-за меня?
На Камиллу навалилась усталость.
– Нет ли у вас ревнивого любовника, о котором мне следует узнать? – осведомился Синтон.
– О, ради всего святого! Не вижу… Ах!
Среди самой густой тени Камилла уловила едва заметное движение. Но так и не поняла, как его обнаружил Синтон.
Вторая фигура приблизилась к первой, и Камилла выругалась себе под нос.
– Репортеры сатирических листков. Сегодня я так переволновалась, что совсем забыла: иногда они наблюдают за домами гостей вечеринки Вексли. А потом сообщают, кто с кем ушел, чтобы распустить еще больше слухов. Нам стоит…
Камилла закрыла глаза, вспомнив очевидную причину, по которой она не могла притвориться, что ее подвезла леди Кэтрин.
Даже в темном переулке, где остановилась карета Синтона, она заметила на дверях надпись СИН серебряными чернилами. Лорду не нужно было даже к ней заходить, чтобы обозреватели разразились заголовками:

АНГЕЛ ИСКУССТВА ПОДДАЕТСЯ СИНУ
И, кроме разрушенной репутации, Камилле не нужно было и то, чтобы Вексли узнал, кто отвез ее домой. Если Вексли подумает, что их соглашению может помешать другой мужчина, вне всяких сомнений, он может наделать глупостей, чтобы обезопасить себя навсегда.
– Есть одно место, где нам удастся от них скрыться, – сказала она наконец. – Велите кучеру выехать на следующую улицу.
Похоже, этим вечером Камилле придется раскрыть Синтону еще один секрет.
Он стукнул кулаком по крыше, и экипаж тронулся.
Он подпрыгивал на мостовой, и Камилла осознала, что по-прежнему сидит у Синтона на коленях. Ощущая под собой его крепкие бедра, она слегка пошевелилась, но он даже не думал ее отпускать.
– Пусть повернет сюда.
Кучер сделал, как она велела, и через несколько мгновений они подъехали к обычному на первый взгляд дому.
Каждый раз, когда Камилла видела этот веселый фасад, у нее сжималось сердце.
Ее отец купил здание на улице позади их особняка десять лет назад, через неделю после того, как ушла ее мать. Многие считали, что им двигали горе или безумие, и они были правы. За последние несколько лет своей жизни отец превратил это место в обитель тайн.
Тем, кто проходил мимо, дом казался обычным. Но его входные двери и окна были не более чем превосходными имитациями, закрепленными на стенах. Настоящий вход располагался рядом, со стороны закрытого переулка. Ворота отпирались вручную. Если потянуть за скрытую защелку, показывалась потайная дверь в боковой части здания. Она была достаточно высокой и широкой, чтобы пропустить экипаж.
Справа соседей не было. Там возвышалась каменная стена, слишком неприступная, чтобы через нее перелезть. Сам трехэтажный особняк был удачно скрыт от любопытных взглядов.
Отец любил это свое творение больше прочих. Он всегда обожал потайные ходы, но ближе к концу стал ими просто одержим. Камилла так и не решила, что с этим делать. Она подозревала, что это связано с его любовью к старинным легендам, а может, отчасти и с любовью к ее матери. Как будто какая-то волшебная дверь могла бы раскрыть все ее тайны и показать, куда делась Флер, когда ушла от него.
Какой бы ни была причина, но в последние десять лет эти двери, порталы, подъезды и переходы стали главным источником вдохновения Пьера. Он их рисовал, лепил и превратил весь этот дом в оду воображаемому миру, который так отчаянно стремился отыскать.
Камилла никому раньше не показывала эти работы из последнего периода творчества отца. Она не хотела, чтобы кто-то узнал, что с ним стало. Может, она поняла то, что так и не дошло до самого Пьера: некоторые двери открывать не стоит.
Она объяснила кучеру, как открыть ворота, и экипаж остановился перед массивной дверью.
– Пусть ваш кучер достанет факел справа, – сказала Камилла.
Если Синтона и удивила странная просьба, он никак этого не показал.
Миг спустя дверь распахнулась, и экипаж въехал в темноту. Они подождали, пока дверь за ними закроется, а затем Камилла вышла из повозки.
Синтон последовал за ней, оглядывая помещение, похожее на пещеру. Его освещали несколько тускло мерцающих газовых фонарей. Он быстро оглядел каждую уздечку, седло и стог сена, прежде чем снова посмотреть на нее.
– Какой чудесный сарай. И как вы планируете прокрасться мимо репортеров?
– Вы меня удивляете, милорд. Из всех возможных вопросов этот волнует вас больше других? И неважно, откуда вы. Спорю, что и в ваших краях не в каждом доме есть потайная дверь.
Он приподнял бровь.
– Я слышал об эксцентричности вашего отца, мисс Антониус. Полагаю, это его рук дело. Уверен, это прекрасное место для работы, но сейчас меня больше волнует то, как бы доставить вас домой, а не копаться в необыкновенной истории вашей семьи.
Камилле с трудом верилось, что Синтон столько всего узнал, лишь окинув пространство беглым взглядом. Когда отец был еще жив, он использовал это помещение как студию. Он утверждал, что для работы ему необходимы пространство и тишина. В задней части дома располагалась лестница, которая вела в уборную и к двум спальням на втором этаже, где хранились все его принадлежности для творчества. Третий этаж был отведен под зал, предназначенный исключительно для демонстрации его картин.
Ни у кого, кроме Камиллы, не было доступа в эту студию. До этих пор никто, кроме нее и отца, не бывал внутри. Синтон не унимался:
– Чего я не могу понять, так это зачем мы здесь. Вы хотите пройтись по улице так, словно вышли на прогулку?
– Конечно, нет. Само собой, я пройду через секретный туннель.
Она указала в угол, на кучу с виду сломанных колес.
Это было еще одно отцовское творение. При повороте верхнего колеса открывался скрытый под ними люк.
– Спасибо вам за помощь. Дальше я справлюсь сама. Если надавить на стог сена, боковая дверь откроется снова. Спокойной ночи, милорд.
Синтон окинул ее хладнокровным взглядом.
– На этот раз вы так легко от меня не отделаетесь, мисс Антониус.
Он прошел мимо нее и уверенно шагнул в туннель за распахнувшимся люком.
– Вперед. Я провожу вас домой. В любом случае у нас еще есть общие дела.

Одиннадцать
Зависть старался внимательно следить и за раздраженной женщиной, идущей впереди него (теперь без пальто, которое она незамедлительно швырнула ему в лицо), и за потайным туннелем, по котрому они шли.
Этим вечером за ужином ему рассказали, что отец Камиллы был слегка эксцентричным. Но он и подумать не мог, что Пьер строил потайные художественные студии и подземные переходы с дверями, которые, по-видимому, никуда не вели.
И все же теперь Зависть шел по потайному проходу, который соединял разные концы квартала. Он мог поклясться, что почувствовал защитные чары. Те, что мягко убеждали прохожих идти своей дорогой, не обращая внимания на дом загадок.
Это объясняло, почему шпионы Зависти не знали об этой студии. Они просто прошли мимо и исследовали лишь особняк Камиллы, так ничего и не узнав.
Для смертного это был довольно впечатляющий трюк. Зависть предположил, что ответ крылся в том, сколько времени этот самый смертный провел на загадочном рынке Сильверторн-лейн.
Старик предусмотрительно установил через равные промежутки газовые фонари, так что по хорошо освещенному коридору было легко идти. Зависти вовсе не требовался свет, чтобы видеть в темноте. Очевидно, лорд Антониус сделал это ради удобства дочери.
Странный разряд прорезал воздух. Он не имел ничего общего с мрачным настроением Камиллы или тем, как Зависть скользил взглядом по ее разорванному корсажу и дразнящему нижнему белью, которое виднелось из-под него.
Кружева на нем были весьма тонкой работы. Зависть почти убедил себя, что именно поэтому оно его так притягивало. Он ценил искусство, а оно-то как раз перед ним и было.
Само собой, его интерес не имел никакого отношения к женщине в этом очаровательном платье или к сиянию ее гладкой золотистой кожи под черным кружевом.
Камилла была воплощением противоречий. Чуть раньше он почувствовал, как ее саму удивляет, что ее к нему влечет, и в то же время ей хотелось его задушить.
Какое занимательное сочетание для спальни!
Художница остановилась посреди прохода и повернулась к нему. В темноте ее серебряные глаза сверкали, как сталь. Более мудрый мужчина воспринял бы это как предупреждение. Но Зависть был не против пройтись по лезвию.
– Ну?
Голос Камиллы был таким же ледяным, как и взгляд.
– Что это за важное дело, которое не может подождать до утра?
Пусть хоть кто-то попробует обвинить ее в равнодушии!
– Мне нужно, чтобы вы немедленно начали работать над Проклятым троном.
Она посмотрела на него как на умалишенного.
– Нет.
– Почему вы против?
Впервые за вечер Зависть почувствовал, как внутри нарастает искреннее разочарование. И тут его осенило.
– Кто-то еще просил вас нарисовать заколдованный предмет?
Она бросила на него раздраженный взгляд.
– Мы уже это обсуждали, лорд Синтон. Я не рисую зачарованные артефакты. Ни для вас, ни для кого-либо еще. С какой стати вы решили, что я передумала?
– Этим вечером я оказал вам услугу и жду того же взамен.
Тон Камиллы внезапно стал резким.
– Понимаю. Как же глупо с моей стороны было думать, что вы поступили как порядочный человек. Спасибо, что показали мне свое истинное лицо, милорд.
Если бы она знала, кем на самом деле был Зависть, она бы с криком убежала без оглядки.
Женщины вроде Камиллы отрицают, что жаждут романтики, а сами влюбляются в ублюдков вроде него. И в итоге остаются с разбитым сердцем. Похоть часто путают с любовью.
Зависть одарил Камиллу неспешной жестокой улыбкой, из-за которой она неловко отступила подальше от него.
Он не был добрым и не был смертным. Чем скорее она это поймет, тем лучше для нее. Если Камилла – луч света, то он – самая темная из ночей. И если она не будет осторожна, его тени погасят ее свет даже ради мимолетного шанса завладеть ее теплом.
Любовь не для него, но от наслаждения одной ночью страсти он бы не отказался.
– Я вас предупреждал. Я не святоша, мисс Антониус.
Он приблизился к ней, прижал ее к стене своим телом.
– И я не джентльмен. Я помог вам не по доброте душевной. У вас редкий талант, за который я готов заплатить огромные деньги.
Лицо Камиллы вспыхнуло от гнева, и она задрала подбородок, чтобы посмотреть Зависти прямо в глаза.
– Найдите. Кого-нибудь. Еще.
– Нет.
– Вам нужна картина. Почему? Почему на ней должен быть нарисован именно он?
– Он нужен мне для личной коллекции, – солгал Зависть. – И я наслышан о вашем таланте.
Почувствовав всплеск ее тревоги и желания от того, как они близко друг к другу, Зависть потянулся к ее уху. Ему нужно соблазнить ее, напомнил он себе, нужно ради дела. Она напишет ему картину лишь тогда, когда захочет его достаточно сильно, чтобы потерять голову.
Когда он шепотом заговорил с ней, его губы скользили по ее гладкой коже, почти не касаясь, но эффект получился мощным. Девушка задрожала в его объятиях.
– Поэтому я хочу тебя. И только тебя.
Он отодвинулся, чтобы посмотреть ей в лицо.
На первый взгляд, Камилла никак не выказывала возбуждения. Выражение ее лица было холодным и безразличным. Однако ее выдало то, как она смотрела на его губы.
Зависть знал, что она увидит. Все его любовницы восхищались его пухлой нижней губой, изогнутой дугой дьявольской ухмылки, от которой, когда ему хотелось, появлялись ямочки на щеках.
Но он не ожидал такого от себя. Жар в ее взгляде пробудил в нем собственнические инстинкты.
Она задышала быстро и коротко, жилка у нее на горле заметно пульсировала.
Камилла хотела его.
А он, в свою очередь, теперь знал ее секрет. Эта маленькая шалунья возжелала демона и была в восторге от того, сколько непристойных изощренных искушений сможет с ним испытать.
– Назовите цену, мисс Антониус.
Зависть протянул руку и заправил кудри, выбившиеся из прически, ей за ухо. А заодно протиснулся между ее ног, прижавшись к ней еще плотнее и раздвинув ее бедра.
Когда его колено замерло так близко, у Камиллы перехватило дыхание. Предвкушение заполнило воздух между ними.
Камилла облизнула губы.
Прежние фантазии о дразнящих линиях его рта и обо всех плотских утехах, которые они обещали, вернулись с удвоенной силой.
Член Зависти налился твердостью, и он хорошо заметил момент, когда Камилла это почувствовала.
Она вся дрожала, прислонившись спиной к прохладной каменной стене.
– Думаю, я знаю, чего ты хочешь взамен, – его рука опустилась вниз по телу и остановилась у нее на бедре. – Хочешь, я возьму тебя прямо у этой стены?
Он еще сильнее сжал пальцами шелковистые юбки, распаляя собственную страсть. Желание Камиллы вспыхнуло с новой силой. Его губы замерли у ее щеки, все внимание сосредоточилось на точках, где Зависть с Камиллой касались друг друга. Грудь Камиллы тяжело вздымалась, дразня его неровным ритмом.
– Сначала буду ласкать тебя пальцами, а потом войду в тебя.
Все его тело напряглось, чтобы ощутить ее мягкость там, где он был твердым. В этой битве соблазнов он медленно побеждал. Зависть чувствовал, как таяла ее решимость, как она медленно выгибалась под его прикосновениями…
– Может, нам удастся прийти к соглашению?
Желание Камиллы тут же испарилось.
Вместо этого он ощутил уже знакомое покалывание гнева.
Она толкнула его в грудь. Зависть сделал шаг назад. К своему удивлению, он почувствовал что-то вроде горечи потери.
– Никакого соглашения, милорд. Я скорее заключила бы сделку с самим повелителем демонов.
При мысли о том, как Камилла заключает сделку с братом Гневом, он ощутил укол ревности, но тут же подавил холодок собственного греха.
– Это легко устроить. Может, поедем к нему во дворец? Возможно, вы станете более сговорчивой, когда насытитесь.
С ее губ сорвался глухой нежный смешок. Этот звук пронзил Зависть, но он не обратил на это внимания, поскольку взгляд его попал в сети Камиллы.
– Идите домой, лорд Синтон.
Камилла подобрала юбки и пошла по туннелю к дому, оставив Зависть стоять на месте.
– Для одного вечера с меня достаточно ваших чар, – бросила она через плечо.
Однако он не мог сказать того же самого о себе.
Зависти не стоило забывать, что мисс Антониус с ее хорошенькой улыбкой, плавными изгибами и звонким смехом была предназначена не для него. Хотя, прокручивая в памяти ее слова, он снова вспыхивал от собственного греха. Я скорее заключила бы сделку с самим повелителем демонов.
Черт возьми, так бы она и сделала.
Камилла принадлежала ему до завершения игры. Как известно, он не любил ничем делиться.

Двенадцать
Камилла отложила кисть и окинула холст критическим взглядом.
Все оказалось куда сложнее, чем она предполагала.
Обычно она точно видела, чего не хватает картине, где добавить тени, а где света, где требуется больше глубины или ярких оттенков. Но сегодня ничего не шло в голову. Она слишком вымоталась, чтобы мыслить ясно. После того, как Камилла проворочалась без сна ночь напролет, то сбрасывая одеяло, то кутаясь в него, она чувствовала себя разбитой. Она так устала, что забыла о своем ритуале. Медальон матери по-прежнему висел у нее на шее. И все же эта картина требовала ее внимания с того самого момента, как только Камилла открыла глаза.
И вот она уже сидела у себя в галерее еще до восхода солнца. На талии Камиллы был затянут фартук, на коже виднелись пятна разбрызганной краски. Камилла молилась, чтобы хоть медальон не запачкался.
На холсте перед ней был не совсем автопортрет, а образ, на который ее вдохновила принятая накануне вечером ванна.
Несмотря на волнение, Камилле казалось, что картина выходила довольно милой. Она смогла передать все, чего Камилле так хотелось в собственной жизни. Мягкая и женственная, но при этом дерзкая и смелая, она изображала женщину, которая не сожалеет о своих желаниях и не делает вид, что смирилась под властью угнетающего ее мира.
Камилла запечатлела себя в наполненной ванне на ножках в виде лап. Одна рука покоилась на нижней части живота, колени были согнуты, и загорелые ноги торчали из воды. На поверхности воды плавали лепестки цветов. Они скрывали сокровенное место между ног, которое пульсировало от каждого греховного слова, слетавшего с губ Синтона прошлым вечером. На картине одна нога упиралась в край ванны; лепестки прилипли к шелковистой коже ее обнаженных бедер.
Мысленно Камилла снова перенеслась во вчерашний вечер. Когда она смыла все горести прошедшего дня, выяснилось кое-что еще. Вода не унесла с собой воспоминания о тех грязных вещах, которые Синтон говорил ей своим низким бархатистым голосом. Слушая его, Камилла распалялась, но не от гнева, а от жгучего желания. И его возбуждения…
Ох, он ведь прижимался к ней, горячий и твердый… А когда его бедра слегка ткнулись в нее, она чуть не воспарила к звездам.
Честно говоря, ей стоило бы обратиться к врачу за тонизирующим средством – с ней явно происходило что-то не то. Вероятно, ее травмировало столь дерзкое и мерзкое поведение Синтона. Как и то, что он солгал о том, зачем ему нужна заколдованная картина.
Лорд явно что-то скрывал. А когда он потребовал рассказать, кто еще просил Камиллу нарисовать что-то волшебное, она похолодела.
Она совсем забыла о той записке.
В начале недели в галерею пришел запрос от анонимного коллекционера. Он просил написать для него иллюстрированную книгу заклинаний. В записке не было ни имени, ни обратного адреса, поэтому Камилла выбросила ее и до сих пор о ней не вспоминала. Что было известно Синтону?
Хочешь, я возьму тебя прямо у этой стены?
Разумеется, он был гораздо опытнее нее. Камилла скользила куском мыла по бокам, воображая его легкое прикосновение. Если закрыть глаза и снова все вспомнить, казалось, что исходящий от него жар никуда не делся.
Как и недовольство.
Раньше Камилла считала Вексли самым раздражающим человеком в ее жизни, но она заблуждалась. Теперь на это почетное звание с гордостью претендовал Синтон. А самое ужасное, она никак не могла перестать думать о нем.
Хочешь, я возьму тебя прямо у этой стены? Сначала буду ласкать тебя пальцами, а потом войду в тебя.
Камилла потеряла дар речи. Не из-за грубых слов, а из-за того, какую реакцию они у нее вызвали.
Да, ради всего святого, да! Так сильно она еще ничего не желала.
На публике Синтон вел себя как идеальный джентльмен и делал вид, что его задевает грубое поведение Вексли. Но вдали от посторонних глаз он поступал совершенно иначе, так восхитительно порочно…
Его шепот казался темной тайной только для них двоих. И Камилле это определенно нравилось.
А потом он взял и все испортил, назвав это платой за ее услуги. Как будто ее нельзя было просто желать, не прикрепив к ней ценник! Из-за этого глупого предложения она снова почувствовала себя такой одинокой…
Камилла дебютировала в высшем свете сразу после того, как ее мать исчезла. Как и любая другая девушка, она была увлечена мечтами о том, как будет вальсировать в бальном зале с каким-нибудь принцем и все узнают об их любви.
В действительности все шло просто ужасно.
Эксцентричное поведение отца и отсутствие матери превратили Камиллу в тихоню. Она стояла в сторонке, пока ее подруги танцевали и флиртовали с юношами. Во втором и третьем сезонах все стало только хуже, и тогда Камилла перестала верить в сказки.
В любом случае, это была дурацкая мечта. Об этом ее предупреждала мать.
С того момента, как Синтон появился в галерее, и Камилла почувствовала к нему влечение, та ясноглазая девушка словно вернулась из небытия с безумной жаждой быть желанной. И обманутой, подумала Камилла.
Колокольчик над дверью громко зазвенел, вернув ее в реальность. Она взглянула на часы и удивилась тому, что уже полдень.
– Что ты с ней сделала, мелкая воровка? Отдала ему?
Обвиняющий крик Вексли с грохотом разбил полуденное спокойствие и смутные воспоминания о прошлом вечере. Проклятие! Подделка!
Камилла отвернулась от картины, ошеломленная нескрываемой яростью Вексли. Он приближался, стиснув руки в кулаки.
Инстинкт подсказывал Камилле бежать как можно быстрее и как можно дальше. Но внутренний голос убеждал ее оставаться на месте. Вексли достаточно безумен, чтобы броситься в погоню, и будет гораздо хуже, если он ее поймает.
Камилла спокойно и ровно ответила:
– Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду, милорд. Что я сделала? Кому и что отдала?
– Не шути так со мной! Тебе наверняка известно, о чем я говорю.
Вексли возвышался над ней, как змея, готовая к броску.
– Где подделка? Я искал все утро, перевернул весь дом вверх ногами, и ее нигде нет! Так что я спрошу еще раз перед тем как забыть, что я джентльмен. Где эта чертова штука, Камилла? Ты отдала ее Синтону?
Она моргнула, глядя на него. Слова она слышала, но понимала с трудом.
Если Вексли и впрямь считал, что ведет себя как джентльмен, тогда она была королевой фейри Благого двора.
– Не имею ни малейшего представления.
В ушах у Камиллы застучало, когда до нее дошла вся суть его слов. Должно быть, она ослышалась.
– Вы ее потеряли? Может, перевесили и забыли?
– Вы принимаете меня за идиота, мисс Антониус, но, уверяю вас, я вовсе не идиот. Нет, я ее не терял. Она висела там же, где и всегда, когда я переодевался ко вчерашнему ужину. А когда я проснулся, ее уже не было.
В голове у Камиллы все смешалось. Это известие ее совсем не обрадовало. Она надеялась, что заполучит еще один шанс выкрасть картину.
Должно быть, Вексли ошибался.
А если нет… По коже Камиллы пробежали мурашки. Если теперь подделка у кого-то другого…
Она выпрямила спину, пытаясь потянуть время.
– За ужином вы выпили столько, что это свалило бы даже слона, Вексли. Вы уверены, что правда не приказали ее перевесить?
Он наклонился ближе, дико вращая голубыми глазами.
– Нет уж. Вы ушли рано, ни с кем не попрощались. И Синтон исчез таким же загадочным образом. Потом я просыпаюсь, а картины нет. Если вы с ним не были в сговоре, тогда интересно, что случилось с леди Кэтрин? Что ее муж скажет о таком неподобающем поведении, о таких интригах? Особенно если об этом заговорит весь город. Сатирические листки обожают скандалы, Камилла.
– Леди Кэтрин ничего не знает о подделке, а вам не следует ей угрожать.
Камилла упрямо стояла на своем, хотя Вексли стоял к ней угрожающе близко.
– Я вернулась домой пораньше, и из-за этого я в чем-то виновата? А как насчет дюжины-другой гостей, которые еще оставались у вас? Вы не хуже меня знаете, что Харрингтон или Уолтерс были бы счастливы заполучить эту картину. Они понятия не имеют, что она ненастоящая. Вы действительно настолько их уважаете и уверены, что они не украли бы картину, будь у них такая возможность?
– Разве вы не говорили мне на этой же неделе, что хотите расторгнуть нашу договоренность? – не уступал он с пеной у рта. – Я, конечно, не детектив, Камилла, но это определенно звучит как мотив. И если вы в сговоре с Синтоном, вам придется чертовски дорого заплатить.
Быстро вскинув руку, он схватил ее за горло. Он не сжимал пальцы, но мрачная угроза была очевидна.
Оказавшись в ловушке, Камилла замерла.
Его взгляд скользнул по ее корсажу и остановился на пышной груди в утреннем платье. На одну жуткую секунду Камилле показалось, что он сейчас сорвет с нее одежду.
– Верните ее обратно до конца недели, а не то вам придет конец.
Колокольчик над дверью звякнул снова, предупреждая, что они больше не одни.
Дыхание Камиллы замерло в груди. Драгоценные секунды шли, но Вексли так ее и не отпустил. Напротив, его бледные глаза сверкали злобой. Он точно знал, чего она боится, и наслаждался этим.
Наконец Вексли выпрямился. Выражение его лица сменилось с яростного на лениво-безразличное. Он отошел в сторону, притворяясь, что восхищается картиной позади нее.
– Заверните ее и отправьте в Гретна-хаус, мисс Антониус. Все-таки она мне нравится, – продолжал он, пристально глядя на Камиллу. – Эти алые пятна напоминают мне кровь. Такие грубые. Мощные. Знаете, я всегда находил в сломанных предметах некую мрачную привлекательность.
Его способность так быстро менять маски вызывала беспокойство. Раньше Камилла за ним такого не замечала, и это ее встревожило.
– Конечно, милорд.
Она приняла эту уловку, хоть ее улыбка и была натянутой, поскольку напряжение между ними никуда не делось. Наконец Камилла перехватила взгляд посетителя, стоящего у двери: за их беседой увлеченно следил репортер сатирического листка.
– Я могу чем-нибудь помочь вам, сэр? – радушно спросила она.
– Лорд Вексли!
Репортер проигнорировал Камиллу и бросился за Вексли, который быстрым шагом прошел к выходу с таким видом, будто только что вспомнил о гораздо более важной встрече.
– Минутку… правда ли, что вчера вечером Уолтерс сражался с садовой статуей и проиграл?
Вексли остановился и принял беззаботный вид.
– Ну же, Хэвишем. Вы же не думаете, что я так легко выдам вам секреты друзей, не так ли?
Вексли сверкнул своей легендарной ухмылкой, замедлил шаг и неторопливо вышел за дверь, словно не знал никаких забот. Камилла подождала, пока они с Хэвишемом выйдут из галереи, и рухнула на табурет, дрожа всем телом. Она не сомневалась, что Вексли исполнит угрозу. На самом деле Камилле и впрямь показалось, что он готов ее убить. Она ощупала шею. От воспоминания о прикосновении холодной руки Вексли Камиллу пробрала дрожь. Она знала, что Вексли разозлится, если ей удастся украсть подделку, но не предполагала, что он готов будет физически применить силу.
Раньше он не был жестоким. Она ни разу не слышала, чтобы Вексли ввязывался в драки. Ему удалось убедить всех, что он просто пьяница и милый негодяй.
Но что она на самом деле о нем знала?
Никто из респектабельных особ не посещал темный рынок чаще него. Магия струилась по улочкам Сильверторн-лейн. Она высасывала жизнь и эмоции смертных, которые сюда забредали. Камилла знала об этом не понаслышке: после того, что произошло с ее отцом, она понимала, насколько опасно это место. Когда-то отец туда зачастил, и их жизнь изменилась навсегда.
Поначалу, когда Пьеру стало хуже, туда отправилась и Камилла, наплевав на последствия. Раз отец заболел именно там, она решила, что там же найдет для него лекарство. Она тоже почувствовала силу и притяжение тех мест.
После смерти отца она ездила туда всего дважды.
В первый раз она встретила там Волка, легендарного охотника, который одурманил ее мечтами о жизни за пределами Уэйверли-Грин.
Во второй раз Камилла приехала, чтобы порвать с ним и убедиться, что он сохранит в тайне их единственную ночь. Камилла хотела остаться в Уэйверли-Грин, так что никому не стоило знать, как в приступе отчаяния она напрочь забыла о репутации. Ведь в горе утраты ей хотелось почувствовать, что она все еще жива.
Волк ушел, пообещав сохранить тайну, но когда-нибудь обязательно вернуться.
Она до сих пор молилась, чтобы этого не произошло. Вексли и Синтон создали ей достаточно проблем.
И, кстати… Какой же она была дурой, когда решила, что Синтон не стал ее больше расспрашивать, потому что решил оставить историю с поддельной картиной в покое. В чем Камилла соглашалась с Вексли, так это в том, что Синтон каким-то образом пробрался обратно в Гретна-хаус.
Камилла была бы проклята, если бы позволила еще хоть одному мужчине получить над нею власть.
Если Вексли действительно собирался ее погубить, по крайней мере, она получит удовольствие от того, что собственными руками уничтожит злосчастную подделку.
Разъяренная Камилла повесила на дверь табличку, чтобы предупредить посетителей, что галерея закрылась на весь день, а затем пошла искать экипаж.
Ей внезапно понадобилось посетить Хэмлок-холл.
Выйдя на мощеную улицу, она почувствовала, что кто-то ее преследует. Она обернулась и заметила мужчину, стоящего у стены здания через дорогу. Его лицо было скрыто шляпой, низко надвинутой на лоб, а фигуру было не различить под черным плащом.
На нем были кожаные перчатки, которые ей о чем-то напомнили.
Камилла ждала, пока он отойдет от здания и скроется, но он этого не сделал. Он молча стоял на том же месте и напоминал дурное предчувствие во плоти.
Вексли не стал бы нанимать кого-нибудь, чтобы следить за ней, правда?
Скорее нет, чем да.
Камилла сглотнула и поспешила в конец улицы, чтобы поймать экипаж. Когда она забралась внутрь и выглянула в окно, мужчины уже не было.

Тринадцать
Зависть запрокинул голову, размышляя о подделке, которую выкрал. Послеполуденный солнечный свет косо падал в окно и золотил пылинки, поднявшиеся от его шагов.
Большую часть дня он провел, любуясь впечатляющей картиной. Зависть был весьма доволен собой и тем, что вытащил ее прямо у храпящего Вексли из-под носа.
Это был не мужчина, а позорище. Он спал на животе с голой прыщавой задницей напоказ и выпускал газы, столь же отвратительные, как и его манеры.
Первобытная сторона Зависти искушала его повесить подделку в прихожей, пригласить Вексли выпить и пометить территорию вокруг работы Камиллы, пока игра не продолжилась.
Однако Зависть все же взял себя в руки и вспомнил, что для победы в войне необходима стратегия.
А это, конечно же, была война. Вчера вечером провалилась вторая попытка добиться помощи от Камиллы. У Зависти оставалась лишь одна возможность до того, как его дисквалифицируют. И, хотя правила относительно любой неустойки определялись не так уж и четко, суровая правда, перед которой оказался его двор, была совсем иной.
Зависть должен был победить.
Он пытался не терять оптимизма, но дела шли так себе. Он не мог использовать магию, чтобы повлиять на Камиллу, а его собственное обаяние не подействовало. Ответом на прямой вопрос стал сокрушительный провал.
– Проклятье!
Зависть провел рукой по волосам и снова взглянул на картину.
От отчаяния становишься беспокойным и равнодушным. Зависти нужно было сосредоточиться. Поддельная картина стала для него козырной картой, которую можно было использовать в переговорах с Камиллой. Он видел, как сильно ей хотелось заполучить ее. Так что когда Камилла пыталась сорвать подделку со стены, Зависть использовал немного магии, чтобы она приклеилась намертво. Прибрать подделку к рукам стало его запасным планом, козырем в рукаве. А поскольку это не было прямым использованием магии на человеке, ни одно из правил Леннокса не было нарушено.
Теперь, когда подделка была у него, Зависть попытался понять, о чем еще ему стоит подумать.
Подготовка к балу шла полным ходом, так как он должен был состояться уже через два дня.
Поместье полностью восстановили в его былом великолепии и даже больше. Темное дерево блестело после свежей полировки, а обновленные бархатные шторы выглядели дорого и пышно. Картины, привезенные из настоящей коллекции Зависти, были со вкусом выставлены по всему поместью. А еще он научил прислугу готовить его любимый напиток – «Темный и греховный». Этот декадентский коктейль, который он придумал однажды вечером, состоял из пюре ежевики, сиропа из коричневого сахара, бурбона, апельсиновой цедры и небольшого количества шампанского.
Сперва над названием посмеивались, но у тех, кто попробовал этот напиток, никаких замечаний больше не было.
Теперь Зависть мог полностью сосредоточиться на третьей попытке. Его шпионы не выяснили о Камилле ничего важного – только то, что он и так уже знал. Хотя его подозрения о секретном туннеле, проложенном ее отцом, подтвердились. Проход был проложен точно поверх границы между царств, по невидимой магической линии, которая открывала вход в другие миры. Немногие знали об этих линиях, а использовали их и того меньше. Особенно здесь, в мире людей.
Судя по всему, в настоящее время ту линию в туннеле не использовали. Зависть не увидел ни рун, ни скважины для ключа от портала. Хотя это вовсе не значило, что Пьер где-нибудь все это не спрятал. Но даже если так, Зависть сомневался, что смог бы открыть портал.
Насколько ему было известно, ключами от портала могли одарить только две расы: фейри – прежде всего члены королевской семьи Невидимых, которые правили темным двором, – или очень могущественные оборотни, такие, как вервольфы.
Чтобы не проводить остаток дня в нарастающей досаде, возможно, Зависти стоит нанести визит на пресловутый черный рынок. По крайней мере, там ему удастся выяснить побольше о том, чем занимался Вексли. Он был убежден, что этот человек тоже участвует в игре. Но после его вчерашнего выступления Зависть надеялся, что Вексли не был его соперником. Это стало бы огромным разочарованием. И все же будет полезно узнать, кто еще в Уэйверли-Грин посвящен в тайну границ между мирами.
– Так вот где ты прячешься!
Зависть даже не обернулся, услышав голос своего брата Похоти.
– Дай угадаю. Гордыня распускает слухи, совсем как придворный?
– Вероятно. Но я все разузнал от Чревоугодия, а он упоминал, что слышал это от Жадности.
Его братья были не лучше надоедливых репортеров. Хоть Чревоугодие мог бы вести себя более достойно – он как раз воевал с одним репортером в Семи кругах. Зависть протянул:
– Я думал, когда проклятие было снято, у вас всех появились другие дела. Хотя я тебя понимаю: из всех наших братьев я самый интересный.
Он позвал Гудфеллоу и велел ему аккуратно отнести картину в его покои. Зависть установил защиту на свою комнату, чтобы никто не мог туда попасть без его разрешения. Дома должно быть достаточно безопасно.
– Однако мой визит на Острова Перемен вряд ли тебя порадует, – продолжил он, когда Гудфеллоу ушел. Похоть подошел к бархатным портьерам и принялся играть их складками. – Разумеется, тебя куда больше интересует некая богиня смерти, чем моя… отсрочка. Месть и похоть так слаженно работают вместе.
Похоть усмехнулся. Задеть его было почти невозможно.
– Судя по тому, что я слышал, ее волнуют только щеночки.
Зависть закатил глаза при упоминании стаи оборотней.
– Даже если бы она не была настолько волк-лечена в общение с ними, лично мне бы хотелось, чтобы мой член после любовных утех оставался на положенном месте. Да и забавная игра, в которой ты участвуешь, действительно гораздо интереснее. Тебя в самом деле кастрировала художница?
Зависть коснулся украшенного драгоценными камнями кинжала на бедре. Он задумался, не стоит ли вернуться в Семь Кругов только ради того, чтобы кастрировать Гордыню.
– Не то чтобы это тебя касалось, но уверяю тебя: мое достоинство по-прежнему больше, чем у всех остальных братьев.
– Спорно. Однако твой грядущий маскарад весьма заманчив. Кажется, мое приглашение затерялось в пути. Но я решил исправить эту оплошность и приехал пораньше. Уверен, благодаря моему влиянию он станет легендарным.
В голосе Похоти звучали дразнящие нотки, а это всегда предвещало неприятности. Он наконец-то отошел от портьер, но теперь прижался к камину и стал рассматривать резные изображения на нем.
– Считай, что похотливый бог-демон явился сюда, чтобы превратить твой маскарад в самое развратное событие, которое когда-либо видело это царство. Представь себе, как все эти скучные, чопорно одетые лорды и леди предаются наслаждениям… – задумчиво протянул Похоть. – Твоей прислуге придется неделями отмывать столы и стены.
В мыслях Зависти возникло лицо Камиллы. Ее глаза были закрыты в упоении от того, как кто-то упал перед ней на колени, вкушая сладость ее желания. Почему-то он представлял, как это происходит прямо на его обеденном столе. Он резко повернулся и пристально посмотрел на брата.
– Нет. Ни в коем…
– Вы!
Дверь в студию Зависти распахнулась. Вслед за адским зверьком, который влетел внутрь, сверкая серебряными глазами, вошел Алексей.
– Как вы посмели!
Вампир бессильно вскинул руки.
– Я пытался ее остановить!
Зависть переключил внимание на художницу, проигнорировав жгучее любопытство на лице Похоти. Камилла уложила серебристые волосы в замысловатый узел, заколотый кистью, а платье у нее на этот раз было глубокого цвета спелой сливы. Если бы не молнии в ее взгляде, которые грозили испепелить его на месте, он сделал бы ей комплимент. Камилла умела выбирать цвета, чтобы добиться наиболее приятного сочетания, а ее креативность выходила далеко за рамки рисования на холсте.
– Надо было лучше стараться. Мисс Антониус чуть выше полутора метров, – сказал он наконец. – Если ты не можешь с ней справиться, Алексей, возможно, нам следует пересмотреть, соответствуешь ли ты своей должности.
– Пусть бы только попробовал! – вскипела Камилла. – Я не просто сказала, что со всей силы ударю его в пах, я еще угрожала укусить его, если он встанет у меня на пути.
Похоть издал сдавленный смешок.
– Понятно.
Зависть изобразил на лице сдержанный интерес. Он ничем не хотел выдать, как его позабавила мысль о Камилле, которая, сама того не ведая, вонзает зубы в вампира.
А еще он не мог припомнить ни одного случая, чтобы кто-то осмелился отдать ему прямой приказ.
Камилла с вызовом взглянула на него.
Похоть снова тихо прыснул.
– Так вот из-за кого у него такое отвратительное настроение…
– Простите, а вы кто? – спросила Камилла тем же ледяным голосом, окинув Похоть абсолютно равнодушным взглядом. Впечатляюще, особенно если учесть, что именно этот брат Зависти заправлял удовольствиями. Одно его присутствие обычно заставляло всех задрать юбки или скинуть брюки от желания.
Все это донельзя забавляло Похоть. Но еще больше интереса вызвало то, что девушка не упала от него в обморок. Зависть чувствовал, как чары греха брата медленно кружили над художницей, испытывая ее. Он стиснул зубы.
Похоть склонился над ее рукой и выпустил еще немного своего греха сквозь губы, скользнувшие по костяшкам ее пальцев в перчатках.
– Я его брат. Как видите, куда более красивый.
– Очарована.
Камилла вырвала руку и снова посмотрела на Зависть. Сила Похоти никак на нее не повлияла.
– Я требую, чтобы они нас оставили. Прямо сейчас.
Похоть бросил на нее удивленный взгляд. Его явно озадачила ее невосприимчивость.
Зависть изогнул бровь, а затем кивнул брату и Алексею.
– Прекрасно.
Оба мужчины оказались достаточно напуганы появлением Камиллы, чтобы тут же исполнить ее просьбу.
Как только дверь за ними закрылась, Зависть оперся о стол, на котором стоял его нетронутый напиток. Его тоже озадачила способность Камиллы противостоять влиянию Похоти.
– Не слишком ли рискованное требование побыть наедине, без свидетелей? Особенно после того, что я сказал вам вчера вечером. Вы ведь так стремитесь сохранить свою репутацию. Если, конечно, вы пришли не затем, чтобы воплотить эту пикантную фантазию в жизнь.
Ему было любопытно посмотреть, станет ли она спорить с ним об этом. Но она не попалась на удочку, лишь приковала его к месту своими лунно-серыми глазами.
– Где подделка?
– Полагаю, вы имеете в виду «Соблазнение Эвелин Грей»?
– Не надо играть со мной, милорд, – Камилла подошла ближе, но остановилась, когда ее юбки коснулись его коленей. – Утром ко мне приходил Вексли.
Хотя Вексли был всего лишь сыпью на свиной заднице, Зависть пронзила беспричинная ревность.
– Меня не интересуют ваши любовные перебранки.
– Еще бы! Могу с уверенностью предположить, что еще меньше вас интересуют угрозы увечий, которыми он осыпал меня, когда пытался задушить, милорд. А поскольку вас это все не волнует, просто скажите мне, где картина, чтобы я могла забрать ее и убраться отсюда.
Зависть притих. Сердце, которое он считал черствым и ожесточенным, яростно колотилось в его груди. Он пристально оглядел Камиллу.
– Он причинил вам боль?
Одно слово, один утвердительный взгляд, и в течение часа демонический клинок Зависти вонзился бы Вексли в живот.
Камилла выпрямилась.
– Не в этот раз. Но он угрожал, что все закончится гораздо хуже, если ему немедленно не вернут картину.
– Этому не бывать.
Голос Зависти был пронизан жестокостью. Камилла отпрянула, глядя на него округлившимися глазами. Кажется, она поняла, что он не шутил.
Действительно, Зависть вдруг обнаружил, что направляется к двери, прокручивая в голове план. Возможно, когда он покончит с этим смертным, то преподнесет его Алексею в качестве угощения.
Если бы Вексли был игроком, это и впрямь было бы полезно.
– Вы же не станете его убивать, – бросила Камилла. В ее голосе звучали нотки ошеломления и легкого разочарования.
Зависть не замедлил шаг.
– Уверяю вас, еще как стану.
– Позвольте мне сказать иначе. Вы его не убьете.
Зависть наконец приостановился и оглянулся через плечо. Подозрение оплетало его, словно спутанная лоза. Один взгляд на ее каменное лицо – и он понял: в этой закрученной истории крылось что-то еще. Но поскольку речь шла о Камилле, удивляться было нечему.
– Почему? – спросил он.
Она с трудом сглотнула, и нежная шея слегка дернулась. Та самая шея, которую Вексли пытался осквернить своими грязными руками.
Внутри снова вспыхнула ярость, но лорд подавил этот приступ. Видел бы Гнев, как Зависть только что поддался греху брата… Этот самодовольный ублюдок не оставил бы его в покое.
– Камилла, почему вы не позволяете мне убить его? – переспросил Зависть.
Он сомневался, что это имело какое-либо отношение к морали. По крайней мере, не полностью. Он молча и настороженно ждал, дав ей время сказать правду.
– Потому что у него есть не только эта подделка, милорд.
Прошло несколько секунд. Зависть ждал дальнейших объяснений.
Камилла сжала руки в кулаки в складках сливовой юбки. Пространство между ними превратилось в поле битвы ее гнева и отчаяния.
– Умрет он – умрет и мой отец.

Часть II. Сделка с дьяволом

Четырнадцать
– Фигурально выражаясь, конечно, – поспешила добавить Камилла, внимательно наблюдая за лицом лорда Синтона. По нему она уловила точный момент, когда он решил отменить охоту на Вексли. На минуту он показался ей ангелом мести. Он был воплощением смертной благодати и божьей кары, предназначенным полностью уничтожить врага за его грехи.
Теперь же, когда Синтон снова обрел ледяное спокойствие и абсолютное самообладание, Камилла ясно видела, что он способен убить Вексли. А после этого он ни секунды не сожалел бы о своем подлом поступке. То, что он этого не сделал, указывало лишь, что он взвесил все за и против и решил, что Вексли не заслужил расплаты.
Пока.
Она сомневалась, что Синтон хотел бы прославиться как убийца. Однако он явно был бы не против стать тем, кто прикончит Вексли.
С другой стороны, судя по тому, как сузились его зрачки, он приходил в восторг от насилия, принимал его с распростертыми объятиями. Из-за этого Камилле стоило бы его опасаться, но вместо это она почему-то успокоилась.
– А что вы подразумеваете под фигуральной смертью отца? – спросил он. – Означает ли это, что можно метафорически убить мать?
Тон Синтона был вполне радушным, но взгляд – тяжелым, а плечи напряженными. Возникло явное ощущение, что мужчина, стоящий перед Камиллой, был не человеком, а диким зверем, пойманным в ловушку дорогих костюмов.
Этот мужчина любил тьму, он был ей рад. Там, где ему хотелось быть, царили тени.
Камилла представляла себе, что на портрете Синтон будет именно таким. Она изобразит прекрасное лицо, которое выглядывает из тени, пухлые губы в противовес суровому выражению и пылающий меч в руке, с которого стекает кровь его врагов.
– Мисс Антониус?
Услышав свое имя, Камилла отвлеклась от видения и помотала головой, чтобы мысли прояснились.
– Я имела в виду несколько другое. Разумеется, я не убивала свою мать. Она уехала путешествовать вокруг света, и точка.
– Тогда поясните, что вы имели в виду.
Он чеканил слова так, как будто каждый слог его сильно оскорблял.
Камилла глубоко вздохнула.
– В распоряжении Вексли находится вещь, которая принадлежала моему отцу. Мне необходимо ее вернуть. Если верить его словам, она хранится за пределами Уэйверли-Грин, и только ему известно ее точное местонахождение. Если с Вексли что-то произойдет, я никогда ее не верну. Мой отец дорожил этим предметом, поэтому потерять его… для меня он имеет огромное значение, вот и все.
Но Камилла утаила кое-что. Все началось однажды зимней ночью. Она помнила, как Пьер схватил пальто и выскочил за дверь, бормоча про какую-то историю, рассказанную матерью Камиллы много лет назад. Это случилось ближе к его кончине. Тогда он уже часто погружался в фантазии о прошлом, но на этот раз все обернулось совсем иначе. Пьер пропал без вести на три дня, а затем вернулся домой, усталый, но гордый. У него был волшебный ключ, который, как он утверждал, мог бы все изменить.
Камилла узнала, что он купил ключ в Сильверторн-лейне. Вскоре после этого его сознанием завладели потайные ходы. Тогда он и построил секретную студию в сторожке.
Он был одержим, забывал о еде и почти не спал. На него было больно смотреть. Все попытки вернуть его к прежней жизни, такой, какой она была до того, как Флер испортила все своими рассказами о царствах теней, оказались тщетны. И все же после смерти Пьера ключ обрел для Камиллы особое значение. Словно им можно было открыть то, что Камилла упустила из-за безумия отца. Достаточно было отыскать нужную дверь.
Конечно, теперь она знала, что ей следовало заложить ключ на том же черном рынке. Вместо этого она никому не говорила о нем и не собиралась с ним расставаться.
Сентиментальность часто отращивает клыки и кусает человека за мягкое место.
Если бы Камилла продала ключ, Вексли не украл бы его, и на ней не было бы еще одной узы.
– Значит, ваш отец все-таки умер.
– Да, – прошептала она. – Его не стало несколько лет назад.
Черты лица Синтона слегка смягчились, словно он понимал, что значит терять. Камилла на секунду напряглась, ожидая, что он возьмет ее за руку, чтобы дать ей понять, что она не одна.
Однако Синтон тут же забыл о сочувствии. Его лицо абсолютно ничего не выражало. Он отступил назад, увеличивая расстояние между ними. Он был закрытой книгой.
За исключением умных глаз, по которым угадывалось, что его мысли были заняты быстрым разбором головоломок и загадок. Он продумывал следующий шаг и использовал для этого сведения, полученные от Камиллы.
Он вновь посмотрел на нее. В его проницательном взгляде загорелся неведомый огонек.
– Через два дня я устрою бал-маскарад.
Камилла нахмурилась. Она не сразу уловила суть резкой смены темы разговора.
– Я уже получила приглашение.
Он рассеянно кивнул.
– Я помогу с поисками вещи, которая принадлежала вашему отцу. Подделку я оставлю у себя, чтобы держать Вексли на коротком поводке. Я прослежу за тем, чтобы он не создавал никаких проблем ни для кого из нас. Если вы согласитесь написать Проклятый трон, я верну вам подделку, как только моя картина будет завершена.
Он поднял руку, упреждая любые споры.
– В результате этой сделки мы оба получим то, что хотим. Прежде чем отказаться от моего предложения, найдите время, чтобы хорошенько все обдумать, мисс Антониус. Это справедливая сделка.
Его просьба казалась вполне разумной, но у Камиллы застучало в ушах.
Она не могла нарисовать этот трон.
По крайней мере, не выдав одну из своих самых сокровенных тайн.
Хотя выбора у нее не оставалось.
– Назовите истинную причину, по которой вам так нужна эта картина, – спросила она, не надеясь, что он ответит. И все же, если ей предстояло раскрыть Синтону один из своих секретов, он должен был выдать в ответ свой.
– Я вам говорил. Я коллекционирую необычные предметы искусства. Вы так талантливы, что мне захотелось приобрести вашу работу.
Выражение лица Синтона резко потускнело. Мельком Камилла разглядела в его изумрудных глазах бескрайнее одиночество – казалось, оно длилось целые столетия. В его взгляде не было ни намека на человечность, только холод, причем настолько беспросветный, что она вздрогнула. Она легко могла представить, что он прожил целую жизнь совсем один и его мучило то, от чего ему было не сбежать. Необъяснимым образом, это ее тронуло.
– Очень хорошо, – сказала она. – Я дам ответ через два дня, на балу.

Пятнадцать
Зависть был удивлен тем, что Гудфеллоу оказался прав насчет фейри.
Черный рынок на Сильверторн-лейн назвали в честь существ, которые продавали любопытные товары и заключали безжалостные сделки со смертными. Те, кто сюда приходил, были либо глупы, либо настолько высокомерны, что считали себя способными обвести вокруг пальца тех, кто изобрел обман.
Большинство людей полагало, что фейри не способны лгать. Эту сказку фейри сочинили сами. Они вообще часто придумывали такой фольклор, который был бы для них выгоден.
Лишь одно поверье соответствовало истине: фейри действительно можно было сразить железом. Если бы смертные были хотя бы наполовину такими умными существами, какими себя воображали, они строили бы дома и тюрьмы именно из него. Зависть знал, что именно так устроены подземелья в Домах Греха его братьев. По королевствам бродило множество других, менее известных душегубов, которых железо удерживало столь же надежно.
Ушлые торговцы зазывали его из ларьков под открытым небом, пытаясь заманить к своим прилавкам.
– Камень памяти?
– Зелье для бесконечной похоти?
– Куртка для отвлечения любого врага и обмана самой смерти?
Зависть не спеша шел по мощеной улице, небрежно засунув руки в карманы, и оглядывал каждый лоток с сомнительными артефактами. Однако внутренне он был напряжен. Он чувствовал, как магия фейри пульсирует вокруг, маня и соблазняя. Она напоминала песню, которая медленно проникает в подсознание слушателя, пока он не начнет подпевать, даже не задумываясь. Она была едва уловима, словно электрический заряд в атмосфере или аромат, наполняюший воздух пьянящей смесью пряностей и грозовых туч. Перепутать ее с чем-либо было невозможно: это была магия Дикого двора.
Дикий двор – так называлось королевство Неблагих, дом темных фейри. Все фейри появлялись на свет в одном из двух дворов. Благой двор населяли светлые фейри, которые поклонялись солнцу, весне и лету. Фейри Неблагого двора почитали луну, осень и зиму.
Королевство фейри, разделенное посередине невидимой границей, лежало в западной части архипелага, на котором располагались Семь Кругов и Острова Перемен. Благие облюбовали восток, где ярче всего сияло солнце, а Неблагие обосновались на западе, где безраздельно властвовала луна.
Само собой, были и одиночки, и изгнанные фейри, и каждый из них терпел свои трудности. Стремление быть частью двора укоренилось в самом их существе, поэтому покинуть его по своей или чужой воле было непросто. По крайней мере, Зависти так говорили.
Время у фейри шло иначе, чем в других королевствах Подземного мира. Несколько дней в мире смертных равнялись нескольким месяцам в мире фейри, а несколько дней в мире фейри занимали неделю или две в Семи кругах. Зависть знал это по своему опыту, с тех самых пор, о которых он предпочитал не вспоминать. Даже несмотря на то, что он избегал коварного Дикого королевства, за прошедшие годы до Семи кругов дошли слухи о раздорах при дворе Неблагих.
Кажется, несколько десятилетий назад Прим Ройс, королева Неблагих, которая прославилась своими жестокими забавами, на время отреклась от престола. Она наслаждалась хаосом, который вызвало ее отсутствие. Она так поступила в большей мере для того, чтобы вывести из себя короля.
Она была Раздором, а он – Хаосом. Оба были так же непостоянны и изменчивы, как луна, которой они поклонялись. Вместе они правили Неблагими. За несколько тысячелетий они собрали двор кошмарных фейри, скрюченных, корявых и прогнивших насквозь. Само королевство Невидимых раскололось на зазубренные осколки. Прим Ройс и Леннокс правили всеми, а под властью их злобных наследников оставалось четыре двора. Зависть не понаслышке знал, что Неблагие похожи на суккубов. Они так же питались эмоциями, большинство из которых было связано со страстью. А еще фейри обожали играть с людьми.
Поэтому Зависть и его братья внимательно следили за ними. Особенно когда ведьмы и вампиры начали кружить над фейри, словно акулы, которых привлек запах пролитой крови. От острова Злобы, где располагался двор вампиров, было рукой подать до юго-восточного берега Семи Кругов. Так что им было легко доплыть к фейри по пути на запад мимо островов Перемен.
К счастью, Благие проявили благоразумие и сосредоточились на своих собственных делах, не заботясь о злых собратьях.
Зависть отвлекся от мрачных мыслей и огляделся, чтобы убедиться, что никто из этих странных одиночек фейри не разобрался, куда они пошли.
Его внимание привлекла лавка слева. Кисти для рисования, изготовленные из драгоценных камней, блестели в лунном свете. Одна, невозможно прекрасная, была вырезана из цельного изумруда.
Зависть взял кисть, нащупывая следы магии, но она была такой же невинной, как казалась на вид.
– Я возьму ее.
Медные глаза сверкнули. Блеснули острые зубы.
– Прекрасный выбор, Ваше Высочество.
Его настоящий титул был пустым звуком, однако несколько пар глаз волшебных существ обратились к нему. Прежде чем фейри раскрыли еще какой-нибудь из его секретов, Зависть приставил кинжал к горлу Неблагого. Острие впилось достаточно глубоко, чтобы пролилась его сверкающая кровь.
Клинок Зависти засиял, довольный подношением.
– Знаешь что? Расскажи-ка мне кое о чем. Возможно, это убедит меня позволить твоей голове остаться на плечах. Посмеешь соврать, и этим же вечером я помочусь на твой погребальный костер. Согласен?
Демонический клинок не разбирал, кого и что ему разить. Ни один бессмертный, кроме братьев Зависти, не выдержал бы его удара.
Фейри закипел, но склонил голову. Он был достаточно мудр и хотел увидеть свет еще одного нового дня.
– Ты или кто-нибудь из твоих знакомых продавал сведения человеку по имени Пьер Антониус? Мне нужны подробности.
– Да. Он хотел выяснить, как путешествовать между мирами.
– Как давно?
– Два года назад.
– И? – надавил на него Зависть. – Что было дальше?
– Мы рассказали ему о границах миров.
Как Зависть и предполагал.
– Ваш король дал ему ключ?
– Я больше не подчиняюсь ни королям, ни королевам. Меня не касается, что они делают и кому что дают.
Так значит, это изгнанный фейри. Такие куда более непостоянны, чем одиночки. Изгнанные фейри либо обозлены на то, что отлучены от своего двора, либо радуются свободе. Этот, скорее, был из первых.
– Оставим эту политическую чушь, отвечай на вопрос! У него был ключ?
– Да.
Зависть готов был биться об заклад, что именно его хотела вернуть Камилла. Именно он, как она утверждала, был дорог для нее как память. Вспомнив о потайных тоннелях и переходах на картинах Пьера, Зависть понял, зачем ей этот ключ, хоть она и не до конца осознает, на что он способен. И раз ключ у Вексли, значит, он куда хитрее, чем кажется. А еще это почти наверняка значит, что он тоже в игре.
– Для чего он хотел путешествовать по мирам?
– Для того же, что и все остальные. Чтобы жить среди лучших и развлекать нас, пока мы не заскучаем.
Эти высокомерные слова давали понять, что торговец и сам не знал. Пьер мог искать путь к фейри, а может, и к перевертышам.
– Ты или твои знакомые имели дело со смертным по имени Вексли? Если да, то расскажи, чего он хотел.
– Да. Ему нужны были сведения о ключе.
Зависть сильнее надавил на кинжал.
– Том самом ключе?
– Думаю, да. В наше время существует не так уж много ключей от порталов.
Зависть собрал всю силу воли, чтобы сдержать слово и не зарезать фейри.
– Ему удалось что-то узнать?
Если да, то у Зависти было совсем мало шансов найти и заполучить ключ. Зависть понимал: если бы Вексли имел хоть какое-то представление о том, насколько ценный артефакт ему достался, он продал бы его тому, кто предложит самую высокую цену. А Камилле наврал бы, что вернет его, если та будет примерной.
Не успел фейри ответить, как рядом разгорелась перепалка. Зависть отвлекся ровно настолько, чтобы Неблагой успел улизнуть из его хватки.
Выругавшись, он уставился на драку смертного с торговцем через два лотка от него. Однако гнев Зависти схлынул, когда он увидел, кто учинил весь этот переполох.
Лорд Эдвардс. Муж Кэтрин.
Действительно любопытно.
Зависть быстро прикинул возможные варианты. Эдвардс мог оказаться участником игры. А может, он был одним из многих пристрастившихся к магии Неблагих.
Зависть мог подойти и урезонить этого человека или наблюдать со стороны, чтобы выяснить, какие еще секреты здесь можно почерпнуть.
Он выбрал второе.
Зависть использовал свою магию, чтобы скрыться в тени, и приблизился к разъяренному лорду.
– Да будет вам известно, Питер отреагировал на тоник не так, как было обещано.
Торговец фейри непонимающе посмотрел на смертного.
– Ради бога, я о петухе, – процедил Эдвардс сквозь зубы. – Вы обещали, что он снесет золотое яйцо. Я требую вернуть деньги.
Зависть ненадолго закрыл глаза. Неужели Эдвардс действительно такой дурак? А что, если петух нужен ему в качестве подсказки? Странно, но у мастера игры было извращенное чувство юмора.
Но так же казалось возможным и то, что Эдвардс, как и любой другой смертный, хотел отыскать легкий способ разбогатеть.
Скучающий и разочарованный, Зависть отправился дальше по Сильверторн-лейн. Он разглядывал поредевшую толпу, пытаясь разгадать тайну отца Камиллы и его увлечение другими мирами. Кто притягивал его – фейри или перевертыши?
Или же увлечение Пьера стало проявлением досадной человеческой потребности в приключениях?
Внезапно Зависть захотел узнать больше о пропавшей матери Камиллы. Она вполне могла бы дать ему столь необходимые ответы. Камилла слишком быстро сменила тему, когда он спросил ее о матери, и теперь ему было необходимо узнать почему.

Шестнадцать
Горничная затянула корсет так туго, что Камилла вздрогнула. После этого служанка помогла ей надеть самое великолепное платье, какое Камилла когда-либо видела, не говоря уже о том, чтобы надевать, и ушла за туфлями.
После смерти отца Камилла тратила все доходы от галереи на содержание прислуги. Галерея стала достаточно популярной, так что зарабатывала Камилла неплохо, но все равно не могла полностью менять весь свой гардероб в каждом новом сезоне, как раньше. Либо красивые платья и половина прислуги, либо половина платьев и содержание тех, кого она знала всю свою жизнь. Выбор был очевиден.
Платье, которое она надела, было прекраснейшим из всех, о которых она мечтала. Действительно, это было произведение искусства – роскошное, декадентское и безоговорочно потрясающее. Камилла чувствовала себя в нем принцессой, и не только потому, что это платье стоило целое состояние. Надев его, она почувствовала себя могущественной. Она уже и не помнила, когда такое случалось в последний раз. Любуясь струящейся тканью, она кружилась то в одну, то в другую сторону перед большим зеркалом в полный рост.
Юбки были сшиты из невесомого многослойного белого тюля с серебряными блестками, разбросанными по ткани, словно сверкающие звезды. Лиф с серебряными бусинами и пышными белыми перьями был инкрустирован бриллиантами. Камилла напоминала лунную богиню – неземную, соблазнительную и недоступную для простых смертных.
Платье загадочным образом появилось у нее за два часа до бала Синтона. К нему прилагалась серебряная маска филигранной работы. Никаких записок на посылке не было, зато поверх платья лежала красивая новая кисть.
Впрочем, это не была обычная кисть. Ее ручку вырезали из цельного изумруда точно такого же оттенка, как и глаза Синтона. Так что у Камиллы не осталось никаких сомнений насчет того, кто преподнес ей этот подарок.
Хотя кисть и была сделана из драгоценного камня, как ни странно, она оказалась легкой и удобной. Она легла в ладонь Камиллы как влитая, и девушка тут же загорелась желанием сесть за мольберт.
Камилла частенько задавалась вопросом, а не течет ли по ее венам краска вместо крови. Когда она творила, она словно создавала новые миры, фантастические и прекрасные, именно такие, куда ей хотелось бы сбежать. Творчество необъяснимым образом связывало ее со Вселенной, простиравшейся далеко за пределами ее маленькой галереи. Через искусство на могла бы прожить тысячу и одну жизнь, и каждая следующая была бы волшебнее, чем предыдущая.
Синтон не ошибся с выбором искушения. Кисть оказалась подарком с подвохом. Она заставила Камиллу всерьез призадуматься о том, чтобы нарисовать для него Проклятый трон, не думая о последствиях.
Охваченная бурей эмоций, она положила кисть обратно на жатый бархат. Ответ на предложение Синтона о сделке следовало дать этим вечером.
Камилле хотелось забыть о том, что ее решение попахивает предательством. Она вспомнила, как незадолго до смерти отец подозвал ее. Руки его тряслись от напряжения.
– Тьма… не… победит.
– Не понимаю, – сказала она. Слезы обжигали глаза. Неужели он узнал? Она помнила, как подумала: а что, если он всегда знал?
– Ты… хорошая, милая девочка. Никогда… не сомневайся.
Это были его последние слова. На протяжении долгих лет отношение Пьера к заколдованным предметам оставалось предельно ясным. Они таили огромную опасность, так что их было необходимо избегать любой ценой.
В сочетании с редким… талантом Камиллы, если бы она изобразила Проклятый трон, он вполне мог бы воплотиться в реальность. О нем ходили разные слухи. Одни говорили, что он дарует бесконечную власть и бессмертие, другие – что с его помощью можно наложить проклятие на остальных правителей и даже уничтожать бессмертных. Однако Камилла сомневалась, что с этим троном может быть связано что-то хорошее.
Зачем Синтону эта картина?
Он утверждал, что она нужна ему для частной коллекции. Но Камилла и без его сверхъестественной способности чувствовать обман понимала, что он не был с ней честен.
Стоило ли ей рискнуть и предоставить человеку вроде Синтона доступ к объекту, способному творить неописуемо темные дела? Отец не раз говорил, что такая сила развращает даже самую чистую душу. О Синтоне она с самого начала знала, что его душа не чиста.
Если Камилла нарисует Проклятый трон, вся ответственность за то, что произойдет дальше, ляжет на ее плечи. Быть может, Синтон не станет злоупотреблять силой трона, но ведь артефакт может похитить кто-то похуже него.
Легкий стук вернул ее в реальность.
– Войдите.
Горничная сделала почтительный реверанс и помогла Камилле обуться.
– Лорд и леди Эдвардс прибыли.
Камилла в последний раз взглянула на свое отражение и надела маску.
Так или иначе, женщина, которая вернется в этот дом, будет совсем другой. Она изменится – к лучшему или к худшему.
А с ее удачей веры в лучшее почти не было.
– Папа, прошу, помоги!
Камилла попыталась вызвать в памяти образ отца и его ободряющий голос. Но ответом на ее мольбу стал мрачный хохот из Великого Запределья. Леденящее эхо пронзило ее насквозь.
Камилла выбежала из спальни, надеясь, что потусторонний смех не был предвестником еще более жутких событий.

Семнадцать
Хэмлок-холлу было не сравниться с Домом Зависти. Однако принц одного из Семи кругов был вполне удовлетворен реставрацией особняка, как и количеством гостей, даже несмотря на растущую под ложечкой боль и на то, что он то и дело глядел на часы. Все решится этим вечером. Либо он приблизится на шаг к победе, либо его подданные будут прокляты на веки вечные.
Судьба двора Зависти зависела от одной упрямой смертной.
Он находил эту иронию поэтичной. У Леннокса были десятилетия на то, чтобы спланировать игру. Вероятно, он выбрал Камиллу именно за эту черту, так как знал, что она не облегчит жизнь никому из участников.
И все же Зависть не ожидал, что так быстро окажется на грани поражения.
Он сосредоточился на дыхании и на роли загадочного лорда, которую ему предстояло сыграть. Внутри него бушевала стихия. Ему захотелось пройтись по балкону наверху и побарабанить пальцами по перилам, чтобы немного успокоиться.
Вероятно, ему стоило бы найти готовую на все партнершу и проложить путь к умиротворению через постель. Или еще лучше, утвердить свою власть, разжигая в ком-нибудь зависть.
Не так уж это было и сложно. Он посмотрел на первых восторженных гостей, прибывших в его блестящее поместье. Перед особняком восстановили круговую подъездную дорожку. В центре установили фонтан со статуей крылатого чудовища. Вода в нем была окрашена в сверкающий бледно-зеленый цвет.
Каждая комната, каждый клочок владений Зависти был спроектирован так, чтобы ослеплять и вызывать в людях его грех.
Почти все смертные из высшего общества Уэйверли-Грин приняли приглашение на бал. Более сотни дворян собрались в особняке, влекомые его таинственным шармом или хотя бы желанием потом хвастаться тем, что здесь были. Зависть позаботился и о том, чтобы пригласить не всех. Пусть те, кого он обделил вниманием, сходят с ума от обиды и ревности.
Он наблюдал за тем, как дюжина пар устремилась в бальный зал. Гости были в платьях и костюмах из самых дорогих материалов, их маски сверкали в блеске свечей. Женщины кружили по комнате, восторженно переговариваясь. Мужчины брали напитки с подносов у снующей между ними прислуги.
Зависть прошелся по балкону с видом на большой зал, прислушиваясь к голосам. Даже под золотыми масками он узнал лордов с вечеринки Вексли: Уолтерса, Харрингтона и того самого Гэрри, который улизнул с вдовой Джанель.
Лорд Гэрри его заинтересовал. Судя по всему, даже несмотря на безупречное положение его семьи, в течение последних нескольких лет ему не везло. Его младшая сестра, а затем и женщина, за которой он ухаживал, пропали без вести, и больше их никто не видел. Шпионы Зависти также раскрыли, что он близок с лордом Эдвардсом – они были друзьями детства. А еще лорда Гэрри часто видели на Сильверторн-лейн.
Учитывая все это, Зависть заподозрил, что лорд Гэрри тоже участвует в игре. Фейри любили смертных женщин и заманивали их в свой мир. Возможность вернуть оттуда близких – то, ради чего стоило сыграть.
Предчувствие Зависти усилилось, когда мужчина извинился и медленно двинулся вдоль стен бального зала. Он внимательно осматривал каждую картину и скульптуру. Зависть намеренно выбрал изображения Неблагих. Он хотел посмотреть, кто это заметит. И, поглядите-ка, лорд Гэрри остановился именно на том самом месте. У Дикого Двора.
Зависть подал знак Алексею, намекая, что за этим смертным стоит приглядывать. Помощник, который ждал внизу, кивнул и исчез в тени.
Зависть снова сосредоточился на Уолтерсе и Харрингтоне. Судя по его наблюдениям, эти два клоуна вряд ли были приглашены в игру. Разве что Леннокс решил так позабавиться над ним.
Тут его ушей достиг завистливый шепот тех самых лордов. Очевидно, приглашения Зависти попали прямо в цель. На них стоял штамп с изображением двуглавого волка – символа его Дома Греха. Их напечатали на лучшем картоне такого глубокого зеленого цвета, что он казался черным, и подписали мерцающими серебряными чернилами.
Также он велел заранее разослать подарки, специально подобранные для каждого из гостей. Бренди, сигары, редкие книги – шпионы Зависти проявили щепетильность в сборе данных. Он сделал так, что практически никто не смог отказаться от приглашения. Харрингтон и Уолтерс едва не кипели от его дерзости. Ведь все это было ничем иным, как поразительным и неподражаемым плевком в их сторону.
Однако с Камиллой все было иначе. Зависть сам выбрал для нее подарок и сделал его чем-то бо?льшим, чем сувенир. Пусть Камилла и не особа королевской крови, ему хотелось, чтобы этим вечером она выглядела как принцесса с непревзойденной грацией и достоинством. Отчасти потому, что этого требовала ее красота, а отчасти затем, чтобы показать Вексли, что у него нет ни единого шанса.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/kerri-maniskalko/tron-pavshih-71020906/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.