Предел терпения
Предел терпения
Юрий Юрьевич Денисов
На мэра провинциального русского города совершено покушение. За дело берётся опытный оперативник Олег Истомин. Он раскрывает опасные тайны, приводящие на самый верх власти. Сумеет ли он выбраться из этой передряги живым?
Предел терпения
Юрий Юрьевич Денисов
© Юрий Юрьевич Денисов, 2024
ISBN 978-5-0064-0417-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
– Доколе мучиться нам, батюшка?
– А до смерти, матушка!
Житие протопопа Аввакума
В смутное время колебания или перехода всегда и везде появляются разные людишки… Эта сволочь, сама не зная того, почти всегда подпадает под команду той малой кучки «передовых», которые действуют с определенною целью, и та направляет весь этот сор куда ей угодно, если только сама не состоит из совершенных идиотов, что, впрочем, тоже случается. В чем состояло наше смутное время и от чего к чему был переход, до сих пор не знаю – да и никто не знает, разве вот некоторые посторонние гости. Между тем, дряннейшие людишки получили вдруг перевес, стали громко критиковать всё священное, тогда как прежде и рта не смели раскрыть, а первейшие люди, до тех пор так благополучно державшие верх, стали вдруг их слушать, а сами молчать; а иные так позорнейшим образом подхихикивать.
Ф. М. Достоевский. Бесы
1
В этот жаркий августовский день на Советской площади небольшая толпа собралась перед наспех сколоченным, накрытым тканью помостом. Люди ожидали выступления мэра Державинска и торжественного разрезания ленточки по поводу открытия нового торгово-развлекательного центра «Россия». Поводов для выступления мэра было два. Во-первых, грандиозное событие, о котором красноречиво напоминали растяжки и плакаты по всему городу: «ВЫБОРЫ 2021 – голосуй или проиграешь!». Во-вторых, здание возвела строительная компания, генеральным директором которого числилась жена мэра. Возвела на месте сгоревшего пару лет назад торгового центра «Мираж», что вызвало активные протесты горожан. «Активные» по меркам Державинска – то есть несколько раз в год у стройки собирался десяток-другой людей с нарисованными от руки транспарантами. Иногда такие стихийные бунты разгоняли, но в основном игнорировали. Мэр ограничился заявлением, что «он всегда боролся за право народа высказывать своё мнение». Что, впрочем, совсем не означало, что он собирается к этому мнению прислушиваться.
Выйдя на стоянку городской Администрации в сопровождении помощника, охранника и водителя, он сладко потянулся и сощурился на безоблачное небо, как кот, только что вынувший морду из банки сметаны. Широкое, сытое лицо Павла Николаевича Сорокина выражало радостное благодушие, на пухлых губах играла улыбка.
– Эх, хорошо… Опять жарища на целый день. Зря мы с тобой так тепло оделись, Михалыч, – обратился он к помощнику Корнееву, любуясь тем, как солнечные блики играют на его лысине.
– Ничего не зря, – возразил Алексей Михайлович, сверкнув на небо линзами круглых очочков. – У нас редко бывает, чтобы ясная погода держалась весь день.
Сорокин проследил за его взглядом и увидел на горизонте грозно надвигавшиеся кучевые облака.
– Ладно, – вздохнул он, пригладив ладонью свою и без того гладкую короткую причёску. – По коням, мужики. Надеюсь, успеем до дождя закруглиться.
Они сели в чёрный «Майбах» с тонированными стёклами и синей мигалкой на крыше. Валера, охранник, сел рядом с шофёром. Корнеев и Сорокин устроились на заднем сиденье. Водитель завёлся. Иномарка мягко покатила к Ленинградской и встроилась в поток машин. Почти сразу пришлось встать на красный свет светофора.
– А быстрее можно? – спросил Корнеев. – Там люди уже ждут. Может, мигалку врубим?
– Ну ты скажешь тоже, «люди»… – брезгливо поморщился Сорокин. – Ничего, подождут, не переломятся.
– Веди себя прилично, – пихнул его в бок Корнеев. – Или забыл, что у тебя через три недели выборы?
– Да чё там помнить? – зевнул Сорокин. – Всё пройдёт как по маслу. Повстречаюсь с избирателями, дам пару интервью на телевидении. Скажу, что мы все – большая дружная семья и должны сплотиться ради общего блага, что бы сие ни значило. Народишко растает, как шестиклассница, которой нашептали на ушко красивых банальностей. И она знает, с какой целью, но всё равно слушает и млеет. Да и что у меня за соперники? Так, какие-то клоуны. Им бы в цирке выступать.
– По предварительным опросам, основных конкурентов трое, – Корнеев начал загибать пальцы. – Во-первых, либерал Минскер. Ну, этот безнадёжен.
Мэр кивнул с жалостливым выражением лица. Либералы, как он не раз убеждался, делились на два типа: те, с кем можно при желании договориться, и те, с кем нельзя. Первые были прожжёными циниками, смотрели на народ свысока и не упускали случая нажиться за государственный счёт. И считали, что оно, это самое государство, ничего другого и не заслуживает. И ради этого готовы были прикинуться самыми преданными его слугами, чуть ли не опричниками, готовыми по первому свистку оседлать коней и проскакать по стране, рубя головы направо и налево. Вторые были неизлечимо больны идеализмом, их речи – полны причитаний, слезливого сюсюканья и сочились состраданием. Вот прямо они спать не могут, того и гляди у них случится инфаркт от переживаний за судьбу страны и народа. Естественно, ответом им было самое ледяное презрение. Они не понимали, что отношения народа и власти напоминают токсичную созависимость нарцисса и его жертвы. Последняя готова стерпеть и оправдать что угодно, лишь бы её погладили по головке, похвалили и сказали, какая она замечательная и какая красивая сказка ждёт их будущем. Её господин внушает ей впечатление своего всемогущества, и она скидывает на него ответственность за свою жизнь, не подозревая, что настоящая сила и власть у неё.
– Во-вторых, – продолжал Корнеев. – Коммунист Шаталов.
– Ах, этот… – губы Павла Николаевича раздвинулись в довольной улыбке, а глаза заблестели, как у гопника при виде щуплого очкарика. Шаталов с пеной у рта поносил «воровскую власть», социальную несправедливость, обнищание населения, падение рождаемости. Его всегда можно было заклеймить как бездельника, который только критикует и ничего не делает. В конце концов он начинал выглядеть моськой, лающей на слона, даже в глазах собственных избирателей. Обычно Сорокин кулуарно кидал этой моське подачку, но не слишком жирную, чтоб не наглела и помнила своё место. Два-три дополнительных места в городской Думе, ну и хватит, хорошенького понемножку.
– И, наконец, на десерт, – загнул третий палец Корнеев. – Самовыдвиженец Иван Островский.
Мэр досадливо скривился. И даже чуть сжался, как устрица, на которую капнули лимонным соком. Очередная «сильная рука», держащая над головой пылающее сердце Данко. Почвенник-консерватор с армейским душком и левым уклоном. Бывший кадровый офицер (в запасе, поправил себя Сорокин, бывших не бывает), ветеран Второй Чеченской, Грузинской и Сирийской войн. Он обещал «навести порядок», «восстановить справедливость, честь и подлинный народный дух» и что-то там ещё, чуть ли не принести огонь с небес. Выступая исключительно в военной форме, завоевал немалую аудиторию благородной прямотой, решительностью и грубоватым юмором. Как-то во время телевизионного интервью ведущий поинтересовался, как он собирается решить проблему коррупции в городе. «Точечно» – ответил Островский. Журналист переспросил: «Вы имеете в виду точечные посадки?». «Нет» – сказал кандидат невозмутимо, не мигая глядя на собеседника. – «Точечные расстрелы». Ну что с таким прикажете делать? Человек, которого нельзя подкупить, совершенно бесполезен для общества. Собственно, его даже членом общества-то нельзя назвать. Только мешается у всех под ногами. Пристрелить как собаку – и дело с концом.
– Ну что это за кандидаты? – брезгливо поморщился Сорокин. – Так, ерунда какая-то… Не стоило и упоминать. Меня переизберут, а конституционное большинство в городской Думе займёт моя партия.
– Партии – это всё условность, – махнул рукой Корнеев. – У нас на самом деле только две партии: тех, кто успел наворовать и тех, кто не успел. Последние делятся ещё на две фракции: те, кто ещё надеется успеть и те, кто уже никогда не успеет.
Машина подкатила к торговому центру. Водитель сбавил скорость.
– Ну чё там, Валера? – спросил Сорокин охранника. – Челядь собралась?
– Стадо ждёт, – откликнулся тот, полуобернувшись с ухмылочкой.
Шофёр свернул налево и, объехав здание с тыла, заехал на парковку у правого торца. Заглушил мотор.
– Жди здесь, – бросил ему Сорокин, словно тот собирался куда-то сбежать.
Водитель кивнул. Остальные трое вышли на свет божий. Над ними возвышалось, зазывно сверкая разноцветными вывесками, трёхэтажное здание из стекла и бетона. Над запасным выходом, как и над главным, гордо красовались крупные позолоченные «старорусские» литеры: «РОССИЯ». Чуть поодаль у помоста их уже ждала супруга Сорокина, управляющий «России» и журналист с местного телеканала, который должен был взять у него, главного городского благодетеля после Господа Бога, интервью, проникнутое скромностью, отеческой заботой и лёгким, тёплым юмором. До них доносился многоголосый гомон толпы.
Управляющий пошёл им навстречу, протягивая ладонь и растянув губы в приветливой улыбке.
– Здра-авствуйте, – протянул он. – А мы вас уже заждались.
– Здорово, коли не шутите, – бросил ему Сорокин. – Микрофон проверили?
– А как же! Всё готово.
Мэр кивнул и подошёл к жене – яркой, эффектной блондинке в дорогом деловом костюме и с ярко-красной помадой на губах.
– Очень-то не расходись, – улыбнулась Елена Анатольевна, по-хозяйски, заботливым жестом поправляя узел его галстука.
– А я разве обычно расхожусь? – удивился он.
– Зачем спрашиваешь, если и сам знаешь?
– Ладно, признаю. Но в этом часть моего обаяния.
Он бодро взбежал по ступенькам и упругой походкой направился к микрофону, помахав толпе правой ладонью. Этим приветственным жестом он, как дирижёр взмахом палочки, заставлял людей отозваться рёвом восторга. В этот раз, правда, он получил жиденькие аплодисменты пополам со смешками и несмелым свистом. Поправив стойку микрофона, который доставал ему до подбородка, мэр широко улыбнулся. Эта открытая улыбка с ямочками на щеках была его торговой маркой. Во всяком случае, он сам так считал.
– Ну что, как настроение? – участливо поинтересовался Сорокин.
– Отлично! – заученно ответила толпа нестройным хором. Только какая-то беспокойная гнида подленько проорала: «О… енно!».
«Это что ещё за умник выискался?!» – внутренне поёжился Сорокин. Вслух он сказал:
– Нам с вами выпала честь присутствовать на открытии этого прекрасного, современного торгового центра мирового уровня. Одного из нескольких, построенных в последние годы. Как вы заметили, город активно развивается и застраивается. Наш родной Державинск всё больше напоминает подростка, который растёт так быстро, что родители не успевают покупать ему новую одежду.
В толпе раздались редкие одобрительные смешки.
– У подростков бывают прыщи! – проорала неугомонная гнида.
«В следующий раз посажу на крышу снайпера» – меланхолично подумал Сорокин. Он продолжил:
– Вместе мы превратим наш город в динамичное, комфортное, красивое и приятное для проживания место. Сплотимся, объединим усилия, и у нас всё обязательно получится. Да?
Собравшиеся хором отозвались: «Да-а!». Сорокин с улыбкой кивнул.
– Этот грандиозный проект – плод неустанных усилий очень многих людей. Перечисление их имён займёт столько времени, что мы с вами разойдёмся в полночь.
Снова смех.
– Поэтому мы сейчас просто их всех поблагодарим дружными аплодисментами. Чтобы показать, как сильно мы восхищены их отвагой, мастерством и результатом их работы.
Он захлопал в ладоши. Люди внизу последовали его примеру. Сорокин повернул голову и поймал взгляд своей торжествующе улыбающейся супруги.
– Ну, удачи! Берегите себя! – благословил он напоследок паству и спустился, чтобы перерезать красную ленточку. На месте его уже ждали Корнеев, супруга и управляющий. Последний держал поднос с небольшой атласной подушечкой, на которой блестели большие позолоченные ножницы. Раньше Павел Николаевич считал этот ритуал излишним и бессмысленным. Пока Корнеев не объяснил ему, насколько он древний и значительный.
Он шёл мимо толпы, и две бабушки, чёртовы «божьи одуванчики», преградили ему путь.
– Милый, скажи, а когда построят новые мосты через Волгу? – спросила одна, мягко хватая его за руку. – Пробки замучили! Автобус через мост целый час ползёт!
– Сделаем, – улыбнулся мэр со снисходительным добродушием. – Уже работаем над этим. Обдумываем оптимальные решения.
– Ой, поскорей бы… а можно с вами сфотографироваться?
– Ну конечно, – мэр улыбнулся, приглашающе распахивая объятия. Старушки встали по обе стороны от него, одна держала в вытянутой руке дешёвенький смартфон – должно быть, подаренный кем-то. Он приобнял их обоих за плечи. Холёным, довольным видом, сшитым на заказ костюмом, прямой осанкой он выделялся на фоне плоховато одетых, задавленных заботами горожан как пришелец с другой планеты. Сделав снимок, бабушка чмокнула его в щёку и пообещала голосовать за него. Он кивнул. На мгновение его лицо скривила гримаса отвращения.
Он пошёл дальше, и тут случился неприятный инцидент. К нему решительно и грозно подскочил суровый дедок с седой бородой, нахмуренными кустистыми бровями, в старой потёртой фуражке ветерана, и начал его отчитывать:
– Слушай, когда ваш беспредел кончится? Ты зачем весь город застроил? Ни пройти, ни продохнуть! Зачем старые дома разрушил? Парки срубил? А дороги нормальные когда будут? Все налоги плотят, а толку с гулькин нос! Зато ты, поганец, всё шире и шире!
Валера выступил вперёд, намереваясь вытолкать наглеца прочь, но мэр жестом остановил его.
– Грубите, уважаемый, – мягко, но решительно и невозмутимо, и даже с улыбочкой осадил он смутьяна. – Недовольство выражать каждый может, у нас это не запрещено! Ну а что вы сами-то сделали для города? Какую пользу принесли? Языком-то молоть…
– Да это ты только языком мелешь! – грозно побагровел «уважаемый». – Я всю жизнь честно на заводе отбарабанил, а ты задом кресло протирал! Я Сталина помню как живого! Он бы вас, паразитов… Да вы меня и весь честной народ раз пятьдесят уже обманули, и продолжаете…
– Ну, это уже… – перебил Сорокин, готовясь веской и авторитетной фразой пригвоздить оппонента, или даже взглядом обратить его в камень, но сам оборвался на полуслове. От глазеющих на перепалку зевак отлепился коренастый, плечистый и очевидно пьяный молодой человек со спутанной копной светло-русых волос и напряжённым взглядом ввалившихся, покрасневших, воспалённых глаз и шатаясь, но с отчаянной и грозной решимостью попёр на них. Сорокин побледнел, как будто увидел призрак, и инстинктивно спрятался за старика. Тот, не будь дураком, со всей возможной прытью проковылял в сторону. Неожиданный визитёр потянулся правой рукой в карман одетой навыворот лёгкой ветровки. Валера выхватил оружие и направил на него.
– Стоять! – прокричал он.
Незнакомец не остановился и успел вытащить пистолет. Тот блеснул в лучах солнца.
– Сдохни, насильник! – прорычал он.
Елена Анатольевна ахнула, прижав ладонь ко рту, как и половина собравшихся на площади. Прогремело несколько выстрелов.
Толпа завизжала. Мэр рухнул наземь, как подкошенный. Правая рука была прижата к груди, меж пальцев сочилась кровь.
2
Десять минут спустя к месту происшествия подкатили, завывая сиренами, «скорая помощь» и полиция.
– Ну что, Олежка, – посмотрел на напарника один из оперов – в джинсовом костюме, курчавый, с весёлыми зелёными глазами. – Я опрошу свидетелей, а ты потерпевшего.
– Ага, – кивнул второй с усталой неохотой. – Только давай недолго, Андрюх, ладно?
Он был одет в серый пиджак и чёрные рубашку и брюки. Лицо его было серьёзным, вызывающим доверие, но совершенно обычным и непримечательным.
– Не вопрос. Ты не кисни. Кажется, тут ничего сложного. Дело ясное, как день. Быстро всё разрулим.
– Погоди ещё, – пробормотал второй. – Знаешь, как говорят: не кричи гоп, пока не увидел, во что вляпался.
Они вышли из стоковой «Лады Весты» и направились к месту происшествия. Андрей влился в толпу оправляющихся от шока зевак. «Развлеклись по полной» – подумал Олег, направляясь к Сорокину, державшемуся за левое плечо и в сопровождении жены, охранника, Корнеева и врачей идущему к «скорой». Возле лежавшего навзничь трупа нападавшего колдовали судмедэксперты. Олег ускорил шаг и окликнул мэра:
– Олег Николаевич!
Мэр и его свита почти синхронно обернулись с одинаковым удивлённо-недовольным выражением лица. У Сорокина меж пальцев запеклась кровь.
– Извините, что беспокою, – оробел он. – Мне нужно задать вам несколько вопросов.
– А кто вы, собственно, такой? – нахмурился мэр.
– Ой, простите, – Олег потянулся во внутренний карман серого летнего пиджака за удостоверением, и лица всех присутствующих заметно напряглись. Рука охранника машинально потянулась за пистолетом. Олег осторожно достал удостоверение и раскрыл перед глазами мэра. – Капитан Истомин, оперуполномоченный уголовного отдела. Мне нужно выяснить все детали произошедшего.
– А тут и выяснять нечего. Очередной псих, пьяница и бездельник возомнил себя «борцом за справедливость» или чем-то в этом роде. Теперь он отправится кормить червей. Вот и всё. Если вам угодно, я отвечу на ваши вопросы позже. А сейчас, извините, у меня тут небольшая проблемка, – покосился он на простреленное плечо.
– Но вы знали нападавшего? – уточнил Истомин.
– В первый раз вижу, – бросил мэр и не дожидаясь ответа, развернулся и продолжил свой путь. Остальные последовали за ним.
Истомин не солоно хлебавши вернулся к убитому. Пожал руку главному судмедэксперту.
– Ну чё у нас тут, Володя?
Тот развёл руками:
– А что тут может быть? Мужика свинцом до отвала накормили.
Истомин кивнул, глядя на лежащее навзничь с раскинутыми руками тело. В груди и животе зияли чёрные, обагренные кровью дырки. Остекленевшие глаза удивлённо и вопросительно смотрели в небо, на котором уже сгущались тёмные, налитые небесным гневом дождевые тучи.
– Из чего стрелял-то? – спросил он.
– «Викинг». Патроны для «Глока».
– Спортивный? Значит, надо спрашивать в стрелковом клубе, что это за персонаж.
– Миша! Мишенька! – раздался откуда-то женский крик. Со стороны стоянки сквозь толпу начала пробиваться белокурая, стройная женская фигура. Окружающие расступались перед ней. Но метрах в трёх от трупа путь ей преградил Истомин.
– Извините, это место преступления. Дальше вам нельзя.
Она продолжала неотрывно смотреть полным боли и слёз взглядом на убитого, прижав ладонь с наманикюренными ногтями ко рту.
– Господи, Миша, что ты сделал… – выдавила она. Она была похожа на убитого, как сестра. Даже форма носа у них была одинаковая. Только её волосы были длинными и ещё более густыми и светлыми.
– Вы его знаете? – спросил Истомин.
Женщина кивнула. Ей было на вид около тридцати.
– Это мой муж, Михаил Колесников.
– Вы знаете, почему он хотел…
– Да, – она начала утирать слёзы тыльной стороной ладони. – Знаю.
– Вы в состоянии сейчас давать показания? Или приедете в участок позже?
– Нет. Давайте сейчас.
– Так, – начал оглядываться капитан. – Нам бы найти место потише и поспокойней.
– Можете зайти в кафе на первом этаже, – предложил подошедший управляющий торгового центра. – Оно уже готово к работе. Конечно, не так мы хотели открыться, но раз так вышло…
– Спасибо.
Управляющий провёл их в здание. В кафе они взяли по чашечке капуччино и сели за столик у панорамного окна, занавешенного электрическими гирляндами. Олег окинул свидетельницу быстрым изучающим взглядом. Годы работы приучили его быть вежливым, спокойным, даже участливым, но собранным и держать ухо востро. Женщина отпила из чашки и поставила её на столик. Внешне она почти успокоилась. Но руки слегка дрожали.
Истомин достал из пиджака портативный диктофон, положил на стол, включил.
– Итак, как вас зовут?
– Колесникова Наталья Александровна.
– Совершивший попытку покушения на мэра Державинска Павла Сорокина – ваш муж Михаил Колесников?
– Да.
– Что вы можете сказать о причинах его поступка?
Она тяжело вздохнула и выдохнула, как спортивный пловец перед прыжком с трамплина.
– Думаю, следует начать с того, что я два года работала у Сорокина секретаршей.
Истомин внимательно посмотрел на неё:
– Когда? Уточните пожалуйста.
– С июля 2019-го по апрель нынешнего года.
– Как вы устроились на эту работу?
– А как у нас обычно устраиваются? По знакомству. Моя бывшая одноклассница – одна из его помощниц. Я думала, это работа мечты.
– А почему ушли?
– Скорее не я ушла, а меня ушли. Об этом я и хочу рассказать.
– Я весь внимание.
– В общем… Сначала действительно всё шло отлично. Работа не была слишком напряжённой, платили прилично, и Сорокин был приветлив и вежлив. Да, он иногда слишком старается всех обаять, и такие болтуны-весельчаки меня утомляют. Кроме того, он мне никогда не нравился, я за него не голосовала. Я старалась быть сдержанной и лишь вежливо улыбалась на его попытки завести разговор о чём-либо, кроме моих непосредственных обязанностей. На Новый год и день рождения он делал мне небольшие подарки, как и остальным своим сотрудникам. Но полгода назад… он начал флиртовать со мной. Я отшучивалась, но так, чтобы не задеть его самолюбие. Мише я ничего не говорила. Постепенно намёки стали всё более пошлыми и откровенными, и наконец… это произошло.
– Что произошло?
– Мэр начал домогаться меня на рабочем месте.
Истомин пристально посмотрел в её голубые глаза с небольшими подтёками туши. Она ответила ему прямым и открытым взглядом.
– А поконкретней? Это веские обвинения, тут нужны детали.
– Он стал …трогать меня. Залез рукой под юбку, прижал к стене, пытался поцеловать. Всё это было совершенно неожиданно.
– Так… А вы что?
– Я его оттолкнула и сказала, что замужем. Он ухмыльнулся и заявил: «Ну и что? Муж не стенка – подвинется». Он как будто не сомневался, что я рано или поздно сдамся.
– Что было дальше?
– В течении месяца он пытался сделать это ещё раз. Говорил: «Дурочка, никто даже не узнает, а я тебе такую красивую жизнь устрою, какой у тебя никогда не было и не будет без меня». Я отвечала: «Но я буду знать». Наконец он потерял терпение: «Идиотка! Чего тут беречь-то? Всё равно ведь продашь – только гораздо дешевле!». Я сказала: “ Я не продаюсь». Он: «Все продаются. И всё покупается». В общем меня уволили.
– Как вы думаете, ваша предшественница потеряла место по той же причине?
– Не знаю. Честно говоря, я не спрашивала. Я была просто рада, что нашла эту работу. Хорошее место просто так не получишь, даже с высшим образованием.
– Вы обсуждали это с той своей одноклассницей?
– Нет. После этого она резко оборвала общение со мной, не отвечала на звонки.
– Понятно. А мужу вы рассказали?
– Пришлось, – вздохнула она. – Миша… человек горячий… был… в ВДВ служил… он рвался «разобраться с этим козлом», но я его удержала. Сказала, что «плетью обуха не перешибёшь» и так далее. Ведь в конечном итоге ничего не случилось. Через суд подобные вещи тоже не так легко доказать. Я не вчера родилась и в курсе, что полагаться на торжество правосудия не всегда уместно.
– Что ж, понимаю.
– Но на этом всё не закончилось. Миша работал на химзаводе, и неделю спустя его уволили без объяснений. После этого я всё-таки подловила Сорокина на стоянке возле Администрации и спросила, что всё это значит. Он с гаденькой ухмылкой сообщил, что пока он в этом городе хозяин, мы не найдём здесь приличной работы. Он об этом позаботится. И действительно – мужу почти везде дали от ворот поворот. В конечном итоге он стал охранником в «Магните» за 15 тысяч в месяц. Я устроилась по удалёнке редактором в одно интернет-издание. У меня на самом деле журналистское образование.
– Почему вы не стали работать по специальности?
– Влюбилась, вышла замуж, осела здесь. Да я и не хотела никуда уезжать, здесь мои родители, друзья, семья… Я не амбициозна, меня воспитывали в строгости и скромности. А пристроиться в «Городские ведомости» или на местное телевидение, во-первых, крайне трудно, во-вторых… всё равно там не позволят работать так, как следует. Пойти до конца, в случае чего. В чём тогда смысл?
– Так что происходило в последние месяцы с вашим мужем?
– Я стала основным кормильцем в семье, а он пал духом и много выпивал в свободное от работы время. Или лежал на диване у телевизора. Замкнулся в себе, мрачно и подолгу о чём-то раздумывал. Единственное место, куда он ходил – стрелковый клуб. Я чувствовала что-то неладное, но он умел всё держать в себе и отвечать на вопросы так, что пропадало желание расспрашивать дальше. А сегодня он ушёл из дома, ничего не объяснив. Мне с утра было неспокойно, и внутренний голос приказал мне прийти на эту площадь. Я примчалась, но… слишком поздно.
Синие глаза вновь наполнились слезами. Она закрыла лицо руками.
Истомин испытывал неловкость. Он не знал, как вести себя с женщинами в таких ситуациях. Да и услышанное ошарашило его, хотя и не слишком удивило. Он выключил диктофон. Женщина достала из сумочки влажные салфетки. Одной она начала вытирать потекшую тушь под глазами.
– Это всё? Больше вы ничего не хотите сказать?
– Нет. Я свободна?
– Пока да.
– Что же будет дальше? – спросила она.
Олег покосился на диктофон, перевёл взгляд на неё и покачал головой:
– Трудно сказать. Всё это не так просто доказать. Ведь всё происходило без свидетелей, так?
– Да.
– Исходя из ваших же показаний, вы не заявили об инциденте сразу, а молчали, пока ваш муж не решил свести счёты с мэром. Вы же прекрасно понимаете, как это выглядит.
– Да, но я ведь всё объяснила. Люди поймут.
– Во-первых, люди понимают всё в меру своей испорченности. Во-вторых, не важно, что они там поймут. Важно, что вы сможете доказать. Если вы напишете официальное заявление и выступите в суде, адвокат Сорокина от вас живого места не оставит. И потом… харассмент, превышение должностных полномочий – наказание за это будет не столь значительным, как вам, наверное, кажется. А проблемы и трудности на вас и ваших близких свалятся колоссальные. Поймите, я на вашей стороне, я просто хочу предупредить вас о том, что вас ждёт.
– Понимаю. Но я готова, – она прямо и как будто решительно посмотрела ему в глаза. Но тонкие пальцы нервно скомкали салфетку. Не боец, определил он про себя, вглядываясь пытливым, намётанным взглядом в её нежные черты лица. Внутренняя сила есть, и под влиянием эмоций способна на многое, но вот чтобы решительно и упорно действовать… Хочет поступить правильно, но не уверена, что сможет. Обычно такие не до конца осознают, в каком мире живут. И сталкиваясь с его изнанкой, предпочитают терпеть и надеяться, что всё как-нибудь само рассосётся. Если они и действуют, то импульсивно.
– Почему это так важно для вас? – спросил он. – Да, всё это мерзко, но… эпизод заигран, как говорят в футболе. Я советую вам подождать, пока не пройдёт шок от случившегося, и ещё раз хорошо всё обдумать.
– Понимаете… Мишу выставят пьяницей и психом, который сам виноват в своих бедах, но свалил вину на мэра. Сорокина объявят жертвой и мучеником, и он останется чистеньким. Как я смогу жить с этим? Зная, что ничего не попыталась сделать?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=70994620?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Юрий Юрьевич Денисов
На мэра провинциального русского города совершено покушение. За дело берётся опытный оперативник Олег Истомин. Он раскрывает опасные тайны, приводящие на самый верх власти. Сумеет ли он выбраться из этой передряги живым?
Предел терпения
Юрий Юрьевич Денисов
© Юрий Юрьевич Денисов, 2024
ISBN 978-5-0064-0417-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
– Доколе мучиться нам, батюшка?
– А до смерти, матушка!
Житие протопопа Аввакума
В смутное время колебания или перехода всегда и везде появляются разные людишки… Эта сволочь, сама не зная того, почти всегда подпадает под команду той малой кучки «передовых», которые действуют с определенною целью, и та направляет весь этот сор куда ей угодно, если только сама не состоит из совершенных идиотов, что, впрочем, тоже случается. В чем состояло наше смутное время и от чего к чему был переход, до сих пор не знаю – да и никто не знает, разве вот некоторые посторонние гости. Между тем, дряннейшие людишки получили вдруг перевес, стали громко критиковать всё священное, тогда как прежде и рта не смели раскрыть, а первейшие люди, до тех пор так благополучно державшие верх, стали вдруг их слушать, а сами молчать; а иные так позорнейшим образом подхихикивать.
Ф. М. Достоевский. Бесы
1
В этот жаркий августовский день на Советской площади небольшая толпа собралась перед наспех сколоченным, накрытым тканью помостом. Люди ожидали выступления мэра Державинска и торжественного разрезания ленточки по поводу открытия нового торгово-развлекательного центра «Россия». Поводов для выступления мэра было два. Во-первых, грандиозное событие, о котором красноречиво напоминали растяжки и плакаты по всему городу: «ВЫБОРЫ 2021 – голосуй или проиграешь!». Во-вторых, здание возвела строительная компания, генеральным директором которого числилась жена мэра. Возвела на месте сгоревшего пару лет назад торгового центра «Мираж», что вызвало активные протесты горожан. «Активные» по меркам Державинска – то есть несколько раз в год у стройки собирался десяток-другой людей с нарисованными от руки транспарантами. Иногда такие стихийные бунты разгоняли, но в основном игнорировали. Мэр ограничился заявлением, что «он всегда боролся за право народа высказывать своё мнение». Что, впрочем, совсем не означало, что он собирается к этому мнению прислушиваться.
Выйдя на стоянку городской Администрации в сопровождении помощника, охранника и водителя, он сладко потянулся и сощурился на безоблачное небо, как кот, только что вынувший морду из банки сметаны. Широкое, сытое лицо Павла Николаевича Сорокина выражало радостное благодушие, на пухлых губах играла улыбка.
– Эх, хорошо… Опять жарища на целый день. Зря мы с тобой так тепло оделись, Михалыч, – обратился он к помощнику Корнееву, любуясь тем, как солнечные блики играют на его лысине.
– Ничего не зря, – возразил Алексей Михайлович, сверкнув на небо линзами круглых очочков. – У нас редко бывает, чтобы ясная погода держалась весь день.
Сорокин проследил за его взглядом и увидел на горизонте грозно надвигавшиеся кучевые облака.
– Ладно, – вздохнул он, пригладив ладонью свою и без того гладкую короткую причёску. – По коням, мужики. Надеюсь, успеем до дождя закруглиться.
Они сели в чёрный «Майбах» с тонированными стёклами и синей мигалкой на крыше. Валера, охранник, сел рядом с шофёром. Корнеев и Сорокин устроились на заднем сиденье. Водитель завёлся. Иномарка мягко покатила к Ленинградской и встроилась в поток машин. Почти сразу пришлось встать на красный свет светофора.
– А быстрее можно? – спросил Корнеев. – Там люди уже ждут. Может, мигалку врубим?
– Ну ты скажешь тоже, «люди»… – брезгливо поморщился Сорокин. – Ничего, подождут, не переломятся.
– Веди себя прилично, – пихнул его в бок Корнеев. – Или забыл, что у тебя через три недели выборы?
– Да чё там помнить? – зевнул Сорокин. – Всё пройдёт как по маслу. Повстречаюсь с избирателями, дам пару интервью на телевидении. Скажу, что мы все – большая дружная семья и должны сплотиться ради общего блага, что бы сие ни значило. Народишко растает, как шестиклассница, которой нашептали на ушко красивых банальностей. И она знает, с какой целью, но всё равно слушает и млеет. Да и что у меня за соперники? Так, какие-то клоуны. Им бы в цирке выступать.
– По предварительным опросам, основных конкурентов трое, – Корнеев начал загибать пальцы. – Во-первых, либерал Минскер. Ну, этот безнадёжен.
Мэр кивнул с жалостливым выражением лица. Либералы, как он не раз убеждался, делились на два типа: те, с кем можно при желании договориться, и те, с кем нельзя. Первые были прожжёными циниками, смотрели на народ свысока и не упускали случая нажиться за государственный счёт. И считали, что оно, это самое государство, ничего другого и не заслуживает. И ради этого готовы были прикинуться самыми преданными его слугами, чуть ли не опричниками, готовыми по первому свистку оседлать коней и проскакать по стране, рубя головы направо и налево. Вторые были неизлечимо больны идеализмом, их речи – полны причитаний, слезливого сюсюканья и сочились состраданием. Вот прямо они спать не могут, того и гляди у них случится инфаркт от переживаний за судьбу страны и народа. Естественно, ответом им было самое ледяное презрение. Они не понимали, что отношения народа и власти напоминают токсичную созависимость нарцисса и его жертвы. Последняя готова стерпеть и оправдать что угодно, лишь бы её погладили по головке, похвалили и сказали, какая она замечательная и какая красивая сказка ждёт их будущем. Её господин внушает ей впечатление своего всемогущества, и она скидывает на него ответственность за свою жизнь, не подозревая, что настоящая сила и власть у неё.
– Во-вторых, – продолжал Корнеев. – Коммунист Шаталов.
– Ах, этот… – губы Павла Николаевича раздвинулись в довольной улыбке, а глаза заблестели, как у гопника при виде щуплого очкарика. Шаталов с пеной у рта поносил «воровскую власть», социальную несправедливость, обнищание населения, падение рождаемости. Его всегда можно было заклеймить как бездельника, который только критикует и ничего не делает. В конце концов он начинал выглядеть моськой, лающей на слона, даже в глазах собственных избирателей. Обычно Сорокин кулуарно кидал этой моське подачку, но не слишком жирную, чтоб не наглела и помнила своё место. Два-три дополнительных места в городской Думе, ну и хватит, хорошенького понемножку.
– И, наконец, на десерт, – загнул третий палец Корнеев. – Самовыдвиженец Иван Островский.
Мэр досадливо скривился. И даже чуть сжался, как устрица, на которую капнули лимонным соком. Очередная «сильная рука», держащая над головой пылающее сердце Данко. Почвенник-консерватор с армейским душком и левым уклоном. Бывший кадровый офицер (в запасе, поправил себя Сорокин, бывших не бывает), ветеран Второй Чеченской, Грузинской и Сирийской войн. Он обещал «навести порядок», «восстановить справедливость, честь и подлинный народный дух» и что-то там ещё, чуть ли не принести огонь с небес. Выступая исключительно в военной форме, завоевал немалую аудиторию благородной прямотой, решительностью и грубоватым юмором. Как-то во время телевизионного интервью ведущий поинтересовался, как он собирается решить проблему коррупции в городе. «Точечно» – ответил Островский. Журналист переспросил: «Вы имеете в виду точечные посадки?». «Нет» – сказал кандидат невозмутимо, не мигая глядя на собеседника. – «Точечные расстрелы». Ну что с таким прикажете делать? Человек, которого нельзя подкупить, совершенно бесполезен для общества. Собственно, его даже членом общества-то нельзя назвать. Только мешается у всех под ногами. Пристрелить как собаку – и дело с концом.
– Ну что это за кандидаты? – брезгливо поморщился Сорокин. – Так, ерунда какая-то… Не стоило и упоминать. Меня переизберут, а конституционное большинство в городской Думе займёт моя партия.
– Партии – это всё условность, – махнул рукой Корнеев. – У нас на самом деле только две партии: тех, кто успел наворовать и тех, кто не успел. Последние делятся ещё на две фракции: те, кто ещё надеется успеть и те, кто уже никогда не успеет.
Машина подкатила к торговому центру. Водитель сбавил скорость.
– Ну чё там, Валера? – спросил Сорокин охранника. – Челядь собралась?
– Стадо ждёт, – откликнулся тот, полуобернувшись с ухмылочкой.
Шофёр свернул налево и, объехав здание с тыла, заехал на парковку у правого торца. Заглушил мотор.
– Жди здесь, – бросил ему Сорокин, словно тот собирался куда-то сбежать.
Водитель кивнул. Остальные трое вышли на свет божий. Над ними возвышалось, зазывно сверкая разноцветными вывесками, трёхэтажное здание из стекла и бетона. Над запасным выходом, как и над главным, гордо красовались крупные позолоченные «старорусские» литеры: «РОССИЯ». Чуть поодаль у помоста их уже ждала супруга Сорокина, управляющий «России» и журналист с местного телеканала, который должен был взять у него, главного городского благодетеля после Господа Бога, интервью, проникнутое скромностью, отеческой заботой и лёгким, тёплым юмором. До них доносился многоголосый гомон толпы.
Управляющий пошёл им навстречу, протягивая ладонь и растянув губы в приветливой улыбке.
– Здра-авствуйте, – протянул он. – А мы вас уже заждались.
– Здорово, коли не шутите, – бросил ему Сорокин. – Микрофон проверили?
– А как же! Всё готово.
Мэр кивнул и подошёл к жене – яркой, эффектной блондинке в дорогом деловом костюме и с ярко-красной помадой на губах.
– Очень-то не расходись, – улыбнулась Елена Анатольевна, по-хозяйски, заботливым жестом поправляя узел его галстука.
– А я разве обычно расхожусь? – удивился он.
– Зачем спрашиваешь, если и сам знаешь?
– Ладно, признаю. Но в этом часть моего обаяния.
Он бодро взбежал по ступенькам и упругой походкой направился к микрофону, помахав толпе правой ладонью. Этим приветственным жестом он, как дирижёр взмахом палочки, заставлял людей отозваться рёвом восторга. В этот раз, правда, он получил жиденькие аплодисменты пополам со смешками и несмелым свистом. Поправив стойку микрофона, который доставал ему до подбородка, мэр широко улыбнулся. Эта открытая улыбка с ямочками на щеках была его торговой маркой. Во всяком случае, он сам так считал.
– Ну что, как настроение? – участливо поинтересовался Сорокин.
– Отлично! – заученно ответила толпа нестройным хором. Только какая-то беспокойная гнида подленько проорала: «О… енно!».
«Это что ещё за умник выискался?!» – внутренне поёжился Сорокин. Вслух он сказал:
– Нам с вами выпала честь присутствовать на открытии этого прекрасного, современного торгового центра мирового уровня. Одного из нескольких, построенных в последние годы. Как вы заметили, город активно развивается и застраивается. Наш родной Державинск всё больше напоминает подростка, который растёт так быстро, что родители не успевают покупать ему новую одежду.
В толпе раздались редкие одобрительные смешки.
– У подростков бывают прыщи! – проорала неугомонная гнида.
«В следующий раз посажу на крышу снайпера» – меланхолично подумал Сорокин. Он продолжил:
– Вместе мы превратим наш город в динамичное, комфортное, красивое и приятное для проживания место. Сплотимся, объединим усилия, и у нас всё обязательно получится. Да?
Собравшиеся хором отозвались: «Да-а!». Сорокин с улыбкой кивнул.
– Этот грандиозный проект – плод неустанных усилий очень многих людей. Перечисление их имён займёт столько времени, что мы с вами разойдёмся в полночь.
Снова смех.
– Поэтому мы сейчас просто их всех поблагодарим дружными аплодисментами. Чтобы показать, как сильно мы восхищены их отвагой, мастерством и результатом их работы.
Он захлопал в ладоши. Люди внизу последовали его примеру. Сорокин повернул голову и поймал взгляд своей торжествующе улыбающейся супруги.
– Ну, удачи! Берегите себя! – благословил он напоследок паству и спустился, чтобы перерезать красную ленточку. На месте его уже ждали Корнеев, супруга и управляющий. Последний держал поднос с небольшой атласной подушечкой, на которой блестели большие позолоченные ножницы. Раньше Павел Николаевич считал этот ритуал излишним и бессмысленным. Пока Корнеев не объяснил ему, насколько он древний и значительный.
Он шёл мимо толпы, и две бабушки, чёртовы «божьи одуванчики», преградили ему путь.
– Милый, скажи, а когда построят новые мосты через Волгу? – спросила одна, мягко хватая его за руку. – Пробки замучили! Автобус через мост целый час ползёт!
– Сделаем, – улыбнулся мэр со снисходительным добродушием. – Уже работаем над этим. Обдумываем оптимальные решения.
– Ой, поскорей бы… а можно с вами сфотографироваться?
– Ну конечно, – мэр улыбнулся, приглашающе распахивая объятия. Старушки встали по обе стороны от него, одна держала в вытянутой руке дешёвенький смартфон – должно быть, подаренный кем-то. Он приобнял их обоих за плечи. Холёным, довольным видом, сшитым на заказ костюмом, прямой осанкой он выделялся на фоне плоховато одетых, задавленных заботами горожан как пришелец с другой планеты. Сделав снимок, бабушка чмокнула его в щёку и пообещала голосовать за него. Он кивнул. На мгновение его лицо скривила гримаса отвращения.
Он пошёл дальше, и тут случился неприятный инцидент. К нему решительно и грозно подскочил суровый дедок с седой бородой, нахмуренными кустистыми бровями, в старой потёртой фуражке ветерана, и начал его отчитывать:
– Слушай, когда ваш беспредел кончится? Ты зачем весь город застроил? Ни пройти, ни продохнуть! Зачем старые дома разрушил? Парки срубил? А дороги нормальные когда будут? Все налоги плотят, а толку с гулькин нос! Зато ты, поганец, всё шире и шире!
Валера выступил вперёд, намереваясь вытолкать наглеца прочь, но мэр жестом остановил его.
– Грубите, уважаемый, – мягко, но решительно и невозмутимо, и даже с улыбочкой осадил он смутьяна. – Недовольство выражать каждый может, у нас это не запрещено! Ну а что вы сами-то сделали для города? Какую пользу принесли? Языком-то молоть…
– Да это ты только языком мелешь! – грозно побагровел «уважаемый». – Я всю жизнь честно на заводе отбарабанил, а ты задом кресло протирал! Я Сталина помню как живого! Он бы вас, паразитов… Да вы меня и весь честной народ раз пятьдесят уже обманули, и продолжаете…
– Ну, это уже… – перебил Сорокин, готовясь веской и авторитетной фразой пригвоздить оппонента, или даже взглядом обратить его в камень, но сам оборвался на полуслове. От глазеющих на перепалку зевак отлепился коренастый, плечистый и очевидно пьяный молодой человек со спутанной копной светло-русых волос и напряжённым взглядом ввалившихся, покрасневших, воспалённых глаз и шатаясь, но с отчаянной и грозной решимостью попёр на них. Сорокин побледнел, как будто увидел призрак, и инстинктивно спрятался за старика. Тот, не будь дураком, со всей возможной прытью проковылял в сторону. Неожиданный визитёр потянулся правой рукой в карман одетой навыворот лёгкой ветровки. Валера выхватил оружие и направил на него.
– Стоять! – прокричал он.
Незнакомец не остановился и успел вытащить пистолет. Тот блеснул в лучах солнца.
– Сдохни, насильник! – прорычал он.
Елена Анатольевна ахнула, прижав ладонь ко рту, как и половина собравшихся на площади. Прогремело несколько выстрелов.
Толпа завизжала. Мэр рухнул наземь, как подкошенный. Правая рука была прижата к груди, меж пальцев сочилась кровь.
2
Десять минут спустя к месту происшествия подкатили, завывая сиренами, «скорая помощь» и полиция.
– Ну что, Олежка, – посмотрел на напарника один из оперов – в джинсовом костюме, курчавый, с весёлыми зелёными глазами. – Я опрошу свидетелей, а ты потерпевшего.
– Ага, – кивнул второй с усталой неохотой. – Только давай недолго, Андрюх, ладно?
Он был одет в серый пиджак и чёрные рубашку и брюки. Лицо его было серьёзным, вызывающим доверие, но совершенно обычным и непримечательным.
– Не вопрос. Ты не кисни. Кажется, тут ничего сложного. Дело ясное, как день. Быстро всё разрулим.
– Погоди ещё, – пробормотал второй. – Знаешь, как говорят: не кричи гоп, пока не увидел, во что вляпался.
Они вышли из стоковой «Лады Весты» и направились к месту происшествия. Андрей влился в толпу оправляющихся от шока зевак. «Развлеклись по полной» – подумал Олег, направляясь к Сорокину, державшемуся за левое плечо и в сопровождении жены, охранника, Корнеева и врачей идущему к «скорой». Возле лежавшего навзничь трупа нападавшего колдовали судмедэксперты. Олег ускорил шаг и окликнул мэра:
– Олег Николаевич!
Мэр и его свита почти синхронно обернулись с одинаковым удивлённо-недовольным выражением лица. У Сорокина меж пальцев запеклась кровь.
– Извините, что беспокою, – оробел он. – Мне нужно задать вам несколько вопросов.
– А кто вы, собственно, такой? – нахмурился мэр.
– Ой, простите, – Олег потянулся во внутренний карман серого летнего пиджака за удостоверением, и лица всех присутствующих заметно напряглись. Рука охранника машинально потянулась за пистолетом. Олег осторожно достал удостоверение и раскрыл перед глазами мэра. – Капитан Истомин, оперуполномоченный уголовного отдела. Мне нужно выяснить все детали произошедшего.
– А тут и выяснять нечего. Очередной псих, пьяница и бездельник возомнил себя «борцом за справедливость» или чем-то в этом роде. Теперь он отправится кормить червей. Вот и всё. Если вам угодно, я отвечу на ваши вопросы позже. А сейчас, извините, у меня тут небольшая проблемка, – покосился он на простреленное плечо.
– Но вы знали нападавшего? – уточнил Истомин.
– В первый раз вижу, – бросил мэр и не дожидаясь ответа, развернулся и продолжил свой путь. Остальные последовали за ним.
Истомин не солоно хлебавши вернулся к убитому. Пожал руку главному судмедэксперту.
– Ну чё у нас тут, Володя?
Тот развёл руками:
– А что тут может быть? Мужика свинцом до отвала накормили.
Истомин кивнул, глядя на лежащее навзничь с раскинутыми руками тело. В груди и животе зияли чёрные, обагренные кровью дырки. Остекленевшие глаза удивлённо и вопросительно смотрели в небо, на котором уже сгущались тёмные, налитые небесным гневом дождевые тучи.
– Из чего стрелял-то? – спросил он.
– «Викинг». Патроны для «Глока».
– Спортивный? Значит, надо спрашивать в стрелковом клубе, что это за персонаж.
– Миша! Мишенька! – раздался откуда-то женский крик. Со стороны стоянки сквозь толпу начала пробиваться белокурая, стройная женская фигура. Окружающие расступались перед ней. Но метрах в трёх от трупа путь ей преградил Истомин.
– Извините, это место преступления. Дальше вам нельзя.
Она продолжала неотрывно смотреть полным боли и слёз взглядом на убитого, прижав ладонь с наманикюренными ногтями ко рту.
– Господи, Миша, что ты сделал… – выдавила она. Она была похожа на убитого, как сестра. Даже форма носа у них была одинаковая. Только её волосы были длинными и ещё более густыми и светлыми.
– Вы его знаете? – спросил Истомин.
Женщина кивнула. Ей было на вид около тридцати.
– Это мой муж, Михаил Колесников.
– Вы знаете, почему он хотел…
– Да, – она начала утирать слёзы тыльной стороной ладони. – Знаю.
– Вы в состоянии сейчас давать показания? Или приедете в участок позже?
– Нет. Давайте сейчас.
– Так, – начал оглядываться капитан. – Нам бы найти место потише и поспокойней.
– Можете зайти в кафе на первом этаже, – предложил подошедший управляющий торгового центра. – Оно уже готово к работе. Конечно, не так мы хотели открыться, но раз так вышло…
– Спасибо.
Управляющий провёл их в здание. В кафе они взяли по чашечке капуччино и сели за столик у панорамного окна, занавешенного электрическими гирляндами. Олег окинул свидетельницу быстрым изучающим взглядом. Годы работы приучили его быть вежливым, спокойным, даже участливым, но собранным и держать ухо востро. Женщина отпила из чашки и поставила её на столик. Внешне она почти успокоилась. Но руки слегка дрожали.
Истомин достал из пиджака портативный диктофон, положил на стол, включил.
– Итак, как вас зовут?
– Колесникова Наталья Александровна.
– Совершивший попытку покушения на мэра Державинска Павла Сорокина – ваш муж Михаил Колесников?
– Да.
– Что вы можете сказать о причинах его поступка?
Она тяжело вздохнула и выдохнула, как спортивный пловец перед прыжком с трамплина.
– Думаю, следует начать с того, что я два года работала у Сорокина секретаршей.
Истомин внимательно посмотрел на неё:
– Когда? Уточните пожалуйста.
– С июля 2019-го по апрель нынешнего года.
– Как вы устроились на эту работу?
– А как у нас обычно устраиваются? По знакомству. Моя бывшая одноклассница – одна из его помощниц. Я думала, это работа мечты.
– А почему ушли?
– Скорее не я ушла, а меня ушли. Об этом я и хочу рассказать.
– Я весь внимание.
– В общем… Сначала действительно всё шло отлично. Работа не была слишком напряжённой, платили прилично, и Сорокин был приветлив и вежлив. Да, он иногда слишком старается всех обаять, и такие болтуны-весельчаки меня утомляют. Кроме того, он мне никогда не нравился, я за него не голосовала. Я старалась быть сдержанной и лишь вежливо улыбалась на его попытки завести разговор о чём-либо, кроме моих непосредственных обязанностей. На Новый год и день рождения он делал мне небольшие подарки, как и остальным своим сотрудникам. Но полгода назад… он начал флиртовать со мной. Я отшучивалась, но так, чтобы не задеть его самолюбие. Мише я ничего не говорила. Постепенно намёки стали всё более пошлыми и откровенными, и наконец… это произошло.
– Что произошло?
– Мэр начал домогаться меня на рабочем месте.
Истомин пристально посмотрел в её голубые глаза с небольшими подтёками туши. Она ответила ему прямым и открытым взглядом.
– А поконкретней? Это веские обвинения, тут нужны детали.
– Он стал …трогать меня. Залез рукой под юбку, прижал к стене, пытался поцеловать. Всё это было совершенно неожиданно.
– Так… А вы что?
– Я его оттолкнула и сказала, что замужем. Он ухмыльнулся и заявил: «Ну и что? Муж не стенка – подвинется». Он как будто не сомневался, что я рано или поздно сдамся.
– Что было дальше?
– В течении месяца он пытался сделать это ещё раз. Говорил: «Дурочка, никто даже не узнает, а я тебе такую красивую жизнь устрою, какой у тебя никогда не было и не будет без меня». Я отвечала: «Но я буду знать». Наконец он потерял терпение: «Идиотка! Чего тут беречь-то? Всё равно ведь продашь – только гораздо дешевле!». Я сказала: “ Я не продаюсь». Он: «Все продаются. И всё покупается». В общем меня уволили.
– Как вы думаете, ваша предшественница потеряла место по той же причине?
– Не знаю. Честно говоря, я не спрашивала. Я была просто рада, что нашла эту работу. Хорошее место просто так не получишь, даже с высшим образованием.
– Вы обсуждали это с той своей одноклассницей?
– Нет. После этого она резко оборвала общение со мной, не отвечала на звонки.
– Понятно. А мужу вы рассказали?
– Пришлось, – вздохнула она. – Миша… человек горячий… был… в ВДВ служил… он рвался «разобраться с этим козлом», но я его удержала. Сказала, что «плетью обуха не перешибёшь» и так далее. Ведь в конечном итоге ничего не случилось. Через суд подобные вещи тоже не так легко доказать. Я не вчера родилась и в курсе, что полагаться на торжество правосудия не всегда уместно.
– Что ж, понимаю.
– Но на этом всё не закончилось. Миша работал на химзаводе, и неделю спустя его уволили без объяснений. После этого я всё-таки подловила Сорокина на стоянке возле Администрации и спросила, что всё это значит. Он с гаденькой ухмылкой сообщил, что пока он в этом городе хозяин, мы не найдём здесь приличной работы. Он об этом позаботится. И действительно – мужу почти везде дали от ворот поворот. В конечном итоге он стал охранником в «Магните» за 15 тысяч в месяц. Я устроилась по удалёнке редактором в одно интернет-издание. У меня на самом деле журналистское образование.
– Почему вы не стали работать по специальности?
– Влюбилась, вышла замуж, осела здесь. Да я и не хотела никуда уезжать, здесь мои родители, друзья, семья… Я не амбициозна, меня воспитывали в строгости и скромности. А пристроиться в «Городские ведомости» или на местное телевидение, во-первых, крайне трудно, во-вторых… всё равно там не позволят работать так, как следует. Пойти до конца, в случае чего. В чём тогда смысл?
– Так что происходило в последние месяцы с вашим мужем?
– Я стала основным кормильцем в семье, а он пал духом и много выпивал в свободное от работы время. Или лежал на диване у телевизора. Замкнулся в себе, мрачно и подолгу о чём-то раздумывал. Единственное место, куда он ходил – стрелковый клуб. Я чувствовала что-то неладное, но он умел всё держать в себе и отвечать на вопросы так, что пропадало желание расспрашивать дальше. А сегодня он ушёл из дома, ничего не объяснив. Мне с утра было неспокойно, и внутренний голос приказал мне прийти на эту площадь. Я примчалась, но… слишком поздно.
Синие глаза вновь наполнились слезами. Она закрыла лицо руками.
Истомин испытывал неловкость. Он не знал, как вести себя с женщинами в таких ситуациях. Да и услышанное ошарашило его, хотя и не слишком удивило. Он выключил диктофон. Женщина достала из сумочки влажные салфетки. Одной она начала вытирать потекшую тушь под глазами.
– Это всё? Больше вы ничего не хотите сказать?
– Нет. Я свободна?
– Пока да.
– Что же будет дальше? – спросила она.
Олег покосился на диктофон, перевёл взгляд на неё и покачал головой:
– Трудно сказать. Всё это не так просто доказать. Ведь всё происходило без свидетелей, так?
– Да.
– Исходя из ваших же показаний, вы не заявили об инциденте сразу, а молчали, пока ваш муж не решил свести счёты с мэром. Вы же прекрасно понимаете, как это выглядит.
– Да, но я ведь всё объяснила. Люди поймут.
– Во-первых, люди понимают всё в меру своей испорченности. Во-вторых, не важно, что они там поймут. Важно, что вы сможете доказать. Если вы напишете официальное заявление и выступите в суде, адвокат Сорокина от вас живого места не оставит. И потом… харассмент, превышение должностных полномочий – наказание за это будет не столь значительным, как вам, наверное, кажется. А проблемы и трудности на вас и ваших близких свалятся колоссальные. Поймите, я на вашей стороне, я просто хочу предупредить вас о том, что вас ждёт.
– Понимаю. Но я готова, – она прямо и как будто решительно посмотрела ему в глаза. Но тонкие пальцы нервно скомкали салфетку. Не боец, определил он про себя, вглядываясь пытливым, намётанным взглядом в её нежные черты лица. Внутренняя сила есть, и под влиянием эмоций способна на многое, но вот чтобы решительно и упорно действовать… Хочет поступить правильно, но не уверена, что сможет. Обычно такие не до конца осознают, в каком мире живут. И сталкиваясь с его изнанкой, предпочитают терпеть и надеяться, что всё как-нибудь само рассосётся. Если они и действуют, то импульсивно.
– Почему это так важно для вас? – спросил он. – Да, всё это мерзко, но… эпизод заигран, как говорят в футболе. Я советую вам подождать, пока не пройдёт шок от случившегося, и ещё раз хорошо всё обдумать.
– Понимаете… Мишу выставят пьяницей и психом, который сам виноват в своих бедах, но свалил вину на мэра. Сорокина объявят жертвой и мучеником, и он останется чистеньким. Как я смогу жить с этим? Зная, что ничего не попыталась сделать?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=70994620?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Юрий Денисов
Тип: электронная книга
Жанр: Современная русская литература
Язык: на русском языке
Издательство: Издательские решения
Дата публикации: 21.08.2024
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: На мэра провинциального русского города совершено покушение. За дело берётся опытный оперативник Олег Истомин. Он раскрывает опасные тайны, приводящие на самый верх власти. Сумеет ли он выбраться из этой передряги живым?