Пустошь 1 (1)
Пустошь 1 (1)
Дария Олеговна Тарасова
Чистая фантазия, основанная на реальной жизни. Каждый из нас порой попадает в свою Пустошь и, несмотря на название, находит в ней целый мир, заполненный до краев. Наша собственная пустошь не так пуста, как нам того порой хочется и, погружаясь в нее, мы встречаем все больше и больше проявлений себя самого. И в поисках отдыха от внешнего мира, от суеты и постоянного шума садимся на трамвай до конечной с названием «Дальше ничего», где ждем только стрекота кузнечиков и тихо колышущейся травы. Там мы и остаемся «наедине» с собой.
Дария Тарасова
Пустошь 1 (1)
Вступление.
Снова бреду по песку, натыкаясь на статуи этих девушек. Они стоят, подняв голову к небу, подставив лицо и расправленные ладони солнцу. Все одного цвета, лишь немногим отличающимся от цвета лежащего вокруг песка. То ли из глины, то ли из какой-то неизвестной породы камня. До изумления чётко прописанные черты лица и фигуры притягивают внимание. Внимание тех, кто видит эти статуи впервые, но таких здесь нет. Среди статуй стоят ещё столбы, сделанные из того же неизвестного материала. Никто не знает, сколько им лет, но все до единого выглядят так, будто с того момента, как их высекли и установили по всей пустыне, прошло не больше двух недель. Ни постоянно проносящиеся песчаные бури, ни беспрестанно палящее солнце ничего не сделали им за все столетия, что они здесь простояли.
Я обхожу их снова и снова, в надежде найти хоть какое-то изменение, хоть одну трещинку или осколок, но изо дня в день они всё такие же. Их загадка не под силу моему стареющему от здешних условий организму, а остальных она не интересует. И даже дети, играющие среди барханов и камней, воспринимают загадочные монументы лишь как ещё один источник игр, ни на минуту не задумываясь о том, что в их возникновении и самом пребывании среди этих песков есть величайшая тайна.
Много лет назад по приезде сюда силы энтузиазма наполняли меня. В первые годы благодаря им была составлена подробная карта местности, на которой крестиками отмечались фигуры каменных девушек, колечками – столбы, схематично обозначено поселение… а больше отмечать нечего. Сплошная пустошь. Сначала я хотел усмотреть в расположении скульптур и столбов какую-то закономерность, чёткую схему, план, подсказавший бы мне в каком направлении идти дальше. Но никакого плана не было. Статуи располагались в вольном порядке, никак не желая подходить ни под одну систему. Каждый день меня посещали догадки, рациональные и логичные или безумные и нелепые. Я подскакивал посреди сна, бросал обед, прерывал разговор и бежал, бежал в пустыню, дабы удостовериться, что может, на этот раз моя догадка верна, и восплыть в волнах эйфории. Но каждый раз я бежал напрасно. Взгляд девушек всё также безмолвно устремлялся вперёд и вверх, и мне казалось, что они смеются надо мной.
Своими планами по раскрытию тайны я не заразил никого. Конечно, как только я появился в этих краях, мной заинтересовались. Вежливо предложили и ночлег, и еду, а позднее и возможность всё это отработать. Постепенно я обзавёлся и маленьким жилищем, и минимально необходимым хозяйством. Все были приветливы и дружелюбны. За все года, что я провёл здесь, единственными драками и ссорами были драки и ссоры среди детей. Но дети дрались несерьёзно, через минуту уже забывая обо всех распрях и снова на всех парах мчась наперегонки. Люди держались друг за друга, никогда не позволяя себе такую роскошь, как раскол. В этом тихом бесконечном месте, широко растёкшемся по песку под тяжестью беспрерывно льющихся солнечных лучей, все люди были такие же тихие и бесконечные. Я провёл среди них много лет сознательной жизни, и в голову мою никогда не приходило даже и мысли о том, что что-то может измениться в их укладе.
Я уже давно растерял весь энтузиазм и ходил на ежедневные проверки уже скорее по привычке, нежели для того, чтобы всё-таки сделать открытие. Возможно, где-то в глубине души я и не хотел открытия, ведь тогда последовали бы незамедлительные изменения в моей размеренной жизни. Я был бы обязан снова рисовать схемы, бегать по песочным барханам, постоянно размышлять и делать пометки. А я уже слишком привык жить вечным ожиданием чуда, что, появись это чудо сейчас, я бы посчитал, что у меня отобрали мечту и смысл жизни. Поэтому каждый день я оставлял новую цепочку следов на неизменном песке.
Я размеренно обходил уже такие знакомые и родные изваяния, почти наслаждаясь их неизменностью, и увидел Это. Это было довольно-таки большой дырой в земле, рядом располагалась аккуратная кучка песка, присыпанная сверху чем-то более твёрдым и тёмным. Эта дыра безобразно нарушала всё спокойствие песчаной пустоши, гадким пятном выделяясь среди привычного пейзажа. Я внутренне передёрнулся. И всё ещё вздрагивая от внутренней дрожи, подошёл к дыре. Кто мог сделать это? За всё время я не встречал в этих местах ни одно крупное животное, способное вырыть такую большую яму, и ни одному человеку в голову ни разу не приходила мысль заняться чем-то подобным. Единственным человеком, на которого бы могли пасть подозрения в чём-то выходящем за рамки распланированной жизни, был я. И то, лет десять назад. Но я этого не делал. Когда-то я пытался сдвинуть скульптуры с места, поливать водой, засыпать песком, да и вообще производил нескончаемое количество действий с предметами моего исследования. Но это осталось далеко в прошлом, моя фантазия исчерпалась. Меня интересовали скульптуры и частично то, что располагалось вокруг них. Но по горизонтали. И никогда не приходило мне в голову заинтересоваться, что же хранит пустошь под собой. Да и что я мог там обнаружить? Но если я не интересовался вопросом наличия чего-то стоящего под песком, то кто-то сделал это за меня.
Я стоял у дыры и собирался с духом. Мало какое волнение посещало меня за последние десять лет – я совсем отвык волноваться, просто разучился это делать. А теперь забытое умение вновь нахлынуло, и я ощущал дрожь в коленях и лёгкое электрическое покалывание в кончиках пальцев. Наконец, я заставил себя перегнуться через край и взглянуть вглубь. Глубь ответила мне темнотой. Я продолжал вглядываться, волнуясь уже, что дыра могла оказаться просто обманом. Склонившись и опустив свою верхнюю половину поглубже, я погрузился коленями в тёплый песок. Солнце уже успело прогреть верхние слои воздуха в дыре, но на коже своего лица я вдруг почувствовало нечто такое, что давно не испытывал в мирном климате окрестностей. Это был холодок, тянущийся откуда-то снизу. Он мягко коснулся меня и продолжал холодить моё удивлённое лицо. В пустоши я никогда не мёрз. Я склонялся всё ниже и ниже, внимая холодку, пока мои щёки не заледенели. После медленно выпрямился и присел на колени у отверстия в песке, абсолютно ошеломлённый. В сердце моём возродилось всё то, что тихо спало много лет моего пребывания под покровом солнечных лучей пустоши. То, что я выбросил из памяти, только приехав сюда. Я огляделся вокруг. Этому песку я отдал большую часть своей жизни. Много лет неподвижной погони за зыбкими мечтаниями. Года тайны, которая так и не открылась передо мной ни на миллиметр. Я встал на ноги, отряхнул с коленей песок. Новым взглядом я обвёл стоящие повсюду изваяния. Я не постиг тайну, но теперь я знал, что мне надо делать. Я отвернулся от дыры и пошёл обратно по своим следам.
Глава 1.
– Всё меняется, всё меняется. Одни пришли, другие ушли. Что за нелепое мельтешение? Ох, времена.
– Что ты имеешь в виду, дорогая Мари?
– Ну ты слышала про этих-то? Которые якобы «из-под». Поговаривают, что именно из-за них ушёл Исследователь. А ведь никто и не думал, что он снова двинется в путь. В его-то возрасте. Он так стремился исследовать всё до конца, а тут вдруг сорвался и исчез. Ну никто не думал!
– Хе-хе, – за их спинами внезапно раздались хриплые смешки, и две женщины, увлёкшиеся разговором, подпрыгнули от неожиданности.
– Почему вы смеётесь, Моряк? – Мари спросила это только из вежливости, потому что только из вежливости этот хрип можно было назвать смехом.
– Хе-хе, – снова проскрипел Моряк. – Я всегда знал, что с ним что-то не чисто. Ходил всегда, вынюхивал, выспрашивал. Сразу было видно, что долго он не выдержит…
Мари усмехнулась:
– А двадцать лет – это не долго?
Старый Моряк замялся. Женщина была молодая и красивая, острая на язычок, и он приглядывался к ней уже с того момента, как ей стукнуло пятнадцать. Что ему двадцать лет? – как миг, но она не поймёт. Да и сможет ли понять, живя на свете всего тридцать?
Мари ещё раз усмехнулась, видя замешательство старого Моряка, и он почувствовал, как блаженное тепло разливается внизу его живота. Потому поспешил удалиться, так и не удостоив дерзкую Мари ответом.
Женщины разом хмыкнули и отвернулись от удаляющейся фигурки старика.
– Вот уж кто всё вынюхивает. Противный старикашка, – Мари скорчила гримасу.
– Да, прямо-таки ужом вьётся. И Исследователь всегда страдал от него. Хотя мне порой казалось, что он не замечает ничего вокруг.
Мари с сожалением взглянула на подругу. В отличие от Мари Изабелль была невзрачной, тусклой и так и не смогла зажечь ни одно сердце. И последние десять лет вокруг Исследователя вился отнюдь не старый Моряк. Но Исследователь и правда не замечал или не хотел замечать все старания Изабелли. Поэтому та тускнела ещё больше. Соломенные волосы всё больше выгорали, в белках больших глаз появлялось всё больше желтизны и красных прожилок от мелких песчинок, беспрерывно носящихся в воздухе. Весь вид Изабелль напоминал об отмирании клеток. Да и сейчас она тащила корзину с рыбой, согнувшись, превращаясь в сгорбленную пожилую женщину.
Мари стало жаль её, и она подхватила корзину.
– Давай помогу, а то надорвёшься вовсе.
Изабелль перераспределила тяжесть, и они двинулись в сторону её жилища, по привычному проваливаясь в песок.
Моряк хлопнул дверью каюты. Он еле доковылял до тахты, и, думая о Мари, принялся разжигать свой огонь, пока тот окончательно не вылился. После он расслабленно лежал на тахте, представляя себе белую бархатную кожу Мари под своими пальцами.
Спустя полчаса он вышел из каюты и поднялся на высоко задранный нос корабля. Корабля, который давно завяз в песках пустоши. В далёкой нынче от него юности Моряк выбрал его в качестве жилища, чем и заработал своё имя. Но отнюдь не тем, что хоть раз действительно управлял этой или любой другой посудиной, как наивно полагали молодые обитатели пустоши. В те времена, когда Моряк был ещё маленьким ребёнком, поселение только рождалось, и среди тех, кто основывал его, образовался раскол. Люди рассеялись по лагерю, отгородились друг от друга ненадёжными песочными стенами. После первой песчаной бури из и так небольшого числа людей уцелела весьма малая часть. А домов и предметов хозяйства уцелело и того меньше. Маленький тогда ещё Моряк был среди выживших, в отличие от своих родителей. После этой страшной бури люди стянулись друг к другу, образовав сплочённую общину, но маленький мальчик оказался вне её, потому как люди помнили, что именно его родители были зачинщиками раскола. Они игнорировали его, мстя уже погибшим, но не прощённым. Мальчик убежал, не в силах выносить мёртвое молчание в его присутствии и мёртвые взгляды не только в спину. Он бежал в глубину пустоши, пока не наткнулся на большой и странный дом. Тогда он ещё не знал, что это просто корабль. Испуганно кружа вокруг строения, он всё-таки осмелился зайти внутрь. А потом и остаться жить там. Корабль и его владелец покрывались следами старения вместе вдали ото всех. Со временем все те, кто ненавидел его, и даже их дети сровнялись с песком, похоронив память о своей ненависти с собой. А Моряк стал своего рода авторитетом, хоть и несколько неприятным на вид и поведение, но с его годами считались. Каждый раз, выходя на нос своего корабля, Моряк мельком глядел в сторону бывших могил и криво усмехался.
И в этот раз он не изменил своей привычке. Криво усмехнувшись в сторону, он осмотрел пустошь в общем. Она расходилась во всех направлениях и представляла собой неизменный источник спокойствия. Поселение занимало у пустоши всего-навсего небольшой кусочек жизненного пространства. Пустошь, ничуть не теряя от этого, казалась ещё больше, обширней по сравнению с живым пятнышком поселения.
Песок волнами уходил за горизонт, скрывая один бархан за другим. Барханы сменялись друг другом и небольшими проплешинами ровных мест. На одной из них темнело нечто противоестественное для этих мест. Моряк прищурил глаза и всмотрелся с тройным вниманием. Но тёмное пятно не пожелало рассматриваться, поэтому старый Моряк ослабил глазную хватку и даже немного отгородился от мира веками. Под старческим лбом копошились мысли и сомнения. В конце концов, приняв какое-то решение, он кивнул себе головой и скрылся в каюте.
Свист тихо крался по мягкому песку, подбираясь прямо к чужакам. Медленно продвигаясь вперёд, он укрывался за пологими стенками барханов, которыми изобиловало место дислокации новых людей. Новые появились из-под песка, и теперь мельтешили туда-сюда, громко переговариваясь и делая замеры твердыми линейками и мягкими жгутами. Свист наскоро прочитал заклятье на неприкосновенность, сделав характерный выпад ногой, позванивая колокольчиками на колпаке. От всех можно было ожидать чего угодно, а Свист берёг себя для будущего мира, которому он мог оказать неоценимые услуги. Ведь по его расчётам после апокалипсиса останется жалкая кучка людей, которые от страха и радиации потеряют большинство знаний и навыков. И вот этих беспомощных уцелевших Свист и мог спасти и повести за собой, потому что давно изобретал защитное заклинание от апокалипсиса. Долгие годы исследований в лаборатории приближались к концу, и Свист повергался в полное декадентство.
– Предвестники, – процедил Свист, с подозрительностью следя за действиями людей.
В поселении этих людей называли из-подами. Они появились три дня назад из дыры в песке, и всё это время обустраивались неподалёку от поселения вокруг своей дыры. Ещё никто не осмелился прийти к ним в лагерь, а сами они в поселении не появлялись, видимо, слишком занятые устройством на новом месте.
Оглядывая территорию, Свист заметил, что дыр в песке поприбавилось. Из них то и дело появлялись люди только для того, чтобы снова исчезнуть в других. Больше всех на поверхности оставалась крупная женщина в зелёных шортах, белой рубахе и очках-консервах. Её рыжие волосы приминал зелёный пробковый шлем. По всей видимости, она была руководителем. Или пыталась таковым казаться. Женщина беспрестанно что-то вещала трубным голосом, умудряясь давать распоряжения сразу всем членам её бригады. При долгом фокусировании на этой картине начинало казаться, что, остановись рыжая хоть на секунду, и всё действо замрёт вместе с ней, неспособное функционировать самостоятельно. Но это была видимость. Женщина шумно выдохнула, достала из кармана шорт огромный белоснежный платок и промокнула лоб. После протёрла шею, вытерла руки и громко высморкалась. Смяв бывшую белоснежность в неприглядный комочек, она затолкала его в другой карман. Карман незамедлительно оттопырился, но женщина, не обратив внимания на такую мелочь, снова начала размахивать руками, жестами сопровождая свои слова в адрес каждого в отдельности.
– Огненное порождение апокалипсиса, – снова прошептал Свист, естественно имея в виду женщину-руководителя, а не свою бабушку, которая жила когда-то в горящем кусте Жаркой пещеры.
Но если первая его фраза про предвестников пошла в воздух, не найдя ни одного отклика, кроме газов самого Свиста, то нелестное описание рыжей нашло своих слушателей, и за спиной Свиста раздалось:
– Многие так считают, но она не такая уж плохая тётка. Просто прирождённый руководитель. С рулём и веслом.
Свист отпрянул от голоса, перевернувшись в воздухе, успел три раза щёлкнуть пальцами, ставя защитный барьер, и удачно приземлился на песок позвоночником, с замирающими на устах словами заклятия.
– Вы всё так близко к сердцу принимаете?
Слова, поднявшие Свиста в воздух, принадлежали молодому человеку в чёрном рабочем комбинезоне, застёгнутом до горла на все пуговицы. Он расслабленно привалился к бархану и покачивал в руках тяжёлую на вид кирку. Лоб парня пересекала свежая царапина, а под глазом виднелись три небольших шрама, отчего казалось, что парень насмешливо прищуривается.
– Вы из города?
– Нет. Я из поселения, – буркнул Свист, всё ещё лежа на песке, и хрустнул мизинцем на тот случай, если этот демон захочет забрать его язык, а уж заодно с ним и душу.
– Ну вот я и говорю, что из города. Поднимайтесь. Давайте я вам помогу.
Парень протянул руку Свисту, но тот подпрыгнул сам и сделал предупреждающий знак левым коленом. Не любил он этих шуток. Лучше пресечь все попытки в начале, не давая даже повода приблизиться. Он плюнул через правое плечо, дабы поставить перед воспоминаниями стену и не допустить появление бреши в своей тщательно проработанной обороне против чуждого проникновения.
Парень пожал плечами и снова опустил руку около своего тела, продолжая покачивать киркой, чем превращал нервный дух Свиста прямо-таки в мятежный. Поэтому Свист стал приводить свой дух в порядок, занимая себя стряхиванием налипших песчинок. Он упал так старательно, что умудрился подцепить песок даже на колпак. Две песчинки правой рукой, три – левой, четыре – правой, пять – левой, надуть живот и увеличивать число постепенно.
После 257 песчинки парень нашёл уместным нарушить молчание и представиться, потому что называть его просто «парень» уже неудобно.
– Меня зовут Марсель.
А после решил заодно и рассказать в сжатой форме всё то, что здесь происходит. Для нас. Свисту и так было понятно все, что ему было понятно. А парень и так это знал, иначе бы не рассказал.
– Я работаю в бригаде у Бэстии Клик. Её бригада занимается тоннелями. Мы копаем ходы, путешествуем, ищем пустоты. У Бэстии на них нюх. Вот где-то прослышала про вашу пустошь. Мы докапываемся к вам с самого Эзраэля. Все уже отчаялись и посчитали это место мифом. Но вот, как видишь, мы здесь. Всё в точности, как и обещалось. Бригада существует уже лет десять-двенадцать, но я в ней недавно. Впрочем, Бэстия – это единственный, кто в бригаде с самого начала. Она её основала, она ей руководит, и вообще считает делом своей жизни, никогда не бросит её и умрёт тоже, копая какой-нибудь очередной тоннель, прорываясь к новым неизведанным пустотам. Бэстия – это Бэстия.
– Ты её… партнер?
– Да.
Марсель ещё покачал кирку. Потом закинул её за плечо, повернулся к Свисту спиной и побрёл куда-то в промежуток между барханами. Они в беспорядке были понатыканы по всей пустоши, и кто угодно, убредающий в их сонм, со временем пропадал из поля зрения. Марсель не замедлил проделать то же действие, и пропал из поля зрения Свиста. Свист на всякий случай плюнул в след, но скорее следуя привычке, нежели и правда опасаясь демонских выходок со стороны парня. После он постарался выкинуть его из головы, и вновь принялся пробираться мимо стенок барханов всё ближе к лагерю.
Бэстия лежала на кровати, любовно поглаживая персидскую подушечку. Эту кровать по частям они вынесли из дворца персидского шаха и долго-долго бежали по вырытым под замком тоннелям, унося свои ноги от шахской охраны. Тогда её бригада не насчитывала и десятка человек, и кровать была тяжела.
Бэстия медленно вела пальцем по узору на подушечке, сосредоточившись только на нём, – девушка-массажист массировала ей колени, продвигаясь всё выше и выше.
– Нэл, дорогая, переходи к спине, – Бэстия не могла позволить себе слабость.
Она перевернулась на живот и расслабилась. Там уже можно было не опасаться умелых пальчиков этой хитрой мулатки. Бэстия услышала, как девушка недовольно фыркнула. Эту тёмненькую массажистку она тоже украла из какого-то с виду приличного дома на окраине города. В дом Бэстия попала через подвал, ход в который она прорыла, ошибившись подземными коридорами. Чтобы не теряться, прошла в комнаты. Там и увидела, как Нэл работает над спиной хозяина дома. Бэстия не стала долго думать, а просто вошла и забрала её. Хозяин же был слишком обессилен массажем, чтобы даже сказать что-то.
А теперь она расслаблялась под мягким нажимом хрупких рук и думала о том, что кое-кому уже давно было пора прийти. Этого кое-кого она не видела уже с самого утра, занятая обустройством лагеря. Вечером он обязан быть у неё. Но его не было, и это приводило её в довольно-таки сильное раздражение. Даже массаж полностью не успокаивал. Поэтому она отпустила Нэл, ещё раз недовольно фыркнувшую, и поднялась с подушек.
Бэстия сделала колесо, после встала на руки и прошлась, виляя бёдрами, чтобы возбуждение равномерно распределилось по организму. Бэстия, имея в предках известного в узких кругах Голиафа, организм имела обширный. Чтобы его лучше было видно, она встала к зеркалу. Это зеркало, в отличие от многих вещей, она купила сама на рынке в Непалуе. Зеркало, громоздкое и уродливое, заставляло многих смотрящихся в него, брезгливо морщиться. Но Бэстия отчего-то питала к нему самые тёплые чувства. Возможно оттого, что приобрела это чудовище законным путём. Бэстия торчала посреди палатки, подставляя отражению блестящее от массажного масла тело. Оно бы считалось идеальным, если бы не его габариты. Раньше, в юности, Бэстия частенько проклинала свою прабабку, связавшуюся с таким не по ней крупным мужчиной, по наследственной линии подарившем Бэстии увеличенные размеры. После она привыкла к себе, тем более что большую часть своей жизни проводила в подземных ходах.
От нечего делать Бэстия сорок три раза отжалась от пола и села делать себе педикюр. Обладая выработанной гибкостью, она склонялась всем корпусом к каждому пальчику и высматривала непростительные неровности на ногтях. К своим ступням она не подпускала никого, несмотря на то, что маникюр ей могли делать хоть слепые монашки. Наверное, это оттого, что многим легче было смотреть ей на ноги, нежели задирать голову, чтобы разглядеть лицо. Люди вообще чаще смотрят в пол, потому что это легче, или потому что боятся вступить в неожиданность, или споткнуться и глупо выглядеть, не задумываясь о том, как глупо выглядят они с головой, постоянно опущенной вниз в поисках препятствий.
Обработав один ноготок, Бэстия выпрямилась и с тоской огляделась – полог входа в палатку так и не шелохнулся. Немедленно рассердившись на себя за этот тоскливый взгляд, она плюнула в урну, стоящую в дальнем углу и не попала. Плевок сполз по стенке палатки. Бэстия коротко рыкнула от недовольства и склонилась к следующему пальцу.
Вечерело. Свист сделал ещё шаг по направлению к лагерю. Не стоит спешить, когда приближаешься к месту сбора предвестников апокалипсиса. Из времени, оставшегося до конца света, вполне можно было занять несколько часов на выяснение обстоятельств. Каждый шаг Свист сопровождал рядом определённых заклинаний, потому что дьявол кроется в мелочах. Забудешь прошептать два-три слова над собственным следом – потом никогда не выберешься обратно, демонское отродье всё тебе перепутает – и следы, и мысли. Ступишь не в том ритме – и сожрут с потрохами. Не подпрыгнешь на одной ноге раз, на другой – три, задерживая дыхание – пропадай твоя душа. А как мог Свист руководить остатками глупого человечества без души? Поэтому каждое движение, перед тем как быть сделанным, тщательно продумывалось. Это на родной территории поселения можно было рассчитывать на одно слабенькое заклинание, между барханов Пустоши можно было обойтись двумя-тремя защитными. Но около лагеря так называемых «из-подов» (ха-ха, неразумные поселенцы!) нужно было не то, что ухо, все придатки держать востро! Свист ещё раз сосредоточенно повращал глазами и щёлкнул себя по носу. Перед глазами опять всплыл образ Марселя, даже в плавящем климате Пустоши облаченного в чёрный закрытый комбинезон. Свист помахал руками перед лицом – в следующий раз щёлкать по носу нужно слабее. Но этот щелчок прибавил ему безрассудной храбрости, и Свист, молодецки поправив колпак, сделал ещё один шаг, покидая укрытие бархана.
Члены бригады Бэстии Клик, та самая десятка, основной костяк, сидели на подстилках вокруг аккуратно огороженного костра и курили маленькие горькие сигаретки биди. Этими сигаретками уже который год их угощала девушка Айра, попавшая в бригаду во время поисков пустот в Динии. У неё был талант. Почти в любой точке мира, где бригада ни оказывалась, Айра всегда отыскивала нужные травки и ингредиенты, особым образом засушивала и скручивала.
– Айра, подкинь ещё сигаретку, Синий приближается.
– В этой дурной пустоши ничего не растёт, – проворчала Айра, доставая из поясной сумки биди и передавая её подошедшему Синему. – Последние запасы тратим. Больше не будет, пока не выберемся отсюда.
– Чем тебе эта Пустошь не угодила? Место как место – не хуже, не лучше. Здесь хотя бы спокойно, – обратился Синий к Айре, прикуривая от костра.
– Нехорошее спокойствие. Да ещё эта деревенька. Хоть бы один поинтересоваться пришёл. Мы здесь уже три дня. Ну делегации какая-нибудь во главе со старостой деревни. Одно только слово какое – Пустошь. Тоска слышится.
Полович, прищуривая глаза от дыма, язвительно спросил:
– Тебе новорождённых воплей не хватает?
В Динии Айра работала в роддоме в две смены, ежедневно принимая по нескольку десятков детей, которыми иногда приторговывала – часто случалось принимать близняшек или тройняшек. Айра, повинуясь своей собственной логике, рассуждала, что семье будет трудно прокормить сразу двоих, а то и троих детей, и поэтому вела так называемое «перераспределение» младенцев. Но однажды отлаженная система дала сбой, Айрино «перераспределение» было раскрыто, и ей пришлось в буквальном смысле бежать. В процессе бега, спасаясь от местной полиции, Айра прыгнула в яму в земле и попала в тщательно копаемый Бэстией тоннель, а через пару часов объяснений и просьб и в тщательно формируемую бригаду Бэстии.
– Представь себе хватает. Твоих, – Айра прошлое не скрывала, но вот болтать о нём не считала нужным. – Айра, дай сигаретку, Айра, дай сигаретку, – передразнила она. – А нет больше сигареток. И делать их не из чего. Разве что только по местным огородам лазить. А здесь, – она ткнула пальцем в землю, – ничего нет, только камни эти дурные. И песок. А из песка какие биди? Ты их курить будешь? Я вот – нет. Благодарю покорно. Один дым в голове от них и никакого удовольствия.
– Ты и из песка их делаешь? – Синий был действительно удивлён.
– Да какие это биди, – повторила Айра. – Я же говорю – дым один.
Все помолчали, стараясь растянуть последний горьковатый дурман как можно на дольше. Они уже лет восемь как почти каждый вечер курили одной компанией из десяти человек, расслабляясь в лёгком дыму биди и медленных разговоров. Около десяти лет назад Бэстия начала формировать бригаду искателей, устав от бесконечных переходов в компании только самой себя. Так она заполучила в сотрудников своей конторки и Синего, и Половича и всех остальных. Десятой зачисленной была Айра. Обнаружив вокруг себя десятерых, Бэстия прекратила набор, и несколько лет бригада оставалась закрытой для всех остальных желающих. После семи лет она снова открылась по неизвестным причинам и начала наполняться новыми людьми. Бэстия среди прочих набрала ещё и что-то похожее на технический персонал. Они ставили палатки, убирали территорию, переносили и устанавливали оборудование; был даже повар, намного облегчивший жизнь бригаде.
Но старая компания, уже почти слившаяся в одно, не принимала в свой круг ни одного участника. Вместе они усердно работали, перебрасывались дежурными шутками, завтракали-обедали под длинным навесом, но не более того.
– Не нравится мне этот Марсель, – снова проворчала Айра.
– Кликиня ещё тебя не спрашивала с кем ей спутываться, – кинул Полович.
– Он такой…мм…жеманный, женственный какой-то, – Айра часто пропускала замечания циничного Половича. – А вид, будто он постоянно чем-то мучается и страдает от душевных болезней. Играет. Наверное, считает себя несчастным и никем не понятым. Бр, дрожь у меня от таких субчиков.
– Мда, от супчика я бы счас не отказался, – вставил проснувшийся от своих мыслей Плахой.
– Да, кстати, я тоже, – Синий докурил последнюю биди и теперь, расстроенный этим обстоятельством, не знал, чем себя занять. – Пойдёмте, может, там чего ещё осталось от ужина.
Голодная компания поднялась, уже привычно отряхивая песок, и быстро скрылась из виду, стремясь передвинуть себя в пространстве как можно ближе к походной кухне.
Бэстия, мучаясь от непреодолимого желания, ходила кругами по коврам и полу палатки. Иногда она порывалась выйти наружу и занять себя делом, но понимала, что в такой час никаких «дел» найти не удастся. Поднять-то всех на работу она может, но потом это скажется ей сторицей. Бригада беспрекословно подчинялась, но была злопамятна.
Разговаривать с кем-то не хотелось, они непременно заметили бы её неуравновешенное состояние и искусственно спокойно вели бы себя, приводя её в бешенство.
Можно было ещё спуститься в тоннель и поработать одной. Но это означало бы снова предаваться воспоминаниям, которые с каждым тоннелем становились только отчетливей, будто время не стирало ей память, а наоборот восстанавливало.
Бэстия подошла к пологу палатки и выглянула в тёплый сумрак. Невдалеке прошла старая часть бригады, по-видимому, куда-то очень спеша. Бэстия позволила себе почувствовать лёгкий привкус зависти, после безжалостно задавила его, сплюнув в песок. Бегут куда-то. И видно даже с целью бегут. Останавливаются, когда хотят, и снова бегут. И снова с целью. Видят что-то впереди. О боги! Не нужно мне сейчас никакой цели! Дайте только разрешиться от бремени желания.
Бэстия сделала один шаг из палатки, чтобы отправить себя на поиски темнокожей массажистки. Она, наверняка, сможет хорошенько помочь. Конечно, за это придётся расплачиваться потом. Потом. Маленькие просьбы, всегда какая-то зависимость от этой женской хрупкости. Ох, это невозможно! Поистине невозможно. Всегда нужно держать двух-трёх про запас, а не надеяться на одного загадочного, всегда переживающего какое-то глубинное горе. И этот чёрный комбинезон! Молния, пуговки, кнопочки – не добраться. Что за детская принципиальность? Куда он опять пропал в такой неподходящий момент. Надо было брать Пьетро, у него красивый профиль и длинные пальцы. Всё же придётся сдаться на милость Нэл, и не задумываться сейчас о дальнейших трудностях.
Пораздумав, Бэстия вытащила вторую ногу из палатки. Она огляделась, ориентируясь в пространстве, вспоминая, куда поставили палатку Нэл, и направилась туда, постепенно переходя с шага на бег.
Общие палатки были рассчитаны на шесть человек, но Нэл жила в отдельной, дабы девушка получала основы комфорта, и ей не приходили в голову мысли массировать ещё кого-то, кроме нынешней хозяйки. Или мысли подстроить всё так, чтобы ее украли уже у самой Бэстии. Единственное, что не позволялось Нэл – слишком близко подбираться к сокровенным местам хозяйки. Но, пожалуй, в эту ночь запрет мог быть отменён.
Мог бы, если бы Бэстия, мерно работая ногами и руками, чтобы не сбить дыхание при беге и никак не выдать Нэл то, что она бежала, не споткнулась о маленького сухонького человечка, появившегося из-за вертикальной стенки бархана. Бэстия сгруппировалась, перекувырнулась через голову, но это не спасло человечка от сильного удара её крупного тела и от шока. Человечек как упал на корточки, так и стоял, дёргая одной ногой, стуча ногтями по зубам, и бормотал то ли какую-то молитву, то ли ругательства. Бэстия выпрямилась, ощущая песок, неприятно налипший на покрытое массажным маслом тело. Человечек всё сидел на корточках и прижимал к груди что-то квадратное и плоское. «Чёрт бы побрал этих малахольных», – мельком подумалось Бэстии. Она прожевала песок, забившийся ей в рот, и благосклонно сказала, подойдя немного поближе:
– Вы не ушиблись?
Тут человечек опомнился, подскочил, встал перед ней, будто только что и не валялся скорченный на земле. Он дёрнул себя за мочку уха и едва шевельнул губами. Или сказал что-то, или так же прожевывал песок.
– Доброй ночи, мадам Клик. Я вас и искал. Никак не мог вас найти. Вы, как руководитель столь грандиозного предприятия, были чрезвычайно заняты. Но дела неотложные, а я видел свет в вашей палатке, вот и решился побеспокоить вас в такой поздний час, но дела не ждут. Сами понимаете. Вы не могли бы изучить документы? – и человечек, глядя в песок и не поднимая глаза на Бэстию, протянул ей плоский квадратный предмет, оказавшийся папкой.
– Какие документы? Вы у меня работаете?
– Нет, но мечтаю. Пэ О’Двохх. Я много знаю об этой местности и могу быть Вам полезен.
– Чем же? – Бэстия не была добрым самаритянином и долго с малахольными возиться не любила. – Да почему вы всё время дёргаетесь? Почему вы отводите взгляд?
О’Двохх и правда постоянно подергивал себя за ухо, притоптывал ногой, и смотрел исключительно в землю.
– Простите, вы немного не одеты. Я несколько волнуюсь. Я раньше не говорил с вами напрямую. А вы такая женщина, – он даже слегка поклонился, после чего быстро проговорил. – Простите, я слишком много себе позволяю.
– Какая женщина? – Бэстия уже собиралась закончить этот неинтересовавший её разговор с этим неинтересовавшим её человеком, но возможность получить комплимент подсознательно её остановила.
– Поразительная, – выдохнул человечек, покорно склонившись ещё ниже.
Злясь на задержку, Бэстия постепенно остывала. Во время разговора с коротышкой всё её безумное желание исчезло, оставляя сожаление и досаду, будто хотел сладко чихнуть, а тебе не дали это сделать. Бэстия потеряла цель. Теперь она просто весьма обнажено стояла посреди лагеря рядом с нелепым просителем. Безделье начало незамедлительно изматывать Бэстию. Она заозиралась в поисках дела. Палатки, палатки, песок, барханы. Никого. Ночь. Где здесь найти дело?!
Бэстия задумчиво посмотрела в землю, себе под ноги. Там, под ногами, терялся силуэт ночного незнакомца, который уже выпал у неё из памяти. Он стоял в ожидании, всё так же протягивая папку. Бэстия снова оглядела песок. Все спят или развлекаются. Дел нет. Она склонилась к Пэ О’Двохху:
– Давай свою папку, что там у тебя. Пошли в палатку, там разберёмся, а то здесь не видно ничего. Пошли, пошли.
В лагере снова появилась тишина.
Глава 2.
Славек раздражённо пинал пустую крабовую раковину, закатившуюся под стол. Мать снова уже с утра была такой уставшей, такой измученной, ссохшейся. Механическими движениями очищая рыбу для завтрака, она вгоняла его в настолько глубокую тоску, что хотелось сбросить разом на пол все тарелки, чтобы хоть как-то расшевелить её. Славек смотрел на мать и представлял, как и он, день за днём ссыхаясь от ровной жизни цвета песка, от монотонных действий для поддержания монотонного существования, в свой час, через несколько десятков лет рассыпается в прах между статуями.
Изабелль, слегка прищурясь, соскребала с рыбы жёсткую чешую. Не отвлекаясь на эти уже давно привычные действия, она думала о своём. Славек, с недавнего времени хмурый и неразговорчивый, снова молчал. На зубах тихонько скрипел песок.
Рыба выскользнула из её рук, больно оцарапав чешуинкой палец. Изабелль по инерции сунула его в рот, но тут же быстро вынула оттуда, поморщившись от мерзкого привкуса, приподняла над головой, останавливая кровь. Несколько растерянно оглянулась по сторонам, и, чтобы заполнить пробел, возникший в привычном алгоритме, обратилась к сыну.
– Славушка, почему ты такой хмурый с утра?
– Всё нормально, – Славек чувствовал ненужность только начинающегося разговора и не хотел его продолжать.
– Что ты будешь сегодня делать? – Изабелль всё держала палец над головой.
– Погуляю.
– Хорошо, но, дорогой, не уходи далеко. Мари сказала, что в Пустошь пришли какие-то чужаки. Пришельцы всегда опасны. – Изабелль снова занялась недочишенной ещё рыбой, пробормотав себе под нос. – Особенно те, которые приходят, а после и уходят, ни слова не сказав.
Последняя фраза неприятно прошлась по размеренно-раздраженному мышлению Славека. В течение всех его лет мать губила себя и свой образ в глазах своего ребёнка всеми этими вздохами, замечаниями, сказанными полушёпотом, опустошённо-уставшим видом и огородными танцами.
Славек сжал кулаки от злости на эту добровольную беспомощность. Он вжался в стул, чтобы не наделать глупостей, не сорваться и не сбежать из этого тухлого убежища. Но Изабелла опять вздохнула, по привычке стараясь прятать этот вздох, и именно эта постоянная боязнь чего-то такого, что даже вздохнуть спокойно не можешь, вывела Славека из себя окончательно. Он вскочил со стула и бессловно вышел в дверь.
Славек был зол как никогда. Махнув рукой немногочисленным приятелям, которые уже собирались, чтобы идти на озеро, он прошагал дальше. Он шёл не останавливаясь, без конца вспоминая и перемалывая мельчайшие детали сегодняшнего разговора, да и всех прочих разговоров, которые без конца сопровождались вздохами, вздохами, вздохами… Почему его мать не Мари? Уж она бы точно не стала так себя вести. Чтобы тихо страдать из-за какого-то пересушенного сморчка, интересующегося лишь глупыми статуями? Нет, Славек даже представить не мог, чтобы такое случилось с Мари. Но с другой стороны, было очень даже славно, что Мари – не его мать. Иначе ему уже давно надо было калёным железом выжечь тестикулы. Ведь всё орудие заодно с ними приподнималось от её прикосновений. Но жаль, что это случалось так редко. Ведь Мари постоянно была занята то одним, то другим. Конечно, она отдавала предпочтение кому-то постарше, чем Славек. Поэтому Славеку мало что перепадало. Тем более он был сыном её подруги. Мари, как могла, пыталась соблюсти приличия. То есть блюсти их совместно с неприличиями. Что получалось у неё до такой степени здорово, что многие приходили посмотреть. И даже пытались перенять опыт, но это был талант от природы.
Злость до такой степени переполняла Славека, что он даже начал светиться неприятным желтоватым светом, различаемым в тени Самого Большого Бархана. Но Самый Большой Бархан находился очень далеко, поэтому ещё неизвестно, испускал ли Славек свет или нет. Он шёл, старательно не различая дороги, чтобы наткнуться на какую-нибудь неприятность назло Изабелли. Внезапно он понял, что из всего гадкого, что можно сделать, нужно сделать сейчас. Нужно попросту отправиться в лагерь «из-подов». Дальше этого мысль не шла, весь остальной мозг был занят злостью, там не осталось места для продумывания последствий. Чем дальше Славек думал, тем ужасней казалась ему его мать и вся его жизнь в целом. Славек даже испытывал своего рода удовлетворение от того, что в дальнейших его планах намечена гадость. И он даже расстроился бы, если бы сейчас его нагнала Изабелль, и пришлось бы мириться.
Тут из-за очередного бархана показались палатки.
Бэстия потянулась всем телом и почти придавила Пэ О’Двохха, лежащего рядом. Потянувшись, она бодро вскочила с кровати и начала разминать затёкшие коленные чашечки. Почти всю ночь она простояла на коленях и локтях, было неприятно смотреть на старающегося удовлетворить её новоявленного экономиста. Тем более, чтобы дотянуться, ему приходилось вставать в полный рост, и это задевало самолюбие Бэстии.
Проснувшийся О’Двохх стыдливо натянул одеяло до подбородка. Но это всё равно не скрыло того факта, что это был никто иной как Свист, проникший на «вражескую» территорию. Ради будущего постапокалиптической цивилизации ему пришлось пожертвовать собственным телом и поступиться предпочтениями. Более об этих предпочтениях не стоит. Не из правил приличия, а лишь по той причине, что это одна из скучных историй его семьи, и она лишь станет тем куском, который обычно пропускают наравне с тавтологическим описанием природы.
Ополоснувшись в походном душе, Бэстия натянула шорты и рубаху. Обнаружив в кармане шорт платок, она вытерла поверхность за ушами, и присела к столу. На столе лежала папка, изучение которой Бэстия отложила на момент, который должен был подойти ровно через пятнадцать секунд. Эти пятнадцать секунд она употребила на дыхательную гимнастику для лучшей работы мозга, после чего приступила к делам. Она как обычно погрузилась в работу с головой, поэтому до поры до времени не обращала внимания на Свиста, который боязливо вылез из-под одеяла и начал собирать свою одежду. Тут он замер, застигнутый мыслью, какой из вариантов наиболее подошёл бы к данной ситуации: остаться и не разрушать образ старательного сотрудника или же бежать со всех ног отмываться от этой женской грязи и искать другие пути проникновения в лагерь. Внезапно его взгляд тяжело упал на зеркало, и он брезгливо поморщился. Впрочем, в своей реакции на это зеркало он не отличился от прочих.
– Господин О’Двохх, вы готовы к работе? Подойдите сюда, мне неясны некоторые нюансы в ваших документах.
Свист поковырял в носу (естественно, чтобы защитить себя от заклятья паралича и слабоумия, которые, как известно, не лечатся) и осторожно подошёл.
– Не жмись. Будешь делать всё правильно, сможешь остаться. А теперь иди сюда, будем разбираться в твоих обязанностях.
– Ах, дорогая Мари, если бы вы знали, как мне тяжело, – сетовала Изабелль своей подруге.
– Что тебя тревожит, расскажи, – Мари накручивала один из вьющихся локонов на палец, уже по привычке оттачивая приёмы соблазнения. Она пыталась не рассматривать Изабелль слишком пристально, чтобы опять не проникнуться к ней противной жалостью.
– Мой Славек совсем от рук отбился. Со мной почти не разговаривает, убегает посреди разговора, постоянно чем-то раздражён. Может быть, он говорил тебе что-нибудь? Ведь он считает тебя своей подругой, – Изабелль преданно посмотрела на Мари.
– Да, считает, – Мари сладко прищурилась при воспоминаниях о проявлениях этой дружбы.
– Так он тебе что-нибудь рассказывал? – требовательно переспросила Изабелль, немного озабоченная молчанием подруги.
– Нет-нет, – поспешно ответила Мари и запретила себе впредь замешкиваться.
– Ты знаешь, я думаю, что он хочет выбраться из Пустоши. Но билет на дирижабль стоит так дорого! Мне никогда в жизни не накопить на два билета! А ты же знаешь, как они поступают с безбилетниками…
Да, все помнили судьбу безбилетника Джонни, и никто не хотел её повторить. Женщины скорбно помолчали минуту.
– Что же делать? Я чувствую, что если я ничего не сделаю, Славек что-то натворит. Вот и сейчас он сбежал, не сказав ни слова, где то он сейчас бродит? Что придёт ему в голову? – Изабелль опустила плечи, грустно покачиваясь всем телом в такт своей печали.
– Не переживай так, Изабелль, в его возрасте все мальчишки такие. Сейчас он, наверняка, бегает где-то с друзьями. Я видела, как они гурьбой шли к озеру, – на самом деле Мари не разглядела, был ли Славек среди той гурьбы, но продолжала успокаивать Изабелль, – они часто туда ходят удить и купаться. Просто сейчас ему куда интересней со сверстниками, нежели с тобой или со мной, – Мари твёрдо верила почти в половину всего, что говорила.
– Ты, правда, так думаешь?
– Конечно, не стоит так переживать. Всё наладится.
– Хорошо бы.
В ведре среди ошмётков и липкой чешуи лежала недочищенная рыба.
Иногда стоит придавать большое значение словам, а иногда и вовсе не стоит придавать значение ничему.
– Честно говоря, друзья мои, тоска смертная, – Айра закручивала очередную биди. На этот раз он, действительно, был из песка.
Бригада скучала у личного костерка. Целыми днями они изрывали местность вдоль и поперёк, но за всё время не нашли ни намёка ни на одну, пусть даже самую незначительную, пустоту. К этой профессиональной неудаче прибавлялось и то, что делать в Пустоши ровном счётом было нечего. Привыкнув к бурной жизни и постоянным перемещениям, члены бригады просто не могли свыкнуться со здешним тихим течением жизни. Возможно, первые три дня это и было как-то забавно – отдохнуть в спокойствии – но к концу недели от тоски хотелось выть.
– И страусу ясно, что здесь мы ничего не найдём! Это видно по всем внешним признакам, – у искателей пустот были свои рабочие секреты и методы. – Что может держать Бэстию здесь?
– Да, видно свои причины, – Полович разгребал большим пальцем ноги золу вокруг костра. – Только мы их никогда не узнаем.
– Да какие причины, – Плахой как всегда неожиданно вынырнул из своих мыслей. – Просто она фанатик. Пока не найдёт то, за чем пришла, – не успокоится.
Бригада согласно вздохнула. Они все это знали. Поэтому и копали как одержимые, только бы скорее наткнуться хоть на что-то или хоть на явный признак того, что искать здесь нечего. Да они и были одержимыми, ибо кто, как не двинутые в уме бросят всё и будут мотаться по свету ради такой явно сомнительной цели – искать «пустоты», то есть пещеры с особым звучанием. Конечно, были в основной бригаде и такие, которые шли в неё ради путешествий или простой наживы. Ведь под землёй какой только гадости нет. Да и потихоньку прорыть ход в какой-нибудь склад, дом или магазин не представляет труда – а кто запретит?
– Не, ребят, – Айра завернула биди и передала его Синему, – пора с песком завязывать, а то вы у меня уже местами в глазах меняетесь. Что ж за местность такая паршивая? Ни одного листика! Ни одной травинки! Говорю вам, гиблое место! – И она выругалась на своём языке, который уже почти забыла. – Пойду я за бархан схожу.
За барханом был всего-навсего туалет, ничего фееричного.
Айра сердито протопала в вечную тень (даже ночью) от этой кучи песка и огляделась. Если там кто-нибудь был помимо неё, то невежливо было бы не поздороваться. Невдалеке от неё действительно кто-то стоял.
– Добрый вечер, – Айра подняла руку в приветственном жесте и пригляделась повнимательней. – Ба, кто тут у нас? Неужели делегация?
– Эй, тухлый день, посмотрите на это! Делегация из деревни! – Айра вышла из-за бархана, таща за руку Славека. Он не был совсем уверен в своём желании так явно вторгаться в жизнь неизвестных «из-подов» и даже слегка жалел, что мать не догнала его. Но девушка, ведущая его, очень понравилась Славеку, ровно как и уделённое ему внимание. Давно ему никто так не радовался.
– Посмотрите, действительно, целая делегация, – Синий улыбнулся навстречу мальчику.
– Откуда ты его взяла? – Полович как обычно не был настроен дружелюбно.
– Прятался за барханом, – Айра знала, что и Половичу прискучило однообразие, и он совсем не против хоть каких-нибудь событий.
– Любопытный? Ну рассказывай, как у вас там дела, почему так редко заглядываете? – Синий решил вывести пришельца на контакт.
От того, что к нему обратились, Славек смутился ещё больше. А тут ещё эта красивая девушка держала его за руку и не отпускала.
– О вас всё поселение говорит. Из-поды то, из-поды сё.., – наконец, ответил Славек.
– Как ты сказал? «Из-поды»?? – Айра отпустила руку Славека и начала хохотать. – Ну как нас только не называли!
– Но так в поселении все говорят, – насупился Славек, поняв, что всё же ляпнул какую-то глупость.
– Ничего, малыш, не обижайся. Мы всего лишь Бригада Бэстии Клик. Особого названия у нас нет, – Айра улыбнулась и поспешила задобрить нежданного посетителя.
– Хм, значит, всё-таки о нас говорят, – Полович тоже улыбнулся Славеку, хотя, скорее всего, это была судорога лица.
Синий затянулся биди и прищурил глаза от едкого дыма. После прожевал попавший на язык песок и досадливо кинул биди в огонь. Всё-таки Айра была права – из песка биди выходили на редкость отвратительные.
Плахой зачерпнул ложку супа и отправил в рот. После чего привычно сплюнул в песок.
– Ну и гадостью же нас кормят эти повара. Откуда только берут? Консервы, – он залил в рот ещё ложку и снова сплюнул.– Эй, малый, а вы чем тут питаетесь? Этим? – он пропустил сквозь пальцы горсть песка.
– Нет, от песка проблемы всякие, его и не ест никто, кроме Свиста. Поэтому он такой странный, – Славек поморщился, вспомнив котлеты из песка. – Мы ловим рыбу. Клубни выращиваем. Каждый месяц копать их, пересаживать, поливать. Да ещё петрушку эту. Гадость ужасная, но мать каждый раз её садит и добавляет везде. А ещё…
– Рыбу? Где? – вдруг встрепенулся Плахой, продолжая ковыряться в кастрюле, которую выманил у простодушных поваров.
– Да тут сейчас озеро недалеко. Вот за тем барханом.
Бригада переглянулась. От скуки они уже обшарили всю пустошь в районе километра, но ни разу не видели даже лужицы, а тут им сообщают о целом озере, которое должно быть у них под носом.
– Смеёшься? – Айра начала разочаровываться в новом знакомом. Хотя перед тем, как называть кого-то знакомым, надо сперва спросить его имя и представится самой. Сократим процедуру представления:
– Славек, – представился Славек.
– Айра.
– Синий.
– Плахой.
– Полович.
Представились и остальные несколько присутствующих, тем самым обозначив не только своё присутствие, но и существование.
– Нет, я не смеюсь, оно правда есть! – Славек не мог потерять их расположение в ту же секунду, в которую получил его. – Оно сейчас за тем барханом, совсем недалеко, мы каждый день купаемся и рыбачим, когда найдем.
– Прости, прости, с озером разберемся, – перебила его Айра, – а что ты ещё говорил про петрушку?
Все застыли в тревожном ожидании. Только Плахой тихонько сплёвывал отвратительный суп, который повара готовили из рук вон плохо, даже когда очень старались. Даже по праздникам этот суп и то выходил отвратительным. И что они туда клали? Впрочем, это риторический вопрос. Им никто никогда не задавался всерьёз. Только вскрикивали иной раз «и что они туда кладут?!», ну, может быть, ещё гневно выдыхали через раздутые ноздри или всплёскивали руками, но дальше этого дело не заходило. Но чтобы взять и целенаправленно пойти в походную кухню и выяснить – тут охотников не находилось. А ведь туда можно было зайти в любой момент. Повара были люди общительные и в высшей степени доброжелательные. Они очень любили поболтать, знали много смешных и интересных историй. Но, увы, на кухню никто никогда из бригады не приходил, а подойти первыми повара стеснялись. Возможно, всё вышеназванное и было причиной малой съедобности обедов.
– Да вот, противная она, говорю, – Славек снова застеснялся. Красивая Айра смотрела на него, всё её внимание было обращено в нему, и он даже не подозревал, что только страсть к биди движет этой незнакомой девушкой. Он посчитал, что она просто плохо расслышала, и проклинал свою косноязычность.
– Значит, твоя мать выращивает петрушку, да?
– Дда, – Славек сильно ущипнул себя за руку, наказав за то, что сболтнул про эту петрушку. Он посчитал, что Айра снова начнёт смеяться над ним как в случае с «из-подами».
– Здорово… Славек, ты просто золото! – сказала довольная Айра и чмокнула Славека в щёку. – Когда подрастёшь – примем в бригаду. Да, ребят? А теперь, по-моему, пора совершить ознакомительную экскурсию в город, а заодно наведаться к нашему новому другу Славеку.
Все согласно покивали, довольно щурясь в предвкушении разморенного отдыха в виде купания в озере после маленьких биди.
Пока остальные совершали кивки, Славек пребывал в счастливой растерянности. Вот вроде только что он был самым несчастным человеком в мире, он шёл в лапы к врагам, к неизвестной опасности, и тут эта опасность оказалась хорошим сюрпризом. Славека никто никогда не целовал, кроме Мари (но Мари целовала многих, он сам часто присутствовал), Мари не называла его «золотом» и уделяла ему внимание только тогда, когда он подворачивался под горячую руку. Эта же темнокожая и темноглазая загадочная девушка Айра, такая весёлая и красивая, поцеловала его на глазах у всех и говорила с ним, слушала его слова и отвечала впопад.
– Вы, правда, возьмёте меня в Бригаду? – Славек желал стать её членом прямо сейчас.
– Обязательно, – счастливо улыбнулась Айра, не рассматривая этот вариант даже в перспективе. Вот к чему приводит стремление к удовольствию. Обман – это ещё одно из самых незначительных преступлений против неустоявшейся личности подростка. Но уже первый камень в её разложение. Впрочем, существует множество куда более приятных способов её разложить. Приятных как для инициатора разложения, так и для подростка. Отчего бы не пользоваться ими?
– Ну что ж, – Айра потёрла руки, – пора, ребята, ознакомиться с местностью. Кто со мной?
Славек просиял.
А теперь пора сосредоточится. Слишком гладкое повествование. Для того, чтобы избавится от этого, стоит взъерошить события. Все персонажи уже введены. Почти все связи уже обозначены. Все герои появлялись и неспешно существовали в ожидании остальных. Конечно же, ещё неизвестно, действительно ли все появились, возможно, кто-то не успел подать заявку на пребывание в Пустоши, и будет добираться своим путём, и проникать в повествование неофициально, без представления. Вероятно, от них можно будет услышать несколько фраз или даже мельком увидеть их, но на основной ход событий они уже вряд ли повлияют. Именно поэтому охраны территорий не будет. Возможно, я зря болтаю.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71018650?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Дария Олеговна Тарасова
Чистая фантазия, основанная на реальной жизни. Каждый из нас порой попадает в свою Пустошь и, несмотря на название, находит в ней целый мир, заполненный до краев. Наша собственная пустошь не так пуста, как нам того порой хочется и, погружаясь в нее, мы встречаем все больше и больше проявлений себя самого. И в поисках отдыха от внешнего мира, от суеты и постоянного шума садимся на трамвай до конечной с названием «Дальше ничего», где ждем только стрекота кузнечиков и тихо колышущейся травы. Там мы и остаемся «наедине» с собой.
Дария Тарасова
Пустошь 1 (1)
Вступление.
Снова бреду по песку, натыкаясь на статуи этих девушек. Они стоят, подняв голову к небу, подставив лицо и расправленные ладони солнцу. Все одного цвета, лишь немногим отличающимся от цвета лежащего вокруг песка. То ли из глины, то ли из какой-то неизвестной породы камня. До изумления чётко прописанные черты лица и фигуры притягивают внимание. Внимание тех, кто видит эти статуи впервые, но таких здесь нет. Среди статуй стоят ещё столбы, сделанные из того же неизвестного материала. Никто не знает, сколько им лет, но все до единого выглядят так, будто с того момента, как их высекли и установили по всей пустыне, прошло не больше двух недель. Ни постоянно проносящиеся песчаные бури, ни беспрестанно палящее солнце ничего не сделали им за все столетия, что они здесь простояли.
Я обхожу их снова и снова, в надежде найти хоть какое-то изменение, хоть одну трещинку или осколок, но изо дня в день они всё такие же. Их загадка не под силу моему стареющему от здешних условий организму, а остальных она не интересует. И даже дети, играющие среди барханов и камней, воспринимают загадочные монументы лишь как ещё один источник игр, ни на минуту не задумываясь о том, что в их возникновении и самом пребывании среди этих песков есть величайшая тайна.
Много лет назад по приезде сюда силы энтузиазма наполняли меня. В первые годы благодаря им была составлена подробная карта местности, на которой крестиками отмечались фигуры каменных девушек, колечками – столбы, схематично обозначено поселение… а больше отмечать нечего. Сплошная пустошь. Сначала я хотел усмотреть в расположении скульптур и столбов какую-то закономерность, чёткую схему, план, подсказавший бы мне в каком направлении идти дальше. Но никакого плана не было. Статуи располагались в вольном порядке, никак не желая подходить ни под одну систему. Каждый день меня посещали догадки, рациональные и логичные или безумные и нелепые. Я подскакивал посреди сна, бросал обед, прерывал разговор и бежал, бежал в пустыню, дабы удостовериться, что может, на этот раз моя догадка верна, и восплыть в волнах эйфории. Но каждый раз я бежал напрасно. Взгляд девушек всё также безмолвно устремлялся вперёд и вверх, и мне казалось, что они смеются надо мной.
Своими планами по раскрытию тайны я не заразил никого. Конечно, как только я появился в этих краях, мной заинтересовались. Вежливо предложили и ночлег, и еду, а позднее и возможность всё это отработать. Постепенно я обзавёлся и маленьким жилищем, и минимально необходимым хозяйством. Все были приветливы и дружелюбны. За все года, что я провёл здесь, единственными драками и ссорами были драки и ссоры среди детей. Но дети дрались несерьёзно, через минуту уже забывая обо всех распрях и снова на всех парах мчась наперегонки. Люди держались друг за друга, никогда не позволяя себе такую роскошь, как раскол. В этом тихом бесконечном месте, широко растёкшемся по песку под тяжестью беспрерывно льющихся солнечных лучей, все люди были такие же тихие и бесконечные. Я провёл среди них много лет сознательной жизни, и в голову мою никогда не приходило даже и мысли о том, что что-то может измениться в их укладе.
Я уже давно растерял весь энтузиазм и ходил на ежедневные проверки уже скорее по привычке, нежели для того, чтобы всё-таки сделать открытие. Возможно, где-то в глубине души я и не хотел открытия, ведь тогда последовали бы незамедлительные изменения в моей размеренной жизни. Я был бы обязан снова рисовать схемы, бегать по песочным барханам, постоянно размышлять и делать пометки. А я уже слишком привык жить вечным ожиданием чуда, что, появись это чудо сейчас, я бы посчитал, что у меня отобрали мечту и смысл жизни. Поэтому каждый день я оставлял новую цепочку следов на неизменном песке.
Я размеренно обходил уже такие знакомые и родные изваяния, почти наслаждаясь их неизменностью, и увидел Это. Это было довольно-таки большой дырой в земле, рядом располагалась аккуратная кучка песка, присыпанная сверху чем-то более твёрдым и тёмным. Эта дыра безобразно нарушала всё спокойствие песчаной пустоши, гадким пятном выделяясь среди привычного пейзажа. Я внутренне передёрнулся. И всё ещё вздрагивая от внутренней дрожи, подошёл к дыре. Кто мог сделать это? За всё время я не встречал в этих местах ни одно крупное животное, способное вырыть такую большую яму, и ни одному человеку в голову ни разу не приходила мысль заняться чем-то подобным. Единственным человеком, на которого бы могли пасть подозрения в чём-то выходящем за рамки распланированной жизни, был я. И то, лет десять назад. Но я этого не делал. Когда-то я пытался сдвинуть скульптуры с места, поливать водой, засыпать песком, да и вообще производил нескончаемое количество действий с предметами моего исследования. Но это осталось далеко в прошлом, моя фантазия исчерпалась. Меня интересовали скульптуры и частично то, что располагалось вокруг них. Но по горизонтали. И никогда не приходило мне в голову заинтересоваться, что же хранит пустошь под собой. Да и что я мог там обнаружить? Но если я не интересовался вопросом наличия чего-то стоящего под песком, то кто-то сделал это за меня.
Я стоял у дыры и собирался с духом. Мало какое волнение посещало меня за последние десять лет – я совсем отвык волноваться, просто разучился это делать. А теперь забытое умение вновь нахлынуло, и я ощущал дрожь в коленях и лёгкое электрическое покалывание в кончиках пальцев. Наконец, я заставил себя перегнуться через край и взглянуть вглубь. Глубь ответила мне темнотой. Я продолжал вглядываться, волнуясь уже, что дыра могла оказаться просто обманом. Склонившись и опустив свою верхнюю половину поглубже, я погрузился коленями в тёплый песок. Солнце уже успело прогреть верхние слои воздуха в дыре, но на коже своего лица я вдруг почувствовало нечто такое, что давно не испытывал в мирном климате окрестностей. Это был холодок, тянущийся откуда-то снизу. Он мягко коснулся меня и продолжал холодить моё удивлённое лицо. В пустоши я никогда не мёрз. Я склонялся всё ниже и ниже, внимая холодку, пока мои щёки не заледенели. После медленно выпрямился и присел на колени у отверстия в песке, абсолютно ошеломлённый. В сердце моём возродилось всё то, что тихо спало много лет моего пребывания под покровом солнечных лучей пустоши. То, что я выбросил из памяти, только приехав сюда. Я огляделся вокруг. Этому песку я отдал большую часть своей жизни. Много лет неподвижной погони за зыбкими мечтаниями. Года тайны, которая так и не открылась передо мной ни на миллиметр. Я встал на ноги, отряхнул с коленей песок. Новым взглядом я обвёл стоящие повсюду изваяния. Я не постиг тайну, но теперь я знал, что мне надо делать. Я отвернулся от дыры и пошёл обратно по своим следам.
Глава 1.
– Всё меняется, всё меняется. Одни пришли, другие ушли. Что за нелепое мельтешение? Ох, времена.
– Что ты имеешь в виду, дорогая Мари?
– Ну ты слышала про этих-то? Которые якобы «из-под». Поговаривают, что именно из-за них ушёл Исследователь. А ведь никто и не думал, что он снова двинется в путь. В его-то возрасте. Он так стремился исследовать всё до конца, а тут вдруг сорвался и исчез. Ну никто не думал!
– Хе-хе, – за их спинами внезапно раздались хриплые смешки, и две женщины, увлёкшиеся разговором, подпрыгнули от неожиданности.
– Почему вы смеётесь, Моряк? – Мари спросила это только из вежливости, потому что только из вежливости этот хрип можно было назвать смехом.
– Хе-хе, – снова проскрипел Моряк. – Я всегда знал, что с ним что-то не чисто. Ходил всегда, вынюхивал, выспрашивал. Сразу было видно, что долго он не выдержит…
Мари усмехнулась:
– А двадцать лет – это не долго?
Старый Моряк замялся. Женщина была молодая и красивая, острая на язычок, и он приглядывался к ней уже с того момента, как ей стукнуло пятнадцать. Что ему двадцать лет? – как миг, но она не поймёт. Да и сможет ли понять, живя на свете всего тридцать?
Мари ещё раз усмехнулась, видя замешательство старого Моряка, и он почувствовал, как блаженное тепло разливается внизу его живота. Потому поспешил удалиться, так и не удостоив дерзкую Мари ответом.
Женщины разом хмыкнули и отвернулись от удаляющейся фигурки старика.
– Вот уж кто всё вынюхивает. Противный старикашка, – Мари скорчила гримасу.
– Да, прямо-таки ужом вьётся. И Исследователь всегда страдал от него. Хотя мне порой казалось, что он не замечает ничего вокруг.
Мари с сожалением взглянула на подругу. В отличие от Мари Изабелль была невзрачной, тусклой и так и не смогла зажечь ни одно сердце. И последние десять лет вокруг Исследователя вился отнюдь не старый Моряк. Но Исследователь и правда не замечал или не хотел замечать все старания Изабелли. Поэтому та тускнела ещё больше. Соломенные волосы всё больше выгорали, в белках больших глаз появлялось всё больше желтизны и красных прожилок от мелких песчинок, беспрерывно носящихся в воздухе. Весь вид Изабелль напоминал об отмирании клеток. Да и сейчас она тащила корзину с рыбой, согнувшись, превращаясь в сгорбленную пожилую женщину.
Мари стало жаль её, и она подхватила корзину.
– Давай помогу, а то надорвёшься вовсе.
Изабелль перераспределила тяжесть, и они двинулись в сторону её жилища, по привычному проваливаясь в песок.
Моряк хлопнул дверью каюты. Он еле доковылял до тахты, и, думая о Мари, принялся разжигать свой огонь, пока тот окончательно не вылился. После он расслабленно лежал на тахте, представляя себе белую бархатную кожу Мари под своими пальцами.
Спустя полчаса он вышел из каюты и поднялся на высоко задранный нос корабля. Корабля, который давно завяз в песках пустоши. В далёкой нынче от него юности Моряк выбрал его в качестве жилища, чем и заработал своё имя. Но отнюдь не тем, что хоть раз действительно управлял этой или любой другой посудиной, как наивно полагали молодые обитатели пустоши. В те времена, когда Моряк был ещё маленьким ребёнком, поселение только рождалось, и среди тех, кто основывал его, образовался раскол. Люди рассеялись по лагерю, отгородились друг от друга ненадёжными песочными стенами. После первой песчаной бури из и так небольшого числа людей уцелела весьма малая часть. А домов и предметов хозяйства уцелело и того меньше. Маленький тогда ещё Моряк был среди выживших, в отличие от своих родителей. После этой страшной бури люди стянулись друг к другу, образовав сплочённую общину, но маленький мальчик оказался вне её, потому как люди помнили, что именно его родители были зачинщиками раскола. Они игнорировали его, мстя уже погибшим, но не прощённым. Мальчик убежал, не в силах выносить мёртвое молчание в его присутствии и мёртвые взгляды не только в спину. Он бежал в глубину пустоши, пока не наткнулся на большой и странный дом. Тогда он ещё не знал, что это просто корабль. Испуганно кружа вокруг строения, он всё-таки осмелился зайти внутрь. А потом и остаться жить там. Корабль и его владелец покрывались следами старения вместе вдали ото всех. Со временем все те, кто ненавидел его, и даже их дети сровнялись с песком, похоронив память о своей ненависти с собой. А Моряк стал своего рода авторитетом, хоть и несколько неприятным на вид и поведение, но с его годами считались. Каждый раз, выходя на нос своего корабля, Моряк мельком глядел в сторону бывших могил и криво усмехался.
И в этот раз он не изменил своей привычке. Криво усмехнувшись в сторону, он осмотрел пустошь в общем. Она расходилась во всех направлениях и представляла собой неизменный источник спокойствия. Поселение занимало у пустоши всего-навсего небольшой кусочек жизненного пространства. Пустошь, ничуть не теряя от этого, казалась ещё больше, обширней по сравнению с живым пятнышком поселения.
Песок волнами уходил за горизонт, скрывая один бархан за другим. Барханы сменялись друг другом и небольшими проплешинами ровных мест. На одной из них темнело нечто противоестественное для этих мест. Моряк прищурил глаза и всмотрелся с тройным вниманием. Но тёмное пятно не пожелало рассматриваться, поэтому старый Моряк ослабил глазную хватку и даже немного отгородился от мира веками. Под старческим лбом копошились мысли и сомнения. В конце концов, приняв какое-то решение, он кивнул себе головой и скрылся в каюте.
Свист тихо крался по мягкому песку, подбираясь прямо к чужакам. Медленно продвигаясь вперёд, он укрывался за пологими стенками барханов, которыми изобиловало место дислокации новых людей. Новые появились из-под песка, и теперь мельтешили туда-сюда, громко переговариваясь и делая замеры твердыми линейками и мягкими жгутами. Свист наскоро прочитал заклятье на неприкосновенность, сделав характерный выпад ногой, позванивая колокольчиками на колпаке. От всех можно было ожидать чего угодно, а Свист берёг себя для будущего мира, которому он мог оказать неоценимые услуги. Ведь по его расчётам после апокалипсиса останется жалкая кучка людей, которые от страха и радиации потеряют большинство знаний и навыков. И вот этих беспомощных уцелевших Свист и мог спасти и повести за собой, потому что давно изобретал защитное заклинание от апокалипсиса. Долгие годы исследований в лаборатории приближались к концу, и Свист повергался в полное декадентство.
– Предвестники, – процедил Свист, с подозрительностью следя за действиями людей.
В поселении этих людей называли из-подами. Они появились три дня назад из дыры в песке, и всё это время обустраивались неподалёку от поселения вокруг своей дыры. Ещё никто не осмелился прийти к ним в лагерь, а сами они в поселении не появлялись, видимо, слишком занятые устройством на новом месте.
Оглядывая территорию, Свист заметил, что дыр в песке поприбавилось. Из них то и дело появлялись люди только для того, чтобы снова исчезнуть в других. Больше всех на поверхности оставалась крупная женщина в зелёных шортах, белой рубахе и очках-консервах. Её рыжие волосы приминал зелёный пробковый шлем. По всей видимости, она была руководителем. Или пыталась таковым казаться. Женщина беспрестанно что-то вещала трубным голосом, умудряясь давать распоряжения сразу всем членам её бригады. При долгом фокусировании на этой картине начинало казаться, что, остановись рыжая хоть на секунду, и всё действо замрёт вместе с ней, неспособное функционировать самостоятельно. Но это была видимость. Женщина шумно выдохнула, достала из кармана шорт огромный белоснежный платок и промокнула лоб. После протёрла шею, вытерла руки и громко высморкалась. Смяв бывшую белоснежность в неприглядный комочек, она затолкала его в другой карман. Карман незамедлительно оттопырился, но женщина, не обратив внимания на такую мелочь, снова начала размахивать руками, жестами сопровождая свои слова в адрес каждого в отдельности.
– Огненное порождение апокалипсиса, – снова прошептал Свист, естественно имея в виду женщину-руководителя, а не свою бабушку, которая жила когда-то в горящем кусте Жаркой пещеры.
Но если первая его фраза про предвестников пошла в воздух, не найдя ни одного отклика, кроме газов самого Свиста, то нелестное описание рыжей нашло своих слушателей, и за спиной Свиста раздалось:
– Многие так считают, но она не такая уж плохая тётка. Просто прирождённый руководитель. С рулём и веслом.
Свист отпрянул от голоса, перевернувшись в воздухе, успел три раза щёлкнуть пальцами, ставя защитный барьер, и удачно приземлился на песок позвоночником, с замирающими на устах словами заклятия.
– Вы всё так близко к сердцу принимаете?
Слова, поднявшие Свиста в воздух, принадлежали молодому человеку в чёрном рабочем комбинезоне, застёгнутом до горла на все пуговицы. Он расслабленно привалился к бархану и покачивал в руках тяжёлую на вид кирку. Лоб парня пересекала свежая царапина, а под глазом виднелись три небольших шрама, отчего казалось, что парень насмешливо прищуривается.
– Вы из города?
– Нет. Я из поселения, – буркнул Свист, всё ещё лежа на песке, и хрустнул мизинцем на тот случай, если этот демон захочет забрать его язык, а уж заодно с ним и душу.
– Ну вот я и говорю, что из города. Поднимайтесь. Давайте я вам помогу.
Парень протянул руку Свисту, но тот подпрыгнул сам и сделал предупреждающий знак левым коленом. Не любил он этих шуток. Лучше пресечь все попытки в начале, не давая даже повода приблизиться. Он плюнул через правое плечо, дабы поставить перед воспоминаниями стену и не допустить появление бреши в своей тщательно проработанной обороне против чуждого проникновения.
Парень пожал плечами и снова опустил руку около своего тела, продолжая покачивать киркой, чем превращал нервный дух Свиста прямо-таки в мятежный. Поэтому Свист стал приводить свой дух в порядок, занимая себя стряхиванием налипших песчинок. Он упал так старательно, что умудрился подцепить песок даже на колпак. Две песчинки правой рукой, три – левой, четыре – правой, пять – левой, надуть живот и увеличивать число постепенно.
После 257 песчинки парень нашёл уместным нарушить молчание и представиться, потому что называть его просто «парень» уже неудобно.
– Меня зовут Марсель.
А после решил заодно и рассказать в сжатой форме всё то, что здесь происходит. Для нас. Свисту и так было понятно все, что ему было понятно. А парень и так это знал, иначе бы не рассказал.
– Я работаю в бригаде у Бэстии Клик. Её бригада занимается тоннелями. Мы копаем ходы, путешествуем, ищем пустоты. У Бэстии на них нюх. Вот где-то прослышала про вашу пустошь. Мы докапываемся к вам с самого Эзраэля. Все уже отчаялись и посчитали это место мифом. Но вот, как видишь, мы здесь. Всё в точности, как и обещалось. Бригада существует уже лет десять-двенадцать, но я в ней недавно. Впрочем, Бэстия – это единственный, кто в бригаде с самого начала. Она её основала, она ей руководит, и вообще считает делом своей жизни, никогда не бросит её и умрёт тоже, копая какой-нибудь очередной тоннель, прорываясь к новым неизведанным пустотам. Бэстия – это Бэстия.
– Ты её… партнер?
– Да.
Марсель ещё покачал кирку. Потом закинул её за плечо, повернулся к Свисту спиной и побрёл куда-то в промежуток между барханами. Они в беспорядке были понатыканы по всей пустоши, и кто угодно, убредающий в их сонм, со временем пропадал из поля зрения. Марсель не замедлил проделать то же действие, и пропал из поля зрения Свиста. Свист на всякий случай плюнул в след, но скорее следуя привычке, нежели и правда опасаясь демонских выходок со стороны парня. После он постарался выкинуть его из головы, и вновь принялся пробираться мимо стенок барханов всё ближе к лагерю.
Бэстия лежала на кровати, любовно поглаживая персидскую подушечку. Эту кровать по частям они вынесли из дворца персидского шаха и долго-долго бежали по вырытым под замком тоннелям, унося свои ноги от шахской охраны. Тогда её бригада не насчитывала и десятка человек, и кровать была тяжела.
Бэстия медленно вела пальцем по узору на подушечке, сосредоточившись только на нём, – девушка-массажист массировала ей колени, продвигаясь всё выше и выше.
– Нэл, дорогая, переходи к спине, – Бэстия не могла позволить себе слабость.
Она перевернулась на живот и расслабилась. Там уже можно было не опасаться умелых пальчиков этой хитрой мулатки. Бэстия услышала, как девушка недовольно фыркнула. Эту тёмненькую массажистку она тоже украла из какого-то с виду приличного дома на окраине города. В дом Бэстия попала через подвал, ход в который она прорыла, ошибившись подземными коридорами. Чтобы не теряться, прошла в комнаты. Там и увидела, как Нэл работает над спиной хозяина дома. Бэстия не стала долго думать, а просто вошла и забрала её. Хозяин же был слишком обессилен массажем, чтобы даже сказать что-то.
А теперь она расслаблялась под мягким нажимом хрупких рук и думала о том, что кое-кому уже давно было пора прийти. Этого кое-кого она не видела уже с самого утра, занятая обустройством лагеря. Вечером он обязан быть у неё. Но его не было, и это приводило её в довольно-таки сильное раздражение. Даже массаж полностью не успокаивал. Поэтому она отпустила Нэл, ещё раз недовольно фыркнувшую, и поднялась с подушек.
Бэстия сделала колесо, после встала на руки и прошлась, виляя бёдрами, чтобы возбуждение равномерно распределилось по организму. Бэстия, имея в предках известного в узких кругах Голиафа, организм имела обширный. Чтобы его лучше было видно, она встала к зеркалу. Это зеркало, в отличие от многих вещей, она купила сама на рынке в Непалуе. Зеркало, громоздкое и уродливое, заставляло многих смотрящихся в него, брезгливо морщиться. Но Бэстия отчего-то питала к нему самые тёплые чувства. Возможно оттого, что приобрела это чудовище законным путём. Бэстия торчала посреди палатки, подставляя отражению блестящее от массажного масла тело. Оно бы считалось идеальным, если бы не его габариты. Раньше, в юности, Бэстия частенько проклинала свою прабабку, связавшуюся с таким не по ней крупным мужчиной, по наследственной линии подарившем Бэстии увеличенные размеры. После она привыкла к себе, тем более что большую часть своей жизни проводила в подземных ходах.
От нечего делать Бэстия сорок три раза отжалась от пола и села делать себе педикюр. Обладая выработанной гибкостью, она склонялась всем корпусом к каждому пальчику и высматривала непростительные неровности на ногтях. К своим ступням она не подпускала никого, несмотря на то, что маникюр ей могли делать хоть слепые монашки. Наверное, это оттого, что многим легче было смотреть ей на ноги, нежели задирать голову, чтобы разглядеть лицо. Люди вообще чаще смотрят в пол, потому что это легче, или потому что боятся вступить в неожиданность, или споткнуться и глупо выглядеть, не задумываясь о том, как глупо выглядят они с головой, постоянно опущенной вниз в поисках препятствий.
Обработав один ноготок, Бэстия выпрямилась и с тоской огляделась – полог входа в палатку так и не шелохнулся. Немедленно рассердившись на себя за этот тоскливый взгляд, она плюнула в урну, стоящую в дальнем углу и не попала. Плевок сполз по стенке палатки. Бэстия коротко рыкнула от недовольства и склонилась к следующему пальцу.
Вечерело. Свист сделал ещё шаг по направлению к лагерю. Не стоит спешить, когда приближаешься к месту сбора предвестников апокалипсиса. Из времени, оставшегося до конца света, вполне можно было занять несколько часов на выяснение обстоятельств. Каждый шаг Свист сопровождал рядом определённых заклинаний, потому что дьявол кроется в мелочах. Забудешь прошептать два-три слова над собственным следом – потом никогда не выберешься обратно, демонское отродье всё тебе перепутает – и следы, и мысли. Ступишь не в том ритме – и сожрут с потрохами. Не подпрыгнешь на одной ноге раз, на другой – три, задерживая дыхание – пропадай твоя душа. А как мог Свист руководить остатками глупого человечества без души? Поэтому каждое движение, перед тем как быть сделанным, тщательно продумывалось. Это на родной территории поселения можно было рассчитывать на одно слабенькое заклинание, между барханов Пустоши можно было обойтись двумя-тремя защитными. Но около лагеря так называемых «из-подов» (ха-ха, неразумные поселенцы!) нужно было не то, что ухо, все придатки держать востро! Свист ещё раз сосредоточенно повращал глазами и щёлкнул себя по носу. Перед глазами опять всплыл образ Марселя, даже в плавящем климате Пустоши облаченного в чёрный закрытый комбинезон. Свист помахал руками перед лицом – в следующий раз щёлкать по носу нужно слабее. Но этот щелчок прибавил ему безрассудной храбрости, и Свист, молодецки поправив колпак, сделал ещё один шаг, покидая укрытие бархана.
Члены бригады Бэстии Клик, та самая десятка, основной костяк, сидели на подстилках вокруг аккуратно огороженного костра и курили маленькие горькие сигаретки биди. Этими сигаретками уже который год их угощала девушка Айра, попавшая в бригаду во время поисков пустот в Динии. У неё был талант. Почти в любой точке мира, где бригада ни оказывалась, Айра всегда отыскивала нужные травки и ингредиенты, особым образом засушивала и скручивала.
– Айра, подкинь ещё сигаретку, Синий приближается.
– В этой дурной пустоши ничего не растёт, – проворчала Айра, доставая из поясной сумки биди и передавая её подошедшему Синему. – Последние запасы тратим. Больше не будет, пока не выберемся отсюда.
– Чем тебе эта Пустошь не угодила? Место как место – не хуже, не лучше. Здесь хотя бы спокойно, – обратился Синий к Айре, прикуривая от костра.
– Нехорошее спокойствие. Да ещё эта деревенька. Хоть бы один поинтересоваться пришёл. Мы здесь уже три дня. Ну делегации какая-нибудь во главе со старостой деревни. Одно только слово какое – Пустошь. Тоска слышится.
Полович, прищуривая глаза от дыма, язвительно спросил:
– Тебе новорождённых воплей не хватает?
В Динии Айра работала в роддоме в две смены, ежедневно принимая по нескольку десятков детей, которыми иногда приторговывала – часто случалось принимать близняшек или тройняшек. Айра, повинуясь своей собственной логике, рассуждала, что семье будет трудно прокормить сразу двоих, а то и троих детей, и поэтому вела так называемое «перераспределение» младенцев. Но однажды отлаженная система дала сбой, Айрино «перераспределение» было раскрыто, и ей пришлось в буквальном смысле бежать. В процессе бега, спасаясь от местной полиции, Айра прыгнула в яму в земле и попала в тщательно копаемый Бэстией тоннель, а через пару часов объяснений и просьб и в тщательно формируемую бригаду Бэстии.
– Представь себе хватает. Твоих, – Айра прошлое не скрывала, но вот болтать о нём не считала нужным. – Айра, дай сигаретку, Айра, дай сигаретку, – передразнила она. – А нет больше сигареток. И делать их не из чего. Разве что только по местным огородам лазить. А здесь, – она ткнула пальцем в землю, – ничего нет, только камни эти дурные. И песок. А из песка какие биди? Ты их курить будешь? Я вот – нет. Благодарю покорно. Один дым в голове от них и никакого удовольствия.
– Ты и из песка их делаешь? – Синий был действительно удивлён.
– Да какие это биди, – повторила Айра. – Я же говорю – дым один.
Все помолчали, стараясь растянуть последний горьковатый дурман как можно на дольше. Они уже лет восемь как почти каждый вечер курили одной компанией из десяти человек, расслабляясь в лёгком дыму биди и медленных разговоров. Около десяти лет назад Бэстия начала формировать бригаду искателей, устав от бесконечных переходов в компании только самой себя. Так она заполучила в сотрудников своей конторки и Синего, и Половича и всех остальных. Десятой зачисленной была Айра. Обнаружив вокруг себя десятерых, Бэстия прекратила набор, и несколько лет бригада оставалась закрытой для всех остальных желающих. После семи лет она снова открылась по неизвестным причинам и начала наполняться новыми людьми. Бэстия среди прочих набрала ещё и что-то похожее на технический персонал. Они ставили палатки, убирали территорию, переносили и устанавливали оборудование; был даже повар, намного облегчивший жизнь бригаде.
Но старая компания, уже почти слившаяся в одно, не принимала в свой круг ни одного участника. Вместе они усердно работали, перебрасывались дежурными шутками, завтракали-обедали под длинным навесом, но не более того.
– Не нравится мне этот Марсель, – снова проворчала Айра.
– Кликиня ещё тебя не спрашивала с кем ей спутываться, – кинул Полович.
– Он такой…мм…жеманный, женственный какой-то, – Айра часто пропускала замечания циничного Половича. – А вид, будто он постоянно чем-то мучается и страдает от душевных болезней. Играет. Наверное, считает себя несчастным и никем не понятым. Бр, дрожь у меня от таких субчиков.
– Мда, от супчика я бы счас не отказался, – вставил проснувшийся от своих мыслей Плахой.
– Да, кстати, я тоже, – Синий докурил последнюю биди и теперь, расстроенный этим обстоятельством, не знал, чем себя занять. – Пойдёмте, может, там чего ещё осталось от ужина.
Голодная компания поднялась, уже привычно отряхивая песок, и быстро скрылась из виду, стремясь передвинуть себя в пространстве как можно ближе к походной кухне.
Бэстия, мучаясь от непреодолимого желания, ходила кругами по коврам и полу палатки. Иногда она порывалась выйти наружу и занять себя делом, но понимала, что в такой час никаких «дел» найти не удастся. Поднять-то всех на работу она может, но потом это скажется ей сторицей. Бригада беспрекословно подчинялась, но была злопамятна.
Разговаривать с кем-то не хотелось, они непременно заметили бы её неуравновешенное состояние и искусственно спокойно вели бы себя, приводя её в бешенство.
Можно было ещё спуститься в тоннель и поработать одной. Но это означало бы снова предаваться воспоминаниям, которые с каждым тоннелем становились только отчетливей, будто время не стирало ей память, а наоборот восстанавливало.
Бэстия подошла к пологу палатки и выглянула в тёплый сумрак. Невдалеке прошла старая часть бригады, по-видимому, куда-то очень спеша. Бэстия позволила себе почувствовать лёгкий привкус зависти, после безжалостно задавила его, сплюнув в песок. Бегут куда-то. И видно даже с целью бегут. Останавливаются, когда хотят, и снова бегут. И снова с целью. Видят что-то впереди. О боги! Не нужно мне сейчас никакой цели! Дайте только разрешиться от бремени желания.
Бэстия сделала один шаг из палатки, чтобы отправить себя на поиски темнокожей массажистки. Она, наверняка, сможет хорошенько помочь. Конечно, за это придётся расплачиваться потом. Потом. Маленькие просьбы, всегда какая-то зависимость от этой женской хрупкости. Ох, это невозможно! Поистине невозможно. Всегда нужно держать двух-трёх про запас, а не надеяться на одного загадочного, всегда переживающего какое-то глубинное горе. И этот чёрный комбинезон! Молния, пуговки, кнопочки – не добраться. Что за детская принципиальность? Куда он опять пропал в такой неподходящий момент. Надо было брать Пьетро, у него красивый профиль и длинные пальцы. Всё же придётся сдаться на милость Нэл, и не задумываться сейчас о дальнейших трудностях.
Пораздумав, Бэстия вытащила вторую ногу из палатки. Она огляделась, ориентируясь в пространстве, вспоминая, куда поставили палатку Нэл, и направилась туда, постепенно переходя с шага на бег.
Общие палатки были рассчитаны на шесть человек, но Нэл жила в отдельной, дабы девушка получала основы комфорта, и ей не приходили в голову мысли массировать ещё кого-то, кроме нынешней хозяйки. Или мысли подстроить всё так, чтобы ее украли уже у самой Бэстии. Единственное, что не позволялось Нэл – слишком близко подбираться к сокровенным местам хозяйки. Но, пожалуй, в эту ночь запрет мог быть отменён.
Мог бы, если бы Бэстия, мерно работая ногами и руками, чтобы не сбить дыхание при беге и никак не выдать Нэл то, что она бежала, не споткнулась о маленького сухонького человечка, появившегося из-за вертикальной стенки бархана. Бэстия сгруппировалась, перекувырнулась через голову, но это не спасло человечка от сильного удара её крупного тела и от шока. Человечек как упал на корточки, так и стоял, дёргая одной ногой, стуча ногтями по зубам, и бормотал то ли какую-то молитву, то ли ругательства. Бэстия выпрямилась, ощущая песок, неприятно налипший на покрытое массажным маслом тело. Человечек всё сидел на корточках и прижимал к груди что-то квадратное и плоское. «Чёрт бы побрал этих малахольных», – мельком подумалось Бэстии. Она прожевала песок, забившийся ей в рот, и благосклонно сказала, подойдя немного поближе:
– Вы не ушиблись?
Тут человечек опомнился, подскочил, встал перед ней, будто только что и не валялся скорченный на земле. Он дёрнул себя за мочку уха и едва шевельнул губами. Или сказал что-то, или так же прожевывал песок.
– Доброй ночи, мадам Клик. Я вас и искал. Никак не мог вас найти. Вы, как руководитель столь грандиозного предприятия, были чрезвычайно заняты. Но дела неотложные, а я видел свет в вашей палатке, вот и решился побеспокоить вас в такой поздний час, но дела не ждут. Сами понимаете. Вы не могли бы изучить документы? – и человечек, глядя в песок и не поднимая глаза на Бэстию, протянул ей плоский квадратный предмет, оказавшийся папкой.
– Какие документы? Вы у меня работаете?
– Нет, но мечтаю. Пэ О’Двохх. Я много знаю об этой местности и могу быть Вам полезен.
– Чем же? – Бэстия не была добрым самаритянином и долго с малахольными возиться не любила. – Да почему вы всё время дёргаетесь? Почему вы отводите взгляд?
О’Двохх и правда постоянно подергивал себя за ухо, притоптывал ногой, и смотрел исключительно в землю.
– Простите, вы немного не одеты. Я несколько волнуюсь. Я раньше не говорил с вами напрямую. А вы такая женщина, – он даже слегка поклонился, после чего быстро проговорил. – Простите, я слишком много себе позволяю.
– Какая женщина? – Бэстия уже собиралась закончить этот неинтересовавший её разговор с этим неинтересовавшим её человеком, но возможность получить комплимент подсознательно её остановила.
– Поразительная, – выдохнул человечек, покорно склонившись ещё ниже.
Злясь на задержку, Бэстия постепенно остывала. Во время разговора с коротышкой всё её безумное желание исчезло, оставляя сожаление и досаду, будто хотел сладко чихнуть, а тебе не дали это сделать. Бэстия потеряла цель. Теперь она просто весьма обнажено стояла посреди лагеря рядом с нелепым просителем. Безделье начало незамедлительно изматывать Бэстию. Она заозиралась в поисках дела. Палатки, палатки, песок, барханы. Никого. Ночь. Где здесь найти дело?!
Бэстия задумчиво посмотрела в землю, себе под ноги. Там, под ногами, терялся силуэт ночного незнакомца, который уже выпал у неё из памяти. Он стоял в ожидании, всё так же протягивая папку. Бэстия снова оглядела песок. Все спят или развлекаются. Дел нет. Она склонилась к Пэ О’Двохху:
– Давай свою папку, что там у тебя. Пошли в палатку, там разберёмся, а то здесь не видно ничего. Пошли, пошли.
В лагере снова появилась тишина.
Глава 2.
Славек раздражённо пинал пустую крабовую раковину, закатившуюся под стол. Мать снова уже с утра была такой уставшей, такой измученной, ссохшейся. Механическими движениями очищая рыбу для завтрака, она вгоняла его в настолько глубокую тоску, что хотелось сбросить разом на пол все тарелки, чтобы хоть как-то расшевелить её. Славек смотрел на мать и представлял, как и он, день за днём ссыхаясь от ровной жизни цвета песка, от монотонных действий для поддержания монотонного существования, в свой час, через несколько десятков лет рассыпается в прах между статуями.
Изабелль, слегка прищурясь, соскребала с рыбы жёсткую чешую. Не отвлекаясь на эти уже давно привычные действия, она думала о своём. Славек, с недавнего времени хмурый и неразговорчивый, снова молчал. На зубах тихонько скрипел песок.
Рыба выскользнула из её рук, больно оцарапав чешуинкой палец. Изабелль по инерции сунула его в рот, но тут же быстро вынула оттуда, поморщившись от мерзкого привкуса, приподняла над головой, останавливая кровь. Несколько растерянно оглянулась по сторонам, и, чтобы заполнить пробел, возникший в привычном алгоритме, обратилась к сыну.
– Славушка, почему ты такой хмурый с утра?
– Всё нормально, – Славек чувствовал ненужность только начинающегося разговора и не хотел его продолжать.
– Что ты будешь сегодня делать? – Изабелль всё держала палец над головой.
– Погуляю.
– Хорошо, но, дорогой, не уходи далеко. Мари сказала, что в Пустошь пришли какие-то чужаки. Пришельцы всегда опасны. – Изабелль снова занялась недочишенной ещё рыбой, пробормотав себе под нос. – Особенно те, которые приходят, а после и уходят, ни слова не сказав.
Последняя фраза неприятно прошлась по размеренно-раздраженному мышлению Славека. В течение всех его лет мать губила себя и свой образ в глазах своего ребёнка всеми этими вздохами, замечаниями, сказанными полушёпотом, опустошённо-уставшим видом и огородными танцами.
Славек сжал кулаки от злости на эту добровольную беспомощность. Он вжался в стул, чтобы не наделать глупостей, не сорваться и не сбежать из этого тухлого убежища. Но Изабелла опять вздохнула, по привычке стараясь прятать этот вздох, и именно эта постоянная боязнь чего-то такого, что даже вздохнуть спокойно не можешь, вывела Славека из себя окончательно. Он вскочил со стула и бессловно вышел в дверь.
Славек был зол как никогда. Махнув рукой немногочисленным приятелям, которые уже собирались, чтобы идти на озеро, он прошагал дальше. Он шёл не останавливаясь, без конца вспоминая и перемалывая мельчайшие детали сегодняшнего разговора, да и всех прочих разговоров, которые без конца сопровождались вздохами, вздохами, вздохами… Почему его мать не Мари? Уж она бы точно не стала так себя вести. Чтобы тихо страдать из-за какого-то пересушенного сморчка, интересующегося лишь глупыми статуями? Нет, Славек даже представить не мог, чтобы такое случилось с Мари. Но с другой стороны, было очень даже славно, что Мари – не его мать. Иначе ему уже давно надо было калёным железом выжечь тестикулы. Ведь всё орудие заодно с ними приподнималось от её прикосновений. Но жаль, что это случалось так редко. Ведь Мари постоянно была занята то одним, то другим. Конечно, она отдавала предпочтение кому-то постарше, чем Славек. Поэтому Славеку мало что перепадало. Тем более он был сыном её подруги. Мари, как могла, пыталась соблюсти приличия. То есть блюсти их совместно с неприличиями. Что получалось у неё до такой степени здорово, что многие приходили посмотреть. И даже пытались перенять опыт, но это был талант от природы.
Злость до такой степени переполняла Славека, что он даже начал светиться неприятным желтоватым светом, различаемым в тени Самого Большого Бархана. Но Самый Большой Бархан находился очень далеко, поэтому ещё неизвестно, испускал ли Славек свет или нет. Он шёл, старательно не различая дороги, чтобы наткнуться на какую-нибудь неприятность назло Изабелли. Внезапно он понял, что из всего гадкого, что можно сделать, нужно сделать сейчас. Нужно попросту отправиться в лагерь «из-подов». Дальше этого мысль не шла, весь остальной мозг был занят злостью, там не осталось места для продумывания последствий. Чем дальше Славек думал, тем ужасней казалась ему его мать и вся его жизнь в целом. Славек даже испытывал своего рода удовлетворение от того, что в дальнейших его планах намечена гадость. И он даже расстроился бы, если бы сейчас его нагнала Изабелль, и пришлось бы мириться.
Тут из-за очередного бархана показались палатки.
Бэстия потянулась всем телом и почти придавила Пэ О’Двохха, лежащего рядом. Потянувшись, она бодро вскочила с кровати и начала разминать затёкшие коленные чашечки. Почти всю ночь она простояла на коленях и локтях, было неприятно смотреть на старающегося удовлетворить её новоявленного экономиста. Тем более, чтобы дотянуться, ему приходилось вставать в полный рост, и это задевало самолюбие Бэстии.
Проснувшийся О’Двохх стыдливо натянул одеяло до подбородка. Но это всё равно не скрыло того факта, что это был никто иной как Свист, проникший на «вражескую» территорию. Ради будущего постапокалиптической цивилизации ему пришлось пожертвовать собственным телом и поступиться предпочтениями. Более об этих предпочтениях не стоит. Не из правил приличия, а лишь по той причине, что это одна из скучных историй его семьи, и она лишь станет тем куском, который обычно пропускают наравне с тавтологическим описанием природы.
Ополоснувшись в походном душе, Бэстия натянула шорты и рубаху. Обнаружив в кармане шорт платок, она вытерла поверхность за ушами, и присела к столу. На столе лежала папка, изучение которой Бэстия отложила на момент, который должен был подойти ровно через пятнадцать секунд. Эти пятнадцать секунд она употребила на дыхательную гимнастику для лучшей работы мозга, после чего приступила к делам. Она как обычно погрузилась в работу с головой, поэтому до поры до времени не обращала внимания на Свиста, который боязливо вылез из-под одеяла и начал собирать свою одежду. Тут он замер, застигнутый мыслью, какой из вариантов наиболее подошёл бы к данной ситуации: остаться и не разрушать образ старательного сотрудника или же бежать со всех ног отмываться от этой женской грязи и искать другие пути проникновения в лагерь. Внезапно его взгляд тяжело упал на зеркало, и он брезгливо поморщился. Впрочем, в своей реакции на это зеркало он не отличился от прочих.
– Господин О’Двохх, вы готовы к работе? Подойдите сюда, мне неясны некоторые нюансы в ваших документах.
Свист поковырял в носу (естественно, чтобы защитить себя от заклятья паралича и слабоумия, которые, как известно, не лечатся) и осторожно подошёл.
– Не жмись. Будешь делать всё правильно, сможешь остаться. А теперь иди сюда, будем разбираться в твоих обязанностях.
– Ах, дорогая Мари, если бы вы знали, как мне тяжело, – сетовала Изабелль своей подруге.
– Что тебя тревожит, расскажи, – Мари накручивала один из вьющихся локонов на палец, уже по привычке оттачивая приёмы соблазнения. Она пыталась не рассматривать Изабелль слишком пристально, чтобы опять не проникнуться к ней противной жалостью.
– Мой Славек совсем от рук отбился. Со мной почти не разговаривает, убегает посреди разговора, постоянно чем-то раздражён. Может быть, он говорил тебе что-нибудь? Ведь он считает тебя своей подругой, – Изабелль преданно посмотрела на Мари.
– Да, считает, – Мари сладко прищурилась при воспоминаниях о проявлениях этой дружбы.
– Так он тебе что-нибудь рассказывал? – требовательно переспросила Изабелль, немного озабоченная молчанием подруги.
– Нет-нет, – поспешно ответила Мари и запретила себе впредь замешкиваться.
– Ты знаешь, я думаю, что он хочет выбраться из Пустоши. Но билет на дирижабль стоит так дорого! Мне никогда в жизни не накопить на два билета! А ты же знаешь, как они поступают с безбилетниками…
Да, все помнили судьбу безбилетника Джонни, и никто не хотел её повторить. Женщины скорбно помолчали минуту.
– Что же делать? Я чувствую, что если я ничего не сделаю, Славек что-то натворит. Вот и сейчас он сбежал, не сказав ни слова, где то он сейчас бродит? Что придёт ему в голову? – Изабелль опустила плечи, грустно покачиваясь всем телом в такт своей печали.
– Не переживай так, Изабелль, в его возрасте все мальчишки такие. Сейчас он, наверняка, бегает где-то с друзьями. Я видела, как они гурьбой шли к озеру, – на самом деле Мари не разглядела, был ли Славек среди той гурьбы, но продолжала успокаивать Изабелль, – они часто туда ходят удить и купаться. Просто сейчас ему куда интересней со сверстниками, нежели с тобой или со мной, – Мари твёрдо верила почти в половину всего, что говорила.
– Ты, правда, так думаешь?
– Конечно, не стоит так переживать. Всё наладится.
– Хорошо бы.
В ведре среди ошмётков и липкой чешуи лежала недочищенная рыба.
Иногда стоит придавать большое значение словам, а иногда и вовсе не стоит придавать значение ничему.
– Честно говоря, друзья мои, тоска смертная, – Айра закручивала очередную биди. На этот раз он, действительно, был из песка.
Бригада скучала у личного костерка. Целыми днями они изрывали местность вдоль и поперёк, но за всё время не нашли ни намёка ни на одну, пусть даже самую незначительную, пустоту. К этой профессиональной неудаче прибавлялось и то, что делать в Пустоши ровном счётом было нечего. Привыкнув к бурной жизни и постоянным перемещениям, члены бригады просто не могли свыкнуться со здешним тихим течением жизни. Возможно, первые три дня это и было как-то забавно – отдохнуть в спокойствии – но к концу недели от тоски хотелось выть.
– И страусу ясно, что здесь мы ничего не найдём! Это видно по всем внешним признакам, – у искателей пустот были свои рабочие секреты и методы. – Что может держать Бэстию здесь?
– Да, видно свои причины, – Полович разгребал большим пальцем ноги золу вокруг костра. – Только мы их никогда не узнаем.
– Да какие причины, – Плахой как всегда неожиданно вынырнул из своих мыслей. – Просто она фанатик. Пока не найдёт то, за чем пришла, – не успокоится.
Бригада согласно вздохнула. Они все это знали. Поэтому и копали как одержимые, только бы скорее наткнуться хоть на что-то или хоть на явный признак того, что искать здесь нечего. Да они и были одержимыми, ибо кто, как не двинутые в уме бросят всё и будут мотаться по свету ради такой явно сомнительной цели – искать «пустоты», то есть пещеры с особым звучанием. Конечно, были в основной бригаде и такие, которые шли в неё ради путешествий или простой наживы. Ведь под землёй какой только гадости нет. Да и потихоньку прорыть ход в какой-нибудь склад, дом или магазин не представляет труда – а кто запретит?
– Не, ребят, – Айра завернула биди и передала его Синему, – пора с песком завязывать, а то вы у меня уже местами в глазах меняетесь. Что ж за местность такая паршивая? Ни одного листика! Ни одной травинки! Говорю вам, гиблое место! – И она выругалась на своём языке, который уже почти забыла. – Пойду я за бархан схожу.
За барханом был всего-навсего туалет, ничего фееричного.
Айра сердито протопала в вечную тень (даже ночью) от этой кучи песка и огляделась. Если там кто-нибудь был помимо неё, то невежливо было бы не поздороваться. Невдалеке от неё действительно кто-то стоял.
– Добрый вечер, – Айра подняла руку в приветственном жесте и пригляделась повнимательней. – Ба, кто тут у нас? Неужели делегация?
– Эй, тухлый день, посмотрите на это! Делегация из деревни! – Айра вышла из-за бархана, таща за руку Славека. Он не был совсем уверен в своём желании так явно вторгаться в жизнь неизвестных «из-подов» и даже слегка жалел, что мать не догнала его. Но девушка, ведущая его, очень понравилась Славеку, ровно как и уделённое ему внимание. Давно ему никто так не радовался.
– Посмотрите, действительно, целая делегация, – Синий улыбнулся навстречу мальчику.
– Откуда ты его взяла? – Полович как обычно не был настроен дружелюбно.
– Прятался за барханом, – Айра знала, что и Половичу прискучило однообразие, и он совсем не против хоть каких-нибудь событий.
– Любопытный? Ну рассказывай, как у вас там дела, почему так редко заглядываете? – Синий решил вывести пришельца на контакт.
От того, что к нему обратились, Славек смутился ещё больше. А тут ещё эта красивая девушка держала его за руку и не отпускала.
– О вас всё поселение говорит. Из-поды то, из-поды сё.., – наконец, ответил Славек.
– Как ты сказал? «Из-поды»?? – Айра отпустила руку Славека и начала хохотать. – Ну как нас только не называли!
– Но так в поселении все говорят, – насупился Славек, поняв, что всё же ляпнул какую-то глупость.
– Ничего, малыш, не обижайся. Мы всего лишь Бригада Бэстии Клик. Особого названия у нас нет, – Айра улыбнулась и поспешила задобрить нежданного посетителя.
– Хм, значит, всё-таки о нас говорят, – Полович тоже улыбнулся Славеку, хотя, скорее всего, это была судорога лица.
Синий затянулся биди и прищурил глаза от едкого дыма. После прожевал попавший на язык песок и досадливо кинул биди в огонь. Всё-таки Айра была права – из песка биди выходили на редкость отвратительные.
Плахой зачерпнул ложку супа и отправил в рот. После чего привычно сплюнул в песок.
– Ну и гадостью же нас кормят эти повара. Откуда только берут? Консервы, – он залил в рот ещё ложку и снова сплюнул.– Эй, малый, а вы чем тут питаетесь? Этим? – он пропустил сквозь пальцы горсть песка.
– Нет, от песка проблемы всякие, его и не ест никто, кроме Свиста. Поэтому он такой странный, – Славек поморщился, вспомнив котлеты из песка. – Мы ловим рыбу. Клубни выращиваем. Каждый месяц копать их, пересаживать, поливать. Да ещё петрушку эту. Гадость ужасная, но мать каждый раз её садит и добавляет везде. А ещё…
– Рыбу? Где? – вдруг встрепенулся Плахой, продолжая ковыряться в кастрюле, которую выманил у простодушных поваров.
– Да тут сейчас озеро недалеко. Вот за тем барханом.
Бригада переглянулась. От скуки они уже обшарили всю пустошь в районе километра, но ни разу не видели даже лужицы, а тут им сообщают о целом озере, которое должно быть у них под носом.
– Смеёшься? – Айра начала разочаровываться в новом знакомом. Хотя перед тем, как называть кого-то знакомым, надо сперва спросить его имя и представится самой. Сократим процедуру представления:
– Славек, – представился Славек.
– Айра.
– Синий.
– Плахой.
– Полович.
Представились и остальные несколько присутствующих, тем самым обозначив не только своё присутствие, но и существование.
– Нет, я не смеюсь, оно правда есть! – Славек не мог потерять их расположение в ту же секунду, в которую получил его. – Оно сейчас за тем барханом, совсем недалеко, мы каждый день купаемся и рыбачим, когда найдем.
– Прости, прости, с озером разберемся, – перебила его Айра, – а что ты ещё говорил про петрушку?
Все застыли в тревожном ожидании. Только Плахой тихонько сплёвывал отвратительный суп, который повара готовили из рук вон плохо, даже когда очень старались. Даже по праздникам этот суп и то выходил отвратительным. И что они туда клали? Впрочем, это риторический вопрос. Им никто никогда не задавался всерьёз. Только вскрикивали иной раз «и что они туда кладут?!», ну, может быть, ещё гневно выдыхали через раздутые ноздри или всплёскивали руками, но дальше этого дело не заходило. Но чтобы взять и целенаправленно пойти в походную кухню и выяснить – тут охотников не находилось. А ведь туда можно было зайти в любой момент. Повара были люди общительные и в высшей степени доброжелательные. Они очень любили поболтать, знали много смешных и интересных историй. Но, увы, на кухню никто никогда из бригады не приходил, а подойти первыми повара стеснялись. Возможно, всё вышеназванное и было причиной малой съедобности обедов.
– Да вот, противная она, говорю, – Славек снова застеснялся. Красивая Айра смотрела на него, всё её внимание было обращено в нему, и он даже не подозревал, что только страсть к биди движет этой незнакомой девушкой. Он посчитал, что она просто плохо расслышала, и проклинал свою косноязычность.
– Значит, твоя мать выращивает петрушку, да?
– Дда, – Славек сильно ущипнул себя за руку, наказав за то, что сболтнул про эту петрушку. Он посчитал, что Айра снова начнёт смеяться над ним как в случае с «из-подами».
– Здорово… Славек, ты просто золото! – сказала довольная Айра и чмокнула Славека в щёку. – Когда подрастёшь – примем в бригаду. Да, ребят? А теперь, по-моему, пора совершить ознакомительную экскурсию в город, а заодно наведаться к нашему новому другу Славеку.
Все согласно покивали, довольно щурясь в предвкушении разморенного отдыха в виде купания в озере после маленьких биди.
Пока остальные совершали кивки, Славек пребывал в счастливой растерянности. Вот вроде только что он был самым несчастным человеком в мире, он шёл в лапы к врагам, к неизвестной опасности, и тут эта опасность оказалась хорошим сюрпризом. Славека никто никогда не целовал, кроме Мари (но Мари целовала многих, он сам часто присутствовал), Мари не называла его «золотом» и уделяла ему внимание только тогда, когда он подворачивался под горячую руку. Эта же темнокожая и темноглазая загадочная девушка Айра, такая весёлая и красивая, поцеловала его на глазах у всех и говорила с ним, слушала его слова и отвечала впопад.
– Вы, правда, возьмёте меня в Бригаду? – Славек желал стать её членом прямо сейчас.
– Обязательно, – счастливо улыбнулась Айра, не рассматривая этот вариант даже в перспективе. Вот к чему приводит стремление к удовольствию. Обман – это ещё одно из самых незначительных преступлений против неустоявшейся личности подростка. Но уже первый камень в её разложение. Впрочем, существует множество куда более приятных способов её разложить. Приятных как для инициатора разложения, так и для подростка. Отчего бы не пользоваться ими?
– Ну что ж, – Айра потёрла руки, – пора, ребята, ознакомиться с местностью. Кто со мной?
Славек просиял.
А теперь пора сосредоточится. Слишком гладкое повествование. Для того, чтобы избавится от этого, стоит взъерошить события. Все персонажи уже введены. Почти все связи уже обозначены. Все герои появлялись и неспешно существовали в ожидании остальных. Конечно же, ещё неизвестно, действительно ли все появились, возможно, кто-то не успел подать заявку на пребывание в Пустоши, и будет добираться своим путём, и проникать в повествование неофициально, без представления. Вероятно, от них можно будет услышать несколько фраз или даже мельком увидеть их, но на основной ход событий они уже вряд ли повлияют. Именно поэтому охраны территорий не будет. Возможно, я зря болтаю.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71018650?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Дария Тарасова
Тип: электронная книга
Жанр: Современная русская литература
Язык: на русском языке
Издательство: Автор
Дата публикации: 27.08.2024
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: Чистая фантазия, основанная на реальной жизни. Каждый из нас порой попадает в свою Пустошь и, несмотря на название, находит в ней целый мир, заполненный до краев. Наша собственная пустошь не так пуста, как нам того порой хочется и, погружаясь в нее, мы встречаем все больше и больше проявлений себя самого. И в поисках отдыха от внешнего мира, от суеты и постоянного шума садимся на трамвай до конечной с названием «Дальше ничего», где ждем только стрекота кузнечиков и тихо колышущейся травы. Там мы и остаемся «наедине» с собой.