Главная страница | Современная русская литература | Занзибар. Сборник рассказов

Занзибар. Сборник рассказов
Алексей Николаевич Загуляев
Сборник рассказов, включивший в себя драматические истории, местами с юмором, местами довольно серьёзные. Герои этих рассказов попадают в сложные жизненные ситуации, но, несмотря на трудности, пройдя через ошибки и приключения, выходят победителями из всех передряг. Здесь читатель найдёт и любовь, и предательство, и, конечно же, неожиданные повороты сюжета с непредсказуемым финалом.

Алексей Загуляев
Занзибар. Сборник рассказов

Затянувшаяся расплата
Пятизвёздочный дом престарелых «Сомерсет Хауз» располагался в живописном местечке штата Флорида. В двух километрах на востоке – побережье Атлантического океана, на западе – Мексиканский залив, а на юге – рукой подать до Гаваны. Но вряд ли кому-то из жителей этой тихой гавани сильно хотелось отправиться дальше, чем до бассейна или до роскошного поля, чтобы поиграть, если остались силы, в гольф. Для многих этот райский уголок становился последним перевалочным пунктом между этим и тем светом. Все, кто мог позволить себе тратить ежемесячно по десять тысяч долларов, давно уже отпутешествовались настолько, что вряд ли их удивил бы морской берег или экзотика коммунистической Кубы. Они ели, пили, млели на массажных столах, курили первосортные сигары, иногда смотрели новости и всё больше убеждались в том, что, пожалуй, и хорошо, что они надолго не задержатся в этом несущемся на всех парах в мрачную бездну мире.
Андрей Семёнович Лапин мог позволить себе самые лучшие условия проживания в этом месте. На выбор здесь предоставлялись квартира, коттедж или вилла. Андрей Семёнович выбрал, конечно же, виллу. Цена этому была несколько выше средней, но он при желании мог позволить себе и не такое – в той же Флориде домик в «Сарасота Бэй Клаб» стоил для стариков триста пятьдесят тысяч, не считая ежемесячной платы. Но Андрей Семёнович проявил скромность, в его, разумеется, понимании, тем более что чувствовал он себя в свои шестьдесят девять весьма неплохо и рассчитывал на долгое пребывание в этом раю. Он был владельцем рекламного агентства, офисы которого располагались в Москве, Питере, Праге, Токио и Нью-Йорке. Это было даже не агентство, а огромная корпорация, охватившая своей паутиной полмира. Один рекламный постер на какой-нибудь остановке в центре российской столицы полностью окупал месячное проживание Андрея Семёновича в «Сомерсет Хауз». А таких постеров хватило бы и на целую роту. И это если не считать всевозможных левых услуг, связанных больше с политикой, а не с информацией. Бизнес процветал, особенно в смутные времена, в которые совершенно размылись границы между правдой и неправдой и стёрлись какие-либо моральные ориентиры.
Андрей Семёнович очень устал. Устал от всех этих холёных морд, тугих кошельков, от беспринципных нуворишей и просто от дураков, надеющихся рано или поздно (а желательно как можно быстрей) влиться в эти бесконечные ряды толстосумов. И не то чтобы он с сожалением почувствовал царившую вокруг несправедливость, или каким-то образом пробудилась вдруг у него совесть, – нет. Он просто пресытился жизнью. Всё, что он хотел когда-то увидеть, он увидел. Всё, что хотел потрогать – потрогал. Всё, что можно было попробовать на вкус – вкусил по полной программе. И теперь не хотел ни видеть, ни чувствовать, ни ощущать утробой. Теперь достаточно было и тех окрестностей, которые открывались ему из окна виллы.
Особенно остро желание отойти от бизнеса и удалиться от привычного мира возникло после смерти супруги Тамары. Она исчерпала свои физические возможности первой. Три года тому назад. Андрей Семёнович часто ей изменял, никогда не выражал открыто какой-то особенной к ней любви, но, когда её вдруг не стало, оказалось, что ко всему оставшемуся на прежних местах он испытывает ещё большее равнодушие, вплоть до полного отторжения. Он быстро сник и полностью погрузился умом в прошлое. Настоящее, а уж тем более будущее, его совершенно перестало интересовать.
Была у него дочь Марина, родившаяся, когда ему перевалило за сорок. С детьми они с женой не спешили. В двадцать лет Андрей Семёнович выдал дочь замуж и этим сделал несчастной, потому как у дочки до замужества имелись совсем другие планы на личную жизнь. Но фирму необходимо было оставить заточенному на такой бизнес человеку, а Марина к делу жизни отца оказалась более чем равнодушна. Она непременно загубила бы бизнес – Андрей Семёнович был в этом абсолютно уверен. А Виктор, нелюбимый супруг Марины, являл собою человека схожей с Андреем Семёновичем породы и точно не спустил бы разросшееся агентство в унитаз. Пришлось проявить свой жёсткий характер, потому что не терпелось отойти от всех дел и сбежать подальше от московской суеты, чтобы полной грудью вдыхать свободу атлантического земного рая. Он обеспечил безбедное существование не только дочери, но и двум её сыновьям-близняшкам, родившимся через восемь месяцев после брака. Ну что им ещё нужно для счастья? Андрей Семёнович свою миссию выполнил, пусть даже и не посчитавшись с мнением Марины. Уж он-то знал, что ничего важнее денег в этом мире не существует. Всё, кроме них, виделось ему романтическими слюнями, философией для бездельников и тупиц, прикидывающихся праведными умами. Деньги решают всё. Или почти всё, если согласиться с тем, что пока ещё невозможно купить себе вечную молодость. Но такие вещи решает уже Господь, и за это Ему не нужно платить вовсе.

Марина навещала отца в «Сомерсет Хауз» раз в два года, когда возникала необходимость отправиться в командировку по делам агентства в Нью-Йорк. Брала машину в прокат и ехала до самой Флориды. Сегодня была её третья поездка к отцу. Он оставил их шесть лет тому назад, когда его внукам – Кириллу и Артёму – исполнился всего годик. Внуки своего деда ни разу после этого не видели, для них он был почти мифическим персонажем. Но это и хорошо – так считала Марина. По крайней мере, дед не заморочит им головы своими взглядами на жизнь, пока их отец занимается фирмой, почти не уделяя сыновьям должного родительского внимания. Воспитание близнецов целиком и полностью легло на её плечи. И она хотя бы этому была рада – ничто другое не приносило двадцативосьмилетней Марине столько света, как её любимые и ненаглядные чада. Только ради них она и терпела такую жизнь. Только по этой причине не разводилась с Виктором, чувств к которому не испытывала на протяжении всей их условно совместной жизни. Она понимала, что Виктор женился изначально не на ней, а на фирме. И детей он больше просто терпел, словно каких-то задержавшихся слишком долго в их доме гостей. Супруги ночевали в разных спальнях, завтракали и ужинали в разное время, и чаще виделись с няней и домработницами, нежели друг с другом. Даже на работе они старались обходить друг друга стороной. Раз в два или три месяца Виктор всё же навещал по ночам жену, чтобы исполнить свой супружеский долг. Марина терпела, даже не пытаясь притвориться счастливой его визитом. Виктор, судя по всему, тоже страстью особенной не горел, но это было для него чем-то вроде семейного ритуала, чтобы не сделаться окончательно чужим в огромном, трёхэтажном таун-хаусе на Новорижском шоссе, доставшимся в качестве свадебного подарка всё от того же Андрея Семёновича.
Марина и к отцу-то ехала с тяжёлым сердцем. Она не могла простить ему эту созданную по его чертежам искусственную ячейку и без того больного общества. Тем более что этому способствовало очень неприятное обстоятельство, вспоминая о котором, Марина всякий раз начинала рыдать от до сих пор не улёгшейся боли. Вот и сейчас, стоило лишь подумать об этом, как на глаза тут же навернулись горячие слёзы.
– Так, – произнесла вслух Марина, ударив обеими ладонями по рулю, – спокойно. Брось! Потом подумаешь об этом. Не сейчас.
Фразу «подумаю об этом после» она позаимствовала у Скарлетт из «Унесённых ветром», и теперь с успехом применяла её в подобных ситуациях.
Марина уже въехала на территорию пансионата, припарковала автомобиль на стоянке возле аккуратно подстриженных кустов и направилась ко входу сиявшего в ярком солнце белизной трёхэтажного здания. Нужно было отметиться в журнале посетителей и получить пропуск в ту зону, где располагались виллы.
Отец сидел в плетёном кресле на открытой веранде. На глаза его была надвинута широкополая шляпа, а в руках едва держался стакан с недопитым содержимым. Судя по всему, он задремал и не услышал, как на веранду к нему поднялась Марина.
– Отец, – подойдя вплотную и слегка потормошив его за плечо, негромко произнесла гостья.
Отец вздрогнул, приподнял свободной рукой полу шляпы и посмотрел на Марину мутным взглядом, пытаясь понять, кто перед ним стоит.
– Боже мой, – пробормотал он. – Неужели пролетело два года?
– Для кого как, – сказала Марина. – Лично для меня они ползли медленней черепахи.
– Как там у вас в аду? – отец вроде как шутил, но вид у него при этом оставался серьёзным. Эта его манера всякий раз вводила собеседника в заблуждение.
– Адом заведует Виктор. Я стараюсь всё свободное время уделять детям.
– Как они?
– Хотели в этот раз поехать со мной, чтобы увидеть наконец легендарного дедушку в живую. Но с визами не получилось. Ты так и не обзавёлся айфоном?
– Нет, – отец допил из бокала и поставил его на стол. – И не собираюсь. Да ты и сама этого не захочешь. Не делай вид, что жаждешь общаться, а тем более хочешь, чтобы я пудрил мозги внукам.
Разговор, как и обычно, с трудом набирал обороты. Новости, накопившиеся у Марины за два года, укладывались в десять минут скучного диалога. У отца же вообще мало что менялось. Здесь дни почти не отличались один от другого. Можно было, конечно, придумать себе приключений, но Андрей Семёнович предпочитал отныне только проторенные пути. Ему было достаточно и того, что солнце взошло на востоке и село, как полагается, на западе, а весь промежуток между этими событиями чаще всего занимало созерцание и дрёма с сигарой в одной руке и бокалом «Колы» в другой. Алкоголь здесь не приветствовался. Отец не приобрёл в пансионате друзей и за шесть лет так и не смог запомнить имён заботящихся о нём врачей, уборщиков, массажистов и волонтёров. Ему казалось, что каждый месяц они меняются, хотя в большинстве случаев это было не так. Впрочем, в этот раз Марина заметила в поведении отца какую-то тревогу и напряжённость. Ему будто хотелось сказать дочери что-то очень важное, но он никак не решался. Наводящими вопросами Марина попыталась вытянуть из него эту занозу, но так до конца беседы и не сумела.
Они проболтали часа два. И только когда Марина уже собралась уходить, Андрей Семёнович оживился , встал и произнёс:
– Постой. Сейчас.
Он удалился в дом, откуда появился через минуту и протянул Марине визитку:
– Вот, возьми.
– Что это?
– Я тут познакомился с одним человеком…
– Ого! – не удержалась Марина. – Ты меня удивляешь.
– Я серьёзно, дочь. Поверь мне, его услуги могут тебе пригодиться.
– Мне? Зачем? Кто это?
Марина прочитала на визитке: «Михаил Сергеевич Липин», и ниже – его телефон.
– Не тебе, – пояснил отец. – Внукам. Насколько я знаю, у детей нет телохранителя?
– А нужен?
– Не будь такой беспечной. Дети теперь выходят в большой мир – школа, секции, кружки и всякое такое. Одного только водителя им недостаточно.
– Ты пугаешь меня, – нахмурилась Марина. – Виктор давно уладил все дела с конкурентами. Никто не осмелится посягнуть на его детей. Или у меня есть повод переживать? Что-то пошло не так? Откуда вдруг такая забота?
– Когда появится повод, – строго продекламировал мужчина, – будет уже поздно. Я тебе настоятельно рекомендую этого человека.
– Да кто он такой? Почему именно он? В Москве полно охранных агентств.
Отец положил руку на плечо Марины:
– Ты же понимаешь, что я не стал бы просто так кого-то тебе рекомендовать?
– Господи! Папа. Умеешь же ты испортить настроение. Теперь я уснуть не смогу, пока снова не увижу детей.
– Извини. – Отец снова опустился в своё плетёное кресло. – Хочешь пить?
– Нет. Спасибо. Я, пожалуй, пойду, пока ты ещё не задал мне какую-нибудь загадку. Надо успеть на самолёт.
– Ну да. Конечно. Что ж… Увидимся через два года?
– Купи наконец телефон. Пока, – и Марина, ловко сбежав по ступенькам веранды, не оборачиваясь, поспешила уйти.
Когда она отмечалась об отбытии у регистратора, к ней подошёл молодой человек и, улыбнувшись, поинтересовался, не дочка ли она Андрея Семёновича.
– Да, – ответила Марина. – А вы…
– Я его лечащий врач, – представился парень, – Рафаэль.
– Вы хотели поговорить об отце?
– Вы уезжаете? Позвольте, я провожу вас.
Они вышли на улицу и направились в сторону парковки.
– Полагаю, – продолжил доктор, – отец ни словом не обмолвился с вами о своём состоянии?
– В смысле? С ним что-то не так?
– Я так и думал, – покачал головой Рафаэль. – Очень упрямый человек. Не знаю, по каким причинам он решил промолчать, но считаю своим долгом оповестить вас об этом. Неделю назад у него случился инфаркт.
– Инфаркт? Боже! Всё так серьёзно?
– Отец ваш – крепкий мужчина. Довольно быстро оправился. Но обследование показало, что второго такого удара он может не выдержать. Просто имейте это в виду. Вы его не так часто навещаете. А он – противник всех современных коммуникаций. Так что… В случае чего мне самому придётся с вами связаться. Я говорю это только затем, чтобы мой звонок не стал для вас неожиданностью. Надеюсь, конечно, что в ближайшее время ничего такого не случится. Но всё же…
– Да-да, – кивнула Марина. – Спасибо, что сообщили. Я буду иметь в виду.
– Всего хорошего, Марина Андреевна, – с акцентом коверкая имя-отчество, сказал Рафаэль.
– До свидания.
Марина села в машину и закрыла глаза.
«Ну, – подумала она, – рано или поздно должно было произойти что-то подобное. Неужели именно об этом так и не решался сказать отец? Или случилось ещё что-то, что послужило причиной его инфаркта? Он ничего не сказал о главном, но при этом на полном серьёзе заговорил о каком-то телохранителе. Странно».
Марина ещё раз посмотрела на визитку. Только имя и телефон. И больше ничего. Она не понимала. Просто совпадение? Но отец не такой человек, чтобы придавать важность малозначительным вещам. Надо будет в любом случае связаться с этим Липиным. Может быть, он знает что-то такое, о чём умолчал отец.
Марина завела мотор и медленно выехала за территорию пансионата. Нужно было спешить в аэропорт.
Весь тот холод, который устоялся в её отношениях с отцом, не был свойством её или его характера. Вернее, отчасти Андрей Семёнович, был, конечно, человеком тяжёлым в общении со своими близкими, но в случае с Мариной причина крылась в горькой обиде, которую женщина так и не сумела окончательно простить отцу. В восемнадцать лет, учась ещё на первом курсе МГУ, Марина влюбилась в парня по имени Константин. Он учился совсем в другом институте, был старше её на пять лет. Их взаимные чувства были полны искренней страстью и обещали вылиться во что-то большее, если бы в них не вмешался Андрей Семёнович. Когда Константин выпустился из своего ВУЗа и нашёл работу по профилю, то уже на полном серьёзе встал вопрос о женитьбе. Он сделал Марине предложение, на которое она с радостью согласилась, посчитав себя достаточно взрослой и самостоятельной, чтобы не спрашивать родительского благословения. Мать, само собой, знала о серьёзных намерениях своей дочки и была, в общем-то, не против, но, лучше понимая реакцию своего супруга, всё же советовала Марине не торопиться, дать, что называется, время и своим чувствам, и неблагоприятным пока для такого важного шага обстоятельствам. По профессии Костик был налоговым агентом. Заработки в первые годы обещали быть не весть какими, но они вытянули бы даже и без отцовской поддержки. Марине оставалось доучиться каких-то три года. Но Андрей Семёнович уже вплёл судьбу Марины в свои собственные планы, и в этих планах не было места случайным людям, тем более таким, как Костик. Он даже знакомиться с ухажёром Марины не захотел. Девушка объявила бойкот, заперлась в своей комнате и перестала посещать лекции. Дело дошло даже до голодовки, когда до Марины долетела ужасная весть – Константин утонул, празднуя на берегу реки с друзьями свой первый отпуск. Марина не могла в это поверить. Во-первых, она знала, что Костик – прекрасный пловец. Он родился в городе Кстово, на Волге, прежде чем семья его перебралась в столицу. А во-вторых, он никогда не пил, чтобы случившуюся трагедию можно было списать на алкоголь. Марина вышла из своего затворничества, бросилась узнать правду к семье Константина. Но её встретила только скорбная мать пропавшего сына. Оказалось, что это вовсе не злая шутка, а самая что ни на есть кошмарная реальность. Впрочем, тело Константина пока не сумели найти. Поиски продолжались в течение двух недель, но результатов не дали. Марина надеялась, что произошла какая-нибудь чудовищная нелепость, что Костик жив, но по каким-то причинам не может выйти на связь. Она не отходила от телефона, раз за разом просматривая в нём сообщения и, может быть, пропущенные звонки. Но последним сообщением от любимого было его сожаление о том, что она не сможет присоединиться к компании в тот день, когда Константин пропал. Она корила себя за то, что не плюнула в тот раз на свою гордыню и не вышла из комнаты, чтобы увидеться со своим парнем. Да наплевать бы на отца! Она могла вообще сбежать из дома, а не прятаться в самом его углу, как мышка. Но теперь-то что сетовать на саму себя? Всё уже случилось, и время не повернуть вспять. Но ведь бывает же такое – теряют же люди ни с того ни с сего память. Выплыл Костик где-нибудь на другом берегу – и бац! забыл своё имя и место, где оказался. Такими фантазиями Марина питала себя до весны, когда тело Костика всё же удалось отыскать совершенно случайным образом. Хоронили его в закрытом гробу. Как говорили Марине, от лица парня практически ничего не осталось. Всё это настолько оглушило Марину, что она на целых полгода перестала себя осознавать. Превратилась в сомнамбулу, перестала интересоваться тем, что происходило вокруг. Бросила учёбу, разорвала все связи с приятелями, почти не разговаривала с отцом. Как раз в этот промежуток времени умерла и её мама. Марину, словно куклу, куда-то возили, знакомили с ничего не значащими для неё людьми, в числе которых оказался и Виктор. Совсем скоро состоялась и их свадьба… Девушка ничего не соображала. Ей было всё равно, что с ней происходит. Свадьба? Ну хорошо. Пусть будет так. Виктор в первые месяцы их совместной жизни потратил немало усилий на то, чтобы пробудить от душевной спячки Марину и хоть как-то расположить к себе, потому что вся эта скорая затея со свадьбой походила на какое-то насилие с его стороны. Но очнулась Марина лишь тогда, когда родила близнецов. Все переживали, что в таком расстроенном состоянии она не сможет родить. Но Марина смогла. Правда, на месяц раньше. Но это ничего. Мальчики появились на свет вполне здоровыми и не вызывали у врачей никаких особых тревог. Тревожиться следовало о Марине. Антидепрессанты, которые теперь можно было принимать, сделали своё дело, и женщина вроде как справилась с затаившейся в глубине сердца печалью, включилась в новую жизнь, все свои силы и всю не истраченную любовь направив на сыновей. И всё же она продолжала думать о Константине, и чем больше думала, тем крепче становилась уверенность в том, что он умер не по своей вине. Ему помогли. Наверняка помогли. И главным подозреваемым в этом стал Андрей Семёнович. Отец понимал, в чём, ни говоря ни слова, обвиняет его дочь, но оправдываться и разубеждать её не собирался. С тех пор и пролегла между ними эта пропасть, которая за восемь лет почти ни на метр не сделалась меньше. Отъезд отца во Флориду стал отчасти следствием именно этого напряжения. У Марины, конечно, не было на руках никаких фактов, оперируя которыми, она могла бы обвинить отца в преступлении. Может, она ошибается? Может, отец здесь вовсе и ни при чём? Уверенность с годами сделалась не такой прочной, но холод в отношениях так и не сдвинулся ни на градус.
***
Марина вернулась домой разбитая и озабоченная. Её волновали теперь три вещи: прежде всего дети и их безопасность, потом странная визитка Липина и, наконец, состояние дел в нью-йоркском филиале их агентства. Возможно, что все эти три вещи были связаны друг с другом одной нитью. Марина и раньше подозревала супруга в нечистых финансовых схемах, которые он выстраивал за спиной совета директоров и самого Андрея Семёновича, продолжающего, несмотря на свою внешнюю отстранённость, оставаться держателем контрольного пакета акций. Марина по своей должности (а она являлась кем-то средним между менеджером и курьером) не имела прямого доступа к финансовым документам, но и того, что имелось у неё на руках, было достаточно, чтобы понять, что Виктор весьма рискует отцовской фирмой, пытаясь уйти от огромной части налогов. Это началось спустя два года после того, как Андрей Семёнович спрятался от дел во Флориде. Судя по всему, он всё же ошибся в Викторе, доверив ему все главные рычаги управления. Что ж… С одной стороны, приятно было осознавать, что даже такой до мозга костей пропитанный рациональностью человек способен на промах. А с другой… Не то чтобы Марине было жалко отца или его рекламного монстра. Просто было неприятно осознавать себя частью этого грязного механизма. Отцу она, разумеется, ничего не сказала о своих подозрениях. Он сам выбрал такой путь, сам решил довериться Виктору, попутно ввергнув и её в компанию этого нелюбимого, чужого ей человека. В глубине души ей даже хотелось, чтобы эта вавилонская башня рухнула и погребла под собой всех этих паразитов, которые к ней присосались в неуёмной жажде насытить свою плоть. Она в любом случае проживёт – с фирмой или без фирмы, с Виктором или без него. Лишь бы сыновья остались с ней рядом и с ними ничего не случилось. Может быть, отец каким-то образом тоже догадывался о положении дел агентства и потому заблаговременно озаботился безопасностью внуков? Ведь если эта башня даст крен, то набегут полчища завистников и обиженных конкурентов со всеми своими ЧВК и отрядами беспринципных юристов. За этот жирный кусок начнётся самая настоящая война.
С детьми, слава Богу, всё было в порядке. Начинались каникулы. Первые в их жизни летние каникулы, о которых, внезапно озадаченные на целый год кучей новых обязанностей, они так мечтали. Да и Виктора Марина застала в необычном для него приподнятом настроении, хотя оно и показалось супруге слегка наигранным.
– Как съездила? – спросил он, когда они впервые за много лет собрались за ужином вместе. – Как там отец?
– Да обычно съездила, – пожала плечами Марина. – Устала очень. Мне бы сейчас тоже не помешали каникулы.
Дети, гремевшие по тарелкам ложками, рассмеялись.
На сердце у Марины слегка отлегло.
– А знаешь, – воодушевлённо сказал Виктор, – у меня имеется одно предложение.
– И какое же?
– А давайте на недельку махнём в Дубай?
– В Дубай? – удивилась Марина.
Дети замерли, внимательно уставившись на отца.
– Кирилл, Артём, – обратился к ним Виктор, – как вы смотрите на то, чтобы махнуть в Персидский залив?
Мальчики синхронно бросили свои ложки и вскинули вверх руки, изображая восторг и безусловное согласие наметившемуся приключению. До сих пор они ни разу не покидали Москву, а море видели только по телевизору.
– Вылетим частным рейсом, – добавил Виктор. – Без всей этой суеты, без лишних пассажиров, в окружении самого доброжелательного в мире персонала.
Убраться из мегаполиса, начинавшего разогревать свою бетонную утробу набиравшей силу жарой, было бы замечательно.
«Но почему Дубай? – подумала про себя Марина. – Там сейчас, наверное, ещё жарче. Да и всё искусственное вокруг, ненастоящее, нацеленное исключительно на то, чтобы поразить человеческое воображение уровнем технологий и комфорта, немыслимых ещё пятьдесят лет назад посреди пустыни».
Марина с бо?льшим удовольствием уехала бы сейчас в какую-нибудь глубинку, вот в Плёс, например. Маленький городок, затерянный на берегах Волги, при ином раскладе способный превратиться в «русскую Ниццу», но сохранивший, к счастью, свой первозданный уют и почти безлюдность даже в разгар лета. В Плёсе Марина была дважды: один раз с отцом в детстве, а второй – два года назад по делам фирмы. И этот городок её впечатлил. Хотя, по сравнению с советскими временами, как говорили ей старожилы, он несколько и пообветшал, превратившись больше в картинку и утратив прежнее содержание. Но Марина помнила, что во вторую поездку промелькнула у неё в голове мысль купить домик где-нибудь на холме с видом на речные просторы и остаться здесь навсегда жить. Эх! Как было бы, наверное, здорово! Тишина, благодать, никакой суеты, а вокруг – природа, воспетая когда-то самим Левитаном. И детям там наверняка понравилось бы – они росли простыми, не избалованными и любившими естественную красоту мира. Марина понимала, что уже на третий день Дубай их разочарует. Но выбора сейчас, конечно же, не было. Заикнись она в этот момент о Плёсе – и Виктор посмотрит на неё, как на сумасшедшую. Он был из другого теста. Совсем из другого.

В дорогу они собрались быстро, взяв с собой только пару чемоданов с самым необходимым. В самолёте Марина выспалась, убаюканная глухим гудением и восхищёнными возгласами сыновей, впервые увидевших землю с такой высоты.
В аэропорту их уже встречал белый, неимоверной длины лимузин, доставивший до отеля «Бурдж-эль-Араб». Это здание было достопримечательностью Дубая, негласно получив от журналистов рейтинг небывалых семи звёзд. Расположившись на расстоянии двухсот восьмидесяти метров от берега на искусственном острове, оно походило на огромный, высотою в триста двадцать один метр парусник, внутри которого находились самые дорогие в мире номера люкс с видом на океан с одной стороны и на усеянный высотками город с другой.
Их номер был высотою в два этажа. Внизу располагался большой общий зал с панорамными окнами во всю ширину стены, с диванчиками, столиками, коврами и дизайнерскими излишествами в арабском стиле. На втором этаже были спальни и две просторные ванные комнаты, одна из которых имела джакузи в форме круглого мраморного бассейна. Из рекламного буклета Марина узнала, что для украшения интерьера во всём отеле строителями было использовано восемь тысяч квадратных метров двадцатидвухкаратного сусального золота. Ну и зачем было тратить такие деньжищи на этот номер? Марина недоумевала. Виктор никогда не отличался особой расточительностью. А теперь вдруг такой фокус…
У Кирилла и Артёма разбега?лись глаза от увиденного. Они с первых же секунд начали носиться по номеру, исследуя все его закоулки, так что Марине стало боязно, что они в этом ажиотаже расшибут себе голову, оступившись на одной из лестниц или врезавшись в какой-нибудь из предметов. Однако и сам перелёт, и смена климата, и наплыв впечатлений к двум часам дня всё-таки утомил и их. Они сделались вялыми и стали зевать. Марина их умыла, отвела в спальню и уложила в кровати.
Когда она спустилась вниз, то обнаружила Виктора у окна с пепельницей и сигаретой в руках.. Она тоже почувствовала усталость, зевнула, тряхнула головой и подошла к супругу.
Напускная весёлость и огонёк, всё последнее время исходившие от Виктора, теперь исчезли с его лица. Он снова сделался напряжённым, лоб его пробороздили морщины, и движения стали нервными.
– Что-то не так? – спросила его Марина.
Он промолчал, посмотрел на жену отстранённым и одновременно изучающим взглядом.
– Ты бледный какой-то. Что случилось? Устал?
– Хочу кое-о-чём с тобой поговорить, – с серьёзным видом промолвил наконец он.
– Так… – по спине у Марины пробежал холодок. – И о чём же?
– О Кирилле и об Артёме.
«Ну вот, – подумала Марина, – началось».
– Я никогда не понимал, – продолжил Виктор, – в кого у них такие характеры.
– Какие такие?
– Совсем не похожие на мой. Подожди. Послушай. Это серьёзно. Да и внешне в них нет ничего от меня. Я всегда полагал, что они целиком пошли в тебя. Но ведь и в тебе не столько романтики и простоты, сколько её в них. Я, конечно, и не знал тебя близко другой, той, какой ты была до того случая…
– До какого случая?
– С твоим бывшим. – Виктор поморщился, будто речь зашла о чём-то ему противном.
– С Костиком? – сама испугавшись произнесённого вслух имени, спросила Марина.
– Не знаю как его там. Наверно. Ты же не наблюдала себя со стороны. А ведь я женился не на человеке, а на твоей тени. Пытался всё это время отгадать, какой же была ты на самом деле. Но так и не смог. Видимо, та часть тебя давно умерла.
– Да к чему весь этот разговор, Виктор? Я не понимаю.
Виктор ещё внимательнее всмотрелся в лицо Марины.
– Может, и правда не понимаешь. Так же, как я не понимаю тебя. В общем, я устал сомневаться и решил сделать ДНК-тест.
– Что?
– Артём и Кирилл – не мои дети. Вот что.
– Как… – Марина не могла поверить в услышанное. Ни в то, что у мальчиков может оказаться другой отец, ни в то, что Виктор в тайне от неё решил выяснить это. Она, конечно, должна была бы, как женщина, чувствовать такое. Все женщины хотя бы краешком сознания понимают, от кого рождаются их ненаглядные чада. Но в то время она и саму себя-то не вполне осознавала. Целых полтора года жила как в тумане. И для неё слова Виктора стали сейчас самым настоящим откровением. – Я… – снова и снова теряя мысль, пыталась что-то сказать Марина, – не могу в это поверить…
– Я тоже, – покачал головой Виктор, отвернулся и закурил новую сигарету.
От его тяжёлого вздоха пепел из пепельницы разлетелся и серыми хлопьями упал на белый ковёр.
***
Неделя в Дубае при вновь сложившихся обстоятельствах – это самая настоящая пытка. Теперь было понятно, по какой причине Виктор пошёл на такие траты – видимо, хотел как-то смягчить для Марины свою новость. Или… Или как раз в такую вот пытку и собирался превратить для неё целых семь дней? Боялся, что сгоряча она ушла бы из дома, если бы они остались на Новорижском, и прихватила с собой детей? Что было на уме у этого человека, для Марины осталось неразрешимой загадкой.
Повсюду сновали возбуждённые «Бурдж-эль-Араб» люди. Большинство из туристов оказались здесь, как и Марина, впервые: брутальные ловеласы, волею случая ставшие обладателями шальных миллионов, их легкомысленные подружки, прибитые встречным ветром и в любую минуту снова готовые унестись прочь; богатенькие старички, делающие вид, что подобного они навидались в своей жизни немало и про себя успевшие пожалеть о потраченных на всю эту шелуху денег. Даже арабские шейхи, для которых такая жизнь давно стала привычной, старались придать своему виду величественное безразличие, хотя в душе, наверняка, радовались как дети. Повсюду здесь царили притворство и фальшь. Роскошь давила на каждую клеточку существа, а несоответствие между полученным и потраченным выворачивало ум наизнанку. И Марина раздражалась от всего этого ещё больше. И самое ужасное состояло в том, что и ей пришлось надевать на себя маску, прикидываться ради детей счастливой. Мальчики не должны были заподозрить никакого подвоха, потому что только такие невинные души и способны все эти лживые декорации воспринимать просто как данность, находя в них то, что ускользало от пугливого взора взрослых. Это были их первые настоящие каникулы. И Марина натягивала на себя улыбку, сдерживала то и дело наполняющие глаза слёзы, пыталась веселиться и балагурить, как только могла. А по ночам у неё болело лицо, и корни волос впивались в голову раскалёнными иглами, словно направляя свои усилия не вовне, а внутрь и стараясь добраться ядовитым жалом до мозга. Она боялась сорваться и устроить истерику. Достаточно было какого-нибудь упрёка со стороны Виктора, его неосторожного слова, его неуместного при нынешней ситуации прикосновения. Но благо, что спален на втором этаже имелось четыре, и супруги по ночам не пересекались друг с другом.
Было заметно, что и Виктору не терпится закончить этот дурацкий отпуск. Наверное, он не мог предположить, что состоявшийся в первый же день разговор с женой произведёт и на него такое тягостное впечатление. За семь дней они с Мариной перекинулись всего парой фраз, бо?льшую часть времени безмолвно предаваясь обычным для туристов утехам. Артём и Кирилл, слава Богу, не обращали на отца особенного внимания – они давно привыкли к его суровому виду и молчаливости. Их больше удивило бы и насторожило, если бы тот вдруг начал проявлять к ним не свойственный никогда интерес.
Пытка закончилась, когда самолёт приземлился в Шереметьево. Теперь можно было заняться настоящими делами, сорвать с себя маску и вновь обрести себя. А первым из настоящих дел должен был стать звонок таинственному Липину, чтобы договориться о встрече. Всё же Андрей Семёнович о чём-то точно догадывался, теперь у Марины в этом не было никаких сомнений. Она всё ещё не понимала, каким образом зародившийся где-то далеко ураган угрожает её мальчикам, но строить защитные стены следовало начинать прямо сейчас.
При первом же удобном случае Марина набрала номер, указанный на визитке. Но трубку на другом конце никто не взял. Не прозвучал даже голос автоответчика. Потом она набирала снова и снова, но каждый раз безрезультатно. На календаре значилось воскресенье. Может быть, по воскресеньям этот Липин предпочитает закрыться от всего мира? Бог с ним. Чего она так распереживалась? Позвонит завтра. Да если потребуется, будет звонить беспрестанно – рано или поздно кто-то должен ответить.
Поскольку днём Марине не удалось даже вздремнуть, то ближе к полуночи она просто рухнула в бессилии на кровать и тут же забылась глубоким, наполненным чернотой и страхами сном. Пробудило её какое-то неприятное скольжение чьей-то руки по её телу. Она открыла глаза и увидела перед собой возбуждённую физиономию Виктора, который забрался к ней в постель и шарил руками по груди и бёдрам. Она подскочила и стала отпихиваться, неуклюже ударившись локтем об угол тумбочки. Марина вскрикнула от боли. Горячая влажная ладонь тут же прикрыла ей губы.
– Т-с-с, – прошипел Виктор. – Это я. Успокойся.
– Чего тебе? Ты зачем здесь?
– Я твой муж, – обдавая дыханием, в котором перемешались коньячные пары и табачный перегар, почти незнакомым голосом проговорил мужчина.
– Я не звала тебя, – продолжала вырываться из его объятий Марина. – Ты совсем спятил? Убирайся прочь!
– Да что с тобой такое?! – повысил голос Виктор.
Крепко схватив её за плечи, он с силой вдавил Марину в матрац и навис над ней, как скала.
– Я тоже хочу, чтобы у меня был сын, – сказал он. – Понимаешь? Мой сын. Родной. Мы должны это с тобой сделать. По-другому я не смогу. Не хочу, чтобы всё досталось чужим людям.
– Каким людям? О чём ты? Отпусти. Мне больно.
– Ты знаешь, о чём я. Включи наконец мозги. Проснись. Я не смогу так жить. Теперь не смогу. Вечно окружают меня чужие.
– Ты бредишь, – из глаз Марины покатились от боли и отчаяния слёзы.
– Я смирюсь с тем, что ты не любишь и никогда не любила меня. Пусть так. Наплевать. Я даже привыкну к твоим детям. Ни словом не обмолвлюсь с ними о том, что рассказал в Дубае тебе. Обещаю. Но и мне нужен кто-то родной, близкий. Я устал. Устал. Марина. Мариночка…
Мокрые губы Виктора хаотично блуждали по лицу Марины. Она почти теряла сознание от ужаса и немыслимости происходящего. Последним усилием воли женщина сумела освободиться из цепкой хватки обезумевшего Виктора, выпрыгнула из постели и попятилась, запинаясь о стулья и разбросанную по полу одежду к выходу. Но Виктор, как хищный зверь, почуявший ускользающую добычу, тоже вскочил следом и попытался затащить Марину обратно в кровать. Ей хотелось кричать, звать на помощь, но она боялась, что крики будут слышны в детской. И сопротивлялась, на сколько хватало сил, молча. Виктор совершенно рассвирепел, начиная понимать, что всё равно не добьётся ничего таким образом от супруги. Наконец он отпустил её, замер на секунду, а потом со всей силы ударил ей кулаком в нос. Перед глазами Марины вспыхнули яркие искры, она охнула и стала падать назад, машинально стараясь за что-нибудь ухватиться. Но руки так и не нашли никакой опоры. Она ударилась головой о тумбочку, и в глазах окончательно потемнело.
Очнулась она около четырёх утра. На улице рассветало. Окно спальни было слегка приоткрыто, и в комнату врывались холодные струи ветра. Марина лежала в своей постели, укрытая одеялом. Голова гудела, в области носа будто бы билось сердце, отдаваясь по всему телу тупой болью. Она дотронулась рукой до лица. Боже! Боль тут же сделалась резкой.
«Вот же скотина! – пронеслось в голове. – Неужели сломал?»
Марина попыталась подняться. В глазах потемнело. Нащупав ногами тапки, она осторожно привстала. Ну ничего. Жить будет. По-старушечьи прошлёпав в ванную, она посмотрела в зеркало. Да. Нос оказался сломан. В сантиметре от переносицы запеклась тонкая полоса крови. Странно, что лицо распухло не так сильно, как она ожидала. И что она скажет детям? Как объяснит? Шла, подскользнулась, упала? Как глупо. Марина даже усмехнулась и снова поморщилась от боли, удивляясь своему всплеску весёлости. И почувствовала, что ей, вопреки здравому смыслу, сделалось на душе легче. Теперь-то все точки над «i» были расставлены. Виктор во всей неприглядности явил свою чудовищную натуру. Не нужно отныне гадать и сомневаться. Теперь она точно знает – детей следует защитить. Да и самой не помешало бы продумать линию поведения. Со вчерашней ночи она перестала быть женой, осталось только это как-то зримо оформить. Время на подумать пока есть. Прежде всего – Кирилл и Артём. И Липин…
Приведя себя в порядок и искусно замаскировав под слоем косметики рану, Марина вышла из спальни. Будить детей рановато. На часах половина седьмого. Тоже, наверно, вымотались от перелёта. Дом показался совсем чужим и неестественно холодным. Не было слышно ни звука. Через минуту в зловещей тишине послышался звон маленького колокольчика – где-то в районе столовой бегала кошка Тиша. Марина пошла на звук. Тиша лежала возле пустой миски, положив мордочку на передние лапы и шевеля ушами. Марина погладила её, наложила в миску еды и сама решила сделать для себя кофе покрепче. Очень захотелось курить. Она не курила со студенческих лет, и никогда до этого утра не испытывала такого желания. Но сейчас оно сделалось нестерпимым. Марина допила кофе, порыскала по столовой, потом на веранде, где обычно курил Виктор, но сигарет так и не нашла. Накинула на себя пончо и вышла во двор, надеясь увидеть там садовника или кого-нибудь из обслуги, чтобы стрельнуть у них сигарету.
Перед домом оказался только автомобиль. Из него минуту спустя вышел их молодой водитель и направился в сторону Марины, по пути дважды споткнувшись.
– Доброе утро, Марина Андреевна, – сказал он. Его глаза растерянно бегали, не в состоянии надолго сосредоточиться на чём-то одном.
– Здравствуй, Паш, – поприветствовала его Марина. – Ты что-то хотел?
– Да, – парень помялся с ноги на ногу. – Тут такое дело. Виктор Анатольевич сказал, чтобы я с вами об этом поговорил. Сказал, что такие вопросы решаете вы.
– Какие вопросы?
– Ухожу я, Марина Андреевна.
– Куда уходишь?
– В смысле, увольняюсь.
– Вот как? Что-то случилось?
– Ну… Знаете… В общем, по обстоятельствам. По семейным. Прямо срочно вот нужно. Желательно сегодня. Но могу подождать до завтра. Вы уж простите. Неожиданно получилось. Понимаю.
– Ты куришь?
– Что?
– Сигаретки у тебя не найдётся?
– Нет. – Павел даже похлопал для наглядности по карманам и с удивлением посмотрел на Марину. – Так что вы скажете?
Марина тяжело вздохнула. В принципе, оно так даже и к лучшему. Не нужно будет объяснять этой сволочи Виктору, откуда взялся новый водитель. Сам к ней послал Пашу. Только бы Липин ей в этот раз ответил.
– Ну а что, Паш, – пожала плечами Марина. – Надо так надо. Не смею задерживать. Деньги и документы заберёшь у Тамары. Спасибо, как говорится, за службу.
Павел тоже облегчённо вздохнул.
– А я никогда не видел вас с сигаретой, – повеселевшим голосом сказал он. – Вы разве курите?
– Да вот захотелось что-то сегодня.
– Так я это… Я сейчас мигом сгоняю и куплю вам, если хотите. Какие вы курите?
– Да не знаю уже. Купи, если не трудно, что-нибудь полегче. Я сейчас деньги тебе вынесу.
– Да не беспокойтесь. Не надо денег. Я сейчас мигом.
Павел бегом вернулся к машине и через минуту скрылся за поворотом.
Вернулся он, действительно, быстро и привёз три пачки разных марок. Марина поблагодарила Павла, ушла на веранду, закурила и взяла телефон. Дым немного успокоил её, голова словно наполнилась ватой. Снова посмотрела на часы. 7:30. Набрала Липина.
– Слушаю, – послышался уверенный мужской голос на другом конце.
– Здравствуйте, – затушив сигарету, выдохнула в трубку Марина. – Это Липин Михаил Сергеевич?
– Он самый. Здравствуйте.
– Меня Марина зовут. Вашу визитку мне дал Андрей Семёнович Лапин. Вы ещё предоставляете услуги телохранителя?
Михаил сделал паузу. В трубке послышался громкий автомобильный сигнал.
– Вот засранка! – выругался мужчина.
– Что, простите?
– Извините, – чуть усмехнулся собеседник. – Это я не вам. Я сейчас за рулём. Какая-то дама перепутала право и лево. Вам нужен телохранитель?
– Не мне. Моим детям. Два мальчика семи лет. Вы ведь ещё и водитель?
– Ну, сами слышали. Да. Вожу и охраняю.
– Значит, мы можем с вами встретиться и обсудить детали работы?
– Можем. Могу подъехать прямо сейчас, если вам удобно. Вы далеко от города?
– На Новорижском.
– Так я тут совсем рядом. Минут пятнадцать пути.
– Замечательно, – обрадовалась Марина. – Тогда я скажу адрес и буду вас ждать.
– Хорошо. Говорите.
***
Двадцать минут спустя в ворота въехала серебристая «Тойота», и из неё вышел высокий мужчина лет тридцати пяти. Определить точно его возраст было довольно сложно, поскольку его несколько старила тяжёлая походка и обезображенное ужасными шрамами лицо. Даже на черепе, полностью лишённом волос, остались следы глубокого рассечения. Но, несмотря на устрашающий вид, Михаил с первых же минут странным образом расположил к себе Марину. Было в нём что-то успокаивающее, а некоторые его манеры двигаться и жестикулировать, его интонации и выражения показались женщине уже виденными и слышанными, словно она встретила своего старого знакомого.
Они сидели в столовой и пили кофе. Марина без конца закуривала одну сигарету за другой, стараясь угомонить расшалившееся воображение.
– А откуда вы знаете моего отца? – поинтересовалась Марина.
– Андрея Семёновича-то? Познакомились месяца три тому назад по моим рабочим вопросам. Я тогда по делам летал во Флориду.
– Я потому спрашиваю, – уточнила Марина, – что для него не свойственно доверять малознакомым людям, если вообще он хоть кому-нибудь доверяет. А он мне очень настоятельно рекомендовал именно вас.
Михаил улыбнулся краешком губ. Господи! Даже его улыбка напомнила Марине что-то уже до боли знакомое.
– Полагаю, – пожал плечами мужчина, – у него были для этого какие-то свои причины.
– А мы раньше с вами не встречались? – вдруг выпалила Марина.
Михаил едва заметно встрепенулся.
– Вы знаете, – сказал он, – мне в своё время много приходилось общаться с разного рода людьми. До того, как я сосредоточился на охране. Не исключено, что мы могли где-то встречаться.
– А кем вы работали до этого?
– Кем-то вроде детектива. Собственно, одно затянувшееся расследование и привело меня в «Сомерсет Хауз». Андрей Семёнович мне в этом деле очень помог.
– А ваше лицо…
– Оно вас пугает?
– Нет-нет. Простите. Наверное, неприлично с моей стороны спрашивать о таком.
– Поверьте, для телохранителя иметь такую физиономию – это большой плюс. Часто конфликт удаётся уладить до того, как он успеет перейти в горячую фазу. А причина травмы банальная – автомобильная авария. Не по моей вине. Я был пассажиром. На счёт моих водительских качеств можете не сомневаться. В документах вы найдёте рекомендации с моих последних мест работы. Сейчас я как раз свободен. Если вас всё устроит, позвоните мне. Я буду ждать.
– Хорошо.
В этом момент по лестнице сбежали, смеясь и шлёпая босыми ногами по ступенькам, Кирилл и Артём.
– Мам, ты чего нас не разбудила? – с упрёком крикнул Артём. – Не забыла, какой сегодня день?
Марина встала и схватила в охапку уткнувшихся в неё с разбега мальчиков.
– И какой же? – спросила она.
– Ну мам… – строго посмотрел на неё Кирилл. – Ты обещала, что сегодня поедем в аквапарк. Ты что, забыла?
– А чего вы босиком-то? А ну-ка наденьте тапки. Потом умываться и завтракать. А после обсудим и аквапарк. И кто будет здороваться с гостем? Ах, какие невоспитанные мальчишки.
Дети, выглянув из-за спины Марины, с любопытством стали рассматривать Михаила.
– Здравствуйте, – одновременно сказали оба.
– Привет, – ответил Михаил, с не меньшим любопытством разглядывая детей.
– Это Михаил, – представила гостя мама. – Возможно, он скоро заменит Павла.
– А что случилось с дядей Пашей? – спросил Артём.
– Да ничего. Сегодня ещё он. Просто у него появились неотложные дела. Ну, давайте обратно к себе и одевайтесь, как положено. А я пока займусь завтраком.
И дети с таким же шумом снова убежали наверх.
Приготовлением пищи заведовала в доме Маргарита Юрьевна. Но она приходила только к десяти утра, чтобы заниматься обедом и ужином, а завтрак оставался всегда заботой Марины, которая уезжала на работу позже, чем дети отправлялись в школу.
– Вот, – снова опустилась на стул Марина, – собственно, и ваше первое знакомство.
– Славные мальчуганы, – задумчиво произнёс Михаил. – Что ж… Не буду вас больше задерживать. Позвоните мне. И лучше вот на этот номер, – мужчина протянул другую визитку. – На этом я всегда на связи.
***
Ещё в тот момент, когда серебристая «Тойота» покинула территорию коттеджа, Марина знала, что Михаил будет у них работать. Эта её уверенность была необъяснима логически. Просто этот человек внушал доверие без всяких на то рациональных причин. Марина рассеянно пролистала оставленные им бумаги с резюме и рекомендациями. Чудесным образом на сердце у неё стало спокойно. И за детей, и за саму себя. Даже к отцу она прониклась немыслимой никогда раньше благодарностью. Она будто поймала в парус попутный ветер, который до этого дул откуда угодно, только не с нужной ей стороны.
Виктор после той злополучной ночи совершенно замкнулся. Казалось, что он окончательно выключился из семейной жизни. Даже Михаила он продолжал называть по привычке Павлом, хотя трудно было не заметить разительного отличия между этими водителями.
За три месяца лета, пролетевшие, как один день, Виктор больше не пытался ни силой, ни словом убеждать Марину в необходимости третьего ребёнка. Иногда он мог пропасть на целую неделю, а потом появиться, как ни в чём не бывало, сухо бросить «привет» и удалиться в свой кабинет. Дети, и до этого не знавшие с его стороны никакого особенного внимания, не заметили случившихся с отцом перемен. Михаил, лицо которого их поначалу пугало, очень быстро пришёлся им по душе. Он стал для них не только телохранителем, но самой настоящей няней. Теперь бо?льшую часть своего свободного времени они проводили не с Мариной, а с ним. Один раз в две недели Михаил брал выходной, и мальчикам приходилось торчать на территории коттеджа, считая часы до встречи со своим новым кумиром.
А в сентябре начались серые будни. Закончился затянувшийся отпуск Марины. Закончились каникулы. Начались учёба, секция и кружки.
Сложившаяся таким образом жизнь вполне устраивала Марину. Временами она думала, что было бы здорово, если бы Виктор вообще переехал жить куда-нибудь отдельно от них, а Михаил, напротив, поселился бы в одной из комнат для самых ценных гостей. По ночам она фантазировала, что он тайком пробирается к ней в спальню, и они занимаются с ним любовью. Жгучее желание физической близости с этим человеком не оставляло её и днём. Ей стало казаться, что Михаил чувствует это, но, чем больше Марина пыталась скрыть при общении признаки своего влечения, тем явственнее выдавала своё тайное чувство. Михаил старался реже попадаться ей на глаза, видимо, опасаясь, как бы чего не вышло. Марина укоряла себя, называла мысленно дурой, но к середине первого осеннего месяца поняла, что окончательно влипла. Понимала она и то, что, если Михаил проявит взаимность, то Виктор, непременно узнав об этом, уничтожит его, и ни шрамы, ни мужество, ни имеющиеся связи Михаилу не помогут. Несмотря на весь тот лёд, глыбами наросший на отношения супругов, муж не позволит, чтобы кто-то посягнул на его собственность. А Марину он считал именно своей собственностью и ничем иным. Марина знала не понаслышке, насколько он может быть жесток с теми, кто осмеливался встать у него на пути.
И воцарившееся было в её душе спокойствие стало потихонечку испаряться. Ловушка, в которой она оказалась, никуда не делась. Просто на какое-то время она перестала её замечать. Опасность продолжала угрожать теперь не только Артёму с Кириллом, но и Михаилу, и ей самой. Нужно было что-то предпринимать. Нужно было ставить точку в этой бесконечной кутерьме страхов. В голове её стали вспыхивать, словно галлюцинации, самые ужасные идеи, от которых она покрывалась холодным потом. Марина ясно осознавала, что ещё чуть-чуть – и она решится на самую крайнюю меру: либо сбежит с детьми на край света, либо… Нет-нет. На кого они останутся, если она окажется за решёткой? Должен быть какой-то другой выход. Должен. Может, обратиться за помощью к своему отцу? Он наверняка знает больше, чем говорит, и до сих пор в силах решить подобный вопрос.
***
Ночью разразилась гроза. Закончилось бабье лето, и его последний день решил запомниться людям таким – с громом и молниями через всё небо, с колотящим по крышам ливнем.
Марина не могла уснуть. Ворочалась, вскакивала, приоткрывала окно и курила прямо у себя в спальне. Потом побежала проверить, как там её мальчики – может, перепугались и трясутся от страха? Но мальчики спали без задних ног, не обращая внимания на разразившуюся за стенами дома бурю. Счастливые. Пока их даже краешком не задело то, что мерещилось Марине в воображении. Но рано или поздно эти стены, которыми она ещё в состоянии защитить детей, не выдержат, и им придётся либо бежать, либо защищаться изо всех сил, уповая на Бога.
Проведя в рассеянной задумчивости в детской минут пять, Марина вернулась к себе и увидела включившийся экран телефона. Через секунду раздался звонок. Кому она понадобилась в час ночи? Сердце напряжённо дёрнулось в груди. Марина взяла трубку.
– Алло.
– Марина Андреевна, – со знакомым акцентом по-английски произнёс голос, и сердце женщины совсем остановилось, предвидя беду.
– Рафаэль?
– Простите, что потревожил. Не знаю, который теперь час в Москве. Но есть новости о вашем отце. Сожалею, что приходится о них говорить.
Марина молчала, ожидая услышать страшное слово «умер». Её зазнобило. На улице громыхнуло так, что она не расслышала последние слова Рафаэля.
– Рафаэль, – встрепенулась она, – я не поняла, что вы сейчас сказали.
– Андрей Семёнович перенёс второй приступ, – повторил доктор. – Боюсь, что долго он теперь не протянет. Вам бы приехать. Успеете попрощаться. Временами он приходит в сознание. Просил обязательно вам позвонить.
– Да-да, я завтра же вылечу, Рафаэль.
– Поспешите, Марина Андреевна. До свидания.
Как же так получилось, что именно сейчас, когда отец понадобился Марине, он снова решил сбежать?! И теперь уже навсегда. Даже перенёсшим инфаркт он виделся ей сильным и крепким. Если бы не про?пасть, лежавшая между ними, то она, возможно, восхищалась бы его стойкостью и здравым рассудком. Но так неожиданно, в самый неподходящий момент жизнь его всё-таки доломала.
Марина так и не сомкнула до самого утра глаз. Каждые пять минут смотрела на часы, ожидая, когда наконец можно отправиться в аэропорт. В пять часов не выдержала и набрала Михаила. Попросила, чтобы он отвёз её. Ей хотелось провести рядом с ним несколько минут перед вылетом.
По дороге Марина рассказала ему не только о случившемся, но и о том, что может последовать вслед за этим. А последует самая настоящая война внутри правящего совета директоров, и самым опасным игроком в переделе имущества и полномочий окажется Виктор. Может быть, – и даже наверняка – отец успел юридически переоформить контрольный пакет, и всё теперь зависело оттого, кто станет его владельцем. Если Виктор, в чём теперь были у Марины поводы сомневаться, то оно, может, и к лучшему – тот перестал бы обращать на неё с детьми внимание, сосредоточившись на своей власти и открывшихся перспективах. Но если владелец теперь она? От такой мысли сделалось жутко.
– Вы, Марина Андреевна, – спокойно сказал на все эти откровения Михаил, – раньше времени не загоняйте себя в угол. Не заглядывайте так далеко. Делайте шаг, и этого будет всегда достаточно. Слишком много неизвестных в этом уравнении.
Марина не особенно поняла этого его философского замечания. В голове и без того всё перепуталось и стояло вверх дном. Но сам факт того, что Михаил оставался спокойным и говорил с уверенностью, немного успокоил её.
– Я вас, Михаил, попрошу, пока меня здесь не будет, оставаться особенно внимательным к Кириллу с Артёмом.
– Это само собой. Можете на меня положиться. Уверяю вас, всё будет хорошо.
Михаил сказал это так, будто единственно он и регулировал всю эту складывающуюся ситуацию. Марине показалось, что прозвучала не просто дежурная фраза, какими обычно успокаивают растерянного собеседника, а абсолютное знание того, что именно так и будет – ХОРОШО.
Женщина с удивлением посмотрела на Михаила. Он не изменился в лице и не обернулся. Его профиль словно был высечен рукой гениального скульптора в черновую, и от этой незавершённости казался особенно великолепным. Нет. Они точно где-то встречались раньше. Может быть, в прошлой жизни?
Марина поёжилась от одолевших её смешанных чувств, блуждавших где-то между страхом и верой в лучший исход.
Они подъехали к аэропорту. Михаил достал из багажника небольшую сумку на колёсиках и проводил Марину до самого терминала. Она не удержалась и перед тем, как проститься, поцеловала его в щёку. Как бы хотелось ей, чтобы они полетели сейчас вместе. Если бы не дети, то она наверняка попросила бы его об этом. И знала, что он не смог бы ей отказать. Но Кириллу и Артёму Михаил сейчас был нужнее.
***
«Сомерсет Хауз» встретил её утренней прохладой и ясным небом. Марина заблаговременно созвонилась с Рафаэлем, чтобы тот пораньше прибыл в пансионат и встретил её возле отцовской виллы. Когда она подходила к дому с небольшим бассейном во дворе и с тремя пальмами, низкорослыми и неприлично толстыми в комле, доктор её уже ожидал.
Они поздоровались и прошли в дом.
Отец лежал в кровати, обставленной по бокам и в изголовье медицинским оборудованием. В комнате суетилась молоденькая медсестра-сиделка. Когда вошли Рафаэль с Мариной, она удалилась.
Отец за прошедшие с последней встречи несколько месяцев изменился до неузнаваемости – очень исхудал, кожа на лице сделалась иссиня-серой, и только глаза продолжали оставаться живыми.
Увидев Марину, он попытался улыбнуться, но эта попытка получилась больше похожей на сожаление.
– Я вас оставлю, – тихо произнёс Рафаэль.
– Хорошо, – кивнула Марина.
Оказавшись наедине с отцом, Марина подвинула поближе к кровати стул и села.
Андрей Семёнович нажал кнопку на пульте – зажужжал механизм, и изголовье немного приподнялось, так что они теперь могли смотреть друг на друга на одной высоте.
– Не вовремя я тебя оставляю, – сказал отец.
Марина ничего не ответила, понимая, что нет смысла говорить сейчас какие-то нелепые фразы о том, что, может, оно всё как-то и образуется. Она знала, что не образуется. Знал это и отец. И доктор.
– Ты позвонила Липину?
Марина вздрогнула.
– Да. Он теперь работает у нас.
– Это хорошо. В кои-то веки послушала своего отца.
– Только объясни, отец, почему именно он? И именно теперь? Что вас, вообще, связывает?
– Прошлое, дочь. Твоё прошлое.
– Я не понимаю.
– Я полагал, – положив холодную ладонь на руку Марины, отец пристально на неё посмотрел: – Я полагал, что сердце тебе подскажет.
В первую секунду Марине захотелось отдёрнуть руку. Даже к такому маленькому намёку на нежные чувства со стороны отца она не привыкла.
– Я всё равно не понимаю, – повторила Марина.
– Не узнала, – отец слегка покачал головой. – Это же Константин.
И в голове у Марины словно бы что-то взорвалось. Так вот оно что! Вот почему это лицо и эти манеры Михаила казались ей такими знакомыми! Но как? Как такое могло быть?! Они похоронили Константина много лет тому назад. Может, отец бредит?
Марина вперилась в него глазами, пытаясь уловить хоть что-нибудь неестественное в его взгляде. Но он совсем не был похож на умалишённого – смотрел ясно и с полным пониманием происходящего.
– Понимаю, – промолвил он, – в это трудно поверить. Я тоже не поверил, когда он появился здесь у меня. Он полагал, что за покушением на его жизнь стою именно я. Ты, я думаю, тоже была в этом уверена, хотя никогда прямо не высказывала мне это в лицо. Но я не такой монстр, каким ты меня всегда представляла.
– Папа…
– Подожди. Я полагаю, что теперь ты догадываешься, кто стоит за тем преступлением?
– Виктор?
– Именно. Это моя ошибка. Самая большая в жизни ошибка. Мне не хотелось в это никогда верить. Я гнал от себя такие мысли. Уверял себя в том, что тогда произошёл самый банальный несчастный случай. Стечение обстоятельств. Тогда я цинично решил этим стечением воспользоваться. Ведь Кирилл и Артём – это дети Константина? Так?
– Да, так.
– Ты всегда знала об этом?
– Нет. Виктор сделал ДНК-тест.
– Мерзавец! – воскликнул отец.
На мониторе за его головой замигала красная точка.
В комнату тут же вбежала медсестра. Подошла к Андрею Семёновичу.
– Всё хорошо, Лола, – сказал отец по-английски. – Не беспокойся. Дай нам ещё минутку.
Девушка чуть нахмурилась, кивнула головой и снова вышла.
– Я переоформил, – продолжил отец, – контрольный пакет на Артёма с Кириллом. До их совершеннолетия ты назначена владельцем акций. Без права передачи третьим лицам, в том числе и супругу.
– Зачем, папа? Лучше бы оставил всё этому чудовищу. Так было бы безопаснее для детей.
– Послушай. Ты ещё не обо всём знаешь. Но об этом тебе поведает уже Константин. Всё сложнее, чем ты можешь сейчас представить. Придётся нелегко какое-то время. Но я знаю, что ты очень сильная. И знаю, что Константин тебя с детьми не оставит. Ты должна ему доверять. Что бы ни случилось, доверься ему. Слышишь?
– Слышу, папа, слышу.
– Вот так, дочка. Так-то оно лучше. Прости.
На мониторе снова замигала красная точка и что-то пронзительно запищало. Отец ослабил на руке Марины свою ладонь и посмотрел вверх. Глаза его забегали из стороны в сторону, будто читали книгу, и через несколько секунд застыли на месте, будто покрывшись ледяной плёнкой.
В комнату опять вбежала сиделка. В этот раз отец уже не мог ничего возразить. Девушка достала из лежавшей на тумбочке коробки шприц и ловким движением сделала Андрею Семёновичу укол. Постояла немного, вглядываясь в его лицо. Потом нажала на синюю кнопку, расположенную на стене у входной двери и растерянно посмотрела на Марину.
Та уже всё поняла.
Через три минуты в комнату вошли двое мужчин, переложили Андрея Семёновича на каталку и вывезли его из дома.
Марина выбежала вслед за ними, проводила глазами умчавшийся тут же медицинский кар, встретилась взглядом с помрачневшим Рафаэлем.
– Сожалею, – тихо пролепетал тот.
По щекам Марины поползли горячие слёзы.
***
Во Флориде пришлось задержаться ещё на три дня, поскольку по договору, заключённому с пансионатом, Андрея Семёновича обязывались похоронить на местном кладбище. Это было в его стиле – никаких сантиментов даже в таком деле, как посмертная о нём память. Он больше думал не о том, чтобы лежать рядом с могилой супруги, а о том, чтобы его наследство досталось достойному и надёжному человеку. Марина надёжной, конечно же, не была, потому и этот хитрый ход с внуками позволял обезопасить на долгое время акции от необдуманных действий со стороны дочери. Для неё они являлись больше обузой, чем хорошим активом. Отец предположил, что с течением времени в голове у Марины многое встанет на правильное, с его точки зрения, место.
На похороны прилетел адвокат и ещё двое каких-то людей, которых Марина видела впервые в своей жизни. Все юридические вопросы, касающиеся наследства, были улажены прямо на месте. Акции, по настоятельной рекомендации адвоката, были помещены в банковскую ячейку, где у отца давно хранились ещё какие-то документы.
И без того расшатанные нервы Марины совсем расхлябались перед вылетом, когда она безуспешно с самого утра и до обеда пыталась дозвониться до сыновей или до Константина.
Виктор на похороны не явился, хотя наверняка ему уже доложили, что Андрея Семёновича не стало. А значит, он занимался чем-то более для себя важным. Неужели война уже началась?
Марина так и не решилась спросить адвоката, что будет, если её сыновья не доживут до совершеннолетия. Даже мимолётная мысль об этом причиняла ей нестерпимую боль. Отныне мальчики в опасности, и вся надежда оставалась на Константина, на доверии к которому настаивал покойный ныне Андрей Семёнович.
Последние двое суток Марина не смыкала глаз. И чем ближе она подлетала к Москве, тем сильнее делался её страх.
В Шереметьево она заказала такси и, не переставая звонить, добралась наконец до дома.
На территории коттеджа наблюдалась непривычная суета. Повсюду во дворе, заехав колёсами на газоны и клумбы с поздними цветами, оказались понатыканы автомобили. Какие-то люди с торчащими из ушей проводами прохаживались по всем закоулкам, внимательно всматриваясь в каждого вновь прибывшего. Марину тоже встретили как гостя – попросили документы и проверили на предмет наличия оружия. Потом сухо извинились и пропустили в дом.
Её встретил возбуждённый и взъерошенный Виктор.
– Что здесь творится? – всё больше бледнея с каждой минутой, спросила Марина.
Виктор жестом пригласил её следовать за ним.
Они уединились в каминной, где не оказалось ни охраны и ни обслуги.
– Где ты нашла, – нервно выпалил супруг, – этого Михаила?
– Что? – Марина не сразу сообразила, о ком спрашивает Виктор, потому как после последнего разговора с отцом успела привыкнуть, что на самом деле он Константин.
– Водителя, – почти закричал муж.
– Павел уволился. А ты свалил решение этого вопроса на меня. Ты забыл?
– Я помню. Но почему он? Кто тебе его рекомендовал?
– Отец. Да что происходит? Где дети? Я должна их увидеть.
– Тогда понятно, – Виктор плюхнулся в кресло возле камина и закурил.
– Что понятно? – обозлилась Марина. – Где Кирилл с Артёмом?
– Не знаю, – бросил через плечо Виктор.
– Как так не знаешь? И при чёт тут… При чём тут Михаил? – Марина чуть было не произнесла его настоящее имя.
– При том, что именно он похитил твоих детей.
– Ч… Я… Ты… Как?!
– Молча. Ещё вчера повёз их с утра в школу. И с тех пор ни о нём, ни о детях нет никаких известий.
В голове у Марины всё окончательно спуталось. Она тоже в бессилии опустилась в кресло и уставилась на огонь в камине. И тут вдруг внезапно вспыхнула в голове правильная, как ей показалось, мысль. А что если Константин именно таким образом и защитил Кирилла с Артёмом? Или… Да нет. Никаких «или». Она мысленно сравнила между собой этих людей – Виктора и Константина. Первый вполне мог быть причиной исчезновения этой троицы, если каким-то образом узнал, кто скрывается за личностью Михаила. Но Костик… Костик в этом сравнении казался Марине на голову выше. Он контролировал ситуацию задолго до того, как оказался не случайным образом в их доме на Новорижском. Он должен был предугадать возможные действия Виктора и упредить их раньше, чем тот придумал бы хоть какой-нибудь план.
– Но зачем это ему? – спросила Марина. – Похитил детей и не выдвинул никаких требований?
– Пока никаких. Ждём звонка. Я полагаю, что, если он и станет звонить, то только тебе. Твой телефон поставят на прослушку. Сейчас тебе нужно пойти в мой кабинет – там объяснят, как нужно себя вести.

Ожидание тянулось до самого вечера. Марина периодически проваливалась в забытьё, потому что не спать третьи сутки подряд сделалось уже выше её сил. Она пыталась представить, как выглядел бы её план, окажись она на месте Константина. Но ничего вразумительного представить себе не могла. Виктор, как ни крути, казался ей фигурой неодолимой. Константин обязательно ей позвонит, в этом не было никаких сомнений. Попросит выкуп, как и положено по роли похитителя. Скорее всего Марина сама должна будет доставить деньги. А там уже каким-то образом он её перехватит, и они окажутся вместе, чтобы прояснить наконец все нюансы сложившихся обстоятельств. Но вот вопрос: если Константин затребует слишком большую сумму, пойдёт ли Виктор у него на поводу? Вряд ли супруга интересовали жизнь и безопасность детей. Ему нужны были акции, чтобы стать полновластным хозяином агентства. Готов ли он пожертвовать деньгами сейчас, имея смутную надежду на то, что ему выгорит что-то через одиннадцать лет?
Её мысли и то и дело накатывающую дрёму прервал долгожданный звонок. Трое мужчин в кабинете, включая Виктора, встрепенулись и засуетились, подавая Марине какие-то непонятные знаки.
Она взяла телефон.
– Да, – голос её слегка дрожал.
– Марина Андреевна, – послышалось в трубке. На сердце у неё отлегло, это был голос Константина.
– Я слушаю, – увереннее сказала Марина. – Кто это?
– Михаил. Я буду говорить. А вы внимательно слушайте и не перебивайте.
Марина ничего на это не возразила.
– Хорошо, – продолжил голос. – У вас было достаточно времени, чтобы начать собирать деньги, поскольку вы ждали звонка и понимали, что деньги потребуются. Поэтому давайте не затягивать эту проблему. Завтра ровно в 14:00 вы должны подъехать с деньгами в указанное место. Я вышлю координаты. Там вы получите дальнейшие инструкции. В автомобиле вы должны находиться одна – никаких хвостов и никакой полиции. Сумма выкупа – один миллион долларов. Торгов не будет. Цифры и время окончательные. В противном случае вы сами понимаете, что вас ждёт. Всё. Конец связи.
***
К великому удивлению Марины, Виктор ни словом не обмолвился о потребованной от него сумме. Деньги, судя по всему, он приготовил заранее, поскольку уже следующим утром огромный чемодан уложили на заднее кресло её автомобиля. Самих денег Марине никто, разумеется, не показывал. В чемодане могло оказаться всё, что угодно.
Никто ей ничего особо не объяснял. Просто одели на неё бронежилет и сказали, чтобы она ехала к указанному месту и делала то, что скажет похититель.
Сам Виктор вообще уехал куда-то ещё ночью и до самого отбытия Марины так и не появился.
Марина в сотый раз проверила, заряжен ли телефон, поставила его перед собой на панель машины и, мысленно помолившись и пожелав себе и Константину удачи, надавила на педаль газа.
Шоссе, по которому пришлось ехать, оказалось непривычно пустынным. Можно было разогнаться и долететь до указанной точки за полчаса. Но Марина понимала, что следует соблюдать регламент. Не просто так Константин назвал это время. Она с трудом сдерживала себя – так сильно хотелось увидеть детей и объясниться наконец с внезапно воскресшим любимым из её прошлого.
Хвоста за собой Марина не замечала, хотя была уверена в том, что за ней следуют по пятам. Не отдаст Виктор просто так ни копейки. И дело было даже не в деньгах – ему на них было наплевать, – а в том вызове, который сделал ему не пойми кто. Если бы Виктор мог знать истину, то не был бы столь самоуверен. У Константина наверняка имелся туз в рукаве, иначе он не пошёл бы на такой очевидный риск.
Теперь шоссе закончилось, и Марина свернула на второстепенную дорогу, с колдобинами и лужицами от пролившегося ночью дождя. На повороте в зеркале заднего вида промелькнул чёрный внедорожник. Ага! Всё-таки хвост имелся. А ехать оставалось километра четыре.
Впереди показался узкий мост в одну полосу, а сразу за ним перекрёсток. Когда Марина миновала мост, то позади неё справа вынырнула фура и, затормозив, перекрыла своей тушей дорогу. Перебраться через реку иначе, чем здесь, преследователям не имелось никакой возможности.
«Вот так просто?» – усмехнулась про себя Марина.
Дальше дорога резко забрала влево. И метрах в ста за поворотом женщина увидела знакомый автомобиль – серебристую «Тойоту». Это была та самая точка, где её должны встретить для получения новых инструкций.
Марина притормозила и съехала на обочину чуть позади «Тойоты». Вышла из автомобиля. Внимательно огляделась по сторонам. Прислушалась. Тишину нарушал только тихий шелест в не облетевших до конца листьях придорожной полосы леса.
Дверь «Тойоты» приоткрылась и оттуда выглянул Константин. Махнул рукой.
Марина почти бегом бросилась навстречу, забыв о чемодане с деньгами.
Константин жестом показал, чтобы она шла к противоположной двери и села в машину.
Марина была в смятении. Она не знала, как вести себя при таких необычных обстоятельствах. Прежде всего ей хотелось увидеть детей и услышать от Костика слова, подтверждающие её догадки о заранее подготовленном плане по их защите. Но ведь могло бы случиться как-то иначе. А что если всё это только её фантазии? Вдруг и отец её снова ошибся, поверив явившемуся к нему якобы Константину? Вся женская сущность Марины этому протестовала. Нет-нет. Можно обмануть ум, но сердце обмануть невозможно.
Она села в машину и ожидающе посмотрела на Константина. Лицо его было серьёзным и невозмутимым.
– Ты должна довериться мне, – сказал тот, не оборачиваясь в её сторону. – Я обещал защитить детей. Именно это я и сделал.
Марина даже не заметила, как они с первой же секунды вдруг перешли на «ты».
– Я знаю, Костик, – выпалила она.
Мужчина обернулся. В глазах его вспыхнула радость, но он сдержал себя от лишних в этот момент эмоций.
– Андрей Семёнович? – спросил он.
– Он мне всё успел рассказать. Вернее, не совсем всё. Бо?льшую часть истории он оставил тебе. Мы поедем или будем кого-то ждать? Хочу увидеть детей.
– Да. Минуту.
В этот момент автомобиль Марины выехал на дорогу и, обогнав «Тойоту», понёсся, раскидывая из-под колёс гравий, дальше.
Марина в недоумении посмотрела на Константина.
– Там деньги, – чуть слышно произнесла она.
– Не беспокойся. Если они там и есть, в чём я очень сомневаюсь, то никуда не денутся. Мой человек отвлечёт на себя хвост. Он профессиональный гонщик. За него не волнуйся. Фура, наверное, уже освободила дорогу. Пора двигаться.
– Куда мы поедем?
– Мы поедем другой дорогой. На месте я тебе всё объясню. А пока выброси телефон и сними этот дурацкий жилет. Никто не станет в тебя стрелять.
Марина сделала, как и сказал Константин.
Тот надавил на газ и, проехав ещё с километр, свернул на лесную дорогу. Они петляли по лесу около сорока минут, пока не остановились на небольшой опушке, окружённой высокими соснами и длинным рвом с чёрной болотной водой.
Через перекинутый через ров мостик в три бревна они перешли с опушки на едва заметную тропу в начинавшейся тут же чаще. Пеший путь занял ещё минут пятнадцать. Всю дорогу они молчали, думая каждый о чём-то своём.
Наконец впереди показалась избушка, в каких останавливаются обычно охотники или егеря: крепкая, приземистая, с одним окошком и невысоким крыльцом в две ступеньки.
В доме их уже встречали Артём и Кирилл. Они тут же бросились в объятия Марины, а та, плача и смеясь от счастья, целовала их и что-то причитала, благодаря за такой всё ещё не очевидный исход Бога.
***
Когда начало смеркаться и взбудораженные последними событиями чувства несколько улеглись, Марина уложила довольных лесными приключениями мальчиков спать. Перед этим они целый час наперебой рассказывали ей о своих похождениях с «дядей Мишей» и о том, что он им даже разрешил прогулять школу. В этой затерянной среди елей и сосен избушке им нравилось не меньше, чем совсем недавно в Дубае. Они, словно губка, впитывали в себя всё, что предлагал им мир – огромный, полный откровений и тайн.
Пока Марина наслаждалась общением с мальчиками, Константин колдовал на крохотной кухне, готовя поздний ужин на керосинке. По комнате, разделённой на две части простой занавеской, разносились непривычные ароматы – смесь прелой листвы, смолы, керосина и жареной рыбы.
Марине не терпелось услышать самое главное из недостающего в истории Константина.
Когда дети уснули, она задёрнула занавески, отделявшие их закуток от другой половины, подошла к Костику и обняла его, уткнувшись лицом в его широкую грудь. Он ответил ей таким же нежным объятием, и так они простояли с минуту, не двигаясь и не произнося ни слова.
– Но как же так? – прервала тишину Марина. – Почему ты не объявился раньше? Мы же похоронили тебя. Где ты был всё это время?
– Давай присядем, – предложил Константин. – И я тебе всё расскажу.
Они сели. Есть совсем не хотелось. Приготовлением Костик занимался только затем, чтобы заполнить паузу в то время, как ему хотелось поговорить о главном, ради которого он и затеял всю эту конспирацию.
– Сначала, – начал он, – я не мог появиться, потому что лицо моё представляло собой бесформенное кровавое месиво. Вот в этой самой избушке я и отлёживался три месяца, зализывая свои раны. Это домик моего деда. Он тут егерем работал в советские времена, а потом просто на всё лето, пока были силы, уезжал сюда жить, бродил по знакомым тропам и латал избушку. Часто брал меня с собой на недельку-другую. У него здесь нашлась неплохая аптечка со всем необходимым. Благодаря ей я кое-как выкарабкался.
– А что произошло на реке? – спросила Марина.
– На реке… – Костик тяжело вздохнул. – Для меня и самого это долго оставалось загадкой. Уже стемнело в тот день, когда мы с друзьями праздновали мой первый отпуск. Я решил искупаться. Погода весь день стояла душная, и под вечер прохладней не становилось. Доплыл до середины реки и хотел было уже возвращаться, когда почувствовал, как что-то хватает меня за ноги и тащит ко дну. Пловец-то я неплохой. Да и силой бог не обидел. Вместо того, чтобы вырываться, я, напротив, решил выяснить, что это за монстр задумал со мной потягаться. Набрал в грудь воздуха и нырнул. В тёмной воде я смог различить только смутную тень, вовсе не похожую на рыбу. Я понял, что это человек. А если так, то я смогу дать ему отпор, кем бы он там ни был. Завязалась борьба. С близкого расстояния я уже различал его достаточно чётко – человек оказался аквалангистом. Мне удалось выдернуть у него изо рта загубник, и он поспешил всплыть на поверхность. Пока мы боролись, меня успело отнести течением далеко от того места, где мы расположились с друзьями. Я вышел на берег метрах в двухстах оттуда. Совсем выбился из сил. Присел отдышаться, стал прикидывать, кому и зачем понадобилось меня таким образом убивать. Не мог же это быть какой-нибудь подводный маньяк, нападающий с аквалангом по ночам на беспечных пловцов?! Впрочем, и такой вариант исключать было нельзя. Но всё же более реалистичным казалось то, что это как-то связано с тобой и твоим отцом. В это никак не хотелось верить, но логика подсказывала именно это. Не успел я толком отдышаться, когда сзади на меня снова напали. В этот раз чья-то сильная рука пыталась меня задушить. Мы возились с минуту, пока я не потерял сознание. Очнулся уже в воде, снова на середине реки. Не понимаю, как я не захлебнулся, пока течением уносило меня прочь. Невероятными усилиями я снова добрался до берега. Я не чувствовал своего лица. Трогал руками и понимал, что с ним произошло что-то невообразимое. Кто сотворил со мной такое, я не помнил. Видимо, лицо мне уродовали, когда я находился в отключке. Меня явно хотели убить и сделать так, чтобы, если мой труп найдут, долго не возможно было бы выяснить мою личность. То, что я выжил, казалось чудом.
– Мы можем выйти на улицу? – спросила Марина, когда Константин сделал паузу в своём рассказе. – Хочу покурить. В голове не укладывается, как мог Виктор на такое пойти.
– Да, пойдём. Тоже хочу подышать.
Они вышли и расположились на крыльце.
Марина закурила.
– Значит, – спросил Константин, – Андрей Семёнович и об этом тебе сказал?
– Да.
– Представляю, как ты испугалась за Артёма с Кириллом.
– Я была уверена, что ты их обязательно защитишь.
– В общем, – Константин вернулся к рассказу, – за три месяца я много чего передумал. Само собой, я понимал, что в одиночку тягаться с целой корпорацией – это наверняка приговорить самого себя к смерти. Но уйти безнаказанными этим людям тоже нельзя было позволить. Когда лицо кое-как зажило, сделав меня совершенно неузнаваемым, я первым делом отправился к своему другу. Он был единственным, кому я мог доверять. Он помог мне с деньгами, с одеждой, свёл с нужными людьми, близкими к властным структурам, но ведущими свою собственную игру. Это идейные люди, их невозможно было купить. Возможности их были хоть и ограниченными, но всё же они не отказались помочь мне. Вся эта история раскручивалась очень долго. Соблюдая максимум осторожности и конспирации, нам всё же удалось разработать более-менее рабочий план. Только копать нужно было не со стороны покушения на убийство (спустя два года не стало ни фигурантов этого преступления и ни единой улики), а со стороны финансовых махинаций агентства. Здесь можно было зацепиться очень неплохо, особенно после того, как Андрей Семёнович официально отошёл от дел и передал Виктору управление. Уж тот-то потерял всякую осторожность. Наследил столько, что поводов для его ареста накопилось вагон и маленькая тележка. Наш план был уже близок к своему завершению, когда вдруг что-то пошло не так: внутри этой неофициальной организации, ведущей расследования не по государственной линии, начались какие-то перестановки. Стали уходить знакомые уже люди, а на их месте появлялись новые, которым я не мог в той же степени доверять. Однако материала накопилось немало. Нужно было только найти способ его эффективно использовать. На это ушло ещё целых четыре года. К Андрею Семёновичу во Флориду я поехал уже в отчаянии. Это был спонтанный и нетерпеливый порыв. Хотелось лицом к лицу встретиться с тем, кто, как я считал, заварил всю эту растянувшуюся на семь лет кашу. Я рисковал. При таком раскладе вся операция могла пойти коту под хвост. Нервы. Они и у меня оказались не железными. Просто повезло. И главное, что твой отец открыл мне глаза на истинное положение дел. В тот день всё окончательно встало на свои места. Андрей Семёнович сам решил оказать мне помощь. Следственная машина наконец-то заработала в полную силу. С моей стороны оставалось только подкидывать в её топку неопровержимые факты. Тогда же и встал вопрос о твоей безопасности и безопасности твоих… наших детей. Ну… А дальше ты всё уже знаешь.
– А о детях ты как узнал?
– Я догадался ещё в тот день, когда ты лежала в роддоме. Я был там. А потом простой ДНК-тест. Это не стало большим сюрпризом.
– И что нам теперь делать?
– Теперь всё, думаю, позади. Этой ночью будет поставлена наконец точка. В эту секунду идут обыски в вашем доме и во всех филиалах агентства. Ни Виктор, ни все причастные так или иначе к преступлениям не избегут наказания. В этом можешь быть уверена.
– Значит… – Марина не могла поверить в то, что всё это совсем скоро закончится. – Значит, завтра мы уже будем свободны?
– Свободны. И вся жизнь впереди. Настоящая жизнь. Такая, какой она виделась тебе и мне изначально.
Из-за верхушек елей показалась луна, осветив таинственной позолотой всю округу. Марина и Константин смотрели на тропинку, теряющуюся в глубине леса. Это была дорога к их новой жизни, и завтра они сделают по ней первый шаг. Все вместе: Марина, Константин, Артём и Кирилл. И ничто больше не сможет омрачить их счастье. Как бы ни сложились дела с агентством, они найдут своё место в жизни. Они навсегда обрели друг друга, пройдя через много бед и сомнений, – и в этом их главная сила, одолеть которую уже ничто не способно.
26 мая 2023 г.

Сюрприз
Отец Кирилла, Борис Андреевич, всю жизнь любил пошутить. В годы своей бесшабашной молодости, пришедшиеся на конец семидесятых прошлого века, он, вопреки воле уже своего отца, Андрея Борисовича, поступил в цирковое училище, страстно желая стать дрессировщиком. Отец его, будучи работником партийной номенклатуры, имел характер крайне серьёзный и не разделил такого легкомысленного отношения своего сына к жизни. Он даже засомневался в том, что мальчик был рождён от него – настолько оказались разными их характеры и взгляды на мировое устройство. К сожалению, уточнить этот вопрос было уже не у кого – супруга Андрея Борисовича скончалась за два года до того, как Борис посмел нарушить волю отца и семейные традиции, которые не предполагали никак цирка. Отец Бориса, и дед, и прадед, и все, вплоть, может быть, до Адама, были людьми серьёзными и занимали высокие должности при государстве, будь то Советский Союз, николаевская Россия или даже Московское княжество времён Рюриковичей. Так, по крайней мере, гласила семейная легенда, для наглядности подкреплённая рисунком генеалогического древа. Но весь этот набор напыщенности, тщеславия и недопущения никаких отклонений никак ровным счётом не помешал Борису исполнить свою мечту – он всё ж таки поступил в цирковое, по причине чего был проклят на веки веков папашей и изгнан из родительского гнезда. Борис принял такой трагический поворот своей судьбы с энтузиазмом. Он не сломался, не впал в философический ступор, даже в мыслях не пошёл на попятную и не отказался от самого себя во имя непонятных ему буржуйских устоев.
Трудно пришлось только в первый год учёбы. Как ни крути, но он до этого своего решения привык жить на широкую ногу, не отказываясь от тех благ, которые сами собою полагались людям его круга. Жить на одну только стипендию, подрабатывая по ночам грузчиком или сторожем на железнодорожном складе, было нелегко. Но человек со временем ко всему привыкает. Если бы было иначе, то он никогда не сделался бы царём природы, так и остался бы в пещерах, не решаясь выйти за границы относительного комфорта. А будучи в природной основе своей самым что ни на есть человеком, Борис тоже приспособился к сложным условиям, да не просто приспособился, а даже посчитал в конце концов их естественными и само собой разумеющимися. Он мужал, креп характером и с каждым днём делался всё веселее и веселее. Сокурсники обожали его. Борис неизбежно становился душой любой компании, шутки лились из него, как из рога изобилия. К несчастью, эту сторону его натуры – натуры весельчака и балагура – вполне понимали и те звери, которых он должен был укрощать. Начинались азы дрессировки с самых безобидных животных – хомячки, голуби, кошки, маленькие собачки. Но выходило так, что подопечные Бориса приобретали в конце концов не те навыки, которые следовало бы приобрести по строгой программе. Как бы это сказать… Ну, вот, к примеру, белка по имени Пачка преотлично научилась изображать непристойные танцы, в конце которых показывала зрителю свою филейную часть, высоко задрав рыжий пушистый хвостик. Попугай Вадим, как заправский маэстро, травил скабрезные анекдоты. А черепаха Люся научилась подпрыгивать и притворяться припадочной, так что какое-то время её хотели даже усыпить, испугавшись за её здравый рассудок. Руководитель Бориса тоже всё это видел и в один прекрасный день решил его пожалеть, разумно посчитав, что ученик выбрал несколько не своё амплуа.
– Боря, – сказал он, – я за тебя, честно говоря, переживаю. Рано или поздно какой-нибудь лев, не понимающий шуток, откусит тебе голову.
Эта фраза преподавателя довольно сильно поразила Бориса. А ведь и правда, подумал он, найдётся в львином прайде кто-то подобный его отцу, Андрею Борисовичу, и настойчиво попросит его покинуть навсегда клетку. Эта мысль очень огорчила Бориса. На целых три дня он сник, вызвав тревогу у своих однокашников. Таким его никто не привык видеть. Те, наблюдая плачевное состояние товарища, посовещались немного и пришли к очевидному в этих обстоятельствах выводу – Борису следовало перевестись на другой курс и стать не дрессировщиком, а клоуном. Кому-то подобная идея могла бы показаться оскорбительной. Но только не Борису. Он мог бы вслед за Архимедом воскликнуть «Эврика!» и голышом броситься из ванны прямиком на арену. Он был спасён. Мало того, что новый курс пришёлся ему в самую по?ру, он ещё мог к тому же ставить смешные номера с животными. Не с тиграми, конечно, и не со львами, а с весёлыми кудрявыми собачками, которые вполне разделяли его безграничное чувство юмора. В общем, жизнь удалась.
По окончании училища Борис успел много погастролировать по Европе и Южной Америке. Времена менялись. Перестройка, ускорение, гласность и всё такое. Границы, которые до того были на прочном замке, становились прозрачнее. В жизнь проникали вещи дотоле немыслимые. Видя, как живут за границей люди, Борис несколько скорректировал свои планы на будущее. Ему хотелось доказать отцу, пребывавшему к тому времени на почётной пенсии, что он не только преуспел в профессии, которую выбрал по своему усмотрению, но и смог крепко встать на ноги и обзавестись всем тем, к чему призывал его когда-то папаша – благополучная семья, уверенность в завтрашнем дне и бла-бла-бла. Выступая однажды вместе с цирком Дю Солей, он получил неожиданное предложение продолжить свою карьеру в этом знаменитом на весь мир цирковом шоу. Это было подарком судьбы. Но перестройка перестройкой, а к разменявших родную арену на забугорную в силу устоявшейся привычки продолжали считать предателями и никак это не поощряли. Цирковое руководство достучалось до самых высоких кабинетов в правительстве, и приглашение утратило свою силу. А ведь ради этого Борис сменил даже своё сценическое имя на Бальтазара, и его успела полюбить публика, особенно когда они выступали в Париже. Ему в качестве компенсации за несбывшиеся надежды повысили зарплату, но это нисколько не скрасило его разочарования. Слишком уж он размечтался; даже подруге своей, позже ставшей женою, успел обрисовать их новую жизнь в Канаде. Эх… Такой страшный облом. А потом пошло-поехало. Экономика страны, не выдержавшая экспериментов, дала течь. У людей перестали водиться лишние деньги, цирк потихоньку стал приходить в упадок. И Борис, так и не забывший обиды, решил заняться чем-то вроде предпринимательства. Сначала, пользуясь своими продолжавшимися командировками, стал привозить из-за границы дефицитные товары. Потом открыл собственную торговую точку, которая быстро расширялась и набирала такие обороты, что иногда даже перехватывало от финансовых перспектив дыхание. Когда времени на арену уже не оставалось и пришлось делать нелёгкий выбор между цирком и бизнесом, Борис выбрал второе. Удивляясь самому себе, он начал понимать, что стихия бизнеса в условиях почти полной бесконтрольности со стороны полуразвалившегося государства ему нравится даже больше, чем атмосфера приходившего год от года в запустение цирка. И начался новый этап его жизни, который продлился до конца его земных лет. К пятидесяти двум годам он успел дважды жениться и дважды развестись, воспитав сына и дочь от второго брака, которые бо?льшую часть своей жизни провели в его загородном роскошном доме, испытывая искреннюю любовь к отцу. Кирилл и Ангелина родились в один день, но, несмотря на такую изначальную близость, всю жизнь конкурировали друг с другом, меряясь своими успехами и степенью внимания со стороны папы.
До самой своей смерти – а умер Борис Андреевич неожиданно и скоропостижно в своей постели в ночь с двадцать восьмого февраля на первое марта – он оставался всё тем же весельчаком с шутками на каждом шагу, каким был и в годы работы в цирке. Все думали, что и в этот раз он так пошутил, потому как утром обнаружили его, хоть и не проявлявшим признаков жизни, но с широкой улыбкой на вполне довольном лице.
– Папа! Папа! – кричали испуганные дети. – Перестань! Это совсем не смешно.
– Борис Андреевич, – говорили приехавший тут же врач и прислуга, – вы, право, до смерти нас пугаете. Начинайте уже дышать. Вон и завтрак в столовой подан и стынет. И собачка ваша места себе не находит.
Но Борис Андреевич, не переставая улыбаться, так ничего и не соизволил ответить. Поняв в конце концов, что это не шутка, родные и близкие опечалились, позвали адвоката и поинтересовались, успел ли глава семейства распорядиться на такой случай относительно своего наследства. Поинтересовались не потому, что очень уж захотелось денег, а затем, чтобы придумать способ избежать неуместной суматохи и путаницы в случае, если никакого завещания нет. Ведь желающих получить свою долю нашлось бы немало, да нахлынули бы ненасытные до семейных перипетий журналюги, раздувающие на пустом месте немыслимое враньё.
Завещание, к счастью, имелось. Но оказалось оно столь же странным, сколь и тот, кто его составил, то бишь сам Борис Андреевич, почивший от остановки сердца.
***
Вообще, всю эту историю следовало бы начать несколько с другой стороны. А именно со стороны Маши. Маша имела к ней самое непосредственное отношение.
В две тысячи третьем году ей исполнилось двадцать три. Она только-только успела отучиться на факультете иностранных языков в РУДН (Российском Университете Дружбы Народов), получить степень магистра и устроиться в школу учителем китайского. Помимо основной работы, её часто приглашали в качестве переводчицы во всевозможные делегации, за что платили весьма приличные деньги. Отношения России с Китаем делались всё теснее, соответственно, и работы по профилю становилось с каждым месяцем больше.
Будучи девушкой очень даже симпатичной да ещё и с красным дипломом, она, разумеется, пользовалась успехом у противоположного пола. Не то чтобы парни вились возле неё роями (всё же такое сочетание красоты и ума особо впечатлительных чаще отпугивало, чем привлекало), но пожаловаться на отсутствие внимания она не могла. Помимо плюсов, имелась у неё одна не очень привлекательная черта. Да что там черта. Нет. Это очень даже существенное свойство характера – Маша любила выстраивать свою жизнь наперёд и чётко следовать шаг за шагом заранее намеченным планам. Закончить университет – сделано. Устроиться на работу – сделано. Купить отдельную квартиру, съехав от родителей – почти сделано. Выйти замуж… Ну, этот последний пунктик пребывал в разработке. Если квартира на взятый в банке кредит была уже практически куплена, то с мужем дело обстояло чуть сложнее. Кандидат, конечно, имелся. Звали его Антон – парень с соседнего экономического факультета, закончивший университет на год раньше. Дружить они начали с третьего курса. На четвёртом Маша допустила его к своему телу. На пятом помогла устроиться на довольно престижную должность, воспользовавшись протекцией своего отца, не последнего в Москве человека. И для себя решила уже точно – как только квартира будет в кармане, так она и поставит вопрос о женитьбе, что называется, ребром. Маша почти не сомневалась, что Антон согласится. Почти. И это «почти» никак не давало ей покоя. Чувствовалась в Антоне какая-то скользкая грань, за которую, если вдруг взяться, можно его и упустить в самый неподходящий момент. И эта грань как бы всё время перетекала, дразня и сверкая, так что невозможно было знать в моменте, в каком месте характера она находится. То Маше казалось, что Антон имеет относительно неё чисто меркантильные интересы, то начинало мерещиться, что его чувства, хоть и искренние, но всё же не выходят за рамки перешедшей в привычку дружбы. А что если он скажет «нет»? Такая мысль Машу пугала. Ведь она сделала на Антона серьёзную ставку, вписала его в один из пунктов своего плана. А эти пункты она ещё ни разу в своей жизни не меняла. С детского сада не меняла, когда первый раз написала большими буквами: «В среду задрать Любке подол на глазах у Серёжи».
Однако эта Антонова «скользкость» в один прекрасный день открылась с совершенно непредвиденной стороны. Такого Маша никак не могла ожидать от этого человека. В двадцатых числах марта, прямо в самом начале весенних каникул в школе её пригласили поработать в качестве переводчицы в шикарный клуб, где устраивалось что-то вроде вечеринки в честь отбытия очередной китайской делегации. Работавший до этого переводчик слегка приболел. В тот день Маша наконец-то закончила возню с покупкой квартиры – двухкомнатная нора в новостройке стала официально её собственностью и ждала свою новую хозяйку. Настроение у Маши было превосходное. Всё ладилось. План разворачивался в нужные сроки и в нужном направлении.
В этот вечер она была в ударе. Вся китайская делегация, состоявшая исключительно из мужчин, казалось, была в неё влюблена к концу вечера. На радостях Маша позволила себе выпить чуть больше, чем позволяла в подобных случаях раньше. И вдруг посреди всего этого благолепия взгляд её упал на парочку, стоявшую в дальнем углу. В свете разноцветной иллюминации она не сразу поверила своим глазам. Но присматриваясь всё пристальней, в конце концов убедилась бесповоротно, что это был Антон. И рядом с ним – незнакомая девушка, всем видом показывавшая, что они не просто приятели, встретившиеся случайно в дорогом клубе, а самые что ни на есть любовники. Они целовались. Не то чтобы всем напоказ, хотя это никого бы не удивило, но и далеко, очень далеко не по-дружески. Девушку Маша видела только со спины, но не могла не заметить сколь стройна её фигура и грациозны движения. Словно молнии засверкали у Маши в голове. Она растерялась. Слава Богу, что китайские гости уже начали собираться в аэропорт, иначе резкая перемена, произошедшая с Машей, обратила бы на себя слишком много внимания. Маша от шока забыла даже китайский. Благо что прощальные разговоры не требовалось глубокого знания языка. Проводив китайцев до такси, Маша получила на руки полагающийся ей гонорар и распрощалась с заказчиком, поспешив остаться в одиночестве, дабы хорошенько обдумать увиденное ей в клубе. Но заказчик, сделав несколько шагов в сторону своего автомобиля, вдруг передумал уходить и, развернувшись, снова подошёл к Маше.
– Маша, – сказал он, – а какие у тебя планы на остаток этого вечера?
То-то он всю дорогу пялился на неё, пока она переводила китайцев. Заказчику было лет сорок, но мужчиной он казался крепким и симпатичным, так что при ином раскладе Маша, может быть, и не преминула бы пофлиртовать с ним один вечерок. Но не сегодня. Сегодня она в шоке. И её нужно оставить в покое, а то может достаться и этому симпатичному ловеласу.
– Маша, – мужчина насторожился, всматриваясь в растерянный вид девушки, – с тобой всё в порядке?
– Ага, – сказала Маша и громко икнула, содрогнувшись всем телом. – Простите.
– Может, водички? – предложил заказчик. – У меня в машине. Сейчас принесу.
– Не… – Маша снова икнула, – …надо, – закончила она фразу, но ухажёр уже не услышал её.
Надо было делать ноги. С этой своей внезапной икотой Маша чувствовала себя полной дурой. И судя по всему, напасть эта не кончится в ближайшее время. И девушка решила сбежать.
Пока пешком брела до дома, всё пыталась выкрутить ситуацию с Антоном таким образом, чтобы представить её нелепой случайностью, недоразумением или неправильно понятыми мотивами. Но этого сделать никак не получалось. Антон с этой клубной шалавой любезничал так, что и ежу понятно, что между ними неизмеримо бо?льшее, чем дружеская беседа. Маша не заметила, как из глаз её сами собой потекли слёзы. Достала носовой платок, аккуратно вытерла неуместную на красивом личике влагу, громко высморкалась, снова икнула и постаралась изо всех сил улыбнуться, открывая дверь родительского жилища.
Надо отдать ей должное – взять себя в нужный момент в руки Маша умела. Родители даже не заподозрили у дочки никакого расстройства, сосредоточившись исключительно на икоте. К тому же случившуюся трагедию довольно существенно разбавил факт приобретённой квартиры. Да что унывать-то? Всё равно этот пункт, касающийся Антона, всегда значился со знаком вопроса. Поиски «скользкой грани» были окончены и надлежащие выводы сделаны. Осталось только уведомить Антона о том, что их отношения подошли к концу.
Не откладывая неприятный разговор в долгий ящик, Маша на следующий же день позвонила Антону и договорилась о встрече в парке. Не хотелось вести беседу в тесном пространстве. Маше требовались просторы. Требовались солнце и воздух. Необходимо было каждую секунду видеть кипение жизни и приближение долгожданной весны. Весна – это обновление, время перестановок и шумных ремонтов с визгом соседской дрели.
Антон явился точно в назначенное время, с лёгкой, хоть и слегка растерянной улыбкой выслушал сбивчивый монолог Маши, кивнул в знак того, что понял её пассажи и произнёс:
– Что ж… Я сам хотел тебе об этом рассказать. Честно говоря, я не думал, что ты имеешь на меня такие серьёзные планы. Я благодарен тебе за всё, что ты для меня сделала за годы нашей с тобой дружбы. Мне жаль, малыш, что так получилось.
– Никакой я тебе не малыш, – возразила Маша. – Всегда бесило это словечко.
– Ну хорошо, взрослая, умудрённая опытом женщина, – сыронизировал Антон. – Всё равно мне жаль, что пришлось тебя огорчить. Прости.
– И кто эта… – Маша не смогла подобрать нужное слово, пытаясь как-то определить новую пассию Антона. – У вас всё серьёзно?
Она тут же почувствовала себя неловко, потому как не просто осознала для себя, что ревнует Антона, а что так явно и неприкрыто даёт это ему понять.
– Мы недавно познакомились, – ответил Антон. – Я сам не думал, что наши отношения так быстро станут набирать обороты. Не думай, что я вёл двойную игру. А что касается серьёзности… С моей стороны это серьёзно. Я влюблён, и не считаю нужным это скрывать.
– Ну и ладно, – выпалила Маша, не дав Антону продолжить. – Теперь уж неважно, – она посмотрела на экран мобильника. – Мне пора. Думаю, все точки над «i» расставлены. Можем теперь спать спокойно.
– Надеюсь, – Антон встал со скамейки и протянул девушке руку.
Маша тоже поднялась, но руку в ответ не подала. Нахмурилась, хотела было ещё что-то сказать на прощанье, но передумала. Молча кивнула, развернулась и пошла прочь. Через минуту поскользнулась и со всей дури упала на пятую точку. Выругалась, кажется, даже по-китайски. Встала, оглянулась. Антон этого, к счастью, не видел. Маша отряхнулась и двинулась дальше.
***
Со стороны могло показаться, что это расставание далось девушке слишком легко. Никаких тебе выяснений отношений, никаких истерик, никаких проклятий и увещеваний относительно кармических бумерангов. Но это только со стороны. Внутри же у Маши всё бурлило, протестовало и пыталось обрести прежнее равновесие и, главное, найти логичное объяснение случившемуся. Объяснения не было. Просто она ошиблась в Антоне и видела его не таким, каким был он на самом деле. Но, с другой стороны, он ей ничего ведь и не обещал. Это она вбила себе в голову, будто он непременно станет её мужем. Так что сама дура, и нечего пенять на несправедливость. Но чем настойчивее Маша убеждала себя в неизбежности такого исхода, тем поганей делалось на душе.
Она стала переживать, что на её перекошенную противоречиями физиономию обратит внимание мама. А обратив, начнёт задавать вопросы, на которые отвечать ни коим образом не хотелось. Не дай Бог ещё как-то сделать причастным к этому Антона – отец тогда и работы его лишит, той, которую ему когда-то по великому блату нашёл. Вредить Антону Маша не собиралась, это было ниже её достоинства. И она, на скорую руку приобретя самое необходимое из мебели, поспешила перебраться в свою собственную квартиру, этим переездом и объяснив своё разболтанное состояние.
Маша полагала, что на новом месте, оставшись в одиночестве, она легче переживёт уход Антона. Но не тут-то было. Новое место всматривалось в неё холодным взглядом, прощупывало чужим пространством каждую клеточку её существа. Маше показалось, что теперь не только Антон, но и вся жизнь выкинула её на обочину и теперь уже не примет обратно. В таком испуганном состоянии, то кутаясь в плед, то ходя из угла в угол по стылым полам комнат, она пребывала до восьми вечера. Потом не выдержала, оделась и выбежала на улицу, интуитивно направившись туда, где много людей. Ей необходимо было почувствовать себя не выброшенной, не чужой, не про?клятой. Сначала кружилась в метро по кольцевой, думая, где было бы лучше сойти. Но даже этого не могла решить и, окружённая со всех сторон монотонным шумом, задремала, прокатавшись в таком состоянии ещё минут двадцать. Проснувшись и ничего поначалу не соображая, она машинально вышла на какой-то станции и стала подниматься к выходу. Только на улице она окончательно поняла, что сейчас вечер, что ей не надо на работу и что ей ни в коем случае не надо возвращаться сейчас в пустую квартиру. Пройдя наугад ещё метров двести по тротуару, она увидела светящуюся вывеску какого-то клуба, нето «Эдельвейс», нето «Эльбрус», нето ещё что-то, связанное с горами, она толком не разобрала. Просто светло-сиреневые буквы, освещавшие закружившиеся в воздухе снежинки, притянули её, словно магнитом. Да, клуб был бы сейчас весьма кстати.
Внутри оказалось душно. Пахло разносортными духа?ми, кожей и потом. Играла музыка, танцевали люди, диджей в маске кролика с маниакальной улыбкой крутился возле огромного пульта. У барной стойки толпились молодые люди, либо уже успевшие устать, либо не готовые пока влиться в беснующуюся толпу. Лучи софитов выхватывали из танцующей публики стоп-кадры лишённых осмысленного выражения лиц. Почти каждый из присутствующих здесь был погружён глубоко в себя, и это несочетание внутреннего одиночества и внешнего единения особенно поразило в эту минуту Машу.
Она протиснулась к стойке и заказала себе мохито. Бармен ловко наполнил бокал, кинув в него пучок мяты и надев на край дольку лимона, и поставил перед девушкой. Маша выпила содержимое почти одним глотком. Поморщилась. Огляделась по сторонам. Справа от неё сидел парень лет двадцати пяти и внимательно, почти с жалостливой улыбкой смотрел на неё.
– Что? – невольно вырвалось у Маши. – Со мной что-то не так?
Она сделала знак бармену и попросила повторить.
– А ты не находишь, – громко сказал парень, – что здесь со всеми что-то не так? – он прочертил пальцем круг над своей головой.
– Да, – кивнула Маша и сделала глоток из второго бокала. – Я тоже подумала об этом, когда вошла. Но интересно узнать, что же не так именно со мной.
– Зеркальце есть?
– Зеркальце? – удивилась Маша. – Зачем?
– Увидишь, – сказал мужчина.
Маша порылась в сумочке и, достав зеркало, протянула его собеседнику.
Тот отрицательно повертел головой и жестом показал, чтобы Маша сама посмотрела на своё отражение.
Маша сделала, как просил незнакомец, и пришла в ужас: на лбу у неё было написано чёрным маркером «ВСЕМ ДАЮ». Видимо, пока она дремала в метро, какие-то идиоты решили таким образом над ней пошутить. Она не знала что делать, смотрела то на мужчину, то снова на своё отражение. Мужчина сидел с серьёзным видом, но было заметно, что удерживать на лице эту серьёзность ему с каждой секундой становится всё труднее. И осознав всю нелепость создавшейся ситуации, начиная от своего бегства из холодной квартиры и заканчивая приходом в это заведение, где никому, кроме случайного соседа по барной стойке, не было дело до того, что написано у неё на лбу, Маше сделалось вдруг смешно. Пытаясь сделать очередной глоток из бокала, она не удержалась и захохотала. Внимательный сосед вынул носовой платок, окунул его в свою стопку со спиртным и аккуратно стёр нелепую надпись со лба Маши.
– Куришь? – закончив операцию по спасению, спросил он.
– Что? – не сразу поняла Маша.
– Здесь очень шумно, – повторил парень. – Хочу покурить. Не составишь компанию?
– Пойдём, – согласилась девушка, хотя ни разу за всю жизнь не сделала ни затяжки.
Этот парень ей понравился с первого взгляда. Может быть, дело было даже не в его симпатичной внешности и не в том, что он проявил такую заботу, а в том, что в водовороте случайностей, развернувшихся перед Машей в этот снежный вечер, она тоже наугад выбрала именно его.
«Впрочем, – подумала Маша, пока пробиралась вслед за ним через толпу к вестибюлю, – если бы рядом оказался, например, вот этот, – она выхватила взглядом случайного мужчину, – то курить бы я с ним точно никуда не пошла».
Да и вообще, она первой задала незнакомцу вопрос, среагировав на его взгляд. Два выпитых бокала мохито уже успели добраться до головы. Первые нотки умиротворения, будто ватой, окутали её страхи, сделав почти неслышными. Ей захотелось новых знакомств, свежих впечатлений, приключений, наконец, и неожиданных поворотов. Башню понемногу начинало сносить. Даже походка этого парня Маше нравилась. От него исходила какая-то особенная уверенность и ещё что-то такое, чего в этот момент Маше так не хватало. По лицу её блуждала глупая улыбка, голова кружилась.
В вестибюле, устланном зелёным ковром и заставленном кадками с искусственными цветами, оказалось, помимо них, ещё человек шесть. Люди курили в основном вейпы, и разговаривать здесь можно было спокойно, поскольку музыка отсюда слышалась не так громко.
Незнакомец достал пачку настоящих сигарет и протянул Маше. Не долго думая, она достала себе одну. Парень щёлкнул зажигалкой. Маша затянулась, думая, что сейчас сразу закашляет и опять насмешит собеседника, но этого не случилось – дым оказался не таким уж и едким.
С полминуты они молчали, каждый думая о чём-то своём.
– Может, – промолвил наконец парень, – как-то обозначим себя? У тебя есть имя?
– Маша.
– Красиво, – кивнул парень. – А моё Кирилл. Ты здесь бывала раньше?
– Нет. А ты?
– И я первый раз. Может, сменим локацию и отправимся туда, где не так громко?
– Было бы хорошо, – опять согласилась Маша, чувствуя, как сигарета окончательно размягчает её волю.
Но на душе было теперь легко. С этой секунды Маша была готова на всё.
***
Здесь, пожалуй, самое время было бы вспомнить о странном завещании Бориса Андреевича, внёсшем некоторую суматоху в умы Ангелины и Кирилла. В документе этом чёрном по белому было написано, что всем имуществом, движимым и недвижимым, после кончины Бориса Андреевича в объёме семидесяти процентов станет владеть тот, кто первым из детей обзаведётся семьёй и родит ребёнка. Второму же, не сумевшему успеть со свадьбой и пополнением, оставались скромные тридцать процентов. С чисто физиологической точки зрения Ангелине сделать это было несколько проще, но на то она и женщина, чтобы иметь хоть какую-то изначальную фору. Какую глубокую мысль хотел донести этим до своих детей Борис Андреевич, для всех осталось неясным. Возможно, такой шуткой он хотел повеселить своего адвоката или же самого себя, не предполагая своей скорой кончины.
– Вам всё понятно? – спросил адвокат, закончивший читать текст завещания. Лицо его выражало при этом некое внутреннее удовлетворение от последней воли Бориса Андреевича, с коим они были в дружеских отношениям много-много лет.
– Да ерунда какая-то, – пожала плечами Ангелина и посмотрела на брата.
Тот чиркал зажигалкой, пытаясь прикурить сигарету со стороны фильтра.
– Кир, – прикрикнула Ангелина.
– Что?
– Скажи, ведь ерунда же.
Кирилл перевернул сигарету, но закуривать уже передумал. Бросил её в пепельницу, взъерошил на голове волосы и развёл руками.
– В духе папы, – промолвил он. – Что тут сказать.
– Ты серьёзно? – возмутилась сестра. – Ну знаешь. Ты так спокоен. Хочешь и правда устроить свадебные гонки?
– А есть варианты? Аркадий Георгиевич, – обратился Кирилл к адвокату, – может быть, подскажете, что нам со всем этим теперь делать?
– То, что прописано в завещании, – спокойно ответил тот. – Без вариантов. Документ составлялся при мне, и у меня не возникло никаких подозрений относительно здравомыслия вашего отца. Да бросьте. Кирилл. Ангелина. Серьёзно. Вы что, не знаете своего папу? Ожидали от него чего-то другого? Сроков он вам не определял. Так что нет никаких поводов для того, чтобы спешить с таким серьёзным делом, как поиск своей половины. Расслабьтесь. С завещанием или без – это всё равно рано или поздно случилось бы. Вам третий десяток. Жизнь, можно сказать, удалась. Всё в ваших руках.
– Спешить-то оно, конечно, можно и не спешить, – путано произнёс Кирилл, – но вы же понимаете, что именно это сейчас и начнётся. Так ведь, Лина? – обратился он уже к сестре.
– Не доверяешь? – хитро прищурилась сестра.
– Знаю по опыту.
– Ну тогда знай и дальше. Я отчитываться перед тобой не стану. Когда захочу, тогда и замуж выйду.
– Значит, бросим все дела на фирме и начнём дурацкую гонку? – не унимался Кирилл.
– Так, – строго сказал Аркадий Георгиевич. – Давайте-ка успокоимся. Все юридические нюансы, касающиеся фирмы, я аккуратно улажу. А вы не порите горячку и отнеситесь к сложившимся обстоятельствам серьёзно. Дух Бориса Андреевича ещё витает по этой комнате.
Ангелина испуганно посмотрела на потолок.
– Я метафорически, – поспешил успокоить её Аркадий Георгиевич. – А вы устроили тут «верю-не верю» и уже готовы подраться.
– Да ладно, – махнул рукой Кирилл. – И в самом деле. Не маленькие уже.
– Ну-ну, – промолвила Ангелина.
По-родительскому строгие наставления адвоката нисколько не успокоили ни Кирилла, ни Ангелину. В их планы не входили брачные договоры, по крайней мере в ближайшие пару лет. Но теперь, как ни крути, придётся спешить. Конкуренция между сестрой и братом, сошедшая почти на нет три года назад, снова пришла в движение, и они, смирившись с создавшимся положением, поспешили исполнить волю своего покойного родителя. Перестав доверять друг другу, они оба на какое-то время переселились в отцовский дом, рыская по кабинетам и закоулкам немаленького особняка в поисках хоть каких-нибудь зацепок, с помощью которых можно было бы пересмотреть завещание. Ну мало ли. Вдруг имелся альтернативный документ или какое-нибудь свидетельство того, что отец под конец жизни совсем свихнулся и тем самым с юридической точки зрения утратил дееспособность. Впрочем, вся частная жизнь Бориса Андреевича была похожа на «Диснейленд», а среди бумаг нашлось столько всего странного, что ни один сторонний юрист не взялся бы с ними связываться, тем более что Аркадий Георгиевич стал бы изо всех сил защищать последнюю волю своего покойного друга. Быстро поняв, что никакого иного выхода, кроме как безоговорочно исполнить все пункты завещания, не найти, брат с сестрой все усилия направили на поиск своей второй половинки. И Ангелина преуспела на этой стезе раньше. Она уже нашла себе подходящего молодого человека, намерения которого были вполне серьёзны, в то время как Кирилл всё ещё блуждал по клубам и вечеринкам, пытаясь отыскать себе надёжную пару. Имея незаурядную внешность и потенциальные миллионы, он, конечно, мог бы найти желающих на роль жены достаточно быстро. Но предстоял ведь не просто банальный брак, а рождение ребёнка, а здесь безответственный подход исключался. Ангелина тоже отдавала себе в этом отчёт. Брат с сестрой не были людьми настолько легкомысленными и охочими до богатства, чтобы ради него пожертвовать таким важным обстоятельством, как полноценная во всех отношениях семья. Они не были избалованными и бездушно-расчётливыми, как многие из их многочисленных знакомых. Борис Андреевич хоть и воспитывал их во внешне благодатной среде, но вопреки всему не позволял этому внешнему сделаться преобладающим в их характерах. Соперничество между Кириллом и Ангелиной имело чисто соревновательный драйв. Может быть, даже каждый из них понимал, что в любом случае они разделят отцовское наследство пятьдесят на пятьдесят, что бы там ни случилось. Разумеется, вслух они об этом не говорили, поэтому сомнения всё же имели место быть, и, как следствие, соперничество выглядело вполне серьёзным. Закипели самые настоящие страсти, начались споры и затаились обиды. Находиться в одном доме с сестрой стало Кириллу невыносимо, особенно после того, как она привела туда своего будущего потенциального мужа, всякий раз выставляя перед братом свой скорый успех. Он понял, что так или иначе придётся следовать прописанному в завещании сценарию и снова вернулся в своё собственное жилище, прихватив с собой Моську – отцовского пуделя, оставшегося теперь сиротой и с тоскою бродившего по опустевшему без хозяина особняку. В доме у Кирилла Моська немного ожил.
Поход Кирилла мартовским вечером в клуб был больше жестом отчаяния, нежели очередной попыткой познакомиться с приличной девушкой. Укрываясь от назойливых претенденток из знакомой среды, он забрёл сюда по наитию, примерно так же, как сделала это и Маша. И потому неудивительно, что этих людей столкнула судьба за барной стойкой. Подобное тянется к подобному. Так, сами о том не подозревая, они двигались навстречу друг другу, вслушиваясь и всматриваясь в едва уловимые ориентиры, понятные только им.
В тот вечер, сбежав из клуба, они ещё долго просидели в скромном уютном кафе на набережной, постепенно трезвея и понимая, что их знакомство одним единственным вечером не ограничится. Они друг другу понравились. Обменявшись телефонами, они расстались только в два часа ночи.
Через три дня Кирилл позвонил Маше. Они гуляли в парке, ходили на аттракционы, веселились как дети, вдыхая влажный весенний воздух, разговаривали всё о каких-то пустяках, казавшихся им восхитительными и исполненными глубокого смысла. Кирилл боялся спугнуть Машу, рассказав ей о своём истинном социальном статусе. Ему хотелось как можно дольше побыть в её глазах самым обыкновенным парнем. Он даже наврал, что работает на машиностроительном заводе простым инженером.
Встречи их становились всё чаще. Даже когда началась в школе новая четверть, Маша всё равно находила для этих встреч время. И пришёл день, когда настала пора Кириллу выложить перед девушкой все свои карты. И он первый раз пригласил её к себе домой.
Случилось это в солнечное апрельское воскресенье, ближе к обеду. Подъехал к её подъезду на машине, чем сразу же удивил. И чем дальше они продвигались за МКАД, тем удивление Маши становилось сильнее. Дом Кирилла, хотя и скромный в сравнении с отцовскими хоромами, но всё же весьма зачётный, располагался в элитном посёлке, о котором, разумеется, Маше было известно всё самое существенное. Маша понимала что за люди могут позволить себе построить в этой местности дом, и в голове у неё по мере приближения к цели начинало возникать всё больше вопросов. Девушка время от времени бросала на Кирилла растерянные взгляды, не решаясь вслух спросить его о своих догадках.
Наконец они добрались до места. Кирилл заглушил мотор, улыбнулся и тихо сказал:
– Вот. Это мой дом.
– Неожиданно, – промолвила Маша. – Неплохо так зарабатывают у нас инженеры.
Кирилл ничего на это не возразил. Отперев входную дверь, он жестом предложил Маше войти в дом. Когда она перешагнула через порог, Кирилл произнёс:
– Ты пока проходи, осмотрись. Я загоню машину и вернусь. Если нужно, туалет на втором этаже. Я быстро.
Маша кивнула. А сама подумала, что, если Кирилл хочет загнать машину в гараж, значит, рассчитывает, что сегодня не повезёт её обратно в город. Это некий намёк с его стороны? Или что? Однако мысль эта, сладкой волной отдавшаяся во всём теле, нисколько не напугала и не возмутила. Маша была готова остаться на ночь.
Сняв с себя лёгкое пальто и сапожки, она прошла по широкому коридору до первого открытого помещения. Им оказался просторный зал с камином. Среди мебели и всевозможных аксессуаров она вдруг обнаружила нечто диковинное, явно стоящее не на своём месте. Маша не сразу сообразила, что перед ней живое существо – чёрный кудрявый пудель. Он стоял с высунутым языком и поднятой лапой. Казалось, что он вообще не дышал и больше походил на чучело, случайным образом оказавшееся посреди каминного зала. Через секунду это «чучело» вдруг вытаращило глаза, чуть приподнялось на задние лапы, склонило набок мордочку и в бесчувствии упало на пол, несколько раз дёрнувшись в конвульсиях всем своим телом. Маше подумалось, что пуделя настолько напугало внезапное появление незнакомого ему человека, что тот со страху и помер. В ужасе девушка подбежала к бедолаге и стала трясти его за мохнатый упитанный бок. Но животное никак на это не реагировало.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71016136?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.