Бубен нижнего Мира
Бубен нижнего Мира
Лидия Тарасова
Легенды гласят, что природа шаманов – быть посредниками между людьми и духами.
И духи сами решают с кем говорить.
Избраннице духов всего двенадцать. Она живет в Москве, мало что помнит о далеком северном крае из детства. Одной мыслью Мира может вызвать землетрясение, но больше всего хочет просто быть как все.
Можно ли поспорить с духами как с родителями?
Лидия Тарасова
Бубен нижнего Мира
Глава 1
1
Похожая на коршуна тёмная туча проглотила небо. Внезапно налетел холодный, хлесткий ветер, разметал по двору заготовленное на зиму сено. Взбудораженные собаки протяжно завыли. Буря взялась ниоткуда.
Из балагана вышел сухонький старичок и подняв помутневшие глаза к небу, сощурился. Раскаты грома с диким хохотом громили землю. Словно желая показать свою силу, ветер резко схватил с петель калитку и швырнул ее под ноги старику.
– Кёр бу
, Кёр бу! Какая наглость! – Старик погрозил туче кулаком, поднял калитку и прислонил ее к забору палисадника, – Уй, Девка адьарайская
! Пропадешь в своей злобе!
Небо загремело ещё яростнее, словно кто-то неистово бил тяжелой колотушкой в кожаный бубен. Ветер закружился по земле, поднимал пыль и мелкие камни в воздух, сплетаясь в черный, тугой как девичья коса вихрь. На улице потемнело, казалось весь свет в мире погас. Воздух заполнился невыносимо тлетворным запахом паленой шерсти.
Вихрь ходил кругами по двору, ломал всё на своем пути. И лишь какая-то неведомая сила не подпускала его к балагану
.
Старик, которому на вид было лет сто, стоял неподвижно. Только полинявшая рубаха надувалась пузырем как парусина.
– Духи выбирают кому дар шаманский достанется. – Старик говорил тихо, но слова его разносились по всему двору. – Если кто сам себя шаманом назовет, у духов клянчить начнет, проклятье получит, вместо дара.
Старик сплюнул.
– Остановись, тебе говорю, себе худо причинишь!
В ответ буря взревела по-волчьи: громко, отчаянно, призывая одноногую смерть из ледяной долины в помощники. Вихрь взметнулся и начал расти. В миг стал выше столетней лиственницы и обрёл очертания черного великана с кулаками наковальнями, ногами-бочками. Вихрь-великан прыгнул и земля дрогнула.
Старик закрыл глаза, будто не замечая нависшей смерти. И что-то беззвучно шептал. Только тонкие губы, прятавшиеся под густой поседевшей бородой, быстро шевелились. Черный-великан замахнулся, готовясь прихлопнуть старика как муху одним ударом. Всю злобную силу вложив в один погибельный рывок, бросился вперед как бешенный пёс.
– Киэр бар
! – рявкнул старик. Голос его сталью разрезал воздух. Вихрь с размаху налетевший на невидимую скалу, отскочил и рассыпался. Буря завизжала от боли. Но ветра, перестав подчиняться, в испуге разлетались в стороны.
Руки старика задрожали, ноги подкосились, тело обмякнув, повалилось на траву. Луч солнца, точно огненный батас
озарил небосвод. Буря подхватив свои юбки, гремя ругательствами, убиралась прочь.
– Кырыыстаах
удаган
, проклятье на весь род накликавшая, – послышался слабый, прерывистый шепот старика, – Когда копье белого света пронзит сердце твоего потомка, лишь тогда наступит освобождение роду вашему проклятому.
Глаза старика обратились к небу, дорожка из солнечных лучей спустилась на землю. И могучий орёл, сорвавшись с крыши балагана, взмыл вверх.
1. Кёр бу (пер. с якутского)– Погляди-ка! Смотри-ка!
2. Адьарай – устаревшее название абаасы – демоны нижнего мира.
3. Балаган – традиционноное зимне-летнее жилье якутов
4. Киэр бар (пер. с якутского) – Убирайся прочь.
5. Батас -старинное холодное оружие в виде большого ножа, насаженного на длинную рукоятку
6. Кырыыстах (пер.с якутского) – проклятый
7. Удаганка – шаманка.
2
В маленькую комнату, сплошь обклеенную рисунками, сквозь щелку штор прокрался лучик осеннего солнца и ласково поцеловал в макушку. Мира лежала на кровати. В её голове крутилось незнакомое странное слово.
– Кыталык? Кутуях? Кытылах?
Этот сон Мира видела много раз. Сначала обрывками, точно забытое, частично потерянное воспоминание. Потом картинки стали выстраиваться в цепочку. И вот наконец все фрагменты сложились, обретая смысл.
– Ну и зачем мне это снится? – Мира перевернулась на бок, на часах было всего-то 7 утра. В субботу можно поспать и подольше, если б не дурацкий кошмар. Мира закрыла глаза. «Спать. Спать. Спать.», – мысленно приказала она себе.
– Кырыыстах! – Тихий шепот старика из сна дуновением внезапного ветра ворвался в комнату.
Девочка вздрогнула. Прислушалась. За окном по подоконнику важно мурлыкая, выхаживали на каблуках голуби. Шелестели тополя. И где-то вдалеке завывал ветер. Дома все ещё спали.
– Показалось, – попыталась успокоить себя Мира, – спросонья какой только бред не привидится.
Но закрыть глаза не решилась.
– Алиса, включи музыку.
– Есть музыка, которая вам понравится, – радостно отозвалась Алиса и умолкла.
Необычная тишина окутала комнату. Затихли голуби, ветер, тополя. Как-будто кто-то нажал на кнопку «Mute» и все звуки исчезли.
Вдруг что-то треснуло словно молния ударила в сухое дерево и сразу же звонко заиграл хомус: громко заржал невидимый жеребец и умчался прочь, отбивая копытами такт.
Хрипло запела женщина на якутском. Слова были тяжелые и непонятные.
Раздался звук, похожий на клекот большой птицы и женщина взвизгнув, заголосила ещё неистовей :«Кырыыстах удаган, Кырыыстах удьуортан
! А-а-а-а-а-а-а-й!». Птица и хомус вторили ей в такт в бешенном ритме.
«Аарт-татай
– Алдьархай
! Алдьархай – Аарт-татай!» – Женщина судорожно хватала воздух и выдыхала горячим шепотом слова, которые будто змеи тут же расползались по комнате.
– Алиса, выключи! Выключи! – заорала Мира изо всех сил, выйдя наконец из одолевшего её оцепенения. Сердце убежало и спряталось под кровать. Всё внутри похолодело и сжалось от ужаса.
– Есть музыка, которая вам понравится, – невозмутимым голосом проговорила Алиса, – включаю Green Apelsin «Северный ветер».
– Алиса, что за жуть сейчас играла? – Мира дышала тяжело и часто. Внутри ещё звучал голос ужасной женщины.
– Green Apelsin «Северный ветер», вам не понравилось?
– Нет, что ты включала про Кырыстах? До того?
– Вы имели в виду Кыргызстан?
– Не-ет! – зарычала Мира, вскипая от злости, – Кырыстах удаган, что это?
– Я не знаю, – Алиса невинно моргала синим глазом,
– Глупая головешка! Проще загуглить!
– Это было грубо, – обиделась Алиса
– Включать такую жуть с утра – вот что грубо, – буркнула Мира и потянулась за телефоном.
«Кырыстаах с якутского – злоязычный, способный проклясть, причинить кому-либо беду, проклятый», – прочитала Мира в поисковике. Внутри всё похолодело. Якутского она не знала. Мире было пять лет, когда семья переехала в Москву. Все воспоминания о том месте размытые, оборванные. Холод, туман, санки – они с папой едут в садик. Дедушкин дом в деревне, огромное старинное дерево, коровник. И вроде всё.
– Окей гугл, кто такие удаганы? – Мира ввела новый запрос. Слово было не знакомо, хотя где-то она его уже как будто слышала. – Народ что ли такой типа тунгусов?
На экране телефона появились картинки танцующих с бубнами женщин.
«На якутском и тунгусском языках шаманку называют "удаган", в русском произношении привычнее звучит "удаганка". Удаганка – колдунья». – тут же выдал ответ гугл.
– Проклятая шаманка? – от этой мысли стало не по себе. Мире захотелось как в детстве, прям с одеялом побежать в спальню родителей и прижаться к маме. Но ей же уже двенадцать.
Мира залезла с головой под одеяло, поджав ноги. Будто если укрыться полностью, страшные кырыстах удаганы не смогут до нее добраться.
– Алиса включи, Radiohead.
– Включаю Radiohead, песня «Creep», – ответила Алиса и на этот раз честно поставила музыку.
«I wish I was special», – пел с тоской мужской голос из колонки, а где-то вдали слышался шум, похожий чей-то тихий шепот.
8. Удьуортан (пер.с якутского) – потомство, род.
9. Аарт-татай – возглас пренебрежения, чаще встречается в речи абаасы
10. Алдьархай (пер.с якутского) – беда несчастье бедствие
3
– Подъём! – Ослепительный свет ударил в лицо. Мама настежь открыла шторы. – Время – половина первого, сколько можно спать?
Мира вяло пошевелилась. И почему утро наступает так беспощадно?
– Вставай уже, соня. Забыла? Выступление сегодня!
– Какое еще выступление? – голос немного хрипел от долгого сна. Голова Миры растрепанная и недовольная показалась из-под одеяла.
– Смотр талантов! Ну, просыпайся скорее, надо бы костюм померить. – Мама была такой же беспощадной как это утро.
– О, ноу. – пробормотала Мира, уползая обратно под одеяло. День обещал стать худшим в её жизни. Смотр талантов в школе – мероприятие для выскочек и общественных любимцев. Какой дурак её туда записал? А точно – она сама: под давлением классной, когда выбор стоял между двойкой по литературе за четверть и участием в каком-то там конкурсе.
– У меня ангина. – заявила Мира. Понятное дело, не сработает.
– Ага, а у меня Аргентина-Ямайка 5:0. – Мама собрала вещи, висящие на стуле горой Эверест, и нахмурилась. Она постоянно твердила, что вещи должны лежать на полочках аккуратно сложенные, потому что Мира – девочка. А Мирины штаны, футболки, толстовки всё время уползали из шкафа на стул. Особенно прыткие были носки, которым на месте вообще не сиделось и они разбредались по комнате в поисках укромного уголка. Маме, конечно, этого не объяснить.
– Вставай, умывайся. Завтрак на столе. Через два часа ты должна быть в школе.
Дверь захлопнулась.
Шумно выдохнув, выказывая всё своё негодование этому миру, Мира встала и пошлепала босыми ногами к ванной.
В ванне было холодно. Из зеркала глядело её заспанное отражение. Черные волосы лошадиной гривой торчали в разные стороны. С левой стороны красовалась уродская отметина – полностью белые ресницы и бровь. Врачи говорили, что это болезнь, разрушающая пигмент, то есть природную краску. Брови и ресницы у Миры побелели внезапно, когда они еще жили в Якутске. Мама тогда говорила, что Мира стала как Холодное сердце. И даже купила костюм Эльзы. Они играли, будто Мира особенная, волшебница и может творить снежную магию.
«Коровая пегая», – зло проговорила Мира своему отражению, набрала в ладони воды и бросила в зеркало. Отражение разбилось. И вдруг Мире показалось, что из зеркала на нее смотрит женщина из тех самых картинок про удаганов. Черные волосы, черные глаза и обезумевший взгляд. Точь-в-точь утренний кошмар. Мира вздрогнула, быстро вытерла лицо и поскорее вышла из ванны.
На кухне папа пил кофе.
– Доброе утро, Мир! Выспалась хоть? – папа пребывал в хорошем настроении. В кои-то веки он остался в субботу дома. Раньше Мире нравились такие выходные. Но сейчас всё чаще её посещало ощущение, что она уже выросла, а папа – нет.
– Нет, – Мира наложила себе яичницу, салат, сыр и пару сосисок. «Иногда лучше жевать, чем говорить» – Мамино любимое выражение.
– Много лет назад в Якутске осенью время переводили на час назад. Можно было поспать на часок подольше. Здорово, да? Ты бы тогда могла спать а аж до обеда. – Папа засмеялся над только ему одному понятной шуткой.
Мира закатила глаза. Ну? Точно не вырос.
– Па, мы давно не в Якутске. – Мира уткнулась в телефон. Куча сообщений от классной: «Начало в три», «Присутствие обязательно», «Без опозданий». Разбить бы телефон об стену. Притвориться носком и спрятаться в шкаф.
– Чего кислая такая? Может в зоопарк махнем? – папа явно пытался наладить контакт. Москва -монстр пожиратель родителей. Рано утром, чтоб не встать в пробку, папы уезжают на работу, а поздно вечером возвращаются собравшие все пробки МКАДа их тени. Молчаливые, уставшие, раздраженные. Мамы ещё как-то держатся: успевают поворчать до и после работы про носки с уроками, иногда выбираться на шопинг, ещё реже в кино. Но в целом тоже часто и безвылазно заняты бесконечными делами.
– Я итак в зоопарк иду, – хмыкнула Мира. Самое подходящее название для сегодняшнего школьного коллективного безумия.
– С кем? С девочками? – папа не оставлял попытки «поговорить». Наверное у него в ежедневнике на сегодня стоял пункт – пообщаться с дочерью.
«Девочки» у были у Миры в садике и в начальной школе. Да и те, давно забыли кто она такая. В прошлом году Мира перешла в другую школу, поближе к дому, и там как-то мягко говоря не складывалось. В классе все уже давно были разбиты на парочки или компашки. Чтоб влиться куда-то нужно было быть либо очень милой и общительной, ну или крутой настолько, чтоб люди сами захотели зафрендиться. Мира худая, колючая как шерстяной свитер, и еще эти уродские белые ресницы – все шансы на успех, ну.
– Да, пап, с девочками.
– Давай хоть телевизор вместе посмотрим, – Папа хлопнул ладонью по дивану.
– Ну, ок, – с напускным недовольством ответила Мира и юркнула к папе под «крылышко».
По телевизору шел Гарри Поттер. Пахло кофе и кремом для бриться. Теплое, уютное субботнее утро совсем как в детстве. И пофиг, что ей уже двенадцать.
–Ты волшебник, Мирра, – прошептал папа и щелкнул Миру по носу.
Мира сморщилась.
– Вот вообще не смешно было.
4
– Ты еще не собралась? Опоздаешь же! – Мама влетела на кухню как ужаленная, разбив редкую утреннюю идиллию
–Может да ну его этот зоопарк, закажем пиццу? – предложил папа. И Мира отчаянно закивала. Пицца – это решение всех проблем. Да-да. То, что надо.
– Какая пицца? Я пол ночи костюм зачем перешивала? – Мама явно была по другую сторону субботней семейной идиллии.
– Мамы они такие. Без мам все про всё забудут, будут ходить в грязной одежде и есть одну лапшу быстрого приготовления. Слушайся маму, дочь. Зоопарк, так зоопарк. – отступил папа.
Глаза мамы сверкнули гневом.
– Шутишь? Какой зоопарк? У Миры конкурс в школе уже через полтора часа. Выступление. А вы тут в пижамах валяетесь, – Мама поджала губы, – И Гарри Поттера без меня смотрите.
– Виноваты. – согласился папа. И похлопав Миру по спине, выключил телевизор. – Давай, Мир, собирайся. Мир нуждается в твоем таланте. А вечером будет пицца и Гарри Поттер, обещаю.
Никакая пицца не стоит предстоящего позора, даже в качестве утешения.
– Пеперони. И молочный коктейль. С зефирками. – Мира неохотно встала с дивана и пошла одеваться.
Спрятавшись, как улитка в домик, в любимую безразмерную черную толстовку Мира вышла из квартиры.
Вскоре они уже мчали с мамой по шумному проспекту в школу.
– Говорила же, надо было раньше выходить, все светофоры собрали. – сказала мама, останавливаясь на красный. – В пробку бы не попасть.
– Хоть бы пробка, хоть бы пробка, – взмолилась Мира, – Ну, пожалуйста.
Мама обернулась, изучая внимательным взглядом Миру.
– Так не хочешь выступать?
– Вообще, – Мира замотала головой и скрестила руки для убедительности.
Светофор моргнул, машины тронулись.
– Почему? У тебя чудесный голос. Вспомни, как ты пела в первом классе.
– П-ф-ф-ф, – Мира закатила глаза. – Просто не хочу. Это глупо.
– Есть такое выражение: проглотить жабу, – Мама нажала на педаль газа, – Это значит сделать что-то неприятное и поскорее отвязаться. Я знаю, ты не хочешь, но назад уже никак, понимаешь? Так что просто проглоти жабу и всё.
Мира послушно кивнула.
– А если меня вырвет?
– Ну, главное, чтоб не на директора.
Мира прыснула, представив себе эту картину. После такого место главного фрика школы точно будет её.
– И потом, это ведь наша любимая песня. – Мама улыбнулась. Посмотрела на Миру: нежно и ласково. И запела.
– Ала-ахыгым ба-арахсан, ала-аласчаным барахсан, – Голос у нее был красивый и сильный.
Раньше мама пела эту песню Мире перед сном. Поэтому Мира знала ее наизусть, хоть и не понимала слов.
–Подпевай же, – Мама отбивала ладонями ритм на руле. Лицо ее было расслабленным и счастливым. – Харахтары са-ататар, Хатынг чаранг а-алаастах.
Мама засмеялась.
– Ну, же! Давай! – Она легонько толкнула Миру в плечо.
Мира накинула капюшон на голову. Петь ей совсем не хотелось. Но мамина песня пробиралась под тяжелую ткань, струилась по телу, согревала сердце и разгоняла страхи.
– Эту песню пела Кюнней Кардашевская
, удивительная была девочка. – сказала мама неожиданно грустно.
– Почему удивительная?
– Ну особенная, такие люди редко рождаются.
Мама припарковалась у ворот школы. В субботу после обеда здесь было тихо. Дополнительные занятия для старшеклассников проводились по утрам, а «началка» училась в пятидневку.
– Это как? – Мире хотелось узнать, что значит была особенная. Однако мама снова надела напряженное лицо, и поцеловав в лоб, всучила Мире пакеты с костюмом.
– Давай, беги! Опоздаешь!
Мира вздохнула и вышла из машины. Это была не жаба, а целый крокодил. Нильский аллигатор.
– Удачи! – крикнула мама в окошко, отъезжая с парковки.
11. Кюнней Кардашевская – девушка из Якутии, обладавшая уникальным даром шаманизма, унаследованным от предков.
5
Возле актового зала столпилась стайка девчонок. Все в одинаковых зеленых бомберах, в руках плакаты в поддержку главной звезды шестых классов – Крис. На Миру стайка посмотрела с явным презрением. Можно подумать она счастлива тут быть.
Мира проскользнула в двери. Проглотить жабу и заесть Пеперони.
– О, человек-толстовка, и ты здесь?
Антипин Кир – идиот и точка. Его только не хватало.
– Покажешь танец толстовок? – Кир натянул футболку на голову и начал прыгать как обезьяна размахивая руками.
– Дебил, – прошипела Мира, направляясь к сцене в поисках заведующей зоопарком – их классной.
Больше всего сейчас ей хотелось провалится. Исчезнуть. Пожар, наводнение, землетрясение – да что угодно, лишь бы не участвовать в этом спектакле.
– Ладно-ладно, я за тебя болеть буду! Бу-рун-дук! Луч-ше всех!
– Дурахова, ну ты чего! Не убегай! – хохотал в след придурок Кир.
Пожар, наводнение, землетрясение – повторяла Мира как мантру, как будто это могло её спасти.
– Мира! Турахова! Ты где ходишь? Девочки все уже переоделись! – Бронислава Павловна или просто «Броня», их классный руководитель, высунулась из-за шторы и махнула Мире рукой
Мира прошла за сцену в тесную, освещенную тусклым светом ламп подсобку, служившую костюмерной. Участницы – ученицы шестых, седьмых, восьмых классов активно готовились, весело болтая и хихикая. Кто-то распевался, кто-то наносил грим, кто-то готовил инструменты. В воздухе царила суета в вперемешку с радостным волнением.
– Съесть жабу. – напомнила себе Мира и стала доставать вещи из пакетов, которые дала ей мама. В одном лежало белое платье из ткани навроде замши, расшитое синим и голубым бисером, с длинными отороченными мехом рукавами. Платье было короткое. Ужасно короткое! В другом пакете Мира обнаружила сапоги из того же материала, а в третьем… Что? Мира не поверила своим глазам. Рога? Да вы издеваетесь?
– И почему я дома не померила костюм, – мысленно выругала себя Мира. Она так не хотела идти на этот дурацкий конкурс, что даже смотреть на костюм не стала. Кто ж знал, что мама подложит ей такую свинью с рогами!
Мира шумно втянула ноздрями воздух. Они говорили про белое платье! Мира имела в виду то, которое мама как-то надевала летом на якутский праздник – длинное до пят, широкое как палатка и без всяких висюлек.
– Нет, это не стоит никакой пиццы. И это уже точно не жаба, а целый слон! – решила Мира и стала напряжено искать глазами выход. Но единственный выход охраняла Броня. Отступление было заблокировано. Живым отсюда не выйти. Если б Мире было семь, она бы точно разрыдалась прямо тут.
–Турахова, ты еще не переоделась? Или ты костюм дома оставила? – Броня подошла к Мире и бесцеремонно залезла в пакет.
– О, шикарно! – изумилась классная к ужасу Миры извлекая на всеобщее обозрения рога. – Ты кто у нас? Царевна-олень?
Девчонки прыснули. Мире в который раз за день захотелось провалится. Пожар, наводнение, землетрясение – повторяла она.
Пока Мира надевала платье, Броня начала жеребьевку, достав из кармана необъятных штанов стопку бумажек.
– Девочки, подходим, берем по одному номерку. По одному! Это очередность вашего выступления. Запомните, кто за кем идёт! – голосила Броня.
Мире достался восьмой номер. Ну, прекрасно. Сразу после Крис.
Крис была той самой девочкой в школе, у которой всё всегда идеально: лицо, волосы, наряд, никаких прыщей и катышков на кофте.
Сегодня Крис была в потрясающем черном платье с пышной юбкой и, на зависть всем девчонкам, в лакированных лоферах на высоком каблуке. Её белокурые волосы струились безупречными по плечам, а на ресницах играла серебристая тушь.
Была лишь одна надежда, что после Крис, Миру просто не заметят. Отвлекутся на телефоны или вообще уйдут.
Зал наполнялся предвкушающими шоу зрителями. На сцене играла громкая музыка, включился яркий свет. Сердце Миры заколотилось как бешенное. Кажется до этого момента она не осознавала полностью какой ужас ей предстоит пережить. Или не пережить.Это уж как получится.
– Колокольцева, идешь первая, – скомандовала Броня, – за ней Гагарина и дальше по очереди.
– Удачи, Колокольчик! – зашептали девчонки.
Маленькая как первоклашка, с тоненьким птичьим голоском, Лена Колокольцева в розовой балетной пачке и пуантах уже стояла у выхода на сцену. Лена занималась балетом с трех лет, часто ездила на сборы и выступления, а потом отрабатывала пропуски участием во всех мероприятиях Брониславы Павловны – их классной и по совместительству руководителя куль-массового сектора. Когда объявили её номер, Колокольчик легко впорхнула на сцену, профессионально исполнила свою партию и вернулась как ни в чем не бывало.
Ноги у Миры обмякли, ладошки вспотели. В костюме она чувствовала себя еще ужасней. От белых капронок чесались ноги. Торбаса, вроде так их называла мама, были непривычно тонкими, в них как босиком стоишь, чувствуя каждую бугорок на полу. А платье и вовсе хотелось одернуть, подтянуть вниз, прикрыть торчащие острые коленки. Непослушные густые волосы Мира кое-как заплела в косы, перехватив хвостики резинкой с тем же синим бисером. Белую бровь Мира попыталась закрасить простым карандашом, но вышло еще хуже – она стала серой, как будто грязной.
Мира щелкнула селфи и отправила маме со злым смайлом.
«Чукучук
, барахсанушка
!» – Мама разразилась градом сердечек.
Мира возмущенно цокнула и кинула гифку с бьющимся об стену котом.
Тем временем на сцене девочка в малиновой кофте играла на электро-пианино музыку из «Гравити Фолз». До нее девчонки из седьмого танцевали хип-хоп, отличница-везде-олимпиадница из шестого «А» читала стихи, а какая-то высокая коренастая самбистка показывала приемы самообороны. Зал аплодировал, музыка гремела, коленки у Миры подкашивались.
Зазвучала мелодия «Shine bright like a diamond». Крис с широкой улыбкой, под бурные аплодисменты зала, как настоящая певица вышла на сцену и запела. Голос у нее оказался слабоват для этой песни.
– Хоть где-то не идеальная. – отметила Мира и осеклась, представив как сама будет сейчас петь. Мира любила петь для себя, без зрителей. Голос ей достался от мамы, стройный, с переливами. Мария Лукинична -учитель пения начальной школы, души не чаяла в Мире. Говорила ей надо в хор или на вокал. Но Мира так никуда и не пошла. Мама работала. Водить Миру было некому.
– Ты следующая. – прервала поток мыслей Миры Бронислава Павловна, – А корона твоя где?
Классная цепким взглядом обвела костюмерную и ловким движением выудила спрятанные Мирой под скамейку оленьи рога.
Теперь Мира стояла перед сценой бледная и напуганная, зато с огромными белыми рогами на голове. Ну точно полный позор.
–А-п-л-о-д-и-и-и-и-с-м-е-н-т-ы Кристине Воронцовой! – провозгласил ведущий, —Следующая конкурсантка исполнит песню на родном якутском языке, встречайте Мира Турахова!
Мире хотелось сбежать. К черту четверку по литературе. К черту всё! Она повернулась назад, но там стояла Броня.
– С Богом! – шепнула классная и вытолкнула Миру как парашютиста из самолета на сцену
Свет ослеплял. На ватных ногах Мира подошла к микрофону. Кровь стучала в ушах: «Тэн-дэн-дэн». «Пожар. Наводнение. Землетрясение.» – умоляла Мира неизвестно кого и зачем. Несколько секунд вступления песни казалось длились вечность. «Тэн-дэн-дэн» – в груди неистово гремел бубен: «Пожар. Наводнение. Землетрясение.» – вторили ему мысли.
Мира закрыла глаза. Голос словно птица вырвался из её груди и полетел над залом. Бархатистый и чарующий, то разбиваясь на несколько голосов, то сливаясь в один.
«Тэн-дэн-дэн» – бубен звенел уже где-то над головой. «Пожар. Наводнение. Землетрясение.» – мысли ожили и взмыли вверх, призывая огонь, воду и силу земли пробудиться.
Мира не видела зал, ей чудилось, что она бежит на перегонки с ветром по бескрайнему зеленому полю. Ярко светит солнце, ветвистые оленьи рога задевают голубое небо. И Звенит-звенит бубен.
И вдруг солнце погасло. Земля пошатнулась. Кто-то кричал.
«В здании пожар! Всем немедленно покинуть помещение!» – загудела сирена.
Актовый зал школы заполнился едким дымом. Мира слышала вдалеке шум, топот, выкрики. Пол снова зашатался, что-то с грохотом обвалилось. Ноги ослабели. Мира хватала ртом воздух, пытаясь проснуться. Но вокруг нее оживала темнота.
–Тэн-дэн-дэн – кружились звуки, вырастая в огромные серые тени.
– Пожар! – ликовал невидимый маленький мальчик.
– Наводнение! – хохотала женщина.
– Землетрясение! – шептал старик.
Глава 2
6
Темнота кружилась, множество голосов что-то шептали, выкрикивали, причитали. Невыносимая боль клевала виски. Мира открыла глаза и сразу зажмурилась от приступа дурноты.
– Ой, очнулась, очнулась! – Бронислава Павловна положила горячую руку Мире на лоб. – Водички хочешь?
Мира слабо мотнула головой. Алая вспышка боли тут жеударила по затылку.
– Потерпи, деточка, сейчас скорая приедет. – Бронислава Павловна сидела рядом, не выпуская тонкое запястье Миры из своей руки. В воздухе парил запах прелой осенней листвы, спину обдавало идущим от земли холодком – значит они где-то на улице, скорее всего во дворе школы.
Мира сделала еще одно усилие открыть глаза: земля качнулась, закрутилась как карусель, пятнами поплыла перед глазами. Миру затошнило и вырвало.
– Давай, давай, – приговаривала классная, помогая Мире лечь обратно. Она обтерла ей лицо мокрым платком и снова спросила – Легчает?
Мира утвердительно промычала. Боль чуть-чуть уменьшалась и земля наконец перестала вращаться.
– Сюда! Сюда! – Завопила Бронислава Павловна, резко подскочив. – Доктор идёт. Слава тебе Господи!
Мира попыталась сесть, но тело не слушалось. Руки и ноги будто весили тонну. Ну хоть голова не кружится.
–Лежи! – приказала Броня, махая изо всех сил скорой.
Парень в синей спецовке, с оранжевым чемоданчиком быстрым шагом направлялся в их сторону.
Мира на него: доктор был молодой, улыбчивый, в круглых очках, с длинным кудрявым хвостом и как будто светится весь. Точно за спиной у него гирлянда новогодняя горит. Мира моргнула и сияние исчезло.
Доктор присел рядом на корточки, взял Мирину руку, нащупывая пульс.
– Долго пробыла без сознания?
– Минут пять или десять. Школу тряхануло, свет вырубило, а потом дым пошел. Мы давай учеников эвакуировать быстро, – сбивчиво рассказывала Бронислава Павловна, что произошло, – Все выбежали уже, а я смотрю – кто-то лежит. Видно, упала и головой стукнулась. Подхватили с мальчишками её и на воздух. Вот только в себя пришла.
Доктор измерил давление, покачал головой.
– Голова не кружится?
– Вырвало ее только что, – поспешила сообщить Броня.
– Со мной всё в порядке. – твердо сказала Мира и опираясь на еще слабые руки кое-как села, прислонившись к дереву. На ней было всё то же белое короткое платье, только кто-то снял с нее сапоги. Рогов, слава богу, тоже не было. Боль разливалась горячей лавой по затылку, но была уже скорее ноющей, чем режущей.
Доктор внимательно осмотрел Миру и принялся, что-то строчить на бумажке.
– Родителей вызвали?
– Я здесь! – услышала Мира мамин взволнованный, запыхавшийся голос.
Мама подбежала, ледяные тонкие пальцы коснулись плеча Миры.
– Я здесь, доча, – повторила мама, с тревогой глядя на Миру.
– Сотрясение есть, но ничего критичного. – успокоил доктор, протягивая маме листочек. – Соблюдайте постельный режим пару дней и проконсультируйтесь у невролога.
– Господи, никогда ж такого не было, чтоб в Москве да землетрясение! – Бронислава Павловна схватилась за сердце. – Ой и мне давление смерьте пожалуйста, доктор, голову аж повело.
Броня захватила внимание молодого доктора. А Миру словно холодной водой окатило от её слов.
–Землетрясение? А папа где?
– Машину паркует, сейчас подойдет., – сказала мама, махнув рукой в сторону паркинга, – Мы дома были, когда толчки начались. Люстра ходуном ходила. Жутко, конечно. Но сейчас уже всё успокоилось.
Мама гладила Мирину руку. Ее пальцы уже не были такими ледяными.
– Ты как?
– Нормально, только затылок болит, – ответила Мира, возвращаясь к своим мыслям: землетрясение, пожар… – А наводнения не было?
– Этого еще не хватало, – охнула Бронислава Павловна, рассасывая Валидол, который дал ей доктор, – Трубу в туалете только прорвало. Проклятье какое-то.
Проклятье… Миру снова замутило. Она глубоко вдохнула холодный воздух и прикрыла глаза.
– Мам, поехали уже домой.
7
Папа отнес Миру в машину и они направились к дому. Москва была похожа на банку с муравьями, которую только что хорошенько потрясли. Все суетились, сигналили, спешили.
По радио сообщили, что землетрясение магнитудой шесть баллов в Москве – это отголоски подземных колебаний в море Лаптевых. Пострадавших и раненых нет.
– Шесть баллов, – покачал головой папа.
Мира смотрела в окно. В груди металось тяжелое чувство, которому сложно было придумать название: смесь страха, вины и тревоги. Разве можно вызвать землетрясение по желанию? Одной мыслью?
Да ладно! Совпадение. Так не бывает.
– А море Лаптевых – это где-то рядом с Якутией? – спросила Мира с надеждой, что папа сейчас начнет смеяться над ее познаниями в географии. И ни Якутия, ни Мира не имеют никакого отношения к этому землетрясению.
– Да, в Заполярье. Там же твои родичи живут? – Папа повернулся к маме. Он был за рулем, а мама перебирала содержимое сумочки.
– Да, Усть-Янские по отцу.
– А по матери? – Эти названия ни о чем Мире не говорили, но что-то внутри кольнуло – спроси.
– Из Вилюйска. – ответила мама коротко.
– Это где знаменитая Удаганка жила?
От папиных слов у Миры по спине полезли мурашки.
– Удаганка? – переспросила она, вдруг послышалось.
– Это так женщин-шаманок называли. Раньше они лечили людей, могли вызвать дождь, засуху. – Папа любил всякие истории, особенно связанные с мистикой и загадками. – Говорят, и сейчас встречаются такие люди. Ань, твоя же тетка рассказывала про какого-то шамана в вашем роду?
Мама нахмурилась.
– Не забивай ребенку голову. Мало ли кто, что говорил.
Маленькая морщинка, похожая на птичку села ей на лоб. Мира знала, что птичка-морщинка – это знак, что дальше разговаривать с мамой бесполезно.
– Интересно просто, это же как-то наследуется, – папа птичку-морщинку похоже не заметил.
Мира на заднем сиденье ловила каждое слово. Однако мама молча смотрела куда-то в сторону.
– У нас вот точно ничего подобного не было в роду, – продолжал папа.
Он родился в Заречье. А его мать из Ростовской области по распределению в Якутск приехала, там и встретила деда. Наверное, это от нее у Миры кожа белая как фарфор.
– Ну и Слава Богу, – отозвалась мрачно мама и вдруг добавила сердито, – Быть шаманом – это не дар, а ноша, нести которую приходится в одиночестве. Никому такого не пожелаешь.
Папа наконец увидел птичку-морщинку на мамином лице и, озабоченно крякнув, переключил свое внимание на дорогу.
В машине повисла тишина. Только где-то в далеке позвякивали маленькие колокольчики. «Тень-Дзень, Тень-Дзень». Настойчиво с каждым разом всё громче и ближе. Мира взглянула в окно, между машин прямо по дороге шла женщина в старинном якутском длинном платье в цветочек. В черных заплетенных в длинную косу волосах звенели колокольчики и бубенцы. «Тень-Дзень», —пропели они. Женщина обернулась, и протянула Мире руку, будто звала к себе.
В ужасе Мира отпрянула от окна. Руки дрожали, будто тонкие пальцы женщины все таки коснулись её.
– Ты чего дёргаешься? – спросил папа в недоумении.
– Там женщина какая-то странная, – быстро проговорила Мира показывая на ряд машин где-только что её видела.
Папа повернулся. На обочине и правда была женщина, но выглядела она иначе: в грязной футболке, рваных штанах, с короткими всклокоченными волосами. Женщина что-то бормотала и показывала кулаки водителям.
– Сумасшедшая, наверно. – кивнул на женщину папа. . – Тут таких полно.
Мира вжалась в кресло, ей еще слышался звон колокольчиков где-то далеко.
«Видимо, я сильно головой ударилась», – сказала себе Мира, но дрожь внутри не поддалась уговорам.
8
Папа сдержал обещание, на ужин заказали пиццу. Аппетита у Миры не было. Голова болела и от запаха еды тошнило. Поэтому она закрыла шторы и легла. Сон не шел. В голову лезли разные мысли. Мира взяла телефон, чтоб отвлечься. Чат класса бурлил сообщениями про пожар и землетрясение, а до него фотками и видео с конкурса. К счастью, выступления Миры никто не успел заснять. Интересно сильно ужасно она пела?
– Кюнней Кардашевская, – написала в поисковике Мира. Гугл выдал несколько видео с выступлениями. «Талантливая певица, Маленькая Мисс мира» – гласили заголовки статей. И в самом низу Мира обнаружила уже знакомое слово: Кюнней Кардашевская была удаганкой.
Пройдя по ссылке, Мира увидела фото: красивая девушка с выразительными карими глазами, широко улыбалась. Прочитав статью несколько раз, Мира задумалась. Девушка, которая выглядела как самый обычный подросток, лечила людей и творила невероятные вещи типа левитации. В это сложно поверить.
А что тогда сегодня случилось в школе? Если не считать прорыв канализации наводнением, а небольшое замыкание пожаром, то все это можно списать на совпадение.
Или это песня Кюнней? Сама Мира точно не могла сделать подобное.
«Это не дар, а тяжелая ноша», – вспомнила Мира слова мамы. С экрана телефона на нее смотрела озорная девчушка, ушедшая из жизни совсем юной.
–Просто совпадение. Так бывает. – Мира сделала глубокий вдох, а потом медленно выдохнула, как советовали психологи в интернете, и выключила телефон. – Меньше знаешь, крепче спишь.
Но уснуть так и не удлось. Поворочавшись, Мира встала и пошла попить воды.
На кухне горел свет, мама сидела за столом и вышивала двух белых танцующих птиц. Птицы получались совсем как живые, стежки ложились ровно и аккуратно.
– Красиво, – сказала Мира, поглядев на мамину вышивку.
– Это стерхи. Говорят, увидеть танец стерхов – к счастью.
Когда мама вышивала, все морщинки на ее лице разглаживались. Пальцы ловко управлялись с иголкой и рисунок вышивки проявлялся как по волшебству.
– Кыталык. – слово само сорвалось с губ Миры, будто это не она произнесла, а кто-то другой.
– Что? – Мама подняла растерянный взгляд, – А, да, Кыталык – стерхи по-якутски.
Мира отхлебнула воды, с каких пор она говорит по-якутски? Что это вообще было?
– Мам, а это правда, что в твоем роду были шаманы? —неожиданно спросила Мира вопрос, который так волновал.
Иголка в маминых руках замерла на мгновение, а затем сделала три быстрых стежка. И у танцующей птицы на крыльях стало появляться черное оперение.
– Я не знаю, бабушка не любила рассказывать о своих родственниках. Её маленькой на воспитание в другую семью отдали.
– Зачем?
– Да, кто же знает. Семья у них была не бедная, может от болезни прятали или еще по каким своим причинам. Потом, конечно, забрали, когда ей уже четырнадцать было. А она школу как закончила, замуж вышла и уехала в другое село. С семьей общалась мало. И меня однажды сильно выругала, когда я фотографию пра-прадеда взяла.
Мама говорила не отвлекаясь от рукоделья. Она вышивала гладью, словно рисовала кисточкой масляными красками по холсту. И при этом светилась, совсем как тот доктор сегодня. И почему раньше Мира этого не замечала?
–Я совсем маленькая была, помню спала и вдруг проснулась резко, словно окликнул кто-то. Я давай маму, бабушку звать, а в доме никого. Дом старый, половицы скрипят, точно ходит кто-то и вздыхает тяжело. Мне страшно стало. Смотрю, на комоде фотография стоит: сухонький старичок, седой весь, а глаза добрые-добрые. Я фотографию схватила и разговаривать с ней начала, как будто не одна я в доме, а с дедом. И что интересно, он мне отвечал. Приснилось, наверное. Бабушка меня спящую с этой фотографией нашла и как давай ругать, даже мама испугалась.
– А деда как звали? Что он тебе говорил? – Мире старик из сна сразу вспомнился.
– Миттерей деда звали – Дмитрий по-русски. Что говорил – не помню. Только потом, когда уже в университете училась, к бабушке приезжала в старый дом и там мне дед приснился. Во сне сказал скоро дочка у меня родится и мир принесет. Мне так слово «мир» запомнилось, так тебя и назвали. На твое рождение действительно все родственники собрались, бабушка даже сестер позвала, а потом мы к ним в Вилюйск ездили. Помнишь?
– Нет, когда это было? —Мира нахмурилась. Она правда мало что помнила про Якутск, а про эту поездку вообще впервые слышала.
– Тебе четыре года было, – Мама замолчала, будто раздумывая рассказывать ли дальше. Она разгладила вышивку рукой и продолжила:
– Бабушка тогда отказалась ехать и нас всё отговаривала. А я давно в Вилюйск хотела, с родственниками познакомиться, да и вообще тянуло что ли. А надо было бабку послушаться.
– Почему? Там что-то случилось?
Мама зажмурилась. Уголка уколола палец. Красным бисером на коже выступила кровь.
– Там старый бревенчатый дом, да? А рядом с ним огромная лиственница? – Спросила Мира, перед глазами у нее стоял дом, что столько раз видела во сне про старика.
– Ты помнишь что ли? – Мама посмотрела на Миру настороженно, как будто увидела в Мире что-то иное, непривычное.
– Да, нет, кажется на фотографии в альбоме видела, – поспешила ответить Мира как можно более равнодушно, боясь, что мама как раковина, снова резко захлопнется.
– Да, наверное, у нас где-то лежат старые фотографии, – Мама склонилась над вышивкой. Яркая нитка цвета спелой рябины легла на белую канву, превращаясь в красивый изгиб птичьих лап.
– Мам, ты не дорассказала про поездку в Вилюйск.
Мама вздохнула, завязала нитку в узелок и свернула вышивку. – Поздно уже, спать пора. Как-нибудь в другой раз.
Этот другой раз может и не случится никогда. Раковина захлопнулась. Мама редко рассказывала что-то про своих родственников, как будто вспоминать Якутск ей сложно или больно.
Свет на кухне погас. Мама ушла в спальню. Мира зажгла фонарик на телефоне и развернула вышивку. Две изящные птицы замерли в танце. У одной было черное оперенье на крыльях, а другая полностью белоснежная.
Глава 3
9
Неделю Мира провела не снимая пижамы. Смотрела телевизор, играла в Роблокс. объедалась маминой выпечкой.
Оленьи рога, костюм и все воспоминания о недавних школьных событиях Мира убрала подальше в шкаф. «Ничего такого не случилось. Просто совпадения», – сказала Мира, заправив поглубже торчащие в разные стороны мысли про удаганок.
В пятницу невролог не нашел никаких отклонений и выписал её со справкой «Здорова». В школу совсем не хотелось. И даже не из-за учебы, с которой у Миры тоже были натянутые отношения, особенно по литературе. Дело было в другом. Дома ей удалось спрятать позор своего выступления, а в школе Антипин, и Крис, и Броня – они-то вряд ли так легко забудут. Поныв немного и изобразив головную боль, Мира выиграла-таки несколько дней свободы. Но что дадут три дня? Нужно как минимум недели две, чтоб память Антипина заполнилась чем-то другим.
Вот бы заболеть. Простыть – слишком очевидно Да и не получался такой номер у Миры никогда. Сколько бы она ни стояла под открытой форточкой перед контрольной, иммунитет побеждал все возможные болячки.
Нужно что-то такое, чтобы никто не заподозрил, что Мира это нарочно. Какой-нибудь внезапный приступ. Астма например или отек Квинке. У мамы такое было однажды: во время уборки в бабушкиной квартире: у нее заслезились глаза, начался удушающий кашель, а потом ее лицо раздулось как шарик. Потом мама неделю пила лекарства от аллергии и спала как сурок. Идеально. Одна проблема, где найти пыль в их квартире?
Дома никого не было. Родители ушли на работу. Мира прошлась по комнатам в поисках пыльного угла, но в выходные мама как на зло «прогенералила» всё. Единственное место куда она редко заглядывала – это кладовка.
Мира порылась в ключнице и, найдя нужную связку, отперла кладовку в надежде найти там свое пыльное спасение. Внутри было тесно. По середине стоял стеллаж с верху донизу набитый вещами. Мира обвела глазами кладовку, стащила с полки первую попавшуюся коробку и принялась изучать содержимое.
В коробке лежали старые папины книги по программированию, конспекты и прочие пылесборники. Мира вдохнула поглубже, приступ аллергии сам себя не заработает. В следующей коробке она обнаружила оленьи рога и поспешила убрать их обратно. Рога теперь стойко ассоциировались со школьным позором. Рядом с рогами в толстой черной папке Мира увидела свои старые рисунки. В детстве она очень любила лошадей и изрисовывала ими все альбомы. Сейчас на ее рисунках больше герои и сюжеты из любимых аниме-сериалов. Она погладила ладонью нарисованную лошадку.
«Джесегей» – пронеслось в голове непонятное слово. Мира аж поперхнулась и закашлялась. Может у нее аллергия начинается? Но нет, кашель прекратился а всплывающие в памяти якутские слова уже начинали порядком пугать. Ведь Мира не учила якутский.
– Наверное, когда-то услышала от мамы. – Такое объяснение Мире показалось логичным.
Надо будет потом спросить, что значит это «Джесегей». А сейчас найти бы что-то очень старое, где пыль еще с прошлых времен затаилась. На верхней полке хранились вещи из бабушкиной квартиры – пойдет.
Мира принесла табуретку и из самого дальнего угла достала пакет. Там оказались альбомы с фотографиями.
«Пять лет» прочитала Мира на обороте фото, где сидела счастливая девочка с пухлыми щечками, аккуратно заплетенными косичками, озорные черные глаза сияли, а брови и ресницы были как у всех нормальных людей одного цвета. Мира отложила карточку. Вот была же она когда-то как все! А теперь как корова пегая!
В другом альбоме были старые открытки с изображением Якутска и куча черно-белых фото. Люди сурово смотрели с фотографий, почти не улыбаясь. Наверное, это были каки-то родственники, но Мира никого из них не знала.
Она пролистала фотографии и собиралась уже убрать их обратно в пакет, как вдруг из какого-то альбома выпал старый почтовый конверт. Странно, как Мира его пропустила, ведь она внимательно всё просмотрела.
Конверт был запечатан, но не подписан. Внутри что-то лежало. Немного поколебавшись, Мира осторожно оторвала край конверта. Две пожелтевших фотографии легли ей ладони.
Огромная лиственница возвышалась над бревенчатым трапециевидной формы домом, крыша которого как париком поросла травой. Это был тот самый дом из ее сна.
У Миры перехватило дыхание. На другой расплывчатой фотографии сидел сухонький старик, которого она столько раз видела во сне. Лицо его покрывали морщины, глубоко засевшие на лбу и вокруг глаз. Тонкие губы спрятались под густыми закрученными кверху усами, переходившими в узкую короткую бородку. Волосы непослушным ежиком топорщились по сторонам. И цепкий взгляд внимательных глаз изучал Миру. Словно не она смотрит на фото, а старик с фотографии ее разглядывает. «Дед Митрий» – подписал кто-то красивым ровным подчерком.
– Мит-те-рей, – шепотом произнесла Мира. Старик кивнул.
Мира выронила от неожиданности фотографии. В кладовке горела всего одна лампочка, тусклый свет едва пробивался сквозь царивший там полумрак.
– Показалось. – успокаивала себя Мира.
– В который раз. – проскользнули по задворкам в голове мысли.
Мира подняла фотографии. Старик сидел на скамейке возле дома. На нем была светлая рубаха, темные штаны, заправленные в высокие сапоги. Старик больше не кивал, но смотрел так, будто готов был ответить на все её вопросы.
Мира собрала альбомы в пакет и закинула на полку. А конверт оставила себе. Идея с аллергией явно провалилась, но Мире уже было не до того. Мысленно она возвращалась к большой лиственнице, мохнатому домику и пронзительному взгляду старика Миттерея.
Мира зашла в свою комнату. На стенах застыли в разных позах нарисованные ею мультяшными глазами герои. И вдруг ей неистово захотелось их сорвать. Один за другим она отрывала листочки со стен. Черно-белые, карандашные наброски, разукрашенные маркерами – Мира не успокоилась пока не остались недоумевающие голые стены. Затем она села за стол, взяла лист бумаги и, не задумываясь, начала рисовать.
Лошади с буйными гривами, высокой холкой, мощным крупом били копытами по белым альбомным листам.
– Дьесегей. – услышала уже знакомое слово Мира.
Мира обернулась, рядом с письменным столом стоял Миттерей. Точно такой же как на фотографии: в рубахе, штанах и сапогах.
Воздух отчего-то стал плотный, будто комната наполнилась водой, а звуки существовали только в Мириной голове. Не было ни страха, ни беспокойства, ни каких других чувств.
– Дьесегей – покровитель лошадей, – Миттерей провел ладонью по рисунку в альбоме и Мира услышала звонское конское ржание.
– Пойдем, – Миттерей протянул Мире руку, – Здесь у тебя есть дверь.
Теплая, невесомая ладонь деда коснулась плеча Миры. Мысли словно рыбы проплывали рядом, будто сами по себе, существующие отдельно от Миры.
«Это всего лишь сон, – шептались они. —А может быть и не сон. Определенно не сон.»
Обитая черным дерматином неизвестно откуда взявшаяся дверь в межкомнатной стене, скрипнула. Повеяло сыростью. Мира встала из-за стола и в след за дедом вошла в открывшийся проход. Если это сон, то можно всё. А если не сон, значит такого просто не может быть. Это галлюцинация.
Сначала было темно. Темнота необычно, живая, шевелилась, издавала звуки и украдкой касалась колючим холодком Мириных ног. Затем они летели, как на карусели, по кругу вверх. И наконец темнота осталась позади, зеленый луг распростерся перед глазами Миры. По лугу гуляли лошади: белые, черные, пегие. Свободные, не оседланные, дикий табун.
Если б Мира встретила табун лошадей в городе, её непременно б одолел страх. Сильное животное, с диким непредсказуемым нравом пугало. Здесь всё было иначе.
Мира казалось будто она маленькая. Ей пять лет, а трава в поле выше головы и хочется бежать по этому зеленому морю, захлебываясь радостью. Небо огромное голубое, глаза деда добрые, ласковые.
– Хочешь погладить лошадку?
Лошадь была теплая, с гладкая и пахла свежим сеном. Мира прижалась щекой к мощной шее, обняла руками. Грубый конский волос защекотал нос, Мира громко чихнула и засмеялась. Смех вместе с трепетным чувством счастья разливался теплом внутри.
А потом они шли по дороге: Мира, дед, лошади. А сверху на них глядело, улыбаясь солнце.
–Дальше – сама. – Миттерей остановился
Дорога обогнула широкое поле и поднималась в верх, на пригорке виднелась знакомая красная крыша родного дома.
Мира кивнула, путь был ей хорошо известен.
– Мимо старого балагана не ходи! – крикнул старик вслед.
Мира взбежала на пригорок, вприпрыжку обогнала соседский коровник и пролезла под забором во двор.
Во дворе никого не было. День клонился к концу, вся семья наверняка уже собралась на веранде за большим дубовым столом ужинать.
Мира спешила к ужину, к маме, домой, совсем не ожидая подлой подножки от непонятно откуда взявшегося камня. Она споткнулась и полетела вперед головой, больно ободрав коленки.
Старый балаган тревожно глядел на Миру темными заколоченными окошками. На крыше что-то шевелилось. Черная тень взметнулась в воздух, закружилась и обернувшись вороной полетела прямо на маленькую Миру.
– Мама! – заорала Мира и кое-как встав, опрометью бросилась прочь от балагана.
– Кёр! Кёр! – вопила ворона, хлопая тяжелыми крыльями у Миры над головой. Железные когти царапнули спину.
– Мама! – кричала Мира, задыхаясь от боли и ужаса, – Мама!
Ворона, сделав небольшой круг, снова набросилась. Мира упала. И гадкая птица, улучив момент, больно клюнула в левую бровь.
Лидия Тарасова
Легенды гласят, что природа шаманов – быть посредниками между людьми и духами.
И духи сами решают с кем говорить.
Избраннице духов всего двенадцать. Она живет в Москве, мало что помнит о далеком северном крае из детства. Одной мыслью Мира может вызвать землетрясение, но больше всего хочет просто быть как все.
Можно ли поспорить с духами как с родителями?
Лидия Тарасова
Бубен нижнего Мира
Глава 1
1
Похожая на коршуна тёмная туча проглотила небо. Внезапно налетел холодный, хлесткий ветер, разметал по двору заготовленное на зиму сено. Взбудораженные собаки протяжно завыли. Буря взялась ниоткуда.
Из балагана вышел сухонький старичок и подняв помутневшие глаза к небу, сощурился. Раскаты грома с диким хохотом громили землю. Словно желая показать свою силу, ветер резко схватил с петель калитку и швырнул ее под ноги старику.
– Кёр бу
, Кёр бу! Какая наглость! – Старик погрозил туче кулаком, поднял калитку и прислонил ее к забору палисадника, – Уй, Девка адьарайская
! Пропадешь в своей злобе!
Небо загремело ещё яростнее, словно кто-то неистово бил тяжелой колотушкой в кожаный бубен. Ветер закружился по земле, поднимал пыль и мелкие камни в воздух, сплетаясь в черный, тугой как девичья коса вихрь. На улице потемнело, казалось весь свет в мире погас. Воздух заполнился невыносимо тлетворным запахом паленой шерсти.
Вихрь ходил кругами по двору, ломал всё на своем пути. И лишь какая-то неведомая сила не подпускала его к балагану
.
Старик, которому на вид было лет сто, стоял неподвижно. Только полинявшая рубаха надувалась пузырем как парусина.
– Духи выбирают кому дар шаманский достанется. – Старик говорил тихо, но слова его разносились по всему двору. – Если кто сам себя шаманом назовет, у духов клянчить начнет, проклятье получит, вместо дара.
Старик сплюнул.
– Остановись, тебе говорю, себе худо причинишь!
В ответ буря взревела по-волчьи: громко, отчаянно, призывая одноногую смерть из ледяной долины в помощники. Вихрь взметнулся и начал расти. В миг стал выше столетней лиственницы и обрёл очертания черного великана с кулаками наковальнями, ногами-бочками. Вихрь-великан прыгнул и земля дрогнула.
Старик закрыл глаза, будто не замечая нависшей смерти. И что-то беззвучно шептал. Только тонкие губы, прятавшиеся под густой поседевшей бородой, быстро шевелились. Черный-великан замахнулся, готовясь прихлопнуть старика как муху одним ударом. Всю злобную силу вложив в один погибельный рывок, бросился вперед как бешенный пёс.
– Киэр бар
! – рявкнул старик. Голос его сталью разрезал воздух. Вихрь с размаху налетевший на невидимую скалу, отскочил и рассыпался. Буря завизжала от боли. Но ветра, перестав подчиняться, в испуге разлетались в стороны.
Руки старика задрожали, ноги подкосились, тело обмякнув, повалилось на траву. Луч солнца, точно огненный батас
озарил небосвод. Буря подхватив свои юбки, гремя ругательствами, убиралась прочь.
– Кырыыстаах
удаган
, проклятье на весь род накликавшая, – послышался слабый, прерывистый шепот старика, – Когда копье белого света пронзит сердце твоего потомка, лишь тогда наступит освобождение роду вашему проклятому.
Глаза старика обратились к небу, дорожка из солнечных лучей спустилась на землю. И могучий орёл, сорвавшись с крыши балагана, взмыл вверх.
1. Кёр бу (пер. с якутского)– Погляди-ка! Смотри-ка!
2. Адьарай – устаревшее название абаасы – демоны нижнего мира.
3. Балаган – традиционноное зимне-летнее жилье якутов
4. Киэр бар (пер. с якутского) – Убирайся прочь.
5. Батас -старинное холодное оружие в виде большого ножа, насаженного на длинную рукоятку
6. Кырыыстах (пер.с якутского) – проклятый
7. Удаганка – шаманка.
2
В маленькую комнату, сплошь обклеенную рисунками, сквозь щелку штор прокрался лучик осеннего солнца и ласково поцеловал в макушку. Мира лежала на кровати. В её голове крутилось незнакомое странное слово.
– Кыталык? Кутуях? Кытылах?
Этот сон Мира видела много раз. Сначала обрывками, точно забытое, частично потерянное воспоминание. Потом картинки стали выстраиваться в цепочку. И вот наконец все фрагменты сложились, обретая смысл.
– Ну и зачем мне это снится? – Мира перевернулась на бок, на часах было всего-то 7 утра. В субботу можно поспать и подольше, если б не дурацкий кошмар. Мира закрыла глаза. «Спать. Спать. Спать.», – мысленно приказала она себе.
– Кырыыстах! – Тихий шепот старика из сна дуновением внезапного ветра ворвался в комнату.
Девочка вздрогнула. Прислушалась. За окном по подоконнику важно мурлыкая, выхаживали на каблуках голуби. Шелестели тополя. И где-то вдалеке завывал ветер. Дома все ещё спали.
– Показалось, – попыталась успокоить себя Мира, – спросонья какой только бред не привидится.
Но закрыть глаза не решилась.
– Алиса, включи музыку.
– Есть музыка, которая вам понравится, – радостно отозвалась Алиса и умолкла.
Необычная тишина окутала комнату. Затихли голуби, ветер, тополя. Как-будто кто-то нажал на кнопку «Mute» и все звуки исчезли.
Вдруг что-то треснуло словно молния ударила в сухое дерево и сразу же звонко заиграл хомус: громко заржал невидимый жеребец и умчался прочь, отбивая копытами такт.
Хрипло запела женщина на якутском. Слова были тяжелые и непонятные.
Раздался звук, похожий на клекот большой птицы и женщина взвизгнув, заголосила ещё неистовей :«Кырыыстах удаган, Кырыыстах удьуортан
! А-а-а-а-а-а-а-й!». Птица и хомус вторили ей в такт в бешенном ритме.
«Аарт-татай
– Алдьархай
! Алдьархай – Аарт-татай!» – Женщина судорожно хватала воздух и выдыхала горячим шепотом слова, которые будто змеи тут же расползались по комнате.
– Алиса, выключи! Выключи! – заорала Мира изо всех сил, выйдя наконец из одолевшего её оцепенения. Сердце убежало и спряталось под кровать. Всё внутри похолодело и сжалось от ужаса.
– Есть музыка, которая вам понравится, – невозмутимым голосом проговорила Алиса, – включаю Green Apelsin «Северный ветер».
– Алиса, что за жуть сейчас играла? – Мира дышала тяжело и часто. Внутри ещё звучал голос ужасной женщины.
– Green Apelsin «Северный ветер», вам не понравилось?
– Нет, что ты включала про Кырыстах? До того?
– Вы имели в виду Кыргызстан?
– Не-ет! – зарычала Мира, вскипая от злости, – Кырыстах удаган, что это?
– Я не знаю, – Алиса невинно моргала синим глазом,
– Глупая головешка! Проще загуглить!
– Это было грубо, – обиделась Алиса
– Включать такую жуть с утра – вот что грубо, – буркнула Мира и потянулась за телефоном.
«Кырыстаах с якутского – злоязычный, способный проклясть, причинить кому-либо беду, проклятый», – прочитала Мира в поисковике. Внутри всё похолодело. Якутского она не знала. Мире было пять лет, когда семья переехала в Москву. Все воспоминания о том месте размытые, оборванные. Холод, туман, санки – они с папой едут в садик. Дедушкин дом в деревне, огромное старинное дерево, коровник. И вроде всё.
– Окей гугл, кто такие удаганы? – Мира ввела новый запрос. Слово было не знакомо, хотя где-то она его уже как будто слышала. – Народ что ли такой типа тунгусов?
На экране телефона появились картинки танцующих с бубнами женщин.
«На якутском и тунгусском языках шаманку называют "удаган", в русском произношении привычнее звучит "удаганка". Удаганка – колдунья». – тут же выдал ответ гугл.
– Проклятая шаманка? – от этой мысли стало не по себе. Мире захотелось как в детстве, прям с одеялом побежать в спальню родителей и прижаться к маме. Но ей же уже двенадцать.
Мира залезла с головой под одеяло, поджав ноги. Будто если укрыться полностью, страшные кырыстах удаганы не смогут до нее добраться.
– Алиса включи, Radiohead.
– Включаю Radiohead, песня «Creep», – ответила Алиса и на этот раз честно поставила музыку.
«I wish I was special», – пел с тоской мужской голос из колонки, а где-то вдали слышался шум, похожий чей-то тихий шепот.
8. Удьуортан (пер.с якутского) – потомство, род.
9. Аарт-татай – возглас пренебрежения, чаще встречается в речи абаасы
10. Алдьархай (пер.с якутского) – беда несчастье бедствие
3
– Подъём! – Ослепительный свет ударил в лицо. Мама настежь открыла шторы. – Время – половина первого, сколько можно спать?
Мира вяло пошевелилась. И почему утро наступает так беспощадно?
– Вставай уже, соня. Забыла? Выступление сегодня!
– Какое еще выступление? – голос немного хрипел от долгого сна. Голова Миры растрепанная и недовольная показалась из-под одеяла.
– Смотр талантов! Ну, просыпайся скорее, надо бы костюм померить. – Мама была такой же беспощадной как это утро.
– О, ноу. – пробормотала Мира, уползая обратно под одеяло. День обещал стать худшим в её жизни. Смотр талантов в школе – мероприятие для выскочек и общественных любимцев. Какой дурак её туда записал? А точно – она сама: под давлением классной, когда выбор стоял между двойкой по литературе за четверть и участием в каком-то там конкурсе.
– У меня ангина. – заявила Мира. Понятное дело, не сработает.
– Ага, а у меня Аргентина-Ямайка 5:0. – Мама собрала вещи, висящие на стуле горой Эверест, и нахмурилась. Она постоянно твердила, что вещи должны лежать на полочках аккуратно сложенные, потому что Мира – девочка. А Мирины штаны, футболки, толстовки всё время уползали из шкафа на стул. Особенно прыткие были носки, которым на месте вообще не сиделось и они разбредались по комнате в поисках укромного уголка. Маме, конечно, этого не объяснить.
– Вставай, умывайся. Завтрак на столе. Через два часа ты должна быть в школе.
Дверь захлопнулась.
Шумно выдохнув, выказывая всё своё негодование этому миру, Мира встала и пошлепала босыми ногами к ванной.
В ванне было холодно. Из зеркала глядело её заспанное отражение. Черные волосы лошадиной гривой торчали в разные стороны. С левой стороны красовалась уродская отметина – полностью белые ресницы и бровь. Врачи говорили, что это болезнь, разрушающая пигмент, то есть природную краску. Брови и ресницы у Миры побелели внезапно, когда они еще жили в Якутске. Мама тогда говорила, что Мира стала как Холодное сердце. И даже купила костюм Эльзы. Они играли, будто Мира особенная, волшебница и может творить снежную магию.
«Коровая пегая», – зло проговорила Мира своему отражению, набрала в ладони воды и бросила в зеркало. Отражение разбилось. И вдруг Мире показалось, что из зеркала на нее смотрит женщина из тех самых картинок про удаганов. Черные волосы, черные глаза и обезумевший взгляд. Точь-в-точь утренний кошмар. Мира вздрогнула, быстро вытерла лицо и поскорее вышла из ванны.
На кухне папа пил кофе.
– Доброе утро, Мир! Выспалась хоть? – папа пребывал в хорошем настроении. В кои-то веки он остался в субботу дома. Раньше Мире нравились такие выходные. Но сейчас всё чаще её посещало ощущение, что она уже выросла, а папа – нет.
– Нет, – Мира наложила себе яичницу, салат, сыр и пару сосисок. «Иногда лучше жевать, чем говорить» – Мамино любимое выражение.
– Много лет назад в Якутске осенью время переводили на час назад. Можно было поспать на часок подольше. Здорово, да? Ты бы тогда могла спать а аж до обеда. – Папа засмеялся над только ему одному понятной шуткой.
Мира закатила глаза. Ну? Точно не вырос.
– Па, мы давно не в Якутске. – Мира уткнулась в телефон. Куча сообщений от классной: «Начало в три», «Присутствие обязательно», «Без опозданий». Разбить бы телефон об стену. Притвориться носком и спрятаться в шкаф.
– Чего кислая такая? Может в зоопарк махнем? – папа явно пытался наладить контакт. Москва -монстр пожиратель родителей. Рано утром, чтоб не встать в пробку, папы уезжают на работу, а поздно вечером возвращаются собравшие все пробки МКАДа их тени. Молчаливые, уставшие, раздраженные. Мамы ещё как-то держатся: успевают поворчать до и после работы про носки с уроками, иногда выбираться на шопинг, ещё реже в кино. Но в целом тоже часто и безвылазно заняты бесконечными делами.
– Я итак в зоопарк иду, – хмыкнула Мира. Самое подходящее название для сегодняшнего школьного коллективного безумия.
– С кем? С девочками? – папа не оставлял попытки «поговорить». Наверное у него в ежедневнике на сегодня стоял пункт – пообщаться с дочерью.
«Девочки» у были у Миры в садике и в начальной школе. Да и те, давно забыли кто она такая. В прошлом году Мира перешла в другую школу, поближе к дому, и там как-то мягко говоря не складывалось. В классе все уже давно были разбиты на парочки или компашки. Чтоб влиться куда-то нужно было быть либо очень милой и общительной, ну или крутой настолько, чтоб люди сами захотели зафрендиться. Мира худая, колючая как шерстяной свитер, и еще эти уродские белые ресницы – все шансы на успех, ну.
– Да, пап, с девочками.
– Давай хоть телевизор вместе посмотрим, – Папа хлопнул ладонью по дивану.
– Ну, ок, – с напускным недовольством ответила Мира и юркнула к папе под «крылышко».
По телевизору шел Гарри Поттер. Пахло кофе и кремом для бриться. Теплое, уютное субботнее утро совсем как в детстве. И пофиг, что ей уже двенадцать.
–Ты волшебник, Мирра, – прошептал папа и щелкнул Миру по носу.
Мира сморщилась.
– Вот вообще не смешно было.
4
– Ты еще не собралась? Опоздаешь же! – Мама влетела на кухню как ужаленная, разбив редкую утреннюю идиллию
–Может да ну его этот зоопарк, закажем пиццу? – предложил папа. И Мира отчаянно закивала. Пицца – это решение всех проблем. Да-да. То, что надо.
– Какая пицца? Я пол ночи костюм зачем перешивала? – Мама явно была по другую сторону субботней семейной идиллии.
– Мамы они такие. Без мам все про всё забудут, будут ходить в грязной одежде и есть одну лапшу быстрого приготовления. Слушайся маму, дочь. Зоопарк, так зоопарк. – отступил папа.
Глаза мамы сверкнули гневом.
– Шутишь? Какой зоопарк? У Миры конкурс в школе уже через полтора часа. Выступление. А вы тут в пижамах валяетесь, – Мама поджала губы, – И Гарри Поттера без меня смотрите.
– Виноваты. – согласился папа. И похлопав Миру по спине, выключил телевизор. – Давай, Мир, собирайся. Мир нуждается в твоем таланте. А вечером будет пицца и Гарри Поттер, обещаю.
Никакая пицца не стоит предстоящего позора, даже в качестве утешения.
– Пеперони. И молочный коктейль. С зефирками. – Мира неохотно встала с дивана и пошла одеваться.
Спрятавшись, как улитка в домик, в любимую безразмерную черную толстовку Мира вышла из квартиры.
Вскоре они уже мчали с мамой по шумному проспекту в школу.
– Говорила же, надо было раньше выходить, все светофоры собрали. – сказала мама, останавливаясь на красный. – В пробку бы не попасть.
– Хоть бы пробка, хоть бы пробка, – взмолилась Мира, – Ну, пожалуйста.
Мама обернулась, изучая внимательным взглядом Миру.
– Так не хочешь выступать?
– Вообще, – Мира замотала головой и скрестила руки для убедительности.
Светофор моргнул, машины тронулись.
– Почему? У тебя чудесный голос. Вспомни, как ты пела в первом классе.
– П-ф-ф-ф, – Мира закатила глаза. – Просто не хочу. Это глупо.
– Есть такое выражение: проглотить жабу, – Мама нажала на педаль газа, – Это значит сделать что-то неприятное и поскорее отвязаться. Я знаю, ты не хочешь, но назад уже никак, понимаешь? Так что просто проглоти жабу и всё.
Мира послушно кивнула.
– А если меня вырвет?
– Ну, главное, чтоб не на директора.
Мира прыснула, представив себе эту картину. После такого место главного фрика школы точно будет её.
– И потом, это ведь наша любимая песня. – Мама улыбнулась. Посмотрела на Миру: нежно и ласково. И запела.
– Ала-ахыгым ба-арахсан, ала-аласчаным барахсан, – Голос у нее был красивый и сильный.
Раньше мама пела эту песню Мире перед сном. Поэтому Мира знала ее наизусть, хоть и не понимала слов.
–Подпевай же, – Мама отбивала ладонями ритм на руле. Лицо ее было расслабленным и счастливым. – Харахтары са-ататар, Хатынг чаранг а-алаастах.
Мама засмеялась.
– Ну, же! Давай! – Она легонько толкнула Миру в плечо.
Мира накинула капюшон на голову. Петь ей совсем не хотелось. Но мамина песня пробиралась под тяжелую ткань, струилась по телу, согревала сердце и разгоняла страхи.
– Эту песню пела Кюнней Кардашевская
, удивительная была девочка. – сказала мама неожиданно грустно.
– Почему удивительная?
– Ну особенная, такие люди редко рождаются.
Мама припарковалась у ворот школы. В субботу после обеда здесь было тихо. Дополнительные занятия для старшеклассников проводились по утрам, а «началка» училась в пятидневку.
– Это как? – Мире хотелось узнать, что значит была особенная. Однако мама снова надела напряженное лицо, и поцеловав в лоб, всучила Мире пакеты с костюмом.
– Давай, беги! Опоздаешь!
Мира вздохнула и вышла из машины. Это была не жаба, а целый крокодил. Нильский аллигатор.
– Удачи! – крикнула мама в окошко, отъезжая с парковки.
11. Кюнней Кардашевская – девушка из Якутии, обладавшая уникальным даром шаманизма, унаследованным от предков.
5
Возле актового зала столпилась стайка девчонок. Все в одинаковых зеленых бомберах, в руках плакаты в поддержку главной звезды шестых классов – Крис. На Миру стайка посмотрела с явным презрением. Можно подумать она счастлива тут быть.
Мира проскользнула в двери. Проглотить жабу и заесть Пеперони.
– О, человек-толстовка, и ты здесь?
Антипин Кир – идиот и точка. Его только не хватало.
– Покажешь танец толстовок? – Кир натянул футболку на голову и начал прыгать как обезьяна размахивая руками.
– Дебил, – прошипела Мира, направляясь к сцене в поисках заведующей зоопарком – их классной.
Больше всего сейчас ей хотелось провалится. Исчезнуть. Пожар, наводнение, землетрясение – да что угодно, лишь бы не участвовать в этом спектакле.
– Ладно-ладно, я за тебя болеть буду! Бу-рун-дук! Луч-ше всех!
– Дурахова, ну ты чего! Не убегай! – хохотал в след придурок Кир.
Пожар, наводнение, землетрясение – повторяла Мира как мантру, как будто это могло её спасти.
– Мира! Турахова! Ты где ходишь? Девочки все уже переоделись! – Бронислава Павловна или просто «Броня», их классный руководитель, высунулась из-за шторы и махнула Мире рукой
Мира прошла за сцену в тесную, освещенную тусклым светом ламп подсобку, служившую костюмерной. Участницы – ученицы шестых, седьмых, восьмых классов активно готовились, весело болтая и хихикая. Кто-то распевался, кто-то наносил грим, кто-то готовил инструменты. В воздухе царила суета в вперемешку с радостным волнением.
– Съесть жабу. – напомнила себе Мира и стала доставать вещи из пакетов, которые дала ей мама. В одном лежало белое платье из ткани навроде замши, расшитое синим и голубым бисером, с длинными отороченными мехом рукавами. Платье было короткое. Ужасно короткое! В другом пакете Мира обнаружила сапоги из того же материала, а в третьем… Что? Мира не поверила своим глазам. Рога? Да вы издеваетесь?
– И почему я дома не померила костюм, – мысленно выругала себя Мира. Она так не хотела идти на этот дурацкий конкурс, что даже смотреть на костюм не стала. Кто ж знал, что мама подложит ей такую свинью с рогами!
Мира шумно втянула ноздрями воздух. Они говорили про белое платье! Мира имела в виду то, которое мама как-то надевала летом на якутский праздник – длинное до пят, широкое как палатка и без всяких висюлек.
– Нет, это не стоит никакой пиццы. И это уже точно не жаба, а целый слон! – решила Мира и стала напряжено искать глазами выход. Но единственный выход охраняла Броня. Отступление было заблокировано. Живым отсюда не выйти. Если б Мире было семь, она бы точно разрыдалась прямо тут.
–Турахова, ты еще не переоделась? Или ты костюм дома оставила? – Броня подошла к Мире и бесцеремонно залезла в пакет.
– О, шикарно! – изумилась классная к ужасу Миры извлекая на всеобщее обозрения рога. – Ты кто у нас? Царевна-олень?
Девчонки прыснули. Мире в который раз за день захотелось провалится. Пожар, наводнение, землетрясение – повторяла она.
Пока Мира надевала платье, Броня начала жеребьевку, достав из кармана необъятных штанов стопку бумажек.
– Девочки, подходим, берем по одному номерку. По одному! Это очередность вашего выступления. Запомните, кто за кем идёт! – голосила Броня.
Мире достался восьмой номер. Ну, прекрасно. Сразу после Крис.
Крис была той самой девочкой в школе, у которой всё всегда идеально: лицо, волосы, наряд, никаких прыщей и катышков на кофте.
Сегодня Крис была в потрясающем черном платье с пышной юбкой и, на зависть всем девчонкам, в лакированных лоферах на высоком каблуке. Её белокурые волосы струились безупречными по плечам, а на ресницах играла серебристая тушь.
Была лишь одна надежда, что после Крис, Миру просто не заметят. Отвлекутся на телефоны или вообще уйдут.
Зал наполнялся предвкушающими шоу зрителями. На сцене играла громкая музыка, включился яркий свет. Сердце Миры заколотилось как бешенное. Кажется до этого момента она не осознавала полностью какой ужас ей предстоит пережить. Или не пережить.Это уж как получится.
– Колокольцева, идешь первая, – скомандовала Броня, – за ней Гагарина и дальше по очереди.
– Удачи, Колокольчик! – зашептали девчонки.
Маленькая как первоклашка, с тоненьким птичьим голоском, Лена Колокольцева в розовой балетной пачке и пуантах уже стояла у выхода на сцену. Лена занималась балетом с трех лет, часто ездила на сборы и выступления, а потом отрабатывала пропуски участием во всех мероприятиях Брониславы Павловны – их классной и по совместительству руководителя куль-массового сектора. Когда объявили её номер, Колокольчик легко впорхнула на сцену, профессионально исполнила свою партию и вернулась как ни в чем не бывало.
Ноги у Миры обмякли, ладошки вспотели. В костюме она чувствовала себя еще ужасней. От белых капронок чесались ноги. Торбаса, вроде так их называла мама, были непривычно тонкими, в них как босиком стоишь, чувствуя каждую бугорок на полу. А платье и вовсе хотелось одернуть, подтянуть вниз, прикрыть торчащие острые коленки. Непослушные густые волосы Мира кое-как заплела в косы, перехватив хвостики резинкой с тем же синим бисером. Белую бровь Мира попыталась закрасить простым карандашом, но вышло еще хуже – она стала серой, как будто грязной.
Мира щелкнула селфи и отправила маме со злым смайлом.
«Чукучук
, барахсанушка
!» – Мама разразилась градом сердечек.
Мира возмущенно цокнула и кинула гифку с бьющимся об стену котом.
Тем временем на сцене девочка в малиновой кофте играла на электро-пианино музыку из «Гравити Фолз». До нее девчонки из седьмого танцевали хип-хоп, отличница-везде-олимпиадница из шестого «А» читала стихи, а какая-то высокая коренастая самбистка показывала приемы самообороны. Зал аплодировал, музыка гремела, коленки у Миры подкашивались.
Зазвучала мелодия «Shine bright like a diamond». Крис с широкой улыбкой, под бурные аплодисменты зала, как настоящая певица вышла на сцену и запела. Голос у нее оказался слабоват для этой песни.
– Хоть где-то не идеальная. – отметила Мира и осеклась, представив как сама будет сейчас петь. Мира любила петь для себя, без зрителей. Голос ей достался от мамы, стройный, с переливами. Мария Лукинична -учитель пения начальной школы, души не чаяла в Мире. Говорила ей надо в хор или на вокал. Но Мира так никуда и не пошла. Мама работала. Водить Миру было некому.
– Ты следующая. – прервала поток мыслей Миры Бронислава Павловна, – А корона твоя где?
Классная цепким взглядом обвела костюмерную и ловким движением выудила спрятанные Мирой под скамейку оленьи рога.
Теперь Мира стояла перед сценой бледная и напуганная, зато с огромными белыми рогами на голове. Ну точно полный позор.
–А-п-л-о-д-и-и-и-и-с-м-е-н-т-ы Кристине Воронцовой! – провозгласил ведущий, —Следующая конкурсантка исполнит песню на родном якутском языке, встречайте Мира Турахова!
Мире хотелось сбежать. К черту четверку по литературе. К черту всё! Она повернулась назад, но там стояла Броня.
– С Богом! – шепнула классная и вытолкнула Миру как парашютиста из самолета на сцену
Свет ослеплял. На ватных ногах Мира подошла к микрофону. Кровь стучала в ушах: «Тэн-дэн-дэн». «Пожар. Наводнение. Землетрясение.» – умоляла Мира неизвестно кого и зачем. Несколько секунд вступления песни казалось длились вечность. «Тэн-дэн-дэн» – в груди неистово гремел бубен: «Пожар. Наводнение. Землетрясение.» – вторили ему мысли.
Мира закрыла глаза. Голос словно птица вырвался из её груди и полетел над залом. Бархатистый и чарующий, то разбиваясь на несколько голосов, то сливаясь в один.
«Тэн-дэн-дэн» – бубен звенел уже где-то над головой. «Пожар. Наводнение. Землетрясение.» – мысли ожили и взмыли вверх, призывая огонь, воду и силу земли пробудиться.
Мира не видела зал, ей чудилось, что она бежит на перегонки с ветром по бескрайнему зеленому полю. Ярко светит солнце, ветвистые оленьи рога задевают голубое небо. И Звенит-звенит бубен.
И вдруг солнце погасло. Земля пошатнулась. Кто-то кричал.
«В здании пожар! Всем немедленно покинуть помещение!» – загудела сирена.
Актовый зал школы заполнился едким дымом. Мира слышала вдалеке шум, топот, выкрики. Пол снова зашатался, что-то с грохотом обвалилось. Ноги ослабели. Мира хватала ртом воздух, пытаясь проснуться. Но вокруг нее оживала темнота.
–Тэн-дэн-дэн – кружились звуки, вырастая в огромные серые тени.
– Пожар! – ликовал невидимый маленький мальчик.
– Наводнение! – хохотала женщина.
– Землетрясение! – шептал старик.
Глава 2
6
Темнота кружилась, множество голосов что-то шептали, выкрикивали, причитали. Невыносимая боль клевала виски. Мира открыла глаза и сразу зажмурилась от приступа дурноты.
– Ой, очнулась, очнулась! – Бронислава Павловна положила горячую руку Мире на лоб. – Водички хочешь?
Мира слабо мотнула головой. Алая вспышка боли тут жеударила по затылку.
– Потерпи, деточка, сейчас скорая приедет. – Бронислава Павловна сидела рядом, не выпуская тонкое запястье Миры из своей руки. В воздухе парил запах прелой осенней листвы, спину обдавало идущим от земли холодком – значит они где-то на улице, скорее всего во дворе школы.
Мира сделала еще одно усилие открыть глаза: земля качнулась, закрутилась как карусель, пятнами поплыла перед глазами. Миру затошнило и вырвало.
– Давай, давай, – приговаривала классная, помогая Мире лечь обратно. Она обтерла ей лицо мокрым платком и снова спросила – Легчает?
Мира утвердительно промычала. Боль чуть-чуть уменьшалась и земля наконец перестала вращаться.
– Сюда! Сюда! – Завопила Бронислава Павловна, резко подскочив. – Доктор идёт. Слава тебе Господи!
Мира попыталась сесть, но тело не слушалось. Руки и ноги будто весили тонну. Ну хоть голова не кружится.
–Лежи! – приказала Броня, махая изо всех сил скорой.
Парень в синей спецовке, с оранжевым чемоданчиком быстрым шагом направлялся в их сторону.
Мира на него: доктор был молодой, улыбчивый, в круглых очках, с длинным кудрявым хвостом и как будто светится весь. Точно за спиной у него гирлянда новогодняя горит. Мира моргнула и сияние исчезло.
Доктор присел рядом на корточки, взял Мирину руку, нащупывая пульс.
– Долго пробыла без сознания?
– Минут пять или десять. Школу тряхануло, свет вырубило, а потом дым пошел. Мы давай учеников эвакуировать быстро, – сбивчиво рассказывала Бронислава Павловна, что произошло, – Все выбежали уже, а я смотрю – кто-то лежит. Видно, упала и головой стукнулась. Подхватили с мальчишками её и на воздух. Вот только в себя пришла.
Доктор измерил давление, покачал головой.
– Голова не кружится?
– Вырвало ее только что, – поспешила сообщить Броня.
– Со мной всё в порядке. – твердо сказала Мира и опираясь на еще слабые руки кое-как села, прислонившись к дереву. На ней было всё то же белое короткое платье, только кто-то снял с нее сапоги. Рогов, слава богу, тоже не было. Боль разливалась горячей лавой по затылку, но была уже скорее ноющей, чем режущей.
Доктор внимательно осмотрел Миру и принялся, что-то строчить на бумажке.
– Родителей вызвали?
– Я здесь! – услышала Мира мамин взволнованный, запыхавшийся голос.
Мама подбежала, ледяные тонкие пальцы коснулись плеча Миры.
– Я здесь, доча, – повторила мама, с тревогой глядя на Миру.
– Сотрясение есть, но ничего критичного. – успокоил доктор, протягивая маме листочек. – Соблюдайте постельный режим пару дней и проконсультируйтесь у невролога.
– Господи, никогда ж такого не было, чтоб в Москве да землетрясение! – Бронислава Павловна схватилась за сердце. – Ой и мне давление смерьте пожалуйста, доктор, голову аж повело.
Броня захватила внимание молодого доктора. А Миру словно холодной водой окатило от её слов.
–Землетрясение? А папа где?
– Машину паркует, сейчас подойдет., – сказала мама, махнув рукой в сторону паркинга, – Мы дома были, когда толчки начались. Люстра ходуном ходила. Жутко, конечно. Но сейчас уже всё успокоилось.
Мама гладила Мирину руку. Ее пальцы уже не были такими ледяными.
– Ты как?
– Нормально, только затылок болит, – ответила Мира, возвращаясь к своим мыслям: землетрясение, пожар… – А наводнения не было?
– Этого еще не хватало, – охнула Бронислава Павловна, рассасывая Валидол, который дал ей доктор, – Трубу в туалете только прорвало. Проклятье какое-то.
Проклятье… Миру снова замутило. Она глубоко вдохнула холодный воздух и прикрыла глаза.
– Мам, поехали уже домой.
7
Папа отнес Миру в машину и они направились к дому. Москва была похожа на банку с муравьями, которую только что хорошенько потрясли. Все суетились, сигналили, спешили.
По радио сообщили, что землетрясение магнитудой шесть баллов в Москве – это отголоски подземных колебаний в море Лаптевых. Пострадавших и раненых нет.
– Шесть баллов, – покачал головой папа.
Мира смотрела в окно. В груди металось тяжелое чувство, которому сложно было придумать название: смесь страха, вины и тревоги. Разве можно вызвать землетрясение по желанию? Одной мыслью?
Да ладно! Совпадение. Так не бывает.
– А море Лаптевых – это где-то рядом с Якутией? – спросила Мира с надеждой, что папа сейчас начнет смеяться над ее познаниями в географии. И ни Якутия, ни Мира не имеют никакого отношения к этому землетрясению.
– Да, в Заполярье. Там же твои родичи живут? – Папа повернулся к маме. Он был за рулем, а мама перебирала содержимое сумочки.
– Да, Усть-Янские по отцу.
– А по матери? – Эти названия ни о чем Мире не говорили, но что-то внутри кольнуло – спроси.
– Из Вилюйска. – ответила мама коротко.
– Это где знаменитая Удаганка жила?
От папиных слов у Миры по спине полезли мурашки.
– Удаганка? – переспросила она, вдруг послышалось.
– Это так женщин-шаманок называли. Раньше они лечили людей, могли вызвать дождь, засуху. – Папа любил всякие истории, особенно связанные с мистикой и загадками. – Говорят, и сейчас встречаются такие люди. Ань, твоя же тетка рассказывала про какого-то шамана в вашем роду?
Мама нахмурилась.
– Не забивай ребенку голову. Мало ли кто, что говорил.
Маленькая морщинка, похожая на птичку села ей на лоб. Мира знала, что птичка-морщинка – это знак, что дальше разговаривать с мамой бесполезно.
– Интересно просто, это же как-то наследуется, – папа птичку-морщинку похоже не заметил.
Мира на заднем сиденье ловила каждое слово. Однако мама молча смотрела куда-то в сторону.
– У нас вот точно ничего подобного не было в роду, – продолжал папа.
Он родился в Заречье. А его мать из Ростовской области по распределению в Якутск приехала, там и встретила деда. Наверное, это от нее у Миры кожа белая как фарфор.
– Ну и Слава Богу, – отозвалась мрачно мама и вдруг добавила сердито, – Быть шаманом – это не дар, а ноша, нести которую приходится в одиночестве. Никому такого не пожелаешь.
Папа наконец увидел птичку-морщинку на мамином лице и, озабоченно крякнув, переключил свое внимание на дорогу.
В машине повисла тишина. Только где-то в далеке позвякивали маленькие колокольчики. «Тень-Дзень, Тень-Дзень». Настойчиво с каждым разом всё громче и ближе. Мира взглянула в окно, между машин прямо по дороге шла женщина в старинном якутском длинном платье в цветочек. В черных заплетенных в длинную косу волосах звенели колокольчики и бубенцы. «Тень-Дзень», —пропели они. Женщина обернулась, и протянула Мире руку, будто звала к себе.
В ужасе Мира отпрянула от окна. Руки дрожали, будто тонкие пальцы женщины все таки коснулись её.
– Ты чего дёргаешься? – спросил папа в недоумении.
– Там женщина какая-то странная, – быстро проговорила Мира показывая на ряд машин где-только что её видела.
Папа повернулся. На обочине и правда была женщина, но выглядела она иначе: в грязной футболке, рваных штанах, с короткими всклокоченными волосами. Женщина что-то бормотала и показывала кулаки водителям.
– Сумасшедшая, наверно. – кивнул на женщину папа. . – Тут таких полно.
Мира вжалась в кресло, ей еще слышался звон колокольчиков где-то далеко.
«Видимо, я сильно головой ударилась», – сказала себе Мира, но дрожь внутри не поддалась уговорам.
8
Папа сдержал обещание, на ужин заказали пиццу. Аппетита у Миры не было. Голова болела и от запаха еды тошнило. Поэтому она закрыла шторы и легла. Сон не шел. В голову лезли разные мысли. Мира взяла телефон, чтоб отвлечься. Чат класса бурлил сообщениями про пожар и землетрясение, а до него фотками и видео с конкурса. К счастью, выступления Миры никто не успел заснять. Интересно сильно ужасно она пела?
– Кюнней Кардашевская, – написала в поисковике Мира. Гугл выдал несколько видео с выступлениями. «Талантливая певица, Маленькая Мисс мира» – гласили заголовки статей. И в самом низу Мира обнаружила уже знакомое слово: Кюнней Кардашевская была удаганкой.
Пройдя по ссылке, Мира увидела фото: красивая девушка с выразительными карими глазами, широко улыбалась. Прочитав статью несколько раз, Мира задумалась. Девушка, которая выглядела как самый обычный подросток, лечила людей и творила невероятные вещи типа левитации. В это сложно поверить.
А что тогда сегодня случилось в школе? Если не считать прорыв канализации наводнением, а небольшое замыкание пожаром, то все это можно списать на совпадение.
Или это песня Кюнней? Сама Мира точно не могла сделать подобное.
«Это не дар, а тяжелая ноша», – вспомнила Мира слова мамы. С экрана телефона на нее смотрела озорная девчушка, ушедшая из жизни совсем юной.
–Просто совпадение. Так бывает. – Мира сделала глубокий вдох, а потом медленно выдохнула, как советовали психологи в интернете, и выключила телефон. – Меньше знаешь, крепче спишь.
Но уснуть так и не удлось. Поворочавшись, Мира встала и пошла попить воды.
На кухне горел свет, мама сидела за столом и вышивала двух белых танцующих птиц. Птицы получались совсем как живые, стежки ложились ровно и аккуратно.
– Красиво, – сказала Мира, поглядев на мамину вышивку.
– Это стерхи. Говорят, увидеть танец стерхов – к счастью.
Когда мама вышивала, все морщинки на ее лице разглаживались. Пальцы ловко управлялись с иголкой и рисунок вышивки проявлялся как по волшебству.
– Кыталык. – слово само сорвалось с губ Миры, будто это не она произнесла, а кто-то другой.
– Что? – Мама подняла растерянный взгляд, – А, да, Кыталык – стерхи по-якутски.
Мира отхлебнула воды, с каких пор она говорит по-якутски? Что это вообще было?
– Мам, а это правда, что в твоем роду были шаманы? —неожиданно спросила Мира вопрос, который так волновал.
Иголка в маминых руках замерла на мгновение, а затем сделала три быстрых стежка. И у танцующей птицы на крыльях стало появляться черное оперение.
– Я не знаю, бабушка не любила рассказывать о своих родственниках. Её маленькой на воспитание в другую семью отдали.
– Зачем?
– Да, кто же знает. Семья у них была не бедная, может от болезни прятали или еще по каким своим причинам. Потом, конечно, забрали, когда ей уже четырнадцать было. А она школу как закончила, замуж вышла и уехала в другое село. С семьей общалась мало. И меня однажды сильно выругала, когда я фотографию пра-прадеда взяла.
Мама говорила не отвлекаясь от рукоделья. Она вышивала гладью, словно рисовала кисточкой масляными красками по холсту. И при этом светилась, совсем как тот доктор сегодня. И почему раньше Мира этого не замечала?
–Я совсем маленькая была, помню спала и вдруг проснулась резко, словно окликнул кто-то. Я давай маму, бабушку звать, а в доме никого. Дом старый, половицы скрипят, точно ходит кто-то и вздыхает тяжело. Мне страшно стало. Смотрю, на комоде фотография стоит: сухонький старичок, седой весь, а глаза добрые-добрые. Я фотографию схватила и разговаривать с ней начала, как будто не одна я в доме, а с дедом. И что интересно, он мне отвечал. Приснилось, наверное. Бабушка меня спящую с этой фотографией нашла и как давай ругать, даже мама испугалась.
– А деда как звали? Что он тебе говорил? – Мире старик из сна сразу вспомнился.
– Миттерей деда звали – Дмитрий по-русски. Что говорил – не помню. Только потом, когда уже в университете училась, к бабушке приезжала в старый дом и там мне дед приснился. Во сне сказал скоро дочка у меня родится и мир принесет. Мне так слово «мир» запомнилось, так тебя и назвали. На твое рождение действительно все родственники собрались, бабушка даже сестер позвала, а потом мы к ним в Вилюйск ездили. Помнишь?
– Нет, когда это было? —Мира нахмурилась. Она правда мало что помнила про Якутск, а про эту поездку вообще впервые слышала.
– Тебе четыре года было, – Мама замолчала, будто раздумывая рассказывать ли дальше. Она разгладила вышивку рукой и продолжила:
– Бабушка тогда отказалась ехать и нас всё отговаривала. А я давно в Вилюйск хотела, с родственниками познакомиться, да и вообще тянуло что ли. А надо было бабку послушаться.
– Почему? Там что-то случилось?
Мама зажмурилась. Уголка уколола палец. Красным бисером на коже выступила кровь.
– Там старый бревенчатый дом, да? А рядом с ним огромная лиственница? – Спросила Мира, перед глазами у нее стоял дом, что столько раз видела во сне про старика.
– Ты помнишь что ли? – Мама посмотрела на Миру настороженно, как будто увидела в Мире что-то иное, непривычное.
– Да, нет, кажется на фотографии в альбоме видела, – поспешила ответить Мира как можно более равнодушно, боясь, что мама как раковина, снова резко захлопнется.
– Да, наверное, у нас где-то лежат старые фотографии, – Мама склонилась над вышивкой. Яркая нитка цвета спелой рябины легла на белую канву, превращаясь в красивый изгиб птичьих лап.
– Мам, ты не дорассказала про поездку в Вилюйск.
Мама вздохнула, завязала нитку в узелок и свернула вышивку. – Поздно уже, спать пора. Как-нибудь в другой раз.
Этот другой раз может и не случится никогда. Раковина захлопнулась. Мама редко рассказывала что-то про своих родственников, как будто вспоминать Якутск ей сложно или больно.
Свет на кухне погас. Мама ушла в спальню. Мира зажгла фонарик на телефоне и развернула вышивку. Две изящные птицы замерли в танце. У одной было черное оперенье на крыльях, а другая полностью белоснежная.
Глава 3
9
Неделю Мира провела не снимая пижамы. Смотрела телевизор, играла в Роблокс. объедалась маминой выпечкой.
Оленьи рога, костюм и все воспоминания о недавних школьных событиях Мира убрала подальше в шкаф. «Ничего такого не случилось. Просто совпадения», – сказала Мира, заправив поглубже торчащие в разные стороны мысли про удаганок.
В пятницу невролог не нашел никаких отклонений и выписал её со справкой «Здорова». В школу совсем не хотелось. И даже не из-за учебы, с которой у Миры тоже были натянутые отношения, особенно по литературе. Дело было в другом. Дома ей удалось спрятать позор своего выступления, а в школе Антипин, и Крис, и Броня – они-то вряд ли так легко забудут. Поныв немного и изобразив головную боль, Мира выиграла-таки несколько дней свободы. Но что дадут три дня? Нужно как минимум недели две, чтоб память Антипина заполнилась чем-то другим.
Вот бы заболеть. Простыть – слишком очевидно Да и не получался такой номер у Миры никогда. Сколько бы она ни стояла под открытой форточкой перед контрольной, иммунитет побеждал все возможные болячки.
Нужно что-то такое, чтобы никто не заподозрил, что Мира это нарочно. Какой-нибудь внезапный приступ. Астма например или отек Квинке. У мамы такое было однажды: во время уборки в бабушкиной квартире: у нее заслезились глаза, начался удушающий кашель, а потом ее лицо раздулось как шарик. Потом мама неделю пила лекарства от аллергии и спала как сурок. Идеально. Одна проблема, где найти пыль в их квартире?
Дома никого не было. Родители ушли на работу. Мира прошлась по комнатам в поисках пыльного угла, но в выходные мама как на зло «прогенералила» всё. Единственное место куда она редко заглядывала – это кладовка.
Мира порылась в ключнице и, найдя нужную связку, отперла кладовку в надежде найти там свое пыльное спасение. Внутри было тесно. По середине стоял стеллаж с верху донизу набитый вещами. Мира обвела глазами кладовку, стащила с полки первую попавшуюся коробку и принялась изучать содержимое.
В коробке лежали старые папины книги по программированию, конспекты и прочие пылесборники. Мира вдохнула поглубже, приступ аллергии сам себя не заработает. В следующей коробке она обнаружила оленьи рога и поспешила убрать их обратно. Рога теперь стойко ассоциировались со школьным позором. Рядом с рогами в толстой черной папке Мира увидела свои старые рисунки. В детстве она очень любила лошадей и изрисовывала ими все альбомы. Сейчас на ее рисунках больше герои и сюжеты из любимых аниме-сериалов. Она погладила ладонью нарисованную лошадку.
«Джесегей» – пронеслось в голове непонятное слово. Мира аж поперхнулась и закашлялась. Может у нее аллергия начинается? Но нет, кашель прекратился а всплывающие в памяти якутские слова уже начинали порядком пугать. Ведь Мира не учила якутский.
– Наверное, когда-то услышала от мамы. – Такое объяснение Мире показалось логичным.
Надо будет потом спросить, что значит это «Джесегей». А сейчас найти бы что-то очень старое, где пыль еще с прошлых времен затаилась. На верхней полке хранились вещи из бабушкиной квартиры – пойдет.
Мира принесла табуретку и из самого дальнего угла достала пакет. Там оказались альбомы с фотографиями.
«Пять лет» прочитала Мира на обороте фото, где сидела счастливая девочка с пухлыми щечками, аккуратно заплетенными косичками, озорные черные глаза сияли, а брови и ресницы были как у всех нормальных людей одного цвета. Мира отложила карточку. Вот была же она когда-то как все! А теперь как корова пегая!
В другом альбоме были старые открытки с изображением Якутска и куча черно-белых фото. Люди сурово смотрели с фотографий, почти не улыбаясь. Наверное, это были каки-то родственники, но Мира никого из них не знала.
Она пролистала фотографии и собиралась уже убрать их обратно в пакет, как вдруг из какого-то альбома выпал старый почтовый конверт. Странно, как Мира его пропустила, ведь она внимательно всё просмотрела.
Конверт был запечатан, но не подписан. Внутри что-то лежало. Немного поколебавшись, Мира осторожно оторвала край конверта. Две пожелтевших фотографии легли ей ладони.
Огромная лиственница возвышалась над бревенчатым трапециевидной формы домом, крыша которого как париком поросла травой. Это был тот самый дом из ее сна.
У Миры перехватило дыхание. На другой расплывчатой фотографии сидел сухонький старик, которого она столько раз видела во сне. Лицо его покрывали морщины, глубоко засевшие на лбу и вокруг глаз. Тонкие губы спрятались под густыми закрученными кверху усами, переходившими в узкую короткую бородку. Волосы непослушным ежиком топорщились по сторонам. И цепкий взгляд внимательных глаз изучал Миру. Словно не она смотрит на фото, а старик с фотографии ее разглядывает. «Дед Митрий» – подписал кто-то красивым ровным подчерком.
– Мит-те-рей, – шепотом произнесла Мира. Старик кивнул.
Мира выронила от неожиданности фотографии. В кладовке горела всего одна лампочка, тусклый свет едва пробивался сквозь царивший там полумрак.
– Показалось. – успокаивала себя Мира.
– В который раз. – проскользнули по задворкам в голове мысли.
Мира подняла фотографии. Старик сидел на скамейке возле дома. На нем была светлая рубаха, темные штаны, заправленные в высокие сапоги. Старик больше не кивал, но смотрел так, будто готов был ответить на все её вопросы.
Мира собрала альбомы в пакет и закинула на полку. А конверт оставила себе. Идея с аллергией явно провалилась, но Мире уже было не до того. Мысленно она возвращалась к большой лиственнице, мохнатому домику и пронзительному взгляду старика Миттерея.
Мира зашла в свою комнату. На стенах застыли в разных позах нарисованные ею мультяшными глазами герои. И вдруг ей неистово захотелось их сорвать. Один за другим она отрывала листочки со стен. Черно-белые, карандашные наброски, разукрашенные маркерами – Мира не успокоилась пока не остались недоумевающие голые стены. Затем она села за стол, взяла лист бумаги и, не задумываясь, начала рисовать.
Лошади с буйными гривами, высокой холкой, мощным крупом били копытами по белым альбомным листам.
– Дьесегей. – услышала уже знакомое слово Мира.
Мира обернулась, рядом с письменным столом стоял Миттерей. Точно такой же как на фотографии: в рубахе, штанах и сапогах.
Воздух отчего-то стал плотный, будто комната наполнилась водой, а звуки существовали только в Мириной голове. Не было ни страха, ни беспокойства, ни каких других чувств.
– Дьесегей – покровитель лошадей, – Миттерей провел ладонью по рисунку в альбоме и Мира услышала звонское конское ржание.
– Пойдем, – Миттерей протянул Мире руку, – Здесь у тебя есть дверь.
Теплая, невесомая ладонь деда коснулась плеча Миры. Мысли словно рыбы проплывали рядом, будто сами по себе, существующие отдельно от Миры.
«Это всего лишь сон, – шептались они. —А может быть и не сон. Определенно не сон.»
Обитая черным дерматином неизвестно откуда взявшаяся дверь в межкомнатной стене, скрипнула. Повеяло сыростью. Мира встала из-за стола и в след за дедом вошла в открывшийся проход. Если это сон, то можно всё. А если не сон, значит такого просто не может быть. Это галлюцинация.
Сначала было темно. Темнота необычно, живая, шевелилась, издавала звуки и украдкой касалась колючим холодком Мириных ног. Затем они летели, как на карусели, по кругу вверх. И наконец темнота осталась позади, зеленый луг распростерся перед глазами Миры. По лугу гуляли лошади: белые, черные, пегие. Свободные, не оседланные, дикий табун.
Если б Мира встретила табун лошадей в городе, её непременно б одолел страх. Сильное животное, с диким непредсказуемым нравом пугало. Здесь всё было иначе.
Мира казалось будто она маленькая. Ей пять лет, а трава в поле выше головы и хочется бежать по этому зеленому морю, захлебываясь радостью. Небо огромное голубое, глаза деда добрые, ласковые.
– Хочешь погладить лошадку?
Лошадь была теплая, с гладкая и пахла свежим сеном. Мира прижалась щекой к мощной шее, обняла руками. Грубый конский волос защекотал нос, Мира громко чихнула и засмеялась. Смех вместе с трепетным чувством счастья разливался теплом внутри.
А потом они шли по дороге: Мира, дед, лошади. А сверху на них глядело, улыбаясь солнце.
–Дальше – сама. – Миттерей остановился
Дорога обогнула широкое поле и поднималась в верх, на пригорке виднелась знакомая красная крыша родного дома.
Мира кивнула, путь был ей хорошо известен.
– Мимо старого балагана не ходи! – крикнул старик вслед.
Мира взбежала на пригорок, вприпрыжку обогнала соседский коровник и пролезла под забором во двор.
Во дворе никого не было. День клонился к концу, вся семья наверняка уже собралась на веранде за большим дубовым столом ужинать.
Мира спешила к ужину, к маме, домой, совсем не ожидая подлой подножки от непонятно откуда взявшегося камня. Она споткнулась и полетела вперед головой, больно ободрав коленки.
Старый балаган тревожно глядел на Миру темными заколоченными окошками. На крыше что-то шевелилось. Черная тень взметнулась в воздух, закружилась и обернувшись вороной полетела прямо на маленькую Миру.
– Мама! – заорала Мира и кое-как встав, опрометью бросилась прочь от балагана.
– Кёр! Кёр! – вопила ворона, хлопая тяжелыми крыльями у Миры над головой. Железные когти царапнули спину.
– Мама! – кричала Мира, задыхаясь от боли и ужаса, – Мама!
Ворона, сделав небольшой круг, снова набросилась. Мира упала. И гадкая птица, улучив момент, больно клюнула в левую бровь.
Лидия Тарасова
Тип: электронная книга
Жанр: Young adult
Язык: на русском языке
Издательство: Автор
Дата публикации: 28.08.2024
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: Легенды гласят, что природа шаманов – быть посредниками между людьми и духами.