Главная страница | Стихи и поэзия | Русская эскадра

Русская эскадра
Антология
Т. В. Акулова
В сборник вошли стихотворения, посвященные Исходу из России Русского Флота и Русской Армии в 1920 году и жизни русских беженцев за пределами своего Отечества.
3 (16) ноября 1920 года корабли и суда Черноморского флота вышли из портов Крыма и сосредоточились на Константинопольском рейде. Приказом командующего флотом № 11 от 21 ноября 1920 года Черноморский флот переименовывался в Русскую эскадру. Так начинался трагический Исход русских моряков и членов их семей из России. Первая остановка – в Константинополе. Французские оккупационные власти, ужаснувшись численности прибывшей русской армии, отправили военных в лагеря – Галлиполи, Лемнос и другие, затем эскадра двинулась в тунисский порт Бизерта, на север Африки…
Корабли эскадры прибыли в Тунис и стали на якоря у южного берега Бизертинского канала и в бухте Каруба. В декабре на линкоре «Генерал Алексеев» в Бизерту были доставлены гардемарины и кадеты севастопольского Морского корпуса. Всего на кораблях было перевезено в Тунис около шести тысяч человек (включая гражданские лица).
После признания Францией Советской России в октябре 1924 года дальнейшее существование Русской эскадры стало невозможным.

Русская эскадра. Антология поэзии русского зарубежья
Составитель Татьяна Акулова
Памяти АЛ. Манштейн-Ширинской и Русской эскадры


Антология «Русская эскадра» подготовлена в рамках работы Фонда сохранения исторического и культурного наследия имени А.А. Манштейн-Ширинской.
Книга выходит в год 100-летия спуска Андреевского флага на на кораблях Русской эскадры в Бизерте и посвящена памяти русских моряков и А.А. Манштейн-Ширинской. Они сохранили в своих сердцах любовь к России и мечтали вернуться на родину под стягом Святого апостола Андрея Первозванного.

@biblioclub: Издание зарегистрировано ИД «Директ-Медиа» в российских и международных сервисах книгоиздательской продукции: РИНЦ, DataCite (DOI), Книжной палате РФ


© Коллектив авторов, 2024
© Т. В. Акулова, составление, 2024
© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2024

«Я вернусь…»
Татьяна Акулова, Никита Кузнецов
В сборник «Русская эскадра» вошли стихотворения, посвящённые Исходу из России Русского Флота и Русской Армии в 1920 году и жизни русских беженцев за пределами своего Отечества.
3 (16) ноября 1920 года корабли и суда Черноморского флота вышли из портов Крыма и сосредоточились на Константинопольском рейде. Приказом командующего флотом № 11 от 21 ноября 1920 года Черноморский флот переименовывался в Русскую эскадру. Так начинался трагический Исход русских моряков и членов их семей из России.
Первая остановка – в Константинополе. Французские оккупационные власти, ужаснувшись численности прибывшей русской армии, отправили военных в лагеря – Галлиполи, Лемнос и другие, затем эскадра двинулась в тунисский порт Бизерта, на север Африки…
Корабли русской эскадры прибыли в Тунис и стали на якоря у южного берега Бизертинского канала и в бухте Каруба. В декабре на линкоре «Генерал Алексеев» в Бизерту были доставлены гардемарины и кадеты севастопольского Морского корпуса. Всего на кораблях было перевезено в Тунис около шести тысяч человек (включая гражданские лица).
После признания Францией Советской России в октябре 1924 года дальнейшее существование Русской эскадры стало невозможным.
«Вспоминаю, как спускали Андреевский флаг, в последний раз… Когда мы уже прожили на кораблях больше четырёх лет, – вспоминала свидетельница жизни Русской эскадры в Бизерте А.А. Манштейн-Ширинская, дочь командира миноносца «Жаркий». – Когда были собраны все офицеры, ученики Морского корпуса… И когда в 17 часов 25 минут раздалась последняя команда “На флаг и гюйс!”… И через минуту – “Флаг и гюйс спустить!”… У всех была одна и та же мысль! Непонимания, полного отчаяния! Флаг Петра!
… Потерянные глаза людей, которые в последний раз были русскими офицерами… Все мы плакали – и это я помню…»[1 - Сологубовский Н. Анастасия Александровна Ширинская. Судьба и память ? Н.А. Солугубовский. – Москва: ИД «Ключ-С», 2012. – С. 119.]
…До сих пор на горе Кебир, в трёх километрах от центра Бизерты, сохранились постройки старого форта, где до мая 1925 года размещались учебные классы Морского корпуса. Рядом располагался лагерь для персонала и преподавателей – Сфаят.
«Эмиграция всегда несчастье. Ведь изгнанники обречены на тоску по Родине и обычно на нищету. Но эмиграция не всегда неудача. Творчество, творческие удачи возможны и на чужбине». Так писал поэт и переводчик Юрий Иваск, предваряя подготовленную им антологию русской поэзии «На Западе»[2 - На Западе: антология русской зарубежной поэзии ? сост. Ю.П. Иваск. – Нью-Йорк: Изд-во им. Чехова, 1953. – С. 5.], увидевшую свет в Нью-Йорке в 1953 году.
Русские люди, вышвырнутые могучей волной беженства за пределы России, которую любили, делали всё, чтобы Родина оставалась с ними. По всему миру создавались русские школы, строились православные церкви, выходили бюллетени, газеты и журналы на русском языке, военные и военно-морские сборники и книги. Изгнанники не только не утратили свои корни, но и сохранили в своих сердцах прежнюю Россию, родной язык. Благодаря им не была утрачена окончательно связь поколений и, когда пришёл час, мы обрели целые духовные пласты, которых были лишены в течение десятилетий. И одним из них стала литература русского военного изгнания.
«Несомненно, тем для творчества в общей поэзии больше, чем в поэзии специфически военной, но зато в последней есть такие образы, понятия, символы и толкования, которые не встречаются в творчестве поэтов не военных, – писал сотрудник «Военной Были» Иван Сагацкий[3 - Сагацкий И. Существует ли «военная» поэзия ? Иван Сагацкий // Вестник. – 1961. – 1 февр. (№ 88). – С. 4.]. – Сущность военной поэзии заключается в том, что она, не задаваясь целями академического усовершенствования, стремится укрепить в своих поклонниках преклонение перед идеологией своей замкнутой среды и этим поддерживает как бы преемственность в военной семье…».
Возвращение на Родину поэтов русского военного зарубежья началось с имён Арсения Несмелова, Николая Туроверова и Ивана Савина – трагических менестрелей русского изгнанничества.
Облик рабский, низколобый,
Отрыгнёт поэт, отринет:
Несгибаемые души
Не снижают свой полёт.
Но поэтом быть попробуй
В затонувшей субмарине,
Где ладонь свою удушье
На уста твои кладёт…[4 - Арсений Несмелов «В затонувшей субмарине» (1931 г.).]
Несмотря на то, что поэтическое наследие русского зарубежья за последние десятилетия активно изучается и публикуется, «за бортом» антологий и подборок остаётся круг авторов, обладавших не сильным поэтическим дарованием, и творивших лишь для себя или для немногочисленного круга почитателей их таланта, друзей и товарищей. А ведь их стихи – часть «terra incognita» истории русской литературы и флота.
В нашем сборнике представлены стихотворения, которые порою наивны, не являются профессиональными и поэтически выверенными (они публикуются в данной книге с соблюдением особенностей авторской орфографии). Имена авторов некоторых стихотворений неизвестны. Но они для нас ценнее иных стихотворных «жемчужин», потому что написаны участниками и свидетелями Исхода – офицерами, кадетами, матросами. Русское воинство щедро выплёскивало свою неизбывную любовь к Морскому корпусу и Андреевскому Стягу – в Харбине и в Варшаве, в Париже и в Сан-Франциско, в Африке и в Австралии… Во всех стихах есть ощущение пережитого, и это заставляет думать не о их литературном несовершенстве, а о подлинности чувств их авторов.
В нелёгких условиях эмиграции русские офицеры, кадеты, гардемарины не только находили «отдушину» в поэтическом творчестве, но и старались сохранить для потомков огромное и богатое наследие русской военной поэзии, созданное в России до 1917 года. Это особенно ценно, так как на Родине, оставшейся, по образному выражению генерала П.Н. Краснова, «за чертополохом» в течение семидесяти лет память об Исторической России безжалостно выкорчёвывалась и вытравливалась (за исключением отдельных «канонизированных» эпизодов). Очень часто песни и стихи, посвящённые, например, отдельным кораблям Российского Императорского флота или зимовке Русской полярной экспедиции 1900–1902 гг. сохранились лишь на страницах эмигрантских сборников и журналов. Некоторые из них вошли в предлагаемый читателю сборник.
Мыслями об Отечестве, трагедии гражданской войны, мечтою вернуться к истокам Родины пронизаны все стихи, вошедшие в сборник – и тех, кто был на Эскадре, и тех, кто детьми, вместе с родителями, навсегда с ней покинул Россию, и тех далёких от флота соотечественников, что с восхищением смотрели на русских моряков, даже в изгнание сохранивших историческую память и флотские традиции.
Наша книга – признательность Анастасии Александровне Манштейн-Ширинской, одной из первых рассказавшей правду об Исходе и Русской эскадре.
Выражаем благодарность за помощь в подготовке книги В.В. Леонидову (Дом русского зарубежья имени Александра Солженицына), А.Ю. Емелину (Российский государственный архив Военно-Морского флота), Д.А. Тимохиной (издательство «Посев»).

I. Белый корабль

Сергей Бехтеев

Конец русской былины
То не ветер в поле стонет,
То не вьюга горько плачет:
То народ себя хоронит.
Горе пляшет, горе скачет.
В грустном гуле перезвонов
Вдаль несутся панихиды
Бесконечных русских стонов,
Полных скорби и обиды.
Наша старшая Держава!
Пал Орёл мечты славянской!
Пали наша честь и слава,
Вера Церкви Христианской.
Плещут стаи волн Босфора;
Блещет месяц на Софии;
Но в Стамбуле дверь собора
Вновь закрыта для России.
В грязь затоптан бархат стягов;
В поле сечи – смолкли тризны;
И… опять мы ждём варягов
Для измученной отчизны.
Ноябрь 1917, г. Елец[5 - Впервые напечатано в Пасхальном номере газеты «Доброволец», издававшейся в 1919 г. в Кисловодске. Здесь и далее примечания составителя.]

Молитва офицеров Русской Армии
Христос Всеблагий, Всесвятый, Безконечный,
Услыши молитву мою,
Услыши меня, мой Заступник Предвечный:
Пошли мне погибель в бою…
Смертельную пулю пошли мне навстречу, —
Ведь благость безмерна Твоя,
Скорее пошли мне кровавую сечу,
Чтоб в ней успокоился я.
На Родину нашу нам нету дороги,
Народ наш на нас же возстал,
Для нас он воздвиг погребальные дроги,
И грязью нас всех закидал.
Три года мы тяжко, безмерно страдали,
Заветы России храня,
Мы бились с врагами, и мы не считали
Часами рабочего дня.
В глубоких могилах, без счёта и меры,
В своих и враждебных краях,
Сном вечным уснули бойцы-офицеры,
Погибшие в славных боях.
Но мало того показалось народу —
И вот, чтоб прибавить могил,
Он, нашей же кровью купивший свободу,
Своих офицеров убил.
Правительство, юные люди науки,
И много сословий и лиц,
Пожали убийцам кровавые руки,
Прославили наших убийц.
В Москве лишь тому не нашлося примеров:
Святая Москва наших дней
Не пролила крови своих офицеров
Могучей десницей своей.
Молись же о нас, о столица святая,
Молись же о нашей судьбе,
Тебя не увидим мы больше, родная, —
Никто не вернётся к тебе.
Товарищи наши, в бою погибая,
Без меры, числа и конца,
Нам всем завещали одно, умирая:
«Войну довести до конца».
А ныне толкуют уже в Петрограде
О том, чтобы мир заключить,
Чтоб ради покоя и золота ради
Россию навек погубить.
А скоро, наверно, придут и идеи
Вильгельма «Великим» назвать,
Пред ним преклонить покорённые выи
И прах его ног целовать.
Скорей же в окопы, друзья-офицеры,
Не будем мы этого ждать!
Скорей подадим мы солдатам примеры,
Как надо в бою умирать!
Не надо искать нам далёких примеров:
России надежный оплот,
Лишённый своих боевых офицеров,
Балтийский бездействует флот…
Наветом враждебным и злобой без меры
Народ с нас погоны сорвал,
И званье святое бойца-офицера
В вонючую грязь затоптал.
Спешите ж в окопы, товарищи-братья,
Семьёй офицерской своей,
Нам смерть широко открывает объятья, —
И мы успокоимся в ней.
Пока здесь грохочет гроза боевая, —
Мы все на местах, никуда не уйдем,
И, край наш родимый от немцев спасая,
За Родину нашу умрём.
Когда же Предвечного волею Бога,
Пройдут дни великой войны,
Тяжёлая ляжет пред нами дорога —
Увидим тяжёлые сны.
Когда по окопам от края до края
«Отбоя» сигнал прозвучит,
Сойдётся семья офицеров родная
Последнее дело свершить.
Тогда мы оружье своё боевое,
Награды, что взяли в бою,
Глубоко зароем под хладной землёю,
И славу схороним свою.
Промчатся столетья, пройдут поколенья,
Минуют тяжёлые дни, —
И станут народы читать без волненья
Историю страшной войны.
Но в ней сохранится так много примеров
Как русский народ воевал,
И как он своих же бойцов-офицеров,
Жестокой рукой убивал…[6 - Написано неизвестным офицером на фронте в 1917 г., распространено в разных вариантах. Так же встречаются отрывки под названиями «Я – русский офицер» и «Молитва о пуле».]
1917

Николай Туроверов

«В огне всё было и в дыму…»
Фонтан любви, фонтан живой!
Принёс я в дар тебе две розы…
    Пушкин
В огне всё было и в дыму —
Мы уходили от погони.
Увы, не в пушкинском Крыму
Тогда скакали наши кони.
В дыму войны был этот край,
Спешил наш полк долиной Качи,
И покидал Бахчисарай
Последний мой разъезд казачий.
На юг, на юг. Всему конец.
В незабываемом волненье,
Я посетил тогда дворец
В его печальном запустенье.
И увидал я ветхий зал —
Мерцала тускло позолота, —
С трудом стихи я вспоминал,
В пустом дворце искал кого-то;
Нетерпеливо вестовой
Водил коней вокруг гарема, —
Когда и где мне голос твой
Опять почудился, Зарема?
Прощай, фонтан холодных слёз, —
Мне сердце жгла слеза иная —
И роз тебе я не принес,
Тебя навеки покидая.

Отплытие

1
Уходит дымный контур Аю-Дага.
Остались позади осенние поля.
На юг идёт за пеной корабля
Стальных дельфинов резвая ватага.
Вчерашних дней кровавая отвага
Теперь для нас неповторимый сон.
Даль придавил свинцовый небосклон,
Всё больше верст на циферблате лага.
2
Помню горечь солёного ветра,
Перегруженный крен корабля;
Полосою синего фетра
Исчезала в тумане земля;
Но ни криков, ни стонов, ни жалоб,
Ни протянутых к берегу рук, —
Тишина переполненных палуб
Напряглась, как натянутый лук;
Напряглась и такою осталась
Тетива наших душ навсегда.
Чёрной пропастью мне показалась
За бортом голубая вода,
И, прощаясь с Россией навеки,
Я постиг, я запомнил навек
Неподвижность толпы на спардеке,
Эти слёзы у дрогнувших век.
1926

Крым
Уходили мы из Крыма
Среди дыма и огня,
Я с кормы всё время мимо
В своего стрелял коня.
А он плыл, изнемогая,
За высокою кормой,
Всё не веря, всё не зная,
Что прощается со мной.
Сколько раз одной могилы
Ожидали мы в бою.
Конь всё плыл, теряя силы,
Веря в преданность мою.
Мой денщик стрелял не мимо,
Покраснела чуть вода…
Уходящий берег Крыма
Я запомнил навсегда.
1940

Владимир Смоленский

«Над Чёрным морем, над белым Крымом…»
Над Чёрным морем, над белым Крымом
Летела слава России дымом.
Над голубыми полями клевера
Летели горе и гибель с Севера.
Летели русские пули градом,
Убили друга со мною рядом,
И Ангел плакал над мёртвым ангелом…
– Мы уходили за море с Врангелем[7 - Врангель Пётр Николаевич, барон (1878–1928) – генерал-лейтенант. Участник Русско-японской и Первой мировой войн. Один из главных руководителей Белого движения в годы Гражданской войны. Правитель Юга России и Главнокомандующего Русской Армией в Крыму и Польше в 1920 г. Скончался в эмиграции в Бельгии.].
1957

«Не надо о России говорить…»
Не надо о России говорить —
Не время, слишком поздно или рано…
У каждого из нас есть в сердце рана,
И кровь из раны не остановить.
Не жалуйся, не плачь, прижми к груди
Ладонь, чтоб рана медленней сочилась,
Любви не предавай, терпи и жди,
Покамест сердце не остановилось.
Мы можем только донести любовь…
И слаб герой, который в муке стонет.
И так чиста сочащаяся кровь
На медленно хладеющей ладони.

Нестор Монастырёв[8 - Стихи Нестора Монастырёва подписаны: Немо. Рукописи хранятся в фонде архива-библиотеки Российского фонда культуры.]

Прощание
Последний раз передо мной
Ай-Петри острая вершина,
Своею строгой красотой
Напомнить сказку паладина.
Последний раз передо мной
Твоя зелёная морщина,
Густой, туманной полосой
Сокроет водная равнина.
Прощай, мой друг, прощай,
Вдали от Родины своей
Тоску невольного изгнанья,
Всегда разсеет о тебе,
Былых времён воспоминанья.
4 апреля 1921

Николай Кудашев

Белый корабль
С берега, ради Отчизны спасения
В море чужое ушли
Белые воины, против течения,
С парусом Русской земли.
Шторм разрастается, парус наш клонится,
Мало нас стало числом.
Вал за валами вздымается, гонится,
Но рулевой за рулём.
Не отдыхает команда бессменная,
Глаз не сомкнёт капитан!
Выше валы своевольные, пенные,
Стелется гуще туман.
В поисках долгих, за гладью лазурною,
Море изъездили мы…
Рифы скалистые, отмели бурные,
Грань добровольной тюрьмы.
Трюм перегружен, богатства несметные
Собраны нами в пути,
Но для кого? Раз сигнала ответного
Нам никогда не найти…
Рвётся вода в бортовые пробоины,
Не опознать маяков…
Тщетно мы боремся с силой удвоенной,
Жалкая горсть смельчаков.
Верность Отчизне, наш вымпел в изгнании,
Наш маяка огонёк…
Родина-мать! в красоте умирания
Белый корабль одинок.
Вороны хищные носятся стаями —
Сокол летает один.
Гордо несётся корабль, направляемый
В бездны зыбучих пучин.
Белою лестницей, белым движением,
Белой легендой земли,
Белые рыцари светлым видением
В сумерках Мира прошли.
1977

Антонин Ладинский

Отплытие
Мы собираемся в дорогу,
С приготовленьями спеша,
Смотрите – отлетает к Богу
Нетерпеливая душа.
Увы, последние лобзанья
На задымившем корабле,
Надгробные напоминанья
О бренной голубой земле,
И мы, качнувшись утлым краем,
Как на руках несомый гроб, —
Отчаливаем, отплываем.
Высокий холодеет лоб.
Мы пред эпохою другою
Ещё не открываем глаз,
А чайка долго за кормою
Летит, сопровождает нас.
Зачем ты сердце разрываешь
У бедных путников земных,
Иль мореходов утешаешь,
И с твердью разлучённый стих?
Нам утешения не надо —
Мы зачерпнули, сберегли
От этой голубой громады
Сухую горсточку земли.

Николай Келин

«Нахмурилось синее море…»
Нахмурилось синее море,
Насупилась страшная высь,
С мятежными бурями споря,
Валы набегают на мыс.
Качают тяжёлые волны
В изгнанье бегущую Русь…
На Север, тревогою полный
Едва ли когда я вернусь.
Вдали ни любви, ни привета —
Навстречу лихая судьба.
Пойдёт по широкому свету,
Как встарь, бедовать голытьба.
Раскинет шатры на задворках
Холодных, чужих городов,
И будет упорно и зорко
Следить за врагом из углов.
В смердящих потёмках подвалов
Прольёт свою терпкую грусть,
И вспомнит, как скупо и мало
Она берегла свою Русь.

«Хоть бы горстку Российской землицы…»
Хоть бы горстку Российской землицы
К раскалённому сердцу прижать,
В аромате её раствориться,
Аромат её пьяный вдыхать…
Отцвели парчовые одежды,
Впалых глаз отцвела синева.
Русь забытая, дальняя, – где ж ты
Разроняла святые слова?..
Опущусь пред тобой на колени…
На просторы твои помолюсь…
С каждым днём для меня ты нетленней,
С каждым днём всё больней, моя Русь…
31 марта 1927, Прага

Родина
Пока я жив, я буду мучить память
Воспоминанием о дальних хуторах,
Не уроню моё святое знамя,
Не опущу трёхцветный русский флаг.
Всю боль души в стихи мои влагая,
Я ими Родине покинутой молюсь…
Ведь, Боже мой, светлее радуг мая
Во мне живёт святое слово – Русь.
Я за неё согласен унижаться,
Прощать врагов и проклинать друзей —
Не побоюсь в Европе русским зваться
И не продам простор родных полей.
Но память слабая уже теряет силы,
Тускнеет зеркало души моей сильней,
Бегут года, а край Отчизны милой
Несётся в темь, как стая лебедей…

Борис Поплавский

Уход из Ялты
Всю ночь шёл дождь. У входа в мокрый лес
На сорванных петлях калитка билась.
Темнея и кружась, река небес
Неслась на юг. Уж месяц буря длилась.
Был на реку похож шоссейный путь.
Шумел плакат над мокрым павильоном.
Прохожий низко голову на грудь
Склонял в аллее, всё ещё зелёной.
Там над высоким молом белый пар
Взлетал, клубясь, и падал в океане,
Где над скалой на башне чёрный шар
Предупреждал суда об урагане.
Над падалью, крича, носились галки,
Борясь с погодой, предвещали зиму.
Волна с разбега от прибрежной гальки
Влетала пылью в окна магазинов.
Всё было заперто, скамейки пустовали,
Пронзительно газетчик возглашал.
На холоде высоко трубы врали,
И дальний выстрел горы оглашал.
Всё было сном. Рассвет недалеко.
Пей, милый друг, и разобьём бокалы.
Мы заведем прекрасный граммофон
И будем вместе вторить, как попало.
Мы поняли, мы победили зло,
Мы всё исполнили, что в холоде сверкало,
Мы всё отринули, нас снегом замело,
Пей, верный друг, и разобьём бокалы.
России нет! Не плачь, не плачь, мой друг,
Когда на ёлке потухают свечи,
Приходит сон, погасли свечи вдруг,
Над ёлкой мрак, над ёлкой звёзды, вечность.
Всю ночь солдаты пели до рассвета.
Им стало холодно, они молчат понуро.
Всё выпито, они дождались света,
День в вечном ветре возникает хмуро.
Не тратить сил! Там глубоко во сне,
Таинственная родина светает.
Без нас зима. Года, как белый снег.
Растут, растут сугробы, чтоб растаять.
И только ты один расскажешь младшим
О том, как пели, плача, до рассвета,
И только ты споёшь про жалость к падшим,
Про вечную любовь и без ответа.
В последний раз священник на горе
Служил обедню. Утро восходило.
В соседнем небольшом монастыре
Душа больная в вечность уходила.
Борт парохода был высок, суров.
Кто там смотрел, в шинель засунув руки?
Как медленно краснел ночной восток!
Кто думать мог, что столько лет разлуки…
Кто знал тогда… Не то ли умереть?
Старик спокойно возносил причастье…
Что ж, будем верить, плакать и гореть,
Но никогда не говорить о счастье.

Владимир Петрушевский

Владивосток пал
Корабли, корабли, корабли…
Сколько вас в безграничном просторе!
Это дети несчастной земли
Уплывают в открытое море…
Пал последний родимый клочок,
Где трёхцветное реяло знамя,
И надежду России – Восток —
Революции обняло пламя.
Пал последний российский этап,
Где ещё охранялась святыня,
Белых нет на Руси уж солдат,
И в руках коммунистов твердыня.
Над волнами спустился туман,
И окутал он русские души…
«Курс держать на Корею! В Гензан!»
Но дадут ли дойти им до суши?
Корабли, корабли, корабли…
Много вышло вас в синее море —
Это беженцы Русской земли
На чужбину везут своё горе.
1922

Борис Волков

Уходящие корабли
Скоро полосу света
Отбросит прожектора глаз,
И с башни отдалённой где-то
За часом – пробьёт час.
Вечер никнет молчаливо,
Рождая грусть уходом своим, —
Так корабли за чертой залива
Исчезают, оставляя дым.
Чувство непонятной тревоги
Одно и то же, сейчас и встарь,
Когда с утёса наблюдал пироги,
Вынимая стрелу, дикарь.
Это чувство – всех чувств сильнее.
Не дано его превозмочь…
Закатом дня пламенея,
Непоколебимо приходит ночь.

Игорь Автамонов

Я – вернусь
(Белым воинам)
Мы погружались днём, а уплывали ночью…
Из труб упорно шёл тяжёлый чёрный дым…
А утром, с палубы, мы видели воочию,
Как медленно тонул за горизонтом Крым…
Вокруг крестили даль… Стоял и плач и шёпот.
Но с Родиной тогда я не прощался, нет!
А позже – лишь во мне вставал обиды ропот,
Я верил, что вернусь, хоть через много лет!
И верю я теперь: быть может, лишь душою
Вернусь на Родину – в Россию, в нашу Русь!
Молитвой, книгами – я мост туда построю!
Любовью к Родине!.. В Россию я вернусь!!!
Июль 1980, Лос-Анджелес

Арсений Несмелов

Морелюбы
Всадник устало к гриве ник,
Птицы летели за море.
Рифма звенит, как гривенник,
Прыгающий на мраморе.
Всадник от счастья не далеч.
(Строку, как глину, тискаю.)
Тень не успеет следом лечь —
Он поцелует близкую.
Мы же, слепцы и Лазари
Тысячелетних плаваний,
Ищем путей из глаз зари
И – моряки без гаваней.

О России
Россия отошла, как пароход
От берега, от пристани отходит.
Печаль, как расстояние, растёт.
Уж лиц не различить на пароходе.
Лишь взмах платка и лишь ответный взмах.
Басовое взывание сирены.
И вот корма. И за кормой – тесьма
Клубящейся, всё уносящей пены.
Сегодня мили и десятки миль,
А завтра сотни, тысячи – завеса.
И я печаль свою переломил,
Как лезвие. У самого эфеса.
Пойдёмте же! Не возвратится вспять
Тяжёлая ревущая громада.
Зачем рыдать и руки простирать,
Ни призывать, ни проклинать – не надо.
Но по ночам – заветную строфу
Боюсь начать, изгнанием подрублен, —
Упорно прорезающий тайфун,
Ты близок мне, гигант четырёхтрубный!
Скрипят борта. Ни искры впереди,
С горы и в пропасть!.. Но, обувший уши
В наушники, не думает радист
Бросать сигнал: «Спасите наши души!»
Я, как спортсмен, любуюсь на тебя
(Что проиграю – дуться не причина)
И думаю, по-новому любя:
«Петровская закваска… Молодчина!»

Михаил Щербаков

Неизвестность
Арсению Несмелову
Упрямо винт сверлит пучины,
В каюте сухо и тепло,
А рядом пенные вершины
Бьют в борт и в толстое стекло.
Ещё этап, ещё потери,
А думал – нечего терять!
О, сердце бедное, в безверьи
Ты вновь обречено стучать…
Улисса дом манил во мраке,
И Пенелопа за станком, —
Мы, Одиссеи без Итаки,
Каким прельстимся маяком?
Не всё равно ли, где оставить
След мимолётный корабля:
В коралловых морях истаять,
Иль резать льдистые поля?
Нам каждый берег будет чуждым,
Ненужной каждая земля,
Пока под облаком жемчужным
Не заблестят кресты Кремля!
Жёлтое море, 1922

II. В Бизерте

Юрий Галич

Африка
Далёких стран таинственные зовы
Влекут меня к себе тревожной красотой —
И этот блеск воды, молочно-бирюзовый,
И неба яркий плащ, горячий и густой.
Не сказкой ли сейчас мне кажется чудесной
Высоких строгих пальм чеканный силуэт,
Песок немых пустынь и дали неизвестной,
И на песке немом забытый кем-то след?
О, да!.. В душе растёт и ширится сознанье,
Что это лишь обман и призрачный мираж,
Что это только сон, мечта, воспоминанье —
Гляжу в немую даль и прячу карандаш.

Когда рассеется туман
Мы шли океаном, таинственной бездной,
И сбились в тумане с пути.
Что делать во мраке пустыни беззвёздной,
Дороги прямой не найти?
Мы отдали якорь тяжёлый и стали,
Полз медленно сумрак ночной,
И тихие волны, и смутные дали
Сливались с немой пеленой.
Рыдала сирена и колокол медный,
На мачте горели огни —
И грустью далёкой, и сказкою бледной
Мне сердце щемили они.
И ждал я ответа, как странник усталый:
– Где путь мой?.. Всё ложь и обман
Когда же, в потоках зари бледноалой,
Рассеется мёртвый туман?

Ирина Кнорринг

На чужбине
(Отрывок)
Посвящается Тане
…..………………………………..
Брожу по палубе пустынной,
Гляжу в неведомую даль,
Где небо серое, как сталь,
И вьются чайки цепью длинной.
Как серый призрак, как обман,
Видны строенья Цареграда,
Над бездной вод, в кругу холмов,
Мечетей, башен и дворцов
Теснятся мрачные громады…
А там, за бледной синей далью,
Чуть отуманенной печалью,
За цепью облаков седых,
Где чайка серая кружится,
В глухом тумане волн морских
Моё грядущее таится…
17 ноября 1920. Константинополь,
«Генерал Алексеев». 20-й кубрик.
Теснота. Духота.
Сырость. Крысы пищат.

Корабль
Посвящается русскому флоту
Плавно качаясь на гребне бесцветных валов,
Старый корабль отходил от родных берегов.
Ярко сверкала на солнце холодная сталь,
Медленно, важно он шел в бесконечную даль,
Но не для битвы, для славных, могучих побед,
В дикое море бесшумно пускался он, – нет!
Сила иная, не слава, – позор и печаль
Гнали его в неизвестную, чуждую даль.
Вслед раздавались проклятья и крики врагов,
Спереди – небо, да серые гребни валов…
Слёзы, рыданье и стоны звучали на нём,
Правил им ужас и вёл его горьким путём.
В омут чужих, неприветливых, сумрачных волн
Робко вошёл он, унынья гнетущего полн.
Встал, опустел, в молчаливой тоске одичал,
Флаг опустил, почернел и навек замолчал.
Страшной могильной окутался он тишиной.
Спит непробудно над мутной морскою волной.
Только порой, когда шумно ликует земля,
Волны лениво ласкают борта корабля…
Много и битв, и лишений он гордо терпел,
Лишь роковой неудачи снести не сумел.
Знать, его старое сердце страданьем полно,
В мёртвой печали навеки разбито оно.
22 июня 1921, Бизерта

[Матрос]

«У берегов Бизерты приютились…»
У берегов Бизерты приютились…
Что ждёт ещё нас впереди?
На много миль уж удалились
От дорогой всем нам Руси.
Верные дети Отчизны далёкой
От красного ига ушли:
И в тяжкое время разлуки жестокой
Приют у французов нашли.
Сплотимся же, братья, теснее:
Много лишений придётся нести
И с грозной нуждою сразимся дружнее,
Чтоб с верой вернуться Россию спасти.
1921

Николай Ищенко

Стихи
(Отрывки)

Эвакуация
Ветры буйные завыли,
Всё свернув в бараний рог,
Мы из Ялточки уплыли
Навсегда, судил так рок.
Турция
Целу ночку ковыляли,
Наконец, в Царьград пристали,
Побывали в Ай-Софии,
Есть хотели, все просили.
Деньги
«Колокольчики» не шли,
Золота – лишь крест на шее.
Голод, слюнки лишь текли,
Да и от холода синели.
Греция
Но вот и к Греции пристали
«Одиссеи» после брани.
Были голодны, устали
И на ходу почти что спали.
Средиземное море
Берега Пелопоннеса
Далеко теперь за нами,
К скалам древним Геркулеса
Идём водными путями.
Берега все неприглядны
И скалисты, и в песках,
Где же пальмы, даты сладки,
Где кокосы на ветвях?
Это первый был толчок,
Чтоб иллюзии исчезли,
На надежду, рай – молчок,
Думы тяжкие полезли.
В Ферревиле-городке,
В Сиди-Абдаллах-бараках[9 - Во время французского протектората военно-морской госпиталь Сиди-Абдалла, куда сразу по прибытии направляли на лечение раненых и больных с Русской эскадры, пришедшей из Крыма в Бизерту к январю 1921 г., находился в г. Мензель-Бургиба (Тунис).],
Разместились мы там все
После стрижки, бани в баках.
А бараки были чисты
И кровати хороши,
Накормили, были сыты
И уснули… не буди!
Лагерь наш большой, просторный,
Огорожен весь кругом,
Мы за проволкой тюремной,
Стража строга и с ружьём.
В город нас не отпускают,
Книг, бумаги не дают.
Точно деток рассажали,
Будто детский здесь приют.
От тоски «Сатирикон»
Живо стали издавать,
Оживлял он, давал тон,
Веселее и болтать.
«Утром чай, вечером чай,
Сиди в Абдаллах не скучай».
Сатирикон так назывался:
Хоть сквозь слёзы, люд смеялся…
Скоро всех нас разбросали
На старинных здесь фортах,
В Аин-Руми врачей услали,
«Инфермери-Рюсс» – у всех на устах.
Жили здесь мы на свободе,
В гости по фортам ходили,
А от пищи малой дозы
В главном камбузе вопили.
1920[10 - Рукопись Н.З. Ищенко хранится у его сына Владимира Николаевича, живущего под Парижем.]

[Неизвестный автор]

«Бизерта в Африке…»
Бизерта в Африке;
Песок, пустыня, над ними пальмы и цепи гор.
В горах тех крепость и в ней
Ты церковь там морякам опять создал.
Её украсил Ты образами, лампады светлые возжёг;
Иконостас обвил цветами,
И словом оживил чертог.
И каземат угрюмый ожил,
И в нём запел прекрасный хор;
Ты с нами там так долго прожил
И нам открыл души простор.
Ароматом белых лилий
Была речь Твоя полна,
Шелест крыльев херувимов
Проносился иногда.
В душу льётся без усилий
Веры пламенной волна.
Помнишь ночи,
Где под небом чудных звёзд-очей
Продвигались батальоны
Зажжённых свечей.
Ты их вёл и крестным ходом
Путь в Сфаят свершал,
Мимо крепости и вала,
Всех благословлял.
Окружённый паствой верной,
Шёл Ты по шоссе, по дороге камни, скалы,
Кактус, алоэ…

[Неизвестный автор]

Бизерта, 1922

Поэма № 1
Под напором вечным ветра
Городок стоит Бизерта.
Там арабы и французы,
Змеи, кактусы, медузы…
Пальмы там растут высоко,
Дует мерзкое Сирокко,
Всех вгоняет в жар и пот
Ничего там не растет.
Скучно, голо, безотрадно,
Лишь на морском прохладно.
Так жила Бизерта тихо,
Все копили франки лихо,
Не заботясь ни о чём…
Как нежданно грянул гром.
Флот российский славный, тихо
Пробираясь по волнам,
Вдруг приехал в гости к нам.
Броненосцы, миноносцы,
Даже просто «бабоносцы»
Появились на волнах,
Всех вгоняя в дрожь и страх.
Русских долго мыли, брили,
Все болезни им привили
И, над ними суд творя,
Ничего не говоря,
Отделили справедливо
Командиров и их дам
От нижайших по чинам.
Первым всем почёт и честь,
Вдоволь дали пить и есть.
А других без разговора
Засадили очень скоро
В лагеря средь голых стен,
Где сквозняк, клопы и тлен.
Мы о них не говорим,
Лучше в «сферы» поглядим.
Старый русский броненосец
Славный «Жорж Победоносец».
А теперь! Увы и ах!
Дам призрел в своих бортах!
Там красавиц целый рой.
Их без злобы, чередой,
Мы опишем справедливо,
Всем другим на страх и диво.
Все мужья на славу флота
Служат честно и охотно,
Но с эскадры каждый день
Мчат на «Жорж», в родную сень.
Во главе как некий сфинкс
Славный Беренс[11 - Беренс Михаил Андреевич (1879–1943) – контр-адмирал, в 1920–1924 гг. исполняющий должность командующего Русской эскадрой.], гордость флота,
Всё читает, водку пьет
И на всех на нас плюет,
Видя очень справедливо,
Что ни день, то всё сильней
Ржавят кили кораблей.
Рядом с ним Тихменёв Саша[12 - Тихменёв Александр Иванович (1879–1959) – контр-адмирал, в 1920–1924 гг. начальник Штаба Русской эскадры.],
Наша общая мамаша,
Раздает блага всем нам —
Яйца, молоко для дам.
Помогает и жениться,
И на божий свет родиться.
Тихий, скромный, молчаливый
(Злые говорят – ленивый),
Юный «каперанг»[13 - Гутан Николай Рудольфович (1886-до 1944) – капитан I ранга, в 1921–1922 г. – начальник 2-го отряда судов Русской эскадры.] с женой,
Мамою, бабушкой, сестрой
Заполняет своим родом,
Пол-«Георгия» народом.
Рядом ржавая «Добыча»,
Где российское добро
Было вместе собрано.
И над ним, как воевода,
Восседает туша Брода[14 - Брод Вильгельм (Константин) Карлович (1885–1953) – инженер-механик капитан I ранга. В 1921–1922 гг. – помощник начальника базы Русской эскадры, в 1922–1924 гг. – начальник хозяйственной части эскадры.].
Там все режут, платья шьют,
Любят карты, водку пьют.
Во главе же неизменно
Костя[15 - Мордвинов Константин Владимирович (1875–1948) – капитан I ранга. В 1920–1921 гг. – командир транспорта-мастерской «Кронштадт».] – спящая царевна.
Командир он хоть куда.
Спать лишь любит, вот беда!
Богом данная супруга[16 - Мордвинова (урожд. Спицкая) Раиса Александровна (ок. 1880-?) – супруга К.В. Мордвинова.]
И прекрасная подруга
Держит в страхе и струне,
Им командует вполне.
Трухачёв[17 - Трухачёв Сергей Львович (1874–1962) – капитан I ранга. В 1921–1923 гг. – командир линейного корабля «Георгий Победоносец».], гроза морей
И всех русских кораблей,
Самым славным и красивым
Он назначен командиром.
Под командой же его —
Дамы, больше никого!
И красотки, и уроды,
Разной масти и породы,
По каютам все живут,
Примуса всё время жгут.
Три красавицы морей
И в Бизерте и во всей
Тунизии, славясь лихо,
Живут скромно, но не тихо.
Номер первый, лучше всех,
Всех вгоняет в скорый грех;
Катя[18 - Щулепникова Екатерина Анатольевна (1900-?) – жена лейтенанта А.И. Щулепникова.] – русская Венера —
Ножки, ручки, вся манера
На погибель всех людей
Богом даны с детства ей.
Но напрасно сохнут в муке
Деды, юноши и внуки;
Даже некие мужья,
Позабыв, что их семья
С укоризной смотрит оком,
Бродят вкруг с глубоким вздохом.
Номер два – другого тона —
Белотелая Юнона[19 - Краснопольская Анна Юрьевна (ок. 1895-?) – жена капитана II ранга Н.А. Краснопольского.]
На «Георгии» живёт;
Раскрасавицей слывет,
И мальчишек целый рой
У дверей её гурьбой
Все толпятся ночью, днём,
Кто с букетом, кто с вином.
Порученья исполняют
И в награду получают
Слово ласки, нежный взгляд.
Люди злые говорят,
Что теперь уж не они,
А французы лишь одни
Их успешно заменяют
И улыбки получают.
Третьим номером – Полина[20 - Рыкова Полина Ивановна (ок. 1895-?) – жена капитана II ранга И.С. Рыкова.],
В рифму просится ей «Фрина»,
Но, увы, судьба не та
Для Полины суждена;
Будем ждать, что за терпенье
Бог пошлет ей награжденье,
И под сению «орла»[21 - Орёл на адмиральских погонах.]
Успокоится она.
Рядом – новое явленье —
Всем кругам на удивленье.
Гор кавказских славна дочь,
Кудри чёрные, как ночь.
Всех растрёпанней Марго[22 - Кораблёва (урожд. Вартикова) Маргарита Михайловна (ок. 1883-?) – жена Кораблёва Б.А.],
Но ей это ничего,
И французики по ней
Сохнут, думая, что в ней
Всех страстей вулкан таится
И не прочь воспламениться!
Муж[23 - Кораблёв Борис Александрович (1875- до 1928) – действительный статский советник, морской врач. В 1922–1924 гг. – врач 2-го отряда судов Русской эскадры.] её – славнейший врач —
Чёрен, как весенний грач.
Видно, что он с давних пор
Порешил, что мыло – вздор!
Тут же сонм девиц живёт,
Во все стороны их прёт,
Замуж им пора давно,
Но, увы, не суждено,
Женихов хороших нет
И грозит им много бед.
Знаменит «en medicine»
Доктор Pierre de Gagarine[24 - Pierre de Gagarine(?)].
Убеждён, конечно, он,
Что сложен как Аполлон.
Все болезни лечит смело,
Позабыв Россию-мать,
Иностранцем хочет стать.
Всем на зависть, удивленье.
А иным на разоренье,
Бравый ротмистр[25 - Бравый ротмистр(?)] от флота
Дом построил на песке
И торгует на лотке.
У него одна забота:
Пирожки вкуснее спечь,
Покупателей привлечь.
Описать мне всех не трудно,
Но боюсь, что выйдет нудно,
И, пожалуй, на сей раз
Я окончу свой рассказ.

Поэма № 2
Вот поэма номер два,
Не обидьтесь, господа!
Успех первой опьянил,
Снова рифмы настрочил.

Вы больны? О, да, увы!
Докторесса из Москвы[26 - Монастырёва Людмила Сергеевна (1891–1957) – морской врач, жена Н.А. Монастырева.]
Вам поможет в тот же час
И лекарство вспрыснет в вас.

«Недда»[27 - Монастырёв Нестор Александрович (1887–1957) – капитан II ранга. В 1921–1923 гг. – командир подводных лодок «Утка», АГ-22, редактор и издатель журнала «Морской сборник».] вместе с ней живёт,
«Морской сборник» издает.
Он – стариннейшего рода
И почти что воевода,
Только жаль, Grand Duc Кирилл
Уж его опередил!

Очень скромный и счастливый,
Только чуточку ревнивый,
Соловьёв[28 - Соловьёв Пётр Иванович (1886–1922) – надворный советник, морской врач. Старший судовой врач на крейсере «Генерал Корнилов».] на пользу всем
В «Бейронте» погиб совсем.

Мужу в помощь и подруга,
Его нежная супруга[29 - Соловьёва Нина Николаевна умерла в возрасте 30-ти лет в Бизерте.].
Очень жалко нашу Нину,
Рекламируя машину,
К огорчению друзей
Всё становится худей.

Дядя есть у них – Трухач[30 - Трухачёв Сергей Львович.]
(Ну, ей-ей, совсем пугач).
Он всё знает, понимает,
Даже лекции читает!

Спортом службу заменяя,
Мирно Соллогуб[31 - Соллогуб Владимир Владимирович (1885-?) – капитан II ранга. В 1920–1922 гг. – офицер для связи с губернатором Бизерты, офицер для связи с сухопутной командой.] живёт,
Всех умней себя ведёт…
По какой такой причине
Сорок лет всё в том же чине?
Лучшей участи не зная,
Днём и ночью всё играет.
Дети, бабушка и внуки,
А кругом всё звуки, звуки…
Мама Плотто[32 - Плотто (урожд. Кульстрем) Евгения Сергеевна (1897–1991) – жена В.А. Плотто.] всё бледнеет —
Всех быстрей играть умеет.
Муж[33 - Плотто Владимир Александрович (1893–1977) – лейтенант. В 1920–1921 гг. – старший офицер, командир эсминца «Гневный».] смычком всё водит, водит…
И на всех тоску наводит.

Постирать, полы помыть,
Снова дыры зачинить,
Дочку[34 - Плотто Евгения Сергеевна.] вовремя собрать,
Внуку[35 - Плотто Александр Владимирович (1920–2018) – историк Российского флота. Сын Плотто В.А.] сказку рассказать —
Так живёт судьбы раба
Адмиральская вдова[36 - Кульстрем (урожд. Поликарпова) Мария Аполлоновна (1871(?)-1957) – мать].

Затемняя солнца свет,
Надев яркий туалет,
Словно модная картина
Появляется Надина[37 - Надина(?)].
Покупателей сзывает,
Наши тряпки им сбывает.
Муж[38 - Муж(?)] в тени её живёт,
Бородой своей трясет.

Вот старушек целый рой,
Все одетые «сестрой»,
Их бы лучше избегать,
Но приходится встречать.

Отнесём к тому же кругу
Позднякова и супругу.
Злые языки плетут
(Может быть, они и врут),
Что характер у него
Дрянь, и больше ничего!
Но, не смея утверждать,
Предпочту пока смолчать.

Вот и все. Пока прощайте!
Но того не забывайте,
Что лишь только что найду,
Тотчас всем и расскажу!
1922[39 - Стихи для публикации были переданы в Париже историку А.Ю. Емелину Александром Владимировичем Плотто (1920–2018).]

Георгий Трещенков

«Вблизи от безбрежного моря…»
Вблизи от безбрежного моря,
средь гор, чуть покрытых травой,
не зная печали и горя,
живёт Русский корпус Морской.
В далёком и долгом изгнании
сумели свой дух удержать,
имеют одно лишь желанье —
Флот Русский бы вновь воссоздать.
И там же вдали того края,
в одном из портов африканской земли
недвижно, на месте ветшая,
эскадры стоят корабли.
От Царского Русского флота
одни лишь остались тела.
Промчатся года за годами,
очнётся наш Русский народ,
и вспомнит тогда со слезами
про мощный и славный наш Флот.
И сбросив тогда всю дремоту,
построят суда для Эскадры лихой,
а душу даст Русскому Флоту
старинный наш Корпус Морской.
Джебель-Кериб

Из песни гардемарин III роты Морского корпуса
Хорошо они умели
Песни русские спевать;
Ночью, «лунными нарядами»
Под оливами гулять,
Милых девушек Сфаята
Сердцем воина пленять.
Сфаят

Песня кадет Морского корпуса
Со славного Петрова
Мы века поведём, —
Впервые флот здоровый
Построен был при нём.
И в башне Сухарёвой
Он школу учредил
Для плаванья морского
Наукам там учил…
Сидели там годами,
Учася ремеслам,
А выйдя штурманами,
Блуждали по морям…
…………………………………
Прислала нам Царица
На Праздник сто гусей,
С тех пор в ряду традиций
Храним обычай сей!

[Неизвестный автор]

Сон гардемарина
(После экзамена в Морском корпусе в Петербурге)
Господи Боже мой, что за видения,
Ночью мне спать не дают!
Куда не посмотришь, везде уравнения
Стройно, рядами идут!
Вот показалися корни квадратные,
Множитель тихо бредёт,
Знак положительный, знаки обратные,
Масса всё больше растёт.
Синусы, секансы шумной ватагою
Лихо в окружность вошли.
Сам многочлен с треугольною шляпою
Там показался вдали.
Франт-радикал, с величавой осанкою,
Речи с мантиссой ведёт;
Угол двугранный, стоя изнанкою,
Песни про грани поёт.
Снова картины… Снова видения…
Бал открывает квадрат,
Пляшут планеты, углы, наклонения,
Пляшет котангенсов ряд.
Вот алидада с буссолью весёлою
В карты садится играть,
Вот и масштабы походкой тяжёлою
Вместе пошли выпивать.
Бешено мечутся пары влюблённыя
Зала огнями полна…
Функции пляшут совсем упоённыя,
Радость повсюду видна.
Только поэзия робко скрывается.
Все здесь чужие, нет здесь друзей.
Прозе суровой здесь всё покоряется,
Страшно становится ей.
Вот почему, притаясь в отдалении,
С грустно поникшей главой,
Шепчется тихо поэзия скромная
С милой своею семьёй.
С нея все дети ея огорчённыя:
Ода, баллада, романс,
Рифмы, поэмы, элегии томныя,
Тихой идилии станс…
Господи Боже мой, что за видения,
Позднею ночью встают.
Вот посмотрите!.. Опять уравнения
Грозно навстречу идут.

Николай Кнорринг

Рапорт Инспектору Классов Морского Корпуса от преподавателя Морского Корпуса Н.Н. Кнорринга
Среди тропической зимы
И северного лета
В одном и том же ходим мы, —
И плоть весьма согрета.
Чтобы последствий избежать,
Предупредивши драмы
(Нельзя же нагишом гулять:
И в Африке есть дамы!),
Прошу в цейхгауз приказать,
Сей избежав картины,
Мне на штаны и блузу дать
Побольше парусины.
(Подпись)

«Видение офицера»
Музыкальная картина
Берег Бизерты в Африке. На рейде видны силуэты судов эвакуировавшегося Черноморского флота. Вдали слышится вой шакалов. Выходит на сцену русский офицер. Его терзают сомнения. Он говорит:
– Как пусто, холодно и мрачно всё вокруг.
Измучены походом небывалым,
Изгнанники заснули мёртвым сном
Под злобный и унывный вой шакала.
Ужели здесь могила русской славы,
Последнее прибежище знамён?
Ужели здесь, Российская Держава,
Последний флот навеки погребён?
Не может быть! Неправда! Это бред?
Ужасный сон! Игра воображенья!
Нельзя забыть восторг былых побед
И гордой радости Гангутского сраженья!
Ладья рыбачья гибнет без следа,
И с корнем ураган уносит прочь деревья,
Для каждаго из нас приходит череда
Исчезнуть навсегда… Меняются кочевья.
Но армия и флот исчезнуть не должны.
На знаменах начертаны заветы
Великаго Петра, орлов Елизаветы,
Екатерининских орлов…
Защитников Москвы, Малахова кургана,
Героев Карса, Плевны, Туркестана,
Всех наших прадедов, и дедов и отцов…
Но кончено. Под мрачный вой шакала
Погибнут все здесь корабли
И сабли отстегнут безславно адмиралы,
И ржавчиной навек покроются штыки…
Позор, позор! Те счастливы, что пали
В безчисленных боях, в последние года
Могилы армии и флота не видали
И не увидят никогда!
А мы, свидетели безславного конца?
Развеет нас судьба по разных странам света
Без роду, племени, без русского лица,
Без чести воинской, без шпаг и эполета…
Офицер садится на камень и засыпает. Раздаются звуки «Коль славен». На обломке каменной скалы вырисовывается фигура России. Офицер обращается к ней:
– Виденье чудное! Тебя я узнаю.
Такой я знал тебя в дни юности счастливой
В блестящем шлеме и с мечом в руках,
С поднятой головой, с улыбкой горделивой
И с царственной улыбкой на устах.
Россия, наша Мать! Спаси своих детей!
Была в Крыму жестока оборона…
Враг победил, и вот на брег чужой земли
Нас вынесли родные корабли
И мы должны навек свернуть твои знамёна…
– Встань, офицер! В годину испытаний
Ты Матери своей один не изменил.
Ты всем пожертвовал. Мучений и страданий
Ты чашу полную и страшную испил.
Детей моих спасти одна лишь может вера,
Дух бодрый пробудит в сердцах.
Так знай же – славный путь героя-офицера
Не будет кончен здесь, на этих берегах.
Года пройдут… Я разобью оковы,
Враг поразит предателей врагов,
Вернёт мне меч. Под сень знамён я снова
Всех созову своих сынов.
С заводов Франции, с плантаций Аргентины,
Из Югославии, с болгарских рудников,
Из знойной Сирии и из далёкаго Китая,
Из Марокканских доблестных полков…
Прославится навек всей эмиграции долина.
Здесь чудо совершит великий дух Петра,
Воспрянет снова рать и в память исполина
Вновь грянет русское победное «ура».
Хор поёт «Преображенский марш».
Знают турки нас и шведы,
И про нас известен свет
На сраженья, на победы
Нас всегда сам Царь ведёт.
C нами труд Он разделяет,
Перед нами Он в боях,
Счастьем всяк из нас считает
Умереть в Его глазах.
Славны были наши деды,
Помнит их и швед, и лях
И парил орёл победы
На Полтавских на полях.
Знамя он полка пленяет,
Русский штык наш боевой,
Он и нам напоминает,
Как ходили деды в бой.
Гордо штык четырёхгранный,
Голос чести не замолк,
Так пойдем вперёд мы славно
Грудью первый русский полк.
Государям по присяге,
Верным полк наш был всегда,
В поле брани не робея
Грудью служит он всегда.
Преображенцы удалые,
Рады тешить мы царя
И потешные былые
Славны будут век! Ура!
Во время марша появляются по очереди тени Петра Великаго, Суворова, Кутузова и адмирала Нахимова. Нахимов обращается к Петру Великому:
– Великий Пётр! Шквал страшный Русь развеял,
Разбил созданное в ней гением веков,
И вместо знамени апостола Андрея —
Лишь тряпка красная от крови моряков.
А в водах Африки, по воле злого рока,
Стоит наш флот… без флага… столько лет…
Стальные рыцари задумались глубоко,
Исполнив дедовский пред Родиной завет.
Видение исчезает. Офицер остаётся один. Бьют 8 склянок. Офицер пробуждается, осматривается и говорит:
– Нет, всё пройдёт! На гранях океанов
Вновь оживёт Российский славный флот,
От бурь и гроз, от гибельных туманов
Страны родной защита и оплот.
Да сбудется, да сгинут дни лихие!
Пройдёт и он – девятый страшный вал,
На мостик ввек не гибнувшей России
Опять взойдёт Державный Адмирал!
Раскрывается занавес. На сцене на фоне Кремля мостик корабля. На мостике фигуры Петра Великаго, Суворова, Кутузова и Нахимова. На боевой рубке – сияющая Россия. Вся сцена занята караулом и детьми. Подъём Андреевского флага[40 - Из музыкальной картины «Видение офицера», подготовленной воспитанниками Русского Дома в Харбине в 1934 г. Директором Русского Дома и главным творческим его движителем был Подольский Константин Иванович (?–1952 [?]) – военный моряк. Во время Гражданской войны участвовал в Белом движении на Востоке России. В эмиграции проживал в Китае, организовал в Харбине учебно-воспитательное учреждение для мальчиков «Русский Дом», по своему характеру близкое российским военно-морским училищам и кадетским корпусам, где был директором (1924–1934 гг.). В «Русском Доме» реализовывалась идея единой трудовой школы, в основу воспитательной системы была положена идея развития самодеятельности учащихся, для этого в приюте-училище были созданы необходимые условия, имелись мастерские: токарная, шлифовальная, слесарная, старшеклассники выпускали журнал «Маяк»; большое внимание уделялось религиозному православному воспитанию \подростков. Был арестован и осужден в 1945 г. По некоторым сведениям, находился в Озерлаге, близ Тайшета, организовал там самодеятельность. Погиб в 1950-е гг.].

Александр Покотилов

«Эскадра спит…»
Эскадра спит,
Лишь волны тихо плещут
О борт стальной могучих кораблей.
Луна с небес глядит, лучи в воде трепещут,
И разсыпаются на тысячу огней.
Белеют сумрачно прикрытыя чехлами
Орудий серыя упругие тела,
Форштевни узкие – с Двухглавыми Орлами;
Свидетели былого реют вымпела.
Эскадра спит…
Лишь волны тихо плещут
О борт стальной уснувших кораблей,
Луна с небес глядит, а волны тихо шепчут:
Пока спокойно спи, владыка всех морей.
1924

Ирина Кнорринг

Баллада о ликвидации[41 - Баллада посвящена будням Морского корпуса в Бизерте и его ликвидации. Морской корпус под именем Сиротского дома Джебель-Кебира-Сфаята просуществует до мая 1925 г.]

I
1 мая
Сыграл горнист в последний раз отбой
И замолчал.
Рванул по соснам ветер удалой
И закачал.
Звучит, звучит весёлое «ура»,
Поёт кларнет.
И раздаются за окном с утра
Шаги кадет.
Как саваном, закутал небосвод
Седой туман.
Что впереди? Какой зловещий сон?
Какой обман?
Те ждут и не дождутся перемен
Издалека.
Скользит тревожно вдоль холодных стен
Взгляд старика.
Глухой тоски больных и серых дней
Прошла пора.
В четвёртой роте громче и сильней
Звучит «ура».
В глухую даль, туда, в морскую муть
Ты не гляди.
Какой-то новый, длинный, трудный путь
Там – впереди.
II
2 мая
Ползут по дороге тени,
Сливаясь в ряд.
В периоде разрушенья
Лагерь Сфаят.
На сердце думы упали,
Будто свинец.
Всегда нестерпимо печален
Всякий конец.
Слышишь там грохот чёткий
И треск, и рёв?
Там рушат перегородки
Из топчанов.
Всё рушат теперь, послушай,
Всё валят вниз.
И звонко кричит Илюша,
И лает Бимс.
И в клубах мохнатой пыли
Кипит Сфаят.
Мы, кажется, позабыли,
Что это – ад.
Мне грустно, когда смеются
Теперь, сейчас…
– Сегодня всё соберутся
В последний раз.
III
Наступают последние дни
И последние ночи.
Ветер западный в соснах звенит
И пророчит.
Виснет в воздухе нервная жуть,
Вздох и трепет.
Впереди – неизвестный путь…
– Будем слепы.
Словно делают всюду гробы —
Щепки, стружки…
Всё равно – не уйдёшь от судьбы.
– И не слушай!
Мы хороним, хороним Сфаят.
Вянут влажные ночи,
Только вещие совы кричат
И пророчат.
Только толпы арабов босых,
Словно коршунов стая,
Жадно бродят вдоль окон пустых,
Озираясь.
Верно – чуют добычу они,
Чуют падаль!
…Догорают последние дни,
Как лампада.
IV
5 мая
Как с похорон, вернулись с провод.
Вставала круглая луна.
Звенел на небе тонкий провод
И поражала тишина.
Нас с визгом встретили собаки,
Сливаясь в тёплой, лунной мгле.
И стали страшными бараки,
Теперь похожие на склеп.
Мы молча шли. И в каждом шаге
Звучали вещие слова.
Слетела ночь на мёртвый лагерь
И громко плакала сова.
И где звенели звуки горна,
Где было шумно и светло,
Там, в чёрном мраке окон чёрных,
Казалось, что-то умерло.
Уже тревога сердце сжала
И небывалая тоска.
Те, кто остались, – как их мало —
Все собрались у гамака.
И ночь цвела. И колыхалась
На небе синяя звезда.
– Немного времени осталось,
И нас проводят навсегда.
V
Всё в прошлом. Весёлые шумы,
На стенах – сплетенье лучей.
Тревожные, тихие думы
Холодных, дождливых ночей.
Тоски моей, душной и томной,
Мне кажется, сделалось жаль,
Обиды, казалось, огромной,
Огромной, как синяя даль.
Так было. И сердце дрожало,
И взгляд был тревожен и строг,
И в сердце возникло немало
Больших, ненаписанных строк.
Мне жалко вас, книги на полке,
Катушки вдоль белой стены,
И куклы бумажные с ёлки,
И страшные, нервные сны…
Вот пачка бумаги, тетрадок,
Я всё отнесу и сожгу.
Мой мир был здесь жалок и гадок,
Он – новый – на том берегу.
Большой, равнодушный, угрюмый,
Без слёз и без ярких лучей,
Без вас, мои грустные думы,
Под шум однозвучных дождей.
VI
За морем – новая тревога,
Большой, тревожный и новый мир…
Совсем заглохшею дорогой
Мы поднимались в Джебель-Кебир.
Места знакомые, родные,
И каждый камень в белой пыли,
Быть может, ближе, чем Россия,
Родней и ближе родной земли.
Пустые стены и казематы,
Мертво и пусто, тихо, темно…
Здесь помещался класс когда-то…
Здесь танцевали… не так давно…
В конце глухого коридора,
Где в церкви лился дрожащий свет —
В душе сплеталось столько споров,
Так много мыслей… Теперь их нет…
Молчат арабы часовые,
По коридорам тюремный мрак…
И воскрешают дни былые
Здесь каждый камень и каждый шаг.
А там, за входом – яркость моря,
Куда-то тянет морская даль…
Здесь было счастье, и много горя,
И много мыслей, которых жаль.
11 мая 1925

Нина Снесарёва-Казакова

Моряки – Бизерта
(Белые)

I
Ваше имя – всегда в синеве,
В синеве, в голубой вышине;
Ведь над вами, как знамя в веках,
Голубые плывут облака,
А под ними – вблизи и вдали,
По волнам – корабли, корабли…
Над волнами, вдали, в облаках
Бело-синий Андреевский флаг;
Как тот флаг, ваши души крепки —
Моряки, моряки, моряки!
Не погас он – Андреевский свет
Героических ваших побед,
Пламя жертвенной вашей любви
В океаны несут корабли.
И встаёт над волнами заря,
И, как прежде, гремят якоря:
«По морям, по морям, по морям!
За Россию, за честь, за царя!»
II
От дыханья солёных морей,
От сияния волн на заре,
От морских ураганных ветров
В ваших жилах – горячая кровь.
От закатов и строгой луны,
От бездонной ночной тишины
Ваши души навеки крепки —
Моряки, моряки, моряки!
Я вас помню в портах на заре,
В синем мареве южных морей,
Под обстрелом Кронштадтских твердынь
У поруганных ваших святынь.
Помню, помню ваш огненный ад
Там, на койках больничных палат,
И в бою, и в плену у врагов,
Под ударами красных штыков!
Хоть прошли вы сквозь кровь, через ад
Так же бел ваш красивый наряд,
И вы мне, как Россия, близки —
Моряки, моряки, моряки!
III
Там, где белые чайки кричат,
Там, где светит маяк по ночам:
У заливов, зеркальных пустынь,
У далёких Кронштадтских твердынь,
Там, где вечный Петровский гранит —
Нам Бизерта Россию хранит!
Наше сердце по-прежнему там,
Там наш белый поруганный храм!
Когда в окнах зажгут огоньки —
Нам Россию хранят моряки!
О, везде, где синеют моря,
Где гремят на кормах якоря,
Где глумясь, не бесчинствует враг,
Там, где реет Андреевский флаг,
В океанах, в портах, у реки —
Нам Россию хранят моряки!
IV
Когда в окнах бледнеет туман,
Но в заре ещё спит океан,
Когда в небе растут огоньки —
Из Бизерты плывут моряки.
Из Бизерты, из дальних краёв,
К силуэтам своих крейсеров;
И спешат, и стоят на местах,
Там, где реет Андреевский флаг:
У руля, на корме, у перил;
В их движеньях стремительность крыл!
Как в полёт, их движенья легки —
На парад свой спешат моряки!
Нет на свете сердец их смелей,
Нет на свете одежд их белей,
И как прежде, их души крепки —
Из Бизерты плывут моряки!
И встаёт над волнами заря,
И как прежде, гремят якоря:
«По морям, по морям, по морям!
За Россию, за честь, за царя!»
…………………………………………………
Ваше имя – всегда в синеве,
В синеве, в голубой вышине;
Ведь над вами, как знамя в веках,
Голубые плывут облака,
А под ними – вблизи и вдали,
По волнам – корабли, корабли…

III. Посвящения

Андреевскому Стягу и Морскому Корпусу

Александр Гефтер

Андреевскому флагу
Сколько лет над нами тучи!
На душе у нас усталость…
Мысль о том, что было лучше,
И к себе немая жалость…
А во сне – удары пены,
Грохот волн могуч и страшен,
Гул винта и рёв сирены,
Гром орудий круглых башен…
Наяву мы – крестоносцы,
А во снах приволье моря,
И несутся миноносцы,
В быстроте друг с другом споря,
И в накате лебедином
Лёгкий крейсер режет волны
Пред линейным господином
Красоты и мощи полон.
Сон ли, жизнь, или горенье,
Наша воля сломит горе,
В мире всё – одно боренье,
Ветер, тучи, бури моря!
Час придёт, душа проснётся,
И опять, резвясь на воле,
Смелой птицей флаг взорвётся, —
Синий крест на белом поле.

Александр Покотилов

6 ноября[42 - 6 ноября отмечался праздник Морского корпуса. Это день Св. Павла Исповедника, в честь которого в 1797 г. в присутствии Павла I осветили корпусную церковь. Во время праздничного обеда 6 ноября неизменным блюдом на все последующие годы, вплоть до ноября 1917 г., был гусь.]
Наш Флот хранит заветы Славных Предков —
Все свято чтут 6 ноября,
И верим мы, что силой тех заветов
Взойдёт над Родиной Великая Заря.

Великий Флот, стряхнувши гнёт тиранов
Вновь станет славою России и Царей,
И тряпку красную спустивши с матч титанов
Он будет вновь властителем морей.

Былая мощь Андреевского Флага
В сердцах у нас не может умереть.
И верим мы, что Честь Родного Стяга
В душе у каждого должна гореть.

Пока же здесь далёко от России
Сплотимся мы для радостного дня,
Когда для нас Велением Мессии
Призыв раздастся Славного Вождя.

Вера Мирбах

Ко Дню 6/19 Ноября 1927 года
Опять Ноябрь… и все мы вместе
За этим праздничным столом…
А что же там, – на гиблом месте,
Там, где теперь уже лет двести
Петровский герб взвился орлом?
Там, у могил сынов убитых,
В плаще багряном мать сидит,
И много, много слёз пролитых
И горьких мук в душе таит…
То мать Россия… В заточенье
Другие гибнут сыновья…
Ей ненавистно облаченье
Из ярко красного тряпья!..
Должна терпеть, и терпит с верой, —
Освобождение придёт
И в этой мгле бездонно-серой
Вновь солнце истины взойдёт!
В тернистый путь, в края чужие
Ушли сынов ея полки,
И дни свиданья дорогие
Ещё так мрачно далеки…
Но будет день!.. Как крылья птицы
Взовьётся духа их полёт —
Спадут лохмотья багряницы
Что так её теперь гнетет…
…В рассвете дня и мы с ней были,
И будем снова с ней, родной, —
Мы мать Россию не забыли,
Не охладели мы душой.
И грёзы наши не напрасны
Опять дни доблести вернуть, —
Но мы не можем, мы не властны
Руководить событий путь!
Мы все томимся в ожиданьи,
Года летят… Давно пора!
Пусть с ней в надежде на свиданье
Здесь грянет дружное ура!..

Евгений Рышков

Шестое Ноября
Шестое Ноября. Красивый праздник Флота.
Там, в залах Корпуса, на берегу Невы —
Так ждали все питомцев прежних слёта…
Так Корпусом своим гордились вы…
За всех за вас я пью. Шестое Ноября —
То ваших дней прекрасная заря!
Мы помним все тот праздник величавый,
Парадный съезд моторов и карет —
Собрались все: покрытый бранной славой
И Адмирал седой и юноша-кадет.
И, тысячью огней сверкая и горя,
Всех Корпус принимал Шестого Ноября…
Красавиц юных строй (сквозь строй кадет влюблённых)
Стремился в зал, где томный вальс звучал.
И этот бал морской, годами освящённый,
Для многих был их первый, чудный бал.
И первый поцелуй возлюбленным даря,
Любили первый раз Шестого Ноября…
Мелькали дни… Погон гардемарина
Сменял заветный флотский эполет.
Менялись женщины, духи, чины и вина…
Но в памяти был жив тот праздник юных лет…
Заброшены в далёкие моря,
Душой сливались все Шестого Ноября…
Балтийский флот, флотилии Амура,
И Каспия, и Черноморский флот,
И корабли Цусимы и Артура,
И северных морей, закованные в лёд,
В Кают-Компании Шестого Ноября
Все пили вы за Флот, за Корпус, за Царя…
Но пробил час тяжёлый испытаний.
Три года мук, борьбы, бесчисленных могил,
Тяжёлый крестный путь, – но дня воспоминаний,
Шестого Ноября и он не омрачил.
Но ночь пройдёт и загорится снова,
Засветится прекрасная заря —
И вновь сберёт нас всех дней памяти былого —
Наш светлый день – Шестого Ноября…

Павел Вилькен

Шестое Ноября
Хоть и долго за границей
Моряки живут —
Праздник свой не забывают
И обычай чтут.
Праздник Корпуса родного
Видит тесный круг,
И друг с другом перекличку
В этот день ведут.
Помни Русь и Флот родимый
Белый флаг с крестом!
Помни клятву, что давали
В Корпусе родном!
Помни здравицу, что пели,
И «ура» потом,
Помни чувства, что бурлили,
На сердце твоём!
Помни всё, и верь, что скоро
Будет снова так.
Будь готов, призыв услышав,
Стать в ряды, под стяг!
И со всех концов вселенной
Слышится ответ:
«Ничего не позабыто,
Клятвам срока нет!»
И на новой перекличке
Буду я, клянусь,
И отдам всю кровь до капли
За Царя и Русь[43 - Стихотворение, прочитанное на обеде 6 ноября 1928 г. в Гельсингфорсе.].

[Неизвестный автор]

«В день праздника шестого ноября…»
В день праздника шестого ноября,
Без Родины, без Флота, без Царя
Мы собралися дружною семьёю
Поднять бокалы с влагою живою.
Пусть нас здесь и немного,
Но зато – мы все друзья,
Мы чтим завет былого,
Свой старый Флот любя.
Мы шлём душой привет,
А сердцем поздравленье
Далёким детям Корпуса родного.
России ныне нет,
А Флот наш в запустеньи
В изгнаньи мы – хранители былого.
Поднимем же бокалы,
Надеждою горя,
Что скоро – Бог даст – выпьем
На Флоте за Царя.
1930

[Неизвестный автор]

История Корпуса
Послушайте, ребята,
Историю наших бед!
Начальством мы богаты,
Порядка только нет.
Какая тут причина?
И где здесь корень зла?
Расскажет вам былина
Про давние дела.
Со славного Петрова
Мы века поведём, —
Впервые флот здоровый
Построен был при нём.
И в башне Сухарёвой
Он школу учредил.
Для плаванья морского
Там лоцию учил.
Сидели там годами,
Учились ремеслам,
И выйдя штурманами,
Блуждали по морям.
Однако в этой школе
Хоть Пётр и завёл,
На то, знать, Божья воля,
Порядок не пошёл.
А дальше академия
Для Гвардии морской,
Наук-то эпидемия
И весь пехотный строй.
Прислала нам царица
На праздник сто гусей,
С тех пор в роду традиция
Хранить обычай сей.
Дала Елизавета
Нам знамя на сто лет.
Проходят быстро лета,
Порядка же всё нет.
Она ж шляхетский корпус
Устроила для нас
И, чтоб развить в нас ловкость,
Водила нас в танцкласс.
Сама Екатерина
Под номером вторым
Прислала нам картину
«Чесменский славный дым».
При ней раз мы горели,
Лишь в гавани спаслись.
На этой же недели
В Кронштадт перебрались.
Наш однокашник Павел,
Когда на трон взошёл,
Лишь тем себя прославил,
Что в Питер нас привёл.
В Свеаборг мы бежали
В двенадцатом году.
Там с пуншем кексы жрали,
Не глядя на беду.
На царство Николая
Призвал вдруг скоро Бог.
Ласкал он нас; играя —
Ласкал насколько мог.
Сей богатырь суровый,
Державный властелин,
Прислал нам в зал Столовый
Бриг чудный «Наваринъ».
При предках наших славных
(Рожнов и Крузенштерн)
Ходили мы исправно
В поход не дальше шхер.
Два Корсакова, Казин,
Давыдов, Епанчин
Сменялись по указам
Хватая крупный чин.
И много инвалидов
Сменялось в те поры.
Хотелося им, видно,
Порядок завести.
Изящныя манеры
Арсеньев нам внушал,
И в корпусе карьеру
Себе тем основал…
Царил Арсеньев долго,
Но Кригер вдруг сменил,
Хотя при этом только
Порядок зацарил.
Сподвижники лихие:
Фон Кригер, [неразб. – Сост.]
Белявский с понгалией,
И Бонзак со звездой.
Красавец Клян на диво,
Давыдов генерал,
И Азбелев учтивый,
И Анцев либерал.
Беспятов с рожей красной,
И Кладо, и Хорзой,
Старанье их напрасно,
Смущают наш покой.
Лишь нас они морочат,
И Коптев, и Меньшов,
Порядок не упрочат
Во веки от веков.
Увидя наши нужды,
Желая нам добра,
Зело пресветла мужа
Господь нам ниспослал.
На удивленье наше
Нам, аки свет зари,
Яви свой лик, Ромашев,
Порядок водвори.
Не сетуйте же, братья,
За склад моих стихов,
Что не покрыл я платьем
Начальственных грехов.
Составил от былинок
Рассказ немудрый сей
Худой смиренный инок
Раб Божий – Алексей.

[Неизвестный автор]

Похороны Альманаха
– Внимание, смирно!
Когда наш Корпус основался,
Тогда разверзлись небеса,
Завес священнейший порвался,
И были слышны голоса:
Курите, пейте, веселитесь,
Посадят в карцер – не беда,
Учить уроков не трудитесь:
Не выйдет толку ни черта.
Скорей померкнет солнца свет,
На землю спустится Создатель,
Чем прав останется кадет,
А виноватым воспитатель.
Гардемарину нужен ром,
Когда бежит он по брам-рее,
Ведь спотыкнуться может он,
Не выпив рюмки романеи.
Кадету тоже нужен ром,
Когда идёт он на экзамен,
Ведь может ошибиться он,
Сказав, что Цезарь был татарин.
Моряк стучится в двери рая.
Апостол Пётр ему в ответ:
– Куда ты, рожа пропитая,
Для моряков тут места нет!
Когда настанет Страшный Суд —
Картина будет превосходна:
Все праведники в рай пойдут,
А моряки в кабак повзводно.
О, как прекрасен Божий мир!
Мы в нём набиты, как селёдки,
И сожалеем об одном,
Зачем же море не из водки?!
Тотчас же появлялся ром
и по рукам пошла бутылка.
Затем настала тишина.
Перелисталася страница[44 - Из воспоминаний выпускника Морского корпуса А.П. Белобродова (1894–1981): «В корпусе существовала традиция после сдачи экзамена [по астрономии] после отхода ко сну устраивать «похороны альманаха», т. е. астрономического ежегодника с данными о координатах небесных светил на каждый день данного года. В те годы пользовались альманахами английского издания…» {Емелин А. Ю. Морской кадетский корпус: в воспоминаниях воспитанников ? сост. А.Ю. Емелин. – Санкт-Петербург, 2003. – С. 145).].

Виктор Иевский

Душа Флота
Она жива!.. В седых, родных преданьях
Одно из всех нам ярче и родней:
Как родилась Царя Петра в дерзаньях,
Душа Великая Российских кораблей!..
Нева, Борнхольм, Гангут, Гогланд и Даго,
Синоп, Патрас, Чесма и Наварин,
Азов, Афон, края Архипелага,
Рагуза и Нью-Йорк… Камчатка и Сулин…
И счесть ли имена свидетелей былого?
Где не грозили вы, родные корабли?
Так душу славную от детища Петрова
Хранили бережно Российские орлы!
Апраксин, Лазарев, Сенявин и Корнилов,
Грейг, Беллинсгаузен, Лисовский, Невельской,
Граф Гейден, Ушаков, Макаров и Нахимов,
Фон Эссен, Бахирев, Колчак и Трубецкой!..
О, имена! О, русские победы!
Но были дни… И гибли корабли!..
Так кто бы мог сказать, припомнив наши беды,
Что погибавшие души не сберегли?
Спустилась ночь… Шквал страшный Русь развеял,
Разбив созданное в Ней гениев веков…
И вместо знамени Апостола Андрея
Лишь тряпка – красная от крови моряков!..
А в водах Африки, по воле злого рока,
Стоит наш флот… без флага… Сколько лет!..
Стальные рыцари задумались глубоко,
Исполнив дедовский пред Родиной завет!..
Нет! Всё пройдёт!.. На гранях океанов
Вновь оживёт Российский Славный Флот!
От бурь и гроз, от гибельных туманов
Страны родной защита и оплот!..
Да сбудется! Да сгинут дни лихие!..
Пройдёт и он – девятый, страшный вал!..
На мостик ввек не гибнувшей России
Опять взойдёт Державный Адмирал!

Николай Новаковский

Наш Стяг
Пусть под ударом страшным рока,
Забыв прошедшей славы сны,
Мы от заката до востока
Как пыль земли разнесены.

Пусть, обескровленных борьбою,
Нас победил безбожный враг.
Мы унесли, уйдя, с собою
Запечатлённый в сердце стяг.

Пусть наша родина далёко,
Живёт в душе у нас она,
Наш стяг, невидимый для ока,
Несёт святыя письмена.

В минуты жизни роковыя,
Как рыцарям минувших лет,
В них имя гордое «Россия»
Нам проливает чистый свет.

И в нём залог, что дни страданий
Промчатся, как тяжёлый сон,
И будет час великой брани
В победном шелесте знамён.

И перед красными врагами
В ряду почётных, первых мест,
Мы развернём над моряками
На белом фоне синий крест.

Не избегая страшной встречи,
Порывом жертвенным горя,
Мы пронесём его сквозь свечи
Опять на русския моря[45 - Стихотворение было прочитано автором на обеде в Кают-Компании в Бейруте 6 ноября 1932 г.].

[Неизвестный автор]

Андреевский флаг
Гремит над морем пушек гром,
Корабль в волнах не ждёт защиты,
Враг обступил его кругом,
Безволен руль, орудья сбиты.
На смерть сражённый командир
Уж не слуга своей отчизне,
Одни бойцы лежат без жизни,
Другие падают от ран.
Спасенья нет. Уже смеётся
И торжествует близкий враг:
С Крестом Андрея Русский флаг
Ему трофеем достаётся.
Но этот стяг заговорён
Покорный долгу Русским сердцем
И Русь не ведала времён,
Когда б он ник пред иноверцем.
От ядер в рубке боевой,
Лишь два героя уцелели
И стяг родной сокрыть успели
Под океанскою волной.
В пучине вод, в тиши глубокой,
Корабль героев с ними спит,
И Крест Андреевский хранит
Покой могилы одинокой[46 - Стихотворение посвящено памяти моряков «Стерегущего».].

Андрей Говоров

Флаг Святого Андрея
Там, где грозные пенились шквалы,
Повторяя затверженный миф,
Где кровавыя нити кораллов
Заплетались в причудливый риф;
Там, где плавали бледные льдины,
Розоватыми глыбами гор;
Там, где небо с водой во единый,
В бесконечный сливалось простор;
Там, где бурые тучи, как вата,
Над кипящею плыли водой
И зловещий подводный бог Атто
Тряс своею седой бородой;
Где по грозной пучине зыбучей,
Между тёмных расщелин и скал,
Страшный призрак – «Голландец Летучий»
Чёрной птицей зловеще летал;
И где волны в тумане бурея,
Разбивались о каменный мол…
Там повсюду – Святого Андрея
Светлый символ победно прошёл.
Этот символ потомки варягов
По морям грозовым пронесли
И под сенью Андреевских Стягов
Гордо плавали их корабли.
Но веленьем жестокого рока,
От Кронштадта до крымских чинар,
От Либавы до Владивостока
Запылал кровожадный пожар.
Всё сметал, ничего не жалея,
Как гигантский, прожорливый спрут…
Вместо флага Святого Андрея
Взвился жалкий, кровавый лоскут.
Но в клубах ядовитого дыма,
Что наш застит слезящийся взгляд,
Севастополь, Синоп и Цусима
Золотыми словами горят.
И не страшны смерчи огневые,
Легче времени медленный шаг,
Тем, кто верит, что будет Россия
И с Россией – Андреевский флаг.
22 апреля 1936, Белград

София Аничкова-Таубе

Шестое Ноября
Это было давно… На яву ли?..
Осень. Близится бал годовой…
Но задолго до ночи заветной
Наполняются дни суетой…
Кратки отпусков зимних досуги.
А заботам не видно конца.
Но одно предвкушенье «шестого»
Наполняет восторгом сердца.
Корпус также готовится к встрече:
Клеят, чистят, рисуют, пилят,
И за сладостный труд этих будней
От «шестого» ждут райских услад.
Время вьёт свою вечную пряжу.
Воплощаются в яви мечты:
Съезд гостей… Сине-белые флаги…
Звуки гимна… И флирт, и цветы…
Это было давно. Не во сне ли?..
Вьются нитью безцветною дни,
Но горят из былого доныне
Маяками «шестого» огни.

Дмитрий Ден

6-е ноября
Обломки храмины, поверженной в пучину,
Вы, уцелевшие средь горя и забот, —
Вам, други, мой привет в святую годовщину
Чрез веси и моря пусть ветер донесёт.
Как чайки после бурь разсеяны вы ныне
И множество границ легло между друзей,
Но в этот славный день их нету и в помине,
Мы снова вместе все среди родных сеней.
Душой мы снова там, где Царственным веленьем
Державная Нева оделася в гранит.
Развенчана теперь печальным провиденьем
Столица прежняя теперь ещё стоит.
Вы помните ли день счастливый, незабвенный,
Когда старинных стен покинувши оплот,
Как юные птенцы душою дерзновенной
Мы вдохновенный свой предприняли полёт?
Пленялись мы тогда и подвигом, и славой,
И многие из нас их с смертью обрели,
Склонимся же главой пред жертвой их кровавой,
Помолимся за тех, кто с честью полегли.
Помянем, братья, тех, кто долгу Царской службы
Нас обучали, тех, кто наставляли нас,
И всех, кто на пути трудов, забав и дружбы
Делили с нами жизнь в лихой и добрый час.
А вы, товарищи, сотрудники когда-то,
Вы, братья младшие, лихие молодцы,
Красой и гордостью кровавого разврата
Вы сделались теперь, несчастные глупцы.
Господь Вам Судия, и в этот день заветный
Мы мыслью далеки от тёмных ваших дел,
Мы с теми, кто свершив свой подвиг незаметный,
Избрали доблести и верности удел.
Мы с теми, с кем тогда на гладкой вод лазури,
Под знаком тропиков, в Гиперборейских льдах,
Под урагана вой, и в вихре снежной бури,
И в битвы грозный час, без трепета в сердцах,
Делили мы судьбы и ласки, и невзгоды,
И гордую красу Российских кораблей;
Но эти дни прошли, небес померкли своды
И некуда идти средь чуждых нам путей.
Лишь в прошлом мы живём. Грядущее в тумане.
А настоящее и мрачно, и темно,
Шумит девятый вал в безбрежном океане
И превозмочь его не нам уж суждено.
Последние лучи былой Российской Славы
Венчали нам чело торжественным венком,
Мы – гордые сыны блистательной Державы
И чист наш белый стяг с Андреевским крестом![47 - Подпись: Флигель-адъютант, кап. I ранга Д.В. Ден. Производства 8 сент. 1892 г. † в Риме 22 августа 1937 г.]

Наталья Лукина

Шестого ноября
Давайте вспомним, как встречали
Мы Праздник наш в былые дни,
Когда не знали мы печали,
Сомнений, горя и тоски.
Когда мы в корпусе учились,
Когда мечта была одна,
Как дожить мы лишь стремились
До производства в мичмана.
Давайте вспомним день веселья
Морской, родной наш фестиваль:
Как пели гимн и многолетья,
Как ели гусь и ждали бал.
Мы балом нашим открывали
Столицы Питера сезон,
И в Петербурге признавали,
Что флотом задаётся тон.
Ландо, коляски и кареты,
Меха, брильянты, ордена,
И лейтенанты, и кадеты,
Гардемарины, мичмана.
Мундиры, звёзды, аксельбанты,
Стук палашей, блеск эполет,
И капитаны, адъютанты
И Петербургский высший свет.
И адмиральския седины,
И блеск сто тысячи свечей…
Неповторимыя картины
Неповторимых милых лет.
Тогда мазурку мы плясали,
Кружились в вальсе до утра,
И тосты каждые встречали
Мы громогласными «Ура».
Всё было в жизни просто, ясно:
Служенье, честь морской семьи,
И вера, что мы не напрасно
Великой Родины сыны.
Поднимем же бокал заздравный
За эту веру юных лет,
За Русский Флот наш православный,
За офицеров и кадет.
6/19 ноября 1943

Юрий Степанов

К 250-летнему юбилею Морского училища
Тебе, наш Корпус, твои дети,
Шлём свой привет, своё «ура».
Ты создан был в глуби столетий
Железной волею Петра.
И по державному завету
Ты душу Флота воспитал,
И Адмиралу и Кадету
Единый путь предначертал.
Ты выковал героев долга,
В бою познавших жизни цель,
Учёных, и морского волка,
И добывателей земель.
Сенявин, Ушаков, Корнилов,
И Крузенштерн, и Невельской,
Маститый Лазарев, Нахимов,
Колчак – Правитель и Герой.
Не перечесть имён могучих,
Как всех имён не перечесть,
Кто пал в бою, кто был умучен
За Славу Русскую, за Честь.
Кто создал век побед гремящих:
Кинбурн, Чесму и Наварин,
Средь моря вод Синоп горящий,
Дым Севастопольских руин.
И, наконец, дариносима,
Под злобу, клевету и смех,
Сияет царственно Цусима,
Как искупление за грех.
И от времен Петра доселе,
Чрез славы дни и скорби мрак,
Мы скажем: честно мы носили
Андреевский могучий флаг.
Ты воспитал нас, Корпус славный,
Ты создавал Российский Флот.
Прими ж привет, Старик Державный,
В твой этот юбилейный год.
И в дни изгнания лихие
Завет твой свято сохраним
И верность Флоту и России
Потомкам нашим возвестим.
1951

Сергей Хотунцов[48 - Подпись: С. X.]

К 250-летию Морского Корпуса
«Люблю тебя Петра творенье»,
Поэт воскликнул молодой.
Добавим мы с благоговеньем:
«Морской наш Корпус дорогой».
В твоих стенах прошли науку
Одной сплошной морской семьёй,
И тяжела была разлука
Нам с колыбелью столь родной.
Ты флоту дал вождей примерных,
Учёных, рыцарей, вояк,
Сынов всегда Престолу верных
И в дни покоя, и в боях.
В годину страшных потрясений,
Среди разнузданных страстей,
Тебя подвергли осквернениям,
И били, жгли твоих детей.
Года бегут… Нас мало стало.
Ведь лет-то двести пятьдесят
Прошло с тех пор, как твоё зало
Впервые видело наш ряд.
Но, как и в зале том обширном,
Так груди наши здесь кричат:
«На флаг. На гюйс». «Равняйсь» и «Смирно».
Морскому корпусу: ВИВАТ!
1951

Владимир Успенский

Андреевскому Флагу
К 20-летию Парижского Морского Собрания
Задумал Пётр дать Флот России: —
Хотел быть равным он в стихии
И нужно флаг ему создать,
Под ним Россию показать.
До наших дней дошло преданье,
Как будто свыше указанье,
Что Пётр усталый от работы,
Такой большой от всей заботы —
Сидел раз ночью сонный,
В мысль о флаге погружённый,
Не смог со сном уж совладать
И начал сладко сидя спать.
Рано утром Царь проснулся,
Взглянул на стол и улыбнулся: —
Бумага солнцем освещалась
И тень крестом располагалась.
«Вот то, что я искал бесплодно —
Красиво, просто, благородно».
Нашёл материю, скроил
И так любовно быстро шил.
Всё делал он по указанью,
Потом отдался ликованью.
Официально это неизвестно, —
В законах есть одно лишь место: —
Велением Петра рождённый
И в честь Андрея наречённый,
Для кораблей предназначался,
Морским Ты знаменем считался.
Святой Андрей и Первозванный
Просил особый крест деревянный,
Сказав, что недостоин он креста,
На коем распяли Христа.
Он Римом был приговорён
И на кресте косом казнён.
Всем миром признанный Святой
И крест его всегда с Тобой.
Ты белый – символ чистоты,
И крест – духовной красоты.
Ты прожил двести с лишнем лет,
Оставив всюду чистый след.
С Тобою вместе флот родился
Ты с ним в одно идейно слился.
Так проходили поколенья
И накоплялись достиженья.
Весь мир с Тобою обошли
Державы Русской корабли.
В походах люди закалялись,
Проливы, земли открывались.
С Тобой границы расширяли,
Просторы наши создавали.
Всегда спасали нас они
И выдыхались в них враги.
Когда страну мы покоряли,
То как лимон нас выжимали,
И побеждённого врага
Ты видел подданным Царя.
Все равны были перед Ним,
Не плохо с нами жилось им.
Ты знал туземцев генералов
И инородцев адмиралов.
Все постепенно обрусели
И песни русския запели.
Культура наша принималась
И так Имперья создавалась.
Все стали массой однородной,
Одной идеи благородной,
Верно все Тебе служили,
И вместе счастливы мы были <…>
Эскадра русских кораблей,
Ты молодой ещё на ней.
Идут в кильватер, накренились, —
Под парусами уносились.
Целый ряд побед блестящих,
Отважных всех к себе манящих,
Соседи больше не наглели
И понемножку присмирели.
Был расцвет, была рутина,
Когда засасывала тина,
Когда чужды были дерзанью,
Себя готовя к растерзанью.
Цусима так была нужна,
Чтобы проснуться нам от сна.
Ценой ужасного сраженья
Пришла к нам эра возрожденья.
Плеяда славных появилась
И сердце каждого забилось.
Рубикон удалось перейти: —
Во многом стали впереди.
Мы заложили уж Кинбурны
И лорды стали нервно-бурны.
Вот «Новики» стрелой промчались,
Затылки многих зачесались.
На гафелях Ты развивался,
От скоростей и ветра рвался.
Одни сигнальщики ворчали
И Тебя новым заменяли.
Шли гигантскими шагами,
Шутя барьеры брались нами.
Рождались новые идеи,
Мы становились всё сильнее…
Несчастная Великая война, —
В ней постояли за себя.
Совсем победа была близка,
Но мы упали очень низко.
Смута русская пришла
И в бездну всех нас унесла.
С Тобою белыми мы были.
Вместе правде послужили.
Народ поверил коммунистам —
Лжецам, маньякам и садистам.
Совсем не ведал, что творил
И для себя же яму рыл.
Мы потерпели пораженья,
Увы, уж не было сомненья: —
С тобою нужно уходить,
Непримиримых увозить.
То безпримерный был исход,
Где Штаб блестяще сдал зачёт,
Снабдив сто сорок кораблей,
Притом, как можно поскорей.
К нам люди шли так нервно,
В душе всех было скверно,
Тяжёлый крест мы все несли: —
Увы! Россию не спасли.
Десятки тысяч к нам не попали
И все от красных пуль упали.
Горели склады, что-то рвалось,
Всё небо дымом покрывалось.
Кони брошенные ржали,
Мы якоря уж поднимали.
Зловещность в воздухе носилась
И сердце наше сильно билось.
С Тобою двинулась Армада,
Мы уходили все из ада.
И оставляли Крым прекрасный,
Народ великий и несчастный.
Была апатия, тоска,
Прощай, Родимая Земля!
Нельзя глазами оторваться,
Спокойно с мыслями собраться.
Смотрели друг на друга,
Не ждали больше чуда.
Толпа на палубе стояла,
Россия в мраке исчезала…
Лишь в море мы пришли в себя,
С виной смотрели на Тебя: —
Ты трепетал в порыве ветра,
Невинная всей драмы жертва.
О, если б мог Ты говорить.
Во многом мог нас укорить.
Прости же нас, наш Флаг Святой,
Что потеряли край родной.
Ведущий слой был никуда,
Давно уж вёл он нас сюда.
Свершилось то, что суждено —
Всё Провидение одно.
Армада шла в Константинополь,
Враги ж вступили в Севастополь;
Увидев порт без кораблей,
Отдались ярости своей.
С Тобою шли мы в неизвестность
Сохранивши свою честность,
И не познавши пресмыканья,
Основ морали отрицанья.
…Ноябрь, двадцать четвёртый год.
Предъявлен нам в Бизерте счёт: —
Тебя приказано спустить
И кораблям без флага быть.
Печально было торжество,
С Тобой прощались, Божество.
Священный флаг с косым крестом,
Душа горела в нас огнём.
Ты командирами спускался,
Какой-то мускул в горле сжался
И лились искренние слёзы,
Ты исчезал – остались грёзы…
Тебя как крест мы целовали
И на колени молча стали.
Была любовь, такая нежность,
К Тебе до гроба будет верность!
Как безконечно было грустно,
Как без Тебя вдруг стало пусто.
В душе всех драма бушевала —
Бизерта русских ночь не спала.
С Тобою связаны воспоминанья,
И все заветные желанья,
В эпоху жизни молодую
И веры в миссию большую.
Родились мы в несчастный век, —
Когда так жалок человек.
Как дым разсеялись мечтанья,
Напрасны жизни всей страданья.
Мы знали много лихолетий
На протяжении столетий,
Нам удалось от них отбиться,
Русь и теперь освободится.
Терпи, Андреевский наш флаг,
Настанет миг – изчезнет враг,
Снова займёшь своё Ты место.
Поднять Тебя так будет лестно.
К Тебе все взоры обернутся
И много рук тотчас найдутся,
Тебе помогут они взвиться,
Восходом солнца озариться.
По странам мира мы разлились,
Потом везде объединились,
Сплотились все вокруг Тебя
И стала общая семья.
Сейчас у всех Ты на груди,
Тебя везде можно найти,
В квартирах, и в церквях,
В собраньях, на балах.
Везде на первом месте,
У всех в большой Ты чести,
Какой-то культ вокруг Тебя —
Во взглядах всех любовь видна;
Когда ж пойдём в последний путь,
Как лучший друг Ты не забудь
Легко собою нас покрыть
И путь тяжёлый облегчить.
Январь 1952, Париж

Александр Слупский

[К 6 ноября]
Из той страны, где Пётр Великий
Учился строить корабли,
Где, защищаясь от французов,
России воины легли,
Редеют списки адмиралов,
И каперанг не отстаёт,
И не дождавшись назначенья
Покорно в лучший мир идёт.
Но вслед за грустными словами
Гремит по-прежнему «УРА!»,
И смотрят старики ОРЛАМИ
И славят бури и моря…
Голландия

В.Н. Верхоглядов

К «6 Ноября» 1957 года
Святая наша годовщина опять настала.
В добрый час!
За наше прошлое поднимем мы бокалы.
За нас.
Незримых лет сплошныя вереницы
Прошли как сон.
И в Бюллетенях Дворжицкаго[49 - Дворжицкий Юрий Корнильевич (1889–1971) – старший лейтенант. Подводник; участник Первой мировой войны, около 2-х лет служил на подводной лодке «Е-19», на которой принял участие в потоплении немецкого крейсера «Ундина» и целого ряда неприятельских грузовых пароходов. В апреле 1917 г. получил назначение флагманским штурманом дивизии подводных лодок на Балтийском море. С конца 1917 г. в Вооруженных силах Юга России. Эвакуирован в Турцию, член Совета Союза морских офицеров в Константинополе. С 1923 г. в эмиграции в США. Трудился в Нью-Йорке инженером. Одни из основателей Общества бывших русских морских офицеров в США, основатель и редактор-издатель Бюллетеней того же общества (1934), председатель Всезарубежного объединения морских организаций. Скончался в Нью-Йорке, похоронен на кладбище Свято-Троицкого монастыря (Джорданвилль, Нью-Йорк).] крайние страницы
Полны имён.
Полны имён собратьев наших старших,
Что отошли
К тем берегам, куда не ходят дважды,
Ничьи ладьи.
А мы не те, какими были прежде,
В былые дни,
Не светят больше радостной надеждой
Маячные огни.
Веселья в мыслях нет, суровей стали взоры,
И за столом
У нас всё чаще слышны разговоры
О былом.
На «Пятницах Морских» звучит всё тише
Беседы шум
И отпечаток я на лицах вижу
Сокрытых дум.
Немного нас; и в праздник наш старинный
Состав наш весь
Всё в той же, флагами разцвеченной гостиной
Собрался здесь.
Чтоб вспомнить то, чем наша жизнь когда-то
Была полна,
Что унесла в былое без возврата
Времён волна.
Чтоб вновь почувствовать, что мы сыны Российской
Семьи Морской,
Что моряки всегда тем чувством близки
Между собой.
Чтоб встретить праздник в общем пожеланьи
Заветном и простом,
Чтоб до конца всегда был в сердце нашем
Наш Белый флаг
С Андреевским Крестом.
11 июля 1957

Борис Арский

Парад 6 Ноября
Праздник Морского Корпуса
Столовый зал залит огнями,
И трубы медные гремят —
Парад Шестого перед нами,
Значки линейные пестрят.
Знамённый взвод шагает с треском,
Держа винтовки «на отвес»,
Штыки играют ярким блеском,
В руках взволнованных повес.
За взводом взвод чеканит ногу,
Равняясь линию ведут
И, пожирая взглядом строго,
Честь Адмиралам отдают.
Сверкают сабли командиров,
Когда «под-высь» они берут
И красотой морских мундиров
Картину сказки создают.
Наш марш морской колеблет своды,
Столовый зал, порой, дрожит
И, как всегда в былые годы,
МЫ ДНЁМ ШЕСТОГО ДОРОЖИМ!

Николай Солодков

6-е ноября[50 - Приветствие из Германии.]
В морском собрании Нью-Йорка
Сегодня праздничный обед —
Гусь и закусок разных горка
И речи в честь прошедших лет.
К вам – с выражением привета
Стремятся мысленно друзья,
Как пчёлки в улей мёд неся,
Со всех морей и стран всех света.
Я ж, поднимая кверху чарку,
«Ура» во славу вашу гаркну:
Пошли вам, Боже, благ земных
И всяких радостей иных.
Вы моряков объединили,
Их души к жизни возродили,
Неся заботу и стремленье,
Морской семье дать утешенье.
Пусть флагманы и капитаны
Правленья члены и Совет
Простят и не осудят рьяно
За мой к «ШЕСТОМУ» им привет.

Евгений Ромушкевич

50-летию производства нашего выпуска в мичмана 1912–1952
В Париже, вечером собравшись,
Мы вспомнили приказ Царя.
Воды солёной наглотавшись,
Избороздили мы моря.
Теперь на суше прозябая,
В стране чужой, – на склоне лет,
50-летие отмечая,
Мы скажем с грустью – «Многих лет!»
День первый в мичманских погонах,
Мы вспоминаем в этот час:
Невзгоды наши – в разных зонах,
Угрозы смерти нам – не раз!..
Тряхнув седою головою,
Мы всё ещё едим и пьём;
Давно забыты мы волною
Морей Российских, но – живём!
И так, друзья, – за то, что было,
За 50-летие в чинах,
За всё, что лучшее в нас жило,
Что проявилося в делах;
Морскую чарку наливая,
Прошу Вас выпить, Господа!
Просторы моря вспоминая, —
Ему мы верны навсегда.
Нас флаг Андреевский накроет,
Когда уйдём мы в лучший мир:
И в мачтах ветер нам завоет:
«Прощай на веки, Командир!»
1952

6/19 Ноября 1962
Уж много лет, в различных странах
Мы праздник Корпуса встречаем, —
Должны мы плавать в океанах,
А мы на суше прозябаем.
Шестого Ноября собравшись,
Мы вспоминаем, – чем мы были:
И рокот волн, – нас всех качавших,
И Флаг, – под коим мы служили.
Родные берега далёко
Лежат от нас в снегах… туманах…
И корабли лежат глубоко
На дне… в различных океанах.
Так будем праздновать Шестое,
Забыв невзгоды… дни печали.
Здесь, – море вспомним нам родное.
О нём мы с детства все мечтали.
И за Традицию святую
За Корпус, Флот, за Флаг Андрея
И за Россию дорогую
Наполним чарку мы быстрее.
И выпьем, – Праздник наш встречая,
Да здравствует семья морская!!!
15 ноября 1962

6/19 Ноября 1965
Господину Председателю и Членам
Кают-Компании в Брюсселе, Бельгия[51 - В 1924 г. был образован Союз Морских Офицеров в Бельгии. Первый председатель – адмирал С.С. Погуляев (1873–1941), затем до 1936 г. – капитан I ранга Г.А. Быков (1874–?), в 1965 г. – лейтенант Г.В. Гансон (?–1989).]
Кают-Компании в Брюсселе,
К Шестому – поздравленье шлю.
За моряков, – что там осели,
Я чарку флота в сей день пью.
В Бизерте флот спустил свой флаг.
И мы, – как крабы разбрелись.
С годами ослабел наш шаг;
И всё ж к Шестому собрались.
Чтоб вспомнить флотские дела
И корабельный наш уют,
Вздохнуть, сказавши: «Жизнь была!
Теперь года нас сильно жмут».
Но в день Шестого – старых нет!
И чарка ходит среди нас;
И флаг Андрея здесь, в обед,
Ласкает вновь морской наш глаз!
И за Россию поднят тост,
За тех, кто славу ей создал,
За тех, кто плыл на West и Ost
В боях тяжёлых погибал!
Шестого Корпус наш далёкий
Мы вспомним, – он закал нам дал.
Он в нас оставил след глубокий.
И жизни вал нас не сломал.
Я вам пишу, – о том, что было;
К Шестому поздравленье шлю:
Ушло от нас всё то, что мило,
Что грело флотскую семью.
Прошу поднять бокал со мною
За Корпус, Флаг, Российский Флот:
За тех, – кто унесён волною,
Кто в нашей памяти живёт!
1965

[Н. М.]

В Морской день
Поднимая сегодня заздравные чаши
За родивший нас корпус, за флот и Россию,
Помянем Государей умученных наших —
Николая и сына его Алексия.
Помянем наших братьев,
отдавших швартовы,
Почивших на суше и в водных
пучинах —
И да будем мы сами всечасно готовы
Ко приятию доброй матрозкой кончины.
Орудийные к бою отдраены портики…
Реют флаги на стеньгах и, согласно
Присяге,
Мы стоим, – пусть без шарфа, фуражки,
и кортика,
Но бессменною вахтою при Андреевском
Стяге: —
Чтобы в час недалёкий последнего боя, —
Час взыскуемой нами посмертной
Победы, —
Умереть по Цусимски, – без страхи
и стоя,
Как за Русь умирали наши славные Деды.
От Невы и Кронштадта с Маркизовой
Лужей,
И по всем долготам земным и широтам,
Где дряхлеют навеки отслужившие службу
Моряки Государева Русского Флота, —
В сухопутные наши Кают-Компании, —
Всем, хранящим Предание, морским
кадетам, —
Шлю сердечные свои пожеланья
И поклон свой с морским приветом.
Пусть ко службе на флоте мы все
перестарки, —
Но почто бы и днесь, как во дни царёвы, —
Нам не выпить по доброй, по флотской
чарке
В милый Флотский День, Ноября
Шестого?!

В Морской день 6 ноября 1966 года
В этот день, —
в Праздник наш и Поминки —
Должно выпить по чарке. – Так вот:
За родного Покойника нашего,
за Именинника, —
За Российский Императорский Флот;
За служивших не выгоды ради,
Но свои отдавая сердца,
За Отцов наших, Дедов и Прадедов,
Вахту несших на нём до конца;
За труды их, победы и жертвы;
За нетленную память о них;
За полегших несчётными мёртвыми
И за тех, кто остались в живых.
Да за ту Навигацкую школу,
Что и ныне стоит над Невой,
И где все приобщились мы смолоду
Государевой Службе Морской.
Пусть она нам чужая сегодня,
Но завет её свят нам поднесь:
Нашей милой неласковой Родине
Мы верны неизменно и здесь.
Нас всё меньше на вахте… и все те же,
Нет ни смены, ни отдыха нам:
Знать, от Господа Бога положено
Нам без срока блуждать по морям.
Но хоть наши фарватеры разны
И различны стоянки, порты —
А в наш древний сегодняшний Праздник
Мы душой воедино слиты.
………………………………………………………..
И ничто там тот Праздник не портит:
Дух наш в рабство чужое не продан;
Нас ни страхом не взять, ни за деньги,
Имя Русское – нам не пустяк!
Никому мы не отдали кортика.
Ничьего мы не клянчила подданства.
Ни пред кем не спустили со стенег
Светоносный Андреевский Стяг.
И хотя поспешаем не ахти, —
А свой срок отстоявши на вахте,
В час назначенный мы без боязни
В рейс последний концы отдадим.
Но покуда… за здравие плотское
Нам почто б не испить
«марсофлотскую»? —
«За живых»… «за усопших»…
и с Праздником —
Милым Праздником нашим Морским!

[Инженер-механик Х.]

Шестое декабря в МИУ[52 - 6 декабря — день Св. Николая Чудотворца был храмовым праздником Морского инженерного училища (МИУ). Бал, дававшийся в училище в этот день, был событием городского масштаба для Кронштадта. Морское инженерное училище Императора Николая I — основано императором Павлом I 20 (31) августа 1798 г. как Училище корабельной архитектуры (до 1827); затем функционировало как Кондукторские роты Учебного морского рабочего экипажа (1827–1856), Инженерное и артиллерийское училище морского ведомства (1856–1867), Инженерное училище морского ведомства (1867–1872), Техническое училище морского ведомства (1872–1896), Морское техническое училище Императора Николая I (с 25 июня 1896), Морское инженерное училище Императора Николая I (с 24 сентября 1898). Более 100 лет (в разные годы) училище размещалось в здании Главного Адмиралтейства (Итальянский дворец А.Д. Меншикова в Кронштадте). С 1 июля 2012 г. после объединения Военно-морского инженерного института с Военно-морским институтом радиоэлектроники им. А.С. Попова стало называться Федеральное Государственное Образовательное учреждение Военный институт (Военно-морской политехнический) ФГКВОУ ВПО «Военный учебно-научный центр ВМФ “Военно-морская академия им. Адмирала Советского Союза Н.Г. Кузнецова”».]

Предисловие
Что пройдёт – то будет мило,
Вот сегодняшний Псалом.
Благовонное кадило
Понесём в наш старый дом.
В дом, где жизнь сама собою
Так наполнена была,
Где стремительной рекою
Наша молодость текла.
Тосковала о просторе,
И шумела как буян,
И лилась в большое море —
Сине-море – океан.
Столовый зал
Кто забудет те чертоги,
Где тройной струится свет,
Где подводятся итоги
Лучших месяцев и лет.
Где бывает так приветна

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=70986265?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes
Примечания

1
Сологубовский Н. Анастасия Александровна Ширинская. Судьба и память ? Н.А. Солугубовский. – Москва: ИД «Ключ-С», 2012. – С. 119.

2
На Западе: антология русской зарубежной поэзии ? сост. Ю.П. Иваск. – Нью-Йорк: Изд-во им. Чехова, 1953. – С. 5.

3
Сагацкий И. Существует ли «военная» поэзия ? Иван Сагацкий // Вестник. – 1961. – 1 февр. (№ 88). – С. 4.

4
Арсений Несмелов «В затонувшей субмарине» (1931 г.).

5
Впервые напечатано в Пасхальном номере газеты «Доброволец», издававшейся в 1919 г. в Кисловодске. Здесь и далее примечания составителя.

6
Написано неизвестным офицером на фронте в 1917 г., распространено в разных вариантах. Так же встречаются отрывки под названиями «Я – русский офицер» и «Молитва о пуле».

7
Врангель Пётр Николаевич, барон (1878–1928) – генерал-лейтенант. Участник Русско-японской и Первой мировой войн. Один из главных руководителей Белого движения в годы Гражданской войны. Правитель Юга России и Главнокомандующего Русской Армией в Крыму и Польше в 1920 г. Скончался в эмиграции в Бельгии.

8
Стихи Нестора Монастырёва подписаны: Немо. Рукописи хранятся в фонде архива-библиотеки Российского фонда культуры.

9
Во время французского протектората военно-морской госпиталь Сиди-Абдалла, куда сразу по прибытии направляли на лечение раненых и больных с Русской эскадры, пришедшей из Крыма в Бизерту к январю 1921 г., находился в г. Мензель-Бургиба (Тунис).

10
Рукопись Н.З. Ищенко хранится у его сына Владимира Николаевича, живущего под Парижем.

11
Беренс Михаил Андреевич (1879–1943) – контр-адмирал, в 1920–1924 гг. исполняющий должность командующего Русской эскадрой.

12
Тихменёв Александр Иванович (1879–1959) – контр-адмирал, в 1920–1924 гг. начальник Штаба Русской эскадры.

13
Гутан Николай Рудольфович (1886-до 1944) – капитан I ранга, в 1921–1922 г. – начальник 2-го отряда судов Русской эскадры.

14
Брод Вильгельм (Константин) Карлович (1885–1953) – инженер-механик капитан I ранга. В 1921–1922 гг. – помощник начальника базы Русской эскадры, в 1922–1924 гг. – начальник хозяйственной части эскадры.

15
Мордвинов Константин Владимирович (1875–1948) – капитан I ранга. В 1920–1921 гг. – командир транспорта-мастерской «Кронштадт».

16
Мордвинова (урожд. Спицкая) Раиса Александровна (ок. 1880-?) – супруга К.В. Мордвинова.

17
Трухачёв Сергей Львович (1874–1962) – капитан I ранга. В 1921–1923 гг. – командир линейного корабля «Георгий Победоносец».

18
Щулепникова Екатерина Анатольевна (1900-?) – жена лейтенанта А.И. Щулепникова.

19
Краснопольская Анна Юрьевна (ок. 1895-?) – жена капитана II ранга Н.А. Краснопольского.

20
Рыкова Полина Ивановна (ок. 1895-?) – жена капитана II ранга И.С. Рыкова.

21
Орёл на адмиральских погонах.

22
Кораблёва (урожд. Вартикова) Маргарита Михайловна (ок. 1883-?) – жена Кораблёва Б.А.

23
Кораблёв Борис Александрович (1875- до 1928) – действительный статский советник, морской врач. В 1922–1924 гг. – врач 2-го отряда судов Русской эскадры.

24
Pierre de Gagarine(?)

25
Бравый ротмистр(?)

26
Монастырёва Людмила Сергеевна (1891–1957) – морской врач, жена Н.А. Монастырева.

27
Монастырёв Нестор Александрович (1887–1957) – капитан II ранга. В 1921–1923 гг. – командир подводных лодок «Утка», АГ-22, редактор и издатель журнала «Морской сборник».

28
Соловьёв Пётр Иванович (1886–1922) – надворный советник, морской врач. Старший судовой врач на крейсере «Генерал Корнилов».

29
Соловьёва Нина Николаевна умерла в возрасте 30-ти лет в Бизерте.

30
Трухачёв Сергей Львович.

31
Соллогуб Владимир Владимирович (1885-?) – капитан II ранга. В 1920–1922 гг. – офицер для связи с губернатором Бизерты, офицер для связи с сухопутной командой.

32
Плотто (урожд. Кульстрем) Евгения Сергеевна (1897–1991) – жена В.А. Плотто.

33
Плотто Владимир Александрович (1893–1977) – лейтенант. В 1920–1921 гг. – старший офицер, командир эсминца «Гневный».

34
Плотто Евгения Сергеевна.

35
Плотто Александр Владимирович (1920–2018) – историк Российского флота. Сын Плотто В.А.

36
Кульстрем (урожд. Поликарпова) Мария Аполлоновна (1871(?)-1957) – мать

37
Надина(?)

38
Муж(?)

39
Стихи для публикации были переданы в Париже историку А.Ю. Емелину Александром Владимировичем Плотто (1920–2018).

40
Из музыкальной картины «Видение офицера», подготовленной воспитанниками Русского Дома в Харбине в 1934 г. Директором Русского Дома и главным творческим его движителем был Подольский Константин Иванович (?–1952 [?]) – военный моряк. Во время Гражданской войны участвовал в Белом движении на Востоке России. В эмиграции проживал в Китае, организовал в Харбине учебно-воспитательное учреждение для мальчиков «Русский Дом», по своему характеру близкое российским военно-морским училищам и кадетским корпусам, где был директором (1924–1934 гг.). В «Русском Доме» реализовывалась идея единой трудовой школы, в основу воспитательной системы была положена идея развития самодеятельности учащихся, для этого в приюте-училище были созданы необходимые условия, имелись мастерские: токарная, шлифовальная, слесарная, старшеклассники выпускали журнал «Маяк»; большое внимание уделялось религиозному православному воспитанию \подростков. Был арестован и осужден в 1945 г. По некоторым сведениям, находился в Озерлаге, близ Тайшета, организовал там самодеятельность. Погиб в 1950-е гг.

41
Баллада посвящена будням Морского корпуса в Бизерте и его ликвидации. Морской корпус под именем Сиротского дома Джебель-Кебира-Сфаята просуществует до мая 1925 г.

42
6 ноября отмечался праздник Морского корпуса. Это день Св. Павла Исповедника, в честь которого в 1797 г. в присутствии Павла I осветили корпусную церковь. Во время праздничного обеда 6 ноября неизменным блюдом на все последующие годы, вплоть до ноября 1917 г., был гусь.

43
Стихотворение, прочитанное на обеде 6 ноября 1928 г. в Гельсингфорсе.

44
Из воспоминаний выпускника Морского корпуса А.П. Белобродова (1894–1981): «В корпусе существовала традиция после сдачи экзамена [по астрономии] после отхода ко сну устраивать «похороны альманаха», т. е. астрономического ежегодника с данными о координатах небесных светил на каждый день данного года. В те годы пользовались альманахами английского издания…» {Емелин А. Ю. Морской кадетский корпус: в воспоминаниях воспитанников ? сост. А.Ю. Емелин. – Санкт-Петербург, 2003. – С. 145).

45
Стихотворение было прочитано автором на обеде в Кают-Компании в Бейруте 6 ноября 1932 г.

46
Стихотворение посвящено памяти моряков «Стерегущего».

47
Подпись: Флигель-адъютант, кап. I ранга Д.В. Ден. Производства 8 сент. 1892 г. † в Риме 22 августа 1937 г.

48
Подпись: С. X.

49
Дворжицкий Юрий Корнильевич (1889–1971) – старший лейтенант. Подводник; участник Первой мировой войны, около 2-х лет служил на подводной лодке «Е-19», на которой принял участие в потоплении немецкого крейсера «Ундина» и целого ряда неприятельских грузовых пароходов. В апреле 1917 г. получил назначение флагманским штурманом дивизии подводных лодок на Балтийском море. С конца 1917 г. в Вооруженных силах Юга России. Эвакуирован в Турцию, член Совета Союза морских офицеров в Константинополе. С 1923 г. в эмиграции в США. Трудился в Нью-Йорке инженером. Одни из основателей Общества бывших русских морских офицеров в США, основатель и редактор-издатель Бюллетеней того же общества (1934), председатель Всезарубежного объединения морских организаций. Скончался в Нью-Йорке, похоронен на кладбище Свято-Троицкого монастыря (Джорданвилль, Нью-Йорк).

50
Приветствие из Германии.

51
В 1924 г. был образован Союз Морских Офицеров в Бельгии. Первый председатель – адмирал С.С. Погуляев (1873–1941), затем до 1936 г. – капитан I ранга Г.А. Быков (1874–?), в 1965 г. – лейтенант Г.В. Гансон (?–1989).

52
6 декабря — день Св. Николая Чудотворца был храмовым праздником Морского инженерного училища (МИУ). Бал, дававшийся в училище в этот день, был событием городского масштаба для Кронштадта. Морское инженерное училище Императора Николая I — основано императором Павлом I 20 (31) августа 1798 г. как Училище корабельной архитектуры (до 1827); затем функционировало как Кондукторские роты Учебного морского рабочего экипажа (1827–1856), Инженерное и артиллерийское училище морского ведомства (1856–1867), Инженерное училище морского ведомства (1867–1872), Техническое училище морского ведомства (1872–1896), Морское техническое училище Императора Николая I (с 25 июня 1896), Морское инженерное училище Императора Николая I (с 24 сентября 1898). Более 100 лет (в разные годы) училище размещалось в здании Главного Адмиралтейства (Итальянский дворец А.Д. Меншикова в Кронштадте). С 1 июля 2012 г. после объединения Военно-морского инженерного института с Военно-морским институтом радиоэлектроники им. А.С. Попова стало называться Федеральное Государственное Образовательное учреждение Военный институт (Военно-морской политехнический) ФГКВОУ ВПО «Военный учебно-научный центр ВМФ “Военно-морская академия им. Адмирала Советского Союза Н.Г. Кузнецова”».