Главная страница | Триллеры | Фредерик

Фредерик
Ро Фаберже
Роман-погружение, в котором главная героиня – ты!
Любовь. Страсть. Ложь. Предательство.
Игра, в которой будет нарушено каждое правило.
Его отняли у тебя, и без него ты ни в чём не видишь смысла. Половина твоей души, любовь твоей жизни – преступник, попавший в психиатрическую лечебницу, пытаясь тебя защитить. Её эгоцентричный, высокомерный, самодовольный и амбициозный глава – единственный, кто может дать тебе разрешение на посещения. Однако он использует ситуацию для своей выгоды и вовсе не намерен уступать.
Сможешь ли ты его переиграть?
На что ты готова?
Ты знаешь, что на всё.
Психологическое противостояние, опасное переплетение трёх судеб, глубоких чувств и глубинных помыслов – роман «Фредерик» можно отнести к жанру романтического триллера, тёмной романтики, современного и остросюжетного любовного романа, психологического триллера, драмы.
Книга в процессе написания. Автор будет очень рад Вашим комментариям и отзывам.

Ро Фаберже
Фредерик

1

Сообщница. Психопатка. Жертва. Так они тебя называли.
Всё это было неправдой.
Почти.

Сообщница. Если бы тогда ты обратилась в полицию, всё могло бы быть по-другому. Правосудие свершилось бы гораздо раньше. Ты могла бы сделать это в любой момент, но не сделала. Ради него ты готова на всё.
Психопатка. Нормальные люди не ведут себя так, как ты. Не влюбляются в серийных убийц, не держатся за них как за единственную опору в жизни, не скрывают их преступления, не пытаются их изменить, вырвать их из объятий чёрного зла.
Жертва. В лучшем случае это объяснялось бы его влиянием, его внушением и запугиванием, что и правда могло бы сделать тебя жертвой и что хоть как-то обелило бы тебя в глазах общественности. В лучшем случае – но не в твоём.
Ты знаешь всё это, но не в силах ничего изменить. Твоё сердце давно тебе не принадлежит. Задолго до того, как он отпустил тебя, вместо того чтобы убить единственную, кто узнал его столь тщательно охраняемый секрет, оно стало принадлежать ему. После всего, что вы пережили вместе, тебе прямая дорога в психушку, но ты свободна, а над ним издеваются вместо тебя. И дело не в том, что он это заслужил, как и смертную казнь, которую заменили нахождением в психиатрической лечебнице для особо опасных преступников. А в том, что амбициозный, самонадеянный и эгоцентричный глава лечебницы имел на него большие планы. Коллекционер психопатов, по слухам, не брезгующий нетрадиционными и далёкими от этичности методами терапии, пока не мог его разгадать, и это сильно било по профессиональному эго. Доктор Ч. задумал написать о нём исследование, которое, по его мнению, принесёт ему славу и уважение коллег, и, возможно, книгу. Именно поэтому он намеренно исказил результаты психиатрического освидетельствования, чтобы хранителя твоего сердца не приговорили к смерти, а заточили в лечебницу Ч., его единственную гордость, место, где он считает себя королём. Заточили до конца дней, чтобы Ч. наблюдал, изучал, надзирал и всячески выражал своё превосходство… Превосходство над тем, кто гораздо умнее и опаснее его. И всё же он там, по ту сторону стекла.
Он там из-за тебя.

Единственная твоя оставшаяся цель в жизни – вернуть его обратно.
Конечно, организовать побег будет непросто. Вообще-то, сейчас это кажется тебе абсолютно невозможным. Особенно если за два месяца тебе так и не удалось добиться ни одного посещения. Но ещё более невозможно представить свою дальнейшую жизнь без него. Поэтому ты будешь пытаться, пытаться, пытаться, пока не получится продвинуться хотя бы на шажок вперёд.
И да, пытаться – в твоём случае явно от слова «пытка».
Единственное, что ты можешь сделать, – то, в чём вы оба были столь хороши. Психология людей для вас – интересная, но довольно тривиальная загадка, разгадать которую никогда не составляло труда.
Единственный, кто может дать разрешение на посещение, – тот, кто подписал запрет на него. Глава лечебницы, жаждущий признания в психиатрических кругах. Гордая и высокомерная тварь, разделившая вас, чтобы причинить ещё больше страданий и с удовольствием за ними наблюдать. Каждый раз, когда ты приходила просить о посещении, в копилку его злорадного удовлетворения падала звонкая монетка. Каждый раз, когда он с ухмылкой отказывал, в сосуд твоей ненависти капала жгучая чёрная смола из самой глубины твоего разбитого сердца.
И всё же он – единственный шанс хоть что-то изменить.
Сможешь ли ты его переиграть?
На что ты готова?
Ты знаешь, что на всё.

2

Ты боишься даже самого словосочетания «психиатрическая лечебница», не говоря уже о самой больнице. Но детище доктора Ч. располагается в здании бывшей обсерватории, реновировано изнутри и снаружи и почти не внушает тебе беспокойства. Ты видела фотографии обстановки, помещений; разумеется, его фотографии в специальной белой форме лечебницы, со скованными наручниками руками, с довольным доктором Ч. в кадре. Тебе не хочется даже думать о том, что Ч. может делать и наверняка делает с ним. Такие, как он, с удовольствием бы делали лоботомии каждый божий день, в этом ты уверена. Радует, что хотя бы это ему не грозит.
Но ничего хорошего его точно не ждёт.
Сам доктор Ч. тоже не внушает тебе страха. Только жгучую ненависть, и, хотя ты понимаешь, что он фактически спас жизнь твоей любви, один только его вид закручивает в тебе воронку отвращения и презрения. Ч., в отличие от вас, не преступник, но как человек, как личность он совершенная вам противоположность. Всё, что ты слышала о нём раньше, подтверждалось. Его знакомыми, его поведением, твоими наблюдениями, твоими исследованиями. Самодовольный сукин сын, жаждущий успеха, внимания, славы – всего того, чего ему никогда не добиться, потому что он лишь мелочный, злопамятный, слабый и озлобленный неудачник, пытающийся казаться гораздо значительнее, чем он есть.
И вот теперь вы оба в его руках.

Ты регулярно приходила в кабинет доктора Ч. на протяжении двух месяцев. Он не без удовольствия принимал тебя, отлично зная, чем закончится ваша встреча. Ты просила и спорила, увещевала и умоляла. Предлагала деньги и даже, в порыве отчаяния, собственное тело. Но денег у доктора Ч. и так было предостаточно, а тело подстилки для психопата (ты слышала, как тебя иногда называли так за глаза) интересовало его гораздо меньше, чем ваши душевные метания. Тебе так и не удалось уговорить его разрешить вам повидаться, но ты всё ещё пыталась. Ты снова была в его кабинете, остро ощущая свою чужеродность. Это не то место, где тебе стоит находиться.
Опять и опять.
Громоздкая тёмная мебель несочетающихся материалов. Кресло доктора Ч. – огромное уродское кожаное вращающееся кресло с заклёпками. У этого мужчины совершенно не было вкуса. На коричневом полированном столе – телефон, ноутбук, несколько книг. Напротив – ещё два кресла, для посетителей, тоже кожаных, но не таких больших. Ниже рангом. Мёртвые шкафы с книгами, пёстрый ковёр на тёмном паркете. Не кабинет – вычурный, безвкусный и кричащий о помощи склеп. Сам доктор Ч. тоже грешил вычурностью и безвкусием, с удовольствием выражая это в своих костюмах, рубашках, галстуках и аксессуарах.
Ты была убедительной, умоляющей, угрожающей, доверительной, на грани слёз и на гране психоза, но снова ничего не добилась. Когда твой монолог иссяк (доктор Ч. почти всегда слушал молча, лишь иногда задумчиво кивая, словно размышляя над твоими просьбами, чем разжигал в тебе ещё большую ненависть и заставлял чувствовать ещё большее унижение), ты уставилась на психиатра, уже зная, что он ответит. Это было видно по его скучающему лицу (в который раз ты просишь об одном и том же!) и в то же время хитрому взгляду (сейчас он скажет очередную гадость). Ты не ошиблась. Он снова отказал, ссылаясь на неприемлемость.
– Ну пожалуйста, – всё-таки добавила ты, не в силах признать очередное поражение. – Пожалуйста. Ну чего вам стоит? Вы же всё можете.
– Именно поэтому я и подписал запрет, – улыбнулся доктор Ч.
Ты поднялась с кресла для посетителей, стоявшего напротив рабочего стола доктора, с видом скорбящей вдовы, но и это не помогло. Ты сжала ремешок сумки, чтобы не разреветься прямо здесь, и направилась к выходу.
– Подождите.
Ты замерла около двери. Неужели он наконец передумал?
– Просто хотел сказать… – продолжил он, когда ты обернулась, молясь, чтобы глаза не выдали надежду, забившуюся в сердце.
Доктор Ч. закинул ноги в лакированных ботинках на стол. Поудобнее устроился в кресле. И злорадно закончил:
– …сколько бы вы ни приходили, я никогда не дам вам разрешения на посещения.
Ты смотрела на него, стараясь не выдать своё разочарование. И безумную, всепоглощающую усталость. У тебя больше не было сил. Самодовольный ублюдок в кожаном кресле забирал их у тебя раз за разом, и сегодняшний визит стал последней каплей. Тебе захотелось прилепить жвачку на подошву его дорогих ботинок, устроившихся прямо на какой-то книге. Захотелось с силой дёрнуть доктора Ч. за его высокомерный галстук, чтобы он ударился головой прямо об свой полированный стол. Захотелось захлопнуть крышку ноутбука с его пальцами на клавиатуре.
– Но можете продолжать приходить, с вами всегда приятно пообщаться, – добавил доктор Ч. и улыбнулся своей самой похабной улыбочкой.
Захотелось его убить.
– Не могу сказать того же, – холодно ответила ты, с ужасом понимая, что слова прозвучали слишком горько.
Он победил вас обоих, и твоя горечь просочилась даже в предполагавшуюся язвительной фразу.
Не давай ему это понять. Не смей давать ему даже эту малость.
– Очень жаль, – отозвался доктор Ч., беря в руки книгу со стола. – Вы же знаете, я всегда готов к диалогу.
– Заметно.
Ты выскочила из кабинета, хлопнув дверью, не желая больше слышать этот вкрадчивый, пошлый голос. Желательно – никогда больше. Прислонилась спиной к стене, сжимая кулаки в бессильном отчаянии. Услышала, как доктор Ч. за стенкой встал и направился к двери. И рванула по коридору прочь отсюда, от него, от этих стен, от этой удушающе стерильной атмосферы, от желания упасть на колени и кричать, пока в больнице не треснут все стёкла. По крайней мере те, за которыми прячутся висящие на стене славы доктора Ч. сертификаты и дипломы.

Холодный ветер хлестанул по лицу, возвращая тебя в реальность. Ты села на скамейку, тупо уставившись на улицу напротив. Мимо проезжали машины, проходили люди. Мимо текла жизнь, но твоя остановилась, осталась там, в психиатрической лечебнице позади тебя. Ты согнулась, обхватив колени, не представляя, что делать дальше. Ты была согласна даже на одно-единственное посещение, лишь бы только увидеть его, услышать его голос, сказать ему, как пуста ты без него, и вы бы вместе придумали, как быть. Но доктор Ч. не был согласен ни на одно, лишь упивался твоей беспомощностью и своей властью.
Ты сидела на скамейке, пока не стемнело. Доктор Ч. вышел из своей святая святых и сел в такси, не заметив тебя. Он уехал, а ты осталась. С ним уехал его резкий одеколон, с тобой осталась его слащавая улыбка. С ним уехал твой шанс, с тобой осталась твоя боль.
Но можете продолжать приходить, с вами всегда приятно пообщаться.
Именно в этот момент ты и схватилась за безумную идею, родившуюся из смеси отчаяния, безысходности и ненависти.
Нет, подумала ты. Нет. Это ещё не конец.
Он не победит.
Ни за что.

3

Ты принялась изучать его тщательнее, чем до этого. Ты должна была знать о нём всё. Если уж ты решила попробовать тот дикий путь, который пришёл тебе в голову, ступать на него надо уверенно, иначе не стоит и пытаться.
Заполучив такого пациента, доктор Ч. заполучил и столь льстящее ему внимание. Он раз за разом давал интервью, и ты пересмотрела их все. Каждый раз – новый галстук, тщательно уложенные волосы, идеально подстриженная бородка, каждый раз – лоск и игра на публику.
Каждый раз Ч. поливал грязью твой смысл жизни, без зазрения совести сводя его глубокую, сложную личность, которую ему никогда не разгадать, как бы он ни старался, к примитивной психопатии, самые интересные подробности которой он обещал вывести в своём исследовании. О тебе речь заходила редко. Но всё же…
– Что вы можете сказать о любовнице преступника? – спросили его в одном из интервью.
Любовнице. Им никогда не понять.
– Весьма антисоциальная личность, – без запинки ответил доктор Ч., хотя он никогда тебя не встречал.
Суждения, почерпнутые из СМИ, домысленные без доказательств, выдаваемые за действительность.
– Она наблюдается у психиатра?
– Нет, но, вероятно, стоит. – И эта улыбка, эта самодовольная белоснежная улыбка псевдопревосходства.
Вероятно, да.

Вероятно, стоит показать ему, насколько ты антисоциальная, по его словам, личность. И хотя больше всего на свете тебе претит какое-либо общение с психиатром, тем более таким, как доктор Ч., это твой единственный шанс. Ты знаешь, что он с удовольствием расширит своё драгоценное исследование сеансами терапии с тобой. Потому что твоя любовь, как бы ни старался доктор Ч., не особенно желает с ним беседовать. Объяснять свои поступки. Отвечать на идиотские вопросы. Заполучив его, доктор Ч. выиграл в лотерею, но как подступиться к выигрышу, он до сих пор не знает. Зато ты… Ты знаешь о нём всё. Ты могла бы многое рассказать доктору Ч. Но ты знаешь, что он тебе не поверит. Всё, что он захочет услышать, – это какую-нибудь несусветную чушь про стокгольмский синдром (так считают многие) и подробности вашей личной жизни. Но никакого синдрома не было.
Ты никогда так не любила. Никого и никогда. И никогда не полюбишь.
Он никогда не знал любви и не был на неё способен. Пока не встретил тебя.
Вы оба лучше умерли бы, чем причинили друг другу боль.
Почему все отказываются в это поверить?

Ради тебя он сдался полиции. Только чтобы тебя не подвергали тому, на что ты уже почти готова согласиться. Чтобы такие, как доктор Ч. не копались у тебя в голове, не вытаскивали на свет то, что ты пытаешься спрятать, не внушали тебе то, что они хотят. Не играли с тобой, как с игрушкой, не изучали, как подопытную, не заставляли возвращаться туда, где уже слишком темно.
Но другого пути ты не видела.
Конечно, твоя любовь будет разочарована, узнав, на что ты пошла, – почти на то, от чего он пытался тебя защитить. Но если это позволит вам увидеться, а может, и провести в жизнь твой безумный план, который ты ещё не до конца позволила себе осознать, то это стоит того.
В конце концов, ты будешь притворяться. В конце концов, это совсем не то, что сидеть в психиатрической палате за стеклом, как подопытный кролик. Просто разговоры. Так ты себе это представляла.
Ты чертовски ошибалась.

4

Ты перерыла весь интернет, но так и не смогла найти достаточной информации о детстве доктора Ч., кроме того, что его мать умерла от рака, когда ему было десять лет. Остальное – тайна, но по тому, что мир имеет в лице доктора Ч. сейчас, ты могла предположить, что с отцом у него отношения не заладились и что всё детство и юность доктор Ч. безуспешно пытался его впечатлить, получить его одобрение, его и других, и это продолжается по сей день. Похоже, он всё ещё ищет одобрения и признания во взрослой жизни, и всё ещё не получает его. По крайней мере, не достаточно для него.
Это очень печально.
И этим очень легко манипулировать.

Он обожал внимание, жаждал его, и, когда получал, буквально в нём купался. Ты знала это, и это вполне соответствовало его характеру. Поэтому он не пропускал различные приёмы, даже самые мелкие, если только его приглашали. Обычно его имя находилось ближе к концу списка, что означало, что он далеко не самый важный или желанный гость на мероприятии, но полностью вычеркнуть его решались не все. Судя по найденным тобой фотографиям в соц. сетях, чаще всего доктор Ч. заканчивал вечер где-то в одиночестве в уголке либо за столиком, тогда как большинство людей на снимках непринуждённо общались группками или парами. Если он и получал какое-то внимание, к концу вечера оставался в одиночестве. Наверное, это здорово бьёт по эго, не без злорадства подумала ты, рассматривая одну фотографию за другой. Однако одет он всегда был прилично, явно в дорогие костюмы, возможно даже сшитые на заказ, – у него определённо был пунктик по поводу своей внешности и презентабельности для других.
Надо взять на заметку.

Ты потратила много времени, снова и снова выискивая и вычитывая обрывки информации о докторе Ч., комментарии других людей про него, обсуждения, в которых он участвовал. В конце концов у тебя уже рябило в глазах от его имени и подташнивало от его фотографий. Типичная нарциссическая личность, охарактеризовал он кого-то. Возможно, ему стоило бы сказать это о себе.

Снова появившись в его кабинете, ты вела себя так, словно он не говорил тебе, что никогда не даст разрешения на посещения. Словно ты не хлопала элитной дубовой дверью, выскакивая в коридор, едва сдерживая рыдания. Словно вы просто вернулись к привычному сериалу с однотипными сюжетами многочисленных эпизодов.
Ты вела себя точно так же, как и все разы до этого. Но сегодня финал серии выбираешь ты.
– Ваша упорность достойна похвалы, – улыбнулся доктор Ч., вновь увидев тебя.
Ты вспыхнула: похвала из его уст была просто отвратительна.
– Если только это не одержимость, – добавил он.
Именно она.
Ты села в кресло, и всё покатилось по известному сценарию. Только в этот раз ты позволила себе быть более эмоциональной. То отчаяние, та боль, что ты неизменно заталкивала на самое дно своей разбитой души, чтобы доктор Ч. не получил ещё больше поводов для радости… сегодня ты выпустила их на поверхность.
Он не мог их не заметить.
– Вы же понимаете, что этого не будет, – сказал он мягче, чем обычно. Почти без привычного злорадства.
Почти.

Ты вышла из кабинета, осторожно прикрыв дверь. Не до конца, оставив маленькую щель, чтобы доктору Ч. было лучше слышно происходящее в коридоре. Опустилась на колени и позволила тьме окружить тебя. Достаточно было представить, что ты никогда больше не увидишь любовь своей жизни. Не коснёшься его руки. Не вдохнёшь его запах. Не ощутишь его тепло.
Никогда.
Ты плакала очень убедительно – часть тебя плакала по-настоящему.
Ты плакала весьма душераздирающе – искалеченная душа звучит по-особому.
Доктор Ч. выскочил в коридор и застыл. Как бы он к тебе ни относился, в его сердце что-то шевельнулось. Нечасто у дверей его кабинета так горько плакали красивые женщины.
– Ну тише, тише, – растерянно проговорил он, наклоняясь к тебе и пытаясь поднять тебя с колен.
– Не могу, – проговорила ты сквозь слёзы, отмахиваясь от него, – я так больше не могу. Не могу. Я больше не могу! Не трогайте меня!
Доктор Ч. посмотрел на твоё покрасневшее лицо и трясущиеся руки, потом вернулся в кабинет и вышел со стаканом воды. Ты оттолкнула протянутый стакан, едва не разлив его и одновременно понимая, что не можешь успокоиться. Шлюз, который ты хотела лишь приоткрыть, распахнулся, и всё, что копилось в тебе месяцами, хлынуло наружу. Ты не могла это остановить, даже если бы захотела. Конечно, тебе было это на руку – доктор Ч. с изумлением наблюдал настоящую истерику. Но тебе хотелось бы контролировать её.
Сейчас было наоборот.
– Всё в порядке, – услышала ты голос доктора Ч.
– Нет, – еле выговорила ты, – нет, ничего не в порядке.
Но он обращался не к тебе – к двум санитарам, появившимся неподалёку, видимо, заинтересовавшимся происходящим.
Какой цирк.
Они ушли, а захлестнувшая тебя волна – нет. Ты начала тонуть.
Доктор Ч. почуял неладное и, поколебавшись, поставил стакан на пол и ужасно неловко приобнял тебя и неуверенно похлопал по спине. От этого тебе стало только хуже, ты стала вырываться изо всех сил, и он тебя отпустил.
– Всё же попробуйте попить, – с ноткой беспокойства снова протянул тебе стакан доктор Ч., словно других способов тебе помочь он просто не знал.
Не такой уж он хороший доктор.
Ты отползла к стене, прижалась к ней спиной. Сами пейте, хотела сказать ты, но получилось только:
– Са… Са…
Как глупо. Попасться в собственную ловушку.
Ты почувствовала, как задыхаешься, как падаешь в пропасть, и тебя затрясло по-настоящему. Ты хватала ртом воздух, слёзы уже не текли, только сердце колотилось где-то отдельно от тебя, в густой темноте, так быстро, что тебе хотелось, чтобы оно остановилось. И оно остановилось.
Всё вдруг прекратилось.
Ты замерла, и всё вокруг тоже. Тебя вырезали, словно картинку из журнала, и журнал этот был медицинским, и всё вокруг было таким больничным, и ты не понимала, что произошло, пока не пришлось сильно-сильно моргать, чтобы вода не затекала в глаза. За шиворот и в вырез блузки она всё равно пролилась.
Ведь доктор Ч. выплеснул стакан воды тебе прямо в лицо.
– Что вы…
– Извините, нужно было как-то прекратить истерику.
Он что, совсем охренел?!
– Серьёзно?! – ты в бешенстве стряхивала с себя воду, испепеляя его взглядом.
– Во всяком случае, это помогло.
Правда.
– Не похоже на медицинские методы, – пробурчала ты.
Доктор Ч. пожал плечами и подал тебе руку, чтобы ты встала. Ты неловко поднялась, цепляясь за него. Размазала по лицу тыльной стороной ладони слёзы, сопли и воду и с вызовом уставилась на психиатра. Любовь твоей жизни была выше, и ты почти всегда смотрела на него снизу вверх. Прижимаясь к его груди, где билось так любящее тебя сердце. Вы же с доктором Ч. смотрели друг другу прямо в глаза.
– Пойдёмте, приведём вас в порядок, – сказал он наконец, легонько подталкивая тебя в кабинет.
– Я и так в порядке, – заявила ты.
Ложь.
– Я вижу.
В кабинете доктор Ч. достал тебе небольшое белое махровое полотенце из нижнего ящика комода, стоявшего в углу, и ты промокнула лицо, шею, приложила его к мокрой блузке.
– Я в порядке, – упрямо повторила ты, но на этот раз уже не так уверенно, и он улыбнулся:
– Хорошо. Тогда что это было?
– Я просто… – ты намеренно осеклась. – Просто устала, – закончила ты тихо и нетвёрдо.
– Понимаю, – мягко сказал он.
– Это вы довели меня, – прямо сказала ты и, как ни странно, это, похоже, ему понравилось.
– Если вы правда так считаете, вам нужно с кем-нибудь серьёзно об этом поговорить.
– И с кем же?
Доктор Ч. улыбнулся, словно ты задала самый глупый вопрос на свете.
Ты усмехнулась:
– Даже не мечтайте.
– Не обязательно со мной, – пожал плечами доктор Ч.
Ложь.
– Но с кем-нибудь поговорить вам действительно стоит.
– Со мной уже всё в порядке, – снова сказала ты, – я не хочу это обсуждать. Мне просто нужно отдохнуть.
Ложь.
– Но вы не выглядели уставшей, – ответил доктор Ч. серьёзно. И чуточку озабоченно. Эта чуточка тебя взбесила. Нужно было всего лишь размазать по лицу сопли, чтобы он начал воспринимать тебя как живого человека? Лицемерный ублюдок.
– И какой же я, по-вашему, выглядела? – язвительно спросила ты.
– Сломленной.
Правда.
Ты повернулась и посмотрела в окно. Было уже темно, оранжевый свет фонарей освещал мокрый асфальт.
– И поэтому вы плеснули мне в лицо водой? – фыркнула ты, не отводя взгляда от окна. Смотреть на доктора Ч. не хотелось.
Сломленной. Именно то, что ты старалась изобразить. Он купился.
Или просто разглядел в тебе то, в чём ты никогда не будешь готова себе признаться.
– Прошу прощения, – сказал доктор Ч. – Посмотрите на меня.
Ты повернулась, встретив внимательный взгляд его зелёных глаз.
– Вам необязательно держать всё это в себе.
Неужели?
– Ничего, я справлюсь.
Ты хотела добавить в голос дрожи, но не вышло. Наверное, потому что ты действительно верила в то, что говорила. Доктор Ч. всё смотрел на тебя, сканировал своим мерзким докторским взглядом, и ты не выдержала, опустила глаза.
– Говорю вам как врач: вам пора позаботиться о себе.
Какая забота.
– Может, вы и правы, – вздохнула ты, ковыряя пуговицу на манжете своей блузки. Не отрывая от неё взгляда, скрывая усмешку, сосредотачиваясь на подборе слов.
– Я могу помочь вам, если хотите, – в его голосе действительно появились нотки радости?
Пошёл ты.
– По крайней мере, я в курсе вашей ситуации, в отличие от другого, незнакомого вам врача.
– И как же вы можете мне помочь? – ты оторвалась от пуговицы и посмотрела на доктора Ч.
– Думаю, начать надо с беседы. Мне вы можете рассказать то, что не рассказывали другим.
Меня сейчас стошнит.
– Эксклюзив, не доставшийся газетам? – усмехнулась ты.
Доктор Ч. улыбнулся.
– О, нет, нет. Я действительно хочу помочь вам.
И заодно вытащить из меня всё, что можно, для своих целей.
– Помочь? Но почему? – ты изобразила недоверие, хотя и изображать-то ничего не пришлось. Не было ни одной причины, по которой ты смогла бы когда-нибудь ему доверять.
– Врачебная клятва.
О, боже. Что-то раньше вы о ней не вспоминали, доктор.
По твоему лицу доктор Ч. понял, что его ответ тебя не устроил. Поэтому добавил:
– И потому что мне кажется, вам ещё можно помочь.
Ты замялась, словно раздумывала. Потом сказала:
– Хорошо. Но я хотела бы кое-что попросить…
Доктор Ч. прикрыл глаза, словно то, что ты скажешь дальше, его уже расстроило.
– Никаких посещений, – сказал он. – Я ведь уже говорил. Это совсем не то, что вам нужно.
– Всего одно, – прошептала ты. – И я больше не причиню вам беспокойств.
Ложь.
– Всего одно, – повторила ты, – и я расскажу вам всё, что захотите. Я сдаюсь.
Я пластилин, лепи из меня, что хочешь. Поверь в это.
– Мне нужна ваша помощь.
Ложь. Правда. Будь он проклят.
Ты смотрела ему прямо в глаза, надеясь, что выглядишь раздавленной и несчастной.
Доктор Ч. неосознанно начал грызть кончик своей дорогой ручки. То, что ты говорила, действительно было интересно. Раньше ты себя так не вела. Из этой ситуации можно было бы извлечь множество возможностей… Он пристально смотрел на тебя, утопающую в большом кожаном кресле, и в этом взгляде было всё. Любопытство. Недоверие. Оценивание.
– Я подумаю, – небрежно сказал он. – Приходите завтра.
Вот же скотина!
– Хорошо, доктор Ч., – кротко ответила ты, опуская глаза.

Вы договорились о времени визита, и ты ушла, уверенная в том, что он согласится. О том, что он захочет услышать, ты старалась не думать. В конце концов, это будут просто слова.
Вы договорились о времени визита, и доктор Ч. от радости два раза прокрутился в своём любимом кресле. Такого источника информации не будет ни у кого. О том, что ты просила о посещении, он старался не думать. В конце концов, он ничего тебе не обещал.
Ты решила разыграть сломленную, беспомощную жертву. Доктор Ч. решил разыграть врачебную заботу. Вы выложили карты на стол, но ещё не знали, у кого на руках козыри.
Каждый считал, что у него.

5

Когда ты пришла, доктор Ч. был не в духе, и ты знала, почему.
Несколько сайтов утром опубликовали цитату твоей любви (он изредка давал краткие комментарии в письменном виде в ответ на запросы от журналистов, которых Ч. не пускал, но которые продолжали добиваться любой информации), назвавшего доктора Ч. «ничтожеством медицинского мира с амбициями, не имеющими никакого основания».
Ты мне совсем не помогаешь, милый.
Хотя…
– О, иногда он умеет быть довольно грубым, – сказала ты, надеясь, что доктор Ч. услышит в этих словах то, что он хочет.
Он усмехнулся.
Грубость не поможет ему вырваться из моей обители. И ничто не поможет.
– Вы подумали насчёт нашего вчерашнего разговора? – спросила ты.
– Подумал.
Доктор Ч. улыбнулся и положил свои холёные руки на большой блокнот в тёмно-синей кожаной обложке. Что-то в его тоне дало тебе надежду.
– Вам действительно стоит выговориться.
Ты ждала продолжения, ту часть, что интересовала тебя больше всего. И ты его получила.
– Но без посещений. Я считаю, что это вам только навредит. Вам лучше перестать цепляться за эту идею, – добавил он, не переставая улыбаться.
Нет, нет, нет. Проклятье.
Ты почувствовала, как быстро стало биться сердце. Птичка, готовая вырваться на свободу, снова оказалась в клетке, и захлопнул её доктор Ч.
Держи себя в руках.
Запер на ключ и выбросил его.
Не сдавайся.
Он улыбался так, словно оказал тебе услугу.
Найди ключ.
Ты вздохнула, призывая всё своё самообладание, и печально сказала:
– Хорошо. Раз вы считаете, что так будет лучше для меня.
Доктор Ч., казалось, искренне обрадовался:
– Вот видите! Вы и сами всё понимаете. Просто иногда сложно себе в чём-то признаться. Требуется помощь извне.
– Да, наверное, – покорно согласилась ты, не замечая, что дёргаешь «язычок» молнии на сумке.
– Не волнуйтесь, всё в порядке, – а вот доктор Ч. это заметил, более того, он встал со своего кресла и сел в то второе, что стояло рядом с твоим. Поближе к тебе.
Ты напряглась, зато перестала дёргать молнию. Держите дистанцию, доктор.
– У вас есть друзья? – вдруг спросил он.
Неожиданно.
– Ну… – ты лихорадочно соображала, что нужно ответить.
– Вам есть к кому пойти? С кем поговорить – не с врачом, я имею в виду? С кем провести время?
Ты снова начала дёргать молнию сумки.
Есть, только вы меня к нему не пускаете.
– Дело не во мне, – сказал доктор Ч.
Ты поняла, что последнюю фразу сказал вслух. Вот же идиотка.
– Это не отношения – хотя вы и думаете так. Это зависимость. Ваш мир сосредоточился на одном человеке, отсекая всё и всех вокруг. Это ненормально.
Вообще-то это и есть любовь, кретин.
– А у вас есть друзья? – не удержалась ты, потому что была уверена, что нет.
– Вот видите: вы меняете тему разговора, когда она становится неудобной. Позвольте задать только один вопрос, но пообещайте, что подумаете, хорошенько подумаете, прежде чем ответить.
Представляю.
– Хорошо, – ты кивнула и переставила сумку с колен на пол, потому что иначе оторвала бы эту чёртову молнию.
Он выдержал паузу, словно давая тебе возможность сосредоточиться. Ты слышала, как тикают часы на его руке. Громоздкие, претенциозные. Некрасивые.
– Почему вы всё-таки оставались с ним всё это время? – казалось, доктор Ч. искренне не понимал.
Некоторые люди просто не знают, что значит любить.
Ты прикрыла глаза. Прикинула варианты. Помолчала. Пожалела, что сумка теперь так далеко.
– Потому что… – ты осеклась, боясь продолжать.
Врать об этом – значит, предать свою любовь.
Доктор Ч. с доверительным видом подвинулся ближе, как бы поощряя тебя продолжать. Показывая, что он слушает. Что ему можно рассказать. Что ему можно доверять. Как будто ты когда-нибудь смогла бы.
Господи, как же он омерзителен. Ищейка, напавшая на след. Сраный благодетель.
Врать об этом – значит, сделать шажок по направлению к своей цели.
Ты вцепилась в мягкие кожаные подлокотники, ощущая резкий парфюм доктора Ч. Близко. Слишком близко. Ты не вынесешь этой клоунады. Ты не настолько хорошая актриса. Он не настолько неискушённый зритель.
Но шанс у тебя есть, и ты обязана его использовать.
– Потому что мне было страшно, – выдавила ты то, что он так жаждал услышать.
И получилось это легче, чем ты думала. Ведь тебе действительно было страшно.
Страшно – когда ты обнаружила, что он убийца. Страшно – когда поняла, что он убьёт и тебя, чтобы сохранить свой секрет. Когда он этого не сделал. Когда ты не пошла в полицию. Когда ты поняла, что не можешь без него жить. Ты никогда его не боялась, но страшно тебе было.
– С этим можно работать, – с глубоким удовлетворением сказал доктор Ч., откидываясь на спинку кресла, и ты не поверила своим ушам.
Конечно, он был доволен услышать то, что хотел. Но что он имеет в виду?
– Думаю, можно назначить четыре-пять сеансов в неделю, что скажете?
Скажу, что я никогда больше сюда не приду.
– Я не…
– Не торопитесь. Подумайте, – перебил тебя доктор Ч., вставая с кресла, но вид у него был такой, словно он точно знал: ты придёшь, и не раз.
– Но мне не нужны сеансы, – сказала ты. – Со мной всё нормально.
– О, нет, только не после всего, что вы пережили, – он положил руку тебе на плечо, заставив тебя дёрнуться. Ладонь была большой и тяжёлой. – Вам определённо нужно с кем-то об этом поговорить.
А кому-то определённо нужно записать всё это в свой долбаный блокнот.
– Думаю, я не смогу, – сказала ты чистую правду.
Ещё одного такого «сеанса» ты не вынесешь. К тому же он ни на йоту не приблизил тебя к твоей цели, лишь отбросил назад. И уж точно та безумная затея, мелькнувшая в твоей голове в тот злополучный холодный вечер, никогда не осуществится.
– Вы всё ещё боитесь его? Даже когда он здесь? – серьёзно спросил доктор Ч., и ты задумалась, что же будет правильно ответить.
Он ведь сам даёт мне подсказку. Желание получить желаемое слишком отчётливо написано на его лице.
– Нет, – ответила ты, но так, чтобы было понятно, что это ложь. – Нет, всё в порядке.
– Люди в таких ситуациях, как ваша, нередко лгут сами себе, – доктор Ч. выключил и закрыл ноутбук. – Но это тупик. – Он убрал блокнот в шкаф и посмотрел на тебя. – Вы должны из него выбраться.
– Всё в порядке, – повторила ты, вставая с кресла. – Мне не нужно ниоткуда выбираться.
Выбраться нужно смыслу моей жизни.
– Я хотел бы кое-что проверить, если вы позволите, – остановил тебя доктор Ч.
– Что?
Он достал из ящика стола бейдж-пропуск посетителя на синем шнурке и протянул его тебе.
Что… это?
У тебя пересохло во рту.
– Ну же, смелее, – подбодрил доктор Ч. – Вы же так отчаянно этого хотели.
– Но ведь вы…
– Я передумал. После нашей беседы. И я хотел бы понаблюдать за вашей реакцией.
За вами обоими.
Ты нерешительно протянула руку, коснулась бейджа, не веря своим глазам.
– Вы сказали, что не боитесь, – подначил тебя доктор Ч., видя твою нерешительность. – Но если вы не готовы, если всё-таки…
– Нет. – Ты буквально вырвала бейдж из его руки. – Я готова.
Готова. Готова.
Ты ликовала. Это оказалось проще, чем ты думала!
– Хорошо, – кивнул доктор Ч., внимательно смотря на тебя.
Нужно лишь придумать, как себя вести при встрече с ним. Избавиться от доктора Ч. не получится, так что нужно притвориться. Наверное, он ждёт, что ты подтвердишь свои слова.
Или просто проверяет твою ложь. Насколько далеко ты способна в ней зайти.
– Тогда пойдёмте.
Ты решила, что попробуешь изобразить страх, надеясь, что он поймёт, что ты просто притворяешься.
Но тебе не пришлось притворяться.

Доктор Ч. провёл тебя по коридору, по лестнице, несколько раз вы прикладывали бейджи к считывающему устройству. На всякий случай ты пыталась всё запомнить, но лабиринт психиатрической лечебницы никак не хотел складываться у тебя в голове – ты слишком волновалась. Прошло больше двух месяцев. С момента знакомства вы никогда не разлучались так надолго, никогда не оставались без какой-либо связи. Несмотря на обстоятельства, твоё сердце трепетало.
Пока не разбилось от боли.

Его подстригли. Он сильно похудел. Это было видно даже несмотря на мешковатую больничную одежду, в которую его одели. Белоснежную. Стерильную. Здесь всё было таким. Одинокая подопытная мышь в большой стеклянной коробке.
Двойная смерть. Сперва смерть духа, затем – физическая.
Какой бы сильной ты ни старалась казаться перед ним, твоё тело не поддержало твои намерения. Ноги отказались держать такой груз, тебе пришлось – действительно пришлось – ухватиться за доктора Ч., чтобы не упасть на колени. Ты так сильно вцепилась в рукав его пиджака, что где-то затрещала ткань.
Он смотрел на тебя с нежной печалью, смирившийся, что уже тебя не увидит, обрадованный, что ты всё-таки пришла, раненый твоей реакцией и твоей болью.
Доктор Ч. видел ужас на твоём лице, и ужас этот был неподдельный. Но трактовал он его неправильно. По крайней мере, далеко от правды.
Твоё сердце лишили красок. Заперли в пустой стерильности, звенящей безысходности, застывшем небытие. Два безжизненных месяца позади и сотня таких же впереди. Это невозможно вынести. Это никогда не должно было случиться.
– Боже, – сказала ты бесцветным голосом.
Ты не услышала ни себя, ни того, что говорил доктор Ч. Звуки вдруг стали жидкими, потекли по толстому стеклу, за которым была твоя искалеченная душа, смотрящая тебе прямо в глаза. Ты поняла, что сейчас упадёшь в обморок. Или умрёшь. Эта встреча оказалась совсем не тем, чего ты так ждала.
Ты не хотела отводить взгляда, стараясь не упустить ни секунды его присутствия, но всё начало становиться нечётким, ватным, ускользающим. Ты почувствовала его руки на спине и пояснице, словно он смог дотянуться до тебя сквозь ограждающее его стекло, сквозь окружающую тебя пелену, из своего мира в твой, как всегда и как ты того хотела.
Нет, руки были не его. Руки были чужие, неприятные, нежеланные.
Они подхватили тебя и бросили в темноту.

Когда ты открыла глаза, их ослепили яркие потолочные лампочки. Ты зажмурилась, но на сетчатке всё равно бесновались белёсые пятна. Доктор Ч. легонько похлопал тебя по руке, налил стакан воды.
– С возвращением, – сказал он. – Похоже, вы упали в обморок.
Поверить не могу.
Ты лежала на небольшом диване в незнакомом тебе помещении. Белые столики, кухня… Похоже, это была мини-столовая для персонала. Очевидно, ближайшее помещение, где тебя можно было уложить, чтобы ты пришла в себя.
Доктор Ч. нёс меня на руках?
И он… это видел?
Ты села, сцепила руки в замок на коленях. Доктор Ч. смотрел на тебя с лёгкой жалостью.
– Думаю, сеансы вам всё-таки нужны.
Ты отпила глоток. Вода была слишком холодной.
– Чтобы вас не трясло так при встрече с вашим бывшим любовником, – добавил он.
Меня всегда будет трясти при встрече с ним. И никакой он не бывший.
– Боюсь, так будет всегда, – почти озвучила ты свои мысли.
– Вы просто не знаете, что такое терапия, – улыбнулся доктор Ч. – Уверяю вас, в следующий раз вы будете гораздо спокойнее.
Что?
– Вы так просили посещений – вы их получите. Но не потому, что они вам нужны. А для того, чтобы понять, что это не так.
Да! Да, да, да!
– Нет, нет, – помотала ты головой, залпом допивая ледяную воду и со стуком ставя стакан на белый столик. – Я больше не приду. – Ложь. – Это ужасное место. – Правда.
– Это лучшая больница из подобных, – оскорбился доктор Ч.
Но тут же смягчился:
– Здесь нет ничего страшного, вам не причинят вреда. Мы будем действовать исключительно в ваших интересах.
Ложь.
– Эти два месяца были нелёгкими, но теперь, думаю, мы с вами поладим, – добавил он.
Правда.

6

Ты снова была в этом кабинете. Кабинете, станущем значительной частью твоей жизни. Они всё так же отталкивали, словно только для этого и были созданы: тёмные шкафы, кожаные кресла, полированный стол, уродливый ковёр, резкий свет лампы, удушающий парфюм, доктор Ч.
Сегодня вы обсудили примерный план работы (особенно ты настаивала на неприменении медикаментов). Ты попросила выключить яркую настольную лампу (казалось, доктор Ч. специально принёс её для тебя, ибо раньше её вроде бы не было), он ответил на звонок (не сметь беспокоить его), потом начал говорить что-то о пользе ваших бесед вперемешку с медицинскими терминами. Ты перестала слушать, вспомнив визит к твоему измученному сердцу. Вы не сказали друг другу ни слова. Всё произошло так быстро. Хотя, наверное, ты и не смогла бы в тот момент подобрать слова. Особенно в присутствии доктора Ч. Голос которого настойчиво пробивался к тебе сквозь туман. Тебе пришлось сосредоточиться.
– Что? – переспросила ты.
– Мне нужно ваше согласие, – повторил доктор Ч., копаясь в бумагах на столе. Нашёл нужную, убрал в папку, шлёпнул её на полку шкафа позади него.
Так и не дождавшись ответа, посмотрел на тебя.
– Согласие?
– Разумеется. На наши беседы.
Ты подавила вздох. Надо будет очень внимательно прочитать то, что там будет написано. То, на что ты дашь своё согласие.
– Хорошо. Что нужно подписать?
Тебе ужасно не хотелось подписывать какие-то документы. Ты знала, что тогда эта «терапия» останется в истории, и ты навечно будешь той, что лечилась у психиатра. Чем бы это ни было на самом деле, восприниматься оно будет именно так. Но ты уже не могла повернуть назад.
– О, ничего, – сверкнул белоснежной улыбкой доктор Ч. – Достаточно будет дать согласие в устной форме.
Такого ты не ожидала. Совсем.
С одной стороны, это, конечно, хорошо, – обойтись без официальных бумаг. С другой – это немного настораживало. К тому же ты не сможешь ничего доказать, если что-то пойдёт не так. Что будет на этих «беседах»? В устном согласии этого не пропишешь. Ты занервничала.
– Э-э…
– Зачем нам лишняя возня с бумажками, верно? – пожал плечами доктор Ч.
Успокойся. Если что-то и пойдёт не так, то только из-за тебя. Возьми себя в руки.
– Да… Конечно.
– Так вы согласны?
На что именно? Господи.
– Я…
Доктор Ч. заглянул в свой любимый блокнот.
– Не больше трёх вопросов за раз. Развёрнутые ответы. Доверительные беседы, комфорт участников, погружение в себя и воспоминания, – тезисно перечислил он. – Сложно сказать, как будет проходить процесс, пока мы не начнём.
Это что-то новенькое.
– И никаких лекарств, – напомнила ты.
– Лекарственная терапия – вычеркнуто, – снова улыбнулся доктор Ч.
Господи, на что я соглашаюсь?
– И неортодоксальных методов.
– Понятия не имею, о чём вы говорите, – поднял брови Ч. – Я таким не занимаюсь.
Кое-кто считает иначе.
– Надеюсь, – ответила ты. – В общем, я согласна.
– Отлично! – хлопнул ладонями доктор Ч., чем вызвал у тебя непроизвольную дрожь.
Словно капкан захлопнулся.
– Жду вас завтра утром.
Ты кивнула и стала собираться, думая, что до утра вряд ли сможешь заснуть. У тебя уже были мурашки от того, что ты сделала и ещё больше от того, что будет дальше.
– Постарайтесь выспаться, – сказал доктор Ч., словно знал, как ты будешь нервничать до самого «сеанса».
Он чувствовал, что тебе неприятно, что ты побаиваешься, и его это очень даже устраивало. Это отлично вписывалось в его планы.
Ничего, у меня свой план.
– Не волнуйтесь, я отлично сплю.
Ложь.
– Замечательно! – доктор Ч. встал и проводил тебя до дверей кабинета. – Буду ждать.
Ещё бы.
– Я тоже.
Ложь.

Ты прошла коридор, спустилась на первый этаж, вышла на улицу. Обернулась, посмотрела на здание знаменитой психиатрической лечебницы для преступников доктора Ч. Сказала себе, что будешь стараться изо всех сил, чего бы это ни стоило.
Правда.
Ты сунула руку в сумку и нашарила на диктофоне кнопку выключения.

7

Ты дашь ему то, чего он хочет.
Ты знаешь, что нельзя переигрывать, ведь доктор Ч. вовсе не так глуп, как тебе хотелось бы думать. Пусть он не так успешен, как жаждет его непомерное эго, он всё-таки психиатр. Ты можешь предугадать многое из его поведения, но то, что касается профессиональной сферы, для тебя не так очевидно. Конечно, ты представляешь, какие вопросы он захочет задать.
Но какие ответы он захочет получить?
Где сказать правду, а где солгать, глядя ему в глаза? Скорее всего, придётся смешивать истину и ложь. Импровизировать. Потихоньку укреплять контакт.
Но главное – не переигрывать.

Ему нужен полный доступ к извращённому разуму, сулящий множество интересных открытий, ему нужны правдивые ответы на любые вопросы, ему нужно согласие пройти разнообразные психологические тесты и смоделировать нестандартные ситуации. Если он пока не может заполучить всё это от по-прежнему отказывающегося сотрудничать нового пациента, он попробует взять это у тебя. Так или иначе.
Пока всё было неплохо. Сегодня была ваша первая официальная беседа, и пока вам не пришлось разговаривать, всё действительно было неплохо. Ты выполняла тесты, распечатанные для тебя доктором Ч., сидя в его кресле за его столом. Он не объяснил, почему ты должна была сидеть именно там. Может быть, ты должна была прочувствовать всю важность вашей встречи. Или внушительность его положения. (Сидя за его столом, ты действительно понимала, каким значительным себя ощущает доктор Ч.) Или просто за столом было удобно заполнять бумаги. Он же сидел в том кресле, где обычно сидела ты, и внимательно следил за тобой. Ты постоянно чувствовала его взгляд, хотя он и делал вид, что проверяет почту в телефоне.
Двадцать страниц формата А4 с кучей похожих вопросов. Судя по всему, похожесть была продумана так, чтобы было видно, врёшь ты или нет. Потому что если на один вопрос на первой странице ты ответишь так, а на практически идентичный на третьей – иначе, значит, где-то ты привираешь, дорогуша. Для тебя всё это не составляло труда, ты могла бы понаставить галочек в нужных местах за пять минут, но ты сделала вид, что каждый раз глубоко задумываешься над ответом.
Закончив, ты протянула доктору Ч. бумаги, вы поменялись местами. Он стал просматривать твои ответы, ты стала осматривать кабинет. Ты решила каждый приход сюда подмечать незначительные мелочи, которые могут пригодиться. В конце концов ты должна будешь знать этот кабинет не хуже своей комнаты.
Пока он вчитывался в контрольный перечень вопросов для оценки психопатии и кучу тестов – очевидно, придуманных самим доктором Ч., потому что их он изучал с особенным интересом, – ты заметила недостающую горизонтальную полоску жалюзи на окне, следы на ковре – стол явно раньше стоял по-другому, и почти невидимую царапину на ноутбуке.
Доктор Ч. наконец закончил изучать твои ответы, и тебе не терпелось услышать его комментарий.
– Ну что, – спросила ты, с любопытством уставившись на него, – я психопатка?
Он внимательно посмотрел на тебя, потом усмехнулся и записал что-то в блокнот.
– Да или нет? – слегка занервничала ты.
– Вопросы, – сказал доктор Ч., – здесь задаю я.
Сволочь.
Ты обиженно сложила руки на груди, но удержалась от ответной реплики.
Он помолчал, наблюдая за твоей реакцией. Увидел, как ты напряжена. Со стуком поставил ручку в маленький чёрный органайзер, отодвинул ноутбук и закинул ноги на стол. Опять.
– Расслабьтесь, – улыбнулся он, – у нас доверительная встреча.
Ну да, конечно.
Ты смотрела на подошву его ботинок и думала, сколько ещё сможешь продержаться. А ведь вы ещё даже не начали.
– Ладно, – сказала ты, слегка повернулась в кресле и закинула ноги в тёмно-серых джинсах на соседнее, надеясь, что кеды достаточно извозюканы в осенней грязи, чтобы испортить кожаную обивку.
Доктор Ч., казалось, был доволен.
– Начнём? – спросил он.
– Конечно, – отозвалась ты. – И это был ваш первый вопрос. Осталось два.
Доктор Ч. покачал головой.
– Вы же сами согласились. Почему вы так враждебны?
– Второй, – улыбнулась ты, глядя в потолок, выкрашенный тёмно-коричневой краской.
Кто вообще красит потолки в тёмные цвета?
Доктор Ч. потянулся к ноутбуку, открыл его, пощёлкал по клавишам. Повернул его экраном к тебе.
– Думаю, вам нужно стать серьёзнее.
Ты взглянула на монитор и вздрогнула от неожиданности.
Он.
Он лежал на койке и читал какую-то книгу. Ты не могла оторвать от него взгляда. Время застыло. В кабинете повисла тишина. Там, в этом стеклянном отсеке, тоже было тихо. Вдруг он отшвырнул книгу и повернулся лицом к стене.
Отчаяние.
Доктор Ч. закрыл крышку ноутбука, отсекая тебя от твоего мира.
Он следит за ним. Может быть, за всеми ними.
Доктор Ч. дразнил тебя, проверял тебя, вправлял тебе мозги. Всё сразу. Он напомнил тебе, почему ты здесь, и если ты хочешь чего-то добиться, тебе и правда нужно стать посерьёзнее. И повежливее. Как бы трудно это ни было.
Картинка всё ещё стояла у тебя перед глазами. И то, как он отшвырнул книгу. Он никогда так не сделал бы.
Раньше.
Доктор Ч. молча смотрел на тебя, не нарушая тишину. Звука падающей книги в той комнате тоже не было. Странно, что он не опустился до прослушки, с неприязнью подумала ты.
– Видеонаблюдение в целях безопасности, – сообщил тебе доктор Ч.
Чьей именно?
– Так на чём мы остановились?
Ты опустила глаза и ответила:
– На первом вопросе.
– Верно, – улыбнулся доктор Ч. так, словно ты была кретинкой и наконец сделала что-то правильно. – Начнём с самого начала. Расскажите, как вы познакомились?
Этого не смогла выудить ни полиция, ни журналистская братия. Ты хотела навсегда оставить эту историю при себе, сохранить её нетронутой, но теперь было неважно, чего ты хотела. Ты преподнесёшь её доктору Ч. на блюдечке. Полностью сфабриковать ты её не смогла, хотя и была готова к такому вопросу. В твоей голове просто не укладывалось, что вы могли познакомиться как-то иначе, поэтому переписать эту историю целиком ты оказалась не способна. К тому же если на первом же вопросе доктор Ч. распознает ложь, ни к чему хорошему это не приведёт.
– Хорошо, – ответила ты, изучая свои кеды на кресле напротив. – Мы встретились на музыкальном вечере. Так мы и познакомились.
– Это прекрасно, – сказал доктор Ч. – Но вы же поняли мой вопрос.
Конечно.
Доктора Ч. не интересовало место вашей первой встречи. Его интересовало, что происходило с того мгновения, как вы впервые увидели друг друга, до того момента, как ты стала сообщницей убийцы и психопата. Что за дичь творилась у неё в голове?Почему он её не убил? Почему она не сдала его? Почему? Их всех это интересовало, но никто из них не был способен этого понять.
– Да, – ответила ты.
И доктор Ч. приготовился слушать.

8

Вы познакомились на вечере исполнения Дебюсси. Ничего особенного, не какой-то гала-концерт, просто музыкальный вечер, где непрофессионалы исполняли одни и те же произведения, показывая разные грани музыкальной истории. Кто-то лучше чувствовал одну, кто-то яснее ощущал другую. Кто-то отдавался технике, кого-то увлекала гармония. Для многих других прозвучавшие в тот вечер сочинения казались почти одинаковыми, и в чём-то они были правы, ведь ноты, написанные Дебюсси, едины для всех. Но каждое исполнение было особенным.
В тот вечер выбрали пять прелюдий, и на каждую приглашалось от трёх до пяти исполнителей. Кто-то вызвался играть одну, кто-то – все пять, в зависимости от своих предпочтений, знания текста либо способности чтения с листа. Музыка Дебюсси была тебе не близка, но ты уже пришла и хотела отвлечься от тяжёлого рабочего дня и от навязчивых мыслей о том, что тебе пора уволиться. В прошлый раз был Рахманинов, которого играть ты не могла, так что тогда просто наслаждалась вариациями прекрасной музыки. В позапрошлый ты играла Флориана Кристла: любимые «Тайный сад» и «Реминисценцию» (жаль, не было струнных). Что ж, Дебюсси так Дебюсси, хотя его педализация всегда давалась тебе тяжеловато. Из пяти предложенных прелюдий ты выбрала «Прерванную серенаду» и постаралась сыграть более-менее прилично.
Он выбрал искрящиеся «Холмы Анакапри». Он играл так легко, словно не касаясь клавиш, так прозрачно и при этом так уверенно, что ты не могла оторваться от его исполнения, пронизанного солнечным светом. Он играл гораздо лучше тебя, хотя здесь никто и никогда не сравнивал исполнителей категориями «лучше». Это произведение исполнили ещё два раза, но оба тебя не впечатлили.
Ты была слишком впечатлена им.
В перерыве слушатели и исполнители обычно обсуждали услышанное и сыгранное, кто-то сравнивал отдельные элементы техники или части пьесы, кто-то обращал внимание на выражение лица и эмоции играющих. Он сел рядом с тобой – других свободных мест не было.
Провидение, не иначе.
Он начал разговор явно из вежливости, потому что ты сидела молча, вжавшись в стул, не зная, куда себя деть и совершенно не понимая, почему у тебя так сильно бьётся сердце. Вы обсудили несколько пьес и нескольких исполнителей. Ты горячо хвалила его исполнение; он с улыбкой отмахнулся от похвалы. Те двое, что играли после него, не впечатлили его так же, как и тебя. Поверхностно и бездушно. Один слишком упивался отточенной техникой, другой слишком витал в облаках, теряя суть произведения.
Ты помолчала, ожидая, что он скажет о твоей игре.
– Могу сказать, что Дебюсси – не ваш любимый композитор.
Ты усмехнулась. Он был прав.
– Но вы чувствуете музыку.
Звучит как комплимент.
– Спасибо, – сказала ты. – Я её обожаю.
– Но если не Дебюсси, то кто?
– Фридерик Шопен.
Его потрясающе красивая, часто печальная, порой трагическая музыка проникала тебе прямо в душу. Ты им восхищалась. Тебе было нелегко играть его произведения, но ты старалась, как могла. Ты была в музее Шопена в Варшаве и осталась в полнейшем восторге от посещения. Ты могла бы там жить.
– В следующий раз собираются играть Шопена.
– О, это здорово!
– Вы придёте?
Лучше бы он никогда этого не спрашивал. Лучше бы ты ненавидела Шопена, музыкальные вечера, музыку вообще. Но это было твоей судьбой.
– Да, – ответила ты. – Да, я приду.
– Тогда, может, ещё увидимся, – сказал он, вставая и слегка кланяясь.
– Ага, – пробормотала ты, чувствуя себя малолеткой.
Он ушёл, но его образ остался с тобой. После перерыва играли ещё два произведения, но ты даже не могла вспомнить, какие. Всё, что ты помнила, – это его длинные пальцы, легко извлекающие из податливых клавиш волшебные звуки, загадочную улыбку, бархатистый баритон. Но вы чувствуете музыку.
Они сказали: он часто приходит. Они сказали: он отлично играет. Они сказали: его все здесь любят. Но они не сказали: он одиночка. Не сказали: он немного странный. Не сказали: никто о нём ничего толком не знает.
Он отличался от других. От всех, кто был на этом вечере. От всех, кого ты когда-либо встречала. Он был особенным. Только потом ты узнала, насколько. Отточенный образ. Дружелюбная маска. Многослойная броня. Грандиозный трюк, лучшее выступление фокусника. Прирождённый лжец, покорявший своей харизмой.
Но ты влюбилась не в утончённость, не в дружелюбие, не в харизму, не в вежливость, не в эрудированность, не в холодные карие глаза, прикрытые пшеничной чёлкой. Не в часть образа. Ты влюбилась в душу, касающуюся клавиш. В ту часть, что была скрыта ото всех. В ту часть, что была настоящей.
А потом и в ту, что была настоящей.
У тебя уже не было выбора.

9

На следующий вечер действительно играли Шопена. Каждый мог выбрать произведение на своё усмотрение. Он тоже пришёл. Но место рядом с тобой заняли, и он сел на два ряда впереди. Ты смотрела на его затылок и думала, сел бы он с тобой, если б место было свободно, или это произошло бы только в твоей голове?
Ты прослушала великолепные ноктюрн си-бимоль минор, прелюдию до-минор, ошеломляющий революционный этюд, полонезы – блестящий ля-мажор и увлекающий за собой ми-бемоль минор. Ты получила колоссальное удовольствие. Тебе было интересно, что сыграет он. И он не разочаровал. Ноктюрн до-диез минор. Божественно. Твоё сердце было разбито.
Ты выбрала четвёртую прелюдию ми-минор. В её исполнении ты, по крайней мере, была уверена. Не хотелось бы опозориться перед ним. Да и перед Шопеном тоже. Закончив и поклонившись доброжелательным аплодисментам, ты хотела уйти со сцены, но на неё вдруг поднялся он.
– Как насчёт фантазии-экспромта?
Нот у него в руках не было. Он спрашивает, как насчёт того, чтобы он сыграл ещё одно произведение? Или что? Ты не очень понимала, чего именно он от тебя хочет, и тогда ему пришлось пояснить:
– В четыре руки.
Тебя прошиб пот. Шопен? В четыре руки?
С ним?
Ты ничего не могла ответить, и он счёл это за согласие. Остальные зааплодировали, и ты с ужасом поняла, что уже поздно отказываться.
Он сел рядом с тобой, и ты почувствовала, как заледенели пальцы. Такое нечасто, но случалось, когда ты сильно нервничала. Не самый подходящий момент. Ты боялась, что ничего не получится. Что пальцы не будут сгибаться, мозг не будет успевать за временем и распределением партий, что сердце не прочувствует музыку. Что этот эксперимент провалится, не успев начаться. Ты не могла вспомнить ни одной ноты, хотя очень любила эту фантазию. Но он коснулся клавиш, увлекая тебя за собой, – и страх исчез. Он взял на себя сложную часть, и ты с облегчением смогла раствориться в звуке. Вы сыграли просто превосходно, и даже слушатели потом отмечали вашу слаженность и сочетаемость. Это было невероятно.
Это было незабываемо.

Оказалось, что вы жили не так уж далеко друг от друга. Ты не хотела расставаться и попросила его проводить тебя.
– Говорят, в этом районе было совершено одно из тех ужасных убийств, – поёжилась ты.
– Я прослежу, чтобы с тобой ничего не случилось.
Правда.
Больше всего тебе хотелось пригласить его домой, но ты побоялась показаться легкодоступной. Ты никогда не чувствовала ничего подобного после двух встреч. Если уж начистоту, ты вообще никогда такого не чувствовала. На лайтпостере автобусной остановки возле твоего дома пестрела афиша недавно открывшейся большой выставки современного искусства. Ты бездумно смотрела на неё, пытаясь сообразить, как бы вам ещё увидеться. Нужно заставить себя попросить его номер телефона. А что, если он не заинтересован?
Он перехватил твой взгляд, прочитал афишу.
– Интересно, – сказал он.
Ты не любила искусство. Особенно современное.
– Я бы сходила, – отозвалась ты.
– Правда?
С тобой – куда угодно.
– Да.
– Рано утром или поздно вечером?
– Что? – не поняла ты.
– Идти нужно, когда меньше посетителей. Обычно их мало после открытия и перед закрытием.
– А, ну да. Наверное, вечером, – ответила ты.
Вечером больше вариантов для продолжения общения.
– Завтра?
Ты кивнула, стараясь не улыбаться так сильно, пытаясь унять бьющуюся наружу радость.
– Я заеду за тобой в семь.
– Хорошо.
– Тогда до встречи.
Он улыбнулся и, кивнув на прощание, стал уходить.
– А… – ты достала из кармана телефон, – а номер? Вдруг что-то изменится?
– У меня нет телефона, – ответил он. – И у меня ничего не изменится. Я приеду.
То, что измениться что-то могло у тебя, ему в голову, видимо, не пришло. И как бы тебе ни было стыдно в этом признаться, тебе это даже понравилось. Может, потому что это делало его в твоих глазах самоуверенным и независимым. А может, тебе понравилось бы всё, что он сказал бы или сделал.
– Ну ладно, – пробормотала ты немного растерянно.
Он снова кивнул, и ты помахала ему на прощание.
У него не было телефона. Его не было в социальных сетях. Тогда тебя это совсем не настораживало. Наоборот, казалось интересным. Он действительно был не таким, как другие. Ты действительно немного сошла с ума.

Вы сходили в музей. И на концерт. И в театр. И в планетарий. И ещё во много других мест, куда ты вряд ли пошла бы одна. Если не считать музыкальных вечеров для непрофессионалов, твоим уделом в последние годы были стриминговые сериалы и миски попкорна из микроволновки, иногда пара книг.
Вы целовались в музее. И на концерте. И в театре. И в планетарии. И ещё во многих других местах. Если не считать нескольких туповатых парней, которыми тебя наградила учёба и работа, большого опыта у тебя не было, но то, что происходило между вами, совершенно точно было особенным.
Твоя половина, в этом не было сомнений. Ты никогда в это не верила. Ни в то, что половинки вообще существуют, ни в то, что однажды она найдётся и для тебя. Тем более для тебя. Не верила, но вот она есть. Прямо перед тобой. Вы понимали друг друга с полуслова. Его чувство юмора резонировало с твоим. Его взгляд буквально снимал с тебя кожу. Заставлял кровь вскипать. Ты была готова отдаться ему, выйти за него, родить ему детей и умереть с ним в один день. Ты была невероятно счастлива. Ты была идиоткой.
Иногда ты просто умирала от желания, чувствуя его тёмную страстную энергию, заточённую внутри. Но держала себя в руках. Ты хотела, чтобы он сделал это первым. Но он не торопился. Ты считала это очень джентельменским. События должны развиваться постепенно, даже если вы уверены, что нашли друг друга. Скорее всего, он просто хочет, чтобы это произошло совершенно незабываемо. Ждёт нужный момент. Ты была уверена, что запомнишь ваш первый раз на всю жизнь.
Ты никогда ещё не была так права.

Он не ждал никакого момента. Он не хотел рисковать. Не хотел усложнять. Не хотел подпускать тебя ближе. Он должен был порвать с тобой до того, как всё станет слишком запутанным, но что-то в тебе заставляло его медлить. Его предыдущие пассии были максимум на несколько ночей, несколько ни к чему не обязывающих часов, с тобой же он провёл несколько недель и ни одной ночи. Он видел, что ты чувствуешь. Он знал, чем всё закончится. Он просто не хотел причинять тебе лишнюю боль.
Он ошибался. Он понятия не имел, что ты чувствуешь. Он не представлял, как всё закончится. И он причинит тебе столько боли, сколько не способна выдержать ни одна душа.
Если только она не наполнена сумасшедшей любовью.

10

Он так и не купил себе телефон, несмотря на твои уговоры. Вы договорились встретиться завтра – он хотел что-то обсудить. Но ты не могла ждать. Он собирался бросить тебя, но ты думала, что он хочет перейти на другой уровень отношений. Потому что исходя из того, что вы оба чувствовали, логичным было именно это. Ты решила сделать ему сюрприз. Ты решила прийти сегодня.
Одна из множества ошибок. Вся твоя жизнь с тех пор, как ты его встретила, превратилась в их череду. Доктор Ч. лишь очередная из них. И ещё десятки впереди. Ты о многом жалела и ещё будешь жалеть. Но ты никогда не будешь считать ошибкой его. Одного этого достаточно, чтобы заклеймить тебя психопаткой. Но настоящая любовь и есть самый отчаянный, самый глубокий психоз. И она лечится лишь смертью.
Он не открывал ужасно долго, хотя ты была уверена, что он дома.
Он был слегка запыхавшимся, с каким-то незнакомым, но очень сексуальным выражением лица, с потемневшими глазами с огромными зрачками.
– Ты… не один? – вдруг поразило тебя осознанием. Ты была готова провалиться сквозь землю. Но этого не может быть. С ним должна быть только ты, и он это знает.
– Конечно, один, – ответил он.
Теперь да.
Почти.
– Всё в порядке? – спросила ты.
– Да.
Он впустил тебя, хотя ты видела, что он не очень-то этого хотел.
– Просто я… – он обогнал тебя на несколько шагов, желая прибрать бардак на кухне. Выпустил воду из раковины, поспешно убрал что-то в морозилку, провёл тряпкой по столешнице, повернулся к тебе. Ты уже догнала его, стояла прямо перед ним. – Не ждал тебя.
– Решила сделать сюрприз, – улыбнулась ты.
– Я же говорил, что не люблю сюрпризы.
– Даже такие приятные?
Он усмехнулся, поставил на стол два стакана.
– Тоник или джин-тоник?
– Второе.
Он достал из холодильника две небольшие стеклянные бутылки, наполнил стаканы. Ты отпила примерно половину; он не притронулся к напитку. Смотрел на тебя, но не говорил ни слова. Тебе стало не по себе.
– Ты хотел о чём-то поговорить? – спросила ты.
Ты ещё не чувствовала с ним так… неуютно. Сегодня он был другим.
– Хотел. Завтра. Но, похоже, придётся сегодня.
Он был другим, но всё таким же невыносимо привлекательным. Ты потянулась, чтобы поцеловать его, но почувствовала, как в грудь предупредительно упираются его ладони.
– Не надо, – сказал он. – Хватит.
– Что?
– Тебе лучше уйти.
Что?
Может быть, ты выбрала неподходящий момент? Но это просто смешно. До этого он целовал тебя и в менее подходящие.
– Я же только пришла, – сказала ты, не понимая. – Почему ты так говоришь?
– На самом деле я немного занят, – сказал он. – Я бы не хотел, чтобы ты здесь находилась. Извини.
Ты почти не обиделась; вы оба прямо говорили друг другу то, что думаете, не тратя время на недомолвки и намёки.
– Ладно, – ты была расстроена, у тебя были большие планы на этот вечер. Ты почти час провела у зеркала, чтобы выглядеть идеально, но его, похоже, это совершенно не впечатлило. По крайней мере, не сегодня. – Приезжай, когда освободишься.
– Нет.
Ты подняла на него удивлённый взгляд.
– Нет?
Он отхлебнул тоника и опустил глаза. Ты не понимала, в чём дело.
– Нам больше не стоит видеться.
Ты смотрела на него, но он изучал столешницу. Она ведь была гораздо интереснее того, что сейчас происходило.
– Вот как, – сказала ты. Я была права. – Нашёл кого-то получше?
Он был не единственным, кто мог скрывать свои чувства. В твоём вопросе не прозвучало ни горечи, ни ярости, ни уязвимости. Вне эмоций, вне тональности.
Он наконец посмотрел на тебя:
– Получше?
Ты не ответила, и он покачал головой с таким видом, словно ты сказала несусветную, невозможную глупость.
– Я никогда не встречал никого, никого, похожего на тебя.
И никогда больше не встречу.
– Заметно, – усмехнулась ты.
Я тоже.
– Но ничего не получится. Просто поверь мне.
Он встал, считая, что разговор подходит к концу. Просто непостижимо.
– Что я сделала не так? Что со мной не так? – ты готова была разрыдаться прямо здесь, перед ним. Почему, когда ты наконец встретила счастье, оно обязательно должно превратиться в унижение?
– Ты невероятна. Правда. Дело не в тебе. Дело только во мне. – Фразы звучали сухо, отрывочно. Неправдоподобно. Нереально.
Я впервые чувствую, что готов переступить черту, и ты этого не заслуживаешь.
– Я не понимаю, – сказала ты. – Ты хочешь остаться… друзьями?
– Нет. Друзьями мы тоже не можем быть.
Что?
– Никогда больше не приходи сюда. И не ищи со мной встреч. – Он вышел из-за стола.
– Но почему?!
– Я не хочу больше тебя видеть. Давно надо было тебе это сказать.
Он больно сжал твоё плечо и ещё больнее выстрелил, даже не смотря на тебя:
– Убирайся.
Ты не шевелилась. Смотрела на кафельный кухонный «фартук», пытаясь найти там какой-то смысл. Его не было ни там, ни в тебе, ни в чём, нигде.
Что произошло?

***

Доктор Ч. вытянул из коробки бумажный платок и протянул его тебе. Только тогда ты поняла, что до сих пор не ответила на его вопрос. Только тогда ты поняла, что плачешь.
Совсем как тогда.

11

Никогда бы не подумал.
Доктор Ч. ожидал услышать что угодно, но только не то, что психопат-убийца играет на фортепиано так, что в прямом смысле свёл тебя с ума. Ты знала, что он не поймёт. Это было видно по его лицу. Ты кратко пересказала ему то, что воспоминаниями нахлынуло на тебя, опуская самое главное, то, что не передать словами. То, что расцветало и умирало внутри. То, что останется только тебе. Навсегда.
Ты высморкалась в бумажный носовой платок и, скомкав его, осторожно положила его на краешек стола доктора Ч. Мусорной корзины в зоне твоей видимости не оказалось. К тому же тебе хотелось сделать хоть что-то, что можно было засчитать в твою пользу. Например, измазать соплями его полированный стол. Ты не собиралась плакать и была зла, что доктор Ч. а) вынудил тебя это сделать своими вопросами и б) видел это.
Но его это ничуть не смутило, он быстрым движением выбросил скомканную бумажку в корзину под столом и вытащил из упаковки новый платок.
– Вот, возьмите, – сказал он, протягивая его тебе. – Вдруг пригодится.
Ты стиснула зубы, но платок взяла.
Потому что он был прав. То, что ты вспоминала сейчас, ты старалась не вспоминать последние два года. То, что ты вспоминала сейчас, брало тебя под контроль. Делало тебя уязвимой. Такой ты и хотела казаться доктору Ч., но только не по-настоящему. Но твой мозг и твоё тело решали за тебя.
Ноги доктора Ч. уже не были закинуты на стол, он сел нормально в тот момент, когда заметил, что по твоему лицу текут слёзы. Он не прерывал твоего молчания, пока ты собиралась с мыслями и воскрешала воспоминания. За это, как ни странно, ты была ему благодарна. Такой засранец, как он, мог бы и дёргать тебя, подгоняя поскорее вывернуть ему наизнанку твою душу. Ты тоже села, как обычно, когда сморкалась в его бумажный платок. Теперь вы молча сидели друг напротив друга, и тебе казалось, что тишина в кабинете становилась ватной. Ещё немного, и придушит тебя. Окружит со всех сторон.
– Когда вы узнали, что он убийца? – спросил наконец доктор Ч., тоже почувствовавший небольшой дискомфорт от вашего ватного молчания. Он вертел в руках ручку, смотря то на неё, то на тебя. – В тот вечер, когда он отверг вас?
Отверг. Ты едва не рассмеялась. Не отверг, а пытался защитить. От себя. Так, как умел. Хотя тогда тебе было вовсе не смешно. В тот вечер тебе вскрыли грудную клетку и выдернули сердце прямо с сосудами, заливая всё вокруг кровью.

***

– Я не хочу больше тебя видеть.
Свободное падение.
– Убирайся.
В бесконечную чёрную дыру.
Он вышел с кухни, оставив тебя барахтаться в тёмных водах подступившей горечи. Ты впервые в жизни полюбила – так, как мало кто способен, ты была в этом уверена. А ещё ты была уверена, что это взаимно – и теперь тонула в расплате за эту уверенность.
Что-то было не так, но ты не могла понять, что, а он не собирался объяснять.
Дело не в тебе. Только во мне.
Какая банальность.
Никогда больше не приходи.
Как будто ты могла заставить себя подняться и уйти, для начала-то.
Не ищи со мной встреч.
Как будто ты глупая любовница, требующая развода. Вы даже ещё ни разу не переспали. Очевидно, это к лучшему.
В соседней комнате что-то упало, и ты вздрогнула. Что он делает?
Тебя, судя по всему, это не должно было касаться. Ты пригубила джин-тоник и поморщилась. Он уже был тёплым. Однако он требовался тебе, поэтому ты долила в стакан из бутылки (стекло звякнуло о стекло) и решила охладить его самым быстрым способом.
– Я просил тебя уйти, – раздалось из комнаты.
Просил? Обычно просьба не звучит как «убирайся».
– Я возьму льда и уйду, – громко (и, как ты надеялась, гордо) бросила ты через плечо. Не дождавшись ответа, ты поднялась из-за стола и подошла к холодильнику. Всего несколько кубиков, несколько глотков тоника и миллион потерянных жизней, которые ты могла бы прожить иначе.
О, ты даже не знала, насколько была права.
Ты коснулась холодного белого пластика морозилки. Сзади раздались торопливые шаги.
– Нет! – его голос был страшным, неузнаваемым. Сочетающим ужас и ярость. Способным остановить всё на свете.
Но было уже поздно.

Встретив его, ты поняла, что твоя жизнь только началась. Он так быстро стал твоим миром, что ты не могла представить, как жила раньше.
Открыв морозилку, ты поняла, что твоя жизнь закончилась. Он отобрал у тебя весь мир.
Ты увидела то, что он так поспешно спрятал от тебя.
Ты увидела то, что он так успешно прятал от всех всё это время.
Ты увидела то, что хотела бы никогда не видеть.
Тёмную, заиндевевшую, одинокую человеческую руку.