Моя любимая депрессия
Владимир Мячин
Я пережил депрессию. Здесь будет рассказ о моем излечении, о невыносимых минутах и разочаровании. Каждый шаг своего становления я опишу в подробностях. Поделюсь своим опытом, который, возможно, принесет ответы тем, кто меня поймет.
Владимир Мячин
Моя любимая депрессия
А смерти все равно
Вы думаете о смерти? А она думает о вас. Ну, наверное, думает: я без понятия. Однако когда-то я был уверен, что по мне она просто сохнет и ходит рядом, пока я не вижу.
Пару лет назад я смотрел на мир воспаленными от самокопания глазами – все то мне казалось невзрачным, подлым, бессмысленным и циничным. Каждый день я усиленно думал о глубинах и тайнах бытия, погружался в долгие размышления над сутью происходящего. Признаюсь честно, там велись такие раскопки, что сейчас у меня шок – где я брал столько времени на это?
Не поймите меня неправильно: это действительно интересное занятие для некоторых любителей и профессионалов (себя я однозначно причислял к последним), но жизнь она… как бы это сказать… живая. Она двигается, извивается и постоянно меняется – в этом ее прелесть.
Впрочем, я отдалился от темы. Итак, мир серел каждую минуту, люди предавали друг друга, и не было в нем ни капли альтруизма – все у всех для себя. Таков был мой мир, и я его ненавидел. Да и себя ненавидел вместе с ним. А родных любил – это для справки.
Ну вот к примеру так я описывал свое утро в своих заметках в те времена темные:
Звонит будильник. Сквозь сонную пелену я выключаю его с пятой попытки, а иногда ставлю на повтор, промахнувшись по кнопкам.
Мозг просыпается, и в него медленно просачивается тягучая досада от осознания того, что я опять живой. Что все мои дела и мысли снова со мной. Начинается утро. Отвратительнейшее утро.
Невероятным усилием воли я заставляю себя раскрыть опухшие глаза, беру телефон и включаю какое-нибудь видео, чтобы заглушить тяжелые мысли, которые желчными камнями оседают где-то в кишках, давят и разъедают, медленно пожирая остатки энергии, что удалось скопить за ночь. Вот тут начинается борьба. Между мной и силами долга: гигиена, одежда, еда, сбор рабочей сумки. Все это пока кажется недостижимыми рубежами.
Время идет, я копаюсь в телефоне, приглушая реальность. Так проходит час, два, а то и больше. Достигнута красная точка. Дальше тянуть уже нельзя. Но мне так на это наплевать. Нет ничего важного.
И, о чудо, наступает тот момент, когда я сдираю себя с кровати и, пошатываясь на слабых ногах, ковыляю в ванную комнату. С немыслимым трудом переживаю бесконечно долгую чистку зубов и смотрю в зеркало. Отражение крайне недовольно своим состоянием: глаза потухшие, видны все изъяны отекшего лица.
Этот шаг пройден. Дальше хуже: надо поесть. А я уже забыл, когда был по-настоящему голоден в последний раз. За сигнал отвечают часы на пару с урчащим животом. Вкус еды? Его как будто нет. Все стало бумагой, которую мне надо жевать, чтобы зачем-то жить дальше.
Через силу проглотив последний кусок пищи, я тупо пялюсь в экран монитора своего компьютера, играет какая-то музыка в плеере. Тело ватное, словно с похмелья. Слегка подташнивает.
Спустя непозволительно долгое время я глажу вещи, тратя на это остатки своей воли. Покончив с этим, одеваюсь, выхожу на балкон и закуриваю сигарету. Момент передышки, перерыв между смердящими делами этого дня. Курю долго и до конца: оттягиваю как могу. Но вот приходит время заказывать такси, чтобы успеть хоть на какое-то вразумительное количество часов работы. Начало положено, но впереди бесконечно унылый и безвкусный мир, полный задач, на которые мне плевать. Кажется, что я больше не продержусь, но все же день ото дня живу, не находя в этом никакого смысла. Мое окно на одиннадцатом этаже теперь не пугает, а скорее притягивает своим проходом в забвение.
Так я прожил много лет – труп, изображающий живого. Ничто меня не радует, и ничто не спасет.
Поэзия поэта. Ммм. Ну да ладно. На самом деле, тогда все это было моей реальностью. Я жил с болью каждый день, пока в какой-то момент не перестал ощущать что-либо вовсе. Тут то ноги мои и подкосились. Пришлось экстренно принимать решение: быть или не быть. Смотрел я в обе стороны, стараясь не косить, пока не выбрал путь вместо пропасти.
И первое, что я сделал, – попросил о помощи доброго друга.
Я – шесть, ты – девять
Утро было вновь поганеньким, но я привык.
Встретиться предстояло нам в моей квартире, где дух уныния впитался в стены и уже пошел на ковер. В связи с чем мне предстояло множество непривлекательных дел: разгребсти внушительную кучу одежды на прогнувшемся стуле (иногда мне казалось, что она дышит), сделать пол нелипким, а посуде вернуть ее прежний цвет.
Закончив с апперитивом, я стал ждать основное блюдо. Ноги мои, правда, потрясывались от страха, и на меня вдруг напала икота, но если идти, то идти до конца. Я включил грустные песни, чтобы под них грустно смотреть на талую весну в грустном ожидании друга.
От прекрасной и томной оконной прокрастинации меня избавил удивительно противный треск звонка. Дыхание мое участилось, с ним и сердце, икота же гнула свой ритм. И вот, путаясь в сильных и слабых долях своего взбунтовавшегося организма, я приступил к открыванию двери.
Меня встретили искренняя улыбка, жизнь в глазах и, вы только посмотрите, выглаженная одежда – все говорило о том, что я сильно рисковал оказаться непонятым. Однако "идти до конца".
Мы обменялись приветами, пожали друг другу руки, и я повел его в свою обитель тоски и филосфии. Он, к слову, атмосферой совсем не проникся и предпочел делать вид, что не замечает явных настроений моего жилища. Спасибо, кстати, ему за это.
Мы сели друг напротив друга: он на стул, я на диван, и заговорили:
– Как ты? Что нового? – Голос у меня был бодрый: моя игра в мистера "Все в порядке"началась сама собой.
– Все замечательно, благодарю. Недавно отыграли драйвовый концерт на тему "рок-хитов 90-х"– народ был в восторге. А сам как?
Тут то я и поднатужился. В игры играть – время терять (наверное, так буду своим внукам говорить, если они разродятся). Но мистер "Все в порядке"стал неотъемлемой частью меня нелюбимого, и пришлось будить похрапывающее мужество, чтобы дать себя осмотреть, совсем голого и настоящего. Я открыл рот, и процедура началась:
– Что ж, мои дела плохи. Слово "хотеть"стало для меня бессмысленным. Я ничего не чувствую, ни к чему не могу стремиться: у меня просто совсем нет сил. Каждый день – испытание на прочность. И кажется, я сдаю. Поэтому ты здесь: мне нужна твоя помощь.
Вы ходили когда-нибудь без штанов по торговому центру в черную пятницу? Я тоже не ходил, но тут бы побежал как миленький, лишь бы избежать подобной откровенности. Чувство жалости к себе вызывало нарастающее отвращение. А говорил, что ничего не чувствую.
Он понимающе кивнул и сказал:
– Тогда давай начнем.
Предательство
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/vladimir-myachin/moya-lubimaya-depressiya-70999135/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.