Главная страница | Социальная фантастика | Республика Лондон

Республика Лондон
Том Чуханов
Действие разворачивается в конце 21 века, в Англии. После Брексита Лондон отделяется от Великобритании и становится Республикой. Чтобы получить паспорт гражданина, нужно выиграть интеллектуальный квест. Главные герои – ученики Лондонской школы экономики Джон, Джорджина, и Рич, а также ребята из других школ – Эбби, Тед, и Соня. В процессе квеста ребят ждут суровые испытания в двух странах, поездки на автомобиле и поезде, любовь и предательство – в попытке понять, кто же дергает за нитки в этой игре.

Том Чуханов
Республика Лондон
И когда меня – впервые в истории нашей школы – нарекли Джоном, никто не понял, что это означает.


ТОМ 1. ПЕРВЫЙ КВЕСТ
Действие разворачивается в конце 21 века, в Англии. После Брексита Лондон отделяется от Великобритании и становится Республикой. Чтобы получить паспорт гражданина, нужно выиграть интеллектуальный квест. Главные герои – ученики Лондонской школы экономики Джон, Джорджина, и Рич, а также ребята из других школ – Эбби, Тед, и Соня. В процессе квеста ребят ждут суровые испытания в двух странах, поездки на автомобиле и поезде, любовь и предательство – в попытке понять, кто же дергает за нитки в этой игре.

CHAPTER 1
Я проснулся не от будильника – еще вчера я предусмотрительно выключил его на телефоне, потому что этим утром мне некуда было спешить. Озорные лучи яркого солнца как будто говорили – люби не соню в себе, а себя – в Лондоне. Впрочем, сон был роскошью, которую я привык ценить, потому что дедлайны и олнайтеры случались с завидным постоянством. От количества учебных материалов осенняя депрессия плавно перетекала в зимнюю, а книги считались средством от бессонницы.
По привычке я потянулся за смартфоном, открыл новостную ленту в соцсети. Я никогда не знал, что происходит у моих друзей – всегда отписываюсь от их обновлений. О нет, не потому, что я пингвин-социофоб, живущий в своем ламповом одиночестве. Просто в ленте меня интересовали реальные новости, а не фоточки и цитаты преподавателей нашей школы. Я и так ходил на занятия, чтобы достаточно услышать мудрости. А гнаться за всеми сочными фразами, даже если их говорит директор школы – это уже азарт.
Я же никогда не был очень азартным человеком. Возможно, что дело не во мне, а в системе. В моем городишке не было казино и головокружительных историй успеха, не было великих спортсменов и побед на чемпионатах мира. Я жил в провинции, которая накладывала свой отпечаток на мою походку, прическу, и даже образ мышления. Естественно, я всегда грезил вырваться, поступить в приличную школу и зажить, оооо, зажить по-настоящему. Однажды это случилось, и я оказался в Лондоне, посреди его дворцов и трущоб, клубных и социальных карт, магазинных и не только скидок – не зря же тут присутствуют и мосты, с которых тебе всегда помогут упасть и взлететь навстречу мечте. Здесь я пережил свой 18 день рождения, буквально недавно, и, кстати, именно здесь живу в настоящий момент. Ничто сначала не предвещало бури, но потом внезапно случился ураган событий, местами снежный. Бурный, естественно. И пришлось не жить, а выживать.
Я сел возле окна, вглядываясь в кружение снежинок. Они парили в воздухе, как будто образуя странный танец. Странный лишь потому, что их было мало. Ноябрьский воздух был по-зимнему морозен, но снег только-только начинал заявлять свои права на уличные тропинки. Я смотрел на эти снежинки со смешанным чувством – я боялся, что они смогут помешать моей мечте стать реальностью. Что за бред – скажете вы. Хм, когда мечта – просто выжить, дожить до следующего дня и недели, не умерев от голода или чьей-то злобной интриги – то и в невинном кружении белых крохотулек можно увидеть теорию заговора. На самом деле, нет. Это я сейчас нагнетаю, а вот в тот момент я еще не понимал, насколько события будут ужасны. Но дурные знаки уже окружали меня, и отсутствие снега мне категорически не нравилось.

Меня зовут Джон. Это мое ненастоящее имя, но как меня звали раньше – мое настоящее one – я вам не скажу. По нескольким причинам. Во-первых, оно уже глубоко в истории, его отблески не горят даже в каминах древнего архива, а во-вторых, и в главных – значение имеет только то имя, которым меня нарекли в этих зловещих стенах. Сложно? Хотя, возможно, стены вполне нормальные. Бежевая краска поверх хрустящего слоя бетона – сойдет, никто и не ожидал большего от комнаты в школьном блоке, как бы пафосно высоко не была наша школа в мировых рейтингах. Хорошо, что удобства не на этаже.
Да, я всего лишь студент, школьник, школяр, ученик, субъект и объект образовательного процесса, который сидит в неуютном кресле, болеет за Ливерпуль, смотрит в окно, на подоконнике которого дымится чашка кофе, исторгая ароматы корицы и имбиря, единственной проблемой которого – как может показаться со стороны – является отсутствие сахара. Конечно, это не так. Моя главная проблема – это мое ИМЯ, и к этому есть свои флешбеки. Начнем с того, еще раз, что имя мне дали при поступлении в эту школу для одаренных детей. Ооо, я мечтал поступить сюда, стать частью этих бежевых стен, которые ничем не отличаются от других школ, как и друг от друга. Почему? Что ж, давайте оглянемся вокруг. Идет 2084 год. И мы в Лондоне. Но это не тот самый Лондон, о котором вы привыкли думать. Все помнят старушку Европу, на задворках которой случился Брексит? Да-да, сразу после выхода из Европейского союза Англия стала самыми что ни на есть задворками. Сперва нас, англичан одолевала гордость за долгожданную свободу, которую мы, потомки Киплинга, были вынуждены выклянчивать у европейского шерифа. Но потом все стало хуже – когда пали Штаты. Пришла гордыня. Мы – отцы-основатели, мы придумали тот язык, на котором миллиарды говорят, а еще 1 миллиард пытается говорить, с жутким акцентом и косым взглядом на значки транскрипции. Это у нас страдал от депрессии Гамлет, маясь мучительным выбором между тенью отца и манящей улыбкой Офелии. Это у нас самый главный Вильям начал строить замки, задолго до того, как наш первооткрыватель декаденства Уальд поселил туда смешных призраков, а второй по значимости Вильям поселил грустных, и положил под дверь череп Йорика. Это мы организовали Джеймстаун, это мы победили индейцев и еще кучу разных народов. Это наш великий Уинстон из школьника-заики превратился в лучшего оратора мира, по крайней мере, по нашей, чисто английской, версии убийства однополярного мира. И что же случилось? А следующее – мы придумали Лексит. Мы очистили Лондон. Мы окружили Лондон стенами восторга, роскоши – и камня. Мы подняли мосты, и ввели пропускной режим.
Лондон отделился от Англии и стал отдельным государством. Заметьте, республикой. Кромвель мог бы нами гордиться. Да, друзья, республика Лондон – звучит гордо. А быть ее гражданином – привлекательно, недосягаемо, безумно дорого. Ты не можешь просто так приехать к границе, постучать в ворота, показать паспорт Англии – и начать тут жить. Нет, это так не работает. Право жить в Лондоне нужно заслужить. И единственный путь для меня начинается здесь, в Лондонской Школе Экономики. Это смешно, но наша школа вовсе не экономическая. И это больше не университет, как раньше, а всего лишь школа. Хотя мы бесконечно путаемся между терминами – кто мы, школьники или студенты?
Мы изучаем более 30 предметов, среди них, конечно, есть и экономика, но она не является основным предметом. Тут вообще нет основного предмета, в принципе. Суть обучения в школе – получить нужный объем знаний и – победить в зачете. Наша школа выявляет лучших учеников в разных областях, затем они становятся почетными выпускниками, а наградой за победу – гражданство.

Стать гражданином – вот истинная мечта любого студента. Если ты проваливаешь конкурсные испытания – двери Лондона закрываются для тебя. Можешь собирать чемодан и ехать обратно в свой Бирмингем или Манчестер, Баф или Брайтон, в старую добрую Англию. Вы наверняка еще не понимаете, в чем разница между Лондоном и любым другим городом? Она есть. Она ужасна. Она громадна. Напомню, мы в 2084 году. Все производство и все фабрики – в Англии, все деньги – в Лондоне. Хотели ли мои предки такого Лексита? Возможно, никто не думал о последствиях. Возможно, мой дед, смотря на парламентские трения и потрясая гневно кулаком, не думал, что я, его единственный наследник, буду вынужден пить кофе без сахара, в жестком кресле, мечтая лишь об одном – пережить эти хрупкие снежинки, которые продолжали порхать за окном. Погода не радовала, но о чем еще мечтать?
Итак, я студент второго курса, которого зовут Джон, и имя которого, а точней its происхождение – проблема и загадка одновременно. Дело в том, что при поступлении в школу, каждый получает статус студента, временного резидента Лондона, и – имя. Твое старое имя никого не интересует. Есть только новое, свежее, записанное в твоей магнитной карте и выбитое синей краской на руке. Имя, которое ты унаследовал от великого короля. Старая традиция школы – наш завуч, Джеймс, как он себя называет, дает новые имена, которые заимствует из королевской родословной. По школьной легенде, каждое имя что-то означает, по крайней мере, в шикарном воображении Джейми. Сам он тоже, кстати, ни разу не Джеймс, но когда он был студентом, лет 30 назад, его так нарекли. Традиции, замечу, довольно старые. Лекситу уже много лет. В школьной библиотеке есть специальная комната, в которой можно прочитать биографию каждого короля – там же были портреты и биографии особо удачливых выпускников школы. Как вы могли догадаться, у нас куча Генри, Ричардов, есть Эдварды и Джеймсы – и я, единственный Джон. Когда я пришел в первый день в школьный класс, и меня представили моим будущим товарищам – и назвали мое имя – наступила тягучая, мучительная тишина. Я был первым Джоном в школе. Первым. Единственным. Возможно, последним. Никто, включая меня, не понимал причин и подоплеки такого имени. Имя, данное студенту, как бы опиралось на черты его характера, особенности мышления, на его потенциал. На паттерны его поведения. Имя разъясняло, предупреждало, отпугивало. Смелый как Ричард I – так будешь Ричардом. Можешь предать как Ричард III – и снова ты Ричард. Разумный – станешь Эдвардом. Джейми никогда не объяснял, почему он давал то или иное имя, но со временем студенты разбирались. И всегда удивлялись, как за короткое собеседование Джейми так глубоко понимал суть каждого. Возможно, коротким было только собеседование, а прочтение биографии и мотивационного эссе ученика – вдумчивым и долгим.
И когда меня – впервые в истории нашей школы – нарекли Джоном, никто не понял, что это означает. Но со временем перестали обращать внимание. Мало ли, Джон и Джон. Хоть Джек, который построит новый школьный блок. Но Джеков не было в королях, значит, без шансов, не будет и новой общаги.

В дверь постучали, прервав ворох моих мыслей. Зашел Риччи. К этому моменту я уже успел одеться и спуститься в общую комнату, и можно было заходить без стука, но Рич иногда был джентльменом. Может быть, я читал в одиночестве запрещенные книги на французском, или писал запрещенные стихи на латыни, или пил кофе с сахаром – запрещенным, кстати.
–Готов к зачету?
Ричард пытался быть общительным. Скорей всего, ему было не очень интересно услышать ответ, но он был вежливым собеседником, задающим актуальные вопросы.
–Всегда.
А что я мог сказать в ответ? Что я даже не понимаю, про какой предмет он говорит? Что я занят рассматриванием бренного танца таящих субстанций? Что мое имя мне интересней зачета? Ему хорошо, с его именем все понятно. Ричард. Гордый и неподкупный. Агрессивный и прямой. Дай ему волю, и мы бы погрязли в еще одном крестовом походе.
–Пора отчислять первокурсников. Их слишком много. С кого бы ты начал, Джон?
Как это на него похоже. Отчислить, изгнать, убить мечту на гражданство – и все это уже в ноябре, когда снег еще толком не пошел, улицы не проморожены как следует, а воздух позволяет ходить без шапки и перчаток.
–Риччи, отвали. Сессия в середине январе, первачки еще даже не поняли, где они, а где их судьба и вещи. А ты уже отчислять. Если бы в твои времена был на страже такой цербер как ты, уверен, тебя бы выгнали в первый учебный день, за отсутствие сменки или бахил.
–У меня всегда есть сменная обувь!
Говорю же, ботаник и педант.
–Не переживай, отзывчивые и дружелюбные одноклассники спрятали бы ее на денек. На что ни пойдешь ради спасения будущих поколений.
Ричард был студентом 3 курса, и главным старостой по совместительству. Всего в школе было 4 года обучения, но будущие выпускники не принимали участие в социальной жизни школы. Главная власть была сосредоточена в руках третьекурсников, и меня, Джона. Все просто – Рич в своем несчастливом нелондонском детстве жил со мной на одной улице, и мы общались. Не сказать, что мы были великими друзьями, но улицы Старого Бирмингема, откуда мы родом, научили людей, которые знают друг друга по имени и живут рядом, всегда вступаться за своих в уличных драках против незнакомцев, против чужих. Рич носил очки, был заучкой – и потенциально вызывал у типичных представителей уличных оборванцев агрессию. Вполне себе активную. Я же понимал, что спокойный сон по ночам зависит от того, насколько дальними тропами наш район будут обходить сомнительные, маргинальные элементы общества. Так что пока Рич думал, что я вступаюсь за его право быть ботаником и ходить по правой стороне улицы походкой свободомыслящего будущего гражданина Лондона, я лишь защищал свое право спокойно прогуливаться под ручку с девушкой поздним вечером по левой стороне улицы, заодно отрабатывая боксерские приемы на обидчиках Риччи. Люблю в спорте не только шахматы и керлинг, знаете ли. К слову, тогда Рича звали по-другому, ну да кому какое дело сейчас. Уже тогда, даже в очках и сутулый, он не боялся вступать в неравный бой, хотя и проигрывал первые несколько лет, пока стратегически полезная единица в моем лице не стала оказывать услуги в виде быстрого кулака и тяжелой палки. Мы были славным дуэтом, так что, встретившись в стенах нашей экономической школы, крепко обнялись – и возродили наш союз меча и орала. Здесь, в гораздо более академической среде, острым мечом был как раз Ричард, готовый возводить стены порядка налево и направо.
–Где ты взял корицу?
–Там же, где и имбирь и пастилу.
–Не нарисуешь карту этого оазиса?
Риччи явно хотел согреться от ноябрьского воздуха. Я не в силах был ему отказать, хотя специй было мало, а еды не было вовсе.
–На полке с книжками. За трудами Вольтера. Заодно подучишь французский.
–Символично. Боюсь подумать, за какой книгой может стоять сахарница.
Повторюсь, в нашей темнице знаний сахар был запрещен. Причина проста и банальна – ожирение. Как только завучу пришло в голову, что слишком много преуспевающих старшекурсников резко набирают 5-6 килограмм в год после 3 года обучения, он решил составить список запрещенных продуктов. Сахар и соль – белая смерть – возглавили рейтинги. Теперь мы были все за здоровый образ жизни, то есть потребляли запрещенные продукты тайком. В этом был свой кайф – даже я, не особый любитель сладкого, иногда позволял себе немного контрабанды. Пикантности добавлял факт санкций – если нарушитель правил был с позором пойман – отчисление и изгнание. Сразу, немедленно. Как мне лично казалось, Джейми было все равно на внешний вид студиозов и здоровье нации. Он сам таскал на себе лишних килограмм 15-20, и все его инициативы были лишь направлены на ужесточение дисциплины. Разрешено лишь то, что не есть запрещено. Абсурдные инициативы готовили нас к реальной жизни, наверное.
–Сахара нет, и быть не может. О чем ты, Ричард, о великий любитель правил?
Рич усмехнулся, залил кипятком кофе. Напиток зашипел, как будто огрызаясь на излишнее рвение воды сделать кофе продуктом для ума, превратив ворох молотых зерен в стимул умственного порыва, который в конечном счете не даст Ричу спать, а вместо этого заставит умнеть на 0.3 процента каждый битый час бессонницы.
–У тебя никогда нет сахара. И ты, наверное, даже не знаешь, где его берут, и у кого в школе его можно купить. Да, Джон?
Рич становился назойливым. Я мог бы его послать подальше, но ругаться в такое позднее время не хотелось. Я задумался, что бы такое сказать, но в комнату зашел Генри. Без стука, конечно. Он был толстым, наглым, одновременно влюблен в двух девчонок сразу – как он заявлял, что позволяло ему пользоваться лаврами Генри VIII и критиковать всех за догматичность в религиозных взглядах. Очки, которые он носил из-за плохого зрения, добавляли комичности в его и без того не самый серьезный вид.
–Парни, я чую кофе, свет моих очей. Немного арабики для старого друга? Хотя бы робусты, умоляю!
Не успел я возмутиться наглости Генри, как Рич показал свою относительную полезность в умственных баталиях.
–Есть лишь немного цикория из прошлогоднего подорожника, сорванного на закате солнца целомудренными абитуриентками из Дурхема. Сколько сыпать в граммах? Правда, кипятка уже нет. Холодная заварка нынче в моде, ice-brew.
Генри тяжело было сбить с толку, тем более такому очкарику, как Риччи. О да, они оба носили очки, но если Рич носил строгую железную оправу золотистого оттенка, которая придавала ему вид академика-декабриста в ссылке, то оправа Генри была из черного пластика, непонятной овальной формы, с изрядно поцарапанными дужками.
–Цикория много не бывает. Ладно, возьму твою чашку.
Мы засмеялись. Строго говоря, Генри был нашим другом, и зашел в общую комнату он вполне по праву. Скажу больше – он учился на 4 курсе, и потому знал много всякой полезной всячины. К нему стоило прислушаться – даже если за мудрость приходилось платить корицей. Я поворошил камин. Нам не разрешалось устраивать костры на улице, но в общей комнате очаровательно создавал атмосферу уюта небольшой каминчик. Именно в нем сгорали тонны шпаргалок, исписанных конспектов и дерзких шаржей с изображением наших преподавателей. Думаю, наш камин, судя по объемам информации, которые проходили сквозь него, был начитаннее любого выпускника.
В комнату зашла Сарра. Конечно, ее так не звали. И она не постучалась. Стучаться она считала ниже собственного достоинства, к тому же знала, чтобы была единственной девушкой в нашей компании, что подразумевало соблюдение морально-нравственных ценностей в ее отсутствие. Впрочем, ее присутствие тоже ничего такого не давало, никакого огня. Она была по-мальчишески худой, причем во всех частях телах. Назвать ее соблазнительно стройной я бы не решился. Причин как минимум несколько – Сарра и не была такой, что во-первых, а во-вторых, она бы не оценила этот типично женский комплимент. Она была лидером, бойцом, агрессивно настроенной принцессой и амазонкой, и кроме победы и власти ее ничего не интересовало. Как она оказалась в нашей компании? Очень просто – сама пришла и попросилась в команду. Мы сочли разумным не отказывать ей, так как она была весьма неглупой, могла принести пользу, и иметь ее среди врагов не слишком сильно хотелось.
Черт, я как обычно упускаю важные вещи. Команда! Да, мы были командой. Но прежде чем рассказать об этом важном элементе жизни в школе, я все же закончу с именем Сарры. Вполне очевидно, выбор имен для девочек в нашей школе не слишком велик. Лиззи да Бетти. Мы все подозревали, что именно так и прозвал ее Джейми, но она упорно представлялась Саррой и так чудесно выговаривала это долгое двойное –рр-, что мы решили оставить наши попытки выяснить ее королевскую родословную. Как ее звали учителя также оставалось для нас загадкой, так как она была первокурсницей и наши занятия не совпадали.
Итак, вернемся к социальной организации нашего школьного быта. Помимо благородной цели сильно поумнеть и получить гражданство, в процессе обучения в школе мы обязаны были принимать участие в различных квестах. Цель любого квеста – естественно, только победа, потому что успешное участие добавляло пойнтов в общий зачет успехов студента. Итак, Джон, Рич, Генри и Сарра – вот как выглядела наша дрим-тим, наша супер-команда людей, влюбленных в жизнь, далеких от зазнайства и старости, но желающих поскорее закончить со статусом школьного доходяги, не имеющего никакого социального статуса, и получить заветную ало-малиновую пластиковую карту, где помимо фотографии и имени, была бы синяя печать со словом «Citizen».

CHAPTER 2.
Сарра не пила кофе, что делало ее в наших глазах отличным собеседником. Она, как ни странно, любила пить школьное молоко, и умудрялась где-то доставать его в немыслимых количествах. Небольшие картонные пакеты с прицепленными к ним трубочками, которые щеголяли фотографиями известных экономистов. Это была наша демократическая инициатива, так как – смею напомнить – школа все же была экономической. В начале этого года администрации школы пришла идея сделать ребрендинг упаковки школьного молока. Они почему-то решили, что если сменить обычные белые коробки с надписью «Молоко» на точно такие же картонки, но украшенные картинками и витиеватыми шрифтами, этот продукт здоровья и счастья станет более популярным и, очевидно, полезным. Секретарша Джейми несколько недель принимала самые безумные проекты от школьников, и потом было объявлено всеобщее голосование. Наше пилотное оформление упаковки с лицом пышущего счастьем и здоровьем Карла Маркса и лозунгом «Молоко – рабочим, капитал – студентам» вызвало несколько цензурных замечаний, и в конечном итоге постер выглядел просто как «Молоко – студентам!». Но подпольно мы пустили листовки по всей школе с оригинальным дизайном, и это помогло нам победить в честных выборах. Политтехнологами мы были неплохими. С тех пор Сарра всегда носила с собой пакетик молока, на котором она цветными ручками дорисовывала оригинальный лозунг. Где она брала столько ручек и времени на художественные изыски мы не знали, но этот вопрос не был настолько животрепещущим.
Повторюсь, Сарра зашла в комнату. Деловито устроившись на подоконнике, окинув царственным взглядом угасающий танец снежинок, она произнесла:
–Хай, гайс. У меня 2 новости. Обе хорошие. Первая – по школе объявили новый квест, и мы участвуем, я уже подала заявку от команды.
Мы переглянулись. Сарра постоянно зависала в своих бесконечных гаджетах, и поэтому мы однажды приняли решение сделать ее нашим компьютерным гением, который будет отвечать за коммуникации в команде. Решение, о котором мы только что пожалели. Квестов было предостаточно, они постоянно шли один за другим. И тот, о котором она говорила, не привлекал нас по одной простой причине – это был выездной квиз, ради которого нам пришлось бы оторваться от теплого школьного камина и поехать неизвестно куда, навстречу холоду и льдам. Все мы уже видели школьное объявление, но никому из нас и в голову не пришло подписаться на такое декабрьское безумие. Никому, кроме Сарры.
–Вторая новость. У нас новая девочка в команде. Джорджина.
–Камон! Как ты могла?!
Это был Рич. Как самый главный парень в школе, он лелеял мысль о том, что он главный и в команде, и его возмущала не кандидатура, сколько сам факт ее наличия – и отсутствие согласования с ним.
–Да, Сарра, ты опять переходишь все границы. Какого черта? Мало нам одной несносной девицы в тиме, так ты еще самовольно добавляешь вторую. Что о нас скажут в городе? Что лучшие умы нашей школы хотят стать гражданками, а не гражданами? Пожалуй, я уйду из команды. Я сыт по горло вашим воинствующим феминизмом.
Это был Генри, но ему, конечно, никто не поверил. Он был влюблен в Джорджи, безответно и достаточно давно. Без шансов, конечно. У безответности вполне были причины – красивая, статная второкурсница Джорджина, которую друзья обычно звали Джи-Джи, абсолютно не обращала внимания на дерзкие попытки Генри превратить ее в Анну Болейн, что тяжело ранило его самолюбие.
После его тирады воцарилось тяжелое молчание. Естественно, Сарра не могла записать Джорджину без нашего согласия, как бы ей не хотелось показать свою власть и значимость. И сейчас предстояло решить, берем ли мы ее или нет. Рич был вроде как против, Генри – однозначно за. Никто из них не пытался оценить ее как члена команды, каждый воспринимал сугубо со своей колокольни. Рича оскорбляла самовольность Сарры, Генри вдохновляла возможность видеть объект своих душевных терзаний каждый день на законном основании. Голоса разделились, и мой становился решающим. Я был важной персоной в эту секунду. Я не был ослеплен какими-либо эмоциями, и стал размышлять.
Прежде всего, хотелось понять мотивацию Сарры. Но соблюсти демократическую процедуры было приоритетнее.
–Что ж, давайте голосовать. Команда может быть из 5 человек максимум, так что формально Джорджина может быть частью нас.
Мой голос не выдавал никакого волнения, хотя, признаться, кое-какой повод для нервов был.
–Итак, Сарра не голосует…
–Почему это? Что за воинствующий антифеминизм?
В плане придумывания новых терминов Сарре не было равных. Не успел я высказать ей пару слов о недостатке у нее социальных навыков ведения переговоров, как вмешался Рич.
–Потому что ты внесла ее кандидатуру. Именно поэтому ты являешься заинтересованным лицом и не можешь голосовать. Пользуясь случаем, выскажу свое мнение. Наша команда укомплектована, я бы сказал – даже переукомплектована людьми, исповедующими феминизм и прочие социальные пороки. Я против.
Высказавшись, Рич многозначительно посмотрел на меня. Я хорошо его знал и понимал, что означает его выразительный взгляд с хитрым прищуром – о нет, он все же не был против умной и сообразительной Джорджины. Он был только за. Но, естественно, чужими руками – в смысле чужим голосом. Как он быстро одумался!
–Ок, 1 голос минус, что скажет мудрейший Генри? По изначальной реплике можно судить, что Генри поддерживает Рича, все верно? И у нас уже 2 голоса против?
Как бы не так. Естественно и вполне ожидаемо, Генри уже переобулся. И даже нашел причину.
–Пожалуй, я сменю свое мнение. У меня как раз кончается школьное молоко. А учитывая, что вы, чертовы жлобы, готовы угостить старого друга только остатками цикория, я готов взять грех на душу, погрязнуть в сетях коррупции, и всего за глоточек молока поддержать неразумную Сарру.
Каков подлец! И молоко в кофе, который он успел, кстати, заварить в своей огромной кружке, и любимую девушку в команду. Технично. Впрочем, никто от него ничего другого и не ожидал.
–Можно из обычной пачки, без твоих дурацких цветных ручек? Британские ученые когда-нибудь докажут, что использование оранжевой радуги на упаковке молока вызывает изжогу.
–Ты слишком чувствительный для твоего веса.
Сарра сказала это почти дружелюбным тоном.
–После поговорим о перспективах науки. Что ж, счет 1-1. Мой голос решающий. Но в отличие от вас, эмоционально вовлеченных людей, я пытаюсь мыслить разумно, что вдвойне тяжело в вашей компании. Итак, Сарра, прежде чем взмахнуть мечом демократии, хотелось бы понять, для чего нам нужен новый участник? И почему именно Джорджина?
– Хм, все просто. Нас 4, а разрешено иметь 5 человек в команде, значит, нам кто-то нужен. Мальчиков трое, а девочка – я одна, значит, нужна еще одна девочка. А из девочек самый лучший кандидат – это Джи-Джи, поэтому ее я и предлагаю. Л – логика.
–Не лучше ли просто выгнать единственную девочку? Останется суровое мужское трио. Откажемся от еще одной причины впадать в депрессию.
Это Рич все еще показывал свою власть, но я видел по его лицу, как он уже подсчитывал профит от рейтинга новой участницы.
«Самый лучший кандидат» из уст Сарры означало, что больше она ни с кем не может ужиться. Да, наша худенькая принцесса была на самом деле вредной, неуживчивой, иногда даже злобной. Возможно, все дело было в отсутствии кофе и божественной корицы в ее рационе – хотя я был больше склонен винить ее дрянной характер. Джорджина была же ее абсолютной противоположностью, что наверно и способствовало их общению. Джи-Джи была женственной, статной, и при всем этом умудрялась не быть законченной сучкой, которая любит только себя и свою внешность. Наверно, она даже не читала гламурные журналы на уроках, а только на переменах. Мне следовало признаться хотя бы самому себе – я тоже был в нее немного влюблен. Или просто увлечен. Не знаю, какое слово лучше отображает мое отношение к ней.
Пауза затянулась, все трое смотрели на меня выжидательно. И все же, мне что-то не нравилось. Меня что-то смущало во всей этой ситуации. Судите сами – мы были реально успешной командой, мы лидировали в текущем зачете. В нашей команде все было прекрасно, и наша троица всегда прекрасно справлялась с трудностями, разделяла успех и иногда неудачи. Я говорю троица, потому что мужская часть нашей команды изначально существовала как единый коллектив, созданный год назад без каких-либо ladies. Сарра присоединилась к нам всего лишь в сентябре, и хотя от нее была реальная польза, я бы не стал называть ее незаменимой. И не прошло и 3 месяцев ее присутствия, как она тащит в команду нового участника, – свою подружку. И что важней всего – а подружку ли? Джорджи начала общаться с Саррой всего месяц назад, что странно совпало с датой нашего лидерства в общем зачете. Мы вели по баллам, каждый был успешен в своем предмете, мы набирали немало очков в квестах. Что, если Джорджи не так наивна, и просто решила присоединиться к лидеру и получить лавры победителя по упрощенной схеме? Что, если ситуация еще хуже, и Джорджи – посланец от конкурентов, которая должна развалить наш успех, передать секреты врагам и бросить нас доживать наши годы без гражданства, в деревеньке около Стрэтфорда? Что, если она человек Джейми, и ее миссия – тотальный контроль и слежка за нашей командой?
Как вы уже могли догадаться, я везде видел теории заговора. В нашей школе это было вполне нормальным явлением, и каждая из версий на самом деле могла быть правдивой. Или даже все сразу. Нам следовало все обсудить с Ричем, без лишних ушей. Генри не в счет, его не волновала политика, он жил одним днем.
–Я вынужден взять паузу. Чтобы принять окончательное решение, я должен провести собеседование с потенциальным кандидатом. На этом предлагаю завершить на сегодня с демократическими процедурами, и перейти к водным, а потом ко сну. Время позднее.
Сарра с Генри посмотрели на меня с недоумением. Рич тоже не совсем понял, что за игру я затеял, но поддержал меня.
–Что ж, не откажусь от водных процедур. Тем более, после общения с Генри. До завтра, камрады.

CHAPTER 3.
–Джон, что не так с тобой? Или с ней? Что-то личное? Или?..
–Или, Рич, или. Не знаю, не нравится мне все это. Мы с тобой парни из старого протухшего английского городишки, родом еще из Old English. Я не доверяю ей. Им обеим. Они упали на нашу голову, откуда не возьмись. Не забывай, что Джорджина вообще была у конкурентов.
–Черт, да, точно.
Надо упомянуть, что привилегией жить одному в нашей экономической, и потому экономной школе обладали только 4-курсники, предвыпускники, а все остальные жили по три человека в комнате. Рич как староста смог отвоевать себе уютную двушку на последнем, 5-м этаже школьного жилого корпуса, так что мы жили вдвоем. Двушка – это небольшая 2-х комнатная квартирка, с 2 маленькими комнатушками. Был вариант получить 1 большую комнату, но мы выбрали 2 маленькие. Каждая комната была по 8 квадратных метров, что в принципе не особо ущемляло наши права пока еще неграждан на личное пространство. По крайней мере, это гораздо лучше, чем проходной двор в виде 3-х коек, раскиданных вещей, перепутанных книжек и тетрадей. Когда я раньше жил в такой комнате с однокурсниками, я частенько по утрам не мог понять, где мои, а где соседские вещи. Конечно, хаос и бардак никуда не делся от нас, но в одном я теперь был твердо уверен – найдя под кроватью носки, я мог смело претендовать на них, так как жил один в этом полуквадрате. У нас была общая кухня, жалкие 6 метров, но нам вполне хватало, учитывая, что готовить никто не умел. Да особо и не надо было – в школе была отличная столовая, где можно было как поесть на месте, так и взять с собой навынос. Сейчас мы сидели с Ричем на нашей кухне, кутались зябко в теплые кофты и заваривали утренний кофе. На ночь глядя, вчера, мы решили не продолжать наш диалог. Точней, я решил, так как Рич был крайне любопытен. Я сказал ему лишь, что мне надо подумать, и перенес разговор на утро. И вот оно настало. Холодное, я бы сказал зимнее. Имею полное право так сказать, так как наступило 1 декабря именно сегодня. И да, снег выпал. Настоящий, не парочка закомплексованных снежинок, а нормальный снегопад случился ночью, и оставил после себя кучу сугробов и желание бросаться снежками. И хотя я крутился полночи и думал о Джорджине, снегопадение я не застал. Белый-белый снег, nothing to be polluted with.
–Ты знаешь, почему она именно Джорджина? Не Бетти и не Лиззи?
Это я начал свое наступление, пешки в бой, е2-е4.
–Нашел что спросить. Вопросы к Джеймсу. Знаю точно, что преподы ее так и называют, сам пару раз в холле слышал. Так что имя вполне официальное, Джеймсом данное. Не вижу причин для подозрений.
–Зря не видишь. Это же не совсем женское имя. Что сподвигло нашего Джейми отойти от ритуала? Она первая, ради кого он изменил мужское имя на женскую форму. Никаких Генриетт у нас раньше не было, равно как и Каролин.
–Ой, да ладно. На свое имя посмотри.
Блин, это не приходило мне в голову. Я же Джон. Обладатель имени, которое никто до меня не носил.
–Ну и все равно, ситуация мне не нравится.
–Что вообще тебе нравится?
–Да ничего!
–Может, ты влюбился?
–Рич, не неси чушь, пожалуйста. Она, конечно, чудо как хороша, но же знаешь, не в моей лиге. Даже пытаться не стану.
Да, вот тут я лукавил. Джи-Джи, манящая и далекая. В свое время я пытался закрутить с ней. Но в своем стиле, не сжигая мостов. Она, как и я, училась на втором курсе, и мы поступали в эти бежевые стены храма науки одновременно. При поступлении у нее возникли проблемы, на вступительном экзамене она шла к провалу. Не потому, что была глупа, а потому что опоздала. Как она мне объяснила позже, чертовы пробки вынудили ее спуститься в метро, там она потерялась, села не на тот поезд, перепутала ветки и в итоге опоздала на 10 минут. Наш экзаменатор, на редкость злобный тип, в то конкретное утро был особенно в ударе, и хотя он не мог формально отказать ей в допуске из-за being late, он не стал объяснять ей одной, что именно нужно делать. Просто отдал бланк с заданиями, насовав туда кучу лишних бумажек. Естественно, нам было запрещено переговариваться, и подсказать ей никто не мог, правда, никто особо и не горел желанием. Острая конкурентная среда, напомню вам. Но меня сразила ее кротость, беспомощность и какая-то решимость, которые все вместе одновременно отражались в ее глазах, и они постепенно наполнялись слезами. Закончив работу раньше всех и проходя мимо ее парты, я сделал вид, что споткнулся и уронил все свои листы. И подсунул ей на парту свой черновик. У всех были разные варианты, поэтому, даже обнаружив у нее лист с чужим решением, никаких санкций последовать не могло. Она, как я и думал, оказалась очень умной. Просмотрев мой черновик, Джорджи быстро разобралась, какие именно задания нужно решить и как правильно все это оформить. С момента экзамена я ее не видел до начала занятий, впервые увидев в учебном корпусе осенью. Она, безусловно, узнала меня и даже не стала делать вид, что моя помощь ей не пригодилась. Так не-по-женски! Она поблагодарила, сказала, что могу рассчитывать на ее помощь, если вдруг возникнет потребность. Через пару дней я позвал ее на прогулку, мотивировав чудесной погодой. Она отказала, мотивировав чудесной библиотекой. Через пару недель я повторил вопрос, она повторила ответ. Я понял, что лучше сохранить возможность общаться, чем услышать решительный отказ, и с тех пор не оспаривал ее право ходить в библиотеку, отвлекаясь на мои ненаучные вопросы.
Естественно, со временем она попала в какую-то команду, куда ее затащила соседка по комнате, стала там лидером и быстро привела свою тиму в число лучших. Она много училась, увлеченно соревновалась, и ни разу не была замечена в отношениях с противоположным полом. В конце учебного года она почему-то разругалась со своими партнерами, и ушла. В этом сентябре она была одна, и совершенно не пыталась найти себе новых камрадов, по крайней мере, слухов никаких не ходило. И вот она может присоединиться к нашей команде. Нужна ли она нам? Нет ли скрытой опасности в этом? Почему она ушла от своих?
–Джоооон! Не затянулась ли пауза? Мой кофе выпит, а твой остыл. Я вижу печаль в твоих глазах, и мечтательную улыбку на губах.
В дверь постучали. Мы переглянулись. Наш пятый этаж не был популярным местом назначения. Зайти в гости к старосте школы вообще считалось не очень приличным. А те товарищи, которые чуждались всяких моральных ограничений, вроде Генри, ни за что бы не пошли так высоко. Даже ради еды. Лифта у нас не было, как вы понимаете.
Я открыл. Это была она. Джи-Джи.
Одетая очень просто, без макияжа абсолютно, естественная в своем желании поговорить. Пучок волос стянут вверх, так что копна волос, тщетно желая упасть на плечи своими кончиками, смотрела в потолок. Белая блузка, без вычурных украшений. Черные джинсы, хоть и по фигуре, но не обтягивающие. Последнее, что я успел заметить в тишине, пока она ее не нарушила, были ярко-зеленые ногти. Что ж, ничто девичье ей не чуждо.
–Впустишь?
–Эммм.
На самом деле, не знаю даже, как бы сложился наш разговор, если бы не Рич. Он сделал максимально много, чтобы мы нормально поговорили – он ушел. Правда, насколько я понял, его помощь не была преднамеренной – он просто реально собирался уходить, к тому же его сильно подталкивало чувство долга – а именно, музыкальная мелодия из какого-то старого кинофильма, с хриплым джазовым прононсом. Эта мелодия вывела меня из ступора, в который я впал, увидев ее рыжеватые волосы, волосы Джи-Джи, хотя опять же – главной целью мелодии было сообщить всем студентам о том, что скоро начинается занятие. Перед каждой парой по всему блоку разносилось радио, сопровождаемое голосом Джейми, который убедительно вещал о том, что нет смысла такой чудесный день портить на сон и праздный досуг. Объявление шло на разных языках, и было забавно слушать попытки Джейми говорить на испанском, французском, даже латинском. Inter anna silent Musae. Язык зависел от дня недели. Хорошо хоть, что он не пел сам.
Рич подошел к двери ровно в ту секунду, когда Джи-Джи задала свой вопрос. Наверное, она все подстроила заранее. Она откуда-то знала его и мое расписание, и знала, что Ричу нужно уходить раньше, чем мне.
–Хай, Джорджина. Жаль, что я ухожу. Удачи в переговорах. Если что, я голосовал против тебя, но меня заставили.
И был таков. Конечно, я впустил ее, мы пошли на кухню и заварили кофе. При всем желании я бы не повел ее в свою комнату – опочивальня холостяка таит в себе немало секретов, в том числе грязные носки и компьютерные журналы, которые следует прятать от женщин.
–Сарра сказала мне, что от твоего голоса зависит мое попадание в вашу команду, и что ты захотел провести собеседование. Что ты хочешь узнать?
К тому моменту я отошел от шока и вполне был готов к разговору. Говорила она, замечу, будничным и спокойным тоном, уверенная в своем успехе. Или безразличная, я не совсем понимал в тот момент. Плеснув кипятка в 2 чашки, я потянулся к холодильнику.
–Ок, начнем. Самый важный вопрос – нужен ли лед?
Она рассмеялась.
–Ты не меняешься. Все так же мастерски тянешь время, делаешь вид, что ничего важного не происходит. Иногда мне кажется, что ты реально так думаешь. 2 кусочка, больше не надо.
Это звучало, как будто мы были женаты 20 лет. Разделив лед и сделав первые глотки завораживающего напитка, мы уставились друг на друга. Потом я перевел взгляд на окно, точнее – на пейзаж за окном. Невероятно, но я реально перестал думать о Джорджине, я совершенно забыл про нее секунд на 30, настолько интересно было смотреть на заметенную улицу и узоры на стекле. Потом я вернулся в реальность.
–Я не понимаю, зачем ты хочешь в нашу команду. Ты успешна и без нас. Все прекрасно у тебя. Кто ты, милая?
Она достала из кармана смятый листок, развернула и отдала мне. Ксерокопия, не очень хорошего качества. Точней, распечатанная фотка. Но текст читался, и почерк угадывался. Джейми, наш толстячок, наш рулевой, наш капитан, о, капитан.
Записка была отрывком из ежедневника Джейми.

*
Джон – единственный и первый. Вся жизнь в войне, бессмысленной и беспощадной. Будет предан, причем не однажды. Английский.
Джорджина – прекрасный пример того, как бывшая заика повела нацию за собой. Стараниями Джона, разумеется. Математика, физика.
Ричард – властный, ужасный, не гнушающийся предательством, готов на все ради успеха. Не Львиное сердце, а Горбун-братоубийца. Или я ошибаюсь, и все дело в его старшем брате? Обществознание.
Генри – нет-нет, вовсе не VIII. Его номер 6. Его жизнь бессмысленна, правление коротко, миссия – передать власть и уйти в небытие, на задворки истории. Которую он и не знает, кстати. История.
Бетти – умная, расчетливая, но не звезда новостных лент. Скромная? Не верю. Еще одну Вирджинию в ее честь точно не назовут. Французский.
Сарра – змея, жалящая, безжалостная, беспощадная. Мечтает о своей империи, которую она зальет кровью и чужими слезами. Настоящее имя – Мэри, которое она захотела скрыть. Экономика.
Какая же пара в итоге победит? Стоит ли рисковать и поддерживать кого-то явно и открыто? Что хочет от меня министр?
*

Пока я читал содержимое листика, Джорджи смотрела на выражение моего лица, которое менялось помимо моей воли.
–Что это? И где ты взяла это?
–Ответ очевиден, Джон. Это – исписанный почерком Джеймса листик, который я сфоткала из еженедельника Джеймса, который лежал на столе Джеймся – угадай где – в кабинете Джеймса.
–О, ты умеешь чудесно все объяснять. Теперь мне все понятно. Попробую перефразировать вопрос – что это все означает? Почему мы записаны попарно?
–Хм, на этот вопрос у меня нет ответа. Но я хочу его узнать.
–Как давно ты читаешь записи Джеймса? У тебя абонемент в его кабинет? А в сейф, где он хранит виски?
–Вовсе нет. Мне нужно было по случаю зайти к нему, подписать документы. В смысле, мне нужна была его подпись, а не ему – моя. Пришлось ждать. Я подошла к окну полюбоваться на снегопад и его плоды, как ты сегодня, и увидела раскрытый на столе томик, с закладкой, открывающей текст. Вчиталась. Испугалась. Сфотографировала. А через несколько дней Сарра предложила вступить в вашу команду.
–Ты ей все рассказала?
–Конечно, нет. Если содержимое дневника правдиво, я никому не могу доверять. Тем более Сарре. И тебе не советую. Нас втягивают в игру. Опасную, как мне кажется. Но я предпочитаю сыграть в нее, чем получить другую игру – ту, где вводные данные будут неизвестны. Здесь, по крайней мере, я знаю игроков. Ты – джентльмен, Сарра – сучка, Рич – предатель, Генри – ноль, пешка.
– Отличный расклад. Просто живые шахматы. Уточни, сучка – это ферзь-королева в твоей терминологии?
– Очень смешно. Не знаю. В общем, теперь ты знаешь мои причины. Если ты надеялся, что я пришла признаться тебе в своих чувствах – прости, что разочаровала.
Я посмотрел ей в глаза, и ее озабоченный взгляд сказал мне о многом. Мой романтический порыв схлынул, а розовые очки разбились о скалы ее тревоги. Мне стало понятно, что все ее действия – никакая ни попытка стать ближе ко мне, классному и интересному, а просто продиктована необходимостью выживать. И, строго говоря, мне тоже теперь следовало задуматься об этом.
Можно ли ей доверять? Не подстроено ли все это, не являемся ли мы частью какой-то глобальной интриги?
Происходившее в нашей школе не всегда – и не все – было нормальным. Хм, сам факт интеллектуального противостояния за право жить в лучшем обществе уже навевал тоску – соперники не были глупыми, а многие имели серьезный запас коварства. Но что самое страшное – никто не знал, что происходит с проигравшими. С победителями все было ясно, они занимали серьезные должности, получали социальные бонусы и плюшки – и как-то жили дальше, возможно, иногда мучаясь угрызениями совести. А что же лузеры? Неизвестно. Ноль информации. Официальная версия – ребята просто возвращались домой, но эта версия, если и была когда-то правдивой, явно устарела. Вот уже лет как десять, целая декада, никто не знает, куда пропадают неудачники наших игрищ. Из моего родного Бирмингема я знавал как минимум несколько ребят, которые просто не вернулись домой. Их родные не знают – или не хотят говорить, – где находятся их чада. И к слову сказать, наша школа – вовсе не единственная в Лондоне. Их десятки, этих фабрик лучших умов, кузниц кадров, которые отправляют лучших из нас в новую жизнь, а всех остальных – в архив истории.
Конечно, то, о чем я говорю сейчас, расходится с официальной точкой зрения. Если послушать Джейми, то все лузеры просто уезжают на стажировки, покоряют горы Южной Америки, плавают на каноэ в Австралии, некоторые, сгорая от стыда, меняют имя и документы. Кто-то даже паркет в доме на всех этажах. Но на самом деле понятно было одно – лучше не проигрывать. И если для этого нужно было просто принять в команду Джорджину – я не против. Не имею возражений. Пусть будет так. Хм, как выяснилось позже, мое мнение мало кого интересовало. Этот шаг был предопределен, и Джи-Джи – не самое худшее, что могло случиться.

CHAPTER 4.
Мы сидели втроем, и пили горячий глинтвейн. Безалкогольный, естественно. Виноградный сок алого цвета, золото апельсиновых корок, немного кипятка – и ааааах, корица с гвоздикой. Я чувствовал себя алхимиком.
Генри выглядел встревоженным, Рич – серьезным. Я понимал их обеспокоенность и всецело разделял. Но их тоска не была связана с запиской Джеймса. Мне хватило благоразумия ничего никому не говорить. Их вселенская тревога была связана с истощением наших запасов. По всему выходило, что это наш последний глинтвейн в этом году, а декабрь между тем только начался. И ничто не давало повода думать, что мы как-то сможем пополнить наши ресурсы.
–Немыслимо! Последняя чаша этого года. Как мы будем жить дальше? Как мы встретим Рождество? Что скажут граждане этой гордой республики, когда я стану известным как Черчилль, и напишу мемуары? О том, что в юные годы я был вынужден отказывать себе во всем, даже в апельсиновых корках.
Тон Генри был пафосен, но тоску навевал с упрямой постоянностью.
–По крайней мере, мы не лишены хлебных корок.
Голос Рича был островком благоразумия в этом безумном хаосе, который случался всякий раз, когда Генри никто не ограничивал в количестве времени на выступление. На самом деле, глинтвейн был совсем неплох, и если уж ему суждено стать последней каплей нашего терпения лишений, не было смысла отказывать себе в удовольствии выпить эту чашу до дна.
–До дна!
Генри зашкаливал. Если бы я не собственноручно смешивал напиток, я мог бы подумать что-то завистливое о рецепте Генри, но нет. Чтобы прочувствовать счастье и поделиться им с другими, ему не нужны были внешние стимуляторы. Морозное воскресное утро не создавало проблем, несмотря на то, что мы находились в общей комнате, нам никто не мешал, а радиантное солнце спряталось за шторами, и лишь отдельные яркие лучики пробивались сквозь дырки в плотной ткани, но они не раздражали, а напротив, привносили искорку веселья в наш разговор.
Безусловно, на Рича даже солнце не могло повлиять, поэтому закончив со своей чашкой, он торжественно открыл серьезную дискуссию.
–Итак, Джон, что в итоге мы будем делать с Джорджиной? Берем ли мы ее в команду? Если да, то зачем? Если нет, то почему?
Я мог ответить на первый вопрос и кусочек второго, но никак на все остальные. Но как оказалось, это было и не нужно. Высказался Генри.
–Конечно, берем. Точней, берете. Я ухожу, парни. Сорян. Сами понимаете, 4 курс, выпускные экзамены, и все игрушки уже не для меня.
Упс. Вот это поворот. Генри нас покидает? Невероятно. Но, даже услышав эту безумную новость, я не удивился. Я был готов ко всему, кроме одной вещи – реакции Рича. Он тоже НЕ удивился. Вообще! Но он сделал вид, что впервые слышит об этом. Он притворился, что взволнован.
–Генри, ты серьезно? Да ладно. Не бросай нас, король, ты нужен команде.
Но нет, не убедил. Это не настоящий Рич. Настоящий Рич максимум что сделал бы – так это пожал плечами и сказал бы, что будет скучать. По вторникам особенно сильно.
Что происходит? Почему Генри уходит, почему Рич об этом знает, и почему Рич специально делает вид, что его тревожит эта новость? По сути, от Генри было мало пользы, и его значимый вклад был только в организацию посиделок и агрегацию новых смешных шуток и мемов. Как все это связано с Джейми и Джорджиной?
На секунду я задумался о ней. Боже, я же ничего о ней не знаю. Совсем. Кроме того факта, что походу мы скоро начнем работать вместе над спасением нашего гражданства, точней, его иллюзорного фантома.
Генри допил остатки божественного напитка и попрощался.
–Эта комната больше не принадлежит мне, братья во гражданстве. Удачи вам на пути ошибок и страданий. Пусть шансы будут на вашей стороне, ответы всегда правильными, а рандом – воистину святым.
И ушел в рассвет. Солнечные лучи все еще палили исподтишка, но Рич открыл шторы, и атмосфера затененного восторга угасла. Чтобы выветрить щекочущие ароматы, Рич на короткое мгновение распахнул створки окна, но этого мига хватило – морозный воздух взбодрил, и вместо праздника пришли будни. Вот так, в дуновение ветерка все изменилось.
Мы немного помолчали, и Рич взял слово.
–Я знаю, почему он ушел. Дело не в нем, а в команде. В командах. Их больше не будет. Теперь будут пары. Мальчик плюс девочка. Boys and girls.
–Что?!
–Да. Генри уже нашел себе пару. Какая-то Бетти с 4 курса. Теперь он нам конкурент. И мы друг другу тоже, кстати.
–Рич, я не пойму, о чем ты. Что происходит в школе?
–Все меняется, Джон. В министерстве решили, что слишком много паспортов выдается каждый год. Теперь выпускники должны не просто набрать определенный процент правильных ответов, а опередить конкурентов. Быть впереди – вот что нужно теперь. Мы наконец-то прониклись американской мечтой, мы скоро станем конкурентоспособным обществом.
Я слышал тоску в его голосе. Я подумал о текущей системе дел. Сейчас все просто – мы учимся в школе 4 года, набираем баллы и сдаем зачеты и экзамены, соревнуемся в квестах – но все это опционально, больше для развлечения. Главное – сдать выпускной экзамен по одному предмету, который ты выбираешь сам. Цель – набрать 90% от максимума, традиционно в экзамене 100 баллов, значит – 90 баллов вполне достаточно, чтобы получить паспорт и спокойно жить дальше. Играть в монополию, ходить в антикафе, строить карьеру.
–Рич, ты хочешь сказать, что 90 баллов больше не цель?
–Экзамены вообще отменяются.
–ЧТО?!!
–Говорю же, все изменилось. Может быть, временно, может быть, навсегда. Никто не знает. Теперь нужно победить в квесте, только тогда дается паспорт.
–Отлично, просто отлично. И с какого курса начинается борьба?
– С первого. С самого начала. Ты можешь победить хоть на 1 курсе, и сразу уйти в лето гражданином. Как ты понимаешь, дается 4 года, то есть 4 попытки.
– Стоп. А если кто-то уже сейчас на 4 курсе, как Генри, и у него всего одна попытка?
– Кого это волнует. Закон обратной силы не имеет. Мы теперь курсанты, бойцы невидимого фронта, солдаты умственного труда. Воюй, иначе проиграешь. Мир есть война, война есть мы. Книжки – наши орудия, знания – наши пули, правильные ответы – наша ядерная мощь.
–Ок. Но давай все же уточним. Мы теперь конкуренты навсегда, враги?
–Да брось ты. Как приличные люди, мы вполне можем обойтись без взаимной ненависти. И вообще, в проекте была идея использовать двойные пары, то есть команды из 4 человек.
–Рич, я туплю. В каком проекте?
–О, Господи. Я сам еще ничего не знаю толком. Информация никем не подтверждена официально, Джейми молчит. Вроде как через несколько дней будет официальное собрание всех учеников школы, и там все скажут. Эдвард должен выступить.
Я взял паузу. Наполнив чайник водой, я тянул время. Но Рича это мало волновало, как будто он понимал, о чем я думаю. Хотя он мог догадываться, ведь откуда-то же знал Генри. Значит, и я мог знать. Хм.
–Рич, а ты давно знаешь?
Он посмотрел на меня тяжелым взглядом.
–С неделю.
Думаю, он не врал. Максимум, на 2-3 дня. Слухи ползли по школе всегда с неумолимой быстротой, и дольше сдерживать такую информацию, которая обладала неслабой силой поражения, никто бы не смог. Тем более что, повторюсь, мы не единственная школа в городе. Другие ребята тоже могли запустить инфу в массы.
–Мог бы и сказать.
–Не мог. Я был не уверен. Смысл говорить то, что может оказаться фейком.
На самом деле, Рич врал в эту секунду. Для него было типично обсуждать все командные дела, как только появлялись любые новости. Мы всегда пытались подготовиться к любым неожиданностям, заранее просчитать все варианты, спрогнозировать различные сюжеты развития событий. Если он не обсудил с нами эту ситуацию, это означало только одно – он больше не видел меня частью своей команды. Что ж, справедливо, я явно не укладывался в концепт команды «мальчик+девочка».
– Кого берешь в команду? Кто она, твоя избранница. Только не говори, что еще даже не думал.
Рич и не думал отнекиваться. Плохой знак, он больше не пытался быть вежливым. Значит, все-таки враги.
–Сарра.
–Да ладно! Она не согласится, 100%.
На самом деле, я понимал, что она согласится. Да любая согласится, здесь уже не до романтики, Рич – староста всей школы, и претендент номер 1 на победу в любом квесте.
–Уже согласилась.
Вот это поворот. Они уже все обсудили. Отлично. Генри в курсе, и у него есть загадочная Бетти. Рич в паре с Саррой, и я – а что мне остается? Точней, кто?
Ответ был настолько очевиден, что было неприятно осознавать его. Джорджина. Нет, я не имел ничего против нее – по крайней мере, на неосознанном уровне, но мне не нравилась сама ситуация – у меня абсолютно не было выбора. За меня все решили. Загнали в угол. Поймали в капкан. Оставалось только выяснить, насколько острые в нем зубцы, и есть ли шансы выбраться из ловушки с паспортом.
Я буркнул дежурные прощания и собрался выйти из комнаты. Но Рич внезапно вцепился мне в руку, оттащил к окну, и паническим шепотом засвистел прямо в ухо.
–Джон, ты в опасности.
–Удивил. Мы все глубоко в ней.
–Нет. ТЫ в опасности, гораздо большей. Ты, Джон.
–Почему я?
–Имя. Твое имя – ДЖОН. В нем скрыта тайна, и я сам не знаю, какая. Но тебе отводится главная роль.
Пока он говорил, вся его поза была напряженной. Закончив, он выглядел так, как будто из него выпустили воздух. Как сдутая кукла, этакий Кенни. Он отвернулся к окну, показывая, что ему нечего больше добавить, разговор окончен. Так и было. Его Барби в виде Сарры не вдохновляла его больше на откровения, и слава Богу.

CHAPTER 5.
Прошла неделя, относительно спокойная. Я ни с кем ничего не обсуждал, ходил на занятия, читал книги – в общем, жил обычной жизнью. Я понимал, что скоро случится гром и появится молния, и мне не хотелось лишать себе последних мгновений счастья. Пару раз на перемене я видел Джи-Джи, но она лишь приветливо кивала, не пытаясь ничего спросить. По школе уже ползли слухи о смене системы команд на пары, и во всех школьных углах слышались бурные обсуждения новости. Команды, которые состояли из любовных парочек, спокойно ждали официальной реакции школьной администрации. Одиночки или настойчиво и быстро искали себе пару, или флегматично предпочитали верить, что это фейк, и ничто не сможет заставить их выйти из своего уютного лампового одиночества. Наверно, у них были печеньки.
В школе наступила зима. Настоящая, снежная, суровая. Уже не находилось смельчаков, которые ходили бы без шапки и перчаток. Только смелые феминистки, но и они держали руки в карманах, а их цветные пережженные волосы не боялись уже ничего, к тому же, их согревал пирсинг в носу. Даже короткими перебежками, от корпуса к корпусу, народ бегал утеплившись. Ничто не могло растопить лед на улице, и в наших сердцах. Атмосфера уныния и отчуждения царила по всей школе, от первого этажа школьного здания до последнего чердака в жилом корпусе. Хуже всего была неизвестность, которая ввергала в нас чувство страха и информационного голода. И однажды и эта страница была перевернута.
Через 2 дня в школьных холлах появилось объявление об общем сборе. Огромный актовый зал вместил всех студентов и преподавателей. Очевидно, что неловко было даже последним, так как общий сбор предвосхитило совещание преподавателей, и они уже были в курсе свежих новостей. Слово взял директор, которого звали Эдвард. Высокий, уже в возрасте, с залысинами и круглыми очками, он не внушал доверия. Но в конкретно данной ситуации не доверять его словам не имело практического смысла – он был тем самым человеком, который знал что-то из первоисточника, а именно – из министерства знаний. Сбор был в 6 вечера, зал был ярко залит люстрами, а за окном было уже по-зимнему темно. Это не смущало Эдварда, впрочем, что вообще могло его смутить – он правил школой дольше, чем его тезка Англией.
–Что ж, война есть мир. Хорошее начало для моей речи, не находите ли?
Нет, мы не находили, и Эдди – как его все звали в темных коридорах – взял театральную паузу. Он вдруг всмотрелся в этикетку бутылки с водой, которая стояла перед стойкой с микрофоном, и, как будто не замечая толпу ждущих избавления от невежества студиозов, высказал прямо в зал свое возмущение.
–Что, даже в этот, особенный день, для меня и для вас всех, нельзя было не перепутать воду? Кто-нибудь в зале понимает разницу между газированной и still – водами?
Я понимал. Да все понимали. Мы знали, что Эдди пьет только какую-то особенную воду из какого-то особенного родника, конечно, без газа. Также все знали, что он никогда не пьет воду во время выступления, потому что жует какие-то свои особенные леденцы для горла со вкусом тыквы и ментола, которые позволяли ему безнаказанно кричать во все горло больше часа.
Зачем он решил навести порядок – не очень ясно. Эдвард решил продолжить.
–Дети, Англия пала.
Нам всем было от 16 до 20, но были детьми для него.
–Англии, старой, доброй, на лужайках которой окормлялся парламент Родины, больше нет. Кто виноват? Конечно, вы. Не персонально, но вы все несете коллективную ответственность. Какую и за что? Разгильдяйство – вот ваш бич. Леность – вот ваш порок. Вера в авось – откуда эта религия у нас в Лондоне? – ваша слабая пята. Когда наши отцы боролись за Лексит, когда мы бежали от буржуйского Запада и загнившей Европы, думали ли мы о последствиях? Конечно, но мы думали о светлом будущем. Мы не думали, что наши политики будут жевать свой галстук, а наши спикеры выращивать рыбу в Ниагарском водопаде. Мы не гадали и не представляли, что вы все просто остановитесь в развитии, сядете на своей зеленой лужайке, полученной по наследству, которую наши деды и прадеды подстригали до вас 300 лет подряд ежедневно, и начнете торговать словарями, книжками, интернетами – и другим воздухом. Где она, наша демократия? Кем и почему забыт наш Норманн? Почему предан изгнанию великий Черчилль? Слава Богу, пали и Штаты.
Конечно, старину Эдди заносило. Лично я не всегда даже понимал, куда и к чему он клонит.
–А читаем ли мы Шекспира на его языке? Понимаем ли мы рифму поэта, или мы доверились модным переводчикам барда, которые перекладывают классику на современный лад? Так ли немощен Гамлет, так ли невинна Офелия, так ли глуп Макбет? Зачем Яго убил Джульетту, которая и считать не умела до 13, не то чтобы грешить по-мавритански?
После этих слов я отключился. Мое сознание поплыло по воздуху, как будто одно полушарие слушало Эдди, но тут же фильтровало поток информации как бесполезный бред, и заглушало его. Второе же полушарие искало развлечений, и внимание переносилось на толпу страждущих. Я слышал шепот, смех, я видел головы, склонившиеся над экранами гаджетов – и я заснул. Я уже потом понял, что я заснул, потому что мне приснилось странное видение – как будто подходит ко мне старина Рич и говорит громко, на весь зал, заглушая монотонный ритм микрофона.
–Джон, ты в опасности. Все потому, что ты Джон. Тебя так назвали в честь Джона, короля Англии. Тебя предадут, Джон, предадут не единожды.
–Предадут! Предадут не однажды, и не единожды. Где они, наши идеалы, наши львы и драконы?
Это уже копирайт Эдди. Я проснулся так же неожиданно, как и заснул, а Эдди уже заканчивал свой монолог, свой солилоквий свободы, депрессии – и жизни на пенсии.
–Как вы все знаете, правила изменились. Ваша учеба теперь – лишь поход за знаниями, а квесты – борьба за паспорт. Почему так? Это особенный день для нас всех. Запомните его, сегодня мы возродим нашу страну! Почему так? Потому, что теперь главное – быть не умным, а быстрым, не сильным, а ловким, не порядочным, а…
Эдди закашлялся. Это первый раз за 2 года – я не видел его раньше, когда он закашлялся во время речи. Он потянулся за бутылкой воды, что низвергло нас в пучины ужаса. Было очевидно, что он просто понял, что сказал слишком много лишнего юным умам, и нарушая собственную же традицию, он создавал прецедент – и он выпил свою чашу до дна. С водой. С газированными пузырьками грусти.
– Я ухожу. Пора. Это особенный день для меня, потому что я был автором этой идеи, и особенный вдвойне, потому что я войду в историю. Но творить вы ее будете без меня. Директором школы назначается Джеймс. Господи, какая все-таки гадость ваша газированная вода!
Под аплодисменты – скорей по привычке, чем от радости мы захлопали – он спустился с трибуны и занял свое место. Следом вышел Джейми и взял микрофон.
–Добро пожаловать в новую эпоху, потомки королей. Эдвард долго и счастливо правил нами, а теперь пора перевернуть страницу, начать новую главу.
От обилия метафор мой мозг начал сомневаться, в чем счастье правления Эдди – и вообще, счастье было для нас или для него? Разве это счастье, когда бетон окрашен в оранжевый цвет, а коврами даже и не пахнет? Разве это счастье, когда в столовой очереди за овсянкой, а чай без сахара? Но сказать это все вслух я не осмелился, хотя можно было, в таком шуме меня все равно никто бы не услышал. Обожаю демократию без риска для жизни. В эту секунду актовый зал был похож на улей пчел, в котором королева отказалась править, и передала бразды правления самому ленивому трутню, а все остальные пчелы стали предвкушать плюшки парламентаризма. Конечно, мы не очень любили Эдди, но мы его и не замечали толком – что может служить лучшей характеристикой для директора школы? Все дурацкие инициативы – типа запрета сахара – исходили от Джеймса, и теперь, получив в руки власть – страшно было представить, какой мед мы все вместе приготовим.
Внезапно выяснилось, что пчелиные ассоциации посетили и мозг Джейми. Наверно, магнитные бури сблизили наши разумы.
–Только кропотливый труд, только пчелиная неуемная энергия поможет вам возродиться из пепла, и соткать бесчисленные соты успеха. Я верю в вас, я верю в нашу школу, я верю в Англию и Лондон! Да здравствует республика!
Надо полагать, Эдди ждал прощальный фуршет, и новый директор решил не затягивать, так как ананасы были уже порезаны дольками, а рябчики стремительно остывали. Мы оказались предоставленными сами себе, но ненадолго. К микрофону решительным шагом подошел Риччи и взял себе слово. Джеймс еще был в актовом зале, видел эту инициативу, и не возражал, из чего выходило, что поступок старосты был вовсе и не инициативой, а продуманным ходом, поручением нового руководства. Быстро они, нечего сказать.
–Друзья, попрошу минутку внимания, не расходимся. От лица администрации школы минутка информации.
Гул голосов заглушал попытки Рича, и он пошел с козырей.
– Я насчет команд и пар.
Тишина наступила мгновенно, зазвенела тугой струной, повисла в воздухе. Даже Рич не ожидал такого эффекта, и внезапно завладев аудиторией, резко побледнел и задрожал. Вряд ли от страха, скорей от торжественности момента.
–Вы все знаете, что грядут изменения. С этого года стать гражданином может каждый студент, независимо от возраста и курса. Нужно просто победить в квесте. Задания легкие и приятные, все выживут. Наверное.
Мда, шутить он не умел, и лучше бы и не брался. Но возникало ощущение, что прямо в эту секунду Рич и не шутил – по крайней мере, насчет процента выживаемости и степени неуверенности в этой мысли.
–В общем, наша школа, как и другие избранные 9 школ города, принимают участие в эксперименте. Мы одни из первых, это огромная честь для нас всех. От каждой школы может принять участие сколько угодно пар, главный принцип – команда состоит из 2 человек, по одному мужского и женского пола. Предмет, курс, наличие наград и поощрений в день святого Патрика – все это не важно. Заявки принимаю в электронном виде на мою почту, завтра до 12 пополудни. Если вы не знаете электронку старосты школы, то есть меня, спросите у тех, кто знает. Объявление также висит в холле, там есть все детали. Кто не успеет подать заявку на игру – приходите через год, в этот же день. Хорошего всем вечера!
Хотелось сказать спасибо за пожелание, и тут же добавить, что были другие планы, и вечер хорошим уже не получится, и что вообще эта фраза принадлежит телефонным работникам, когда ты заказываешь пиццу, которую должны привезти в течение часа на скутере – но меня перебила Джорджина. Она решительно взяла меня под руку и увела в тенистую аллею знаний, то есть в библиотеку.
–Надо поговорить.
Это все, что она сказала, пока мы шли петлистыми лабиринтами школьной библиотеки, этого храма знаний и хранилища книг. Наверное, не хотела тратить слова на коридорное эхо, или опасалась конкурентов, которые могли подслушать мои мысли, или просто понимала, что мне нужно время, чтобы перестать тупить. Когда мы в итоге уселись в тесном чуланчике без окон и дверей, путь в который шел через многочисленные складские помещения и книжные шкафы, я смог оценить уютность этого места. Совсем небольшая, максимум с десяток квадратных метров, это комната была похожа на кабинет древнегреческого поэта. Портреты Посейдона с трезубцом и Одиссея с веслом, фреска с Байроном на его личном корабле и стены оливкового цвета, залитые тусклым светом от лампады не вызывали у меня никаких других ассоциаций.
Джи-Джи налила мне зеленого чая, изрядно остывшего, в глиняную чашку. Уселась рядом. Включила патефон с пластинками. Я не знал, что сказать – от онемения. Бог ты мой, Синатра со своим снежным поцелуем. Вот уж не ожидал от нее такого романтизма в душе. Или романтики в ванне? Впрочем, она села достаточно далеко от меня.
–Джон, давай немного посидим в тишине, помолчим о своем. Мне надо привести мысли в порядок. Извини.
Если она считает снежно-джазовые ритмы Синатры за тишину, мне некуда спешить. Мне и говорить нечего. А тишину я всегда любил, тем более за окном, которого не было в этой комнате, шел снег. Let it snow, let it snow, let it be. Mother Dji-Dji, come to me, come with me…

CHAPTER 6.
Лично я склонен винить в произошедшем жасмин, который был в чае. А что еще? Или кого? Винить снег глупо, Синатру – бесперспективно, Джейми и Эдди – опасно. Поэтому, проснувшись среди ночи на полу этой каморки, заботливо прикрытый пледом и замурованный книгами, я даже не понял, стоит ли мне испугаться, и если да, то до какой степени. Джорджи не было в комнате, но на столе горела толстая свеча, что могло быть знаком того, что я не покинут навсегда. Конечно, если не бояться наделать шума, я бы нашел дорогу в цивилизацию, но часы на экране телефона показывали глубокую ночь, и я решил не привлекать к себе внимание. Впасть в немилость нового директора школы в первый же день – даже ночь – его правления – сомнительная идея. Меня больше устраивала перспектива жить в тени книг – чем умереть при свете гнева Джейми. Я решил осмотреться. Да, это был кабинет, но не Софокла или Перикла, а моей ненаглядной спутницы, Джорджины. Похоже, что именно тут она проводила свои вечера, дни и ночи. Именно местным теням она была обязана манящей бледности, отсутствию личной жизни – и перспективой быстро поумнеть, так как отвлекающего от знаний внешнего света софитов здесь явно не наблюдалось. Обстановка вполне себе спартанская, стол да стулья, шкаф с книгами, кушетка. Интересно, почему я оказался на полу, если было подобие кровати? Наверно, делить со мной ложе – даже так метафорически – Джорджи не спешила. Ну да и ладно. Я подошел к столу, свеча уже догорала, и я не хотел оставаться в темноте. Я открыл ящик стола в поисках источника света, фитиля и воска – но нашел источник внутреннего прозрения. Дневник Джорджины. Ненавижу читать чужие записи, по крайней мере, в спешке, поэтому я решил зафоткать все, что успею. Доносящийся пока что издалека глухой шорох как бы намекал, что пользоваться этой комнатой единолично я буду не очень долго, и буквально через несколько минут Джи-Джи вернулась. К этому моменту я уже невинно и целомудренно сидел в углу каморки, наслаждаясь темнотой и наличием фотографий в телефоне. Я не успел особо вчитаться в ее аккуратные завитки, но могу с разочарованием сказать – меня миновала участь быть ее творческим вдохновением. На одной лишь странице было немного обо мне, очень странное математическое уравнение:

Тедди + Эбби > Джонни + Джорджи.

Что за чушь? Ни слова о романтике и белой лилии в 14 строках, только рассуждения о будущем школы, о новом квесте – и том, следует ли мне доверять и можно ли на меня рассчитывать. Вполне понимаю ее сомнения, я испытывал аналогичные в обратном направлении, и пролить свет на ситуацию могла только доверительная беседа – и лампа, которая, как оказалось, легко включалась нажатием кнопки на стене. Значит, свеча на столе все-таки символизировала ее душевный настрой.
–Выспался?
Это было сказано нейтральным тоном, без тени агрессии или дружелюбия. Она просто проверяла, насколько я трудоспособен и готов здраво рассуждать на пользу нашего союза.
–Да, все нормально. Спасибо за плед. Уютное у тебя местечко, только темно очень.
–Я оставляла тебе свечу, она должна была долго гореть.
–Возможно, но я не застал ее в деле.
На столе был огарок, и никаких следов моего присутствия около ее вещей. Конечно, на всякий случай я соврал, что проспал дольше, чем на самом деле, но в такой ситуации доверять кому-либо я не мог.
–Зачем ты открывал ящик моего стола? Это неэтично и глупо, так как электронный замок сразу присылает сообщение с предупреждением. Хорошо, что я не храню там сахар или капкан с острыми зубцами, напитанными ядом Сарры.
Oops. Ее просвещенность вместе с безразличием удивляли. Теперь понятно, почему она так быстро пришла.
–Впрочем, я тебя прощаю, и даже рада, что ты становишься осторожным. Доверять можно только книгам, да и то не всем. Например, латинские книги следует читать осторожно, а то еще спутаешь аккузатив и датив. Или вызовешь духов эпохи Возрождения.
Такие тонкие шутки я понимал с трудом, и потому поспешил перевести тему.
–Джорджи, у меня созрел вопрос – что я здесь делаю? Я, конечно, люблю жасмин, Синатру и рассуждения о смысле жизни, но хотелось бы конкретики. И еды. Я голоден, знаешь ли.
На этом наш разговор и завершился, толком не начавшись. Рассмеявшись, она дала мне бутерброд с сыром, налила еще чашку холодного чая, а потом заявила, что переговоры переносятся на утро. И вывела меня из ее лабиринта снов наружу. Холодный воздух охладил мой пыл к знаниям, поэзии – но не к еде – и, на ходу уничтожая сыр и медленно пробираясь сквозь бежевые стены холлов, я добрался до своей комнаты, которую пока все еще делил с Риччи. Как ни странно, но его не было внутри. Неужто он так поднялся по социальной лестнице, что гуляет на пирушке вместе с Эдди? Но ответа на этот вопрос не было. Взгрустнув от своей королевской доли, я расстелил кровать и лег прямо в одежде, ибо позднее время не располагало к водным ухищрениям. Да и мне не хотелось смывать с себя ту чудесную ауру древнегреческого пантеона теней.
Наутро я проснулся от яркого солнца. Его лучи бессовестно светили прямо в глаза – результат моего поспешного бегства в царство Морфея, когда от избытка беспечности бытия я не закрыл шторы. Пришлось расплачиваться за ночные грезы ранним пробуждением, хотя в этом были и свои плюсы. Например, я мог первым пойти на кухню и выбрать себе чистую чашку, из которой я мог пить кофе этим утром. Не так чтобы я стремился к исключительному первенству в этом аспекте, но других плюсов от раннего бодрствования я не находил. Выпив кофе, я обнаружил, что сегодня выходной день, и отсутствие Риччи. Решив, что новостей и так слишком много за одно утро, я направил стопы обратно в теплые узы пледа. Я быстро заснул, никакие кошмары не мучили меня, а задернутые шторы воссоздали атмосферу затененного склепа, где царствовала снежная королева Джорджина под музыку Синатры. Наверно, каждую зиму. Но это не точно.
Конечно, долго спать мне не пришлось. С какого-то важного собрания – на другие Рич теперь не ходил – вернулся господин староста. По крайней мере, его можно было так теперь называть, ввиду его экстремально важного вида. Конечно, он не стал меня будить каким-либо физическим воздействием, и даже не сильно шумел, но аромат напитка вместе с тем фактом, что сон мой был неспокоен, заставили меня оторвать голову от подушки и пойти на запах. Мне не пришлось далеко идти, и я застал Рича на месте преступления – он сыпал сахар в свою чашку.
–Рич, а ты знаешь, кто такой Достоевский?
–Конечно! А почему ты спрашиваешь?
–Не знаю. А почему ты пьешь кофе с сахаром?
Абсурдный вопрос про русского классика, который знал толк в преступлениях, сбил Риччи с толку. Я ловко взял его чашку, вдохнул аромат и поставил на место, удовлетворенный своей правотой.
–Ух ты, тростниковый. Где взял?
Наверное, Рич проникся всеобщей атмосферой напряжения, подозрения всех и вся в различных грехах, смертных и просто наносящих вред здоровью – сахар, the белая смерть – и потому засуетился, убирая следы своего пиршества. Кофе он выпил одним глотком, хотя чашка, которую я успел подержать всего несколько секунд, весьма согрела мне пальцы, если не сказать прямо – обожгла. Естественно, его организм не был в восторге от мгновенной смены температурного режима внутри гортани, и потому Рич закашлялся. Я похлопал его по спине, затем спокойно уселся за стол, и успокоил его.
–Господи, Рич, ты чего весь такой нервный? Не все так плохо, как думаешь.
Кашель прошел, но настроение Рича не улучшилось. Он помрачнел, и даже яркие блики солнца не могли сделать его образ менее зловещим. Пробивающаяся щетина добавила брутальности. Странно, раньше он всегда брился по утрам.
–Все гораздо хуже, чем мы все думаем. Отъезд завтра в полдень.
–Какой отъезд?
–На квест. Все уже закрутилось, Джонни. С сумасшедшей, пугающей скоростью. Вашу заявку я зарегистрировал, так что можешь собирать вещички.
–Какую заявку?
–Что значит какую? Джорджина подала заявку, на вас двоих. Джонни и Джорджи, сладкая парочка джазовых героев.
–Ой все, куда уж слаще вашей с Саррой.
А Джи-Джи не теряла времени даром. Конечно, я бы не стал возражать, но меня она так и не спросила. И это не вызывало восторга.
–А куда мы едем?
–Шотландия. Далекая, манящая, полная загадок, холмов, замков – и волынок.
–О, Боже. Зачем нам Шотландия?
–Не знаю. Наверно, для атмосферности. Типа, если вы проиграете, тут и останетесь навсегда. М – мотивация.
–О, ты прав, отлично бодрит. Пойду куплю клетчатую юбку потеплее. И твидовый пиджак.
–Не переживай, тебе все выдадут. Вместе с билетом на дно к лохнесскому монстру, будете вместе пугать туристов за еду.
–Отличная перспектива. Все лучше, чем жить с тобой. Надеюсь, Несси будет делиться своей долей добычи.
Наши обычно мирные перепалки на этот раз звучали не очень по-дружески. Наверно, Рич тоже это почувствовал, и поспешил завершить разговор.
–Ладно, у меня куча бумажной работы. Мне надо идти. Хорошего дня.
Я впервые слышал от Ричча эту фразу, адресованную мне, и стало понятно, что я больше ему не друг, а просто человек, с обществом которого он вынужден иногда мириться, и для которого существует протокол вежливости. «Хорошего дня, я Вас услышал, спасибо, что нашли время вывалить на меня все Ваши никому не нужные проблемы, за которые мне мало платят, но 10 баксов – это 10 баксов!» – вот что скрывается за датской улыбкой сгнившего королевства. Было от чего впасть Гамлету в депрессию, если уже тогда шуты натянуто улыбались во все 32 отбеленных зуба, а его родной дядя исправно им платил за это деньгами из казны короля-призрака.
Рич ушел к себе в комнату, и закрыл за собой дверь. Впервые за все время нашего общего проживания. Наверно, у него остался еще сахар, и он хотел спокойно его употребить, без лишних глаз. Генри VIII ему судья.

CHAPTER 7.
Действительно, отъезд был запланирован на завтра. Об этом было а) написано в школьных коридорах, б) сказала Джорджина. Я даже не стал пытаться делать обиженное лицо, когда встретил ее.
–Я записала нас двоих. Надеюсь, ты не против.
–Я тоже надеюсь. В любом случае, что сделано, то сделано. Полцарства за свежие новости!
–Ты как будто несчастлив, что мы вместе.
–Ну что ты. Очень счастлив. Счастливы вместе – это лучший посыл для квеста на озере. Если мы выиграем, и получим гражданство, и сможем остаться в Лондоне, тогда я однажды разбогатею, куплю себе апартаменты в центре кольца, где растут сады, заведу кошку – и сделаю тебе предложение.
–Ой, как мило. Какое предложение?
–Ну, очевидно же. Мне нужна будет экономка, чтобы готовить. И экономистка, потому что купить квартиру в центре республики – недешевое удовольствие.
Наш бессмысленный треп прервала Сарра. Она шла мимо нас по коридору, и не поленилась остановить свой решительный шаг, увидев нашу светскую беседу.
–Монин, гайс.
–Монин. Салют потенциальным победителям.
Сарру не смутить просто так. Она понимала, что роль девушки-товарища-одноклубника Риччи, старосты на минутку, поможет ей в игре, но ухудшит ее отношения с друзьями. Которых, тем не менее, у нее и так не было. Нет друзей – нет угрызений совести по поводу твоего социально бесполезного поведения. Нет друзей – нет упреков и фальши. Нет друзей – и ты пьешь свой кофе один, с улыбкой в душе и грустью на лице. У Сарры не было друзей, ей чужды были сомнения.
–Завидуем молча, мальчишки и девчонки. А также их друзья, если они у вас еще остались в этой токсичной атмосфере.
Не помню, говорил ли я о том, что Сарра была рыжей. Ее волосы были цвета огня, который полыхал на фоне ее молочной кожи, а веснушки выглядели как букет маленьких ожогов, которые были получены во время ее собственной атаки, которая потенциально могла случиться в любое время, с любым адресатом. Натуральная Афина, прямиком из Греции, которая, кстати, так и не погасила свой внешний долг. Вот у Сарры, очевидно, долгов не было, академических точно, и потому она могла позволить себе съездить в другую страну, в Шотландию. Напомню, Лондон был республикой, а чудесный Эдинбург – заграницей.
–Джорджи, надеюсь, что в квесте я могу на тебя рассчитывать. Мы же подружки.
–Конечно. Если ты не воткнешь в нас меч знаний первой, мы пригодимся тебе, валькирия.
–Я начну свой крестовый поход с других соперников. Львиное сердце со мной.
Как же смешно, Боже. Я не удержался, и засмеялся в полный голос. Прошло всего несколько дней с момента отмены команд, а мы уже соперники. Типичная Сарра, не будем печалиться. Можно, конечно, воспользоваться формулой Блейка из Отравленного Древа, и метафорично ее отравить, но как мне казалось, пока что в этом не было острой необходимости. Да и подходящего яда ученые еще не придумали, только если свинец ей в горло залить.
–Удачи тебе, о великая Афина, молю лишь, пощади нас, всуе не поминающих твое имя. Ameno.
Больше разговаривать смысла не имело, я повернулся и ушел. Джи-Джи последовала за мной, по пути мы обсудили какие вещи стоит взять, и сошлись на мнении, что все нужное нам выдадут, а все лишнее – все равно отберут, поэтому основная цель – уложить все важное в небольшой рюкзак. Мало ли, заставят по горам в турпоход идти.
Всё обсудив, мы распрощались. У меня было несколько важных дел, первое из которых –зайти к Арчи.
Я еще не рассказывал об этом персонаже, и вот настало время. Арчи, официально Арчибальд, был нашим учителем английского. Какой к черту английский, скажете вы, что можно учить, находясь в Англии. Грамматики много не бывает, увы. Спросите у парня в красной кепке по имени Холден, он вам все объяснит про отчисления. Это вам не Мерфи в синей обложке конспектировать. К слову сказать, всех учителей мы называли просто по имени, естественно, используя полную версию. Но вернемся к Арчи. Его все любили, и ходили к нему на занятия с одной лишь целью – послушать его стендапы. Манера преподавания у Арчи слабо напоминала преподавательскую. Он не прекращая пил кофе с молоком, чашка дымилась прямо на столе, распространяя ароматы знаний, и как бы намекая – чтобы делать его домашку в полном объеме, нужно пить кофе, иначе по ночам есть опасность заснуть. Задавая много, Арчи никогда не проверял заданное, и только те, кто хотел паспорт всей душей, показывал ему объемы выполненного. Впрочем, напомню, конец 21 века, все обучение было электронным, все задания – на планшетах, под собственным аккаунтом. Бумажные книги – редкость, которые можно было найти только в подвальной библиотеке Джорджины и у Арчи в кабинете.
Так что ему лишь нужно было зайти в электронный журнал, чтобы увидеть там отсутствие посещенных страниц домашних тестов. Действительно, мы все были носителями языка, но тонкости грамматики и лексики давались не каждому, а уж когда Арчи начинал давать задания на культуру, традиции и литературу – шансов решить было не очень много. Но было интересно. Лингвистические задачки тоже сводили с ума. Английский был моим профильным предметом, так что мне приходилось решать все сумасшедшие задания от Арчи.
К нему я и направил свои стопы. Он нашелся в своем кабинете, где он любовно поливал цветы в книжном шкафу. Оазис кислородного запаса был выставлен на полках с ценными экземплярами полезных знаний, впрочем, включая и бесполезные, но от того не менее обожаемые томики Шекспира и Уальда. В оригинальном издании, прекрасно сохранившиеся фолианты. Где Арчи взял эти редкие экземпляры – оставалось загадкой, на которую он не спешил давать ответы. Также на полке стояла общая фотография с Дэвидом Кристалом, где Арчи был совсем ребенком. Загадка, где они могли пересечься?
Он вообще любил загадки, которые он часто задавал нам на уроках. Я заметил интересную особенность – была, существовала зависимость и прямая корреляция между цветом его галстука и темой заданий. Будучи в красном, Арчи спрашивал про литературу, в зеленом – про грамматику, в фиолетовом – про политику королей, и так далее. Это похоже на бесполезное знание, но я даже вел учет его галстуков и их цветовой гаммы. Это иногда помогало на уроках. Например, если Арчи говорил, что будет контрольная и приходил в черном галстуке, я знал на 100% – в тесте будет абсолютное большинство вопросов, где все утверждения – неверные. А если в зеленом – верные. А вот его белый галстук – ох, в двух словах и не сказать. Его белый галстук заслуживает отдельного внимания, целой поэмы. Если кратко – когда Арчи в белом галстуке, значит, задание будет абсурдным, ответ нелогичным, и решить можно только если а) ты знаешь ответы заранее, б) ты не боишься выбирать самые нелогичные варианты, которые только можно представить.
–Oh, мон ами Джон, наследник демократии, которую мы получили благодаря Магна Карте, и благополучно преобразовали в магнитную карту, которой можно расплатиться за все, что угодно. Даже за паспорт и любовь сограждан. Рад видеть. Чем-то обязан, или просто приступ ностальгии?
–Арчибальд, я уезжаю завтра.
–Я в курсе. Могу посоветовать перечитать Бернса, возможно, старые друзья действительно лучше новых. Могу дать волынку, если надо.
–Спасибо, не надо. Пожелай мне удачи.
–Джон, тебе нужна не удача, а внимательность, и отсутствие дальтонизма, конечно. Следи за цветами, друг мой, и делай выводы. Шотландские озера прелестны, смотри, не утони в омуте их глаз и манящих холмов. Или холмиков.
Арчи был в своем репертуаре. Возможно, он на что-то намекает, но мне ни за что не догадаться, о чем речь, а прямо он все равно не скажет.
–Спасибо, учитель. Надеюсь, вы не разольете воду на Киплинга, и рука ваша будет тверда, как слог Байрона.
–Ценю твою заботу. До встречи, мон ами, не такой далекой, как ты думаешь.
Молвив последнюю фразу, Арчи вернулся к своим полкам с цветами и книгами, как будто меня не существовало в этой иллюзии. Я посмотрел на его небритое лицо, и мне стало грустно. Арчи брился примерно раз в 2 недели, и обычно его состояние зависело от настроения, как будто он проходил сквозь какой-то цикл. Свежо выбрит, слегка пьян поэзией Милтона – значит, начало цикла. Замкнут, сурово небрит, – вот вам декадентский Уальд и 66 сонет Шекспира. Тоска. Тлен. Сплин. Выхода нет. Я понимал, что шансов выиграть квест не так много, а что будет с проигравшими – не совсем ясно. Возможно, нам разрешат продолжить учиться в школе, а может быть – сразу наступит изгнание. Может быть, это наша последняя встреча.
–Кстати, пока ты не ушел, Джон. Что бы ни случилось, ты можешь верить Джорджине. Это так, дружеский совет. Да пребудет с тобой сила джедая и мудрость белого галстука.
Я не ослышался? Впрочем, это уже был мой внутренний диалог, потому что после этих слов Арчи сразу вышел из кабинета, наверное, во избежание расспросов. Что за бред насчет белого галстука и магистра Йоды? Почему я должен верить Джорджине вопреки обстоятельствам? И главное – что может и должно случиться?
На этой оптимистичной ноте я покинул класс. Возможно, навсегда. Сбор вещей не занял много времени. Накидав всякой ерунды в рюкзак и оставив его в своей комнате, я пошел прогуляться. Наша школа находилась в живописном месте, и небольшой парк прекрасно подходил для моей грусти. Иногда его называли Центральным парком, просто потому, что других не было. Я прошелся неспешным шагом, созерцая окрестности повлажневшим взглядом. Дойдя до небольшого пруда, вокруг которого находились лавочки и наглые утки, я уселся на деревянную скамью, на которой кто-то уже сидел. В широкополой шляпе, надежно скрывающей лицо. Я бы не стал тревожить незнакомца, но остальные лавки были оккупированы утками. Вальяжные птицы гуляли по территории парка с чувством собственной важности и превосходства над остальными живыми существами, а пруд считали элитным обеденным клубом, роль людей в котором примитивна и проста – принести еду. Отдать им должное, утки были всеядны, как будто понимая, что со студентов много не возьмешь. Человек в шляпе кормил птиц батоном, активно разбрасывая вокруг крошки, за которые тут же начиналась острая внутривидовая борьба.
–Чудесно, просто чудесно. Посмотри на эти схватки за еду, любезный юноша.
Любезным юношей я стал считаться сразу после того, как вежливо пробормотал приветствие этому незнакомцу. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что мой со-скамеец был немолод, имел седые виски и горделивый вид. Впрочем, какой еще вид можно было ожидать от человека, который находился на территории школы и явно имел отношение к администрации школы? Почему я так решил? Все просто. На студента он не тянул по возрастным характеристикам, по ним же не мог быть преподавателем. Согласно неписаному правилу, в школе не работали пожилые учителя. Только молодежь. Считалось, что истинный преподаватель должен быть ближе к ученику, хотя бы по возрасту. Что забавно, обратные возрастные лимиты существовали и для администрации. Все руководство школы были сплошные седые старики, никакой золотой середины. Как это работало? Насколько я знал, по достижении 45 лет каждый преподаватель обязан был уйти из школы на пенсию. Ему разрешалось или вообще ничего не делать и быть на заслуженном отдыхе, или уйти в чиновники, в правящий аппарат. Обратно вернуться можно было только на руководящие должности, по достижении 60 лет. Большинство сегодняшних директоров школ и их ассистентов застали времена Майской Терезы, времена Брексита, когда все только зарождалось. Некоторые, особо дряхлые, утверждали, что даже голосовали за нее, но проверить это было невозможно. Теоретически, они могли это сделать, но как узнать, за какого кандидата они отдали свой голос?
–Посмотри на этих уток, посмотри, как они отважно дерутся за пищу. Ты, кажется, Джон. Что ж, скоро и тебя ожидает подобная судьба. Готов ловить мальцов во ржи? Готов к шотландским забегам, уже выучил пару песен Битлз на волынке?
–Сэр, не владею музыкальными инструментами. Но к борьбе готов.
Конечно, я был поражен, и ни сколько музыкальными или литературными вкусами деда, столько его знанием моего имени. Впрочем, он сам все тут же объяснил.
–Я имею отношение к этой школе, сынок. Дольше, чем ты здесь проучился. И список утвержденных участников квеста я знаю отлично. Ну а не знать тебя – кто же не знает Джона? Все знают. Борись, Джон, борись. Magna Carta уже подписана, но еще можно отказаться от своих слов, еще можно все изменить. Проклятые бароны, верно? Не переживай, я еще не спятил. Я верю в тебя. Вот, покорми птиц. Дающему до воздастся. Главное – правильная спутница жизни и квеста, а не уровень твоего шотландского.
Я взял из его рук пакет, где лежали крошки белого хлеба. Также в пакете тоскливо томилась книга, биография Абрахама Линкольна. С обложки на меня смотрел Эбби, с улыбкой, а в ухе у него была серьга. Очень необычная интерпретация истинного отца свободных людей of colour. Я поднял глаза, чтобы отыскать старика, и отдать ему книгу, но он пропал. Не ушел, а именно пропал. Просто сгинул. Как это было возможно – я не понимал. Куда он мог деться? Зачем он отдал мне пакет? Он не мог не понимать, что в нем лежит книга. Может быть, он хотел, чтобы эта книга попала ко мне в руки? Тогда кто он? Боже, сплошные интриги. Мне стало не по себе. Я решил проинспектировать пакет внимательнее. Ничего, кроме крошек. Обычные хлебные крошки. «Дающему да воздастся», – о чем это он? О крошках или книжке? Ох, как легко сломать ноги и голову в этом омуте. К хлебу уже проявляли законный интерес утки, и я воздал должное их наглости, отдав им еду. Пакет я выкинул, а книгу спрятал под куртку. Надо почитать на досуге, или в дороге.

CHAPTER 8.
В 11 утра был сбор. На квест собралась почти вся школа, нас погрузили в автобусы и повезли в главное здание главной мечты каждого школьника – в министерство знаний. В его стенах всегда принимаются самые важные для нас решения, от меню школьной столовой до отмены выпускных экзаменов. Его шпили видны из любой точки Лондона, квартиры с лучшим видом стоят дороже, а квартиры в соседнем районе – гораздо дешевле, потому что вокруг территории министерства постоянно происходил какой-то хаос. Машины, вертолеты, автобусы, туристы, школьники – хаос самое удачное слово. Сегодня мы были частью этого процесса. Но не только мы, автобусы прибывали с каждой минутой, каждая из допущенных школ выставила своих сборников. В итоге, нас привели в величественное монументальное здание, в 30 этажей, со шпилями на крыше. Продержав несколько часов на регистрации, нас наконец-то запустили в актовый зал, где и должно было проходить собрание уезжающих. Около тысячи человек, учитывая многочисленных директоров всех школ республики-города, и их заместителей. Мне показалось, что где-то в толпе мелькнуло лицо Арчи. Но лишь на секунду, потому что постоянное броуновское движение не оставляло надежды что-то рассмотреть. А потом погас свет, и могучие прожекторы направили всю свою министерскую мощь на освещение просвещающих. На сцене было несколько столов, за которыми собрались самые важные люди, от министра до толпы его замов. Впрочем, за передними столами, которые были хорошо видны, и на которых стояли таблички с именами и должностями, было всего с десяток людей. Я сидел на 3 ряду, и мне прекрасно покорились буквы на табличках, также без труда я смог рассмотреть лица фронтменов. Сказать, что я был поражен – ничего не сказать. Я был просто ударен молнией удивления, прямо в сердце во рту. Нервы, нервы. Меня можно понять – зрелище было удивляюще-потрясающим. За столом сидел министр просвещения, Вильям, как гласила табличка. Что в этом удивительного? Ничего, конечно, ничего, если не считать небольшой детали малозначительного факта – у Вилли было лицо человека в шляпе, который кормил уток в парке у пруда с книгой в обложке с лицом Линкольна. Дальнейшие лица, которые мне удалось лицезреть, тоже не оставили меня равнодушным. Джейми сидел важно и прямо, поминутно улыбался и слал воздушные жесты одобрения в зал. Что он там забыл, казалось, было загадкой даже для него, но шанс был done, и потому наш новый директор делал все возможное, вкладывая каждое усилие, чтобы засветиться на публике. Его лицо было одновременно важным, старательным – и жалким. Важным, потому что он осознавал важность происходящего события, старательным – потому что он старался выглядеть как часть этого бомонда, жалким – потому что у него это катастрофически не получилась. Чего не скажешь о других 9 директорах избранных школ, которые гармонично вписывались в пейзаж. Наверное, сказывался опыт или обычное равнодушие к публике. Крайним к помосту с микрофоном сидел человек, который выглядел не просто равнодушным, а брезгливо-презирающим ситуацию, который явно терялся от вопроса – кого больше стоит ненавидеть – всех тех, кто своими молекулами, словами, выдыхаемым воздухом создал атмосферу этого зала, или себя – за то, что пришел в эту компанию. На этом человеке удивительно гармонично смотрелись красный костюм ярко-кровавого цвета, красная рубашка – и белый галстук. Белый как снег. Абсурдно белоснежный. Испепеляюще-яркий. Арчибальд, собственной персоной. Я не знал, что он там делал, но почему-то мне стало спокойней. Внезапно я выхватил его взгляд, и мне показалось, что он подмигнул мне. Возможно, лишь показалось. Наверно, я настолько нервничал, что любая соломинка в виде простого подмигивания знакомого мне человека вселяла в меня капли оптимизма. Я глубоко вздохнул. И встал. Не только я, весь зал. Причина проста – заиграл гимн Лондона. О, сколько копий было сломано об этот простой атрибут политического устройства. Брать вечные мелодии прославленных коллективов из Ливерпуля и Манчестера было не комильфо, а не менее легендарные катящиеся камни были слишком бунтарскими для гимна. Зато из Лондона.
Не готов сейчас напеть слова, но мелодия точно была торжественная, и там точно нет слов о безопасном хранении королевы, и есть что-то про Кромвеля. Не помню, что именно, но по стройности исполнения очень напоминает Нью-Йорк Синатры. Вы же помните это вечное «номер один, король горы» и так далее? Очень похоже. Славу Богу, что я не запомнил текст. Так проще – отстоял 2 минуты, проникся торжественностью момента – и сел на свое место. А поют пусть те, кому положено. Кстати, Джейми пел, а Арчи кривил губы – не знаю, что ему не нравилось больше – текст, музыка, или исполнение Джейми. Стоит признать, каждый ребенок, кому пришлось однажды услышать пение нашего новоиспеченного директора, мог с основанием сказать, что его неокрепшей психике нанесли травму. Я думаю, что учителя как-то могут справиться с этим, все же у них есть специальные термосы для снятия стресса, в то время как школьникам приходилось гораздо труднее. Нам было запрещено все, что не разрешено, а пение Джейми было разрешено – вот где несправедливость великая республиканского масштаба. Но в этот раз всех заглушал официальный голос гимна, миниатюрная школьница с кудряшками, красивым голосом и решительным взглядом. Такое ощущение, что ей обещали гражданство, если больше половины зала заплачут от патриотизма. Я бы заплакал, но строго за деньги.
И тут она закончила, и слово дали Арчи. Безумие, зачем ему слово? Кто там вообще за пультом?
–Дорогие друзья, буду краток. Являясь главным распорядителем Первого квеста, поздравляю вас всех с большим событием в жизни всего Лондона. Особенно тех, кто прослушал гимн. На министерском собрании было принято несколько архиважных решений. Коротко о главном – в квесте примут участие не все желающие, а только лучшие. Остальные поедут по своим школам грызть гранит и брильянтовые руды науки и ждать своего шанса. Всего допущено 15 команд по 2 человека, с наибольшим парным рейтингом. Списки приглашенных вы можете найти на сайте министерства знаний прямо сейчас. Надеюсь, что он выдержит вашу ДОС-атаку в этот момент.
Безумие. Не все? Только избранные? А как же? Ух, я даже не знал, о чем спросить себя в эту секунду. А как же что?
Слово взял министр Вилли.
–Дорогие ребята, вы все уже победители. Вы все большие молодцы. Но некоторые из вас, самые лучшие, самые активные, самые интеллектуальные и социально активные, набрали больше всего баллов. И эти 30 счастливчиков разыграют 2 путевки в Лондон, 2 паспорта с гордой надпись – Гражданин! К сожалению, вынужден признать, предыдущая система откровенно не справлялась с задачей подготовки достойных кадров, к тому же, возникла проблема с перенаселением. Все едут в Лондон, а он не резиновый, знаете ли. Так что на сегодня задача номер 1 – отбирать лучших, отдавать Лондону. Не справляетесь – старушка Англия ждет вас домой, юные сыны и дочери старого острова!
Откровенно говоря, слушали его вполуха, потому что все полезли смотреть списки. Я не полез. Попасть в топ 30 из тысячи человек – в это я не верил. Даже в Санту верилось больше. И вообще, как же это все надоело. Ботаешь, ботаешь – и потом не хватает полбалла. Кто-то списал, или удачно прочитал шевеление губ гения на соседней парте – и он впереди тебя. Как хороша была система 90 баллов – если ты их не набираешь, ты винишь только себя. Ты сам прокрастинировал, ходил на футбольные матчи, читал Ницше на уроках химии. Ты сам перестал просыпаться от будильника и засыпать под Gaudeamus Igitur. Винить некого, если ты написал на 89. Но если ты написал на 98, а твои конкуренты – на 99, ты уезжаешь в Англию с мерзким чувством, что тебя слили. Ты сделал все, что мог твой мозг, но этого недостаточно для республики, которая забудет о тебе на следующий день, когда на твое освободившееся место придут тысячи страждущих. А ты скажешь – здравствуй, мой Бирмингем, здравствуй, завод. И останешься на обочине истории с пультом от телевизора в руках, и дешевым цикорием во фляжке.
В это время министр стал приглашать на сцену тех, кто прошел по рейтингу. Я внимательно слушал, в моем внимании не было ни панического ожидания, ни обреченного отчаяния. Только обычный пользовательский интерес – кто они, эти счастливчики. Поэтому, когда назвали нас с Джорджиной, я не сразу понял, что нужно встать и выйти на сцену. К счастью, локоть Джи-Джи, сидящей рядом, был также остр, как и ее ум, поэтому я не стал причиной срыва мероприятия. От нашей школы прошло всего 2 команды, – мы, и Рич с Саррой. И если у них был приличный отрыв от всех остальных, включая нас, то мы прошли по самой узкой тропиночке, по ее нехоженой, заросшей неудачами и бурьянами школьной жизни части, буквально на 2 балла опередив преследователей. Именно столько не хватило Генри с его пассией. Да, вот вам 2 тропинки, и вот вам разница. Нас спасло то, что считался парный рейтинг. Если бы нас считали поодиночке в мужском и женском зачете, то никто бы из нашей пары не прошел. А в общем зачете из 15 команд мы с Джи-Джи стояли внизу таблицы, как настоящие андердоги и темные лошадки. Шанс на успех был, узнать бы еще тему заданий. Научный мир велик, знаете ли.
Через несколько минут на сцене появился огромный барабан, деления которого содержали в себе названия предметов.
–Квест будет посвящен какому-то одному предмету. Сейчас мы узнаем, какому именно. Надеюсь, что вы одинаково хорошо шарите – в смысле, разбираетесь, во всех предметам.
А он точно министр?
Я всмотрелся в названия – Боже, чего там только не было. От естественных наук до истории Брексита, от религиоведения кельтских народов до фонетики латинского языка. Где бы еще нэйтивов под эту фонетику найти? Ars longa, vita brevis.
Министр крутнул рулетку счастья, и выпала белая полоса для меня. Неожиданно.
–История англоязычного мира! Прелестно, надеюсь, все учили родной язык и священные дела предков.
Впрочем, весьма логичный выбор предмета для первого квеста. Не удивлюсь, если вся сцена честного демократического кружения барабанных стрелок была срежиссирована заранее. Первый квест – это знаковое событие в истории республики, и вопросы про ее становление – хорошая реклама оранжевых революций. Посмотрим на кассовые сборы в Азии.
Со сцены нам пожелали удачи, и выпроводили в комнату для сборов. Там нас встретил супервайзер, который быстрой скороговоркой заявил, что самолет в Шотландию уже греет мотор в ожидании нашей золотой 30-ки. Но, прежде чем мы поедем в аэропорт, нам нужно разбиться на пары. Вот это было интригующе. Но не успели мы задать и парочки глупых вопросов, как нам все разъяснили.
–Друзья, вашей прежней жизни больше нет. Есть новая, улучшенная. Вы теперь – истинные избранные. И в этой новой жизни у вас другие партнеры. Принцип простой – дамы выбирают кавалеров. Очередность определяется жребием. Девушки, подходим, тянем номерок. Какой вытянете – такой по списку и голосуете. Имейте ввиду, что в каждом новом раунде будет смена пар, так что не спешите портить со всеми отношения в первый же день.
Джорджи вытянула номер 3. Не могу сказать, чтобы я слишком волновался, что меня кто-то заберет в команду до того момента, пока до нее дойдет очередь. Но желание как можно быстрее закончить с формальностями, загрузиться в салон и все обсудить – было. Ведь мы были счастливчиками, которые пролезли сквозь игольное ушко рейтинговых баталий. Это сближает! Но что-то сломалось в моем плане, что-то пошло не так. Да, бойся своего имени. Джорджина выбрала не меня. Еще раз – она выбрала НЕ меня. Она отказалась от меня, едва получив первый шанс. Предательство случилось раньше, чем солнце зашло. Первые две девчонки, которые были до нее, взяли своих партнеров по школе, а умненькая Джорджина взяла четверокурсника из другой школы, с наибольшим личным рейтингом. Я не стал удивляться, я же Джон – меня все предают. Надо подойти потом в замке, пожелать им личной жизни и наследников побольше. Сейчас у меня на это не было времени – меня тоже выбрали, как ни странно, и даже не последним. Поступок Джорджины открыл ящик Пандорры, и дамочки стали выбирать по какой-то только им понятной логике. Меня выбрали 7 по счету, та самая девчонка, которая пела гимн. У нее не было пары, потому что ее партнера забрала Джорджина. У нее был приличный рейтинг, даже больше, чем у меня. Просто не представляю, зачем я ей.
–Привет, надеюсь, ты не против моего выбора. Моего партнера, Теодора, забрала твоя подружка. В нашей школе называют в честь президентов США, как ты мог догадаться. У нас американская школа при посольстве. Я Эбби, в честь Линкольна. А как зовут тебя?

CHAPTER 9.
Надо ли говорить, что я чувствовал себя в ловушке? Думаю, нет. Факт того, что нас привезли в старинный замок, который располагался посреди какого-то шотландского озера, на небольшом острове, не снижал мою клаустрофобию. Надежда прогуляться по холмам и долам растаяла, а лед в сердце и в озере нет, осталось лишь желание не упасть случайно в эти холодные неприветливые воды. Конечно, я умел и даже любил плавать, но не зимой, когда моими соседями по пляжу должны были стать пингвины и льдины. Конечно, никаких пингвинов в Шотландии не было, но это не исправляло ситуацию – я не хотел купаться не по причине пингвинофобии или приверженности к яблочным девайсам, а по причине температуры воды и воздуха.
Когда нас привели в замок, Эбби трещала без остановок. Мне даже не нужно было ничего говорить, только иногда вставлять «да» или «нет». Удивительно, что она не выглядела стабильной болтушкой, наверное, так она вымещала стресс. Что ж, все лучше, чем поедать тортики и ведерки с мороженым. Я узнал от нее, что у них классная школа, где учатся классные ребята, и ведут классные преподы. Самым классным среди всех классных преподов был некий Арчибальд, который имел перманентную небритость среднего уровня, и ничем не объяснимую тягу к галстукам.
–Слушай, он же был на открытии, и ты мог его видеть.
Эбби было всего 15 лет, и это объяснялось не врожденной гениальностью, а условиями допуска в их школе – там были снижены возрастные цензы. Она была неглупа, конечно, иначе бы ее не было с нами, среди кучи супер-умных ребятишек. Но довольно часто, как я уже убедился, она могла выдавать важную информацию, сама этого не понимая. О том, что Арчи мог работать где-то еще, кроме нашей школки, я и не знал. Возможно, это не слишком важно, но почему-то, в моем ряду странных совпадений, мозг автоматически пометил это как «архи» важное.
Нас привели в актовый зал. Он был достаточно помпезным, чтобы я ощутил гордость за то, что являюсь частью этого проекта. Хотя я уже достаточно увидел в жизни, чтобы понимать, насколько важнее быть не частью чего-то, а автором. Зал был готов к проведению мероприятия, полукругом стояли столы, рассчитанные на 2 человека. Все было в ожидании и предвкушении начала борьбы.
Слово взял Арчи, и он кратко представился нам, хотя ничего нового для меня не сказал.
–Друзья, мы начинаем. Видите ли вы кубики, которые стоят перед вами? На них нанесены цифры, и все вопросы будут связаны с какими-то числами или цифрами. Я немного плаваю в них, но главное, чтобы вы не путались. Надеюсь, в ваших командах не больше одного истинного гуманитария.
Мне не понравилось начало. В математике я был слаб, хотя спокойно считал до 10. Все что больше, предпочитал использовать калькулятор. Но Эбби была спокойна. Она шепнула мне, что одна из лучших в своем классе по математике. Оставалась надежда, что в ее классе были сильные ученики, и она выглядела сильной на их фоне не потому, что они путали теорему Пифагора с аксиомой Архимеда.
Раздалась волынка. Да, только этой навевающей сплин музыки нам не хватало. Зашли бравые парни, выглядящие по-шотландски, в смысле в юбках, под которые, тем не менее, они почему-то надели утепленные брюки. Наверное, переживают за математические вычисления термометра и возможные последствия для национальной гордости.
Перед нами мерцали эти кубики, на которые были нанесены цифры. Всего 10 кубиков, разного цвета, соответственно, с цифрами от одного до десяти.
–Что ж, вот они, ваши математические буквы. Как слово состоит из букв, так и числа состоят из цифр. Напряглись, мои юные математики, геометроведы и алгеброфилы? Расслабились от безысходной тоски обществоведы и историки? Хохохо, Рождество скоро рядом, и Святой Николас поможет вам всем!
Ну, не совсем рядом, будем честны. 15 декабря на календаре, еще больше недели. Я даже подарки никому не купил. Впрочем, мне некому было их покупать, негде – и не было денег. По крайней мере, шотландских точно. Напомню, мы вышли из великого Евросоюза, оставили у себя фунты, а шотландцы со временем вернулись к евро. Они всегда были против Брексита, если что.
–Я задам вам 3 вопроса. Я буду читать их вслух, на случай, если мой новозеландский акцент покажется вам слишком неудобоваримым, не отказывайте себе в удовольствии смотреть на большой экран, прямо за моей спиной. Он шире по диагонали, чем все акценты мира, и там используются традиционные английские буквы. Даже цвет шрифта мы не стали делать желтым, так что приятного дня – и просмотра.
Арчи врал, я точно знаю. Он никогда не был в Новой Зеландии, как и в старой. А есть ли старая? Впрочем, я никогда не хвастался своим знанием географии и дальше лондонской кольцевой дороги давно не выезжал. Что касается шрифта – действительно, он не был ни желтым, ни белым. Белым был цвет галстука Арчи, что немного удручало.
–Если вы даете правильный ответ, вы получаете 2 балла. Если неправильный – вы получаете минус 3 балла. Если вы воздерживаетесь от ответа, вы получите ноль. Напоминаю, ноль лучше, чем отрицательное число. Но положительное число, как вы могли догадаться, лучше и ноля, и отрицательного числа.
Арчи порой был просто генералом Очевидность. Хотя, очевидно, это просто было его типично лондонское чувство юмора.
–Что ж, мы начинаем. Первый вопрос будет о… Ах да, забыл. Оргмоменты. Несколько раундов на выбывание нас с вами ждет. Количество раундов зависит от интенсивности уменьшения команд. Мы планируем уложиться в цифру не больше 5. Первый из них – здесь, в Шотландии. Где будут все последующие – вы узнаете позже. Не хотим портить вам удовольствие, так что только после завершения каждого раунда вы будете узнавать следующую географическую точку. Но мир вы посмотрите, обещаю вам. А первый вопрос, как и все последующие сегодня, и в каждом из последующих раундов будут – всегда – об английском языке. О великом английском языке, о нашей культуре и традициях, о том, как мы, великие бриты, повлияли на этот мир. Когда я говорю бриты – я имею ввиду англосаксы, когда я говорю англосаксы – я говорю и о великих штатах, о великих открытиях, о колыбели мировых демократий и оранжевых революций. Я говорю о золоте 21 века – о долларе, с которого на нас горделиво смотрят президенты. Я говорю о Нью-Йорке и Филадельфии, Плимуте и Джеймстауне, Кембридже и Гарварде. Впрочем, окончим наш синонимичный ряд. Кембриджи вам еще предстоит увидеть.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=70998154?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.