Главная страница | Современная русская литература | Выбиться в люди, или Разбиться вдребезги

Выбиться в люди, или Разбиться вдребезги
Роман Кирлен
Ребенком он должен был умереть, но ему не дали. В ходе поисков смыслов и закона всех взаимодействий, он создает свою собственную систему. В которой каждый играет предназначенную ему роль, достигая "подземелья" своей души. Они боготворят его, а он называет их "ходячими депозитами". Кто он? Финансовый гений или…
Дорогой читатель, не суди строго, корректирую и редактирую текст в процессе написания. Буду стараться обновлять как можно чаще.

Роман Кирлен
Выбиться в люди, или Разбиться вдребезги

Эпиграф
Взгляните на птиц небесных: они ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их. Вы не гораздо ли лучше их? Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам.
Евангелие от Матфея 6 : 26, 33

Будь внимателен к своим убеждениям, за каждым из них стоит сила, которую ты впускаешь в свою жизнь.
Автор


Глава 1. Холодное утро
Холодным зимним утром 1958 года молодая женщина все же решилась. Она подготовила для своего маленького сыночка все самое лучшее, что смогла выбрать из всего своего тряпья: одеялко с одной только дырочкой, но зато натуральное, из верблюжьей шерсти; две легкие шапочки и одну тепленькую, на завязках, чтобы ушки не продуло; три старенькие маячки с маленькими, почти незаметными, масляными пятнышками; штанишки, кофточку, полотенце, две пеленки и носочки. Все вещи женщина прогладила с двух сторон и аккуратно сложила в корзину. В эту корзину она также поставила: флягу с молоком; небольшую кастрюльку со свежесваренной манной кашей, плотно обвязав ее веревкой; деревянную ложку; маленькую кружку; тарелку; и, вместо соски, две жванки – завернутые в марлю жеванные кусочки белого хлеба. Затем села за стол и написала:
«Дорогая мамочка, сил моих больше нет. Помоги!
Отправляю тебе сыночка Владика.
Очень надеюсь, что наш быт скоро наладится и тогда мы его заберем.
Целую. Твоя дочь Евгения.»
Ее слеза нечаянно упала на письмо, буквы расплылись, но переписывать времени не было. Евгения быстро сложила письмо пополам, завернула его в газету и положила в корзину. Затем она одела своего спящего сынишку, накинула на себя пальто и, обернув сынишку широким шарфом, привязала его к себе. – Так будет надежней! – подумала Евгения.
Женщина посмотрела на себя в зеркало. – Господи, на кого я похожа? В кого превратилась? – сказала она. Eе лицо выглядело уставшим, по щекам текли слезы. Замотанная шарфом, с ребенком на руках она выглядела так неуклюже. Все! Хватит! Перестань! Евгения хлопала себя по щекам, но это не помогало, слезы продолжали литься из глаз. От ее хлопков, ребенок всхлипнул и стал просыпаться.
– Спи, малыш! Спи, – принялась успокаивать малыша Евгения. Она качала и нежно его гладила, и ребенок снова заснул у нее на груди.
– Ну… присядем на дорожку, – еле слышно сказала она, и, на пару минут, села на табуретку в коридоре.
– Пора! – вздохнув сказала женщина, взяла корзину с вещами и вышла на улицу.
На улице была сильная метель. Направляясь к трамвайной остановке, она машинально, одной рукой, прижимала сына к груди, второй крепко держала корзину с вещами. К ее мокрому от слез лицу прилипали снежинки, они таяли и превращались в колючие льдинки. От резких порывов ветра эти льдинки царапали в кровь ее щеки и губы. Женщина была погружена в свои мысли и ничего не чувствовала. Она не обращала внимание на зловещий гул ветра, воцарившейся на улице, на то, что часть фонарей не работала, и ей приходилось идти машинально, на ошупь, почти в полной темноте. Подойдя ближе к остановке, освещение стало лучше. Она на ходу подняла голову и посмотрела на большие часы, висящие на столбе. Часы показывали четыре часа пятьдесят пять минут.
Через пару минут подошел трамвай, и Евгения в него села. Сынишка крепко спал у нее на руках, раскачиваясь от движения транспорта. Это был крепкого телосложения годовалый мальчик, с серьезными серыми глазами и темно-русыми волосами. Она назвала своего сына Владиславом, Владиславом младшим, в честь отца ребенка, своего мужа, надеясь, что этим сможет заставить мужа полюбить ее и крепко привяжет его к себе. Можно сказать, с характером сына ей повезло. У других мамаш дети кричат, что-то требуют, а этот нет, только пискнуть изредка может. Она и не помнила, когда сын плакал в последний раз.
Воспоминания плыли в ее голове …
Познакомилась она с мужем пять лет назад в сельскохозяйственном техникуме, где Владислав старший, по настоянии своей матушки, учился на агронома. В это же время, он по контракту служил в армии и жил в казарме. Евгении была старше Владислава на три года. Ему было двадцать два года, ей двадцать пять. Он красавец-мужчина: спортивный, широкоплечий, блондин, с голубыми глазами; пользовался большой популярностью у девушек. Когда Евгения устроилась в техникум, Владислав сразу обратил внимание на перспективную учительницу, стал красиво ухаживать, говорил, что она умная, с ней интересно, а другие девушки, по сравнению с ней, простушки и ему с ними скучно. Молодые люди начали встречаться.
Через три года после знакомства, они решили расписаться. После чего молодой семье выделили отдельную комнату в армейском общежитии, и молодожены переехали в новое жилье. Спустя год в семье родился сын. Вначале все было хорошо, казалось, вот оно счастье – семья, сын, новая комната, работа. Но уже через пару месяцев, стало очевидно, что денежные и временные траты на ребенка подкосили их семейную идиллию. Евгении приходилось все свое свободное время уделять ребенку, времени на себя и на мужа не хватало. Владислав старший чувствовал как-будто попал в капкан, он не понимал и не знал, что ему делать, как себя вести. Единственный человек, который его всегда успокаивал и принимал – это была его мать. Недолго думая, он решил поехать с семьей к матери, показать внука.
Свекровь, как только увидела своего сына, заулыбалась, подбежала сразу к нему и, обняв его, расплакалась.
– Ну, не надо мама, не плачь, – успокаивал ее Владислав старший. – Все же хорошо!
– Вижу! – бросила женщина, покосившись на невестку и рукой вытирая слезы. – Сынок, дорогой, ты проходи, садись, а то с дороги устал, небось. Вот картошечка, только с грядки, – суетилась женщина.
Владислав послушно сел за стол. Евгения, продолжала стоять, держа на руках сына. С недоумением и горечью, она наблюдала за мужем и свекровью. В ее нутре все переворачивалось. Не такую встречу она ожидала!
– Что стоите? Садитесь, – наконец обратился Владислав к жене с сыном.
– Только тарелку принеси себе! На кухне найдешь, – злобно добавила свекровь.
За столом свекровь общалась только со своим любимым сыном, не замечая невестки и внука.
Евгения была в ярости, но сдерживала себя. Сцен она не устраивала и дотерпела до конца поездки. Женщина решила, что ее ноги больше не будет в доме свекрови.
После этого раза, Владислав ездил к своей матери один. Позже Евгения выяснила, что свекровь невзлюбила ее с самого начала, считая старой для своего сына. Внука она не признала, думая, что Евгения его нагуляла, и сыну своему она так и говорила: – Ты посмотри! У внучка-то нос не твой, и цвет волос не твой, не похож он на тебя, и все тут! Не наша порода! Нагуляла девка, эта старуха! Мне она сразу не понравилась, а ты туфяк-тюфяком!
Владислав с матерью не спорил, а наоборот, и сам стал сомневаться в своем отцовстве, и сына поэтому недолюбливал. Всю заботу о ребенке он посчитал нужным отдать Евгении. – Она мать, вот пусть заботится о своем ребенке! Не мужское это дело пеленки стирать. Как бы там не было, главное – это пробиться в жизни, сделать карьеру, чтобы начальство ценило, и чтобы карманы были набиты деньгами. Если это будет, значит и все у меня будет, а жена все стерпит и простит, а не простит – значит будет другая, – думал он.
Первое время Евгения пыталась понять мужа, помочь ему полюбить сына, но со временем опустила руки, и незаметно для себя, где-то в подсознании, сама стала воспринимать своего ребенка как тяжелый крест, который не дает ей радоваться жизни.
– Ну почему ты не блондин? Почему не похож на своего отца? За что мне такое наказание? – злилась она на сына.
Трамвай дернулся, и мысли Евгении прервались. Она посмотрела в окно. За окном пробивались первые лучи рассвета, метель поутихла. Евгения снова погрузилась в свои воспоминания …
Как-то раз пошли они с мужем в кино на новый мистический фильм Жана Кокто "Орфей".
– Эй, Женя, поторапливайся! Время! – кричал с порога Владислав.
– Иду! Иду! Вот, только сыночка укрою, – отвечала она. Их сыну было тогда месяцев восемь или девять.
Зал в кинотеатре был переполнен, супруги, с предвкушением, уселись на свои места в пятом ряду. Фильм был о любви женщины Смерти к человеку, своему земному избраннику. Роль избранника исполнял неповторимый Жан Маре. Посмотрев фильм, на обратном пути, они решили зайти в кафе.
– Дорогой, как ты думаешь, в чем смысл? Почему Смерть не оставила Орфея у себя в преисподней? Зачем она принесла себя в жертву? Ведь она понимала, что отпуская его, он к ней больше не вернется… он останется с земной женщиной Эвридикой, – задумчиво спросила Евгения своего мужа, откусывая кусочек булочки и запивая ароматным кофе. Муж ничего ей не ответил, только пожал плечами. Евгения тяжело вздохнула и молча допила свой кофе.
Супруги вернулись домой поздно. Не успели включить свет, как слышат, из комнаты, еле слышно, доносится приглушенный звук «н-н-н-н». Евгения на секунду опешила. – Что-то с сыном? – бросила она. Быстро сняв обувь, она подбежала к лампе, нащупав включатель, включила свет и видит…
А сынок-то их не спит, стоит в своей кроватке весь мокрый. Его простыня, одеяло и подушка тоже мокрые. Пустая бутылка из-под молока валяется посреди кроватки. Малыш, не обращая внимание на вошедших родителей, смотрит в стену напротив, и раскачивается взад-вперед, тихо произнося «н-н-н-н».
– Сколько времени нас не было? – резко спросила она мужа.
– Часов пять … наверно, – ответил Владистав.
Сердце у Евгении защемило. Она быстро поменяла грязное белье и помыла малыша, затем стала его кормить. – Прости нас сынок! Прости дорогой! – шептала она сыну.
– У нас ужин будет сегодня? – подходя к ней, спросил муж.
– Возьми в холодильнике! Разогрей сам! Не видишь я занята, – грубо ответила она.
– Понятно! – сердито сказал муж и отправился на кухню.
Отношения у Евгении с мужем были натянутые. Один быт и никакой радости. Владислав стал возвращаться домой все позднее и позднее, а один раз, и вовсе, вернулся под утро. Как он только зашел в комнату, она сразу почувствовала, что что-то не так. От него, от его рубашки пахло женщиной, женскими духами.
– Ты где был? – спросила Евгения, и подготовилась выслушать какую-нибудь ложь.
– Соседка Зойка позвала. Они с Лешей поругались, я ходил его искать, потом долго сидел с ними на кухне. Мы разговаривали. Хочешь, иди проверь! Спроси! – недовольный распросами жены, объяснял Владислав.
– И что, они помирились?
– Да! Не веришь? Иди спроси! Можешь прямо сейчас идти, они не спят! Все! Вопросов больше нет? – с ухмылкой спросил муж.
Евгения промолчала.
– Давай поесть! Что там у нас сегодня? – спросил Владислав.
– Жареная картошка, – задумчиво сказала Евгения.
– Женя, почему одно и тоже? – не выдержал муж, и взорвавшись от накопившихся обид, продолжил: – Я понимаю, конечно, что тебе некогда, работа, ребенок. Но в чем дело? Можно и мужу время уделить, наконец. Сейчас я живу хуже, чем раньше. Вот когда я был один, питался уж точно лучше. Мог позволить себе, хоть каждый день, в столовую ходить. А сейчас что? Зачем мне все это, скажи? В чем смысл твоей семьи?
– Смысл семьи? Да в том, что в семье разное бывает. А я … закрутилась совсем. Что ты хочешь сказать? У нас не было хороших моментов? Мы же должны друг другу помогать, поддерживать! –ответила ему Евгения, и после паузы добавила: «Иногда, надо и чем-то жертвовать ради семьи».
– Жертвовать? Друг другу помогать, говоришь? Какая от тебя помощь, скажи? Ты же накормить толком не можешь! – раздраженно сказал Владислав. – Посмотри, в кого я превратился! Какой у меня замученный вид! – сказал он, рассматривая себя в зеркале. – Нет! Я не готов на такие жертвы! Вот ты, чем жертвуешь ради семьи? И не говори мне про сына! Наша семья – это не только ребенок.
– Да я… Я все свое свободное время трачу на вас. Времени на себя не остается. Ты же знаешь, что даже в аспирантуру я не пошла… – пыталась оправдываться Евгения.
– В аспирантуру не пошла ради семьи? – перебил ее Владислав. – И в чем смысл твоего поступка? Это слабость твоя, а не жертва! Жертва должна приносить пользу. Пользу, ты слышишь! А ты говоришь, что ради семьи ты не пошла в аспирантуру, и следовательно, не сделаешь карьеру, не будешь заработать больше, чтобы мы, твоя семья, могла жить лучше. Какая в этом польза? Это бессмысленная жертва! Думаешь, Владик скажет тебе спасибо, что его мать, ради него загубила себя? Да и мне такие жертвы не нужны. Посмотри на себя! На кого ты стала похожа? Ходишь в одном и том же, только меня позоришь! И вообще, зачем ты рожала? Надо было вначале на ноги встать. Я говорил тебе, не торопись, но ты так решила! Вот и думай теперь сама. Я считаю, кто главнее в семье, тот и должен получать заботу и внимание, и все самое лучшее, а у нас пока получается наоборот. Я с таким положением дел не согласен! Не знаю как дальше мы будем жить, но точно знаю, что жаренную карточку я ем последний раз! – бросил он и пошел на кухню.
Евгения подошла к кроватке сына и села рядом. – Ну все! – напряженно, сжав зубы думала она, глядя на сына. – Ребенок забирает все мое время. На мужа и себя времени не остается, это точно. Если все оставить как есть, муж меня точно бросит. А кому я буду нужна? Немолодая уже, да еще и с ребенком. Надо что-то менять! Как найти на все время? Куда деть сына? Мне надо срочно себя в порядок привести. Все! На этой неделе запишусь в парикмахерскую, куплю обновки и стану подводить на глазах стрелки, как сейчас модно! Где взять денег? … Придется на сына поменьше тратить! А что? Как дети в войну жили? И сын у меня справится! Сейчас главное – сохранить семью!
Она успокоилась, тихонько разделась и легла рядом с мужем. Муж к этому времени уже крепко спал. Мысли не давали ей уснуть. – Как найти время? Куда деть сына? Жаль, что садик не круглосуточный, так-то можно было его оставлять в садике, а на выходные забирать домой. Может попробовать договориться с какой-нибудь нянечкой, чтобы она ребенка к себе домой забирала или найти женщину, которая за ним будет присматривать. Как жаль, что моей мамы рядом нет, – думала она.
И тут … ее как молнией пронзило, сон тут же куда-то пропал. Евгения уже не могла лежать, она села на кровать.
– А что, если… отдать сына моей маме на Урал, в деревню? – внезапно осенило ее. – Точно! Мама живет одна, ребенок скрасит ее одиночество, а у меня, наконец, появится время на себя и на мужа. Все будут рады! И сын под присмотром, и жизнь семейная наладится. Это же выход! – восторженно думала она. Евгения готова была прыгать от счастья, что решение найдено. Но тут, она вспомнила, как мечтала о ребенке, как мечтала за ним ухаживать, вспомнила, как в родильном доме держала в руках сына и ощущала себя такой счастливой мамой. Нет, я так не могу! Зачем я рожала? Чтобы ребенка матери отдать? Он ведь маленький еще! Мама может не справиться! А если он заболеет? Там врачей, поблизости, нет! Но если не сейчас, потом будет поздно! Муж точно уйдет! А женщина с ребенком никому не нужна! Нет, этого допустить нельзя! Надо ребенка отдать маме, а мы с Владиславом постараемся побыстрей встать на ноги, и тогда его заберем. И сыночку лучше будет у мамы на свежем воздухе, на деревенских продуктах.
Евгения колебалась, и не могла принять окончательное решение. Она чувствовала, что лучше бы оставить малыша здесь, дома, но как это сделать, без последствий для семейной жизни, она не знала. Придется, все же, выбирать и чем-то жертвовать, или мужем, или сыном! Она встала с кровати, и на цыпочках подошла к кроватке сына.
– Прости меня! Прости! Я все делала для тебя, мой милый! Больше уже не могу. Папа у тебя хороший, надо ему помочь, сынок. Он работает, обеспечивает семью. Все делает ради семьи, ради нашего счастливого будущего. Папа твой прав, надо что-то менять! Как же тебя довезти до деревни? Отпуск мне никто не даст, каникулы закончились. С кем же тебя отправить? Надо поспрашивать на работе, у соседей, может, кто-то и согласится тебя отвезти. Слава Богу, что характер у тебя спокойный, – шепотом говорила она, глядя на сына, и представляла, как сможет проводить спокойные и радостные вечера вместе с мужем, никаких пеленок, вечных стирок и кормления.
Всю следущую неделю женщина пыталась найти человека, который смог бы отвезти сына на Урал, к ее матери. В результате, согласились сторож-пьянчужка и соседка Клавдия, та еще сплетница, по мнению Евгении. Эти претенденты никак ей не подходили. Она судорожно перебирала, возможные еще, варианты. – Муж? Не поедет, он работает. Может на больничный? Нет, не получится, обман сразу раскроется, меня же, обязательно, придут навещать коллеги и ученики. Так и до увольнения недалеко! Что делать? Неужели ничего не получится? – мучилась Евгения. И тут неожиданная мысль пришла ей в голову: «А что, если пойти на вокзал, найти подходящую, опрятную женщину, без вредных привычек, и … отправить с ней сына, а там бабушка его встретит?» Она задумалась. – Дома же ребенок один остается, … и тут тоже самое. Он же спокойный, невредный ребенок. Я понимаю, если ребенок был бы неспокойный, кричал, такого точно нельзя одного отправить, а мой то самый, что не есть душка, такой милый и тихий, что с ним может случится? … А даже если и случится, значит – это судьба! – Евгения вздрогнула от последней своей мысли, но почувствовала такое холодное, еле-еле заметное, чувство облегчения. – Ведь сын в тягость! Что врать себе, так оно и есть! Он кроме меня, никому и не нужен, хотя, вот, маме моей, наверно, тоже нужен внучек. А если случится что-нибудь с ним, значит так лучше будет. Видит Бог, я сделала все, что в моих силах. Теперь, жизнь его вверяю тебе, Господи! Как ты решишь Господи, так мы и примем со смирением. Никто зла сыночку не желает, только из добрых побуждений я его отправляю, думаю ничего не случится. Решено! Завтра с утра его и отправлю.
Вот и ее остановка… воспоминания оборвались. Евгения с сыном вышли из трамвая. Ребенок проснулся, и сейчас, шел, держась за мамину руку. – Надо нам еще билет купить, – сказала Евгения, закрывая от ветра лицо сыну шарфом. Малыш тянул ее за руку. – Куда же ты так! Не тяни! Подожди!
Она направлялась к привокзальным кассам и, спешно переходя через дорогу, не заметила, что прямо на них, по дороге несется грузовик. Она услышала громкий сигнал, визг тормозов и, испугавшись, на мгновенье, отпустила руку сына. Все произошло так быстро, что женщина не успела опомниться, как ее отбросило назад, в сугроб. Корзина выпала из рук, и детские вещи рассыпались вдоль дороги.
– Может скорую вызвать? – услышала Евгения, придя в себя. Она открыла глаза, и увидела, что над ней склонился встревоженный мужчина. Это был водитель того самого грузовика.
– Нет, не надо скорую, – тихо ответила она, пытаясь вспомнить, что произошло.
Водитель помог Евгении встать и отряхнуться от снега. Он внимательно ее осмотрел. Вокруг собралась толпа зевак.
– Где мой сын? – спросила она через пару секунд. Никто ей не ответил.
– Владик! Владик! Ты где? – закричала Евгения, оглядываясь по сторонам. Возникшая мысль о возможной смерти сына, заставила ее вздрогнуть.
– Где мой сын? Помогите! Сын пропал! – закричала она с новой силой, и порывисто стала искать сына глазами.
– Женщина, женщина, посмотрите! Может, это Ваш ребенок? – дергала ее за плечо старушка.
– Где? Где он? – кричала Евгения. Старушка указала рукой на противоположную сторону улицы. Около дороги одиноко стоял ее малыш. Мимо него проносились машины, но он их не замечал и спокойно разглядывал снежинки на своих варежках.
– Дорогой мой! Сынок! – бросилась мать к сыну.
Евгения перебежала улицу, схватила сына на руки и крепко его обняла. Она стояла с ним обнявшись некоторое время. – Я даже не пыталась защитить сына! Я испугалась только за свою жизнь, – винила она себя, вспоминая свои действия в момент опасности. – Я напрочь забыла, что у меня есть сын, – призналась себе Евгения, и почувствовала неприятные холодные мурашки в области груди.
– Так! Сколько времени? – опомнилась она. Долго же мы тут провозились! Она посмотрела на часы. До поезда оставалось сорок минут. Евгения, не обращая внимание на толпу зевак, сложила в корзину разбросанные детские вещи. Рядом в сугробе она нашла неповрежденные флягу с молоком и кастрюлю с кашей, плотно обмотанную веревкой, которые тоже аккуратно положила в корзину. – Все на месте! Значит все правильно делаем! Скорей, скорей, надо еще женщину найти подходящую – подумала она. После чего быстрым шагом, с ребенком на руках, направилась на вокзал.
Она нашла нужный перрон. Поезд на Урал уже подошел, двери были открыты, и пассажиры медленно подходили к своим вагонам. Евгения огляделась. Рядом с ней стояла молодая пара: полноватая женщина, одетая в старенькое пальто, валенки, ушанку и худощавый мужчина с папиросой в зубах, в тулупе и высоких сапогах. – Нет, эти не подходят, – подумала она. – Он курит, да и женщина выглядит как-то простовато.
Чуть дальше, в толпе, она увидела одинокую женщину средних лет, на голове у которой была красивая песцовая шапка. Она подходила к вагону поезда, таща за собой сумку с вещами. – Вот эта! Женщина едет одна, точно будет за сыном моим приглядывать, – решила Евгения.
– Извините! – подходя к этой женщине, запинаясь и краснее, начала она. – Вы … едите на этом поезде?… На Урал?
– Да, – ответила женщина, с интересом посмотрев на Евгению.
– Извините, Вы не могли бы передать кое-что? … Я заплачу … Пятьдесят рублей, – сказала Евгения.
– Пятьдесят рублей? Что Вам передать? Давайте! – заметно приободрившись, ответила женщина.
– Вот! – Евгения протянула свою корзину. – Письмо, корзинка с вещами и … и … ребенок, – она указала на сына.
– Ребенок? – удивилась женщина, посмотрев на Владика.
– Вы не переживайте! Это мой ребенок. Он очень спокойный, не плачет. Я здесь все собрала для него, как раз на пару дней хватит, пока будете ехать, а там, на Урале, моя мама с поезда его заберет, – протараторила Евгения.
– Ваша мама ребенка заберет? … Спокойный говорите? А чем его кормить? Что Вы там собрали? И как я его провезу, билет на него есть? – заинтересовано спросила женщина.
– Билет таким малышам не надо, мне только сейчас в кассе сказали. Вот, остается только с Вами договориться и с проводником. Вы не переживайте, все документы в порядке, вот справка о рождении … все в порядке, – ответила Евгения. – Кормить его просто! Кормить молоком и кашей, все здесь, в корзине, вот еще две жванки. А вот и одежда для ребенка, – сказала Евгения, вынимая и показывая женщине содержимое корзины.
– Ну, ладно! Давайте, – внимательно рассмотрев все вещи и немного подумав, сказала женщина.
– Спасибо Вам! Вы меня очень выручили, – поблагодарила она женщину, и достав из кармана пятьдесят рублей, передала ей.
Оформление у проводника и размещение в вагоне заняло минут десять.
Евгения взглянула на сына. – Давай я тебе молочко дам, мой дорогой, – обратилась она к сыну и, открыв флягу, налила ему в кружку немного молока. – Милый, вот тетя. Ты поедешь с этой тетей к твоей бабушке, понял? Мой дорогой, ничего не бойся и веди себя хорошо. Ты у меня сильный, я знаю, ты справишься, – сказала она сыну. Затем она сняла с сына шапку, варежки, тулупчик и положила их в корзинку. Обняла и на прощание поцеловала ребенка, оставив сидеть рядом с женщиной. Владик вел себя спокойно.
– Ну, я пошла. Хорошей Вам дороги! – обратилась Евгения к женщине.
– Идите, идите. Поезд, вот, вот поедет. Разберемся! – ответила женщина.
Евгения вышла из вагона. Поезд тронулся, и она проводила его взглядом пока поезд не скрылся из вида.
– Ну вот и все! Все будет хорошо. Женщина порядочная. Довезет! – сказала она себе. Затем Евгения пошла на почту, отправила матери срочную телеграмму. Она чувствовала как тяжелая ноша спала с нее. У нее вновь появилось ощущение легкости и свободы, вернулся вкус к жизни.
– Наконец! Теперь я могу заняться собой, могу уделять время мужу! Ребенок в хороших руках! Мама о нем позаботиться. Все хорошо! – думала она, возвращаясь домой.


Глава 2. Бабушка
Настасья Никифоровна, мать Евгении, жила одна в деревянном небольшом доме, в деревне, на Урале. Эта была среднего роста худощавая женщина пятидесяти семи лет, с густыми, с проседью темно-русыми волосами, которые она убирала в пучок, с выразительными глазами и спокойным нравом. Она гордилась своей единственной дочерью, гордилась тем, что дочь получила два высших образования, вышла замуж, родила сына. При каждом возможном случае, она рассказывала о дочери соседям.
Рано утром Настасью Никифоровну разбудил стук в окно. Это был почтальон. Накинув халат, женщина открыла дверь.
– Ну, Никифоровна, весточку тебе принес. Завтра внук к тебе приезжает.
– Как внук? Малыш? Завтра? – растеряно спросила женщина.
– Точно так! В одиннадцать часов, – ответил почтальон и передал ей телеграмму.
«В четверг поезд 11.00 встречай внука 3 вагон Привезет женщина Целую Евгения» прочитала Настасья Никифоровна.
– Спасибо, дорогой! – поблагодарила женщина почтальона.
Своего внука Настасья Никифоровна ни разу не видела, только знала, что родился он в феврале прошлого года. Впрочем, затя она тоже не видела. Молодые все хотели приехать, но поездка откладывалась по причине отсутствия средств и времени.
– К чему такая спешка? Дочь, значит, не сама его привезет? Что за женщина привезет малыша? –задавалась вопросами Настасья Никифоровна. – Значит так надо! Надо помочь! Я помогу, помогу, – ответила она себе и стала готовиться к приезду внука.
На следующий день, с первой повозкой, она отправилась на вокзал.
– Ну вот и поезд с моим внуком идет. Как же мне его найти? – переживала Настасья Никифоровна. Она еще раз внимательно перечитала телеграмму.
Поезд остановился, и пассажиры начали выходить из вагонов. Настасья Никифоровна подошла к третьему вагону и остановилась, пристально разглядывая, выходящих людей.
Из вагона вышла женщина, качая на руках малыша, а с ней две маленьких девочки лет пяти. Вслед за женщиной с чемоданами вышел молодой мужчина.
– Наверно, эта! Это мой внучек у нее на руках, – подумала Настасья Никифоровна и подошла к женщине.
– Здравствуйте. Это ваш ребеночек? – ласково спросила Настасья Никифоровна, глядя на ребенка на руках у женщины.
– Да мой. А Вам чего бабуля? – ответила женщина и испуганно посмотрела на нее. – Вам чего мамаша? – резко спросил у Настасьи Никифоровны мужчина, сопровождающий женщину.
– Нет, нет, ничего! Я ошиблась, извините, – опустив глаза, ответила Настасья Никифировна и отошла в сторону. Молодая семья смотрела на нее с недоумением и опаской.
– Где же мой внучек? Что же делать? – переживала Настасья Никифоровна. Пассажиры продолжали выходить из вагона, а ребенка все не было.
Она подошла к проводнице и спросила: «Подскажите, пожалуйста, у вас ехала женщина с ребенком?».
– Да, несколько таких было. Смотрите, вот! Стоит рядом с вагоном, – ответила проводница, указывая рукой вдоль вагона. Около поезда стояла немолодая женщина, в руках у нее был конверт с ребенком. Лицо ребенка было закрыто. Женщина оглядывалась.
– Ой, ой! Как же я ее пропустила! – Настасья Никифоровна бросилась к этой женщине.
– Здравствуйте! У Вас ребеночек…, – начала она.
– Да! Это Вам надо его передать? – резко перебила ее женщина.
– Передать?… Да, да, мне передать! Это мой внук! – ответила Настасья Никифоровна, протягивая руки.
– На, вот! Берите! Он немного простыл в дороге, – суетливо сказала женщина, пряча глаза. Она сразу отдала ребенка Настасьи Никифоровне, поставила перед ней корзину и сказала: «Там его вещи и письмо от Вашей дочери». После этого, женщина резко отвернулась и пошла с перрона, потянув за собой сумку с вещами. – Спасибо Вам! Спасибо большое! – только и успела Настасья Никифоровна крикнуть ей вслед.
– Ну Слава Богу! – с облегчением вздохнула бабушка и приоткрыла лицо внука.
Мальчик лежал неподвижно, с закрытыми глазами, лицо его было грязное от молока, с засохшими корочками по щекам.
– Господи, он хоть живой? – Настасья Никифоровна прислонила ухо к его ноздрям, и почувствовала теплое скрипучее дыхание. – Ну слава Богу! Живой! Скорей домой!
Дорога до дома заняла три часа. Сначала они ехали на грузовике, а затем на телеге уже до дома. В пути Настасья Никифоровна прочитала письмо от дочери.
– Как так можно, неизвестно кому отдать свое дитя! – злилась она на свою дочь. – Вот родители в войну своих детей не бросали, делились последним куском. Ну как так можно? Какие сейчас нравы? Ради быта, ради мужика, так поступить со своим дитем! Это как-то не по-людски. Разве я думала, что у меня такая дочь будет? Зачем она рожала? Ведь это радость воспитывать своего ребенка, быть с ним, ведь это главное. Что человеку нужно для счастья? Просто, чтобы рядом были близкие люди, их тепло, понимание, поддержка, благодарность. А пренебрегать друг другом ради налаживания быта – это пустое! Что значит благополучие семьи? В душе должно быть благополучие! Пусть тяжелые условия, но ты знаешь, что выдержал, не опустился, не обманул, не предал, в душе должен быть порядок, остальное все приложится, а если не приложиться, и так хорошо, потому что близкие рядом – это главное, это уже счастье. Вот я дочь вырастила, никудышная она мать, но если ей плохо, то и мне плохо. Господи, если возможно, сними с нее этот грех, я готова принять его на себя, пусть только у дочери все хорошо будет. Господи, если нужно забери жизнь мою во искупление, покажи, что нужно делать, все отдам ради спокойствия дочери моей и внука. Господи, благодарю тебя, что дал мне возможность позаботиться о кровиночке моей. Сделаю для него все, что в силах моих! Какой же ты красивый, мой бедненький, – думала она, разглядывая лицо внука. – Носик, губки все мое, все наше. Господи Боже, спаси и сохрани мое дитятко, прости Господи, спаси и сохрани, – всю дорогу шептала она. Малыш спал у нее на руках, издавая еле слышные хрипы.
Дома Настасья Никифоровна полностью развернула внучка. Его одеяло было грязное и жесткое от высохших испражнений. Худенький, грязный мальчик предстал перед ее взором. От него дурно пахло. Настасья Никифоровна полностью раздела малыша. Всю его грязную одежду сразу бросила в печку, тщательно помыла внука, завернула в чистые простыни, положила на свою кровать. За все это время, мальчик так и не очнулся. Она принялась его отпаивать теплой водой. Весь этот день, она пыталась привести внука в сознание, но ребенок так и не открыл глаза. Настасья Никифоровна понимала, что ребенок находится в тяжелом состоянии. Она попросила соседку привести врача.
– Настя, сказали, надо ждать! Врач сможет приехать через два-три дня. У них там не на чем ехать. А идти он не может, далекий путь, а у него тяжелых больных хоть отбавляй, – озабоченно сообщила ей соседка.
– Что делать? Что делать? – закрыв лицо руками, мучительно твердила Настасья Никифоровна. Через пару минут, она решительно встала и сказала: «Остается только к Матроне! Только к Матроне!»
Матрона была местная знахарка-колдунья. Сколько ей лет никто не знал. Выглядела она дряхлой старухой, но глаза у нее были чистые, живые и пронзительные. Матрона жила в соседней деревне. Жители, близлежащих деревень, часто обращались к ней со своими проблемами, у кого что: у кого скот гибнет, у кого здоровье шалит, кто с несчастной любовью к ней приходит, роды она тоже принимала. Она брала всех, а кому помочь не могла сразу говорила: «Не возьмусь!».
– Хоть бы Матрона не отказала! – переживала Настасья Никифоровна. Она открыла шкатулку, взяла единственное свое кольцо, память о муже, который пятнадцать лет назад пропал без вести, и направилась в путь.
Через пару часов она с внуком на руках стояла на пороге избы Матроны. Входная дверь была не заперта, Настасья Никифоровна ее открыла и вошла в сени. Прямо перед собой она увидела пожилую женщину с тощей, больной козой, немного правее сбоку сидела молодая девушка, которая читала псалтырь, далее пожилой мужчина в капюшоне, с одним глазом. Он очень пристально стал смотреть, своим одним выпуклым глазом на Настасью Никифоровну. Женщине стало как-то жутковато. По середине сеней стояла большая корзина, наполненная всякой всячиной вперемешку: продуктами, копейками, украшениями, одеждой. Настасья Никифоровна аккуратно положила свое колечко в корзину, и села на свободное место на скамейке, в самом дальнем углу сеней.
Матрона никогда не спрашивала людей, которые к ней приходили, о болезнях, проблемах, всегда сама определяла причину обращения. Ей достаточно было взглянуть на человека, и она уже все знала. С Матроной не было принято разговаривать, надо было только отвечать на ее вопросы.
Прошло около часа, открылась внутренняя дверь избы, в сени вышла Матрона.
– Принес? – обратилась она к одноглазому мужчине в капюшоне.
– Да, сегодня только двух поймал, – ответил ей мужчина и передал холщовый мешок с чем-то движущимся внутри.
– Давай! Вот тебе, – она отдала ему пару монет, взяла мешок и пошла к себе. Мужчина поблагодарил ее и ушел.
Через десять минут Матрона снова появилась, и сразу направилась к женщине с козой. – Вот, козе твоей отвар приготовила. По десять капель давай, один раз на заходе солнца. Недели через две полегчает ей. Молоко каждый день выдаивай, но не пей, и смотри, чтоб ребятишки не брали, выливай, только не в огород, в лес уноси, и там под елкой выливай. Как закончится отвар, поправится твоя Муренка и молоко ее можно будет пить, – сказала Матрона женщине.
– Хорошо! Спасибо Матронушка, – с благодарностью ответила женщина, поклонилась ей и ушла.
Затем Матрона повернулась в сторону Настасьи Никифоровны и пронзительно посмотрела ей прямо в глаза. Настасье Никифоровне было неуютно, но взгляд свой она не отвела. Матрона сказала: «Давай! Как тебя там, Настя?»
– Да, Настя, – вставая, покорно ответила женщина.
– Давай, неси внука твоего. Спасать его будем! – скомандовала Матрона и пошла в свою комнату, оставив за собой дверь открытой.
Настасья Никифоровна с внуком на руках зашла в комнату Матроны, закрыв за собой дверь.
Эта была полутемная небольшая комната с круглым столом посередине. На стенах висели разные травы и чучела животных. На полках, вдоль стен и на полу стояли наполненные растворами банки разной емкости. Настасья Никифоровна заметила огромную стекляную банку, стоявшую на полу, заполненную прозрачной жидкостью, в которой извивалась большая змея. Женщина содрогнулась, но испуг свой изо всех сил старалась не показывать.
– Ложи его на стол и раздевай. Всего раздевай, слышишь, до гола! – повелительно сказала Матрона.
Настасья Никифоровна послушно положила внука на стол и стала спешно разворачивать одеяло и пеленки. Мальчик не шевелился.
– Иди, сядь! – сказала Матрона, рукой показав на скамейку около стены. Настасья Никифоровна выполнила указание.
Сама же Матрона взяла с полки красную свечу, зажгла ее, и подошла к мальчику. Ребенок лежал на столе неподвижно, с закрытыми глазами, и казалось, даже не дышал. Она провела рукой около мальчика, задерживаясь над его головой, грудью и животом.
– Ну, дело плохо! Обещать ничего не могу, – сказала Матрона.
– Матрона, милая, сделай, что сможешь! Дом продам! – взмолилась Настасья Никифоровна, вскочив со скамейки.
– Это не потребуется! Сейчас твоя задача – молчать! Молчать и сидеть, что бы не происходило! – громким голосом прервала ее Матрона.
Настасья Никифоровна послушно замолчала и села на скамейку.
Матрона подошла к полке, взяла одну из своих банок, и поставила на стол, где лежал малыш. Это была небольшая полулитровая банка, с содержимым насыщенного темно-фиолетового цвета. Она налила в кружку этот раствор, и залпом выпила, закрыла глаза, села на табуретку рядом с мальчиком, и начала монотонно что-то говорить на непонятном языке. Так она говорила минут десять, затем она сменила интонацию, и стала как будто разговаривать с кем-то, задавать вопросы, отвечать, уточнять. Еще минут через пятнадцать, она открыла глаза… Глаза ее налились кровью и были ярко красного цвета. Колдунья встала, расправила плечи и твердой походкой вышла из комнаты.
Настасья Никифировна вздрогнула от увиденного, но тут же взяла себя в руки. Она старалась беззвучно дышать, ей становилось страшно, но ее желание, во что бы ни стало, помочь внуку, было сильнее ее страха. – Господи, спаси и сохрани! – шептала она про себя.
Через пару минут Матрона вернулась, в руках у нее был огромный белый петух. Настасья Никифоровна таких огромных петухов еще не видила. Петух смирно сидел в руках Матроны. Колдунья налила тот же темно-фиолетовый раствор в кружку, из которой ранее пила сама, и поднесла кружку к клюву петуха. Петух послушно стал пить эту темную жидкость, затем спрыгнул с ее рук на стол, и смирно сел рядом с мальчиком.
Матрона медленно подошла к стене, одной рукой взяла висевший на стене топор, затем подошла к петуху, другой рукой взяла петуха за обе ноги и подняла его вверх головой. Петух на удивление был спокоен и не сопротивлялся. Колдунья положила голову петуха на деревянную ступку, стоявшую около стола, придавила его тело коленом, и затем… резко отрубила ему голову. Окровавленная голова петуха, покатилась к ногам Настасьи Никифоровне, забрызгивая кровью все вокруг. Тело петуха начало судорожно сокращаться и махать крыльями. Матрона сильно прижала двумя руками крылья петуха к его телу, и так держала его, пока тело петуха не перестало биться в судорогах.
В глазах Настасьи Никифоровны был ужас, она не переставала креститься и губами читать молитвы.
Через пару минут, тело петуха перестало биться, Матрона разжала руки, взяла под столом пустой таз, поставила таз на стол рядом с мальчиком, подвесила петуха за ноги на веревку, свисающую с потолка над столом. Кровь петуха стала литься в таз ручейком. Матрона сразу стала смачивать свои руки этой кровью и мазать тело малыша, а также свое лицо, и вновь начала что-то шептать на непонятном языке, иногда ее голос становился вопиюще громким, потом умолкал, было ощущение что она опять разговаривает с кем-то.
Несмотря на то, что все двери и окна были плотно закрыты, в комнате стало ветрено. Висившие на стене травы, порывами ветра отрывались, и кружились в комнате, банки опрокидывались, некоторые разбивались, и из них выливалось содержимое, и выползали полуживые жуки, мыши, змеи, червяки. Было жутко. Комнату заполнил туман.
Настасья Никифировна продолжала читать молитвы, но не выдержала и, потеряв сознание, упала на пол. Когда она пришла в себя, головы петуха рядом уже не было, она сидела же скамейке, справа от нее стояла кружка с жидкостью синего цвета, от которой исходил едкий запах.
– Очнулась! Хорошо! – сказала Матрона. – Ты постарайся выпить все до дна, и не бойся. Это для сил! Силы тебе еще пригодятся.
Настасья Никифоровна послушно выпила содержимое кружки.
Матрона продолжила свой ритуал. Она окуривала мальчика травами. Где-то через полчаса, мальчик полуоткрыл свои затуманенные глаза, и начал шевелить губами, и издавать еле слышные стоны. Настасья Никифоровна как только увидела, что ее внук пришел в себя, вскочила с места, упала на колени и стала креститься. В этот момент она испытавала радость, восторг и одновременно страх.
Матрона набрала стакан петушиной крови из таза, и приподняла голову ребенка. – Пей! – спокойна сказала она ему. Ребенок открыл глаза и послушно выпил весь стакан, после чего опять закрыл глаза, и казалось уснул.
Колдунья вытерла мальчика чистой простыней, а затем этой же простыней укрыла его. После чего она сделала пару шагов в сторону, остановилась и стала раскачиваться, потом замерла. Так она простояла, не шевелясь и, казалось, не дыша, минуту или две, а когда пришла в себя, глаза ее стали обычными, как и раньше, она сгорбилась, и старческим шагом пошла к Настасьи Никифоровне, села рядом с ней на скамейку. Пару минут она молчала, потом медленно проговорила:
– Внучек твой родился сегодня. Молись за душу его. Не знаю на радость или на горе. Не переживай, поправится твой внучек. Только запомни, ровно двадцать один день, начиная с завтрашнего дня, будешь поить его свежей петушиной кровью. Каждый день ты должна забивать нового петуха. Поняла?
– Поняла Матрона, все сделаю, спасибо тебе… Как это родился сегодня?
– … Он мертвый был, когда ты его принесла… он ушел уже. Не могу сказать … не знаю … я только связующее звено, передатчик … Так захотели … Не знаю, что за душа. Молись за душу его Настя.
Следующий месяц Настасья Никифоровна жила по строгому плану. Рано утром она шла на рынок, покупала петуха, потом домой, отрубала петуху голову, и в течение дня поила его кровью своего внука. К вечеру третьего дня мальчик пришел в себя, начал кашлять и отхаркивать сгустки гноя и крови, а через две недели кашель и вовсе прекратился, и мальчик заметно порозовел и поправился. За это время женщина продала почти всю мебель в доме. – Ничего наживем еще, внучку нужнее, – думала Настасья Никифоровна, продавая последний комод. Она понимала, что в трудную минуту не предала, не бросила, поддержала, и это согревало ее, наполняло силами, и давало смысл ее жизни.
– Вот и последний. Спаситель наш, – сказала Настасья Никифоровна, отрубая голову двадцать первому петуху.
После лечения мальчик окончательно поправился, начал улыбаться и радовать бабушку. Все это время Настасья Никифоровна молилась за своего внука.
Так и жили они вместе.
Через полгода к ним приехала Евгения. Она выглядела отдохнувшей и похорошевшей.
Настасья Никифоровна бросилась к дочери на встречу. Они обнялись. – Мамочка, я всего на один день! Еле вырвалась! Утренним поездом поеду домой, – сказала Евгения. – Как сын? – оглядываясь спросила Евгения и после молчания, добавила: «А где вся мебель?».
В комнате у окна стоял маленький стол и один стул, на полу около стены лежало сено.
– Все хорошо. Спит твой сыночек. А мебель пришлось продать. Господи, что твоему сыну пришлось пережить! Доченька, как ты жить с этим будешь? Как такой грех отмолить-то, доченька? Настасья Никифировна не выдержала и зарыдала.
– Мама, мама, расскажи! Что произошло? – просила Евгения. – Нет! Дай на сына, вначале, посмотреть.
Настасья Никифоровна проводила дочь во вторую комнату, где в детской кроватке спал мальчик. – Как вырос! Спасибо мамуля, – тихо сказала Евгения и долго смотрела на сына, потом взяла мать под руку, и они вернулись в комнату Настасьи Никифоровны. Женщина принесла дочери горячий суп и свежий хлеб.
– Ты давай поешь с дороги, а я рассказывать буду, – успокоившись и вытерев слезы сказала Настасья Никифоровна, и она, в подробностях, рассказала дочери как удалось спасти внука. – Господи, и передать не могу! Женя, это не по-людски! Матрона так и сказала, внучек твой родился сегодня, молись за душу его. Ой Женя, Женя нагрешили мы как, теперь всю жизь надо отмаливать этот грех, – причитала Настасья Никифоровна, раскачиваясь.
Евгения сидела молча, затем вытерев накатившиеся слезы, строго сказала: «Все обошлось! И это главное! Это судьба у моего сына такая, а у кого она сейчас легкая, скажи?»
– Не знаю, такой-то грех просто так не пройдет. Молиться тебе надо и в церковь сходить – исповедаться. Ой доченька, как тяжело! – продолжала причитать Настасья Никифоровна.
– Ты думаешь, сходил в церковь и все, хорошим человеком стал? Нет мам, не верю я в это. Сын жив и здоров, спасибо тебе, выходила. Если бы с ним что-то случилось, простить бы себе не смогла. А сейчас все хорошо. Если все обошлось, значит судьбе так угодно, значит мы на правильном пути, мам. Радоваться надо, а не плакать, что Владик жив и здоров, – ответила Евгения.
– Но в церковь ты все же сходи! – продолжала настаивать Настасья Никифоровна.
– Хорошо, схожу! – ответила Евгения и по доброму посмотрела на мать, затем подошла и крепко ее обняла.
Утром на следующий день Евгения уехала.
Первое время после возращения от матери, Евгению преследовали навязчивые мысли о сыне, но она старалась отгонять их. – У него все хорошо. Мама о нем заботится. А эти мысли только мешают жить, мешают развиваться и тянут куда-то в страдание, а мне это зачем? Мне надо быть сильной, иначе мы никогда не сдвинемся с места и ничего в жизни не добьемся. Да и сыну нужна успешная мать, а не какая-то там неудачница, – думала она. Так, со временем, у нее постепенно пропало какое-либо желание видеть сына и интересоваться его жизнью. В церковь исповедаться она так и не сходила, не было времени.
У Владислава старшего, тоже где-то внутри тлел огонек сострадания к сыну, к его нелегкой судьбе. Он иногда думал о нем. – Вот встанем на ноги, сразу сына заберем от тещи. Будет с нами жить! – говорил он жене.
Прошел, год, два, три … Владик рос крепким и здоровым ребенком, помогал бабушке по хозяйству, дружил с деревенскими мальчишками, но больше всего он любил молча сидеть один и о чем-то думать. Шли годы. В семь лет Владик пошел в деревенскую школу.
Родители к нему не приезжали, не было времени.

Глава 3. Разоблачение
Семейная жизнь супругов наладилась, cсоры прекратились. По выходным они ходили в кино, местный театр, гуляли на природе, встречались с приятелями. Вели активный, во всех отношениях, образ жизни. Основное же время они посвящали работе и стремились стать как все нормальные люди: получить хорошее место с приличным окладом, из общежития переехать в отдельную квартиру со всеми удобствами, купить машину, и каждый год ездить в отпуск на море. Ради такого счастливого будущего они и старались изо всех сил.
– А цель то у нас одна – поскорей выбиться в люди! – говорил Владислав.
Владислав старший был целеустремленным молодым человеком. Насмотревшись в детстве, как многие его родственники спивались, он никак не хотел повторить их путь. В родительской семье он был самым младшим, тринадцатым ребенком. Два его старших брата умерли от алкоголизма, еще пять братьев погибли на войне, остальные сестры и братья выпивали, он их не уважал, и не общался. В раннем детстве он дал себе зарок, что никогда не будет употреблять спиртное и курить. Свой зарок он строго соблюдал всю свою жизнь. Про отца Владислав никогда не вспоминал, а вот мать он любил сильно. Она хотела, чтобы ее младшенький выучился и стал агрономом. Вот, Владислав и пошел в сельскохозяйственный техникум, чтобы угодить матери. Хотя уже, в самом начале обучения, понял, что сельское хозяйство не для него, но бросать учебу не стал, чтобы не растраивать мать. Он мечтал сделать карьеру военного и дослужиться по полковника, а лучше до генерала. Для этого ему необходимо было получить высшее образование. Сразу по окончании техникума он поступил в институт, на заочное отделение, продолжая служить в армии. В это время он уже встречался с Евгенией и жил в казарме. Вечером, приходя с армейской службы, Владислав выполнял домашние задания. Он садился на свою кровать, раскладывал вокруг себя книги и тетради, и занимался. Ложился мужчина далеко за полночь, когда все ребята в его комнате уже спали. Чтобы не мешать соседям, он пользовался фонариком. Но однажды его фонарика на обычном месте не оказалось. Пару недель, поискав его, и не найдя, он купил новый. Однако и новый фонарик через пару дней пропал. Потом он купил еще один, с которым произошло то же самое. Все это время Владислав не выполнял и не отсылал в институт домашние задания. В институте начались проблемы. Взвесив все за и против, устав от постоянных недосыпов и нехватки времени, он не выдержал и, не проучившись и года, бросил институт. В последствии, мужчина жалел об этом. Без высшего образования он так и не смог сделать карьеру военного.
Весь свой денежный доход, независимо от объема, Владислав всегда делил на две части, одну часть отсылал своей матери, вторую оставлял себе на жизнь. Это было его категорическое решение. Он так поступал всегда, с первой своей получки и вплоть до кончины его матери, как бы не было трудно ему самому, а впоследствии и его собственной семье. А времена были разные.
Была у него и одна слабость – мужчина не мог себе отказать в том, чтобы не взять то, что плохо лежит. В основном, это были мелкие вещи. Хотя, один раз он смог украсть брезентовую лодку у соседей по казарме. Как правило, воровать у него получалось у тех людей, которые приглашали его к себе в гости или были соседями. И, все же, он строго соблюдал принцип: брать только те вещи, которые, по его мнению, были людям не нужны или были лишними. Украденные вещи, он сначала отвозил матери. А когда расписался с Евгенией, и у них появилась собственная комната, стал приносить эти вещи уже к себе домой. Можно сказать, это было его хобби, которое доставляло ему такое приятное чувство защищенности.
По прошествии времени Владислав был переведен служить на Север на Чукотку, и семье предоставили двухкомнатную служебную квартиру со всеми удобствами. После переезда, Евгения сразу устроилась работать в детскую школу учителем химии. Северные надбавки и новая квартира вывели жизнь супругов на новый уровень. Несмотря на тяжелый климат, все же, мечты супругов стали осуществлятся! Сейчас денег в их семье было предостаточно. В свободное от работы время они погружались в Северную экзотику: катались на собачьих и оленьих упряжках, знакомились с бытом эскимосов и чукчей, ели икру ложками, приобрели и повесили в коридоре оленьи рога. И первый раз в жизни супруги поехали отдыхать на Черное море.
Когда эйфория от успехов немного спала, Евгения как-то спросила мужа за ужином мужа: «Может сына от бабушки заберем? У него теперь и комната своя есть».
– Согласен, – немного подумав, сказал Владислав. – Ты матери своей напиши, мы тогда в конце лета его заберем.
– В конце лета?.. А может сейчас заберем? Место же есть, пусть обживает свою комнату, – предложила Евгения.
– Сейчас мы не готовы! Надо к его приезду купить кровать, стол… что там еще… – сказал Владислав, поглащая нерку, приготовленную женой по местному рецепту. Евгения кивнула и сделала, как хотел ее муж.
Настасья Никифоровна, получив письмо от дочери, расстроилась, долго не могла уснуть. Она так привыкла к внуку, столько вместе с ним пережила. А сейчас внезапно его забирают! Как бы не было ей на душе тяжело, она все же решила не откладывать и сообщить новость мальчику.
Рано утром бабушка тихонько зашла в комнату к внуку. Мальчик уже проснулся. Заметив ее, он улыбнулся и немного подвинулся, освобождая место на кровати, чтобы она могла сесть. Настасья Никифоровна присела на край кровати и, нежно поглаживая внука по голове, сказала: «Внучок, ты мой огонек!.. Тяжело мне тебя отпускать!.. Но такова твоя судьбинушка… Я верю, что Господь с тобой и поможет тебе, мой ангелок».
– Бабуля, ты это чего?– удивленно посмотрев на нее, спросил Владик.
– Вот и настал этот день! – продолжала она. – В конце августа за тобой приедут родители, – сказала она шепотом, растягивая слова.
Не веря своим ушам, мальчик резко привстал и с удивлением, широко открыв глаза посмотрел на бабушку. Не веря своим ушам, мальчик резко привстал и с удивлением, широко открыв глаза, посмотрел на бабушку. – Что? За мной? Родители? Когда? – громко переспросил он.
– В конце августа родители заберут тебя, – медленно повторила Настасья Никифоровна. – Они получили двухкомнатную квартиру, и у тебя будет своя комната, – продолжила она. Ее глаза были полны слез.
– Что? Заберут? Меня? Родители меня заберут? – Влад вскочил с кровати и стал радостно бегать по комнате. Его переполняло чувство восторга. – Родители приедут! Они меня заберут! Заберут! Мои родители! Мои родители приедут за мной! Мальчик прыгал вокруг бабушки, затем он упал навзничь на кровать и уставился в потолок. Его глаза светились, с лица не сходила улыбка. Он не мог себе даже представить, что счастье может быть таким внезапным.
Настасья Никифоровна больше не проронила ни слова. Несколько минут она смотрела на Владика, взглядом полным горечи, затем тихонечко встала и вышла из комнаты. Она бесшумно закрыла за собой дверь, оставив внука лежать на кровати. Владик был счастлив.
Мальчик своих родителей совсем не помнил. Он знал про них только из рассказов бабушки.
– Мои родители занимаются важными делами! Но все же, ради меня, они оставят свои дела и приедут! Они любят меня! Сильно любят! Они заберут меня! – восторженно размышлял он. Мальчик представлял какой будет его первая встреча с родителями, представлял как они выглядят, во что будут одеты, о чем будут говорить. Он чувствовал особую важность этой первой встречи. Он размышлял, что, такого важного, сможет рассказать родителям, чем сокровенным поделиться. Сразу решил, что расскажет о своих успехах в школе, о друзьях, о том как скучал. Он представлял как сильно, по-мужски его обнимет отец, как мама будет целовать его и гладить по голове, вытирая слезы белым кружевным платком. Представлял какая красивая у родителей квартира и какой будет его комната, какая необыкновенно мягкая у него кровать. Представлял, как с утра его разбудит мама, какой вкусный завтрак она приготовит, как отец даст ему наставления: честно, открыто и серьезно. В воображении Владика возникали манящие и такие желанные образы родных людей и родного дома. Мурашки от предвкушения новой и такой сладкой жизни пробегали по всему его телу. Часто думая о своих родителях, он залезал на чердак, чтобы ему никто не мешал, и часами напролет мечтал.
Пришел долгожданный август. Мальчик помог бабушке навести генеральную убору в доме и собрал свои вещи. В день приезда родителей, он с утра уселся на крыльцо и стал ждать.
Наконец, ближе к вечеру, когда солнце еще ласково согревало, но уже садилось за горизонтом, к калитке подошли женщина и мужчина с небольшим чемоданом в руках. Владик сразу почувствовал – это они. Он вскочил и побежал навстречу родителям.
– Мама! Папа! – кричал он.
– Владик, сынок! – в ответ крикнула Евгения и бросилась к сыну. – Родненький мой! Дорогой! Как ты вырос? Какой стал большой? – говорила она, обнимая и разглядывая сына.
Затем подошел отец. Мальчик, повернувшись к нему, улыбнулся и хотел его обнять. Но отец, проигнорировав желание Владика, сухо сказал: «Здравствуй, сын!» и протянул ему руку. Владик замешкался, улыбка с его лица сразу исчезла, он неуверенно пожал протянутую руку отца, робко смотря ему в глаза.
– Ты мой сын или не мой? Жми сильней! – cкомандовал отец. Влад с усилием сжал кисть отца.
– Сильней! – продолжал настаивать отец. Влад изо всех сил пытался сжать руку отца, но его сил было недостаточно, и тогда он стал помогать себе второй рукой.
– Ну, хитрюга! Понятно! Салага ты еще! – улыбаясь сказал отец и, немного погодя, посмотрев на сына добавил: «Вырос ты здорово! Повзрослел! Я помню тебя еще таким, когда ты весь помещался у меня на одной ладони. Он продемонстрировал свою широкую открытую ладонь. – Вот здесь ты и сидел, – добавил он, похлопывая себе по открытой ладони. – А сейчас… и не поместишься!
Евгения улыбнулась. Владик растерянно смотрел на отца.
– Давай, веди нас в дом! Показывай, как ты живешь! – обращаясь к сыну, сказал отец.
Влад повел родителей в дом. По середине комнаты был накрыт стол.
– Здравствуйте, мои дорогие! Проходите! Устали с дороги-то, – сказала Настасья Никифоровна, обнимая дочь и знакомясь с зятем, которого видела первый раз.
Евгения и Владислав сразу сели за стол, принялись есть и рассказывать о своих успехах.
– Вот ты знаешь кто твой папа? – спросила Евгения сына.
– Неа, – помотал головой Владик.
– Твой папа кап-тер -арр- мус, – еле выговаривая произнесла Евгения.
– Каптенармус, каптенармус, все просто, – поправил ее Владислав. – А ты знаешь, за что отвечает каптенармус? – спросил он сына.
– Неа, – снова помотал головой Владик.
– Слушай, сын! Теперь будешь знать! Твой отец отвечает за учет и хранение имущества, продовольствия и оружия в армии, – гордо пояснил Владислав.
– Вот какой у тебя папа! Твой папа главный в армии по имуществу! – сказала Евгения. – Владик, бери пример с папы! – нахваливала Евгения мужа.
Ребенок смотрел на отца с замиранием сердца. Отец казался ему таким недосягаемым.
– Вот, надеемся, что скоро и Вашей дочери предложат теплое местечко, – сказал Владислав и посмотрел на Настасью Никифоровну и добавил: «Заместителя директора школы! А там, и до директора недалеко. Правда, Жень?».
– Ну… это пока только в мечтах, – ответила Евгения, махнув рукой.
– Почему в мечтах? Ты же одна во всей школе имеешь два высших образования. Кому как не тебе быть директором школы?
– Что правда, то правда, – подтвердила Евгения. – Нашей директрисе скоро на пенсию, так что, может и повезет. Если конечно… министерство по-блату своего человека не посадит, – продолжила она.
После ее слов в комнате воцарилось молчание.
– Евгения Вам, уже сообщила, но я все же напомню, – наконец, прервав молчание, сказал Владислав, обращаясь к Настасье Никифоровне. – Самое главное событие в нашей жизни – это то, что мы получили отдельную двухкомнатную служебную квартиру! – гордо сказал Владислав.
– Точно! Мам, приезжай в гости, – весело добавила Евгения.
Настасья Никифоровна вначале всхлипнула, а затем все же не выдержала и заплакала. – Не обращайте на меня внимания! Это я от радости! Очень рада, что у вас все хорошо, – сказала она смущаясь, и вытирая слезы кухонным полотенцем.
– Долго пришлось ждать, но мы люди терпеливые, вот и дождались. Можно сказать, до этого момента, жизни у нас совсем не было. Это была не жизнь, а так – выживание. А теперь мы, наконец-то, можем и сына у Вас забрать. Станем жить как все нормальные люди – вместе всей семьей, – подмигнув сыну, сказал Владислав. Он старался не обращать внимание на слезы Настасьи Никифоровны.
– Мамочка, тебе, наверно, и самой отдохнуть хочется, – сказала Евгения.
– Какой там! Мне внучок совсем не в тягость, а в радость. Это вам спасибо, что бабке внука доверили. Скрасил он мои денечки. Сынок у вас золотой. Самостоятельный такой стал. Жалко мне с ним прощаться. Но понимаю – путь у него свой! Да и квартиру вы получили. Сейчас вам жить есть где, а я помогла, чем смогла, – успокоившись, ответила Настасья Никифировна.
Дочь и зять погостили у нее неделю и стали собираться домой вместе с сыном.
– Ну с Богом! Живите! Радуйтесь! А я тут разберусь. Если вам хорошо, то и мне хорошо! Приезжайте почаще, мои дорогие. Здесь ваш дом, здесь вам рады. Если нужна будет помощь, я всегда буду рада помочь, – говорила им напутственные слова Настасья Никифоровна.
– Владик, внучек, ты бабушку, смотри, не забывай! Пиши! Ты же писать умеешь? Ну, если и не очень, все равно пиши, пиши с ошибками, бабушка разберется. Я ждать буду твоих писем! – сказала она напоследок внуку.
Посидели на дорожку, обнялись и родные уехали.
Через год, летом в семье родилась девочка, сестренка у Владика – Мариночка. Отец дочь обожал и баловал как мог. А Евгения сразу решила, что не будет кормить ребенка грудью, чтобы не привязывать себя к дому и продолжить работать. По совету знакомых, сразу после родов, она крепко перетянула грудь бинтами, и в течении месяца молоко у нее пропало, как она и хотела. Однако после таких процедур, у нее возник мастит, который она лечила долгое время с переменным успехом.
Первые полгода девочка жила в комнате родителей, затем ее кроватку перенесли к брату в комнату. Сестренка была неспокойная, и Владику часто приходилось вставать по ночам, кормить и успокаивать ее. В его обязанность также входило гулять с сестрой после школы.
В это время карьера отца семейства шла в гору. И в месте с тем, его занятие – приносить домой, то что плохо лежало, тоже набирало обороты. – Это наш НЗ, неприкосновенный запас на «черный день». Без «подушки безопасности» сейчас никак нельзя, – объяснял он жене свое увлечение. Согласно своему правилу, часть вещей Владислав старший отвозил своей матери, остальные складывал в квартире. Для этого, половину его с женой комнаты, он отгородил занавеской. Со временем количество НЗ превысило допустимую норму, и вещи стали выпадать из-под занавески. Владистав каждый раз решал вопрос путем перемещения занавески, сокращая, тем самым, жилую площадь комнаты. Вскоре передвигаться по комнате стало затруднительно. Евгения постоянно запиналась за выпадающие консервы, пачки с махоркой, мундиры, кирзовые сапоги, да и сам Владистав, запнувшись, однажды, за торчащий из-под занавески тулуп, упал и сильно ушиб себе лоб. После этого, он решил переместить НЗ в другое помещение и договорился с соседом, использовать его пустующий гараж.
Как бы там ни было, в семье все же царило такое хрупкое счастье. Но когда Марине исполнилось три года, на их долю выпало новое испытание.
В один сентябрьский день, с внеочередной проверкой, в армию, где служил Владислав, приехали проверяющие. В результате проверки имущества, находящегося под материальной ответственностью Владислава, обнаружилась крупная недостача, превышающая десять тысяч рублей. На вопросы проверяющих Владистав каких-либо внятных пояснений предоставить не смог. Разразился скандал. Это был удар для Владислава. Жене он решил ничего не говорить. Он до последнего надеялся, что откупится, ему все сойдет с рук, обойдется, как-то удастся договориться либо рассосется само.
В результате его усилий, он смог договориться, что делу не дадут ход только в случае, если он в течение месяца вернет недостачу в полном обьеме или выплатит ее стоимость в денежном эквиваленте и, вместе с семьей освободит служебную квартиру. Также его попросили написать рапорт об увольнении по собственному желанию, что он и сделал. Мужчина был в панике. Получив свой последний оклад, после обеда он пошел домой.
– Как же мне стыдно! Как унизительно! Через месяц я окажусь с семьей на улице, в придачу с таким огромным долгом! Разве возможно выплатить такой долг всего за месяц? Нет! Это невозможно! Меня арестуют, отдадут под трибунал! Все конфискуют! Как жить? Это конец! – он судорожно вел внутренний диалог. Мысли сводили его с ума. Выхода он не видел.
Когда он пришел домой, дома никого не было: жена и сын находились в школе, дочь в садике. Владислав спокойно разделил последний оклад на две равные части, одну часть положил в верхний ящик тумбочки, где хранились деньги семьи, другую себе в карман. Затем написал записку:
«Женя, сегодня меня уволили за кражу. Прости. Владислав.
P.S. Квартиру надо освободить в течение месяца. В гараже у Вити найдешь вещи, тихонько их продай, никому не говори откуда они. Вам хватит на первое время. Записку уничтожь.»
Эту записку он оставил на столе на кухне. Затем вышел из квартиры, зашел на почту, отправил денежный перевод своей матери. После чего, пошел в гараж, спустился под пол, и в углу, под лестницей откопал железный ящик. В этом ящике он хранил оружие, которое тоже взял в качестве НЗ: пистолет, винтовку, гранаты и патроны. Он достал пистолет, протер его, лежащей в ящике тряпкой, взял два патрона. Затем аккуратно закрыл ящик, положил его на место и вышел из гаража.
На улице был сентябрь. Моросил дождь, дул холодый ветер. Он неспешно зашел за гаражи и остановился. Перед его взором предстали просторы тундры. Земля была размыта дождями, вдали виднелись горы. Доносилось карканье воронов, кружащих в небе. Немного приглядевшись, Владистав заметил крупного белого сокола – кречета, бегущего с раскрытым, подбитым крылом. Сокол несколько раз пытался взлететь, отчаянно махая одним крылом, но безуспешно. Вскоре стая воронов настигла и атаковала его. Он яростно отбивал их атаку.
Владислав посмотрел вдаль на горы, на темные, низковисящие облака, на унылую осенную тундру. Где-то вдали сверкнула молния. – Как же жизнь мрачна и жестока! Вот и я прожил свою последнюю страницу, – думал Владислав. Он не видел смысла в своей жизни! Все его планы и мечты в одночасье были разбиты! Ему было стыдно и горько. Мысли о позоре и голодном нищенстве страшили его.
Он судорожно зарядил пистолет и резко приставил дуло к виску. Секунд пять он стоял неподвижно, собираясь с силами.
– Владислав!.. Владислав!.. Не делай этого!.. Не делай!.. Мы выберемся! – внезапно услышал он крики жены и увидел, бегущую к нему, Евгению. Женщина была в одном халате, сапоги были надеты на голую ногу. Поскользываясь, на размытой дождем земле, она падала, но поднималась и продолжала бежать. – Мы что-нибудь придумаем! – доносился ее крик. Ее крик спугнула стаю воронов, и они громко каркая и кружась, взвились высоко небо. Неожиданно освобожденный сокол, хромая, быстро побежал прочь, таща за собой подбитое крыло.
Владислав застыл на месте и не мог пошевелиться. Он смотрел вдаль, пытаясь не думать о Евгении и нажать на курок. Но тут, он почувствовал, как кто-то обхватил его ноги.
– Владислав, дорогой, не делай этого! У меня же есть дом! У мамы есть дом! Не пропадем ! У нас же дети! Как они без отца? – заливаясь слезами кричала Евгения. Она упала на колени, крепко обхватив его ноги и вся сжалась от страха, ожидая, что вот-вот произойдет непоправимое.
От напряжения, Владислав стал весь дрожать, его колени подкосились и рука с пистолетом опустилась вниз. Евгения, почувствовав его руку, поняла… беда миновала. Она встала и, вцепившись в плечи мужа, крепко обняла его. Она сжимала свои руки все сильней и сильней, пока изо всех сил не уперлась лицом в его грудь.
– Спасибо тебе! – только и смогла вымолвить она.
– Ты замерзнешь … на вот … мое пальто, – через минуту, еле слышно, дрожащим голосом сказал Владислав. Евгения подняла голову и посмотрела ему в глаза. Она первый раз в жизни видела такой взгляд у мужа. Это был стеклянный взгляд сломненного человека, который, смотря на нее, смотрел сквозь нее. Она медленно убрала свои руки с его плеч, и с ужасом и напряжением смотрела в его глаза. Владислав медленно снял свое пальто и накинул его ей на плечи, продолжая смотреть на нее стеклянным взлядом.
– Дорогой, дорогой мой, – вытирая слезы, всхлипывая сказала Евгения. – Пойдем домой.
– Папа, только не умирай! Мама не умирайте! Супруги услышали крики и увидели своих детей, бегущих навстречу к ним. Подбежав к родителям, дети жадно их обняли.
В этот день сразу после школы, Владик младший забрал сестру из детского сада и дети, как обычно вернулись домой. Дверь в квартиру была открыта. Зайдя в квартиру, они увидели свою мать, которая сидела на кухне, схватившись руками за голову, затем она прокричала, что надо спасать отца и выбежала на улицу. Владик, недолго думая, выбежал вслед за ней, прихватив сестренку. Дети следовали за матерью. Вдруг Владик, вдали за гаражами, увидел отца с пистолетом в руках. Он сильно испугался, одернул сестренку и они спрятались за гаражами, продолжая наблюдать за происходящим. От волнения у мальчика открылась рвота. Маленькая Марина закрыла глаза и молча стояла около него. Когда отец отпустил пистолет и родители обнялись, Владику стало лучше. Он вытерся руковом и сказал сестренке: «Марина, открывай глаза. Побежали к ним!» Девочка настороженно открыла зажмуренные глаза и тихо сказала: «Безим!», крепко схватив брата за руку. Дети рванули.
– Все хорошо .. все обошлось … мы уже идем домой … Вы же видите все живы-здоровы, – пытаясь успокоить детей, дрожащим голосом говорила Евгения.
– Папа – это как? Почему? – кричал Влад, тряся отца за плечо. – Ответь мне! Ты слышишь?
Отец молчал. Владик смотрел на отрешенное лицо отца и тихо его спросил: – Ты не умрешь?
– Нет, – еле слышно ответил отец.
Через пару минут вся семья, приходя в себя от произошедшего, молча пошла домой.
В это время в тундре, стая воронов продолжала атаковать раненого сокола. Сокол яростно отбивался. Через пару минут безуспешной атаки, вороны резко опустились на землю и обступили сокола плотным кольцом. Обессиленный хищник сидел в середине их круга с распростертыми крыльями и раскрытым клювом. Он был готов сражаться. Вороны затихли и медленно стали сжимать кольцо. Затем один самый большой и черный ворон громко и протяжно каркнул, и вся стая мгновенно накинулась на сокола и заклевала его. Вороны взмыли высоко в небо. Дождь, продолжая моросить, втаптывал в грязь бездыханную тушку сокола.

Глава 4. Шуба
Несмотря на все страхи, одолевающие Владислава, он все же смог собраться, и в течение месяца покрыл недостачу самостоятельно. За помощью к Настасье Никофоровне было решено не обращаться. Большую часть недостачи он покрыл вещами, украденными в армии. Как оказалось, вещи отлично сохранились, так как откладывались на «черный день», многие были в упаковке. Ему также пришлось съездить к своей матери и забрать, хранившийся у нее остаток. Другую часть недостачи он покрыл: собственными денежными накоплениями; выручкой от продажи вещей, украденных им в других местах; а также, выручкой от продажи драгоценностей жены.
После погашения недостачи, «неприкосновенный запас» канул в Лету. Остаток денег в семье составил чуть более пятьсот рублей. Этих денег им хватило, чтобы переехать в другой город. Евгения устроилась в местную среднюю школу учителем химии. В этой же школе была открыта вакансия учителя физкультуры, на которую устроился ее муж. Семье предоставили комнату в школьном общежитии. Денег было не много, но на жизнь хватало.
Несмотря на то, что Владиславу удалось избежать наказания за кражу, он все же считал, что его жизнь катится вниз. Работа простым учителем в школе воспринималась им как провал в карьере. Однако вскоре, он, неожиданно для себя, осознал, что на работу ходит с удовольствием. Владислав с детства любил спорт. В юности он занимался тяжелой атлетикой. Каждый день делал зарядку, по возможности обливался холодной водой. Ему нравилось ощущать физическую силу и выносливость своего тела, а новая работа позволяла ему подерживать себя в отличной форме.
Мужчина с душой проводил уроки физкультуры. На собственном примере мотивировал учеников заниматься спортом. Ученики уважали его, многие доверяли свои секреты. Владистав тоже старался во всем их поддерживать.
– Ребята! Вы сегодня отлично поработали, все нормативы сдали, – как-то сказал он после урока. – Вижу, вы устали! Давайте-ка садитесь на скамейку, отдохните. На сегодня урок закончен, – продолжил он и посмотрел на свои часы. – Время у нас еще есть! А пока Вы отдыхаете, расскажу-ка я Вам поучительную историю из моей жизни!
Ученики быстро уселись. В зале наступила тишина.
– Родился я в деревне в большой, но небогатой семье. Подходило время идти в армии. Я понимал, что слабаку в армии не место. Чтобы уважали, надо быть сильным! А хочешь быть сильным – тренируйся. Но как? Вот вопрос. Никогда не забуду совет, который мне дал деревенский пастух дядя Ваня. Он сказал: «Недавно у Петровых отелилась корова, родила бычка. Хороший такой бычок килограммов на сорок. Так вот, что я тебе скажу, ты возьми этого бычка и поднимай его каждый день. Сам не заметишь, как через полгода будешь силачем». Я так и сделал, не пропускал ни одного дня, старался. В этом деле главное – режим и воля. Какая бы ни была погода, как бы я себя не чувствовал, я каждый день на своих плечах поднимал этого бычка. Время пролетело незаметно, и действительно, когда через полгода взвесили этого бычка, оказалось, что весит он сто семьдесят килогамм. Вот так, незаметно для себя, я и стал силачем. А когда попал в армию, то был там самым сильным, и понятное дело, сразу заслужил уважение.
– Мы тоже так хотим! Жаль, что у нас нет такого бычка, – выкрикивали ученики.
– Вам-то зачем бычок? Я делал это, от того, что у меня не было штанги. А у вас сейчас все условия есть для занятий, – с улыбкой сказал Владислав.
Один из мальчиков подбежал к штанге и сказал: «Вот мой бычок! Владислав Николаевич, я тоже буду тренироваться!»
– Вот это я поддерживаю! – сказал учитель.
Видя рвение со стороны ребят, учитель решил организовать в школе факультатив по тяжелой атлетике. Руководство школы пошло ему на встречу. Было выделено специальное время и предоставлен зал для занятий. Почти все мальчики и несколько девочек ходили на дополнительные уроки к Владиславу. Ребята стали принимать участие в городских и районных соревнованиях и побеждать. Администрация школы не могла нарадоваться на нового учителя.
– Владислав Николаевич, Вы легенда нашей школы, – сказала директор на школьном собрании. – В школе за всю историю не было таких высоких показателей по физкультуре. Теперь мы первые по району. Может, у Вас есть пожелания? Не стесняйтесь, поможем, чем сможем.
– Да, есть у меня пожелание. Хотел бы для девочек отдельно факультатив по тяжелой атлетике организовать, если можно, – сказал он улыбаясь.
– Для девочек? По тяжелой атлетике? А желающие имеются? – спросила директор школы.
– Конечно! Желающих девочек достаточно, а вот места в зале не хватает, – уверенно ответил Владислав.
– Думаю, мы поможем. Для начала Вам надо составить список девочек, и приходите ко мне, посмотрим, решим вопрос.
Через несколько дней, когда Владислав пришел к директору школы со списком, женщина неожиданно сказала: «Хочу Вас обрадовать. В отношении Вас, как учителя с выдающимися показателями, на совете школы принято решение. Совет школы решил обратится с ходатайством в Горисполком о предоставлении Вашей семье отдельного жилья, внеочереди».
Мужчина даже представить себе не мог такой ход событий. Он вспомнил, как год назад на Севере он стоял за гаражами и думал, что его семья обречена и его собственная жизнь подошла к концу. Это чудо! Как же жизнь прекрасна!
Через месяц, семья Разумовых переехала в двухкомнатную муниципальную квартиру рядом со школой.
В это время их сыну Владу уже исполнилось четырнадцать лет. Он отлично себя показывал в школе по математике и физике. Подростка стали приглашать на городские и районные олипиады.
– Владу опять на олипиаду надо ехать. А кто с Мариночкой будет сидеть? Я не могу, у меня, как раз, в это время контрольные. Как же быть? – спросила Евгения мужа.
Супруги подумали и решили обратиться за помощью к Настасьи Никифировне. Отправить маленькую Марину к бабушке и речи быть не могло, потому что у бабушки нет условий, да и возраст у Настасьи Никифоровны уже не тот. Решили пригласить бабушку жить к себе.
В осенние каникулы Евгения отправилась к матери с уговорами.
Настасья Никифоровна за это время похудела, волосы покрылись сединой, на лице появились глубокие морщины. Но сверкающие, улыбающиеся глаза говорили о ее душевной радости.
– Рассказывай доченька, как у вас дела? Как мой зятек поживает? Как внук с внучкой? Внучку Мариночку-то, я так и не видела еще, – спросила Настасья Никифоровна дочь сразу по приезду.
– С мужем все хорошо. Он работает много, он сейчас нарасхват. Домой приходит поздно. Я тоже много работаю. Внук твой пошел в восьмой класс. Учится на отлично. В этом году его на городскую олимпиаду приглашают по физике и математике. Марина в школу пойдет, но болезненная очень, я с ней совсем замучилась. Вот приехала за помощью к тебе.
– Что ты, доченька! Конечно помогу, чем смогу. Привози детей ко мне, тут и школа у нас есть. За Мариночкой пригляжу. А внучок, смотри, какой умный-то у нас уродился. Соскучилась я по внукам, мне они в радость.
– Нет, мама! Школа здесь деревенская, уровень совсем не тот. Владику же к олипиаде надо готовиться. А Марина, если заболеет, как лечить ее? Здесь ни аптеки, ни поликлиники рядом нет. Кстати, колдунья Ваша как? Жива? Забыла как ее?… Матрона?
– Да, правильно Матрона. Матрона-то жива. Вот только стара уже стала, ослепла совсем. Но люди к ней ходят. Она помогает людям. Да и помощники у нее есть, грех жаловаться. Если что-то случится, не дай Бог, конечно, и детям твоим поможет.
– Матрона, ну никак, не заменит официальную медицину. Рисковать детьми мы не будем. Мама, мы с Владиславом предлагаем тебе переехать к нам на совсем, так сказать, доживать свой век в кругу семьи.
Настасья Никифировна удивленно смотрела на свою дочь не зная, что сказать.
– А что? У нас квартира своя, двухкомнатная, у тебя будет своя комната, – продолжала Евгения глядя на мать.
– Ой, доченька, спасибо за предложение. Но как это? Я же мешать вам буду. Вы люди молодые, у вас своя жизнь, а я другой человек. Мне лучше отдельно жить, – собравшись, ответила дочери Настасья Никифоровна.
– Ты мешать точно не будешь, мы же только по вечерам и рано утром дома бываем.
– Знаешь, здесь у меня душа спокойна. Здесь я всех знаю. Не могу даже представить себя в городской квартире. Душно мне как-то в городе.
– Ты так говоришь потому, что ничего лучше не видела. Тебе надо к цивилизации приобщаться, а то жизнь пройдет, а ты так ничего и не попробуешь. У нас и поликлиника под боком и больница рядом. Возраст все же у тебя, мы переживаем, вдруг что случится. Кто здесь тебе поможет? Матрона? Так у нее даже нет медицинского образования. Да и ей самой уже помощь требуется.
– Ты про Матрону плохо не говори! Не насылай на себя проклятья! Нам до конца жизни молиться на нее надо. К Матроне люди со всех концов света приезжают. Когда ваша медицина не помогает, тогда к ней и едут. Скольким она помогла – не счесть. И детям твоим поможет, если что случится. Я ей верю. А ты говоришь нет медицинского образования. Да зачем ей оно?
– Ясно, ясно, спорить не буду! Но мне кажется все это эффект плацебо или проще говоря самовнушение, все эти ее обряды…
– Пусть это самовнушение, раз ты так считаешь. Но она мне всегда помогала. Я ей верю.
– Да дело даже не во врачах, у нас аппараты хорошие, лекарства. Если приступ, не дай Бог, какой, в больнице под присмотром получше будет.
– Для меня главное – люди, а не лекарства ваши и аппараты. Да и привыкла я уже, всю жизнь здесь прожила.
– Мам, ну ты себя в бабки уже записала, – не унималась Евгения, – ты же не старуха еще! Живешь здесь на отшибе, белого света не видишь, мир совсем не знаешь. Как ты можешь судить, что лучше для тебя? Приезжай к нам, сможешь сравнить, оценить, что к чему. Не понравится – вернешься. Надо же стремиться к лучшему. Вот, у нас с Владиславом сначала была комнатка в общежитии, а сейчас уже двухкомнатная квартира с ремонтом, и не служебная, из которой могут выставить в два счета, а муниципальная – это уже стабильно, на всю жизнь. Мы развиваемся, растем. Вот копим на машину, на Волгу. Надо идти в ногу со временем, следовать прогрессу. А ты как жила всю жизнь в этом доме, так и живешь, и ничего не меняешь. Вот скажи, в чем радость твоей жизни?
– В вас, конечно! У вас все хорошо, и мне на душе спокойно, а остального мне и не надо, мне всего хватает. Вы молодые, вот вам и надо все эти прелести жизни, а я привыкла здесь, на природе. Мне не надо никакой прогресс, слово-то какое, непонятное.
– Мама, мне обратиться за помощью больше не к кому, только к тебе. Поэтому я и приехала. Вот, что я тебе скажу, если решишь к нам все-же переехать, то дом свой сможешь продать. Будут у тебя деньги на старость, и нам сможешь помочь. Вместе же жить проще, веселее, я так думаю, – сказала Евгения и посмотрела на часы. Часы показывали полночь. – Ну все мамуль. Ты обдумай все, а я пошла спать. Завтра еще поговорим, – добавила она, обняла мать и отправилась в соседнюю комнату, где Настасья Никифоровна застелила ей кровать.
Настатья Никифировна не хотела ехать в город, но что ей оставалось делать, дочь обратилась за помощью. – Если я не поеду, мне самой будет плохо. Не смогу я жить спокойно, если у моих родных проблемы. Да и мне какая разница где жить, лишь бы у дочери в семье все хорошо было, а если у них все хорошо, значит и мне хорошо, – подумала женщина.
Утром Настасья Никифирована сказала дочери: «Знаешь доченька, не смогу я жить, зная, что вам плохо, что могу помочь, но не помогаю. Я решила, поеду я к вам сидеть с внуками».
– Мама! Мамочка! Спасибо! – воскликнула Евгения и обняла свою мать.
Уже через пару недель дом был продан, и Настасья Никифоровна переехала в город к дочери.
В день приезда Настасью Никифоровну на вокзале встретил зять. Он сразу ее заметил. Женщина стояла около вагона поезда с котомкой, которую по старой традиции, она привязала к палке и забросила себе на плечо. Рядом с ней стояли два больших чемодана на которых лежал мешок.
– Здравствуйте, Настасья Никифоровна! – подходя к теще, сказал Владислав.
– Здравствуй, дорогой? Спасибо, тебе, что приехал. Гляди! Сколько я вещей привезла, – ответила женщина улыбаясь.
– Да! Я вас издалека заметил. Как Вы все это богатство довезли? – улыбаясь, поинтересовался Владистав.
– Сынок, что ты! Добрые люди, конечно, помогли. Как без добрых людей-то! Меня же вся деревня провожала. А до поезда меня довезли на повозке, как барыню, мужики-то наши, – махнув рукой, ответила женщина.
По приезду в квартиру, Настасья Никифовна сразу достала, небрежно упакованный в старую газету, небольшой сверток.
– Вот! Владислав, возьми, – она протянула этот сверток хозяину квартиры.
– Что это? – немного недоверчиво спросил Владистав.
– Это вам на семью… купите, что необходимо. Женя сказала, что Вы на машину копите… ну вот, – сказала Настасья Никифоровна, немного смущаясь.
– Настасья Никифоровна! Это что? Деньги? Деньги от продажи дома? Это же огромная сумма! – оживленно воскликнул Владислав.
– Да, от продажи дома. Я себе немного оставила, а остальное это вам, – улыбаясь, сказала женщина.
Теща, в этот же миг, показалась ему волшебницей из сказки, таким родным и близким человеком. Он сразу подошел к ней, взял сверток и, первый раз в жизни, обнял ее.
– Настасья Никифоровна! Так что, мы теперь снова зажиточные люди? А Евгения знает? – сказал он, двумя руками прижимая сверток к груди.
– Нет. Евгении я еще не говорила.
– Что Вы стоите? Проходите! Будьте как дома! Теперь это и Ваш дом. Вот… тапочки мои… возьмите, – сказал он, снимая свои тапки и подвигая их ногой к ногам тещи.
– Спасибо, Владислав! Спасибо!… Мне кажется, они мне большеваты будут. У меня-то тридцать шестой размер ноги… а у Вас? – посмотрев на огромные тапки Владислава, сказала Настасья Никифоровна, затем добавила: «Тапочки у меня свои, сейчас достану».
– …У меня сорок третьий размер, – посмотрев на миниатюрные стопы Настасьи Никифоровны и сравнив их со своими тапками сказал он. – Действительно! Тогда… как скажете, – добавил он быстро снова надел свои тапки.
Тем временем, женщина достала из чемодана новые вязанные тапочки. Наблюдая, как теща одевает эти тапочки, Владислав, осознавал все яснее и яснее, что сейчас, в настоящий момент происходит исполнение его желаний, что эта женщина так просто и непринужденно дает ему то, о чем он мечтал. Весь мир казался ему таким уютным, теплым и воздушным, как вязанные тапочки его тещи.
Настасья Никифировна разместилась в комнате вместе с детьми. Разложив вещи, и взяв из котомки свои заготовки, она принялась хозяйничать на кухне. Владислав же включил в своей комнате телевизор, но смотреть его он не мог, он размышлял о полученных деньгах. Мужчина знал, что теща продала дом, но думал она деньги оставит себе на покупку квартиры где-то рядом с ними. А тут – на тебе, такой сюрприз! – Теперь мы сможем, наконец, купить машину! – думал Владислав. Он сразу вообразил как будет выглядеть его новая белая Волгу, какой у нее манящий запах новой машины. Вообразил как он заводит ее и садится на руль и какие завистливые глаза у коллег и соседей. В этот момент, он чувствовал себя по-настоящему счастливым. Однако уже через пару минут к нему пришла другая мысль: «Но значит… теща будет теперь жить, все свою оставшуюся жизнь, с нами. Денег на покупку нового жилья у нее нет». Но расстаться с мыслью о новенькой Волге, он был уже не в силах. Его мозг усиленно пытался найти в этих обстоятельствах положительные моменты. – Теща будет помогать нам по хозяйству, готовить вкусные обеды и ужины, следить за Мариночкой, ведь она так часто болеет. А мы с женой сможем полностью сосредоточится на карьере, – думал он.
– Бабуля! Бабуля приехала! – закричал внук, вернувшись домой со школы, и увидев в коридоре бабушкины вещи. Владик быстро сбросил ботинки и не снимая верхнюю одежду вбежал в комнату и крепко обнял Настасью Никифоровну. В его душе стало как-то по-особенному тепло.
Под вечер пришла с работы Евгения вместе с дочерью.
– Мамочка! Знакомься, это твоя подопечная, Мариночка. А ты Марина знакомься со своей бабушкой.
Девочка сразу подошла к Настасье Никифоровне, стала ее разглядывать.
– Пойдем на кухню, моя дорогая, бабушка ужин приготовила, – обняв внучку ответила Настасья Никифоровна. Вся семья отправилась на кухню.
На столе их ждали бабушкины разносолы: тушеная капуста по-деревенки с колбасками, соленые грибы и помидоры, винегрет, яблочный пирог и свежесваренный компот.
– О таком ужине я всегда мечтал! – сказал Владислав старший, посмотрев на свою жену. Вся семья радостно села за стол.
– А завтра, на утро будут блинчики с малиновым вареньем! – сказала бабушка, посадив себе на коленки внучку. – Спасибо! Бабуля! – сказала девочка и обняла бабушку.
Настасья Никифоровна взяла на себя присмотр за внучкой, готовку еды, стирку и уборку квартиры. Ее пенсии хватало заплатить за коммунальные платежи и на продукты. Одежду она себе не покупала, донашивала ту, которая у нее была.
Владислав недолго думая, решил не отказывать себе и купил новенькую машину «Волга». Он испытывал такую сильную радость и наслаждение от жизни, ему хотелось остановить мгновенье, все казалось таким чудесным.
Однако вскоре как-то вечером, перед сном Владислав старший спросил свою жену: «Слушай Жень, я так и не понял, твоя мать теперь все время с ними будет жить, что ли?».
– Да. А куда ей деваться, дом-то она продала, – ответила ему Евгения.
– Не знаю…Я вот подумал… через шесть лет Владику будет уже двадцать. С бабушкой жить в одной комнате… как-то… – сказал он, почесывая затылок.
– Тогда ты зачем машину купил? Не надо было. А теперь, что ты предлагаешь? – перебив его спросила Евгения.
– У меня остались там… деньги. Комнату на эти деньги, наверно, можно будет матери твоей подобрать.
– Странно.... зачем тогда приглашали, если хотим ее отселить, – ответила Евгения, посмотрев на него с недоумением. Затем немного подумав, она добавила: «Ты все же попробуй, предложи маме остаток. Что она тебе скажет?»
Следующим вечером Настасья Никифоровна вязала носки, сидя у себя в комнате. Рядом, за письменным столом сидел вРядомнук, делал уроки. Внучка, лежа на полу, что-то рисовала карандашами. Владистав старший зашел в комнату и, оставив дверь открытой, начал разговор.
– Настастья Никифоровна, я бы хотел… мы бы хотели… остаток денег Вам, все же, отдать, мало ли что, – продолжил он, нервничая, и протянул ей заметно похудевший сверток в деньгами.
Женщина прекратила вязать и, удивленно посмотрев на зятя, сказала: «Мне-то зачем? На что я тратить буду? Вам молодым нужнее».
– Возьмите, возьмите! – настаивал Владистаслав. – Вы подумайте, может комнату захотите купить, – продолжил он.
– Зачем мне? Я же места много не занимаю, зачем мне целая комната? Да и сколько мне еще осталось-то. Ну поживу я еще лет пять. Оставьте лучше себе! Как помру, будут мои похоронные. У меня же кроме вас никого и нет, – сказала женщина, глядя ему в глаза. Владислав, не выдержав ее взгляд, глубоко вздохнул и отвел свои глаза.
Евгения, зайдя в комнату, вмешалась в разговор: «Мы согласны. Мама, давай, деньги у нас полежат! У нас надежнее! Да и волноваться тебе не надо насчет похорон. Похороним тебя по высшему классу! Она все это время сидела на кухне и слышала разговор.
В комнате воцарилось молчание. Маленькая Мариночка перестала рисовать, сморщила свои брови и смотрела на мать с недоумением. Владик, не поднимая головы от учебников, настороженно ожидал, чем же все закончится.
Евгения замешкалась, и стараясь перевести тему, вдруг спросила, посмотрев на сына: «Мам, нам деньги твои точно нужны. Вот, например, можно за счет твоих денег, Владику пальто теплое или шубу на зиму купить, а то его старенькое пальтишко совсем прохудилось?»
– Да, Жень! Конечно можно, – ответила Настасья Никифоровна.
– Спасибо! Деньги мы тогда у себя оставляем, – сказала Евгения. Нагнувшись, она обняла свою мать за плечи. Настасья Никифоровна, улыбнулась и, глубоко вздохнув, продолжила вязать.
– Пойдем! – бросила Евгения мужу и супруги быстро вышли из комнаты, закрыв за собой дверь.
На следующей неделе Владику купили новую цигейковую шубу. Эта была черная, длиной по колено, сшитая по последней моде, такая теплая и удобная шуба. По правде говоря, ни у кого в их семье не было такой дорогой одежды. Придя домой из магазина, Владик сразу одел эту шубу и стал красоваться у зеркала.
– Сынок, теперь тебя не узнать. Какой ты у нас модный стал, – сказала Евгения, глядя на сына.
– Бабуль, смотри! Как тебе? – спросил Владик, зайдя в комнату к Настасье Никифоровне.
– Надо же, какой фраер! А ну-ка покрутись!… Очень мне нравится! Теперь ты зимой точно не замерзнешь, – радостно сказала бабушка, рассматривая внука.
Настасья Никифоровна была счастлива. – У дочери семейная жизнь наладилась, внуки одеты, накормены и под присмотром. Что еще надо? Живи и радуйся! – думала она.
Такой шубы, как у Владика, не было ни у кого во дворе. Ребята ему завидовали. Да и сам Влад заметил, что стал увереннее себя чувствовать в этой шубе. Он почувствовал, как в классе изменилось отношение к нему: девчонки стали засматриваться; рябята все чаще приглашали составить им компанию; даже учителя стали смотреть как-то по-другому, стали как-будто больше прислушиваться к его мнению. Впервые он ощутил такое пленительное чувство, когда он мог хоть не много, хоть чуть-чуть управлять волей других людей, вернее эти люди сами хотели подчиняться ему, им было приятно быть за одно с человеком в такой модной и дорогой цигейковой шубе, единственной в школе.
– Как интересно, ведь вещи имеют власть над людьми. Всегда найдутся люди, которые заходят быть рядом с человеком, который хорошо одет или имеет какую-то ценную вещь, – заключил он. Владислав считал свою шубу чем-то вроде волшебной палочки, которую он всегда одевал, если необходимо было расположить к себе людей. Иногда это не срабатывало, но по большей части, шуба свою роль играла хорошо.
Как-то раз Владик возращался с одноклассниками домой из школы. Их было трое: Ленька-сосед, Димка и он.
Леньке, очень нравилась шуба Влада и он постоянно простил ее померить.
– Ну дай еще разок, – снова прицепился Ленька.
– Нет, не дам! – отрезал Владик.
– Слушай Влад, если дашь шубу до дома дойти я тебе… магнитофон принесу, – вдруг предложил Ленька. У Леньки у единственного из их дворовой компании был магнитофон. Его мать была стюардессой на международных рейсах, и всякий раз с рейса привозила фирменные вещички.
– Я же сказал… Хотя давай! Тогда магнитофон, и наушники, и кассеты с Высоцким, сегодня занесешь.
– Хорошо, но только до утра. Утром перед школой отдашь мне, а то родители мне все уши отдерут, – ответил Ленька.
– Добро! – сказал Влад. Ребята пожали друг другу руки. Они тут же остановились, бросили портфели в снег и стали переодеваться. Димка, тем временем, пошел в сторону, находившегося рядом и покрытого льдом озера.
– Хорошо! Тепло! А мягкая какая! – с умилением протянул Ленька, после того как одел шубу.
Ленькино же пальто было маловато Владу, одев его, он с трудом застегнулся, и посмотрев на Леню в своей шубе, толкнул его и с ухмылкой спросил: «Тепло говоришь?»
Леня хотел что-то ответить, но тут ребята услышали крики Димки и посмотрели в сторону озера. Димка, стоял на льду и махал им рукой. – Ребята! Смотрите! Лед прозрачный! Идите сюда! Тут даже рыб видно!
– Идем! – крикнули они оба и, оставив свои портфели лежать в снегу, рванули к Димке. Через пару минут ребята были у озера. – Здорово! Точно прозрачный! Мне как-то не по себе, он такой… как-будто его и нет вовсе. А он не провалится? – сказал Ленька, встав на лед.
– Не бойтесь, смотрите! Смотрите, здесь лунки везде – это рыбаки оставили. Они же не провалились, и мы не провалимся, – ответил Димка. – А давайте подальше пройдем, посмотрим, что там? Вот, до той лунки, – показывая рукой в сторону еле видневшейся лунки, вдали озера, предложил он.
– Давайте! – согласились ребята.
Чем дальше они уходили от берега, тем прозрачнее становился лед. Они прошли метров тридцать по льду, отдаляся от берега, острожно обходя рыбацкие лунки. Здесь вода подо льдом была такая чистая, что в некоторых местах можно было отчетливо рассмотреть дно. Ребята легли животом на лед, вглядываясь в глубь озера. Они с интересом наблюдали за жизнью его обитателей. Ребята разгребали руками снег, согревая лед своим дыханием, от чего лед становился еще прозрачнее, и рассматривали стайки проплывающих рыб, наблюдали как на дне озера медленно и тяжело колышатся водоросли. Погода была безветренная, лед искрился, а солнце ярко светило, позволяя рассмотреть все детали.
– Как же здорово! – восторгался Ленька.
– Да! Это чудо какое-то! – вторили ему ребята.
Так они пролежали на льду около получаса.
– Давайте пройдем подальше? Поищем место, где поменьше водорослей, а то здесь рыбу плохо видно, она вся в водорослях сидит, – предложил Ленька. Ребята пошли вперед.
Они прошли еще метров тридцать. Здесь водорослей почти не было, и отчетливо можно было видеть довольно больших рыб в окружении маленьких стаек.
– Кто это? – спросил Димка, глядя на проплывающую большую рыбу сантиметров пятьдесят в длину.
– Наверно, карась или лещ, – ответил Владик. – Смотри! Там еще такие же!
Внизу проплыла стая лещей.
Так ребята переходили с места на место, разглядывая с разных сторон жизнь подводного царства. Прошло околу двух часов.
– Давайте к берегу! Я замерз уже! – предложил Димка.
– Я согласен! Мне тоже холодновато в Ленькином пальто. Бррррр! – сказал Владик, съежившись.
– Ну, ребята, давайте еще! – не соглашался Ленька.
– Если хочешь, лежи и смотри здесь, а я возращаюсь! – сказал Димка. – Владик, ты со мной?
– Ленька, давай домой! – сказал Влад.
– Вы только посмотрите… там..... ледяные волны! – сказал Ленька, показав рукой вдаль озера.
Ребята оглянулись. Вдали виднелись как-будто застывшие ледяные волны, такие причудливые ледяные фигуры.
– Ин-те-рес-но, – задумчиво сказал Владик.
Ребята решили подойти и рассмотреть эти фигуры поближе.
Озеро под ледяными фигурами было разрезано глубокими тонкими трещинами. Ребята осторожно продолжали свой путь, с интересом проходя вдоль ледяных фигур. Трещины становились все шире, образуя неравномерную поверхность. Где-то уровень льда был выше, где-то ниже. Сталкиваясь между собой, эти куски льда образовывали разноформенные ледовые изваяния. Ребята шли дальше, перепрыгивая через трещины между льдинами.
– Смотрите! Это же… ледянная змея… ледянная кобра. Видите? – бросил Димка, показывая пальцем в сторону очередной ледянной глыбы.
Ребята посмотрели в сторону куда указывал Дима. Перед их глазами предстала большая и широкая ледянная глыба, похожая на голову огромной змеи, раскрывшей свой капюшон. Лед рядом с этой головой был весь потрескавшийся, трещины уходили глубоко вглубину и формировали объемную фигуру в толще льда, похожую на туловище змеи. Казалось, что змея как-будто выползала из водных глубин.
– Вот это да! – восторженно сказал Владик.
Ребята несколько минут стояли завороженные этой природной статуей.
– Только языка ей не хватает! – задумчиво сказал Димка.
– Давайте сделаем! – предложил Леня.
– Как? – спросил Дима.
– Вон там ветка лежит, – оглядевшись, сказал Владик, и указал пальцем на большую ветку, лежащую на льду немного подальше. – Обломаем лишнее, вот и получится рогатка. Как раз то, что нам нужно, такой расходящийся язык, – продолжил он.
Ребята дошли до ветки, обломали у нее лишние сучки. У них получилась большая рогатка. Взяв эту рогатку, они пошли к ледниковому изваянию. Лед около змеи был покрыт тонким слоем воды, и казался неустойчивым. Никто не решался подойти вплотную, поближе. Ребята остановились, стояли и смотрели на эту огромную ледяную кобру.
– Мощно! – протяжно сказал Ленька.
– А как этот язык ей поставить? – спросил Влад и тут же предложил: «Со стороны морды не подойти, там смотри как мокро. Может со стороны капюшона попробовать? Тогда придется на нее залесть».
– Я сейчас сделаю! – вызвался Ленька. Он схватил, подготовленный язык-рогатку, и направился к ледяной глыбе. Он подошел к змее вплотную, и обходя ее со стороны капюшона, стал присматриваться, где лучше залезть. Как вдруг послышался хруст. От ног Леньки, глубоко пронзая лед, побежали в разные стороны многочисленные нитевидные трещины.
– Ленька, стой! Стой на месте! – услышал он крик ребят.
Леня резко остановился. Он с ужасом почувствовал, как лед под его ногами становится подвижным. Мальчик резко побежал к ледяной глыбе, заприметив место, где можно на нее залесть. Он надеялся, что забравшись, сможет спастись. Трещины, вокруг него стали расходиться, и вода из недр озера поднималась наружу. Ленька, зацепившись палкой за глыбу, смог подтянутся и забраться на капюшон этой змее, и в тот же момент трещины около глыбы разошлись еще больше и, поднявшаяся из недр озера вода, окончательно нарушила равновесие. Ледяная голова змеи вместе с мальчиком накренилась в сторону. Леня пытался удержаться, но безуспешно, его ноги соскользнули. Он почувствовал как ледяная вода обожгла его ноги. Вода заливалась в сапоги и тянула вниз. Благодаря палке, он все же смог крепко зацепится за льдину и не съехать полностью в воду.
– Помогите! Помогите! – закричал Леня, вися на льдине.
– Ленька, держись! – кричали ему в ответ ребята. Они были в растерянности, не зная, что делать, как помочь товарищу.
И тут Влада пронзило осознание: «Черт подери, он же в моей шубе! Неужели шуба пропала? Никто больше мне такую не купит!» – судорожно думал он, представляя как с потерей шубы, он потеряет признание в школьном коллективе. – Нет, так оставить нельзя, надо что-то делать! – напряженно думал он. Влад с ужасом продолжал смотреть на Леньку, и пытался понять, как спасти шубу. Ленька отчаянно держался палкой-рогаткой за выступ в льдине, его ноги наполовину находились в воде, – Надо, как можно скорее, снять с него шубу, пока он ее не утопил! – заключил Влад.
– Димка, ты беги на берег, зови взрослых, а я буду пытаться вытащить Леньку? За меня не беспокойся, я отлично плаваю! – взяв себя в руки, сказал Владик Диме.
– Спасите, спасите! – продолжал кричать Ленька.
– Что стоишь? Беги! – крикнул Влад Димке, посмотрев на него холодным, пронзающим взглядом.
– Леня, держись! Я за подмогой! – крикнул Дима Леньке и быстро побежал в сторону берега.
Влад стал судорожно думать, как забрать у Леньки шубу: «Надо вспомнить, как спасать на льду. Мы же в школе проходили. Помню, что нельзя протягивать руку, прыгать в воду, надо найди палку!»
– Ленька, я с тобой! Постарайся снять шубу! Отдай ее мне, она утянет тебя на дно, – прокричал он Лене.
– Я не могу! Помоги! – кричал Ленька, вися на льдине. Вокруг него образовалась полынья.
– Сейчас! Я поищу палку! Влад кинулся к месту, где они ранее делали язык для змеи. Собрав в охапку, оставшиеся прутья, Влад раскидал их около полыньи и аккуратно подпозл к ее краю.
– Постарайтся снять шубу и передать ее мне! Тебе надо растегнуть всего три пуговицы! – кричал Влад.
Леня, зацепился одной рукой за льдину, другой рукой, пытался нашупать пуговицы. Отверстия для пуговиц намолки и разбухли, а сами пуговицы обледенели. Подросток пытался продавить пуговицы вовнутрь, и в этот момент, льдина на которой он находился, покачнулась в сторону.
– Я не могу! Не получается! Она качается! – испугавшись произнес Леня, бросив свое занятие, и хватаясь обеими руками за выступ льдины. Льдина вернулась в прежнее положение.
– Делай как я говорю! Ты хочешь спастить или нет? – злился Влад.
– Не получается, – тихо ответил Леня, боясь пошевелиться и привести льдину в движение.
– Леня, слушай меня! Тебе надо снять шубу и отдать ее мне! Пробуй еще раз! И наплевать, что льдина качается! – скомандывал Владик. – Снимай шубу, черт тебя подери! – кричал Влад весь красный от злости.
Взглянув на Влада, Леня вздрогнул, и тут же, разжал обледеневшие пальцы одной руки.
– Давай! Пытайся! – кричал Влад, продолжая давить на одноклассника.
Замершие пальцы не слушались. Леня попытался кулаком продавить пуговицы в отверстия. Расцарапав кулаки в кровь, и почти отчаявшись, он вдруг почувствовал, что первая пуговица перевернулась ребром, он тут же надавивил на нее, и она провалилась в отверствие. Верхняя часть шубы сразу распахнулась.
– У меня получилось! Получилось! Одна есть! – обрадовавшись закричал Леня.
– Молодец! Давай! Еще две! – поддерживал его Влад.
Остальные две пуговицы поддались проще. Закончив с последней, Леня что есть мочи закричал: «У-Р-А!..»
Внезапно льдина, на которой закрепился Леня, резко пошатнулась, накренилась и с грохотом ушла под воду, унося в пучину свою змеиную голову вместе с Леней. В это же мгновенье, из под воды на поверхность всплыла ранее скрытая часть этой льдины, она оказалась намного больше и шире предыдущей ее части. Эта, вышедшея из воды часть, высоко поднялась над полыньей, и рухнула рядом с лежащим Владом, пробив толщу льда на которой он лежал и крепко с ней сцепившись, окатила подростка холодной водой.
Все произошло так быстро, Влад даже не успел испугаться, не успел подумать. Он тут же вскочил на ноги, в его голове была только одна мысль: «Надо срочно спасти шубу!». Сбросив с себя одежду, он нырнул под льдину. Очутившись в леняной воде, он открыл глаза. Под собой Влад увидел что-то мохнатое и черное, и судорожно попытался отплыть, но присмотревшись, разглядел – это была его шуба, а ней одноклассник Леня, который медленно опускался вниз на дно. Влад на мгновенье испугался, но тут же взял себя в руки. «Я справлюсь! Я смогу!» – настраивал он себя, вспоминая как в деревне у бабушки он не раз переплывал реку с ребятами и нырял за ракушками. Это придало ему уверенности. Подплыв к Лене, Влад попытался стащить с него шубу, но разбухшие рукава впились в руки подростка. Леня был без сознания.
– Предется тянуть шубу вместе с Леней, – решил Влад, и схватив за рукав потянул свою ношу на вверх. Почувствовав, что ему не хватает воздуха, он резко бросил товарища, всплыл, сделал глубокий вдох и вновь погрузился под воду, нашел одноклассника и схватив его за рукав потащил снова наверх. Вскоре он выбрался на лед и вытащил за собой Леню.
За спиной Влад услышал громкие мужские голоса. – Эээй! Мы здесь! Держись! Это были рыбаки, спешащие на помощь которых нашел Димка. Не обращая внимание на эти крики, Влад стал вытаскивать Леню из шубы. Вскоре ему это удалось, он плотно свернул шубу, выжимая воду, затем разложил ее на льду. Ему предстояло осмотреть шубу на повреждения. В это мгновенье его сердце забилось с ускоренной силой. Он боялся найти эти повреждения, ведь это означало бы конец, приобретенным с этой шубой ценностям, конец его авторитету в школе, конец возможности обмена с ребятами, конец таких особенных взлядов девчонок, он понимал, что родители не купят уже ему такую дорогую вещь никогда. Еле сдерживаясь от напряжения, он в внимательно осмотрел шубу. Не найдя изъянов, Влад успокоился, с облегчением вздохнул, сел и подумал: «Фу! Обошлось! Теперь остается придумать, как ее высушить, и желательно, чтобы родители ничего не узнали».
Через мгновенье он, вздрогнув от неожиданности, почувствовал на своей спине что-то теплое, тяжелое и пропахшее куревом.
– Это тебе!.. Грейся!… Как ты? – услышал он сзади хриплый, сбивчивый от нехватки дыхания мужской голос. Оглянувшись он увидел на своих плечах огромного размера старый стеганный ватник. Влад поднял голову и встретился с озабоченным взглядом небритого мужчины средних лет. На мужчине был старый вязанный свитер, стеганые штаны и сапоги. – На вот, тебе еще шапку, – и мужчина одел на голову мальчику свою вязанную шапку.
– А с товарищем твоим что? Небось......замерз? – с опасением продолжил свой опрос мужчина, глядя на лежащего поблизости Леню.
– Не знаю… – стараясь соблюдать спокойствие ответил Влад и тут же подумал: «Неужели он все видел? Нежели видел, как я снимал с Лени шубу? Ну и ладно, будь что будет!».
Мужчина бросился к Лене, сел рядом с ним на колени и ухом стал прислушиваться к дыханию мальчика, потом принялся оттаскивать его подальше от полыньи. Затем он перекинул Леню через колено лицом вниз, засунул ему в рот свои пальцы и стал надавливать на его корень языка. Леня закашлел, из его носа и рта полилась вода. Он продолжать так делать пока у Лени не переслала выливаться жидкость из носа и рта. Затем он снял свой свитер, оставшись в одной майке и уложил на него, находящегося как в тумане, Леню. Оставив его лежать, мужчина вновь подошел к Владу и спросил:
– Как тебя зовут?
– Владислав.
– А товарища твоего?
– Ленька. Леонид Краснов.
– Понятно. Где ты живешь?
– Тут недалеко от озера, второй дом, Кленовая аллея дом 5 квартира 8, – сказал Влад и показал рукой в сторону, видневшихся около берега, домов.
– А товарищ твой где?
– Мы в одном доме живем. У него квартира 14.
– Ясно. Тебе надо домой и в горячую ванну! Слышишь меня! Сейчас же! Слава Богу твой товарищ жив! Мы его отправим в больницу! – громко и взволнованно говорил рыбак, глядя на приближавшуюся подмогу.
– Ты сам дойдешь?
– Да, – уверенно сказал Влад.
– Вот, бери еще мои сапоги и быстро домой! – добавил рыбак, смотря на голые ноги Влада. Он тут же снял свои сапоги и поставил их рядом с Владом, сам оставаясь в портянках.
– Спасибо, – угрюмо сказал Влад, не поднимая глаз.
Влад быстро обулся в сапоги, оставленные рыбаком.
– Один – нормально, второй – плох! Надо теплые вещи! Снимайте, кто что может! Побыстрее! Может искуственное дыхание ему сделать? Давай! – слышал он, разговор между его новым знакомым и подбежавшими мужчинами.
Парень взял свою мокрую шубу и быстрым шагом, как только он мог себе позволить в сапогах на шесть размеров больше, не оглядываясь пошел домой.
Дверь открыла бабушка.
– Ой, батюшки! Владик родимый, что с тобой? Что случилось? Господи, помилуй! Да ты весь мокрый! Заходи скорей! – запричитала Настасья Никифоровна, глядя на стоящего у двери мокрого внука, одетого в безформенную одежду рыбака.
– Мы… мы с ребятами… провалились на озере. Вот моя шуба, – со слезами на глазах только и мог выговорить Влад, и протянул бабушке свою мокрую шубу. – Бабушка! Бабуля! Просуши шубу, ты сможешь, я знаю! Только родителям не говори! – взмолился Влад.
– Хорошо, что хоть живой! Раздевайся и быстро в горячую ванну! – резко оборвала его бабушка, помогая снять верхнюю одежду и полностью игнорируя его просьбу о шубе. Он аккуратно положил свою мокрую шубу на стоящий рядом стул.
– Бабушка! Ты слышишь? Ты обещаешь, что высушишь шубу? – не переставал просить ее Влад.
– Да, внук! Сделаю, что смогу! Ты главное успокойся, – ответила ему Настасья Никифоровна и взяла в руки его мокрую шубу.
После ванной бабушка напоила внука горячим травянным чаем с медом и уложила в кровать.
На следующий день Влад проснулся около полудня, встать с постели он не смог, голова кружилась, он весь горел.
– Батюшки! Проснулся, наконец ! Дорогой мой! Ты всю ночь бредил, на вот выпей, – сказала ему бабушка, протянув большую кружку ароматного настоя.
– Шуба! Что с шубой? – озабоченно спросил Влад и схватился за голову от резкой боли.
– Ты попей, полегчает! Не переживай! – сев на кровать, Настасья Никифоровна подала в руки внуку кружку с настоем и спокойным, заботливым голосом сказала: «Насчет шубы не переживай, приведу в порядок твою шубу! Мы врача тебе вызвали, сегодня должен прийти. И сестренку твою к родителям в комнату перевели, что бы тебе полегче было. Ты отдыхай пока, поспи».
Слушая бабушку, Владик выпил травянной настой. Он сразу почувствовал облегчение, жар спал, он успокоился и снова уснул. После обеда пришел врач, молодой мужчина в очках, и сразу спросил: «Показывайте, где Ваш спаситель?»
– Спаситель? Кто спасатель? – с удивлением спросила его Настасья Никифоровна.
– А Вы что не знаете? – удивился врач, снимая верхнюю одежду.
– Что не знаю? – продолжала удивляться Настасья Никифоровна.
– Внук ваш человека спас!
– Кто? Влад? Какого человека!
– Владислав вчера на озере спас Вашего соседа с пятого этажа Леонида Краснова! – наконец пояснил врач.
– А Владик ничего не сказал, – пожимая плечами сказала Настасья Никифоровна. – Ну надо же! А Леня-то как? Что с ним? – спросила женщина.
– Леонид сейчас в больнице. На неделе его выпишут. Все обошлось, – сказал врач.
– Слава Богу! Вы проходите, – перекрестившись сказала Настасья Никифоровна.
Врач помыл руки и Настасья Никифоровна проводила его в комнату к Владику.
– Что могу сказать, почки свои парень застудил. Легко еще отделался. Вот выписал ему лекарства, сегодня же сходите в аптеку там все сможете купить. К нему каждый день будет приходить медсестра, ставить уколы, – сказал врач, передав Настасье Никифоровне рецепты. – А я на следующей неделе зайду, проверю. Выздоравливайте! – уходя, добавил врач.
Владик проспал весь день, просыпаясь только для того чтобы выпить лекарства и бабушкины настои. На следующий день ему стало гораздо лучше, проснувшись он увидел на своем письменном столе цветы в вазе, коробку конфет, большую корзину фруктов, тарелку с пирожками.
– Бабуль, а бабуль, что это на столе? Это мне? – спросил он бабушку, сидящую рядом в кресле и читающую газету.
– А кому же? Тебе, мой дорогой, все гостинца твои! – сказала бабушка, отложив газету и встав с кресла. – Корзина фруктов и цветы – это сегодня утром родители Лени принести. Коробка конфет от рыбака, он тоже сегодня приходил, сказал что вы познакомились на озере, расспрашивал про тебя, про твое здоровье. Одежду ему я отдала. Пирожки – это от нас, я специально для тебя напекла. Я всегда знала, что ты человеком вырастешь, человеком с большой буквы, вот и дождалась. Надо же не побоялся, но ведь ты мог утонуть! Слава Богу все обошлось! Я горжусь тобой, внучок! На глазах у нее блеснули слезы, неловко их вытерев она продолжала: «Ты такой смелый и отважный, настоящий герой! Спасатель ты наш!».
– Спасатель? Я? – не понимая о чем говорит бабушка спросил Владик.
– Владик, ты не бойся, говори, ругать тебя никто не будет! Ты же вчера Леньку нашего спас, когда он на льдине перевернулся.
– Аааа, Леньку.... – ответил Влад, пытаясь вспомнить, что произошло.
– Ты что не помнишь? – с удивлением посмотрела на него Настасья Никифоровна.
В комнате повисло молчание. В это мгновенье Влад хотел обо всем признаться бабушке, что он спасал не Леньку, а боялся потерять шубу, боялся, что родители будут ругаться, ведь это очень дорогая вещь и больше ему такую вещь не купят; боялся, что он ребята в школе потеряют к нему интерес. Ему стало как-то страшно, стыдно и неудобно, и он смог только тихо выдавить из себя: «Помню… Леня перевернулся на льдине… он ушел под воду…» и вновь задумался. Он начал осознавать, что все произошедние выглядело так, как будто он рискуя жизнью, спасал Леньку. Никто о шубе даже не подумал. «Бабушка точно думает, что шуба была на мне и не надо ей говорить, что шуба была на Леньке. А сам Ленька? Он что думает? Его мать приходила с подарками, значит он тоже думает, что я его спасал. Действительно он не может помнить, как я с него шубу снял, он же был без сознания. И вообще, если бы я не прыгнул за ним под льдину, он бы точно утонул. Получается, что я действительно совершил поступок – я спас человека, я герой! Вот как! Мне надо собраться, сейчас неважны мои мысли, мотивы, сомнения, главное – поверить, что я герой, что я рискуя своей жизнью спас человека, моего друга Леньку и вести себя соответствующе».
– Владик, ау?… Что с тобой? – перебила его мысли Настасья Никифоровна. – Ты как будто забыл, не помнишь ничего.
– Ничего особенного… – сказал Влад, его душа заполнялась таким приятным чувством превосходства и гордости за себя, вытесняя возникшие ранее чувства стыда и вины.
– Господи, дорогой мой внучок, – Настасья Никифоровна подошла, села на кровать и обняла внука. – Как я горжусь тобой! Как же ты обрадовал меня, мой дорогой! Ты мой лучик света! Вот теперь я знаю что не зря жизнь прожила, ради одного такого поступка, можно и жизнь прожить, – сказала Настасья Никифоровна со слезами на глазах.
Окола часа они сидели в комнате, Владик пил заваренный бабушкой малиновый чай с казавшимися такими необыкновенно-вкусными шоколадными конфетами из коробки, он с увлечением и гордостью рассказывал бабушке произошедшее накануне, как они с ребятами рассматривали через прозрачный лед рыб на озере, как заметили ледяную кобру и как эта ледяная кобра утянула Леню под воду, и самое главное, как он не смог оставить товарища в беде и бросился за ним в воду, а потом прибежали рыбаки.
Бабушка слушала Влада с восхищением, затем спросила:
– Ты мне скажи, неужеле когда все это произошло, тебе не было страшно?
– Нет! Я даже не задумывался о страхе, знаешь, я помню только одну мысль, что должен спаси Леньку, ему кроме меня никто не поможет, – ответил Влад глядя бабушке в глаза.
– Какой-же ты у меня смелый и отважный! – сказала Настасья Никифоровна и еще сильней обняла внука. – Слава Богу, Слава Богу, что все обошлось!
– Так что, я теперь герой? – размышлял Влад. – Интересно, еще вчера я переживал за свой поступок, а сегодня гляди, как все неожиданно обернулось. Я спас человека! Я герой! Никто не спрашивает о шубе, меня не ругают! Бабушка наоборот восхищается мной! И родители тоже! И в школе все знают, что я Леньку спас! А может я действительно спасал Леньку, а не за шубой нырял? Нет… я отчетливо помню, что совсем не думал о Леньке, а был уверен, что он сам выберется, а вот шубу я могу потерять, поэтому я и нырнул. Так, что получается – мой истинный мотив вовсе еще не означает, что я поступил плохо, а все определяет другой мотив, мотив который показался людям очевидным в этой ситуации. Получается одновременно может быть два совершенно противоположных мотива, один мотив истинный, другой моральный для прикрытия. Если имеешь правдоподобный моральный мотив, тогда можно сделать любое дело, даже самое скверное и выглядеть в глазах людей героем, быть на высоте.
Этот случай перевернул сознание мальчика, он почувствовал что получил какое-то сокральное знание, что приобрел ключи, он кажется поднялся на уровень выше и понял закон воздействия на людей, закон управления людьми. «Получается, что сам поступок не имеет значения, имеет значение только мотив этого поступка и причем не истинный мотив, а мотив, в который готовы поверить люди. К любому поступку можно подобрать нужный мотив и таким образом создать нужный смысл этого поступка. Следовательно, одно и то же дело может быть одновременно и добрым и злым и эта сортировка зависит лишь какой мотив подобрать. Тогда, что же получается, добро может быть злым, а зло добрым, герой может быть злодеем, а злодей героем и все это по моему желанию». Он почувствовал, что осознал, что-то важное, что делает его выше, поднимает над толпой. Он стал эксперементировать с мотивом. Вспомнил свои поступки за которые был наказан и понял, что для того, чтобы избежать наказания, ему надо было просто придумать моральный мотив для своих поступков. C другой стороны, он засомневался в самом существовании моральных поступков. – Наверно в жизни большинство геройских поступков совершалось с корыстным побуждением, – думал он. Он вспомнил героев из истории и для всех их геройских поступков легко смог придумать корыстный мотив. Затем он подумал о своих родителях, здесь ему не составило труда подобрать корысные мотивы в отношении него. Затем он подумал о самом ценном человеке в его жизни – о бабушке. Но и для бабушкиных поступков, на свое удивление, он без труда смог подобрать корыстные мотивы. – Вот, бабушка, приехала к нам, отдала свои последние деньги, вроде мы должны ее ценить за это, но ведь она все это сделала не от любви к нам, а от одиночества, от безысходности, от того, что надвигается старость и кто-то должен о ней заботиться, быть с ней рядом, подать стакан воды. Ее ведь совершенно не смущает тот факт, что она притесняет и ограничивает пространство своих внуков, живя с нами в маленькой детской комнате. Даже когда отец предложил ей подобрать комнату и отселиться, как резко она пресекла его, упавая только на свой интерес, на то, что ей и здесь хорошо, что мы единственные ее родные люди, не спросив своих внуков, удобно ли нам жить с пожилым человеком в одной комнате, – разочаровавшись в бабушке думал он.
– А шуба-то твоя высохла! Вот принесла, смотри, – радостно сказала Настасья Никифоровна, заходя в комнату к внуку.
– Да, хорошо, – спокойно ответил Владик и отвернулся к стене.
Бабушка, пожав плечами, повесила шубу в коридоре.
Ближе к вечеру навестить Владика пришла школьная учительница Зоя Леонтьевна.
– Здравствуйте! Где наш герой показывайте? – снимая обувь в коридоре, обратилась она к Настасье Никифоровне.
– Герой в комнате! Вы раздевайтесь, он наверно спит, пойду его разбужу, ответила бабушка и направилась в комнату к Владу. Учительница сняла верхнюю одежду, и посмотревшись в зеркало, стала приводить в порядок свою прическу.
– Вот фрукты от нашего класса – сказала учительница, выходящей из комнаты Влада бабушке и передала ей авоську.
– Спасибо! Вы проходите, Владик Вас ждет! – сказала Настасья Никифоровна и проводила учительницу в комнату, сама же пошла на кухню мыть фрукты.
– Здравствуй, Владик, – заходя в комнату, поздоровалась учительница.
– Здравствуйте, Зоя Леонтьевна. Влад привстал с кровати.
– Ты лежи, не вставай, подойдя к нему сказала Зоя Леонтьевна. – Я очень ценю, что являюсь твоей учительней, – начала она. – Ты гордость нашей школы! От всей нашей школы я пришла выразить тебе благодарность и вручить грамату. Это большая честь для меня. Он достала из сумки большую картонную папку, аккуратно раскрыла ее, достала грамату и пожав Владу руку, вручила ему ее.
– Спасибо, – немного смущаясь сказал Влад. Он взял грамату. Это был гланценый лист плотной белой бумаги размером с большую книгу, где красивыми золотыми и черными буквами было написано.
«ГРАМОТА. За проявленнное мужество и самоотверженность при спасении утопающего товарища.
Ученику 9 Б класса. Разумову Владиславу Владиславовичу.»
Прочитав текст граматы и посмотрев в глаза учительнице, Влад сказал: «Я не мог иначе!».
– Владик, если бы не ты, боюсь подумать, что могло бы случиться! Теперь ты наш кумир! Ты настоящий герой! Дай Бог тебе сохранить твою доброту и мужество на всю твою жизнь.
В этот момент Владик испывал одновременно чувство неловкости, чувство собственного достоинства, и чувство превосходства над учительницей и всеми, кто поверил в его заслуги.
В комнату зашла бабушка, в ее руках была корзина с фруктами, она поставила ее на стол вместе с другими гостинцами.
– Также твоим родителям хочу вручить благодарственное письмо от школы. Я могу Вам передать? – сказала Зоя Леонтьевна, обращаясь на Настасьи Никифоровне.
– Да, конечно! Родители Влада вечером будут, передам им, – ответила бабушка.
Зоя Леонтьевна аккуратно достала из папки еще один плотный белый лист на котором было что-то написано, отдала его Настасье Никифоровне и гордо сказала :
– Спасибо родителям Влада и Вам Настатья Никифоровна, что вырастили такого замечательного сына и внука! Мне очень приятно, что именно в моем классе учится такой замечательный человек.
Бабушка принесла чай, варенье и пирожные, все вместе посидели, поговорили, вспомнили истории из жизни Владислава, учительца ушла.
– Вот выпей, ты выглядишь каким-то уставшим. Ты лучше поспи, отдохни, а я пойду на кухню готовить ужин, – сказала бабушка Владу, наливая травянной отвар трав.
– Хорошо, бабуль, – ответил Владислав и собирался уже уснуть, как вдруг его взляд упал на грамату, лежащую на столе. Он тихонечно встал с кровати, взял грамату, еще раз ее прочитал и аккуратно приколол кнопками на стену рядом с кроватью, затем лег, и стал с гордостью смотреть нее, и не заметил как уснул.
Проснулся он поздно вечером, дома уже были родители и сестренка, Владик слышал их голоса, также он слышал звук телевизора, раздававшийся из комнаты родителей. Открылась дверь и к нему заглянула мама.
– Надеюсь я тебя не разбудила, – сказала она. И посмотрев с укором на весящую на стене грамату, добавила: «Скажи мне, зачем все это было нужно? Бабушка мне рассказала как ты спасал Леню, да и в школе об этом все говорят, вот и Зоя Леонтьевна приходила к тебе.... к герою. Ты хоть понимаешь, что это был безрассудный поступок? Ты мог утонуть. Спасать тонущего человека, бросаясь под лед, да еще когда вокруг нет людей и некому помочь – это верх безрассудства. И что ты получил в итоге? Ну принесли тебе грамату. Теперь вот ты болеешь и когда поправишься неизвесно, а лечить тебя теперь нам, не Лениной семье, не школе, а нам. Мне нужен здоровый сын, а не больной герой, понимаешь? Ну зачем? Ты разве не знаешь, что нельзя нырять в полынью под лед, можно не выбраться?»
– Там больше никого не было, если бы не я, то Леня бы утонул, – опешив от слов матери, сказал Влад.
– Откуда ты знаешь? Вот если бы у тебя судорогой ногу свело, ты бы сам утонул и Леню на дно утянул, это точно.
– Леня был без сознания, он бы не выплыл сам.
– Владик, если бы Леня утонул, значит судьба у него такая. А раз он выбрался, значит не положено ему утонуть, значит он выбрался бы в любом случае с твоей помощью или без тебя.
Владик смотрел на маму и никак не мог понять, что происходит. Внутренне он был согласен с матерью, более того в момент, когда Леня тонул, он думал точно также как говорит сейчас его мать, если бы не шуба, он ни за что не бросился бы в воду. Но полученое признание и благодарность, было так приятно и подросток ни в коем случае не хотел от этого отказываться, и следовательно ему необходимо продолжать играть роль спасителя. В нем возникло замешательство.
– Чтобы больше так не делал! Это опасно! И поверь мне, все эти геройские поступки того не стоят, оплата всегда будет значительно меньше, чем ты мог бы потерять. Ты подумай, что было бы, если бы ты утонул? Никто, услышь меня, пожалуйста, никто не пришел бы к нам и не назвал тебя героем, а наоборот сказали бы, что Ваш ребенок неразумный, сам виноват, нарушил правила поведения на льду и поэтому утонул. Понимаешь? Это неразноценный обмен, геройские поступки – это игра в одни ворота. Это как лотарея, только, если повезет – тебя будут хвалить и наградят этой бумажкой, которая называется «грамата» и продается в магазине за пятьдесят копеек, и уже через пару лет никто даже и не вспомнит о тебе.
В голове у Влада возникла путаница, он не понимал, что есть хорошо, а что плохо. – С одной стороны бабушка с детства ему говорила, что надо быть отважным, смелым, что настоящий мужчина должен защищать и помогать слабым. Вот и учительница приходила с благодарностью, как же приятно получать от людей эту благодарность, чувствовать себя героей, само это чувство так окрыляет! И что получается все это обман? – нервное напряжение поглотило его.
Тут в разговор вмешалась бабушка. – Евгения, да как так? Твой ребенок герой, а вместо того чтобы радоваться этому, ты говоришь, что это плохо и так делать не надо. Я не узнаю тебя, разве так я тебя учила? Мы вырастили порядочного и смелого мальчика, который помогает слабым и которым можно гордиться. Так что теперь ты хочешь сказать, что это была ошибка, и родители не ободряют геройского поступка своего сына? Ты хочешь отказаться от граматы?
– Да! Если бы можно было отказаться от граматы и взамен не прыгать в воду, я бы настаивала на этом, но это невозможно. А вот ты, что хочешь сказать, что если бы Владик утонул, спасая чужого ребенка, это было бы хорошо?
– Нет конечно, что ты говоришь, тфу-тфу-тфу, не дай Бог! Это было бы горе конечно, – сказала бабушка с недоумением и постучала по столу три раза.
– Вот ты сама и ответила, – резко ответила Евгения.
– Господи Евгения, мы же все люди и вырастить должны человека, а человек прежде всего должен быть человечным, иначе тьма беспросветная.
– Мама о каком человеке, ты говоришь? Ты о чем? Зачем мне человечный человек, герой, который готов отдать свою жизнь за чужих людей? Все это пустые слова. Разве для этого мы его растили? Мы вот с Владиславом работаем с утра до вечера, чтобы у сына все было, ты ведь сама столько сил в него вложила и все это зачем? Чтобы в один прекрасный день нам принесли похоронку и благодарственную грамату? А жить-то с такой трагедией нашей семье, а не всем этим людим, они конечно могут речи пламенные мне тут говорить. Да не надо мне все это! Мне важно, чтобы сын был жив и здоров, понимаешь, чтобы ему легко жилось, легче чем нам, чтобы он жил в достатке, а не с граматами и высокими идеями. Жизнь-то у нас одна, и я не хочу остаток своей жизни потратить на лечение сына, пусть даже и героя.
Настасья Никифоровка, качая головой вышла из комнаты, за ней вышла и Евгения, Влад остался один. Он никак не мог успокоиться и все думал и думал о сказанных словах, под утро ему все же удалось уснуть. Проснувшись он обнаружил, что грамата со стены исчезла.
– Мама, ты не видела мою грамату ?– спросил он, зашедшую в комнату Евгению.
– Владик, дорогой, это я ее убрала,– мягко сказала Евгения, садясь на край кровати и нежно смотря на сына. – Пойми, все это только красивые слова, а тебе жить надо, понимаешь – рожала я тебя не для геройских поступков, а для того чтобы ты был счастливым. Пойми, в этой жизни никому не надо помогать, особенно чужим. Ты помогаешь человеку, а он потом привыкает и уже требует от тебя этой помощи, понимаешь сынок. Вот ты сейчас герой, вроде хорошо тебе кажется, здорово. А ты задумайся, ведь теперь все знают, что если что-то прозойдет, ты будешь рисковать, спасать, тебе надо быть героем, надо соотвествовать званию героя. Я и папа, мы очень хотим чтобы ты был жив, здоров и счастлив, поэтому не надо совершать больше никаких геройских поступков, договорились? – сказала Евгения, обняла и поцеловала сына.
Влад смотрел на нее широко открытыми глазами, его мир героев захлопнул двери, все стало опять пусто и уныло. Он кивнул, но ничего не сказал матери. В этот день он был молчалив и задумчив.
– Бабуль, как ты думаешь герои нужны? – вечером спросил он Настасью Никифоровну.
– Решай сам дорогой мой внучок, как ты решишь, так и будет. Только вот знай, что посеет человек, то и пожнет.
Прошла еще неделя, Леньку выписали из больницы и он заглянул к Владу. Владик к этому времени тоже поправился и собирался в школу.
– Заходи дружище! Как ты? – улыбнулся Влад, видя входящего к нему в комнату товарища с магнитофоном в руке.
– Как видишь! С кашлем повалялся дома пару дней после больницы, а сейчас вот как огурец, – радостно ответил Леня. – Ты знаешь Влад, вот пришел тебя поблагодарить, спасибо что спас меня, – сказан он и обнял Влада. – Знаешь, – продолжил Леня, – вначале я не верил, что ты меня спасаешь, я думал, ты за шубу свою испугался, вот заберешь ее у меня и уйдешь. А потом мне родители рассказали, что ты даже под лед за мной нырял, когда я на льдине перевернулся. Если бы не ты, меня бы уже и не было. Спасибо друг!
– Так поступил бы каждый, – ответил Влад, глядя Лене в глаза. – Друзей я не бросаю!
Ребята вновь обнялись, затем Леня вдруг сказал: – Знаешь, я ведь твою шубу испортил!
– Да, она вся намокла! Я не рассказывал родителям, что это ты сделал, – немного раздраженно ответил Влад.
– Извини меня! Я вот хотел… тебе магнитофон отдать с двумя кассетами… Подарить! Может это как-то загладит мою вину.
– Ты серьезно? Твои родители в курсе? – обрадовался Влад.
– Да, все согласовано! Бери! – и он протянул Владу магнитофон.
– Спасибо дружище! – поблагодарил Влад Леню. Он аккуратно взял у него магнитофон, внимательно его осмотрел, протер и поставил в центре стола.
Ребята долго еще сидели вместе, вспоминали о случившимся, слушали Высоцкого, говорили о жизни, о школе. Ближе к вечеру Леня ушел домой.

Глава 5. Смерть и жизнь
Вскоре Влад перешел в десятый класс, и настало время определяться со своим путем в жизни, с выбором профессии. Без долгих размышлений, юноша выбрал путь исследователя материи, физика-теоретика. Ведь ему легко давалась математика и физика, что он не раз доказывал, занимая призовые места на конкурсах и олимпиадах. Можно сказать, он любил эти предметы. Они были для него понятны и предсказуемы, его тянула их гармония, интеллектуальная сила и удивительная красота формул. Юноша проводил много времени, изучая законы физики, математические теоремы, пытался проникнуть, с их помощью, в суть явлений. Он считал своими лучшими друзьями великих ученых, таких как Архимед, Ньютон, Лейбниц, с которыми постоянно вел мысленные диалоги.
В последнее время его разум захватила Великая математическая теорема Ферма. Он был поглощен, он жаждал доказать ее. Влад изучал все новые и новые разделы математики, пытаясь найти хоть какую-нибудь зацепку, но теорема никак не поддавалась.
На дворе был солнечный октябрь, осень успела покрыть деревья разноцветными красками. На улице было еще тепло и можно было ходить не застегивая куртку. В один из таких осенних дней, класс Владислава отпустили на два урока раньше обычного. Юноша не пошел гулять с ребятами, а решил зайти в библиотеку, взять книги по математике, по разделу «Непрерывные дроби».
– Эти дроби, уж точно, приблизят меня к доказательству теоремы, – надеялся он.
У Влада было отличное настроение. Выйдя из библиотеки он направился домой. Его путь проходил через кленовую аллею. Прохладный ветерок бодряще дул в лицо, деревья были густо усыпаны янтарными и рубиновыми листьями, и на солнце они смотрелись богато и величественно. Он решил не упускать момент и принести эти листья домой, обрадовать бабушку. Он тут же стал собирать букет из разноцветных кленовых листьев. Вдруг где-то высоко в небе послышался крик птиц, юноша поднял голову и увидел прямо над собой высоко в небе летящий клин, одна сторона которого была несколько длиннее другой.
– Наверно утки, – подумал Влад всматриваясь. – А может журавли? Длинные шеи и особенный крик птиц совсем непохожий на кряканье уток, не оставил сомнений – это журавли. Он стал наблюдать за птицами. Его интересовала форма и синхронность их строя. Через мгновенье вожак замедлил темп, пропуская летящих следом птиц, его место, набирая скорость занял летящий по соседству журавль, а сам вожак переместился в хвост клина. Клин при этом синхронно сжался, ничуть не сбавляя скорости и не нарушая общий строй, а затем также синхронно вновь растянулся. – Здорово! Вот эта сила аэродинамики в действии, – восторженно подумал Владик. Еще какое-то время он наблюдал за клином, пока тот не скрылся за горизонтом. С удовлетворением от увиденного, и еще больше желая стать физиком и знать как все устроено, он продолжил свой путь домой.
Подойдя к дому, и поднявшись по ступенькам, юноша позвонил в дверь. Он знал, что бабушка дома и сейчас откроет ему. Она всегда встречала его со школы, кормила и расспрашивала о новостях. Еще раз, посмотрев на неаккуратно торчащие кленовые листья в его руке, он решил поправить букет. Когда он закончил, то вытянул руку и оценивающе взглянул. – Красотища! – сказал он, глядя на роскошный букет.
– Так! Сколько я здесь жду? Почему мне никто не открывает? – озадаченно подумал он.
Юноша ухом прижался к двери и вслушался. Никаких шагов и голосов. Полная тишина ждала его за дверью.
– Странно, – подумал он. Еще раз нажал на звонок и, не снимая с звонка палец, стал считать вслух: «Раз, два, три, четыре, пять, … десять». За дверью ничего не изменилось. Было тихо как и прежде. Прекратив звонить, он кулаком постучал в дверь. Снова тишина.
– Ну бабуля, глухая тетеря! – гневно прошептал он, и поставив свой портфель на бетонный пол около двери, свободной рукой начал искать ключи. Когда ключи были найдены, юноша, наконец, открыл дверь и вошел в квартиру.
– Бабуля я дома! – громко крикнул он, положив букет листьев на полку в прихожей. Снимая куртку и ботинки, он прислушался. Было слышно, как вода бежит по трубам, слышны шаги на лестничной площадке, но никаких звуков от находящегося в квартире человека, он не слышал.
– Может заснула или ушла в магазин? – подумал он.
Оставив портфель в прихожей, Влад зашел в ванную помыть руки.
– Но все же, где бабушка? Почему она с утра ничего мне не сказала, не предупредила? Кто накроет мне стол? Неужели я сам должен готовить себе обед? – вопросы в его голове не давали покоя.
Он решил проверить квартиру. Выходя из ванной, Влад взглянул на лежащий на полке букет.
– Наверняка бабуля все же дома, – предположил он, и радостно взял букет в руки.
Влад пошел на кухню. Никого. Открыл дверь и заглянул в свою комнату. Никого. Затем открыл комнату родителей. Тоже никого.
Собираясь закрыть дверь родительской комнаты, он обратил внимание на стол. Обычно стоящий возле стенки, сейчас стол был раздвинут в длину и стоял посредине комнаты. На нем лежало что-то массивное, накрытое простыней.
– Похоже на лодку, – подумал он и, войдя в комнату, медленно подошел к столу. Любопытство не давало ему покоя. Он взял за край, свисающей простыни, и приподнял ее.
– ААА!.. – испугавшись, Влад резко отпрыгнул назад и машинально разжал руку с букетом. Яркие разноцветные листья взлетели вверх и с шорохом рассыпались по всей комнате, упав на простынь и… на, торчащие из под нее, голые человеческие ноги.
Его сердце забилось сильно-сильно, отдавая своими ударами в виски, на лбу выступил холодный пот. Он какое-то время стоял опешив. Затем попятился назад и побежал к себе в комнату, плотно закрыв дверь. Прыгнул на диван, поджал ноги и сидел так, как ему казалось, целую вечность. Его всего трясло. – Кто это? Почему на столе? – проносилось в его голове. Придя в себя и немного успокоившись, он обратил внимание, что в его комнате находятся аккуратно сложенные вещи родителей. Что все это значит? Он решил прояснить ситуацию. Юноша встал с кровати и, преодолевая свой страх, медленно направился в комнату родителей.
Здесь все было как и прежде: посередине комнаты стоял стол, а вокруг него были разбросаны яркие разноцветные кленовые листья. На ближнем крае стола, небрежно лежащая простынь, приоткрывала чьи-то голые ноги. Приглядевшись, он отчетливо увидел под простынью очертания человеческого тела. Он подошел к столу. Холодящее чувство сковывало его. Однако набравшись смелости, юноша резким движением руки скинул простынь на пол.
Прямо перед ним на столе с закрытыми глазами лежала его бабушка Настасья Никифоровна. Женщина была одета в плотную ночную рубашку, которая задралась и приоткрывала ее точеные ноги.
– Господи, бабуля! – вскрикнул он. – Но почему на столе? Зачем она легла на стол? – Влад мысленно задавал себе вопросы, на которые у него нее было ответа. – Бабуля, что с тобой? – тихо сказал он, пытаясь понять, что происходит, и аккуратно дотронулся до ее руки. Женщина не шелохнулась. У него возникло нехорошее предчувствие, и он принялся тормошить ее руку. – Бабуля вставай! Вставай! Что с тобой? Ее рука, под тяжестью своего веса, соскользнула и свисла со стола. Ни один ее мускул не дрогнул, женщина лежала неподвижно.
– Ты умерла? Ты мертвая? – сказал Влад вслух, и тут же, испугавшись сказанных слов, закрыл рот рукой. – Она умерла! Умерла! – раскатами отдавалось у него в голове. Как же так! Его сердце колотилось, набирая скорость.
…Что творилось у него в душе… Его любимая бабушка, которая только утром провожала его школу, с которой он делился своими секретами, сейчас лежит дома на столе как мебель, как безмолвная вещь … Бред какой-то! Неужели я больше не увижу ее? Она больше меня не обнимет, не поддержит, не приготовит обед? Она кажется всю жизнь была со мной, и сейчас что? Ее нет? В его голове пронеслись теплые воспоминания. Страх сменился отчаянием, на душе стало горько, ах как горько, невыносимо горько. Он схватил руками свою голову и впился в нее пальцами. Его поглотила печаль. Влад стал всматриваться в черты лица своей бабушки.
Лицо Настасьи Никифоровны было спокойным и умиротворенным, оно казалось каким-то молодым, морщинки разгладились, нос немного заострился, уголки губ были приподняты. Он обратил внимание на ее чистую кожу, на лбу с правой стороны у ее виска, он заметил маленькую родинку, которую раньше почему-то не замечал. Чистый седой локон, нарушая общую идиллию, небрежно лежал на ее лице.
Его пальцы тут же медленно потянулись к этому локону, и как только дотронулись до него, в этот же миг, они превратились в бегающие рецепторы. Малейшие поверхностные прикосновения сразу отзывались во всем его теле. Он чувствовал небывалое количество оттенков ее прохладной, мягкой кожи и волос. Эти ощущения затрагивали какие-то глубинные слои его подсознания, он запомнил их на всю жизнь. Влад аккуратно убрал локон с ее лица.
– Может это сон такой… летаргический? – подумал он. Он прикоснулся к ее носу, задержав ладонь около ноздрей, и на несколько секунд закрыл глаза, затаив дыхание, пытаясь почувствовать хоть какое-нибудь движение воздуха. Но ничего не происходило. Он не чувствовал ни малейшего потока воздуха. Влад не мог поверить, что его бабушка умерла, что у него больше нет бабушки, у него больше нет его части.
– Сердце! Если оно бьется, тогда она жива! – еще одна надежда озарила его сознание. Юноша ухом прикоснулся к грудине женщины и зажмурился, превратившись в слух. Он стоял так около минуты, пытаясь уловить стук сердца или хоть какое-нибудь движение крови по венам. Но ничего не услышав, он сделал шаг назад, и сосредоточенно посмотрел на тело. Это был его первый опыт столкновения со смертью человека.
Ранее возникшее чувство печали стало сменяться новым для него чувством, чувством отрицания, отторжения к этому бездыханному, безразличному, мертвому телу. Спокойное лицо бабушки стало напоминать ему восковую фигуру какой-то чужой женщины. Он больше не чувствовал, что это тело ему родное, знакомое, он не чувствовал сострадания, а, наоборот, оно казалось ему искуственным, инородным.
– Ему, этому телу, абсолютно все равно на меня. В чем его польза? – думал он, глядя на тело бабушки. Влад стал злиться на Настасью Никифоровну, что она покинула его так внезапно, взамен оставив свое жалкое, разлагающиеся тело, которое так немощно и так ничтожно.
– Что стоит твоя любовь? Ничто! На тебя нельзя положиться! Ты обещала, что будешь со мной, пока я не устроюсь в жизни. Но ты… не исполнила свое обещание! Ты оставила меня! Получается… ты предала меня! И мне плевать на причину! – с горечью вел он внутренний диалог с Настасьей Никифоровной.
Вдруг послышался скрежет ключей. Влад направился в прихожую, закрыв за собой дверь родительской комнаты. В квартиру вошла его мать. С удивлением и настороженностью она посмотрела на сына, и спросила: «Сыночек, ты что так рано?»
– Мама! Почему бабушка на столе? Что с ней? Она умерла? – сразу спросил ее Влад.
– Ты был в комнате? Ты все видел? – испугавшись спросила мать, спешно закрывая за собой входную дверь, чтобы их разговор не был слышен соседям.
– Да, я видел! Бабушка лежит на столе. Что с ней?
– Сынок! – ответила Евгения, глядя ему в глаза. – Твоя бабушка… сегодня утром умерла, – медленно сказала она, сохраняя спокойствие.
– Почему? Ведь с утра все было хорошо. И почему она… на столе?
– Ты успокойся! Не переживай ты так! На стол мы ее положили, потому, что не хотели оставлять мертвую бабушку в вашей комнате, чтобы вас с Мариной не пугать, – спокойно, снимая обувь начала объяснять Евгения. – В морг ее заберут только завтра. И чтобы вам сутки не находиться с трупом в одной комнате, мы с папой… – продолжала она, снимая пальто.
– Мам, ты так спокойно все это говоришь! Я не понимаю! Тебе что, все равно? Все равно, что бабушки больше нет? – недослушав ее, раздраженно спросил Влад.
– Нет, мне не все равно! Конечно не все равно! Но, что тут поделаешь, она же уже старенькая была. Все люди в пожилом возрасте умирают, – спокойно ответила ему мать.
– Как это произошло? Расскажи! – требовал Влад.
– Твоя бабушка умерла сегодня утром, сразу как вы ушли в школу. А мне сегодня ко второму уроку надо было. Когда я собралась уходить, стала звать ее, чтобы она закрыла дверь. Бабушка не отвечала. Тогда я зашла к вам в комнату и увидела, что твоя бабушка лежит на диване и не дышит. Я сразу поняла, что это конец, – рассказывала Евгения сыну, развешивая верхнюю одежду на вешалки. Закончив с одеждой, она посмотрела на сына и спросила: «Есть будешь?».
– Есть? – удивленно спросил Влад, взглянув на мать с недоумением.
– А что здесь такого? Надо поесть, ведь ты не обедал. Кстати, у нас сегодня бабушкины щи… в последний раз. Я, вот, свежий хлеб принесла. Пойдем на кухню.
– Не хочу! – сказал он, и сев в прихожей на табуретку, неожиданно зарыдал, закрыв лицо руками.
– Ты это чего? – удивилась Евгения, ведь ее сын никогда не плакал. Она стала гладить сына по голове, и делала это как-то неуверенно.
– Роднее у меня не было человека! – шептал Влад сквозь слезы. – И наверно уже не будет! – продолжил он, и почувствовав неуверенность матери, резко отбросил ее руку от своей головы.
Евгения стояла около него в растерянности. Затем она снова попыталась утешить сына и мягко сказала: «А ты поплачь, поплачь! Легче будет».
Он посмотрел на мать с возмущением. Его лицо опухло от слез и покрылось красными пятнами.
– Не надо, мам! Смерть бабушки – это горе для меня, а для вас все просто, как мусор вынести. Так? Ты наверно уже и рада, что место освободилось? Вы же ждали с папой! Так об этом мечтали! Вот, объясни, почему в моей комнате полно ваших вещей? – спросил он свою мать. Не дожидаясь от нее ответа, он резко встал, и направился к себе в комнату, громко захлопнул за собой дверь.
Евгения вздохнув, пошла на кухню. Она разогрела щи, отрезала себе свежий хлеб и, смотря в окно, принялась обедать. За окном ярко светило солнце, порывы ветра срывали с деревьев пожелтевшие листья, которые кружась в воздухе прикасались к окну. Евгения не замечала ни солнца, ни листьев, ни вкуса еды. Она вспоминала, как с утра нашла свою мать, небрежно лежащей на кровати, с открытыми глазами и ртом. Как трясла ее, пытаясь привести в чувства. Вспомнила, как позвонила мужу, и рыдая просила его о помощи. Вспомнила горячий чай и развернутую плитку шоколада на столике рядом с телом. Как она села рядом со своей умершей матерью и смотрела на пар, поднимающийся из кружки. В тот миг время для нее остановилось. Муж пришел через полчаса после ее звонка, и сразу позвонил в скорую. После того как врачи уехали, он аккуратно убрал в шкаф, выписанные ими документы о смерти Настасьи Никифоровны.
– Теперь место в комнате освободилось и можно перенести наши зимние вещи, – сказал он.
– Да, но как быть с телом мамы? Ты звонил в морг, когда они приедут? – спросила Евгения.
– Звонил. Сказали, что сегодня они не могут. Будут завтра утром… Придется сегодня ночевать с трупом, – вздохнув, сказал муж.
Супруги решили перенести тело Настасьи Никифоровны к себе в комнату и положить на стол, чтобы не занимать диван, где они собирались спать. После чего Владистав старший вернулся на работу в школу. Евгения осталась дома, убралась в квартире, постирала белье своей матери, и перенесла зимние вещи в освободившуюся детскую комнату. Посмотрев на часы, она решила, что успеет до прихода детей сходить в магазин за хлебом… Но не успела… придя домой, она застала сына. Женщина, сидя на кухне, вспомнила весь сегодняшний день по минутам.
Вскоре пришел Владислав старший с дочерью. Он специально подождал дочь после уроков. И по дороге домой рассказал ей о смерти бабушки, и о том, что ее тело находится в них комнате и будет там до утра. – Я думаю тебе не надо заходить к нам в комнату, не надо видеть бабушку в таком виде. Это довольно страшно и неприятно, – сказал он дочери. – Да, папочка, – ответила ему дочь, крепко прижимаясь с нему.
– Мама, мамочка, бабушка умерла! – сразу с порога кинулась навстречу матери расстроенная Марина.
– Да, милая. Твоей бабушки больше с нами нет, – обняв дочь, сказала Евгения. – Но жизнь продолжается. Ты переодевайся и приходи обедать на кухню, – продолжила она. Дочь кивнула.
В это время Владислав старший зашел в свою комнату, но через мгновенье вышел и подошел к жене.
– Женя, я не понял! Зачем? Зачем ты сняла простынь со своей матери и украсила нашу комнату кленовыми листьями? – спросил он, и озабоченно посмотрел на нее.
– Я? Я ее не трогала… Украсила какими листьями? – удивленно спросила мужа Евгения.
– Кленовыми, – тихо ответил он.
– Что? Ты в своем уме? – направившись в комнату, сказала Евгения. Следом за ней пошел ее муж. Войдя в комнату, женщина увидела труп своей матери, лежащий на столе без простыни, вокруг которого на полу были красиво разложены разноцветные кленовые листья.
– Я этого не делала, – дрожащим голосом произнесла Евгения.
Супруги с ужасом посмотрели друг на друга и постарались, как можно быстрее, покинуть комнату.
– Ты хочешь сказать, она сама с себя простынь сняла? – спросил жену Владислав.
– Что?!.. Не продолжай! – испуганно сказала Евгения. – Я не буду сегодня ночевать в этой комнате!
– …И что будем делать? – озабоченно спросил ее муж.
– Давай на кухне посидим. На кухне можно и постелить. Только ты сходи в комнату и принеси постельное белье и пару одеял, лучше сейчас иди, а не ночью. А я туда больше не зайду, пока труп не увезут.
Владислав старший снова зашел в комнату. Он посмотрел на труп тещи, лежащей на столе, и в его голове сразу появились страшные картинки: как тело Настасьи Никифоровны поднимается под потолок, летает по комнате, а из-за углов выползают разные черти и вурдалаки. Он усилием воли подавил эти картинки. На всякий случай, мужчина три раза перекрестился, поднял с пола, упавшую простынь, и закрыл ею труп женщины. На балконе он взял щетку, подмел листья и выбросил их в окно. Затем он взял постельное белье и одеяла, и принес их на кухню.
Их дочь Марина тем временем пообедала и пошла делать уроки. Супруги остались на кухне одни.
– …Может твоя мать ведьма? – после недолгого молчания, спросил Владислав свою жену.
Евгения посмотрела на него с настороженностью, но ничего не ответила.
– А как тогда объяснить все это? – продолжать спрашивать Владислав.
– Не знаю, – махая головой и пожимая плечами ответила Евгения. – … А ты крещенный?
– Да. Мать крестила в детстве.
– Я тоже, слава Богу… Надо молитвы почитать. А я не знаю ни одной! Все! Я собираюсь в церковь! Куплю молитвы, святую воду, что еще?
– Ты еще осиновый кол захвати, обязательно, – с ухмылкой сказал ей муж.
– Тебе смешно? Вот посмотрю, как ты ночью заговоришь, когда она к тебе руки свои протягивать будет.
– Сплюнь, дура.
Евгения быстро оделась и ушла в церковь. Немного спустя на кухню зашла дочь.
– Папа! Влад, сказал, что будет есть у себя. Что можно ему принести? – спросила она у отца.
Мужчина, до этого момента напряженно о чем-то думал, но, услышав дочь, сразу оживился.
– Влад? А он дома?
– Он уже давно дома! Когда мы пришли он был уже дома.
– Был уже дома? А почему он не пришел обедать со всеми?
– Он сказал, что никого не хочет видеть.
– А твой брат знает, что бабушка умерла?
– Вроде да. У него плохое настроение, он лежит на диване и со мной почти не разговаривает.
Владислав старший резко встал и пошел в комнату к детям. Сын, видя заходящего отца, сразу отвернулся.
– Послушай сын. Тут такое дело. Ты ведь знаешь, что у нас горе?
– Да!.. Отстань!
– …Скажи мне, ты заходил к нам в комнату?
– Да.
– Ты открывал простынь?
– Да.
– Может быть ты украшал комнату кленовыми листьями?
– Украшал? Я не понял… у нас что праздник? – поворачиваясь, с недоумением и удивлением спросил Влад отца. – Или у вас с мамой праздник? А… я понял! Вы радуетесь! Вам смешно! – смотря на отца сказал он.
– Ты видишь, что я смеюсь? Мне не смешно, сын. Я серьезно тебя спрашиваю. Ответь да или нет.
– Нет.
– …Скажи, а как ты думаешь, кто по твоему мнению, мог бы украсить нашу комнату кленовыми листьями?
– Пап, ты что идиот? С чего ты взял, что кто-то украшал вашу комнату? Эти листья принес я. Они выпали у меня из рук, когда я увидел мертвую бабушку. Что здесь непонятного?
– Ааа, значит так все было… Спасибо сын, – сказал отец, еле сдерживая улыбку.
– Бабушка умерла, а тебе смешно?.. Уйди! Ненавижу вас!
Владислав старший не стал ничего объяснять и вышел из комнаты. Чтобы успокоиться от переполняющих его противоречивых эмоций, он решил пойти на улицу, развеяться.
В это время вернулась Евгения с большой сумкой, набитой церковной утварью. Помимо молитвослова и святой воды, она купила восковые свечи, множество икон разных святых, два библии, кадильные свечи, различные церковные масла, ладан и большой крест. Женщина сразу по всей квартире развесила иконы, зажгла свечи и церковные благовония, обмазалась маслами.
Возвращаясь с прогулки, Владислав старший еще на лестничной площадке почувствовал особенный церковный запах, распространяющийся из их квартиры. Когда же он вошел, то обнаружил жену, носящуюся между икон и заженных свечей, с большим крестом в руках.
– Надеюсь, теперь-то мы защищены от нечистой силы! – увидев его удивленное лицо, сказала Евгения.
– Женя, – еле сдерживаясь от смеха, начал он. – Нет никакой нечистой силы!
Евгения настороженно посмотрела на него.
– Простынь с тела твоей матери снял наш сын! И листья рассыпал тоже он, – пояснил он своей жене.
– Что?! Мгновение Евгения стояла опешив. Вспомнив все события сегодняшнего дня, она схватилась за голову. – Точно! Сын же заходил в нам в комнату. Как я могла забыть! Какая же я дура! – сказала она. Подумав еще пару секунд, супруги посмотрели друг на друга, на окружающую их обстановку, на крест в руках Евгении и не смогли сдержаться от смеха. Эту ночь они не спали – просидели на кухне, вспоминая о Настасье Никифоровне и размышляя о смерти.
На следующий день ранним утром в дверь позвонили. В дверной глазок Владислав старший увидел двоих худощавых мужчин. – Морг. Перевозка тела, – сказал через дверь один из них. Открыв дверь, Владислав сразу повел мужчин в комнату, где находилось тело Настасьи Никифоровны. – Вот, забирайте, – сухо сказал он. Мужчины со знанием дела оформили бумаги, положили тело Настасьи Никифоровны на носилки и увезли.
Через два дня состоялись похороны. Детям родители решили не говорить, и на похороны не брать, чтобы лишний раз их не расстраивать. Отец семейства Владистав тоже решил не идти.
– Знаешь, я наверно, не пойду на похороны, не хочу пропускать занятия в школе. Через месяц соревнования, надо готовиться. А Настасьи Никифоровне теперь уже все равно. Ты одна справишься? – спросил он Евгению.
– Да, – вздохнув, ответила женщина.
Настал день похорон. Похороны Анастасии Никифоровны были скромные. На похоронах была только Евгения и соседка Зинаида, пожилая женщина восьмидесяти восьми лет, живущая в соседнем подъезде, с которой дружила Настасья Никифоровна.
Прощаясь с матерью, Евгения долго стояла у ее гроба. После того как тело закопали, женщины решили сесть на скамейку соседней могилы. Евгения достала из сумки бутылку водки, пирожки с мясом и два граненых стакана. Она разлила водку по четверти стакана.
– Ну вот и отмучилась Ваша мама. Хороший и светлый была она человек. Одиноко мне без нее теперь жить будет! Моих-то никого не осталось. Одна я. Наверно и мне пора помирать-то, – сказала Зинаида. Посмотрев на бутылку, она взяла ее и долила себе водки до полного стакана. – Земля пусть будет тебе пухом Настя! Ну… вздрогнем! – сказала женщина, резко выдохнула и, задержав дыхание, залпом выпила свой стакан.
– Земля пухом! – повторила Евгения и выпила свой стакан.
Смерть Настасьи Никифоровны сильно отразилась на состоянии ее внука. Владик стал еще более задумчивым, погруженным в себя. В школе за ним закрепилось прозвище «молчун».
В эту осень юноша почти всегда после школы шел к причалу и подолгу сидел, смотря вдаль на воду, он размышлял о смерти и о бренности бытия. Он наблюдал, как ветер срывает с деревьев пожелтевшие листья, смешивает их с грязью и разным мусором, разбрасывает по сторонам и гонит по воде.
– Зачем? Зачем все это? В чем смысл? Ведь еще совсем недавно, весной и летом эти листья были такими красивыми, ярко-зелеными и свежими. А конец у всех всегда один – увядание и смерть, – думал он. – У жизни нет никакого светлого будущего, все это обман! Впереди нас ждут только старость, болезни и смерть.
Смерть – эта сила, которая превращает любое тело в груду мусора, груду хаоса. Смерть – это потеря контроля. Стоит довериться миру и мир нарушит твои границы, растащит тебя на куски, на атомы и молекулы, превратит в ничто, не обращая внимания на смыслы и заслуги.
Зачем люди заворачивают смерть в цветную обертку, придавая ей смысл, смысл перехода в мир иной? Разложение, растворение и превращение в ничто – вот в чем смысл смерти, вот что ожидает каждого в конце жизненного пути. А раз так, то какая разница для мертвого тела похоронят его в золотом гробу или сбросят в сточную канаву? Ведь это тело находится во власти смерти, цель которой разрушить все связи, растворить, смешать, развеять, превратить в хаос.
Все что нас окружает состоит из праха, частиц умерших когда-то организмов, возрожденных в новых телах и вновь умерших и так бесчисленное количество раз. Да и сам человек состоит из таких же частиц некогда живых и некогда умерших организмов, состоит из смерти. Весь наш мир состоит из смерти. Некая сила постепенно скрепляет все эти хаотичные частицы в единое тело, придает этому телу смысл, делает его живым. Этот смысл и есть контроль хаоса, который некоторые называют душой. Даже, если смысл конкретного человека существует отдельно, являясь душой, что в нем пользы без тела? Без тела душа теряет свою силу, теряет свой объект контроля, это уже не человек, а лишь его функция, которая с помощью смерти отделилась и стала существовать отдельно.
Сама душа, наверно, также может распасться на бесчисленное количество душ, например, как клетка посредством деления, или просто раствориться во вселенной. А если допустить, что душа найдет себе новый объект контроля – новое тело, но тогда, это будет уже новое существо, это уже не будет прежний человек. Прежний же человек умирает вместе с телом, иначе он бы помнил все свои телесные воплощения, применял бы в своей текущей жизни опыт предыдущих жизней. Это как батарейка многоразового пользования и не важно в какой прибор ее поместить, и зачем этот прибор используют. Смысл батарейки – давать энергию, чтобы любой прибор работал. Батарейка дает энергию независимо от смыслов и идей.
С другой стороны, допустим, что душа моей бабушки не растворилась во вселенной, а находится сейчас где-то рядом. И что? Эта душа мне никак не может помочь! Какой в этой душе смысл? Какая от нее польза? Никакой пользы. Смысл имеет жизнь, жизнь земная, жизнь тела, а душа это просто батарейка.
Вот бабушка моя Настасья Никифоровна, какой был смысл в ее жизни, смысл жизни ее тела? Она всегда говорила, что живет ради нас – своей семьи. Она всю свою жизнь полностью посвятила нам, отдавая себя без остатка, у нее не было своей жизни, своей идеи. И зачем такая жизнь? В чем смысл ее жизни? Я, конечно, чувствовал лучше, когда она была жива. Я знал, что могу положиться на нее, она была моей третьей рукой, моей второй головой, я как-будто был расширен за ее счет, она была дополнительным топливом для меня. Ее жизнь была служением, отдачей, ресурсом для меня… А ведь это ничто иное как… смерть, смерть как растворение, разложение своей сути в других. Смерть – это всегда растворение в чужом, разложение собственных смыслов. Значит и умерла она фактически уже давно, умерла ее идея истинного человека. И на месте истинного человека остался человек-топливо, человек, как расходный материал. Бабушка умерла в тот момент, когда приняла решение раствориться в нас, в своей семье… Но вот, что интересно, она растворялась в нас сознательно и добровольно, получая при этом удовлетворение. Влад вспомнил ее слова: «Если Вам хорошо, то и мне хорошо. Я счастлива, когда знаю, что счастливы мои родные».
Реальность, все же, жестока. Жизнь – это процесс поглощения. А смерть – это процесс растворения. Смысл жизни в расширении своего контроля, что возможно только путем поглощения других молекул, людей, ресурсов… другими словами, истинный смысл жизни во власти. Имея власть ты живешь истинной жизнью, ты сам становишься творцом. А так как энергия и ресурсы в пространстве ограниченны, жизнь и смерть находятся в постоянном взаимодействии и взаимопроникновении. Следовательно, либо ты, либо тебя! Либо ты будешь властителем, либо кто-то будет твоим господином и будет управлять тобой. Надо набраться смелости, чтобы это признать. Признать жизнь без прикрас и иллюзий. И понять наконец, что погоня за счастьем – это коварный замысел смерти, крючек, попадаясь на который, человек отдает все, что имеет, отдает все свои ресурсы и свою жизнь; это морковка за которой следует стадо ослов, наивно верящих, что они ее достигнут и съедят.
Получается смысл жизни – приобрести максимальный контроль, выжить любой ценой. А выживает сильнейший, хитрейший, умнейший, тот кто успешнее остальных устанавливает контроль над ресурсами. У жизни нет моральных границ, высоких идей и глубокой веры. Чтобы жить надо побеждать, побеждать любой ценой. И не задумываться о моральном выборе, потому что мир так устроен, потому что победителей не судят.
Теперь-то я понимаю, что жизнь и смерть во имя чего-то или кого-то это лишь слова, придуманные, чтобы приманить, усыпить и поглотить своих наивных жертв, рабов, стадо слепцов. Господи, как много людей верят в этот бред.
А я не хочу проживать свою жизнь во имя кого-то или чего-то, не хочу быть ничьим топливом, источником энергии, ни для родителей, ни для детей, ни для каких-то других людей. Я хочу сам поглощать ресурсы, управляя судьбами людей, и это позволит мне получить опыт истинной жизни, опыт творца, прожить множество жизней параллельно. Мне надо научиться делать так, чтобы люди, отдавая мне свою жизнь, отдавая себя, свои ресурсы, испытывали при этом наслаждение, благодарность, становились счастливыми. Я знаю, что смогу это сделать, если научусь видеть истинные глубинные потребности людей и научусь удовлетворять их.
Эти мысли перевернули его мироощущение. Свободное время Владислав проводил за чтением книг. Его интересовали основы мироздания, он хотел понять законы жизни, проникнуть в тайны бытия, узнать чужие секреты и подоплеку событий, так называемое «подземное царство души», истинные мотивы и причины действий человека.

Глава 6. Оскар Лейбович и поиски сверхзакона
На следующий год Владислав благополучно поступил в институт на физико-математический факультет. В институте он познакомился со своим сверстником Оскаром Лейбовичем, который также как и он был увлечен наукой. Ребята сразу подружились.
Оскар был высокий, худощавый подросток с большими глазами болотного цвета, носом с горбинкой, густыми, кудрявыми и непослушными черными волосами, торчащими в разные стороны. Жил он вместе со своей матерью на окраине города в маленькой квартирке на первом этаже. Его отец умер от сердечного приступа, когда Оскару едва исполнилось пять лет. Мать, оставшись одна, замуж больше не вышла, решив посвятить себя сыну. Женщина была учителем музыки по классу фортепьяно и по ее настоянию Оскар закончил музыкальную школу по классу скрипки. Юноша со школьных лет, помимо физики, увлекался оперой, он был ее знатоком и не пропускал ни одной премьеры в городе.
Влад стремительным шагом вошел в читательский зал центральной библиотеки. Часы, висящие на стене показывали ровно час дня. Это было точное время встречи друзей. Влад огляделся. Читательский зал был заполнен людьми менее, чем на треть. Оскара он не обнаружил.
– Договорились же на точное время! Где он? – раздраженно думал Влад, вглядываясь в присутствующие лица.
Проходя мимо рядов столов, он заметил, в конце крайнего ряда у окна, неаккуратно, кое как сложенные стопки книг, за которыми на мгновенье показалась знакомая шевелюра. Приблизившись, Влад увидел своего друга, который читал книгу и лихорадочно делал записи в тетради. Его белоснежная рубашка высовывалась из-под растянутого темно-зеленого свитера. Он выглядел рассеянным и озабоченным. Влад направился к другу, стараясь передвигаться бесшумно. Подойдя вплотную к Оскару, он остановился и стал пристально смотреть на него, надеясь, что тот его заменит. Но Оскар был так увлечен, что не обратил внимание на товарища и продолжал свои записи. Влад рассматривая друга, заметил припрятанную между стопками книг бутылку кефира, а под тетрадью – батон белого хлеба. Через мгновенье Оскар левой рукой взял эту бутылку и нагнувшись, чтобы никто не видел, сделал глоток. Затем достал из кармана носовой платок, вытер им губы, и осторожно поставил бутылку на место. Влад ухмыльнулся и шепотом сказал на ухо Оскару: «А я все вижу!»
Оскар, от неожиданности, резко дернулся, перестав делать свои записи и напряженно посмотрел по сторонам. Увидев перед собой друга, он сразу расслабился.
– А… это ты! – сказал он Владу. – Я с утра ничего не ел… я аккуратно. Будешь? – оправдываясь, сказал Оскар и оглядываясь, чтобы никто не видел, протянул другу бутылку кефира.
– Давай! – Влад взял у Оскара бутылку, протер горлышко и, сделав глоток, отдал обратно. Оскар по-хозяйски вновь припрятал бутылку между книг и как ни в чем не бывало продолжил свои записи.
– Так, так, так.... Что у нас сегодня? – деловито и раскатисто сказал Влад. Подойдя ближе к стопкам книг, лежащих на столе у Оскара, он взял книгу, лежащую наверху одной из стопок. – Хм, «Диалоги Платона»! Тебя на философию потянуло?… К чему бы это? – оживленно спросил он и начал листать книгу.
Оскар вдруг перестал делать записи, его глаза загорелись, он выпрямился.
– Я вот подумал… почему наши законы такие, а не другие? – сказал Оскар задумчиво. И видя удивленное лицо Влада, добавил: «Да! Именно! Почему Закон Архимеда, Закон Бойля-Мариотта, Закон всемирного тяготения, Законы Ньютона, термодинамики, такие какие есть? Высшее существо придумало все эти законы? А может они возникли сами, потому, что есть какой-то закон взаимодействия мира с самим собой? Другими словами, что первично яблоко, которое падает вниз или Закон всемирного тяготения? Вот, ты как думаешь, яблоко падает на землю, потому что есть Закон Всемирного тяготения или есть Закон всемирного тяготения потому, что яблоко падает на землю?»
– Хм, интересный ход мыслей! Я думаю, мы сможем приблизится к ответу, когда ответим на вопрос, что было первое курица или яйцо? – с улыбкой сказал Влад.
– Не что было первое, а… почему курица несет именно яйца, а не мечет икру, например, или не производит сразу цыплят?… Ведь ты допускаешь, что если бы наши законы чуть сдвинуть, то небо могло бы быть зеленым, а у человека вместо двух глаз могло бы быть три, и яблоко бы падало не вниз, а наверх?
– Да, допускаю. Возможно где-то и существуют такие вселенные.
– Именно! Вот я подумал, ведь в нашем мире все взаимосвязано, а раз так, должен быть закон всех взаимодействий, сверхзакон из которого можно вывести все остальные законы.
– Единая теория всех взаимодействий! – сказал Влад.
– Да! Точно так! – поддержал его Оскар.
– Это должно быть что-то… простое и… безумно красивое, – размышлял Влад. Он положил книгу на стол, взял стул с соседнего стола, сел на него и продолжил: «Думаю искать надо с основ самой науки. Хотя можно оттолкнутся и от основоположников, от людей, которым открывались законы этого мира, законы природы. Вот почему они стали всем этим заниматься? Что их объединяло? Во что они верили? Какие убеждения имели?»
– Кто у нас основоположники…? Галилей, Кеплер, Эйнштейн… Гейзенберг… ну наверно еще Бор, – продолжил Оскар.
– Платон и Аристотель, – добавил Влад.
– Отлично. Так во что они все верили? – вновь спросил Оскар.
– Ннн… эти люди верили: что мир сотворен высшим разумом; что в основе мира лежат формы вещей и явлений; что человек имеет доступ к этим формам через свой разум посредством математики, верили, что высший разум заставил эти законы работать, – отвечая, Влад загибал пальцы.
– Получается основоположники науки были… верующими, – задумчиво сказал Оскар.
– Да, так и есть! Многие их них прямо об этом говорили. Вспомни спор Энштейна и Бора, играет ли Бог в кости…Но, что нам это дает? – спросил Влад.
– Это дает ответ! Их открытия – это результат их веры в высший разум. Они верили в высший благой замысел!… Планотовское благо – это источник их веры, – воскликнул Оскар.
– О как! Но я бы возразил… Ты не думал, что они были вынужденно религиозными, – скептически сказал Влад. – В их времена так было принято, все вокруг были верующими. Ну мало ли во что они верили! Они, например, также верили в Зевса и Афродиту, верили в переселение душ и во много еще всякой всячины, которую мы не признаем, как необходимость для открытий. Твой аргумент, что они во что-то там верили, можно опровергнуть тем, что они верили во много чего абсурдного. Почему бы их веру в высший замысел не поставить на уровень суеверий? В таком случае, можно оставить только науку безотносительно этой веры, – сказал Влад.
– Я не согласен. Любое убеждение необходимо оценивать по результатам, как впрочем и веру, которая является частным случаем убеждения. И что у нас получается? Вера в высший замысел имеет своим результатом открытие законов природы и вообще общеизвестно, что эта вера является основой цивилизации, так? Так. Это не вера в духов или суеверия, как ты говоришь. Это не просто, я верю в Аполлона, и мне еще, вдобавок, вдруг повезло…и я открыл закон природы. Настаиваю, что великие научные открытия явились логическим следствием веры основоположников в высший замысел. То есть вера в Бога, в красоту была основным мотивом развития науки. Основоположники верили в познаваемость вселенной, в ее математическую красоту и именно это и искали! – ответил Оскар.
Пожилой мужчина, сидевший поблизости, в соседнем ряду, отложил свои газеты и стал внимательно и с интересом слушать ребят.
– Хорошо, допустим. А как же принцип Оккама, бритва Окамма? Как там… если нет логической необходимости мыслить А вместе с В, тогда мы можем отсечь В и допускать А без В. То есть мы можем допустить науку и при этом не допускать высшего существа с его божественным замыслом. Получается, все же может быть одно без другого. Согласен? – Влад обратился с вопросом к другу.
– Ммм… зависит от цели! Когда базис науки установлен, тогда наверно можно и забыть о разумном замысле, и, вообще, не спрашивать откуда взялись законы. Просто бери законы и используй. Придумывай, как построить космический корабль, ядерный реактор, медицинский аппарат… Многие физики так и делают… Но у нас-то, у нас другая цель. Мы не можем себе позволить обрубить корни! Без них не добраться до истины, до причины, до начала всех начал. Вот, вспомни историю физики! Все фундаментальные законы открывались людьми, пронизанными верой. И для того, чтобы сверхзакон открылся нам, в нашем поиске необходимо учитывать веру в благой замысел и переосмыслить саму науку с этой точки зрения. Вот ответь, веришь ли ты в Бога? – вдруг спросил Оскар.
– Если говорить обо мне… – начал Влад, задумавшись, – я в общем-то согласен, что Бог, как высший разум существует и создал законы природы. Но вера в высшее благо, в мораль – все это мне кажется надуманным. Это не работает! Законы морали и справедливости не работают, во всяком случае, в нашем мире… Основа основ – это законы формы, законы математики, физические законы. Главное – это форма. Форму можно понять, описать, изучить. А вот содержание и смыслы, которые заключены в эту форму – это что-то метафизическое, не поддающиеся логическому объяснению. И тут, я согласен с Оккамом, надо рубить все лишние смыслы и не усложнять. Предлагаю… опустить содержание, потому что природная форма может быть заполнена любым содержанием, что самой природой и доказано. Например, в природе есть безобидные, красивые и по-человечески выражаясь, нравственные рыбы, например дельфины или золотые рыбки. Но наряду с ними, есть и рыбы-хищники: акулы, мурены, пираньи, которые действуют безнравственно. И те и другие имеет форму рыб. Очевидно, что этика поведения рыб никак не отражается на физических законах их формы, то есть от нравственности поведения рыб их форма не меняется. То же самое относится и к человеку. Поэтому не надо тратить свое время на истинные ценности в веках. Истинных ценностей нет, они как мода, человек их выбирает, сегодня одни ценности завтра другие, а вот форма – она дана априори, хотим мы этого или нет. Форма критична для нашего мира и ни кто не может существовать в нем без формы. Я даже сформулировал бы аксиому. Назову ее в свою честь, аксиома Разумова. Она гласит: от этики поведения организма в природе, форма этого организма не меняется.
Оскар хотел что-то возразить, но его отвлек громкий стук каблуков, раскатами сотрясающий все пространство вокруг.
Цок-цок-цок-цок… Эти звуки, благодаря отличной акустике в читательском зале, отзывались эхом в каждом предмете. Ребята увидели, как к ним через весь зал идет женщина-библиотекарь и машет руками. Через полминуты она была рядом и строго сказала: «Молодые люди! Вы что! Читать не умеете? Вы же мешаете!» Женщина грозно показала указательным пальцем на стоящую на столе табличку «В библиотеке не шуметь!»
Ребята переглянулись.
– Так они не мешают, – вмешался в разговор пожилой мужчина за соседнем столом, все это время внимательно слушавший разговор друзей.
– Как это не мешают? Очень даже мешают! – с раздражением заметила молодая девушка, сидевшая через три стола, в том же ряду, что и ребята. – Я никак не могу сосредоточиться, а мне завтра курсовую по технологии сдавать.
– Извините, – сказал Оскар, тетрадью прикрывая бутылку кефира.
– Мы будем потише говорить, – сказал Влад.
– Потише говорить? Ну уж нет! В библиотеке вести разговоры нельзя! Вам же сказано, что вы мешаете! Вы что, не понимаете? Или сидите молча или уходите! – потребовала библиотекарь.
– Слушай, а пойдем ко мне? – после недолгого молчания, предложил Оскар.
– Ммм… давай? Я у тебя еще ни разу не был, – согласился Влад.
Оскар быстро определился какие книги из всей стопки взять домой, остальные – были сданы в библиотеку. Ребята направились к Оскару.
На улице было по весеннему тепло. Однако Оскар одел шапку, перчатки и плотно закрутил шею шарфом.
– Тебе не холодно? Могу тебе еще свой шарф одолжить. Мне он точно не понадобится, – с усмешкой поддел его Влад, расстегивая куртку.
– Нет, спасибо, – спокойно ответил Оскар, не обращая внимание на сарказм друга.
– Ты серьезно? Так и пойдешь до дома? Но зачем? – не унимался Влад.
– Послушай Влад, – сказал Оскар со всей серьезностью и остановился. – Я не буду снимать шапку и шарф. Я обещал! Я слово дал.
– Слово? Кому? Ты шутишь? – удивленно спросил Влад. Он повернулся к Оскару и пристально с непониманием посмотрел на него.
– Нет, не шучу! Я серьезно.
– Ты хочешь сказать, что даже, если тебе жарко, ты не снимешь шапку и шарф?
– Не сниму.
– Интересно! Так кому ты слово дал?
– …Маме.
– Понятно.
Дальше до квартиры Оскара рябята шли молча, каждый думая о своем.
– Проходите, проходите, – мать Оскара встретила их на пороге с улыбкой радушной хозяйки. – Я так понимаю Вы Влад? – спросила она у Влада.
– Точно так, Влад.
– Я так себе Вас и представляла, – разведя руками сказала она. – Оскар ты что не предупредил? Я бы подготовилась, торт испекла, – обратилась она к сыну.
– Мам, мы решили спонтанно, нас из библиотеки выгнали.
– Тогда понятно! Молодые люди, у вас на ваши разговоры есть полчаса и не минуты больше. Потом жду вас на кухне – будем обедать! – безапелляционно произнесла женщина и скрылась на кухне.
– Проходи в комнату, – сказал Оскар.
Влад снял ботинки, куртку и в носках, пройдя маленький коридор, очутился в небольшой, темной комнате. Очевидно, что находясь на первом этаже и имея рядом стоящие здания, солнечный свет не мог полностью освещать комнату. И даже днем, здесь необходимо было включать свет. Влад не спеша начал ее рассматривать. В комнате на стенах висели стеллажи с книгами. Около стены стоял диван и кресло, рядом с которым был включен светильник. У другой стены стояло старинное фортепьяно. У окна – круглый деревянный стол, покрытый белоснежной ажурной скатертью, рядом три стула. На столе стояла ваза с цветами, и лежали, аккуратно сложенные, стопки газет, тетрадей и нот.
– А у Вас уютно, – сказал Влад.
– Да! Это все благодаря маме, – ответил Оскар, подходя к столу. Он достал из сумки книги, которые взял из библиотеки, и принялся их раскладывать.
– Значит ты говоришь… рассматривать реальность надо как математическую модель, математическую машину и опустить все, что наполняет ее смыслами, то есть без учета религии, культуры, музыки, живописи, поэзии? – Оскар продолжил разговор, начавшийся в библиотеке. Он сел на стул и вопросительно посмотрел на Влада.
– Да, именно, – ответил Влад, садясь на диван напротив Оскара. – Это же научный подход, и он здорово экономит время. Любая реальность, любая вселенная может быть представлена в виде математической модели. Я не вижу противоречий. Я считаю то, что ты перечислил тоже важно. Но для нашего частного случая, это все можно вывести за рамки. Важно отметить, что в целом математическая модель – это всего лишь термин. Поэтому давай не будем упираться в этот термин, не будем представлять себе математику как что-то неживое.
– Согласен, – кивнул Оскар. – Математическая модель реальности прямо сопряжена с живой и хаотичной человеческой жизнью. Если посмотреть на окружающую природу, например, на то как выстраивается архитектура цветка, листа, муравейника, космоса, в конце концов, или как организованы звуки в пении птиц или музыкальной партитуре, можно рассчитать математическую структуру этих явлений, но тем не менее, они не перестают быть живыми, доступными к ощущениям, к живому контакту, ощущаемыми на уровне органов чувств. Но полностью исключить смыслы, на пути поиска закона всех взаимодействий, на пути поиска закона самой жизни кажется мне абсурдом.
– Нет здесь никакого абсурда! – сказал Влад. Одно совершенно не исключает другое. Формулировка «математическая модель» уместна, когда мы говорим о закономерностях, о возможности что либо просчитать, прогнозировать, осознать умом. Вот, ответь, если смотреть на реальность, на отрезок времени реальности, пусть даже, как ты хочешь, с учетом ее чувственных аспектов, если сделать такую многоуровневую модель реальности, можно ли сделать вывод, что реальность не хаотична, что есть законы или, другими словами, математические модели по которым она работает?
– Да, реальность которую мы знаем, строится на математических моделях . Это очевидно.
– А наша цель какая? Открыть закон по которым работаю все остальные законы, не правда ли? А для того, чтобы понять закономерность или математическую модель самих законов надо отбросить весь чувственный опыт, детские установки, мораль и прочие, навязанные нам системы мышления и только очистившись, вооружившись одними холодными цифрами можно дойти до сути, – предложил Влад.
– Тут я не согласен, ведь как ты знаешь, согласно теореме Геделя о неполноте, дойти до сути системы можно только вне самой системы. Находясь внутри физики, ты ничего не увидишь, ты не увидишь как устроены сами законы природы, хоть и вооружишься чем угодно до зубов.
Вошедшая в комнату, мать Оскара прервала их разговор.
– Мальчики, обедать! – сказала она. – Оскар, ты помнишь, сегодня в 19:00 у тебя Пиковая дама? – обратилась женщина к сыну.
– Да, мама, – ответил Оскар. – Может со мной сходишь? – обратился Оскар к Владу.
– Нет, спасибо.
– И как ты хочешь открыть сверхзакон не выходя за пределы физики?
– Если сверхестественному будет угодно, оно само откроется передо мной, – вдруг ответил Влад.
Так и случилось одним поздним декабрьским утром.
На четвертом курсе Влад готовился к зимней сессии. Он находился в своей комнате. Дома, кроме него, никого не было. Дверь в комнату была закрыта. Эта была белая деревянная дверь с прозрачной занавеской. Занавеска скрывала стеклянную вставкой по середине двери. Раньше, когда бабушка еще была жива, она часто отодвигала эту занавеску, чтобы, находясь в комнате, видеть прихожую и знать кто из домочадцев пришел, а кто ушел, ведь она старалась всех встретить и проводить. Сейчас же занавеска на двери была плотно закрыта.
Влад лежал на диване и был погружен в заучивание билетов по «Теории чисел». Вдруг он заметил, как сквозь занавеску, стал пробиваться еле заметный белый свет, яркость которого постепенно нарастала. От неожиданности он вздрогнул, но собравшись с духом отложил учебник и стал наблюдать за светом. Вскоре он увидел что-то очень похожее на небольшой светящийся шар, который, пролетая с противоположной стороны двери, каждый раз, наполнял комнату ярким светом. Решив, что это шаровая молния, Влад старался не шевелиться и еле дышать. Ему было одновременно страшно и очень любопытно. Пару минут спустя светящийся шар, очередной раз, приблизился к двери комнаты и остановился. Комната наполнилась светом. Еще через мгновенье, занавеска на двери стала медленно и беззвучно отодвигаться, а в окошке появилось полупрозрачная дымка, которая постепенно стала приобретать форму лица, лица молодой женщины ангельской наружности. Влад, не поверив своим глазам, закрыл их и ущипнул себя. Когда он снова открыл глаза, то продолжал видеть тоже самое лицо в стеклянном окне в двери. Его страх куда-то пропал. И даже наоборот, он почувствовал что-то приятное внутри. Его ум отключился, тело расслабилось, он следовал за своими волнительно-приятным ощущениям, полностью погружаясь в происходящее. Влад не мог отвести от нее глаз, он чувствовал гармонию и полноту. Он не моргая смотрел на ее лучезарный и такой воздушный и успокаивающий лик. Вскоре голова женщина стала медленно приближаться, она просунулась сквозь стеклянное окно, затем показались ее плечи и, наконец, она вся такая светлая, воздушная и прозрачная влилась в комнату. Ее длинные волосы легко струились, спадая на плечи, тело было покрыто вуалью. Дымка из которой она состояла светилась. Эта женщина спокойным взглядом обвела комнату и стала медленно скользить по полу, направляясь в центр комнаты, на мгновенье она остановилась и, посмотрев на Влада, растворилась как облако…
– Что? Что это было? – придя в себя, Влад начал вспоминать и анализировать, что с ним произошло. – Это было приведение? Или шаровая молния так воздействовала на меня? Я что, даже не испугался? Да! У меня не было страха! Страх у меня отключился! Я видел ее отчетливо! Я раньше точно ее никогда не видел. Это было что-то сверхъестественное! Неужеле, это параллельный мир мне открылся? Зачем? И что это мне дает? Он провел в своих размышлениях около часа, не найдя ответы на вопросы, Влад принял холодный душ и с большим усилием вновь переключился на билеты.
Ближе к обеду со школы пришла сестра, затем с работы вернулись родители. За ужином Влад решил поделиться с родными увиденным.
– … и она исчезла, испарилась – эмоционально закончил Влад свой рассказ, взглянув на родителей и сестру. Он ожидал от них восторженных слов, но взамен этого, на кухне воцарилось такое неуютное молчание. Родители смотрели на Влада с недоумением, сестра опустила глаза, не зная, что сказать.
– Сынок ты уверен? – спросила Евгения, нарушив повисшую в воздухе паузу. – У тебя экзамены на носу, может ты перенервничал?
– Я уверен мам, я абсолютно уверен… я видел! – ответил он матери.
– Ты не обижайся, мы тебе только добра желаем. Но ты лучше эту историю никому не рассказывай, а то засмеют, люди сейчас знаешь какие злые.
– Понятно! – сказал он и, посмотрев на отца, спросил: «А ты пап, что думаешь?»
– Ммм, я тебе верю… я верю, что сегодня что-то произошло пока ты был один дома, – ответил ему отец. – Но… разве может физик видеть призрака?
– Да! Я же видел, – резко ответил Влад.
– Влад, ты действительно так думаешь? Физик?
– Да!
– А как насчет того… что в науке приведений не существует? Понимаешь о чем я? Призрака может видеть кто угодно, но только не человек науки, а ты ведь хочешь стать ученым. Я думаю, ты видел… оптическую иллюзию, что можно объяснить каким-то явлением, например, шаровой молнией, угарным газом или чем-то еще. Ты попробуй объяснить то, что ты видел с точки зрения науки.
– Но я видел призрака, а никакую ни оптическую иллюзию! Эта женщина смотрела на меня, так же как ты сейчас смотришь.
– Сын, я тебя не узнаю. Я видимо, что-то пропустила. Скажи, в какого времени ты стал верить в призраков? – вмешалась Евгения.
– Мам, я не верю в призраков… Я видел призрака!
– Сын, послушай меня. Давай, чтобы не смешить людей и не портить тебе карьеру, мы не будем никому рассказывать то, что ты видел, – подытожил отец.
– Ясно, вы мне не верите! – сказал Влад с огорчением.
– Да какая разница, верим мы тебе или нет! Выкинь это из головы, – настаивала Евгения. – Да пусть даже и существуют эти призраки, но у них своя жизнь, а у нас своя. Только своим трудом и своей головой можно что-то изменить в жизни, как говориться на Бога надейся, а сам не плошай. Я вот ни разу не видела человека, который с помощью потустороннего мира, чего-то существенного добился в жизни.
– Мам, пап, как Вы думаете Бог существует? – смутил Влад своим вопросом родителей.
– Зачем тебе это? Даже если и существует, какой в этом смысл? После смерти и узнаешь, а раньше времени, зачем об этом думать. Твоя бабушка была верующим человеком, ну и что толку? Умерла как и все остальные! И счастья-то у нее было поменьше нашего. Какой смысл тогда верить в Бога? Я вот считаю, что все это бессмысленные разговоры. Мы все устали за сегодня! Давайте о нашей реальной жизни лучше подумаем. Завтра у тебя экзамен. А мы с папой хотим отдохнуть. Вот, что сегодня по телевизору? – сказала Евгения. Она встала из-за стола, взяла в руки газету с программой передач и начала ее изучать.
Влад молча доел свой ужин и пошел в комнату. Сестра Марина, все это время молча, слушала разговор, а когда брат ушел она тихонько спросила:
– Можно я с вами сегодня переночую? Мне страшно!
– Конечно дочка, – сразу согласился отец. Евгения кивнула.
Усевшись на диване у себя в комнате, Влад огорченно думал: «Эти глупые людишки ничего не стоят! Их жизнь пустышка. Мои родители пустышки! Они как бараны, им говорят, что приведение – это ненаучно, вот они и повторяют за каким-то идиотом, а своего мнения у них нет! Но я то себе верю, я пока еще не такой идиот, как они. Обманывать себя я не буду. Я видел ее собственными глазами и никакая это не иллюзия!» Он чувствовал жгучее желание, выбиться из окружающей его душной толпы слепцов, не имеющих своего мнения. Он знал, что рядом есть человек, который, как глоток свежего воздуха, который выслушает, свободно поразмышляет без страха и осуждения. Влад не мог дождаться завтрашнего дня, чтобы после экзамена поговорить с другом.
– Дружище, какие у тебя планы на сегодня? – спросил Влад Оскара, после экзамена.
– Как раз сегодня у меня нет никаких планов, а вот завтра я собирался в библиотеку, а что?
– Отлично! Я хотел поговорить с тобой. Сегодня! Сейчас!
– О, это пожалуйста! – ответил Оскар со всей серьезностью.
Ребята быстро нашли открытый пустой класс и расположившись там, Влад рассказал Оскару историю об увиденном им призраке.
– Что скажешь? – закончив спросил Влад.
– Очень интересно! Расскажи поподробней, что ты чувствовал, что испытал, когда она появилась, – начал расспрашивать Оскар.
– Ты понимаешь… странно конечно, но я не чувствовал страх. Хотя, постой! Страх был, но только на мгновенье, в самом начале, а потом он исчез. Когда она вплыла в комнату, я точно помню у меня не было ни испуга, ни шока, я был расслаблен, мне было хорошо. Что я чувствовал? Чувствовал что-то приятное, глубинное, казалось, я мог бы смотреть на нее вечно… Ты мне веришь?
– Конечно! А как же иначе? Почему ты спрашиваешь?… Или ты все же это придумал? А ну-ка признавайся!
– Нет, не придумал! Это правда! Истинная правда! А спрашиваю потому, что мои родители мне не верят. Они считают, что это была иллюзия и не хотят ничего другого слышать. Они говорят, что я не имею права даже думать, о том, что призраки существуют, потому, что я человек науки.
– Что? Бред! Человек науки право имеет думать обо всем о чем хочет и о сверхъестественном, в том числе, впрочем как и любой другой человек. Странные они у тебя! Пусть вспомнят хотя бы Пифагора! Ведь он учил о переселении душ и при всем при этом остался великим ученым, – поддержал друга Оскар. – … А вот насчет иллюзии… я бы не исключал этот вариант. А ты то сам, как думаешь? – вдруг спросил Оскар.
– Даю слово, что это точно была не иллюзия и не сон! Я ее видел, как тебя сейчас, – встав со стула, эмоционально ответил Влад.
– Хорошо, хорошо, я тебе верю. Оскар одобряюще похлопал друга по спине и Влад успокоившись, обратно сел на стул. – Может, это ключ к нашим поискам сверхзакона? – спросил Оскар.
– Ты хочешь сказать, что закон всех взаимодействий сокрыт в потустороннем? – спросил Влад задумчиво.
– Да, именно так, – ответил Оскар оживленно.
– Ннн… не думаю, что это стоящее дело, – высказался Влад. – Нас с таким подходом не примет ни одно ученое сообщество. Вот назови мне хоть одного современного ученого, который бы всерьез рассматривал приведений с научной точки зрения? Среди ученых, конечно, есть верующие, но они не смешивают эти две области. Наука – это прежде всего опыт, возможность повтора, объективной фиксации данных, здесь нет место потустороннему. С точки зрения науки, приведений нет, тут не поспоришь. Изучать потусторонний мир с точки зрения науки – это само по себе уже ненаучно, сама постановка вопроса абсурдна… Хотя никто не может запретить нам иметь в ввиду потустороннее, не пренебрегать им при нащупывании нити, идеи сверхзакона, а потом все же это сверхсущее надо отбросить и найти более научное объяснение, понимаешь?
– Согласен! Не важно с какого конца подойти. Я готов хоть мантры читать с утра до вечера, если это поможет! Хотя я и понимаю, что если мы сможем объяснить приведение по-научному, приведение в этот же миг исчезнет, это уже будет оптическая иллюзия или что-то вроде того, – задумавшись сказал Оскар.
– Почему исчезнет? Это явление для одних оптическая иллюзия, для других приведение, для третьих и то и другое и что-то третье… как впрочем и все остальные вещи в нашем мире. Это всего лишь грани явлений, уровни их познания.
– Да, да, я согласен. Но давай, все же, оставим в тайне это твое видение. Нам же еще здесь в аспирантуре учиться.
Влад кивнул.