Главная страница | Современная русская литература | Военный сборник. Рассказы для участников Специальной военной операции. Выпуск 1

Военный сборник. Рассказы для участников Специальной военной операции. Выпуск 1
В. А. Азаров
Библиотека участника Специальной военной операции #1
Первый сборник из серии «Библиотека участника Специальной военной операции» состоит из рассказов заслуженного боевого офицера, члена Союза писателей России, кандидата политических наук Владимира Алексеевича Азарова. Герои рассказов – собирательный образ защитника Отечества наших дней, осознающего себя наследником лучших традиций Русской Армии. Все сюжеты основаны на реальных событиях из жизни автора, воспитанника Московского Суворовского училища, прошедшего горнило нескольких современных войн: в Афганистане. Приднестровье, на Балканах и в Африке. Главный лейтмотив произведений Владимира Азарова – неверующих на войне не бывает.
Содержит нецензурную брань.

Владимир Азаров
Военный сборник № 1
Рассказы для участников специальной военной операции
Неверующих на войне не бывает. Афганистан

* * *
© Владимир Азаров, 2024

Вступительное слово протоиерея Константина Татаринцева


Предлагаемая воинам, участникам Специальной военной операции, серия военных рассказов члена Союза писателей России, кандидата политических наук, заслуженного боевого офицера В. А. Азарова представляет собой автобиографические зарисовки, состоящие из ярких драматических рассказов-воспоминаний о службе защитника Отечества наших дней. Автор, будучи участником вооруженных конфликтов в разных частях земного шара – в Афганистане, на Балканах, в Африке и в Приднестровье, осознаёт себя наследником лучших традиций Русской и Советской Армии.
Военный сборник № 1 посвящен в основном Афганистану. Эту тему предваряют рассказы из жизни членов семьи автора, переживших Великую Отечественную войну, а также из его собственной биографии времен учебы в Московском Суворовском военном училище и службы в Армии.
Все герои рассказов не вымышлены. Это сильные духом люди, которые являют собой характер своего народа, его лучшие качества, воспитанные культурой и традициями отцов. Каждый из них серьезно задумывается о вере в Бога, о своем личном приходе к вере. Ведь война – совершенно особое, ни на что не похожее состояние, в которое порой вынужденно погружается человек. В ней с предельной силой проявляется духовное начало, где, постоянно балансируя на грани жизни и смерти, человек всеми фибрами души ощущает близость Бога, испытывает насущную и безотлагательную нужду в Его отеческой поддержке и защите.
«Неверующих на войне не бывает» – это главный лейтмотив сборника Владимира Азарова.
В то же время в некоторых рассказах, удачно подмечая те или иные реалии военных будней, автор передает живой армейский юмор, что делает его героев еще ближе читателю.
Сборник составлен так, что после каждого рассказа следует страничка для духовного чтения с мыслями и наставлениями Святых Отцов и других православных авторов.
Считаю, что военный сборник рассказов писателя Владимира Азарова будет, несомненно, востребован читательской аудиторией воинов, участвующих в Специальной военной операции. Его автор, боевой офицер, свидетельствует, что русскому воинству Православная вера необходима как воздух. Только в ней – залог правильного осмысления жизни и подлинной подоплеки всех нынешних событий. Только с верой возможно сегодня выработать действенные способы эффективного противостояния многообразным силам зла, на которые опирается воюющий против нас коллективный Запад.
Протоиерей Константин Татаринцев,
Первый заместитель Председателя Синодального отдела по взаимодействию с Вооруженными Силами и правоохранительными органами, настоятель храма Вознесения Господня за Серпуховскими воротами города Москвы, Главного храма Воздушно-космических сил РФ.

От издателей
Перед Вами, дорогой читатель, первый сборник из цикла рассказов заслуженного боевого офицера, прошедшего горнило многих современных войн, члена Союза писателей России, кандидата политических наук Владимира Алексеевича Азарова.
Его рассказы основаны на реальных событиях из фронтовой жизни и простых будней человека, посвятившего себя делу защиты Родины. Герои рассказов – собирательный образ защитника Отечества наших дней, осознающего себя наследником лучших традиций Русской Армии.
В книге органично соединяются, казалось бы, совсем разные сюжеты. Сначала автор рассказывает о ярком эпизоде из жизни своего отца, участника Великой Отечественной войны, передавшего сыну историю своего необычного спасения во время одного из сражений; затем следует рассказ из жизни простых людей, переживших войну и силой своей веры в Бога преодолевших выпавшие на их долю испытания; после чего читателя ждут повествования из совсем другого, мирного советского времени, с иногда веселыми, иногда серьезными эпизодами, связанными с годами учебы автора в стенах Московского Суворовского военного училища и службой на Родине. И наконец, перед вами предстанут живые свидетельства о выполнении нашими воинами интернационального долга в суровых горах воюющего Афганистана.
В последующих выпусках нашего сборника произведения Владимира Азарова перенесут вас в жаркие тропики западноафриканских стран, охваченных пламенем гражданских войн, где автор служил начальником службы безопасности миссии ООН, и сюжеты о его службе в качестве участника миротворческих операций в республиках бывшей Югославии, переживших братоубийственную Балканскую войну и распад некогда единой страны.
Вместе с героями рассказов вы сможете погрузиться в истории человеческих отношений, существующих в мире планетарных конфликтов и политических интриг, узнаете как живут и выполняют свои задачи военнослужащие других стран. Не менее важными станут для многих и суждения автора по отношению к применению в политике и миротворчестве двойных стандартов, о которых свидетельствуют некоторые его произведения.
Но главное, что поможет заинтересованному читателю найти близкие своему сердцу мысли и чувства, – это желание автора выявить лучшие свойства души современного воина, умение писателя-ветерана создать запоминающиеся портреты своих товарищей по оружию, живущих по принципу, озвученному в легендарном фильме «Офицеры»: «Есть такая профессия – Родину защищать!»
В целом, все рассказы данного цикла объединены одной ясной темой – «неверующих на войне не бывает», и этот лейтмотив присутствует в каждом повествовании Владимира Азарова.
В дальнейшем наши сборники будут содержать не только его рассказы, но и произведения других авторов, в том числе рассказы о войне писателей-классиков.
От автора
Выражаю самую глубокую благодарность, уважение и признательность моим товарищам, друзьям, единомышленникам, коллегам, сотрудникам издательства «Перо» и всем, принимавшим участие в подготовке к изданию данного Сборника.
Сердечно благодарю священнослужителей, благословивших это начинание, благотворителей и всех истинных патриотов Отечества, по различным причинам пожелавших остаться безымянными, но без помощи которых не вышла бы в свет эта книга – первый литературный Сборник военных рассказов, предназначенный для военнослужащих, выполняющих свои боевые задачи в ходе проведения Специальной военной операции на Украине. «Бог знает Своих» (2 Тим. 2:19), и каждому будет дано по его заслугам, «ибо приидет Сын Человеческий… и тогда воздаст каждому по делам его» (Мф. 16:27).
Да хранит Господь всех, причастных к изданию первого выпуска нашего Военного Сборника!

Иисусова молитва
Зима 1943 года выдалась такой же холодной, как в сорок первом. Только завершилась операция по разгрому немцев под Сталинградом, линия фронта продвинулась в сторону Воронежа. Немцев гнали по всем направлениям. Отступая, они яростно оборонялись на каждом выгодном рубеже. Наступательные и оборонительные бои измотали обе стороны.
Накануне 236-я стрелковая дивизия вышла на назначенный рубеж обороны. Местность была ровной и плоской как стол, застеленный белой скатертью. Лишь в нескольких местах в сторону противника спускались неглубокие овраги. Но ни кустарника, ни деревца нигде не было видно. Струилась поземка. Быстро опустилась темнота.
Штаб дивизии во главе с командиром, полковником Гавриловым, размещался в наспех сделанном блиндаже, в котором невозможно было даже стоять в полный рост. Крышей служили ряд тонких жердей и положенные сверху плащ-палатки, присыпанные землей и снегом. Полковник сидел на табуретке и курил. Несколько офицеров и солдат спали вповалку на лапнике рядом с печкой-буржуйкой. Снаружи послышался шорох. В блиндаж протиснулся высокий худощавый офицер.
– Что скажешь, заместитель? – молвил полковник, мельком взглянув на подполковника.
– Тишина-то какая! Удивительная и пугающая. Обошел все части. Нигде не стреляют, как-то не по себе даже. Непривычно.
Командир дивизии молча затянулся.
– Я осмотрел район, – продолжал заместитель, – не очень хороший рубеж для обороны нам определили. Больно уж местность танкоопасная. Боюсь, мы не сможем здесь долго продержаться.
– Мне кажется, что немцы наступать сейчас не будут. Им надо остановиться после отступления на каком-то выгодном рубеже и уже там строить серьезную оборону. Мы, скорее всего, не останемся здесь надолго. На следующий день или через день двинемся дальше.
Зазвонил телефон. Офицеры невольно вздрогнули.
– Товарищ полковник, первый требует вас, – безусый сержант, зевая, протянул трубку.
– Ну вот, наверняка сейчас получим первую вводную.
Несколько минут комдив слушал собеседника не перебивая.
– Вас понял! Так точно!
– Что случилось? – напряженно спросил подполковник.
– Оказывается соседний фронт окружил немецкую группировку в составе шести дивизий. Согласно разведывательным данным, они будут прорываться на участке нашей армии.
Командир и заместитель склонились над картой. С лавки поднялся разбуженный телефонным звонком начальник штаба – среднего роста, крепко сбитый мужчина с седыми как лунь волосами. Помахав несколько раз руками в стороны, он подошел к столу. Форма на начальнике штаба была тщательно подогнана под его фигуру. Сослуживцев порой удивляло, что несмотря на полевые условия она всегда была без складок и заломов, словно являлась его второй кожей. Командир и заместитель смотрели на него с нескрываемым, каким-то по-детски искренним, уважением.
– Что думают старые военспецы, Карпыч? – обратился командир к начальнику штаба.
– Если немцы были окружены в районе Елани, то я думаю, что они, скорее всего, пойдут несколькими маршрутами на Добринку, на Верхнеантошинский и хутор Нижнедолговский, чтобы соединиться со своими возле Бутурлиновки. Других дорог в этом районе нет. По бездорожью с техникой далеко не проедешь, хоть и местность открытая, степная, но кругом овраги, мелкие заболоченные речки, перелески. А что еще сказал верхний штаб?
Комдив пригладил волосы.
– Говорит, что немцы могут двинуться и через наши боевые порядки.
– Ну, если так, то я думаю, что часть немецкой группировки будет выходить из окружения через фронт 737-го полка. Его расположение как раз пересекает дорогу Верхнесоинский-Розовский. Надо ему ставить задачу на оборону.
– Мы чем-то можем им помочь? – спросил заместитель.
– Чем мы поможем? У нас нет никаких резервов, полки обескровлены, личный состав в них едва дотягивает до пятисот человек. Боеприпасов, в том числе артиллерийских, практически нет. К тому же оголять оборону мы не имеем права. Кто знает, может, противник пойдет несколькими маршрутами. Так что необходимо запросить помощь армии.
– Армия нам ничего не даст, – выдавил из себя командир. – Хотя, конечно, я буду просить о помощи. Но в любом случае будем надеяться на чудо, что противник пойдет не через нас.
– Ну и еще на Господа Бога уповать будем, – произнес начальник штаба.
– Хорошо, что тебя не слышит комиссар, – усмехнулся командир.

В расположении 737-го стрелкового полка звенели лопаты. Их звук далеко разносился по степи. Поступила команда окапываться. Солдаты вгрызались в промерзшую землю. Она тихо скрипела, небольшими кусками разлетаясь в стороны. Наступала ночь. Небо засверкало мириадами звезд. Местность оделась в блестяще-серый саван. Подул легкий ветер, поднимая с лежалого наста колючую ледяную крошку.
К группе куривших солдат подошел недавно назначенный командиром роты лейтенант Авдеев.
– Ну что, ребята, отдохнуть решили?
– Да, покурить надо, заполнить организм теплым дымом, чтоб веселее было, – ответил пожилой солдат Никифоров.
– У вас табачку случайно не найдется? – обратился к офицеру невысокого роста сержант.
– Да нет, Горбатко, я же не курю, – виноватым тоном ответил молодой офицер.
– Да я-то знаю, так спрашиваю, на всякий случай.
– Что там говорят, командир, в верхах? – поинтересовался Никифоров.
– Плохи наши дела, братцы!
– Что это так, вроде немца погнали?
– Так его не только погнали, но еще и окружили.
– Мать честная! Что ж это такое? – воскликнул кто-то.
– В общем, ожидается прорыв немцев где-то на фронте нашей армии, поэтому оборону будем держать не на запад, а на восток.
– Ну, будем надеяться, что немцы пройдут не на нашем участке, – сказал щуплый и шустрый рядовой Барыкин.
– Дай то Бог, – послышались голоса.
– А как мы оборону держать будем? Ведь здесь чисто поле, – воскликнул Горбатко.
– Это и неплохо для нас. Фронт у них тогда будет не очень широким, – деловито сказал Никифоров, сильно окая. Все замолчали, внимательно слушая старого вояку. – Им же надо быстрее соединиться со своими. Значит, будут спешить, двигаться кучнее. Видите, да и снег к тому же достаточно глубокий, разбредаться далеко вправо и влево не будут, чтобы не отстать от основных сил.
– А когда ожидается прибытие немца? – спросил Барыкин.
– Комбат сказал, что если выйдут на нас, то завтра к вечеру, может быть, подойдут.
– Час от часу не легче. Даже отдохнуть супостат не дает после стольких боев во чистом поле, – воскликнул Никифоров.
К утру ветер усилился, стало холоднее. На белом покрывале степи чернели кое-где наспех вырытые окопы. В них комочками, прижавшись друг к другу, на стылой земле лежали солдаты. Сизый пар от дышащих людей поднимался ветром и тут же загустевал, расходясь над полем стайками маленьких облачков. Справа, метрах в пятистах от расположения роты Авдеева, проходила дорога. Там оборону держала соседняя рота, там же находился штаб полка и позиции артиллерийских батарей. В этот район собрали всю имеющуюся в наличии полковую артиллерию – пять 76-миллиметровых орудий и пять сорокапяток. Боеприпасов было немного, обозы где-то задерживались.
Забрезжил рассвет. Темнота стала рассеиваться. Звезды поблекли. Небо заволокло свинцовыми облаками. В одном из окопов послышался разговор.
– Слушай, старый, – обратился к Никифорову Барыкин, лежавший к нему спиной, – ты слышишь меня?
– Слышу, слышу! Тебе чего, трещотка?
– Ты вот скажи мне, ты все так же в Бога веришь?
– Опять ты свою шарманку закрутил.
– Ну, хоть давай поговорим, прошу тебя. Я спать больше не могу. Холод насквозь пронизывает.
– Старайся заснуть, несчастный.
– Это почему же это я несчастный?
– Да потому, что безбожник. А человек без Бога жить не может.
– Да чего ж, я виноват?
– А я тебя и не виню. Ты воспитывался в атеизме, поэтому и не знаешь, что это такое. А я всю жизнь живу по Божиим законам, с молитвой, поэтому и на душе у меня светло, как бы порой не было жутко и страшно. Я помолюсь, и все страхи куда-то деваются, исчезают.
– Старый, а научи меня какой-нибудь молитве!
– Это тебе зачем?
– Тоже хочу, чтоб мне было не так тошно.
– А политрук узнает?
– Так мы ж ему рассказывать не будем.
– Ладно, слушай. Я обычно начинаю с Иисусовой молитвы. – Никифоров развернулся лицом к солдату.
…К полудню ветер стих и воздух, казалось, застыл. Местность стала просматриваться далеко вперед. Облачность прошла. Опять стал раздаваться звон лопат о стылую землю. Большинство вырыло окопы на глубину штыка. Несколько человек собрались возле лунки Никифорова на перекур. Барыкин рассказывал какую-то байку. Слышался смех.
– Когда кухня будет? – поинтересовался рядовой Нигматуллин. – Уже желудок к позвоночнику прилип. Два дня не ели горячей пищи.
Все посмотрели в сторону дороги.
– Вот оттуда должны скоро появиться наши кормильцы, – ответил Барыкин. – Да, по-моему, они уже идут.
Вдали виднелись три фигуры с баками полевой кухни.
– Точно, идут! – Голодные бойцы с радостью встретили старшину.
– Все-таки самое хорошее на войне – это прием пищи. Скажи, старый?
– Да, поесть всегда первостепенное дело, особенно на фронте. Любая еда идет хорошо. Я, вот, помню в пятнадцатом, зимой, так же сидим в окопах. Правда, это в Карпатах было. Красотища там, горы.
Ты хоть горы-то видел, малец? – обратился солдат к Нигматуллину.
– Нет пока еще.
– Итак, сидим в окопах, немцы иногда постреливают, но в целом затишье. Так вот, у нас там было неписаное правило: никто не стрелял по кашеварам. Мы смотрим, например, идут они у них. Мы облизываемся, но не стреляем. Только зыркаем на свой командный пункт. Смотрим, через некоторое время наши повара плетутся. Немцы, хоть и поели, но не стреляют. Ждут, когда теперь мы порубаем. Вот так вот было, соколики.
– Старый, что это там, вдали, справа, как будто почернел горизонт слегка.
– Это где? Ба, братцы, да это же фрицы.
– Внимание, приготовиться к бою, немцы! – пронеслась по цепи команда, усиленная множеством голосов.
– Даже поесть по-человечески не дали, – проворчал Никифоров.
Командир полка доложил о противнике комдиву.
– Сколько немцев приближается к тебе? – спросил раздраженно полковник Гаврилов. – Что? Это тебе мерещится, – уже спокойнее произнес он.
– Ну чем я тебе могу помочь? Чем? Сейчас такая же ситуация будет в других полках. Командиры начнут докладывать, что немцы идут на них. Откуда у нас резервы и боеприпасы? Все ж время наступаем. Ладно, я сейчас свяжусь с армией. Вам надо продержаться сутки. Все!
– Что там докладывает комполка? – спросил замкомдива.
– По-моему, наши худшие опасения оправдались. Немцы пытаются вырваться из котла через фронт нашей дивизии.
В блиндаж вошел начштаба.
– Вот, командир, информация, которую принес начальник разведки. Боюсь, немцы отступают одной колонной. Это будет самое худшее, что может быть для 737-го полка, – задумчиво произнес он, подходя к столу из грубых деревянных досок с расстеленной на нем карте.
В блиндаже все замолчали.
– Товарищ полковник, связь с 737-м полком пропала, – доложил связист.
– Час от часу не легче. Положение действительно критическое. Сейчас позвоню в армию. Может быть, они что-то выделят нам?
– Ничего они не дадут! А во-вторых, уже поздно, – произнес начштаба и закурил.
Командир дивизии дозвонился до штаба армии. Оттуда помочь ничем не смогли, но заверили, что штаб фронта направляет в их район танковый корпус.
Внезапно в расположении полка все ожило. В каждой лунке, а хорошие окопы солдаты вырыть еще не успели, начали готовиться к бою.
– Поесть-то хоть смогли? – послышался из соседней лунки, находящейся метрах в десяти от Никифорова, озабоченный голос командира роты.
– А мы и сейчас продолжаем, – ответил Барыкин. – Немцы еще далеко.
Вскоре темная туча, появившаяся на горизонте, все четче и четче превращалась в плотную массу людей и техники. Танки, бронетранспортеры, артиллерийские орудия двигались вперемешку с пехотой, которая лавиной, мышиного цвета от шинелей гитлеровцев, расползалась справа и слева от дороги. Фашистов было много. По меньшей мере несколько дивизий выходили из окружения.
Менее чем за километр артиллерия полка начала стрелять. Немцы отвечали огнем танков с ходу. По мере приближения к батареям они выстраивались в линию по три-четыре машины и начинали вести беглый огонь. Выстрелами из орудий два танка в первые минуты боя были подбиты. Сзади идущие танки сталкивали их с дороги. На их место выезжали другие, и колонна шла дальше. Артиллерийская дуэль продолжалась.
Немцы вскоре расширили фронт наступления, пехота начала выходить дальше от дороги. Несмотря на глубокий снег, солдаты шли быстро, прижав «шмайсеры» к груди.
– Что это фрицы не стреляют? – спросил Никифорова Барыкин.
– Экономят патроны. Ведь неизвестно, когда выйдут к своим.
Фронт обороны полка ощетинился огнем из всех видов оружия. Артиллерийские батареи расстреливали противника в упор, но немцы не останавливались. На своих убитых и раненых не обращали внимания. В этой обстановке их было не спасти. В стремительном движении немецких подразделений и частей вперед, к спасению, к преодолению сопротивления небольшой горстки советских солдат и офицеров, вставших на их пути, была фатальная обреченность людей, принявших всем своим естеством как должное этот удар судьбы. Криков, приказаний и команд офицеров из немецкой колонны почти не было слышно. Всех объединяло первобытное стадное, животное чувство – выжить.
Лейтенант Авдеев, да и все в полку знали, что их маленькой части не сдержать натиск стольких немецких войск. Командир батареи оставшимися орудиями расстреливал немецкую колонну в упор. Тела немцев, словно множественные оспины на белой коже, черными пятнами лежали на снегу рядом с подбитой и искореженной техникой. Но немцы понимали, что им надо двигаться только вперед, тогда кто-то выживет.
Командир роты подполз к Никифорову.
– Как дела, Никифоров? – перекрывая шум боя, крикнул лейтенант. Его голос дрожал. Он увидел раненого Барыкина.
– Что с ним?
– Его в плечо и голову ранило. Бредит, мать зовет. Отходит, наверное, родимый.
Взрыв впереди обдал их комьями земли и снега.
– У нас, Никифоров, потери большие. Не удержим мы их. Боеприпасов нет.
– Да и бежать некуда, чистое поле просматривается на версту. Расстреляют, как куропаток.
– Старый! – раздался голос умирающего Барыкина. – Я так и не запомнил твою молитву.
– Не беспокойся, сынок, я сам за тебя ее прочту.
– Прочти, обязательно прочти! – прошептал он и замер. В потухшем взгляде солдата осталось сожаление.
Рядом опять раздался взрыв, обдав Никифорова и Авдеева твердой крошкой теплой земли и снега.
– Все, командир, патронов у меня больше нет!
Авдеев посмотрел в сторону дороги. Там стреляло всего одно орудие. Немецкая колонная неудержимо продвигалась вперед. Вдруг он увидел, как двое военных вскочили на лошадей и ускакали. «Вот мерзавцы отцы-командиры! Наверняка комполка и замполит, у них лошади!» – со злостью подумал лейтенант. Ему вдруг стало страшно – он понял обреченность положения.
Впереди окопов роты шла редкая цепь немцев. Уже видны были их лица: небритые, угрюмые, с ожесточенным блеском в глазах.
– Старый, что делать будем? – воскликнул лейтенант.
Так к Никифорову обращались только солдаты. Но сейчас лейтенант осознал, что именно в этом человеке его спасение. Его основательность, выдержка, мудрость, как родного отца, вселяли в него уверенность.
– Не дрейфь! – спокойно ответил Никифоров. – Подползи под Барыкина.
– Что ты сказал?
– Я говорю, быстро, сынок, подползи под Барыкина, притворись мертвым и читай молитву.
– Какую?
– А какую знаешь!
– Иисусову только. Мать водила в детстве в церковь, тайком.
– Ну вот, ее и читай, только не переставая.
– Понял! А ты?
– За меня не бойся. Я, вот, примощусь рядом с Козловым. Давай быстрее. Уже подходят!
Оборона полка была прорвана. Колонна стала двигаться еще быстрее. Большинство немецких солдат, растянувшихся по фронту во время атаки, побежали к дороге. Оставшаяся поредевшая шеренга переходила передний край обороны полка, добивая штыками раненых советских воинов. Пытавшихся бежать расстреливали.
Лейтенант сделал так, как сказал Никифоров. Когда бездыханное, еще теплое тело Барыкина легло на его грудь и голову, он замер. Дышать было тяжело, в голове начали роиться разные мысли. Они наслаивались друг на друга, вспыхивали, словно светлячки, и исчезали. Он почти засыпал, как вдруг откуда-то сверху послышался окрик старого солдата: «Молись!». Лейтенант, лежа с закрытыми глазами, начал повторять про себя молитву. Он пытался задумываться над ее словами, но не мог сосредоточиться. Их смысл терялся. Почему-то ему вспомнилось детство в Брянской области, учеба до войны в техникуме в Ленинграде, первая любовь. Как это было все далеко!
Где-то рядом громко заскрипел снег, послышалось тяжелое сопение. Лейтенант затаил дыхание. Гулкие удары сердца сотрясали грудь. Он перестал ощущать тело. Ему показалось, что он его оставил и взлетел куда-то вверх. Оттуда, из бездонной синевы, Авдеев вдруг увидел свое село, церковь. Он облетел ее купола. На душе стало тепло и радостно. Неожиданно он начал падать, но кто-то большой и сильный подхватил его на руки. Что-то больно ударило в грудь. Послышался хруст разрываемой ткани и плоти. Затем противный скрип удалился. Лейтенанту показалось, что его убили. Он продолжал лежать, растворяясь в своих воспоминаниях, пока не почувствовал, как что-то теплое и мягкое ползет по его лицу.
«Кровь! – пронеслось в разгоряченном мозгу. – Моя, наверное. А мне не больно». Тоненькая струйка затекла в рот. Он начал задыхаться. Яростно скребя руками и ногами землю, лейтенант выбрался из-под трупа. Перед его взором раскинулось безоблачное небо, солнце подсвечивало его с востока, наполняя яркой палитрой красок и оттенков. Наиболее сочные бледно-голубые тона, уходя ввысь, переходив густой и насыщенный холодный синий цвет. Он приподнял голову. Немцы продолжали двигаться по дороге. Хвост колонны уходил к горизонту. Авдеев бессильно упал, устремив взгляд в бездонное небо. Силы оставили его, он закрыл глаза…
– Ты ранен, сынок? – вывел лейтенанта из оцепенения голос Никифорова.
Авдеев ощупал себя.
– Да вроде нет.
– А кровь?
– Это не моя, – он посмотрел на тело Барыкина, в животе которого зияла огромная рваная дыра. – Видишь, немец штыком его проткнул. А я уж подумал, что это меня на него насадили. А немцы где?
– Прошли все.
– И сколько я так лежал?
– Около четырех часов.
– А что это у меня было тогда?
– Наверное, что-то вроде длительного обморока.
Авдеев только сейчас увидел, что нижняя часть ноги у Никифорова перевязана рубахой.
– А ты что, ранен?
– Да так, немного. Фашист проклятый икру штыком проткнул.
– И ты что, даже не пикнул?
– Да нет, не выдержал я боли, разозлился. Вот и пришлось его на свой штык насадить. Вот там, видишь? Такой долговязый лежит.
Лейтенант долго не мог подняться, ноги не слушались. Он только теперь почувствовал, как ему холодно. Зубы начали отбивать чечетку.
– Сейчас я тебя угощу.
Они подошли к убитому немцу. Он лежал в одних брюках, светловолосый, с разбросанными в стороны большими сильными руками. На животе солдата была видна небольшая черная дырка.
– Я здесь провел ревизию. Шинелишку его прихватил, кое-что еще. В рюкзаке его шнапс нашел. Давай попробуем!
– Давай, за спасение! – Авдеев большим глотком из фляги влил в себя холодную жидкость с запахом клопов и скривился.
– Как они такую гадость пьют?
– Мерзавцы, что с них возьмешь.
– Кто-то еще спасся, Никифоров?
– Несколько человек из роты, к дороге пошли.
Тепло разлилось по телу Авдеева, вместе с ним его захлестнуло чувство безмерной радости.
– Я – жив! Жив! Благодарю тебя, Господи! – Он хотел поднять руки к небу, но так почему-то и не осмелился…
После боя от полка осталось не более полусотни человек. Раненые и живые потянулись вслед за немцами в тыл. Вскоре они соединились с другими частями своей дивизии. Прошедшая через фронт обороны 236-й дивизии группировка немецких войск единой колонной попала под огонь выходивших в район фронтовых резервов. Три усиленные танковые бригады уничтожили немцев. Жалкие остатки прорвались к своим.

Св. праведный Иоанн Кронштадтский
Братское обращение к доблестным войскам нашим на полях далекой Манчжурии

Дорогие братья мои, христолюбивые воины, всякого чина – с высших до низших, стоящие лицом к лицу с коварным и хитрым врагом!
К вам мое краткое сердечное слово во имя Господне.
Тяжкие дни переживает ныне Россия, дорогое Отечество наше, такие, каких не бывало во все времена существования её. Но ни на минуту не забывайте, возлюбленные, что переживаемые нами бедствия, внутри и извне, посланы на нас от праведного и всеблагого Провидения за то, что русские забыли Бога своего, Спасителя своего, так, как не бывало никогда: попрали дерзновенно все заповеди Его, и каждый стал исполнять злую волю сердца своего, вывернув наизнанку всю жизнь свою, особенно так называемая несчастная наша обезумевшая интеллигенция. Тяжки, крайне болезненны удары, посланные нам от Господа Бога, но это – удары и наказания отеческия, временные, для вразумления и наказания.
После Бога и Богоматери, и всех святых, вся Россия на вас, дорогие братья, обращает взор свой, возлагает надежды свои, ожидая совершенной победы во имя Господне над врагами, со всех сторон ополчившимися против нас. Дерзайте, стойте и узрите спасение от Господа (Исх. 14, 13), говорит от лица Божия вдохновенный пророк. Еще он же говорит: когда ты выйдешь на войну против врага твоего и увидишь коней и колесницы и народа более, нежели у тебя, то не бойся их; ибо с тобою Господь, Бог твой. Когда же приступаете к сражению, тогда пусть подойдет священник и говорит войску, и скажет ему: слушайте, вы сегодня вступаете в сражение с врагами вашими, да не ослабеет сердце ваше, не бойтесь, не смущайтесь, и не ужасайтесь их; ибо Господь, Бог ваш, идет с вами, чтобы сразиться за вас с врагами вашими, спасти вас (Второзак. 20, 1:4). Но при том не забывайте исполнять заповеди Бога вашего, соблюдайте и исполняйте их от всего сердца и всей души вашей, и благословенны вы будете при входе вашем, и при выходе вашем. Поразит пред вами Господь врагов ваших, восстающих на вас; одним путем они выступят против вас, а семью путями побегут от вас (Второзак. 28).
Помните же, дорогие братья, мужественно сражающиеся на поле брани за Веру, Царя и Отечество, что с вами Господь! И будет Сам сражаться с вами, если твердо возложите на Него надежду свою; ибо не множеством воинства спасет Господь (Пс. 32:16), не орудиями смертоносными, но всемогущею силою Своею. Помните солнечное явление Креста на небе царю Константину и войску его с надписью звездами вокруг Креста: Сим победишь, т. е. Крестом. Вот где сила христианского воинства – в Кресте, ибо Христос Крестом победил и победит врагов наших видимых и невидимых. Твердо веруйте, что Господь с вами: вот Я с вами во все дни до скончания века (Мф. 28:20), говорит Он. Помните нашу взбранную Воеводу, Матерь Божию, без числа спасавшую Россию в бранях со врагами. Дай Бог и ныне – после славной победы – воспеть нам всем единым сердцем и едиными устами: Взбранной Воеводе победительная…
По-братски советую всем вам пред всяким сражением говорить или петь догматик церковный: всемирную славу от человек прозябшую (произрастшую – от слова произрастание) и Владыку рождшую, небесную дверь воспоим Марию Деву, бесплотных песнь и верных удобрение (похвалу), Сия бо явися небо и храм Божества; Сия прегражде ние вражды разрушивши, мир введе и Царствие отверзе. Сию ибо имуще веры утверждение. Поборника имамы из Нея рождшагося Господа. Дерзайте убо, дерзайте, людие Божии: ибо Той победит враги яко всесилен. (Эту песнь выучить наизусть). С этою священною песнию выходите на сражение – и победите. Аминь.

Наказ богородицы
Шел пятый месяц Великой Отечественной войны. Кровопролитные сражения уже перешли с Украины через границу Брянщины на ее территорию, входившую в состав Орловской области, и расползались по ней словно кровавая плесень. Большинство жителей бежали от войны, которая мощной, испепеляющей на своем пути все живое, волной двигалась вглубь СССР. Красная Армия, отступавшая под натиском превосходящих сил противника, вела тяжелые бои за каждую деревню и каждое село.
Стояли холодные октябрьские дни. По небу ползли тяжелые, набухшие от влаги, облака. Иногда они разрывались кратковременными дождями, делая поля и дороги непроходимыми и грязными мелководными болотами. Листья с деревьев и кустарников, растерявшие свои сочные краски недавних жарких погожих дней, летали под порывами воющего среди деревянных строений ветра, устилая землю бледным шуршащим ковром. Воздух, наполненный дымом и гарью, был серым и казался каким-то скользким и липким. На фоне тоскливой осенней природы покинутые жильцами дома с заколоченными ставнями, покосившиеся хозяйственные постройки походили на затаившихся вдоль дорог призраков из страшной сказки. Но не все дома пустовали, в некоторых по-прежнему теплилась жизнь.
В селе Новая Буда остались немногочисленные жители: в основном женщины, старики, дети. Бежать местным колхозникам было некуда, да они и не хотели, несмотря на то что они, также как все их родные и близкие, проживавшие в соседних деревнях, могли попасть под оккупацию.
В последние дни непрерывный грохот орудий слышался все сильнее и сильнее. Враг рвался к Москве. Через Новую Буду бесконечными колоннами двигались отступавшие советские войска, ползла техника, тянулись подводы с ранеными. Хмурые, небритые солдаты шли по главной улице молча, стараясь не смотреть на сельчан, которые стояли по обочинам дороги, с надеждой вглядываясь в их лица и ожидая хоть каких-то ободряющих слов.
– Сынки! – обратился к солдатам слегка дрожащим старческим голосом добродушный дедушка в запахнутом рваном зипуне, – что нам делать-то?
Он обращался сразу ко всем, ко всей колыхающейся колонне войск, из которой долго слышались только чавканье грязи из-под ног бредущих усталых людей, чье-то сопение и кашель. Наконец один солдат негромко ответил:
– Мы еще вернемся отец, не беспокойся!
И опять в окружающем пространстве стало слышаться только мерное дыхание множества людей и хлюпанье грязи.
Мария Ильинична, глубоко набожная добрая женщина, всегда выходила навстречу войскам. То кому-то даст хлеба, то картошки, то лука, а то просто поблагодарит воинов и по старинке осенит проходящие подразделения крестным знамением. Ее шесть сыновей ушли на фронт. Три старшие дочери уехали на Урал работать на оборонных заводах. С ней остались только младшие, девочка и двенадцатилетний сын, которые готовились вот-вот уехать с одним из родственников в глубокий тыл, в эвакуацию. Муж Марии Ильиничны погиб задолго до войны, в 1929 году, от рук бандитов, когда был директором созданного здесь колхоза, поэтому всех детей она поднимала одна.
Женщина каждый день усердно молилась за родных, но особенно за своих воюющих сыночков, и крепко верила, что Господь услышит, что ее молитвы дойдут до Пресвятой Богородицы и святых, и сыновья вернуться с фронта живыми и здоровыми.
В один из дней грохот оружейных выстрелов, трескотня автоматов и винтовок стали слышны совсем близко. Все жители попрятались в подвалах своих домов. И для Марии Ильиничны жизненное пространство уменьшилось до размеров погреба, где еще оставалось немного картофеля, моркови и других продуктов. Время как будто остановилось. В одном из углов своего убежища она поставила старую семейную икону в серебряном окладе – Пресвятой Богородицы Владимирской, которую прежде, в суровые богоборческие времена, закрывала от посторонних глаз красным сукном.
Однажды, в каком-то промежутке между грохотом боев, Мария Ильинична забылась глубоким сном. Ей приснилось лето – голубое небо, яркое солнце, поле в красных маках, благоухание цветов. Она слышала птичий гомон и видела множество необыкновенно красивых птиц. Вдалеке виднелись большие золотые купола. Она шла по бескрайнему полю, и ее рук нежно касались колосья пшеницы. Вдруг она увидела женщину. Образ Ее был настолько прекрасен и светел, что Мария Ильинична замерла от радости. Незнакомка была одета в русский сарафан и лицом походила на изображение с ее, Марии Ильиничны, иконы.
Женщина, окруженная теплом и светом, казалась и величественной, и близкой. Она не шла, а словно плыла по колосящемуся полю. «Но ведь это Матерь Божия!» – подумала Мария Ильинична и упала ниц, не смея поднять глаз на Богоматерь. И страх, и одновременно радость переполняли ее душу.
Богородица остановилась прямо перед Марией Ильиничной и тихо спросила:
– Чего бы ты хотела Мария? – голос Ее был нежным, очень ласковым, как дуновение ветра.
– Пресвятая Богородица! Матушка! – отозвалась Мария Ильинична, удивляясь тому, как твердо и внятно зазвучал ее голос. – Я очень прошу Тебя сделать так, чтобы война как можно быстрее закончилась. И чтобы все мои сыновья вернулись домой живыми и здоровыми.
– Война закончится тогда, когда Господь определит! Это в Его власти. А вот шесть твоих сыновей вернуться живыми. Но только с одним условием – если ты, в свою очередь, выполнишь Мой наказ.
– Какой Матушка? Я на все готова!
– После боя, который пройдет недалеко от вашего села, похорони всех павших воинов, как своих, так и вражеских. Всех до одного. Русских положишь в одну могилу, немцев – в другую. Тогда твоя просьба исполнится. Но молитву все равно не оставляй, продолжай и дальше просить Господа о даровании жизни твоим сыновьям!
– Да, Матушка! Все так и сделаю!!!
Мария Ильинична проснулась. Сколько спала, она не помнила, потеряла счет времени. В подполе стояла тишина. Она осторожно поднялась в комнату, осмотрелась. В доме все было цело, даже стекла в окнах не треснули. Осторожно вышла на улицу. Дом напротив, слева, был разрушен, в него попала бомба. Соседи черными тенями бродили по пепелищу, рылись в кучах не догоревшей золы. Когда им удавалось что-нибудь откопать, они сносили оставшиеся пригодными вещи, инструменты и мебель в одно место. Другие соседи, в доме чуть подальше, наскоро вырыли землянку и теперь резали землю пластами для обкладки верхней части своего временного жилья дерном. Немцев в селе не было.
Мария Ильинична думала про свой сон и снова как будто слышала ясный голос Богоматери и ее наказ! Разрывы орудий продолжавшегося где-то боя слышались приглушенно, он шел уже достаточно далеко от села, на востоке. Долго не размышляя, она взяла лопату и пошла в конец села, на пригорок, с которого открывался красивый вид на далекие купола храма соседнего села. Правда, теперь старинный храм был другим. Покосившийся и закопченный, он стоял, словно готовый в любой момент завалиться на бок. Верхнего купола не было, его будто срезали ножом.
С другой стороны пригорка открывался вид на колхозное поле, прежде ухоженное, теперь оно было изрезано черными шрамами от гусениц танков, колес боевых машин, изрыто многочисленными траншеями и воронками от взрывов. Но ужасней было другое. На поле повсюду лежали тела погибших во время боя – советских солдат и немцев.
Мария Ильинична, собравшись с духом, перекрестилась на храм и уверенно пошла в направлении поля. Оказавшись на месте, она сначала осмотрелась, потом, тяжело вздохнув, принялась за дело. Маленькая, худая, изможденная женщина таскала по полю тела погибших солдат, тяжелые и часто исковерканные. Русских складывала в одну широкую траншею с просторной землянкой без крыши, немцев – в огромную воронку, образовавшуюся от мощной авиабомбы.
Вскоре к ней присоединилась соседка, из того самого разрушенного снарядами дома напротив. Женщины трудились молча, молясь про себя. Пятеро суток, почти без сна и еды, они месили грязь на бывшем колхозном поле, выискивая в траншеях и окопах павших. Всего набралось несколько сотен человек. Советских воинов было больше. Мест для тел не хватало, пришлось немного расширять братские могилы, на которых установили грубо сколоченные кресты.
В последний день, когда тяжелый труд был окончен, обессиленные и измученные, они заснули прямо возле могил. И снова во сне Марии Ильиничне явилась Богородица. Точнее, она услышала Ее.
– Ну вот, Мария! – тихо прозвучал Ее голос. – Ты выполнила мой наказ. Жди и молись! Твои сыновья вернутся!
Когда она очнулась, то почувствовала себя так, как будто какой-то тяжелый груз спал с ее тела, у нее появились новые силы, а душа ее обрела уверенность и покой.
Война закончилась. Несмотря на тяжелые испытания, выпавшие на долю миллионов советских людей, страна обновлялась. И Мария Ильинична встретила победу. В 1945-м она, также как во время войны, по-прежнему молилась и ждала, веруя в силу слов Пресвятой Богородицы.
С конца лета победного года до праздника Рождества Христова все шестеро ее сыновей вернулись домой. Почти все имели ранения и контузии, но все были целы и почти здоровы. Только у самого старшего была ампутирована нога до колена.
История эта случилась с моей бабушкой. И написал я ее для укрепления тех, кто будет читать мой рассказ. Рассказ о силе веры и молитвы. Ведь верующий человек не понаслышке знает о чудесах, которые совершает Господь с надеющимися на Него. И как Божия Матерь отвечает на просьбы людей, обращающихся к Ней за помощью. Чудо-возвращение шести сыновей моей бабушки – это свидетельство присутствия Божия в нашей жизни, постоянной заботы о нас Богородицы и святых. Нам надо только отвечать на эту заботу, молиться и всегда помнить о ней.

Св. праведный Иоанн Кронштадтский
На день славного Покрова Пресвятой Богородицы

Какое святое, божественное, прерадостное зрелище открыл Бог некогда просвещенным святостию жизни сердечным очам двух праведников, – а при устах двух или трех свидетелей твердо всякое свидетельство, – увидевших в сводах величественного Влахернского храма как солнце сияющую Богородицу, Царицу неба и земли, с архангельским множеством и с ликами всех святых, молящуюся Богу и простирающую Свой блистающий омофор над множеством молящихся людей! Какую отраду, надежду и радость поселило это видение в сердцах всех, бывших в храме, когда с быстротою молнии эта радостная весть облетела их! Какая глубокая истина и действительная помощь открылась вскоре после чудесного явления! Ибо град Константина Великого, осажденный сарацинами, был избавлен от врагов не мечем и копьем, а силою Божественною, и враги обратились в бегство, устрашенные небесною силою, оставив весь лагерь свой осажденным. Вот какой дивный спасительный Покров Бого-Матери Церковь ныне празднует!
Но, видно, люди тогда достойны были этого небесного защищения и покрова. Говорю – достойны, потому что, по свидетельству церковной истории, тогда молитва была всеобщая, единодушная, горячая, в присутствии царя и царицы, синклита, народа и двух великих праведников – Андрея и ученика его.
Мы были ныне в не менее тяжелых обстоятельствах военных, но не получили небесной всесильной помощи по грехам нашим тяжким, превзошедшим всякую меру, всякое описание. И мы всюду потерпели поражение или сами добровольно отдались в плен со своими кораблями, людьми и запасами на море и на суше (крепость Порт-Артур), оттого что не достало у нас веры, мужества, верности долгу, но зато достаточно было уверенности в безнаказанности и оправдании на суде! Некоторыми командующими господами на море руководило еще при этом принятое убеждение известного писателя Льва Толстого непротивления злу. Эти предатели изменили и Вере, и Царю, и Отечеству, и если бы только в их руках была наша судьба, мы преданы были бы все со всем нашим дорогим достоянием.
Слава Богу, что в запасе были еще верные войска с их вождями, оставшимися верными долгу. Какая же небесная помощь могла быть подана при нашем безверии, неподготовленности, малодушии, при небрежении государственным достоянием, при существовавшей в некоторых военных людях нравственной и дисциплинарной распущенности, доказанной на деле! Мы били сами себя, и только горячая молитва Церкви дала нам мир, не совсем постыдный.
Чтобы заслужить небесную помощь в тяжелых обстоятельствах Отечества нужна твердая вера в божественную помощь, а главное – покаяние в грехах, вызвавших гнев Божий на Россию, исправление нравов, а не усиление пороков во время самого разгара войны. Праведное небо не может быть в общении с человеческими неправдами. Какое может быть общение света со тьмою, правды с беззаконием, Христа с сатаною? (2 Коринф. 6:15). Какого только еще не сделали зла русские люди и в России живущие? Какими еще не растлили себя грехами? Все, все сделали и сделают, что подвигает на нас праведный гнев Божий: и явное безверие и богохульство, отвержение всяких истинных начал веры, разврат, пьянство, всякие увеселения вместо того, чтобы облечься в траур общественного покаяния и печали о грехах, прогневляющих Бога, неповиновение начальству. Непонятная автономия, обеспечивающая всем полную разнузданность и неповиновение начальству; своевольная, вредная для всех забастовка, полная анархия.
От Бога отступили мы, и Бог от нас отступил. Отвергли мы волю Божию, живем по своей воле – и скоро увидим, к чему она приведет или привела уже. Если друг друга угрызаете и снедаете, говорит слово Божие, то берегитесь, чтобы вы не истребили друг друга (Гал. 5:15).
Какого же покровительства неба ждать нам, когда мы сами отвратились от Бога? Если не покаемся и не исправимся, мы будем оставлены Богом. Се, оставляется дом ваш пуст (Мф. 23:38), говорит Господь. Но да не будет этого. Еще есть верные и избранные в России праведники, как некогда были в царствующем граде св. Андрей с Епифанием и другие. Аминь.
1 октября 1905 года

Два бюста
Алеша Азарин рос почти без матери. Мама долгие годы тяжело болела и редко покидала больничные покои, чтобы побыть дома с родными. Отец – военный, полковник, с утра до позднего вечера пропадал на службе, поэтому Алексей целыми днями был предоставлен сам себе. Он научился полностью обихаживать себя и как человек пытливый умел находить себе различные увлечения. Одно время занимался гимнастикой, потом радиоделом, фотографией. Особенно любил историю, много читал книг по этому предмету, знал наизусть всех русских, французских и английских царей и императоров. С хулиганьем почти не водился, если не считать компанию дворовых мальчишек, с которой он иногда воровал семечки и всякую мелкую снедь на рынках.
Порой эти мальчишки, увлекшись своей безнаказанностью, могли даже обчистить какого-нибудь изрядно выпившего после очередной получки мужика, поэтому отец, узнав о зарождающихся криминальных наклонностях сына, отправил его в Лесную школу, или школу-интернат, расположенную в Подмосковье. Там Алеша посредственно закончил седьмой и восьмой классы.
Наступил 1968 год. Пришло время определяться с профессией, что не вызвало у Алеши особых затруднений, ибо он давно понял, что станет, как и отец, военным. Чтобы и в старших классах сын был под контролем и нормально учился, отец решил отправить его в Суворовское училище. Одним из основных аргументов в пользу поступления было то, что выпускников СВУ без экзаменов зачисляли в высшие военные командные училища различных видов и родов войск.
Отец Алексея прекрасно знал, что обучение в училище будет отличным. Суворовцам, которые учились не десять лет, как в обычных средних школах, а одиннадцать, давали глубокие знания по всем общеобразовательным дисциплинам. Будущих офицеров знакомили с азами военной службы, давали отличное языковое образование, даже лучше, чем в спецшколах с углубленным изучением иностранного языка. После окончания училища всем выпускникам выдавался сертификат военного переводчика (в Московском СВУ – английского языка). Кроме обязательных предметов в учебную программу входили занятия по духовному и эстетическому воспитанию, чего не было в обычных школах. Молодым людям преподавали этику, эстетику, танцы. В училище действовали различные кружки, в том числе театральный. Большое внимание уделялось спорту. К третьему курсу многие ребята (особенно семилетчики – те, кто учился в училище после четвертого класса) обычно уже имели множество спортивных разрядов, были кандидатами и мастерами спорта.
Военизированная система подготовки и обучения интернатного типа просто заставляла будущих офицеров усиленно заниматься физической подготовкой, поскольку, например, получение увольнительных в город целиком зависело от показателей каждого суворовца не только в учебе, но и в спорте.
Проблем с поступлением в училище не возникло. Брат отца, тоже офицер-фронтовик, работавший сотрудником одного из столичных военкоматов, помог Алексею успешно пройти медкомиссию. Такая помощь была необходима, поскольку у Алексея было пониженное зрение. В детстве, во время игры в мушкетеров, ему ткнули палкой под правый глаз, и с тех пор он стал видеть им хуже.
Экзамены Алексей сдал нормально и очень скоро узнал, что его приняли в 9 класс, или – на первый курс Московского Суворовского военного училища, которое располагалось в Филях. С волнением и плохо скрываемой радостью он надел военную форму: черные брюки с широкими красными, как у генералов, лампасами и черную гимнастерку с погонами красного цвета, окаймленных желтым кантом и с ярко-желтыми буквами посередине: «Мс СВУ».
Еще со времен Великой Отечественной войны, когда и были образованы суворовские училища по образцу и подобию императорских кадетских корпусов, суворовцы называли себя кадетами. К тому же их форма была совершенно идентична дореволюционной. Для всех, кто поступил тогда в училище, а это более 300 мальчишек, звание «кадет» было очень почетным. Оно, как и форма, ассоциировалось в воображении ребят с романтикой Русской Императорской Армии, Белого движения, с блестящими офицерами, которыми восхищались красивые дамы в пышных одеждах, а главное – с честью, доблестью и отвагой. Поэтому, надев мундир суворовца-кадета, каждый новый воспитанник причислял себя к потомкам тех славных патриотов Отечества, которые доблестно защищали свою Родину – Россию.
После зачисления в СВУ новоиспеченные кадеты, облаченные в выданную им новенькую форму, с гордостью щеголяли по вымершему на летние каникулы училищу, гуляли по улицам, красуясь перед жителями окрестных домов, особенно перед девчатами. Теперь они были не просто мальчишками-девятиклассниками, а серьезными парнями в погонах, которые давали им особый, почетный статус – будущего защитника страны.
Август был на излете, и молодые суворовцы, быстро почувствовав себя настоящими хозяевами училища, начали активно осваиваться в новом качестве и даже вступать в стычки с местными пацанами. Но вскоре произошло событие, заставившее их усомниться в пользовании лаврами своего верховенства.
Прошел слух, что в училище приезжают два взвода семилетчиков, 11-классников из Орджоникидзевского суворовского офицерского училища. Его якобы расформировали в связи с тотальной забастовкой кадетов, недовольных какими-то притеснениями в свой адрес. Во всяком случае, ожидаемый приезд 11-классников очень смутил молодых суворовцев. Об этом некоторое время поговаривали, но скоро забыли.
В один из дней в казарме как обычно прозвучала команда всем выходить на плац для построения на обед. Сержанты срочники (из числа лучших, которых направляли в суворовские училища после двух лет службы в войсках для оказания помощи командирам, офицерам-воспитателям взводов) выстраивали свои подразделения.
День выдался хорошим. Ярко светило солнышко. Воздух был прозрачным, настоянным на ароматах летнего жаркого дня. Пахло распаренной молодой человеческой плотью, горячим асфальтом, хромом от новых форменных ботинок и акацией, которая в изобилии росла возле КПП.
Неожиданно сухой порыв ветра, подняв остатки пыли, пробежал по асфальтовой дорожке, ведущей от пропускного пункта, и донес надрывный шум моторов приближающихся автобусов. Ворота широко распахнулись, и через проходную медленно въехали два стареньких ПАЗика, которые, надрывно кашлянув, затихли на краю плаца. Двери автобусов открылись и оттуда не торопясь, с откровенной ленцой, начали по одному выходить кадеты. Ни у кого не оставалось сомнений, что это были ордженикидзевцы. Но по сравнению с плакатами, развешенными вокруг плаца, на которых были нарисованы суворовцы в различных формах одежды, форма прибывших старшеклассников явно не соответствовала уставной.
Первогодки, на большинстве из которых гимнастерки и брюки сидели мешками, с откровенной завистью и с открытыми ртами смотрели на ладных парней, появлявшихся из автобусов. Одежда у приехавших была словно сшита по заказу, к тому же сидела на старших кадетах по-пижонски ладно и даже модно. Брюки расклешены, как у революционных балтийских матросов, форменные гимнастерки – в отутюженных складочках на груди и сзади между плечами, фуражки лихо заломлены, а маленькие укороченные козырьки, казалось, накрепко прилипли к их лбам. Даже ботинки со срезанными кантами смотрелись как фирменные туфли. Некоторые кадеты шли в небрежно наброшенных на плечи шинелях, которые словно жакеты были у них выше колен. На рукавах красовались семь широких шпал.
– Семилетчики! – прошелестело в рядах.
Это были те, кто надел шинели после четвертого класса. Офицеры-воспитатели отзывались о них с уважением и жалели, поскольку, сызмальства познав вкус военной службы, эти ребята, по большому счету, не имели детства.
Человек тридцать парней вразвалочку, поглядывая по сторонам, прошли мимо застывших на плацу молодых суворовцев. Иногда они бросали на молодежь безразличные и даже презрительные взгляды, словно видели перед собой мелких докучливых насекомых. Судя по выражению их лиц, училище им явно не понравилось.
Кадеты уже давно скрылись за углом казармы, а в строю все еще шли возбужденные разговоры о приезжих, до тех пор, пока громкий окрик дежурного сержанта: «Равняйсь! Смирно!» не призвал всех к порядку, и роты двинулись в столовую.
Будни молодых суворовцев шли своим чередом: построения, проверки, инструктажи, курс молодого суворовца, поэтому свободного времени было мало. Орджоникидзевских или Орджовских кадетов, как они называли сами себя, почти никто не видел. Они куда-то все разбежались, хотя до начала учебного года за ними должны были присматривать офицеры-воспитатели рот молодого пополнения. Но тем было некогда, поэтому новоселы чувствовали себя совершенно свободно. Если где-то и встречались их небольшие группы или одиноко слоняющиеся фигуры, то на молодежь они не обращали никакого внимания. Однако очень скоро некоторые особо бойкие молодые суворовцы повздорили с орджовцами, и на какой-то сходке было принято решение разобраться с ними.
Как-то после ужина зачинщики в тайне от сержантов собрали возле казармы большую толпу, человек сорок, к которым крепкий парень-боксер по имени Виктор обратился с речью о том, что пора навести в училище порядок и объяснить вновь прибывшим кто есть кто. Вскоре эта группа, воодушевленная его призывом, направилась в соседний корпус.
Алексей случайно оказался среди возбужденных мальчишек и не без интереса последовал за всеми на второй этаж, где располагались спальные помещения орджовских кадетов. Разведка донесла, что несколько человек находятся на месте.
Ребята в нерешительности столпились перед дверью. Изнутри доносилась музыка. Кто-то очень неплохо играл на пианино старинный романс. Наступательный порыв у молодых суворовцев заметно поубавился. Некоторое время вожаки переговаривались друг с другом, решая, видимо, кто будет заходить первым, пока один из заговорщиков случайно не распахнул дверь настежь. Через мгновение, напиравшая на стоявшие в нерешительности передние ряды, толпа ввалилась в большую залу, которая служила спальней целой полуроте.
Их глазам предстало помещение, погруженное в сизый от табачного дыма туман. Особенно плотно он повис над столом, откуда клочьями медленно расползался по всему помещению. За столом сидели пятеро кадетов, которые азартно играли в карты. Посреди стола стояли три открытых бутылки портвейна. Сквозь грязное окно струился свет от заходящего солнца. Он падал на графин с какой-то серо-коричневой жидкостью, расплескиваясь по столу золотыми брызгами. Рядом с графином лежали батон белого хлеба, палка докторской колбасы и несколько больших корок черного хлеба с затвердевшими следами от зубов. Слева от стола стояло пианино. Наверное, оно было перенесено из ленинской комнаты. Алексей видел точно такое же у них на этаже. Игравший на пианино кадет, погруженный в мелодию старинного русского романса, сочным баритоном негромко подпевал сам себе, ритмично покачивая головой. На крышке инструмента стоял фужер, наполовину наполненный какой-то черной жидкостью. Комната благоухала стойким запахом портвейна.
Двое кадетов спали, лежа в форме и в ботинках поверх синих училищных одеял. Один, сидя на кровати, читал книгу. Еще двое о чем-то тихо разговаривали, оседлав одну кровать. Эти двое первыми отреагировали на приход молодежи.
– О, к нам пожаловали непрошенные гости!
Невысокий, крепко сложенный орджовец с папиросой в зубах, покачиваясь словно на шарнирах, подошел к сбившимся возле двери ребятам. Из команды зачинщиков, прокашлявшись, вышел вперед рослый парень по имени Павел.
– Мы здесь, вот, сюда пришли, чтобы разобраться, кто вы такие и чего здесь делаете? – его голос дрожал.
– Слышали, братцы? – обратился орджовец к тем, кто сидел за столом. – Они хотят узнать кто мы такие?
– Слушай, Роги, разберись с ними сам, у нас сейчас самая игра! ответил его товарищ, едва взглянув на притихшую толпу молодых суворовцев. Остальные едва скользнули по ребятам безразличными взглядами и вновь погрузились в игру.
К Роги подошел второй кадет, один из тех, кто сидел на кровати. Он был рослым и широкоплечим парнем. На его крепкое тело была натянута расстегнутая гимнастерка, обнажавшая волосатую грудь. Рукава закатаны, на левой руке красовалась татуировка: «Орджо СОВУ 1962». «По сравнению с нашими пацанами – настоящий мужик», – мысленно оценил его вид Алексей.
Парень смачно выругался матерным словом.
– Ну и что же вы хотите узнать, будущие господа кадеты? – слово «господа» окончательно всех смутило и толпа молодежи, еще более сжавшись в размерах, заколыхалась возле двери. – Ну, чего молчите, щеглы? Какие вопросы имеются?
– Ну, вот… – начал запинаясь Виктор.
– Мы хотели разобраться с вами, – крикнул кто-то из толпы.
– В каком это плане разобраться? – спросил высокий. – Вам кто-то и что-то должен из наших?
Никто не ответил.
– Так что же вы, мальчики, хотите?
– Откуда вы?
– Но вы, наверняка, уже знаете, что мы из Орджо. Приехали сюда, прямо скажу, не по своей воле, продолжать завершающий этап обучения и получения обязательного среднего образования.
К кадетам подошел еще один здоровяк с толстой как у борцов шеей. Прежде он лежал на кровати.
– Мальчики, вы меня разбудили! Это плохо! – Он начал потирать перед молодежью руки. Взгляды всех устремились на кулаки парня. Костяшки у него были сбиты. – Вы что это беспокоите достойных граждан?
– Да мы так, решили узнать как вы живете, может быть чего надо? А то, вот, приедут наши «старики», они ж нас спросят, – ответил Виктор.
– Когда приедут ваши, мы с ними сами все вопросы уладим. Запомни юноша: ворон ворону глаз не выклюет. Так что все будет нормально. Идите ребятки, а то сейчас понабегут ваши сержанты и офицеры-воспитатели, и мы окажемся крайними.
И действительно, после этих слов в помещение вбежал, запыхавшись, один из сержантов-срочников шестой роты, где учился Алексей, высокий худой парень.
– Что здесь происходит? – переходя на фальцет, воскликнул он.
– Да ничего, успокойся, – ответил миролюбиво здоровяк. – Забирай, сержант, своих детей и валите отсюда, пока я добрый.
– Как вы смеете так говорить? – возмутился сержант.
– Иди, иди, служивый! Иди от греха подальше!
Здоровяк и высокий кадет выставили вперед руки, стараясь показать, что разговор окончен и помещение следует освободить.
– Давайте, давайте отсюда!
Молодые суворовцы стремглав выскочили на улицу. Прежний азарт и бойцовский пыл их покинул.
– Ладно! – сказал, обращаясь ко всем, стоявшим уже на плацу, Виктор. – Все нормально. Вот наши приедут, они им покажут. Подождем, осталось-то всего два дня.
Суббота прошла в построениях, в подготовке к началу учебного года. В конце дня всех москвичей отпустили по домам до понедельника.
Выходной пролетел незаметно. И вот, в понедельник к десяти часам утра Алексей подъехал к станции метро «Фили». Накануне он привел в порядок свою форму, погладил ее, и теперь с торжественным видом, неся в руке полную сетку апельсинов для иногородних товарищей по взводу, направлялся к училищу.
Был последний день августа. Завтра – начало нового учебного года. По дороге в мыслях Алексея была какая-то неразбериха, то блаженно-бредовая, то скорбно-восторженная. Он то и дело незаметно опускал глаза вниз, заглядываясь на свои генеральские лампасы. На улице он чувствовал себя немного неловко, стеснялся своей красивой и нарядной формы.
День выдался солнечным и свежим, как будто все вокруг помыли поливальными машинами и выкрасили яркими красками. Лучи солнца играли на поблекших от времени куполах церкви Покрова, расположенной напротив ворот училища. По преданию, как поведал молодежи офицер-воспитатель, в ней когда-то венчалась Наталья Кирилловна Нарышкина, вторая жена царя Алексея Михайловича и мать Петра Первого. При этом сержант, правда, добавил, что выпускники-кадеты имеют традицию ежегодно, после выпускных экзаменов, вешать на центральный купол белые кальсоны, прямо на то место, где должен быть крест. «Как только они туда залезают? – подумал тогда Алексей. – Опасно же?»
Храм с красно-белыми стенами на фоне бирюзового неба и в обрамлении яркой зелени казался каким-то игрушечным, парящим в воздухе пришельцем из далекого прошлого.
Вдали на фоне сталинских четырехэтажек и хрущевских коричневых пятиэтажек четко выделялись крепкие казармы училища из красного кирпича. Дорога туда уже стала привычной. Алексей обратил внимание на то, что в отличие от прошлых увольнений, по пути ему попадалось много суворовцев, которых он прежде не встречал. «Видимо, сегодня наши старшекурсники возвращаются с каникул!» Кадеты были веселыми и возбужденными, некоторых сопровождали нарядно одетые девушки. Везде слышался смех и восторженные возгласы. Как показалось Алексею, среди ребят, возвращавшихся в родные пенаты, кое-кто был слегка «подшофе».
Медленно продвигаясь к училищу, он с любопытством оглядывал то одну, то другую группу веселящейся молодежи. Постепенно в его душе начала зарождаться какая-то необъяснимая тревога. Вот и заветные ворота.
Едва Алексей вошел на территорию, успев вежливо поздороваться с дежурившим на КПП стареньким сторожем, как перед ним возник суворовец – среднего роста крепыш с широченными брюками-клешами и заломленной лесенкой сигаретой во рту.
– Ну что, малыш, поступил учиться?
– Да! – робко, ответил Алексей.
– Ну давай, Ломоносов, проходи налево.
Алексей прошел через кусты акации, которые густо росли слева от ворот, и очутился возле небольшой курилки. На двух скамейках, между которыми располагалась урна для окурков, сидело человек десять кадетов. Между их ног виднелись горлышки бутылок. Они громко разговаривали и смеялись, видимо вспоминая, как прошло лето. Крепыш, держа Алексея за рукав, произнес:
– Ну вот, ребята, и закусь пришла.
– Отличная закусь! – вразнобой ответили сидящие. – Одобряем, Гром!
– Как тебя величать, молодой человек? – спросил сутулый парень, державший в руке бутылку дешевого вина «Белое Мицне».
– Алексей меня зовут!
– Вот и отлично, красивое имя. Сейчас, Алеша, ты нам поможешь отпраздновать возвращение в родное училище после долгих каникул, хорошо?!
– Да, конечно, – тихо ответил Алексей, не понимая, к чему клонит парень.
– Я смотрю у тебя хорошие и, наверняка, спелые апельсины, сказал один из кадетов, тоже с сигаретой в зубах.
– Да, очень вкусные.
– Ну что ж, тогда надо с братьями поделиться, правильно?
– Да. Кушайте, пожалуйста!
– Вот и отлично. Благодарим тебя. Хороший мальчик!
При этих словах Алексей вспомнил фильм «Республика ШКИД», который только вышел на экраны страны и был очень популярен.
– Только ты сам понимаешь, Алеша, мы же интеллигентные люди и не можем сорить здесь. Согласись, это было бы неприлично, правильно?
Алексей узнал парня, говорившего с ним. Он был в казарме и играл в карты во время их прихода для разборки с орджовцами. «Наверняка, он не запомнил меня в толпе». В голове вдруг всплыли назидательные слова здоровяка: «ворон ворону глаз не выклюет…»
Алексей тоскливо посмотрел на куст акации и увидел на одном из листьев бронзового жука. Ленивое насекомое взбиралось на высокий стебель травы. Раскачиваясь, стебелек гнулся, а жук поднимался все выше и выше, пока не добрался до самой верхушки и выставив усы о чем-то задумался, не зная, очевидно, что делать дальше.
– Ты меня слышишь? – переспросил орджовец, рассматривая отвлекшегося от разговора Алексея. Тот тяжело вздохнул.
– Да, я все слышал и понял, что вы интеллигентные люди!
– Правильно, молодец. Поэтому мы будем кушать твои апельсины, а шкурки отдавать тебе! – сказал, вставая, другой парень достаточно жестким тоном. Он был на голову выше Алеши и так посмотрел на него, что Алексею сразу стало предельно ясно – в случае отказа или недовольства его банально побьют.
– Понял, все понял, ребята. Кушайте на здоровье!
– Хороший мальчик! – И парень погладил его по голове.
Празднество продолжилось. Алексей по требованию ребят выдавал им апельсины. Они действительно складывали кожуру ему в ладони, а он – в авоську. Так часа полтора он простоял возле кадетов, пока они не съели несколько килограммов апельсин и не разрешили идти в роту.
Встретив своих однокурсников, он услышал почти такие же рассказы об их злоключениях: кто-то успел помыть в казарме полы, кто-то собирал окурки в курилках, кто-то чистил сапожной щеткой плац.
Уныние и скука воцарились в помещении, где жили ребята. Одна была надежда – на сержантов-срочников, которые часовыми стояли у дверей каждой роты на всех трех этажах корпуса для молодых суворовцев. Без этой защиты всем пришлось бы туго.
С наступлением сумерек Алеша вместе с друзьями Шуриком и Витей рискнули подышать свежим воздухом. Шурик был нескладного вида пареньком с большими щеками, что являлось следствием его долгой учебы игры на тромбоне. Витя – плотный крепыш, которого в роте стали величать по отчеству «Андреич», в знак приобретенного им авторитета за умение хорошо играть во все спортивные игры, особенно в волейбол.
Друзьям надо было соблюдать осторожность, но они посчитали, что в темноте старшекурсникам будет сложно разобраться кто свой, а кто молодой. Но едва они достигли плаца, то услышали звонкий окрик.
– Ну-ка, юноши, идите сюда!
– Это к нам? – встрепенулся Шурик.
– Я думаю, что к нам, – пробасил Андреич.
– Как же они определили?
К ним медленно, вразвалочку подошли трое спортивного вида крепких ребят.
– Ну что, молодежь, решили прогуляться? – произнес высокий, сухощавый и какой-то гибкий парень в лихо заломленной фуражке.
Чиркнула спичка. Свет озарил его круглое, чуть приплюснутое лицо. Алексей увидел на секунду хитрые прищуренные глаза, и лицо растворилось в темноте.
– Да вот, вышли немного подышать свежим воздухом, – произнес Алексей с нотками досады в голосе.
– Это понятно. Полезное дело погулять на ночь глядя. Ну, а скажите, – продолжал сухощавый, – вы Маркса знаете?
Ребята недоуменно переглянулись.
– Нет! – за всех ответил Алексей. – Не знаем его, мы же новенькие. А кто это?
– Ну, такой круглолицый, бородатый?
– А из какой он роты? – спросил Шурик.
– Ну, вообще, неучи какие-то попались, – произнес невысокий квадратный парень с длинными руками. – Маркса не знают! Как можно с такими людьми разговаривать? – обратился он к высокому парню. – Ну, а Ленина-то знаете?
– Какого? Владимира Ильича?
– Ну да!
– Конечно, знаем! – выдохнул с облегчением Алексей.
– Вот и отлично! Сейчас пойдете с нами и познакомитесь с ними обоими поближе.
– То есть как это? – пробасил Андреич.
– Как?! Молча! Поможете нам перенести бронзового Маркса и мраморного Ленина в одну из рот.
Друзья округленными глазами посмотрели друг на друга.
– Вопросы есть? Может быть, будут самоотводы, – медленно процедил сухощавый, и все трое грозно придвинулись к друзьям.
Те переглянулись. Силы были явно не равны. Шурик неуверенно произнес:
– Ну что, ребята, поможем, да?
– Да, конечно! – с покорной обреченностью в один голос ответили Андреич с Алексеем и направились за сухощавым.
Двое его друзей шли за ребятами по пятам. «Дружная» компания подошла к дальней казарме, где на первом этаже располагалась санчасть, и поднялась на второй этаж. Дневальный с дежурным, судя по красным повязкам на их рукавах, играли в бильярд.
– Ну, где ваши основоположники? – спросил дежурного сухощавый. Он, видимо, был у кадетов за старшего.
– Чего это они наши! – ответил дежурный, бросив взгляд на вошедших.
– Они из Первой роты. Вот они, родимые, на столе стоят, протертые! Берите их и несите туда.
– Ты, крепыш, – обратился сухощавый к Виктору, – бери бронзового Маркса, он будет потяжелее. – А ты, – указывая пальцем на Шурика, – бери мраморного Ленина. – А ты, малой, – он оглядел с головы до пят невысокого Алексея, – иди впереди них. Будешь работать за штурмана, показывать дорогу.
– Да я не знаю!
– Я пойду рядом с тобой. Всем все понятно?
С друзьями отправился только сухощавый. Квадратный на прощание сказал: – Смотрите у нас, я вас запомнил. Если что-то будет не так, разберемся с вами! – и показал друзьям на прощание кулак внушительного размера.
По дороге ребята раз пять останавливались для отдыха. Маркс и Ленин оказались слишком тяжелыми.
Алексею очень хотелось помочь друзьям, и пару раз он пытался схватиться за бюст. Но нести вдвоем было неудобно, одному получалось легче и сноровистее.
Наконец прибыли в Первую роту. По щекам Шурика и Андреича стекали тоненькие струйки пота. На табуретке, со скучающим видом глядя куда-то в потолок, сидел дневальный по роте.
– Вы чего заявились? – раздраженно произнес он, обращаясь к сухощавому.
– Вот, взводный наш приказал отнести вам эти два бюста.
– Я в курсе, скажи этим бобрам, чтобы несли в Третью роту.
Алексею чуть не сделалось плохо. Шурик с Витей давно уже были в полуобморочном состоянии.
– Ну, чего стоите? – злобно сказал сухощавый. – Несите, как было сказано, в Третью роту.
– А нельзя было узнать это заранее? – тихим заискивающим голосом поинтересовался Алексей.
– Ты поговори у меня еще, доходяга?
Третья рота была в том же здании, откуда они забирали бюсты. Остановок теперь было больше. Сухощавый постоянно покрикивал на ребят, обзывая их лодырями и бездельниками. Алексей шел впереди всех, словно знаменосец, только понурив голову. Он чувствовал сильную вину за то, что не несет бюсты.
В Третьей роте пришлось к тому же ставить бюсты на высокий пьедестал, куда указал дежурный по роте. По своим габаритам он мог бы легко сделать это и сам, но статус кадета-старшекурсника не позволял ему проявить слабость перед молодежью в ходе воспитательного процесса.
Наконец, продышавшись и получив от сухощавого разрешение идти в казарму, друзья поспешили вниз по лестнице. Теперь предстояло возвращаться в свою роту, но как это сделать было пока непонятно. Ведь по дороге их могли опять остановить и заставить выполнить еще что-нибудь.
– Я все-таки не пойму, – спросил отдышавшись Андреич, – как они нас вычислили?
– А я, вот, пока шел впереди вас, это понял, – ответил Алеша.
– Ну и? – спросил Шурик.
– Все просто! Обратите внимание, что у нас гимнастерки с карманами. Видите? А у них у всех – без карманов.
– Ну и что?
– Да то, что наши нагрудные карманы застегнуты, и в лунном свете отлично были видны пуговицы. А у них на груди их нет. Вот так они нас и вычислили.
– Тогда, ребята, расстегиваем карманы и клапанами прикрываем пуговицы! – быстро сказал Шурик.
Так и сделали.
Весь обратный путь в роту, а дорога была долгой, друзья шли вальяжно, не торопясь. Несколько раз они встречались с группками старших кадетов и беззаботно отвечали на их приветствия:
– Привет, ребята! С новым учебным годом!
«Судя по впечатлениям одного дня, – философски подумал Алеша, входя в роту, – обучение в СВУ в течение последующих трех лет обещает быть суровым и насыщенным самыми глубокими знаниями и умениями во всех областях жизни».

Святитель Феофан Затворник
В чем Православие и как блюсти и поддерживать его

Человеческие учения все стремятся к новому, растут, развиваются – и естественно; ибо они не имеют истины, а только ищут ее. И пусть ищут, если только найдут что прочное. Для нас и истина, и пути к истине определены однажды навсегда. Мы обладаем истиною, и весь труд у нас обращается на усвоение, а не на открытие ее. Там стало законом: вперед, вперед! А относительно нашего учения свыше изречено: стойте… неподвижни пребывайте. Если что остается нам, то только утверждаться и утверждать других. В этом отношении и нашему учению свойственно движение – расширение; но не в области истины, а в области обладаемых истиною и покорных ей. Наш долг всякому новому поколению среди нас сообщать и внушать истину Божию, народы, неведующие ее, просвящать проповедию о ней, паче же всего хранить неприкосновенною истину Божию в сердцах всех, находящихся в ограде Церкви Божией.
О Православии с предостережениями от погрешений против него. Житомир, 2002. С. З.

Волочаевские дни
Страна готовилась к проведению столетнего юбилея Владимира Ильича Ленина. На самом высоком государственной уровне было принято решение отметить его различными мероприятиями, посвященными Великой Октябрьской Социалистической Революции и Гражданской войне. В Московском Суворовском училище юбилейные хлопоты начались в начале февраля, поскольку в середине месяца политотдел училища во главе с полковником Храмцовым планировал проведение первых торжественных мероприятий. Было решено посвятить их боям Красной Армии на Дальнем Востоке под знаменитой Волочаевкой.
После новогодних каникул в каждой роте, особенно на младших курсах, активно заработали творческие коллективы. Чтецы, певцы и хоры приступили к работе с преподавателями по музыке. Офицеры-воспитатели готовили в своих взводах спортивные номера. Создали даже сборную танцевальную группу для показа танца в буденовках совместно с девушками из подшефного профессионального технического училища.
К празднованию, намеченному на 15 февраля, решили пригласить почетных гостей, в том числе участников боев на Дальнем Востоке. Отвечать за этот участок работы было поручено начальнику клуба училища старшему лейтенанту Алексею Бастрыкину. Офицером он был дисциплинированным и исполнительным, хотя порой злоупотреблял спиртным. На эту слабость старшего лейтенанта командование часто закрывало глаза, потому что при всех, вытекающих из указанной проблемы, недостатках у Бастрыкина была-таки творческая жилка, на которую начальник политотдела любил указывать на совещаниях. Особым достоинством старшего лейтенанта было умение крепко выпить и не пьянеть. И только очень хорошо знавшие его люди могли по его поведению определить принимал он спиртное в этот день или нет. Как говорил в таких случаях сам начальник клуба, в состоянии небольшого подпития его всегда посещает одна из муз, следствием чего становится пробуждение всех его творческих дарований, которые начинают проявляться необыкновенно сильно и явственно. Суворовцам, которым приходилось общаться с начальником клуба в моменты такого творческого подъема, часто переходили с ним на панибратские отношения. Они даже могли обращаться к нему на «ты», но при этом охотно выполняли все поручения, касавшиеся клубной работы. Бастрыкин, со своей стороны, умел очень хорошо ладить с суворовцами, и те, соответственно, отвечали ему взаимностью, потому что видели в нем «своего парня».
Нагрузка на начальника клуба накануне мероприятия была большая. Кроме общей подготовки, которую он осуществлял вместе со своим помощником, молодым человеком двадцати пяти лет, бывшим лаборантом школы, Виктором Угрюмовым, ему надо было просмотреть, проверить, распределись по очередности все номера художественной самодеятельности суворовцев, а также найти и пригласить ветеранов, участников событий сорокавосьмилетней давности. В отношении последнего пункта он решил положиться на помощника, который с детства интересовался Отечественной историей, особенно Первой мировой и Гражданской войнами.
Этому было свое объяснение. Дело в том, что до сих пор был жив дедушка Угрюмова, воевавший в Дроздовской дивизии у Врангеля. Во время исхода русских войск из Крыма дед сумел перебраться на Кавказ, где через казаков – своих сослуживцев по Белому движению, натурализовался в местного советского служащего. На Кавказе дедушка удачно женился на дочери красного комиссара и смог получить подлинные документы своей новой личности. Великую Отечественную войну дед-белогвардеец прошел в артиллерийских частях, несколько раз был ранен, контужен и закончил войну в звании майора, полностью оправдав свое высокое звание честного советского гражданина.
Суворовец Алеша Азарин был знаком с Угрюмовым и даже бывал у него дома, где помощник начальника клуба показал гостю висевшую в шкафу настоящую белогвардейскую форму дедушки-дроздовца, бережно хранившуюся для грядущих поколений. И если учесть, что у суворовцев тема о жизни и подвигах царских кадетов и участников Белого движения была в очень большом почете и уважении, то неудивительно, что он поделился этим секретом со своими ближайшими друзьями: Шуриком и Виктором. Они тоже впоследствии побывали в гостях у Угрюмова и послушали рассказы его дедушки, реального свидетеля борьбы лучших людей России, как говорил о них старец, с большевиками. Все годы учебы это была их тайна, которую никто из ребят не выдал. Мало ли что могло произойти в результате утечки информации. КГБ в те годы работал отлично!
Так вот, при подготовке мероприятия в Суворовском училище Угрюмов первым делом обратился к дедушке, который был в хороших дружеских отношениях как с бывшими белыми, так и с бывшими красными. Правда, последние не догадывались, что их сослуживец, бывший фронтовик, советский командир времен Великой Отечественной, в годы Гражданской войны воевал на стороне врагов советской власти. Получив задачу от внука, дедушка Угрюмов, как ответственный человек, помог отыскать нужных ветеранов. В результате, в Суворовское училище были приглашены три ветерана боев под Волочаевкой…
Праздник в училище начался с гимна Советского Союза. Присутствовало все руководство во главе с подтянутым, седовласым, всеми очень уважаемым начальником училища, Героем Советского Союза генерал-майором Федотовым Василием Николаевичем. На первых рядах сидели приглашенные представители местных партийных и государственных органов, офицеры Главного политического управления Советской Армии и ВМФ, почетные гости.
По утвержденному политотделом замыслу начальника клуба, после каждого номера художественной самодеятельности выступал кто-то из гостей. Все шло строго по сценарию. Бастрыкин, видя плоды своей творческой работы, на радостях успел пару раз навестить свою каптерку, где опрокинул рюмочку-другую коньяка.
Начальник политотдела иногда бросал на него одобрительные взгляды, при этом поднимая вверх большой палец правой руки, поэтому настроение у старшего лейтенанта было отличным. Бастрыкин даже начал подумывать об обращении к полковнику Храмцову с напоминанием о присвоении ему следующего воинского звания, потому что в своем звании старшего лейтенанта он переходил вот уже два года.
После очередного номера художественной самодеятельности, когда суворовец первого курса прочитал поэму про Ленина, слово предоставили худощавому седому мужчине в черном костюме и белой рубашке с высоким отглаженным воротом, что напоминало верхнюю часть мундира суворовцев. Ветеран вышел на трибуну уверенной пружинистой походкой бывшего военного и представился Артемием Владимировичем. Голос его был твердым, достаточно громким и немного грассирующим.
– Дорогие товарищи офицеры, суворовцы, приглашенные гости. Я думаю, что наступит время, когда Волочаевское сражение войдет в историю нашего Отечества как стратегически важная для нашей страны операция, проведенная на Дальнем Востоке. Одной из главных наших задач тогда было удержаться на занятых рубежах, выиграв тем самым время для развёртывания армии под руководством Аргунова. Уже в январе нашими войсками велось строительство укреплённых позиций в районе Волочаевки между Тунгуской и Амуром. Центром обороны стала сопка Июнь-Корань, занимавшая господствующее положение над безлесной равниной. Оборонительные линии самого Волочаевского укрепленного района включали окопы в полный рост, ледяные валы, скрытые пулемётные гнёзда, проволочные заграждения в 5–6 рядов, оборудованные в инженерном отношении артиллерийские позиции и наблюдательные пункты. Кроме того, с целью не допустить обхода позиций с фланга, деревья на опушке ближайшего леса были нами опутаны колючей проволокой. На амурском направлении, в Верхнеспасском и Нижнеспасском, располагались наши опорные пункты. Дополнительным препятствием для наступающих был глубокий снег и полное бездорожье.
С начала выступления Артемия Владимировича все в зале слушали его с неослабевающим вниманием. Порой кто-нибудь одобрительно кивал головой, как бы соглашаясь со словами выступавшего, и только два человека в первом ряду, как заметил наблюдательный Азарин, сидевший на балконе, откуда хорошо был виден весь зал, чувствовали себя как бы не в своей тарелке.
Из общего настроения выбивались преподаватель истории майор Дробышев и один из приглашенных гостей, тучный, широкоплечий мужчина с буденновскими усами. Он сидел через два стула от историка и периодически пытался поймать его взгляд. Но майор старался не смотреть в его сторону. Оба они, как отметил Азарин, временами поёрзывали на своих стульях, украдкой оглядываясь на внимательных зрителей в зале. Они вообще вели себя как-то нервозно. Но общая атмосфера праздника была спокойной и торжественной. Руководство, приглашенные гости и суворовцы сидели тихо, расслабленно, с интересом внимая словам докладчика. Неожиданно майор Дробышев, стараясь быть незаметным, тихо, на цыпочках, вышел из зала. Буденновец проводил его тоскливым взглядом и снова замер в кресле. Вернулся майор минут через пятнадцать. Он был очень бледным и подавленным. Тихо занял свое место, опустил голову и больше ее не поднимал. Докладчик продолжал свою речь.
– Должен сказать, что к началу сражения силы под общим руководством Молчанова располагались следующим образом: в Волочаевке находилась группа Аргунова, в которой было свыше 2300 штыков и сабель, 37 пулемётов и 8 орудий, за ее правым флангом, у деревни Даниловка, стояла группа Ширяева – 900 человек и 11 пулемётов. В деревне Архангеловка для обеспечения правого фланга сосредоточился отряд Вишневского – 500 человек. В Верхеспасском и Нижнеспасском располагалась группа Никитина, приблизительно 500 человек при шести пулемётах и двух орудиях. Поволжская бригада под командованием Сахарова, около 750 человек и при 17 пулемётах, находилась в основном резерве вблизи деревни Дежневка. Как известно, противник значительно превосходил нас в силах. У него было две оперативные группы. Одна включала сводную стрелковую бригаду Покуса, 4-й отдельный кавалерийский полк и отдельные отряды. Эта группа насчитывала 3120 бойцов, 121 пулемёт, 16 орудий, 2 танка, 3 бронепоезда. Другая – Забайкальская группа Томина – имела в своем составе 1-ю Читинскую стрелковую бригаду, Троицкосавский отдельный кавалерийский полк и Читинский отдельный кавалерийский дивизион, общим числом – 4480 человек, 179 пулемётов и 14 орудий. Всего около десяти тысяч бойцов.
Неожиданно с первого ряда раздался робкий голос буденновца.
– Простите, Артемий Владимирович! – мужчина кашлянул.
Руководство училища как по команде повернули головы в его сторону. Буденновец продолжил таким же извиняющим тоном.
– Прошу прощения, но в Волочаевском бою я служил в сводной стрелковой бригаде товарища Покуса Якова Захаровича, которая входила в Инскую группу командующего Серышева. Наша бригада как раз и штурмовала сопку Июнь-Корань, а белые ее защищали? Ведь так?
– Вы совершенно правы, коллега, – нисколько не смущаясь произнес уверенным тоном профессора Артемий Владимирович. – В Волочаевском бою мы защищали сопку Июнь-Корань, а красные пытались нас сбросить с занимаемых позиций…
В зале повисла гробовая тишина. Начальник политотдела училища медленно встал со своего места.
– Уважаемый Артемий Владимирович, мы все поняли, спасибо большое за содержательный доклад, – произнес он неожиданно хриплым голосом. – Прошу вас садиться.
Артемий Владимирович с достоинством спустился с трибуны и занял свое место. В зале послышался набирающий силу гул голосов. Суворовцы активно начали делиться впечатлениями по поводу выступления настоящего белогвардейца. Послышались сдержанные смешки, кое-где раздавались возгласы. Начальник училища был бледен и слегка покусывал нижнюю губу. Довольно быстро Федотов вышел из зала с высоко поднятой головой, не промолвив ни слова. По его выправке и походке казалось, что генерал идет на аудиенцию к самому Государю Императору Всероссийскому.
Начальник политотдела стоял весь пунцовый. Он подошел к месту, занимаемому начальником клуба, и с силой взяв его за локоть, потащил за собой к выходу. Старший лейтенант, полусонный от коньяка, видимо, не мог понять что происходит и почти шепотом неоднократно вопрошал полковника:
– Иван Афанасьевич, а что случилось?
Наконец начальник политотдела ответил ему сквозь зубы:
– Я тебе потом все объясню! – Полковник произнес эти слова зловещим тоном и очень тихо, но почему-то они стали слышны во всем зале, который уже бурлил обсуждением происшедшего.
Страсти кипели нешуточные.
– Слушай, ну белогвардеец просто молодец, здорово выступил!
– Надо же, пригласили настоящего белогвардейца, это ж просто хохма!
– Недосмотрели отцы командиры!
– Да, теперь Бастрыкину такого не простят. Отправят куда Макар телят не пас!
– А может еще и звездочку снимут!
– Теперь им еще и особисты займутся!
– Ну да, попахивает контрреволюционным мятежом!
Окружающие дружно засмеялись над этой репликой.
– Жаль, тогда хана мужику!
На следующий день, в соответствии с приказом начальника училища, старшего лейтенанта Бастрыкина отправили для дальнейшего прохождения службы в Забайкалье.
На утреннем построении командир роты Азарина подполковник Панферов, отвечая на вопрос одного из суворовцев: «Почему начальника клуба отправили именно туда?», прокомментировал это назначение всеобъемлюще:
– Чтобы быть поближе к Волочаевке и на месте изучать наиболее важные сражения времен Гражданской войны на Дальнем Востоке!

Св. праведный Иоанн Кронштадтский
О вере Православной

Сознают ли лица, бывшие по рождению, крещению и воспитанию в Церкви Православной, и уходящие или ушедшие в католичество или другое какое-либо не православное вероисповедание или же в секты, все то, что они оставляют, и то, что принимают, и до какой крайности, и до какого лишения они доходят?
Что же? Неужели Церковь и вера Православная есть одно только название без исторического значения и без полной силы истины и жизненности, или же это есть твердое и непоколебимое здание Небесного, Вечного, Премудрого и Всемогущего Архитектора-Бога, как гора великая и чудная, на которой и в которой живет и действует непрестанно ко спасению всех верных Сам Господь и Глава Церкви – Иисус Христос?
Имя ли одно – Церковь Православная? Разве она без действительного Православия и без величайшей, неописанной силы, непобедимой никакими силами ада? Разве ей не присуще непрестанное торжество над всеми кознями видимых и невидимых врагов и над человеческими ухищрениями и нелепыми баснями? Разве Церковь Православная одиноко стоит в мире, без славных и громких свидетелей её истины и православия, её чудной животворности и спасительности, даже до нашего времени?
Разве не за нас непрестанно стоит Сам Всеистинный и Всемогущий, Всеспасающий Глава Церкви – Христос, исполняющий её славою и спасением и непобедимою силою Своею? Разве не с нами всегда пресвятая Владычица Богородица, источающая непрестанно чудеса милости православно-верующим и усердно молящимся?
Разве не за нас и не с нами все Апостолы и Пророки со своими боговдохновенными писаниями, чистого смысла коих мы не нарушили ни на йоту?
А множество прославленных Богом русских святителей и угодников: Никита, Иоанн, Моисей и Евфимий Новгородские, Димитрий Ростовский, Митрофан и Тихон Воронежские и прочие? А Серафим Саровский, прославленный Богом еще при жизни явлениями Господа и Богоматери, стоящий на очереди к открытому прославлению, – разве он не свидетель о истине и спасительности нашей веры и Церкви?
Наконец скажу: разве не за нас вся история Церкви от начала и доныне? Какая иная вера может похвалиться столь многочисленными свидетелями истины?
Только одна истинная и всеспасительная в мире вера – вера Православная: она такова по истории, по своей истине, по самому существу, полному света и жизненной силы.
Будем же твердо держаться Святой Церкви и своей Православной веры. Только Православная Церковь есть столп и утверждение истины, ибо в ней почивает вечно Дух истины, свидетельствующий непрестанно и громко всему миру об истине Её.

Русский штык
Танковая рота капитана Виктора Азарина выдвинулась в район проведения учений на Ровенский учебный центр последней из подразделений полка. От места расположения части – поселка городского типа Лугины – до Новой Любомирки, рядом с которой находился Ровенский полигон, танкистам необходимо было преодолеть около ста восьмидесяти километров. Почти сутки марша.
Марш надо было проводить по лесисто-болотистой местности, где было совсем немного деревень и еще меньше проходимых дорог. Чуть севернее эта местность плавно перетекала в знаменитое Белорусское полесье с его бескрайними лесами и болотами.
Поздняя осень не очень хорошее время для танкистов, особенно в местности, где широколиственные леса переходят в хвойные, расположенные вдоль обширных низин и торфяно-болотных лугов, из которых в леса постоянно приползают густые туманы. На всех лесных и полевых дорогах стоит непреодолимая грязь. Особенно тяжело передвигаться, если по трассе чуть ранее прошли другие подразделения танковой дивизии. Глубокие промоины, ямы и рытвины, затянутые вереском и павшей листвой, чередуются между собой на всем пути движения. И над всей этой непролазной девственной местностью висит суровое свинцовое небо, из которого постоянно падают мелкие капельки дождя.
Командиры роты и взводов, завернутые в ОЗК[1 - Общевойсковой защитный костюм (ОЗК) – средство индивидуальной защиты, предназначенное для защиты человека от отравляющих веществ, биологических средств и радиоактивной пыли. Используется совместно с респиратором или противогазом.], стоят в люках, опираясь на командирский щиток. Монотонное движение колонны утомляет и расслабляет. Главная задача капитана Азарина не сбиться с основной, наиболее разбитой трассы. Следы от танковых гусениц видны по всем сторонам. Они уходят вправо, влево, идут по касательной и тут же, за ближним поворотом, пропадают в болотах и зарослях лесов. Разобраться в их мешанине очень сложно.
Машины двигаются, словно катаются на горках: то ползут вверх по чудовищным ухабам, то проваливаются вниз в жуткие колдобины. У Виктора с высоты башни его машины возникает ощущение, что трасса сначала уходит в небо, потом вдруг проваливается куда-то под землю. И кажется, что в окружающем мире нет ничего кроме этих лесов и грязи. Унылая картина навела капитана на философские мысли: «Силы небесные здесь переходят в силы земные, – думал он, – и гдето рядом небеса устремляются на поверхность земли, чтобы питать источник, дающий силы русскому народу. Не случайно во время последней войны люди уходили со своих насиженных мест в эти леса, чтобы здесь окрепнуть и уничтожать врага, вторгшегося на родную землю. Настоящий партизанский край, где можно целые дивизии спрятать, и никто их не найдет в этих зеленых северных „джунглях“».
Капитан стал вспоминать последние армейские учения, проходившие на другом полигоне в начале весны. Тогда его рота тоже выдвигалась ночью, и во время марша въехала в небольшую деревеньку. Механик-водитель его танка видимо прикемарил и не вписался в поворот дороги. На полном ходу мощная машина проехалась по хозяйственным постройкам ближайших домов, вдавив в землю все, что было по пути: курятники, туалеты, сараи, теплицы.
Деревенская дорога сделалась вдвое шире. После одного из домовладений на командирском щитке, прямо перед носом капитана, внезапно появился петух. Он сидел на кромке щитка, вцепившись в него намертво синими лапами, совершенно ошалев от случившегося. Испуганная птица крутила головой по сторонам, не понимая, где находится и как она оказалась на этом месте. Капитан тут же сообразил, что надо делать. Петух даже прокукарекать не успел, как капитан схватил птицу за шею и наклонившись к сиденью передал добычу наводчику танка. «Вот, будет теперь у нас добпаек!» – сказал он ему. «Понял!» – ответил сообразительный наводчик, ефрейтор Щипков. Ему не надо было объяснять, что делать с неожиданно появившейся живностью, продолжавшей в недоумении таращить глаза и вертеть головой почти на 360 градусов. Щипков ловко, в мгновение ока, свернул петуху шею и тут же завернул его теплое тельце в маслянистую бумагу из снарядных ящиков, которая осталась после загрузки в танк боекомплекта. Добычу положил на погон башни.
Капитан улыбнулся, вспоминая те учения. «Слава Богу! – подумал он, – что никого из людей тогда не задавили, никто не пострадал». Занимательно было то, что танкисты роты следуя строго за командирским танком, также поехали по вновь образованной дороге, из-за чего полностью уничтожили деревенские хозяйственные постройки. Как назло, танки следующего батальона тоже последовали этим путем, а за ними потянулись другие полки танковой дивизии. Местные жители, наверное, так и не проснувшиеся под грохот могучих машин, только на утро увидели, что наделали с их хозяйствами славные защитники Отечества.
Скандал был большим! Военная прокуратура заработала активно. Разбор марша, конечно, был серьезным и детальным, но никто не признался в содеянном, не сказал кто конкретно инициатор такого марша. Капитан Азарин тоже скромно промолчал. Совсем недавно на него было наложено взыскание по партийной линии, поэтому очередное происшествие могло не только затормозить, но и полностью уничтожить военную карьеру офицера. В результате областная власть совместно с военным командованием 8-й Танковой Армии возместили ущерб разгневанным крестьянам. Разговоров в дивизии и Армии тогда было предостаточно, но для непосредственных участников этих событий все закончилось благополучно. Во время расследования сработала танкистская солидарность, и поэтому никто из командиров не пострадал.
Вечерело. Свет от танковых фонарей блуждал по черному полотну дороги, высвечивая время от времени причудливые очертания деревьев вдоль маршрута движения. Лес, и без того угрюмый, стал таинственным и загадочным. Казалось, что вот-вот на дорогу выйдет какое-нибудь сказочное чудовище. В воздухе висел громкий монотонный гул от танковых двигателей. Колонна Т-72Б уверенно шла по ночному лесу. Личный состав роты разменял летом четвертый период службы, все танкисты были опытными, уже считавшие дни до майского дембеля.
В воспоминаниях о весенних учениях и домашних заботах капитан не заметил, как сержант Гербер, его механик-водитель, при набежавшем тумане повернул чуть вправо на одну из соседних разбитых дорог, и все десять машин роты беспрепятственно поехали в сторону Белоруссии. Никто из трех командиров взводов не придал маневру никакого значения.
Танкисты всегда при совершении маршей искали для передвижения более хорошие и удобные трассы, нередко используя местные сельские дороги. Но деревенские жители – люди бдительные. Они часто раньше военных узнавали о передвижении войск, поэтому на основных сельских дорогах выставляли народные посты, чтобы не дать возможности танкистам их использовать и окончательно разбить. Военные тоже были не лыком шиты. Благодаря армейской смекалке они умудрялись-таки ездить с ветерком по хорошим сельским грунтовым трассам, особенно в непогоду, когда народные контрольные посты не работали.
Так или иначе у военного командования с местными властями были свои договоренности какими дорогами можно пользоваться, а какими нет. В случае нарушений местные жители докладывали по команде вверх о тех, кто нарушал порядок использования дорог. Они легко выявляли нарушителей по знакам на танках, быстро определяли какому батальону, полку или дивизии принадлежит та или иная машина. Тогда командирам, попавшим на «крючок» зорким крестьянам, было несдобровать.
Километров через десять Виктор понял, что скорее всего рота двигается не туда куда надо, но разворачиваться в лесу возможности не было. Свою крупномасштабную карту он впопыхах забыл в кабинете, после гневного инструктажа комбата, требовавшего доложить ему перечень проведенных мероприятий по готовности роты к маршу. А на карте масштабом 1 см. равен 1 километру на местности определить дорогу в густом лесу было просто невозможно. Капитан решил ехать дальше до первого населенного пункта. «Ладно! – думал он. – Узнаю дорогу у местных жителей в деревушке, а потом приму решение на дальнейшее совершение марша. Заодно и бойцы поспят, отдохнут. Все равно мы должны прибыть в район сосредоточения полка утром в восемь часов. Времени еще достаточно».
Еще через пять километров капитан наконец увидел маленькую деревушку. Покосившийся столб с ее названием был полностью залеплен грязью. С обеих сторон единственной дороги, проходившей через деревню, располагалось по три двора. Капитан остановил свой танк возле первого дома, чтобы грохот работающих двигателей не разбудил окончательно всех деревенских жителей. Рота в полном составе выстроилась за командиром, на дистанции до пяти метров танк от танка. Все десять машин были в наличии. «Хорошо, что хоть одна положительная новость у нас имеется. Все машины на месте, никто не отстал и не потерялся».
Дождик к тому времени уже закончился. Капитан дал команду собраться командирам взводов. Сам спрыгнул на небольшой пятачок относительно плотной земли без грязи. Двигатели быстро заглушили, и весь мир, казалось, погрузился в абсолютную тишину. «Хорошо-то как!» – вздохнул он.
Трое взводных прибыли быстро. Азарин довел обстановку и приказал всем отдыхать до утра. Проинструктировав свой экипаж, он взял у одного из командиров взводов крупномасштабную карту и пошел с ней к ближайшему небольшому, но крепкому на вид домику, в котором горел свет.
Капитан постучал в дверь. Слышно было как за ней шаркают чьи-то ноги.
– Иду, иду! – донесся старческий мужской голос.
Вскоре на пороге показался невысокий сгорбленный мужичок с копной седых волос и такого же цвета бородой в форме лопаты.
– Добрый вечер, дедушка! Извините за беспокойство, – начал Азарин.
– Добрый вечер, служивый! – ответил старичок бодрым, чуть дребезжащим голосом.
Увидев в руках капитана карту, он улыбнулся. В его на удивление молодых глазах промелькнула задорная искринка.
– Что, служивый, заблудились? Как говорят в народе, увидел военного с картой – значит, будет просить показать дорогу. Я прав?
– Дедушка, вы, конечно, правы. Мы действительно немного заблудились, – подтвердил Азарин и сам улыбнулся на слова наверняка старого опытного служаки.
Виктор обратил внимание, что старик не говорил на украинском языке или малороссийском суржике, а четко изъяснялся на хорошем русском, только твердые звуки звучали у него как-то мягко.
– Ну что, капитан, проходи в дом, почаевничаем!
В доме было тепло, чисто и уютно. В углу стояла большая русская печь, рядом кровать с подушками, уложенными пирамидой. У окна большой деревянный стол. Мебель была старая, похоже, начала века, но еще крепкая. Дверцы с резным орнаментом. Нечто похожее он видел в деревне у бабушки своего друга детства.
– Садись, милок, отдыхай! В ногах правды нет.
– А как село-то ваше называется?
– Зерце.
– Странно. У меня на карте такого названия нет.
– Оно очень маленькое, поэтому не на всех картах имеется.
– А как нам выбраться-то от вас?
– Как проедете все три дома по улице, влево пойдет небольшая сельская дорога. Ее почти не видно за совсем крошечной группой деревьев, но она там есть. По ней будете двигаться с километр, до перекрестка с большой седой елью в самом центре. А там идет грунтовая дорога на Быстричи. Оттуда уже двинетесь в сторону Ровна тоже по грунтовке!
– Но эта маленькая дорога, о которой вы говорите, тоже на карте не обозначена. Мне казалось, что карты у нас достаточно точные.
– Они-то, может быть, и точные, но только этой дороги на карте и впрямь нет. Мы в прошлый раз с таким же как ты капитаном-танкистом на его карте так ее и не нашли! Ведь сюда к нам, пожалуй, только танкисты и могут заехать.
– Надо же такое! Вы здесь проживаете словно в каком-то Берендеевом царстве. Значит, получается, что официально вас нет: ни деревни, ни дорог!
– Ну, можно и так сказать!
Виктор огляделся. Чувствовалось, что старик был аккуратистом. В комнате прибрано, в углу напротив входа висит, скорее всего, икона, которую не видно, потому что она завешена белым полотенцем, расшитым украинскими народными мотивами. «Наверное, хозяин, когда услышал грохот наших танковых двигателей, предусмотрительно закрыл свою икону от постороннего глаза», – подумал капитан.
Пахло свежим хлебом и парным молоком. Взгляд гостя блуждал по стенам, на которых висело много фотографий.
– Хорошо здесь у вас!
– Следим за домом, – с гордостью в голосе произнес старик.
– А где ваша хозяйка? Кто поддерживает порядок?
– Моя хозяйка давно уже у Господа. А порядок поддерживает моя младшая дочь, она живет с семьей в соседнем доме.
– Понятно. Хорошо, что вы не один. А как к вам обращаться?
– Зови меня Тимофей Кузьмич! А как тебя зовут?
– Виктор.
– Победитель, значит, на латыне!
– Я обратил внимание, Тимофей Кузьмич, что вы хорошо говорите, без обычного украинского акцента. Такое редко встречается в ваших краях – сельская местность и в такой области на западе Украины…
– А я русин, родом со Львовщины. Мои предки всегда говорили на русском. Это их родной язык. Вот и я до сих пор на нем говорю. Все меня здесь понимают уже много десятилетий, и я их понимаю. Что же еще? Так и живем! Ну ладно, капитан, ты посиди немного, а я пойду чай поставлю.
– А можно фотографии посмотреть?
– Смотри, конечно! – старик довольно бодро, но чуть прихрамывая на правую ногу, пошел на кухню.
Азарин встал и подошел к одной из стен. Он уже обратил внимание на старое, ставшее коричневым от времени, фото, расположенное в центре большого панно, состоявшего из приклеенных на большой картон других фотографий, а также красивых довоенных и дореволюционных почтовых открыток и каких-то вырезок из журналов и газет.
Отдельно здесь располагались фотографии с Николаем Вторым и членами царской семьи.
На коричневом фото сидел на стуле бравый молодой мужчина в новенькой форме пехотинца времен Первой мировой войны. Лицо с тонкими чертами истинного славянина, лихо закрученные усы – все в нем вызывало невольную симпатию. На груди молодца сияли два солдатских Георгиевских креста. Голова его была приподнята, смелый взгляд направлен прямо в камеру. Зачесанные вверх черные как смоль волосы образовывали над левой бровью большой завиток, старательно уложенный каким-то кремом. На лакированных начищенных сапогах бойца застыли яркие разводы света, упавшего на них в момент съемки. Фуражку он держал на коленях.
Рядом с пехотинцем стояла красивая молодая барышня в нарядном платье и маленькой соломенной шляпке, державшейся непонятно на чем на ее голове сбоку. У нее были большие миндалевидные глаза с длинными ресницами и высокая прическа. Спадавшие к плечам русые локоны подчеркивали правильные черты лица и маленький тонкий носик, чуть приподнятый вверх. Девушка, слегка наклонившись к кавалеру, правой рукой едва дотрагивалась до своей тонкой талии, а левую держала почти на весу у его плеча. Она кокетливо и озорно улыбалась, и всем своим видом как будто показывала тем, кто когда-нибудь будет смотреть на это фото, какова она красавица, и какой блестящий кавалер сидит у ее ног.
Виктор скользнул взглядом по другим фото. Некоторые были времен Первой мировой, еще несколько – Гражданской войны. Там уже военных можно было различать по разношерстной одежде и будёновкам. Отечественной войне была отведена вся правая часть большого картона, прибитого к стене. Много снимков было с танками и артиллерийскими орудиями. Фотографии мирного времени располагались на другой стене хаты.
В комнату вошел старик.
– Тимофей Кузьмич, а кто это на фотографии?
Старик, даже не посмотрев в сторону капитана, ответил:
– Это я со своей будущей женой Евдокией.
– Вы!? – Лицо капитана вытянулось. – Вы что, участник Первой мировой?
– Конечно, милок! Я вообще участник трех войн.
– И у вас два Георгиевских креста?
– Да! Это на этом фото. А всего у меня три Георгия!
Есть еще Георгиевская медаль и ордена и медали с Отечественной войны. Вот фотография со всеми орденами и медалями. Это когда меня приглашали в Ровно на 60-летие Октябрьской Революции.
Виктор посмотрел на указанное фото. Действительно, награды украшали всю грудь старика, в основном они были боевые, а не за выслугу лет и юбилейные, которые в армейской среде называют «песочными». На его кителе кроме наград времен Первой мировой он увидел орден Красного знамени, два ордена Красной звезды, орден Славы, орден «Отечественной войны», медаль «За отвагу» и множество других орденов и медалей.
Старичок вошел в комнату с кухонной доской.
– Дедушка, так вы вообще уникальный человек! Столько наград можно увидеть только у какого-нибудь генерала, не меньше. А вы здесь, в этой глуши, живете, не передаете опыт молодым поколениям! В городе вы были бы просто нарасхват!
– Поэтому я здесь и живу – тихо, мирно, по-Божески.
– Ну вы, понятно, в Бога верите, как и все из вашего поколения. А вот уже участники Отечественной войны были почти все атеисты.
– Это ты, сынок, ошибаешься. На любой войне все становятся верующими. Как только пули засвистели возле уха, так сразу человек вспоминает о Боге. Без Него никуда!
Старик начал резать большие пахучие луковицы. С кухни потянуло запахом печеной на сале картошки.
– Может чего покрепче будешь? – чуть лукаво спросил он.
– Если с вами, то буду!
– Я-то сейчас не так как прежде в молодости, когда и пару бутылок мог свободно под хорошую закусь выпить. Но компанию составлю.
Виктор опять подошел к стене с приметной фотографией с девушкой.
– Я смотрю, Тимофей Кузьмич, погоны у вас кремового цвета, золоченой ленточкой перетянуты, и цифры на них написаны – 255. Это что, номер полка?
– Да, на фотографии я в форме фельдфебеля 255-го пехотного Аккерманского полка, в котором тогда служил.
– А на каком фронте?
– Наш полк входил в состав 64-й пехотной дивизии. Он участвовал в Брусиловском прорыве лета 1916 года, в 1-м и 2-м Ковельских сражениях, в Луцком сражении 8-й Армии. Это как раз вот эти наши места, здесь на Волыне, только западнее.
– Да… – протянул Азарин. – Во второй раз встречаюсь с такими людьми как вы. А не боитесь все так показывать? Вон какие фотографии на стене. Наверное, КГБ вами позанималось. Да и штык висит на стене – это же оружие!
– Проблемы с органами когда-то давным-давно и вправду были, а сейчас это уже никому не нужно. Все события ушли в прошлое. Современной власти мы совсем не страшны. Да и перестал я бояться, слишком стар. Мне в следующем году будет девяносто лет. Сколько Господь времени еще представит в распоряжение – не знаю, живу с надеждой о скорой встрече с Ним. Когда Он призовет, буду готов! Для этого, когда бывает возможность, в данном случае транспорт, я посещаю храм в районном центре. Исповедуюсь в своих грехах, каюсь, причащаюсь. Много я совершил плохого в жизни – многогрешен. Да! Многогрешен!

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=70993375?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes
Примечания

1
Общевойсковой защитный костюм (ОЗК) – средство индивидуальной защиты, предназначенное для защиты человека от отравляющих веществ, биологических средств и радиоактивной пыли. Используется совместно с респиратором или противогазом.